Уилл сплёл руки на груди.
- Воровали не из монастыря? - Девушка читала мысли, потому что он даже не успел потянуться к стене силой. Так что его... своевременного и почти гениального плана не заметил бы даже кто-то обладающий тем же даром, что и Уилл. Проблема была в том, что Фицалан вряд ли бы стал искать его в каком-нибудь другом месте, если вообще ещё был в городе...
- О, оттуда тоже, как без этого? - удивился мужчина. - Как же это, пройти мимо монастыря и не ограбить? Что мы, комиссары, что ли, за жалованье туда ходить? Вот, кстати...
Он снял с пояса наглухо запаяную флягу с выплавленными на боках и крышке крестами.
- Сувенир оттуда. Что-то мне подсказывает, что оно вам сгодится. Интуиция, видать, к старости разыгралась. Так что - подарок вам от сэра Фламберга и леди Берилл из славного ордена михаилитов. А достопримечательности - вы с ними поаккуратнее. Кусаются. Но не смею больше задерживать - леди нужен покой.
Уилл рассеянно взял флягу, больше внимания уделив хромающей к лестнице Берилл. До этого он не замечал, но теперь всё выглядело так, будто девушка была серьёзно ранена.
- Спасибо... Леди, кажется, ранена, а я могу помочь. - Он повернулся к Фламбергу. - Вы не откажетесь?
Пара была странной, а насчёт содержимого фляги Уилл был совсем не уверен, но он мог помочь. Он уже слышал о Фламберге - так что, особо много тварей возле церкви он бы вряд ли нашел, а рана девушки казалась очень болезненной и неприятной.
- Как причудливо тасуется колода, - замерев у лестницы, задумчиво-надменно проговорила Берилл. - Ты прав, mon amour, мне нужен покой. Кажется, мистер Райт предлагал нам гостеприимство? Не трудитесь, мистер Харпер, я счастлива.
Уилл вздохнул, поднимая сумку.
- Как скажете. - То, что ему не доверяли можно было понять, а может, у отказа были какие-то другие причины. Странная пара, но точно михаилитская - это можно было понять хотя бы по привычке шутить, когда кто-то, кажется, забивал коромыслом тварей, а кто-то был ранен. Детали оставалось узнавать самому, потому что отказавшейся от лечения Берилл, и правда, нужен был покой, а подниматься по лестнице самой, должно было быть сложно.
Фламберг кивнул и быстро, в пару прыжков, взлетел по лестнице. Через минуту сверху спустился заспанный рыжий михаилит, а чуть позже вернулся и сам рыцарь с несколькими плотно набитыми седельными сумками. В ответ на прощание Уилла, Берилл изобразила реверанс, от которого ему самому стало больно, и вся тройка удалилась.

Уилл зашел в зал ещё более промокшим, чем до этого, по- крайней мере, получилось укрыть под крышей несчастную Ковыль. Огонь в очаге почти погас, превратившись в неуверенное посвечивание, так что он сделал несколько быстрых шагов и подбросил мелких дровишек. В камине поднялись мелкие искры. Уилл на секунду задержал дыхание и чихнул, поёжившись - прогулки под холодным дождём были не лучшей идеей для того, кто только что выздоровел. Он взял стоящую неподалёку скамейку, рукавом смёл с неё пыль и уселся поближе к набирающим силу огню и теплу. Может от того, что небо на улице заволокло тучами, а может от того, что в таверне Уилл был один, темнота по углам казалась густой и непроглядной. Совсем не было желания идти и разжигать огонь в комнате, так что он решил подождать в надежде, что дверь таверны вот-вот откроется и внутрь войдёт ещё какой-нибудь промокший и чихающий постоялец. Огонь начал покусывать подставленные кончики пальцев, а дождь на улице, кажется, только набирал силу.
Странный это был город - жители и михаилиты куда-то спешили, за обителью поднимался зловещий дым, и, кажется, один Уилл сидел в таверне, не понимая, что происходит и дожидаясь утра. К высушивающему одежду теплу не хватало только матушкиного отвара. Кажется, у него начинало вырисовываться кое-какое общее представление о михаилитах, в основе которого лежали несвоевременные шутки и разная степень задирания носа. От самого слабого у Харзы, к Циркону и, наконец, к лидерам в этом деле - Фламбергу и Берилл. И всё-таки жаль, что девушка отказалась от лечения - рана выглядела очень болезненной, и Уиллу было просто непонятно, что и кому барышня пыталась доказать. В конце концов, непросто устроить ловушку читающей мысли леди, когда сзади стоит вооруженный михаилит. Но дело было их.
С улице послышались крики, к которым за секунду добавился топот, и пощелкивание арбалетов. Уилл поднялся со скамейки и подошел к окну. Хотелось укутаться в плащ, но тот ещё был мокрым и ни капли бы не согрел. Он выглянул в окно - за забором таверны виднелись поблёскивания отдельных факелов, и какие-то едва заметные движения вокруг них. Он не был специалистом, но дождливая ночь наверняка была скверным временем для охоты на тварей. Видимо, городская стража помогала михаилитам. Уилл развернулся и пошел к огню - пользы от него там не было бы никакой, максимум мог случайно получить болт или разозлить тварь. Дверь в таверну он закрывать не стал, это казалось не очень безопасным, но если кому-нибудь нужно было укрыться, он имел на этот зал столько же прав, сколько и Уилл. Оставалось только прислушиваться, если бы где-нибудь неподалёку послышались крики раненого человек, Уилл бы мог помочь своей магией. Он поставил скамейку так, чтобы упираться спиной о стену и смотреть прямо на дверь. Ни через двадцать минут, ни через пол часа в таверну никто не ворвался, так что измотанный дорогой Уилл пошел спать, заперевшись в комнате и разведя огонь. Кажется, за дрова его бы уже никто не спросил.

22 марта 1535 г. Саутенд-он-Си.

Проснулся Уилл рано, но криков и шума уже слышно не было. Огонь в камине давно потух, а учитывая, что он совсем не чихал - вчерашняя прогулка сошла ему с рук. Опять проваляться в постели неделю, упустив возможность разобраться с омажжем, совсем не хотелось. В зале всё так же было тихо, и кажется, в таверне никто так и не попытался найти укрытия и помощи. Выходить под ослабший, но всё ещё моросящий дождь не было никакого желания, а учитывая вчерашние события, у Уилла должна была уйти тысяча лет, чтобы написать хоть сколько бы то ни было удовлетворительный отчёт. А проверять, могло статься, уже было и некого. Выходя из таверны, Уилл укутался в высохший плащ, и укусил кусок солонины. Который тут же пропало желание есть - в метре от входа, кто-то расколошматил об стену таверны неведомую тварь. При том так, что даже идущий всю ночь дождь не смыл отдельных частей - например свисающего на склизких розовых ниточках глаза, или пары вбившихся между кирпичами зубов. Уилл убрал солонину, пытаясь вспомнить не заметил ли он странного пятна ночью.
Город был набит стражниками, но на улицах больше не было видно ни одного трупа твари. Уилл пошел взглянуть на местный храм, но уже издалека увидел, что двери того были забиты снаружи такими здоровенными досками, что слово "брёвна" казалось намного более уместным. Уилл даже не осмеливался просить Господа о том, чтобы приют оказался не замешан, и он мог спокойно провести свою проверку, потому что не стоило просить о заведомо невозможном. Он подошел к двум дремлющим неподалёку стражникам - с чего-то нужно было начинать, а у Уилла сейчас не было торчащей в городе вторую неделю троицы.
- Здравствуйте, не подскажете, что тут произошло?
- Жопа произошла, - задумчиво просветил его усатый стражник, прихлебывающий из кружки отвар.
Уилл взглянул на густой дым. Нет, ну оно конечно было похоже, но отчётом из одного слова Кромвель бы точно не удовлетворился.
- Ну, это примерно понятно, а если поподробнее? Меня, кстати, зовут Уиллом Харпером.
Стражник неопределенно хмыкнул, окидывая его цепким взглядом.
- Сарацинская жопа. Чёрная такая.
Уилл задумчиво кивнул - у него уже было заглавие и первая строчка отчёта. И это всего за минуту разговора! Такими темпами можно было успеть к обеду, особенно, если весь приют сгорел и конфисковать было нечего.
- Понятно... А почему церковь-то забита?
- Так от жопы же, - утомленно вздохнул стражник и поставил кружку на камень, - бесы оттуда лезли, значит, и из обители. Вот констебль наш и велел заколотить. А потом сэр Фламберг, когда монастырь зачистил, отпирать не сказал. А мы - люди простые. Не приказано - сами не открываем.
Ну и где ему было приносить оммаж? И кого проверять? Вырывающиеся из обители демоны, конечно были ох каким поводом закрыть, арестовать и конфисковать всё в округе, но Кромвелю-то было мало. Мало ему было земли на миллион фунтов - непременно нужно было знать, почему и как.
- Матерь божья - выходит это за ними вы ночью гонялись. А известно ли от чего полезли?- Уилл достал непочатую флягу бренди и предложил стражнику. - Будете бренди?
- Не буду, - отказался тот, - а ночью мы за мародерами гонялись, да от тварей обычных бегали. А бесов больше нет, сэр Фламберг чисто работает. А от чего полезли - это ты, прохожий, у михаилита спрашивай. Не знаю я. Никто не знает.
Стражник замолк, снова принимаясь за отвар, а в разговор вступил второй, в потрепанном плаще.
- От грехов наших они и полезли! - Яро воскликнул он. - А Фламберг ваш порочен!
- Да вроде у вас вполне справный приют был. Как я слышал, и настоятельница строгая - богобоязненная. Откудаж грехов на такое-то? Прости госпади.
Уилл как бы в подтверждение своим словам ещё раз взлянул на забитую церковь. Кажется подвести разговор к вопросу греховности получилось худо-бедно плавнее, чем в прошлые разы. Количество погибших и всё прочее стоило попробовать узнать у местного констебля.
- Человек не может не грешить, Божьим попущением, - просветил его потрепанный, - Сирилом Тенном я зовусь, и скажу тебе, что если ты согрешил, не прилагай более грехов и о прежних молись. А когда люди забывают о покаянии, приходит тьма, и дьявол в ней.
Уилл сдержал вздох - выходило, что первый стражник с самого начала был намного более информативным. Кажется, стоило сразу идти к констеблю и говорить с ним. Хотя, законнику сейчас должно было быть не до комиссии. И нужно же было, чтобы беременную монашку отправили именно в этот монастырь.
- А много ли народу погибло? Наверное, боле всего несчастных монашек.
- Вон, горят, - скривился Тенн, - иди да считай. Греховно это - жечь людей, точно язычники они какие.
- Ты еще скажи, что и в этом Фламберг виноват, - хмыкнул любитель отваров.
- А и виноват! И бесовка его, кою он женой именует! Не пристало женщине, в мужское обрядившись, с мужем в дело идти! Ведьма она, и костер по ней плачет!
Может, с метлой Берилл и правда могла сойти за ведьму, вот только слухи о личной жизни михаилита и его супруги Уиллу были совсем неинтересны. Он не знал числа погибших, не знал причины, в общем, не знал вообще ничего. И это всё при том, что в городе уже мог ждать Ричард Фицалан, а значит, Уиллу лучше было поскорее начать выламывать брёвна из дверей церкви.
- Где я могу найти вашего констебля?
- Дык, в городе же, - удивился первый стражник, отрываясь от кружки, - кто его знает? То здесь, то там. Не время в управе сидеть.
Уилл кивнул.
- А как его зовут, и в какой стороне контора? - На быструю встречу с констеблем надеяться не приходилось. И ещё меньше шансов было на то, что у того будет время и настроение отвечать на вопросы.
- Дейв Райт, мистер Райт, - Тенн осуждающе покачал головой, - управа на соседней улице, но коль уж так мистер Райт нужен, то дома его поищи. Госпиталь-то был при монастыре, так мистер Райт его перенес к дому поближе. Да и леди Берилл эта богопротивная - лекарка.
Перед глазами появился неприятный образ Берилл, зашивающей себе рану на окровавленной ноге. Уилл отогнал его - в городе могли быть и другие лекари. В итоге, никакого особого отношения к паре у него не сложилось - странные, задирающие нос, и ничего больше.
- Понятно, спасибо. Скажите, пожалуйста, ещё - есть ли у вас в городе почтовая станция, и если есть - то где? - Нужно было написать матушке письмо, пока его не арестовали и где-нибудь не заперли. Вряд ли местные констебль был в настроении, хотя, после такой истории, особого смысла защищать храм, кажется, не было.
- Нет у нас голубятни уже, - вздохнул любитель отваров. - Прежний-то лекарь как сбрендил, так сразу от грехов своих всех голубей и пожрал. Вместе со смотрителем.
- Действительно, жопа. В любом случае, спасибо. - Значит, письмо матери он мог отправить только в следующем городе, при том, что Уилл ещё не узнал, когда получится встретиться с Фицаланом, и как много времени займёт проверка. В городе случилась какая-то чертовщина, и видимо, кроме михаилита и констебля никто толком ничего сказать не мог.

В конторе, как и сказал стражник, законника не нашлось - так что оставалось спросить дома. Стены набольшего квадратного здания были измазаны красным и черным - видимо, кровью тварей, может быть вперемешку с человеческой. Могло статься, что именно под констебльским домом михаилиты и перерубили большую часть тварей, учуявших кровь раненых. Уилл не слишком настойчиво постучал в необычную зеленую дверь.
Дверь отворилась, и на пороге возник зевающий сэр Фламберг. Впрочем, завидев Уилла, странный михаилит со щелчком захлопнул рот и героически выпятил грудь.
- Нет! Изыди, враг злобный, не удастся тебе изгнать нас ещё и из этого дома, ибо будем сопротивляться мы любыми конвенционными и неконвенционными средствами и способами! А кроме того - стандартными михаилитскими методиками, потому что пусть тут людно, зато - служанка!
- А на что вы рассчитывали, оставляя мне пустую таверну? - Сплёл руки на груди Уилл. - Более того, способы те бесполезны против комиссаров, ибо известно, что не всякая тварь полезет туда, где затаится проверяющий. - Уилл улыбнулся. - Но я рад видеть вас в здравии, потому что без вас Кромвель оторвёт мне голову. Сэр Фламберг, я хотел попросить вас помочь мне разобраться в том, что здесь творилось. Потому что в том, что говорят стражники сам чёрт ногу сломит, а их грубые, пусть и красноречивые комментарии относительно произошедшего никак нельзя вносить в отчёт.
Плохо бы вышло, если бы Фламберг отказался, или потребовал денег, как за михаилитскую консультацию. Ну, за деньги голову Уиллу оторвали бы ещё скорее, так что выбор был очевиден. Он не знал, стоило ли так свободно разговаривать с рыцарем ордена, но шутка Фламберга к этому подталкивала. Может, чувство юмора у твареборцев было не таким уж и плохим.
Фламберг мрачно ухмыльнулся в ответ.
- Вы удивитесь, насколько универсальны михаилитские методики, мистер Харпер... - помедлив, он задумчиво потёр подбородок и продолжил: - А рассчитывали мы, разумеется, на то, что вы останетесь там - раз уж так твёрдо решили не уходить. Но удовлетворить любопытство, конечно, можно: творилась здесь, не совру, самая настоящая жопа.
- Хм... - Уилл достал бумагу и сделал вид, что готовится писать. - Ваши показания сходятся с тем, что я услышал у стражников. - Он многозначительно почесал затылок карандашом. - Причём сразу у нескольких... Скажите, она, случайно, не походила на сарацинскую?
- Ого, - Фламберг улыбнулся шире, качнулся на носках, заложив руки за спину. - Комиссары допрашивают михаилитов под запись, и мне прямо хочется спросить: что, уже? Время пришло? Впрочем, прежде, чем ответите, скажу и про жопу. Стражники, любезный мой мистер Арфист - люди необразованные, и если поминают сарацин, то, уверяю, исключительно и сугубо метафорически, из высокой нравственности и набожности. Ибо не в силах они представить ничего более противного Господу Богу нашему и Его Величеству - вероятно, в глубине души не одобряя даже таких деталей, как то, что турки никак не разгонят монастырь на горе Сион. Возможно, конечно, стражники даже не подозревают ни о его наличии, ни о папской миссии, но если бы знали - наверняка не одобрили бы. Видать, ангелы нашептывают на правое ухо, смекаете? Ну а жопа тут, конечно, была английская, может, даже саксонская и патриотическая. Не хуже, чем у какого комиссара.
Господи, и Циркон ещё упрекал Уилла в неискренности - михаилиты отскакивали от всего связанного с законом, как обхоженные. Уилл вздохнул, убирая так и не использованные карандаш с бумагой.
- Ну, главное, что не папская, а допрашивать я вас не имею права. И всё-таки, мне бы очень помогло, если бы вы сказали, из-за чего по-вашему вся эта дрянь произошла.
- А, официальная оценка нужна? Так бы сразу и сказали. Это можно, - Фламберг вдохнул побольше воздуха и забубнил: - В монастыре кающейся Марии Магдалины, бывший святой Этельфледы, случился трансцендентальный выплеск нематериального в виде персонификации зла под воздействием религиозных факторов и психических аббераций, вызванных неспособностью принять объективную реальность. Таким образом, поскольку мысль и чувство способны при амплификации и должном усилении искажать материальное либо напрямую, либо через субъекты воздействия, распространяясь волнами от точки локуса, и поскольку процесс не удалось купировать сразу, при изначальном прорыве, ситуация раскручивалась диалектически от простого к сложному, и от тени к овеществлению, а также прямому воздействию через материализацию, объективизацию и вочеловечение. Помимо этого можно говорить о проявлениях разногласий и противоречий в тонких царствах, что, условно, дало эффект сложенного в латеральной плоскости эллипса вместо замкнутого кольцом цикла, если вы меня понимаете.
- Э... не понимаю. Кто виноват-то? - Уилл почесал затылок. - Из того, что я знаю, жизнь во многих монастырях трудна, но вот такое твориться не везде. Значит, и факторы должны были быть особенными.
Выходило, что виноват был либо никто, либо настоятельница, которая мучила послушниц. Может стражник, описавший ситуацию двумя словами, был не так уж и плох, только вот для отчёта не годилось ни то, ни другое.
- Виноваты природа человеческая, попущение Господне и козни дьявольские, а потом уже факторы, - назидательно заметил Фламберг и прищёлкнул пальцами. - К слову, о попущениях и природе. Вы очень удачно зашли, как раз вовремя, ибо вас тут хотели видеть. Очень.
Уилл устало вздохнул.
- Дайте угадаю, мистер Райт? Мне бы хотелось ещё вас порасспрашивать, потому что человеческая природа и попущение Господне едва ли подходят для отчёта. Не могли бы вы, пожалуйста, как для человека плохообразованного, пересказать первую часть упрощенно. Например - от издевательств настоятельницы монашки сошли с ума, и так далее?
Ну конечно, констебль хотел с ним поговорить, и разговор этот мог выйти не очень приятным. С другой стороны, Уилл пришел сам, потому что ему была нужна информация, а была она в первую очередь у Фламберга и Райта.
- А что, вы успели ещё и констеблю ногу оттоптать? Всего за вечер и утро? - удивился михаилит, но покачал головой. - Нет. Не угадали. Милорд шурин, будьте любезны?..
Из дома послышались мягкие шаги и в двери появился светловолосый и голубоглазый мужчина лет двадцати пяти, ростом лишь самую чуть уступающий михаилиту.
Этот щеголял в белоснежной рубашке под черным колетом, черных штанах и светлых сапогах. Вскинув темную бровь, мужчина с интересом оглядел Уилла, складывая руки на груди. На безымянном пальце десницы темным огнем блеснул рубин в родовом перстне.
- Милорд зять, - обратился он к Фламбергу, - позвольте просить об одолжении представить меня баронету.
- Позволяю, - Фламберг важно кивнул и повёл рукой. - Позвольте... дьявол, повторяюсь. Ладно, позвольте представить, мистер Харпер: лорд Ричард Фицалан, граф Хорли, Коптрон, Уэйк и подлый перебежчик к шотландским лордам, словно в Англии ему пепелища мало. Прошу любить и жаловать.
Уилл поклонился.
- Уилл Харпер, здравствуйте, милорд. Я был возле церкви, думаю с разрешения мистера Райта можно будет освободить проход. - Ничего определенного о Ричарде Фицалане он пока сказать не мог - выглядел тот, как дворянин, вёл себя тоже, как дворянин. С шутками про задницу приходилось закончить, хотя не нарушить какой-нибудь из их этикетов у Уилла всё равно бы не вышло. Оставалось надеяться, что Фламберг останется в городе и будет таким же разговорчивым.
Неопределенный Ричард Фицалан, помедлив, кивнул. За его спиной мелькнуло худенькое личико хорошенькой барышни, беловолосой и кареглазой, закутанной в яркую накидку того цвета, каким бывает весной можжевельник. Мелькнуло - и пропало, а дворянин прикрыл за собой дверь и любезно улыбнулся.

- Вы благополучно добрались, мистер Уилфред?
Уилл выпрямился - переходить сразу к делу, наверное, было не вежливо, но он не знал, сколько времени лорд собирался на него потратить. Может, Ричард Фицалану просто было интересно, кого ему подсунули в вассалы. Если приглядеться, сходство лорда и Берилл было очень явным, даже не принимая во внимания совершенно одинаковые цвета волос и глаз. Ну, время Уилла времени Фицалана не стоило, да и ему самому было интересно, кому и зачем его подсунули. Пока что Ричард не особо оправдывал слухи, хотя бы тем, что не обратил никакого внимания на издёвку Фламберга. Обращался по полному имени, и вроде бы, совсем без иронизировал. Интересно, симпатичная девушка была родственницей лорда?
- Неделю пролежал с лихорадкой в Доус Хит, но в целом вполне, благодарю. Вы извините, за то что я сразу о церкви, тем более об этой - привычка связанная с работой, и последствия болезни. Надеюсь, ваша дорога тоже была спокойной и вы не застали всю эту... беду?
Фицалан неопределенно пожал плечами, отряхивая видимую только ему пылинку с манжета.
- Как жаль, мистер Уилфред, что вас лихорадило. Наверное, этим только и могу объяснить, что вы предлагаете для оммажа - события, которое бывает один раз в жизни, - лорд на миг задумался, - или два. В общем, предлагаете для такого события церковь, которую заколотили от... беды. И которую не видели еще сами, иначе она была бы отперта. И - самое главное, намерены привести туда своего лорда. Как жаль, мистер Уилфред, что лихорадка вас еще не отпустила!..
Ричард толкнул плечом дверь и посторонился, кивком предлагая Уиллу войти.
- Да, жаль... - Захотелось провалиться под землю, так что Уилл тут же отчаянно попытался перевести тему. - Что касается здоровья, надеюсь леди Берилл лучше? - Да, предлагать для оммажа местную церковь было очень невежливо... Ну, в мироощущении Уилла это событие как-то не занимало такую уж важную роль, а принести клятву на месте было очень уж удобно. Наверное, человеку долгое время стремившемуся к титулу, а не получившему его просто так, такая идея показалась бы жутко кощунственной. Ну, нужно было привыкать, по крайней мере на случай, если при дворе так ничего не поменяется и титул у него не отберут. Уилл зашел внутрь, на ходу отцепляя меч и ставя его в угол. Было некомфортно идти впереди лорда и рыцаря, но он и так успел наделать глупостей, чтобы спорить.
- Вашими заботами, мистер Уилфред, - Фицалан ухмыльнулся раскашлявшемуся Фламбергу, - вашим благочестием и вашими святыми молитвами миледи сестра могла бы чувствовать себя и лучше.

В маленькой, уютной гостиной, потрескивая, горел камин. Свет огня лениво падал на ужасно бледное лицо лежащей на кушетке Берилл. Укрытая одеялом, девушка дремала, кажется, убаюканная вышиванием - поверх пледа лежал чудесно вышитый портрет Фламберга на фоне леса и гор. В одном из двух расставленных по углам кресел, улыбаясь, сидела выглянувшая до этого родственница. Одета она была в красивое желтое платье и ярко-розовую пелерину, руки чинно держала на коленях. Вежливая и симпатичная. Во втором кресле спал жирный серый кот. Уилл ответил улыбкой на улыбку, кланяясь девушке.
- Здравствуйте, меня зовут Уилл Харпер. - Он ещё раз с беспокойством взглянул на Берилл - та, кажется, потеряла слишком много крови. Так что было не понятно, сказал ли он очередную глупость, или Ричард просто упрекал не согласившегося на лечение Фламберга. В любом случае, помощь нужно было предложить ещё раз.
- Леди Хизер Освестри, - Фицалан с почтением поклонился девушке, не обращая никакого внимания на михаилита, удобно облокотившегося о спинку кушетки. - Леди Хизер, laisse moi te présenter - мистер Уилфред Харпер. Человек, пробуждающий во мне жертвенность.
"Ладно, хоть не желание убить, но до этого, кажется, ещё дойдём".
Ну, учитывая, сколько успел наворотить Уилл, Ричард оставался достаточно терпеливым. А Хизер всё-таки была родственницей Фицалана, так что особо заглядываться на неё не стоило. Как бы ни хотелось.
- Очень приятно. - Он обратился к михаилиту. - Сэр Фламберг, может быть вы всё-таки уговорите леди согласиться на лечение?
Фламберг дёрнул уголком губ, вскинул бровь и оценивающе оглядел жену, после чего скорбно покачал головой.
- Не хочу.
- Могу я хотя бы поговорить с леди Берилл, когда она проснётся?
Уилл не понимал до возмущения. Видимо, он чего-то не знал, но девушка выглядела очень плохо, так плохо, что он бы не хотел даже ждать, пока она проснётся. И одновременно с этим, Уилл, кажется, лез не в своё дело. Господи, ну не сидеть же ему в соседней комнате, разговаривая с мужем и братом тяжело раненной Берилл, вместо того, чтобы помочь ей!
- О чём? - Сонно поинтересовалась та, лениво отбрасывая угол одеяла, отчего стало видно дорогого шелка бирюзовое платье.
Уилл вздохнул.

- О том, чтобы вы разрешили мне вылечить вашу рану.
"Или хотя бы объяснили, почему нет".
Господи, почему нельзя было просто согласиться? Он же ничего не хотел взамен, просто чувствовал себя некомфортно, потому что спокойно стоял рядом с тяжелораненой девушкой и шутил с её мужем про задницы вместо того, чтобы помочь.
- Забавно, - Берилл приподнялась на локте, отбрасывая со лба пушистый локон. Нахмурилась, глядя на то, как Фицалан надевает перчатки - неспешно, тщательно разглаживая каждую морщинку. - Вы полагаете, что отказав вам в этой просьбе в первый раз, я соглашусь во второй? В третий? В десятый?
Уилл нетерпеливо топнул носком сапога.
- Да. - Просьбе?! Это Берилл была ранена, и видит Бог, если бы не Фламберг и Ричард, он бы вылечил эту упрямицу и без её согласия. Он выдохнул, успокаиваясь. Берилл была дворянкой, а Уилл их обычаев и привычек не понимал. К тому же девушка была ранена и потеряла много крови. Терпение, нужно было быть терпеливее и спокойнее. Он предложит помощь ещё раз, и если девушка откажет, значит, он лезет не в своё дело и ничего не знает. - Послушайте, вы же лекарь и сами знаете, что ни к чему хорошему игнорирование такой раны не приводит. Давайте, вы сами будете управлять лечением, и я буду сращивать ткани в том порядке и так, как скажете вы.
Леди Фламберг задумчиво кивнула, обводя кончиком пальца затейливым узор, которым было прошито одеяло.
- И почему же я должна согласиться на это, мистер Харпер?
Уилл вздохнул.
- Видимо, нипочему. Извините, что побеспокоил.
В конце концов, Берилл сама была лекаркой, а ему ещё нужно было работать. Уилл всё-таки не был монахом, чтобы на коленях умолять девушку разрешить себя вылечить. Тем более, что Ричард и Фламберг молчали, а Уилл уже перешел черту вежливости.
Берилл мягко, ласково улыбнулась, глядя на него.
- Я вам расскажу кое-что о врачевании, мистер Харпер. Читали ли вы Гиппократа? Вряд ли, эти книги слишком дорогие. Этот греческий врач говорил, что лекарь - это воплощение благоразумия и понимания, причём его понимание должно быть всегда заметно, его благоразумие должно проявляться и в устройстве его жизни, и в мелочах. И всё это нужно для того, чтобы люди ему верили, ведь доверить своё здоровье они могут только тому, кого уважают, у кого хорошая репутация и о ком идёт хорошая слава. - Леди Фламберг улыбнулась Хизер, подпирая голову рукой. - Еще он учил, что врач - философ, ведь нет большой разницы между мудростью и медициной, между умением слушать - и понимать, между лечением и помощью, между помощью и чуткостью, между необходимостью и доброй волей. Я не уверена, понимаете ли вы меня сейчас. По чести сказать, с таким рвением слушал пустоту только один знакомый нам человек, но я слишком мало жила, чтобы судить о людях и их сходстве.
Уилл выслушал девушку, про себя удивившись, как у той не пересохло в горле. Лекарем он бы себя не назвал, разве что очень начинающим. Но раны залечивать умел - Уилл не знал, как оно было у дворян, но в не самом богатом районе города ребёнку с таким даром практиковаться приходилось постоянно. Причём, как правило, совсем бесплатно. Так что на философию, создание благовидной репутации и прочее просто не было времени. Ну, то что ему не доверяли можно было понять - черт пойми кто. А для Берил, Фламберга, Клайвелла и Циркона, кажется, ещё и сын какого-то опасного оккультиста. В любом случае, Уиллу следовало больше думать о матери и работе, и меньше о других. Здоровье матушки начинало беспокоить, а он так и не написал письма.
Последнее упоминание, кажется, всё того же Гарольда Брайнса нервировало. Чем больше его связывали с этим человеком, тем меньше хотелось когда-либо его встретить. На этом разговор был закончен - Уилл был не прав, что навязывался - ему об этом сказали. Среди этих дворян он вообще чувствовал себя, как мышь, заброшенная в мешок с ежами. Захотелось побыстрее выбраться и вернуться к работе, а лучше домой. Поэтому он так относился к оммажу - нежеланной награде, толкающей его к людям, которым он был не нужен и чужд, и которые были чужды ему. В любом случае, это не мешало желать симпатичной девушке поскорее выздороветь, и не меняло того, что лекарю было сложно доверить лечение кому попало. Уилл пожал плечами.
- Надеюсь, что понял вас. Выздоравливайте.
Берилл принялась вышивать, даже не кивнув, что тоже, видимо, было принято у дворян. Уилл же повернулся к Ричарду.
- Милорд, извините, что заставил ждать. Наверное, нам стоит обсудить оммаж, если вы согласитесь его принять?
Леди Хизер вздохнула, и тоже, как и Берилл, внимательно оглядела Уилла.
- Милорд брат, задачи должны быть посильными, по способностям, а наш... гость недавно болел и ослаб телом и... не только. И, понимая порывы жертвенные, не могу не заметить, не напомнить, что лес - это почти храм, лучшее место для жертв, а оммаж - жертва если не высшая, то, несомненно, достойная.
- С'est bon, - тяжело уронил Фицалан, рывком стягивая несчастные перчатки и швыряя их леди Освестри. - Мистер Уилфред, надеюсь, ваши отец и матушка были счастливы этим титулом? Не посрамите их. Коль уж желаете оммаж в церкви, то будьте любезны достойно подготовить ее к торжеству. К вечеру. Нет ничего красивее заката, не находите? В это время, когда природа засыпает, слова обретают особые вес и глубину, а в ритуалах появляется изысканная горечь, как в хорошем вине.
Уилл нахмурился.
- Вы, кажется, вполне понятно объяснили, что о местной церкви не может быть и речи, и это безусловно так. Поэтому я хотел узнать куда вы держите путь. - Он устал от этих разговтров, а проверка так и стояла на месте.
Фицалан, отвернувшийся было к столу, чтобы налить вино, развернулся к Уиллу. За это мгновение он успел смертно, до синевы губ, побледнеть, а кубок, который лорд держал, оказался смят судорожным движением ладони.
- В том, что вы ничего не поняли, мистер Уилфред, сомневаться не приходится. Итак, первое наставление от сюзерена, авансом: приказы синьора не оспаривают. Синьор ставит ваши благополучие и честь превыше своих, и ждет того же от вас в свой адрес, а потому не поручит ничего бесчестного. И если синьор и в первый раз, и во второй указывает на состояние местной церкви как на ненадлежащее для оммажа, то он ни в коем случае не говорит, что дом божий - плохое место для церемонии. Более того, он отправляет вас на богоугодное дело, ведь что может быть почетнее, чем преуготовление Престола для Господа нашего?
- Помните о лесе, милорд брат, помните о лесе, - пробормотала леди Освестри, разглаживая перчатки Фицалана.

Сюзерену стоило выражаться попонятнее, а не как бабе на сносях. Уилл сдержал вздох - в гробу он видел этот титул, видимо, точно так же, как титул его. Ну и пойди разберись теперь с этой церковью, когда в городе, скорее всего, не найдётся желающих наниматься на уборку. Господи, трата времени и сил, и ничего больше - из-за какой-то глупости он теперь должен был тратить целый день, вместо того, чтобы делать дело, зарабатывая свой хлеб. Лишь бы этот Фицалан хотя бы после этого уехал из города и сидел там при своём дворе, или где было положено сидеть дворянам. Уилл уже начал задумываться о том, чтобы специально дать лорду повод не принимать оммажа. Потому что и дальше заниматься такими глупостями совсем не хотелось. Он поклонился.
- Мало что. Я могу идти?
Фицалан на мгновение закрыл глаза и глубоко вздохнул. Кровь медленно приливала к его щекам.
- Вы же комиссар, мистер Уилфред. Разве церкви и обители не ваша работа? - Он глянул на охнувшую, выронившую вышивание Берилл, поморщился и продолжил. - Не раздражайте меня тугоумием, я выражаюсь вполне ясно и не требую от вас росписи потолка храма рукой да Винчи. И не смейте королевский подарок называть тупостью... глупостью... чушью? Равно, как и своего синьора фамильярничать. Ступайте, и убедитесь, что в церкви нет тварей, что там есть Писание, на котором вы будете клясться, и что всё это не требует нового освящения. Уж это-то вы, надеюсь, способны сделать, не отвлекаясь от привычного ремесла?
Лорда качнуло, и он поспешно оперся рукой о стену.
- Надо - освятим, по-семейному, - лениво добавил михаилит, коротко глянул на Фицалана, сжав губы, - но потом. А сейчас леди нужны покой и отсутствие потрясений. У вас, мистер Харпер, с пониманием таких фраз сложности, поэтому скажу прямо: убирайтесь. Чистить церковь, собирать доказательства, приносить оммаж, кормить собой тварей, добивать монашек или послушниц, мне всё равно. Вам же, шурин, как михаилит советую прогуляться на свежем воздухе. Дождём пахнет, лесавки поют, небо в лужи опрокинулось - красота. Настраивает на философские мысли, главная из которых идеально формулируется как: "нахера" с ответом "похер".
Стоило догадаться, что брат Берилл тоже имеет какие-то способности. Но выглядело это скорее как получение обухом по голове, а не какая-то изощренная магия. Берилл тоже, кажется, стало хуже, так что Уилл поклонился и быстро вышел. Если это было из-за его мыслей - стоило сначала отойти подальше, а потом думать.
Уилл ещё раз взглянул на храм. Здание неестественно вытянулось вверх, почти втыкаясь шпилями в хмурое небо. Справа от него лоскутки дыма неуверенно полизывали тучи, слева тускло светило солнце. Уилл прошел мимо почти погасшего костра с двумя стражниками, на ходу надевая перчатки. То что ему уже второй раз лезли в голову было неприятно. Вроде бы, королевский подарок делал это не по своей воле, но ощущение наготы всё равно оставалось. Теперь нельзя было укрыться даже в собственных мыслях, а их ещё и озвучивали при целой толпе. Это было неприятно. Ему вообще мало чего нравилось в этой ситуации, но кто он был такой, чтобы спорить с указами короля? Вот и приходилось служить кому попало, но с очень знатной родословной.
Следующий шаг Уилла пустил под церковь грубую волну, которая должна была найти подвалы и ходы. Он завернул за здания, и прислушался к забитой не менее толстыми досками, чем парадный вход двери. Тишина... Сила отбилась от чего-то твёрдого и странного - в подвал поместили огромный, каменный куб почти примыкающий к стенам. "Ну и что это такое?" Уилл выломал первую доску, которая поддалась с таким скрипом, что в храме не могла не проснуться самая последняя тварь. Он снова прислушался, и не услышав ничего, продолжил. Почему нельзя было просто провести оммаж в другом городе и отпустить Уилла, раз он всё равно был бесполезен? Доломав доски он медленно открыл дверь, которая тоже скрипнула так, будто в последний раз смазывали её при короле Артуре. В огромном здании висела почти полная тьма и только под потолком из окон пробивался слабый свет, показывая, правда, только очертания балок и стен. Вид навевал плохое предчувствие. Уилл достал меч и сделал шаг внутрь, тут же споткнувшись о какую-то книгу, и чуть не умерев от остановки сердца. Он остался стоять, прислушиваясь к эху от удара книги о стену и последующей за ним тишиной. Глаза привыкали к темноте и впереди медленно вырисовывался алтарь покрытый и окруженный каким-то мусором. Кажется, кусками балок, тряпками и стеклом. Уилл наклонился и поднял книгу, поднеся её к самым глазам, и почти не дыша. В такие моменты все заверения о чистой работе михаилитов становились какими-то неубедительными. На обложке проступила теснённое - "Biblia Vulgata". Правда, это-то теперь едва ли имело большое значение. Уилл положил книгу на пол - бросать не стал, чтобы лишний раз не шуметь.

