День: полночь с 19ого на20е августа
Фигура: без фигуры
Ход: без хода
Официальная клетка: нет
Фактическое местоположение: неизвестно.

Тёмные тайны.

Они почувствовали друг друга задолго до того, как загорелся свет. Сильные ауры, обширные познания и отсутствие маскировки - прятаться на таких встречах от союзников было не принято, а недругам делать здесь было нечего.
Убежище было надёжным, обустроенным пусть и недавно, но на совесть и с соблюдением всех правил конспирации, которые диктовал многовековой опыт скрытности. Где-то далеко, в Неуштадте, часы на здании магистрата пробили полночь, и будто отвечая их неслышимому из-за толщи земли и расстояния звону, в темноте вспыхнула лучина, выхватывая из темноты руку, затянутую в багровую ткань, небольшой круглый стол и шестисвечный шандал, стоящий на нём. Лучина поочерёдно коснулась всех свечей, и их свет вырвал из темноты ещё какую-то часть комнаты. И троих, собравшихся в ней. Троих. Только троих.
Голос, нарушивший тишину первым, был глубоким, мягким и мелодичным; он звучал почти как колыбельная.
Он успокаивал. Если забыть о том, что его обладатель был специалистом по проклятьям.
- Удивительным образом плетет свои нити Судьба, - прозвучало в полумраке. - Сегодня в нашей колоде не хватает карт.
- Да, коллеги, не хватает, это слабо сказано, - ответствовавший голос диссонировал первому настолько, насколько это вообще возможно. Резкий, хриплый, он больше походил на карканье старой вороны, которой вот прямо сейчас выдирают перья из хвоста. Этот голос, наверное, мог показаться забавным. Но не казался.
- Полагаю, вы все получили письма от нашего дорого старшего коллеги? - рука в багрянце нырнула в почти невидимый карман плаща и извлекла на свет лучины плотный конверт из желтоватой бумаги. Ни адреса, ни печати - ничего, что могло бы указать на личность отправителя там не было.
- Это так, - тихо, очень тихо ответили из наименее освещённого края стола, и рядом лёг ещё один, идентичный конверт.
- Коль скоро и мне надлежит подтвердить сей факт.. - пальцы, обтянутые темно-синим шелком, выложили на стол такой же конверт, поближе к его братьям-близнецам. - Впрочем, не подтверждает ли его еще лучше мое, и ваше, - легкий кивок скрытой капюшоном головы в сторону одной из фигур, - и ваше, - еще кивок, - присутствие здесь?
- Смелость без ритуала - дерзость, - сказал, как отплевался известной цитатой высокий обладатель скрипучего голоса. - Двоих не хватает, значит, да? Что ж, могу предположить судьбу одного из коллег, но сначала скажите, уважаемые, в курсе ли вы последних событий и горестей, что обрушились на нашу почтенную профессию.
- В курсе?! - шёпот из тёмного угла взлетел настолько, что в нём почти послышались обертоны женского голоса. - О да, я в курсе! Я прекрасно в курсе, что большая часть моих учеников и коллег уничтожена!
- Я тоже в полной мере ощутил всю глубину трагедии, всю ее тяжесть, что теперь взвалилась... я не ошибусь, если скажу "на наши плечи"? История прискорбная, особенно если учесть тот крохотный факт, что теперь количество наших братьев и сестер едва ли не столь же крохотно. Коллеги, - в мелодичном голосе послышалась улыбка, если только улыбка могла послышаться, - именно в наших руках отныне оставлены нити. Хватит ли нам смелости потянуть за них?
- Есть выбор? - ехидно осведомились из тёмного угла. - Я с удовольствием послушаю, если да.
- Выбор всегда есть, - отозвался Багряный. - Лично тебе - пообщаться со своими хозяевами в более приватной обстановке, например. А, чтоб нам всем, не о том говорим! Что именно вам известно, коллеги?
Человек в темно-синем развел руками - заструились широкие рукава. А потом мягкий и тягучий голос вдруг превратился в резкий, сбивчивый и очень злой шепот:
- Все произошло за одну ночь! За одну, будь она... ах, почти сорвался! Это был приказ сверху, я был бы готов поклясться чем угодно, если бы вообще давал клятвы; и помяните мое слово, коллеги - это история с нашим незадачливым коллегой в Ясном так аукнулась. Право же, кое-кому, - прежние интонации восстановились, - следовало бы лучше смотреть за своими подопечными.
- Из Ясного никакой информации нет, - из тёмного угла всё же явилась невысокая фигура в балахоне угольно-чёрного цвета. - Что там произошло - неизвестно, причины освобождения демона - тем более. Поэтому судить об этом считаю преждевременным.

(помогаю класть)

- Ну-ну, -фыркнул Багряный. - Что бы там ни случилось, церковники взяли это как повод, а остальное нас пока не должно волновать. Итак, слушайте, что знаю я. Одна не вполне живая птичка мне напела, что за резнёй стоит по сути один единственный иерарх - Франц Моденборг. Та же птичка напела, что среди уничтоженных был очень сильный гном-некромант...если вы помните, один из наших отсутствующих коллег отличался небольшим ростом и широкими плечами.
- В такие минуты жалею порой, - откликнулся Синий, - что лица друг друга нам знать не дано... о нет, не говорите мне о важности секретности и безопасности, я помню обо всем прекрасно. Итак, один из Круга покинул Круг навсегда. Да примут его иные миры.
Ладони соединились, словно в молитвенном жесте.
- Угу, теперь-то они его точно примут, - хихикнул Багряный. - Твоими-то молитвами, коллега...впрочем, речь опять же не о том. Скажите, Магистр оставлял кому-то из вас конкретные указания на случай подобной ситуации, кроме как прийти сюда без опознавательных знаков и именно сегодняшнего числа?
- Мне - нет, - прозвучали негромко и медленно слова-напевы.
- И мне.
- Тогда...что будем делать?
Затрепетали огоньки шести свечей, грозя погаснуть. Забарабанили по столу шелково-синие пальцы.
- Если кто-нибудь сейчас скажет, - пропел их обладатель, - что мы оставим все это просто так... то будет проклят на веки вечные. Вы знаете, что я не шучу и не преувеличиваю. Я знаю, чего мы не будем делать. Не будем сдаваться, не будем делать вид, что никогда не происходило того, что произошло... Пора надеть котурны и героические маски, друзья.
- Любите же вы коллега эффекты, - с явно нервозностью в голосе отозвалась Чёрная. - Разумеется, оставлять всё просто так - не в наших планах. Лично я считаю, что следует преступать к выполнению основного плана. Дальше может быть поздно...
- Чушь! - скрипнул в ответ Багряный. - Старый план не сработает...не с нашими нынешними силами. Боюсь, надо устранять непосредственную угрозу.
- Эта мысль мне по нраву, - одобрительно кивнул Синий. - Мы сильно потеряли в количестве, отсюда следует то, что ударить необходимо качеством. И побольнее... разве нам сложно? Совершен-но не-ет... Скажите, коллега, непосредственная угроза - это в первую очередь Моденборг, или вы разумеете кого-то еще?
- Изначально, да. Предполагаю, что за его спиной может быть примас Боргес, но подтверждений нет. Предлагаете устранить излишне ретивого экзарха?
- Уж я бы его... - легкий смешок, - устранил. Смерть в чане с кислотой предстала бы вожделенной перед его мысленным взором! Но, сказать по правде, я предлагаю его не устранять. Мы могли бы использовать его в своих целях. Ведь могли бы, господа?
- Могли бы, если конечно...коллеги, вам не известно, насколько праведен инквизитор Моденборг?
- Кольценосец Моденборг, - хмыкнул человек в синем, напоминая всем об одной очень старой и очень темной истории.
- Ах, так это тот самый Моденборг, - шёпот Чёрной окрасился недоброй лаской. - Как интересно!
- Самый-не самый...коллеги, есть интересная мысль, - должно быть, Багряный действительно до чего-то интересного додумался, даже рукой взмахнул от волнения.- Как вы смотрите на реализацию нашего старого плана, так сказать, на территории матушки Церкви?
Синий откровенно рассмеялся - ему явно нравилась эта мысль.
- Широко открытыми глазами, - произнес он. - Дайте-ка подумать... о да. У нас будет власть, у нас будет информация, у нас будет еще немного времени, чтобы разработать новый план, и.. у нас будет столь забавная марионетка, хоть продавай билеты на спектакль.
- Главное - время, - неожиданно сурово отрезал Багряный. - И информация. Этим я займусь со своими ребятами. Ещё какие-нибудь мысли по делу есть?
- Я собираюсь начать поиск учеников, - отозвалась Чёрная. - Наше искусство, благо, можно передавать не только особо одарённым, было бы желание.
- Я и собратья по ремеслу готовы оказать вам любую посильную и непосильную помощь там, где она может понадобиться, - фигура в синем низко поклонилась. - Судьба у нас в руках, как судьба союзников, так и судьба врагов...
- Вы-то окажете, а потом вам эта же судьба, да по загривку веслом! - фыркнул Багряный. - Ладно, всё бы мне хиханьки. Можете устроить охране экзарха весёлую ночку завтра? Чтоб живы остались, но некоторое время были заняты.
- Сделаем это единственным предметом своей заботы, - как всегда расплывчато пообещал Синий.
Багряный снова фыркнул и резко дунул на шандал, приподняв ради этого край маски. На какое-то мгновение мелькнули пышные седые усы и тонкие крылья точёного носа, а потом свечи погасли, и вновь воцарилась темнота.
- До скорой встречи, коллеги. Послезавтра во втором убежище, устроит?
- Пф, будем сидеть на вашей мертвечине? - отозвался шёпот Чёрной.
- Не на моей, предположим, я ещё жив...вашими молитвами.
- Нашими, - снова заулыбался, что следовало из интонаций, Синий. - Уговор!
Не прощаясь дольше необходимого, три фигуры, одна за другой, растворились во мраке.

День: Восемнадцатое августа. Утро.
Фигура: конь B8
Ход: в рамках хода C6
Официальная клетка: B8
Фактическое местоположение: B8
C Дарки

Занятая под лагерь поляна наполнялась звуками. Нгуу слетались с деревьев, где предпочитали отдыхать после вечерней охоты, чтобы получить угощение от хозяев. Хлопанье кожистых крыльев и басовитое мурлыканье мешалось со звуком льющейся из пожарных бочек воды, используемой еще и для мытья. По воздуху плыл аромат свежего хлеба, запеченных овощей и горячих напитков, заставляя вылезать из постели тех, кто еще пытался досматривать сны. Веселые разговоры и смех, подчеркнутые золотыми утренними лучами, делали атмосферу, царящую в лагере легкой и невесомой, и хмурые мысли Руамея, навеянные бессонной ночью, немного утихли.
Он шел мимо палаток, здороваясь и улыбаясь встречным, и легкий ветерок, забираясь под распахнутую тунику, приятно щекотал кожу.
На поляне внезапно показалась фигура, до сего момента неизвестная никому в лагере: крепкий, загорелый до темной смуглоты лиа на ездовой ящерице. Через плечо парня, одетого в простую одежду, была перекинута сумка, однако вооружен он был... если не до зубов, то основательно, да и выглядел этот широкоплечий крепыш достаточно воинственно. Однако он сразу же вскинул руку, да и с чего бы лиа - нападать на лиа?
- Легкого шага всем! - так здоровались в доме Камеда.
- Попутного ветра!
- Приятного утра!
- Открытого неба!
И еще несколько разнообразных по стилю приветствий донеслось с той стороны поляны, где появился незнакомец. Его вооруженный вид удивительно контрастировал с возбужденным утренним хаосом, царящим в лагере, больше похожем на стоянку циркачей, нежели на военный лагерь. Разношерстные лиа, многие из которых не успели даже толком одеться, заинтересованно поднялись со своих мест у костров, чтобы разглядеть гостя, из-под лап ящерицы которого брызнули в разные стороны цветастыми молниями несколько фьюни. Эти существа казались вездесущими в лагере. И если обитатель палатки, зайдя в нее, не обнаруживал ни одного, он бывал весьма удивлен.
Парень спрыгнул со своего ездового нейа, хлопнул ящера по серому, чешуйчатому боку.
- Мне б эй-раан Айора? - он оглядел разношерстную толпу, явно пытаясь понять, кто же из них - командир отряда.
Ездовой ящер потянул воздух, показал длинный и раздвоенный язык, явно желая попробовать на вкус одного из мелких, юрких зверьков.
Ближайшие нгуу издали какие-то ухающие звуки и растопырили крылья.
Тихонько переговариваясь, лиа расступились, давая дорогу золотокожему молодому человеку, чей вид вовсе не был солидней, чем у остальных. Распахнутая туника, встрепанные светлые волосы рассыпаны по плечам. Разве что рост – лиа был на голову выше самого высокого из присутствующих.
- Верного клинка, брат! – звучный голос Руамея разнесся над поляной, перекрыв даже угрожающий бас нгуу, - Не знаю, что привело тебя к нам в столь ранний час, но ты как раз вовремя. Позволь пригласить тебя разделить с нами утреннюю трапезу.
- Трапеза? - глаза крепыша радостно сверкнули, - это чудесное предложении для того, кто к вам ехал всю ночь на этом громком увальне, - воин снова похлопал недовольно ворчащего ящера по боку, однако ясно было - своего нейа он любит. - Я к вам с новостями.

- Чудесно. Что может быть лучше новостей к завтраку. Надеюсь, они не испортят нам аппетит, - улыбнулся Руамей и сделал приглашающий жест. Лиа раздвинулись, освобождая место у костра. Сидения, расставленные вокруг, были свиты из скрученных причудливым образом лиан.
Парень самым нахальным образом плюхнулся на лианы, даже не посмотрев, что за сидалище ему предлагают. Взъерошил волосы на затылке.
- Тогда я после завтрака их передам. Они не плохие, просто... - воин задумался, - от Тигра-Властителя.
- О… - только и сказал Руамей, усаживаясь рядом, и прежде, чем кто-либо из подчиненных, расположившихся рядом, успел заметить волнение, промелькнувшее в глазах, махнул рукой, - Эй там! Несите всего и побольше.
Командиру и его гостю были вручены прямоугольные подносы, заполненные горячим хлебом, мясом и овощами, кувшин молодого разбавленного (по причине раннего утра) вина был поставлен к их ногам. Лиа возвращались к своим обычным делам, но все же погладывали на гостя с интересом. Многие то и дело старались пройти мимо него, бросая заинтересованные взгляды. С момента создания отряда гости были нечастым явлением.
- Хорошо тут у вас, - парень явно был голодный, и поэтому первым делом нахально набросился на еду, - спокойно, тихо... Не то, что в Эаши - там на ушах все стоят, что твои энграс, пчелами атакованные!
- Здесь тихо и пустынно, - кивнул Руамей, - Мы никому не мешаем… почти.
Он улыбнулся.
- Но и новости до нас долетают с опозданием. А что там в Эаши?
- Да вам тут послание. От Тигра-Властителя, - парень вытащил из сумки конверт, плотно запечатанный и оплетенный тонкой, но крепкой травяной нитью. - Просили передать лично в руки.
Руамей вытер ладони о траву и принял пакет.
- Благодарю… я так и не спросил вашего имени.
- Райх, - кивнул гонец, хрустнув зеленым перышком лука, - может, вам еще новостей каких рассказать? Про эскадру нашу слышали? Флот пошел на другую сторону залива.
- Расскажите, - кивнул Руамей, наполняя кружки – свою и Райха, - А этот пакет… вскрыть его при вас? Расписаться в получении?
- Ну, эскадра вот, - вестник принял кружку, вновь кивнул, - а пакет этот - не знаю, как хотите. Моё дело - малое, доставить. А что там внутри, я даже и не знаю.
Он сделал несколько глубоких глотков и продолжил.
- Застав понастроили - видимо-не видимо. Всех, кто мог за оружие взяться - призвали.
- Понимаю, - Руамей вздохнул, - Мои всадники, когда летали, слышали. Сейчас много движения.
И он вскрыл конверт. Быстро пробежал глазами, останавливаясь на некоторых фразах. Пересмотрел еще раз. Выражение его лица сделалось каким-то неопределенным, не то воодушевление, не то тревога.
- Что ж, - оторвавшись от чтения, Руамей поднял глаза на гостя. – Похоже, нам тоже пришло время попрощаться с этими местами.
- Оу-у... - протянул вестник, ладонью встрепав себе волосы на затылке, - отправляют куда-то, да?
Рейх повертел кружку в руках, потом вскинул серьезный взгляд на Руамея.
- Будь осторожен, брат.
Пара нгуу, утробно мыча, приблизились к костерку. Тот, что понахальнее, потянулся носом к подносу Руамея.
- Спасибо. Я буду, - улыбнулся тот, отталкивая нейа, нацелившегося языком на остатки булки. – Сейчас предоставить тебе палатку для отдыха?

- Да мне пары часов хватит – на травке где-нибудь, в стороне, чтоб не наступили, - помотал лохматой головой Рейх и хлопнул ладонью по сумке, - и потом: еще не одно письмо доставить нужно.
Руамей кивнул.
- Тогда если что-нибудь нужно..? – спросил он.
- Ленивца моего накормить, разве что, - вестник покосился в сторону меланхоличного ящера, свернувшегося под деревом.
Руамей улыбнулся.
- Для этого нам придется организовать охоту. Вряд ли наши приятели поделятся.
Он указал на нгуу, лежащего под деревом неподалеку и сосредоточенно догрызающего остатки вечернего улова.
- Разве что ленивец удовлетворится овощами.
- Ему подойдет даже сено, - расхохотался Рейх, - маайран едят все, что попадет им под лапы.
- Да без проблем, - Руамей тоже развеселился и махнул рукой одному из лиа. Отдав распоряжения, чтоб ящеру принесли съестного из того, что найдут, он вновь обернулся к Райху и вдруг спросил:
- А как ты относишься к полетам?
Тот несколько озадаченно развел руками:
- Разве что на ашиеру доводилось.
- Тогда как насчет экскурсии над нашими чудесными местами?
- На них? – Рейх кивнул в сторону нгуу, а потом приложил кулак с двумя торчащими пальцами ко лбу, пародируя рога нейа. Потом хмыкнул, - а с радостью.
Руамей поднялся и снова отдал пару распоряжений. После чего ему подвели оседланного серебристого нгуу. Командир отряда ловко взлетел в седло, казалось, будто он и не опирался ни на что, а просто подпрыгнул, и протянул руку Рейху.
Вестник ухватился ладонью за протянутую руку, довольно ловко – все же, привык на маайране ездить – взобрался на нгуу.
- Откуда они такие забавные?
- Наш мастер къямай вывел, - пояснил Руамей, отцепляя ремни, которые быстро обвились вокруг всадников, - Специально под них отряд набирали. Йолар Имьяре. Не знаю, говорит ли тебе что-то это имя, но если нет, может, ты о фьюни слышал?
На слове фьюни Руамей привычно поморщился.
- Фьюни – это те мелкие, что у вас по лагеря шныряют? – поинтересовались из-за спины Руамея, - забавные они. Не слышал. Этого же мастера, да?
- Забавные? Точно не слышал, - хмыкнул командир всадников, посылая своего нгуу вперед. Нейа бежал, разгоняясь в единственном направлении от полянки, где не было деревьев: тут они всегда стартовали. Нгуу начал расправлять крылья.
- Заразы это те еще! – прокричал Руамей, сквозь хлопанье крыльев и свист ветра: нгуу взлетел и начал набирать высоту, - Их еще вонючками называют. У них из средств защиты – подхвостные железы, содержащие на редкость скверно пахнущий состав. Обрызгает – долго не отмоешься. Сейчас они к нам попривыкли и не атакуют, чуть что. А по первости такой душок в лагере стоял!

Рейх за его спиной издал восторженный вопль; вестнику Камеда явно нравился полет. Потом лиа хмыкнул:
- А это не плохое оружие, а? Заслать этих фьюни к пришельцам – посмотрим, как они с ними справятся?!
- Неплохая мысль! – прокричал Руамей, - Жаль, насчет них распоряжений не было. Их ведь не иначе, как неудачной шуткой Йолара считают. Особенно после того, как часть из них разбежалась и расселилась около какого-то несчастного городишки.
- А зачем распоряжение? Сделайте это тактическим ходом? – несмотря на смех, последовавший за словами, говорил Рейх вполне серьезно, - с этими нейа мало что можно сделать – они же юркие, я видел. Одного мастера с ними, и – вперед.
- Хороший способ избавить также и лагерь от них, наконец, - также шутя, но лишь частично шутя согласился Руамей.
Нгуу, слегка накренившись, описывал широкую плавную дугу. Сверху отлично просматривалась поляна, леса вокруг, река и серая безжизненная полоса неподалеку.
- Близко вы к Пустошам, - донесся до всадника голос Рейха, - их опасаются. Я тут бывал иногда, но всегда старался обойти стороной. Плохое место.
- Верно, - согласился Руамей, посерьезнев, - Сперва лагерь был еще ближе. Мы сперва сочли удачным местом, так безопаснее для леса. Наши питомцы тоже могли чего-нибудь поджечь. Но многие не смогли спокойно спать.
- Рядом с Пустошью никто не селится. Раньше были деревеньки, но… все ушли. Боялись.
Нгуу тем временем удалялся от пустошей, повернувшись к ним хвостом. Под всадниками теперь расстилались бескрайние моря зелени.
- А историю о них ты знаешь? – поинтересовался Руамей.
- Слышал что-то. Говорят, там почти сразу после войны какой-то сильный Шепчущийся – не то из Амар, не то еще откуда-то, что-то… делал он там что-то. Не знаю, что – слухи разное говорят. И вот… - Рейх махнул рукой в сторону удаляющейся Пустоши.
- Эксперименты с огненными нейа, как мне говорили, - поделился в свою очередь командир всадников и потянул повод, разворачивая нгуу.
- Судя по тому, что стало с лесом – да. Боятся туда соваться – говорят, тот Шепчущийся до сих пор пеплу ходит.
- Очень может быть, - нахмурился Айора, вспоминая Кая. И что этот оболтус там забыл?
Нгуу сделал еще круг, постепенно забирая к центру, туда, где передвигались, точно суетливые насекомые, обитатели лагеря. Снизившись, он спланировал к дорожке и застучал лапами по вытоптанной земле. Затормозил, отфыркиваясь. Расцепились, ослабевая, ремни.
Рейх восторженно хлопнул Руамея тяжелой ладонью по плечу.
- Это было… - лиа только хмыкнул и развел руками, мол – слов даже подобрать не могу, - спасибо!
- Я рад, - улыбнулся Руамей, протягивая ладонь, - Так как, показать место для отдыха?
Вестник улыбнулся в ответ и кивнул.

