- Звучит как вырезка из средненького женского романа. - Уилл со вздохом сел на траву, скрестив под собой ноги. Вся эта история уже так затянулась, что он, кажется, меньше времени провёл с Алеттой, чем в её поисках. В жизни он любил спокойствие. А то, что происходило в последние месяцы, меньше всего на свете походило на спокойствие. - Мне не очень нравится, что вы называете мою жену "шлюховатой", но выделываться не стану, потому что оно вроде как мне во благо. Знаете, вот вся эта система с уникальной и неповторимой личностью... Я конечно понимаю, что это не моего скудного ума дело. Но это же какая-то хрень. - Уилл, сгорбившись, посмотрел в сторону деревни. В последнее время ему и правда начинало казаться, что миром управляет именно Морриган - нелогичная, самовлюблённая и самое страшное - женщина. - Я попробую воспользоваться вашим советом, спасибо. Кстати, зачем вы здесь? Чем чёрт не шутит, может и я смогу чем-нибудь помочь?
Циркон хмыкнул и дёрнул плечами, сползая с камня на удивительно тёплую землю. Травинка, видимо, показалась ему вкуснее мяты, потому что закусил он её с нескрываемым удовольствием.
- Понимаю и разделяю. Мне тоже не нравится, когда мою жену называют рехнувшейся богиней, Вороной, путают со свояченицами или попросту фамильярничают, - согласился он, передавая Уиллу вторую свою флягу. - Даже жаль, что мне не восемнадцать. Дрался бы на дуэлях поминутно. Но к моему прискорбию, вся эта хрень работает. Очень неудобно, знаете ли, особенно, когда у приёмных сыновей чьего-то рода вот такие, как у вас, проводники.
- Единорог на дубе том скитался с Ясенем потом, и Ясень тот ветвями - вжих, и даже ветер в гриве стих, - пробормотала под нос Лила.
Уилл сделал глоток и чуть не поперхнулся.
"Матерь божья, ну и дрянь".
По реакции магистра трудно было сказать, но судя по всему, он искал Ясеня. А Лила знала, где тот был. Уилл откупорил флягу с бренди и запил чёрную жижу.
- Кажется, что-то такое пили спартанцы и после этого не боялись смерти. Не попробовав, не поверил бы. Спасибо. - Он вернул флягу Циркону и обратился к фоморке. - Кажется, магистр хотел бы с вами поговорить, а я только мешаю. Пройдусь пока в сторону деревни и подумаю над советом. - Уилл поднялся. - Было приятно с вами поговорить, сэр Циркон.
Циркон серьезно кивнул, тщательно отёр горловину фляги белоснежным платком. Дальше он сотворил и вовсе странное. Вместо того, чтобы вернуть платок за обшлаг рубашки, откуда тот и был извлечен, магистр аккуратно сложил его треугольником, завернул в кусочек полупрозрачной кожи и запихал в тонкий серебряный футляр, который спрятал в сапог.
- С пикси не беседуйте - голову заморочат, - доброжелательно проговорил он.
Уилл остановился. Судя по всему слюна выполняла ту же функцию, что и кровь Алетты, которую он пообещал Бадб. Захотелось пульнуть в магистра сгустком огня, так чтобы сгорел и платок и часть одежды. Его и так выворачивало от мысли, что кровью Алетты будут шантажировать Рольфа. Уилл развернулся и присел на корточки.
- Вот я чего не понимаю. Вы опытнее меня во владении мечом и наверняка более сильный маг. Если вы хотите меня убить или угрожать моей семье моим здоровьем, почему не вытащите меч и не возьмете меня в плен напрямую, без вот этого?
Магистр с удивлением глянул на него, поднимаясь на ноги.
- Пленников кормить нужно, - всё тем же доброжелательным тоном просветил он. - Одевать, лечить, платить караульным. Думать, чтоб не сбежал. Расходы, сын мой во Христе. И время. К тому же, меч не следует обнажать без нужды, равно как и колдовать. И скажите на милость, зачем мне вас убивать, когда я не питаю к вам вражды, а вся вина ваша заключается в том, что мой вассал выдал вас замуж за сэра Рольфа?
- Генерал слишком вежливый, чтобы брать кого-то в плен в присутствии собственности Королевы, - печально вздохнула Лилла и покрутила пальцем в воздухе. - А если хорошо подумать о единорогах, то такое даже предполагать невежливо. Фу.
Уилл даже не посмотрел на фоморку. Срать он хотел на вежливость, в том ключе, в котором её понимали гэлы.
- Ситуация с уважаемой собственностью богини научила меня, что сходу кидаясь на кого-то, я могу принести сэру Рольфу больше вреда, чем пользы. Но, это не может не касаться меня, потому что это моя ошибка и из-за моей ошибки у кого-то будут проблемы. - Уилл тоже поднялся. Против магистра у него было мало шансов, но бой - это бой, всегда есть риск для обоих. Ну да ладно, слюна была не кровью, и вреда от такого шантажа было меньше, чем он начатой войны. - До свидания.
Уилл пошел в сторону деревни. Лилла тут же поднялась и пошла за ним. Магистр что-то прокричал им в спину, но это было уже неважно. В следующий раз не стоило пускать магистра в дом, а то он мог украсть чашку, нассать в неё и сделать какой-нибудь приворот.

Раймон де Три и Эмма Фицалан

Совершенно без разницы, когда и где, но совершенно точно - где-то и и когда-то, хотя это и не важно.

- И что же с тобой делать?
Удалось ли вычистить закладки хотя бы на треть, Раймон не имел понятия, впрочем, оно его и не волновало. В голове царила удивительная лёгкость от сладкого осознания: ни за сестрицу, ни племяннистрицу лично он не отвечал и отвечать не собирался. Равно не волновали его глобальные игры, которые копошились где-то там, а обочина, на которой можно было кого-то бросить - а вот она, прямо тут.
- Любить, беречь и уважать, - с невозмутимостью, достойной Эммы, просветила его сестрица, задумчиво рассматривая Снежинку. Сам некромант не менее задумчиво рассматривал её в ответ, и только Эмма с самым серьезным видом вышивала очередной цветок и никого не рассматривала. - Вы ведь мой старший брат.
- Я? - Совершенно искренне изумился Раймон. - В резиденции, как я уже говорил любезному Рэю, пока что женский корпус не построили, так что старшим братом я могу быть разве что новым братьям. Любить и беречь кто-то пока что тоже не заслужил - и не заслужит, потому что пути наши так или иначе скоро разойдутся. Вопрос только в том, как именно.
- Вы. Меня совершенно не волнует, что происходит в этой так называемой резиденции, сколько у вас так называемых братьев и все ли они, - Елизавета де Три кивнула на Снежинку, - так же странно смазливы, как этот. Узы крови не разорвать ничем, спросите любого скотта. Итак, дорогой брат, как мы будем мстить за нашу испорченную жизнь?
Эмма и странно смазливый брат Скрамасакс хмыкнули хором. Раймон же только пожал плечами. Узы крови его волновали примерно как снег, который, видят боги - частушечные или иные, - уже давно стаял. Месть, в силу урождённой злобности характера - дело другое, но...
- Ну тогда - прощайте, узилище вы собственное. Мстите - как пожелаете, как это приличествует вашей испорченной жизни. Деревня тут недалеко, наверное, дойдёте. А нам ещё отчёты писать для ещё и не так называемых магистров.
- Сожрут, - тоскливо заметил Снежинка и поднял бровь в ответ на негодующий взгляд Эммы. - Что? Я целых десять минут молчал! Я же лопнуть могу, и тогда Фламбергу меня собирать. В мешочек. Но правда, брат мой почти единоутробный, сожрут её ведь.
Прощаться сестрица не собиралась. Напротив, она надменно кивнула Виллу, точно этим кивком могла его облагоденствовать. И присела в реверансе почти придворном, взметая пыль подолом дешёвой серой юбки.
- И чем же я могу купить вашу заботу, о рыцарь воинственного Ордена, если уж вы отказываете мне в братской?
Раймон покачал головой. Эту новоявленную сестру было почти жаль - почти. Проблема была лишь в том, что на момент оставалось совершенно не понятным, сестра ли то, тварь какова или вообще неведомое нечто, а дополнительно неясно было, что из этого хуже.
- Прелесть ситуации в том, дорогая Лиз, что - ничем. Рэй и его хозяева интересуют меня ровно настолько, насколько приятно было показать им нос. Интерлюдия вышла просто чудная, разве нет? Но всё же, забавы ради - как бы вам хотелось отомстить, и что вы намерены делать потом?
"Дорогая" Лиз пожала плечами и уселась на обочине, прямо на запылённую траву. Ну, конечно, новую одежду-то покупать не ей...
- Наивность - это книга. Я её прочла и она закончилась, - мрачно сообщила она. - Знаете... пожалуй, я хочу в монастырь. В какой-нибудь из новых, в который уже пришла Реформация. Я смогу просто жить, почти спокойно и мирно, терзаемая только бесами и мыслями. Сможете ли вы проводить меня в обитель? Пусть пути наши разойдутся так, дорогой Раймон. А интерлюдия у вас вышла злая.
- Почему бы?
- Потому что плакальщицы и упырь напугали стражу до полусмерти, - вместо Лиз ответила Эмма. - И ей жаль их. Причем, кажется, всех. Но не Рэя и другого брата. А еще ей хочется объятий и сладкого. Нет, Лиз, я не ведьма. Можно мне в объятия тоже, милый?
- Не работает эта хрень, - Снежинка задумчиво дернул себя за косичку. - Не имей сто платьев, а имей сто братьев, выходит.
- И одни объятия, - согласился Раймон, разглядывая пышный, развесистый и даже какой-то жирный чертополох, проросший на ткани под иглой Эммы. - Ещё и интерлюдии им не нравятся. А что тогда об основном действии скажут? К слову, в монастыре терзают не только бесы и мысли, а ещё и как минимум мышьи. А если это такая же обитель, как вон та, в Бермондси - которую всё ещё не дочистили, между прочим, - то вообще уууу. Сожрут два раза, сначала изнутри, а потом снаружи. Лучше уж уютный домик, или уютный дворик?
- Да кто её возьмёт? Тощая, старая, чернявая как моя жизнь, - Вилл важно, почти магистерски кивнул и занудно, уподобляя себя наставнику зельеварения, добавил, - ибо женщине надлежит быть скромной, чтобы тихой прелестью украшать жизнь мужа.
Лиз на это просияла улыбкой, отряхнула юбку и вскочила на ноги.
- И чтобы огородик, - деловито добавила она. - Вы меня проводите к алтарю, дорогой Раймон? Благословите? У нас с вами ведь нет матушки, а батюшка, боюсь, будет против зятя-михаилита. Даже такого внезапно благочестивого, как сэр Снежинка.
Или мстить всё-таки стоило? Разумеется, исключительно из той самой злобности, злопамятности и злободневности процесса? Раймон попытался прикинуть, сколько бы у него ушло времени на то, чтобы создать такой вот разум, с мгновенными переключениями, но у него почти сразу закончились мысленные пальцы. И ради чего? Нет, эти люди совершенно не умели развлекаться. К сожалению, месть тоже обещала быть скучной, нудной и серой настолько, что её отчаянно хотелось на кого-нибудь спихнуть.
"А, впрочем, мысль про зятя-михаилита не так и плоха".
- Отчего же нет, - он благодушно улыбнулся Виллу. - Могу и благословить, и над алтарём постоять, благо, рукоположен, спасибо святым магистрам. Так что, можно прямо тут, не отходя от... от ну хотя бы вот этого пенька. Только накроем чем-нибудь - а вот хотя бы чертополохом! - и за свадебку. Пира, к сожалению, не получится, но... впрочем, мы пока что слишком близко к туземцам. Вот ведь дикари гадкие - хотя, кого ещё ждать в этом заокраинном краю? Может, и огородики разорять будут. А может, и не будут? Дикари-то?
- Это мой чертополох, - скупердяйски заартачилась Эмма, пока Вилл испуганно крестился и крутил пальцем у виска. - А дикари разорять будут, непременно. Даже если замуж выйти за исключительно правильного михаилита. Лиз, ты кого себе мужем хочешь?
Раздумывала сестрица долго. Она то садилась в пыль, то подскакивала и цеплялась за его, Раймона, рукав, то прилежно стреляла глазками по Снежинке, то порывалась плакать.
- Надежного, честного, умного. Чтобы слушать умел. Уважал меня. И чтобы в семье был главным, - наконец, сообщила она.
"Да, тут, кажется, без этого точно никак".
- Как раз такого знаю, ну просто один в один, - заметил Раймон, не отрывая от Снежинки умилённого взгляда. - Конечно, на приданое раскошелиться придётся, но что поделать, не можем же кровную сестру с одной собой... то есть, служанкой отдавать.
- Мы нищие, - в голосе Эммы прорезались нотки записной попрошайки. - Сами недоедаем, недосыпаем, недоживаем, помогите-чем-можете... То есть, я хочу сказать, что свадьба - не поминки, можно и повторить. Такую красавицу и умницу - вся в брата! - любой возьмет без приданого.
- Любой, может, и возьмёт, - Раймон покачал головой, вспоминая всех этих любых, потом вздохнул. Судя по тому, что Вилл лишь умилённо взглянул в ответ, шутка себя исчерпала, и приходилось возвращаться к суровым скучным будням. На время. Пока не придумается что-нибудь новое. - Но исключительно правильным надо всё делать правильно же, прямой дорожкой. Поэтому мы поедем и купим платье. Или несколько. И что-нибудь ещё. И мне нужно написать письмо... или несколько. Хотя этот батюшка, вероятно, тоже будет против, но... это же почти розы.
- Когда в твоем сердце тьма, и оно заледенело, я пошлю тебе черные розы, - глухо отозвалась Лиз. - Потому что нет любви без соперников.
- Снова её в велеречивости метнуло. Такая женщина... замечательная. Всё время разная.
Судя по голосу, Вилл в замечательности Лиз сомневался. Раймон тоже, но это к делу отношения не имело. К тому же, замечательность ведь бывает разной, верно?
- Ну, если цветочники да соперники - то это ко двору надо, - заметил он. - К счастью, и они, и скука - исключительно забота супруга. Потому что содержание в приданое не входит точно. Что же, решено! Вперёд, к голубятне!

Ночь после когда, западнее где, а где и когда именно - всё ещё не важно

"Любезный сын. Признаться, ваше письмо меня порадовало несказанно. Настолько, что пришлось убить превратность, воплотившуюся в почтового жабдара, за что и был оплеван ядом, причём не только змеиным".
Пепел, оставшийся от письма, давно развеял английский ветер, но такое не грех было перечитать мысленно. Всё равно спать пока что не получалось, и Раймон спокойно лежал, закинув руки за голову. Слушал ровное дыхание Эммы - своей женщины, потому как не зря же он прибивал косу к дереву? Слушал тихий храп Снежинки - всё же, Вилла, потому что разве не слушал он его бессчётное количество ночей в резиденции? Слушал Раймон и шелест ветвей, и подмигивание звёзд, а в последнюю очередь - разноголосицу из уст свежеобретённой сестры... нет, всё же - Лиз де Три, которая точно где-то там оставалась. Вот только где она, среди этих голосов?
- Нет! Не надо! Не трогай его!
Возможно, здесь? Или в том, кому было жаль стражу, но не Рэя?
"Вы, дорогой мой отпрыск, tolla-thone и мало мною за уши драны. Пожалуй, надо было во время оно тем розовым кустом да по заднице".
Звёзды пели на удивление равнодушно, как никогда, но это ладно. Хуже, что Раймон не ощущал внутри никакой пустоты, никаких провалов, но видел их - в реакциях, в переглядах, в слишком видимых мыслях. В письмах вот.
Нет, не то, чтобы за уши драли много - отнюдь. Но сейчас своё место в мире сдвинулось - и упорно не желало смещаться обратно. Да и куда - обратно? Впрочем, неправильный вопрос.
- Волкодлак скрылся. Скрылся!
Мир, в котором девицу или парня - благородных или нет, - могут взять на опыты, исказить и размножить, Раймону не нравился ratione disiunctum, но отличался ли он от мира до? Ни капли. Раймон, который мог изводить целый замок, сводил с ума, убирал препятствия самым сложным из простых способов - не нравился Раймону ratione disiunctum, но отличался ли он от Раймона до? Пожалуй, нет. Иными мыслями, приходилось принять, что такой Раймон такому миру подходит и даже синергирует с ним, разгоняя по спирали. Per aspera. Но это был вовсе не вопрос. Просто факт.
"Сообщите честно, что вы с собой сделали, а пуще того - с моей невесткой, потому как тревожно мне и боязно, хоть бери бутылку вина да являйся бить (зачёркнуто) пить с вами".
Допустим, вокруг другой мир, а Раймон тот же? Корабли и новый мир, но... но новый ли он? Допустим, в славной Англии слишком много людей, которые бесятся от того, что их много. Сжирают друг друга, потому что меньше всё равно не станет. Легко было представить, как их становится больше, и больше, города занимают всю землю, и та задыхается от крови и грязи. Неизбежность? Но и за океаном тоже.
- Ты, должно быть, устал с дороги, Трэвис. Почему бы тебе не прогуляться?
Нет, если ставить вопрос правильно, то ответы лишь насмешливо каркали в ответ, носясь над безграничным простором. Простор спал, укрывшись седым туманом, ждал нового рождения, а насмешка существовала и до, и после, и вокруг. Даже если мир не даёт для этого поводом, насмехаться всегда можно и над собой. Только и смеяться тогда придётся самому, и хлопать тоже. И монетки в ведро бросать. В начале было слово, и слово это было - ведро. Мда. Или - монета? А, может - ноги?
"Что касается внезапной сестрицы, то решать только Ясеню. Если такая невероятная женщина ему придётся не по душе, то так и быть, леди Бойд примет её на воспитание и выдаст замуж за кого-то из своих бесчисленных родичей-Колхаунов. Благо, что по-английски они не говорят, да и по-скоттски у них плохо выходит".
И надо было признать, идея ответственности Раймону тоже подходила как пятая нога той самой насмешке. Для некоторых случаев он, Раймон, был слишком мал, и это бесило, для других - слишком велик, и от этого хотелось только покрыться пеплом. А иначе в этом - снова! - мире было никак. И менять его было не на что - догонят. Значит... значит, всё это - лишь пустопорожние мысли, и остаётся только идти дальше пугать замки. Это, по крайней мере, было весело. Пока длилось.
- Лучше блюдо зелени, и при нем любовь, нежели откормленный бык, и при нем ненависть.
Мир, в котором смеяться над замками можно было бы вечно, не беспокоясь о том, что от этого кому-то станет плохо или как минимум хуже? Ну, это уже фантазия беспочвенная, либо ад. В ад хотелось ещё меньше, чем в мир вокруг. Тут хотя бы звёзды вон есть, и дыхание слушать можно.
"Советую вам, любимое чадо, непременно посетить брата-лекаря Сапфира, ну да плевали вы на мои советы, впрочем".
И что это говорит о нём самом, когда развлекает только пинание тех, кто ответить не может? Хотя Рэй как раз мог, но это же не суть. Лабиринт зла. В него было легко ступить, а выйти - никак, потому что слишком уж много тех, кто любят вертеть мир в лапках, наблюдая за тем, куда покатится мячик. И что это говорит о них? Да тоже ничего хорошего. Что вообще это за игра такая, где вертеть скучнее, чем вертеться? Тоже там вершители судеб. Двигатели прогресса.
- Котики. Нет, зайчики.
Бессмыслица. Или, может быть, всё дело просто в том, что ему не было жаль стражу? Да и сестру. Ну, не по-настоящему. Как моток шерсти в лабиринте, не больше. Но если бы было жаль, поступил бы иначе? Едва ли. А раз так, есть ли разница?
"Засим остаюсь вашим обеспокоенным отцом и низко кланяюсь святой женщине, что называет вас своим мужем".

Наверное, тоже 3 мая 1535 г., Бермондси

Дверь мягко закрылась за спиной, и Раймон оказался в одиночестве - впервые за... за долго. Впрочем, одиночество, как и все прочие категории, было понятием сомнительным и относительным. Во-первых, Эмма, пусть и осталась в доме, всё равно присутствовала, хотя дырявая память подсказывала, что раньше такое присутствие было более ровным и постоянным. Во-вторых, нежить и нечисть, вероятно, могла сойти за компанию.
Откусив ещё кусок пирога - вкусно! В дороге так и не покормят, если ты не король! - Раймон пришёл к выводу, что собирался идти он слишком долго. Баубасы потеряли надежду дождаться и теперь яростно пытались подкопаться под каменное крыльцо красивого аккуратного домика напротив. Получалось у них препогано, но в домике исправно повизгивали и взмаливались на каждый скрежет, и перепризраки принимались за дело с новыми силами. Правда, молча: видимо, связки и лёгкие ещё не материализовались.
"Хм, а какого беса они вообще такие плотные, что через стену не пролезают?"
Или орден совсем не ловил мышей, и твари жирели с месяц, не меньше, или...
Прожевав жилистый кусочек, Раймон огляделся уже внимательнее, и точно: в тени за крыльцом над телом какой-то удивительно знакомой женщины сидели ещё три баубаса - призрачных, как положено, - и явно подкармливали сородичей, пропуская через себя то, что составляло жертву. Восемь штук разом, и это только одна стая? Дальше к центру раздавалось слишком много лязга и воплей, чтобы она была единственной.
"Нет, определённо, или орден совсем мышей не ловит, что они так расплодились, или что-то крупное сдохло, а я и не заметил. И констебль не заметил, а это уж вовсе невероятно. Джеймс Клайвелл... пойди помоги Его Величеству, надо же. Словно на морочника даже в таком простом положиться нельзя, надо обязательно уточнить. А, впрочем, может, и нельзя, и надо?"
Стряхнув крошки с ладони, Раймон снял с пояса фляжку, которая так и не пригодилась в борьбе со сглазом на пляже. Не пропадать же добру? Открыв горлышко, он осторожно понюхал и тут же отставил посудину подальше. От такого состава не только женщина проснётся. Есть шанс, что и баубасов развоплотит. Но если даже нет, женщине-то точно хватит. Как там её... Раймон был уверен, что видел это лицо во сне. И платье тоже, кажется. Как же её... миссис Альцгеймер? М, нет, слишком странное имя, иностранное какое-то. А, Паркинсон!
Облегчённо вздохнув, словно вспомнить имя было самым важным делом на свете, он швырнул флягу за крыльцо. Твари возрадовались просто несказанно. Один из них и впрямь истаял, с человеческим, живым недоумением оглядываясь по сторонам. Двое других подпрыгнули и заметались по теням, явно намереваясь найти путь к человеку, швыряющему такие вещи. В ответ на их панику оглянулись копуны. Парочка порскнула к заброшенному домишке, явно намереваясь спрятаться в подвале, а остальные радостно двинулись к Раймону, который от неожиданности даже отступил на шаг. Баубасы - мелкие проказливые шкодники, - не нападали на михаилитов. Зачем? Что они собирались с ним делать - свалить его с ног, порвать тупыми когтями и загрызть мелкими зубками? Нет, определённо, сдохло что-то просто гигантское. Твари вели себя так, словно... хорошо выпили? Или надышались чувствами этих, из новомодных курилен. Но в Бермондси он таких не видел. Если и успели построить, вряд ли так давно.
Так или не так, а тройка баубасов действовала грамотно, как пьяные комиссары. То есть, двое попёрли в лоб, а третий попытался зайти с тыла. В тылу была стена дома с закрытой дверью, но нежить это не смущало. Раймон вздохнул и, прикинув, из чего могли материализоваться чёрные тварюшки, щёлкнул пальцами. С обеих рук. Жест был ненужным, лишним - баубасы вспыхнули бы и без него, но так оно отчего-то было привычнее. Успокаивало.
"Но правда, как доверять морочнику? Политика, шмалитика. За королём я отправился не ради одобрения ордена же, вообще о нём не подумал. Просто этот человек радостно пошёл читать стихи. Человек, не король. Да и будь король - ну у всех свои недостатки, не защищать теперь, что ли?"
Третий баубас оказался на диво прытким: увернулся от огня, клацнул отрастающими зубами на пробегавшую мимо девчонку - чего они вообще тут разбегались, когда твари вокруг?! А, утро же. За молоком, небось, - и уставился на Раймона алыми глазками. Раймон посмотрел в ответ, ожидая нападения, потянул из ножен кинжал. Не сразу понял, что никакого нападения не будет. Нежить пыталась его заморочить. Морочника. Михаилита.
"Да оно ещё хуже, чем комиссар..."
Горели баубасы плохо. Оплывали, чадили, отвратительно булькали. Воняли, пропитывая мостовую и дома вокруг. Непроявившиеся так и прятались в подвале, и Раймон мысленно махнул на них рукой. Миссис Альц... Паркинсон уже приходила в себя, повизгивала и пыталась отползти от крыльца, значит, с ней всё было почти хорошо. Выберется. К тому же, настой пропитал её так, что и анку не позарится.
"И стихи она не читала".
Проводив взглядом девчонку, юркнувшую в розовый домик дальше по улице, Раймон кивнул сам себе и поспешно двинулся к площади, откуда ещё доносились звон и азартные крики. В конце концов, зачем перебивать начавшуюся с Лиз цепочку спасения всего и вся непонятно, зачем, и с непредсказуемыми последствиями?

На площади отряд стражи во главе со знакомым сержантом увлечённо рубил высоченную рогатую тварь с торчащими из пасти зубищами. В целом после стаи баубасов и встреченного по дороге невезучего данни какой-то там длинный сожитель удивлять не должен был, но всё равно удивлял. Потому что следующей стадией овеществления и овоплощения шло такое, что хотелось отправиться прямиком на голубятню и вызывать боевую группу ордена - само по себе мистическая тварь, потому что говорили о них все, а не видел, кажется, никто. Им и сражаться, в общем.
Сожитель успешно и с явным удовольствием сражался со стражей, пытался цапнуть, зацепить оверкот-другой длинными лапищами с крючковатыми когтями. Даже взмекивал - а это непростой трюк, когда у тебя рот так набит зубищами! В любом случае, картина получалась такой умилительной, все были так заняты, стражники так сосредоточенно пыхтели, что мешать даже не хотелось. Бермондси определённо везло на развлечения. Что ни месяц, так то сожжения, то бунты, то вот... Вздохнув, Раймон влился в стычку и невзначай сбрызнул сержантский меч каплями святой воды - благо, запасал ещё для сестрички, да так и не пригодилось. Её христианством лечить было уже поздно.
- Эй, народ, тут толстый такой не пробегал? Возможно, с каким-нибудь герцогом.
- К южным, - с азартом отмахнулся от него самый юный стражник.
- Благодарствую! На и тебе капель!
Ну хоть не спросили, зачем да почему михаилит за толстым гонится. Что-то не то творилось и без того, чтобы случайные михаилиты брякали нечто в духе: "Дык он же тут всё и перебудил, стихами-то! Оно слушать "Рукава" лезет!"

По дороге к южным воротам - к слову, а какого ляда король с Саффолком отправились именно туда? Обходы - обходами, но не такие же! - встретился ещё один сюрприз в виде сонного Шафрана, благостно взирающего на бордель. Посмотреть там было, на что: за окнами в океане женского визга мелькали мелкие бесячие импы, швыряясь репой куда-то в сторону михаилита. Судя по горам разбитых овощей на мостовой, запас снарядов в борделе оказался внушительным. Шафран, впрочем, стоял так, чтобы репа до него не долетала - и внутрь лезть не спешил.
Раймон его понимал - судя по визгу, импы были наименьшей из проблем, - поэтому практически на ходу хлопнул по плечу, здороваясь. Хотя бы то, что тот остался в городе, было совершенно понятно, и не удивляло. Сонливость, кажется, тоже. А вот то, что в городе при Шафране творилось такое... к слову, какое?
- Слушай, а чего здесь творится-то? И, кстати, толстый такой не пробегал? На Его Величество ещё похож.
- Король - кретин, - медленно ответил Шафран, медленно переводя на него взгляд. - Бегает кругами. Творится? Хер знает. Что-то в тонких планах. Нахлобучило. Ты видел, честной нежити аккурат нет? Только домовые и фэа. Интересно, как там Снежинка?..
- А он тут не пробегал? - с опаской осведомился Раймон.
Вилл отделился от их бродячего цирка пару дней назад, и с тех пор они не виделись. Вроде бы он собирался в резиденцию, а дорога туда шла как раз через Бермондси... И лучше бы его нахлобучило уже там, а не ещё здесь - нахлобученного михаилита-некроманта городок мог и не пережить.
- Нет. Только Ворон. Быстро. Я его в резиденцию отправил.
Шафран пошатнулся, прикрыл глаза и сел прямо на чей-то горшок с розами.
"Несправедливо. Меня за розы ругали, а этому, небось, всё с задницы сойдёт. Или это потому, что не лошадью?"
Впрочем, надо было отдать Шафрану должное, на правильную мысль он навёл точно, оставалось только развить. Фэа, говорите? И домовые, которые тоже почти там? Что же, у него была приятельница, которая тут могла бы и помочь. А могла и не помочь: слишком редко общались. Почему-то.
Чтобы перехватывать короля, надо было хотя бы узнать, в какую сторону он наматывает круги, и Раймон со вздохом двинулся дальше к южным воротам, забирая подальше от репы.
- Госпожа Немайн, если найдётся минутка... Скажите, на ваших тонких планах никого толстого не нахлобучило, случайно?
- С-сука, - придушено прошипела Немайн под далёкий грохот выстрелов и лязг мечей, - дали же боги сестричку...
Неведомая сука согласно хрипнула и звуки пропали. Что ж, если мифы чему и учили, так это тому, что жизнь богов состояла примерно исключительно из семейных проблем в перерывах между отрыванием голов и сексом, причем эти три вещи вполне могли сочетаться.
Подумав, Раймон решил, что за ответ это всё вполне сгодится. Во-первых, суки, способные сучить богинь, легко могли аукнуться вообще везде. Во-вторых, сестрички означали, что в любом случае виноват некий Роб Бойд, потому что ну нельзя же так не следить за родственницами! Свояченицами. Кошмар просто.
Вот он, Раймон, честно собирался выдать сестру куда-нибудь замуж. Ну да, если бы не получилось с пары попыток, он бы её просто заморозил где-нибудь в орденских подвалах, но то же потом!
"Дорогой отец, хоть и обидны мне слова ваши про уши драные и tolla-thonов, а всё же пишу вам из Бермондси. Поверите ли, от огорчения был чуть не сожран пьяными баубасами! Впрочем, наверное, поверите..."

У ворот пришлось задержаться. Заферомоненные до нестояния - или наоборот - стражники блаженно пялились в небо, за открытыми настежь створками виднелся красивый зелёный лес, а воздух приятно пах глейстиг, и что-то это Раймону напоминало. А, ну да, старый спор, который благополучно и ко всеобщему удовольствию разрешился на прибивании косы к дубу.
Капли крови при этом вели не наружу, а против часовой стрелки вдоль стены. Ну, это вполне походило на круг. Два человека, несколько глейстиг... пожалуй, идти в противоход не имело смысла, уж очень большой получался круг, а бегун из короля вряд ли был хороший. Кивнув стражникам, Раймон перешёл на трусцу. Где-то впереди ждали старые знакомцы и, наверное, новые тоже.
"Но если думать о Колхаунах - разве они не заслуживают кого-нибудь из своячениц, а то и обеих сразу? Да, я помню, что одну сожгли, но это же ничего. А говорить Колхауны эти всё равно не говорят, так что, если и пожалуются потом, их никто и не поймёт. Надеюсь, впрочем, что пишу письмо не хладному трупу, и что пребываете вы в добром здравии, потому что, кажется мне, леди Бойд, мои ей приветствия, не выдержат даже Колхауны. Никто, стало быть, кроме вас, так что - живите, пожалуйста, и передавайте больше приветов святой женщине. Я, правда, оставил её в домике посреди моря пробудившейся херотени, но это ничего, у неё есть рапира и несколько женщин и детей в качестве поддержки. А, ещё культистка".

Только ирландцы могли такое придумать - и овеществить, потому что мысль, мать её чувство, обладает немалой силой. Разбитые от любви сердца, значит, обзаводятся паучьими лапами и острыми жвалами, ха. Упокаивать лучше надо! Чёртовы ирландские михаилиты далёкого прошлого, могли же удавить такие идеи во младенчестве, вместе с влюблёнными? Могли. Но не удавили.
Счищая с сапога желудочки и что там ещё, прыгнувшее было со стены, - Раймон светло улыбнулся паре мужеглейстиг, маскировавшихся под плющ. Где-то впереди невнятно возмущался чем-то Саффолк, пыхтел король, и, как ни странно, всё это, кажется, было не мороками. Как и в случае с глейстиг - увы.
- Ну вам-то в этот город зачем? Если за мной, так мы уже всё выяснили, рассчитались и всё такое, так что никаких проклятий, напрыгиваний и прочего!
- Ты оскорбил дочь нашего клана, - сообщил ему самый крупный самец, раскрашенный серым и увитый лианами. Штанами он не озаботился, зато на голову намотал целое гнездо из плюща. - Вождь желает говорить с тобой.
Где-то там эхом прозвучало: "Я сказал, хау!", но это Раймон проигнорировал, потому что таких слов всё равно не знали ни глейстиг, ни он сам. Что вообще за хау? Хай - это ещё понятно, хотя тоже как-то по-иностраному, но хау?
- Не было такого, - с абсолютной убеждённостью, понятной даже морочникам, заявил Раймон, следуя за пыхтением. Если глейстиг хотели поговорить как самцы с самцом, могли и на ходу. - К тому же, со мной очень желает поговорить вон тот пыхтящий глава клана, пусть он об этом пока и не знает, поэтому - в очередь.
- Было, - с той же убежденностью заверили его самцы. - сначала ты сказал: "моя женщина", но женщина была не твоя. Потом прибил косу своей женщины к дубу, но не оставил её, и женщина была не та. Ты насмехался над Уной. Ты опозорил её. Вождь хочет говорить.
- Так если не та, значит, той у меня уже нет, и всё честно, - просветил Раймон, пока глейстиг пристраивались следом. Свитой. Ну, правда, как ещё михаилиту появляться перед Его Величеством? - Давайте лучше так: чем отличается анку от придворного законника?
- Тем же, чем отличается та и не та твоя женщина, - пожал плечами второй, с серьгой в ухе. - А вот чем отличается торговец, который говорит неправду, от гончара, который говорит правду?
- Тем, что один из них - фантазия, - Раймон тоже пожал плечами, очень светски. - Почему кеаск разговаривают с морскими звёздами?
"А ещё, дорогой отец, чего это я советам не следую? Это вовсе даже нечестно, потому что брата Сапфира я, вероятно, увижу в резиденции, чтобы передать ему дражайшую сестру на сохранение. А засим откладываюсь, потому что одновременно играть в глейстиг в загадки, общаться с Его Величеством и писать мысленные письма становится слишком накладно. И передавайте привет Ясеню - надеюсь, он тоже в добром здравии. Засим остаюсь, искренне ваш Раймон некогда де Три".

Король, зажатый между стеной и башенкой, рвался из-за спины Саффолка, чуть не пуская слюни. Раймон закатил глаза. "Ворожеи не оставляй в живых, красавицу не оставь неоттраханной" - в этом весь Генрих. Ну, не только в этом, конечно, были ещё и законы, и какое-никакое правление, но сейчас имели значение только волшба, от которой дымился обсидиан в ожерелье герцога, и красавицы, стоявшие перед парой людей.
Впрочем, красавицами были не все. Стаю сердечников точно никто не счёл бы красивой - это определённо. Крупный мужглейстиг, вероятно, был красив по меркам вида, но едва ли во вкусе короля. Слишком... вождь. Чёрт. Свита резко превратилась в конвой, отчего аж зачесались кончики пальцев и почему-то нос. А уж при виде красавиц - Уны и ещё одной, постарше, но похожей, - и вовсе пришлось чихнуть. Тут-то заряд феромонов был охотничьим, ни отнять, ни прибавить.
Раймон кивнул всем присутствующим, не исключая короля и герцога, и поднял палец.
- Итак, мы рискуем моим повешением за нервирование молодой жены Клайвелла - подумайте, кстати, что он за это сделает потом с вами! - или приходим к разумному компромиссу за то, что стоит разве театрального представления в лесу?
- Нам хватит виры, - гордо сообщил вождь, дернув ухом на возмущенно запищавших красавиц. - Твой вождь будет тут, пока не договоримся. Уна хочет плошку твоей крови и крови твоего детёныша. Потому что если женщина твоя, у тебя уже будет детёныш. Пусть будет представление, но не как в лесах Арундела!
- Убей их уже, михаилит, - устало процедил герцог. - Ты же видишь, я этого... держу.
Держать получалось плохо. Король, пусть и одурманенный, и уставший, упорно лез, пытался заехать по голове или придушить. Тут Раймон Саффолка очень понимал. Глейстиг, заходивших с боков и мечтающих о возвращении в лес - тоже. Уж точно понимал Уну, предвкушающую детскую кровь и игры с ножом. Оставалось понять, что со всем этим делать. Игра, начавшаяся с загадок, как-то уж слишком затянулась. Не звать же, в конце концов, вампирят, чтобы поить их кровью глейстиг. В обоих смыслах. Даже во имя педагогики.
- Ладно, ладно, - ответил Раймон всем сразу, поднимая ладони. - Крови тут и так хватает. Кто купеческого сына погрыз? В общем, перебьётесь. Берите представление, и... у нас там завалялся кусок омелы. Принесу туда же. Соглашайтесь - и уходите из города, он всё-таки не ваш. И чтобы никого не грызть по дороге!
Вождь рогато кивнул, и глейстиг, словно те козлы, запрыгали по камням, забираясь на стену.
"Ой ведь погрызут... эх. Плохой из меня михаилит".
Сердечники дружно, всей стаей, повернулись к Раймону, глядя с какой-то искренней надеждой, словно комиссары перед дверью в ризницу. Он со вздохом погрозил им пальцем.
- Сейчас. Секунду. Только концовку допридумаю, и сразу...
"P.S. А Шафран вообще не лошадиной, а своей задницей розы мнёт! И ведь его за уши драть не станут. Эх, ладно, пойду обнулять герцога и готовить представление для глейстиг. Вот ведь, нежить, а к прекрасному тянется. Со святой женщиной сделаем лучше, чем для Эда!
P.P.S. Не обессудь, омелу пришлось пообещать... принести. Знаю, знаю, учился плохо, неуч, ценностями разбрасываюсь, но что же теперь. Засим точно откланиваюсь, ибо герцог, молнии, стая сердечников и виселица от Клайвелла за то, что потревожил его молодую и свежебеременную жену".

В Лондоне творилось примерно то же самое, что в Бермондси, только масштабнее, злее и без Клайвелла. Это не удивляло, как не удивляла Раймона и королевская неблагодарность: Его Величеству хотелось не в надёжную крепость, а в бордель, лучше в несколько сразу, к новой нежити, словно мало ему было глейстиг... впрочем, и правда мало. Оферомонили, и не дали. Точнее, не взяли. Тут Раймон короля в целом понимал, но в бордель не пустил всё равно. Пусть нечисть живёт: она-то, вероятно, как раз испытала бы немалую благодарность за то, что её спасли от рвущегося к какому угодно телу короля. Если бы знала.
Точно благодарен был уставший до дыр герцог, ещё не подозревающий о небольших играх с его памятью - совсем крошечных! Всё равно большая часть чистая правда! За это Раймона немного покусывала совесть, но совсем чуть. В меру обещания Чарлза Брендона отплатить добром за добро. В отличие от Саффолка Раймон меру изначального добра представлял куда лучше, но без этого было никак. Да и разве даже луна обходится без пятен?
В общем, осознание более-менее хорошо выполненной работы - с поправкой на глейстиг, - душу всё-таки грело. Мир, если и не стал лучше, то уж точно на какое-то время не стал резко и сильно хуже - чем не достижение, когда всё вокруг катится чёрту под хвост?
И вот вроде бы привычно оно грело, но что-то в глубине сознания упорно копошилось недомысль-недоощущение, что привычным ощущение не было. Какого дьявола? Что-что, а недовольство от работы михаилитам выживать не помогало, а он, как ни крути, добрался уже до... до скольки-то лет.
"К слову, о выживании. Что, всё же, делать с глейстиг?"
Безотносительно феромонов и общей милоты остатки фоморов оставались гадскими кровопийцами, и хотя Раймон подозревал, что мало кому даже из известных менестрелей приходилось давать представление перед такой аудиторией, одного этого было как-то обидно мало. Для совести, то есть.
"А может, ну её? Глейстиг остаются глейстиг, что с ними ни делай. Послушают, облагородятся отсутствием душ, а потом снова поскачут жрать детей и приносить ордену деньги. Круговорот крови в природе".
Почему-то такой итог Раймону всё равно не нравился. Как и возможный итог, который подразумевала смазанная формулировка обещания. Не как в лесах Арундела? Так можно же не так, а хуже! Но вопрос-то не в том, что можно, а в том, что надо. Чтобы вон та назойливая недомысль унялась уже. А если... додумать мысль не дали.
Стражник, насквозь пропахший кислой капустой, вежливо придержал за рукав, почти не напоминая о той ночи, когда Раймон играл в кости, а потом... а потом тот чёртов моряк ухитрился подскользнуться на пустом месте, словно в море никогда не ходил!
- Сэр Фламберг, - голос у стражника тоже пах капустой. Пахли ей, несмотря на ветрюгу, и друзья стражника, мнущиеся с ноги на ногу поодаль. Впрочем, запах или нет, а кивали они вежливо. Вроде бы это был хороший знак, но отчего-то Раймону казалось, что наоборот. - Его Превосходительство архиепископ Кранмер приглашает вас на обед, в Ламбет. Очень приглашает.
- Неужели? Радость-то какая божественная!
Очень приглашения Раймону не нравились почти так же, как хорошие знаки. Вместе с хватающими за рукава капустными стражниками они намекали на то, что где-то что-то сдохло, причём по вине приглашаемого - а никакой такой вины Раймон не ощущал. Заказывали кусочки венца? Так ищем. Часть нашли, прочее тоже найдём. Со временем. К тому же та недомысль усиленно намекала, что воспитанные превосходительства могли бы написать письмо. Вежливое, с завитушками и печатями, с причинами и гарантиями, приглашая на обед. Проявить личное уважение, так сказать. В общем, вежливое письмо было определённо лучше вежливых стражников, и Раймон неожиданно для себя порадовался, что отправил в дом Клайвелла - о, как тот порадуется! - только одного вампирёныша, а не обоих сразу. Аккуратно высвободив рукав из пахучих лап, он приятно улыбнулся.
- Обязательно. Давно хотел Его Превосходительству жену представить - вот как раз за ней схожу, и сразу обратно, до Ламбета. Обедать.
- С леди святой отец после познакомится, - заверил его стражник, снова прихватывая за рукав. - А вас сейчас ждёт. Пойдём, сэр Фламберг, обед стынет.
- Ага, - невразумительно отозвался Раймон, не трогаясь с места, и вздохнул. - Послушай, сержант... не сержант? Значит, скоро будешь. Как тебя звать-то?
- Фишером. Как кардинала, выходит. Который в Тауэре, значит, на всём готовом постничает. Говорят, там овсянка хороша, а? Ну да у Его Превосходительства её не подают на обед. Идёмте же, сэр Фламберг.
Фишер мягко потянул за собой и тут же отпустил руку, крестясь не хуже миссис Элизабет Клайвелл - на плечо Раймона, разевая клюв, уселся упитанный, чернющий как михаилитский грех, ворон. Пришлось вздыхать снова, снимая с лапки толстый валик письма. Да, пожалуй, голубь такое бы не унёс. Значит, вряд ли что-то хорошее. О хорошем обычно пишут коротко. Раймон поднял руку, погрозил стражникам пальцем и, чтобы никому не мешать, отошёл к переулку, где задумчивый грант жевал сено с брошенной повозки.
- Минутку, надо принять письмо.
"Дорогой сын, должен сообщить, что наш Том покинул нас. Я не говорю "умер" только потому, что отказываюсь верить, ведь Перекрёсток не мог умереть. Он лишь ушёл, не попрощавшись. Том сделал это в битве, и я буду винить себя в этом до конца своих дней. Подумать только, быть рядом - и не успеть! Бадб очень поддерживает меня в скорби".
- Да вашу ж мать. Нет, это не вам, - стражникам, - и не тебе, - недоумённо полыхнувшему глазами оборотню.
В битве? Не в бою? Почему-то именно это слово застряло в голове, словно оно, а не гибель Ясеня, было самым важным. Какая ещё битва, откуда? И почему Том? Из них троих... Это было настолько неожиданно, что не укладывалось в голове. Значило ли это, что ничего и не случилось?
"Пожалуйста, береги себя. Не смогу пережить еще и тебя".
Раймон поднял взгляд от ровных строчек и приятно улыбнулся Фишеру, который был не кардиналом.
- Знаешь, вот это рядом, от чего телега дымится и начинает гореть - это грант. Синантропный фэйри, если по-магистерски. Предпочитает города помельче или вообще сёла, так что в Лондоне такое увидеть - дело почти небывалое. Понимаешь, какая удача вам привалила?
- Нет, - радостно сообщил ему Фишер. - Нам хорошо платят. Особенно, если гости на обеды не опаздывают.
- Замечательно, потому что платят вам из налогов, - Раймон назидательно покачал вороном, - и гранты имеют к ним самое прямое отношение, потому что вредители. Крестьяне и торговцы от них плачут просто, и знаешь, почему?
- Время, сэр Фламберг. Обед. Архиепископ.

