Молитва Южного Парка.


Господи, будь милостив к Эрику Картману.
Прости дела и помыслы.
Спиши на возраст.

Не ругай Кенни.
Нищита – порок, но на то ты и Бог.
Тебе до фени.

Прости Стена.
Он не лучше других, но спасешь и их.
Тебе не сложно.

Отпусти грехи Кайла.
У парня совесть страдает.
Таким в рай должно.

Обновление. Кольца дерева.
Немота цифровых часов.
Эх, в ларце моем – смерть кощеева,
Да на крышке ларца засов.

Не окончено, не доделано…
Весь под сказку покрашен быт.
Где ж ты, троечка оголделая?
Нет, не помнит асфальт копыт.

Кольца дерева. Кольца времени.
Чу, не ржание ль то коней?
Неоседланный, да без стремени,
Оцифрованный конь верней.

Байт надежды? Врешь, байт усталости.
Мне без цифр не сложить двух слов.
Коли сказки нет - нет и жалости...
Есть молчание. У часов.


*отходняк от учебы. проходит. лечится)

-
Что-то про одиночество.
Что-то про страх.
Про Фреди с бутылкой пива.
Что-то крутится в головах.
А что..я увы, забыла.

Там было что-то про людей.
Нормальных, простых, понятных.
Про Джейсона в маске
Из кожи детей.
И бред как срубить бабки.

Про роботов, шахты, яркость бытья.
Сопли по поводу лета.
И пошлые рифмы шепчя про себя
Ты ждала и ждала ответа.

-
Я всё.
Икибиба-икибу.
Я кончил.
Шалом-Ибрагим-Гои.
Я счастлив.
Ива-Иу-Иу.
За плечами море.

Я чувствую море за спиной.
Я чувствую океан.
Я закрываю глаза и парю.
И разбиваю биплан.

На кладбище падаем.
Трупов гора.
Курю и веду тебя в дамки.
Гарем - хорошо.
и для тебя
Найдутся в постели самки.

Иба-икибу-икибу-икиба.
Чуть-чуть потерпи.
Обещаю.
Я задыхаясь от бытья,
Дойду до рубки корабля.
и пару раз спустив себя.

Стану капитаном.

(И не забуду про тебя.
Я это обещаю)

Я зимний холод у твоей щеки:
Не выпустишь, не вырвешься из плена.
Ожог - прикосновение руки,
И тают дымом ледяные стены,
И обнимает первозданный снег...
Но не надейся - мир не станет прежним:
Горит печатью поверх тонких век
Нежнейший холод поцелуев снежных...

Несерьёзное ребячество на тему нынешнего пера.

Я думал и думал о теме: без толку!
Как мне написать и о чём?
Но словно ребёнок рукою конфорку
Задел. Осознал: горячо!

Тринадцатый век. Битва. Солнце угасло.
Ворота тяжёлым мечом
Пытаюсь рубить, но кипящее масло
На шлем пролилось. Горячо!

Чудесная девушка как-то раз воском
(Не путайте: нет, не свечой!)
Решила побриться. И, дернув полоску...
И больно ей, и горячо.

В кафе так бывает: нечаянно руки
Заденут чужое плечо.
И кофе из чашки прольётся на брюки.
Ну, что вам сказать? Горячо.

Поворот

Катится время, катится. Жизнь потихоньку ладится,
Кот под рукою гладится, звёзды в ночи горят.
Делать как будто нечего. Думаю думу с вечера,
Что бы свершить извечного, чтобы весь день – не зря.

Время стянулось в линию, словно надежда синюю,
Но не всегда малиною потчует нас судьба.
И в предпоследней серии, вновь обвинён в неверии,
Чей-то укор примерю я, словно клеймо раба.

Да, в предпоследней серии, вновь обвинён в неверии,
Чей-то укор примерю я, словно клеймо раба.

Жить по закону божьему, взгляд Его чуя кожею,
Что там кому положено – помнить и принимать…
Можно ли так, неистово веря в господни истины,
Прямо в душе расхристанной голову поднимать?

Изгнанный и осмеянный, что-то ещё посмею ли?
Вьются досады змеями в скользкий клубок внутри.
Только не получается раз – и навек отчаяться.
Вдруг чудеса случаются? Значит – по счёту «три».

Видно, не получается взять и вконец отчаяться.
Ведь чудеса случаются. Значит – по счёту «три».

Если уж «делать нечего» – словно проклятье вечное,
Чтож, выезжай на встречную к грусти дурной своей.
Пусть не дрожит в руке копьё, взялся – так получай своё,
Душу поддеть на остриё разом – всего верней.

Правды застыли трупами – не углядишь и с лупою.
Сердцу горланишь глупому: «Смолкни, постой, замри!»
Только оно, дичалое, мчится, как лошадь чалая,
Искоркой счастья малою теплится изнутри.

Сердце моё дичалое мчится, что лошадь чалая,
Искоркой счастья малою светится изнутри…

заплетает шерсть осень в косы,
да по ветру пускает,
лети-лети!
не угнаться за лисами,
желтоглазыми,
непрошенными.
не ходи.
очаруют, запутают,
высмеют,
расцарапают сердце до дыр.
лисы - брошенные,
ветром скошенные,
и шерстью, сплетенной в косы,
да по снегу свежему, белому,
к стылому чуждому северу,
убегают,
и заплетают,
на бегу, на ходу, крыльев взмахами
твоё сердце
в тугую косу.

