23 мая 1535 г. Лондон, турнир, focáil sasanach.

- В самом лучшем королевстве,
В самом-самом лучшем замке,
Жил-был самый-самый-самый
Замечательный король.
С детворой играл он в прятки,
И в колдунчики, и в салки,
И проигрывая даже,
Он детишек не порол...

Сегодня все были странными. Король, который развёл речь, размером с Пролив. Королева, вещающая о закрытии борделей. Джеймс, орущий, чтобы привлечь внимание. Джеффри Поул, спустивший хамство. И, право, сегодня Робу было жаль, что михаилиты не плясали в ристалище, а только на балу. Хотелось драться. И драться не с тварью, но с достойным противником. Вёртким, юрким, сильным. Чтобы и победа была сладкой, и проигрыш - достойным. Несомненно, в этом была виновата Бадб.

- Он родителей,
Он родителей,
Он родителей
Порол...

Напевание крамолы ей на ухо справиться с жаждой драки не помогало. Напротив, руки чесались пуще. И наверное, Роб бы затосковал совсем, глядя, как упоительно, с грохотом падают на песок ристалища конные, но будто услышав его жалобы, курва-судьба послала на трибуны Розали. Увидев, как она поднимается в теле Алетты де Манвиль, надев тёмно-синее, вдовье платье, Роб подавился словами следующего куплета, и толкнул в бок Бадб.
- Ты что-то там говорила, что давно сняла все проклятья, mo leannan. Как насчет лишить меня способности узнавать её в любом обличье?
Бадб весьма недовольно промолчала. Роб вздохнул, напоминая себе, что хорошо воспитан, блестяще образован и женщин обычно не бьёт. И уж тем более, не сбегает от них прямо среди рыцарского турнира. Потому что рыцарь, мать его доспехами.
- Прелестно выглядите, миссис Харпер. Новое тело вам к лицу. С чем пожаловали? Околдовать? Обрушить трибуну?
- Леди Алетта, - с достоинством поправила его Розали. – Вдова. Но как приятно, что ты всё ещё узнаёшь меня, как бы я не выглядела. Хочу поговорить, мой милый. Мой дорогой. Я так скучаю!
- Ладно, - Роб покосился на фыркнувшую Бадб, на навостривших уши парней, на ристалище. Ситуация была к разговорам не располагающая. Даже на землю презрительно не плюнуть, непременно в кого-то попадёшь. - Детка, послушай меня. Ты мне надоела suas ris na bàlaichean. У меня что, гранёный? Винтом? Или твой юнец не справляется? Эвон, как бесишься. Ну так иди, поищи ещё где-то. Я не подаю, даже по праздникам. Даже по твоим адским праздникам. Даже на Пасху! Чего ты от меня хочешь? Я не буду тебе ни мужем, ни рабом, ни любовником, ни спутником. Никем. Хоть что делай, но если продолжишь, то сделаю уже я. И поверь, сделаю так, что шанса возродиться не будет. А теперь - иди. Скорби по Харперу. Хей, Джеймс! Тут говорят, Харпер помер!
- Хотя, - задумчиво проговорила Бадб, - конечно, врут.
- Потому что юнец обделался, - согласился с ней Роб. - И теперь мы имеем обгадившегося мерлина. Причем, во всех смыслах. К слову, Розали, детка, он мне тоже надоел. Почти как ты, только больше.
Розали растерянно хлопнула ресницами, будто не ждала такой отповеди.
- Я уйду сейчас, мой дорогой, - вздохнула она. – Но вернусь, когда ты будешь один. И сможешь говорить свободно.
- Аinnis.
Робу хотелось догнать уходящую по трибунам Розали. Догнать и задушить. Не взирая на последствия, тюрьму за убийство и даже злого Клайвелла неподалёку.
- Mo leannan, ты же мысли читаешь. Что она от меня хочет?
- На ручки, - сухо просветила Бадб. - На коленки. И под одеялко. Нежиться и обниматься.
- Мне порой жаль, что ты меня освободила. Из твоих уст это всё прозвучало, как очень заманчивый приказ. Но чёрт побери, моя Бадб, я не хочу...
Договорить не получилось. На ристалище вышел Дик. Это было воистину рыцарственное зрелище. Яркий, молодой, красивый Фицалан не надел шлем, и коротко стриженые волосы золотились под майским солнцем. Дик улыбался - ангельски, безмятежно, ласково, как не улыбался почти никогда, и дамы млели, восторженно вздыхали. Флёр изменника добавлял ему очарования, того опасного лоска преступника, от которого иные девицы теряли голову. Это было хорошо, особенно для дела Ренессанса, о котором Роб слегка подзабыл за суматохой. Красивый и умный илот приведет к стопам своей богини больше почитателей, а особенно - почитательниц, чем уродливый и тупой. А уж захоти сейчас Ричард Фицалан обратить трибуны в свою веру... Дамы бежали бы за ним, теряя туфельки. А еще этот подлец красиво бился, точно угадывая, когда нужно сделать вид, будто руки слабеют, изящно и быстро ныряя под руку короля. И ведь победил, но поняли это только опытные мечники. Для всех остальных - ничья, короткий разговор с королём и помилование.
Самое выгодное приобретение неистовой, пожалуй.

РИЧАРД ФИЦАЛАН

Где-то у иоаннитов, день 1.

Приходил в себя он медленно, сквозь тошноту, головокружение и злость. Так глупо попасться! Как мальчишка! Будто не был самым быстрым мечником ристалищ!
Дик подскочил на ноги, запнулся за камень пола, понял, что находится в полутёмной камере за дубовой дверью и сел на пол. Прежде чем убивать пока еще неведомых похитителей, следовало понять где, когда, зачем и сколько людей - нелюдей? - требуется прикончить.
Глаза, медленно привыкающие к полумраку, выхватывали то охапку соломы, то нужник, то затрёпанную Библию, которую читать совсем не хотелось. Воды не было, но пить пока тоже не хотелось. Благо, что оставили одежду и обувь. Разве что Дик опрометчиво не носил за голенищем ничего полезного, как это делал лэрд. Пообещав себе завести такую привычку, он поднялся и пошатываясь, дошёл до двери. В смотровом окошке виднелся кусок стены - и только.
Дик прислонился к двери, закрывая глаза. Звать госпожу было опасно, ведь это могла быть ловушка для неё, не звать - опрометчиво, и от противоречий подташнивало.
Зато можно было позвать тюремщиков. Библия прямо указывало на то, что здесь всем заправляли люди. По крайней мере, Дик не слышал о тварях, предлагающих святое писание своим пленникам. И если он был жив, значит, эти люди зачем-то в нём нуждались. Следовательно, обязаны были поить и кормить. Дик от души саданул пяткой в дверь и что есть мочи заорал:
- Воды!
Звук ударов и голоса гулко разносился по коридору. И через мгновение послышался слабый, но знакомый голос Алетты де Манвиль.
- Дик? Это вы?
- Это я, - Дик вздохнул, усилием заставляя себя успокоиться. Алетта де Манвиль – если это была она – находилась у иоаннитов – если Харпер не соврал. Значит, Дика тоже разместили в темницах этого ордена. Отсюда следовало, что госпожу на помощь звать нельзя, говорить лишнего – тоже. И вообще, самое лучшее изображать изнеженного принца, падающего в обморок от грубого слова. – Как вы себя чувствуете, дорогая?
«Нашёл время и место для светских разговоров».
Если подумать, Алетту эти чудо-воспитатели шлюх предназначали ему. Значит, у него были ключики к ней. А если припомнить, какие убийственные таланты открывались в Хизер, то Алетте де Манвиль сам шлюший господь велел стать полезным инструментом в деле сжигания прецептории иоаннитов дотла.
- Спасибо, хорошо, - с нескрываемым сарказмом отозвалась Алетта. - И погода такая чудесная. Жаль, из камеры не выйти, чтобы погулять. Были ли вы на последнем приёме у короля? Какое платье выбрала королева? Помню, она думала про сиреневое. Вы будете меня спасать или побеседовать явились?
- Конечно, буду, - согласился Дик в тон ей. - Вот как только в своей камере насижусь, сразу вас спасать начну. Вы пока приготовьтесь, что ли. У вас эннен есть?
Зубастая и язвительная Алетта была интереснее Алетты восторженно-венчальной, и если бы Дика не занимали мысли о том, как выбраться из камеры, он бы с удовольствием побалагурил. Но увы, обстановка к приятным беседам располагала мало.
- Будь у меня эннен, - мечтательно протянула Алетта, - я бы им задушила кого-нибудь из монахов, а потом вас. Прекрасный принц нашелся, ха! Я же не спрашиваю, где ваши сияющие доспехи, волшебный меч, белый конь и гора золота, отнятая у дракона.
- Как хорошо, что вас надежно заперли, дорогая, - неубедительно порадовался Дик, ощупывая дверь. Она ожидаемо оказалась прочной и гладкой. - Быть задушенным вашей вуалью - смерть страшная, хоть и почетная для рыцаря. Воды!
Препираться дальше становилось бессмысленно. Пикировка пользы не приносила, зато наверняка веселила тюремщиков. Поэтому Дик снова пнул дверь и заорал.
- Ну чего орать? - мягко упрекнул он снова. - Пейте, мой принц. Вода святая. Только утром святили.
Дик пожал плечами, с удовольствием прикладываясь к ковшу - он только сейчас осознал, что в самом деле хочет пить. Святая вода или нет, но пилась она как самая обычная. И только когда ковш опустел, до Дика дошло - иоанниты знали, что он илот. Вероотступник. И, видимо, от святой воды должен истаять дымом. Или умереть в корчах. Соблазн упасть на пол в припадке был велик. Дик кашлянул, поглядел на монаха-воина, и воздержался.
- Зачем я здесь, отче?
- Для того, чтобы искренней помощью делу Христову искупить тяжкий груз своего непрощаемого греха, мой принц, - скорбно ответил иоаннит.
- Так зачем же красть было? - Искренне удивился Дик, возвращая ковш. - Можно было ведь прийти, сказать, что помощь нужна святому делу. Я и сам тягощусь грехом. Мне ведь всю жизнь разрушили, отче. Заставили с праведной женой, Клариссой, развестись. Так что, я готов. Какая помощь нужна ордену?
Не можешь победить - возглавь. Дик ангельски улыбнулся, глядя иоанниту в глаза. Только бы выбраться из пустой камеры!..
- Позвольте вам не поверить, мой принц, - вздохнул иоаннит. - Когда он говорит ложь - говорит своё. Но пойдёмте. Поговорим, во славу Господа.
Дик кивнул, выходя из камеры. Глаза ему не завязали, и он старательно запоминал каждый поворот, каждую выбоину стены и пола. Привели его в то ли пыточную, то ли лабораторию, в которой хозяйничал второй иоаннит - седой и полный.
В предложенное кресло Дик опускался воистину царственно, с прямой спиной и высокомерно вздёрнутой головой. Если уж принц - то во всём.
- Итак, господа? Для чего вы искали моей аудиенции?
- Скажите, чадо, как же вы дошли до такой жизни, - сочувственно спросил тучный иоаннит. - Вот брат Гуффье и я воистину вам сострадаем. Отчего же вы веру в Христа отринули?
- Зачем приняли на чело печать зверя? - Поддержал его Гуффье. - Ради чего приносили жертвы идолам, возглавляли адовы легионы? Вот брат Крюссоль и я считаем, что ради власти, но... может, ошибаемся?
- Не на чело. На руки, - Дик поддёрнул рукава, полюбовался переплетение трискелей, листьев рябины и благородных жеребцов, продемонстрировал их иоаннитам и сокрушенно вздохнул. - Жертв не приносил, а легионы возглавляю до сих пор. Пока меня не сняли с должности, я буду поднимать их для боя. Что до власти... Вы отчасти правы, чтимые рыцари-отцы. Нынешняя власть отринула Господа нашего, отринула святой Престол. Как же мне, нищему принцу, было еще заполучить в свои руки легионы обученных воинов? Как еще подчинить их языческую тьму на благо своей страны и народа?
Жутко хотелось потрогать макушку и убедиться, что нимба там нет. Но Дик лишь покаянно повесил голову и подумал, что не врёт ни на пенни. В самом деле, в руки госпожи он себя отдавал, чтобы получить преференции. И ведь получил! Вкупе с тумаками, но тут сам виноват.
- Так значит, это вы ведёте легионы, мой принц? - задумчиво спросил брат Крюссоль. - Других командиров нет?
- Есть, разумеется. Сотники, например. Всё, как в обычном войске, ничего нового. Строем ходят плохо, всё больше норовят сражаться не по-рыцарски, из засады. Но я надеюсь образовать этих варваров, отче.
Если подумать, то Хоран до сих пор не смирился с тем, что он полковник. А Барру Беван вообще был крылатой принцессой, так что и здесь Дик не врал. А как однополчане ходят строем он вообще не видел - Хоран предпочитал, чтобы солдаты занимались делом. То есть, бегали, если ничем не заняты.
- А какую же роль играет некий михаилитский магистр, сыне? - ласково поинтересовал брат Крюссель, а Дика ощутимо ужалило от подлокотников. - Забыл сказать, сие кресло очень не любит, когда в нём врут. Даже слегка.
"Зараза".

Дик безмятежно улыбнулся. Ложь была противна его натуре. Особенно ему не хотелось врать про человека, за которым было несложно проследить. Осталось понять, что именно не хотелось и как конкретно не врать. Поэтому он припомнил, как лэрд за обеденным столом даже не потрудился скрывать усталость после любовных утех. Как смотрел, прищурившись, на Бермондси с холма, точно, безошибочно расставляя бойцов.
- Консорт он, отче. Странно, что вы спрашиваете о том, кто делит ложе с одной из трех, но не говорите о мерлине, заточив жену последнего у себя в темницах. Мерлин важнее консорта.
- Мерлин... странный.
Брат Крюссоль зашагал по лаборатории.
- Странный. Даже для комиссара - нелепый. Вы бывали на Авалоне, мой принц?
С нелепостью комиссара соглашаться было легко и приятно. Со странностью мерлина - тоже. И как удачно, что Дик на Авалоне не был ни разу! Впервые порадовавшись своей необразованности, он честно помотал головой.
- Нет. Насколько знаю, это остров мерлина. Вот он - бывал.
- И каждый бес другому рад ногу подставить, - задумчиво проговорил Гуффье, потирая подбородок. - Всё как по учёным теологам. Или есть иные причины, что вы его уже дважды помянули, мой принц?
"Знакомый жест".
- Вас не поймешь, святые отцы. То правду говори, то ноги подставляй, - Дик потянулся, давя вспышку головной боли и тошноты. Приложили его, похоже, знатно. - Вы поймите, что все мы - генералы, полковники, сотники, десятники, жрицы - только слуги. А вот мерлин - голос и воля богини, её земная оболочка, её дом и её храм. Добро и Зло в одном флаконе. И только богиня знает, чем наполнит его. Я не предлагаю заменить меня на него. И не хочу подставить. Но он - нужен. Правда, не понимаю, зачем.
"О, великая богиня Бадб, что я несу?!"
- Зачем же вы так заботитесь о делах ордена, который вас похитил, мой принц? - Вкрадчиво осведомился Крюссоль. - Конечно, духовный наставник важен, но и генералы... Да, пожалуй, генералы тоже интересны. Списком, пожалуйста.
Дик потёр щёку, тщательно выбритую утром и уже успевшую обрасти суточной щетиной. Иоанниты задавали толковые вопросы, спору нет. Но они вряд ли слушали Хорановы байки о битве при Маг Туиред.
- Сложный вопрос, - признал он. - Признаться, я их сам не особо знаю. Ну вот кроме меня, слышал имена: Луг Ламфада мак Киан, Нуада Аргетлам мак Этлиу, Огма мак Этлиу и этот... Гойбниу. И вообще, господа, это я вам нужен, а не вы мне. Если вы будете повергать сомнению каждое моё слово, обвиняя во лжи, то я... либо вызову каждого из вас на дуэль. Либо не скажу больше ни слова. Зачем вам Авалон, святые отцы?
Бил брат Крюссель сильно и жёстко, сразу разбив до крови губу и нос.
- Лжёшь, поганый культист. Насмехаешься, - прошипел он. - Думаешь, мы не спросили тебя, обеспамятевшего?
Из подлокотников кресла вылезли путы, надежно примотав руки.
- В тебе что-то сломано, - задумчиво проговорил Гуффье. - Или не в тебе. И об этом ты не сказал. Скажешь сейчас. Почему не сияет зеркало?
Дик сплюнул кровь прямо на чистый пол. В лицо иоаннитам плевать было жутко невоспитанно. Да и не доплюнул бы. Но вот на пол - это было хорошо. Достаточно презрительно, достаточно страдальчески. Спасибо госпоже Инхинн за ясный ум и отсутствие ярости мигрени.
- Если спросили, то ничего нового от меня сейчас не узнали. И моё зеркало - не ваше дело, - Дик ухмыльнулся, демонстрируя средний палец. - По крайней мере, пока не скажете, зачем вам Авалон.
Результат получился не совсем тот, на который рассчитывал Дик. Ему не поверили, про Авалон ничего не сказали, зеркало не вспыхнуло, зато избили от души, со старанием. Тщательно даже. И всё то время, что его волокли по коридору, в камеру Алетты, Дик думал - уходить отсюда нельзя, не узнав, чего хочет поганый орден. А уходя - сжечь всё это к чёртовой бабушке. Мысль, недостойная рыцаря обычного, но вполне подходящая адскому рыцарю. Впрочем, коробочку с подарком Велиала следовало расковырять в самом крайнем случае. С этой мыслью Дик, выдерживая роль до конца, надменно поднялся на ноги - вполз по стене - холодно кивнул Алетте и весьма неуклюже, хоть и высокомерно рухнул на солому.
С побоями нужно было переспать.

Где-то у иоаннитов, день 2.

Не говори: «отчего это прежние дни были лучше нынешних?», потому что не от мудрости ты спрашиваешь об этом.
Читать Библию было скучно. Дик захлопнул Писание, затёртое сотней, если не тысячей рук. Других книг в камере Алетты не имелось, заняться было решительно нечем, а избитое тело наливалось синяками и ссадинами. Не болело - ныло, противно и назойливо, покусывало уязвленной гордостью. Впрочем, гордость - ерунда. Того, кого богиня однажды вышвырнула, как котёнка, никакие иоанниты не могли даже обидеть. Сейчас Дика гораздо больше занимало, зачем воинствующим монахам Авалон. И самое главное - зеркало и светоч. Дороги эти нервные господа почти наверняка умели открывать сами. В конце концов, орден для того и был создан - охрана дорог и помощь паломникам. Ни зеркало, ни светоч для этого не были предназначены. Конечно, с Эммой можно было указывать путь заблудшим, заглядывать в сокровенную суть душ, в воспоминания, обнажая их и выворачивая. Даже судьбу можно было перекроить, но... Однажды заглянув в глаза мирозданию, Дик понял - это плохо. Мироздание стремилось к гармонии, и для того придумало рок. Можно изменить череду событий, но в итоге придешь к тому же результату, от которого хотел сбежать.
Дик задумчиво постучал книгой по ноге. Итак, дороги эти господа иоанниты умели открывать сами. Значит, путь на Авалон для них не был проблемой. Конечно, об этом следовало уведомить лэрда, но отчего-то понималось ­– отсюда не услышат. Но зеркало… Не сияющее ровно потому, что Эмма угасла. Неужели иоанниты хотели того же, что и Локи? Стереть часть истории? Забвения? Или – новой судьбы? Обсудить догадки было не с кем.
- Что они с вами делали, Алетта?
Алетта вздохнула, усаживаясь рядом с ним. Коснулась залитой кровью рубашки.
- Говорили. Смотрели. Я бы сказала - очень непристойно смотрели. Спрашивали об отце ребёнка... Я ведь беременна. Знаете, Дик, я смотрела на вас спящего. Вы такой безмятежный. Совсем не хмуритесь, улыбаетесь - как ангел. И эти синяки вас не портят. Очень больно?
- Не очень. Как с лошади упасть - обидно, но не смертельно.
Дик, не колеблясь, приподнялся с соломы, притягивая её и прижимая к себе. Делясь теплом. В камере не было холодно, но одиночество порой было худшим холодом из всех возможных. К тому же, тайные таланты Алетты необходимо было разбудить.
- Вы всё ещё моя книга, дорогая?
- Знаете, Дик, - Алетта не отстранилась, даже не возмутилась. Наоборот, приникла, уткнулась в плечо. - Они что-то сделали с этим... с моим воспитанием. Я не помню многое, у меня будто пропали куски времени, а в голове порой весело и пусто. И очень хочется домой, к папе.
Дик тоже не отказался бы домой. Только не к папе - к Хизер. И если бы знал, где в этой богодельне выход, тут же бы отправился к ней, не взирая на короля и его фоморов. Перед тем вырезав всех, до кого дотянулся бы. И спалив всё, что горит. А брата Крюсселя сначала выпорол бы арапником. Но пока такой возможности не имелось, зато под боком была усталая, испуганная и беременная женщина, о которой следовало позаботиться. Алетта де Манвиль не была виновата, что у неё отняли крайне полезные для узников навыки. Напротив, теперь Дик чувствовал вину, что навязал ей бесполезного мужа.
- Мы выберемся, дорогая, обещаю вам. Особенно, если припомните что-то полезное. Вы здесь дольше. Как нас охраняют? Вы видели караульных? Как часто меняют воду и приносят еду?
Сказав об еде, Дик понял, что уже пару суток не ел. И не отказался бы даже от облаток, если уж здесь поили святой водой.
- Никогда не видела караульных, Дик. А еду и воду приносят вечерами, один раз. И всегда - брат Гуффье.
Алетта льнула кошкой, теребила ворот рубашки, почти касалась губами шеи. Пришлось вздохнуть, чуть отстраниться и поймать руки. К соблазнам и утехам не располагали ни побои, ни камера, ни собственная женатость.

- Дорогая, вы очаровательны. Но... не здесь же. И я женат. Лучше расскажите об этом Гуффье. Вы же наблюдательны. Неужели ничего полезного для нас не подметили?
- Ох, - Алетта обиженно надулась и снова придвинулась ближе. Коснулась в поцелуе уха. - Он противный. То есть, симпатичный. Уверенный в себе. Двигается хорошо. Но противный. На меня смотрит, как на грязь. И почему не здесь? Тепло, уединенно, до вечера никто не придёт. У меня так давно не было мужчины, а у вас никогда не было настоящей женщины.
Двигается хорошо - значит, владеет телом. И руки мечника - хороший фехтовальщик. Уверенный в себе - возможно, борец или обладает редким даром. Или просто фанфарон. Так или иначе, попробовать стоило. Хуже иоанниты все равно не сделали бы, коль уж им так нужно невероятно ценное зеркало. Дик запечатлел целомудренный поцелуй на лбу Алетты, сбивая себя с решимости. В мире, где констебли работали с читающими мысли палачами, а воду разносили самоуверенные мечники, следовало тщательно скрывать свои намерения.
"О, Бадб! Пусть твой крепкий щит будет между мной и всем злом и опасностями. Пусть твой острый меч будет между мной и всеми, кто нападет на меня".

Услышала Бадб или нет, но к полудню - по крайней мере, Дик думал, что это полдень, в замке поднялся шум. Кто-то бегал, перекрикивался и всё это походило на начало осады. Через четверть часа, когда всё стихло, дверь открылась и явился Гуффье с тремя оруженосцами. Дик, еще заслышав шаги, сполз по стене будто в беспамятстве, не забыв подмигнуть Алетте и призывая тем самым к молчанию. Беготня в замке была шансом.
- Скис. Забирайте его и бабу, - бросил Гуффье, оглядываясь куда-то назад, в коридор. - Быстрее.
Тех двоих, что вцепились ему в руки, Дик скинул. Сдирая кожу, сорвал с пальца обручальное кольцо, швырнул его в Гуффье, выхватывая короткий кинжал с пояса одного из юнцов, швырнул следом за кольцом. На удивление - попал, но изумляться было некогда. Мальчики, барахтавшиеся у ног, неумело навалились, и один исхитрился воткнуть кинжал в бедро. Одного пришлось пнуть в лицо, другого полоснуть по горлу любезно подаренным кинжалом. Третьему Дик, не стесняясь в выражениях, предложил отойти поглубже в камеру и отвернуться лицом к стене. Мальчик возражать не стал. Дик воткнул кинжал в глаз Гуффье, стянул с того пояс, чтобы перетянуть себе бедро и только после этого начал дышать. По крайней мере, весь суматошный короткий бой он, казалось, не дышал вовсе. Алетту пришлось взвалить на плечо. То, что его с этой довольно увесистой ношей не заметили, иначе как чудом Дик не назвал бы. И лишь когда вышел из пропахшего миазмами отверстия для сточных вод, когда на голову рухнул полумертвый голубь с запиской - Дик поверил, что выбрался. А очутившись в теплом нутре полковой палатки - вдвойне.
- Госпожа!
Алетту Дик положил на пол, устланный войлоками, а сам опустился на колено, приветствуя явление Бадб. Получилось плохо - нога возмутилась такому отношению и принялась зверски болеть. Так, будто до этого и не болело. Но иначе выразить радость от присутствия богини и благодарность Дик не мог. Его выдернули из-под стен прецептории почти мгновенно. Значит - искали и беспокоились. Это стоило так дорого, что даже слова не шли.
Богиня подхватила его на ноги, прижала к себе, принося не только исцеление, но и крайнее изумление, и расцеловала в обе щеки.
- С возвращением, - бросив взгляд на Алетту, она вскинула бровь. - Эту, наверное, целовать не буду, хватит и полкового лекаря. Твоё вероятно будущее величество.
Дик недоумённо моргнул. Королём его нынче не называл только ленивый, но слышать из уст госпожи такое было и удивительно, и чревато. Он аккуратно высвободился из объятий и только теперь вспомнил, что держит в руках голубиное письмо. Из записки, которой его удостоил зять, Дик выхватил только «Спешу обрадовать: моя супруга и ваша сестра нашлась и со мной, пусть пока что и не вернулась. Но – верну», счастливо улыбнулся – Эмма нашлась. И не переставая улыбаться, глянул на госпожу.
- Спасибо, госпожа. Почему величество? Хотя я начал не с того вопроса. Что происходит? У иоаннитов была беготня и суматоха, как перед осадой, иначе нипочём не вышел бы. Здесь – полковые палатки. И мне кажется, что снаружи я слышу голос Хорана.
- О-о, - протянула Бадб. - Это ты ещё мыслей не слышишь. Если коротко, то мерлин пришёл тебя спасать, прихватил с собой Розали - ту самую, она же Варда, - призвал полк. Полк - ну, не весь, сотня с Хораном и Беваном, - явился вместе с генералом, потом все немного подрались - особенно мерлин с Беваном и Рос - и теперь сидят по разным углам, тоскуют и строят планы. Розали немножко проклята и спит, мерлин немножко проклят и кипит. Иоанниты тоже строят планы. Хочешь, зачитаю? Вот, например, свежее, только что поймала: "Возлюбленные дети Господни! Да хранит вас благословение Пресвятой Богоматери! Сарданапал, вероотступник Генрих Тюдор, посягает на нас. Силы его диавольские подходят к нашим стенам, к последней твердыне истинной веры! Придите на помощь, возлюбленные чада!".
- Лэрд цел?
Дик устало опустился на войлоки рядом с Алеттой. Сел, обхватив голову руками. Всё это звучало как огромная куча дерьма, над которой мухой кружил Харпер. Более того, Дик готов был держать пари, что это Харпер кучу и сотворил. Теперь было только две дороги – либо на трон, либо на плаху. Отсиживаться в Фэйрли с теплой Хизер под боком, когда на кону были жизни и благополучие родных, он не намеревался.
- А что с ним будет? - Удивилась Бадб, прохаживаясь по шатру. - Конечно, возраст почтенный уже, но с другой стороны, какие его годы? Правда, хм, замок ещё стоит, и Розали живая и даже не сшитая, перерожденка адова... Ух как бы подарить её Филину на опыты. Признаю, у меня на опыты фантазия хуже. В общем, тысячу лет назад была бы тут уже красивая воронка размером с провинцию, а сейчас? Фи. О, вот, слушай ещё: "Чада! Агнцы! Взываем к помощи! Комиссары, которые суть порождения преисподней, во главе новой, беззаконной инквизиции, под нашими стенами! Уже вознесены кресты, с которыми мы уйдем в выси горние. Душа к небесам улетает голубкой! Оставайтесь во Христе!" Как излагают-то!
- Чем я могу помочь, госпожа? И можно мне полковое? Переодеться бы.
Иоанниты излагали красиво, спору не было. Вот только это означало, что север кипит и выплеснется в бунт, кровавый и беспощадный. Волны этого бунта захлестнут всех, не пощадят никого. Дик вздохнул, припоминая пыточную в Тауэре. Возвращаться туда не хотелось совсем.
Бадб замерла на шаге, моргнула - и протянула Дику сложенную форму, пахнущую морем и вереском. Снова принялась мерить палатку шагами, словно на месте не стоялось.
- У лэрда, - начала она, - диалог с мертвой бывшей женой не складывается. С мерлином тоже, а этот узел надо хоть как-то развязать. Или завязать. Или связать. Кстати, держи вот заодно, вы, кажется, потеряли по дороге.
- Хизер выбросила, - улыбнувшись, проворчал Дик, благодаря поклоном и принимая тот самый арапник новгородского плетения. – Но я понял, госпожа. Где мне найти Харпера?
По Хизер он, кажется, соскучился еще больше, но сейчас спрашивать о ней не осмелился, равно, как и о фоморах.
- Еще одно, госпожа. Я в Лланелли слегка порядок навел в гарнизоне. Не могли бы вы поглядеть, как они там? Я исчез внезапно, и всякое может случиться.
Вместо ответа он получил картинку. Настолько яркую, что от ней даже воображаемой несло выпивкой и жареным мясом. Расхристанные пьяные солдаты сидели у камина в гарнизонном зале. Один, голый по пояс, писал.
"Ты, король, сам чёрт блевотный, и всем прочим чертям клок шерсти подхвостный. Какой ты к чёрту зелёный рыцарь, когда голой жопой на ежа без сраного доспеха не сядешь? Для владыки у тебя ни уха, ни рыла, и командиры твои таки же, а как прального Йорка прислал, так тут же и исхитил, потому как аспид ты и есть ебучий".
Любовь солдат была приятна, но чревата для правильного Йорка. Дик вздохнул, понимая, что в Лланелли ему возвращаться нельзя. Через день-другой там будет Саффолк, а головы всех причастных к этому письму и упомянутых в нём окажутся насажены на частокол вокруг городка.
"А раз заварил ты такую кашу вавилонскую, то требуем Йорка обратно, потому что люб он нам до края света, и сердцу нашему мил, не то, что прошлый козолуп корнуольский, коего ты на нас прежде поставил, чтобы выи давил!"
Возможно, людей стоило увести в Портенкросс. Были гарнизоном Лланелли, стали гарнизоном Фэйрли. Но Дик уже не успевал. И было горько, что наведение порядка привело к таким фатальным последствиям для людей.
"Так мы тебе, херу толстожопому, и пишем, уже не твой гарнизон славного города Лланелли, и хер тебе залупный, а не жемчуг твой, потому что к фоморам подадимся и будем им первыми товарищами, под воду уйдём. Некрещёные они, а и то лучше, чем под твоими волками паршивыми жить".
Оставалось надеяться, что парни протрезвеют и письмо отправлять не станут. С этой почти беспочвенной надеждой Дик вышел из палатки и направился к тоскующему на траве Харперу. Разговаривать.

19 мая 1535 г., Портенкросс.

Море Дику очень нравилось. Суррейский мальчишка, выросший вдали от побережья, он всегда мечтал о доме у моря. И вот теперь, когда мечты начинали сбываться, в жизнь Дика вмешивались короли и мерлины. Но сейчас, после боя за прецепторию иоаннитов, после азарта битвы, неистовства, об этому думать не хотелось. Хотелось моря и Хизер.
Хи обнаружилась на берегу за маленьким, квадратным Портенкроссом. Даже издали было видно, как шёл ей наряд местных женщин, как подчеркивала пышная юбка с оборками тонкую талию, а блуза с приспущенными плечами - шею. А еще она гуляла в компании Ларк, и это тоже порадовало Дика. Значит, Хизер не тосковала одна, а рыжая оборотница ему нравилась, а значит, была подходящей подругой.
- Хизер!
Крик подхватил ветер, швырнул в чайку. Хизер обернулась, радостно взвизгнула, за короткое время пролетев навстречу по мокрому песку, и повисла на шее. Приятно, чёрт побери, повисла. Кларисса себе такого не позволяла, и право, зря.
- Чудесно выглядишь, - заметил Дик, целуя её и с удовольствием отмечая, что она загорела. - Я скучал, знаешь. И кольцо потерял. Только не ругайся, куплю новое.
- Да главное, что живой и здоровый вернулся, - выдохнула Хизер. - А то тут такое... полк собирается, все бегают, что-то про мерлина, генерала, разведку, агентов - и никто ничего толком не говорит. Хотя за кольцо, конечно, поругаться надо, но давай потом?
- Давай вообще не ругаться? Но - жив. Разумеется, жив. Довелось и в плену посидеть, и крепость иоаннитов брать. И... вот дьявол!
В море, столько любимое море, с шумом рухнул Харпер со своей новой женой. И Дик, наскоро поцеловав Хизер, помчался к нему. Туда, где вассал портил песачаной косой неприступный берег.

Время для Хизер снова появилось только к вечеру. Когда, наконец, маленький замок на берегу шумного моря утих. Дик лежал в алькове окна, слушая волны. Казалось, так лежать и слушать можно было вечно.
"Бадб, великая богиня. К тебе взываю, услышь мои слова. Благодарю тебя за твой крепкий щит, что отвёл от меня опасность. Благодарю за силы, что прибывали во мне в бою".
Было странно - молиться Бадб, когда можно пройти в соседние покои и просто сказать "спасибо". Но молитва - это тоже жертва.
- Не испугалась сегодня, Хи?
Хизер неопределённо пожала плечами и присела рядом, касаясь бедром.
- Что она сказала такого? И - куда ты дел кольцо?
- Сегодня - ничего особенного. Не успела. А вот вчера наговорила многое, - вздохнул Дик, укладывая её на себя. - Но тут ключевое, что лэрду нельзя это делать самому. На её лице из полковников не отметился разве что Хоран. А кольцо я швырнул в иоаннита, чтобы отвлечь от второй руки. Когда из плена бежал. Швырнул - и не подобрал, Алетту тащил. К слову, она в суррейском поместье. И, предваряя вопросы и подозрения, ничего не было.
Покой и умиротворение, которые наступали от присутствия Хизер, от тепла её тела, для Дика тоже были вновь. Он прислушался к себе - и мысленно кивнул. Пожалуй, ему это нравилось.
Когда его вышвырнуло в пустоту Древа, Дик успел осознать разве что свою странную мысль - ему хочется не Хизер, а эту дуру, новую миссис Харпер. Потом полыхнула Эмма - ярко, почти нестерпимо, испугом и ревностью передавая то, что можно было бы назвать проклятьем. Дик выдохнул, осознавая, что похожее кружится вокруг него. Усилием над собой успокоился. И понимая, что ладонь - это та самая нужная гладкая грань, отбил, как волан, липкую гадость по той же дорожке, по которой оно прилетело. Не к Эмме, к другой.
Возвращение в себя, как и всегда, было похоже на чёртову мельницу. Дик аккуратно снял с себя Хи, сел в алькове и понял - его тошнит. И голову кружит так, что тошнота вполне может перейти в рвоту.
- Неси отвар, Хизер. Меня чем-то накрыло, потом Эмма вспыхнула - и вот. Мутит. И, кажется, это был приворот от этой дурной, которая то ли Варда, то ли еще кто-то.
- Сейчас, - Хизер послушно поднялась, мазнула его по лбу тыльной стороной ладони. Помедлила в дверях. - Хочу её душу, вторым свадебным подарком. Можно в серебре.
- Хорошо. Обещаю, вместе с головой.
Сияние Эммы говорило о том, что нечто подобное прилетело и Раймону. Жизнь всё чаще и всё больше подбрасывала поводы для сближения с мужем сестры.
Сестры?
Дик тряхнул головой, прогоняя наваждение, накрывающее его удушливым маревом. Пусть сестра будет счастлива со своим Раймоном. А у него есть Хизер.
"Вот дьявольщина".

20 мая 1535 г. Портенкросс.

Новости из Лланелли заставляли пожалеть, что Дик смиренно выполнял приказы и не отправился туда сам. С одной стороны, это было залогом относительной безопасности. С другой - Харпер чудил, почти не переставая, а вместе с ним и весь гарнизон. Солдаты писали матерные письма королю, поднимали на восстание всех, кого могли, а Дик злился и швырял камешки в море. Когда в руки рухнул белый королевский голубь с повелением привести ополчение в Гилфорд - его Гилфорд! - Дик даже обрадовался.
Он еще перечитал: "Волей Его Величества Генриха Тюдора, седьмого своего имени, владыки Ирландии, Шотландии и Франции повелеваем: всем вассалам явиться в Гилфорд с ополчением конным и пешим. Генрих Рекс". А потом завернул камень в письмо и зашвырнул подальше. Это рассылал секретарь, всем дворянам, и даже Харпер получил такое же, без сомнения.
Ближе к полудню упало и второе письмо. "Предатель и негодяй Грей! Мы презираем тебя, твои гарнизоны и твои планы относительно нас. Поэтому, желаем на турнире Реновации лично зарубить тебя мечом и проткнуть копьём. Считай, на дуэль вызвал. Приходи без гарнизонов, если не трус. Генрих Rex. Приписка: двадцать третье мая, лондонское ристалище". Это даже позабавило. И отчасти подарило надежду. Если что Дик и умел, так это красиво выступать в ристалище. А король Генрих любил зрелища. И любил делать эти зрелища. А особенно он любил маскарады. Разве что три дня для создания образа красивого, нагловатого рыцаря было маловато, но для того, чтобы вытрясти из короля помилование - достаточно. Прятаться и убегать казалось худшим вариантом. Дику было, что терять.
- Через три дня турнир, - сообщил Дик Хизер, вернувшись в замок. - Мне нужно, чтобы ты надела белое и голубое - в цветах Фицаланов. И ленту на руку. Её повяжешь на рукоять меча, прямо в ристалище. А мне нужны доспехи и оруженосец. Чёрт, времени мало!
К счастью и к удивлению, к подбору доспехов подключился Беван. Ехидно обзываясь Тринадцатым, крылатый принцесс притащил из-за пелены целую кучу наплечников, наручей, наколенников, кирас, воротников и шлемов работы дини ши. Красивых, блестящих, украшенных гравировкой. Остаток дня ушёл на примерки, подгонки и чистку кольчуги. "Как у кота яйца", - одобрительно буркнул Хоран, глядя на переливающиеся серебром колечки.
Когда совсем стемнело, Дик, бренча всем этим железом, снова явился к Хизер.
- Как я выгляжу? - Задумчиво вопросил он, придирчиво рассматривая себя в зеркало. Голубой плащ, перекинутый через плечо, замечательно подходил к наплечьям из светлого металла, по которым кузнецы рассыпали гроздья рябины, оттенял хауберк, и белую котту со львом Фицаланов. - Чего-то не хватает.
Хизер задумчиво потянула за ремешок наруча, постучала по кирасе.
- Столба, - сообщила она. - Посреди ристалища, чтобы меня к нему привязали, а ты за меня бился, весь такой красивый и рыцарственный лорд. Представь: ристалище, толпы, дамы платочками и нижним бельём машут - в зависимости от скамьи, - а вокруг столба рыцари кружат и тычут друг-друга копьями. Как думаешь, меня развяжут на время, чтобы могла повязать ленту?
- Затейница, - вяло порадовался Дик, представляя, как месиво из тяжелых конных рыцарей с копьями сносит столб вместе с Хизер. И приобнял её. - Обойдусь без столбов. А биться я и так буду за тебя и во имя тебя. За нас. Потому что если не сделаю красиво, нас не будет. От своих земель и своих людей я не намерен отказываться ни в угоду королю-сатрапу, ни ради любви. Хм, я сейчас понял. Ты ни одного турнира не видела, так?
Хизер мотнула головой.
- Не-а. У нас их не проводили, а потом - сам знаешь. Но в книгах всё очень красивое... а как ты на отрубленную голову собираешься шлем надевать?
- Точно. Мне нужен шлем. А лучше - османский шишак, придется снова Бевана тревожить. Хизер, - Дик укутал её в плащ, еще плотнее прижимая к себе. Через броню её тепло не чувствовалось, но всё равно было приятно. - Турнир - это очень красиво. Состязания боевых петухов. Все яркие, блестящие, трибуны - как цветник. Первые ряды всегда для дам. Я не слишком люблю турниры, но долгое время жил с них. Если ты выигрываешь бой за боем, то награда может быть довольно весомой. А вот король - любит. А я знаю, как сделать, чтоб ему было ярко, интересно и он любил меня как часть турнира, понимаешь? Я на ристалище с восемнадцати лет, поэтому, думаю, справлюсь. А голову в шлем будешь закатывать, хорошо?
- Могу ещё упасть на колени перед королём и порыдать, - задумчиво заметила Хизер. - Перед тем, как закатывать голову. Говорят, он любит хорошее представление, и леди тоже. Хорошо сочетается с повязыванием ленточки.
- Не ленточки. Ленты. Это такая широкая, - Дик развел ладони на ширину пяти пальцев, показывая размер, - штука, больше похожая на браслет. С кружевами и самоцветами. В цветах твоего дома. И я искренне недоумеваю, почему ты её не шьёшь. А рыдать будешь только в том случае, если это будет необходимо. Лучше всего, если при плохом исходе ты вернешься сюда. Неужели я тебе так дорог, Хизер?
Здравый рационализм, который проповедовал в своих учениках Сократ, убеждал Дика, что Хи переживает за своё благополучие - в первую очередь. После смерти своего супруга леди Фицалан получала пару особняков да пожизненное содержание, которым Хизер, вероятно, не смогла бы распорядиться с умом. Управлять поместьями дворянских девочек учили чуть ли не с рождения. Но Дику хотелось верить, что Хи волнуется о нём.

21 мая 1535 г. Портенкросс.

Дик задумчиво глядел на сосредоточенно жующего Броха. Новый илот Неистовой, вернувшись вместе с ними от мерлина, своим положением заметно тяготился. Что не помешало ему долго мыться в купальне, переодеться в чистое полковое и теперь тщательно, вдумчиво ужинать. А еще Дик понимал, что чувствовал Хоран, когда пять месяцев назад ему выдали некоего Ричарда Фицалана и велели воспитать из вот этого вроде как неплохого рубаки хотя бы лейтенанта. Александр МакКензи воплощал собой шесть футов четыре дюйма личной ответственности Дика. И это было почти непосильно, ведь похвала госпожи до сих пор грела яркой, искренней радостью.
- Ты не хотел этого, верно?
- Госпожа о том же спрашивала, - кивнул Брох. - Сами посудите, сэр Рихард. Я - католик, я - МакКензи. Быть МакКензи в Шотландии - это как быть одним из Медичи в Италии. Мне и без того погано, что тюрьма в рабство продала. Лучше б повесили. Так еще является какой-то сопляк, заявляет, что мерлин, выкупает. Потом оказывается, что сказки - это не сказки. Скажите, а что, Тростник в самом деле был?
- Он есть. Но не советую лэрда называть так, - вздохнул Дик. - Память не делает человека кем-то иным, и Роберт Бойд - это Роберт Бойд. Но, всё же, клялся ты доброй волей?
Добровольность была важна. Если человек делал шаг под принуждением, все его слова и поступки обращались в ничто. Пример тому Уилл Харпер.
- Все мы чьи-то вассалы, сэр Рихард. Для меня нет ничего зазорного в том, чтобы подчиняться женщине. Клялся я доброй волей, и госпожа более чем великодушна тем, что не оставила меня с сопляком.
Брох отхлебнул из кубка и на мгновение блаженно зажмурился.
- Подумать, так это вера моих дедов, и грешно роптать. Привыкну, сэр Рихард. Вы же привыкли.
- Я всё ещё привыкаю, Брох. Порой кажется, что никогда не привыкну. Сомневаться в себе - нормально. Главное, чтобы никто из нас не сомневался в тебе. Еще ты должен знать, что я в опале у короля. Меня могут казнить.
Как ни странно, но Дик не боялся произносить эти слова. Умирать не хотелось, на трон - тоже, но если король так настойчиво не оставлял выбора, то и у него этот турнир был последним шансом. Либо миловать, либо освобождать престол.
- Я тоже, - легко пожал плечами Брох. - Конечно, вряд ли меня кто-то в лицо знает, кроме пары констеблей. Но ведь и плетей всыпали перед казнью не за то, что я такой красивый. Я - наёмник, сэр Рихард, якшавшийся с паломниками. Да и вы, как я слышал, не рождественский подарок. Сработаемся.
- Сработаемся.
Дик с улыбкой пожал руку своего нового подопечного. Так, как это было принято у горцев - перехватывая за предплечье. И надолго задумался.
До турнира оставались сутки, и за эти сутки следовало и выспаться, и размяться, и надеяться, что дражайший зять поумерит пыл и перестанет беспокоить светоч. Вчера нахлобучило так, что оказавшись у Древа, Дик понял - в обмороки падать надоело, и лучше бы использовать чудеса четы де Три и для себя. Если уж Эмма оставалась недоступной, а добывать её для себя не хотелось.
С тяжелым вздохом Дик вышел из-за стола.
- Пофехтуем?

23 мая 1535 г. Лондон. Турнир.

