Гарольд Брайнс

20 января 1535 г. После полуночи. Кладбище.

Ворота кладбища, украшенные какой-то бесовщиной и завитушками, насмешливо улыбались Гарольду в свете луны, подмигивали снегом, уцепившимся за кованину. Тьма, царившая за ними, бесшумно глядела тысячами слепых глаз, неслышно вздыхала ветром, шуршала снегом по надгробиям, пахла скорбью и ничего не говорила о Дженни. Впрочем, о гулях и прочей нежити, какая могла бы водиться здесь, она тоже не говорила. Удивительно молчаливой была эта кладбищенская тьма, безлюдной, точно жальник в ином городе находился, а не в Бирмингеме.
Гарольд осмотрел высокие, холодные под лунным светом забор и ворота, ещё раз пригляделся к вязкой тьме за ними. Захотелось развернуться и так же уверенно зашагать к таверне, ну или хотя бы реке. Насколько вообще могло быть, чтобы туда полезла десятилетняя девочка, если во тьму не хотел идти он сам? Гарольд обречённо вздохнул, подходя к воротам и проверяя, есть ли на них замок - острые пики забора обещали незабываемое приключение уже на стадии проникновения на кладбище. Замка на воротах не оказалось и они безмолвно открылись, как будто показывая, что ничего кроме могил, тьмы, ну может быть, пары гулей, они не сторожили. В отличие от похожего на грязный муравейник Бирмингема, над кладбищем было просторно. Ветер свободно гулял между могилами, шелестел кустами и кронами. Зажигать факел не хотелось - местные, которые потратились на жутко дорогие ворота и забор, вполне могли потратиться и на смотрителя.
Гарольд вдохнул и выдохнул - воздух на кладбище был чистым, но совсем невкусным. Он взял тоненькие потоки ветра и плавно направил их по дальнему кругу от себе, прислушиваясь к тому, где поток будет наталкиваться на преграду. Ветер исправно наталкивался на все подряд, но сообщал о таком количестве преград, что на кладбище можно было спрятать и легион гулей, и даже большого медведя из тех, что водились под Новгородом, так что Гарольд отпустил поток. Смотритель - так смотритель, всё-таки он предпочёл бы говорить с человеком, чем пытаться не быть съеденным какой-нибудь тварью. Гарольд собрал ту мелочь своей силы, что осталась в воздухе, добавил ещё немного и попытался зажечь в руке огонёк.
Когда огонь питался чем-то вещественным - пожирал древесину или сено, его нижняя часть была тёмной и холодной, как будто обременённой уничтоженной материей, середина - светлой и горячей, а верхняя часть - практически одним жаром - бесцветным, но освобождённым от топлива и, видимо, от того в разы более горячим. Когда он питал огонь своей силой, Гарольд не знал, если так можно было сказать - сжигал душу, пламя было другим. В месте, где сила выходила из тела и обращалась в форму огня, оно было ярким, наверное, самым ярким, что вообще можно было увидеть в жизни, но холодным - поэтому огонь не ранил ему руку, каждый раз, когда Гарольд его призывал. Дальше пламя постепенно прибавляло в жаре и теряло в свете, как будто становясь обычным. Сейчас Гарольд попробовал сделать нижнюю - светлую часть больше обычного. Он немного приподнял его над рукой, вместо того, чтобы выталкивать силу из одной точки, выпустил её медленно и лениво из всей ладони.
И сила, как будто с облегчение вышла из тела, принимая форму небольшого, слегка размытого сверху, где из него выходил жар, и очень яркого шара. Гарольд плавно перевёл шар в левую руку и поднял высоко над головой, правой достал из голенища нож. Чувство было непривычным - на коже совсем не чувствовалось даже тепла, только ощущения от лениво качающейся по воздуху сферы. Гарольд пошел дальше, выискивая склепы, которые могли привлечь Дженни, может быть - следы девочки. Было бы удобно сейчас воспользоваться нюхом оборотня, чтобы выследить мелкую заразу по запаху, но надеяться на атам ни в какой перспективе не приходилось. Свет выхватывал из тьмы то скорбно склонившего голову ангела, то крест, то вычурную статую с воздетыми к небу руками, то колючий куст, цепко хватавшийся за штанину, пока тропка, наконец, не вывела к рухнувшей наземь статуе, на которой восседала... девушка. Золотоволосая, с кожей такой белой, что она будто светилась во тьме, одетая в богатое алое платье, барышня с задумчивым видом рассматривала джеркин Дженни. Куртка была изрядна порвана и измазана кровью, но сомнений не оставалось - эта одежда коричневой замши принадлежала рыжеволосой и одноглазой потере.
Захотелось сжаться клубков, как ёжу и этим же клубком покатиться с кладбища. Гарольд задержал взгляд на курточке. Неужели девочка погибла? Ну на кой чёрт было Ю посылать ребёнка именно с ним? Гарольд немного приглушил свет, чтобы тот не так бил в глаза и положил нож обратно в сапог - всё равно тот был сделан не из серебра, а значит мало чем мог помочь. Хотя с брухой не помогло и серебро... Бежать сейчас было бесполезно, тем более развернуться и побежать означало, наверняка, не найти Дженни, трупа, которой он ещё не видел. Гарольд кашлянул, привлекая внимание женщины.

здесь и далее с Ричардом Коркиным и Leomhann

- Здравствуйте. Прошу прощения за беспокойство, но вы случайно не знаете, куда могла пойти хозяйка этой курточки?
- Мне так страшно, - нежно и застенчиво сообщила девушка, потупившись.
- Чего же вы боитесь? - Участливо поинтересовался Гарольд. Может быть это был призрак и сейчас его заманивали? Совсем, казалось, потухший огонёк сам по себе стал ярче, внимая беспокойству Гарольда, который с трудом сопротивлялся желанию попятиться.
- Так страшно!
Девица тяжело вздохнула, нервно сложив руки на коленях и задрожала совсем непризрачно. По крайней мере, привидение не могло постукивать зубами и покрываться мурашками, различимыми даже во тьме.
- Что ж вы забыли на кладбище раз вам так страшно? - Пламя стало чуть менее ярким, но подходить к женщине Гарольд не собирался. Он не был рыцарем, а нормальные дамы не торчали зимой, ночью на кладбище с окровавленной детской курткой в руках. Эта тварь вполне могло уже сожрать Дженни, правда ни костей, ни клочков волос, вроде бы, видно не было.
- Вы так милы, - выдала девушка, поднимаясь на ноги. И стало ясно, что подол платья тоже залит кровью, как и курточка Дженни. - Любезник.
Шла она медленно, плавно, улыбалась ласково, но руки - её руки! - были покрыты свежей кровью и ее она жуткими, бессознательными движениями вытирала о джеркин.
Свет слева стал безумно ярким, от верхней части шара начал доноситься жар.
- Стой где стоишь, иначе я сожгу тебя к чертям собачим, вместе со всеми платьями и куртками! - Гарольд выхватил меч.
Девушка наклонила голову, остановившись на мгновение, оглядела Гарольда пустыми, ничего не выражающими глазами - и шагнула в сторону, растворившись во тьме. Из-за надгробия за спиной раздалось издевательское пение:
- Какая ночь, мой милый граф,
Луна так ярко светит!
И шепот листьев, шорох трав
Усиливает ветер... (С)
Держать меч одной рукой было тяжело, а без света Гарольд спотыкался бы через шаг. Набрасываться на него, вроде бы, не спешили и Гарольд вернул клинок в ножны, заменив его ножом, который мало бы чем помог, но успокаивал. Осторожно, прислушиваясь к кладбищенской тьме, он пошел к тому месту, где только что была белобрысая. Девушки там не обнаружилось, зато из-за спины снова послышалась песенка:
- Утро станет сном, и будет вечно длиться ночь!
Мы одни в огромном темном мире...
- Кровь закипает в сердце!
- Я смогу тебе помочь!
Небеса становятся все шире. (С)
Гарольд развернулся, разгоняя густую тьму светом. А это звучало красиво - сжигать душу, что бы разогнать мрак. Но скорее всего неправильно - душой он питал ритуалы, магия же приходила из мира, хотя было и в этой силе что-то его, как будто проходя через Гарольда, магия пропитывалась им. Дорожка, на которой он стоял, вела вглубь кладбища... Нужно было решать, что делать - или искать Дженни. Гарольд устало вздохнул. Вполне возможно её остатки. Просто не верилось что пара неосторожных слов могли привести к такому. Или он мог попытаться вернуться к ворота. Но курточка не была разодранно, а он слабо представлял, как достать из ребёнка столько крови, не задев одежды. В любом случае, корить себя... Гарольд ещё раз развернулся, внемля шороху и голосу кровопийцы. Можно было и потом. Он пошел по трапинке, пытаясь иногда отвлекаясь от тьмы, разглядеть следы. Тварь только что кого-то съела, оставалось надеяться, что не Дженни. В любом случае, она не должна быть голодной.
Песня еще долго звучала за спиной, а потом Гарольд уперся в высокую усыпальницу, наглухо замурованную. Позади, где осталась дамочка, раздался вскрик и довольный смешок, захрустел снег под ногами барышни, будто она поспешно приближалась к усыпальнице, под стенами и на стенах которой остались следы Дженни. Снег еще хранил отпечатки сапожек, а наверху, в розетке отдушины, виднелись полоски крови.
Дженни всё-таки могла выжить! Гарольд быстро выхватил из сумки факел, перевёл огонь на него и воткнул в землю. След выглядел так, будто она ободрала руку, но нигде вокруг не было видно крови. Он метнулся к плите, лицом к надвигающемуся крику и изо всех сил попытался выбить глыбу. Она не подалась ни на йоту. Чёртовы плиты были виновны в половине его проблем! Гарольд судорожно огляделся, пытаясь выхватить взглядом хоть что-то - какую-то статую, столик, приметного ангелочка. Хоть что-то, что могло быть тайным рычагом. Ничего не было. Он повернулся к двери. В разуме металась мысль выхватить меч или нож, или хоть что-нибудь. Ничего приметного, никаких потёртостей, никаких знаком или подсказок. Он попробовал сдвинуть плиту в сторону. И плита поддалась. Она так туго пошла вправо, что затрещали мышцы и кости. Зря он позволил себе запаниковать, это мешало думать, решил Гарольд, как сумасшедший пытаясь выбить чёртову глыбу. А всё эта паскудная бруха, от которой не помогало ни серебро, ни вообще ничего! Как же он не любил иметь дело с теми, против кого не помогало вообще ничего! Когда плита отошла достаточно, Гарольд схватил факел и влетел внутрь тёмного склепа. На секунду ему показалось, что что-то коснулось шеи. Закрывалась плита тоже туго, а когда закрылась, послышался щелчок - выйти сюда, видимо, уже не вышло бы.

Внутри было темно и пыльно, но зато пыль красноречиво говорила о том, что Дженни тут была. Те же следы сапожек, что и на снегу подле усыпальницы, вязью пятнали пол, точно девочка прогуливалась, рассматривая. А посмотреть на что было. Величаво возлежали на крышках надгробий статуи, украшенные гривнами и мечами. Сурово и укоризненно глядели они на Гарольда, а в каменном лице одной женщины с мерзким выражением склочницы и вообще читалось: "Ходят и ходят..." В углу, на небольшом постаменте, стояла шахматная доска с неоконченной партией, над которой корпел каменный святой. Ближайший к доске саркофаг был приоткрыт и из него тянуло сухим, холодным воздухом. Он ещё несколько минут прислушивался к звукам снаружи и только потом подошел к открытому склепу. Значит замрашка всё-таки была жива. "Ну и хорошо". Не смотря на то, что он был в запертом склепе часть нервного напряжения пропала и Гарольд зашагал от саркофага к саркофагу собирая гривны, и быстро разгибая тоненькие оправы. Тратить на это слишком много времени Гарольд не хотел - девочку он всё-таки ещё не нашел. За короткое время удалось извлечь три камня, весьма грубо ограненных, но увесистых. Пара рубинов и сапфиров не могли много стоить, но грели сердце и душу, спрятанные за пазухой. Гарольд потратил ещё десять минут на обеспечение финансовой базы, и убрав всё добытое за пазуху, пошел за Дженни.
Комнатка, куда вывела лестница, оказалась совсем небольшой. Стены тёмного камня покрывала резьба - романские узоры, розетки, кресты, а в самом центре стоял низкий пъедестал под саркофаг из полированного камня. За ним Гарольд увидел дверь, к которой и вели чётко видимые в пыли следы. Перед порогом в пыли валялись вырезанные из дерева цифры с длинными штырьками, а над дверью неизвестный мастер вязью вырезал слова:
"Многие говорят: "кто покажет нам благо? Яви свет лица Твоего, Господи!
Боль жаром прокатилось по нутру, и ещё раз и ещё, когда в голове против воли всплыл следующий псалом и тот, что за ним. На двери было десять отверстий, а внизу валялись цифры, очевидно, ключи. Спокойно спать Гарольд, казалось, не ложился никогда в жизни - ни на корабле, ни в тюрьме, ни тем более сейчас. Он присел на корточки и подобрал цифры, которые мало того, что не были покрыты пылью, так ещё и лежали слегка поодаль, так что и думать было не о чём. С другой стороны, христианином он тоже, наверное, никогда не был. Разве мог хоть раз в своей жизни искренне верующий человек подарить свою душу демонам, убивать и губить без сожаления? А если и с сожаление - то явно недостаточным. Нет, христианином Гарольд не был - даже, когда думал, что был.
Сейчас было даже чудно, что когда-то он мечтал о рае. Избавление не светило ему с тех самых пор, как он стал себя сознавать и дальше, когда попал на корабль работорговца, и тем более - теперь. Но Гарольд не пенял это на кого-то, потому что сам за всю свою жизнь совершил не больше дюжины действительно достойных поступков. Он был недостоин небес потому что никогда по-настоящему к ним не стремился. Даже не так - он алкал вечной жизни, но не был искренне добр к другим и не был искреннее верен христианскому пути, иначе бы не свернул. И это было по крайней мере честно. Гарольд не винил никого из богов, и ни от кого из богов ничего не ждал. То где он был, и то кем он стал - было не худшим и не лучшим исходом, а делом его рук. Боги тут были ни при чём. Да и при чём могли быть боги, когда они совсем не отличались от людей? Так же страдали и любили, ненавидели и презирали - были точно такими же, просто с другими возможностями. А того, чьего имени Гарольд начинал инстинктивно бояться, казалось, и вовсе никогда не было, настолько не чувствовалось его присутствия в мире. Иногда Гарольду даже казалось, что это демоны причиняют ему боль, и никакие другие силы тут ни при чём - только демоны, которым всласть его страдания. Раньше Гарольд думал, что Он был выше демонов и древних богов, выше людей и тем более мирских проблем и от того не был виден, а теперь казалось, что Бога и вовсе не было. Рука, которая пыталась вставить цифры в затёртые и поцарапанные проёмы, дрогнула. Но боль не сбила с мысли. Были только люди - одни не сделали бы в жизни ни единого доброго дела, не обещай им за это рай, другие бы просто не сделали.
Как-то он смотрел свысока, решая, что бы кто сделал. В любом случае, Гарольд много о чём жалел, не о том, что перестал уповать на кого-то или что-то, и не о том, что стал честнее с самим собой. Он всегда считал, что человек, который молился только из-за страха перед адом, и желания попасть в рай - в рай попасть не мог. А молился он именно из-за этого. Ну что тут можно было сделать, если своё благо было ближе чужого, а своя боль неприятнее чьей-то? Оставалось только - он вставил цифру - думать о себе, и быть честным перед своими желаниями. Сейчас, например - он хотел оторвать уши этой засранке - Дженни. Стоило вставить третью цифру, как дверь, скрипнув, отворилась. Коридор, стены которого так же были украшены резьбой, вёл прямо вперёд, пока Гарольд не набрёл на перекрёсток. Одинаковые по виду лестницы, ведущие вниз, глубже под землю, уходили налево и направо, а основной коридор уходил дальше. А вот следы Дженни пропали, словно корова языком слизала. Каменная пыль выглядела так, словно её подмели метлой. И только присмотревшись, можно было понять, что виной тому какие-то некрупные животные, без устали, видимо, шмыгающие по коридорам.
Гарольд несколько секунд присматривался к полу, потому к ничем друг от друга не отличающимся коридорам. Можно было только гадать, куда пошла девочка, но гадать недолго, потому что торчать на развилке времени он не мог. Гарольд сделал пошел направо. Там оказался длинный и широкий коридор, заканчивающийся лестницей. А вот лестница упиралась в дверь, на скрепах которой повис открытый амбарный замок. Внутри огромного помещения царила вонь. От заплесневелых колбас, подвешенных под потолком, пахло будто в дешевом зачумленном портовом борделе, откуда не вывозились трупы с прошлой эпидемии. На полках лежали пузатые бутылки темного стекла с горлышками, залитыми сургучом, на полу стояли огромные пузатые бочки. И над всем этим царили крысы размером с крупного щенка, сделавшие себе гнездо в центре комнаты, между особо заплесневевших колбас. Гнездо оплывало на пол желтым гноем, а твари, сновавшие по полу и колбасам, замерли, принюхиваясь к Гарольду.
Гарольд остановился, давая крысам к себе привыкнуть. Он ещё не забыл туатских гадов, да и на руках ещё были видны розоватые шрамы. И потянуло же мелкую заразу именно сюда - быть съеденной заживо крысами, наверное, было даже хуже, чем помереть от зубов вампирши. Сначала Гарольд хотел срезать колбасу и кинуть её крысам, но это могло быть воспринято, как посягательство на самое святое, так что он просто остался стоять на месте. Самая крупная крыса спрыгнула с гнезда и неспешно профланировала по полу, чтобы обнюхать сапог. На спине у нее виднелись язвы, глубокие, до кости. Они пятнали бурую спинку, покрытую черными полосами. Гарольд и дальше остался спокойно стоять - давя этих крыс руками можно было, чего доброго, заразиться какой-нибудь трупной заразой. Закончив с обнюхиванием, крыса пискнула что-то невразумительное и вскочила на ближающую бочку, достав из щели кусок сыра. Его-то она и начала есть, поглядывая на Гарольда.

Жалко у него не было с собой еды - Гарольд обычно носил с собой хотя бы немного вяленного мяса, но после истории с гейсами отказался от этой привычки. Он подошел к одной из полок и взял первую попавшуюся бутылку. Вина тут что ли хранились? Как-то много катакомб для вин. Бутылка была тяжелой и в ней что-то болтыхалось, наверное что-то заспиртованное, и вряд ли ещё съедобное. Вообще, это был интересный вопрос - зачем в склепе были помещения с чем-то съедобным? Гарольд взял ещё две бутылки и пошел назад, стараясь не беспокоить крыс.
Вернувшись, Гарольд взял одну из бутылок и кинул её на землю, подальше от себя. Тащить с собой бесполезную гниль не хотелось, особенно, если на поверхности пришлось бы убегать от белобрысой. Бутылка разлетелась вдребезги, разбрызгав по коридору осколки и миллионы мелких, длиннолапых, узкотелых пауков, каких Гарольд никогда не видел. В воздухе запахло дорогим бренди, а некоторые из паучков принялись расправлять лапы. Пока - медленно, точно просыпаясь. Гарольд щёлкнул пальцами, пуская в лужу яркую искру. С этими бутылками надо было быть поосторожнее. Чего-то они точно стоили, оставалось найти покупателя. И бренди, и пауки вспыхнули, пусть неохотно, но огонь, почуяв вкус плоти, разгорался все быстрее. Пауки, не успевшие очнуться, взрывались от жара с громким щелчком, разбрасывая зеленоватые внутренности и слизь. А пятеро из тех, что уже пришли в себя, споро ринулись к Гарольду, по полу и стенам. На белых жвалах зловеще блестела темная влага.
Пауки выглядели не то что неприятно, а очень опасно - так что Гарольд решил с ними не шутить. Он собрал в руку силы и лёгким потоком обвёл стены, пол и потолок коридора огненным кольцом. По всей видимости, тут когда-то трудились, в некотором роде, его коллеги. Правда чернокнижником Гарольд себе не считал - слишком мало он умел и знал, чтобы быть чернокнижником. Просто начинающий маг, который, по всей видимости, дальше начинающего мог и не дожить. Он совсем слабо себе представлял, что можно было сделать с вот такими вот пауками, кроме как продать людям знающим. Некронасекомые такими сложными мыслями не задавались. Один, то ли попав в сгусток пламени погорячее, то ли просто лучше пропитанный бренди, вспыхнул и взорвался, разбрызгав внутренности. Другой начал бегать кругами, полыхая, словно свечка, небольшим огоньком на украшенной серой лилией спинке. Зато трое остальных прозрачное и уже гаснущее пламя просто перепрыгнули, проявив недюжинную резвость. И бросились на Гарольда, заходя с трёх сторон, как заправские головорезы. А ещё ему казалось, что они как-то выросли за последние несколько секунд, сравнявшись размером с мизинцем.
Ну и дрянь хранилась в этих подвалах! Разбив с десяток бутылок можно было разрушить пол Бирмингема. Гарольд быстро выдохнул, наполнив собственное дыхание силой. Он разделил поток надвое, чтобы тот двумя дугами сбил пауков со стен и прибил к полу, сдувая в сторону от него. Сам Гарольд быстро снял плащ, готовясь бросить его на гадов. Паук, который заходил справа, плюхнулся на пол, тот что карабкался слева - попятился. Гарольд бросил плащ на пол, пытаясь накрыть обоих гадов, которые уже больше походили на кулаки, чем на мизинцы. С этим надо было что-то делать! То он лез к порталу и неделю потом бродил по Туата, то разбивал непонятные бутылки, и вполне возможно... Гарольд ещё раз выдохнул и направил поток на стену, чтобы не дать третьему пауку на себя прыгнуть, пока он будет давить его товарищей. Получал дозу яда.
Накрыть плащом получилось только одного гада, другой ловко увернулся, пытаясь зайти Гарольду со спины. Паук, которого сдул поток, глухо плюхнулся на землю. Твари уже были размером с небольших кошек. Гарольд выхватил меч и рубанул по мечущемуся под плащом гаду, сразу делая ещё один шаг и метя в свалившегося со стены паука. Он не знал до каких размеров могли дорасти твари, но если бы он не поджег бренди, наверняка был бы уже мёртв. Под плащом, чмокнув, лопнул паук, второй увернулся не хуже какого-нибудь фехтовальщика, и Гарольд зацепил ему только лапу. Раненый тут же прыгнул, метя ему в бедро, а ведь за спиной оставался ещё один гад. Гарольд сделал шаг в сторону, давая пауку пролететь мимо и замахиваясь, чтобы подсобить ему мечом. Лезвие ождаемо прошло мимо - Гарольд пока что не настолько привык к мечу, чтобы рубить прыгающие с близкого расстояния цели, которые, к тому же, умели отклоняться в сторону. Или так казалось. Но промахнулся и паук. Если он и умел летать, то получалось это не слишком хорошо. Членистоногое с гулом ударилось в противоположную стену, упало на пол и замерло, недоумённо шевеля жвалами. Зато Гарольд ощутил жгучий укус в ляжку. Раздалось глухое урчание, словно в ногу впился не паук, а собачонка. Ляжка онемела, что напомнило туатских чудо-крыс. Гарольд с силой ударил по пауку рукояткой, проклиная всё на свете и пытаясь держать перелетевшего гада в поле зрения.

По руке и рукояти потекла вонючая слизь, воняло алкоголем и ещё чем-то, чего Гарольд, к счастью, ещё никогда не нюхал. Паук тяжестью повис на ноге. Из под плаща начал выбиваться какой-то зеленоватый дым, совсем недобрый. Гарольд впился глазами в последнего гада, последний гад посмотрел на Гарольда. Надо было зарезать паука, и потому уже можно было вытаскивать зубы из ляжки. Если яд вызывал не просто онемение, то тем более надо было убежать от огня. Гарольд сделал несколько шагов, чувствую противную тяжесть дохлого паука на ляжке, и рубанул по последнему из гадов. Удар изначально пошёл не по прямой, а с заворотом лезвия и медленно, словно Гарольд забыл о том, что меч вроде как не тупится, и им можно колотить об пол. Гад меланхолично смотрел, как приближается полоса стали, а потом клинок разрубил его до половины и... Гарольд уставился на насаженного на лезвие паука. Паук смотрел на Гарольда всеми восемью глазами, и в этом взгляде виделись укор и осенняя тоска. По клинку медленно потекла к рукояти синеватая жидкость, но в остальном алкогольная нечисть, казалось, чувствует себя отлично и вполне удобно. Гарольд ударил мечом по стене, дорубливая паука, а неразрушимый меч - это было удобно. Твари перестали расти после того, как он прекратил использовать магию - может, у гада просто закончилась сила? Надо было побыстрее выбраться из подземелья и отмыть руки, которые воняли, он знал, хуже преисподней.
Разрезать паука получилось, но одна половина осталась на мече, а вторая медленно поползла к Гарольду. Ну и дрянь же была в этих бутылках! Он развернулся к плащу и дыму лицом, скидывая половину паука на землю и протыкая её ещё раз. Может быть, раз твари питались его силой, они ему подчинялись? Как некроманту?
- Остановись!
Полупаук в ответ попытался цапнуть его одинокой жвалой за сапог, но не достал. Проткнутая половинка встряхнулась и заскребла лапами, явно пытаясь добраться до сосестры. Гарольд плашмя, с силой ударил по той части, которая попыталась его укусить - отправляя её дальше по коридору, подальше от дыма. В голове немного помутнело, как от алкоголя. Было непонятно, дым это или яд. Приходилось следить и за второй половиной, которая хоть и еле ползла, казалась, ещё могла прокусить сапог. Гарольд ударил вторую половину сапогом, метя в стену коридора и стараясь ударить так, чтобы тварь не могла его достать. Обе половины исправно полетели в разные стороны, но паук, или это уже были пауки, оказался невероятно живучим, и та часть которую Гарольд отправил к ближайшей стене, практически сразу очухалась. Он подбежал и несколькими ударами попытался додавить гада об стену. Надо было быстрее уходить от дыма. Паук странно хлопнул, точно внутри него был пузырь с воздухом, стёк по стене желтовато-зеленой жижей. Прямиком на сапог Гарольда. Сапог начал дымиться. Гарольд рванулся по коридору, высматривая паука - надо было быстрее закончить с гадами и найти спокойное место, чтобы перевязать рану и отдышаться. Ну и конечно снять сапог.
Коридор казался почти бесконечным. Паук, тварь многолапая, притаился где-то во тьме, и о себе сообщать не спешил. Зато шныряли потревоженные крысы, падали с потолка, оскальзывались на лепнине и резьбе стен. Наконец, миновав очередную лестницу, Гарольд оказался на развилке. Узкие короткие отнорки расходились трилистником, вели к трем дверям с такими же дощечками для цифр.
Он вытащил из раны остатки паука, следя за коридором, из которого, казалось, вот-вот появиться половина паука. Если бы нога не онемела, спешка стоила бы невероятной боли. Ногу он тоже начал чувствовать плохо, место укуса посинело. Гарольд быстро достал из сумки кусок какой-то тряпки - половиной перемотал нос и рот, второй - рану. Ну и неудобное же место выбрала тварь - не обработать ни жгут нормально наложить не вышло бы, тем более в такой спешке. Ещё Гарольд успел сделать не больше глотка воды, потратив всё на промывание раны и смачивание тряпки. Лить в рану бренди он не рисковал, особенно после того, как задымились плащ с сапогом. Сапог был отправлен дымиться вверх по коридору, а Гарольд подошел к правой двери.
Как и на входе, здесь над створом была выбита цитата из Писания. "Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло". И также, как и на входе, в углу лежала кучка потемневших цифр.
Как оказалось, просто не делать зла было недостаточно - в Туата так погибла целая деревня. Удобно было считать всех живших там фэа за деревню. Это не позволяло персонифицировать. Гарольд пытался скинуть вину за сожжённых заживо на богинь, которые допустили это в собственной ссоре, но всё было напрасно - если бы он не встретил этого проклятого рыцаря и не рассказал ему о деревне - всё было бы иначе. Он сам не знал, что творил, произнося самые обычные слова и одновременно приговор. Гарольд поднял две единицы и одну шестёрку. Как будто мало невинных погибало в самой Англии на кострах. И что, он обязан был пытаться спасти каждого? С чего, вообще, его должна была волновать судьбы фэа? И кто подумал бы о нём, попади сам Гарольд на костёр? А он вполне мог отправиться на костёр. Одна мысль внушала страх - сгореть даже не так, как фэа, а медленно, задыхаясь в дыму и чувствуя, как превращается в уголь собственная плоть. Гарольд рассмотрел, где камень был исцарапан и вставил цифры. Но костра, в отличие от фей, он, наверное, заслуживал.
Дверь скрипнула и медленно отворилась, будто ведомая пружиной, являя взорам Гарольда полутемную комнату, на полу которой валялись двое мужчин. Старая, потертая одежда их была покрыта плесенью, но кошели на поясах сохранились, а обглоданные до костей руки еще сжимали рукояти проржавелых кинжалов. Гарольд, не ступая на украшенный голубыми изразцами пол, осмотрел комнату. Потемневший от времени рисунок волн на стенах был едва разлепим, а напротив него, на уровне головы тускло блестел золотом полумесяц. По всей видимости, знак исламского бога. Гарольд отмёл навевающие тоску мысли о фэа, напев в уме какую-то глупую пиратскую песенку. Он достал верёвку и несколькими движениями ловко завязал узел так, чтобы можно было подцепить труп. Он вышел из прохода, и, прицелившись, метнул верёвку. Было удивительно, что кто-то уже прошел по этим коридорам и не тронул похоронные камни сверху. Если бы Гарольд не искал Дженни - вынес бы всё подчистую.

