Родовой перстень, так кстати отобранный у Дика еще в Портенкроссе, теплел на пальце. Со скучающим видом восседала Эмма в кресле холодного, неуютного зала Арундела. Здесь, на поцарапанных шпорами каменных плитах пола не было даже соломы, и ноги в изящных сапожках мерзли, будто их держали в сугробе.
Эд - тихо хныкал, баюкая руки. Служанка и сенешаль замка - причитали.
Начальник стражи краснел.
Сначала он не хотел впускать их, с недоумением глядел на своего лорда, жмущегося поближе к Раймону. Потом, разглядев перстни и бумаги, заверенные поочередно магистрами, Ричардом Фицаланом и констеблем Клайвеллом - открыл ворота, кланяясь так, чтобы не обидеть, но и без подобострастия.
А сейчас - наливался багрянцем стыда и злости.
Это было почти забавно - наблюдать глазами то, что раньше читала в душах: суетливое сострадание стряпухи, омывающей слезами светлую макушку Эда, хмурое недоверие стражников, испуг юной служанки, почти наверняка согревавшей постель лорда. Впрочем, эта боялась недолго. Ровно до того момента, как Раймон начал распекать командира здешнего гарнизона.
- Как можно было отпустить милорда в лес, кишащий тварями?
Вопрос был риторическим и ответа не требовал, но главный стражник открыл рот, чтобы его тут же захлопнуть, а девица томно вздохнула.
- Не хочет компании? Не любит? Послали бы кого тайно, всё безопаснее!
Стражники потупились, девица захлопала ресницами так, что Эмма поневоле забеспокоилась, что Раймона продует, а стряпуха горестно закивала.
- Ушёл, не спросясь? А ты начальник стражи или судомойка, что не знаешь, кто уходит, а кто приходит? Да и то судомойки обычно всё знают.
Сержант хмуро зыркнул, девица подпустила огня во взор, стряпуха всхлипнула вместе с Эдом, и Эмма закатила глаза. Не выходило у них без представлений в духе Рикардо Тулузского, а сейчас и вовсе получалась комедия, достойная того, чтоб ее записали на бумагу.
В самом деле, все эти древнегреческие театры удавились бы за право поставить вот это на своих подмостках. История про обезумевшего царя, его родственников и забытого в башне пленника. За которым еще предстояло идти.
- И зубцы на восточной стене ближе к северу крошатся, - подтвердил её мысли Раймон. - А в галерее - снизу видно - паутина в углах. И это что - стража древнего Арундела?! Почему вон у того пятно на тунике, а у этого бляха на поясе нечищена от грехопадения Евы?!
Ровесник Адама уставился на свой пояс с удивлением, явно только сейчас заметив его наличие. И тут же принялся натирать собственной перчаткой, поспешно и угодливо, поглядывая на Раймона с уважением, а на Эмму - с подобострастием. Это забавляло тоже, хотя бумаги на столе Эда казались интереснее.
"Кости девчонки. Под капеллой. А на груди - крест из граната. Из тех, что кентские короли жаловали своим вассалам. Думаю, знакомицей Этельреда была, не иначе. Альфредово семя."
Писать Эд не умел, это стало ясно еще по первым строчкам. Зато на сокровища у него был нюх, и Эмма дерзновенно надеялась, что крест он не пропил. Как сделал это с бесценными старинными гобеленами, которые должны были прикрывать неприглядность грубых серых стен обеденного зала, на которых теперь висели изрубленные щиты да кабаньи головы.
Право, иной хозяин устроил бы себе кабинет, да вот хотя бы в библиотеке, как в Портенкроссе, чтобы не есть там, где нужно работать.
- Надо еще казну пересчитать, милорд муж, - рассеянно сообщила Эмма, откладывая листок. - У братца было много древних вещиц, которые он не хотел бы потерять.
Сенешаль вздрогнул, негодующе уставившись на неё, пожевал пухлыми губами и слегка побледнел, утверждая во мнении, что вся челядь - воры.
- Разумеется, миледи жена, - Раймон нахмурился на него и хмыкнул. - Причём как можно скорее. Но скучные бумаги я оставлю вам, а сам в это время... Шурин явно не проявлял должной строгости, и мне, как михаилиту, рыцарю воинского ордена очень хочется продемонстрировать местной, с позволения сказать, страже, что такое инспекция. А как рукоположенному священнику - очень хочется назначить подходящую епитимью за прегрешения, творящиеся здесь во множестве.
"Генеральский сынок".
Без уставшего, а потому крепким сном спящего дара, мысль Раймону вряд ли передалась. Зато, без сомнения, он её понял по лукавой улыбке, скрыть которую не получилось. Эмма коротко кивнула, принимаясь командовать слугами, как и полагалось генеральской невестке.
Кухню - вымыть. Котлы грязные и жирные.
Полы - вымести, вымыть водой, собак - выгнать на псарню. Это Арундел, а не особняк какого-нибудь Дакра!
Прачку уволить. Потому что так стирать - нельзя. А стирать сегодня будет сенешаль, ибо недоглядел!
К ужину уставшая челядь падала с ног, служанка, поглядывавшая на Раймона, напялила короткую юбку, открывавшую тонкие ножки, а начальник стражи препочел каяться в чистенькой часовне, чем взбираться по стенам, на которых Раймон неизменно находил осыпи, сколы и неправильно поставленных часовых. А потому ужинать пришлось в тишине, одиночестве и покое.

В этот вечер Господь послал на стол Арундела бутылку красного, сыр, рыбный пирог, похлебку с мясом, перепелок с пшеном и отвар из сушеных яблок. И слуги мстительно поставили всё это на разных концах огромного стола, как и полагалось по этикету. Уставшая за день Эмма, которой уже не хотелось быть хозяйкой собственного поместья, только вздохнула, сгребая еду и бумаги поближе к Раймону.
- Эд что-то знал, - без предисловий сообщила она. Раймон все равно поймёт, а подслушивающим за дверями слугам ясность ни к чему. - В его записках часто встречаются и Альфред, и его чада, и даже странное про дитя светоча и зеркала. "Мой свет прогонит тьму, мой блеск разрежет путь, мой сын овладеет миром". Впрочем, подбор слов не самый удачный. Он не умеет писать, и все письма к важным людям перечеркнуты, смяты. А еще, кажется, мы спасли Дика. Эд вел переписку с юристом, в которой выяснял, как стать старшим в роду.
- Как спасли, так и прибить могли, - цинично ответил Раймон, разливая вино и поднимая кубок. - Как думаешь, какой шанс, что вчера он ехал куда-то на лошади? Или гулял по мосту? Так что, будем считать, равновесие достигнуто и баланс соблюдён. Хотя на всякий случай, конечно, будем заодно считать, что он нам должен. Но как хорошо, однако, все осведомлены о прошлом... кроме нас.
- А кто же будет посвящать самую младшую, да еще и девочку, в тайны прошлого? Впрочем, я теперь не могу не думать, как Эд собирался получать дитя светоча и зеркала. Или он хотел стать старшим, потому что был уверен, будто дар передаётся именно так?
Поморщившись от собственного косноязычия, Эмма пригубила терпкое, чёрное вино, отодвигая от себя залитые жиром, воском и виски бумаги. Наверное, Дик не прочь был бы обзавестись ребенком от сестры. Или просто - сестрой в постели, иначе почему эта Хизер была так похожа на неё саму? Но Ричард Фицалан, зависимый от Раймона и понимающий, что не получит ни гармонии, ни света без согласия Эммы де Три, вряд ли сознается в этом. Или рискнёт.
- Амальгама, кажется, обойдётся без такого... продолжения рода. У него вон мисс Освестри есть, авось хватит. А вот Альфред и его дети... - Раймон, хмурясь, опёрся локтем на поручень, став удивительно похож на норманнского римлянина. - Знаешь, что мне кажется? Что ты выбрала мужа-идиота. Скажи, как можно было забыть о Кранмере, даже не забывая? Вспоминается тут, вспоминается там, но всё не то, неважное. Сначала - работодатель, затем, как отвлеклись на богинь и Альфреда - помеха и потенциальная угроза, но слишком долго я не думал: а почему? Слишком много всего этого вокруг для простого интереса чудака-архиепископа к старине. Слишком совпадение.
Пожав плечами и подумав, что мужа она не выбирала, Эмма живо представила очередь из женихов, выстроившихся за монастырскими воротами и глядящих с надеждой. И себя, прохаживающуюся вдоль строя, чтобы придирчиво рассмотреть каждого.
- Кранмер, на мой вкус, слишком незаметен для политика и личного исповедника короля. Тень. Наподобие нашего Шафрана, только Мирддин убивает своими руками, а архиепископ...
Убивал ли Кранмер? Эмма вздохнула, понимая, что женщина не должна рассуждать о таком. Но беседовать о вышивках и клянчить очередные побрякушки она не умела.
- Тень... обычный стряпчий и писарь, так? Никто, серая пешка, которую даже не замечают. А потом - раз, и внезапно знает, как помочь королю. Ещё - раз, и архиепископ. Архиепископ, помогающий страждущим... - Раймон нахмурился сильнее. - Интересно, многим ли помог? Не считая меня.
- Мы знаем о Двойке, бросившем поиски. Наверняка, есть кто-то еще. Впрочем, - Эмма вздохнула, подкладывая ему кусок пирога, - ты спросил - почему? Мне хочется добавить еще и - зачем? Зачем обласканному королем сановнику, который достаточно умён и осторожен, чтобы продержаться на вершине, искать венец?
В голове было удивительно пусто. Хозяйство - хоть и не своё - выматывало, и оставалось лишь радоваться, что к нему не прилагаются дети.
Раймон хмыкнул. Вопреки обычаю, он так и не принялся за остывающее мясо, только постукивал по столу рукоятью кинжала.
- Это потому, что в него вселился дух короля Альфреда и ищет свою последнюю реликвию, - еле успев договорить, он со скупой улыбкой покачал головой. - Но нет. Нашего славного древнего короля, наверное, не устроила бы роль проводника новой веры. Новой религии...
- Новая вера, старая вера, новая старая вера - всё это напоминает переодевание рукавов кокетливой, но очень бедной барышней. Платье-то одно всего. Разве что у Кранмера свой ренессанс.
Тревожную улыбку она скрыла за кубком. Встречу двух течений возрождения Эмма представляла плохо, но зато понимала, что последствия будут ужасными.
Судя по тому, как скривился Раймон, ему идея тоже нравилась не слишком.
- Ренессанс, реформация... две стороны одной монеты - или три? Четыре? Ад этот ещё с его предложениями. Ловить беглые души, значит... а зачем бы им предлагать это именно мне? Учитывая, что преисподняя и ренессанс заключили союз против... - он заговорил медленнее, прищурившись, покусывая губу. - Против общего врага, но дьявол всегда лжёт и играет за себя против всех, так? Значит, убрать моими руками... кого-то, а если этот кто-то так высоко, что заодно и слон с доски уйдёт? И преисподней мог быть интересен сбежавший Альфред, но ой сомневаюсь я, что он в аду. И ренессансу, кажется, он не сильно нужен тоже. Неудобен. Значит, скорее всего не он. Значит, этот кусочек мозаики укладывается в общую картину. Не четвёртая сторона - третья. И если так...
- Ренессанс заключил пакт с преисподней ровно потому, что ад держит за uighean. Я не знаю, что это такое, но догадываюсь, - наверное, улыбка чуть потеплела. Эмма видела своё отражение лишь в дурно начищенном медном кувшине и оно было странным, а потому и улыбалась там криво. - Но именно ты, потому что даже аду очевидна привязанность... слона. Если у них получилось бы ударить сразу по нескольким... Тебе не показалось, что знакомый нам князь слишком легко соглашался на всё?
- Слишком, - согласился Раймон. - Чёрт, они тут даже фруктов и ягод к столу не вынесли... что за замок! Но князь, думается мне, уже исчерпал запас любезностей - и, думаю, уже нашёл другого осла, чтобы тот носил орехи в огонь. Если по той же методике - то в идеале того, кто связан с ренессансом как-то иначе. Стоило бы уточнить. Но, знаешь, у меня появляются от таких разговоров странные желания. Например, про северные земли, куда одновременно очень не хочется и как-то... нужно, что ли. Поглядеть, познакомиться... Что причастность к религии с людьми делает.
- У них тут нет ни фруктов, ни ягод. Да и мяса мало. Будь это нашим замком, я бы уже выгнала всех бездельников на поля и на охоту. Не знаю, чем они кормят гостя и как он еще держится. Потому, на Севере, наверное, будет даже лучше.
На Севере. В терновой обители, среди деревьев, увитых плющом. Поэты излишне романтизировали вольницу на границах королевства, где среди упрямых католиков, шотландских разбойников и валлийских стрелков порой заваривалась такая густая каша, что и королевские войска не могли ее расхлебать. Отличное место для михаилита и его жены, в нужный момент превращающейся в пажа.
Эмма нежно коснулась руки Раймона, настойчиво двигая к нему перепелок. Значит, на север.

Вечер, что почти ночь в замке, который не был безумен.

"Bis mortui".
Никогда не любил Раймон замки. Ни тесные, низкие замки старых времён, ни новые - стремящиеся вверх и всё равно тяжёлые, уходящие каменными корнями глубоко в землю. Не растущие из неё, а вгрызающиеся сверху. Искусственные перевёрнутые скалы. Клетки, защищающие от мира, не дающие миру проникнуть внутрь. Наверное, тюрьма - это тоже маленький замок? Всего-то отличия, насильно ты туда сел или добровольно. Но Арундел...
Раймон поёжился. От этого замка он ожидал безумия вроде как у Херли, ждал смен настроения, жестокого смеха, смены личин, но Арундел оказался... мёртвым. Дважды. Сначала - просто как замок, а потом - словно ушёл в себя так глубоко, что и не вернуться. Почти как хозяин.
От этого пустые пыльные коридоры казались куда более зловещими, чем им полагалось - особенно с точки зрения михаилита. Даже если учитывать, что где-то тут наверняка крылись ловушки, обитали призраки из тех, кого не смог прогнать даже Эд Фицалан, жили твари, которых, опять же, не смог выжить из Арундела даже Эд Фицалан. Что где-то во внутреннем дворике некая Птичка увлечённо распутывала клубки вместе с Ясенем - и Раймон сильно подозревал, что сплетающиеся порой пальцы ускорить дело не помогали. Чёрт, а когда Ясень спокойно рассказал, что собирается сделать, он чуть не посчитал его сумасшедшим - но только почти. В конце концов, почему нет? Уж кто-кто, а Ясень из холма выберется, стоит ему захотеть. Вопрос только в том, когда он этого захочет. И сколько раз придётся стукнуть по голове некоего магистра, чтобы он не поломился следом.
Позади раздался шорох, но Раймон не оглянулся - присутствие Эммы за плечом он чувствовал и так, и точно знал, что именно шуршит. Что могло спрятать стройные ноги в штанах лучше портьеры, спросила она. Что вызовет меньше подозрений, если бросить на полу у стены, поинтересовалась она - и содрала со стены... это. Раймон готов был поклясться, что проклятая ворсистая штора жуткого кровавого оттенка довольно шевелилась, когда её оборачивали вокруг талии и драпировали плечи. Уж больно оно напоминало шкуру.
- Обычная занавеска, - ласково, едва слышно, ворчала Эмма, - теплая. Я даже подумываю сшить из такой платье, когда поедем на север. Может, даже новую северную моду создам. Практичную и красивую. Проклятье, жарко-то как!..
- Если сначала холодно, а потом жарко, значит, в среднем Арундел - хорошей замковой температуры...
Двор в таких платьях рисовался так, что думать об этом не хотелось, и мысли упорно сворачивали обратно к поместьям, крепостям и прочему, что мешало людям жить. Не замок, точно. Поместье, открытое лесу и воздуху, с большими окнами... холодно? Так ещё римляне умели строить так, что полы оставались тёплыми. Несколько веков прошло, и варвары радостно мёрзнут от английской сырости.
"Интересно, что будут с тоской вспоминать следующие поколения? Камины и ванны, каких больше нет - разучились и не до того? Показывать одетым в шкуры детям гравюры, где странные люди сидят зачем-то в огромных корытах?"
Да и какие поместья, открытые миру? Большие окна - чтобы анку залезать было удобнее? Без толстых высоких стен, чтобы любой бродяга по саду шатался? Для культистов и бандитов, которые, кажется, населяют каждый лес и каждую деревню? Снеси в Портенкроссе стены - и проживёт он до первого набега добрых соседей, с которыми тыщу лет назад не поделил дочку пастуха, набравшего потом ватагу и ставшего гордым лордом перевала с непроизносимым ругательным названием. И всё же - хотелось. Не каменную стрельчатую готику, пришедшую из-за пролива, а что-то по-настоящему просторное, воздушное, светлое. Не уходящее в небо, а часть мира.
Тихие - мёртвые - коридоры успокаивали одинаковыми пустыми альковами, с которых, кажется, Эд тоже пропил занавеси. Заманивали. Отвлекали странными мыслями - и, наверное, именно поэтому Раймон сообразил, что слышит не только шаги и шорох, но и вкусные влажные причмокивания, когда уже поворачивал за угол.
Стражник с мужественно обнажённой и невероятно волосатой грудью вытаращился на портьеру, как мавка на проклятую ленту. Горничная, ойкнув, громко хих-икнула и протёрла глаза кулачком, потом ещё раз. От парочки, не удосужившейся даже спрятаться в алькове, так могуче тянуло духом поганого бренди, что это могло свалить и быка. К несчастью, морочники были крепче - Раймон лишь покачнулся и возвёл очи серому закопчёному небу в облачках паутины.
- Ну вот же ветреная какая. С утра глазки строила, а теперь вот, уже стражника себе нашла. Никакого воспитания у девиц в наше время. А ведь когда-то, магистры рассказывали, хлопанье глазками означало верность хотя бы до следующей танцульки.
- У тебя было очень, очень необычное образование, - заключила Эмма, с блаженным стоном разворачиваясь из шторы. Страж наблюдал за этим с напряженным интересом человека, впервые увидевшего, как раздевается леди, служанка - изумленно приоткрыв рот. - Неудивительно, что из монастыря уволок самую странную послушницу. Как думаешь, а ему в этом... руне не жарко?
Раймон кивнул.
- Так потому котту и снял, наверное, и в самый холодный коридор ушёл, под самой белой башней. Зато плюс - штору не унесёт. Правда, горничная может заблудиться в зарослях и потеряться, но, думаю, замок это переживёт. Ты посмотри на эту юбку - становится короче с каждой минутой, да ещё и в лоскуты распадается, кажется. Эдак на пряхах разоришься.
- А, это... ы? - Стражник ткнул кривым пальцем в штору, и Раймон со вздохом покачал головой.
- А это ы - не трогать. Я до сих пор считаю, что этот ворс вот-вот начнёт выделять пищеварительный сок. К слову, если подумать... - он критически оглядел стражника и кивнул горничной, так и забывшей закрыть рот. - На твоём месте я бы был осторожее. Уж очень они с этой чёртовой тканью похожи, как михаилит говорю. Разве только масть не та.
- У неё всего лишь тоже есть ноги, - в голосе Эммы слышалось спокойное, практичное возмущение, - у служанки разумеется. Не у шторы. И потом, разве не видишь, что у ткани и стражника разное качество шерсти и текстуры? Это как у гобеленов, понимаешь? Рисунок тот же, но один выполнен тройным романским, а другой - плоским шотландским, и от того свойства у них разные. Солдат разве что на чулки годен.
Челядь переглянулась, девица грустно потрогала грудь своего неслучившегося любовника, и громко расхохоталась.
- Демоны! - Стражник оттолкнул девицу и дико огляделся налитыми кровью и бренди глазами. - Не дамся! Заманили! Замуровали!
Раймон поспешно оттолкнул валявшуюся у стены алебарду в полумрак. Служанка без движения скорчилась на полу. Из разбитой головы тонкой струйкой текла кровь.
- Кажется, штора таки пригодится... и цвет подходящий. А ты, чадо, - он перекрестил стражника, и тот замер, глядя на него в упор, - помни, что бесы изгоняются молитвой, постом и покаянием искренним. Пятьдесят Богородица, дева, радуйся, и не менее тридцати Отче наш - пока будешь смиренно перевязывать и кутать этого беса. С христианским милосердием.
Эмма со вздохом отступила от лужицы, успевшей натечь на грязный пол, и с любопытством уставилась на один из альковов.
- А это кто?
Знакомый тон - такой же, как тогда, на вопросе, будет ли анку дожирать разбойника. Раймон оглянулся и немедленно полез в кошель за ягодами рябины. Приманка - приманкой, но зачем лишний раз кормить тварей? Пусть сидит за кругом и истекает слюной, ей полезно.
- А это - сосед. Внебрачное дитя скоге и не самых приятных духов. Видишь, какие зубы? Ими, стало быть, жрёт, а рога в четыре резких изгиба - retranslatore, то, что принимает и передаёт эмоции. Отрубить или обломать - ослепнет и либо замрёт, либо впадёт в бешенство... как-нибудь покажу, очень занятно выглядит. Сейчас, наверное, его приманили сначала страсть, а теперь - страдание. Последнее почему-то вкуснее...
Под заплетающиеся молитвы, он сыпанул ягодами поперек коридора, подумал, добавил ещё, а то "Отче наш" звучал так, что должен был скорее не отгонять фэа, а приманивать демонов. Но с рябиной - должно было хватить. Наверное.
- Когда-нибудь я прочитаю эти ваши бестиарии, чтоб понять, где ты серьезен, а где - дурачишься, - снова вздохнула Эмма, отворачиваясь от твари.
- А есть разница? - Удивился Раймон, завязывая кошель. - Как ни читай, а бестиарии всё равно сводятся к тому, что рога им всем надо пообламывать. А потом написать следующий бестиарий - о последствиях.
До подходящей бойницы, откуда можно было попробовать закинуть крюк, оставалось примерно тридцать шагов.
На вкус Раймона этого было как-то слишком мало. Уж очень не хотелось касаться этих странных белых камней, и слишком жёг запястье камень в серебре, отданный хмурой, кусающей губы Бадб Ката, Вороной битв.

Девушка, почти девочка, стояла на краю стены, грустно глядя на башню. Эмма сочла бы её живой, но разбитый затылок, сквозь вмятые кости которого белел мозг и серая тоска, пробуждавшая даже уставший дар, убеждали в обратном. Призрак, привидение, неупокоенная душа - или как еще их называли михаилиты? - не обернулась даже заслышав шаги.
- Ты пришел меня упокоить?
Эмму она не замечала. Зато едва уловимо пахла лавандой надежды, что наконец-то её путь закончится.
Раймон покачал головой, разматывая веревку.
- Ради вот этой самой башни. И сейчас - времени у нас нет, прости. После - другое дело, - он мрачно улыбнулся. - В конце концов, можно сказать, что владелец замка уже заплатил. Но ты уверена, дитя, что хочешь дальше, что там - будет лучше? Пусть ты привязана к замку, но жизнь здесь определённо поменяется. В ту сторону, иную - пока непонятно, но прежним Арундел не останется точно.
- Я не дитя. Я - леди Фицалан, и я носила ребенка, - девушка развернулась немыслимым для человека движением, повернув сначала голову, а потом тело, и очутилась рядом. Под призрачным шелком платья круглел маленький, аккуратный живот. - Я ненавижу Арундел, ненавижу Фицаланов, ненавижу такое существование. Хоть ад, хоть рай, да хоть небытие, но не ветер на грани миров!
Эмма пожала плечами, подавая Раймону острую кошку. Если эта леди, выходя замуж за Эда, надеялась обрести в нем нежного и трепетного супруга, то ей лучше было родиться в другом месте, и, возможно, в другое время. Впрочем, всё это вряд ли повлияло бы на характер братца. Бесчеловечная тварь останется таковой в любую эпоху.
- Эк высперенно говорит-то. Небось, всё эти ветра - когда на грани, они самые мерзкие. Ладно, хоть, де Три ей досадить не успели, и то хлеб, - Раймон задумался, качая кошку в руке, покосился на Эмму и принялся неторопливо завязывать на верёвке узлы. - А то белизна эта, цепи, стоны... Но понимаю - и Эд, и Арундел, а тут ещё и башню отобрали, а вместо неё это непотребство. Хорошо, не-дитя, которое ненавидит заодно само себя, допустим, ты хочешь в посмертие, хотя есть у меня дурное предчувствие, что и ад с раем скоро поменяются тоже. Твоё право. Если вернусь, да ещё и собой - отправлю, не хуже иного магистра.
- За выспренность придётся доплатить.
Через каких-то несколько месяцев обязано было явиться лето, а с ним - и новая смена одежды. А Эд почти наверняка понаделал кучу тайников. Эмма взглянула на арунделоненавистницу, размышляя, знает ли мертвая невестка, где её не особо живой муж хранил золото. Или бумаги.
- Когда упокаивать станете, тогда и доплачу, - ехидно сообщило привидение.
- И вот никто заранее не платит, - сокрушённо заметил Раймон, проверяя верёвку и примериваясь к белой стене, уходившей в небо. - Ну правильно, помрёт михаилит, а тварь, глядишь, подавится и тоже сдохнет, сплошной прибыток. Или вот вместе с чужой душой туда, в посмертие. Вот время. А ведь когда-то, магистры рассказывали...
- Казна платила, - закончила его стенания Эмма, выслушавшая про жадных нанимателей и не менее гадкого короля немало, в разных вариантах и от разных михаилитов.
Призрачная девушка тоскливо проводила их взглядом, но интерес к ней Эмма уже потеряла. В жизни послушницы монастыря случается всякое. Порой приходится перелезать через монастырскую стену, чтобы сбегать на свидание. В случае Эммы - в Бермондси, в лавку аптекаря. Против восхождения на башню это оказалось настолько простым занятием, что почти у самой крыши Эмма на мгновение малодушно пожалела о своём бегстве. Но только - на миг, довольная усмешка Раймона, втянувшего на гладкое, без венца, навершие, с лихвой искупила и боль в руках, и вновь напомнившую о себе боязнь высоты. Оставалось малое.
Эмма подняла голову, улыбаясь в ответ, и тяжело вздохнула. На неё глядела Морриган.

5 апреля 1535 г. Где-то в лесу.

Сучья тихо потрескивали в костре - правильном, бездымном, тонко пахнущем горячей землёй и глиной, вкоторой запекались перепелки. Птички только недавно прилетели на остров, начали токовать, но истосковавшийся по охоте Бойд оборвал их любовную песнь тонкой стрелой. И теперь они пели в костре, щелкая и шкворча.
Им вторил ветер. Этот вообще трепал макушки сосен и кленов, роняя к костру ветки и хвою, поддавал по задницам сойкам, пофыркивал в углях костра.
- Хорошо, - задумчиво вздохнул Роб, принимаясь ворошить веточкой угли, - думал, не увижу больше леса.
Раймон тихо хмыкнул, открывая сумку. По поляне пополз вкусный сдобный запах.
- Век бы леса не видать. Сплошные... ёлки. А тут ещё на меня обозлился аж целый клан глейстиг. Наверное, в самом деле пора заканчивать с шуточками на пустом месте. Представляешь, косу к дубу прибил, а отрезать забыл.
- Косу жалко. Красивая. Перетопчутся, всем кланом.
Перепелки свистнули снова, выкатились за прутиком на траву, и Бойд, обжигаясь, перебросил глиняный ком через костёр.
- Но снова-таки хорошо. Теперь она отстанет. И появится время. Знаешь, в таких случаях говорят "dhiùlt an clann i". Клан отринул его. Или её. Я, конечно, не глава клана, но обойдусь без такой родни. Думаю, даже нашел бы местечко в фамильной усыпальнице для нее - потемнее и поглубже. Вот только...
- Только? - Спросил Раймон, доставая хлеб - свежий, деревенский. Не из Арундела. - А косу всё равно отрежем, конечно. Для себя.
Роб тоскливо вздохнул, прежде чем ударом развалить свой ком. Бесстыдно нагая перепелка истекала соком и паром.
- Мне нужно время. Неистовая, конечно, не воплощение мечты, но смерти её я не хочу. Стерпелось-слюбилось, знаешь ли. Погано, что я не понимаю, сколько потребуется на втемяшивание в рыжую башку, что они - не единое целое, что на первые полтысячи лет хватит поклонения полка, и что с истаиванием нужно подождать. Но я не знаю, готов ли ты дать это время мне.
- Я?! - Раймон повёл рукой над глиной и небрежно стряхнул тепло в воздух. Поднял шарик и подкинул на руке. - Обычный михаилит, которому знающий человек приносит омелу и подсказывает про копья? Нас не учили убивать богов, да и не справились с этим ни легионы, ни святые. И копья с омелой, и саркофаг не помогут так, как хотелось бы. Впрочем, речь не о том. Скажи, как вышло, что ты попался - вот так? Ты, Роб Бойд, который не смог научить не лезть напролом разве что меня?
- Ты. Отнимать чужую добычу - нехорошо, - в голосе Роба прорезались менторские нотки, скрывшие волнение, - а я... я заигрался. И сидеть на цепи должен был у Армстронга. Это даже странно, когда недруг спасает от погони. Но в защиту скажу, что такой поворот просчитать невозможно. Бабы...
Последнее прозвучало презрительно, разве что плевком в костер не сопровождалось.
- Меня тоже не учили убивать богов, Раймон. Я могу опираться только на орденскую выучку. Методика там, ухватка тут, наблюдения здесь. Я много думал об этом, много читал. У каждого народа есть своя мать, мать всего сущего. Или отец, создавший все, в том числе и богов. "Сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему» , так? Что, если они такие же, как и мы? Могущественные, но в своем могуществе уязвимые? Что заставляет их вершить судьбы руками смертных, если можно просто щелкнуть пальцами и нужное падет к ногам, как спелый, вызревший плод? Порой мне кажется, что они - пауки, плетущие тенета в паутинах мирозданья, чтобы присосаться к нашей вере и нашей силе. Ungoliantum drow. Значит, мы сильнее их. А если так, то черноволосая, тупая, закоснелая в своей древности паучиха - законная добыча михаилита. И у меня есть банка, в которой её можно будет препарировать.
Голову они повернули одновременно, хотя тварь двигалась бесшумно. Из-под еловой лапы выглянуло мёртвое лицо - равнодушное, безглазое. За сгнившими губами сверкали клыки. Раймон пожал плечами, отворачиваясь. Ударил глиняным шаром по камню и принялся методично снимать острые осколки.
- Заигрался - это о прошлом. А сейчас - нет? Я помню твои слова о том, что за гранью, помню предложение, но иную приманку ведь и не положат. Стерпелось - слюбили? К слову, ещё одна чужая добыча истаяла в банке из циркона. Хорошая шутка. Может, и не стоит их бросать? И я ещё не рассказывал про балаган!..
- Слюбилось. Я редко оговариваюсь, как ты знаешь. Тем и дорого, что выбор этот - мой, личный, свободный для разнообразия. Дети отсчитывают ход нашего времени, сын мой, пролистывают жизнь годами. Это время, до отказа наполненное смыслом. Но вот дети вырастают - и что остается? Старость, одиночество, готовность уйти. Надежда, что однажды они придут, чтобы стряхнуть пыль с надгробия. Но внезапно возвращаются молодость, силы, и хочется жить, - Бойд задумчиво коснулся рыжей косицы на руке, дёрнув ухом, как всамделишный кот. - Я не встану на твоем пути, если доведется. Но сам уйду следом за ней. Мне до чёртиков надоело вдоветь. А вы... вы уже взрослые. Банку вон придумал. Признаться, я бы попросту разложил его на столе и разобрал на части. Возможно, не усыпляя, смакуя и радуясь.
Он прищелкнул пальцами, рассыпая искры, заставляя костелапа шарахнуться за ближайшую березку.
- Не за нами, - заметил Раймон, кивнув на нежить. - Просто по дороге попались. Интересно, откуда и куда? То, что разобрано - может и собраться. Что до детей, то ты так говоришь, словно не стоит их и вовсе заводить - ради готовности и слабой надежды-то. Ну да здесь не мне судить, что о них, что о надежде, что об одиночестве, что о разуме и безумии. Что о свободе, что о поступках, что о повелениях, даже об эпохах. Жаль, не заглянуть в будущее, хоть глазочком. Хотя вот так подумать, морочникам, наверное, оно совсем противопоказано и вредно. Не дай Господь миру стать нашим сном.
Он внезапно хмыкнул.
- Знаешь, когда нас сжигали в Бермондси, Мерсер - ну, тот главный ведьмоборец, - сказал занятную вещь. Что, дескать, когда Джеймс Клайвелл вернётся, он всё поймёт. И что жену его сожгли, и дочку, и вообще всех мерзких ведьм, зачаровавших славного констебля. Чары спадут и, как говорят французы, voi la: не будет он ни вешать, ни прибивать к воротам, ни отдавать славной Инхинн. Идиот. Полный. Даже если бы действительно ведьмы - не спадут так просто мороки, которые наводили несколько месяцев. Дважды идиот, потому что какая из его жены ведьма... кстати, Харза, говорят, женится на спасённой с костра еврейке. Вот ведь ведьма!
- Харзе уже к тридцати пяти. Время, когда ты или холостяком остаешься, или начинаешь крепко задумываться, что неплохо бы куда-то возвращаться с тракта. Хотя б и к маце с форшмаком.
Бойд тоже, но по-клайвелловски хмыкнул, просиял привычной, косой улыбкой. И поудобнее переложил под руку арбалет, обменявшись взглядами с тварью.
- А дети могут сгодиться. Из плена вытащить, к примеру. И просто... Я вспоминаю вас, когда гляжу на Ранульфа. И не отказался бы от крохи-дочки. Эмма тоже уже слишком взрослая, чтобы её лелеять и баловать, да и ты будешь против. Когда Ранульф подрастет - а к тому времени я надеюсь качать на коленях еще и пару дочурок! - расскажу ему то, что услышал от отца. Портенкросс ведь раньше назывался Арнейлом. Отец говорил, будто стоит он на камнях, привезенных с Авалона легионами. Как память о родине они их набрали, значит. А потом насыпали, и получились холмы. Потому в Портенкроссе и хоронили королей, вождей и их предков. А еще говорят, то ли Гай Германик, то ли кто-то из его полковников откопал там скелет одноглазого великана. И увез в Рим. Надеюсь, оно не всплывет нынче в Ватикане, у осин, как нашептала намедни одна рыбка. Но... в этих камнях на острове яблонь погребали, наверное, и богов. Дети для того и рождаются, Раймон, чтобы сохранять и передавать. А иногда - и применять.
- Там видно будет. Когда-то, - Раймон поднялся, с хрустом откусывая перепелиное крылышко, и пожал плечами. - Активное божество, другие миры, вечный император... или не слишком вечные императоры и преторианцы. Знаешь, об этом, кажется, мы тоже видели сны. И ни в одном пока что не умирали, даже странно. Если подумать, и правда, почему? Слушай, зачем тебе этот арбалет? Раздуй просто огонь получше.
- Зачем раздувать, если можно пострелять? - возмутился Роб, послушно поднимая бровь, а вместе с нею - и пламя в костре. - Императоры... Дворы, тупые фрейлины, ржавчина на доспехах гвардии, бессмысленные разговоры, осмысленные угрозы... Жуть. Не хочу. И в ад не хочу - боюсь. А в рай не пускают. Придётся искать пути, как обычно. Ай, к дьяволу. Зачем спасал-то, сын мой?
- Зачем раздувать в костре, когда нужно - внутри и снаружи? - Попенял Раймон и сам прищёлкнул пальцами.
Нежить попыталась отпрыгнуть, но огоньки, прыгая с ветки на ветку, уже кружились вокруг, впивались в остатки шкуры, забирались в глотку. Кричать тварь не могла, только жутко сипела, царапая собственное горло, и каждая рана тут же вспыхивала алым вперемешку с оранжевым. Кости тоже могли гореть.
- Пути, конечно, есть всегда, - он усмехнулся и покачал головой. - Ну как зачем? Сам же воспитывал, и уж точно не так, чтобы вот брать и бросать.
- Внутри, снаружи, вокруг, - к Бойду вернулся прежний, спокойно-ленивый тон, от которого вокруг костелапа закружился веселый вихрь, развеивая нежить горячим пеплом, - приказы надо формулировать точно. Я ж не знаю, вдруг ты погреться захотел? Странно для огневика, конечно, но что от морочника ждать? Спасибо, Раймон.
- А? - Тот отвлёкся от перепёлки и хмыкнул. - За что? Сидел себе спокойно в башне, отдыхал. Ну, прохладно, зато кормят, поют, женское общество опять же. Даже связь наладить дали - спасибо, кстати, а то мы до последнего не были уверены, туда ли, и затем ли. А теперь что? Лес сырой, костелапы на огонёк заходят, перепёлок сам лови. Жуть же. К слову, много спорить пришлось, пока одного в лес к страшному морочнику отпустили?
- Вообще не спорил, не поверишь. Только слушал. В семье должен быть главным кто-то одна, сам знаешь.
Раймон усмехнулся, поднял руку, словно для того чтобы почесать подбородок, но вместо этого просто провёл по воротнику. В ладони возникла небольшая огненная саламандра, с шипением приникла к пальцам, прячась от падающих с веток капель.
- Это точно. А уж когда ноги отращивают - вообще у-у-у! Что ж, мне пора. Надо кой-кого упокоить и подумать о... многом. Рад был увидеть в добром здравии, и Эмма тоже порадуется, что всё в порядке. Только отдохнуть бы тебе, а не в Ковентри, ну да знаем мы тебя. Чёрта с два отдыхать будешь. Свидимся. В следующий раз наверное и Эмму притащу.
Присмиревший вихрь тихо, педантично и очень аккуратно сметал пепел твари в кожаный мешочек.
- Будь осторожен.

Роберт "Циркон"- Я-Не-Герой-Бойд

Вечер, похожий на 3 апреля 1535 г. Вроде как Арундел, но bhod его знает

- Пока мы страждем в поте лица нашего, сей неверный илот почивать изволит...
- Как ты мне надоела. Убила бы уже - и дело с концом. Так нет же, надо поиграть, насладиться... А вот хер тебе. Сам сдохну.
Матушка исчезла, будто её и не было, и потревоженный в лучшем своём сне Роб недовольно уставился на Морриган. Великую, мать её, Королеву.
"С заглавной буквы".
Голова лениво, неохотно подбрасывала колкости, но это только убеждало, что он - жив. Жив, может думать, с трудом шевелить руками, потому что все силы бросил в эту речь, что могла стать великолепной, если бы он над ней подумал...
Поняв, что запутал в казуистике сам себя, Роб хмыкнул и поудобнее улегся на соломе, даже и не думая вставать. Хочет воспитывать? Пусть поднимает сама. Пришла беседовать? Так бред сивой кобылы, богини сиречь, удобнее выслушивать лёжа. В конце концов, что ему было терять, кроме своих цепей? Или вот этой башни?..
Осёкшись на полумысли, Роб с недоверием изучил запястья, с которых пали цепи, стены уже без рунного става. А потом не менее недоверчиво уставился на богиню, цепко придерживая оживившуюся надежду за подол.
- Ты зачем светильню помял, tolla-thone? - буднично осведомился он.
- Затем, что светильни не должны висеть так низко в присутствии Королевы призраков, - холодно ответила богиня и бросила ему серебряный браслет. - Вставай, илот. Новый светлый мир ждёт.
Тело магию поглощать отказывалось. Оно её жрало, и Роб был готов поклясться, что не вернись он от матушки, даже погрызло бы накопитель, от которого тянуло Раймоном. Но зато и раны на спине рубцевались быстро, сразу, хоть и неровно, и лихорадка отступала, и есть хотелось, и, кажется, даже женщину.
Пробуя себя, Роб приподнялся сначала на руках, потом - по осточертевшей стене и, наконец, неуверенно оттолкнулся от неё, чувствуя себя младенцем, только начинающим ходить.
- Хорошо, что ждущий мир хотя бы не иной, - проворчал он, прислушиваясь к шороху времени и понимая - стоит поспешить. - Веди, твоё величество.
Если подумать, это могла быть очередная ловушка. Воспитание подразумевало не только кнут и рогатых свиристелок, а и пирожки с мёдом, а потому цепи, новый светлый мир и магия вполне сходили за сласти. Но Робу так надоела башня, так понравилась улыбка надежды, что подозрительности пришлось отойти в уголок.
А следом и он сам шагнул в стену, повинуясь кивку этой Морриган.
Небо, солнце, воздух и близкий дождь оглушили его. Зажмурившись, Роб запрокинул голову, ловя ветер, шалея от ночи и свободы. Должно быть, так чувствовал себя пёс, спущенный с цепи: хотелось бежать одновременно на все четыре стороны, вопить от восторга, чуять теплую землю, молодую траву, первые цветы, кровь, погоню.
А потом он открыл глаза, и виновато поморщился. С Раймона сползала личина, шкура Морриган, и было ему так погано, что Эмма поддерживала своего супруга под руку.
- Где еще двое?
Накопитель стоило вернуть. Теперь, когда стихии льнули течными суками, Роб справился бы с чем угодно, на время забыв о слабости, от которой потряхивало тело.
- Ясень - с Птичкой, Вихрь внизу ждет.
Съевшая спартанца Эмма была точна. Как и всегда, впрочем. Значит, засранец Том Бойд вознамерился сбежать в мир за пеленой? Да еще с кем? С рогатой свиристелкой!
Роб снова прикрыл глаза, недовольно дёрнув плечами.
"Перетрахает половину Туата - и вернется, - нашептывал Циркон, - куда он денется?"
Оставалось надеяться, что не доведется обнаружить в каком-нибудь Танелле резиденцию ордена и выводок внуков.
- Math. А скотина Эд, сломавший мне пару ребер?
- О нём можно больше не думать, - прохрипел Раймон, скривился и вытер рот тыльной стороной ладони. - М-мать, как горло-то дерёт... Стёрт - дочиста.
- Фляги нет, прости. Ничего нет. Даже штаны, бьюсь об заклад, не мои. Но - хорошо, черти меня раздери! Свобода!
Отчего-то не хотелось уточнять, как именно один морочник и один Светоч могли стереть одного придурка. Иначе пришлось бы прямо сейчас задуматься о судьбе неистовой и ренессанса. Роб глянул на море, бушующее под стенами, в лунном свете угадывая рябь там, где дно лежало слишком близко.
- Скажи Вихрю, чтоб уходил. Я чуть позже буду, морем. И спасибо, сын мой, вовек не отплачу за свободу и Эда.
Раймон неохотно кивнул, и Роб потянул носом соленый воздух. Может быть, путь этот был не лучшим. Опасным, чреватым морскими тварями или того хуже - фоморами, но ему не хотелось являться к женушке грязным и забитым.
И когда воздух принял его в свои объятья, Роб не удержался от восторженного клича, от старого, полузабытого имени, всегда приносящего победу на черно-рыжих крыльях.
- Викка! .