Не в рифму и не в лирику (не поэт я, да, и не менестрель), но зато из недавнего и жизненно-прикловского. Надеюсь, улыбнет.
И удачи всем на сессии.

Был вечер зимний, злой мороз.
Спешил во мраке путник поздний –
Спешил он пару дней при том,
Но вечер тот же – зверь холодный.

Таверны бойкий маячок
Манил к себе, дразнил призывно
Огнем и снедью, и столом.
И странник зашагал активней.

Вот грохот двери. И тепло.
Ну, наконец-то! Запах пищи.
Тот странник снял с себя пальто,
Ища, где сесть бы, чтоб почище.

Народу в зале о-го-го,
Не сесть отдельно, всюду тесно
Подсел он к магам – что с того?
«Ну здрасте. Как тут? Интересно?»

Взглянули маги на него:
Парнишка кроткий, молчаливый.
Спросили, кто он, и чего?
Не отвечает, бесполезно.

Смутились маги, странно всё,
Хоть вида, ясно, не подали.
Прошло с пол месяца ещё,
И тут случилось, что не ждали:

Он поднял взор - тот странник поздний -
И улыбнулся – так легко!
Представился, и, друг любезный,
Продолжил прошлый разговор.

Дивились маги его речи,
Идеям, мыслям и словам!
Собрались люди ближе к встрече
И философствущим мужам.

Но что за ересь, что за случай?!
Он сник опять! Уснул! Затих!
Не слышит! Нет! И как не мучай
Ответа нет. Он глух и тих.

Поднялось общее галденье,
Не понимает люд сего!
И ужас, смех, и треволненья:
Ответил раз, и нет его!

Тот случай долго продолжался,
Все разошлись уже давно.
Мож, помнил кто, кому забылся:
Таверна, ночь, молчун … и что?

Но вдруг случилось странно дело
(Прошел иль месяц, иль с того)
Всех, кто в таверне был, скрутило
И унесло в небесный шторм.

Тот вечер был всё злой, морозный.
Таверна, стол, и парень там.
Переместил их всех обратно
«Ты маг!» «Да нет, экзамы сдал! ^^»

Билет

Не спешите сомневаться
В шутках латного паяца.
Над подтекстом издеваться
Тоже, стало быть, постой.

Но - прошу вас, без оваций!
Не извольте волноваться! -
Раз умеешь улыбаться -
Хрен, приятель! Не пустой!

Чёрный, белый, нагло-серый,
Не отрёкшийся невера,
Разноцветный лист фанеры,
Как афиша циркачей.

Но смывать не надо краску,
Чтоб прищуренные глазки
За артистскою раскраской
Различили блеск мечей.

Азбуку городов, дорог алфавит, вокзальное абецадло
Выучила прилежно: от "А" почти дошла до средины.
Мелочью всех валют звенел мой карман, пропитанный авокадо
Соком; и губы в кровь зацелованы ветром неукротимым.

Лёгкие на подъём, видали вдвоём мы столько, мой друг, чудного,
Странностей всех мастей - в мире отроду этаких не бывало -
Что не могу вести ни путевых замет, ни записей дневниковых,
Ни отмечать булавками карт, ни хранить бортовых журналов.

Воздух пахнет предчувствием радости и грозы.
Что мне! Планы мои сошли втихаря на нет - на "нет им вовек возврата".
Путник, покинувший берег! будь небеспечен, сверяй часы:
На дороге не различить ни вчера, ни завтра.

*размер скачет, потому что песня

Чайная на салфетке

Тихая музыка, столик, подушки, свеча.
Взгляд, разговоры полны суетной чепухи.
Слабый стук чашек, журчанье воды - льётся чай.
Запах цветов, аромат благовоний, духи.
Громкий стук сердца, неловкость, вопрос невзначай.
Прикосновение губ и ресниц и касанье руки.

Хотелось чего-то доброго. А по поводу размера: да, мне порой нравится растягивать последнюю строчку или две. По-моему, так получается весьма красивое завершение.

Vie

Стекла конвульсий звенят.
Мед переплавят в наточенный серп
для беспризорных ягнят.
Шторм для стакана - будет нелеп.

Маску наденет ад
И не спасется прыть.

Кроткий блажен, глупости рад -
лишнее знание может убить.
Плыть заставляет против
только неведомость
этой любви,

чтобы свершить несвершимое
зодчим,
чтобы взорвать на себе
c`est la vie.

__________________________

Ответы

Вопросам не спится,
ответы - как спицы -
ловушкой в игре восприятия..,
гнедой коалицией зорких зарниц
таинственно шепчут о матери.

Их холод сечения - в бровь,
глазная уж яблоня
стала усталой.

Они же, как ветхая новь
и золото были, что в камень ушло,
но снова горит и маячит сериалу
найти в себе смысл
и главное зло.

