-------------------------------------------------

I
Торвик

***



-------------------------------------------------

II
Woozzle

Носительница осколка


-------------------------------------------------

III
wwwolk

Пара фраз о драконах.

ЭТО, обрушилось сверху. Упало как гром среди бела дня, жалобно хрустнули, посыпались крошкой стекла. Моя старенькая четверка обиженно фыркнула, дернулась и буквально уткнулась носом в асфальт. Меня спасла годами отработанная реакция оперативника, прежде чем противно заскрипел и стал расползаться по швам металл, я уже кубарем катился в сторону канавы. Рука шарила по пустой подмышке, табельный «ГШ18» находился там, где ему и положено в сейфе оружейной комнаты.
Все это время я не сводил глаз со своей машины. Вернее с того, что раньше было моей машиной. ЭТО, взгромоздившись сверху на чудо российского автопрома, методично полосовало жестяную крышу, как старую тряпку. Временами оно помогало себе клыками и издавало утробный хрип. Рыком, я при всем уважении к разрушителю моего средства передвижения, не мог это назвать. Я говорю ЭТО, потому что сказать дракон, у меня язык не поворачивался. Драконов не бывает! Я знал это с детства. Однако же глаза говорили обратное. Вот он вороненый красавец терзает мою четверку, да так словно она ему кровный враг. Тихо шизея я сполз на дно канавы.

Кабинет шефа, радовал глаз, просторный и светлый, обставлен ореховой мебелью из лучших салонов. В углу тихо жужжал притаившийся кондиционер. Я сидел на дальнем конце Т-образного стола и, стараясь выглядеть спокойным, тупо листал какой-то журнальчик. Шеф, развалившись в уютном кожаном кресле, поигрывал карандашом, и время от времени с улыбкой поглядывал на меня. Наконец, он не выдержал и, облокотившись о стол, сказал фразу, которую я твердил себе все утро – Саша, драконов не бывает!
Я молча кивнул, отложил в сторону журнал. Взглянул шефу прямо в глаза и ответил – Максим Леонидович, объясните это моей, безвременно усопшей, четверке. Когда эта тварь распускала ее на ломти, мне драконы выдумкой не казались.
Шеф откинулся на спинку кресла и вновь принялся сверлить меня взглядом. Очевидно, непроизвольно он грыз кончик карандаша. Временами морщился, и тогда лицо его принимало вид сушеного опенка припорошенного белым мохом.
– Давно ты подсел на психотропные вещества, – тихо спросил он?
– С детства, – буркнул я – а когда пришел в вашу организацию, меня еще и технике секса обучили.
– Не остри, – беззлобно откликнулся шеф – ты у психолога давно был?
– Максим Леонидович! – с болью в голосе воскликнул я. Может, просто прокатимся на вашей девятке до места?
– А если там ничего нет?
– Расстреляете там же, дадите посмертно медаль, а в деле запишете погиб при ИСО.
Шеф встал, кресло, скрипнув колесиками, откатилось к окну – поехали, – коротко бросил он.
– Только пистолет дайте, – затараторил я, идя следом за ним по коридору – и на всякий случай возьмите «Вихрь».
– а ПЗРК не прихватить? – ехидно поинтересовался он.

Моя четверка, сиротливой грудой металла лежала на обочине, именно там где все это и произошло. Шеф, захлопнув дверку девятки, рассматривал ее издали. Я усиленно озирался по сторонам, прислушивался и опасливо поглядывал в небо.
– Не суетись, – бросил шеф и направился к месту трагедии.
Наскоро осмотрев то, что осталось от моей красавицы, он достал сотовый и, набрав номер, негромко стал отдавать распоряжения.
– Миша, срочно группу экспертов на 12 километр, да в полном составе, кроме баллистиков и медиков, трупов нет, огнестрела тоже. Поехали, – это он уже мне – нам тут больше делать нечего.

В зале для совещаний было ужасно тесно. Интересно мне, кто его проектировал. Люди сидели за длинным овальным столом. Спорили громко, перебивая, и практически не слушая друг друга. Сизый дым плавал под потолком, клубился, напоминая грозовые тучи. Я скромно притаился в уголке, рядом с пальмой, грыз орешки, сплевывая шелуху в самопальный кулек.
– Да о чем вы говорите! – кричал молодой человек в дорогих очках серебристой оправы. Это Вадик, наш дока по части всего что дышит и движется. Сухощавый, высокий, нескладный, с вытянутым интеллигентным лицом, неисправимый романтик и вечный невезун по части женского пола. Не смотря на это неунывающий и постоянно делающий бесплодные попытки склеить секретаршу нашего шефа Анечку. Он стоял, размахивая руками, и горячо доказывал – нет, и не может быть драконов в природе, это миф, скорее я поверю в ожившее ископаемое! Возможно птеродактиль!
Головы, как по команде, повернулись в мою сторону. Я замер с шелухой на губах.
– М-м-м, – промычал я, мотая головой и сплевывая шелуху в кулек. Какой нафиг птеродактиль, – в возмущении я даже привстал со стула – видел я птеродактилей и на картинках, и по телику, да и скелет видел в музее. Совсем не то.
Вадик скорчил ехидную рожу – да что его слушать, – сказал он, отмахиваясь от меня как от мухи. Он даже не знает кто такой археоптерикс!
– Ископаемая древнейшая птица подкласса ящерохвостых, – надменно произнес я – ты, что, думаешь, кроме тебя никто энциклопедии не читает? Я вам говорю это, был дракон, настоящий дракон! Длина тела около шести метров, включая хвост, узкое туловище с вороненой чешуей, нечто вроде костяного нароста по всей длине тела, как у динозавров. Маленькая голова на длинной шее. Ярко выраженные надбровные дуги, вполне осмысленный взгляд как, например, у собак. Офигенные клыки!
Я перевел дух и продолжил. Сильные задние лапы, намного длиннее передних, такое впечатление, что он передвигается на них как тираннозавр. Однако передние в отличие от тираннозавра тоже неплохо развиты, причем похоже на то, что они приспособлены, для того чтобы хватать и нести. Крылья перепончатые как у летучей мыши, однако, непрозрачные. Размах точно определить не смогу, но метров 10 – 12. Чего он точно не делал, так это не плевался огнем! Я сел в наступившей тишине и принялся мять пальцами кедровый орешек.
– Можете считать меня идиотом, – сидя и не поднимая головы, продолжил я – однако это не вашу машину, утром, раскатало в блин рычащее чудовище. Я лежал в канаве около пяти минут и прекрасно его рассмотрел. Не знаю, видело ли оно меня. Но на первый взгляд, было похоже, что его интересует только автомобиль. Из чего я могу сделать вывод, что с людьми оно не знакомо. Ибо хищники, например, те же тигры, прекрасно знают, что автомобиль всего лишь железо и нападают именно на людей, пытаясь извлечь их из автомобиля. Тут случай иной, как мне кажется.
– Кажется ему, – в наступившей тишине подал голос Валентин Николаевич. Профессор, кандидат каких-то там запредельных наук. Сухонький, вечно сгорбленный, седой старичок, в извечном белом халате. Повадками очень похожий на хорька, движения быстрые, резкие повороты головы, суетливый и постоянно сомневающийся во всем кроме собственных выводов. Нам молодой человек, – продолжил он – не домыслы нужны, а факты.
– Эксперты вы, вам и карты в руки, – ответил я и принялся за орехи.
Снова поднялся невообразимый галдеж.
– Друзья мои, – мелодичный голос перекрыл гам в кабинете и заставил всех замолчать. Я, как и все, обратил свой взгляд в угол кабинета, там, рядом с окном приютился невысокий журнальный столик. За ним сидела Ольга Васильевна, наш аналитик-координатор. Ей было чуть за тридцать, однако любой мужчина дал бы ей максиму двадцать пять. Высокая, с точеной фигурой и обворожительной улыбкой, она мигом укрощала любых разбушевавшихся спорщиков. Наперекор всем внутренним уставам она всегда ходила с распушенными волосами и они, ниспадая волной черного шелка, покрывали ей практически всю спину.
– Друзья мои, – с улыбкой произнесла она – давайте перейдем от домыслов и гипотез, к имеющимся у нас фактам. Она оглядела всех, постукивая карандашом по исписанному листу. Никто из вас не удосужился собрать в кучу все, что мы там, – она кивнула в сторону окна, – накопали. А накопали надо признать не мало. И внимательно изучив все, что мы имеем, я пришла к выводу, что молодой человек не врет.
Я удивленно приподнял брови. Молодой человек? Это она про меня? Елки палки, да я едва ли не старше ее!
– Итак, – продолжила Ольга, не обращая внимания на мою возмущенную мимику – судя по отпечаткам следов, их глубине и расположению, мы действительно имеем дело с существом, которое до сегодняшнего времени не было ни кем и ни где не обнаружено. Отпечатки задних лап намного сильнее вдавлены в грунт, вывод – именно на них приходится основная масса тела. Отпечатков когтей в грунте не обнаружено, однако они явно видны на автомобиле и даже на асфальте, это позволяет предположить, что когти существо, может втягивать как, обычная кошка. Исходя из площади следов и их глубины, можно приблизительно рассчитать массу тела существа. Я это уже сделала, – кивнула она, пытавшемуся было встать Валентину Николаевичу. Результаты довольно странные, я их проверила дважды, и все же они меня повергают в изумление. Она выдержала эффектную паузу. И когда кое-кто уже заерзал, произнесла – предположительная масса тела существа, 150 килограмм!
– Не может быть! – воскликнул кто-то из расчетного отдела.
– Чушь, – отмахнулся Валентин Николаевич.
Ольга переждала бурю эмоций с очередной сияющей улыбкой, когда все немного поутихли, она положила листок на стол – можете проверить, – произнесла она и села обратно. Изучив повреждения автомобиля, – Ольга продолжила, словно сама для себя, однако все тотчас внимательно уставились на нее. Можно сделать выводы, – продолжая говорить, она, быстро накидала на листке какой то эскиз. Строение скелета данного существа чем-то схоже со строением скелета кошки. Что позволяет ему падать на жертву с довольно большой высоты с приличной скоростью. Это, несомненно, увеличивает силу удара. Что мы и наблюдали с автомобилем. Она передала эскиз сидевшим за столом, и он быстро стал кочевать из рук в руки.
– Однако, чтоб поднять в воздух такую массу, животному приходится делать разбег, следы это подтверждают, – она вновь опередила, пытавшегося было вставить слово Валентина Николаевича. Я внимательно просмотрела место происшествия и фотографии, на них можно различить следы разбега, если знать, что искать и где. К тому же, основываясь на свидетельских показаниях, – Ольга, улыбнувшись, кивнула мне – можно предположить длину крыльев данного существа и, сопоставив все имеющиеся у нас факты, приходим к выводу, что свидетельские показания верны. Размах крыльев действительно должен быть не менее 10 метров. К тому же у существа должна быть очень хорошо развита группа мышц, отвечающая за работу крыльев. У меня есть предположения по механике движения крыльев, если кому-то интересно могу дать кое-какие выкладки и соображения. Но все это лирика господа и дамы. Вопрос в другом, – улыбку сменило очень серьезное и озабоченное выражение. Это существо факт! Вопрос в том, что нам делать с этим фактом. Мы не знаем ни его намерений, ни его физиологии, ни того, откуда оно взялось и куда направляется. Сегодня оно напало на машину, и нашего сотрудника спасла только отменная реакция.
Я горделиво расправил плечи.
– Но завтра под удар могут попасть простые граждане, учитывая наш профиль, мы обязаны сообщить в органы внутренних дел и не только.
– Нам не поверят, – скептически сморщился Вадик.
– Именно, – согласилась Ольга – именно по этому мы просто обязаны найти его сами и принять меры.
– И какие же? – с ехидцей поинтересовался Валентин Николаевич.
– Все необходимые, – холодно парировала Ольга. В конце концов, его можно изловить, такой шанс науке предоставляется не каждый день. Ну, на это у нас есть оперативники и это их работа.
– Ну да, – я усмехнулся про себя – как что-то не входящее в обычные рамки так сразу оперативники. А вслух спросил – Латы и копье полагаются?
– Конечно, – откликнулся, как всегда неслышно, вошедший шеф – а еще принцесса и полцарства в придачу. Можешь идти коня подбирать.