Поднимаясь, он вытянул левую руку вперёд наполняя помещение разряженной силой. Нужно было найти и зажечь всё, что могло гореть. Уилл повёл рукой, начав медленно поднимать пыль с пола - та должна была стать предупреждением на случай атаки, и дать время на то, чтобы осветить храм.
Никакого движения не чувствовалось, так что он взял одну из оторванных досок и поджог её свободный конец. Огонь пустил по стенам тени, отчетливее стала крысиная вонь, как в старых, заброшенных амбарах. Уилл пошел вперёд, пытаясь разглядеть светильники. Не успел он сделать и пяти шагов, как на голову свалились две твари не похожие ни на что, что Уилл видел до этого, и даже на то что могло сниться ему в кошмарах. Что-то среднее между ребёнком, демоном и летучей мышью вцепилось Уиллу в шею, попыталось разодрать голову, вырвать волосы. В кровь влился яд, к горлу подступила тошнота и паника, а сверху показалось мельтешение целого роя тварей кружащих под самым потолком. Уилл укнул, разворачиваясь на месте. Судя по всему, у него таки встало сердце - он даже не успевал ругаться в уме, да и кажется забыл все ругательства. Доска упала на пол, за ней последовала больше не удерживаемая магией пыль. Уилл оттолкнулся от камня под ногами и прыгнул к двери. Несколько тварей успели вцепиться ему в волосы, так что пришлось тянуться к ножу в сапоге, потому что мечом он бы просто отнял себе голову. Уилл начал колоть тварей, проклиная всё на свете и пытаясь добраться до каменной стены.
В этот же момент его ослепило ярким светом и обожгло каким-то тяжелым пламенем. Отпрянувшие до этого твари рухнули на голову горячим пеплом, а Уилл попробовал протереть глаза, вглядываясь в дверной проём. С улицы послушались щелчки арбалетов - видимо, несколько кровососов всё-таки вылетели из храма. На пороге стояли два михаилита - светловолосый, лет двадцати пяти, как две капли воды похожий на Циркона, и молодой с желтыми волосами и сломанным носом.
Уилл на секунду замер, а потом вскочил на ноги, откашливая пепел. Он отошел так, чтобы стоять сбоку от дверного косяка и не мешать.
- Добрый день, разрешите я, пожалуйста, пройду.
Господи, чтоб он ещё хоть раз полез в такую-то задницу! Только теперь как следует взятая под контроль магия по-настоящему остановила яд. Чёрт возьми, и хоть бы кто-то сообщил, что церковь и так собираются проверять твареборцы.
- Разве не ваша работа - визитаторство церквей, господин комиссар? - С искренним любопытством удивился желтоволосый, отряхивая руки. - Или вы нашей компанией брезгуете? Брезгуете, да? Недостаточно михаилиты знатны для вас, мистер баронет? Руки у нас грязные, да? А то может, завидуете? Что крикс этих не боимся, а вот пришли и одной левой? Ну ладно, брат Ясень - правой. Да вы скажите, не стесняйтесь! Завидуете или брезгуете? А заплатить за спасение не хотите? А то нам ведь жалование не платят, чтоб мы с ремесленного места сбегали.
- Боюсь. Боюсь, что твари отфигачат мне голову, мистер храбрый и сильный михаилит. - Уилл убрал окровавленные волосы с лица, и прикоснулся рукой к стене. - Благодарю за спасение, брат Ясень. По вопросу оплаты обращайтесь к местному законнику, когда проводить инспекцию - дело моё, а теперь, дайте мне, пожалуйста, выйти, или я выйду через стену.
Мелкие, жутко болючие раны он пока залечивать не стал, просто остановил кровотечение - силы могли ещё понадобиться. Голова кружилась, и лучшей идей казалось бы выйти через стену, если бы твари потом не могли вылететь вслед за ним. Снизу был непонятный куб, так что туда он прорывался бы только в самом крайнем случае. Младший михаилит разговаривал так, как будто в задницу ему воткнули огромную палку, а потом выжали лимон, и главное - не давал Уиллу выйти из треклятого храма, при том, что тут он мог только мешать.
- Зассал, - всё с той же искренней радостью резюмировал желтоволосый, - ремесленник... Мистер Райт к твоей жизни, которую только что...
Он отвлекся, чтобы догнать маленьким, желтым и очень горячим шариком очередную тварь, которую назвал криксой, снова отряхнул руки и улыбнулся Уиллу, в хищной улыбке обнажая белые зубы с острыми клыками.
- Так вот, констебль Райт к вашей жизни, сударь, отношения не имеет и платить за неё не будет. Да и какой мудила возьмет плату с города, в котором - такое? Уж не вы ли? А ваше дело, уважаемый - визитация. Вот и визитируйте, не отвлекайтесь. Церковь, - михаилит широко повел рукой, - вот она. К слову, ваше землянство, можете свою стихию себе в жопу засунуть, да поглубже. Привлечешь новую нежить - сам из их кишок выбираться и будешь.
Цирконоподобный михаилит же неторопливо отступил в сторону, открывая дверь, и сделал приглашающий жест.
- И все-таки, мистер Харпер, рассудите сами. Вы явились, сорвали доски, невзирая на пост стражников, подвергли опасности горожан... Уцелевших горожан. Сделали нашу работу сложнее. Разве справедливо требовать деньги с мистера Райта, которому и без того отстраивать город? Вы - другое дело, вы здесь по собственным делам, вы - представитель управления, на которого смотрят, которого видят. На самом деле, - он неожиданно обаятельно улыбнулся, - я удивлён, что вы не предложили оплаты сами. Оплата, взнос в пользу города...
- С вашего позволения, обсудим это, когда я переведу дух. Извините, но я немного не в себе. - Уилл убрал нож и меч, сделав шаг в сторону выхода. Репутация конторы была хорошим аргументом, и об этом стоило подумать, но никак не в набитом тварями храме. Может, репутации комиссаров и было бы полезно, если бы он просто постоял внутри, а потом вышел чуть ли не борцом с тварями, но Уиллу это не нравилось и вообще было неприятно, что в итоге ангъяков приписали именно ему. Ясень казался намного более уравновешенным, но тоже, наверняка, в гробу хотел видеть комиссара. Боль от ран никак не проходила, а то что его ещё и отравили, заставляло параноидально проверять кровь магией и безумно нервировало.

- Мне вот любопытно, брат Ясень, - желтоволосый михаилит толкнул плечом Уилла, улучив момент, когда тот проходил мимо, - неужели господа из этой конторы привыкли в чистеньких кельях монашек только работать, что от говнища и кровищи так бегут? Или только вот этот такой - чистоплюй трусливый?
- Думаю, только этот, - вздохнул Ясень. - Ладно. Давай уже дочистим. Начиная с алтаря. Вот жопа-то...
Уилл остановился в дверном проёме. На улице рыжий михаилит целился из арбалета в стайку летучих тварей. Где-то поодаль стоял констебль, бегали ещё какие-то чудовища похожие на ожившие коряги. Он развернулся на месте, вырывая из стены кусок камня. Молодой михаилит договорился - как будто, оставшись в храме, он бы не мешал сраным твареборцам. Уилл быстро подошел к желтоволосому говнюку, и чёрт с ним, что сейчас было не время - раз уж это говно решило, что лучшей идеей будет выделываться, значит был уверен, что Уилл не особо помешает.
- Я вижу ты чем-то недоволен, говно. Ну давай, врежь мне, а потом я врежу тебе, и мы посмотрим, кто останется стоять.
Желтоволосый вспыхнул радостью столь ярко, что можно было обжечься. Он поднырнул под рукой своего спутника, сбрасывая с рук кольчужные перчатки и отходя вглубь церкви. Остановился в круге тусклого света, падающего сквозь грязное окно, и поманил ладонью, не стирая с лица улыбки. Уилл бросил камень на границу круга - господи, неудивительно, что у желтого было разбито лицо - возможность расквасить этот нос стоила любого риска. А если он и проиграет - по крайней мере отучит сукина сына бросаться словами. Уилл стал напротив михаилита, немного согнувшись в ногах и поднеся кулаки к лицу. Желтоволосый стоял расслабленно, опустив руки. Уилл подскочил к противнику, пытаясь ударить двойкой - сначала левой, потом правой. Он повернул носок, держа руку прямо, так чтобы придать ударам вес всего тела. Михаилит отнырнул, отходя назад и вправо. Уилл тоже отошел.
Твареборец ухмыльнулся, дернул плечами, весь подбираясь и становясь похожим на нахохлившегося петуха. Уилл опять сократил дистанцию, ударяя правой ногой по колену, но михаилит уклонился и от этого удара, тут же попытавшись подсечь его. Пришлось быстро увеличивать дистанцию. С улицы послышались злобные ругательства рыжего твареборца.
- Вот блядство, - неожиданно миролюбиво и тихо заключил михаилит, глядя мимо Уилла, на алтарь - повернись. Медленно и спокойно.
Уилл магией ощупал откинутый камень, медленно поворачиваясь. С алтаря спускалась ожившая монашка, кровавая, гнилая, нечеловечески изгибающая конечности. Уилл проклял последнюю собаку, полночтью забывая про стойку. Струсить теперь было никак нельзя - так что он тихо прошипел.
- Приложить её камнем?
- Ты земляной вроде, - все тем же спокойным тоном продолжил твареборец, бесшумно подходя ближе. - А алтарь каменный, кажется. Да и пол - тоже. Можешь красотку эту за ноги подержать, пока я её трахну?
- Сейчас сообразим. - Уилл потянулся за силой, чувствуя твёрдость алтаря. Понятное, дело, было уже не до драки - сейчас нужно было забыть, что тварь когда-то была девушкой. Забыть напрочь, забыть полностью - сделать то, что он никогда бы не смог сделать с человеком. Камень втянул ноги твари, ощетиниваясь в них каменными иглами, прошивая плоть, и затаскивая ожившего мертвеца по колени.
Михаилит рванулся вперед так быстро, что стало очевидно - с Уиллом он дрался лениво, вполсилы. Но тут же подался назад, когда монашка с жутким треском выломала из алтаря ноги вместе с кусками камня, пошла на него, грохоча по полу каменными сапогами. Желтоволосый по-звериному отряхнулся, перехватывая меч одной рукой, чтобы во второй зажечь едва заметный белый огонек.
- Держи её, - рявкнул он, - не отпуская. Это гуль!
Уилл не сделал шага назад, хотя очень хотелось - такой хренобориной он ещё не занимался. От напряжения и силы зазвенело в ушах, а волосы стали дыбом. Он ощутил весь алтарь, всю его твёрдость, всю уверенность. С людьми всегда приходилось сдерживаться, чтобы не искалечить, не разбить головы и не сломать ног. Хоть камень к этому и располагал. Весь алтарь изогнулся, хватая тварь вытянутыми треугольными заскутками, притягивая к себе и засасывая, как другое огромное чудовище. Уже без всякого сдерживания. Гуль разодрал себе ноги в такое кровавое месиво, что больно было даже представлять, но ощущение силы пьянило.
Одновременно с ним михаилит, прошипев скороговоркой сквозь зубы что-то злобное, влепил в лицо умертвия свой огонек. Мертвячку это не впечатлило. Она пыталась ползти, утягивая за собой алтарь, даже со взорванной головой, даже будучи располовиненной мечом, и угомонилась лишь после того, как желтоволосый величаво благословил её, точно она была прихожанкой, прослушавшей мессу.
- А ты ничего, - вгоняя меч в ножны, проговорил он Уиллу, опускаясь на колени подле упокойницы, чтобы посыпать её серым порошком, - быстрый. Только кулаками машешь, как солдат.
- Скорее, как уличный полудурок. - Уилл тряхнул рукой, пытаясь сбросить напряжение, применять силу вот так - до конца, было непривычно. Боже, какой же нечеловеческой силой обладала эта тварь - он был уверен, что затянул бы и быка. Сила вытекла из камня, позволяя тому застыть. Алтарь был безнадежно испорчен, и сил восстанавливать его сейчас не было - изогнутые полоски, устремившиеся к твари, вырисовывающие что-то отдаленно напоминающее очертания человеческого тела, теперь походили разве что на какое-то очень извращенное произведение искусства. - Ты тоже ничего, я-то думал эта зараза и не остановится. Меня звать Уиллом.
- Брат Ворон, - кивнул михаилит, поднимаясь на ноги и щелчком пальцев заставляя загореться останки. Полюбовавшись на то, как пламя весело приплясывает по мертвячке, он хмыкнул, улыбаясь по-мальчишечьи открыто, снова демонстрируя слишком острые для человека клыки. - Только кто ж не знает Уилла Харпера, доблестного комиссара и без пяти минут баронета? Иди уж, тебя констебль ждет. Потом подеремся. Ну, или напьемся, как кости лягут.

Уилл тоже загляделся на огонь, пожирающий раскуроченное тело.
- Если б я ещё заслужил это баронетство... Не знаю, если вы с братом Ясенем в курсе, но тут какая-то херь под полом. Лучше быть поосторожнее, ну или я вообще могу сейчас раздвинуть плиты. - Он попробовал впитать остатки своей силы, витающей в воздухе и оставшейся в камне. В итоге работа комиссара не оправдывала ожидания спокойной прогулки, но такой надрыв снимал напряжение. Ворон уже не вызывал такого желания почесать кулаки, а может быть он просто устал. Драться посреди проклятого храма было той ещё идей, чёрт возьми.
- Раздвигать стоит только ноги. Да и те - у хорошенькой девчонки, - пожал плечами Ворон, - а полы с херью не трогай. Сами разберемся.
- Как скажешь. - Уилл махнул рукой, выходя на улицу. В следующий раз он предпочел бы выпить, потому как не пристало новоиспеченному баронету ходить с разбитым лицом. Вряд ли, но может быть, рыжему нужна была помощь с корягами, и уж точно нужно было поговорить с законником. От использования магии осталось ощущение силы, но голова все ещё побаливала, а раны он так и не залечил. Уилл вышел из храма, щурясь от света. Тварей уже не было - сонный михаилит с волосами цвета шафрана отрезал у павших пеньков когти, а констебль сидел на камне с, ни дать не взять, философским видом. Уилл подошел к законнику, пытаясь не наступить на трупики когда-то летающих тварей.
- Здравствуйте, Уилл Харпер - комиссар. Ну, думаю вы и так в курсе.
Констебль бегло оглянул его и коротко кивнул.
- Действительно. Дейв Райт. Я так понимаю, вы меня искали?
- Да, я хотел попросить вас рассказать мне, что здесь случилось. - Уилл взглянул на разбросанных по земле тварей и ответил кивком михаилиту, который поздоровался с ним почти, как со старым знакомым. Нужно было ещё вчера помогать лечить раненых, а не оставаться в таверне. Сейчас-то сил у него почти не осталось. - Как понимаю, я опоздал и особо помочь не смогу?
- Что произошло - хороший вопрос, - хмыкнул Райт, устало потирая переносицу. - Брат Шафран!
Рыжий михаилит отвлёкся от своего занятия, утомленно кивнув.
- Брат Шафран, мистер Харпер интересуется, что тут произошло.
- Персонификация трансцендентального выплеска нематериального в связи с неприятием материального через амплифицированное искажение логоса, - досадливо сообщил Шафран, вздыхая и движением брови поднимая из земли большой камень, на который и уселся.
- Жопа произошла, - перевёл констебль, - глубокая, черная, сарацинская жопа, мистер Харпер. Так и запишите для отчёта. А что до помощи... Не буду ходить вокруг да около и тратить время на любезности. Сэр Фламберг сказал, что вы - лекарь. Не могли бы вы... помочь? Понимаете, сэр Нефрит, орденский врачеватель, который приехал с боевой тройкой сэра Ясеня - очень хороший врач. Но больных у нас больше, чем он может вылечить. Раны, переломы, кашель и лихорадка. Сумасшедшие, пьяницы, неудачливые самоубийцы и излишне ретивые покаянники. Лекарских рук не хватает. Роженицами занимается леди Берилл, а... в общем, работы на пятерых лекарей - и тех будет мало. Не откажете? Разумеется, после вашего оммажа. Не каждый день такое светлое событие в богом забытом Саутенде происходит.
- От меня будет не слишком много толку, но помогу, чем смогу. - Кивнул Уилл. - А насчет церемонии, я даже не знаю, не слишком ли она неуместна?
Констебль вызывал уважение - мало того, что законник сам искал Уилла, чтобы попросить о помощи, так ещё и не выглядел растерянным и даже злым. Видимо, последние дни выбили из него последние силы. И как на зло, Уилл потратил большую часть магии в церкви - такими темпами он смог бы разве что остановить кровотечение у нескольких человек. Это, конечно, было лучше, чем ничего, но явно недостаточно.
- Неуместна? - Райт уставился на него с подозрением. - Воля Его Величества - неуместна, мистер Харпер?
Уилл пару мгновений смотрел на законника.
- Воля короля не бывает неуместной. - После таких-то приключений, раздражения, толкнувшего его на драку с Вороном, уже не было, но это к чему это констебль было непонятно. Разве было время для таких вопросов? Да и зачем? Едва ли церковь бы получилось спасти, но вот такие моменты заставляли задуматься. В любом случае, выходило, что законник ещё мог попытаться ему помешать, а значит нужно было забрать из церкви латинское Писание - видимо, даже в таких случаях, доказательства не бывали лишними. - Подождите, пожалуйста, секунду.

За время отсутствия Уилла лучше в храме не стало - Ворон посыпал каким-то серым порошком измазанное в дерьме и крови тело священника. Вокруг так и валялись трупики тварей, которые нужно было как-то убрать, а Ясень стоял, оперевшись о стену, и полистывая ту самую Библию.
"Интересно, небось".
Нужно было забрать Писание сразу. Уилл подошел к старшему михаилиту.
- Могу я, пожалуйста, взять книгу?
Ясень медленно поднял голову, приветливо улыбнулся.
- Позвольте узнать, мистер Уилфред, зачем?
Какие же в этом городе все были непонятливые - зачем латинская Библия комиссару, почему церемония неуместна, когда в храме трупы, а в городе умирают люди. Уилл вздохнул, спокойно отвечая.
- Как комиссар, я должен её проверить и занести в отчет.
- Изменили мнение о времени инспекции? - спокойно поинтересовался михаилит, захлопывая Библию. - Но сейчас здесь работаем мы, и эта книга - опасный артефакт, обладающий такой аурой, что давать его в руки непрофессионалам - противоречит уставу и уложениям. По сути её надлежит сжечь вместе со всем остальным, до чего пока что не дошли руки - и именно это я намеревался сделать. Вы, как комиссар, разумеется, должны были проверить Книгу, оказавшись здесь прежде нас, могли это сделать, пока мы занимались более важными делами - но предпочли этого не делать. У меня нет ни причин, ни желания передавать в ваши руки вот такое, тем более что вы и так уже знаете, что Библия - латинская. И всё же...
Он помолчал и прошёлся, рассыпая эхо шагов по гулкому нефу. Глянул коротко на Ворона, кивающего с одухотворенно-священным видом, и снова повернулся к Уиллу.
- И всё же, верно и то, что это ваша работа, и михаилитам, как верным подданным Его Величества, препятствий чинить не пристало. В конце концов, в какой-то мере мы работаем на одно и то же - чтобы в нашей славной Англии стало безопаснее и лучше жить, разве нет? Держите, мистер Харпер, от ордена Архистратига - вашему управлению.
Уилл взглянул на книгу - ни на что хорошее она не походила. И зачем ему её отдавали? Была ли это какая-то ловушка, способ наладить отношения с Кромвелем или просто какое-то сообщение лорду-канцлеру? Бесполезные вещи второму человеку в Англии лучше было не дарить, но видит Бог, ничего, кроме проблем и нагоняев от Кромвеля эта ситуация не обещала. Но доказательства ему, как оказалось, были нужны - и лучше, чтобы ими стала не только книга. Тем более, что по словам михаилита её в любой момент можно было сжечь.
- Благодарю, уверен, что если подарок будет полезен, благодарным останется и лорд-канцлер. Что касается сжигания, не могли бы вы подождать пару минут, пока я договорю с мистером Райтом? Раз уж орден Архистратига так благоволит работе комиссаров.
- Что? - Ясень, уже повернувшийся было к ближайшей ризнице, удивлённо обернулся. - Зачем, мистер Харпер? Хотите, чтобы поднялось побольше нежити? Наше благоволение не простирается настолько далеко, чтобы потом вязать тварей и грузить на телеги для милорда канцлера.
Уилл взглянул на выход - он не мог не проследить, что именно сжигали твареборцы.
- Да, вы правы - лучше жечь сразу. - Уилл еще раз взглянул на Писание. - Кстати, чем именна опасна книга?
Привела ли она местных церковников к такому состоянию, или наоборот - сошедшие с ума провели какой-то ритуал? В любом случае, чем таскать с собой опасную дрянь - Уиллу было проще сжечь книгу и сослаться на свидетельства михаилитов.
- Вывернет наизнанку, трахнет, а потом вытряхнет обратно. Но ты уже не будешь собой, - просветил его Ворон. Михаилит успел открыть исповедальню и вытаскивал оттуда недовольно воющую тварь. За хвост.
Уилл приподнял книгу, разглядывая корешок. Ну и на кой черт он взял эту гадость в руки? И раз уж она была у него, как можно было использовать книгу, кроме доказательства ереси?
- Это из-за неё тут такое, или она стала опасной из-за произошедшего? - Краем глаза Уилл следил за михаилитами - с тварью разворачивалась настоящая трагедия.
- Это из-за амплификации мысли за гранью принятия существующей действительности через персонификацию архетипов, - пробурчал Ворон, укоризненно глядя на черно-пегого зверюгу, пытающегося откусить ему ногу. От этого взгляда обитатель михаилитского бестиария задымился и погрустнел.
Уилл вздохнул. Интересно, михаилиты выделывались или не умели излагать мысли в понятной большинству форме? В итоге у него было уже две вещи непонятного назначения, выбросить которые было бы, наверное, лучшим решением. По крайней мере, если твераборцы и дальше не потрудятся говорить понятно. Сжигать останки тварей ему, видимо, уже было не нужно - оставалось только убраться и найти Писание на английском.
- И чего с этой книгой не стоит делать? Чтобы не быть вывернутым и трахнутым?
- Вывернуть и трахнуть её первым, конечно же - стоит. А всё остальное - нет. Слушай, дружище, - Ворон нетерпеливо переступил с ноги на ногу, плавно проводя рукой над полом, будто что-то нащупывая, - ты книгу берешь или нет? Если берешь, то пиши акт приёма и описи, а то с нас потом шкуру спустят.
Уилл сделал шаг к стене, так чтобы не стоять над кубом, и потянулся к сумке.
- И в чем конкретно должно выражаться это выворачивание? Мне повырывать из неё страниц, поджечь корешок, оставить в сыром месте? - Он достал лист, взглядом ища где было бы удобнее писать. Было интересно, чем был куб, и откуда он взялся, и как михаилиты собирались его обезвреживать.
Ворон пожал плечами почти небрежно.
- Ты меня с братом-лектором путаешь, господинчик. Тебе, думаю, будет достаточно её не читать. А всё прочее - цеховые тайны, которые Уставом и уложениями открывать запрещено.
"Ну, обделаться теперь".
И что ему теперь было, помирать? Так и не найдя ничего подходящего, Уилл приложил бумагу к стене и начал писать.
- Вы в курсе, что за куб под землей и откуда он?
- Здесь отделены их дyши, в этом великом мyчении, пока не настyпит великий день сyда и наказания, и мyчения для хyлителей до вечности, и мщения для их дyш. И ангел наказания связал их здесь до вечности, - торжественно и мрачно продекламировал Ясень. - И если это было пpед вечностью, тогда это отделение сделано для дyш тех, кто сетyют и возвещают о своей погибели, так как были они yмеpщвлены в дни гpешников. Ну а откуда, мистер Харпер - это брат Ворон уже замечательно выразил, я не смогу лучше. Дело в амплификации мысли за гранью принятия и вот всё то, что дальше. Я уверен, он с радостью повторит, чтобы вы смогли записать.
После слов Ясеня менее неприятным куб, как ни странно, казаться не перестал. Хоть камень под ногами и был абсолютно однородным, звучала так, буд-то туда живьём запихали людей. От одних мыслей шли мурашки по коже, и так было совсем в этом проклятом городе. Уилл достал флягу, чтобы смочить горло.
- Вы знаете с кем конкретно случились эти амплификации?
- Брат Фламберг, прибывший сюда первым, взял на себя тяжелую ношу, дружище, - голос Ворона звучал глухо и мрачно, - ему пришлось во имя людей, их жизней и Господа нашего войти в ад. Как Христос, помнишь? А вышел он оттуда, усмирив дьявола. Мать-настоятельницу. Я бы сказал, что он её хорошенько вздул, перемешав ей кишки с мозгами, но брат Ясень не одобрит.
- Брат Ясень не одобрит, - кивнул второй михаилит, - потому что мозги там остались, где и были. Да и кишки тоже. Увы
Звучало странно и по-еретически. Видимо, дело было связано с обрядами и призывами демонов, но важнее для Уилла было знать, что конкретно привело к такой дряни, кто был виноват и как было не допустить такого в других приходах. - Звучит, как не самое приятное времяпрепровождение.
Уилл сделал глоток. Констебль или уже ушел, или был очень недоволен.
- Известно что именно так шокировало местную мать настоятельницу?

- Говорят, что некий Брайнс украл реликвию, - почти безмятежно пожал плечами Ворон, - обломок венца Альфреда Великого. С того и началось. Как по мне - это только предлог. Ибо если веруешь так, как Его Величество велел, то зачем реликвии?
Господи, опять этот Брайнс! Уилл потёр глаза.
- Как думаете, стоит опасаться такого и в других обителях? Потому что, если каждая недовольная настоятельница будет приводить вот к такому... - Нужно было узнать и о реликвии, потому что происходило такое не часто, а значит и приют должен был изначально чем-то отличаться. Чем-то кроме отказывающейся принять Реформацию настоятельницы. Может быть, дело было в жестоком обращении с послушницами, как-никак сюда ссылали провинившихся, как ту сероглазую монашку, но поискать конкретную причину всё равно стоило
Ворон снова пожал плечами, тоскливо глядя на Ясеня.
- Люди всему причиной, мистер Харпер. Людей не бывает одинаковых, даже если они близнецы, и сказать, что может случиться в других обителях, случится ли, не может даже михаилит.
В итоге, конкретной причины твареборцы не знали, способа избежать такой чертовщины тоже. Ну, по крайней мере он узнал, что началось всё с настоятельницы. Уилл достал флягу.
- Может она как-то с этим связана? - Он сделал несколько шагов к алтарю, чтобы лучше рассмотреть, что было в глубине храма. Где-то должна была быть английская Библия, которую держали бы для вида.
- Кишкой дьявола и связана, - серьезно просветил его Ворон.
Ясень подтверждающе кивнул.
Уилл покрутил флягу в руках, разглядывая - звучало чертовски неприятно. Проклятая книга, которую нельзя было читать и запаянная фляга - и что ему было с этим делать?
- И как так вышло?
- Жопой вышло,- вздохнул Ворон.
- Потому что дьяволы, - нравоучительно заметил Ясень, - лезут и куда просят, и куда просят. Всюду, в общем, лезут, и приходится разматывать.
- И что внутри? - Уилл оторвал взгляд от запаянной крышки. Звучало так, будто чуть ли не черт, но отдавать такое в руки первого попавшегося комиссара, который хочет обвалить тебе на голову дом, было бы слишком безответственно. И вообще, во всё это едва верилось, и верить до конца не хотелось.
- О, там часть той силы... - задумчиво заметил Ясень, но продолжать не стал.
Зато это сделал Ворон.
- А то, что по кишочкам путешествует как раз. И без мозгов. Короче, что Светик высрал, вот оно и есть.
- Ну и зачем оно надо? - Ладно книга - она была доказательством ереси, но зачем он держал в руках дерьмо Сатаны, которого михаилиты так ласково называли Светиком, Уилл не знал. Ну, не просто же так Фламберг отдал её.
- В самом деле, зачем комиссару выкидыш Астарты из монастыря, который нужно визитаторствовать, - сокрушенно развел руками Ворон, - не нужна если - верните ремесленнику, что это вот... создал. Только лично и подальше отсюда.
Уилл сокрушенно вздохнул, засовывая флягу в сумку. Выкидыш Астарты? Представлялся отвратительный окровавленный эмбрион. Странно, что Фламберг решил подарить ему такую штуку. Выкидывать её точно не стоило, чтобы никто не пострадал, но нужно было быть поосторожнее.
- Как-нибудь разберемся. Вы уже проверяли за алтарём?
Младший из михаилитов кивнул, изящно повернулся в почти придворном поклоне, открывая дорогу к алтарю.
- Прошу вас, баронет. Fàilte! Кажется, так говорит ваш батюшка, брат Ясень?
Звучало так, будто батюшкой Ясеня был шотландский магистр тракта. Видимо, Циркон воспитывал целое поколение твареборцев. Уилл закрутил рукой, тоже изображая придворный поклон, так, как он себе это представлял. Выходило, кажется, самобытно.
- Благодарю, брат Ворон. - Он выпрямился, обращаясь к обоим михаилитам. - Спасибо за ответы.

За алтарём был только мусор, куски крикс и помёт. Странно было видеть такое в храме. Если куски тварей не сожгут михаилиты - убирать оставалось только ему, потому что вряд ли кто-то из горожан имел хотя бы такую устойчивость к ядам. Хотя, не факт, что хоть у кого-то, кроме него, было желание вытаскивать всю эту дрянь из храма. Уилл пошел к ризницам и исповедальне - английской Библии нигде не было, а в городе он мог её и не разыскать. Открыв дверцу первой ризницы Уилл с трудом сдержался, чтобы не отпрянуть. Небольшая комнатка была забрызгана кровью и ошметками тела, кажется монашки. Выглядело так, будто тело несчастной просто взорвалось. Уилл представил, каково должно было быть это убирать... Во второй ризницы оказалась только гора пепла, искать что-то в котором не было никакого желания - жгли явно человека. Уилл закрыл дверцу, ещё раз поблагодарил михаилитов и вышел.

Констебля на улице уже не было, а его место заняла старая нищенка в пёстрых, рваных лохмотьях. Сонный михаилит как раз делился с женщиной сушенным мясом, и картина из этого выходила очень подходящее разорённому городу. Напоминала она пару погорельцев, сидящих над пепелищем дома. Может, и хорошо, что законник его не дождался - Уиллу было не так стыдно, что заставил и без того занятого констебля ждать, а бабка, при нужной доле удачи, могла найти свободную пару рук ещё быстрее. Уилл подошел к паре.
- Здравствуйте, меня зовут Уилл Харпер. Я хотел попросить вас о помощи - я испортил алтарь в храме, а жалкие остатки сил хотел бы потратить на лечение пострадавших. Видел, как вы поднимаете камень одной бровью - это впечатляет. Не могли бы вы восстановить алтарь?
- Брат Шафран, рыцарь ордена архангела Михаила, Архистратига, - отрекомендовался рыжий, набрасывая на плечи нищенки свой плащ. Старушка закуталась в него с удовольствием, оставив снаружи лишь остренький носик да копну седых волос. - Помочь с алтарём - дело богоугодное, отчего же нет? Простите, госпожа, я скоро вернусь.
- Благословение с тобой, мальчик, - прошамкала в ответ михаилиту старуха, а затем, дождавшись, когда тот быстро скроется в церкви, глянула на Уилла. - Здравствуй, господин Уилл Харпер, как живешь?
Уилл пожал плечами.
- Да нормально, не жалуюсь - работаю вот, сейчас буду прибираться в храме. Вы местная? Я ищу несколько пар рабочих рук, чтобы успеть к закату, вы никого подходящего не знаете? - На жизнь Уилл свою не жаловался, по крайней мере он не был послушницей в храме. Женщина показалась немного странной, но вызывала она скорее симпатию и интерес. Интересно, михаилит просто привык вот так проявлять уважение ко всем встреченным пожилым женщинам, или дело было в чем-то ещё?
- Храм прибрать - дело богоугодное, - повторила слова Шафрана старушка, - а чем отплатишь, господин Уилл, ежели помогу с этим?
- Зависит от того, что вам нужно. - Уилл взглянул на дверь, за которой исчез Шафран. - Ну, парой фунтов, например.
Прибрать храм, действительно, было не худшим для души делом, тем более, что от тварей его уже зачистили михаилиты. А пока он будет вытаскивать пепел на улицу, восстановится побольше сил для лечения.
- Пара фунтов, - старушка призадумалась, прислушиваясь к грохоту, который слышался в церкви. - Мало будет, господин Уилл, за работу эдакую-то. Ну да сговоримся. Поцелуешь старушку Мэри по-жениховски в довесок - и ладно будет. Уж очень ты моего третьего напоминаешь. Тот тоже был черный такой, зеленоглазый статный - ух!
- Так и быть, подниму до трёх фунтов! - Улыбнулся Уилл. - Тогда я начинаю, и жду пары рук.
- С такого пригожего господина грех три брать, - покачала головой старая Мэри, - так и быть, пара золотых да ужин. Каждой ладошке - по монетке, а животу - утешение.
- Лучше берите деньгами, работа у меня такая, что к вечеру разное может случится, а деньги будут у вас. - Улыбнулся Уилл, протягивая старушке две монеты. - Третью дам по окончанию работы.
Времени на то, чтобы оплачивать старушке ужин у него не было - нужно было убирать храм, приносить оммаж, лечить раненых. Так что проще было заплатить немного больше.
Старя Мэри спрятала руки за спину, будто боялась обжечься.
- За работу до работы не платят, так-то, сынок. Пара золотых - и точка, коль ужин для старушки жалеешь.
Уилл убрал монеты.
- Странная вы, но как скажете. А с ужином видно будет, я бы всё-таки предпочел заплатить третью монету. Значит договорились. - Он улыбнулся старушке и пошел к храму. Странные были приметы у стариков, но дело было её.
Пока Уилл разговаривал с женщиной, Шафран успел вылепить новый алтарь, поместив в него всё, что можно было найти в храме. Вышла немаленькая глыба черно-серого цвета, в целом, неплохая на вид. Видно было, что михаилит подошел к делу со старанием. По ходу творения весь мусор с пола был использован, так что в храме стало намного чище. И находиться в здание стало приятнее и привычнее. Откуда только у твареборцев было столько сил? Видимо, кроме собственных запасов у Шафрана были накопители. Троица михаилитов стояла кругом и беседовала, напоминая какое-то очень уж реалистичное изображение святой троицы в нелучшие дни. Уши Ворона отчего-то покраснели. Уилл бы предположил, что от вмешательства старших михаилитов, но спрашивать не стоило.
- Ты бы, сыночек, шел. Погулял по улице, - старая Мэри оказалась неожиданно прыткой и бесшумной, - и воинов забрал бы. Не мужицкое это дело - полы мыть да красоту наводить. Да и мне пара золотых - ох, как нужна! Я уж сама тут в лучшем виде всё управлю.
Странное у бабки было желание остаться в храме одной, при том, что ничего ценного внутри уже вроде бы не осталось. Вообще, Уилл думал, что старуха просто найдет несколько женщин помоложе, а не будет всё делать сама. С другой стороны, учитывая её отказ от трёх монет, просто так деньги она бы не взяла, а так могла заработать. Уилл пожал плечами.
- Михаилитам я не указ - так что придется вам их самим выпроваживать, если хотите. А что до уборки - давайте, я хоть воды принесу.
- Принеси, - вздохнув, согласилась старуха.