Лассо прошло мимо - мешал дверной проём, но Гарольд скорее ушел бы ни с чем, чем полез в треклятую комнату. Он вытащил верёвку и попробовал ещё раз, но опять неудачно. В прежнее время за такое было бы просто стыдно. Чувствовалось, что он уже два месяца не плавал, а может быть дело было в ранах и дыме. Гарольд прицелился и с третьего раза зацепил труп, аккуратно потянув к себе. Кажется, Писание называло это Потопом и поэтично говорило, что разверзлись хляби небесные. Впрочем, хлынуло из стен, с потолка, и даже из пола забили фонтанчики. Запахло солью и морем, а вода, немного поплескавшись внутри стен, ринулась к выходу. К Гарольду. Окатив с головы до ног и умчавшись бурным потоком в коридор, где немеделенно прекратило дымить. Впрочем, на ногах оказалось удержаться сложно, опрокинула Гарольда и чуть было не уволокла с собой.
На щеке почувствовалось лёгкое жжение, а Гарольд грязно выругался. Он сидел на полу среди волос, костей и гнили, а верёвкой получилось вытянуть только руку. Гарольд поднялся и с грустью посмотрел на кошельки и мечи, слишком тяжелые чтобы их вынес поток и слишком маленькие, чтобы быстро их зацепить. Он проверил не было ли видно в коридоре полу-паука и подошел к центральной двери, над которой было выбито "И кто сделает вам зло, если вы будете ревнителями доброго?" Гарольд, расстроенный полученным вороном просто нашел на полу, отнесённые к другой стороне комнатки две тройки и единицу и вставил их в дверь. Кажется, солёная вода была единственных гейсом, за который он до сегодняшнего дня не получил ни одного ворона. И кто бы мог подумать, прямо в подземелье, под кладбищем. Интересно, где хранилась солёная вода, или это была магия?
Внутри мертвяков не было. Зато стояли сундуки, из которых высыпались на пол золотые монеты. И были там маленькие шкатулочки, покрытые пылью. И даже валялись толстые книги в потрепанных переплетах. А на противоположной от двери стене висел все тот же золотой полумесяц. Видимо это и была комната в которой хранились драгоценности, а остальные две были ловушками. Гарольд нашел ошмётки потяжелее, и покидал их на кучу в комнату, проверяя, не сработает ли ловушка и тут. Огня или воды тут быть не могло - они бы испортили книги и шкатулки, а вот пики или ловушка срабатывающая при открывании сундука - вполне. Он вытащил меч и поставил его так, чтобы дверь не могла полностью закрыться, уперев рукоять о косяк. Интереснее всего было взглянуть на книги. Чёртова солёная вода. Гарольд сделал несколько осторожных шагов к полке с книгами.
Черт ее знает, откуда в закрытой комнате взялась крыса, но прошмыгнула она быстро, зацепив и выбив меч из дверного проема, чем не преминула воспользоваться дверь. Она захлопнулась, под потолком вспыхнул свет и стало ясно, что зал необъятен. Сюда, кажется, складывали сокровища из поколения в поколение. Ковры, сундуки, вычурно украшенные доспехи были повсюду, образовывали коридор, ведущий куда-то к центру. Гарольд поднял с пола меч и подошел к полке с книгами, спешить уже было некуда - он спустил рукава и взял первую попавшуюся книгу и пролистал её, не прикасаясь к страницам голыми руками, на случай, если это был гримуар. За спиной, за нагромождением сундуков что-то прошуршало, на пол упала монета, потом еще одна. А потом из угла раздался громкий скрип, будто кто-то натужно дышал разорванным горлом. В книги были одни картинки, судя по которым это был трактат о сексе. Да... Стоило построить такое подземелье, чтобы укрыть этакий стыд. Гарольд бросил книгу на полку и выхватил меч, развернувшись к шуму.
- Кто там?
Скрип, казалось, стал только громче, но теперь он слышался за книгами, где мелькнула темная тень. Гарольд выдохнул, готовясь отразить удар и медленно уходя к стене из сокровищ, чтобы прикрыть спину.
- Я бы предпочёл поговорить.
За спиной мерзко проскрежетали когтями по сундуку. Гарольд быстро отошел от стены, повернувшись к шуму лицом.
- Ага... Поговорить, видимо не получится. Может всё-таки разойдёмся миром, я пойду себе дальше, ничего не взяв из этой комнаты, а ты останешься себе тут? - Он как безумный пытался найти источник шума взглядом, успев заметить, как та же темная тень перебежала снова за спиной. Гарольд сплюнул и медленно пошел дальше по коридору, не прекращая оглядываться. За спиной снова проскрежетали. И с потолка внезапно, до дрожи и вздоха, спрыгнуло... нечто. Наверное, оно когда-то было женщиной. Быть может, даже красивой. Сейчас же она была изломана так, что впору лекаря звать, замотана в обрывки савана, а лицо закрывали длинные белые волосы. Она проскрипела нечто невнятное и, судорожно подергиваясь, пошла к Гарольду. Гарольд сам не заметил, как немного попятился. После истории с сёстрами он не спешил оскорблять... женщину даже в уме, но не рубить её было страшно. На двери было написано:"И кто сделает вам зло, если вы будете ревнителями доброго?", но это была просто надпись, а на него надвигалась какая-то чертовщина.
- Стой на месте, если ты разумная, иначе мне придётся тебя порубить. - В горле пересохло. - Кто знает, может быть, освобождая от страданий. - Покойница дернула головой, и продолжила свой жуткий путь, протягивая к нему руки. Наверное, надпись намекала, что несчастную надо было по-христианки обнять, но Гарольд был грешником и хотел жить. И всё-таки он выдвинул правую руку вперёд, так чтобы укус пришелся на наруч, и приготовился рубить, уже куда из менее удобного положения. "Ну и дурак." Тростниковы наручи оказались прочными - прокусить их мертвячка не смогла. Впрочем, она и не старалась. Уцепив Гарольда за локоть еще и руками, она что-то проскрежетала с полным старинной кожи ртом - и исчезла, будто ее и не было. Гарольд посмотрел на наруч, на котором остались следы зубов - за него, как и за прочный меч он точно не переплатил. Но это было как-то не похоже на упокоение... Он пошел дальше, бегая взглядом по сокровищам, попробовал открыть один из маленьких сундучков, но тот бы закрыт на ключ. Можно было раздолбать его уцелевшим сапогом, но Гарольд не хотел шуметь, да и мало его сказала женщина - он уже утащил не того золота. Так что он пошел дальше по золотому коридору.
Шепот прокатился по сокровищнице. И был он - знакомым. Саргатанас, лорд Сар, жарко и страстно, точно в любви признавался, нашептывал и вздыхал:
- Милый... Ох, милый... Снова ты, мой котик, занят не тем... а ведь... Рыжее встрепанное солнышко, дитя и пешка богов... Как хорошо, что она пока еще не знает своих сил, верно, моя сладкая вишенка?
Гарольд вздохнул и убрал меч в ножны.
"А этот-то что тут забыл".

- Мне ещё надо проверить, она ли это вообще. А вы тут... - Он осмотрел сундуки. - Отдыхаете или решили меня навестить?
Силы? Пешка богов? Пока что он заметил только паршивый характер, впрочем, не хуже, чем у него самого, да ещё один случай с лошадьми.
- Хммм, - призадумался демон, - ты сомневаешься? Подумай... Она тут - и даже сокровища брать не стала... Ни к чему... Когда она осознает, чья дочь - станет великой и сильной. Ты... мое грешное счастье... рядом с нею будешь ничто... Как думаешь, кого она принесет в жертву матушке?.. Уж не того ли, кто несет на себе так много воронов?
- В Жертву? - Гарольд ещё раз огляделся, но демона видно не было.
- Разумеется, - прошелестел Сар прямо в ухо, обжигая его горячим дыханием. - Рыжее, позднее дитя, дитя её осени... Ты ведь знаешь, как жадна Дженни до роскоши... до вкусной еды... до всего... А ты - должник её матушки... Ох! А ведь так легко всё решить... Ты знаешь, что надо делать, мой драгоценный, мой возлюбленный, мой Гарольд... Знаешь...
Впереди мелькнули рыжие лохмы Дженни.
Гарольд вздохнул. Значит, это всё-таки была она... Он почти не знал девочку - какая-то бродяжка, наверняка, готовая продать его за полшиллинга. И ей было суждено править судьбами мира? Выглядела она точно таким же человеком, как он сам. Это казалось нелепым - будущая богиня, немытая, тявкающая на уличном жаргоне и гордящаяся этим.
- И кого мне ждать первым, после того, как я принесу тебе девочку? Вас, которые придут за мечом? Или кого-нибудь от Бадб? Кто первым пустит меня на мясо, а лорд Сар?
- За мечом? - лениво удивился Сар. - Ты же понимаешь, что... ах, нет, разумеется, не понимаешь. Хотя как можно не понимать, что нам... лапочка моя, нужно всё. Все трое. И ещё трое. Ну а дорогая рыжая леди, лишившая... тебя моря... давай её позовём вместе? Раз она такая всемогущая, всеведущая. Ну, давай, вместе: Бадб! Ба-адб! Снизойди! Тс-с! Не слышишь... хлопанья крыл? Нет?
- С ней, действительно, надо будет поговорить... - Сказал-прохрипел Гарольд. Он достал флягу и сделал несколько глотков бренди. - Но не при тебе. Я понял вашу позицию. - Неужели у него не было выбора и осталось только отдать демонам всё, что они хотели? - До свидания. - Значит, быть слугой ада? Притаскивать демонам на съедение людей, как баранов, и начать с этой смешной девочки? Стой там вдалеке взрослый мужик, пусть даже с оружием - Гарольд бы долго не сомневался. Но кто мог подумать, что через несколько лет он вернётся всё к той же продаже детей в рабство?
- Хотел бы я... услышать этот... разговор, - дохнули сзади с такой издёвкой, что волосы на загривке у Гарольда встали дыбом. - Очень... любопытно. Но иногда, милый друг, время делать, или... не делать. Потом, конечно, бывает и время для... разговоров и последствий.
Гарольд сделал ещё один глоток.
- Ооо, разговор, и правда, должен быть интересным...
Он пошел дальше по коридору, сам не зная, что будет делать, когда дойдёт до Дженни. Почему только Бадб бездействовала? Так мало ей нужно было до этого сделать, чтобы склонить чашу весов. А не так давно он думал, что не жалуется на богов и не уповает на них. Чашу мог склонить и сам Гарольд, только зачем, и чего ему это бы стоило?
Девочка метнулась влево, потом вправо. Теперь Гарольд это видел отчётливо: здесь просто не было выхода. Коридор чуть расширялся, но единственная дверь выглядела слишком тяжёлой, чтобы Дженни могла её открыть. Она прижалась спиной к стене, сверкнула глазом, и в руке неожиданно блеснуло тонкое лезвие ножа.
- Ты, дяденька, не подходи лучше. Был уже такой, что гнался, лапы тянул, а с пером в брюхе закончил. Думаешь, не пырну?!
Гарольд несколько секунд смотрел на Дженни. Удивительно, но девочка не была обвешана драгоценностями, как гирляндой. Он ещё раз оглянулся на коридор с просто невероятными богатствами, которых не могло быть и у дюжины королей. Гарольд сложил руки на груди - такая хрень с ним уже была, тогда несметные богатство, вместе с азиаткой появились прямо посреди леса и это его даже не смутило. Было бы хорошо, будь это иллюзия - тогда у Гарольда было бы время подумать - в итоге ад просто ещё раз поставил его перед выбором, не подождав и суток. Сар вызывал даже большее раздражение, чем при первой встрече. Девочка упрямо наклонила голову и вся поджалась, стала еще меньше, чем была. Настороженно - ожесточенного взляда от Гарольда она не отрывала.
- Ты чего мечешься?
- Слышала всё, - Дженни ощерилась не хуже волка какого. - Ты не думай, дяденька, я все слышу, все вижу... Некромансер поганский! Урежу на полосы, не тронь!
- Да... - Гарольд постучал пальцами по навершью. У него ещё было время и принести в жертву он мог кого-нибудь другого, но теперь Гарольд вряд ли уговорил бы Дженни смирно идти рядом и ждать пока он определиться. - И как ты думаешь, сможешь защититься от меня?
Девочка неожиданно ловким движением перевернула нож в ладони.
- А то ж зачем-почему, дядечка, - развязно заметила она. - Ты большой, медленный. Не грыз, не пастух. Как есть черт бесполезный.
Гарольд осмотрелся в поисках подходящего сундука. Девочка у его воображения получалась очень натурально, если это было воображение. Если в каждой из трёх комнат была ловушка, и в этой это была не вода, ни пламя и не ветер - а чары, то как можно было их снять?
- Скажи, Дженни, а как бы ты поступила ты на моём месте? - Он сел, уперев руки о колени. Была только надпись над дверью, но что конкретно он мог сделать, чтобы снять заклятье? - Продала бы меня? Знаешь, при том, что ты мне никто, я не спешу отправлять тебя на съедение демонам. Но мне кажется, что ты сама и секунды бы не задумалась, продавая меня и за куда более мелкую монету, чем собственная душа. Я ошибаюсь?
Девочка только нехорошо улыбнулась, перебросив нож в левую руку и резко кинулась вперёд метя ножичком ему в живот. Иллюзия это была или нет - Гарольд рванулся вправо, пытаясь как можно быстрее увеличить дистанцию. То ли из-за раненого бедра, то ли из-за неосторожности Гарольд всё-таки подставился под удар. Холодный нож глубоко вошел в руку. Дженни, как кошка отскочила назад и вправо, всё так же уверенно держа окровавленный нож в руке.

- Да, - прошипела Дженни, рисуя кровью полоски на щеках. - Продала бы. Ты такой же, как и всё мужичье. Похотливая, мерзкая мразь... Всех продала бы!
Во рту появился отвратительный привкус, а капли крови, стекающие по запястью на землю, щекотали руку.Чем больше он затягивал - тем больше крови терял. Гарольд уже окончательно запутался, была ли это иллюзия или реальный мир, Сар или его собственное сознание уговаривали принести девочку в жертву, Дженни или какая-то тварь ранила ему руку. Всё, что говорило об иллюзии, стало незначительным и спорным, гораздо менее реальным, чем острый, как бритва, нож в руке девочки. Гарольд вытащил меч. Надо было её обездвижить, пусть даже ранив, а потом уже думать.
- Ну, так и тебя продаст любой. - В голове вырисовывалась щемящая картина плачущей и бултыхающейся в крови Дженни, но жгуче болящая рука нагоняла какое-то раздражение.
Кругом валялось какое-то барахло - шкатулки, ковры, сундуки, за один из которых Гарольд зацепился левой ногой. Он выбрал место, куда можно было поставить ногу и рванулся вперёд, целясь рубящим ударом девочке в ногу - дочь не дочь, но Сар обломал ему возможность любых переговоров. Дженни презрительно скривила губы, метнулась вдоль стены, ловко перепрыгивая через сундуки и богатые ковры, роняя их за собой.
- Дотрепался, - проговорила-выплюнула слово она, перехватывая нож так, будто собиралась срезать мясо с костей. И тут же, не задумываясь и не готовя удар, рванулась вперед, сжавшись в тугой комок. Быстро. Так, что Гарольд едва успел отпрыгнуть, зацепив ногой какую-то безделушку. Дженни, однако же, нападать снова не спешила. Провалившись атакой, она юркнула назад, не сводя с Гарольда глаз.
сделал шаг назад, следя за тем, чтобы не споткнуться о чёртово барахло, которое само лезло под ноги, причём - только ему. Он нагнулся, чтобы поднять шкатулку - ею можно было сбить атаку мелкой заразе. Странно, что он разозлился; всё-таки не его приносили в жертву, но рука от этого меньше не болела. Когда Гарольд взял шкатулку и начал подниматься, девочка рванулась к нему. Гарольд бросил шкатулку в сторону Дженни, метя в живот. На то, чтобы придать броску силы времени не было - он попытался рубануть, пусть и из неудобного положения по правой ноге. У девочке был только один глаз - так что она ушла бы или назад, или вправо. От броска Дженни почти увернулась. Шкатулка скользнула по боку, заставив её скривиться, и уйти от меча, перепрыгнуть или отскочить уже не получилось. По сути это был даже не удар - меч едва порезал штаны, но зато запутал ноги, попал под шаг, и девочка, вскрикнув, нырнула рыбкой, врезавшись плечом в окованый сундук. Удовольствия, как не странно, сцена не доставила, Гарольду даже на секунду показалось, что он порезал собственную ногу, но нога была цела, и он зарядил Дженни по животу. Удар подкинул её в воздух. Раздался тонкий задохнувшийся вскрик, и девочка обмякла. Из руки только теперь выпал нож, звякнув о каменный пол. И только тут Гарольд заметил, как за время этой схватки изменилась комната. Ящики, драгоценности плавали, тонули в тёмной дымке, которая, наверное, начала сгущаться ещё прежде, когда он сосредоточил всё внимание на Дженни и лезвии ножа. Чем дальше, тем больше сгущался мрак, напоминая одновременно преисподнюю и нечто невиданное. Тянулись вверх изломанные руки, сверкали алым глаза и невозможно-белые зубы, скалящиеся в ухмылках. Лица - морды - едва проступали, и это, наверное, было к лучшему, потому что даже от этих смутных теней крутило живот. Мелькнул меж туманных щупалец глаз с вертикальным раздвоенным зрачком. Провёл с мокрым чмоканьем по клыкам мокрый язык.
Чудища мелькали в калейдоскопе, сплетались, грызлись, роняя капли гнилой крови. И только одна фигура - высокая, стройная, стояла ровно, скрестив руки на груди, и смотрела на Гарольда с жадностью, которую он чувствовал, и не видя.
- Торопись. Быстрее. Ну же. Ну! - голос Сара звучал так же, и иначе. Резче, злее, с азартом вместо привычной лености. а ещё он шипел, словно говорить что-то мешало.
Раздражение боя спало и Гарольду показалось, что Дженни стала ещё слабее и меньше, а от вида глаза внутри всё сжалось. Что с ним стало и как он вообще сюда попал? Всё вокруг как будто наваливалось на него, не давало спрятаться даже в глубине собственной головы. Что сказали бы родители? Что сказала бы жена, если бы у Гарольда она когда-то появилась? И он удивлялся тому, как михаилит и Берилл могли любить, думал, имели ли они на это право? А он? Он вообще имел право жить? Гарольд поднял девочку. Нет, так не должно было быть. Бадб должна была всё понять, если она была богиней, а если она не могла - то он нашел бы других богов, которые бы поняли. От самой мысли отказать демону хотелось куда-нибудь спрятаться. Гарольд напоминал себе Дженни - он начинал точно так же ежиться. Он постарался не сутулиться - если бы демоны могли убивать на месте, им незачем было договариваться с людьми. Никакие рациональные мысли просто не работали.
- Нет. - Он удобнее обхватил рукой девочку за талию.
Туман замер, всклубился, а затем Сар сделал шаг вперёд, выходя на пятачок света. С неожиданно широких, бугрящихся мышцами плеч свисал серый дырявый плащ поверх драной куртки, а лицо... говорить демону мешали клыки - огромные, острые, не дающие закрыть рта, в котором мелькал острый язык. И в глазах пылало алое пламя. Сар шевельнул рукой, и ногти удлиннились, вытянулись матовыми лезвиями. Один коготь задел крышку сундучка, и от неё отвалился кусок, словно его отхватили острым мечом. Сапог на демоне не было, и пол под босыми лапами чернел, исходя вонючим дымом.
- Отказываешься? - в свистящем голосе билось изумлённое недоверие. - Ценой жизни, которая есть душа? Ради швали?!
Гарольду показалось, что под ним сейчас рассыпятся ноги - падший ангел. Не хотелось даже тянуться к бесполезному в его руках мечу.
- У нас пари. - В горле пересохло. Дело было не в Дженни - он бы не осмелился полезть, налети на неё демон среди ясного дня, но Гарольд не собирался отдавать душу Дженни на вечные мучения собственными руками. Не успеть пожить даже десяти лет и попасть туда. Он тоже туда не хотел, совсем не хотел, но сейчас ад казался далёким, дальше чем падший ангел перед ним. Какую глупость он делал! Но упрямство всё равно взяло верх и Гарольд не отпустил девочку. - У меня есть ещё месяц.
- Отговорки, - бесстрастно, словно только что не кипел эмоциями, повторил демон. - Вот жертва. Вот, - он ткнул когтем в сундук, - алтарь, лучше которого не найти торговцу. Ты или хочешь отдать её нам, или нет. Выбирай. Или - не можешь выбрать? Или - не хочешь выбирать? Ну?! - на последнем слове голос громыхнул так, как, должно быть, звучал в битве когда-то давно, над и под небесами.
- Это моё дело! Белтейн, Сар. Белтейн! - Гарольд постарался говорить спокойнее. Демон не был должен иметь возможность навредить ему прямо сейчас. Не должен. У него должно было быть время, пока кого-нибудь не пришлют. Но действительно, ради кого Гарольд всё это делал? Девочка бы точно не оценила - сбежала бы, или вообще попыталась прикончить его ночью, может быть подставить. В душу закрались сомнения - казалось, что Бадб посмеётся ему в лицо или вообще не явится. Но демоны не хотели его отпускать - они хотели всё и его душу тоже. Левая рука совсем ослабла - надо было потом её перевязать. Всё это надоело, захотелось вернуться в таверну и свалиться на кровать. Казалось, что всё это было в другом мире, а Гарольд сейчас завис под землёй, где-то между городом и адом. - Я рискнул мечом, чтобы иметь это время.
- Это твоё окончательное решение? - Сар не говорил - рычал. Рычали вместе с ним и твари из преисподней, щелкали зубами, подбираясь к Гарольду всё ближе.
Демоны не могли просто так забирать людей! Демоны не моги забирать людей! Демоны не могли забирать людей! Левая рука с трудом нашла рукоять меча.
- Да. - Гарольду показалось, что он выплюнул это слово, чуть им не подавившись.

Саргатанас расхохотался, взмахнул лапой... И все исчезло. Беззвучно, без хлопков и взрывов. Исчез Сар и его прихвостни, испарилась Дженни, не оставив даже тепла в руках. Пропали сокровища. Гарольд стоял среди пустой комнаты, на полу которой валялись двое мертвецов, усохших от времени. Один из них прижимал руку к сердцу и смотрел в пыльный потолок. Лицо его до сих пор хранило выражение ужаса, а пояс - увесистый кошель. Гарольд выдохнул. Он сел, потому что ноги уже просто подкашивались. Курва мать!
Несколько секунд в голове не было вообще ничего, и Гарольд просто рассматривал тяжелые стены подземелья. Как иллюзии вообще могли быть такими сильными? Даже рана на руке никуда не делась. И что он будет делать, когда такая хрень случиться на самом деле? Гарольд поёжился, перевязывая руку. Закончив он с трудом поднявлся и подшел к одному из трупов - во всём теле чувствовалась слабость. Рослый, с длинными каштановыми волосами мужчина был одет в чёрную, дорогую по виду одежду. Надо было поговорить с Бадб, если она захотела бы его выслушать. И что он мог сказать богине? Что боялся вечных мук в аду? Так их боялись все. Голова болела. Надо было перестать воспринимать Бадб, как ещё одного демона - ей поклонялись, её просили о совете, защите и поддержке. Чем он был хуже сотен других грешников? Гарольд поднял кошель. Был, но за попытку его вряд ли бы убили, максимум высмеяли. О дворянском прохождении трупа говорило и содержимое кошелька - Гарольд спрятал за пазуху полторы сотни золотых. Монеты были старыми, с лицом Генриха Седьмого, а труп усох до неузнаваемости. В любом случае, надо было что-то делать, и делать быстро. Кроме денег в кошельке был пузырёк с чем-то тёмным и маслянистым и странная записка. На почти истлевшей бумаге с трудом читалось - "Милый Джеймс, умоляю вас быть осторожным, ведь затея эта опасна. Говорят, что в той таверне собираются люцефериты. Я не верю, что наше дитя могло оказаться в их руках, надеюсь, что дочь похитили всего лишь цыгане. И не хочу потерять еще и мужа! Дж."
Не загружая себе голову ещё и этим, Гарольд спрятал бумажку в сумку - труп, явно, лежал в комнате не меньше нескольких десятков лет, а Джеймсов в Англии было много. На проржавевший меч Гарольд даже не обратил внимания. Может оно и было к лучшему, что он попал в эту комнату: в настоящей жизни Дженни, да и он сам, могли не пережить такого метания. Гарольд подошел ко второму трупу, судя по всему, не особо богатому краснолюду. Но стоило ему наклониться к телу, как в углу за спиной раздалось тонкое хихиканье Дженни. Почти сразу смех стал глубже, перетёк в баритона Сара, а потом голос превратился в его собственный - голос Гарольда. Вот только звучал как-то слишком уж неприятно. Воздух в центре комнаты сгустился, задрожал маревом, заклубился под руками невидимого скульптора - и опал. На Гарольда взирал Гарольд Брайнс: те же вороны на щеках, та же одежда, даже Мгла была похожа. Непослушные волосы торчали во все стороны, напоминая рваные лоскутки, а синие, не отдающие блеском глаза обрамляли тёмные тоже с синеватым оттенком круги. Двойник с нескрываемым удовольствием потянулся так, что захрустели кости, огладил себя руками по бёдрам, откинул со лба прядь волос - и поклонился. Издевательски.
- Тысяча благодарностей, - съязвил он, ехидно улыбаясь и глядя на Гарольда, будто смотрелся в зеркало, как на никчемный предмет. Даже подбоченился, словно тренируя позу. - Что позволил решать. Ну, и за тело, разумеется, хоть оно и подпорченное.
Развернувшись пируэтом, лже-Гарольд неспешно и вальяжно пошел к открытой двери, остановившись на мгновение, чтобы небрежно бросить через плечо:
- Бери-бери свою награду у мертвых. А я пошел за своей.
Гарольд выхватил из голенища нож и метнул его демону в спину. Было всё равно иллюзия это или нет - он рванулся к двери. "Ах, мёртвых, сука!" Этими "мёртвыми" ему ещё в Туата надоели. Бесполезный нож ударил хрень рукоятью по плечу, но удар вышел сильным и двойник развернулся как раз перед тем, как Гарольд в него врезался. Сцепившись, они ударились о дверь, и та распахнулась, словно только того и ждала. Гарольд с двойником вывалились наружу и повалились на пол, чуть не раздавив истошно пищащую крысу. Умертвие поспешно порскнуло к лестнице, а двойник, которому повезло оказаться сверху, оскалился.
- Бить в спину - зло. Псалмы не уважаешь, богохульник?!
На последнем слове он сморщился, как от боли, и на татуированном лице мелькнуло удивление. Сказать что-то ещё наглая морда не успел - Гарольд со всей дури ударил ногой ему в пах и попытался скинуть с себя, ругаясь про себя от боли. Наверное, из-за того, что он не выбежал из комнаты, на него навалилась вторая волна и он зря бил двойника, но вытерпеть и не зарядить по этой роже, он просто не мог. Может быть, это была какая-то тварь, принимающая чужой облик и живущая в подземелье.

Двойник, демонстрируя ничуть не меньший опыт кабацких драк, успел подставить бедро, но в сторону откатился. На ноги он поднялся мягко, как кот, встал, широко расставив ноги, словно на палубе.
- Что, даже золото оставишь каким-то гадам?! Дверька-то закрывается, гляди. А там как раз хватило бы на чванливого придурка-Армстронга.
Дверь в комнату и впрямь медленно закрывалась, отсекая от Гарольда второе, так и не обысканное тело.
- Я тебя, сына собаки, шлюхи портовой, пса сутулого, грязь из-под ногтей, сейчас туда по кускам запихну. Бог! Бог! Бог! - Копия и думала, как он, и от того выводила из себя ещё больше. Гарольд рванулся вперёд, разве что не плача от боли, со всей дури ударил по удобно поставленному колену ногой. Попал.
Лже-Гарольд зашипел и нырнул вперёд, хватаясь за руку Гарольда. За раненую руку. Впившись стальными, словно вчера ещё узлы вязал, пальцами прямо в рану.
- Эк ты нашу матушку, - голос звучал сипло, с отлогоском боли, но весело. - Мне даже стыдно быть тобой.
Гарольд точно так же зашипел и попытался скинуть с себя гада.
- Ну, так и залезай обратно в свою комнату!
Двойник выпустил его руку, отшатнулся, но умудрился не упасть, оперевшись на стену у двери. И выхватил из-за голенища нож. Улыбка не предвещала ничего хорошего.
- Она уже не моя. Ты так ничего и не понял? Уйди с дороги. У меня дела.
Гарольд сделал шаг назад, доставая Мглу. Мало ему было дурной славы, заслуженной самолично, так ещё и эта тварь решила внести вклад. Но он сейчас был слабее - мешали раны и усталость. Казалось, он торчал в подземелье уже не меньше нескольких дней. Ещё и этому сукиному сыну надо было вылезти, когда всё почти закончилось. Может, он тоже хотел жить, но после той хрени, что Гарольд пережил, особого дела до виновника ему не было. Почему его не выпустили те двое? Не отказались от насилия? От блуждания по подземелью не было сил, но отпустить заразу в своём облике Гарольд не мог - приходилось заставлять себя стоять. Казалось, он попал во все ловушки и даже в те, которые до его прихода ловушками не были. А потом надо было ещё и попытаться призвать Бадб...
- И чем, позволь узнать, раз уж у тебя моё тело, ты так спешишь заняться?
- Если будете ревнителями доброго, - задумчиво произнёс лже-Гарольд, делая шаг вперёд. Он тоже успел достать Мглу, почти отзеркалив движение, и теперь закинул меч на плечо. - Я спешу сделать выбор, разумеется, что же ещё? Ну вся эта эзотерическая херня, знаешь? Ты решил не выбирать, но природа не терпит пустоты, бла-бла-бла. Сукин сын, который делал эту комнатку, был с фантазией, да?
- Не знаю, насчёт фантазии, но сукиным сыном он был, однозначно. И какой выбор ты хочешь сделать? Мне показалось, я был вполне однозначен.
Чертовщина никак не хотела заканчиваться, а двойник показался ему способным к переговорам. Надо было избежать драки - Гарольд бы проиграл - и постричься, потом надо было постричься! Так и до лохматости Дженни можно было дожиться! Зачем создателю подземелья заклинание, которое делает выбор? Логичней было, если бы двойник попытался убить Гарольда.
- Система не определила однозначности, - тонко улыбнулся лже-Гарольд, не останавливаясь. - Мы тянули время, мы ссылались на пари, фу. Сначала мы подумали было, что выбор, действительно, сделан, но нет. Ты просто перенёс его на потом, так? На Белтайн. Ни однозначного нет, ни однозначного да. Поэтому система решила за тебя. Передал ты право решать, считай. А вот что решила... - ухмылка стала шире и откровенно издевательской. - Угадай! Начни с того, где ты где находишься. В сказочках про Туата, где фейки несут на подносе сок, или в катакомбах чернокнижников?
Двойник подошёл почти на расстояние удара, и Гарольд сделал шаг назад, потом ещё.
Он крепче обхватил шершавую рукоять. С чего они решили, что имеют право решать за него? Захотелось послать двойника к его же матушке и атаковать, но Гарольд сдержался, сделал ещё один шаг назад и остановился, только приготовившись рубить. Если это была система, значит, ей просто нужно было дать желаемое, тем более у него оно было, ценой будущих проблем.
- Я однозначно решил, что не буду приносить девочку в жертву. И раз вы, сукины дети, такие недоверчивые, считайте доказательством то, что я не позволю тебе отсюда выйти и пойти искать рыжую заразу.
- Вне подключения проверка невозможна, а система оперирует словами, - двойник остановился тоже и мерзко ухмыльнулся. - Хочешь вернуться? Доказать, что чего-то там не будешь, а не просто хочешь принести её в жертву сам - попозже? Лишив меня награды?