Мир, куда ее кинуло странное стечение обстоятельств, был абсолютно иным. То есть тут тоже был воздух, вода, деревья и трава. Но все было какого-то странного зеленого цвета. Было немного прохладно, как у них на пике зимы, но вполне терпимо, чтоб существовать и выводить потомство. Сроки поджимали, и инстинкт требовал найти место поукромнее. Она, конечно, не знала, есть ли в этом мире враги, но поостеречься все равно стоило.
Место нашлось случайно, уютный выворот как раз достаточный для того чтоб, свернувшись, уместится в нем полностью. При надобности она могла мгновенно из него выбраться и бросится в драку. Детеныш же оставался в полной безопасности. Роды прошли удачно и почти безболезненно. Но вот голод с каждым днем он становился все сильнее. А пищи поблизости не было. Спустя три дня голод погнал ее на охоту.

– Василич! – Николай, закинув пилу за спину, вразвалочку шел к вагончику. Василич, мать твою! Ты когда обещал наряды закрыть? Хочешь, чтоб мы тебе за бесплатно лес валили?
– Не ори, – Василич, оказавшийся крепким седым стариком, высунулся в открытое окно вагончика и важно сдвинув очки на самый кончика носа, буравил Николая взглядом.
– Не ори, – повторил он и водрузил очки обратно – наряды я вам уже закрыл, деньги хозяин завтра привезет. А вам к субботе надо на распадок выйти. Там кедрач знатный.
– Лесничего на вас нет, – проворчал Николай, сплевывая под ноги. Он бросил бензопилу к стене вагончика и плюхнулся на лавку за грубо сколоченный стол, устланный газетами.
– А деньги тебе тоже лесничий будет платить? – не отрываясь от бумаг, спросил старик. Мы ведь Коленька никого силком не держим. Беги в свое Замухрыминское и сиди баклуши околачивай.
– Мухоморское, – сквозь зубы процедил Николай – Мухоморское! И баклуши бьют, а не околачивают.
– Ну, вот иди да бей раз такой умный – усмехнулся старик. Чего ты тут сидишь.
– А то и сижу что страной, такие как вы, управляют – рассвирепел Николай. Разворовали, да развалили все!
– Ты вот что, – прервал его старик – хошь выступать, иди в депутаты, а хошь деньги зарабатывать, так давай ешь, да в деляну дуй. Машка! – громко крикнул он, высунувшись в окно – спишь что ли!? Не вишь работник пришел, накорми, не задерживай.

Пилы визжали на все голоса, ревели трактора. Работа кипела, деревья шумно рушились, с треском ломая сучья. Лес брали на выбор. Благо платил хозяин с выработки, а не как государство по сменам. За чистотой и порядком особо не следили. Рвались к распадку за вековым кедрачом, вот где деньги рекой потекут. А тайга, она большая, она все скроет.
Трелевщик наполз на выворот как танк на дот. Смял его, даже не заметив, а то, что там, под крушившими корни и трухлявую кору гусеницами трактора, что-то захлебнулось в крике боли, никто не услышал. Рев двигателей и истошный визг пил, глушили звуки тайги.

Крик боли детеныша она услышала бы и за сотни миль. Что-то внутри дрогнуло и оборвалось. Она метнулась назад, мощным взмахом подняв себя почти без разбега. Где-то внутри она понимала, что уже опоздала, но глупая надежда еще жила и гнала ее к логову.

– Чушь какая-то, – капитан Локотаев потер виски и снова уставился в отчет. Все как один твердят ерунду. Большая черная птица бросилась на трактор, искромсала его как жестянку. Так, – он пальцем водил по строчкам отчета шевелил губами, словно это могло как-то прояснить ситуацию. Люди живы все. Ничего не понимаю, – он откинулся на жалобно скрипнувшую спинку стула.
– Гаспарян дуй сюда, ты отчет составлял?
– Ну да, – Гаспарян растеряно переминался с ноги на ногу
– И какая такая к лешему птица, чего ты тут понаписал, ты трактор видел?
– Там куча железа товарищ капитан, нет там трактора, все измято словно его слон топтал.
– Чего ты мелешь, какой слон? Тайга кругом на сотни километров, утопили, небось, а теперь чепуху выдумываете.
– Да вы со свидетелями поговорите, товарищ капитан, – не унимался Гаспарян – они ж бледные как поганки и слова толком сказать не могут.
– Поговорю, поговорю, – пробубнил капитан, заново перечитывая отчет – вызови-ка их на завтра на 10 утра. Мне вообще интересно, какого лешего они в заповеднике с техникой делали. Вот что! – он остановил Гаспаряна в дверях – не надо их вызывать, я завтра сам сгоняю и все посмотрю.

Назавтра в 10 утра капитан Локотаев был на месте происшествия. Деляна с варварски вырубленным лесом напоминала поле боя. Напоминала тем, что посредине стоял, словно подбитый немецкий танк, трелевщик т-55. Кабина, вернее те куски жести, что от нее остались, валялись рядом. Но самое странное капитан увидел на щите трелевщика, на толстой металлической плите остались следы когтей. По спине капитана скользнул неприятный холодок. Медведей он видел, и тигра встречать доводилось, но капитан отчетливо понимал что ни тот, ни другой сотворить подобное не в состоянии. Расстегнув на всякий случай кобуру, он подошел ближе.

