Вооот! Это точно к прошедшей кабинетке. Офелия, дева, оставь меня..

Тот совершенно-невозможный миг
Который был-то, может быть, не с нами,
Слепой, кружащей голову любви…
А я пишу письмо. Тебе и маме,
Которой все мы кажемся детьми.
И где-то в поцелуях между снами
Я так тебя люблю. Мой бог, мой черт.. возьми;
Что это даже не сказать стихами
И облаками
По закату. И плетьми
Остывшими на коже письменами
Я так люблю тебя, мой Бог, мой, черт возьми..

Никто не знает

Никто не знает, почему
Адаму думать запрещали
И гневом божиим стращали -
Я в толк, ребята, не возьму.

И дочки Лота соблазняли
Никто не знает, почему -
Пошли б сначала разузнали,
Остался кто, и что к чему.

И вот итог: Христа распяли
Рыдали и во гневе слали
Проклятья богу своему.
Господь не ведает печали,
Никто не знает, почему.

Охотник

нить тонка…
как лески лучик, утопая в жесте скором, обрамляя край воздушный чуть скрипучим разговором, заплетет узлы в узоры, заплутает в изумрудном, а потом вдруг оборвется – неожиданно в пурпурном.
ничего…
такие нити со смертельным приговором, как бы ты не убегала, не смотрела бы с укором, точно в правое предсердье, покидая путы пальцев и тугую тетиву, обязательно вонзятся - будто бы не наяву.
мне легко тебе признаться…
за нехоженые тропы, за костры, что вдруг простыли, за песок и за те стопы, что на нем на миг застыли, заставляя неба парус в те секунды развернуться и, по-детски откровенно, головы моей коснуться, и за то, что лишь глазами я с тобою говорю – мой охотник, мой избранник - я тебя благодарю.

Когда дым негасимых дыханьем свечей

Мне по зеркалу стелет арабскую вязь

Из несказанных слов, и не наших ночей

Мои пальцы сжимают прозрачную бязь

Простыней, на которых угасло тепло,

На которых ты мой, даже если ничей…

Если б знал Гераклит, сколь воды утекло,

Если б знать, сколь отмерил немой казначей,

Знать бы прикуп, и цену, и весь приговор,

Согревать бы тебя, как дыханьем – стекло,

Обжигать, как вино – непогасший костер,

Остывать, когда утро совсем расцвело,

Отплатить наперед каждой мере вещей,

Охраняющих эту незримую связь,

И поймав на ладонь дым погасших свечей,

Прочитать тебе вслух их любовную вязь.

Эта весна пахнет мятной прохладой
И каплю - крепленым вином.
Эта весна не приносит покоя,
Лишь встрепанный, прерванный сон.
У этой весны руки пахнут полынью,
Холодной и горькой, как в лужах вода,
И этой весной места нет сожаленью,
Пусть даже вокруг пустота.

Ей будет семнадцать, сегодня и завтра,
И тонкий платок на плечах.
Ей будет семнадцать, и в сумерках сизых,
Она будет петь при свечах.
Про первые почки, и утренний запах,
И перья седых облаков.
И то, как уходит прохлада на запад.
Про серых бродячих котов.

Туринэ как на праздник одета,
Ленты в косы вплела Туринэ.
На краю краснобокого лета
У фонтана плетёт мулине.
Наклонясь над прозрачной водою,
Дразнит рыбок и мочит рукав.
Окроплённые горькой слезою,
Расплываются рыбки стремглав.
Надвигается ветер с востока,
Сыплет сакуры он лепестки.
- Где же воин ты мой, синеокий?
Не подал на прощанье руки...
Императорских витязей стяги
Всё краснели вчера, как закат,
Муж, надувшись, пыхтел об отваге,
Только ты не вернулся назад.
Знаю я, что лежишь синеокий
У реки, под вербены кустом,
И любимое сердце жестокий
Муж пронзил генеральским ножом.
Я вчера у колдуньи купила
Очень горькое алое зелье,
И как мужа с утра проводила,
У фонтана сижу с рукодельем.
Ленты в косы свои заплела -
Как положено верной невесте.
Я от зелья, как мрамор, бела,
Значит, скоро с тобой будем вместе...

Свет давно погасших окон -
Воронение по стали,
Я - тиснение по коже,
Рыжим светом с магистралей;
Ты - литье с ажурной ковкой,
Мы почти одно и то же...
Метки на моих ключицах
Только сталь оставить может.

В сказку где принцесса некрасива
Не стремятся принцы и драконы,
Рыцари не скачут под балконом -
Не бахвалятся своей могучей силой.
В сказку где принцесса так, дурнушка
Фее-крестной недосуг добраться
Она вовсе, так уж может статься,
Предпочтет остаться у подружки...
Злой колдун пойдет в другую сказку,
Там красотку обратит в лягушку.
Хорошо принцессе быть дурнушкой:
Нет горошин под ее подушкой,
Не проснется мышкою-норушкой,
Не скитаться девке побирушкой,
Ей не быть у злой судьбы игрушкой...
Рулят династические браки

«Ошибка 404»

Сними в реестре задачу,
Видишь: я плачу...
Кинь мне smile по Wi-fiю,
Ты в сети, я вижу, я знаю.
Отложив все хореи-гекзаметры,
Я опять задаю параметры,
Как параноик
Включаю поиск,
Но тишина в квартире:
«Ошибка 404».
Пауза. Гудок.
«Позвонить абоненту?» «Ок».
И снова гудки,
Твоего дыхания глотки.
Пусто. Тихо.
Нафига тебе моё стихо?
Уют постиран, отглажен,
В алый бархат наряжен.
Что ты грузишь? Где ходишь?
Базы ставишь, до утра кодишь...
От всех respect.
Почему с тобой disconnect?
Почему всё не ice?
Снова подкрасить eyes?
Сменить запросы в ориентире?
«Страница не найдена. Ошибка 404...»