Странное, тяжелое одеяние хлопнуло подолом - крыльями, окутывая тело, от чего Бадб прижималась плотно, точно хотела врасти. К великому изумлению Роба, она рыдала. И потому поцелуй был солёным, хоть и горячим. Все те недолгие секунды, что пришлось лететь в море, Роб пытался оторвать её от себя и осознать, что довел неистовую до слёз. Наверное, потому и рухнули они в воду неряшливым комом, шумно, с брызгами.
"Тарра-тарра-тарра", - прошипели капли воды, оседая в море, и спешный рывок к берегу, наверное, вызвал новый виток слез у Бадб. Удивляться и рассматривать становилось некогда.
Среди фоморов темноволосый Тарра-мореход выделялся статью и красотой, гордился мощью, руками рвал десять бычьих шкур, сложенных вместе. Среди гэлов с Авалона, составлявших божественные легионы, он стал всего лишь таким же, как и все. Чуть лучше, но не хуже. К тому же, бычьи шкуры здесь шли на щиты и палатки, и драть их могли только в сильном подпитии, красуясь перед девками.
Но кое в чем Тарра обскакал пять легионов. Трое детей Бадб - и все от него. Арду было всё равно. А Роб подозревал, что покойный супруг нынешней леди Бойд был для пиктов всего лишь персонификацией мужского плодородного начала, как это называли орденские монахи-исследователи. Вот только не ожидал он встретить это самое начало под стенами Арундела.
- Ты давно не меняла форму?
Иначе объяснить слёзы Роб не мог. Форма диктует суть, и если богиня слишком долго была женщиной, то и вела себя соответственно. Наверное.
- Жалеет, что очередную тварь в кубке не доварила, - неторопливо, обстоятельно ответил вместо богини мёртвый фоморский царь, высовывая голову из волны. Рядом с шипением рассекли воду лезвия трезубца. - Как, не боишься, что следующим будешь?
- Я, знаешь ли, обеспечил себя гарантиями, - в тон ему ответил Роб, подпихивая неистовую к берегу. - Не скажу, что рад тебя видеть, но и врать, что не вспоминал, не стану. Вот только почему ты пришел именно сейчас, Тарра?
- А жаль, жаль. Я-то ведь не умер, вот, живой. Муж, стало быть. И девок ещё настрогать мог бы, ой сколько. Девки у меня отлично получаются, как на подбор, да сколько угодно. Странно даже, чего это только они. А пришёл - так я и не уходил. Море - оно везде и всегда, пусть даже ветра перемен срывают пену с волн. Срывают, топят... ой, топят... в наше время столько не тонули. Ну, ничего, всё рыбкам, всё рыбкам...
- Кто муж - решать госпоже, - мягко заметил Роб, опуская вопросы строгания девок и проникаясь внезапным сочувствием к рыбкам. Просвещать древнее морское умертвие о вопросах жизни, смерти и юриспруденции не хотелось вовсе. В конце концов, никто не считал живым упыря, явившегося с жальника к своей вдовушке. Напротив, спешно звали михаилитов. - А что море всегда и везде, ты прав. Только нечасто его хозяева поговорить выходят. Неужто сегодня снизошел только потому, что - не чужие?
Древних, на вкус Роба, становилось излишне много. То эти из Клайдсайда, то Морриган, то бывшие мужья неистовой, считающие себя нынешними. Список пора было сокращать. Возможно, начиная с конца.
- Девки... - Тарра покрутил трезубцем, полюбовался на водоворот и вздохнул. - Породишь их с моё - поймёшь. Тысяча лет тут, тысяча - там, а они и меняются, и нет. Стал быть, рано или поздно она и тебя отравит, а то просто надоешь, потому как сути её понять не можешь. А я - буду ждать. Девок делать. Ну и глодать потихоньку чего - хоть бы и скалы у того Портенкросса. Тысяча лет тут, тысяча там... а всё ж не чужие, выходит. Почти родня. Жена - общая, так что считай, сводные мужья. Только эль пить не зови, всё равно не пойду - море, оно приятнее пенится. Так вот, смыло тут намедни одного с кораблика. Или свои выкинули, я уж спрашивать не стал. А кораблик красивый, высокий. С этими, позументьями золочёными. Слушай, ведь не было ж такого - откуда всё взялось? Куда денется - не спрашиваю, и так понятно.
"Не велика арифметика".
Сути Бадб не понимал и Тарра. Иначе не называл бы бездну со сплетенным в ней клубком стихий и дорог девкой. Роб подозревал, что даже сама неистовая не слишком понимала себя, не желая разрывать триаду и идя в угоду ему на поводу у формы.
Но если отравит, то и пусть её. Думать о том, что может случиться через тысячу лет, когда от Арундела надо было спешно уносить ноги?.. Увольте.
- Боюсь, слишком долго рассказывать, Тарра. Загляни как-нибудь на огонек, побеседуем про то, как финикийцы придумали строить корабли и море легло под них, как полковая шлюха. И что же этот смытый-выкинутый сказал?
- Ну, - рассудительно ответил фоморский боголич, за упокоение которого едва ли хватило бы заплатить и королю, - сначала-то ничего, конечно. Люди порой такие дураки, ты просто не поверишь. Не понимают, что море - это не только жизнь, но и рыбки. Или рыбки - тоже жизнь? В общем, неделю он держался, я прямо даже зауважал. Люблю таких, которые хлебают, хлебают, грызутся потихоньку, а всё молчат. Это уже потом вспомнил, что людишки под водой-то не очень говорить умеют. Отвык, понимаешь ли. В общем, как дар речи вернул, от него уже маловато осталось-то. Говорить почти нечему. Но кой-что не понравилось мне там. Про осину какую-то, но это ладно, ладно, по земле скучает небось. Осинки, тисы, эх... я аж почти слезу проронил, но потом вспомнил, что от этого только морщины появляются. Про то, что старые боги - лучшая основа новых чудес, про то, чем пустота заполняется да вот про то, что равновесия нет. И ведь ведь всё правда, не поспорить, а всё же что-то в животе свербит. Или просто съел чего не то? Старый стал. Вот раньше, помнишь, цельного оленя с костями зажрёшь, бочкой запьёшь и только рыгать тянуло, а сейчас? Девки грят, диету надо. Печёнку акулью, осьминогов. Белки, дескать, там внутри - а откуда там белки? Уж рыжую шерсть я бы заметил. На рыжее всегда приметный был.
"Не помню".
Роб пожал плечами, что в воде вышло плохо.
Осины, тисы, березки, олени с костями, старые боги как основа для чудес. Что-то здесь было лишним. Первыми убежали олени, унося на спинах бочки и осьминогов. Вместе с рыжими белками. Потом увяли березки - дерево красивое, но скорее годное для названия девичьего танца. Тис вообще годился только для деревянных чаш и михаилитского имени. Оставалась осина. Считавшаяся проклятой, потому что на ней повесился Искариот. Символ предательства и наказания за него.
Вот по дорожке из осиновых дрожащих листьев и дошел Роб до Ватикана, где по молчаливому согласию духовных орденов, в тиши алхимических лабораторий собирался ихор древних богов.
Верховный однажды говорил об этом. Неохотно, тяжело роняя слова, что первыми пали греческие и римские боги, и без того растоптанные сандалиями Христа. Больше, подозревал Роб, он и сам ничего не знал, но крепко опасался этих безымянных исследователей. А памятуя, что добрая четверть орденских мальчишек в Англии были полукровками и квартеронами фэа, становилось понятно - почему.
Только выглядело так, будто ветку эту с корабля сбросили именно для того, чтобы бывший муж донес до мужа нынешнего знания, способные сподвигнуть последнего на спешку и ошибки.
- Заботливые у тебя девки, - с уважением вздохнул Роб, отгоняя мысль, что на ветке осины его и повесят. - Благодарствуй за весть, Тарра. Скажи, пропустишь ли через свои владения до Пенрхоса?

- Не-а, не пропущу, - не меняя тона ответило божество. - Вот из мелкой мстительности и вредности. Потому что больно, знаешь ли, когда тебя из-за любовника травят, да ещё таким погано сваренным ядом. Вот ведь девка, даже херню эту сварить не смогла, чтоб быстро всё... ты её к кухне да к котлам не подпускай, а то мало ли. Старые привычки плохо отмирают, по себе знаю.
Удивленно-злое "ой, а что это у вас тут?" Вихря Роб услышал вместе с тихим плеском. Тарра нырнул, Бадб очень громко и устало подумала что-то про балаган, и это встревожило сильнее, чем новости от её бывшего мужа.
- Джерри, успокой стражу, - вздохнул он, обрывая очередную возмущенную сентенцию о том, что вообще-то следовало спасаться под стеной, - скажи, что здесь жуткая тварь плещется, что почти правда. А еще лучше, поспеши к Сильване, увози её из Блита. Пусть тебе откроют коридор, и... По завещанию тебе отписан Бейт, вот туда и увози. Нет, не возражай сейчас. Всё после. Я еще несколько дней буду в той деревушке, что вы мне определили временным пристанищем, успеешь высказаться, если пожелаешь. Прогуляемся, моя Бадб?

После гладкого пола башни чувствовать ногами гальку было даже приятно. Некоторое время Роб шел молча, с нескрываемым наслаждением глядя на звезды. И было если не хорошо, то около того. В кои веки, никуда не спешилось, не сиделось в камере и было море вместо осточертевшего яблочного вина. И целый мир после камеры с соломой! Теперь жилось жадно, мелочами, прежде не замечаемыми.
Горячей рукой Бадб в ладони.
Зябкой дрожью, когда налетал северный ветерок.
Холодным камешком под ногой.
Возмущенным криком чайки, в которую Роб швырнул этот камешек.
Мысли переползали лениво, улитками в осеннем лесу, и темница, плети, Птичка вспоминались, как оставшийся в детстве страшный сон.
Вот только чего-то не хватало.
Мяса, горячего, жареного, истекающего соком?
Кисловатых, прохладных груш?
Женщины?
Всего сразу?
Пожалуй, Роб к этому списку добавил бы еще разговор по душам.
Странно, что он думал о Бадб по словам других женщин. А меж тем, неистовая не была ни мстительной стервой, ни влюбленной дурочкой с глазами лани.
Роб не верил в любовь. Верил в страсть, влюблённость, свято верил в дружбу и нежность. Люди называли это цинизмом, он - рациональностью. Спустя годы не было даже уверенности, что чувства к Розали не стали просто привычкой. И всё шло по плану, пока неистовая не нашла способ снова надеть ошейник, покрепче тех уз, что накладывали христианские священники.
Что те здравие и болезнь, которые обязывали быть вместе, коль смерть всё равно разлучала? Если уж вместе, то навсегда. Тростник был обречен идти по следу Бадб. Роб Бойд сам пожелал этого, закрыв своим плечом угасающую богиню. И глупо роптать, требуя от неистовой стать семейной. Не голубица ведь. Да и не курица. Ворона.
Ухмыльнувшись, Роб кивнул самому себе. Стоило посидеть в плену, чтоб понять очевидное. Нет - чтобы принять. В конце концов, кто в это сумасшедшее время живет так, как велели предки? Так, как хотелось бы? Если ты лорд, то жену видишь реже, чем морды вассалов. Если михаилит - чем оскалы лесавок. А уж если счастливо сочетаешь и первого, и второго...
Впрочем, было еще одно "если", отменяющее первых, вторых и третьих. И Роб надеялся, что рёбра ему сломали не зря.
- Ужасно хочется малины, моя Бадб. Осенней, тронутой морозом и сизой от спелости, а потому особо ароматной. Вот только... Верно ли, что с некоторых пор тебе её нельзя?
Спросить о беременности вслух оказалось сложно и страшно. Спросить прямо - еще сложнее и страшнее, точно Робу не пятьдесят два было, а пятнадцать.
Богиня, до того глядевшая на него с хмурой тревогой, фыркнула и протянула руку за вуаль. Когда ладонь появилась обратно, на ней лежала горка крупной пахучей малины. Одна ягода окрасила полные губы; остальные Бадб протянула Робу.
- Вот и я удивилась, когда сестрица швырнула письмо в бурю. Поздравления от короля, надежда, что будет наследник, ненаписанное, но оставшееся на бумаге сожаление о том, что узнавать пришлось от вассала, лишаясь удовольствия лицезреть лично... удивление, конечно, одиночества не скрасило, но придало Туата новые краски.

К удивлению своему, Роб не огорчился. Не будет ребенка - и ладно. Ни хорошо, ни плохо. Наверное, усталое, теплое благодушие невозможно было испортить ничем. Даже разговором по душам. Даже выходкой Дика Фицалана. Даже зудящей спиной и привкусом новой лихорадки на губах.
- Значит, придётся соврать, что стар и немощен, не могу дать здорового семени. Дело житейское. Рёбра жаль, до сих пор ноют. Но... Знаешь, конечно, мне приятнее видеть красивую женщину и думать о ней, как о жене. Однако же, если ты привяжешь себя к этой форме окончательно, станешь уязвима. И нет, это не противоречит моим словам! Разумеется, пастве тоже приятнее видеть красавицу, но это никак не влияет на тебя, в отличие от твоего собственного выбора! Черт побери, Бадб, ты всё это знаешь лучше меня! Если я чего-то боюсь в мире, так это смерти. Твоей и детей.
А вот как сказать своей неистовой о настоящей виновнице гибели дочерей Тарры, Роб не знал. Он мог говорить с ней о том, что божество живет в пастве, а потому уничтожать видимые проявления его бесполезно. Что боги, оставшиеся без поклонников, чахнут и дохнут, а потому надо как можно скорее отделяться от сестрицы Морриган, чтоб ее черти драли, пока это будет почти без боли, почти легко.
Мог покаяться, как рвался из башни, как звал, как закрывался рисунками на руках, точно щитом. Как собирал себя, прячась в коленях матери. И всё же...
Роб устало уселся на мокрый камень, на который неугомонное море набросало травы. Ему было холодно до дрожи, хотелось спать и нестерпимо горячую ванну. А лучше - хамам и в нем спать.
- Койнаре продался за власть. Ему не нужна была Ку. А купила его твоя старшая сестра.
И всё же - сказал.
- Морриган? Но она уговаривала... - Бадб уставилась на него широко раскрытыми глазами, размыто метнулась прочь, всплескивая крыльями, и тут же застыла над водой, не оборачиваясь, только опустила голову. И когда заговорила снова, голос её звучал глухо, пепельно. - Почему ты меня не убил?
- Если ты её собираешь убирать, не забудь поглотить. И мне холодно, - последнее вышло капризно, но Робу было наплевать, если кто-то сочтет это недостаточно мужественным. - Сложный вопрос, Викка. Сначала он... я был виноват. Бегал за пелену к девочке, детей прижил - и все без разрешения. Потом стало некогда. То свивальники мокрые, то зубы режутся, то отец по заднице ремнём. А когда вырос... Знаешь, я только сейчас осознаю то, что должен был понять раньше. Розали - люциферитка, и всегда была ею, наши с ней дети - залог моей лояльности, а ты... Уж не знаю, намеренно, или подспудно прозревая, но ты берегла меня всё это время. Да и за кого мне мстить? Детей я не растил, даже не видел толком. К тому же, откуда бы у беловолосого и рыжей могли взяться чернявый и русый сыновья? К слову, я хочу по праву отца, чтобы ты приняла Ранульфа в сонм илотов. Но это после. А сейчас... сейчас мне тем паче незачем тебя убивать. Слишком многое в тебя вложил, моя кошечка.
Остальное, кажется, лучше было домыслить. Роб устало вздохнул, оглядев странное одеяние Бадб, смутно припоминая, что видел нечто подобное у новгородских торговцев. Они называли это непроизносимым словом "сарафан".
Он и в самом деле никогда не хотел крови Бадб. Достаточной местью стала бы его смерть в резиденции, его меч в призрачном отряде. А теперь, устав от одиночества, Роб и вовсе наслаждался той полусвободой, что давал ему брак с неистовой. Можно было не возвращаться с тракта к жене, потому как жена оказывалась рядом в любое время и в любом месте. Но самое главное - он понимал свою необходимость, а это дорогого стоило.
- Примиримся, моя Бадб? Не обещаю, что перестану бесить или тискать девок. В конце концов, есть что-то в почетном звании шотландского кобелины. Но камень за душой держать больше не стану. И буду надеяться, что ты выбросишь свой.
- Надо подумать, где нужен новый скалистый остров, - проворчала Бадб, а затем неожиданно улыбнулась, протягивая руку. - Ладно. Пойдём уже в тепло... кобелина. Зря, что ли, твои об убежище позаботились? А я скучала, знаешь... о, вот ещё что. Мне кажется, что для украшения шатра у тебя многовато отметин на шкуре. Так что, не обессудь, уберу.
Роб хмыкнул, но повторять слова, сказанные перед поездкой в Клайдсайд, не стал. Если что-то изменится, то Бадб узнает об этом первой, а пока лучше хранить их в себе, приберегая тепло для очередного плена.
- Нет, мадам, я не кобелина. Я - суровый, непобедимый шотландский воин, рыцарь-михаилит, магистр, от взгляда которого криксы падают замертво, а филихи - ты же знаешь, кто такие филихи? - плачут, едва заслышав голос. И стоборы драпают со всех лап, только я появляюсь на горизонте. В основном, ко мне, конечно. Им, в общем-то, все равно кого жрать. Но!
Он вскочил на скользкий камень, шлепками босых ног отбивая на нем замысловатое, радостное па хайланда. Рёбра немедленно заныли, напоминая, что даже у лекаря трещины в них заживают пару-тройку дней.
- В тепло я пойду, только если ты скажешь, как снимается это платье!

4-6 апреля 1535 г. Пенрхос.

Маленький домик на окраине Пенрхоса оказался воплощением мечты. Кухня, она же каминный зал, она же спальня, она же ванна насквозь пропахла травами и дымом, на полу лежал цветной половичок из ярких нитей. Такой же, как в его детской в замке Дин. И - огромная кадка во дворе, полная сосновых веток.
Роб долго глядел на это великолепие, чувствуя, как колючий ком распирает горло.
Мальчики знали его, как облупленного. Понимали, что ему будет нужно после заключения. Спасали его. А - он?
"Кретин".
Роб стукнулся лбом о стену, потер ушиб и принялся хозяйствовать. В одиночку, потому как неистовую пришлось отправить отдыхать в первозданном хаосе - или где там отдыхают богини?
Почему-то рисовалось что-то вроде спиралей с черной дырой внутри. Спирали эти встречались во тьме где-то очень высоко, вооружались глиняными кружками со звездным отваром и жаловались друг другу на жизнь.
"Представь себе, дорогая Афина, а мой-то в плен угодил..."
Викка, без сомнения, обиделась. Она и в самом деле соскучилась, льнула к нему и почти не давала спать ночью. Но возвращать себя себе Роб должен был один.
Сам - рубить дрова для очага, перед тем наплясавшись с бревном на плечах, навертевшись его в руках, напрыгавшись с ним.
Сам - носить воду для этой огромной кадки, терпеливо ожидая, когда ее согреется достаточно, чтобы мыться под небом и облаками, отдавая тело не только горячей воде, но и позднему весеннему снегу.
Сам - варить похлебку после, торопливо заедая почти звериный голод козьим сыром.
И - много думать об упущенном.
О Ранульфе, которого следовало сначала окрестить, а потом отдать неистовой, уводя от всех возможных посвящений, что успели провести над ним культисты. О своей репутации, прилипшей к сапогами польских сапог.
К, мать их, полякам она прилипла! Это бесило настолько, что Роб с размаху расколол сучковатый пенек и долго, медленно тесал его на щепу, пока не разболелись запястья. Зато - подумал. И понял, что сейчас гораздо важнее разобраться с ищейками Армстронга, нежели бить морды наглым юнцам. Хорошей дракой можно было потешиться и после. Особенно - после Ковентри, который следовало поставить в планы третьим, ибо во вторую очередь Роба интересовали Грейстоки и их миньоны. Кажется, Джеймс просил прогуляться в Билберри с его палачом? Отлично, вот и повод. А неистовая ревновать не будет - прощаясь, Роб просил её не ждать зова, приходить самой и когда захочется.
Когда из родника на него глянул молодой, небритый михаилит, с которого сошел дурной жирок магистра, Роб понял, что готов вернуться к миру. Продолжить жизнь, начав её с чистого листа, как того и хотела Бадб, стирая шрамы. Оставалось лишь одно.
Разговор с Раймоном.

Уилл Харпер

31 марта 1535 г. Хокуэлл.

К утру Уилл жутко замерз. То, где и как он в последнее время просыпался, не радовало. Ну по крайней мере на него не облегчался бык. А вообще, холод был лучше жары - уютнее что ли. От него можно было спрятаться. Хотя, какой тут к чёрту уют в тюрьме? Вернулось странное чувство в животе. Уилл выглянул, не изменилось ли что-нибудь в комнате и неожиданно для себя чуть не укусил железную решетку. Ржавые прутья показались невероятно аппетитными, и мясистыми что ли. Он протёр глаза, но чувство не исчезло. Может его незаметно укусила Алиса, и Уилл Харпер теперь превращался в ржавника? Причем в какой-то особенный, безголовый вид. И ведь он не ел ни ксенозойдины, ни даже самого малого кусочка демона, чтобы так отравиться.
Может это всё-таки был знак, что где-то рядом был беглец из ада? Посредственный знак для ада - совсем несолидный. Уилл попытался вспомнить, как он отличал одну улицу от другой, сконцентрироваться, моргнул и застыл. Сырая камера превратилась в мешанину цветов, как будто кто-то сломал десяток радуг и облил их красками всё вокруг. Цвета переливались, делились на полосы и лучи, витали лёгкой дымкой. Даже дышалось как-то по другому. Кажется, как-то так должен был выглядеть рай - непонятно и даже страшно. Но отторжения, в отличие от Саутенда, не чувствовалось. Наоборот, от сердца к рукам и ступням волнами расходилось спокойствие. Цвета были такими яркими и так захватывали, что становилось жутковато. Но и интересно. Казалось, будто они были в камере всегда, просто увидел их Уилл только сейчас. А потом цвета исчезли, будто их никогда и не было. Ощущение было совершенно обычное, как будто он просто моргнул. Уилл пригляделся к решетке. А вот желание пожрать железа никуда не делось. Причем, меч стражника казался обычным - хотелось именно вкусной решетки.
Ну и что это всё могло бы значить? Может беглец был где-то неподалёку и Уиллу нужно было искать? Картина в камере не вызывала тревоги, как пылающие улицы Саутенда - так что грешник, видимо, был не в той же комнате. Но почему хотелось решетки? Это был какой-то побочный эффект или важный намек? Мол, беглец за решеткой?
Время шло. Стражник, громко посвистывая, сначала наточил меч, потом, полюбовавшись клинком, принялся громко оттирать песком дешёвый аляповатый браслет. Уилл подсел к железным прутьям, тронул решетку пальцем. Ничего не произошло. Стражник на него не смотрел, и убегать железо, вроде бы, не собиралось. Он попробовал укусить один из горизонтальных прутьев.
- Да-а, - протянул стражник, не отвлекаясь от браслета. - Кажется, так отсюда сбежать ещё не пробовали.
Уилл отлип от решетки. Черт возьми, какой же она была вкусной!
- Кхм, не думаю, что это можно считать попыткой побега. Хотя, на месте вашего палача, я бы побоялся тащить себя в пыточную - столько железных инструментов...
- Так наш палач себя в пыточные и не таскает. Ну, когда трезвый, - философски заметил стражник, - а если пьяный, то всё равно мы его туда тащим. Работать-то ему надо.
- Да, с работой с ней так. - Уилл вздохнул, отодвигаясь от решетки. Вроде бы, стражник был достаточно открыт, так что можно было узнать, что именно ему грозило до того, как придет констебль и расскажет свою версию. - Меня зовут Уилл Харпер. Как у вас принято наказывать за магию?
- А смотря за какую, - лениво отозвался стражник, довольно разглядывая браслет. - По ущербу, значит, по намерениям да результатам. По закону и по вере, получается, потому что закон строг, а Господь велит милосердным быть. Вот, стало быть, балансус, как два ведра на коромысле, которым дочка молочника управляется. Эх, справная баба, корма - сама как то ведро, да спереди ещё два. Увидишь - неделю морская болезнь мучить будет.
Город за стенами управы медленно оживал, радостно звенел колоколами, приветствуя новый Божий день. Спорили торговки, проходя мимо, окрикивали кого-то, злобно ругаясь, погонщики, негромко переговаривались торговцы. Уилл уперся спиной о стену, положил руку на решетку. Значит, законник мог трактовать ситуацию, как хотел. Браслет, видимо, был подарком от какой-нибудь девки. Ему тоже хотелось подумать о подарке, но время утекало сквозь пальцы. Уилл взялся найти пропавшую девушку, а теперь сидел без толку в камере. Такими темпами лучше было бы не браться за работу и позволить семье нанять кого-нибудь посмышлённее. Ну или воспользоваться связями.
Захотелось садануть решётку, но от этого было бы больше вреда, чем толку. Раз уж его заперли, нужно было успокоиться и потратить время на обдумывание двух главных вещей: поисков и разговора с констеблем.

Что в итоге он знал о пропаже?
Обрывки дневника. Из того, что прочел Уилл, было трудно сделать однозначные выводы. Казалось, что дворянка писала о своих любовных похождения. Но с тем же успехом, она могла заниматься чем угодно, вплоть до оккультизма. Из-за этого Уиллу постоянно казалось, что он придумывал небылицы.
Кристина. Вот насчет бывшей служанки было написано достаточно однозначно. Аморальное поведение. Не слишком необычное дело для молодой подруги воспитанной в строгости дворянки. Кристину нужно было найти, хотя бы потому что подруга должна была знать больше всех остальных.
Семья. Семья у пропажи была обычной. Мать погибла рано, отец занимался политикой. После записок о родителях, даже фламандец перестал походить на убийцу-отравителя. Странным казалось подробное описание того, что отец переоделся во всё черное. Но в целом Уилл не видел ни одной серьёзной причины для побега.
Сны. По-настоящему странным было описание снов. Кроме размытых ощущений прослеживалась травма из-за потери матери. Но опять же, вроде бы, ничего об издевательствах и других проблемах. Может именно их и убрал фламандец, перед тем, как дать записки Уиллу?
В итоге, нужно было искать служанку и пытаться узнать что-то у неё. Стоило придумать, как сделать это, не рассказывая о пропаже. Уилл бы попробовал притвориться поклонником дворянки, но актёр из него был не то что никудышный, а хреновый.

Но для начала ему нужно было выбраться из камеры.
Констебль. О местном законнике Уилл почти ничего не знал. Учитывая поведение стражников, строгий, не слишком подкупный. Если он и мог чем-то подкупить констебля - то точно не деньгами. Может быть, тот был как-то замешан в предвыборной игре и имел свои интересы. Может, можно было пообещать что-нибудь в связи с проверкой городской церкви. Которую Уилл, скорее всего, никогда бы и не проверял. Слишком много у него было заданий.
Колдовство. Сейчас, когда он уже успокоился, самым вероятным наказанием за магию казался штраф. Может быть, большой. Проблема была в том, что у него не было с собой таких денег. Штраф могли поднять из-за угрозы земляного колдовства для строений. Можно было оправдаться, но нельзя было затягивать дело до суда. Тем более, что защита в итоге была бы дороже штрафа.
Подкуп. Настоящей проблемой была попытка подкупа. Последствия у неё могли быть по-настоящему страшными. Расследуя её, Уилла могли потащить в пыточную, на неё мог всерьез надавить констебль. Стоило всё отрицать. Можно было всерьез утверждать, что в темноте он перепутал стражников со старыми друзьями, которые теперь были неизвестно где. Но это было фарсом. Нужно было договариваться с констеблем.
Выходило, что всё зависело от законника. От того, какие у него были интересы и взгляды. Констебль мог просто взять взятку и отпустить Уилла на все четыре стороны. Мог и устроить настоящее расследование. Наверняка, настолько глупый запрет постоянно нарушали. Так что может быть, всё обошлось бы без сдирания кожи. Хуже всего было то, что уходило время. Если Уилл мог договориться - нужно было сделать это поскорее, чтобы успеть отыскать дворянку.

Что касалось незнакомца - то Уилл и не знал, что думать. Может быть, его хотели ограбить. Может, предложить что-нибудь купить. Трудно было сказать, связан ли человек с предвыборной борьбой или пропажей дворянки. Так или иначе, если это не была случайность, он должен был повстречать незнакомца ещё раз. В этот раз стоило поговорить без магии и ножей.

1 апреля 1535 г. Хокуэлл.

Когда после заутренней прошел час, захотелось всё-таки выломать решетку. Создавалось впечатление, что вся жизнь должна была пробежать мимо него за этот день. Он ничего не знал и ничего не мог сделать. Уилл перетащил топчан так, чтобы упираться ногами о стену. Наверное, стоило просто отдохнуть. Раз уж он не мог вызнать ничего толкового и не мог договориться с законником. В конце концов, раз он пережил пустыню, должен был как-то выбраться и из тюрьмы. Просто нужно было успокоиться и действовать обдуманнее. Если дворянка пошла, куда не следует, эти несколько часов её бы не спасли.
Только через несколько часов после заутрени хлопнула дверь, и вошёл высокий моложавый мужчина в чёрном плаще поверх сиреневого, шитого серебром иноземного камзола. Тёмные локоны, падавшие на плечи, уже тронула седина, но усы, загнутые вверх, чернели вороновым крылом. Роняя на пол капли - видимо, снаружи моросило, - мужчина бросил на камеру равнодушный взгляд, кивнул стражнику и уселся за стол. Тщательно поточил перо, поправил кружевные манжеты и принялся за стопку бумаг, аккуратно сложенную на краю стола.
Уилл убрал ноги со стены и сел, рассматривая законника. Бумаг на столе было прилично, и по важности он, явно, находился после последней. По внешности ничего конкретного о констебле сказать было нельзя. Стоило ли напомнить о себе или это только разозлило бы законника и поставило Уилла в более невыгодное положение? Через десять минут стопка стала не намного меньше. И работы, кажется, было не меньше, чем на час. Уилл вздохнул. Интересно, законник специально дразнил его или просто следовал обычному порядку? В любом случае, если так набивали цену перед тем, как что-то потребовать - то стоило подождать. А если Уилла собирались отправить в пыточную, а потом в тюрьму - то пару часов погоды бы не сделали.
Дверь снова хлопнула, впуская очаровательную белокурую даму лет двадцати пяти в черном с золотом платье. Женщина шла тихо и грациозно, неся в руках новую стопку бумаг, которую и водрузила перед констеблем.
- Миледи, - констебль приподнялся, отвешивая поклон, а потом снова со вздохом упал в кресло и провёл рукой по лбу, глядя на выросшую вдвое пачку. - Какой кошмар. Так и до завтра провозиться можно.
Уилл удержался, чтобы не цыкнуть - выходило, что он ошибся. Констебль просто работал, так что стоило с самого начала попросить начать с его проблемы. Кто знает, может быть бы помогло. Странно, что бумаги законнику приносила леди, но в Хокуэлле было много чего странного. Наверное, стоило подождать, пока она уйдет и поговорить с констеблем.
Женщина присела на край стола, изящно расправив юбки, и улыбнулась.
- Утро вечера паршивее, если вечер удался, mon ami? - голос у неё оказался подстать внешности - приятный и нежный.
- Ночь, дорогая моя, ночь, не вечер, - констебль откинулся на спинку кресла, крутя в пальцах перо. - Сплошные неприятности, а то и целые закавыки. Поверите ли, миледи, даже разбойники на дорогах распоясались так, словно те пояса на шеях не жмут. Словно не мы по спинам гладили. Ах, славное было время...
Видимо, леди была любовницей констебля. Странно было, что такая молодая женщина вспоминала старые добрые времена, когда она бичевала разбойников. По спине побежали неприятные мурашки. Ну, главное, чтобы его эта чаша минула. Пока что можно было послушать - глядишь, получилось бы узнать что-нибудь полезное. Или после разговора у констебля хотя бы будет хорошее настроение.
- Увы, часто преступление для одного становится позором для другого, - со вздохом согласилась миледи. - Вы слышали, у замка Бамбург новый хозяин? Ах, этот Север!.. Я трепетно люблю его. Разве что ранние закаты тоскливы.
- Не менее чем поздние рассветы, - кивнул констебль, - но ведь у нас весна. Закаты всё позже, рассветы всё раньше, и даже север теперь может получить и долгий день, и ласковое солнышко. К слову, а вы слышали ведь, что Фицалан нынче - Грей? Занятно, как меняются люди, получив новый титул. Знаменитый поединщик, а от схватки отказался. Не захотел топтать лилии.
Перемены на севере касались Уилла даже меньше несвершившегося поединка лорда. Что до трусости или нетрусости Фицалана - то тут было, как с родней. До тех пор, пока лорд не творил исключительной дряни, нужно было быть на его стороне. Не дал бой - значит было невыгодно или некогда. Приобретение Фицаланом ещё одного титула, кажется, не особо касалось Уилла - лорд и так был знатнее некуда. Плохо было бы, посчитай его претендентом на трон. С такой-то родословной.
- Фицалан, Фицалан... Не помню, - миледи прищелкнула пальцами. - Впрочем, век честных рыцарей прошел, Джордж. Я слышала, проситель готов разжечь камин? Как вовремя! В последнее время я мерзну.
- Всенепременно, миледи, после зимы без этого никак, - констебль гибко поднялся и элегантно поклонился даме, протягивая руку. - И я вот подумал - а ну её к чёрту, работу эту, подождёт до завтра, никуда не денется. В том трактирчике, как его... ну, тот, что на улице Такого же мага - в общем, в нём очень уютный зал, и с меня горячее вино, если леди осчастливит компанией.
Уилл вздохнул, поднимаясь. Вот ничего ведь не стоило просить, а ему уже жутко надоело. Тем более, что он ничего не натворил. Но речь уже шла не о торговле, а просто о глупой растрате целого дня. И это странное желание пожрать железа мотивировал выбраться из города и проверить свое здоровье.
- Мастер констебль, не могли бы вы сначала рассмотреть мой вопрос?
- Вопрос? Рассмотреть? - миледи нежно улыбнулась, хлопнув ресницами. - Показывайте же!
Констебль только кивнул, поправляя манжеты.
Уилл пожал плечами.
- Хм, странно у меня его нет. Раз вопроса нет и у вас, можно я пойду?
И кем же всё-таки была эта женщина?
Задумчиво кивнув, миледи провела пальцем по решетке.
- Но если вопроса нет, то зачем предлагать его рассматривать?
- Если нечего рассматривать, значит, вас тут нет, и идти некуда и некому, - любезно добавил констебль. - Пустота. А раз так, то мы можем сполна насладиться горячим вином, жареным поросёнком и свежевыпеченным хлебом.
Уилл проследил за пальцем. Миледи лучше было быть поосторожней - до этого в дело шла даже решетка, а его ещё и дразнили. И едой, и женщиной.
- Ну, если вопрос я - то вот он я. Существующий и в камере.
Констебль улыбнулся.
- Тогда ответьте на себя сами, мистер Уилфред. Потому что: зачем нужен вопрос без ответа? Например, расскажите, почему вы предлагали моим людям такую взятку, какую обычно... нет, давайте иначе, пожалуй. Знаете, когда попадается мелкий воришка, он не предлагает вообще ничего, потому что невиновен. Когда попадается убийца - он из осторожности предлагает, словно воришка. Ну а вы, получается, предложили цену убийцы и, следовательно, стоите вдвое, втрое, а то и на порядок больше. Вы ведь знаете, что такое порядок? Нет? Ну, неважно. И вот понимая, что все люди, увы, грешны, порочны и лживы, да ещё одинаково лживы... мне очень интересен ответ на вас, вопрос Харпер.
Уилл вздохнул.
- Глупость и испуг. Магию я использовал потому что за мной шел какой-то странный тип с мешком. Ну, а кары за применения силы я не знаю. Посудите сами, кому захочется провести полжизни в тюрьме из-за такого?
Внимания на него законник не обращал, был занят только бумагами, а в итоге был в курсе всей истории. Если констебль хотел взятки или ещё чего-то нужно было просто подождать; если нет - нужно было что-то быстро придумывать.
Тонкий палец щелкнул по решетке, и миледи вздохнула.
- Юн, хорош собой - и труслив? Вы боитесь наказаний, мистер Уилфред? К лицу ли вам это?
- Ну, ну, миледи, - констебль лениво облокотился на стену, сложив руки на груди. - Тюрьмы нынче стылые, промозглые, в таких и цвет лица немудрено потерять. Так что, здесь мистера Уилфреда понять можно. Но всё же, взятка, угрозы страже... мои люди, мистер баронет, мне почти вассалы. За каждого прямо душой переживаю, вот как ваш синьор за вас, наверное. Так что не соблаговолите ли заодно рассказать, откуда же шли, куда и зачем, почему опасались прохожих?
- Шел я к Зеленой Малине, слышал там очень хорошенькая и интересная подавальщица, Кристина. А что до трусости и смелости, - Уилл прищурившись глянул на пальчик. - Вопрос в том, что было бы в этой ситуации трусостью, а что смелостью. Принять наказание - это смелость и ответственность, или трусость и нежелание бороться? По поводу прохожего - немного в Англии городов, где можно совершенно спокойно ходить ночью или у вас особо строго с этим перед выборами?