Поблагодарив рассеянного михаилита, Уилл пошел к колодцу. Ну и что, что работа была женской - не отправлять же за водой старушку, через город, по которому все ещё могли ходить твари. Тем более,что воду он нёс для церкви. Единственный уцелевший колодец, как на зло, находился на самом краю города, так что шансов получить ещё парочку болючих шрамов у Уилла прибавилось. И опять же, твари нужно было оказаться в самом конце пути - в нескольких метрах от колодца!
Нечто похожее на вырванную из болота и ожившую корягу со смаком дохрустывало кошку, пока что не обращая особого внимания на Уилла. Ну, не зря он сходил сам. Уилл, изображая что-то вроде походки краба пошел к колодцу, обходя тварь. Пока что на него даже не смотрели, так что были шансы просто набрать воды и уйти. Может и не зря Фламберг пытался выторговать у Берилл побольше денег за воду.
Тем временем, тварекоряга дожевала кошку, задумчиво оглядела Уилла, и с радостным хрипом посеменила к нему, помахивая маленьким зеленым хвостиком.
Видимо, Уилл уже второй раз за эту неделю был удостоен высочайшей чести - его посчитали не менее вкусным, чем дохлую кошку. Важнее всего в этой ситуации, наверное, было не уронить тварь в последний в городе колодец. Горизонтально Уилл бы дерево не разрубил, а вогнанный вертикально меч мог застрять. Так что оставалось только потратить ещё немного сил - самый минимум. Уилл пошел влево и назад, запуская силы в землю. Недавно шел дождь, так что превратить почву под тварью в подобие болота должно было быть не слишком сложно.
Тварь сделала ещё несколько шагов в его сторону и потонула в земле, возмущенно хрипя и размахивая лапами.
- Ха. - Улыбнулся Уилл, быстро доставая флягу с крепким бренди и обходя корягу по кругу. Стоило попытаться облить заразе голову и поджечь её. С одной стороны, вопли могли привлечь ещё кого-то, с другой Уилл точно был не последним в городе, кому нужна была чистая вода.
Он торопливо облил оживший пенек бренди, следя за тем, чтобы корни не схватили его за ноги, и пустил в корягу искру, отскакивая. Алкоголь вспыхнул, пуская в воздух запах гнилого мяса, а тварь заверещала как резанная и начала выкапываться. Уилл быстро достал меч, рубя наискось, так, чтобы клинок не застрял в дереве. Сталь дошла до середины пенька, ударившись о кость, а тварь заверещала ещё недовольнее. Гениальный план, кажется, провалился потому что ни умирать, ни хотя бы останавливаться пенек не собирался. Уилл с трудом вытащил дымящийся меч - на клинке были видны изъяны. Так что, поход за водой обернулся, как минимум, испорченным клинком. А денег на покупку нового в ближайшем будущем не предполагалось. Он ухватил тварь землей посильнее, и пошел за ведрами - ни святой воды, ни облаток с собой не было, так что добить пенек всё равно бы не вышло. Не то чтобы Уилл часто и с пользой пользовался мечом, но всё-таки было обидно - вещь стоила не меньше месяца работы. Через минуту, когда он уже зашел за ближайшие дома, за спиной послышались визги и возня - видимо, на пенек накинулись другие, приманенные запахом, твари. Нужно было отказаться от идеи кидаться на тварей, и оставить это дело михаилитам, потому что пока что такие истории заканчивались только кучей шрамов и испорченным мечем.

За время, пока Уилла не было, храм превратился во что-то парадное и выдраенным. Он даже не стал заходить внутрь, чтобы не пачкать сапогами зеленый, дорогой по виду ковёр. Посередине, возле украшенного алыми свечами алтаря стояло дорогое резное кресло темного дерева. Поверх лежала красная королевская мантия. Кажется, старушка оказалась ведьмой, или кем-то вроде того, потому что, как можно было сотворить такое за полчаса Уилл себе не представлял. Он отошел в сторону, чтобы помыть сапоги водой, той, самой добытой чужой кровью, своим потом и главное - испорченным мечем, водой. Лучше бы он отдал эти шестьдесят золотых бабке, явно более умелой, чем сам Уилл. Матушка бы тоже не обрадовалась такой расточительности.
Убедившись, что ковер он не запачкает, Уилл зашел в храм. Дышать внутри стало намного легче, не было пыли и грязи, а темные углы потолков уже не выглядели так, будто из них в любую секунду выскочит тварь. Мэри как раз поправляла одну из таких же зеленных, как и дорожка занавесок, скрывая ею выщербленную стену.
Не нравилось ему всё это, выглядело так, будто на оммаж могли прийти люди, а если вспомнить слова констебля, так ещё и не пара. Господи, ну и позорище должно было выйти! Теперь, когда храм вычистили, это становилось очевидным. А сам Уилл выглядел ещё более грязным, ободранным и неказистым. Как вообще до этого дошло? Уилл подошел к Мэри.
- С водой я, видимо, опоздал. Спасибо, я не ожидал, что выйдет так чисто... и парадно.
- Сапожищи-то грязные, как не мойся, - укоризненно пробубнила старушка, - топаешь тут, топаешь... Разве ж в эдаком виде хорошие мальчики ходят, а мистер Уилл? Ступай, переоденься, да понаряднее, оммаж - он как свадьба. Стоит мытья да наряда. Или как похороны, но и тогда ведь обмывают и наряжают!
Само собой нужно было хоть как-то умыться, но пока что были дела и поважнее - Уилл так и не нашел Библии. Книжной лавки в таком маленьком городе могло и не быть, так что начинать искать стоило прямо сейчас. При возможности, он бы всё таки рискнул и подарил городу от имени Кромвеля Писание на английском. Так был хоть какой-то шанс, что в один день слово комиссар в Англии стало бы ассоциироваться с чем-то, кроме воровства и разбоя. Да и жест был бы красивым. Но первой о книге, конечно, нужно было спросить Мэри, которая умудрилась вытащить половину королевского дворца непонятно откуда. Это в разоренном, забитом тварями городе! Уилл вздохнул - если со свадьбой было столько же мороки, то, может быть, оно того и не стоило.
- Да, вымоюсь, но в первую очередь нужно Писание на английском. Вы не знаете, где его можно найти?
Старушка вздохнула, в последний раз поправила штору и повернулась к нему.
- Сынок, ты разве не знал, что Саутенд-он-Си был католическим? Как мистер Райт не бился, сердешный, как не стращал, как не уговаривал, а с людьми разве справишься? А когда грехи наружу-то вышли, да жрать всех начали, так они Книги первым делом и пожрали. Сказывают, только у аббатисы и осталась. Да нешто ж у тебя своего Писания нет, комиссар Уилл?
- К сожалению нет. - Пожал плечами Уилл. - Стоило бы и хотелось бы, но Писания очень дорогие и позволить себе личное я не могу. Что касается денег, давайте я вам заплачу хотя бы пять золотых. Потому что, как минимум их вы заработали. Я сомневаюсь, что этот храм когда-либо был таким чистым.
О Библии стоило спросить у михаилитов, которые зачищали обитель - может быть они подобрали книгу, или хотя бы знали, где она могла быть. Об одежде и мытье тоже нужно было подумать, но никак не перед Библией. Значит город всё-таки был католическим... и сейчас выдалась возможность кое-как переменить дело - во-первых, хорошо было бы прислать сюда толкового священника, ну и конечно найти именно английское Писание. Как будто Уилл стал бы приносить клятву на каком-нибудь другом.
- Чистым, говоришь? Да, чистым, как рубаха после стирки в речке. Помню, ой, помню, - Мэри со вздохом почмокала губами и взглянула на Уилла неожиданно пронзительно. - Добрый ты, сынок, старуху уважить хочешь. И ить не хотела больше брать, но коли сам предлагаешь, куда деваться? За такую работу приму, как говоришь, пару золотых да ещё тройку гривен. Сговорились, без спора, даже по рукам бить нужды нет.
Уилл пожал плечами - странное у старушки было желание не брать больше денег, при том, что она их честно заработала. Но спорить у него времени не было.
- Три гривны это сколько в шиллингах?
Старуха покачала головой.
- Ой, сынок, много. Тогда, знаешь ли, золото было золотом, а сколько сейчас в шиллингах хотя бы серебра? Но ведь и не о шиллингах речь, не они обещаны. Как принесёшь пару золотых и тройку гривен - так и в расчёте будем, сын Гарольда Брайнса. Понимаю, дело небыстрое, но ко дню, когда октябрь сменяется ноябрём - наверное, успеешь.
Уилл скрестил руки на груди - звучало, как трата времени, нарушение закона и то что бабка откуда-то знала этого проклятущего Брайнса. Да ещё и была уверенна, что Уилл был его сыном. Это при том, что тот был оккультистом, а по городу прямо сейчас бегали твари. В любом случае, искать гривны Уиллу было некогда, как бы старая Мэри не помогла ему с уборкой.
- Гривны я вам не обещал и искать их мне, к сожалению, некогда. Так что выбирайте, две, три или пять английских золотых монет. И с чего вы решили, что я сын Гарольда Брайнса?
- Как же не решить, - Мэри мелко, по-старчески закивала, так, что седые пряди упали на лицо. - Знала я батюшку вашего, ой как знала, и ведь похож ты, сынок, похож. Сначала согласился на пару золотых, а потом торгуешься. А и непохож тоже - тем, что сверху доплатить решил, тут ты куда как добрее будешь, правильнее. Уважительнее к старости. Но пара золотых парой и остаётся, так что ты уж слово своё помни крепко. А я пойду, пожалуй.
На миг старушка показалась молодой, черноволосой, величественной. Но только на миг, пока рассыпалась перьями. Потом исчезли и они, лишь звонкий смех прокатился по церкви.
- Не забудь о паре золотых. И помойся. Смердишь.
Уилл несколько секунд смотрел в место, где только что была Мэри, а потом пожал плечами.
- В принципе, я согласен и на поцелуй.
"Могу даже вымыться для начала".
Он взглянул на своды храма.
"Ну и думай теперь, избежал ли проблем или не избежал".
Проблемой выглядел сам поиск "старушки Мэри". На демона она была не похожа - по крайней мере, последнее, что пришло бы в голову Уиллу, это демон, выдраивающий пол храма. Как бы сейчас он не кричал - имя бы ему сообщили очень навряд ли. О женщине стоило спросить Шафрана, который называл её госпожой - скорее всего, это было просто вежливым обращением, но мало ли. В итоге ситуация не походила ни на встречу с демоном, и уж точно ни на встречу с ангелом, от чего была непонятной. Ближе всего история была к сказкам. Хорошо, что он по глупости не предложил нищенке самой выбрать плату. А две монеты стоило закрепить ниткой и носить на шее, чтобы не забыть и всегда иметь их при себе. Учуй он, как поворачивается дело раньше - просто всунул бы золото старухе в руку.
- Мне хотя бы знать имя...

Михаилитов на улице так и не появилось, так что Уилл пошел к дому констебля. Может быть, там вышло бы найти Фламберга или ещё кого из твареборцев - в общем, человека, у которого могло быть с собой Писание. По пути ему посчастливилось встретить ещё несколько тварей, видимо, слишком сытых, чтобы накидываться на тощего, смердящего комиссара. На крыльце домика оказались Ричард Фицалан и леди Освестри - граф сидел с задумчивым видом, а леди стояла за его спиной, положив руки на графские плечи. Умиротворенная картина слабо подходила городу, по которому спокойно передвигались только твари, михаилиты, демоны-нищенки и беспокойные комиссары. Уилл подошел к порогу, кланяясь.
- Милорд, леди. Милорд Ричард, храм очищен, но я никак не могу найти Писания на английском. Может быть, книга есть у вас с собой?
Любой вопрос к лорду вызывал напряжение, как будто тот вот-вот готов был разозлиться, покраснеть, потом побелеть и согнуть пару кувшинов. Но спросить было лучше, чем лезть в комнату проклятой аббатисы, да и взятая из такой комнаты книга вызывала мало доверия.
- Мистер Уилфред, - вопреки опасениям, Фицалан говорил спокойно и даже умиротворенно, - ваше рвение похвально. Надеюсь, вы все приказы будете исполнять столь же быстро и с готовностью. Что до Писания, - лорд многозначительно постучал себя по голове, - его я храню тут. Ну да не беда. Издавна клялись на мече, как это заведено у воинов, обойдемся мечом и мы. Ибо меч и крест Господень - схожи. Но вы ведь не хотите огорчить горожан таким... неподходящим для торжества видом?
Уиллу захотелось сложиться вдвое и укатиться обратно к храму, ну или вернуться к колодцу и таки добить гадское дерево. Нужно же было ему испортить меч именно сегодня, а не завтра и не через неделю.
- Вид я непременно исправлю, а вот меч... я его немного испортил об одну из тварей, пока нес воду для храма. - Судьба никак не давала ему возможности перестать казаться последним дураком.
Ричард досадливо вздохнул, беззвучно, лишь губами, помолившись.
- К счастью, меч есть у меня, мистер Уилфред. Однако же, усвойте простую истину: меч - не средство умерщвления врагов и тварей. К нему следует относиться с почтением и уважением. Меч и щит - предметы гордости семьи, реликвии, потерять, сломать или бросить в бою которые - навлечь позор на себя и свой род. Как думаете, почему большинство клятв совершается на мече, а величайшим проклятьем считается принять смерть от собственного клинка? Даже если вы купили оружие в лавке косорукого кузнеца, вы обязаны уважать его, ведь не вы выбрали меч, но меч - выбрал вас.
Уилл молча дослушал проповедь - в чем-то Фицалан был прав - чтобы вот так вот испортить меч, действительно, нужно было быть идиотом. Хотя, не сказать, чтобы он бил коряку с каким-то особым неуважением к клинку.
- Да, буду внимательнее, милорд.
"Особенно учитывая, что денег на кучу новых мечей у меня нет, а этот теперь может сломаться в самый неподходящий момент".
- Вы не видели брата Шафрана? - Нужно было спросить михаилита о старушке, и Библию всё-таки стоило поискать - в конце концов Реформация не должна была сводиться к простой конфискации больше похожей на грабеж.
- Харпер! - Рявкнул Фицалан, лениво поднимаясь на ноги. - Неужели вы думаете, что у меня есть время ждать, когда вы набегаетесь по городу за михаилитами? Немедленно отправляйтесь мыться, бриться, переодеваться. Оммажу через полчаса быть!
"Старушка Мэри такой переменчивости бы не одобрила".
Уилл поклонился Фицалану.
- Как скажете, милорд. - Ну, по крайней мере, так церемония не успела бы привлечь внимания, а в храм не умудрилась бы забраться очередная тварь. Поиски Шафрана и Библии можно было и отложить.

Для того, чтобы привести себя в порядок, пришлось взять воду со второго этажа таверны. Кто-то, скорее всего Фламберг, приготовил ванну в одной из комнат. Пользоваться водой, приготовленной для кого-то другого, не хотелось, но это было всяко лучше, чем получить ранение перед оммажем. С вещами было хуже - куча была разбросана по той же комнате, но надевать без разрешения вещи михаилита Уиллу не хотелось. Так что, пришлось идти в лавку, рискуя здоровьем и новоиспеченной чистотой. В лавке тоже никого не оказалось, но учитывая как шли дела в городе, Уилл позволил себе взять на время несколько вещей. Он уже несколько раз спрашивал себя, как так оказалось - он в забитом тварями и трупами городе, собирается присягать лорду, которого впервые увидел сегодня утром. Идея сделать оммаж каким-то событием Уиллу не нравилась - да, жителям города нужен был праздник и способ отвлечься, но матерь Божья, на что там было смотреть? Пройти, стать на колени, протянуть руки, сказать что-нибудь пафосное, но не слишком. Всё. С другой стороны, то что он столько думал об этом, выдавало волнение. А ведь думать следовало о другом - о Библии, о старушке Мэри, о том, чем этот самый оммаж обернется. Темно-серый оверкот с примесью голубого сел на Уилле, как влитой. Бело-розовая рубашка и пришитая по рукавам и вороту белоснежная лента так и говорила: "Ну смотри, только задень локтем угол". Уилл не очень любил ходить в дорогой одежде - вытянешь неправильно руку, подскользнёшься, наткнешься на ходячий пенек и деньги потрачены зря. Штаны такого же цвета, что и оверкот, тоже подошли почти идеально.
О своем будущем феодале Уилл знал не так уж и много, временами создавалось впечатление, что Фицалан сдерживается только до определенного момента. В целом, с лордом вполне можно было иметь дело - тот гневался, когда что-то шло не так, и был доволен, когда приказы выполнялись быстро. Дворянская заносчивость в Ричарде присутствовала с избытком, но делу явно не мешала - с мечом, например, лорд решил всё достаточно практично. Может, всё это было и к лучшему, может быть, у Уилла получилось бы заслужить достаточно благодарности, чтобы в случае чего о его матушке позаботились.
Зайдя в храм первым же делом Уиллу захотелось выйти - зал был заполнен людьми. Под сводами ненавязчиво текла церковная музыка - о создании всего сущего Господом пели двенадцать девушек в алых балахонах с закрытыми капюшонами лицами. Откуда бы они только взялись? Возглавляла хор высокая, зеленоглазая, очень красивая аристократка, с собранными в косу и перекинутыми через грудь черными волосами. В обычной ситуации Уилл к такой бы и не подошел. Были в храме и одетые в черное с серебром Фламберг с Берилл - девушка, наверняка, терпела жуткую боль, хоть и опиралась на руку михаилита. Справа от кресла стояла леди Освестри в красивом лиловом платье. Поодаль от всех расположились, как обычно улыбчивый Ясень, и явно немного поспавший Шафран. Скамейки были заполнены улыбающимися горожанами, среди которых виднелись и констебль с Вороном. Атмосфера действительно походила на свадьбу или похороны. То, что пришли михаилиты и Берилл скорее всего было жестом уважения Фицалану, но Уиллу всё равно стоило воспринять это с благодарностью.

Не зная куда себя девать, пока не пришел Фицалан, Уилл, сопровождаемый недоуменными взглядами гостей,подошел к михаилитам.
- Ещё раз спасибо за алтарь, брат Шафран. Вы случайно не знаете, как звали ту старушку, которую вы угощали сушеным мясом у входа в храм?
- Откуда ж мне каждую нищенку знать? - Удивился рыжий михаилит, приглаживая свою шевелюру, которая даже будучи коротко стриженой исхитрялась топорщиться. - Сколько их по тракту бродит - и не сосчитать.
- Эта была особенная. - Вздохнул Уилл. - По завершению уборки превратилась в перья и исчезла.
Уилл не был уверен, стоило ли говорить об этом так свободно, но учитывая, что сумке его был выкидыш Сатаны, а разговор Уилл вел с михаилитами, которые на таком специализировались - наверное, не было ничего страшного. Может быть, ему что-нибудь бы посоветовали. Было неприятно чувствовать на себе взгляды горожан, хотелось стряхнуть их с себя, как упавшие за шиворот еловые иголки. После разговора следовало начать молиться, чтобы не обманывать ожиданий, и не напрашиваться на комплимент от Фицалана.
Шафран беспечно пожал плечами, коротко глянув на Ясеня.
- Обычный морочник. Заставила видеть то, чего не было. Фламберг и не такое умеет.
Помутившаяся рассудком бабка, которой захотелось пошутить? Может, оно было и так, а Уилл зря воспринял всё всерьез, но вот то что она сказала о Гарольде Брайнсе... И это ощущение силы. Он почесал подбородок.
- Хм. Может и так, не знаю только зачем - сумасшедшей она не выглядело... В любом случае - иду я помолюсь, а то горожане уже косо смотрят.
Уилл стал напротив алтаря на колени, и начал молиться. Странным был титул баронета - вроде бы дворянин, а вроде бы и нет. Вроде бы и часть того круга, к которому принадлежали Ясень, Шафран и Фламберг, а вроде бы и нет. И главное непонятно за что, и зачем - Уилл точно ничем не заслужил чести, и даже не был уверен, хочет ли её.
Ричард Фицалан, одетый в черное с золотом, сияющий бледным золотом волос, неспешно шел по проходу, гордо вскинув голову. Пахло от него свежо и крепко - чистотой, мускусом, кедром и самую малость - апельсином. Людям лорд улыбался - приветливо, милостиво, точно уже был королем. Черноволосой предводительнице хора он и вовсе поклонился почтительно, негромко что-то спросив. Та кивнула, не прерывая пения, Фицалан поклонился снова, прежде чем опуститься в кресло, больше похожее на трон. Воздух над его головой замерцал, складываясь в корону святого Эдуарда Исповедника, которой короновали мирских владык Англии.
- Жители Саутенд-он-Си! - Начал он, величаво опуская руки на поручни. - Милостью Его Величества, нашего короля...
Дверь церкви скрипнула, впуская ту, что заставила Ричарда не только вскочить на ноги, но еще и преклонить колено. Рыжеволосая дама в платье цвета лесной зелени шла неспешно, шурша шелками юбок. Красива так, как может быть красива природа, стихия, и женщина. Зеленые глаза под черными ресницами, под ровными дугами бровей оттеняли нежную, белую кожу. Следом за нею следовала томная блондинка с синими глазами, изящная, с тонкой талией и высокой грудью. Эта улыбалась Фицалану приветливо и даже по-хозяйски. Впрочем, сцена поклонения красоте длилась недолго - рыжеволосая тихо что-то сказала, лорд вздрогнул и поднялся на ноги, проводив даму к Берилл, прежде чем снова утвердился в кресле.
- Жители Саутенд-он-Си! Милостью Его Величества, нашего короля вам дарована честь присутствовать при оммаже мистера Уилфреда Харпера, коему пожалован титул баронета. Будьте же свидетелями церемонии вместе с рыцарями ордена архангела Михаила, Архистратига!
Дамы явно были очень важными - может быть женой и сестрой лорда Портенкросса. Странно, что Уиллу оказывали столько чести - в итоге в храме была почти дюжина дворян. В любом случае, сейчас стоило думать о другом - Уилл поднялся с колен и пошел к трону, по ходу думая, что сказать. Этим, кажется, стоило заняться заранее, потому что сейчас слова путались в голове. Слишком много людей смотрели на него - это было непривычно и неприятно. Подойдя к Фицалану, Уилл преклонил колени.
- Лорд Ричард Фицалан, граф Хорли, Коптрон, Уэйк, - Он протянул руки, чудом умудрившись не продолжить перечисление фламберговским подлым перебежчиком. Это было бы фиаско, - прошу вас оказать мне честь быть вашим вассалом, служить вам и вашему роду.
Фицалан поднялся на ноги, вытаскивая меч - простой, гладко полированный и остро заточенный, с простым граненым навершием, в котором мутно синела бирюза. Перехватил оружие за клинок, чудом не порезавшись - и поднял его над головой, уподобляя кресту.
- Клянись, Уилфред Харпер, Господом нашим, именем королевским, честью и жизнью своей и этим мечом, что будешь служить честно и верно, не поправ ни словом, ни делом, ни помыслом ни чести, ни жизни своего синьора.
- Клянусь своей верой, что с этого момента я буду служить лорду Ричарду Фицалану, графу Хорли, Коптрон, Уэйк и никому больше. - Уилл вдохнул. - Я сдержу свою клятву по совести и без всякого обмана.
Жаль, в зале не было матушки, её Уилл действительно хотел бы увидеть. Хотя, как бы она себя чувствовала среди этих господ в платьях дороже их дома? И о чем это он думал - матушка могла бы сидеть только среди горожан.
Интересно, она гордилась или только переживала? Наверное, это они с дедом имели в виду, когда говорили о том, что Уилл должен был выбиться в люди. Он не заслужил титула, но может так создавалась хотя бы видимость того, что все те бессонные ночи, и бесконечный труд окупились. Что ему не зря нанимали учителя, и что он не зря практиковался в магии, вместо того, чтобы помогать с работой.
Скольким поколениям ткачей нужно было работать в поте лица, чтобы волей случая их потомок пробил эту стену между знатными и всеми остальными? А он? Что должен был чувствовать он? Пока что только груз ответственности - перед матерью, и перед данной клятвой. Нарушать её Уилл не собирался. Уже не имело значения из-за кого или чего он её дал - клятва была клятвой. Оставалось надеяться, что Фицалан сделает то же самое.

Фицалан медлил, задумчиво глядя на него сверху вниз, улыбаясь крестящейся толпе. Затем меч рухнул вниз, чтобы прижаться крестовиной к губам, будто был настоящим распятием, чтобы после опереться о поручень трона. А лорд уже тянул Уилла вверх, держа ладони теплыми и сухими руками.
- Клятву твою принимаю, Уилфред Харпер, баронет Хорли. За верность, смелость и покорность обещаю вознаградить достойно, за предательство и непокорство - покарать.
Губы у него тоже были теплыми и сухими, дыхание пахло шалфеем. Впрочем, поцелуй мира - не поцелуй любви, и длился он лишь миг. Ричард нажал на плечи Уилла, понуждая снова опуститься на колени, а сам уселся в кресло.
- Миловать и карать пообещал я вам, мистер Уилфред, - проговорил он, опираясь на собственный меч, - пожалуй, начну с милостей. Заботясь о том, чтобы титул ваш стал наследственным, жалую вам землю по межевой полосе охотничьего домика в Хорли, сорок четыре фута от леса, и повелеваю просить руки леди Алетты де Манвиль. Кроме того, позволяю взять дерево из нестроевых лесов Хорли для возведения семейной усадьбы и обязуюсь поговорить с отцом леди Алетты о браке.
Уилл хрипнул. Какая ещё де Манвиль?! Фицалан, видимо, решил испытать его покорность или просто спровоцировать. В воображении сразу вырисовывалась старая потомственная дворянка, лет сорока, а может и хуже. И что она должна была думать о бедном ткача? Это был перебор - Уилл был готов сражаться и работать, но тут Фицалан явно переборщил. Земля и наследственность, действительно, были щедрым подарком, но обязанность просить руки... Говорила ему мать - женись. Вот и доигрался, что теперь и выбора не было. Нужно было быть сдержаннее и не оспаривать авторитет лорда при толпе зрителей.
- Кхм. - Уилл говорил негромко. - Благодарю, милорд, но чем вызвано такое решение? Касательно де Манвиль.
Фицалан по-кошачьи фыркнул, наклонился ниже, состряпав величественную физиономию.
- Исключительно заботой о вас, - тихо заговорил он, - улыбайтесь же, Харпер, не будем портить людям праздник. Скажите мне, какого чёрта вас дернуло оскорбить фрейлину королевы, мисс Лили, так, что Её Величество лично писала об этом, призывая наказать вас? Неблагодарный вы сволочь, мистер Уилфред, если уж и выбирать вам супругу, то я предпочел остановиться на леди Алетте, юной, очаровательной и богатой. А вы даже не соизволили поблагодарить за спасение от Лили-овечки, как зовут её при дворе! Кой дьявол вас заставляет хамить дамам, а Харпер? Кто принуждает лгать магистрам? Выгонять на улицу раненую сестру сюзерена? Перечить синьору, наконец?
Уилл улыбнулся от уха до уха.
- Это что ж меня приказали наказать женитьбой? - Магистру лучше было поучить своих воспитанников не наживаться на измене, дама вела себя, как шлюха, сестру Уилл и не думал выгонять, а то, почему она не захотела оставаться было её делом! Так вот где была собака зарыта - та дворянка. Уилл был дураком - следовало потратить лишний час, чтобы избежать таких проблем. Дворяне. Двор. Всё у них было не слава богу. Нечем им было заняться.
- Вы - кретин, Харпер, - лицо лорда вопреки словам было благостным, - вас наказали мной. Меня - вами, а мисс Лили очень неудобно подвернулась под руку. Вы опозорили её, скомпроментировали, нагрубили - и теперь вас спасет только брак. Ведь иначе вам придется жениться на опозоренной девице. К тому же, королева требует, чтобы вы лично извинились перед мисс Лили. Следом за нею требую этого и я. Счастье, что магистр спустил вам ваши выходки, и что миледи сестра не держит зла. Зарубите на своём юном носу, Харпер: я буду прикрывать вам задницу, пока вы ведете себя достойно, воспитанно, не позорите мое имя. То есть, пока у меня есть повод это делать. И если я говорю, что вашей заднице будет полезно жениться на леди Алетте - так оно и есть.
Уилл вздохнул, и заговорил громче.
- Благодарю за честь, милорд! - Нужно было всё обдумать. Вся эта ситуация только заставила его растеряться. Выбор между придерживающейся свободных нравов мисс Лили и Алеттой, казался очевидным. Но на кой бы он сдался молодой, очаровательно и богатой? И тем более её отцу. Он - комиссар у которого не было денег даже на парадный наряд для церемонии. Уиллу совсем не хотелось иметь такую развязную жену, как Лили, но и быть отщепенцем в знатном и богатом роду должно было быть неприятно. В итоге из всех людей на свете наказать должны были именно леди Алетту. Им. Впрочем, Уиллу не верилось, что её отец согласился бы на свадьбу. Что касается Фицалана - может, лорд, и правда, выбирал меньшее из зол. Нужно было всё обдумать, и желательно хотя бы взглянуть на будущую невесту.
- Сегодня же напишу сэру Рольфу де Манвилю о вашем желании жениться, - все также тихо проговорил Ричард, рассеянно поглаживая поручень трона, - даже не сомневаясь, что он ответит согласием. А теперь...
Он выпрямился, властно оглядывая притихшую толпу.
- В присутствии жителей славного города Саутенд-он-Си, рыцарей ордена архангела Михаила, констебля Райта сообщаю, что своей сестре, леди Фламберг, а также ее мужу, в счет уплаты приданого отдаю охотничий домик в Освестри. А также объявляю о желании баронета Уилфреда Харпера заключить помолвку и брак с леди Алеттой де Манвиль. Засим, оммаж считаю свершенным.
Он что - согласился? Это что, была последняя возможность отказаться, а он просто промолчал? Горожане дружно перекрестились, поклонились и стали расходиться. Что нужно было делать дальше? Письмо матери, чтобы она не узнавала о его помолвке из слухов?
Создавалось впечатление, что она вообще была тут не при чем. Какое письмо? Нужно было догнать Фицалана и узнать где он мог найти эту самую невесту. И раненые. Нужно было помочь раненным, но сначала вернуть одежду.
Уилл выдохнул, поднимаясь с колен. Стоило успокоиться - в конце концов, не съест же его эта молодая девушка. Встреча с Алеттой обещала быть безумно неловкой, а имя "Рольф" - звучало грозно.

Уилл застал графа, зажимающим в углу за церковью спутницу рыжей леди. На супругов они были не похожи, но его это не касалось. Уилл уже собирался развернуться и уйти, но Фицалан заметил комиссара и отвлекся от женщины. Когда лорд подошел поближе, Уилл поклонился, не глядя на блондинку.
- Извините, я лишь хотел спросить, где мне искать леди Алетту де Манвиль.
- А где искать мисс Лили, чтобы извиниться, спросить не хотите? - Осведомился Фицалан, кивком прощаясь с блондинкой и подхватывая под локоть леди Освестри, вышедшую из церкви. - День, когда я получу второе письмо от королевы, мистер Уилфред, станет днем вашей порки на конюшне. К тому же... Я понимаю жениховское нетерпение, но искать вам следует сначала родителей леди Алетты. В их поместье неподалеку от Рочфорда.
Уилл кивнул - встреча с дюжиной оживших монашек казалась более привлекательной, чем разговор с Лили. Эта кудрявая зараза точно собиралась здорово на нём отыграться и сделать с этим Уилл ничего не мог. Угрозы лорда звучали неприятно, и вряд ли бы он позволил просто так потащить себя на конюшню, но до этого лучше было не доводить.
- Да, милорд. И раз о том речь, где я могу найти мисс Лили?
Лорд ободряюще кивнул, поглаживая руку леди Освестри. Улыбался он открыто, влажно поблескивая жемчугом зубов.
- При дворе, разумеется. Или в маленькой усадьбе на окраине Каффли. Её так и зовут - мисс Лили Каффли, любезный баронет. Но, чую, вам любопытнее спросить о леди Алетте?..
- Да, милорд. Всё-таки всего этого я никак не ожидал. Как она выглядит, как себя ведет? - Конечно, описание не могло идти ни в какое сравнение с личной встречей, но узнать хотелось. Было что-то заставляющее затаить дыхание во всей этой истории с помолвкой. Хотя, Уиллу было боязно, что ни невеста, ни её родители не сочтут его достойным и равным.
- Де Манвили - знатный род, род крестоносцев. Бежали из Франции, когда почуяли запах жареного. Король Филипп Красивый решил запустить лапу в казну тамплиеров, знаете ли, а Манвили... Ну, сами понимаете. И вот уже много поколений они живут в Англии и служат английским королям. Знаете ли вы, что сэр Рольф первым встал под стяги Генриха Седьмого? Верные подданые Тюдоров, да вот незадача - сыновей нет. Леди Алетта - единственная дочь, потрясающе красива, - Ричард глянул на леди Освестри, ласково улыбаясь ей, - на Хизер чем-то похожа даже. Ей пятнадцать лет, она голубоглаза, златоволоса, изящно танцует, и сэр Рольф, как верный приверженец Реформации, обещал отдать её руку и своё состояние только человеку, преданному делу короля, не взирая на знатность или её отсутствие.