Жестом отчаянно-робким
За руку Вас не возьму.
Я буду просто сироткой,
Ты воспитатель - не муж.
В сумерках, медля, разденусь,
К телу покорно прильну.
Буду продажная девка
Ты господин - но не муж.
Ты мне поверишь движенье
Ваших столь родственных душ.
Буду тебе утешеньем,
Ты – только друг, но не муж.
Будут клинки или спицы…
Флейта, безветрие, тушь…
Буду тебе ученицей.
Ты мне учитель – не муж.
Пудра, хрустальные склянки,
Кожа в кальянном дыму,
Буду тебе содержанкой,
Ты мне – любовник. Не муж.
Мне бы с заката резвиться…
Боже, какая же глушь!
Буду тебе Жаро-птицей,
Ты мне царевич – не муж.
Пламя, железо и плети,
Плаху свою обниму:
Буду Твоя, даже в смерти,
Ты мне – палач, но не муж.
И не невеста, не дева,
Горе ли, радость кому…
Ты говоришь – королева!
Но не Король и не Муж

спит, свернувшись на острых коленях,
моя обоженная верность,
опаленная дымчатым небом,
потерявшая право на слезы.
спит и видит зеленое солнце,
серп луны, затерявшийся в небе,
видит звезды, без лиц и названий,
видит сны о морях и приливах.
её манит к себе полнолунье,
крики птиц за секунду до смерти.
верность делает шаг по дороге
из сухих, горьковатых созвездий.
и в ладони ей ляжет прохладная,
синевато-прозрачная полночь,
исцеляя ожоги и шрамы,
оставляя вкус меда и соли.
спит, пустив по волнам свои пряди,
моя обреченная верность,
опаленная хлестким предательством,
и как феникс, встающая заново.

Я вам сказку расскажу.
Зла я больше не держу,
Я спокойна, не брюзжу,
Я не плачу, не визжу.

Я невеж-то накажу,
На проказу осужу,
В саван белый обряжу,
Никого не пощажу...

Я Моране послужу,
Кольца-серьги отложу,
Опояски развяжу,
Руки-ноги обнажу.

В баню стылую вхожу,
По столу ножом вожу.
Жабу в угол посажу
В пару старому ежу.

Порчу солью навожу,
Злобу в пакле развожу,
Ядом боли заражу,
Я колдую, ворожу.

Зелье в крынке остужу,
Через марлю процежу.
Заклинание скажу
И на ветер положу.

Валькирии

Помню жимолость, маки и львиные зевы,
Как холодным румянцем заливалась земля.
Помню гордость и горечь я северной девы
Осужденной чужого любить короля.
Бьется вьюга во гневе, заходится рыком,
Завывают валькирии, скалясь в рассвет
И драконие кости под заснеженным пиком
Проклинают рассудка лишившийся свет.
Дева мчится на запад упрашивать Небо,
Чтобы острый клинок, чтобы быстрая смерть,
Чтоб ни бога чужого, ни крови, ни хлеба,
Ни позора, который едва ли стерпеть...
Но молчит на закате холодное море,
Только мечется ветер, надрывно крича,
Подгоняя того, кто несет столько горя,
И погибнет под братским ударом меча.

***

Я с тобой. Зацветает славянский Вырий
Своей дикой малиной и папортником лесов
Хочешь я расскажу как по снегу отряд валькирий
Мчится с посвистом краем забытых снов?
Как горят их глаза и искрятся на солнце косы,
Как сияют их копья и радостен их полет...
Как в Асгард на столетье спускается шумно осень
И доспехи богов покрывает узорчатый лед.
Хочешь я расскажу каково захлебнуться в битве
Криком ярости, влившимся в крик сестер?
И мечи обнажив, погребальной отдать молитве
Пыл храбрейших душ, уносящихся сквозь костер?..
Зацветает волшебным цветом славянский Вырий,
Это, верно, проклятье, а может-милость богов,
Только я не помню уже всех сестер-валькирий
Променявших полет на тепло у людских очагов...


Персей

Персей, не выпускай меня из рук!
Как кожу жжет прохладный шелк одежд
Лахезис связывает нас с тобой в игру
Расчетливых божественных надежд
И только вздох срывается из губ,
Запястья режет шелковая нить
Ты, как все победители, лишь груб,
Не зная, что такое – полюбить.
И кожа горяча, и острый меч…
Ты лучше всех, кого со мной уж нет
Как мой хитон небрежно тянешь с плеч
Не взглянут статуи мечтавших обо мне,
Покинувших, не взяв мою любовь…
А змеи рыжие волос так льнут к тебе.
Рабе желаний можно ль прекословить
Пришедшей - победить и взять - судьбе?
И ночь, и ложе только лишь для нас,
И я твоя – прикажешь ли молчать…
Но только не развязывай мне глаз,
О мой Персей, не обнажив меча

Моисей.