День: семнадцатое августа, поздний вечер
Фигура: слон F1
Ход: без хода
Официальная клетка: F1
Фактическое местоположение: F1 (Лагерь "Гласов Урагана, т.н. малефицкая, она же пункт связи")

- Ну и что скажешь?
- Не такой дурак, каким кажется. Отвык пользоваться своими полномочиями, не было повода. Теперь – может снова войти во вкус.
- Ещё?
- Хочет казаться лучше, чем есть. Может, даже на самом деле лучше, чем есть.
- Как это? Я не понимаю.
- Тебе и не нужно, великий малефик.
- Хаурэс! Daemon exsecratus!
- От Cruorin Daemonicola слышу. Не забывай, смертный, в каких интересных мы с тобой отношениях…
- Я помню. Ты знаешь, кого призывали в Ясном?
- Мне нет до этого дела.
- Узнай. Это важно.
- Ты хочешь, чтобы я побывал в Ясном? Призовёшь?
- Нет. Сейчас опасно. Но… я придумаю что-нибудь. Чувствую – важно это знать. Там были лиа. Многие там же и погибли. Многие души сожрал тот, кто там был. Он мог получить их знания.
- Мог. Если только не был уничтожен окончательно.
- Кем? Святые отцы его не удержали. Другого способного это сделать я не могу представить. И вообще, не говорилось, что кто-то остановил его.
- Не говорилось?
- Впрочем… ты прав, Хаурэс. Если лиа отогнали, значит и с демоном кто-то совладал.
- Liberallitas verissimum.
- Я тоже считаю, что это логично. Допустим, он не убит, но снова изгнан. Ты сможешь договориться для меня о встрече?
- Я тебе надоел? Хочешь снова обмануть себя, как когда-то?
- Я обманул и тебя. Не забывайся!
- Как и ты. Может, я и daemon exsecratus, но я помню, какова на вкус твоя душа. Стоит мне стать свободным – и я пожру её первой, Рутгер…
- Не называй меня так.
- Это приказ?
- Да.
- Приказ? Мне? Приказ от тебя – Мне?
- Да!
- Жалкий червь… Приказываешь тому, кого боишься. Смертные скучны, так говорил Асмодей, но разве же развлекался он с вами так, как Я или Элигос… Помнишь Элигоса?
- Да.
- И не зря. Он говорил со мной.
- Давно?
- Нет. Этой ночью.
- Почему я об этом не знаю.
- Кто ты такой, чтобы знать?
- Неважно. Чего он хочет?
- Хочет снова идти по земле. Хочет скакать в бой и собирать урожай. Его пиршество началось, и я хочу помочь собрату.
- Не похоже на тебя. В прошлый раз ты обошёлся с ним не так милостиво.
- И ты. Но мы не помним таких мелочей. А я… знаешь, чем хороши те, кого смертные зовут друзьями?
- Чем же?
- При определенных обстоятельствах они вполне готовы за тебя умереть. А это нам и нужно.
- Нам?
- Да, нам, о великий Круорин Синерем. Я знаю, это опасно, но… Время пришло. Элигос жаждет, а Я – могу. Ты можешь.
- Молчи. Просто выполни мою просьбу.
- Это уже просьба?
- Мы ведь помогаем друг другу, правда? Найди того, кого вызвали. Как можно быстрее. Его знания – я куплю за любую цену.
- Я не могу понять, что в них такого ценного. Я могу подарить тебе гораздо больше знаний. Элигос тоже может. И ещё многие такие, как я…
- Мне нужно именно это.
- Ты угостишь меня чем-нибудь тогда? Я изголодался в тебе!
- Подачку, демон?
- Плату, человек!
- Будет. Будет плата. Сперва найди того. А потом – я даже рискну поговорить с Элигосом. Клянусь тьмой и огнём.
- Пустые слова. Но звучат достаточно значительно, чтобы скрепить клятву. Я принял их.

День: восемнадцатое августа, вечер-ночь
Фигура: без фигуры
Ход: без хода
Официальная клетка: нет
Фактическое местоположение: D2

... отдав дань "божественным", как назвал их Дентон, консервам (все-таки сухпайку, особенно если из него попытаться готовить супчик, было не сравниться), экс-Безымянные, а также представители экс-Иглы и экс-Криона, то есть вся компания бывших и настоящих дезертиров, предалась делам насущным. Делам из тех, которым в походе никак не уделишь много внимания.
Например, личной гигиене.
В неравном бою Дентон все же выиграл у Эрис право первого визита в душевую - и довел ее (Эрис, не душевую... хотя что-то подсказывало остальным, что и душевой тоже досталось) до икоты от смеха, выйдя из кабинки завернутым не то в длинное полотенце, не то в счастливо найденную простыню, на манер элоквентской тоги.
- Ну хватит ржать, - ворчал Тони, - скажешь, мне не идет?!
- Поклянись, что я больше никогда... не увижу тебя в таком виде... - утирая слезы с уголков глаз, попросила Эрис.
- Да хоть сейчас, - фыркнул он и принялся угрожающе разматывать простыню. Эрис отхлестала его полотенцем и загнала наверх, заставив одеться по-человечески, а потом тоже совершила обряд омовения.
Ее обычно взъерошенные волосы непонятно каким чудом улеглись в ровную прическу, и она - несмотря на то, что стрижка была из серии "чтоб волосы не мешали", то есть короткой, - даже стала выглядеть женственно.
Мария, ускользнув за дверь душевой, первым делом избавилась от бинтов. Забыв, конечно, спросить у Ригора разрешения - но ей казалось, что раны достаточно неплохо затянулись, а носить на себе что-то, не являющееся одеждой и сковывающее определенную свободу тела, Мари терпеть не могла.
Последним очищать тело и душу отправился Макабрей, причём не просто, а прихватив с собой из обширной домовой аптечки набор ниток и хирургических, устрашающего вида, игл. В ответ на непонимающие взгляды он демонстративно похлопал себя по рукаву куртки, рассечённому ударом Эрис, и скрылся за дверью пахнущей водой и паром душевой.

Эрис сидела в углу кровати, уже под одеялом, задумавшись о своем, когда к ней без стука вошла Мария - босая, с распущенными волосами, в одном белье и длинной мужской рубашке, явно из найденных тут же вещей. Оставляя за собой влажные следы, она подошла к кровати и присела на край.
- Как ты? - спросила, коснувшись колена девушки.
Эрис пожала плечами.
- Вроде хорошо. Знаешь, как-то... мне вдруг стало казаться, что вы мне как близкие.
- Страшно?
- Немножко. Непривычно.
- Привыкай, - твердо сказала Марийка. - И ложись. Мы, должно быть, к вечеру пришли, а сейчас, наверное, ночь. Выспись за сегодня?
Девушка кивнула и забралась под одеяло.
- Я так устала, - шепнула она. - Посиди со мной? Пока не усну.
- Конечно, - пообещала женщина, гладя ее по голове. - Хороших снов тебе, девочка.
Эрис уснула почти сразу. Мари выскользнула из ее комнаты бесшумно... прошла до конца коридора, толкнула последнюю дверь - ту самую.

Ригор тоже сидел в углу кровати, но в отличие от Эрис спустил ноги на пол и опирался головой на сцепленные в замок пальцы рук. Чем-то он напоминал большого чёрного нахохлившегося ворона. При появлении Марии он поднял голову и посмотрел на неё долгим, пристальным взглядом. Вопрос, почти мольба, решимость и тщательно скрываемая горечь уставились на девушку через тёмно-зелёные призмы.
Она закусила губу, замерев на пороге; потом решительно закрыла за собой дверь и направилась к окну.
Сдвинула щеколды, обеими ладонями налегла на раму... Снаружи на нее уставилась мириадами звезд сама Ночь. Мари улыбнулась чему-то и забралась на подоконник, перебросила через него левую ногу и уселась боком, опираясь спиной на косяк.
Ветер освежал... и придавал смелости, чтобы заговорить. Заговорить было сложно, но Марийка знала - главное начать.
- Я сегодня испугалась, что могу тебе сделать больно, -призналась она. - Когда-нибудь. Как-нибудь. Вообще. Если совсем честно - я сегодня задумалась и... просто испугалась того, что может быть. Ригор... что будет дальше?
- Я не знаю, - некромант молниеносным движением погасил керосиновую лампу, стоящую на столе, и комната погрузилась в мягкий полумрак. - Раньше я думал лишь о выживании, а теперь понимаю, что есть кое-что ещё. Хочу быть с тобой. Сначала учить, потом работать вместе. И... любить.
Обязательно любить.
- Вот об этом я и хотела сказать, - она чуть опустила голову, но в глаза ему все-таки посмотрела. С болью. - Я... не умею любить, Ригор. Совсем. Я только в омуты с головой бросаться умею, умею убегать вместо того, чтобы делать выбор, умею опускать руки... умею быть злой, и честной быть - тоже умею. Только это совсем не то, что нужно. Я неправильная, меня сломали, как игрушку, и я не могу понять, что именно не так.
Мари почувствовала, как дрожат пальцы - и сжала ладони в кулак, от греха.
- Но я все-таки выбрала и решила. Выбрала тебя, решила быть с тобой. Потому что... может, я глупая очень, но не просто так ты в мою жизнь вернулся. За мной вернулся, я так подумала. Не хочу тебя снова терять.
Он не выдержал - обнял, прижал к себе, обвил руками так, чтобы нельзя было вырваться.
- Ты умела, я помню, - прошептал он, чувствуя под своими руками её вздрагивающее тело. - И сможешь научиться снова. И я тоже научусь. Чтобы по-настоящему.
- Это будет совсем не как тогда, - она покачала головой. - Мы ведь почти дети были. Я другая уже, и ты изменился, ты поразительно изменился. Улыбки нет; только старые шрамы. Сколько их теперь у тебя?..
В груди у нее заскребло что-то... не Зверь, нет. Теплое, заставляющее поднять руку, расстегнуть воротник на его рубашке.
- Дай я посчитаю.
- Сумасшедшая, - прошептал счастливый некромант, перед тем, как поцеловать её в губы. - Считай...

Дальше – понеслось, завертелось пляской, круговертью; только успевай замечать, как происходит что-то вокруг, упуская одно сквозь пальцы, а другое – жадно ловя…
Ткань. Шелестит мягко, к телу такая близкая, сползает змеей, только без шипения – вниз.
Раз-два-три, пуговицы, одна за другой, медленно и рвано – но ритм выбран верный.
Пальцы скользнули по подбородку, щеке (ни секунды даже не задержались на черной метке, словно и не было там ее), легко пригладили волосы – длинные, черные, чернее неба, и без звезд.
Звезды были в глазах. Отражались и падали, падали…
На колени.
Мягкие ладони вдруг становятся требовательными и властными, нажимают на плечи.
«На колени!» - говорят темные глаза, призывно щурясь.
В ответ вспыхивают во тьме две зелёные искры. В них интерес, в них танцуют огоньки. А ещё в них страсть, пока что сдерживаемая. Огоньки разгораются двумя кострами и опускаются вниз. Тихо скрипят доски пола.
Глаза в глаза.
Дыхание смешивается.
Пальцы, как по клавишам, пробегают по грудной клетке - стаккато. Ищут, где бы остановиться, грянуть аккордом.
Не заключительным - предваряющим.
Сыграем, конечно, в миноре.
Тепло и нежно она касается - губы, еще недавно обветренные, потрескавшиеся, а теперь мягкие, чуть блестящие, как напоенные росой, выдыхают - веки опускаются, указывая ресницами на...
- Один...
Вслух или не вслух?
Косой шрам, тонкий и небольшой, с левой стороны между ребер, сразу и не заметишь, только на ощупь. Росчерк.
Стереть его. Губами.
Из прошлого сама собой приходит картина: учитель, твёрдый стол, горькое зелье и острый нож, оставляющей на бледной коже красную полосу.
- Мастер, что ты делаешь? - сонно, вяло. Чувства спят, а разум ещё почему-то удерживается на плаву.
- Делаю тебя сильнее. Спи.
И темнота, опускающаяся на веки. Почти такая же, как сейчас, только без этой ласки пальцев, кажущихся обжигающе горячими. Только без этого сердцебиения напротив, сплетающегося в тихую музыку.
Музыкой звучит и шепот, такой же горячий.
Она садится на пол, склоняясь чуть в сторону - две ладони ложатся на спину - ищут. Заставляют склониться тоже.
Кожа холодная, бледная, следы на ней еще бледней. Она находит - вдоль позвоночника.
- Два... три.
Исчезают ладони. Всплеск, шорох... щекотно. Длинные волосы (чужие! соломенно-золотистые!) рассыпаются по спине, и снова - губы. И, кажется, даже ресницы.
Поцелуй рождается сам собой, нежный и почти неуловимый. Такой чистый, что сравнивать его просто не с чем. Ледяные пальцы касаются тонкой девичьей шеи, но лишь на мгновение - не помешать! Не прервать волшебство этой ночи!
Несколько мгновений полной тишины, узкая ладошка вдруг упирается в подбородок, заставляя приподнять голову...
Вздох глубокий, как открытая рана, резкий, как лезвие ножа.
Горло, перечеркнутое белой нитью шрама, недавнего, не как те, что на спине - непременно коснуться, опять - губами, согревая дыханием, как огнем.
- Четыре...

Окно открыто, но как же жарко.
Ветви огромного дерева тянутся изломанными руками в комнату...
Хотите - с нами? Чтобы тоже - на колени?!
Не выйдет. Врывается порыв ветра, насмешливый; он не делает холоднее, да и что насмешка - здесь не до смеха, скорее - иначе.
На грудь снова ложится узкая ладонь. Ей раньше привычным было - слышать и чувствовать, как бьется под рукой, пойманное в клетку, сердце.
Теперь - привыкать к тому, что не бьется.
Ниже, касаясь странно выдающихся под кожей ребер, не сводя глаз с впадинки между ключиц.
Полумертвая красота. И ладонь останавливается, отдернувшись почти в испуге - нашла.
- Пять?..
Точно напротив сердца. Хорошо заметный. Плохо заживленный. Должно быть, все-таки старый.
Чтобы поверить до конца, губам снова приходится - коснуться.
- Пять, - шёпотом приходит ответ, и воспоминание... всё же милует - не является. Ночь продолжается.
"Этот - твой", - мелькает на грани разума и уносится прочь.
Она качает головой, сокрушенно и отчаянно, волосы, длинные, но подстриженные неровно, соломенными прядями падают на лицо.
Потом - пальцы сплетаются с пальцами на несколько секунд, потом - вырываются, почти отталкивая, потом - скользят вверх от запястий к локтям.
- Шесть... - говорят губы, прежде чем скользнуть по еще одной отметке - длинному косому штриху, на внутренней стороне руки, чуть ниже сгиба локтя.
И от этого "шесть" ("ш-ш-ш!") по комнате словно рассыпается череда шепотков-шорохов, они везде - в углах, на потолке, ползут по стенам, выглядывают с той стороны окна...
Словно что-то еще появляется в комнате. Пускается в призрачный пляс. Шуршит, шипит, шелестит... шепчет.
И вдруг обрывается, став тишиной.
Только ветер.
"Семь", - беззвучно шевелятся губы Макабрея, - "Восемь и девять. Не спрашивай, откуда они. Не хочу вспоминать".
Тонкие пальцы жгут плечо, снова грудь и живот, там, куда когда-то вошли пули расстрельной команды. Напротив лёгкого, под ключицей и в правой части живота - совсем тонкие, почти незаметные. Но есть.
Глаза в глаза.
- Есть еще?..
Словно речь - о чем-то другом.
Не о старых, заживших и незаживших ранах. Девять - уже много, непозволительно много; у нее - всего два, украшают обе руки и видны до сих пор, хотя годы, годы...
- Да, - тихий выдох, взять её ладонь в свои и опустить на колени. - На ногах.
Тень улыбки - по нежным губам, глаза неумолимо серьезны, а на самом дне, в колодцах зрачков - обещание.
Хрупкость обманчива так же, как прочна бывает тонкая полоса стали. Обе руки-ветви упираются ему в грудь - сильные. Не заставишь согнуться.
Упираются, толкают.
Ложись.
Ложусь. Согласие без слов и без кивка - просто вытянуться во весь рост, ощутив обнажёнными лопатками тёплый деревянный пол.
Бережные касания пальцев вдруг закрывают веки. "Не смотри, не смотри".
Потому что эти зеленые глаза - они хуже всякого Зверя, что в груди, и не просто хуже, но страшней и опасней. Сколько раз она сходила с ума, а потом возвращалась обратно - тоже можно считать. Как шрамы.
А из-за глаз этих можно сойти с ума так, что не вернешься. Или вернешься, но уже не ты...

"Остановиться..? Не останавливайся, Мария". Уже безвозвратно, безнадежно (так счастливо!) поздно.
Еще раз прошелестела ткань.
Ей, должно быть, стало бы холодно, может, даже мурашки побежали бы по коже; но про него она уже знала - ему не будет холодно. Разве только еще жарче.
Ладони снова возвращаются - на колени. Свои ладони, его колени. Где же...?
- Десять.
Шрам на икре, когда-то глубокий, выгнут изящной дугой.
Луну скрывает набежавшее облако, и комната погружается во мрак.
- Всё, - раздаётся шёпот. - Больше их нет. На теле.
Не видеть, как смотрит с черного неба луна. А как она смотрит? Усмехаясь, щерясь сколотым краем? Или - улыбается?
- И без того слишком много, - качает она головой. Мягко опускается рядом, чтобы тоже - лопатками к полу, и тоже закрыть глаза.
Да неважно. Всё неважно.
Ну, почти.
Она взяла его за руку.
Его пальцы скользнули вверх, по запястью и выше, а потом снова вернулись к ладони, что-то нащупав.
- На другой руке тоже?
- Да, - отозвалась она очень тихо, даже не повернув головы.
- Ещё есть?
- На теле - нет.
Теперь её ладонь обожгло холодом его губ.
"И не будет", - мог сказать Макабрей, но промолчал. Ему было слишком пронзительно лежать вот так вот, на жёстком полу плечом к плечу. Рука об руку.
- Я тебя не оставлю, - наконец сказал он, повторяя данное обещание. - Никогда.
Мария кивнула.
От уголков глаз к вискам - засеребрились две нити.
- Я буду любить тебя, - сказала она в ответ. - Я научусь. А может, я уже?..
"Может, это и есть любовь - когда горы вырастают, и водопады рушатся, отчаянно пенясь, и воздвигаются крепости, а потом все рассыпается в пыль, и всё это - за какие-то мгновения, и всё это у меня внутри, и кажется, что всё это на самом деле - только пыль и есть. Ничто по сравнению с искорками в твоих зеленых глазах.
Прочитай мои мысли, пожалуйста, прочитай, я никогда не скажу этого вслух!
Я не боюсь смерти.
А сказать - страшно..."
Мыслей он читать не умел и не стремился. Что-то другое сейчас происходило, что-то, танцующее меж переплетённых пальцев. Что-то, ставшее холодными губами, пресёкшими сперва одну серебряную дорожку, а потом и вторую.
Молчи. Ничего не говори. Так надо.
Снова жар встречается с холодом, непривычно мягко, без борьбы противоположных сущностей. Так и надо.
Приподнявшись на локтях, она потянулась к нему.
- Я сейчас такая счастливая... - шепнула она, прежде чем поцеловать его. - Как будто это даже не я. Или я, но другая. Правильная. Ригор...
Дальше говорить не стала. Дальше был поцелуй. И - просьба. Без слов; только взмах ресниц.
Доски тихо скрипят, когда он поднимается с них. В темноте не видно почти ничего, кроме глаз. Ждущих. Зовущих. В темноте существует лишь дыхание и ожидание. Это была особенная ночь. Ночь, когда между двоими не стало никаких преград.

День: ночь с 19 на 20 августа
Фигура: без фигуры
Ход: без хода
Официальная клетка: нет
Фактическое местоположение: Неуштадт.

Возвышение Моденборга

Как похитить одного из высших иерархов церкви, экзарха Инквизиции, Франца Моденборга, прозванного Кольценосцем? Не так уж и сложно, как показала практика. Для начала нужно отвлечь охрану уважаемого церковника. Как именно с этим справились маледикты, и какую цену пришлось за это уплатить, Багряный (не будем раскрывать его инкогнито прежде срока) не знал и не очень хотел знать – ему хватало того, что под дверью комнаты экзарха, равно как и в коридоре, ведущему к ней, никого не было.
После этого, дабы не иметь проблем с транспортировкой боевитого отца Моденборга, нужно осторожно приоткрыть дверь, убедиться в том, что он внутри, и поставить внутрь небольшой пузырёк, предварительно вытащив из него пробку. Буквально через две минуты уже можно входить, если, конечно, затянуть лицо маской, пропитанной специальным составом, нейтрализующим сонное зелье, витающее в воздухе. Экзарха, сладко спящего в своей постели, можно брать уже безо всяких церемоний – он не проснётся, даже если от него отрезать по кусочку. Главное сейчас – это не забыть положить на его место специально подготовленную куклу и не перепутать, потому что мастера Ордена искусны – отличить настоящего иерарха церкви от его дубликата почти невозможно.
Теперь можно уходить. Через чёрный ход, на улицу, где уже ждёт экипаж. Экзарха надо упаковать в просторный мешок, и ехать, ехать быстрее на окраины Неуштадта, где в заранее подготовленном доме всё готово для обряда. Пылает, наливаясь зелёным, пентаграмма, составленная из вязи древних символов, хирургический стол, которому, казалось бы? совершенно не место в заброшенном и пыльном доме, блистает стерильной чистотой и готов принять своего первого и единственного пациента. Совсем рядом с этим столом солдатами на параде выстроились ряды бутылей и пробирок, содержащих в себе вещества, за одно создание или хранение которых Церковь в былые времена приговаривала к немедленному растворению, а уж за применение…
И в этом царстве некромантического обряда полновластным хозяином властвует Багряный. Впрочем, сейчас его трудно так назвать: вместо плаща на нём белоснежное одеяние, чем-то напоминающее ризы священника, готового к проведению таинства. Вассалами рядом с пожилым некромантом замерли четверо помощников – эти, напротив, в одеяниях тёмных, скорее коричневых, чем чёрных. На таких кровь не слишком заметна.
А потом, когда экзарх будет доставлен в этот странный дом, ему надо влить в рот всего несколько капелек густой фиолетовой жидкости, чем-то напоминающей чернила. Тут-то и конец человеку Францу Моденборгу…
Будь он все еще собой и имей возможность гадать, на что похож выход из собственного тела, экзарх предположил бы, что это, пожалуй, имеет много общего с чрезвычайно быстрым прохождением невероятно темного и узкого коридора. Или так – это похоже на погружение в колодец, где вода холодна ровно до той самой грани, за которой стираются различия между жаром и холодом, и непонятно, вымораживает ли она тебя насквозь или сжигает заживо. Или, может быть, так – это полет, длящийся одно короткое мгновение, но за этот миг успеваешь оставить землю так далеко внизу, что даже забываешь о ее существовании и просто растворяешься в лучах сияния, прекрасного и неземного… а ведь оттуда, с земли, солнце кажется совсем иным!
Так вот, на самом деле смерть была на это совсем не похожа. Франц помнил, как закрыл глаза, ложась спать, помнил, что приснившийся сон был тревожен и странен (впрочем, вспомнить подробностей он не мог), а когда проснулся, то обнаружил себя…
Впрочем, в подлинном смысле слова себя он не обнаружил. У него больше не было тела. Ах, нет, было – оно лежало на хирургическом столе, такое одинокое, слабое, бесконечно далекое. Ошеломленный, ничего не понимающий, Моденборг рванулся к своему телу, и обнаружил еще кое-что.