_____________________________


Vie - Жизнь

С`est la vie. -
1)Это жизнь.
2)Жизнь такова.
3)Жизнь такова, какова она какова, и больше не какова.
(вольный перевод)

Ты опять меняешь мир
Сон на сон и свет на свет
Эхо радости возьми
От восьми и - на обед
Вех забот, забот и вех
Век сомнений и дверей
Кто-то будет лучше всех
Кто-то - спать у якорей
Там рассвет и яркий день
Сменит в позолоте ночь
Уходя, оставишь дочь
Не забудь, пальто одень

здесь принципиально нет заглавных букв. ага

птица моя, колкий ветер
тебя обнимает смущенно.
целует и отпускает.
лети же за облака!
птица моя, солью моря
умоет тебя непогода,
взъерошит злыми штормами,
и выпустит из своих рук.
птица моя, стекло неба
останется на твоих крыльях,
и в вены вольётся эфиром.
лети, моя птица...
лети!

Городской пейзаж. Писалось давно, да все руки не доходили довести до ума.

Бордовая кровь винограда
Стекает по серым домам,
И авто…мобильное стадо
Кочует по шинным следам.

Мигают, пищат светофоры,
Таращится в даль манекен,
На улицах – пробки, заторы,
Как тромбы в сплетении вен.

Огонь винограда рубином
Сияет и глушит неон…
Закат – пожилым господином
Встречает осенний сезон.

Он тих, старомоден и странен,
Потерян и кроток на вид.
Закат современностью ранен:
За ширмой высоток горит.

Бордовая кровь винограда –
Вечерний тягучий романс,
В нем прелесть бетонного сада,
В нем прошлым годам реверанс.

*отбеливатель*

Если грусть накатит валом,
А тоска пронзает жалом,
Взгляд из зеркала потух,
Слушай друг, да ты опух.

Хватит ныть и лезть на стенку,
Сделай себе переменку,
Хоть таймаут, как хотишь,
Все равно сейчас не спишь.

Расчешись да подтянись,
Ну-ка смело улыбнись,
И на кухню шагай браво,
Чаю выпей иль какао.

Вот, теперь ты человек,
Хоть и страшно жить в наш век,
Кошек выкинь из души,
А теперь уж сладко спи...

и тут тоже нет больших букв. я вредный, ага

соль и клевер,
ты мне снишься
цветом липового мёда,
запахом вина и специй.
соль - оттенок длинных прядей,
клевер - госпожа удача,
что целует тебя в щёки.
соль и клевер,
ты ведь знаешь,
как скрипят под ветром мачты,
и как манит в свои сети
паутина текелажа.
соль и клевер,
я скучаю.
обманув слепое сердце,
я ушел,
но ты мне снишься,
каждый вечер и под утро,
исчезаешь морской дымкой.

соль и клевер.
я скучаю.

Она

Она странная, такая странная…
Нелепая, никем незваная.
А волосы… Что за волосы?
Не золота - света полосы.
Всё руки прячет смущенная,
Глазами впиваясь: «Прощенная?»
Все ищет чего-то тихого,
Клянет за любовь безликого.
По темным углам скитается,
Зайдет-уйдет – не прощается.
И так приголубить хочется,
И так щемящее пророчится,
Что будем мы рядом навеки,
Пока не смежит ночь веки.
Когда только ляжет рядом,
Застынет в глазах водопадом.
Мы будем грустить терзаясь,
Прощать и просить прощаясь,
Пусть только уснет до утра…
Совесть, что вновь чиста.

Есть в интернете форум чудный
Там приключенцы собрались
И Днем и ночью, в праздник, в будни
Постят –и в строчках чья-то жизнь

Там Мориан с Пехотой ходят,
В админке Cветозар сидит,
Там Темный Омут верховодит,
А за порядком Хигф следит.

Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей-
Гуляет там Единорожка
Последняя в семье своей.

Там Тельтиар, идей он полон,
И дева-сказочница Соуль
С мансарды спустится порой.
Бойцы – один другого круче:
Черон, Ви-Зет Орофин, Шутер
И с ними Дьявол наш Морской

Там в драконессу мимоходом
Влюбиться может паладин.
Там Облака уж больше года
Идут. Там Латигрэт средь льдин
Не засыпает до восхода.

Там Найра ходит и не тужит,
Хоть Волк ей Призрачный не служит.
Там ступа с Бабкою Гульдой
Идет-бредет сама собой.

Рапсодия, Мэйфлауэр, Шибер –
Их тоже кто-нибудь, да видел

Я там была давным-давно
Акиру с Файервинд видала
Всех вас друзьями называла
Надеюсь, что взаимно то

О форуме теперь об этом
Поведаю всему рунету

на самом деле это просто была вольная ассоциация на слова одного человечка про "звёздный путь"

звезды пахнут севером,
полынью и песком,
дорога через небо -
девичьим платком.
она зовёт мелодией
флейты и весны,
слышишь? это небо.
закрой глаза.
иди.

Домик

Я построю этот домик,
Вот увидите – построю.
Моря даль, зеленый холмик
Ветром дышит и волною.

Солнце ласково полощет
Юбки, волосы и травы.
Воздух пьяный чуть щекочет
Солью губы для забавы.

Стол массивный, деревянный,
Кресла гибкие узоры,
На пороге – гость нежданный,
Смех и чай под разговоры.

Стрекоза в ладошках дочки,
Упорхнет в порыве смелом,
А у сына – резко, сочно
Пряди выгорели белым.

Кот мурлычет, пес резвится,
Руки тонут в переплете:
Книги вольные страницы
Мной оставлены в полете.