Я заплáчу, юный виночерпий,
Если ты в беседку не придёшь.
Время, знаешь сам, увы, не терпит,
Когда ты кого-то очень ждёшь.
Ты обласкан даже фараоном,
И поставлен старшим во дворце,
Только не внимаешь моим стонам
И печали на моём лице.
Всё овец да кур своих считаешь,
Пишешь на папирусе значки,
Чёрных глаз своих не поднимаешь,
Я сжимаю в гневе кулачки.
С детства горя и нужды не знала,
А теперь все ночи напролёт,
Комкая из шёлка покрывало,
Жду, что наваждение пройдёт.
Я евреев, купленных на рынке,
Презирала, как рабочий скот,
А теперь сижу я здесь с корзинкой,
В ней тебя вино и мясо ждёт.
Над беседкой Белая Исида
Наклонилась в жаркой темноте.
Где же ты, мой юный виночерпий?
Ждёт тебя твоя Хатшепсут-те.

Будто прерванным было дыханье,
Видел шторм, значит видел себя -
Разве можно тут жить не любя?
Разве можно - бесцельно губя?
Здесь задача проста - видишь море?
Видишь берег в песке и камнях?
Здесь не тени гуляют, не в горе
Возле волн отдыхают в краях
Мимолетные вроде виденья...

Промелькнет вдруг причудой, сбежит
Или у треволненья чайкою полежит
Или же в звук побуянит, к совести укорит
Хоть и недолго, но море с идущим поговорит...

Иногда от высоких чувств и могучих образов сквера - у опытных бойцов такое срабатывает и лично меня прямо за душу берет, у неопытных - зубы мои ломает... - так вот, от высокого нередко устаешь.
Так что вот работа, набросанная за тридцать секунд - первая, "иммунная", реакция на тему нового междусобойчика в одном жж-сообществе.

Авитаминоз

Маша ела апельсины - круглый, длинный, круглый, длинный,
за окном скрипел мороз, в теле - авитаминоз!
зубки раскачались в деснах, - признак страшный, признак грозный,
фруктов кто б еще принес! а то ведь авитаминоз!
и в глазах темнеет жутко... где морковка? ведь не шутка!
пару каротинных доз - сгинет авитаминоз!
что за чудо-процедура! Машка лопает - не дура –
даже почки диких роз...
только ждет уже...
ну да.

И спасибо всем, кто сюда пишет! Иногда это просто невероятно, и вот это-то - бесценно...

Затмевая все, что позади:
Славы блеск, полеты вдохновенья,
Тихо дышит у моей груди
Лучшее мое стихотворенье.
Вот он - жизнь, и кровь моя, и плоть,
Плод моих страданий и сомнений, -
Сын, которым мне открыл Господь
Материнства несравненный гений.
Мне теперь молитвой отгонять
Страх его потери безотчетный,
И в ночной тиши перебирать
Детских пальцев крохотные четки,
И просить, и плакать об одном,
Уповая на Господню милость -
Чтобы в этом ангеле земном
Никакое зло не пробудилось.

*написано десять лет назад

Все ходят своими тропами,
Считают себя филантропами,
Разбавляют реальность сиропами.
Боже…
А я что же?
Я тоже
Кутаюсь в ночной макинтош
И, презирая снобов-святош,
Ищу того, кто не так уж хорош…
По узкой тропинке
Мочу ботинки,
Вот же кретинка…
Луна в зените.
С балкона взгляните…
Я вся в магните.
Бурлит речка.
Кручу на пальце колечко.
Сигнал: в окне свечка.
По ступеням вверх-вверх.
На пороге смех.
Грех.
Эх…
Будто больше заняться нечем,
Как прогонять к чертям вечер,
Жечь по ночам эти свечи,
Ждать со мной встречи,
Целовать руки, плечи…
Одержимость не лечат.
Мы же взрослые люди,
И все за браки,
Но ищем знаки,
Слушаем гороскопы,
Нам всё до *опы –
Летим, отрезав стропы.
Прячем улыбки, взгляды
Когда рядом –
Никому знать не надо…
И вроде бы другая весна –
Не до сна,
Луна, как блесна,
И всё тот же снег тает…
Чего, чёрт возьми, не хватает?

Свеча на окне сгорает…
Я жду. Никто не узнает…

зачем во тьме бродят алчущие?
притворяются человеками
говорят, да люди мы все
но приходят к людям ночами?
бессонными становятся ночи
а так люди вовсе не плачущие

зачем во тьме бродят алчущие?
жаждут подлить в воду крови
сунуть под ребра палец
и посмотреть что получится?
бессонными становятся ночи
будто сердце льет в тело не крови...

Боли нет. Как нет лекарства.
В снег изрытый пасть лицом.
В позаброшенное царство
Сумасшедшим беглецом.

Крови нет. Как нет покоя.
Драть рубашку на груди.
У моста, и у прибоя
Слышать: «В полночь приходи».

Нет любви. Нет сожаленья.
В рабство страсти с головой.
Одержимость, воспаленье –
Безнадёжна. Чёрт со мной.