Внизу, под ним, была начертана звезда в круге, окаймленном смутно знакомыми ему магическими символами. И покинуть пределы этого круга экзарх не мог – невидимая преграда не пускала. Не причиняла боли при соприкосновении, не отталкивала назад, в центр пентаграммы – просто не пускала. Впрочем, могло ли ему что-то теперь причинить боль, подумал он, с тоской взглядывая на тело.
Нет! Постойте! Как же так вышло..? Где он вообще находится? Это ведь не его комната!
Кажется, человек, что стоял рядом (Моденборг почему-то заметил его только сейчас), - человек в белом, чье лицо скрывала гротескная птичья маска, - знал ответы на все его вопросы.
- Мое тело… - с трудом произнес бывший экзарх и поразился, насколько ниоткуда исходят слова, что должны бы по идее исходить из его уст. – Что вы сделали?..
- Извините за беспокойство, мой дорогой экзарх, - ответил ему человек в маске голосом, который в прошлой жизни вполне мог принадлежать давно не смазываемой двери. – Однако, боюсь, что мы вас…как бы это сказать точнее, убили.
Франц мог видеть, что его тело, равно как и он сам, в покое не оставлено: четверо людей в тёмно-коричневых балахонах колдовали над ним какими-то хирургическими инструментами. Скальпели, зажимы, распорки – всё это шло в ход быстро и умело, перекраивая тело экзарха под что-то совершенно новое.
- За что?! – вскричал тот, снова бросаясь вперед, пусть и зная заранее, что все его попытки обречены на провал. Ловушка держала крепко, а снисходительная усмешка его собеседника заставила задать еще один вопрос: - И для чего, во имя Творца?
- Если бы я сказал, что личных мотивов здесь не было, я бы солгал, - тонкие губы старика в белом раздвинулись в жёсткой усмешке, обнажавшей белые, совершенно не старческие и очень острые на вид зубы. – Всё же, я очень уважал мэтра Торна Амбласте. Не помните такого? Гном, приблизительно триста лет отроду. Некромант.
Моденборг готов был взвыть, но решил не доставлять такого удовольствия… малефику. Теперь ему было всё ясно. Ну, почти всё.
- А я и не думал, что вы осмелитесь мстить. Так нахально, - он попытался улыбнуться, но не мог почувствовать, получилось у него или нет: существовать без тела было… ужасно. – Что же, обречете меня теперь на вечные страдания? Сделаете каким-нибудь чудовищем? Однако… плевать, что бы вы ни делали, вам самим осталось недолго. Охрана забьет тревогу. Вас найдут. Так что…
С призрачных губ едва не сорвалось жалкое, умоляющее «верните мне тело». Но – не сорвалось.
- … не понимаю, чего вы хотите добиться, - так он закончил.
- Вы молоды, экзарх, а потому торопливы. Месть, как личный мотив, разумеется, присутствует в причинах моих действий, но решающей она не является. Вы оказались нужны мне и моим…коллегам, Франц.
И вот тогда Моденборг испугался.
Потому что «месть» устроила бы его куда больше. В ней было… больше определенности.
- Зачем? Или вы не собираетесь посвящать меня в эту тайну?
- Отчего же нет? Видите ли, Франц, мои коллеги – люди. Ну или нелюди, суть от этого не меняется. И, как и всем разумным, им свойственны довольно простые желания. Например, мы хотим безопасности для себя и своих учеников. А ещё мы хотим власти, это ведь тоже довольно распространённое желание. Вам ли, экзарх Моденборг, этого не знать…
Тем временем резать и шить тело Франца прекратили. Теперь в него втыкали иглы разного размера, к которым были подсоединены витые стеклянные трубки, каждая из которых оканчивалась небольшой бутылью. Вскоре по трубкам потекли разноцветные жидкости. Одновременно с этим собеседник экзарха двинулся по кругу пентаграммы. Странность заключалась в том, что Францу не требовалось переводить взгляд, чтобы следить за ним – старик в белом каким-то образом оставался в фокусе его внимания. Символы рядом с кругом зажигались и гасли в каком-то странном, рваном ритме.
- Но при чем здесь я? – недоумевал он. – И… почему вот так? Послушайте, - почти взмолился он, - неужели мы не можем договориться?!

- А чем, по-твоему, мы сейчас занимаемся, экзарх? – старик, видимо, решил проигнорировать первые два вопроса Моденборга, как риторические.
- Вот оно что, - слова прозвучали, как им и полагалось, с минимальной долей облегчения. Франц пытался держать себя в руках (метафорически) и в то же время не смотреть на то, что, собственно, с его настоящими руками делают клятые некроманты. – По сути… со своей стороны я могу предложить вам любую информацию. Может быть, какие-нибудь реформы Церкви в отношении положения малефиков; разумеется, без стопроцентной гарантии, ибо это зависит не только от меня…
Он говорил, кажется, что-то еще, но уже не понимая ни смысла собственных фраз, ни того, зачем, на самом деле, он их произносит. Ему постепенно стало совершенно очевидным, что он сейчас заключит очень, очень выгодную сделку, почти без потерь для себя. Ведь эти люди, пусть не без амбиций, но достаточно простые, понятные и… близкие? – определенно близкие, преследуют едва ли не те же цели, что и он.
Моденборг даже удивился, что не осознал этого раньше. И поэтому замолчал на полуслове, ожидая, что скажет старик в птичьей маске.
- Рад, что мы друг друга поняли, - улыбнулся тот. – Остался лишь вопрос, мой друг, чего бы хотели от нашего сотрудничества вы?
Он почти не задумался.
- Некроманты владеют секретом бессмертия, - экзарх не спрашивал, а утверждал; кому как не ему было знать об этом. – Я хочу… жить вечно. Больше не хочу умирать. И хочу вернуться в свое тело.
Франц даже как-то забыл, что над этим самым телом сейчас почему-то все еще работают некроманты. Забыл, что несколько минут назад его настораживало именно это. И абсолютно упустил из виду искорки удовлетворения, промелькнувшие в прорезях белой маски.
А старик сделал какое-то неуловимое движение рукой, улыбнувшись, и Франц Моденборг, экзарх, во второй раз за сегодня умер.
Или не умер, а просто… потерял себя ненадолго?
В любом случае, после этого краткого мгновения временной смерти, он снова открыл глаза – свои собственные, настоящие глаза; снова смог протянуть вперед руки, сжать и разжать пальцы, ощутить себя – собой… Но в этот раз обновленным. Более ловким, более умелым, более сильным и бесконечно благодарным этим людям за услугу, которую они ему оказали.
А потом пришли холод и слабость. Как будто весь мир оказался заполнен ледяной крошкой, которая облепила всё его тело, сковывая движения. Впрочем, должно быть, ничего страшного не случилось: старик в белом вдруг оказался рядом, поднося к его губам небольшой металлический кубок с рунической гравировкой.
- Пей! - раздалось прямо в мозгу.
Франц, даже не спросив, что там (и почему-то не подумав, что это странно - выполнять подобное указание без каких-либо пояснений), послушно осушил кубок до дна.
Жидкость сперва показалась ему безвкусной, а потом ударила по всем рецепторам сразу. Францу показалось, что он оглох, ослеп и потерял обоняние, но лишь на мгновение. Мир вернулся к нему и гораздо более полным, чем был до того. И холод отступил.
- Хорошо, - сказал старик. - Очень хорошо! Совсем скоро ты сможешь питаться самостоятельно, но пока тебе потребуется этот... концентрат. Прошу, мой маленький новорожденный Франц, у тебя должно быть много вопросов. Задай же их!
- Что за концентрат? - спросил экзарх, задумчиво разглядывая кубок изнутри.
- Концентрированная... энергия смерти, скажем так. Большего тебе узнать не удастся пока что. Нужно будет учиться, если ты захочешь этих тайн.
- А... как долго это будет мне нужно? И что значит - питаться самостоятельно?
Вопросов действительно было много. Но ему, по некой странной причине, не так уж важен был ответ. Ему не было интересно, не было любопытно, не было страшно. Он просто хотел знать. Чтобы... знать.
- Несколько суток. Что же до питания... Франц, ты веришь в вампиров?
Экзарх задумался.
- Творения некромантов. Слышал. Не видел.
- Хорошо, что веришь, - улыбнулся Багряный. - Верить в себя - это всегда хорошо.

День: двадцатое августа
Фигура: слон f8
Ход: без хода
Официальная клетка: f8
Фактическое местоположение: f8

В лагерь "Золотых Стрел" отряд Шейсы возвращался в странном настроении. Ни Тварь, ни однозначных следов её недавнего пребывания они так и не нашли, и это давило на шэа недобрыми предчувствиям. С другой стороны, толика тепла, света и чего-то ещё, какого-то чуда земли, лежащей рядом со Средоточием осталось в их сердцах и не торопилось уходить, даруя покой. Отряд сплотился. Здоровяк-повар по имени Рилго, например, воспылал искренней симпатией к Кинне и, под аккомпанемент шуточек товарищей, клятвенно пообещал ей ежедневно готовить для неё что-нибудь вкусное и растительное. Шейса, казалось, стала чуточку мягче со своими воинами, чуть разжала каменный кулак, в котором ранее их держала и, несмотря на её опасения, это принесло только пользу.
Исключением был Кир. Цей-ин был мрачен и закрыт, ушёл в себя и почти всю обратную дорогу отмалчивался. Впрочем, знакомые места произвели на него благодатное воздействие - морщина, стойко удерживающая позиции на его лбу, наконец-то разгладилась. Его состояние давило фино, на уровне ощущений прижимая к земле. Но помимо этого было что-то еще. Тяжелое и гнетущее, Кинна не могла понять, что. Это нечто одновременно и связывало их с Киром, и расталкивало. Как две стороны одного магнита. Маленькая лиа была уже готова поверить в то, что такое состояние - следствие их разговора. Но знала точно, - нет, причина совершенно иная. Но что?.. Вопреки ее опасениям, по прибытию на место Кир несколько оттаял.
- Кто-нибудь уже вернулся, как думаешь? - рискнула Кинна нарушить гнетущую тишину, едва заметив положительные перемены.
- Нартэн рядом, - на секунду прикрыв глаза, ответил Кир. - И учитель тоже не очень далеко. Но, кажется, Тварь они не нашли, так же, как и мы.
- Ладно, - как-то невпопад ответила фино, чувствуя, как вокруг нее сжимаются плотные створки гигантской раковины. Цей-ину, как будто, стало легче, но непонимание его состояния за время пути успело возвести свою крепкую стену.
- Кинна, - негромко позвал он, - ты... можешь перестать меня чувствовать?
Она несколько секунд разглядывала его спину, терзая зубами свою нижнюю губу, разрываясь на части между правдивым и удобным ответами.
- Могу, - фино проглотила ком, вставший в горле, и добавила, найдя компромисс между двумя вариантами, - но не хочу.
- Я чувствую что-то плохое. Не знаю, что и где, оно...как Тварь. В каждой тени и за каждым стволом дерева. Я не знаю, что со мной происходит, Кинна. Не знаю...и боюсь.
Кир обернулся и поднял на неё взгляд, наверное, впервые с того утра, и фино стало ясно видно, что цей-ин где-то между отчаянием, паникой и болью.
- И зачем же мне переставать тебя чувствовать? – карие глаза сузились в страдальческом прищуре. – Я могу прервать связь как фино, но не станет ли от этого хуже? Думаешь, одновременно с этим меня подведет зрение и слух, и я не буду понимать, что что-то не так?
- Я... я просто не знаю, что происходит. Внутри будто треснуло что-то и теперь расходится в стороны. Кинна, прости, я просто боюсь за тебя.
- Кир, прости. Я не могу. Ты можешь выбить из меня обещание, что я не буду, но тогда это будет первый раз, когда я нарушу данное мной слово.
- Тогда я не буду этого делать, - так же тихо вздохнул цей-ин. - Наверное, это правильно. Когда ты рядом - мне спокойнее.
Тем временем их нагнала Шейса. Воительница тоже замечала подавленность Кира, но виду старалась не подавать.
- Ну, вот мы и дошли. Вы, я смотрю, пошептаться собрались? Это хорошее дело. Только отошли бы, что ли, в сторонку, - сказала она, спокойно и без какой-либо иронии в голосе.
Девушка непроизвольно поморщилась, потому что тигрица была самое малое - невовремя. Не желая обидеть ее, Кинна выдала усталую улыбку:
- Хорошо, отойдем. Какие-нибудь новости?
- Ничего существенного. Давайте-давайте, ребята, не мозольте глаза. И так вы моих парней будоражите, ведь подслушивать будут.
Воительница выразительно кивнула в сторону купели, у которой любил сидеть Сайамар, после чего развернулась и ушла, всем своим видом давая понять, что чужие дела её не касаются, даже если это дела близких ей лиа. Кинна задумчиво посмотрела ей вслед. Пальцы легко коснулись асиль. Привычный теплый шепот деревянных палочек немного успокаивал. Как же давно она не рисовала!
Фино повторила жест Шейсы, словно спрашивая Кира, пойдет ли он, или их разговор закончен.
Кир пожал плечами и ответил вслух:
- Пойдём. Просто... посидим рядом, хотя бы. Подождём Сайамара. Если ты не против.
- Когда я отказывалась от возможности просто побыть рядом?
- Спасибо, - улыбнулся Кир, практически без фальши. - Я... я тебя люблю.
- Я знаю, - Кинна чуть прикрыла веки, расплываясь в счастливой улыбке. – Тебе даже не обязательно об этом говорить. Любовь – она не в словах, она - вот здесь, - маленькая ладонь легла ему на грудь.
Кир не ответил. Он сам не знал зачем сказал эти слова в то время как абсолютной уверенности в их истинности не было. Он всё же был слишком молод, особенно по меркам цей-инов, и до настоящего момента ему были доступны скорее желание и страсть. То, что происходило сейчас в душе Кира не было ни тем, ни другим. Оно вообще было ни на что не похоже.

- Знаешь, - фино отступила на шаг назад, сняла с шеи ожерелье асиль и задумчиво начала скручивать палочки с веревки одну за другой, - Кто-то однажды сказал мне, что от того, что ты все время будешь повторять "сладко" - слаще на самом деле не станет. А другой лиа на это возразил, что чем чаще говоришь, тем больше шанс, что ты сначала сам в это поверишь, а потом оно будет действительно - сладко. Как думаешь, кто из этих двоих прав? - девушка уселась на траву, раскладывая свои опасные сокровища перед собой.
- Не знаю, - покачал головой Кир. - Но воин, который учил котят в моей деревне стрелять из лука говорил, что сперва учатся попадать, а уже потом понимать, что попал.
Он проследил взглядом за асиль и невольно шевельнул хвостом, выдавая беспокойство.
- Все в порядке? - Кинна подняла голову, вглядываясь в лицо молодого цей-ина. - Я хочу немного.. порисовать. Умение приходит с постоянной практикой.
- Они ядовиты...я всё время боюсь за тебя.
Девушка рассмеялась:
- Тебе не стоит бояться. Я имунна к этим ядам. Есть вещи, которые ранят гораздо опаснее, чем...
Ласковой рукой прошлась по траве. В каждом движении - нежность, словно мать играет пальцами с непослушной шевелюрой ребенка. Вздохнула, достала тьерль.
- Рисовать на растущей траве - приятно. Но недолговечно. А с мертвой - не люблю работать.
- Кинна, - Кир отвёл глаза, но потом решительно посмотрел на девушку. - Я давно хотел спросить...сколько живут фино?
Она бросила на него недоуменный взгляд.
- Почему тебя это интересует?
- Просто...разным народам отмерен разный срок. Я хотел бы знать ваш жребий. Мне нужно.
- Самому пожилому лиа в нашем поселении было сто пятнадцать лет, когда он проводил свой последний закат, - теперь фино смотрела выжидающе.
Кир тяжело вздохнул.
- Сайамар, - сказал он,- недавно встретил своё двухсотое лето. Учитель, конечно, уже не молод...но может прожить ещё столько же, если благословит Средоточие. А если нет, то ещё лет сто. Жаль.
- Жаль? - на лбу пролегла тонкая морщинка удивления, впрочем, Кинна пожала плечами и снова опустила голову, внимательно рассматривая то, что выходит из-под гребня.
- Если не погибну в бою, - голос Кира стал сух и жёсток, как листья по осени, рассыпающиеся в прах под чужими ногами. - Переживу тебя. Не хочу.
- Глупый, - почему-то усмехнулась Тонко Чувствующая, - Мы с тобой не знаем, что с нами будет завтра, а ты на столетия замахнулся. Тебе со мной... хорошо?
- Хорошо, - без колебаний и совершенно честно ответил Кир. Это он чувствовал прекрасно и не сомневался ни на йоту.
- Вот и живи этим хорошо, пока... - Кинна оторвалась от своего занятия и снова посмотрела на цей-ина. Взгляд карих глаз сейчас был печален, - Понимаешь, даже если не брать в рассчет то, что вокруг - война... есть вещи, которые могут разлучить нас гораздо раньше, чем моя смерть.
Кир не стал спрашивать примеров. Стоило об этом подумать, как они разом явились ему в большом количестве - выбирай любой. Только вот, отчего-то делать такой выбор не хотелось. Она встала, оставив свой рисунок незавершенным. Несколько минут ходила по кругу, словно раздраженная тигрица. Собственные мысли и неверие угнетали. Как хотелось бы верить сейчас тому, кто считал, что говорить "сладко" - имеет смысл. И что все это - тоже не бессмысленно.
- Скажи мне... - она резко развернулась к Киру, подошла вплотную. Даже встав на цыпочки фино не доставала ему и до плеча. - Нет, ничего не говори. Просто обними...
И Кир обнял её, осторожно, но крепко, так, что кончики пальцев маленькой фино оторвались от земли. Он не хотел её отпускать. Хотел держать долго, чувствуя грудью её тепло...но в другом конце лагеря вдруг заполошно взлетел под самые небеса клич рога. Ему откликнулся ещё один, и ещё, и призыв их был однозначен: общий сбор!Кинна вздохнула чуть напряженно. Вихрь эмоций едва закружил ее - и бессердечно бросил вниз, оглушенный голосом рога.
- Надо идти, - прокомментировала она совершенно не нуждающийся в объяснении факт и бросилась собирать асиль.
- Давай, - Кир припал к земле рядом. - И забирайся ко мне на спину, так быстрее будет.
Девушка раздраженно дернула плечом:
- Сама.
Она понимала, что никто - не виноват. И Кир - тем более. И все равно неприятная злость острыми коготками царапала шеа. Нужно время, чтобы остыть. Совсем немного.
- Иди, я догоню.
- Без тебя, нет, - оказывается, мягкий голос Кира мог звучать очень твёрдо.
Кинна бросила на цей-ина колючий взгляд. Потом болезненно зажмурилась, нервно цепляя деревянные палочки на веревку. Тонкие пальцы дрожали.
- Прости. Я... злюсь. - закусила губу, - Как скажешь. Раз так будет быстрее...
Забралась на спину. Весь их краткий путь молчала, пытаясь утихомирить непонятное ей самой раздражение.
"Я знаю", - подумал Кир, но тоже промолчал.
Когда они прибыли в центр лагеря, там уже собрались практически все "Стрелы". В центре, там, где обычно разжигали большой костёр лежали пять тел. Четыре из них принадлежали цей-инам из отряда Сайамара, а пятое...
Пятым телом была Тварь.

День: девятнадцатое августа, утро
Фигура: без фигуры
Ход: без хода
Официальная клетка: нет
Фактическое местоположение: D2

Утро началось с прикосновения. С осторожных пальцев, убравших со лба прядь волос, тронув кожу лёгким холодом.
Утро началось с запаха. Со свежего аромата, отдаленно похожего на мяту и шалфей. С чего-то, что попадало с каждым вдохом не в тело, а прямо в душу, очищая её изнутри.
Утро началось, хотя солнце ещё не встало, лишь подготавливая мир к своему приходу через серое марево, скрадывающее сумерки, вместе с тенями.
Марийка повернулась, сладко потягиваясь, и открыла глаза.
- Устала, - сказала со счастливой улыбкой. - Хорошо-о...
Вот как просто, подумала она. Удивительно просто. Как хорошо, что у неё это наконец есть.
- Да, - прошептал Ригор. В его глазах светились необычные, очень тёплые искорки, а кожа рядом с глазами собралась в венчики мелких морщинок. Никогда ещё Мари не видела лица некроманта настолько...живым.
- Ты поспала хоть чуть-чуть?
Вот так, просто и по-домашнему. У них никогда не будет нормальной семьи, он знал это. Но эта простота и уют заботы без задней мысли согревали, щедро предлагая побыть в мечте ещё минутку. Или две...
- Чуть-чуть, - эхом отозвалась Мари, кивая. - Ничего. Даже к лучшему.
Откинулась на подушку, рассыпав по белой ткани соломенно-золотистые волосы, посмотрела в потолок - мечтательно, будто в сказке.
- А я уже два года не спала на кровати. Ты представь?
- Ужас, - прошептал Макабрей, завороженно любуясь девушкой. - Неужели у этих лиа действительно нет никакой цивилизации толком? Я думал - пропаганда.
- Почему же нет? - Мари оглянулась на него удивленно. - У них всё есть. И даже больше. Просто это мы с Лисом - вечно в пути, почти без остановок. Зато там не страшно приходить в незнакомые места. Не боишься, что пристрелят ненароком. Мы хотели плыть на корабле - вот там мне удалось посидеть на кровати... она была совсем не мягкая, и я даже подумала - а что, по сути, хорошего в этих кроватях?.. Есть они, нет их - разница не в этом. Но я ни разу не пожалела, засыпая в траве, что у меня нет подушки под головой.
Она поднялась рывком и решительно стянула с себя одеяло.
- На подушках хорошо, но смысл жизни в другом. Пора вставать, Ригор Макабрей - новый день начинается.
- Подожди, - некромант молниеносным, но плавным движением обнял её за плечи и притянул к себе. - Пусть новый день подождёт совсем чуть-чуть...
И снова губы обжигает её огонь. Создатель, неужели тебя прошибла совесть за все твои приколы, и ты решил мне возместить вот так? Если да, я в долгу у тебя.
Закрыть глаза, открыть через.. минуту? Две?
Какое время, какое тут может быть время?!..
Мари открыла глаза - снова - и с удивлением даже заметила, какие длинные у некроманта ресницы.
- Чуть-чуть уже было? - поинтересовалась она. На губах еще играл легкий холодок. - Ну, Ригор...
Она попыталась подняться - снова - и потянула его за собой.
- Да, уже было, - Макабрей поднялся и с хрустом потянулся. - А теперь уже новый день. И знаешь, у меня для тебя кое-что есть. Подарок, а можно сказать, что и наследство.
Мария, пребывавшая в поисках рубашки, обернулась, подняв брови.
- Расскажи-ка?
- Сейчас.
Макабрей вытащил из-под кровати штаны, натянул их и подошёл к противоположной стене, располагающейся слева от окна.
- Прикрой ставни, кстати, - сказал он, изучая лакированные доски с таким видом, будто на ней кто-то написал матерную частушку неразборчивым почерком.

А она и забыла про окно. Так и провели всю ночь, пополам с ветром, забыв "конспирацию"... но свет они вроде не зажигали?
Впрочем, сейчас уже было утро. Странный дом возвращался в привычный ему режим. Украдкой выглянув в окно и глубоко вдохнув холодный воздух (потом подумала, высунулась почти по пояс и потянула за ветку дерева, что росло прямо напротив), Мария закрыла его. Плотно-плотно.
Макабрей тем временем прокусил себе большой палец (Мари могла бы вспомнить мнение, что человек в своём уме на подобное не способен) и теперь сосредоточенно выводил на глади дерева нечто, напоминающее очень угловатый кукиш.
Собственной кровью, время от времени сжимая палец, когда "краски" становилось мало.
С каждой секундой лицо Марии менялось все сильнее - уголки губ опускались вниз, а брови, наоборот, поднимались, ломаясь под углом.
- Что... ты... творишь? - с деланным спокойствием спросила она.
- Я тебе потом расскажу, как это делается, а пока... о вот и всё.
Из стены высунулись две призрачные трёхпалые лапы, напряглись, сжались, и вслед за ними глазам Ригора и Мари явилась мордочка, похожая на лисью. Призрачный зверёк поводил широченными ушами, потом бдительно обнюхал макабрееву кровь и кивнул. Участок стены, на котором красовался "кукиш" треснул и раскрылся, являя миру объёмистую нишу, со спрятанным в ней сундуком.
Некромант вытянул его из ниши и установил на пол.
- А вот и подарок, - крышка сундука со скрипом откинулась. - Держи и обращайся бережно, сейчас таких осталось штук пять всего. Кстати... узнаёшь?
Ригор Макабрей держал на вытянутых руках внушительных размеров фолиант, переплетённый в чёрную кожу. "Ars Mortica" - серебрились на его обложке готические буквы.
- Искусство Смерти, - Марийка невольно сделала полшага назад. - Это та самая... это ты её читал тогда? Быть не может.
Кусочек того самого лета.
Или так - некромантская книжка, пережившая черт знает сколько десятилетий (столетий?!).
Но все-таки - зайти, помнится, в пристройку, когда он снаружи, помогает по хозяйству, и провести рукой по черной обложке, украдкой. Потому что до этого он к ней прикасался.
- А я помню, - тихо сказала она, не решаясь протянуть рук.
- Возьми, - мягко сказал Ригор. - Теперь она твоя.
Он тоже вспоминал. Вспоминал гораздо больше, чем можно передать словами, ведь эта книга была его спутником с самых ранних лет. Он почти не помнил себя без неё, а сейчас отдавал. Пожалуй, почти тем же самым была бы отдача живого сердца из собственной груди.
- Помнишь, именно из-за этой книги ты начала учить элоквентский? Тебе ещё никак не давалось запомнить все правила склонения глагола поначалу...
- Apage*, - фыркнула Марийка, - mi dulce**.
Взяла фолиант, прижала к груди, обняв - почти так же, как обнимала незадолго до этого и его обладателя.
- Страшный подарок, - добавила она.
- Страшный, - подтвердил некромант, даже не собираясь "изыдить", несмотря на просьбу Мари. - Открой в самом конце.
Женщина послушно раскрыла книгу, перелистала до конца...
Недоуменно посмотрела на чистые страницы.
- Так она не закончена?