Выходило, что очередь женихов должна была начинаться где-нибудь возле Лондона, и Уилл точно не был лучшим вариантом. Хотелось узнать, не была ли Алетта глупа и избалованна, но обо всём этом можно было делать выводы только лично. Раз отец девушки был готов отдать руку дочери, не взирая на незнатность жениха, может быть и дочь он воспитал не слишком дворянчатую. В любом случае, ситуация явно требовала наглости и самоуверенности, и могла обернуться страшным стыдом. Ведь ему нужно было встретиться с отцом Алетты, даже не увидев саму девушку.
И что тут можно было сказать?
Хочу вашу дочь в жены, чтобы не жениться на развязной придворной?
Мне приказали?
А правда, что вы очень богатые?
Деньги, на самом деле, интересовали Уилла далеко не в первую очередь - всегда, когда речь шла о каких-то неведомых состояния, сваливающихся на голову, разумнее было такие глупости игнорировать. Да и как бы он их потратил? Купил одежду и новый меч? Позволить матери не работать Уилл должен был суметь и из собственных заработков. Разве что, можно было бы смягчить судьбу попавших под кулак Реформации монашек и послушниц. Но всё это было предельно далеко, и зря.
В то, что его не посчитают оборванцем, Уилл никак не верил, но его делом было просить руки. Фицалан должен был обладать страшным умением убеждать, раз думал, что есть хоть какие-то шансы. В итоге выходило, что лорд, действительно, выбирал меньшее из зол, а, может быть, и вовсе не зло. Раз отцу девушки не было дела до знатности, землю Уиллу дали не просто, чтобы сделать предложение поубедительнее. Если лорд хотел, чтобы он почувствовал себя не каким-то полу-дворянином - то у него это получилось. С землей вышло приятно, единственное, что, как и многое другое, её Уилл не заслужил. Захотелось съездить туда сразу после путешествия на север и приметить место для дома и сада. В итоге, Фицалан казался строгим, но достаточно справедливым, и выполняющим клятву сюзереном. Обвиняли Уилла, конечно, беспричинно, но именно такие обвинения и требовали больше всего защиты. Уилл вздохнул.
- Благодарю, милорд. Вы, должно быть, обладаете страшным даром убеждения.
"Или каким-то компроматом, или дюжиной заложников".
- Ещё я хотел спросить вас, кто была эта рыжеволосая леди, оказавшая мне честь, посетив церемонию?
Раз ей так горячо кланялся Фицалан, значит, и Уиллу следовало знать, кем была эта женщина.
- Леди Бойд, - коротко уронил Ричард, - хозяйка Портенкросса.
Лорд на миг отпустил руку своей Хизер, поправляя ворот оверкота, под которым алел след поцелуя, надменно нахмурился и глянул на Уилла, будто оценивал, на что он еще может сгодиться.
- Sors immanis Dominа, Dominus et Reginа apus Rex nostra, - промурлыкал он строчку из хорала, спетого алыми девушками в церкви, - а ведь может и получиться... А что, мистер Уилфред, можно ли верить вашим клятвам?
- Можно. - Спокойно ответил Уилл. Он клялся верой. Взгляд лорда не сулил ничего хорошего, и явно обещал много головной боли, но землю и наследственность нужно было отрабатывать.
- Проверим, - обнадежил его Ричард, улыбаясь и не спеша поручать никакой головной боли, - если вы хотите еще что-то спросить, мистер Уилфред, делайте это сейчас. Потому что леди Освестри устала от церемонии, к тому же, мы намерены как можно скорее покинуть город.
О невесте Уилл мог расспрашивать до конца времен, и всё равно бы не успокоился, а лорду, скорее всего, было не очень интересно. И тем не менее. Он вздохнул.
- Вы, кажется, общались с леди Алеттой. Как по-вашему, она не глупа?
Фицалан расхохотался, снисходительно похлопав его по плечу.
- Я не говорил с леди Алеттой, - отсмеявшись, проговорил он, - но видел ее на балу чемпионов после турнира. Не волнуйтесь вы так, Уилл, я не намереваюсь женить вас на выжившей из ума старухе. У вас будут красивые дети от очаровательной маленькой жёнушки.
Не попереживаешь тут. Уилл чувствовал себя глуповато, но для такой ситуации это было нормально. Хотел бы он посмотреть на человека, который остался бы невозмутим. Ладно, стоило закончить со всеми делами в Саутенде, потому что дела эти требовали внимания и концентрации. И уж потом можно было думать о невесте и строительстве усадьбы. Уилл вздохнул, не переставая чувствовать себя глупо.
- Ещё я хотел спросить, стоит ли опасаться тварей на той земле, которую вы меня одарили. Я думаю съездить туда, как только освобожусь.
- Я не одарил, я пожаловал. Это означает, что вы обязаны платить десятину с урожая и снаряжать йоменов в случае войны. Тварей стоит опасаться везде, мистер Уилфред. Суррей - не исключение.
Голос лорда снова стал холодным, и Фицалан тоскливо оглядел городскую стену, вдоль которой шли.
"Ожидаемо".
Уилл поклонился.
- Благодарю, милорд. Не смею больше вас задерживать, и утомлять леди Освестри.
С йоменами могли быть проблемы, но до этого было далеко. Сейчас нужно было переодеться и идти к раненым, благо церемония началась и закончилась раньше, чем планировалось. И те вещи, которые он носил сейчас, тоже не стоило возвращать - они могли понадобиться при визите к сэру Рольфу. Стоило спросить констебля о хозяине лавки, и поговорить с ним о цене.

Каменное здание градоуправления, в котором устроили госпиталь, угнетало. Серьезное, большое, казенное. Серости добавляли и установленные между первым и вторым этажами горгульи - каменные твари, явно, скучали молча глядя на опустевший город. Войдя, Уилл ужаснулся - раненные и больные лежали везде - на койках, полу, даже у самого входа. Казалось, что в здание запихнули половину городка. В госпитале, как будто существовала другая реальность, не имеющая ничего общего, ни с церемонией, ни с невестой, ни с чем другим. Одного взгляда на лежащих на полу людей хватало, чтобы забыть о всём остальном. Уилл огляделся, тут же найдя взглядом орденского брата-лекаря. Крепкий, пятидесятилетний михаилит, с такими же зелеными глазами, как у самого Уилла, светлыми волосами и аккуратной бородой стоял среди больных. Одет твареборец был в алое, с рукавами рубахи, закатанными до локтей. В глаза бросалась цветная татуировка на левой руке - пламенеющий меч, с надписью под ним: "Non nobis, Domine, non nobis, sed pro aliis vita et officii pro gloria tua." Уилл подошел к лекарю, стараясь лишний раз не потревожить никого из пострадавших. А достаточно ли он умел? Чем здесь могли помочь его жалкий опыт самоучки и остатки сил?
- Здравствуйте, меня зовут Уилл Харпер, я бы хотел помочь. - Уилл тяжело вздохнул - в госпитале было так много людей, что взгляд не мог не натыкаться на страдающих. - Умею не слишком много - в основном то, чему научился сам. Есть немного сил для лечения, которыми могу затянуть самые опасные раны и остановить кровотечение.

- Лекарю важнее принести утешение, - приятным басом пророкотал михаилит, - спокойный пациент - почти здоровый пациент. Признаться, я предпочел бы Берилл, но если справитесь с детьми, то сойдете и вы. Вон там, где зеленые занавески - недавние роженицы с малышами. Матерей нужно осмотреть и утешить, после перейти на второй этаж к желтым занавескам и там вскрыть несколько гнойников. Там же, за коричневыми - те, у кого симптомы бирмингемской лихорадки. К ним входить в масках, что лежат на тумбе в корытце, близко не подходить, оценивать состояние визуально, не трогая руками. Это ясно, юноша?
И как он должен был утешать рожениц? В лихорадке, подобием которой Уилл совсем недавно переболел, тоже не было ничего приятного, но там хотя бы примерно было понятно, что делать. До этого весь процесс лечения представлялся ему, как использование силы на нескольких несчастных с проломанными черепами, до того момента, пока силы не закончатся. Потом, может быть, и работа с гнойниками, но никак не с роженицами. Но Уилл обещал сделать всё что мог, так что был обязан хотя бы попробовать. Главным в этой ситуации, кажется, было не навредить. Он кивнул.
- Да, сэр.
Когда Уилл заходил за штору к роженицам, его обдало таким горячим воздухом, что, казалось, вот-вот вспыхнут брови. Видимо, михаилит так стряхивал с него всякую дрянь перед тем, как пустить к женщинам. За шторами оказалась девушка, о которой Уилл совсем забыл - монашка из Лутона. Кроме неё в комнате была веснушчатая толстушка с двойней, но она привлекла гораздо меньше внимания. Выглядела лутонка слегка измученной, чего и следовало ожидать после родов и того, что творилось в их время в городе. Одета девушка была скромно, но тепло, а в стоящей рядом люльке спал спеленутый ребенок. Заметив Уилла, монашка испуганно расширила глаза. Первой идеей было просто развернуться и выйти, чтобы роженица лишний раз не нервничала и не паниковала, но появившийся и тут же исчезнувший комиссар, вряд ли, вызвал бы меньше волнения. Как он только мог забыть, что беременная девушка должна была быть где-то в городе? И где ещё ей быть, как не тут? Виноватым Уилл себя не считал, потому что он выполнял свою работу и едва ли имел выбор в тот момент. В конце концов, зачем нужен комиссар, который не выявляет греха? И всё-таки было неприятно - в конце концов, одно дело говорить о реформах, о масштабах и настояниях, и другое - лично обрекать кого-то на беды. И такие законы он бы поменял. Уилл поднял руки, как бы демонстрируя свою безоружность.
- Спокойнее, я здесь не по работе - просто помогаю брату-лекарю. Даю слово, ничего дурного я вас не сделаю.
- Воистину, - спокойно согласилась девушка, - все, что могли, вы уже сделали.
- Да, мне жаль. - Уилл пожал плечами. - Извините, но такая уж у меня работа. И раз я не могу сделать ничего хуже, вы позволите вас осмотреть?
Даже если убрать в сторону рассуждения о том, что разврат в храмах нужно было искоренять, оставалась ещё и работа. Уилл зарабатывал себе на хлеб и если бы в храме не оказалось его, тоже самое сделал бы кто-нибудь другой. Но сейчас речь шла не о том, нужно было просто не злить девушку спором и осмотреть её - в конце концов монашка была не единственной пострадавшей в городе - в её положении сейчас была половина Саутенда. Хоть к их несчастью Уилл, вроде бы, не успел приложить руку.
- А что, вам прошлого раза не хватило? - Девушка подхватила на руки завозившегося младенца. - Вы ведь могли это не прилюдно всё, могли наедине поговорить с настоятельницей, припугнуть её... Но вы... Знаете ли вы, на что обрекли меня? Что было тут? Лишь за одно благодарна - моего сына крестил брат Фламберг, крёстным стал констебль Райт, а спасла меня леди Берилл. Нет, мистер Харпер, я не позволю вам осмотреть меня, будь вы хоть восемь раз баронетом, семнадцать - комиссаром и сорок - лекарем!
Уилл вздохнул. Обвинения звучали бы правильно, если бы его в тот момент не окружила толпа с вилами, а констебль потом не дал бы настоятельнице время, чтобы избавиться от монашки. Интересно, не оказался бы этот малыш в итоге под стеной, если бы инспекции вообще не было? Конечно нет, святой отец не такой, он бы никогда своего ребенка, всё было бы иначе... и так далее. Вот только трупы, да и бочонок откуда-то там взялись. Нет, пытаться отложить разговор с настоятельницей было бы глупо и вышло бы в итоге ещё хуже. Например, его могли поднять на вилы. Да, настоятельница и та вредная монашка были бы не против, да, там, наверное, мало кто был против. При том, что он честно выполнял свою работу.
И всё равно женщину Уиллу было жаль, благо о ней уже позаботились. Должен ли был это сделать он? Узнать, куда её отправили и... что? Придумать что-нибудь? А если он будет и дальше проверять по несколько храмов в месяц, и в каждом будет такая несчастная? В итоге, ему было искренне жаль монашку, как и в тот день, когда пришлось расскрыть её беременность перед толпой, но это была его работа, и её бы сделали и без Уилла. Может быть не смогли бы обнаружить беременность, но приют бы всё равно закрыли. Он повернулся ко второй роженице.
- Здравствуйте, меня зовут Уилфред, вы позволите вас осмотреть? Меня попросил об этом брат-лекарь.
Лучше было оставить монашку кому-то другому. Тут Уилл был бессилен. Плохо было бы, если бы вторая женщина взяла пример с первой и тоже отказалась.
- Позволю, - охотно кивнула толстушка, просияв щербатой улыбкой, - чего б такому красавчику - да не позволить? Меня Беренгарией кличут, Гарриет, ежели по-простому.
Монашка, уже забыв о Уилле, нежно смотрела на ребёнка, так что можно было полностью переключиться на Гарриет. Уилл улыбнулся в ответ, подходя к девушке и протягивая ладонь.
- Тогда дайте мне, пожалуйста, вашу руку.
-Ладо-онь? - Протянула Гариетт. - А это, осматривать? Может, я разденусь?
Уилл не перестал улыбаться. На время работы в госпитале нужно было перенять идеальную для такого занятия манеру михаилита. Он не долго говорил с братом-лекарем, но вёл тот себя идеально для своего призвания.
- Пока что только ладонь - я проверю вас своим даром. Ну, а если останутся вопросы, попрошу вас и раздеться.
- Дык, чё магичничать-то? - Гарриет упрямо поджала губы. - Ты магичничаешь, лекарь этот твареборский магичит, а смотреть кто будет? Как не мужики.
Уилл искренне рассмеялся. А эта Гариет была забавной, не очень красивой, но забавной. Стоило ли ему раздеть девушку, просто чтобы у той улучшилось настроение? Хоть Уилл уже и был почти помолвлен, от такого могли быть проблемы. С другой стороны, во всем этом ужасе Гарриет могла остаться без мужа и теперь, наверное, беспокоилось, сможет ли выйти замуж второй раз и вырастить детей. Далековато он зашел со своими предположениями.
- Меня к вам невеста приревнует, и потом никакой свадьбы. Но если нужно будет для лечения - попрошу. А пока что, давайте руку - магией я ведь тоже вижу, подробнее, чем глазами.
- Невеста-а... Вот у нее руку и бери, значица, вместе с сердцем, а мне и так чудно. Ишь, чего удумал - честную женщину магичить!
Гарриет сложила руки на груди, недовольно пожав плечами.

Уилл вздохнул, и заговорил серьезнее.
- Послушай, позволь я тебя осмотрю - если не хочешь магией, тогда покажи живот. Раненных в госпитале много, и успеть брату-лекарю нелегко. - Так можно было провозиться и до вечера и не успеть выполнить заданий михаилита. Можно, конечно, было попросить Гарриет раздеться - но теперь она, скорее всего, ответила бы, что просить ему следовало невесту.
Сморщив нос, Гарриет задрала подол, демонстрируя дряблое пузо и отсутствие нижних юбок.
- Гляди, женишок.
Ситуация смущала, и не вызывала никакого возбуждения. Захотелось побыстрее закончить и заняться чем-то грязным и тяжелым, благо, с Гарриет, вроде бы, всё было в порядке. Уилл попросил роженицу одеться, и взглянул на детей - двое мальчиков тоже выглядели здоровыми. Имён молодая мать сказать не захотела, боясь суеверий. И у Гарриет и у детишек был хороший аппетит и нормальный стул. Младенцев Уилл побаивался, очень уж хрупкими они выглядели - казалось он может навредить малышу просто взяв его на руки. Но в целом, картина была приятной и живой, в отличие от остального госпиталя и всего города.
Попрощавшись с Гарриет, Уилл попытался отыскать брата-лекаря, но тот был занят операцией. Не пускала к михаилиту дородная тётка-повитуха, которой Уилл и отчитался о том, что не мог проверить монашку. Не хотелось, чтобы из-за его невнимательности брат-лекарь проглядел какую-нибудь болезнь у лутонки.
У лихорадящих было жутко - хуже, чем во всем остальном госпитале, особенно после рожениц и детей. На входе Уилл надел вымоченную в какой-то жидкости маску - та почти сразу начала щипать лицо. Интересно, был ли этот раствор такой же тайной ордена, как и всё остальное? И это, и штуку с горячим воздухом стоило запомнить - стать настоящим лекарем Уилл уже не надеялся, но в крайнем случае всё это могло пригодиться. А брат-лекарь, однозначно, знал свое дело. Внутри комнаты с подхватившими бирмингемскую лихорадку были занавешенные тряпками клетки. С ткани капала та же жидкость, что и с маски. Внутрь клеток было больно смотреть - кто-то из больных метался из стороны в сторону и стонал, пока на его коже прорастала щупальца, кто-то был покрыт коростой, кого-то корежило на полу до треска костей. Почти все молились без перерыва. Зрелище вселяло ужас, будто Уилл спустился в ад. Было непонятно, чем жители Саутенда заслужили такое. Сколько нужно было грешить, чтобы заслужить такое прямо на земле? Он достал бумагу и карандаш, быстро записав всё и выскочив из комнаты.

В гнойном отделении Уилл провёл немало времени - трём из десяти больных нужно было вскрыть гнойники. Мазь пришлось попросить у не пустившей его к михаилиту бабке, она же выдала полотно для перевязки. Работа была не из приятных, но Уиллу было не привыкать - с таким-то он встречался не впервые. Проблемой стал только толстый низкий мужчина с нагноением на шее. Уилл пустил в тело больного силу, и тут же поежился - в образовавшимся на шее фурункуле творилось что-то странное и страшное. Мёртвая плоть перерождалась во что-то новое, кажется, тварь. Было непонятно, что делать - он мог попытаться вырезать заразу, пока она не сформировалась, но что если бы потом просто не получилось её убить. Однажды он уже побеспокоил мертвую плоть в Лутоне. Тут стоило подождать брата-лекаря, тем более, что прогресс, кажется, был не быстрым. Уилл быстро сходил к повитухе, попросив её рассказать всё михаилиту, сам же вернулся к невезучему мужчине и положил ему руку на шею, следя за фурункулом. Это был первый раз, когда он даже отдаленно почувствовал нежить, и ничего приятного в этом не было - нечто не было живым, но и магии, которая могла бы его двигать, не чувствовалась.
Брат-лекарь вошел через полчаса, когда мужчина с мертвым фурункулом уже начал недоуменно и со страхом глядеть на Уилла. Михаилит вытирал руки белоснежным полотном и улыбался почти безмятежно, хоть на лице и поселилась усталость.
- Ну-с, юноша? - Осведомился он.
Кажется, михаилита не могло потревожить вообще ничего, и в такой ситуации это было правильно - Уилл только заставил мужчину волноваться. Беря пример с лекаря, Уилл не стал сходу говорить о нежити или перешептываться, наводя ещё больше страха. Он наконец-то опустил онемевшую руку.
- Мне кажется, здесь мне не хватит умения, можете взглянуть?
Ощупывал опухоль лекарь неспешно, аккуратно, мурлыча под нос песенку.
- Скучно Папе в Ватикане
Топит грусть свою в стакане,
А ведь мог назло судьбе
Мамку завести себе, - угадывалось в мурлыканье, - ничего страшного, юноша. Обычное дело, верно, мистер? Помнится, году эдак в тысяча пятьсот тридцатом довелось нам с Цирконом мальчишку одного из тюрьмы тащить. Забавный такой малец, юркий, увертливый, что хорек, а вот не повезло - дубинка стражника побыстрее оказалась. И главное, не виноват ведь Харза был, а гнойник получил размером со сливу...
От его болтовни мужчина расслабился, заулыбался, прикрыл глаза, лишь слабо вскрикнув, когда в руках михаилита сверкнул ланцет. Тварь, выпавшая из аккуратной ранки, была еще совсем маленькой, неразвитой, и напоминала скорее одну из тех креветок, что продают на рыбном рынке в Лондоне. Она ожесточенно размахивала тонкими лапками, тщетно пытаясь вывернуться из пальцев Нефрита, споро запихнувшего ее в темную склянку.
Уилл улыбнулся песенке.
- У магистра Циркона, видимо, склонность помогать молодым и невезучим. Он недавно очень выручил меня в Лутоне. - Чем дольше Уилл общался с михаилитами - тем больше они походили на один большой род. Даже учитывая выходку Харзы, твареборцы казались людьми порядочными и милосердными. После такого знакомства не очень хотелось верить в рассказы про сделки с дьяволом и всё остальное, о чём болтали. Интересно, был ли такой цвет склянки обязательным и можно ли вообще было просто раздавить нежить? Интересно Уиллу было без какого-то особого повода - в конце концов лезть к тварям он не собирался, а при случае лучше было позвать профессионала.

- У Циркона - обязанность, - поправил его Нефрит, засыпая в ранку своего пациента белый порошок, - не знал, впрочем, что она нынче и на комиссаров распространилась. В вашем счастливом возрасте, юноша, можно совершать тысячу глупостей еще до завтрака, всегда кто-нибудь подставит плечо.
"Склонность" звучало грубовато - Уиллу стоило быть повнимательнее и повежливее. Видимо, это была усталость, или он ещё не пришел в себя после камеры с лихорадящими. Толку от него пока что не было - не смог осмотреть монашку, позвал брата-лекаря, чтобы вырезать один из гнойников. В итоге было непонятно кто кому помогал. Уилл вздохнул - о нынешних результатах было стыдно говорить.
- Да. В этом отделении всё, лихорадящих я осмотрел и записал. Роженица с одним малышом не захотела, чтобы я её осматривал - у нас вышло неприятное знакомство в Лутоне, поэтому я решил, что лучше не настаивать. Что делать дальше?
Нефрит потрепал его по плечу, устало усмехнувшись.
- Спать. Пить красное вино и есть мясо. Иначе свалишься с ног, юноша. Ступай, отдохни.
Уилл вздохнул, чувствуя, что действительно измотался за день, хотя, вроде бы, ничего толкового и не сделал - получил пару царапин, сломал меч, вскрыл три гнойника. А ведь была ещё и работа. Что он сейчас мог вписать в отчет? Настоятельница храма сошла с ума и началось... всё что началось? Это, вряд ли, удовлетворило бы Кромвеля, так что нужно было найти что-то ещё.
- Да стоило бы, но перед этим. Брат Нефрит, не лежат ли в госпитале ещё выжившие церковники, кроме девушки с ребенком?
Возможность хоть как-то расспросить монашку Уилл безбожно упустил, но из её слов можно было понять, что порядки в обители были чересчур жесткими. Нужны были другие свидетели, а из того, что он за сегодня увидел было понятно, что ночи некоторые из них могли и не пережить.
- Во-первых, юноша, больным прописан покой, - поднял палец михаилит, кивком головы отправляя давешнюю повитуху к застонавшему мужчине с забинтованной головой. - А потому ваше намерение опрашивать, о котором свидетельствует ваш вопрос, я не одобряю. Во-вторых, единственный церковник в госпитале - перед вами.
Уилл устало вздохнул - у него уже заплетался язык.
- Извините, я неправильно выразился, но мне всё равно нужно знать, есть ли здесь люди, бывшие при обители. По крайней, мере знать...
Нефриту сан подходил куда больше, чем Харзе - что-то в михаилите было от священника - тон, спокойствие, отношение. Жителям Саутенда и так уже досталось сверх всякой меры, да и горожане оставались горожанами, а вот люди церковные нарушали законы сознательно. И, что хуже - убеждали всех остальных. Отношение города к отделению от Рима зависело в первую очередь от местного храма и обители - от того, как церковниц хотели преподать эти изменения и к чему склоняли горожан. В конце концов - Лондон был где-то там, а священник и мать настоятельница были знакомыми и привычными. Так что ничего удивительного в католичности города не было, раз уж мать настоятельница, видимо, в самом деле платила десятину Папе. Так что беспокоить Уилл собирался не самых невинных людей на свете.
Работая, он старался поступать обдуманно, чтобы хоть как-то смягчить то мнение, которое уже сформировалось в Англии о комиссарах. В конце концов, выходило, что он и его "товарищи" были не только руками перемен, но и их лицом. И лицо это пока что выходило крайне уродливое - вороватое, всё в коростах, с отвратительной ухмылкой ростовщика, уже приценивающегося к подсвечникам и золотой утвари. А стандартная схема - король хороший, дворяне и Кромвель - плохие не могла работать вечно. С каким бы удовольствием Уилл повышвыривал из комиссариата всех этих воров-идиотов, тащущих огромную статую из храма белым днём. Они умудрялись подбивать народ на беспорядки лучше любого иностранного шпиона. Жаль, что у Уилла не было кольца и возможности давать расписки - потому что именно комиссариат должен был купить городу новую Библию, и именно комиссариат должен был стать первым помощником горожанам. А не орден. Тогда было бы меньше вопросов о том, куда иду деньги, пусть помощь и стоила бы в сотню раз меньше монастырских земель.
Нефрит тем временем заботливо коснулся его лба рукой, цокнув языком.
- Нескольких монахинь разместили в городской тюрьме. Что делать, если в городе это самое безопасное место. А вам, юноша, настоятельно рекомендую отдохнуть. Вы свалитесь с ног, добавив мне лишней работы.
Уилл взглянул на мужчину, возле которого хлопотала повитуха - тому уже полегчало. Ну и как ему было отдыхать, когда он ещё ничего не сделал из работы? Не проверил документы, не описал обитель, не опросил монашек, не поискал Библию. Да что уж там - Уилл даже не договорился о цене на одежду, которую без разрешения взял на церемонию. А ведь была ещё и помолвка, и эти глупые извинения, я странная бродяжка. Уилл вздохнул, подаваясь уговорам лекаря - за сегодня он бы всё равно не успел бы сделать и пятой части.
- Хорошо, я вас послушаю, но перед этим ещё одно, брат Нефрит, может быть у вас или у кого-то из братьев есть с собой Писание, я тогда попросил бы его продать. Не дело оставлять город без Библии на английском.
Но завтра. Завтра Уилл был вынужден начать не с помощи по госпиталю, а с бумаг и описью. В конце концов, в них могли быть указания на того, кто перевозил деньги на материк или на другие храмы, платящие десятину Риму.
- Святое продать нельзя, - покачал головой брат-лекарь, принимаясь рыться в стоящей у стены седельной сумке, чтобы достать толстенькую книжицу. Писание у него было новеньким, аккуратным, в кожаном переплете. - Услуга за услугу, мистер Уилфред Харпер.
Уилл взглянул на книгу с интересом и лёгким недоверием. Выглядела она чудесно.
- И какую услугу я буду вам должен?
Уиллу в голову не приходило, какая его услуга могла стоить такой дорогой книги? Но Библия подходила идеально - кто знает, может уже завтра в храме можно было бы встретить нескольких человека, и спокойно оставить там Писание. В конце концов, это место наряду с домом констебля и тюрьмой стало чистым и более-менее безопасным. Что касается тюрьмы, интересно, держали ли там монашек, опасаясь гнева толпы, или из-за того, что в тюрьме тех не могла охватить сила? Вроде бы, веснушчатая соседка смотрела на лутонку без гнева и боязни.
- Вы взамен отдадите Ордену то, что уже имеете, но еще не знаете, - пожал плечами Нефрит. - Всё как обычно.
Уилл улыбнулся, беря книгу.
- Договорились, только не спешите с взыманием долга.
Лекарь был поразительно бескорыстен, не в пример некоторым комрадам, а Уиллу кажется было суждено уехать из Саутенда в долгах. С другой стороны, что у него могло просто так появиться? Новая кошка? В то, что он уже успел нагулять ребёнка верилось с трудом. Хотя, объяснять потом михаилиту или михаилитке, что он её настоящий отец было бы тем ещё весельем. Уилл положил книгу в сумку, которая стала приятно тяжелее, и ещё раз взглянул на больных. - Спасибо. Я постараюсь прийти завтра, как закончу с работой.

На улице уже темнело и холодало. Уилл вдохнул полной грудью, только сейчас почувствовал, насколько чище был воздух снаружи, и насколько от самого него несло смесью гнилой плоти и той необычной щиплющей жидкости. Где-то в дорожной сумке должно было быть немного вяленого мяса и эля, но сначала следовало умыться. Уилл зашагал по тёмно-синему и пустому в сумерках городу. В такие минуты Саутенд почти походил на обычный город, достаточно было только добавить немного воображения и представить, что все спят после трудного дня. Правда, воображение бы вряд ли помогло сгладить впечатления от встречи с какой-нибудь тварью. Как же всё-таки было замечательно, что у брата Нефрита нашлось новенькое Писание! Уилл здорово рисковал, пытаясь втюхать английскую Библию католическому городу, но когда, если не сейчас? Сейчас, когда католики были предельно дискредитированы, а жители как никогда нуждались в вере.
Завтра нужно было успеть море всего - описать церковную собственность, так чтобы её не начал конфисковывать кто-нибудь другой, собрать все бумаги и проверить комнату настоятельницы, опросить монашек. По крайней мере, теперь казалось, что дело наконец-то начнет сдвигаться. Это придавало уверенности и чувства занятости и уместности. Кто знает, может быть, у него и вышло бы выйти на другие храмы или на перевозчика церковной десятины, хоть свидетелей почти не осталось.
Уилл так и не определил для себя, как относиться к обещанной помолвке - быть доверчивым дураком не хотелось, но ожидания встречи с невестой всё равно приятно волновало. Поместье бывших крестоносцев было недалеко, так что он мог съездить туда, после того, как отправит отчет. Понятное дело, просить руки раньше, чем он взглянет, а лучше поговорит с девушкой, Уилл не собирался. И всё-таки, нужно было узнать, с чего бы именно он оказался подходящим женихом для знатной и богатой.
За поворотом показалось серое и пустое здание таверны - ни единого огонька, ни намека на жизнь внутри. Уиллу было бы приятнее ночевать на скамейке в более людном и приветливом месте, где горел камин и весело обсуждали что-то за столом. Накормив и напоив Ковыль, он поднялся в свою комнату и спешно развёл огонь - в остывшем, пустом здании было жутковато и непривычно, особенно после полного страданий, но тем не менее людного госпиталя, где он всегда ни когда не был один. Уилл умылся холодной водой - он бы трижды уснул, ожидая пока та подогреется. Мясо и эль исчезли просто с магической скоростью, и он рухнул на кровать. "Просто морочница?"
Слова михаилита совсем его не успокоили. Уилл сел на кровати и порывшись в сумке, бросил на стол пару монет.

здесь и далее с Леокатой

Раймон и Эмма де Три

25 марта 1535 г. Тракт подле Бронем-на-Кроуч.

В одном Эмма была уверена точно - Роза не переломится, если пару миль пронесет на спине двоих. Не то, чтобы Пират был плохой лошадью, хоть и хотелось звать его Солнцем, хоть и признавал он хозяином только Раймона. О нет, Пират был хорошим, умным, резвым жеребцом, но на нем Эмма ехала одна, не чувствуя пальцами вышивки оверкота, щекой - тепла плеча, не приникая к спасительным можжевельнику и тишине. А их - хотелось. Обитель в Саутенд-он-Си, сам город будто вытянули силы из неё, и там, где жило понимание чужих чувств, поселилась пустота. Временная - так уже бывало - но требующая, чтобы её заполнили чем-то. А лучше - кем-то. Этот кто-то еще метался сам, отзываясь то мрачной синью, то алой веселостью, но почти никогда не бывал спокойным. Лишь во сне, забывая тревоги, прекращая корить себя за ошибки, он становился прежним, беззаботным Раймоном - и Эмма подолгу глядела, запоминая.
- Ведьма в среднем весит не более девяносто восьми фунтов, поскольку грузоподъемность помела составляет сто фунтов и чудодейку, весящую больше, помело не поднимет, - зачитывала теперь она из трактата некоего Себастьяна Страстотерпца. Книжицу пришлось одолжить у Шафрана, но тот не возражал, лишь ухмыльнулся, советуя читать вслух. - Ведьма, весящая половину грузоподъемности метлы, способна перевозить с собой козлов и свиней, а также некрещеных младенцев для шабаша. Ты когда-нибудь видел ведьм, перевозящих свиней на метлах?
- А как же, - невозмутимо отозвался Раймон. - Два года назад, по весне, как сейчас помню, целый косяк летел и гоготал не хуже гусей - небось, к шабашу радовались. И у каждой второй под помелом то младенец, то козёл, то свинья вот болталась, в сеточках. Только врёт этот Себастьян, как сивый мерин. Грузовые мётлы поднимают до двухста фунтов, а чтобы ребёнок или козёл не перевешивали, древко нужно специальное, с длинными сучками - для равновесия. Заодно на них можно потом метлу ставить, да и приземляться лучше. Видела, небось, порой на лесных опушках две параллельные борозды, а между ними словно хвостом кто провёл? Это вот как раз сучья да хвостовые прутья тех ведьм, которые толще стандарта или занимаются поставками.
Эмма согласно кивнула, снова принимаясь читать. Что поделать, если ей суждено прожить остаток жизни со сказочником? Только смиряться, радоваться и надеяться, что когда-нибудь кто-нибудь запишет эти раймоновы байки. В то, что Раймон когда-то с таким же лицом повидавшего виды михаилита будет рассказывать их своим сыновьям, верилось с трудом. Вести о смерти Эрдара, кажется, огорчилась только Эмма, скорбя о мальчике и сейчас. Мужа больше взволновало, что Ёж примкнул к незримым стражам резиденции и то, что Бойд был на тракте, а значит, мог получить свою долю лихорадки, которую люди уже окрестили бирмингемской.

- Таким образом, всякая женщина, если она рыжая или черноволосая, зеленоглазая, и весит менее ста фунтов - мерзопакостная ведьма, нуждающаяся в наставлении божьем. Знаешь, - она захлопнула книгу, - даже обидно. Все обзывают ведьмой, а я под описание не подхожу.
Улыбка, которой ответил Раймон, помрачнела.
- Страстотерпец, боюсь, врёт и тут. А то и просто успел устареть. Ведьмой, нужающейся во внимании Господа, по нынешним временам могут счесть совершенно кого угодно, достаточно быть просто женщиной. Хм-м, а если подвесить по метле с каждого бока лошади, взлетит ли она?..
- Надо четыре метлы, - подсчитала Эмма, - а лучше - шесть.
Голубю, рухнувшему на Раймона из облачка, она не удивилась. Слишком быстро они жили сейчас, чтобы новости успевали догонять их с людьми.
"Засилье ведьм тут у нас, и тлен, и огнь небесный изливается, - гласило первое письмо, - а констебля, мистера Клайвелла, и вовсе околдовали всем шабашем своим, в котором наиглавнейшая мерзопакостница - Бруха-еврейка. От семейства Мерсеров и главы его, писано в Бермондси. Поспешайте же, брат Фламберг, ко спасению душ праведных!"
- Piarus alba, зато какое совпадение - стоит о ведьмах заговорить, и вот. Определённо, устарел Себастьян, устарел. Но однако, как хорошо нас знает этот глава семейства... - начал Раймон и хмыкнул, когда с неба прямо в руку упал второй голубь, красивый, ухоженный бело-чёрный. Орденский. - А, какое облегчение, мы знамениты хотя бы не настолько, чтобы каждый встречный... ага. Читай, созвездие.
Эмма приняла записочку, вздохнув.
- Меня повысили, - восхитилась она, - с приманки. Головокружительная карьера.
"Фламберг, - твёрдым, бисерным почерком Верховного обращалось послание. - Звезда ты наша сияющая..."
Строчка про звезду оказалась зачеркнута, равно, как и следующая - другой рукой: "Тут тебя хотят. Очень".
Дальше снова писал Верховный Магистр - и вести Эмме не понравились.
"Жители Бермондси сбрендили - снова зачеркнуто - жалуются на засилье ведьм.
Орден, конечно, не инквизиция, но хотят они почему-то тебя, идиоты. Клайвелл нормален. Разберись. Филин."
- Говорили, Клайвелл вешал каждого десятого после давнего бунта в Бермондси.
Странное дело, происходящее в городке подле монастыря Марии Магдалины, волновало мало. Джеймс Клайвелл им помог однажды, Эмма была ему благодарна за это. Но вместе с тем жила уверенность - законник с засильем ведьм и предрассудков справится сам.
- "Разберись", - проворчал Раймон. - Словно этого... как его? А, Мерсера устроит, если мы не найдём никаких ведьм. А скорее всего - и не найдём ведь, да и не инквизиция, право слово. А если найдём... Уже второе письмо с личным вызовом, при этом первое мне не понравилось вообще. Это в какой-то степени звучит не менее нагло и ещё более опасно. Пусть до резиденции рукой подать.
- Госпожа Гленголл велит кланяться и благодарит за оказанную помощь, - дружелюбно улыбнулся забрызганный грязью наемник, придерживая лошадь ровно для того, чтобы перебросить на колени Эмме мешочек, шитый золотыми нитями, - приказано при оказии отдать и приглашать к очагу.

Как и всегда, Раймону благоволили не добропорядочные подданые короля, а висельники. К числу последних Эмма вольно причислила мавок, кеаск, импов, поместив Ю среди тварей из бестиария. В мешочке оказались золотые монеты, по весу - фунтов пятьсот. Наемник умчался, разбрызгивая грязь, точно за ним гнались лесавки, а соверены остались, тускло поблескивая под весенним солнышком.
- Сколько предписывается брать за расколдовывание омороченного констебля?
- Где найти приют, управитель которого не слишком вороват?.. - задал встречный вопрос Раймон, тоже глядя на монеты. - А констебли, как и полагается служителям короны, бесценны. Вот дьявол подери этого Мерсера, да и Верховного заодно. Тем более что до резиденции рукой подать. И ехать не хочется, и не поехать нельзя. Значит, придётся ехать. И решать, сколько брать за констебля, на месте. Но что дорого обойдётся - заранее ясно. Только пока непонятно, кому именно.
- Снова оставишь меня в замке, уверяя, что так нужно?
В резиденции было хорошо. Спокойно, безопасно, и Эмму там принимали полностью - с даром, светочем и Раймоном. Особенно - с Раймоном. Но одиночество оставалось таковым даже в михаилитском замке. К тому же, михаилиты не глядели на нее с гордостью, когда Эмма делала что-то, этих взглядов заслуживающее.
- И упустить такой шанс сгореть вдвоём? Да ни за что.
- Можно ли сжечь огневого?
Отцы-инквизиторы предлагали множество способов упокоения ведьм, которые Эмма тоже вычитала в книжице Страстотерпца. Ведьму можно было утопить связанной - и глядеть, выплывет ли. Разрывать черными жеребцами на распутье. Насаживать на кол. Скармливать свиньям, а потом жечь уже свиней. Подвешивать ведунов за...
Эмма хмыкнула, вышвыривая чтиво в ближайшие кусты, в которых кто-то ойкнул и поспешно зашуршал в сторону, подальше от тракта.