Крови капельки сеются
В землю алыми брызгами,
Ждем ростков и надеемся,
На плоды новой истины.
Жизнь сжигая страницами
Писем что не прочитаны,
Глаза мы скрываем ресницами,
Мысли держим закрытыми.
Один лишь патрон есть в обойме,
Не промахнуться бы мимо
Того что с рожденья не с нами,
Но так нам необходимо.
Не ошибиться бы в выборе
Двух зол - уйти от решения,
И вас простить... да, смогли бы мы,
Но сами не просим прощения.
Но мы никогда не раскаемся
И не покажем вам боли,
Нас нет, мы тенями скрываемся,
Из клеток рвемся на волю.
Все в этой жизни подчитано -
Пролитая кровь и победы,
Слова так удачно просчитаны,
Не провожай. Я не еду.
И выстрел. Стою, ухмыляюся.
И взгляды полны укоризны,
А под ногами валяются
Гильзы расстреляной жизни.

Сковало льдом.
Ни слов, ни вен.
Холодный дом
Невдохновен.
Остывший чай.
Студёный вздох.
Не отвечай:
Ответ засох.
Бездушный тлен.
Погибший флокс.
Мороза плен -
Как в ноздри кокс...

Двенадцать князей Белого Ада

Тринадцать ступеней ведут в Белый Ад,
Там в белом безумье двенадцать князей,
Застывши, как статуи, смирно сидят
На тронах из белых костей.

А где же тринадцатый князь?

Тринадцать колец – то тринадцать земель,
Где герцоги правят, и войны кипят.
Не слышат их шума двенадцать князей,
Застывши на тронах, сидят.

А где же тринадцатый князь?

Тринадцать кругов на пути в темноту, -
От яркого света померкнет твой взгляд,
И ты не увидишь как в этом свету
Двенадцать князей неподвижно сидят.

А где же тринадцатый князь?

Весь выжженный светом до самой души,
Захочешь меж тронов пройти поскорей,
Двенадцать теней по лицу пробежит,
Безмолвны двенадцать князей.

А где же тринадцатый князь?

Пустой и остывший, ослепший, в бреду
Ты будешь идти, поверить боясь:
Двенадцать властителей в Белом Аду
А где же тринадцатый князь?

Вы недовольны, чую, мной.
Моим молчаньем аскетичным
И взглядом крайне безразличным,
Усмешкой старчески-седой.
Вам неприятна моя боль,
Чужая вашему гламуру,
Как неприятны самодуру
Вместо зефира хлеб и соль.
Вы знать не знаете о том,
Что за пределами экрана
Или бульварного романа
Иная жизнь стучится в дом.
Вы недовольны тем, что я
Буквально всем от вас отлична.
Вам это, видно, непривычно -
Кого-то чтить, кроме себя.
Кого-то, кто совсем иной,
И тем уж плох и безнадёжен,
Что молчалив и не тревожен,
И видит жизнь совсем другой.
Ужимки ваши мне смешны.
Так в зоопарке бабуины
Кривя свои печально мины,
Глядят с обратной стороны.
Вы мною, явно недовольны...
А я лишь улыбнусь невольно.
Два мира противоположных...
Увы, сойтись им невозможно...

Я беспокойным призраком мечусь
Всех слез, что выплаканы мной до срока.
И засыпаю, падая без чувств.
Привычный страх ржавеющей тревогой
Шуршит в углах, залитых темнотой.
Я не молюсь - с меня довольно бога.
И только жду когда настанет боль,
Но я пуста. Бессмысленна. Жестока.
И не кричу - все к мертвой ране соль-
Мне кажется, ничто не может тронуть
Весь этот неестественный покой -
Ни чувствами, ни жестами, ни словом

Всё не так, всё не то,
Ветер бьётся в окно.
Всё не так, всё не то,
Прощено, решено.
Всё погибло давно,
Всё забыто давно,
Как холодный туман:
Всё равно, всё равно.
Всё не то, всё не так,
Хлопнет дверью чердак.
Добрый старый коньяк
По бокалам клик-кляк.
«Курвуа»? «Арманьяк»?..
Но не так, но не то:
Снегом белым в стекло
Рвётся время назад...
Рассвело... Рассвело...

Я помню матери слова:
"Была война.
Осталась мать четыре рта
Кормить одна.
Никто вдову не подопрет
В беде плечом,
И всей подмоги - огород,
Да лес еще.
Ком сахару хранила мать.
По красным дням
Его немного полизать
Давала нам,
И, как святыню, в полотно
Да под замок...
Как жили мы тогда - врагов
Избави Бог.
Но стало нечего нам дать
В голодный год.
Перед иконой пала мать:
"Прости, Господь!
Как дети мучатся мои,
Взгляни, молю!
Хоть младшего к Себе возьми -
Не прокормлю..."
Она, наплакавшись, легла -
И видит сон:
В избу монахиня вошла,
Кладет поклон
И говорит: "О смерти грех
Творца молить.
Сынку и так ведь меньше всех
На свете жить".
Вскочив, метнулась мать к печи,
Где спали мы,
И плачет в голос, и кричит:
"Сынок, живи!"
Целует в страхе малыша
В глаза и лоб:
"С ума я, грешная, сошла!
Живи, сынок!!!
Прости, Господь, мне тяжкий грех,
Храни детей!"...
Она нас вырастила всех...
Спасибо ей..."
.
...мы образованны, умны,
В расцвете дней,
Одеты, сыты и пьяны -
И без детей.
И нам ни люди не страшны,
Ни Божий Суд...
Но матери времен войны
Нас не поймут...