День уставший гасит свечи,
Замерев в прохладе света,
Шалью мне покроет плечи,
Тот, кто ждал такого лета.

Я построю этот домик,
Будет все: и сад, и берег,
Оживет зеленый холмик…
Только с тем, кто в это верит.

Черной вязью
По чистой простынке
Волочит себя рваный след.
Сбита с грязью
Резная снежинка
Суетою дурных сует.

Буквы смолью
Запачкали снежный,
Чуть примятый по краю лист.
Своевольный,
Устало-небрежный –
Почерк мой, как гора, скалист.

Уголь смеха
На белой печали,
Цепь следов. От звена к звену.
Стонет эхо
Судов, у причала
Опустившихся вниз, ко дну.

Княжна-ящерка

Он искал сред скал шкурку яркую,
Что усыпана изумрудами.
Думал встретить княжну-ящерку,
Ну а встретил чудо чудное.

Чудо чудное, диво дивное
Девой статною обернулась вмиг.
Очи ясные, косы длинные,
Белоснежные, прямо до земли.

А в ногах лежит шкурка тонкая,
В изумрудах солнце плавится.
Да на шкурку ту и не смотрит он,
Глаз не отвести от красавицы.

Книзу черные тучи клонятся,
Волком воют скалы на ветру,
Молвит девица тихим голосом:
"Ты по чем пришел к моему двору?

Коль за шкуркою – забирай ее,
Да скорей ступай тропкою назад,
Пока ветер свою песнь поет,
Страж мой спит, как скалы спят".

"Нет, не нужно мне шкурки дорогой,
Я тебя возьму, дева милая,
Ну а коль пойти не решишь со мной,
Заберу с собой тебя силою.

Не успеет страж пробудиться твой,
Не догонит он моего коня".
И шагнул он к ней, поманил рукой,
Заходила вдруг ходуном земля.

Волчьей пастью скалилась она,
Добра молодца в недра забрала.
Грустно смотрит ящерка-княжна,
"Милый, стражник мой – то сама скала".

9.02.2011

А город живет - в суете перегруженных улиц,
Под небом, набрякшим, как веки от пролитых слез.
Деревья навстречу холодным ветрам распахнулись,
И падают в небо во весь опрокинутый рост.

А тени ложатся на снег запрещающим знаком,
На вечный вопрос никогда не найдется ответ.
Спешат пешеходы, и мальчик играет с собакой,
И падает с неба подтаявший, медленный свет.

Десять лет предательства.
Сломанный кинжал.
Десять лет предательства.
Я тебя не ждал.

Хлесткая пощечина -
Хочешь - уходи!
Голос - не сорвется.
Уходи. Не жди.

Дороги перепутаны,
В клочья все мечты.
Слова давно забыты
Есть только "Я". И "Ты".

Десять лет... Так мало.
В зеркалах - шуты.
Десять лет - туманом.
Давай же - уходи!

И вслед, давно ушедшему...
Нет.
Смолчу.
Прощай.

Зеркало

***
Друзья не умирают,
Они уходят в зеркале судьбы,
В руках отчаянно сминаю,
Письмо, а с ним свои мольбы.
***
Кто помнит, тот всегда мечтает,
Тех, о которых жаль,
Следов во времени не замечает,
Что так уводят вдаль.
***
Сказать - забуду, не смогу я,
А только росчерком пера,
Так близких, но далеких нарисую,
По памяти, как есть, любя.
***

У меня сосед - нереальное
Утомляет своей заботой
Закрывает последние проводы
И становится вроде не рвотой
У него сосед спит под кузовом
Окрыляет подфарник в фартук
Да рыбак ловит в неводе грозовом
Перепутав с удилищем галстук
Нереальное, рифма плохая
Нереально, какие тут доводы...
Вот, висят провода вдаль не смотаны

Мне не впервой тяжёлой дверью хлопать,
В который раз от боли уходя -
Чужое небо пляшет под ногами,
Мосты и судьбы круто разводя.

И снова в путь, в заснеженные дали,
С котомкой обветшалой за плечом.
И как бы вы меня ни осуждали,
Ни трусость, ни гордыня не при чём.

Пройду опять леса предубежденья,
Через ряды убогих и царей,
И мимо лести, мимо снисхожденья -
Передо мною тысячи дверей.

Открою дверь - вперёд, в густые кущи,
Туда, где льётся песнь златого Феба,
И благодать пророчит всемогущий...
А под ногами жжёт чужое небо.

Может, тогда ещё парочку?

Потом, потом, когда-нибудь,
Когда в клубок свернётся время
И зазвенит Костлявой стремя,
Последний указуя путь,

Полынь-звезда осветит мне,
Свернувшей чуть левее рая,
Врата затерянного края
В лазурной неба глубине.

И вздрогнет призрачный хрусталь
От заключительного шага,
И книгой оживёт бумага,
Взорвав последний мой февраль...

Ну, а сейчас, пока зима,
Метель мне лепит оплеухи,
Издатели как прежде глухи,
От них ни строчки, ни письма...
* * *
Две луны, как очи Фрейи,
Смотрят в полночь не мигая.
Две луны, как очи Фрейи,
Молчаливо пустошь мерят.