На шее еще стыло тепло рук Хизер. Дик вздохнул, глядя сквозь полог турнирного шатра на трибуны и ристалище. Хизер была где-то там, рядом с Робертом Бойдом - чтобы потом точно найти. Там же обреталась госпожа. И всё. Из родных людей - богинь - на трибунах больше не было никого. Надеяться на присутствие Эммы не приходилось.
Сегодня следовало разрубить узел, плотно завязанный недомыслием бунтовщиков и сумасшествием короля. Во имя собственной свободы и жизни, счастья и спокойствия Хизер. И - госпожи. Мёртвый илот с запятнанной репутацией ей был ни к чему.
Король, тем временем, принялся вещать. Сиречь, открывать турнир.
- Мы знаем, говорят, - сотрясал воздух Генрих, восьмой своего имени, - будто ваш король толст и немощен. Ну так дурни они, и вы тоже, если слушаете, потому что только дурни не видят, что король ваш - во цвете лет и сил. Господь исцелил вашего короля в один миг, и знак это, что курс наш мил Ему и ангелам Его. Знак это, что сгинут все бунтовщики и предатели, с двумя из которых мы намерены сегодня расправиться лично. Знак, что ваш король не просто ого-го, а ещё ого-гее, чем когда-либо бывало, и по бабам, кхе-кхе, и все мятежи - разгонит ссаными тряпками. Саффолк своими уже начал, ну а скоро и мы подтянемся, потому что оно ведь за веру, а вера - за Господа, а Господь - с нами и за нас, что и показывает чудесным исцелением.Ну а бунты - что бунты? Слыхали, небось, как бунтовщики только бордели да лавки грабят? Ну и какой наш подданый захочет, чтобы грабили его бордели?! Да если вы англичане хоть на пенни, то никак не стерпите! Ополчение, кстати, сбираться будет вон там. А тут - и король ого-го, и рыцарство - тоже. Вот как конями затопчем!.. Сначала на турнире, потом на пиру копытами, а потом на севере, тоже топотать, топтать и по борделям. Кхе-кхе, восстанавливать.
- Два, с которыми намерены расправиться лично, - негромко заметил Дик стоящему рядом Броху, - это я и Харпер. Хм, а Харпера-то нет.
- Зассал, - равнодушно пожал плечами Брох. - Я б и вам посоветовал тож самое, но двум смертям всё равно не бывать. Как-нибудь уж разберёмся.
- Это, конечно, кроме двух предателей, - продолжал король, - их затопчем прямо тут. И чтобы послы смотрели! Где послы? А, вот. Смотрите! И вы тоже смотрите, и своим государям докладывайте, братьям нашим, хе-хе, и сёстрам тоже. И спасибо скажите, что сапог снимать лень, чтобы по перилам постучать, для наглядности. Топота у нас на всех хватит, вон каблуки какие.
Дик тоже пожал плечами. К счастью, он никогда не заявлялся в копье, а значит именно его затаптывать королю придётся без лошади. Если вообще сможет. Несмотря на полное божественное здоровье, старина Гарри всё ещё был рыхлым и упитанным. Известно, чем больше шкаф, тем громче падает.
- И смотрите же, кто с нами, а кто против нас? А против - да вон, в Лланелли которые, попрыгали в море, испугавшись тряпок Саффолка - поделом, я скажу, а то он как сапоги после похода снимет порой, то ух, чертям тошно, а разве бунтовщики против воли Господа не есть черти мерзкие? Попрыгали в море - жабры отращивать. Скоро в Темзе вылавливать будем, хе-хе, если не помрут от водички нашей английской. Завтра же издам указ о том, чтобы выловленное в похлёбке человекоедством не считалось, ибо разве же это люди? Это черти жабрастые, и кто такого поймает, тому кроме похлёбки ещё сотня золотых от щедрот наших. Только указа дождите, а то обратной силы он не имеет, хе-хе!
"Дерьмо".
Если гарнизон в Лланелли утопился к чертям фоморьим, то на совести Дика были сотня-полторы невинных душ. Такой судьбы люди, которые всего лишь хотели жить нормально и были благодарны за сутки - другие сытой и тёплой жизни, не заслуживали.
- И второй указ - уже сегодня, против того, чтобы ведьмы похищались, скрывая себя от нашего справедливого гнева. Но это, конечно, михаилитам. Всем. Например, сэру Фламбергу, кто во время беспорядков помог нам отбиться от наседающих женщин, потому что тянет их к королю, что мух к... мёду, а вы что подумали? Саффолк так и сказал, а кому верить, как не ему? Где сэр Фламберг? Велели же и михаилитам быть! Что? На тракте, потому что денно и нощно чернокнижников истребляет? Это похвально. Ну, не услышит тогда, что жалуем его кошелём с золотом! Ибо пусть не говорят, что михаилит работал бесплатно, от этого у ордена башни болят, хе-хе. Что? Да, который потолще. Помню, он на леди Эмме из Фицаланов женат? Тощая, как эти новомодные италийские клинки, пусть хоть откормится. А то в дороге оно сложно, хе-хе. Отправить кошель голубем из королевской конюшни. Скорым.
"Эмма!"
Эмма, и снова Эмма! От её упоминания королём сердце пропустило удар, и Дик глубоко вздохнул, успокаиваясь. Сестру он хотел по-прежнему, и присутствие Хизер сдерживало, но ровно до тех пор, пока супруга была рядом. Но сейчас нужно было собраться, в том числе и ради сестры.
"Только тронь её, валлийский дьявол!"
- И ещё о голубях, тоже скорых, но на этот раз зубастых и из чужих конюшень, хе-хе. Послы ещё здесь, не разбежались доносить? Нет? Ладно, тогда и для них, но особенно для народа скажу так: Франс - это наши исконные земли, были, есть, и ещё будут, как топоталка дойдёт, а случится это скоро. Что? Империя? Император этот великоимперский - поганый испанец, так и передайте, и один Сулейман душу греет - крокодила в подарок прислал, значит, боится и уважает. Мусульманин, а и то больше понимает, что мы одобряем и всячески ценим. Кстати, кто выловит его в Темзе - получит награду. Не по крокодильскому весу, но тоже немало...
Дальше Дик почти не слушал. Он прыгал, распределяя весь доспеха, улыбался знакомым, потрепал за плечо Карла Эдцарта, искренне радуясь тому, что друг жив и здоров. Краем уха услышал, что Клайвеллу подарили дом побольше - и порадовался тоже.

- А теперь - время нашей всемерно и народно любимой королевы. Гро-омче любите, что вы, не народ, что ли?!
Первая часть открытия турнира подошла к концу. Анна Болейн была Анной Болейн. Нарядная, оживлённая, радующаяся яркому празднику. Дик на неё не смотрел, помогая поправлять наручи Френсису Брайену, который готовился к конному поединку. Не смотрел, но поневоле слушал.
- Радует нас такое собрание, радуют славные рыцари, радуют подданные, радующиеся вместе с нами. Вскоре раздастся над ристалищем звон металла и треск копий во славу прекрасных дам и Господа нашего. Взгляните на этот праздник, оглянитесь на взмывающие ввысь флаги, на яркие ленты!
В шатре в самом деле царила радостная суета. К концу турнира пятая часть этих красавцев будет искалечена, треть - избита, а остальные наскоро переоденутся и пойдут пить на королевский пир. В отличие от них, Дик надеялся просто быть достаточно ярким, чтобы впечатлить жадного до зрелищ короля.
- В такой день хочется верить, что все, кто стоят плечом к плечу - друзья и соседи. Что нет ни преступлений, ни войн, ни бунтов, а есть лишь жизнь светлая и чистая. Разве не пожелаете вы для детей своих жизни лучшей, чем у вас самих? Как государь ваш и король сердца моего упорядочивает дела церковные, так я объявляю себя покровительницей искусств и обучения. Вместо монастырей, низложенных волей государя и руками милорда Кромвеля, по Англии раскроются цветы школ и университетов.
Эту женщину было почти жаль. Она так старалась, так хотела быть хорошей для всех. Но выходила из неё только девчонка из графства Кент. И это могло быть неплохо, выйди она замуж за ровню. В королевы Анна Болейн не годилась. Впрочем, как и Хизер Пиннс.
- Разрастутся рядом ремесленные города, и... что? Бордели, потому что студиозусы?.. Нет! Наказы и контроль, единоустройство, равенство всех под государем спасут страну, поднимут выше, шире, и будет не Англия, а Европа с сердцем в Англии! Сосредоточатся здесь науки, ремёсла... что? Бордели?.. Нет! Не будет нужды в этом будущем для борделей, потому что добродетель и порядочность станут сутью нового человека! Что?.. Зачем такое будущее, в котором нет бор?.. светел и чист будет тот человек, приятен и угоден и Господу, и государю!
Средства на реформу эту, разумеется, выделит милорд Кромвель, который, несомненно, полностью разделяет наше видение. Разумеется, transformatio эта потребует жертв. Не от вас, мои милые и верные подданные... что? Нет! Отсутствие проституции - не жертва, а достижение, очищение души и тела! Не от вас. Но нужно, обязательно нужно вычистить то чёрное, что пятнает прошлое и тянет диаволовы щупальца через настоящее в будущее. Скорбно смотрю я на то, как живут Екатерина Арагонская и отродье её. Незаконный брак пятнает страну, и разве лучше такая мучительная жизнь в лапах адских, чем примирение с Господом и скорая лёгкая смерть? Зачем длить страдания - а ведь от такого неустройства страдают все - и сама Екатерина, и дочь её, и я, ваша королева, и вы - наши подданные. Особенно же страдают светлые рыцари.
Из того, что видел Дик сейчас, рыцарь отнюдь не страдали. Они ржали, как стоялые жеребцы, обменивались сальными шуточками и гремели железом.
- Порой я смотрю в окно, на заливаемый дождём... оставьте уже эти бордели в покое! Всё равно их скоро не будет! Смотрю на заливаемый дождём город и капли словно стирают моё отражение. Была - и нет, и словно нет на свете меня, словно нет ни одного близкого человека, словно нет всего мира, а поэтому можно делать что угодно - но некому делать, негде и незачем. Разве не так должна чувствовать себя Екатерина? Разве не так должна чувствовать себя её дочь? Чтобы понять страну - нужно понять её жителей, понять её столицу - и кто лучше поймёт их, чем королева? Кто лучше увидит реющие флаги, поймёт страсть карнавалов, поймёт тягу к празднику, стремление вырваться из серости и дождя, которые стирают нас всех со стекла? Кто ярче ощутит сладость пирожных, какие будут стоять на каждом столе? Что? Их назовут Болейки? Да, пускай! Потому что это - тоже часть будущего, которое настанет. В котором не будет места чёрному, не будет места серому!
Грею, стало быть, места не будет. Ну что ж, королевское слово - закон. Дик улыбнулся, подумав, что надо бы обзавестись еще парой поместий. И именоваться по ним.
И даже если стекло зальёт дождём, пусть в каплях всё равно отражаются огни и яркие краски. Но сегодня - сегодня нет дождя, сияет солнце, флаги, рыцари и яркие наряды. И пусть этот день протянется из сегодня - в завтра, как этот платок - из моей руки на ристалище! Начинайте!
- О, Йорк! Смотри-ка, выглядишь как настоящий принц, так и топтаться не жалко. А Харпер где, зассал этот твой?
В шатёр явился король. Облачаться в доспех перед турниром. И говорил вполне миролюбиво и деловито. Вот только Дик понятия не имел, где Харпер. И знать не хотел.
- В душе не е... э... не знаю, мой государь. Признаться, я утомился с ним. Каждый раз при встрече талдычу: "Дракона - убить! Даму - отыметь! Не перепутай!" А он всё равно какую-то пое... э... ерунду творит.
- Ха, - король отдался в руки оруженосцев и вдохнул - полной грудью, явно радуясь жизни и всему вокруг. Погрозил пальцем. - Если вассал не справляется - а по нему видно, что не справится ни с хвостатой ящерицей, ни хвостатой ба... леди, - то долг сюзерена - взять на себя эту тяжкую обязанность. Убивать, хе-хе, иметь. Впрочем, помнится, милая Алетта непраздна, м-м, может, кто-то уже и помогает?.. Кто только не помогал милой Алетте, даже вспомнить приятно. Но убитые драконы где?
- Мой король, чудовище проголодалось! - А что оно ест? - Девушек невинных. - Жаль зверюшку, сдохнет оно у нас, - рассмеялся Дик. – Государь, вы однажды верно заметили, что воспитания у него нет ни на пенни. Можно вывести вассала из деревни, но деревню из вассала – никогда. Поэтому, прошу простить этого юношу за его трусость. Но только – за неё. И хочу поблагодарить за приглашение на турнир, написанное вами собственноручно. Совсем, как во времена короля Артура.
С драконом Дик допустил промах. Не досадный, но впредь следовало быть осторожнее. Потомок Хереварда Уэйка должен помнить про знамя с красным драконом, которое отец нынешнего короля присвоил себе.
- За круглый стол не посажу, - король крякнул, повёл плечами, расправляя кольчугу. - И вот хоть для приличия бы не говорил, что учишь вассалов убивать драконов. Мы - король добрый и справедливый, но не надо так уж испытывать. А про девушек - хорошо! Я даже вспомнил, что спросить хочу, ещё с речи. А чего же сестра недокормленная на турнир не изволила? Тут король ждёт, тут брата топтать собираются, а она - по трактам носится.
- Увы, государь, Эмму только недавно вызволили из лап какого-то некромага. Думаю, она и сэр Фламберг очень огорчены, что не смогли прибыть. Но сегодня на трибунах и без неё много прекрасных дам. Не дождусь, когда уже придёт черёд мечников, и смогу выйти на ристалище, чтоб полюбоваться этим цветником!
Волнение от упоминания Эммы Дик привычно подавил. Сестра сестрой, а турнир по расписанию.
- Ха! Наш человек! Можно начинать прямо сейчас, стенки-то откинуты. Жара! Вон, гляди, вокруг королевы самый цвет, особенно... эге! Смотри-ка, а вон и милая Алетта разговаривает с лордом и леди Бойд. Неужели зассал всё-таки явился, пусть и с опозданием? Речи пропустил! Да за одно это казнить нужно. Ого, ну и лицо у магистра. Живо, выскакиваем из брони, пока молниями не шибануло, с чистого-то неба, ха!
- Она во вдовьем, - рассеянно заметил Дик, вглядываясь в Алетту. – Государь, она во вдовьем! И леди Алетта была в моём поместье, в Брентвуде! Государь, ваше величество, он же снова что-то натворил!
Выходила какая-то бесовщина. Такое выражение лица Дик видел у Роберта Бойда лишь однажды, когда бил спутницу Харпера. Алетта совершенно точно была в Брентвуде, а Харпера Дик видел сутки назад. Живым и здоровым.
- В твоём поместье? - король подмигнул и тяжело, во всю немалую грудь вздохнул. Печально. - Значит, всё-таки помогаешь вассалам, шалун. Похвально, похвально, прямо как я в твоём возрасте. Даже воспоминания нахлынули. Хорошо, дам рядом нет, можно говорить, куда нахлынули. Как сейчас помню, когда леди Блаунт... хм-хм. Если во вдовьем, сын наш, то как король-отец я с прискорбием замечу, что натворить вассал мог только одно - откинуть копыта. Милая Алетта прежде наряды не путала.
На ристалище творилась какая-то ерунда. Милая Алетта, может быть, наряды и не путала, но умри мерлин - и все илоты узнали бы. А если Дик об этом не знал, значит, этого не было. К тому же, Норрис зачем-то швырнул в констебля Клайвелла перчаткой, а тот рассвирепел и заломал бедолагу Генри безо всякого оружия. Турнир выглядел, как страшный сон, в котором никак не проснуться.
- Ну зато, мой государь, на одного меньше топтать, - лучезарно улыбнулся Дик.
- Математик, - одобрил король, и тут же фыркнул. - Хотя, честно говоря, это топтание меня не радовало. Как вспомню этого Харпера, и сразу понятно становится: никакого с него проку, даже не потоптать всласть. Что? Душа слышит, и ей обидно? За правду - не должна, а если обижается, так сама виновата, а Господь, получается, уже нас рассудил, с концами. О, дорогая, вы почтили нас присутствием? Не несчастного ошарфованного и задушенного Норриса, а нас?
- Гарри, но разве рыцарски, вот так, бедняжку?... Ох, - Анна Болейн всплеснула руками, протянула руку мисс Лилли Каффли, которая вложила ей в ладонь перчатку, расшитую розовыми розами. - Лорд Грей, желаю вручить вам знак нашей благосклонности. Чтобы между вами и моим возлюбленным мужем, королём, не было розни. Не было ни белого, ни алого, а лишь - розовое. Равное.
- Я ношу цвета своей дамы, леди Хизер Фицалан, ваша милость, - любезно ответил Дик, пряча руки за спину. - И ничьи другие. К тому же, у меня нет розни с государем, которого я почитаю превыше всех. А потому, если позволите совет, должен заметить, что вам прилично отдавать знаки благосклонности лишь супругу. Простите, государь, за дерзость.
А ведь Анна Болейн приходилась Дику дальней роднёй через её мать, Елизавету Говард. То ли троюродной внучатой племянницей, то ли ещё какой-то кузиной. Как Говарды могли породить такую дурочку, он решительно не понимал. Впрочем, Говарды породили многих, и дураки встречались чаще, чем хотелось.

Король потрепал его по плечу, и вышел, оставив рыцарей, королеву и легкое смятение. И привкус боёв, которые могли не случиться, потому что его величество изволил выйти раньше остальных мечников.
- Он тяжелее тебя, - наставлял его Брох, оттеснив шатровых помощников. - Не стоит его недооценивать, в твоём возрасте он в самом деле был отличным рубакой, а такие умения не забываются.
Дик кивнул, прыгая, чтоб распределить вес брони. Странно, но он был холодно-спокоен, как всегда бывало перед ристалищем. Биться с королём ему еще не доводилось, но король - тот же боец, каких Дик укладывал на песок. Некоторые были даже знатнее этого Тюдора. К тому же, волнение только помешало бы.
На ристалище, меж тем, король начал свой новый бой. Рослый, тяжелый телом, Гарри был быстр. Очень быстр. Вот только бой был подстроен от начала и до конца - но подстроен отменно. Дик это заметил только потому, что сам полных четыре года видел только поединки. Он еще додумывал эту мысль, когда король ударил. Вспыхнул на солнце, чертя великолепную дугу, меч. А еще Дик успел увидеть, как меч в последний миг обернулся плашмя, и удар, которому полагалось бы рассечь противника, только швырнул его на колени.
- Вот дьявол, - задумчиво заметил Брох, который, без сомнения, видел то же самое.
Дик не мог не согласиться. На ристалище стало тихо. Ни стука клинков, ни выкриков зрителей. Противник короля охнул и выронил оружие. И опустил голову, стоя на четвереньках. Люди взорвались криками. Сейчас, в этот миг они любили короля так жарко, так горячо, так забрасывали ристалище цветами, шарфами и платками, что Дику на мгновение стало страшно. Как выходить именно сейчас, когда Генрих Восьмой, ревнивый тиран, упивался триумфом?
- Чистая вера святит меч воина, и Господь дарует победу, - огласил герольд. - Дерзнёт ли кто-нибудь из вас сразиться с этим воителем, осененным...
- Дерзнёт, - пробурчал Дик, раздвинув плечом шатровую обслугу, выходя на ристалище. Шум на трибунах постепенно стих. Дик оглянулся, поднял руку, приветствуя толпу, мельком выхватил мертвенно-бледное лицо Хизер, ободряющую улыбку Роберта Бойда, величественную Бадб, явно упивающуюся пусть подобием, но битвы - и поклонился своему сопернику. Короля больше не было, был лишь противник.
Они поприветствовали друг друга поклонами, потом сошлись, и народ загудел снова. Ловя и отбивая удары, Дик успевал только подумать, что король сыт и силён. Очень силён. Он медленно пятился по ристалищу, оценивая соперника, привыкая и приспосабливаясь. Трибуны за его спиной разочарованно вздыхали. Дик знал: на взгляд обычного зрителя он выглядел сейчас менее сильным, менее проворным, более тонким, нежели квадратный король. Потому что для короля это было удовольствием и развлечением, а Дику приходилось драться по-настоящему. Помалкивали только опытные рубаки. Они-то видели, что король злится и вкладывает в свои удары всё большую силу, нападает всё стремительнее и опаснее, но цели его удары не достигают. Тяжелые клинки взлетали, кружились, ткани в воздухе паутину. А потом всё закончилось. Король злился всё больше, теряя терпение и осторожность. Очередной свистящий замах канул в никуда, короля развернуло кругом, он сдавленно зарычал, и Дик поднырнул под его руку, встречая страшный удар. Меч, подаренный госпожой не подвел. Раздался звон и хруст. В руках у короля осталась рукоять с обрубком в полпяди длиной. Не разобравшись в горячке боя, обезоруженный король еще попробовал замахнуться, но теперь попридержать его руку стало несложно. Что Дик и сделал, сводя поединок к ничьей. Не победил, но и не проиграл, щадя самолюбие короля.
- Милости, государь, - негромко проговорил он, опускаясь на колено. - Здесь нет рыцарей, равных вам.
На ристалище снова стало тихо. Дик не видел лиц, но догадывался, что Хизер смотрит с надеждой и тревогой, Роберт Бойд - с задумчивым ожиданием, а госпожа - с удовольствием. Он знал, что зрители смотрят с восхищением и предвкушением, ожидая окончания такого яркого спектакля. Ещё бы - белая роза на коленях со смирением ждёт вердикта бело-алой. И стало страшно. Жить захотелось остро, до слёз. Которые так и не показались на глазах.
- Вот ведь поганец, - тихо, так, что гулкий шёпот из-за забрала слышал только Дик, проговорил король. Переступил с ноги на ногу. - Думаешь, не понимаю, что ты делаешь? На рыцарственность надеешься, на то, что твой глупый старый король сомлеет, как девка перед ярмарочным силачом. Сомлеет - и враз простит. Потому что рыцарь, потому что турнир, удовольствие - а его ты ох как доставил, зараза! Уважил, не то, что эти подхалимы, а всё ж таки под конец сподхалимил, пожалел, но - рыцарски, в полное удовольствие, по обычаю. С целью. Не мелко. Но, понимая всё, что выше, разве должен старый глупый король поддаваться на провокацию? Должен ли прощать? Полезно это для политики и государства?
Он помедлил, словно взвешивая слова, потом скрипнул наплечниками. Стянул шлем, открыв красное распаренное лицо.
- Ладно, хер с тобой. Да, и Господь тоже. Потом скажешь, у кого такой меч сковал - там же ни щербины! Иметь такой меч, когда король его не имеет - почти предательство само по себе, так что скажешь мастера, пусть хоть в Персии живёт, - дальше король возвысил голос, одновременно поднимая Дика на ноги так легко, словно тот ничего не весил. - Мил ты нам и приятен, сын наш и подданный, рыцарь славный и без упрёка!
- Примите мой меч, государь. И мою верность.
Меч Дик протягивал без сожаления. Конечно, это подарок госпожи. Но сейчас, в эйфории хорошего боя, когда даже король казался приятным, подарить его было правильным. А еще Дику очень хотелось на трибуны, к Хизер. Отсюда, с ристалища, когда помиловали, всё выглядело иначе. Ну не принцесса, зато и не придворная дурочка. И не родственница, а значит, дети будут крепкими и здоровыми. И наплевать на всех, кто подумает об этом плохо.
- Принимаю, - король протянул в ответ рукоять собственного меча с обломком лезвия и хмыкнул. - Хороший бой, вон, как трибуны радуются. Думаю, тебе после короля уже и не интересно будет с другими-то? Хотя, Поул, кажется, ещё тебя хотел, но дьявола с два я ему позволю себя переиграть и перекрасивить. Да и вообще, давно казнить пора, а то чего он. Ну иди, иди уже в цветник свой. А после всего - на пир. Велю быть, непременно и обязательно, как перед Господом, и отказы не принимаются.
Отправив обломок меча в ножны, Дик поклонился. И направился в шатёр, где Брох помог ему снять броню. Оставив себе котту и плащ, обменявшись радостными объятиями с Брохом, Дик направился на трибуны, к Хизер.
- Ты молодец. Очень-очень. Очень страшно и очень молодец. Странно даже, что всё это - моё, что выбрал, только: почему - моё? Почему выбрал? Я ведь тебе не пара. Не принцесса, не маркиза, просто - я.
Хизер обрадовалась, обняла, прижалась. И не выпуская из объятий, протараторила самый сложный в жизни Дика вопрос. Услышать который он предпочёл бы не на трибунах ристалища Хемптон-корта.
Что было особенно обидно - это он уже говорил. Потому что - выбрал. Потому что - сам, вопреки навязанному судьбой предназначению - Эмме. Потому что с первых минут, едва увидев забитую девочку, понял потребность оберегать и защищать её. Но слышать Хизер хотела не это.
- Если я раздам всё имение моё и отдам тело моё на сожжение, а любви не имею, то нет мне в том никакой пользы, Хи, - вздохнул Дик в её макушку. – Её нельзя добиться силой, нельзя вымолить и выпросить. Она приходит сама, непрошенная и нежданная. Мне всё равно, принцесса ли ты, маркиза ли, джентри ли. Наплевать на мезальянс, я сумею заставить всех этих выродков, что зовутся приличным обществом, принять тебя, если ты этого захочешь. Ты – это ты, Хизер, и я люблю тебя.
Говорить о чувствах Дик не умел, заменяя слова делом. Он чувствовал себя неловко, глупо, героем дешёвого рыцарского романа, но если уж жить с ней, то жить в согласии. Не убудет, если раз переборет себя и скажет этой девушке, которую называл женой, то, что она хочет слышать. И, кажется, то, что он сам чувствует.
- Хотя не такую встречу ждал, признаться. Ты меня так крепко держишь, чтоб от вопросов не убежал?
- Конечно, - серьёзно ответила Хизер, хотя на губах её читалась тень улыбки. - Каждый раз. Потому что убежишь ведь, а мне так не нравится оставаться одной то в том особняке, то в этом. Хотя я и признательна, правда, и Портенкросс - хорошее место, и Ларк - хорошая подруга, и я ей нужна не меньше, чем она мне, но Ларк - не ты. И Эспада - совсем не ты. Знаешь, я так много оставалась одна в куда менее приятных местах, что одного тепла очага, приветливых людей вокруг - мало. К тому же, сидя в особняках со всей той едой я жутко толстею. Только сегодня об этом думала.
- Так ты не сиди. Бегай, - просветил её Дик. - К тому же, если ты толстеешь, то это повод заказать новую одежду. Но сама подумай, место ли тебе на поле боя, к примеру? И ведь я всякий раз возвращаюсь к тебе, всякую минуту, и... Ладно, я понял. Каждый раз, когда мои дела не будут угрожать твоей жизни, мы будем вместе. Нас король на пир пригласил, к слову.
Хотелось привычно вспылить. Возможно, даже вспомнить про арапник - Дик Фицалан сам решал, когда ему нужно общество жены. Но разозлиться не получалось. Как будто в пыточной перегорел этот фитиль, примирив с действительностью.
- Вот, даже ты считаешь, что толстая, - кивнула Хизер и тут же покачала головой. - Прости меня, но пир - пиром, а речь всё-таки не о поле боя. Под угрозу твоей жизни можно подвести что угодно: жизнь, как говорят философы, вообще штука опасная и чреватая смертью. А жизнь розы, илота, всего, что делает тебя - тобой!.. Тем более. Понимаю, что звучит так, словно я учусь у тебя занудству - обещаю, что не только ему, - но: это точно не отговорка?
- Точно, - вздохнул Дик. – Разве я пользуюсь отговорками? Они же не арапник…
Он хотел продолжить, но на свою трибуну вышел король.
- Говорили мы, что только дурни верят в немощь вашего короля - и что же, разве неправда это? Сами видели, что до немощи нам ещё далеко, и топотать ещё как умеем, любим и будем. И хорошо пусть это запомнят... что, послы всё ещё есть? Странно, бордели ведь ещё не закрыли. Слушайте, и запоминайте, и не говорите потом, что не слышали. И братьям и сёстрам передайте. Турнир, скажем прямо, удался, и видим мы, что вы, наши подданные, согласны, потому что гудите радостно, пчёлками, а не шершнями какими. Ну и правда, отчего не гудеть: на конных стычках достаточно крови пролилось, а двое даже померли ранами. На мечах вас ваш король лично порадовал, на зависть иноземцам. У кого ещё такой король есть, с крокодилами в Темзе? То-то же. Про бугурт и говорить нечего, там всегда так молотят, что без сломанных лат и проломленных голов не обходится. Даже сэр Джеймс порадовал, усладил очи наши, потому что нечего шарфами размахивать. Надо, кажется, снова жаловать, но попозже, хе-хе, чтобы не привыкал так уж. Но жди, сэр констебль, будет. За нами не пропадёт.
Хороший турнир, отличный турнир, превосходный день для турнира, а вокруг - полные трибуны, орут, вопят, жрут сосиски и пьют эль. Флаги реют, опять же, как говорила наша королева. Что ещё надо для славного праздника? Что, баб? Странно, послышалось как-то иначе, но вон же, цветники на трибунах, один краше другого. А ещё чего? Чтобы рыцарство вассалов воспитывало? К скорби нашей, на это надежды мало, но, к счастью, вассалы решают эту проблему сами, радикально, хе-хе. Чего ещё? Много виски и напрочь запретить грёбаных ведьм? Понимаем, лорд Бойд, и сочувствуем. Работаем над этим, особенно в первой части. Так что не подгоняйте, а то ведьмы не дозреют и испортятся, хе-хе. Ещё? Не знаете? А я скажу.
Дик вздохнул, понимая, что король не скажет ничего хорошего. И на всякий случай прижал к себе Хизер.
- Король ваш, конечно, ого-го, а будет ещё больше, здоровее и могучее, но давно уже печаль царит в нашем сердце, потому что не бегают по дворцу маленькие ножки... что? Карлики? Да нет же! Наследника всё нет, одни наследницы. Вот вы хотите, чтобы вами правила наследница? Хотите?.. Так, стражу вон в тот угол. О, уже не хотите? Вот это правильно. Но раз королевы никак не могут родить нам сына, мы решили прибегнуть к иным мерам. Нет наследникодарящей королевы, но есть достойный представитель рыцарства, лорд, кузен и вообще всяческий сын в духе. Что значит, в каком? Во всяческом! К тому же, ещё и не только в духе, хе-хе. Такой поганец, что словно в зеркало смотрюсь и удивляюсь, а не было ли чего, хм. Леди Марго была весьма, весьма, как сейчас вспомню: представляют её ко двору, а глазищи такие, что... хм. В общем, детишки пошли в... что дыхание затаили? В неё, пошли, в неё!
"Леди Марго?!"
Маргаритами звали в стране каждую третью, но отчего-то Дику показалось, что король говорил о матушке. В молодости она была замечательно, ангельски красива, и даже лорд Нортгемптон посвящал ей стихи. Эмма, увы, пошла не в неё.
- Так. Решили мы, при полном одобрении лорда Кромвеля и всех тех, кому радость королевская сердце и душу греет, усыновить графа Суррея, того, кто Ричард Фицалан, девятнадцатый своего имени. Радуйтесь! Заодно полюбуемся на пышный хво... шлейф нашей любимой королевы, которая в гневе удаляется на бал, приготовить всё к нашему удовольствию. Наследовать принц Ричард, герцог Нортумберленд, будет, разумеется - с полного одобрения лорда Кромвеля, - только после сыновей какой-нибудь законной супруги, если таковые будут, но это уже мелочи, ибо пока что сэр Ричард у нас любимый и единственный наследник, пусть эти северные заразы порадуются и успокоятся. Потом перевешаем. Нет, не наследника. Наследника-то за что, он у нас красавец, умница, редкая скотина и крупный подхалим, весь в короля-отца. Поэтому велим любить и жаловать так же, как нас. Что? Так, стражу ещё и вон в тот угол!
Волевым усилием запретив себе падать с трибун, Дик мгновение помедлил, прежде чем склонить голову перед своим новым отцом. Подумать только, одного извести - другим обзавестись. Всё равно, что жизнь сначала начать!
- Конечно, жаль, что принц женат, но это не страшно. Женитьба, как мы знаем, не порок и, что важнее, не камень на шее: если в реку бросить, за собой не утянет. Так что мы принимаем сватов и портретики, потому что женщины, к печали нашей - о каждой печалимся и молимся, - порой умирают родами или ещё как-то. Принося государству убыль. А мы - король - желаем внуков! Много. Так что скоро возможно откроется poste vacant принцессы. Послы ещё здесь? Записали? Ну и слава Богу. А теперь - пир!
Дамы приседали в реверансах, джентльмены кланялись, чернь - ликовала. Дик оторопело стоял среди этой толпы, глядя на Хизер.
- Ваша милость, принцесса Хизер?
- Судя по речи, это, кажется, ненадолго, - вздохнула её милость, принцесса. - Ваше королевское высочество. Принц Ричард. Герцог Нортумберленд и граф Суррей. Простите, что без реверанса. Кажется, у меня отказали ноги. Как думаешь, портретики уже будут ждать на пиру?
- Поздравляю, полковник, - подошедший лэрд изобразил поклон и говорил негромко. - Госпожа довольна тобой.
- И ещё как! - Добавила Бадб, приседая в реверансе. - Ваше королевское... а это ещё что?
Над трибунами шарахнуло взрывом. Над ристалищем возникла кривая, размытая и какая-то обгрызенная алая роза, которая медленно превратилась в алый и огнедышащий череп. Вокруг роились надписи: "Долой самодержавие", "Навуходоносора прочь", "Даешь Папу", "Мы за мессы", "Слава отважным паломникам", "Дева Мария, Матерь Божья", "Библию - на латыни", "Верни монастыри, Кромвель", "Болейн - ведьма", "Верни королеву Кейт, Гарри", "Навуходоносор Rex". Под последней мелкими буквами кривенько было написано: "Ёрк - придатель истеных христьян!"
- О, великая богиня Бадб, ну почему меня постоянно обзывают предателем?..
Вопрос был риторическим и ответа не требовал. Дик вздохнул, отстёгивая плащ, чтобы накинуть его на плечи Хизер. Послы должны были записать, что место принцессы освободится еще очень нескоро!

УИЛЛ ХАРПЕР

18 мая 1535 г., Лланелли. Раннее утро.

Уилл лежал на охапке соломы в очень скромной таверне. Найти хоть что-нибудь получше не получилось, а от усталости уже было трудно стоять на ногах. Он зевнул, чувствуя как его потихоньку уносит в сон. Ощущение было как будто пол плавно раскачивается на волнах.
Всё-таки хорошо, что у него получилось хоть что-то спланировать... Теперь можно было спокойно поспать. Неожиданно в нескольких ярдах над ним появилось что-то тёмное. Уилл прищурился и тут же крякнул от резкой боли. Что-то женское и в платье грохнулось на него. То ли локоть, то ли колено безумно больно ударило в шею и обидчик свалилось рядом. Уилл захотел вскочить, но не смог пошевелить даже пальцем. Всё тело ниже шеи было парализовано.
- Охренеть... - Собственный голос казался чужим и каким-то очень хриплым. В голове всё звенело от боли.
"Демоны били не так больно, вампиры били не так больно..."
Уилл исцелил себя магией и медленно, как будто вытаскивая себя из грязи, приподнялся на локтях. Прищурился.
- Рос, это ты?..
- Уже не уверена. - Простонала Рос.
Уилл скрутил свой кафтан, аккуратно помог девушке лечь на спину и положил свёрток ей под голову. Он прикоснулся указательным и средним пальцами к тонкой шее. У Варды была сломана правая рука, вывихнута левая нога и она сильно, безумно сильно ударилась головой. Больше было похоже, что её чем-то ударили. Уилл тяжело вздохнул, безнадёжно усмехнувшись.
- Какие-то мы с тобой очень невезучие... - Он ослабил боль и начал медленно лечить Варду. У девушки было сломано столько костей на лице, что хотелось схватиться за голову и бегать по кругу. Уилл, нахмурившись, склонился над Рос. Нужно было осторожно вернуть каждый осколок на место.
- Всё? Украли меня вполне вежливо, - уверенно, окрепшим голосом сообщила Рос. - Ты молодец, хорошо придумал. А что невезучие - это на пользу. Где мы?
- В Лланелли... - Уилл внимательно смотрел на девичье лицо, следя за тем, как сращиваются кости. С помощью магии он буквально видел как один за одним осколки костей плывут к своему месту и медленно сращиваются. Ещё нужно было следить за подавлением боли. Удивительно, что Рос не вскрикнула и не застонала, когда падала. Он сам бы проклял последнего святого.
Лечить такие переломы было невероятно сложно, но ему даже нравилось ощущение концентрации и того, как ровно и красиво всё возвращалось на место. Будь это ещё лицо кого-нибудь, кроме Рос... Смотреть на раздробленные кости было просто больно.
- Здесь мне наказали искать Дика Фицалана. Причём, два раза. Поможешь мне с поисками? Правда, думаю тебя нужно переодеть, чтоб никакой встречный монарх не покусился.
- Ох, Уилл, - Рос нежно коснулась его щеки. - Всякое человеческое тело содержит в себе содержит в себе и мужское, и женское начало. Если в теле женщины мужское начало берёт верх, у неё нарушается течение силы. Мать-Богиня в ней еще не потеряна, но её нужно исцелять. Когда женщина облачается в юбку, она начинает аккумулировать присущую ей энергию женственности. Конструкция любой юбки такова, что образует собой расширяющийся книзу конус. Такой конус помогает женщине лучше вобрать силу земли, стать плодородной и могущественной. Сила женщины, если говорить о физическом теле, скапливается в особом органе — матке. Мужчины по задумке природы таким органом не наделены. Чтобы мужчина мог получить энергию земли, он должен взять ее именно от женщины. Понимаешь? Поэтому жрица должна ходить только в платье, и в платье красивом. А мерлин не должен предлагать жрице надевать простую или мужскую одежду. А лорда мы найдем, как иначе? Главное, чтобы была какая-то его вещь.
Уилл вздохнул.
- Ладно, Рос... Но я всё равно боюсь как бы к тебе снова не привязалось его величество.
Голова гудела от напряжения, но каждый осколок занял своё место и красивое лицо снова стало таким, каким должно было быть. Хотя он пока, скорее, смотрел на кости. Теперь можно было заняться рукой и ногой.
- Эх и многому тебе ещё меня учить. - Уилл улыбнулся, внимательно глядя на сломанную руку. - Я, конечно, мерлин, но пока очень уж английский и бестолковый. Кольцо, которое Дик мне недавно пожаловал, сойдёт?
"Да, - философски подтвердила богиня. - Шотландцы для того килты и носят. Как-то же надо обходиться, если в округе только овцы, а женщин нет. Не ходить же бессильными. А поскольку все мужики бестолковые, то носят короткую юбку. И конус до земли не достаёт. И другое - тоже не достаёт, а могло бы. Матки ведь нет, а куда-то энергия деваться должна".
Уилл усмехнулся. В такие моменты у богинь проявлялся какой-то особый цинизм, особенно у Немайн.
"Ну платье ж носить неудобно. Наверное. Хотя, если прям до земли, то могли бы и потерпеть..."
- Под Лутоном есть одна знахарка, милый. Она научила меня методе. Но нужна именно его вещь. Ведь лорд Грей где-то здесь? Он носил рубашку, брился, читал книгу. Менял чулки, наконец. Подумай, куда отправится человек, которому поручили решить проблемы городка? Конечно, в гарнизон. Именно там он может получить поддержку и найти достойное его статуса жилье. Там мы и найдём его вещи. Но - утром, хорошо? Я бы хотела немного поспать. Обними меня.
Рос уютно приникла к нему. Уилл довольно хмыкнул, чувствуя гармонию в излеченном теле Варды и жуткую усталость в своём. А ещё тепло. Мысли в голове бестолково переплетались, потом развязывались и расплывались в стороны. Он осторожно обнял девушку, как будто она до сих пор была изранена и с улыбкой провалился в сон.
"Тепло, платья, конусы..."

После сна, ближе к полудню.

Уилл проснулся от тёплого луча света, который светил ему прямо в лицо. Золотой цвет, из которого короны у монархов, пробивался через щели в ставнях и стенах, освещая всё вокруг. Чувствовалось, как где-то далеко над горизонтом медленно плыла громада солнца. Рядом, прижавшись к нему, спала Рос. Во сне она казалось очень маленькой.
Совсем не хотелось подниматься и куда-то идти, так что Уилл просто остался лежать, глядя в потолок. Как вообще вышло, что он сейчас лежал именно здесь? Сложно было сказать сколько в этом было его решения, а сколько стечения обстоятельств. И так было со всем в последнее время. С титулами, с женитьбой и с тем, что он стал мерлином. Может, это была судьба? А что вообще такое эта судьба?
Неужели, ему при рождении было суждено вырасти без отца, стать комиссаром, жениться на Алетте и стать мерлином? Вот в тот самый момент, когда он первый раз открыл глаза и увидел тот же самый свет, что сейчас. С такой идей было проще жить. С ней в голове, он был не таким уж плохим мужем, сыном и мерлином. Ведь ему было суждено занять это место. Без неё было намного сложнее. Уилл медленно вытянул свободную руку, чувствую, как в теле прибавилось сил. Он давно так хорошо не высыпался.
"А без разницы... Сделаю, что смогу, а потом назову это судьбой".
Он ласково погладил Рос по голове.
- Просыпайся. Тебе нужно хорошо поесть, чтобы восстановиться.

В поисках волшебных кальсон.

Дом местного продавца всего колдовского выглядел очень по-обычному. Деревянные ступеньки, поросшая мхом крыша, каменная труба. Труба была слегка кривой. Пока они ели, Рос сказала, что перед тем, как отправляться на поиски Дика, ей нужно закупиться всем необходимым. Так что теперь Уилл сопровождал её, разглядывая незнамый городок. Ему и самому было интересно, как выглядели ведьмовские лавки и что в них продавалось.
Уилл чуть не свалился со ступенек от разочарования, когда вместо миловидной ведьмы, дверь открыл здоровенный мужик в килте, с пухлыми щеками, бородой и двумя залысинами на лбу. Он дружелюбно поздоровался и пропустил их внутрь.
- Dia dhuit!
- Dia dhuit. - Повторил Уилл, чувствуя, что говорит с ужасным акцентом. Внутри всё, вроде как, тоже было по-обычному. Стол, стулья, полка со всякой мелочью. Окажись он здесь в другой день, и не подумал бы, что здесь живёт чародей.
- Сам ты хуит, - шотладнец хлопнул его по плечу и радостно облапил Варду, после чего звонко расцеловал её сначала в обе щеки, а потом и в губы. - Иголочка, сколько смертей, сколько могил! Вовремя ты, а то раздрай полнейший, все притесняют, не продохнуть, порядка нет, и... а это что, новый аколит?
Уилл с трудом сдержался, чтобы не врезать шотландцу, когда он полез целоваться к Варде.
- О, Джоки, - Рос расцвела улыбкой, отвечая на поцелуи. – Я спешу, моя милая. Найдешь для меня кое-что необходимое? Про притеснения чуточку позже. К слову, не знаешь ли ты что с Джеки из ковена Лилли?
- Эта дурында, - обстоятельно начал Джоки, наливая из красивого, тонкой чеканки пузатого кувшина горячий отвар, пахнущий вербеной, - эта подстилка велиалова сначала с каким-то михаилитом роман завела. Туда-сюда, значит, пока суть да дело, и вот. Он помихаилитил и бросил. Говорит, что, мол, ты бордель держишь, дорогая, а я чист душой и помыслами. Но какой-то дрянью наградил. И вроде как он ирландец. Всех девочек её, как курей передушил. Джеки, дурочка скудомная, собралась, сожгла Лилли, бордель свой и ушла в одном плаще. Любовника искать. А он - женат, да еще и с ребенком. Не понимаю, почему она ребенка не принесла в жертву, но это на её совести. Она всегда была странной. Кстати, - Джоки подсунул кружку Уиллу. - Ты какое печенье любишь, аколит?
- Я сыт, спасибо. - Криво улыбнулся Уилл, принимая кружку. Из разговора двух ведьм, половина пролетала у него мимо ушей. И ещё было очень необычно видеть Рос в образе ведьмы. До этого она больше представлялась ему кельтской колдуньей. Так что сейчас он терпеливо сидел и слушал, чем она обычно жила. То, что к нему обращались как к аколиту, ему не нравилось, но спроси его сейчас кем он был Варде, Уилл и сам бы не ответил.
- Продолжай, дорогой Джоки, - вздохнув, кивнула Рос, взглядом умоляя Уилла потерпеть.
- Значит, говорю, она всегда странной была, - тоже вздохнул Джоки. - Ну потому что кто будет сердце хранить в коробке, если можно не хранить? И вообще, для кого дистанционная биоголография как защита от психотронного нападения придумана? Методики, завещанные нам маститыми малефиками, никто не отменял. И ведь я ей говорила - не трахайся со всеми подряд. Особенно - с михаилитами. Потому что - что? Потому что уже доказано наукой: след от каждого мужчины, побывавшего в женщине, остается у нее навсегда. Матка - это вообще жилище бога. Но Джеки же слушает только себя! Иголочка, дорогуша, ты кушай. Печенья сам пёк. Ну еще фамильяр помогал. Может, оставил в тесте лапку, может, нет. Печенье с фамильяром, хе-хе! И ты, аколит, кушай. Тебе сил много надо.
"А, ну оно и понятно, чё она от мамкиных пирогов не кривилась". - Кивнул Уилл, и не думая ничего есть или пить. Разговор навёл его мысли на Алетту, он он отмахнулся от них, и продолжил бороться с дремотой. Где-где, а засыпать в доме ведьмы ему не хотелось.
- Душенька, я твои советы помню, - Джоки подлил еще отвара, скрепив его доброй дозой рома под сочувственное кивание Рос. - Килт сам шила. Хороший конус же? Специально так делали, чтоб побольше от земли собирать. А если на голову завернуть - то от солнца. Надо и аколиту такой сшить, да. Пусть ходит. Ноги вон какие красивые в штанах, ровные. Волосатые, небось? Как еще не... Так ты что ж нынче, девственница? Ох, мать моя Астарта! Как же ты силу пользуешь, бедняжка? Так вот, про Джеки, к слову. Значит, она собралась, оживила всех мертвецов в Лилли. И ушла в Ирландию дверями по методу Бадб. Ой, прости, душенька, запамятовал. Ушла скотта этого искать, чтобы оторвать ему все бубенцы. Ну и пропала, дурочка. Ни ответа, ни привета.
Уилл только по-тупому моргнул, не зная что было положено думать. Почему-то сцена напоминала их разговор с его матерью, только роли поменялись.
- О, боги мои, - Рос всплеснула руками. – А я-то думаю, почему от неё никаких вестей нет. Однако же, как твоё драгоценное здоровье, милая?
- Да какое здоровье! Пятая сотня пошла. Всю душу ломит, - отмахнулся Джоки. - А ты со своим бывшим-то что? Сошлась? Ой, не при аколите, видимо. Нет? А почему? А я сошлась. На рынок ушел. Говорит, в корсете ходить неудобно, а я что поделаю? Пусть ходит.
Уилл сидел, разглядывая содержимое кружки. По крайней мере, спать теперь точно не хотелось.
"Боги, как хорошо, что я не бывший и не в корсете. Даже не хочется теперь быть бывшим..."
- А что там за договор, душенька? Ну этот, который Сар с ними заключил. Слышал, очень неудобно теперь выходит. Ты знаешь, Велиал одному из её илотов кровь второго мальчика отдал. Ковен Ковентри рвёт и мечет, они лишь малую толику оставили. Кстати, дорогушенька, зачем тебе такой набор продукции? Будто замок штурмовать собралась.
- Да, - коротко согласилась Рос. – Штурмовать. Дорогая, мне нужно одного человека найти. Как раз её илота. Зеркало который. Поможешь?
Уилл усмехнулся, задумавшись. "Зеркало" и правда сразу давало понять о ком шла речь. Хотя, он так и не понял, что это было с Диком и решил просто не лезть Фицалану в душу. Хотя бы из опасения за свой же нос. О каком именно замке шла речь, Уилл тоже не понимал. Видимо, Рос ужу думала о резиденции иоаннитов.
- Ох, милая, так и не бросила свою затею? Ну ничего, ещё через жизнь увидимся. Ты, главное, с порталами аккуратнее. И зачем же тебе илот, ума не приложу.
Уилл улыбнулся, при упоминании порталов. Кажется, у Рос с ними была давняя вражда.