- Не торопи. И не смотри так на ворона, он ещё хуже, чем ты думаешь. Так вот, эти двуногие скоты обожают разорять припасы, потому что сами ничего не выращивают и не жнут, зато готовенькое любят. И вот смотрю я на вас троих, нюхаю и понимаю, что на диво вы похожи на вкусную ароматную капусту. Большую такую, жирную. Даже одёжек почти столько же, и все пропахшие. И не страшно так кататься по улицам?
Оборотень заинтересованно заржал и подошёл поближе. Стражники, к изумлению Раймона, тоже. Видать им архиепископ платил куда больше, чем ему. К слову, какого дьявола он забывал обналичивать чек? Деньги есть деньги, их много не бывает. Тем не менее, письмо следовало дочитать, а эта троица откровенно мешала и явно собиралась уже вязать и жрать. В смысле, везти на обед. Капустный. И Фишер, успевший словно из ниоткуда добыть сеть, очень походил на тёмный кочан в веревочной клети. Самое то. Ну и раз у гранта внутри всё равно была огненная печка - грех было не воспользоваться и им.
Оборотень, пыхая пламенем даже из пасти, кинулся на предводителя стражников, получил в морду сетью, но облапил и укатился вместе с Фишером в переулок, где уже начинала всерьёз гореть телега. Остальные двое остановились - но не ушли, хотя и стали снова креститься. И эти туда же. Разве что святой водой не брызгают. Что он им, демон? Но на мысли это наводило невесёлые. Чуть повернув голову, Раймон глянул на ворона и пожал плечами. Это всё тоже о чём-то напоминало, хотя ворон, кажется, был не тот. Но вдруг?
- Буду очень признателен, если выведешь. А то тут беречь себя просили...
Птица не отреагировала, и пришлось закатить глаза, шагая к стражникам.
- Ник, тебя где там носит, и, главное, с кем?
- Почему с кем? - вампирёныш, точно по щелчку пальцев возникший подле телеги, успел отобрать у кого-то толстую книгу и с интересом в неё глядел. Не отрываясь. - А носит, где вы повелели. Вон там, то есть.
Стражники дружно и очень мрачно вздохнули, шагнули пару раз назад, а потом тот, что был постарше, грустно спросил:
- Так что, говорите, передать Его Превосходительству?
"Да кто его знает?! У меня вообще письмо ещё не дочитано!"
Раймон заглянул Нику через плечо и присвистнул. Франсуа Вийон. Модно и, кажется, подходяще. По тону так точно, да и содержание...
- Вижу, добрался до Ballade de la grosse Margot. Похвально. Там это... подходящего ответа нет?
- В своём борделе мы цари? - Предложил юный вампир. - И вот вам кружка, вот и миска, что твой утюг распалены?
Раймон одобрительно кивнул.
- Годится. Особенно про бордель хорошо, хотя про утюг тоже. Передайте Его Превосходительству привет, уважение всяческое, и что с удовольствием зайдём в бордель, но только если кружка будет правильная, царская. А утюг и миску прихватим свои.
Стражники снова перекрестились и поспешно бросились распутывать отчаянно матерящегося Фишера.
- Суетливые, - равнодушно заметил Ник.
- Не будем мешать, - Раймон решительно повернул в сторону, пусть даже это уводило от прямого пути обратно в Бермондси. А то ещё ловить оборотня предложат. И телегу тушить. - К слову, "с кем" - потому что настоящий книжник без книг не обходится, а ты свою не принёс. Значит, планировал где-то подобрать. А поскольку бесхозные книги в Лондоне - такая же редкость, как гранты, то... так с кем?
Меж тем, письмо жгло пальцы всё сильнее, и пришлось заглянуть в него снова. Хотя и не хотелось. Что-то вот подсказывало, что ничего хорошего там после такого начала не окажется.
"Впрочем, в случившемся виноваты самая старшая из своячениц, новый мерлин Бретании Уилл де Манвиль и его батюшка. К счастью, в славной традициями Шотландии еще существует кровная месть, а я в силу возраста порой забываю, что михаилиту надлежит забыть о родных и родине".
Раймон мысленно хмыкнул. Далёкий путь от преследуемого древним демоном до нового мерлина. Интересно, что бы сказал об этом некий Ричард Фицалан?
- Так ни с кем уже, сэр Фламберг, - вампирёныш глядел честно-честно. Даже не моргал. - Да и не было там никого. Импы из лавки что потяжелее швыряли. А тут переплет дорогой, видите? С золочением и обрезью. И это же Вийон!
Действительно, Вийон... поди забудь о прошлом и о мире вокруг, когда оно то за ноги, то на виселицу, хотя ты просто мимо проходил. Но, право слово, Шотландия или нет, а месть Раймон понимал и практически одобрял. В смысле, практическое применение концепта. Становилось почти жаль, что омелу придётся потратить на глейстиг, но представление же! Не отменять ведь. К тому же, с ними всё равно что-то надо делать. Только что? Но, чёрт, какими вежливыми сразу становятся стражники, стоит им показать оборотня, ворона и вампира. Жаль только, продлится недолго. Что бы такое показывать для постоянного эффекта? Может, двух вампиров?..
- "Уже" и "не было" как-то противоречит одно другому, - заметил Раймон, вскинув бровь. - Так что на всякий случай поинтересуюсь: "уже не было" хотя бы девицы?
- Да какие девицы, сэр Фламберг?! Ну разве что та милая горничная с корзинкой белья. Но ведь михаилит должен жить по Уставу, а на неё как раз напали боггарты. Только подумать, и чего они в городе забыли, если должны по ветвям скакать?!
- К цивилизации хотят. Тут вот устав, Вийон, горничные. Юноши с горящими утюгами. Но если не девицы, то кто же?
"Скажу честно - в добром здравии не пребываю, если считать мысли за болезнь. А их много. Прожив полвека, странно осознавать, что не сделал почти ничего. Ни для сыновей, ни для жены, ни для Ордена. Мысли стали для меня тайной религией, и я хотел бы вернуться во времена невинности, чтобы очиститься".
Странное это было письмо. Очень. Словно обращено ко взрослым. Раймон покатал эту мысль в голове, но так и не понял, нравится она ему, или нет. Вызывает настороженность - точно. Протест - тоже. Это что теперь, взрослеть прикажете? В его-то годы?! Но, возможно, стоило бы наведаться не в резиденцию, а в Портенкросс. Прихватить с собой Вихря из... куда он там собирался со своей Сильваной, подальше от Блита? Туда бы, впрочем, тоже наведаться. Ради прикладных концептов... что-нибудь поменять. В идеале - к лучшему. Или хотя бы комфортному.

- Ну, сэр Фламберг... Сами посудите, они же не читают ничего, и в травах не разбираются, и тройной шотландский узел от двойного романского на гобелене не отличат, и... Ой. И вообще, боггарты - часть фэаэкосистемы, они не могут хотеть к цивилизации же!
Раймон вздохнул, глядя на то, как в очередном переулке части фэаэкосистемы разбирают на части карету с красивыми посеребряными вензелями на дверцах. Цивилизация определённо имела блестящие привлекательные стороны.
- Человек - ну и орк, и низушок тоже, и все прочие, - сокращая ареал обитания фэа-эндемиков, вынуждает их приспосабливаться. Возможно, это первая в мире группа богартов, осознавших и принявших перемены. Наденут ливреи, сядут вот на запятки - никто и разницы не заметит через пяток лет, уверяю. Так кто там не читает ничего и всё прочее?
"Я всё чаще вспоминаю своего отца. На Ламмас в замке Дин пекли особый хлеб, он пропитывался подслащенным горячим молоком, которое непременно нужно было украсть у соседской коровы. Это угощение готовили в большой кастрюле, разогретой на главном костре. Ветер разносил дым от него над домами, оберегая крестьян. Отец ломал хлеб, раздавая его, поздравляя с Ламмасом. Корочки доставались детям. Жаль, что ты никогда не пробовал их. Жаль, что их никогда не пробовал Том".
Никогда не пробовали, каково оно - дома. Странное письмо, и ещё более странно было осознавать, что Том действительно ушёл, и этого уже не изменить.
- Энни Стоун из Форрест-хилл, - тихо признался Ник. - Дура тупая.
Трактирщики. Раймон смутно помнил, что когда-то, возможно, но не наверняка, видел эту Энни ребёнком, но если и так, то не помнил её напрочь. Да и едва ли это было важно. Главное, конечно - неумение отличать узлы и ой. Раймон вздохнул.
- Сам посуди, откуда у неё на всё это время, даже если б было желание? Ты, небось, первый михаилит, который с ней о Вийоне заговорил. И о гобеленах. Ну, дальше двух-трёх фраз, впечатления ради, ладно. Если и не первый, то в пятёрке точно - и это за всю её жизнь. А желание... может, от тебя и зависит, кто его разберёт. Тупость и дурость, знаешь, могут и пройти...
"Я был плохим отцом".
Когда из-за изгороди на границе реки со стороны Бермондси выпрыгнул первый кадавр в королевском зелёном, с алебардой, в панцире и французском шишаке, Раймон даже не удивился -такой день и не мог закончиться иначе, как новым витком жопы, просто с другого угла. Хотя, конечно, фантазия и привычки этого конкретного некроманта выделялись даже на фоне коллег - практически восхищали.
Удивляться пришлось позже, стоя над запечённым в собственном зачарованном панцире кадавром: из-за ограды строем выходили его приятели числом шесть. Со штандартом, хотя что-то подсказывало Раймону, что Его Величество кадавров в гвардию всё-таки не нанимал. Скорее всего. А если это так феромоны в голову ударили, то не успел бы. Почти наверняка. Может быть, по голове что-то ударило раньше?..
"Или я пропустил декрет вкупе с церковной проповедью о том, что некромантия больше не вне закона, или что-то крупное продолжает дохнуть. Чёртовы божественные игры? Что там Роб рассказывал..."
Вспомнить не дали. Главный кадавр - подтянутый, высокий и усатый как старый солдат, разве что чуть землистый - утробно кашлянул на пробу и протянул:
- Пошёл вон.
И сплюнул презрительно. Кажется, зубом.
- Вот дьявольщина, - восхищенно протянул Ник, глядя на это огромными от изумления глазами.
"Идут михаилит с вампиром по лесу, а навстречу им - зомби..."
- А доводилось вам Верховного во дворец сопровождать? - буднично поинтересовался Раймон у вампирёныша.
- А то, - в тон ему ответил тот, - только я там такого не видел! А вон тот, поглядите, он даже перо петушиное воткнул!
- Королевский приказ! - пролаял кадавр с пером, имея в виду, кажется, не украшение.
"Первый, наверное, просто очень проголодался".
- Какие утончённые господа, - заметил Раймон, и, не торопясь, двинулся вдоль строя, не приближаясь. С каждым шагом за спиной оставалось его призрачное подобие, равнодушно потирающее подбородок.
"Кошмар женщины Эммы, не иначе".
Короткую прогулку сопровождал хор из "Сюда не ходить", "Нельзя", всё того же "Пошёл вон" и "Запрещено" - кадавры, в отличие от какого-нибудь анку, мороки понимали и ценили, и каждая новая копия удостаивалась взрыва окликов. Если бы нежить такое умела, Раймон сказал бы, что они нервничали от обилия мерзких нарушителей. И хорошо. Век бы так шагал, если бы Ник внезапно не споткнулся.
- Там с братом что-то? - он судорожно вздохнул. - В сердце больно?
С братом - значит, с Эммой. На этой мысли отчётливо подумалось о сумках и траурном, но Раймон только отмахнулся - и без того понятно. Значит, неторопливые прогулки в исследовательких целях отменялись. Он оглянулся на свои послушные отражения. Восемь. Должно хватить - кадавров-то всё равно меньше. И, хотя хотелось посмотреть, как они будут ловить двадцать, а то и тридцать Раймонов, приходилось обойтись тем, что имелось.
Копии, мерцая и переливаясь, одновременно потрусили вперёд, и Раймон с удовольствием к ним присоединился - только сторонкой, сторонкой. И побыстрее, пока эта на диво слаженная команда не сообразила, кого именно они надо ловить.
Как он и подозревал, далеко кадавры преследовать не стали, и это наводило на нехорошие мысли.
Слишком оно всё было организовано на вид, слишком уж совпадение с Эммой. А если бы он сам ставил заслоны на дорогах, то одним бы точно не ограничился. Значит... значит, дальше стоило пойти лесами. Благо, Раймон был почти уверен, что знает их лучше кадавров.

Бермондси, тем же временем.

- Дорогая миссис Клайвелл, ощущение, что тебя не понимают, недостаточно заботятся - сейчас нормально. Беременность хоть и не болезнь, но волнения вызывает. И у тебя, и у Джеймса, и даже у этой чудесной пожилой женщины, что скоро станет в третий раз бабушкой.
Юбки Эмма скинула, и теперь восседала в констебельском кресле у камина, ловя неодобрительные взгляды констебельской матери. Которые прекрасно понимала. Не всякая добропорядочная мать и свекровь переживет тонкой кожи серые штаны и изящную, но увы, мужскую рубашку на случайной гостье невестки. А уж если эта гостья еще и с рапирой... Констеблева мать напоминала мать-настоятельницу, и это почему-то забавляло.
Если подумать, Эмма предпочла бы сейчас быть с Раймоном. Но почти прежний, слегка обновлённый Раймон нежно глядел, страстно любил и был совершенно непонимаем. А потому с собой не брал совсем как когда-то. Возможно, это было к лучшему. Эмме давно не доводилось предаваться чисто женским разговорам о тряпках, детях и стряпне, но ведь не очень и хотелось!
А еще Раймон призвал вампирят, и оставил с ней Майка. Майк вызывал приступы неистового крестного знамения у миссис Элизабет, строил глазки Мэри, Бесси и Клементине, которую привел сержант Хантер, изредка выходил на улицу, отрывал голову какому-нибудь домовёнку и возвращался, чтобы кокетничать. Милое, уютное времяпрепровождение, приличное супруге рыцаря, сестре принца и благовоспитанной леди.
- Сестра Клементина, вероятно, сможет помочь, когда придёт срок.
Эмме упорно казалось, что на Клементине всё еще белое одеяние новообращенной, а руки молодой монахини светятся золотом. Прошло почти полгода, как в очаге сгорело облачение, но привычки послушницы порой вспоминались. Называть замужнюю даму, давно отрешенную от сана, сестрой Клементиной была одной из них.
"Вечереет. Раймона всё нет. Констебля - тоже. Курятник... нет, не курятник, но с мальчиками интереснее, кажется".
Окно, выходящее на Эсмеральд, показывало неутешительное. Эмма могла и не смотреть в него, чтобы понять - на смену утихающим домовым и их родичам приходило что-то новое, более тревожное, синее, алое, черное. Цвета были яркие и чистые, до головной боли и нытья зубов. Могла не смотреть, но поглядывала. Поэтому стук в дверь неожиданностью не стал. Рано или поздно кто-то из тех, кто метался по улицам, должны были постучать.
Вместе с изрядно надоевшим за день Майком она пошла открывать. На пороге стоял стражник самой обычной наружности - голубоглазый, светловолосый, чуть выше её самой. Стражник мялся на пороге, источая тревогу, усталость, боязливое изумление и крайнее неодобрение штанов.
- Госпожа, моё почтение. У вас воды не найдётся? В глотке пересохло, бежал. Вы как, здоровы?
- Я здорова, Майк?
Майк сегодня это знал определенно лучше самой Эммы, поскольку ходил хвостом.
- В контексте лекаря или священника, госпожа?
- Хороший вопрос, - одобрила Эмма. - Какой контекст вас интересует, уважаемый?
Стражник заметно растерялся.
- Ну... вообще? - робко спросил он.
- Майк, я вообще здорова?
Без Раймона с людьми говорить было сложно хотя бы тем, что с ними приходилось говорить.
"Когда вернётся, так и скажу - из-за тебя мне с людьми пришлось говорить, срам-то какой!"
- Кушали и до ветру ходили регулярно, госпожа, - признал вампиреныш и блеснул глазами. - Для прочего, согласно трактатам и особенно брату Сапфиру, надо пробовать пульс. Позволите попробовать, госпожа?
Эмма сунула ему под нос руку, тоскливо рассматривая стражника. Следовало ожидать, что в дом констебля будут ходить его подчиненные, но этот почему-то пришёл в пустой дом. Откуда Джеймс Клайвелл сбежал утром и еще не возвращался.
- Вы к леди Джеймс Клайвелл? - Участливо осведомилась она. - Или к миссис Хантер? О, знаю, вы к миссис Элизабет!
- Нет. То есть, да. То есть, я ко всем сразу. Сэр Джеймс велел сопроводить всех до резиденции. Опасно тут, понимаете? Говорят, - стражник понизил голос, - новый претендент. Темза блокирована, а на Форрест-хилл пока путь открыт.
- Да хранит Господь Его Величество.
Слова слетели легко и благочестиво. Вот только рука затекала и Эмма выдернула её из ладоней Майка. Если Темза и в самом деле была закрыта, то Раймон мог задержаться надолго. И было весьма непрактично уходить самой и уводить за собой весь выводок. По дороге могло случиться всякое - твари, разбойники, претенденты. Эмма хорошо помнила, как из резиденции её вез Бойд - в кольчуге, закрывая собой. А еще Эмма трезво осознавала, что в Бермондси было достаточно михаилитов, которых Клайвелл мог попросить о том же, что и этого стражника. И ему бы не отказали. Даже если страж не врал, это становилось странным.
- Леди Мэри, неужели Джеймс часто поручает свою жену заботам стражи?
- Вообще не поручает, - покачала головой Мэри, подходя к дверям и вежливо кивая стражнику. - А если бы поручал, я бы, наверное, ждала кого-нибудь другого?
- Резиденция надёжнее, не отнять, - пробормотал Майк, явно представляя дорогу - и дорога эта ему явно же не нравилась.
- Вот, и юноша тоже согласен, - одобрительно кивнул стражник, протягивая Майку руку для пожатия. - Джейми Керн.
Прежде чем Эмма успела возразить, самовлюблённый Майк её пожал, покачнулся и рухнул на оглушительно завопившую Мэри.
"Траурное в левой сумке", - всё, что успела подумать Эмма, когда от укола в шею поползло знакомое тепло яда хобий.

Бермондси двумя-тремя часами позже

Городок молчал. Замер. Иных, более сложных и художественно-описательных слов Раймон подобрать не мог - не сейчас, после двух часов пробирания между отрядами кадавров - к последнему, чуть не на границе Бермондси, вообще прилагались костяные гончие с накинутыми поверх собачьими шкурами. Обмануть это могло разве что очень издали, но впечатляло всё равно. И заодно жутко раздражало. Ирландские волкодавы нашлись, мать их Девону!
Но таким Бермондси он не видел никогда, даже после того бунта. Жители заперли дома наглухо, только порой поглядывая на одинокого твареборца сквозь щели между ставнями - это он чувствовал кожей. Тяжёлые сапоги рождали жутенькое эхо, на которое отвечали только шорох и повизгивания случайной недобитой нежити. Впрочем, такой осталось мало. Зато её отсутствие с лихвой восполняли странные фэа в сером, почти сливающиеся с домами. Молча и почти бесшумно в мягких ботинках они скользили в сторону Лондона, где только что громыхнуло нечто крупное, не чета молниям. Вероятно, арсенал, но дымы поднимались из-за реки в нескольких местах. Впрочем, леса за Бермондси, там, откуда шли фэа тоже дымили. Никогда Раймон не верил по-настоящему, что увидит войну - а вот поди ж ты. И это в час, когда войны занимали его лишь постольку-поскольку.
И всё же, эти фэа, бросающие на него непроницаемые взгляды, словно нечасто видели людей, смотрелись на улицах странно. Неестественно, не отсюда. Как... Раймон даже приостановился в начале Эсмеральд, подыскивая слово. Как сарацины. Непонятные чужаки, кто их поймёт, о чём думают, да и думают ли вообще? Чувствуют ли? Чего от них ждать?
Пока что, к счастью, это было чьей-то ещё проблемой. У этих эльфов, судя по дисциплине, были и генералы, и полковники, и лейтенанты, и... кто там у них вместо епископов и комиссаров? Друиды и всякие там мерлины? Точно. Ну вот, пусть новый мерлин и занимается.

Дверь Раймону открыли небыстро, словно и не ждали. А, впрочем, может не ждали.
- Это снова вы, спаси вашу душу Господь, - поприветствовала с порога миссис Элизабет. - Соболезную. Леди де Три - настоящая леди, таких уже и не найти.
Ну хоть без святой воды. Раймон не был уверен, что ещё способен дымиться - разве что мороками. Поэтому пришлось сокрушённо вздохнуть и развести руками.
- Благодарю. Ваша правда, где скромному михаилиту отыскать настоящую леди, да ещё обязательно с ногами?
Женщина строго поджала губы и посторонилась, пропуская в дом.
- Вдовцу не пристало так шутить, сэр Фламберг. Молитесь и скорбите. И забери своего, прости Господь, вампира.
Как именно пристало шутить вдовцу, Раймон уверен не был. К тому же, какие шутки - ноги-то настоящие! Скорбеть не хотелось тоже: судя по страдающим глазам Майка, сидевшего у камина, умилительно сложив руки на коленях, этого тут хватало и так. Странно, что ещё дом не обрушился от силы чувств, а если добавлять - точно крыша провалится, и поди объясни это потом Клайвеллу! Ну а молиться, конечно, можно было, но из-за этих чёртовых фэа и прочего Раймон сомневался, кому именно. Нет, определённо раньше всё было куда проще.
Вампирёныш молчал, глядя затравленно и печально. Мысленно закатив глаза, Раймон подошёл и уселся рядом, у стены, прямо на пол. Ничего. С опаской глянув на потолок, Раймон страдающе вздохнул - и тут Майк, не выдержав, заговорил.
- Госпожа не хотела никуда идти. Совсем.
Раймон покивал и вздохнул снова.
- Да, леди де Три крайне упряма. Бедные утаскиватели, как представлю, как пытались уломать, даже жалко становится. Это тебя Ник так? А то одежда рваная как-то неправильно. Не убивательно и не похитительски.
- Да я даже сделать ничего не успел, - мрачно пробурчал Майк. - Игла, а в ней - чеснок, серебро, вербена, хобии. Ник здоров драться, его какой-то холоп не травил!
"Хм, значит, пока всё-таки не вдовец. Двойная доза сочувствия похитителям!"
- И одежду чинить теперь. Сплошные расходы, - укоризненно заметил Раймон. - Мм, а что, холоп здороваться потянулся, или просто сделал вид, что плохо стало?
- Назвался Джейми Керном. Оно как-то само... И... вы про одежду, а госпожу, может, доедают уже!
Майк шмыгнул носом и уставился в камин.
Раймон вздохнул.
- Если бы ты пошёл на такие сложности, чтобы украсть леди, ты стал бы её на котле... э, ладно, забудь. В общем, умные похитители так вряд ли сделают. А если сделают, то небось она их всё равно отравит собой исключительно из посмертного упрямства. В общем, шмыгать-то чего? Укололся? Виноват, но в другой раз умнее будешь, а задним умом-то все крепки. В общем, приводи себя в порядок, и пойдём отыщем Шафрана или Клайвелла, или обоих, потому что две головы же лучше, чем одна. К тому же, если крыша всё-таки рухнет, поди ему объясни, с какого горя его молодую свежебеременную жену завалило.
Проводив взглядом вампирёныша, послушно направившегося умываться, Раймон мысленно закатил на себя глаза. Тоже там, умудрённый опытом михаилит и недо-педагог. Надо было просто подзатыльник отвесить да и всё. Эх. Впрочем, ладно. Клайвелл наверняка дневал в управе, Шафран... тоже известно, где. И он, наверное, был полезнее... если только путь не чистили огнём.
К слову. Раймон глянул на миссис Элизабет. Та стояла, скрестив руки под грудью, и осуждающе смотрела на сидящего на полу михаилита. Возможно, он пачкал гладко оструганные доски своей богопротивностью. Но если так, чего там уже.
- Госпожа Немайн! Надеюсь, пребываете в добром здравии, несмотря на данную богами сестричку. Не подскажете, где нынче обретается некий магистр Циркон, он же Роб Бойд?

Резиденция, ещё несколькими часами позже, глубокая ночь из тех, в которые никто не спит

Если Бермондси затаился и молчал, то Форест-Хилл, напротив, устало гудел. Гудел - потому что был забит беженцами; магистры решили открыть ворота для крестьян. Устало - потому что поганые день выдался, кажется, вообще у всех. К счастью, на его комнаты - и, главное, на тайник - никто не покусился, но, увы, отдыхать пока ещё было рано, несмотря на то, что и прошлая ночь выдалась той ещё. Так что, устроив усыплённую сестру на кровати и отправив вампирят приходить в себя, Раймон наскоро переоделся и направился в лазарет, потому что где ещё можно было в такое время отыскать магистра-целителя? Не в постели же. Добрался, оценил картину и прислонился к стене поодаль, чтобы не мешать: Роб сращивал руку какому-то крестьянскому мальчишке, приправляя лечение сказкой.
- Давным-давно, в местах далеких или близких, под нашим небом, но на чужой земле стояла деревня. Жили в ней люди всякие, добрые и злые, богатые и бедные, и, как бывает оно на белом свете, не всегда награждалась чистым золотом чистая душа...
Выглядел магистр ещё хуже, чем Раймон себя чувствовал. Судя по виду, не спал он куда больше одной ночи, и жил на стимуляторах - это было видно и по теням на лице, и по чуть более резким - а точными они были всегда - движениям рук.
- Как-то по весне приехал в деревню юноша. Красавец писаный, хорошо одетый, на здоровом коне да с мешком пожитков. Ехал он мимо домов и громко просил о ночлеге, обещал отплатить, чем сумеет: или золотом, или честными трудами. Встретили его охотно, особенно семьи, где ртов было больше, чем мужских рук.
Стоять без дела, да ещё умытым и в свежей одежде здесь было неуютно. Мимо бегали лекари, служители с водой и тряпками, и, наверное, стоило бы тоже предложить помощь, но было слишком хорошо стоять вот так и слушать. Если прикрыть глаза, можно было даже перенестись далеко в прошлое, когда всё было проще и... и проще. К тому же, рук для воды хватало, а в остальном Раймон почти ничем не мог здесь помочь. Усыплять разве что? Но с этим справлялись другие, благо, сил оно почти не требовало, слишком все вымотались. Любопытно, где осталась леди Бойд? Впрочем, наверное, её присутствие здесь выглядело бы странно. Или нет? Раймон представил, как она склоняется над плечом Роба, добавляя свою силу к движению рук. Призрак прошлого, но леди настоящего и будущего. Пожалуй, нет, не странно. А, может, она и была здесь, просто он - морочник - не видел, потому что не хотел?
- В числе прочих вышла на свое крыльцо девушка Айрис. Хрупкий нежный цветок она была, годами не старше шестнадцати, умом не младше сорока, а несчастьями богата так, словно засыпала под крики баньши. Родами умерла ее мать, отца с новой женой скосила чума, и осталась девушка одна с младенцем-сестрой, едва находя силы прокормиться. При виде Айрис, худой, словно метелка, бледной, как молоко, и все же красотой равной фее, приезжий остановился у ее двора и с поклоном принял приглашение в дом.
Пробегавший мимо брат Сапфир сунул в руки склянку, от которой разило травами и водкой. Какого дьявола? Частично запах был знаком, во время оно нечто подобное доводилось пить частенько: валериана, календула, ромашка, под которыми прятался тонкий резкий запах хобиевых феромонов. Противоядие - но почему? Его ведь не травили, если не считать той ерунды с глейстиг, которая всё равно давным-давно выветрилась. Пожав плечами, он всё равно выпил горчащую гадость - на всякий случай. Целителям-то виднее, а пить хотелось в любом случае, словно и не осушил фляжку по дороге в резиденцию.
- Раймон!
Мальчишка счастливо поскакал к тревожно наблюдающей за всем матери, а Роб - увы, так и не дорассказав историю - протолкался через кучку крестьян, восторженно крестившихся на Нефрита, и крепко обнял. Пахло от него привычно, и нет - сосной, шалфеем, ветром, и ни капли недавнего бренди.
- Мы здесь заканчиваем уже. Еще пару минут - и будем мыть, и... К дьяволу, пойдём ко мне. Нужно поужинать и поговорить. Ты цел?
- Да. Ужинать?..
Слово отозвалось бурчанием в животе, и Раймон вспомнил, что после того пирога - вкусного! - у Клайвелла питался разве что густым лондонским воздухом и феромонами. Он пожал плечами и кивнул. Конечно, стоило бы присмотреть за сестрой, но с другой стороны, вряд ли за последний день она выработала резистивность к магии, верно? А если выработала, то за такие успехи точно заслуживает прогулки в компании привидений.
- Ужинать, - Роб пнул камень в стене, открывая лестницу. - Я последний раз ел, судя по ощущениям, лет десять назад. А спал... не помню. От Эммы вестей нет?
Раймон пожал плечами и сжато пересказал, что знал - хотя, судя по вопросу Роба, знал меньше, чем сам думал. В любом случае, потом, за едой, рассказывать получилось бы дольше, поэтому история уложилась как раз на лестницу до комнаты под кровлей. Закрывая дверь, он пожал плечами снова.
- Вот так и выходит, кажется, что я-то от настойчивого приглашения Его Превосходительства отказаться смог, а Эмма - не очень.
- Готов поспорить на Вест-Килбрайт, что это не он. По крайней мере, кадавры - и тут ставлю поместье, что должно было отойти Ясеню - были Рольфа де Манвиля. Почерк тактики не пропьёшь, я проверил. И ты башку бы проверил, а то письма такие пишешь... Веришь ли, два раза поседел, пока читал.
Роб оторвал ломоть от краюхи хлеба, стоящей на столике у стены, и с блаженным стоном рухнул на кровать.
- А ты их ещё и читал?! - Раймон взглянул на него с новым уважением и с удовольствием принюхался к сыру - зрелому, ароматному. Есть, впрочем, не спешил. - Вот до чего магистерство доводит. К слову, почему письма? Вроде бы, было только одно в последнее время... а, впрочем, не важно. Рольф де Манвиль, говоришь? Но вот кому-кому, а ему мы ещё ничем не насолили, в отличие от Кранмера. Кажется. Даже на свадьбу Харпера не приехали - и на месте Рольфа я бы этому неприезду только радовался. Прошлые места, где мы гостили... в общем, они тоже были бы рады неприезду.
Вместо ответа Роб поковырялся за голенищем и протянул ему изрядно потрёпанную карту. Листы из дешевой тонкой бумаги, перечерченные вручную, были наложены друг на друга, и подле Оксфорда значилось "Долина цариц", возле Лондона - плохо произносимое "Храм Меренпта", а у Кембриджа - "Усыпальница визиря".
"Фантазийно, не отнять. Знали же толк в названиях. И становится правда интересно, как мы, старательно стараясь не влипать в эти игры, в них так вляпываемся".
- Я недавно наугад под Кембридж поехал, - пояснил Роб. - Ну знаешь, красивая блондинка рядом, привидения, кладбища. Романтика! И нашел там визиря. Рольфа де Манвиля. Помолодел, совсем как я. А ведь ровесники. Ну еще нашел херову кучу мертвяков всех мастей. И тебя. Ешь, к слову, а то на себя похож станешь.
- А это плохо? - уточнил Раймон, непривычно потирая подбородок. - Может, лучше вообще не есть? Но скажи, если вы с Рольфом теперь так приятельствуете, что даже показы меня устраиваете, а кадавры с подругами Девоны в шкурах ходят, может, знаешь заодно, зачем бы ему Эмма, и где? А то Шафран вяло помянул только север или северо-восток, чего для направления маловато, а аргументов для "зачем" у меня вовсе нет. Без них в гости идти вовсе грустно.
Роб лениво приподнялся на локте, с интересом оглядывая себя, будто видел впервые.
- А вроде я на чертову Кассандру не похож. Дьявол его знает, зачем и почему. К тому же в гости, сын мой, надо ходить с полной уверенностью. Представь, явимся к нему, а Рольф сидит себе, лепит кадавров - и ни сном, ни духом. И будет как в той дебильной шутке, которую так любит Филин, знаешь? В понедельник некроманта повели на казнь. "Да... тяжело начинается неделя,"- подумал некромант.
"Этот день просто состоит из анекдотов. Жаль, глейстиг тогда не стали играть по-настоящему. Или просто вопросы не те задавал?"
- Ну, а чем плохо? Смутно помню, в последний раз, когда Эмму крали, спалил какую-то рощу - поверишь, до сих пор совестно. Но за сожжённое некромантово поместье или там замок мне стыдно точно не будет - это порой стоит делать просто периодически, для профилактики. А то что, нам одним, что ли, плохие дни положены?
Меж тем, странная пелена от неяда хобий отступала - то ли просто так, то ли от сапфировой настойки. Скорее последнее - вкус был аккурат такой дрянной, как Раймон и помнил. Вероятно, их такими делали, чтобы яд в свою очередь отравился и помер в муках. А сыр всё-таки был хорош.
- Ладно, - Роб снова упал на кровать. - Пойдём жечь. Только сначала спать, а то можно случайно сжечь не того некромага. И, помнится, ты что-то говорил про эту бестию из Доков?
"Пойдём? Не просто больной на голову и двинувшийся от потерь морочник, а прямо мы? А где же лекции о политике и своевременности?"
Раймон позабавленно покачал головой и подхватил слоёный пирожок - такой же вкусный, как в детстве. Почти такой же вкусный, как попробованный некогда впервые.
- Если подумать, то нам идти и жечь, вероятно, всё-таки не ко времени, а к бестии я, конечно, прогуляюсь. Вот возьму вампирёнышей, чтобы одному не пить - и к следующей же ночи пойду гулять. Днём бестии спят, не будить же. Цена вдесятеро вырастет, не хуже, чем у михаилита с похмелья, - помедлив, он дожевал пирожок и вздохнул. - Расскажи лучше, где остался Том? И как? Думал, встречу здесь, но, получается, не судьба?
Роб поморщился.
- Вампиреныши твои... Ни богу свечка, ни черту кочерга. А Том ушёл, остановимся на этом. Когда-то вернётся. Он всегда возвращается. Что с сестрой? Колхаунам будем сватать или здесь закопаем?
"Ни богу, ни чёрту, а в Гленголл всяко лучше боевой группы. Иначе разговора, думаю, не получится, а если получится, то не о том. К тому же, для мародёров хватит даже таких балбесов. Экономия на крови, опять же..."
- Мне начинает казаться, что для Колхаунов её всё-таки слишком много, - признал Раймон. - По-хорошему надо бы лопатой по голове, и в освящённую землю под теми розовыми кустами, но думаю, что я её просто сдам с утра целителям и брату Арктуру. Это, кажется, по его части, авось и выяснит что интересное о тех, кто любит такие... эксперименты. Потому что концепция кровной мести, каюсь, греет душу даже при том, что Лиз эту я не знал - и, кажется, уже не узнаю. Не люблю тех, кто закрывают варианты, даже такие, какими никогда не воспользовался бы. А если...
Монолог прервал тихий храп, и Раймон, мысленно хмыкнул. Без стимуляторов, что ли? И к бренди не притронулся, хотя в таких разговорах обычно... да и неудивительно, Раймон себя без выпивки бы тоже вряд ли вынес. Письма, опять же, странные. Подменяют ли древние богини взрослых магистров? Запрещают ли глотать эти пилюли и - о, ужас! - пить? Если последнее, то стоит ли снова предлагать срочно избавляться от таких леди? Замерзают ли воздушники в комнате, стывшей как минимум неделю? Сколько вопросов! А из ответов - всего лишь пирожок. Или два.
Подхватив три, и ещё пару для сестры, Раймон поискал глазами камин, не нашёл и мысленно пожал плечами. Даже не позаботиться, ужас. Тем более, он и отсюда чувствовал, как воздух над Робом теплеет - даже во сне магистр оставался магистром, не нуждающимся в пледе. Да и ворона чёрно-рыжая вон за окном сидит и плохо смотрит. Ну ладно, не плохо...
Поклонившись, он аккуратно закрыл за собой дверь и побрёл в комнату. Может быть, стоило наведаться к Ю не завтра, а сегодня же? Ночь у Гленголл наверняка выдалась весёлая, но, может, минутка для такого чудесного его найдётся? Только надо заскочить к лекарям. За пилюлями. И на кухню - за бренди. А потом уже - кабак в доках. Или нет? Как вообще выбирать из заведомо невыгодных вариантов?
Раймон поразмыслил над этим вопросом и пожал плечами. Если правильного ответа на горизонте не видно, остаётся только уповать на неправильные.
Но сначала - всё равно к лекарям и за бренди.

Не Гленголл, следующий день

"И почему лень считается смертным грехом? Видят боги, чем больше люди ленятся - тем меньше грешат, а разве же это не благо?"
Билберри, кажется, не ленился вовсе. Не умел. И если праздные руки определённо считались инструментом дьяволовым, то что можно было сказать об этих? Начисто вымытые улочки, утопающие в зелени и цветах, начисто же вымытый мост при въезде в городок. Новые яркие занавески на окнах, по большей части новая одежда. Новый Симс в лавке, новый Тоннер в трактире, а главное, от чего Раймон пришёл бы в восторг, если бы не устал так и если бы мысли не занимала Эмма - новый Августин в церкви, один в один как прежний. Словно жители Билберри решили сделать случайно вернувшемуся михаилиту подарок - способ отвлечься от собственных проблем и спалить что-нибудь ещё. Даже смотрели в сторону или под ноги, но только не на Раймона, чтобы не выдать секрета. И замолкали, стоило подъехать ближе. Михаилитский рай, не городок.
Старый Августин, конечно, тоже там был, в чистенькой аккуратной раке над алтарём.
- Благословление Господне и Августина Присноблаженного на всех чад его. И на вас тоже, - проговорил священник - не старый ещё мужчина лет сорока, поджарый, рослый.
Тянуло от него раздражением, сонливостью, благоговением и - впрочем, не странно - желанием женщины. Кажется, просто, а не женщины Эммы, и то хлеб. Впрочем, сходство с Августином прежним так только усиливалось. "И на вас тоже", надо же.
- Да благословит он вас. И Он тоже. Тяжёлая ночь? - сочувственно поинтересовался Раймон, предполагая, что сам он выглядит примерно так, как священник себя чувствует.
А вот Билберри внезапно погромленным не выглядел. Впрочем, Раймон и по тем, уже внезапно далёким дням помнил, что нормальной, привычной нежити тут почти не водилось.
- Врата ада разверзлись, - кивнул священник, - Но в руке Господа власть над землею, и человека потребного Он вовремя воздвигнет на ней.
- Значит, нашёлся такой человек, волей Господа? Кто же таков сподвижник?
Обстановку в церкви тоже обновили - впрочем, и неудивительно. Сидеть на обугленных скамьях, пачкая одежду, удовольствие невеликое да и, кажется, какие-то стёкла тогда тоже побили. Брайнс же кидался камнями? Помнилось плохо. Кидался Брайнс - это точно, но в кого, куда и зачем? Загадка! Но крест жители оставили. Хороший крест, большой, обгоревший. Не стали даже стёсывать превратившееся в уголь дерево, оставили как есть.
- Я, - скромно сообщил пастырь, потупив глаза, - сказал, и привел это в исполнение; предначертал, и сделал.
- Невероятно, - искренне восхитился Раймон, даже оглядел его с новым интересом. - Велика сила Его! Как же вам такое удалось? Ужель одним словом Господним?
- Воистину, верно говорят, что михаилитов Господь оставил ещё в утробе церковной, отвернув лицо. Неужели вы думаете, что силы Его не хватит, чтобы размазать всех бесов по мостовой? В городе, который благословен Августином, заточившим дьявола в кинжал?
- Прямо вот взял и размазал? - благословение святого Августина вполне тянуло на поднятую бровь Верховного, что восхищало ещё больше. Явно надо было жечь священников чаще - глядишь, в славной Англии стало бы гораздо меньше проблем с нежитью. Правда, и меньше работы для михаилитов. Или больше? - Расскажите же, как оно было, святой отец.
- Аз перст воздел, - священник даже порозовел от смущения. - Вот, Я Господь, Бог всякой плоти, есть ли что невозможное для Меня?
- И правда, - согласился Раймон.
Что-то было сильно не так. Настолько, что никак не определялось, не хотело. Пряталось. Щёлкнуть бы пальцами от нетерпения, но к чему торопиться? Подумаешь, там из леди наверняка делают котлеты. И холодец. От священника тянуло некромагией, как сырым воздухом на сквозняке, да, но... но не настолько, чтобы упокаивать нечисть целыми городами. Конечно, вера могла усилить, и... Раймон всё-таки щёлкнул пальцами, но мысленно. Отец Августин. Вот от кого тянуло точно так же, но человек - другой. И не одержимый, иначе не смог бы стоять вот так. И под некромантией - обычная неразвитая земля... но если не одержимый, то что остаётся? Не артефакт, не мощи, иначе сквозило бы от них. Двоедушник? Ох, отец Августин!.. Не спится вам, и в ад не хочется? Раймон благочестиво вздохнул, оглянулся на скрипнувшую дверь. Женщина, мужу которой... хм, что-то нехорошее с ним сделали точно, и двое крепких мужчин, которых не вспоминалось вовсе. Наверное, тогда не встретились, иначе бы не заходили. Пришлось вздохнуть снова.
- Господь наказал меня потерей памяти, святой отец. Но расскажите же и о другом чуде - о заточении дьявола в кинжал. О, и всё ли благополучно с тем чудесным поместьем, которое за аллеей?
- Вы к Грейстокам наведались, сэр Фламберг? - Ядовито осведомилась женщина. - Вот и идите себе, с молитвою. А мы тут сами, без вас. Радоваться будем, что вы белобрысого того не привели, да без блудницы своей явились.
"Вот странные. Думают, что если блудницы нет, то им лучше будет. Ха!"
Раймон скептически оглядел выгонятелей и всё-таки прищёлкнул пальцами. В церковном воздухе хватало пыли, чтобы огонёк получился ярким и почему-то голубоватым. Им хотелось любоваться. Выгонятели, впрочем, зрелище не оценили. Один из незнакомых мужиков - пока, хотя Раймон подозревал, что познакомиться рано или поздно доведётся - свистнул, и в двери вошла целая толпа, и все - с предметами местного культа. То есть, с вилами, косами и цепами. Странно, что без факелов. Снаружи же творилась ярмарка. Горожане радовались и кричали так, что порой даже через всю церковь доносились отдельные фразы вроде: "достал", "почему к нам?", "так хорошо жили", "изгнать", "повесить", "на кол супостата", и особенно проникновенное "а я только снова замуж вышла".
Это не вызывало таких ярких воспоминаний, как вид креста, но определённо придавало сцене жизни, достоверности и интереса. И, наверное, впервые заставляло порадоваться отсутствию блудницы - и огорчиться отсутствию белобрысого. Два вампирёныша на замену годились плохо. Впрочем, смотря для чего.
- Книжник, Бабник! Зайдите, и закройте за собой дверь, будьте добры, а то шумно, - Раймон любезно улыбнулся малой толпе и приобнял священника за плечи. - Знаете, святой отец, прошлое знакомство всё-таки было слишком коротким, но вы уверены, что хотите его повторять вот прямо так? И не жаль себя?
К слову, а какого ланкастерского дьявола вампирята вообще его слышали? Раймон, конечно, учился паршиво, но привязывали Майка и Ника они к Эмме, не к нему, и он сам, получается, в пирамиду не входил. А Эммы здесь не было. Значит?..
- Ник и Майк.
Двери захлопнулись под испуганный и удивленный вздох, а священник пожал плечами.
- Господь велел прощать, дети мои, - обратился он к толпе. - Не оскверняйте своих рук грязной кровью, ибо праведного и нечестивого будет судить Бог, потому что время для всякой вещи, и суд над всяким делом там. Пусть идёт.
- Идут, - на всякий случай уточнил Раймон, с интересом глядя, как толпа расступается, опускает вилы, не забывая при этом кланяться вампирам. И правда, что они, бруху не видели, что ли. - Но недалеко. До трактира. Нравится мне у вас тут. Весело, с затеинкой, воспоминания, опять же.