Две луны, как груди Кали,
В нитях облаков-лоскутьев
Дышат кровью, дышат сталью,
В клетке тела рушат прутья.

Две луны, двуликий Янус,
На тебя глядит с надеждой
Из небесного сафьяна
Испокон веков, как прежде.

Две луны иной планеты -
Два плафона под извёсткой
Запечатлены в сонетах,
Одой краткой и неброской.

***
Держат меня еловые лапы, держат берёз опавшие пряди.
Кажется, карты попались с крапом: тропки, овраги... Окрест не глядя,
Перебегают дорогу зайцы: еле заметишь их, белых, тощих -
Не пожелавших земли касаться, тонущих в мягкой слепой пороше.
Солнца к полудню уже не видно. Снег заметает глаза, ресницы.
Вся в свиристелях стоит рябина, и хохолками качают птицы:
Мол, забрела-то, в какие дали! "Нет тебе дела, и нет постоя.
Здесь ни души: всё ветра украли - только озёра, снега да тролли.
Вот твой маяк: на верхушках сосен дремлет луна в гамаке колючем..."
Карты не ведает старый лоцман - кто он, загадочный мой попутчик?
Вышел из лесу, в мороз, как в книжке. С плеч отряхнул снеговые горы.
Отдал свои беговые лыжи, чтобы дорога бежала скоро.
Я бы его и спросила прямо, кто он - но в воздухе стынут звуки.
Думаю, он - из поры буранной. Или из рода февральской вьюги.
Вскоре рассыпался вихрем пыльным. Я отправляюсь, конечно, дальше.
К этому можно, мой друг, привыкнуть. (Знаешь, дороги не терпят фальши).
Долгой лыжнёй, да отлогим скатом - дома не раньше, чем на закате.
Держат меня еловые лапы, держат берёз опавшие пряди.

***
Гудели волны альтом Альбани,
прибой покрыл письменами камни,
царапал воздух слова в гортани,
я сохранила это.
По карте мира, сказал Меркатор,
иди от полночи до заката,
держи норд-ост и включи локатор -
я нарисую вектор.
Из древних греков один Павсаний -
мудрец, собравший под небесами
("не снилось нашим...") букет названий
и путевых заметок.

***
моя королева, сегодня ваш кай уходить ещё не готов.
позвольте мне сделать горячий чай и разжечь камин
стопкой плохих стихов:
их всегда слишком много, не стоит беречь их.
моя королева, на улице холод собачий и солнце как блин;
горизонта неровный шов.
я твердил, как урок: до свиданья, прощай, до встречи.
и увидел, что это, в общем-то, хорошо.

моя королева, мне кажется, это - всё.
нет, ещё не весна, но теплее, и тает лёд.
моя королева, я бросил в огонь кольцо,
и на нём проступило "и это пройдёт".

Мне снился бред: детина ражий
В цветном киркоровском плюмаже,
И колбаса по три рубля
В корме хрустальной корабля.

Печальный филин на вулкане,
Седло на взмыленном декане -
Отчислил ведьму, что ли он?
Тяжёлый бред. Дурацкий сон.

И как ему не быть дурацким,
Когда наш зомбоящик адский
Вещал весь вечер чёр-те-что.
Итог: ночное шапито...
* * *
Рифмовать милый вздор
Так легко, так легко
Хоть замшелый фольклор,
Хоть в бантах рококо.

Только ждать ли ответ
На волшебный заказ?
Напиши, оппонент,
Пару строк, пару фраз...
* * *
Ночь украла все звёзды, лишь тучи -
Словно кошки по маковкам сосен,
Лишь костёр, companiero трескучий,
Что-то воет, безлунно несносен -

Рвёт хвосты в обнищалое небо,
Что-то шепчет мне о Пондерозе,
И о ранчере Хесусе дряхлом,
Что загрызли койоты в обозе...
* * *
Мысль скользит по водной глади.
Плеск!
Солнца луч крадётся сзади.
Блеск.
У корней могучих дуба,
Мхах,
Притаилась ежевика -
Ах...
Тишина. На солнце таю -
Пышшш...
Слышно, как трусùт под норку
Мышь.

К В.

В дымке ренуаровской пастели
Бугорки лепнины на стенах.
Душный зал. Зеркальные панели,
Кисловатый, темно-серый страх.

Вы глядели искоса, с прищуром,
Взгляд Ваш был спокоен и шершав.
Мои мысли, треснув кракелюром,
Разбегались, чувства размешав.

Не понять – ирония? Насмешка?
Не поднять мне сникшей головы.
Разве ферзь узнает, вспомнит пешку?
Вы меня забудете, увы.

Я одна – из сотен, сотен, сотен.
Светлячок из тысяч светлячков,
Полотно из тысячи полотен,
Василек в букете васильков…

Bes/smertnik, здорово!

* * *
Кому ты предан, черноокий паж?
Чью шпагу бережёшь ты пуще глаза?
И что за перстень с голубым алмазом
Клянёшься, что умрёшь, но не отдашь?

Какие тайны прячет этот взгляд
И тонкая безусая усмешка?
Ты беззаботно ходишь белой пешкой
И цедишь кьянти, будто редкий яд.

Грешно, мой друг, столь чувственно цвести...
Что за секрет таят твои ресницы,
Что каждая матрона и девица
Не в силах глаз в истоме отвести?