Джоки быстро убрал столы, стулья, отобрал у Уилла невыпитый чай. Малефик зелёным мелом начертил по середине комнаты большой круг и поставил Уилла в центр.
"Интересно, почему круг именно зелёный?.. Я думал, значение имеет только узор или то, из чего круг".
Здоровенный шотландец опустился на колени и стал медленно ползать вокруг, исчерчивая круг именами ангелов и символами планет. Доски под ним скрипели. Значения символов Уилл, как не старался, не понял. Только представилось, что на полу вместо здоровяка, на коленях, с мелом в руке, стоит Рос. Она правда хотела обычного дома и обычной жизни?.. А хотел ли чего-то такого он сам?
Джоки достал свечу, шалфей и бумагу и бронзовую чашу. На вид всё было вполне обычным, без писем и символов. Шотландец засыпал шалфей в чашу и поджег. Вверх поднялся слабый дымок, похожий на дымок из кадила. Потом малефик пробормотал себе что-то под нос и сунул чашу Уилл, причём так, что он чуть не свалился с ног. Велел смотреть в дым.
Уилл глянул на дымок, постаравшись отвлечься от прежних мыслей и вспомнить Дика. Тонкая лента двинулась вправо, потом влево, рассеялась. Завихрения и силуэты смешались, медленно выстроившись в образ замка-прецептории иоаннитов в Ланкастере. Уилл нахмурился. Он думал, что король, как обычно шутил, говоря, что у Фицалана появились сложности. Если Дика схватили иоанниты, это были уже не шутки.
Джоки торопливо потушил свечу и велел Уиллу её съесть. На недоверчивый взгляд, шотландец объяснил, что иначе ритуал не закончится. Уилл нехотя проглотил свечу. Решил не проверять, что будет, если не закончить с ритуалом.

Потом Рос поблагодарила Джоки, наскоро начертила на стене большой трискель и руны райдо по углам. Что-то пробормотала и шагнула в открывшийся портал. Уилл махнул рукой колдунье и тоже шагнул в портал. На выходе, портал стал закрываться и чуть не откусил ему ногу вместе с сапогом. Уилл кое-как вывернулся и плюхнулся на влажный мох. Над головой было голубое небо, утыканное верхушками елей. Воздух был сырым с лёгким привкусом плесени. Уилл рассмеялся, поправляя сапог на ноге.
- Научи меня потом открывать порталы.
- Конечно, - согласилась Рос, наклоняясь за мхом. - Но ты сам это умеешь. Просто не знаешь об этом. Ты же мерлин, милый.
Уилл поднялся, икнув. Сейчас он заметил, что у него началась неприятная изжога. Ну в принципе, это была небольшая плата за ритуал. Главное, чтобы следом не начали расти рога.
- Зря я скушал заколдованную свечку... А что вообще умеет мерлин?
- Всё умеет. Ты же сосуд для богов, до краёв наполненный их силой. Что дальше, Уилл? Как мы войдём к иоаннитам?
Рос задумчиво отбирала веточки мха, откладывая самые сочные.
Уилл поднялся на ноги, потягиваясь. Он решил помучиться изжогой, перед тем как лечить её, чтобы не вышло, что он получил что-то просто так.
- У меня такое ощущение, что если я и могу всё, то очень условно. Потому что за всё в жизни приходится платить. Ну по крайней мере, если злоупотреблять. Мне когда ад дал глаза ловца и я стал ими прилавки разглядывать, меня вообще ослепили. На время.
Когда они выбрались из дома малефика, настроение стало лучше, но то, что иоанниты схватили Дика, злило. Алетту он искал даже не из-за того, что был обязан как её муж, а из-за Рольфа. Тот отнёсся к нему, как к сыну, а без Алетты их почти ничего и не связывало. С Диком, всё было иначе. Уилл недовольно хмыкнул, задумавшись.
- Но это другое... Ну и охренели же эти иоанниты, похищать Фицалана. Это можно посчитать объявлением войны. Госпожа Морриган, я как мерлин, прошу полк, чтобы вытащить Ричарда Фицалана из прецептории иоаннитов. Эти гады схватили нашего, и наверняка ещё и в сговоре с фоморами.
Неожиданно, вообще без предупреждения или хотя бы какого-то одобрения от Морриган, на поляне появился сначала Циркон. В алом плаще поверх как-то разноцветного наряда, назвать цвет которого определённо было нельзя. Как будто кто-то постарался нашить на один костюм все цвета, что увидел, гуляя по болоту. Под одеждой виднелась кольчуга.
Следом появились беловолосый тип в таком же пятнистом наряде и красивая грудастая женщина. На удивление, в очень странно платье такого же цвета. Белобрысый тип жевал палочку и рассматривал мир через прищур. В общем выглядел, как бандит. Уилл не успел открыть рот от удивления, как следом из ниоткуда появилось не меньше сотни солдат, вооруженных короткими мечами, арбалетами. Некоторые несли аркебузы.
- Отвянь, Беван, - явно продолжая какой-то разговор, раздраженно прорычал Циркон женщине, срывая с себя плащ и повязывая на голову тёмно-зелёную косынку. Плащ тут же подхватил знакомый Уиллу Нис Ронан. - Я тебя услышал. Итак, господин мерлин... О, Розали, любовь моя. Как твоё здоровье? Слышал, ты на лопату упала? Итак, господин мерлин, мы явились. Два вопроса, если позволите.
Уилл хмыкнул, глянув сначала на Циркона, потом на Рос. Выражение лица у той было спокойное и благовоспитанное. Она даже улыбнулась в ответ на обращение. В общем, злилась.
"Лопата... ну оно на неё и было похоже".
Уилл отмахнулся от лишних мыслей, кивком поздоровавшись в Цирконом. Сейчас речь была не об этом, а о Дике и иоаннитах. Ему это жутко не нравилось, но если он попросил о помощи, как мерлин, то и ответственность на нём была как на мерлине. В общем ужас и мурашки по коже.
- Благодарю, что откликнулись, генерал. Да, конечно...
- Первый вопрос, о мерлин, - Циркон отобрал палочку у белобрысого и принялся жевать сам. - Как ты представляешь себе, что в нашей богоспасаемой Англии я буду войском штурмовать замок иоаннитов, которые хоть и католики, но платят налоги в казну, а значит - охраняются законом? Причем, всё это средь бела дня, в середине графства? Без предварительной разведки... Что, Беван? Ах ты ж, падла крылатая! Ладно, второй вопрос снимаю. Хоран, пятёрку из числа дини ши разведкой к прецептории. Как обычно - толщина стен, подходы, охрана, количество бойниц, вооружение. Без порталов, пешком. И чтоб даже мышь не увидела! Третий вопрос. Вместо второго. Как ты собираешься войти?
- Как войти - это моя забота, илот.
Рос выступила вперёд, безмятежно улыбаясь.
- А как воевать - твоя.
Крылатая баба хмыкнула, подошла к Рос поближе, разглядывая с нескрываемым интересом.
- Слушай, Роб, она всегда такая дура, или только в этом теле? Свободного человека от илота не отличает, наглеет так, словно у неё ещё сотня жизней... ах, да, прости, забыл.
- Нет, побратим, - Циркон глядел на Рос светлыми, очень светлыми глазами. - Она от жизни к жизни тупеет.
- А отдай её нам, а? Понимаю, сам просил не убивать, но... тут вон сотня человек так хотят познакомиться, что аж страдают.
- Зато вы, сладкая парочка шутов рыжей дряни, ой, прости, любимый, великой богини, не меняетесь, - Рос отвесила издевательский поклон. - Разве что Бевана не признала. Принц стал принцессой, м?
- И вот каждый второй, - тяжелая пощёчина бросила Рос на землю, после чего принцесса попыталась ударить её носком сапога в ребро. - Норовит обидеть. Не...
Уилл к этому моменту уже злой и хмурый как смерть, сдвинул землю под второй ногой Бевана, так что тот поскользнулся и упал на спину. Но завис прямо над землей и в Рос полетел, сформированный из земли камень. Ощущение было такое, как будто колдовала не сама принцесса, а всё вокруг. Даже сам Уилл.
- Отставить, - на поляне потянуло ледяным холодом, а на траву легла изморозь. - Хоран, ставь лагерь. Mo leannan, упырей ко мне. И просветите там юношу о субординации и обязанностях мерлина. Беван, я хочу знать, что происходит в прецептории. Пока всё.
Строгий голос магистра помог остановиться и сдержаться. Уилл тяжело вздохнув, снимая кафтан и подкладывая его под голову Варде, которая крепко уснула прямо на земле. Зря она упомянула Бадб... Совсем не неудивительно, но зря. Понятно, что после этого, полагалось наказание. А теперь, может быть и ему, за то, что вступился.
"Ну и беспорядок..."
Весь разговор вышел бессмысленным и глупым, но сам он Дика никогда бы не вытащил. Так же, как и все остальные, неожиданно на поляне появились Ник и Майк. Они ответили на кивок Уилла и ушли к одному из пней, где начали совещаться с Цирконом. Было хорошо, если у Рос был план, как проникнуть внутрь. А вот насчёт проблем со штурмом без официального приказа короля, Циркон был прав... Может, стоило дать им его герб? По крайней мере, король бы не удивился, узнав, что Уилл захотел вызволить жену. Звучало, конечно, как бред. Ожидаем в голове с нарастание зазвучали грозные голоса богинь и всё вокруг потемнело.
"Неверный мерлин. Дав обет, ты получил дары жреческого искусства, письма, врачевания, посвящен в учение о стихийных божествах. Власть, полученную тобой, символизируют скипетр и дубовый венок. Ты обязан нести учение нашей мудрости, руководить судебными разбирательствами, ведать священными обрядами, прорицать и толковать, обучать новых наших последователей правилам. Будучи моим илотом, ты обязан уважать свободных людей, к которым теперь принадлежит муж моей сестры, генерал наших легионов. Будучи супругом богини, он равен ей. Как мерлин, ты обязан пресекать всякое неуважение к нему и к твоим госпожам, которое допустила эта богоотступница, Роса. Как мерлин, ты должен наказать её за богоотступничество, презрение к моей сестре и моему любимом чаду, сыну моей дщери, Барру Бевану.
Неверный мерлин. Ты клялся нам, а не христианской преисподней, которой служит эта предательница, бывшая некогда жрицей моей матери, дочерью жрицы моей матери. Безумная отчаянная отвага, твердая железная выдержка - всеми этими доблестями покрыли себя люди легионов в войне с фоморами. Её предательство оскорбило их, преданных своим госпожам и своему командиру. За бесценные дары превращения в зверей, возможность творить бури и усмирять ветры, исцелять и приносить благодать, ты обязан ввергнуть её в долину крови, отринуть от себя и от рода человеческого, наложив проклятия и гейсы.
Неверный мерлин. Без меня ты никто. По праву госпожи твоей судьбы, я повелеваю тебе принять гейс. Нельзя тебе проводить ночь в таком доме, откуда наружу виднелся б огонь или свет был заметен оттуда.
А от рыжей дряни, неверный мерлин, слушай такое. Мерлин - проводник силы, это так. Но если проводник негоден, его вырывают с корнем. Сказала бы ещё что, но слишком зла, твоё счастье."
Уилл с трудом вдохнул. Чувство было такое, как будто его придавило крепостной стеной. Он поклонился каждой из богинь по очереди.
"Как прикажете, госпожа Морриган. Я принимаю гейс, ибо он справедлив. Как прикажете, госпожа Немайн, я наложу на Россу гейс в качестве наказания. Я понял вас, госпожа Бадб".
Не успел он договорить, как тяжелая тьма неожиданно развеялась, и он снова стоял на солнечной поляне во влажном лесу. Уилл медленно выдохнул, стараясь разогнать бурлящие в душе злость и страх. Прищурился, глядя на светящее из-за ветвей солнце. Он и правда сам был виноват. Можно, было предсказать, что на поляне появится сам Циркон и что Рос не выдержит. Гейс был неудобным и с ним нужно было как-то научиться жить, но всё было не так уж и плохо. Он заплатил одну цену, сразу за несколько ценных уроков.
Во-первых, слова. С гэлами нужно было говорить как можно меньше, потому что слова у них обходились слишком дорого. Пока он не говорил, проблем должно было быть намного меньше. Уилл сел на траву, оперевшись подбородком о внутреннюю сторону ладони, и глядя на спящую девушку. Во-вторых, он недооценил вражду Рос с богинями и то, к чему это могло привести. А ведь она и правда была ведьмой... И всё равно она ему нравилась и у неё многому можно было научиться. Но, если он и дальше хотел, чтобы Рос была рядом, нужно было придумать, что делать с этой древней враждой.
Ну и самое главное, что он понял, это то, что несмотря на мерлинство, он оставался Уиллом Харпером. У которого отец служил каким-то совсем другим силам, который был ловцом и дружил с ведьмой. Ни от чего из этого нельзя было так просто отказаться. Уилл неспеша поднялся, потягиваясь. Над тем, какой гейс наложить на Рос можно было подумать потом, а сейчас нужно было поскорее вытащить Дика и Алетту. А потом свалить подальше, пока на него самого не наложили ещё гейсов.
В голове опять резко, почти до боли зазвучали сразу три голоса. Уилл нахмурился.
"Sgathan Airgid свободен, мой неверный илот. Мы тебя не отпускаем. Жди".
"Если это про Дика и он на воле, то и хер ли я тут делаю?.." - Спросил Уилл сам себя. Одновременно с этим рядом появились Майк и Ник. Они подошли к Рос, собираясь её поднять.
- Всё хорошо? - Спросил Уилл медленно растирал висок. Из всех, кто находился на поляне, только к вампирам он относился хорошо.
- Вашими молитвами, - вежливо ответил Ник, приостанавливаясь. - Нам велели перенести её в палатку. Там и теплее, при жаровенке, и лежать удобнее и спокойнее, и полковой лекарь присмотрит. А то мало ли, что тут будет, - он кивнул в сторону резиденции иоаннитов.
- Спасибо. - Кивнул Уилл, улыбнувшись краем рта. Пошли за Рос кого-нибудь другого, он вряд ли бы поверил, но в палатке всё равно должно было быть лучше, чем в лесу. Особенно, сейчас. По траве прошуршали знакомые шаги и рядом сел Фицалан. Он выглядел утомлённым, голодным и был бледноват. От него пахло свежей кровью, но силы переодеться лорд нашёл.
- Спасибо, Уилл, - проговорил он, вздохнув. – Тяжелый день, а?
- Вот уж точно не за что. - Прыснул смехом Уилл. Он подтянул к себе сумку и стал доставать из неё еду, достал фляги с водой и бренди, предложив Дику любую на выбор. - Тяжелый и бессмысленный, но ничего. Это не первый и не последний день. Как ваше здоровье? Подлечить? Что-то у нас не заладилось с его величеством...
- Подлечили уже, спасибо госпоже, - Дик принюхался к бренди, хлебнул и занюхал рукавом. Будто не был лордом, а вырос на самых грязных лондонских улицах. – Его величество – это потом. Я вот о чем хочу поговорить. Богини очень злы. Очень. Нет, погоди, не возражай. Послушай, не перебивая. Лэрд… магистр – человек сложный, но справедливый.
Уилл пожал плечами, не понимая, к чему ведёт Дик.
- И очень преданный своей жене-богине, понимаешь? Их чувства прошли проверку и временем, и твоей этой Вардой, и даже ненавистью. И Варда была не права, позволяя себе говорить с ним в таком тоне. Она – никто, понимаешь? Лэрд, в целом, относится к тебе достаточно хорошо. Наверное, мы все ему напоминаем сыновей, так или иначе. Он сумел умолить богинь, чтобы Варду… Розали оставили в живых. Но есть пара условий. Первое – ты учишь её держать себя в руках, отвечаешь за её поведение головой.
Уилл вздохнул, чувствуя, что в горле пересохло. Он открыл флягу и сделал глоток. Это было ожидаемо и понятно...
- Второе – это брак по старому обычаю, причем расторгнуть его без разрешения моей госпожи будет нельзя.
Уилл подавился водой, закашлявшись.
- Чего?!
- Госпожам нужны гарантии, что с тобой, мной, лэрдом ничего не случится из-за прихотей Розали. Брак с Алеттой при этом не расторгается, не волнуйся. К слову, я её вытащил, но иоанниты что-то сделали с ней. Она… странная.

Уилл тупо уставился в траву перед собой, свесив руки с колен. В голове была полная каша и ничего толкового из неё не всплывало ни при каких усилиях. Видимо, идея была в том, что своему мужу Рос вредить бы не стала. Получалось, что она даже оказывалась с ними в одном лагере. Но чёрт возьми, опять его женили по расчёту... Но и сказать, что это было то же самое, что и брак с Алеттой, он тоже не мог. Совсем. Уилл хмыкнул, закупоривая флягу с водой. Две жены это вообще как?..
- Я надеюсь, вы выпили не весь бренди... А что сама Рос... зали думает об этом?
- Дружище, кто ж её спросит-то? Не ей выбирать и рассуждать. – Вздохнул Фицалан, передавая ему флягу и красивый, плетёный арапник. – На. Свадебный подарок. Пригодится.
Уилл безнадёжно улыбнулся, принимая подарок и флягу. Сделал большой глоток, поморщившись. Бренди обожгло горло, почти сразу отдавшись в теле приятной расслабленностью. Выбирая позволить Рос умереть или жениться на ней, Уилл, конечно, выбирал - жениться. Она ему нравилась, была красива, умна. Ну почти всегда умна. И точно была бы хорошей женой.
- Спасибо, и за то, что спасли Алетту, спасибо. Она в порядке? - Уилл улыбнулся краем рта. - Не считая странности...
- Её приложили головой о стену. И не только, - Фицалан хмыкнул, отбирая флягу. – Возможно, несколько раз. Потому что когда избитого меня бросили к ней в камеру, она… очень воодушевилась. Не взирая на мою женатость, тюрьму и тебя. Насилу отговорился. Так что, если не захочешь с ней жить – пойму. Даже отвезу в какое-нибудь поместье, пока не родит. Но ребенок твой, без сомнения. Придётся признать, полюбить и воспитать.
Уилл нахмурился. Его мучила совесть из-за Алетты. При всех её недостатках, Рольф доверил ему дочь живой и здоровой. Он зло сжал губы.
- Не знаю, чем я так насолил иоаннитам... Буду благодарен, если вы заберёте её в какое-нибудь поместье побезопаснее. Я потом на неё гляну и попробую вылечить. Всё-таки попала она туда из-за меня, это моя жена и моя ответственность. - Уилл посмотрел на палатки и костры, возле которых сидело по несколько воинов. - А о ребёнке я позабочусь. Я не для того вырос без отца, чтобы... Кстати, почему вы так уверенны, что он мой?
- Иоанниты спрашивали меня об Авалоне. И о Зеркале, - Фицалан тоже глянул на палатки и улыбнулся. – Невесту несут.
Вампирята бережно несли Рос. Почему-то ногами вперёд. Перед процессией шестововала Бадб – рыжая, яркая, красивая той особой прелестью, что отличает шотландских горянок. За вампирятами неспешно брёл Роберт Бойд со скорбью на челе. Дик поспешно вскочил, но тут же опустился на колено, приветствуя богиню. Уилл так же вскочил и тут же преклонился перед Бадб.
- Прошу принять мои извинения, госпожа Бадб.

Сам обряд оказался на удивление простым. Причём, Рос так и лежала без сознания, а Уилл большую часть времени сдерживал глупую улыбку. Странно, но хоть женили их чуть ли не через силу, настроение у него было хорошее. Вокруг возвышались деревья, было светло и свежо. На фоне светло голубого неба медленно плыли несколько облаков.
- Удобно... - Шепнул он Дику. - Даже не брыкаться.
Бадб возвела одну руку над телом Розали, вторую над его правым запястьем. У него на руке медленно выплелась сложная косичка светлого медного цвета. Лёгкая, почти не ощутимая. Уилл глянул на Рос и увидел, как на её руке появился браслет из сплетённых шипами тыковок.
"Опять тыквы!?.."
- Раз локона нет, придётся так, - пояснила Бадб, встряхивая рукой. - На что только ни пойдёшь, чтобы не лишать молодых счастья. Ну и раз не просили, то не снять эти браслеты без моего соизволения.
Уилл ещё раз низко поклонился, благодаря богиню.
- Никогда не снимай, новобрачный, пригодится, - сообщил Циркон, всучив красивый пояс, украшенный сложными узорами и сочувственно похлопав по плечу. - Даже в постели. И собирайся. Вечереет, пора к иоаннитам. Нужен комиссар. Дик, какого беса? Отдыхать.
- Спасибо... - Задумчиво протянул Уилл, разглядывая пояс. Было страшно представить, почему его не стоило снимать даже во сне.

Уилл шел к командному пункту под канонаду пушечных выстрелов. Выстрел из пушки ощущался совершенно по-особенному. Бабах! Сильная волна бежит по холмам и низинам от того места, где стоят орудия. Два удара сердца, пока летит снаряд. Бабах! Ядро попало в крепостные стены, и от них расходятся несколько искривлённых волн. Если выстрел удачный, вслед за ним ещё несколько маленьких всплесков, от падающих кусков стены. В голубое небо поднимаются белые клубы порохового дыма.
На командном посту стояли Бадб, магистр и Беван, с которым Циркон время от времени советовался. Поклонившись Уилл взглянул на крепость. Цитадель иоаннитов казалась поднятой прямо из земли. Толстые в основании, монолитные стены, башни цитадели. Бабах. Ещё один выстрел. В небо из крепости поднимались столбы чёрного дыма.
С холма было хорошо видно всё войско. Люди были разбиты на несколько групп. Недалеко от них стоял резерв, чуть впереди, напротив места по которому молотили пушки, стоял штурмовой отряд. Уилл увидел отряд инженеров, которые аккуратно прокладывали туннель во рву. В тылу стояла охрана пушек.
Через несколько часов, когда пушки размолотили стену, вперёд пошел штурмовой отряд. Уилл возмущенно всплеснул руками, разглядев в первых рядах Дика и Ниса Ронана. Фицалан и так был еле живым, и даже если его подлечили должен был ещё долго отъедаться в тишине и покое. Резерв пошел в бой, только когда был готов проход и совсем прекратился грохот пушек.
Под вечер в отблесках от горящих крыш, Уилл смог разглядеть фигуру Дика, который поднимал флаг Тюдоров над самой высокой башней замка. Весь штурм проходил под флагами короля, а местами их натыкали демонстративно много.

К утренним зарницам Циркон сам вошел в замок, Уилл шел следом, разглядывая разрушения. Его помощь нигде не понадобилась, потому что раненных лечила лично Немайн. Единственное, что у входа в крепость он излечил раненного Ниса. Беднягу очень нехорошо проткнули копьем.
Главы ордена покончили с собой, перед тем подожгли документы и лаборатории. В замке, пока выносили раненных и перетаскивали трупы, Уилл пришлось исполнять роль комиссара, описывая святыни и уцелевшие бумаги, судя по которым, орденцы хотели переписать историю, не дав Саладину родиться. Пробегаясь глазами по одной из таких страниц, у которой был обожжен левый нижний край. Уилл озадаченно хмыкнул. Идея, конечно, была интересная, но если бы не родился Саладин, то вполне мог не родиться и он сам, ну или половина мёртвых ныне глав ордена. Видимо, католиков этот момент интересовало мало.
Потом пришлось описать часть обширной казны. Все артефакты и часть бумаг Циркон забрал в орден, часть казны ушло на содержание полка. Наложниц магистров тоже забрали на содержание полка. Уилл ошарашенно уставился на два мешка золота, которые свалили у стены рядом с ним. Как объяснил Циркон, третья часть казны полагалась ему. Уилл слабо понимал за что именно, но препираться не стал. Часть этого же золото потом можно было отдать Бадб в качестве уплаты за проводника.
Когда уже солнце поднялось над крепостными стенами, и в крепости почти не осталось солдат, ему принесли Рос. Магистр отдал ещё несколько приказов и обратился к Уиллу.
- Остаётесь комендантом крепости, сэр Уилфред. До прибытия войск государя короля. Имён, кто во славу его брал эту цитадель католичества и беззакония, не называйте. Просто шотландские наемники, внеклановое отребье, за долю добычи. Синьора можете помянуть, это он водружал флаг на башню. Но - аккуратно. Ничего лишнего. Ему и так несладко сейчас. Что еще? Ах да, за женой присматривайте. Кроме того, вам необходимо вернуться в Лланелли и решить проблемы фоморов. Думаю, через пару часов здесь будут констебли из Ланкастера, крепитесь. Хей, Хоран! Собирайся!

Уилл сидел на полу у ока в одной из богатых спален резиденции, и читал книгу. Рос лежала на кровати, рядом скромно привалились к стене два мешка золота. Оба были накрыты скатертью. Сверху лежала его фляга с водой, свёрток с купленной в Лланелли едой и подаренная Диком плеть. Справа от Уилла на полу возвышалась целая гора книг из иоаннитской библиотеки. Он брал одну книгу за другой, наскоро их проглядывал и ставил в одну из стопок слева. Одной из стопок полагалось стать домашней библиотекой, в случае если оклемавшиеся констебли их не повесят.
С улицы приятно задувало свежим ветерком, в котором чувствовался только намёк на привкус дыма. Он здорово устал, но в опустевшем замке было страшновато. Сейчас во всех коридорах и бесчисленных комнатах не было ни единой живой души, кроме него и Рос. Так что Уилл сидел на полу, прислушиваясь, не донесётся ли до него отзвук чьих-то шагов. Видать, местные, здорово перепугались и не спешили проверять крепость.
- Дьявольщина, - Рос вынырнула из сна внезапно, точно воскресла. - Чёртов шотландский кобелина... А это что ещё? Уилл?!
Браслет, на который она смотрела весьма красноречиво, подрагивал на запястье. Уилл вздохнул, поднимаясь. Он уже понял, не умеет объясняться с женщинами, только что пришедшими в создание. Сколько не думай, ничего лучше, чем просто сказать правду в голову не приходило. Всё-таки Рос была не дурой и прекрасно всё понимала. Может быть, намного лучше его самого.
- Ты оскорбила генерала, назвав его илотом, и оскорбила госпожу Бадб. За это полагалась смерть. - Уилл виновато пожал плечами. - Выбирая между тобой мёртвой и тобой женой, я выбрал жену. Хочешь бренди?..
Он нахмурился, услышав отзвуки шагов в коридоре.
"Счастье-то какое, - с придыханием заметила богиня, - и Дика ей предлагал король, и Роба, а она ото всех отказалась - всё ради тебя".
"Ну оно и понятно, от меня она отказаться уже не могла..." - Весело заметил Уилл.

Дверь распахнули пару стражников. Оба, как близнецы синхронно, заглянули внутрь и крикнули что-то в коридор. В помещение вошли два констебля, за которыми ввалилась куча вооруженной стражи. Уилл мельком глянул на Рос, магией сделав так, чтобы у той онемел язык. Если он ещё мог надеяться, что переживёт истерику злой ведьмы, которую женили во сне, то на месте констеблей и стражников, здорово бы побоялся. Уилл выдохнул, пытаясь разогнать усталость, думать быстро и слегка бедово.
"Проблемы с законом есть, только пока живы свидетели... Ну или пока можно найти трупы... Короче, проблемы с законом есть".
- Добрый день, господа. Меня зовут Уилфред де Манвиль. Перед тем, как вы зададите очевидный вопрос.
"Какого нахер хрена?!.." Это гнездо католических изменников и сволочей было уничтожено по приказу Его величества. Так как католики были хорошо организованны и начали готовиться, не получилось дождаться герцога Саффолка, пришлось нанять шотландских наёмников и заплатить им долей из добычи. Всех предателей убили, над крепостной башней подняли знамя его величества. Я жду здесь, чтобы передать крепость вам.
- Приказ его величества несложно проверить, - задумчиво заметил первый констебль, твердый и жилистый мужчина.
- Только если этот приказ был. Или король о нем не забыл, мистер Харсун, - мягко заметил второй, рослый и плечистый.
- Значит, говорите, католических сволочей, - отмахнулся от него Харсун. - И кто же командовал наемниками?
- Какой-то Армстронг или Дуглас, вроде, тот же, что в Бирмингеме. - Хмыкнул Уилл. Пришел неприятный момент, отрабатывать хоть какую-то часть из оставленного ему золота. - Приказ лично от его величества получил я и выполнял я. Это, и правда, можно проверить. Кому из вас двоих я могу сдать крепость до прибытия герцога Саффолка?
- Армстронг? Из Бирмингема? - Констебль Харсун надолго задумался, а потом повернулся к своему коллеге. - Вы протоколируйте, мистер Гельб. А вот, сэр де Манвиль, иоанниты писали, что михаилиты при штурме присутствовали. Так ли это?
- Ого... иоанниты, писали... - Хмыкнул Уилл. - Это враньё, как и всё, что они писали. Он указал большим пальцем за спину, где на столе громоздилось несколько толстых стопок бумаг. - Там опись всего, что было найдено в крепости, и их записи. Работорговля, колдовство, гладиаторские бои. Пока шли сюда, вы могли видеть загоны для рабов, если смотрели. Представляете, загоны для рабов, считайте что по середине города... А михаилитов везде полно. Вы сами знаете, что в городе они появляются постоянно, потому что работы вокруг полно. - Уилл опустил руку, вопросительно взглянув на констеблей.
"Ну ладно, ребят, сколько можно? В конце концов иоанниты все уже мертвы, а нам с вами ещё жить и жить..."
- Копию описи уже отправили его величеству. Мне думается, что такое не могло пройти мимо вас. Сложно поверить, что вы уже не присматривались к католикам и не следили за ними?
- Копия - это хорошо. Это правильно. И замок мы, конечно, примем. А эта милая леди - кто?
Харсун кивнул на злобно сверкающую глазами Рос.
Уилл кашлянул, сдерживая улыбку. Если бы он знал, что у Рос будет такое смешное выражение лица, давно бы заколдовал ей язык.
"Ох и достанется мне потом..."
- Это моя любящая жена, Алетта де Манвиль. Не обращайте внимание на её взгляд, мы вызволили её из плена иоаннитов и она приходит в себя. В таком случае, я передаю крепость вам. Бумаги можете прочитать, но прошу передать всё герцога Саффолку, потому что это оригинал. Даже края обожжены. Ещё прошу выдать мне трёх лошадей, под мою роспись.
- Лошадей у нас нет, - вздохнул второй констебль. - Купите в Ланкастере. А в целом, не задерживаем. Надеемся больше не увидеть вас.
Уилл пожал плечами, улыбнувшись краем рта. Добыть лошадей было не такой уж и проблемой и вызвало бы намного меньше вопросов, чем чудесное исчезновение.
- Постараюсь не разочаровать.

Уилл обернулся, последний раз глянув на удаляющийся Ланкастер. Большое чёрное пятно, загораживающее блестящее под солнцем море. За ними никого не было. В городе они купили три лошади, одна из которых сейчас плелась рядом нагруженная и несчастная. Нужно было свалить как можно быстрее, так что возможности нормально поговорить не было. Сейчас Рос, кажется, немного пришла в себя.
- Ещё б лет десять здесь не появлялся... Теперь можем спокойно поговорить. Извини за язык. Ты, явно, была не в духе, и мне было страшно за констеблей. Как ты?
- Исключительно твоими молитвами, милорд муж мой, - елейно ответила Рос и горестно вздохнула. - Ну с другой стороны, нет худа без добра. Жутко надоела невинность, никак силу во всю мощь не разверну. Куда мы едем?
Уилл криво улыбнулся, слегка смутившись. Ему, наверное, ещё долго придется привыкать к жене-колдунье.
- В Озуэстри, там есть поместье Дика. Кстати, нам обоим назначили по гейсу. Мне нельзя проводить ночь в таком доме, откуда наружу виднелся б огонь или свет был заметен оттуда. Не очень удобно, но думаю получится привыкнуть, - Уилл склонился в седле, глядя на Рос. - А тебе... за то, что назвала свободного человека илотом, властью данной мне госпожой моей Морриган, не должно тебе решать спор двух рабов.
- Жестоко, - посетовала Рос. - Все христиане - рабы божьи. Ты - раб Морриган. И как мне быть? Впрочем, Койнаре Коннахт как-то с этим справлялся. Ты про него слышал, видимо?
- Нет, не слышал... - Вздохнул Уилл. - Расскажешь?
О христианах он не подумал... В повседневной жизни слова "раб божий" были затёрты и уже давно ничего не значили. Ну, что сделано, то сделано.
- Койнаре Коннахт, - вздохнула Рос. - Когда-то он был самым верным соратником Бадб, одним из полковников, что привели своих людей дабы влиться в легионы - и победить фоморов, зловредное племя Фир Болг, владевшее Британией задолго до того, как пришли саксы. Сильный, смелый, умный - и даже коварный, он до поры притворялся, будто бы верен рыжевласой богине.
Уилл напрягся и тут же облегчённо выдохнул, когда вслед за "рыжевласая", услышал "богиня". Сейчас, когда об этом упомянула Рос, он вспомнил, что и сам должен был разобраться с фоморами. Опять фоморы... Но это можно было отложить хотя бы на день, пока они оба не пришли в себя. Хотя сейчас приказы лучше было не игнорировать и не откладывать. Рос продолжала.
- Но известно - беда приходит, откуда не ждут. Ку, пепельноволосая Ку, так похожа была на своего отца, Тарру-моряка! Великий брак, который должен был принести мир в Klas Mirddin, Британию, а принес лишь проблемы. Их было три сестры. Ку, Киэн и Кетенн. Темные глаза фоморок отливали зеленью Туата де Даннан, племени богини Дану, когда они глядели на море, на непокорную стихию их отца. В косах Киэн проблескивала огнем медь волос их матери - Неистовой во всем: и в любви, и в войне. В голосе Кетенн звучали лязг боевых колесниц и железа о железо, когда она пела песнь битвы, а чернь прядей на пепле волос напоминали о тех сожженных на погребальных кострах, кто пал в битве. И они были красивы, как их мать, как их отец, полубог! У всякого замирало сердце, когда три стройные, гибкие, как лоза, девушки плясали вокруг древа на Белтайн. И возжелал их Койнаре. В сердце своем и в мыслях своих возжелал.
Уилл на секунду отвлёкся, когда в кронах деревьях захлопала крыльями птица. Надо признать, Рос была отличной рассказчицей. Правда её голос убаюкивал и хотя история и была интересной, хотелось поспать. Древние кланы, полубоги. Как это всё было давно и далеко. И одновременно очень близко.
- Дерзновенный, он посмел свататься к старшей из них, пепельновласой Ку! Королевой назвать сулил, будто не была она уже королевой в сердцах легионов. Быков и коров из стада Финнбенаха обещал, будто бы дочь богини можно было купить такой вирой. Змеем, угрем, плющом и соловьем вился король вокруг девушки, сладкие песни пел, сладкую жизнь обещал - и дрогнуло сердечко Ку. Просила её мать-богиня одуматься, да кто же может отговорить влюбленную девушку, если она решила замуж пойти? В самый канун свадебного пира Койнаре, сжигаемый вожделением, явился к Бадб. Смиренно преклонив колени, просил он её отпустить дочерей в его замок. Клялся огнем и ветром, дождем и землей, что не причинит им вреда и не тронет невесту до брачной ночи. Страшным клялся - своею головой и своим мечом, что сдержит свое слово. Ведь должна королева увидеть свои владения, а дева - освятить камни замка, в которых ей предстоит стать матерью, своею стопой. И с сестрами ей будет веселее. Мрачно нахмурилась Бадб, но Ку так просила, что и Неистовая смирилась. Ликовал Койнаре, обещая тотчас же отдать выкуп за невесту - и увлек девиц в свой замок. Высокие стены окружали его, и каждый камень подножия стены был облит кровью воронов из священных стай, вбит кольями из рябины, омыт слезами жриц Авалона. Неприступна была эта крепость - и для врагов, и для богов.
Уилл хмыкнул. Он бы не посмел вредить воронам и вряд ли смог бы добыть слезы жриц Авалана, но вот достать рябину было не так уж и сложно. Нужно было отложить эту мелочь у себя в памяти. Он погладил лошадь по гриве, слушая дальше. Чувствовалось, что история шла к очень недоброму концу.
- И лишь захлопнулись врата, лишь поднялся мост, как сбросил с себя одежды король, схватили крепкие и сильные воины его девушек за руки, защелкнули на нежных запястьях железные оковы. Бесконечными казались эти день, и вечер, и ночь для Ку, Киэн и Кетенн. Злую шутку сыграла с ними кровь их отца - кровь фоморов, какую можно было сдержать лишь железом. Покорно сносили они насилие от короля. Лишь зло закусывала губу Кетенн, когда с ней тешились его воины. Лишь глядела в потолок Киэн. Лишь царственно молчала Ку. Нарушил свои клятвы Койнаре, взял честь невесты до брачной ночи, а когда наигрался сам - отдал на поругание псам.
Уилл хмурился, не уверенный, хочет ли дослушивать историю до конца. Ещё при встрече с Генрихом, он почувствовал, что безумие, если его сопровождает власть, может быть страшным. А эта история была о самом крае, до которого всё может дойти.
Хмельной и нагой восседал король на троне, опираясь на меч, а три девушки в обрывках платьев висели на цепях перед ним. И пришла в голову Койнаре новая забава, ибо не насытилось его алчное сердце девственной кровью, не усладили слух страдания сестер. Ибо не отомстил он еще за поругание своё - не илот должен был вести легионы к победе, не наложник Неистовой, а он, король Коннахта, гордый и сильный, умный и хитрый. Медленно, раскаленными крюками снимал он кожу с Кетенн - но не дрогнула она, не закричала. Мечом резал он Ку, отрубая палец за пальцем, вырезая груди, чтобы скормить их собакам, отрывая уши, чтобы съесть их самому - но молчала и она. И лишь Киэн, нежная Киэн, не утерпела. Позвала она свою мать, богиню Бадб, взмолилась о помощи - но договорить не успела. Язык ее сварили в вине и съел его Койнаре, наслаждаясь каждым кусочком - властью своей и безнаказанностью. А когда не осталось на сестрах ни полоски кожи, король отрубил им головы мечом и велел подвесить над пиршественным столом.
Уилл всё ещё хмурясь, как от сильной головной боли, расстегнул верхнюю пуговицу кафтана. Даже после того, как он побывал в пустыне, похожей на ад, и много где ещё, ему стало дурно от истории, которую рассказывала Рос. И лес уже не казался таким светлым, и кроны потемнели нависая над ними. Голос Рос казался охрипшим, но она продолжала.
- Текла кровь Ку, Киэн и Кетенн в чаши и кубки, а осквернённый меч, заброшенный под стол, лизала собака, обливаясь слюной. И уже упивался Койнаре своею местью, когда в двери постучали. Сильный Холод и Ветер, а с ним - воины, ворвались в пиршественный зал. Ибо там, где не могут пройти боги, всегда пройдут смертные. Хотел было король поднять меч, но морозно стало вдруг в жарко натопленной зале. Примёрз меч к полу, соскальзывала с него рука, а поверх лезвия лежал мёртвый пёс. И покатилась кичливая голова Койнаре по каменным плитам дворца, и закачалось тело его, подвешенное над пиршественным столом. Но не умер Койнаре Коннахт, голова его жила. Долго ещё глядел он полными ужаса и ненависти глазами на то, как воины Бадб разрушают его замок. Страдал от неутолимой жажды, но никто не давал ему пить. Лишь мальчик - оруженосец пожалел поднёс к не-живым губам кубок, но вытекало вино из открытого горла. А меч, впитавший всё, с тех пор пропал, исчез, точно его и не было. Песком времени занесло память о нем и о руке, его державшей, о страшных судьбах сестер, о муках их и о скорби матери.
- Да уж... - Вздохнул Уилл, протягивая Рос флягу с водой. - Прости. Если тем же гейсом наказали Койнаре Коннахта, то он и правда слишком суров. И память об этом, действительно, занесло временем. Мне кажется, гейс всплыл в моей голове, потому что я слышал о нём в какой-то сказке. Её мне когда-то рассказала мать, или покойный дед, не помню уже. А что стало с душами сестёр, они оказались на другой ветви?
Уилл не просто так спросил о душах. Когда из крепости выносили погибших воинов из полка, он удивился тому, что Нейман их не воскресила. Ведь даже он это мог. Только потом, следя за взглядами всех вокруг, Уилл понял, что гэлы воспринимали смерть совсем иначе. Не удивительно, что никто не мог ему это объяснить или рассказать. Такое можно было увидеть только во взглядах, обращенных на труп. Смерти для них просто не было, потому что душа отправлялась на другую ветвь и для неё ничего не заканчивалось.
- Это лишь одна история, - уведомила его Рос. – Была и другая. Ты знал Титилил'та, жрицу Великой Королевы? Она пела, о как она пела! В её песнях звучали совсем другие слова. Койнаре был король-герой, король-воин, король жадный. Завидовал он алому плащу полководца, который носил раб-любовник Бадб. Завидовал тому, что раб греет постель богини, что отвергла она Койнаре. Его, вождя из рода вождей! Но однажды, в ночь на Самайн услышал он шёпот. Спросили его, доволен ли Койнаре от богов, справедливо ли награда? Ведь порой нужно просто протянуть руку…
Рос помолчала, кивнула своим мыслям.
- А дочери Бадб были заключены в мече Койнаре. Не спрашивай – почему. Такова была воля прошлого мерлина, Айрианвина.
- Да, я был знаком с Титилил'та. - С трудом выговорил Уилл. - Мы с ней повздорили, после того, как я повалил её на землю в коровнике. Эх, теперь нет ни коровника, ни манора, что стоял рядом...
Заговор фоморов, значит?.. В это можно было поверить, потому что поступок Койнаре был абсолютно безумен. Мало похоже на зависть из-за того, что кто-то другой вёл полки, и больше похоже на ненависть побеждённого и обращённого в рабство народа. Хотя, всё это было так давно, что ему было сложно судить. Древние короли, проклятия, завоевание островов. Уилл глянул на Рос. А ведь она была из тех самых времён, насколько же она была старше него?.. От этой мысли захотелось рассмеяться.
"Ха, теперь я чувствую себя шестнадцатилетней девицей, которую выдали замуж..."
"Койнаре не был фомором, - добавила богиня. - Не заблуждайся. Он был гнидой. Ой. То есть, ничтожным человечишкой".
"Как знать, порой и правда кажется, что девица, - задумчиво подумала богиня. - Не шестнадцатилетняя, конечно, постарше, но всё-таки... мы говорили, что мерлину ещё хорошо медитировать для познания себя? Кто знает, кто ещё может там скрываться, но девица - точно есть".
"Да-а, - протянула богиня. - Хорошо повздорили. Ни коровника, ни манора, ни Титилил'та, ни мира с фоморами".
"Да уж..." - Вздохнул Уилл. На этом лучше было перевести тему, пока ему не вспомнили прошлые грехи и не обратили за них в бабу. И всё-таки, казалось, что хоть Койнаре и был гнидой, он не был безумен, пока его не подговорили фоморы. Ещё он не понимал, зачем прошлый мерлин оставил души сестёр в мече. Это было похоже на вечную пытку, когда души могли отправиться на другую ветвь. А может, всё дело было в ненависти, которая не позволила бы им переродиться.
- Айрианвин, а каким он был?..
- Почему был? - Удивилась Рос. - Он есть. Хочешь, призовём?
"Эдак, помнится, один илот уже связался с ним, - задумчиво поведала богиня. - Весь в кровавую дорогу вытек".
"И баба, что характерно, та же".
"Не нравится мне идея про вытекание в кровавую дорогу..." -заметил Уилл. Видимо, прошлый мерлин был связан с историей Рос и генерала. Почему-то Уиллу не хотелось вспоминать прошлое его новоиспеченной жены.
- Мне не советовали с ним связываться, говорят что-то про кровавую дорогу. Что это такое?
- Знание прошлого - это залог будущего, - Рос глянула на него так, будто порой читала мысли. - Мерлин должен знать всё. Тебе ведомо, что такое кровь? Кровь суть душа, это даже в книгах христиан есть. Когда ты доброй волей выпускаешь наружу кровь, то вместе с ней из тебя утекают все обременения - клятвы, зароки, гейсы. Ты становишься свободным от всего. Главное - дойти до пентакля, который суть защита и врата. Он любил меня когда-то. До безумия, до слёз. До мурашек. И хотел стать свободным ради меня. И всё получилось бы. Какой гейс помешал сказать ему, что он раб-любовник мстительной стервы?..
"Как сейчас помню, - задумчиво поведала богиня. - В звезде этой стоял Айрианвин с атамом. И сестра успела в последний момент, когда душа раба-любовника уже трепетала на кончике. Еще удар сердца - и некому было бы вытаскивать твою жопу в Лутоне, комиссар Харпер".
Уилл закатил глаза.
- Рос, ну ё моё! Горе ты луковое. И ты ещё сетуешь, что гейс суров? Видят боги, если бы я запретил тебе ругаться, ты б не доехала до следующего поворота.
Уилл тяжело вздохнул. Он устал от разговоров о прошлом. Вместе с рассказом о дочерях Бабд всё сплелось в какой-то вечный кровавый клубок обид. И ему было неприятно, что его жена постоянно возвращалась к этому клубку. Он грустно глянул на Рос.
- Зачем тебе это? Ведь столько воды утекло.
Рос пожала плечами.
- Тебе не будет легче, если я стану молчать. Сказано слово или нет - оно обладает действием. А запретить ты мне не можешь, муж мой. Ты глава семьи, но в семье главная - я. Женщина и кошка в доме, мужчина и собака - во дворе. Запомни.
"Это где она там дом увидела?" - удивилась богиня.
"Как найдёт, пусть там и сидит, - мстительно добавила богиня. - С кошкой".
- Да я не про это. - Махнул рукой Уилл. - Да и дома у нас пока нет, едем вот с двумя мешками золота по лесу, напрашиваемся на проблемы. - Он опять вздохнул, пытаясь подобрать слова. Всё-таки не умел он разговаривать с женщинами. Особенно со злыми. - Может быть, это не моё дело. Я меньше прожил и меньше понимаю. Но не лучше ли считать победой своё счастье, а не чужое горе?..
Уилл потёр глаз. Внезапно навалилась жуткая усталость и он вспомнил, что давно не спал. Видно, от усталости он совсем забыл, что делает, таскаясь по английским дорогам с такими богатствами. Уилл остановил лошадь, и спрыгнул на землю.
- Ладно, прости. Не буду лезть тебе в душу. Мы не поедем дальше, у меня плохое предчувствие. Можешь, пожалуйста, перенести нас к Дику? Оставим ему золото, пока нас за него не убили.