Кладбище Билберри парой часов позже и толпой меньше

- Hola, сэр рыцарь. Добрый сегодня день, правда?
Айме, одетая в платье для верховой езды, сидела на саркофаге леди Элизабет Грейсток. Возможно, сидела она там всё то время, пока Раймон, мысленно недоумевая сам на себя, мерил шагами свеженасыпанные морским камнем дорожки, разглядывал мирные - даже если свежие и многократно выкопанные - могилки и всячески думал. Ну ладно, не думал, потому что всё равно не умел, но хотя бы пытался. Теперь пришлось в дополнение к этому ещё и кланяться. Кланяться, впрочем, было проще. И пользы приносило больше, чем пустые размышления.
- Невероятно, госпожа Айме. Ему не хватало лишь присутствия прекрасной дамы - желательно без вил и факела, - и теперь он полон. Как поживаете?
"Исключительно из исследовательского любопытства: Ник, а так ты меня тоже слышишь?"
"Я на вас обиделся. Это дурацкое прозвище. А ещё в пример вас ставили!.."
- О, чудесно! Славно поохотилась вчера. А вы?
Айме мило улыбнулась и качнула ногой.
"Какой идиот ставил меня в пример?! И, если на то пошло, в пример чему?"
- О, не менее славно. Спас несколько борделей от Его Величества, представляете? К слову, надеюсь, вчерашние... неприятности вас не потревожили?
"Брат Филин не идиот!"
- Неприятности? Они были забавны. Хотите пирог с олениной? Я ждала Эда с утра, но его задержали дела.
Улыбка брухи стала шире, а Раймон мысленно передёрнулся. "Эд" в первую очередь вызывало ассоциации с неким Фицаланом. Впрочем, не отнять, часть воспоминаний были вполне приятны.
"Если ставит меня в пример - это уже признак, что старость подступила слишком близко. Майк, ты тоже оби... здесь, где бы оно ни было?"
- Жаль слышать, - Раймон приятно улыбнулся и сам, гадая, какие именно из дел могли задержать лорда Грейстока. - Ждать обычно так скучно, сочувствую и разделяю, госпожа. Знаете, сам планировал вернуться к кому-нибудь вчера, но не получилось. Хотите глоток бренди? Михаилитская настойка, старая, честно украденная из магистрских погребов.
"Он тоже обижается".
- Вы знаете, чего я хочу, сэр Фламберг. Но обещала не добиваться этого, м? Впрочем, если вы выпьете бренди, то я... пожалуй, попробую.
Когда это Айме такое обещала? Насколько Раймон помнил - ну ладно, плохо - тот договор закончился на моменте, когда за ними с Эммой закрылась дверь.
"А подзатыльник? точнее, два. Потому что нечего непримерам дерзить. Ладно, это потом, а пока скажите мне, две не свечки и не кочерги, какого беса вы меня слышите, а Эмму - нет?"
- Если бы мои заботы решались так же легко, госпожа, - вздохнул он, вынимая пробку, и с удовольствием принюхался. - Вот живут же магистры. Пряное так, что просто жуть. Почти отгоняет мысли о том, не одни ли и те же дела мешают вернуться нам с лордом Грейстоком. Не похоже ли невозвращение.
"А мы не образованные, мы не знаем".
- Мне уже интересно, - Айме заерзала на каменной крышке, - на что вы так упорно намекаете? Утолите же любопытство, о таинственный рыцарь!
Откуда же упорно, когда полторы фразы?! Ещё Раймону было очень интересно, чувствуют ли таки Грейстоки любопытство, притворяются ли, или думают, что чувствуют? Последнее бы его вполне устроило. И что делать с обнаглевшими вампирятами? Бегать за ними по кладбищу на глазах у Айме? Да ну, к тому же, они и быстрее. Привязаны они не к нему, а к Эмме, поэтому приказывать... стоп, но мысли они так-то тоже не должны быть слышать, если только они не шли к Эмме, а потом уже к ним. Но при этом сам Раймон её не слышал, а она его? Как знать. С той ночи и потери себя кольцо работало на редкость паршиво. Но при этом сейчас мысли доставлялись полностью. То есть, проблема не в самом кольце, а в Раймоне и Эмме, потерявших друг друга. Говорят - и не слышат, но голос-то всё равно есть, так? Ну так а какого тогда чёрта?
"Перестать обижаться, взять ноги в руки и достучаться до Эммы!"
И самый важный вопрос - а что на самом деле Грейстоки знают про случившееся? К чему может привести, если не знают - но узнают? Если виноват правда Рольф - а если нет? А если знают, что он может получить от этой беседы, кроме удовольствия от компании? Проблема была в том, что отличить плохие варианты от хороших не хватало знаний. Вот уж точно - торопыга. Раймон отпил из фляги и улыбнулся леди Грейсток.
- Утолю, о госпожа, но беда в том, что мне очень, очень важно, чтобы о сказанном здесь вам не узнал больше никто.
- Тогда вам придётся пить больше, - заметила бруха под озадаченное молчание вампирят.
- С такой жизнью - можно и больше, - покладисто заметил Раймон, с удовольствием отпивая ещё глоток. Нет, если Роба и правда лишают таких удовольствий - просто жуть какая-то. Если лишается сам - жуть вдвойне!
Приняв кивок за согласие, он пожал плечами. Когда блефовать особенно нечем, оставалось просто говорить. В конце концов, почему нет, даже если ничего нового он не скажет? Другое дело, что пересказ истории "как украли Эмму" уже начинал несколько утомлять, но с этим следовало смириться. Потому что раз, кажется, был не последний. Далеко не последний.
- Беда в том, что пока я пробивался из Лондона в Бермондси - забавляясь по дороге с кадаврами смутно знакомого Рольфа де Манвиля, - некий наёмник похитил мою жену, так полюбившуюся крыльцовым котикам.
- Ой, - вежливо заметила бруха. - Она была такая очаровательная. Кажется, это сестра душки Ричарда? М-м, Дик Фицалан...
В голосе Айме прорезались мечтательные нотки. Некоторое время она барабанила пальцами по плите, разглядывая вампирят, а потом соскочила.
- Но почему - Рольф? No comprendo.
Интересно, когда это и как они пересеклись с душкой Фицаланом?.. Раймон пожал плечами, глянул искоса на вампирят.
"Ник, думай же. Если не пускают, так, может, я за ключ сгожусь?"
- В этом и беда, госпожа, что тоже no comprendo, почему именно и зачем. Или почему уважаемый де Манвиль делает похожих на меня кадавров. Или почему это всё так на него похоже в окружённом кадаврами Бермондси. А очень хотелось бы понять.
- Я хочу, - у Айме внезапно пропал ленивый мавританский акцент, - чтобы ты её нашёл. Мы не будем говорить об этом Эду... Но, быть может, лучше сказать? Ты понимаешь, какие вести принёс? Рольф де Манвиль, прошедший через Аменти, оставивший душу моему господину, затеял свои игры! И кровь. Ты обещал кровь. Никогда не пила такой бренди.
- Не всё оставил, видать, - цинично заметил Раймон, с интересом наблюдая, как с лиц Майка и Ника исчезает всякое выражение, сменяясь отстранённой пустотой. Статуи, не иначе. Но думать о двух вещах одновременно становилось адски неудобно. Ладно, всё равно больше помочь им он ничем не мог, разве что... интересно. Разговор этот и сам по себе-то скорее всего значит, что Роб его прибьёт. Можно ли прибить дважды? С леди Бадб, наверное, можно... ай, к дьяволу. Словно и так не знали, с кем связались. Но какого чёрта вести приносит он, и платит тоже он? Сплошная несправедливость. - И тогда куда интереснее выходит то, чего он не оставил, верно? И - нет, не понимаю. Псих же, чего с морочника взять? Например, пока что я не понимаю, как то, что мы расскажем или не расскажем что-то Эду, поможет мне найти очаровательную Эмму... или понять, где её искать.
- Ничего не поняла, но было очень, очень, очень интересно, - покачивая бёдрами, бруха подошла вплотную. - Какой рыцарь невежливый. Предлагал даме бренди, а сам только байки рассказывает. Хочешь пирог с олениной? Покажу лестницу и чужие пути на ней.
- Хочу, - неожиданно сам для себя согласился Раймон, и вскинул руку, с которой уже успел стянуть перчатку, открывая запястье. - Но не хочу там ни оставаться, ни терять ни кусочка себя. Как-то я себе стал дорог после той закладки. К слову, Его Превосходительство сильно... хм... думает, что злится?
"Ключ?"
Ага, значит, действительно не пускают. Ну и правильно, иначе никакой тебе личной мысли.
"Ой, будет вам сейчас ключ..."
- Бренди как раз... впитался, госпожа. Специально ждал, пока настоится. Ваш глоток и наше здоровье.
- Его Превосходительство?
Айме доверчиво - ну и то сказать, а что он такой сделает? - прильнула к груди, игнорируя руку. Замерла, как это делала Эмма, прислушиваясь к сердцу.
- Такой странный рыцарь. Сердце сильное, но кто в нём? У Рольфа - Инес.
- В нём - шутка, - очень серьёзно ответил Раймон, обводя рукой кладбище. - Разве не похожа? И, как и любая хорошая шутка, она редкостно правдива. А про Его Кранмеросходительство я ещё спрошу. Тоже... шутник. Так где там ваша лестница, госпожа Айме?
А когда кожи коснулись зубки, до уха ветром донесло ревнивое и еле слышное:
- Изменил же мне трепач
И сказал: «Три года плачь!»
По такому трепачу -
И минуты не хочу!

Фз где, но примерно то же время, что и у Раймона.

Когда за Рольфом де Манвилем захлопнулась дверь, Эмма капризно надула губы. Мужчины оставались мужчинами даже будучи некромагами с весьма странными обрезанными чувствами. Покажи ему, что хоть сколько-то интересен - и он весь твой. Вместе с зазеркальными двойниками и витальными телами. Роза нежная, терпкая вистерия, открой те раны, вылечи их снова - всё это ничего не стоит. Но где-то там оставался в одиночестве Раймон, и Эмме хотелось верить, что он не утешается с новой послушницей.
"Раймон?"
Тот не отвечал. Всё пошло не так с того дня, когда Раймон забыл половину из того, что можно было помнить. Это давало больше свободы и ему, и Эмме, но сейчас, в заточении, Эмма негодовала этому.
"Раймон!"
Конечно, мужчине необходима малая толика приволья. Ему нужно отдыхать в компании друзей, охотиться, слегка флиртовать с разносчицами в тавернах, выпивать и чувствовать себя умным. Но Эмма хотела бы тосковать за вышивкой где-нибудь в трактирной комнатушке, дожидаясь своего безумца, нежели здесь, у Рольфа де Манвиля. Потому что были женщины, которым повезло. Поцелованные небесами, они родились красивыми, и всё в них притягивало взгляд - и лицо, и фигура, и жесты. А были такие, как Эмма. Их матери всю жизнь сгибались под тяжестью труда, отец никогда не радовался им, а вместо первого свидания - стены монастыря. И этим девушкам приходилось учиться всем самостоятельно - любоваться своим отражением, ценить свой ум, улыбаться, смеяться шуткам. Позволить себе быть красивой.
Но с Раймоном всё было иначе. Лучше всего Эмма выглядела, отражаясь в его глазах. К тому же, Раймон смешно шутил, понятно объяснял и с ним необязательно было говорить о ремесле.
Разве что не торопился явиться и потребовать своё по праву. Эмма дёрнула гобелен и немедленно расчихалась. Из святого Элевтерия вылетело облако пушистой серой пыли и толпа негодующих молей.
"Если у нас когда-нибудь будет свой дом, - решила Эмма, - в нем никогда не будет святого Элевтерия и моли. И святых Акима и Анны, до чего неаккуратная вышивка!"
С другого гобелена глядел святой Каэтан. Инес, кажется, собрала в родильных покоях всех святых покровителей родов, невзирая на мужа-некроманта. Здесь была даже Саломонида, которая по апокрифическому Евангелию от Иакова, принимала роды у Девы Марии. Эмма грустно подёргала её - Саломониду, не Марию - но гобелен внезапно рухнул со стены, обнажив серые камни, исчерченные красными рунами. Руны совершенно не подходили к интерьеру, они его огрубляли, добавляя какого-то варварского безумия. К счастью, мать-настоятельница научила с этим справляться. Достаточно взять что-то похожее на щетку... Из отдаленно похожего на щетку были только кровать и кресло. Но поднять их и оторвать ножку смог бы только Раймон. Зато в избытке имелись простыни - хорошие, льняные, и эль в кувшине на столе. И Эмма, все больше грустнея, оторвала длинную полосу ткани. Смоченная в эле, она должна была улучшить некрасивый рисунок. Еще один ромб сверху и снизу, длинный стебель, лист... Теперь непонятная руническая нелепость выглядела как цветок чертополоха с гобелена прошлого века. Оставалось только вернуть на место деревянные затычки и повесить на них гобелен, прикрывая красоту.
Когда за дверью послышались торопливые женские шажки, Эмма уже сидела на краю кровати, чинно сложив руки.

В тот вечер они ужинали в замке, - сказала бы Эмма. А потом подумала бы и добавила - на столе у них была горячая форель, политая лимонным соком, приготовленная на открытом огне. Но родильные покои почившей в бозе Инес на замок не походили, вареная курятина с овощами не сошла бы за какого-нибудь жареного кабана, десерта не было вовсе, а вместо вина, так соблазнительно окрашивающего губы в алый, была настойка на полыни. Утони в своих грехах, Эмма.
- Я читала, что высокая температура при низкой влажности почвы вызывает гибель яиц гравейров, затрудняет яйцекладку и питание. Но, сэр Рольф, я всё еще не понимаю, как мёртвое может размножаться!
- Но что же здесь непонятного, леди Эмма? - Рольф удивлялся искренне и даже с удовольствием. - Смерть - это не конец, а только переход из одного состояния в другое, в том числе и физиологическое. Вы ведь знаете, что когда умирает мозг, в теле еще идут процессы. Кожа еще обновляется, пытаются жить органы. Даже кровь некоторое время еще жидкая. И стоит лишь подтолкнуть эти процессы, сложить обстоятельства, как жизнь обращается в не-жизнь. Именно поэтому большинство откладывает кожистые яйца, а не отращивают некроплаценту, поскольку внешнее вынашивание проще и не требует тех изменений, что проходят в организме беременной самки. В целом же, мир напитан магией, суть которой ведома разве что древним богам. Нежить пользуется ею так же, как и мы с вами, леди Эмма, не осознавая её и потребляя на свои нужды.
- Но у вас получалось создать некроплаценту, сэр Рольф?
За гранью сознания потянуло холодком, запахло можжевельником и мятой. Оттого и улыбка вышла искренней, приветливой, радостной. Адресовалась она не Рольфу, но ему об этом не нужно было знать. Раймон и Рольф - одна и та же буква в заглавии, легко улыбаться, зная, что тебя нашли. Особенно - чувствуя надежду, происходящие изменения к лучшему...
Эмма нахмурилась, отпивая из кубка полыни. Имя сей звезде «полынь»; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки. Слишком противоречиво выходило - здесь были и звезды, и жизненные силы с плодородием, и поиски с единством. Исходило это всё будто от Раймона, но и не от него тоже, запутывая окончательно. Зато зрела уверенность, что если ей всё это сообщают, то оно зачем-то нужно. Она подтянула ноги, сворачиваясь изящно-ломаными линиями в глубоком кресле, и вопросительно глянула на Рольфа.
- Отчасти, - Рольф тоже глядел на неё с вопросом. - Вам нехорошо?
- Отчасти. Я пленница, сэр Рольф. Разве мне может быть хорошо? Я как дева в башне, утратившая и не обретшая. А вы - обрели?
Ещё отчего-то казалось, что с Раймоном сейчас флиртуют, но неуместную ревность Эмма погасила приятной улыбкой.
- Право, не знаю. Вы позволите продолжить этот разговор утром? Когда вы поспите?
- Но я не хочу...
Протест Эммы не был услышан. Рольф мягко коснулся её виска, и комната исчезла во мраке, оставляя лишь вкус полыни и забвение почти мертвенного сна.

Часом позже, поместье Грейстоков у Билберри

"Что я здесь делаю?"
Комната Айме скорее походила на шатер восточного властелина, а не нормальную английскую башенку. Впрочем, чему было удивляться? Раймон и не удивлялся, даже тому, что, проводив по лестницам - больше одной! Страшно! - бруха оставила его одного. Что, действительно, с ним тут случится? Или что он, действительно, сможет сделать с этой комнатой? Выглянув в сводчатое окно, Раймон бросил взгляд на садик с оленями и покачал головой. Поголовье явно уменьшилось... а хотя часть оленей наверняка стучала сейчас копытцами по поместью.
Ничего интересного, даже рун на тяжёлом металлическом переплёте. Скучно живут.
"Но всё же, что я здесь делаю? Зачем мне эта Айме, зачем Грейстоки - при том, что я даже не уверен в том, что виноват действительно никогда не виденный сэр Рольф. А до беседы не был уверен и в том, что он связан с Грейстоками. И узнать это, конечно, полезно, но ведь скорее Робу, а не мне?"
К Эмме это всё не приближало вовсе, разве только давало иллюзию движения - но кому, как не ему, знать пустоту иллюзий? Или что-то в этом пути есть? По крайней мере, Айме приняла идею всерьёз, значит, оно имеет смысл? Или он просто очень убедителен в своих иллюзиях? Но такое состояние неуверенности - это ведь не он, так? Морочник, который не уверен - не существует. Схлопывается в точку и исчезает.
Широкая кровать под уютным тяжёлым балдахином и ожидание красивой женщины - ну, брухи - вызывали совершенно естественное желание завалиться и уснуть. Прямо в сапогах. И наглухо застегнув воротник. Раймон достал из кошеля украденную в лекарской пилюлю и мрачно на неё посмотрел, спустя миг убрал снова. Полторы бессонные ночи и день почти без еды, зато с хорошей порцией ворожбы, драк и всяческих треволнений вприкуску с разговорами вполне стоили того, чтобы закинуться травяной горошиной, но... это тоже был не он. А что - он?
"Скорее, что от меня осталось".
Договариваться с чёртовыми фэйскими вампирами - точно он, потому что нормальный михаилит жахнул бы огнём и не мучился. Что ещё... ярмарка - о, да. Сказки - совершенно точно, особенно та, первая, и вторая тоже. Пусть они общие, но, хм, это, наверное, уже тоже он, а если нет, то будет снова? Особенно с медведем-то. Интересно, долетел ли?
Раймон задумчиво тронул пальцем красивый, украшенный бисером бубен и ойкнул - инструмент совершенно невежливо бился маленькими молниями. Как невоспитанно. В конце концов, если гостя оставляют одного, чем ему ещё развлекаться, как не музыкой? Всё запрещают, ужасно. Но трогать чёрти что без особых причин -тоже вполне определённо - он, вместе с валерьянкой на волосы. Потому что зачем быть серьёзным, когда мир этого не требует? А когда требует?
"А когда требует - иногда приходится, и это, наверное, тоже правильно".
Приходилось и бить по голове, и жечь рощи, и рубить - и пусть на такое способен был каждый михаилит, Раймон всё равно добавил это в котёл. Почему нет? Наверняка он и рубил, и жёг, и бил в своей неповторимой манере. К тому же, за это частично отвечал Фламберг, а что же за Раймон без закваски в виде Фламберга?
"К слову... Вон тот поцелуй, который я помню всё равно... хорошо Августин напомнил. Оно одно на ключ сгодилось бы, но зачем одно, когда есть много?"
Что ещё, что ещё... коленки в ванной - это само собой, как и ноги вообще! Но и...
Алый шарф с монетками молниями не бился, а жаль. Что же ещё? Докинуть то, чего уже не было, Раймон не мог, разве что зудело где-то там беспокойство о том, чего было никак не изменить. Странноватые взгляды, словно он должен был отреагировать на пропажу Эммы иначе. Как? Огненные бури никак не помогли бы, разве что... напоказ? Но это сработало бы только в том случае, будь он тоже нужен похитителю. Вряд ли. В любом случае, образ без этого выглядел как-то чище, что ли.
"Но всё равно чего-то не хватает для полноты".
Беспокойство - нет. А вот обида и злость - да, вполне. Может, даже не потому, что любовь и нежность, хотя они, конечно, были тоже безусловно и без оглядки на всякие мелочь, а потому что - моё. Это хамло пришло и нагло хапнуло его Эмму! Часть, между прочим, его самого. И с какой стати у этого - ну допустим сэра Рольфа, за неимением пока лучшего имени - на неё больше прав? Да вообще у него никаких таких прав нету, между прочим. А вот у Раймона - есть. Пусть чуть приправленные валерьянкой, пахнущие кровью и звенящие ярмарками и представлениями - но есть.
"Ник? Держи".
Заморочить высшую нежить собой было ещё проще, чем придумать копии для кадавров. Какого дьявола? Так и впрямь придётся трактаты писать, а он даже не некромаг! И не наставник тоже.
- О, вы не скучаете. А я их нашла! - Айме вплыла в комнату, размахивая резной коробочкой, в каких обычно держали карты. - Что же вы пирог не едите, милый? Я поймала этого оленя под Гринфордом!
"Казалось бы, как связаны азбука, начало, некромантия и деторождение?.. А всё же - не вдовец".
К недоумению, однако, примешивалась толика облегчения. Вампирята всё же оказались не вполне бесполезны. Осталось только научить их, что дуться и обижаться надо вовремя - и не в то время, когда надо делать дело. В другое - сколько угодно, потому что на обиженных в далёкой Московии возят воду. Зачем - непонятно, но звучало хорошо. Повозка, запряженная двумя вампирятами, развозящая... ну хотя бы эль, потому что кому нужна эта вода. Раймон искренне улыбнулся Айме, легко кланяясь.
- Сыт предвкушением одним, госпожа, и надеждой. К тому же, орден рекомендует не есть того, что поймано под Гринфордом, уж очень оно пряное.

- Надежда - это вкусно, - признала Айме. - Но вам нужно есть. Мясо хорошо восполняет кровь, лучше красного вина. Не бойтесь, милый, я не травлю своих гостей за едой. Только во время сна.
Она еще раз тряхнула коробочкой и высыпала на одеяло карты.
"Может, и стоило сожрать пилюлю? Впрочем, нет, а то чёрт его знает, чем бы запах. Кстати, о чертях. Заметка на будущее: всё-таки не забыть пообщаться с одним интересным должником всё о том же. Нет, право, пересказ этой истории уже правда утомляет, а что делать? Но хорошо же заехал в Билберри. О стольком полезном напоминает!"
Карты не напоминали ни о чём хорошем. Императрица, Влюбленные, Отшельник, Повешенный, Умеренность, Звезда, Башня, Суд, Мир, всё - из разных колод, словно собирали именно эти карты именно в таком виде.
"Хм".
- Значит, это всё, что у вас осталось от азбуки, госпожа? Немного же. А где прочее?
Понятно, что нигде, и понятно же, что ему, Раймону, эти карты бесполезны. Если, конечно, не разрешат унести, что очень, сильно вряд ли. Жаль. Раймон подозревал, что за эти карты сэр Рольф де Манвиль мог бы отдать многое. Например, украденную недолюбительницу некромантии. Возможно, ещё с поместьем-другим вприкуску. Увы.
Раймон тронул фонарь Отшельника, провёл по алой мантии - и карта немедленно прилипла к пальцам, отказываясь отлипать. Хм. Считается ли это за попытку унести, или карта сама?..
- Что-то в Рольфе осталось, что-то Эме пожрал, что-то лестница забрала. Кто знает, кто знает... Только владыка Инпу. Уговорите меня продать вам карту-другую, милый?
- М-м, - неопределённо заметил Раймон, разглядывая Звезду, на которой восьмиконечное нечто роняло дождь в прудик, на потягивающуюся чернющую пантеру и заодно на семь свечей. Эта тоже пыталась липнуть, а лучше бы её тянуло туда, где остался хозяин, а не к просто ближайшему человеку. - Помнится, госпожа, вы хотели, чтобы я нашёл Эмму, но ведь то, что осталось, в этом не помогает?
- Вы такой капризный, милый, - Айме не менее неопределённо надула губы и сладко потянулась. - Иные за такое платят ой как дорого, а вам подай, объясни, карту нарисуй, спать уложи. Если вы знаете, что человек потерял, нельзя ли предположить - он это желает снова обрести? Мы все желаем.
- Укладывать не надо, - не согласился Раймон. - Пить, есть и спать михаилиты могут сами, зря, что ли, нас по резиденциям учат? А дорого обычно платят михаилитам же, а не наоборот. Стало быть - воспитание, которое суть усвоение хороших привычек. Но представляя, что скажет лорд Грейсток при виде цельного сэра Рольфа де Манвиля, не могу не подивиться: неужели где-то лежит и такая коробочка с вашими картами, госпожа?
- Вы до безумия неприличны. Разве благовоспитанная леди показывает рыцарю свои карты?
Раймон развёл руками и тяжело вздохнул, стряхивая Звезду и поднимая Любовников. Выбор, развилки... и как от такого можно отказываться, да ещё по добровольному же... выбору?
- Просто подумалось, мало ли, наткнусь где, да и не узнаю. Но всё же, очень любопытно, ради чего сэр Рольф шёл по ступеням, теряя себя... и приберегая себя. Право слово, думал - хотя ладно, не думал, но теперь думаю, - что утаить важное там невозможно. Пожрут. Или пожрёт. Или ещё что хуже, - добавил он, вспомнив того Эме.
"Хм-м. Ник, Майк? Я вот думал... ладно, не думал, но теперь думаю: а если вы слышите Эмму, то, может, заодно можете сказать, откуда слышите?"
"Нет. Госпожа не понимает, что это мы. Надо уходить, она голодна".
- М-м, - подтверждая мысль Ника, Айме облизнулась. - Хотите, и вы пройдёте, теряя, но находя ответы?
Любопытно, но рано. Слишком. Да и на кой ответы после лестницы, когда они уже не интересны, и от них остаётся только память? Рольф, конечно, выкрутился, но что-то подсказывало Раймону, что это ненадолго.
- М-м, - он счистил последнюю карту о покрывало и сожалеюще - и коротко - поклонился. - Благодарю за предложение, но вынужден отказаться. Мне слишком дороги мои вопросы. Но не смею дольше отвлекать вас от... оленей, госпожа, так что откланиваюсь, преисполненный благода... рности. К слову, вы знали, что у Гарольда Брайнса, оказывается, есть отпрыск?.. кажется, женатый на дочери сэра Рольфа.
"Чего это Эмма не понимает, что это вампиры?! Сама вон про некромантию и азбуку, а юную, да ещё и двойную некромантию с книгами и ба... женщинами - не понимает? Можжевельник перебивает? Но если перебивает - то за ним что-то есть!"
- Брайнсы отвратительны на вкус. Не то, что вы, милый, - улыбка Айме стала откровенно хищной. - Ну что же... идите. Как думаете, успеете вернуться до темноты?
Раймон хмыкнул, прислонился к стене у окна и поднял руку, словно любуясь пальцами. Очень вовремя, потому что азбуки и отчаянное нежелание исчезать оборвались так внезапно, что вздрогнул бы, не будь посреди движения. А так оно получилось просто резким, словно махал кому-то за окном.
"Чёртовы сэры, божества и прочие лорды со своими играми! Ну почему просто нельзя дать спокойно..."
Он улыбнулся брухе, тоже показав зубы. Не такие впечатляющие, но огневику и не требовалось.
- Вы, дорогая госпожа Айме, эдак будущего Тракта зажрёте, - говорить приходилось неторопливо и размеренно, пряча злость и половинку - нет, уже больше - пустоты. С искренним сожалением, хотя получалось почему-то лениво. - Жаль, только будущего, не пропитавшегося ещё магистерским духом. Знаете, как трудно в наше время попасть в капитул? Надеешься, ждёшь, а старый Тракт в один прекрасный момент становится моложе. И так-то кресло уступать не спешил, а теперь и вовсе как-то не по-братски получается. А сам предшественника своего... впрочем, по книгам получается, что тварь какая-то зажрала. Самого магистра - и тварь. Славно поохотилась, наверное. Небось, стоило вот этих карт, которые так и норовят попасть мне в руки.
- Какой невоспитанный рыцарь. Даму с тварью сравнивает. Но зато какой жадный. И кресло хочет себе, и карты, и жену. Но что же взамен получит Айме помимо славной охоты на доброго, старого магистра?
Айме надула губы и прошмыгнула ближе. Намекающе облизнула клыки.
- Жену я добуду сам, а такой магистр стоит и карт, и кресла, и ещё чего-нибудь сверху, но я - справедлив, и сверху не прошу. Потерпите до завтра, и я устрою вам охоту просто генеральскую, - Раймон пожал плечами. Если ей хотелось его загрызть несмотря на присутствие двух высших вампиров - жаль, но что делать. Хм, и правда, что? Не надевать же на себя морок Брайнса. - Но скажите, леди Элизабет, как вышло, что вы вернулись с лестницы - вот такой?
- О, леди Элизабет всего лишь очень хотела вернуться, пусть и в тело Айме. Желание человека порой сильнее всех уз, проклятий, приказов. Сильнее даже тела твари, - грустным и неожиданно теплым, грудным голосом ответила бруха. - Ваше слово, моё дело, сэр Фламберг. Забирайте две любые карты и уходите со своими вампирскими поросятами, загрызшими у меня оленя. Надеюсь, вы не обманите с охотой. Я ведь умею возвращаться.

Раймон только поклонился, не глядя подхватывая с покрывала аванс. Обманывать - да зачем? Обещал охоту, какой Айме ещё не видела - такая и будет. Обещал магистра, даже генерала - будет. Только письмо написать, желательно руками какой-нибудь билберрийской культистки, чтобы и от Раймона, а и не от него. А ему достанутся и карты, и - теперь-то уж наверняка - кресло в капитуле.
Спускаясь по знаменитой лестнице - быстро, но без спешки, почти не жалея о том, что не довелось поглядеть на неё с изнанки - он размышлял даже не о чёртовом Рольфе, если Эмму украл всё-таки он. О вампирятах, и о том, что надо бы отругать их за оленя, но так, чтобы стало понятно: хвалят и одобряют. Без такого угощения как знать, выбрался бы из особняка, или остался бы приманкой на такой чудной охоте? Риск, которого он, кажется, не мог себе позволить, а всё же позволял. Зачем? Чтобы рискнуть сделать хоть что-то самому, потому что больше не оставалось ничего? Не очень по-взрослому, но и шут бы с ним.
А вот ругать за то, что не пробились к Эмме раньше, кажется, не стоит. Сами понимают, небось, а если нет, то и не поймут.
"И всё же, что делать?"
Вламываться в какой-нибудь укреплённый особняк, где наверняка ждали и ловушки, и нежить, и ещё что, не хотелось смертельно. Говорить? С картами в руках - возможно, и найдётся, о чём. Потому что больше как-то даже о погоде - не получалось. Но, учитывая вон то, про детей и азбуку... может не получиться и с картами, потому что нужны явно не они. Или не только они?
"А ещё, возможно, разговаривать уже просто поздно".
И только проходя мимо придверных и таких любвеобильных котиков, Раймон глянул мельком на добычу. Звезда и императрица. Что же, отчего нет. Поздно или нет, а других карт на руках всё равно не было, придётся играть ими. Но - позже, потому что дойти хотя бы до Билберри ему, разумеется, не позволили.

Джеймс Клайвелл

- Отогай ни рэй!
Джиу-джитсу - не просто борьба. Это - философия жизни.
Первым делом, которое совершил Джеймс в рамках её, когда покинул гостеприимные стены святого Варфоломея, стала стрижка. Короткая, с открытыми висками, без дурацкой чёлочки, какую сейчас носили почти все. Голова сразу же стала лёгкой и пустой, и это пошло на пользу борьбе. Завязывая противника в сложный узел, в борцовской науке именуемый "санкаку гатамэ", Джеймс блаженно размышлял об ужине с Мэри, который, возможно - непременно! - продолжится за чашечкой чая в его квартире, и его - какой разврат! - постели.
Правда, когда его заламывали на болевой, думалось уже не о Мэри, но - маньяке. Который тоже заламывал своих жертв, прогибая их под себя, приучая к покорности, видную Дженни Мур. Если так, то жертва у этого дрессировщика была не одна. Если так, то сейчас в пока неизвестном подвале томилась еще одна девушка. А то и не одна.
- Хочешь погулять по лесу? - Первым вопросом к Мэри, который задал Джеймс по телефону, всё еще философствуя о борьбе, стал этот. И постели в нём пока не было. - Ну знаешь, ты и я, комары, твой чемоданчик с всеми этими экспертными приблудами. А после - ужин в небольшом морском ресторане. Там саксофонист настолько погано играет "Зеленые рукава", что это нужно услышать.
- Комары - звучит отлично, мать твою, куда ты папки тащишь?! В шкаф! Бабуин безручий! Прости, не тебе, - ответила Мэри на фоне звяканья, оправданий низким мужским голосом и какого-то подвывания. - А ты умеешь выбирать места. Я до сих пор вспоминаю ту пьесу, кстати. Иногда даже во сне вижу. Да не в этот шкаф! В тот, с отчётами, всё равно их никто не читает! Вообще, есть с этом что-то экзистенциальное. Кормить комаров под их пение, потом кормиться под чужое. Делает ли это нас большими комарами, бледными и бескрылыми? С точки зрения вселенной, - раздался звон бьющегося чего-то, - мать твою! А теперь тащи швабру!
- Я бы предпочёл, чтобы ты вспоминала меня.
Джеймс выдавил на ладонь таблетку кофеина из блистера, проглотил её под далекое звяканье стекла, шорканье швабры и дыхание Мэри, запивая всё это теплой выдохшейся колой. Комары не были экзистенцией, но прекрасно укладывались в джиу-джитсу, особенно в лесу, где их водилось превеликое множество.
- Но если философствовать, то мы скорее паразиты. Вши. Бледные, бескрылые, жадно пожирающие эмоции друг друга. Знаешь, я много думаю об этом похитителе девушек. Так много, что скоро сам начну их похищать и воспитывать. Чтобы понять, где тот подвал, кто типаж, каковы мотивы и устремления. И ведь я не чертов энтомолог-профайлер, чтобы изучать его детально! Я скорее дезинфектор.
- А секс - просто способ заражения носителя, - цинично заметила Мэри. - Чтобы увеличить кормовую эмоциональную базу. Хм, был бы идеальный похититель, с самовоспроизводящейся колонией... как эти, как их, муравьи, которые королеву в чужое гнездо подсовывают, а те на них пашут. Прям как наше начальство, да ты ж медведка косорукая! Ещё и швабру сломал?! Но ладно. Я не очень понимаю, зачем делиться мной с комарами, даже в порядке привыкания к похищениям - похищать вообще лучше сразу, - но мой чемоданчик готов. Всё равно эти идиоты меня достали. Иногда мне кажется, что таких набирают специально, чтобы можно было отдавать им дела, которые очень не хочется раскрывать. У вас в участке тоже такие есть?
- У нас только трутни, - в тон ей сообщил Джеймс. - И королева-отец, откликающийся на "шеф". Заеду через пару минут, Мэри. Жди меня.
Что, если весь мир был шестилапым, шуршащим хитином, шевелящим усиками, а сам Джеймс в нём - всего лишь мелким кузнечиком, отчаянно машущим лапами?.. Об этом следовало подумать по дороге.
По дороге в бар с незатейливым названием "Северный". Что именно в нём было северного, история умалчивала, равно как молчала она и о том, почему Джеймса оторвали от увлекательной прогулки по лесу, отправив на облаву. "У тебя хвост чисто наркоманский, - жизнерадостно заявил шеф, скептически рассматривая стриженную голову. - Был".

В пёстрой гавайке вырвиглазных цветов - красной с зеленым, джинсах и противно-лаковых мокасинах с острыми носами Джеймс и впрямь чувствовал себя наркоманом. Мельтешение неоновых огней, пьяный угар танцпола, полуголые девицы, громкая музыка и духота это чувство только усиливали. Голова кружилась и настоятельно требовала закурить. Именно поэтому Джеймс профланировал через зал, смачно шлепнув по пути полуголую девичью задницу, и заказал в баре "Джек Колу". Рядом какой-то педик громко требовал "Голубую лагуну", диджей жал на басы так, что звенела посуда и вибрировали колени, в мыслях была Мэри, а наркоманов, которых надлежало ловить, не было.
Шестерёнки в мыслях щелкнули и перевели ход на убийство. Быть может, лес был не лучшим местом для свиданий. Многим людям было сложно помещать места преступлений, видеть тела жертв. Они чувствовали всю боль и страдания, которые те испытывали. Джеймс сам был таким, и увидеть, что для Мэри они всего лишь плоть, труп, тщательное исследование которого могло вывести на улики, он почти не хотел. Впрочем, он и сам когда-то гордился своим умением сохранять спокойствие и контроль над ситуацией, анализировать факты, не поддаваясь эмоциям. Джиу-джитсу - это не борьба. Философия.
Он небрежно перелистнул страницу женского журнала, лежавшего на стойке. Ему не нравились картинки, кричащие шрифты, противоречивые публикации. Снимки, сделанные с намерением уличить ту или иную звезду в том, что она прибегала к услугам новомодных пластических хирургов.
- Ну и дрянь же, - пробормотал он себе под нос, прихлёбывая из стакана. И только потом понял, что в синкопированный ритм музыки, в движения танцующих, в неоны огней закрадывается какая-то режущая мысли неправильность. Сквозь зал, почти тем же путём, что и Джеймс, спотыкался тощий и бледный упырь.
Красные, горящие жаждой глаза говорили о долгом приёме опиатов, шелушащаяся кожа - об ингалянтах, а рассеянная, но бодрая улыбка - о диссоциативах вкупе с психостимуляторами. И если этот торчок шел не за новой дозой, то Джеймс был балериной.
- Ка-карету с двумя рыбками, - заискивающе и как-то подобострастно попросил упырь бармена, загорелого и мускулистого парня с улыбкой голливудской звезды. - Запиши как обычно, Зои?
- За мой счет, - сочувствие в голосе даже не пришлось изображать, уж очень плохо выглядел торчок. - Совсем худо?
- Крыша плавится, - пожаловался тот то ли Джеймсу, то ли бармену. - И течёт. Надо залить.
- Или закинуться.
- Д - дорого.
- Зато быстро.
Разговор становился рискованным. В ухо разъяренно шипел тип из отдела по борьбе с наркотиками - этим ребятам недавно привезли новейшие миниатюрные рации. Тип был недоволен, что Джеймс строит из себя барыгу. Окрестные барыги почти наверняка уже присматривались и прислушивались, а безымянный упырь глядел на него почти обожающе.
- Балтийский чай? Джанк? Говорят, в аптеке есть антрацит.
Собственный сленг наркоманов был забавным. Под антрацитом они подразумевали отнюдь не уголь, а сухие кристаллы, джанком называли любые опиаты, балтийским чаем - коктейль из водки с кокаином, а аптекой - запасы барыги.
- Поговорим?
Подошедший выглядел слишком хорошо для охраны торговца наркотой, и говорил слишком грамотно для самого барыги. Первый непременно предложил бы выйти, второй сказал бы "перетрём". Но отказывая наркодельцам в грамотности, Джеймс поневоле насторожился. От людей, не говорящих как уголовники, ожидать можно чего угодно.
- Говори.
- Уходи отсюда. Это не твой бизнес... красавчик.
Красавчиком Джеймса мог назвать только слепой. В самом деле, что было красивого в невыспавшемся бородатом мужике с тонким шрамом через бровь, которого Джеймс каждое утро лицезрел в зеркале? Но новояленного бизнесмена разубеждать не годилось, поэтому пришлось широко улыбнуться.
- А чей же?
- Сам знаешь.
- Тогда передай этому Самознаю, что теперь здесь я. Нефритовый сокол.
Словосочетание вызвало легкое изумление и справедливый вопрос, что бармен подмешивал в коктейли. Потому что такое Джеймс вряд ли бы придумал на трезвую голову, какую он ощущал на плечах. Но посланец Самозная не удивился - разозлился.
- Китайцы, - прошипел он, прежде чем спешно смешаться с толпой.
Джеймс только пожал плечами, залпом допивая стакан. Упырь испарился вслед за посланцем, и теперь следовало пересесть на один из диванчиков, на которых блохами на бездомном коте кишели полуголые девицы. Когда начнется стрельба, лучше иметь под рукой теплый, мягкий и визжащий бронежилет.
Первый выстрел он не понял и не осознал. Просто хлопок, от которого завизжали и заметались бабы, нырнул под стойку бармен и сделал еще громче музыку диджей. Тело само рухнуло за диван, потащило из кармана оружие, прислушалось.
А потом стрельба началась со всех сторон. Джеймсу рассекло щеку отлетевшими от дивана щепками, осыпало нутряной трухой. У двери ругался, щелкая затвором, парнишка из группы захвата. Заклинило? Джеймс пообещал себе поддержать его, когда он снова начнет стрелять, но сильнейший удар сбил с ног, бросил на опрокинувшийся столик. В плече немедленно стало жгуче горячо, а на пол закапала кровь. Сердце стучало всё сильнее, будто собиралось выскочить из груди, и так бы наверное и случилось, но Джеймс нажал на спусковой крючок, сквозь рамку прицела глядя на уже знакомого посланца Самозная.
После он сидел в машине скорой помощи, терпя неумелые манипуляции парамедика, и совершенно не слушал грязную брань типа из наркоманского отдела. Тот метался, то отдавая приказы и поглядывая, как его парни вяжут закладчиков, барыг и их покупателей, то материл Джеймса, то требовал, чтобы кто-то вырубил ебучую музыку.
И когда музыка стихла, а на языке поселилась вязкая горечь анальгетиков, до Джеймса дошло - он не поймает своего маньяка до тех пор, пока не найдет фетиш. А для этого следовало вернуться в Бартс и понять, в чем соврала лежащая там жертва.

Стакан "Джек Колы", помноженный на димедрол, которым Джеймса обильно накололи парамедики, давал о себе знать. Вертолётило так, что приходилось курить прямо в палате болящей мисс Дженни, наплевав на всякие больничные приличия, делясь сигаретами с пострадавшей и старательно не замечая любимого напарника Джонса. Последний состряпал многознающую мину и утвердился на стуле у окна, и от его взглядов дырка в плече начинала ныть, невзирая на ударные дозы анальгетиков. Потому что если и было в мире что-то более мешающее жизни, чем Генри Джонс, то оно называлось Генри Норбургом и шефом.
- Мисс Дженни, прошу вас, попробуйте вспомнить. Что делала героиня этой книги, которую я сейчас пытаюсь читать, в подвале? "Не найдена", но ведь должна найтись? Ну кроме того, что курила ментоловые сигареты, не иначе как за хорошее поведение.
- Вспомните, мисс Мур, - нетрезво встрял Джон. - Иначе придется говорить не в теплой постельке, а в Ярде. Запираться и водить за нос следствие не годится!
- Джонс, - вкрадчиво мурлыкнул Джеймс. - Мы здесь не в плохого и хорошего полицейского играем. Не хочешь в бар сходить? Я плачу. Только ты идешь прямо сейчас, а я - попозже. После перестрелки надо догнаться, а?
Что напарник откажется, сомнений не было. Потому что допился он если не до ручки, то точно до увольнения. Но Джонс мешал настолько, что его хотелось пристрелить.
Закрепляя идею, Джонс мрачно на него глянул и демонстративно промокнул лоб и щёки клетчатым платком.
- Хочу. Но не пойду. Шеф сказал, что или я начинаю работать, или могу переквалифицироваться в патрульного, а какой из меня патрульный? Поэтому давай ты в бар, а я уж тут допрошу. Тем более, ты-то заслужил. Герой.
- М-м, а этот визит точно про меня? - Поинтересовалась мисс Дженни. - Может, вы между собой в коридоре поговорите? А то мне ещё уговаривать врачей меня отпустить.
- Хорошо. Мисс Дженни, вы хотите в бар? А Джонс пока пусть персонал вот допрашивает. Джонс, я надеюсь ты не испортишь мне свидание с приятной девушкой?
Если гора не шла к Магомету, то стоило гору попросту взорвать, а получившийся щебень сгрузить в самосвал и высыпать на ближайшую парковку. Польза от этого получалась и для Магомета, и для горы, и даже для Джонса, которому лучше бы стать патрульным.
- Это если она во сне что-то говорила? - Глубокомысленно изрёк Джонс и задумался. - Можно... но после. Персонал-то никуда не убежит, и убивец к нему ночью не придёт. Они ведь всегда так, мисс Мур, возвращаются
. А потом ещё, и ещё... А что, Джеймс, с Мэри ты уже всё? Вместе с хвостом отрезал? Но с пациентками оно же это... неетично.
- Ну, всё, - заключила жертва маньяка. - Господин детектив, если вы добудете мне одежду, я готова на любой бар, даже на тот, с саксофонистом.
- Если ты, Генри Джонс, сейчас не выметешься из палаты, то я точно тебя отрежу. Вместе с хвостом.
Вышло не очень убедительно, но от упоминания Мэри Джеймс неизменно бесился, как средневековый тиран, заполучивший себе в собственность симпатичную жёнушку. И допрос все больше походил на псевдосемейную перебранку.
- А пока мистер Джонс покидает палату, мисс Дженни пробует ответить на мои вопросы.
- Только в баре, - твёрдо заявила мисс. - У меня эта палата уже вон где сидит. Представляете, каково только лежать тут днями и тревожиться, тревожиться, тревожиться? Причём уже не о маньяке, а о том, что там с университетом, с подработкой, куда выкинули мои вещи... а пить мне тут не дают.
- Тогда мне и в самом деле придется вызвать вас для беседы. Но мы можем договориться, мисс Дженни. Вы вспоминаете, а я уговорю медиков за вас. По рукам?
Первый раз Джеймс уговаривал потерпевшую рассказать о преступнике. Обычно жертвы если ничего и не помнили, то старались вспомнить, стремились помочь, наказать. Эта же думала о выпивке, сигаретах, университете. О чем угодно думала, но никак не пыталась пережить похищение и насилие. Конечно, такое поведение тоже могло быть механизмом защиты, но таким нетипичным!
- Звучит как предложение сыграть в покер на одевание, - проворчала мисс Дженни и махнула рукой, словно отпуская. - Ладно. Вызывайте. И чтобы виски ирландский! И тогда я, может быть - за каждый предмет одежды отдельно, - скажу, что какой бы героиня не была, делать она в итоге будет одно: слушаться. Потому что иначе будет хуже.
- Фигово как обучили, - хмыкнул Джонс и смачно чихнул в тот же платок. - Вот дьявол, только простуды и не хватало.
- Сколько знаю женщин, у вас больше одного ответа. То есть, предметов одежды много, - задумчиво просветил её Джеймс. - Но послушание, хоть и душеспасительно, не даёт мне, старому рыболову, никакой наживки. Может, вы там делали еще что-то, столь же полезное? Прилежно и смиренно вышивали, как монашки из Бермондси, например?
- Этот ответ будет на пальто под Шанель и сапожки... - мисс Дженни осеклась и покачала головой. - Куртку из синтетики, и поярче. И сапожки. Кожаные. Потому что сучить нить из собачьего пуха, а потом прясть - нет, господин детектив, такие ответы дешёвыми не бывают. Ну а остальное - когда я в этом пальто и сапожках дойду до того бара, где подают виски.
- Прямо на сорочку наденете? Я бы на вашем месте торговался еще и за платье. Или что вы предпочитаете носить? Какой породы, говорите, была собака?
Димедроловый трип, отступивший перед работой, напрыгнул с новой силой. Джеймс зевнул, прикрываясь ладонью и нетерпеливо уставился на Дженни Мур. Разговор следовало закончить до того, как ему неудержимо захочется спать.
- А вот это как раз будет за платье, - заметила мисс Мур. - Любое, потому что породу как-то не угадала, простите. Пушистик albo-rubrum.
- И последний вопрос, мисс Дженни. Бесплатный. На кого вы учитесь?
Одежду Джеймс принес бы завтра - лишние сутки в больнице Дженни Мур не повредят. А вечер, всё же, хотелось провести с Мэри. И никаких ложек из идиотских анекдотов!
- Социо-политология, - Дженни взглянула на него чуть недоумённо, наклонила голову. - В Лидсе?
- Прекрасный выбор. Вам к лицу. До завтра, мисс Дженни. Джонс, ты обещал допросить персонал!
А еще следовало посетить Лидс и побеседовать с преподавателями и сокурсниками мисс Дженни Мур. Среди них всегда были люди, которые всё видели и всё знали. С этой приятной мыслью Джеймс и покинул стены Бартса, в которых наверняка кишели привидения.