Кому ты клялся, будто не предашь,
И целовал надушенные пальцы?
И кем он был? Французом? Португальцем?
Кому ты предан, черноокий паж?

Мне сегодня странно и светло: ветром невозможно надышаться. Верно, где-то встала на крыло стая, до которой не подняться. Свет весенний падает волной, наполняет кровь холодным хмелем: стая возвращается за мной, но узнать не сможет в этом теле. Так легко - объятья распахнуть и свободы ледяной напиться... Два птенца. И незакатный путь.
...мимо пролетающие птицы.

На изломе хрустящего льда
Ускользает лимонное время.
От мороза блестят провода -
Молний огненных жаркое стремя.
Застывают слова на ветру,
Что целует замерзшие губы,
С ледяного стекла я сотру
Иневатые синие клубы.
Как сверкают алмазы в снегах...
Ночь темна, неизбежна и пряна.
И качает метель на руках,
Напевая токкаты чуть пьяно...
* * *
Тихо, шшш... Замри. Ты слышишь,
Как запели половицы
На ступнях у светлицы?..
Звуки выше, выше, выше...

В лунном свете подоконник,
Серебрятся занавески,
Тени в чудо-арабески
Заплетает старый сонник.

Кто-то, потроша подушку,
С неба сыплет пух да перья,
Стародавние поверья,
Засыпают нам избушку.

Молчаливо серебрится
За окошком долька дыни,
С полыньи - морозной скрыни,
Вздохом снежным пар клубится.

Лỳкой старою в седле
Плачут-стонут половицы,
Тихо вороша страницы,
Ночь шагает по земле.

"ВЕДЬ СВОБОДНЫ ЖЕ БАБОЧКИ!.." ИЛИ ПРОСТО ОДИН СОН

Мне приснилось сегодня, что я - тень,
и мои тонкие тёмные руки ночью не существуют без света,
но ты всё равно находишь их так легко, словно видишь,
и держишь меня, как ребёнка.
Проснувшись, я нашла рядом пьесу Леонарда Герша.
Я подумала: "Ведь свободны же бабочки!.."

Как считаете, а вы еще не разучились любить?

С собой. собой. в себе.

Серый пепел кружится в небе,
Застилая пустую тьму.
Закурить спросить? Только где бы?
Где и сам я – всё не пойму.

Вроде дома был – вот те нате,
Потемнело – хоть глаз коли.
Чьи тут шутки? Довольно! Хватит!
Ты меня, я прошу, не зли…

Холод жжётся осенним бесом,
Ветер спесью бьёт по спине,
Стылым пеплом рисую крест я
На поверженной тишине,

И десятки голодных пастей,
Протянувшись из темноты,
Разрывают меня по части,
В раны тыкая горьким «ты».

Наглядевшись в моргалы мраку,
Поднимаюсь, рванув петлю,
Чтож, что сдохну? Вперёд, в атаку,
Что сумею, то искуплю,

И огрызок рубашной ткани,
Словно знамя, зажав в кулак,
Сам собою в себя же ранен,
Я заржу, как чужой дурак.

Быть своим и чьим-то – не ново,
Но порою так важно, вай!
Одиночество, ты хреново,
Но раз вылезло – наливай!

А за право расти спасибо,
Жаль, что в корень пошли плоды.
Ты мне к Господу выправь ксиву –
Потрепаться на все лады.

Я спрошу его: «Слушай, отче,
Ты ведь знаешь, зачем я есть?
Раскажи-ка мне покороче,
Что за хрень я толкаю здесь,

Для чего я всего отведал
Не по мере, а сотней крат,
А к чему мессианским бредом
Путь зовут, а нельзя назад?»

Улыбнётся Господь мне честно –
Не забуду, схочу ли, нет –
И укажет моё мне место,
И протянет в ладони свет.

А что в сердце моём лежал он,
Что дарил, не имея сам –
Так наверно мешала жалость:
Чтобы сердце – и пополам…

Серый пепел кружится в небе,
Серой краской текут глаза.
Закурить спросить? Только где бы?
Да и здесь, почитай, нельзя.

Мрака взор неприлично светел,
И похожи глаза у нас.
Я спросил. Только кто ответил?
Будет ясно. В урочный час.

Все приму. Но смиренья - не ждите.
Не для этого с горькой страстью
Я рвала предреченного нити
Окровавленной черной пастью.
Смертью меченная с рожденья,
От холодного небосвода
Я не чаяла утешенья,
Утешаясь своей свободой,
И когда Господнее слово
Настигало разящей болью,
Я издохнуть была готова -
Лишь бы только остаться вольной!
Только всей бунтущей плотью,
Гневным духом, мятежной кровью -
Я любила Тебя, Господь мой,
Несмиренной моей любовью,
Хоть, подобно дикому зверю,
Не давалась аду и раю -
А теперь я в Тебя не верю.
Я Тебя теперь просто - знаю...
И покуда кровь не остыла,
Все приму - что есть и что будет.
Только Ты прости все, что было,
И не строго суди тех, кто судит...

Сегодня, в день девятый термидора,
вид из окна особенно хорош -
закат через тюремную решетку.
Снаружи сухо щелкают затворы.
Идет стрельба.
Не бойтесь, Иоанна,
вас это не спасет.
Орфей поет.