Они свалились в солёную воду. Уилл сначала испугался, но когда понял что было неглубоко, искренне рассмеялся.
"Рос, порталы..."
Он помог подняться Розали и глянул на скалистый берег. Там стоял небольшой замок, над которым развивался разделенный на четыре части флаг. В левой нижней четверти были красные лилии на белом фоне. Далеко на берегу он разглядел фигуру Дика и Хизер, которая счастливо весело у него на шее. Рядом, кажется, была девчонка со скверным характером, которую он встречал до этого. Ойче нах Ойче. Ещё на берегу поблескивала броня нескольких стражников.
Потом Уилл глянул назад, на холодное, необъятное море. Вот так стоять на мелководье было страшно. Тут его ничего не отделяло от такой громады воды, что нельзя было себе вообразить.
"Недолюбливаю я море..."
Он аккуратно поднял под ними круг почвы и укрепил его, чтобы не свалиться. Потом протянул тонкую косу в сторону берега. Нужно было выбраться из воды и обсушиться. Когда они подошли к берегу, развеивая за собой косу, перед ними неожиданно появились Бадб и Циркон, хотя ещё мгновение назад на берегу никто не стоял. Из-за спины магистра выглядывала маленькая феечка в пятнистой форме с копной белых волос, похожих на одуванчик. На боку у неё весел узкий длинный мечик.
- Dia dhuit ar maidin, сэр Уилфред, - Роберт Бойд в красно-сине-желтом тартане со вчерашнего дня не брился. И говорил низко, воркуя и раскатывая "р-р". - Tha e coltach gu bheil thu sgìth? Э-э... Вы успели соскучиться? И гляжу, озаботились косой. Наверное, чтобы моим соседям было удобно приставать к берегу? Флу, сбегай-ка за лопатой.
- Доброе утро, лорд Роберт. Здравствуйте, госпожа Бадб... - Уилл поклонился, нарочно стоя поближе к Рос, чтобы успеть закрыть той рот, если её опять понесёт. О том, что Дик может оказаться в замке магистра, Уилл не подумал. Ну... Бойд был на удивление спокоен и гостеприимен. Уиллу не хотелось злоупотреблять этим терпением. В последнее время он слишком часто мешал жить и магистру, и богине. И уж последнее, чего ему теперь хотелось - это неожиданно появляться у них дома.
- Прошу прощения за беспокойство и за косу. Я хотел отдать долг за проводника в золоте, раз уж вы так щедро выделили мне третью часть казны. Если разрешите, я уберу оставшуюся часть косы?
Рос шумно вдохнула воздух.
- Так вот он какой, Портенкросс этот хвалёный. Ничего особенного. Груда камней.
- Конечно, - согласился магистр, игнорируя её слова. - Сейчас Флу вернётся с лопатой, и уберёте.
Уилл тяжело вздохнул.
- Рос, любимая, оценивая чужой замок, не забывай, что у нас с тобой пока нет даже дома.
Он бесхитростно пожал плечами, глядя как к ним приближается Дик Фицалан. Небо за спиной лорда начало затягиваться тучами. И море стало неспокойным.
- Если нужно убрать именно лопатой, то я не против. Может, быть это даже проще. Хотя, мне бы очень не хотелось и дальше вам докучать. - Уилл поклонился Дику. - Здравствуйте, милорд.
- Focáil sasanach, - прошипела Рос, зло сверкнув на него глазами, - Seir...
Продолжить не успела. Фицалан быстро, хорьи, метнулся вперед, и Рос снесло в сторону от страшного удара. Она охнула и затихла на мокром песке.
- Простите, - коротко уронил Дик. - Иногда женщине лучше помолчать.
Уилл охренел, не зная как реагировать. В это время за спиной Бойда показалась Флу, которая радостно неслась к ним с лопатой в руках. Перед ней что-то замерцало, потом замерцало ближе к ним и Уилл увидел стройную темноволосую фею с длинными блестящими и гладкими волосами. Она переместилась ещё ближе и он заметил, что в руках у феи хлеб и крынка, от которой пахло молоком. С полупоклоном она протянула его Уиллу и валяющейся на песке Варде.
- Гостю - с добрым сердцем. Отведай и поклянись, что ни ты, ни супруга твоя не причините вреда ни земле этой, ни дому, ни хозяину, ни хозяйке, ни домочадцам, ни челяди. А то мой laerd сейчас вас прибьёт прямо на усыпальницах, осквернит их по самое некуда и получит дюжину гейсов плюс ещё один, а оно нам надо?
"Какая умная фея..." Подумал до сих пор растерянный Уилл, слегка кланяясь в ответ.
- Клянусь... - Он отломил кусочек хлеба и запил его глотком молока. Потом опустился на колено возле Рос, снимая кафтан и подкладывая ей под голову. Сейчас нужно было вылечить челюсть и проследить, чтобы женушка не приходила в сознание ещё хотя бы пол дня. - Спасибо, милорд. Я, конечно, не в восторге, но вылечить челюсть проще, чем снять гейс. Честное слово, впервые в жизни встречаю человека бедовее меня самого...
- Múchadh is bá ort, striapach, - задумчиво резюмировал всё это действо Бойд, и над пляжем раскатисто загудел гром. Магистр обнял свою супругу, мотнул головой в сторону замка. - Пойдемте. Приглашаю. У леди Бойд на диво хорошо получается медовуха.
- Почему её бьют все, кроме нас?.. - Пожаловалась Бадб, глядя на Розали без малейшей приязни, как на падаль. - Это как-то даже нечестно.
- Потому что нельзя лишать такого удовольствия твоих илотов, mo leannan.
Уилл вздохнул, с горечью глядя на Рос. Зря он надеялся, что такое помешательство, может пройти от обычного разговора. Он осторожно поднял жену на руки, так чтобы её голова легла ему на грудь.
- Спасибо. Я, конечно, приму приглашение.

19 мая 1535 г., Лланелли

Уилл устало зевнул, глядя, как потрескивает огонь в камине. Мягкий свет и плавные движения убаюкивали и утягивали за собой. По углам комнаты поселилась чёрная как сажа темнота. Это, наверное, был самый длинный день в его жизни. Да и днём это было очень условно. Из-за перемещений он уже совсем не понимал, какое сейчас было число, и больше ориентировался по солнцу.
Дом у Бойдов оказался простой по меркам высшего дворянства, но очень удобный и чистый. Его накормили, поддержали беседу за столом и проводили. Дик, долгой ему жизни, согласился приглядеть за мешком золота и книгами. Так что Уилл отдал долг в золоте, спокойно взял спящую Рос на руки и переместился в Лланелли.
В городе он договорился с одной из местных старушек, у которой двор выглядел ухоженным, и арендовал на несколько дней комнату. Предупредив, что замурует на ночь дверь и окно, чтоб ему с молодой женой никто не мешал.
"Ну правильно, не скажу же я ей, что на мне гейс... И что жена у меня ведьма, тоже не скажу, ха".
Уилл проследил, чтобы в комнате не осталось места, откуда внутрь мог попасть свет, и наоборот. А перед этим пристроил и накормил лошадей, помылся, побрился, поел и приготовил ванну с едой для Рос. А теперь он сидел у камина и ждал, пока проснётся его женушка. Хотелось знать, какие у ней планы, перед тем как ложиться спать.
Уилл поправил пояс, который ему подарил Бойд. Как и посоветовал магистр, он надел его ещё на свадьбе и с тех пор не снимал. Хотя никакой особенной силы от него не исходило. Было приятно расплатиться хотя бы с одним из долгов. Хоть золото и было самым простым из всего, что он был должен. Теперь нужно было разобраться с местными фоморами и найти меч Брайнса... Разобраться... Что вообще значило разобраться? А вдруг это не он разберётся с фоморами, а фоморы с ним?..
Уилл вздохнул. Ещё нужно было что-то делать со злыми богинями. Он хотел спасти Рос, но предателем не был. По сути, по его прихоти богини оставили врага в живых и отдали ему на попечение. Так что теперь нужно было как-то компенсировать свой эгоизм. Его заинтересовал Айрианвин. Прошлый мерлин был замешан в побеге генерала, так что и души сестёр он мог заточить в мече не из каких-то добрых побуждений. Раз теперь мерлином был он, с этим тоже нужно было разобраться. Рос заворочалась на кровати и Уилл глянул на неё с усталой улыбкой.
- Как твоя челюсть? - Он очень аккуратно слепил кусочки костей, но проверить результат можно было только после того, как Рос заговорит.
- Спасибо, милый. Всё замечательно.
Рос аккуратно ощупала лицо, кивнула и протянула руки к Уиллу.
- Обними меня.
- Ого, быстро ты оклемалась... - Хмыкнул Уилл. Где-то в груди заиграло желание, но он тут же его подавил. Да это было и не сложно, потому что любое желание и любая здравая мысль тонули в усталости. После того, что выкинула его молодая женушка, Уиллу просто не хотелось идти у неё на поводу. По крайней мере, не хотелось, чтобы к ней возвращались силы, пока её симпатичная головка не проветрится от мыслей о генерале. - Я устал, так что не хочу обниматься. Я подождал, пока ты проснёшься, чтобы сказать, что вот готовая ванна. Нужно только долить горячей воды с огня. Вот еда, тебе нужно хорошо кушать, чтобы восстановились кости. И не делай, пожалуйста, глупостей, потому что ты уже не луковое горе, а брусничная трагедия. Хорошо?
Рос капризно надула губы и встала с кровати. Одевалась она быстро, покручивая пальцем в воздухе, отчего шнуровка на корсете затягивалась сама собой.
- Ну и глупо, - миролюбиво заявила она. - Чего ты добиваешься? Чтобы мы ссорились? Хорошо, давай ссориться. А ведь могли бы жить дружно и мирно. Хоть мне тебя и навязали силой, изменять или вредить тебе я не намерена. Семья - свята. А пока... Я пойду, куплю кое-какие травы, на Лланелли погляжу. А ты подумай.
- Да никто и не... - Уилл не успел договорить. Неожиданно, прямо через замурованные стены в Рос один за другим влетела целая дюжина рыжих голубей, каждый с письмом. Уилл по очереди сложил письма на столе, по одной выкидывая птиц на улицу. Так чтобы наружу не прошел свет. Он развернул первое из писем, отмахиваясь от рыжего пера. В письме было описание гейсов, причём по гейсу на голубя:
"Пусть на тебе будет гейса только три, но каждый равняется другим десяти.
"Никогда не ходи босиком, не отказывайся от угощения и не пей молоко"
"Соблюдай качества безупречности, но дай клятву самой себе выбрать то, что выглядит невозможным"
"Поблагодари собаку и тут же её отпусти"
"Да не узнаешь ты, куда ведёт открытый путь"
"Делай что хочешь со своими ногами, но не падай"
"Стань первым у последней"
"Никогда не связывай себя никакими правилами"
"Искупай долги голоданием"
"Не ходи тропой, по которой шёл вождь"
"Не проливай в жилище ни одной капли"
"Не имей узлов на платье, не произноси имена, не касайся мертвого, не стриги волосы не рукой свободного человека"
"Незаслуженное на тебя не ляжет, очарованное - не сядет, желанное - не сбудется"
Уилл откинулся на стуле, бросив последнее из писем на стол. Для одного дня это уже был перебор. Для него даже один гейс казался тяжкой ношей, а Рос при этом оставалась на удивление спокойной.
- Не могу вспомнить ни одного приличного слова, которое было бы кстати... Я их все даже не запомню. Что вообще означают: "Поблагодари собаку и тут же её отпусти" или "Да не узнаешь ты, куда ведёт открытый путь"? "Стань первым у последней, Не ходи тропой, по которой шёл вождь?
- Ну теперь ты понимаешь, почему я её называю мстительной ревнивой стервой, - пожала плечами Рос. - Гейс - это запрет, а не проклятье. Жить можно, милый.
- А называла бы как-нибудь иначе, не пришлось бы понимать. - Вздохнул Уилл. Он всё думал, как можно было прожить восемь сотен лен и не сойти с ума. А оказывается ответ был достаточно простым, нужно было все восемь сотен лет ничему не учиться. Он и сейчас не видел ни сожаления, ни тревоги в глазах жены.
- Какая же ты упёртая, Рос... Можешь, пожалуйста, хоть объяснить, что значат эти гейсы? Глядишь, я смогу помочь. - Он улыбнулся про себя. - Буду ловить на лету и следить, чтоб у тебя на платье не было узлов.
- О, Сатана, - Рос закатила глаза. - Если хочешь, чтоб на моём платье не было узлов, снимай его. И развязывай самый главный.
Уилл устало глядел на Рос, борясь с желанием огреть её стулом, перед тем как перейти к исполнению супружеских обязанностей. Какой-то это был безумно бредовый разговор и ему надоело. В это время из-за стены донёсся крик пьяной толпы. Кричали грубые мужские голоса. "Гар-ри! Верни Гре-я! Гре-я! Гре-я! Вер-ни Гре-я!"
Уилл уронил голову, одновременно воздев руки к потолку и небу за ним.
"Всё, задрали! Щас я с этим мудачьем разберусь, которые орут под моим окном. А потом и с тобой разберусь, ведьма шестнадцатилетняя".
- Сейчас вернусь. - Он встал со стула, отряхнул штаны и прошел сквозь замурованную дверь в коридор, а оттуда на улицу.

Уилл открыл дверь и его чуть не оглушило пьяными воскликами, пением и криками. Не меньше сотни солдат гарнизона бродили в свете факелов, дебоширили и требовали вернуть им Фицалана. Один из особо пьяных мужиков справлял нужду на угол их домика.
"О боги! Сотня кретинов и каждый делает всё возможное, чтобы нас с Диком обвинили в измене и казнили. Охренеть..."
Сзади из стены, поправляя платье, вышла Рос. Уилл захлопнул дверь и закрыл её на засов. Потом постоял немного, задумавшись. Говорить с пьяной толпой было бесполезно. Да он и не умел разговаривать с толпами. Главного, на месте не было. Солдаты не кричали в каком-то определенном направлении. Несколько, на полном серьёзе, выражали своё негодование стенам домов.
Ему жутко не хотелось иметь дело с местным гарнизоном, но и просто отсидеться было нельзя. Король и так считал Дика предателем, а тут вверенный ему гарнизон поднимает бунт... Нужно было как-то сбить накал хотя бы сейчас, а через день кто знает, может быть вернулся бы Дик. Ну или прислал бы кого-нибудь адекватного на замену. Уилл поднял взгляд на Рос.
- Слушай, ты умеешь варить что-нибудь усыпляющее? Ну или может быть есть какой-то заговор? Мы бы подмешали им в выпивку.
- Я умею, - кивнула Рос. - Но ты погляди, сколько их. Котла три надо сварить. Трав немеряно нужно. Да и бесполезно это, проснутся - снова начнут. Они чувствуют себя обиженными королём. Нам бы дела закончить, и уехать. Завтра-послезавтра здесь герцог Саффолк будет с отрядом. Подавлять. Уилл, ты мне очень дорог, но здесь ничего не поделать. Бунт есть бунт.
Уилл вздохнул, глядя на Рос. Ну почему она была такой спокойной, когда его сон и правда оказался пророческим?
- Прости, я зря разозлился. Просто не хочу, чтобы у нас с тобой было так же, как с Алеттой. Я люблю тебя, Рос. - Он глянул на закрытую дверь, хмурясь. Подавлять... "Подавлять" в Англии было очень страшным словом. В памяти всплыло, как люди Кромвеля зачищали Хокуэлл. А он тогда даже не попытался что-то сделать.
А ещё восстание здесь испортило бы все старания Дика. Их и так в любой момент могли обвинить в измене. Тогда, даже если и получится выбраться, о жизни в Англии можно было забыть. А в Англии у него была земля, на которой он должен был построить свой дом.
"Ха, быстро же я стал цепляться за землю..."
- Я хотя бы попробую. Схожу в гарнизон и подниму трубача. Если хочешь пойти со мной, постарайся не бросаться в глаза. Ты молодая, красивая девушка, к тебе начнут приставать.
- Я лучше спущусь в погреб, запрусь и буду тебя ждать там, любовь моя, - кивнула Рос, хмуро глядя на дверь, в которую уже ломился кто-то пьяный и очень требовательный.
Уилл кивнул и тоже хмуро посмотрел на дверь. Голоса с улицы требовали открыть и ответить, уважает ли он казачество. То-есть, честный гарнизон славного подвигами Лланелли.
- Я вам покажу, уважаешь... - Проворчал Уилл, срывая с шеи веревку с кольцом и надевая его на палец прямо поверх бинтов.
"Эх не моё это... Надо настроить себя на нужный лад. Я прав, я их жизни спасти хочу. Ну и свою немного".
Уилл взглядом изогнул пол в коридоре так, чтобы он выбил дверь вместе с солдатами. Дверь со скрипом вылетела на улицу, но солдаты исхитрились схватить её прямо на лету.
- Братухи, наших бьют! И там баба! Молодая, красивая! Бабой клянусь!
Казаки крякнули и метнули дверь через коридор в Уилла.
"Я вам покажу бабу, сукины вы дети..."
Уилл, уже злой до чёртиков, остановил дверь на лету, упёрся в неё каблуком сапога, и нажав, метнул обратно из-за всех мерлинских сил. В доме грохнуло так, что его оглушило и в ушах запищало. Дверь со свистом вылетела, вынесла солдат в проходе, снесла несколько домов, и унеслась вдаль. Уилл опёрся о стену, моргая. В коридоре стало пыльно, пол раскалился и от него поднимался толи пар, толи дым. Перед ним появился образ того как дверь насквозь пролетела городок, потом море, снесла голову какой-то несчастной кеаск. Пролетела Ирландию, пронеслась в небе над каким-то заснеженным островом, где люди ходили укутанные в шкуры и рухнула в море. На острове после этого остались придания о чём-то неведом в ночном небе.
Уилл хмурясь вышел на улицу. От крыш домов до сих пор отскакивали и падали на землю куски черепицы. Дверь снесла шесть домов. На земле лежала дюжина солдат, многие по кускам.
"Охренеть... Я точно их спас?.. Дик оторвёт мне голову за этих придурков".
Нужно было поймать момент, когда солдаты ещё охреневали. И говорить нужно было сразу о важном. Уилл постарался говорить как можно громче и увереннее.
- Лорд Грей вернётся через четыре дня. А пока он приказал мне присмотреть за городом. Я барон Лилберн, Уиллфред не Манвиль. Казачество я очень уважаю, но если вы не прекратите буянить, лорд Грей откажется возвращаться. В Англии полно других гарнизонов, за которые ему не придётся краснеть. - Уилл выдохнул. - А теперь принесите сюда раненых, я их вылечу. Тех, что по кускам тоже. Только не перепутай головы.
На минуту в Лланелли наступила абсолютная тишина. У Уилла побежали мурашки по коже и он приготовился отбиваться, если на него накинутся. Потому солдаты возликовали, заорали, радуясь что Грей о них помнит и у него много гарнизонов. Были слышны крики о том, что они всех порвут. Уилл подхватили на плечи и ликуя понесли в гарнизон. Погибших объявили мучениками во славу Грееву. Кто-то даже кричал, что барон Лилберн тоже всех порвёт и ура ему. Уилл оптимизма толпы не разделял.
"Мне отрубят голову, мне отрубят голову, мне отрубят голову..."
Гарнизон выглядел так, как наверное, должны были выглядеть все гарнизоны. Плац, казармы, кухня, арсенал, командирский дом. Уилла опустили на пол в забитой людьми трапезной. Ему предложили выпить, и сели писать письмо его величеству. Споря, и бурно обсуждая каким бы таким сыном его назвать. Уилл выпил, чтобы не обижать солдат и когда смог выскользнул на улицу. От шума, криков и волнения кружилась голова. Уилл глянул на красивое звёздное небо, проверяя нет ли там нигде летящей двери.
"Чем я вообще занимаюсь?.."

Уилл зашел в небольшой каменный домик и запер за собой дверь. Внутри было тише, но с улицы всё равно доносились пьяные крики. Навалилась жуткая усталость. Уилл сел на стул, потерев лицо руками. Он забыл, когда в последний раз спал и магия уже не помогала. Даже ни черта не понимая в политике, можно было представить, что будет после того, как королевские войска подавят бунт. Он так и не поговорил с Диком о том, какие у них были планы насчёт короля.
"Призвать что ли его сюда?.. Пусть сам с этим мучается и решает. Скажет восстание, будет восстание. Захочет всех успокоить, пусть успокаивает. Лучше я подниму его ночью, чем его поднимет отряд короля завтра утром". Уилл вздохнул. "Нужно будет сразу извиниться за беспокойство, а то он мне врежет".
- Властью данной мне, я прошу явиться сюда Ричарда Фицалана.
"Делай своих илотов, их и призывай", - подумала богиня.
"Эх, недостало власти..." - Вздохнул Уилл. - "А ведь казнят нас потом обоих".
Он уставился в пол. Теперь пьяные крики с улицы раздражали. Можно было попробовать написать письмо, но голубь долетел бы не мгновенно. Да и перехватить его могли.
"А ведь я барон. Рано или поздно придётся учиться иметь дело с толпой".
Он нехотя поднялся, отряхивая одежду от пыли.
"Только, чтоб его, помылся. Ну, начну тогда с раненых, проверю, чтобы не было пожара, а потом разберусь с их письмом королю".

По дороге Уилл услышал какой-то особенно дружный смех из трапезной и решил зайти глянуть, что там происходило. Он из-за спины глянул на письмо, которое под общие возгласы царапал на бумаге один из гарнизонных.
- Дайте-ка взгляну. - Уилл взял лист, пробежавшись по нему взглядом.
"Мы с лордом Греем и всеми его гарнизонами идём на Вы. Трясись, сучий хвост, авось похудеешь, как вешать будем!"
"Охренеть... Мы... С гарнизонами... Идём".
- Ну, вы, конечно, молодцы... Хорошо придумали. - Уилл засунул письмо за пазуху. - Я его сам и отправлю. Вы до этого что-то такое уже отправляли?
Неожиданно по нему что-то прилетело. Причём так, что Уилла сшибло вниз, он грохнулся о дубовый стол, потом упал ниже, разломав башкой стул, и свалился на каменный пол. Несколько ударов сердца перед глазами только раздваивался и кружился балчатый потолок. Ему просто невероятно захотелось увидеть Рос, прижать её к себе и не отпускать. Солдаты вокруг, разорванные трупы на улице и фоморы показались совсем неважными. Уилл шатаясь поднялся. У него шла кровь из носа.
"Это как?.. Меня что, приворожили или это побочный эффект гэльской свадьбы?.."
Он кашлянул, вытирая с лица кровь. В голове всё спуталось и перед мысленным взором только всплывал один образ Рос за другим. Изгиб её шеи, талии, груди.
"А это смело, вот так вот швыряться в мерлина... Каким бы глупым я ни был. Как я лечил людей, и поднимал мёртвыми, милостью госпожи моей. Как видел будущее и оживлял деревья, так теперь снимаю с себя эту дрянь и пускай она вернётся к тому, кто на меня это наслал. И вернётся десять раз по десять".
Солдаты сочувственно глядели на Уилла, кто-то принёс и всучил ему кружку эля. Уилл сел на стул, всё ещё чувствуя как кружится голова. Ему протянули черновые варианты писем, которые уже отправили.
"Ты, король, сам чёрт блевотный, и всем прочим чертям клок шерсти подхвостный. Какой ты к чёрту зелёный рыцарь, когда голой жопой на ежа без сраного доспеха не сядешь? Для владыки у тебя ни уха, ни рыла, и командиры твои таки же, а как прального Йорка прислал, так тут же и исхитил, потому как аспид ты и есть ебучий".
Уилл не знал, глупо улыбаться или тяжело вздыхать. Письмо, без сомнения, отражало общее народное мнение, но ребята подписали себе смертный приговор, если и правда отправили его королю. Он взглянул на следующее послание.
"А раз заварил ты такую кашу вавилонскую, то требуем Йорка обратно, потому что люб он нам до края света, и сердцу нашему мил, не то, что прошлый козолуп корнуольский, коего ты на нас прежде поставил, чтобы выи давил!"
Уилл потёр глаза, и взял последний лист.
"Так мы тебе, херу толстожопому, и пишем, уже не твой гарнизон славного города Лланелли, и хер тебе залупный, а не жемчуг твой, потому что к фоморам подадимся и будем им первыми товарищами, под воду уйдём. Некрещёные они, а и то лучше, чем под твоими волками паршивыми жить".
Если хоть что-то из этого попало к королю или Кромвелю, то в сторону гарнизона уже двигались королевские войска. Их полезного, фоморы, судя по всему обитали в море. Уилл засунул бумаги за пазуху, из нужно было сжечь.
- Где у вас тут трубач?

Как оказалось трубач, напившись, утонул в сортире. Уилл с трудом нашел трубы и сам поднял сбор, заставляя трубить каждого, кто проходил мимо. Когда солдаты построились он объявил, что они молодцы, и что пора ложиться спать, чтобы набираться сил. Потому что завтра следовало навести в городе порядок.
Солдаты возмутились, почему завтра, когда сил полно, и хочется кого-то бить уже сегодня. Ещё, на кой восстанавливать королевский город, когда надо дожечь остатнее. После этого они стихийно решили, что надо пойти побить големов на куски. И стали дружно собираться.
Уилл обречённо вздохнул. Ну по крайней мере, големы, судя по всему, были не в городе. Он зашел в командирский домик, и собрал там охапку бумаг. Может, быть, там было что-то о фоморах. Разговаривать с пьяными солдатами у него уже не было сил.
Уилл вернулся к дому и посмотрел на валяющиеся на земле тела. Зрелище было страшное, и ему не верилось, что это сделал он. Тем более дверью. Не то, чтобы ему было жалко солдат. Если пытаешься вломиться в чужой дом чтобы грабить и насиловать, нечего жаловаться. И всё равно, нужно было научиться держать себя в руках. Теперь было понятно, почему генерал ходил такой спокойный.
"Разозлишься так пару раз, а потом собирай придурков по кускам..."
Уилл потушил те несколько домов, которые загорелись по его вине. Лечить, из тех кто лежал на земле, было уже некого. Кто мог, тот сам уполз, кто не мог, тот помер. Где-то на окраине слушались крики и шум. Судя по всему, так мародёрствовали и совсем не солдаты гарнизона.
"Эх, права была Рос... Только время потратил, да дверь сломал. Нужно будет бабке денег за неё дать. Хоть будет за что отстраиваться, если выживет".


Уилл осторожно спустился в подвал, закрыв за собой дверь, и тут же застыл под взглядом жены. Рос упёрла руки о бока, глядя на него, как на жертвенного агнца.
- Вернул приворот, да?
Уилл сделал шаг назад, стукнувшись затылком о дверь. Может, он и погорячился, кидая приворот обратно. Особенно в очень сильную ведьму.
- Давай договоримся. Переговоры, хорошо?
Рос хмыкнула.
- Я думаю, Карфаген должен быть разрушен. В общем, ты ужинать будешь?
Уилл подозрительно посмотрел на жену, снимая с пояса меч и откладывая его в угол.
- Слушай, мне уже страшно есть еду, которую ты предлагаешь.
Рос закатила глаза.
- Да не отправлю, не бойся.
Уилл вздохнул, садясь на небольшую табуретку. Отравы он не боялся, а вот какого-нибудь особо изощрённого зелья, вполне. Нужно было иметь в виду, что Рос вообще не терпела, когда что-то шло не по её планам.
- Да я знаю, что не отправишь. Но я уже поел, лучше ты ешь, а то кости не восстановятся. Как думаешь, ночевать лучше в подвале? Я могу замаскировать вход, так что даже если весь дом снесут, нас не заметят.
Рос на удивление спокойно пожала плечами и устроилась на охапку соломы напротив.
- Я думаю, ночевать лучше в другом городе. Скажем, где-то на юге или вообще в Трюарметт. Это в Корнуолле.
Уилл положил бумаги из командирского домика рядом, глянув на них краем глаза. Даже улети они сейчас, в город всё равно пришлось бы вернуться. Потому что задание он не выполнил. Хотя, теперь было вообще непонятно, что он должен был сделать. Учитывая мятеж гарнизона, фоморы для города были не такой уж и большой проблемой.
- Ну, если перенесёшь, то я за. Но потом придётся обратно лететь
- На мне куча гейсов. Я если и перенесу, то к арабам в какую-нибудь Мокку. Так что тебе переносить.
"Интересно, если бы я пульнул дверь в другую сторону, она долетела бы до Багдада?.. Даже не знал, что гейсы мешают колдовать. Вот бы они ещё и приворотам мешали".
Рос поправила платье.
- Но ночевать, определенно, лучше не здесь, а в совсем другом месте. Чтобы было алиби. Трюарметт - это маленькая деревушка недалеко от Тинтагеля. К Тинтагелю ты сам можешь нас перенести, а оттуда доберёмся.
Уилл зевнул, потирая глаз. Жутко хотелось спать, и желательно в месте поспокойнее этого траханого города.
- Тебе знакома эта деревня?
- Да кто в стране не знает Тинтагель - замок, где родился король Артур? - Удивилась Рос. - Там вокруг все места знаменитые.
- Ага... - Уилл снова подозрительно посмотрел на жену. Наверняка ей там был нужен какой-нибудь круг из древних камней или что-то вроде того. - Ты только там не чуди, пожалуйста, тебя и так уже полстраны хочет убить.
- Ладно, не буду чудить. Уговорил. - Пожала плечами Рос. Говорила она таким тоном, что не поверил бы ни слепой, ни глухой.
- А могли бы и на двери-самолете полететь... - Улыбнулся Уилл. - Только чувство самосохранения мешает, причём только моё.
- Любовь моя, - Рос проникновенно вздохнула. - Прекращай ворчать. Я ведьма, и это неизменно. Я должна пакостить людям, портить молоко в коровах, летать на шабаш и отрывать чужие пенисы, чтобы складывать их в гнездо сороки. Тебе ведь я не врежу, даже наоборот. И лекции о друидах читаю, как профессор какой-то, хотя могла бы о демонах.
"Вот так вот всегда с женщинами. Понравится какая-то девчонка, и только начнёшь испытывать к ней тёплые чувства, как она сразу - ха, я восьмисотлетняя ведьма, я дурная, я люблю гейсы, я пользуюсь приворотами..."
- Бедная сорока... - Вздохнул Уилл. - Да я за тебя волнуюсь. Ты хоть думай, кому вредить. А то они потом опять захотят тебя придушить, а мне придётся договариваться.
- Во-первых, ты меня защитишь. Во-вторых, милый, тебе не кажется, что могущество этих людей преувеличено? Роберт Бойд прячется за юбку своей жены-хозяйки-богини, а она, между прочим, сама не может разобраться в себе. Почему-то считает себя третьей частью, хотя все, даже самые юные, жрицы знают – она отдельная богиня. Хотя, если ей нравится делить мужа с двумя другими… Это гарем называется, слышишь меня, рыжая? Так вот, Роберт Бойд прячется за юбку своей жены, и без неё он – ничто. Этот твой Дик Фицалан… Ха! Да он только и может, что руки распускать. Потому что на самом деле сумасшедший и трус. В-третьих, любовь моя, если мы не осуществим брак, эти твои госпожи-богини могут счесть, что мы нарушаем их волю. И наказать. Так что, когда перенесёшь нас к Тинтагелю, снимай штаны.
Уилл безнадёжно вздохнул. Жизнь ничему не учила Рос. До этого он не задумывался, что богини было три, но при этом одна. В мире, где из гэльских богов остались только они, триединство не казалась такой уж странностью. Всё-таки при том, что у каждой из сестёр была своя личность и по-своему вредный характер, все трое несли один и тот же миропорядок.
Неожиданно, прямо из потолка по нему долбанул разгневанный раскат грома. Целились в задницу, и от удара задымилась штанина. В голове прозвучал грозный голос Морриган.
"Первый шаг к отлучению от мерлина сделан".
- Я думал прошлый был первым... - Проворчал Уилл, туша штанину. - Вот видишь. Болтаешь ты, а прилетает мне. Слушай, ну серьёзно. Я же мерлин. Вредить любой из богинь, это всё равно, что вредить мне.
Уилл посмотрел в потолок, где как ни странно не сталось и следа от удара молнии. Так что пострадала только его задница и штаны.
- Давай начнём с Дика. Ладно, с генералом у тебя личные счёты и ты на него злая. Но Дик-то тут ни при чём? Ударил он тебя, потому что иначе тебя на месте бы и пришибли. По-хорошему, это мне нужно было тебе рот закрыть... А ещё, Фицалан мой сюзерен и он даровал мне баронство. Получается, нам даровал. Ты ж ведьма, тебе положено быть расчётливой, ну вот и будь. Тебе выгодно, чтобы Ричард Фицалан был живым и здоровым, потому что, чем живее он и здоровее, тем больше у тебя будет всего. Как у моей жены.
Уилл прищурился, заметив порез на руке жены. Он потянулся, чтобы взять руку и разглядеть рану.
- Порез из-за приворота что ли? Давай я вылечу. И зачем тебе вообще меня привораживать, я ж и так твой муж. Я надеюсь, ты только в меня швыряешься проклятиями?..
- Приворот – не проклятье, не путай, - фыркнула Рос. – А что мне остается делать, если ты из моей постели бежишь, как будто тебя там vagina dentata ждёт? И я не злая на милого, старого, очень старого Роба Бойда, что ты. Он же такой, такой…
Она снова фыркнула и задумалась.
- Он такой замечательный! Правда, странно, что ты сюзерена величаешь Диком, а не графом Сурреем, или лордом Греем. Или сэром Ричардом. Но это всё пояс Тростника виноват, который ты носишь.
- Ещё пару дней и после слов, что ты вассал лорда Грея, можно будет сразу вешаться на ближайшем сосне. Чтоб не тратить время и не ждать своей очереди в Тауэре. Хотя... Я же теперь дворянин, мне должны отрубить голову... Даже не знаю, радоваться этому или нет.
Восстание гарнизона было огромной проблемой, и даже если бы сейчас у него получилось что-то сделать, остальные письма уже отправили. Да и что один гарнизон? Чем безумнее и сумасброднее становился Генрих, тем чаще люди обсуждали, кто мог бы прийти ему на замену. Это не удивительно. Чёрт, как всё-таки жаль, что они с Диком толком не обсудили, что собирался делать с этим лорд Грей. Уиллу не хотелось ни на плаху, ни в пыточную.
- А что пояс? - Удивился Уилл, излечивая порез на руке. - Приворот по мне прилетел, да так что я лицом стул расшиб. Молнии вот тоже без проблем летают. И вообще, я сейчас тоже начну других баб вспоминать.
- Ой, напугал ежа голой задницей, - рассмеялась Рос. – Вспоминай. Ты мерлин, тебе положено отдавать семя женщинам, чтобы правда в мире росла и крепла с твоими детьми. А пояс принадлежал Тростнику, я его узнаю из тысячи других. Вот и подумай, зачем его тебе отдали. Не с умыслом ли. Может, он в твоё тело хочет по этой нити войти и завладеть? А еще, любимый, у тебя странные понятия о преданности. Грей – твой сюзерен, но при этом ты боишься, что тебя повесят от этого упоминания. Ты, милый, либо штаны надень, либо крестик сними.
- Я бы предпочел снять крестик и надеть штаны. Но у меня теперь нет ни крестика, ни нормальных штанов. - Вздохнул Уилл. - Не вижу здесь никакого противоречия. Грей мой сюзерен, и мне могут за это отрубить голову. Это не значит, что я неверный вассал или трус. Просто вижу, как разворачиваются обстоятельства. Надеюсь, сэр Ричард тоже видит и у него по этому поводу есть хоть какие-то соображения.
Уилл устало вздохнул, потирая глаз. Разговор уже какое-то время был ни о чём, ну по крайней мере он узнал, что ему можно было ходить по бабам. У некоторых на это уходили годы совместной жизни, а тут вот на второй день дошло.
- Ладно, горе ты принципиальное и колдовское. Ты же умная, ну так ругайся каким-нибудь хитрым образом, чтобы меня за это не хреначили молнией каждый раз, хорошо? А насчёт магистра и Дика, тебе чего вообще от них нужно? Чего тебе в жизни хочется, о любовь моя?
- Мне хочется, - мечтательно протянула Рос. – Дом. Большой. Чтобы по балкону дикий виноград, и на горизонте – горы, высокие-высокие, покрытые вереском. И детей, пять или шесть. Три мальчика и четыре девочки. Еще хочу подмять все ковены под себя. Ну и мести, конечно, кто ж её не хочет? У меня уже было три мальчика, знаешь ли. Их звали Олл, Форус и Фир.
"Месть за убитых детей, да?.. Вот была бы история, если бы Бадб их и не убивала, раз она не помнит. А прикончил бы детей кто другой, например прошлый мерлин".
- Ну вот месть лучше хотя бы отложить. - Без веселья в голосе, сказал, Уилл запихивая бумаги в сумку. - Потому что нас за неё убьют и в следующей жизни тебе придётся мстить уже за четверых плюс шесть наших не родившихся детей. Так всю вечность промстишь, а дома в горах так и не увидишь. Давай руку, сейчас попробую переместить нас в Тинтагель. Хорошо, если хоть в море не свалимся.

20 мая 1535 г. Трюарметт, Корнуолл.

Очень раннее утро.

Уилл открыл глаза в тускло освещённой комнате, на втором этаже какого-то незнакомого здания. Он прищурился, разглядывая помещение. Всё вокруг было обставлено не слишком богато, но с претензией. На постели лежал дородный, очень рослый мужчина лет пятидесяти пяти - шестидесяти. Все еще черноволосый, несмотря на возраст. Сильно воняло болезнью и мочой. Изо рта у него текла слюна и он неотрывно смотрел на портрет очень красивой черноволосой женщины, неуловимо похожей на Фламберга.
"Да... в борделе мне больше нравилось..."
Уилл вздохнул, подойдя к мужчине. Нужно было понять, если тот ещё соображал.
- Прощу прощения за беспокойство. - Он ещё раз глянул на портрет. - Красивая, это ваша жена?
Мужчина согласно моргнул. Может, Уиллу только показалось, но в глазах у него вроде бы была искра рассудка. Даже много искр и злости на свою участь.
- Блрп. Кхзхх.
Уилл кивнул. Богини были правы и он должен был исполнять обязанности мерлина, иначе в нём просто не было смысла. Судя по положению старика, если это и был отец Фламберга, то отношения у них были плохие. Значит, отец, скорее всего, сдал ребёнка михаилитам или просто бросил. Но человек он был сильным, это было видно сразу. Уилл пробежался по комнате взглядом, но не нашел распятия. Это было странно. Рядом лежала Библия со странным крестом на ней. Кажется, это была Библия секты альбигойцев. Уилл сел на корточки, так чтобы его взгляд был на уровне взгляда мужчины.
- В общем, у меня есть предложение, которое делается раз в жизни. - Уилл ткнул указательным пальцем в Библию. - Как видите эта книжка, ни в какой вариации, вас до добра не довела. А я могу довести. Если вы присягнёте одной из трёх госпожей, которым я служу, я исцелю вас. Вы снова сможете ходить, говорить, здраво мыслить. - Уилл оглянулся на портрет красивой женщины. - И думать, как вернуть всё остальное, что потеряли в жизни. Ну, что скажете? Моргните два раза, если согласны.
Мужчина моргнул два раза, выстраданно выдав.
- Кха.
- Отлично. - Улыбнулся Уилл, поднимаясь. Он подошел к жене, снял сумку и кинул в угол. Потом ткнул пальцем в стену за её спиной, попытавшись изобразить удивление. - Ого, смотри, равноправие!
Рос на мгновением нахмурилась, глядя на него как на придурка, но всё равно свалилась под действием магии. Уилл подхватил жену и аккуратно положил её на пол, так чтобы голова лежала на сумке.
"Нужно будет носить с собой подушку".
Уилл вернулся к мужчине и провёл над его головой рукой, исцеляя так же, как до этого исцелил короля. Старик удивлённо моргнул, поднимая руку. Потом несколько ударов сердца, следил за тем, как двигаются его же пальцы. Было видно, что он не верил собственным глазам. Потому исцеленный поднялся и осторожно встал с кровати. За ночной рубашкой было видно, что несмотря на возраст и вес, старик до сих пор оставался очень крепким.
- Премного благодарен, - мужчина говорил густым басом. - Гийом де Три, сын Раймона де Три, сына Раймона де Три. Прямой потомок Тулуз-Лотреков из Тулузы. С кем имею честь? Откуда вы взялись? И вы что-то говорили про одну из трех госпожей? Хотелось бы выбрать. Желаю посмотреть всех.
- Уилфред де Манвиль. - Хмыкнул Уилл, с удовольствием глядя, как легко теперь двигается Гийом. Ему нравилось исцелять. Когда он увидел тела павших при штурме воинов и то, как на них смотрели окружающие, Уилл стал совсем по-другому относиться к воскрешению. Он нарушал порядок, не давая душе уйти на другую ветвь. Этим нельзя было пользоваться, никогда, кроме самых крайних случаев. А вот исцеление было другим делом.
Старик явно был крепкий, да ещё и быстро соображал, раз сразу захотел сам выбирать. Вот только нрав у него, наверняка, был хреновый. От такого, если за ним не следить, было бы больше проблем, чем пользы.
- Я мерлин, так что иногда могу появляться просто из неоткуда. Судьба, считайте. Ваша. А выбора у вас не будет, много счастья на один вечер. Вы присягнёте Сестре Битв, богине войны. Если она пожелает принять вашу клятву.
Уилл краем глаза проверил, если Рос крепко спит. Если бы он решил призвать Морриган или Немайн, то понадеялся бы на то, что жена помолчит. Но если дело касалось Бадб, то он в такие чудеса уже просто не верил. Уилл вдохнул полной грудью.
- Я призываю тебя Дочь...
Старик неожиданно ударил Уилла. Для того, кто только что встал с кровати, Гийом и правда двигался очень быстро. Уилл нырнул под удар, чудом уклонившись и попытался ударил левой рукой в бок. Гийом отскочил в сторону и тут же ударил прямым в лицо. Уилл сделал шаг назад, но удар всё равно его достал. В носу неприятно засвербело. На лестнице послышался шум поспешных шагов.
- Отец! О, Мадонна, неужели старик упал?
Старик бросился к двери а Уилл, зло сжав губы, метнул ему в след сгусток магии. Сейчас он заметил, что в доме не работала никакая сила, кроме целебной.
- О, Мадонна, - старик упал на руки рослого бородатого мужчины лет сорока. Этот был похож на Фламберга так, что сомнений не оставалось - братья. - О, Мадонна, что тут творится! Зачем мисс Флетчер валяется в углу, кто потрудится объяснить? Что с отцом?
На молодого де Три магия не подействовала, только на руке блеснул пламенем медальон. Судя по всему, весь дом был увешан защитными чарами. И Варду здесь знали, надо же.
- Я объясню, если останешься спокойным и не станешь махать кулаками. - У Уилла с трудом получалось держать себя в руках. Хотелось смести дом под фундамент. Он выдохнул, пытаясь успокоиться. - Меня зовут Уилфред. Я лекарь и исцелил твоего отца. А он, так обрадовался, что полез драться. Не знаю уж, зачем. Варда спит, ей поплохело от долгой дороги. Можешь, пожалуйста, положить отца обратно на кровать, я с ним договорю. Под твоим присмотром, и, коли он пожелает, я тут же уйду.
- Альберт, - пожал плечами младший де Три. - И я вам очень признателен, но здоровым отец мне не нужен. Так что, предлагаю спуститься вниз, выпить доброго вина. И поговорить, как подобает рыцарям.
Уилл с недоверием посмотрел на младшего де Три. Потом выдохнул и потёр ноющий нос.
- В вас явно больше рассудка, чем в отце. Я согласен, только я возьму с собой Варду.

Приёмный зал в шато де Три был пустым, если не считать миловидной служанки, вытиравшей пыль с каминной полки. В одном его конце под балдахином, расшитым крестами и леопардами, стояли кресла с алой бархатной обивкой, в другом - модные нынче османские оттоманки. Альберт де Три махнул рукой в сторону кресел и налил в кубки пряно пахнущее мёдом темное, густое вино.
- Признаться, мессир, ваши упрёки в разумности или неразумности моего отца, весьма странные, - спокойно заметил он. - Вы ввалились в его комнату без приглашения, без моего согласия - а я его опекун - исцелили его, подрались с ним. Подозреваю - не беспочвенно. Старик так реагирует только на Монфоров. Никак не может изжить фамильную вражду. Вы совершенно бесцеремонно обращаетесь с мисс Флетчер, чего я крайне не советую делать. Ссориться с дружественными ей Масами и Пайнсами я бы не рекомендовал даже самому дьяволу. Полагаю, как хозяин этого дома и глава семьи де Три, я вправе требовать объяснений.
Уилл аккуратно посадил Рос в кресло и движением руки развеял сон. Он бы не стал пить вино в чужом доме, раньше, чем Рос подтвердит, что она знакома с Альбертом. Брат Фламберга создавал впечатление очень адекватного человека, но Уиллу всё равно хотелось побыстрее закончить разговор и уйти. Ему не нравилась вся эта дворянская хрень, он жутко вымотался и настроение до сих пор было ни к чёрту. Уилл сел в кресло, чувствуя как медленно расслабляются забитые мышцы.
- Ну, во-первых, я приношу своих искренние извинения за беспокойство. Нас с мисс Флетчер по ошибке выкинул здесь портал. Может быть, это побочный эффект того, сколько на вашем доме защитных заклинаний. Я не уверен.
Уилл глянул на то, как приходит в себя Рос. Из всей скучной и бестолковой ситуации, в которой он сейчас был, единственное, что имело смысл - это посмотреть, как она будет злиться. Насчёт старика, объяснение с именем было бы неплохим, если бы Уилл до этого специально не поносил Библию. А так было больше похоже на то, что старший де Три просто решил не соблюдать договор. Уилла перекашивало от мысли специально калечить кого-то, чтобы отомстить. Так что лучше всего, наверное, было наложить на старика гейсов.
- Насчёт вашего отца... Мне показалось, что он очень несчастен, и что он в своём уме и хочет быть здоровым. Я понимаю, что это ваше семейное дело. Ваш отец пролежит так ещё какое-то время, если хотите, чтобы он и дальше лежал не двигаясь, есть много способов. Сейчас мисс Флетчер придёт в себя, вы убедитесь, что с ней всё хорошо и я бы предпочёл больше не занимать вашего времени.
Рос вынырнула из сна, как из холодной воды.
- О, Мадонна! - Вздохнула она. - Кажется, мне нехорошо. Аль, рада вас видеть. Эти порталы... От них так мутит и кружится голова!
"Нет, - подумала богиня. - Мерлин не обещает, чтобы не выполнить. Не делает этого ни один раз, ни два, ни больше. Мерлин знает землю, людей, мерлин чувствует гармонию и суть. Мерлин создаёт гармонию, а незаконченные дела и невыполненные обещания разрушают её. Возможно, здесь виноваты мы, ибо позволяли слишком много, но мы исправляемся. Исполняй обещания, о мерлин, а чтобы легче было узнавать землю и всё живое на ней: не бывать больше перемещениям быстрее лошади. Исполни, научись, пойми - и будут эти оковы сняты".
"Иными словами, - скучающе дополнила богиня. - Какие гейсы старику, если он просто терпеть не может де Манвилей? Да и не может их быть, пока ты не привел к присяге. Поэтому - действуй, мы хотим илота".
"Мы хотим правильного илота", - заметила богиня.
- О да, мисс Флетчер, - кивнул Аль де Три, не подозревая о мысленных нотациях. - Порталы и в самом деле утомляют, особенно, когда в дом падают незнакомцы. Попрошу вас помолчать, это мужской разговор. Мессир Уилфред, я предпочитаю не думать о том, что вы предлагаете мне убивать или обездвиживать отца. Однако же, не могу не спросить, что вы хотите за столь... внезапное излечение батюшки? Такие блага не бескорыстны, и я в силах заплатить.
Уилл с лёгкой улыбкой глянул на притихшую Рос. Кажется, во всей Англии заткнуть её не мог только он. Он сделал глоток из кубка. Вино оказалось на удивление хорошим. После проповеди от богинь у него осталось стойкое чувство, что на его месте мог бы быть абсолютно любой другой человек. Божественные руки разве что не схватили его за кисти и не двигали, как деревянной куклой.
- Вы правы, такие блага и правда не бескорыстны. Ваш отец согласился заплатить за исцеление службой моей госпоже. Мы можем попробовать объяснить ему, что де Манвиль - это фамилия моей знатной жены. А моя фамилия вполне обычная и ничего, кроме зевка, вызвать не может - Харпер. - Уилл краем глаза зацепился за сплетенный из волос браслет на его правом запястье. Он всё ещё казался очень непривычным и вызывал глупую улыбку. Уилл вздохнул. - Может быть, вам было бы удобно, если бы ваш отец, даже придя в себя, отправился бы в другое место, выполнять договор.
- Госпоже? Вы из тех, что поклоняются Астарте? Махаллат? Аграт? Барбело? То-то я смотрю, что вы с мисс Флетчер.
Аль пожал плечами, предлагая Уиллу кусочки ароматного сыра, политого мёдом.
- Меня устраивает любой вариант, который заставит батюшку держаться подальше от Корнуолла, не совать нос в моё дело, а также воздержаться от мести мне и моему младшему брату.
"Ого, а вы с мисс Флетчер близко знакомы...".
Альберта было не так-то и просто удивить. Если бы Уилл не был таким уставшим, ему даже стало бы интересно, что это были за дела. Он принял сыр.
- А за что ему мстить вам и сэру Фламбергу, если не секрет?
Рос поднялась с кресла, отпила из кубка Уилла и ласково чмокнула его в щёчку. По лицу было видно - ревнует.
- Уилл, мне необходимо посетить комнату для дам. Ваши разговоры такие скучные.
- У меня нет брата по имени Фламберг, - хмыкнул Аль, провожая Рос взглядом. - Брат по имени Фламберг есть у целой кучи михаилитов. На том и остановимся, мессир. И это всё - дела семейные, не обессудьте. Но младший брат мне своеобразно дорог, равно, как и собственное благополучие. Папенька был не очень рачительным хозяином, и я только начал подниматься из нищеты. Не хотелось бы снова в неё. Или мачеху из Масов.
- Понимаю. - Пожал плечами Уилл. У него самого в последнее время было чувство, как будто ему повезло иметь сразу трёх злых мачех. Интересно, к чему ревновала Рос? Вряд ли к Алетте, раз ей было всё равно на измены. Скорее, к имени де Манвилей и к тому, что из-за него они не могли быть женаты официально. Это был тяжелый вопрос и о нём лучше было подумать потом.
- Тогда могу предложить, чтобы я привёл вашего отца в чувство и объяснил ему условия договора ещё раз. Добавив к ним отказ от мести вам и вашему брату и вмешательство в ваши дела. Дополнение будет справедливым, раз уж он врезал мне, сразу после того, как я представился.
- С вами приятно иметь дело, - улыбнулся Аль. - Хоть знакомство и внезапное, но я рад ему.
- С вами тоже. - Вздохнул Уилл, поднимаясь. - Может быть, мне даже стоит поучиться у вас, держать себя в руках.