-----
* - "изыди" (элокв., церковн.)
** - "мой милый"

- И не должна быть закончена. В ней - знания многих поколений некромантов, которые когда-либо по ней учились. Запомни: когда придёт время, писать в ней ты должна на элоквентском и только на нём. Это традиция, которую нельзя нарушать.
- Ты говоришь, а я чувствую, как на меня давит что-то сверху, - она наклонила голову вбок, кажется, с опаской поглядывая на эти пустые листы. - Придет время. Я должна. Ты не чувствуешь? На тебя не давит?..
- Давило. Теперь привык. Впрочем, оно быстро проходит - скоро это будет для тебя в первую очередь учебник, причём очень хороший. С оглавлением, правда, проблемы, но ты скоро научишься. Кстати, книга - это не всё, что я хотел тебе отдать. Даже так: она далеко не самое главное. Протяни руку.
"Быстро проходит..." Самое время горько улыбнуться, но она не стала. Еще будут поводы, наверняка.
А сейчас - бережно, аккуратно положить книгу на кровать (еще теплую), вернуться, протянуть вперед ладонь.
- Что-то еще? - прорывается любопытство.
Ригор быстро накрыл её ладонь своей, а когда убрал, на ней лежало... кольцо. Небольшое, совсем простое, пусть и изящное серебряное кольцо, явно на девичий палец.
- Когда я отделался от тех магов, - пояснил Макабрей... смущаясь?! Да, ошибки не было - некромант только что не краснел, - то спрятался в ювелирной лавке. Подумал ещё, что судьба, и купил там... для тебя. Думал вернуться и подарить, а потом носил с собой, как память. Или как талисман, сам не знаю. В общем... пусть и с опозданием на пятнадцать лет, но возьми. Оно твоё, Мари.
Даже кровь от лица отхлынула. А потом был долгий-долгий взгляд, и понять, что выражают эти карие глаза, было невозможно.
- Ты... не шутишь?
Голос звенел струной - еще немного, и лопнет.
- Но это ведь... просто кольцо, да? Ты... ничего не хочешь этим сказать... ничего такого?
- Не шучу, - он вздохнул, опустил голову и улыбнулся. - Это кольцо не обручальное - я его не освящал и... я просто хотел сделать тебе подарок тогда, давно. А делаю сейчас. Ты возьмёшь его?
Глаза в глаза. И во взгляде та же струна, что в её голосе. Ещё немного и лопнет.
С каким-то облегчением она все-таки взяла колечко и надела на безымянный палец. Одела после недолгого раздумья - на правую руку.
- Спасибо, - сказала она с улыбкой. Потом словно огорчилась: - А мне пока нечего тебе дать. Совсем. У меня даже одежды своей нет. Но... когда-нибудь я смогу подарить тебе что-то такое, что будет важно и нужно. Обещаю!
- Спасибо, - Макабрей вдруг оказался совсем-совсем рядом, а его руки снова легли на её талию. - Только... знаешь, кроме тебя мне по-настоящему ничего не нужно, кажется. Я неправильный некромант, наверное, но это так.
- А правильный - это какой? - Марийка посмотрела на него искоса, с лукавством. - Как Тони рассказывал? Пожирать младенцев и совокупляться... брр...с трупами?
- А потом их тоже пожирать, - кивнул Макабрей. - Чего хорошему мясу зря пропадать-то?
Глаза ее округлились.
- Шучу, шучу я! - вовремя опомнился некромант, уже почувствовавший было подступающее вдохновение. - Господи, Мари, неужели ты думаешь, что малефики подобное делают? Да таких извращенцев уже лет десять не видно и не слышно!
Она развела руками - будто извиняясь.
- Я не знаю, что делают малефики, - сказала женщина. - Совсем не знаю, веришь-нет. И... думаю сейчас, что большую часть того, что они делают, я даже знать не хочу.

- Ты удивишься, - Макабрей задвинул сундук под кровать, сам сел сверху и принялся натягивать сапоги. - Но малефики делают примерно тоже, что и остальные люди. Специфическое отличие заключается в магии, которой они при этом иногда занимаются, но там уже свои тонкости. И, поверь, к нам всяческие извращения давно уже не относятся. Вот демонологи - это да, они могут, но, опять же, не от больной головы, а по производственной необходимости.
- Вызвать демона - необходимость?! - Мария грустно улыбнулась. - Воистину, во имя этого стоило объединить магию и технологию! На Юге обязательно должны были узнать, что для магов Севера призвать в наш мир демона - это так... производственная необходимость...
Она покачала головой.
- Чем больше вспоминаю родину, тем больше люблю Шэн-лие.
- Знаешь, демонолюбов я и сам не очень понимаю. Они сдвинутые какие-то все. Кого ни встреть, каждый считает, что сумеет оставить существо, старше его на пару тысяч лет и гораздо более могущественное, в дураках. Получить своё и отказаться платить. У некоторых даже получается, впрочем, этим завидовать не стоит вообще. Мари, - вдруг спросил некромант, после непродолжительной паузы. - А как оно там, в Шэн-лие?
В глазах ее загорелось что-то - мечтательно, тепло.
- Как дома. Я ни одно место не чувствовала до этого своим домом... настоящим. А здесь - почувствовала. Каждая травинка несет это в себе. Лиа такие... чудесные. Они очень разные, но в них есть то, чего нет и никогда не будет у нас - они все дети этой земли, они говорят с этой землей, а она им отвечает. Словно это не они в Шэн-лие, а Шэн-лие - в них. Наверное, я тоже хотела бы... нет, не так. Я и правда хотела стать частью этого места, но это было неправильно. Судьба не дала. И я к ним уже не вернусь.
По позвоночнику - холодок, из того места, где пустил ростки под кожу цветок Фейра.
- Зато здесь у меня есть ты. Оно того стоило.
"Спасибо", - безмолвно ответил ей Ригор. Одними глазами и губами, сжавшимися в тонкую полосу. - "Спасибо за самые лучшие слова за всю мою жизнь".
- Что ж, если лиа такие хорошие, - сказал он уже вслух, - то я буду желать им победы. Только вот вопрос: как они отнесутся к нам. Ну, к малефикам.
- Не думаю, что благосклонно.
"К нам... к вам? Нет, теперь - к нам. Господи, как это больно".
- А я не стану желать им победы, - поморщилась Мари. - Потому что... для того, чтобы победить, им придется искупаться в крови колонистов. И пролить не меньше крови собратьев. Страшно подумать, во что превратится этот рай. Во что он уже превращается... я не хочу победы ни для тех, ни для других - понимаешь? Я хочу, чтоб войны этой - не было.
Снаружи хлопнула дверь - кто-то из ребят, должно быть, вышел из комнаты.
- Победы, они разные бывают, Мари, - малефик встал, взял её лицо в ладони и поцеловал в лоб, оставив на коже не сразу пропавший отпечаток холода. - Думаю, нам пора выйти из своего добровольного заточения, пока Дентон не нашёл и не пожрал всю тушёнку.
Марийка не стала возражать. Она была совершенно согласна.
Не утруждая себя дальнейшим одеванием - зачем бы? все свои; да и долгие странствия наложили отпечаток, заставив забыть лишний формализм в одежде, - Мария потянула за щеколду, толкнула дверь...
Коридор был девственно пуст.
А вот в кухне явно кто-то возился.
- Мрачные прогнозы сбываются, - улыбнулся Макабрей. - Пойдём?
Его взгляд непроизвольно задержался на правой руке Мари, на которой неярко поблёскивало успевшее за пятнадцать лет покрыться благородной патиной кольцо.
- Пойдем!
Легко и быстро она сбежала по ступеням, абсолютно бесшумно - то ли потому что босиком, то ли шаг ее просто был невесомым, как и положено лейтенанту разведки.
Бывшему... бывшему. А сейчас - настоящее.

День: двадцатое августа
Фигура: без фигуры
Ход: без хода
Официальная клетка: нет
Фактическое местоположение: С1-D1 (Лес)

К обеду Фелико блеснул навыками охоты сам - раздобыл двух крупных птиц, похожих на фазанов, на изящных длинных ногах. Первая, лишившись перьев, сразу отправилась на расставленную пятиногу, а маг вытянулся в тени деревьев. Ракшас обернулся на костер, посмотрел на рыскавшую среди озерных камней Иснари и присел рядом с акуромантом.
- Тебе не боязно? - покосился пришедший на Фелико.
- На предмет? - тот открыл глаза. Обычно почти черные, сейчас они были тускло-коричневыми.
- Ты с пустынной ведьмой связался, - поежился ракшас.
- Или она связалась со мной, - Фелико тоже впору было поежиться, но он не поежился. Он к себе привык.
- Ну, если не боишься, тогда ладно... - покачал головой пришедший.
Маг приподнялся на локте и честно посмотрел в глаза демону.
- Она лиса, белый скиомант и девушка, которая считает, что ей некуда идти. И которая без встречи со мной ни на кого не подняла бы руку до смерти. Почему я должен бояться?
Ракшас ковырнул когтями кору дерева.
- Может быть, потому, что она, не раздумывая, приказала мне разорвать горло двум инквизиторам?
- И поэтому уже полдня общается исключительно с озерными камнями? - посерьезнел Фелико.
- Нет, она травки для твоей руки ищет, - ухмыльнулся пришедший.
- Еще лучше, - вздохнул маг. - Раз начал, расскажи мне, за что их так свои любят.
- Ты про Манхет слышал?
- Больше чем сам хотел бы.
Ракшас сел, скрестив покрытые шипами ноги, и упер ладони в колени.
- Вот представь, что Манхет, это, если по церковной вашей вере, это и благое место и проклятое одновременно. Там, где его озаряет солнце - цветут сады, блестит вода, стоят прекрасные дворцы с высокими минаретами. Там, где тень, живем мы, демоны. Редкость когда одного вытащат из нас и будут из ладошек кормить силой... На закате и рассвете, в сумерки, грань между песками становится особенно тонкой, а в Манхете, между светом и тенью, размытой. В это время мы охотимся. Иногда нам везет, и мы проскальзываем в этот мир. - пришедший облизнул потрескавшие губы. - Вот и получается, что пустынным от нас нигде не скрыться, а говорящие они единственные, кого мы не можем тронуть. Только и они нас не отваживают по древнему договору.
- То есть они вас призывают, а проблемы у всех соплеменников? - улыбнулся Фелико.
Ракшас кивнул шишкастой головой.
- Да если даже не призывают, нам все равно касаться их нельзя. Остальных это злит.
Фелико невольно улыбнулся. "Черные маги лисьего мира". Звучало почти в его вкусе.
- В лисьей общине ее лучше не оставлять, - вслух согласился он. - Тебе что-нибудь дает убийство не-лис?
- Души они везде души, но песочные - сильнее и вкуснее, - зажмурился ракшас, - и открывают дороги на потаенные тропы.
Маг кивнул. Интересно, души инквизиторов что-нибудь защищало от употребления в пищу?.. Вслух этого произносить не хотелось.
- Она спокойно перенесла убийства?
- Это ведь не первое... - протянул ракшас.
- Даа? - в тон ему спросил Фелико.
- Она же упоминала при тебе всколзь, что ее мать убила ее отца? - прикрыл черные глаза пришедший, на лице блуждала странная, нахальная улыбка, так что становилось непонятно, шутит он или нет.

- За таланты?
- За таланты, - кивнул ракшас. - Угадай, кто бы был следующим?
- М? - акуромант заинтересованно склонил к плечу голову.
Ракшас улыбнулся, плотоядно обнажив в улыбке острые, мелкие зубы. Фелико терпеливо ждал, не спуская с демона взгляда.
- Из тех трех, кто был в доме, в живых осталась она. Вот тогда, может быть и спятила бы, если не бывший хозяин, - пришедший замолчал. - Я ту душу помню.
- Прелесть... - прокомментрировал маг.
- Я рад, что ты задумался, - показалось, еще мгновение и ракшас панибратски похлопает акуроманта по плечу. Но удержался.
- Не люблю сводить с ума лис, - мрачно согласился с ним акуромант.
- Ведьме не страшно, - ответил демон.
- Я вижу, - Фелико сел и оперся локтем на собственное колено. В голове бродила мрачная мысль о том, что все-таки извинитсья стоит.
Ракшас развалился на траве.
- А на меня там поесть хватит? - он кивнул на птиц.
- Вполне. Но тебе может понравиться и вторая, - с оттенком лукавства улыбнулся акуромант.
Ракшас потянул носом воздух и зажмурился удовлетворенно:
- Всю - можно?
Маг кивнул и поднялся на ноги. Та порция, что готовилась для него и лисы, как раз нуждалась в переворачивании.
Иснари вернулась спустя еще одну шестую часа, неся на широком и плоском камне несколько озерных, уже подсыхающих растений. За ухом лисы висела ворохом темного света Джана.
- Это надо заварить.
- С целью? - улыбнулся маг, проверяя заостренной палочкой мясо.
- Заразу прогоняет из крови, - улыбнулась Иснари, - надо пить два дня.
Фелико кивнул. Осторожно снял разноцветную птичью тушку с огня, выложил на ворох заранее набранных листьев.
- Иснари?
- А? - Женщина-лиса села с другой стороны костра, раздирая растения на отдельные волокна и нити сворачивая в небольшие клубки.
- Извини... Что втянул тебя во все это.
- Можно и жевать, впрочем... - пробомотала лиса и остановилась, проводя ногтями по камню. - Мне... нравится.
Фелико сложно изогнул бровь, но оборачиваться не стал. Кивнул. Птица была покрыта не слишком аппетитной на вид сухой корочкой, но стоило ее разломить, и над поляной поплыл пряноватый запах.
- Обед. Вилок не завезли, увы.
- На, съешь перед едой, - протянула неаппетитно свернутую водоросль Иснари и добавила. - Спасибо.
Маг с преувеличенно-подозрительным видом понюхал траву, потом опустил ее в рот. Отступил в сторону, открывая возможность набрать в листья суховатого странного на вкус мяса.
Иснари отковыряла несколько плотных перышек, перекатывая их между пальцами, перебрасывая - слишком горячие; потом подула на угощение и на обожженные ладони. Перед тем, как начать есть, лиса подозрительным взглядом окинула раненную руку Фелико, явно задумавшис как он охотился... но ничего не сказала. Тот загадочно усмехнулся в ответ на взгляд.
Иснари занялась едой.
А Фелико за обедом всерьез думал о том, чтобы уйти на пенсию. Свести клеймо, зарыть оружие, выбрать домик, заняться каким-нибудь земледельчеством... Картина получалась такая, что в другое время он не преминул бы описать ее в красках, но сейчас - не хотелось. Струсил ввязываться в бой со святым - правильно, но как-то не слишком привычно. Не взял объект в лесу - правильно, но обидно. Промазал - дважды! - с двух десятков шагов по тени - на грани позора. Позволил попасть по себе...
Воспитание пары дурацких крылатых коров переставало казаться такой уж плохой идеей.

День: семнадцатое августа, вторая половина дня
Фигура: слон F1
Ход: без хода
Официальная клетка: F1
Фактическое местоположение: F1 (неподалеку от лагеря "Гласов Урагана")

Увиденное днем логическом объяснению не поддавалось. Раз за разом Янита спрашивала себя, что же случилось - но не могла дать ответа. Просто потому, что с той точки зрения, с какой техномагесса смотрела на мир...
Женщина повела головой, убрала за ухо назойливую прядь, постоянно выбивающуюся из пучка. Кончики волос были суховаты, чуть секлись - забывала сходить к цирюльнику, да и не до того было, с момента, как Рееден прибыла в колонию.
Вокруг было тихо. Янита умудрилась выскользнуть из лагеря незамеченной - или просто Гласы решили её не задерживать.
Дикий пейзаж вокруг успокаивал, помог упорядочить мысли. Позади темнела громада странных – не то камней, не то грибов, в стороне вилась золотистой под светом солнца лентой речка. Речушка. Темный и узловатый силуэт техномага сидел на берегу, сгорбившись – словно разом небо упало на плечи, заставив согнуться. Под ногами едва заметно шелестела суховатая трава – или её шевелил ветер. Знакомые говорили, что Янита слишком много общается со своими кошкам, и плавный звериный шаг, когда узкая ступня ложится между золотисто-зеленых стеблей плавно и аккуратно – от домашних питомцев. Только тень, легшая рядом с Фарадеем, выдала то, что к оружейнику подошли. Тонкая, высокая тень. Заметив ее, техномаг поднял голову. Он дернул уголком губ в подобии улыбки.
- Говорят, шум воды и её бег – успокаивают, - Янита села на ближайший камень, теплый и неровный. – Думаю… глупо спрашивать, как вы, верно?
- «Необычно» - вас устроит? – Фарадей задержал взгляд на Рееден, сглотнул в горле комок – она и вправду была чертовски похожа.
Женщина повела острыми плечами и чуть склонила голову.
- Верю. Могу попытаться отвлечь вас дурацким разговорами о технике.
Фарадей криво улыбнулся, впрочем, тут же сменив оскал чем-то более вежливым, даже мягким.
- Давайте попробуем.
Янита зачерпнула ладонью мелкие камни, смешанные с влажным песком, покатал эту шелестящую массу на ладони.
- Хотя, я даже не знаю, чем можно вас удивить. Разве что, своими кошкам – но технологии разработки искусственных органов чувств уже давно известны.
- «Гончие» и «Василиски», - согласился Константин. – Как считаете, у вас получится с местными страйдерами?
- Не знаю, - честно отозвалась Рееден. – Это… достаточно странные машины, хотя я и надеюсь в них разобраться.
- Скажите, вы веруете в Единого?
Янита отвела взгляд от облаков, уходящих к горизонту растрепанными перьями.
- После сегодняшних событий… Он наверняка есть.
- Вот так, чудо есть… - вздохнул Фарадей. - Есть его сила.
Он посмотрел на воду, и во взгляде техномага мелькнуло что-то сердитое, хмурое, а еще – сожаление.
- Надеюсь, вы сможете это понять, чтобы работать с «Гласами».
- О чем вы говорите?
- Если я вам скажу, что одним из элементов техномагического снабжения является вера? – усмехнулся техномаг.
- Вы хотите сказать, святая магия? - женщина чуть приподняла уголки губ, - ведь вера это, что лежит за гранью.
- Святой магии не существует, Янита. Это чудо.
Техномагесса поднесла ладонь к глазам, отняла спустя мгновение.
- Хотите сказать, что принцип работы "Гласов" это... чудо?
- Чудо, вера, - развел руками Фарадей, продолжая откровенно любоваться стоявшей напротив женщиной. – Как то, что вы недавно увидели.

Та качнула головой и скрестила руки на груди, поверх темной и свободной рубашки и поднялась.
- Чудо нельзя заставить работать на себя. Иначе, какое это чудо?
Фарадей посмотрел ей в глаза.
- Я сказал, что вы не сможете понять, верно?
Янита упрямо приподняла острый подбородок.
- А вы так ничего и не объяснили, - медленно произнесла техномагесса.
- Я объяснил, что нужно верить.
- Я - верую в Единого. Как вера может влиять на понимание того, как сломан страйдер?
Фрадей вздохнул, мягкость скользнула в его взгляде.
- Перестаньте на меня так смотреть, Константин, - Рееден вновь заправила рукой за ухо непокорную прядку с виска, но в жесте уже скользило раздражение.
Константин проследил движение худых пальцев, а потом послушно отвел взгляд. Янита уперла руки теперь уже в бока - под пальцами чуть смялась ткань мягкого пояса.
- Вы хотите сказать, что сила "Гласов" находится в вере? И чинить, и управлять ими могут только верующие?
- Не знаю, что касается управления и остального механизма, но такие сложности, с которыми столкнулись техномаги, способны починить только верующие. - Фарадей замолчал.
Янита выдохнула.
- Это звучит... невероятно. То есть тот, кто не верит, не сможет даже увидеть проблемы? - Рееден сжала губы в тонкую линию. - То, что я не смогла увидеть это сразу, еще ничего не значит.
- Можете попробовать завтра с каким-нибудь другим страйдером, - спокойно посоветовал Костантин. Яните шла злость. На ее скулах появился легкий, как лепесток розы румянец, глаза начали гореть, вспыхивать темными звездами.
- Звучит так, будто вы не верите в это! - негромкий голос Рееден неожиданно зазвенел.
- Верно, - тихо и совершенно искренне ответил техномаг.
Техномагесса зашипела разъяренной кошкой, а потом хлестко взмахнула рукой. Фарадей отклонился назад, и кончики чужих ногтей только едва-едва скользнули по щеке. Разъяренная Янита показалась техномагу прекрасной. Он коротко улыбнулся и отошел на два шага. Женщина сжала небольшие кулаки, пару раз тяжело выдохнула:
- Перестаньте издеваться!
- Я не издеваюсь, Янита, - все так же тихо ответил Фарадей.
Почему-то он вспомнил, как убегал от Валентины, прятался в колосьях. Еще там, на материке. На зрачке отпечаталось движение темных лент, прядей техномагессы.
- Да-а? - протянул Янита, на мгновение зажмурившись, словно пытаясь успокоиться. Крылья тонкого и длинного носа зло раздувались - женщина явно не могла успокоиться, как не старалась, - вы... вы! - она вновь зашипела, - прекратите на меня так смотреть!
- Я просто вами любуюсь, - поделился Фарадей; и, только произнеся эти слова, он понял, что сказал.
На высоких и бледных скулах еще ярче вспыхнула краска. Янита подалась вперед и вновь взмахнула рукой. Гибко, как черная змея, Константин поднырнул под острый локоть. Он обхватил женщину руками за талию, прижал к себе, закружил. Янита задохнулась от злости, глядя в темные глаза техномага. Уперлась ладонямя ему в плечи.
- Отпустите! Немедленно!
Он так же легко разжал руки, как до того – сомкнул. В душе всколыхнулись, как будто ожившие заново, чувства, которые, казалось, давно сгорели.
- Простите, Янита, - как будто Фарадей и вправду чувствовал себя виноватым; однако - нет.
Женщина чуть опустила голову, нахмурилась, исподлобья глядя на Константина и держа перед собой руки.
- Если желаете, и правда можете меня ударить, - сказал Фарадей.
Янита фыркнула кошкой.
- Не хочу, не глупите, - она прикрыла глаза, прикусила нижнюю губу...
Про себя техномагесса медленно считала до десяти.
- Это ничего не изменит. Вы не начнете понимать.