Странно, что копия не хотела его убить. Это же было очевидно, что даже если Гарольд пропустит её, он всё равно пойдёт следом и не даст провести ритуал хоть из-за жадности, хоть из-за жалости. Может, и стоило дать двойнику пойти первым - Гарольд устал и был ранен. Ещё одной ловушки он мог и не пережить, а вот ослабленнго двойника было бы намного проще прикончить. Но не было же это подземелье бесконечным!
- Знаешь, а мне даже не надо с тобой драться, я просто посмотрю, как ты помираешь в первой же подобной комнате. - Он кивнул в сторону последней из трёх дверей. - Но чисто из интереса, и что ты рассчитываешь получить от демона? Ты же знаешь, что я об этом думаю, и насколько доверяю аду.
Лже-Гарольд пожал плечами, по-вороньи наклонил голову, сделав еще шаг вперед.
- Всё, что ни получу - моё. Силу, достаточную, чтобы заставить жрать пыль у ног всех этих констеблей-михаилитов, к примеру. Так что, братец, входим в камеру или ты с дороги уберешься? Гарольд точно так же положил меч на правое плечо и отошел. Действовать нужно было по обстоятельствам.
- Интересно, что ты собираешь потом делать с гейсами и душой. Эти сукины дети будут тобой до второго пришествия помыкать.
- А это, - двойник ухмыльнулся, - уже не твоя забота.
Одобрительно кивнув самому себе, он двинулся вперед, кажется, намереваясь пройти мимо Гарольда, который подождав секунду, переложил меч на левое плечо и пошел за двойником - положение у него было не слишком удобное, а впереди могла быть какая-нибудь ловушка прямо в полу.
- Ну как же не моя, проблемы у нас вообще-то общие, ну или хотя бы одинаковые. Да ты, брат, не знаешь, что делать.
Досадливый вздох двойника прошелестел по коридору. Лже-Гарольд явно знал, куда шел - уверенно и не спеша. Добравшись до лестницы, он обернулся, улыбаясь.
- Проблема у меня, - проговорила копия, делая упор на последнее слово, - сейчас только одна. Но ведь ты отсюда не выйдешь, а значит, считай, ее уже нет.
Гарольд пожал плечами.
- Это твоими усилиями, что ли? - Гарольд слегка наглонил голову набок, зря он не уделил должного внимания смене шершавой рукояти. Видимо, двойник всё-таки хотел занять его незавидное, но, тем не менее, единственное место в жизни. Он шел так уверенно, как шел сам Гарольд вот-вот собираясь сделать какую-нибудь глупость. Двойник буквально сочился той уверенностью, с которой Гарольд сделал одну из глупейших ошибок в жизни, подписав чёртов контракт. Интересно, стал бы мир лучше с этим вот уверенным и знающим, куда идёт, двойником - вместо него? Каких-нибудь явных результатов гад бы достиг намного быстрее Гарольда - его, явно.
- Нет, - улыбнулсь копия, - твоими.
С другой стороны, будь Гарольд таким - девочка уже была бы в руках ада. Интересно, что эта эссенция практичности и целеустремлённости планировала делать с остальными проблемами?
- Ну тогда тем более, можешь рассказать, как ты планируешь снять гейсы - и я от тебя отстану. Всяко выгоднее драки и приятнее моих расспросов.
Двойник вздохнул, осклабился и поудобнее перехватил меч.
- Ты мне надоел, - сообщил он, переступая с ноги на ногу и как-то странно, по-фламберговски, взмахивая оружием. И проваливаясь, потому что Гарольда там уже не было. Свист Мглы, которую Гарольд уронил точно также, его не смутил. Копия попросту поднырнула под меч, ушибившись о гарду - и тут же впечатала кулак в то самое уязвимое место между ухом и челюстью, куда мечтали попасть многие драчуны.

Тьма, воцарившаяся в голове, рассеялась через вечность. Точнее, почти наверняка через несколько минут, но когда ноет и опухает челюсть, противно верещит в ухо крыса, а лежать мерзко и мокро, забытье кажется вечным. Гарольд лежал в том же самом коридоре, где его вырубил двойник, обонял уже догоревшего паука, а крыса, взобравшаяся на грудь, смотрела печально и даже укоризненно. Гарольд сбросил крысу с груди и сел, ощупывая лицо. Уже в который раз он задавался вопросом, зачем было носить с собой меч? Десятилетняя девочка, пусть и иллюзорная, ранила руку, собственная копия нокаутировала со второго удара. Сколько времени прошло, а он всё равно ничему не научился, даже во владении мечом. Гарольд безнадёжно вздохнул, поднимаясь. Можно было хотя бы посмотреть, чем была занята копия.
Следы двойника уводили вперед, вверх по лестнице, к центральной двери, над которой значилось "Ибо от востока солнца до запада велико будет имя Моё между народами, и на всяком месте будут приносить фимиам имени Моему, чистую жертву; велико будет имя Моё между народами, говорит Господь Саваоф". Очередной псалом над очередной дверью, рядом с которой валялись порубленными очередные крысы вперемешку с цифрами. Но, кажется, досталось не только умертвиям, но и лже-Гарольду: ручка двери была заляпана кровью. Гарольд поднял три единицы. И как только двойник умудрился так легко его вырубить, если не мог справиться с крысами? Шансов принести в жертву кого-то, кроме маленького ребёнка у Гарольда не было с самого начала. Тем более, если речь шла о Цирконе. Suum cuique - или как там говорилось? Он вставил цифры.

- О боже мой, боже святый! - Вопила какая-то женщина, и делала это весьма мелодично. - Вы, мистер, негодяй и чудовище! Сарданапал! Навуходоносор! Подлый Ирод! О, моя бедная, милая девочка, дитя мое! Ох... Что это?! Немедленно уберите и устыдитесь во имя Христа и Девы Марии! Моя Дженни, моё нежное дитя, проснись же!
Плакательницу Гарольд от двери не видел, но призывы к божественному от этого менее болезненными не становились. Даже, кажется, наоборот. Двойник явно чувствовал это тоже, поскольку проворчал сквозь стиснутые зубы:
- Ну, помочусь я на твои кости, мерзкая тварь...
Лже-Гарольда, в отличие от твари, видно было отлично. Морок суетился вокруг установленного в центре комнаты стола, на котором лежала, закрыв глаза, Дженни Хейзелнат. Девочка выглядела бледной, как молоко, и только по тому, что мерно поднималась грудь, было понятно, что она ещё жива.
Гарольд скрежетнул зубами от боли. В подземелье откуда-то взялась ещё и женщина-призрак. А отбивалась настоящая Дженни, очевидно, хуже выдуманной, или двойник просто застал её врасплох. Девочка выглядела нездорово. В итоге, Гарольд не мог ни воспользоваться ей, ни, тем более, защитить. Как там говорили в Туата? Судьбы богов в руках людей? Видимо, всё-таки людей, умеющих сражаться и талантливых к магии. Дело на самом деле было штатным - он, как и с бруксой, разбойниками и всем остальным не мог ничего сделать и зря думал. Стоило просто подождать, пока всё само закончится. В случае бруксы - когда она позволит ему сбежать, в случае разбойников - когда он очнётся на дороге. Двойник стоял спиной к Гарольду, всего в пяти шагах. Но если бы он рванулся сейчас, копия бы просто ушла за стол и достала меч. Может быть, стоило поискать другой выход, вызвать демона и отдать ему меч, взамен на душу или даже отсрочку? Вряд ли бы тот отказался. Всё равно это было не для него - ни задания ада, ни коровы для богини, ни попытки снять гейсы. А вот полторы сотни старых золотых, а если бы повезло - ещё и деньги за две бутылки, можно было неплохо спустить за оставшиеся полгода.
Да... потеря сознания от одного удара двойника больно ударила по его самолюбию. Собственно, не мудрено: он не мог ничего противопоставить никому из встречных. Наверное, стоило просто заняться делом отца по возвращению в Лондон, и оставить игры с богами, дворянам и михаилитам. Но уговаривать жить Гарольда было не нужно: хотелось нормально отдохнуть хотя бы эти пол года. Он не стал приносить девочку в жертву, а за то, что не смог спасти винить его не имели права, как и за деревню. Дженни было действительно жаль, хоть и во многом испорченная, она, всё-таки, должна была иметь право выбирать. Но к чему было ныть о том, чего он не мог сделать? Лучше было подумать, как выбраться на свежий воздух и добраться до таверны. Двойник вряд ли бы просто так его пропустил, так что стоило подождать начала ритуала, когда тот не сможет отвлечься и просто пройти к выходу. Может быть, если бы ему повезло, даже запереть сукина сына в подземелье.

Пока он размышлял, двойник поднял с пола банку, внутри которой что-то вяло шевелилось. От прикосновения странного атама толтое стекло лопнуло, и лже-Гарольд стиснул в руке... нечто. У существа было две ноги и две руки, как у человека, но тело было покрыто мягкой прозрачной чешуёй, а лицо выглядело совершенно рыбьим и ничего не выражало. Только немо раскрывалась пасть, полная острых зубов.
- Etis atis animatis, - процедил двойник, поднимая создание над столом, и провёл атамом вдоль живота. Полоска кожи не выглядело острой, но белесое брюхо вскрылось, плеснув на Дженни розоватой кровью. По комнате разнёсся едкий запах, просачиваясь и за дверь. - Etis atis animatis! Sargatanas, oro te, appare te rosto! Veni, Sargatanas! Ter oro te! Тебе эта нежизнь, впитавшая столетия, тебе, перед жизнью, что принадлежит двум мирам!
- Неужели не найдётся управы на богомерзкого злодея?! - вторил женский голос, поднимаясь до крика. - Кому могло помешать сие невинное дитя? Какой подлец может хотя бы помыслить о том, чтобы отдать ребёнка в нечестивые лапы дьяволом, дабы глумились они и радовались, хвосты к небу задирая?! Но придёт, придёт слуга Божий, отмститель, защитник невинных в наказание делающему злое!
Боль, казалось, с грохотом и небесным громом прокатилась по телу. Гарольд ещё не видел женщину, но уже всерьёз её невзлюбил. Вроде бы ритуал уже начался. Защитнику лучше было бы поспешить - дело явно спорилось в руках копии. Гарольд примерно представлял себя, как всё должно было выглядеть, но двойник действовал как-то уж очень уверенно для той базы, что у него была. Особенно странными казались три крысы, стоящие на задних лапах с разных сторон круга - одна держала в лапках какую-то палочку, будто меч. У другой вроде бы был маленький посох, а третья, кажется, и вовсе напилась. Как он заставил стоять крыс?
В итоге варианта было два - или двойник прерывал ритуал и пытался остановить Гарольда, и тогда всё равно пришлось бы драться, или копия оставалась стоять и тогда можно было бы самому прикончить гада. Последнее, чем Гарольд хотел заниматься - это бегать от собственного двойника по всей Англии. Плюс ко всему, так мог появиться шанс спасти девочку. Но с мечом у него явно бы ничего не вышло. Гарольд вообще бы продал или выкинул свой клинок от досады, будь меч обычным. Он поднялся и рванулся к полке со склянками, большой, на шесть ярусов по двадцать колб в каждом. Лже-Гарольд проводил его злобным взглядом, но ритуал не прервал. Зато стало видно, кто причитал - рядом с одним из лабораторных столов стояла женщина, как две капли воды похожая на ту леди, с которой посчастливилось повстречаться на кладбище. Она мерцала и за ее спиной виднелась полка с книгами. В стеллаже было шесть полок, около двадцати ячеек с одинаковыми колбами. Гарольд быстро набрал охапку колбочек и начал метать их в двойника, стараясь не задеть Дженни. Стоял он по-наглому близко к двойнику - шагах в четырёх, так, чтобы если тот и развернулся, успеть кинуть на копию всю охапку и достать меч. Гарольд рисковал устроить что-то вроде плаща с пауками, но особого выбора всё равно не было, раз он не умел драться. Эффект превзошел любые ожидания. Когда первая склянка разбилась о спину копии, лже-Гарольд, кажется, удивился. По крайней мере, он прервал свой речитатив и начал поворачиваться. Но не успел. Одна за другой бились пробирки о него, о пол, об алтарь и было даже хорошо, что Дженни спала - попадало и на нее. Замолчала женщина-призрак, расширившимися глазами глядя на это варварство, и в наступившей тишине двойник расхохотался. Смеялся он долго, со вкусом, до слез, рыдая при этом совершенно искренне. Со злостью он сжимал свой странный атам, лицо пылало гневом так, что казалось, будто лопнет оно спелым персиком. Он топал ногами, грозил кулаком Гарольду, но падал на колени, покорно склоняя голову.

И уже с колен, печально и смиренно вздыхая, удивленно глядел на него, подхватывая осколок стекла, чтобы перерезать себе вены на запястьях.
- Скотина, - прошипел лже-Гарольд, почти ощутимо встряхиваясь и вытаскивая из-за голенища нож, - о, Господи Иисусе!
Скривишись от боли, двойник с трудом поднялся на ноги, молитвенно подняв очи к потолку. Гарольд бросил оставшиеся склянки в сумку, ругаясь про себя. Никогда, никогда ему не быть христианином, так он возненавидел эти три буквы и всё что с ними связано! Он на ходу вытащил Мглу, подбегая к двойнику и рубя с левого плеча. Копия попыталась увернуться, но уже не успела. Лже-Гарольд рухнул на пол, разваленный почти пополам, но его глаза еще долго смотрели на Гарольда, угасая и подергиваясь смертной дымкой.
- О, Господи Иисусе! - Выдохнула призрак, благочестиво перекрестившись. - Воистину, велика воля твоя!
- Будьте добры, помолчите секунду. - Гарольд смотрел в глаза двойника, не замечая даже боли. Как легко пошел меч, словно деревце перерубил, а не человека! Значит, такие глаза у него будут перед смертью? Достаточно обычные. Ему всегда казалось, что в них должно было быть что-то особенное, но глаза у него перед смертью были совершенно такими же, как и у всех остальных. Тёмная кровь стекала по Мгле и внимание переключилось на начертанный тёмными чернилами круг на полу. Гарольд быстро стёр ногами чернила, по дороге пиная одну из крыс.
- Это выход? - Он вскинул девочку на плечо и подбежал к полке.
- Где? - Рассеянно вопросила призрак, а затем сурово рявкнула. - Отойдите от книг, во имя пресвятого Антония!
Гарольд вздохнул, голова кружилась от спешки и боли. Может быть, и от испарений содержимого склянок.
- Послушайте, девочке нужен свежий воздух, а я хочу спасти хоть что-то из написанного здесь. Кто знает в чьи руки оно попадёт потом? Лучше помогите мне, пока не вылезла ещё какая-то тварь. - Видимо, тело женщины было вынужденно блуждать по кладбищу, пока душа была заперта в подземелье. Только встретившись с этим телом он понял, как невзлюбил кровопийц, после встречи с бруксой.
- Отойди, холоп, - процедила сквозь зубы женщина, а точнее - девушка, поскольку призраку вряд ли было больше шестнадцати лет. Книги вспыхнули призрачным, но жарким пламенем, тут же погаснув. - Уходи в дверь и уноси, что взял. Книги останутся тут!
Гарольд недовольно потёр слегка обожжённую руку о грудь. "Зараза". Книги, наверняка, были ценными и интересными. Собственный-то гримуар он оставил в треклятом Лондоне.
- Девочку чем-то отравили? Мне нужно знать, искать ли лекаря. - Гарольд развернулся и пошел к двери.
- Моя крошка надышалась испарений, - вздохнула призрак, - на свежем воздухе очнется. И да благословит и сохранит ее Дева Мария!

Пустое и холодное помещение, размерами сродни лишь бальному залу, раскинулось за маленькой дверцей. В нем гуляло эхо, гулко отражая шаги Гарольда, было жутко и неуютно, но ни двойники, ни крысы не беспокоили. И были в нем две двери, одинакового размера, но одна из них несла над собой надпись: "Во свидетели пред вами призываю сегодня небо и землю: жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твоё." И стоило вставить четыре цифры: тройку и ноль, один и девять, как в лицо Гарольду ударил упругий ветер, и пахнуло воздухом, свежим настолько, что закружилась голова, потемнело в глазах, а в душе зашевелилась темная, звериная ярость...

23 февраля 1535 г. Утро. Кладбище. Бирмингем.

Восторженный голосок Дженни впивался в уши осиными жалами.
- Ну ты, дяденька, и буянить! И экое страховолчище-то! Косматое, большое, ууу! А воет-то, воет!
Слушать было больно. Смотреть - тоже, потому что солнце уж больно ярко отражалось от снега. Впрочем... снег выглядел каким-то неправильным. Приглядевшись, Гарольд понял, почему: вокруг валялись комья вывернутой земли с песком, ошмётки гниющей плоти, обрывки одежды. Яркая, слепящая свалка. И лежать было адски холодно. Бок и спина совершенно онемели, челюсти свело так, что было и не ответить, и что-то... Гарольд пошевелил ртом, и на промёрзшую землю выпало богатое золотое ожерелье с рубинами. Дженни меж тем продолжала:
- Ну и с ледей ты, конечно... - она уважительно присвистнула. - Знай маменька, что я подглядывала, так остатний глаз выбила б!
Голос девочки отдавался в голове болезненным эхом, а половина тела, на которой он лежал онемела от жгучего холода. Гарольд сел спиной к Дженни, протирая глаза и грязное лицо. Слева голой лежала проклятая девушка, она была изрядно разодрана, но уцелевшая часть лица выражала полное довольство, так что Гарольд даже улыбнулся в ответ. Он взглянул на небо, вдыхая испорченный вонью, но всё равно приятный воздух - на душе было как-то легко. Несмотря на то, что проблем оставалось ещё много, и он дьявольски замёрз. Так холодно ему было в последний раз, наверное, только под мостом, после догонялок с бруксой. Как не посмотри, а его отношений с миром кровососов, как-то очень уж варьировались - то ели его, то ел он, то...
- Дженни, в следующий раз я тебе сам последний глаз выбью, если будешь так пропадать. Я полдня шатался по Бирмингему, пока не вышел к кладбищу. - Вряд ли ему представится лучшая возможность отдать девочку демонам. Интересно, как бы он поступил два месяца назад? Двойник был прав, если говорить о выгоде - лучшего места, Гарольд бы не нашел. А боги, в итоге, были где-то там. И всё-таки он не отдал девочку демонам, о чём не жалел. Может быть, потому что сейчас не было бы так спокойно на сердце?
- Ты сама как? В порядке? - Гарольд ещё раз посмотрел на "ледю", при жизни она была очень даже симпатичной, а сейчас, вроде бы, выглядела упокоившейся. Кто бы мог подумать, что именно так снимались проклятья с женщин-призраков? Но мир, как всегда, был несправедлив - одна его часть получала шрамы от укусов крыс и пауков, а другая - вовсю веселилась. Гарольд улыбнулся, пытаясь выискать взглядом свои меч и сумку. Хорошо, что оборотень не тронул Дженни. В принципе, всё вышло хорошо - оставалось не умереть от обморожения.
- А чего со мной будет? - удивлённо спросила Дженни. - Сны там, конечно, знатные снятся! Горы, цветники всякие, мечи в камнях! Знаешь, я его даже достала, так-то! Вот захотела, и скала как разрушится! А потом словно летала... пока не проснулась там в холодине этой, жуть. Лучше б дальше спать.
- Ты пока спала, тебя чуть в жертву демонам не принесли. - Гарольд почесал затылок, пытаясь вытащить из волос кусок чего-то твёрдого и надеясь, что это не кость. Лучше было хоть как-то припугнуть девочку, чтобы она не решила, что ночные вылазки - это хорошая идея. Меч в камне - звучало интересно, но мало ли чего могло присниться ребёнку. Надо было идти к источнику, ну или проводить ритуал и спрашивать демона. - У тебя вот и одежда вся в ритуальной дряни измазана, короче надо аккуратнее с этим. Ну, жива - и хорошо. - Ни меча, ни сумки рядом не было. Прикрыться тоже было нечем, разве что срывать остатки платья с женщины. - Можешь, пожалуйста, сходить в город за вещами для меня и за лопатой, чтобы закопать тело?
Дженни присвистнула.
- Ух ты, демонам! Жаль, проспала! Никогда настоящих чернокнижий и не видывала! Странно только, зачем я кому спонадобилась, а, впрочем, святой отец постоянно твердил, что в ад мне и дорога. Видать, прав был. А вот с лопатой, дяденька... ну ты сам погляди, как я её средь бела дня на кладбище через город попру? Она же больше меня! Одежду - ладно, так и быть, за спасенье ваше. А копательства эти... - она покачала головой, хотела что-то ещё добавить, но потом огладила курточку с боков, сзади и посветлела лицом. - А, впрочем, попробую! Чем черти не шутят. А ты, дяденька, внутрях бы подождал. Хоть бы без ветра и глаз лишних. А то ведь какой пьянчуга заглянет, так копыта тут же и откинет от зрелища такого.
- Подожду. - Кивнул Гарольд, начиная слегка постукивать зубами. Как же, чтоб её эту суку-зиму, было холодно! Тащить лопату через весь город на кладбище, действительно, было не лучшей идеей, но тело Гарольд бы всё-таки закопал. Может быть, в склепе нашлось бы что-нибудь подходящее? - Я перетащил наши вещи в таверну напротив. Скажешь, что от меня, и что я с час маялся, перетаскивая сумки, и что лошадей во "Льве" оставил. Наши комнаты заняли наёмники Дадли. - Поляна вокруг и правда была украшена так, что впору откидывать копыта. - Насчёт лопаты, если что - зря не рискуй.
- Лопата - дело такое, - туманно пояснила Дженни и сделала пируэт. - Ладно, - и, сделав пару шагов, с улыбкой обернулась. - А с ледей ты ловко. Считай, твареборец. Ожерелье-то леди в награду обещала, кто эту вот заборет. Платой.
Гарольд взглянул на блестящую награду, потом на женщину. От твареборца у него, пожалуй, было только слово "тварь" за пазухой и шрам на заднице, но вышло всё неплохо. Могло статься так, что оборотень не тронул Дженни, чувствуя волю Гарольда? Или волк просто был занят дамой?
- Расскажешь мне потом, что с ней случилось.
Надо было больше заниматься с атамом. Гарольд до сих пор не знал, воспринимать ли волка, как часть себя самого, или как что-то отдельное. Он улыбнулся - было бы неплохо иметь такую лихую часть.

Когда Дженни ушла, Гарольд поднялся, дрожа от холода. Считать воплощение волка частью себя было странно - не мог же один и тот же человек, сначала получать раны от крыс, а потом побеждать вампиршу. Впрочем... Он нашел сугроб почище, набрал снега и на ходу разогревая его магией, начал умываться. Есть хотелось безумно, Гарольд даже поблуждал между могил взглядом в призрачной надежде на какую-нибудь дичь или чудо. Умывшись, он высушил лицо облегчённой версией магии для сушки одежды. Она забирала немного сил, но требовала совмещения двух стихий, когда нагретый воздух пропускался через одежду, возвращался в руке, закручивался вокруг неё, нагреваясь и опять проходил через ткань. Этот сложноватый, но не затратный приём был, наверное, самым ценным для плаванья, что он умел. Мало что было приятнее сухой одежды после дождя или шторма. А огня на корабле было не шибко много, уж точно не для каждых матросских штанов. Эх, ему бы сейчас хотя бы штаны...
К счастью, сумка и меч остались в склепе, вместе с кошельком. Дверь заклинилась на Мгле, которая случайно упала в дверной проём. Вчерашняя ночь вообще была богатой на случайности - сначала мышь выбивала меч из проёма камеры-ловушки, а потом Мгла сама падала в нужном месте. Сейчас было бы не плохо потренироваться с мечом, но Гарольд предпочёл не мерзнуть на ветре снаружи. От двери в лабораторию не осталось ни следа.
Гарольд с минуту походил по холодному каменному полу, тщетно пытаясь согреться. Со стен подмигивали барельефы с пучеглазыми рыбками, запутавшимися в переплетении водорослей и пузырьков, между ними извивались морские звезды. Холодно, холодно, холодно, было очень холодно и сил на то, чтобы согреться у него совсем не осталось. Гарольд достал атам, пытаясь чем-то отвлечься. Если Дженни не появится через час - он наплюёт на безопасность и разведёт костёр прямо в склепе. Гарольд растёр холодные руки, взял атам в правую, так чтобы остриё смотрело на ладонь левой руки. В этот раз атам ему очень помог, наверное даже спас. Говорить Гарольду своё имя волчица, видимо, не собиралось, так что он несколько минут выбирал имя, зло глядя на дверь - чтобы никакая сучья-душа не выбила из неё меч.
- Будешь Мией, потому что упрямая. - Гарольд собрал паутинки в правой руке, движение которых, казалось, хоть немного согревало, и направил их в рукоять Мии, пытаясь собрать и почувствовать силу там, прежде чем направлять её по клинку в руку.
Если "Мия" и поняла, то откликаться не спешила. Секунды текли, а Гарольд не чувствовал вообще ничего, кроме холода. Энергия будто уходила в пустоту, растворялась, исчезала без возврата.
И всё же, что-то происходило. Ощущение тепла и уюта накатывало настолько плавно, неторопливо, что его можно было принять за игру сознания, уставшего от холода и испытаний... или за ответ атама, который, наконец-то, решил хоть как-то себя проявить. А, возможно, тело, наконец, сдалось, и он просто-напросто умирал. В конце концов, говорили ведь, что умирая от холода, человек чувствует тепло? Правда, едва ли такое. Ветер и запах цветов о чём-то напоминали, словно совсем недавно Гарольд уже...
Воздух разорвался, и в комнату вступила стройная девушка лет пятнадцати в лёгкой свободной накидке. Огненные волосы, куда ярче, чем у Дженни, разметались по белой ткани, зелёные глаза смотрели с ещё большей наглостью, а под накидкой, судя по мелькающей в разрезах коже, на девушке ничего не было. Подкрашенные губы кривились, сплетая в ухмылке нахальство, возбуждение и ту силу, веру, какие бывают только у юнцов, уверенных, что с ними-то ничего случиться не может.
- Звал? Госпожу?

Блаженное тепло стало медленно рассеиваться, а Гарольд почувствовал себя некомфортно нагим. Хотя девушку это, казалось, ничуть не волновало.
- Ты кто? У тебя нет какой-нибудь одежды?
Видимо, она пришла от Вороны - слишком часто Гарольд упоминал её про себя. С другой стороны, всё равно надо было что-то решать, хотя бы узнать возможные пути. Он не знал, как Дженни была связана с древней богиней и была ли связана вообще, не знал насколько ценны для Вороны дочери, и не знал, давала ли она покровительство таким, как он, но, по крайней мере, кого-то прислали. Пытаться переметнуться сейчас было чревато тем, что демон почти сразу начал бы охоту на Гарольда. Так что велик был соблазн подумать оставшийся месяц. С другой стороны, сейчас он был во власти ада, и если бы ад приказал кого-то убить, к примеру Дженни, Гарольд бы ничего не смог сделать. Это он понял в комнате-ловушке. Но с чего он вообще взял, что Бадб будет давать ему своё покровительство? Всё-таки он совсем ничего не знал о той религии, к которой хотел обратиться. Стоило потратить время, на то, чтобы понять что это вообще было такое, потому что общего с христианством у культа богинь оказалось совсем немного. Вряд ли тут был уместен торг - вера не покупалась и не продавалась, хотя, даже этого он не знал наверняка.
- Ойче нах Ойче Мада'лэ Б'шоль-ча, - оттарабанила девушка, и улыбка её стала шире. - Но если для тебя слишком сложно, можешь называть меня Ларк.
Договаривала она уже небрежно, словно теряя интерес. Огляделась по сторонам, посмотрела под ноги и сморщила нос.
- Вот же местечко. Камень, камень, камень!
- Гарольд Брайнс, просто Гарольд. - Что-то подсказывало ему, что рыжая и так называла бы его по имени. Обсуждать дело с мини-копией Вороны было, наверное, даже безопаснее. - Тебя прислала Ворона или Циркон?
- Ворона, Гарольд Брайнс? - Ойче нах Ойче глянула на него гордо, задрав нос. - Бадб Ката, Луйбин Феор, Фидайх. А прозвищами домашними жену свою называй. И ты что, думаешь, будто госпожа кого-то пошлёт втайне от генерала, или генерал - в тайне от госпожи?!
- Нет, я спросил от них ли ты вообще, а называя Бадб по имени, я, очевидно, её беспокою. Так что насчёт одежды? - Гарольд потёр замёрзшие руки. Сам чёрт бы не разобрал, как у них там всё работало. - Не пристало разговаривать в таком виде с посланницей великой богини, но я совершенно ничего не могу с этим сделать.
- А, ты всё ещё про... не понимаю, зачем тебе моя одежда, но ладно, - передёрнув плечами, девушка одним движением стянула балахон через голову и протянула Гарольду. - Только он, наверное, не налезет.
Белая ткань пахла теплом, ирисами и мёдом, и ещё чем-то неуловимо-тонким и тревожащим. Сама же девушка, оставшись обнажённой, словно не чувствовала холода. И смущения тоже.
- Так зачем, говоришь, звал?
- Вряд ли это подобающий вид, может, у тебя найдётся мужская одежда моего размера? - Платье Гарольд всё-таки взял - надо было хотя бы обмотать пояс, а то девушка-то была молодой и вполне симпатичной. - А спросить я хотел о том, как заслужить покровительство богини и защиту от сил ада? Достаточно ли для этого приносить ей жертвы и воздавать молитвы, или всё работает по- другому?
Выглядело так, будто девочка была дочерью Бадб.
- Ммм, - Ойче нах Ойче резко потянулась к нему и принюхалась, с шумом втягивая воздух у груди, у шеи. Выше она не доставала. Наконец, фыркнула и отстранилась, передёрнула плечами. - А как именно ты собрался молиться миледи матери? Что приносить матушке-госпоже? О каком покровительстве речь и какое до тебя дело аду?
Гарольд обмотал пояс платьем, окончательно потеряв надежду выпросить что-нибудь потеплее. Нормы приличия у посланницы Вороны были необычными даже для Туата. Ну, по крайней мере, Гарольд немного согрелся.
- Я заключил контракт с адом, но больше не хочу приносить людей в жертву. Демоны, наверняка, попробуют наказать меня за отказ выполнять приказы. От этого я и хочу просить защиты. А как правильно молиться и что приносить в жертву, я не знаю, об этом тоже хочу спросить, вообще я хотел бы расспросить о многом, касающемся культа богини.