Гийом спокойно лежал в своей комнате, глядя в потолок. Лежал старик как-то даже слишком спокойно. Напротив сердца в груди алела, оставленная узким гранёным клинком рана. Рядом с кроватью лежал окровавленный атам.
- Я уже говорил, что с вами приятно иметь дело, мессир? - Аль обрадовался этому зрелищу, будто подарку на Рождество. - О, Мадонна! Это просто праздник!
Уилл вздохнул.
- Не разделяю вашего оптимизма... И я тут ни при чём. - Он опустился на корточки, разглядывая атам. Судя по форме клинка, им же деда и убили. На рукоятке был странный сатанинский символ. Это была не Рос. Уилл бы не поверил в такое сумасбродство жены. Он глянул на окно, потом заглянул под кровать. Там была нарисованная мелом аккуратная пентаграмма. Рисовали так, чтобы, чтобы лучи не вылезали за пределы кровати.
"Да, точно не Рос. Она бы не успела. Рисовать под кроватью, должно быть, жуть как неудобно. Пентаграмму, скорее всего, нарисовали ещё до того, как мы с Рос тут оказались. То-то убийца удивился, когда в комнате из неоткуда появились два человека. Потом, дед лежавший как овощ, чудом исцелился и устроил драку с одним из них... Это, конечно, если убийца в это время был в комнате".
Уилл со вздохом поднялся.
"Ну, на их родовые разборки я чихать хотел, а мёртвым дед мне не нужен. Жаль, крепкий был сукин сын".
- А раз это был не я, то я бы хотел проверить, если с мисс Флетчер всё хорошо. А вам советую проверить, все ли из прислуги живы. Мало ли.
Уилл последний раз глянул на грузное тело. "Подумать только, от по-настоящему вечной жизни его отделяла всего пара минут. А теперь старик будет жариться в аду, если не из-за обряда, то из-за своих грехов. А хотя кто знает, может, будет служить аду как-нибудь по-другому".

В коридоре служанка передала ему плотно свёрнутую записку от Рос.
"Милый, я отлучилась по делам ковена. Срочный вызов в ад. Целую и уже скучаю, только твоя".
Уилл вздохнул, сжигая записку на одной из свечей, которые стояли в коридоре. Тут труп с атамом, там срочные дела ковена...
Он спросил Аля, где было лучше остановиться. Тот предложил остаться у него, ну или он мог предложить хорошую скидку в ближайшем борделе. Останавливаться в борделе не хотелось, так что Уилл согласился переночевать у де Три. Если его хотели прирезать ночью или сдать констеблю утром, как виновного в убийстве, то это можно было сделать и в борделе.
Ему предложили очень даже приятную комнату, с мягкой кроватью, камином, книгами, ванной и служанкой, которая должна была помочь с ванной. Служанка, дала понять, что готова помочь не только с мытьём, но Уилл её вежливо выпроводил. Грешно было спать со шлюхами, когда у него было сразу две законные жены. Да и не понравилось ему со шлюхами.
Уилл привёл себя в порядок, и стал разбирать бумаги Фицалана. Судя по ним, фоморы выносили на берег мешки целебного жемчуга. В обмен им отдавали баб. Долгое время всех всё устраивало, но местные купцы решили, что это дорого, и где-то добыли големов. Теперь големы добывали жемчуг, но без фоморов его стало мало и целебным он быть перестал. Это если гарнизонные не переломали всех големов к чертям собачьим.
Уилл вздохнул, сжигая прочитанное и черновики писем над свечкой. Из всего этого, ему было непонятно только то, какую именно проблему он должен был решить. До королевского жемчуга ему дела не было, чего нужно было добиться от фоморов, тоже было непонятно. Видимо, оставалось только ехать на место и проверять. Он плюхнулся на мягкую кровать, чувствую как его почти сразу стало уносить в сон.
Неожиданно в окно забился голубь и Уилл вынырнул из объятий сна. Он с трудом поднялся и, ворча, открыл окно. Голубь нёс два письма от короля. Первое гласило:

"Волей Его Величества Генриха Тюдора, седьмого своего имени, владыки Ирландии, Шотландии и Франции повелеваем: всем вассалам явиться в Гилфорд с ополчением конным и пешим. Генрих Рекс"

Уилл зевнул, кидая свёрток на стол. Сложно было представить, как он будет собирать ополчение с владения, в котором ни разу не был. Хорошо, если это было не для войны. А то монарх приписал себе титулов в четыре раза больше, чем реально имел. Уилл развернул второй свиток и зевоту как рукой сняло.

"Сэр предательская Тыква! Вы как есть негодяй и предатель, а потому мы, ваш король, желаем вас, барона Лилберна, отыметь мечом и копьем прямо на турнире Реновации. Это вызов, барон. Приходите хоть со всеми своими гарнизонами. Генрих Рекс.
P.S. Двадцать третьего мая сего года, лондонское ристалище"

Уилл потёр глаза, очень тяжело вздыхая. Ну, по крайней мере, теперь можно было не переживать об ополчении и баронстве. Можно было считать, что баронства у него вообще никогда не было. А на утро, нужно было подумать, как менять имя и где прятаться. Конечно, если он не хотел, чтобы его насмерть запытали лондонские констебли.
Уилл налил себе вина, которое заботливо оставили на столе, и сделал глоток. Вызов от короля, это наверное, было почётно. Правильно он думал, что к богатству и титулам не стоило привыкать. То, что судьба легко давала, то могла так же легко забрать. Он положил второе письмо на стол и отодвинул в сторону. Для одного дня это было слишком много, и он совсем потерялся. Предателем его сегодня не окрестил только ленивый. Уилл лёг на кровать, глядя на балдахин, и чувствуя, что совсем потерялся.
В итоге, у него не было ни титулов, ни богатств. Да вообще ничего не было, только это уставшее тело. И, может быть, ещё Рос. Он снова начал проваливаться в сон, чувствую, как заплетаются мысли.
"Кем я был в начале этого дня? Уже и не помню".

Уилл остановился в нескольких ярдах от воды, щурясь на солнце. Время было за полдень, и светило неспеша катилось над горизонтом, разбрасывая блики на свинцовую воду. День был на удивление безветренным, только море шумело о берег. Уилл опустился на колени и положил свёрток с луком на гальку. Лук ему дал Альберт и сказал, что пострелять можно у моря. Задние окна шато выходили прямо на берег.
Нужно было неспеша всё обдумать, а обдумывать было легче, если занять чем-нибудь руки. Стрелять Уилла учил дед, и он наверное стрелял не хуже среднего. Правда, давно не практиковался. Уилл поднялся, и слегка нажав на лук, натянул тетиву. Потом медленно размял плечи и спину; взял первую стрелу и глянул на небольшой обрыв ярдах в двадцати.
И так, начиная с самого важного, король считал его предателем и вызвал на дуэль. Его, скорее всего, объявили в розыск. И во всех списках он был вторым, после Ричарда Фицалана. Это было неприятно. Уилл натянул тетиву, целясь. Его отношение к жизни говорило, что лучше всего было бежать и прятаться. Баронство и вся остальная собственность не стоили того, чтобы отдать за них жизнь. А полагаться на то, что бродя по лабиринту безумия, разум монарха выйдет на помилование, было глупо. Даже живя вечно, перемещаясь между ветвями древа, нельзя было так раскидываться жизнью. Уилл выпустил стрелу. Она просвистела и воткнулась в землю рядом с обрывом.
Уилл вздохнул, поднимая с земли вторую стрелу. Что-то он совсем разучился. С другой стороны, он точно знал, что Дик так не поступит. Дик родился и вырос дворянином. Ему бы и в голову не пришла мысль от всего отказаться. И Уилл, не явившись на призыв короля, подставил бы сюзерена. Так что Дик, который и так тонул, сразу бы пошел ко дну. Уилл натянул тетиву. Но Дик был не дурак, а если Бадб планировала сделать его королём. О чём намекала корона над сюзереновой башкой, когда Уилла посвящали в рыцари. То хоть какие-то шансы у Фицалана всё-таки были. А значит были и у него. Уилл выпустил вторую стрелу. Она тоже воткнулась в землю, чуть не долетев до обрыва.
Уилл поднял третью стрелу, уже даже не вздыхая. Ну, и кроме всего этого, он принёс клятву Фицалану. Клятвы для того и приносили, чтобы рисковать жизнью, если понадобится. Уилл опустил руки, задумавшись. Вспомнились стеклянные глаза старика де Три, и куски тел гарнизонных, которых он разорвал дверью. А для чего оно всё было? В принципе, у него уже было самое важное. После смерти, он не попадёт в крестьянский ад, а продолжит жить на другой ветви великого древа. Если думать об этом, то единственное, что действительно стоило защищать, это сам миропорядок, в котором он жил. Уилл натянул тетиву. Может быть, было бы даже неплохо, оказаться на другой ветви. Став мерлином в этой жизни, он много на себя взял.
Он выпустил стрелу и она попала как раз туда, куда было должна. Уилл криво улыбнулся. Мышцы спины приятно разогрелись. Значит, сейчас можно было ещё немного пострелять, а потом нужно было спешить в Лондон. Там он либо выкрутится, вместе с Диком. Либо погибнет, просто продолжив жизнь на другой ветви. Не такой уж и плохой выбор, если подумать.

Перед отъездом Альберт подарил ему коня. Уилл впервые в жизни смог не спеша разглядеть коня корнуолльской породы. Василиск был стройным, натянутым как струна жеребцом. По сравнению с ним, все лошади, на которых Уилл ездил до этого, казались тягловыми. Конь был очень уж дорогим подарком, но он не мог позволить себе шататься по городу и искать, где бы купить коня, когда нужно было срочно явиться в Лондон.
Перед самым отъездом он голубем отправил письмо в свою вотчину. Письмо адресовалось управляющему и приказывало собрать и отправить в указанное место ополчение. Ополчение должно было быть небольшим, но толковым. Уилл обещал награду в сто соверенов лично управляющему, если на сборе, ему не сделают замечания насчёт ополченцев. Уезжая, Уилл искренне поблагодарил де Три, и сказал, что будет рад, если судьба даст ему шанс проявить такое же гостеприимство к Альберту когда-то в будущем.

21 мая 1535 г. Тралл, графство Сомерсет. Монастырь св. Иакова Дуротана.

Монастырь святого Иакова Дуротана в Сомерсет выглядел, как идеальный пример католического монастыря. Защищенный толстыми холодными стенами, с красивыми готическими постройками в центре. Богатый, его земли простирались во все стороны вокруг до самого горизонта. Тут и там виднелись тощие фигурки крестьяне, которые работали на монастырской земле. И только время от времени являли себя божьему свету упитанные монахи с блестящими на солнце жирными рыльцами. Заметить монаха было непросто, потому что одеты они были в чёрное, и все прятались в тени.
Уилл спешился, взяв Василиска под узду. Монастырь лежал по дороге в Лондон и здесь был госпиталь. Так что он решил заехать и глянуть, если получится найти кого-то на замену покойному де Три. То, что король считал его изменником, не отменяло того, что изменником его считали и богини. Так что Уилл решил вести себя так, как будто с сегодня на завтра его не должны были арестовать и казнить.
К сожалению, вся идиллия монастырской жизни развеялась, как только он поздоровался с первым попавшимся монахом и представился комиссаром. Монах испуганно и вроде даже с упрёком взглянул на него. Рыльце больше не блестело, в маленьких глазках поселилась вселенская тоска. Уилла без возражений и очень торопливо провели к настоятелю монастыря.
Кабинет у главы монастыря был шикарным. С мягкими диванами, кучей подушек, золотых подсвечников и дорогих гобеленов. Вверху, прямо над столом висело серебряное, украшенное крупными рубинами католическое распятие. Уилл болезненно вздохнул, глядя на распятие. Такого не могло быть... Потом он перевёл взгляд на хозяина кабинете. Главный монах идеально подходил обстановке. Жирный, с пухлыми щеками и жиденькой рыжей бородой. В окружении подушек и золота он выглядел, как восточный султан.
- Добрый день, Уилфред, комиссар. - Уилл криво улыбнулся настоятелю. - Спасибо, что согласились меня принять. Я надеюсь я вас не сильно отвлекаю?
- Отвлекаете, - твёрдо сообщил настоятель. - Я молился о ваших грехах. Отцом Иоганном меня называют, и должен заметить, что милорд Кромвель уверял, будто нас визитация не коснётся.
- Она вас пока и не коснулась. - Хмыкнул Уилл. Оказывается, от Кромвеля тоже можно было откупиться. Вот тебе новость... Ну, ему сейчас было не до того, просто нужно было глянуть на тех, кто был в госпитале и ехать себе дальше. Ну может, прихватить пару безделушек, чтобы потом выменять их у Осени. Он взял стул и сел напротив настоятеля.
- А знаете, зачем я здесь? Да потому что вы палитесь! Снимите к чертям собачьим католическое распятие над вашей головой! Господи, отец Иоганн, ну всему же есть предел! О вашем монастыре говорит весь Сомерсет. А ну как о нём заговорят при дворе? А ну как о нём услышит его величество? В общем меня послали сюда, чтобы привести всё в божеский вид. - Уилл с вызовом посмотрел в глаза настоятелю. - А если у вас есть претензии, то я сейчас достану бумагу и начну официальную инспекцию. Так что, могу я дать вам пару дружеских советов или проводить проверку?
- Господь - пастырь мой, - согласился с ним настоятель. - Пойдёмте, проверим. Заодно и посоветуете. Что вы хотите к ужину? Только имейте в виду, день нынче постный, поэтому могу предложить только жирных карпов на тельное. И грибочков к ним.
- С радостью приму ваше предложение. - Кивнул Уилл, поднимаясь. Ничего себе, здесь даже помнили о посте... - Но сначала дело. Будьте добры, отведите меня в вашу лечебницу и дайте мне лист бумаги. Я запишу рекомендации.

Ещё на подходе к лечебнице Уилл нахмурился от жуткой вони. Сама лечебница была грязной и очень бедной. В ней не было кроватей и больные лежали на соломе, многие кашляли. Жутко воняло гниющей плотью, вперемешку с дерьмом и мочой. Выглядели больные маргинально. Старые, тощие, кто без руки, кто без зубов. Из толпы выделялись двое мужчин, которые лежали на соседних охапках на животах. Спины у них были закрыты мокрыми от крови грязными тряпками. Тот, что лежал справа был рослым, широкоплечим и рыжеволосым. В общем, выглядел как шотландец. Тот, что слева был более щуплым, с тёмными волосами. Он походил на обедневшего дворянина. Уилл кашлянул, почему-то его особо перекашивало от запаха гнилого мяса.
- Кто эти двое? Их высекли?
- Этот, - монах небрежно махнул рукой на рыжего, - скотт безбожный. Вор и бунтовщик. Высекли перед казнью, но суд Тралла был так милостив во Господе, что позволил нам выкупить его для спасения от грехов трудом. Если выздоровеет, волей Господней.
Рыжий едва слышно хмыкнул.
- Этот, - такой же небрежный кивок на чернявого. - Бывший палач. Мерзкий еретик и грешник. Тоже бичевали, и дали возможность раскаяться.
- Сэр, спасите меня! - простонал мерзкий еретик и грешник, умоляюще глядя на Уилла. - Это всё наветы! Я невинен!
"Да я сам почти святой и невинный..." - Улыбнулся про себя Уилл. Ни один из мужчин не годился для службы богиням. Ну оно и неудивительно, что он не нашел кого-то особенного в провонявшемся монастырском госпитале. Как же всё-таки бестолково он профукал старого де Три... Ну, кроме поиска илотов, мерлину полагалось обращать в истинную веру, а барону Лилберн нужен был кто-нибудь верный и толковый, чтобы командовать ополчением.
- А вы, мистер шотландец, вы тоже невиновны?
- Ну что вы, мистер sasanach, святые отцы врать не будут, - голос у шотландца оказался низким, густым. И слабым от потери крови. - Как есть, виновен во всём.
"Любопытствую, - задумчиво проговорила богиня, - чем же это вонючка Гийом годился?"
"Ну вы так расстроились, когда я не смог сделать его илотом, что даже запретили мне телепортироваться. Вот я и решил, что он был достоин... Но, раз тот был не достоит, то эти двое тем более. По крайней мере, сейчас".
Уилл прошелся и сел на пол у стены, сбоку от рыжего, так чтобы видеть его глаза. Шотландец понравился ему больше. Он выглядел достаточно крепким, а главное честным и немногословным.
- Мне нужен человек в ополчение. Что скажешь, если я поговорю с настоятелем и выкуплю у него твой долг? Согласишься? Ты, я смотрю, парень крепкий, а быть в ополчении всяко повеселее, чем горбатиться в монастыре.
Богиня фыркнула. Громко, будто стояла рядом.
"Ты кретин, - ласково сообщила она. - Все расстроились не из-за Гийома, а из-за того, что твоя шмара... курва... жена творит. А Гийом - тля и тлен, ничтожество. Он даже сыновьям не нужен, а нам - зачем?"
- Что воля, что неволя, - вздохнул тем временем шотландец. - Что взамен, мистер sasanach? Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Скотт из клана МакКензи - и в английском ополчении? Ха!
"Справедливо..." Вздохнул Уилл. "Ну сложно мне её вразумить, не плетью ж её бить, в самом деле..."
Он улыбнулся настоятелю.
- Святой отец, могу я попросить оставить нас на минутку? - Уилл глянул на чернявого, отняв у того слух, как до этого, затыкал рот Рос. - Ты прав. Условие в том, что я служу Госпоже Бадб и взамен я хочу, чтобы ты тоже ей служил.
- Go raibh míle maith agat, - изумленно проговорил шотландец. - I dtigh diabhail, damnú ort! Да ты шутишь! Ты мне еще сказки расскажи, что тот самый Тростник!
- А я тоже хочу служить! - внезапно заорал чернявый. - С радостью!
Уилл нахмурился, глянув на чернявого. Тот замер и через мгновение плюхнулся на сено, заснув крепким сном.
"Ещё пару месяцев брака с Рос, и я стану лучшим в Англии экспертом по борьбе с бессонницей и лечению сломанной челюсти".
- Тьфу ты, по губам что ли прочитал... Нет, я не Тростник, а обычный мерлин. - Он хлопнул шотландца по спине, исцеляя того. - Так что, согласен?
Скотт на короткий миг взвыл от боли.
- D'anam don diabhal, - сквозь зубы проговорил он. - Да это любой дорогой лекарь может. Что я получу, если соглашусь? Особенно, если соглашусь отказаться от своей бессмертной души? Что смерти нет, я и так знаю. Что семья свята - тоже. И вообще, сдается мне, что я о богах предков знаю больше тебя, якобы мерлин.
- Тем тебе проще согласиться, раз ты всё знаешь... - Пожал плечами Уилл. Упрёк в том, что он недотягивал до настоящего мерлина почему-то показался обидным. Хоть и был справедлив. - Я тебя вылечил, предлагаю свободу, служить госпоже Бадб само по себе честь. Чего тебе ещё надо?
- Честь. Не с чем съесть. Ладно. Свобода дорогого стоит. Ты б хоть имя спросил, спаситель. А то как тушу на рынке покупаешь.
Рыжий сел, с удовольствием разминая плечи.
"Э, каким говорливым стал, сразу видно - выздоровел... На этом стоит закругляться, пока сюда не наведался местный констебль и о свободе не пришлось думать мне самому".
Уилл искренне улыбнулся, протягивая шотландцу руку.
- Уилл Харпер, рад знакомству.
- Брох МакКензи, - рыжий руку пожал осторожно, точно боялся раздавить. - А деньги у тебя есть? Монах за меня отдал пятьсот золотом.
- Сейчас посмотрим. - Хмыкнул Уилл, поднимаясь. Торговался он, к сожалению, не очень. Но и с этим можно было что-то придумать. - Подожди меня тут.

Уилл вышел на улицу, щурясь солнцу. По сравнению с лечебницей во дворе было чудесно. Светло, свежо. Да что уж там, в госпитале так несло смертью, что будь снаружи хоть снег, хоть дождь, всё равно было бы лучше. Он подошел к настоятелю и протянул ему лист бумаги.
- Спасибо, что подождали, святой отец. Вот список того, что следует спрятать от чужих глаз. То распятие, что я видел, часть утвари, католическую библию, если она у вас есть, и так далее. Советую вам сделать второй кабинет поскромнее, чтобы принимать гостей в нём. Ещё советую привести госпиталь в маломальский порядок. Поставить там кровати, сделать так, чтоб не воняло. Сейчас такое время, что для монастыря важно оправдывать своё существование не только молитвами, но и другими делами. Госпиталь для этого отлично подходит. Так, временно и для вида.
Уилл отвлёкся на стаю голубей, которая пролетела над крышей монастыря. Интересно, если бы отсюда в Лондон полетел голубь, он бы уже вернулся обратно?.. Он вздохнул. - И последнее, я заберу у вас шотландца и лошадь для него. В качестве дружеского подарка и символической платы за консультацию. - Уилл посмотрел на настоятеля, пытаясь изобразить дружелюбную улыбку. - Я надеюсь, вы не откажите мне в такой мелочи?
- Во-первых, господин комиссар, - упёр руки в бока настоятель, - у нас нет лошадок. Только ослики. Как у Христа, прям из самого Иерусалима. Во-вторых, МакКензи монастырю стоил пятьсот фунтов. Пока лечили, кормили, солому... считайте, полторы тысячи набежало. Так что, если по цене сошлись, то забирайте.
- Ого, полторы тысячи... - Улыбнулся Уилл, прищурив глаза. От ткнул пальцев в свёрнутый листок бумаги. - Если бы не обещание лорда Кромвелям, святой отец, этот списочек сделал бы мне добра до самого пенсиона. А я немало трачу. Вы видели моего коня? Так что давайте сойдёмся на том, что вы отдадите мне шотландца, со всем его барахлом за те же самые пятьсот золотых, что вы за него заплатили. А я так уж и быть, обойдусь без ослика. Мы договорились? Мы друзья?
Смотрел на настоятеля Уилл так, как будто в своей башке уже со всем договорился и всех кого надо убедил. По-хорошему, нужно было вообще обобрать монахов и ещё порыться в монастырской библиотеке. Но он, что за несчастье, был в розыске. Так, что приходилось соглашаться на такую дурную сумму. Благо, генерал выделил ему третью часть иоаннитской казны.
- Мы, разумеется, друзья. Но кто вы такой, что распоряжаетесь благословениями милорда Кромвеля? А коня вашего видел, как же. Вот давайте, по дружбе, либо вашего коника и сто сверху, ибо подержанный, либо полторы тысячи. И ни пенни меньше.
- Благословение лорда Кромвеля, само собой, важно... - Уилл прищурился одним глазом. - Наверное, он меня даже пожурит, если я устою здесь проверку. С другой стороны, слово он вроде как не нарушал, а земель прибавилось. Пожурит, да перестанет. Я комиссар, и привык вывозить деньги из монастырей, а не оставлять. А вы, святой отец, явно человек неглупый, раз смогли остаться на плаву в такое время. Тысяча золотом, и давайте закончим с этим. По рукам?
- Тысяча... Даже не знаю, - настоятель скупо вздохнул. - Ну хорошо. Но деньги монетой, а не распиской!
Уилл закатил глаза. Деньги у него были, но оставаться совсем без золота на руках не хотелось. Особенно, если по приказу короля у него отниму баронство и всё остальное.
- Половина монетой, половина распиской. И имейте в виду, что я его вылечил, и если он сейчас не поедет со мной, то всё равно сбежит через день-два. Он же шотландец. Так что половина монетой, половина распиской и я больше не стану тратить ваше время, идёт?
- Нет, - настоятель даже ногой притопнул. - Судя по конику, у вас деньги водятся. А я не знаю, может, вас завтра в другом монастыре за охальства и грехи крестьяне вздёрнут. И плакали тогда ваши расписки. Только монета.
Уилл недовольно сжал губы. Почему-то настоятель как-то особо его злил. Он даже не мог сказать, что именно его злило. То ли взращенная веками господства католической церкви тупорылая уверенность, что ему всё можно, то ли просто жирное рыло.
"Эх, если бы не вчерашнее письмо от короля, жирный ты хер... "
Уилл безнадёжно вздохнул. Было бы глупо, если бы сейчас всё накрылось медным тазом, просто из-за его упертости.
- Ладно.

Как только монастырь скрылся за спиной, они свернули в лес и оттуда к реке. Брох хотел помыться и переодеться, а Уиллу хотелось съехать с тракта и немного отсидеться. Шотландец вымылся в небольшой, но на удивление чистой речушке и переоделся. Потом они поели. Даже после исцеления организму были нужны силы, чтобы восстановиться. А исполосовали Броха так, как будто хотели убить.
Доев, Уилл поднял взгляд на медленно качающиеся на ветру кроны. То ли от того, что как друид он мог оживлять деревья, то ли просто из-за того, что в чаще было тихо, но в последнее время ему нравилось в лесу. Было ощущение, что он спрятался и оглядываться снова придётся, только когда он снова выйдет на тракт. Уилл поднялся, отряхивая штаны.
- Ну что, готов?
Брох показался ему отличным парнем. Неглупым, упрямым, сильным и честным. Такой должен был сгодиться в илоты. Так что Уилл решил хотя бы попробовать призвать Бадб. Всё-таки, он и правда только походил на настоящего друида, и богине было виднее.
Брох тоже поднялся, приглаживая шевелюру. Он глянул на небо, проглядывающее сквозь верхушки деревьев, вздохнул. Скупо перекрестился. Поправил ворот не слишком чистой рубахи.
- Готов.
Уилл криво улыбнулся, глядя как Брох крестится. Как же всё в Англии перемешалость. Потом он потёр лицо обоими ладонями, пытаясь сосредоточиться, громко и чётко заговорил.
- Я призываю тебя,
Дочь Эрнмас,
Я призываю тебя,
Богиня военного ремесла,
Победы и страсти,
Я призываю тебя,
Бадб, госпожа сражений,
Будь со мной сейчас.
На мгновение ветер в кронах стих и Уилл опустился на одно колено, кланяясь появившейся на поляне Бадб. Богиня была одета в тёмно-зелёное платье с широкими рукавами и перевязана тартаром того же цвета. Копна рыжих волос, лёгкая самоуверенная улыбка. Рядом с ней стоял Дик одетый в пятнистую форму полка и феечка Мю, в наряде того же цвета. У феи на поясе висела тонкая, новомодная рапира. У Ричарда с собой был шотландский палаш. Бадб кивнула Уилл.
- Мерлин.
Уилл опусти голову чуть ниже.
- Госпожа...
Потом богиня поманила пальцем Броха в сторону и закрылась непроницаемой для звука пеленой. Из-за пелены было невозможно понять о чём шел разговор, а если он пытался хоть что-то разобрать по губам, изображение мерцало. Было видно, что Брох держится почтительно и отвечает уверенно, иногда улыбаясь. Уиллу вспомнился день, когда с ним, перед тем как принять на службу, говорил Кромвель.
- Барон, - Фицалан с осады иоаннитов то ли так и не стал здоровее, то ли снова куда-то влип. Потому что выглядел еще бледнее, чем был. - Рад тебя видеть. Позволь узнать, почему - именно моя госпожа? Не Старшая. Не Хозяйка Рощи. Почему - Неистовая?
- Я тоже рад вас видеть, милорд. Мне показалось, что так будет правильно. - Бесхитростно пожал плечами Уилл. Он глянул на сферу, и улыбнулся краем рта. - Может быть, я даже не ошибся.
Брох был неплохим парнем, но явно любил победокурить, раз оказался выпоротый в лечебнице. От него могла быть польза, но за ним нужно было следить. Поэтому, Уиллу показалось, что он лучше всего подойдёт для Бадб. Богиня таскала Дика за собой и, судя по всему, даже не разрешила ему вернуться в гарнизон Лланелли, после вызволения.
Если бы он выбирал илота для Морриган, то выбрал бы кого-нибудь поспокойнее и подальновиднее, вроде Клайвелла. Или Рольфа, если тот проиграет войну. Морриган особо не следила за илотами и могла разве что наказать, если Уилл совсем наглел. Так что был нужен кто-то, кто его уравновесит.
Что до Немайн. Хоть он и слышал голос госпожи рощи чаще других, у Уилл было чувство, что он на самом деле её совсем не понимает. Как будто за циничными шутками и любовью к язвительным комментарием, скрывалось что-то совсем другое. Так что он пока не знал, кого предложить Немайн. Ну да с этим спешки не было и у него было время, чтобы найти и предложить илотов и двум другим богиням.
Уилл глянул на Дика. Выглядел тот совсем неважно, и вдвойне неважно, учитывая, что сюзерену предстояло отдуваться на турнире за них обоих. Пока что план Уилла сводился к тому, чтобы получить кованной перчаткой по башке в первом же бою и потом, гадать как там справился Дик, сидя в госпитале. То, чтобы Дик свалился без сил в первом же поединке, в его планы не входило.
- Вы выглядите нездоровым, милорд. Можно я вас осмотрю?
Фицалан раздражённо хмыкнул.
- Я уже однажды сказал, что не нуждаюсь в ваших лекарских услугах, барон. Когда что-то изменится, сообщу. И кто этот человек?
- Как скажете. - Пожал плечами Уилл. Фицалану ещё повезло. Кого-то помельче, вроде королей или констеблей, он даже не удосуживался спросить. - Брох МакКензи. Его обвинили в том, что он вор и бунтовщик. Высекли перед казнью, так что он чуть от этого и не помер. А потом суд Тралла всё-таки позволил монахам из местного монастыря выкупить его за полтысячи золотом. Там я его и нашел. Парень крепкий, упрямый и честный. - Уилл ещё раз глянул на сферу. Было даже интересно, о чём шотландца спрашивала Бадб. Ну, в любом случае, решение было за ней. - Буду какие-то дополнительные поручения насчёт турнира? Или только присутствовать?
- Странное дело - Фицалан посмотрел на разгуливающую по поляне Мю и вздохнул. - Нас, илотов, всего четыре сейчас. Я, Ларк, Ронан. И ты. Но ты почему-то решил, что служить моей госпоже может любой... На турнир тебе нужно явиться, выглядеть достойно и не лечь в первом же поединке. И вообще, быть рыцарем, как с картинки.
- Вы правы, насчёт того, что быть илотом - это честь. И что илотов сейчас немного... Но мы не бессмертны и мы воюем. Так что решать госпоже. - Уилл тоже отвлёкся на фею. Да, даже если "смерти не было", это не значило, что им не придётся её испытать. Он не знал, что илотов было так мало. Выходило, что богини не зря требовали, чтобы он их нашел и нашел достойных. Окажись они с Диком завтра на плахе, за один день, на другие ветви отправилась бы ровно половина. Ему, как мерлину, стоило подумать об этом раньше. Особенно, если они воевали и с фоморами и с Рольфом. Уилл вывел себя из задумчивого состояния, и вернулся взглядом к Фицалану. - Я постараюсь не лечь в первом же бою. Авось, повезёт с противником. Вас тоже вызвал на дуэль его величество?
- Мы воюем? - с интересом переспросил лорд. - С кем же?
- Мне казалось, что мы как минимум воюем с остатками фоморов. Не считая моего батюшки. - Слегка нахмурился Уилл. Он не понимал, какой на это был взгляд у Фицалана, но те ребята, которые погибли в день, когда он стал мерлином, уж точно не поподскальзывались и не попадали на мечи средь чистого поля просто так.
Лорд вздохнул. И уселся прямо на траву.
- Остатки фоморов - это вот, к примеру, она, - он мотнул головой в сторону Мю, улыбнувшись ей. - Это Флу, адъютант генерала. Это другие феечки. Это домовята-импы, которые живут в домах людей. Это кеаск. Да, какая-то часть из них пакостны, и с ними справляются михаилиты. Но с фоморами мы не воюем. Они давно приняли владычество богов и находятся под их покровительством. Тебе пора научиться отличать войну от бунта, который случился на Авалоне. Равно как и мы не воюем с твоим тестем. Поскольку ни сэр Рольф, ни наш лэрд не объявляли войну друг другу. Даже владыки сэра Рольфа еще не сделали этого, начав вторжение или захват. Сейчас зыбкий, шаткий мир на грани большой стычки - но не более.
- А в Бермондси был бунт или мир? - Спросил Уилл, тоже садясь на траву. Ему казалось, что даже если с теми, кому служил Рольф сейчас и был зыбкий мир, всё это не могло не быть временным. Они всё равно должны были вернуть Англию. Потому что сейчас миллионы душ были обречены на вечные страдания в аду. Как те несчастные, которых он по-глупому пришиб дверью в Лланелли. Да и вообще, то, что владыки Рольфа появились в Англии уже было вторжением и захватом. - Ладно, спасибо, что объяснили. Раз уж у меня есть возможность, то я подостаю вас вопросами. Госпожа Бадб поручила мне найти меч Гарольда Брайнса. Может быть, вы о нём что-то слышали?
- А в Бермондси были мои серые, - коротко ответил Фицалан. - Против каких-то мертвяков. На твоего тестя или его хозяев не указывало ровным счётом ничего, кроме тактического почерка. Да и тот я бы не опознал, не будь там лэрда. Поэтому, советую тебе заниматься делами мира, добра и света, как и положено мерлину. Кто такой Гарольд Брайнс, зачем бы мне слышать о его мече? И куда, скажи на милость, ты дел свою вторую жену? А то страшновато. Вдруг, с очередным приворотом выпрыгнет?
Уилл устало вздохнул. Значит, в ту ночь прилетело не только ему. Иногда он совсем не понимал Рос. Ведьма, это понятно. Но она как будто специально хотела погубить их обоих. От этого становилось хреново на душе, как будто союзников у него не было даже в семье. При том, что она была небольшой.
- Я прошу прощения за приворот. Видать, это за тот раз, когда вы сломали ей челюсть. В меня она, кстати, тоже бросила. Причём так сильно, что я даже разбил головой табурет в гарнизоне Лланелли, пока падал. - Уилл хмыкнул, глядя на речку. - Летает где-то на метле, я могу её позвать, но предпочёл бы этого сейчас не делать. В Лланелли, если я смогу туда вернуть после турнира, нам нужен только жемчуг?
- Позовите, - негромко попросила Мю из-за его плеча и улыбнулась. - Тогда, на берегу, познакомиться так и не получилось, а уж хотя бы это вы, наверное, мне задолжали?
- Муилен Фихедариен-на-Грейн, - представил её Фицалан. - Госпожу Муилен очень ценит и уважает лэрд.
Уилл поднялся, отряхнул штаны и с улыбкой вежливо поклонился фее.
- Уилфред, рад знакомству. Не удивлён, что вас ценит лэрд, вы показались мне очень мудрой. И верно, задолжал... - Хмыкнул он, садясь обратно на траву. Идея звать Рос сейчас казалась совсем лишней и Уилл уже мог представить чем всё закончится. - Но давайте в другой раз, а то она опять наговорит глупостей и мне придётся или её усыпить или снова лечить ей челюсть. Розали никак не может отпустить старые обиды.
Фицалан тоскливо поглядел на богиню, продолжавшую беседовать с Брохом. Брох улыбался уже во весь рот, и смотрел на Бадб с плохо скрываемым восхищением.
- А ведь это всё ещё сообщать лэрду, - проворчал он. - Лучше б ты держал свою сумасшедшую на коротком поводке, барон.
- Лэрда здесь нет, - заметила феечка Уиллу, слегка пожав плечами. - Разве на вашу ведьму тьма находит даже без него?
Уилл тоже тоскливо глянул на купол. Он уже отсиделся и сейчас лучше было ехать, иначе он рисковал не успеть в Лондон.
- Тьма, наверняка, найдёт на неё и при виде госпожи Бадб. А насчёт поводка, вы правы, милорд. - Уилл пожал плечами. - Но это мне пока плохо даётся.
- Хотите, я с ней поговорю? - Предложила Муилен. - Если вы можете её позвать, то, наверное, можете к ней и отправить? Женщина с женщиной всегда найдут общий язык, - она вздохнула, бросив взгляд на купол, - если, конечно, одну из них не зовут Неистовой.
- Вряд ли я смогу отправить вас к ней. Тем более, что мне запретили перемещаться. - Слегка развёл руками Уилл. Ему казалось, что дело было только в Рос. До того, как Бадб за раз прислала им тринадцать голубей с гейсами, она вообще казалась ему жутко терпеливой. - Но я не против если вы поговорите, и спасибо. - Улыбнулся Уилл. Он снова глянул на купол, который теперь стал непроницаемым для взгляда. - Когда появится возможность, я вас обязательно познакомлю.
- Ловлю на слове, - феечка серьезно кивнула. - Обязательно знакомьте. Хотя, странно, конечно, что запретили перемещаться так, что даже не воссоединиться с семьёй. Мне казалось, ваши браслеты... но это, наверное, не важно. О, госпожа.
Пелена замерцала, и через несколько ударов сердца из неё вышла Бадб в сопровождении Броха. На его руках блестели под солнцем узкие татуировки, сплетённые из листьев падуба.
- Сэр Ричард Фицалан, лорд Грей, илот и полковник, - Бадб улыбнулась Дику и повела рукой, направляя к нему шотландца. - Он молодец, Брох. Учись у него - только не наглости, своей хватает, - и слушайся. А мерлину за тебя возместят, об этом не думай.
Уилл и Дик одновременно поднялись на ноги. Фицалан весь расплылся от похвалы, а Уилл ещё раз поклонился. Было радостно, что Бадб осталась довольна. То, что он впервые как следует исполнил свои обязанности было лучше любой компенсации. После этого богиня кивнула и через пол удара сердца Уилл остался на поляне один. Только ветер шумел в листве и время от времени тряс гривой Василиск. Теперь нужно было поспешить в Лондон, пока все не легли в первом раунде без него.

21 мая 1535, Лондон

Уилл сидел на полу в неплохой комнате одной из неплохих лондонских таверн. В камине справа приятно потрескивал огонь, он отдыхал, уперевшись спиной о стену, лицом к запертой двери. Слегка ныла шея. Прямо на тракте, на подъезде к Лондону, ему на голову из ниоткуда больно свалился кошель полный золота. Так что теперь деньги снова были, даже без возни с векселями. Теперь он, сидел себе на полу и возился с рыцарской бронёй, проверяя все ли ремешки в порядке. Уилл поднял кирасу перед собой.
"Красивая, зараза. Но как будто не для меня. Как и баронство, как и турнир".
Он отложил броню, положив подбородок на открытую ладонь и глядя на огонь в камине. Становилось беспокойно за Рос. Ад, и всё что было связанно с ним, не казались ему чем-то приятным. Уилл нахмурился, вспомнив пустыню. Как солнце запекало раны, дерьмо и кровь демонов на скользкой от пота коже. Песок в волосах, на зубах и в глазах. Он вырвал себя из воспоминаний и снова оказался в уютной комнате. Сытый и спокойный. Сейчас это было больше похоже на очень, очень бредовый кошмар.
В общем, ему не нравилось, что Рос связанна с адом и было беспокойно за неё из-за этого. После истории с магистром, да ещё и с Диком, Рос не создавала впечатление хитрого человека, который мог иметь дело с демонами, и не оказаться в беде. Да чего уж там, она кажется была дурой. Уилл поднялся, и начал складывать броню на кусок ткани в углу. Он, в общем-то, тоже не казался себе особо хитрым или изворотливым.
Он отложил эту мысль, решив, что попробует позвать Рос перед тем, как ляжет спать. Если она к тому моменту не явится сама. Фея что-то говорила о браслетах. Может, используя их, можно было связаться с женой.
Ещё Уилла мучила совесть за тех ребят, которых он пришиб в Лланелли. Странное дело, ведь они явно не желали ему добра. И ещё интереснее, что его не мучила совесть за тех, кого он не смог спасти от такой же глупой смерти в разборках с големами. Уже не говоря о местных жителях, которых грабили мародёры. До какой степени это было его делом? Можно ли было каждый раз стоять в стороне и радоваться, что никого не пришиб дверью или он должен быть снова вмешаться и ещё раз попробовать всех успокоить?
Уилл закончил складывать броню и снова сел у стены, чуть ближе к камину. Может, Дик и был прав. Он был не всесилен, и всё это было не его делом. У него была своя земля, на которой он ни разу не был и две сумасбродные жены. Ни одну из которых он не мог со спокойно душой взять на турнир. Потому что обе, наверняка, наговорили бы глупостей, даже больше, чем он сам. А ещё, он теперь намного лучше представлял, в чём были его обязанности, как мерлина. Нужно было приносить жертвы и искать достойных илотов. Это не считая поисков меча покойного отца. Уилл скривился. Чёрт, как же ему не хотелось снова связываться хоть с чем-то, что касалось Гарольда Брайнса. Это каждый раз тормошило старую обиду за то, что он вырос без отца и без положенного любому, отцовского имени. Хотя, глядя на старого де Три, может, это было не так и плохо. По крайней мере ему повезло с дедом, а сейчас везло с Рольфом и Диком.
Уилл зевнул. Странно, что к ему ещё не ломились в дверь местные констебли. Может, Фицалан и понимал, что делает. Он прикоснулся к браслету на правом запястье, пытаясь связаться с Рос.
"Ты в порядке?"
Уилл тяжело вздохнул. Никакого ответа не последовало. Значит, если Рос так и не появится, после турнира нужно было искать другие способы. А пока нужно было выспаться, чтобы не лечь в первом же бою.