Я внимательно изучал фотографии со спутника, когда ко мне ворвался Жорж. Жорж у нас за эфир отвечает, сканирует милицейские и другие служебные частоты, на всякий случай, иногда получает оттуда полезную информацию. Вообще-то, его зовут Жора, Георгий, но он чем-то неуловимо похож на француза, вот и прилипло к нему это странное имя Жорж.
– Смотри, он сунул мне распечатку под нос. Наш дракон как пить дать!
Он едва не пританцовывал на месте, создавалось впечатление, что это он открыл этого дракона и в мир выпустил. Я принялся читать распечатку.
«12.25 – радиоперехват, переговоры капитана Локотаева с дежурным райотдела милиции поселка Дальний».
«– Что не понял?
– Дракон говорю!
– Какой дракон, «локоть» ты, что пьяный что-ли?
– Я тебе говорю дракон, на двадцать пятом обходе возле реки Кедровая, там за распадком еще кедрач начинается. Тут несанкционированная валка леса была.
– Ты чего плетешь, какая валка, там заповедник.
– А то я твою мать не знаю! Приезжай и посмотри трактор, тут искореженный. Я сам не поверил, решил осмотреть, а тут это!
– Что это?!
– Дракон твою мать! Я хотел трактор осмотреть, а он сверху, ну я пальнул пару раз и бежать.
– Капитан ты сам понимаешь, чего несешь? Драконов не бывает. Нажрался так и скажи. И не лезь в эфир больше. Уазик на выезде, вернется, приедем, заберем тебя от греха. Все отбой».
– Ну, как? – нетерпеливо спросил Жорж, видя, что я пробегаю распечатку глазами заново.
– Ехать надо, – ответил я, мысленно прокручивая все возможные варианты.
– Я на доклад к шефу – Жорж метнулся к дверям – а ты готовься давай!
– Не понял! – я зыркнул на него глазами так, что он попятился, – ты чего тут раскомандовался? Твое дело сейчас всю эту лабуду шефу доложить вот иди и выполняй!

Шеф угрюмо пялился в монитор компьютера – садись – он, не глядя, махнул мне рукой, указывая в кресло.
– Сейчас будут снимки со спутника, – буркнул он и зло добавил – варвары.
– Кто варвары? – не понял я.
– Мы кто ж еще, – тяжело вздохнул шеф – люди в смысле. Такую тайгу гадим, она тут столетиями росла, а мы с топором.
– Это вы о чем? – я привстал, стараясь разглядеть что там, у шефа на мониторе.
– Это я о том, куда ты сейчас полетишь, – он ткнул пальцем в начавший тихо гудеть принтер, – вот распечатки места происшествия. Дуй туда и разберись, оружие захвати, если наш красавец еще там попробуй усыпить, опер группу вызовешь по результатам. На рожон не лезь – он взглянул на часы, затем на меня – ты все еще здесь?

Параплан я посадил на просеку километрах в трех от места. Отметил место посадки на навигаторе и двинул. Как не смеялись ребята в группе, но я все же надел бронежилет, конечно от когтей дракона защита никакая, но чувствуешь себя уверенней. Вместо привычного «ГШ» взял «Вихрь» пусть тяжелее, зато убойность намного больше. Я, честно говоря, наделся, что стрелять не придется. Только вот кто его знает, действует ли на драконов земной парализатор.
На поляну я вышел минут через двадцать. Что и говорить зрелище ошеломляло. Не каждый день видишь трактор, который кто-то пытался разорвать на куски. Именно разорвать, а не разломать. Учитывая расторопность местной милиции, времени у меня было хоть отбавляй. Я начал неторопясь изучать окрестности. Через полчаса, чертыхаясь, я присел на поваленное бревно. Следов было море, только вот драконьих я не нашел, если конечно не считать отметин на тракторе. Какого лешего он кидается на технику, размышлял я. Погруженный в раздумья шевеление я заметил не сразу, а когда заметил, похолодел. Буквально шагах в десяти от меня, под раскореженным выворотом лежал он.
Дракон поднял голову, и наши глаза встретились, записывайте меня в сумасшедшие, но это были глаза человека, в этих глаза стояла невыносимая боль. Мне кажется, я даже видел слезы в уголках глаз.
Дракон медленно, словно из последних сил выбирался наружу. Меня словно парализовало, я забыл про все, про парализатор и «вихрь» висевший за спиной. Я как зачарованный смотрел на переливающуюся, на солнце вороненую чешую. На то, как медленно раскрываются огромные крылья. Он встал передо мной во всей красе, гордо вскинул голову, и я понял, что он ранен, два пулевых отверстия были отчетливо видны на его груди. На чешуе чернела запекшаяся кровь. Дракон всхлопнул крыльями словно собирался взлететь, затем, всхлипнув, рухнул на землю.
Я подошел к нему не сразу. Нет вовсе не от страха, меня душили слезы. Я никак не мог взять в толк, как мы смогли убить чудо? У кого поднялась рука на это? Я уже не помнил, что полчаса назад сам не задумываясь, всадил бы в него всю обойму. Там за мертвым телом дракона в гуще переломанных корней и земли я нашел детеныша. Мне все стало ясно. Когда трактор убил ее потомство, она стала мстить, нет, не людям, направившим трактор, которого тут попросту не должно было быть. Она стала мстить машинам, которых по недоразумению винила в смерти малыша. Она мстила машинам, а убили ее мы.
Я позвонил шефу – Я нашел ее.
– Кого ее?
– Нашего дракона, только это она. И у нее был детеныш.
– Что значит был?
– Он мертв.
– Ты убил их обоих?
– Нет Максим Леонидович, не я, мы убили их…

-------------------------------------------------

IV
Неизвестный автор

Написано по мотивам рассказа Higf-а.

Маленький Джон – большой, грузный, обросший жесткой черной бородой, поерзал на колоде и испустил долгий, несчастный стон, слишком театральный, что б быть настоящим. Но и этого ему показалось мало: насмешливо подмигнув Мэриан, он чуть приподнял руки и к следующему стону примешался звон цепей.
Девушка грозно сверкнула глазами, но сдержалась, мысленно пообещав ему на голову все кары, которые только придумает отдел разработки. Кажется, в славянском секторе опять висит вакансия Соловья-разбойника? Устроим…
Шериф оторвал взгляд от хмурого неба, где все еще можно было разглядеть белую точку почтового голубя, и в пятый раз выразительно посмотрел на контрабандные часы.
Мэриан густо покраснела.
-Я, конечно, понимаю, что в отделе не хватает людей и полевые агенты вынуждены отрабатывать три-четыре ставки. И по масштабам операции четырехчасовое ожидание не считается чем-то серьезным…. – Ровным голосом проговорил Шериф. – Но, я все же желал бы знать, где пребывает уважаемый Робин Гуд.
-Я… я не знаю. – Вынуждена была признать Мэриан.
-Возможно, это что-то вам прояснит. Отвязанная от лапки голубя записка развернулась в плотный отпечатанный лист. Со своего места Мэриан разглядела официальный бланк Славянского сектора и знакомую подпись:
- Кощей подал официальную жалобу. – Подтвердил ее догадки Шериф. – Что одолженный у нас агент явился в рабочий сектор на месяц раньше оговоренного срока. И уже выбил почти всю партию лягушек, срочное и повторное восстановление которых в смету разрабатываемой сказки не входило.
О, Господи!
-Я его приведу. – Быстро произнесла Мэриан. – Я сейчас в Центр…
-Долго! – Прервал ее шериф. – Воспользуйтесь срочным допуском Василисы. Кащей прислал ключ.

Невообразимо далеко от Шервуда, В Тридевятом царстве на болотную кочку вступила зеленая лягушачья лапка. Юмор у Василисы был соответствующий роли, так что Мэриан пришлось ждать установленные хозяйкой аккаунта десять минут, до возможности снять капсулу перехода.
Это время она потратила на то, что б собрать стрелы (на проверку оказавшиеся Шервудскими) и быстро осмотреть испорченные механизмы лягушек, мимолетно посочувствовав группе восстановления при Славянском секторе. Реставрировать сложную бионику лягушек после стрел шервудских стрелков – работа не для слабонервных.
Молодой человек, появившийся из-за кустов ракитника, бросил на Мэриан удивленный взгляд и быстро отступил назад.
Девушка наградила его мрачным взглядом, сверилась с таймером и единым движением стянула лягушачью капсулу:
- Робин, что ты себе позволяешь! – едва удерживаясь от желания надавать безответственному парню по голове, она уперла руки в бока. – Опять пожаловались из славянского отдела, сам Кощей! У нас задерживается казнь Маленького Джона, поскольку ты должен застрелить шерифа! А вместо этого опять разыгрываешь Ивана-царевича! А если б тут была Василиса?
«А уж если б я тебя с Василисой застукала!..» - явно прозвучало между строк.
Щеки Робину залила краска, и он поспешно опустил голову.
- Но Мэриан, - он храбро шагнул к возмущенной девушке, и взял ее за руку, не понаслышке зная, как эта хрупкая красавица быстра на расправу, - я знал, что ее тут еще не было, хотел только немного развлечься! Ну... извини... – он виновато и чуть неловко поцеловал ее.
- Я тебя когда-нибудь убью! – со вздохом пообещала Мэриан. Вдвоем побросав испорченных лягушек в технический портал, парочка подхватила с земли стрелы, и взялась за руки. Мэриан огляделась по сторонам, убеждаясь, что все следы убраны, стиснула ладонь своего спутника и включила экстренный переход. И оба исчезли, словно растворяясь в воздухе.

Сегодня Вуззл явилась в Мансарду раньше прочих. Выпив кофе с шоколадом и неспеша прочитав все произведения, она написала по коротенькой записочке для каждого из авторов и убежала по своим делам.