26 марта 1535 г. Бермондси, Большой Лондон.

Мерсер был похож на Симса, Тоннера и Гарольда Брайнса одновременно. Говорил он как хозяин "Зеленого Грифона": степенно, неспешно, но - порывисто, как Симс. Лицо его при том ничего не выражало - совсем, как у Брайнса. И речь тянулась и тянулась так нудно, что Раймона уже с первых фраз охватило жгучее желание схватить торговца за горло и вытрясти, наконец, дельные ответы. К сожалению, при всей её привлекательности, метода сия не гармонировала с тихой и спокойной улочкой Бермондси с аккуратными увитыми свежей зеленью почти по крышу домиками. Поэтому приходилось слушать. Как сэру Фламбергу, как михаилиту, вызванному торговцем и посланному Верховным, как Билберрийскому палачу или просто как Раймону де Три. Хотя и не хотелось. До смерти.
- Я так и сказал уважаемому верховному магистру, что только Фламбергу, сэру Фламбергу, мы откроемся! - зудел приятным торговым голосом Мерсер. - Беда, сэр Фламберг, как есть - беда! Началось-то всё с тех пор, как мистер Джеймс женился на этой, гринфордской. Уж чем ему наши девушки не угодили - неведомо, а только думается нам, что околдовала она его, по наущению Брушки-еврейки. Потому как с того всё и началось. Спервоначалу констебль еврейку привечать начал в управе. Говорят, всяко разно с нею - и на лавке, и под лавкой. Потом Инхинн эту бесстыдную приволок.
На этом Раймон временно перестал слушать, сохраняя на лице выражение сосредоточенного внимания. Инхинн. Палач-телепат на ведьму не походила вовсе. Еврейка - дело другое. Все знают, что всегда и во всем виноваты жиды. Конечно, Симсы и все прочие культисты культистами вовсе не выглядели, но таковыми являлись. Еврейка ведьмой выглядела по-определению. Делало ли это её не-ведьмой? Хоть убей, он не мог вспомнить эту самую Брушку, хотя через Бермондси приходилось проезжать частенько. Затворница? Это он мог понять. Но чтобы констебль привечал её в управе... ведьма или нет, а что-то необычное этой в девушке определённо было. Только вот пока что всё услышанное было лишь словами. Уверенными, с верой в сказанное, но и только. И даже если про лавку - правда, мужчинам, чтобы бегать от жены никогда не требовалось колдовства. Мысленно вздохнув, Раймон снова принялся тоскливо слушать, вежливо кивая.
- ... женился, и Хантера на ведовке другой женил, Клементине поганой. А уж потом и вовсе дела странные начали твориться. У коров молоко киснет, Персефона Паркинсон с лица испортилась, а в церкви шкодник завелся! А Брушку-еврейку видели, как в кошку она черную перекидывается, на крыше у миссис Аддингтон. Миссис Аддингтон и умри! И лихорадку тоже они наслали!
Лихорадка, насколько удалось выяснить, была делом некромантским, тянущимся от Бирмингема. Ходили слухи о тамошних катакомбах, о кладбище и об очень злом Армстронге. Чтобы устроить такое, неведомой Брухе - вот же подарили родители имячко! - пришлось бы так извернуться, что и кошки мало будет. Шкодники же...
"Ну почему они не вызвали михаилита помочь со шкодником?"
Чтобы узнать ответ, достаточно было взглянуть на серьезное, уверенное лицо Мерсера. Лицо человека, твёрдо знающего, что шкодники и прочее - лишь следствия промысла сил превыше тех, что на виду.
- А что, господин Мерсер, - прервал Раймон торговца. - Иные свидетельства есть? Видели ли, как летала она на шабаш, неся под метлой младенца али козла? Оскверняла ли кладбище?
Вопросы звучали дурной пародией на вчерашний разговор о мётлах, но улыбаться не хотелось. Лицо собеседника этому не располагало, даже при том, что выглядело вполне располагающим.
Мерсер, в свою очередь, прерываться посреди интересного повествования не желал. Он задумчиво, оценивающе оглядел Эмму, которой никто не предложил присесть, а потому она угнездилась сама. На коленях.

- Так я же и говорю вам, сэр Фламберг, - в голосе торговца прорезалась досада на недогадливость михаилита, - вставляет в козла метлу, да и летает себе. Только шабаши они прямо тут справляют. Вот как младшая их, миссис Клайвелл нынешняя, мужа в Лондон увозит - сразу празднуют. Сегодня, должно быть, начнут. А кладбища у нас нет, в Лондоне хоронят, так что, как оскверняли - не видели. К слову, миссис Клайвелл к констеблю так и льнет постыдно. Совсем как... ваша.
"Бедный козёл".
Чтобы изгнать из воображения образ несчастного животного, жалобно блеющего на лету, с развевающейся по ветру бородой, пришлось потрясти головой. Заодно так получилось не думать об опасности и сугубой чреватости некоторых сравнений. И Клайвелла, значит, не было в городе. Интересно, кто его заменял? Как там звали того хмурого стражника... Раймон усадил Эмму поудобнее и ухмыльнулся.
- Ведьмы славятся постыдным поведением и наличием ног, господин Мерсер, спору нет. А как, говорите, справляют? И где? Детали не спрашиваю, ибо верные Господу нашему наверняка при виде таких непотребств отворачиваются, но... от чего отворачивались?
- Так собираются в пыточной - и ну вино пить, песни непотребные петь, дьяволу поклоняться! И дочь констебля туда вовлекли ведь! В учение другой ведьме, Фионе Грани, отдали. А она даже шапки ведьмовские носить не стесняется среди бела дня.
На Эмму Мерсер глядел со все большим неодобрением, то и дело порываясь креститься.
- Что, и дочь констебля в пыточную таскают? - непритворно удивился Раймон. - А смотритель куда же смотрит? Колдовство ведь в тюремных стенах не работает.
Только вот оно работало. Вспоминая старого чернокнижника Ролло, история которого ещё ждала развязки. Но пусть этот столп веры ответит сам, пусть подумает. Раймона пока что занимало другое. Когда культы достигали такого размаха, что о них знал весь город, с михаилитами, по его опыту, о них уже никто не говорил. По крайней мере - не так открыто. А если уж говорили, то уж явно не затем, чтобы с ними покончить. А зачем? Ответов было предостаточно, приятных из них - нисколько. Вертелись в памяти сделки и угрозы, подмигивали долги, которые должникам, вероятно, очень не хотелось отдавать.
- Ролло-колдун чуть тюрьму не развалил, сами знаете. Да и Клоуз с ними, - угрюмо заметил Мерсер, косясь на Эмму так, будто она лично и прямо здесь богохульствовала. - Как начинают свои ритуалы - острог трясется. Ролло за главного у них, а Бруха его всячески ублажает.
- Попущает же Господь, - покачал головой Раймон. - Видел я того Ролло. А если они и ребёнка привлекли в дела свои богохульные!..
Как Бруха могла всячески ублажать старика, который едва не рассыпался на части, оставалось загадкой великой. Впрочем, ритуалы могли многое, но куда интереснее было то, что на упоминании Бога от Мерсера не донеслось ни малейшей ниточки боли или неприязни. Или дьяволопоклонники умели адаптироваться не хуже лягушек в засуху, или... или господин Мерсер действительно верил в ведьм и, соответственно, призвал бороться с ними михаилита, славного как раз тем, что путешествует с ведьмой. Позволяет ей сидеть у себя на коленях. Кормит ягодами. Вероятно, всячески ублажает. Раймон аккуратно ссадил Эмму с колен и поднялся, жалея, что так и не надел кольчугу.
- Знаете, господин Мерсер, думаю, стоит мне повидать эту самую Бруху. Взглянуть, так сказать, в ведьмовские глаза, поглядеть, как корчится на святом слове.
Уехать, немедленно, оставив формальный отчёт, что никакого ведьмовства не замечено, с припиской, что когда кажется - стоит обращаться к священнику, чтобы тот назначил покаяние, ибо явно смущает господина Мерсера дьявол. Предупредить Клайвелла, хотя... очень удобно тот уехал из города. Вовремя. Знали ли в Бермондси, что до городка им оставался ровно день пути? Уехать. Если получится.
Морочные нити расползались в стороны, ощупывая стены, скользя в щели между ладно пригланными брёвнами. В доме тихо переговаривались две миссис Мерсер, бегал ребёнок, сквозящий свежей, ветреной сказкой. А под окнами настороженно прислушивались к беседе семь мужчин. Идеальное библейское число.Видимо, местный комитет добровольцев-помощников по ведьмоборству.
- Так мы вас проводим, - добродушно предложил Мерсер, быстрым, гибким движением борца перетекая на ноги, - заодно и...
Торговец протянул к Эмме руку, но та лишь отступила назад и в сторону, недовольно хмыкнув. Вышло это у нее споро, как в танце, отчего у ведьмоборца из Бермондси на лице появилось озадаченное выражение, быстро сменившееся фанатичным убеждением.
- Стража!

- Ну вот оно вам надо, господин Мерсер? - увещевательно начал Раймон, разглядывая ввалившихся в гостиную мужчин. Взведённые арбалеты внушали здоровое уважение, опаска во взглядах - надежду, а приколотая к груди толстого бородатого стражника сержантская брошь - тоскливую уверенность, что без крови не обойдётся. А висеть на воротах Бермондси ой как не хотелось!.. Впрочем, отдавать Эмму и сдаваться - не хотелось ещё больше. Изучать на примере местные традиции проверок и казней ведьм он не испытывал ни малейшего желания. Так что Раймон шагнул вперёд, сложив руки на груди, закрывая Эмму. - Зачем? Вы ведь слышали про Билберри, а здесь и ваша жена, дочь...
Мороки тянулись к фанатику - и бессильно опадали, скользя по кокону, изумительно напоминающему сомкнутые ангельские крыла. Уцепиться Раймон не мог - стоявший перед ним человек был полностью, совершенно безумен так же, как, верно, был безумен век назад Томас де Торквемада. Морокам не хватало места в разуме, полностью поглощённом верой. Стражники - дело другое. Арбалеты в их руках - тоже. Сталь луков, мёртвое источенное дерево ложей...
- У вас всех есть семьи, которые ждут, к которым хочется вернуться.
- И у вас есть семья, - в тон ему ответил Мерсер, - любящие батюшка, брат и племянники. Я думаю, они потом будут гордиться вами, когда очиститесь от ведьминской скверны вашей Берилл, вдохнув пепел её.
"Они все здесь безумны. Всё до одного".
И в этот миг хрусткой, прозрачной как зимний свет ясности, Раймон понял. Всё было наоборот. Мир вокруг - нормален. Безумен он сам. Безумен, как бруха на охоте, как кролик по весне, как... дьявол, как Гарольд Брайнс! Это объясняло всё. И взгляды, то издевательские, то сочувствующие, то смешки и разговоры - шёпотом, всегда шёпотом! Вы ведь не хотите довести опасного психа! - за спиной, и выражение лиц магистров.
И Бойд с его заботливой опёкой... конечно, ведь нужно следить, чтобы несмышлёное дитя не разбило нос об угол стола и не расплакалось. Нужно умиляться намалёванным картинкам и тому, что оно сумело вытереть себе нос платочком. Одобрительно кивать, когда оно гордо приносит красивую ракушку и взахлёб рассказывает об уточках в пруду. Морочник. Правду о них говорят. Правду. А он ведь гордился, погружаясь всё глубже, играл. Пускал молнии на потеху мальчишкам. Ступал из ловушки в ловушку, потому что давно не отличал реальности от мороков сознания. Убивал, сводил с ума. Хвастался безумием. Позволял Эмме...
В груди стало тесно настолько, что, казалось, он вот-вот сожмётся в точку, сложится в себя. Угрюмые стражники с зачарованными верёвками плыли к ним, как мухи в сиропе. Гул шагов сливался воедино, и дом начал медленно басовито гудеть в тон. А Раймон смотрел на ничего не выражающее лицо Эммы - сломанной монастырями ведьмы, эльфийского подменыша, разделившей его безумие, невозможность понимать, невозможность жить. Эмма. Невозмутимая, величественная, глядящая на мир с... оставаясь на месте, Раймон шагнул дальше в светлые глаза, глубже, в странное, ломкое любопытство, в душу, сочившуюся сквозь клетку реальности.
Отстранённо заметив, что стеклянные прутья изрядно проржавели, Раймон щёлкнул пальцами, и из груди жирного стражника с брошью высунулось алое жало стрелы.
Почти роды.
- Пойдем, милорд муж мой, - от холодного голоса Эммы пока еще живые стражники отшатнулись к двери, неловко толпясь и мешая друг другу, - мы не делаем людей теми, кем они стали. Только теми, кого считаем правильными.
- Идти, не позволив хозяину проявить должного гостеприимства?
Раймон посмотрел на стражников. Простые разумы. Ни толком веры, ни толком неверия. Просто - люди, которые пришли вязать и, при необходимости, рубить. Жечь. Резать. Первым полез за ножом пожилой мужчина с выкаченными глазами. Он невнятно подвывал, дёргался, но рука всё равно тянулась к поясу, медленно вытягивала длинный, чуть изогнутый клинок с костяной рукоятью. Странное, слишком богатое оружие. С востока? Но резать должно хорошо. И как же приятно мороки холодили пылающие от стыда щёки. Никогда больше.
"Раз стражник, два стражник, три стражник. Паук считает мух по дрожи паутины".
Комната полнилась шелестом металла о кожу, и Мерсер не выдержал, метнулся к нему, протягивая руки. Метнулся хорошо, мощно, быстро - и сунулся носом в сосновые доски пола. Дерево помнило, как росло, ему не было дела до новых богов. Оно просто радовалось новой жизни, охватывая смолистыми ветками ноги, оплетая руки.
- Знаете, господин Мерсер, так вышло, что всему самому интересному я учился у тварей. У полукровок-фэа, бандитов, грабителей, культистов. В общем, у всякого отребья, - Раймон встал над Мерсером, не обращая внимания на застывших с ножами в руках стражников. - Но кажется мне, пришло время учиться у другой стороны.

Торговец силился поднять голову, порвать сомкнувшиеся на шее ароматные ветки, но только разодрал кожу грубой корой. Кровь, падая на пол, тут же впитывалась, и запах хвои стал сильнее, закружил голову. Раймон же взглянул на Эмму и улыбнулся.
- Так как ты дорога в очах моих, многоценна, и я возлюбил тебя, то отдам других людей за тебя, и народы за душу твою и тело твоё.
Зардевшаяся Эмма глянула на хрипевшего Мерсера, на его дочь, сунувшуюся в гостиную со вкусным пряничным петушком в руке - и поплыла над досками пола, коснулась рукой плеча. Взметнулся зеленый рукав, огладив щеку прохладным шелком.
- Всё у нас да будет с любовью.
"Один стражник споткнулся и упал на нож. Шесть раз".
В гостиную величаво вплыла обнажённая, блестящая от масла жена Мерсера, гордо неся пышную грудь, и Раймон кивнул Эмме.
- Любите и вы пришельца, ибо сами были пришельцами в земле... На земле.
"Один стражник подумал о конце света и захлебнулся кровью. Пять глотков".
Миссис Мерсер достала из небольшой кладовки метлу и с чувственной улыбкой провела рукой по гладкому древку. Хруст пряничного пирожка наслаивался на бульканье, сипение и хрипы, а Мерсер молчал, глядя на Эмму ненавидящим взглядом. Наверное, жалел, что видит не пепел.
"Один стражник обмарал штаны и умер. Успел отрезать всего четыре пальца".
- У леди есть ноги, господин Мерсер, - Раймон надрезал подол юбки Эммы и рванул ткань. Так было удобнее бежа... нет. Так было просто красивее. Так ему нравилось больше. И, пусть за окнами поднимался крик и тянуло дымом через ставни, время у них ещё оставалось. Сколько угодно. Не верите - спросите мастера Петера. В конце концов, он тоже был безумен. - Но козлам, вы правы, порой самое место на метле. Видите, я учусь правилам нормального мира.
- Видишь, - в голосе Эммы прорезались нотки няньки-Бойда, вот только нос она утирать не собиралась, наоборот - приникала, обвивала вьюном, повиликой, и Раймон вдохнул яд полной грудью, - как чудесно, как хорошо пить воздух свободы! Говорить друг с другом, не скрывая ни мысли, ни чувства, ни слова под гобеленами, одеялами, за дымом и зеркалами!
"Один стражник потерял кишки и размотал три кольца... нет, два с половиной, прежде чем упал. Дьявол".
Миссис Мерсер заботливо спустила с мужа штаны, и в глазах торговца впервые блеснул тусклым оловом страх. Правильно. Ненависть пылает жарче, интереснее, сильнее, но страх растёт, превращается в ужас, в настоящее отчаяние, какое даёт лишь беспомощность. Как у ведьмы на костре. И у ужаса, как и у безумия, предела нет.
- Вот теперь - пойдём, моё солнце. Пора. А когда он начнёт кричать - ты услышишь. Доброго дня, господин Мерсер. Госпожа Мерсер.
"Один стражник лишился глаз. Двух сразу, потому что у него было две руки и два ножа".
На пути к выходу Раймон потрепал дочь Мерсеров по светлым волосам, и та с улыбкой поднялась на цыпочки и прищурилась, принимая ласку. Мороки вихрились за спиной и вокруг, и Раймон даже не пытался собирать хвосты. Кой прок, если их всё равно видел целый город?
"Один стражник... а. Уже никого. Умер. Жаль, испортил счёт".

Город за дверью встретил вкусным запахом дыма и ярким светом, от которого пришлось прикрыть глаза ладонью - весеннее яркое солнце выбрало именно этот момент, чтобы выглянуть в просвет между клубящимися тучами. Частокол лучей словно копьями пронзил улицу вдоль, и в нём радостная деловитость горожан выглядела естественной, правильной. В Бермондси пришёл праздник, и люди текли к площади, переговариваясь, смеясь - может быть, резче, громче обычного, порой срываясь на крик и жесты, когда не хватало слов. Ярмарка после долгой холодной зимы. Ярмарка, какой давно не бывало в Бермондси. Заметив их с Раймоном, прохожие медлили, уважительно кивали, одаривали крёстными знамениями, а затем ускоряли шаг, чуть не подпрыгивая от радостного нетерпения и новой надежды.
- Свет истинной веры! - сухощавая седая женщина в траурном платке подскочила к Эмме и заулыбалась, схватив за руку. Глянула на одарившего её суровым взглядом Раймона и понизила голос почти до шёпота. - Я так волновалась! Как ты, рассказывай же скорее! Исполнено ли Господне дело?
Чужая личина была тесна, как платье, пошитое неумелым портным. Эмме хотелось сбросить её, оставить на дороге пышные перси миссис Мерсер, её тяжелые бедра, взлететь к небесам, раскинув тьму над королевством. Но пока - было рано.
Говорят, за каждым мужчиной, добившимся в жизни чего-то, стоит женщина, которая направляет, сподвигает и поощряет. За Раймоном стоять было - легко, сподвигать - не сложно, поощрять его - приятно. Жаль, что норманн не может надеть венец Альфреда...
- Сейчас время собирать камни, время сберегать, время сшивать, - строго поджала губы Эмма, - время исполнять Господне дело. Может ли случиться иначе, если Он простер длань Свою?
Женщина мелко закивала, так истово, что из-под платка выбилось несколько белоснежных кудрявых прядей. И потянула Эмму к площади, за всеми.
- Конечно, светоч, конечно. Да простит мне Господь слабость души моей. А как же, - она оглянулась на притихший за нарядными зелёными ставнями дом, - там? Где?..
Раймон укоризненно покачал головой.
- Верные вкладывают раскалённые камни в ладони, шьют пальцы вокруг, берегут, держат словом Божиим. Терпение, сестра, их приведут. Ибо просили мы - и было дано нам.
Чего только не просила Эмма у Господа от рождения. Добрых братьев, сытой жизни, хорошего мужа - ничего не дал Бог. Раймон пришёл сам, как мессия, понял невысказанное, отчаянное, увел - и просить не надо было. Она лениво улыбнулась горожанке, глядя на Раймона новыми глазами. Мир - несправедлив, жесток и безумен, но не так, как они. И если они не могут жить в ладу с ним, то миру придется учиться жить в ладу с четой де Три. Вот только к этому оставались помехи.
- Муж мой, где же наши излюбленные специи? Уж не развеялись ли они на сильном холоде, по ветру?
- Последний груз уже ушёл михаилитам, пусть эти безбожники порадуются напоследок - пока могут, - Раймон-Мерсер добродушно улыбнулся, как купец, предвкушающий и прибыль, и довольных покупателей. - А я посматриваю, поглядываю, вдруг что не так? Вдруг испорченный товар попался?
Вокруг постепенно собиралась толпа. Люди не приставали, не заговаривали, даже не смотрели толком, но просто шли рядом, сбиваясь всё плотнее в живой хвост, как у кометы. А женщина, семенившая рядом, полыхнула грязно-жёлтым облегчением от спокойного, почти насмешливого тона купца-праведника. И осмелела настолько, что потянула Эмму за рукав.
- Но, светоч, прости Фому Неверующую, я всё думаю... а ведь когда вернётся господин Клайвелл... нет, нет, я помню, что вы говорили, но скажи ещё раз? Пожалуйста? Мне спокойнее, когда слышу, - она вздохнула. - Ты такая уверенная...
От этого прикосновения стало мерзко. Не то же ли чувствует королева, когда чернь касается её мантии?
- Он очнется от наваждения, ибо Бог есть спасение, сестра во Христе.
Получилось совсем, как у матери-настоятельницы монастыря, который недавно перестал жить подле Бермондси. Но теперь Эмма осознавала - с неразумной паствой только так и говорят, потому что иного - не услышат. А Клайвелл, вернувшись, поймёт. И будет вешать на воротах. Напоследок. Пока может.

Мокрая брусчатка слепила глаза, и Раймон поморщился, прикрывая лицо рукой. Человеческий поток вынес их с Эммой на площадь и распался на гудящие ручьи, заполняя ложбинки между сдвинутыми к домам осиротелыми прилавками. Где-то в стороне возмущался заезжий купец - судя по акценту, немец, - но слова тонули в гомоне, скрежете дерева по камню, стуке топоров. Справа два мужика в рабочей одежде усердно разбирали прилавки на доски, обсуждая, стоит ли выдирать гвозди, или с ними даже лучше. Ещё трое, сосредоточенно пыхтя, поднимали на веревках третий, самый высокий столб, словно уже наступил май. В сторонке лежали груды хвороста - и где только набрали его столько!
Раймон повёл плечами. По-настоящему его удивлял не хворост, не мелькавшие в толпе алебарды и факелы, не столбы и не дрова. Этого всего можно было ожидать. Но вот эта спокойная деловитость, практичность, сметливые советы, как разместить вязанки, чтобы гулявший по площади ветер лучше раздувал огонь - вот что отдаляло от мира, от людей. Всё равно, что наблюдать за муравьями. Да, муравей - насекомое работящее, старательное, но полностью, совершенно чужое. Невозможно-непонятное. На миг он ощутил, как поднимается над этой площадью, глядя сверху вниз на цветные пятна шляпок и курток, на лужи и отражения туч, но тут кто-то врезался в плечо со спины, торопясь пройти, и юркнул в толпу.
"Знакомая спина?.. Где-то ведь видел. Только где?"
Раймон повёл Эмму дальше, пытаясь найти пятачок посвободнее: стоять в толпе было слишком опасно. Мерсер выглядел иначе, был иным, и морок, пусть заставлял людей видеть торговца, мог растаять, стоило кому-то подметить какую-нибудь мелочь. Не тот запах, не то движение. Слишком мало времени было на то, чтобы понаблюдать за ведьмоборцем, а то, что доносилось сейчас по морочной нити из дома, что раскручивалось по кольцу, темнея с каждым витком, помогало уже не слишком. Раймон мысленно ухмыльнулся. Да, такого Мерсера, какой выл сейчас дома, Бермондси не знал. Такого, какой стоял сейчас на площади... что ж, кажется, узнает. Время. Шафран уже почти доскакал до резиденции. Хорошо, хватило ума набросить на него нить ещё в Саутенде, после того явления в таверну.
Пронзительный женский крик разорвал воздух. Раймон бросил взгляд вправо и мысленно поморщился. Еврейке не повезло. Когда ты нарушаешь правила человеческих игр одним своим существованием, итогов только два. Или ты умираешь, или ломаешь мир. Рвущейся из рук горожан окровавленной Брухе сил что-то ломать определённо не хватало.
"А могла бы уехать. Да, евреев не любят нигде, но там, где их много, есть шансы, что возьмут не тебя".
Сколько было тех, кого он не спас? Раймон попытался вспомнить, но быстро сбился со счёта. Крики мешали. Сколько бы ни было, а станет плюс один. Несколько сотен человек мороками накрыть можно, но огонь, но вера, но яркие, кищащие эмоции рвали ткань иллюзий. Могло получиться, могло нет. Рисковать получить ржавый арбалетный болт из какого-нибудь окна ради спасения Брухи, которую даже не знал? Он взглянул на Эмму и покачал головой. Нет. Да и к тому же, разве не была она виновата сама? И еврейством, и отсутствием силы, и тем, что не спряталась. Слухи, небось, по городу ходили долго. Слухи, шепотки, отметины на дверях. Наверняка.
- Идиоты. Глаза не стали выкалывать - чтобы видела дорогу в ад, понимаю. Язык не вырвали - чтобы могла кричать. Но эти дилетанты даже не связали ей пальцы. Будь эта Бруха настоящей ведьмой...
Эмма равнодушно пожала плечами, глядя на одного из муравьев - шустрого, рыжего, в коричневом джеркине. Тот суетливо подкладывал вязанки, радостно напевая псалмы себе под нос.
- Ничего бы не сделала. Напротив, с костра проклинать интереснее. И, должно быть, успешнее.
- Думаешь?
Помогает ли огонь проклятьям? Поразмыслив, Раймон решил, что Эмма права. Огонь вокруг оставляет только одну мысль, одно чувство. Если бы отец Августин тогда мог проклинать, а не только любить, вероятно, они не ушли бы из Билберри. Если Бруха и ждала, пока костёр подожгут, то ничем этого не показывала. Наоборот, билась о столб, натягивая цепи. Пыталась разбить затылок, но шапка густых волос смягчала удары не хуже толстого подшлемника.
- На ее месте, - тон Эммы не поменялся, - я бы не билась головой о столб, а глядела на них так, что до конца дней они просыпались бы в ужасе, ожидая увидеть меня у изголовья.

Вторая женщина - не Инхинн, а, видимо, та учительница, Фиона - вела себя иначе, почти как настоящая ведьма. Блестя глазами, она радостно рассказывала тащившим её мужчинам, как именно у них что отсохнет. Весёлый звонкий голос резал гам, как нож, и постепенно толпа на её пути смолкала и даже расступалась. Горожане крестились, многие совершенно богохульно делали знак от сглаза, и Раймон хмыкнул вслух, щурясь на солнце. Было что-то удивительно знакомое в этих чёрных глазах, хотя Фиону Грани он не то, что не видел никогда, а и не слышал о ней. Личико и масть чем-то напоминали галку... и какого дьявола с неё, содрав всю одежду, не сняли странную круглую и плоскую шляпку с ленточками? На околыше блеснули золотые буквы, и Раймон прищурился сильнее, пытаясь разобрать надпись.
"Спички детям не игрушки"?
На его глазах буквы поползли, размылись и составили новую фразу:
"Партия сказала: «Жечь!»"
И при этом - никаких мороков. Он подавил искушение протереть глаза рукой, но, видимо, изумление на лице Мерсера скрыть не удалось, потому что степенный толстопузый купец, идущий во главе новой процессии, виновато повёл плечами.
- Простите, святой брат. Одежду-то она с радостью даже сорвать дала, да и, - щёки его над бородой покраснели, и мужчина густо прокашлялся. - Да и просто дала, а вот шляпка бесовская - ни в какую. Сымаешь - а она снова появляется. А ведь ведьма-то нагой гореть должна, как, значит, на свет появилась. Думали уже, может, с кожей срезать да волосами, но Уилл тут говорит, что ладно, дескать, дьявол с ней, ярче будет.
Раймон степенно кивнул - дескать, и впрямь лучше, - а Фиона внезапно подняла голову и уставилась ему в глаза. И медленно улыбнулась.
- Все вы будете ждать. Ждать, не окажусь ли я под кроватью, в шкафу, за дверью погреба. Не жду ли за дверью ваших детей. Не смотрю ли в замёрзшее стекло с улицы, не скребусь ли в ставни в грозу. И правильно, потому что я - буду там. Всегда. В шипении дождя, в писке половиц, в мышином шорохе. Но ты... ты, господин, ждать не будешь. Я и так всегда с тобой, ты и сам это знаешь.
На хихиканье Раймон ответил улыбкой. Безумие, инаковость получалось распознавать всё лучше. Бруха была чужой - но не чуждой. Миссис Грани - дело другое.
- Гори ярко.
- Никогда мне эти бесовки не нравились... - так тихо, что услышал только он, пробормотала Эмма, когда Фиону провели мимо, и Раймон молча кивнул.
Бесовки не нравились никому, но сила - о, сила у них была. Интересно, хватит ли её, если гореть под крестами, под молитвами, в парах святой воды?
Угрозы и обещания продолжали лететь от столба, пока какой-то мускулистый полуобнажённый парень не перетянул Фионе горло освящённой цепью. Брухе позволили кричать дальше, но местный священник своё дело знал - молитвы и псалмы находили промежутки, заполняя краткие периоды тишины приятным мягким баритоном. Раймон смотрел и не переставал удивляться. Этот святой отец даже тона не поменял. Что проповедь в церкви по случаю праздника святой Троицы, что сожжение ведьм. Кажется, не поменялись даже слова. Слава Господня подходила ко всему. Огонь - тоже.
Хворост занялся ярко и сразу. Огонь радостно захрустел ветками, и Раймона потянуло туда, ближе к стихии, с одинаковым равнодушием пожиравшей дерево и плоть. В огне была магия - нет, огонь сам был магией.
Окружённая прозрачной оранжевой пеленой Бруха задохнулась воплем, а Фиона хрипло рассмеялась снова.
- Мальчики, девочки, идите ко мне! Погода прекрасная, солнышко жарит! Что вы как неродные!
- Дилетанты, - прозвучал из-за плеча знакомый голос. - Слишком сухие дрова взяли.
Раймон резко обернулся, но лишь упёрся взглядом в воодушевлённые лица затаивших дыхание горожан. Дрова и впрямь были сухими. Рёв огня уже заглушал крики - да и не Бруха рвалась с цепей, а что-то чёрно-алое, беззвучно разевающее горнило рта. Еврейка никак не хотела умирать, и Раймон нахмурился. Слишком долго. И чёртов третий столб. Нужно было найти способ уйти. Может, пока все смотрят?..
Толстопузый, перекрестившись, задышливо обмахнул лицо ладонью. Лицо его полнилось гордостью.

- А правда хорошо я придумал, брат Мерсер? Целительные амулеты дороги, зато смотреть - одно удовольствие! Поглубже запихали, значит, чтобы огонь не добрался, а оно изнутри лечило, всё как лекарь посоветовал. А то слишком быстро они, не успевают почувствовать. Это я ещё по Испании помню, так-то.
- Прекрасно, брат, - одобрительно кивнул Раймон. Это воистину был прекрасный мир. - Но прошу прощения, нам, кажется, стоит проверить, что-то долго не несут братья михаилитскую ведьму. Увлеклись, верно. Запихиванием.
Он ухмыльнулся, и купец понимающе хлопнул его по плечу, подмигнув заодно Эмме. Впрочем, лицо его тут же стало озабоченным.
- Как же это вы, господин Мерсер? Ведь время уже. Вам речь говорить. Специально ведь так решили, чтобы, значит, с паузой.
"Дьявол".
- Конечно, - Раймон покровительственно кивнул. - Простите, брат. Разумеется. Это всё волнение. Слишком хороший день выдался, понимаете?
Купец понимал, подмигивал, жевал губами и жадно разглядывал вздрагивающие, словно от стука сердец столбы.

Смертная мука имеет особый, сладковатый запах. Это - аромат чужого триумфа, упоение им, привкус пепла из мешка мрачного жнеца на языке. Это - жажда конца, мольба о нем, не услышанная никем. Бога не было в этом мире ни для кого. Лишь тьма, и Эмма во тьме.
Для толпы, придвинувшейся столь плотно, что в затылок жарко и алчно дышала, постанывая, толстая тётка с брюхатой дочерью, Бруха уже замолчала. Для Эммы - вопила, и крик ее нестерпимо резал уши, втыкал иглы в голову. Странно, что именно в этот миг она поняла - светоч может открывать любую дорогу. Даже на тот свет. И когда еврейка умолкла и для неё, подавившись собственной душой, неспособной увидеть свет горних высей за крыльями феникса, Эмма довольно улыбнулась.
Вот так. Так - правильно и тихо. Никто не должен кричать, когда говорит Раймон и болит голова у его жены.
Раймон меж тем смиренно принял благословение священника и легко взбежал на груду хвороста у центрального, самого высокого и крепкого столба. Два высоких костра горели слева и справа, взвиваясь в небо огромными рыжими крыльями. Сыпали искрами, и из-за низких туч казалось, что в небе постоянно зажигаются новые звёзды - и гаснут, не долетев до грозы. Повернувшись к толпе, Раймон осенил её крёстным знамением.
- Братья и сёстры! Сегодня прекрасный день для веры! Славен Господь наш Спаситель присно и во веки веков. Сегодня мы празднуем. Празднуем победу над тварным, над телесным, над ложным, ибо устремили мысли и помыслы свои к истине, - он помолчал, склонив голову, словно молился. - И здесь, братья, мы видим будущее. Будущее, где слева от меня корчатся на одной цепи лже-лорд Кромвель с лже-епископом, а справа - визжит ложная королева, околдовавшая нашего славного короля! И уж ей-то мы не пожалеем столько амулетов, сколько только влезет!
Толпа полыхнула смехом, а толстая баба толкнула грудью в плечо, жарко дохнула на ухо.
- Ох, милочка, как говорит! Как вам повезло с мужем-то!..
Эмма раздраженно отмахнулась, отстраняясь. Миссис Мерсер с мужем не повезло, но жаль её не было. В мире, где женщины не решали ничего, хотя могли бы, жалеть никого не приходилось. Эмма сама выбрала свою судьбу и спутника в этой судьбе, и ей, разумеется, повезло. Толпа этих баб всё больше напоминала ей кур, квохчущих вокруг единственного петуха. Вот только курицы эти были старыми и годились только в похлебку.
- Потому что творим мы будущее! Своё, их, - Раймон махнул рукой, указав на тройку мальчишек лет семи, который с визгом тащили охапки платьев и шалей. У одного на носу болтались слишком большие для ребёнка очки. - Общее будущее, в котором нет ни ведьмовства поганого, ни ложной веры, ни тени ложных помыслов, ни преступлений, ибо почва им - грех! Может, вы ещё не знаете, братья и сёстры, - он понизил голос, - но вы не одни в своём горе, своём нетерпении и обиде. На севере, где зараза ещё не успела укрепится, собираются полки Господни. Готовится паломничество великое - такое, что под звук шагов вздрогнет Тауэр, затрясётся Вестминстр. Вы не одни, братья и сёстры, но мы - станем первыми. Первыми, кто скажет: "нет!" миру.
Толпа всколыхнулась, пропуская обгорелых, оборванных мужчин, гордо несущих на высоком шесте голову Анастасии Инхинн. Палач даже умерев, глядела на мир спокойно и слегка нетрезво - и вот о ней Эмма воскорбела по-настоящему, зло оглядев этих триумфаторов. Феникс хлопнул крыльями, забавно наклонив голову, по-вороньему отряхнулся, запоминая лица.
- А ворота-то мой племянник открыл, - гордо дохнула женщина. - В тюрьме, значит, служит, но веру не забыл! Боялись мы, что телепатка эта мерзкая почует, но смекнули, что когда она бутылку высосет, то и хорошо. А ведь негоже женщине так пить. Вот и выходит, что богохульство её её же и покарало. Тьфу, тьфу на ведьму!
Оплеванный подол вытирать было некогда, но и слова, и плевки, и гордость Эмма запомнила, пообещав воздать.