Сегодня, в день... нет, дело ближе к ночи,
и Сон приходит, и приходит Смерть.
У маргариток лепестки из крови.
- Спрошу еще раз - этого ты хочешь?
- Да, - говорит.
(Спи с миром, Иоанна!)
- Прошу, - он говорит.
Орфей молчит.


Инспирировано:
Нил Гейман: "Песочный человек: Далекие зеркала. Термидор"
и Линор Горалик.

Баллада «Дама треф»

Дама треф меня всегда подводит,
Дама треф опять идёт к червям.
Лысый Джимми тройкой бубен ходит,
Томми с «Джэком» - видно по бровям.
Зелени сукно в глазах краснеет,
Будто крови кто на стол плеснул,
Лысый Джимми, словно мим, бледнеет,
Случай Джимми подло обманул.

Дама треф, спаси меня, красотка,
Крой умело все мои грехи.
Закажу я вместо виски водку
И начну читать тебе стихи.
Томми ходит круто, курит нервно,
Томми бледен, будто бык боднул.
Наш блэкджэк - он не для слабонервных.
Случай Томми подло обманул.

Дама треф, ну, что же ты, красотка?
Пуст бокал и старый хьюмидор.
Ждут кого оковы да чахотка?
На кого падёт твой приговор?
Ах, ты, чёрт! Моя шестёрка бита.
Зря я тебя, дама, помянул…
Ты не стоишь ловкого гамбита.
Случай меня подло обманул.

Дама треф отныне с этой карты
Скалится на каторге во снах.
Бабы, брат, не созданы для фарта…
А ты здесь за что, скажи, монах?

Все в продолжение игры и в продолжение Офелии

Я видела храм покалеченных кукол
Я видела храм изувеченных снов
Я видела горе.
Разлуку и горечь
В одной рукописной тетради стихов.
Я видела храм покалеченных кукол
Считавших, что тоже умеют любить
Я видела лица
И руки на спицах
Подвешенных заживо - сердцем на нить.
Я видела храм. И себя в этом храме:
Сжигающей пальцы, как свечи, в слезах,
Больной и ненужной,
Молящейся... маме,
И все не решающейся рассказать.
Я видела сон, изувеченный болью -
Я больше не верю ни яви, ни снам.
А сердце стучит
по привычке, безвольно:
Там кукол растерзанных кукольный храм

Леший

Я дорогу найти не могу,
Всё хожу, кружевами петляю,
Заблудилась в весеннем снегу
Ковыляю домой, ковыляю.

Ох, несносен сегодня лешак:
Водит за нос средь талых сугробов,
Просит свадебный алый кушак,
И лесною стать просит зазнобой.

Э, шалишь, сучковатый злодей!
Меня бабка учила заклятью:
Чтоб отстал ты от честных людей,
Получи промеж рожи распятьем!

Я невестино слово дала,
И кушак теперь жизни дороже,
Прочь с дороги, хромой шурала!
Или хочешь ещё раз по роже?

Ночь на сентябрь. Наверно, сорок пятый,
Ты от меня уходишь на войну,
Как никогда - мой дед, и твой - когда-то:
За ставшую легендами страну.
Винтовка, шпага, плащ...присядь в дорогу.
На чей ты фронт, в какой ты легион?
Храни вас Бог, когда угодно Богу
Беречь любимых. Сбережет ли он?
Ты так устал, а я - совсем больная.
Неловко оседает тишина...
Седое небо сослепу светает...
Сентябрь сорок пятого. Война

Из жизни ангелов.

О весенней поре
На Синайской горе
Мы с друзьями костер развели:
Рафаил, Михаил,
Гавриил, Уриил -
Мужики, и все в доску свои.
Угли стлели в труху,
Камбалы на уху
Рафаил наловил с полведра,
Самогон Уриил
По стаканам разлил -
Коль гудеть, так гудеть до утра.
Но едва Гавриил
Инструмент расчехлил,
Да по струнам ударить хотел,
Глядь - небритый мужик,
Грек, а может, таджик,
Вдоль по склону с плитой пропыхтел.
Первым встал Михаил,
Пособить он решил
Мужику, что скрижали волок.
И хоть не был он пьян,
Да запнулся о жбан
И потек самогон в костерок.
Вспыхнул куст и земля,
Ури дал кургаля,
Гавриил всех цветисто честил,
На ведерко в углях
В мелких рыбьих костях
Огорченно вздыхал Рафаил.
А палатку свернув,
Михаила ругнув,
Услыхали молитву они -
Сорок тыщ верениц
Пред кустом пали ниц
Обагрили их лица огни.
И с досады такой
Возвратились домой
Михаил, Гавриил, Рафаил.
А остался лишь он,
Тот, что светом рожден -
Добрый ангел людской Уриил...

Дома сумерки. Не застлана постель.
Час - восьмой, а месяц, тот, девятый,
Чиркнувший белесой полосой -
Или золотым гуртом дуката? -
В облаках небесную пастель,
Спит. И дождь давно затих,
Нам с тобой, бессонным, на двоих
Шелестевший по ветвям стаккато.
Ты уходишь, как во сне когда-то,
В череду сменившихся недель...
Я одна. Не застлана постель...
Час - девятый. Месяц, тот, рогатый,
Нить дождя свивает в канитель...
Я одна. Не уходи, куда ты?