Торвик
Ваши стихи вызвали у меня смешанные чувства. С одной стороны – старый пергамент неба и многоточие следов у откоса. С другой – «секирой по яйцам» и бобры, не грызущие кактус. Мне в этом почудился некий диссонанс, хотя если вспомнить строчку «А я –молодой шизофреник», то эта двойственность вполне объяснима, и может стать еще одним слоем произведения.
Кроме того, занимательно – для меня – в плане техники. Я, не имея стихотворных талантов и мастерства в мере, достаточной для того, чтобы пытаться отойти от классических форм, с интересом слежу за такими вот экспериментами с ритмом. Пытаюсь для себя понять и прочувствовать, как это пишется.

wwwolk
Помню этот рассказ. И все равно, когда читала концовку – комок стоял в горле. Я очень высоко ценю способность текста вызвать эмоциональный отклик. Твои тексты этой способностью обладают, и этим они мне очень симпатичны.
Не все гладко с пунктуацией. Запятые, поставленные не в тех местах, порой серьезно меняют смысл фразы. Могу подкинуть ссылку на сайт с правилами. Сама закопалась туда по уши - восполняю школьные пробелы и просто провалы в памяти. ;о)

Продолжатель традиций Хигфа
Предыстория, конечно, любопытная, но почему-то мне кажется, что Вам будут заданы все те же вопросы, что и автору первоисточника.
Чуть более подробно раскрыта техническая сторона вопроса. Лягушачья капсула – это, безусловно, находка, но тут встает один вопрос. Для того чтобы Мэриан могла явиться в Тридевятое царство, ей капсула была необходима, а чтобы уйти вдвоем с Робином – уже нет? Впрочем, возможно я просто недопоняла механизм перехода. ;о)
Жаль признавать, но рассказ не стал смешнее – а я была бы рада развитию именно этого элемента, ибо эмоциональной составляющей здесь не предполагается.
В целом – ощущения очень схожие с теми, что вызвал первоначальный рассказ Хигфа. Наверное, это закономерно.

Волк впервые шагнул под своды данного заведения. Есть места, где атмосфера уюта наполняет все твое существо сразу и до предела. Очевидно это место было одним из таких. Во всяком случае, Волк, всегда настороженно относившийся к новым местам, чувствовал себя здесь прекрасно. Он уселся за столик, спросил рюмку коньяку, стакан лимонного сока и принялся изучать рукописи.

Торвик – понравилось, во-первых, потому что необычно, а я люблю все необычное. Во-вторых, потому что чувствуется, писалось от души, прямо таки рвалось наружу. Но прошу учесть, в хитром и нелегком деле стихосложения я даже не любитель, в лучшем случае вдумчивый чтец.

Woozzle – я высказывался на счет этого произведения у тебя в ЖЖ, мнения не поменял, написано отлично. Я всегда говорил, что мне с тобой не сравниться и повторюсь. Мне никогда не достичь такой образности, сочности и выплеска эмоций. Красивая вязь слов сплетающих твой рассказ похожа на переплетение лоз дикого винограда. Моя же в основном на клубок колючей проволоки.
На счет запятых, - ты знаешь что я знаю. Ссылку давай буду очень признателен.

Неизвестный – Ценю попытку смешения фольклоров и вплетения фантастики, но мое субъективное мнение – чтобы начать писать смешную прозу, надо вначале научиться отлично писать серьезную.
Когда читал рассказ, улыбки не было, хотя технически вроде бы придраться не к чему. И вообще допускаю что рассказ и не должен был улыбку вызывать.

Предыдущий, поэтический вечер Хигф пропустил, не считая, что его мнение о поэзии особенно интересно, но теперь нарушил молчание.

Торвик
Тебе часто удавались интересные речитативы и нестандарты, но в этот раз образы меня не задели и не зазвучали. Это, наверное, очень индивидуально.

Woozzle
Первым словом будет - тема не нова, и даже на Прикле я встречал подобное. Впрочем, не запрещать же после Пушкина писать про любовь и осень! Написано, несомненно, эмоционально и талантливо, но концовка меня немного разочаровала. Хотелось чего-то необычного, чтоб не только богатый, красивый язык был достоинством рассказа. И последний абзац я бы убрал - конец предпоследнего сильнее и красочнее.

- А теперь не о рассказе, а о мыслях, им навеянных, - Хигф хитро прищурился поверх кружки с чаем. - Это правда, с одной стороны. И говорит, что автор во все это играл - слишком много деталей, которых я не знаю. Идея хороша, но если ее принять, то надо бросить, наверное, не только компьютерные игры, но и книги, и приклы - ведь мы тоже немало издеваемся над героями. Иными словами, перестать творить образы...

wwwolk
Оформление прямой речи, которое меняется по непонятным принципом, честно говоря, сильно сбивает. Это в первую очередь. Есть и другие неточности, связанные с правилами русского языка. А ведь замысел и сюжет хорошие - разрушение сказки жестоким миром... Жалко дракона.
Еще одна неточность с оформлением диалогов. Они не очень смотрятся либо без действий, либо с небольшими, схематичными добавками. Мало, чтобы увидеть разговаривающих героев, хотя сама речь героев вполне хороша.

Неизвестный автор
По мне пишут фанфики! И даже лучше оригинала! По крайней мере, тут не страдают бедные лягушки, которых все жалели.

Higf, спасибо.
Так вышло, что выслушать мнения об этом тексте для меня важнее, чем о любом другом, когда-либо выкладывавшемся мной на Прикле.
Позволю себе пояснить причины появления рассказа на свет, а также цели, которые он преследует.
Прежде всего – тем не нова, да. Собственно, темы-то и нет никакой, более того, я бы даже сказала, что сюжета как такового нет. Это текст-боль. Писался он на эмоциях и ради эмоций. Ради того, чтобы показать, как чувствует себя человек – не персонаж! – зажатый в тиски сюжета, и этими тисками раздавленный. И другой человек, загнанный этим сюжетом в пустоту, выпитый ей до дна. И третий человек – вынужденный в рамках этого сюжета продолжать жить.
Кроме того, при написании текста, его авторы преследовали и некие…хм… агитационные цели – и в свете этого последние строки необходимы. Именно как часть мысли, которую мы хотели выразить. Как призыв. Хотя, если рассматривать рассказ сам по себе – оставив за кадром личные заморчки авторов – возможно, последний абзац и правда выглядит лишним. Равно как и первый.

Нет, именно в это не играл ни один из авторов. Было бы несколько лицемерно писать такие тексты, но при этом играть в данную игру – на мой взгляд. А детали почерпнуты из бесед на тематических форумах.

А знаете, я ведь об этом тоже думала. И вот к каким выводам для себя пришла:
Прежде всего - приклы. Мне кажется, что конкретно в этом случае можно вообще не проводить аналогий. Здесь человек не просто играет персонажем – мне кажется, игрок в какой-то мере сам становится этим героем, сам испытывает все его эмоции. Он не кукловод и не кукла. Он – то, чем в принципе и является человек в реальном мире. Ведущий и ведомый одновременно. Способный принимать решения, но порой вынужденный действовать согласно чьим-то пожеланиям.
Далее – книги. Здесь более спорно, но осмелюсь все же предположить вот что – вряд ли кто-то из авторов избавляется от своих персонажей, словно от ненужного мусора. Мне редко доводилось прописывать смерть своих героев, но каждая такая смерть очень болезненна для меня самой. Они – часть моей жизни, часть меня, и потому я позволяю себе не считать их куклами в своих руках. Хотя, возможно, я просто пытаюсь себя оправдать. :о)

Сложнее всего с компьютерными играми. Действительно, ни от одной из них (кроме той, о которой идет речь в тексте) я не отказалась, стремясь пощадить чувства персонажей. И мне кажется, здесь имеют значение два вопроса – насколько живыми эти персонажи вышли у создателей и насколько жестоко с ними обходятся. НВН2 и ее аддон в этом плане – очень показательны. Персонажи первой части хоть и вызывали массу споров, но очень для многих стали по-настоящему живыми. А разрабатывая продолжение, создатели решили, что они плохо вписываются в сюжетную канву, и, не мудрствуя лукаво, отправили всех в утиль. Отсюда – всплеск негодования, вылившийся в данный текст. Боюсь, что более подробное объяснение грозит вылиться в оффтоп, уместный скорее в «Игорном клубе» ;о)

Woozzle
Рад, что не играли - от этого для меня эмоциональная ценность текста сразу бы снизилась. Что ж, теперь понятны и начало, и окончание.
Насчет живости - очень личное понятие, и не могу судить, не играв.. Кто жив для одного, для другого скучен. Мне вот было жалко наемницу в "Диабло II", хотя там и характера-то не было прописано.
Насчет книг... Знаете, читая, к примеру, цикл "Драгонлэнс", не раз хотелось закричать авторам - "Да оставьте уже этих героев в покое, дайте им дожить спокойно и счастливо, ведь заслужили!" Да и вообще за всех литераторов я бы не отвечал. За себя, конечно, можно и нужно!
Смею надеяться, что я не ухожу в оффтоп, а обсуждая вызванные произведением мысли.