- И михаилиты, - в голосе Раймона появились нотки жалости. - Братья и сёстры, как же вы терпите под боком это извращение, что они зовут резиденцией ордена? Или не знаете, что молятся они рогатому идолу в своей капелле, обшитой золотом? Что крадут детей, проводят над ними чёрные обряды и заставляют поклоняться демонам? Что сокровещницы их полны неправедного золота, тогда как королевство тонет в нищете? Что сами они ходят в шелках и драгоценных каменьях? Что сжигают святых отцов, истинных верных - и идут дальше спокойно, плюя на законы Божии и человеческие?!
Люди перешептывались, одобряя и благословляя его, на миг заставив усомниться в словах супруга. Михаилиты Эмме не сделали ничего плохого. Но, наверное, не сделали и ничего хорошего? В любом случае, они были силой, которая мешает. Резиденцию следовало убрать, окутать туманами, стирая с лица земли, а одинокие, разрозенные, оставшиеся на тракте помехой не были, ибо лишались вожаков.
- И вот, братья и сёстры, истинно говорю вам - пора! Пришло время поднять гордо голову, ибо с нами Господь! Я сам, пусть простой купец, пусть немолод, готов взяться за меч, встать к мушкету и пойти на Тауэр! Во имя Господа, короля, ради возвращения праведной королевы - Екатерины Арагонской! И пусть, пусть я расстанусь с жизнью - что в ней, когда ждёт меня жизнь вечная на небесах?! Готов лично резать глотки этим еретикам, этим навуходоносорам и иродам! Готов душить в колыбелях их детей, потому что уже заражены они скверной!
- Это же убийца Фламберг! Церковный вор! Палач! Кого вы слушаете, люди?!
Двойка, неблагодарная тварь, прячущаяся в толпе, орал, вскочив на плечи кого-то из горожан, и не испытывалникакой признательности за спасение. Его Эмма запомнила тоже, слыша звон осыпающихся мороков, усмехаясь в лицо толстухе, принявшейся отчаянно креститься. Люди - холопы и чернь! - попытались окатить её недоумением, страхом, даже благоговением, но было уже всё равно. Она взметнула бирюзовую юбку, величаво поднимаясь к Раймону.

"Двойка. Точно, вот где я его видел и слышал".
Вот только зачем. Чувствуя, как под действием амулетов опадают осенней листвой мороки, Раймон никак не мог понять, что было Ю в их смерти. Двойка, несмотря на спасение, просто выполнял приказ, хотя, кажется, и не без удовольствия. Но его чувства волновали мало. Главное - зачем это всё гадюке Стального Рика. Вроде бы именно ей Раймон хвост оттоптать не успел, и всё же была выгода, хотя бы в том, что...
"Да, точно. Что он там кричал про убийц?"
Михаилит и его ведьма - убийцы, грабители, - умирают на площади в Бермондси, и сколько же всего на них можно списать!.. Констебли перьев не напасутся. Всё прекраснее и прекраснее. И думать нужно было не об этом, а о том, как выбраться.
Раймон оглядел забитую людьми площадь и чуть не прыснул, настолько одинаково выглядели лица. Хорошо хоть, толпа пока молчала. Кажется, люди ещё не переключились, не поняли, что происходит, и только из задних рядов уже доносились робкие крики.
"Смерть им. Надо же. Как неоригинально. Даже скучно".
Эмма поднялась к нему, встала рядом, касаясь плечом. И эмоции, гулявшие по площади, завораживали. Если прежде перед ним раскинулось море чувств, то сейчас все люди словно слились в нечто единое, цельное. И это была не вера. Впрочем, на самом ли деле вера чего-то стоила без Бога, который так и не заглянул на огоньки? Может быть, Мерсер просто обладал сильным даром? Как знать. У Мерсера не спросить, его дар уже вытек.
Какая-то дородная женщина, крестясь одной рукой, тыкала в Эмму пальцем другой, и смотрелось это так уморительно, что Раймон всё-таки не сдержался и захохотал, запрокинув голову.
"Эти идиоты действительно могли бы пойти с мной на Лондон! О, боги, ну плохой ли из меня бы получился мессия?!"
От мысли стало ещё смешнее, до боли в рёбрах, и пришлось упереться в колени руками, чтобы не упасть. И только когда в вязанку хвороста с хрустом ударил первый камень, Раймон выпрямился и набрал полную грудь воздуха.
- Нет уж! Вы ведь не хотите нас просто убить, так?
Люди притихли, прислушиваясь. Может, ещё хоть чуть, но сохранилась магия прежней речи? Прежде чем продолжить, Раймон нашёл взглядом Двойку и подмигнул, с удовольствием отметив, как того передёрнуло.
- Вы хотите, чтобы мы сгорели! На костре, ярко и медленно! Как приношение вашему Богу! Так?!
Море голов кивало, тут и там вспыхивали серьёзные обсуждения, споры - вероятно, о лучших способах или о странной формулировке. Муравьи. Возможно, понятные, но чуждые. Только Инхинн понимающе кивала с забытого шеста. Чёрт, палач им нравилась. На самом деле, одна из немногих, кто им... немногих. А был ли хоть кто-то?
"А и вправду. Кого мы любим, кроме нас? Приставленную няньку-Бойда? Сверстников, смеющихся за спиной? Спасённых, благоговейно глядящих в рот и только и думающих о том, как бы не заплатить?"
Он не мог придумать никого. И это странным образом успокаивало.
- Жаль одежду, - вздохнул Раймон вполголоса. - Только-только достали новую.
- Не одежду надо жалеть, но душу, - попеняла ему Эмма, улыбаясь, - вот привязчивая манера говорить!.. Знаешь, мне надоело это представление. Оно скучное, актеры - дилетанты, и даже Рикардо Тулузский не спасает.
- Душам, - подчеркнул Раймон, задумчиво пнув связку хвороста, - и так ничего не грозит. А вот одежду - жалко! Эй, парень!
Богато одетый подросток с коптящим факелом в руках вздрогнул, огляделся в надежде, что обращаются не к нему, но всё-таки скованно кивнул. Смотрел он вопросительно, то ли как слуга, то ли как собачка. И это тоже было правильно.
- Поджигай! Миледи угодно пройти к столбу? Там будет теплее всего.
- У столбов, - мило зардевшись, мечтательно вздохнула Эмма, - всегда горячо. Но хорошо, что не надела платье глейстиг. Твой подарок дороже этого городишки.
Говорила она громко, заставляя испуганно креститься кумушек в одинаковых серых платьях. От одной из женщин воняло кошками, в подоле второй запутались собачонки, а выглядели женщины очень разными - но и почему-то и схожими. Наверное, дело было в выражении лиц... или в этом проклятом городке.
Под ногами начало потрескивать, из щелей между ветками поползли первые робкие ещё струйки дыма.
"Хорошо".
Повернувшись спиной к застывшей в предвкушении толпе, Раймон свёл ладони вместе, и влага, гулявшая по площади, в воздухе, поднялась туманом, потому что он был везде - и нигде. Холодные капли ползли по коже, заползая под одежду, в сапоги, покрывая пальцы, обволакивая лицо. Двойка мог сколько угодно махать амулетами - предвечное ещё не было магией. Улыбнувшись зябко поёжившейся Эмме, Раймон коснулся её щеки, разгоняя прозрачную плёнку. Та расступалась под пальцами и тут же смыкалась снова тончайшей бронёй не из воды, а из нереальности. Бесовки обладали такой силой - и не воспользовались ею, чтобы удержать страну. Что стало бы с римскими легионами? Почему они не воспользовались ни туманом, ни путями? Это просто не укладывалось в голове.

Подол платья Эммы вспыхнул ясным, прозрачным пламенем, и Раймон выбросил дур из головы. Под гул то ли толпы, то ли стихии, огонь прыгнул выше, взвился по сине-зелёному платью, окружая Эмму бьющимся ореолом. Шнуры лопнули, чёрные обрывки шёлка унеслись в небо, а Раймон с улыбкой коснулся губ королевы своими.
- Наверное, первой печатью можно считать Мерсера?
Ладони Берилл, полыхнувшей темно-синим от крыльев феникса, любовной лаской стряхнули остатки оверкота с его плечей, сползли по груди. Она потянула к себе, ближе, опираясь спиной о столб, поморщилась, когда занозистое дерево коснулось кожи. На людей ей было наплевать, будто алчные взгляды мужчин, даже женщин сгорали в пламени костра.
- А второй пусть будет Инхинн. Они сами сорвали её - и получат воздаяние. И всадники уже здесь.
Даже не оглядываясь, Раймон знал, что Эмма права. Огонь под ногами, в глубине обретал форму, свивал упругие языки в косы - больше, толще, пока из хвороста не поднялся белый всадник на единороге, раскалённый так, что невозможно было смотреть. Огонь не смеялся - шипел, но лук в белых руках готов был пускать стрелы - и горожане это поняли. Вопли поднялись выше костра, и в спину разом ударило три арбалетных болта. Тонкая туманная оболочка мгновенно затвердела, но Раймона швырнуло вперёд - на Эмму, прижимая её к столбу на резком выдохе. И уже поднимал меч всадник на рыжем коне. Текущее лицо выглядело равнодушным, жесты - медленными, но кончик меча коснулся собачницы, и та вспыхнула, добавляя свой огонь к его.
- Третьей стала Бруха, - спина болела, но сейчас, в жаре тела Эммы, в губах на её шее, в скользящем тумане, в ярких сполохах и чёрном дыме неба, до этого не было дела. - И, пожалуй, михаилиты.
Какая, в самом деле разница, кто именно и как отказывал от жизни, отказывал в ней, если отказывались и отказывали - все? Раймон осторожно, бережно снял со щеки Эммы каплю, оставшуюся от расплавившейся тиары.
Падали в костёр драгоценные камни, стекал браслет-накопитель, сочился следом тёмный огонь с рук Эммы - как и должно, Раймон чувствовал его на теле даже через туман, - и на площадь тяжело шагнул единорог, свитый из клубящейся тьмы. Серебряные весы в руке мрачного всадника, склонившего голову перед костром, покачнулись, и город вздрогнул, просел, словно готовясь то ли бежать, то ли сложиться в себя.
- Нам нужен наследник, зачатый в огне, как мессия и антихрист.
Эмма льнула, задыхаясь от жара, что полыхал внутри, и Раймон прижал её к столбу - и к себе. Паника, вопли словно подстегивали, будили кошек с крыльца Грейстоков, суккубов из книг, написаных изнывающими от похоти монахами. Кровь из прокушенных губ смешивалась на языке, и Раймон кивнул.
Четвёртый всадник, слепленный из туманов Авалона, впитавший дым костров и грязную пелену туч, вскинул пустую руку, словно любуясь ей на просвет, и рассмеялся хриплым, каркающим смехом.
"И ад следовал за ним по пятам. Что ж, здесь будет довольно мучеников".
Мир согласно громыхнул в ответ. Возможно, ему тоже надоели люди.

Из рая их никто не изгонял. Не было ангела с пламенеющим мечом, не звучал с небес глас Божий, но пробегая через пышный садик с нездешней зеленью, нагая Эмма ухватила сочное яблоко, надкусила его и передалаРаймону. Ева была наивной дурочкой, полагая, что славно потрудившегося, голодного мужчину можно накормить столь малым, зато Раймон, кажется, символ понял и принял.
Босые ноги не чуяли камешков и травы, тело не шло - парило. Вышвырнув приличия, отринув веру, забыв о людях, Эмма ласково касалась рукой трав и деревьев, смешных зверушек, доверчиво бросающихся к ногам. Они были честнее многих христиан, они спешили склониться перед новой владычицей этой земли и её супругом, защитить от погони. На голову предтечей королевского венца лег венок из алых роз, но шипы не кололись - нежно касались кожи. Такой же, белый, венчал Раймона.
- Слышишь тишину, Раймон? Они приветствуют нас ею.
Из рая их никто не изгонял. Не было ангела с пламенеющим мечом, не звучал с небес глас Божий, но пробегая через пышный садик с нездешней зеленью, нагая Эмма ухватила сочное яблоко, надкусила и передала Раймону. Ева была наивной дурочкой, полагая, что славно потрудившегося, голодного мужчину можно накормить столь малым, зато Раймон, кажется, символ понял и принял.
Босые ноги не чуяли камешков и травы, тело не шло - парило. Вышвырнув приличия, отринув веру, забыв о людях, Эмма ласково касалась рукой трав и деревьев, смешных зверушек, доверчиво бросающихся к ногам. Они были честнее многих христиан, они спешили склониться перед новой владычицей этой земли и её супругом, защитить от погони. На голову предтечей королевского венца лег венок из алых роз, но шипы не кололись - нежно касались кожи. Такой же, белый, венчал Раймона.
- Слышишь тишину, Раймон? Они приветствуют нас ею.
- Ага, - Раймон с хрустом прожевал яблоко и с некоторым сомнением уставился на зубастую тварь, только что молча проглотившую тварь поменьше. Потом тряхнул головой и усмехнулся. - И приветствуют, и туман звуки гасит. Дым, думаю, видно из Лондона, да и без беженцев не обошлось. Но время пока есть... Ха. Видела, как на тебя тот толстяк смотрел? Ну, который девицу на подоконнике наяривал?
Иногда он был невыносим. Испортить момент первого триумфа, от которого трепетало тело? Пожалуйста, Раймон к вашим услугам.
Эмма досадливо закатила глаза, походя подхватывая с земли похожую на скипетр ветку.
- Я была слегка занята. Но что удивительного, ведь ты сам утверждаешь, что у меня есть, на что посмотреть? Думаю, он долго не забудет этого. Особенно, когда поймет, что остановиться не может.
- И будет понимать, пока не остановится сердце, - подтвердил Раймон, снимая белоснежную корону, и беззлобно выругался - шип всё-таки уколол палец. Сплетённые розы упали в траву, и он хмыкнул. - Венок хорош, но сдаётся мне, венец будет смотреться лучше. И, думаю, с этими туманами и прочим я понимаю, как сделать, чтобы он не сжёг меня на месте. Осталось только быстренько наведаться в резиденцию, пока для нас не закрыли ворота, а затем найти ещё три недостающих куска, но как с этим помочь, понятно тоже. Пришла пора содрать с лорда Велиала вторую услугу. А так же третью и четвёртую - в конце концов, сколько он с нас получил в этом городишке! Пусть и меньше, чем мы.
Эмма согласно улыбнулась, прощаясь с прежним миром и собой. Не Эмма, но Берилл из рода эльфийских королей. А когда появится наследник, чью искру она уже чувствовала в себе, не станет нужен и король.
Раймон кивнул и с видимым удовольствием набрал полную грудь дымного воздуха.
- Князь Велиал, ангел от престола Его Агриэль, пожалуйте в этот сад, ибо пришла пора вам...
Блаженная улыбка так и не сошла с ее уст, когда ладонь прижалась к пока еще плоскому животу. Скоро...

далее комиссар Рич и ксенозоид

Уилл Харпер

23 марта 1535 г. Саутенд-он-Си.

Проснулся Уилл, на удивления, живым и относительно здоровым - хоть раны на голове и шее ещё побаливали, сон помог почувствовать себя лучше. Умывшись и побрившись, он пошел к храму. Будить констебля на рассвете не хотелось - Уилл и так успел здорово надоесть всех обитателем законнического домика, так что стоило начать с церкви.
Но в храме, как на зло, никого не оказалось, а оставлять книгу без свидетелей совсем не хотелось - уж лучше было просто отдать её Райту, хоть это бы и убило весь жест. В самом зале всё ещё было достаточно чисто, хоть трон с мантией уже куда-то пропали. Не верилось, что вчера здесь было так людно и что в центре внимание был он. И уж совсем сумасбродной была идея, что скоро придется жениться в похожем храме. И всё-таки... Уилл взглянул на удивительно чистые после тварей своды. Обойтись без магии такая уборка не могла. Но всё это могло подождать, пока он найдет бумаги и опросит монашек.
Уилл, не выходя из церкви, прислушался к земле, пытаясь найти кого-нибудь на основных улицах. Возможно это было только из-за безлюдности Саутенда, когда во всем городе мог оказаться один единственный прохожий. И прохожий, или по крайней мере что-то ходящее на двух ногах нашлось возле госпиталя. Уиллу нужен был михаилит, который сходил бы с ним в обитель за документами - хотелось проверять всё, что нужно было проверить, как можно меньше внимания обращая на тварей.
Подле госпиталя обнаружился Ворон. Одетый в темную, с просинью кольчугу под орденским сюрко, украшенным все тем же пламенеющим мечом, михаилит беззастенчиво заигрывал с хорошенькой, юной девицей, выглядывающей из окна второго этажа. Девица хихикала, прикрывалась рукавом, но жадно ловила каждое слово.
- Загадки разгаданы все до одной, - напевал Ворон, -
Дженнифер, Джентль и Розмари, -
Отгадчица рыцарю станет женой.
А в роще поют соловьи до зари....
Заметив Уилла, он изящно откланялся, вопросительно подняв бровь.
- Доброе утро, - Уилл с лёгкой улыбкой взглянул на девушку. Как он только не заметил её вчера? Правда, вчера было не до того, как впрочем и сегодня. - Занят чем-то особенным? Мне нужен кто-нибудь кто не даст тварям сожрать меня, пока буду шариться по обители.
Тащиться в обитель самому было глупо, сколько бы потом не ругался о растратах Кромвель. Ворон был неопытнее михаилитов постарше, но искать кого-то в Саутенде было не многим безопаснее шатания по обители.
- Как такая прелестница может не быть особенной? - Ворон удивлённо вскинул бровь и улыбнулся раскрасневшейся девице. - Но если надо спасать от тварей, то куда деваться. С тебя тогда треть.
- Может сговоримся на том, что у меня есть, но о чём я ещё не знаю? - Улыбнулся Уилл. И верно, в обители, наверняка, должны были остаться хоть какие-то книги, деньги и ценности. Любой комиссар из троицы с радостью оказался бы сейчас на месте Уилла, потому что при желании можно было вынести хоть пол приюта. Но Уилл таким никогда не промышлял и начинать не хотел. Он скрестил руки на груди. - Ну, а если серьезно - то это не грабительский набег, себе я ничего брать не собираюсь. Так что назначь цену, на которую я смогу выдать расписку. И которую же потом стребую от конторы.
- У человека предназначенное требуют только раз, - очень серьезно ответил Ворон, с изумлением глядя на своего птичьего тёзку, усевшегося ему прямо на плечо. Птицу он стряхнул, выругавшись, а когда ворон нагло обложил его на своем вороньем языке матом, нервно потянул арбалет. Но не выстрелил, снова оглядел Уилла. - Треть. От того, что ты соберешься отдать конторе и взять себе.
Уилл недовольно вздохнул - за такой договор можно было лишиться работы, а то и чего похуже. С другой стороны лорд сам говорил, что ему нет дела до воровства, и значение имеет что-то более крупное. А в приюте могли быть зацепки, ведущие к перевозчикам десятины и другим храмам. Уилл взглянул на вредную птицу, затеявшую ссору с Вороном. Что-то он становился суеверным... В любом случае, михаилиты потратили в городе немало времени, снаряжения и сил. Чего стоил один брат-лекарь, работавший за десятерых. Было бы справедливо хотя бы частично возместить твареборцам затраты. В том, что снаряжение портится, Уилл самолично убедился вчера у колодца. Но как вписать в отчет все эти закрыты? Или стоило просто их упустить для сохранения душевного здоровья начальства? Уилл ещё раз вздохнул.
- Ладно, договорились, но улики в расчет не идут. Пойдём, нужно опросить монашек, за такую долю можешь и поучаствовать.
- Ты меня с инквизитором путаешь, - недоверчиво глядя на насмешливо каркающую птицу, проговорил Ворон, - тебе надо, ты и опрашивай. И без того Устав нарушаю, телохранителем подряжаясь. А в расчет идёт - всё.
"Не приведи Господь, чтобы там не оказалось ни одной твари!" Оставалось понадеяться на то, что Ворон не станет устраивать абсурдного торга из-за бесполезных для него выписок и расчетных книг. Из того, что успел увидеть Уилл, не должен был. А вписывать в улики всё ценное Уилл и так не собирался.
- Ладно, по рукам. Давай ты тогда сходишь со мной до местной тюрьмы. - Без констебля к монашкам Уилла могли не пустить, но законник вполне мог оказаться где-то там, ну или по крайней мере направления могла указать стража. Рисковать наткнуться на какую-нибудь тварь в одиночку Уиллу не хотелось, тем более, что у него теперь был телохранитель не дешевле тех, что охраняли принцессу Анжуйскую.
- Ну пойдем... барышня.
Уилл взглянул на госпиталь, где, наверняка, нужна было его неумелая помощь - хорошо было бы закончить с обителью по раньше.
- Ну пойдём, принц за миллион.

Немое, как и большая часть города здание тюрьмы оказалось закрытым. Не удивительно, что вести караул снаружи в такие дни никто не пожелал, но оставить монашек совсем одних тоже не могли. А если бы Уилла к ним не пустили, стражник мог хотя бы подсказать, где искать законника. Так что Уилл постучал в встроееные прямо в стену тюремные ворота.
- Леди умеет стучать сама, - умилился Ворон, всю дорогу порывавшийся предложить руку и участливо интересующийся, "не устала ли Уилфреда".
- Идите к дьяволу с Богом, - мрачно пожелали из-за ворот густым, сочным басом.
- Мы, пожалуй, откажемся, - с лёгкой улыбкой ответил Уилл. - Открывайте, я комиссар и мне нужно поговорить с выжившими монашками. Много времени это не займет.
Да уж, назвать встречу приветливой было никак нельзя, но что поделать - оставалось пользоваться опробованной ещё в Лутоне практикой, гласящей - "Я имею полномочия, пока кто-нибудь не докажет обратного".
На лице Ворона застыла непередаваемая смесь из умиления и иронии.
- Комисса-ар, - протянули из-за стены, - ну тогда ладно. Иди с Богом к дьяволу.
Уилл сложил руки на груди, вздыхая.
- Нехорошо богохульствовать, да ещё и так явно сопротивляться Реформации и воле Его величества. Ну, теперь, по крайней мере, понятно, кто был распространителем папства в Саутенде-он-Си - оно и понятно, что католику невыгодно, чтобы комиссар поговорил со свидетелями. Может хоть скажете, как вас зовут, чтобы мне не пришлось лишний раз спрашивать мистера Райта?
Вместо веселья весь этот цирк только утомлял, а ехидство Ворона уже начинало надоедать. Но поиски констебля в городе сами по себе могли занять полдня, да ещё и ни к чему не привести.
- Ну вот как спросишь мистера Райта, так и скажу, и пущу, и поцелую взасос, - пообещал все тот же бас, - а покуда велено пускать только Его Величество лично. А ты - не он.
- Какая невероятная внимательность, - устало вздохнул Уилл. - Ты знаешь, где сейчас мистер Райт?
Может быть и стоило сначала получить разрешение от законника - узнать, стоило ли быть осторожнее с монашками и предупредить проблемы. Это если бы законник согласился его пустить. И всё это в то время, как храм мог описывать и конфисковывать кто-то другой.
- А мистер Райт мне не докладывает, - судя по голосу, собеседник гнусно ухмыльнулся. А вот голос Ворона звучал лениво.
- Мы сговаривались на прогулку по обители, - михаилит по-звериному встряхнулся, - если хочешь искать еще и законника, придется доплачивать.
- Держи карман шире. Да мне проще заплатить мистеру стражнику, - пожал плечами Уилл. - Так что, может, пара монет поможет делу и сэкономит мне времени?
Обратился он уже к несговорчивому саутендцу. Деньги жителю города сейчас были нужны как никогда до этого, особенно, если этот житель вместо того, чтобы обогатиться самому, вылавливал мародёров. А со стороны было видно, что разрешение Уилл и так, скорее всего, получит.
Мистер стражник замолк. И после непродолжительного молчания заявил.
- Полтинник. Золотом.
- Обоим, - дополнил доселе молчавший тенор.
Уилл возмущенно топнул носком сапога, взглянув на ворота и прикинув, сможет ли их выбить. Так выбить чтобы оба стражника разлетелись в сторону, как щепки. Внутри тюрьмы магия не работало, но вот если бы он взял валун побольше, да разогнал его, направив на ворота... Предложение заплатить двум дармоедом месяцем тяжелого труда возмущало. На такие взятки не хватило бы ни его собственных денег, ни подорожных. Конечно, был какой-то шанс, что можно будет использовать золото из обители, но так выходило, что ещё не войдя в приют Уилл уже заочно раздавал половину положенного казне имущества. Может стоило вообще пойти в приют самому, и хоть раз не позволить растащить ничего? Он переплел руки на груди.
- Пятнадцать, каждому. Итого тридцать. Ладно бы вы кого другого пускали, а тут комиссар - хоть и никого не велено, а всё равно смягчение в случае чего. - Нет, так бы он точно ничего бы не добился - Кромвель сам сказал, что больше денег ему нужна информация. А информация теперь сидела прямо за воротами. Продолжать работать стремясь не расстроить ни шиллинга конфискованных денег, очевидно, было невозможно - без Ворона Уилла могли просто загрызть, а констебль мог не разыскаться до самого вечера. В этот раз стоило подвинуть глупые убеждения в сторону и подумать о результате, тем более, что начальство, кажется, этого и требовало. Себе Уилл, всё равно, ничего брать не собирался.
За спиной по-собачьи фыркнули - Ворон даром, что носил птичье имя, а звуки издавал, что хороший волкодав. За воротами тоже фыркнули, только не так звучно, зато хором.
- Тридцать каждому, - не согласились стражники.
- Двадцать пять, и мы не будем дальше тянуть время до прихода мистера Райта. - Уилл полез рукой за пазуху, постаравшись как можно привлекательнее брякнуть золотом. Пятьдесят монет были приемлемой тратой - в крайнем случае можно было сэкономить в дороге.
- Соглашайтесь, - лениво зевнул Ворон, - из него больше не выдоишь.
- Как с козла - молока, - согласились с ним за дверями. - Деньги вперед.
Уилл достал золото, думая уже о том, не зря ли он всё это затеял. Ведь монашки могли не захотеть говорить - люди потерявшие всё за один день, вряд ли испугались бы какого-то комиссара. С другой стороны, если обитель, действительно, была так сурова, как он себе это представлял - то для женщин это наоборот был шанс выбраться. Вот только выбраться куда? Случай был неординарным, и максимум, что мог сделать Уилл - это скинуть всё на покойную настоятельницу, облегчая участь монашек. При том, что сейчас казалось, что именно настоятельница и была источником строгости, ярой католичкой, а в итоге ещё и сумасшедшей.

Уилл ожидал, что монашки будут сидеть в камерах, забитые, испуганные или вообще безумные, но вместо этого его почти сразу отвели в тюремный дворик, где и сидели четверо женщин. Каменный мешок, украшенный всего несколькими исхудалыми кустиками можжевельника и одним окном был не идеальным местом, но тут по крайней мере было видно небо. Да и не в пример городу в мешке этом было спокойно и почти уютно. Женщины пряли, разговаривая и переглядываясь между собой. Подойдя поближе, Уилл разглядел лица. С тех пор, как ему приходилось иметь дело с монашками, в лица приходилось вглядываться особенно внимательно, потому что одеты женщины всегда были очень однообразно.
Самой младшей была юная, шестнадцатилетняя послушница, с хитрой, похожей на ласкину мордочкой. Рядом с ней сидела полная, с щеками, как у хомяка и пухлыми, алыми губами новопостриженная. Ей Уилл бы дал не меньше двадцать. Главной ему показалась стройная, лет тридцать, монашка со строгим взглядом ярких синих глаз, а последняя, сероглазая, старушка почти не обращала на себя внимания.
- Здравствуйте, сестры. - Говорить Уилл старался приветливо, даже улыбнулся. - Меня зовут Уилфред. Я комиссар и хочу попросить вас рассказать мне об обители, какой она была до всех этих событий. - Уилл выжидательно взглянул на монашек, совершенно не зная, чего ожидать.
- Ну спросите, спросите, - ответила ему та самая старушка, в то время как толстушка соблазнительно улыбнулась, облизнув полные губы.
Видимо, старушка собиралась отвечать за всех, и таким образом создать общую линию. Может быть, стоило развести монашек и опрашивать их хотя бы по двое, но так женщины могли упереться. Уилл сделал вид, что не заметил взгляда пухлой монашки - на виселицу он ещё не собирался, да и монашка была совсем несимпатична. Так что овчинка в этом случае никак не стоила выделки. Если бы он и выбирал, то выбрал бы худенькую послушницу, за которую к тому же не светила казнь. В любом случае, сейчас стоило задать один вопрос, по которому можно было бы решить, нужно ли стараться развести женщин и убрать тех что постарше от молодых. Но при этом не стоило, наверное, сходу касаться темы десятины и папства, чтобы не дать старухе выразить будущее общее мнение. Уилл внимательно и учтиво обратился к старшей из монашек.
- В первую очередь я хотел бы спросить о порядках и нравах в обители, насколько были они строги? Как и за что наказывали.
- Это была обитель для покаянниц, - старушка глядела на него с искренним недоумением. - Согрешившие, прелюбодейки, родившие без брака, беглые монахини и послушницы здесь искупали свои грехи, молились Ему, трудились во славу Его. Обитель славилась пирогами своими и вышивками. Уставом здесь было определено строгое покаяние, и архиепископ Кранмер Устав сей одобрил. Ибо блаженна неплодная неосквернившаяся, которая не познала беззаконного ложа; она получит плод при воздаянии святых душ, а всякий, делающий грех, делает и беззаконие; и грех есть беззаконие.
Уиллу вдруг захотелось выхватить из сумки латинское Писание, и поднеся его к носу старухи, спросить, одобрял ли Кранмер вот это. Но старая монашка, скорее всего, продолжила бы отвечать цитатами. Нужно было хотя бы попробовать развести женщин, одного взгляда пухлой новопостриженной было достаточно, чтобы понять, что в этот приют она попала не просто так. По крайней мере, так казалось. Так что может быть, у неё бы и вышло что-нибудь узнать. Уилл улыбнулся.
- Это я знаю, впрочем. - Он обратился к пухлой монашке. - Я бы хотел опросить вас по двое - сначала новопостриженную сестру и послушницу. Насколько я помню, правила этого не запрещают?
- Впрочем, вы не у себя в доме.
Тихо подошедший мужчина был высок, сухощав, но в каждом его движении чувствовалась сила и грация фехтовальщика. Одет он был в коричневый джеркин и серые штаны.
- Сэр Рейв Скайв, - представился он, - волей Его Величества - смотритель этой тюрьмы. Замечу, что вы проникли сюда обманным путем, за что стражники будут примерно наказаны, а теперь призываете гостей этого чудесного места нарушать правила прогулки.
- Такое уж время настало, сэр Рейв, что иначе слуге Реформации свидетелей не увидеть. Так что хочешь не хочешь приходится верить, что Саутенд игнорирует реформы Его величества. - Пожал плечами Уилл, исследуя тюремщика взглядом. Подкупить этого бы не вышло, по крайней мере деньгами. Да и в целом от Скайва так и веяло проблемами, особенно, для нарушающего правила Уилла. - Могу я поговорить с сестрами?
- Моё дело, мистер Уилфред, не следить за горожанами, а блюсти порядок в тюрьме, оберегая и вас в том числе от преступников, тут содержащихся. Так что, ваш упрек можете засунуть себе в... Переадресовать себе же. К тому, позвольте усомниться в чистоте ваших намерений. Чтобы увидеть сестер, вы подкупили стражу, а не обратились к смотрителю тюрьмы, испросив разрешения у констебля! Ну что же, говорите с монахинями, коль вы здесь. Но об этом будут знать лорд-канцлер, сэр Ричард Лейтон и ваш синьор.
Смотритель тюрьмы одобрительно прислушался к воплям из внешнего двора тюрьмы, где свистели розги и блажил уже знакомый бас, то матерясь, то заклиная Господом, прищелкнул пальцами, отчего будто по мановению волшебной палочки возникло кресло. На самом деле, его споро принес дюжий стражник, но уселся в него тюремный рыцарь так, словно мебель подарила королева фей.
Рыцарь Уиллу не нравился - пусть тюрьме в такие дни, действительно, требовалась двойная охрана, от Скайва так и веяло дворянской надменностью. Липкой, гадкой и самовлюбленной. Стражников было не слишком жаль - во-первых, они содрали с него целых полсотни, во-вторых, самому Уиллу будущее обещало что-то подобное. По крайней мере, от одного из трёх начальников, которые в последнее время плодились, как кролики. Так или иначе, пусть Скайв и задирал нос, Уилл пока что мог узнать хоть что-то. Он повернулся к монашкам.
- Скажите, не вела ли себя настоятельница странно в последнее время? Стала ли молчаливее, суровее, что-то ещё?
Толстушка одарила его еще одним горячим взглядом, огладив себя по облачению, туго натянутому на пышной груди. Она была миловидна, похожа на одну из тех мадонн, что любили рисовать итальянцы, а сородичи-англичане после перерисовывали, чтобы продать на рынках, и глаза её обещали жаркие ласки.
- Уединялась она в капелле, постоянно, - кивнула пожилая монашка.
Уилл кивнул.
- Носила ли она с собой какую-нибудь книгу, или ещё что-то? Например. - Он потянул руку к сумке и достал латинское Писание. - Вот эту.
Даже если книгу настоятельница с собой не носила, может, монашка сбилась бы с толку и проговорилась насчет католической Библии. Например, что та обычно лежала на алтаре. Как реагировать на взгляды новопостриженной Уилл не знал - достаточно сумасшедшим, чтобы польститься на монашку, он не был. Тем более, что вот-вот должен был обзавестись молодой невестой.
- Она эту книгу в келье своей хранила, - удивленно, точно Уилл должен был знать это сам, ответила старушка, осуждающе цыкнув толстушке. - Сестра Агата, как не стыдно!
Той было никак не стыдно. Потому как улыбалась она еще завлекательнее, обещая этой улыбкой многое.
Уилл, впрочем, старался на улыбки не реагировать, уж точно не при таких свидетелях, как Скайв - только славы распутников комиссарам в последнее время и не хватало. Он так же старался всем видом показать, что внимательно слушает престарелую монашку, только раз взглянув на Агату.
- Ещё я хотел вас спросить о людях с которыми встречалась настоятельница. Я имею в виду тех, кто не жил в приюте, но часто его посещал. Приходит вам кто-нибудь такой на ум? - Человек, скорее всего, должен был быть один, и посещать обитель он должен был регулярно - передачу денег Риму нельзя было доверять кому попало. И к чему Агата так открыто его провоцировала? Хотела чего-то добиться, компрометировать комиссара или просто скучала? Стоило сделать скидку на то, кого именно собирали в этом приюте и за что.
- Да нешто ж мы смотрели, - рассудительно ответила старушка, - грехи наши тяжкие, и замаливать их надобно трудом. Заутреня, мытье полов, стирка, готовка, вышивка, завтрак, мытье полов, вышивка, бдение... Покуда всё переделаешь - ангелов видишь, а не людей, юноша. А обитель никому посещать и не дозволялось, даже родне девушек.
- Может, сама настоятельница куда-то выбиралась, ну или решала с кем-то хозяйственные вопросы? - Спокойно продолжал Уилл, стараясь звучать как можно благожелательнее. Глядя на старушку, становилось жалко хотя бы некоторых из этих девушек, которые ни за что должны были прожить в приюте вот до таких вот седин за монотонной и отупляющей работой. Только подумать, и так всю жизнь - не удивительно, что в тюрьме монашки чувствовали себя спокойно, и кажется, даже привычно. Тут, по крайней мере, не заставляли работать.
- С матерью-кастеляншей и выбиралась. В город. Возвращалась всегда с мукой и провиантом.
Теперь заговорила синеглазая, глядя на Уилла холодно и даже с презрением, гордо вскинув голову.
Уилл внимательнее пригляделся к гордой монашке - несмотря на возраст она была ещё красива.
- С какими продуктами они обычно возвращались? Может быть, вы знаете, к каким торговцам заходили?
И чем же он заслужил такой взгляд? Тем, что спрашивал о погибших, или тем, что был слишком молод для того, чтобы инспектировать приюты? Чем-то эта синеглазая напоминала вредную монашку из Лутона. Может, и у неё были какие-то амбиции, надеяться на воплощение которых теперь не приходилось. Ну, да это было не его дело. Шансов найти того самого торговца, который мог передавать деньги, было крайне мало - в городе погибли десятки людей, а те что выжили, теперь прятались по домам и лежали в госпитале.
- Огурцы привозила, - мечтательно вздохнула толстушка, продолжая поглаживать себя по уже торчащим сквозь облачение соскам, - сладкие. Свеклу, морковь, репу, редьку, брюкву и козлобородник. Муку пшеничную для пирогов и яблоки. Мёда немного. Куда заходила - не знаем мы, не ездил никто из нас с нею.
Все эти продукты можно было найти в любой ближайшей деревне, а торговец непременно должен был курсировать между городами. Какого-нибудь крестьянина на это дела подряжать было нельзя, да и большую сеть было бы легко раскрыть. Другое дело один торговец, спокойно ездящий между городами, передающий деньги и сведения, заскакивающий раз в два месяца в какой-нибудь порт. Под такое описание подходил только торговец мёдом - во-первых, торговать им можно было круглый год, во-вторых, курсирующему продавцу мёда с крупной сумой в сумке никто бы не удивился. Продукт был дорогой и сбыть его в одном городе, наверняка, не выходило.
Дальше расспрашивать о продуктах Уилл не стал, чтобы не давать лишний раз понять, кого он собирается искать. Вместо этого он вспомнив о реликвии, с пропажи которой, якобы, и началось безумие настоятельницы.
- Понятно. - кивнул Уилл, стараясь не глядеть на забывшую о любых приличиях монашку. Это смущало и начинало раздражать, хоть такое внимания и было приятно. - Что можете сказать о пропаже реликвии? Может быть, кого-то или что-то видели? Я имею часть венца Альфреда.
- Беглые вынесли. Сговорились или нет, только Господь знает, но точно они виноваты, - вздохнула толстушка, - Одна смуглая такая, Эмилией звали, новенькая. Её прямо муж в обитель и привёз, за прелюбодейства великие. А вторая - Лисса Бошан, у-у, грешница жуткая! Там ведь пожар случился, знаете, а после него хватились, посчитались - и ни послушниц, ни реликвии.
- Наверняка Лисса, - рассудительно добавила старая монахиня. - Слухи ходили, она при дворе теперь. Небось, купила должность за кусочек святого венца.
До двора было далеко, да и черта с два связался бы он хоть с кем-то оттуда без крайней необходимости. И так нужно было извиняться перед гадкой фрейлиной.
- И что ж никто не искал с тех пор? - Удивился Уилл.
Дело в было не его - работы хватало и без этой реликвии, но имена стоило запомнить. Пожар, почти наверняка, устроили, и не факт, что беглые послушницы. Женщины могли просто воспользоваться ситуацией, хоть неожиданное присоединение к двору и было очень подозрительным.
- Откуда нам знать-то? - Удивилась старушка, недоуменно уставившись на него.
- Понятно. Спасибо за содействие. - Ещё раз кивнул Уилл, радуясь возможности выйти наконец из тюрьмы, где с одной стороны на него чуть ли не лезла толстая монашка, а с другой сверлил отвратительным взглядом тюремщик. О реликвии, наверное, стоило позабыть до поры до времени, всё-таки сеть уплаты десятины Риму выглядела куда интереснее. Сеть, правда, одним им вымышленная и пока что ничем не подтвержденная. Уилл повернулся к рыцарю. Констебля можно было отыскать и потом, дай Бог, обзаведясь хоть какими-то бумагами и зацепками. - Благодарю за содействие.