- Кристина... да, как же. И впрямь. Что ж, причина весомая, особенно для вашего возраста. А строго у нас, мистер Уилфред, всегда, а не только перед выборами. И вы не сказали, откуда... впрочем, не беда. Значит, шли к Малине, и проулок тот по дороге... чудно, чудно.
Констебль со вздохом подошёл к шкафу, отомкнул его и начал перебирать вещи, которые забрала у Уилла стража. Искал он быстро, уверенно, мурлыкая что-то себе под нос.
- Ага, вот, всё, как доложили, - констебль снова повернулся к клетке, и Уилл увидел в его руках дневник Бьянки. Законник бегло пролистал несколько страниц, заглянул в середину, в конец и хмыкнул. - Странная штука получается, мистер Уилфред, хотя и логичная. Давайте я спрошу снова: зачем вы шли к подавальщице Кристине? И кто ещё у вас в подельниках?
Допустим, узнать в каких отношениях были констебль и мэр у него не вышло. Да его ещё и посчитали похитителем. Уилл взглянул на свои вещи, которые теперь казались чужими, да они и были чужими. Наверняка, констебль уже был в курсе пропавшей дочери мэра, так что можно было намекнуть на причастность Уилла. А учитывая, что он бродил по городу с дневником, а не с самой девкой, можно было догадаться, что наняли его для поисков.
- Никаких подельников у меня нет, да и в чём они бы подельничали? Шел я, чтобы познакомиться с Кристиной, как я и сказал... - он улыбнулся, кивнув на дневник. - очень интересной девушкой. А насчет безопасности, так это вы врёте нещадно - в вашем городе даже самые дорогие пропажи никто не ищет.
- А записки вы где взяли?
С любопытством осведомившись, миледи подошла к столу, за которым полагалось сидеть клерку, но вместо него стояло нечто громоздкое, завешанное холстиной. Когда женщина занавесь сдернула, обнаружилось, что это вирджинел. Такой же стоял в церкви, куда ходила молиться матушка Уилла. Усевшись за него, миледи легко тронула клавиши.
"Нашел на улице" звучало не очень, тем более что законник и так должен был понять, откуда у Уилла бумаги. А врать по мелочи не хотелось. Благо, на вопросы женщины он не обязан был отвечать, по крайней мере пока не давили. Уилл улыбнулся.
- Ох, миледи, вы так чудно играете, что у меня просто вылетело из головы.
Разговор начинал походить на фарс, и уже хотелось чтобы законник что-то решил. Или хотя бы показал, что не понял.
- Вот удивительно, - констебль лениво закрыл дневник и постучал по нему пальцем. - Как часто у людей вылетают из головы важные вещи. Вот намедни взяли одного - так только на третий час вспомнил, где трупы зарывал, а как до плахи дошло - ещё пару схронов... мистер Уилфред, мне кажется, вы не понимаете серьёзности положения. Или, наоборот, понимаете слишком хорошо. В любом случае, поставьте себя на наше место. Вот хотя бы за инструментом. Мелодию составляют ноты. Поменяй их местами, выкинь часть - и уже играется не то, уши режет. Вы явились пешком, в богатой одежде, затем переоделись в более скромное, купеческое - не сразу, но быстро. Лошадью так и не обзавелись. Как это выглядит? Всё ещё не хотите ничего сказать?
- И как ловко обзавелся кинжалом, - согласно вздохнула миледи. - Дорогим.
Если ещё немного распространить пример с инструментом - то законник был глухим. Да ещё и принял Уилла за какого-то шпиона, угрожал. Захотелось сказать, наконец-то, прямо, что его наняли для поисков дворянки. Но если бы констебль был на стороне мэра или просто ничего не знал, вышла бы дрянь. Правда, в незнание верилось меньше всего. Уилл снова улыбнулся.
- Да дорогой, блестящий клинок, другую одежду, сотню монет и главное дневник оказались у меня в один момент. А потом я тут же решил отыскать девушку, упомянутую в этом дневнике. Просто от нечего делать. - Он вздохнул, пожав плечами, обращаясь уже почти прямо к законнику. - Послушайте, ведь бывают вещи намного полезные, чем дневники молодых дворянок, и даже чем блестящие кинжалы.
- Например?
Миледи глядела на него с любопытством, которое и не думала скрывать.
Уилл бы даже сказал, что с притворным любопытством. Не могла она сначала говорить с констеблем о политике и ещё черт знает чём, а теперь просто ничего не понимать.
- В моём случае свобода, - Уилл вздохнул с улыбкой. - В вашем - возможность показать свой талант перед большей публикой. Вы любите играть перед большей публикой, миледи? Там ведь ещё важнее не забыть ни одной ноты.
Женщина наклонила голову, медленно подняла бровь.
- О, мне совершенно все равно, перед кем играть, милый. Жизнь без музыки была бы ошибкой, но ведь и слышать её надо правильно. А ноты... ноты - лишь способ записывать мысли. Вот вы слышите мелодию своей свободы, баронет?
Уилл повёл плечами.
- Ещё нет, но сдается мне, в этом городе любят музыку. Глядишь, где и зазвучит моя партия. - Он взглянул на холодный пол под ногами. - Но лучше конечно сейчас.
- Хороший инструмент в партии всегда к месту, - согласилась миледи. - Особенно, если партия в карты. Знаете, за столиком порой происходят чудеса. Кто-то выигрывает, кто-то проигрывает, а у кого-то и вовсе в рукаве если не король, то туз. Советник. Вы умеете играть в карты, Уилл? Я как раз ищу того, кто составит компанию.
- И компания эта куда лучше той, что в комиссарской конторе, мистер Уилфред, это уж точно. Безрукие клерки, безголовые гонцы... ни на кого нельзя положиться, - вздохнул констебль.
Уилл потер глаза - понятно, до Кромвеля его отчет не доехал. А лорд-канцлер не оценил бы утечку таких фактов - попадут бумага не туда, и ищи потом этих заговорщиков во Франции, Ирландии и черт ещё знает где. И констебль был не из трусливых - красть информацию у Кромвеля.
А что, может стоило сдать весь этот клубок католических гадюк начальнику? Попробовать сберечь информацию, понять, кто на чьей стороне и подставить если не противников короны, то врагов Кромвеля, ну или, мало ли, Фицалана. Нечестно всё это было, особенно когда он договаривался то с одними, то с другими, но так уж вели дела в этом городе.
- Вот всегда так, кто-то теряет голову, а кому-то потом собирать камни, ну или бумаги. Тут как пойдет. Эх, помогли бы вы мне поднять этот камешек и играть стало бы гораздо приятнее. - Уилл почесал затылок, прищурившись. - Тем более что те, кто эти камни коллекционирует, не любят их терять и очень ищут.
- Всему своё время, - наставительно произнесла миледи, соблазнительно улыбнувшись. - Время собирать камни тоже наступит, но сейчас время сберегать и сшивать. И время говорить, но особенно - слушать. Дано нам, что злые люди и обманщики будут преуспевать во зле, вводя в заблуждение и заблуждаясь. Заблуждайте же меня, баронет. Предлагайте.
Уилл скрестил руки на груди.
- Вы говорите так, будто вводить в заблуждение просто... особенно, таких обворожительных и опытных игроков. Ну, допустим я мог бы принести птичку к вам, когда найду, и сообщать о планах коллекционера камней, статуй и церковной утвари.
Если бы получилось втереться католикам в доверие, предупредив о паре проверок, можно было бы накрыть сразу несколько констеблей. Ну, и даже если бы законник не был ярым католиком, всегда было удобно знать о проверках. А будь они союзниками канцлера - не стали бы перехватывать письма и арестовывать Уилла.
Миледи задумчиво тронула клавиши, и инструмент отозвался долгим, глубоким стоном.
- Просуньте руку сквозь решетку, - велела она.
Совать руку через решетку было неприятно, казалось, её сейчас отрежут или сломают, но разницы на самом деле не было - хотели бы его пытать, начали бы ещё минут двадцать назад.
Миледи не спеша подошла к Уиллу, взяла его руку и скользнула непонятно откуда взявшимся кинжальчиком по пальцу. Чего-чего, а такого Уилл не ожидал. Может, кровь была нужна, чтобы навести на него проклятие, если нарушит договор? Женщина тем временем сцедила себе полный флакон, облизала палец и вернула уже рубиновую стекляшку в декольте. Уилл улыбнулся, глядя леди в глаза.
- Коллекционируете склянки?
- Мужчин. Особенно люблю тех, которые верны своему слову и не болтают, - миледи хищно ухмыльнулась, поправляя локон. - И помнят, что у них есть мать, жена и синьор. Которые, наверное, очень дороги?
Уилла взяла злость - женщину захотелось или поиметь, или придушить. А лучше и то и другое. Конечно, они собирались угрожать его материи и невесте! Угрозы лорду могли обойтись дороже самим угрожающим, но он крупно обделался со всей этой дрянью. Ну а что было делать? Ведь не стало бы лучше, останься он в тюрьме. Уилл скрестил руки на груди.
- Мне нужно место, где я смогу применить магию.
- В соседнем городе, - спокойно заметил констебль, - вы найдете сколько угодно таких мест, мистер Уилфред. К слову, ваши предыдущие упражнения обошлись вам в пятьсот фунтов.
Уилл вздохнул.
- А вы любите оставлять сюрпризы на потом. Что до других городов - то я бы и сам как-нибудь догадался - вот только пока я буду ездить туда-сюда всё разбежится и развалится. Не может быть, чтобы местные как-нибудь не изловчились, а вы не были в курсе.
Хорошая была идея - согласиться на поиски, ничего не скажешь. Он был должен целое состояние и рисковал жизнями родных. Захотелось выломать стену и просто уйти, до того ему надоели эти танцы с бубном, в итоге которых он оставался предателем, да ещё и должником. По крайней мере, пока не доложит обо всём Кромвелю.
Констебль сочувственно кивнул, аккуратно складывая дневник Бьянки и убирая его в шкаф.
- Хотите улучшить благосостояние Хокуэлла? Не могу осуждать. Только считаю нужным предупредить, что за второе нарушение запрета штраф удваивается. Потом - утраивается. Потом... ну да вы поняли.
Уилл скрестил руки на груди - быть на стороне законника и леди было просто невыгодно. С тем же успехом ему могли просто начать угрожать в письмах, чтобы он выдавал сведения. Да, взяли кровь, чтобы навести какое-то проклятие, но это только злило. Так и чувствовалось старое дворянское - мне все должны. Что выгодно отоичало Кромвеля, хоть как-то поощряющего своих сторонников.
- За чертой города я имею право пользоваться силой?
- Ни в чем себе не отказывайте, баронет,- лениво зевнул констебль, - вот выплатите штраф - и выезжайте хоть за город, хоть в Испанию.
- Я могу оставить расписку? - Он всё больше злился и это было нехорошо. Так можно было ляпнуть чего-нибудь, и остаться в камере. А учитывая договорённости и в могиле очутиться. Захотелось выйти на свежий воздух, успокоиться и всё обдумать.
- Можете. Кто будет поручителем?
Констебля, казалось, чувства Уилла не волновали вовсе.
Уилл почесал затылок. Ему не хотелось впутывать Фицалана или злить Кромвеля, но о том, чтобы записывать долг на мать, не могло идти и речи.
- В течении какого срока я должен буду выплатить долг?
- В стране Его Величества Генриха Восьмого все долги короне выплачиваются в течение трех месяцев, если нет исключающих обстоятельств, как то - необратимая смерть, государственная измена, необратимое безумие, - заученно проговорил констебль, тоскливо покосившись на окно.
Уилл вздохнул, протягивая руку. Приходилось вписать лорда. В принципе, нужно было просто выплатить долг за три месяца, так, чтобы это не стало проблемой ни для Фицалана, ни для матери, ни для него самого. Получив письменные принадлежности, Уилл наскоро написал расписку, пробежался по тексту взглядом и вернул бумагу законнику.
- Вот и чудно, - кивнул констебль, отпирая клетку, - а то только время тратите. Моё, своё... девочки.
Кинжал и кошель он вернул, и склонился над рукой миледи, окончательно потеряв интерес к Уиллу.

К таверне, отчасти, чтобы не пробираться через рыночную толпу, отчасти в надежде, что за ним опять увяжется тип с мешком, Уилл пошел через переулок. Совсем задумавшись, он едва успел увернуться от целого горшка каких-то объетков прилетевших с третьего этажа. Констебль ему не нравился. Если опустить тот факт, что его поимели, законник и леди в начале показались очень остроумными, а под конец глупыми и жадными. Предпочитали полагаться только на угрозы и шантаж. Ни то чтобы Уилл тут же предал бы Кромвеля, окажись сделка хоть немного выгодной для него; но особых успехов этим заговорщикам он не пророчил. Такие договора только злили, так что больше думалось о том, как бы доложить канцлеру и вернуть кровь. Дрянь вышла с семьей, но угроз в в адрес матери и невесты он тем более не хотел терпеть и прощать. На вывеске маленькой таверны красовалась слегка поблекшая ягода малины. Как и обещало название - зелёного цвета. Но пока что он только набирал долгов и неприятностей.
Внутри было темновато, но тепло. Ставни закрыли, так что красноватый свет шел только от камина и свечей. Людей было немного, зато все были вооруженны и сидели группами по трое. Так что Уилл сразу понял, что неприятностей потенциально могло стать только больше. По виду домик либо оккупировали нанятые кем-то из горожан наёмники, либо держал кто-то из бандитов. Он вздохнул, подходя к единственному в таверне не вооруженному до зубов человеку - грудастой девке за прилавком. Что поделать, нужно было найти Кристину - законник с него последнюю шкуру уже содрал, так что ворам, по крайней мере, оставалось довольствоваться меньшим.
- Добрый день, можно мне кружку эля.
Девица просияла улыбкой, водружая на стойку глиняную кружку. А потом, развалив по прилавку тяжесть грудей, потеребила пальцами рукав его джеркина.
- Можно. И нужно. А то, может, еще чего хочешь?
Уилл пододвинул к себе кружку, улыбаясь девушке - судя по всему, это и была Кристина.
- Да, хочу. Я ищу Кристину.
А вот как расспросить девку о пропаже, и ничего не разболтать, он не знал. Эта сорока в пол часа завалила бы ему всю конспирацию, а не расспросив её можно было сразу выезжать из города, не тратя времени.Может, стоило притвориться проверяющим, подозревающем дворянку в оккультизме?
Трактирщица честно призадумалась.
- Кристину? - переспросила она.- Кристину... что-то не припомню. Это кто?
Уилл вздохнул. Зря он играл с девушкой - в итоге у той было куда увернуться. Стоило с самого начала представиться, узнать имя и уж потом переходить к делу.
- Ну может тогда сюда хотя бы заходили две молодые девушки? Одна чернявая, понежнее и покротче, вторая более бойкая. Всегда вместе.
- По-кротче, - все также задумчиво повторила трактирщица, - эвона как загнул. Чернявую помню. С подружкой. Приходили, сидели в углу, хихикали. А как мужики подходили - тут же сбегали. Домашние.
Последнее слово женщина произнесла презрительно, явно не одобряя девушек.
Выходило, что Кристина не работала ни в какой "Малине" и была сейчас чёрти знает где. И то ли она врала матери, то ли мать врала ему. Уилл вздохнул - никакого особого розыскнова прилива сил он не ощущал, и кажется не собирался ощутить. Задача казалась не подъёмной, а он всё равно должен был биться о неё головой. Неожиданно явно вспомнился голод, тем-более, что всё равно нужно было что-то заказать. Уилл допил эль.
- Можно чего-нибудь перекусить и ещё эля? И что, никто больше к ним не подсаживался? Просто заходили по утрам, сидели немного и уходили?
- Я сказала по утрам? - удивилась трактирщица, с грохотом ставя перед ним деревянную миску, полную сыра. - Вечером приходили, когда стемнеет. А уходили, когда мужики начинали лезть. Стало быть, час-полтора спустя. Они из домашних, говорю же. Знаешь, из тех, кому няньки-мамки говорят, что у парня в штанах змея сидит и укусит. И боязно, и на змею поглядеть любопытственно.
- Странные они. Раз уж интересно, то зачем вот так вот приходить без толку?
Допустим, выбираться вечером девушки могли под предлогом похода в церковь. Но что весёлого просто сидеть в одной и той же таверне до первых ухажеров? Да ещё и рисковать попасться.
- Ты если и грыз, то странный какой-то, - трактирщица вздохнула, протирая стойку куском чьего-то подола, - вопросы вроде правильные, а только их надо не мне, а самому себе задавать. Девки - юные, невинные... Ну, одна из них - точно. Небось, поначитались книжиц, где вон то про поцелуи и нежные руки. А женишок, думаю, тока про турниры да рыцарей. А девке уже томливо и хочется. А когда хочется - колется, потому что надо же в постели как дева Мария быть. Девственницей. И выходит, что приходят они, чтоб на мужиков посмотреть да авось отдаться. А когда дела доходит, так и страшно, значит. Ну да нарвутся когда - нибудь на наемника поглупее. Умный-то портить не станет.
Проблемы юных дворянок, почему-то, вызывали в Уилле мало отклика. Вот беда, неможется до свадьбы подождать, когда ни о чём больше думать и не нужно. Но было этого как-то мало. Выходило, что мерялись девушки просто вниманием, но сбегать из-за такого... Видимо, главной причиной пропажи стоило всё-таки считать похищение, но тогда становилось только сложнее. Может дам интересовал не сам трактир, а что-нибудь поблизости? Какая-нибудь лавка с травами и амулетами или вообще доходный дом.
- А что у вас есть интересного возле таверны? Может лавка какая или гадалка?
- Бордель госпожи Тании, - вскинула бровь трактирщица, - достаточно интересно?
- Да. - Уилл проглотил сразу несколько кусочков сыра, запил их элем и расплатился с трактирщицей. Идти в бордель перед самой свадьбой ему не особо хотелось, но делать было нечего.

Находился бордель в подвале. К необычным чёрно-красным дверям вела лестница. Уиллу до этого доводилось бывать в публичных домах, куда без этого. Но сейчас не было ни денег, ни времени, ни... ну про желание он говорить бы не стал, но, в общем, было нельзя. Дверь ему открыли сразу и впустили на удивление легко. Внутри бордель выглядел ещё необычнее, чем снаружи: всё убранство повторяло черно-красный окрас двери, а на самом видном месте отражал блики свечей ошипованый доспех, выкованный, по всей видимости, для очень фигуристой дамы. Уилл до сих пор не определился, как относиться к таким вот местам. Вроде бы и дрянью богопротивной оно было, а вроде и при всём желании не истребишь. Да и у самого рыльце было в пушку. Так или иначе, от него ничего особо не зависело, а до свадьбы можно было и потерпеть.
На чёрных подушках в центре комнаты сидели две скудно одетые, да пожалуй даже совсем голые девицы. Кроме нескольких кожаных ремешков, которые к тому же прикрывали совсем не те места, на барышнях ничего не было. Уилл почувствовал себя на несколько лет младше - и пялиться было как-то глупо, и отворачиваться было бы по-детски. Да и не хотелось ему отворачиваться.
Так, ну на Бьянку никто из них был не походил. Уилл огляделся - на заведующих этим местом девушки тоже были не похожи. Он подошел поближе. Глупо оно всё было и стыдно, учитывая что в бордели редко попадали от хорошей жизни.
- Здравствуйте, я ищу двух девушек. Одна чернявая по-нежнее, вторая бойкая, всегда вместе. Они обычно шатались неподалёку. Не видали? - Он не стал продолжать, слабо предполагая, как отреагируют девицы. До зуда в спине глупый разговор.
Девицы хихикнули, стреляя глазками, но отвечать не стали. Из скрытой черной тканью двери вышла рослая, плечистая женщина, похожая скорее на шотландского горца, чем на даму. От горца ее отличало отсутствие небритости и наличие огромной груди. Да и вряд ли горцы ходили только в тоненьких веревочках через чресла да высоких сапогах. Поправив копну белых волос, женщина хлопнула плетью по сапогу и кивнула Уиллу.
- У нас найдутся и чернявые, и белявые, и рыжие, и малиновые. Какую пожелаешь, птенчик. Но две сразу обойдутся в три раза дороже.
Теперь стало понятно, почему на входе его не встретил вышибала. А доспех, по всей видимости, принадлежал самой хозяйке. Ну женщина-управляющий, наверное, была мягче к девушкам, да и барышни смеялись. Не то, чтобы Уилл собирался кого-то спасать, просто общаться с человеком, который не избивал и не насиловал бездомных девушек было приятнее.
- Вы меня не поняли, я ищу двух девиц, которые просто часто гуляли в этом районе. Может быть, вы их видели?
Женщина повела плечами и обвела рукой комнату.
- Посуди сам, красавчик, много ли у меня времени ещё и по улицам шнырять, когда такое хозяйство, и за всем глаз да глаз нужен - а порой жаль, что и третьего Господь не дал? Да и для чего мне за прогуливающимися барышнями глядеть, когда своих - полон дом? Или что, с улицы хватать приглянувшуюся, да насильно в работу?
Уилл вздохнул, потирая глаза.
- Думаю, такой благоустроенный дом как у вас, обходится без этого. И всё-таки, девушки, которых я ищу, вполне могли заглянуть сами. Ну или по крайней мере, разглядывать вход. - Уилл убрал руку от лица. - Судя по тому, как всё здесь устроенно, вы вполне могли обратить внимание даже на такую деталь. Помогите мне, пожалуйста, если что-то видели, а если нет, я больше не стану вас задерживать.
Если девушек не видели и здесь, то нужно было начинать с самого начала. Снова поговорить с матерью Кристины, и попробовать догадаться, не обманывает ли его старушка. В общем, беспросветная дрянь и головная боль. А сейчас, он ко всему прочему, чувствовал себя дураком, который пришел в бордель вести беседы, а сейчас вот-вот должен был получить по голове от какого-нибудь вышибалы.
Бордель-маман снова повела плечами, ласково глянув на Уилла.
- Сведения всегда стоили денег, птенчик. Денег... или работы. М-м... Такой красивый мальчик, а сегодня как раз джентльмены из французского отряда обещали заглянуть. Ах, дорогуша, эти мужчины были такими затейниками, но после того монастыря, где они славно повеселились с братией, их будто прокляли! Никакого разнообразия, и любят таких, как ты. Так что, по рукам. Отработаешь с ними ночь, а я что-то да скажу.
Уилл удержался, чтобы не прыснуть со смеху, почесал затылок.
- Что это за монастырь-то такой? Может я тоже заеду, как освобожусь. - Можно было ради веселья сходить к французам, попробовать кому-нибудь навалять и узнать про монастырь, но сейчас было не до того. Тем более, опыт с демонами показывал, что не всё было так просто. Ох и заглянул бы он к монахам, если бы получилось так легко узнать название обители.
- Видно, что вам тоже нравятся такие утехи, - согласно кивнула мадам, - вот у джентльменов и спросите. Значит, договорились.
Уилл улыбнулся.
- Нет, я всё-таки откажусь, предпочитаю монахов. Может можно договориться как-нибудь по другому? Могу кое-как заплатить, сделать другую работу. Если бы в городе не запрещалось колдовать, мог бы проверить здоровье девушек или вылечить кого-нибудь.
Денег с собой у него было мало, но их вполне можно было вписать в необходимые расходы. С другой стороны, для такого местечка девяносто монет явно не были большой суммой.
Женщина задумчиво оглядела его, небрежно поигрывая плетью.
- Я могла бы открыть тебе мой мир, мир госпожи Тании, милый, но - увы! Я читаю на твоем лице, что это будет зря. Подчинение и боль нужно любить, нужно хотеть их и наслаждаться ими, возносясь в горние выси. Подумай, что еще можешь предложить мне.
Уилл вздохнул, пытаясь припомнить, что ценного у него вообще могло быть с собой? Нож святого, который втюхал ему Ворон, кинжал, да одежда. Всё это он притащил из проклятого города и не особо хотел раздавать всем подряд. С другой стороны носить одежду ему всё равно было нельзя, а по дороге она совсем не кусалась. Уилл вздохнул, пару мгновений роясь в сумке. Достал дорогую дворянскую одежду.
- Может это вам пригодится, если кто-нибудь из гостей не рассчитает.. эм... со рвением и испортит свою.
Жалко было отдавать такое дорогое приобретение за несколько слов, но девушку нужно было найти, а на чёрные рынки у него не было времени.
Тания хмыкнула, двумя пальцами потеребила дорогую ткань и кивнула.
- Ну что же с тобой делать, птенчик? По рукам.
У Уилла потемнело в глазах, захотелось накинуться на женщину, прижать её к полу и содрать редкие ленточки чёрной кожи. Вкусной, хорошо выделанной кожи. Ощущение было, как будто он вот вот сорвётся с высоченной горки и покатиться кубарем по снегу и льду. Одно движение, один вздох. По блестящему кнуту, кажется, стекала капелька крови. Кнут был самым вкусным. Уилл выдохнул, уже не зная удержится ли, но женщина отошла и всё исчезло. Ни следа желания, ни головокружения, ничего.
Он несколько раз моргнул, с силой нажимая на переносицу. Это пугало. Вряд ли это было связанно со штанами - в камере их не было. Для силы это тоже было странно, он не ощущал ничего похожего в Саутенде. И как на зло нельзя было проверить, не заразился ли он какой-нибудь демонической дрянью. Нужно было поспешить с Бьянкой и выбраться из города.
Или - церковь? Он так и не побывал в церкви, выбравшись из ада. А сейчас казалось, что туда вообще могут не впустить. Какая-то дрянь внутри, контракт с Сатаной. Харпер, как и большинство христиан, бежал к Богу, только когда больше не было куда идти и что колдовать. Уилл выдохнул, пытаясь собраться с мыслями.
- Я очень внимательно слушаю. Видели ли вы девушек? Куда они шли, где могут быть?
- Ну до чего же смазлив, - вздохнула Тания, обращаясь к девицам, - так и съела бы, до косточки. А девушка твоя, чернявая, заходила сюда. Работу искала. Но не подходит она нам, не то седло.
Да неужто! Мысль о том, что он почти нашел Бьянку, заиграла лёгкостью в груди. Неужели она просто была в одном из борделей? Отыскать девушку и - сразу в церковь. Ещё один приступ он должен был выдержать, а душа... если его душу погубил контракт, то можно было уже не спешить. Чёрт знал, делал ли он добро дворянке или зло. Или просто делал то, что было выгоднее.
- Где в городе она ещё могла пытаться устроиться?
Тания шагнула к нему, и рукоять кнута больно уткнулась в подбородок, не позволяя опустить голову.
- Спроси у нее сам, птенчик. И пшёл вон.
Уилл улыбнулся - это было весело. А может его просто радовала новость о Бьянке. В отличие от девок, бордельная маман не особо привлекала, но оригинальности ей было не занимать. Задумавшись, он совсем забыл о вежливости, а можно было бы по крайней мере подыграть.
- Прошу прощения, госпожа Таня, я сейчас же пойду. Но не могли бы до этого подсказать, где ещё в городе есть бордели.
- Ой, - пискнула одна из девиц, - что сейчас будет...
- Как ты меня назвал? - с интересом осведомилась мадам. - Плохой мальчик...
Тания потянулась к своему доспеху, снимая с него шипастую и даже по виду очень колючую перчатку. Подбросила её в руках, через прищур разглядывая Уилла. И пошла вперед, тараня грудью.
Эх, кажется, ему всё-таки было суждено получить от рослой маман, если не кнутом - то перчаткой. Нужно же было так сглупить. "Ну, можно было и сразу вон". Уилл развернулся и рванул к двери.

За пять золотых в таверне получилось узнать о хокуэллских борделях. Оказалось, что в не слишком большом городе хватало места аж для четырёх доходных домов. Выходило, что кроме салона госпожи Тании, Бьянка могла пойти в находящийся где-то на окраине "Чистота и горлицы", богатый "Дом райского наслаждения" или с какого-то перепугу расположившийся на кладбище "Гарпии". Можно было допустить, что начала девушка с самого дорого и престижного, потом попытала счастья у госпожи Тании. Так что начинать нужно было или с горлиц, или с кладбища. На кладбище Уилла совсем не тянуло. Не приведи господь там ещё притаиться какой-нибудь беглец из ада. Так что начать он решил с горлиц.
История начинала затягиваться и утомлять. Не то чтобы ему не было интересно поглядеть на все разновидности борделей перед свадьбой, но до свадьбы так можно было и не дожить. А Уилл ещё и не знал, как поступить с девушкой, если получится её отыскать. Наверное, стоило вернуть её отцу. Приключений барышне хватило и без того, чтобы стать заложницей, а с констеблем он договаривался из клетки. Было боязно, что констебльская пара выполнит свои обещания, но наверное, в такой ситуации стоило рискнуть. Всё-таки он был в городе, так что в случае неудачи, мстители вполне могли ограничиться только его убийством.

За несколько кварталов до "Чистоты и горлиц" Уилла остановил женский крик с соседней улицы. Он обернулся и на мгновение застыл. Горожане с визгами, писками и просто тяжело дыша разбегались от огромного кролика. Красноглазого, и настолько зубастого, что пасть, казалось, просто не могла закрыться. Пушистая тварь скакала по улице на задних лапах, поджав передние к груди. Красные глаза, а что важнее, острые клыки, быстро приближались к нему. Да какого чёрта с ним творилось?! Алиса эта была или его просто прокляли вечной неудачей? Нужно было проверить взглядом, наверняка тварь была адским отродьем. Когда Уилл попробовал применить зрение ловца, в него упёрлась пара красных глаз. В ушах засвистело, а пространство вокруг твари исказилось, как будто та быстро падала или он быстро взлетал. Исчезнувшие из поля зрения дома парами пролетели мимо, заряжаясь в две улицы за спиной кролика. Одна пара, быстрее - вторая, ещё быстрее - третья. Здания громко укали, примыкая друг к другу. От свиста в ушах стало больно. Улицы собрались, замерли и взорвались со звуком бьющегося стекла. Целенькие кирпичики взлетели вверх, полетели в сторону. Что-то под землей стукнуло так, что эхо зазвучало в груди, и всё замерло, прямо в полёте. Фундаменты домов засветились огнём, как будто из под ними поднималось раскаленное железом. Красные, похожие на те, что Уилл видел во дворе Саутендского монастыря, письмена забежали по кирпичам. Кролик, сквозь мех которого Уилл видел раскаленные красным вены, стал приближался, быстрее и быстрее, как будто оттаивал. Замороженный Уилл моргнул, убирая дар, и побежал по улице. Господи, что творилось? Город вокруг казался холодным и свежим. Страшно захотелось пить.
- Чтоб тебе морковкой подавиться, тварь поганая, - практично пожелал кто-то за спиной. Следом за Уиллом в переулок ввинтился один из стражников, средних лет крепкий мужчина. Он недовольно хмурился, и шрам на щеке превращал его лицо в жуткую гримасу.
Прыжки неуклонно приближались, а Уилл просто прижался к стене, решив, что меч бы мало чем мог помочь. А если тварь каким-то образом притащил он? Заяц проскакал мимо с крайне задумчивым видом. Удивительно, но зараза ещё никого не жрала. Уилл выглянул, убедившись, что кролик удаляется. Будто прыжков было мало. И обратился к стражнику.
- Не подскажете что за... происходит?
- Да падла эта, - мужчина зло сплюнул на мостовую, - морковку на рынок жрать пошел. Главное, не нападать, а то ушами порежет не хужее михаилита какого.
"Ну обделаться теперь - то что у вас в городе адский кролик с ушами косами - так это ничего, плохо что пошел морковку на рынок жрать!" Ну по крайней мере он не был виноват. Уилл огляделся, прицениваясь, как будет огибать гада.
- А он горлиц, то есть жителей не поест?
- Дык, говорю ж - если не нападать и не злить, то не жрет. Тока морковку и капусту. Разве что, - подумав, добавил мужчина, - стоптать может. А ежели михаилита видит - так вовсе с перепугу гадит и исчезает дымом. А всё почему? Потому что, грит отец Гилберт, последние дни настают. Выйдет Зверь из преисподней и будет он пушист, во.
"А Сатана, видимо должен был мяукать и любить молочко". Хотя, с чего Уилл решил, что демоны не могли любить молоко. Говорил стражник так, будто явление для города было куда как обычное. А ведь хороший был предлог, чтобы пройтись по храмам и монастырям, тем более, что город Уилл уже очень недолюбливал. Наверняка же воду мутили католики.
- А в каких районах обычно появляются такте вот звери? Просто чтобы я знал, какие места обходить.
- А где им приспичит, там и появляются, - мрачно сообщил страж, - чтоб им сдохнуть, подонкам ушастым. Жрут, выродки, морковку, веришь ли? Всю, какую найдут. А потом торговцы орут и возмещения требуют, будто стража сделать что-то может.
Видимо даже михаилиты были не в состоянии помочь, ну или не считали нужным. Но явление было необычно безобидным для чего-то связанного с адом, хоть стражнику так и не казалось. С одной стороны хотелось пойти за зайцем и увидеть, как тот исчезает, с другой у него совсем не было времени. Уилл пожал плечами - явлением заяц был частым, так что при желании можно было подождать.
- Хреново, ничего не скажешь. А, там ведь на площади выборы обсуждают? Кто выигрывает?
- Там Аск орал, - пожал плечами стражник, - ну этот, с Севера. Воду мутит, как по мне. Так-то, речи крамольные. А кто выигрывает... Ну так Гарпари здесь сидел, сидит и будет сидеть.
Уилл, собравшийся уже идти, остановился. Он не верил, что Кромвель мог быть не в курсе таких вот выступлений, но было полезно послушать. Говорил же он, что скоро всех комиссаров пересажают на колья! Это выступление выглядело как начало чего-то подобного. Такими темпами нужно было просить поддельных квитков и притворяться торговцем. Мёдом, например. Уилл взглянул в сторону горлиц. Если Бьянка уже была в борделе пол часа бы ничего не добавили, а послушать ему нужно было, если не для понимания ситуации в городе, то для понимания, того что с ним могли сделать при следующей проверке. Уилл вздохнул.
- Иду, что ль, и я послушаю, что за смута.

Ратушная площадь в Хокуэлле почему-то напоминала тюремный двор - в стороне собрались готовящиеся к бунту заключённые, строгий надзиратель-статуя пока бездействовал, Уилл опять лез не туда и терял время. Собравшиеся перекрыли кое-как сколоченным помостом одну из просачивающихся под высокими стенами улочек. С центра площади на них грустно и немного строго взирала высокая статуя святого Барка. Видимо, городского покровителя. Тот самый Аск стоял на сколоченной трибуне, улыбался, здоровался за руку с бедняками, гладил по головке детей. Уиллу такие дешёвые проявление близости к беднякам не очень нравились, но они и не отталкивали.
Выступающий взял на руки девочку, который было трудно стоять.
- Город без настоящего мэра - что бедная девочка, которую хотят превратить в шлюху! Город без Бога - развратная девка, не способная уже стать горлицей, не годная в королевы! Кто из вас бросит в неё камень? Кто из вас осмелится спасти её?
Уилл скрестил руки на груди. Пусть и работая комиссаром, он считал себя частью тех англичан, которые теперь стремительно беднели. Уиллу повезло найти работу, но он бы не сказал, что мест было бесконечно много и что хоть одно из них оплачивалось в половину так хорошо, как служба у Кромвеля. А теперь выходило, что он был змеей и крысой, нашедшей местечко потеплее. Да, выступали люди против огораживания, но роптать на него и тем более на короля ещё боялись, так что всё негодование выливалось на реформы. Теперь всем казалось, что это именно комиссары и Кромвель лично выискивали, кого бы согнать с родной земли.
Вот выходило, что отобрать землю у монастырей было нужно, но вот раздать эту землю беднякам, чтобы погасить недовольство король не считал нужным. Может, считал, что армия достаточно сильна, может не хотел настроить против себя дворян, а может, и вовсе был занят чем-то другим. Конечно, Уилл имел в виду дела за морем, а не новую королеву и двор.
Но он начинал думать, как один из бунтующих. При том, что сам притащил Кромвелю информацию о планирующемся восстании, а сейчас должен был выискивать католиков-зачинщиков. В общем, выходило чёрти знает что, но не возводить же на престол католика или ставленника французов с испанцами! Да и грех ему было жаловаться, когда та же рука кормила и жаловала.
Пока звучный голос продолжал подбирать понятные всем примеры, Уилл оглядел толпу. По виду, это в основном как раз и были согнанные с земли, кому теперь не находилось ни работы, ни крова в городе. Среди одобрительно кивающих, переговаривающихся и просто внимательно слушающих резко выделялись две фигуры, не слишком заинтересованные митингом. Мужчина, лет тридцати пяти, одетый во всё черное, а значит, не особо волнующийся судьбой бедняков дворянин. И что важнее - тот самый гад с мешком, шутки которого стоили Уиллу пять сотен золотых, не меньше половины чести и грядущего выговора от Фицалана. Уилл начал пробираться через толпу, подбираясь к, как оказалось, довольно мелкому ночному путешественнику.
При ближайшем рассмотрении незнакомец не оправдал никаких ожиданий. Не было у него ни гнилых зубов, ни крюка вместо руки, ни даже повязки на глазу. Да это вообще, кажется, была баба.
Зачем бы кому-то такому за ним ходить? Одежда незнакомцу была великовата, но выглядела чистой и немного щегольской. В косе блестела красивая заколка с литым цветком. Не самая дешевая вещь. Уилл подобрался поближе, встав у незнакомца за плечом. Оружия тоже видно не было.
- Кхм, вы меня зачем-то искали?
- Всех нас зачем-то ищут, - нежным тенором просветил его незнакомец. - Кто-то, быть может, ищет и вас. Но это точно не я. Хм, что я за дурак! Это вы так телегу подкатываете! И как же велите вас называть, милый?
- Называть меня можете Уиллом, а телеги я предпочитаю подкатывать к дамам. Мне просто интересно, что или кого в таком случае вы искали с мешком, в котором что-то шевелится, в полночь на улице?
Какого чёрта ему так везло на содомитов и прочих экспериментаторов?! Хрен пойми с чего тогда этот комерад шел за ним пол вечера и чего хотел. Сейчас походило на то, что в мешке был похищенный где-то мальчишка лет девяти.
- А вы? - с любопытством осведомился юноша, поправляя в волосах заколку.
Разговор был бесполезной тратой времени. В нём поселилась какая-то демоническая дрянь, а он болтал чёрт знает с кем и, по сути, ни о чём. Так или иначе, раз этот путешественник шел за ним в полночь, а теперь ничего не хотел сказать, вряд ли он был доброжелателем. Эх, всё-таки жаль, что тогда появилась стража. Заметно пободревший голос Аска вмешался в размышления.
- А если бесчинства продолжатся, я клянусь, я обещаю, мы потребуем от короля повернуть всё вспять!
Уилл грустно улыбнулся - кажется говорили о нём. Хотел бы он посмотреть кого и как в итоге будет поворачивать Его Величество.
- Я-то искал где переночевать. В общем, трачу время. Если хотели бы что-то сказать - уже сказали бы, а значит собирались мне навредить.
Уилл развернулся махнул на прощание рукой. Содомит только засмеялся вслед.

Подходя к Горлицам, Уилл забрёл на совсем безлюдные улочки, где попадались только коты да крысы. Его остановил звук шагов - из-за тёмного угла вальяжно вышел мужчина с топором. По лезвию стекала кровь. Одет был незнакомец в фартук, тоже окровавленный и в желтом жире. Через тьму просматривались намотанные на руку кишки. Уилл встал как вкопанный. Может это просто был мясник? Лишь бы это был мясник! Что бы делать мяснику на такой вот улочке? Незнакомец был в десяти шагах, так что оставалось время, чтобы достать кинжал. Мужчина всматривался во тьму, примерно в его направлении. Уилл приготовился вытащить кинжал, вслушиваясь, не идёт ли кто-то ещё.
Мужчина потянул носом, почуял, именно почуял, где был Уилл и понёсся к нему. Похрюкивая и пыхтя, с занесённым над головой топором. Уилл вытащил кинжал. По коже побежали мурашки. Захотелось бежать или бить, больше - бежать. Свинокабан опустил топор, метя ему прямо в голову. Уилл резко сделал шаг вправо, уколол сумасшедшего. Попал в плечо, хотя метил в шею. Слава богу, что у него с собой было оружие. Что вообще творилось в этом треклятом городе?! Опять?! Снова демоны и какая-то дрянь?!
Свинокабан развернулся, совсем не замечая укола. Заревел, как медведь, замахиваясь топором и собираясь разрубить Уилла, и кажется, весь дом за его спиной, слева направо. Огромный топор совсем ничего не весил для здоровяка. Господи, один неверный шаг и его убьют. Охренеть. Уилл шмыгнул влево, прямо под топор. Сзади-то была драная стена. Улица на секунду смазалась, плечо вспыхнуло болью. Он всё-таки проскочил, отделавшись царапиной. Мясник крутанулся на месте, скользя топором по стене.
Боль злила, Уилл попробовал уколоть гада в брюхо, снизу вверх. Чтобы достать до блядского сердца, если повезёт. Лишь бы не подставиться под топор. Как у него только не дрожали руки от страха, волнения и злости?
Клинок вошел как... в мясо? Пробил кожаный фартук, а дальше пошел легко, по самую рукоять. Уилл выдохнул. Рёв оборвался, и мужчина застыл, потом застонал и повалился вниз, чуть не утащив с собой клинок. По венам разлилось блаженное прохладное спокойствие. Победил.
Кинжал выходил из тела как-то труднее, чем входил. Не так уверенно. Мужчина упал на каменную мостовую, умирая. Уилл вслушался. Ни шагов, ни бряцанья брони слышно не было. Кто это был? Просто сумасшедший? Убийца? Может его подослал тот педераст? С клинка на руку капнула бурая в темноте кровь. Уилл склонился, быстро протирая клинок штаниной убитого, внимательно следя, не потянется ли рука к топору. Мужчина ещё стонал. Нельзя было использовать свою одежду, или отрезать часть штанины и выкинуть потом. Он первый раз убил. По крайней мере, вот так.

Через несколько переулков, всё ещё безлюдных, Уилл остановился. Быстро перевязал рану, замазал грязью кровь на одежде, ещё раз осмотрел клинок. Уже совсем стемнело.
Бордель, с соломенной крышей и местами потрескавшейся мазанкой, выглядел старым и заброшенным, но свет из окон приятно разгонял тьму. Уилл не мог залечить плечо, чтобы убрать всё, что связывало его с трупом на улице и это раздражало. Внешне это место нравилось ему больше, чем доходный дом в центре. Хотя, какое тут нравилось - это был бордель. Да и женщин в таких местах избивали чаще. Найти бы вот такой вот домик, чтобы спокойно переночевать у камина. Без шлюх, проблем и беглых дворянок. Уилл постучался в дверь. На секунду показалось, что он забыл что-то затереть и шлюха, которая вот-вот откроет дверь, должна была пронзительно завизжать, увидев кровь.
Дверь открыла неожиданно симпатичная, но чумазая девчонка лет пятнадцати. Черноволосая, в коричневом платье с безвкусно низким вырезом. На секунду захотелось взять вот эту вот симпатичную девку и отдохнуть, предварительно отыскав отдельную комнату и фляжку бренди. И думать обо всём остальном уже утром.
- Мсье? - ласково осведомилась девица.
- Добрый вечер, я могу войти? - Первое слово Уилл невольно произнёс с лёгкой хрипотцой. В голове была одна усталость, и ощущение что он весь в грязи, дерьме и крови.
- Мы не работаем, мсье, мне так жаль. Но если мсье крысолов, то Жанетт потом сыграет на его флейте, - шлюха хихикнула, недвусмысленно подпирая щеку языком.
Уилл вздохнул - вместо отдыха от шлюхи понесло шлюхой. Хоть в море топись. Странно, что бордель был закрыт, может случилось что-то связанное с Бьянкой.
- У Жанетт есть способ заработать пару монет полегче. К вам за последние пару дней не просилась на работу чернявая девица лет пятнадцати?
Девушка вздохнула и тоскливо покачала головой.
- Ну, мсье, такая девица тут, конечно, пришлась бы как дома, но - увы, когда бордель закрыт, то любой заработок - как лента на шее. Какие уж тут монеты...
Разговаривала шлюха, как пришибленная. Но из сказанного можно было понять, что борделю кто-то мешал работать. Может быть, другой доходный дом или какой-нибудь католик-фанатик.
- Значит, девчонка к вам не заходила... И кто ж вам так ленты на шею повязал?
- А я не сказала, мсье, что она не приходила, - хлопнула ресницами девица, - или что уходила. Я сказала, что такие сведения просто так не достаются. За бесплатно, мсье. А ленточки вяжут - так я же сказала, что крысолов нужен? Стало быть - крысы. Вяжут. Затягивают, вот.
Договорив, она для ясности вскинула голову и указала на длинную красивую шею, где не было никакой ленточки.
Уилл потёр глаза. Какие к чёрту крысы? Кого душат? А ещё ему не нравилось стоять на улице, хотелось или зайти в здание или идти дальше.
- Скажем семь золотых, устроят? Не так уж и плохо за то, чтобы разок открыть ротик.
Девица хихикнула, прикрыв рот рукой.
- Завидую тем, кто открывали ротик для мсье, но, как я уже говорила, бордель закрыт, а крысы - бесплатны, но проблем приносят куда больше чем на семь фунтов.
- Ну хорошо, раз уж крысы. Пятнадцать монет должно хватить. - Закатил глаза Уилл. За пятнадцать можно было заказать и саму девицу, а Бьянка вполне могла даже не заходить в этот бордель. Как бы не её кишки были намотаны на руку мясника... Тот очень походил на местного маньяка, а девка шаталась по городу.
- Господь милосердный! - досадливо закатила глаза девица. - Сказано же - не работаем мы. Ни за пятнадцать, ни за двадцать! Крысы у нас! Дезире, покажи мсье крысу!
На её зов откликнулась еще более миловидная, но тоже чумазая девица с темными глазами, почему-то похожая на Фламберга. Она брезгливо несла за хвост крысу размером с хорошего терьера. На спине мерзкой твари - грызуна, не девицы! - был выбрит лапчатый тамплиерский крест.
- Видите? - осведомилась Жанетт, упирая кулачки в бока. - Хоть сотню монет насыпьте, а не работаем мы.
- Да я не о работе, я о барышне, которую ищу, - вздохнул Уилл, кивком поздоровавшись со второй девушкой и рассматривая крысу взглядом ловца. Ничего особенного, просто жестоко изрезанное тесаком животное. Да что было не так со шлюхами в этом городе? Одни орудовали хлыстом, другие тесаком. На кладбище ему, видимо, должны были угрожать лопатой или колом. То, как девушка походила на михаилита, да ещё и крест, не наводило ни на какие особые мысли, но навевало неприятное чувство. Какая-то муть. - Странные у вас крысы, откуда крест на спине?
- А я о работе. Барышня или не барышня, а скажу я вам про нее только после того, как заплатите. И не деньгами! А что до креста - так спросите у них сами!
Шлюха раздраженно топнула ногой, захлопывая перед носом Уилла дверь.
Уилл скрежетнул зубами, смотря на дверь.
- И как я могу заплатить?
Траханый свет! В гробу он видел этих крыс, и не имел времени их ловить. Почему нельзя было просто взять деньги и сказать ему была дворянка в борделе, или нет?
- Крысами! - Донеслось из-за двери.
Уилл прикусил нижнюю губу, ещё секунду глядя на дверь. На улице на него случайно напал маньяк, а теперь он должен был охотится на крыс в борделе. Демоны же не проклинали своих?
- Ладно.
Дверь тут же открылась и девица втащила Уилла в дом, где царила разруха. Всюду валялись клочья паутины, пыль не вытирали, должно быть, лет десять, а мебель выглядела так, будто её самолично ломал еще Ричард Львиное Сердце.
- Осторожнее, мсье, здесь балки подгрызены, - буднично сообщила Жанетт. - Упадете в подвал, совсем мсье станете.
Как-то в детстве, ещё когда был жив дед, они вместе разбирали дом давно умершего от старости родственника. Вытаскивали из пыли тряпки, выносили мебель, вытряхивали одеяла. Запах в борделе был точно таким же, как в том доме. И паутина точно так же лезла в глаза. Уилл вздохнул, двигая ногой какую-то тряпку. Барахла на полу было столько, что он и за неделю бы не вынес. А по-хорошему с уборки и стоило начать. Он прошелся взглядом по потолку. Балки, действительно, не внушали доверия, по углам висели целые гобелены из паутины. Может, бордель только открылся или собирался открыться?
- А что в подвале?
- Хм, - честно задумалась Жанетт, - в подвале - подвал. Просто падать будет больно. Ну, и там еще крысы бегают, конечно.
"Ну, конечно". И как на зло ему нельзя было пользоваться силой. На ум приходило только просто спуститься в подвал и перерезать всех гадов, что получится. Обязательно получив ещё пару ран к имеющейся. Покоя не давали кресты на спинах тварей. Из михаилитской лаборатории они, что ли, сбежали? Уилл вздохнул, доставая кинжал.
- Покажите мне что ли подвал. И давно вам эти гады докучают? Может с тех пор, как что-то рядом построили или ещё после чего-то?
- Триста лет, - простодушно ответила Жанетт. - Как приплыли.