- Культ боги-ини, - протянула девушка, потянулась снова обнюхать, но, сморщившись, отдёрнула голову. - Фу! Пахнешь, как... как... как английский кобелина, вот! Ещё и извалялся в чём ни попадя. Все вы такие. Больше не хочу приносить людей в жертву? А много ли принёс? - голос её звучал так, словно посланница Бадб спрашивала о представлении заезжего фокусника. С чистым и искренним любопытством.
Гарольд почесал затылок. Несло от него, наверное, и правда сильно. Но реагировала девушка как-то странно. Обычно феи говорили об ауре и об испорченной душе, а рыжая, кажется, больше ориентировалась на запах. Как-то это было и не по-человечьи и не по-феевски.
- Это из-за того, что я вчера обратился и ещё не успел вымыться. А насчёт жертвоприношений - нет, и не хочу. Правда, вчера же, в ад чуть не отправилась девочка лет десяти. - Он оглянулся на то место стены, где вчера была дверь. - Тут целая лаборатория внизу. Но это не суть, можешь, пожалуйста, рассказать мне, как правильно поклоняться Бадб? А лучше, где найти знающего человека в Англии?
- Нет, - Ойче нах Ойче сложила руки под грудью и покачала головой. - Это из-за того, что ты вывалялся в чём ни попадя. Одно дело - мыться потому, что без этого шерсть не такая пушистая, и совсем другое - смывать эдакую... гадость. Как можно себя до такого доводить?! Тебе всё равно, что люди подумают об оборотнях?
- А что тут сделаешь, если не получается контролировать обращения? - Гарольд даже немного возмутился, открыто пялясь на собеседницу. - Я уже несколько комплектов одежды так извёл, сегодня вот ещё и на снегу проснулся. А ты... - Неужели девочка тоже была оборотнем? Говорила она забавно, особенно о достоинстве. - Ты тоже обращаешься?
- Я? Я - просто живу. А друидов в Англии не осталось. Всех выбили, - добавила заявленная дочь Бадб с замечательным равнодушием. - Но ты, наверное, можешь поговорить с генералом, вряд ли его трудно найти в этом мире. Поищи хотя бы в этой... в резиденции. А что за девочка?
Гарольд посмотрел в белоснежный дверной проём, из тьмы склепа были видны только тёмные очертания веток и нескольких могил на размытом белом фоне. Это было больше похоже на торг, чем на выбор веры. Такими темпами могло получиться точно так же, как и с адом. Жалко, что его подгоняли демоны. Видимо, всё-таки надо было встретиться с магистром. Гарольд провёл языком по одному из резцов. Разве они были такими большими? А последняя встреча с магистром вышла нехорошей, настолько нехорошей, что он побаивался сам лезть к Циркону. С другой стороны, он точно был в курсе меча и Дженни, и поговорить с ним можно было как-нибудь не голым в склепе. Гарольд предпочёл бы спокойный разговор где-нибудь в тёплой таверне. Да, тёплой и с едой. Может быть, Циркон мог заодно помочь ему с оборотнем? Псина, которую он таскал за собой, как раз была похожа на средних размеров чудовище. Если бы Циркону оно ещё было надо... А насчёт религии надо было подумать, тем более что всех её проповедников в Англии истребили. С другой стороны, это, наверное, делало более ценными тех, кто сам хотел обратиться, даже таких, как Гарольд.
На Мгле были видны разводы вчерашней крови. Он так легко зарубил свою копию, что от этого шли мурашки по коже!
- Дженни, фамилии не знаю. Я уже кое-что об этом слышал, но каковы главные законы и обязанности поклоняющегося богине? Что можно делать, а что нельзя? Что происходит с человеком после... смерти?
- Как правильно молиться, - задумчиво повторила девушка прежние его слова. - Ты не в христианской церкви, Гарольд Брайнс. Если ты не понимаешь, как молиться, то чем тебе помогут слова? Если я скажу, ты сразу же в них поверишь? Заставишь себя поверить из страха перед адом? Нет, - она покачала головой и отвернулась. Дальше Ларк говорила, заложив руки за спину и меряя шагами пол вдоль стены. Взад и вперёд, потом снова, гордо вскинув голову. - Ты молишься о том, что на душе, и тогда, если ты просто живёшь тем, что чувствуешь, а не выпрашиваешь что-то - вот тогда ты приходишь к тому богу, который ближе душе. Ioma-Dhiadhachd*. Ты не обретаешь веру, укрывшись крылом - ты укрыт крылом, когда веришь. Когда истина поселяется внутри, придаёт жизни такой смысл, перед которым меркнет смерть. Пойми, верить и не знать - в этом есть сила, даже у белого Христа, но знание без веры? Это не значит ни-че-го. Или ты думаешь, пустые слова и жертвенный дым сами по себе чего-то стоят? Конечно, - она неожиданно остановилась, разглядывая кусок стены, особенно богато украшенный завитушками в виде длиннотелых бледно-зелёных рыбок, - бывает по-разному. Например, один лорд сам просил госпожу, и его сделали илотом и лейтенантом, даже с жалованьем! А милорд отец вообще из илота в супруги поднялся. А я стала даром с небес, что принёс он миледи матери... но, конечно, илоты - это совсем другое. Не для всех. М-м, а что делает вот этот рычажок в виде хвостика?
Говорила Ларк совсем как священник, живший на соседней улице, когда Гарольд был ещё совсем мал, как его там - отец?.. Он тут же сдался.
- Не трогай его, пожалуйста. - Но как было поверить, когда он всё видел? Видел богинь, видел их силу, видел даже Туата. Знал. Да и сочетание получалось странное - боги жили, имели семью, друзей и врагов, чего-то хотели, к чему-то стремились. Выходило, что он бы советовался и открывал душу почти что человеку, более мудрому, более сильному и великому, но человеку. С другой стороны, что мог знать о стремлениях, друзьях и врагах тот, кто не стремился, не имел друзей и не знал врагов? - Тут полно ловушек, так что лучше не надо. - В илоты Гарольд точно не годился, может быть, когда-то примирившись с Мией и, наконец, научившись владеть мечом и магией. С другой стороны, илот, кажется, был чем-то средним между рабом и вассалом, а Гарольд не хотел быть ни тем, ни другим. Захотелось улыбнуться. Это, конечно, было бы необычно - говорить с богом, который тебя слышит настолько, что может прислать кого-то. Он был бы готов выполнять волю богинь в том, что было ему под силу, но в чём была эта воля? В защите подопечных или в распространении религии? Руководствовалась ли сама богиня благодетелью или точно так же, как Гарольд, искала выгоды? Вода - это было не к добру, воду и рыбок Гарольд уже видел. - А что ты имеешь в виду, говоря - "Дар с небес"?
Ойче нах Ойче со вздохом и видимым сожалением убрала руку от хвостика, важно кивнула.
- Дар - это дар. С небес - значит, с небес. Свыше. Что же тут непонятного?
"Куда уж выше, чем богиня?"

- Как ты стала служить? - С другой стороны, могло быть так, что защита, как раз и давалась вассалам-рабам, а не каждому желающему. Гарольду бы не хотелось опять становиться рабом, но, по крайней мере, тогда всё становилось понятнее: он продавал себя в рабство, получая что-то взамен. Но зачем это делать свободному человеку, тем более дворянину? Рабство ради чина в армии? Наверняка, было что-то ещё. С другой стороны, в отличие от свободного лорда, владеющего мечом, цена у Гарольда, должно быть, была невелика. И что в итоге? Рабство вместо рабства?
Девушка величаво повела плечами, рассеянно наглаживая этот злосчастный хвостик.
- Матушка-госпожа приняла меня. Ведь жизнь каждого должна вести к раскрытию великих способностей духа, ума и чувств, а потому должно служить госпоже.
Наверное, Ларк имела в виду что магистр ребёнком подарил её Бадб, или что-то в этом роде. Должна ли была жизнь вести к раскрытию способностей, Гарольд не знал. Он вообще терял надежду освоить образ мышления кельтов с полтычка, а делать что-то было надо.
- Кто такой илот, и что он обязан делать? Вроде бы, это что-то вроде подчинённого - Гарольд старался подбирать слова. Вряд ли лорд был так уж углублён в мировоззрение кельтов, но илотом он всё-таки стал. - Но одновременно с этим Циркон - тоже илот и муж Бадб?
Ойче тряхнула головой так, что рыжие локоны на мгновение упали на грудь, лаская скользнули по соблазнительным округлостям.
- И генерал её легионов, - задумчиво закончила она перечень Гарольда. - И глава семьи. Однако, Гарольд Брайнс, ты совсем-совсем ничего не знаешь. Ты знаешь, что у рыцарей есть ордена? Ну, - девушка задумалась, - вот, к примеру, орден Подвязки? Но рыцари клянутся христианскому богу - и часто предают свои клятвы. Илоты же принадлежат и душой, и телом, и помыслами, и служением госпоже, не смея отречься от нее. Это великая честь: принадлежать к сонму лучших из лучших, быть вольным во всём, кроме приказа госпожи. Это высшая свобода - не иметь над собой никого более, кроме богини. Христианские рыцари подчиняются священникам - жрецам, так? Илоты матушки-госпожи склоняют голову лишь перед ней, и даже Старшая, Великая Королева, не смеет повелевать ими. За верность миледи мать щедро одаряет их, за предательство - наказывает.
Наградой для Гарольда была бы сама возможность не выполнять приказы ада, с другой стороны, может быть, приказы Бадб от них и не отличались. Девочка, правда, выглядела не сказать чтобы пристойно, но уж точно не плохо, да и магистр несчастным не казался.
- И что нужно сделать, чтобы стать илотом? Ты, насколько я понял, тоже илот, а значит, берут не только семифутовых шотландцев.
- Что нужно?.. - девушка, которая снова начала было мерить шагами стены, приостановилась и посмотрела ему в глаза. - Ты просишь защиты, Гарольд Брайнс, бежишь от ада, потому что не хочешь исполнять какие-то поручения. А что, если не понравятся наши? Сбежишь, потому что душа твоя, сердце твоё не в этом? Не тот вопрос ты задаёшь. Что сделано ради этого? Что ты есть - ради этого? Ты хочешь под крыло, но несёшь долги: на лице, на поясе, за пазухой и в голове. Четыре их, и ищешь добавить пятый, самый крупный, не расплатившись с остальными, - она покачала головой. - Пока ты не освободился от них, от груза на сердце, пока не разбил стены... разве ты сам не знаешь, что нужно делать? Что стало бы началом пути?
Гарольд как бы про себя улыбнулся. Ларк была права, но у него не было времени. Конечно, Бадб не нужен был илот с долгами, но зачем ему было становиться илотом, если это не решало проблему долгов? С другой стороны, может быть, речь шла даже не об аде, потому что вряд ли бы Гарольд хоть когда-нибудь смог присягнуть Бадб, выполнив несколько приказов демонов. Поражало ещё и то, что девушка не назвала никаких других условий - ни дворянства, ни способностей к чему-то, ничего.
- Что ты имеешь в виду, говоря, что четвёртый мой долг в голове? - Гарольд улыбнулся шире. - Имеешь в виду мою гадкую натуру? - Он рассматривал стену, в которой вчера была вторая дверь. - И я не знаю, как успеть искупить гейсы до того, как меня убьют демоны. Ведь оценивать, исправился ли я будут только в Самайн, а до него ещё больше полугода.
- Ну вообще-то я имела в виду коров в Ирландии, просто это звучит хуже, - Ойче запустила пальцы в рыжую шевелюру и с явным удовольствием почесала за ухом. - Не так красиво. Ну а гейсы... - она прислонилась к холодной стене, разглядывая Гарольда. - Ты что, думаешь, что в канун Самайна будешь суетиться, а до того хоть трава не расти? Жизнь оценивается постоянно. Так или иначе.
Гарольд кивнул, делая шаг к сумке.
- Речь идёт о том, что я должен разобраться со всеми долгами, или главное показать, что я изменился, и что у меня не ветер в голове? - Он немного порылся в сумке, доставая склянки. По крайней мере, в последнее время Гарольд перестал убивать людей, не предал Дженни. На этом, кажется, его не недостойные поступки пока заканчивались Было неприятно думать, что сказала бы девочка, узнай она, что принести в жертву её хотел в том числе и он. Забавно, что вчера, когда он бил копию Дженни, совесть Гарольда так не мучила. Гарольд аккуратно откупорил одну из них, рукой направляя к себе испарения.
- А это не одно и то же? И на кой bhod** ты?.. Ну, теперь-то миледи мать точно прогонит генерала ссаными тряпками и возьмёт тебя в мужья... - презрительно фыркнув, девушка отступила на шаг, проваливаясь в стену, и исчезла.

- Бадб, Бадб, больно нужна мне ваша Бадб. Я, может быть, вообще её побаиваюсь. - Гарольд нахмурился, отодвигая от себя склянку. - Твою мать... - В голосе чувствовалась обречённость. - Надо будет подлить этой дряни Дженни, и ещё кому-нибудь, а потом продать Инхинн. Или оставить себе, понадобится же мне рано или поздно что-нибудь выведать? Отдавать Инхинн чревато - сам же через неделю и попробую. С местью я, конечно, погорячился, но и Клайвелл шибко умный, сам-то, небось, последнюю прабабку бы проклял. А вообще жалко, что некого даже подколоть, да и склянки негде оставить. Точно прошляплю через день - другой. И вроде в семье родился, и сестра, в отличие от родителей, ничего плохого не сделала, а поговорить не с кем. Отец, отец... не мог старый ты дурак посмотреть, куда сына сдаёшь? Сестра, небось, уже и замужем. Хотя... с таким-то характером её не каждый вытерпит, пусть и симпатичная. - Гарольд поднялся, перекинул сумку через плечо и вышел из склепа. - Ларк красивая, но какая-то странная, совсем не стыдится. Хотя, то, что она оборотень добавило бы интереса. - Гарольд посмотрел на остатки женщины и разрытые могилы. - Мия, Мия - веселиться ты, конечно, умеешь лучше моего. Или мы умеем? Ларк была права - надо будет вымыться. Чёрт, как же, курва мать, холодно! Оборотень. До сих пор не могу поверить! А главное непонятно - хорошо оно или плохо, полезно или вредно, и вообще, какого чёрта?! В любом случае, придётся с этим жить. Я стараюсь пойти на мировую с атамом, кто знает, может быть, старается и она? Старается или нет, а завтра, надо будет сходить к Армстронгу. По-хорошему, можно успеть и сегодня, но к чёрту всё! Пока не найду нормальную таверну и не вымоюсь, а потом не отосплюсь - никуда не пойду. Курвамать, как же холодно и во рту чувство, будто дерьма нажрался!
- Армстронг - чёрт мутный. Как бы он ещё меня не того. Конченый город с конченными людьми, разберусь с чем надо, и поеду отсюда. Как же, курвамать, холодно. Ха, отобрал у посланницы платье! Хрен мне, а не перерождение и доверие. И михаилита этого искать. В Лондон-то я точно не поеду - там Ю. Друидов истребили. И что мне теперь делать? Вообще, надо узнать больше о всех древних богах. Если припомнить, особняк, в котором меня покусала бруха, вполне сошел бы за какой-то придурковатый южный храм. Да и плохого ничего не будет в том, чтобы узнать - выбор из многого ценнее отсутствия выбора. Может, вообще стоит узнать, как поклоняться Одину? Хотя, на воина я не тяну. Подумать только, собственный двойник - одним ударом!
- Ну и рожа была у этого сукина сына, надо будет поменьше улыбаться, а то мне это не идёт! Если бы не эта дверь, поупражнялся бы с мечом, заодно согрелся бы. С мечом тоже не получается говорить, стоит попробовать ещё раз, вчера Мгла должна была напиться всякой крови, в том числе моей, - так и не найдя ничего, чем можно было бы подпереть дверь, Гарольд вернулся. - Бадб хотела искренности. Зачем? Что я вообще могу сделать с тем, что так мыслю? И ведь не пытаюсь никого обмануть, согласен выполнять задания. Будто сама богиня не знает, что такое выгода? С другой стороны, дочерей своих она освободить не попыталась. Курвамать, как же холодно, - Гарольд заходил по кругу, время от времени поглядывая на рычаг.
- Как вообще понять этих богинь? Кто-то ворует какую-то жалкую плиту из города, где и не думают им поклоняться, и они являются всем семейством. Какой-то сукин сын сжигает целую деревню вместе с жителями - и всем будто бы всё равно. Наверное, не получилось бы победить рыцаря, даже умей я превращаться в оборотня. Огнём он владел невероятно.
А вот я ни черта толком не умею. Как же холодно и жрать охота! Ни ветром, ни пламенем, ни мечом. Как только дожил до сегодняшнего дня? Впрочем, день ещё не кончился. Но с жизнью надо что-то делать. Это же какое-то дерьмо! Холодно, дома нет, семьи нет! Вообще нихрена нет! Даже надежны на жизнь после смерти. Чёрт возьми, да я беднее тех безумных аквитанцев! Я бы многое сделал за возможность переродиться после смерти. Это звучит лучше вечного пира. Пиры я не люблю, а вот в Туата мне понравилось, в те моменты, когда там было спокойно. Место, должно быть, вообще было замечательное, пока там не появился я. Туата не Туата, а дом я себе куплю - хоть будет куда возвращаться и, где хранить вещи. Да вот только где купить дом, когда тебя разыскивают констебли? Не всю же жизнь я буду выполнять поручения Ю? Курвамать, ещё и за украшениями какими-то таскаться! И холодно, и жрать охота! Что ж я не додумался вытаскивать плиту ночью? Призраки, призраки! Призраки, оказывается, приятнее в общении некоторых богинь. А как бы всё было хорошо без этой клятой плиты! Вполне законно бы себе ездил с атамом и гримуаром.
- Насчёт атама, может быть стоит найти Фламберга? Вроде, тоже специалист. Они с Берилл, кажется, тоже вытаптывают Англию. Ох, и не нравится же мне, когда читают мои мысли и эмоции! Та же Бадб оскорбилась, а что может быть хуже и невоспитаннее, чем чтение чужих мыслей? Хоть на них-то человек должен иметь право! Ладно Берилл, я где-то слышал, что от эмпата это не зависит, а богиня!.. Ещё и использовала свой дар, что бы больнее меня уколоть! И ведь храм даже не её был! С другой стороны, гейс Вороны пока мешает меньше всего. - Гарольд достал из сумки верёвку. - Моя жадность меня убьёт. Но зачем тут быть ловушке? Очевидно же, что выход. Сейчас подожду, пока эта хрень пройдёт и разберусь с рычагом. Побыстрее бы прошло, у меня уже язык болит, и холодно, курвамать, и жрать охота. Лишь бы эта зараза закончилась до того, как вернётся Дженни. Ох и подловлю я её в один день. Главное, не потерять склянку раньше. Надо будет проверить остальные, да только опасное это дело. Эту я отложил в сторону, остальные буду отмечать. Кое-что продам, кое-что оставлю себе. Вообще такие штуки лучше обменивать, чем продавать, и было бы неплохо заняться перекупкой и продажей вот такой вот дряни. В ней-то хоть как-то начал разбираться. Ха. Не начал. Хорошо, что Ларк ушла. Ох и наговорил бы я ей, ох и наприставал бы.

- Кто ушла? - раздался голос Дженни от двери. - Ты ж, дяденька, только из борделя, да ещё ледю того, а уже приставать к кому надумал?! Вот силища!
Лопаты у девочки с собой не было, зато, судя по объёмистому тючку, и таверну, и одежду она нашла без труда.
- Одежда! - Гарольд быстро подошел, взял рубашку и оторвал рукав. - Нож, зараза, опять потерял. А ты быстро. Это была посланница Бадб, богини, если ты знаешь. Симпатичная девушка, тем более - оборотень, как и я. Правда, кажется, с рождения. Безэмоциональная она какая-то, но в целом милая. Короче, вытащил я из подземелья склянки, которые разные эмоции вызывают, решил проверить, а эта зараза делает разговорчивым. Чтоб я сдох! Знала бы ты, как мне некомфортно так много говорить. Было время, я за месяц столько слов вслух не произносил! Хочешь попробовать? У меня ещё осталось несколько склянок с непонятными эффектами. Как же холодно! - Он начал быстро обтираться рукавом. - И в этой клоаке, где я снял место, нет ванны. Придётся ходить в таком виде по городу и искать нормальную таверну.
Дженни выслушала его с интересом, забавно наклонив голову на бок.
- Это склянки того дяденьки, который меня в жертву принести хотел? - Поинтересовалась она, помотав головой, услышав предложение попробовать. - Кто он?
- Ооо! Чёртово зелье! Не хотел тебе рассказывать. В общем, зашел я в одну из комнат - ловушек. В первой меня водой облило. Зараза! - Он натянул штаны. - Единственный гейс, который я не успел нарушить! А в другой были сокровища, просто несметные сокровища! И демон - Сар - стал мне нашептывать тебя в жертву принести. Ну, я думал, думал. Даже для верности связал твою копию. Ну, и решил не приносить. Тогда появилась моя точная копия, вырубила меня и пошла отправлять тебя в ад. Не знаю, что это за херня и как она работает, но этот чёртов двойник был на сто процентов уверен, что надо отправить тебя в ад за награду. Силу, там, душу, и вообще много чего. Ну я его нашел, когда ты уже на столе лежала, а он призывал демона, закидал этими вот склянками и вот тем самым мечом на пополам разрубил, ко всем чертям. Знаешь, а это страшно рубить собственную копию. Вспоминаешь, что сам смертен. Зараза, как же тут холодно! Но тут не всё так просто.
- Почему?
Гарольд секунду помолчал, глядя в пол.
- Кажется отпускает. Что почему? Чёртовы склянки. - Он до скрипа стиснул зубы. - Больше - ни слова не скажет. Курва - мать - ни слова. - Гарольд оделся и подошел к рычагу. Чуть - самое главное - не рассказал. И так - много наговорил, курва мать.
Слушая его, Дженни рассеянно, совсем как Ларк, рассматривала стены и роспись, гладила рыбок и обводила пальцем водоросли.
- Почему всё не так просто, дяденька? - Задумчиво протянула она, подходя к Гарольду. - И что это - гейсы? Ой, рычажок!
С этими словами девочка дёрнула рыбу за хвостик.
Пол под ногами дрогнул и исчез, оставив лишь узкий бортик там, где стояла Дженни. А вот Гарольд оказался в теплом, даже горячем бассейне, полном узких, жестких водорослей с пушистыми венчиками на концах, между которыми сновали тритоны с непропорционально огромными головами.
- Джении, за... уши от... - проворчал Гарольд. И не сиделось же ей! Надо было вылезать, пока на него не набросилась какая-нибудь тварь. Было непонятно, для чего использовался бассейн, но вода приятно согревала околевшие ноги. - Можешь держаться?
Ответить Дженни не успела. Вода взбурлила ключом, будто со дна поднималось нечто крупное, а затем в сполшном водорослевом ковре появилась полынья, выметнувшая высокий стебель с огромным бутоном. Бутон покачался над Гарольдом, как змея, неспешно, лепесток за лепестком, прилистник за прилистником раскрылся, явив взорам розовое нутро и... задумчиво, хоть и весьма скрипуче, проговорил:
- Хм. Половозрелый самец и неполовозрелая самка.
- Хм, говорящий цветок. - Гарольд медленно поплыл спиной к выходу, где лежал меч. Даром, что дверь без него захлопывалась. - Прошу прощения, что побеспокоили. - "Полезай обратно!" - Вы не против, если мы мирно выйдем отсюда?
Уплыть он не успел тоже. Водоросль плетью обвилась вокруг ноги, заякорив надежно. Цветок же с очевидным интересом, насколько его вообще могли выражать лепестки и тычинки, выслушал его, оглядел Дженни и резюмировал.
- У женской особи отсутствует зрительный анализатор. Морфофизиологический регресс?
И тут же не согласился сам с собой:
- Полагаю, травматическая ампутация, коллега. Обратите внимание, у самца на лицевом диске окрас по кожному покрову, представляющий собой изображение представителей иного вида. Скажи мне, самец, - вопрос, кажется, адресовался Гарольду, - для чего ты вызвал процесс эвтрофикации данного водоёма?
- Красивый какой! - восхищённо вздохнула Дженни. - И инту... ител... умнявый!
Гарольд недовольно выдохнул. Хорошо, что Дженни выбили только один глаз, оставив ему простор для выбора. Дрянь выглядела невероятно, несла какую-то чушь и не сулила ничего хорошего. Надо же было этой засранке полезть, когда он уже почти был в тёплой таверне с деревянной миской похлёбки в руках и ногами возле камина!
- Процесс чего? В любом случае, это вышло случайно.
- Однако же, - серьезно покачал головкой цветок, почесывая один из лепестков водорослей, - твой детёныш запустил инициализацию программы кормления и обслуживания путём воздействия на триггерное устройство, что привело к повышению уровня первичной продуктивности водоёма из-за увеличения концентрации в нем биогенных веществ. Это приводит к допущению вероятности причинения вреда водной среде и нарушению состояния гомеостаза.

- Ни х... не понятно! - ещё более восхищённо добавила Дженни. - Давай его с собой возьмём, бандюганов пугать?
Гарольд едва улавливал суть, а может, вообще ничего не улавливал. До этого самого момента казалось, что после вчерашнего у него временно выключился страх. Захотелось стащить девочку в воду и оторвать ей уши. Она ещё восхищалась!
- Это была случайность, мы приносим извинения. И если вы позволите мне вылезти, попробуем вернуть пол на место.
- Что вы думаете, коллега, - задумчиво осведомился цветок, оплетая водорослями вторую ногу Гарольда и подволакивая его ближе к себе, - об инкубационных свойствах внутричерепного пространства данного самца? Ведь известно, что гормональный фон мужских особей ровнее, нежели у женских, а потому гораздо более пригоден для инокуляции и последующего развития, а также для прохождения ларвальных и нимфоидных стадий.
- Я полагаю, коллега, - вздохнул он же, - что женские особи несут необходимые гормоны, выделяющиеся при развитии потомства, а потому при некоторой стимуляции определенных отделов мы можем получить прелюбопытнейшие результаты... Скажи, самец, если ты, по твоему утверждению, случайно окрыл водоём, то для чего тебе предмет, именуемый верёвкой, и неполовозрелая самка, держащаяся за триггерное устройство?
- Это какие-такие отделы вы собрались стимулировать?! - Гарольд достал из сумки склянку, и приготовился откупорить её одной рукой. Дрянная отрава, он сказал Дженни много лишнего, хорошо, что в комнате уже не было Ларк. - Верёвка - полезный в подземелье, да и в жизни инструмент. У неё много применений. А девочка дёрнула из любопытства - ребёнок, что с него взять? Раз уж вам так интересны жидкости, и... стимуляции... Я предлагаю компенсацию за беспокойство. Эту вот дрянь-реагент я вытащил из подземелья: исследуйте-переисследуйте, за всю жизнь ничего подобного не видел.
Под водой было что-то ещё. Мелкое и не очень, шныряющее мимо, касаясь порой Гарольда боками... лапами... или чем там ещё. Хватка цветка же стала ещё крепче.
- Вещество, предназначенное для стимуляции вербальной активности, нам известно, не представляет научной ценности и не соответствует целям и задачам исследования. Однако, мы с коллегой пришли к консенсусу, что заимствование исследований эмоциональной сферы в данном случае является кражей интеллектуальной собственности без патента и подлежит конфискации при выходе из лаборатории с ампутацией конечностей и выемке medulla spinalis. Шесть лет работы научным коллективом, две монографии и докторская - слишком много трудов вложено, чтобы просто оставить результат работы белковой форме жизни, не представляющей её ценности и неспособной эффективно воспользоваться. Впрочем, при возвращении в запечатанном виде, возможно, удастся избежать проведения исследований ex vivo. Целостность системы позволяет сохранить комплексный подход без полной деконструкции, что на данном этапе исследований является наиболее выгодным. Ибо, не могу не отметить эмбриологические данные в пользу использования внутричерепной среды мужских половозрелых особей данного вида. Они свидетельствуют о том, что после гаструляции развитие зародыша проходит по схеме бластопоризации в ротовое отверстие и в сторону дорзального полого нервного тяжа.
- Но, коллега, - изумился он сам себе, - боюсь, на данной особи мы будем наблюдать явление рекапитуляции, что, несмоненно, приведет к порокам развития. А женская особь еще слишком мала, чтобы, поместив их в изоляцию, дожидаться чистого и гетерозисного потомства с целью последующей инкубации в их внутричерепном пространстве спор. К тому же, цикл развития данного вида долог и нестабилен.
- Ой, нестабилен!.. - вздохнула Дженни, следившая за происходящим с нескрываемым интересом. - Какое уж чистое потомство-то, когда вокруг грязюка такая!
От болтовни цветка начинала болеть голова. Сумасшедшее растение, кажется, знало всё, кроме понятия этики, так что уповать на неё не было смысла. Тёплая и приятная вода стала ощущаться скручивающей всё нутро щекоткой - кто бы мог подумать, что даже не выходя в море он погибнет, как моряк - захлебнувшись. Конечно, если бы тварь не сделает того, что хотела сделать.
- Я нахожусь под действием проклятия и если останусь тут, то много дольше полугода не проживу. Ну, а раз выпускать вы меня не хотите. - Свободной рукой он достал ещё одну склянку и приготовился её откупорить. - Я вылью результаты исследований в систему, и вы не получите ни удобрение для своих... семян, ни хера в общем. Вам на самом деле очень не повезло - что девочка, что я принадлежим к низшим социальным слоям: живём в грязи, болеем, носим вшей и другую дрянь. Вам, однозначно, нужны какие-нибудь дворяне: чистые, с детства хорошо питающиеся, физически здоровые. А мы... Ну вы же представляете, в какой дряни я извалялся и какую заразу мог подцепить?