- Тебе завтра донесут, что я возможных соучастниц преступления приглашаю на свидания. Так вот, не верь!
Мэри Берроуз в лабораторном костюмчике, состоящем из белого кителя с бордовой отстрочкой и бордовых же узких брючек, выглядела сногсшибательно. В полутьме ресторана лабораторная одежда казалась дорогим нарядом от кутюр, и Мэри в нём могла посостязаться с другими дамами в вечерних платьях. Джеймс был уверен, что и без костюма она могла бы выдержать конкуренцию, но делить такое зрелище с другими не хотелось. Сам он едва успел сменить окровавленную гавайку на вполне приличную рубашку, и о том, что она пропитается кровью и антисептиком, не беспокоился. Некогда было.
- Джонс завидует и врёт. То есть, слова такие были, но исключительно, чтобы выпроводить его. Бесит. Ты великолепна, Мэри. Невероятна. Даже стыдно, что саксофонист так убог и не дотягивает до "Трёх сестёр".
- Ум-м, - Мэри подозрительно покосилась на кувшин с водой, принюхалась и опёрлась подбородком на сложенные руки. - Ага. Знаешь, не так давно в сети умер один узел. Не самый крупный, но всё же. Чинил комп, не выключив из розетки, ну и вот. Умер, похоронили - мы даже провели небольшую церемонию, но... но однажды через него снова стали проходить письма. Ну, может, кто-то из семьи, думали мы, включает компьютер, пищит модемом - мало ли, какие семьи у узлов? Но потом он стал писать сам. Частные посты, в эхо, всякое, но - там не было отправителя. Вообще ни в каком виде. Словно появляются из ниоткуда. И приходят они до сих пор, каждое полулуние, в обе стороны - мы проверяли. И всегда - разные, причём просто о жизни. Потрясающе, правда? Мы думаем, он до сих пор где-то там, оффлайн, разбит между узлами. Может быть, оживает, осознаёт себя только когда они образуют нужный паттерн. Ведь каждая связь - это линия, одна или несколько. А может, выходит на связь откуда-то ещё, только в тот момент, когда миры пересекаются. Ведь там, наверное, время течёт совсем иначе.
Теперь уже Джеймс принюхался к кувшину, не нашел там ничего, кроме воды, и со вздохом налил Мэри вино. Ему самому на сегодня было достаточно. Полулуния и паттерны, узлы и связи, письма из ниоткуда. Всё это тоже было философией сродни борьбе. Только для умных.
- Время, да. Знаешь, мне порой снятся странные сны. Бермондси - но не нынешний, а стародавний, когда он еще был городишкой. Женщины в платьях а-ля Болейн, стража в кольчугах. Маленькая сероглазая девочка с каштановыми локонами. И ты. В голубом струящемся платье, у камина, с "Нантейльской жестой" в руках. И чувство, будто этот самый паттерн образовался уже очень давно, начавшись почему-то с кувшина с водой. Связь - это линия, говоришь? И нет, я не пьян. Это всё димедрол по виски.
Сны ему и впрямь снились. В последние дни - всё чаще. Не только Бермондси, но и корабль эпохой позже, и темные, зеленые глаза рыжеволосой женщины, и Мэри, снова - Мэри, точно она превращалась в одержимость.
- Ум-м, - вино Мэри пить не стала. Поглядела сквозь него на свечу, с удовольствием понюхала и его, со вздохом поставила на стол. - Не думаю, что это была я. Мне бы точно не понравилось жить в век, где женщинам можно ещё меньше, чем сейчас. Хотя, знаешь, кто-то в эхе писал, что видит другие миры. Очень по ним скучал наяву. Но там попроще было: фигуристые эльфийки без струящихся платьев, магия, героические герои. Но для тех-то снов я была как-то недостаточно фигуриста. Знаешь, что? Ну его этот ресторан. Саксофонист хорош, но не настолько, полумрак плохо сочетается с этой пижамой, а снимать её - не поймут. Думаю... давай я отвезу тебя домой? А то димедрол по виски точно не любит сидения в таких местах. Лучше лежать. В других.
- Отвези. Но знаешь, что? Паттерн - это устойчивое, контекстно- обусловленное повторение человеком собственного поведения или мышления для достижения определенных результатов. Парадигма поведения. Он редко и сложно поддаётся коррекции, потому что глубже инстинктов, прочнее рефлексов. К дьяволу линии, лежать так лежать.
Мудрая женщина всегда выбирала партнера - в шестнадцатом ли веке, в двадцатом. И всегда учитывала паттерны, которые никакого отношения не имели к линиям и фидошникам. А потому ей было всё равно, где жить, потому что нигде в мире голова без шеи не вертится.
Джеймс улыбнулся, не собираясь озвучивать эти мысли еще такой юной Мэри, которая хоть и была мисс Экспертизой, но мыслила, как девчонка. И попросту подтянул к себе для поцелуя.
Потому что нефиг.

3 мая 1535 г. Бермондси.

"Что такое, мать его, нефиг?"
Фига - это дерево, которое растёт в землях османов, а нефиг, выходит, это её отсутствие. На этой странной, но в чем-то даже логичной мысли, Джеймс осознал себя дома, в постели, с Мэри под боком. В окно бил свет, а в дверь стучали. Кое-как натянув штаны и попадая спросонья двумя ногами в одну штанину, он поплелся вниз.
"Надеюсь, это не лондонские законники".
- А чего вид такой не нефритовый? - С подозрением осведомился Его Величество лондонский - и не только - король. За его спиной благодушно улыбался лондонский - и не только - Саффолк. - Словно это не я, а ты всю ночь куролесил. Ну, впускай уже своего короля, не видишь, так устали, что даже позавтракать хочется?
- Ага.
Разнообразием слов Джеймс в последнее время не блистал. Вежливостью тоже не отличался, поэтому раскланиваться не стал, а лишь сложил руки на груди и посторонился чуть в сторону, будто король был осточертевшей, но уже пара недель как упокоенной, миссис Мерсер.
- Матушка, к вам Его Величество пришёл! - Громко оповестил он, надеясь, что Мэри услышит, что Мэри поймет, что Мэри его непременно найдет... то есть, вниз не сойдёт.
Его Величество, не чинясь, протолкнулся мимо, пихнув брюхом, и протопал к креслу, куда и упал, блаженно вытянув ноги. Огляделся, не скрывая удовольствия.
- Вот живёшь же! Можешь! Уютно, не то, что дворец какой. Люблю смотреть, как подданные живут и радуются под нашим мудрым правлением. К слову, мы тут королеву новую присмотрели. А если королева новая, то значит что? Значит, надо новых фрейлин, потому что старые уже примелькались, да и вообще какие-то неправильные. Мне начинает казаться, что пудра мозги выжигает, но придворный алхимик утверждает, что такого не может быть, дескать, природное оно. Значит, нужны новые фрейлины. А вот леди Клайвелл не хочет ли? Да и сокол такой бравый, такой не нефритовый, что должен наводить уют в какой-нибудь башне Тауэра. Какой - придумаем. Придумаем?
Саффолк важно кивнул, прислонившись к стене и царапая её ножнами.
- Джеймс, приберегите шутки для миссис Клайвелл, - вышедшая из своей комнатки маменька была свежа, как утренняя роза. - О...
- О, и к слову, про завтрак мы не шутили, - заметил король. - И побольше. Ну шу, шу на кухню, у нас важная беседа.
- Леди Бойд не выглядела отравленной пудрой. Однако, Ваше Величество, если я буду наводить уют в Тауэре, то ваши подданные из Бермондси будут жить беспокойно и нерадостно. Поэтому, откажусь и от башни, и от почётной должности для жены. К слову, милорд Саффолк, соблаговолите отойти от стены. Вы её царапаете, а миссис Клайвелл ужасно не любит беспорядка.
"Чтоб ты провалился".
Как будет объяснять своим коллегам, почему король провалился именно у него, и куда, и зачем, Джеймс представил в красках. Равно, как и беспорядки, которые непременно учинят претенденты на престол. Но Господь вседержитель, какая же это была заманчивая мысль!
Саффолк недоумённо поглядел вниз, ткнул стену ещё раз, пожал плечами и отошёл, прислонившись теперь к камину. Его Величество же, проводив миссис Элизабет долгим взглядом, встряхнулся и тяжело вздохнул.
- Жаль, жаль. Ну ничего, к этому разговору мы ещё вернёмся, в присутствии миссис Клайвелл, когда расскажем ей о всех прелестях фрейлинской жизни, в которой, увы, не находится места носящей бойдо-наследника леди Бойд. О платьях, балах, отравлениях... чтении книг. Мало ли, чем могут порадовать залы и опочивальни наших величеств? Но раз это - потом, а башни не интересны, давай о том, что сразу. А сразу выходит, что подданные из Бермондси в любом случае побеспокоятся, но... ты ведь их как раз недавно успокоил. С огоньком. Значит, переживём. Потому что для тебя есть новое задание. Кто нашёл, тот и доброволец.
Запустив лапу в ворот, король достал знакомую папку с бумагами из Бирмингема и протянул Джеймсу.
- О боже, боже милосердный! Завтрак, Ваше Величество, милорд. Сыр, свежий каравай, парное молоко, каша с мёдом. Джеймс обычно в управе ест, все в трудах, все в заботах... Хотите поссет? А вино? Сама делаю, покойница Труда Мерсер научила. Католичка была богопротивная, а сподобил Господь!
Миссис Элизабет с кухни вернулась быстро, будто у очага работали дьяволята, а на стол накрывал лично Люцифер. А с другой стороны, с лестницы спорхнула Мэри, успевшая надеть ярко-голубое платье. Спорхнула со ступеней, протянула Джеймсу рубашку и присела в поклоне.
- Ваше величество...
"Бедлам".
В творящийся бардак Джеймс не успевал вставить и слова. Именно поэтому он всё это время лениво читал папку, будто не видел её до этого. Дадли с тех пор почти наверняка успели снова укрыть соверен-другой от казны, еще раз пригреть пару рот польских католиков на груди и опять оскорбить славную протестантку-вдову Диспенсер. Что с этим делать, он решительно не представлял, поскольку не был лордом-канцлером, а потому надел рубашку. Чтобы хоть как-то поучаствовать в общей суете.
- И чего хочет Ваше Величество? Что я должен сделать с этой папкой?
- И бренди тоже, запить тень католицизма в вине,- милостиво кивнул король миссис Элизабет, с натугой поднялся из кресла и прошествовал к Джеймсу и Мэри, глядя в основном на последнюю. - Мы желаем, чтобы наш самый наиярчайший нефритовый сокол поехал вот туда и сделал так, чтобы нам стало хорошо, а всем остальным, кто нам неугоден - очень плохо. И поскорее, потому что и без того затянуто. Миссис Клайвелл, как приятно видеть, наконец, отказанное нам в удовольствии видеть вас при дворе! Какая юность, какая свежесть! Разве только подкормить нужно... а, к слову, вот.
Его величество снова запустил руку за пазуху и достал коробочку с сахарными конфетами, которые и предложил Мэри, заодно ущипнув её за щёку. Оказав эту честь, король погрозил Джеймсу толстым пальцем.
- И такое сокровище вы прячете от двора, сэр Джеймс! И правильно делаете, потому что им, развратникам, только такое покажи, и у-у-у! Но от своего короля такое прятать нельзя и почти преступление, потому что король должен знать всё. И видеть тоже всё, особенно такую летящую прелесть.
Саффолк меж тем с удовольствием отхватил полкаравая и принялся смачно жевать, чуть не мяукая от удовольствия. Ночные куролесенья, очевидно, требовали хлеба, и много.
"Поди туда, не знаю куда".
Сокровище Джеймс намеревался прятать и дальше. Не то, чтобы он не доверял Мэри, но отчего-то казалось неправильным отпускать юную, наивную жену с мельницы на бал. И даже огромный Саффолк, сожравший хлеб, не смог бы заставить его передумать.
"Странное дело, Роб Бойд ничуть не меньше герцога, но почему-то не такой".
- Осмелюсь спросить, Ваше Величество, вот туда - это куда? Где мне нужно сделать неугодным вам плохо?
"Туда" вероятно было Бирмингемом. Неугодными, без сомнения, становились Дадли и их наемники. И этот, как его? Армстронг? Неоднократно упоминаемый в бумагах в связи с химерами. Химеры, в свою очередь, порождали желание прихватить с собой какого-нибудь михаилита. И всё это в совокупности вызывало жгучее нежелание уезжать из Бермондси.
- Для начала - в Бирмингем, - благодушно подтвердил король, закидывая в рот три конфетки разом. - А потом - куда понадобится, пока Дадли с приспешниками не станет очень плохо. Такие мелочи уже выше нашего внимания, их вместе со средствами мы оставляем верным подданным.
Кротко кивнув, Джеймс спешно натянул сапоги. Прямо на босые ноги, без чулок. Годы службы научили его - начальство желает видеть рвение. И не важно, что это рвение сегодня будет проявляться в управе, на лавке.
- Мэри, пойдём. Матушка, накормите Его Величество. С вашего позволения, Ваше Величество, я немедленно начну работать.

Подхватив жену под руку, он припустил к двери, но далеко не ушел.
- Сэр Фламберг, леди Эмма и?..
В дверях стоял Раймон де Три, обзаведшийся помимо михаилитской ведьмы еще и какой-то чернявой девицей, весьма отдаленно на него похожей. Все трое были запылены и явно недоумевали. Оглянувшись, Джеймс понял, чему. Король, досточтимый Генрих Восьмой, подкрался тихо, что рысь. И теперь тоже стоял у двери, загораживая пути к отступлению.
- Доброе утро!
- Ваше Величество! - Глубоко вздохнув, Эмма присела в низком реверансе. Левой рукой она при этом опиралась на Фламберга. - Я всегда мечтала познакомиться с вами. Это такая честь, правда, милорд муж? Я слышала вашу песню, "Зеленые рукава". О, как хотелось бы мне, чтобы вы спели её! Вашим божественным голосом!
- Хотелось бы?.. - еле слышно пробормотал Фламберг, приятно улыбаясь и хватая чернявую за локоть. - Ваше Величество! Какая честь!
Леди де Три, без сомнения, снова прочитала чужие чувства и теперь спасала и Джеймса, и Мэри, и даже матушку.
- Проходите, сэр Фламберг, - радушно пригласил Джеймс, на всякий случай хватая чернявую за другую руку. Сколько он знал михаилита, тот ничего не делал зря. - Вы как раз вовремя. Ваше Величество, вы несказанно осчастливили мой дом. Память о вашем визите будут хранить внуки и правнуки. А теперь позвольте вернуться к работе. Я думаю, королева вас заждалась?
- Благодарные подданные Бермондси, - поправил Его Величество и повелительно махнул рукой. - Саффолк, вперёд, к песням! Нас ждут слушатели. Вы не идёте с нами, сэр Джеймс, сэр... михаилит, леди? Ах, да, работа. Что ж, не могу ругать за то, что сам же приказал сделать, поэтому вернусь позже, спеть для вас отдельно, миссис Клайвелл. Позвольте поцеловать ручку... ах, какая кожа... мы определённо вернёмся. Ждите! Саффолк, за мной! Итак, дорогая леди, кто же вы? Лицо неуловимо знакомо, но уверен, что такую красоту, пусть и чуть недокормленную, не забыл бы... к слову, у меня ещё остались конфетки!
- Мой брат - ваш верный слуга, лорд Грей, - леди де Три сложила пальцы в подобие часовых стрелок и нежно улыбнулась своему супругу, опираясь на руку короля и уводя его за дверь. - Верите ли, не было более преданного рыцаря, чем милый Дик. Но скажите, скажите же, вы уже написали новые стихи?.. Хи-хи.
- Не будь я женат, сэр Фламберг, непременно позавидовал бы, - задумчиво констатировал Джеймс, устало опускаясь на скамейку у входа. - Позавтракаете? За едой проще рассказывать, зачем вам понадобилась одиночка в моей тюрьме и почему она нужна именно для этой леди, которую вы так цепко держите за локоть.
А еще стоило поговорить с михаилитом об антикоролевских заклинаниях. Угрозу монарха вернуться Джеймс воспринял всерьёз.
- Ой, вы такой затейник, сэр, - выдала чернявая леди, с интересом оглядев Мэри. - Такой сильный, такой мужественный. Только ради такого и стоит вешаться. Да, белобрысая?
- С обрывов прыгать, - мило улыбнулась та, опираясь на стену почти так же, как Саффолк до того. - А откуда в тебе столько чужого ветра, чернявая?
Фламберг вздохнул и разлил вино, настоянное католической культисткой по методу католической еретички.
- Сэр Джеймс... хм, поздравлять, или сочувствовать, если это звание приводит к таким интересным визитам? Впрочем, мы тоже интересные, а ехали не к сэру, а просто к Джеймсу. И, наверное, не за одиночкой, хотя мысль, без сомнения, богатая.
- Скорбеть, Раймон. Ну, жене нравится, леди Мэри - как принцесса. Верно, маленькая? Но вашу столь богатую паттернами сестру скорее стоит отвезти вашим же наставникам. Им привычнее с таким работать, а у меня даже палача утащил Бойд. Выгуливать. То есть, я не прочь заняться чем-то, кроме королевских прихотей. Вы только ткните пальцем в нужную сторону. Можно письменно, на досуге почитаю. А пока... Вы устали.
И по Фламбергу это было уже заметно. Лицо стало менее надменным, даже пыль лежала не высокомерно, а как-то обычно. Джеймс сочувственно подвинул к нему поближе блюдо с мясным пирогом и улыбнулся своей Мэри.
- Я ещё и потёрся, - михаилит с удовольствием запустил пальцы в пирог и даже повеселел. - Иногда очень полезно, оказывается, никогда бы не подумал. Но как это вы отдали Бойду такую шикарную палача? Доверять магистрам с женщинами, да ещё такими - ужас! А ещё говорят, что морочники странные. Вот я с удовольствием им сестру доверю, но то ж другое!
- Она сама пошла, - отмахнулся Джеймс. - Не привязывать же её в пыточной. Тем более, что удачно освободились её покои в тюрьме. Придётся переехать от навязчивого внимания короля. Вот так и получаются бунты, Раймон.
И случаются цареубийства. А потом мятежников ловят и вешают, но только если они тупые. Джеймс тряхнул головой, понимая, что такие мысли доведут его до преступления. Но чего не сделаешь ради спокойствия семьи?
Спокойствие в виде миссис Элизабет, поджав губы, прошествовало к столу, неся новую порцию пирога, и словно невзначай уронило на Раймона несколько капель воды с пальцев. Михаилит послушно зашипел и начал исходить паром. Вздохнул, пока матушка истово крестилась.
- Вот ведь. А обещали, что такое случается только с настоящими демонами. Все врут, ужас просто. Но мне всё-таки кажется, что бунты начинаются не так. Бунты - они...
- Милый, - дверь резко скрипнула и на пороге появилась слегка запыхавшаяся Эмма. - Там во дворе несколько баубасов, если я правильно помню их название, просят тебя выйти. И еще им очень нравится король!
- Бунты - они как твари, - мрачно подытожил Джеймс, понимая, что сапоги на босу ногу были очень, очень опрометчивым решением, - просят выйти и любят королей. Особенно дохлых.
Несколько тварей во дворе дома, который находился в городке рядом с резиденцией означали только одно - пора было поднимать стражу в мечи.
- Мэри, запри двери и окна. К ужину опоздаю.
Подумав мгновение, Джеймс поцеловал её, втайне надеясь, что хотя бы к утру сможет это повторить. Тихий, маленький Бермондси всё чаще разочаровывал его, и жить приходилось теперь спешно, жадно, успевая выхватывать удовольствия из цепких лапок неприятностей.
"Чтоб им всем скиснуть".
- И принеси, пожалуйста, вяленого леща, - шепнула Мэри. Подумала и добавила: - А лучше двух.
И Джеймс никуда не пошел. Забыв о Фламберге, матушке и полном дворе тварей, он уселся на всю ту же скамеечку, неверяще глядя на Мэри.
- Недель шесть? - Шепотом же уточнил он.
- Накинь два пальца, - посоветовала Мэри с улыбкой.
- Ладно. Будут тебе лещи. Даже если мне придётся их отбивать у какой-нибудь жуткой твари. Даже если это будет король. К слову, о короле. Раймон, вы не откажете в помощи?
Для цареубийства, пожалуй, было слишком рано, а для бунта - слишком поздно. По крайней мере, только начинающий осознавать своё новое отцовство Джеймс не мог теперь рисковать.
Михаилит, который уже успел подняться, хапнуть немалый кусок пирога и откусить по пути к двери, взглянул на него, вскинув бровь. Прожевал и, не отвечая, кивнул Эмме:
- Дорогая, присмотришь за ними? А то тут, кажется, рисуют неправильно. Только рапиру возьми.
Дорогая Эмма присела в издевательском книксене, и Раймон, откусив ещё кусок, кивнул снова и вышел, аккуратно притворив дверь.
Напоследок улыбнувшись Мэри, Джеймс последовал за ним.

В многострадальном Бермондси творилось... То, что творилось. Бермондси бунтовал, для разнообразия не людьми, но нечистью. Домовые всевозможных размеров швыряли из домов барахло и гнилые овощи, нападали на горожан. Пакостные фэа, жившие в лесках вокруг, тоже заявились в город к веселью. Счастье, что был Хантер, плохо глядящий на такие увеселения. К тому же, стража настолько поднаторела в разгоне бунтов, что им теперь было всё равно, кого усмирять. Наиболее горячих бузотёров приструняли михаилиты, которые всегда бывали на рынке. И среди этой толчеи, визгов, лязга метался ошалело-счастливый Джеймс, тщась найти вяленых лещей. Торговцы рыбой, не будь дураки, поспешно складывали товар и сматывались в таверну. Впрочем, как и все остальные. И лещи становились воплотимы только как синоним оплеухи.
А ребенок и Мэри казались и вовсе несовместимы. Жена была такой юной, такой маленькой.
"Не забывай, - строго напомнил себе Джеймс, - эта маленькая девочка, не задумываясь, прыгнула с обрыва, чтобы не мешать тебе".
А теперь она хотела вяленых лещей, потому что носила еще одну маленькую девочку. Девочка в девочке - а Джеймс был уверен, что это не сын - выглядела, как странный, но почему-то правильный каламбур. Скоро она станет сонной и глупенькой, начнёт округляться и шить чепчики. Жизнь получит новый виток, и чтобы всё прошло благополучно, сегодня надо было вернуться целым и с, мать их, лещами. Беременным вредны переживания и разочарования.
- Сэр Джеймс! Сэр Джеймс! - парнишка, только недавно принятый в стражу, потянул за рукав. С меча, который он всё ещё сжимал в другой руке, почему-то стекали капли воды. - Там дома грабить пошли! Свин со своими! На Сэр-Джеймс... тьфу, на Сент-Джеймс!
Парнишку звали Юнгом, если Джеймс правильно помнил, потому как поди их всех запомни. А Свин был свином. Наглым, тупым кабаном без всякого уважения к своим почтенным родителям Аддингтонам и всем остальным людям. Жил он в заброшенной лавке на Сент-Джеймс, в которой и распивал ром вместе с парой-тройкой поросят и одной, но постоянно разной, свинкой. Мародёры в городе, полном тварей, превращались в большие проблемы. Ловить их нужно было на горячем, но сейчас, когда и без них внезапно появилась огромная куча дел, особенно - лещи...
Джеймс хмыкнул, подбирая с мостовой кусок чьего-то окна, который вполне мог сойти за дубинку.
- Ну пойдём, Юнг.

- Вон туда они пошли, - шепотом поведал Юнг, остановившись на углу большого, солидного дома торговца мукой. - К Лестерам. Свин самолично дверь отжал, прямо парадную - ну и пошли, как в свою лавку. Впятером, как сейчас везде ходят.
- А почему шепотом? - С интересом осведомился Джеймс. - Ты думаешь, они услышат нас на этом углу, из-за толстых стен?
Лестеров должна была знать Мэри, коль уж они торговали мукой. Но Мэри тут не было, а Джеймс всё равно не мог запомнить всех.
- А кто их знает? - всё так же шепотом пожаловался Юнг, нервно трогая рукоять меча. - Про этого Свина же знаете, какие байки ходят? Почему его ещё не повесили - а с дьяволом небось водится. А если так, то мало ли, что он слышать может через стены-то. Может, уже как раз слышит и смеётся там. Или призывает кого.
- Его еще не повесили, потому что неуловимый. Никто не ловит, ибо нах... никому не нужен, в общем. Но на всякий случай - отойди подальше. Во-первых, мародёров берут на горячем, а значит, нет смысла стоять рядом, если можно постоять в теньке...
Джеймс оглянулся на ближайший тенёк, но там ехидно ухмылялись какие-то мелкие твари.
- Ну или не в теньке. А во-вторых, если дьявол, то не надо давать ему повод закусить тобой.
"Главное, чтоб не сестра Делис!"
- А если они через заднюю дверь? - От интереса или ещё чего Юнг заговорил нормально, в голос. - Или решётку на одном из окон выломают? Не совсем же идиот этот Свин. Или совсем. Задняя дверь у Лестеров капитальная, на таких замках, что ух! Да и решётки в стены вделаны по всему первому этажу, а стены тоже хороши, вон, камень какой...
Подтверждая слова, он стукнул по покрытой желтой краской стене - и исчез, потому что камень втянул его мгновенно, не выпустив даже писка. Только изумлённые глаза мелькнули.
- Дьяволы, дьяволы, - промурлыкал себе под нос Джеймс, - светлого мая привет.
Он тоже постучал по стене, но та его утягивать не собиралась. И это было опрометчиво со стороны дьяволов, потому что Джеймсу осточертели братья-лекари, вампиры и прочая нечисть, которая поставила своей целью преследовать его.
- Эй, дьяволы, я иду.
Рвано постукивая по стене, он направился к ближайшему окну и покачал решетку. Лома под рукой не было, но зато все эти загогулины как будто специально ковали для ушлого домушника. Джеймс влез по ним, перекидывая себя на балкон.
Пугать и убивать умели не только бесы. Которые предусмотрительно заперли балконную дверь и даже ритмично постучали в неё. К счастью, на этом балконе, как и на многих других, валялось много барахла, а Джеймс был так зол, что вынес все преграды железным креслицем.
"К дьяволу".
Настоящих убийц нельзя превозносить, им нельзя подражать, иначе они становились иконами зла, будучи на самом деле ужасными и омерзительными. Но Джеймс так часто встречался с ними, что сам невольно уподобился. И теперь, как истинный одержимый злом, точно знал - сегодня кто-нибудь умрёт.
Комната за балконной дверью оказалась тёмной и заваленной мешами с мукой. Было пыльно, пахло мышами, пшеницей и тонко, едва уловимо - первым свиданием с Мэри. Вот только тогда еще мисс Берроуз не топала так гулко, целеустремленно и размеренно, как невидимый обитатель склада.
"Ну ладно, что там положено делать воспитанному монстру?"
Собственная рациональность пугала больше, чем топотун. Джеймс неслышно хмыкнул и принялся развязывать один из мешков, чтобы зачерпнуть две жмени муки. Когда шаги замедлились, он выпрыгнул в дверь, разбрасывая муку и улыбаясь, как отчаянный кретин. Топотун, всё еще оставаясь невидимым, остановился, а затем развернулся и поспешно удалился, даже не поздоровавшись.
"Когда найду Юнга, закажу панихиду на помин души сестры Делис. Эх, жалко глаза не у кого взять..."
Но зато стул всё еще валялся в комнате, и у него были пригодные для разных целей железные ножки. Одну из них Джеймс и оторвал, и пошел по длинному, темному коридору, насвистывая под нос веселый мотивчик и со всей дури стуча своей импровизированной дубинкой по стенам. На голову сыпалась труха и паутина, но ни та, ни другая не кусались.
- Эй, дьяволы... Я иду к вам. Несите Юнга.
Шаги скрылись за дальней дверью и принялись там скрестись. Джеймс поразмыслил мгновение, пришел к выводу, что кинжалом дьяволов убивать удобнее, чем ножкой стула, и саданул собой по новой преграде. Плечо немедленно заныло, но зато в следующей комнате обнаружилась глубоко беременная свинья. То есть, подружка Свина, вся в дорогих ожерельях, с разбитыми в кровь губами и окровавленными руками.
- Ага. Моё почтение. Ты молодого грыза тут не видела? Такой, совсем сопливый, и погоняло чудесатое - Юнг.
Ни беременность, ни окровавленность этой молодой голубоглазой женщины Джеймса не трогали. Потому как брюхатых на дело не берут, а значит, пузо появилось у нее в ближайшие минуты, которые она пробыла в чертовом доме. Дьяволы, если верить "Молоту Ведьм", могли и не такое.
- Е-ет, - проскрипела свинья, хватая его за сапог. - П-мгит!
- Обязательно.
Закон с ворьём разговоры не вёл, и Джеймс вспомнил об этом очень вовремя. Всё равно будущая бесова мать ничего полезного не сказала бы больше. Поэтому он попросту воткнул кинжал между третьим и четвертым ребром девицы, что, без сомнения, одобрила бы госпожа Инхинн. Миссис Свин послушно умерла, и вздутый живот начал шевелиться активнее. Не подумав головой, а только привычками стражника, Джеймс ударил кинжалом. Изнутри ударили тоже, и скоро на тьму бесовскую выглянули две твари, принявшие облик сердца. Только в отличие от порядочной требухи у них были жвалы и членистые лапки.
"Сапоги!"
Сапог снова продрали, и в отместку Джеймс частью затоптал, а частью нарезал этих тварей. "Чуйства" подсказывали, что останки надо бы размазать по стенам, а свинью подвесить за ноги к потолку. Но веревку было жаль, поэтому он ограничился мстительным растиранием сердец по полу, растягивая их в кровавую дорогу к следующей двери. За ней обнаружилась лестница, на лестнице - Свин с башкой, полной гвоздей. Как и положено уже почти безголовому, он рубил топором ступени под собой.
- Забавно. Но я хочу получить Юнга без дополнений. По описи, как сдал. Свин, руби быстрее, что ли?
Свин рубанул. Да так, что Джеймс не успел даже "бля" сказать - с оттяжкой, с плеча, развалив перила и чуть было не сделав то же самое с Джеймсом. Но самое интересное случилось, когда Джеймс просто спрыгнул с площадки у лестницы. Свин, будто ничего и не было, вернулся к своему почти молитвенному занятию - тюканью ступеней.
Минуту Джеймс колебался, не оставить ли его так. Ступеней он насчитал достаточно, а вор с гвоздями в башке был так увлечен, что казалось почти грехом отвлекать. Но вовремя вспомнил сестру Делис, вздохнул и пошел в атаку. Спустя еще минуту он скатился с лестницы с телом Свина и топором.
Оттяпать голову заняло совсем немного времени. Беззаботно помахивая ею, Джеймс прохромал кухню с обитавшей там огромной связкой копченых лещей - "Ага, разбежался. Наверняка, прокляли или оплевали" - прошел столовую, и спустился в подвал. Где и получил арбалетный болт в живот, расплываясь в самой кретинской из своих улыбок.
Потому что было чертовски больно.
- Констебль! - радостно, визгливым женским голосом воскликнул бородатый торговец. - Какая радость! Правда, погода нынче удивительно хороша?
- Невероятно, - злой хрип даже не пришлось изображать. От боли он получался очень естественным и очень злым. Возможно, что очень хрипом, но в такие тонкости вдаваться было некогда. На полу возле ржавых железных кроваток, ошейников, кандалов, мисок с водой и сырым мясом, жуткими игрушками валялся грёбаный Юнг. Торговец стоял с разряженным арбалетом, а его законная мегера в ночной сорочке пыталась спустить с цепей двух уродов. Посередине комнаты ползало кругами вполне человеческое дитя, а на низких столах лежали два подсвинка. Судя по разметке на шее и левых плечах, их хотели сшить вместе.
- Юнга отдайте. И я уйду. Наверное.
Боль отступала, и Джеймс понял, что арбалетный болт валяется на полу. Кольчуга от леди Бойд держала удар.
- Но нам нужна гувернантка...
- А этот так молод...
-... И проживёт долго...
- Наверняка знает немецкий!
Растерянно выдал разноголосицу отец семейства. Младенцы, меж тем, поползли к Джеймсу, улыбаясь во всю пасть. Самый человекоподобный, в пелёнках, при этом умилительно угукал.
- Если вы своих выродков сейчас не придержите, то гувернантка будет уже не нужна, - счел нужным сообщить бесноватому Джеймс. - Значит, так. Свиней можете оставить себе. Юнга отдаётё мне и съезжаете из Бермондси. Тогда я не стану вас сжигать вместе с домом прямо сейчас. И не натравлю михаилитов, так и быть. И смотрите, съехать не ближе, чем в Бирмингем! Увижу на мельнице у чертова Джека - сравняю с землёй вместе с мельницей.

Про мельницу он приплёл скорее по наитию. Джек Берроуз становился всё страньше и страньше, эти одержимые торговали мукой, а значит, так или иначе встречались.
- Свины нам... - торговец переглянулся с женой и выродками, пожал плечами. - Уже не нужны, а за остальное - благодарствуем. Бирмингем так Бирмингем, говорят, там хорошо летом.
- Передавайте привет Мэри, - детским голосом добавила его жена и слащаво улыбнулась. - Она всё так же мечтает научиться летать?
- 3нaeшь, Mэpи, - серьёзно и взросло, басом заметил младенец, принимаясь играть с окровавленной тряпкой, - в мoeй гoлoвe звepи. Oни бы тeбя cъeли, ecли бы я paзpeшил...
- Ага.
Джеймс взвалил на плечо Юнга, отчаянно сожалея, что какой-то кретин построил подвал без окон. Как, спрашивается, сдавать его бездомным?! И поспешно вышел на улицу, стараясь не думать ни о полётах Мэри, ни о головных зверях, ни о том, что аккурат на мостовой его застиг жуткий взрыв у южных ворот. Впрочем, это было только к лучшему.
- Стоять, - остановил он мчавшегося мимо особняка брата Ворона, с трудом узнав его в пушистой ипостаси. Точнее, не узнав вовсе, и догадавшись только потому, что геральдический леопард с отъявленной руганью догонял мерзкого вида карликов. - Видишь особняк? Там бесы. Их надо сжечь, повелением короны. Если выберутся - догнать и сожрать. Понял?
- Jawohl, mein Führer, - рявкнул пушистый Ворон, распушаясь еще больше.
- Передавайте привет моему чтимому батюшке, - язвительно пожелал Джеймс, глядя как занимаются занавески. - Эй, Юнг, вставай. С тебя два вяленых леща.
- Каких ещё леща?.. А почему платье? Его Величество повелел новую форму?.. - простонал тот, разлепив налитые кровью глаза.
- Вяленых. Два. Чтоб к вечеру были у миссис Клайвелл. Расшибись, но найди у рыбника. Платье - смени. Оно тебе не к лицу.
Джеймс аккуратно усадил юношу на ближайшую кадку с цветами, для надежности нахлопав по щекам и вылив всё содержимое фляги с ромом ему на голову.
"Бeги oт мeня, Mэpи, - пpижмиcь жe кo мнe тecнee. - Cпacaйcя cкopeй, Mэpи, - ничтo тeбя нe cпaceт".

Когда на Эсмеральд завыло, Джеймс уже порядком утомился наводить порядок в городе и подумывал вернуться домой. Даже мимо управы уже прошёл. Теперь же пришлось бежать, прихватив по пути Хантера. Картина, открывшаяся им в доме, остановила бы сердце любому хорошему мужу. Мэри, бледная, с мокрыми от пота локонами, лежала на подушках у камина. Над ней хлопотали матушка и Клементина. Бесси с задумчивым видом рассматривала телохранителя леди де Три, самой Эммы не было.
Всё это Джеймс охватил одним взглядом, успел переглянуться с Хантером и злобно пересчитать собравшихся зевак. Будто в городе больше не было развлечений сегодня!
- Бесс?
- Какой-то не-стражник унёс леди де Три, - не отвлекаясь от ощупывания руки телохранителя, ответила Бесси. - А пока я прибежала, поняла и выглянула, его уже не было. Их. А голубя с ленточкой леди де Три в резиденцию я отправила.
- Умница, дочь.
Пропавшая леди де Три выглядела, как телега проблем, которую катили разъяренный Фламберг, а с ним - целый капитул магистров и толпа братьев-михаилитов. На мгновение Джеймсу захотелось посмотреть на человека, который решил покончить с собой таким замысловатым способом, потом глянул на свою Мэри.
И в душе снова зашевелился зверь. Он потянулся, хлопнув крыльями, пошевелил когтями и хрипло зевнул.
Джеймс прикрыл глаза, слушая себя. Куда сейчас можно спрятать человека, женщину, зная, что будут искать? Самым очевидным был лес, но... Телохранитель Эммы выглядел отравленным. И чуйство - эх, где же вездесущая Дженни? - говорило, что не следует щелкать клювом в лесу. Только госпиталь. Там Эмма затеряется в толпе таких же, болящих, а вывезти можно с трупами, которые будут хоронить за окраиной.
- Госпиталь, Том?
Хантер в ответ припустил так, что догнать его оказалось делом непростым. Но - опоздали, на долю мгновения, на удар сердца. Захлопывая дверь госпиталя, в котором мертвяки рвали живых, подпирая её прилавком и собой, Джеймс тоскливо глядел на спину Тома, рванувшего на соседнюю улицу. Продержаться нужно было еще пять или десять минут, пока не вернется сержант, ведя за собой кого-то из михаилитов. Пока мысли не сложатся в обреченно-покаянное "Раймон, вашу жену украли прямо из моего дома".
Рядом к двери привалился Айрон ап Рис, вожак страшных лесных разбойников. Лесной валлиец, как многозначительно именовал его Хантер, поглядывая на Джеймса и всем своим видом намекая, что валлийцы обложили его со всех сторон. Рис был принаряжен, но в волосах и одежде застряли хвоя и листья.
- Diwrnod da, - выдал Джеймс всё, что узнал от отца. - Как дела в лесу?
- Лучше не надывать, - согласился тот, понадёжнее упираясь каблуком. За дверью выли, жутко, и что-то грызли. - К женщино вот приходил. Потом ушол. А потом глядеть - дорога на Гринфорд корольской гвордией закрыто. Ток что тропоми, тропоми... скозать хотел, робята к Форест-Хилл уходят.
- Откуда там королевская гвардия?! Они никак мимо Бермондси не прошли бы, а уж это не заметить сложно. И почему к Форрест-хилл?!
Услышанное Джеймсу не понравилось категорически. На гринфордской дороге не могло быть гвардейцев, лесные не ходили к михаилитам. С другой стороны, мертвяки тоже должны были лежать в мертвяцкой, а не выламывать дверь госпиталя.
- До бездуховники они, - валлиец пожал плечами. - Вот и святой отец кок просп... проснулсо, посмотрел, ток и скозонул: козы они, енти вона, безрогие. Мы и рассудили, что может, оно заразное, ну и пошли.
"А михаилиты, выходит, высокодуховны и незаразны".
Чистый душой твареборец на помощь не спешил, за дверью рычали и выли... бездуховники?
Жопа становилась настолько привычной, что Джеймс только обреченно вздохнул.
- Слушай, тут скоро михаилит должен явиться. Хантер за ним пошел. Может, ко мне? Это всё надо хотя бы заесть. Только вяленых лещей найдем сначала. Мэри хочет.
- Ты сомый стронный констебль, какого Айрон ап Рис вообще видел, - задумчиво заметил валлиец. - Пойдём. Зною я, где лещей берут. До только если лещей хотели утром, то вечером надо нести груши. Но их я тоже знаю, где брать.
Возле госпиталя наконец-то появился брат Шафран, и Джеймс с облегчением оторвался от двери, с которой почти сроднился. Что он странный, уже говорила Бруха - и из этого вышло если не дружба, то сотрудничество. К тому же, в присутствии валлийца было проще пережить визит Фламберга.
Как сказать ему о том, что его жену украли, Джеймс так и не придумал.