Привели Уилла на кухню. От раскалившейся печи в комнатушке было дымно и тепло, так что сразу становилось дремотно. На погрызенной мебели лежала столетняя пыль и казалось, что девушки просто забрались в дом пол часа назад, не зная где переночевать. Растопили печь, попробовали что-то приготовить на старой чужой посуде. Ещё такой дух стоял в деревенских домиках, где ютились большие, но бедные семьи. В которых не было денег на новую печь, а старая, сколько её не мажь, чадила. В тёплом дыму были ещё две девушки - маленькая, большеглазая с чёрными волосами изо всех сил пыталась отрезать погрызенный бок сырной головки тупым ножом. Вторая - чуть постарше, остролицая и носатая оторвалась от какой-то травяной настойки и завлекающе улыбнулась Уиллу. Обе девушки были также чумазы как Жанетт. Впечатление было такой, будто его действительно привели в дом бедной семьи, а улыбка или взгляд, подло, напоминали, что это всё-таки бордель. Может девушки просто любили своё дело, но скорее просто очень не хватало денег. Уилл улыбнулся девушке в ответ, поздоровался, убирая оружие.
- Найдется, чем посветить, кроме факела?
- Такой красивый, да ещё и герой, - вздохнула девушка с отваром и кивком указала на полку, где стояла железная плошка для углей. - Вот. Или вам больше нравятся лучины? Они там, в углу.
Уилл взял плошку, иронично улыбаясь в ответ на похвальбу. Красавчиком он точно не был, да и неважно оно было. Но что-то часто в последнее время ему льстили, да всё шлюхи.
- Пойдет. - Он обратился к Жанетт. - Зачем приплыли, откуда?
Искать отраву было некогда, а крысоловок подходящего размера он в жизни не видел, да и долго это всё было. Но лезь в подвал как-то не хотелось, так что Уилл решил сначала расспросить о крысах. Всё-таки странными были эти кресты.
- Из Франции же, - вздохнула та. - Откуда еще? Со времен Людовика Сварливого тут живем. А зачем - дело ясное. Спасались.
- За что гнали? - Уилл рассматривал горшок - паскудно было бы, разбейся он в подвале. Забитый барахлом сарай вспыхнул бы, как свечка. Странно, что девушки говорили о переселении, как будто это было с ними или по крайней мере с их родителями. Может, крысы были чем-то вроде проклятия полетевшего в вдогонку?
- Нас не гнали, - удивилась Жанетт, - а вот их - да. То есть, они сами ушли, спасались, говорю же.
Из полутьмы кухни соткалась черноволосая, обнаженная под черным плащем, девушка. Пышногрудая, алогубая, она улыбалась, демонстрируя острые, длинные клыки.
- Мсье любопытен, - заметила она, теребя свой крупный, тёмный, похожий на ягоду сосок.
Уилл отвлекся от горшка, пробежался по девушке взглядом; задержался на соске, вернулся к лицу. Очень симпатичная и тоже чумазая. Через дымоход она что ли вошла? Остренькие клыки наводили на неприятные мысли. Ведьмам они, вроде бы, не полагались. Кем ещё могла быть зубастая, Уилл не знал, но главное, что они договорились, и он обещал помочь.
- Можно просто спуститься в подвал и попробовать перерезать крыс, но я предпочёл бы понять откуда они взялись и почему задержались именно у вас. Поэтому и интересуюсь за что и кто их гнал.
- Это было бы мило, мсье, если бы вы их перерезали, - согласилась клыкастая, скользнув пальцем ниже, по животу. - Но у них пленница. Мадам Жози, наша маман.
"Попробовал перерезать".
Кажется, он совсем плохо понимал, что это были за крысы. Уилл положил горшок на место. Может, девушка просто так шутила?
- Пробовали договориться, чего они хотят? Как именно её удерживают?
- А вы думаете, там свидания с узниками устраивают? - язвительно осведомилась Жанетт.
- Откуда нам знать, как, - поддержала её клыкастая, запустив руку себе между ног, - а хотят они известно чего. Доспехи, оружие, золото.
Уилл уже не знал, как реагировать, так что просто старался не пялиться. Куда он вообще попал? Допустим, учитывая огромного адского кролика, можно было поверить, что в крыс вселились души крестоносцев. Но кем тогда были дамы? Уилл ещё раз пробежался взглядом по комнате и наткнулся на бумаги. Внимание привлек знакомый всем герб Говардов. Он вздохнул, как бы между делом подходя к столу. Бросил взгляд на убористый почерк. В голове не укладывалось, как этот бред мог быть связан с таким знатным родом, к которому относился и его сюзерен? По крайней мере, ему выпала возможность отблагодарить лорда за помолвку и как-то компенсировать новость о долге. Хоть Ричард и смотрел на него, как на дерьмо последней выдержки, брак он, тем не менее, организовал. Да, чёрт её знал, что творилось в той семье, и насколько, словами Жанетт, он пришелся бы там к месту. Но, сейчас, брак выглядел, как помощь.
- Это всё им нужно для возвращения во Францию?
- Я думаю, что именно для этого, - кивнула клыкастая. - А вы можете себе представить, сколько стоит броня на крысу?! Мы не в состоянии удовлетворить их. Ни в одном из смыслов.
На листе оказалась родословная Ричарда Фицалана. От Хереварда и через занудные хитросплетения к самому лорду, леди Фламберг и Хизер. Напротив последней была нарисована роза без шипов. Уилл подвинул лист. Снизу были родословные Реджинальда Поула и нынешнего короля.
Что это вообще могло значить? В одном доме торчали крысы-крестоносцы, планирующие вторжение во Францию, и бумаги с родословными знатнейших людей страны и странными пометками на полях. Что означала роза напротив леди Хизер? Планы или сомнение в её легитимности? Знать бы ему ещё все эти переплетения родословных. В любом случае, впечатление создавалось такое, будто безумные планы были не только у крыс. Нужно было поговорить с крестоносцами и узнать мнение противников. Уилл отпустил бумаги и те лениво легли на стол.
- Вы ведь приплыли с ними? На чём не сговорились, нет шанса договориться?
Клыкастая снова кивнула, подходя ближе и кладя руки ему на плечи.
- Наши матери приплыли с ними. А на чем не сговорились - спроси Жози. Когда найдешь. Мсье.

Девушка прижалась к нему всем телом и поцеловала, прикусывая клыками губу. Тёплая, пахнущая пылью, сажей и незабудками. Жутко не захотелось отстранять её. Наоборот - прижать покрепче, взять, что само шло в руки. Как же ему надоело ждать. Он ещё Алису хотел. Уилл запустил руку клыкастой на талию, прижал её покрепче, пытаясь насытиться. Потом оторвался от губ, взял горшок. Всё равно сначала нужно было закончить с крысами. Да и глупости это всё, у него была жена, и совсем близко. Закончи со всем и поезжай себе, пусть и гол, как щегол. Он поджег угли от печки и пошел в подвал. Клинка пока доставать не стал.
Не успел Уилл закрыть за собой дверь, как на него накинулись две крысы. От неожиданности он чуть не выронил плашку. Одна из крыс впилась ему в ногу, вторая - порвала одежду на богу. Уилл поднял руки, только сейчас заметив, что в лапках у грызунов были уменьшенные копии мечей. Приземистые, мясистые твари были облачены в смешные панцири и шлемы, бегали на задних лапах. Сзади послышалось, как женщины подпирали дверь. "Вот суки-то!"
- Я с миром! Неблагородно нападать, когда я даже не обнажил меча! - Несмотря на боль в ноге, от нелепой сцены хотелось смеяться.
Боль в ноге доросла до рёва - крыса вспорола ему артерию! Напали злость и паника. Уилл крепко сжал зубы. "Идиот!" Верхнюю тварь попробовал садануть кулаком. До той, что вгрызлась в ногу было бы сложно дотянуться, больше не хотелось терпеть боль. Он использовал силу, пустил её в тело крысы через собственное мясо и кровь, которыми никак не могла насытиться тварь. Сила не шмыгнуло в тело заразы, ни таилась и не ждала, она ворвалась, как врывается в окна городской пожар. Мелькнул и тут же испарился, как вода на раскалённой печи, сучей печи, образ крысы. Если тело человека было храмом, монументальным и величественный, со шпилями и контрфорсами, одним словом - домом для бога и души; то мясистая туша твари была гнилым сараем, где не жалко было выбить несущую балку. Уилл ощутил главную артерию, ведущую к сердцу и попробовал выбить её. Сжал стенки, лишив их эластичности, нагнал крови, ощутил глухой хлопок.
Нижняя крыса рухнула на землю, корчась в конвульсиях, а бок пронзила ещё одна вспышка боли. Кулак больно ударился о панцирь верхней твари, и крыса не слетела. Уилл попробовал ухватить тварь за просвет между шлемом и кирасой. Господи как же было больно! Снова метнул силу, ощутив только отпечаток образа. В голове твари щёлкали ключики в маленьких замочках. Щёлк, щёлк, щёлк. Миллион раз щёлк и всё в разнобой. От этих щелчков по нервам расходились команды - команда нюхать, смотреть, грызть его блядский бок! Уилл потянулся сразу к нескольким мелким каналам крови, и попробовал сделать с ними то же, что до этого, с артерией. Зло скрутил, как будто помогая себе рукой на крысиной шее, но сила соскользнула. Крыса только взвизгнула, спрыгнув на землю, и тут же снова вцепилась ему в бок. Уилл даже не успел увернуться, только подался в сторону. От боли темнело в глазах.
Он продолжил движение, позволив себе упасть на спину; ударился спиной, но почувствовал камень, не вязкое, палящее тело крысы, а уверенный, холодный камень. Уилл зло дернул пол под тварью вниз и в сторону, выпустил из камня острые шипы так, как будто заворачивал крысу в набитое гвоздями тесто.
Послышался, перемежаемый скрежетом протыкаемых доспехов, визг крысы. Уилл резко сжал камень, добивая тварь. Внутри всё замерло - на такой крик могло прибежать подкрепление. Ничего слышно не было. Он со стоном стянул сапог со здоровой ноги и опустил стопу на камень. Бок безумно болел. Тишина, благословенная, но такая страшная тишина; только капли его крови бьются о пол. Кап, кап, кап-кап.
Уилл выдохнул, пытаясь остановить кровотечение и яд - второй гад, мало того, что не сдох сразу, так ещё и отравил его какой-то дрянью.
Сила укутала жгучие волны боли, которые растекались от ноги и бока по всему телу. Те стали тёплыми, ослабли. Сначала нужно было вернуть себе возможность ходить и сберечь побольше крови. Он не переставал вслушиваться в землю. Через босую ногу должны были донестись даже очень тихие шаги.
Яд совсем не хотел выходить из крови, едкий неприятный. Голова кружилась, а сердце никак не хотело успокаиваться. Уилл достал флягу с элем и сделал несколько глотков - горло страшно пересохло. А может к чёрту всё это? Оно же того не стоило, а эта шлюха наверняка его обманула и даже не представляла, куда пошла Бьянка.
Уилл вздохнул, посмотрел на труп первой крысы. Броня, действительно, должна была дорого стоить. Ну бывали же с ним вещи и похуже, отсюда хотя бы можно было выйти, пробить потолок и выбиться ко всем чертям. В пустыне такой возможности не было. Тем более, нужно было узнать о тех листах. Если крысы или шлюхи планировали убить Фицалана - об этом нужно было вызнать. Уилл потёр глаза. Опять он весь был в крови, опять испоганил всю одежду. Нужно было уже написать матери, хотя, она наверное, уже и так обо всём узнала. Свет медленно тускнел. В пылу боя плашка полетела на землю, угли высыпались, а сама глиняная посуда, видимо, куда-то укатилась. Теперь угли быстро бледнели, явно, собираясь оставить его в полной темноте. Уилл легко сжал ладонь, поднимая камень вокруг и под углями, поманил новую плашку к себе.
Убедившись, что угли ещё продержаться, Уилл поднялся, проверяя, как его держала вылеченная нога, подошел к крысе. "Господи, что за глупая шутка. Католик, да ещё и крыса". Он опустился на колено, стаскивая с заразы кирасу и гамбезон. На спине погибшего в бою храбреца тоже был тамплиерский крест. Пробовать договориться явно не стоило, по крайней мере, пока на него вот так накидывались. Кирасу, не без помощи магии, получилось разломать на две части и приспособить куски под наручи, кольчуга пошла на раненый бок. В последнее время очень хотелось начать носить хоть какую-то защиту под одеждой.
Закончив, Уилл снял второй сапог, обнажил клинок и медленно пошел дальше. Оставалось надеяться, что кристаллы стражи не почуяли магию из-под земли. То, как он пытался найти крыс - это ещё ладно, а вот борьба с ядом в крови должна была отсвечивать ярко и понятно.
По тому, что он ощущал сейчас, под борделем и внушительной частью города был вырыт целый улей. Без понятной структуры, без входа и выхода или хотя бы какого-то главного хода. Сотни беспорядочно разбросанных нор, в которых хрен бы он кого, кроме ещё пары крыс, нашел. Уилл просто пошел вперед, рано или поздно должно было что-то попасться. Через несколько шагов он больно ударился головой, заходя в низкий коридор, так что пришлось пригнуться. Как будто ноги и бока было мало. Нужно было проследить не выходили ли в коридор отдельные норы из которых на него могли бы выпрыгнуть. Ход был таким узким, что Уилл решил убрать кинжал и достать подаренный Вороном нож.
Через несколько минут отчётливо почувствовалось, что он спускался. На стенах показались подпорки, прямо, как в шахте. Интересно, крысы просто обустраивали себе базу или пытались отрыть что-нибудь ценное?
Две баллисты размером с крупные арбалеты Уилл заметил слишком поздно. Стояли они тихо, выстрелили неожиданно. Послышался свист. Болты прошили руку и плечо, застряли. Сразу за выстрелом к нему бросились четыре крысы верхом на каких-то бронированных тварях. Вооружены гады были копьями. Уилл крикнул от боли, пустил силу в каменные стены, выбивая из них снаряды размером с фалангу большого пальца. Под углом, со скоростью, так, чтобы достало до баллист.
Град оглушил стуком камня о латы, снёс крыс с бронированных тварей, побил самих тварей и пронесся дальше по туннелю. В глазах темнело от боли и шума. Из четырёх всадников подняться смог только один, шатаясь, как пьяный, крыс, кажется, собирался добить Уилла копьём. Получался какой-то обмен ударами, от которого всем было хреново. Хорошо хоть арбалеты не стреляли. Уилл ещё раз вдохнул в стены силу, выбил снаряды. На этот раз попробовал их разогреть. Может быть, получилось бы поджечь баллисты или напугать тварей. Бронированные гады пробовали доплюнуть до него какой-то дрянью, но явно ещё не пришли в себя. Уилл дернул рукой, пытаясь в первую очередь снести крыса с копьём.
В этот раз откинуло и его самого, крыса просто смело в сторону и на пол. Красные камешки ударили по броне, столкнулись друг с другом, долетели до арбалетов. На несколько секунд коридор заполнился таким гулом, что не было слышно собственных мыслей. Мысли, правда, были достаточно однообразными - всё брань, да брань. Уилл перекатился через спину, древко задело пол и больно дернулось в ране. Плюющиеся до этого твари недовольно завизжали и побежали по одному из боковых коридоров. Ещё через минуту стало слышен только треск пламени на остатках баллист.

Уилл с трудом поднялся, протирая лицо от сажи. То ли под землей сила охотнее текла в руки, то ли чёрт его знал. Подкрепления слышно не было. Он проковылял до орудий, чтобы проверить, не осталось ли там недобитых крестоносцев. Оказалось, что обслуги у арбалетов вообще не было, а над щепками витала лёгкая дымка магии. Достаточно слабой. До этого ему казалось, что как раз в числе у крыс недостатка не было.
Уилл стащил все трупы в один из боковых ходов, и сел на пол. Нужно было вытащить стрелы. И вот это, однозначно, было худшим моментом дня. Он глубоко вдохнул пропуская силу через своё тело - нужно было проверить не задело ли его ещё где-то. Может узнать, что это были за приступы голода.
Подойдя к животу Уилл подпрыгнул на месте. "Какого... " К желудку прилип ком адской смолы. Чёрной, вязкой, тянущей щупальца к его хребту. А главное живой! Там, где дрянь дотянулась до кожи, раны. Уилл был почти уверен, что там совсем недавно были раны. Они все исчезли. Он потёр глаза, трёхстопно ругаясь, поминая Саутенд, аббатису и всё эту херню. И что это было? Видать он что-то сожрал в проклятом городе и дрянь, вроде тех штанов, проросла в нём самом.
Появилась, однозначно, глупая мысль сначала воспользоваться паразитом, чтобы залечить раны, а уж потом начинать бороться. Так вышло бы сэкономить сил. Но ощущение, что к его хребту тянется какая-то дрянь, перевешивало всё. Уилл попытался проникнуть в смолу силой, понять как она устроенна.
Пятно было похоже на корни огромного леса, идущие из одного древнего центра. Как будто дерево разрослось до невероятных размеров и пустило тысячу отростков. Ядро было у самого желудка, от него же шли отростки, по которым бежали колючие волны. Часть шла к его внутренним органам - по ним волны шли только к ядру. К коже и мышцам тянулись другие, более толстые, уверенные щупальца. По ним волны, похожие, на те, что были в голове, шли от центра твари к его коже и мышцам. Каждый раз, когда проходили эти крошечные удары молний, смола сжималась, походя на сердце. И всё это жило. Как плесень, как грибы, как гнилые перья и кости птиц. Уилл стало гадко. Захотелось вырвать чёрную желчь и вылить всё задетую ей кровь прямо на пол. Но он бы тогда не выжил.
Угораздило же. От этой дряни вообще можно было избавиться? И стоило ли делать это тут, когда сил уже недоставало, а в нём было два болта. Уиллу показалось, что он сейчас заскулит. Сначала болты, но следя за хребтом, так чтобы зараза не дотянулась. Он взялся за болт - выдохнул, силой раздвигая порванные мышцы в ране и толкнул болт.
Уилл захрипел от боли, сжав ладони, как будто от этого зараза бы отпустила. Зло бросил окровавленный болт в стену напротив. Тот стукнулся и упал на землю, с усмешкой следя, как он справится со вторым. Главное было не дать себе опомниться и задуматься. Уилл тут же взялся за второй болт и ещё раз толкнув, в этот раз застонав и перекатившись по полу. На глазах проступили слёзы. Господи, вот сейчас в холодных коридорах это было как-то совсем невыносимо, ещё хуже, чем в пустыне. Он с трудом сел, потирая окровавленные и липкие руки. Одежда и пол тоже были в крови. Руки мелко дрожали. Уилл прислонился затылком к камню, попытался впитать хоть немного холодного спокойствия и силы; потёр голову обеими руками, пытаясь прийти в себя. Здесь должно было быть легче - он всё-таки был в своей стихии. Протяни руку и вот тебе камень, а вместе с ним и сила. Уилл снова прислушался к полу. Ничего. Стал медленно лечить раны, внимательно следя за смолистым гадом, вслушиваясь в коридор.
Раны лечил не спеша, больше отдыхая и наслаждаясь присущей лечению прохладой, покалыванию вокруг ран. И всё это время паразит упорно притворялся спящим, больше не делал ни шага в сторону хребта. А Уилл не знал, как поступить. Пускать заразу дальше он точно не собирался, но вот такая вот борьба точно отобрала бы последние силы. Так что он решил пока что просто насторожиться, нехотя поднялся и принялся за сборку полного комплекта крысиной брони. С четырёх не особо покоробленных комплектов крысиных лат должен был выйти хотя бы один комиссарский. Кирасы пошли на поножи и ещё один наруч, последнюю Уилл выгнул и приспособил на живот и спину. Кольчугой обмотал открытые места на животе, в паху и на шее. У одного из крыс нашлось серебряное распятие с нацарапанным "Маго". Видимо, именем дочери трёхсотлетней давности. Брать его Уилл не стал. Закончив, он сделал ещё глоток эля и медленно пошел дальше, внимательно следя за коридором и смолистым гадом.
Коридор становился всё ниже и теснее, пока не упёрся о каменную дверь. Стало совсем сыро. Над дверью были выбиты четыре строки. Буквы не собирались ни в какие конкретные слова, как бы Уилл их не переставлял. Для нормальных слов просто не хватало гласных. Конечно, можно было просто выбить двери, потому что никакой магии он не чувствовал. Но, во-первых, так на него мог обвалиться потолок; а во-вторых, если он не чувствовал магии, это не значило, что её не было. Уилл попробовал сдвинуть буквы в алфавите. Первое слово собралось в "эту", второе в "дверь", с ошибкой в первой букве. Пришлось начертить углём на полу алфавит, вдохнуть немного силы в догорающие угли и разобрать всё остальное. В итоге вышло:
Эту дверь запечатали именем
Господа Первые среди равных, святые
Магистры ордена Храма. Если ты веруешь и горишь от этой веры,
пролей слезу, подай пепел души и войди.
От чего ему стало не намного легче, потому что Уилл слабо представлял, что могли называть пеплом души крыстоносцы. Крестное знамение тоже не помогло - видимо, загадки крыс не работали так в упор, хотя, казалось бы. Уилл попробовал пропустить силу через дверь, чтобы узнать что было за ней, но магия тонула в камне. Дверь впитывала её, как губка. Осталось только вздохнуть и сесть на пол, положив плашку сбоку.
Может быть имелась в виду молитва? Хотя, обращение к богу вот так вот - только по необходимости, вряд ли, могло считаться полноценной молитвой. Но не раскаивались же крысы искреннее каждый раз, когда им нужно было зайти в своё хранилище или чем там была эта комната. Уилл ещё раз вздохнул, усаживаясь перед дверью поудобнее. Из него выходил чертовский плохой и очень меркантильный христианин. Он свёл руки повторяя про себя "Отче наш". Оставалось верить, что Господь был милостив и всепрощающь, особенно к тем своим детям, которых испытывал адом и крысами.
Послушался лёгкий треск, как будто ломали ветошь. Уилл оторвался от молитвы и провёл по камню рукой, пытаясь понять не изменилось ли чего-нибудь. Пол под ним тоже, вроде бы, не собирался неожиданно разверзнуться. Липкие от крови руки жутко хотелось отмыть, но черта с два, он стал бы тратить на это последний эль. Особенно помня пустыню. Не заметив ничего необычного, Уилл продолжил молиться. Со временем треск нарастал, пока пол под ним неожиданно скрипнул и разошелся, бросив его в тесноту. Уилл больно ударился задницей, а угли отлетели в сторону, потухнув. Под руками, что-то хрустело.
- Блядь.

ДЕНИМ МАС

6 апреля 1535 г. Дублин, Ирландия.

Крутобокая Эрин уже принакрылась зеленым покрывалом. И глядеть на это было радостно. Уплывал Деним из зимы, приплывал в весну. Он жадно глядел на холмы и скалы, запоминая. Ирландия была похожа на женщину - прекрасная, зеленоглазая и взаблмошная. Гостя она встречала улыбкой залива и ветром, срывающим плащ с плеч.
Но Деним, всё же, был здесь. По пути он кое-чего вспомнил, и теперь гладкой галькой перекатывал во рту название "Коннахт", о котором стоило спросить местных, но сначала - поручение Ю. Как он будет путешествовать по насквозь католическому острову, где Господа поминали чаще, чем собственные имена, Деним не представлял. Но зато понимал, что без этих побрякушек, без Коннахта и без обещанной жертвы у него не будет жизни. Порванная веревка дается только раз, и Деним не мог не признать, что она отрезвляет. Заставляет думать.
Впрочем, всё это было пока далеко, а вот моряки, подходящие для жертвы Бадб - рядом. Узкие улочки порта Дублина кишели ими.
Подходящий, на взгляд Денима, мореход попался возле моря, вызвав усмешку. В самом деле, где еще искать матроса? Была в этом злая ирония, заставляющая улыбаться и жалеть. Будущую жертву долго уговаривать не пришлось - обещание выпивки сманило бы любого. Нашлось и укромное местечко под пристанью. И даже сгодилось невесть откуда взявшееся умение вязать руки и ноги так, чтобы человек не шелохнулся, не смел кричать. Будто Дениму когда-то доводилось перевозить рабов. И это было риском, но с ним жизнь становилась слаще.
- Бадб, великая богиня, прими мою жертву!
Как отдавать рыжим бестиям моряков, Деним не знал. Лишь понимал, что должно идти это от сердца, искренне, тогда и богине оно на пользу будет, и он сам сможет с чистой совестью сказать, что хотя бы один долг закрыл. И не было сейчас человека, который так честно, так страстно желал примирения с этой михаилитской леди.
Вот только моряка тоже было жаль. Этот крепкий, приземистый мужчина хотел жить, так же, как хотел этого сам Деним. Наверное, у него даже где-то была возлюбленная. Или жена с выводком детишек. Такие же, какие могли бы быть у Денима Маса. Гарольда Брайнса. Денильда Майнса.
- Бадб, великая богиня, прими мою жертву!
Вторая попытка оказалась сложнее первой. И когда моряк, имени которого Деним даже не спросил, забился конвульсиями, выплевывая жизнь из горла, груди, когда кровь обагрила руки и одежду, легче не стало. Страшнее, больнее, и хотелось повеситься. Почему-то казалось неправильным отнимать жизнь, но такова природа вещей. Умереть, чтобы жил кто-то еще, чтобы была пища зверью и насекомым, чтобы...
Деним вскинул голову, подчиняясь наитию, прочерчивая кровью затихшего мужчины полосу на лбу. Пожертвовать можно было и собой, отдав - но и приобретя. Вступить в иную жизнь, ощутив грудью металл клинка, рассчитавшись единым махом со всеми долгами. Но когда предсмертный хрип затрепещет птицей, совесть у него не пробудится ни на миг, а значит - не стоило пытаться. Может быть, когда-то. Когда Деним осознает себя, и придёт к этому пусть грязным, но способным понять.
- Простите и примите, великая леди.
Оставалось лишь отдать тело волнам, умыться и вернуться к Дженни, которую оставил в таверне с труднопроизносимым названием "Глаканн'бандимор".

(мастерское примечание: дальнейшая судьба, увы, неизвестна)

Уилл Харпер

Ричард Коркин + мастера

2 апреля 1535 г. Хокуэлл, крысы, подземелье.

Он чётко ощутил, как сила оборвалась; сверху захлопнулась решетка. Уилл, не обращая внимания на боль, быстро зашарил руками по полу, нашел осколок плашки, обжегся об уголь. Без силы была неопределенность, неуверенность - он ничего не видел, не чувствовал откуда могли напасть. Получилось раздуть уголёк, подложить к нему немного сухих ниток. Стало видно крохотную камеру. На квадратном полу валялись кости и какая-то шелуха; до решетки было несколько человеческих ростов, магия не слушалась. Уилл вздохнул. Лучше бы напали.
Он плавно повёл огоньков вокруг, пытаясь найти хоть что-то полезное. Одна из стен имела маленькую решетку в соседнюю камеру. Внутри сидела черноволосая женщина средних лет. Это наверное, была пленница. Хотя, выглядела незнакомка скорее на тридцать, чем на триста. Она обхватила ноги раскачиваясь вперёд-назад, как безумная. В такой камере, в кромешной тьме, действительно, можно было сойти с ума. Уилл постучал по решетке.
- Здрасти.
- Добро пожаловать в ад, мсье, - вздохнула его собеседница.
"Опять ад?!" Уилл сел на пол, натягивая сапоги - внизу было холодно. Ну, хотя бы пленницу он нашел, только вот толку с этого.
- Уилл. Давно вы здесь?
- Я Уиллом становлюсь только за доплату, - сообщила ему женщина, откидывая волосы с плеч. - И ты, может, тут солнце видишь, чтобы закатами дни считать?
- Эх, а мне за то, чтобы был Уиллом даже не заплатили. Имя это моё. Ну, а сидишь, видимо, с неделю, если от голода не умерла. Пить хочешь? - Уилл закончил с сапогами и встал.
- Ты забавный, мальчик. А если меня тут кормят и пить дают, сколько я сижу? - с интересом осведомилась маман.
- Если вас кормят, то кормят раз или два в сутки. По этому можно было бы отсчитать, как долго вы здесь сидите. - Уилл вздохнул, прицениваясь, получится ли добраться до решетки. Заберись он туда, можно было бы вытянуть руку и обрушить часть потолка на прутья. Шансов выбраться почти не было, но всё равно лучше, чем просто сидеть. Господи, на кой чёрт он полез в эти подвалы? Почему просто не пошел в другой бордель? Ну, идиот, просто идиот же. И эти листы. Ну что могла сделать горстка шлюх Фицалану? Отсосать? - Вы, насколько я понимая, маман дам из Горлиц?
И чёртова опухоль, наверняка, уже полезла к позвоночнику. Пыталась захватить контроль над телом. И ведь о чём договоришься с этим гадом? Тело-то одно.
- Это же крысы, мсье. Они суетятся, бегают. То приносят с запасом, то не приносят ничего. Поди их пойми. И все верно, я мадам Жози, и такому красавчику будут скидки!
Уилл пожал плечами, раздеваясь; привязал одежду к ножу, отложил огонёк на пол. Осторожно, чтобы не погасить. Маман, явно, было очень интересно - она ещё плотнее прижалась к решетке.
- Ах, какой вы затейник, мсье!
Уилл закончил последний узел, почти не обращая внимания на шлюху, и метнул импровизированный крюк вверх; тот удачно зацепился за решетку. В успех совсем не верилось.
- Ещё какой! Подожди пару секунд, сейчас я грохнусь вниз, и можно будет продолжить разговор.
Уилл осторожно полез вверх. В нескольких ярдах от земли импровизированная верёвка с противным звуком порвалась и Уилл больно ударился о пол. Жози жутко обрадовалась по этому поводу. Попыталась погладить его через решетку, ущипнуть за задницу. Уилл поднялся, стряхивая с головы, кажется, змеиную кожу.
- Откуда же вы такой красивый свалились? - вопросила Жози, подразумевая явно не решётку.
- Ну, как же. - Пожал плечами Уилл. - разве не видите, с седьмой решетки. Ну а пока я пробую ещё раз, и вероятно, падаю ещё раз. Не расскажете, зачем вашим подопечным родовые древа Его Величества и Ричарда Фицалана? Я тогда пообещаю, что попробую вытащить и вас, если получится.
Он выплюнул попавшую в рот гадость и попробовал допрыгнуть до лоскутка, отталкиваясь от стены. Ну по крайней мере было не скучно, хоть и больно.
- А что вам до короля и Фицалана? - восхищенно спросила Жози, одобрительно, с интересом наблюдая за его прыжками.

Уилл зацепился с третьей попытки.
- Душа болит за отечество. Ну а если честно - отвечу, после того, как ответите вы.
Он очень осторожно полез наверх.
- У нас очень приличное заведение, мсье Уилл, - донеслось снизу. - И я, как наставница юных и неискушенных, разумеется слежу за их образованием - а что может быть важнее, чем то, как устроен порядок что на небесах, что на земле? Родословные, мсье, важны не меньше, чем чины и лики ангельские.
Уилл вытянул руку, но сила не шла. Может, женщина говорила правду, но тогда однозначно становилось обидно за всё это путешествие под землю. Никакого толку. Уилл вздохнул, пробуя, не врёт ли Жоззи. Всё-таки, её подопечные закрыли его в подвале, как только подвернулась возможность.
- Или скажите правду, или соврите так, чтобы я поверил. Снизу крысы планируют вторжение во Францию, сверху приличное заведение.
- Вы не верите, что аристократы ходят по борделям, мьсе Уилл? - заинтересованно спросила мадам. - Или, упаси Господь, вы - изменник и еретик, не считающий важным земную власть, которая суть отражение власти небесной? И при этом, выделяя милорда Фицалана - ах, какой мужчина! - говорите об отечестве? Какой любопытный мсье, но, боюсь, мне нечего сказать, кроме того, что вы явно недооцениваете силу знаний. Ох уж эти юноши...
- Поосторожнее с обвинениями в государственной измене, уважаемая, - Уилл вытащил нож и попробовал сломать каменную решетку, - я б на вашем месте попробовал переехать.
Эх, ему бы хоть намёк на силу. И главное, чёрт знает, чем так отгоняли магию. Может, под камнем были пентаграммы? А женщина ему нравилась всё меньше. Даже не женщина, а то, что он оказался чёрт пойми где просто низачем. Ещё и кучу крыс перебил. Их, конечно, было не жалко. Но вот магистры вряд ли собирались гладить за это по головке.
- Ох, - долетело снизу, - аккуратнее с бубенцами, мсье. Так опасно раскачиваются... Но разве я вас обвиняю? И зачем переезжать? Место - премилое.
Внимания на неприятные подколки Уилл не обращал - какая разница, если в ближайшие часы его должны были убить. Маман крысы держали по вполне понятным причинам, а вот он им был не нужен. Да и не хотел Уилл торчать в камере остаток жизни. Получилось отколоть приличный кусок гранита, который тут же до боли в животе захотелось сожрать. Зараза точно лезла к позвоночнику! Из-за каменной двери сверху послышался стук. Как будто стучали серебрёнными ложками. Уилл ускорился. Эх, получилось бы вылезти, и он бы выбил эту драную дверь наверх вместе с половиной катакомб.
Откололся ещё кусок. В этот раз сожрать его захотелось до невозможного. Уилл схватил камешек на лету и бросил в рот. Голод сразу поутих.
- Ну, на, жри зараза. Только не мешай.
Нож, который ему дал Ворон, оказался невероятно крепким. Уилл был почти уверен, что он сломается ещё на первом ударе. Он собрался ударить в третий раз, но стук усилился и дверь открылась. В коридор вышли два прозрачных ночных горшка с человеческими мозгами внутри, крысиными мордами сверху и мелкими лапками снизу. Между лапками же болтались на цепочках два круглых подвеса. Видать, они и стучали. Уилл вздохнул, выплёвывая камешек вниз. По всей видимости, это и было крысиное руководство. Не судьба ему была сбежать, оставалось только договариваться. Пробовать договориться, потому что положение у него было не просто невыгодное, а по-настоящему хреновое. Он взялся за решетку второй рукой, чтобы не свалиться - правая уже начинала ныть.

- Моё почтение, многоуважаемые господа.
- Сэр рыцарь, мы рады приветствовать вас в нашей скромной обители, - приятным, неожиданным для крысиной головы басом проговорил первый горшок.
- Мы терпеть не можем, когда в замок вот так вот вламываются всякие невежи, - заметил второй тем же голосом и тоном. - И лазает как обезьяна. Мы полагаем, он хочет избежать гостеприимства.
- Ни в коем случае, милостивый государь. Просто поскорее хотелось оказаться в вашем обществе, - Уилл почувствовал, что долго его руки так не продержат. Особенно правая, - Искренне благодарю за оказанное гостеприимство, но мне, если быть честным, не совсем удобно говорить в таком неподобающем вашему обществу виде. - Чёрт, такими темпами он точно должен был выдать что-нибудь глупое. Не приведи господи, превратиться вот в такой вот котелок с железными яйцами. Ну, судя по всему, у крыс были какие-то свои планы, о которых, если не делать глупостей, можно было узнать.
Неожиданно к Уиллу вернулась сила. Он тут же ощупал смолистого гада - тот вырос, но к позвоночнику не полез. Пробовать ли бороться? С гадом, с крысами? Те, наверное, хорошо колдовали. Перетащили же они как-то свои мозги вот в эти склянки.
- Как же вас зовут, любезный сэр? - ласково осведомился первый. - Что изображено у вас на гребе и кто ваш господин?
- У такого голодранца небось ни герба, ни господина, ни гроша за душой, - прогудел второй. - Одни подштанники, смотреть гадко. А если никто и звать никак, то нам и возиться не к лицу. На корм его.
- Уилл Харпер, баронет Хорли. Соболь, схваченный четырьмя орлами, на серебряном кресте. Присягал лорду Ричарду Фицалану, графу Хорли, Коптрон, Уэйк.
Магистры, кажется, играли в хорошую и плохую крысу. А он, наверняка, неправильно описал герб. Вторая крыса злила безбожно, хотелось оторвать ей голову и облегчиться в котелок. Даром, что крысы, наверняка, могли убрать силу. Пока Уилл решал, пробовать ли драться, накатила жуткая усталость. Сколько он уже не спал. Чёрт, и ведь он совсем не для вот этого вот бреда остался в городе - нужно было спасти дворянку, получить коня. А он только впутывал лорда и лез хрен пойми куда.
"Хороший" горшок задумчиво булькнул.
- Новоиспеченный Грей, - притопнул лапкой он. - Бретёр, и такой высокородный! Мы думаем, он сможет заплатить три тысячи за своего рыцаря.
- Мы думаем, - второй звонко лязгнул яйцами, - если обдирает вассалов до белья, значит, даст все пять. А иначе пусть гниёт. Полежавшее мясо слаще.
Совсем близко к решетке подошли четыре крысы, притащив на себе паланкин с мышью-полёвкой в фартуке. На это Уилл почти не обратил внимания. Он скрипнул зубами. Злость накатила даже не от перспективы стать подгнившим мясом. Вроде индейки, которую, не ощипав, подвешивают вне дома и дают дойти. Злость накатила от ощущения бессилия, такого непривычного ещё двадцать минут назад, когда он крошил крысам черепа. А бессилие было ещё и в том, что пять тысяч были заоблачной цифрой, которую он бы не отработал и за пять лет. Ну и для чего, спрашивается, он был комиссаром? Для чего должен был ловить бежавших из ада, зачем рисковал и был повинен в чужих смертях? Ощущение полной бессмысленности всего, что он делал неприятно кольнуло под сердцем, заёрзало.
Захотелось врезать горшкам. Он мог подождать решение лорда - почти незнакомого человека, которому стал занозой в заднице. Мог пообещать прикончить шлюх - тупых баб, с которыми он договаривался совсем о другом. А мог поступить глупо и смело. И если его убьют, хотя бы не гнить в темнице. Дай бог здоровья Фицалану, если тот хотя бы определит мать в приют, всё равно меньше пяти тысяч.
Уилл одним движением попробовал вырвать кусок пола под магистрами, под углом, так чтобы те скатились в яму. Часть сил отправилась в прутья, которые нужно было вырвать вверх и в сторону вместе с ним. Можно было сделать аккуратнее и надёжнее, но тогда не вышло бы за раз. Может крысы и не управляли силой, а нуждались в ней, чтобы не сдохнуть. Зачем ещё возвращать её именно сейчас?
Огромный блок вместе с одним из горшков слетел вниз, ударился об стену. Уилл выдохнул, собираясь взлететь, но клетка хрустнула и он тоже полетел вниз. Тёмные стенки размылись в падении. О каменный пол ударился валун, разбилось стекло, и следом на всё это больно свалился Уилл. Он, кажется, услышал, как хлюпнул мозг. Сверху послышался стук - второй горшок убегал. Всё подземелье задрожало, Жози завизжала, как резаная. Задницу и ногу пронзила боль.
Твою мать, сейчас должна была обрушиться часть города. Нужно было попробовать что-то сделать. Вот тебе и смысл, вот тебе и цель. Если город обрушится - во-первых, погибнет куча людей, наверняка, гораздо более достойных спасения, чем шлюха и даже чем он сам; во-вторых, зная его удачу, которая закинула Уилла сначала в ад, а теперь сюда, его непременно должны были обвинить во всём и судить. Уилл схватил сумку, в которой был клинок, сапоги были на нём, канат из одежды висел на плече. Он взгляну на шлюху. По хорошему нужно было узнать, к чему была пометка возле сестры Фицалана, или даже спасти женщину. Но в завалах могло погибнуть больше.
- Я попробую вернуться. - Уилл потянул плиту под собой вверх, одновременно вышвыривая из ран на заднице раствор, куски стекла и кусочки магистерского мозга.
В ушах свистнуло, когда он поднялся в коридор, голова начинала кружиться. Крысы, шлюхи, города. Мыши и паланкина уже не было, дверь впереди покосилась. Уилл побежал вперед, пробую протиснуться, предварительно проверив, чтобы его не закололи и не застрелили. Всё вокруг тряслось. Магией фонило отовсюду, трясло всё подземелье разом, где-то пошли трещины. Он хотел найти место, от которого шел развал, но такого просто не было. Оставалось только догнать горшок и узнать, как это всё остановить или хотя бы убить сволоту.
Комната оказалась чем-то вроде склада оружия вперемешку с одеждой. Уилл сначала думал сразу побежать дальше, но потом остановился, быстро натягивая штаны и рубаху. В итоге всей этой суматохи, он мог неожиданно оказаться в городе, а ещё нужно было оружие - в ходах сейчас, наверняка, паниковали крысы. Копья и крысиные недомечи не годились, так что Уилл взял одну из баллист, навроде той, которой был до этого ранен. Эта даже была многозарядной. Полюбившийся ему теперь нож какого-то там святого отправился в сапог. Ещё он натянул чёрную широкополую шляпу и голубой платок на шею - в таком его в городе, да и нигде больше, не видели. Получалось что-то вроде маскировки. Хотя поля у шляпы были такие большие, что Уилл чувствовал себя глуповато. Тряска усиливалась и он побежал дальше. Господи, лишь бы вышло не обвалить этот драный католический город.
Через пару минут Уилл влетел в большой зал. В центре стоял огромный круглый стол из камня, всё в комнате было человеческого размера. По камню бежала резьба с тамплиерскими крестами; стояли одиннадцать банок с мозгами, сплетённых какими-то щупальцами. Живые нити торчали прямо из горшков. Возле каждого была аккуратно уложена крысиная голова. На Уилла тут же бросились несколько крыс со стороны. Гады суетливо пищали, явно, паникуя.
Болты прошили крыс на вылет так легко, что становилось жутко, учитывая, что в него стреляли такими же. Горшки быстро спрыгнули побежав в отдельный лаз, намного быстрее, чем можно было ожидать от стекляшек. - Стоять! - Уилл уже отчаиваясь попробовал обвалить коридор перед гадами, но тот не пропустил магию. Трясло всё сильнее. Уилл зарядил арбалет, и побежал за крысами. Только он нырнул в коридор, как камень над позади треснул. Послышался грохот камней, треск ломающегося дерева, чей-то стон. Уилл сжал зубы побежав дальше. А если эти сволочи не могли остановить разрушение? Что тогда? Или уже было поздно.
Уилл пульнул магию вверх, пытаясь понять размах трагедии. Послышался звук жалобно звякнувшего вёрджинела. Обрушилось уже не меньше дюжины домов. Он выругался, вытянув магию за собой, чтобы оставлять меньше следов. Влетел в почти полную темноту. Впереди хлюпали блядские горшки. Погибла куча людей. Лишь бы обвалилась сама управа. Может катакомбы были под ней и поэтому во многих местах сила не слушалась. Хотя за управу казнить его будут только старательнее.
Уилл нёсся за магистрами дальше, тоннель стал прочнее. Видимо, это был путь спасения. Впереди показался выход в другой лаз, рядом знакомый ему горшок возился с бочонком. Он хотел завалить выход! Уилл попробовал сходу выстрелить в сволоту.
Горшок ловко увернулся, щёлкнул запалом и юркнул в коридор, чудом уклонившись от ещё нескольких болтов; Уилл со злостью вырвал из стены камень, метнул его в бочонок, и отправляя всё это вдогонку твари. Грохнул взрыв, больно ударил по ушам и осыпал пылью. По звуку было понятно, что обвалилось не меньше шести ярдов туннеля. Не докопаешься. И сволочь наверняка ушел. Послышался ещё один толчок. Уилл ударил арбалетом по полу, пнул его ногой. К чёрту всё это, в гробу он видел эти поиски, в гробу он видел службу и этот богом забытый город. Ноги подкосились от жуткой усталости и он сел, уперевшись о стену. Захотелось, чтобы потолок обвалился прямо на него в ту же секунду, так чтобы не хватило времени уклониться. Но туннель был крепким и только легко сыпал Уиллу на голову пыль, при каждом новом толчке. Даром, что не пепел. Сколько людей погибло? Десяток? Двадцать? И чего он себя винил, не он же устроил такую систему от которой валился город и запустил её, не понимая, что происходит. Не он проглядел всё это, занимаясь политикой и охотясь на магов.