- Необходимы дополнительные исследования, - резюмировал цветок, согласно кивнул сам себе и резко окунул Гарольда под воду, где тут же началась суета. Тритончики обступили его, аккуратно откусывая кожу, брови, ресницы. Руку пронзила резкая боль - один из водоплавающих прокусил венку и присосался к ней. Другой бесцеремонно залез в штаны, чтобы ввинтиться в самое сокровенное, сопровождая это чудовищной болью. И лишь когда Гарольд почти захлебнулся, водоросли вытащили его на поверхность, давая вздохнуть и зажимая руку до тех пор, пока склянка не выпала в воду.
- При использовании данного образца биотическое поражение неизбежно, однако...
- Необходимы исследования внутричерепной и спинномозговой жидкости... Самец, тебе надлежит провессти эти анализы и вернуться, когда они будут готовы.
С этими словами водоросль размахнулась и вышвырнула Гарольда наружу, в снег. Следом на него с визгом упала Дженни, еще глубже вдавливая в сугроб, а затем со звоном вылетел меч и дверь захлопнулась.
- Эх, жалко, что дверь закрылась! - Воскликнул Гарольд, стаскивая с себя Дженни и поднимаясь. Девочка, вроде, была цела, даже не намокла. - Я б тебя, засранку мелкую, обратно закинул. Ты зачем за рычаг так неожиданно дёрнула? - Гарольд снял рубашку, в мокрой он до трактира мог и не дойти. Если бы он до этого не торчал на Балтике и в Северном море, наверняка, бы уже додыхал. - Если ты не поняла, о чём говорила эта дрянь, так я тебе переведу. Тебя хотели изнасиловать, а потом отложить семян в голову, чтобы тем было чем питаться, пока растут. Правда, думаю, надолго бы не хватило. - Гарольд призвал остатки сил, направляя тёплый потоки тёплого воздуха в ткань. - Ты в порядке?
- В порядке, - та охлопала себя, сбивая снег, и оглянулась на дверь. - Да-а. Жалко, что закрыто. Поискали бы ход в лабораторию. Такие скляночки! Но они, наверное, против этого... процесса. Хм-м, - она посмотрела на Гарольда. - А тебя, дяденька, приглашали вернуться. После этих, анализов.
Гарольд вздохнул - никакого раскаянья. Надо было иметь в виду, что у девочки шило в заднице. Можно было догадаться и раньше, но... не настолько же! Он ощупал лицо - бесценные брови, за которые он продал душу, вроде бы, были на месте. Рука не уставала болеть. Гарольд так и не понял, почему тварь его выкинула и с чего решила, что он вернётся. Неужто цветок думал, что он был бы рад по-быстрому снять гейсы, получить обратно свою душу и вернуться в лабораторию, чтобы стать живой клумбой? Невероятно странное растения с двумя личностями и бесконечно жаждой к познанию... Гарольд надел рубашку и принялся за штаны. Ну, теперь-то он выстрадал свой вечер у камина!

До таверны "Розочка" Гарольда добрался уже после полудня, сил почти не осталось, и ему постоянно казалось, что от него несёт трупной вонью. Даже весна, неожиданно, незванно воцарившаяся на улице, скорее мешала, чем помогала. Текли по брусчатке грязные ручьи, смешиваясь с человеческим и лошадиным дерьмом, напоминая Актон, район Лондона, где жили родители. Падали с крыш сосульки, а встречные люди имели вид слегка ошалелый, счастливый, точно этого тепла они ждали давно. Даже в "Розочке" неопрятная служанка мела пол, но этому скорее был причиной констебль, брезгливо прислонившийся к створу двери. Завидев Гарольда, этот темноволосый приземистый мужчина лет сорока оживился, просиял приятной улыбкой.
- Мистер Брайнс, он же Джеймс Грот, я полагаю? - Осведомился он, глядя почему-то на Дженни. - И мисс Джейн Хейзелнат, как я вижу. Что ж, верно, верно... Всё верно! Надо бы, мистер Брайнс, словом перекинуться.
"Опять?!" Гарольд многосложно выругался. Захотелось упасть на пол и закричать, что никуда он своими ногами не пойдёт, пока не вымоется и не перекусит, но, кажется, у него не было сил даже на это. Да какого вообще чёрта?! И откуда законник знал имя и фамилию Дженни? Хейзелнат? Фамилия ей до смешного подходила.
- Хорошо, вы не против продолжить за столом, господин... Смолл? - Гарольд окинул зал взглядом. Кажется, травник говорил о Смолле. Со стариком он говорил, казалось, не меньше недели назад.
- Средь благородных иль низких людей, кто бы был безымянным, каждому, только родивши, дают уж родители имя, - продекламировал констебль, - Дали и мне, чуть на свет появился я Божий, прозвание: Болдуин Портер, - он усмехнулся и внезапно перешёл на обычную речь. - За столом, господин Брайнс? Сидеть в этой грязи, в темноте, когда снаружи можно пройтись под сиянием яркого солнца? Давайте прогуляемся. Ведь возвращаться домой тем приятнее, чем дольше путешествие. И, конечно, тем сложнее тоже.
Из-за усталости, приступ боли тоже был каким-то ленивым, он неспешно скатился от головы к ногам. Либо законник был знакомым Ю, либо Клайвелла. В любом случае, хотели бы арестовать - уже бы арестовали. Гарольд кивнул.
- Рад знакомству, мистер Болдуин Портер. - Законник-поэт, чтоб его:кому-то свежий воздух, а кто-то с утра надышался на полжизни вперёд, и совсем не ел. - Как вам будет угодно. - Он открыл дверь пропуская Дженни вперёд: хрен куда он теперь пустит эту паразитку. Если бы ещё Дженни Хейзелнат собиралась спрашивать.

- Странно, как люди за все нас, закон, обвиняют! Зло от нас, утверждают они; но не сами ли часто гибель, судьбе вопреки, на себя навлекают безумством? - С чувством продекламировал Портер, по-хозяйски оглядывая грязную улицу, по которой бежали замызганные ребятишки. И снова, без всякого предупреждения, заговорил прозой. - Забавно судьба складывается, правда, мистер Брайнс? И порой я вам даже завидую: успевать везде и повсюду - редкая наука. Позвольте полюбопытствовать, зачем вы украли статую архангела Гавриила с колокольни в Суррее? И главное - как вы ее спрятали?
Так вот о каком храме говорил демон! Видимо, пользуясь случаем с плитой, на него скинули ещё несколько краж, осквернений и ересей. В общем, опять всё то же самое. Казнить-то его всё равно бы казнили, а вот дознание стало бы намного неприятнее.
- А закон, он тоже бывает разным, господин Портер. Вот, например, статуя. Её я не крал, ни разу в жизни даже не видел, но письмо к вам пришло. А значит, какой-то законник меня оклеветал. И вот если, ну или когда дознание покажет, что именно в этом преступлении я не виновен, что будет с этим законником? Очень просто, мистер Портер - ничего. И ведь это тоже - закон. Ну а статую, как я уже сказал, я не трогал. - Гарольд внимательно следил, чтобы девочка куда-то не юркнула. - Но вы очень необычный констебль, и уникальность ваша начинается с того, что говорю я с вами не на дыбе. Что приятно. Я чем-то обязан такому человеческому отношению?
- Клевета - что гарпия, - участливо согласился констебль, вежливо выслушав сентенцию Гарольда, и потрепал рыжие кудри возмущённо пискнувшей Дженни. - Однако же, пока не доказали, что это так... Любопытно, к слову, куда вы еще дели изумруд из груди девы Марии, зачем разбили пол и фрески в монастыре Уэльбека, изуродовали гаргулий на церкви Шрусбери? И где продали золотой потир и облачение священника, мда...
Законник улыбнулся солнцу и ковырнул талый снег.
- Весна, - вздохнул он снова. - Быть уж ребенком нельзя, ты из детского возраста вышел; Кто ж, беспорочный душой, и в поступках своих беспорочен — имя его, с похвалой по земле разносимое, славят все племена и народы, все добрым его величают... Я мог бы вас вздёрнуть без суда, но...
Пальцы Портера сложились в щепоть, медленно и неохотно пошевелились, точно констебль кормил крошками птиц.
Гарольд, повернув голову слегка набок, кивнул. О таком варианте он, почему-то, сразу не подумал, хотя в Бирмингеме он был самым логичным. Вообще, Бирмингем был городом, которого он заслуживал - всё в нём продавалось и покупалось, со всеми можно было договориться и так далее... А вот дряни на него скинули прилично, не меньше чем на неделю работы Инхинн.
- Ни о чём из этого я тоже не слышал. Да и как одному человеку столько успеть? - Устало улыбнулся Гарольд. - Но вы, и правда, могли бы. И по чём нынче свечки в приходской церкви?
Законник поцокал языком, покачал головой.
- С таким количеством грехов? - Удивился он, вздохнув. - Тут всенощную заказывать надо. Не меньше сотни, со свечками-то. Ибо если бы следовал ты наставленьям закона, безумец, злого жребия этого враз избежал бы.
Гарольд кивнул, почти сам себе. Хорошо, хоть деньги у него сейчас были - иначе бы висел уже к закату. Надо было осторожней: сегодня он тратил три сотни на шлюху, а завтра могло не хватить десяти на констебля.
- Договорились. А откуда, позвольте узнать, вам известно имя моей рыжей спутницы?
Паркер поморщился, глянул по сторонам и поманил его, а скорее - монеты, пальцем, а затем неуловимо-ловким движением спрятал деньги за пазуху.
- Ну вот и чудненько, - потер руки он. - А я уж сам помолюсь за вас. Да, мистер Брайнс, есть еще дельце...
Из кошеля на поясе на свет божий появилась записка, из тех, что отправляют голубями: тонкая, почти прозрачная, мелко исписанная.
- Раз уж мы так славно договорились, то... - констебль откашлялся и торжественно начал читать. - "Уважаемые коллеги, уведомляю вас, что в деле Гарольда Брайнса, он же - Джеймс Грот, выявлены новые обстоятельства..." Знаете, - отвлекся он, - законнику всегда приятно, когда новые факты открываются. Это так волнительно... Вот вам - волнительно?
- Волнительно - Кивнул Гарольд, улыбаясь краешком рта. Он бы поставил на то, что речь шла о Дженни, иначе откуда бы законнику о ней знать. Раз уж с констеблем получилось договориться, надо было узнать побольше, тем более, Портер сам был не против говорить.

- И мне волнительно, - вздохнул Паркер, встряхивая бумажку. - "Мать его, Одри Брайнс, будет определена в монастырь для престарелых и безумиц, поскольку за ней нет призора. Отец, Джеймс Брайнс, находится в Тайберне за долги сына, а сестра..." Да, - протянул он. - Только заря засветилась, глашатаи голосом громким начали тех вызывать, кто имели долги по закону... У вас ведь есть долг, мистер Брайнс, не так ли?
Гарольд заметно посерьезнел.
- Да. Что с сестрой? - Можно было договориться с представителем гильдии, уплатив хотя бы часть долга, и тогда отец забрал бы мать из монастыря. В крайнем случае, Гарольд мог сам за ней поехать, но зачем бы она ему сдалась? Так точно не хватило бы денег на помощь Армстронга, а преследовать его и так преследовали.
- "Сестра же, полубезумная Коралина Брайнс, оставила дом и не вернулась. Дальнейшая её судьба неизвестна. Дом Брайнсов в Актоне продаётся за долги. Старший констебль, констебулат Бермондси, Джеймс Клайвелл. Писано двадцать первого февраля сего года." - Закончив чтение, констебль Паркер аккуратно сложил бумагу и убрал её в кошель, с интересом глянул на Гарольда. - А о мисс Хейзелнат всех оповестил мистер Клайвелл. С припиской, что если с юной леди или её спутником что-то случится, то дитя надлежит вернуть домой. Кажется, мисс Хейзелнат в Бермондси очень ждут.
Наверное, отправилась искать его. Собственно, это были не первые и не последние люди, которым он испортил жизнь. А старики оказались живучими, Гарольд побился бы об заклад, что к его тридцатилетию кто-нибудь из них да не доживёт.
- Сестра оставила дом в связи с его продажей или раньше? - И Коралина, почему-то, была не замужем, да ещё и именовалась полубезумной. Старики, конечно, были жутким балластом. Ничего особенного они ему не дали, но и не навредили, так что надо было разобраться с долгом. Тем более, преследование могло помешать в будущем. Интересно было бы хотя бы взглянуть на сестру, может из неё выросло что-то потолковее его самого? Донесения, правда, не обнадёживали. Ох, и невзлюбила его, небось, единственная сестра! Жаль... До родителей Гарольду особого дела не было, а вот с ней он бы поговорил. "Вот так и вспоминаешь, что есть родня, только когда их садят из-за твоих долгов". В любом случае, уже было поздновато: он умудрился и там всё загадить.
- Мистер Клайвелл полагает, - зевнул Паркер, - что её увели выбиватели долгов. Из речи вашей матушки, которую он нашел одинокой, голодной, в холодном пустом доме, понять что-либо было невозможно. Сбрендила-с. Но, мистер Брайнс...
Нежной своей красоты не губи сокрушеньем; не сетуй
Так безутешно о милой сестрице. Что нынче в борделе,
Наверно, прекрасных мужей ублажает...
- Впрочем, - он глянул на солнце, - позвольте откланяться. Дела.
Констебль развернулся на каблуках и через мгновение исчез в толпе.

Дождавшись, пока он отойдёт подальше, Дженни длинно присвистнула.
- Ну, дяденька, жизня у тебя. А собой-то как владеешь!.. - она восхищённо вздохнула. - Сталбыть, обратно в Лондон нам, да?
Ехать назад в Лондон? Родители? С крыши за шиворот залетела холодная капля. И уже была весна... Он почти забыл, как они выглядели - у матери, кажется были голубые глаза? Да, голубые, Гарольд их вспомнил - голубые, как у него и у сестры. У отца - карие.
Дом был выставлен на продажу... Сейчас, Гарольд, наверное, даже не сразу бы нашел его среди улочек Лондона. Но что-то в памяти всё-таки вплывало. Старый, но отдраенный матерью камин, две низкие скамейки возле него, большие ступеньки на второй этаж. Мало у кого ещё был собственный второй этаж. А мать любила чистоту. Вроде, восемь лет или около того, Гарольд точно не помнил, не были вечностью. Но как же он всё забыл!.. Наверное, от того что жил другим, кучей проблем, как сегодня.
- Да... давай сначала найдём таверну.
- Это "да", или это ты заикаешься от новостей-то эдаких? Но можно и таверну, - покладисто согласилась девочка. И уже двинувшись к дому, где остались вещи, оглянулась будто невзначай. - А зачем бы тебе, дяденька, именно меня в жертву приносить?
Вопрос Дженни вырвал Гарольда из воспоминаний. А двойник-то был прав. Наверное, он был очень хреновым человеком - плевал на родителей, попавших в тюрьму и приют из-за его долгов, плевал на сестру. Даже спасая Дженни, оставлял себе запасные ходы. В конце концов,
еможно было сейчас предложить девочке узнать всё поподробней у источника и в случае, если бы она и правда была тем самым ребёнком, у Ока же принести её в жертву. Он взглянул на Дженни. Ещё не зашедшее солнце слепило глаза так, что было сложно разглядеть лицо. Девочка казалась крошечной в окружении высоких стен переулка. Странный ребёнок- очень взрослый и очень маленький одновременно. Сейчас, правда, Гарольд не видел в ней ничего детского.
- Потому что так хотели ОНИ.
Разве этот ребёнок был ему другом или товарищем, о чьём благе стоило заботиться? О чьём благе, кроме своего собственного, Гарольд вообще должен был заботиться, когда у него было столько проблем? Секунду подумав, он продолжил. - Этот переулок не место для таких разговоров. Поговорим по дороге.
Следующим по логике вопросом должен был быть: "а почему тогда не принёс, раз столько обещали?" Трудно было сказать, что он тогда всё взвесил и принял выгодное решение. Ох, не до взвешивания было - Гарольд разве что не обделался, очень жалея, что некому молиться! Но девочку, тем ни менее, не отдал. Сейчас, этот поступок казался очень глупым и безосновательным, с какой стороны не посмотри - если бы это не была иллюзия, он умер бы прямо там, а в реальной жизни такой выбор давал демонам повод его прикончить. Чёрт возьми, но разве нужны были причины, чтобы не убивать ребёнка? Гарольд посмотрел на пронзительно голубое небо. И разве нужны тогда причины, чтобы не оставить собственную семью в борделе, приюте и тюрьме?
- А чего тогда не принес? - Осведомилась Дженни. - Любопытственно, понимаешь, дяденька, вдруг нонешней ночью того-этого, ножичком по горлу?
- Тут нужна верёвка, а не нож, Дженни. - Девочка была права: ещё можно было очень просто всё исправить и ночью же попробовать принести её в жертву. Но ошибка показала, что, в конце концов, у него был выбор. После встречи с Ларк стало понятно, что был шанс не служить аду, и даже надеяться на перерождение после смерти. Гарольд слышал о том, что кельты верили в перерождение, а не в ад и рай. Он попытался уточнить это у Ларк, но лиса его просто проигнорировала. Конечно, это нужно было проверить, но кому ещё получать такую награду, если не избранным илотам богини? Правда, это был огромный риск. И он вполне мог на него пойти, потому что перерождение манило намного больше участи мелкого демона, ад пугал своими пейзажами, а Туата и звание одного из избранных казались намного приятнее. Да и... Гарольд посмотрел на девочку. Было приятнее выбирать сторону, которая, кажется, не заставляла убивать детей. - Нехорошо приносить в жертву детей и предавать спутников, и я не хочу служить аду. Идём, остальное расскажу в пути - мне надо перевязать руки и ногу. За сегодняшнюю ночь не беспокойся, сама подумай, не лучшим ли местом в Англии было то подземелье, из которого я вытащил тебя спящей?

- Так я ж не чернокнижица какая, - резонно возразила девочка. - Кто вас знает, где лучше, а где хужее? Да и ночей впереди поболе будет, чем только сегодняшняя.
Гарольд устало вздохнул.
- Твои опасения справедливы, но это Бирмингем, я не стану говорить о таком на улице. - Ему самому надо было подумать, но раз уж они путешествовали вдвоём, Дженни имела право знать. Перспектива снова искать девочку по всему городу Гарольда тоже не радовала. - Давай найдём таверну, вряд ли даже самый могущественный чернокнижник сможет сделать тебе что-то средь белого дня.
Гарольд почесал затылок. Слишком много о чём надо было подумать, а он очень устал. Было страшно, что ночью в комнату явится демон. И что можно было после такого сказать?
Дженни взглянула на него, как на сумасшедшего и обвела улицу рукой.
- Дяденька, это Бир-мин-гем. Думаю, туточки можно что угодно делать, если только кого важного не заденешь. А я, знаешь ли, никто и никак, и нигде. Странно... - она задумалась, а потом продолжила уже другим тоном. - Странно мне, что я хоть сковородникам-то понадобилась. С чего бы вдруг?
У Гарольда опустились плечи. Ну почему сегодня кто-то обязательно норовил огородить его от ванны и еды? То безумный цветок, то поэт-взяточник, то Дженни. Ну почему он не мог рассказать ей всё, пока ест и пьёт? Да он сам, чёрт возьми, ещё не знал, что будет делать и стоит ли вообще что-то рассказывать девочке! Да и что он вообще знал? Враньё демона, да бред сумасшедшего. Да ещё и родители с сестрой.
- Во-первых, демоны не против заполучить любую душу, особенно такой маленькой нетерпеливой девочки, как ты. Пусть и воровки. - Ладно. Добиться чего-то и дальше виляя туда-сюда у него бы не вышло - просто не было времени. Надо было быть последовательным - он не отдал девочку, надеялся, что имел ещё месяц времени и должен был успеть решить хотя бы несколько проблем до Белтейна. Одновременно, надо было узнать больше о других богах и особенно - о Вороне. И раз уж он пошел этой дорогой, значит, и дальше не собирался предавать Дженни. Оставалось только позаботиться, чтобы испуганная девочка не перерезала ему горло во сне. Тем более, выходило, что теперь они были в одной лодке - оба спасались от демонов.
- Во-вторых, я знаю настолько мало, что это и на предположение не потянет. На тебя намекал мне демон... - Гарольд от нечего делать пнул носком сапога сугроб. - Он, повторюсь, намекал что ты как-то связана с одной из древних богинь. Помнишь тот раз, когда ты рассказывала мне о Соверене, или как его там? Лошади тогда взволновались, вроде как, реагируя на твоё настроение. Мне кажется, это как-то связанно. В любом случае, теперь мы с тобой в одной лодке - тебя демоны хотят на серебряном блюдечке с золотой каёмочкой и яблоком во рту. Меня попробуют наказать, за то что я не хочу тебя им отдавать. - Гарольд снова взглянул на девочку, продолжая ковыряться носком в сугробе.
- А кто твоя мать, Дженни?
Несколько секунд Дженни явно переваривала информацию, потом прыснула, а затем засмеялась в голос.
- Я - с богинями?! Ну ты, дяденька, выдумаешь тоже! Ха! Да разве ж я бы по улицам побиралась? Разве ж матушка моя, в Господа Бога верующая, померла бы от лихоманки?! Да тут на шелках спать да на золоте есть, да где ж они?! А ты - с богииинями.
- Ну, я примерно так же отреагировал. - Пожал плечами Гарольд. - Вообще, как по мне, пытаться понять богов и демонов бесполезно, но дело твоё. Я бы всё-таки проверил. Что касается твоих опасений - то с ними я ничего поделать не могу. Убежав сейчас или перерезав мне горло во сне, ты вернёшься в Лондон ни с чем, и ничего не узнаешь, если тебе и правда грозит опасность из-за демонов. Ты знала, что серьёзно рисковала, соглашалась на задание Ю, и рискнула. Наверное от того, что хотела чего-то большего, чем мелко воровство и попрошайничество. Я сейчас делаю примерно тоже самое. - Что-то он разговорился. - Тоже доверяю тебе свою жизнь и рискую - во сне я не намного защищённее тебя.
В ответ Дженни лишь кивнула.

Таверна "Розочка". Вечер.

Руки, и место куда вцепился паук, гудели, время от времени побаливая. Отдельным удовольствием было перематывать их при целом зале зрителей - рыжий, хромой и косой калека, пара не перестающих чесаться близнецов и полубезумный дед, то и дело повторяющий "ай-яй", старались особо не глазеть на Гарольда, пока тот, должно быть, с самым кислым лицом на свете перематывал место под задницей. Он бы не пожалел денег на комнату получше, но всё в городе было переполнено, так что некоторые наёмники даже ночевали на улице. Правда Дженни - любительницу "рычажков" и "умнявых цветочков" никто не тронул - так что на полу, с калеками и блохами ночевал только он, а девочка спала во "Льве". Пришлось даже тащить её вещи обратно. Гарольд не знал, сказал ли он достаточно, чтобы Дженни не сбежала или ещё хуже не натравила на него наёмников, как это сделала Самхайд. Он бы уделил этому больше внимания, если бы сам не был сбит с толку новостью о родителях и сестре. Чего уж, если подумать, в историю, что Дженни как-то связана с Бадб и ему самому верилось с трудом. Тут можно было хоть что-то узнать только источником, или призывом из гримуара, по ходу дела выясняя хоть что-нибудь о светоче. Ну или искать коров и спрашивать Бадб при личной встрече, если она не пришлёт за вирой кого-нибудь слугу.
В голове одним из многих витал вопрос - что делать завтра утром? Искать Армстронга, чтобы тот помог ему с оборотнем? Попробовать найти амулет и какую-нибудь книгу о древних богах и попытаться договориться с Мией в одиночку? Или искать представителя гильдии, чтобы пытаться вытащить родителей из тюрьмы и снять дом с продажи. Дом, кстати, был почти что его. Гарольд не помнил, сколько лет было отцу, но после его смерти дом должен был перейти к нему. А учитывая непроизвольно организованное отцу путешествие в тюрьму, ждать нужно было недолго. Раны не уставали ныть, не давая провалиться в сон. Ещё была сестра. Родителей-то можно было попробовать освободить походя, поговорив с представителем гильдии и внеся часть сумы, а вот с сестрой было сложнее. Чтобы найти её, надо было ехать в Лондон. В хренов Лондон, где ему бы вырвала кадык Ю! С другой стороны, он, конечно, не был каким-нибудь дворянином, но то что его сестру имел любой кому не лень, звучало даже хуже, чем померевшая в приюте мать. Но трата времени могла стоить ему жизни - Гарольда мог погубить ад, какой-нибудь констебль, Ю, да и сама Бадб, наверняка, хотела получить своих коров. До родителей ему особого дела не было, но и зла на них Гарольд не держал, а пострадали они из-за его ошибки. С другой стороны, много бы он выиграл в глазах Вороны, найдя коров, но кинув семью! Шотландцы вообще были помешаны на семье.
Твою мать! Просадить двести золотых на шлюху и не позаботиться о сроках и долгах! Образ жизни, когда он рисковал погибнуть семь раз на неделе, плохо сказывался на его отношении к деньгам. Гарольд просто переставал их ценить так, как ценил до этого. Они приходили и уходили, как и одежда и все остальные вещи. Он уже не считал, сколько раз терял всё или почти всё, с тех пор как приплыл в Англию. А может быть плохо сказывалось то что он долго не имел женщины, так долго что, чёрт возьми, мозги просто отключились? В любом случае, ещё в Туата он попытался делать хоть что-то с последствиями своей глупости, когда пристроил мальчика - любителя книг. И в этом случае, это тоже была его ошибка, очередная, очень глупая, и - его.
И над всем этим висела угроза ада. Гарольда даже немного успокаивал сброд в комнате. Казалось, что поселись он сам - уже висел бы под потолком, судорожно и напрасно придумывая, как отбрехаться от демона. Надо было уже сейчас приводить свои действия хоть в какое-то соответствие с намеченым путём. Служить аду он не хотел, но это не значило, что на всём свете оставалась одна Ворона: даже в кельтской религии богов могло быть много. Правда, Гарольд слабо представлял себе, какое божество оценило бы его отношение к родителям, да и всё остальное. О Вороне и её сестрах он пока знал больше всего, видел их, хотя бы примерно представлял, что нужно делать. Пусть и хотелось услышать что-то посущественнее намёков Ларк. Надо было найти магистра и спросить ещё о многом: о том, что приходит после смерти, и о том, на что конкретно мог надеяться и рассчитывать Гарольд. Он, чёрт возьми, рисковал жизнью и душой, а полагаться мог только на намёки! Это говорило в пользу поездки в Лондон. Всё-таки, повод у Гарольда был весомый - ошибка ошибкой, но можно было хоть как-то надеяться, что за попытку спасти сестру Ю не снимет с него шкуру. Ещё надо было серьёзно подумать о книге, потому что друидов, как оказалось, в Англии не было. Зря он не спросил про Ирландию... но книга бы всё равно не помешала. Теперь-то можно было тащить с собой хоть гримуар, хоть метлу, хоть чан - если его останавливали, это значило, что или потребуют денег, или потащат в пыточную. С законом всё было вообще очень плохо, так что и о доме в Лондоне он думал зря. Чего Гарольд попросил бы у богини, так это убрать эти чёртовы обвинения и упоминания о плите: это была не невероятная претензия на перерождение, но проблем сейчас приносило бесконечно много.
Так можно было бы хотя бы задуматься о том, что бы где-нибудь остановиться. С другой стороны, в Бирмингеме ему тоже никто не мешал жить, но в этом городе по утрам у него бы вымогал деньги констебль, а по вечерам какой-нибудь Камень, или как там звали этого парня с неприлично большим числом товарищей - арбалетчиков.
Он начал медленно проваливаться в сон. Мысли и проблемы утомляли. Пока что он был жив, у него были деньги на еду, его не пытали, завтра вечером могло получиться даже поспать не на полу. Трактирщик сказал, что в Бирмингеме представителя гильдии точно не было, но он слышал, что-то о Нортгемптоне. Деньги приходили и уходили, жаль что их не хватало на всё, но можно было хотя бы попробовать договориться с гильдией. Завтра он поедет Нортгемптон, поищет представителя гильдии и узнает, как обстоят дела. А там будет видно. Может его арестуют, может утащит в ад демон, может гильдия не согласится...

-------------------------------
(С) КиШ "Девушка и граф"
* кельтская вера, гаэлика
** неприличное обозначение мужского полового органа

24 февраля 1535 г. Бирмингем. "Розочка". Позднее утро.