Меня ты видишь у плиты:
В цветастом фартуке с улыбкой,
Но пеленой покрыты зыбкой
Твои туманные мечты.
Ты видишь завтрак и камин,
Двоих детишек - дочь и сына,
Но эта приторна картина
Для тех, кто быть привык один.
Я для тебя уже жена,
И платье мерить мне не нужно,
Увидеть чтоб семейный ужин
И телевизор у окна...
Ты мнишь меня своей невестой,
Считаешь деньги за спиной...
Но мне приятней быть одной,
И на земле, поверь, мне тесно.
Я обожаю виражи
В полночном небе на метёлке,
Охотно подпеваю волку
И собираю миражи.
Я по прогалинам лисой
Бегу сквозь тонкие берёзы
И тихо проливаю слёзы
О тени лета золотой.
Я белорыбицей плыву
Среди камней и старых кладов...
Ах, нет, встречаться нам не надо:
Я нелюдимкою слыву...
Из облаков я строю замки
В ультрамариновых тонах,
Но я не та, что в твоих снах,
Не умещусь я в эти рамки...

Любый мой, словно ветер в моем дому -
Пусто и холодно без тебя,
Ничего уже нет вокруг -
Только сны в углах шелестят.
Опоили отравой меня -
Темным ядом на теплой крови...
Я не знаю ночи и дня -
Помню только глаза твои.
Я забыла слова молитв -
Что мне тьма, что мне белый свет?!
Хочешь - душу мою возьми,
Скуй себе золотой браслет,
Хочешь - яхонтом сердце вынь
И на правой руке носи...
Хочешь - камешком в воду кинь,
Даже имени не спросив...
Не избавишься, любый мой!
Я уже не своя сама -
Я и так пойду за тобой,
Как идет за зимой весна.
Если губы иссушит зной
На далеком твоем пути,
Я прольюсь ключевой водой,
Засверкаю в твоей горсти,
Обернусь молодой травой -
Хоть приляжешь да отдохнешь,
Стану небом над головой,
Стану песней, что ты поешь -
Не избавишься, любый мой!
Я к тебе и во сне приду...
Как мне холодно здесь одной,
Как мне пусто в моем бреду...
Все мне чудится - нет тебя,
Очи застятся - где мой свет?!
Не гони же, любый, меня -
Без тебя мне и жизни нет!
Я умела сплетать слова,
Да заклятье сама несу -
Так качалась в степи трава,
Да склоняется под косу.
Обними же меня сильней -
Ты, мой любый, полон огня.
На широкой груди своей
Отогрей, укачай меня.
Дай мне крепче тебя обнять,
Слить с тобою и плоть, и дух,
Чтоб никто нас не мог разнять,
Из единого сделать - двух.

Ах, поэт ныне не тот:
Ни по ссылкам, не в опале,
Разве где-нибудь видали,
Чтоб таким был стихоплёт?
* * *
Ах, полно, полно! Времена,
Другие ныне ведь, не так ли?
Селёдку все рифмуют с паклей,
Все, к кому муза холодна...

Поэт не тот, кто много пишет.
Зовут поэтом не того,
Чей стих узорной гладью вышит,
И забывается легко.

И не того, кто в тяжкой муке
Грызет отчаянно перо:
Саднят в душе его потуги,
Как острый щебень под ребром.

Поэт - лишь тот, кто поневоле
Из слов слагает жизни нить.
Поэт рождается из боли,
Любви, борьбы и воли - быть.

Из сказок - поэты
Из боли - маньяки
А всё остальное -
Забавные враки.

* * *
Белеет лебедь одинокий
В тумане моря голубом!..
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?

Играют волны - ветер свищет,
И шея гнется и скрипит...
И запустил над ним когтищи
Уж коршун чёрный, как пульпит!

Под ним струя светлей лазури,
С кем не бывает, страх какой...
От страха лебедь каркнул с дури,
Оглох наш коршун боевой!

Муравей на песке
Оставляет чуть видимый след.
Ветер ласково дунул -
Строки, им начертанной, нет.
Человек свою славу
До самого неба возводит.
Ветер времени дунул -
Следов его в вечности нет.

Что такое вечность?
Это слово.
Слово за границами экстаза.
Пафосно о сложном:
Муравьях, ветрах и стразах
Начирикать может в теме каждый.
Что такое вечность?
Это пафос.
Пафос, что не лезет в стих и строки.
Вечностью пугают
Дуралеев лжепророки,
Выдумав возвышенность однажды.

* * *

Проклятый Мордор, мочи нет,
Эй, Сэм, давай вари обед!
Пусть Горлум-лысый дармоед
Расстелет покемарить плед.
Хочу конфет!

Из башни палит красный глаз -
То Сауроновский глонасс,
Как ветра в поле, ищет нас
И поджигает свой фугас.
Шубись! Атас!

Я скромный хоббит, лапки врозь,
А мне кольцо тащить пришлось -
Не взял ни эльф, ни гном, ни лось,
А сторожей понабралось!
Следят, небось!