Уилл посмотрел на потолок. Нужно было выбираться. Сзади всё завалило, так что Жози он бы не спас, лезть за пострадавшими было глупо - на него могли выйти и без этого. А в крыс-тамплиеров никто бы не поверил, да и не захотели бы эти законники выяснять, что там было на самом деле. Отрубили бы ему голову, как первому попавшемуся да и всё. В коридор начала прибывать вода, быстро, так что Уилл даже вскочил.
Он взглянул ещё раз на развалины, отделяющие его от запертой маман, и прыгнул в потолок. Камень послушно разошелся, впуская его в кармашек.
Уилл выскочил из-под земли, вытягивая за собой хвосты силы. Мокрые сапоги хлюпнули по мостовой. Сердце чуть не остановилось, когда он понял, что выбросило его прямо на городскую площадь. Все вокруг суетились и паниковали, куда-то бежали, кого-то звали. Уилл сначала испугался, что его выдадут остатки силы или просто-напросто пыль, но в пыле были почти все, а стража явно была занята другим, пытаясь успокоить толпу. Так что, его выхода из-под земли никто вроде бы и не заметил, а заметивший мог подумать, что он просто выбрался из провала. Уилл поднял взгляд, щурясь от света. Вокруг церковной башни, да и над всем городом кружили стаи птиц, послышался ещё один толчок, от которого все на площади вздрогнули. Землетрясение стихало, но это пока чувствовал, наверное, он один.
Его неожиданно попробовали эвакуировать, но Уилл наплёл что-то про оставшуюся дома бабку, и стражник отстал. Всё это время его тянуло посмотреть на огромный провал. Рухнула в первую очередь управа, вместе с ней часть рынка и ещё несколько домиков. Так что верджинел мог быть тем самым. Захотелось уйти с площади, как будто в любой момент в него могли ткнуть пальцем и закричать, обвиняя во всём его. Уилл попробовал протолкнуться через толпу, сначала просто в сторону, потом направляясь к борделю. Голова гудела от толчков, шума и усталости, хотелось просто убежать из города. Но нужно было проявить упорство и отыскать чёртову дворянку, потому что иначе всё было зря. Для себя Уилл решил, что можно было сойти с ума, каждый раз обвиняя себя во всех земных грехах. Виноваты были именно крысы, а он просто ускорил дело, оказавшись не там и не пожелавши умирать. Правда, от этого не меньше хотелось полезть спасать жителей. Хотя бы из домов. Но это уж точно было нельзя - его и так видели, а колдуя и прыгая в обвал, вряд ли можно было остаться незамеченным. Так что сейчас просто нестись к борделю, искать Бьянку и заканчивать со всей этой дрянью. Голова по дороге гудела от неприятных мыслей, которые Уилл бессильно пытался отогнать. О том, как ответить на вопрос, что с Жози. Соврать, сказать, что не его дело, сказать правду? О том, будут ли его искать, и найдут ли; а растущей внутри заразе и чёртовой пометке напротив имени, о которой Уилл так и не спросил.

У самых Горлиц Уилла резко вырвал из задумчивости женский писк, причём не одной, и даже не двух женщин, а целой дюжины. Он сначала подумал, что это кого-то убило обломком или из провала стали доставать тела, но зайдя за поворот увидел совсем неожиданную картину. Пятеро головорезов силой тащили по улице молодую шлюху, которая до этого резала при нём головку сыра. А называли её при этом Бьянкой! Девка пищала и упиралась, ей вторил десяток, не меньше, шлюх. В самом сарае слышались стоны и крики боли. Наверное, нескольких женщин всё-таки порубили.
Захотелось разбить себе голову о стену, а потом найти треклятого художника и сломать ему руки, потому что если девушка и походила на портрет, то только очень отдалённо. Уилл пошел к головорезам, некоторых из которых он видел до этого в таверне, толком не зная, что будет делать. Точно не упускать девку сейчас. И шлюх порезали - не то, чтобы ему было их особо жаль, но всё-таки женщины, да и их маман он не спас. Что можно было сказать?
Уилл быстро приближался к здоровякам и вообще не знал, что выдать и как умыкнуть Бьянку. На шеях наёмников были кристаллы, чем-то напоминавшие те, что он видел у стражи. Правда, сейчас в городе стоял такой грохот, что вряд ли стекляшки так уж точно что-то определили бы. Оставалось надеяться, что они не чинили препятствий силе. Уилл, уже просто не зная, как остановить похитителей выкрикнул, громко, но так, будто сообщал плохому соседу, что тот купил тухлую рыбу, да ещё и втридорога.
- Вы не ту взяли. Не видите, что ли, что ничего общего с портретом?
- Почём знаешь? - с любопытством осведомился один из похитителей, мужчина лет двадцати пяти, светловолосый и со сломанным носом. Он кивком головы приказал остановиться своим спутникам, которые выполнили это только отойдя на приличное расстояние от Уилла.
Уилл бросил опасливый взгляд на сарай. Как же можно было соврать, чтобы было хоть что-то общее с реальностью? Сказать, что видел её у маман-рыцарши, где девка действительно могла оказаться? Нельзя - эти мудаки и там бы кого-нибудь закололи, а ему женщина не сделала ничего плохого. Тем более, они вполне могли уже там побывать. Уилл пожал плечами.
- Потом, что сам подряжался на это дело, да только зря. Прибило её в завалах, прям в центре. Только что видел. Знал бы я ещё, какого хрена она искала у законника в конторе, - Уилл махнул рукой, не спеша делая пару шагов, будто собирается идти себе дальше за угол. - Короче, гиблое дело мужики, только рисковать попасть под завал.
Констебль действительно был не прочь заполучить Бьянку, только шансов, что ему поверят, всё равно почти не было. А теперь ещё и не отпустят. Ощущение было как будто его сейчас расстреляют в спину из многозарядного арбалета, как раз такого, какой Уилл не решился взять с собой в город.
- Джейсон разберется, - пожал плечами мужчина, отступая назад. Бьянка охнула в руках его напарников, обмякла и один из мужчин взвалил её на плечо.
Вся банда, кроме главаря быстро пошла дальше по улице, Уилл тоже попробовал как ни в чём не бывало пойти в переулок. Вряд ли, белобрысый собирался просто его отпустить, но нужно было проследить, куда несли дворянку. Было очень досадно, что он не узнал её сразу - это бы сберегло немало жизней, а сам Уилл сейчас уже ехал бы из города.
Уилл побежал по переулкам, догоняя наёмников, но держась чуть поодаль. Те бежали быстро, через несколько минут к ним присоединился и белобрысый, выскочив из узкой улочки. Неожиданно по улице впереди и из переулков пополз туман, густо от земли и вышел. Послушалась ругань, банда побежала ещё быстрее. Уже порядком уставший Уилл пробовал не отставать. Неожиданно он ощутил лёгкую щекотку вверху шеи, запах корицы вперемешку с кровью. Женский голос прошептал прямо в ухо, казалось приблизившись прямо на бегу.
- Скоро, скоро, скоро.
Уилл сжал зубы, так что заболела голова, на не сбавил бега. Это кто-то пытался отбить Бьянку или его прокляла баба констебля? Опять творилась какая-то дрянь, но чёрта с два он бы так просто отстал.
- Что скоро?

- Так нельзя, нельзя, - немедленно отозвалась женщина, - ты должен был прийти за мной этой ночью. Я все сделала для тебя! Ты должен меня спасти!
- Жози?! Так тебя убило или нет?
Захотелось влететь сходу в стену, и начать молотить по ней лбом, на подобии как дятел стучит по дереву клювом. Что это вообще было, какая-то магия или взаправдашний дух? Что делать с духом Уилл совсем не знал, только такой дряни ему не хватало! Главное было не упустить наёмников - если бы он и вернулся за женщиной, то никак не раньше, чем узнал, куда затащат дворянку.
- Это ты? Наконец сбылось?
Ледяная рука гладила тело: лицо, шею, грудь, горло. Сильная, не женская. Шаги похитителей почти стихли в тумане.
- Нет, это не я. Ничего не сбылось, вы, уважаемый призрак, кажется, с кем-то меня перепутали. Я бы очень советовал посмотреть среди тех пяти молодых людей, которые бегут впереди.
Уилл начинал паниковать, запахиваясь в густеющем тумане. Голос совсем не походил, на маман, и рука была слишком сильной. Да ещё и наёмники так не вовремя решили бежать не к Малине, а к кладбищу. Видать, имели тайник в каком-нибудь склепе. Так что, если бы он не проследил, то хрен бы потом нашел. Банда совсем исчезла в тумане, так что Уилл шел уже только на звуки шагов и ругани. Сам туман, особенно у ног, стал густым, вязким. Будто болото.
Голова закружилась, туман как-то дрогнул, и Уилл почувствовал, как в шею ему впиваются четыре лезвия. Нечто жадно втянуло его кровь, и в темноте блеснули рубином сосуды, женские. Он моргнул, пытаясь разглядеть в вампирше что-то демоническое, но только оторопел, увидев брешь в мироздании. Чёрное, рваное пятно, шевелящее лоскутками. С ещё одним глотком, в глубине этого пятна проявилось отражение Уилла. Было так странно, что он даже не испугался, но боль отрезвляла. Уилл сжал зубы, изо всех сил ударив туда, где у вампирши должно было быть ухо. Послышался расстроенный вздох и сосуды отстали, сделав на последом ещё один глоток. Уилл сделал шаг в сторону, поскользнулся, упав на холодную землю. Туман стал жидким, расступился открывая ворота кладбища, за которыми ещё виднелись спины наёмников.
Что это было и почему его так просто оставили? Проклятие или какая-то кладбищенская нежить? Уилл поднялся, ощупывая шею. Под рукава и рубашку текла тёплая кровь. Он на ходу попробовал перевязать рану какой-то тряпкой из сумки. У наёмников были кристаллы, и если его ещё не заметили, то колдовство могло выдать. Нужно было быстрее дойти до кладбища, может похитители так туда спешили, потому что знали о вампирше и она не могла туда заходить.
Прогулка по кладбищу была не самым приятным занятием, особенно учитывая, что до этого Уилла погрызли, а теперь от него несло кровью. Через десяток шагов на надгробиях нашлись два клочка платья, кажется, того, что было на Бьянке. Дальше показалась кладбищенская сторожка. На входе стоял здоровенный орк. Уилл присмотрелся, пытаясь найти следы наёмников. В темноте было плохо видно, но, судя по всему, вся компания действительно поместилась в сторожке. Тут он задумался, стоило ли вообще лезть дальше, учитывая, сколько там было наёмников и нечисть, которая на него до этого напала. Да, если бы он просто вернулся к мэру и рассказал про кладбище, спасение вышло бы совсем не героичным. Но так бы у девушки, да и у него самого, было больше шансов не помереть. Да и Уилл в конце концов подряжался просто найти дворянку, а не притащить её домой. С другой стороны, за это время Бьянку могли перенести куда-нибудь ещё.

3 апреля 1535 г. Хокуэлл.

Уилл обогнул сторожку, прячась за надгробиями и кустами, подобрался к крохотному окошку. На удивление, удалось разглядеть почти всю комнату. Бьянка была привязана к столбу, подпирающему потолок. Напротив неё стоял ещё один орк, судя по хорошей одежде и взгляду, главный. С ним должно было быть немало проблем. Слышно ничего не было, но кажется, девушку собирались пытать. Орк лениво поигрывал ножом в руке, его подручный калил в очаге кочергу. Платье на дворянке высоко срезали, так что было видно ноги; девушка о чём-то умоляла.
Уилл вздохнул, чувствуя весь груз усталости. Оставить Бьянку в таком положении даже на пол часа он не мог, так что нужно было хоть что-нибудь придумать. Беспокоило то, что в комнате не оказалось всей той компании, которая вытащила девушку из борделя. Может быть они сделали задание и отправились по домам, но жизнь на это Уилл бы не поставил. Пытаться перебить даже трёх орков не хотелось - последнее за что он сейчас хотел браться - это драка с этим самым главарём. Но договориться то было не о чём - орков было больше, они были опытнее, так что и договариваться им было не к чему. Уилл прервал размышления, начав подбираться к углу сторожки, за которым была дверь. Так можно было дождаться, до того, что Бьянку искалечат. И что они собирались узнать? Какие-то секреты о мэре или просто способы прокрасться на виллу? Орка, который сторожил дверь, нельзя было просто убить - это было бы смертным приговором, обделайся Уилл в самой сторожке и попади в плен. Хотя, обделаться и так грозило смертью.
Перед тем, как начинать что-то делать, он попробовал переключиться на зрение ловца, чтобы взглянуть на самого орка, и проверить не было ли где-нибудь поблизости того самого чёрного пятна, и онемел. Вокруг, над всем кладбищем витали души. Оборванные, ободранные, безрукие, безногие и безголовые. Уилл согнулся ещё ниже, отворачиваясь и переходя на обычное зрение. Зря это он посмотрел. На него, вроде бы, никто не пялился, но теперь было не по себе. Чего-то подобного стоило ожидать.
Орк, вроде бы, был самый обычный. Уилл потянулся было к силе, чтобы попытаться усыпить громилу, но передумал, поднялся. Если кристалл не останавливали силу, то этот вариант у него оставался. Так что всё-таки стоило попробовать договориться, просто не пускать никого себе за спину и проследить, не пойдёт ли орк за наёмниками. Если тот с ножом был главой местных воров, дело, видимо, было исключительным, раз он даже откладывал допрос, пока город рушился. Уилл сделал небольшой крюк, чтобы не пугать караульного, выходя прямо из-за угла, и пошел к двери.
Сторож кладбищенской караулки оглядел его без интереса и без тревоги, не прекращая ковырять носком сапога землю.
Уилл остановился в нескольких шагах от орка. Реакция здоровяка сбивала - охранник не встрепенулся, не принял грозный вид, и даже не направил на Уилла копьё. Копья у орка, правда, не было с самого начала. Выходило как-то даже странно. Уилл прочистил горло. Криков Бьянки, вроде бы, слышно не было.
- Здравствуйте, я могу войти? - Он кивнул на дверь.
- Разумеется, господин, - любезно согласился тот. - Прошу вас.
Уилл на секунду не нашелся что ответить. То ли орк шутил, то ли его с кем-то перепутали, то ли собирались садануть по затылку. В любом случае, нужно было поспешить, потому что Бьянку уже могли пытать. Уилл пожал плечами.
- Э, благодарю.

Он открыл дверь сторожки совсем растерявшись. Напряжение, когда он был готов защищаться от орка, как-то не вовремя спало. Что вообще происходило? Первое, что услышал Уилл были женские крики, причём какие-то театральные.
- Негодяй! Чудовище! Отпусти меня немедленно! Я... я тебя убью! - Бьянка, явно, очень старалась, остановившись, только завидев Уилла. В самой комнатке было тепло, висел портрет короля и протестантское распятие. В стороне стояли лавка и стол. Вся атмосфера напомнила, что он жутко давно не спал.
Первое, что приходило в голову это то, что его с кем-то перепутали. Но это вряд ли. Та пятёрка, наверняка, упомянула какого-то дурачка. Да и с кем путать в его восемнадцать лет и с его потрёпанной одеждой и мордой? Уилл осмотрел комнату. В итоге не было похоже, что Бьянку собирались пытать. И кем тогда был орк? Любовником?
- Здравствуйте. Странно, что вы меня так просто впустили.
- Будьте любезны выйти, - рассеянно улыбнулся ему тот самый орочий красавчик, что поигрывал ножом.
Уилл пожал плечами, стараясь не показывать напряжения. Нож в руке орка этому не способствовал.
- Извините, но не могу, меня прислал отец юной леди. - Сама Бьянка, скорее всего, не хотела возвращаться, а если бы и согласилась - то только в бок любовнику. Если это вообще был любовник. Уилл чувствовал себя смертельно уставшим и совсем неподходящим всему происходящему. Эх, знал бы он, наверняка, что это просто дурные игры - просто пошел бы к мэру.
- Именно поэтому вы развалили половину этого городка, комиссар, - понимающе кивнул орк. - Не то, чтобы я осуждал, сами понимаете, но, полагаю, нужно спросить леди.
- Хватит, - Бьянка решительно сбросила веревки и встала, потирая запястья. - Ты лихо разобрался с крысами, но бумаги... Бумаги маман ты нашел?
Уилл скрестил руки на груди, чувствуя, как накатывает раздражение. Его для чего-то использовали, или по крайней мере попробовали использовать, а теперь ещё и обвиняли в разрушениях. Единственное, что в голове никак не слаживалось цельной картины. Вроде как эта парочка была протестантским противовесом констеблю и его музыкантке, а Бьянка до этого пыталась добыть какие-то важные бумаги у Горлиц. Но какие важные бумаги могли быть у шлюх? Да и вообще оснований к тому, чтобы во всё это верить, было мало.
- Город разрушил не я, а крысы. Такое случается, если не обращать внимание, когда под тебя прокладывают заряд, и ведут фитиль. Моё имя вы, судя по всему, уже знаете - Уилл Харпер. Могу я узнать ваше?
- Он - Джейсон-Чёрный Папа, - с обожанием выпалила девушка, - почти как сэр Френсис Брайан! Или как наш король, да хранит его и Реформацию Господь милостивый и карающий!
Орк закатил очи деревянному потолку, шутливо раскланявшись.
- Вы чертовски плохо выглядите, господин комиссар, - добавил он. - Плохой день?
Уилл устало поклонился, не слишком глубоко, потому что после шутливого поклона главы разведки это выглядело бы глуповато. Но поклониться всё-таки стоило.
- Ужасный, милорд. О каких именно бумагах идёт речь? Может я что-то вспомню, потому что встречался с Жози в катакомбах.
Чёрт, он чуть не попробовал убить порядочных протестантов. В любом случае, теперь оставалось только доложить Кромвелю совершенно обо всём, потому что иначе Уилла бы вздернули. Ещё бы, получать сведения не от своих комиссаров, а от главы кого-то ещё. Впечатление Джейсон производил приятное, но наверняка, обманчивое.
И того, в городе происходило что-то важное, чем занимался разведчик. Ему были нужны какие-то документы. Всё, что Уилл помнил из бумаг - так это семейные древа, но Бьянка, должно быть ослепла, если не заметила их. При том, что сведения могли оказаться плёвыми, было непонятно, кому первому стоило их сообщить. Твою мать, ну за что его тянуло в такие вот истории из которых быстрее всего было сыграть в три доски?! Если не прикажет повесить один - то придушит другой, а то и за компанию с третьим. И город сходу повесили на него. В общем дрянь, гадство и хрен пойми что. Так или иначе, сейчас хорошо было бы узнать, что и зачем искала Бьянка.
К Уиллу почти вплотную подошел сидевший у камина тип с раскаленной кочергой. Захотелось болезненно вздохнуть и воздеть очи к потолку. На секунду показалось, что его собрались допрашивать? Вот так всегда, идёшь спасать бабу от насильников, а поимеют в итоге тебя. Но орк опустил кочергу в кувшин с вином, отчего то сразу закипело. Уилл удержался, чтобы не скорчить глупой гримасы.
Джейсон и Бьянка переглянулись, и глава разведки пожал плечами.
- Документы, - терпеливо повторила девушка, - список шлюх, которых готовят претендентам на престол и наследникам. Списки борделей, в этом участвующих. Списки людей, кто им помогает. Даты, имена, понимаешь? Но, может, ты хотя бы документы крыс взял? И их деньги? Говорят, у них в капелле много чего было, почти как у михаилитов, только лучше.
Стало обидно за то, что он в итоге вообще ничего не вытащил. Не лучше, не даже такое же, как у михаилитов. Это при долге в полтысячи.
Ничего себе планы были у тамплиерских шлюх. Но при чём тут была леди Хизер? Ох, хорошо было бы дожить и посмотреть, как он будет рассказывать всё это Фицалану. Правда, живым Уилл бы тогда оставался ненадолго. Странно, что ему так просто всё рассказывали - и о сети борделей, и о планах. Дальше нужно было как-нибудь сделать вид, что он содействует, но ничего не рассказать. Уилл обеспокоенно взглянул на птицу, впущенную Джейсоном. На лапке голубя болталась красная лента.
- Что-то случилось?
- У Жози эти ленты давали девушкам, совершившим ошибку. Одна - предупреждение, вторая - последнее, а третьей ленты обычно не было...
Бьянка выразительно чиркнула себя пальцем по горлу.
Уилл ещё раз взглянул на голубя. Интересная методика, особенно учитывая, что ленты нужно было носить на шее, и что у многих шлюх они были. По крайней мере, теперь было не стыдно, что он не попробовал вернуться в подземелье. Воспитываем, ну как же. Говорил же - не ври. Слава богу, что вампирша была не проклятьем. По крайней мере, не за оставленную в беде женщину. Ну, хоть и с натяжкой, но выходило что что-то он всё-таки узнал. Только вот в то, что Хизер была подготовленной шлюхой, совсем не верилось. Может, её просто шантажировали или собирались похитить.
- А вы немало рисковали, проникая в их компанию. Внизу я попал в ловушку, очутившись в крохотной камере, где сила не слушалась. В соседней сидела Жози, потом получилось вернуть магию, но на то, чтобы вытаскивать её, времени не достало. Погнался за крысами. Думал, получится остановить разрушение. Это послание может значить, что она всё-таки выбралась или его могла послать и заместительница?
Ну, немного польстил, вроде как что-то сказал, а теперь было бы полезно узнать, кто мог заменить маман.
Джейсон хмыкнул, усаживаясь за стол и принимаясь разливать по кружкам вино. Его подручный тут же достал из очага котелок с похлёбкой и положил четыре деревянные ложки.
- Думаю, мадам выбралась, - вздохнул разведчик, - и теперь угрожает вам. Однако же, мастер комиссар, мы полагали, что вы успели что-то узнать. Девчонка - и та принесла больше пользы. Угощайтесь. Значит, вы ничего не нашли?
Уилл вздохнул. Только врагов-шлюх ему и не хватало. На месте маман, Уилл бы попытался прикончить того, кто узнал о бумагах до того, как он покинет город. Уилл взял протянутое вино, поблагодарил. И тех, кому он мог всё разболтать тоже. Хочешь не хочешь теперь придётся обходить бордели.
- Выходит, что до обидного мало. В основном то, до чего вы, скорее всего, и так дошли. Крысы, скорее всего бежали во Францию, правда в не полном составе - одного из магистров я разбил.
"По крайней мере его благоразумную половину".
- Выходит, что Жози вот-вот попытается как-то ответить, особенно учитывая, что я оставил её в подземелье, а вы прикончили несколько её девочек.
Была лёгкая боязнь что его отравят, но наливал разведчик из одного кувшина, а отказываться было оскорбительно. Уилл сделал глоток. Нужно было как-нибудь узнать побольше, получить лошадь и драть из города ко всем чертям.

Джейсон задумчиво кивнул, протягивая ложку.
- Ну... не страшно. У нас есть план...
- Но к отцу я не вернусь, - перебила его Бьянка, - он негодяй и не верен нашему королю!
- Но сначала ужин - и ночевка, - не поведя бровью, продолжил Джейсон, с удовольствием пробуя варево. - У нас тут достаточно безопасно, так что оставайтесь. Вы выглядите так, будто уснёте прямо сейчас.
Уилл побаивался ложиться спать. Так можно было проснуться разделанным по кускам, аки та крыса в руках у шлюхи. Только сил уже совсем не было - уж лучше было остаться в сторожке, чем просто свалиться с ног в городе, где под землю уходили целые улицы. И всё из-за него. Или нет.
Уилл взял ложку. Ещё и Бьянка не хотела идти, как будто её кто-то спрашивал. И откуда ему тогда, спрашивается, вытаскивать лошадь? Вино приятно утоляло жажду, похлёбка - голод. Страшно хотелось спать. Сколько он уже не смыкал глаз? Два дня? Теперь пустыня, демоны и Алиса казались такими же призрачно далёкими, как и жена, к которой он ехал. Просто не верилось, что ночлег и еда могли дастся ему просто так. Уилл устало потёр глаза. Как-то это должно было аукнуться, но дай бог, уже когда он отоспится.
- Спасибо, вы удивительно добры к тому, кто настолько провалил всё на свете.
Спорить с Бьянкой у Уилла не было ни сил, ни желания. Всё равно всё решал орк.

Под сторожкой было ещё несколько комнатушек, достаточно уютных, не считая того, что Уилл слышал шевеление в соседних могилах на кладбище. Расширение убежища, судя по всему, потребовало переселения части усопших. К Уиллу соседи-мертвецы вроде бы не спешили. Ему выделили комнату с кроватью, и даже с одеялом и шкурами, правда попросили не колдовать, чтобы не раскрыть убежища. Вязкая дремота обволакивала, лезла в глаза и волосы, обнимала шею, но Уилл не плюхнулся в кровать, снял оверкот , стал на колени. Давно было пора помолиться, понять не было ли уже поздно. Где-то в душе вместо раскаяния притаилась обида за то, что пришлось идти на сделку с дьяволом, потому что никто на помощь не пришел. И это было неправильно - он выбрался, ему подарили жизнь и теперь. И не только жизнь, но и ночлег ,и еду, и вино. Уилл склонил голову, сжав руки.
"Господи, прости меня за всё что я сделал и чего сделать не смог. Кому как тебе не знать, что я пытался, что не хотел ни этих разрушений, ни этих смертей. Пусть в этом городе и одни католики. Прости за то, что заключил сделку с демонами, за то что вернул им флягу, за то что мне не хватило силы и упорства найти другой путь." Глаза слипались, а в голове шумело, как будто внутри бились солёные волны. Как же он устал, и всё без толку.
"Я уже не знаю, для чего это всё. Хочу я денег, признания или просто спокойной жизни. Борюсь за реформацию, против католиков и папства, или просто изливаю злобу на таких же несведущих и слепых, как я сам."
Уилл опустился на пол возле кровати, чтобы не пачкать чистые одеяла кровью и грязью с одежды. Не было сил стащить с себя даже оверкот. Комнатка с низкими потолками и тусклым светом выглядела уютно. Может быть, из-за хоть какого-то ощущения безопасности. Не мешал даже шорох из соседних могил. С мертвецами на этом кладбище было что-то не так, но к Уиллу они не приближались. А он так устал, что в гробу их видел. Уилл вздохнул, потёр лицо руками. Он в маленькой комнатке, сверху сторожка, вокруг кладбище с мертвецами и душами, где-то вдалеке ещё гремит город. Господи, он ещё никогда так не уставал. Вязкая дремота обволакивала, лезла в глаза и волосы, обнимала шею. В голове шумело, как будто внутри бились волны. Как же он устал, и всё без толку.
Он посидит так ещё пару минут, а потом заставит себя встать и снять одежду. Раны пока только тепло пульсировали, но уже обещали весёлое утро. В итоге он вроде бы что-то узнал, и даже что-то важное. Но город, целый город ещё потряхивало. Наверняка, погибших были десятки. И вот сейчас хотелось стукнуть себя по голове. Ну почему ему нужно было считать всё на свете своей виной и своей ошибкой. Глупая, тупая привычка, с которой было не возможно ничего добиться. У него ведь даже не было выбора - проторчать в яме остаток жизни или похоронить под обломками десятки горожан. И что, даже будь выбор, кто бы выбрал гнить заживо? Почему он должен был выбирать смерть? К чёрту всё это. Виноваты были идиоты, занимающейся этой самой "политикой". Этот чёртов констебль и его баба, мэр и вся эта свора. Уилл вздохнул, разглядывая комнатушку. И всё равно ничего из этого не поможет и хреново на душе будет в лучше случае несколько дней. Так же как с той послушницей. Ничего себе беда, хреново на душе. Он то не погиб. Но с чего ему должно было быть дело, когда каждый день гибли люди? А обвинения в любом случае нужно было отрицать.
Уилл с трудом начал стягивать одежу, так и не заставив себя встать с пола. Если эта пометка возле имени леди Хизер и правда имела значение - то сообщить о ней нужно было в первую очередь Фицалану, и только потом Кромвелю. Свои обязанности по работе Уилл нарушать не собирался, но Реформации это дело касалось гораздо меньше, чем семьи лорда, а семья всегда важнее.
Мысли о том, что его собственная семья неожиданно стала больше вызывали только глупую улыбку. Уилл слабо себе представлял, как встретится с женой и тестем. Казалось бы, побывал в аду, столько раз был ранен, чуть не погиб в катакомбах, а всё равно по-глупому волновался и не знал чего ждать и как себя вести. Ну, наверное такое волнение и было жизнь, приятной её частью. Уилл стянул одежду, вывернул её на изнанку и попробовал стереть с себя грязь и кровь. Как-нибудь оно должно было сложиться, в конце концов ни он первый, ни он последний. На фоне разрухи, ран, долгов, проклятий и угроз, эти мысли были хоть каким-то отдыхом. А отдохнуть хотелось жутко. Нужно было обязательно написать обо всём матери. Сволочью он был, конечно, что не нашел времени. Но когда, если не спал уже чёрт знает сколько часов?
Уилл плюхнулся в кровать. А завтра было бы хорошо как-нибудь раздобыть лошадь и уехать. Но сначала поговорить с орком о Бьянке и о её отце. Но важнее всего было выбраться из города и сделать что-нибудь с опухолью, пока не было поздно.
Мысль потянулась быстро к размышлению о сети борделей, которые планировали не весть знает что, но усталость окончательно вдавила Уилла в тёплые одеяло и шкуры. "Всё завтра, если уж выжил - то всё завтра".

5 апреля 1535 г. Хокуэлл, кладбище.

Проснулся Уилл неохотно, хотя проспал, кажется, вечность. Несколько минут он боролся, не желая возвращаться в мир, где он подписал контракт с дьяволом, умудрился повздорить и с католиками, и со шлюхами и с крысами и чёрт ещё знается с кем. И откуда вообще эта треклятая вампирша?! Но сон, которого Уилл уже не мог вспомнить, не собирался возвращаться. Подленький, подленький сон. Кажется о солнце и зелёной траве.
Уилл открыл глаза отчётливо понимая, что ничего лучше, чем эта кровать с ним в ближайшее время не случится. И что теперь? Мало того, что он даже не знал, что случилось с констеблем, так теперь ещё и должен был постоянно оглядываться из-за Жози.
Уилл сполз с кровати, оделся, чувствуя себя жутко потным и грязным. В общем хотелось последовать давнему совету одной вредной старушки, которой Уилл был должен гривны, и помыться. Он поднялся вверх застав там Джейсона, за поеданием яблока с жутко задумчивым видом, так, будто это из-за орка завалился город и теперь ему, а не Уиллу нужно было думать, что будет дальше.
Сейчас очень хотелось узнать на кого именно работал орк, по возможности выпросить лошадь, а лучше поговорить о Бьянке - или уговорить его отправить девушку домой или хотя бы выяснить, что не так с её отцом. Да и что было с городом тоже было бы неплохо узнать. Уилл зевнул, подходя к столу.
- Доброе утро. Вы не в курсе, как там в городе?
- Вас ищут, - меланхолично ответил Джейсон, - вещи в катакомбах нашли, приметные шибко. Лучше в город нос не высовывать. Пока, по крайней мере. Вот же скотина этот констебль. Славу Клайвелла стяжать хочет.
Захотелось пнуть стол, схватить скамейку и выбить ей окно. Ну, собственно, зря Фицалан старался, после такой истории помолвку не могли не отменить. И что он мог оставить? Или законник просто решил всё на кого-нибудь скинуть, и не подобрал никого лучше Уилла. И ведь не было разницы, докажут или не докажут, дело было сделано, все в городе повторяли одно, уже ему самому немилое имя - Уилл Харпер. Уилл вздохнул, заставляя себя сесть за стол.
- О каких вещах шла речь? Ну, и по вам видно, что вы что-то придумали, расскажете?
Джейсон равнодушно пожал плечами.
- Я не всемогущ, господин комиссар, а вы намедни так и не обозначили своих намерений и склонностей, чтобы быть посвященным в план.
- Ой, а там так интересно! - вклинилась в разговор влетевшая в сторожку Бьянку. - Там все злые-злые!..
Уилл безрадостно взглянул на дворянку.
- Действительно, интересно. Там, небось уже моё чучело сжигают. - Потом обратился к орку. - Намерения и склонности у меня простые - как и положено комиссару, я делаю всё, что в моих силах, чтобы помогать Реформации. А констебль, действительно, скотина - он, как я понял, перехватил список католических агентов, который я отправил Кромвелю. Так что, нужно или делать что-то с законником, или выловить агентов, пока они не попрятались. Если они ещё не попрятались. Но я бы предпочёл поучаствовать в вашем плане. Так что, я могу быть посвященным?
Не хотелось рассказывать всё сходу, не зная, на кого работал орк, но чем-то подтвердить своё участие всё-таки стоило. Тем более, что все и так, скорее всего, всё знали. На душе было хреново от перспектив. При непредвзятом следствии Уилл, наверное, смог бы доказать свою невиновность. Но когда это в Англии следствие было непредвзятым? Вырвут ногти и заставят сознаться.
Бьянка вздохнула, глядя на него с восхищением, и Джейсон задумчиво кивнул.
- Время, мистер Уилфред, наш союзник. Сегодня, через пару часов, этот город станет верен Его Величеству и Реформации.
Уилл улыбнулся, упираясь спиной о стену.
- А говорите не всемогущи, дело ведь непростое. Пусть разруха и размягчила старые устои, констебль взялся живо, быстро объявив виновного. И всё-таки, что вы планируете? Без вашего разрешения я всё равно отсюда не выйду.
Что именно восхитило Бьянку, Уилл не понял, но вот что по-настоящему хотелось узнать - так это то, под чьим непосредственным командованием находился Джейсон. Но хоть какой-то план пришелся бы кстати, потому что в пыточную совсем не хотелось. Сейчас орк казался каким-то странно идейным, особенно по сравнению со всеми, кого Уилл видел до этого.
- Я не могу вам доверять, - Джейсон метко швырнул огрызок яблока в очаг, - поскольку явившись сюда, вы четко обозначили намерение вернуть эту женщину ее отцу. Но поскольку далеко вы отсюда своей волей не уйдете, то... Есть возможность остановить время, ненадолго, на пару дней. Так, что и птицы повиснут в небе. И захватить власть.
Остановить время во всём мире, кроме города, наверное, было невозможно. А значит, речь шла скорее об ускорении времени в городе или переносе Хокуэлла в другой пространство. Как в книгу. А вот в пространство Уиллу не хотелось - там черти гадили на голову, а у баб отваливались ноги. И не только! Конечно, если это всё не было просто фигурой речи. Участвовать в какой-то авантюре, а лучше сказать дребедени, хрен пойми с кем, было не лучшей из его идей. Но если был шанс как-то выкрутиться без суда и пыточной - он бы рискнул. Уилл вздохнул, глядя в камин.