22 мая 1535, вечер, Лондон

Вечером его вырвал из дрёма стук в дверь и голос Алетты. Уилл нахмурился, безнадёжно вздыхая. Ему было лень разбираться в отношениях с Алеттой и он даже не знал, какая часть воспоминаний осталась у неё сейчас. С другой стороны, может быть, это было даже к лучшему, что они могли поговорить сейчас. Когда у него было время и рядом не было Рос. Две жены никак не помещались у него в голове, и казалось само пространство с искрами расколется пополам, если они встретятся. Он поднялся, протирая глаза, и открыл дверь.
Алетта, одетая в платье голубого цвета, казалась слегка нереальной. Она немного похудела, но выглядела даже красивее, чем он помнил. Он и забыл, какой она была красивой.
- Привет, рад тебя видеть. - Виновато улыбнулся Уилл. - Проходил, садись. Ты ужинала?
- Нет, милый, я не ужинала, - нежно ответила жена, рассеянно целуя его. - Очень сложно было переместиться к тебе. Ритуал наводит не слишком точно, и если ещё ужинать... Выйдет не слишком красиво. Что ты делал, пока я занималась делами?
- Рос?- Просиял Уилл. Он захлопнул дверь, искренне рассмеявшись. - Как ты хитро придумала! Главное быть поосторожнее с сэром Рольфом. Ну садись, сейчас я тебя накормлю. Мне запретили перемещаться, так что всё время ушло на дорогу. Старика де Три кто-то прирезал атамом, прямо перед тем как ты исчезла. Я сейчас попробую вспомнить рисунок, чтобы ты глянула. Ещё я нашел илота для Неистовой, Броха МакКензи. - Он расставил перед Рос еду, которую оставили в его комнате, налил вино в два бокала. - А как всё прошло у тебя? Мне было беспокойно, всё-таки ад это... - Уилл пожал плечами. - Ад.
- Замечательно, - вздохнула Рос. - Только тело потеряло твоего ребенка. Но мы наверстаем. Да и зачем бояться папу Рольфа? Телом я его дочь.
Уилл застыл, не веря, тому что слышал. Он сел на стул, не чувствуя силы в ногах.
- Это не иллюзия?... Потеряло ребёнка? - Уилл потёр глаза. Жену, которую ему доверил Рольф убили. И его ребёнок был мёртв. Ладно, Алетта. Судя по тому, что говорил Дик, её сознание и так уже стало расслаиваться. И всё-таки он надеялся её исцелить. Но ребёнок... Голова гудела. - А что с твоим телом?
- Ну какая иллюзия, милый! А что с моим телом, я не знаю. Не видела его уже лет семьсот. Ты готов к турниру?
Уилл вздохнул, отупело глядя в пол. То, что так могло быть, не укладывалось у него в голове. Он забыл, что его жена была настоящей ведьмой. Уилл несколько раз моргнул, пытаясь собраться с мыслями.
- Не особо, всё-таки я ни разу в жизни не был на турнире и даже не тренировался. Это не говоря о том, что биться мне, возможно, придётся с его величеством. - Он достал из-за пазухи письмо от короля и протянул Рос. - Хотя, я думаю до меня дело не дойдёт. Всё-таки первым будет сэр Ричард. Ребёнок умер из-за того, что ты забрала тело или до этого?
- Ребёнок был нежизнеспособен. Слишком многое пережила Алетта, - Рос счастливо покружилась по комнате, белокурые локоны выбились из-под арселе. Только сейчас ему бросился в глаза маленький браслет с рыжими тыковками на её запястье. - Мне нужно платье для турнира и платье для бала! Ты будешь самым блестящим рыцарем, любовь моя!
Уилл безнадёжно, совсем невесело глянул на Рос, потом выдохнул, отпуская напряжение. Ладно, в конце концов, он бы простил её и не за такое. Просто ушло бы больше времени. И если кто-то и был виноват в смерти ребёнка, так это он сам. Нужно было лучше следить за Алеттой. А Рос была практична, она хотела быть его женой и тоже что-то за это отдала. До этого, она была готова рисковать жизнью, чтобы сохранить тело Варды Онории Флетчер.
Уилл сделал глоток вина, которое показалось странным и совсем безвкусным. Тело Алетты, и правда, было безумно красивым, намного красивее прошлого тела Рос. Но сейчас оно навевало на него лёгкий страх, как будто было ожившим мертвецом. Безумно красивым, но каким-то нереальным. То, что у него теперь была одна жена, да ещё и безумно красивая и любимая, было удобно. Но что-то он совсем потерялся. Уилл допил вино, безоружно улыбнулся Рос.
- Будут тебе платья, а после турнира нужно будет съездить в наше баронство. А то у нас ни дома, ни кошки с собакой. Но перед этим... - Уилл сонно прищурился и слегка улыбнулся, глядя на жену. История с Диком говорила о многом. И если у Рос хватило времени, чтобы привораживать Фицалана, то наверняка такой же приворот полетел в сторону Циркона. Уилл взял со стола нож, всучил его Рос рукояткой вперёд и припёр жену к стене.
- Поклянись, что ты на полгода забудешь о мести и о всём, что с ней связанно. А если не хочешь, то лучше сразу вспори мне горло, чтоб я не мучился, пока буду пытаться тебя спасти. Так будет быстрее и проще. - Уилл посмотрел в глаза Рос. О глазах говорили, что они зеркало души, и хоть тело оставалось телом Алетты, в глазах и правда что-то едва заметно изменилось. Как будто блестящая искра души стала чуть хаотичнее и теперь опасно блуждала по чёрному зрачку. - Когда нас женили, я был в сознании и сделал выбор, Рос. Теперь твоя очередь. Я не так много прошу и для тебя полгода - это не так долго.
- Но ведь я и не мщу, - задумчиво отозвалась Рос, расчесывая локоны. - Скажи лучше, как ты собираешься выжить после причуд короля? Я-то тебя верну, конечно, но это твоё тело мне нравится.
- Как хорошо, что ты не мстишь... - Ласково улыбнулся Уилл, не давая Рос вывернуться. Какой бы красивой она не была, ему не нужна была ходячая проблема в качестве спутницы. Хватало мороки и с тем, что Рос уже натворила. В конце концов это нужно было исправить. В ведении было тело Варды, так что Рос можно сказать обманула судьбу, сменив тело. Но это мало что меняло. Не нужно было быть провидцем, чтобы понимать, что такими темпами Самайн Рос не переживёт. - Получается, я прошу о мелочи. Раз ты не мстишь, то поклянись, а потом обсудим, как уберечь это тело. Ну, два слова.
Рос досадливо цокнула, закатила глаза и совершенно, как Алетта, сморщила нос.
- Клянусь, - недовольно проговорила она. - Доволен? Замечательно. Теперь можешь идти на эшафот, если тебе какая-то нелепица важнее собственной жизни.
Уилл просиял и с улыбкой забрал у Рос нож.
- А чего ты морщишься, если это такая нелепица?
Он положил нож на стол, а сам сел на стул. Понятное дело, что Рос могло быть наплевать на клятвы или она могла найти способ их обойти. Но для него было важнее то, что она обещала ему. Обманет, значит из них двоих, влюблённым дураком был он один. Уилл вздохнул, веселья в голосе стало меньше.
- Насчёт причуд короля, ты права и это полный... скверное дело. Сначала я думал просто не явиться. Ну знаешь, эта жизнь всё-таки поценнее баронства. Но тогда сэру Ричарду было бы не выпутаться. - Уилл посмотрел на бокал, подвинул его в одну сторону, потом в другую. - Как мне кажется, либо Фицалан выкрутится совсем и за нас обоих, либо только за себя и у меня отберут баронство. Выкручиваться так, чтобы мне отрубили голову, ему не с руки. Потому что под пытками я такого наговорю, что ему не поможет ни турнир, ни свят... В общем никакой турнир не поможет. Сам я тут вряд ли смогу много сделать. - Уилл кивнул на броню, которая лежала в углу, отражая блики огня из камина. - Из рыцарского у меня только броня. Ну, может, ещё дюжина шрамов от всякой нечисти и мертвяков. Если кому и удивлять его величество на турнире, так это Фицалан. У тебя есть какие-то мысли по этому поводу?
- Не называй сюзерена там фамильярно, - Рос зло прищурилась. - Попробуй хоть на мгновение, хоть на полстука сердца быть воспитанным, куртуазным и образованным. Самый лучший способ избежать казни за измену - это сменить тело, уйти на время за пелену. Можно убить короля и самому сесть на трон. Можно сорвать турнир. А можно просто быть славным парнем, подружиться с рыцарями в шатрах, обаять всех. Только от королевы ничего не бери - ни лент, ни перчаток. Я тебе свою повяжу, прямо на копьё.
- Убить короля, говоришь... - Уилл улыбнулся своей же шутке. Потом вздохнул. - Я могу попробовать всем понравится, Рос. И это был бы лучший способ. Но выглядеть это будет выстрадано. Я не родился в семье рыцаря и не был воспитан так, как положено. Рано или поздно, какая-нибудь мелочь, о которой я и не подумаю, меня подведёт. Так что даже, если и пробовать так, то рассчитывать на этот вариант точно не стоит. Как думаешь, если король решит меня казнить, у нас будет момент, чтобы выскочить за пелену? Может, есть какой-то способ сбежать? Если заранее его подготовить.
Когда он вот так говорил с Рос, то самым лучшим вариантом казался побег. Вот они сейчас поднимаются, открывают портал, ведущий куда-то далеко. И через мгновение, его уже не волнует ни турнир, ни все эти куртуазные глупости. С другой стороны, судя по всему, Бадб хотела сделать Дика королём. И сбежав сейчас, Уилл мог всё испортить.
- У нас, любовь моя? - Рос, кажется, разозлилась не на шутку. - Меня за пелену не пустят. Ты брак не консумировал, и его нет в глазах богов. За тобой я следовать не смогу. Но если ты не хочешь слушать добрых советов, хотя рыцарями не рождаются, ими становятся... Так вот, выход у тебя один, когда на эшафот потащат - суд чести. И если у тебя так же плохо с мечом, как и супружеским долгом, то советую подумать о заступнике.
Уилл откинулся на стуле, глядя в красивые, возмущённые глаза Рос и думая. Злилась она, конечно, не из-за того. И исправить то, из-за чего злилась она, было как раз проще всего. Дело, и правда, было дрянь. Почему-то вспомнился момент, когда Рос рассказала ему о себе, а потом исчезла. Опять судьба тянула его в какую-то сторону, и в этот раз совсем ужасную.
"Бред какой-то... как будто у меня, как у мерлина, нет других забот... И не могу же я пустить всё на самотёк. Уже завтра в пыточной пожалею. Благо рыцарские заскоки этого больного дали хоть немного времени".
Из полезного у него был мешок золота, который ему отдал генерал и Василиск. И он знал человека, с которым за хорошую цену можно было договориться обо всём. Даже новом имени и куске земли под дом. Только одного золота Кромвелю будет мало. Канцлер в чём-то был похож на Осень и, кроме денег, ему нужны были всякие магические побрякушки. Насчёт этого можно было попросить Рос. Всё-таки она знала всех ведьм и всю нечисть в округе. Ещё нужно было договориться насчёт матери.
Значит найти что-нибудь магическое, забрать своё золото. Дик, наверняка, отправил его в баронство. Потом найти Кромвеля и поговорить с ним. Для всего этого нужно было всю ночь прыгать туда-сюда по Англии. Ещё было хреново, что он таким образом не выполнял приказ сюзерена. Ну да, кто бы удивился, что молодой человек струсил, когда король объявил его предателем и захотел самолично прикончить. Уилл вздохнул, наливая два бокала вина, и предлагая один бокал жене.
- Ты права, Рос. Прости. Садись, давай я расскажу тебе, что я предлагаю.

ВАРДА ОНОРИЯ ФЛЕТЧЕР = АЛЕТТА ДЕ МАНВИЛЬ = РОЗАЛИ ХАРПЕР
24-25-26 мая 1535 г. Лондон.

Его звали Чарльз Миллер. Он был музыкантом в приходе святого Антония и очень любил детей. Неожиданная любовь для рослого, плечистого, светловолосого немца, больше похожего на михаилита, чем на музыканта, но при взгляде на него Розали поняла – хочется. Прекрасный, долгий и медленный прилив поднялся в теле, наполнил до краёв, но не выплеснулся. Розали подошла к нему, улыбнулась, чуть приворота – и Чарльз Миллер пошёл за ней, в укромный уголок под лондонским мостом, специально выкопанный для членов ковена, которым надо было укрыться.
К утру с музыкантом Миллером было покончено. Дивная разрядка, когда внутри прорывает плотину и всё - тьма, свет, мысли - смывает, не наступила. Не было в ласках бедняжки Чарльза вдумчивости, неторопливости и пошлой фантазии. И татуировок не было. Розали задумчиво подбросила на ладони перстень с гиацинтом, а потом опустила его за корсаж. Порезанный на ленты Миллер был не против. Его душа отправилась к повелителям Ада, тело, выброшенное в Темзу, вскоре найдут. Вдумчивый законник заметит, что удары наносили тонким стилетом, быстро, ожесточенно. Что кожу резали серпом, сдирая где тонким, где неровным толстым слоем. Часть, которой Чарльз Миллер очень гордился, могут найти под забором Ламбетского дворца. Если будут искать. Член Розали отрезала аккуратно, завернула в сухой чистотел и полынь, заговорила на привлечение болезней. Архиепископ Кранмер ей никогда не нравился, а в суматохе странной эпидемии, охватившей Лондон, посетить Ламбет было несложно. Тело ныло и требовало продолжения. Правильных рук, тех самых губ, песенок. Как он мурлыкал, когда сидя на крылечке вырезал арбалетные болты? Розали помассировала виски, которые ломило от желания.
- Мы свое призванье не забудем
После смерти жизнь приносим людям.
Всех бойцов, что сдохнут в битве с нами
Оживим бездумными рабами…
Розали хотела Роберта Бойда прямо сейчас, но Роберт Бойд пока не хотел её.
Приходилось искать замены.

Вторым стал Йен. Красивый, сильный валлиец. Его Розали подцепила в Доках, когда искала редкие травы. Из дальних странствий Йен привёз серьгу с розовым цирконом и пару-тройку забавных болезней, о которых не знал сам. В Доках тоже можно было найти укромное местечко, а когда Йен дерзко, нахально прижал её к стене, Розали показалось - вот оно, годен.
Увы. Йен озирался на каждый шорох, жалко постанывал, а потом и вовсе бессильно обмяк. Его Розали просто заколола, прошептав посвящение Велиалу и забрав серьгу себе. Не стала ни мучить, ни разговаривать, разве что с орудием людьми проделала ровно то же, что и у Миллера. И подбросила к воротам известного особняка на Морли. Дилетанты, вздумавшие играть в культ Айрианвина, ей нравились еще меньше архиепископа.

Третий, шотландец Деррек, знакомо раскатывал "р-р", говорил вместо "клевер" - "клавер-р", смешно коверкал слова и вообще был похож настолько, что Розали растаяла и позволила себя напоить. А потом увлечь в лесок под Бермондси, на мягкую, зеленую травку. Там, слушая балагурство и забавные песенки, она отдалась почти как жрица, служащая плодородию. Увы, шотландец Деррек думал только о себе. Даже вино с афродизиями не помогло во второй раз. Этого скорострела Розали убивала долго, вдумчиво рассказывая, что ведьму оставлять неудовлетворенной нельзя. После долго же полоскалась в ручье, выбросив в него отслужившее своё части бедняжки. И чувствуя, что огонь разгорается всё пуще, отправилась в Билберри. Местный ковен задолжал ей лошадь и сопровождение, а в Нортумберленде ждал Уилл. По крайней мере, Розали хотела думать, что ждал.
Выезжая на тракт, она обернулась. Почудилось - слышит его голос.
- Нас похоронит вольный ветер,
Иссушит кости пыль веков.
Фоморы долго будут квасить
Вино из наших черепов...

РОЛЬФ ДЕ МАНВИЛЬ

17-20 мая 1535 г. Бакхёрст-хилл.

Планы стремительно менялись.
Рольф глядел на четыре письма, полученные одно за другим, и размышлял. Первое гласило, что король желает видеть ополчение. Второе, что милорд Грейсток желает видеть Лондон у своих ног. И третье, что будут турнир и бал. Вдобавок дочь Алетта писала, что зять её оскорбил изменой, но это Рольфа волновало менее всего. От Уилла Харпера он и не ждал, что тот сумеет справиться с капризной дочерью Инес.
Рольфа беспокоили планы Грейстока. Не будучи полководцем, Рольф не чувствовал в себе сил для войны, но молодость следовало оплачивать. Возможно, не оспаривая решений, хоть отчётливо понималось - Лондон будут оборонять. Скорее всего, в битву вступит Роберт Бойд, и победа уйдёт к нему, как и положено ветреной девке. Что победа любила магистра михаилитов, Рольф убедился во время блокады Бермондси. Точнее разметить поле боя в свою пользу не смог бы никто, хотя казалось - невозможно. Казалось, учтено всё - высоты, низины, тылы и фланги. Но генерал древних легионов, не выходя на поля боя, разбил полк нежити наголову. Это заслуживало уважения и здравого опасения. И более тщательного планирования, разумеется.

25 мая 1535 г. Лондон, особняк де Манвилей в Ковент-гарден.

Рольф довольно потянулся. Всё шло не так, как задумано, но неплохо. Схему - розу розенкрейцеров - неведомо как вычислили и разрушили, но силы, скопленные ею, утекли в Аменти, и уже вернулись. Казалось, теперь он чувствовал каждого мертвяка в Англии, был способен поднять неисчислимую армию, подчинить себе тех, кто заболел под эманациями смерти, но всему этому мешал только один человек.
Крупными штрихами Рольф набросал на листе бумаги высокие горские скулы, прямой нос, твёрдый подбородок, гордый поворот головы. Роберт Бойд.
Получалось, что магистр был хорош в стратегии, но за тактикой слегка не успевал. В этом ему не помогала ни жена-богиня, ни полковые разведчики. Поэтому, порой следовало не только строить грандиозные схемы размером в половину страны, но и попросту устраивать стычки то там, то здесь. Раздёргивать, как это называли полководцы. Не обязательно, чтобы в них принимал участие магистр, не нужно даже, чтобы это были его солдаты или михаилиты - свеженьких покойников сложно отличить от бунтовщиков, а убить - не в пример сложнее. Зато королевские войска вкупе с поредевшим ополчением изрядно устанут мотаться по стране, потеряют больше половины людей, и когда милорду Грейстоку понадобится корона, она упадёт ему в руки точно спелый, вызревший плод. В стране, поглощенной бунтом веры, сопротивляться станет некому. Даже новоиспеченный принц не сможет сплотить народ, а бравые шотландцы Бойдов станут попросту неуместны. Англичане слишком давно воевали со скоттами, чтобы поверить - их спасают, а не завоёвывают.
Теперь, когда система входила в саморегуляцию, можно было подумать об Алетте и её непутёвом супруге. Управляющий писал, что дочь обращалась за средствами - в чём ей было отказано, а также уведомляла о смерти Харпера. О первом Рольф распорядился сам, чтобы прекратить бездумные траты детишек, во втором здраво сомневался. Смущало и письмо дочери, в котором она сообщала, что находится в суррейском поместье Фицаланов и жаловалась на обиды от мужа. Алетта была глупышкой, жадной до мужских ласк, но, всё же, дочерью Инес. И она могла родить внука, а еще лучше - внучку, новый сосуд для своей матери. Рольфу Алетта нужна была здоровой и счастливой.
Рольф потянулся еще раз, с наслаждением. Встал, хрустнув больным коленом. Когда-то туда прилетело топором, и теперь оно ныло даже сейчас, после лестницы и потери части души. Как будто колено жило в своём мире, в далёком прошлом, когда и холмы были выше, и короли величавее, и королевы красивее. Пожалуй, об Алетте следовало поговорить с сыном старого друга, принцем и сыном сына старого друга.
С Ричардом Фицаланом.

- А вы рисковый, сэр Рольф, - встретил его Ричард Фицалан в роскошном кабинете. В Хемптон-корте для наследного принца были отведены отдельные покои, сравнимые по площади с большим домом, если бы кому-то взбрело в голову построить дом из белого камня и красного дерева. Дик Фицалан среди этого великолепия выглядел так, будто родился здесь, но при этом смертно устал. Рольф усталость понимал и разделял.
- Вы тоже, Ваше Высочество, ­­– миролюбиво заметил Рольф, пожимая протянутую руку. – Ловить головой стрелы сможет не каждый. Но я здесь не за тем. Что с Алеттой? Почему она в вашем поместье?
- Уже нет, - мрачно заметил Ричард. – Не вся, сэр Рольф. Духовно.
Он вздохнул, приглашающе махнул рукой в сторону кресла и отошёл к окну. Рольф обратился в слух. Рассказ об экспериментах иоаннитов, о секте шлюх, о Харпере, связавшем жизнь с ведьмой-люцифериткой был очень интересным. Таким интересным, что даже пустоты в «я» шевелились, заполняясь то гневом, то удивлением, то яростью. Наконец, всё это сплавилось в холодную решимость.
- Значит, моя девочка всё ещё в вашем поместье в Суррее, а её телом завладела некая… как вы её назвали? Розали?
- Я не знаю, как эту бешеную зовут на самом деле, - пожал плечами Ричард. – Лэрд называет её так. Простите меня, сэр Рольф. Это я притащил Харпера в ваш дом. Для Алетты вы бы нашли партию лучше.
- И всё это не случилось бы, - улыбнулся Рольф, - вы это не договорили, Ваше Высочество? Случилось, что должно. С вашего позволения, я хотел бы забрать дочь. Поглядим, может, и тело получится забрать. Надеюсь, мой то ли бывший, то ли нынешний зять не слишком вам дорог?
В том, что случилось с Алеттой, была вина не только самого Рольфа, как отца, но и Уилла как мужа. А еще секты дьяволопоклонников нажили личного врага. Они и до того мешали своей бестолковостью, нелепыми жертвоприношениями, призывами демонов. А теперь их ведьма овладела телом одной из де Манвиль. Этого Рольф прощать не собирался.

ДЖЕЙМС КЛАЙВЕЛЛ

24 мая 1535 г. Бермондси.

Утро началось со стука в дверь. Джеймс, промаявшийся ночь с очередным заключением по делу королевы, неохотно выполз из своего кресла, где и дремал, и так же неохотно пополз к двери, надеясь, что это не курьер. Или не стражник, готовый сообщить констеблю, что наступила очередная беда. Но на пороге снова стояли де Три.
- Доброе утро, - сонно кивнул Джеймс. - Заходите. Завтрак, вероятно, готов, но я не уверен. Всю ночь ломал голову, что мне делать с королевским делом, и только-только проснулся.
- Не утруждайтесь, Джеймс, - Эмма радостно улыбнулась. - Мы завтракали. А перед тем - сначала пили за здоровье принца Ричарда с каждым, кто хотел об этом уведомить, потом - отбивались от предложений выпить. Так что, согласимся разве что на кружку поссета.
- Тяжёл быт михаилита, - со вздохом кивнул Раймон. - И хочется объесть гостеприимный дом, а никак. Говоришь, королевское дело? Это к свежим новостям, или само по себе?
- Само по себе. Король хочет новую жену, а старую не хочет. И все факты указывают на прелюбодеяние, но о чем тут говорить, если в списке числился даже я. А я точно знаю, что с королевой у меня ничего не было. Мне претит отдавать палачу женщину, которая виновна лишь в том, что взбалмошна. Новости?
Выговорившись таким образом, Джеймс посторонился, пропуская михаилитскую чету в дом. После турнирных манифестаций бунтовщиков, он подозревал, что новости были плохими.
- На всякий случай - у нас с королевой тоже ничего не было, даже у Эммы, - поспешно ответил Раймон, после чего пожал плечами. - Казнить за взбалмошность, конечно, нельзя. Мне бы тоже претило, поэтому понимаю и сочувствую. Что же до новостей, то...
- То на Форрест-хилл идут какие-то самоубийцы в доспехах, - вздохнула Эмма. - Что странно, потому что по мнению Скрамасакса, они уже давно мертвы. Кто-то полностью, кто-то наполовину...
- Но из-за этой такой жутко-страшной армии, педагогичности ради Форест-Хилл эвакуируют, а резиденция переходит на осадное положение. Но поскольку из нас в наставники годится только половина - ой, - нас выпнули из ворот и даже благословили на дорогу. А Бойд - педагог, поэтому - подтягивается.
- В прямом смысле. С утра висит на перекладине, потому что от ворон его тошнит. Меня от них тоже тошнит, но я столько не смогу висеть. А в Бирмингеме наёмники захватили Бирмингем. Забавно прозвучало, хм. И часть из них идёт на Глостер. А еще какая-то часть чего-то идёт в ленные владения моего старшего брата.
- И пока они все идут, мы решили, что надо тоже куда-нибудь пойти, - закончил Раймон, - чтобы не остаться сидеть. Скучно же. Все ходят - и нам надо. Например, по восток, туда, где, кажется, тоже обитают самоубийцы. Муравьиные.
«Херово».
- Если они все идут, - заметил Джеймс, падая в кресло и складывая бумаги стопкой, - то я из Бермондси никуда идти не могу. Мы же соседи с резиденцией. Пока заварушка не закончится, я прибит к управе футовыми гвоздями. Надо будить Хантера и Барсука. И чтобы кто-то уведомил валлийца в лесу. И… вероятно, надо уведомить шурина в Гринфорде. Дьявольщина, вот к нему ехать не хочется!
Все эти желающие поиграть в войну начинали порядком утомлять. Мэри было вредно волноваться, Бермондси плохо переносил побоища, начиная выбрасывать католические коленца, а сам Джеймс с куда большим удовольствием занялся бы текущими делами.
- Если не хочется - значит, точно надо ехать, - понимающе кивнул Раймон. - Делегировать - и ехать. И какого-такого Барсука? Подумал бы на того самого, но он ведь умер? Конечно, с управой в Бермондси никогда не знаешь, кто там заведётся, но...
- Но ничего не случится ведь. Что такое сотня нежити для мальчишек, которым пообещали настоящий бой. К тому же, - Эмма вздохнула. - Шурин вас беспокоит.
О Джеке Берроузе Джеймс позабыл. Равно, как забыл о том леденящем, продирающем до костей беспокойстве, что он вызывал одним своим присутствием.
- Мне почему-то хочется назвать его одержимым, - сознался Джеймс. – И эту девочку, подругу Мэри. Тельму. Старый Алвкин держал её в подполе, довольно долго. Хантер говорил, когда её достали – дичилась людей, огрызалась, как звереныш, но Джека Берроуза чем-то зацепила. И с того времени лесных на мельнице больше не привечают, Оуэн жаловался. Им пришлось к Форрест-хилл уйти.
Раймон кивнул, устраиваясь в кресле поудобнее.
- Значит, решено, едем на восток через шурина. Сколько, говоришь, тебе нужно времени на сборы?
- Если можно, - заметила Мэри, ставя на стол кружки с поссетом, - если совсем чуть-чуть можно, то мне пока что не хотелось бы получать такое наследство. И Тельма... пусть даже она не нашла времени ни зайти, ни написать письмо с тех пор...
- Опухоль лучше отрезать сразу, - холодно заметила Эмма. - Пока она не разрослась. А эта уже дала отростки, кажется. А еще - надо доверять чутью мужа, хоть иногда. Пора взрослеть.
Джеймс устало вздохнул. Жена Раймона де Три отчётливо не одобряла жизненную философию Мэри. Но Мэри взрослеть было не за чем. По крайней мере, сейчас. Она жила в любви и достатке, а все проблемы брал на себя Джеймс.
- Мэри иногда доверяет. Хотя в Гринфорд и не пускает. Не стоит, леди Эмма. А на сборы мне хватит пары часов. Разбужу Тома, Барсука – того самого – объясню, что к чему. И можем ехать.
В дверь снова постучали. На пороге стоял Вальтер. То есть, Уолтер.
- Джеймс, там... о, доброе утро, сэр Фламберг, леди Берилл. Там гуси... нет. Девки в борделе стали гусями, а где сами девки - кто их знает. Это если по Харзе. А как по мне: Гарольд Брайнс опять чего-то учудил. И даже на поводыря его нового не поругаться - у меня и самого с этим Брайнсом лучше не получалось.
- А девки, видимо, в гусях, - меланхолично заключил Джеймс. – Только не Брайнс это. Дженни прихватили?
Во всём были виноваты эта рыжая сукина дочь Дженни, её желание поживиться в закромах Кранмера и её детское слабоумие. В этом Джеймс не сомневался ни на пенни.
Барсук не менее меланхолично пожал плечами.
- Хантер на этого Гарольда посмотрел и решил, что пока Дженни не драпает, прихватывать её не хочется. Так что они там девок обратно в бордель загоняют.
- Всё приходится делать самому, - пробурчал Джеймс, потягиваясь. – Раймон, хочешь поглядеть на обновлённого Гарольда Брайнса? Дам не приглашаю, поскольку намерен открутить уши одной паршивке, причём – матерясь. Не хотелось бы сдерживаться.
- Всё приходится делать самому, - пробурчал Джеймс, потягиваясь. – Раймон, хочешь поглядеть на обновлённого Гарольда Брайнса? Дам не приглашаю, поскольку намерен открутить уши одной паршивке, причём – матерясь. Не хотелось бы сдерживаться.

Несчастные работницы борделя шипели, хлопали руками и щипались, как заправские гуси. Всё это задумчиво созерцали Харза, Дженни и отдувающийся паром Гарольд.
Впрочем, завидев Джеймса, Дженни оживилась.
- Ваше констебльство! А вот уши драть не надо, само оно, а мы просто образцы собирали, а Гарольд возбудился, с лапы на лапу-то запрыгал, ну и унутрях у него сдвинулось чего-то, а чего - кто его знает. Вот эта деревяха поперёк застряла, может, она... да не страшно, тут ведь всё равно отродясь ни одной умной девки не было. Никто разницы и не заметит.
- Посох. Святого Патрика, мать его святую церковь, - констатировал Харза. - И еще эманации разных артефактов. Унутрях. Джеймс, ей уши не драть надо, а на заднице бантиком завязывать. Фламберг, давай тряхнём этот самоходный сундук?
- Значит, ни одной умной, да? – Ласково спросил Джеймс. – Никто не заметит, да? Кроме тех несчастных, которых сварят в похлёбке. Что, зныба, поиграла? Попробовала себя королевой в колоде? Ограбила архиепископа? Считай, каждый гусь, которого сегодня сожрут – на твоей совести. Потому как это – чистой воды убийство. Господа михаилиты, что скажете?
Любовь к Дженни закончилась еще в тот момент, когда она наведалась в Бермондси с этим Брайнсом впервые. Теперь понимание, что Ю не зря прозревала в девочке кучу проблем, усугубилось.
Дженни фыркнула, отступая ближе к Гарольду, но Харза только хмыкнул.
- Господа михаилиты скажут, что сначала надо баб вернуть в баб, а гусей - в гусей. Потому что это, конечно, убийство. Хотелось бы, чтоб Том зарядил своих оглоедов собрать всех гусей. Еще мне нужен эль. Потому что башка трещать будет, как с перепоя. Разобрать, где чьё, я смогу. А дальше... Фламберг?
Раймон хмыкнул тоже, потирая подбородок.
- А чего сразу Фламберг?.. Дальше я их уговариваю, что всё это - дьявольские происки, а ты - показываешь дорогу обратно. Долго, уныло и одинаково. Небось, ещё и посох этот понадобится - да, именно этот, и не прячь его за спину, всё равно вижу.
Джеймс кивнул, показывая, что услышал. И уставился на Дженни, отвязывая с пояса верёвку.
- Ты мне еще пофыркай тут, принцесса из подворотни. Отдавай посох сэру Фламбергу. И вываливай всё из Брайнса. А не то...
Он аккуратно, любя, вывязал из верёвки петлю. Чтобы вешать на воротах, палач нужен не был. Достаточно пары стражников, чтоб за ноги дёрнули.
- Хм, Джеймс, - задумчиво начал Харза, - ты знаешь... Как бы это сказать... Короче, как моя Бруха говорит, нет желания разносить Бермондси среди полного здоровья.
- Гонишь ты, мусор, шнягу не по делу, - перебила его Дженни и подбоченилась. - Деревяху - отдаю, держи, михалит! Не ловишь? Ну и ладно, пусть гремит. А добычу вываливать - нетужки. Ты, твоё констебльство, если не заметил, война началась, а это - военная добыча, честно уворованная у архиеписькопа. С гусями - виновата, потому и палку возвращаю. Могу вот ещё херню, о которую этот ваш посох стукнулся - по звону узнаю. Восьмерица стеклянная. Красивая, переливается вся! Даже не треснула. А прочее - унесу. Вам же лучше. Знал бы ты, что я у того писькопа глазом своим видела... а, вижу, плевать тебе.
- А там, случайно, не было кусков таких, словно от старой короны?.. - Не менее задумчиво, чем Харза, поинтересовался Раймон, поглядывая по сторонам, на собравшихся зевак, стражу, шипящих девок. - Исключительно из интереса.
- Хантер, зевак убери, - хмуро скомандовал Джеймс. – Нарываешься, зныба. Фламберг, я знаю, вы можете быстро связаться с отцом. Я хочу прямо сейчас знать, что он думает о такой военной добыче. Кавычки в голосе, надеюсь, все услышали? Про куски короны можете отвечать, мисс Хейзелнат.
Ситуация была из тех, какие Джеймс ненавидел. Отпускать воровку с украденным, среди бела дня, при свидетелях, не имея на то оснований?!.. Впрочем, одно основание было – опасный и разрушительный Брайнс.
Мисс Хейзелнат снова фыркнула, а Раймон вздохнул.
- Что думает? Я и не спрашивая скажу: о том, что таки надо свежеобретённого принца в Брентвуд. Ещё - что не любит самодеятельности. Особенно в такое время, когда надо думать о другом. Слушай, поганка мелкая, я, конечно, тебя понимаю, потому что сам такой, но всё же добычу вываливай, военная она или нет. Потому что иначе мой папа будет говорить с твоим папой, и, думаю, мой переборет. Или хотя бы переговорит. А если не переговорит, то я поговорю с шурином, и ты начнёшь жизненный путь заново - с пелёнок. Не советую, я там был, ничего хорошего.
- Вообще, насколько я помню уроки военного дела - а я их освежал буквально недавно, - не изменяя задумчивости заметил Харза. - То поход за военной добычей согласовывается со штабом, после чего эта самая добыча сдаётся разведке, для анализа и выводов. Самое забавное, что я уверен, милая барышня со штабом не согласовывала, и сейчас очень позорит своего папеньку, кем бы он там не был. Я б на его месте ей ноги повыдёргивал. Давай, малявка, открывай грёбаного Брайнса. Фламберг сам всё передаст штабу, он может.
- Того папеньку - не позорит, это невозможно, - проворчал Раймон. - Но про шурина - не шучу. Так как поступим?
Дженни колебалась недолго. Пожала плечами, словно ей было всё равно, и махнула рукой Гарольду. Тот, словно не сундук, открываться и не подумал, вместо этого перед ним из ниоткуда возникла гора барахла, которую не свезла бы и иная телега.
- Ну и ладно. Не больно и хотелось. Злой ты, палач Билберрийский. Неласковый. А ещё говоришь, сам там бывал... что ж, наше вам без кисточки, твоё констебльство, михалиты. Передайте потом, как там гуси.
- Ходи и оглядывайся, мисс Хейзелнат, - мрачно посоветовал Джеймс, провожая её взглядом. – Господа михаилиты, сколько такое стоить может?
Он устало опустился на корточки – ноги не держали. Гарольд Брайнс и будучи живым приносил кучу проблем, а уж этот самоходный танк да Винчи был способен разнести Бермондси к херам собачьим. К тому же, Дженни испоганилась до нельзя. На месте михаилитов, Джеймс проверил бы её закрома, потому что гадкая девчонка наверняка унесла большую часть.
- Как господин михаилит скажу, если прикинуть, сколько нужно человек, то... - Раймон пожал плечам и глянул на Харзу. - Тысяч двадцать пять-тридцать? И отдельную оплату лекаря и похоронных?
- И бочку рома нам с Шафраном. Потому что выследить это будет тем еще развлечением, - Харза почесал затылок. - И магистерские накинь, я в такое без архимага не полезу.
- Ага, в общем, все пятьдесят, - Раймон помедлил, потом фыркнул. - Ну и сцена. Здоровые лбы запугивают маленькую девочку и несчастного недовешенного торговца. Да ещё и с добычи отдала от силы треть, судя про просачивающемуся удовольствию. Стыдобища. Была бы стыдобища, не думай я всю эту беседу о том, какую часть города оно снесёт, если, простите, ёбнет.
- Эту девочку даже Ю со счетов списала. Не стоит её недооценивать. Но хорошо, пятьдесят так пятьдесят. Вдвоём с Брухой обоснуем необходимость. Делай что-то с гусями, Харза. Стража соберёт их в кучу. А я здесь бесполезен. Ни гуся загнать, ни воровку повесить.
Мрачное настроение усугубляло еще и то, что это была Дженни. Маленькая попрошайка, радующаяся пирожку и книжке со сказками. И Джеймс ощущал вину за то, что происходило с ней сейчас.
С этой виной он заснул, так и не дождавшись чету де Три. Снилось странное.
Орды зеленых мертвяков с выпученными глазами нападали на тыкву. Красивую, оранжевую тыкву, которую очень быстро и зло выращивала Бесси. Когда мертвяки разбили особо большой плод, Джеймс проснулся, понимая, что ему нашёптывают о скорой эпидемии в Лондоне и Бермондси. И приуныл.
Он мог выставить санитарные посты, мог закрыть городок, но как быть с болезнями у лесных и в окрестных деревнях? По всему выходило, что в Бермондси надо было заполучить кого-то из орденских лекарей. И еще - что утро двадцать пятого началось в полночь.
Стараясь не будить Мэри, Джеймс тихо оделся и ушёл в управу. Будить, организовывать и управлять.

1 июня 1535 г. Бермондси.

К тому времени, как Джеймс смог отмыть улицы, загнать всех болящих в госпиталь и собраться с мыслями, наступило лето. Оно рухнуло ливнем, затопившим Бермондси, отчего в управу приходилось пробиваться по колено в воде. Ходить стало далеко. Новый дом был почти у Темзы. Большой, с огромными окнами, садом. Мэри с упоением вила гнёздышко, а Джеймса всё равно тянуло в маленькую гостиную на Эсмеральд-стрит. В дом, где вырос. Туда он и пошёл после разговора с Кристином Холденом-Ридом, которого помнил еще по Академии. Наверное, Джеймс тоже изменился разительно с тех пор. Вырос, поумнел, обзавёлся серьгой в ухе и некоторыми принципами. Вероятно, Джеймс также, как и Рид, выплёскивал эти принципы на окружающих. Например, на юного Юнга, которого Хантер обнаружил под окнами управы. Молодой стражник должен был стоять на своём углу в городе, а не подслушивать.
- Ну ладно, Юнг, - задушевно спросил его Джеймс, прижав к его к стене коленом и надевая старые, испытанные перчатки, бывшие некогда светлыми, а теперь – в застарелых потёках чужой крови. – Что с тобой не так? Погоди, не отвечай. Подумай. Стражник должен думать. Зачем ты подслушивал?
- Мне велели, - юноша испуганно покосился на перчатки. – Да, велели. Но я не хотел, сэр Джеймс! Но велели ведь! Ой.
«Ой» Джеймс одобрил. Потому что был его причиной, легонько ткнув костяшками пальцев по рёбрам Юнга. Не смертельно, не слишком больно, но отрезвляюще.
- Молодец, - похвалил он. – Послушный, исполнительный. Такого бы – да в стражу. Кто велел? Зачем?
- Он, - сообщил Юнг так восторженно, что сразу было понятно: «Он» начинается с заглавной буквы. – Он, сэр Джеймс. Ой!
Теперь к «Ой» Джеймс был совершенно непричастен. Мальчик дернулся, закатил глаза и обмяк в обмороке. Что было ожидаемо, но совершенно неуместно. Впрочем, теперь Джеймс знал, что в этой секте руководит мужчина. Вряд ли женщину торжественно именовали бы «Он».
- Гадство.
Юнга пришлось закинуть в управу, а самому рысью припустить к матушке. Пойманный по пути Харза успевал только кивать и соглашаться, соглашаться и кивать. Разве что выпросил пару минут на то, чтобы заскочить к Брухе и прихватить чётки из горного хрусталя. «Для усиления» - туманно пояснил он. Усиление требовалось для связи с Ридом.
- Джеймс, - миссис Элизабет, коротающая вечер за вязанием у камина, обрадовалась. – Милый сын, сохрани вас Господь!
Джеймс покорно подставил лоб под поцелуй, думая, с чего начать беседу. По всему выходило, что лучше было говорить прямо и честно. Ридом, хоть тому и претила серьга в ухе констебля, рисковать не годилось.
- Матушка, - вздохнул он, усаживая её в кресло. – Мне нужна ваша помощь. Кто руководит сектой в Бермондси? Той, куда ходят миссис Паркинсон и миссис Альцгеймер? Только не говорите, что не знаете. Не поверю.
- Но, Джеймс, - начала было миссис Элизабет, а потом замолчала, будто между ней и сыном встала тень Айрианвина. Покосилась на Харзу, перебирающего четки. И заговорила.
По её рассказу выходило, что община существовала давно, еще до рождения Джеймса. Именно поэтому миссис Элизабет и выбрала Бермондси для жизни с бастардом морехода и сыном демона-друида. В пёстрой мешанине радений, молебнов и игр в прятки с властью она, родившая от почти ангела, казалась им богородицей. Пить свою кровь миссис Элизабет не позволила. Умная, гордая, суровая Элизабет Ллойд-Брит с брезгливостью относилась к обрядам общины и к их главе – священнику. Тогда священника звали отцом Себастьяна. После – отцом Николасом. После – отцом Ричардом. И вот теперь – отцом Кристофером. Был ли отец Себастьян первым, матушка не знала. Зато точно знала, что в общине большая часть прихожанок – женщины. Что они каждое воскресенье радеют в доме священника. Облачают обнаженные тела в белое, поют псалмы, танцуют пред ликом Господа, причащаются от кровавой чаши, а после, доведя себя до исступления, впадают в свальный грех. Часть из этих практик миссис Элизабет взяла для себя, чтобы организовать свою секту на Морли. Отца Себастьяна общинники называли «селением Божиим», «жилищем Святой Троицы — Бога Отца, Сына и Святого Духа, Которые в нём почивают»; говорили, что в нём явился во плоти Бог, он оправдал себя в Духе, показал себя ангелом и в народах проповедан. А еще они были едины в себе, связанные отцом Себастьяном в единую сеть. А отец Себастьян не терпел никакого греха – будь то грех лжи или невинной шалости. Кроме того, как жилище сразу всей божественной троицы, он считал себя вправе казнить и миловать, а потому многие безымянные тела, которые стража вылавливала из Темзы, принадлежали несостоявшимся общинникам. И символом истинно верующих было крестное знамение справа налево. Так они узнавали своих. Частью единства были не все жители городка, только коренные, чьи семьи жили здесь еще с тех пор, когда Бермондси был маленькой рыбачьей деревней. Ни миссис Элизабет, ни Мэри, ни Бесси и Артур под их влияние не попадали. Бруха и Клементина - тоже.
Переглянувшись с Харзой, Джеймс благодарно поцеловал матушке руку. И уже вдвоём с михаилитом повторил обратный путь в управу, по пути заглянув к ювелиру. А после него - на задний двор таверны Гарри, где комиссар-Рапунцель выбросил из окна кипу бумаг. Бумаги надлежало переписать в херовой куче копий и вернуть назад.

В управе было душно и никогда не было столько народа. Писали все, кто умел это делать. Читали - тоже, но от комментариев воздерживались, лишь Джеймс изредка хмыкал. Культисты писали интересно. Из этого вышел бы хороший роман. Быть может - сказка.
Господа сектанты верили, что душа, в известном теле находящаяся, жила еще прежде неизвестно сколько времени и неизвестно в ком. После смерти она становилась или ангелом, или дьяволом, или скиталась по земле, переходя в животных. или нового младенца. Живущие в браке переходили в свиней. Никогда еще выражение "Напился, как свинья" из уст иных жён не было таким верным. Если душа по какому-то неизвестному стечению обстоятельств попадала в тело культиста, то очищалась и удостаивалась общества ангелов. А еще они отрицали брачную жизнь и поощряли умерщвление плоти. По их мнению, первочеловек Адам согрешил именно угождением плоти - впал в грех супружества. Следуя заповеди своего основателя: «не женитесь, а кто женат, живи с женой, как с сестрой; не женимые не женитесь, женимые разженитесь», сектанты со всей решительностью отвергали брак. Не считая грехом при этом оргии и связь с чужими жёнами. Должно быть, это было удобно. Должно быть, они искренне верили, что спасутся. Джеймсу приятно было думать, что ни черта они не спасутся от виселицы. За переписывание такого количества бредятины следовало ввести отдельную казнь.
Кроме того, пришлось выписать постановление о заключении сэра Генри Норриса под стражу, в связи с обвинением в государственной измене. Это ускоряло в том числе и дело королевы, хоть Джеймс этого и не желал. Миссис Паркинсон и миссис Альцгеймер на свою тайну мессу тоже сегодня не пошли. Сразу после вечерни их увлекла к себе миссис Элизебет, воистину дьявольски обольстив их обещанием показать новые схемы для вышивки, которые ей прислали из какого-то благословенного монастыря. Схемы для вышивки оставила в прошлый свой визит Эмма де Три, но кумушкам об этом было знать необязательно.

К ночи Джеймс задолбался настолько, что едва нашёл силы забежать домой за едой для Рида – после Билберри здраво опасался, что комиссара отравят, - наскоро поцеловать Мэри и собрать рейд для проверки увеселительных заведений Бермондси на предмет запрещенных королём шлюх. Предписания выписать пришлось даже борделю, вызвав здоровое недоумение мадам Харлот. Но комиссара нужно было кормить и поить, ибо дохлый подсыл смысла не имел.
- Всем оставаться на местах, - обрадовал Джеймс таверну Гарри, где хозяйничала только Пегги. – Проверка.
- Всем оставаться на местах, - повторил он, заглянув в комнату Рида. И добавил, плотно закрыв дверь и подперев её собой. – А в тюрьме сегодня овсянка.
В сумке, впрочем, был пирог с олениной – спасибо лесным за мясо, яблоки – спасибо Бесс, выращивающей их на берёзе, крепкий ликёр из малины – благодарность миссис Элизабет, и вода – хвала Господу.
- Там и завтра овсянка, - рассеяно заметил Рид, хватая баклагу с водой. - И завтра. И послезавтра. И... Господи, бесконечная череда овсянок. Будешь арестовывать - убей до тюрьмы, пожалуйста. А то не переживу. К слову о тюрьме, вот, оцени, свеженькая проповедь от ересиарха. Переписывать не нужно.
- Тебя пока не за что арестовывать. И убивать тоже, - пожал плечами Джеймс. – Мы были в подвале. Там – бочки с порохом. Теперь – с мокрым порохом, но будь поосторожнее. Хм, а тёмный противник божий – это лорд-канцлер, что ли?
Проповедь была интересной. В ней в вольной форме перемешались темные легионы комиссаров, девственники, ветхий Адам и таинственное воскресение. Особенно Джеймсу понравилось место, где культистам обещалось, что над ними не будет никакого закона. Этого он не мог одобрить.
- Вероятно, - поставив баклагу на стол, Рид заходил по комнате, заложив руки за спину. - Завтра меня обещают пустить на корабль. То есть, допустить до ритуала и посвящения. Посвящаться я не хочу, но пойти придётся. В балахоне на голое тело - иначе святой дух не снисходит. Значит - без оружия.
Джеймс хмыкнул, доставая из сапога нож. Плоский, цельнокованый и без рукоятки, его было удобно метать. При некотором желании, им еще можно было резать. В конце концов, в оружии главное не его наличие, а уверенность, которую оно придаёт.
- Примотай к ноге бинтом. Скажешь, при допросе поранили, кровит. К тому же, мы наблюдение не снимаем, чуть что – сразу выносим дверь и вяжем всех. Харза тоже работает, разве что жалуется на луну. Но нам надо взять этого вселенца живым, здоровым и в священнике.
Хмурясь, Рид взвесил нож на ладони, прислушиваясь, кивнул.
- Спасибо. И на нож, и за еду. Взять священника... - он помедлил, тряхнул головой. - Чашей оказаться было бы неудобно. Впрочем, посмотрим. К слову, ты не надумал снять серьгу?
«Далась тебе эта серьга. Фанатик чёртов».
Джеймс злобно фыркнул. Серьга ему была нужна для того, чтобы вынести арены к чертям собачьим. А для этого не следовало будоражить ланисту нарушением правил. Но если комиссару так хотелось, чтобы у констебля не было серьги… Не в правилах Джеймса было волновать напарников перед важной облавой. Да и к ювелиру он заходил не ради нового ожерелья для Мэри.
- На, - морщась от легкой боли, Джеймс выкрутил серьгу из мочки и перебросил Риду. – Наслаждайся, дьявол кромвелев. Заменю на морскую, как у братьев. Когда разберусь с аренами – сниму совсем.
- Не просто дьявол, а погибший воин мрачного легиона, - педантично уточнил Рид, подкидывая серьгу на ладони. - Однако. Неожиданно, но правильно. Давно пора избавляться от пережитков прошлого. Потому что будущего у них нет. Только зачем она мне? Не католическая добыча, чужого Комиссии не надо. Ладно, ладно, мне - не надо. Вернул бы владель... а-а. Ладно. Да, ещё, про папу...
- Слушай, Рид, вы в Суррее все такие занудные или через одного? – Вздохнул Джеймс. В ухе без серьги была странная легкость. – Или пример со своего графа берёте? Папу я, как ты понимаешь, не выбирал. И за него не в ответе.
Пожалуй, для проверки он уже слишком долго задерживался в комнате этого погибшего воина мрачного легиона. Подозрительно, да и спать хотелось до жути. Завтра предстоял еще один день беготни, планирования, засад и облав.
Рид пожал плечами.
- Я как раз хотел сказать, что до папы этого Комиссии дела нет. Выбирают их и правда только в курии, но дело даже не в этом. Мы строим новый мир, с новыми правилами. Ругать тебя за то, что есть суть Реформации, то есть, отказ от папы, которого навязали где-то там? Комиссию такое прошлое заботит только когда его пытаются всеми силами тянуть в будущее. Вот и всё. А так - это суррейский воздух. Что-то в нём есть такое, знаешь...
- Ага, знаю. Ладно, ты ешь давай, первый зануда мрачного легиона. И спи, если сможешь. Завтра…
Зевок смазал слова. Джеймс улыбнулся и вышел. Последовательно – из комнаты, таверны. Ушел с улицы. Вернулся домой. Обмысливать всё уведенное, услышанное и сделанное, а особенно – комиссара Рида, он собирался утром.