Тащи газету и здравỳр,
И брось свой ленинский прищур!
Нашёлся, тоже, самодур…
Нет для кольца кандидатур!
Один я, чур!

Глорфиндель - Олорин.

Капелькой в небе дрожит звезда.
Плавно идет весло.
- Зачем ты хочешь вернуться туда,
Где торжествует зло?

Прячется медленная волна
В заросли камыша.
- По тем, кого обожгла война,
Плачет моя душа.

- Здесь забудутся боль и грусть,
Зло тебя не найдет.
- Если я назад не вернусь,
Кто их тогда спасет?

Два мгновения тишины.
Под килем песок хрустит.
- Ты окончательно все решил?
- Да, я иду. Прости.

Благослови же и отпусти,
Добрый наставник мой...
- Об этом ты не меня проси -
Я тоже иду с тобой.

Будь проклят Тот, Что Не Назвать,
Убил, козёл, отца и мать,
А сам не хочет подыхать,
Вот бы его заколдовать!
И напинать!

Весь Хогвартс знает, лучше нет
Меня: умён, красив, брюнет,
На лбу понтовый амулет,
Замочит за меня весь свет
Мой факультет.

Надену модный балахон,
Достану новенький iPhone,
И миллионы Гермион
Мне закричат: «Да, это он!
Наш Патиссон!»

Шепчет ночь давно забытую быль,
В темном небе - льдистый лунный оскал.
А за дверью дышит звездная пыль,
На которую никто не ступал.

У ночной дороги - темная власть.
Уходя, назад уже не смотри...
Снова горькая звезда сорвалась
Над прибоем неизбежной зари.

Где-то там, за поворотом, рассвет,
Набегающий волнами на мрак.
Он залижет неприкаянный след,
Смоет жизни полустершийся знак.

На соленые ладони песка
Оседает острый запах беды...
Где-то там, за горизонтом, звезда
Все никак не долетит до воды.

Пойду я в кульный сериал,
К примеру, «Supernatural» -
Чтоб я с кредиткой мухлевал,
Чтобы в бильярд, как бог, играл,
И чтоб бухал!

Чтоб кучей демонов валить,
На шеви с кольтом порулить,
Занудных ангелов гасить,
И тёлок в барах заводить –
Вот это жисть!

Мочить козлов, как Сэм и Дин –
Вот это, блин, адреналин!
Глотайте все валокордин:
В конце останется один –
Лишь я, блондин!

Жил колодец с воротом скрипучим
Посреди крестьянского села.
Из-под сруба выбивался ключик,
И купала корни в нем ветла.
А какие песни здесь рождались,
Как гармонь печалилась в ночи!
В том колодце звезды умывались
И роняли в темный сруб лучи.
Свет небес сливался с темной глубью.
Из подземных живоносных жил
Сколько душ иссохших, сколько губ он,
Не оскудевая, напоил!
...Люди воду по домам пустили,
В скважины вонзая жерла труб,
А колодец отблагодарили -
Всякой дряни накидали в сруб,
Чтобы звезды больше не спускались
В глубь его зеркальную смотреть...
Что еще колодцу оставалось?
Высохнуть. Заглохнуть. Умереть.
И затих Руси напев старинный,
В родниковых струйках чуть дыша:
Без воды колодезной, глубинной
Пересохла певчая душа.
Люди ль виноваты, век жестокий -
Я судить не вправе. Не берусь.
Но забиты мусором истоки,
Что вспоили песенную Русь.
Никуда от немоты не деться...
Но земля родная не предаст:
Добрых рук и жаждущего сердца
Ждет в глубинах многоводный пласт.
Не жалея сил, копаю глубже:
Заново учусь и петь, и жить.
...Звезды отражаются и в луже.
Только стоит ли из лужи пить?

Сегодня день рррозовых слоникоффф!

Когда ты гасишь в спальне свет,
И рядом мамы с папой нет,
Ты улыбнись и не реви,
На подоконник посмотри,
Пусть и не веришь чудесам,
Но ночью ты увидишь сам,
Как розовые слоники
Сидят на подоконнике,
Сидят на подоконнике,
И песенку поют.
Как розовые слоники
Сидят на подоконнике,
Сидят на подоконнике,
И песенку поют.
Ты одеяло подтяни,
Подушку крепче обними,
Глаза скорее закрывай,
И в сон чудесный отбывай,
Пусть ты не веришь чудесам,
Но ночью ты увидишь сам,
Как розовые слоники
Играют на гармонике,
Играют на гармонике,
И хоботами пьют.
Как розовые слоники
Играют на гармонике,
Играют на гармонике,
И хоботами пьют.
И ты здесь не один, не трусь,
И крикни букам: "Не боюсь!"
И хоровод вокруг тебя
Станцуют новые друзья.
Пусть ты не веришь чудесам,
Но ночью ты увидишь сам,
Как розовые слоники,
Валяются в лимоннике,
Валяются в лимоннике,
Гуляют на луне.
Как розовые слоники,
Сидят на подоконнике,
Сидят на подоконнике,
В твоем волшебном сне.
Как розовые слоники,
Валяются в лимоннике,
Валяются в лимоннике,
Гуляют на луне.
Как розовые слоники,
Сидят на подоконнике,
Сидят на подоконнике,
В твоем волшебном сне.