- Пытаться вернуть Бьянку я не собираюсь. Да, я договаривался с мэром, но её никто не похищал, и с вами ей, как мне кажется, безопаснее. За это дело я взялся просто, чтобы заработать, а сейчас речь пошла о Реформации и короне. О приоритетах не стоит и говорить. Остановить время - звучит очень рискованно, но если я хоть в чём-то могу пригодиться - скажите. Если быть честным, тут я думаю и о себе, потому что, если так пойдет и дальше, меня просто повесят за разрушения, особо не разбираясь, крысы это были или крестоносцы.
Джейсон кивнул, протягивая ему кристалл, какой качался на шее у него самого.
- Не снимать это, - сухо пояснил он, - а то застынешь, как муха в янтаре. Пойдешь с Бьянкой и пятеркой. Будешь брать мэра. Я займусь тюрьмой и почтой. И гляди, угробишь мне людей или бабу, яйца отрежу.
Уилл вздохнул, забирая кристалл. Когда он говорил - "быть полезным", он не имел в виду руководства и такой ответственности. Но делать было нечего, раз уж он уже обвалил пол города. И кому только доверяли жизни? Он же за собой не мог уследить - сегодня валил город, вчера поджигал. Уилл поднялся, надевая кристалл и пряча его под одежду.
- Мэра, насколько я понял, берём живым. Перед этим один вопрос - кто ваш непосредственный командир? - Нельзя ему было бояться дела и ответственности, потому что только ради них и держали. Вот так всегда - говоришь, говоришь, а потом раз, и нужно ещё и что-то делать. Ну, трусить он точно не собирался. Да и самому ведь хотелось разобраться с констеблем и его бабой. Но перед этим, нужно было узнать, кто всё это приказал, потому что именем Короля в Англии прикрывался каждый проходимец. Уилл-то знал.
- Зачем Реформации живой мэр-католик? И все мы служим королю, мистер Уилфред.
Уилл посмотрел на Джейсона ещё безрадостнее, чем до этого на Бьянку. Вся эта затея уже ему очень не нравилась. Конечно, вопрос стоял так, что в итоге кто-то всё равно бы погиб - или богатый мэр католик, или протестанты. Да и ему самому было выгодно разобраться и с мэром и с констеблем, потому что оба знали, что Уилл искал Бьянку. И правда, констебль уже собирался его убить, мэр, скорее всего, тоже. Просто, чтобы замести следы, и вернуть первенство на выборах. Уилл стукнул сапогом, проверяя, на месте ли подарок Ворона.
- Понятно. Констебль, надеюсь, тоже Реформации не за чем?
- Закон следует уважать, - вздёрнул бровь Джейсон. - Запомните, мистер Уилл, дома католиков помечены белым крестом, и они - ваша жатва. Однако, милорд Кромвель настаивает, чтобы участники ночи святой Этельбурги подписали документ согласия.
Уилл остановился. Нет, это, кажется, было совсем другое - не захват власти, а какая-то бойня библейских масштабов, и участвовать в этом не хотелось. Тем более, что к Кромвелю Уилл нанимался не как убийца, а как комиссар; ничего больше своего оклада никогда не брал, так что и заниматься всей этой дрянью был не обязан. И вообще, не убивать же всех несогласных - сам же Кромвель давеча обвинял Уилла в том, что он не смог переубедить католиков, и тех перебил Клайвелл. На секунду даже захотелось остановить Джейсона и весь его отряд. Но потом Уилл представил, как сейчас выглядел город. Завалы, дым, дыры в земле. Останови он всё это, и Кромвелю будет незачем прикрывать обычного комиссара. Так, что выбор был скорее между виселицей и вот этим вот заданием. Уилл потёр глаза. Если приказ действительно шел от Кромвеля, может всё-таки были шансы, что лорд проявил разумность и пометил дома, в которых на самом деле жили только заговорщики. А если и нет - то лучше пусть отрядом управляет Уилл и на месте попробует остановить всё это, если зайдёт слишком далеко. Уилл вздохнул, чувствуя себя паскудней, чем в любой день до этого.
- Что за документ? - Эх, старые добрые отговорки, вместо того, чтобы признать, что ему нужна была защита Кромвеля и не нужны были враги-католики.
Неожиданно вся банда, собравшаяся было отправиться в город на смертоубийство, выстроилась перед портретом короля, не хуже каких-нибудь рыцарей. Хрен пойми откуда заиграла торжественная музыка, и Джейсон развернул перед Уиллом солидный свиток с королевскими печатями. Мелкий почерк, что-то про волю короля, что-то про долг и прочее. И ничего, ни про констебля, ни про женщин, ни про детей. На листе были росписи всех, кто был в комнате, внизу оставили место для Уилла. Судя, скорее по сцене и музыке, чем по самим печатям, бумага, кажется, была настоящей, а до того, чтобы спорить с королём Уилл ещё не дорос, и вряд ли когда-то собирался дорасти. Только если не хотел, чтобы его сразу после этого укоротили в районе шеи. Он взял в руки перо, наскоро расписавшись. Даром, что не кровью. То, что бумага была про долг и честь, а не про конкретное задание было хорошо. Давало ему свободу действий. Да и сам документ больше походил на гарантию для участников. Что их потом не повесят и не четвертуют.
Как-то неправильно для такого момента он себя чувствовал. Вроде бы и выполнял приказ короля, вместо того, чтобы заглядывать монашкам под рясы, а ни радости, ни уверенности не чувствовалось. Джейсон как-то торжественно щёлкнул пальцами и все в комнате засуетились, хотя вроде бы ничего не поменялось. Уилл огляделся внимательнее и заметил на подоконнике совершенно неподвижного воробья. Немыслимо сильное заклинание. Он подошел к окну, тронул птицу пальцем. Воробей, всё такой же застывший, упал на хвост, жутко напоминая статуэтку. Захотелось сгорбиться, сделать так, чтобы все остальные тоже застыли и просто посидеть на скамейке. Но думать тут было не о чём и некогда - ему дал задание сам король, и нужно было выполнять хотя бы так, как он себе это представлял, и как мог.
Уиллу выдали пять амбалов, все смотрели ему в глаза так, как будто он хоть что-то понимал в происходящем. Сила в застывшем времени слушалась, выделенное им оружие лежало в одной из уже раскопанных могил. Уилл взял себе меч, ещё два ножа и арбалет за спину. Чувство было странное, он никогда ничем толком не руководил, не считая того позорного случая с тремя комиссарами. Он выдохнул, напоследок осмотрев вверенный ему отряд. Удивительно, но кажется из всех он был самым безыдейным. Оружие ощущалось приятной, уверенной тяжестью. Уилл окинув взглядом застывшее кладбище за спинами амбалов, в руках чувствовалась сила. Он сказал Бьянке ни куда не отходить и повёл отряд в город. Только от сторожки в Хокуэлл разными дорогами шли три отряда. Уилл на ходу узнал как звали его подчинённых. Хряк, Тод, Мелкий, Живопыра и Георг, видимо, до этого работали в порту. Имена были нужны, чтобы управиться с отрядом, окликнуть кого-нибудь, если придётся.
Через несколько минут, за которые он узнал у Бьянки, где в это время обычно был мэр, и сможет ли она их провести, отряд вышел на городскую улицу. И Уилл застыл. На всей длинной улице, с богатыми и обычными домами, было всего несколько не помеченных белыми крестами дверей. Значит это была просто показательная казнь. С других улиц послышались хлопающие двери, донёсся запах крови, как на бойне. А город застыл, как будто оледенел, из-за этого слышался только стук дверей и собственное дыхание, и то и другое нарастало, а от запаха свежей крови начинала кружиться голова. Уилл попытался взять себя в руки, повернулся к своему отряду, чётко понимая, что ещё не осознаёт размах событий. Захотелось сказать парням взять в домах, что понравится и стереть кресты, не трогая хозяев. Но целую улицу выживших бы заметили, а Уилла бы сдали. Он вздохнул, пытаясь придать голосу уверенности.
- Бьянка, пойдёшь с Хряком и Тодом. Берёте вот те три дома. Приглядите за дамой. Мелкий, Живопыра, Геoрг вам по два дома. Заходить по одному, кресты, как закончите, стереть, ждать только на улице - помогать пойдёте только если услышите крик. В самих домах действуйте, как знаете.
- Джейсон не велел отходить от тебя, - въедливо заметила Бьянка, с восторженным интересом разглядывая застывший город.
Захотелось сильно прижать барышне нос, потому что фраза звучала, как - неет, Уилл, тоже будешь убивать. Нельзя оставить даже одну семью, ну нельзя, понимаешь?
- Не сметь обсуждать приказы начальства! Скажу пойти - пойдёшь, скажу стоять - будешь стоять, скажу умереть за родину - умрёшь без разговоров! Я ясно излагаю? А теперь все по домам, быстро!
Амбалы сразу стали расходиться, правда не спеша. Бьянка надула губки, нахмурила брови, но послушно пошла к одному из домов.
Уилл, кажется, перестарался, хотя манера деда работала безоговорочно. Ничего, сейчас ещё было относительно безопасно, и Бьянке с охраной Уилл выделил самые бедные по виду дома, где не должно было быть охранных заклинаний. Дальше он и сам её ни на шаг не отпустит, а сейчас свидетели были ни к чему. Уилл снял обувь и пошел к одному из самых богатых домов, с балкона которого свисал флаг династии Плантагенетов. Хоть это и стоило риска, но он постарался дать пятёрке право выбора. А сам решал за себя. Единственное, что было немного неспокойно за вверенную ему Бьянку.
Дверь оказалась открыта и Уилл свободно зашел в особняк. Было чёткое ощущение, что он забрался в дом только чтобы за кем-нибудь подглядеть и тут же убежать. Коридора в доме не было и дверь выходила сразу в гостиную. Большая комната казалась вырезанной из картины какого-то очень талантливого художника - просторная, с большим, хорошо сделанным каминном и тёплым полом. На одной из мягких кушеток замерла симпатичная, лет двадцати пяти купчиха - рыжеволосая, вся в дорогом сером. Рядом примёрзли к полу две служаночки: одна застыла над камином, вторая замёрзла на полушаге с корзиной рукоделия в руках. У девчонок были большие голубые глаза, обе носили синие платья с белыми передниками и походили друг на друга, как сёстры. На кресле у камина лежал толстый рыжий кот.
Уилл остановился, осматривая комнату. Жили же люди. До этого богатство всегда представлялось ему вычурным, а тут всё было как-то уютно и по-домашнему. Тихо, мирно, как будто до этого не обвалилось пол города, а сейчас по улицам не ходили отряды. Даже захотелось когда-то пожить в таком вот доме. Уилл мотнул головой, с улицы, кажется, опять донёсся запах крови. А может ему просто показалось. Он подошел к купчихе, наклонившись, глядя ей прямо в застывшие глаза. Удивительно красивые. Везло же этому мудаку, который додумался вывесить над домом треклятый флаг. И везло ему дважды. Уилл быстро осмотрелся, выбирая, куда бы стащить всех баб - в комнате их могли найти, а то и сами бы выбежали на улицу.
Из гостиной вели три двери, Уилл заглянул в первую. Шагал он быстро, нервничая из-за Бьянки и амбалов. Комната, судя по всему, была кабинетом, тоже очень богатым и уютным. Вдоль стен и даже над камином шла книжная полка с солидными томами. В кресле застыл пожилой, небогато, но очень чисто одетый мужчина. Может быть отец жены, может быть ушедший на покой хозяин всего дома. На столе стояла полная золота и серебра шкатулка. Уилл склонился, глядя мужчине в серьёзные глаза.
- Кхм, имею честь предложить свои услуги носильщика. Что значит дорого?! Ох, я вас уверяю, в это время в городе совсем никого не найдёте, да и я аккуратно. Особенно рыжую барышню. Ну на том и сговорились, уверяю, вы не пожалеете. Я бы, конечно, мог потребовать ещё половину особняка и руку вашей дочери, но ничего из этого я не смогу утащить
"Уилл Харпер - вор, изменник, убийца, и самый дорогой грузоперевозчик в Англии". Он выпрямился и быстро пошел по другим комнатам, нужно было найти самую отдалённую и безопасную. Уилл бы предпочёл ничего не брать, но ему всё ещё были нужны хотя бы лошадь и приличная одежда. А за спасение жизни это была не самая страшная плата, тем более для таких богачей. Главное было успеть, пока что-нибудь не случилось с этой заразой - Бьянкой. Во второй комнате стоял доедающий пирожок слуга, из неё был выход на кухню. Кухня могла подойти, так что Уилл заглянул и в неё. Там тощая стряпуха со злым лицом набивала салом гуся. У очага застыли два поварёнка, оба лет десяти. По роже старухи стразу было видно, что жизнь у парней была не сахар. Кухня вроде бы годилась, но нужно было пробежаться и по остальному особняку. Босиком Уилл пошел в первую очередь, чтобы его не застали врасплох свои. В такой тишине, когда даже муравьи под полом затихли, было слышно абсолютно всё, каждый шаг и шорох. В третьей комнате - просторной, с гербами на стене, прибирались две служанки, а на полу расставили деревянную армию трое мальчишек. Уилл улыбнулся, проскальзывая на второй этаж.
Суета в этом застывшем доме казалась чем-то нелепым, и не хотелось думать о том, что сейчас делалось в городе. Это был перебор. Никакая демонстрация и никакие упреждения такого не стоили, да и не требовали. Видимо, матушка была права насчёт службы, но оставить её Уилл теперь не мог, да и Реформации было бы очень полезно, чтобы хотя бы часть комиссаров не радовалась возможности выслужиться, перерезая город. Но всё это, кажется было похоже на рассуждение муравья о птицах.
На втором этаже были спальни и капелла. В одной из комнат двое парней его возраста задумчиво смотрели в окно, как будто ожидая чистки, во второй не было никого, кроме здоровенного дога. Но самое интересное Уилл нашел в третьей - там толстый мужик застыл голым на худенькой девице, лица у обоих были жутко довольные. Переносить эту срамоту он не собирался, парочка вряд ли собиралась в скором времени выглядывать на улицу. Нет, девушку Уилл бы конечно уволок, но её сначала нужно было вытащить из-под хряка. Интересно, это хозяин дома изменял жене? Девица явно того не стоила, особенно при такой супруге.

На втором этаже были спальни и капелла. В одной из комнат двое парней его возраста задумчиво смотрели в окно, как будто ожидая чистки. Они получили по оплеухе и были безжалостно скинуты Уиллом на пол. Во второй не было никого, кроме здоровенного дога, так что Уилл просто закрыл комнату, чтобы собака не шумела. Но самое интересное оказалось в третьей спальне - там толстый мужик застыл голым на худенькой девице, лица у обоих были жутко довольные. Переносить эту срамоту он не собирался, да и парочка вряд ли собиралась в скором времени выглядывать на улицу. Нет, девушку Уилл бы конечно уволок, но её сначала нужно было вытащить из-под хряка. Интересно, это хозяин дома изменял жене? Девица явно того не стоила, особенно при такой супруге. Оставив парочку даже без тумаков, Уилл быстро спустился вниз.
Попробовал было поднять рыжую, но от долгого соприкосновения та стала приходить в себя и Уилл тут же положил её на пол. Не получалось у него поработать носильщиком. Не было ни времени, ни желания успокаивать барышню, да ещё и рисковать, что она всё-таки выбежит из дома. Эх, а было бы приятно поносить всю эту троицу. Уилл пошел в кабинет, кроме денег на столе, там был ещё и тайник за картиной с черепом. Всего где-то на тысячу монет золотом и кучу украшений в добавок. Деньги Уилл наскоро замотал в куски ткани, так чтобы те не бряцали, взял всего несколько женских украшений, которые можно было выдать за подарок молодой жене. Остальное выдало бы мародёрство. Упаковав сумку, Уилл вышел в зал, собираясь уходить; взглянул на толстого рыжего кота. Хорошо было бы измазать меч кровью. Уилл улыбнулся, легонько стукнув кота по морде.
- А, живи, зараза пушистая. - Неожиданно пушистый взорвался, обдав Уилла кровью и оглушив, не хуже какой-нибудь бомбы. Уилл ошеломленно посмотрел на окровавленное пятно и куски кота, валявшиеся по всей комнате. - Тьфу, курва-мать.
За пушистую заразу было даже обидно. Ну, зато теперь он походил на убийцу, да и у купчихи было больше оснований верить. Уилл пошел на кухню и обезглавил валявшегося там гуся, измазав меч кровью; напоследок наскоро написал записку не своим почерком и вложил её в руку купчихи. "Если хотите жить - спрячьтесь. В городе антикатолическая чистка, почти все мертвы". На улицу он вышел, лениво протирая меч от крови, тщательно стёр с двери крест. Ощущение было странное, на половину, как будто он сумел стащить тысячу золотых, с другой, как будто спас целую семью. В ушах ещё звенело от кота.
Из отряда на улице никого не было, так что Уилл громко окликнул всех поимённо, начав с Бьянки. Первым вышел Малой с чужим плащом, в который была завёрнута куча добра. Из края торчал серебряный подсвечник. Пока Уилл приходил в себя от увиденного, появились и остальные, точно с такими же охапками. Идиоты не умели даже воровать! Последней вышла Бьянка, налегке, протирая кинжальчик от крови, на мужчин она смотрела с восторгом. Винить здоровяков Уилл не мог - в конце концов, не он один был таким умным. Может, деньги хотя бы отвлекли амбалов от жителей. Главное, теперь было выполнить задание и не подставиться перед начальством. Нужно было как-то показаться убедительнее, чтобы его слушались. Было немного боязно, что здоровяки попытаются прикончить Уилла, чтобы не расставаться с награбленным. Он вдохнул полной грудью, чувствуя, как с лица капает кровь.
- Лучше любого клинка - взрывать католиков магией, так чтобы чувствовать, как у них трескают позвонки. - Уилл ещё раз безрадостно оглядел подчинённых, повышая тон. - Так, умники, в случае, если мы наскочим на сопротивление с таким вот грузом - нам всем конец. Если наткнёмся на начальство - хуже. Я дам вам десять минут - спрячьте всё это по укромным места так, чтобы только вы нашли. Заберёте, когда будем возвращаться из центра. Возражения?
Амбалы радостно закивали, и разбежались в стороны.
- Мы к папеньке сегодня пойдем? - сморщив носик, осведомилась Бьянка, провожая их взглядом.
Уилл вздохнул.
- Через пять минут. Я сделал ошибку, начав с домов - неопытность, что ж тут поделаешь? - Он сам не заметил, как стал рассуждать вслух, при том, что до этого отчитывал Бьянку. Да, очевидно, стоило сначала пойти в виллу. С другой стороны, он не знал, не заглянет ли за это время на улицу любой другой отряд. - Сколько человек охраны было у твоего батюшки? Были маги? - Уилл начинал жутко нервничать от того, что просто стоял.
- А я тебе для чего? - Бьянка недовольно уставилась на него. - Через все ловушки проведу, будь спокоен.
"Для проблем". Уилл вздохнул - он не мог больше ждать. Чёрта с два они бы взяли мэра без боя, а значит сейчас просто тратили время. Запах крови в воздухе становился вязким, залетал в лёгкие с каждым вздохом.
- Будем надеяться. Все ко мне! - Через минуту вернулись только Тодд и Малой, да и те со всем своим скарбом. Захотелось в прямом смысле оторвать обоим головы и умыться их кровью, как святой водой, а потом побежать за остальными. "Суки, убью, взорву, как того треклятого кота!" Нелегка была участь командира, благо это был разовый случаи. Уилл сжал зубы, играя силой в руке. Главное было выполнить задание. Это он был виноват, что отпустил мудаков - так что и голову нужно было отрывать себе. Замечательный выходил опыт руководства, ничего не скажешь.
- Хрен с ними, за мной.

Бьянка действительно умудрилась провести их по особняку. Касаясь по пути всяких безделушек, которые видимо, отключали ловушки, девушка завела Уилла и двух амбалов прямо в кабинет батюшки. Мэр оказался на месте, сидел за столов, читал письмо от Норфолка. Уилл, не веря лёгкости всего происходящего, выдернул бумажку, пробежался по ней взглядом. Фицалан уплатил за него долг - теперь конюшни и плетей можно было избежать, только отбиваясь. Но всё это потом. Он отложил письмо, ещё раз взглянув на беззащитного мэра. Не бывало невиновных политиков. Да и дело было сделано, ещё когда Джейсон переманил к себе Бьянку. Уилл поборол секундную нерешительность, достал нож и одним движением всадил его главе города по рукоять прямо в глаз. Можно было отдать это дело барышне, но кто знает, может быть, с возрастом она бы поумнела и стала бы жалеть. Мэр ударился лицом о стол, по бумагам потекла кровь, капнула со стола и застыла на полпути к полу.
Уилл вообще ничего не чувствовал, в отличие от Бьянки, которая одобрительно кивнула, не переставая улыбаться. Выглядела барышня возбуждённой, двигалась рвано и дёргано. Выглядело всё так, что или она была больной садисткой, или обитатели дома чем-то заслужили такую нелюбовь. Уилл вздохнул, забрав бумаги, пока те не впитали кровь. Пару минут поискал что-нибудь, что могло быть связанно с католиками или с шотландским купцом. Не прошло и минуты, как Бьянка нетерпеливо спросила, почему застряли и куда они пойдут дальше. Уилл отложил бумаги, где всё равно ничего не было. Нужно было искать тайники, но сначала -людей.
- Нам нужен Пейар и вся стража, все, кто смогут оказать сопротивление. Сможешь на них вывести?
- Во вкус вошёл? - Понимающе ухмыльнулась Бьянка и кивнула. - С этой крысой подкаблучной - хорошая мысль. Тебя не спасёт, конечно, так хоть на душе легче станет. А вот всех подручных резать умаешься... но не знаю, как нам, а лично мне нужна старая карга.
Уилл опёрся о стол.
- Спасёт от чего?
"От проклятия, от мести, от суда? От души, которая отправится в ад, от недовольства начальства? Ну давай, удиви меня, женщина, и тогда я может быть даже перестану считать тебя сумасшедшей сукой". Особого укола совести за убийство Уилл не чувствовал. Он выполнял приказ, убивая человека, который сам залез в политическую игру. А вот позволять Бьянке убивать старуху никакого желания не было, хоть никакая доченька в Малине и не работала.
Бьянка хлопнула ресницами. Длинными, пушистыми, черными. Каким позавидовала бы любая барышня.
- О героизме твоём все узнают, - сладко проговорила она. - Не спрячешь такое, а наш милый Вилли Пейар достаточно умен, чтобы оставлять... назовем это закладками. О, если бы ты знал, как мне хочется прирезать эту старую суку-няньку! Столько лет выслушивать эти её сюси-муси, эти ее молитвы и наставления, как должна вести себя леди!.. Это "Лифипп - душка, деточка"!.. Да этот Лифипп не знает, куда девушку целовать надо! Тоже мне, душка!.. Только стоит поспешить. Не верю я этому лепиле из Балсама. Всю жизнь притирания делать, а здесь - поди ж ты, бомба! Временная! А ты, - Бьянка плавно повела плечом, улыбаясь, - не путайся под ногами. Ты свое дело сделал, а иных приказов тебе не было, не так ли?
Уилл потёр глаза, немного жалея, что в выделенном Бьянке доме не оказалось ловушки, а лучше целого отряда, таких же больных, как она, мясников. Он бы не удивился, если в конце эта больная предложила бы ему соитие прямо на трупе несчастной старушки. Но с тем, чтобы привлечь Бьянку на свою сторону, Джейсон всё сделал идеально. Они бы потеряли много людей и времени, рыская по вилле. А вот со славой было хреново. Зря, Господи, как же зря он не дал самой дворянке прикончить отца. Сейчас-то было понятно, что она никогда не поумнеет. Видимо, как и он сам. Уилл взглянул в окно, следя за тем, чтобы ни Бьянка, ни здоровяки не попробовали ударить его со спины. Отсюда не было видно последствий обрушения, тихие районы. Главный вопрос был в том - будет ли он защищать старушку. Должен ли, особенно, когда столько ещё совсем не поживших людей обливались кровью. Пока что нужно было убрать этого, оставляющего закладки, Пейара. А может по ходу дела всё решилось бы само собой.
- Помоги мне убрать Пейара и делай, что хочешь. В этот раз позволю резать тебе.
- Фигурка с носа корабля позволит мне резать, фу-ты ну-ты, - восхитилась Бьянка. - Бомба наша, план наш, а твоего дела, не считая крыс - глотки резал, так с этим любой справится! Но... время не бесконечно. Прощай, красавчик. Ищи Вилли в подвале. Наверняка он там, свой огрызок на мои дневники наяривает.
С этими словами она развернулась, и медленно, нога за ногу, прошествовала к двери, но на пороге остановилась.
- А ты ведь себе выбрал самую богатую семью в городе. Видать, по уставу, из чистосердечья комиссарского. Чтоб поставщиков арен с лица земли стереть.
Уилл упёрся спиной о стену возле окна, чувствуя себя страшно уставшим.
- Поставщиков арен? Они были работорговцами? - Ещё бы. Хотел спасти бедных и невинных - нужно было выбирать дом победнее, авось бы на кого и наткнулся. С другой стороны в доме были и дети со служанками. Бьянка, явно, собиралась ускользнуть, а Уилл не знал, стоит ли пытаться остановить её силой.
Бьянка притопнула ногой.
- Да, арен. Гладиаторских таких. Где смуглые, сильные мужчины убивают друг друга на потеху тех, кто за это может заплатить. Говорят, что после боёв они, израненные, ублажают своих хозяек на час. Я слышала, что лучшая, самая большая арена - в Лондоне. И её ланиста - Нерон. Неужто ты не видел раньше мужчин с серьгой в ухе? Так ланисты метят самых своих ценных рабов, чтобы никто не смел продавать их без ведома хозяина! А еще я слышала про гладиатора по прозвищу Актёр. Он проиграл только один бой - и тот Нерону! За его ночь платили безумные деньги, а одна поклонница отдала, - Бьянка восхищенно округлила глаза, - десять тысяч!
А с тысячей золотых он продешевил. Ну, по глупости его или по воле Господа, но той семье повезло, возвращаться и устраивать резню Уилл не собирался. А серьга в констебльском ухе, судя по всему, была с тех времён. Странно, что Клайвелл её оставил, Уилл бы, наверное, тут же снял бы. Хотя, чёрт его знал, каково это было, и не приведи господь ему узнать. Уилл вздохнул.
"Ланисты".
- Хм, а неплохо ты разбираешься в аренах, видать, давно увлекаешься.
- И еще говорили, будто его продавали на глазах жены, а он пел. Пел о своей любви к ней, вознося её выше других женщин, называя королевой среди красавиц, клянясь в вечной верности. А у нее в глазах стояли огромные слёзы! Потому что в их семье отродясь таких денег не было. Она потом повесилась, - с трепетом закончила Бьянка, - но сначала утопила детей в Темзе. А он остался там, в Колизее, чтобы искать смерти и воссоединиться с семьей! Как бы я хотела однажды увидеть это!
Она мгновение помолчала, а потом буднично добавила со вздохом.

- А в аренах я разбираюсь, потому что Гарпари имеют долю с ланкастерского рынка гладиаторов. У меня даже был один. Он почему-то перегрыз себе вены и истек кровью. Но домашний это не то, конечно.
Уилл почесал затылок. Благоразумный, видать, был мужик, этот домашний гладиатор. Насчёт Клайвелла чёрт его знал, что было придумками, а что правдой, да Уилла оно и не касалось. Зато убийство мэра теперь совсем не мучило. А вот с Бьянкой хотелось больше никогда не пересекаться. Вообще захотелось пойти в город, стереть кресты ещё с парочки домов, в этот раз не таких богатых, и раздобыть себе одежды. И свалить из города на все четыре стороны. Но перед этим не плохо было узнать, позаботился ли орк о борделе.
- А что насчёт шлюх из Горлиц, не планируешь к ним заглянуть?
- Ты тратишь моё время, комиссар, - теперь Бьянка говорила томно, с придыханием. - Горлицы успели еще до взрыва сбежать, Джейсон только парочку выпотрошил. Если нужны, ищи в других городах, в других борделях.
- Судя по тому, что ты говоришь о времени, скоро город оживёт. Скажи мне, сколько у нас времени, и я не смею тебя больше задерживать.
Хитрыми были эти чёртовы шлюхи, и искать их никакого желания не было - сами найдут.
- Да откуда же я знаю? - возмущенно удивилась Бьянка и хлопнула дверью. По коридору поспешно простучали каблучки её сапог.

Город представлял собой печальное зрелище, следов убийств и мародёрства на улицах было не так много, но это только от того, что всё было спрятано в домах. Идя по улице, Уилл представлял кровь и трупы почти за каждой дверью. С мэром его явно использовали, перевели стрелку. Ну, если смотреть с этой стороны, то убить отца Бьянка всё равно бы не согласилась. А если мэра зарезал один из здоровяков, которые и глазом не моргнули, пойдя за сумасшедшей сукой, всё равно называли бы имя командира отряда - его имя. И всё-таки, Уилл не понимал - зачем? Зачем было убивать столько невиновных? Чтобы напугать остальных и избежать восстания? Такой вот подход в лучшем случае его отсрочивал, и делал намного более жестоким. Конечно, уже когда оно начнётся. Ну, хрен с ним со всем - он выполнил приказ, лишний раз крови не проливал. Теперь хотелось домой или хотя бы в спокойную таверну. Даже не спокойную, а людную - так, чтобы из зала слышался смех и разговоры, а комната Уилла была в отдалении на втором этаже.
Крестов, которые можно было стереть, Уилл на дверях не видел. Нужна была одежда и лошадь. Уилл подошел к дому в котором процесс опротестантивания был в самом разгаре - прямо на крыльце одного из особняков трое наёмников насиловали хорошенькую женщину, их товарищ вытаскивал из дома здоровенный мешок, ещё один осматривал лошадь. Очевидно, ворованную. Вот тем же сейчас занимались мудаки, которых он упустил - насиловали и грабили. Захотелось поломать лица всей пятёрке. Сборище конченных свиней. Уилл сказал первое, что пришло в голову, попытавшись сделать вид, что он слегка запыхался.
- Король в городе!
И тут же пошел дальше, как будто собираясь рассказать остальным. Если мудаки не закончат, он зайдёт за угол, натянет что-нибудь на голову и попробует выбить хотя бы одного до начала боя.
Уилл сделал несколько шагов и замер. Наёмники, ожидаемо, никак на его попытку не отреагировали. Но суть была не в том - прямо на улице в двух шагах за ним стояла баба констебля, застывшая на полушаге. До этого она была к Уиллу спиной, и он её не заметил, а теперь смотрел леди прямо в глаза. Уилл окончательно остановился думая, как поступить. Убивать заразу не хотелось, а для спасения в городе было много более достойных кандидатур. Оставить всё на суд божий? И что тогда? Если бы баба видела - то точно так же пробовала бы его шантажировать. Уилл взял леди на руки и потащил в безлюдный переулок. Он терял время, а нужно было подумать об одежде.
Переулки оказались жутко людными. Уилл почувствовал это силой. Видать, насиловать предпочитали там. Настроение было отвратительное. Он нашел взглядом тихую и удивительно бедную для такой улицы хибарку, с двери которой неаккуратно стёрли крест. Потащил леди туда.
Уилл спрашивал себя и сам не знал, зачем это делал. Просто хотел спасти хоть кого-нибудь, чтобы оправдать себя и выбрал самую лёгкую цель, которую не нужно было отбивать? Или настолько разочаровался во всех этих реформах, что стал сочувствовать католичке? Хм, вроде бы нет. Просто тащил отдаленно знакомую женщину с улицы, где насиловали и убивали.
Уилл толкнул ногой дверь, остановился на секунду, но потом зашел, аккуратно пронося дворянку. В коридоре лежали куски порубленных женских тел, несколько мужских. Плакал ребёнок, на которого положили кристалл, видать, чтобы дольше мучился. Сам Уилл, почему он ничего не чувствовал? По крайней мере из того, что должен был чувствовать человек, видящий, такое зверство. Просто какое-то одеревенение и усталость и торопливость. Как будто он спал. Да, обычно такое бывало в плохом сне, когда ты бежишь и сам не знаешь куда, боишься, сам не знаешь чего, и ждёшь чёрт пойми чего. Уилл положил дворянку на пол, уперев спиной о стену, обул сапоги и, переступая через окровавленные куски, подошел к ребёнку. Он осторожно поднял ребёнка, снял кристалл. И вернулся с обоими к леди. Снял свой кафтан, вывернул его, чтобы не пачкать младенца кровью. Ни одной чистой вещи в доме не было. Уилл положил ребенка на землю и надел кристалл на дворянку, крепко зажав ей рот.

Миледи тут же больно укусила его за локоть, так что даже слабо захотелось улыбнуться. Почему-то было очень интересно, как миледи отреагирует на него, на кровь и на трупы. Но Уилл не нашел в глазах ни паники, ни страха. Женщина смотрела спокойно и устало.
- У вас пугающе спокойный взгляд. В городе чистка, разбой, мародёрство и чёрт ещё знает что.
Уилл позволил себе потереть укушенный локоть, видя, что женщина визжать не собирается. И кем она всё-таки была? Он, однозначно, мало подумал, спасая именно этого человека.
- А вы ждали, что я буду падать в обморок и визжать, баронет?
Миледи пожала плечами и задрала юбки до пояса, вытаскивая из-за голенища высокого, мужского сапога шотландский кинжал, который горцы именовали скин ду. С той же ужасающей невозмутимостью она отпилила себе косу и разрезала шнурки корсажа, быстро скидывая платье.
- Это не в моих правилах, мой милый. Особенно, если в городе чистка, разбой и все прочие обязательные для восстаний события, - говоря, женщина стягивала одежду с одного из покойных парней, надевая на себя то штаны, то рубашку, то потрепанную куртку. - Но вашу помощь я не забуду, премного благодарна. Вас не затруднит выглянуть в окно и поглядеть, не подошел ли кто к нашему милому убежищу?
Уилл, до этого невозмутимо смотревший, как женщина переодевалась среди порубленных тел, лениво послал силу на улицу, и тут же вскочил. Там что-то творилось. По ощущением маршировала целая армия гигантов. Он, скользя на окровавленном полу, подскочил к окну, выглянул на улицу. Весь город одновременно вздохнул. Все смотрели вверх, Уилл тоже повернул голову, чуть не вываливаясь из окна. На небесах был огромный чёрный разрыв из которого на город смотрело бесконечное количество глаз. Что это могло быть. Уилл переключился на зрение ловца, но картина никак не поменялась. Он глянул на город. Кроме стоявших среди крови и грабежа убийц, на небо завороженно смотрели и души горожан.
Раздался вздох, как будто сам бог разочаровался в людях и небо сошлось со звуком тысячи молоточков. Леди выскочила на улицу, послышался крик ребёнка, реальность упала на город. Всё закричало, застонало, захрипело и завыло. Уилл отошел от окна, не зная, что делать. Голова болела от напряжения. С кем вообще сговорились, чтобы всё это устроить? Точно не с той магией, которую знал он.
На полу рядом лежала плетеная корзина, в похожей матушке носила одежду. Уилл подбежал к плетенке, судорожно стал одеваться. Одежда была дорогой, больше подходящей купцам, чем жителям халупки. Видимо, здесь она была только на стирке. Он положил остаток одежды в сумку, взял ребёнка в не окровавленную ткань.
Шум на улице нарастал, послышались щелчки арбалетов, пересвист стражи. Не могло быть, чтобы эти идиоты даже не додумались сначала уничтожить стражу. Уилл выбил кусок задней стены в доме и выскочил в переулок, где творилась такая паника и резня, что его просто никтзамке заметил. Запахло дымом, где-то в городе начинался пожар. Уилл завидел бесхозную лошадь, и рванулся к ней, уворачиваясь и проталкиваясь. Сел верхом и поскакал из трижды проклятого города. Ребёнок всё это время орал, как резаный, но всё равно не мог перекричать шум города, пока Уилл не выскочил из Хокуэлла на тракт. Были видны ручейки стражи, струящиеся в город из окружных деревень и городков, над самим Хокуэллом росли столбы дыма. Перед тем, как что-то думать, решать, как относиться и кого винить, хотелось ускакать. Укрыться где-нибудь, чтобы его не связали со всем этим, смыть с себя кровь и передохнуть. Да ещё и ребёнок орал, как сумасшедший. Уилл ещё раз взглянул на корчащийся город, и быстро поехал в сторону Рочфорда.

11 апреля 1535 г. Рочфорд, графство Эссекс.

Деревня под Рочфордом была похожа на все ленные деревеньки. Так же пахла навозом и сырой, оттаивающей землей, так же кричала петухами и блеяла козами. Так же горбатилась крестьянами на пашне. Пришло время сеять рожь и здесь для беседы с землёй вышли все - мужчины, женщины, старики, дети. Они проворно сновали между грядами, раскидывая семена в черные отвалы, отгоняли жадных сорок и ворон, погоняли упитанных быков - и выглядели счастливыми. Чего нельзя было сказать о младенце на руках, который не умолкал все четыре часа дороги, да еще и привлек внимание каких-то жуткого вида тварей, погнавшихся за Уиллом. Твари, впрочем, развеялись дымом сами по себе, а вот ребенок совсем скис. К деревне он уже даже не сипел, побледнел, губки у него посинели, а родничок впал.
- Одиннадцатое апреля, молодой господин, - поспешно и угодливо ответил на вопрос Уилла о дате крестьянин, обращаясь к нему так, будто Уилл был сыном хозяина этих земель.
Значит, за эту резню он ещё и отдал несколько дней жизни. Мужчина был необычно учтивым - наверное, дело было в одежде. Кровь с рожи Уилл, вроде бы, вытер. Хотелось спросить о Хокуэлле, узнать, какие ходили слухи, но ребёнок беспокоил. Нужно было или быстро найти няньку в деревне, или спешить в Рочфорд.
- Скажите, я смогу отыскать в этой деревне кормилицу малышу? Ребёнок совсем ослаб.
- Если на то будет дозволение сэра Рольфа, - закивал крестьянин, озираясь на молодку, как раз прилаживающую к груди собственное дитя. - И ваше желание, молодой господин.
"Молодой господин" звучало странно - с одной стороны приятно чесало самомнение, с другой было просто непривычным. Хотя и создало мимолетное ощущение, что он приехал не просто в защищённое место, а домой. С его зелёными глазами разведчик бы из Уилла не вышел.
- Дозволение у сэра Рольфа я выпрошу, - Уилл передал ребёнка женщине. Молодка взяла младенца и Уилл облегчённо вздохнул. За дорогу рука онемела от того, что он боялся уронить или как-то не так сжать. Уилл помассировал руку. - Вы уж извините, что отвлекаю от работы. Что там слышно о Хокуэлле?
- Не слышали, молодой господин, не погневайтесь.
В голосе крестьянина зазвучал испуг.
- Да чё уж тут гневаться. Уилл почесал затылок - ну и странная муть была с этим Хокуэллом. Проблем от этого будет ещё много. Зря он напугал мужчину, который ещё и так помог. Нужно было иметь в виду своё "положение", и быть поосторожней. - Я спрошу дозволения и обязательно вернусь. Спасибо. - Уилл поехал дальше. О том на месте ли сэр Рольф он спрашивать не стал - всё равно нужно было ехать в манор. Лёгкая тревога за то, что его могут связать с Хокуэллом ещё беспокоила, но то что Уилл отдал ребёнка делало усталоть немного приятной.

Крепость, схожая с теми, что строили бретонцы, высилась на холме. Без сомнения, его насыпали специально, окопали рвом и возвели высокие стены с квадратными башнями. Но сейчас эти башни оплел плющ, и манор выглядел мирно, уютно и по-домашнему, баюкая не без вкуса построенный особняк в ладони двора.
Внутри тоже было уютно, без лишней роскоши и вычурности. Простые белёные стены, украшенные портретами, чистые выскобленные полы, начищенные перила на лестницах, по которым Уилла провели в скромный кабинет.
- Сын. Добро пожаловать домой.
На мир, и Уилла - как его часть, сэр Рольф глядел лучистыми голубыми глазами, расплескав сетку едва заметных морщин, удивительных на таком молодом лице. По виду тестю можно было бы дать лет тридцать, но взгляд выдавал возраст, да и старомодная пушистая бородка говорила скорее о временах Генриха Седьмого. Одевался отец Алетты скромно, но дорого - в белоснежное и черное.
- Долго же вы добирались к нам, Уилфред.
Уилл поклонился.
- Прошу прощения, сэр Рольф. И за то что долго добирался и за свой внешний вид. Я ехал через Хокуэлл, а там сейчас бойня. Надеюсь и у вас и у Алетты всё хорошо?
Из того, что пока видел Уилл совсем уж цельной картины составить не получалось, но в общих чертах сэр Рольф ему нравился. Он не любил вычурности, жил скромно, а крестьяне на полях выглядели довольными. Самому Уиллу не терпелось принять ванну - смыть с себя кровь, заняться, наконец, смолой. Жутко хотелось увидеть Алетту, узнать есть ли в замке голубятня, и отправить два письма - одно матери и одно Кромвелю. Но пока он просто, как мог, старался быть вежливым. В зависимости от того, что заинтересовало бы сэра Рольфа можно было бы начать - либо с ванны и встречи с Алеттой, либо с кормилицы и голубей.
Задумчиво и сочувственно покивав, сэр Рольф откинулся в кресле, протягивая руку слуге. Тот немедленно вложил в ладонь небольшое письмо, которое тесть не преминул развернуть.
- Дорогой сэр Рольф, - с чувством зачитал он, - пишу вам из Лондона с нижайшей просьбой: как доскачет до вас засранец Харпер с орудием консумации наперевес, выпорите его на конюшне или до, или после, а лучше - и до, и после. Потому как означенный засранец умаляет честь сюзерена и тем, что ведёт себя неблаговидно, и особенно тем, что попадается. И раз уж такой он непутёвый сукин сын, выпороть бы его отцовской рукой, не вынося на суд синьора. Потому что убью я его тогда, и не будет никакой брачной ночи. И помните, сэр Рольф: кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына своего. Увы, детство Харпера давно прошло, но, возможно, хорошо смоченная в рассоле хворостина поможет вернуть прошлое? Искренне ваш, Ричард Фицалан.
Помолчав, тесть оглядел Уилла с интересом, будто впервые увидел.
- Ричард Фицалан всего лишь выполняет свой долг, сынок. Вы можете сейчас не испытывать к нему теплых чувств, не питать благодарности, но однажды поймете, как много он для вас делает. Но прежде чем мы с вами отправимся на свидание с розгами - а эти дамы не привередливы и рады всякому, полагаю, я должен уведомить о тех договоренностях, что мы достигли с сэром Ричардом. Во-первых, беря в жёны мою дочь, вы обязуетесь принять мою же фамилию. Уилферд де Манвиль имеет больше веса, чем Уилл Харпер, к тому же ваши дети унаследуют мое состояние, и я желаю, чтобы они были Манвилями, а не ткачами из Хакни. Не возражайте, - он махнул рукой, предупреждая всякое возмущение, - сэр Ричард это одобрил, а значит - дело решенное. Во-вторых, наследниками будут ваши дети, но не вы и Алетта, однако же, вам обеспечено содержание до конца дней. И - третье. Кого вы желаете видеть на венчании, помимо сэра Ричарда?
Захотелось закатить глаза. Вспомнились нравоучения деда - мало того, что его хотели пороть, так ещё нужно было выслушивать рассказы о том, что оно во благо. И это всё после Хокуэлла. Ну, чёрт с ними с плетями - на нём всё равно всё заживало, как на собаке, а скорее, как на перевертыше. Конечно, Фицалану за такие привычки хотелось сказать пару добрых слов, но этот ирод просто приказал бы выпороть его ещё раз. Ну, раз угрозы уже были приведены в жизнь, можно было сэкономить время на извинениях. А наследство - хер ли с ним, с наследством, тем более Рольф, кажется, помирать вообще не собирался. Да и хорошо, что не собирался - лучше бы он жил долго и счастливо. Хоть такая молодость и выглядела подозрительно. За фамилию было немного обидно, но того и стоило ожидать - иначе бы на помолвку Рольф никогда не согласился. Уилл потёр глаза. Если чтобы получить ванну ему нужно было вытерпеть порку - то пожалуйста, только скорее.
- Мать, сэра Ричарда, ну и... может быть, михаилита Ворона. Если он сможет и захочет приехать.
Пригласить на свадьбу Ворона было хотя бы весело. Может, Уиллу бы повезло, и его зарубили на дуэли раньше, чем пришлось бы рассказывать Фицалану про шлюх. - И я бы хотел попросить вас выдать двух почтовых голубей. Мне срочно нужно отправить отчёт лорду Кромвелю, ну, и написать матери.
- Я бы советовал вам сначала хорошенько вымыться и пообедать, милый сын, - вздернув бровь, заметил Рольф, подпирая рукой подбородок. - Что до голубей, то вы у себя дома, распоряжайтесь. Этот дом не видел сыновей с тех пор, как умерла матушка Алетты, унеся с собой наследника. И вы принесли сюда новую надежду.
- А у меня до этого никогда не было отца. В любом случае, спасибо за тёплый приём. Я всё о делах, а не о самом главном - как здоровье Алетты, когда я смогу с ней увидеться?
Приняли Уилла совсем не так, как он ожидал - гораздо теплее и по-домашнему. Так, что он даже вспомнил родной дом, когда ещё жили дед с бабкой. Гораздо более людный и весёлый, хоть и тесный. Было немного беспокойно за матушку, но Рольф, вроде бы, просто так бы её не обидел. И очень хотелось хотя бы взглянуть на жену. Господи, он женат. Почему так неожиданно, и что вообще за шутка?
Уилл ещё раз взглянул на сэра Рольфа, в этот раз зрением ловца. Впервые так вгляделся в человека и увидел душу, не такую, как на кладбище - живую и сильную. Но явно неполную, как будто из кладки вымыло весь щебень, и остались только крупные валуны. Видимо, волной была смерть жены и наследника. Ничего другого Уилл не заметил, так что молодость, наверное, была просто совпадением или наследственной чертой. Пока что Рольф вызывал уважение, не хотелось его разочаровывать и подводить, хотя Уиллу никак не приходило на ум, что именно нужно было для этого сделать. Оставалось надеяться, что его не обвинят в зверствах и разрушениях, порушив этим всё.
- Алетта благополучна, - хмыкнул тесть, - по деревне гуляет. Как нагуляется - так и повидаетесь, понимаю нетерпение и даже разделяю. И вот еще что, сынок, венчание устроим тринадцатого. В субботу, выходит. Незачем тянуть быка за яй... за хвост.
- Тринадцатого так тринадцатого. - Пожал плечами Уилл. - Я только за. Главное, чтобы матушка успела. Вы не могли бы кого-нибудь за ней отправить?
Уиллу почему-то вспомнился огромный адский бык, с которого он никак не мог слезть. Видать, образ этого благородного животного навсегда был для него испорчен. Захотелось пойти поискать Алетту, но это, наверное, было неприлично. Да и ему стоило хорошенько вымыться. Нужно было ещё успеть отправить письмо матери быстрее сэра Рольфа, ну или хотя бы с небольшим опозданием. Иначе его ждали укоризненные взгляды, а потом и проповеди, которым что деду, что батюшке учиться, да учиться. Было бы спокойно, отправь за матушкой кого-то надёжного, а может, ему самом стоило съездить. Из-за того, что случилось в Хокуэлле на дорогах могло стать небезопасно. Наверняка, немало наёмников сумело сбежать.
- Отправлю, но гораздо проще написать сэру Ричарду, благо, что он в Лондоне. Тогда не придётся гонять холопов, а все дорогие вам люди приедут вместе. Уверяю вас, милый сын, с лучшим поединщиком королевства миссис Харпер нечего бояться.
Рольф подтянул к себе пачку бумаг, давая понять, что разговор окончен.
- Мойтесь, обедайте, а после обеда - к экзекутору. Мы должны уважать мнение вашего синьора.
Уилл поклонился.
- Так и сделаю. И последнее, если позволите. Я спас новорождённого младенца из Хокуэлла, могу я оставить его у кормилицы в деревушке возле манора? - На днях обязательно нужно было съездить проведать ребёнка и оставить кормилице денег. Что касалось Фицалана - лишний раз просить его о чём-то не хотелось, но безопасность матери - это последнее, чем Уилл стал бы рисковать, а лучшей охраны он бы всё равно не придумал. По приезду хорошо было бы найти какую-нибудь лавку и купить матушке платье, чтобы она не чувствовала себя ущемленной среди дворян. Благо, деньги пока что были.
- Это вы верно рассудили, сын, - одобрительно кивнул сэр Рольф. - Крестьяне лишними не бывают, пусть остается.
Уилл улыбнулся, ещё раз поклонился и вышел. Хотелось поскорее принять ванну, хоть после неё и должна была последовать порка. Фицалан, конечно, умел изгадить настроение, ну да и чёрт с ним. Особенно, если бы согласился взять с собой матушку.