I
Genazi

Сказка четвертая. Для Велы.
Одинокое Нечто.

Жило-было как-то давным-давно Нечто. Никто не знал, когда оно родилось, никто не знал, как оно выглядит. И любило это маленькое Нечто, бродить ночью по тихим улочкам и заглядывать в окна домов. Смотреть, как засыпают люди, как мамы читают сказки своим детям, как напевают им колыбельные. Ему очень нравилось слушать, как поют мамы. Было в этом нечто очень нежное, и ласковое. Еще он любил сидеть на маленьком прудике, в глубине тихого леса. Смотреть, как падают на водную гладь маленькие листья, как они покачиваются на ветру. Нечто, вообще много чего любило. Гулять по лесу, собирать опавшие листья, смотреть на небо.
Было также то, чего Нечто не любило. Нечто не любило потухшие окна, карканье ворон и когда люди ругаются. Но больше всего, маленькое Нечто не любило одиночество. Оно подавляло его, мучило и терзало холодными лапами. В такие времена, Нечто любило забираться на чердак, сидеть в старом кресле-качалке и слушать тиканье старых ходиков.
Тихо скрипела качалка, неустанно отбивали «тик-так» ходики, а маленькое Нечто, в это время мечтало.
Мечтало о Настоящем Друге.
О человеке…Или не обязательно о человеке, который бы тоже любил бы сидеть вместе с ним на маленьком прудике, смотреть как падают опавшие листья и заглядывать в окна людей.
Долго мечтало оно сидя в кресле-качалке, и с удовольствием жмурясь в темноте. Как вдруг…
Как вдруг дверь на чердак внезапно раскрылась, и в темноте показалась маленькая фигурка. Маленькая фигурка, дрожа, протопала в сторону выключателя, и забравшись на стул босыми ногами, и подпрыгнув включила старую лампочку. Нечто, в это время, спряталось за старое расстроенное пианино, и пугливо выглядывало из него. Фигурка же, превратилась в маленького мальчика, лет пяти-шести судорожно сжимавшего в правой руке плюшевого мишку, а в левой старую погнутую лыжную палку. На голове у мальчика блестела белая эмалированная кастрюля с ручкой на боку.
Нечто, даже хихикнуло от уморительной картины. Мальчик же, державший ухо востро, оглянулся и крикнул дрожащим голосом, выставляя как меч- лыжную палку, а как щит – мишку.
-Кто здесь?
-Я - Нечто – прошелестело Нечто, тихо.
Мальчонка подпрыгнул на месте, шлем-кастрюлька сполз на нос, и в результате он шлепнулся на пол со стула.
-Экий ты…Чебурашка. – вновь хихикнуло Нечто.
Мальчик тем временем еще раз оглянулся, и тихо спросил:
-А где ты?
-Я? Я за…шкафом. – наугад сказало Нечто, смотря что будет.
Мальчик с опаской подошел к шкафу, и быстро за него заглянув, разочарованно пробормотал:
-А на вруне…Штаны горят!
-Кто вру? Я вру? – возмутилось оно. – Ты просто слишком медленно двигаешься, я уже успело перебежать за пианино!
Мальчик недоверчиво посмотрел в сторону пианино.
-Точно не врешь? – спросил он, поправляя на лбу кастрюлю.
-Точно.
Мальчик прошлепал босыми ногами за пианино…и увидел Нечто. Нечто очень удивилось, увидев мальчика ближе. Оказывается, глаза у него были разного цвета – один серый, а другой – ярко голубой, волосы у него были цвета спелой пшеницы, а на маленьком курносом носике весело желтели веснушки. Мальчик, тем временем разочарованно опустил свой «меч», и буркнул:
-И никакое ты не чудище…У тебя даже щупалец нету…
-Нету. – грустно повторило Нечто, ковыряя носком, дощатый пол. Ему вдруг очень захотелось заиметь парочку-другую щупалец. Пусть совсем маленьких, пусть даже всего одно – но щупальце.
- У тебя хоть клыки то есть? – спросил мальчик, смотря на Нечто оценивающе.
- Тоже нету, – совсем печально прошептало Нечто.
-Совсем-совсем нету?
- Совсем-совсем нету.
-Это плохо.
-Плохо – эхом откликнулось оно, желая только одного – сбежать отсюда подальше, ведь у него даже нет таких важных и нужных вещей как щупальца и клыки.
Мальчик внезапно улыбнулся:
-Ну, ничего. Я тебе когти сделаю, из бумаги. Будешь не хуже чудища.
Нечто с надеждой посмотрело на мальчика…
…И стали они дружить. Бегали по лесу, сидели на прудике, смотря в небо. Мастерили когти, подглядывали в окна к людям. Нечто вдруг почувствовало себя очень-очень счастливым. Холодные лапы отступили, и Нечто больше не было одиноким.
А через несколько дней, мальчик уехал. Совсем-совсем уехал. Долго сидело Нечто в старом кресле качалке, долго думало. Скрипело кресло, стучали ходики. А потом…Потом кресло внезапно перестало скрипеть. Лишь только ходики все продолжали отстукивать мерное «Тик-так»…

II
Сигрид

Снежная королева. Становление.

Я хотел уйти. Думал, так проще будет.
Забудет меня хитрая солнцеглазая девчонка, и жизнь снова наладится.
Надоела эта хмарь, бесконечная, тяжелая, мутная, всем уже надоела, все озлобленно рычат – на меня рычат, Я девчонку обидел.
Я ее видел.
Простит? Никогда. Я надеялся, забудет.
Руки дрожат, ручка из пальцев выпадает, третий листок яростно, с мясом, вырывается из тетради.
«…потому что я тебя...»
Я тебя видел?
Ты – да. Ты меня насквозь прожгла глазами желтыми.. нет, не так. Не прожгла – согрела. Это все равно, что в ноябре найти себе безветренный солнечный пятачок и замереть, не дышать – чтобы солнце обняло горячим одеялом, проникая сквозь тебя, каждый нервик согревая. Я ж в вихре закружился, смеялся, шутил, и получил результат: чего разглядел, лишь образ смутный остался в памяти, образ теплого чего-то, мягкого, словно бы родного.
Я уйти хотел.
-Куда ты? А. Понятно. Жаль. Когда вернешься?
«Никогда».
- Йелка..
Это она сама придумала. Ёлка – банально. Ёлок миллионы.
«Вот пойду я по улице, а на заборе написано: ‘Ёлка, ты солнце’. И думай, какой Ёлке так повезло?»
Йелка – одна.
«Увижу на парте нацарапанное карандашом, между двумя шпаргалками, и станет тепло вот здесь - кто-то меня помнит...»
Я... пойду?
Она хмурая. Потому и живем, словно в антиутопиях, атмосфера грязно-плотная, точь-в-точь как на Венере, толстый слой азота, водорода, чего-то еще… непрозрачный для солнца слой. Не то осень, не то ядерная зима, не то весна на ранней стадии сумасшествия, падает мерзость какая-то с раздраженных туч, кажется, именно что грязь, потому что ни полноценных луж, ни самого тоненького слоя снега не остается, только слякоть, слякоть, слякоть…
Она плачет, зло, мелко, некрасиво, чтобы не видел никто. Лист желтый лапковый в волосы вставит хитро, и плачет где-нибудь в парке.
-Йелка...
- Все хорошо, Ис, все хорошо. – Рисует на лице улыбку.
Разве я могу ее оставить?
Сижу. Молчу. Слушаю.
«Когда люди станут сильнее валар...»
Уже. Уже сильнее, ведь это мы их придумали, а не они нас.
Йелка надувается, она в них верит. Носит на шее маленькую картину – изображение. По последим дням мая костры жжет, вместе с остальными такими же. Верит, пусть верит, если верится. Я даже не смеюсь над ней. Я слишком ее…
..видел?
Сколько же весят слезы?
Рождественский бал в губернаторском доме, снежная каша на подоле шелкового платья.
Пятый листок скомкан, а тетрадочка совсем тоненькая теперь.
«Йелка, все сложно…»
Почему я не хочу ей ничего объяснять? Почему думаю, что она будет морщиться, читая мои оправдания – только морщиться, и все. Потому, что она Йелка. Одна такая, не в пример многим миллионам Ёлок.
Когда-то я носил на руках прозрачное тельце, и счастлив был одним этим. Мечту нельзя на руках носить, мечту надо держать в ежовых рукавицах, только тогда она не улетит.
Йелка. Йеленька.
В очень мягких ежовых рукавицах, с акриловым ворсом, чтобы не задеть хрустальных крылышек на тончайшей проволочке, не погнуть, чтобы потом не убеждать себя, что, в принципе, и так неплохо – она-то понимает, что плохо, неприятно и вместо радости только осадок в душе, как после куска кремового торта.
Йелка, так лучше.
Вот и нет тетрадки. И на телефоне денег нет. И оператор сети не иначе как в запое. Я…
Давай, я пропал, ne? Я просто пропал, я ушел в туман, как уходит воин вереска, твой любимый воин вереска? И обязательно вернусь, сказка же должна закончиться?
Не хмурься. Йелка моя, людям нужно солнце, для роста, наверное. А люди..
Хе… Люди все равно сильнее валар. Только вы, валар, еще об этом не знаете…

-\\-
(три месяца спустя)
«..а еще я ключи потерял. Представляешь, Йель, я потерял ключи! Только Анжеи не говори, он расстроится, проклянет меня опять. Снимать проклятие – такой геморрой, к тому же, неделю невыносимо болит голова. Я найду, в конце концов, сделаю дубликат, он не заметит.
Йелка, ты… ты не грусти! Ты очень, очень, очень хорошая. Самая лучшая и замечательная, только не грусти. Здесь слишком холодно, чтобы ты грустила. Вчера двое замерзли, их так и нашли обнявшихся, покрытых серебристой изморосью. Если бы еще не голод, возможно, было бы легче.
Прости, я не должен на тебя давить. Кончалось бы все на мне, и слова бы не сказал, но институт насквозь пробрал мороз, техника отказала, пишу тебе на льдике.
Йелка, я пишу тебе на льдинке. А вчера замерзли Юлька и Андрей, и их вынесли в коридор, потому что на улицу выйти не может никто. Улыбнись, Йелка! Ты сильная, ты сможешь!...»