Утро Гарольда началось с надсадного кашля старика. "Ой-ёй", - страдал тот, захлебываясь мокротами, клокоча ею где-то в груди. - "Ой-ёй!". Проснувшиеся близнецы, не стесняясь, чесали то, что чесать в приличном обществе было не принято. Спал лишь косой. Безмятежно, с ласковой улыбкой на губах. А в пустом зале "Розочки" уже ждала Дженни, на которую умиленно взирали тощий трактирщик и грязная подавальщица, причем последняя еще и пыталась всучить девочке удивительно пышный, румяный и вкусно пахнущий пирожок.
- Ты же моя масипусенькая, - сюскала она, - ты же моя красотуленька! Умничка-разумничка! Скушай пирожочек, солнышко!
"Умничка" пирожок приняла благосклонно - впрочем, есть не спешила, перекладывая из руки в руку, - и солнечно улыбнулась всем сразу.
- Доброе утро. - Гарольд почесал голову, выбирая стол - ну и держи тут шерсть в порядке, когда помыться негде. Чего доброго, он ещё и вшей подцепил. - Дайте, пожалуйста, чего-нибудь перекусить и выпить. Выпить не крепкого, и, как и вчера, принесите сами. Ты, наверное, уже позавтракала? - Он сел за один из столов в углу. Приглашая Дженни жестом. - Ты не против, если мы сейчас поедем в Нортгемптон? Там должен быть представитель гильдии. Кое-какие деньги у меня появились, может получиться с ним договориться.
- Ты, дяденька, - вздохнула девочка, взмахнув пирожком, - навроде как волчара, а сам - сущая андромеда. Кто ж с иерусалима тикает, с гермесом не попрощавшись?
Гарольд вздохнул. Ну и надоели ему все эти короли да гермесы, но Дженни была права.
- Он, наверняка, поинтересуется, что мы забыли вчера на кладбище. Армстронгу, вроде бы, не было дела, откуда я возьму деньги, но всему есть пределы. Да и склеп... для таких масштабов нужны немалые деньги, скорее всего, замешана какая-нибудь очень знатная и очень богатая семья.
Одно дело организовать чёрную мессу в маленьком городке. - другое вырыть и обложить камнем такие ходы, да и сам склеп был очень богатым. Обнести гробницу семьи хозяина города - такая себе затея, особенно учитывая, что там было спрятано. Жаль, он не разглядел, может быть над входом было что-то написано - не до того было.
- О грызе этом поэтистом подумал бы, - будто между прочим заметила Дженни, подсовывая ему пирожок.
Гарольд пожал плечами и взял пирожок.
- Думаешь, может потребовать доплаты за гробницу? Потому что, если он просто решит меня вздёрнуть - сделать с этим что-то будет очень сложно.
Деньги Гарольду были нужны, потому что шансов договориться с гильдией и так было немного, но, может быть, действительно стоило самому занести сотню монеты.
- Думаю, дяденька, - авторитетно пояснила девочка, - что писульку он уже написал, куда следует-то. Да не отправил покуда. К тому ж, монеты он берет. А уж входы-выходы в городе грызы не хуже днищных знают, - и добавила с непередаваемыми интонациями Ю, - смекаешь?
Значит, выехать из Бирмингема ему бы не дали, и чем дольше Гарольд ждал, тем сложнее было выбраться. Дженни предлагала дельный вариант, было разумно связаться с констеблем. О законнике он знал мало: тот всерьёз увлекался деньгами и немного поэзией, но этого, в отличие от Армстронга, хоть как-то хватало. Армстронг был серьёзен, меньше думал о деньгах, был глубже и темнее. Можно было надеяться, что законнику не было дела до оккультистов и прочей дряни, а вот Армстронг со своей магичкой могли заинтересоваться и склянками, и склепом, и вообще всем. Улизнув сейчас, Гарольд бы уже вряд ли вернулся за помощью к михаилиту, но тот был и не последним на земле, а идти к нему сейчас было рискованно. С другой стороны, может, от него отстали бы при только честности: Армстронг не стал сходить с ума при слове "Оборотень", хоть оборотни и опасны для людей.

- Вопрос в том, как отреагирует Армстронг.
Девочка пожала плечами и согласно кивнула.
- Твоя идея хороша и скорее всего мы ею воспользуемся. - Гарольд, отложив нетронутым пирожок, постучал пальцами по столу. С выпивкой никто не спешил. - Допустим, я хотел посмотреть на могилу какого-нибудь предка, или вообще искал тебя. Что чистая правда, и о чём знает пол города. Как объяснить, зачем туда пошла ты? Его люди заметят след крови наверху склепа, возле дыры в которую пролезть смог бы только ребёнок.
Дженни снова пожала плечами.
- В тот вечер там погиб кто-то ещё - женщина вся была в крови. Может, этим получится как-то воспользоваться. Ты видела? И зачем тебе, если не секрет, было заходить к аптекарю?
А ведь сейчас Дженни очень бы пригодилось снотворное...
- К аптекарю, дяденька? - Дженни с интересом воззрилась на него.
Не могло быть, чтобы она настолько нагло пыталась его обмануть. И этот "дяденька" создавал впечатление, что Дженни отыгрывает перед ним всё ту же роль.
- Называй меня по имени. - Гарольд откинулся на стуле. Надо было подумать о возможных ошибках, потому что доверять какому-то оборванцу у него всё-таки было меньше оснований, чем Дженни. "Ха, после того, как так уверенно рыл кому-то яму, сам начинаешь смотреть под ноги". - В общем, я встретил на рынке, у булочницы, какого-то парня, он сказал, что помог тебе добраться до дома лекаря. Видимо, он врал... - И просто подвёл Гарольда в удобное для засады место, тем более, что к лекарю ходило немало девочек и дамочек, и, как правило, тайно. - И как ты добиралась до кладбища?
Дженни хихиккнула в ладошку, а затем рассмеялась, закрывая лицо руками: звонко и весело, как умели смеяться только дети.
- Ыыы, - наконец, выговорила она, - ну ты, дяденька-а... Все-ем веришь... Щегол как есть. Ты б подумал, я ж на дело шла, на кой ляд мне аптекарь?
- А я знаю? - С лёгкой улыбкой возмутился Гарольд. Он, действительно, глупо попался, хорошо хоть остался жив. В сумке, кстати, так и лежала куча баночек и скляночек. Нужно было проверить, чтобы лежали они отдельно от дряни из подземелья. - Он, между прочим, достаточно уверенно описал твою внешность. А искать я начал не с кладбища, потому что первой мыслью было - если ты пошла туда и не вернулась к утру, значит, скорее всего уже погибла от когтей призрака. Но мы уходим от темы. Что бы ты предложила сделать? Рискнуть пойти к Армстронгу или просто попытаться проскочить с помощью констебля? Потому что ничего, что бы точно убедило ренегата, я пока придумать не могу.
Девочка в который раз уже пожала плечами.
- Так, дяденька, ты навроде старшой. Тебе и думать-придумывать.
Не успела она договорить, как трактирщик бухнул перед ним кружку эля, который выглядел водянистым даже при свечах, и грубую тарелку с четырьмя пирожками, составленными пирамидкой. От сдобы запах поднимался куда как вкуснее, чем от выпивки.
- Мне кажется, что я "старшой", только когда тебе выгодно. - Беззлобно проворчал Гарольд, делая глоток дряни. И всё-таки, что такого он сделал Армстронгу, чтобы бежать из города и закрывать для себя ещё и Бирмингем? Чёрт возьми, скоро он вообще ни в один английский город не сможет въехать! - Ты в этом разбираешься лучше моего. Сможешь через уличных доставить записку констеблю?
- Ну-у... - Дженни повела носом, потом посмотрела на Гарольда и вздохнула. - Ай, да ладно. Смогу, конечно, чай, не впервой.
- Это очень мило с твоей стороны. - Без иронии сказал Гарольд, доставая бумагу и перо. - Если спросят, что ты делала вчера и позавчера, скажи: захотела взглянуть на "ледю", сделала пару шагов на кладбище, а она взяла и преградила выход, ты спряталась в склепе, позже в слеп перепуганным залез и я. Мы поторчали там, и когда мне, глупцу, надоело, полезли наружу, я обратился в оборотня. Ну, а дальше ты знаешь лучше моего... - Он улыбнулся, царапая бумагу. - Сколько денег тебе потребуется, чтобы заплатить уличным?
- В фунт такое станет, потому что дело-то тёмное, - рассудила девочка, выжидательно глядя на него.

Гарольд достал три фунта и положил перед Дженни.
- На случай проблем, если что - деньги у тебя есть, а я доплачу потом. - Может быть, он делал глупость, выезжая из города, не решив проблему с Мией? Нужно было посмотреть на Армстронга, и тогда решать. Долг в триста фунтов был всяко лучше смерти от меча михаилита. - Может, в моей истории есть какие-то дыры? Всё-таки я видел не всё и не всё знаю.
- По-моему, тут совершенно не получается быть младшей, - проворчала Дженни, но деньги быстро смахнула в ладонь. - Ну, дяденька Гарольд, по всему получается, что если копать будут, то развалится твоя история. Потому что по следам ежели, то залезли мы в одно место, а вылезли из другого, что твой пирожок. И наследили внутри порядком. Ну а уж захотят ли копать - это кто их знает. Армстронг этот птица крупная, да ведь и усыпальница не простая.
- Да, развалится, - кивнул Гарольд. - Но я надеюсь, что они не станут лезть в склеп, чтобы проверить. Дверь там закрылась наглухо, только выламывать. Труп женщины лежит. Прятаться от холода, пока ты несла одежду, я мог и в другом склепе. Просто, если Армстронг связан с подземельем его успокоят, наверное, только наши трупы. Если нет, мы только заинтересуем его своей историей о некромантах. В общем, в наших же интересах просто свалить из Бирмингема до того, как они разберутся.
Он протянул девочке записку. Бумажка исчезла так же споро, как монеты, и Дженни тут же вскочила из-за стола и потянулась.
- Ладно. Тогда пойду гулять, пока погода хорошая. А ты, дяденька, слишком любопытно-то не светись. Неинтересными и не интересуются. Снюхаемся.
- Удачи, и будь поосторожней.
Гарольд проследил за тем, как Дженни, мышкой выскользнула за дверь. Удержать девочку от глупостей и отправить письмо одновременно не выходило никак. Он, действительно, много требовал от ребёнка, и как бы ему не пришлось потом самому идти к Армстронгу за Дженни. В разговоре этого не чувствовалось, но, наверное, последние дни посеяли между ними больше недоверия, чем вообще могло быть в начале. Особенно хреново было от того, что говорить он начал под дрянью. В любом случае, сейчас Дженни, кажется, не собиралась его травить или убивать, и он её тоже. Гарольд недооценил очень полезную для своих десяти лет девочку. Не считая "рычажков". Вообще, у него создавалось впечатление, что его спутники были полезней его самого, разве что швед оказался недостаточно глуп, чтобы поймать лицом гейсы. Особо прятаться сейчас было бессмысленно, тем более, что он не знал города. Если бы ещё не гадская комната на пятерых, можно было бы устроиться поудобнее и заняться Мией. И за тот день, что он терял в безделии, отец и мать могли погибнуть, сестру могли избить до смерти, а дом продать.

Доев и допив, Гарольд подошел к трактирщику. Тот сидел на колоде для рубки мяса, которая, как Гарольд заметил пока ел, заменяла хозяину горе - таверны всё. Отдельной историей было бы, не пожелай констебль ему помогать, или вообще не пойми записки. Гарольд, явно, перемудрил: упоминание рыжей, одноглазой Дженни сразу выводило на него.
- У вас не найдётся свободной хотя бы на пару часов комнатки?
То что мужчина сидел на колоде для рубки мяса, дополняло картину грязноты и просаленности всего здания.
- Ни в пасть не найти, - проникновенно заверил его трактирщик, поковыряв в зубах. Свою находку он рассмотрел пристально и, видимо, придя к выводу, что такими ценностями разбрасываться нельзя, закинул снова в рот.
От такого Гарольд немного поотвык, ночуя в хороших тавернах, но были случаи и похуже. Правда, немного. В любом случае, просто сидеть на заднице и ждать он бы не смог.
- Даже за фунт? Есть же у вас, да хоть бы кладовка?
- Неа. На кой она мне?
Гарольд посмотрел на грязную колоду под задницей трактирщика и пожал плечами. "И в самом деле, на кой?" Оккультисты и те лучше вели дело.
- Ладно, я расчищу себе места на заднем дворе? Хочу поупражняться с мечом.
- Эт почему еще? - Вот тут трактирщик возмутился по-настоящему. - Эт по какому-такому, п'нимаешь ли, хотению? Эт приличное заведение, тут мечами не махають!
Гарольд улыбнулся шутке про приличное заведение.
- Так ведь наоборот не везде останавливаются люди с оружием, а я вам ещё и десяток шиллингов подкину.
Трактирщик рассмеялся так, что слюни фонтаном брызнули изо рта.
- Это Бирмингем, слышь-ко, тут все с оружием. Насмешил ерша елдою. А в "Розочке" ты мечом своим махать не будешь. Хошь - так вымётывайся куды хошь.
В подвал нельзя, мечом нельзя, кладовки вообще нет. Что за таверны пошли?
- Ладно. - Гарольд пошел пробовать освободить свою комнату.
Но постояльцев в комнате не убавилось, и если хромого и дурного Гарольд бы ещё как-нибудь выпер, то близнецы могли выкинуть его самого в окно. Благо? здание было одноэтажным. Покрытые шрамами, в старой просоленной одежде они, видимо, были моряками. А пять лет назад, на пару с кем-то Гарольд и сам спустил бы мешающего доспать сукина сына. Ещё и трактирщик мог снова заворчать, а новостей от констеля он ждал именно в таверне. В общем, оставалось подождать пока близнецы проснутся, и попробовать поговорить.

Чтобы не терять времени зря, он нашел у трактирщика одеяло, укутался им по шею и забился в угол, лицом к спящим. Идея, конечно, не была лишена недочётов, но не сидеть же и ждать ответа, имея столько проблем! Гарольд достал как будто потяжелевший за ночь атам. Проблем было много, но он постарался о них не думать, отдаваясь потокам силы в собственном теле и снаружи. Паутинки едва ощутимо покалывали раны, струясь по тугим мышцам и разветвлённым венам. Он чувствовал собственное тело магией. Стало немного противно и неприятно. Особенно интересно должно было быть магам-лекарям, таким, как тот михаилит, вылечивший ему ногу несколько недель назад. Гарольд направил поток в кисть руки. Тревожило то, что в этот раз он обратился, даже не засыпая.
"Ну что, Мия, будем пробовать договариваться?"
Гарольд плотнее сжал приятную на ощупь рукоять, заталкивая в неё комок колючих паутинок. Секунду атам не принимал этого ежа никак, словно был самым обычном ножом, не имеющим представления ни о хранении, ни о перенаправлении магии. Зато потом всё случилось разом, словно Дженни снова дёрнула за рычажок. Под тонким одеялом полыхнуло так, что оно вздулась светящимся пузырём - а затем раздался громкий хлопок и по ткани побежали яркие весёлые язычки пламени. И, судя по ощущениям, досталось и рукам, и одежде - и только рукоять атама, словно издеваясь, стала ледяной.
Близнецы, до того о чём-то тихо переговаривавшиеся, сдвинув головы, вскочили на ноги разом, всполошенно. Тот, что припадал на левое колено, уставился на Гарольда выпученными глазами и только разевал рот, не издавая ни звука, зато второй во всю глотку заорал:
- Полундра! Пожар на юте!
Ему вторили хриплое "ай-ай" деда и, как ни странно, безмятежный храп четвёртого постояльца.
После секундного промедления Гарольд быстро забил по покрывалу руками.
- Так! Спокойно! - Руки болели из-за ожогов. С Мией - зараза совсем не слушалась, получалось даже хуже, чем в первый раз. Гарольд спрятал сучий атам под одежду. - Дело взято под контроль, погибших и даже серьёзно пострадавших нет! Взорвался один камешек. - Когда огонь потух, он успокоился и выдохнул. - Дабы возместить вам беспокойство. - Гарольд отбросил тряпку, от которой осталось больше дыры, чем материи, и потянулся за принесённой заранее бутылкой и рюмками. Тут надо было договориться, если не об освобождении комнаты, то хотя бы о том, чтобы его не выселили. - Предлагаю выпить.
- Выпить предлагает, - нарочито пискляво, как восторженная девица отозвался хромоног, а его брат тут же подхватил:
- И грит как блахароо-дный! Ты, сучий потрох, тут честных людей пугаешь, и думкаешь вонючим бренди отдать?
Неожиданно ловко подскочив, он ударил ногой по сумке Гарольда, отбрасывая её к стене. Раздался звон, а первый близнец уже надвигался, сжимая кулаки.
- Страсти-то такие подороже стоят. А нечего - так сами... возместим, дядя. По-другому, значит. А ты, дед, заткнись, утомил уже!
- Ай-ай-ай...
Он убьёт этих сукиных детей, если в сумке разбилась хоть одна склянка! Гарольд не придумал, как использовать помещение, лежащего у стены калеку или забившегося в угол деда. Доставать спасительную склянку не было времени. Не часто было выгодно атаковать первым без неожиданности - моряку ничего не мешало сделать шаг назад или в сторону. Но Гарольд не стал ждать пока вмешается второй сукин сын - он рванулся вперёд, собравшись и напружинив ноги, хлёстко ударил сначала правой, а потом левой рукой моряку в лицо. Мужчина, кажется, изумился так, что даже не успел защититься или увернуться; удары отбросили его назад, и он, споткнувшись, с глупым видом сел у стены, стукнувшись затылком. Зато его брат быстро сунул руку за спину и вытащил короткую, но явно увесистую дубинку.
- Что творишь, моржа жжёная?! - не дожидаясь ответа, он прыгнул вперёд, норовя ударить по рёбрам.
Краем глаза Гарольд видел, как безумный дед проворно отползает подальше, в тот же угол, куда улетела сумка.
Сейчас Гарольд никак не мог отвлечься, но потом надо было обязательно выбить старику парочку зубов. Он отпрыгнул назад и влево. Дубинка должна была уйти по инерции в сторону и увлечь за собой руку. Гарольд бросился к матрос, метя тому левой ногой под правое колено. Хорошо, что в дело пока не пошла сталь, плохо, что вот-вот мог подняться второй сукин сын. Было бы неплохо воспользоваться хромотой моряка. План удался ровно наполовину. Удара дубинки удалось избежать, но чесотник не завалился вперёд, как ожидалось, а прыгнул следом за Гарольдом. Удар ноги пропал зря, только выбил Гарольда из равновесия, и они оба кучей повалились на пол, причём моряк ухитрился больно смазать по скуле. Гарольд, зло ругаясь про себя, сильно ударил моряку пальцами в глаза. Моряк отшатнулся, разжал руки, а за дверью, тем временем, послышались шаги и шум голосов.
- Эт что такое же, - причитал трактирщик, - я ить как его увидел, сразу понял - гавнюк. Ить за что ж мы тута вам деньги-то плотим, ежели гавнюки с воронами...
Дослушать не получилось - проснулся спящий калека. Он мутным взором оглядел комнату, открыл рот и... Таких звуков Гарольд не слышал никогда. Калека ревел мощно, как стадо гиганстких быков, как великан из детской сказки, как ветер. Голос его навевал ужас, заставлял бежать, куда глаза глядят, подальше.
Гарольд как будто ударился о воду, прыгая с высокой скалы, а потом ещё раз, и ещё. Он, сам не понимая что делает, попытался оттолкнуть от себя воздух, каждая частица которого стала похожа на битое стекло. Воздух, почти всегда до этого нежный и приятный, жалил, бил по нему ледяными градинками, накатывал волной, рвал и трепал, как ураган треплет вовремя не убранные паруса. Гарольд, пятясь, пополз к стене.
Дверь распахнулась и в комнату заглянули пара дюжих парней в польских кунтушах, на которых Гарольд нагляделся вдоволь в Новгороде. Один из них присвистнул, подкинул в руках мешочек и точно влепил в рот калеке. Тот подавился криком, рухнул на пол и, как ни в чем не бывало, захрапел снова. Старик, воспользовавшись тишиной, уцепил сумку, вытаскивая из нее треснувшую бутыль из амбара катакомб. Из трещин сочилась прозрачная жидкость.

- Ты, - ткнул пальцем в Гарольда поляк, - выходи. С барахлом.
- Дрочило, - тяжело уронил тот из братцев, что оставался у стены и подобострастно улыбнулся наемнику, - спасибочки, господин.
Хреново. Если это была просто крыша - то ему пришлось бы ждать на улице, может быть, немного побитым. Но, судя по польскому акценту, могли повести и к Армстронгу, а скорее, к его подчинённому. До моряков Гарольду дела не было - полудурки, видимо, представляли его чем-то вроде дракона наоборот, раз в конце сгорало одеяло. А вот баночки было жалко - возможности спасти эссенцию у него не было. Ну, надо было меньше распускать кулаки и ещё раз попробовать договориться. С другой стороны, жадные сукины дети получили вместо дешевого бренди по роже, и веселья на весь следующий день. Гарольд глубоко вдохнул, задерживая дыхание, и поднялся. Рыпаться было бесполезно - мало того, что весь город был усеян этими поляками, так в комнате были ещё и двое недружелюбно настроенных к нему моряка. Он взял сумку, роясь и проверяя, не разбилось ли там что-то ещё, и вышел, сопровождаемый смачной отрыжкой старика, выпившего бутылку из катакомб.
Но спокойно уйти ему не дали. Один из наемников, не слишком вежливо подхватил его под руку и поволок на улицу. Ткань кафтана, слегка обугленная, потрескивала.
- В тавернах здесь не дерутся, - наставительно проговорил второй поляк, когда первый толкнул Гарольда так, что ткань всё-таки порвалась. И добавил, когда на свет из тьмы запазухи выглянуло колье упырицы, не преминувшее воспользоваться свободой, чтобы упасть на снег. - Твою мать...
Дальше события развивались с такой скоростью, что и чихнуть было некогда. В таверне раздался истошный визг подавальщицы, глухой рёв, а затем дверь разлетелась в щепки и на талый снег вступило нечто. Головы чудовища, без сомнения, были головами старика и близнецов, но обзавелись острыми зубыми, глаза налились кровью и росли они с истекающих кровью и гноем плеч. Шестеро рук, шестеро ног, раздвоенное туловище, увешанное обрывками тканей... А еще оно было самцом, сомнений в этом не было никаких, хоть и признаки этого были несколько избыточны. Тварь, корчась от боли, повертела всеми тремя головами, узрела Гарольда и пошла к нему, срастаясь, расщепляясь, капая кровью на снег.
Гарольд, страшно ругаясь про себя, схватил колье с земли и рванул в переулок. Ну и херня вышла! Надо было по улочкам обогнуть пару домов, выйти к конюшне "Льва" и свалить к чертям собачим, нахрен из Бирмингема. Тварь должна была вызвать суматоху, так что, может быть, и вышло бы проскользнуть. Теперь Армстронг, точно, хотел с ним поговорить, и не только Армстронг, ох, не только Армстронг... Чёрт возьми, сколько ещё зданий должно было разрушиться, чтобы он перестал играться с атамом, где попало? Старик получил по заслугам, а вот моряки могли бы ещё пожить - он сам не так давно занимался тем же. Ну, взяли они сполна, на всю оставшуюся жизнь. Кафтан надо было зашить - порвался он удивительно легко и невовремя.
Крики и хрипы преследовали его долго. Они расплескивались по городу пожаром, рекой в половодье. И, если верить им, тварей становилось все больше. Во "Льве" паника была даже на конюшнях, лишь Бирюза жевала овес с самым невозмутимым видом.
Мула, по словам мальчика, увёл на прогулку конюх. В любом случае, черта с два он бы отыскал сейчас Дженни. Ну и дрянь вышла, особенно, если тварей и правда становилось всё больше. Гарольд подумал, что дед хотел украсть что-нибудь ценное, а идиот просто решил опохмелиться. Гарольд быстро оседлал лошадь и повёл её к ближайшим воротам.

Нортгемптон, к вечеру.

Нортгемптонский замок, стоявший на высоком холме, гордо озирал ленный город своих владельцев бойницами серых стен. Величественный, отрешенный от всего, он был похож на все замки мира сразу. Их много таких, и в каждом темно, одиноко, в каждом - свои ужасы и тайны. Пронзительные, заунывные звуки лютни - музыка таких замков, пляска теней - их балы. Непомерное, необъятное одиночество окружает их, оборачивает жизнь леденящим ужасом.
Шёл снег, когда стражники, для виду поторговавшись, впустили Гарольда в ворота Нортгемптона. Липкий, уже совсем весенний снег, пахнущий подснежниками и первыми, робкими лютиками на лугах, обещающий яркую зелень травы, падал тихо и задумчиво, и вместе с ним размышлял город. Под копыта лошади ложились пустынные улицы, невеселые, должно быть, даже днём - чего же было ждать вечером? Глухие, узенькие, они будто замерли в объятиях серых стен, затаились, внимая шепоту снега.
Таверна тоже была тихой. Двухэтажное квадратное здание с большим двором распологалось на окраине, там, где заканчивался Нортгемптон богатый и начинались лачуги. Но вопреки деревянным домам, печально черневшим закрытыми ставнями, она была воистину уютной, светлой и в огромном общем зале пахло копченой рыбой, свежим хлебом и еще чем-то таким, тонким и неуловимым, что поневоле приходило на ум слово "дом". Трактирщик, впрочем, больше походил на медведя, до того зарос бородищей, был плечист и коренаст. Но зато дело своё знал туго, да и от прибыли не отказывался, комнату выделил самую теплую и светлую, с большой мягкой кроватью, конторкой для письма, креслом и сундуком. И ванной у камина, которую тощая, похожая на метлу служанка, застелила чистыми простынями.
А вот грефье адвокатской коллегии явно жил не в такт с городом. Во-первых, в конторе его не было. Точнее, он преспокойно сидел за своим столом, но стоило двери открыться, он завопил:
- Меня нет!
Во-вторых, суетливое лицо его с мелкими, лисьими чертами, поспешливые всплески рук, нетерпеливое притопывание по полу давали понять незваному пришельцу, что его тут не ждали.
Гарольд бы прикинулся ревизором, не будь на нём изорванного, наскоро зашитого кафтана. Внешне, да и по привычке "не быть" с грефье, казался, можно было договориться. Если бы ещё Гарольд умел договариваться. Он зашел, закрыв за собой дверь. День не задался с самого утра, а, доехав до Нортгемптона, Гарольд ещё и устал. Вышло хреново. И с Дженни могло что-то случиться, и погибших, наверное, было много, и гоняться за ним теперь могли всерьёз. А ведь было ещё целые полсумки дряни! Гарольд уже задумывался о том, кому и как её продать - потому что, так можно было и Лондон сломать.
- Пять минут вашего времени, - прохрипел Гарольд, отодвигая стул и садясь. - Я чуть не погиб, пока сюда добирался, и дело важное. Вам знакомо имя Гарольда Брайнса, который задолжал гильдии круглую сумму, и дом которого сейчас выставлен на продажу?
Грефье возмущённо уставился на него в упор.
- Вам же сказано, меня нет! Ну, ладно, что там у вас? Только быстро! Брайнс, Брайнс, может- было, может - нет. Ну, что? Не тяните!
Гарольд упёрся о спинку стула. Может, стоило откупиться от Ю одной из бутылочек? Она наверняка будет в курсе к тому моменту, когда он приедет в Лондон. А вот, когда он приедет, зависело от Дженни - надо было спешить, но Гарольд не хотел ехать дальше без девочки. Да... Так спешил спасти сестру, что разрушил целый город.
- В ваших полномочиях дать ему отсрочку, снять дом с продажи и выпустить его отца из тюрьмы?
Грефье устало вздохнул, раздраженно стукнул ладонью по столу и отложил в сторону перо.
- Не морочьте мне голову, мистер-как-вас-там! Об отсрочках, продажах и тюрьмах я буду говорить только с самим должником. Ну, или с его адвокатом. Но что-то я не вижу у вас патента гильдии! А если вы - не он, то не задерживайте меня!
Кажется, грефье был недоволен тем, что Гарольд не представился. Представишься тут, когда ищет каждый, кому не лень. Он и без того, чтобы напрямую говорить своё имя, опасался, что утром придётся беседовать с констеблем. А ведь не каждый законник - поэт, да и кошелёк у Гарольда был не бездонный. Но из-за чёровых татуировок беседовать, наверное, пришлось бы в любом случае.
- Понимаю. - Кивнул Гарольд. - Сложность в том, что Гарольд Брайн в розыске, и я не знаю, выдаёт ли гильдия таких вот разыскиваемых, или для вас главное вернуть свои деньги?
- Послушайте, мистер Брайнс, - грефье, кажется, вспылил. - Вот эта чушь с "он в розыске" и "я - не я" не работает почти никогда. Если вы - не вы, то кто вы? Джеймс Грот? Если вы не хотите говорить о деле, то приходите завтра с утра. Мы открываемся с девяти и тут же закрываемся.

- Да, действительно, бесполезно с такими-то татуировками на роже. Извините, с утра переволновался. Да, я хочу поговорить о деле. И первым же делом, хочу поговорить о том, не арестует ли меня местный констебль, минут через десять.
Да, было глупо. При всей своей нерабочести, грефье, видимо, был хорошо осведомлён.
- Ну так и спросите у констебля! Позвать его?
Грефье всплеснул руками и с грохотом закупорил чернильницу, прихлопнув ее ладонью.
- Зачем вы тратите мое время на эти глупости?
Гарольд пожал плечами: раз грефье спешил - значит, спешил. О констебле надо было узнать отдельно, и если тот был похож на бирмингемского, сходить к нему самому, потому что уехать из города сразу Гарольд не мог.
- Вы можете дать мне отсрочку, если внесу триста фунтов прямо сегодня?
- О какой отсрочке идет речь, мистер Брайнс?
Грефье покачался на стуле, с тоской глянул в окно и принялся барабанить пальцами по столу.
Гарольд вздохнул. Нога и руки ещё болели, а после утреннего болело и лицо.
- Отсрочку я прошу в месяц. Под отсрочкой подразумеваю, снятие дома с продажи, освобождение отца из тюрьмы и возвращение всех конфискованных вещей. Ещё я бы хотел узнать, не известно ли вам что-то о моей сестре.
- Просите, - охотно согласился грефье. - Только в Лондоне. Или в Брентвуде. Не здесь. Впрочем, насколько я знаю, до конфискации не дошло, ваш отец заставил все вещи исчезнуть чернокнижием своим. Яблочко от яблони. О вашей сестре я знаю то же, что и все - ведьма она лесная богопротивная. Сгинула - туда и дорога. После того, что матушка её с приставами сделала, дочку, небось, и не ищет никто, кроме михаилитов. Довольны? - с сарказмом закончил он. - Теперь я могу уйти на свадьбу собственной дочери? Замечу, никакой не еретички.
- Прошу прощения, что задержал. - Гарольд поднялся, задвинул стул на место. Какой-то глупый выходил разговор. В перую очередь, из-за него. Гарольд не замечал за своей семьёй никаких чернокнижных привычек до этого. Видимо, о его аресте и обвинениях они узнали сразу и очень болезненно. - И как моя матушка встретила приставов? Очень уж любопытно.
- Покусала, - досадливо и брюзгливо пояснил грефье.
Гарольд улыбнулся - а родители-то ещё были живенькие. Как бы и ему не досталось. Он открыл дверь.
- Ещё раз извините и с праздником.