Ко времени, когда через город заскользили безмолвные серые тени с лицами сказочных эльфов, в Бермондси стало пусто. Стража отработала сегодня так, как не работала никогда. Они загнали горожан по домам, заставив запереться, а сами остались на улице, чуть ли не падая от усталости, но продолжая бдить, чтобы не допустить ни мародёрства, ни насилия. Именно поэтому Джеймс оставался в управе, не позволяя себе вернуться под теплый бок к Мэри. Если уж эти парни не пошли домой, то ему сами небеса не велели.
Тоскливо глядел Джеймс в окно, на умолкший, замерший в тревоге Бермондси. Камин в управе уже прогорел и начало холодать, лишь алые отблески остывающих углей прыгали по стенам, набрасывая на мысли пелену мрака.
Тучные года закончились, наступило время войне. Странным казалось, что именно в начале этого времени он узнал - родится ребенок. Не способный заменить Артура, не похожий на Бесси, но - его. Малыш Клайвелл от малышки Берроуз. Зачатый в одну из первых ночей, когда Мэри еще была так трепетно неловка, так удивительно бесстыдна. Джеймс прикрыл глаза, отгоняя жар, прокатившийся по телу. Не сейчас, не нужны такие мысли в управе, где следует думать о благополучии горожан, а значит - и жены. Маленькой, умной женщины, носящей в себе зерно от колена дьяволова папаши.
Кулак заболел, и Джеймс хмыкнул, осознавая, что саданул по каменной стене, выбив из неё малую толику пыли. Быть частью какой-то схемы скрещивания оказалось противно, будто его брали под уздцы, как племенного жеребца, и вели к нужной кобыле. И здраво понималось, почему матушка горячо одобряла ирландку Дейзи, но так и не полюбила Мэри. И хотелось сбежать на арену, прирезать гладиатора-другого, напоить зверей в душе горячей кровью, услышать ликующие крики толпы, но...
Мэри держала его в Бермондси лучше самого Бермондси. Зерно, папаши, матушка с Нероном, война,, самый ад и даже Фламберг, потерявший свою жену, становились ничтожными перед тем даром, который она поднесла утром.
Лещи были наименьшим из всего, чем Джеймс мог отплатить ей. Чтобы отвлечь себя от тоски, он уселся писать отчет, но перо упорно цеплялось за говенную бумагу, роняло кляксы, и скомканная бумага полетела в камин, на миг вспыхнув там ярко, освещая управу.
Собственная тень ужаснула Джеймса. Широкий в плечах, ссутуленный, с хищным профилем, он и в самом деле походил на птицу. Но не на сокола - на поморника. На наглую тварь, падальщика, выдирающего добычу из клюва других, пойманного и посаженного в тесную клетку. Джеймс попытался было улыбнуться, но тут же погасил себя, понимая - губы складываются в льстивую радость Актёра. Не человек он был нынче - лоскуты, которые следовало сшить за ночь, чтобы утром Мэри не учуяла, не поняла ни его преступлений, ни его метаний.
"Но на арену стоило бы наведаться".
Люди - слепые среди незрячих, их всегда тянуло туда, где проще. Где кормят, заботятся, думают и решают. Арена звала обещанием чужой крови, безмыслия, нерешенного пари. Напоминала о сгинувшем без вести Гарольде Брайнсе. Конечно, Нерону бы сгодился и брайнсов щенок - такой же бесчувственно-пустотелый, но... По совести ли заматеревшему волку из городской стражи убивать на потеху толпе несмышленыша-сосунка?
Джеймс тряхнул головой, будто это могло выгнать Актёра и его дешевый пафос. Как бы то не было, а пари решить стоило до того, как Джеймса порешат в очередной стычке с осточертевшими демонами и прочей жутью, повылазившей из своих углов, будто в Бермондси был вечный Самайн.
- Будь же ласков с моей волчицею,
Как оставишь её вдовою...
Определиться со смыслом бытия становилось всё сложнее. Мысли рвали Джеймса на части, тянули то домой, то на арену, то в город, то в лес. Тяжелые отсутствием сна веки норовили закрыться, но в неверной полудрёме мерещилась Дженни Хейзелнат - рыжая, веселая, странно-богато одетая, и ничуть не скучающая по безумному констеблю, готовому принять её в доме. Когда мелкая пакостница еще и подмигнула ему, Джеймс твердо решил - его и Мэри дочь он назовет красивым валлийским именем Эния, и никаких больше Дженнис.
С этой мыслью Джеймс и направился домой. К Мэри, двум Элизабет и пока еще не рожденной Энии, которая, вполне могло статься, была вообще Райаном.

Роберт "Циркон" Бойд

Где-то когда-то зачем-то, но обязательно почему-то.



"Признай, Роб Бойд, мир - только иллюзия. Воздух, которым ты дышишь, земля, по которой ступаешь, вода, которую ты пьешь, огонь, пожирающий тебя- всего лишь иллюзия, они не вечны. Признай, кто погрузился в эту иллюзию, однажды обязательно очнется. Даже если ты магистр, генерал - что толку? Все мы нагие в реке истины. И раз уж нет в саду этого мира аромата постоянства, прими раны на твоем теле за распустившиеся розы. О, Бадб, ты видела всех, что явил этот мир, признай, я обошел всю землю от края до края, я сломал когти страху; признай, сегодня с вершины величия я пускаю стрелы куда захочу, держа в руках лук и натягивая тетиву, именуемую политикой; признай, годы, отпущенные мне в этой жизни, я проведу как Александр Великий. Я подобен ему, повелевающему со своего трона всем миром, только в конце не останется ни трона, ни мира. Всё исчезнет, подобно тому, как ветер уносит листья во время листопада, ибо наступит смертный час. Я положу голову на избранном тобой пути, раздам богатства за твой праздник, но твой путь станет моей могилой. Признай, Роб Бойд, вечна только земля, что примет тебя, только пыль, в которую развеют тебя."
От переговорного камня Роб ушёл недалеко. Беседы с юным комиссаром настроения не улучшали, а осознание, что Рольф теперь дважды трахнул Авалон, который Роб считал своей резервной цитаделью, заставляло думать о вечном. То есть, в очередной раз с упоением мечтать о смерти. Выходило длинно, поэтично, но ноги от такого идти отказывались. Отдельно печалило, что мальчик не стал требовать склянку. Пусть Роб был старше, тяжелее, опытнее, но иногда нужно стоять за себя, невзирая на чины и могущество. Отстаивать свою жизнь, здоровье, честь. Биться за женщину. Потребуй юный Уилл Харпер платок - Роб назвал бы это поступком. А если бы рольфов зять еще и по роже съездил...
Увы, уважать таких баронетов не приходилось.
Хотелось лечь в траву, поглядеть в терпко-синее небо и заснуть, отдав себя на потребу острозубых пикси.
А в небе плыли облака. Белые, лёгкие и весёлые, похожие на яблоневые лепестки, которые нёс ветер.
Острова блаженных, кельтский рай, откуда племена богини Дану однажды расселились по миру, принеся в него свои законы. Римляне считали, будто даже московиты были их потомками.
"Нашими потомками".
Следовало признать, не лгать хотя бы самому себе - он мог сколько угодно считать себя скоттом, Бойдом, михаилитом, но тело предательски помнило эти острова. Авалон, где родился.
В который раз за день Роб устало опустился в гадко-зеленую траву, отгоняя от себя мерзко хихикающих пикси.
Каким его имя было прежде? На каком языке, что оно значило? Забвение приносит свободу. Но, может быть, язык, который ты знал, земля, где ты научился ходить, не оставляют в покое?
Что значит вернуться? Есть ли путь назад, когда судьба ведет вперед, и место, куда ты пришел, и есть твой дом? Будет ли сердце компасом для странника, языком и верой своими возвещающего о том, что изменился? Будут ли изменения эти обязанностью, но не долгом?
"О боги, не дайте мне устыдиться!"
Матушка говорила: пройдись босиком по земле и все печали уйдут. Только сейчас Роб понимал, как она была права. Вот только Хелен Бойд вряд ли взялась бы ответить на вопрос, где искать покой - на земле или под землёй?
Пятьдесят два года он прожил новой жизнью - своей жизнью. Выковал себя, вырастил сыновей. Растил сына. Женился на старости лет на женщине, остановившей его сердце для мести, но всегда стоявшей за его спиной. Пару раз умер. И всё для того, чтобы сидеть сейчас в авалонской траве, с детской обидой глядя на бегущие по небу облака?
- Что мы наделали, моя Бадб?..
Отвечать на риторические вопросы жёнушка не спешила, и Роб с остервенением вырвал пучок отвратительно зеленой травы. Голубь, упавший с гадко ясного неба, удостоился недовольного мата и не слишком бережного откручивания записки с лапки. Птица порадовалась, что не с лапкой, закурлыкала, когда Роб отпустил его. Заковыляла, прихрамывая, к пикси. На полетевшие в разные стороны перья и кровь смотреть было не интересно. Гораздо любопытнее оказалось скрытое в записке.
Почерк, без сомнения, был раймонов. Но содержание письма говорило о том, что у ребенка воспаление мозга и его срочно надо лечить, пока дело не стало совсем печальным. Потому как дорогим отцом Раймон не называл Роба никогда.

"Дорогой отец, пишу вам чёрте знает откуда, не имея понятия, из когда, но определённо - зачем-то! Потому что случилась у нас сестра - да такая, что ни словом сказать, ни голубю не унести. Хотя, может, и неплохо, если бы не донёс... как представлю: летит такой голубь с сестрой, летит, а потом бах - с небес своих, птичьих, да о мостовую. Главное, чтоб не славянский оборотень оказался.
Но всё же, сестру голубем отправлять не будем, тем более, что их две - других нам не отдали, так что с боевым отрядом придётся погодить. А, ну и вторая сестра - она на самом деле дочь первой, но того же возраста. Вот же наука дошла. Надо мне чаще читать манускрипты да трактаты, а то всё розовые кусты жевал, с вашего, папа, попустительства, между прочим! Вот Ясеню такое с задницы не сходило, как сейчас помню..."

Второй голубь принес продолжение этого увлекательного повествования. Закурлыкал почти так же радостно и так же быстро пошёл на корм крылатым тварюшкам, на что Роб не смотрел уже совсем. Некогда было.

"Так вот, учитывая, что сестрица - язва полная, и даже на обочине не бросается (первая. Вторая по разуму слишком мелкая, поэтому гадит только буквально), появилась у меня мысль. А не хочет ли наш Ясень себе жену? Породистую! Красивую! С готовой служанкой, по которой можно платья мерять! Сво... (вымарано) ладно, этого лучше не говорить. Понимаю, мысль странная, но чего ещё ждать от безумного морочника? А свои плюсы у неё есть. Как минимум один: у нас с рук этого милого универсального солдата-шпиона-гейшу заберёт человек, почти способный с нею справится".

Пока Роб думал, что ему со всем этим делать, куда мчаться и как не разорваться от беспокойства, помноженного на душевную тьму, из ближайшего куста вынырнул очередной голубь, а за ним обыкновенный английский жабдар. Маленький - всего каких-то двенадцать-тринадцать футов в длину, еще не перелинявший из ювенильной шкуры, а потому умильно-пятнистый, он дурашливо щелкал пастью, стараясь схватить птицу. И схватил, громко сглотнув и отфыркнувшись перьями. А потом с интересом оглядел Роба, будто прикидывал, не поиграть ли еще и с этим забавным существом? Письмо Раймона, смоченное слюной, прилипло к его морде и доставляться адресату не намеревалось.
- Вот tolla-thone...
Кольчугу Роб стягивал поспешно, чтобы змеюка не передумала и не уползла охотиться за пикси. Меч тоже был не тот, не от неистовой, а обычный, приберегаемый для людей. Ибо если совершать ошибки, то как тогда, в далекой, но возвращенной молодости. Без щита, но со щитом. И первому плевку ядом, от которого он закрылся плащом, совсем, как тогда, Роб даже обрадовался. Второй он неизбежно поймал плечом, отшатнулся, шипя от нестерпимой боли, получил по голове хвостом, откатился, поднялся на ноги...
- Сволочь змеиная, - злобно бурчал он себе под нос, когда жабдар затих в траве. - Я тебя на ремни пущу. И на сапоги. Тварь, богами проклятая. Чтоб тебя разорвало. Больно-то как!..

"P.S. надеюсь, письмо это застанет в добром здравии, а если нет - так не печальтесь, ибо все превратность преходящи и, вероятно, убиваемы.
P.P.S. надо сказать, любезный папенька, скучаю я по комнаткам трактирным да беседам за бокалом того вина, что трактирщики обычно приберегают для магистров. Вкусное оно, собака! Надо бы как-нибудь повторить, да, кажется, судьба моя такая, что и дальше мотаться по стране, как последнему михаилиту. Тем не менее - жив, здоров, чего и вам искренне желаю! Уже не сглаженная Эмма тоже желает. И Уильям тоже. Наверное. Ну, когда не смотрит странно, когда я его так называю".

- И ты - сволочь французская, - такого обращения Раймон, вероятно, никогда не слышал, но разошедшемуся Робу было плевать. - Надо же, столько в него сил вложено, столько соплей вытерто, а он совсем башкой тронулся! Оторвать бы её да к заднице пришить, только Эмму жалко! Вот же chreach an bhod, чтоб мне сдохнуть!
Следующие его слова были вовсе немыслимы для ушей старого Авалона, но зато прочно утвердили Роба в мысли, что он - не Тростник.
- А ты, рыжая стерва, чего молчишь? Тащи сюда теплую мыльную воду, не видишь, мужа змея оплевала? - Такого Тростник сказать не мог. Даже в самых смелых мечтах.
Материться под ушатом этой самой воды было невкусно: она потекла внезапно, точно Бадб в сердцах опрокинула ванну, и Роб не успел закрыть рот. Зато бадья, сверзившаяся с небес аккурат на то место, где только что он стоял, была вполне ожидаема - неистовая не менялась, и оставалось надеяться, что она не станет перевязывать раны в той же манере, напав бинтами и спеленывая. Причем, теми самыми, которые висели в воздухе неподалеку, с сомнением покачивая хвостиками.
- Yela'an sabe'a jad lak, - злобно сообщил Роб им, добавив напоследок, - focáil sasanach!
Потому что иначе, как траханными, англичан нельзя было назвать. Надо же, придумали язык, в котором ёмко, без излишних пояснений, не изложишь, почему проклинать седьмого дедушку любимой бабушки - обидно, а всех остальных - опасно!
Впрочем, с беснованием пора было заканчивать. Раны срастались комковатым шрамом, оставляя извилистую тропу на щеке, шее, плече. Украшение шатра оказалось испорчено почти безнадежно, генералу такие отметины тоже не подобали, но зато так хорошо сочетались с магистром Цирконом!..
- Шрамы-то убери, mo leannan, - пробурчал он почти успокоенно спустя полчаса ругательств, швыряния в пикси комками земли с травой, и прочих совершенно невоспитанных поступков, которые не одобрила бы Птичка. В голове было приятно пусто, хотелось пить и надрать задницу Раймону. Ибо чего он?
- Ну вот и за мной пришёл, - раздался тоскливый голос, и воздух пошёл волнами - Ясень выступил на поляну так, словно всю жизнь так и ходил, сквозь всё. - Только быстро и не больно, ладно, пап?
- Как быстро и не больно, так сразу "пап", - пробурчал Роб, потирая так некстати защемившее сердце. Бадб шрамы убирать не спешила. Точнее, она их стирала, но вдумчиво, с воистину жестоким наслаждением, отчего исцеление болело сильнее повреждений. - Ты вообще видел, чтобы уши откручивали быстро и безболезненно, а, Перекрёсток? Какого хера ты ещё тут, а не дома? И не говори, что в дорогах запутался - не поверю.
Ребёнка, самолично выращенного и выпестованного, отдать в лапы мрачного жнеца оказалось неожиданно сложно. Сердце ныло, память услужливо подбрасывала как ловко маленький Том сидел в седле, как лихо рубил тренировочным мечом, и как трогательно-умилительно писал письма. А еще вспоминались те песочные часы в кабинете, и тот несчастный боггарт в лентах, и даже первая - а может и нет - девка Ясеня, поспешно улепетывающая из орденской караулки.
Наверное, Роб слишком часто хоронил орденских мальчишек, чтобы сейчас так переживать. Но все они - виновные и не очень - не были приемным сыном, всё же.
- И выглядишь усталым, - мрачно закончил он свою тираду.
- Вихрю вон до сих пор сопли вытирают, - мрачно же пробурчал Ясень, усаживаясь прямо на траву, - Раймону позволяют путаться, где захочет. А как Ясень, так сразу: "какого хера". А тут, может быть, работы полон... рот. Вон сколько бесхозных фэа бродит! И сидит. И летает. И вообще...
- А сколько из них нетраханных-то, - сочувственно покивал Роб. - Не стёрся еще, сын мой? Нет? Тогда иди сюда, буду сопли утирать. Ты знаешь, я очень тебе благодарен, что ты помог братьям с рогатой свиристелкой. Пожалуй, она по зубам только тебе. Но ведь я еще просил тебя приглядывать за трактом в Англии, bark? Или я настолько стар, что сказал "Авалон" - и сам не помню? Я, может быть, три раза поседел, пока передумал всё, что с тобой тут могло случиться, случилось и случается! Хм, двусмысленно как-то.
Роб потрепал своё непутевое чадо по светлой макушке и в который раз приуныл. Чертовски сложный выбор: и Том неудобным фанатиком не выглядел, и обоснований, почему нужно проигнорировать приказ капитула, тоже не было. И Бадб подливала масла к унынию, зверски оттягивая кожу на шее, где были особенно глубокие шрамы.

- Хорошо, Том. Хочешь оставаться здесь - оставайся. Гоняй фэа от вон того дуба и до обеда. Авалон, конечно, не родовое поместье, и уж точно не Новый свет.
- Да я не гоняю, - Ясень как-то неуютно поёжился и вздохнул. - И не стёрся. Просто смотри, тварей тут полно, да ещё, небось, всякие демоны полезут рано или поздно, те, эти. Не разорваться же ордену? Ну так... вот я и говорю, бесхозные тут фэа, зато обучаемые...
Прикрыв глаза, Роб сначала посчитал до десяти на гэльском, потом по-французски. Немного успокоился он на итальянском. Потому что знал из него только счет, да и тот по нотной грамоте. Выходило, что фанатиком дитя не выглядело ровно потому, что успело натворить дел во славу Ордена и благо его. Цирконий холодок медленно пополз от ног, напоминая, что отцовская любовь - это хорошо, но нет ничего важнее клятв и устава.
- Ты успел резиденцию построить или так, боевые тройки сколотил?
Ясень вздохнул снова.
- Ну пап, какая резиденция... где я тут архитектора для замка найду? Ну точнее, я-то нашёл, но он столько листьев просит, ты не поверишь! Хотя, может, и поверишь, в Англии небось так же. Да и вообще не успел ничего. Вот только тут деревенька, там деревенька...
Тщетно пытаясь найти хоть что-то хорошее в михаилитских фейских деревеньках Ясеня, Роб уселся рядом с ним в траву и замолчал. Картины рисовались препоганые. На Авалоне, который он считал удобным местом для отступления, была дочь поганого некроёба Рольфа де Манвиля, шарахался с фоморской служанкой Морриган некроёбский зять, а драгоценный сыночек самого Роба создавал филиалы христианского ордена, обучая фэа, дини ши и прочих слуг старой веры. Кажется, Авалон проще было сжечь, чем очистить. И это если опустить, что Том слишком вольно трактовал устав, пользу для людей и ордена, а также напрочь позабыл про запреты передавать знания посторонним.
- У Баркли есть дочь. Ей лет восемнадцать, - глухо заговорил Роб, признав для самого себя, что жёнушка в кои-веки дала мудрый совет. - Род почтенный, древний, но и ты сам - Бойд. Кажется, ты задолжал мне троих-четверых внуков. А строить теперь будешь в Новом свете. Правда, Раймон предлагает еще свою новообретенную сестру, но... Как по мне, такое наказание будет чрезмерным.
- А обеих сразу... - Ясень бросил на него взгляд и явно передумал. - Ладно, наверное, они всё равно были бы против. Если выбирать, да ещё для нового света, то - Баркли. Со всем уважением к Раймону, если сестра на него похожа, то эта чернявая масть слишком хорошо знакома. И просыпаться рядом с ней будет странно. Снова.
Роб молча сунул ему письмо, с таким трудом отбитое у жабдара. Похожа или нет, а выбирать с кем просыпаться Тому.
- Пока читаешь, можешь признаться, что еще тут натворил. Решение это уже не изменит, Том. Райское воинство обойдётся без тебя.
- Да ничего. Ну, скоге тут, фомор там, яблочки, опять же...
Прочитав едва несколько слов, Ясень замолчал, и дальше читал долго, вдумчиво, молча. Несколько раз. Потом аккуратно сложил листочки, свернул вдвое.
- Да он совсем башкой тронулся.
- Не могу не согласиться, - со вздохом согласился Роб со своими же словами. - И ему лучше об этом не говорить. Кажется, такой Раймон мне нравится больше. Уж не знаю, как там справляется Эмма, но... Яблочки, говоришь?
Скоге тут, фомор там были почти привычны - на Авалон частенько проваливались люди и нелюди. А вот яблочки настораживали - Том всегда был отличником, и в алхимии тоже.
- Они, - Ясень ещё несколько секунд смотрел на листочки, поглаживая пальцами, потом видимо встряхнулся. - Да, яблочки. Сок, кашица... Ты никогда не думал о них в контексте magnum opus? И процесс, и результат.
Думай Роб всё это время об авалонских яблоках, Бадб не пришлось бы заматывать Вихря в паутину, соблазнять молодостью и собой.
- Я о них вообще не думал. Хватало иных забот, к тому же, если бы всё шло по плану, то я бы давно лежал в усыпальнице, а вы с братьями делили наследство. Не люблю эти... воспоминания, Том. И если уж говорить об алхимии, то я бы взял обеих. Верную - с собой. Шотландские девочки удивительно уместно бьют ножнами и пекут пироги. Другую - ко двору. Колония в новом свете будет тянуть деньги, как проклятая. А ты, Перекрёсток, без труда успеешь и к той, и к другой.
- Я не уверен, что вот эта другая, как её описывает Фламберг, не нуждается в постоянном пригляде, - указал Ясень. - Если только он её за это время не починит. И... я понимаю, что это прозвучит очень странно, но если уж жениться и в новый свет, то одной жены мне как-нибудь хватит. К тому же... погоди, а это ещё что.
- А это, сын мой, моя горячо любимая жена злится, - вздохнул Роб, потирая макушку, на которую свалился шлем, и уворачиваясь от щита. - И вместо того, чтобы дать по шее, швыряется оружием и намекает, что пора бы в строй. Повоюем?
- Ты знаешь, что перекрёсток всегда оставляет в себе кусочек дорог, по которым прошёл? - Светски поинтересовался Ясень. - Так вот, судя по тому, что эти кусочки чувствуют, мы с тобой вдвоём тут много не навоюем. При всём уважении к святым магистрам. Там такое ой, что впору вызывать весь орден, но у меня дурное чувство, что во-первых столько никто не заплатит, а во-вторых они пригодятся в Англии. Очень.
- Зачем генеральскому сыну Орден? Mo leannan, можешь тем же прибить своего пасынка? И Хорана ко мне. И прекращай дуться, пойдём потанцуем.
Иногда стоило думать, что думать. И к пятидесяти трем годам научиться понимать, когда думать, а когда - думать. Запутавшись в казуистике, Роб виновато надел шлем и вздохнул. На Авалоне сражаться ему еще не доводилось.
"Морриган объявила сбор".
- Орден нужен всем и всегда. - Ясень вздохнул, потыкал собственные щит и шлем, чинно возникшие рядом, и поднялся. - Ладно. Без ордена так без ордена, верю. В смысле, в строй верю, а вот шлем давай всё же погляжу, как сидит. Обстучу, то есть. Вдруг поможет...
В ответ Роб только с улыбкой кивнул. Из мглы междумирья уже слышалась полковая песня.
- Прощай, муж и брат,
Безвестный солдат,
Суров будет бой,
Не все из вас придут домой...

Aon.
Dha.
Trì.
- Teine!
Сердце пропустило удар, и тут же забилось ровно. Странно, но он совершенно не волновался, расставляя мушкетеров и арбалетчиков, советуясь с командиром лучников о ветре, подползая с двумя ротами к яблоневой долине, в которой творилось непотребное. Пять тысяч пятьсот человек размещались в Портенкроссе и туатском лагере, а с собой Роб всё равно взял сына, Хорана и семьсот самых отчаянных рубак. Потому и не волновался, зная, что каждая пуля, каждая стрела попадёт точно в цель, как если бы их положили рукой.
Aon.
Dha.
Trì.
- Teine!
Умница Бадб сработала хорошо. И фоморов огненными потехами отвлекла, и ворота открыла незаметно, и то, что образованный магистр Циркон назвал бы некромагическими матрицами, выжгла. И теперь Роб намеревался добить тех, кого пощадил Тростник, мысленно расчерчивая долину на клетки. На С-пять он терял четверть людей, но зато объявлял шах фоморам.
Роб стянул осточертевший шлем, оставаясь только в куске подола с платья жёнушки. И тихо чирикнул, подражая синичке.
Воздух пришел на помощь послушно, точно рванувшиеся в атаке солдаты подтолкнули его, завихрили под облаками, сгущая их в тучи. Рядом негромко хмыкнул Ясень. Вряд ли сын видел впервые, как оживают детские сказки, но фоморы, чудовища при свете солнца, в тени и мраке превращались в прекрасных эльфов. И это делало их уязвимее.
Разваливая первого, он не утерпел. Закричал старый боевой клич, призывая к себе богиню. Жену. Его подхватили солдаты и стало веселее. В пляске среди горячей крови, ругани, стрельбы, лязга оружия, Роб изредка посматривал на Бадб. Волна нежити хлынула на Немайн, подмяла под себя, Бадб нырнула за ней, и зазевавшись на это, Роб напоролся на меч. Кольчуга выдержала, но клинок скользнул выше, ударил над бровью.
"Шлем, бля..."
Циркон сморгнул, Роб мотнул головой, прогоняя кружение и стряхивая кровь. Алые бусины повисли в воздухе, медленно темнея. Разбились о клинок. Зацепились за волосы падающего фомора. Прозвенели по траве под короткий вскрик справа. Долго, бесконечно долго Роб разворачивался, чтобы увидеть, как Том, его сын, падает оземь.
- Том!
Не крик. Рёв. Тягучее время рассыпалось хрусткими ледышками, раскололось молниями из туч. Роб мчался, скользя в крови, отмахиваясь от фир болг, прорубаясь туда, где лежал Ясень. Том Бойд. Сын.
Бой затихал, уходя вслед за Томом в заупокойные дали. Роб слышал стоны умирающих - своих и фоморов. Бадб и Немайн уже начали своё шествие по долине, забирая безнадежных, исцеляя раненых. А он всё никак не мог оставить сына, не верил, хотя и знал - смерти нет.
- По крайней мере, не пришлось убивать самому во имя вашего ордена.
Бадб, как всегда, была точна. И совершенно не умела утешать.

После Роб сидел на валуне, задумчиво глядя на то, как оставшиеся полторы роты окружили нового мерлина и единственного фомора. Для солдат не было скорби, и павших они провожали свистом, хохотом, крепкой выпивкой и представлением. Поганка Фи замедлила время для Уилла Харпера и его противника, отчего те крайне медленно взмахивали мечами, бегали, падали и даже колдовали. Наконец, фомор мученически пал, вместе с ним пропал и пузырь, в котором уединились Морриган и Птичка. Из него на свет божий изверглись изрядно раненая богиня и пузырящаяся гадость. Последняя пару мгновений подергалась, после чего втянулась в землю.
"Чёртов Барру Беван. Разведка херова. Проморгал. Теперь искать шпионов, поднимать их на копья. Нового мерлина к ним же. Дьявольщина. Все мешают".
Особенно мешала Морриган. Свояченица, мать её шарманкой, умудрилась в несколько часов поднять на бунт фоморов, убить Ясеня и поставить мальчишку Уилла Харпера на одну доску с ним, Робом Бойдом. Магистром, генералом, консортом. Тщеславие было грехом, но становилось так обидно, что даже скорбь по сыну размывалась.
- Отправишь его в резиденцию, моя Бадб? Он, наверное, хотел бы? Жаль, что не успел сказать о желаниях. Странно, что теперь, когда его нет, я думаю о том, как может помешать новый мерлин, и совсем не скорблю. Ну разве что хочется втащить Королеве, но это, думаю, не по-генеральски?
- Отправлю. Сразу же. Пока новый главный мерлин не осознал, что может возвращать мёртвых, и я боюсь думать, что именно этот мерлин вернёт, - Бадб встала рядом, плеснув воздушной волной, обвила его рукой за шею и притянула к себе в горячем поцелуе. - Ты - самый лучший, просто самый наилучший генерал! Не обращай внимания на Морри, она просто завидует, и, к тому же, сначала пришлось бы пачкать руки о вон то, которое с фомором играется.
Совет не обращать внимания на Морриган был очень дельным. Правда, Роб подумал о нём уже после того, как перестал изумлённо таращиться на неистовую и поймал себя на отколупывании какой-то некрогадости с её доспеха. Рядом с камнем на мягкой траве лежал мертвый Ясень и изумлялся бы тоже, но увы - не мог.
- Лестно, mo leannan. Хотя к генералу чего-то не хватает. Скажем, звания хорошего мужа, а? Но понимаю, осознаю и не обращаю. Даже высказываться не буду, вероятно. Но, проклятье, как долго спускать ей эту зависть и этих меринов, о которых даже ноги не вытрешь?
- Генералу не хватает хорошей жены, - Бадб передёрнула плечами, отстраняясь, и доспех начал сползать с шеи, оборачиваясь зелёно-черным платьем. - А сестрица... можно высказываться, только осторожно. Можно даже и не спускать. Если решишь, то... всё равно этот Авалон мне никогда толком не нравился, с этим спящим ещё. И всё же - а хорошо было тогда, до химер, филином, а? Хотя птица и идиотская, и опасная получилась, а всё равно. Дьявол ваш знает, чего мне надо. Больше химер как-то не желается, гадостные они. Хотя, как видно, и полезные тоже, потому что покладистой мне точно не бывать, как ни загоняй под сапог.
- Это я под каблуком. Магистр Циркон прячется за подол своей жены-богини и не скрывает, что рад этому. Но, mo leannan, зачем же покладистая, если всего-то можно попробовать не быть сварливой? Правда, я помню не только филина. Я помню мельницу, где ты вернула меня к жизни, алтарь в Клайдсайд, хижину после, постель с перьями в Блите, тризну по Фэйрли, королевский бал, и тот побег из башни. Но если тебе не нравится Авалон... Давай подумаем, что с ним можно сделать.
Роб поглядел на мрачную, помятую Немайн, исцеляющую раненых, на грязного Уилла Харпера. На Хорана, одновременно руководящего складированием раненых и сожжением фоморов. Кажется, Авалон ему не нравился еще больше, чем до битвы. И здесь они с Бадб совпадали во мнении.
- Разломать? - С некоторой надеждой осведомилась Бадб, наблюдая за тем, как новоиспечённый мерлин оглядывает тела павших в деревне фэа. Прислонилась к камню, касаясь плечом. - Если начать с нужных уровней, то тут не останется даже пустоты, над которой могла бы каркать Фи. Непросто, конечно, потому что сестрица будет очень против... и вторая тоже, наверное, хотя от рощ уже почти ничего не осталось. Но всё-таки, какая же сестрица дура! Достаточно ведь было просто ублажить эту фоморку. Барру считал, что так оно и будет - той ведь всего-то нужен был хоть малюсенький повод сосуществовать. Дай ей правила, порядок - и приструнила бы она своих. А теперь вон... в землю ушла, да и всё. Нелепо, глупо, по-дурацки! Ну понимаю если бы я так, но Морриган вроде как в нашей семье должна быть мудрой.
Пожав плечами, Роб снова приобнял её. Горячая, как и всегда. Родная? Наверное, да. Рядом в скорби, хоть об этом и не говорит. Чего еще желать, кроме пустоты на месте дурацкого острова?
- Мудрость, моя Бадб, это умение выбрать наименьшую глупость. Знаешь, отец перед советом клана любил повторять: "Сова - мудрая птица, но яйца несет всё-таки курица". А эта курица даже не несётся. Хотя смерти Птички рад, не скрою. Было странно кокетничать с ней в надежде бежать к тебе. Не отрицаю, она сгодилась бы еще, но... Это она увлекла сюда Тома, что бы он не думал о себе. И я его потерял.
- Кажется, пришло время снова прятаться за юбкой, - невпопад заметила Бадб, глядя на идущего к ним грязного, обожжённого и вонючего мерлина. - Не оставлять же тебя на растерзание вот этому. "Поздравляю, сэр Харпер, ведомо ли тебе, что предназначение всех мерлинов - сидеть в пещере посреди нигде - к слову, как раз отсутствие Авалона сгодится - и ждать просвещения минимум тысячу лет, а потом ещё тысячу это осознавать?" Но ты знаешь, я сейчас вот сказала про пещеру и вспомнила, что мальчик мечтал о корнях древа. Если хочешь... я могла бы закрыть его там. От всяких. Хотя от всех, наверное, не смогу.
- Хочу. Хотя это не удовлетворит желания мести. Ты дурно влияешь на меня, mo leannan, я становлюсь кровожадным и мстительным, как настоящий скотт. Но в этом - свобода. Главное, одергивай меня, когда заиграюсь. И почаще бей по шее, хорошо? Чтобы не забывался.
Беседовать с Уиллом Харпером Роб не очень хотел. То есть, не хотел вовсе. После боя не было ни усталости, ни опустошенности, но ныло сердце, ломило в голове, и мечталось об ужине и постели.
- Простите за беспокойство, - раскланялся тем временем юнец. - Магистр, у вас найдется несколько минут?
- Не искал, - пожал плечами Роб. - Mo leannan, а ты искала?
Бадб безмятежно улыбнулась и расправила юбки, прикрывая его. За юбками было спокойно и молчаливо.
- Поздравляю с заслуженным мерлинством, сэр Харпер. Ведомо ли тебе, что истинное предназначение каждого из мерлинов - сидеть в пещере посреди нигде и тысячу лет ждать просвещения, и лишь после выходить и искать древо?
Ужин с женой и постель с нею же откладывались. Продолжение задушевного разговора - тоже. Огорченно вздохнув, Роб потянул из сапога флягу, побултыхал её. И запихал обратно. Путь трезвости оказался сложнее любого другого.
- Благодарю, - еще раз поклонился юнец. - Эх, видимо, мне ещё далеко до соответствия мерлинству. Сомневаюсь, что после тысячи лет в пещере я первым делом буду искать древо. В любом случае, до похода в пещеру, я должен найти жену и я хотел попросить магистра о помощи.
"Дьявольщина, почему он говорит, как клерк?"
- Обещаете, что после того, как найдёте жену, отправитесь в пещеру? - Оживилась Бадб. - Но если дело в этом, то я могу помочь не хуже магистра, которому всё равно сейчас запрещаю с вами разговаривать. После битвы горлу надо дать отдохнуть, а то поори приказы им вон всем, которые ворчат, что мерлин новый слишком панибратствует и с генералами, и с богинями. Но не важно. Важно то, что вам, кажется, обещали проводника, но ему уже намылили голову и другие части тела, поэтому я скажу просто: вам воон туда.
Жёнушка небрежно махнула рукой на горизонт, где на фоне пожаров красовались живописные руины замка.
- Хотите, открою путь?
Иногда оказывалось, что быть илотом - очень удобно. Запретили разговаривать - и ладно. Можно улыбаться, думать и совершенно не нужно куда-то идти с новым мерлином, которому вообще положен целибат. Ибо когда предыдущий связался с волшебницей Вивианой, из этого ничего хорошего не вышло. Роб поманил к себе пальцем Хорана, отобрал у него палочку и с нескрываемым интересом поглядел, как Харпер кланяется в очередной раз. Поневоле задумавшись, почему у юнца еще не кружится голова и объяснив это целительством, он пропустил мимо ушей комиссарское согласие. Потому что не сомневался - согласится.
А потом мальчишка исчез, и воцарилась тишина, какая бывает только после боя. Гармония стонов раненых, хрипов умирающих, вони крови и окриков Хорана. Потрёпанные свояченицы в неё вписывались плохо, но хотя бы не нарушали, как этот новый мерлин.
- Редкостный... мерин. И никаких признаков того, что однажды поумнеет. Спасибо, mo leannan. Но теперь их осталось только двое. Если Джерри снова куда-то не влип. И... прости за те мысли?
- Сама дура, - великосветски заметила Бадб. - Так что прости за те мысли, а Джерри чего влипать, он-то советам следует, и пока успешно. Вот второй, конечно...
- А что - второй?
Земля на Авалоне была хорошей, жирной. Рьяный сквайр Дик Фицалан её одобрил бы и посеял лян-другой ржи. Роб задумчиво размял комок в руке. Возможно, рьяному сквайру Дику Фицалану и следовало отдать этот остров ленным наделом. А потом позволить продавать здешние зерновые и другие плоды на рынках Англии. Это было бы полезно и для ренессанса, и для содержания полка. Сделать священный остров житницей для людей - всё равно, что разрушить.
- "Дорогой отец, хоть и обидны мне слова ваши про уши драные и tolla-thonов, а всё же пишу вам из Бермондси. Поверите ли, от огорчения был чуть не сожран пьяными баубасами! Впрочем, наверное, поверите..." - с чувством продекламировала Бадб не своим, а раймоновым голосом.
- Господи милосердный, ну почему он меня так называет?! Его Ясень недавно укусил или просто сбрендил окончательно?!
Завершит разрушение острова смена его названия. Пусть губернатор назовёт его по-своему, заселит крестьянами, которые согласятся на переезд, построит английские деревушки. Быть может, Том Бойд был не так уж и не прав, воспитывая здесь михаилитов? Пара недель по лондонскому времени, и прямо под окнами у Морриган будут продавать пирожки с кошачьей требухой, мочиться в канавы и резать кошельки.
- "Но если думать о Колхаунах - разве они не заслуживают кого-нибудь из своячениц, а то и обеих сразу? Да, я помню, что одну сожгли, но это же ничего. А говорить Колхауны эти всё равно не говорят, так что, если и пожалуются потом, их никто и не поймёт. Надеюсь, впрочем, что пишу письмо не хладному трупу, и что пребываете вы в добром здравии, потому что, кажется мне, леди Бойд, мои ей приветствия, не выдержат даже Колхауны. Никто, стало быть, кроме вас, так что - живите, пожалуйста, и передавайте больше приветов святой женщине. Я, правда, оставил её в домике посреди моря пробудившейся херотени, но это ничего, у неё есть рапира и несколько женщин и детей в качестве поддержки. А, ещё культистка".
- Его тебе приветствия, моя Бадб. Но Раймон не прав, невыносим в семье я. Так что, придётся нашим родичам смириться с леди Лиз де Три. Колхауны Колхаунами, но мне искренне жаль тех, кто рискнет жениться на твоих сёстрах. Особенно старшей.
И младшей. И той, которая сама по себе. Роб кивнул мыслям, в которых Фи исключалась из числа своячениц и под опеку семьи не попадала.
- "А ещё, дорогой отец, чего это я советам не следую? Это вовсе даже нечестно, потому что брата Сапфира я, вероятно, увижу в резиденции, чтобы передать ему дражайшую сестру на сохранение. А засим откладываюсь, потому что одновременно играть в глейстиг в загадки, общаться с Его Величеством и писать мысленные письма становится слишком накладно. И передавайте привет Ясеню - надеюсь, он тоже в добром здравии. Засим остаюсь, искренне ваш Раймон некогда де Три".
Раймон не учился ничему. Поэтому тихая ругань, сама слетающая с губ по мере прочтения, адресовалась ему. Поиграв однажды с глейстиг - играть снова? Ради чего или кого? Уж не ради ли короля? Воистину, Его Величество становился слишком накладным и пора было его менять.
- "А Шафран вообще не лошадиной, а своей задницей розы мнёт! И ведь его за уши драть не станут. Эх, ладно, пойду обнулять герцога и готовить представление для глейстиг. Вот ведь, нежить, а к прекрасному тянется. Со святой женщиной сделаем лучше, чем для Эда! Не обессудь, омелу пришлось пообещать... принести. Знаю, знаю, учился плохо, неуч, ценностями разбрасываюсь, но что же теперь. Засим точно откланиваюсь, ибо герцог, молнии, стая сердечников и виселица от Клайвелла за то, что потревожил его молодую и свежебеременную жену".
Значит, Джеймса можно было поздравить, а крайне ценная ветвь валлийских друидов пополнится еще одним Клайвеллом. Хорошие новости для ордена. Роб теперь уже сам притянул супругу в поцелуе.
- Пойдём домой, mo leannan, в Портенкросс? Мне нужно написать письмо Раймону. К тому же, после хорошего боя, помнится, полагалась награда?

3 мая 1535 г. Портенкросс, Шотландия.

Ночью был шторм и подвалы снова залило. Этому была рада Девона, но огорчена до ругани кухарка Марта, которая командовала спасением еды и вина с видом записного Хорана. Её ласковый басок, беззлобное препирание солдат, лай гончей, грохот, шум моря умиротворяли. После боя и крови, после смерти Тома они казались если не музыкой, то чем-то около того. Неумелой детской песней, вроде той, которую напевал Ранульф, раскидывая по полу деревянных рыцарей.
Мальчонка подрос, обзавёлся шапкой белых кудрей, каких никогда не было у Роба, но, вероятно, были у Лоррейн, стал разговорчивым и нахальным. Настоящий сын полка и рыжей мачехи-богини. Письмо другому сыну - не по крови, но по духу - было давно написано. Такое же отправилось Вихрю - Роб щедро делился убеждением в своём неумении быть отцом со всеми детьми.
- Мы пропустили Bealltainn, моя Бадб. Третье мая уже, даже через костры не попрыгаешь. И с лентами, должно быть, отплясали. И скот прогнали вокруг огня, небось. Вечно спешат. Может быть, мы еще не опоздали отпраздновать Весну сейчас?
- Не могу сказать, что совсем не отпраздновали, - рассудительно заметила Бадб. - Костров было много, кое-кто через них даже прыгал. Хватало плясок и всяческих скотов, и, между прочим, среди них нашёлся даже целый мерин. С лентами хуже, но я почти уверена, что кого-то на них распустила - а если не я, так Немайн точно. Нет, праздник вышел бы на славу, не будь так приправлен горечью. И злостью, чего уж тут - но это не смоют никакие ленты, а костры уже отгорели.
Кошачьи фыркнув, Роб не стал гасить улыбку. Он снова надел траурное, но скорбь только оттеняла маленькие радости жизни, наполняла их вкусом. Горечь - изысканная приправа к злости, к жажде мести, которую следовало подавать не просто холодной, а изрядно настоявшейся на леднике.
- Как дорогое вино. Верно, mo leannan? Теперь она задолжала нам обоим. Твои девочки, мой Том, и никто не знает, кого мы еще потеряем из-за её недомыслия. Оставшихся детей? Полк? Друг друга? Я полагаю, ты слышала меня, когда прятала от мерина. Что думаешь?
В окно крошечного кабинета, он же библиотека, с интересом заглядывало послеполуденное солнце. У шотландского мая вообще был характер девицы, на которой отказались жениться. Поэтому он каждый день выдавал всё, на что способна оскорблённая барышня: солнце, облака, ветер, зной, ураган, к вечеру - гроза, а потом тишина, будто дама нарыдалась, и теперь сидит в уголке, замышляя недоброе. После всего этого в ночь падаешь, словно в обморок - темно, душно, на горизонте погромыхивает, и тихо-тихо шуршит море.
Но сейчас пригревало солнце, и замковый двор полнился гамом и запахами.
- Твою мать, ты куда это ставишь? Я тебя спрашиваю, куда ты это ставишь, твою в душу мать? - Это кузнец. Его подмастерья снова поставили расковавшуюся лошадь не так, и от раздражения он называет животное этим.
- Маггс, неси хаггис! Маггс! - А это кухарка Марта. Маггс - её помощница, служанка, которая за косорукость сослана на кухню и умеет готовить только хаггис.
- К слову, mo leannan, я слышал байку о диком хаггисе, из которого якобы и готовят это блюдо. Живет он в Шотландских горах и имеет интересную особенность – разную длину правой и левой ноги. Существуют, соответственно, два вида, которые не могут скрещиваться, потому что для того, чтобы самец одного вида мог спариться с самкой другого вида, он должен повернуться мордой в том же направлении, что и она, в результате чего он потеряет равновесие, прежде чем он может приступить к процессу. Кого-то напоминает, а?
- Да, - Бадб подошла к окну и опёрлась на камни, глядя наружу, в солнце. - Да, слышала, да, напоминает, да, думаю, и мне не нравится то, что думаю. Ты прав - и про отобрать, и про заселить, и про отдать, это сработает, причём очень быстро. Действительно, поколение-другое, и... из двух нескрещивающихся видов останется только один. И слово неизбежность здесь упорно пытается сложиться в другое, почти из тех же букв: безысходность. Потому что если не делать так, как я слышала, то будет всё то же, просто дольше. Стоит ли того иллюзия?
- Я хотел сказать, - смиренно заметил Роб, с трудом выбираясь из-за маленькой конторки, - что у хаггисов, должно быть, больше и больше усугубляются проблемы с ногами. Представь, всё время размножаться с одними и теми же! Но - иллюзия, моя Бадб?
С улицы остро и пряно запахло чесноком, загомонили гуси и коротко взвизгнули псы. Дик Фицалан, суровый как никогда, увёл добрую половину псарни на охоту, а оставшиеся собаки завидовали, попискивали и грызлись друг с другом.
- Иллюзия того, что мы все, якобы, не хаггисы, - уточнила та. - И что проблемы с ногами решаются их ампутацией. Ещё недавно мы тихо таяли, поддерживая иллюзию жизни. Сейчас я-будущее смещается, становится всё уже и уже, и поддерживать иллюзию, что оно всё к лучшему, становится всё тяжелее. Скажи, что лучше - тихо истаять, оставив сказки, или раствориться в людях, не оставив и их? Нет здесь лучшего, но жаль чувствовать, как пропадают дороги. Беда не в том, что троянцы не слушали Кассандру, а в том, что Троя всё равно бы пала, потому что к этому вело слишком много дорог. Беда пророков не в том, что им не верят, а в том, что неизбежность так или иначе равна безысходности для всех, кроме Фи - и то потому лишь, что она родилась безумной.
- Воронье опускается, крики их ближе и злей, - пробормотал под нос Роб, отчаиваясь успеть за желаниями богини. - И рука без меча вся в крови и остывшей золе. Но, моя госпожа, когда ты говорила о необходимости вернуть старое в новом виде, мы были готовы, что так и будет. Еще тогда я сказал, что не хочу стать ни твоей безмолвной тенью, ни рабом, ни тающим небожителем. Что не обрадуюсь, если такая участь постигнет тебя. Для чего было это всё, если ты готова сдаться? Забыть свои слова? "Они даже забрали наши праздники, наши тайны! И в этом - ошиблись. Что подделано раз, можно подделать вновь", - сказала ты, и я согласился. К слову, беда троянцев была отнюдь не в Кассандре. Они привыкли к честной, рыцарской войне, привыкли полагаться на высоту стен и никогда не воевали во взрослых войнах. Кассандра могла хоть упророчиться, но если убеленные сединами старцы сказали, что Троя неприступна... В общем, как и всегда - просчеты в большой стратегии. Если ты хочешь знать, что лучше, то - творить новые сказки, прокладывать новые дороги взамен пропавших. Созидать своё будущее самой, не оглядываясь ни на кого.
Всю жизнь Робу казалось, что она рядом. Наблюдает исподволь, подправляя пути и дороги. Принимает случайные жертвы, молча обижаясь и оберегая. А оказалось, что рядом был он. Звал её за победой, раз за разом. Даже магистром стал ради неё, выходит. Чтобы гордилась и жила этой гордостью.
- Мой огонь - это ты, моя госпожа. Каждый твой сделанный шаг, - Роб прищелкнул пальцами, которые украдкой, незаметно для неё, засунул в кружку с виски, и столб огня вышел на славу - горячий, синеватый. - Раздуешь или погасишь?
- Прямо каждый шаг? - Бадб, словно проверяя, с внезапной ухмылкой шагнула к нему, и столб огня стал выше, почти касаясь каменного не белёного потолка. - И правда, надо же. Вообще, в подходе Фи есть свои светлые стороны, а будет, наверное, всё равно как сделаем. Но если уж "моя госпожа", то повелеваю! Траурное не носить, ибо нечего тут, а всё время, оставшееся до кадавров, занять служением - и заодно повелеваю об оных кадаврах до завершения обеда не спрашивать. Потому что если уж я не овампи... осчастливливаю всяких там воинов по шатрам, то видит матушка, вправе рассчитывать на повышенное осчастливливание сама!
Зачем рыдать над звездой, которую все равно не снять с неба? Роб пожал плечами, подпирая дверь книжным шкафом - не хотелось, чтобы в самый интересный момент осчастливливания в кабинет вломились Ларк, Беван и все остальные одновременно. И если уж запретили спрашивать о кадаврах - очень хотелось! - то оставалось только одно: снять с себя траурное да рассказать дурацкую побасенку про лягушку.
- Ударилась лягушка о землю головой - и стала девицей прекрасной. Ударилась второй раз - и стала месивом кровавым. Раз на раз не приходится.