По дороге вспоминался Лутон, и особенно погибшая послушница. Казалось, открыв ворота монастыря, Уилл тут же наткнется взглядом на лежащее, неестественно раскинув руки, тело. Опять увидит держащуюся на единственном лоскутке кожи голову. В прошлый раз ему тоже натерпелось что-то найти, а закончилось всё так, как закончилось. И всё равно в монастырь хотелось. Хотелось найти бумаги настоятельницы и подтвердить свои придумки о торговце. Найти его, выйти через него на другие монастыри и храмы. И Уилл даже не знал, сколько в этом было просто от работы, а сколько от интереса, и загадки что ли? Раскрыть путь, которым переправлялись деньги Папе Римскому - кажется, сама идея уже была глупой затеей. Но и путь ведь выходил неглупым, и не погибни настоятельница, ему, наверняка, не дали бы его искать. С другой стороны, приедь Уилл раньше, может быть, вообще никто бы не погиб. Треклятая болезнь.
Впереди показались заколоченные ворота обители, мрачные и слишком тихие. Казалось, что в монастыре было холоднее и сырее, чем во всём остальном городе. Уилл вырвался из задумчивости, подходя поближе и осматривая высокий забор. Открывать ворота ему не хотелось, а значит, лучше всего было просто перепрыгнуть поверху. Он повернулся к Ворону.
- Перемахнем через забор, хорошо?
- Нет, - покачал головой михаилит. - Подумай, для разнообразия. Мы, хм, перемахиваем, а внизу тварь голодная пасть распахнула, закуску ждет. Предпочитаю не делать резких движений, когда вхожу в такие места.
Уилл вздохнул.
- Землю за стеной можно было бы проверить силой, да и просто визуально осмотреть с забора, ну да спорить не стану. Доски выдираем поровну, раз идея твоя. - Кроме того, ему не очень хотелось открывать ворота, рискуя выпустить из монастыря тварей. Конечно, тут стоял Ворон, но случай с глупо оставленной настежь дверью храма напоминал о себе. Уилл сделал пару шагов и стал выдирать доски, благо в этом деле у него регулярно прибавлялся новый опыт. - Я, кстати, могу проверять магией?
Спрашивал он, конечно, поздно. Да и без этой возможности поиски тайника могли опасно затянуться.
Ворон снова по-собачьи фыркнул, шумно потянув носом воздух.
- Ты что, с головой поссорился? "Визуально осмотреть с забора..." Половина тварей мимикрирует так, что их и мама родная не отличит от куста с ягодами. А вторая половина - притворяется первой. Не морочь мне то место, где спина заканчивает своё благородное название, и оставь в покое ворота. Как ты выжил-то...
Говоря это, михаилит неспешно снимал рубашку и штаны, запихивая их вместе с сапогами в сумку, которую и повесил на шею, прежде чем перекинуть меч через спину, замудрено продев руки в петли перевязи.
- Эх, не люблю я это.
Твареборца скрутило дикой болью, выворачивая суставы, коробя кожу, на которой быстро прорастала длинная черная шерсть. Мгновение корчей - и перед Уиллом стояла огромная, иссиня-черная кошка, на морде которой застыло ехидное вороново выражение, а на шее повисла сумка с вещами.
- Св'ли-т-во'о'а, - промурлыкал михаилит, вздыбливая холку, и внезапно отчетливо добавил, - и без команды не колдуй.
Уилл молча сделал два шага назад, освобождая Ворону дорогу. Он даже не успел возмутиться, просто онемел. Больше всего поражало, изогнувшаяся в человеческой усмешке морда. До этого он бы никогда не подумал, что кошачьи морды так могут, а может это Ворон всегда скалился как-то по-звериному. Уилл постарался никак не показать своего страха, даже скрестил руки на груди. И дело было не в том, что перед этим задиристым гадом было никак нельзя дать очередной повод для издевок - Уилл, наверное, просто не смог бы дальше свободно говорить с михаилитом, не преодолев этого безосновательного страха. Безосновательного, потому что Ворон пока ни разу не дал повода в этом сомневаться - в чём?. Да, так ему и следовало думать, по крайней мере стараться думать.
От размышлений его отвлекло тихое, призывное мурлыканье с той стороны забора. В виде леопарда Ворон копал быстро, бесшумно, а учитывая, что зверюга из михаилита получилась огромная, лаз после него остался такой, что в него мог промаршировать и полк королевских гвардейцев.
Уилл готов был поспорить, что он смог бы сделать лаз бесшумнее и быстрее, но спорить с Вороном он бы не стал. По крайней мере, до тех пор, пока не смог бы одолеть хотя бы пенек. Кто бы мог подумать, что он собирался обмениваться ударами с перевертышем?
Уилл полез за Вороном, не вытаскивая пока ни меча, ни даже ножа.

Первым Уилл увидел Ворона, всё в том же облике гербового леопарда. Огромный кот зализывал царапину на плече. Из под темной, отливающей синим шерсти выглядывали ещё слабо подёргивающиеся ноги. Совсем человеческие. Видимо какая-то тварь приняла людской облик, ну или человек превратился в тварь. Ранен михаилит, кажется, был несерьезно.
Уилл окинул взглядом двор монастыря. В этот самый момент по небу медленно проплыла туча, покрыв своей тенью разбросанные по земле трупы. У него замерло сердце. На болотно-зеленой траве в беспорядке, местами внахлест валялись монахини и уродливые твари. Порубленные, изодранные тела лежали так неестественно, что Уиллу на секунду захотелось их поправить, лишь бы убрать эти болезненно выгнутые руки и невозможно повернутые головы. Твари отдаленно напоминали голых, изодранных крюками людей, которым неумело приделали по несколько пар худых, дистрофичных рук.
В нескольких шагах от него навзничь лежала молодая монашка. Всего раз взглянув на неё, Уилл наверняка понял, что будет сниться ему по ночам ближайшие несколько недель. Когда-то симпатичная, чем-то похожая на лутонскую Эмму, девушка тоже лежала неправильно, но в глаза бросалось не это - взгляд сразу приковывал нечеловеческий и даже не покойницкий цвет белого, как мука лица. Шею и тонкие руки девушки бороздили исчерно-синие вены. В обращенных к небу бирюзовых глазах, лениво, не обращая внимание на то, что творилось внизу, плыла всё та же туча. Через мгновение она проплыла дальше, открывая солнце и снова наполняя двор дневным светом. Уилл повернулся к Ворону, торопливо ища рукой флягу.
- Рана не серьезная? Я могу осмотреть. - Михаилит к этому времени уже почти закончил зарывать лаз.
- Осматривать у жены сиськи будешь, - внятно отозвался михаилит, брезгливо отряхивая лапу от тёмной жижи, мало походившей на кровь. - Говорят, они у неё ого-го, смотреть не насмотреться. Куда дальше, о бесстрашный командир?
Пока Ворон говорил, Уилл сделал пару глотков и уже осматривал двор. Его взгляд обогнул несколько трупов, опять задержался на лице монашки, выцепил едва заметную нить речного жемчуга у самой стены. Рядом были видны следы волочения и борьбы, ещё в нескольких шагах валялась располовиненная тварь. Может именно тут ранили Берилл - бусы совсем не подходили никому из монашек, а тварь явно рубили с запалом и михаилитским умением.
- Что до моей смелости - то за неё не беспокойся, она и без тебя проживёт. - Уилл подошел к твари - в когтистой лапе виднелся кусок серой кожи, ещё чуть в стороне лежал какой-то обрывок. Прежнее остолбенение совсем прошло - то, что он никогда раньше не видел стольких трупов, не делало его трусом. В конце концов, от своего дела Уилл не отказывался. В то же время он внимательно слушал всё, что касалось невесты, проглатывая каждое слово. Уилл сделал пару шагов, и поднял обрывок, вчитываясь в текст. - Минуту, я осмотрюсь здесь. Что ещё говорят о моей без пяти минут невесте?
- Говорят, что кур у неё доят, - просветил его Ворон, - а как пошли - удоя не нашли. Де Манвили - род знатный, чтоб ты знал. Хозяева Лэнгстона и в родстве с Фоконье. И это... Бесплатный совет: если о твоей женщине говорят плохо - не собирай сплетни, как баба с рынка. Не получается уважать тебя такого, pardonner.
Уилл пожал плечами.
- Не знал, что михаилиты торгуют грязными сплетнями, ну да правда твоя.
Возможность не получить уважения его не потрясла. Правда, действительно стоило перестать вести себя, как идиоту и просто дождаться встречи. Он всё равно хотел заехать в поместье сразу после Саутенда.
Двор был немаленьким, так что пришлось ходить туда-сюда, огибая трупы и стараясь не наступить в лужи застывшей крови. Ворон, мурлыча под нос нечто невнятное, шел рядом, лениво помахивая хвостом. Картина двора, как ни странно уже не сбивала с любых других мыслей. Уилл всё ещё чувствовал какую-то угнетенность, но с радостью отвлекся на работу. А отвлекаться было на что - через пару шагов нашелся медный, православный крестик на зеленой тесемке. Странная находка для строгого католического монастыря. В голову тут же пришла странная мысль о православном, новгородском торговце мёдом, перевозившим деньги для Рима. Звучало абсурдно, но и подозревать такого перевозчика никто бы не стал. Благо эту мысль можно было легко проверить у констебля - иностранца бы точно запомнили, а любого новгородца можно было быстро отыскать через Брентвуд, где у города было своё торговое представительство. Крестик отправился в отдельный кармашек сумки.
И всё-таки, казалось странным, что всего через минуту он так спокойно ходил между телами, рассматривая детали. Может, осознание всего ужаса должно было прийти позже, когда он окажется в комнате у камина и случайно выцепит именно эту картину из памяти? А может Саутенд его подготовил - плавно переходя от разговоров и взглядов к раненым и наконец погибшим? Самим холодным отношением жителей и особенно - констебля, которое передалось и Уиллу. А может, он и не должен был об этом задумываться.
Следующим взгляд привлек большой золотой зуб на тонкой серебряной цепочке. Слишком большой, чтобы быть позолоченными мощами. Ну и любили же в Саутенде носить всякую дрянь на шее - то новгородский крест, то зачем-то огромный зуб! Непонятная находка отправилось в кармашек к крестику.
Находились и совсем бесполезные детали - например покрытый мхом скелет кота, который, явно, лежал и месяц и год назад. В такой строгой обители, где искали, чем занять послушниц и монашек просто не могли не убрать такую вот дрянь со двора. А кот лежал. Достаточно бесполезной Уиллу показалась и изорванная записка с признание в любви к какому-то шевалье. И так, рыцарь с большим золотым зубом на шее и новгородский купец. И оба, видимо, должны были погибнуть тут же, ну или зачем-то передать цепочки монашкам. Может, в знак верности. Зуб выглядел крайне странно. Может он был чем-то вроде тайного знака папистов? В любом случае, подумать было над чем. Ещё через минуту Уилл, наконец, наткнулся на что-то стоящее - прямо на земле валялась странного вида серебряная пентаграмма на грубой веревке. Уилл остановился, на отрывая взгляда от находки.

- Ты в не в курсе, что это и для чего? - Хоть он и был в перчатках, в то что пентаграммы можно было трогать, не верилось. Пентаграмма добавила желания открыть проклятую библию. Это уже был результат чьей-то работы, а не просто проклятый предмет, который мог появится за день. Значит, кто-то в городе уже давно занимался оккультизмом. Может, именно настоятельница.
- Правильный пятиугольник, стороны которого продлены до точек пересечения, и образуют равнобедренные треугольники на его гранях, то есть — звёздчатая форма правильного пятиугольника, - не задумываясь, просветил его Ворон, больно щелкнув по ноге хвостом. - А вообще, пентграмма - символ, призванный не впустить в дом зло, защитить жильцов от дурных помыслов и чужой негативной энергии. Или же, наоборот, не выпустить зло наружу.
Захотелось потереть заболевшую ногу, но Уилл вместо этого тут же пнул Ворона в лапу, не отрывая взгляда от пентаграммы и не меняя выражения лица. Счастье михаилита, что у него не было с собой тапка. Впрочем, морда увернувшегося Ворона счастья не выражала.
- Что-то может быть запечатано прямо в ней?
Странно, что вещь оказалась на улице, а не в каком-нибудь тайнике. Захотелось побыстрее осмотреть келью настоятельницы, такими темпами кое что могло найтись и там.
Михаилит фыркнул, отряхнувшись.
- Может. А может, какая-нибудь из монашек носила, думая, что она ведьма и наслаждаясь этой своей мыслью.
Уилл аккуратно поднял пентаграмму за цепочку, разглядывая её поближе. Выглядел медальон дорого, и вполне мог оказаться обычной безделушкой. А в целом, какая ему была разница? Кромвель такой дрянью не интересовался, выбрасывать пентаграмму в реку Уиллу было страшно. Так можно было навлечь на себя какое-нибудь проклятие. Но оставить дрянь валяться на земле было как-то безответственно.
- И как это можно проверить?
- Сожри её, - равнодушно посоветовал Ворон, нетерпеливо косясь в сторону обители.
Уилл осторожно положил пентаграмму в сумку к другим находкам, и тоже взглянул на обитель. Вряд ли самое интересное просто валялось снаружи.
- Думаю, её стоит определить в твою долю, ты вот и в определениях разбираешься. Я могу проверить двор силой?
Михаилит снова встряхнулся, принюхавшись.
- А ты не думай, тебе это вредно. Свою долю я определю сам, без указаний новоиспеченного дворянчика. Да и кто делит добычу до завершения похода? Что до магии... Колдуй, хоть поразомнусь. Скучный ты.
- Я не дворянин, ну да ладно. И чем же я тебе так не угодил? - Уилл топнул ногой, пустив под землю слабую волну. Осторожно, ограничивая распространение частью двора, и готовясь отдернуть силу если наткнется на что-то по больше. Ворон был каким-то раздраженным - видимо, что-то в поведении Уилла его очень не устраивало, а может михаилиту просто не нравилось идея получить в итоге треть крестика, зуба и записки.
- Вот кретин-то... - Ворон снова вздохнул, метнувшись в сторону, за чахлые кустики можжевельника, откуда послышался радостный, заинтересованный рык.
Под землей ощутился контур чего-то похожего на небольшой подвал, но внимание тут же притянула вырывшаяся из-под земли тварь. Безногое нечто медленно поднялось на костистых руках, и поковыляло, огибая Уилла по кругу. Ворон оставался за кустом, а чрезмерно использовать силу не хотелось, так что Уилл обнажил клинок, следя за тварью и готовясь отскочить в сторону. Ворон начинал раздражать - твареборец вёл себя, как капризная баба, недоговаривая и постоянно ноя. А подвал получался странным - к нему не вел ни один коридор.
Страшилище оглядело Уилла с интересом, роняя на землю длинную, вязкую слюну. Ходило на руках оно плохо, приседая и раскачиваясь, но зато упорству его позавидовало бы и стадо баранов. Особенно тварь заинтересовал меч, который изучался ею с пристальностью ребенка, увидевшего леденец. Даже перевертыш, появившийся из кустов с чьей-то отвратной башкой в зубах, не отвлёк её от этого увлекательного занятия.
- Фотквефин... тьфу! - Голова полетела на землю и Ворон заговорил внятно, умиротворенно и даже ласково. - Какой очаровательный скример. Просто прелесть. Тебе нравится эта чудная малышка, комиссар?
- Невероятно любознательная для нежити, сказал бы я, если бы разбирался в нежити. - Легко улыбнулся Уилл, пытаясь поймать мечом солнечный луч. Картина была настолько необычной, что ему даже стало интересно. - С чего бы ей так пригляделся мой меч? Вроде бы сталью питаются только ржавники.
- Она просто никогда не видела такой изуродованной елдовины. Это ж надо, так клинок испоганить!..
Ворон мягко, бесшумно пошел к твари, подергивая хвостом и топорща шерсть на загривке. Страшилище, поименованное скримером, наконец-то соизволило обратить внимание на михаилита, опустившись на четвереньки. Перевертыш и тварь сцепились молча, не размениваясь на рык. Страшно, молча бились они, сплетаясь в клубок. И через пару томительно долгих минут на земле остались лежать разодранный в клочья скример, чьи руки еще подергивались, пытаясь ползти, и Ворон. Молодой михаилит тяжело вздохнул, выгибаясь всем телом, чтобы на миг стать человеком, но тут же вернулся в шкуру леопарда.
- Делай свою работу, комиссар, - прорычал он, встряхиваясь.
После превращения большая часть ран на Вороне затянулась - видимо, михаилит так лечился. Рык у перевертыша был голодным. Превращение, кажется, требовало много сил, так что Уилл не стал тянуть время и быстрым шагом подошел к краю подвала, пустив силу так, чтобы та дала полную картину. Как только саунтендцы собирались жить дальше, когда в их земле оставалось столько опасной дряни, с которой и гербовый леопард справлялся не сразу?
Входов не было, а куб оказался однородным, так что там вряд ли были ценности, но оставлять что-то непонятное на территории проверяемого монастыря было нельзя, так что Уилл аккуратно раздвинул землю, создавая ступеньки к кубу.

Небу открылась стена испещренная потемневшими письменами. Всего мгновение Уилл всматривался в странные буквы, как вдруг те блеснули алым, и в него потоком ударил такой страх, что закружилась голова. Он отчаянно рванулся, пытаясь похоронить уже дышащий адским жаром камень под землей. Сзади послышалась злобная ругань пятящегося Ворона. Уилл не успел сказать ни слова. Земля под ним и кубом резко расступилась, вверху на мгновение блеснула белая щель света, и он рухнул во тьму. Вокруг, обжигая жаром, заиграли алые письмена, они росли. Уилл онемел от ужаса - он тянулся к силе, но силы не было, он пытался двигаться, но не мог. В памяти на секунду мелькнул кошмар в госпитале. Он попытался набрать в грудь воздуха, чтобы закричать, но тут всё схлопнулось. Не стало горящих знаков, его самого и кажется даже тьмы.
В узкой келье пахло жженым маслом и выделанной кожей. Густеющий по углам, смолистый мрак едва разгоняли несколько свечей, а за рядами книг и пергаментов виднелась дрожащая фигура монаха. Одетый в черное, он мелко дрожал от непосильного груза и стыда. Прегрешения, которыми очернил себя этот человек - были тайной, скрытой за семью печатями, но Уилл знал, как братья определяли ему скорую смерть, как монах просил ещё одну, последнюю ночь. Как клялся, что всего за ночь его руки принесут в мир нечто, что заставит людей трепетать при одном упоминании, при единственном намёке на Творение. Нечто, что прославит орден бенедиктинцев на все времена, нечто, о чем не умолкнут споры и толки. Даже после его смерти. Нет. Как раз по его смерти. И теперь он сидел в этой келье, сгорбившись, дрожа от своих грехов, и упорно скрипя пером. Остриё ходило по бумаге, вырисовывая тёмные знаки, и мрак сгущался вокруг этого человека, тянулся к нему. Здесь не было слышно других монахов, не было слышно ночи, и только свечи всё тише потрескивали, уступая тьме и шуму пера.
Строки Ветхого Завета монотонно ложились на шероховатый пергамент. Никому не под силу переписать все знания ордена за одну ночь. Свечи всё чаще подрагивали, выхватывая из темноты корешки древних томов, отбрасывая причудливые тени и поторапливая монаха. Рассвет наступал ему на пятки, где-то за холодными стенами уже светлел горизонт. Ночь становилась зыбкой и прозрачной, проваливалась за край небосклона, вздрагивала в ожидании восхода. Монах пытался сделать невозможное, и рука, так верно работавшая все время, начинала дрожать.
В пустом стылом коридоре не было никого, а факелы давно погасли. Из-за толстой окованной железом двери не было слышно ни одного лишнего звука - только скрип пера о пергамент и дыхание обреченного на невозможное грешника. Вот и они медленно угасли, а монастырь невообразимо надавил на плечи предрассветной тишиной. Где-то там порозовел горизонт, и лазурная синева побежала вверх по небу. Неужели монах сдался? Из-за холодной двери неожиданно послышался нечеловеческий голос. Он обещал помощь. Бог это был или Дьявол никогда не узнать, потому что человеку из плоти и крови не пробраться теперь в келью. Так или иначе, но Кодекс Гигас будет завершен в эту ночь.
Уилл стоял перед кованной дверью, не в силах собраться с мыслями. Ведение пронеслось перед ним за мгновение, кажется просто появилось в его голове и осталось там навсегда. И при этом было таким реальным, таким ощутимым, что его собственное сердце замирало при мысли о восходе и о бесповоротности времени. Упорство монаха было его собственным упорством, но не уж то тот не понимал, что это не мог быть Господь? Что это была ловушка?
Уилл ещё раз взглянул на темноту в конце коридора и на запертую дверь. Зачем ему это показывали? Неужели письмена на камне принадлежали именно этому монаху? И как можно было отсюда выбраться? Он попытался заколотить в дверь, но рука прошла сквозь доски. Напрасно. Монах не мог его увидеть, и всё это уже случилось. Книга, несущая зло людям уже, была написана. Уилл сделал шаг, пытаясь пройти сквозь дверь. Всё равно, что сердце замирало при мысли о том, кого он мог там увидеть. Пусть книга уже была написана, и монах уже поверил Дьяволу, ещё можно было всё исправить. Ведь было же это как-то связанно с Саутендом. Нужно было только узнать как.
В келье ничего не изменилось - монах всё так же писал, сгорбившись над пергаментом, никого больше не не было. Сила никак не хотела отвечать. Если чувство падения не было иллюзией - то он прямо сейчас задыхаться под толщей земли.
Уилл уже собирался сделать шаг, чтобы взглянуть на текст пергамента, как вдруг монах повернулся и уставился прямо на него. У грешника было его собственное лицо! Отхлынувший до этого страх, снова защекотал под ребрами, но Уилл попытался никак этого не показать. Он несколько мгновений всматривался в своё собственное лицо. Спокойное, усталое, недоумевающее. Это не было ни прошлое, ни будущее - орден Бенедиктинцев уже дышал на ладан, а двойник был совсем молод. Монашеская ряса смотрелась на Уилле до невозможности нелепо.
- Ты уверен, что хочешь дописать эту книгу любой ценой? - Уилл сделал ударение на предпоследнее слово. В горле совсем пересохло. И зачем он спрашивал именно об этом, а не о том, как выбраться? Хотя, откуда бы иллюзии знать, как ему выбраться?
- Почём нынче душа? - Монах говорил голосом Уилла, глядел взглядом Уилла, лишь вздыхал, как матушка. - Ваши уже были здесь, сговорились ведь. Второй души не имею, увы.
- Мои берут золотом и книнами. - Грустно улыбнулся Уилл. Из-за внешности монаха разговор походил на внутренний монолог на тему ценности души. Двойник, видимо, решил, что за пригрешения ему всё равно уготован адский котёл, поэтому и душой дорожить не стал. Уилл окинул келью взглядом, снова вернувшись к монаху. - Для чего ты пишешь уту книгу? - Он кивнул в сторону лежавшего на столе пергамента. Не ему было судить, и все же, почём продавалась душа?
- Потому что некоторые книги невозможно не писать, - просто ответил монах, окуная перо в чернильницу. По серым перьям с израненых пальцев в бутылочку сбежала алая капля. - Потому что некоторые книги невозможно не читать.
Уилл сделал пару шагов и попытался опереться о стол, чтобы рассмотреть пергамент, но рука опять провалилась сквозь доски и он чуть не упал. Письмена оказались точь в точь, как на камне, и от всего этого начинала болеть голова. Он ожидал услышать что-то вроде "она принесет пользу людям". Но тогда, монах бы писал только из надежды на искупление грехов. Уилл вздохнул.
- Не мне судить, но паршивая выходит сделка - отдать душу, потому что есть книги, которые нельзя не писать. - Он перевёл взгляд на окровавленные пальцы - монаху даже не пришлось резать руку, чтобы подписать контракт. - Я попал сюда увидев на камне, что-то подобное, видимо, из твоего творения. Не подскажешь, как выбраться?
- Муда-ак, - почти восхищенно протянул белесый, полупрозрачный ворон, возникнувший аккурат на столе. Этот исхитрялся не проваливаться и говорил с легко узнаваемыми интонациями Ворона. - Говорили же мне, что такие утырки, как ты, не понимают по-хорошему, и артефакты лапают. Чего ж ты не поцеловал Кодекс, дуролом? Для надежности, значит? Чтоб прямиком к старине Светоносносному провалиться? Ух, ёбнул бы по башке, да рук нет!..
- Отсюда? - Монах, явно не замечая михаилита и его нового обличья, удивленно воззрился на Уилла. - Откуда - отсюда?
Уилл забыл о монахе и глядел прямо на Ворона. Захотелось пнуть стол и раскидать к чёрту всё что было сверху. Но нога всё равно прошла бы насквозь. Опять он попал в какую-то дрянь, а твареборцы его спасали. Ему до нельзя надоел Саутенд, Лутон и вообще всё связанное с инспекциями. Захотелось вскочить ка Ковыль и умчаться из города, даже не забирая вещи из таверны.
- Не скули, и скажи лучше, как выбраться. А кодекс я не трогал.
- Скулят - такие вот псы позорные, как некоторые комиссары, - р-раскатисто, но чётко и ясно ответил призрак. - И что, кодекс этот сам, что ли, вылез? Лапки грёбаные отрастил и из землицы выкопался, да? А знал бы, как выбраться, думаешь, я бы тут с тобой сидел? Ради приятной, мать твою женщину, компании?
Договорив, Ворон встопорщил перья и сел на хвост, глядя на чернильницу почти обречённо.
- Перья... тьфу, уши будут сразу два Тракта драть, вот срань-то...
- Кодекс?.. - монах прикрыл рукой работу, словно боясь, что Уилл её отберёт. - К чему всё это? Зачем оскорблять?..

Сидящий ворон выглядел так смешно, что Уилл почти перестал злиться, снова взглянув на монаха. Промелькнула злая мысль отобрать у двойника папирус и сжечь его к чертям собачьим, но Уилл только ещё раз вздохнул.
- Ты разбираешься в том, что пишешь? Если да - то помоги мне и я отстану. Оставлю тебя с твоей трек... книгой. Как выбраться из иллюзии, которую может наложить твой кодекс?
- Что я пишу?.. - монах опустил взгляд на книгу, погладил рукой страницу и принялся быстро писать дальше. Стёртые в кровь пальцы не дрожали. - Почему я должен разбираться? И что значит - иллюзия? Иллюзия - это вы. И говорите, как положено призраку, невнятно и странно. Но с рассветом всё уйдёт, всё исчезнет...
- Если не шевелить задницей, можно и жизнь тут просидеть, - мрачно заметил Ворон, глядя на Уилла то одним глазом, то другим. - А то и несколько, если совсем жопа. Тебе бы вместо этой херни...
Голос внезапно оборвался, как отрезало, хотя видно было, как птица шевелит клювом.
Уилл вздохнул. Странно, что михаилит принял именно такой облик, да ещё и мог сидеть на столе. Келья и рожа монаха осторчертели, так что он подошел к стене и попытался высунуть руку на улицу. Пальцы почти сразу согрело приятное, по ощущению летнее тепло. Уилл ещё раз взглянул на Ворона - тот просто смотрел с интересов, и не думая шуметь. Значит можно было выглянуть. Всё равно хуже бы уже не стало. Он попытался просунуть голову сквозь стену.
Весь двор был уложен кусками дерна. Уилл нашел то самое место, но ничего нового не почувствовал и не увидел. Сила к нему не вернулась, а руки всё так же прохожили сквозь всё, к чему он пытался прикоснуться. Уилл попытался силой воли опуститься под землю, но и так ничего не вышло.
Положение дел заставляло только вздыхать и снова пробовать. Жалко было матушку. Он совсем ей ничего не оставил, а дом должны были конфисковать в пользу короны. В такой момент никто не вспомнит кем служил Уилл, а соседи только обрадуются. Ну и к чему сейчас была его непоткупность?
Уилл развернулся и пошел к келье, борясь с напрасным желанием что-нибудь пнуть. Он умудрился погубить ещё и Ворона, пусть и драчливого, но ни в чем не виноватого. Остовалось только пробовать выбраться, пока что-нибудь бы не вышло.
- Мудило вернулся, - устало порадовался Ворон, марширующий по столу, - видал, чего этот кретин пишет? Всех нас, говорит, отринули от лица Его, да на грудь прямиком.
Уилл только взглянул на ворона, опять обратившись к монаху. -
В общем дело такое - мне нужно чтобы ты взял мотыгу, вышел во двор и выкопал яму в месте, которое я укажу. - Уилл снова вздохнул. - Я попал сюда из-за твоей книги, так что, сделай милость и доброе дело, как подобает монаху.
Нужно было попробовать разрыть место с камнем. Плохо было бы если бы монах упёрся, или и того хуже, больше Уилла никто из братии бы не увидел. Тогда оставалось только обойти весь монастырь и город.
- Мне нужно писать, - поколебавшись, вздохнул монах, - ибо никто не в силах, кроме меня, закончить этот труд.А ты - удались в дальнюю башню, и греми там цепями, как положено призраку.
- Я щас тебе по лицу погремлю, если не поднимешь свою церковную задницу и не возьмешь треклятую мотыну. - Уиллу захотелось удушить монаха, и утопить его тело в море, привязав к ногам гримуар и тот самый камень. - Я не дам тебе закончить, пока не выкопаешь яму. Да и ты всё равно отдал душу, чтобы успеть, так что и спешить больше не куда. Поднимайся давай.
- Веришь ли, - издевательски произнес Ворон, глядя на то, как монах затыкает уши кусочками рясы, - есть и другие способы, кроме угроз, которые выполнить не можешь. Посулить что-то, пообещать помочь дописать книгу, привести шлюху... Что там еще монахи любят? А, доброе вино и мальчиков!
Уилл зло взглянул на ворона.
- Я вот думаю не пообещать ли ему дюжину добрых перьев. - Но тут же успокоился - никто из этих двоих точно не был виноват, что он застрял тут. Нужно было что-то менять в своей жизни, если бы ему удалось выбраться. Или перестать лазить по опасным местам, или хотя бы оставить матушке денег Уилл подошел к монаху, несколько раз проведя рукой над пергаментом. - Послушай, но разве этому тебя учат те строки, которые ты сейчас переписываешь?
- Пообещай, - равнодушно хмыкнул михаилит, - вороньими перьями не пишут, чтобы ты знал, недоучка.
Монах, тем временем, отшвырнул перо в сторону и поднялся на ноги.
- Если я выкопаю яму, ты от меня отстанешь? - Зло спросил он.
- Да. - Кивнул Уилл. - Я и сам хочу выбраться.
Монах поднялся и вышел из кельи, видимо, согласившись копать. Всё это уже походило на какой-то дешевый фарс. Уилл и ломанного гроша бы не поставил на то, что копание поможет. А потом ему бы пришлось исследовать монастырь и, может быть, снова мешать монаху, и снова, и снова, и снова.
Он взглянул на ворона, уже устало и открыто.
- Извини что так вышло, будем пробовать что-то сделать. Что ты хотел до этого предложить?
- Пробуйте.
В голосе Ворона раздражения не слышалось - лишь холодный, надменный приказ, разрешение пробовать.
- Ну, спасибо, что разрешил. А то как бы я без тебя. - Уилл вышел сквозь стену, и указал место уже подходящему с мотыгой монаху.