В таверне было все также тихо и тепло. Задумчиво ел жаркое в углу рослый светловолосый воин в заляпанном грязью оверкоте, судя по перстню - михаилит. Переговаривались трое бедно одетых путников, дрожал у камина какой-то старик, с ног которого натекла лужица. Мечтательно вздыхала низенькая подавальщица, глядя на мракоборца. А вот трактирщик, хоть и не был разговорчив, на вопросы ответил. Констебль Уэлч, по его словам, был суров, неподкупен и следил за порядком тем строже, чем больше становилось беспорядков в соседнем Бирмингеме.
Гарольд заказал себе эля, как обычно проследив, чтобы наливал сам трактирщик. Было бы лучше, если бы законника можно было подкупить, потому что остаться ему нужно было минимум до обеда. О семье новости были не то чтобы хорошими, но и не то чтобы плохими. Может быть, было лучше просто поехать дальше, немного помучаться совестью, но не узнавать подробностей? Например, что престарелой матери приходилось кусать пристава. Но сейчас он делал, что мог, так что оставалось порадоваться мягкой кровати, ванной и еде. Гарольд подошел к путникам.
- Добрый вечер, меня зовут Джеймс Грот. Вы не против, еслия я к вам присоединюсь? Сидеть самому скучно. - Может, стоило придумать ещё одно имя - за полтора дня уже второй человек был в курсе его придумок.
- Вишь ты, с воронами, - потрясенно проговорил тот, что был помоложе, рыжий, веснушчатый парень.
- Нешто нехристь? - Нахмурясь, вопросил второй, пожилой, перекрестившись. - Зовут, кажись, правильно.
- Ты б, мил-человек, с таковым-то мордорасписательством хучь Господа бы помянул, - наставительно произнес мужчина, годившийся в сыновья пожилому. - Чтобы знали, что ты просто шут, а не некромансер какой.
В голове зазвенело так, будто она была колоколом или медным тазом. Он-то и забыл, какими набожными были крестьяне.
- В жизни случается всякое, а Господа бога нашего я чту. Ну, так что, я присяду?
Гарольд сделал глоток эля.
- Ну садись, коль не нехристь, - вздохнул пожилой. - Я, сталбыть, Рыжий. Вон тот, - он ткнул пальцем в рыжего, - Чернявый.
- А я - Каурый, - представился мужчина помоложе, пригубляя из своей кружки.
Гарольд сел, чувствуя, как с прохладой эля отступает боль. У путников были забавные клички, с такими было удобно ходить на дело.
- А ты, сталбыть, Чернявый от того, что Рыжий уже занят? Или вы это для того, чтобы запутать кого, если что?
- Я Чернявый, потому что я чернявый, - туманно пояснил юноша. - А что до запутать, так ить и ты не к твареборцу вон сел.
- А при чём тут михаилит? - Удивился Гарольд, делая ещё глоток. С твареборцем, кстати, тоже стоило поговорить - вдруг тот был в курсе насчёт магистра.
- Да навроде и не причем, а к нему ж ты не сел, - яснее Чернявый говорить явно не желал, - да и навряд ли Грот ты. Люди, сталбыть, которые с таким-то на мордовороте ходят, свои имена не говорят. Кто погоняло такое дал-то?
- Да на корабле привязалось, так и оставил. - Гарольд упёрся локтями о стол. - Значится, чтобы запутать кого, если что. Вот... Ну, а насчет того что подсел - вы, я вижу, мужики правильные. Отчего бы и не подсесть? Поговорить о том, как на тракте дела, может, узнать, если говорят о какой-нибудь работёнке.
Компания была вполне определённая, а деньги бы Гарольду сейчас не помешали - всё равно он не мог ехать в Лондон без Дженни.
- А чего на корабле такое привязалось-то? - Каурый хмыкнул, подковырнув ногтем сучок на столе. - За именем, парниша, должно стоять что-то, а не захотелось - и назвался. Завсегда так было. Ну да дело твое, Грот так Грот.
- Хоть фок-рея, - поддержал его Рыжий. - А на тракте все как обычно, как иначе-то? Ты толком говори, чего надобно, а я скажу, слышали мы такое, аль нет.
Гарольд улыбнулся, покручивая кружкой в руке - хотел бы он знать, что значили прозвища тройки.
- Мне надо задержаться здесь на денёк другой, ну и кроме этого нужно то, что нужно всем - деньги. А ваша компания выглядит так, будто собирается их вскоре сделать. Уж это я чуйствую. - Он отложил кружку и посмотрел в глаза крестьянам. - Вот я к вам и сел. Может вам нужен четвёртый, который тоже, кое-что да умеет?

- За кого ты нас принимаешь? - Громко возопил Каурый и тут же тихо спросил. - А не зассышь?
- Неа, не зассу. - Гарольд по- лисьи улыбнулся, допивая эль. Значит, он всё-таки угадал. Интересно было, о каком именно деле шла речь. - Чай, не впервой.
Рыжий вздохнул и задумчиво постучал костяшками по столу.
- Ну смотри, парниша, - проговорил он, - пикнешь кому лишнего... Ты про комиссаров милорда Кромвеля слышал чего?
- Даже видел, как они работают. - Кивнул Гарольд. С той самой треклятой деревни и начались его проблемы - не лез бы, куда не просят - и не приходилось бы теперь шарахаться и деньги искать. - Намёк понял. Я - могила.
- А что видел? - Каурый построжел, подтянулся и положил на стол холеные, изящные руки, каких не бывает у крестьян.
Гарольд перевёл взгляд на осадок в кружке - а он рисковал. Как бы эти двое в конце концов не сбросили его труп в какую-нибудь местную речку, со смешным названием, вроде Клуши или Водянки. Может быть, речь шла о чём-то стоящем, по крайней мере маститые выглядели так, что могла идти.
- Проезжал через деревню еретиков, в которой поработали комиссары. В общем, всякое случается в жизни увидеть. - Он отложил кружку. - Что насчёт дела?
- Хм. Однако же, причем тут комиссары милорда? За ересь карает корона, а наше дело - Реформация. Мы - молот монахов. Вы позволяете себе путать лорда-командующего и лорда-канцлера? Впрочем...
Мужчина, который называл себя Каурым, кивнул Рыжему. Рыжий, в свою очередь, переглянулся с Чернявым, вздохнул и постучал костяшками по столу.
- Мы едем в местечко одно. Монастыри там католические, понимаешь ли. Если ты таков, как себя нахвалил - возьмем с собой. Руки лишними не бывают, а ты мужик большой, морда мрачная. Самое оно монахов пугать. Может, чем и разживешься, в кошель-то.
Гарольд пододвинул стул ближе к столу.
- О каких сроках идёт речь?
Он пока не спрашивал о местечке, чтобы троице не пришлось утруждать себя его убийством, если ехать надо было далеко, потому что деньги были нужны только, чтобы вытащить родителей из тюрем и приютов. Сестра, по всей видимости, не стала жертвой выбивателей долгов, но если ехать надо было неделю или около того - то с таким же успехом можно было просто повернуть в Ирландию. Интересно, грефье просто преувеличивал, рассказывая порождённые самим Гарольдом слухи, или сестра у него и правда была странной? Вряд ли страннее, чем он сам, но всё-таки, почему - лесная?
- Кто знает? - Философски пожал плечами Рыжий. - Что есть время, когда служишь вечному? Ты, парниша, хочешь и на елку залезть, и задницу не ободрать, гляжу.
Эх, неплохое дело проплывало мимо него - Гарольда и так много в чём обвиняли, а "крестьяне" знали, что делали. Воров вполне можно было понять: какой-то хрен с горы мало того, что хотел в долю, так был ещё и занят. Но особого толка от денег, которые могли пропасть из-за порвавшегося кафтана, или крысы, выбившей меч из дверного проёма, Гарольду не было. Вряд ли место, где собиралась поживиться троица, было далеко. В Англии вообще всё было недалеко, если тебя не искал каждый первый констебль. Но у него было дело, раз уж он решил этим заняться. Теперь надо было побеспокоиться о том, что из-за своей жадности он рисковал нажить себе ещё проблем на задницу.
- Да, ты прав - пытаюсь. Но хату моих родителей выставили на продажу из-за долгов, так что извините, что докопался. О том, что я могила - я помню, да и найти меня с такой рожей будет нетрудно, если появятся подозрения. Дайте я вам, что ли, хоть по элю поставлю, за то, что полез.
Гарольд заказал выпивки на четверых.
Рыжий переглянулся с товарищами и покачал головой.
- Ты, мил-человек, кажется, тень на плетень тут наводишь. По ушам ездишь. Потому что сам рассуди: вот подсаживается заботливый сын, которому, значит, родителей жаль и спасти хочется - и это мы одобряем! Человек семье должен быть верен! Верно, парни?
Каурый и Чернявый одновременно кивнули, не сводя с Гарольда глаз. Рыжий же продолжал.
- Так вот. Нужно, стало быть, золотишко, и, думаю, немало, иначе не подсел бы. А теперь говоришь так, словно и не нужно, мачта ты наша стоеросовая. И ввергает нас это, значица, в недоумение. Потому что не бывает так.
Гарольд вздохнул - у него и так была куча долгов, и он даже не знал, поедет ли Дженни в Нортгемптон и жива ли девочка вообще.
- Хорошо, посуди сам - сколько толку мне будет с денег, если ехать надо, допустим, пять дней? Пять дней туда, день-другой на дело, пять дней обратно, день в Лондон, на месте ждать чиновников. Что будет с моими родителями и домом за это время? - Гарольд упёрся о спинку стула. - Я мог бы попытаться сесть на два стула стразу - узнать, как долго вы тут будете, не подождёте ли вы меня ещё день, пока я пытаюсь взять отсрочку. Но так дела не делаются - мало того, что, какой-то хрен хочет в долю, так ещё и охренеть, как занят.
Рыжий пожал плечами, явно потеряв интерес, зато в разговор вступил Каурый.
- Быстрые деньги быстро и уходят, милсдарь, - просветил он. - Слышали поговорку такую: "Быстро только кошки родят"? То-то же... Не смею больше задерживать.
Гарольд кивнул, поднимаясь. Может быть, вышло хотя бы не нажить себе лишних неприятностей на голову.

Михаилит уже собирался уходить. Он оставил пару золотых на столе и неспешно застегивал пояс с оружием поверх оверкота. Под воротом тускло поблескивала кольчуга, в которой запутались пара прядей рыжеватых волос, заставляя твареборца морщиться. Как и все орденцы, он был рослым и плечистым, с красивым, благородным лицом, которое не портили ни короткая, аккуратная бородка, ни нос с небольшой горбинкой, ни шрам через узкие губы - все скрадывали глаза. Яркие, лучистые, цвета дорогого бренди, обрамленные черными ресницами, они были удивительно добрыми. Ласковыми. И казалось, что мракоборец любит всех и вся, весь мир.
Сказать что-то определённое, исходя из внешности, было трудно. Скорее всего, михаилит был из какого-нибудь рыцарского семейства, необычный цвет глаз, наверное, был знаком кровосмешения. Угораздило же Гарольда родиться не рыжим и не белобрысым в Англии - надо было хоть подстричься, потому что так его было видно издалека и без татуировок.
- Добрый вечер. Вас не затруднит уделить мне пару минут своего времени?
Воин пробурчал под нос себе нечто неразборчивое на латыни, и в речи угадывалось лишь tempus и pecuniae, но, всё же, просиял улыбкой - такой же ласковой, как и взгляд.
- Прошу вас, мистер?..
- Джеймс Грот. Можете взглянуть на одни склянки? Конечно, не даром. - Склянки стоило проверить, чёрт возьми, после того, что вышло утром, он вообще все склянки будет проверять! Хорошо, хоть разбилась только одна бутылка. Теперь надо было ещё подумать, кому бы её побыстрее втюхать, чтобы не носить с собой чуму в банке. А дрянь травника, стоило хотя бы попробовать пить - может, если бы он её использовал сразу истории в таверне вообще не бы вышло. Гарольд достал из сумки несколько склянок и поставил их на стол. После сегодняшнего он бы не удивился, если бы у михаилитов было правило вообще не прикасаться руками к чужим бутылкам.
- Брат Харза, - рассеянно представился михаилит, разглядывая бутылки и не спеша к ним прикасаться. - Восемьдесят и сначала вы мне скажете, где их взяли и зачем они вам.
Гарольд поставил на стол отдельно от остальных склянки из подземелья - за восемьдесят-то фунтов, чтоб их всех этих кошелькоборцев! Он вытащил из-за пазухи и поставил рядом со склянками один из камешков.
- У меня с собой совсем мало наличных. - Их, чёрт возьми, вообще было мало. - Могу я рассчитаться этим камешком?
На камень Харза взглянул также рассеянно, как и на бутылки.
- Я предпочел бы золото, мистер Грот. И я еще не согласился, а вы еще не рассказали, что это и почему вы решили проверить их у михаилита.
- Эти - мне всучил травник, тут должны быть: водяная лилия, сливки от священных коров и тинкт что-то там. Он сказал, что у меня совсем плохо с оболочками и они должны помочь. Эти - из одной лаборатории - даже испарения вызывают сильные эмоции. Первые я хочу проверить, чтобы не выпить какого-нибудь яда, а о вторых вы, может быть, что-то знаете. Я подумываю их продать и было бы полезно знать побольше. - Было бы хорошо, если бы в них заинтересовался сам михаилит. Склянки, вряд ли, были полезнее той, что заставляла говорить правду, а таскать с собой столько дряни Гарольд не хотел.
Михаилит передернул плечами и снова уставился на склянки.
- И что же у вас не так с оболочками? Причем, настолько, что нужна помощь декоктами?
Зря Гарольд вытащил баночки - он то и забыл, что говорил с михаилитом, и что первее имени надо было узнать цену. В общем, и дело и возможность узнать насчёт склянок пропадали из-за спешки. Надо было заканчивать, потому что он подставлялся - светил камнем, склянками, раскрывал о себе больше, чем узнавал сам. Гарольд взглянул на склянки из подземелья - может быть, вышло бы откупиться ими от Ю.
- Конфликт с самим собой. Я расскажу подробнее, как раздобуду золото, конечно, если вы согласитесь. Не скажете пока, пожалуйста, какой участок теперь будет спокойнее, после вашего возвращения?
Харза по-кошачьи фыркнул, кивнул головой
- Лутонский. И... Я искренне и бесплатно вам советую вот эти склянки, - он ткнул пальцем в пробирки из лаборатории, - вылить на голову тому, кто продал молоко священных коров. В порядке эксперимента. Впрочем, могу за двадцать фунтов взять себе вашу ношу. Мне на охоте всякая гадость сгодится.
Гарольд улыбнулся. Видимо, склянки всё-таки заинтересовали михаилита. Можно было попробовать зацепить его этим интересом, чтобы узнавать, не проезжал ли через город Циркон. Правда, так он рисковал, рассказывая о себе ещё больше.

- Да я уж и сам бы доплатил, чтобы вылить. Но эксперимент уже провёл - действует минут двадцать. Вы имеете в виду те склянки, которые мне всучил лекарь? И ещё, хотел спросить - вы случайно не слышали, не проезжал ли через город магистр Циркон?
- Понятия не имею, - пожал плечами Харза, - магистр вечно в дороге. Спросите трактирщика о том. А за все - и лекарские - склянки я готов дать вам двадцать золотом, как уже было сказано раньше.
- Насчёт склянок - извините, но нет. Может быть, вы согласитесь за два камня? Они покроют возможные издержки. - Наверное, он зря собирался потратить кучу денег на стекляшки, которые не стоили и пятой части этих самых денег. Но ситуация с Мией беспокоила. Гарольд просто не понимал, почему именно сегодня атам мало того, что не принял силу, так ещё и выплюнул её, чуть его не поранив.
Харза потоптался на месте, коротко вздохнул, тоскливо оглянулся на дверь и сел за стол, щелчком подзывая к себе трактирщика, чтобы потребовать сухари.
- Как давно? - Устало поинтересовался он. - И не врите, будьте любезны, мне совершенно все равно, в кого вы там перекидываетесь, пока на вас нет контракта.
Гарольд сел, попросив принести два эля. Очевидно, набор дряни, которую подсунул ему лекарь, очень явно говорил о проблеме. Ну, ничего удивительного, в том, что он сходу не кричал о своём обращении, не было. А питался михаилит очень скромно, удивительно, как только можно было так вымахать на сухарях. Неужели на трактах осталось так мало тварей?
- Две недели, обращался два раза, последний раз вчера вечером, обращение связанно с магическим артефактом. Вы не откажетесь от эля?
- На кой черт мне эль? - Удивился Харза, раздраженно поглядывая на трактирщика, возившегося под стойкой.
Впрочем, тарелку с сухарями тот принес споро и услужливо, а михаилит, дождавшись его ухода, начал творить и вовсе невообразимое. Он откупоривал склянки аптекаря, из них ронял каплю на сухарь и задумчиво, точно на хлебе можно было что-то рассмотреть, глядел. Когда дело дошло до последней, из темного стекла, в которой плескалось нечто мутное и из которой выскользнули мелкие паучки, Харза и вовсе уронил голову на руки. И засмеялся.
- Ун-го-ли-ант дроу, - всхлипывал он, утирая тыльной стороной ладони слезы, - сли-вки...
Наконец, твареборец отсмеялся и аккуратно закупорил склянки.
- Вот это, - он поднял за горлышко баночку с пауками, - хорошо, чтоб стояло. Долго. Понимаете, мистер Грот? Идёте к девочке - смело пейте. А остальное можете вылить на землю.
Гарольд сокрушенно вздохнул. Сто фунтов коту под хвост! Сто - не меньше, а скорее, даже больше! Лишь бы этому старому сукину сыну тоже прилетело от тварей. И он сам хорош - развесил уши! Спрашивать о возможной цене склянок из лаборатории было бесполезно - михаилит уже оценил их максимум в двадцать фунтов. А открывать склянки в таверне Гарольд бы не рискнул.
- Понятно, спасибо. - Гарольд достал ещё одни камень, и положил его на стол.
- К общему удовольствию, мистер Грот.
Камни исчезли быстро, точно их и не было на столе, а Харза снова поднялся, собираясь уходить.
- К слову, а для чего вам знать, был ли тут Ро... Циркон?
- Мне нужно встретиться с ним по личному вопросу. Но, чувствую, это будет непросто - попробую поискать ближе к Лондону.
Михаилит был хорошо знаком с магистром, что неудивительно. По личному вопросу? Интересно, захотел ли бы Циркон вообще с ним разговаривать.

Харза вздернул бровь, надевая перчатки.
- Но ведь вам достаточно написать в орден с просьбой об аудиенции у Тракта, - сообщил он, - и дождаться ответа с числом, когда она будет назначена. Впрочем, мне недосуг. Прощайте, мистер Грот.
Коротко кивнув, он поспешно вышел из таверны, уступая место трактирщику с элем и едой.
Гарольд поблагодарил трактирщика, бросив единственный взгляд на сухари. Значит, так проверяли всякую дрянь. Ох, курва мать, найти бы ему сейчас этого деда! Чтоб стоял, значит... Михаилит, как и все встреченные им до этого, знал своё дело. Что ещё можно было сказать? Харза наверняка знал, проезжал ли тут магистр, но был неболтлив. Что, на самом деле, было на руку и Гарольду. Михаилиты брали немало денег, но по крайней мере делали работу, что Свиристель, что Харза. Доев, Гарольд взял кружки и подошел к трактирщику.
- Слушайте, вы не в курсе, не проезжал ли здесь Циркон - магистр михаилитов? Что интересного в мире? Есть ли вести из Бирмингема?
- Циркон-то? - Трактирщик был несловоохотлив и слова выжимал из себя по каплям. - Аккурат двадцать первого был. В той же комнате, что и вы, жил. Он там завсегда останавливается. Когда у нас бывает. Очень уж воду любит. По три котла на ванну изводит. Ну, и к девкам обходительный. Был. Нонеча как оженился, так девки и тоскуют. Без ласки-то. Верный! - Поднятый со значением палец опустился в густую бородищу и хозяин таверны с нескрываемым наслаждением почесался. - Только вот псину эту богопротивную. Таскать повадился, а она стул сожрала. Интересного что? Да вот в Лутоне, грят, михаилит Фламберг, значить, тьму тьмущую нежити порубил. Из той, что могилки копает. Да и живыми людьми не брезговает. Не меньше сотни, купцы бают, на кладбище сожгли мерзости этой. Да трех некромансеров он настиг. Они-то, вишь, ритуалы проводили прямо на погосте. Детей зарезать хотели. Не дал, рыцарь, значит. Не допустил того. А то еще - и слухи верные, у нас тут навроде как волкодлак завелся. Перевертыш. Недалече, вот прямиком в деревнях под Нортегмптоном. Да... А в Бирмингеме, известно, эта... пидемия. Ворота закрыли, костры жгут.
И что ему было делать? Ехать обратно в Бирмингем и пытаться вытащить Дженни? Твою мать! Целая эпидемия из-за него! Да, да: дед и эти два ублюдка, и поляки, но чёрт возьми! Эх, столько мучился, чтобы девочку на следующий день убило эпидемией. Надо было узнать больше. А оккультисты всё не давали покоя Фламбергу. Прошлый раз Гарольд поговорил с михаилитом вполне нормально, а теперь мог оказаться на месте тех порубышей, потому что тоже чуть не принёс ребёнка в жертву. Или нет. Он вот думал, кого пытаться спасти первым - девочку или родителей. И всех - от своих ошибок! Что он вообще должен был чувствовать, убив столько людей? С ума от горя Гарольд не сходил, но и устраивать эпидемию он не собирался. Со свадьбой магистра тоже было непонятно - не могла же Ворона ходить с ним на приёмы и куда там ещё полагалось ходить магистрам? Не божье это дело - по балам ходить. По крайней мере, так Гарольду казалось, но ещё меньше смысла было во взятии другой женщины якобы в жены. Оборотней в последнее время становилось очень много - Гарольд узнал о двоих за день. Он бы хотел поговорить с этим человеком, с другой стороны, если о нём шли слухи, в контроле товарищ преуспел не больше его самого.
- Циркон и женился - просто не верится. А на ком?
Трактирщик уставился на него удивленно.
- Известно, на леди, - пробурчал он. - Не простой ведь твареборец, аж магистр! На ком ещё жениться-то может? Годки будто сбросил - да и оженился. Дело хорошее, самое правильное. Господь заповедовал! А что за леди - не моё дело.
Гарольд моргнул, на мгновение забыв всё от боли. О чём он, чёрт возьми, думал?! Надо было решать, как вытащить Дженни из города, и мог ли он её вообще вытащить. Курва мать, проблем становилось всё больше. Он, как обычно, спешил - надо было подумать, но сначала узнать побольше. Карантин он на то и карантин, что через него было трудно пройти. Но свои пути были везде. Вопрос в том, насколько ему было нужно снова рисковать жизнью и ещё раз светиться в Бирмингеме. Он, чтоб это всё, уже чуть ли не забывал о демоне и пари. Ехать в Лондон, чтобы вытащить родителей, пострадавших из-за долгов, или в бедствующий его стараниями Бирмингем, чтобы вытащить оттуда Дженни? О Вороне приходилось думать всё меньше - он совсем плохо понимал систему ценностей кельтов, но разрушенный город вряд ли добавлял ему шансов.
- Да... А что за зараза-то в Бирмингеме, не говорят?
- Дык, - трактирщик выпростал из бороды палец и внимательно оглядел его, - лекарев-то спрашивать надо. Купцы грят, херь какая-то херовая. Поветрие.
По-настоящему хреново будет, если эта зараза пойдёт дальше. В общем, шанс получить защиту от Вороны он прошляпил, так что теперь надо было думать ещё и о том, как спастись. Может быть, о том, как выиграть пари. Можно было напоследок попробовать встретиться с магистром и прощупать почву, хоть это и было опасно.
- А о женитьбе магистр вам сам сказал или догадались как?

Трактирщик оживился. Он поднял пухлую руку и растопырил на ней толстые, что колбасы пальцы.
- Известно, как, во-перва, на руке левой он косицу широченную носит. Рыжую. Сплетена так заковыристо. Сам-то он - скотт, по говору слышно, сталбыть и носит локон жены брачным браслетом, как у шотландеев этих принято. Во-вторя, у нас тут девки собираются в доме одном, на супрядки. Вышивают, песни поют, танцуют, сладким винишком балуются. И завсегда, как михаилиты бывают, заманивают их туда. Мужики-то видные, навроде вас, всякая порадуется. А магистр нонеча только улыбнулся и грит: "Женат я, друг мой Освальд". Освальд - это я, значитца, - отрекомендовался хозяин таверны, разглядывая свою руку, на которой забыл загибать пальцы. - Вот сегодня, к слову, сызнова девки сбираются. Не хотите ль?
Видным с размалёванной рожей Гарольд бы себя не назвал, но у девок можно было спрятаться - ворошить курятник было очень шумно и малополезно, а констебль, кажется, дорожил своей репутацией. А ведь ещё могли прийти поляки, как будто до этого было мало. Лишь бы ему повезло, и тех двоих убило вместе с трактирщиком. Да, надо было вымыться и скраться если не там, то у какой-нибудь другой шлюхи. Как же хреново всё складывалось - теперь за ним гонялись ещё одни сукины дети, и этих, в отличие от констеблей, вряд ли бы получилось купить.
- Джеймс Грот. - Представился Гарольд, опираясь о стойку. - Знаете, а можно. Где их найти?
- Да нет ничего проще, господин, - заверил трактирщик. - Вы как выйдете, так налево и сразу за угол. Ну а там три улицы отсчитайте - и направо. А дальше всё прямо и прямо, пока в дом и не упретесь - хороший, в два этажа, красным камнем обложен. Ставни-то закрыты будут, так вы стукните дважды, Анна и откроет.
- Понятно. - Кивнул Гарольд. - А михаилиты в последнее время нередко встречаются. Взять хоть сейчас - господин Харза и Циркон. Вы, кстати, не в курсе по какому делу проезжал магистр? Наверняка же не просто тварей бить.
Обязательно надо было вымыться - от него до сих пор несло дохлятиной и ссаной псиной.
Трактирщик наклонился ближе и понизил голос.
- По делам проезжал. Тайным, михаилитским. В Лилли ездил, а там, стало быть, тварей гонял. Прямо в борделе лиллевском. Говорил ещё, из шлюх упырицы хорошие выходят - спаси Господи! - только нервные какие-то.
Гарольд закашлялся. Да какого же чёрта каждый первый был таким набожным? Лилли, вроде бы, была ему почти по пути - там можно было бы выйти на след магистра. Но, кажется, Циркон носился по Англии немногим медленнее самого Гарольда. Он не особо хотел связываться с тем или чем, что делало из шлюх упыриц, пусть и хороших. Благо, после магистра место должно было стать безопаснее, хоть с этой стороны.
- Это что ж такое могло из шлюх тварей сделать?
- Рази я знаю? - трактрщик удивлённо моргнул. - Он не говорил, а я по книжкам их еретическим не учён. Хучь от еды становятся, хучь от выпивки, а может и просто жизнь такая.
Гарольд улыбнулся. Что брак с человеком делал - магистр и шлюх стал не по назначению использовать. Видимо, Ворона всё-таки лично посещала балы. Зачем ей это было нужно - оставалось загадкой, ну с другой стороны, богиня выходила замуж, имела детей, могла и на балы любить ходить. Что интересно, оказаться в компании какого-нибудь демона или богини было куда проще, чем попасть ко двору вполне себе земного монарха.
- Из Лилли он, кажется, поехал в Лондон?
Ответом ему послужило равнодушное пожатие плечами.
- Не докладывался, господин. Может, в Лондон, а может и ещё куда.
- Понятно. - Тоже пожал плечами Гарольд. Вообще, Циркон почему-то казался Гарольду неразговорчивым, даже чтобы шутить с трактирщиком о шлюхах. - Странно, что он на этого оборотня не пошел, платить что ли некому?
- А тогда, значит, слухи ещё такими верными не было, - пояснил трактирщик. - Да и то сказать, людей не грыз пока что, вдруг и само уйдёт? Это ж сколько золота на цельного магистра пришлось бы потратить?
- А сейчас грызёт? - Гарольд упёрся подбородком о кулак. Интересно, это был оборотень от рождения или такой же чёртов экспериментатор, как он? Гарольд бы предпочёл, чтобы это была женщина - кажется, у женщин-оборотней была какая-то особенная привлекательность. Если он или она ел людей, значит, вряд ли, можно было узнать, что-то полезное.