Небольшой, но острый кулачок Яниты чувствительно ткнулся Фарадею в плечо.
- Вы бросаете мне вызов? - резко вскинула голову женщина. В темных глазах мелькнули сердитые искры.
Константин отвел взгляд. Он поймал себя на том, что боится задохнуться в темных зрачках Рееден.
- Я никогда не дрался с красивыми женщинами.
Резко побелевшая от злости Янита кинулась на него. С кулаками. Фарадей перехватил тонкие запястья. Нет, драться он не хотел, но техномагесса походила на разъяренную кошку - гибкую, ловкую... кошку. Ее пальцы оцарапали предплечья, и оружейнику пришлось отскочить. Только Янита, словно маленький ураган, рванулась следом. Темные волосы растрепались по плечам, и несколько прядок упали на лицо, превратив его в причудливую карнавальную маску.
Рееден дралась по-мужски. Фарадею пришлось отвечать, хотя драка походила больше на танец. Причудливый и странный, во время которого ломаются колосья, ноги приминают траву.
В какой-то момент Янита оказалась вплотную к Константину, глядя ему в лицо; темные глаза техномагессы были сощурены и походили на тускло тлеющие угольки. В воздухе мелькнула узкая ладонь. Крепкие пальцы техномага снова обхватили запястье.
Они не заметили, как начали танец, не поняли, почему стали драться, а затем – не смогли вспомнить, как оказались в траве – нагими.
Колосья покалывали спину Яниты, щекотали ее плечи короткие волосы Фарадея. Дыхание мага, пахнущее пеплом и порохом, коснулось мочки уха, затерялось в длинных прядях Рееден, сквозь которые проросли стебли трав и цветы. Тонкие и чуткие пальцы женщины скользили по спине Константина - как руки музыканта по струнам. Янита улыбалась, и в темных глазах плавилось солнце, оставаясь тяжелыми и золотыми капельками у зрачка. Кожа техномагессы пахла железной стружкой и каплю - ромашкой...

Константин лежал рядом, не мог оторвать глаз, не мог налюбоваться тем, как соединяются хрупкие веточки ключиц, как скользит последний луч остывающего солнца по прикрытой рукавом рубашки груди. Кожа, покрытая незаметными веснушками, еще жгла хрупким теплом ладонь, и колосок, которым водил по телу женщины Фарадей, казался перышком.
И душа неожиданно стала – перышком, отринув все тяжелые мысли.
Янита опустила ресницы - короткие, густые, и с тихой улыбкой выдохнула - легко, спокойно. Темные и длинные волосы разметались по траве, а отдельные прядки свивались у плеча растрепаными завитками. Женщина приподняла руку, поймала пальцами запястье Константина и шутливо его пощекотала, потом отпустила. Техномаг положил ладонь на ее плечо и тихо поделился.
- Я не со зла сказал о страйдерах, я правда верю, что Он – есть, и сила Его – есть.
Фарадей поцеловал острые пальцы Рееден. Женщина приоткрыла глаза и несколько мгновений смотрела на мага, словно повторяя про себя его слова - губы несколько раз беззвучно шевельнулись.
- Верю тебе, - наконец так же негромко отозвалась Янита, - но - сложно понять.
Констанин укрыл ее своим рединготом, защищая от прохладного ветра, скользившего между колосьев.
- Неделю назад моя коллега попала в аварию. Она умирала, когда наш начальник привез ее на крейсер. Я молился за нее и заснул возле кровати. Мне приснился ангел, который одарил ее жизнью. – Фарадей замолчал на несколько долгих секунд. – Когда я проснулся, она уже говорила, а врач разводила руками не в силах поверить, что коллега идет на поправку.
В какой-то момент ладонь мага накрыла узкая и теплая ладошка Яниты. Женщина слушала внимательно, как до этого, несколько часов назад - наблюдала за действиями Константина у страйдера. Потом губы легко шевельнулись:
- Чудо. Ты говорил про чудо... - Рееден повернулась на бок, лицом к Константину. У локтя, которым техномагесса опиралась на землю, смешно высовывалась из травы бело-золотая головка ромашки.
- Если Единый может спасать жизни, то оживить страйдер ему раз плюнуть, - криво улыбнулся Константин.
Теплые пальцы легко, как крылья бабочки, коснулись его щеки, скулы. Янита вновь легла спиной к щекочущую кожу траву, чуть поежилась, когда лопатки уколол какой-то нахальный колосок. Женщина долго смотрела на высокий, чистый, словно вымытое стекло, купол неба.
- Покажешь... еще раз? - наконец попросила она.
- Если ты хочешь, Янита...

День: очень раннее утро двадцатого августа
Фигура: ферзь d1
Ход: без хода
Официальная клетка: d1
Фактическое местоположение: b4 (Ясный)

Прежде в Ясном Саяра засыпала, как младенец на руках матери, но сегодня ее преследовали кошмары: море обратившееся песком; пальцы мертвых, раскрытые, словно лотосы; долгие тени, от которых невозможно убежать; превратившиеся в лабиринт стены Вечного Города, и голос, немой, когда хочется закричать в полную силу дыхания.
Женщина резко села на кровати и обхватила себя ладонями за предплечья – белая рубашка Вензела промокла насквозь и от гулявшего по комнате сквозняка стала в секунды ледяной. Хрустальными пальцами пробежала дрожь вдоль позвоночника Саяры, и холод прочно впитался в руки; зубы начали выбивать чечетку. Этот мороз, набросившийся из теней, был чуждый, отличный от прикосновений мужа, неродной. Сильными руками он стиснул дрожащую фигуру, прижимая к могучей груди, и от его дыхания повеяло остывшим и сырым полуночным песком.
С трудом прогнав наваждение, нетвердой рукой женщина повернула ключ в светильнике и тихо зашипела, случайно мазнув запястьем по стеклу колбы. Нетвердое желто-оранжевое пламя выхватило желто-серую шелуху сходящей вокруг цветка язвы кожи.
Не поверив собственным глазам и все еще ощущая, как ее колотит от холода, Саяра накрыла рану другой рукой и потянулась к неясному свету, исцеляя. Исцеление обернулось жгучей болью, и женщина отдернула пальцы, негромко крикнув.
Сквозняк опрокинул пламя лампады, заставив затрепетать его подобно сгорающей бабочке.
Женщина вскочила с пола и быстро захлопнула наглухо окно, прижалась лопатками к холодному стеклу, чтобы видеть, как на ладони всю комнату. Еще подрагивающий огонек, крадучись, раскладывал по углам каменной комнаты густые и глубоки тени. Лежала на полу узкая полоска света, сочившаяся из-под двери. Кто-то шагнул в нее, и различимыми стали острые когти. Стекло за спиной вздрогнуло от удара но, обернувшись, Саяра не увидела ничего – за окном лежало волнующееся ночное море, на чьих волнах покачивались искалеченные корабли. Тонкой лентой серая тень протекла в открывшуюся щель…
Женщина отступила на один шаг, потом еще и еще – она запнулась о кого-то, и лежавший взвизгнул радостно, как будто не было лучшего развлечения. Саяра упала. Тень сгустилась перед ее глазами.
- Уходите, - подняла замерцавшие хрупким светом ладони женщина и повторила, - уходите.
Тени брызнули в стороны, как из разбившейся чернильницы, и неожиданно в комнату вернулось, казалось, навсегда исчезнувшее тепло.

День: поздний вечер семнадцатого августа
Фигура: слон F1
Ход: без хода
Официальная клетка: F1
Фактическое местоположение: F1 (лагерь "Гласов Урагана")


Личный вызов от епископа – не та вещь, которой можно пренебречь. Даже если он звучал как приятельское «зайди, надо потолковать». Дознаватель Эйнар Крюгер мешкать по поводу подобных аудиенций не любил. Уже седьмая трубка за день («и последняя!» - дал себе слово старый вояка) была спешно докурена, мундир подтянут и застёгнут, борода – приведена в порядок. Хоть на парад!
- Вы желали меня видеть, ваше преосвященство?
- Готфрид, - епископ стоял посреди комнаты и топил камин. Неровные огненные сполохи играли ярко-рыжими бликами на металлических пальцах руки священника. – Проходи.
Эйнар вошёл и остановился в шаге от епископа, вытянувшись, как на смотре.
Несколько минут оба молчали.
- Я сегодня узнал… неприятные вещи.
- О войне?
- Не только. Но да, о войне.
- Местные проявили неожиданную прыть, я так понимаю?
- Если бы местные. О них разговор особый и отдельный. Уж не обессудь – не с тобой.
- Тогда в чём дело?
- Малефиция, Эйнар. Опять. Как всегда.
- С чьей стороны? При всём уважении, ваше преос…
- Я же попросил.
- Простите. При всём уважении, Готфрид, я не верю, чтобы лиа, или как они там называются, применяли чёрнокнижие. С их культурой знакомились вы, не я, но это всё равно что представить себе друида, оскверняющего могилы. Точнее, целый народ таких друидов. Невозможно.
- Именно. Потому, как ты, я полагаю, понял, малефиция применена нами.
- Но ведь она разрешена?
- Да. И креп-доспех с демоном внутри, и «злодеяния во славу Творца» - всё это разрешено. Только вот за всё время применения магии чёрнокнижников «во благо» не было ещё таких последствий. Вызванный демон оказался слишком силён. Он сорвался.
- Сорвался? – Крюгер вскинул правую бровь в недоумении. – Но позвольте, это же…
- «Высочайшее дилетантство», как сказал бы наш… кхм… связист. Это катастрофа, Эйнар. Кто-то скажет, что это «всего лишь одна ошибка». Но где гарантии, что следующая ошибка не приведёт к нашествию демонов в мир? Да такому, что лиа или любые другие враги покажутся нам милыми братьями, лишь бы остановить прорвавшийся кошмар? Погибли люди. Тварь, которую вызывали жрать души и рвать плоть врагов, атаковала наших солдат. Даже такой чурбан, как Гартвиг, мог бы понять, что зашёл слишком далеко. Нельзя играться с такими вещами, нельзя! И торговать собственной совестью, душой своей – тоже!
- Мог бы понять… ваш… то есть Готфрид, насколько достоверны сведения?
- Пока что – условно. Передал Круорин, в основном – слухи и то, что удалось вытянуть из связистов. Я хочу уточнить это всё. С зарядкой вроде бы разобрались, так что я на время покину вас. Вернусь в Неуштадт, поговорю с губернатором, с генералом… с Моденборгом тоже придётся, я полагаю. Его инквизиторы совершили вопиющую оплошность, и не только они. Потом хочу посетить ОНР – надеюсь, господин Фарадей составит мне компанию. Он меня… заинтересовал.
- Понимаю.
- Но… если всё именно так, как я описал, что бы ты начал делать, окажись с такой ситуацией на руках?
- Как кто?
- Допустим Йост.
- А что я могу сделать? Могу что-то сказать, сделать значительное лицо и согласиться с тем, что скажет генерал. У нас война, последнее слово за военными. К счастью или к сожалению.
- Хорошо. Как Гартвиг.
- Я бы действовал. Ситуацию нужно срочно локализовать и свести её последствия к минимуму. Любой ценой. Малефиция – слишком хорошее оружие, чтобы отдавать его на растерзание общественности из-за каких-то пары десятков…
- Или сотен.
- … или сотен душ. «Мы должны быть готовы пожертвовать кем-то, чтобы спасти много больше» - знаете, наверное, такую фразу. Это армейский заменитель для «ещё нарожаете» в разговоре с неглупыми гражданскими. Старый и проверенный. Оттого не менее поганый.

помогаю выкладывать

- Так. Моденборг?
- Извините, Готфрид, но вот на его месте, - Крюгер недобро усмехнулся, - я побрил бы задницу и ждал пинка лично от вас в свежевыбритое место. Вы не находите, что инквизиция, не справившаяся с ситуацией, должна отвечать за свою некомпетентность?
- Нахожу. Очень даже нахожу, друг мой, - тон линтаария не изменился. – Боргес?
- Не лез бы. У примаса восхитительное чутьё на опасность, как показал это ещё мятеж Отрицающих. Здесь у него нет полномочий. Попасть под раздачу за компанию со своим кольценосным любимчиком? Только не Боргес.
- Неуважение к церковным иерархам?
- Почему же? Вас, Готфрид, я искренне уважаю, например.
- Искренне? Ну чтож… проверим.
Епископ резко развернулся, чуть не задев огонь полами мантии. В полумраке блеснули из-под капюшона холодные, острые глаза.
- Я не знаю, что именно делают сейчас наши… друзья. По обе стороны конфликта – что в штабе, что в лесах и чащобах. Но я не намерен сидеть сложа руки. Ты хорошо знаешь весь ЭКК. Ответь мне, сколько людей, эльфов и прочих имело в прошлом касательство к Церкви. До прибытия сюда – сколько?
- То или иное… каждый пятый, если не больше. Не все – приятное, но факт, - рассудил дознаватель, почёсывая бороду. Взгляда он не отвёл, и со стороны могло бы показаться, что друг на друга смотрят не два человека, а два волка.
- Сколько из них надёжно?
- По какому критерию?
- Вера в Творца, верность слову, полезные навыки в условиях, приближённых к невозможным – явные и тайные.
Церковник призадумался, снова почесал подбородок и изрёк:
- Каждый четвёртый. Могу назвать лично и дать характеристику.
- Связь с ними – доступна?
- Круорин…
- У нас есть теперь другой техномаг.
- Думаете, госпоже Рееден можно в этом вопросе доверять?
- Предпочтёшь Синерема?
- Может, Фарадей?
- Фарадей безусловно – но он сейчас не может задержаться, и… ты его видел? Тогда сразу? То-то же. Не хочу лишних вопросов. Даже в таких мелочах.
- Это перестраховка.
- Да. И тем не менее я поговорю с ним позже. Только… не хочу даже пытаться использовать чудеса Создателя для подобных дел. Использовать, ха! Как?! Это же чудо было, Эйнар! Настоящее, у всех на глазах! Чудо господне! Как его используешь-то? Скажи вот… чем отличается магия от волшебства?
- Простите?
- Магия, друг мой, - епископ усмехнулся. На кончике металлического пальца коротко полыхнуло пламя, - вот она. Это наука. Это энергия. Волшебство – это чудо. Кролик из шапки. Вода, ставшая вином у тебя на глазах, прямо в прозрачном стакане. Дождь из розовых лепестков над головой, падающих из ниоткуда.
- Блитиарейские рассуждения, Готфрид. Верно?
- Нет. Вот представь себе разницу между костром, который можно зажечь, и фокусником, который может вынуть кролика из своей остроконечной шапки. Что нужно сделать, чтобы зажечь костёр?
- Поднести огонь? – предположил дознаватель.
- Люблю твою сообразительность. Да, поднести огонь. Воздействовать. Возьмём энергию из мира, или из себя, или ту, что течёт сквозь нас – Творец знает, я не маг – и воздействуем на мир как умеем. Вот он, огненный шар. А теперь представь, что ни кролика, ни шляпы, ничего этого у нас нет. А у фокусника – есть. Что нужно сделать, чтобы свершилось чудо – хотя бы потенциально?
- Что?

- Подойти и добрым голосом попросить: «Дядя фокусник, покажи фокус». Я утрирую конечно, можно и не подходить… Но мы надеемся, что из шапки, в которой ничего нет, на наших глазах появится кролик. Или – верим, что он там есть, просто мы его не видим. И просим, когда очень хотим увидеть, как кролик вынырнет на свет божий.
- Ещё немного, Готфрид, и вы сами осудите себя за ересь, а заодно и меня, - недоумённо хмыкнул дознаватель, упирая руки в бока. – К чему вы клоните с этим кроликом?
- К тому, что кролик из шляпы для нас – чудо, волшебство, и только для фокусника – может быть магия. И то мы не знаем, фокусник ведь никогда не раскрывает своих секретов, правда? Вот представь теперь, что мир – это большой цирк. А Творец – фокусник…
- А вот и она, родимая, - глухо хохотнул Эйнар.
- Кто она?
- Ересь, ересь, ваше преосвя… ну то есть Готфрид, конечно. Я слушаю вас, не обращайте внимания. Дальше пожалуйста, прошу вас.
Епископ хмыкнул.
- Всё просто. Мы можем просить о чуде. Надеяться на него, мечтать… можем в него верить и очень хотеть, чтобы оно совершилось. Только не заказывать чудеса. И не делать их сами. Всякий, кто пытается сам «творить чудеса»…
-… уподобляет себя Богу, и может делать что угодно, только не святое чудо.
- Верно. Я знавал святых воинов, которые были наделены силой Господа. На самом деле. Они не творили Его чудес. Они бились во славу Его. Их чудеса были чудесами отваги, их сила была святой и священной, у некоторых она и правда была дарована Господом и, наверное, могла быть отнята им же. Но они не творили Чудес. Теперь понимаешь?
- Да. Святые Чудотворцы - проводники воли Господа. Пытаться использовать их дар – всё равно что пытаться использовать Бога в своих целях. Бессмысленно и грешно.
- Так, - кивнул Готфрид.
- Скажите… линтаарий, вы никогда не думали подняться выше? – совершенно серьёзно осведомился воин. – Вы стали бы… достойным первосвященником в Метрополии.
- Это комплимент?
- Это мнение.
- Я служу Господу и людям, Эйнар. Мне этого хватает. Больше власти – больше соблазна. И тем не менее?
- Да?
- Да. Наладь связь со всеми, кого считаешь надёжным. Ветераны-ЦОСНАЗовцы из тех, у кого в душе была вера, а не шестерни и клапаны; техномаги; инквизиторы из тех, кто не лёг под Моденборга с потрохами и надёжен, словно прибрежный утёс…
- Какая поэзия. Кто ещё?
- Все, кто может быть нам полезен и не предаст даже на краю кислотной бадьи. Будь осторожен. Это предприятие, от которого зависит судьба, быть может, не только его участников.
- Тайное общество? Ложа… Круг?
- Не шути так. Скорее… Да. Орден.
- Орден чего?
- Создадим – там придумаем достойное летописцев название. Я хочу навести порядок в ЭКК. Сюда прибыли в надежде на новую, лучшую жизнь. На шанс всё изменить. Если этот шанс проглотит война, чья-то алчность, беспринципность, злоба, жестокость… Значит Создатель ошибся в нас.
- Вы боитесь подвести Создателя?
- Я боюсь подвести то лучшее, что есть в нас… в каждом из нас.
- Ну хорошо… а если всё же причина в нетерпимости с чужой стороны? Со стороны местных?
- Первое, что надо сделать – разобраться с тем, что произошло. Мы смогли не убивать друг друга какое-то время. Значит, сможем и дальше, даже если ради этого придётся расшибиться в лепёшку.
- Боюсь, что придётся, - Эйнар подошёл к огню, поравнявшись со священником, и, ловко ухватив кочергу, помешал хрустящие в огне поленья. – Хотя бы потому, что мы рубим их леса.
- Они тоже делают что-то из дерева. Их леса не исчезли.
- Потому что они, наверное, что-то знают о своём доме, чего не знаем мы…. С кем вы прикажете поговорить из высшего, хм, состава?
- С Эльмой я поговорю сам. Позже. Губернатор… очень хотелось бы. Ему трудно в одиночку, Гартвиг забирает всё больше власти. Вместе – возможно… Всё равно, не сразу.
- Это всё?
- Да. Не нарывайся, сам говори только с теми, в ком уверен больше, чем в нас с тобой. Сколько времени тебе нужно на всех?
- Неделя.
- Даю тебе четыре дня. На пятый отчитываешься. Лично мне.
- Хорошо. Я могу идти? – дознаватель отставил кочергу, потёр нагревшиеся ладони, посмотрел на линтаария. Улыбнулся – просто, по-солдатски.
- Можешь. Хорошего сна.
- И вам, ваше преосвященство, - отдал честь Крюгер и, развернувшись на каблуках, вышел в темноту.

Не заметив, как в отблеске дрожащего огня, плясавшего в камине епископа, мелькнула за окном мешковатая тень, и, укутанная мраком, поспешила в сторону «малефицкой», подобрав полы широкого облачения.

***

У Яниты был мелкий, быстрый и малоразборчивый почерк. Вязь букв постепенно покрывала желтоватый блокнотный лист, очерчивала странные узоры вокруг четких схем и рисунков. Женщина на мгновение прикусила карандаш - деревянный стержень хранил множество едва заметных отпечтков зубов. Дурацкая, по сути, привычка. Не конспектировать все, конечно же, карандаши грызть. Словно и не техномаг, а бобер какой-то.
Представив на мгновение себя в качестве... бобра, Рееден не удержалась, хмыкнула. Потом дочертила парой быстрых движений последнюю схему, закрыла и отложила в сторону блокнот. Откинулась назад, раскинув руки по кровати и глядя в потолок выделенной ей комнаты, прокручивая в голове все воспоминания сегодняшнего дня. Волей не волей уголки губ женщины поползли вверх. Янита тихо фыркнула, прикрыла глаза. Картинки-воспоминания перетекали одна в другую, как восковые фигурки на жаре, принимая совсем не те формы, которые задавали им изначально....
Вдруг раздался шорох, хлопнула оконная створа, потом шух-шух... Не открывая глаз, Янита нащупала пальцами уголок подушки, сжала посильней... и неожиданно запустила в сторону источника шума.
Кто-то подушку поймал, а потом легко и даже капельку вальяжно, словно кот, опустился на краешек кровати.
- Позвольте вернуть подушку, - Константин Фарадей протягивал трофей, полуштливо склонив голову.
Янита приоткрыла один глаз, улыбнулась и, привстав на локте, подушку забрала назад.
- Благодарю вас, - женщина улыбнулась еще шире, прижала снаряд к себе, - а я уже думала: не то враги, не то воры. В вашем Отделе все специалисты предпочитают окна, а не двери?
- Я никогда не искал легких путей, миледи, - подмигнул Константин.
Янита тихо рассмеялась, перевернулась на бок и подперла ладонью голову.
- Рада вас видеть, в таком случае. Не спится?
Фарадей развел руками.
- Немного. Да и ищу компанию, чтобы опробовать недавнее и новое изобретение нашего отдела. Нет, что вы! Это определенно не машинное масло.
- А я то уж думала, что мы устроим ночное испытание нового масла, - сверкнула глазами Янита. - Что же это тогда?
Фарадей завел руку за спину и вытянул длинную бутылку темного стекла, закупоренную деревянной пробкой. Внутри что-то плавно булькнуло: жидкость была густой.
- "Зеленая фея", - посмотрел через бутылку на свет Константин.
- Фея? Зеленая? - Янита подалась ближе, разглядывая бутылку и её содержимое, - на масло действительно не похоже. Мы не превратимся в фей?
- О, разве что только "их увидим", - как говорил создатель... Можем сбежать из этой комнаты куда-нибудь под шляпы огромных грибов... - задумчиво прищурился Константин. - Феи, кажется, ведь бывают грибными?
- Дикие, лохматые феи, выгрызающие себе домики в ножках грибов, - рассмеялась Рееден, - может, они живут как раз в тех... больших, что вокруг лагеря растут? Или это не грибы?
Фарадей снова спрятал бутылку под курткой и поднялся, протягивая руку Рееден:
- Плантерны?
Янита вложила свою ладонь в пальцы ученого.
- Будем горланить песни под грибами?
Он забрался на подоконник и помог Рееден заскочить рядом, потом - спрыгнуть на землю: осторожно поймал в кольцо рук и как будто невзначай дотронулся кончиком носа до носа техномагессы. Еще минутка - показалось, что закружит, как мальчишка - крохотную девочку.
Янита негромко рассмеялась, взъерошила волосы Константина на затылке и потянула его за самый край уха.
- Побежали? Только тихо, а то всех перебудим тут.
Это походило на то, как двое детей крадутся в темноте, чтобы убежать от строгих родителей - ровно до кухни, где стоит на дальней полке варенье. Константин осторожно стянул вокруг них воздух, чтобы приглушить звуки и то и дело слетающий бисером смех. Он придерживал Рееден за талию и чувствовал под ладонями плавные изгибы - худенькая, легкая...
Янита забыла туфли в комнате, и теперь скользила босыми ногами по земле, траве, мелким камням, иногда ойкая, когда те царапали острыми краями ступни.
- А вдруг в этих грибах живут призраки старых жителей? - таинственным голосом зашептала техномагесса, легким движением оказавшись перед Фарадеем. - И выскочат из темноты?
Женщина попыталась изобразить страшную гримасу, не удержалась и тихо засмеялась, прикрыв рот ладонью.
Константин подхватил ее на руки и переступил последнее препятствие "лежачего" частокола, направившись в сторону плантернов. В темноте было видно, как техномаг отрицательно покачал головой. Он не переставал улыбаться, разглядывая лицо Яниты. Женщина осторожно обхватила Фарадея руками за шею, на мгновение прижалась щекой к его плечу и тихонько проговорила:
- Чувствую себя, как во сне. Никогда так никуда не убегала.
Он улыбнулся, чуть покачивая ее на руках.
Фарадей опустил Рееден на землю только под широкой шляпой плантерна. Спохватился не сразу - только через несколько секунд догадался постелить куртку, что проделал в легкой и виноватой улыбкой.