Мотыга стукнула о камень, и всё опять стёрлось. Земля взлетела, окружая камень, Уилла и застывшего с поднятыми руками монаха. Отсутствие воздуха и, кажется, самого пространства надавило на грудь, слабый рассветный свет выцвел, посерел. Вокруг загорелись те же алые письмена, зло, ярко пульсируя. Буквы плясали, менялись местами, тасовались, открывая слои за слоями выстраиваясь в трёхмерном пространстве. А Уилл стоял со скрещенными руками - страха на этот раз почти не было, только мрачное упрямство и толика надежды. Через несколько мгновений всё схлопнулось и исчезло.
Уилл несколько раз моргнул, чувствуя, как надежды становилось всё меньше. В узкой келье пахло пеплом, кровью и мускусом. Дорогие восковые свечи догорели, но лучи солнца, уже выглянувшего из-за горизонта, пробили стены, озаряя камни нежным розово-оранжевым светом. Лицо жутко сосредоточенного монаха блестело от пота. Он писал, не обращая внимания на то, что пальцы были белы как пергамент. Кипа листов высока - точно один человек не способен переписать столько за единственную ночь. Переписать? Нет, он даже не смотрел в книги, только писал, временами резко, дёргано кивая. Осталось уже совсем немного, и он закончит то, о чём не умолкнут споры и толки. Даже после его смерти. Нет. Как раз по его смерти.
Уилл в бешенстве и отчаянии попытался пнуть стол ногой, но та снова прошла сквозь древесину, и он чуть не упал. И что дальше? Он сел прямо на пол. Под череп как будто залили раскаленного железа. Создавалось впечатление, что его просто кидало с одной страницы на другую, в каждой из которых сохранился отпечаток со дня творения. Монах, кажется, продвинулся с прошлого раза и был уже намного ближе к окончанию работы. Попробовать уговорить его раскопать кодекс ещё раз, и посмотреть что получится? Может с окончанием работы книга выплюнет и Уилла с Вороном? Он вытянул ноги. Может монаха закопали в том самом месте и это было как-то связанно? Уилл снова взглянул на свою копию. Ещё раз уговорить гада могло и не выйти - тот выглядел так, будто и за сто лет не заметил бы Уилла. А если всё становилось только хуже? Если этими попытками он крал время у себя самого, и окончание книги означало только смерть и полное закрытие обратного пути? Уилл вздохнул, роясь в сумке. Какое время и как можно было сделать хуже, если выхода он пока не видел? Он достал латинскую Библию - по размеру она походила на творение монаха, и ему всё равно хотелось узнать что было внутри, а терять уже было почти нечего. Боковым зрением Уилл заметил беззвучное и очень возмущенное щелканье клювом Ворона - тот пытался взлететь, но не мог. Кажется, открывать книгу всё -таки не стоило. Неожиданно Библия сама распахнулась в его руках, открыв подчеркнутые кровью строки. Перед глазами мелькнула когда-то выученная наизусть строфа. "Ибо близок день Господень на все народы: как ты поступал, так поступлено будет и с тобою; воздаяние твое обратится на голову твою".
В памяти всплыла картина лежащей на земле послушницы, и Уилл попытался захлопнуть книгу. Не могло быть, чтобы всё стало ещё хуже.
- Dixi, - выдохнул монах, роняя руки на стол. - Встала утренняя звезда и воссияла, и встала среди неба одна.
Лист выпорхнул из-под его рук, улёгся на высокую стопку, и бумага дрогнула, сжимаясь в камень. Спустя миг на столе лежал куб тёмного гладкого камня. На поверхность из глубины проступали алые буквы, соединяясь в слова и строки. А затем библия в руках Уилла схлопнулась вокруг него, и мир исчез.

Писк в ушах нарастал пару мгновений, почти до невыносимого, но внезапно исчез. Огромная пустыня, окруженная чашей бесконечно далеких гор, была отчаянно безжизненна. Ослепительно яркое солнце безжалостно проливало жар на пески. Не было видно ни воды, ни травы, ни даже самого малого кустика. Уилл стал материален, Ворон, мрачно сидящий на песке, тоже вернулся в человеческую форму. Оба были голы до пояса и одеты в одинаковые, белые штаны. На груди михаилита темнела татуировка в виде трех кружащих воронов и надписи: "Frater Ordinis S. Michaele archangelo et Corvum". Он, кажется, уже даже не злился просто очень устал.
Уилл рухнул на спину, надеясь сходу разбить себе голову о какой-нибудь камень. На светло, светло-голубом небе не было видно ни облачка. Он попытался выгнать из головы любые мысли, заранее чувствуя их горькость. Мысли о том, что может быть, их должно было выбросить из кодекса, в тот самый момент, когда монах закончил писать. И о том, что теперь не было совершенно никаких зацепок - ни двойника, ни камня, ничего. Перед глазами мелькали картины того, как мать узнает о его исчезновении в Саутенде, как проходит время и её, исплакавшуюся, выгоняют на улицу, и ... А дальше не хотелось и думать.
- Отсюда я пошёл в дpyгое место, и он показал мне на западе большой высокий гоpный хpебет, твёpдые скалы и четыpе пpекpасных места, - Ворон говорил задумчиво, пересыпая между пальцами песок, - и междy ними были глyбокие, и обшиpные, и совеpшенно выглаженные настолько гладко, как нечто, что катится, и глyбокое, и мpачное на вид. Hа этот pаз ответил мне Рyфаил, один из святых ангелов, котоpый был со мною, и сказал мне: "Эти пpекpасные места назначены для того, чтобы на них собиpались дyхи, - дyши yмеpших; для них они созданы, чтобы все дyши сынов человеческих собиpались здесь. Места эти созданы для них местами жилища до дня их сyда и до опpеделённого для них сpока, и сpок этот велик: он пpодолжится дотоле, пока не совеpшится над ними великий сyд."
Он принялся расшнуровывать штанины, а оставшись в короткой повязке, едва прикрывавшей чресла, сделал и вовсе странное - намотал штаны на голову.
- Неужели я столько нагрешить успел, лишь начав шагать по жизни? Проклятье, я не хочу ад!.. Ну подумаешь, обрюхатил эту Дженни-как-ее-там! Так за это брат Ясень уже всё оторвал, сломал нос и прочитал херову кучу нотаций про то, как вовремя надо вытаскивать!.. Хм, или за того угрёбищного франта с петушиным пером на шляпе, которому пришлось нассать в банку с духами, после того, как ему морду разбил? Но потом ведь в тюрьме сидел... Может, за этого вот кретина?.. Мол, не суй голову в чужую дурь - пропадешь?.. Но с хера ли тогда Фламберг ещё никуда не провалился с концами?! Кстати, о Фламберге. Может, за то, что подстилку его назвал подстилкой? Но за правду бы не должны...
Уилл продолжал смотреть в небо, заложив руки за голову. Кажется, он умудрился попасть в ещё одну книгу, не успев выбраться из первой. И если до этого, всё было похоже на слепок воспоминаний - то теперь, кажется, ограничивалось воображением автора. Хуже было бы, будь это настоящее чистилище, и попади он сюда не просто так - тогда выходило, что жил Уилфред Харпер неправильно. А ведь даже живя так, он ничего не смог оставить матери. Уилл сел, тупо глядя в песок - да и какая разница, что он оставил. Глупо было надеяться, что недосыпающая просто ожидая его, женщина спокойно будет жить дальше, когда единственный сын пропадет без вести. Ощущение было, будто его придавило огромным прессом, так что и со всей силой мира не подняться ни на дюйм. Ворон, кажется, решил, что выбраться можно будет, перечислив все грехи и на скорую руку раскаявшись. Но даже эта идея не вселяла особой надежды.
- Не помню, чтобы в десяти заповедях было что-то о связи с кретинами.
- Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное, - немедленно отозвался Ворон, вздохнув. - Нагорная проповедь, слыхал?
Он поднялся на ноги, аккуратно переступая по раскаленному песку. Сощурившись, глянул на белое солнце. Уставился на скалы, свисавшие над чашей долины. Красные, окутанные дрожащим маревом, они, вместе с тем, виднелись четко. Настолько, что теперь можно было разглядеть зелень кустарников и даже алые звездочки лилий.
Уилл подобрал под себя ноги, на секунду сосредоточившись на горизонте, а потом на солнце. То безжалостно хлестало его кожу колючими, жгучими волнами. На секунду представилось, как следующая огненная плеть отхлестывает ему голову. Голова взлетает, на песок брызгает кровь, чёрные волосы заслоняют глаза, и огрызок глухо падает на землю. Самым страшным грехом была его глупость. Если бы только у него получилось выбраться из этой задницы и больше никогда не совать нос туда, куда не следовало. Уилл потянулся к силе, которая, на удивление, ответила. Он пустил волну под землю, тут же ощутив воду всего в двух ярдах под ногами. Ладно, нужно было достать хотя бы несколько глотков влаги и попробовать добраться до гор. Раз уж в тех, каким-то чудом показалась зелень. Какой с него спрос, если умрёт, пытаясь? А что до грехов... Уилл притянул валун побольше, сгорбившись над ним.
Да чёрт с ними с грехами! Да, он был виноват, и видимо, гореть ему в аду. За Эмму, за вранье лутонцам, за монашку, за недомолвки при исповеди, за всё что сделал, и чего сделать не успел. Жаль, что сейчас, а не через двадцать или хотя бы десять лет, но что он теперь мог поделать? Разве что добыть воды и идти, пока не кончатся силы. Уилл взглянул через плечо на Ворона. Михаилит, по крайней мере, никого не убивал. Удивительно, при таком характере.
- Ты решил, что выбраться можно, покаявшись, так чего ждешь?
- Если ты согрешил, не прилагай более грехов и о прежних молись, - мрачно процитировал Ворон, засовывая за щеку камешек и набивая его сородичами набедренную повязку, - ибо и за один не останешься ненаказанным. Не работает это у меня. Гляжу на тебя - и никак не могу возлюбить, как ближнего своего. Что там с водой, земляной?
Уилл снова посмотрел вдаль и пожал плечами.
- Как можно меня не любить?
Он поднял руку, заставляя валун вытянуться, и плавно опустил ладонь, пробивая ярды песка, и превращая камень в трубу.
- Скучные у тебя грехи, Ворон, не считая обосанной банки с духами, конечно. Ни в чьей смерти не виноват, никого из-за тебя не отправляли в суровый монастырь...
- Самый страшный грех не тот, о котором говорят. Его носят в душе, - глухо отозвался михаилит. - Странно, что я оказался здесь, а не в месте похуже. Хотя, что может быть хуже безлюдной пустыни и тебя?
- Безлюдная пустыня с тобой. - Просто пожал плечами Уилл, глядя в трубу. Он надеялся, что бывшая под напором вода, поднимется до самого края или даже плеснет на горячий песок, но та едва виднелась на дне. Уилл вздохнул, поднимаясь и снимая штаны - Ты, кстати, не духовное лицо? Я бы тебе исповедовался, прости Господи.
Он закрутил материю и осторожно опустил её в трубу. В итоге Уилл так до конца и не исповедовался, и может быть дело было именно в этом. Не сказать, чтобы Ворону он доверял больше, чем отцу Ричарду, но в такой ситуации терять всё равно было нечего. Хотя от самой идеи рассказать михаилиту о том, как из-за него погибла молодая девушка, а другая - беременная, была серьезно наказана, Уилл хотелось плеваться.
- Не прощу. И исповедь не приму, хоть и рукоположен лично Кранмером. Для таких мест нужно быть воистину чистым душой, чтобы отпускать грехи.
Ворон с интересом глядел на то, как свеженамоченные штаны с тихим шипением и белым парком сохнут, не успев явиться на свет божий из колодца.
- Есть еще гениальные мысли, - осведомился он, щупая ткань и не выжимая из неё ни капли, - или пойдем... ну хотя бы вперед? А то сидеть на песке - только яйца варить. Вкрутую. Не может того быть, чтобы грёбаная аббатиса в ад чертей не запихала. Ты когда-нибудь ел дьявола сырым?
Уилл устало улыбнулся, наматывая, по примеру Ворона, штаны на голову.
- Нет, но всё когда-нибудь приходиться пробовать. - Исповедоваться он и сам не очень хотел, да и разве в исповеди было дело? Если дело вообще в чем-то было - то было оно в его нежелании принимать всю полноту вины за смерть послушницы. В том что он продолжал оправдывать себя заботой об остальных горожанах, предательством самой Эммы, и чёрт ещё знает чем. И вот Уилл понимал, что нужно было признать себя виновным, мог даже сказать это вслух, но, видимо, как это не было глупо, не мог заставить себя искренне принять всю вину. И продолжал искать отговорки, лучше любого законника.
Неудача с водой его совсем не удивила - создавалось впечатление, что сама пустыня хотела довести своих гостей до отчаянья. Особенно его, потому что песок ещё и ощущался совершенно отвратительно - любая волна тонула в огненном море, стоило ей отдалиться на несколько ярдов от Уилла.
- Давид убил Голиафа камнем из пращи, - Ворон подбросил на ладони острый булыжник, - а иного оружия у меня нет. Я все еще твой охранник, помнишь?
Уилл секунду всматривался в Ворона, а потом просто повёл плечами особо не зная, что сказать.
- Есть шанс, что нас вытащат снаружи? - Михаилит его удивлял - мало того, что не стал вспоминать, как они сюда попали, так ещё и не отказался от договора. Это вызывало уважение, наверное, даже больше, чем он сейчас испытывал к себе.
- Не знаю, - как-то тоскливо ответил Ворон, - бьюсь об заклад, там время течет теперь иначе. И если брат Ясень еще не оторвал мне уши, значит, снаружи знатный пиздец. Ну... михаилиты своих не бросают, значат - вытащат. Рано или поздно. Но лучше - самим.
- Лучше. - Согласился Уилл, исследуя почти райский пейзаж вдалеке. Тенистые и недостижимые. А ведь он мог бы открыть Писание и через пару дней, и вот тогда-то шансов бы почти не было - некого было бы ждать. Как ни гадко было радоваться, что он, по глупости, втянул кого-то с собой.

За следующие несколько часов пути Уилл вспомнил ночь в Лутоне до самых мелких деталей - холодную, влажную мостовую под босыми ногами, превращенных в прозрачных тварей детей, лежащую во дворе Эмму. Послушница почему-то вспоминалась только лежащей, с оторванной головой, и рваной полоской красной плоти на фоне бледной кожи. С величайшим трудом удавалось извлечь, казалось бы, из недавнего прошлого отрывки их диалога. Уже признав себя безоговорочно виновным и решив, что всё послано ему в наказание, Уилл пытался угадать момент в который всё пошло на перекосяк - ту секунду, когда он перестал просто добросовестно выполнять работу. Первой на ум, конечно, приходила идея встретиться с послушницей, потому что именно из-за этой идеи Эмма и погибла, да и закон он, вроде как, нарушил только тогда. Второй был момент, когда он спрыгнул с забора и пошел за михалитом, вместо того, чтобы дождаться девушки. Но тут была своя оговорка - иначе могло пострадать ещё больше людей. И вот так, минута за минутой, он тащился по тяжелому морю песка. Время тянулось, как растопленная еловая смола, горячая, горячая смола с бьющим в голову запахом.
Рядом напевал какую-то неприличную солдатскую песенку неунывающий Ворон. Уилл для себя решил, что упорство михаилита происходило из того, что что-то подобное тот уже мог переживать. А подлое солнце всё палило, даже не думаю скатываться с горизонта. От жажды уже не спасал даже камешек во тру, и Уилл лишний раз помянул добрым словом настоятельницу, которая решила, что собственные вещи в аду не допускаются. Призрачной дымкой покрывался образ его фляги в памяти. И всё нереальней становились воспоминания и мысли об оммаже, извинениях и особенно невесте. Всё стало глупым и несущественным. Всё, кроме того, что он не отправил хотя бы последнего письма матери. И того, что сначала она должна была узнать о скорой женитьбе сына, а потом о его исчезновении. И всё-таки Уилл старался перенять оптимизм Ворона, и продолжал шагать, иногда улыбаясь особенно глупому моменту михалитской песенки.
Не меньше, чем через три часа вдалеке показалось тёмное пятно. Шаг за шагом, в дрожавшем от жары воздухе вырисовывалась спина, сидящего на камне мужчины. Одетый в черное, он больше походил на пришедшую помощь или ловушку, чем на ещё одного пленного. Уиллу показалось странным, что человек сидел на раскалённом камне и совсем не двигался, не осунулся, не поддался бесконечному потоку шара, катящемуся с неба.
- Ну... поздоровайся, - вздёрнув бровь, посоветовал Ворон, оглядев человека.
Уилл тоже всматривался в удивительно похожего на Фламберга незнакомца. Это точно был не тот михаилит, с которым он успел познакомиться - при абсолютно одинаковой внешности, глаза, манера сидеть, улыбка выдавали кого-то другого. Это была не помощь. Уилл подошел по ближе к двойнику, который всё равно приятно оживлял бесконечную пустыню.
- Здравствуйте, вы не в курсе, как отсюда выбраться?
- Как не стыдно, - укоризненно покачал головой двойник Фламберга, - скажите, вам совсем-совсем не стыдно?
- Стыдно. Очень стыдно. - Вздохнул Уилл. - А за что именно?
Поводов к стыду у него было бесконечно много, хотелось верить, что не вся жизнь. Сейчас это было похоже на что-то вроде его собственного двойника.
Укоризненный вздох почти Фламберга был веселым.
- Что за грешники! Никакого уважения к работникам песка и камня! Думаете, просто ли просеять пустыню, убрать всех насекомых, выкорчевать все кактусы, разложить валуны?.. А ведь их перед тем надо было налепить, камешек к камешку! А вы... портите песок дырками. Кстати, воды хотите?
- Хочу, соврал бы, если бы сказал, что нет.
Уилл окинул взглядом работу двойника - ни кактуса, ни травинки, действительно, видно не было. Ни теперь, ни три часа пути до этого. Жажда, вроде бы грехом не была. Звучало так, словно двойник вполне мог знать, как выбраться.
- А нету воды, - все также радостно просветил его работник пустыни.
- Хоть бы что-то новое сказали. - Безнадежно вздохнул Уилл. - Но я вас понял - видимо, воду вы тоже старательно выживали отсюда под землю. Может, подскажете тогда, как выбраться?
Видимо, работой пустынного надзирателя было создать ад. Глупо было надеяться, что сейчас же перед ними откроются врата в Саутенд, но шутливой подсказке Уилл бы не удивился. А подсказка, может быть, была и лучше глотка воды.
Не-Фламберг кивнул, словно иного вопроса и не ждал.
- Легче лёгкого. Всего лишь нужно убить его, - он кивнул на невозмутимо наблюдавшего за беседой Ворона, - взрезать грудь и вытереть себе лицо ещё бьющимся сердцем. И тогда откроются врата в земле. В смысле, в песке. Главное - не глотать кровь, иначе не получится. Другого выхода всё равно - нет. Нет в этом мире Бога, чтобы спустился, а спасение, на которое надеется это животное...
Житель ада сплюнул, и плевок с радостным шипением испарился на плоском камне.
- Спроси его, так ли уж орден хочет спасать чёрную овцу, своя она или нет. Некоторых проще забыть, чем исправить.
Ворон мрачно нахохлился, злобно оглядев демона и пробурчав под нос что-то про долбаного Фламберга.
Уилл устало следил за реакцией молодого михаилита. Видимо, способность у его товарища была редкой даже для ордена твареборцев. Наверняка, от неё в своё время было много проблем. Он со вздохом, повернулся к демону.
- Характер у моего телохранителя, конечно, скверный, но не на столько, чтобы пытаться вырвать друг другу сердца. В общем, способ неприемлемый. Скажете ещё что-нибудь интересное? Например, если выход в убийстве единственного товарища в этой пустыне, зачем всё это было создано? - Уилл ни на секунду не верил демону, да и даже, если бы поверил, кидаться на Ворона бы не стал.
- Этот ублюдок прав, - мрачно сказал Ворон. - За два года на тракте я только и делал, что дрался, сидел в тюрьме, позорил орден. Капитулу проще забыть, что был такой, чем вытаскивать.
- Но ведь я уже сказал, - демон лениво поднял бровь, не обращая внимания на михаилита. - Всё это затем, чтобы люди убивали единственного спутника. Или мало? Спутники обычно так не считают. Да и способ, я бы заметил, кажется неприемлимым сейчас, но советую взглянуть на него в перспективе. Не такой дальней, как эти горы, конечно, поближе. Неделя, месяц, год... десятилетие. Ну, это при условии, что вы найдёте способ измерять время. Но ладно, ладно. Раз мало, скажу ещё кое-что интересное. Всегда можно стать своим. Своих, знаешь ли, выпускают в мир поразвлекаться, а как там окажешься - всегда есть варианты.
Уилл оценивающе подбросил в ладони подаренную ему флягу - думая, можно ли было что-то за неё выторговать или хотя бы метнуть железку в рожу демону. Он пожал плечами.
- Капитул заседает не в Саутенде. Насколько я знаю, на месте только братья Шафран, Ясень, Нефрит и Фламберг, и не факт, что при решении они будут руководствоваться голой рациональностью. Ну да не в этом дело. - Уилл вздохнул, убирая флягу за набедренную повязку - демон никак на неё не отреагировал. - Я думаю вы лжёте, думаю, что горы ближе, чем кажется, и что Бог есть везде.
- Господи, - в голосе Ворона слышалась мрачная обреченность, - за что ты мне послал этого кр... комиссара?! Харпер, быть может, Фламберг и человечен, но в первую очередь думает о своей Берилл, потом - о себе, а уж потом то, что останется, достается людям. Если Берилл разрешит. Шафран - хладнокровный, жестокий убийца, сочувствующий лишь тому, кому сочувствует Орден. Нефрит - лекарь, мыслящий только категориями пользы, а какая польза от тебя? От меня? А Ясень... О, пресвятой Ясень, - михаилит усмехнулся, - когда-нибудь он убьет собственного отца. Капля от капли Циркона - умный, хитрый, расчетливый и опасный. Верный только Ордену, а потому - верный тем, кто Ордену нужен. Я уважаю его, я считаю его старшим братом и вожаком, я не перестану ждать, что он... они все меня вытащат, но... Этот говнюк прав, Харпер, горы - далеко, в тысяче лет отсюда, Бога - нет даже на небесах! Странно, что ты, комиссар, который обязан быть душеведом, этого не видишь!
- Именно, - одобрительно кивнул недофламберг, - а если горы близко, так иди... вишенка.
С этими словами демон подмигнул и с легким хлопком исчез.
- Я в первую очередь христианин. - Спокойно ответил Уилл, глядя на место, в котором только что был демон. Он ощущал себя ничтожной блохой, решившей упорно и напрасно прыгать против ветра. В любом случае, убивать Ворона он не собирался. Да и не смог бы. А может стоило позволить убить себя, с условием, что михаилит помог бы матери? Уилл вздохнул. Вздор, глупо было доверять хотя бы одному слову демона. Да и умирать не хотелось. - Мы тем дальше от гор, чем больше ты грешишь и меньше веришь. - Он пнул ближайший камешек. - Ты в самом деле решил, что лучшим выходом будет накинуться друг на друга, по первому предложению какого-то чёрта?
Судя по взгляду, Ворон с трудом удержался от оплеухи.
- Ты, Харпер, - проникновенно сообщил он, - кретин. Не вижу связи между моим признанием, что этот софист прав о братьях, и твоим выводом про накинуться. У меня порой ощущение, что у тебя в голове какой-то механизм. Наподобие тех, которые ставят в шкатулки. И когда шестеренки складываются случайным образом, ты что-то говоришь. Ну-ка, где я такое решал?
- В том моменте, когда стал ныть, как побитая сука. - Уилл снова подбросил флягу в руке. - Тебе бы лучше раскаяться в своих грехах, и в первую очередь в неверии. Ещё парочка тупых признаний и мы проторчим тут сотню лет. Стоит быть осторожнее, когда говоришь о неверии, находясь в творении настоятельницы-католички. Он слишком устал, чтобы злиться, а горы и правда казались бесконечно далекими. Оставалось только считать пустыню, солнце и жажду справедливой карой за его грехи и идти вперед.
- Да ебись оно всё конём, - выдохнул михаилит, размашисто крестясь. - Дуэль. На одноручных. Когда выберемся. Ибо видит Господь, большего праведника, чем брат Ворон, эта пустыня не видела!
С этими словами молодой воин опустился на колено, молитвенно сложив руки.
- Иисус же сказал им: по неверию вашему; ибо истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас. Я - воин Христов, и грех тому, кто оспорит сие!
Иисус или нет, но Ворона определенно кто-то услышал, долбанув ему по голове сначала шлемом, потом чуть было не пронзив мечом, пригвоздив кольчугой и едва не задушив белоснежной коттой с тамплиерским крестом. А потом, под чей-то тихий издевательский хохот, юноша исчез, успев напоследок ткнуть пальцем в почтового голубя, спускающегося с небес, и крикнуть "Не отк...ай... лягу..."

Уилл, до этого смотревший на духовные изыскания михаилита с ироничной улыбкой, успел только посерьезнеть и сделать шаг к уже исчезнувшему Ворону. Трудно было понять, вытащили ли его старшие твареборцы, или наглое вранье стало последней каплей, после которой дурака утащили прямо на адские вилы, или на что там в аду сажали грешников. Что бы из этого не случилось - Уилл остался один, по поводу чего тут же грязно выругался.
Он схватил подлетевшего голубя, и нетерпеливо развернул привязанную к птичьей лапке записку. Теперь-то дела всяко могли подождать. Печать гадского, греховного, вороватого Кромвеля в конце маленького листа заставила истерично хохотнуть - начальство умудрилось достать Уилла даже в аду, и совсем не делало скидок на его бедственное положение. Содержимое письма заставила только ещё раз вздохнуть:
"Баронет. Если бы вы потрудились отрастить себе голову, то поняли бы, что от вас ждут результатов. А потому вам предписывается посетить Шропшир. Как стало известно из достоверного источника, в графстве засилье католиков из Польши, под видом наемников явившихся свергнуть короля. Вам вменяется посетить замки и монастыри графства, оценить количество польских наемников в городах и деревнях, сделать выводы, которые необходимо изложить доходчиво и толково. Не так, как в Бермондси, где вы проморгали католическую ячейку, нынче жестоко вырезанную Клайвеллом вместе с половиной городка. Для чего я вам говорил, что констебль склонен к резким решениям? А ведь скольких людей можно было наставить тогда на путь истинный! Пора взрослеть, баронет, ведь вы теперь муж. Предыдущие приказы остаются в силе. Кромвель."
И в этом он тоже должен был каяться!? В том, что констебль-мудак сначала не давал провести проверку, а потом вырезал пол города? Уилл взглянул, на беспомощно замершую в его руке птицу - голубя, наверное, стоило тут же сожрать, вместе со всеми перьями. Ну или попытаться написать кровью ответную записку к Кромвелю, с просьбой о помощи, или предложением пойти к чёрту вместе со своими поляками и сажать их та, на что было принято сажать грешников в аду. Канцлер вряд ли бы стал выручать непутёвого комиссара охотнее, чем михаилиты Ворона?
Уилл несколько секунд смотрел в небо, а потом просто отпустил птицу. Кажется, он мог признать своими все грехи мира, и всё равно не выбрался бы. От съеденного голубя лучше бы не стало - демон заставил бы его испытать только больше жажды. А так, он сам отказывался от попыток уменьшить кару, о чём, наверное, должен был совсем скоро пожалеть. Уилл сделал ещё шаг к горам, а потом ещё один, и ещё. Он всё больше напоминал себе собственного двойника, сгорбившегося под грузом грехов.

Через четверть часа пути, он услышал лёгкий стон. Уилл бы подумал, что ему просто послышалось, если бы всё время пути в ушах не свистело от непривычной тишины. Совсем не было ветра, больше не слушалось песенок и ворчания Ворона, и тишину кое-как развеивало только его собственное тяжелое дыхание. Когда Уилл пригляделся, пытаясь найти источник стона, за камнем показалась розовая ножка. До того нелепо и свежо смотрящаяся в пустыни, что он несколько раз моргнул с недоверием, прежде чем подойти.
В дрожащей под напором солнца тени лежала молодая, синеглазая блондиночка, лет пятнадцати-шестнадцати. В длинной, изодранной в самых интересных местах рубахе девица выглядела ангелом небесным. Нога у ангела была сломана. На Уилла барышня взглянула испуганно и выжидающе. Уилл бы подумал, что дамочка была послушницей, которой тоже не повезло попасть в книгу, если бы находка не была так красива. Демон, наверняка, решал подсунуть ему ещё одну ловушку. Так или иначе, не предложить помощи он не мог, да и вдруг находка, действительно оказалась бы послушницей? Когда-нибудь, если бы только ему удалось выбраться, Уилл бы точно нажил себе проблем, согрешив с какой-нибудь особо симпатичной послушницей, как, например, эта. Почему только стольким из них нужно было быть такими красивыми? Может, после свадьбы проблем с этим стало бы меньше, правда Кромвель явно спешил, называя его женатым, когда Уилл ещё и невесты не видел. Он секунду пытался выдать какое-то внятное представление, но тут же сдался.
- Меня зовут Уилл. Помочь с ногой?
- По-помогите, - испуганно пролепетала девушка, не сводя с него больших бирюзовых глаз, - меня Лилибет окрестили.
В этот самый момент Уилл бы закатал рукава, если бы не был одет в одну клятую набедренную повязку, явно смущающую девушку да и его самого. Снимать штаны теперь было бы глупо, тем-более, что потом их тут же пришлось бы снова стянуть. Он стал на колена возле Лилибет, осторожно прикоснувшись к сломанной ноге, от чего сразу послышался возмущенный крик ангела-ловушки. Уилл сразу потянулся к силе, пропуская её сквозь кожу и мышцы и сращивая кость.
- Сейчас станет легче. И как вы сюда попали, Лилибет? - Он пытался говорить спокойно и уверенно, хоть привычное действие удивительно быстро истощало его запасы силы.
- Я не знаю, не знаю, - всхлипнула девушка. - Я шла, а потом упала - и вот!
- Откуда вы шли, куда? - Уилл закончил сращивать кость, умудрившись вписаться в самый остаток сил, и довольно хмыкнул. Хоть пустыня и высасывала из него последние силы, он ещё мог на что-то сгодиться.
Слёзы текли по нежным щекам девушки, оставляя грязные полоски.
- Оттуда, - она неопределенно мотнула головой, - домой шла!
Уилл вздохнул, поднимаясь и протягивая девушке руку.
- Попробуете встать. Как называется город или деревня, откуда вы родом? - Если это была иллюзия, проверка или ловушка - то таких ответов стоило ожидать и на все остальные вопросы. Видимо, оставалось только потащить девицу с собой, выделив половину штанов для повязки на голову.
Лилибет вцепилась в руку с недоверием, но встала. Потопала ногой - и широко улыбнулась.
- Гилфорд, что под Рочфордом. А вы знаете, на кого похожи? На принца! Только у принца должны быть одежды и вообще принцев - девять. Отец говорил, что я умирала и потому мне прописали ванны. Не вовремя, наверное. Впрочем, я ему не верю.
Улыбнувшийся было Уилл нахмурился - от таких историй становилось жутко. Ох, лучше бы девушка была иллюзией, лучше бы всё это было выдумкой его собственного воображения или шуткой черта, чем реально погибшей девушкой. Да и он тогда оказался бы не в иллюзии или книге, а в реальном аду. Уилл снял с головы штаны и разорвал их пополам, предложив даме половину.
- Обмотайте голову, чтобы не напекло. А почему не верите?
- Потому что я успокоилась и его не тревожу, - просветила его Лилибет, сооружая из штанины изящный тюрбан на голове. - Нет никакой надежды на его исправление. Он мне сказал: "Дочь, побудь графиней" - и я стала. А потом стала леди. А он велел рожать сыновей и саму себя. Брр. Мне стало скучно сидеть, и я попросилась в мир. Мне быть его женой не понравилось, и я с ним развелась. Или это ему что-то не понравилось и он развелся? С тех пор утекло много воды, но моё имя означает - Истина. Вот. И я - Лилиса-Алиса. Мур.
Уилл закрыл рукой лицо. Всё тут было понятно - дамочка оказалась наглухо отбитой, и что ещё поганее - оставить её ему было никак нельзя. Впрочем, юродивым, вроде бы, можно было не раскаиваться.
- Ну пойдем, Лилиса-Алиса. Ты ведь к горам шла?
Лилибет надулась, одергивая рубаху так, что она треснула на груди.
- Я домой шла. Здесь скучно и делать вообще нечего. Меня можно называть Клубничкой. Или феей. Трижды три - девять. Пятью пять - двадцать пять. А это ум Алисы. Откуда у Алисы ум, если она - девочка? Ну это просто. Всевышний однажды подарил Алисе абсолютное женское тело с мужским умом. Алиса с тех пор считается дурочкой... Смеюсь. Затем Бог разверз в уме Алисы вагину. Так что уму Алисы вернули что-то женское.
Уилл вздохнув, думая, не гуманнее ли было прекратить страдания девки, или хотя бы сломать ей ногу, чтобы она просто стонала. Хоть бы что-нибудь приличное бормотала. Он пошел дальше, краем глаза проследив, чтобы горе-ангел не отставала.
- А теперь пора спариваться, - невпопад, но радостно сообщила ему Лилибет. - Потому что у нас такой обычай - при первой встрече с незнакомцем обязательно нужно спариться, чтобы понять, совместимы ли мы как спутники. К тому же, нужно снова саму себя родить, и может на этот раз папа скажет что-то другое и отпустит. Да, я - Эли-Мария-Лилит-Фея-Ксенозоид. Принцесса из ксенозоидов альтаирских-сорок два.
Уилл жалобно вздохнул и опустил плечи, увидев, как девушка начала раздеваться. Испытания никак не хотели заканчиваться, а невеста, так сейчас нужная, как на зло, осталась в другом мире. И как на зло, безумная была безумно красива.
- Прекрати. У моего народа такого обычая нет, и если ты сейчас же не оденешься, будет ц-ц-ц и ай-ай.
В этот момент что-то черное мелькнуло на фоне изящного тюрбана, покрывающего совершенно пустую голову. Уилл пригляделся и устало потёр глаза, ругаясь про себя - вдалеке кружила стая демонов. Абсолютно голые, крылатые и вооруженные двузубцами твари явно выцеливали какого-то несчастного на земле. И они были на его пути, с которого нельзя было сходить. Уилл натянул на девушку платье, подобрал несколько острых и, скорее всего бесполезных камней и пошел дальше. Дорогу теперь хотелось представлять ровной линией, соединяющей место, где появился демон, где ему встретилась юродивая и теперь демоны.
- А ведь сорок два - не корень из тридцати двух, - вздохнула безумная, снова принимаясь раздеваться.
На беду, демоны как раз закончили рвать свою добычу и заинтересовались Уиллом, лениво взмахивая крыльями и паря в жарком мареве пустыни.
Захотелось провалиться под землю или хотя бы побежать. Но мало того, что бежать в пустыне было бесполезно, и Уиллу нужно было к горам - так ещё и юродивая бы точно не поспела. Так что он просто подобрал ещё один булыжник поострее - тварей было семь или восемь, так что в случае схватки шансов не оставалось никаких. Максимум что можно было успеть - это отыграться, сломав пару дьявольских морд. Вот чего он действительно сейчас хотел по-настоящему. После дня, наполненного жаждой, усталостью, безумием и нелепостью самым хорошим концом было бы сломать какой-нибудь богопротивной твари рожу. Уилфред-крестоносец. Посмертно.
Твари подлетели быстро, и пока Уилл ожидал каких-нибудь разговоров или хотя бы прелюдий, как с двойником Фламберга, те бодро обрушились ему на голову рогато-хвостатым ураганом. От первого увернуться получилось ловко, Уилл даже собрался сходу кинуться на демона, но следом понеслись остальные твари, и вот от них ему досталось. Получив несколько жгучих царапин, и кажется, даже один укус, Уилл всё-таки уклонился от тут же взлетевших к небу демонов, и только тогда заметил, что его непутёвую спутницу драл первый налетевший гад. Чувствуя всю доброту своего христианства, он со злым восторгом подскочил к занятому демону, метя острым булыжником прямо в основание черепа.
Демон рухнул на землю, обрызгав песок тут же зашипевшей кровью и прохрипев голосом Ворона.
- Всё же ты кретин... Харпер.