-\\-
«..синий свет, он всюду. Вер говорило, синий цвет способствуют мозговой деятельности. (Вер – это Вера Максимовна. Оно по-прежнему гениально, по-прежнему так же мало похоже на женщину, как и на автомат для продажи кофе).
Да, а кофе мы теперь грызем. В ящике, где раньше держали протоколы собраний ученого совета, лежат ровными рядами контейнеры для льда. В кубиках и хранится кофе, по утрам мы его вытряхиваем и грызем, подсасывая безвкусную стаявшую на языке водичку.
Нас теперь трое. Из тринадцати, да. Я, Лика и Тоюр. Наверное, скоро будем только я и Тоюр. Лика южанка, у нее это на лбу написано. Она влюблена в Тоюра, но вряд ли это спасет отца русской демократии?
Я не циник, Йель. Я скучаю по тебе»

-\\-
«..Йеленька.. Когда-то ты была Йеленька. Теперь – строгое, холодное. Йель.
Так? Или уже - Ваше Снежное Величество?
Тоюр ушел. Подошел к двери, постоял, держась за ручку.
- Я не знаю, что ты сделал, Ис. И не хочу знать. Но что на твоей совести весь институт – да, за это ты должен жить. Вечно. И вечно помнить. Я тебя не виню, если в кошмарах приду – извиняй. Скажи мне только – это Йелка?
А я должен был молчать?
- Да.
Тоюр кивнул, открыл дверь.
Он и шага не успел сделать, рассыпался стеклянной пылью.
Почему я, Йель?! За то, что я сделал? за это я собираю слово «вечность» из льдинок – тел коллег и друзей? Или за другое что-то?
За то, что НЕ сделал?
Впрочем, сегодня уже все равно. Я чувствую, что не могу подняться. Давно уже это чувствую, существую на стуле. И, вместе с тем – путешествую по пустому институту, среди этого давящего синего света, не запинаясь о Них, в халатах трех цветов, по отделам, с бейджиками, с манжетами, отглаженных трехлетним холодом. Я пишу тебе, больше, в общем-то, заняться нечем.
Йеленька. Солнечноглазая девчонка с брызгами веснушек по носу и щекам, веселая и хитрая.
Йеленька…»

III
Nomihin

Колокол

Окрик катится вдоль улиц,
Где грохочет сапогами
Выкормыш щитов и сулиц –
Страж с холодными глазами.

Гаснут окна в темных стенах,
Сон приходит в город мрачный,
Горожане на коленях
Молят колокол невзрачный.

"Не умолкни! Не утихни!
Бей и дальше, не стихая!
К алтарю позволь приникнуть
Мне и завтра, умоляю!"

А туман вокруг клубится,
А туман сверкает тускло
А туман рекою мчится,
Что забыла свое русло.

Звонари стоят на башне,
Стерегут покой уснувших,
И туман не подступает,
Не ползет по чьи-то души.

Город спит, а он не дремлет,
Бьет аккорды, интервалы…
Мглу, что мир вдали объемлет,
Гонит, прочь чтоб отступала.

Сиротливо пляшут мнихи,
Все звоня, не смежат вежды,
И с гармониями тихо
В сны людей войдет надежда.

Город спит, пускай во страхе,
Но лицо его сурово.
Нет, идущие на плаху
Так не хмурят грозно брови!

Город спит, порты раскинув,
В кулаки дворцы собравши.
В звонарей вдыхает силу
Снами гнева, мягче замши.

Спят таверны, замок, храмы…
Кто отходит, кто рожает.
И во сне суровый город
Верой колокол питает.

IV
Cоуль

Навеянное беседой с Тотом и Дарклайт. С их разрешения.

Аллиен



Понимание и безумие.

- Он называет себя «человек», они - «люди». Я смотрела на нас глазами пришельцев, - говорила Ллау Таххе, ведущий алиенолог Центрального Университета. – Одни из них считают катхерианцев искалеченными природой страшилищами, а другие полагают полуреальными существами, стоящими на грани красоты и уродства. Но все называют нас невинными детьми природы, не подозревая о скрывающейся в глубине Двуединого мира цивилизации. По мнению чужаков, мы стоим на ступени развития четырех с половиной тысячелетней давности…
Потухли кварцевые цветы, и по стенам главного лекционного купола заскользили полупрозрачные пейзажи Верхнего мира: влажная земля, в которую пустили корни изогнутые деревья с мясистыми листьями; маленькие озера, где отражалось наполненное зеленоватым светом небо; болотистые равнины, размытые дождями и укрытые туманом… Громоздкая конструкция, раскинувшая по холму металлические щупальца и человек с неизвестным катхерианцам устройством в руках.
- Даже при некотором физическом сходстве, очевидно, что мы рознимся путем развития, менталитетом и образом общения. Пришельцы в одинаковой мере используют вербальные и не вербальные методы, но имеют слабое представление о психометрических возможностях, не смотря на то, что в их организме заложены предпосылки для успешного развития.
- Скажи, наану* Таххе, - поднял руку молодой специалист в области ксенологии, - ты изучала это при непосредственном контакте с гостями. Каким образом тебе удалось придти к подобным выводам?
Женщина спрятала улыбку за поднятой к губам четырехпалой ладонью:
- Мне представилась уникальная возможность долгое время контактировать с чужаками. Поскольку экспериментальное вмешательство непременно бы разрушило процесс ознакомления гостей со средой, я применила метод наблюдения и изучала проблемы, возникающие при общении. Интенсивность, содержание и продолжительность речи, экспрессия мимики и движений, перемещения и дистанции между объектами, а также физическое взаимодействие. На основе полученных результатов была очевидна разница в образе поведения и восприятия. Сопоставив данные с психометрическими таблицами, я сделала предположение о ментальных возможностях. Впоследствии, когда мне удалось получить образец крови, предположение частично подтвердилось.
- Наану Таххе, ты не считаешь такой опрометчивый контакт опасным?
- Вначале я испытывала определенные опасения и беспокоилась, что гости окажутся столь же агрессивными, как хессы…
- Наану Таххе, это недопустимое безрассудство, – повысил голос заведующий отделом алиенологии, наану Рраи Гетте, - не санкционированное Центральным Университетом.
Ллау отвела взгляд в сторону, чтобы скрыть чувства: рыхлый и напоминающий очертаниями слизкую гусеницу, обвившуюся вокруг дерева, ученый вызывал у женщины раздражение. Вероятно потому, что являлся приверженцем старых методов и отказывался рисковать.
- …но после того, как в наш отдел попал человек, - акцентировала последнее слово наану Таххе, - чудом вырвавшийся из Хесциды, мои опасения развеялись.
- Наану Таххе, почему ты не продолжила исследования с ним? Ведь это был более безопасный способ, – специалист по межпланетным связям, обладатель полупрозрачно-рыжей косы, оторвал взгляд от изображения и повернулся к женщине.
- Димитрий Шинский был сильно напуган, когда попал к нам, - рассудительно наклонила голову Ллау. – Как удалось узнать из его рассказов, корабль, на котором прибыли чужаки, был захвачен хессами. Гости не успели передать объяснительный сигнал, когда их пленили. Многие члены команды были убиты, а оставшиеся подверглись негуманным экспериментам. Первое время общения с Димитрием я испытывала серьезные сомнения в его разумности, однако через несколько дней психическое состояние стабилизировалось, и полноценное общение стало возможным.
- Наану Таххе, после этого общения ты пришла к окончательному выводу о безопасности контакта с другими гостями? – вновь подал голос молодой ксенолог.
- Да, - кивнула женщина. – В их восприятии, как и в нашем, заложены идеалы, принципы, правила и нормы. Пришельцы гуманны по своей сути, хотя, судя по всему, отдельные особи под влиянием внешних факторов становятся склонными к жестокости. Чужаки не имеют представления о Нижнем мире, а других способов противодействия разрушающей силе Шшу, по-видимому, не обнаружили.
- Наану Таххе, и на основе этих идеалов, принципов и норм ты решила, что они имеют способности для ментального развития? – насмешливо спросил Рраи.
- Это побудило меня исследовать данный вопрос, - сдержанно опустила взгляд в пол женщина. – В первую очередь я работала с подсознанием: влияла на сновидения, задействовала неосознанные реакции. Гости оказались крайне чувствительны. Некоторые из них даже ощущали настроение соратников. Вероятно, под силой Ююн, их способности начали развиваться. Уже сейчас, спустя всего декаду…
- Но это абсурд! – перебила Ллау коренастая девушка с закругленными ушками. – Если бы в чужаках было заложено психометрическое развитие, то их методы изучения больше бы напоминали наши, а, судя по предварительным оценкам, способы имеют схожесть с хесцидскими.
Женщина вновь подавила в себе раздражение и удивилась – негативные эмоции редко проявлялись у катхерианцев. Сказывалось ли общение с чужаками или повлияло отношение к скандальной аспирантке наану Гиин Лубе, специалистки в области технических наук, Ллау не знала.
- Да, аналоги технологиям пришельцев мы можем найти в древних трактатах недружелюбной нам Хесциды, - подтвердила женщина, - но они напоминают методы чужаков лишь отдаленно. Скорее внешним видом, чем принципом действия.
- И в чем же заключается принцип действия?
- Люди, - вновь подчеркнула слово Ллау и неожиданно мягко улыбнулась, словно вспомнив о чем-то радостном и светлом, - удивительным образом соединяют логические и интуитивные методы.
- Наану Таххе, в этом ты мыслишь их схожесть с катхерианцами? – снова поднял руку молодой специалист по межпланетным связям. Вопрос прозвучал мягко, и вместе с тем испытывающе. – Кроме восприятия, о котором ты уже говорила.
- И в этом в том числе, - соединила пальцы перед грудью Ллау и негромко продолжила, глядя в одну известную ей точку. Огромные, прозрачно-зеленые глаза чуть мерцали в неясном свете лекционного зала. – Людское восприятие, способности к ментальному пониманию, интуитивно-логические методы познания и внутреннее отторжение негуманных методов Хесциды – все вместе заставляет меня думать, что гости со временем способны развиться в цивилизацию подобную катхерианской, но не идентичную, поскольку мы и они изначально следуем отличными путями.
- А как же желания чужаков доминировать, захватывать и уничтожать, проявляющиеся, как ты сказала, под влиянием внешних факторов?
Ллау Таххе коснулась кончиками указательных пальцев губ:
- Я полагаю, они – народ, который способен соединить в себе понимание Катхерианы и безумие Хесциды…
_______________
Наану* – профессор.