- Ночью тепло, - Янита чуть подвинулась в сторону, освобождая место Константину, и вытянула босые ноги по мховой подстилке. С легкой настороженностью откинулась назад, укнувшись лопатками в ствол гриба, прежде ощупав его ладонью.
- Погода хорошая, - ответил Фарадей, откупоривая бутылку. Потянуло густым и горьковатым ароматом полыни, и когда Рееден сделала первый глоток, ее нёбо обожгло. Женщина закашлялась, зажмурилась, смаргивая невольные слезы с ресниц.
- Ох, ну и фей же вы создаете в отделе, - она вернулась бутылку Фарадею.
Тот отпил и прикрыл глаза, позволяя горячему теплу разлиться от груди к рукам и ступням.
- Не я автор.
Янита глубоко вдохнул через приоткрытые губы - после обжигающего глотка во рту осталось странно-мягкое, приятное послевкусие.
- А кто?
- Гилберт Манфрейд.
Рееден уважительно посмотрела на бутылку:
- Не думала, что советник по техномагическим вопросам на досуге варит фей.
- Не знаю, что он там сварил, но синтез получился довольно неплохой, - Константин осторожно приобнял техномагессу за плечи, укрывая краям собственной теплой, фланелевой рубашки.
Помедлив, Янита положила голову техномагу на плечо, глядя сквозь бархатистую темноту на тускло мерцающий огоньками лагерь Гласов.
- И секрет не раскрывает?
- Я просто не спрашивал, - честно ответил Фарадей.
Янита улыбнулась, протянула руку к бутылке - теплые и сухие пальцы легли поверх ладони Константина. Он аккуратно погладил ладонь женщины.
- День был богат на чудеса.
Рееден улыбнулась, радостно, открыто.
- Я могу вам показать еще одно чудо; с вашими, конечно, не сравниться, но… Позволите?
- Попробуйте, - немного отстранился Константин.
Янита с резвостью девчонки подскочила на ноги, огляделась по сторонам и, вновь улыбнувшись Фарадею, выскользнула из-под шляпки плантерна, под которым сидели техномаги, к другому. Гриб, старый и чуть скособоченный, был больше похож на какую-то корягу – покрытый наростами ствол, полуобвалившаяся шляпка. Впрочем, это не помешало Яните подпрыгнуть, чудо за что-то ухватиться и с неожиданной легкостью подтянуться к шляпке – только мелькнули в воздухе узкие, белые ступни.
Добравшись до верхушки гриба, Рееден раскинула руки в стороны, удерживая равновесие – тонкая, высокая фигурка.
- Вам никогда не хотелось достать хотя бы пару звезд с неба, Константин? – донесся до оружейника веселый голос техномагессы.
Он встал.
- Я никогда не задумывался об этом, Янита! - крикнул Константин, приложив ладони ко рту, как рупор - чтобы женщина услышала.
Рееден негромко рассмеялась, а потом, не боясь упасть, вскинула ладонь вверх, к поблескивающим капелькам звезд, словно хотела дотянуться кончиками пальцев до них и достать хотя бы одну. Фарадей улыбнулся.
Он поднял вверх левую руку, и крохотный светлячок теплого, необжигающего света поднялся к ночному небу. Искорка подлетела к волосам Яниты и закружилась вокруг ее головы, подобно крохотной звездочке. Ее цвет изменился, потеряв жар, и лучи наполнились глубокой индиговой синевой серебра.
- Вы меня опередили, - Янита вновь засмеялась, а потом раскрыла руки быстрым, плавным движением, встряхнула ладонями.
Если бы дождь мог быть золотистыми… На плечи Фарадею опустились первые искорки, потом – еще, еще… Словно техномаг стоял под дождем из крохотных звезд. Сама Рееден потянула ладонями к чужой капле серебра – звездочка легла в ее ладони, а сам Константин раскрыл узловатые пальцы, смотря как собирается и тает на линиях жизни волшебный, искрящийся дождь…

Бутылка «Зеленой Феи» успела опустеть, оставив горький запах полыни после поцелуев и дурман от пряток между плантернами. Они играли, как дети – не взрослые: в салочки между большими стволами, и возвращались с крыльями усталости на влажных спинах. Все настолько невинно, что смешно так, что хочется, глядя в глаза друг другу, просто улыбаться.
Фарадей приподнял Яниту, перенося через лежащие бревна частокола. Техномагесса смешно и доверчиво уткнулась в чужую, теплую шею и щекотала кожу дыханием. Потом – спрыгнула на землю, оплела чужие пальцы своими и в ритме какого-то причудливого, на ходу придумываемого танца повела Константина в сторону «резиденции» епископа.
Они вернулись так же, как вышли – через окно.
Константин уже укрывал с нежностью безумца Яниту краешком одеяла, когда оба техномага услышали чей-то крик…

***

…Опять.
Прошлой ночью всё обошлось. Милостивое, пустое, спокойное забытье приняло его и качало на волнах сна, как младенца в колыбели. Ничего не хотелось, ни о чём не думалось, весь мир растворился в великом, спокойном, самовластном Ничто…
… и вот опять. Гарь, дым, оседающий на губах пепел. Руки тянутся к собственному горлу, силясь рвануть высокий ворот облачения. Рук нет, и облачения тоже нет. Нет дыхания – и всё равно что-то перехватывает несуществующее горло, острым сухарём впиваясь в податливую гортань.
- Говори. Кайся.
Снова он здесь! Снова ненавистный ледяной голос безразлично, с ленцой и безучастной, чуждой твёрдостью зачитывает обвинение – словно ведёт беседу о набежавшей туче за окном. Снова сквозь запах дыма прорывается смрад прелой овчины и кислый пивной привкус…И снова резь в глазах.
Сколько этих снова ещё будет?!
- Кайся.
- Пр-рошу в-вас, оставьте меня-а-а…
Голос несчастной девочки крошится и звенит битым хрусталём. У неё тоже больше нет сил.
Во угорелом, тёплом мраке сквозь марево жары проступают тёмные силуэты. Несколько кривых, уродливых, всклокоченных и угловатых. Один – высокий, ладный, монолитный и неподвижный. Кучи мусора вокруг глыбы камня. Словно пародия на языческий алтарь какой-нибудь уродливой секты. А рядом – тонкое, стройное деревце… Белое с чёрным. Полоска раз – полоска два, полоска раз – полоска два… Молодая берёзка, которую кто-то зачем-то обвязал синими лентами – для праздника? Какой праздник среди такой гадости? Создатель?! Создатель, ответь – хоть раз в жизни ответь, что это всё значит?!
Создатель молчит. Говорит каменный столп в середине:
- Здесь нет кислоты. Огонь – дольше. Тебе лучше признать свои грехи.
- Пожалуйста… я не могу больше…
- Господин, сейчас того… совсем скочурится. Гля как дрожит!
- А тебе её, грымзу, жалко? Чё, совсем осоловел, как мясцо увидал?
- Да хрен с ней, только на кой она нам мёртвая нужна? Мы ж вроде душу спасаем!
- Ой, братва, а дайте-ка я её спасу разок! Вмиг праведницей сделается!
- После тебя-то конечно…
Гранитный столп приходит в движение. Резкий, отточенный взмах руки – как взмах резца скульптора. Лишняя крошка слов опадает под ноги, в пепел. Хрустко давят серый тёплый порошок походные тяжёлые сапоги, попирая прах сальных речей.
- Покайся.
- К-каюсь… да, я ведьма… ведьма! Я грешница, каюсь я, каюсь, каюсь!
Голосок берёзки захлёбывается в рыданиях. Полоска раз – полоска два… белая кожа в синяках и оковах.
Полоска раз – полоска два…. Обрывки платья, свисающие с обнажённых плечей.
Полоска раз – полоска два… Серые следы слёз на щеках, красные заплаканные глаза. Клеймо на плече – не разглядеть, ярко-алое…
Мусорные кучи ржут вставшими на дыбы жеребцами. Глыба гранита, кажется, довольна…
- Вот видишь, как это просто. Создатель, прости ей грехи, как и я прощаю…
Слышится хлёсткий хлопок, треск удара. Стройное девичье тельце падает на землю, поднимая клубы пепла. Белая кожа сереет, грязь мешается с потом, слезами… словно забирает что-то.
На губах снова медный, металлический привкус. Что-то стекает по подбородку, а горло перехватывает и душит… Словно клешни какого-то чудища раздирают глотку, силясь вырваться на свет. Господи, лишь бы это кончилось, лишь бы…
На грязной щеке девчушки пылает багровый след. Мусорные люди обступают её, пропуская сдвинувшийся в сторону монолит. Каменная колонна движется к тебе, вбивая ноги в пепельную землю.
Он попирает мир.
Силуэт каменного становится чётче. Выплывают из сухого, жаркого марева широкополая шляпа, длинный плащ на крепких плечах… Лица не видно. Но видны глаза.
Если это глаза. Если две ледышки, два мёртвых куска замороженной воды, присыпанной пепельным свинцом, могут хоть что-то видеть. Если этот взгляд не смотрит только в себя самого. Глаза в одну сторону, взгляд – в другую.
- Господин, что с девкой-то теперь делать?
- Она покаялась, на ней клеймо. Выживет – отучится колдовать навек.
- Ну дык… только шось с ней терь делать-то?
Ледяные глаза на каменном силуэте смотрят тебе в лицо. Не видят – смотрят. То, что у них за спиной… это вообще есть?
Каменный мир холоден и спокоен. В нём, наверное, нет ни сухого жара, ни липкого серого пепла, ни вони немытых тел этих мусорных теней, что сейчас потирают сальные лапищи, нависая над нагим тельцем…
В голове молнией – страшная догадка. Память? Совесть, душа? Хочется ругаться матом, как нищий из трущоб, хочется кинуться вперёд резвее, чем опытный забулдыга в трактирной буче… Хоть сказать что-то… Хоть крикнуть… хоть вбить костяшки пальцев поглубже в эти пепельно-мёртвые глаза из потустороннего холода и монолитной, нездешней гордости…
«Не смей… Слышишь, не смей, чтоб тебя… Не смееей!»
- Делайте что хотите. Только недолго.
- А мы долго не станем… да, девонька?
- Н-нет… что вы… не надо… Я же покаялась! Госп-подин инквизитор, Прош-шу вас, прошу вас!
Сдавленный лепет, смешки и шебуршение, возня…
- Не юли, зараза! А ну, братва, разверните-ка её…
- НЕТ! НА ПОМОЩЬ! КТО-НИБУДЬ! ПУСТИТЕЕЕ!! АААААА!!!

- АААРРГХХХ! – глухой, злобный хрип подбросил линтаария Готфрида фон Гальдера в постели, чуть не скинув на пол. Горло горело, в глазах стояли слёзы. Рука – там, под начищенным металлом – нестерпимо болела, и в груди, словно дикий барабан, отбивало чечётку одуревшее сердце…
- Не могу… так… больше… - камнем сорвалось сорвалось с высохших, прокушенных до крови губ.

День: вечер восемнадцатого августа
Фигура: ферзь d8, король е8
Ход: без хода
Официальная клетка: d8
Фактическое местоположение: d8 (Эаши)

Ромашка оставила всех троих айкани недалеко от переплетающихся ветвей могучего дерева в центре Эаши. Она бойко направилась следом за Лакку ко входу, весело помахав рукой стражникам. Лысый лиа закинул посох на плечи на манер коромысла, словно был в стеных родного монастыря, а не в столице. Монах шагал, высоко поднимая ноги в драных штанах и демонстрируя всем, кто норовил поглазеть, грязные пятки.
А вслед за Тенри гордо шествовал хорек, словно был не мелкой зверюшкой, а, как минимум, личным нейа Тигра-Властителя.
Стражники смотрели на монахов озадаченно, однако оборванцы шли уверенно, и воины Камеда, поразмыслив, в конечном счете пришли к выводу, что случайные бродяги так себя не вели бы.
Но когда из-за ствола показался огромный, огненнорыжий цей-ин... стражники окончательно уверились в том, что этот день будет поистинне странным. Монахи безаппеляционно потребовали их пропустить, и Лакку даже посохом приложил по земле - по посоху ловко взобрался хорек, свернувшись навершием.
Когда ко входу приблизился и Дангъе... словно почувствовав его, монахи обернулись и слажено поклонились, показав зениту - и стражникам - края рубах, веревочные пояса штанов, и...
Реакция молодых стражей была, впрочем, однозначной и молниеносной, с секундой колебания на "ударить или ущипнуть", благо среди новоприбывших наглецов обреталась и женщина... девушка... девочка... Оценить возраст Ромашки со спины не успевшим присмотреться стражам вовремя не удалось, и рука для жеста, продиктованного традициями нахальных молодых людей всего мира, уже была занесена, когда суровый, хоть и довольно высокий голос меткой стрелой оборвал готовый исполниться жест:
- Ещё миг - и я тебе не позавидую.
- Но господин... - смущённо залился краской увалень-альдейа, - простите, я...
- Им это объяснишь. А пока что возьми оружие на караул и салютуй Опоре!
Цей-ин только рукой махнул. Выглядел Дангъе мрачным и каким-то уж больно встрепанным. Из медной гривы торчали какие-то травинки, веточки. Монахи, как один, выпрямились и снова тут же стали похожими на странствующих нищих - одежда в заплатах, и только волосы хорошо убраны.
Тенри обернулась и подмигнула тому юнцу, который хотел ущипнуть ее за задницу. Увалень стал пунцовым.
- Нам к Тигру, - нахально и бодро сказала Ромашка.
- Что привело тебя сюда, хранитель Жизни? - тем временем спросил Лакку.
Стражи меж тем и правда гордо вырямились и отсалютовали пришедшим. Всем, даже монахам. Багровый, жутко смущающийся гигант-альдейа махнул своим оружием так, что едва не выронил его, и залился алым ещё больше, но вот его друг, по виду - типичнейший альранэ, перехватив жест гостьи, радостно подмигнул в ответ.
Вал'Каэн Траи, старший сын Тигра-Властителя, рыжеватый и широко улыбающийся, также чиркнул в воздухе клинком, поймав шальнйо блик кристалльным лезвием.
- Дорогие гости, вам всегда рады здесь, в Веладоне. Что же привело вас сюда? - высокопарность давалась юноше с трудом, и он с трудом удерживался, чтобы не прыснутьв кулак при всех, но прочие оружейники, видимо, что было сил подыгрывали своему предводителю - хотя бы потому, что он один убедительно делал вид, будто бы понимает, кто эти голодранцы и что им тут надо. О цей-ине на фоне таких нахалов, кажется, вообще все позабыли.
- Вести самые дурные, - немного распев ответил Лакку, разглядывая молодого лиа с прищуром. Хорек на посохе монаха пару раз распахнул пасть - словно смеялся.
Ромашка заложила руки за голову, чуть с высока и очень весело изучая державшихся за оружие стражей: в зеленых и насмешливых глазах читалось: "Вы хоть обращаться-то с этим умеете, дети?"

- Дурные, - заговорил молчащий до этого Дангъе, с высоты своего немаленького роста глядя на Вал'Каэна. - Мне нужно увидеть твоего отца, юный эй-раан... - мягко, несмотря ни на что, продолжил Опора.
- Отец сейчас у Граатронда. Я могу отвести вас к нему, если хотите. Скоро, боюсь, великому нейа снова предстоит нести Тигра-Властителя в бой, а он ведь давно не сражался...
Тенри зеленоватым ветерком пронеслась под локтем Вал'Каэна:
- Животных можно натренировать. Веди.
- Есть новости, которые не могут ждать, - по загорелому лицу цей-ина мелькнула тень.
- Тренировать его не так уж и нужно... Скорее дать вспомнить, - усмехнулся сын владыки. - Пройдите за мной, нам лучше выйти отсюда. если бы Граатронда держали здесь - Веладон врядли простоял бы долго.
Путь, по которому великана-тигра водили к Веладону и от него, было трудно с чем-то спутать - короткий, но широкий, протоптанный,а уже потом расчищенный тракт на запад так и называли в городе тайком - "Тигриной тропой". Намекая, что ходят по ней только Тигры...
Тропа заканчивалась широченной поляной, оборудованной под нечто среднее между небольшим полем боя и дворика для выгула живности. например, лошадиного загона - если бы лошади могли быть размером с хорошего слона или дом в пару-тройку этажей.
Тигр-великан носился по этой арене кругами - со стороны довольно комично, на деле на удивление быстро для такой огромной махины. То и дело, заслышав громкий командный голос Веалеена, расположившегося на пригорке в середине поляны, зверь менял скорость или направление, раз в полторы-две минуты из любой точки взмывая в воздух и пролетая над головой своего хозяина, чтобы приземлиться на другом краю. Как и положено коту - на все четыре лапы и почти не поднимая даже пыли, что уж говорить о земле.
- Хорош, - кивнув в сторону чуда къямай-мастеров, ухмыльнулся Вал'Каэн. - Ещё осталось одоспешить - и кто его, такого, остановит?
- Опора, - пожала плечами Ромашка. Цей-ин только плечами повел. Потом, впрочем, на скуластом лице появилось подобие улыбки.
- Было бы для чего останавливать... - Дангъе тряхнул головой и, никого не дожидаясь, пошел к Тигру-Властителю.
Граатронд резко остановился, шумно втянул воздух ноздрями, прянул головой, словно почуяв сородича или кого-то очень к нему близкого... После чего глянул на Веалеена. Властелин Камеда, проследив за взглядом нейа, обернулся и почтительно склонился перед Опорой Жизни. Сам же Граатронд поступил проще - подошёл и, оглушительно, утробно мурлыкнув, ткнулся здоровенной рогатой головой прямо в Дангъе. Цей-ин хмыкнул, а потом, с невыразимой нежностью в глазах, запустил пальцы в густую шерсть нейа, почесывая и почухивая. Тенри радостно, как маленькая девочка, которая без ума от нейа, спрятала ладони за пушистыми ушами Граатронда.
- Ясного дня, властитель, - даже на высокого Веалеена Дангъе смотрел сверху вниз.
- И тебе, Опора Жизни. Впрочем, ясными дни будут, когда будут днями мира, - пожал плечами Веалеен, опускаясь на утоптанную тигриными лапами траву, скрестив под собой ноги. - Прошу, присядьте, дорогие гости. Пусть Граатронд немного отдохнёт - силы ему ещё пригодятся.
Зверюга меж тем упоённо мурлыкала, наслаждаясь алской случайных посетителей, которых хозяин удостоил своим уважением. Лишь чуть-чуть показывались из громадных, с самого владыку лап острые, размером с хороший клинок когти. Ромашка забралась на могучую спину, мурлыкая, точно котенок.

Лакку сел и внимательно посмотрел на Опору. Они словно поговорили взглядами, и Дангъе начал рассказывать первым.
Опора не стал утруждать себя вежливыми эпитетами и долгими вступлениями. Говорил - хмуро, мрачно... и прямо. Про то, как проснулся от боли, как почувствовал, что убивают, как добрался до деревеньки и...
- Не достали мы всех, Веалеен, - Дангъе недовольно хлестнул хвостом по земле. - Вернулись. Учуяли смерть. Надеюсь, один, но... Гхара-нэг.
Слово легло тяжелыми камнем. Лакку недобро прищурился. Танри резко сила на спине Граатронда и обхватила ладонями грязные ступни:
- Я могу отправиться за ним, если позволите, братья.
- Отец, это возможно? - Вал опустился на колени рябом с собравшимися. - - Извращённые твари могли выжить?
- Возможно всё, сын, - Веалеен протянул руку и почти нежно провёл по рогу Граатронда. Зверь издал длинный, глубокий, протяжный"урррр". - Возможно, что гхара-нэг вернулись... или вернулся. Возможно, он никуда и не исчезал, а сумел скрыться в былые года. Мой долг мне ясен. Я должен был бы отправиться за ним сам... но идёт война. А потому... потому скажи мне, та, что оседлала мохнатую спину моего скакуна, почему ты хочешь биться с ним сама? Очевидное я понимаю и не нуждаюсь в пересказе, но - почему ты?
- Потому что я - дитя обители, - улыбнулась Ромашка, и Лакку, слушая ее ответ, удовлетворенно кивнул, потом добавил:
- Впрочем и тебе не помешало бы отправиться туда, где все произошло, Властитель.
Хорек, до этого молча сидевший на колене у бритого монаха, спрыгнул вниз, странно кувыркнулся по траве... выпрямляясь уже не хорьком. Встрепанный молодой лиа, похожий на Лакку - и не только одеждой, такой же потрепанной, сел, скрестив ноги.
- Мы пойдем с тобой.
К кому обращался третий монах, до этого момента бывший в облике нейа - было не ясно.
- Отец, я тоже поеду, - гордо выпрямился юный меченосец. - Я никогда не видел найрити, это верно. Но они - враги моей родины. То, что ими порождено и отнимает даже шэа... Я хочу увидеть блеск моего клинка в глазах этой твари. Ты будешь знать об этом сразу, когда я найду её - потому что я принесу тебе...
... её голову, - закончил Веалеен. - Это всё просто, чтобы мне что-то доказать?
- Доказать, отец? Я уже доказал многое и многое могу - но кому? - Вал потянулся, довольно хрустнув шеей. Граатронд настороженно фыркнул. - Зачем мне кому-то что-то доказывать, когда есть дела важнее. Умирают лиа и нейа. Умирают страшно и жестоко. Это неправильно. Разве этого не достаточно?
- Для сына Тигра-Властителя?
- Для простого лиа, который хочет остановить зло, - обезоруживающе улыбнулся юноша.
- Хочет, пусть идет, - заметила Ромашка, - мы за ним приглядим.
- У тебя не хватит сил, - спокойно заметил Дангъе, глядя на юного воина, - и твой клинок будет бесполезен против гхара-нэг.
- У отца и подобных ему хватало сил. Я - тоже алэдро. Тоже лиа. Лиа победили найрити. Огромной ценой, но победили. Значит, можем победить и этого, последнего... дай Средоточие, чтобы последнего.
Цей-ин улыбнулся, но улыбка вышла... не слишком мягкой. Мелькнули на мгновение кошачьи клыки.
- Ты - юный лиа. Пусть даже и сын правителя. Дети не должны умирать.
Дангъе последний раз провел ладонью по рогатой голове Граатронда, поднялся на лапы.
- Мне пора, Веалеен. Слишком много боли в том месте, я должен что-то сделать. А дети не должны воевать. И умирать. Это мое слово, как ча'нэи.