2 - 3 июня 1535 г. Бермондси.

Торговцы орали так, что слышали их, должно быть, в Лондоне. Недовольство их было понятно - когда у тебя находят неуказанные в акцизах товары, да еще и конфисковывают их, всякий будет орать. Джеймса это полностью устраивало. Потому что за суетой, недовольством и гомоном проще просто было спрятать облаву. Утаить, что послал за братом Сапфиром в резиденцию. Что стражу прошерстили с Харзой, отправили подозрительных на усиление в Лондон, а оставшиеся готовы ко всему. В тюрьме тоже навели порядок: повесили три общих камеры. В целом, вся эта суета укладывалась в обыкновенную жизнь управы и внимания не привлекала. Разве что кормить Рида становилось утомительно. Трактир находился на базарной площади, и закидывать корзинку с едой и водой приходилось юркому Харзе. Михаилиты были будто рождены для незаметного ползания по крышам.
Потом взмыленный гонец приволок в управу конверт от шерифа, и Джеймс с обреченным хмыканьем засел за него. Неподалёку от лондоского моста нашли зверски убитого мужчину, которого констебль Уайт опознал, как Чарльза Миллера, музыканта в приходе святого Антония. У Чарльза Миллера отсутствовал член, зато в изобилии имелись удары стилетом и содранная кожа. Сдирали, если судить по характеру повреждений, серпом. В Лондоне объявился новый душегуб, и сделал он это не ко времени. Рида Джеймс не бросил бы, просто потому, что дело комиссара касалось Бермондси. В конце концов, Чарльз Миллер уже никуда не спешил, а одно убийство - это глухарь.
Так и вышло, что о Чарльз Миллере Джеймс вспомнил только к утру, третьего июня, когда все культисты были упакованы в камеры, старче был усыплен, запечатан мудрёными знаками - пламенное спасибо Сапфиру и Харзе, а свечника повесили. Потому что красть вещи у представителя закона - нельзя, даже если этот представитель - комиссар. Допросы и дознание еще только предстояли, но сейчас, когда в просыпающемся Бермондси уже начали голосить, бегать и толпиться на площади, было время, чтобы просто растянуться на лавке.
- Ты рисковый, комиссар, - с уважением сообщил Джеймс Риду, которого пришлось одеть в свою одежду, которую для таких случаев хранил в управе. - Не всякий из стражи так пойдёт, в гадюшник.
- Что? - Рид поднял глаза от тетради с бухгалтерией культистов за последние полгода. - А. Так ведь работа у нас такая - ходить там, где гадят. На этот раз - просто роскошные условия были, с такой поддержкой. Отличная команда... Хм. Знаешь, смотрю я на эти числа и понимаю, что надо уговорить Кромвеля открыть бордели Комиссии. Назвать их не борделями, а как-нибудь ещё. Чтобы только идеологически правильные женщины, верные заветам Реформации...
- После вчерашнего рейда у мадам Харлот все такие сегодня, - Джеймс зевнул, поудобнее подкладывая под голову свёрнутый плащ. - Разве что пропуск на плотские утехи, заверенный управой, не требуют. Отложи бухгалтерию. Бруха… миссис Харза разберёт. Подытожит, найдёт недостачи, виновных в недостачах, и я еще кого-то из них повешу за воровство. А может, и нового душегуба рядом. Хотя вряд ли. Тело уже изрядно лежалое, если он разгоняется, то успел еще пару-тройку жертв найти. А если это единичное убийство, то хер я его выловлю. В общем, поаккуратнее по Лондону катайся.
Теперь, когда напряжение этих двух суток отпускало, Джеймс и сам был бы непрочь заглянуть в бордель, но уже не с рейдом. Но – увы. Мэри вряд ли одобрила бы такие развлечения. Оставалось думать о работе, отвлекаясь ею.
- Деньги и собственность - это основа всего, - назидательно заметил Рид, но тетрадь вернул в сумку, одну из четырёх, набитых бумагами. - Поехали в эту вашу тюрьму. А потом - на место, где нашли. Эксплуататор. Нажалуюсь лорду-канцлеру, и он даже кивнёт. Два раза.
- А если ты мне следующих жертв назовешь хоть примерно, то сколько раз он кивнёт? Впрочем, поехали. Должен буду.

Чарльз Миллер был – уже не был – рослым, плечистым и светловолосым. Глядя на такого, и не подумаешь, что музыкант, да еще и в приходе святого Антония. Скорее – гвардеец, наёмник, михаилит. Теперь он не был ни музыкантом, ни Чарльзом Миллером, а был просто изуродованным трупом, лежащим на холодном каменном столе.
- На лютне играл, - рассеянно заметил Джеймс, указывая на кончики его пальцев. – И перстень носил.
На перстень указывала светлая полоска. Она не успела испачкаться, потемнеть, зато слегка отдавала синевой, что красноречиво говорило – кольцо сняли после убийства.
- Что скажешь?
- Что не зря притащил, - Рид коснулся полоски на пальце, поморщился. - Перстень с гиацинтом. Как сам с тела снял, так и потерял. Сейчас... в мягкости и полутьме. Белоснежная кожа. Да. Мягкая, сладкая, как розовая жемчужина. Кудри... да. Белокурые кудри, как у ангела в капелле. Приход святого Антония, знаю, бывал.
- Да, он музыкант там. Был. Но женщина… Плохо. Обычно они и кровожаднее и коварнее. Месть или что иное?
Джеймс еще раз глянул на Миллера, прощаясь. Всё остальное скажет лекарь, который будет препарировать. И развернулся к выходу. Пока Рида не отобрали для очередного монастыря, надо было выжать из него всё. Особенно – на месте преступления.

Место, где обнаружили тело, выглядело как тысячи таких мест – ил из Темзы, рогоз, какой-то мусор, нога коровы. Миллера вынесло на берег, там он зацепился за корягу и так и лежал, будто отдохнуть в теплой водичке задумал.
- Сбросили выше по течению, должно быть. Но – мощная дамочка. Такого быка заколоть и в реку свалить.
- Хрупкая, - Рид покачал головой. - Тяжело было тащить, должно быть, если трахала не сразу у воды. Ага. Землянка под лондонским мостом. Под дерном. Большая. Шёл - улыбался. Идём. Чую, ой как богато будет. Не рыла же она это всё сама, чтобы заколоть этого музыканта. Нет. Не она. Другие.
- Землянка?
Схроны строили либо контрабандисты, либо культисты. Джеймс попытался представить, как хрупкая блондинка копает глинистую почву под мостов – и сдался. Ему не хватило воображения.
- На кого похожа, можешь описать? Из известных блондинок? На мою Мэри? Новую принцессу? Кто-то из фрейлин?
Рид пожал плечами.
- Лица не разобрать, плывёт. С ведьмами так часто, с теми, которые не полные дуры. Впрочем, с этой всё ещё интереснее. Словно одета и раздета одновременно, понимаешь? Я не про тёмно-синее платье. Да и Миллер этот твой, его словно двое. Нет. Сам, но с тенью.
Тёмно-синее – значит, вдова. Причём, вдова свежая. Те, которые вдовели больше года, надевали чёрное. Нынче в Англии было очень много вдов, и проверять их всех занятием было заведомо безуспешным, с риском затянуть его на годы. Джеймс припомнил, что одну из вдов видел недавно на турнире. Юная, хрупкая, белокурая девушка говорила с магистром, а тот был так недоволен, что…
Джеймс медленно вздохнул, отпуская наитие. Чарльз Миллер был похож на магистра. А еще – на целую кучу шотландцев, вот только этих шотландцев не называли Цирконами.
- Рид, а ведь гиацинт – это окрашенный в розовый циркон…
- А ещё пошли кого-нибудь пошарить вокруг Ламбета, там... - комиссар осёкся, глянул искоса. - Клайв, я тоже вспоминаю альма матер добрым словом, но при чём здесь минералогия?
Студенческое прозвище сбило с мысли, и Джеймс понял, что наговорил лишнее. Впрочем, не обязательно было просвещать Рида обо всём, что касалось магистра.
- Ну, ты Тракта видел хоть раз? Видел, думаю. Миллер – чуть ли не копия, разве что не беловолосый, цвет глаз другой, тело пожиже и руки не воина. И татуировок нет. Тракта зовут Цирконом. Гиацинт – это окрашенный в розовый циркон. Она его взяла на память, понимаешь? Она трахнула Миллера, потому что хотела магистра. Поняла, что не то. Убила и взяла кольцо с гиацинтом как… как трофей. Эти психи, серийные убийцы, порой так делают. И знаешь что? Я на турнире видел, как Циркон беседовал с хрупкой, очень красивой блондинкой в тёмно-синем. Судя по лицу магистра, он бы её сам прибил гвоздями к потолку. Но – по какой-то причине нельзя. Любопытно, кто такая… Что ты там про Ламбет?
- Не Цирконы, говоришь. Валлиец. Найдут в доках... а часть найдут... нашли у особняка, что на Морли. Спросишь у матушки. Шотландец, раскатистый, где-то в леске. Недалеко. А под Ламбетом - государственная измена и противодействие реформации через покушение путём чёрного колдовства. Кусок нашего насильника, тот же почерк, что с Морли. Зачарованный кусок. Профессионально. Очень.
Схрон удалось найти не сразу. Его выкопали глубоко, прикрыли дёрном и у Джеймса невольно возникли вопросы, куда смотрят лондонские коллеги. Пропустить такое строительство на своей земле мог только слепой констебль. Или хорошо прикормленный. Внутри обнаружился алтарь, испещренный пентаклями, именами демонов, покрытый потёками недавней крови. За алтарём - ложе с кучей шкур и подушек, рядом с ним стол алхимика, на котором было множество трав, костей и всякой дряни, какую так любят ведьмы. Джеймс, почуявший след, нашёл и атам из железа, обтянутый мехом волка - такой был у Брайнса - и аналог подушевой книги ковена. В ней не было имен, только клички, зато было ясно, что в лондонском ковене тридцать человек. А сам ковен называется "Славой Астарота".
- А теперь что скажешь? - с азартом поинтересовался Джеймс, вороша ведьминскую постель в надежде найти что-то, что сам пока не осознавал.
- Что очень хочу повидать женщину с немного раскосыми зелёными глазами и кулоном под Её Величество, - глухо отозвался Рид, массируя левый висок. - И со страстью к детским жертвоприношениям. Она же - Бетула из списка. Она же - Беатрис. А если ты про нашу культистку, то я бы послал голубя в Лонгфрамлингтон. Знаешь, там, где сейчас поле то с зелёной, то с лиловой травой? Лорд-канцлер потом неделю ходил по резиденции как медведь с больным зубом, раздумывая о том, что такие незапланированные пропадания почти государственной собственности - это очень плохо. И там... там служит стражник. Беловолосый.
Зная, кого искать и где искать, облаву было устроить несложно. Джеймс просиял улыбкой, благодарно кивнул и потащил Рида на поверхность. Предстояло очень много работы.

Следующие несколько дней прошли в суете и разговорах. Кумушки делали вид, что сошли с ума, старец - что не понимает английского, Пухляк - что сейчас помрёт. Дело продвигалось медленно - на вкус Джеймса - но продвигалось. По словам разговорившегося старца, секта в Бермондси существовала давно. Настолько, что когда в день коронации нынешнего короля приплыли корабли из далёкой Московии, семя "христов", как они себя называли, упало в плодородную почву, дало корни и разрослось по всей стране. Разве что с точки зрения неких высших сил кормчие были осквернены, и их души разрушали тела. Потому и потребовалась помощь лорда Эдварда Грейстока, который научил их переселяться между телами с помощью хитрых ритуалов. В благодарность за его помощь, каждый из "кораблей" имел икону Христофора Псоглавца, которая еще и отличала для сведущих истинных-праведных. Из старца даже удалось выбить расположение лесного скита, и более - ничего. С каждым допросом он чувствовал себя всё хуже. Настолько, что Джеймс начал опасаться - до казни не доживет. Пухляк, напротив, становился всё более наглым, даже - борзым, точно сбрасывал с себя оковы этой сектансткой галеры. Ему пришлось пару раз съездить по морде. Пользы это не принесло, удовольствия тоже - пухлая физиономия с размазанными соплями и кровью вообще мало кому понравилась бы, но зато Джеймс вспомнил, что Бермондси остался без священника. А значит, через некоторое время начнут появляться секты. Как грибы после дождя. Пастырь нужен был срочно, причём - правильный. В меру строгий, не в меру харизматичный, и самое главное - верный Реформации, чтобы хотя бы с полгода можно было не думать про веру в Бермондси.

РАЙМОН И ЭММА ДЕ ТРИ
24-25 мая 1535 г., Лэнгли, к полуночи, или за неё. Запад вместо востока.

Конечно, в такие места надо было брать с собой кого-нибудь ещё. Например, магистра. Или Снежинку - почти магистра. Или Шафрана или Харзу, потому что мистики и видоки. Раймон взял с собой Эмму - потому что вдовье в достаточном количестве всё равно не накопилось, так что ей, страдать одной в бедности? А другим помирать здесь и вовсе не стоило, им предстояло это делать в какой-нибудь другой точке на другом лепестке. Поэтому по ночной дороге до Лэнгли Раймон с Эммой ехали вдвоём. Сопровождали их редкие всполохи блискавок, разгоняющих отставшую от той или иной армии нечисть. Сопровождал и квазимагический и проторелигиозный шлейф из девок, гусей, святого Патрика, четырёхлистного клевера и перевёрнутой восьмёрки. Шлейф оказался упорным, развеиваться упорно отказывался, и Раймону почему-то казалось, что у него только одна сторона. Попавшим в него тварям тоже так казалось, и эффект порой оказывался... интересным и стоящим занесения в отчёт. Просто для поддержания репутации морочников всея Англии как полных психов.
И всё же дорога оказалась долгой, слишком. Если Роб был прав, эта роза - не эта Роза, другая - накачивала что-то там чем-то там уже сутки, и останавливаться не собиралась.
- И всё-таки, - заметил Раймон, задумчиво разглядывая тёмные стены аббатства через ров и остатки моста. - Почему усыпальница графини Глостер - в Лэнгли, хотя похоронили её в Рединге? Вроде, не знаю, загородного дома, что ли?
- Главное, чтоб не охотничьего, - не менее задумчиво заметила Эмма. - Представь, в полнолуние графиня встаёт из усыпальницы в Рединге и мчится сюда. Поохотиться.
Перебираться через пролом не хотелось категорически. Выглядел он так, словно на мосту попрыгало что-то очень тяжёлое. И провалилось. В если так - как знать, что оно теперь там, под водой, делает? Отжигать у всяких тварей щупальца Раймон крайне не любил, особенно под водой. Особенно ночью.
- Было бы очень некстати, - признал Раймон, поворачивая морду Розы на восток, вдоль рва. Где-то там наверняка должен был быть ещё один мост, или паром... хотя бы лодки. Скорее всего от них тоже мало что осталось, но проверить стоило. - Но какая, однако, нерадивая тут братия. Мост дырявый, всенощную не поют, огни не горят. Во рву небось завелось что-то похуже крокодилов.
- Прочитай им наставление о добросовестности, - посоветовала Эмма, перекидывая ногу через седло, чтобы сесть по-женски. - Дескать, нерадивый в работе своей - брат расточителю.
- Обязательно. Как только найду, кому - так сразу. О, а вот и пример рачительности. Чувствуешь, как пахнет во-он от того домика у причала? Что под мост провалилось - не знаю, но в лодочники монастырь нанимает гулей. Очень удобно. Платить не надо, смену себе сами выращивают. Правда, об инвентаре не заботятся, но это дело наживное. Возможно, ещё научатся.
Ветерок и правда доносил сухой, сладковатый запах нежити. Причал радовал ничуть не больше: лодочка, которой полагалось спокойно покачиваться на мелкой ряби, осела в воду чуть не по краёв.
Эмма пожала плечами.
- Не чувствую. Разве что запах тины от воды. Но меня и не учили вынюхивать гулей. Меня даже вышивать гулей не учили. Ты их жарить будешь или рубить?
- Да зачем? - удивился Раймон, соскакивая на землю. - Если не вылезут... Сидят, никого не трогают, и пусть сидят, с Богом. Хм. С Богом, да. Двери-окна благословлю из уважения к обители, а потом когда-нибудь вернёмся. Или не вернёмся. Слушай, как думаешь, тут найдётся кошка? Или собака?
Что кошки, что собаки, из такого домика сбежали бы, но вряд ли далеко. И, пусть животных было жаль, Раймон предпочитал проверить, что за крокодилы живут во рву, на них, а не на себе и не на Эмме.
Эмма прислушалась к темноте, кивнула.
- Найдётся. Думаю, это кошка. Такая тёплая, пушистая, с лапками. Мечтающая о молоке. Давай её себе оставим?..
- Конечно, - согласился Раймон, осторожно заглядывая в домик. - Если не сожрут. Только возить будешь в своей сумке. Подмани?
Лодочник с женой смирно лежали у стены и гулефицировались. Судя по цвету кожи и запаху, процесс начался давно, и завершиться обещал скоро, со всеми сопутствующими эффектами. Какими именно - намекал третий гуль, крупный, даже жирный. Матка. Vivere mortua femina. Femina предостерегающе рычала, сверкала тусклыми глазами и пахла, как сушёный кальмар. Раймон пожал плечами и притворил дверь, осеняя её крестом. Затем, под эммины "кис-кис" прошёл вокруг дома, благословляя каждое окно по очереди. Закончил дверью в подпол.
- Нетушки, - радостно сообщила Эмма, держа за шкирку яростно орущую кошку. - Возить будешь ты. Ты большой, сильный, красивый, умный. Справишься с воспитанием и охраной этой невероятной ценности. Ой, она же кусается!
- Я бы тоже кусался, пока меня не заморочили, - Раймон махнул рукой, и кошка замолчала, обвисла, глядя с печалью и какой-то даже обидой. - Но предлагаю пока не делить сумки из несожранной кошки, ей ещё через мост лететь, а потом по этому комиссарами проклятому аббатству шнырять. Если, конечно, долетит. Мост-то широ-окий, а ров - глубо-окий. Не всякий крокодил перебежит, не всякий орёл... что я упускаю, кроме неумения воспитывать? Мост, лодка...
- Скотина. Не ты - скотина, а та, которую они на выпасы гоняют. Надеюсь, коровы тут не летают?
Точно. Паломницам вряд ли нравилось пачкать юбки в навозе, а что за монастырь без скота? И переправляли этот скот явно не такими вот лодочками.
- Да кто их знает, - Раймон вздохнул и двинулся дальше, обходя аббатство противосолонь. - Святое место, как-никак. При каком уровне святости коровы начинают летать, лишь бы не касаться земли копытами?..
- И гадят. Прямо на голову. А корова - не голубь, - Эмма фыркнула. - Не уверена, что хочу такое видеть.
- Возможно, и не гадят, если святости достаточно, - возразил Раймон. - Если они могут, например, отрастить крылья, то могут и... иные места перестроить. А если летают на святости, то, опять же, святость может эти другие места заткнуть. Ага, а вот и дорога. А вот и причал. А вот и канат от подвесного моста, который почему-то не перерубили. Лезть по нему, честно говоря, не хочется почти так же, как прыгать через тот мост. Впрочем, у нас есть доброволец.
За чернильной водой и стенами приглушённо ревел скот, злобно и приглушённо гоготали некормленные гуси.
"Какая дисциплинированная нежить. Не кормит, но и не жрёт".
Это давало надежду, что и разведчика не схарчат, как минимум, не сразу.
Эмма кивнула и всучила ему кота. Рыжего, в белую полоску и весьма облезлого. И с методичностью лекаря принялась обтирать руки жутко воняющим тысячелистником настоем.
- Вдруг у него лишай, - пояснила она. - Или глисты.
- Ну, конечно, - проворчал Раймон, - сначала - тёплое, пушистое, с лапками, а потом - лишай, глисты, сапогом тебе...
Он дунул коту в морду, и животное прищурило слезящиеся глаза, зевнуло. Но стоило посадить его на канат, как кот ловко и уверенно пополз на другой берег, изучать и метить новую территорию. Ну прямо михаилит.
В список к мистикам и видокам, которых надо было брать с собой, добавился зверятник... а, нет. Это уже входило в "магистра", но ему, кажется, тоже другая точка,и Раймон даже подозревал, какая именно. За отсутствием зверятника приходилось обходиться тем, что есть. А было, откровенно говоря, не так уж и мало.
Эмма, явно подражая Шафрану, закатила глаза.
- Птицы с длинными шеями. Воняют мокрым. Орут. Голодные, что ли? Козы. Воняют козами. Часовня, вероятно - пахнет ладаном. Алтарь, на нём каменные ёжики. Из часовни - дорожка из каменных ёжиков. Лапы колют!
- Не закатывай глаза - мистиком станешь, - рассеянно заметил Раймон, хмурясь на воду, из которой так ничего и не вылезло. - Каменные ёжики... ну, допустим, друзы от часовни к некоему центру. Что бы, значит, не в выси горние, а куда надо.
- Келья, думаю. Пахнет болезнью и смертью. Двое лысых дядек. Большие, пахнут потом! - Эмма вздохнула и принялась теребить кончик косы. - Ощущения у жрецов... Знаешь, как у Верховного, когда он в капелле мессу сам служит. Переживание чего-то тонкого и грубого одновременно. Радостно и досадливо.
- А если косу теребить, то отвалится, а мы её даже отрезать не стали, тогда, с этой... - Раймон прищёлкнул пальцами. - Точно, кеаск же. Ты так часто вспоминаешь тот поцелуй, что я даже забыл.
Склонившись надо рвом, он коснулся воды ладонью и прикрыл глаза, прислушался. Вода колебалась, плыла, обтекала, толкалась, вытеснялась, игриво плескалась, омутилась там, где поглубже, стояла, толкалась рыбьими хвостами, и всё это одновременно, всеми своими частичками...
"Господи, как водники это делают? Сейчас стошнит. И это ещё про морочников говорят, что психи, а тут..."
И тут всё встало на свои места. Вода колебалась, плыла, обтекала, кружила, петляла, словно шлейф из мороков, только иначе, плотнее - хотя и не совсем. Любой морочник мог понять, где разум жёстче, где мягче, где можно поднять, а где опустить. Легко. И по этому легко получалось, что кракенов в пучинах этого разума не водится. Вообще. Никаких.
Бережно стряхивая капли с пальцев, Раймон выпрямился и хмыкнул.
- Если там в каждой келье по паре некромагов, то будет интересно. Да и в целом интересно. Эх, поглядеть бы на план всей этой прелести!..
- Круглое, - мурлыкающим голосом сообщила Эмма, - и углистое. Угловое. Дядьки еще по углам, из других келий воняет смертью.
Раймон вздохнул, примериваясь к канату. Потянул за него, проверяя, крепкий ли.
- Кажется, к репутации Фламберга прибавится ещё один титул. Но Палач из Лэнгли не звучит, мне кажется. Надо какой-нибудь другой, пока кто-нибудь за нас не придумал. А если мурлыкать - шерсть нарастёт.
- А если нотации читать, то в Дика превратишься, - недовольно пробурчала Эмма.
"Вот он счастлив был бы, метафизически. Метапсихически?"

Когда-то в резиденции его учили карабкаться по верёвкам с грузом - хоть вертикально, хоть горизонтально. Часто за груз сходил другой послушник, порой - мешок или ещё что совсем уж неудобное. За отсутствием кракенов Раймон перенёс Эмму на другой берег, даже не запыхавшись.
Кошка звякнула о камень, но об этом можно было не тревожиться: скот ревел, гоготал и гремел слойлами и насестами так, что в этом шуме некромаги, вероятно, не слышали даже себя. Усевшись на краю стены и вытянув за собой Эмму, Раймон оглядел двор и вздохнул.
Даже в тусклом свете луны видны были узкие дорожки из камней, муки, чего угодно, уходящие в каждую дверь; поблескивала тропа из друз, ведущая из часовни куда-то в центр аббатства: видимо, по внутренний дворик. Гусиный шлейф или нет, а часовня чуть ли не светилась - и луна тут была ни при чём. Месса, говорите... и некромаги. Некромагов, как на полутора михаилитов, было многовато. Смерти, сидящей в келье, тоже. Ну а смерти, льющейся по коридорам, и вовсе. Хорошая схема, сложная. Соваться в неё не хотелось совершенно, но - надо было. Но не хотелось.
- Кстати, это не то аббатство где продают столько крови Христовой, что на армию Спасителей хватит?
- Скажи лучше, где её не продают, - пожала плечами Эмма. - Но мне понравилось. Желаю отныне передвигаться только так!
- Где же, где бы взять армию, - протянул Раймон. - Не заниматься же этими некромагами по одному. Почти уверен, что их друзья не одобрят, и ещё уверен в том, что они могут на радостях от прихода гостей сделать что-нибудь неприятное с этой схемой. Углы, говоришь... вот эта келья выдаётся из стены, как кусок свастики. Противосолонь - значит, что-то течёт к центру. Болезнь и смерть? Но зачем тогда эти дорожки?
Как там ещё было - грубое и тонкое? Само аббатство собирало грубое - определённо. Свастика, обведённая рвом, просто собирала энергию, какую уж получалось. Тонким оставалась... настройка? Вера? Допустим, больные и умирающие монахи молятся, обращаясь к знакомому - к алтарю в часовне. Чему молятся или как - это уже детали, но вряд ли чему-то хорошему. Но - через христианский алтарь. Возможно, осквернённый, возможно - нет, это роли уже не играло. Точнее, играло, но к задаче не относилось. А задача была... интересной. Если бы ещё разум согласился работать. Чёртовы гуси, чёртова девчонка. Трикстеры - это хорошо, когда трикстер - это ты.
- Смерть в кельях - не проблема, - продолжил он, потирая подбородок. - Ну или не сразу. А вот некромаги, которых надо чем-то занять одновременно... и мне бы очень не хотелось бродить по этим коридорам. Кажется, это вредно. Хм. А это там козы в загончике?.. И, вижу, козёл, здоровущий, рогатый, как демон? Богатое аббатство. Коровы, козы, овцы, гуси... ммм, утки.
- Конечно, кровь Христову где-то надо брать, - практично заметила Эмма. - Говорят, утячья более всего похожа. Только не говори, что мы будем цедить из уток кровь, потом святить, а потом разбрызгивать по коридорам.
- А мысль неплоха, - рассеянно заметил Раймон. - Только не цедить, и не разбрызгивать. И вообще, мысль не неплоха, а вообще замечательна. Так. Это вот за теми окошками лысые дядьки? Над овчарней? Подсажу - пристройся на крыше и дай знать, если внутри встревожатся. Потому что мне нужно время.
- Зачем? - с искренним любопытством поинтересовалась Эмма.
- Затем, - Раймон сцепил ладони в замок, закинул Эмму на крышу овчарни, - что подготовка святого воинства - дело небыстрое. Пока уговоришь, пока благословишь, пока растолкуешь, кого и где бодать. Но хотел бы я видеть лица тех некромагов...
- Я тоже. Мне вообще не хватает твоих злых шуточек. И этих спокойных, размеренных охот на бхутов, анку и прочих, - Эмма помедлила, угнездилась на коньке крыши и вздохнула. - Эдак шить разучиться недолго.
- Мне тоже, - неслышно вздохнул Раймон, разглядывая ворота, за которыми ревели на разные голоса коровы, - не хватает. Потому что, кажется, уже разучился.
С коровами оказалось проще всего, хотя Раймон подозревал, что разговаривать кроме как криком у него после этого аббатства получится только с Эммой. Как чёртовы маги работали в таком шуме? Почему не прибили скотину, как только та начала орать? Идёт ли сюда уже какой-нибудь злыдень на грани нервного срыва? А то покажется ещё в воротах, прежде чем сюрприз будет готов... но пока что дворик заполнялся только скотиной. Затыкать их Раймон не стал, наоборот, даже добавил в мычание искреннего благочестия. Доводилось как-то видеть на тракте монаха, который не пел молитвы, не говорил, а просто орал. Звучало жутко, но в котёл порой кидаешь всё, что есть, а там - едоки разберутся.
Касаясь тёплых носов, Раймон убеждал голодных коров в том, что двуногие волки, от которых пахнет смертью - на самом деле мешки с зерном и травой, что в них - врата на зелёные пастбища, где можно вечно пастись, жуя жвачку...
Затем настала очередь овец, возглавляемых толстеньким в своей пушистости бараном, коз с острыми рожками и ещё более острыми копытами. С гусями спасло только то, что Раймон сам вот буквально только что был гусём, иначе пришлось бы спасаться на крышу овчарни, к Эмме. А так, стаю убедить оказалось на диво легко, потому что думали они все одинаково - о том, что двуногие дылды прячут зерно прямо на себе. На себе, в себе, какая разница. Оставалось только чуть-чуть усилить. Или не чуть-чуть.
- Вообще говоря, если хочется глядеть на лица, надо глядеть на лица, - беззвучно в окружающем рёве подумал Раймон, подавая руку Эмме. Единой мыслью отправил животных дальше, во внутренний двор, откуда открывались двери дальше, во внутренние помещения монастыря. Наверняка - открывались, потому что по закрытому коридору сила не потечёт. - Посмотрим?
- Посмотрим. Не люблю некромагов.
- За что же их любить? - Удивился Раймон, подхватывая её под руку. - Они по большей части скучные, и... и виновны в самом худшем преступлении из возможных: в их мире почти не остаётся места шуткам.

Растерянные животные метались по коридорам. Козы и овцы блеяли так, что Эмма морщилась. Коровы, тёплые, добрые, с волоокими глазами, взбеленились, топча и поднимая на рога не менее растерянных некромантов. Лысые жрецы не ждали, что в коридоре их повстречают такие чуда-юда, да еще и позади толпы бешеных зверей. До последнего вздоха они вглядывались в лица, пытаясь понять - что это? Кто это? Один даже перекрестился, от ужаса мигом отринув новых своих богов. Закончилось всё довольно быстро. Коровы выломали двери, устремляясь в огород, за ними потянулись козы и овцы, и лишь всеядные гуси и утки остались в стенах монастыря, выдергивая кишки из разорванных животов, устраивая свары за особо похожий на червяка отросток и встряхивая головами.
- Жуткое зрелище, - задумчиво резюмировала Эмма. - Когда у нас будет собственное поместье - никаких гусей.
- И уток тоже заводить не стоит, - согласился Раймон, сжигая недоеденные куски некромага, пытающиеся сползтись воедино - Да и про коров и прочее уже как-то сомнительно. Но вообще, я вот думаю, может, это не некромаги как таковые виноваты в том, что шутки заканчиваются? Может, это просто веяние времени? Серьёзный, взрослый мир, стратегия и сила, а не весь этот скотный двор.
Эмма вздохнула.
- Это всё они. Они похищают, оживляют то, что не должно жить. И стыда при этом не испытывают. И еще - культисты. Нельзя класть людей на холодные алтари. Эдак можно почки застудить.
- Предлагаешь сделать алтари с подогревом? - Заинтересовался Раймон, разглядывая выживших... нет, не выживших монахов. - И стыдиться?.. Нет, пожалуй, стыдливых некромантов мы не переживём...
- Предлагаю заканчивать тут, и ехать спать. Нас там Джеймс ждёт. Любопытно, написал ли он запрос в орден или остыл?
- Ни один гусь не пострадал, - Раймон пожал плечами, прищёлкивая пальцами.
Нечисть горела охотно, словно сама радовалась очищению - и передавала эту радость дальше. Оставалось лишь повторить процедуру ещё несколько раз. И надеяться, что оно не бахнет от перепада вектора. Заряда. Чего-то там. Зараза и очищение. Взаимно растворятся, или, не смешиваясь, разбухнут и будет ой?
- Надо уточнить, написал ли, потому что если да, то нам ещё придумывать отговорки для капитула, потому что убивать эту поганку не хочется, хоть убей. Даже Брайнса отдельно не хочется, потому что сколько можно. Даже ради готового поместья... впрочем, поместье. Хм.
- Поместье, - кивнула Эмма, - с теми грейстоковскими слугами-оленями. Соблазняя бруху, ты не догадался выпросить парочку? Помнишь, ты однажды разрешил спрашивать, что угодно? Ну, тогда в Кентерберри? В общем, мне не понятно, что такого в этой Дженни, заставляющего нервничать всех троих?
- Хм, - глубокомысленно заметил Раймон, разгоняя уток, столпившихся у дверей, за которыми выла нежить. - Да чёрт её разберёт, что в ней такое. На поверхности - простенькое и незрелое дитя, но это - дым и зеркала, за которыми клубится, искрится и всячески мерцает что-то ещё. Огоньки во тьме. Или кристаллы - но кристаллы в темноте не мерцают. Всматриваться мне как-то не очень хотелось, потому что уж очень голодное. Но убивать не хочется не поэтому. Не только поэтому. Может, где-то там, в огоньках или за ними, всё ещё есть то самое дитя, куски которого накидали поверх. Может, конечно, и нет, но... разбираться там было как-то не с руки, потому что ещё и Брайнс, и не то время, и не то место. Гуси ещё эти чёртовы...
Эмма наморщила лоб, задумавшись. Белый, кудрявый ягнёнок, жалобно блеющий в коридоре, замолчал и приник к её колену, преданно заглядывая в глаза.
- То есть, Гарольд Брайнс по своему недомыслию и врождённой глупости, приволок это незрелое дитя, о котором так глубоко скорбит Джеймс, в место, где она стала одержима чем-то древним и голодным? И это древнее и голодное разрушило её?
Раймон пожал плечами.
- Судя по тому папе, одержать её могли чем угодно и зачем угодно. То есть, они с Гарольдом вляпались в дела, которые были явно не про них. Не про несчастливого торговца и уличную девчонку. Древние, голодные и особенно божественные дела. Но, - он глянул в окошко на двери, и внутри полыхнуло от души, так, что следующие слова поглотил рёв огня. Ягнёнок нашёл край эмминой штанины и принялся задумчиво жевать. - Я не поручусь, что разрушило, или что не разрушило. Чтобы создать оболочку, вовсе не надо уничтожать оригинал. Может оно, знаешь, как паук? Но, может, как волк, и тогда схарчило сразу. И снова - не то было место, чтобы прислушиваться или говорить. Ещё чуть, и Брайнс бы сорвался. Или его бы сорвали. Понять, что там за связь, я тоже не успел.
Ягнёнок мекнул, когда Эмма подхватила его на руки. А потом блаженно вздохнул и прищурился, будто обрёл мать.
- Еще чуть - и Клайвелл бы сорвался. И я не знаю, что страшнее.
- Страшнее - это если бы мы с Харзой не смогли его удержать от того срыва. Воронка была бы на полгорода - а от нас, наверное, не осталось бы вовсе ничего. Оставь ягнёнка, а то вон как смотрят. Кажется, с духом крестоносцев я переборщил. К тому же, в сумку он не влезет.
Овцы, начавшие собираться в коридоре, и правда смотрели плохо. Погано смотрели, прямо сказать. И скалились так, словно вот-вот бросятся на штурм. Эмма на них смотрела с почти овечьим упрямством, но ягнёнка опустила на пол. И скупо вздохнула.
- Тогда хотя бы колодец вскипяти. Чтобы всю заразу убить. Бедная я. Несчастная. Ни кота, ни ягнёнка...
- Вскипячу, насколько хватит, - Раймон подхватил её под руку и повёл в круглый, уютный внутренний дворик. - А про несчастность - это конечно, это так. Живём в палатках, едим, что найдём... хм. Если так подумать, вернуться за ягнёночком ещё не поздно. Доедем до леса, разведём костёр, и...

КРИСТИН ХОЛДЕН-РИД

27 мая 1535 г., трактир в городке Тралл, что у обители святого Иакова Дуротана.

Хороша страна Англия, а порядка нет как нет. Но будет.
Пока что, впрочем, наступления порядка ничего не предвещало. Не предвещали его столбы дыма на горизонте, не обещали толпы валлийских наёмников с криво нашитыми на котты святым Иаковом, который почему-то держал в руке большое и очень волосатое яйцо - или это было солнышко?..
Не внушали оптимизма и встревоженные лица торговцев и крестьян, хотя Кристин допускал, что у последних тревога была естественным, природным состоянием.
Даже скромно одетый усталый михаилит, сидевший в углу за элем, одним своим видом показывал, что непорядок дымом и валлийцами не ограничивается и может укусить за жопу независимо от политики.
К счастью, хотя бы это комиссариат не интересовало: твари, если и собирались в стаи, политикой интересовались слабо, а христианской верой - тем более, проявляя скорее гастрономический интерес. К несчастью, комиссариат интересовало всё остальное.
- А что за святой Дуротан такой? - Поинтересовался Кристин, кивнув на оконце, где за полями и рощицами возвышались могучие серые стены монастыря. - Славен, должно быть, раз обитель так назвали?
Обитель...
"Рид, там монастырь мне платит, а я и не знаю. Сгоняй, разберись, - изволил приказать милорд Кромвель. - Вот письмо от настоятеля".
По письму выходило, что Уилфред Харпер, на чью голову комиссары уже устали делать ставки, крал кающихся шотландцев, обвинял Кромвеля во взяточничестве и требовал лошадей в подарок лорду-канцлеру.
"Лошадь тоже найти и пригнать, ваше милордство? Или только недополученные взятки за последние годы?"
"Лошадь можешь оставить себе. Александра МакКензи - тоже".
- Дуротан, - тощий трактирщик в полосатом поношенном джеркине кивнул почему-то на михаилита. - Был святым. Ну, есть святым. Он пришел сюда во главе шотландских орков и на его душу снизошла благодать. Ну как снизошла, волк его изволил укусить. А Дуротан ему яйца отчекрыжил. После надумал помирать, волк-то зубья не чистит. А как помирать надумал, так и снизошло. Святость и глас Марии-богородицы. Дескать, основай, Иаков, обитель и постись в ней, а шотландцев отринь.
"Интересно, куда после этого делись отринутые орки. Так и шли обратно, через полстраны, до самой границы?"
Кристин слушал, кивал, прихлёбывая эль, и напоминал себе, что трактирщик, наверное, не виноват. Что не виноваты и крестьяне, и торговцы, и наёмники. Они, в конце концов, не обязаны были разбираться в том, как именовать деву Марию, не должны были отличать настоящих святых от придуманных. Не они врали о годах неурожая, мешающих платить подати, не они набивали кельи золотом и шелками.
Помнить об этом порой было тяжело, но необходимо. Как и о том, что народные незрелость и тупоумие могли приводить к эксцессам, после которых комиссары исчезали.
"Интересно, сколько Священных писаний - переписанных на английский-народный, - придётся скормить отцу-настоятелю, как его там... отцу Иоганну? По всему получается, что много".
Приятная мысль мелькнула и сгинула. Положение о Визитаторской комиссии предполагало гуманизм, а библии ни в чём не провинились. Но если не душить отца Иоганна, то что? Почему он вообще сидит здесь, слушает байки и пьёт вкусный эль вместо того, чтобы идти прямо в монастырь?
"Потому что от этого задания несёт безумием, которое не спишешь даже на Харпера. Зачем настоятель вообще отправил это письмо? Прикрыть жопу, подставляя шею? У этих пиявок обычно больше соображения".
- Я бы прикупил парочку, - негромко бубнил за столом у окна какой-то местный сквайр. – Висельники работают за еду, а если держать в колодках, построже, то и не сбегут. Рожь в этом году удивительно дружно взошла, полоть нужно.
- Мистер Гейбл после бегства этого шотландца сказал повременить, - вздохнул его собеседник. – Опасно, того и гляди проверка из столицы нагрянет. Я в Бермондси был недавно, так их констебль дома не бывает, нарасхват.
"На покаяние отдали, говорите, отец Иоганн? Что, говорите? Со скидкой из уважения к святости, нельзя было не брать?"
- Эй, брат Репей, - кричал жилистый наемник михаилиту, - покажи фокус!
Твареборец вместо фокуса показал средний палец, не отрываясь от своей кружки. Наемник начал было подниматься со скамьи, но его удержал товарищ.
- А твареборец тут какими судьбами? - Спросил Кристин, кивая на михаилита. - Или дрянь какая завелась?
- Дык, господин мой, дрянь и не переводилась. В Ланкастере на днях заварушка была, извольте припомнить. Какой-то то ли Харпер, то ли де Манвиль со скоттами святых иоаннитов заизничтожил. Пока суть да дело, а главнюки михаилитские парней с трактов поотозвали. Твари как из мешка повалили. На счастье, брат Репей к нам прибился. Лес подчистил, дороги, каких-то неупокойников под монастырём прибил. Да вот настоятель наш деньгу не нашёл за неупокойников, а Репей обидимшись.
"Значит, дряни под монастырём станет больше. Или уже стало. Вот заразы".
- Бедный монастырь, стало быть? - Кристин взглянул на пузатого монаха с сумой для подаяния, который вкусно загребал кашу с салом из горшка деревянной ложкой. - Праведный? Как по заветам основателя, смирением, постом и молитвой?
- Воистину благочестивый, - перекрестившись сообщил трактирщик. - Нигде больше такого не сыщете.
- Да, - то ли с ним, то ли сам с собой согласился брат Репей. - Три ачери, два гуля, три амалахиг. Первые - совсем маленькие девчушки были, лет семь. Последние - здоровенные мужики. Видать, не отмолили их. Бывает.
"Хороша страна Англия..."
- Как-так - нигде? А вот например Хайдское аббатство - благочестивее и святее некуда.
"Можно пробу ставить. Жаль, пока руки не доходят".
- Святее наших отцов только иоанниты были, - укоризненно покачал головой трактирщик. – Теперь никого и нет. Где еще сыщутся волчьи яйца, святой рукой откочерыженные? А камень в челе пресвятой девы Марии-богородицы? Чудотворный он, счастье истинное даёт. А мыльце с раки Иакова Дуротана? Умоешься им – и всякая кожа почистится.
"Вот ведь свезло. Интересно, не те ли яйца нарисованы на наёмничьих коттах?"
Твареборец, не стесняясь, фыркнул, а Кристин с намёком подвинул трактирщику пустую кружку.
- Прямо-таки счастье? Истинное?
- Истинное. Как Бог свят. Восторг душу переполняет, как глядишь на него, да умиление. Аж петь хочется.
"Чем, мать его, здесь занимался Харпер?"
Кристину тоже хотелось петь, возможно по-испански: этот язык удивительно хорошо подходит для ругани. Скрывая отвращение, он спрятал лицо за кружкой и пил долго, вдумчиво. Выдохнул и поднялся, кладя на стойку шиллинг - зная, что сдачи не дождётся. На удачу.
- Ну, раз так - надо идти смотреть. Преисполняться благодати и песен. Да и мыло не помешает - с дороги.
- Они по будням внутрь не впускают, - всё также будто сам себе заметил михаилит. – Только если свадьба. Или отпевание. Что, в сущности, одно и то же.
Кристин фыркнул. Почему нет. В конце концов, реформация - это тоже одновременно смерть и рождение. То есть, свадьба. И, как часто бывает - не вполне добровольная.
- Ничего, - заметил он, надевая любимую шляпу - чёрную с серой лентой, с широкими полями. - Меня - впустят. Считайте, жених. Или покойник. В сущности - одно и то же.