За обедом Роб отчаянно зевал. Неистовая во всём, Бадб измотала его так, что хотелось рухнуть под стол и там прикорнуть, прямо на Девоне. Хоран и Беван - близнецы, право-слово! - поняли бы, а Дик Фицалан... Ну кого волновало, что подумает Дик Фицалан?
- Что полезного привёз, Беван?
Полезное Роб видел сам. Два полка одинаковых, как из одного стручка, надменных эльфов. Его собственные дини ши на фоне этих серых выглядели приветливыми, вежливыми и улыбчивыми. Эльфы умели ходить красивым строем, ездили верхом на дисках и по вооружению предназначались скорее для подземных войн.
"Кто не умеет плавать, тот должен хорошо нырять", - мрачно пошутил он Бадб, распределяя пополнение по деревням. Деревень не хватало, и в голове уже начинали шевелиться крамольные мысли о том, чтобы наведаться к соседям. К тем же Баркли, благо, что родниться с ними теперь не пришлось бы.
Но увидеть самому и послушать ушлого Барру Бевана - вещи несравнимые.
- Козлиную бороду, - Беван мечтательно принюхался к вину, отпил и с удовольствием вздохнул. - Большую такую, роскошную! Поверишь ли, Дженни говорила - та самая, древняя. Проверенная, значит, полезная: вдруг великанов смешить придётся. Вот у меня такой не было - и вспомни, где нашёл, ужас. Бабы в клетках, биомодификации...
- Серп Миддхира, - негромко дополнил его Дик Фицалан. - Откопали в тронном зале, решили, что им не нужен.
- Конечно, зачем бы им, - подхватил Барру. - Старый конь, может, борозды не портит, но в том сиддхе в моде новое... кстати, какого Балора Локи нам коня не родил? Дурные воспоминания его явно не тревожат, вон, им два полка выродить как нечего делать. Да и три. И четыре. И вырастить тоже, если я ещё не разучился отличать естественное от вредного. Жаль, в ясли пробраться не получилось - тогда, кажется, привезли бы ещё и крылья. Отдельно. Хм...
Серп Миддхира штукой был опасной, даже если забыть, что сам Миддхир некогда именовал себя богом смерти. Даже если забыть, что этот сиддх сам по себе был вратами в смерть. Особенно опасен серп был бы в шатре у Бадб, где Роб обязательно о него споткнется и оттяпает ногу. В общем, эта игрушка древнего бога годилась только тогда, когда рольфовы приспешники достанут свои игрушки. Бабы в клетках и модификации тоже не несли ничего хорошего. Значит, эльфы могли выставить в разы больше солдат. Значит, они всё это время готовились не только к выходу на поверхность, но и к войне. Экспансия? Вряд ли, ведь для такого количества этот мир скоро стал бы мал. Планы должны были быть более широкими.
- Крылья я сам могу тебе оторвать, - великодушно предложил Роб, задумчиво поглаживая запястье неистовой. - Ты как хочешь, сразу, или по пёрышку? Борозды ему кони не портят... Эти эльфы вообще хоть на что-то годятся, Хоран?
- Ну, - начал тот, перекинув очередную палочку в другой угол рта, - Для города - лучше не надо, в горах тоже сгодятся, а в остальном всего проку, что блюдца эти летающие. Быстрее лошади выходит, удобно. Но на открытой местности их ещё учить и учить, не под то деланы. Но вот если город, с улочками, зданиями - хоть сейчас можно на зачистку отправлять. Или на оборону. Херовина эта их тоже под это самое. Дома издали выжигает, причём, кажется, иногда даже сквозь стены, хотя для этого надо много умных слов.
- Только от ба... то есть, женщин, их надо подальше держать, - снова дополнил Фицалан. - Насилу удалось объяснить, что наши женщины обычно против, если их... э... размножают всем полком.
- Эффективность, - задумчиво добавил Беван, играя вином в кубке. - У них слишком много ресурсов уходит куда-то... не напоказ. И упорно мне кажется, что где-то там все эти минералы, серебро и прочее не просто кладётся в сокровищницу, а складывается, слепляется во что-то по-настоящему крупное.
- Эффективность... Рубят окно куда-то? Или сразу замковые ворота? Не нравятся они мне еще со времен тех бочонков в озере. Помнишь, mo leannan? Даже в виде таких накопителей оно гадостно выглядело, как... мина. И Эмма им зачем-то нужна была.
Всё услышанное Беваном складывалось в гадостную картину. По всему выходило - надо к чертям собачьим обваливать сиддх прямиком к союзничкам в преисподнюю. Или развеивать на кирпичики, как мечталось Бадб об Авалоне. Но сейчас попросту хотелось спать, и Роб снова сладко зевнул. Пожалуй, стоило пару раз назвать неистовую своей госпожой и разок почти поссориться, чтобы сейчас пребывать если не в умиротворении, то около того.
- Что еще, сэр Ричард?
- Плошка яда от той змеи, что плевала ему на голову, сэр Роберт. - Дик ковырнул мясной пирог. - Мы всю дорогу боялись его разлить, потому что эта дрянь растворяет всё, кроме своей чашки. И ещё - Гарольд Брайнс. Но это не он.
- Не вполне он, - согласился Беван. - Кажется, он таки шагнул не в ту дверь, поэтому, если встретится многоногая херовина с паром из ушей, учти, что меч тоже не вполне меч. Что-что, а шуточки у этого божества не поменялись.
"Саcamas".
Гарольда Брайнса, он это или не он, Роб видеть не хотел. Чёртов торговец приносил только проблемы, и вряд ли многоногая херовина стала бы исключением. А вот яд был полезен, особенно после орденских лабораторий, где его формулу расшифруют, улучшат и синтезируют новый. Впрочем, всё это ждало своего часа. Потому что Роб решил, что обед подходит к концу.
- Кадавры, моя Бадб?
- Кадавры, - подтвердила Бадб, с удовольствием подбирая языком мёд с ломтя свежего хлеба. - Ну, те, что как раз Бермондси в коромысло гнутое взяли.
- Сumail ri chèile, - просветил её Роб, так и не определившись, относится ли это к мёду, или же к намерениям кадавров. - Mo leannan, право, сколько ты его купила?
- Мёда должно быть много, - туманно ответила Бадб.
- В медовом сидре. Но ты же не он! И это мёд из долины чёртовых Дугласов, хоть мы с ними и почти породнились. И... покажи мне карту.
Полковники сидели с задумчиво-мечтательными лицами. Хоран - с задумчивым, Беван - с мечтательным, а будущий командир серых Фицалан - с встревоженным. Его можно было понять - два особняка в Лондоне оказались в блокаде.
От карты кружилась головы. Хотя в этом были виноваты вороны. Птицы ловили потоки воздуха, отчего получалась веселая карусель, но картинку передавали точно. Около двух взводов под розой Тюдоров держали лондонский мост, еще взвод под тем же штандартом - на Темзе со стороны Бермондси, взвод закрывал Гринфорд. Поставлено толково, но ненадолго, явно из расчёта напугать и уйти. Не хотелось даже вмешиваться, но... Какого дьявола? Если Рольф - а кадавры были несомненно его - хочет поиграть в войну, то Роб составит ему компанию. А точнее - Дик Фицалан.
- Сэр Ричард, собирай своих серых. Хоран, присмотришь там. Штандарты - наши и белая роза Йорков, поиграем еще и в политику. Моя госпожа?
- Да, твой Раймон уже играет, - просветила Бадб. - Рубит вон королевский зелёный. О, сэр Ричард, к слову, вашу сестру только что утащили.
Глядя на то, как меняется в лице Фицалан, Роб довольно ухмыльнулся. Момент неистовая подобрала самый подходящий. Теперь брат Эммы не только из шкуры выпрыгнет, но и языков захватит, только чтобы отыскать сестру.
- Ну, нечего рассиживаться, господа. Там кадавры небитые ходят.

4 мая 1535 г., Форрест-Хилл, резиденция.

Просыпался Роб раздетым, разутым, под одеялом и с теплой Бадб под боком. С её оболочкой. Сама богиня, не нуждающаяся во сне, почти наверняка носилась в межзвездном пространстве или была где-то ещё. Но даже спящая рядом оболочка была приятна так, что выбираться из постели не хотелось. Всё равно проспал - если верить шуму резиденции, близился полдень. А это означало, что в мире не случилось новой катастрофы, а Раймон смылся куда-то, даже не удосужившись разбудить и предупредить. Гадёныш. Только письма писать и может.
И можно было бы тоже уехать в это куда-то, отправиться дразнить Армстронга, или ловить на живца Мадженниса, или вообще наведаться в Блит, что равноценно первому и второму, но Роб трезво осознавал - пока Эммы нет, Раймона нельзя оставлять без пригляда. Душа, меж тем, просила безумств. Хотелось гонять сектантов из Билберри, сжигать рольфовы поместья, и даже, чем черт не шутит, флиртовать с подавальщицами в трактирах. Хотелось вернуть себе себя, sa diabhal.
- Погода была прекрасная. Принцесса была ужасная...
Начал Роб это с тихой песни под нос, пока брился. Прежний Роб Бойд всегда мурлыкал под нос всякую чушь, пока приводил себя в порядок после тракта. А еще прежний Роб Бойд непременно зашел бы в спальни мальчиков, чтобы рассказать побасенку - михаилитские дети чаще засыпали под боль мышц, нежели под сказки - но этот, со скорбным лицом, побоялся. Кто смог бы увидеть тень сына в складках занавесок кроватей, в солнечных лучах сквозь витражи? Кто смог бы после этого снова и снова возвращаться в резиденцию?
Бадб запретила носить траур, но воспоминания — это единственный рай, из которого нельзя быть изгнанным, и Том жил в них, прятался за каждым поворотом коридоров, говорил детским смехом. Это он шептал сейчас ветром за окном: "Тебе нужно вернуться, па-ап!"
И этот шепот означал - нельзя оставлять сыновей без присмотра, но отправиться в увлекательное путешествие по поместьям Рольфа - можно. Роб был уверен, что именно Рольф уволок Эмму. Он уже проявлял интерес к чете де Три, слепив подобие Раймона, которое на коленке за пару минут не сделаешь. А это - пусть и косвенно - говорило, что де Манвиль кропотливо собирал материал. Люди, даже если они некромаги, без особой нужды не интересуются чужими грязными простынями. Оставалось понять эту нужду.
"Любезный друг мой. Вы так и не сообщили, остались ли довольны подарком. На мой испорченный михаилитский вкус, головы химер хорошо смотрятся над камином. Придают покоям эдакий некромантский шарм, знаете ли. К слову, а не хотите ли посетить одно милое местечко в Доках? Не "Красотка", конечно же, но вполне пристойно для непристойностей, которые там можно говорить совершенно свободно. Ваш Р.Б., Циркон".
В конце концов, если шут не шел к магистру, то магистр шел к шуту. А дураком при этом вполне мог оказаться Рольф де Манвиль.

Спустя пару часов Роб тоскливо гонял между ладоней кружку с дерьмовым ромом. У Гленголл оборванным шотландским наемникам подавали только такое. Как и всем, впрочем. Но зато никто не глядел косо, когда этот самый наемник слегка колдовал, то нагревая, то охлаждая свою выпивку. А если девочка в черно-белом, разливающая эту дрянь за стойкой, или горбоносый наемник, или еще кто-то и узнали михаилитского магистра, то они делали вид, будто дела им нет никакого.
Шута он ждал с некоторым трепетом. Потому что после той манифестации под Бермондси предвкушал справедливый вопрос о причинах, мотивах и последствиях, выраженный нецензурно и откровенно. Уилл Соммерс вряд ли удовлетворился бы ответом "Всё во имя короля", ибо трезво понимал, что ради этого монарха на подвиги пошли бы разве что убежденные тюдоровцы, которых в Англии было немного. Но шут любил своего непутевого короля, и это требовало уважения.
- Погано?
Уважения требовали также и усталость, которая поселилась в каждой морщине шута - а их стало больше. Кафтан обнищавшего наемника только подчеркивал их, и Роб сочувственно подвинул к Уиллу Соммерсу деревянную тарелку с кусками жареного лука.
- И что это были за манифестации? - без обиняков поинтересовался Соммерс, которого на этот раз явно не интересовали простыни и рукава. Зато ром он отхлебнул как истинный наёмник, которому доводилось пивать и хуже, причём часто. - Только не говорите, что во имя Его Величества, героически спасённого неким михаилитом, всё равно не поверю. Я, может, и сошёл с ума, но не псих же.
- Кровь Христова, друг мой, всего-то погоняли кадавров от той реки и до того дуба! Неужто, если бы я это делал отрядами твареборцев, суть изменилась бы? А Фламберг больше так не будет, простите. Это он от горя. Мало того, что мертвяки разгуливают в мундирах королевской гвардии, так еще и жену у него украли. Причем, я полагаю виновным в этом одного и того же человека. Но сначала скажите, стоит ли химерья башка вашей благосклонности или мне нужно принести еще и голову Армстронга?
Какие бы отношения ни связывали шута и монаха, расплачивается всегда шут. Роб снова понюхал ром, задумчиво подогрел его и отставил подальше. Трезвость становилась добродетелью, за неимением иных.
- Тут не травят, - заметил шут, делая ещё глоток, потом задумался. - Ну, раньше не травили, а сейчас-то, конечно, сплошные новые люди. Буйные, ничего не понимают, вести себя не умеют... А башка замечательная, самая что ни на есть, прелестная башка, хоть свою на неё меняй, да только кому она нужна?
- Удачи отравителям, - вяло пожелал Роб. - Знание - сила. Женщины - слабость. Выпивка - яд. Как приму яду, так и слабит. И никакая сила не помогает. Вы помните Рольфа де Манвиля?
Здесь не травили, но подслушивали знатно - Роб пару раз ловил осторожные шаги за спиной, а руки покалывало амулетами. Однако, паника и сплетни еще никому не помешали, а если они испортят победоносное шествие чужих богов, то Роб только порадуется. Если доживет.
- Старина Рольф... а как же. Старые добрые времена, - Соммерс заглянул в кружку, словно надеясь их там увидеть. - Эгегей и вперёд, так, что холмы трясутся. Ну или назад, это уж как получалось. Некоторые вообще раздваивались, а то и растраивались, как хвосты шутовской шляпы - даже с бубенчиками.
- Да, привычки трудно изжить. Холмы намедни хоть и не тряслись, но расстраивались знатно. Прямо как в старые добрые. А уж в Кембридже и потрясти ими пришлось. Бубенчиками, впрочем, тоже.
Рассказывать, почему Роб считает, что это Рольф де Манвиль управлял кадаврами и уволок Эмму, как этот старина принял его на кембриджском кладбище, о встрече с Раймоном-нежитью становилось несколько утомительно. Шутка, повторенная дважды, выглядит как глупость, а эта история уже даже язык намозолила.
- Надеюсь, вы мне поможете. Вряд ли его дочь будет полезна здесь, ибо полезных дочерей не отдают в жены бесполезным комиссарам, но... Нет ли известий, в каком из своих поместий сейчас хозяйствует лучший друг покойного короля, мир его праху? Быть может, вы дадите мне совет? Слабость - добродетель в глазах умного.
- Хм-м, - шут почесал заросший подбородок и покачал головой, криво усмехнувшись. - Если колокольчики мне ещё не изменяют, то получается, что в Бакхёрст-хилл. Но хозяйствует ли? Моих птичек на воле остаётся так мало, что я подумываю вспомнить о славном времени, когда самой большой проблемой было поссать с баржи дальше прочих, выпить - больше других, а сунуть - чаще других. Не удивляйтесь, друг мой, если вскорости не застанете вашего доброго друга там, где царят стихи и благодать.
- Я слишком редко бываю в тех краях, друг мой. Реже, чем на баржах. Потому могу вас заверить - мы слишком стары для таких забав, за юнцами уже не угнаться. Эвона, как Рольф тщится. К слову, как думаете, зачем бы ему Эмма? Ну, кроме двух-трех самых очевидных причин?
Близость Эммы Фицалан к трону делала её завидным кушем для желающих этот самый трон занять. Близость Эммы де Три к некоему Роберту Бойду добавляла ей цены в глазах наивных противников. К тому же, она становилась весьма приятной для глаз женщиной, но вряд ли Рольф де Манвиль польстился на это.
Роб с тоскливым вздохом пригубил из своей кружки, обреченно смакуя привычное ощущение тепла от рома. Трезвость посетила его ненадолго.
"Экая оказия".
- Кроме очевидных - не придумывается, - признал шут и осёкся, когда ему на колени, едва не расплескав кружку, плюхнулась фигуристая бабёнка, от которой пахло кислой овсянкой.
Вторая облокотилась на стол перед Робом, продемонстрировав немалые достоинства в широченном вырезе и напоминая, почему он брезговал проститутками, предпочитая чистых вдовушек или юных подавальщиц. Эта пахла дешёвым вином, зато улыбка оказалась зубастенькой и почти лошадиной, что только подчёркивало вытянутое лицо. Соммерс хмыкнул, развязно притянул свою шлюху поближе и осклабился.
- Да чего этим солдафонам надобно? Детишек настрогать побольше - да мальчишек, а не как эта ваша Алетта! И повыше, повыше пробраться, в капитаны, хоть мытьём, хоть катаньем. А вы, дорогуши, как, моетесь? Катаетесь?
- А на прошлой неделе в Темзу брякнулась, - просветила его винная дама и улыбнулась Робу ещё шире. - А катать-то умеем, ого! Н?
- Свезло. Еть твою медь, как свезло, - задумчиво позавидовал Роб шуту, двумя пальцами закатывая серебрушку в вырез девки. - А что, прелесть моя, ежели б ты была жуть каким знатным дворянином, да бабу вздумала уволочь, где спрятала бы её от мужа?
Касаться другой женщины- не жены, не феечки, не воспитанницы - а именно что обычной и очень доступной женщины, неожиданно оказалось... неожиданно. И говорить так, будто только недавно спустился с гор - тоже. Но это, без сомнения, был почти он, почти прежний Роб Бойд. Хоть и слегка озадаченный мыслями о том, что волновать не должно бы.
"Ущипнуть за сиську - не измена, mo leannan!"
"Да?! Ладно, тогда я пойду щипать за задницы уставших от безделья бравых кельтов?"
- На кухню б, - просветила шлюха, прижимаясь всем телом и умилённо дыша в лицо. - Слуг выгнать только, потому что зачем они нужны, когда баба и приготовит, и приберётся, и мысли лишние от дел не заведутся. А ежели муж искать будет, то на кухню-то и не полезет. Эти благородные господа прислугу и не замечают вовсе, так что ещё платьице бабе попроще - и точно никто не узнает.
- Где же наш дорогой Рольф нынче готовит похлёбку, - почти промурлыкал шут, прикрыв глаза. - Поищем. Всегда кто-то что-то знает. То крестьянин встретится, то тварь какая пробежит и не сожрёт, то птичка пролетит.
Не изменяя задумчивости, Роб пошарил в кошеле. Там почти наверняка завалялась или веточка шалфея, или мяты, или... да!
- Не дыши на меня так страстно, моя прелесть, - шалфей чуть ли не насильно отправился в рот шлюхе. Запах перегара Роб не терпел даже у себя. - Я стесняюсь.
К изнывающим от безделья кельтам и непосредственно к их командиру Хорану у Роба внезапно возникло очень, очень и очень много вопросов. Которые он намеревался озвучить при первом же подходящем случае, отдельно побеседовав с удостоенными ощипывания. Пощипываний. А с Эммой выходила и вовсе ерунда, о чем он и не преминул сообщить шуту.
- Это не женщина, михаилит в юбке. Не будет он ее прятать на видном месте, не справится. Но ежели кто-т чего-т видел-слышал-говорил... Давно я не охотился. Знаешь, моя прелесть, какие у нас на побережье козочки в горах? Сытые, холёные, рожки острые - не коза, фрейлина! Ну, бывай, Уилл-Король, свидимся.
Еще одну монету Роб вытащил из-за уха свой шлюхи и вложил ей в ладонь. Всякий труд должен быть оплачен, даже если всего-то его было, что подышать перегаром да потереться весьма объемистыми прелестями.
"Но с тобой никому не сравниться, мо leannan!"

Ричард Фицалан

28 апреля 1535 г. Ирландия. Побережье.

Хизер была удивительно благоразумна. Она не бесила, вела себя спокойно и такой нравилась Дику. Хотелось носить её на руках, доставать для неё красивые ракушки из пены прибоя и дарить полевые цветы, которыми густо поросли равнины Ирландии. Но вместо этого Дик, задумчиво поглядевший, как из воздуха возникают надменные остроухие воины в пятнистом полковом облачении поверх кольчуг, швырнул камень в море и сообщил:
- Я чуть было не вписал тебя в список посольских даров. Вовремя одумался. Пожалуй, это сорвало бы переговоры.
- Переговоры - вряд ли, - безмятежно отозвалась Хизер, наблюдая за тем, как волны гасят круги. - А вот дальнейшее сотрудничество - могло бы, как знать. Дары для того и есть, чтобы причинять пользу без спросу, потому что сначала лучше знает даритель, потом - дар, ну а потом уже, в самом конце тот, кому дарят. То есть, получается, что не знает он вовсе ничего.
- Интересно, ты сама поняла, что сказала? Не женщина - Сенека, - восхитился Дик, отправляя в полёт очередной камень. - Даже жаль, что всё это получилось у тебя случайно.
Остроухие слушали их с равнодушием, и Дик устало порадовался этому. Должно быть, дини ши вникали в человеческие перепалки столько же, сколько в драку воробьёв. Или комаров.
- Сказано настоящим специалистом по сознательным поступкам, - протянула Хи и вздохнула. - Но не Сенека, нет. Для него не хватило ни последовательности, ни приказа, ни силы. Да что там - не было ни ванны, ни верных рабов, ни трёх попыток - или их было больше?
- Нужно будет купить тебе "Нравственные письма к Луцилию". Латынь - любопытный язык, знать который леди Фицалан просто обязана. А сейчас - помолчи. Мне нужно подумать об очередном сознательном поступке.
"Все у нас, Луцилий, чужое, одно лишь время наше. Только время, ускользающее и текучее, дала нам во владенье природа".
И время воистину ускользало. Тратилось бездумно на ожидание некоего Барру Бевана, прислушиваться к мнению которого Дику вменялось в обязанности, помимо всего прочего.
И тот явился. Да так, что привычная невозмутимость изменила Дику с крайним изумлением. Барру Беван, о котором полковые талдычили, как о наследном принце дини ши, сыне королевы Титании, на проверку оказался принцессой. Грудастой девицей из дешёвого чтива для впечатлительных барышень. Особенно поражали дырявая накидка поверх крыльев, следы помады на шее и щеке, и - фляга. Простая, медная. Похожая на ту, в какой лэрд держал выпивку. Беван, меж тем, не успев появиться, расцеловал Хизер и глубоко поклонился Дику.
Преувеличенно глубоко, заставив поволноваться за судьбу корсета.
- Замечательно выглядите, полковник, - совладав с собой, заметил Дик, подзывая Буяна и лошадь Хи. - Как на королевский бал. Я полагаю, вы переоденетесь?
Беван только отмахнулся и открыл флягу, из горлышка которой потянуло крепким самогоном на неведомых травах.
- А разведполк, котики мои лесные, одобряет. И вообще, командир должен выглядеть так, чтобы от него хотелось прятаться! Хотя нет, для этого есть Хоран. Или чтобы за него прятаться? Но для этого тоже есть Хоран. А Беван, получается - для вдохновения, поднимать боевой дух и не только своим и отбивать - другим. Потому что - воплощение красоты мира, самой его сути, матери её природы.
- И что, генерал тоже одобряет?
Отправляться в путешествие по Ирландии с принцессовым полковником в корсете на голу грудь было нельзя. Во-первых, ирландцы непременно сочли бы его бесовкой, что грозило костром и вилами. Во-вторых, они же могли перепутать это чудо природы с какой-нибудь святой, и Дик предпочел бы костёр. Ибо ехать со свитой истово испрашивающих благости католиков он не мог. Не в стране, где полыхала Реформация, а сбрендивший король казнил за косой взгляд.
- Генерал всегда одобряет фигуристую женскую красоту, - Беван от удивления даже опустил фляжку, не успев глотнуть. Подумал, предложил её Дику. - Кроме того, генерал на момент ищет шлем, чтобы побиться им об очередную бабу. Ибо... как там было... а, да! Бережёт девичью стыдливость, потому что иначе не успевает наслаждаться жизнью. Как-то так.
- Ладно, - покладисто согласился Дик, снимая с себя плащ и поплотнее заматывая в него главу разведки. - Будете этой... Зулейхой-пророчицей. Сейчас, еще личико закроем... Хи, погляди, что там?
Фляжка перекочевала к новоиспеченной леди Фицалан, а Дик, стягивая концы, приуныл. Может быть Барру Беван и был гением, но его внешность пока сулила только проблемы.
- Я бы предложил вам свою одежду, полковник. Или лучше - ваше высочество? К тому же, я слышал, будто дини ши умеют принимать любой облик, в том числе и свой. Но кто я такой, чтобы указывать принцу... эльфов? Скажите, вам нравится гореть на костре?
- Сколько вопросов для an dàrna dhaoine prionnsa! - Беван просочился через плащ и встал рядом с Хизер, светло улыбаясь. Пелеринка поползла по плечам, растягиваясь в длинную накидку. - Нравится ли гореть? Разумеется! Все эти новшества мира, в клетке у людоеда их вовсе не было, поверите? Совершенно отставший от жизни великан - а всё потому, что поленился продолжить нормальную дорогу.
- Плох тот dà-dheugamh, который не мечтает стать a-mhàin, полковник.
Плащ Дик поднял, бережно отряхивая от пыли и сухой травы. По крайней мере, дини ши не был шутом. Оставалось надеяться, что он не станет мешать посольской миссии - сознательно или неосознанно. Одной пакостной Хи, на вкус Дика, было предостаточно. Стоило глянуть на её невинное лицо, с которым она сейчас делала вид, будто фляжку Бевана в седельные сумки припрятали вон те надменные эльфы. Вдобавок, продолжать пикировку не хотелось. Напряжение прошедших дней, дней грядущих скалилось усталостью, а та, в свою очередь, нагоняла сонливость.
- Есть ли указания от госпожи или генерала, помимо тех, что были получены мной ранее, о нежная Филлида?
- Не дождётесь, Двенадцатый, - Беван отвернулся, мимоходом погладил Хизер по спине, запрыгнул на телегу, приняв горделивый вид, и ткнул пальцем куда-то на юг. - Назад, к приключениям! Указания обычно всё равно опаздывают. К слову, леди, верните потом фляжку - и я научу вас, как надо их прятать по-настоящему.
Дело принимало почти забавный оборот, что выглядело обещанием нескучной дороги.
- Так я и не жду, Пернатый, - вздохнул Дик, разворачивая его вместе с перстом на север. - Но прятать она получше вашего умеет.
А если посольство завершить успешно, возможно, госпожа позволит ему отправиться за Алеттой. Дик мечтательно зажмурился, предвкушая долгий отдых без Хи, но тут же пообещал себе непременно оторвать руки Бевану. Чтоб эту самую Хи не лапал.
"Ну а чего он?"

29 апреля 1535 г. Килкенни.

"Утро пахнет свежим перегаром.
Командир на пьяный сброд орёт.
Левый фланг, – стою, ещё не старый.
Рядом пять пьянчуг – сапёрный взвод."

Взвод был разведывательным, и это накладывало свой, неописуемый флёр, с которым Дику приходилось мириться. Эльфы возникали, исчезали и порой казалось, что их не пятеро, а штук сорок - и все одинаковые.
Вот и сейчас парочка разведчиков возникла из кустов внезапно, будто всё это время сидели в них, а не спешились пять минут назад, чтобы уйти в дозор. Докладывал, как и всегда, левый. Синеволосый, с оторванным кончиком правого уха, а поэтому немедленно окрещенный Диком Безуховым.
- Впереди рынок. Людьми торгуют. Два десятка мечей, пять арбалетов, восемь луков. Торговцев восемь, три-пять - сопровождение. Десять рабов.
Адресовалось всё это Барру Бевану, но Дик не утерпел. Рабские рынки после борделей интересовали его почти болезненно, ведь именно там можно было найти недостающие ключики от скудного разума Хизер.
- Каковы рабы?
- Два мужика, две девчонки - отдельно, в шатрах, - Безухов заговорил только после разрешающего кивка Бевана, и делал это весьма лениво. - Девчонки по голосам - совсем мелкие, только-только крови начались. Остальные - общим гуртом, как скот. Как по мне, прачки, кухарки, дешевые шлюхи и крестьяне.
- Хизер, ты о чем-то подобном слышала у Герберта?
Скрывать низкое происхождение Хи Дик не собирался. Эльфам на это было наплевать. Они, пожалуй, даже одобрили бы такой брак, поскольку женщина получала шанс жить хорошо и под защитой, а женщины - святы, как маленькие богини. Зато девчонки в шатрах его почти порадовали. Юные - значит, легко обучаемые. Оберегаемые - значит, дорогие. Великолепно подходящие для чьего-то сада.
- Одна девушка, германка, вроде бы приехала как раз из Ирландии, - медленно проговорила Хизер, хмурясь. - С рынка. И звучит похоже.
- Значит, тебе придётся закрыть лицо. Сейчас не подходящее время для стычек с работорговцами. Полковник, могу я просить об одолжении?
По мнению Дика, следовало проехать через рынок. Вдвоем, с Барру Беваном. Хизер и трем эльфам следовало объехать его чуть в стороне, двум - изобразить из себя сопровождение. Себя Дик собирался выдать за цветовода, а Беван с такой внешностью вполне сошел бы за очередную Лилитану. Вот только на предысторию всего этого пришлось убить добрые четверть часа.
- Кроме того, мне нужен ваш совет, как надежнее изменить внешность. Видите ли, меня могут узнать, а я этого не хочу.
- Всегда рад прикупить парочку рабынь. Конечно, вряд ли там найдутся две подходящие, но хотя бы - одну, самую правильную. Что до советов... - Барру Беван присмотрелся к нему, склонил голову и ударил, ломая нос. - Зачем совет, когда можно просто сделать? Ну чудесный наёмник получится, разве нет? Только верхнюю одежду долой.
Дик качнулся в седле, запрокидывая голову назад и перчаткой зажимая переносицу. На турнирах случалось всякое. Бывало, что и нос ломали. И тогда победные деньги уходили на лекаря. Вот только такого способа смена внешности он не ожидал, хотя не мог не признать его успешности.
- Благодарю вас, полковник, - пробурчал он, мрачно глядя на доброжелательно улыбающуюся Хизер. - Алиенора Аквитанская велела рыцарству сносить все капризы дам. В том числе и такие.
Оставалось дождаться, когда нос и глаза отекут - и можно было смело идти к работорговцам. Узнать в опухшем наемнике Ричарда Фицалана делом должно было быть непростым.
- Потом вылечу, - небрежно заметил Беван и внезапно посветлел лицом. - Хм-м, все-все капризы? Любые? Какая замечательная женщина эта Алиенора!
- К счастью, те времена давно закончились, - как ни в чем не бывало закончил свою речь Дик, с трудом подавляя желание продемонстрировать эльфу всё богатство языка жестов.
Женщину, пусть и такую вздорную, оскорблять следовало вежливо.
- Время - это такая... человеческая условность, - задумчиво заметил Беван, улыбаясь Хизер. - К тому же, я - вылитая мадам Аквитанская. Почти она и есть. Хотите, ещё и по уху ударю, чтобы точно никто не узнал?
- Вы, миледи, вылитый король Карл Шестой. Тот тоже в приступах умопомрачения орудовал кулаками, бросаясь на любого, находящегося поблизости. Думаю, пора найти вам вашу Одетту де Шамдивер. Пусть и на рабском рынке.
Дик потрепал гриву Буяна, направляя того к ирландской Кафе.

Подъезжая к рынку, Дик уже знал совершенно точно - к ночи у него разболится голова. Боль сломанного носа была предвестником этого, она растекалась по лицу, заползала в затылок, где гнездилась мигрень, вливалась в неё. Поэтому яркий, пахнущий жареным мясом, вином и тонкими духами рынок он рассматривал с ленивым снисхождением, будто перевидал их таких сотню, если не тысячу. Будто уже прискучили и полосатые шатры, под сенью которых пили вино, тихо переговариваясь солидные мужчины, надоели богатые наемники, охраняющие их. Точно не было ничего необычного в изнуренных людях под полотняным навесом - мужчинах, женщинах, некоторые в цепях, ибо противились участи. Зато белые палатки, возле которых со скучающим видом топтались вооруженные до зубов амбалы, Дик оглядел с интересом. Если он верно понимал, самый дорогой товар хранился там. Но отправиться туда сходу ему не довелось. Взгляд будто сам наткнулся на рослого молодого купидона с жидкой бородкой, длинные черные волосы которого шевелил весенний ветерок. Прелестник был одет в очень узкий оверкот из темного меха, узкие же кожаные штаны, и в пестрый тюрбан поверх локонов. Из-под оверкота виднелись безволосые смуглые грудь и живот, вылепленные будто рукой античного мастера. Такого Дик не видел даже у турнирных красавчиков, предпочитавших, всё же, чтоб меч или копье вошли в здравый жирок, а не в беззащитную мышцу, а потому некоторое время бесцеремонно косился на это воплощение девичьих грёз, размышляя об изнурительных тренировках и строгой диете, способных привести к такому. И только потом разглядел, что на шее мужчины болталась уйма побрякушек, одной из которых был кельтский крест.
- Странный тип, - задумчиво проговорил Дик, обращаясь к Бевану, - будто с картинки из этих глупых книжонок о любви соскочил.
За спиной красавца пять дюжих моряков ставили яркий шатер, отчаянно матерясь.
- Крест у него на шее - Робом пахнет, а подарком - не очень, - проворчала Беванна и хмуро добавила. - Но мне куда больше не нравится вон та куча тряпья рядом с этим павлином.
Означенная куча шевельнулась, открывая смуглое сморщенное личико. Человечек сплюнул коричневым, без особого интереса оглядел эльфа, затем заметил Дика и несколько секунд смотрел в него, не отрываясь. Затем пожал плечами и негромко что-то сказал прелестнику, который тоже уставился на Дика с нескрываемым и весьма алчным интересом.
- Если я смотрю на человека, который способен что-то отнять у лэрда против его воли, то это... вызывает во мне чувства странного противоречия. Спросить его? До того, как меня начнут у вас покупать как крайне ценное зеркальце?
Дик в свою очередь уставился на человечка из тряпок, подспудно подозревая, что он умеет видеть скрытое от сторонних глаз. Надежно, надо сказать, скрытое, ибо всё это время Дик тщательно, старательно собирал себя по кусочкам, прикрывал патиной невозмутимости и малой толики злодейства.
- У меня? - Беванна удивлённо моргнула, глядя, как красавчик вальяжно направляется к ним с широкой улыбкой на мужественном лице. - Да разве баба что-то в делах понимает? Покупать тебя будут у тебя самого.
- Где-то я видел этот крест, - радостно оповестил прекрасное создание Дик, мимоходом отметив, что таковых становится слишком много. - Точно, у этого михаилита, как бишь его?.. Это ж как вы, господин, у твареборца висюльку отжали, позвольте узнать?
Строить любимое, ангельски-невинное, выражение лица со сломанным носом было сложно. Почти невозможно, и наверняка Дик выглядел теперь как ирландский дог, сунувший нос в улей. Зато он смел надеяться, что смог хоть чуть сбить это женское счастье с его намерений.
- Отжал? Я?! - Мужчина даже приостановился, широко распахнув глаза, потом потряс головой. - Капитан Елень ничего не отжимает! Крестик этот, можно и нужно сказать, сам упал мне в руки, и не простому капитану спорить с судьбой, а то ой будет. Страшная буря гремела тогда над мачтами, ветер срывал паруса и бросал в руки крестики, жуткие чудовища рыскали вокруг. Даже я - сам я! - еле отбился и чуть не потерял моих девочек! Представляете, какая была бы трагедия? Кто бы тогда пел?
- Ну про ветер - верю, - подумав, согласился Дик. - Про чудовищ - тоже, так и быть. А вот чтоб вы, капитан, самолично отбивались в присутствии моего... нанимателя - ни в жизнь не поверю. Да и в море господин навроде не выходил. Значит, господин либо отдал крест сам - и тогда я с вами распрощаюсь от греха, либо просил кому-то передать - и тогда мне интересно, почему вы это не сделали. Ну, вы могли отобрать его, хотя в это я поверю еще меньше, чем в вашу побасенку. Так ли, моя прекрасная госпожа?
Прекрасной госпожой был Беван, но определение так точно подходило капитану Еленю, что Дик даже удивился собственному ехидству. Но надо было отдать должное - олень, сиречь, капитан врал, как пел. Пожалуй, даже Эмма не отличила бы, где здесь правда, а где ложь. Одно было несомненно - Роберт Бойд если и раздавал свои амулеты, то их новому владельцу становилось от этого только хуже. А уж если он делал это в бурю, когда ветер срывает паруса... Это ж как надо было довести обычно невозмутимого лэрда?!
- Всё так, - с удовольствием заметил Беван, хотел было продолжать, но капитан взмахнул рукой, обрывая:
- А об интересном стоит говорить tête-à-tête, как выражаются эти странные люди за проливом. И, знаете, сейчас подумал... - он оглянулся на моряков, которым никак не удавалось закрепить верёвки, и тяжело вздохнул. - Так вышло, что мне нужны люди. Потому что некоторые недавно... закончились. А платит капитан Елень хорошо, потому что всегда удачлив! Так, может, сразу продолжим разговор на корабле?
- С этим крестом на шее удача у вас закончилась, - пробурчал Дик, заставляя своего и бевановского коня отступить назад. Ему очень не хотелось, чтобы их с полковницей ловили и тащили на корабль, а потом продавали где-нибудь, откуда могут вытащить только иоанниты. Да и то, если захотят. - К тому же, мою цену вы все равно не перебьете, а потому - аdieu, как говорят эти странные люди за проливом. Госпожа, кажется, вы хотели посмотреть какой-то товар?..
Палатки, где держали ценных рабов, теперь представлялись еще более желанными. Хотя бы потому, что стояли в стороне от капитана Оленя. Дик вежливо кивнул морякам и развернул лошадей к ним.
- Моя удача не заканчивается, - донеслось в спину самодовольное и крайне самолюбовательное. - А капитан Елень всегда получает то, чего хочет, хотя я ещё не понял, зачем я чего-то хочу и чего этот старик вообще бормотал. Но хочу! А, значит, получу.
- Предпочитаю, чтобы меня хотели женщины. Желательно, красивые. Далось им всем это Зеркало.
Невозможность отбрехаться от капитана оттопыренным средним пальцем пробуждала ворчливость. Дик недовольно нахмурился, с трудом уговаривая себя не оглядываться поминутно назад. Достаточно было прислушиваться.
- Надо было, всё же, стребовать крест? - запоздало поинтересовался он у Бевана.
Тот мотнул головой.
- Не. Пусть крест сам с удачей спорит, а затевать свару сейчас не с руки, да и... откровенно говоря, от этого капитана так странно пахнет, что ваш Иисус с ним. Вот когда он тебя украдёт, там по дороге и крест можешь прихватить, а то чего он? Идём быстрее, я хочу уже купить рабыню-другую. Одну - для дела, а другую - как получится. А обычно получается хорошо!
- Если меня украдут, госпожа это вряд ли одобрит, - вздохнул Дик, оглядываясь в очередной раз и понуждая лошадей идти живее. - И без того уже затылок трещит, поэтому обойдемся без этого, хорошо? Чем пахнет капитан?
Странно было, что капитан его заинтересовал сильнее, чем рабыни и их продавцы. И даже больше, чем эльфья необходимость прикупить рабыню-другую.
- Глубинным, сырым безумием, которое до дикой охоты напоминает мне о Фи, - задумчиво обронил Беван, но тут же ухмыльнулся. - Впрочем, кому как не тебе знать, верно? Слышал, ты с ней землёй... как там выражаются люди... махнулся, да?
- Это была земля монастыря, - любезно просветил его Дик. - Не моя, к счастью. Но он мне напомнил турнирных красавчиков. Из тех, которые не знают, с какой стороны держать меч, зато не вылезают из постелей придворных дам. И в то же время - жуткий. Будто поглядел на него глазами сестры. Но Эмма наверняка смогла бы осадить его... точнее. Подумать только, врёт так, что сам в это верит!
Имя сестрицы прозвучало неожиданно нежно даже для самого Дика. Казалось бы, только недавно виделись, и не думалось о ней в заботах о Хи, но стоило заговорить, как тут же накрыло тёплой волной грусти и обожгло ревностью.
- Сестра, говоришь? Ц-ц-ц, - Беван покачал головой, ухмыляясь шире. - А вот в старые - значит, самые правильные! - времена её тебе бы и отдали, чтобы не мешать королевскую кровь со всякими там. Вот не меняется жизнь к лучшему, никак, хотя, надо сказать, новая грудь мне в чём-то нравится... так что, когда будем Эмму красть?
- Вы рискнёте перьями? Впрочем, лэрд явно не в восторге от них, а потому не могу не оценить ваше самопожертвование. Добрый день, - приветствие адресовывалось мрачным наемникам, очень похожим на итальянцев. - Госпожа хотела бы поглядеть товар.
Как бы не хотелось Дику видеть сестру рядом, он догадывался, что Роберт Бойд подобную выходку вряд ли одобрит. А значит, её не одобрит и леди Бойд. Испытывать терпение госпожи Дик был не готов, даже если это сейчас назвали бы трусостью.
Странно, но их пропустили без торга и необходимости убеждать. Видимо, с женщинами торговать брезговали не все. Дик, как и положено хорошему телохранителю, сначала заглянул сам, а после впустил Бевана. Убийцы с отравленными ножами за пологом шатра не сидели.
Внутри было очень светло - товар следовало показывать лицом. Одет товар был соответствующе - в прозрачные ткани, звенящие бусы и прочее, что по мнению торговцев, украшало дорогих рабов. Дик пробежал взглядом по белокожей женщине с приплюснутым носом и вывернутыми губами, угадывая в ней черты с рисунка деда Эдцартов, оглядел нежную девушку, похожую и не похожую на Раймона де Три, с равнодушием пропустил двух раскосых близняшек с пустым взглядом, хотя они-то и были самыми интересными! И вежливо кивнул мужчине в ремешках, подчеркивающих хорошо развитое тело.
- Вон та чернявая очень похожа на моего зятя, - задумчивым полушепотом поведал Дик на ухо Бевану. - А белокожая, даю палец на отсечение, родня древним африканским богам.
Из всей компании Дик почему-то сочувствовал только мужчине. Судя по шрамам - воину.
- Мужик тут вообще телохранитель, - приятно улыбаясь, вполголоса заметил Беван и добавил, не глядя на белокожую женщину - А мне, пожалуй, заверни вон ту родственницу. Можно с бантиком.
- Сколько я могу потратить?
Надзирал за всем этим торгом неприятного вида скособоченный тип, которого отнюдь не украшали сросшиеся брови и великое множество морщин на лице. Вот ему-то и махнул рукой Дик, приказывая подойти поближе.
- Но мы уже выдали тебе кошель! Потерял? Потратил? Опять?! - не обращая внимания на типа, лицо которого не выражало совершенно ничего, Беван нежно вздохнул Дику на ухо. - Как можно меньше, разумеется. Потому что золота у нас при желании сколько угодно, но я очень скаредный!
- Значит так, - ощущения от вздохов Бевана были гадостные. Как будто кто-то из придворных содомитов решил побеседовать в турнирном шатре - и в глаз не двинешь, и радости никакой. - Малоуважаемый, вон за ту девицу сомнительной красоты и обезьяньего лика моя госпожа дает три тысячи золотом. Соберите товар, будьте любезны, и завяжите на макушке бантик. Бантик за ваш счет.
- Три тысячи? За этот драгоценный цветок? - Скособоченный тип криво улыбнулся и отвесил затрещину ухмыльнувшемуся гладиатору. - Госпожа шутит. Тридцать три, я бы сказал. А то и сорок. Ибо - принцесса, жрица и просто баба с сиськами, которая еще и слова поперёк не скажет.
Если бы Дик сейчас ел, он бы непременно поперхнулся. Столько не стоила ни одна баба, хоть с сиськами, хоть без них. Да что там, столько не стоил ни один мужик, даже самый обученный воин!
Он хмыкнул, похлопал по руке Бевана, хоть тот и не волновался и улыбнулся так ангельски, что начало ломить щеки.
- Вы сбрендили, непочтенный. Таких цен нет и на рынке в Кафе, а там принцесс хоть пруд пруди, по пятьсот золотых за мешок. Но так и быть, я отдам вам десять, но это за двоих. В придачу вы завернете мне этого бойца. Хоть это и грабёж!
- Однако же, вы покупаете тут, а не в Кафе, - заметил гнусный тип. - Или вам корабль свободный подсказать? Чтоб, значит, принцесс мешками покупать? За эту чудесную жемчужину Юга никак не меньше пятнадцати. И пять сверху за опытного бойца, звезду лондонской Арены. Просто с кровью отрываю от печенки, так он мне дорог!
- А мне-то как, - любезно и одобрительно шепнула на ухо Беванна. - Ну, лейтенант, ой как должен будешь. Думаешь, легко эти листья собирать?
- Госпожа говорит, что за обоих отдаст пятнадцать, - немедленно озвучил его шепот Дик. - Во-первых, плоходосточтимый, у вас нет документов, подтверждающих, что девица - принцесса и жрица, а воин - звезда арены. Может быть, вы их аккурат на лондонской помойке и нашли? Соглашайтесь, нелюбезный, это отличная сделка. Стоимость особняка в Суррее - за двух человек.
О сборе листьев Дик не думал вовсе. Равно, как и о том, что будет делать с гладиатором, имя которого даже не знал. Но, в конце концов, лорд Фицалан нынче мог позволить себе небольшие прихоти в виде личного партнёра для фехтования. К тому же, стоило признать собственную склонность к импульсивным поступкам в виде спасения тощих шлюх и покупки рабов.
- Без ножа режете, как бог свят. Пятнадцать звонких за такую женщину и гладиатора, который рядом с самим Актёром тренировался! Не быть мне Падлой, если вру!
Малопочтенный торговец покачал головой и снова треснул откровенно развлекающегося гладиатора.
- Эвон, все документы при бабе и есть, прямо на ней набиты. А ты, Эспада, что молчишь, как засранец? Ну, говори, кто ты?
- Немедленно прекратите бить уже не ваше имущество. Я полагаю, мы сошлись в цене? Тогда пишите расписку, а мы с госпожой немного поглядим остальных. Как знать, может, еще кого-то купим.
Две раскосых девушки, быть может, и не были розами без шипов, но на ирисы походили до дрожи. Такие же тонкие, сильные. Золотистые. Отсчитав Падле деньги, Дик подошел к одной из них и присел рядом.
- Можно плакать от печали, оттого что у розы есть шипы, но можно плакать и от радости, что на стеблях с шипами есть розы, - полувопросительно обратился он к ней. Цитата была из той же слащавой французской книги, откуда все придворные любезники украшали речь - и постели. И если такое срабатывало на Хи, то могло подействовать и на этих девочек.
- Кто любит розу, полюбит и шипы, - отчаянно коверкая язык пролепетала в ответ девушка, но её оборвал подскочивший Падла.
- Это особый товар, под заказ, - зло проговорил он. - Нельзя говорить.
Дик недовольно дернул плечом, отмахиваясь от него. Нельзя говорить?
Теперь, когда он уже чуял след тех, кто осмелился вмешиваться в его жизнь и навязывать на шею сомнительных девиц?
- Эспада, - первый приказ новой игрушке звучал почти мягко. Уважительно. - Пригляди, чтобы неуважаемый господин Падла написал расписку, как положено. Откуда ты, дорогое дитя?
А это адресовалось девочке с чертами Фламберга.
- Из класивого замка. Лыцали, - дитя развело руками, отчего вышло, что рыцари были круглыми. - Кололи и плинцессы, лыцали и длаконы!
То, что Фламберг был слегка сдвинувшимся, Дик знал. А вот, что его родня тоже неблагополучна, даже не подозревал. Впрочем, кретины в древних семействах рождались чаще, чем у простолюдинов, а новоиспеченного баронета Харпера следовало считать скорее исключением.
- Отлично, - одобрил Дик. - А где замок стоит? Море было? Лошадки?
- Моле буль-буль. Ласадки иго-го! Кататься? На ласадке в моле буль?
- Непременно. Как только вспомним, где был замок, сразу и буль. Стол там был большой, круглый, наверное?
В Англии красивых замков было хоть с кашей ешь. Булькающего моря - тоже. Но в каждой цитадели был свой повод для гордости. В Тинтагеле - круглый стол якобы короля Артура, в Бамбурге - чудовище, а в михаилитской резиденции - библиотека. Дик глянул на послушного Эспаду, на Падлу и расписку, на Бевана, огуливающего жрицу-принцессу, и погладил неразумное дитя по голове.
- Клуглый, - подтвердило дитя. - Байсой. Много.
Больше, чем ничего. Меньше, чем необходимо. Дик вздохнул, отвязывая от пояса собственный кошель. Листья листьями, а информация стоила дорого.
- Эй, малоценный господин Падла, поменяемся? Название красивого замка вот этой девы на десять соверенов.
- Двадцать. И десять за одежду Эспады. Или вы его в ремешках повезёте?
"Свою дам", - хотел было съязвить Дик, но вовремя сообразил, что гладиатору его тряпье могло быть дорого воспоминаниями. Впрочем, цена казалась честной. Со скупым вздохом отсчитав монеты, Дик выжидательно уставился на Падлу.
- Моргейны дом, - полушепотом сообщил тот. - Замок на скале и под скалой.
"Тинтагель".
Цитадель легенд стала оплотом шлюшничества. С трудом удержавшись от того, чтобы сокрушенно хлопнуть себя рукой по лицу, Дик оторвал витой шнур от подвязок полога шатра и привязал его на шею принцессы-жрицы. Беван хотел её с бантиком.
- Благодарствую, - обронил он, подхватывая принца эльфов под руку и выходя из шатра.
В Корнуолл не хотелось. Во-первых, Хи своими причудами изрядно утомляла, а теперь, когда приходилось звать её женой - утомляла вдвойне. Во-вторых, Дик предпочел бы Портенкросс и полк. Наука управления людьми и командования войсками была гораздо интереснее всех блядских сект. Но вместо желаемого, он ехал к германскому божку - договариваться, с ним была Хизер-я-взболтаю-твой-мозг-и-выпью, а шлюхи все равно не оставили бы его в покое.
- Любопытно, будет ли капитан Лень меня красть?