"Суресу" - значит "Будь добрым".

- Здравствуйте, Димитрий.
Человек оторвался от созерцания сложной мозаики и посмотрел на гостью. Она поприветствовала его на людской манер.
- Суресу, Ллау, - ответил по-катхериански мужчина. Благозвучное трехсложное слово заменяло, и «здравствуйте», и «досвидания»; одинаково лишенное постфиксов, префиксов и градаций вежливости, оно использовалось утром, днем и вечером между друзьями, коллегами и незнакомыми людьми.
- Как ты себя чувствуешь?
- Уже ничего не болит, - улыбнулся Шинский и подвинулся, освобождая место алиенологу. Еще одна забавная странность Катхерианы – не существовало понятия «вы», а неотъемлемой частью уважительного отношения считалось обращение к собеседнику по имени.
Женщина села рядом, положив ногу на ногу. Зеленоватый свет солнца, которое катхерианцы называли Глазом, скользнул по оливковым коленкам, задержался на травяных браслетах, охватывавших лодыжки, и, отразившись от гладких плит пола, снова взлетел к небу.
Алиенолог посмотрела на подопечного в упор, и он отвернулся: стыд за собственное, изуродованное ожогами лицо, покрытые шрамами руки и отрубленные пальцы перед этим созданием с огромными, как чайные блюдца, глазами неуклюже выполз из темной ниши сознания.
- Как продвигается твоя учеба, Димитрий? - Ллау говорила о развитии паранормальных способностей. Катхерианцы силой мысли заставляли механизмы работать и обладали способностью поникать в прошлое предметов. Неудивительно, что для них не составило труда обменяться языковыми знаниями.
- Учусь, - Шинский наклонил голову и прикрыл глаза, сосредотачиваясь. Невидимая рука дотронулась до четырехпалой ладони с острыми ногтями.
Женщина улыбнулась. Ментальные прикосновения считались частью интимной близости, но Ллау никогда не останавливала. Димитрий смутился.
- У тебя очень хорошо получается, - алиенолог подняла руку и медленно накрыла ладонью мужское предплечье.
Иногда мужчину смешили попытки пойти против катхерианских правил, иногда вызывали болезненно-застенчивое отторжение. Жители болотистой планеты считали личное пространство священным и держались друг от друга на расстоянии более локтя.
Шинский снова посмотрел на туго перевитые в мозаике лианы, цветы и звериные тела. Кусочки смальты подогнали один к другому и отшлифовали так, что искусственный берег ручья ловил плясавшие на воде отражения. Мраморное русло, причудливо изгибаясь, исчезало в глубине сада.
Три дня назад человеку позволили ходить по территории аллиенологического отдела, и теперь свободное от тестов время Шинский проводил среди светло-серых стволов, спрятанных за полупрозрачным шелком серебристой, сиреневой и розовой листвы. Узловатые корни деревьев утопали в жирной земле, пронзенной водянистыми стеблями растений. Линии цветов и листьев отдаленно напоминали очертания камышей, багульника, вахты.
- А как продвигаются исследования? – поднял голову Димитрий.
- Я общаюсь с твоими сородичами, недавно мы даже начали говорить не только на языке жестов, - Ллау смотрела на покрытую шрамами руку. – Им кажется, что они изучают меня.
- О, это неудивительно, - негромко рассмеялся мужчина. – Человек – царь природы и творение Бога.
- Ваша культура построена на превосходстве? – внимательно посмотрела на него алиенолог.
- Да, многое в ней, - небрежно отмахнулся Шинский, но, заметив отстраненный взгляд собеседницы, спохватился. – Извини.
Ллау наклонила увенчанную маленькими и острыми ушками голову:
- Как необычно. Я отмечала некоторую небрежность и высокомерность по отношению к окружающему, но не подумала о том, что это может иметь подобные корни.
- Ну… - неуверенно хмыкнул Димитрий, - разве менталитет расы не обусловлен… м, историей, философией и морально-этическими нормами, формировавшимися на протяжении веков?
Алиенолог посмотрела на собеседника:
- Катхерианцы считают, что менталитет формируется под действием сил Ююн и Шшу.
- Ха, глупости. Религиозный подход к науке уже давно не оправдан, – фыркнул человек.
- Насколько давно? – неожиданно мягко улыбнулась женщина, и Шинский снова стушевался. Катхерианская раса существовала вчетверо дольше людской. – Почему населяющие одну планету разделяются, когда дуальное строение мира становится очевидным?
Шинский почувствовал себя дураком рядом с размерно-спокойной инопланетянкой.
- Мы не делаем тайны. Хессы и катхерианцы выросли в одной колыбели, но уже более тысячи оборотов живут в отдалении друг от друга и враждуют. Как мы говорим, прощаясь и приветствуя «суресу», что означает «будь добрым», так хессы произносят «суризу», что переводится с древнего языка, как «будь жестоким». Насколько мы гуманны, жители Хесциды безжалостны.
- Да уж, - потер лоб свободной рукой человек, - наверное, мы кажемся вам… недоделанными? Ну, после ваших соседей.
- Скорее, многогранными или не до конца сформировавшимися, - Ллау убрала руки и начала жестикулировать, словно так пыталась сделать слова понятнее. – Вы слишком молоды, чтобы считаться взрослыми и одновременно имеете куда больше признаков взрослости, чем другие встреченные нами расы. Вы не похожи на нас до разделения, но в одинаковой мере сочетаете признаки молодых хессов и катхеранцев, следуя по тонкой черте между жестокостью и гуманностью.
Шинский следил за плавными и скупыми жестами и непроизвольно пытался их повторять. Пальцы женщины двигались в такт неслышимой музыке, изящно замирая в редкие моменты пауз.
- У нас один из историков… называл наш период «детством человечества», - перебив, откинулся на спинку лавочки мужчина и поднял взгляд на зеленовато-белое небо.
Женщина заинтересованно замерла:
- Он был катхерианцем?
Димитрий рассмеялся и еще минут пять не мог остановиться.

Оказаться первым.