От кабинета его очень вежливо и учтиво провели к комнате. За тяжелой дубовой дверью было светло, так что Уилл не сразу всё разглядел. Только большие, выходящие на сад окна, тонущее за ними солнце и силуэт девушки. Небо было розовым и оранжевым, так что и вся комната теплела и смягчалась. Тихо потрескивал камин. Всё вокруг выглядело очень богато, но и уютно. Ближе к стене стояла большая резная кровать, рядом с ней пристроились сундуки. Везде валялись маленькие подушки. Посередине комнаты стояла уже наполненная водой бадья, а рядом с ней теперь различимая во всех деталях хорошенькая служаночка. Девушка держала в руках поднос с едой, смущённо моргала. И всё было залито тёплым цветом еловой смолы, очень напоминая самые тёплые дни осени. Когда паутина и мошкара лезли в глаза.
Служанка, судя по всему, должна была помочь ему с ванной. Было весело смотреть на её смущение. Уилл хотел проверить опухоль, но это можно было сделать и после.
- Я сначала приму ванну. - Он рассеянно улыбнулся, снимая оверкот, остальную одежду и усаживаясь в бадью. Служанка отложила поднос и, взяв с края бадьи тряпку, стала обтирать Уилла. Оставалось лёгкое впечатление, что весь этот уют и удобство могли неожиданно исчезнуть по такому же щелчку, как появились. Уилл пытался найти в себе хоть какую-нибудь неприязнь к роскоши, но не находил, хотя до этого много раз косо смотрел на знатных и богатых. И вроде бы даже не от зависти. Может, потому что сейчас, скорее, было удобство и уют, чувство защищённости за стенами и башнями. Он расправил спину, опираясь о бадью. Тепло, спокойно, да ещё и симпатичная девушка, так, как будто Хокуэлла и не было. Удивительно быстро он почувствовал себя как дома, обычно уходило намного больше времени, чтобы к чему-то привыкнуть. Ещё бы, к хорошему быстро привыкаешь. Интересно, сэр Рольф бы согласился на переезд матушки в Рочфорд? Самому Уиллу было бы намного спокойнее. По крайней мере, так казалось.
Через пару минут он отпустил служанку, оставшись в комнате один. Хотелось расставить всё связанное с Хокуэллом по полочкам, в той мере, в которой Уилл мог это сделать. Первое, что приходило в голову - это обман и попытка дискредитировать Реформацию. Указ мог быть поддельным, а может, и настоящим, просто относящимся совсем к другому делу. Тогда всё становилось намного понятнее - убийство невинных католиков, резня, стража со всех городов. Всё это очерняло Реформацию, при том так, чтобы уже через неделю об этом говорила вся Англия.
Но что, если приказ был настоящим, и всё просто пошло не так? В то, что в планах Кромвеля что-то настолько могло пойти не так, просто не верилось. Канцлер не первый год на свете жил, чтобы не понимать во что оно всё обратится. Тем более, что сам по слухам когда-то был наёмником. Ну и самое вероятно - это то, что власть, конечно, не собиралась брать на себя ответственность или как-то связывать резню с Реформацией, а преследовала другие цели. Может быть, упреждала бунт или убирала мэра, или решала ещё что-то чего со своей перспективы Уилл просто не знал или не понимал. Но методы тогда были просто безумными. Он вздохнул, понимая, что вечно сидеть в ванной у него не выйдет.
Уилл скользнул, погружаясь в бадью по шею. Жизнь в последнее время походила до долгий заплыв, когда у него уже почти не оставалось сил, вода тянула и приходилось то и дело нырять. Вынырнешь, вдохнёшь солёного воздуха, и опять под воду - в Саутенд, Хокуэлл, в ад. В любое похожее место. Темно, глубоко, волны крутят, сам не понимаешь, что происходит, и что делаешь. А хотелось уже выйти на берег - жениться, обзавестись семьей, чувствовать себя на своем месте. Вот сейчас вода его опять отпустила и он очутился непонятно где, не зная, куда плыть. А, как говорил какой-то мудрец - для того, кто не знает, куда плывёт не бывает попутного ветра. Что было бы, если бы он сейчас попытался уволиться? Сэр Рольф расторгнул бы помолвку? Скорее всего, нет. И Кромвелю немотивированные идиоты и даром были не нужны.
Чем вообще была эта самая Реформация для него? Уилл до этого слышал о том, что во многих монастырях был беспорядок. Но некоторые же всё-таки помогали людям. Как тот, в котором за ним ухаживали, когда он слёг от лихорадки. Те деньги, которые до этого брали священники теперь просто забирали дворяне. Так что жить лучше никто, кроме уже богатых, не начинал. Так что если он и пытался делать что-то полезное - то совсем не для общества - крестьянам от всего этого становилось ни теплее, ни холоднее. Если Уилл и делал что-то полезное - то скорее для себя, и веры что ли. Пытался сделать церковь настоящей, такой, какой она должна была быть. После Саутенда, наверное, давал себе моральное право надеяться на искупление, несмотря на договор с демонами. Мол, да я согласился служить аду пять лет, да я обманываю и грешу, но это всё для того, чтобы священники стали священниками, а церкви церквями. Ну а на деле это больше походило на то, что он добивался лучшего положения, тёплой ванной и тряпок.
Но если подумать, как он мог повлиять на тот вал событий, который сейчас происходил? Сколько во всей этой Реформации было от него лично, и как он сам влиял на её вид? Да почти никак. Где-то не взял предложенную взятку, но погубил послушницу, где-то не убил семью католиков, а оказалось, что спас работорговцев. Мало того, что каждый раз всё выходило неоднозначно, так ещё и нельзя было уверенно сказать самому себе - да, тут кто-то погиб, тут кому-то стало хуже, но всё вместе лучше.
Да и почему ему нельзя было думать о собственном благе? В итоге его-то Уилл у получил. Такими темпами можно было устроиться всё так, чтобы матушка больше не работала, дети его так или иначе не будут бедствовать. Да и он сам мог ходить в чистом, есть вдоволь, да и иметь вообще почти всё, чего хотел. Можно сказать, оказался как раз среди тех, кто получал деньги, вместо церкви. А хотел ли он жить богато? Да чёрт его знает. Из всего этого полезным казалась только возможность облегчить жизнь матери, да может сделать так, чтобы в будущем можно было не думать чем накормить детей. Вроде бы уже можно было становиться счастливым.
Ощущалась необходимость как-то оправдать Реформацию и себя, как человека, который делал какую-то её часть. А всё, что приходило на ум - это попытка сделать её не такой кровавой и безразличной, какой она сейчас представлялась. Сделать так, чтобы священники перестали заниматься развратом и драть с крестьян деньги, уменьшив цену. Где-то не взять взятки, где-то предотвратить бунт или восстание. Обмануть крестьян и сделать так, чтобы церковное имущество вывезли без драки и крови. Потому что если король хотел что-то вывезти - он это вывозил. Так что сейчас самым разумным казалось просто делать то, что было должно, так как он считал. И ведь, чем больше в глазах начальства у него было успехов, тем больше работы ему доверяли и тем больше можно было на всё это влиять. Делать так, чтобы летело меньше щепок. И ведь это всё равно было лучше, чем просто умыть руки. Закрыть одну обитель, получить титул и жить на содержании.
Нужно было поговорить с Кромвелем, увидеть, что он думал о Хокуэлле. Уиллу до этого очень хотелось видеть настоящего лидера всего этого процесса, если не в короле - то в Кромвеле. А этот мудак обзаводился новыми землями и воровал статуи. Уилл ещё раз пробежался взглядом по богатой комнате - нужно было лечиться и идти к сэру Рольфу. Он закрыл глаза - так всегда получалось лучше почувствовать тело, увидеть всё перед глазами. Стало противно и немного страшно - смола уже доросла щупальцами до позвоночника. Откладывать дольше было никак нельзя - попасть сейчас в тюрьму или слечь от лихорадки означало бы очень неприятную смерть.
Уилл ощутил всё своё тело сразу. Напоминало те неприятные моменты, когда он вспоминал, что надо моргать или дышать. От ощущения бегущей по венам крови, сжимающихся лёгких бежали мурашки по коже. Захотелось выпрыгнуть из ванны и растереть руки. Дар Уилл почувствовал очень рано - ещё в детстве, и всё равно никак не мог привыкнуть к этому чувству. Сейчас нужно было ткнуть организм носом в эту смолу, раз она уже так комфортно устроилась. Как мать подносит руку ребёнка к огню или чему-то острому, чтобы показать, что играть с этим нельзя. С такой дрянью тело боролось кровью, совсем немного меняло её, добавляя мелких мушек. Одни мушки работали искали чуждую дрянь, другие атаковали её, де давая расти и распространяться. Уилл собрал небольшой улей и ткнул им в смолу. Пока что не хотелось тратить на это все силы. Нужно было посмотреть, не свалит ли его эта борьба. Жить Уилл, конечно, хотел, но не ценой пропущенной в лихорадке брачной ночи. Он поднялся из ванны, наскоро обтираясь. Теперь оставалось посмотреть, как сработает и сработает ли вообще, ну а пока слегка злиться из-за порки, волноваться и бояться сказать что-нибудь не то, перед встречей с Алеттой. В общем жить, пока не пришлось ехать ещё куда-нибудь.

Конюшня в Рочфорде тоже была ухоженной и чистой. Жаль, что Уилл знакомился с ней при таких обстоятельствах. В центре, где было больше свободного места, уже стояли специальные козлы, рядом с ними мужчина. Толстый, добродушный, с тонзурой на голове, но в обычной одежде. Хорошо хоть священника для исповеди не позвали. В последнее время исповедь казалась Уиллу делом лишним. Раз уже он был частью карательного аппарата, направленного простив злоупотреблений и грехов духовенства, глупо было перед этим самым духовенством раскаиваться и отчитываться. Хотя бы потому что любой из священников мог оказаться католическим информатором. А исповедь не обо всём вообще исповедью не была. Уилл кивнул мужчине. Если этот монах был из соседней обители - лучше было узнать о нём побольше. Как показал Хокуэлл, быть католиком в Англии становилось очень, очень опасным. Может, того власть и добивалась. И раз уж Уилла назвали сыном, его обязанностью было сделать так, чтобы Рочфорд не сожгли из-за католиков и папистов.
- Добрый вечер. Мистер Уилфред. Вы из местного храма?
- Храма? - Мужчина усмехнулся, потирая пухлые, похожие на лепешки ладони. - О нет, я Добни. Бывший экзекутор школы-резиденции ордена Архангела Михаила, Архистратига.
- Ну, будем знакомы. Михаилиты просто так никого не берут, так что вы понежнее со мной, я всё-таки тренировок не проходил. - Уилл использовал зрение ловца, но увидел только обычную пухленькую душонку. Без причин из ордена твареборцы не выгоняли, и хуже всего, если Добни выгнали не за лень и обжорство, а за садизм. С другой стороны, ренегат мог оказаться полезным, например в случае, если нужно было защитить дом. Уилл упёрся спиной об одну из балок. - Вы выходили на тракт или работали только как экзекутор?
- Монахи, батенька, на тракт не выходят. Для того боевые холопы есть, - задумчиво просветил его экзекутор. - Ну да вы не беспокойтесь. Порка - дело богоугодное и телу полезное.
Уилл улыбнулся. Можно было попробовать назвать Ворона боевым холопом при встрече. Странные вещи говорил бывший монах, учитывая, что даже магистры ездили по трактам. Вообще, узнать побольше о твареборцах было бы неплохо - ещё отправлят, не приведи Господь, описывать их архивы.
- Не знал, значит магистры, экзекутор по трактам не ездят? А кто ещё?
Бывший монах любовно огладил пучок розог.
- Магистры как-раз таки ездят, - хмыкнул он, - вон Циркон хвост к заднице не прибивает. Как усвищет на тракт, только и ищи его. А монахам зачем? Им образцы привезут, какие потребно. От врагов - оборонят.
- Так это не слухи, что там целая камера есть, и в ней даже живых тварей держат?
Уилл на розги смотрел с гораздо меньшим оптимизмом, даже со скепсисом. Выходило, что кроме плетей экзекутор занимался исследованиями.
- Вивисектарий. Держат, конечно. Как не держать? Как детёныши узнают, кого, чем и как? А если детёныш, а то и взрослый, чего не так сделает, то тут уж и я, Добни. Вы не стесняйтесь, юноша, вот станок, - Добни приласкал и козлы, - ложитесь. Спинкой вверх, ручками снизу обхватить. Как новенький будете.
Уилл улыбнулся.
- Да что вы, разговор всяко интереснее. Вы называете михаилитов детёнышами, это профессиональная деформация или просто выражение отношения?
Звучало странно, он конечно, слышал о специальных тренировках, но слово "детёныши" звучало странно и неуместно. Создавалось впечатление, что монах считал михаилитов только довесками-исполнителями, а не основой ордена.
- Разговор-разговор... Сначала дело бы, а потом уж говорить. Я вас мазью специальной разотру, еще лучше прежнего шкура станет. Ну да Бог с вами, юноша, хоть и говорите вы странные вещи. Деформации какие-то... Орден живёт детёнышами. Они становятся и монахами, и холопами. Каждому по способностям, так сказать. А если оно только учится, еще не человек, не подобие человека, то как его называть? Только детёнышем, личинкой.
Уилл пожал плечами.
- Справедливо. И что, из магистров половина монахи, а половина по трактам ездят? - О михаилитах он, наверное как и почти все в Англии, слышал в первую очередь как о твареборцах. Понятное дело, обычному люду эта функция куда понятнее и важнее. Хоть орден, кажется, и был изначально создан для отлова и изучения тварей, сейчас это дело казалось только способствующим - исследовать заразу, чтобы с ней было легче бороться на трактах. Теперь, правда, архивы ордена представлялись, скорее сборником сведений и описаний, чем квитков и договоров. Хотя и договора там тоже, наверняка, были.
- Магистры - только воины, - с уже заметным нетерпением просветил его Добни. - Это глупо, разумеется, но что уж поделать.
Ну, вроде бы, было более-менее понятно. Монахи решали важные проблемы науки, а холопы занимались мелочами, зарабатывали и управляли. Чем больше Уилл стоял в конюшне, тем меньше ему хотелось получить обещанную порцию розг. И главное, наказывать собирались несправедливо. Тем более, что по-настоящему достойных поводов было великое множество. Не приведи Господь Фицалану о всех них узнать. А что касалось михаилитов, кажется, у Добни было своё представление об ордене и иерархии в нём.
- Вижу, что вам не терпится, но мне было велено ждать сэра Рольфа. Не дело ослушиваться в первый же день... - Уилл вздохнул, рассматривая станок. - Выходит, что те, кто ездит на тракт, орденом и управляет. Какие же они тогда холопы?
- У вас ведь тоже есть управляющий поместьями, но вы его не зовете же лордом...
Сэр Рольф вошел в конюшню неспешно, задумчиво хмурясь.
- Двадцать, - коротко уронил он Добни, не утруждая себя приветствиями монаху. - И побережнее, не смерда порешь.
Монах угодливо закивал, стряхивая видимые только ему пылинки с козел.
Уилл вздохнул, подходя к станку. Было небольшое желание отказаться и посмотреть что будет, но так уж работала жизнь, что сначала нужно было дать человеку какое-то благо, а потом можно было хоть розгами бить, хоть идиотом называть. Да и двадцать ударов точно не стоили испорченных отношений с сэром Рольфом. Тем более, что не так давно раны были настоящие и их было больше. Унимать боль силой Уилл не стал, потому что Добни хоть и был монахом, но наказывал молодых михаилитов, а любой обученный магии с радостью бы попробовал избежать наказания.
Бил Добни аккуратно, но чертовски больно. Притом на фоне тёмного города и других ран боль размывалась, а тут уверенно ложилась на чистое, свежее полотно. Уилл в какой-то момент подумал, не посчитать ли это наказанием за настоящие ошибки, но потом понял, что ему всё равно. Ударов через десять, Добни на секунду задержался.
- Какой красивый, - раздался от дверей сочувственный девичий голос. - Папа, ты ему тоже двадцать плетей назначил, как тому миленькому сыну егеря, или больше? Милорд Фицалан просил не скупиться на уроки, но ведь нам ещё сидеть за столом и... лежать.
У двери стояла его жена. Красивая, с тонкими чертами лица, светлыми волосами и голубыми глазами. Уилл бы сравнил эти прекрасные глаза с предзакатным морем или ещё с чем-нибудь прекрасным, если бы не стоял со спущенными штанами, как идиот. Нужно было срочно отшутиться.
- Миледи, вам так не терпелось увидеть меня без штанов? Будете ли вы любезны прогуляться, когда я закончу с мистером Добни?
Алетта надменно глянула на него, но тут же улыбнулась, приседая в неглубоком реверансе.
- Как пожелаете, дражайший баронет. Папочка, можно я украду у Добни своего Уилфреда?
Рольф только руками развел, с нежностью глядя на дочь и не обращая никакого внимания на досадливо вздохнувшего экзекутора.
Уилл поднялся, натягивая штаны, ещё немного надавил на отбивающуюся смолу. Из-за борьбы тело сейчас напоминало разогретый котелок и немного отвлекало. Взгляд говорил о том, что жене всё-таки было не всё равно происхождение Уилла. То, чего он и боялся. Уилл подошел к Алетте, склонился, целуя ей руку. Глаза девушки ни о чём конкретном больше не говорили.
- Вы красивее, чем я даже мог себе представить. - Он выпрямился, приглашаю её выйти. - Ещё и благородно меня спасли.
- Это мой долг теперь - быть рядом в болезни и здравии, - Алетта легко пожала плечами, положив ладошку на его запястье. - Знаете, когда милорд Фицалан хвалил вас, я представляла кого-то похожего на него. Но вы... совсем не такой.
Уилл тихо прыснул, он сам бы не сказал, что радостно.
- Милорд явно использовал всё своё красноречие. Я, если честно, даже не знал, что у кого-то может быть так много этого самого красноречия. Ну и в чём разница, между тем, каким вы меня представляли и каким я оказался?
Он следил за глазами девушки, пытаясь уловить пренебрежение, и никак не мог понять, что именно думала Алетта. Судьба явно не приложила достаточно усилий, чтобы подготовить Харпера-ткача ко всем этим дворянским недомолвкам. Пока что Алетта казалась умнее и интереснее, чем он ожидал, и это было бы только к лучшему, если бы не тот взгляд.
- Пока не знаю, - серьезно ответила невеста, увлекая его в сад. - Я вижу вас впервые в жизни, а потому не вправе сравнивать. Но мой отец всегда был добр ко мне. И того же я жду от своего мужа. Знаете, - она оживилась, милостиво кивая раболепно кланяющимся садовникам, - он недавно гостил у лорда Грейстока. Вернулся таким посвежевшим, таким отдохнувшим!.. Вы ведь будете добры ко мне?
Уилл пожал плечами.
- Постараюсь. Сэр Рольф выглядит удивительно молодо, это, наверное, после той поездки? - Уилл изредка отвлекался на сад - красивый, весенний. - Да и с чего бы мне быть к вам недобрым, если вы совсем не даёте к этому повода. Даже не судите на скорую руку.
Сэр Рольф и правда выглядел удивительно молодо. Кстати, прямо как Циркон. Но Циркон был михаилитом, да ещё и магистром.
- Постараетесь или обещаете? - настойчиво повторила Алетта, принимая из рук садовника веточку вербы. От её улыбки крестьянин принялся кланяться еще усерднее, бормоча себе под нос какие-то благословения. - Пообещайте, милый Уилл. Кроме того, я желаю вернуться ко двору. Наследники - это важно, но наша с вами обязанность дать им дорогу наверх. И пока я служу королеве, а вы - королю, эта дорога будет открыта.
- Нет. - Улыбнулся Уилл. - Вы не поедете ко двору, по крайней мере в первое время. А что до обид. - Он пожал плечами. - Обещаю, что не обижу без причины.
Отпускать Алетту ко двору он не хотел - от этого создавалось впечатление, что он сам нужен был только как предлог. Да и, судя по его грудастой знакомой, вокруг королевы вертелись те ещё особы. Сейчас казалось, что Алетта просто заговорила о всём, чего хотела от Уилла и брака - о свободе, и о том, чтобы он не мешал.
- А почему вы хотите ко двору?

- Но вы всё равно не сможете запретить, если королева прикажет возвращаться, - вздохнула Алетта. - Ведь я фрейлина. К тому же, при дворе интересно. Сначала миледи де Бель отравилась от неразделенной любви к лорду Кромвелю. Ах, как она была свежа в гробу, будто воскреснуть собиралась! А потом лорд Бойд, ну... старший из лордов Бойдов, представил королю эту очаровательную рыжеволосую Маргарет. Шотландцы ее зовут вовсе непроизносимо - Бадб, а король называет Бэбс и даже приглашает читать ему романы на ночь! А её муж - магистр михаилитов. Мисс Лили Каффли от него в восторге, хотя эта скала не пала даже перед нею. Говорят, он дружит с королевским шутом. Но это еще не самое интересное! Вся политика творится в опочивальне королевы, дорогой. Только от нее зависит, с какой ноги встанет король и какого посла сегодня примут. Если вы этого не понимаете и это запрещаете, то я в свою очередь не понимаю, как вы можете служить комиссаром!
Алетта надула губы, вызвав на лицах садовников ужас и смятение.
Уилл пожал плечами, невольно смягчаясь.
- Я занимаюсь вполне конкретным делом, а попади ко двору - не протянул бы и недели. Но вам и правда так интересна политика? Я не хочу, чтобы вы ехали только потому, что волнуюсь. Взять хотя бы эту Лили Каффли - жутко жалею, что ей пришло в голову меня доставать, а потом ещё и обижаться. И обижаться очень опасно. А с магистром Цирконом мне и так довелось поговорить, причём сидя за одним столом в самой обычной таверне. От своей жены он, действительно, без ума, хоть не обделил вниманием ни одну подавальщицу. Посмотрим, не дело начинать брак с запретов, особенно, если для вас это так важно. Но мне кажется, что рядом с сэром Рольфом вам было бы безопаснее. Он в вас души не чает. И долго вы были при дворе?
Значит, Циркон был ещё и лордом, причём сюзереном Фицалана. Бывает же... Самому Уиллу двор казался ужасным местом - полным писанных и неписанных правил. А вот Алетта, кажется, была просто в восторге. Ну, может так, хотя бы получилось бы видеться с ней чаще, заезжая в контору. Потому что противиться всё равно было бесполезно. Сейчас вообще не хотелось о том думать. Хотелось понравиться Алетте, поскорее закончить со всеми делами и особенно со свадьбой. На неё ведь, наверняка, должна была съехаться вся родня, и всем вместе Уилл должен был жутко не понравиться. Да простит его Циркон за сплетни, но разговор нужно было как-то поддерживать.
- Я уже три года при дворе, - хмуро ответила Алетта, заставляя этим падать ниц крестьян. - И ведь если бы мисс Лили вас... не доставала, как вы изящно выразились, милорд Дик не стал бы вас спасать браком со мной. Или об этом вы тоже жалеете?
- Мне безумно повезло иметь молодую, очаровательную, да ещё и острую на язык жену, но я очень сомневаюсь, что мисс Лили это планировала. От кого стоит ожидать сожаления, так это от вас - одна из знатнейших красавиц в Англии, а выдали за неродовитого выскочку из канцелярии Кромвеля.
Было интересно, что чувствовала Алетта, может быть, чем руководствовался сэр Рольф, когда соглашался. Сам Уилл не знал, что думать обо всей этой помолвке. Алетта была очень красива, точно неглупа, но брак сейчас походил на какую-то счётную палату. Он будет служить королю, как комиссар, она - королеве. Долг, наследники, будущее. А ему вообщем-то было всё равно, его больше интересовали надутые губки и мечты о том, что дома будет ждать жена, а не мать.
До того, как Алетта успела ответить, их догнал один из крестьян. Мужчина робко поклонился, оставил у ног Уилла длинный деревянный ящичек и свиток. Уилл вздохнул, потому что интереснее было услышать о причине помолвки, развернул свиток.

Пишу вам из глубин нового старого ада. У меня всё хорошо, папа отпустил к нам старого Лео и будущего нового Иосифа, и теперь мы... как же это... а, да! Внедряем в производство новые технологии, чтобы бороться с капитализмом его же методами во имя мировой революции. Я не очень понимаю, что это значит, но звучит так, словно он знает, что делает. Ну а Лео поставляет паровые котлы и вот это всё. Так интересно! Мне только не нравится, что свист заглушает крики душ, но Иосечка уверяет, что это всего лишь вопрос какого-то ка-пэ-дэ. А потом улыбается и набивает трубку какой-то дрянью. Фу. У меня потом волосы ей воняют. Но как же они оба хороши в постели!
Ой, постель же! Совсем забыла. Поздравляю тебя с первой брачной ночью! И невесту - с первой брачной ночью тоже. Просто с первой, как ты понимаешь, никак, потому что ночей у неё насчитывается ровно шестьсот шестьдесят пять. Или не ночей? Наверное, всё-таки ночей, потому что в космосе всегда ночи, а что есть секс, как не космос?
Желаю тебе счастья, несмотря на то, что ты меня бросил! Сначала просто бросил, потом ещё раз бросил, словно с быком тебе больше понравилось, а он ведь даже на спине ничего отращивать не стал! Или... прости, что пишу о таком в письме - пока что не могу заглянуть лично, хотя и очень хочу, но папа не отпускает... или ты - из этих?.. Из... таких? Не могу написать, уж очень неприлично. Но если так, то прими подарок, пожалуйста, для невесты. Иначе придётся бросать ещё и её. И да, не выпускай его из коробки до ночи, а то сбежит!

Искренне твоя и папочкина тоже,
Лили-Мария-Фея-Ксенозоид юпетирианка. Ангел.

Уилл устало вздохнул, скрутил свиток и поджог его. Звучало реалистично, но верить не хотелось. Даже через зрение ловца бумага выглядела обычной, но писала её без сомнения Алиса собственной персоной. И как он только забыл пригласить её на свадьбу? Правда было непонятно через кого передавать приглашение. Он взял ящичек под мышку, не зная сжечь его сразу или хотя бы поглядеть. Даже если Алетта успела пожить той самой светской жизнью, главное, чтобы она не изменяла ему. Ну и он как всегда спешил с выводами.
- Старая знакомая поздравила со свадьбой, и вас, кстати, тоже. Так что, вы не находите удивительным, что сэр Рольф согласился на предложение милорда Дика?
- Отец - верный слуга короны. Вы разве не знали, что он одним из первых встал под стяги Генриха Седьмого? И когда лорд Грей пришёл просить моей руки для вас, он сразу же согласился. Потому что вы - комиссар, отмеченный Его Величеством лично.
Алетта недоверчиво оглядела его и особенно - ящичек.
Уилл посмотрел на жену. Вот она, красивая, в чём-то заинтересованная, о чём-то волнующаяся. Умнее, чем он ожидал, даже слишком умная. Её хотелось полюбить. На улице было ещё светло, лучи пробивались между прутиками едва позеленевших деревьях. Откуда-то доносился лёгкий запах дыма, мирного, не такого, как в Хокуэлле. Уилл пустил руку Алетте за талию. Хрен с ними с демонами, хрен с ней с Алисой и с тупой ревностью. Сейчас был лёгкий запах весеннего дыма, светлые локоны, голубые глаза, приятно вздёрнутый нос. Алетта слегка отстранилась. На лице девушки отразилось недоумение. Уилл хмыкнул, всё-таки прижимая к себе жену, так чтобы смотреть ей прямо в глаза, сверху вниз.
- И чему вы, интересно, так удивляетесь?
- Своему разочарованию, - ответила та, упираясь ладонями ему в грудь.
Уилл резко отпустил Алетту, борясь с желанием помочь той упасть; скрестил руки на груди.
- И что же вас так разочаровало? - Очень хотелось узнать, чего именно от него хотели. Настроение улетучилось, но не без того чтобы осталась какая-то игривость.
- Вы думаете, я не знаю, что обо мне болтают? - Алетта зло фыркнула и садовники принялись посыпать головы прошлогодними листьями и землёй. - Знаю! Но смела наивно полагать, что вы не поверите слухам! А вы... со мной, леди из рода де Манвиль, обходитесь, как со шлюхой из самой грязной подворотни! Я понимаю, что вы и сейчас вправе требовать... консумации, но... но надеялась, что у вас хватит терпения дождаться венчания!
Уиллу показалось, что его кольнули под ребро в то место, где обычно играла радость. Кольнули снизу вверх, прямо как он того мясника на улице. Он был неправ, решив просто дать жене шанс, даже если сплетни были правдой. С поцелуем это было никак не связано, но Алетта попала в точку. Она ему нравилась. Нравилась больше, чем если бы дала себя поцеловать. Может, девушка и врала, но тогда пусть его обманут.
- Требовать? Ничего такого я в виду не имел, а в поцелуе не вижу никакого неуважения. - Уилл пожал плечами. - Но тогда я вас, наверное, оставлю. Вы явно не в настроении, а мне всё равно нужно решить что-то с подарком. Я в вашем распоряжении в любое время, если захотите поговорить.
Девушка развернулась и быстро пошла в сторону особняка.
- Поцелуя мне, видимо, придётся ждать до золотой свадьбы. - Уилл вздохнул, не зная, сделал лучше или ещё хуже. С Алеттой было о чём поговорить, но наверное, потом.
Уилл остался стоять в саду. Он вдохнул полной грудью, радуясь тёплому весеннему воздуху. Ни намёка на запах крови, со всех сторон долетали мирные звуки. Работали садовники, бил молоток, весело пищали дети. Он чувствовал себя довольным гадом. С одной стороны было стыдно, что Алетта сейчас, наверное, плакала в своей комнате. С другой, где-то под ребрами играла почти незаметная радость, потому что жена бы никуда не делась. Он был идиотом - запрещал, не зная, что запрещает. Лез обниматься раньше времени. Вел себя, как слон в посудной лавке. Без злых намерений не так развернулся и повалил несколько стеллажей, а на здоровенной морде было только недоумение.
Где-то выше, между третьим и четвёртым ребрами ещё барахталось недоверие. И всё потому, что было слишком хорошо, чтобы он сразу поверил. И первого взгляда, которым его одарила Алетта, Уилл тоже не забыл. Он не понимал до конца, что было у девушки на уме. Может, она просто обводила его вокруг пальца, а может, говорила искренне. Он был неправ, судя так наскоро и должен был отказаться от этой привычки. Уилл вздохнул, почесав затылок, и всё-таки вышло резко и бестолково.

Уилл сел за стол в своей комнате широкий, массивный, чем-то напоминающий тот, за которым работал Кромвель. Рядом с английской Библией стояла бутылка вина, по виду - дорогого. С другой стороны были бумага и чернила. Что-то во всей этой помолвке и истории его всё-таки гложило. Он не верил, чтобы всё могло выйти так гладко. Наверное, просто стоило сравнить грязную набедренную повязку с нынешним дорогой одеждой и Библией. Уилл взглянул на книгу, откидываясь на стуле. Совершенно лишняя в комнате вещь. Если он не пришел к Богу в аду, в песке, крови и дерьме, то чего было ждать сейчас, когда Харпер сидел на удобном стуле? Интересно, во всём этом вообще был хоть какой-то смысл? Хотелось верить, что ему было предназначено искать беглецов из ада, делая богоугодное дело, но он видел только случайность и собственное решение. Ещё чётко видел, что из ада он выбрался сам, не ощутив никакого небесного духа. Уилл закатил глаза, катаясь на стуле. Ему так не хотелось просить Фицалана ещё и об украшениях, что он даже задумался о боге. В кои-то веки.
И вроде всё было просто - если были демоны, значит был и Бог. Не то, чтобы Уилл до этого сомневался. И если Бог был, значит, на всё была его воля и его промысел. Всё было правильно и уравновешенно. Но во все эти представление никак не вписывался Хокуэлл. То, что устроили в городе вообще заставило задуматься и о боге и о службе. Уилл закончил писать, быстро пробежался взглядом по письму.

"Дорогая матушка, прости что долго не писал. Я был на заданиях и не мог. А все редкие возможности написать профукивал, думая, что не может человека так долго не отпускать работа и дорога. Я жив, здоров. Ты, надеюсь, тоже. Обрадую тебя - милостью лорда Фицалана, я женюсь на Алетте де Манвиль. Безумно красивой девушке, которая, я думаю, будет хорошей женой. Свадьба назначена на субботу, я попрошу сэра Ричарда взять тебя по дороге с собой, потому что так спокойнее. Платье купим тут, чтобы я был уверен, что ты не попытаешься сэкономить.
Твою непутёвый Уилл."

Наверное, нужно было просто пытаться получать больше удовольствия от жизни, потому что устройства мира он всё равно не понимал. Да, Бог был, демоны были, но зачем - он не понимал. Матери Уилл в итоге написал совсем немного. Хотелось сказать очень о многом и одновременно совсем ничего не говорить. Просто узнать, была ли матушка в порядке. Потому что ни демоны, ни пески, ни чистки матери были ни-к-че-му. Нужно было наконец-то начать её беречь. Уилл откинулся на стуле. Подумать только, он не был дома уже с месяц. Матушка, наверное, безумно волновалась. Он сам соскучился. За этот месяц ему стоило оторвать оба уха, и больше всего за то, что не был в курсе, что с матерью. Уилл вздохнул, приписывая: "Напиши мне, пожалуйста, как ты". Он отодвинул готовое письмо, и начал писать Фицалану, выходило весело.

"Милостивый лорд Ричард Фицалан, благодарю вас за уплату долга и извиняюсь за хлопоты. Так как вашей мудрой волей, я имею счастье жениться в эту субботу, смею пригласить вас с супругой, и если на то будет ваша и её воля, с леди Хизер на свадьбу. Потому как не было бы для меня более почётных и приятных гостей.
Раз уж щедрость ваша и в том, что касается выплаты долгов, и в том, что касается плетей, не имеет границ, смею просить вас взять по дороге на свадьбу, если вы пожелаете принять приглашение, маю матушку. Потому как очень волнуюсь за её безопасность по пути в Рочфорд. Дороги нынче неспокойные, взять хотя бы то, что случилось в Хокуэлле, а с вами ей будет безопасно. Кроме того, зная что вы, как и положено высочайшим дворянам, обладаете идеальным вкусом, хотел покорнейше вас попросить подобрать в Лондоне украшение для Алетты, в качестве моего ей свадебного подарка. Прошу только от скудности вкуса своего, и от того, что в Рочфорде не имеется ювелира. Окажете ли вы такую честь или нет, всё равно сердечно вас благодарю. А вы знали, что в Англии оставались крестоносцы? Как минимум до недавнего времени.
P.S. Прилагаю имя и адрес матушки. И если вы всё-таки решите одарить нашу молодую чету своим несравненным вкусом, прошу помнить, что я обладаю не только скудным образованием и, как показывает это письмо, рассудком, но и кошельком. И вряд ли осилю подарок на сумму больше той, что уже вам должен.
С уважением, Уилфред Манвиль-Харпер."

Дописав, Уилл опять отодвинулся. Если Фицалан уже о чём-то подозревал или был в курсе, пара строк в конце должны были его заинтересовать, мотивировать приехать и привезти Уиллу матушку, и, может быть, украшения. Да и искать лорда после свадьбы не хотелось, а Уилл бы искал, потому что дело могло оказаться важным.
Вообще, Фицалана он не знал. И лорд в последнее время представлялся неким стихийным бедствием, которое налетало, когда ему вздумается, и полностью меняло жизнь Уилла. Но логика всё-таки была. Сэр Ричард, видимо, просто набирал политический вес, выгодно устраивая своих вассалов. Правда Уилл совсем не слышал, чтобы Фицалан с кем-то особо конфликтовал. Но рассчитывал лорд правильно, Уилл был ему должен, потому что сейчас оммаж давал и ощущение какой-то опоры, и надежду на то, что чтобы не случилось, о матушке бы позаботились. Не говоря уже о браке. Так что, лорду хотелось быть полезным, хотя вполне могло оказаться, что роза и всё остальное были просто случайностью.
Писать так много было непривычно - бумага, перья и чернила были не самыми дешёвыми вещами. Чем дольше он думал, тем менее приятным делом казалась свадьба. Вся её часть, которая должна была предшествовать брачной ночи, и быть наполненной незнакомой роднёй и гостями. Наверное, стоило позвать кого-нибудь ещё, правда знакомых было немного. Уилл пододвинул ещё пару листов. Допустим, можно было по крайней мере попробовать пригласить Харзу, Циркона и Фламберга с Берилл. Все, скорее всего, были заняты или просто не вспомнили Уилла, но, приехав, хорошо размешали бы зал людей, которых Уилл видел впервые. Первому Уилл написал Харзе. Михаилит, если он был в хорошем настроении, представлялся Уиллу именно тем человеком, с которым можно было поговорить на свадьбе. И благодаря которому можно было чувствовать себя в окружении не только незнакомых дворян и родственников.

"Сэр Харза, приглашаю вас на свою свадьбу в эту субботу, в Рочфорд. Женюсь на леди Алетте де Манвиль. Надеюсь у вас найдётся время и желания принять приглашение, пусть рядом нет ни одной женской обители, чтобы обеспечить вас снаряжением.
С уважением, комерад Уилфред Манвиль-Харпер."

Следом пошло письмо Циркону. С магистром Уилл шутить не стал. Он слишком плохо знал Тракта, хоть тот и создавал впечатление очень терпеливого человека. Вряд ли у михаилита было время на то, чтобы гулять по свадьбам. Но его визит бы очень понравился Алетте, да и Уиллу хотелось как-то выразить благодарность за тот случай с законником и Эммой.

"Уважаемый сэр Циркон, приглашаю вас на свою свадьбу в эту субботу в Рочфорд. Я женюсь на леди Алетте де Манвиль. Приглашаю, если вы разрешите, и вашу прекрасную супругу, о которой вы так тепло вспоминали - леди Бадб. Моя молодая жена восторженно говорила о вашем с леди Бадб появлении при дворе и была бы в восторге, окажи вы нам такую честь.
Уилфред Манвиль-Харпер."