Вечером, у бездымного костра, после того, как Беван вправил нос таким же варварским способом, каким сломал, Дик наконец смог почти спокойно вздохнуть, обнять несчастье с красивым именем Хизер и поглядеть на гладиатора. На десять золотых тому выдали штаны, рубаху и сапоги, не озаботившись ни теплым плащом, ни одеялом, ни оружием. Плащ пришлось отдать свой. Одеяло некогда принадлежало Хи, но Эспаде оно было нужнее, а свежая леди Грей не замерзла бы и на супружеском ложе.
- Как твоё имя? - Протягивая гладиатору миску с похлёбкой, спросил Дик. - Не это прозвище, имя? Я - Ричард Фицалан.
Собственное имя в ирландской ночи прозвучало странно. Будто его услышали холмы и реки, деревья и земля, приветствуя потомка последнего саксонского короля. Дик плотнее прижал к себе Хи, отгоняя этот отзвук. Нужно было присутствовать в моменте.
- Надо же, - есть Эспада не спешил, принюхивался к похлебке. - Его милость граф Суррей... У гладиатора нет имени, хозяин, а если кого и звали когда-то Мигелем, то кто об этом помнить будет?
"Не имел Фицалан хлопот..."
Дик неодобрительно оглядел привередливого гладиатора. Даже эльфы ели похлёбку, если и без удовольствия, то хотя бы не капризничая. Даже Хизер затихла под боком, что само по себе было подозрительно, и не дерзила.
- Король Фердинанд тебе хозяин. А меня называй сэром Ричардом. Скажи... Эспада, ты видел много таких рынков? Встречались ли тебе девушки, подобные тем раскосым? Розы без шипов? И ешь уже, наконец. Если даже дини ши не брезгуют похлёбкой, то и ты как-нибудь её проглотишь.
Чтобы Эспада снова стал Мигелем, должно было пройти немало времени. К тому же, собственное имя нужно заслужить. А вот знания раба, продаваемого в одном шатре с нежными цветами шлюшьего подполья, были бесценны.
- Я не слишком много рынков видел, хозя... сэр Ричард. Я могу рассказать о духоте клеток под ареной, о Птице, Иве и Сирене, о том самом Актёре. О порошках, что покупают у михаилитов и добавляют в еду бойцам, чтоб тело становилось как у тех статуй, которые украшают арену. О том, как горяча кровь. Ну да вы это и сами знаете. Вот только, если позволите, не для этого же вы меня купили? А для чего же?
Эспада снова понюхал еду и осторожно отхлебнул.
- И правда, зачем, - пробормотала Хизер, - а Его Величеству, кажется, пора вводить отпуск всяких порошков по рецептам. Уж больно они везде.
"Чтоб я сам знал".
Дик погладил Хи по голове, одобряя её ум. Рецепты на порошки были прямой дорожкой к налогам на прибыль с лекарств, но... за такое нововведение Ричарду Четвертому оторвали бы уши с унизительной формулировкой "ты зачем это сделал, tolla-thone?" Приходилось признать, что из Дика вышел бы самый марионеточный король в истории Англии - управляемый не только желаниями древней богини, но и вполне современного Ордена Архангела Михаила.
- Я - претендент, Эспада. Мне нужен верный телохранитель. История османского государства показала, что самые преданные слуги и соратники получаются из таких, как ты, из рабов. Что до твоих знаний... Об Актере я послушаю после. Но ведь ты хотя бы видел, где забирали этих азиаток, кто их отдавал? Слышал, кому они предназначены?
Эспада хмыкнул и залпом допил похлёбку.
- Как ваш телохранитель, сэр Ричард, замечу, что вы напрасно держите под боком эту шлю... прелестную госпожу. С вашего позволения, у неё на лбу высечено, что она или яд подсыплет, или подушкой придушит. Из того, что я видел, таких даже не забирали, ибо старая и злая. Вот.
Хизер мило улыбнулась и потупила глаза.
- К тому же, они бесплодные все, - невозмутимо закончил Эспада.
- Тебя за наглость продали, - кивнул Дик. - Понимаю. И на первый раз прощаю. Но если ты еще раз позволишь себе оскорбить леди Фицалан, то я разрешу ей тебя выпороть. Будет не столько больно, сколько унизительно. Итак, где забирали этих девушек и кто их отдавал?
Жутко хотелось потереть лоб Хи, чтобы убрать надпись, но Дик от этого с большим трудом удержался.
- А в Трюарметт, сэр Ричард. Я почему запомнил, сидя в трюме-то, что капитан матерился, будто у Аля де Три девки в борделе уж больно потасканные. А кто их забрать должен - не знаю. Но, - Эспада ухмыльнулся, - мы можем украсть Падлу и с пристрастием допросить. Кажется, Актёр это называл именно так.
Удержаться от того, чтобы начать бегать вокруг костра, было еще сложнее. Дик нахмурился, глядя в костёр.
Слишком плотно завязывались узлы на его вкус. Де Три, чью фамилию теперь носила Эмма, снова, уже не из уст сладкого Герберта, оказывались воспитателями цветочных шлюх, и уверенности, что в этом не замешан любезный зять Раймон, не было. Что, если Эмму все эти полгода уже воспитывают в такой же манере, что и Хи?..
- Хизер, отправляйся спать. Эспада, ты тоже. Мне надо подумать.
- Надеюсь, госпожа спит отдельно ото всех? Может, её привязать к дереву, для надежности?
Озабоченности в голосе Эспады хватило бы на десять телохранителей разом.
Если чего Дик не любил, так это когда ему перечат. Поэтому вместо ответа он попросту отвесил своему новому телохранителю подзатыльник, взглядом веля заткнуться и отправляться, куда указано.
И когда все ушли, наконец, оставив осознание, что Хизер никогда не поладит с Эспадой, а то и попытается отравить при случае, Дик наконец смог подумать.
Эмма, дорогая сестрица, с каждым днём становилась всё дороже. Была ли причиной этому природа Зеркала, Дик не знал. Но его нечестиво, греховно влекло к ней обещанием рая, блаженного покоя. Воистину, инцест - дело семейное, но, о боги, какое заманчивое!.. Теперь оснований отобрать сестру у её так называемого мужа становилось больше. К тому же, Дик мог сделать это руками Ордена. Как ни попустительствовал бы капитул своему любимому детищу Фламбергу, якшанье с работорговцами магистры вряд ли бы одобрили. А что волшебный рыцарь Раймон де Три заглядывал к родне, Дик не сомневался. Зловредный характер зятя наверняка жаждал какой-нибудь мести родителям, родовому поместью, охотничьему домику и лесу вокруг него. Правда, такие обвинения требовали доказательств, но кляузы от инкогнито никто не запрещал. К тому же, ссориться с сестрой и её возлюбленным пока было не с руки, спешить тоже не стоило. И доказательства капитулу следовало посеять в возделанную и хорошо вспаханную почву - как и всякий сквайр Дик знал, что семена нужно разбрасывать в свой срок.
"Эх, как там пашни? Отсеялись ли крестьяне?"

Gleann Сnoc an Bháis, Ардаг, Ирландия
1 мая 1535 г. Килкенни

Стёсанная вершина холма походила на серебряное блюдо - гладкая, блестящая, ровная. Правда, в блюдах обычно не бывало дверей, крошечных комнаток и перил вдоль стен. И уж точно, на блюдах не подавали рыжих веснушчатых девчонок, одетых так странно и непотребно, что Дик непременно бы изумился, не наглядись он на полковых феек и тех девиц из Великоовцеводовки. Узкие штаны, заправленные в мягкие сапожки, были прикрыты сверху чудного покроя дублетом. Между штанами и дублетом наблюдалась то ли юбка, то ли набедренная повязка, которая ничего не скрывала и ничего не подчеркивала. Потому что подчеркивать было нечего. На плечах дублета лежали золотые тарелки с бахромой, причем от левой спускался золоченый витой шнур, какими собирают шторы, а на груди девочки расположились яркие плашки с мелкими рунами. Вишенкой на пироге стала брошь с карбункулом и кожаная полоска, прикрывающая один глаз. За спиной ребенка вытянулись по струнке двое эльфов, наподобие тех, которых Дику приходилось таскать с собой. Эти тоже были одеты в серое, а за спиной у них виднелись навершия жезлов с жеодами.
В стороне переминался с лапы на лапу Гарольд Брайнс. Лап у него нынче было восемь, все блестели, как у кота яйца. Балсам, должно быть, его очень потрепал, поскольку из шеи у него торчала рукоять длинного меча, кожа стала синеватой, а глаза уподобились витражам в Вестминстере. Из ушей незадачливого торговца поднимался легкий прозрачный дымок.
- Merde, - изумленно пробормотал себе под нос Дик, разглядывая всё это великолепие. - А вы, моя госпожа Бадб, знаете толк в забавах... Хи, как думаешь, это который Брайнс?
- Тот, кого я не хотела бы травить, - Хи говорила легко и безмятежно, словно видела таких торговцев за каждым завтраком. Разве что слишком легко звучал голос, почти эфирно. Ангельски. - Потому что он, кажется, не отравится. А что, надо?
"Нравится? - с отстранённым интересом поинтересовался мысленный вороний голос. - Тогда выбирай дорогу, над которой написано "Sinn a ’leigeil", а не другую. А вообще - сам думай, и не мешай, занята. Думаешь, легко бадью такого размера найти? Бадб, dàimh. Да не той связи, sùil mhòr air a h-uile càil leis na caoraich!"
Дик мотнул головой, прогоняя изумление от дороги с надписями, бадьи и, пуще того, от того, что он мешает. Хотя и не думал мешать, а обращался скорее риторически, по заведенной в христианстве привычке говорить с Богом. Он опасливо глянул наверх, ожидая бадьи, но там почти безмятежно голубело небо.
- Приветствую вас, госпожа, - дипломатия воистину была длиннейшим путем из одной точки в другую. Пока раскланяешься с каждой рыжей служанкой в непотребной юбке - состаришься. - Посольство великой богини Бадб, что послала нас говорить о мире и деле, кланяется вам и просит принять для вручения верительных грамот, бесед и ночлега.
Девчонка отвесила поклон словно уличный фигляр, который придворные книксены видел только на гобеленах. Зато с явным удовольствием.
- Дженни, дочь Локи, сына Фарбаути и Лаувейи, господин хороший вайделот. Брр! Фарбаути, кстати, вообще страхолюдище обжорное, а Лаувейя ничего такая дамочка, приятственная, большая только. Но дед такой - это у-у-у! Михаилитов на них не было. Ой. Это, тоже, стало быть, кланяюсь, хотя это и так видно, а грамоты... грамоты мы, конечно, примем. И что-нибудь вручим тоже. Потому что наше вам с завитушками!
Эльфы в сером молча расступились, а Дженни сделала широкий жест в сторону комнатки.
- Прошу!
Дик озадаченно поддернул рукава оверкота. Сегодня его последовательно обозвали ихули и хорошим вайделотом, и сделать с этим он решительно ничего не мог.
- Ричард, сын Ричарда из рода Фицаланов, поименованный Sgàthan Airgid. Со мной Барру Беван, сын Оберона и Титании, а также моя супруга и мой телохранитель. А что, - с простодушным лицом деревенского дурачка осведомился он, подхватывая под руку Хи, кивком приглашая следовать за собой Бевана и Эспаду, - ваши почтенные бабушка и дедушка, милостью богов, здоровы?
Дверца за спиной лязгнула, сама комнатка мелодично звякнула и резко поехала вниз.
- Ой, - внесла лепту в разговор Хизер, крепче ухватываясь за рукав.
Дженни понимающе кивнула.
- Да, я так же, впервые-то. Мы ведь с господином Масом - ну, с Брайнсом, Мас-то из него, как из меня Гемма, хотя, правду сказать, после виселицы-то прям Мас и стал... но вы, господин вайделот, прям скажете - ухохочешься! Это ж надо - почтенные! Вы б хоть одним глазком на того почтенного глянули, сразу бы так поименовывать расхотелось бы. Потому что не почтенное оно, а как есть страховидло обжорное. Оттого и помер. Обожрался, стало быть. А потом и бабушка с горя листья откинула, да и того. Только и успела папку в Асгард подкинуть. А ваши - здоровы ли? Или как там полагается с вежливостью спрашивать-то. Вот ведь напридумывали словокудрей, поди расчеши. Полития, дипломатика. Одно как выпивка, другое вообще как собака какая, простите, всехние господи...
- А мои тоже того, - пожал плечами Дик, что получилось очень плохо. Потому что воспарил в воздухе аки ангел божий. Впрочем, ангелом здесь скорее был Барру Беван, с упоением читающий надписи на груди девочки. Этот полетам не удивлялся совсем, почти как Эспада. Который висел в воздухе с таким видом, будто летал по три раза за день, и становилось ясно - изумляется. - Правда, не обожрамшись, а так. От дурости. А вы, госпожа Дженни, стало быть, лондонская?
В Доках Дик не был, но если где и говорили так незамысловато и витиевато одновременно, то только там. Либо в том борделе, где жила Хизер. В любом случае, предположение стоило проверить и использовать. На зыбком пути посольства годилась всякая мелочь.
- Из бермондсёвок я, - Дженни с видимым удовольствием выпуталась из края распустившейся во все стороны юбки Хи, оттолкнулась от Барру и прилипла к стене, держась за бронзовый поручень. Задумчиво тронула брошь, мотнула головой. - Хотя чего там уже, когда то было. Теперь уже, господин Ричард, всесуйственная получаюсь. Потому что куда ни сунусь, а там - всё. И наоборот. Так о чём это я... а, точно! Когда господин Мрайнс комнатку открыл - ещё ничего было, а вот когда она унутрях закрыла да поехала - полный ой! Потом-то, конечно, ещё иначее стало, но об этом мы ещё не знали. Прям как вы.
- Бермондси - приятный городок. И о законнике его наслышан только хорошее. Первый меч королевской стражи, острый нюх... Нефритовый Сокол Его Величества. Что же стало дальше иначее, госпожа Дженни?
Дик повторил её маневр, заодно пришвартовав к поручню и Хизер. На оголившиеся под юбками ноги своей новой женушки он старался не глядеть, улыбаясь безмятежно, будто выглядела Хи вполне прилично.
"Чертов зануда".
- А дальше он свернул не туда, - Дженни помрачнела, скривилась, явно хотела сплюнуть на ровный полированный пол, но передумала. - Да и оказалось, что сыграл он уже, как двери открыл, дальше уж мне кости вручили. А знаете, жаль его было, да и есть. Дурак дураком, конечно, вона как в Бирмингеме-то того, да у Херли - ну, когда на виселицу-то попал. Ууу, там было, ажно михаилита за нами послали! Как за тварями, выходит, фьють! Но дурак или нет, а жалко. Потому что мой это дурак, получается. Был. Свыклась уже, а к концу, кажись, и вовсе воспитала, совсем приличным стал. Прям как человек.
"Ага".
Впечатления от Гарольда Брайнса у Дика были противоречивые, особенно, когда припоминал, что один из вариантов торговца измывался над Хи в борделе. Однако, волновался он отнюдь не о судьбе висельника.
- Выглядит он замечательно, госпожа Дженни. И этот меч в шее! Удобно, должно быть? Но что значат ваши слова "прям как вы"? Вы предлагаете и нам познать, как может заиначееть ой?
Дженни изумлённо моргнула.
- Так то и значат: не снюхали вы ничего пока. Что ж вы, дяденька, занудственный-то такой? - На этих словах Хизер едва слышно хмыкнула. - К словам придираетесь, ну прямо яблокат какой. И ничего я не предлагаю! Я и тогда не предлагала, а вовсе даже наоборот. Ну, смотрела, само собой, в весь оставшийся глаз, потому что когда ещё такое увидишь-то?
- Тогда я рассчитываю на вашу помощь, госпожа Дженни. Умные учатся на чужих ошибках, так?
Умные, может, и учились. Но падать на пол было больно. Комната остановилась слишком резко, да еще и бзякнув. И не будь Дик приучен к турнирам, непременно ушибся бы. Нынче же удалось даже сохранить приветливую мину, будто не рыжая девочка привечала его, а он её.
"И ничего я не занудственный. Я узнавательный".
- Приехали, - жизнерадостно объявила девчонка и уставилась на дверь.
Раздался короткий взвизг и тут же смолк. Дверь стояла. И стояла, пока Дженни не стукнула по ней ногой, от души. В стенах что-то звякнуло, и створка медленно, рывками уползла вниз, открывая высокую залу. Магические лампы, вделанные в пол, светили мертвенно-бледно и как-то поганково, но освещали хорошо. Через залу, от дверей, стояли живым коридором несколько сотен фэа в одинаково-сером, с одинаковыми жезлами. Стояли неподвижно, повернув головы на Дженни - хотя казалось почему-то, что смотрят на Хизер, не обращая внимания ни на посла, ни на его телохранителя, ни на крылатую принца. За фэа по сторонам бесшумно парили странные металлические блюдца с седоками, а ещё дальше возвышалось что-то вовсе несусветное, из шипов, углов и пара.
Проводница, плеснув золотой бахромой, выпрыгнула в коридор и поманила за собой.
- Почётный круль! Специально для вас. Вон как смотрят, аж едят глазами!
"Почётный караул", - медленно сообразил Дик, стараясь не слишком пялиться на эльфов, блюдца и хреновину. Хреновина внешне больше всего напоминала самоходную башню да Винчи, но без пушек. И если Дик понимал верно, то была новым словом в военной технике, которое стоило понять и запомнить.
- Мы польщены, госпожа Дженни, - так же медленно, как и думал, произнес он. Вышло слегка по-королевски, но Дик решил, что сойдёт. - Хизер, закрой лицо мантильей, ты им очень нравишься, кажется, а я не хочу объяснять каждому уважаемому стражу, что не делюсь женой. И не смей отходить ни на полшага. Госпожа Дженни, ваш уважаемый отец позволит посольству привести себя в порядок и отдохнуть перед приёмом? Мы долго ехали, устали и грязны, а снаружи остались подарки. Хотелось бы, чтобы вы распорядились их доставить, прежде чем я смогу поклониться вашему отцу.
Серые эльфы смотрели на Хи так внимательно, что Дик отчаянно пожалел об отсутствии той палатки, которую носят на себе восточные женщины. Если у дамы видны только глаза, она не вызывает столь пристального интереса. С другой стороны, жадное внимание почетного караула могло стать поводом для нового развода. Или даже вдовства.
- Война же, какой отдых?! - Дженни изумлённо на него глянула и поправила тарелку на плече. Выглядела девчонка отдохнувшей и очень хорошо выспавшейся. - Нет, у нас как: сначала папа, потом покои. Или не покои, а что-нибудь ещё, как пойдёт. А то внизу вечно на нехватку жалуются.
"Матерь Божья... То есть, Бадб, Великая Богиня!"
Спешка годилась только для ловли блох, и именно поэтому Дик согласно кивнул, обреченно улыбаясь. Ничего другого ему не оставалось.

Свет становился красным, металлическим, как те решетки, по которым приходилось идти. Под ними лениво текло что-то тягучее, лениво же плескалось нечто, а Дик вздыхал. Мысленно. Вслух вздыхать не годилось - горло першило от привкуса соли. Перед каменными в железных скобах дверями стояли всё те же чертовы эльфы в сером, а за дверями...
Чтобы скрыть замешательство, Дик низко поклонился. На огромном камне восседал Локи - голый, огромный, костистый, он очень подходил этой пещере, покрытой солью, наростами и слизью. По стенам и потолку ползали фэа, которые выглядели, как мечта михаилита - хвостатые и когтистые.
- Господин, - как именовать существо, подобное Локи, Дик так и не определился. - Я здесь, чтобы совместно с вами работать для достижения большего понимания и укрепления связей между народами, между вами и моей госпожой, великой богиней Бадб. И я буду рад пройти с вами этот путь, который начинается здесь и сейчас.
Локи задумчиво кивнул, исторгнул еще одну михаилитскую мечту и без всякого стеснения почесал задницу.
- Изсвиняюсь, - сообщил он. - Ты это, посол, давай проще. А то как этот говоришь, который не тот. Ну, ты понял.
- Я говорю, - в тон ему сообщил Дик, - что госпожа моя, рожденная до века, когда не было в мире ни песка, ни моря, земли еще не было и небосвода, бездна сияла, трава не росла, послала меня, скудомием бодрого, с тобой говорить.
- А что, умного не нашли? - Живо заинтересовался Локи. - И ты это, посол, имена карликов сразу пропускай. Я на них всегда засыпаю.
- Да погоди ты, дай закончить! Так вот, этот с крыльями - Барру Беван, она полковник. Он самолично выбрал тебе подарок - белую черную жрицу. От госпожи я привёз для тебя требник святого Патрика, забавная вещица, от змей помогает. Тебе это нужно, гляжу, - за спиной Локи и впрямь висела то ли гигантская змея, то ли её шкура. - Это для того, чтобы не обидно было, что мы в гости заявились. А говорить будем про то, как нам лучше дружить - семьями и войсками.
Беван, военный советник, которого надлежало слушаться, не реагировал на происходящее никак. Будто это не касалось ни его, ни его побратима-генерала, ни его богини.
"Сволочь эльфийская".
Остальные подарки предлагать было рано, выставлять требования - тоже.
Локи снова покивал, что его не отвлекло от родов очередного уродца.
- Полковник дюже крылатая. Чисто валькирия. Значит так, зеркало на стене. Если ты хочешь моих мальчиков, то я не прочь. Бери. Хоти, как хочешь. Но взамен я хочу... я хочу... чего я хочу? - Он задумчиво потрепал по голове Дженни. - Хорошая девка, ругательная. Вся в меня в юности, да... Значит, хочу я ей знатного жениха. Божественного, да. И этих, мстей.
- Мстей? Кому?
Что древнее божество увидит дар Дика, было ожидаемо. Что потребует женить дочь - тоже. Дочери всегда были разменными монетами, и именно поэтому требование становилось необязательным к исполнению. Сегодня жених желателен один, завтра другой, а послезавтра и вовсе пятый, как ветер политики подует. Зато месть порядком озадачивала.
- Всем. Змее, папулечке, мамулечке, остаткам ихниим. Недосуг за ними бегать, делов - хоть яд жри.
Как никогда Дик сочувствовал и сопереживал французскому послу Антуану дез Эмару. Если каждый раз, когда требовалось получить от короля Генриха подпись, тому приходилось терпеть такие мучения, то из противного педераста он превращался в глазах Дика в великомученика.
- Хорошо, - согласился он. - Только нет. Мстя - это дело твоё личное, бери да мсти. Сойдёмся на собственном мире, где-нибудь подальше отсюда. Госпожа самолично отыщет подходящую веточку, а ты там уж и править будешь, и мстить оттуда всяко удобнее. Но взамен генерал - консорт госпожи хочет, чтобы полковник Беван выбрал для войска пару-тройку твоих полков. Да, еще подарок есть.
Сунув руку запазуху, Дик вытащил свиток с вассальной клятвой Уилла Харпера.
- И здесь, и там, и тут, и везде, - потёр руки Локи. - Совсем как рыжуха моя. Отлично, отлично, беру. Давно такую погремуху хотел.
- Значит, мы договорились? На счёт полков?
Отдавать свиток Дик не спешил. Он не знал, что Харпер натворил снова, отчего стал вездешным, но если Локи его хотел, то следовало выпросить как можно больше благ.
- Да бери хоть щас, - кивнул Локи. - Два полка и херовину. Хошь, Гарольда дам? Рыжая давно просится погулять, заодно его повыгуливает. Тока я за дружбу семейственную Бальдра хочу.
- Бальдр - это снова-таки твоё личное дело, - любезно улыбаясь, просветил его Дик, едва не подпрыгнувший от пинка Бевана, а пуще того, от едва слышного шепота, что где-то там для полка наступал ой. - Но от Гарольда не откажусь, а значит, ради дружбы семейственной, попробую помочь с мстёй. Когда время будет. По рукам?
Свиток перекочевал к Локи, а Дик, следуя древним традициям, полоснул по ладони ножом, прежде чем протянуть её для рукопожатия. Было больно, но тревожно и хотелось успеть к полку.
Локи задумчиво родил очередного урода, рванул его зубами свою ладонь, и крепко пожал руку. Хватка у него была самая подходящая для дробления камней.
- Поговорим еще, зеркало. Дело есть.
Дик кивнул. Помимо всего прочего, дипломатия была еще и искусством гладить собаку до тех пор, пока не будет готов намордник.

Посольские покои были странными, если не сказать больше. Железные, с чертовски неудобным ложем, на которое даже с тощей Хизер плохо получалось уместиться, с круглыми окнами и светящимися камнями в потолке. В них с наступлением тьмы что-то шуршало и шебуршилось, булькало и плескалось под полом, и мешало спать. Поэтому, уступив Хи право почивать, Дик писал длинные, задумчивые письма то ли к самому себе, то ли к ставшей и вовсе недосягаемой Кат Эдцарт.
"Всему настаёт конец. Прелестная, нежная девочка с ясными голубыми глазами, рожденная в Йоль тысяча пятьсот семнадцатого года и принесшая новые слёзы в нашу и без того несчастную семью, стала тростинкой с сердцевиной из стали, и, право, этот черноволосый безумец дал ей правильное имя. Подумать только, сын тамплиеров и потомок катаров настолько унаследует гаремные привычки сарацинов, что станет называть её именем камня! Что странно, она любит его. Я вижу это в глазах, в жестах, и эта любовь облекает её будто бронёй. Веришь ли, это даже выгодно. Легко списывать все безрассудства, говорить о том, что это он толкает и склоняет. Легко мечтать. Но мечтать нельзя".
- Можно-можно, - ласково заверил его Локи из-за плеча. - Мы же мечтаем. Да, зеркало, ты молодец. Мужик. С бабой вон. Мы, Локи, тоже бы прям щас вот...
- Женой не делюсь, простите. Вы хотите поговорить? О чём?
Дик развернулся вместе со стулом, печально глядя на Локи. Тот нашёл удивительно неудачное время, самый томный час между сном и явью, когда еще не хотелось спать, но голова уже приятно тяжелела.
- Ну если уж сразу о делах, а не о бабах... Хотя о бабах поинтереснее будет, - Локи тряхнул головой и мерзкая личина начала с него сползать, открывая рыжего и зеленоглазого мужчину с ухоженной бородой, заплетенной в косу. - Похож, а? Так вот, баба у тебя хорошая, слов нет. Никудышнее некуда, но с заковыкой, да. А сестра еще лучше.
- Послушайте, мне ужасно надоело, что мою жену оскорбляют все, кому не лень. И я знаю, что у меня замечательная сестра, но вот незадача - она отказывается хоть как-то полыхать в отсутствии своего мужа. И сколько я её знаю, у неё достанет упорства не делать этого, даже если останется вдовой, понимаете? А мой драгоценный зять обычно против, чтоб его сокровище хоть как-то трогали и будет способен дотянуться до обидчика даже из могилы. Куда, замечу, загнать его очень непросто. Да и незачем.
Дик тяжело вздохнул, подходя к Хи и плотнее укутывая её в одеяло. Никудышная или нет, но своя, к тому же рыжая борода и зеленые глаза совсем не делали Локи госпожой, которой было позволено всё.
- Понимаю, понимаю, - задумчиво сообщил ему рыжий не-госпожа. - Даже проверили раз. Или два. Или три? На самом деле, я хочу не твою сестру. А то, что вы можете дать вместе. Смекаешь, как говорит моя рыжуха? Я хочу забыть. Вычеркнуть себя из асов, ванов, йотунов. Забыть, что я - бог. И никогда не вспоминать. А для этого нужно пройти к началу.
- И все эти сказки про Локи и Тора, про яблоки Идунн, хитроумное спасение молота, о верной Сигюн канут в Лету. Вы слишком тревожная и привлекательная фигура в истории, чтобы отматывать так далеко. Я думаю, достаточно будет, если забудете вы, а не люди. Но... мне необходимо будет говорить с зятем по семейному делу, поговорю и о вашем. Вот только что вы можете дать нам взамен?
Причём, цена должна была стать такой, какая устроила бы и Фламберга. И в таком объёме, чтобы хватило на двоих. Дик снова вздохнул, снова пожал плечами, и тоскливо улыбнулся Локи.
- А вы, - Локи обвел комнату рукой, явно подразумевая не только Фламбергов, но и мебель, и стены, и тех, кто булькал под полом, - чего хотите?
- А кто же меня знает, - искренне удивился Дик. - Сегодня я хочу одного, завтра - другого, а послезавтра вообще ничего не хочу. А уж как бывает противоречива Эмма... Но мы подумаем, всей семьёй. И я сообщу вам, когда надумаем.
А еще Дик теперь пополнил список людей, которым сочувствовал, михаилитами. Твареборцы работали без аванса, и поди угадай, вернешься ли ты с очередной твари, а если вернешься, не потеряет ли память заказчик.
"Хуже, чем быть послом".
- А вы всей семьей думаете?
Локи удивился искренне, даже бороду почесал.
- Никогда бы не подумал. Во дела-то... Но думайте, думайте, а то как кем-то уже пользованное дарить, так все молодцы.
- Пользованное?
Мавританская жрица была совершенно точно не такой, требник Патрика хоть и был пользованным, но вряд ли Локи имел в виду его. Начудить так, чтобы удостоиться упоминания, мог только Харпер.
Догадка оказалась верной. Вместо ответа хозяин странных эльфов развернул перед Диком театр картин. Уилл Харпер проваливался под землю и приносил клятву илота Морриган.
- Это не снижает его ценности, - равнодушная любезность давалась с трудом. - Но я ведь сказал, что поговорю? А вы, когда соглашались его принять, по-видимому, уже знали обо всём. Дареному Слейпниру копыта не считают, не так ли?
- Несколько раз пересчитывали, - сокрушенно сообщил Локи. - Как будто коня с восьмью лапками не видели. Будешь думать, заодно обмозгуй, что за твою бабу мы тоже заплатим полком-другим. Полков у нас хоть жопой жуй, а баб нет. Пошёл я.
"Иди".
Дик грустно поглядел на то место, где только что стоял божественный трикстер. Глянул на то ли спящую, то ли нет Хизер. Возможно, она и стоила полка-другого. Но, наверное, в этом сиддхе она была нужна не срочно, а сам Дик еще не наигрался.
"И когда сотни красавиц будут кричать моё имя, её шёпот будет громче".

3 мая 1535 г. Портенкросс.

Харпер стал мерлином. Дику не посочувствовал в этом только ленивый, да пожалуй, еще лэрд и госпожа. Дику хотелось взъяриться, послать всех к дьяволу, пристрелить Харпера, но поразмыслив, он успокоился. Такой мерлин позорил только свою хозяйку, как и Эд до него.
К счастью, в Портенкроссе была прекрасная свора охотничьих собак, вышколенная загонять коз, а в Фэйрли недавно отстроили маленькую пасеку, на которой работала милая девушка по имени Гленна. Руки её прятались в кожаных перчатках, а голову и лицо покрывала полупрозрачная белая накидка. Такое облачение почему-то наводило на мысли о свадебном наряде. Гленна тихо напевала, словно убаюкивала пчел колыбельной, а когда жужжание в улье прекратилось, девушка осторожно вытащила рамку. Её заполняли восковые соты, истекающие мёдом. Гленна казалась воплощением чистоты и невинности - именно сейчас, когда Дику чудилось, что мир прогнил насквозь.
Странно, но в этот удивительный весенний день Дик ни в ком не нуждался. Ему ничего не хотелось, кроме неспешной встречи нового рассвета за охотой, он наслаждался свободой. Понятная и простая жизнь, очевидные для любого охотника радости, когда убийство кажется безгрешным - ни признаний, ни поводов, ни вины. Душа освобождается от страхов, улетучиваются тревожные мысли и ничего не отвлекает от арбалета и добычи. И можно даже смириться с тем, что знаешь о Клариссе и Хизер, с мерлином-Харпером, особенно - когда свежуешь молодую козу, чуя запах её крови, ощущая как стягивает руки горячая алая влага.
Глаза у этой козы были совершенно, как у Хизер. Ни одной мысли не светилось в них, только спокойствие сытости, отражение счастливого дня - и только.
Говорили, крайности в жизни сходятся. Уж не потому ли Дик, почитавший себя хорошо воспитанным, образованным, пусть и слегка несдержанным, заметил эту девицу, некогда приводившую его в одуряющий восторг, а теперь попросту раздражающую? Её по-прежнему хотелось оберегать, но каждый раз, когда она собиралась что-то сказать, Дик мысленно вздыхал и пинал самого себя, чтобы не вспылить раньше времени. Право, она была не иначе как ведьмой от чресел дьявола. Не сопротивляясь, Дик позволил ей увлечь.
"Решительно, с этим пора что-то делать".
Вернулся Дик так же тихо, как и ушёл, никому не говоря ни слова, только покрикивая на собак, рвущих свою долю козы. Тушу, которую доволок на своих плечах, он отдал на кухню, с детской обидой подумав, что здесь-то его труды никому не нужны. В сытом Портенкроссе не голодал никто. Здесь умно хозяйствовали старосты, лэрд регулярно говорил с ветрами и дождями, а из богини и вовсе получилась рачительная владетельная госпожа. Крестьяне разве что ещё не молились на неё. Земля, удобренная речным илом, щедро отзывалась на заботы, и Дик с немалым изумлением глядел, как дружно поднимается рожь подле Фэйрли. Щетина - ладонь не уложить. Суррей казался сарацинской пустыней против этой долины между холмов. И крестьяне, добродушные здоровяки, каждый - что кряжистый дуб, хоть и беззлобно посмеивались над акцентом, но говорили, объясняли, слушали, по-медвежьи жали руку и делали совершенно счастливым. Хи - снова, мать её Хи! - оторвать от земли сейчас могла только собственной беременностью, пожалуй.
Или обедом у лэрда.
Роберт Бойд за столом зевал, особо не скрывая, как провёл время до обеда, и Дик ему отчасти завидовал. Найти подход к госпоже мог не всякий, а уж вытерпеть её казалось и вовсе геройством. Впрочем, в этом Дик никогда бы не признался, да и думать старался не слишком громко. Лететь через всю трапезную, пробив в стене новое окно, не хотелось.
- Что полезного привёз, Беван?
Для Роберта Бойда крылатое полковничье недоразумение было Беваном, причем мужского рода. Панибратским таким, с немалой долей уважения. Уважать принцессу ангелов Дик соглашался, но вот мужчиной не воспринимал упорно. Однако, в этот раз Барру Беван излагала толково, поддерживать его было нетрудно, и Дик даже позволил себе погрузиться в приятную полудрёму, в которой он выслушал известия о кадаврах под Лондоном.
- О, сэр Ричард, к слову, вашу сестру только что утащили.
Это прозвучало ушатом ледяной воды. Дик тряхнул головой, неверяще глядя на богиню.
Эмму, его драгоценную Эмму утащили! Грёбаный Фламберг! Проворонил. Злость от этой новости почему-то не затмевала понимания - кадавров необходимо вырезать. Развеять в пыль. Найти того, кто ими командует - и развеять его. Потому что - Эмму утащили!
Дик молча поднялся на ноги, кланяясь всем сразу.

- Лондон блокирован. Я выступаю, Хи.
- О! Возвращайтесь с победой, милорд, храни вас Господь, - Хизер потупилась, а потом внезапно обняла его и прижалась к груди. - Убьют - домой не приходи, отравлю.
- Трави.