Кристин знал, что брат Репей увяжется следом. Всё согласно прозвищу - всё-таки в ордене их давали не просто так. Кроме того, там, у дверей, волей Господа на краткий миг меч и коронованная роза слились в одно и вспыхнули серебром.
- "Господин комиссар, аббат говорит, что у него неприкосновенность!" - низким голосом заметил Репей. - "Расстрелять. И не прикасаться!"
- "Господин аббат, к нам едет михаилит Фламберг со своей ведьмой!" - Тенором ответил Кристин, не останавливаясь. - "Злые?" - "Нет, улыбаются!" - "Господи помилуй, что же вы стоите, открывайте реликварии и зовите комиссаров!" Скажите, брат Репей, там ведь, на кладбище, после неоплаченной работы ещё остались неупокоенные? Боюсь, мне надо будет туда заглянуть.
- Вы знаете, господин комиссар, с тварями всё очень просто. И одновременно сложно, - с готовностью сообщил михаилит, пристраиваясь поближе. - Вроде всех убрал, глядишь - новые набежали. Закон заполняемости ниш. Всё, что было - отработал честно, я не Рысь. А что новые прибежали - не моя вина. По чести, я бы и за старых не взялся, и с вами не говорил бы, но жаль каторжников.
- Но жаль, поэтому и взялся, и подошёл, - согласился Кристин, поднимаясь к монастырским воротам по широкой утоптанной и уезженной дороге, среди пылящих подвод с мясом, шкурами, элем и что там ещё нужно монастырю. Каторжники. Общая могила под лилией. Грядки под палящим солнцем. Тюремная сырость. Пытки. Воровство, убийство, голод, сытость, насилие, удовольствие, кровь... Кристин схлопнул калейдоскоп картинок, которые могли увести куда угодно, но по большей части вели во тьму. Почти чёрная, убывающая луна... - Что ж, в таком случае мне потребуется сопровождение. Разумеется, не бесплатно. Согласны?
- Господь заповедал помогать ближнему, - вздохнул Репей. – Как вас называть-то, господин комиссар? Желательно, покороче. А то покуда докричусь, вам уже ноги отожрут. И, пожалуйста, не говорите, что вы – Харпер. Наслышан. Сбегу.
- Мистер Рид, - Харпер откликнулся странно, головной болью и почему-то брошенным замком на холме. Кристин тряхнул головой, откладывая юнца на потом - не до него. - Что же, будете почётным комиссаром. Хотите печать на кольчугу?
- Лучше на лоб. Чтоб все видели и завидовали.- Репей рассеянно погладил плеть крапивы у обочины, и та потянулась к нему, потёрлась, как ласковая кошка.
- Ну и ладно, - миролюбиво согласился Кристин. - На лоб - так на лоб. Но, однако, нас встречают.
Что ожидали тут не подводы - было понятно. Иначе брат-привратник не облизывал бы толстую губу, не моргал так на солнце. Ожидали чего-то другого - и боялись.
"Правильно, пусть потрясут мясами. Полезно".
Мысль получилась рассеянной, потому что за круглым лицом брата-привратника вставала усталая суета, прикрытая старыми каменными плитами. Гули, рвущие монахов на лоскуты, мутировавшая от близости святынь нечисть... нет, это уже слишком. Чёртова луна.
- Дилетанты, - процедил Кристин.
- А еще они на кладбище потиры хранят, - согласно кивнул Репей.
На фоне подвод с монастырским добром мелькнула виселица, но это тоже было ни Богу, ни чёрту. Хотя...
Всё же, письма или нет, но в монастыре ждали не его. Не именно его.
- Pax vobiscum, брат Репей, - елейно поздоровался привратник, вглядываясь при этом в лицо Кристину. - Отец-настоятель денег не изыскал, грехи наши тяжкие. А вы, господине, приходите в воскресенье. Сейчас мы трудимся в поте лица.
- Знаю, - холодно ответил Кристин, неторопливо надевая на палец перстень с печатью лорда-канцлера.
Оторопевший монах загородил собой ворота, расставившись поперёк, не пуская мужчину в чёрн... Оторопевший монах оглянулся, когда Кристин шагнул мимо, минуя запоздавшую руку.
- Закрывайте ворота, святой отец. На сегодня ваши труды окончены. Брат Репей, подсобите с засовом, будьте добры?
Выйдя во двор, он остановился, упёр руки в бока, оглядывая суровые стены, суетливых даже в пыльную жару крестьян. Упитанный лысый монах с суровым лицом надзирал за тем, куда укатывались бочки, куда отправлялись корзины и связки.
"Брат-кастелян. Плеть и цепи. Раскалённое железо. Это луна или нет? Как знать".
Не обращая внимания на окрик крестьянина, он запрыгнул на пустую телегу.
- Комиссар Рид, указанием лорда-канцлера, волей Его Величества, согласно уложениям Комиссии. Визитация обители имени святого Иакова Дуротана. Ты, - он ткнул пальцем в разинувшего рот монаха с метлой. - За братом-ключником и братом-казначеем. - Ты, - указал на другого, подпоясанного вервием в два ряда, - за отцом-настоятелем и капитаном наёмников. Отец-кастелян? Мне нужны приходно-доходные книги.
Поймав взгляд какого-то послушника, он поманил его пальцем.
- Каторжников собрать в лечебнице. Брат Репей, проследите?
В наступившей тишине монах с метлой закатил глаза и плавно, даже величаво, упал в пыль. Кристин пожал плечами. Не этот, так другой сойдёт.
Оглядев замерший двор, он хмыкнул и хлопнул в ладоши.
- Исполнять!
После этого оставалось только ждать, глядя на воцарившуюся суету. Проводить взглядом твареборца, утащившего послушника чуть не на себе - "да что они все в обмороки падают?", - скучающе посмотреть, как пытаются привести в чувство монаха, как бестолково мечутся монахи. Вероятности роились вокруг стаей ос, истекали словами, но больше кровью, вилами и виселицей, безымянной могилой и не-жизнью.
Первыми явились отец-настоятель - пухлый, с жиденькой рыжей бородой, - с валлийцем, рыжим, кудрявым и коренастым.
Почти сразу во двор из тёмного монастырского зева вышли брат-ключник - с ключами, - и брат-казначей - без книг.
Спустились со стен несколько наёмников.
Наконец, вызвав немалое оживление среди братии, откуда-то вынырнул твареборец с вонючим и недовольным гулем на травяном поводке.
"Кажется, все".
- Ой, господин комиссар, такая честь, такая радость!.. - зачастил отец-настоятель, но Кристин поднял руку, останавливая его.
- Политическая незрелость, - заговорил он, повышая голос, чтобы звук отражался от высоких стен, - незрелость и недомыслие - вот истинные грехи, неугодные Его Величеству и лорду-канцлеру. Детские эти болезни понятны, понятны и детские решения, но для этого и существует Комиссия: не карать, но указывать и наставлять. Возьмём, вас, господин, - он кивнул наёмнику, слушавшему, заложив пальцы за ремень. От валлийца тянуло сожжённым домом, истоптанной копытами пашней. Север? - Отец-настоятель обманул и себя тоже, считая, что Тралл и земли вокруг охраняет именно он. Словно дитя, тянущее в рот кинжал, не понимая, что это - оружие взрослых.
Запустив руку за расстёгнутый по случаю жары чёрный колет, он достал приготовленный заранее лист бумаги с сургучной печатью. Кивнул на свежий столб дыма, поднимающийся где-то на севере.
- Страна платит людям, готовым защищать сёла и монастыри, и думать иначе - преступление вдвойне, ибо преступление и перед лицом главы церкви, и перед главой государства! Сим заключаю, что договор с отрядом переносится на Комиссию как государственное учреждение.
Капитан сурово кивнул, что могло означать что угодно. Но возражать наёмники не стали.
- Позвольте узнать, сын мой во Христе, - задумчиво проговорил казначей, - кто подписал ваши полномочия, дабы вы врывались сюда? Далее, отчего вы с братом ордена архангела Михаила? Разве не пристрастное лицо брат Репей? Вдобавок, отчего вы нас запугиваете, если мы верные слуги Господа и короля?
- Трудящийся достоин награды своей, - медленно проговорил Кристин, оглядывая крестьян. - Воистину, недомыслие и глупость. Глядя на церковь, люди должны видеть пастыря, слышать то, что говорит устами её страна. То, что велено! Не то, что труд остаётся без награды, не то, что люди покупаются и продаются, не то, что трудники не трудятся, не то, что стране нет дела до воющей на могилах нежити! Не то, что нет церкви дела до королевских указов! Вот о чём, - понизил он голос, спрыгивая с телеги к отцу-настоятелю. - хотелось бы мне с вами поговорить, святой отец. Потому что если не поговорю я, говорить будет лорд-канцлер.

Спокойно уйти со двора не получилось. Брат-ключник встал так, что стало ясно: в монастырь он не пойдёт. И ключи не отдаст тоже. Впрочем, ключей на тощеватой связке явно не хватало для такой изобильной обители. "Странно. А где же они тогда?"
Перед внутренним взором мелькнула келья, которую тут же затянуло дымом, не давая разглядеть, что внутри.
- Умру во славу Господню, а на поругание честную обитель не отдам, - нудил меж тем ключник, - ибо постигло искушение не иное, как человеческое.
- Он это всерьёз, святой отец? - Поинтересовался Кристин у отца-настоятеля, разглядывая ключника с хищным интересом. Когда речь заходила о мученичестве, обычно всё сводилось или к искренней вере, или к секретам. Первое встречалось реже. - Идёт против воли короля, лорда-канцлера и собственного начальства, которое, разумеется, не станет чинить препятствий визитации? Мне уже становится интересно, какие двери открывают эти ключи в честной обители. Эти - и те, что остались в келье.
- Ну что ты, брат Томас, что ты, - испуганно залепетал настоятель, - дай ключи, дай!
Брат Томас упрямо мотал головой. К расставанию с ключами его не сподвигла даже гибель гуля.
- Всякая душа да будет покорна высшим властям, - вздохнул Репей, брезгливо вытирая руки о рясу ближайшего монаха, - ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению.
- Ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы, - Кристин наклонился ближе к монаху, - брат Томас, я же всё равно всё выясню. Всё найду, потому что тайное - противно Комиссии. От нас не должно укрыться ничего. Что вы хотите укрыть, брат Томас?
- Попадет ли птица в петлю на земле, когда силка нет для нее? Поднимется ли с земли петля, когда ничего не попало в нее? Трубит ли в городе труба, – и народ не испугался бы?
Шкатулка, большая, черного дерева, на крышке - крупный янтарь. Ключи. Двери. Пустота. Зима. Тартан... чёртова луна!
Поморщившись, Кристин потёр висок, глядя на то, как перепуганные монахи сносят во двор мелочёвку: католические кресты, статуэтки, потиры, флаг благодатного паломничества и несколько вымпелов...
"Господи, почему меня ещё не повесили? Потому, что воры и трусы. Ни себе, ни другим".
- Брат Репей, как специалист от ордена архангела Михаила, что вы скажете об этом несчастном, одержимом бесами неповиновения и упрямства? Возможно ли изгнать?
- Конечно, - рассеянно согласился специалист от ордена. – Как учит опыт, а он – сын ошибок трудных, самый надежный способ изгнать демона – это сделать ему невыносимо больно. Но из уважения к сану и возрасту…
От хлёсткой пощёчины монах покатился кубарем, выронив ключи. Репей поднял их на ходу, швырнул Кристину и воздел брата-ключника на ноги, не слишком церемонно держа его за шиворот.
- Замечу, мистер Рид, я не против помочь, но если вам был нужен новомодный инквизитор, то следовало сказать заранее. Ну что, пациент готов говорить?
Крестьяне зашумели, где-то блеснула коса, и Кристин вскинул руку толпе, размышляя о том, что избыток рвения порой вреднее нехватки.
- Брат Репей ревностен к вере и суров ко греху, - особенно ревности должен был порадоваться орденский капитул, - не сдержался, узнав о том, что брат Томас воровал у обители, причиняя вред и всем вам, и государству! Брат Томас?
Монах мелко закивал, держась за щёку.
- Какому клану перепродавалось добро? Как давно? С кем в сговоре? Помните, что признание облегчает покаяние! Господин, - не глядя, он махнул рукой капитану наёмников. - Проследите, пожалуйста, чтобы брат-казначей никуда не делся. И, например, не сжег книги.
- Макбет, - со всхлипом сознался ключник, - и брат-казначей тоже, да. И брат-кастелян. И брат-провизионер. И... всегда?
- Детали оставим для следствия, - сурово кивнул Кристин, не без удовольствия глядя, как скрывается за головами полумесяц косы. Наёмники... не вмешивались, хотя за братом-казначеем послеживали. Правильно. В конце концов, состояние монастырских финансов касалось и их тоже. так или иначе. - Отец-настоятель? В обители есть брат-экзекутер? Нет? Советую назначить. Потому что братьям кастеляну и провизионеру тоже предстоит покаяние. Что ж, пока здесь - всё. Кто умеет писать? Ты? Опись всего, что сюда сносят. После - сверим.

- Признаться, я думал, ты просто его попугаешь и, может, сорвёшь ключи своей травяной плетью, - негромко заметил Кристин михаилиту, когда над ними сомкнулся серый полумрак коридоров. - Но, сам так попросил, и на результат пожаловаться не могу. Даже наоборот. Если Тракт будет очень зол - вали всё на Комиссию.
- Подумаешь, оторвёт ухо, - пожал плечами Репей. – Потом сам же и прирастит. Не люблю монахов и монастыри. Довелось побывать. Знаешь, есть тварь – костелап? Такая хрень, её некромаги лепят из останков плоти. Опасная, шустрая, а мне всего восемнадцать было. Порезал он меня чуть ли не в ленты. Так и сгнил бы у таких благодетелей, если б Тракт-батя не отыскал. С тех пор аж трясёт, как в стены попадаю. Наши монахи… Они не такие.
- Понимаю, - кивнул Кристин. - И сочувствую. Но пока что больше так не делай. К слову, те монахи во дворе, с добром... что они там пытались рассказать о кладбище?
Репей мрачно хмыкнул.
- Они всех покойников, которые рабы, валят в одну могилу. Точнее, в три. Даже не утруждаются отпеть, и в этих могилах заваривается такая чертовщина, что на трезвую голову не разберешь. Я их запечатал, но это ненадолго. Надо выжигать, а если выжигать, то ты не сможешь их описать. Обугленные кости ничего не доказывают. Не бери в голову, пока вылезти не должно.
Кристин хмыкнул тоже, задумчиво и согласно. Чёрт мог так же сломать ногу в правилах. С одной стороны для описи нежити ему хватило бы слов михаилита - записанных и подписанных. Но вот рабы и обряды - уже требовали личного взгляда. Но смотреть пришлось бы на нежить, причём на трезвую голову.
"Дилеммы, дилеммы".
Впрочем, пока что ждала монастырская церковь, в которой, если трактирщик не врал - а Кристин очень надеялся, что он врал - хотелось петь.

- Spem in alium nunquam habui
Praeter in te, Deus Israel!..
Счастье. Искреннее и незамутнённое. Вот что испытывал Кристин, глядя на прекрасную, но запрещённую статую девы Марией. Сквозь желание гнусить псалом прорезалась картинка, как сухой морочник касается рукой чела статуи, как смотрит на это отец-настоятель - не этот, какой-то другой. Как сменяют друг-друга толпы радующихся, как текут монетки. как всё новые и новые морочники касаются...
- Отец Иоганн, - радостно заметил он. - Мы ведь все здесь согласны с тем, что воровство, рабовладение - даже прикрытое отдачей на покаяние, - хранение и демонстрация католической и хуже того, бунтарской символики - это противно закону и церкви?
- Но ведь она чудотворная, мистер Рид, - не менее радостно ответил настоятель. - Чудо горнее, незамутнённое! Как же от неё отречься? А так - всё так, как вы говорите. Может, отобедаем?
- Лжесвидетель не останется ненаказанным, и кто говорит ложь, не спасется, - хихикнул Кристин, восторженно глядя на статую и прикидывая вес. - Если всё так, согласны ли мы все так же, что ложь и храмовая торговля - равно противны закону и церкви? Что чревоугодие - грех, что тело - суть храм Духа Святого? Что от соблазнов следует избавляться?
Стоящий рядом Репей закатил глаза, что-то пробормотал под нос и сунул Кристину в руку кристалл аметиста, подвешенный на веревочку.
- От простеньких мороков помогает, - обрадовался он. - Благо, тут не брат Фламберг чаровал. Я на улице подожду, а то без амулета от радости сдохну.
Отец-настоятель счастливо закивал.
- Но, мистер Рид, всё это - мерзость, но ведь статуя так умилительна! А у нас на обед уха!
- Уха...
Кристин выволок отца-настоятеля из церкви, захлопнул дверь и наклонился к нему так близко, так, что тот вжался в стену.
- Отец Иоганн, скажу честно: мне очень, очень хочется закрыть этот монастырь. Распустить. Отдать монахов на покаяние, потом разбросать их по праведным обителям. Вам нравится такая идея, святой отец?
Отец Иоганн дёрнулся было, но сдался, стоило лишь прижать плотнее. Замотал головой.
- Не нравится, - согласился Кристин. - Вижу, понимаешь. Поэтому я предлагаю тебе шанс - единственный - остаться здесь, при кормушке. Но для этого придётся поработать. Хорошо поработать. Всё ещё понимаешь?
- Чего тебе надо, комиссар? - Глухо поинтересовался настоятель. - Лошадь и шотландского висельника? Мешок денег?
Кристин вздохнул. Отступил на шаг, отряхнул руки.
- Сейчас. Расскажу, чего мне надо, пока ещё отец-настоятель. И, знаешь что? Я уговорю на это милорда Кромвеля только потому, что знаю: отныне ты будешь жить праведно. Правильно. Ради вон тех тупоумных крестьян, готовых защищать вора и поганца, убийцу и насильника, лишь бы их прикрывала ряса. Ибо сказано: дам вам пастырей по сердцу Моему, которые будут пасти вас с знанием и благоразумием. Иными словами, предлагаю только потому, что жить правильно тебе будет очень, крайне погано - но это с непривычки. Ничего. Привыкнешь. А пока не привык - будешь страдать, поэтому советую привыкать быстрее. Итак, для начала ты избавишься от этой морочной мерзости. Это раз. Два - выкупы...
Кристин знал, что отец-настоятель надеется обмануть или перекупить внешнее управление: новых братьев, которых Комиссия пришлёт вместо старых. Уже планирует, как вернуть увезённое и растраченное на бессмысленную очистку кладбища. Уже ждёт с нетерпением, как этот дьявол в чёрном уедет и оставит в покое. Как забудет про покаяния, следствие, как вернутся сбежавшие монахи - самые нагрешившие...
Сам он надеялся выбить из Кромвеля такую замену, чтобы отец Иоганн пожалел о том, что монастырь не разогнали. Таких было мало, но - были. Брат-францисканец Аарон, не дающий без приказа даже сломанной зубочистки. Брат-доминиканец Коммод, чьё описание можно было ставить в словаре рядом со словом "фанатизм". Брат-михаилит Лука, неведомо как отжатый у Верховного бухгалтер. Рейес Битон - еврей-выкрест, который умел воровать так, чтобы не нашёл никто, и поэтому способный поймать на воровстве кого угодно. Пожалуй, так.
Здесь стоило пожалеть отца Иоганна, но - не жалелось.

Кладбище. Ещё кладбище. Бумаги - фунты, десятки фунтов бумаг, потому что отец-настоятель, видимо, из мелкой мести или в надежде закопать важное, сгрузил вообще всё, что нашлось в монастыре. Камеры, где держали каторжников. Лечебница, лекарства для которой украли и перепродали Макбетам. Часть католической утвари, видимо, чтобы облегчить работу комиссарам, украли тоже. Тайники, которые стоили головной боли, потому что луна упорно подсовывала самые поганые дороги из возможных, испытывая кровью, смертью, тленом и небытием.

Наёмники в количестве двадцати человек под руководством Хьюберта Бели не слишком помогали, но и не мешали, присматривались, без суеты делали, что им говорят. Кристин тоже и не мешал, и присматривался. То, что он видел урывками между головной болью и метаниями по монастырю, нравилось. Найм таких отрядов Комиссия одобряла, Кристин - одобрял тоже, и не только потому, что именно их невмешательство спасло его шею. Спокойные солидные наёмники, не склонные к резким поступкам, стоили дорого, но и приносили немало.

Загвоздка вышла на борделе, который прятали в странноприимном доме. Четыре мальчика, три девочки, все - до четырнадцати лет. Что делать с ними, Кристин решительно не знал. Не возить же с собой? Комиссар - тот же михаилит, живёт дорогой. Комиссия не держала приютов, страна тоже, и все они жили только при монастырях, и...
Он угрюмо улыбнулся. Если обитель святого Дуротана, которую, впрочем, вскорости переименуют, хочет содержать приют, платить наставникам - кто он такой, чтобы мешать богоугодному делу?

Битон прибыл спустя три дня, в сопровождении отряда Дерека Уоллеса - бывшего сержанта лондонской стражи, который перешёл в Комиссию добровольно, по убеждениям.
Кристин беззвучно присвистнул: реакция Кромвеля на отчёт воистину превосходила все ожидания.
- Рид, таки почему ты не спрашиваешь, как я поживаю? - Еврей-выкрест спрыгнул с коня рядом с повозкой, на которой томилась и исходила остатками мороков конфискованная статуя. - Ой, даже не спрашивай, потому что я сделаю сейчас скандал и тебе будет весело. В мои годы ехать в такую даль, чтобы монахи расчесывали мне нервы!..
"Во все твои сорок пять".
- Мне уже весело, - ответил Кристин, косясь на повозку. Вроде бы из-под ткани она заморочивала уже не так ярко, но может, он просто привык? Битон звучал на диво радостно для человека, проскакавшего два дня почти без отдыха. Но возможно достаточно радостно для человека, которому достался такой чудный проворованный насквозь монастырь. - И я тебе, между прочим, добыл монахов, которые годами богатели, не платя нам и крохи. Видишь воон там окошко? Там целая келья, забитая бумагами. И ещё они нам взятки задолжали. Но давай, скандаль, грызи меня, пинай, только сначала расскажи, что в Лондоне? И вообще?
- Рид, не волнуй меня так сильно. Вспотеешь, - Битон заглянул под покрывало статуи с видом юнца, интересующегося, что у шлюхи под юбками. - Шо ты хочешь от моей жизни? Уже сиди и не спрашивай вопросы. В Лондоне дышать нечем, а золотари делают гешефт.
- Там рядом с правой ногой ещё волчьи яйца, - подсказал Кристин. - Очевидно, святые. Если облобызать, отпугивают волков, которых тут давно вывели. Значит, лорд-канцлер решил сделать эту обитель показательной?
- Слушай, я так тебя уважаю, что даже забыл за шо, – всплеснул руками Битон, с недоверием разглядывая усушенные остатки волчьих гениталий. – Ты пишешь отчет, к нему письмо, требуешь весь цветник Комиссии. И вот мы тут. Старичьё в каретах, но думай, что они уже имеют тебе душу. И ты спрашиваешь – зачем и почему? Потому что таки да! Надо перевоспитывать и украшать добродетелями. А где твой карманный михаилит, которому заплатили столько, будто он уже вчера случайно стал магистром?
- То, что я требую, и что получаю - могут быть две большие разницы, - педантично уточнил Кристин и кивнул Уоллесу. - Михаилит бегает где-то вокруг. Тварей развелось...
Разговор затягивался - нет, он был затянут сразу, с первых реплик, - но и заканчивать его не хотелось. Наверное, потому, что тогда лично у него дел в монастыре уже не оставалось - только забрать повозки, людей и медленно и вдумчиво покатить в Лондон. В надежде, что к тому времени эпидемия закончится. Грызло - как каждый раз - ощущение, что что-то не доделал, что-то не досказал, закончил всё не так и не затем, а вот если остаться ещё на день-другой, то нашлось бы решение лучше... и как всегда после работы накатывала спокойная меланхолия, когда не хотелось вообще ничего.
"Или просто мне хочется посмотреть, как корчится отец-настоятель. Или - увидеть, как всё становится лучше хотя бы здесь".
Кристин фыркнул и оставил Битона в покое изучать собранное, словно он не видел всего этого дюжину дюжин раз. Для "лучше" пришлось бы остаться здесь на годы, а лучше - поселиться и вырастить детей. Нет. Хороша страна Англия, но пока в ней хватает и других мест, которые можно улучшить.
Найдя взглядом Хьюберта Бели, спокойно разглядывавшего спешивающихся людей Уоллеса, он махнул рукой: дескать, собираемся. Пора.
Командиир наёмников тоже думал о том, чтобы где-нибудь осесть, найти жену, вырастить детей. Возможно, когда-нибудь... Комиссия не забывает верных детей. Даже вот у этого монастыря хватает земель. Да, их конфискуют в пользу короны, несомненно, но в бумагах Кристин заметил нечто странное. Земли, которые не принадлежали монастырю и одновременно принадлежали. Получается, земли были ничьи, и об этом стоило подумать, потому что верность покупалась не только деньгами, но... позже. Пока что их ждала дорога.
"И всё же, на кой дьявол отец-настоятель написал то письмо?.."

1 июня 1535 г., Лондон, Уимблдон-касл.

Кристин терпеть не мог дожди, а этот обрушился на Лондон словно кара Господня - или намёк свыше, что улицы надо уже, наконец, почистить. Золотари старались, как могли, зарабатывая на старость, но город всё равно вонял страхом и дерьмом. Дар сбоил, наполняя улицы толпами оживших мертвецов, спокойно бредущих по своим делам - по крайней мере, Кристин надеялся, что это всё просто шутки новой луны, а не случайный взгляд в то, что будет.
По крайней мере, красная громада Уимблдон-касла, сердце Комиссии стояла прочно во всех мирах. Определив людей Хьюберта Бели на кухню, Кристин швырнул шляпу с безнадёжно обвисшими полями слуге, скинул ему же навощёный - и всё равно промокший - плащ и поднялся на второй этаж, туда, где располагался кабинет Томаса Кромвеля.
Наместник ада, злыдень и кузнецов сын разумеется, работал. Судя по слабому запаху бренди - работал с раннего утра, и приятной эту работу было не назвать. Кристин поискал, куда на заваленном бумагами столе положить последний отчёт, пожал плечами и пристроил его поверх предполагаемой бухгалтерии Хайдского аббатства. Бумагу Комиссия изводила в совершенно жутких количествах.
- Милорд.
- Рид?
"А что, ещё какой-то идиот летом ходит в чёрном длинном колете?"
Кромвель махнул рукой куда-то в сторону круглого столика на вычурной ножке, на котором красовалась дорогущая бутылка венецианского стекла и два кубка-черепа.
"Вот спасибо, словно их и без того мало. Хотя бренди хорош. Яблочный".
- Когда я сравниваю нынешнюю жизнь человека на земле с тем миром, о котором мы ничего не знаем, мне кажется, она подобна стремительному полёту одинокого воробья через банкетный зал в зимний день.
"Поэтично. Страшно подумать, что при этом думает воробей".
- После мгновения уюта, - "Намёк, чтобы пил и выметался уже?" - он исчезает из виду в заснеженном мире, из которого прилетел. - "Точно".
- Так и человек появляется на земле всего лишь ненадолго, но о том, что было до него и что будет после, он ничего не знает.
"Судя по количеству бумаг, считая и вон то, про испанцев, с краю, милорд как минимум старается".
- Лошадь, как я вижу, ты не нашёл.
"Как?! С наёмниками двадцать одна прискакала!"
- Зато я обнаружил Александра МакКензи.
"О, счастье неимоверное!".
- Ричард Фицалан его, похоже, очень ценит.
"А вот это стоит запомнить. С одной стороны у нас принц-пуританин. С другой - бывший мятежник и якшается с беглыми мятежниками".
- Милорд, - заметил Кристин, задумчиво глядя в бренди сквозь хрустальные глазницы, - для эффективной визитации нам нужны тройки. Комиссар, священник и... не знаю, солдат.
- Мысль дельная, - одобрил Кромвель. – Так и сделаем.
"Правда?! А то очень неудобно, когда..."
- Правда, ты как путался по монастырям в одиночку, так и продолжишь.
"Дьявол".
- Вот что, Рид, мы , - "Кто?" - посовещались и решили - "Может, не надо?" - , что комиссарам нужна какая-то защита, как у стражи.
"Хм".
- Получишь у Лейтона. Кстати, о страже. Вы с Джеймсом Клайвеллом, кажется, однокашники?
- Хм? - полуутвердительно промычал Кристин, пытаясь осознать факт, что начальство иногда и правда заботилось о рядовых комиссарах. - Да?
Кромвель оторвал взгляд от бумаг.
- Да, - твёрдо уведомил он. – В списках студентов-юристов Академии Уолси вы разделены всего несколькими фамилиями. Остеном и Пайнсом. Да?
Кристин пожал плечами.
- Если ваша милость так утверждает, значит, так оно и есть. А зачем?
В памяти и правда что-то отзывалось, в основном похмельем и треньканьем лютни. Джеймс Клайвелл... нет, уже сэр Клайвелл. Точно. С лежбищем в Бермондси, где не так давно бунтовали католики, где не так давно проводил... визитацию... Уилл Харпер... как и в обители яйценосного Дуротана.
"Ой, нет. Пожалуйста..."
- Да, - еще раз уведомил его Кромвель, будто читал мысли. – Клайвелл – хорошая ищейка. Умный, причуистый. Один раз поставишь на след – нипочём дичь не потеряет. Разве что вешать любит, ну да простительно. А вот церковь у него там… Святого Иакова, между прочим. Надо бы поглядеть, Рид. Мне нужно, чтобы у ищейки голова не болела.
"Передача боли с констебльской головы на комиссарскую. Почти алхимия".
- Может, туда сразу отправить армию? - Заметил Кристин вслух. - Если по аналогии с Дуротаном, то после Харпера в этой обители святого Иакова наверняка проводят жертвоприношения в пользу испанской дофины, а фоном - ежевечерние посиделки с обсуждениями, как бы убить вашу милость, его святейшество и Его Величество, чтобы посадить на престол принцессу Марию и передать страну Франции. Нет. Надо две армии, так надёжнее. Всё равно ополчение уже собрано, зря, что ли? Скажите, милорд, как вышло, что Харпер всё ещё жив?
Кромвель отложил перо в сторону.
- Комиссара Харпера больше нет, - невозмутимо уведомил он.
Брошенный замок на холме. Документы... мелькнули и пропали, оставив стынущую боль в левом виске. Сам дурак. Лорда-канцлера окружала мерцающая сфера, преломляющая и путающая дороги и времена. Даже этот взгляд, оттолкнувшийся от Харпера, граничил с чудом - спасибо луне и Дуротану. И, наверное, тому, что милорду было плевать, узнает об этом кто-нибудь или нет.
"И всё же, это - тоже стоит запомнить".
– Как и половины ополчения, - продолжал Кромвель, - Когда принц в отчаянии ловит головой стрелы – грустное зрелище. О чём это я? Ах да, о Харпере не думай. Нет его. А что они в этой церкви делают – узнай.
"Пушинка, пролетающая через кабинет".
Оставалось только согласно поклониться - узнаем, а как же, - и глотнуть ещё бренди - на удачу. Обитель святого Иакова так обитель. Пусть. Скорее всего, несмотря на собственное ворчание - мелкая забота, важная только сэром Клайвеллом и близостью к Лондону. Крупное же...
- Когда мы займёмся северными монастырями, милорд?
- Любопытному комиссару головной болью в висок насса… хм, - милорд отшвырнул перо в сторону. – Дьявольщина, Рид, прекрати эти свои штучки. С тобой говорить невозможно. В Линкольншире закрыли аббатство Лаут-Парк. И сразу же вспыхнуло восстание. В церкви святого Иакова в Лауте, после вечерни. Многовато у нас в стране беспорядка и церквей святого Иакова, не находишь? Доктора Джона Рейнса, канцлера Линкольнской епархии, который был болен в Болингброке, вытащили из больничной койки в священническую резиденцию, а позднее забили до смерти толпой, а реестры комиссаров были конфискованы и сожжены. После Бермондси – сразу туда. Любые полномочия, можешь взять любого законника, сколько угодно людей. Делай, что хочешь. Но в Линкольншире должны знать – Комиссия такое не прощает. Может быть, аккурат обновленное знакомство с Клайвеллом пригодится.
Кристин мысленно присвистнул, задумчиво покачивая кубком. Связь между церквами святого Иакова пока что выглядела сомнительной, но прочее!..
- Что армия? - Армия для подавления беспорядком годилась плохо. Для противодействия терроризму - не годилась вообще. А вот напортачить могла, и легко, причём портачила самозабвенно, с удовольствием и не раздумывая. - И простите за вопрос, милорд, но довольно ли у нас священников нового поколения?
- Армия – как обычно. То Саффолк - мятежников, то мятежники – Саффолка. Если б отправить туда Фицалана… Но нет. Священников – мало. Их нужно экономить. Хм, - Кромвель задумчиво оглядел его, будто видел впервые. – А давай ты сан примешь? А я тем временем уговорю Его Величество отменить целибат для священников.
Глоток бренди пошёл не в то горло, и Кристин закашлялся, просипел:
- Вот сначала уговорите... Проблема, милорд, в том, что мы приходим, но не остаёмся, потому что нас - мало. Не только священников, а вообще. И там, в обители, простите, чёртова Дуротана, глядя на чёртов бордель, я задумался: возможно, нам нужны собственные приюты? Не монастырские, где воспитывают такие вот дуротаны, а по образцу михаилитских? Ради будущего?
- Молодец, - кивнул Кромвель. - Я думаю об этом. Ну, иди, иди. Комиссара ноги кормят.
Кристин кивнул и пошёл. В голове роились разрозненные и пустые обрывки мыслей о святых Иаковах, заговорах, бунтах, лютнях и особенно - о рукоположении.

1 июня 1535 г., Бермондси

Ещё на подходе к рынку Бермондси Кристина накрыло гусиным ором и чувством безнадёги, смешанным с тревогой. Что-то бродило над городком, обещая пролиться если не кровью, то уж точно слезами. На гусиных рядах чувство только окрепло - невидимая луна в небесах явно танцевала что-то ирландское. Оставалось терпеть и развлекаться составлением теорий католического заговора.
- Отличные гуси.
- Очень красивые и здоровые. В какую цену?
Гуси собирались в Бермондси, накачивались здесь католическими псалмами и верой, после чего расползались по всей Англии, кипя в горшках и благоухая папизмом. Проникали в тела англичан подобно бесам, через рот, и вызывали ревностное желание служить Риму.
Почему при одном взгляде на этих чёртовых птиц мерещились гогочущие голые девки, Кристин даже думать не хотел.
"Возможно, к целибату".
- Для таких красавиц - два поцелуя и сорок шиллингов.
- У них такие яркие перья! Да, они точно привлекут внимание на нашем дворе!
А это, разумеется, был шпионский код, каким прикрывались торговцы и покупатели. Специальный окрас перьев, которые давали понять, что именно эта птицы избрана святым Патриком, покровителем Ирландии. Где-то он слышал, что в Бермондси жило порядочно ирландцев. Возможно, всё это было связано, через стада, наговоры, разрушающие страну изнутри семейных горшков и котлов. Перьями неведомые заговорщики набивали перины и подушки, воздействуя на невинные разумы даже во снах.
- Охальник. Чтоб я поцеловала мужчину за гуся?! Никогда!
"Правильно. Целовать надо гусиные лапы. И святой водой, святой водой омывать! Дьявол, это ещё откуда взялось?"

Задумавшись, он сам не заметил, как оказался у хлебных рядов. Запах выпечки чуть не валил с ног, и Кристин, даже не торгуясь, заплатил за толстый мясной пирог и немедленно запустил в него зубы.
"Ох. Так вот откуда..."
- Моё откровенное мнение, милая Делирия, всё это - шутовство. Набитый живот не делает человека сытым, а корона на голове - королём, - противореча всякой логике говорила низенькая толстушка, подозрительно вглядываясь в горло мешка с мукой. - Подумать только, усыновить несчастного мальчика! А это что, таракан?!
- Королям надлежит вести себя по-королевски, дорогая Деменция, - не противореча логике, отвечала подруга, высокая и тощая. - Законы о бедных он принял, всё ж верные.
- Законов о бедных у нас хватает с избытком! Зачем он разрешил этих дьяволов, этих комиссаров?! Ой, а где просвиры?
Дьявол откусил ещё кусок пирога, с удовольствием сознавая, что заполнение живота очень даже способствует сытости. Ещё он сознавал, что слишком задерживается, но в конце концов, где ещё услышишь правду, как не от кумушек? Как любил говорить лорд-канцлер, кумушки-прихожанки наговорят в четыре раза больше, чем найдёт иной комиссар.
- О да. Им нужно отрезать уши, как шарлатанам и гадалкам. Как вспомню этого Харпера... Тошнота подкатывает. Хорошо, что Джеймс подоспел вовремя.
Харпер, срывающий одежду с радостно хохочущей ведьмы прямо на алтаре. Констебль, режущий его без ножа.
"Однако".
- Бедный Джеймс... Его ведьма беременна, знаешь? Но я слышала, в Линкольншире комиссаров на колокольне повесили. Жаль, наш Джеймс ничего такого не разрешает.
Виселицы, виселицы, виселицы...
"Пирог. Вкусный, сочный".
В стороне толпа жадно качнулась, вздохнула, и Кристин позволил увлечь себя туда же, к лоткам свечника и торговца религиозной утварью, где горячо разглагольствовал монах-доминиканец.
- А если прорицатель имеет духовный сан и заявляет, что он свидетель божественных откровений? Как быть тогда?
"Ради тебя надеюсь, что это, так сказать, академический вопрос. Тем не менее, некоторые академические вопросы лучше оставлять при себе. А ещё лучше - вовсе о них не задумываться".
Словно услышав мысль, рядом с доминиканцем возник стражник.
- Констебль разберется. Пройдёмте.
"Например, поэтому".
- Ползком! Ползком к распятью вы будете ползти, как в Страстную пятницу! В кровь сотрете себе колени! Разрыв с Римом - это отказ от истинно-ооой!
Монах вскинулся, встал на цыпочки, потому что стражник аккуратно взял его кисть на излом. В толпе завздыхали, закрестились. Вздыхали, судя по всему, согласно и с истинной верой, и с ой. А когда стражник повёл мученика с рынка, Кристин умилённо вздохнул, придавая лицу выражение благостной тупости: над толпой разнеслось тихое, прочувствованное гудение, в котором легко угадывались слова католического антифона.
- Salve Regina. Salve, Regina, Mater misericordiae; vita, dulcedo et spes nostra, salve...
Аутодафе. Рвущиеся из огня крики.
Оставалось только вздыхать и подбираться бочком к просвирочным старушкам, которые скорбно ломали руки в сторонке.
- Вот навуходоносоры, - тихонько и сокрушённо произнёс, провожая взглядом стражника.
- Вот посмотри, какой приличный молодой человек. Сразу видно - воспитанный. Пирог ест, - скорбно заметила толстушка, не переставая заламывать руки.
- Юноша, а вы за невестами к нам? - утирая слёзы, поинтересовалась высокая.
"Целибат ещё не отменили".
- Увы, - в тон вздохнул Кристин. - Слишком скорбно на сердце, чтобы думать о такой радости. Из обители наисвятейшего Иакова Дуротана я. Разорили его дьяволы эти мерзкие, комиссары косматые. Все святыни!.. Расскажу - не пове...
Толпа вздулась снова, откачнулась от края.
- О, матерь божья, пресвятая дева Мария! О, святой Иаков, убереги нас! - взвизгнул женский голос где-то у лавки с утварью.
Кристин взглянул поверх голов и мысленно вздохнул. Ну почему бы не чуть позже?
"А, впрочем, и правда соученик, отдалённый на две фамилии".
Здоровенного северянина он не знал, как и пожилого сухого стражника, в чьих глазах - внимательных, острых, - мелькало что-то волчье. Но и Клайвелла не узнал бы, не связывай их альма матер. Вместо моря - дубинка, кинжал, кольчуга и шрамы, за каждым из которых...
Мелькнула Фемида, стыдливо закрывающая глаза ладонью вместо повязки. Пальцы другой руки были переломаны. Жаркий песок арены. Маски. Шрамы, шрамы, шрамы...
- Разошлись, - сэр Клайвелл говорил негромко, ласково улыбаясь. - Монахов не видели, что ли? Миссис Аддингтон, у вас гусь из корзинки сейчас сбежит. Потом не жалуйтесь, не приму. Миссис Паркинсон, место рядом с миссис Мерсер всё ещё свободно. Хотите? Нет? Тогда - домой. Миссис Альцгеймер? И вы не хотите? Хм.
Воронами отзывалось имя миссис Мерсер. Пиром их.
"А впрочем, это вот озадаченное хм - оно же ко мне".
Кристин улыбнулся, почесал носком левого сапога правую икру и скрутил хитрым винтом пальцы на той руке, которую не видели миссис Паркинсон и Альцгеймер.
- Не знаю, что за миссис, сэр констебль, но тоже к ней не хочу. Так что уже иду. Отдыхать с дороги, в трактир. Вот только пирог доем и шляпу куплю. Это ведь не воспрещается?
- Добро пожаловать в Бермондси, - зеркально повторив его жест, ответил Клайвелл. – Здесь вам всегда рады. Особенно, если вы не нарушаете закон. Мистер Даун, я всё вижу! Расходимся, джентльмены и леди, да поживее…
Руку волкоподобный стражник скрутил уверенно, так, что остаток пирога полетел в грязь, а Кристин согнулся в три погибели.
- Сарданапалы! Управы на вас нет!.. Ой...

Пожаловаться на приём в управе Бермондси Кристин не мог при всём желании. Пусть женщину - "Ведьма!" - выгнали ужинать, зато Клайвелл выделил сборник прецедентов за тысяча пятисотый год, подложить под колченогий табурет. Судя по тому, как едва заметно изменились глаза лейтенанта, честь эта доставалась далеко не всякому, если доставалась вообще.
- Новое украшение? - кивнул Кристин на серьгу в ухе бывшего однокашника. - И носишь?
- Ты сорок пятый, - Клайвелл порылся в низком шкафчике у окна, извлекая на свет божий бутылку вина, две кружки и пирог с сыром и чесноком, – кто меня о ней спрашивает. Понимаю, незаконно и неправильно. Но! Сорок пятый, Рид! Конечно, такая диковина – констебль-вольноотпущенник. Чем обязан, к слову?
- Ты этими сорока пятью гордишься, - поинтересовался Кристин, разливая вино, - или хвастаешься? Несмотря на неправильность и незаконность? Но впрочем дело не в этом. Комиссия не понимает, что творится в Бермондси с точки зрения акта о супрематии. Чего комиссия не понимает, то ей не нравится, от того у неё болит голова. Коллективно. Ergo - она присылает меня.
- А до тебя – Харпера. Подчищаешь за мальчишкой там, где он нагадил? - Клайвелл улыбнулся, радостно и хищно одновременно. – Но, впрочем, дело не в этом. В Бермондси творится херь. Акт о супрематии подписали все, но периодически то листовки, где короля всяко-разно величают, появляются, то ведьм под католические литургии жгут, то вот такие сходки, как на рынке. Поэтому, если принимаете в своё братство больных головой – я готов.
Клайвелл рубит руку сам себе.
Кристин сморгнул и невольно бросил взгляд на руки бывшего однокашника, хотя только что их видел. Запястье и правда обвивал круговой шрам.
"Однако. Но ладно, ладно, не трогаю больше твою серьгу. Пока".
- Листовки, сожжения, сходки кто-то должен организовывать, - заметил он вслух. - Как-то координировать, причём быстро и гибко, если судить по тому, что случилось на рынке. Знаешь, если вспомнить, как ходил, слушал, то возникает ощущение... одинаковости? Все эти кумушки, они говорят разное, но одним тоном, с одним вектором. Мы говорим не о стихийном терроризме и саботаже, а о некоем дирижёре, под жесты которого люди поют Salve Regina. Это...
Это - причастие. Четверо мужчин в белых балахонах, под которыми ничего нет. Девушка - богородица. Держат за руки и ноги. Разрезают кожу, растягивают, собирают кровь. Нет. Собирает. Священник. Пигментные пятна на руке. Лицо?.. Нет.
- Да будут все едино, - медленно повторял Кристин за усталым старческим голосом, - как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, – да уверует мир, что ты послал Меня. И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им: да будут едино, как Мы едино. Умоляю вас, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, чтобы все вы говорили одно, и не было между вами разделений, но чтобы вы соединены были в одном духе и в одних мыслях. Одно тело и один дух, как вы и призваны к одной надежде вашего звания; один Господь, одна вера, одно крещение, один Бог и Отец всех, Который над всеми, и через всех, и во всех нас. Прошу вас, братия, будьте, как я, потому что и я, как вы. Да будет... понимаешь?!
- Да, - Клайвелл сунул ему под нос резко пахнущие соли. – Дыши, Харзе помогает. Понимаю. Это куски из Евангелия от Иоанна и послания апостола Павла к Галатам. На диво похожие на проповеди архиепископа Кранмера, но ритмика не та. Как будто пытаются петь на его мотив, но по ушам медведь потоптался. Но если кто и может помочь попасть к этому дивному пастырю, так это моя матушка. Порой мне кажется, что она вхожа во все секты Англии, а половиной из них – управляет.
Кристин прикрыл глаза, чувствуя, как от едкого запаха проясняется в голове.
"Инквизиция, Комиссия и констебулат, и этот культ, кажется, ухитрился попасть под юрисдикцию всех сразу".
- А ведь в отчёте Харпера упоминались библии под полом, - заметил он, гадая, жертвует Клайвелл матерью ради дела или просто сдаёт. - Теперь понятно, почему их бросили там гнить - в них просто нет нужды. Но ты говоришь - может помочь?
- Может. Но она мне нужна, смекаешь? Во-первых, как ни крути – мать. Во-вторых, сидит с детьми. В-третьих, иногда нужен ключик в эти гнилые двери. Я в последнее время всё больше по душегубам работаю, а они чуть ли не поголовно какие-нибудь культисты.
Джеймс мягко прошёлся по управе, и присел на корточки, заглядывая в глаза.
- Очухался? Часто такое? Как ты на тракте работаешь, вот так? Можешь сказать, моя палач – телепат, живёт на вине и сексе. Тебя такого обморочного вообще можно отпускать в эту секту?
Отстранив его, Кристин поднялся, придерживаясь за стол. Прошёлся по управе тоже, повторяя путь Клайвелла - на удачу.
- На тракте, - сухо заметил он, - очень редко встречаются... сущности размером с полгорода. Ещё реже мне приходится вот так на них сосредотачиваться. Большая часть работы идёт по мелочам, по конкретным уникальным образам. Вино, секс... кхм. Про мать - понял. Отпускать - можно, но нужно ли? Если твоя мать укажет направление, зачем сложные игры?
- Затем, - теперь Клайвелл говорил отстраненно, - что... Дьявольщина. Мистер Джеймс, помните же, что дано нам, чтобы любящий Бога любил и брата своего! Это отец Кристофер! Бьюсь об заклад, что... Что он прибил священника, я же всё равно в лицо его не знаю, а в паспортах портреты рисовать ни один кретин не придумал, заменил собой - и... Но! Но такими тётушки были, сколько я себя помню.
"Эк его нахлобучило. Не хуже меня. Только соль, кажется, не нужна".
Цитата ложилась в видение, как литая. И это, при всей удобности, напомнило ещё кое-что, на что Кристин тогда просто не смог обратить внимания, запомнить и передать. А сейчас - вспомнил.
"Ненавижу политику. Люблю политику".
- Описание достать я могу. И ещё. В обряде, который я видел, девушку держали четверо. Одним был Генри Норрис. Видел при дворе. Вторым - свечник с рынка. Любопытное сословное единство, не счита...
Впрочем, он мог и не говорить. Не должен был говорить. Должен был слушать и не сбивать. Потому что Клайвелла действительно нахлобучило, и он продолжал поперёк Кристина, всё так же отстранённо:
- Чудится мне, что это два культа. Причем, католиков я повывел собственными руками. И будет крайне неудобно, если этот священник... как его? Чужедушец, во. Еще что-то про отца Бернара мерещится, но пока не укладывается в сухую доказательную логику. Хотя бы потому, что он работал с Инхинн, а от Инхинн что-то спрятать - сложно. Ладно. Надо как-то маменьку выманить, она не может не знать, - Клайвелл забегал было по управе, но взял себя в руки, подхватил валяющуюся на скамейке дубинку, обтянутую тканью, задумчиво пожонглировал ею. - Вот что, Рид. Мы с Хантером обычно в спешке не работаем. Бывает, с иным беседа затягивается так, что на ужин опаздываю. Тогда жена отправляет дочь с узелком. Или приходит сама.
Кристин поморщился, заранее ощупывая скулу. Дубинка с песком через полотенце ощущалась уже сейчас.
- Зачем выманивать, когда ты просто пойдёшь домой и поговоришь? А я, - он поморщился снова, - поплетусь в трактир побитым героем. Ждать, пока придёт трактирщик с... с какой-то юницей. Думаю, подавальщицей. Надеюсь, говорить и всячески ухаживать.
- Пегги, - кивнул Клайвелл, доставая из своего стола белёное полотно, а из подпола – ведро с водой. – В постель не тащи, в ней половина Лондона побывала. В борделе и то чище. Ну… Держись крепче, что ли.
Держаться почти не пришлось, за что Кристин был искренне благодарен.
"Всегда приятно иметь дело с профессионалами".
Размытые примеры профессионализма той или иной степени вовлечённости возникали на миг, рассыпались и заменялись новыми, пока Кристин не постучал по крепкому колченогому табурету - на удачу.
Синяки от лёгких ударов получались замечательные, словно били часами и всерьёз. Такому позавидовал бы любой мученик. Такому не позавидовал бы ни один подследственный. Ни тот, ни другой, впрочем, не поняли бы, что за синяками нет боли, что они не мешают двигаться и думать.
Для трактирщика этого должно было хватить. Для подавальщицы - тоже.