- Говорю ж - не грызло пока, - вздохнул Освальд, задумавшись о чем-то и вертя пальцами. - Нешто михаилитам не заплатили бы, грызи оно, прости Господи?
Гарольд с усилием потёр глаз, а голове, как будто застряла дюжина гвоздей. Надоел ему этот набожный разговор, но надо было ещё узнать, где в последний раз видели оборотня. Вряд ли он мог что-то почерпнуть и чем-то поделиться, но лучше было спросить, пока была возможность.
- А где в последний раз его видели?
- А не видели, - добродушно сообщил Освальд, - следы токмо вот недалече были. От такенные, - он растопырил свою весьма внушительную пятерню, демонстрируя размеры. - Ну и выло оно ночами в леске. Брат Ясень, вот который как раз с магистром-то был, глянул и сказал, что вил-ко-длак, во! Или вилктаки? Запамятовал. Перевертыш, иными словами.
- Брат Ясень, выходит, тоже михаилит? Значится, магистр не сам ездит. - Два твареборца были опаснее одного твареборца, даже очень опасного. А михаилиты и правда ничего не делали задаром, даже вдвоём просто проехали мимо. С другой стороны, пока сотоварищ не кушал людей и ловить его было незачем. А михаилиты наверняка умели ловить. Гарольд как-то слышал, что оборотню вместе с мясом скармливали колючую хрень из стали - она рвала желудок, а тот востанавливался, и так до бесконечности. В общем, хреново было, что он не контролировал форму оборотня. Даже немного.
Трактирщик задумался, принимаясь протирать тряпкой глиняную кружку.
- Ясень-то? Михаилит, кого ж еще так назовут? Душевный он. Молодой, а душевный. Вот Циркон - он навроде как со всеми ровно, кот улыбчивый да разговорчивый, а все равно, что магистр - не забываешь. Со всем почтением к нему. А Ясень - тёплый. И подумать так, - Освальд со значением подмигнул, - на магистра-то похож. Такой же белый, сероглазый, щурятся одинаково. А разъехались они порознь, конечно. Циркон - пораньшее, спешил, в галоп сорвался. А молодой михаилит - попозжее.
- И в какую сторону?
Гарольд поправил перевязь на ноющей руке. Может быть, через воспитанника Циркона получилось бы выйти на самого магистра. Наверное, Ясень учился у Тростника, раз так походил на него. Правда, сейчас твареборцы вряд ли выглядели, как наставник и ученик. Удивительно, что никого не озадачило омоложение магистра.
- Не докладывался, - развел руками Освальд.
- А под какой именно деревней видели следы? А то ещё набреду. Посмотреть-то оно завсегда интересно, а вот быть съеденным уже не очень.
Лишь бы в Бирмингеме не осталось свидетелей - только обвинений в эпидемии ему не хватало. Надо уже было сварачиваться, а то как бы его не поторопили наёмники или констебль.
- Да вот под Давентри. Ну, и в леске, говорю ж. Лесок-то вы видели, аккурат под замком.
- Понятно, спасибо. - Были ли у него шансы встретить этого "перевёртыша", и сколько пользы от этого бы было, Гарольд не знал. Может, пока и в самом деле стоило побояться быть съеденным.

Поднявшись наверх, Гарольд отдал вещи прачке и закрыл за собой дверь. В голове было как-то пусто. Значит, в этой комнате останавливался Циркон? Две ванны магистру, скорее всего, понадобились после драки с какой-нибудь тварью, хотя об этом трактирщик не упоминал. Твари были таким делом, да... Гарольд медленно залез в ванну, предварительно проверив не слишком ли горячая вода. Может быть, идея тратить по две ванны была неплохой, хоть и дороговатой. С другой стороны, деньги всё равно пропадали и как быстро выплатить долг, он не представлял. Может, и зря он не поехал вымогать деньги у церковников, но свобода передвижения сейчас тоже была важна - за ним могли гнаться поляки, или констебль. Да... Неудачно вышло с запиской и приглашением в таверну, из которой пошла зараза. Ну, может Гарольду всё-таки повезло перемудрить и поэт ни черта не понял. Так или иначе, сейчас он домывался и хоронился где-нибудь в другом месте. Гарольд начал старательно мыть волосы - весь чёртов день ему казалось, что там застряла целая гора гнили с кладбища.
Если Дженни не погибла - значит, скорее всего, могла сама выбраться из города. При том условии, что её не схватил Армстронг, которому, наверное, было очень, ну очень интересно - куда делся торговец - перевертыш. В любом случае, поехав в Бирмингем, Гарольд ничего бы не добился. Оставалось надеяться, что Дженни умудрилась выбраться. Надо было оставить ей записку у трактирщика, что он ждал её ещё день и пока ехал смотреть на собрата. Да, вполне можно было пока съездить и посмотреть на следы, всё равно он не мог оставаться в городе, а Дженни надо было подождать хотя бы день. Ну, а потом к начальнице... Да... С Ю всё равно нужно было поговорить - лучше уж было прийти к ней на своих двоих. Интересно, смог бы он на этих же двоих уйти? Но что было делать с родителями? Денег у него не было, отсрочку могли не дать. Гарольд думал просто внести денег в нагрузку к дому и освободить отца, но закон о бродягах отправил бы старика из тюрьмы на сук, потому что заниматься делом больше было негде. В общем, были нужны деньги.
А магистр выходил вполне живым человеком - ездил то ли с учеником, то ли с сыном, по девкам ходил. Учитывая, насколько Харзе было всё равно на то, что Гарольд временами выл, можно было и написать прошение. Разговор с Цирконом он, конечно, представлял себе слабо, после такого-то количества дерьма. И город... Интересно, насколько серьёзно всё было? Люди умирали от разного, тем более в Бирмингеме, но в прошлый раз Тростник не оценил неспасенную деревню, а сейчас вклад Гарольда в разруху был, кажется, намного очевиднее. Гарольд зевнул - медленно остывающая ванна убаюкивала, но спать было нельзя. Он поднялся. Чёртовы поляки скоро начнут ему сниться!

На негромкий стук в ставни невысокого, хоть и двухэтажного домика долгое время никто не отзывался, лишь из дома слышалось печальное пение. Девичьи тонкие и нежные голоса выводили песню о страданиях Девы Марии, увидевшей сына на кресте.
"О, - пели они, - за что распяли тебя, Сыне? Омою ноги слезами..." А затем дверь скрипнула и из нее выглянула миловидная женщина лет тридцати, в скромном и старомодном арселе, в наглухо застегнутом под горло платье. Она оглядела Гарольда и приятно улыбнулась.
- Вы к кому, господин?
Отдыхали странно. По всей видимости, это была маскировка от строгого констебля и возможных порицаний. С другой стороны, трактирщик говорил вполне ясно, так что может лавочку и прикрыли. Противные молитвы были не кстати, но Гарольд бы всё-таки поставил, на притворство. Очень уж нарочито была одета симпатичная женщины, да и улыбалась приятно.
- Джеймс Грот. - С лёгкой улыбкой представился Гарольд. - Слышал, здесь можно с пользой для души провести вечер, пустите?
- Анна, - обозначила поклон женщина, - а вы танцевать умеете?
- Умею. - Заверительно кивнул Гарольд. Он уже бывал на таких посиделках, хоть это и начиналась слегка необычно. - И не только танцевать.

Комната, а точнее - горница, куда привела его улыбающаяся Анна, наподобие тех, какие строили новгородцы, была полна девушек. Юных и не очень, красивых и нет, рыженькие, блондинки, шатенки... Они сидели с вышивкой в руках, прилежно работая в тусклом свете лампадок и тянули ту самую песню о страданиях девы Марии. На Гарольда они глянули лукаво, почти хором хихикнули в свою вышивку и затянули новое:
- Я нарцисс Саронский, лилия долин!
Томным, хриплым голосом вела их рыжеволосая девица с толстенной косой, вышедшая в центр комнаты.
Худощавая рука с блеснувшими на среднем и безымянном пальцах кольцами взметнулась вверх.
Гарольд поклонился, отводя руку вверх и обращаясь одновременно как бы ко всем.
- Здравствуйте, меня зовут Джеймс Грот. - Он выхватил взглядом свободное место и сделал шаг, чтобы сесть. Видимо, надо было подождать пока пение плавно перерастёт в пляски, странно, что кроме него не было видно ни одного мужчины. Записку Дженни он ставил, дрянь положил в походную сумку - конюшня в таверне была надёжная. Гарольд заранее осмотрел её, думая, как бы утром незаметно вывести лошадь - оказалось, что никак. Но всё это было потом. Кольца, да и шелковая накидка подсказывали, что рыжая была не из крестьян.
Два удара сердца: раз... два... И томные, даже трогательные, едва заметные касания пальцев друг друга неожиданно сменил резкий поворот головы. Сверкнули синие глаза, мотнулась коса и высокая фигрука, на мгновение замершая, начала движение так неуловимо, что в памяти едва ли осталось то, как подчеркивали её бёдра слова песни, как отсчитывали неизвестный никому счет тонкие пальцы - всё тонуло в насмешливом взгляде, брошенном через плечо, прежде чем она повернулась к Гарольду уже полностью и сделала несколько уверенных шагов, останавливаясь в полутора ярдах.
- Левая рука его у меня над головою, а правая обнимает меня!
Тягучими, томительно-поспешными шагами скользила девушка по комнате, оставляя за собой след из темного шелкового плаща, доселе накинутого на плечи, позволяя глядеть на своё точеное тело, которое теперь в самых сокровенных местах прикрывали лишь полоски черной кожи. Её ладонь скользнула по бедру вверх, едва подцепляя край своей упряжи. Четыре удара сердца - её шаги-повороты, один - мгновение, потребовавшееся, чтобы освободить волосы от ленты, разлить их огненной гривой по плечам - и поставленная на плечо ножка оставила Гарольда сидеть. Девушка же уже развернулась к нему спиной, устраиваясь между ног: заведенная назад рука в обманчиво-ласкающем жесте прошла по щеке, а танцовщица медленно встала, ослепив на миг наготой крепких, высоких ягодиц. Отпрянула к другой девушке, блондинке, успевшей уже обнажиться тоже и теперь стоявшей в центре, замерев. Лишь подрагивали в такт дыханию полные груди с розовыми горошинами сосков.
Гарольд выдохнул - вот это счастья привалило! Происходящее очень слабо походило хоть на что-то, что он видел до этого, что в Новгороде, что в Германии, что в Англии. Танцевали прямо под религиозные мотивы, да ещё и как! Нигде так не танцевали! Хоть он особо и не пил, картина сама по себе дурманила. Было много красивых, а некрасивых Гарольд просто не замечал. Нортгемптонские девушки, казалось, не имели ничего общего с городом серым, скучным городом.
- Голубица моя в ущелье под кровом утёса! Покажи мне лицо твоё, дай мне услышать голос твой...
Рыжая плавно присела, с силой опустив руки вниз по нежному телу подруги и бросив внимательный взгляд на Гарольда. Тут же одна ее ладошка соскользнула с белой кожи и вызывающим движением проследовала от полуоткрытого рта к линии шеи, обогнула выпуклость груди, огладила плоский живот и неожиданно скрылась в сокровенном местечке, зацепив и немного отогнув полоску кожи.
- Вот, зима уже прошла, дождь миновал, перестал...
Под хриплое пение раздевающихся девиц, рыжая продолжала водить ладонями по телу, дерзко лаская его, прогибаясь в истоме, откидывая назад голову. Заставляя гореть в медленном огне. Ловким движением она оттянула ремешок на своем плече, оголяя его полностью и коснулась языком своей кожи. Её глаза следили за Гарольдом и было во взоре нечто порочное. Искусительница продолжала стягивать с себя кожаную упряжь. Избавившись от неё, она подмигнула и улыбнулась, нырнула вперед, прогнувшись до пола дугой так, что прямо перед глазами оказались райские яблочки грудей. И тут же на колени Гарольду села беловолосая девушка с подкрашенными кармином губами, чья нагота была прикрыта лишь набедренной повязкой из алого шелка.
- Пойдем? - Прикусывая губу, спросила она.
- Идём. - Он положил руку девушке на талию и поднялся, плавно прижимая её к себе. Гарольд бы предпочёл рыжую - она казалась интереснее, но он в конце концов прятался от поляков. Да и эта была совсем недурна собой, тем более сейчас, когда белые волосы щекотали лицо, а он тонул в тепле и мягкости. Нортгемптон, кажется, становился его любимым городом в Англии. - Только куда?
- За мной...

Комнатка, куда она его привела, была маленькой. В ней не было ничего, кроме прикрытых дерюгой стен, но девушку это не смутило.
- Тебе не место там, - прошептала она, - твое место в моих объятиях.
Глаза её затуманились желанием, когда язык её скользнул по его губам, когда горячие руки спешно расстегивали оверкот.
- Я страшусь тебя и хочу тебя...
Губы уже опустились ниже, к груди, прильнули к ней. Она целовала и касалась кожи, вздыхая и постанывая, дыханием обвела ареолы и... прикусила. Из общей комнаты, через загородку, сливаясь с её стоном, донёсся резкий требовательный стук, и кто-то приглушённо выругался по-польски. Прошелестели шаги - верно, Анна шла открывать.
Гарольд поднял девушку, утопая во вкусно пахнущих волосах, и целуя горячую шею.
- Как тебя зовут? - Если его собирались брать, то тем более надо было спешить. Правда, его мнение о поляках очень сильно упало бы, если бы наёмники прошли мимо такого количества голых девиц. Нервы из-за кучи наёмников, которые вот-вот могли выломать дверь и прикончить его, вместе с предвкушением от женщины в объятиях вскружили голову.
- Валлада, меня зовут Валлада...
Девушка спускалась поцелуями всё ниже, не обращая внимания на восторженный вой своих подружек, оттягивая шнурок штанов, спуская их... Гулко, страстью и нетерпением зазвенел колокол на башне церкви, отбивая полночь и в чресла Гарольда вонзилось нечто острое. Валлады не было, вместо нее, медленно обрастая серой, почти собольей шерстью, у ног стояла на коленях огромная бабочка, своим хоботком тянущая кровь из самого сокровенного. С каждым ударом колокола тварь менялась, на крыльях появлялись странные цветы, напоминавшие розы, из пышных белых кудрей проросли усики, но фасетчатые глаза всё также блестели страстью.
Из комнаты меж тем доносился лязг снимаемой брони, похохатывание и явно довольные, хотя и не очень понятные выражения. Наёмники, если это были они, явно одобряли и сцену, и девушек, и идею свального греха в целом.
"Сука! Каждый раз! Твою мать, да сколько-то можно?!" Гарольд с силой отпихнул тварь от своего паха ногой. То брукса, то труп, то двести золотых сдирают! Лишь бы этих выблядков тоже пожрали, он-то бы сжёг этот сраный сарай вместе со всеми поляками, рыжими, белыми и в горошек, курва мать! Как же было больно! Куда эту заразу вообще можно было трахать? Это ж надо было ещё и негромко её кончать, чтобы пшеки не услышали.
Валлада с гулким, громким хрустом перекатилась по полу, лишь в последний момент выдернув хоботок, который оставил рану в бедре. Подпрыгнув так, что под шерстью снова что-то захрустело, будто тварь была закована в броню, она с силой махнула членистыми руками, которые еще были похожи на обычные человеческие и медленно пошла на Гарольда, покачивая головой.
- Моя виш-шенка, - прошипела она под вакханалию в соседней комнате. Там - наслаждались, рычали, стонали и всхлипывали. Оттуда слышались шлепки тел о тела, возня и смех.
"Почему они, а не я? Почему я, а не они?" Почему вишенкой его называли только твари и демоны? Даже не демонессы! Гарольд призвал магию в левую руку и зажег точно такой же фонарь, как на кладбище. Тварь, кажется, имела серьёзную броню, а начни он бить по хоботку или глазам, вышло бы много шуму. Имей сейчас Гарольд всего один нож, и через секунду не было бы проблемы. По крайней мере, этой. Надо же было семь лет неизменно таскать в сапоге нож, а сегодня не успеть купить нового! Параллельно натягивая штаны правой, Гарольд плавно пустил фонарь в верхний левый угол комнаты. Поляков, кажется, совсем не жрали. Неужели ему повезло единственному выхватить себе такую заразу? Вряд ли, даже очень увлечённые пшеки, его бы не заметили.

Валлада замерла, перебирая крылышками; глаза её, кажется, следили одновременно за огоньком и за Гарольдом. Наконец, тварь, не переставая шипеть, потрусила в угол. Это движение словно послужило сигналом. Одновременно с ним хрустнули шаги снаружи и почти сразу от уличной стены раздался резкий скрежет, с каким из дерева выходят гвозди. Дерюга отлетела в сторону, открыв дверь с сорванной щеколдой. Ударил порыв ледяного ветра, гася гарольдов огонёк, и вместе с ним в комнату, щурясь, шагнул плотно сбитый светловолосый мужчина с отвислыми усищами. В левой руке он нёс смоляной факел. Заметив Гарольда, воин ухмыльнулся, поднял руку, бросил беглый взгляд на Валладу... и истово перекрестился, дико выпучив глаза.
- Пся крев! Бий гадовину, во имя Господа!
Поляк бросил руку к рукояти меча, но никак не мог нащупать, а Валлада, шипя, уже поднялась, хлопнула крыльями - и бросилась прямо на него, царапая оверкот. Она явно подбиралась к горлу, и воин, жутко хрюкнув, слепо метнулся влево, вправо, а потом слепо ринулся вперёд, вынося тварью и собой перегородку. Дом на миг застыл в тишине, а потом взорвался отчаянным многоголосым визгом.
Всё происходило так быстро, что только холодный зимний воздух помогал прийти в себя. Огонь с факела, который уронил поляк, медленно заполз по полу. В здании были женщины, но окон было много, а дом стоял особняком, так что вряд ли город мог загореться. Гарольд схватил вещи, подбросил магии в огонь, так чтобы тот перебросился на стены, проник глубже в доски и начал питаться не плёвой материей, а полноценной древесиной. Ещё через секунду Гарольд уже выскочил на холодную улицу - чуть не затоптав Дженни. Увернувшись, девочка заложила тираду, какие можно услышать разве в матросских кабаках, и потянула Гарольда от дома, где нарастал крик.
- Ну, дяденька! Хер ли ж ты тут делаешь?! Думала, в Лондоне только догоню, а он тут за девок держится! Лошадь-то где?!
- Лошадь в таверне, отойдём в улочку, сейчас тут будет светло. Что по поводу твоего мула? - под нарастающие крики Гарольд застегнул пояс и накинул одежду, выхватывая взглядом улочку потемнее. Кого-кого, а Дженни тут он увидеть не ожидал. Видимо, девочка следила за поляками, чтобы его отыскать, ну или спросила у трактирщика. Курва мать, ещё одна рана в неудобном месте! Сейчас бы ещё никто не караулил у лошади и всё пошло бы куда терпимее. Он быстро пошел в улочку.
- Рядом мул. Вот тутоньки, - глядя, как он одевается, Дженни едва не подпрыгивала на месте. Да и потом понеслась чуть не вперёд. - Скорее же. Счас ж они...
Город оживал. Неуверенно ударил всполох, из домов выскакивали полуодетые жители Нортгемптон - впрочем, не тратя времени на одежду, они не забывали прихватить из дома вилы, топор, ухват или ещё что-нибудь мирное, но определённо способное на членовредительство. И Гарольд с Дженни не успели, упёрлись в несущуюся навстречу стайку женщин с угрюмыми, решительными лицами.
Гарольд уверенно пошел к женщинам. Ничего дельного в голову не приходило, что и не удивительно, после такого-то. Можно было крикнуть про поляков, насилующих девиц, но тогда его бы спросили, с чего тогда он идёт в другую сторону. Хорошо, если бы идея об изнасиловании пришла самим девушкам, которым понадобилось бы как-то оправдать свою наготу.
- Нужны вёдра. Дом горит!
- Эвона, - подозрительно прищурилась старушка в чепце и с огромной сковородой в руках, - бабоньки, а ить сам поджег, глядите, какой расписной. Нехристь ить! Бей его, чтоб другие боялись!
Женщины согласно и очень угрожающе загомонили.
- Это послано мне за грехи и во их искупление, ибо кому как не Господу знать, как карать. - Боль ударила по голове, но Гарольд постарался не сбавлять темпа. Голые бабы выскакивающие из дома вперемешку с поляками, были бы доказательством получше татуировок. Ну и надоели же ему эти татуировки, курва мать. - А подожгли по пьяни поляки. Кто-то кричал, что они девок там зажимали. Но сейчас нужны вёдра, перекинется же на ваши дома. Тащите вёдра! Вёдра!
Ещё не успев договорить, Гарольд вздрогнул: Дженни завизжала на всю улицу мерзким детским голоском:
- Ой, бабоньки, что деется! На супрядки орда содомитов польских нагрянула! Сейчас девок-то снасильничают, а потом и за мужиков примутся! - запнувшись на секунду, она добавила, с горестным подвыванием, обращаясь к кряжистой сисястой бабе, сжимавшей в руке вилы: - И за коро-овушек, как в Бирмингеме богохульном! Еле сбегли! Дяденька вона до сих пор по голове стукнутый, как из лапищ ихних выдрался!
- Юродивый, - с пониманием кивнула чепцом старушка, - я и гляжу, с приёбом мужичок-то. Девки, за мной!
Дженни, не дожидаясь, когда та закончит, поволокла Гарольда в темный и узкий проулок, где пока не было суеты. Бабы с топотом пронеслись мимо.
- Идём сначала за мулом. Веди. - Как обычно выходило, что ни хрена не умеет общаться с людьми, в отличие от Дженни. Лучше бы городу не загореться, может быть это бы и помогло скрыться, но разрушать города по пути становилось плохой привычкой. Было бы неплохо, если бы наёмников покоцали и они поостыли. Возле таверны наверняка кто-то сторожил, так что мог понадобиться меч. А может те, кого оставили караулить, сбежались на шум и пожар.

Мул обнаружился неподалёку. Дженни в спешке едва накинула поводья на какой-то столб, но каким-то чудом животное не освободилось само, и никто его не свёл. При таверне же меч, к счастью, не понадобился. Поляки, разумеется, оставили стражу, но у неё хватало своих проблем. Злые спросонья горожане били чужаков методично, со вкусом - впрочем, без особенного результата. Наёмники были в броне, и только почти лениво перекатывались под пинками, утробню похрюкивая на особенно сильных ударах дрыном или тупым мечом.
Гарольд залетел в конюшню и начал быстро седлать лошадь. Кажется, полякам должно было достаться, но не смертельно. Надо было решать, куда ехать - о Бирмингеме не могло быть и речи, о деревне, в которой видели оборотня, он тоже спрашивал трактирщика. Не долго же бородатый сопротивлялся, с другой стороны, при таком количестве поляков - немудрено. Гады наверняка уже поговорили с грефье и знали, что Гарольд собирался в Лондон, договариваться насчёт родителей. Курва мать, как же его прижали - пшеков было очень много! С такими татуировками его могли достать, где угодно. Жаль, что он не мог встретиться с магистром, хреново было, что отец дольше оставался в тюрьме, а мать - в приюте. Правда, денег, чтобы сразу выплатить долг, у Гарольда всё равно не было. Сестра, видимо, отправилась искать его, чтобы найти денег или отомстить. Ну, найдёт - через неё и передаст. А сейчас, скорее всего, на север и к какому-нибудь порту. Может быть, побывать у источника. Гарольд вывел лошадь.

Выбравшись за ворота, Гарольд выдохнул. Огромного пожара за спиной, кажется, не было, так что тем более надо было спешить.
- Я рад, что с тобой всё в порядке. Думаю, в Лондоне они будут ждать, так что, наверное, на север и к порту. Что скажешь? - У Дженни, наверняка, была куча вопросов, например, какого чёрта он делал голый в комнате с огромным мотыльком. Гарольду тоже было о чём спросить - сколько людей погибло от заразы и что вообще происходило в Бирмингеме, после того, как он ускакал. Но всё могло подождать. Хорошо, что девочка выжила, плохо, что в Англии ему теперь делать было нечего.
Дженни оглянулась, приподнявшись в стременах, потом вздохнула.
- На побережье тоже могут ждать. Ну ты, дяденька, учудил. Страхолюдин этих, чую, долго ещё ловить будут. Оно, знаешь, ещё и заразным оказалось. И всё-то разное такое.
- Оно вышло случайно, от того, что пока я дрался, какой-то дед залез в сумку и выжрал бутылку. Но бутылку из подземелья вынес я, так что... Тебя саму не задело?
Откуда Дженни знала, что в появлении тварей виноват Гарольд? Одно дело, если бы его искал только Армстронг, другое, если бы о тварях говорил весь город, а потом и вся Англия. В любом случае, сначала надо было выразить банальное сочувствие, к чудом выбравшейся из города Дженни, и уже потом выспрашивать всё остальное.
- Да что мне будет, - отмахнулась девочка, словно каждый день сбегала из городов под карантином. - В норе отсиделась. И дальше б сидела, да отряд за тобой понёсся, да шустро так, страх. Хорошо, в таверне время потеряли.
- Искали мой труп среди руин? И как ты узнала, что я имею отношение к появлению тварей? - Гарольд приглядывался к опушке - хорошо, если Харза до этого работал по этой дороге. Всё-таки ехали ночью... Надо было ещё узнать, как много поляков его искало. Польская земля, конечно, была не бедна людьми, но твою мать, не в каждом же порту!
- Труп искали, а как же, - согласилась Дженни. - Очень радовались, когда не нашли. Живым, значит, хотят. Потому как те, что разбежаться поначалу успели, только и орали про черномордого лазутчика, который город потравить решил.
- Ага, значит ищет меня не только Армстронг, но и полострова. И много наёмников выслали?
Значит, те двое всё-таки выжили, да ещё и как. И с чего только сразу лазутчик? И все проблемы из-за ворон на лице - если бы не они, ну перекрасил бы волосы да и всё, а теперь надо было очень быстро плыть в Ирландию. Не оставалось времени даже попробовать договориться о родителях. Так что надо было раздобыть в Ирландии денег, а дальше как пойдёт. После такого сдать его могла и Ю.
- Да десятка два-три, - небрежно ответила девочка. - Это из тех, что я видела, понятное дело. Ты бы, дяденька, хоть внешность бы поменял. Лысуна-то в бороде по уши искать, глядишь, и не будут, да и элексир для глаз достать можно. Ну и, - она оценивающе глянула Гарольду в лицо, - ещё конечно на виске кожу бы попортить, куда борода не достанет. Поди разбери там, шрам или галка.
Гарольд вздохнул, делать было нечего, только бриться налысо не стоило: он готов был поспорить, что так следующий ворон появился бы у него именно на макушке. Всё это надо было найти и применить за раз, чтобы черты менялись не постепенно. Ну и шрам... ему, конечно, было не привыкать, и можно было бы подождать пока очередной мотылёк сделает, но всё равно неприятно. Чёрт возьми, и угораздило же его уже в который раз попасться на бабу! Насчёт этого надо было делать какие-то выводы. А поляков у Армстронга, кажется, было несметное количество, так его, и в самом деле, могли ждать в большинстве портов.
- Ты тоже приметная, тебя надо подстричь и одеть под мальчика, и глаз вставной найти. Будем отец и сын.
- Одежду покупаешь ты, - проворчала Дженни, которую его слова явно не порадовали. - Нет. Лучше покупаю я, а платишь ты. Ладно. Так куда, дяденька, мы скачем-то? И зачем ты тут сидел, а не мотал со всех копыт подальше, да лесами, лесами?
"Тоже мне, женщина нарисовалась." - улыбнулся Гарольд. Но Дженни можно было понять, ему самому идея ходить лысым не особо нравилась, а она была девочкой, хоть и десяти лет. Ну а одежда - да хрен с ней, малая плата за тот хаос, что он учудил. Интересно, как Армстронг так быстро разобрался с тварями, что так скоро выслал людей.
- Решил подождать тебя день - не думал, что поляки так скоро спохватятся, да ещё и в таком количестве. Жаль, тех двоих не пришибло - я очень на это понадеялся. А ехать думаю, в какой-нибудь порт на восточном побережье, через Хантигдон. Там хорошо бы поискать один источник в лесах, но это как пойдёт. Расскажи, как оно пошло в Бирмингеме с утра. Много кого прихватило? Как Армстронг справился?
- Ууу, - протянула девочка. - Сначала, значит, наёмники рубить пытались. Ну там, лапы откочерыжнуть, брагой полить крепчущей да сжечь. Тебя, дяденька, так же хотели, по воплям-то. Но потом они поняли, что близко подходить вообще-то не стоит. Потому что оно со спорыньёй. Нет. Спорнями? Да, точно, со спорнями, так этот Армстронг и сказал. Знаешь, - она заговорила серьёзнее, - я б его, дяденька, на твоём месте крепко боялась. Потому что этот ренегат на таком шабаше даже голоса ни разу не поднял, говорят. А твари эти... какие до сих пор бегают где-то, а кого нашёл... - девочка вздрогнула. - Он из них кубики сделал. Аккуратные, маленькие. И под землю упрятал и что-то с ней сделал. Чтобы, значит, не вылезло.
Гарольд сплюнул в снег - просто не было слов. Кажется, в один день его должны были просто разделить на кучу частей, так, чтобы никого не обидеть. Демон бы точно потребовал задницу. Кажется, времени не было даже на источник и гейсы, его вообще ни на что не было. Сейчас он ехал на восток. Ю против Армстронга была не помощница, она сама могла содрать с него за такую историю шкуру, а ещё, скорее, просто сдать. Может быть, стоило обратиться к ордену, вряд ли они были в ладах с ренегатом. И Циркон должен был быть где-то там. Только что бы он им сказал? Сам-то Гарольд был хреновеньким помощником.
- И много людей Армстронга погибло?
- Так я ж не считала, - удивлённо ответила Дженни. - Может, много, может, очень много.
- Хреново, ни дать, ни взять. - Резюмировал Гарольд. Куда вообще стоило ехать? Что вообще можно было сказать михаилитам, и как потом возвращаться в Англию? Неужели, надо было заканчивать с Ирландией и возвращаться в Германию? Схвати и повесь твареборцы Армстронга - проблем стало бы меньше, правда, он не выглядел, как тот, кого легко было повесить, но по крайней мере были бы шансы как-то вернуться в Англию. А в ордене тоже не дети сидели. Да, стоило заехать - во-первых, там было относительно безопасно, во-вторых, там мог быть Циркон, в - третьих, так Гарольд устроил бы Армстронгу хоть каких-то проблем.