Огромный рыжий цей-ин прижал ладонь к груди, коротко поклонился и пошел, не дожидаясь ничьих слов, прочь. С каждым шагом его силуэт таял, словно Опору окутывал туман. На пятом шаге Дангъе исчез. Лакку посмотрел ему вслед.
- В его словах есть доля правды, но... - монах качнул головой.
- Но молодые всегда рвуться в бой, даже если это неразумно, - продолжил его слова младший оборвыш.
- Много ещё мудрых слов, которые говорились веками и веками были бесполезны, мы выбросим на ветер? - усмехнулся, приваливаясь к боку огромного нейа, юный меченосец. - Я еду, отец. Знаю, ты можешь приказать... но станешь ли? Скажи - станешь?
- Смотря какой приказ жаждет получить твоё сердце.
- Ты можешь приказать даже умереть - я подчинюсь и выполню...
- Знаю. И ещё знаю, что сейчас ты рвёшься не умирать. Но... у тебя мало опыта, а это - не поединок.
- Я и не обещал драться честно, как на поединке, - фыркнул Вал. Граатронд, видно сочтя это комнадой, скопировал звук на пять порядков громче.
- Хочешь подраться со мной? - ехидно прищурилась Ромашка, свешиваясь с бока огромного тигра - ее темная макушка оказалась над самым плечом сына Властителя, глаза сверкнули насмешливо и точно вода в озаренном солнцем ручье.
- А заодно проверим... - молодой монах, в темных волосах которого виднелись небольшие, звериные уши, стянул с пояса расшитый яркими нитками кисет, кинул, не глядя, бритоголовому. - Ромашка занимается у нас в обители нейа. Овцы там, кошки...
- Кошками и владыки занимаются порой, - глубокмысленно изрёк Веалеен. - Я не против.
- Без оружия? - Вал расстегнул пояс, отложил в сторону ножны с мечом, осторожно стащил через голову лист-доспех и тёмно-синюю короткую тунику. - Или что-нибудь возьмём?
- Можешь взять, - благосклонно разрешила Тенри.
Молодой монах коротко хмыкнул. Потом упал на траву, закинув руки за голову - оборвыш не стеснялся присутствия правителя и нахально демонстрировал жуткие манеры...вернее, их отсутствие.
- Зачем? Так тоже неплохо.
Юный воин потянулся, поднимаясь, легко прошёлся колесом раз-другой, расправляя затёкшее тело. Дерзко глянул на гостью.
- Начинай! А вы пока отцу расскажите, зачем пришли - не просто же нашего котёнка погладить, а?
Ромашка ласково улыбнулась ему и скользнула вперед, широко размахиваясь для удара. Кулак промчался под предплечьем сына властителя; показалось - его ладонь пригладит Тенри по темному загривку... ан нет - вывернулась Тенри, покатилась по траве птицей, а поднялась - даже одежда не примята. Задорно гикнув, Ромашка снова кинулась вперед, высоко подпрыгнув.- пальцы промчалась возле самого уха Вал'Кэна, и только чуть-чуть не хватило юному воину, чтобы ухватить нахалку за плечи и опрокинуть. Тенри подмигнула, села на траву и скрестила ноги.
- Твоя очередь, - хмыкнула она.
Тот, подмигнув сопернице, рыжим лисом метнулся вперёд. Скок, скок - и Вал уже заходил справа на удар, и костяшки пальцев проходят у самого носа юркой шалопайки, и разворот, подсечка, но красавица-нахалка уже в воздухе, снова мимо.
- Вот хороша, а! - мысль "а я ведь ещё своего Эу'Теи'Ла не танцевал" была мигом припрятана до конца боя, как ненужная, а альранэ взметнулся в высь, нога скользнула вдоль бока начавшей падать соперницы, руки чиркнула у самых волос раскрытыми крыльями, словно жестокие изаррэа...

Они приземлились спиной друг к другу - Вал умудрился перепрыгнуть девушку и теперь, стоя на одном колене, с упоением ждал следующей контратаки. Захват? Подсечка? А может быть просто удар? Со странной наглостью, она обернулась и хлопнула, не стесняясь, Вал'Каэна по плечу - а затем отпрыгнула.
Они бросились навстречу друг другу одновременно. Силуэт в светло-зеленых одеждах неожиданно взметнулся вверх, словно взбежал по воздуху, и крыльями захлопали испачканные землей и покрытые шерстинками огромного тигра рукава. Тенри оттолкнулась кончиком босой ноги от чужого запястья, и противник сам не заметил, как подыграл нахалке - подкинул к зрячим небесам.
Приземлясь на кончики стоптанных пальцев, Ромашка снова хлопнула ладонями сына властителя по лопаткам и резко, словно пьяная, отклонилась, не дав сжаться могучим рукам на худеньких плечах.
Хоть те и не сжимались. Вал резко вскинулся, падая назад, развернулся на пятке и, обхватив длинными руками девушку, кинулся вместе с ней вперёд, параллельно земле, юркой ручейной рыбкой. Клубок из сплетшихся рук и ног прокатился по земле с добрых двадцать шагов и распался надвое, причём воитель оказался снизу, а Тенри - сидящей на нём, держась за плечи. Не дожидаясь, пока красавица-бой-девчонка прижмёт его за ключицы, алэдро дёрнулся вверх - наглее, наверное, даже самой Ромашки - и, едва-едва дотянувшись, легонько сдёрнул с губ... нет, назвать это поцелуем было верхом наивности и глупости, но чем назвать? В любом случае за спиной Тенри остальные ничего не увидели... наверное.
Альранэ раскинул руки в стороны и, деланно трагично, выбросил в воздух:
- Признаю поражение!
Темные брови Тенри взлетели вверх. Она уперлась ладонями в грудь Вал'Каэна, а потом поцеловала чужие губы и откатилась в сторону, разметав по траве руки.
Веалеен поднялся, по-страчески крякнул и, передразнивая старушечье шамканье, гордо возвестил:
- Ешли, шынок, ты штаралша докажать, што доштатошно шерьёжен - пождравляю, ты только што докажал обратное!
- Оно того... стоило? Да, стоило, - Вал повернул голову к Тенри. - Извини. Я и не сомневался. Ну что... гхара-нэг на двоих?
Тенри отрицательно покачала головой, и, смягчая отказ, улыбнулась.
- Дангъе прав, нужен хороший шепчущий. - она повернула голову к Лакку, который растормошил кисет и теперь перекатывал в пальцах крупицы фиолетового порошка. Лысый лиа показал крупные зубы.
- Другое нас сейчас тревожит. Пришедшие-из-за-моря, которые пришли к нам, но вмешиваются в Круг Жизни.
- Как вмешиваются?
- Нарушают, - пояснил Веалеену, как неразумному ребенку, который, впрочем, даже на вид был едва ли не вдвоем старше, "ушастый" монах, - разрывают. Не дают уйти шэа встретиться со Средоточием, в уже остывшем теле держат её.
- О другом вмешательстве мне врядли бы сообщили, - в точности повторяя тон гостя, ответил правитель. - Как вы об этом узнали, где сейчас тот, кто нарушал Круг Жизни?
- Да... расскажите всё, поподробнее, - не спеша, потирая затылок, сын правителя сел, усмехаясь собственной наглости. Она так влияет, может быть? Эта, потёртая... а губы мягкие... или ему показалось? - Всё, что знаете. Пожалуйста.

Лакку сел. Вокруг монаха клубился фиолетовый дым, от которого на душе становилось легко, однако голос Лакку был мрачен. Он рассказал, как столкнулся с пришедшим-из-за-моря, которому подарили цветок фэйра на полях сражений неподалеку от обители. Там лежали тела тех, кого осквернили найрино, и кто ждал, когда целительный свет леса коснется их шэа. Настоятель обители приказал убить отступника.
- Я сжег его, а Лахте - развеял пепел, - нараспев произнес Лакку.
- Вы сделали это сразу? Как было его имя, зачем он делал это? - хмуро поинтересовался Вал'Каэн. Веалеен кивнул:
- Вопросы моего сына разумны.
- Его звали Нервейн. Он изучал, - ответил Лакку, - но жизнь нельзя изучать, когда каждый шаг ей мешает.
Что-то странное появилось в его словах, тяжелое и дымное, наполненное глубоким фиолетовым цветом. Тенри прищурилась, повернув голову.
- А ну, дай и мне льясы щепоть!
- И правителю нужно... - протянул младший из монахов. Он лежал на траве, так же, как Ромашка, закинув руки за голову, и глядя в небо. - Одного Пришельца видели мы, но кто знает, сколько течение Лаай нарушит еще.
- И кто знает, сколько ещё гхара-нэг бродит по нашей земле, верно? Гхара-нэг - были лиа. Один паршивый выродок - не повод не доверять всем. Но... - Веалеен с поклоном отклонил предложенное угощение. - ... это повод их проверить. Можно почувствовать такого? Понять, кто?
- Можно, - протянул в ответ Лакку. - Лаай расскажет нам как.
- От них пахнет, - повел по-звериному носом младший брат лысого монаха.
- Уж не горьколистником ли? - усмехнулся юный алэдро, вспоминая старую сказку... но, поймав тут же ставший хмурым взгляд отца, понял: над этой бедой лучше не шутить. Доверие господина Живых Клинков было достаточно редко и дорого, чтобы обманывать его, и, если принятые пришельцы рискнули заигрывать с ним... Чтож.
- Проверить нужно всех. Всех. Кого найдём... можно отнять эти знания? Запретить их применять так, чтобы ничто не могло снять запрет?
- Мы запретили, - фыркнул Латхе. - Сожгли и развеяли.
- Мы найдем, - повторил Лакку, но отчего-то Веалеену показалось, что в этом ответе не было и следа дурмана.
- Сжечь и развеять - это их запрет. Не наш. Мы делаем иначе, - благосклонно улыбнулся Веалеен. - Что курите-то? Не разобрал.
- Льясу, - хмыкнула Тенри и снова предложила властителю в сомкнутых ладонях пригоршню мелко перемолотой фиолетовой травы.
- Спасибо, - усмехнулся тот, принимая дар. Чёрно-красная перчатка Крови Земли, на которую высыпался порошок, треснула, словно открылся маленький, неровный рот прямо на кисти - и кристаллы один за другим начали впитывать крупинки. Глаза Тигра-Властителя блаженно закатились. Вал чуть не раскрыл рот от удивления.
- Отец?
- Всё в порядке, сынок, - хохотнул Веалеен. - Это... интересный способ. На будущее.

День: ночь и утро 20-го августа
Фигура: конь G8
Ход: без хода
Официальная клетка: F6
Фактическое местоположение: F6 - F5

Лайте казалось, что эта ночь никогда не кончится. Кровь, чужая боль, догарающий гарнизон, хлопья сажи, оседающий на коже. Ли рен-лааец сбивался с ног, пытаясь успеть - с каждому, хотя бы парой прикосновений, чтобы уменьшить мучения. Пусть даже - на десяток минут.
Глаза монаха запали, щеки ввалились, но он упрямо продолжал обходить ряды раненых, кидаясь к каждому новому, кого приносили с развалин.
Хлопки крыльев анйар над головой вывели из черно-красного тумана, стелющегося перед глазами. Лайте вскинул глаза.
Второй отряд всадников спускался; нейа фыркали, недовольно перебирали копытами - им не нравился запах гари. Запах смерти.
Трое прилетевших с ними фино беззащитно озирались по сторонам, пытаясь понять, то ли им закрыться от оглушающей боли и холодного страха, то ли впустить их в себя. Пятачок, где лежали раненые, гудел, как рассерженный пчелиный рой. Вскрики, стоны, возгласы и шепот - все смешалось в единую барабанную дробь, безумно колотящую в висках. Ата выхватила взглядом из толпы Толу. Та выглядела хуже, чем накануне, когда терялась в собственных эмоциях. Почти черная от сажи, она как раз отходила от одного из защитников форпоста, скорбно заламывая свои руки. Еще мгновение назад живого - поднял кто-то из всадников и перенес на другую сторону, в ряды погибших.
"Патруль всадников попал в это месиво, - подумалось Ате, - Тола об этом, наверное, еще не знает точно... " Она многозначительно глянула на Илаю и Виду, приложив палец к губам. Те подавленно кивнули. Как раз в это время их заметили.
- Что встали, отправляйтесь в гарнизон, там под обломками еще лиа, - бросила им Тола вместо привествия. Потом, словно опомнившись, все же спросила, - Новости есть?
- Курта нашли, - ответила полукровка. Испуг, отразившийся в глазах у фино, заставил ее поправиться, - В смысле, он живой и с ним все в порядке.
- А... хорошо. И где он?
- Сушит крылья на берегу Дайай, - честно призналась Ата.
- Как он там оказался-то? - удивилась девушка.
Ответом ей было напряженное молчание.
- Сама у него спросишь, мы не знаем, - бросила Вида, чувствуя, как отчаянная ложь дрожит в голосе. Тола либо действительно не заметила, либо предпочла не замечать.
- Ладно, давайте, возьмите себе кого-нибудь в пару... там, в догорающих домах, от нас, честно, больше пользы, чем...
- Не стойте на месте, - к фино подошел помощник Тейны - долговязый Фадде. На щеке лиа виднелись следы сажи, на руках - пятна чужой крови, - хватайте любого свободного всадника из наших и, - он мотнул головой в сторону гарнизона, - туда. Только, Средоточия ради, осторожней. Там все едва-едва держится.
Фино кивнули. Самым благоразумным было пойти с теми же, с кем они летели в паре. Тола с горькой улыбкой смотрела, как Ата уходит с Йаром. Сама оглянулась в поисках Эйфи:
- Ну что, пойдем? - горечь не исчезла и из голоса. Почему все так... криво?
Со стороны озера послышались возгласы всадников, из темноты показалось двое, вернее... Один из лиа нес на руках чье-то тело. Мимо Толы с абсолютно нелецеприятными выражениями в адрес всего мира пронеслась в ту сторону Тейна.
Всадник укладывали найденного на землю. Дайо замерла рядом, зло, отчаянно сжав кулаки. Лицо лиа исказилось, она что-то прошипела сквозь зубы и опустилась рядом с телом на колени. Волна ее беспомощной злости, отчаяния и почти физической боли подсказала фино, что найденный - из всадников. Сердце Толы сначала бешено забилось, а потом - ухнуло вниз. Медленно и неуверенно она приблизилась к скорбной фигуре Тейны. Каждый шаг - и внутри ледяной холод. И одновременно - выжигающее все пламя. А если?..

На расстеленном плаще лежал Эххо. На теле лиа было множество жутких ран, казалось - воин весь покрыт кровью. Платок, которым всадник прикрывал лицо, пропал, и был виден страшный, старый шрам, шедший через щеку и рот. Странно, но смерть не смогла стереть с изуродованных губ всадника странной улыбки - не то злой, не то горькой...
Дайо поднялась на ноги резко, стремительно. Сжала кулаки, опустила голову - и замерла на несколько мгновений. Лишь вблизи можно было увидеть, как дрожат плечи всадницы.
- Мне... жаль, - только и смогла выдавить из себя фино. Наверное, это было неуместно. Возможно - не стоило ничего говорить и вовсе. Но Тола чувствовала, что необходимо прервать эту тягостную тишину хоть как-то. Что надо держаться - а вместе держаться легче. Всадники были здесь. Маленький патруль, попавший в огненный переплет. Сумел ли хоть кто-то вырваться живым?
- Тейна! - еще один голос, гораздо более громкий, чем голос фино, разорвал тишину. У гарнизона опускался на землю еще один анйар. Его всадник спрыгнул на землю еще до того, как нейа сложил крылья, кинулся к своему командиру.
- Что? - лицо Тейны осунулось за те мгновения, что лиа бежал к ней. Ожидала... еще плохих новостей?
- Нерайка жива! Мы... нашли её... вместе с эй-рааном Куртом! Там! - всадник махнул рукой в сторону другого берега озера, - она ранена, вместе с Иррье в лагерь полетела. За эй-рааном Куртом надо прислать - он мелкую из озера вытаскивал, крылья намокли.
Дайо выдохнула, вскинула ладонь к глазами.
- Разб-бремся... Спасибо.
"Вместе с Куртом? Получается, девчонки знали... и не сказали, - губы Толы свело в кривой, болезненной гримасе, - Что еще скрыли эти трое?" Она стояла, не решаясь ни уйти, ни подойти ближе. Помочь здесь она ничем не могла. Но и направить скованное собственным страхом сознание на поиски в догорающем гарнизоне - тоже едва ли.
Тейна убрала руку с лица, потом внезапно обернулась через плечо.
- Тола..? - тихо позвала девушку всадница.
- Да? - Тонко Чувствующая приблизилась. Взгляд ее невольно скользнул по телу воина, на котором и места-то живого не осталось. Она болезненно зажмурилась, а перед мысленным взором все равно осталась эта страшная улыбка.
На плечо фино легла тонкая, но твердая ладонь Дайо.
- Все будет хорошо. Верь мне.
Тола громко сглотнула. Дернулись губы. Девушка коротко кивнула, а сама запрокинула лицо к небу. Глаза щипало от соленой влаги. Ей хотелось бы верить, только - не верилось. Ноющей ледяной болью закрутило низ живота. Фино невольно коснулась его рукой, словно тепло ладоней - поможет.
- Отдохни чуть-чуть... Хотя бы минут десять.
Тонко Чувствующая резко мотнула головой.
- Там... - кивнула в сторону форпоста, - десять минут под обломками ждать... не станут.
Она помолчала, иногда прерывисто, с шумом выдыхая. Когда снова заговорила, голос предательски дрожал:
- Не-райка жжива... Зна-чит, есть шанс... - с этими словами она развернулась и пошла туда, где ее ждали. Обернулась через несколько шагов, - Если его... найдут... п-по-зовите?
Дайо молча кивнула.

- Ваших обнаружили, - бросила Тола Эйфи, не зная, впрочем, поставили ли его уже в известность. На маленькой лиа буквально не было лица.
- Знаю, - дернул щекой всадник. Оглядел фино, - посиди чуть-чуть, ладно? Нам... еще не скоро отдых предстоит, а ты совсем паршиво, извини за откровенность, выглядишь.
- Не паршивее тебя, - машинально огрызнулась девушка. Но села, уронив голову на колени. Так же, не поднимая головы, прошептала, - Не знаю, поймешь ли ты... Но каждая минута этого... отдыха... она впускает внутрь совершенно лишние, страшные мысли. А мысль умеет претворяться в реальность. Ждешь худшего - случится худшее. А верить в лучшее я сейчас не могу.

Всадник молча отстегнул с пояса флягу, протянул фино. В немом жесте чувствовалась попытка хоть как-то помочь. Фино принюхалась:
- Что там?
Пахло - мятой и какими-то травами.
- Настойка от Лайте, - невесело хмыкнул лиа. - Сделай пару глотков, полегчает. Только немного.
Девушка с сомнением покачала головой:
- Я не уверена, что мне теперь... можно. А дергать Лайте с подобными вопросами сейчас... сам понимаешь.
- Это не алкоголь.
- Я чувствую. Но не всякая трава - безопасна, - Тола невольно подумала, как она ничтожно мало вообще знает о своем положении, о том, что может навредить, а что - не подвергнет никакому риску.
- М-м... Я не думаю, что Лайте варил что-то, что может навредить. Он говорил, что этот сбор просто придает сил.
- Верю, - кивнула девушка. Потом решилась сказать, чтобы не было подобных недоразумений, - Просто у меня будет ребенок.
"У меня будет ребенок" - эта фраза прозвучала сейчас легко и даже немного сладко, хотя если вспомнить, еще вчера сама мысль об этом повергала Толу в священный ужас.
- Какого гьяра ты тогда здесь делаешь? - выругался Эйфи, - лишние руки, да? Но не такой же ценой?
Тола сплюнула на землю:
- Зря сказала.
- Дура, - подвел итог всадник. Вздохнул. - Пять минут, и идем.
- Я не устала. Пойдем сейчас - каждая минута на счету. Я и так... отвлеклась, - фино стала, отряхнула было штаны и тунику, потом посмотрела на свои черные от сажи руки и коротко хмыкнула.
Эйфи кивнул и пошел вперед.

Они заглянули в каждый дом, останавливались в выгоревших помещениях настолько, насколько это было безопасно, если вообще тлеющие развалины можно считать безопасными... И нигде - ни искры света, ни тонкой нити жизни. Только холод - обжигающе ледяной холод смерти.
- Больше никого не осталось, - Тола сжала пальцы рук до боли, до хруста. - Одна братская могила. Тела, преданные огню.
Всадник молчал. Последний, найденный ими воин - умер на руках у Эйфи, когда лиа пытался вытащить раненного из-под завала.
За пределами пепелища, в которое превратился гарнизон, было неспокойно - за то время, что Толы и её спутника не было, со стороны ближайшей деревеньки уже успела прийти подмога. Какая никакая, но... все знали - многих раненных не спасти.
Охрипшая, осунувшаяся Тейна раздавал приказы, пытаясь навести хоть немного порядка. Заметив Толу, всадница спустя пару мгновений отчего-то резко отвернулась, словно не хотела смотреть фино в глаза. Девушка нервно сглотнула, поискала взглядом девчонок. Увидела своего командира, хотела было подойти - но он тоже опустил взгляд. Страх, дикий, отчаянный ужас мертвой хваткой сжал сердце. Мысли испуганными птицами то разлетались, то снова собирались в черную гомонящую стаю...
- Тейна? - холодная ладонь фино легла всаднице на плечо.
Та обернулась. Глаза Дайо были сухими, темными. От уголков разбежались пролегшие за одну лишь ночь морщины.
- Нашли анйар. И тело Дея - он был третьим в патруле.

Фино молчала. Она не хотела приносить в жертву беспощадному ответу-убийце тот единственный вопрос, который сейчас мог прозвучать. Чувствовала, как рождается в груди пожар ненависти. К чужакам - за эту ночь. К своим - за эту войну. К себе - за то, что ничего не может изменить. К Тейне - за то, что она не может сказать, как несколько часов назад, что все будет хорошо. Тола нервно царапала ногтями кожу, будто физическая боль могла заглушить тот комшар, что царил в шэа. Вопрос все же прозвучал - тихий, невесомый, как дыхание:
- А Кайро?
- Не нашли, - отозвалась Дайо, - его анйар... наверное, его - нашли. Кайро - нет.
Женщина замолчала на пол десятка секунд. От неё веяло усталостью, обидой, почти детской и отчаянной, злостью... и лишь где-то на дне можно было угадать проблеск надежды.
Шум в ушах заглушал остальные звуки. Слабый голос разума говорил - пока не нашли тело, необходимо верить в лучшее. Но в это самое лучшее, глядя на то, что осталось от гарнизона, вспоминая злую улыбку на губах мертвого всадника... нет, не верилось. Кровь неистово застучала в висках, казалось, что мир вокруг стал ярко-алым. Все растворялось, сливалось воедино в этой пучине. Фино медленно опустилась. Сначала на колени, какое-то время держа спину прямо. Потом - уперлась ладонями в землю. Сжимала пальцы, оставляя ногтями раны на грунте. Затем - легла, прижавшись щекой к усыпанной пеплом траве. Она кричала. Кричала - беззвучно, страшно. Только шипение и непонятные, жуткие звуки срывались с истерзанных вкровь губ.
Кто-то тронул плечо, сначала - аккуратно и осторожно, потом - сильней, потянул, пытаясь приподнять. Ладонь - узкая и холодная. Тейна. Фино дернула рукой, вырываясь. На коленях отползла чуть дальше, иногда вскидывая лицо в грязных потеках, но ничего не видя - поскольку глаза были крепко зажмурены. Губы двигались, иногда среди серии неразборчивых мычаний и отрывистых звуков можно было явственно различить: "За что?"
Подбежали остальные Тонко Чувствующие. Их обдало волной такого отчаяния и боли, что девчонки отшатнулись. Осталась только одна. Ата сгребла вырывающуюся фино в крепкие объятия, терпела неверные - наугад - тычки маленьких кулаков, и что-то успокаивающе нашептывала в белокурую макушку, но не могла смирить чужую истерику.
В отличии от других всадников Дайо носила в напоясной фляге отнюдь не настойку Лайте. А воду. Обычную воду. Взвесив кожаный бурдюк на руке, Тейна резко выдернула пробку и опрокинула флягу на Толу, пытаясь сделать так, чтобы на вторую фино попало как можно меньше воды.
- Успокойся, - голос всадницы звучал четко и спокойно.
Тола открыла глаза - в зеленом море ненависти начинало проступать осознание. Чередуясь с прерывистыми выдохами и короткими всхлипами, прозвучало короткое:
- Д-д-а... а...
Ата погладила фино по голове, и, слово извиняясь за подругу, проговорила:
- Она просто... устала, вымоталась... пройдет.
Дайо подняла глаза на Ату, кивнула.
- Ей надо отдохнуть, - потом всадница вновь протянула руку, сжала плечо плачущей фино, - мы найдем Кайро, Тола. Найдем - живого.
Женщина поднялась на ноги, перевела взгляд на остальных фино.
- Вам всем стоит отдохнуть.