На кратком письме Кромвелю Уиллу окончательно надоело. Он поднялся, подошел к камину, захватив по пути сумку. Почему-то он всё равно чувствовал себя хреново, как будто за последние несколько недель у него из под ног ушла почва. Уилл достал из сумки украшения, запустил силу в кристалл, чувствуя его почти идеальное устройство, лёгкую примесь. Камень представлялся огромным стеклянным дворцом, в котором все этажи, от первого до последнего были заполнены параллельными коридорами. Стекло блестело, пропускало, льющийся сверху свет, придавая ему зеленый оттенок. Это были вкрапления, которые, правда, едва ли влияли на полное ощущение упорядоченности, как будто мир разлаживался по коридорам и полочкам. Уилл вздохнул, разглядывая кристалл. Материал ему был знаком и найти его было несложно, хоть в дереве, хоть в угле, другим делом был идеальный порядок.
Идея попробовать сделать искусственный камень приходила ему уже несколько раз, но всё никак не хватало времени. Сейчас время, на удивление, было. В особый успех Уилл не верил, в конце концов будь оно так просто, камни бы ничего не стоили. Но попробовать стоило, потому что подарок вышел бы замечательный. Он, кажется, был беспросветным идиотом, что вместо разговора с Алеттой, думал о подарке. Может, просто хотелось чем-то себя занять. Свадьба теперь представлялась чуть ли не пыткой, во время которой ему придётся из шкуры вон лезть, разговаривая с десятками дворян, пытаясь никого не обидеть. Хорошо, хоть Алетта была прекрасна. Даже красивее, чем он представлял. Правда и в разговоре с ней ему обязательно нужно было натворить херни. Ну, раз уж им было суждено пожениться, рано или поздно они бы притёрлись и помирились. Рано или поздно. Уилл теперь хотя бы понял, что вокруг Алетты ходили сплетни, и её это волновало. Сам решил не обращать на них никакого внимания и просто жить. На кой чёрт ему вообще было упираться, спорить, волноваться о том, что будет через несколько лет, если такими темпами он вряд ли бы дожил до почтенных двадцати. И всё-таки с Алеттой хотелось помириться.
Уилл ещё раз вздохнул, чувствую себя оторванным от мира - дом такими темпами он мог не увидеть ещё год. Он запустил силу в остывшую золу, собирая её в клубок. Нужно было не перестараться, и оставить сил на смолистую заразу.
Зола закружилась, собираясь в небольшой шар, но нужного материала Уилл не ощутил. Странно, потому что в дереве и угле он точно был. Уилл легонько опустил шар обратно в камин, чтобы лишний раз не испачкать чистой одежды, от которой он совсем отвык, и носить которую теперь было очень приятно. Он закатал рукав на правой руке и засунул её в дымоход, запуская магию в сажу и техонько стаскивая её вниз, так чтобы не уронить в золу.
Чёрные снежинки слетели вниз, закружились вокруг его руки. Уилл придал саже форму шара. К тёмному, вертящемуся и тяжелеющему, сгустку по спирали слетали угольно-черные пятна из дымохода. Чувство было замечательное. Уверенность, лёгкое волнение, ожидание. Это помогало отвлечься. Интересно, было ли это чувство созидания дальним отголоском того, что испытал бог, создавая мир. Конечно, одарённым силой в этом плане очень повезло. Уилл окончательно собрал клубок, чувству сажу, как миллион разбитых тарелок. Осколки были перемешены, вколочены друг в друга. Он осторожно попробовал повернуть их так, чтобы все оказались в плоскостях - уровнях. Нужно было быть поосторожнее.
Сажа, которая сажей уже почти не была, слегка нагрелась. Самую малость, так что если бы Уилл не имел склонности к огню, то и не почувствовал бы. Осколки, все одновременно, как бесконечность ключей в бесконечности замков, повернулись. Он опять ощутил упорядоченность. Не такую, как в настоящем камне, но уже что-то её напоминающее. Проявились те самые этажи, ещё никак друг с другом не связанные, и сами по себе зыбкие. Забылись все проблемы и мысли, все планы. Потому что у него как будто прибавилось ещё три пары рук и десяток глаз, и со всем нужно было управиться. Уилл закрутил самый первый этаж, позволяя подходящим по форме осколкам подогнаться друг к другу. Вселенная свелась к чёрному комку перед ним. И в этом комке было так много всего, что страшно было представить размах всего мира. Потому что это была просто сажа из трубы.
Осколки влетали друг в друга, припаиваясь, если хоть немного подходили по форме. И Уилл закрутил остальные уровни, один за другим распространяя хаос на весь клубок. Нижний уровень превратился в несколько крупных островов, которые он силой подогнал друг а другу, с теми этажами, что были выше пошло легче, они все ложились на первый, как на фундамент. Уилл словил себя на том, что давно уже закрыл глаза и видел только сажу - не настоящую, а только ту, что он себе представлял, опираясь на силу.
Когда большая часть уровней стала твердеть, он задумался о форме всего камня. Оторваться от растущих осколков и взглянуть на весь камень, было всё равно, что взглянуть на всю ель после того, как два часа рассматривал иголку. Уилл попробовал придать массе форму плоского триллиона, не давая уровням остановиться, пока он не решит что форма та и всё стоит на своих местах. Удивительно, как его успокаивало это занятие, не оставляя мыслей ни о боге, ни о чёрте; и только приятную усталость. Как будто он только что вернулся с холодной улицы, выпил чего-то тёплого, и теперь отогревался возле камина в своём родном доме.
Уилл открыл глаза, заметив, что цвет у камня выходит непонятный. Это, должно быть, были примеси. Он стал осторожно выдергивать их по одной, подгоняя цвет камня, под цвет глаз Алетты. Такими, как он их запомнил.
Когда камень был готов, Уилл подставил его под лучи заходящего солнца, так чтобы те прошли через треугольник. Почти идеально. Только сейчас он заметил, что вспотел. Неожиданно захотелось облизать пальцы. Уилл недовольно потянулся к силе, чтобы проверить, как там проходила борьба со смолой, но с усталым вздохом заметил, что силы он всё-таки не рассчитал, и поделать сейчас ничего не мог. Пришлось просто подняться, облизывая пальцы на левой руке, и плюхнуться на стул. Он был доволен. Дело чем-то походило на многодневный труд над луком или любой другой вещью, который заканчивался приятным чувством завершенности. Камень был ещё тёплым и как будто слегка пульсировал. Его собственная сила ещё гуляла по голубым стеклянным коридорам. Может быть надолго или даже навсегда. Уилл отложил камень на стол, радуясь про себя. Оставалось надеяться, что он не пожалеет из-за смолы. Письма забылись, как будто он писал их несколько дней назад. Уилл быстро пробежался по строкам взглядом, проверяя всё ли в порядке, сделал глоток и отправился на голубятню. Гениальная мысль, что он мог приказать слугам отнести письма, всё-таки пришла ему в голову, но краткий, промежуточный доклад Кромвелю Уилл хотел отправить лично. Этому учила история с перехваченным курьером.
Отправив все письма, Уилл попросил набрать ему ещё одну ванну, и сам не веря в свою расточительность отмокал ещё с пол часа. После ванны он нашел в комнате несколько книг, из которых выбрал ------, и улёгся читать, время от времени делая пару глотков вина. Завтра можно было сделать несколько камней поменьше и отправить их курьером в Лондон. Через час после захода, Уилл отложил книгу, устало зевнул и улёгся спать. Про себя попросив Господа быть милостивым и посылать ему больше таких спокойных вечеров, чему мутных ночей в дороге и кладбищенских сторожках.

РИЧАРД ФИЦАЛАН

31 марта 1535 г. Лондон.

Просыпался Дик в своей опочивальне. Для кривотолков о брате и сестре, проводящих время в одной постели, время было самое неподходящее. Завтракал рано, рассеянно и любезно поинтересовавшись здоровьем Риссы, чем вызвал немалое удивление. И снова засел в кабинете, терпеливо дожидаясь, когда проснется Хизер и коротая время за бумагами.
- Ночью накануне Дня всех святых поднялся холодный, пронзительный ветер, - писала леди Леони в своем дневнике так живо, что Дик поневоле слышал её голос, - он принес ливень, сорвавший с деревьев последние листья. При обычных обстоятельствах я бы оставалась внутри монастыря и не думала о непогоде. Но в тот день усидеть я не могла. Исходя из истории, рассказанной мне старой монахиней, можно предположить, что в монастыре имеется тайная комната, в которой и побывал в тысяча пятьсот первом году принц Артур, во время своего визита в Дартфорд. Я не знаю, где находится эта комната, но думаю, что скорее в передней части монастыря, чем в клуатре. Внизу, в лощине, виднеется здание заброшенного лепрозория. Половина крыши обрушилась и сквозь дыру в задней стене виднеется пожухлое поле...
В тысяча пятьсот первом, значит, побывал, а в пятьсот втором уже умер. Дик задумчиво потёр ноющее запястье, понимая, что он что-то нашёл. Вот только - что? Зачем хилый, болезненный Артур приезжал в монастырь для посещения тайной комнаты?
- Над дверью лепрозория написано: "Орден святого Лазаря Иерусалимского". Я почти ничего не знаю об этом ордене. Только то, что он был создан рыцарями тамплиерами, а его члены лечили страждущих. Тамплиеры... Маленькие Фицаланы любили играть в крестоносцев. Они носились по двору, размахивая деревянными мечами и крича: "Этого хочет Бог!" Томас с тех пор так и не вырос, должно быть. Подумать только, мальчик из Фицаланов - иезуит!
Тамплиеры. И их правопреемники в Англии михаилиты. И брат - иезуит.
Однако же, покойная тётушка была то ли шпионкой, то ли любовницей шпиона, то ли церковным комиссаром Кромвеля. Кропотливо записывать такое, без особой нужды, никто не стал бы. А уж то, что даже Дик, глава семьи, не знал про Томаса - говорило многое. Кто она такая, эта леди Леони, дьявольщина?!
- И тут я вспомнила. Ричард Львиное Сердце, возглавивший Третий крестовый поход! Он жил двумя веками ранее, но нем я знаю почти всё. По пути домой его взял в плен император Генрих Шестой. Король был женат, но детей не оставил и умер, дожив до средних лет, на юге Франции. На юге Франции. В Провансе. Тулуза? Как странно, что король Ричард умер там, где Черный принц подхватил загадочную болезнь, убившую его.
Силясь собраться с мыслями, Дик отложил дневник в сторону. Наверное, так же вышивальщицы работают над рисунком, собирая картины мира из ниток и лоскутов. Чертовски сложное занятие, надо сказать. Особенно, когда понятно всё, но именно это и непонятно, потому как лоскутов не хватает, да и сам рисунок не видишь.
Нетерпеливо, раздосадованно вздохнув слишком долгому сну Хи, он вышел из кабинета.
Когда-то простого человека занимали в жизни два главных вопроса: где найти теплый ночлег и как раздобыть что-нибудь из еды? В такой ситуации лучшего пристанище, чем кухня, не придумаешь: дымно, многолюдно и безопасно. Пусть пол земляной, но кому до этого дело, если тут можно согреться, поесть и провести время в теплой компании? Этими же соображениями руководствовался и Дик, направив стопы через богато украшенные картинами итальянцев, лепниной и гобеленами залы и коридоры, забыв, что здесь он - лорд и хозяин, а не простой лейтенант гарнизона, как в Портенкроссе.
Из кухни, меж тем, слышались голоса.
- И теперь я не знаю, что делать, - вещал приятный, но незнакомый женский голос. - Пусть работа на холоде, пусть милорд Рочфорд платил немного, но всё же - в срок, а теперь как быть? Управляющий говорит, что без лорда ничего не решит, а хозяина нет, и время оплаты уже прошло, и новых цветов тоже нет...
- Ой, не говори, милая, - соглашалась с ней кухарка. - Мы сами тут как по нити горящей ходим. Потому как хозяин новый, а известно - новая метла завсегда по-своему метёт.
Дик замер. Значит, брата королевы нет? Он медленно припомнил, что не видел его при дворе, пожал плечами и толкнул дверь. Джордж Болейн был известным ветреником и почти наверняка проводил время с какой-нибудь красоткой, а то и с красавцем. День, другой - и вернется. Разве что Хизер нужна была камеристка, но брать первую попавшуюся девицу с улицы не хотелось.
- Как жили, так и будем жить, - обнадёжил он кухарку, усаживаясь на скамью за столом, - я в разъездах все время. Правда, леди Хизер камеристка все равно нужна. Вот вы, уважаемая, кого посоветовали бы, за миледи ходить?

- Да вот Иллу и берите, милорд, - кухарка махнула черпаком в сторону своей собеседницы, миловидной девицы лет шестнадцати. - Она и прическу умеет, и корсет, и ленту подколоть, да вот не судьба. Цветами торговала, а теперь и вовсе без пенни осталась. А ведь стольким людям на удачу в пути букеты подобрала.
Девушка с надеждой глянула на него, но промолчала. И это Дику не понравилось до дрожи зеркала. Во-первых, дневники леди Леони были такими, что на ее месте Дик держал бы не челядь, а штат осведомителей. Причем, не хуже тех, которыми владел Кромвель. Во-вторых, любая другая, быть может, и разглядела бы, что Хи - не совсем леди, точнее - совсем не леди, но уличная торговка цветами, раздающая букеты на удачу?.. В опочивальне Хизер?..
Хи, всё же, спала безобразно долго, и посоветоваться с нею Дик не мог.
- И откуда же вы родом, Илла? У вас есть супруг или жених?
- Жених, милорд, - тихо ответила девушка, не опуская взгляда. - Хороший, солидный человек, на королевской службе. И красивый очень. То есть, я сама не видела, но матушка его говорила, что в отца пошёл, а уж тот - как принц с картинки был.
Дик задумчиво откусил от ломтя хлеба, лежащего на деревянном блюде. В этом его новом особняке слуги ели хлеб грубый, но без опилок. О таком хлебе во время оно его семья могла только мечтать. Даже странно было, что теперь он мог посылать деньги маленькому Ричарду, содержать беременную жену и пока не беременную любовницу, платить холопам и... есть такой хлеб - ноздреватый, душистый, пахнущий печью и угольками.
- Вы его имя знаете?
- Уилфред Харпер, милорд. Но почему вы спрашиваете?
Илла спокойно глянула на него невинными голубыми глазами.
- Забавно, - не менее спокойно заметил Дик, - что баронет вряд ли женится на вас. Разве что в Нортумберленд переедет. Он уже женат. На леди Алетте де Манвиль.
Скотина Харпер был в своем обычае. Даже мать не уведомил о браке. И уж точно не написал ей об оммаже. Дик на мгновение задумался, не написать ли собственной матушке о разводе с Риссой, и о Хи, но отбросил эту мысль, как бредовую. Вдовствующей леди Фицалан почти наверняка было хорошо за тихим порогом монастыря и беспокоить ее мирским не годилось.
Бывшая продавщица цветов всхлипнула, а затем разрыдалась, утираясь передником подскочившей к ней кухарки.
- Вот ведь, сэр Ричард, - укоризненно проговорила та, - у девочки, может, всей надежды было, что замуж за хорошего человека выйти. А теперича что?
- А ничего, - вздохнул Дик. - Если она не уймет свои хляби, я ее не возьму прислуживать миледи. А если успокоится, умоется, поднимется к леди Хизер и понравится ей - очень даже. А Харпер не стоит таких слёз. Тоже мне, герцог Корнуолльский. Еще и получше найдешь.
Харпер слишком плотно входил в жизнь. Оплетал своими холопскими ручонками, подсовывая то себя, то свою несостоявшуюся невесту. Дик хмыкнул, отламывая себе еще кусок от каравая и заедая его яблоком. С вассалом определенно надо было что-то делать. Но не сейчас, когда так хорошо сидеть на теплой кухне, дожидаясь пробуждения Хи и наслаждаясь, быть может, последними спокойными деньками.

Через пару часов, когда дорогие золоченые часы в кабинете тяжело отбили полдень, Дик понял - здоровый человек столько спать не будет. Конечно, Хи устала с дороги, да и он сам не позволял ей отдыхать добрую половину ночи, но... Но не так долго же! Отложив длинный, запутанный и утомительный отчет управляющего, который читал все то время, что прошло после возвращения с кухни, Дик поднялся в спальню Хизер.
Хи, кажется, не спала уже давно. Смятая, остывшая постель сиротливо ждала, когда её приберут, а сама Хизер восседала перед маленьким зеркалом, сосредоточенно втирая кончиками пальцев мазь. Совсем, как это делала леди Леони.
Дик досадливо вздохнул, в который раз поклявшись, что немедленно, тотчас же купит амулеты, сдерживающие дар Хи. Ему начинали надоедать разговоры с мертвецами.
- Тётушка?
- Я спешу, мой дорогой, - сообщила ему Хи, рассеянно улыбнувшись, - монахини из Саутенд-он-Си нуждаются в милостыне. Но я рада, что вы вспомнили о старой тетушке и приехали погостить, Дик. Дождетесь меня?
"Нет уж, лучше вы меня".
- Но, тетушка, монастырь в Саутенд-он-Си был уничтожен на днях, а значит, вам и ехать туда не нужно, - Дик помедлил, размышляя, как спросить Леони о её, без сомнения, странных делах, и улыбнулся. Вкрадчиво и мягко. - Но я разделяю ваши устремления, и это так благородно - помогать монастырям. Особенно тем, которые остались верны. Правда?
Это было жестоко - использовать Хи так. Потом ей будет худо, и придется задержаться в особняке еще на пару дней, но не воспользоваться шансом Дик не мог.
- Уничтожен? - охнула тетушка, придирчиво разглядывая лицо Хи в зеркале. - Madre de Dios, но как же теперь? Ведь там...
Не договорив, она замолчала, испуганно глядя на него.
- Там были раскаявшие и кающиеся. И очень благочестивая мать-настоятельница. Верно ли, что слава о том, как она крепка в вере, достигала и материка?
Еще пара вопросов - и он будет будить Хи, а пока Дика даже потряхивало от авантюрного азарта, которым, по мнению Эразма, должны отличаться правитель и грабитель.
Тетка рассеяно вздохнула.
- Вы возмужали, Дик. И верно, к матушке-аббатиссе даже из Наварры приезжали, помолиться и покаяться. Представьте себе, девочка Монморанси послушание проходила!
"Монморанси, значит".
Габриелла де Монморанси славилась своей любовью к интригам, и Дик был готов побиться об заклад, что здесь она тоже подливала сало на лучину. А еще - и в этом уже почти не сомневался - любезный зять Раймон присвоил львиную долю документов аббатисы. Он был в обители первым, а от таких бумаг не отказался бы и кретин. Впрочем, кретин Харпер вряд ли вынес оттуда что-то полезное. Дик улыбнулся еще шире, опускаясь у ног Хи, припадая к её руке, от которой пахло горько-цветочно, едва уловимо. Этот флакон из горного хрусталя, полный темно-коричневой, густой жидкостью, он оплачивал сам, радуясь, что у неё появляются свои желания и капризы. И теперь, слыша речь Леони, но обоняя запах Хи, Дик чувствовал себя странно, точно раздваивался.
- Монморанси ведь наши кузены, верно? Ах, тетушка, если бы меня женили не на Риссе, а на ком-то из них! Или на Валуа... Но увы, отец не спрашивал моего желания. Теперь приходится всё исправлять. Служить Шотландии, чтобы не сочли, будто я одобряю... Всё одобряю. Думать о вере и... деле. Скажите, тетушка, что увезла, а самое главное - что привезла эта Монморанси?
- Жени вас батюшка на Валуа, вы бы продвинулись в очереди на трон, мой мальчик, - ласково улыбнулась Леони, коснувшись его плеча. - Чего я и желала всегда. И покойный Грей - тоже. В конце концов, вы наш наследник. Вера же - вопрос тонкий. Сложно плясать между Реформацией, которая безусловно нужна, и Папой, который тоже нужен. Подумайте, милый мой, смогли бы вы потеснить Поулов в этом?
Дик подумал. Потом подумал еще раз. Поулы, правнуки Делателя Королей и последний прямой росток Плантагенетов, стояли к престолу гораздо ближе его самого. И интриговали так, что Борджиа вместе с Медичи грызли локти друг другу от зависти. Поэтому, подумав в третий раз, Дик кивнул. Кажется, он уже начал их теснить, милостью Бадб.
- Смог бы, тётушка. Хотя для этого мне нужно знать, как класть штрихи в эту картину. И где воздвигать алтарь веры. И чьими руками.
- Начните с матушки, мой дорогой. С моей любимой Маргариты, - улыбнулась тетушка, закончив удивленным, - ой, а мы уже едем куда-то? Господи, как я славно выспалась!
- Хи...

От облегчения и недосказанности хотелось плакать. Дик уткнулся лицом в подол Хизер, тяжело вздыхая и понимая, что слёзы - не его. Остаточные, женский шлейф, заставляющий задуматься, как с этим живет Эмма. А ему принадлежала радость, что Хи вернулась.
- Мы не едем. Пока. И... ты не возражаешь, если мы купим тебе амулеты, ограждающие от дара?
- Хм, - Хи положила руку ему на плечо и помедлила, ласково сжав пальцы. - Пожалуй, да. Если уж ехать, то я бы сначала переоделась снова - это всё не совсем моё. И амулеты не помешают. А то ведь и в самом деле когда-нибудь могу и уехать, да ещё и не вернуться. Очень неудобно. Ты уверен, что это дар? Или что они такие вообще бывают?
- Я уверен, что это не проклятье, - глухо пробурчал Дик ей в колени, не спеша подниматься, - к чистому грязь не прилипнет. И я уверен, что хороший мастер амулетов сможет нам помочь, моя роза без шипов. Скажи, этой ночью... ты не боялась? Тебе не было больно?
Пожалуй, это был самый важный вопрос. Не боялась - значит, доверилась. Значит, и Дик сможет довериться ей.
- Роза - благоухает каждому, но поет для нее только соловей, - отстранённо заметила Хизер. - И как же дорог её аромат!..
Дик приподнялся, удивленно глядя на неё. Откуда бы Хизер, которая все еще ввинчивала в речь холопские словечки, знать стихи Бертрана-Лангедокца? Осталось от леди Леони? Или - всплыло что-то своё, глубинное, заложенное во время втирания перца, на дыбе? Готовили-то её для Норфолка...
- Ты не боялась ночью, Хи? - настойчиво повторил он, теперь уже для того, чтобы увести от этой странной отстраненности. - Тебе не было больно?
- Что? А! - Хи закатила глаза и потянулась так, что ответа, в общем, и не требовалось. Но всё же добавила: - Нет. И нет. Бояться того, чего хочешь - можно, но... нет. Не боялась.
- Хорошо. Скажи, а ты помнишь... чему учили этот Герберт с Лилитаной? Что говорили при этом?
Даже если допустить, что Хизер готовили для Норфолка - а кузены были ценителями поэзии - то отчего красивую, правильную и стихотворную речь она выдала только сейчас, когда Дик назвал её розой без шипов, всего-то следуя куртуазной моде? А до того говорила, будто не из борделя вышла, а всю жизнь в Доках прожила?
Хизер нахмурилась, вздрогнула и потёрла плечо. Улыбка пропала, словно её и не было.
- Зачем ты об этом вспомнил - сейчас? Или не понравилось?
- А мы разве состязались в мастерстве? - получилось грубовато, но вопрос Дика больно ранил. Захоти он умелую шлюху, пошел бы в дорогой лондонский бордель на Дубовой, куда привозили женщин чуть ли не со всего мира. Поговаривали, что клиентом там числился даже король. - Важнее, чтобы тебе... И я не о том! Понимаешь, до этого ты говорила так, будто и матушка тебя ничему не учила. Да и сейчас приходится всё время поправлять. Но после того, как я назвал тебя розой... Откуда ты взяла этот стих из Бертрана-Лангедокца?
Хмуриться Хи не перестала, но теперь выглядела задумчивой. И одновременно почти извиняющейся.
- Я плохо помню. Когда боль, магия и отвары - вместе, то что говорят - сливается. Просто гул, не слова. Эти уроки были... особенные, каждую неделю. Слушать и молчать. Слушаться - особенно слушаться. Реагировать. Ты назвал меня розой без шипов - и ответ пришёл словно сам, изнутри. Но я, кажется, была плохой ученицей, потому что лучше получалось угадывать - по обрывкам слов, интонации. Последнее почему-то запоминалось лучше всего остального. Но иногда, что-то всё равно... лезет.
Дик устало опустился в хрупкое креслице леди Леони, притягивая Хизер к себе. Выходила какая-то ерунда. Зачем учить подстилку - так? Даже он не доходил до такого ни с Риссой, ни теперь с Хи, хотя мог бы. Потому как скучно, да и кому нужна безмолвная рабыня? Но зато появилось ощущение, что до понимания ему не хватало самой малости.
- Главное, не сказать что-то, отчего ты превращаешься в убийцу, дорогая.
Обнаружить в отваре яд Дик не хотел. Но именно поэтому он решил пить все травы, какие ему будет приносить Хизер. Такая выучка побеждалась только спокойствием и доверием.
- Для этого, наверное, были более необычные фразы, - утешила Хизер, устраиваясь на полу у его коленей, подняла голову и светло улыбнулась. - Иначе было бы... очень ой. Но теперь мне тоже интересно, не зря ли я считала себя плохой ученицей. И кем ещё я могу стать кроме куртуазной дамы и убийцы. Но у учителей теперь не спросить.

Оставался еще Сивый Пью, которому перепродали Хизер. Видимо, для дошлифовки. Можно было бы спросить его. Да и в борделе Герберта наверняка еще работали девки, которые что-то помнили. Дик кивнул своим мыслям, а вышло, что бородатому мужику, без стука распахнувшему дверь.
- О, как мило, милорд! Умоляю вас, оставайтесь так! Мой бог, этот портрет меня прославит!
Впрочем, со званием мужика Дик поспешил. Существо было тонконогим, что твой козленок, обладало блеющим жеманным голосом и жиденькой завитой бородкой.
- Вы кого-то ждёте, миледи?
Вставать и вышвыривать хлыща Дику не хотелось. Хоть и надо было. Но стало так лениво, томно и сонно, что даже подняться из кресла сил не нашлось, не то, что на козлобородого.
- Кого бы, милорд? - Хизер, не поднимаясь, с видом великомученицы взглянула на гостя и вздохнула. - Портрет, господин? И, скажите, почему вас ещё не спустили с лестницы? Я имею в виду, в этом доме.
- Потому что, миледи, я послан Его Величеством! - художник приосанился, потеребив бородку. - Его Величество желает увешать зал в Хемптон-корте доблестными рыцарями своими! То есть, их портретами!
Висеть в Хемптон-корте Дик не хотел. Ни самолично, ни портретом. Поэтому он поднялся, аккуратно пересадив на своё место Хизер, недовольно вздохнул и, вежливо подталкивая, выпроводил за дверь художника. Нос к носу столкнувшись с Томасом. Младшим братом.
- Том?
- Храни тебя Господь, брат, - смиренно вздохнул тот, приглаживая рукав сутаны. - И пребудет над тобой благословение божие!
- И тебе того же. Какого... с чем пожаловал?
Осуждение Тома Дика не волновало вовсе. Зато визит - встревожил, особенно - после прочитанного в дневнике тётушки. Настолько, что Дик даже забыл, где находится. К тому же, опочивальня Хизер была надежнее кабинета, куда вполне могли ввалиться слуги.
- Ты не меняешься, братец, - в голос Тома кто-то опрокинул бочонок мёда, смешав его с елеем. - Разве я не могу соскучиться? Поздравить брата с новыми землями? С новой... сестрой? Очаровательное дитя.
Дик нахмурился, глядя на очаровательное дитя, смущенно потупившее взор, как и полагалось воспитанной леди. У Хи появлялись таланты, которыми она не блистала доселе, и ему не хотелось однажды утром обнаружить, что она внезапно вспомнила, как играть на каком-нибудь вёрджинеле.
- Столько лет не скучал, - лениво заметил он, наливая в кубки вино, - а теперь соскучился. Надо же. Допустим, я верю и принимаю твои поздравления. Дальше? Предлагай, Том. Сули трон, поддержку Папы, орден иезуитов за спиной, и... Что же еще?... Да, пожалуй, за помощь тебе я хочу еще развод с Риссой и руку девицы де Клермон. Вот это очаровательное дитя - вылитая д'Амбуаз. Ну же, Том, я слушаю тебя.
Братец выглядел испуганным.
- Господь милосердный, Дик, - возмутился он, - как, по-твоему, я должен убедить Клермонов принять её в лоно семьи, а потом еще и отдать за тебя? Но - ты прав. Мы, Фицаланы, от корня Хереварда Уэйка и имеем прав на престол побольше, чем Тюдоры-бастарды. И кому, как не тебе? Ты - старший. Я довольствуюсь лишь местом канцлера. Был же Уолси канцлером, в конце концов?
"Эва, куда метишь".
Почему-то казалось, что когда Дик будет в шаге от трона, когда поднимет корону, зазвеневшую по ступеням Хемптон-корта, королем станет именно Том. По чести признаться, амбиции Дика так далеко не шли. Его устроила бы обеспеченная жизнь в собственном поместье, в окружении детей и внуков, где-нибудь возле моря. В Фэйрли, например. Но для этого надо было родиться третьим. Старший - значит, обязан. И ничто не обеспечит род достатком лучше короны.
- Разумеется. Недолго, но был. И уж он-то убедил бы и дьявола, что Хизер - дьяволица. Метишь в канцлеры, так поработай для своего короля и брата не только на Севере, где баламутишь народец. Вот только, Том, не верю я тебе ни на грош. Появляешься, сулишь златые горы, но гарантий не даешь. И в дела не посвящаешь. Не проще ли мне убить тебя сейчас, чтобы не отправиться на эшафот?
- Бог мой - заступник. Если убьешь, то так тому и быть, - вздохнул Том. - Но, Дик, могу ли я говорить с тобой о делах, если сам готов принять муки от рук палача? В своё время ты узнаешь всё, ибо терпение - добродетель, да и ведаешь уже о многом. Откуда только...
Он тоже нахмурился, потирая подбородок, и замолчал, чтобы спустя минуту улыбнуться.
- Но Клермон так Клермон.
"Слышишь ли ты меня, о Бадб?"
Том поразительно легко соглашался. Дик глянул на Хизер, всё также изображавшую из себя овечку, на братца, на сумки леди Леони, беспечно пожал плечами.
- Значит, договорились. Раньше, чем получу развод и девицу Клермон, к рядам вашим не примкну. А до того - разве что мешать не стану. А если меня попробуют убрать, Том... Поверь, я найду способ отправить вас всех к дьяволу на вертел.

Если бы Дик знал этих "всех", то разговор пошел бы легче. Но - приходилось блефовать, не имея карт на руках. А значит, следовало познакомиться со сборищем заговорщиков поближе. Возможно, вместо Гринстоуна отправившись в свой новый нортумберлендский замок. В конце концов, король не уточнял, как скоро нужно принять дела у Дакра.
В этот раз Том задумался надолго. Он теребил рукав облачения, чесал нос и даже пару раз кивнул сам себе.
- Никто как бог, Дик. Всё, что в моих силах - сделаю. Но, право, девице Клермон не мешало бы сменить имя. Скажем, на Эмму?
- Хизер - красивое имя, и менять его я не вижу нужды. Прости, Том, мы собирались в лавку, но если ты хочешь поучаствовать в выборе юбок и шляпок, то - прошу.
Взгляд Хи остекленел вовсе, будто она была фарфоровой куклой, и Дик поспешил свернуть разговор. Казалось ему, что из такого её состояния легко снова стать медиумом, а уж это показывать Тому совсем не хотелось.
Дождавшись, когда братец откланяется с ухмылкой, показавшейся гадкой, Дик снова рухнул в креслице, усадив Хизер на колено. Так было спокойнее, думалось лучше. Обо всём этом следовало доложить госпоже, а самое главное - спросить, что она думает об авантюре. Меньше всего хотелось, чтобы покарали, и лишиться синицы в руках, погнавшись за журавлём.
- Что думаешь, Хи?
- Повидав нового брата? Помня Эдмунда, Эмму? - Хи обняла его за шею, пристраивая голову на плече, и не без нотки полыни закончила: - Думаю, я очень хорошо подхожу этой семье. И что играть тут менее опасно, чем не играть.
Дик устало улыбнулся, подумав, что Эмма, пожалуй, самая безобидная из всех. Не трогай её - и она не тронет тебя. Вот только её братья подобным благоразумием похвастаться не могли, а потому нажили проблемы. Фламберг и орден за его спиной представлялись неудобными противниками, и отчего-то Дику казалось, что магистр, он же - сюзерен, в случае чего займет сторону де Три, но никак не илота своей супруги. Но пока интересы зятя совпадали с интересами Дика, Эд и Том равно мешали обоим, а Эмма всё равно сияла только рядом с чертовым Фламбергом. Оставалось надеяться, что статус кво не изменится. И ощущать, как тяжелым обручем давит на виски пока еще чужая корона.

Следующие несколько дней были суматошными. Найти Фанни Пиннс оказалось несложно, но так трудно! Дядюшка Норфолк долго мялся, вздыхал, перекладывал бумаги по столу, прежде чем достал с полки кожаную папку с подшитыми в неё рисунками и записями. Всё это скрепляли тяжелая печать и размашистая подпись.
Клайвелл.
Учтивый до хамства констебль Бермондси, нашедший для Дика Эмму. В этот раз Джеймс Клайвелл стал вестником дурного. Матушка Хизер была мертва.
Дик сообщал это Хи со скорбной миной, тайно ликуя. Только мать знает, от кого родила, и теперь некому было оспорить происхождение будущей леди Фицалан. Его новой игрушки. Нет, его маленького, цепкого якоря в море безумия. Решив остановиться на этом очень пафосном и поэтическом наименовании, Дик трагически вздохнул, сжигая работу констебля и смерть Фанни в камине. К дьяволу даже всякое упоминание о дочери шлюхи, которая волей судьбы сама стала таковой. Следовало бы убрать еще и тётку Хи, но это могло подождать.
- У тебя теперь есть я, - утешающе промурлыкал он своей - теперь только своей! - Хизер, отпуская её в опочивальню, где она почти наверняка намеревалась плакать. - И будем надеяться, что госпожа Пиннс уже в раю. Вот дьявол!
Восклицание адресовалось ни Хи, ни её матери, ни даже раю. Уиллу Харперу, которого всё больше хотелось выпороть на конюшне, присыпая рубцы солью.
"Милорд, с глубочайшим почтением уведомляю вас, что баронет Хорли наказан пятьюстами фунтов за нарушение законов свободного города Хокуэлла. За отсутствием необходимой суммы, он назвал вас гарантом выплаты штрафа."
- Пятьсот фунтов, скотина!
Дик уселся за стол, спешно, с бешеной дрожью рук принимаясь за письмо к дядюшке. Нет смысла ехать в Хокуэлл, если можно заплатить сразу шерифу, но какова скотина этот...
Дописать он не успел. Эмма вспыхнула.
Резко, внезапно, заставляя схватиться за голову, увидеть мир её глазами. Увидеть свет и пойти на него, отдавая этому горению себя, пропуская и принимая его, обжигаясь и вспыхивая в ответ.
Последнее, что Дик видел в этом мире, была штора, в которую он судорожно вцепился, чтобы не упасть.

Она больше жизни любила море. Другие девушки её возраста могли кататься верхом, вязать, плести кружева, вышивать подушечки и гобелены, но эти занятия не для Грейс О'Малли.
Она любила свежий ветер и соленый запах воды, ей нравилось смотреть на вздувающиеся за бортом волны и чувствовать, как покачивается корабль. Её будоражила сама мысль, что, выходя в море, она сливается с природой так близко. Ей нравилась царившая на борту атмосфера особого мужского братства, хотя Грейс ненавидела грубую ругань, бурные ссоры и жестокие драки с поножовщиной. Зато - любила слушать особые песни, которые матросы пели хором, когда поднимали паруса или тянули толстые канаты. Песня помогала им работать в особом ритме, и Грейс удивлялась, как им удается растянуть мелодию до самого последнего момента, пока все канаты не окажутся на своем месте. Для Грейс существовала только одна жизнь, и эта жизнь была сосредоточена на покачивающейся палубе корабля, бегущего среди пенных волн.
Но эта жизнь оборвалась, когда Грейс познакомилась с будущим мужем. У Донала О'Флаэрти была репутация человека злопамятного и жестокого, его прозвали Воинственным, и он не просто заставлял врагов обращаться в бегство, но с одержимостью безумного преследовал противника, настигал и устраивал кровавую резн, безжалостно уничтожая целые армии. Говорили, что у него ужасный характер. Такой же жёсткий, как складка у него между бровей, появившаяся от привычки хмуриться...

10 апреля 1535 г. Лондон. Особняк.

Первое, что увидел Дик, открыв глаза, был балдахин на кровати. В окна бил яркий солнечный свет, щебетали птицы, и в голове все ещё шумело море, слышался жалобный крик рыжеволосой Грейс. Кажется, ей не понравилась брачная ночь и она обещала его убить. Или не его? Странный сон уходил, сменяясь чудовищной усталостью, будто он всю ночь воровал репу. Мешками. И собственноручно переносил их в Уэльс.
- Хи, - тихо позвал Дик, не слишком надеясь, что Хизер в своей скорби найдет время для него. - Долго я?..
- Достаточно, - холодно ответила Хи из-за ткани. - Лекарь не был уверен, что ты очнёшься вовсе, или что сможешь ходить... ну, ничего, даже если так, теперь у тебя есть я. Позабочусь.
Кажется, у него были проблемы. Дик пошевелил ногами, убедился, что чувствует их, а значит - сможет ходить. И сел в постели, готовясь к выволочке. Да, слова в тот раз он выбрал не самые удачные. Да, отвлекся от её горя на выходки Харпера. Но, дьявольщина, Дик не был нянькой! И утешать умел плохо. Точнее, вовсе не умел утешать.
- Как приятно, дорогая, что ты всегда рядом, - задумчиво заметил он, отдёргивая полог. - Это именно то, что я мечтал в тебе найти. А теперь иди сюда, и расскажи, почему ваша милость изволила обидеться на очевидное.
Хизер, не вставая с низкого стула, одёрнула рукава белоснежного траурного платья и отвернула заплаканное лицо к окну.
- Именно это - и только? Тогда считай, нашёл. Королеву, стало быть, которая всегда рядом с королём. К слову, матушку мы похороним в Вестминстере, и никакие сожжённые бумаги - последняя, между прочим, память - этому не помешают. Ах, да, твоё письмо со штрафом я отнесла. Заодно передала сэру Рольфу, чтобы он хорошенько выпорол Харпера на конюшне.
Досадливо вздохнув, Дик попытался сползти с постели. Получилось плохо - ноги, всё ж, не держали. И радовало, что хоронить матушку в Вестминстере они будут вдвоем, а не Её Величество самолично. Это оставляло надежду на то, что получится вымолить прощение у этой белой скорбящей девы и его хотя бы сегодня не отравят.
Удержаться от смешка он не смог. Гордый сэр Ричард Фицалан, десятый граф Суррей, просит прощения у бывшей шлюхи, картинно пав на колени! Чего не делал никогда и надеялся больше не повторять.
- Смилуйся, о королева! Не вели казнить! Я нашёл в тебе тихую прелесть, покой, верность и тонкий ум. А что бумаги сжёг, так память не в них, а в сердце и разуме! И похороним, где скажешь, только время дай! Простишь дурака?
Последнее вышло на диво искренне. Дик сам изумился словам, тому, что способен их сказать. И вздохнул, глядя в пол. Все чаще ему приходилось преклонять колени перед женщинами. Сначала - госпожа, теперь - та, которую почитал забавой, но ошибался. Он помнил ощущение липкого страха, которым истекала Хизер, идя к Дакру. Наверное, то же чувствовала и Рисса, но её спасать не хотелось, и своей вины в этом Дик не чувствовал. Но Рисса стала игрушкой, а Хи...
Прежний Дик отвесил бы Хизер затрещину, чтобы не позволяла себе ни нытья, ни траура, ни тем паче - письма рассылать. Удостоить подзатыльником Риссу было делом святым и почти обязательным. А с Хи вышло иначе. С самой первой минуты её хотелось оберегать и баловать, и Дик уже начинал подозревать, что сходство с Эммой тут ни причем. Причиной была его собственная, глубоко спрятанная мечта о женщине, способной понять и разделить крест старшего в семье.
После секундной паузы Хизер прыснула, потом рассмеялась в голос, потянув его вверх.
- О, значит, вот оно как, чувствовать себя настоящей королевой! - Отсмеявшись, она внезапно посерьезнела, глядя ему в глаза. - Конечно, прощаю. И за слова, и... так. Память действительно со мной, а утешение... знаешь, я ведь подумала тогда: хорошо, что мама не дожила. Не потому, что сейчас, пойми, а потому, что спрятать прошлое - невозможно полностью. Оно не только в бумагах, купчих и прочем. И за этот миг... предательства стоило дать мне подзатыльник, а не пытаться утешать - даже так неумело, сбиваясь на Харпера. Кстати. Пока ты лежал, а я сидела рядом, пришло ещё кое-что. Вот.
Повернувшись, она взяла со столика бархатный мешочек с шелковыми завязками, и небольшой конверт - слишком большой для голубя, слишком маленький для курьера.
- Я обещал тебя не бить. К слову, белый тебе не к лицу, ты в этом на моль похожа.
А это вышло мрачно. Потому как Хизер в королевском трауре могла наводить на мысли отнюдь не верноподданические. Дик даже услышал, как дознаватели интересуются, не по Анне ли Болейн скорбит леди Освестри? А то, может, по королю?
- Эда больше нет.

О чем-то подобном Дик догадывался. Иначе с чего бы Эмма полыхнула так, что вымотала даже своего брата? Странное ощущение, будто у него выпили жизнь, тревожило. Дика знобило, хотелось лежать, и если так будет каждый раз, то этот дар скорее назывался проклятьем.
"Дражайший братец, милый Дик. Нашего любимого Эда постигло большое несчастье. Казалось бы,такой молодой, но всякий может потерять память во цвете лет! Однажды и с вами такое случится, а потому не гневайтесь на нашего брата и примите Арундел под свою руку. Ваша любящая сестра, Эмма де Три."
Однако, хорошо Эмму допекло, коль уж обещает даже ему, пытающемуся примириться, участь Эда. Дик задумчиво оглядел циркон, внутри которого алела капля крови. Наверное, глупо было ждать, что сестра и зять пригласят поучаствовать, но спасибо, что хотя бы сказали. А героический Раймон де Три даже соизволил сделать приписку своей рукой.
"Из уважения к горю попутно упокоили некоего призрака, воссоединив - почти, - супругов Фицалан. Бесплатно. За всех последующих - а их в Арунделе хватает - возьмём по-родственному. И последите за лесом, там, кажется, какое-то время будет слишком тихо, а потом - слишком громко. Фламберг."
Фламберг. Точно чужаку писал. Впрочем, понять михаилита сложно, и может статься, дописывал письмецо и в самом деле Фламберг, а не Раймон. Дик устало вздохнул, по стенке дойдя к кувшину с водой. Тот предназначался для умывания, но вода, пусть сдобренная шалфеем и розовым маслом, Диком была выпита до дна. И только потом он обрел способность мыслить если не трезво, то хотя бы как-нибудь.
- Эда больше нет, Эмма на грани между усталостью и истерикой, ты в белом, а Харпера, значит, сэр Рольф будет пороть. Еще что-то было, пока из меня тянули силы?
- Художник написал, что не теряет надежды всё-таки дорисовать портрет, - с готовностью ответила Хи. - И вот ещё, совсем коротенькое, с вороной. И ещё вот, большое, с курьером.
"teich uighean".
Лэрд был лаконичен, поскупился на заглавные буквы, и его неудовольствие хорошо читалось в обещании оторвать яйца. Ожидаемое обещание после той лжи королю, но что Дик должен был сказать, право?
"Я не знаю, где моя госпожа, Ваше Величество, потому что не удостоен доверия"?
За эти мысли оторвали бы не только обещанное, но Дик с полным осознанием собственной правоты развернул свиток. И ошеломленно уставился на печать, где святой Петр закидывал сети. Печать Рыбака. И Папы Римского.
"Hoc documentum sui signavit nomine et Christi vicarius, Quas normas SS.mus DN Fitzalanus Ricard de matrimonii genus suum comitem Surrae ac terras Dominus Comes Arundell Clarissa Lamli, domine Fitzalanus non valet. Alienae praedictus Clarissa Lamli fatetur ab Ecclesia reprobatae fuerint in ea a viro usque ad faciem diffamare nomen dedit. Matrimonio nati filii Ricardi Fitzalan cognoscitur, et in manu ejus..."
- Этим документом, - медленно перевел Дик, изумленно глядя на Хи, - удостоверяем именем Христа и наместника Его, Святейшего Папы брак Ричарда Фицалана, графа Суррея и лорда многих земель, и леди Клариссы Ламли, леди Фицалан недействительным. Означенная Кларисса Ламли признается прелюбодейкой, порицаемой перед лицом церкви, порочащей имя, данное ей мужем. Дети, рожденные в браке, признаются детьми Ричарда Фицалана и остаются на попечении отца. Кардиналы... Вся консистория подписала, Хи!
Разумеется, Том не удержался и вложил еще одну записку в свиток.
"Святой Престол всегда одаряет праведных."
Ха! Ну конечно! Можно подумать, участие братца приблизило развод! Рано или поздно все равно развели бы, потому как Рисса и в самом деле - прелюбодейка, вместе они не жили, и получить вот эту бумагу было делом времени.
Дик хмыкнул, осторожно усаживаясь на холодную скамейку под окном. Том выглядел способным перехватить свиток от Папы, чтобы выдать за свои хлопоты.
"Не верю, братец".
- Но теперь... Ты все еще уверена, что хочешь носить этот аметист?