Навеяно творчеством Misery.

Ol' Danny Chris, she used to say,
Oh fol-de-rol-de-rol-de-ray,
She used to say, much to dismay
Of those who put it other way,
"Alas, thy inspiration is a lie! -
Oh my! -
It's born from malady and theft,
From drug and spirit, and what's left
Of thy eluding dream by dawn of day!"
Ho hey!
Ol' Danny Chris, I must admit,
I was unjust to thee a bit,
But now, oh fol-de-rol-de-die,
This verse has caught my sorry eye,
And now I see, I testify -
Ol' Danny Chris was all but right,
Sometimes ol' Danny Chris is right,
Oh my.

немного здорового древнегреческого трэша

Филомела

Медленно тянется Прокны нить,
Пальцы колет игла.
Прокне не с кем поговорить -
Если б она могла...

Прокна ткет свое полотно,
Страшного не тая.
Пусть все узнает одно оно,
Что не узнала я.

Черной ниткою - их тела,
Переплетенье рук.
Красной ниткою - кровь текла,
Зло замыкая в круг.

Тот не безумец ли, кто предать
Может за страсти миг?
Прокне о том суждено молчать,
Вырван у ней язык.

Медленно тянется Прокны нить,
Пальцы колет игла.
Мне полотно о том сообщит,
О чем сестра не смогла.

Этим холстом не украсить стен,
Ложа не застелить...
Да и не лечь мне на ту постель,
Где мой неверный спит.

Медленно Прокны тянулась нить,
Вот и стежков не счесть.
Нам уже время, сестра, уходить,
Только сначала - месть.

Хелькэ, здорово как)

каноническое.

Уходящая сказка, как трепетный след;
Поцелуй на щеке, остывающий чай,
Я в полуночь сегодня на тысячу лет
Оставляю любимый, загадочный край.
Я на лодке плыву по волнам облаков;
Мне охранников выделен целый отряд
Из храбрейших пушистых домашних котов
И нахохленных, но боевых воробьят..
Замок, свитый из перьев диковинных птиц,
Из соломы и жемчуга старых перстней,
Из рассказанных у камелька небылиц
И из дней ожиданья - потерянных дней.
Уходящая сказка, как трепетный след;
Поцелуй на щеке, тень пушистых ресниц...
Я с собой заберу только добрый совет,
И букет из сияющих перьев жар-птиц...

Писано по мотивам Сказаний Красного Дракона - валлийских преданий.

Плач Бранвен дочери Ллира

Мой скворец, моя певчая птица!
Вот настала пора проститься.
Рассказав свою горькую долю,
Отпускаю тебя на волю.
Королевой была вчера я –
По навету нынче страдаю.
Мне ль, валлийской принцессе гордой
Быть служанкой ирландского лорда?
Мне ли, славной дочери Ллира,
Что прекрасней всех женщин мира,
Заниматься работой чёрной
И терпеть злые шутки дворни?
Проклят будь владыка ирландцев,
Коли верит лжи оборванцев!..
Вот, поешь, мой скворушка милый,
Набирайся в дорогу силы,
Долети над морем солёным
До валлийских холмов зелёных.
Отыщи в замке Сейнт-ин-Арвон
Короля Бендигейда Брана
На пиру, на охоте ль, в спальне
Передай от сестры посланье.
Мой скворец, моя певчая птица!
Нам настала пора проститься…

Эвис.
Оунт.
Каэн.
Время. Осень. Прах.
Имя Зимы на холодных губах.
Ветер.
Гаснет покой.
Зарождается страх.
Голос дороги в заоблачных снах
Светел.
С ветром сплетается крыльев размах.
Шепчет прибой
О чужих берегах
Были.
Тропы укрыты в далеких мирах
Пылью.

Авес.
Коэнт.
Эйн.
Вечность. Холод. Тлен.
Время сдается безвременью в плен.
Звезды.
Летопись верности,
Список измен
Чертит крылом на развалинах стен
Воздух.
Время Весну поднимает с колен.
Кроется в вечности
Тайный обмен
Снами.
Манит сновидящих песней сирен
Пламя...

Элис.
Маэр.
Кинн.
Слово. Память. Меч.
Гаснет в неярком мерцании свеч
Солнце.
Ночь осеняет
Безмолвие встреч.
Ветром полуночи Древняя Речь
Льется.
Можно любовью, как кровью, истечь.
Ночь обещает
Хранить и беречь
Тайны.
Гнет прежней верности падает с плеч -
Равный.

Эмес.
Ойер.
Хенн.
Право. Выбор. Рок.
Зеркалом звездным в оправе дорог -
Небо.
Хмелем кровавым
Пьянеет клинок.
Все, что когда-то ценил и берег -
Небыль.
Кровью заката сочится восток.
Клонятся травы,
Мутнеет исток
Илом...
Шаг - за последний, за вечный порог.
Имя.

старое, но почему бы не поделиться?
и никаких заглавных букв.

весна на ладони
опустится перьями,
худая и ломкая,
словно цветок.
споет колыбельную
ветер на флейте
и тронет губами
чей-то мягкий висок.
море дотронется
криками чаек
до пальцев, и щек,
и босых детских ног,
сверкнет белой пеной,
весенней лазурью,
и выбьет прибоем
пять серебряных нот.