Чёрная жирная пыль оседала на доспехи, пятнала собой стяги, пачкала зеленую траву. Всё было кончено.
Дик устало отёр лоб, и тут же выругался. Перчатка была в той же чёрной вонючей грязи, что на протяжении версты покрывала берег Темзы, тянулась от Уолворта и Ротерхита через Бермондси. Новая, страшная в своей неприглядности война, когда серые эльфы испепеляют кадавров, а те рвут эльфов в клочьях. Когда над серыми сгустками мундиров дыбятся костяные собаки, а собственная ладонь на рукояти потеет, будто смазанная слизью.
Земля глухо охнула, когда он отправил этих серых умирать. И только увидев, как лицо одного из них искажается перед смертью ужасом, понял - они тоже хотели жить.
На поле смерти столкнулись живые и неживые, и в объявшем их животном ужасе натыкались, сшибались, чтобы люди назвали это победой.
Тактика была блестящей. Глядя с вершины уолвортского холма на чашу Бермондси Роберт Бойд безошибочно называл ход за ходом. Он показывал куда и как идти, где засесть, где подманить, откуда броситься в атаку, где рассыпаться. Дик - запоминал, ничуть этого не стыдясь. Если он когда-то научится хотя бы вполовину так же планировать, то станет непобедим. Но на словах всё звучало красивее, чем в бою. И лишь пробившись к лондонскому мосту, Дик понял, почему Хоран вечно жуёт свою палку, Беван гладит перья, а Бойд пьет, как сапожник. Души, опаленные войной, исцелить было невозможно. Темзу, опаленную огнем, спасти было невозможно тоже.
Горели амбары и оружейные, выбрасывая в воздух снопы искр, стреляя черепицей кровель. Тонко пел порох, гранатами взрывались сосуды, в которых он хранился, и осколки летели шрапнелью. На берегу сильной, свободной реки воцарился ад. Не желая думать о том, каково сейчас людям в Лондоне, Дик, тем не менее, думал об этом. Ему запретили отправлять туда серых, над рекой уже начали глухо ворчать тучи, готовые пролиться на пожары, но крики ужаса и боли, детские, женские, мужчин, терзали его. И Дик рискнул пойти туда. Добрых два часа, под тяжелым и очень холодным дождем они вытаскивали раненых, отыскивали уцелевшую провизию, одеяла, отдавали свои плащи и строили убежища из обломков. Еще час ушел на то, чтобы допросить захваченного человека - командира кадавров.
Этот ничего не знал, но свято верил, что его нанял наёмник, нанятый - о, Бадб, сколько нанимателей! - сыном Ричарда Йоркского. Того самого, которого так долго пытались воскресить то герцогиня Бургундская, то шотландский король. Того самого, которого Генрих Седьмой казнил в Тауэре. Идеальный план для идеального сожжения припасов и оружия столицы. Чудесный повод отнять Эмму. Великолепный случай поднять восстание и самому стать королём, потому что этот был способен только читать стихи да трахать баб. Дик имел на это право, ведь на поле боя лежали только его эльфы. Здесь не было ни королевской гвардии, ни королевской стражи.
Но всё было кончено. И когда Дика окружили люди, пытаясь коснуться его рук, плаща, кольчуги, он с улыбкой указал в небо, где реял тёмно-зеленый флаг, на котором ворон нёс в клюве лавровую веточку.

Уилл "Sgriosadair" Харпер

Авалон, Остров Яблонь.

Через сотню ярдов Уилл успокоился и замедлил шаг. Ошибка была не смертельной, потому что если бы сильную порчу можно было навести через слюну, то половина английской знати уже давно лежала бы в могилах. Просто при возможности нужно было компенсировать нанесённый ущерб, да и вообще как-нибудь испортить жизнь всему этому гэльскому шабашу. До этого ему хотелось вообще не лезть в муть с богами, но его уже второй раз использовали, чтобы навредить Рольфу. Сначала Дик потребовал кровь Алетты, теперь Циркон собрал слюну.
Уилл выдохнул. А, хрен с ними, об этом можно было подумать как-нибудь потом. Ему уже осточертело искать Алетту. Особенно злила эта бабская херня с образом. Ой, она не такая, она другая. Щепотка страсти, пинта блядства, десять томов бабских романов. Трахать он всё это хотел. Уилл достал из сумки браслеты и надел их на руки.
- Насколько велик Авалон? Он состоит из многих островов?
- Авалон таков, каким ему велит быть Великая Королева, - скучным тоном отозвалась Лилла. - И его столько, сколько ей пожелается.
Уилл закатил глаза.
- Мне что, нужно вести себя ещё отвратительнее, чтобы вы тоже хотели побыстрее закончить с этим заданием? Вы хотите сказать, что количество островов и рельеф меняется в зависимости от настроения Великий Королевы? Как тогда здесь умудряется кто-то жить?
- Как? Но, господин комиссар, все живут так, как того желает Великая Королева. Умудряясь или нет. А нет - так и нет.
Уилл вскинул руками.
- Из вас бы вышла отличная настоятельница! Особенно католическая. Короче говоря, у этих мест нет ничего похожего на карту. Ориентироваться здесь ни на что нельзя и вы сами точно не знаете, где именно мы сейчас находимся?
Сейчас хотелось наткнуться на какого-нибудь часового, выбить ему зубы и бить в лицо, пока тот не скажет в какую сторону нужно было идти. А все эти образы и эмоциональные картины он всё равно в гробу видал.
- Ориентироваться можно и нужно на волю Великой Королевы, - на этих словах голос Птички лишился последних обертонов. - А находимся мы - здесь. Это мог бы вам сказать любой фэйчонок.
Он просто тратил время. Итак, карты не было, перенестись прямо к Алетте он не мог, в каком направлении двигаться тоже не знал. Уилл посмотрел на деревню, до которой было ещё идти и идти. Значит оставалось попробовать двигаться от одного поселения к другом, пытаясь узнать хоть что-то по дороге. Уилл вздохнул.
- Переместите нас, пожалуйста, в ту деревню.

Как и в прошлый раз, он мгновенно оказался в новом месте, совсем ничего не почувствовав. Деревенька состояла из одноэтажных домиков с соломенными крышами. Тут и там были яблоневые сады, где на одном дереве умудрялись находиться и цветки и спелые яблоки. По деревне ходили симпатичные феи в белых платьях, крепкие самцы фей и малые дети. С песнями летали пикси. В общем ничего интересного или необычного. Уилл подошел к одному из ближайших фей-мужчин.
- Здравствуйте, не подскажите в какую сторону ближайшие поселения?
- Ты в нем стоишь, - недоуменно сообщил фей. - Ближе ни одного нет.
Уилл кивнул.
- Остроумно, печенья у меня с собой, к сожалению нет, но остроумно. А следующее по близости?
- А тебе зачем? - Фей с интересом оглядел Уилла. - Вознамерен ли ты чинить там малефицию или урон?
Уилл пожал плечами.
- Не, я ремонтом не занимаюсь, просто путешествую. Так что, далеко отсюда до других поселений?
- Так далеко, как пожелает Великая Королева, - небрежно заметил фэй, снова оглядывая Уилла с ног до головы уже внимательно, вдумчиво. - А знаете, по виду вполне похоже, что и ремонтом не брезгуете. Только что кувалды при себе нету. И вообще, где эта девка? Эй, Элли, тащи эль, у гостя с дороги в горле пересохло!
- Я между прочим почти архитектор. - Вздохнул Уилл. - Уже нескольким городам поменял планировку, даже без кувалды, на чистом энтузиазме. В любом случая, спасибо за гостеприимство, но у меня совсем нет времени. Он потянулся. Такими темпами он мог проторчать в мире фэа ещё с пол года. Так долго, что становилось непонятно, стоила ли его изобретательная и очень принципиальная жена такой прорвы времени. Уилл обратился к фоморке.
- Перенесите меня, пожалуйста, к магистру Циркону.
Из дальней хижины выскочила раскрасневшаяся фэйка с подносом, на котором стояла огромная глиняная кружка - холодная, аж бока в испарине, - и потрусила к нему. Птичка же кивнула, прикрыла глаза. Мир вокруг моргнул, пошёл пятнами - а потом воплотился в той же деревне, только феечка с подносом стала ближе. Фоморка нахмурилась, что-то пробормотала себе под нос и тронула Уилла за руку. На этот раз цветные мельтешения длились дольше, но результат оказался таким же.
Феечка, умильно улыбаясь, чуть не с поклоном протянула Уиллу поднос.
- Угощайтесь, господин! Вот только с погребка!
Уиллу захотелось схватить кружку с подноса и метнуть её на соломенную крышу, а потом схватить фею и метнуть на другую. Ну и осточертели ему эти фэа. Видимо, после их встречи магистр поставил защитный барьер или что-то в этом роде. Значит, нужно было попробовать переместиться к нему чуть позже ну или искать другой способ найти Алетту. Он сомневался, что в Туата можно было начертить на земле круг и так же просто как в Англии, призвать демона, но теоретически это было возможно.
Насколько он пока понимал работу мира, важно было то, что в Туата находился хотя бы один человек в голове которого существовала концепция ада и рая. Тем более, лучше подходил человек у которого был контракт с демонами. Так что могло и выйти. Начертить два круга - обычный и защитный, а потом попросить помощи за то, что сотрет защитный. Но это всё-таки было опасно.
- Можете тогда переместить меня в то место, где мы с ним разговаривали?
- Ну выпейте, господин, добром же прошу, - фэй как-то недобро потёр руки и оглянулся на хижины, рядом с которыми уже не было видно детей. - Вон, и Элли просит. Проси, кому сказано!
- Прошу, - подтвердила феечка, приседая в книксене и ткнула Уилла подносом. - Очень! Вкусно же! Сама бы пила, хоть все жизни. На яблочках наших, да воде родниковой - нигде такой нету, вкуснющая!
- То место, - перебила Птичка, хмурясь, - больше не чувствует себя тем местом, и, кажется, я знаю, кому за это отрывать яйца. Могу переместить в место, где вы с ним разговаривали до. Но мы там недавно уже были. Или давно.
Уилл пожал плечами.
- Тогда мы подождем и ещё раз попробуем переместиться к магистру чуть позже. - Он всё-таки оставил бы демонов на самый крайний случай. В принципе ему ничего не мешало посидеть в деревне, кроме. Уилл недоверчиво прищурился. Того, что эти фейские души зачем-то пытались втюхать ему свое пойло. В памяти всплыло всё, что он знал о феях и Туата. В первую очередь Морриган, которая притворялась доброй старухой, а потом оказалась злой старухой и потребовала с него пол царства и жену. Уилл сделал вид, что болезненно вздыхает. - О, добрые хозяева. Словами не описать, как я благодарен вам за гостеприимство, но к сожалению традиции моего народа не позволяют мне принимать еду и выпивку в чужих местах. Я надеюсь вы простите меня за это.
Отойдя на окраину деревни Уилл уперся руками в бока, осматриваясь. Кроме жёлтого песка под ногами, кучи яблонь и нескольких хижин, ничего видно не было. Он зачерпнул с земли горсть песка, и проверил его силой. Песок как песок, ничего необычного. Неожиданно что-то больно ударило в спину и шею, несколько раз, так как будто в него стреляли.

Очнулся Уилл закопанный по шею в песок в центре деревни. Рядом стояли две феи, лет двадцать. Обе в кожаной броне с мечами на поясах. Фоморки видно не было. Он был связан цепями, которые не давали использовать силу. Хотя в теле она циркулировала свободно, совсем ни как в тот раз, когда он был в тюрьме.
"Ну чудесно, мудаки. Были б у меня соломенные крыши, я бы так не выделывался".
- Ну и что это такое?
Фэа переглянулись и снова уставились на Уилла. Затем одна пожала узкими плечами и, пританцовывая, принялась обходить ловушку, рисуя что-то на песке прутиком.
- Это - мы, Осока и Олива, - представилась вторая, доставая из сумки нечто, удивительно напоминающее облатку. Подумала, достала ещё и небольшую фляжку - тоже на удивление земную. Английскую. - Боевые маги на субподряде у туатского отделения Ордена святого Михаила. А это - триксель, который сейчас дорисует Олива. А вот это - инструментарий, каковым будем мы изгонять непотребство твоё, пока не осквернило оно эту землю.
- Окончательно, - добавила Олива. - Потому что уже начало, а нечего.
- Нет, ну то что субподряд ордена нападает на комиссара короны, это конечно весело и необычно, но с каких пор в орден берут ба.. женщин? И с чего вы решили, что я демон и чего-то там оскверняю?
Уилл отмахнул головой одну из летающих рядом пикси. Мелки заразы уже начинали нервировать. Теоретически можно было попробовать скопить силу внутри тела и плюнуть в кого-нибудь огнем, но тогда он не успел бы выбраться до того, как ему разрубят пополам голову.
- Комиссарам короны отведена первая страница бестиария, - холодно просветила его баба-Осока.
- Если не веришь, можем показать, - добавила баба-Олива, не отрываясь от рисования, - но так-то хер с твоей верой, а шлейф за тобой.
- Ой как тянется, - подтвердила Осока. - Так что экзорцизму самое время. И что б ты знал, о мерзкий коронный демон, в этом субподряде ни одной вонючей мужской прослойки нету, как говорят в Танелле.
- То-то вы палец от жопы отличить не можете, вам бы хоть одного специ... - Уилл попробовал проверить насколько цепи ограничивают силу, и ограничивают ли её именно они, а сила неожиданно свободна прошла, не встретив сопротивления.
Уилл оттолкнулся ногами, выныривая из земли и обдавая пикси пламенем. Вынырнуть вышло только на половину, но это было уже хоть чем-то. Одна из михаилиток начала усиленно читать защитную молитву. Уилл сделал ещё один рывок, пытаясь вынырнуть так, чтобы носками сапог метнут ей в рот песка, но вылез только по бёдра. Ему что-то мешало. Часть обгоревших, воняющих фей попадала на землю. Другие перегруппировались и вернулись вооруженные вилками. Создавалось впечатление, что ему мешали именно пикси. Как минимум, что они летали вокруг не зря. Уилл ещё раз попробовал обдать летающих зараз огнем, но в этот раз пламя подавилось, не долетев до целей.
- Говори-говори, - холодно заметила Олива, замыкая триксель. - Сказано в бестиарии, что за комиссара не вступится никто из верховных демонов, даже ролд Громвель, потому что бесполезны они и надоедливы. Нет у них заступников.
- А впрочем молчи, - добавила Осока и притопнула босой ногой. - Мышка, ко мне!
Земля дрогнула, и ноги Уилла что-то коснулось. Холодное, чешуйчатое. Коснулось, поползло вдоль бедра и обвилось, утягивая глубже, сковывая.
- Возлюбленная Богиня, Королева Луны, хозяйка всех Тайн, Владычица Океана, взываем к тебе...
Уилл закатил глаза. Ну теперь вариантов оставалось мало - можно было как-нибудь удушить тварь, запихав в неё телегу грунта, или например поджечь солому на домах, и уже этим пламенем атаковать михаилиток. Но это всё было очень рискованно. Ещё, раз уж речь шла о призыве, можно было призвать Морриган и принести ей клятву. Даже при том, что богиня была сумасшедшей и воровала жен у собственных слуг, это могло облегчить поиски жены. Слугу богини могли побояться атаковать в открытую. Правда, сама идея просить о служении Уиллу не нравилась. Он устало вздохнул.
- Ну давайте, раз уж вам это так надо, я тоже помогу звать. О, Великая королева Морриган! Позволь мне принести обещанную клятву! Стань щитом, что защитит меня от зла и опасностей! Мечом, что поразит тех, кто нападет на меня. Прими клятву, что тебе обещана!
"Вышло средненько, но может сработать".
- Да ты чего творишь? - тихо и неверяще спросила Осока. - Думаешь, такие нужны Великой Королеве?
- Думаешь, - подхватила Олива, поигрывая прутиком, - заступится, встанет между нами и тобой? Да не может такого...
На секунду показалось, что резко пропал ветер. Всё остановилось и единственным движением стали вылезающие из земли и воздуха молнии, золотые и алые. Плющ из молний обвил его и девушек, легонько покусывая кожу. В воздухе распахнулись крылья, как у архангела, и на землю величаво снизошла Морриган. Тридцатилетняя, статная, с крепкой грудью, одетая только в юбку из черных перьев. Всё тело богини было покрыто спиралями синей и зеленой вайды.
"Впечатляюще, особенно грудь".
Уилл бы поклонился, но до сих пор был закопан в песок, так что просто склонил голову.
- Великая королева, это огромная честь, что вы услышали мою просьбу и явились. Спасибо. Такого впечатляющего появления я никак не мог ожидать, вы позволите мне принести клятву?
Морриган величаво повела рукой, отчего земля с почтительным шуршанием расступилась.
- Склонись перед королевой, тварь! - Велела она, обращаясь к мерзкой чешуйчатой многоножке, до колен обхватившей Уилла. Та нервно сглотнула, но не подчинилась, и тогда богиня вздёрнула бровь. Уилла окатило жаром, многоножка рассыпалась пеплом, а Морриган удовлетворенно кивнула.
- Клянись, Уилл Харпер. Клятву, что ты принесешь мне гривны, я всегда готова принять.
Уилл отвел взгляд от сгоревшей многоножки, попутно потушив занявшиеся штаны. Оказывается Морриган обращалась ни к нему.
"Страшно, блин. Ну жила без страха и умерла без страха".
- После такого величественного появления, Великая Королева, всё о чём я могу думать - это принесение клятвы, которую пообещал вам мой отец. Тем более, что величайшие мира сего обычно награждают своих слуг, а с наградой от самой Великой Королевы и гривны будут искаться быстрее. - Уилл стал на колени, опустил голову и протянул руки, как делал это во время оммажа. - Просить я смею не так много - чтобы вы даровали мне честь быть верховным жрецом.
Морриган задумчиво погладила его по голове.
- Ты пил местный эль? Много? - Ласково спросила она под громкий кашель Оливы.
- Если бы я выпил, меня бы понесло ещё сильнее, Великая Королева. Но неужто это невозможно?
"Странное ощущение, с одной стороны рядом стоит полуголая женщина, с другой, кажется что она сейчас оторвет тебе голову".
Но ничего лучше высокой должности он всё равно придумать не мог. Деньги бы закончились, силы и так никогда не работали - потому что он то сидел в тюрьме, то попадал в странный город, где не работает магия. А с должностью он бы хоть быстрее нашел Алетту, да и диверсии при желании можно было устроить намного более зрелищные.
Морриган выпрямилась и одной рукой достала из воздуха короткий нож в форме серпа. Умело чиркнула им по его запястьям. Почему-то Уиллу представилось, что с такой же ловкостью на скотобойне перерезали горло коровам. Откуда-то ему прямо в голову пришли слова. Уилл вздохнул, пока что он не нарушал ни одной клятвы и хорошо бы если бы и в будущем не нарушил.
- Я, Уилфред Харпер, названный сын де Манвиля, признаю великую богиню Морриган своей полновластной госпожой и хозяйкой судьбы моей. Вверяю себя в ее руки, пускай воля ее ведет меня. Клянусь своей и ее кровью в вечной и безграничной верности, уважении и послушании. Да не будет у меня иной госпожи, и не послужу словом и делом никому другому. Заявляю во всеуслышание: отныне и довеку служить покорно, пока госпожа не освободит меня.
Его кровь лилась прямо на песок, Морриган подставила под неё ладошки и умылась, размазав по груди. Порезы начали затягиваться, а на их месте с шипением начал проступать черный рисунок. По сравнению со всеми христианскими ритуалами, эти навевали ощущение какого-то древнего ужаса. Вместо вина была настоящая кровь, руки резали на самом деле. Всё было каким-то страшно реальным, глубоким - как будто из душной дымной ладаном церкви его вытолкнули на улицу. Где искривлялся горизонт зрения, сверху было пищащее синее небо, пахло кровью, грязью и хвоей. Уилл никогда не считал себя близким всем этим древним обычаям, но они как-то задевали что-то очень глубокое в душе, сосредотачивали на себе, как будто прибивая к месту, где он стоял и не давая забыться в мыслях. Он четко, каждое мгновение ощущал, что существует в настоящем мире, существует именно тут и сейчас.
Татуировки змеями поползли дальше по рукам и остановились только у самых плеч. Морриган подняла его с земли. На фоне красного от крови лица глаза богини казались большими, страшными и завораживающими одновременно. Она неожиданно привлекла Уилла к себе и страстно поцеловала. Поцеловала так, как его никогда, никто не целовал. После поцелуя Уилл остался стоять растерянный. Мир на секунду как будто пошел рябью, не визуально, а как-то глубже. Уилл ощутил связь с богиней, совсем слабую, как будто их связывала тонкая нить. Эта нить выходила прямо из того места в груди, которая замирала от радости и страха и уходила к Морриган. При этом он не ощутил ни одного колебания со стороны богини. Морриган была спокойна как покрытое льдом озеро.
- A 'creidsinn, - заметила Птичка, выходя из-за самой большой хижины, и бросила на землю боевую фэйку в кожаной броньке, то ли мёртвую, то ли без сознания. На самой фоморке ран видно не было, хотя одежда выглядела драной в лоскуты. - Просто не верю глазам своим, носу и прочим органам чувств, особенно жопе. А зря, потому что жопе надо верить всегда, потому что ошибается она только в одном случае: когда говорит, что хуже быть не может.
Говорила она на ходу, покачивая головой, на которой почти не осталось ленточек и цветочков. Подойдя поближе, остановилась, глянула на бросившихся к товарке Оливу и Осоку и скривилась.
- Нет, ну то, что ты, bean dia, полная дура, я поняла давно, хотя тогда ещё не могла представить этого foca caora Эда Фицалана верховным жрецом. После этого казалось, что меня уже ничто не удивит, и вот, снова жопа была права. Как чуяла. Уилл Харпер теперь главный мерлин. Полный, стало быть, главнюк. А я - илот, да ещё и опальный, и это после всех тысячелетий.
Уилл стряхнул с одежды песок. Решение попросить статус жреца уже казалось опрометчивым. Это он теперь должен был не потерпеть такого-то оскорбления в адрес Морриган и сам жутко разозлиться.
- То, что у вас чувствительная жопа, мы уже поняли. Обязательно будем иметь в виду этот немаловажный факт в будущем. Вы, я так понимаю, собрались восставать? Раз хотите, начинайте, а там посмотрим как пойдет. Мне этой деревни всё равно не жалко.
Секунду Птичка смотрела на него, потом улыбнулась и пожала плечами.
- Ладно. Фицалан с удовольствием резал девочек, а так был трус трусом. Поглядим, из чего слеплен новый верховный мерлин. Потанцуем?
В пальцах фоморки вспыхнул, появившись из ниоткуда, алый камень - и тут же распался искрами. В ответ земля дрогнула, как некогда в поместье Рольфа, но не прямо под ногами Уилла, дальше. Там, где в мареве над горизонтом внезапно возникла фата моргана: яблоневый цвет, за которым высились серые башни.
- Трижды девять полегли рядом, так что верхушки голов дошли до груди моей, и кровь струёй излилась на губы! - Морриган взмыла в воздух, раскинув руки. - Эй, сёстры мои! Эй, Бадб Ката и её воинство! Эй, Немайн и её волшебство!
Уилл скрестил руки на груди.
"Выглядит как полная жопа".
Первой в воздухе появилась слегка потрепанная ворона, которая со стоном наслаждения превратилась в Немайн. Богиня была одета в алое платье, но взглянув вниз, тут же сменила его на черный хауберк. Следом явилась Бадб. Затянутая в броню, по виду миланскую, но подогнанную точно по фигуре, как будто железо было шелковым чулком. Следом за ней прилетел маленький линяющий грач. Он сел на хижину и начал каркать.
Из серой крепости выступил неприятный на рожу тип, за ним - мерзкие на вид великаны. Некоторые одноглазые, почти все кривые, косые и уродливые. Как будто их неумело слепили из глины, а потом ещё сырыми пару раз кинули в стену. Уилл поклонился богиням. Когда он сидел по шею в песке было лучше.
Судя по всему, это было чем-то вроде испытания. Да... всё-таки стоило попросить что-то попроще. Оружие там или просто чтобы фоморка стирала ему штаны по утрам.
Уилл почесал затылок. Некоторые великаны приближались достаточно быстро, так что времени было не особо много. Михаилитки организованно скрылись за одним из домиков, остальные фэа начали строить баррикады. До фоморки было где-то тридцать шагов. Его меч лежал под столом, до него было шагов пять. Великанов Уилл бы никогда не одолел - это было однозначно. Оставалось попробовать быстро выбить фоморку. Получится - он выживет. При двух других богинях Морриган точно не даст ему просто сбежать.
Уилл прыгнул с песка на твердый грунт и использовал вибрацию от колдовства фоморки, чтобы толкнуть себя в сторону Птички. Вокруг становилось шумно, на слегка смазанном от скорости лице фоморки мелькнула улыбка и Уилл свалился на землю прямо в прыжке. Взгляд застил пар, лёгкие разорвались от боли, как будто туда насыпали железных колючек. Перед глазами всё поплыло, было слышно как фоморы прорываются в деревню. Уилл использовал силу, чтобы облегчить боль и убрать кристаллы воды из легких. Он думал, что атака обязательно должна сопровождаться игрой на флейте или хотя бы звуком. Выходило, что нет.
Высоко в небе Бадб и Немайн переглянулись, разлетелись в разные стороны и одновременно с этим на задние ряды наступающих фоморов обрушились столбы пламени, высотой до самых туч. Столбы были далеко, но лицо всё равно обдало жаром. Морриган, паря над ними, достала из воздуха золотое копье и пафосно обратилась к фоморке:
- Жизнь, которую проживаешь - не твоя, но моя! Велю тебе, неверный илот, умри!
Огромные фоморы пытались сбить богинь глыбами камня, приправляя всё это руганью.
- Слышь, рыжая, спускайся! Хоть на мужика поглядишь!
Богини переговаривались между собой.
- Откуда у нас в семье такая дура? Фи я еще могу понять, но ты?!
- Может, мама её нагуляла? Ну знаешь же, что никогда не знаешь, кто был король-олень. Может, оно вообще козёл?
В этот момент в Уилла полетела огромная глыба, он подставил левый кулак и так разлетелась на куски. От удара треснули костяшки пальцев, один из кусков больно ударил по ноге, остальные взрыли землю за спиной. Нет, это однозначно было никакое не испытание и не дуэль. Титлана крикнула фоморам, чтобы те не тратили на него камни, потому что осёл, а сама повернулась к Морриган. Богиня спустилась на землю тоже пристально смотря на фоморку.
Фоморы из задних рядов развернули что-то вроде пушек и начали стрелять по деревне и долине перед ней. Часть из них начали с криками топтать яблоневую рощу.
- Смерть угнетателям!
- Это наши земли!
В рощах вспыхнул пожар, Немайн пронзительно завизжала. Уилл оттолкнулся от земли и прыгнул в сторону пожаров. Пушки в задних рядах было лучше уничтожить огненными столбами, так что там он бы не пригодился. Он, кажется, вообще нигде бы не пригодился и точно не понимал, как всё переросло вот в это. Уилл метнул камень, метя в колени первому попавшемуся фомору, перекинул огонь с нескольких яблонь ему в лицо. Великан отшвырнул камень, а огонь просто проглотил.
"Приехали"
Уилл остановился, глядя на фомора и заживляя треснувшие кости. Гигант, помахивая дубинкой, медленно пошел к нему. Вышла полная херня, но он всё равно хотел убить несколько фоморов ещё в маноре. Кости срослись и он метнул в фомора шар земли, то разогревая, то охлаждая его. Шар взорвался, самую малость не долетев до щеки гиганта и всё равно разорвал ей в кровавые клочья. Великан остановился.
- Ты посмел сразиться со мной, мерлин? Со мной, Лоскенломмом, сыном Ломглунеха, внуком Туйри Тортбуйлеха? Я разорву тебя и сожру твои почки!
Уилл улыбнулся.
- Я потомок Трахниглаза и Мертвапупки, не уступлю тебе, о воин!
В это время среди падающих камней, завывания пожара, криков и хрипов неестественно громко тренькнула синица. Тонко, нежно, застенчиво.
Облака быстрее поползли по небу, сгущаясь в черные тучи, закрывая собой солнце. Даже через пожарище запахло дождем. Послышался крик и фоморы начали меняться. Из нелепых великанов, дурно слепленных карликов они превращались в красивых, статных людей и эльфов из детских сказок.
- Блядство, - высказался один из них, вытаскивая висящий на поясе меч и тут же упал, недоуменно хватаясь за грудь, на которой расцветал черный цветок крови.
- Teine! - Дополнил его звучный окрик из-за ближайших холмов, на который отозвались мушкеты и арбалеты за горящими домами. - Teine!
Cиницей тренькнула тетива луков, и в битву врубились солдаты в странной пятнистой одежде под доспехом. Над наступающими рядами не было не одного стяга, вместо которых над строем и фоморами кружили вороны. Отряды бежали почти бесшумно, не считая скупых команд да ликующего "Викка!"
В одно из первых рядов, тоже крича, бежал магистр Циркон со сбившимся зеленым платком на голове.
Уилл закатил глаза, и из-за этого едва успел уклониться от летящей сверху дубины. Великан содрал разорванную часть лица, проглотил её, рыгнул и ударил.
Уилл подмял под собой землю, и та отвела его из-под удара, попробовал ударить фомора кулаком в бедро, но тот уклонился и откинул его потоком воздуха к горящим яблоням. В этот момент тень от туч дошла и до них, и фомор превратился в вычурного эльфа с густыми белыми ресницами. Эльф достал меч и побежал к Уиллу.
Лицо у эльфийской формы было целым, ни царапины. Уилл махнул рукой, земля под ногами фомора прогнулась, почти поймав его в сферу. Эльф выскочил, перевернувшись в воздухе, как будто двигался на воздушной подушке. Уилл пробежался по полю боя взглядом, в поисках оружия. Бой выходил кровопролитным. Морриган и Птичка исчезли в сфере, через которую не проходил ни свет, ни звук. Где-то вдалеке в мешанине мелькнул Циркон с рассечённым лбом. Напротив него с ехидной рожей стоял темноволосый фомор. Совсем рядом пробежал брат Ясень. Внимание привлек валяющийся шагах в десяти меч.
Уилл несколько раз оттолкнулся от земли и оказался у меча. Фомор погнался за ним и кончиком меча успел поцарапать ему задницу. Уилл правой рукой схватился за рукоять меча, взмахом левой поднял из земли несколько каменных шипов. Учитывая, что фомор двигался на воздушной подушке, проще всего ему было перескочить шипы поверху. Уилл, заставляя землю расступиться, сприсяди прыгнул под шипы, туда где стоял фомор. Эльф прыгнул над ним, на ходу зацепившись за один из шипов, но легко приземлился. Как ни в чем не бывало выдернул из тела кусок камня и поправил одежду, очень недобро глядя на Уилла. Уилл поднялся на ноги, нормально перехватывая меч в руке.
"Ну и как с этим воевать?"

Фомор уверенно пошел на него, сшибая собой каменные шипы. Через секунду ускорился, метя мечом Уиллу в ноги. Сверху полетели острые ледяные сосульки. Уилл отскочил вправо, создав над головой пламя. Часть сосулек растаяло, часть больно ударило его по голове. Огонь немного подпалил волосы. Выходило, что фомор владел уже минимум двумя элементами.
Уилл сделал рывок вперед и ударил метя по левому плечу и наискось вниз, под шею. Фомор не успел блокировать, и меч, неожиданно для самого Уилла, ударил по крепкому телу. Меч сам выскользнул из падающего тела, а фомор упал на землю мёртвый. Послышался одобрительный свист.
Только сейчас, тяжело дыша, он заметил, что вокруг стояли солдаты. Бой, судя по всему закончился. Сфера, в которой Морриган сражалась с фоморкой исчезла, и из неё вышла изрядно потрепанная, но очень величественная богиня. Рядом с Морриган в землю подергиваясь впитывался кусок какой-то булькающей гадости. Немного в стороне на камне сидел Циркон, рядом с ним на земле лежал мертвый Ясень. Магистра обнимала Бадб, на ходу меняя броню на черно-зеленое платье.
Уилл, тяжело дыша, рукавом вытер пот и воду с лица. На поле вокруг деревни и между сожжёнными домами остались лежать сотни фоморов и десятки людей. Раненых стаскивали под единственное уцелевшее дерево, где их лечила Немайн. На удивление скромно одетая богиня опускалась возле раненого, шептала что-то на ухо, проводила рукой по лбу, иногда целовала, и шла к следующему.
Уилл положил меч на землю и пошел в сторону сожженной деревни, где между людьми и фоморами лежали местные фэа. С тем, что деревни ему было не жаль, он погорячился. Он, конечно, собирался отомстить местным за выстрел в спину, но всему был свой предел.
На улочках и в сожженных домиках одно на другом лежали тела. Прямо у его ног навзничь валялась одна из михаилиток, чуть дальше фэа, которые втюхивали ему выпивку. Уилл стал на колена возле воительницы, положив ей руку на лоб. Сила прошлась по мёртвому телу, увязая и не находя опоры. Девушка, однозначно, была мертва. Уилл посмотрел на мёртвое лицо, на котором засохла кровь и налип песок. Может сейчас, с благословением богини, получилось бы выхватить искорку жизни, даже если та была совсем глубоко. Он выдохнул.
"Великая Королева, эта девушка охраняла твои земли от демонов. Прояви милость, позволь ей пожить и послужить тебе ещё немного".
Молиться выходило как-то неуклюже, но по крайней мере честно.
Девушка неожиданного рванулась и схватила его рукой за горло.
"Мать моя женщина, охренеть".
Уилл отвесил михаилитке пощёчину.
- Успокойся.
- Комиссаааар. Моозг!
Кожу шеи обожгло пламя, в ответ Уилл врезал воительнице прямо в лицо. Та откинулась, отпустив шею, но продолжила дергаться. Уилл поднялся, заставляя землю всосать михаилитку по шею, но девушка неожиданно провалилась глубже и ею кто-то чавкнул. Судя по всему, её сожрала тварь наподобие той, что утащила его обратно в песок до этого. Уилл отшагнул от ямы.
"Ну, видно, не судьба. Но это что ж получается, я её сейчас воскресил? И кажется, она просто слишком долго пролежала мёртвой. А успей я раньше, могло бы и получиться".
Страшная выходила штука, чтобы с ней во так играть. Да и вообще, не хорошо было так играть с жизнями. Уилл окинул взглядом долину. Почти все трупы уже убрали, раненых заканчивала лечить Немайн и там он вряд ли бы пригодился. Очень захотелось залезть в воду, всё равно горячую или холодную. Посидеть и подумать. Но это можно было сделать и позже, потому что битва мало что меняла. Уилл пошел к магистру. Тот так и сидел на камне, рядом с богиней. Не хотелось влезать в разговор, который вела богиня, но что поделаешь. Уилл поклонился.
- Простите за беспокойство. Магистр, у вас найдется несколько минут?
- Не искал, - пожал плечами магистр. - Mo leannan, а ты искала?
Бадб безмятежно улыбнулась и расправила юбки.
- Поздравляю с заслуженным мерлинством, сэр Харпер. Ведомо ли тебе, что истинное предназначение каждого из мерлинов - сидеть в пещере посреди нигде и тысячу лет ждать просвещения, и лишь после выходить и искать древо?
Уилл ещё раз поклонился Бадб. Издёвка была такой справедливой, что даже не обидной.
- Благодарю. Эх, видимо мне ещё далеко до соответствия мерлинству. Сомневаюсь, что после тысячи лет в пещере я первым делом буду искать древо. В любом случае, до похода в пещеру, я должен найти жену и я хотел попросить магистра о помощи.
Обещаете, что после того, как найдёте жену, отправитесь в пещеру? - Оживилась Бадб. - Но если дело в этом, то я могу помочь не хуже магистра, которому всё равно сейчас запрещаю с вами разговаривать. После битвы горлу надо дать отдохнуть, а то поори приказы им вон всем, которые ворчат, что мерлин новый слишком панибратствует и с генералами, и с богинями. Но не важно. Важно то, что вам, кажется, обещали проводника, но ему уже намылили голову и другие части тела, поэтому я скажу просто: вам воон туда.
Богиня небрежно махнула рукой на горизонт, где на фоне пожаров красовались живописные руины замка.
- Хотите, открою путь?
Магистр тем временем улыбнулся и отобрал палочку у полковника Хорана, немедленно засунув её в рот.
"Не повезло Нису. Жил без страха и... в общем, без страха".
Видимо, он оскорбил обоих, обратившись к магистру иначе, чем - генерал. Ну, тут можно было не выделываться, тем более, что Бадб очень щедро предложила открыть ему путь. Уилл поклонился.
- Да, если вы будете так добры. Только позвольте мне, пожалуйста, взять вещи. - Он поднял голову. - Надеюсь генерал простит меня, я и в английском этикете не особо разбираюсь, потому что вырос в семье ткачей.

Уилл оказался возле руин замка, прямо перед разрушенными воротами. Вокруг вперемешку лежали мёртвые фоморы и феи, потрескивали горящие доски. Тут и там бессмысленно бродили выжившие феи, кто-то рыдал. Почем-то все были одеты в белое - сейчас подгоревшее, измазанное пеплом. Вокруг на землю из неоткуда попадали его вещи. Меч тут же подобрала девочка лет тринадцать, с длинными каштановыми волосами, одетая в штаны и алую рубаху. На запястьях у неё были вытатуированы браслеты, на которых бегущие волки переплетались с листьями дуба. Выходило, что она была илотом. Наверное, его временным проводником, так чтобы он не мог слезть с уплаты мешка золота и крови Алетты. Уилл потёр ноющую шею - оказывается даже от подтаявших сосулек лучше было уклоняться.
- Привет, ты кто?
- А ты? Чёрт, меч неудобный какой... ай, ладно, раз нашла, не выкидывать же.
Уилл улыбнулся.
"Наглая, как зараза".
- Это мой меч, так что можешь не мучить себя раздумьями. Зовут меня Уилфред, я мерлин. А ты, судя по всему, илот? - Замок выглядел так, как будто взорвался изнутри, а девочка была совсем не в саже, как будто пришла только что.
- А чего так не похож на мерлина? К тому же, - резонно возразила девушка, - на мече не написано, чей он. Орденское клеймо вижу, так ты и не михаилит. А если он, то показывай кольцо. Знаю я вас.
Уилл скрестил руки на груди. Это было даже весело, тем более после всей дряни, что была в тот день.
- Меч я выменял у магистра, и на твоих сапогах тоже не написано, чьи они. Ты представься сначала, а то про орден она знает, про кольцо тоже.
- Морда неровно треснет, - мило улыбнулась в ответ девушка. - Сапоги на мне, значит - мои. А меч не на тебе. И даже не в тебе. Облезешь. Чего тебе вообще тут надо, якобы мерлин?
Уилл землей стащил вещи в кучу перед собой, поднял королевский меч и привязал его на пояс. В это время налетела куча чаек и стала демонстративно гадить на кучу. Он отогнал их огнем, но птицы только взлетели повыше, а вдалеке появилось с десяток заинтересованно глядящих на него гончих. Кажется, у девчонки был дар приручать живность.
- Ладно, я здесь ищу свою жену. Давай так - я дам тебе несколько монет, а ты вернёшь мне меч. Монеты проще спрятать, их никто не отнимет, удобней носить с собой.
- Хм, - девочка задумалась, потом махнула рукой куда-то в глубину руин. - Жёны у нас вон там. Как вон в ту обвалившуюся арку пройдёшь, так налево, потом через баррикаду из феечек и направо - сразу в залу для жён и выйдешь. А монеты я, конечно, возьму, потому что...
Не договорив, она исчезла с хлопком воздуха. Из пустоты раздалось сварливое:
- Сколько раз говорила, не провоцируй всяких... мерлинов! И вообще...
Спустя ещё пару мгновений рядом с Уиллом под тающее "Подавись, жмотяра!" на землю упал михаилитский меч.
Уилл пожал плечами.
"Милая девчонка, только очень вредная".
- Спасибо за указание, может при следующей встречи чем-нибудь угощу, если меня в той стороне не сожрут.
Голос принадлежал Немайн, так что выходило, что служила она ей. Уилл поднял с земли меч и тоже прикрепил его к поясу.
"Не очень удобно с двумя мечами, если бы не королевский герб, давно бы уже где-нибудь оставил". О женах девчонка говорила так, как будто те лежали штабелями, было даже интересно посмотреть. Немного беспокоило, что всё было в руинах, но Бадб, наверно, не стала бы тратить время, перенося его к трупу.

Необычный зал, чем-то напоминающий собор, был разрушен. Куски потолка, какие-то доски и камни валялись по всему полу. В центре зала стояла огромная чаша с водой, в которой отражались звёзды, хотя был день. Рядом с чашей, сидя на плетеном коврике, что-то вышивала исхудавшая Алетта. Уилл ощутил лёгкий укол совести.
"Ну, не врала бы, нашел бы быстрее". Он подошел и сел рядом, чувствуя что сам страшно устал.
- Вижу, что кормили тут плохо. Как себя чувствуешь?
- Почему так долго? - Алетта говорила и глядела укоризненно, но голову на плечо уложила, будто разлуки не было. - И знаешь, я теперь ненавижу яблоки.
- Потому что след твоей крови вывел меня в коровник. Ну да ладно. - Уилл подтащил сумку и достал подаренный михаилитом-вампиром свёрток. При возможности нужно было как-нибудь отблагодарить парня, потому что свёрток оказался в десять раз дороже, чем можно было подумать. Он развернул ткань на земле, протянул Алетте флягу с вином. - Сделай пару глотков, полегчает.
- Не хочу. Пойдём домой уже? Ужасно хочу увидеть папу, помыться и тебя.
Она вздохнула, откладывая вышивку в сторону.
Уилл с лёгким подозрением посмотрел на Алетту. В то, что после плена, голода и чёрт ещё знает чего, она хотела домой к отцу, а не ко двору, он ещё мог поверить. Но чтобы Алетта так открыто говорила, что хочет его... Уилл осмотрелся. Больше никого вокруг не было, ниоткуда не доносилось шума битвы или чего-то похожего. Он, конечно, должен был ослепнуть, но проверить стоило.
Душа Алетты была какой-то слишком маленькой и выглядела как алый пеликан. Это было странно. Пеликан вроде как был символом самоотверженности, заботы о детях и вот всей этой фигни. Непонятно, при чём тут была Алетта, и что ему было делать теперь. Уилл устало вздохнул, поднимаясь и протягивая Алетте руку.
- Придется нам ещё немного здесь побыть. Ты в курсе, что это за чаша?
- Это чаша, глядя в которую, я вижу нас счастливыми. Я хочу пятерых детей - троих мальчишек и двух девчонок. И, пожалуй, тебя надо откормить. Ты отощал, любимый.
Уилл улыбнулся, больше сам себе. Нет, с этой Алеттой точно было что-то не так. Он с интересом заглянул в чашу. Если там отражалось то, чего он хотел - то ему саму было интересно посмотреть.
В купели отразилась женщина, очень похожая на Алетту. В королевских регалиях, в компании короля. Сначала она трахалась с его величеством, потом пыталась заставить обратить внимание на получившегося ребенка. Да... если это были его желания, то сегодня он узнал о себе много нового. Пока что выходило, что та Алетта, которая стояла рядом с ним и та, которая отражалась в купели, были разными вариациями его жены. Может быть, крайними проявлениями разных желаний.
Уилл вздохнул, сделал шаг назад, а потом вперёд и снова посмотрел в купель. Он уже устал от страшно глубокой личности жены, которую он плохо знал и понимал и поэтому не мог найти. Пока что от неё было больше проблем, чем пользы. Выходило что теперь он должен был увидеть ещё какую-нибудь вариацию желаний Алетты.
На этот раз вода почему-то показала Фицалана. Героического, в броне, скачущего на коне, потом пирующего и дружески спорящего с королём. Уилл потёр глаза. Непонятно при чём тут вообще был Дик. Может значение имели его эмоции. Тогда он очень хочет увидеть где была настоящая Алетта или остальные куски её личности. Потому что ему уже осточертело таскаться по Туата. Уилл ещё раз взглянул в чашу и на этот раз она показала войну эльфов с какими-то тварями. Уилл вздохнул. От чаши особого толку не было, а даже если бы она показала ему нужную картинку он бы всё равно не смог ей довериться.
Он взял Алетту за руку и повёл её по остаткам коридора. Нужно было найти остальные части, ну или то, что могло привести её в себя. Было, конечно, небольшое желание оставить Алетту такой - нормальной женой у которой не свербило в заднице. Но права менять чью-то личность вот так он всё-таки не имел.
Коридор вывел в сад, где огромные цветы были высотой с него, а бутоны были не меньше человеческой головы. В отдалении в таком же наряде, как первая, на каменной скамейке сидели ещё три Алетты. Уилл потёр глаза. Это уже было чересчур.
- Если здесь есть ещё какие-то Алетты, лучше явитесь сюда по-хорошему, потому что я задрался!
Из кустов васильков застенчиво вышла ещё одна Алетта. Итого это было уже пять. Ну... какое-то время он мог не переживать, что Рольф оторвёт ему голову за пропавшую дочь - было целых четыре попытки.
- Ты пока постой спокойно. - Уилл потянул за руку одну из сидевших на скамейке Алетт - ту, которая сидел справа. Неожиданно та превратилась в две Алетты. То же самое случилось, когда он поднял ту, которая сидела слева. В итоге Алетт выходило уже семь. Можно было только надеяться, что на этом сакральном числе карнавал закончиться.
Может, стоило воспользоваться возможностью, вряд ли в жизни ему ещё раз мог выпасть шанс поиметь семь женщин за раз и при этом не изменить жене.
"Будем считать, что я трахаю такую многогранную личность, что она стоит десяти, а может и пятнадцати". Уилл устало почесал затылок.
- Возьмитесь что ли за руки.
Взявшись за руки, Алетты неожиданно начали крутиться, быстрее и быстрее. До той степени, что вообще нельзя было понять, что кружит перед ним. Ещё через пару ударов сердца прогремела вспышка и на землю без чувств упала одна единственная Алетта.
Уилл подбежал и стал рядом на колени. Сейчас всё выглядело так, что было уже не до шуток - нужно было подложить что-нибудь её под голову. Как только он положил руку Алетте на лоб, сзади в арке открылся портал. Из-за тёмной пелены пахло английскими травами. Послышался голос Харзы.
- Поторопись, camarade комиссар. - Уилл на мгновение заколебался. Портал мог быть ловушкой, но видимо выхода не было. Он поднял Алетту на руки, и боком прошел через портал. И там, действительно оказался Харза.