***

Ата осторожно, на цыпочках, выскользнула из палатки, любезно предложенной кем-то из всадников. Фино даже не запомнила его имени.
- Ну как? - две пары испуганно-любопытных глаз уставились на нее.
Девушка приложила палец к губам:
- Уснула. Долго сопротивлялась, боролась с усталостью.
Она отошла от палатки и поманила девчонок за собой. Удалившись на порядочное расстояние, так, чтобы можно было говорить тихо, а не шептать, обеспокоенно сказала:
- Мне кажется, что у нее начинается жар. Надо бы сказать Лайте или кому-нибудь, но...
- Все заняты, - мрачно бросила Вида. - Может, мы сами сможем что-то придумать? Я травы немного знаю, если поискать...
- Не думаю, что это хорошая идея, - мотнула головой полукровка. Поймав удивленные взгляды остальных, пояснила: - Даже самая полезная трава сейчас может быть для нее небезопасной.
- И что ты предлагаешь? - вскинулась Ата.
- Предлагаю просто дежурить. Может, обойдется. А если вдруг плохо станет, то позовем кого-нибудь. Дергать лекаря от тяжело раненных просто потому что тебе, Ата, показалось, - это слишком.
В янтарных глазах полыхнуло пламя, но фино проглотила этот выпад молча.
- Тейна права, - продолжила Илая, - нам всем надо отдохнуть. Вы, девочки, идите, я присмотрю. Через два часа пусть меня Вида сменит.
- Это еще почему? - в один голос возмутились девушки. Ата - потому что считала, что вполне может сменить Илаю сама, Вида - потому что хотела остаться с Толой сейчас.
- Слишком много эмоций, - непонятно объяснила полукровка. - Давайте не будем ругаться по пустякам.
Первой сдалась Ата. Махнув рукой, мол, как знаете, пошла в сторону их собственного лагеря. То и дело смотрела на восток, где золотыми лучами солнце красило небо. Не прилетят ли с вестями всадники?
- Кого ждешь? - вопрос Курта, незаметно подошедшего сзади, застал фино врасплох.
- Н... никого, - честно ответила она, оборачиваясь. - Я просто подумала тут... Тола в любом случае нам теперь не помощница...
- И? - вскинул брови Крылатый. - К чему ты клонишь?
- Объясни мне, Курт, как найти лагерь "Золотых Стрел"?..
Командир изменился в лице. Казалось, даже побледнел слегка. Задумчиво потер пальцем висок.
- Кинна не захотела вернуться.
- Я знаю, - голос фино звучал твердо и уверенно. - Но я думаю, что смогу ее уговорить. Ненадолго, пока нам нужна помощь.
Курт оглядел стоявшую перед ним девушку с ног до головы. Видел смелую, точно знающую цену своим словам маленькую воительницу. Вздохнул и молча пошел в сторону дерева. Обернулся через плечо:
- Ну ты там останешься, что ли? - подтянулся на ветке, на какое-то время скрылся в листве. Спрыгнул уже тогда, когда Ата подошла. Расстелил на земле карту.
- Ну, смотри...

Когда солнце поднялось на одну или две ладони над горизонтом, в лагерь вернулась пятерка всадников. Грязные, в саже и копоти, они принесли с собой запах скорби и смерти. И - чьей-то боли.
Один из воинов помог... вернее, снял кого-то с седла, опустил на траву. Второй лиа был без сознания. Другой воин кинулся к палаткам.
Встревоженные голоса раздавались все чаще и громче.
- Иди, глянь, что там, - пихнула Вида в бок Илаю. Девушки так и не смогли договориться, а потому остались следить за спящей вдвоем.
- Сама чего не сходишь? - шикнула в ответ полукровка.
- Иди, говорю, и хватит спорить уже, - фино сморщилась. Илая могла быть, оказывается, весьма назойлива. А девушке так хотелось побыть с Толой вдвоем. Как раньше, в детстве, когда они двое были единым миром...
Полукровка недовольно фыркнула, но вышла из палатки. В конце-концов, узнавать новости первой - в этом тоже есть своя, особенная прелесть.
У костра столпились всадники. От одной из палаток спешил Лайте; за ним, чуть ли не в припрыжку - Тейна.
Илая удивленно пожала плечами и последовала к толпе, мягко, но настойчиво пробивая себе дорогу к тому, кого лиа окружили плотным кольцом.
Лекарь уже склонился над раненым. Худые пальцы монаха стремительно двигались над распростертым телом, касаясь то неподвижной груди, то щеки, то локтя или ноги.
В бледном, покрытом грязью и кровью лиа с трудом можно было узнать улыбчивого Кайро.
Полукровка тихо ахнула и тут же зажала рот ладонями. Мягко, по-кошачьи, она отступала в толпу и дальше. Кайро был жив - Илая чувствовала это каждой клеточкой своей кожи. Развернувшись на пятках, она кинулась обратно к палатке.
- Что ты топаешь, как юргай? - шепотом возмутилась Вида.
Тола что-то пробормотала в полусне.
- Твоя очередь, - улыбнулась пришедшая, - Найди Ату. Ей теперь дежурить...
- Не поняла? - откликнулась, чуть повысив голос, фино, - Ты же новости ходила узнавать.
- Новости, новости, - буркнула девушка, - Иди, там такие новости, что их лучше лично узнавать.
Вида пожала плечами и вышла. Илая склонилась над Толой, потрогала ей лоб - он был горячий, как раскаленный на солнце металл. Та приоткрыла глаза, скользнула взглядом, пытаясь понять, где находится:
- Кайро?..
- Нет, спи давай... - прохладные ладони снова легли на лоб фино. Илая, чуть откинувшись назад, что-то забормотала.

Вида отправилась было к дереву, но любопытство взяло верх над долгом. В конце концов, от того, что Илая посидит на несколько минут дольше, ничего страшного не произойдет. Она бегом кинулась в сторону костра, где толпа потихоньку уже расходилась.
Там остался лишь Лайте, сидящий на корточках рядом с растростертым на земле лиа, и несколько всадников. Рядом с монахом на земле стояло несколько небольших горшочков, котелок с водой - горячей, пар поднимался узкими лентами. Пахло травами и кровью.
Замедлив шаг, фино приблизилась к лекарю. Лежащего на земле она узнала с трудом.
- Я... могу чем-то помочь? - неуверенно спросила она, ожидая, что сейчас за вмешательство огребет, но не чувствовавшая сил просто уйти, не предложив помощи.
Бритоголовый лиа вскинул голову.
- Вида? - Лайте вновь опустил глаза на раненого, - иголку в руках держать умеешь? Нужны тонкие и ловки пальцы.
- Ага, - кивнула девушка, - Я вообще ташэа плету... - она замолчала, понимая, что фраза прозвучала глупо. Но в ловкости своих пальцев Вида была уверена. Как и в том, что рука - не дрогнет. В любом случае.
- Иди сюда, тогда, - монах ловко выудил из котелка с очень горячей водой нить, потянувшись - прокалил над костром длинную иглу, словно бы и не боялся огня.
Вида опустилась рядом с Лайте, внимательно следя за его движениями и готовая выполнить любую просьбу.

Тот протянул фино иглу с уже вдетой травяной нитью, склонился над раненным. По руке всадника, от локтя до самого плеча, шла длинная рана.
- Когда упал, видимо... - Лайте, сам вооружившись иглой, быстрым жестом указал на другие - наоборот, округлые, рваные по краям.
Лиа скользнула взглядом по металлическим непонятным предметам, собранным в миску.
- Это от них? - не дожидаясь ответа, она сделала первый стяжок - по центру. Как учил ее некогда отец.
- Да. Такие же были у Эххо и Дея. И у тех раненых, что были в гарнизоне, - отозвался монах, не отрываясь от ран. Движения пальцев Лайте были быстрыми, легкими; и каждую рану, уже зашитую, он на мгновение прикрывал ладонью и опускал короткие, светлые ресницы, что-то шептал. А потом вновь принимался за раны. В какой-то момент Вида вздрогнула, едва не выронив иглу.
- Лайте? - ей очень хотелось, чтобы этот совершенно невероятный лиа сейчас сказал правду, - Я чувствую, как ему больно... Но он - не дергается, даже рефлекторно.
- Порошок из трав, - пояснил лекарь, - они усыпляют мышцы.
- Разве нет таких порошков, которые не дают почувствовать боль? - Вида приступила к последней ране, чувствуя, как к горлу все же подкатывает тошнота.
- Те, что могли бы заглушить его боль, слишком сильны. Его сила может уйти в Лаай, - туманно и не совсем понятно для фино пояснил бритоголовый, - и я могу не успеть её достать.
- Ничего не поняла, - честно ответила Тонко Чувствующая, - но теперь это и неважно. Хорошо, что Тола его не видит... таким.
- Закончим здесь, и я её навещу, - Лайте накрыл ладонью рану на другом плече Кайро, вновь прикрыл глаза. Щек фино коснулся неизвестно откуда взявшийся теплый ветерок.
- Это было бы кстати, ей... нехорошо, - Вида невольно тронула пальцами щеку и удивленно посмотрела на лекаря, - Что это?
- Лаай, - вновь повторил неизвестное слово бритоголовый, - оно есть везде и во всем, но Лаай можно направить так, чтобы оно помогло излечить.
- Это что-то вроде... жизненной силы? - вспомнила фино словосочетание, которое, кстати, тоже услышала не так уж давно - несколько лет назад.
- Вроде, - не стал отрицать лекарь, - Лаай - это вечное движение жизни. Оно есть во всем, и все входит и выходит из него.
Девушка пожала плечами. Разбираться в этих тонкостях сейчас ей не хотелось. Тем более, что она давно уже должна была...
- Вот гр... - Вида удержала грубое слово за зубами. - Извините, Лайте, если я вам больше не нужна... мне пора бежать.
Монах кивнул.
- Ты молодец. Беги. Но говори в следующий раз, что боишься вида крови.
- Я не... - девушка смутилась, - Я не боюсь вида крови. Просто меня начинают терзать воспоминания. Неважно.
Она поднялась, чуть потянула руки, разминая уставшие мышцы. Кивнула бритоголовому и поспешила к лагерю фино.

День: девятнадцатое августа, утро
Фигура: без фигуры
Ход: без хода
Официальная клетка: нет
Фактическое местоположение: D2


Дентон, облаченный лишь в ботинки и брюки, очень сосредоточенно жонглировал банками с какими-то консервами. В полете не удавалось разобрать надписей на этикетках, и оставалось лишь надеяться, что от встряски продуктам ничего не будет.
Парень заметил их не сразу, поглощенный делом. Когда заметил, приветливо закивал и шепотом попросил:
- Макабрей, не подбросишь еще одну баночку? Четыре штуки я еще тяну, надо проверить, не разучился ли пятью...
- Всегда пожалуйста! - малефик дружелюбно улыбнулся и "подбросил" пятую банку... а за ней, почти без перерыва, седьмую и восьмую.
Мари зажмурилась. Последним, что она успела увидеть, была рука Тони, все-таки схватившего консерву в полете... и упустившего все остальные.
Грохот был знатный.
Когда она снова открыла глаза, ее взору предстал очень мрачный Дентон, весьма угрожающе подбрасывающий в ладони проклятую банку.
- Спасибо... - зашипел он вполголоса, потом мотнул головой и сказал уже нормально: - Ну нет, чего уж там, мы ее все равно уже разбудили... Спасибо тебе, Ригор Макабрей, некромант и поооолный засранец!
- Прежде чем нас всех тут убьют, - сумел выдать тот в перерывах между хихиканьем, - хочу сказать, не такой уж я и полный! Очень даже стройный, между прочим.
- О да, - сказал Дентон. - Твои ребра до сих пор приходят ко мне в кошмарах. И не только ребра...
Договорить он не успел - в кухне появилась Эрис, и вид у нее был многообещающе сонный.
- Вашу... - начала она.
И продолжала довольно долго, причем, стоит отдать ей должное, ровно в том же полусонном состоянии, будто на автомате.
- ...и чтоб вам тоже хорошо спалось, - завершив монолог, девушка протерла глаза, носком отбросила подкатившуюся к ней консервную банку и наконец поинтересовалась: - Чего случилось-то?
- Производственная неприятность, вызванная чрезмерной макабричностью атмосферы, - сообщил Тони.
- Это не я! - мгновенно отмазался "виновник торжества". - Это... всё мой злой брат-близнец!
Повисла долгая, мучительная пауза.
- "Злой"? - неестественно высоким голосом уточнил Дентон.
Мари под шумок включила плиту и принялась собирать банки, раскатившиеся по всем углам кухни.
- Да, очень злой, - серьёзно подтвердил некромант, открывая шкаф и пытаясь разобраться в нехитрой кухонной утвари, в которой успел сплести паутинку некий шустрый паучок.
- Ну-ну, - сказал юноша, скрещивая руки на груди, - у меня, знаешь ли, тоже иногда бывает такой злой брат-близнец, и не один... Вот проснешься как-нибудь, а у тебя на брюках ширинка заштопана намертво!
- У меня-то на брюках...а вот что может оказаться заштопано у тебя, при условии, что мы с братиком прекрасно владеем бесконтактной анестезией, я даже представлять не хочу.
Паука Макабрей с неожиданной осторожностью пересадил на стену, после чего бестрепетно отёр большую кастрюлю от его художеств и водрузил её на плиту.

Изготовление пищи плавно перетекло в её употребление. Тушёнка была... тушенкой. Армейской, с неподражаемым вкусом, отдалённо напоминающим старые сапоги и небо над полем боя, причём ни варка, ни добавление каких-то травок, принесённых Макабреем из сада, изменить этот вкус оказались не в силах. Тем не менее, это был завтрак. Нормальный завтрак, за столом и в относительно тёплой компании. Странности начались после. Во-первых, Дентон вызвался мыть посуду, что вообще попахивало то ли Божьим чудом, то ли демонскими кознями. Во-вторых, сразу после еды, некромант, едва успев утереть губы, поднялся и скрылся наверху. Через некоторое время он вернулся, неся с собой небольшое зеркало, один из своих рабочих ножей и бутылочку средних размеров. Надписи на ней отсутствовали, впрочем, как и на всех остальных в его походном наборе.
- Собрался готовить свое фирменное блюдо? - удивился Тони. - Ригор, приношу свои извинения, но я уже наелся.
- Дурак, - констатировала Эрис, - зеркало тогда зачем?
- Для самолюбования в процессе! - резонно ответил парень. - Хотя... правда, зачем?
Мария очень, очень подозрительно смотрела на бутылочку, но молчала.
- Много вы понимаете в конспирации! - вздохнул Макабрей, сокрушённо возводя глаза к потолку. - Дентон, у тебя носового платка, кстати, не найдётся?
Тот почесал лоб, нахмурился, задумался... потом догадался вывернуть карманы.
- Найдется, - с некоторым удивлением сказал он, - только я не уверен, что это вообще мой, ибо лицезрю его впервые. Надеюсь, тебе не для личной гигиены? В него, похоже, кто-то когда-то уже сморкался...
- Ничего, сойдёт, - некромант аккуратно сложил платок вдвое и постелил его перед собой, затем он вытащил пробку из бутылки и с величайшей осторожностью пролил себе на лицо, примерно в район левой скулы, несколько капель серой жидкости.
- Ах, жжётся, зараза такая! Мари, мне понадобится твоя помощь. Зеркало не подержишь, а то у меня руки заняты будут.
- Конечно, - Марийка послушно подхватила зеркало, так, чтобы оно оказалось напротив лица Макабрея.
И отвела глаза.
- Э-э... - начал Тони, - а зачем тебе... ножик?
- Ногтями выйдет долго и неаккуратно, - загадочно отозвался Ригор, щипля себя за кожу на скуле. - Ага, подействовало. Ну-с, приступим!
Ловкие пальцы некроманта подцепили нож...и одним взмахом сделали короткий косой разрез чуть выше татуировки. Полоска набухла красным, но кровь так и не потекла.
- Лучше б ты глаза красить начал, ей-богу, - потряс головой Тони. - Ты что, клеймо срезаешь?!
Он тяжело вздохнул и театрально отвернулся, прикрыв лицо руками.
Некромант, тем временем, работал быстро. Три косых разреза, несколько экономных движений, и на носовой платок лёг небольшой лоскут кожи, аккурат вмещающий клеймо Инквизиции.
- Так, ну, а теперь, Мари, иди сюда. Сядь рядом.
Говорил он быстро и не очень внятно - явно старался поменьше двигать лицом.

Женщина кивнула, положила зеркало и придвинула свой стул поближе к некроманту.
Нашла в себе силы поднять глаза и посмотреть...
Мари давно не видела свежих ран, тем более - чужих. И крови - чужой - тоже давно не видела. Не ей, конечно, вздрагивать и бояться, не ей, заставлявшей красные маки расцветать на груди вражьих солдат.
Но не на этом лице, господи, не на этом лице. Мари очень старалась, чтоб ее собственное - застыло сейчас маской. И чувствовала, что получается плохо.
- Тише, успокойся. Мне совсем не больно - эликсир действует. Попробуй сосредоточиться и почувствовать, что я делаю. Потом очень пригодится.
- Ладно... хорошо, - она часто закивала, немножко нервно.
Дентон отошел к окну и демонстративно принялся насвистывать что-то опереточное. Эрис, наоборот, смотрела пристально - не отрываясь и не мигая.
Некромант поднёс руку к лицу и пальцами свёл края раны. Сперва ничего особенного не происходило, но потом между кончиками побелевших от усилия ногтей проскочила сиреневая искра. Она упала на бледную кожу, следом за ней тут же появилась вторая, потом третья. Фиолетовый свет гулял по коже Макабрея, и рана зарастала прямо на глазах, оставляя после себя лишь тонкий шрамик.
Мари же чувствовала совсем иное. Некротическая энергия, которую пробуждал дар Ригора пропитывала его лицо тонкой и очень сложной паутинкой, стягивая ранку, но выпитывая из пострадавшего места жизненные силы, оставляя внешне нормальную плоть, пребывающую на границе между живым и мёртвым.
- Здорово, - сказала Мария. - Если б штопал, вышло бы куда хуже.
"Где же вы были, некроманты, когда половине наших геоманты каменными осколками морды раскроили, на подступах к горам?.. Ладно, молчи, и так знаю, где вы были".
- Странное волшебство - некромантия.
- Странное. А иногда ещё и страшное, хотя, это с чем сравнить, - Макабрей несколько раз дёрнул себя за щёку, проверяя крепость получившегося шва. Держалось всё на совесть. - На всякий случай: нормальных живых людей пользовать таким часто нельзя - это заживление некротизирует окружающие ткани. Некроманты плоти - совсем другое дело, им можно сколько угодно. На остальных - только очень серьёзные раны, когда всё равно иначе умирать. Риск большой.
- Я сама знала и слышала про многих, кому было "все равно умирать" и кого не смогли спасти в первую тиресканнскую. Потому что у нас было слишком мало целителей. А те, что были... в общем, они, в большинстве своем, предпочитали не тратить сил на сомнительные случаи.
Она протянула руку и кончиком пальца коснулась шрама на щеке Ригора, словно убеждая себя, что рана не откроется снова.
- Одиннадцать, - сказала шепотом.
Макабрей чуть кивнул и принялся складывать платок Дентона с кусочком собственной кожи.
- Я тебе потом новый где-нибудь... приобрету, - сказал он, помещая платок в пепельницу и чиркая зажигалкой. - В Неуштадте, например.

Тони, вполоборота, широко улыбнулся.
- Истинные "Безымянные" никогда не сморкаются. Мы выше этого. Так что забудь.
- Договорились, - тут же согласился не обременённый лишней совестливостью Макабрей. - Итак, впереди у нас долгий день, в ходе которого не очень желательно появляться вне дома, а так же открывать окна. Чем займёмся? Свальный грех, Тони, не предлагать.
- А чего сразу я? - возмутился Дентон.
- А чего сразу не предлагать? - хихикнула Эрис.
- Черти, - емко и коротко высказалась Марийка.
- Рогатые, - согласился Ригор. - Ладно, раз пока конструктивных предложений нет, то для начала предлагаю обсудить весьма насущный вопрос, отчасти схожий с уже заданным: что мы собираемся делать?
- Ну, "что"... - Тони очень сосредоточенно разглядывал кастрюлю, в которой они до этого разогревали еду и которую он собственноручно отмывал от остатков еды. Потом, не менее, сосредоточенно, он одел ее на голову, взял в правую руку половник и, одухотворенно воззрившись на потолок, заявил: - Мы собираемся бороться со злом!
Покосился на Макабрея и уточнил:
- Или бороться со злом - это не вот прям сегодня?
- Не, ну мы можем с тобой побороться, конечно, но лучше ночью и в саду - тут мебель пострадает. Вообще я имел ввиду нечто более конкретное.
- Я с тобой ночью в сад не пойду! - Дентон затряс кастрюлей.
Эрис вздохнула. Похлопала ладонью по столу, привлекая внимание и призывая некоторых особо буйных паладинов с половниками к тишине.
- Сначала Лаборатория. Так? Я думаю, так, ибо лично мне просто смертельно надо добраться до своих документов. Да и Тони тоже. Потому что... раз уж мы сбежали, неплохо бы избавить Лабораторию от сведений про нас. И... там просто до адовых демонов разного оружия.
- А заодно может быть выход на Круг... да и не стоит, мне кажется, оставлять в ЭКК оружие, которое мы там можем найти, - согласился некромант. - Я, в целом, за. Мари, что ты скажешь?
Она сощурилась, становясь похожей... никто не мог бы прямо сказать, на кого. Но появилось в ней что-то, что перестало делать её - ей, а сделало кем-то другим, совсем не добрым и очень, очень решительным.
- Туда, однозначно. Мне бы хоть в глаза взглянуть тем, кто такое с вами сделал.
- О, - сказал Дентон, стаскивая с головы кастрюлю, - глаза у Мике очень добрые. Даже в жизни не поверишь, что это военный.
Марийка подняла бровь.
- Мике..?
- Радциг, Михаэль Радциг, наш...
- Нет, - вдруг сказала она громко, - нет, нет!
Тень улыбки... нет, пародия на улыбку - удивленная, расстроенная, искривленная горечью - скользнула по губам.
- Не может быть, чтоб это был он! Такой высокий, носит усы и бороду?.. Лет пять назад получил подполковника.
- Подполковник, - кивнула Эрис. - С какого черта ты его знаешь?
- Когда я узнаю, - меланхолично закуривая сигарету, сказал Макабрей, - какая маледиктская зараза так поиграла с нашими судьбами, я ему... много чего расскажу. И покажу.