О жизни смысла, буквально. All u need's love

Мне не осталось писем - перечесть,
Да горстка слов - едва ли сердце ранить
А чувства все, какие только есть,
Сомнет и выцветит услужливая память
Стихи с утра - похмельный моветон
И даже тех сомнений не осталось
Которые скребет стальным пером,
До крови исцарапывая, жалость
И одиночество. Безветренная ночь
Без времени и снов, без сожалений
Я в зеркале такая же, точь-в-точь,
Наверно только под глазами тени

***
Скажи, тебе не обжигают рук
Те мелочи которых я касалась?
О, Господи, а мне тогда казалось,
Что я от расставания умру.
Но мы живем. И каждый при своих:
Не первая и первый, но не важно,
Любовь, оказывается, не горше жажды
Хоть до похмелья мучает двоих.

***
Год почти. Пройдет и этот как-нибудь.
Не хочу совсем забыть - хочу уснуть.
Потерять сознание, упасть без чувств.
Я давно уже не плачу - я шепчу.
Год уже. Еще не жизнь, как будто день,
Не апатия - тоска. Тоска и лень.
Не обидно и не жаль. Не жаль ничуть.
Я теперь уже не плачу - я молчу.

Последовательно-автобиографическое

Я боюсь взгляда с глади зеркал
Я боюсь своих собственных глаз
В них пьянящий, еще не допитый бокал
Того жара, что Бог уготовил для нас...
Я швыряю себя к алтарю
Храма времени - что еще может помочь?
Если я от касания пальцев горю,
И хочу, но не в силах забыть эту ночь.
Я тащила бы к этому храму тебя,
И срывала твои поцелуи с ключиц
Чтобы сжечь.
И вернуть мой негреющий взгляд
Где нет дрожи и отсвета пылких зарниц
Но боюсь, что склонясь головой на алтарь
Я тебя потяну за собой и к себе
Обнимая и руки целуя, как встарь
На цветных витражах разливающих свет...

***
Мы в гостях отшутились бы тонко
Усмехнувшись, с изогнутой бровью…
Мы с тобой – два голодных волчонка,
Два звереныша, жадных до крови.
И не видя как трепетно - грубо,
Изогнувшись, извившись, и все же…
Я твои искусала бы губы,
Соскользнула когтями по коже.
Как ты сладко смеешься от боли.
Я листаю листки состояний.
Увлеченные этой…игрой ли?
Мы от ласки теряем сознанье;
И капризно и жадно, как дети
Ни глотка упустить не желая,
Мы целуемся, свитые плетью,
И весь мир наплевательски тает..

***
Между пальцев моих проливаются вещие сны
Я смотрю на тебя, не касаясь изысканных рук,
И снимаю мой солнечный луч со стены,
Чтоб объятьем чертить нам сияющий радугой круг…
Я губами скольжу по пылающей солнцем щеке
Остужая ли жар, успокоив ли пылкую дрожь,
И в объятьях замру голубком на блеснувшем клинке
Не решаясь в глаза посмотреть обнажившему нож…

Heaven's Hung in Black - попытка перевода...

Повисшие в черноте небес
Я не могу больше –
У меня отняты крылья.
Я не могу больше –
Замкнулись врата небес.
Вы слышите меня?
Никто не слышит меня…
Не бойтесь меня,
Никто не вернулся оттуда,
Откуда не возвращаются.
О, не плачьте обо мне,
Повисшем в небесной черноте .
Боже, не дай мне здесь умереть,
Боже, не дай мне здесь умереть…
Нет, оставь меня умирать,
Оставь меня умирать…
И когда вы услышите плач
Тех, кто уходит во тьму,
Увидите их, идущих
По Мосту Вздохов в рай для слепых,
Вы поймёте, что тоже слепы –
Потеряли Небесный свет.
Боже, не дай мне здесь умереть,
Боже, не дай мне здесь умереть…
Нет, оставь меня умирать,
Оставь меня умирать…
Время, время – твердите вы,
А я слеп, моё время вышло,
И я ухожу, ухожу
В небо, слепое, как я.
Мы, повисшие в небесной черноте,
Уходим по мосту Вздохов
Искать Свет.
Повисшие в небесной черноте …

Маска о маске за маской

Переделано, перековано. Что-то сызнова, что-то - наново.
Не поймёшь, не ответишь правдою на когда-то простой вопрос.
Перекручено, переломано, то, что прежде держалось намертво
И шипит на душе отравою: "Полно, милый, ужель всерьёз?"

В предложениях многоточия позабыли о всех приличиях -
Или лезут повсюду, глупые, или днём не найти с огнём.
Лучше сгинуть от одиночества, чем подохнуть от безразличия?
Всё подделки остались грубые, настоящее - не вернём...

Небывальщиной обозначено: было - латами, вдруг - заплатами!
Разноцветное да надёжное. Что осталось? Картон да грязь.
Не закончено - значит начато. Если давит - сорви проклятое!
Выйдя в роже, не вышел рожею? Так попробуй хоть раз - не крась!

Переслащено, пересолено, слишком клейкое, слишком старое,
Снова липнет к щекам, раздутое. За затылком взведён курок.
Будет боль - и того не более, что наградой тебе, что карою,
А пока что гордись минутами. Может - сможешь ещё разок...