Восхождение

Вершины достичь немудрёное дело:
Ползи и ползи шаг за шагом наверх,
Пылает-горит раскалённое тело,
И бьётся в мозгу: обречён на успех.

И вот шаг за шагом, сдирая ладони,
К вершине-утопии, к давней мечте,
Усталость не чуя за счастьем в погоне,
Ползёшь на ободранном в хлам животе.

Ни руки не держат, ни ноги не чуют,
И камень холодный во взгляде плывёт,
А грифы всё ниже, а грифы всё чуют...
А ты чертыхнёшься и снова вперёд.

И солнце садилось и снова вставало,
Пока ты взбирался всё выше и выше,
И птаха поутру тебя отпевала,
А ты молча лез и молитвы не слышал.

И вот ты достиг, и дыхание спёрло,
Лежишь на вершине утёса пластом.
И хочется выть и орать во всё горло:
Ты лишь у подножия с мощным хребтом.

Обострение (предупреждение противникам бреда: содержание соответствует названию)

Фильм-анестетик –
Наркозом в уши,
В душу,
Глаза и мозг.
Сеть-анальгетик
Нервозность давит,
Плавит,
Как мягкий воск.

Лишь бы забыться.
Не думать. Больно.
Сольный
Концерт во сне.
В вату забиться,
Забиться в вату...
Фатум.
Привет весне.

Может быть ты никогда не плачешь,
Или понимаешь все без слов -
Это ветер треплет тени, мальчик,
Это осень - время страшных снов.
Небо давит Аргусом безглазым,
Изморосью стелется к волнам.
Только осень, время темных сказок
И тоски с тревогой пополам.
Полувзгляд в сгустившемся тумане,
Где плутает как ночной кошмар
Осень, не пришедшая за нами,
И дорога в дальнем свете фар.
Я скучаю - верно даже слишком-
По молчанию с тобою на двоих.
Понимаешь, ты мне часто снишься.
Только сны едва ли о любви...
Я курю, молчу, слежу устало
Как рассвет сгоняет тени с крыш.
В сущности я знаю очень мало:
Как живешь, любимый? С кем ты спишь?
Нам при этом патовом раскладе
Черви так решительно не "в масть":
Ты касаешься моей руки не глядя,
Я - болтаю о пустом и лгу, смеясь.
Ветер гонит тучи прочь, пытаясь
Выплеснуть рассвет из берегов.
Ты мне снишься, милый, не сбываясь,
Да и сны совсем не про любовь

Я знаю сама: ты опять не хотел разлуки.
Где же все началось? Ты уплыл на Итаку к ней…
Целовал на прощанье увитые золотом руки,
Целовал одежды лазурной нимфы морей.
А потом Галилея: твой факел и меч под тогой-
Прокуратор, какая роскошь – право на месть!
Я евреям за горсть монет продавала бога,
За один поцелуй солдатне продавала честь.
Я старалась в след не смотреть когда ты с другими,
Ты старался всегда оставаться собой самим.
Только вот Колизей… Ты за веру сжег меня в Риме –
А я готам в ответ скормила твой чертов Рим…
На Итаке отлив. Шелестят на ветру оливы.
Ты целуешь мне руки за долгие годы разлук…
…Я тебя увожу у любовниц твоих болтливых…
…Я царицей Египта на смерть отдаю из рук…

Написано за несколько лет до моего знакомства с Мигелем Боска, но очень подходит его характеру.

Я помню - было. Зачем? Неважно.
Нет больше силы. Уже не страшно.
Теперь уж поздно, все слишком глупо.
Гореть как звезды. Сгореть в минуты.
Простить с любовью, любить прощая.
Остатки боли, пакетик чая.
Осколки кружки, кривые руки.
Друзья-подружки, ночные муки.
И снова утро в чужой постели
Встречаю хмуро. Мне надоели
Все игры сильных. Себя считаем
Конечно ими. Не понимаем.
Где правда жизни? Кто нам укажет?
Мы смысл теряем. Иль это кража?
Свалить вину. Так легче, проще.
И каждый на судьбину ропщет.
Быть сильным больно, быть слабым трудно.
Кричать "Довольно!", молчать занудно.
Искать наощупь, глаза открыты.
Флаги полощут, все карты биты.
Убил дракона, посеял зубы.
Куда не помню. Ведь знал - забуду...
Вчера, сегодня... и завтра тоже
Одной монетой. Металл на коже.
Острее бритвы, больнее тока
Чьи-то молитвы, да все без толку.
Иду дорогой, куда не знаю.
Ступени к Богу, спиною к раю.
Ищу себя, теряя лица.
Это не я. Мне это снится.

Кто вы в другой - муравей или жужелица?
Бабочка в пиршестве, стрекоза иль пчела
Где-то над травами трудится-кружится...
Кто вы в другой? Явь темна иль светла?

Кто ожидает вас дома-на улице,
Кто приглашает, звонит ни о чем,
Кто забывает, кто гонит, кто хмурится?
Кто вы? О чем мы все время...

Как пройдет день, как летит мимо время?
Сколько часов заняла нынче ночь?
На удалении - кто вы, в чье племя?
И в приближении - кто вы, точь в точь...