Условия на «***4» мягкие, аналогичны земным на 98,7%. Период обращения планеты – тридцать два часа, полное прохождение траектории вокруг звезды – четыреста суток. Климат влажный, рельеф суши на две трети представляют равнины и низменности. Почвы болотистые. Флора и фауна схожи с земными.
Лапка прибора бесстрастно царапала данные на белой ленте. Раденский сел на землю рядом с агрегатом и убрал защитный экран шлема нажатием кнопки. Лица коснулись прохладные ладони ветра. Воздух, тяжелый и сырой, напоминал о родном городе.
– Эй, Мечтатель, опять о доме тоскуешь?
Мужчина запрокинул голову – небо, затянутое непрозрачными и серыми облаками, жалось к земле, совсем как в Петербурге.
– Вспоминаю.
– Ой, забудь, Сережка, на ближайшие года четыре… – рядом с рослым техником из Канады возникла хрупкая и худенькая Лидочка. С ней Раденский учился в одной группе.
Пути выпускников разошлись, и встретились друзья случайно, уже на борту «Желтого карлика». Миниатюрная блондинка с карими глазами занималась сейсмологическими исследованиями, Сергей же изучал геомагнитные поля.
– Или на пять, - задумчиво добавил Клод О’Налли и, поежившись, побрел обратно. – Сыро.
– Как москвич, честное слово, - обернулась на техника девушка. – Ему везде холодно и сыро, даже когда тепло и сухо. Потому что «во-от».
Мужчина широко улыбнулся и проводил канадца нахальным взглядом. Прибор рядом продолжал размерено потрескивать.
– Что-нибудь новенькое? – присела рядом Лидочка. Темно-синий костюм удивительно ей шел, ненавязчиво подчеркивая по-детски резкую линию плеч. – Наши биологи с утра опять убежали. Капитан только за голову хватается и едва успевает к каждому по громиле приставить. Незнакомая планета, незнакомая планета…
Геофизик хмыкнул: Шинская и в студенческие годы отличалась непосредственностью и талантом говорить несколько часов без остановки.
- Ничего необычного. Ты?..
- Увы, - печально передернула плечами девушка, - эта планета пока кажется донельзя скучной в плане сейсмологии. Лучше бы я работала где-нибудь на Иво Джиме.
Конечно, Лидочка врала. С видными учеными за место на «Желтом карлике» она билась с отчаяньем, достойным моськи, лающей на слона. Раденский наблюдал со стороны и вспоминал, как одногруппница грезила звездами и прятала от преподавателей книжки про космические путешествия. Прошло время, и девчонка в нелепых очках превратилась в серьезного специалиста.
- Или на Огненном кольце на границе Тихого Океана – все интересней, чем здесь, - Шинская поднесла к глазам ленту и вздохнула, не обнаружив ничего интересного и нового. – Ску-ука.
- Работа, - ответил Раденский.
За бытовыми фразами ученые прятали одновременно любопытство, восторг и страх. Небольшой группе представилась возможность шагнуть в чужой мир, изучить новые законы… Первыми познать нетронутую еще планету. Было что-то тихое, почти интимное в осторожных прикосновениях исследователей к природе. Мужчины вели себя с ней, как с неопытной невестой, а женщины заботились, словно о новорожденном ребенке.
Младенец весит пять секстиллионов тонн.
- И словно никто не видит, как ты в сторону леса пялишься, - поддразнила Сергея девушка. – Спорим, этот ботаник Декруа проснется, и ты с ним улизнешь.
- Зоолог, - поправил Лидочку Раденский. – Кто-то должен нести камеру.
Она рассмеялась:
- Хороша отмазка!
Геофизик деликатно улыбнулся и повернул голову в сторону полуразмытой черты леса. Водянисто-зеленая кромка упиралась в облака, а на темном фоне стволов белели палатки-купола. Городок пустовал даже ночью – пока не иссяк исследовательский энтузиазм, ученые пропадали на объектах.
- Я думала установить приборы во-он там, - подняла руку Шинская. – Видишь, за лесом едва-едва холмик проглядывается? Между прочим, одна из самых высоких точек на семь квадратов вокруг. Может быть что-то интересное будет. А сегодня снимала показания с тех, что установила на северном холме. Такое ощущение, что планета спит и видит прекрасные сны. И даже не ворочается с боку на бок!
- Ни одного колебания?
- Ничего выше двух баллов, - сердито поджала губы Лидочка и неожиданно печально вздохнула. – У наших ботаников работа все-таки поинтересней: растения, птички, рыбки. Вон, бегут. Счастливые…
В голосе девушки звучала искренняя зависть. Сергей обратил внимание на две стремительно приближающиеся фигуры. Рыхлый Михаил Федорович Климов едва успевал за коллегой-украинцем. Молодой ученый с ежиком дерзко встопорщенных волос бежал, размахивая огромными ручищами, и что-то кричал.
- Found? Find? – нахмурила светлые брови Лидочка.
Глаза Сергея загорелись:
- Они что-то нашли. Что-то необычное.

Буду первым?

Genazi
- А ведьэто сказка, Дженази, - улыбается. – Как насчет того, чтоб не писать по сказочным мотивам? Или вы имели в виду известных героев?
А еще ее опять же не мешало б вычитать, поправив мелкие огрехи.
Что до содержания... Написано неплохо, и чувство есть, но лично у меня оставляет ощущение незавершенности. Вот такой кусок из жизни Нечто... Без конца. Кстати, если б заменить непонятное существо на щенка, к примеру, суть бы не пострадала.
Скажите, это рассказ или зарисовка, вещь в себе? если первое, оно требует завершенности и продолжения. Если второе – сделано симпатично, и больше сказать мне практически нечего.

Сигрид
Приквел к сказке Андерсена? Очень красиво, и мне понравился финал, и все же осталось много неясного – наверное, из-за незнания кельтских легенд. Но при чем тут институт – Эксперимент, вышедший из-под контроля? Погибшая в прошлом цивилизация, породившая этим магию? Много вопросов, хотелось бы пояснений автора. если не понял я один – в личке, если многие – тут.

Nomihin
Конкурсное стихотворение... Если бы я был верующим человеком, наверное, оценил бы его сильнее. Вера, хранящая и объединяющая – тут ничего против не скажешь. Исполнено сочно и ярко, а вот по технике стихов останусь верен себе и не буду делать дилетантского разбора.

Соуль
- Знаешь, - улыбается, - помню, уже был твой рассказ в «Мансарде», оставляющий схожее чувство, выражающееся так: «И?!..» Ага, это отличное начало романа о понимании, различии и противоречиях... но не рассказ, как самостоятельное произведение. Для зарисовки заложено слишком много. Кстати, если это продолжать как произведение, изложенные характеристики рас, думаю, не надо давать в столь же явной форме.

Джен мрачно пожевал губами и уселся на ближайший диванчик. Дрожащие пальцы вытащили из кармана тонкую сигаретку и темно-серую зажигалку. В помещении раздалось слабое чирканье и чей-то глубокий вдох. Затем послышалось сдавленное «Черт», и пропитанные раздражением «Что б я еще раз…пошел на день рождения…на голодный желудок…».
Нервный вьюноша слегка сжал и помассировал виски.
- Gomenasai. Голова болит, как…как…ну очень болит, так что извините заранее за весьма поверхностные отзывы.
Мальчик быстро оглядел глазами листы бумаги, покоящиеся на его коленях, затем, заинтересовавшись, углубился в чтение.
По прошествии около сорока минут, он, наконец, отнял взгляд от новых творений посетителей, и затянувшись еще раз, с расстановкой сказал следующее:
- Давайте по порядку, да? Так как под первым номером стоит мое, сразу хочу сказать следующее: эта, с позволения сказать, сказочка писалась мною в порыве «сырого вдохновения», это именно тот случай, когда наутро после крепкой чашки кофе, выдаешь в процессе перечитывания: «О-Боже-что-я-написал». Не судите строго. Я уже нашел несколько ошибок и назойливых повторений, неудачных оборотов, но мне лень их исправлять, так что можете не тратить напрасно время на тыканье меня носом, в подобное.
Мальчик скосил взгляд на Хигфа:
-На подобные вопросы, я отказываюсь отвечать без моего адвоката. Бе-е-е. А что до щенка...У меня есть сказка про щенка. Но тут нужно именно Нечто. Именно Нечто.

Дженази тряхнул головой, и поморщился от гадостного привкуса во рту.
«Кофе?.. Водички бы…» - подумал он, оглядываясь вокруг в поисках чего-нибудь чайникоподобного. Кто-то решил сжалится над недомогающим мальчиком и предложил стакан кипяченной воды. Джен благодарно кивнул головой, и прикрыв глаза от наслаждения, глотнул поистине райский напиток. Затем продолжил, уже более оживленно.

- Продолжаем. Автор под номером два, уважаемая Сигрид. Нууу…- мальчик протянул с улыбкой. Затем поднял взгляд на автора текста. – Если я начну вас хвалить, вы мне, конечно же, не поверите? А я все-таки похвалю. Красиво. Красиво очень, безусловно. Однако, для меня текст уже перешел ту грань, что разделяет «информативно» и «непонятно, но красиво». Оригинально, одним словом.

Джен запустил пятерню в волосы и прикусил губу, ища что бы такое сказать. «А вот на этом месте, я должен сказать что-то вроде «Красиво, но не мое…» Ксо, эти фразы-штампы преследуют меня всюду», наконец юноша, отчаявшийся подобрать какое-либо подходящее сравнение, выдавил:
- Красиво, но не мое... Больше похоже на отрывок, читая ваш рассказ, появляется слишком много вопросов, как мне кажется. В чем смысл зеркал? Кто такой Крюм? В чем смысл жизни? Ой…Извините, не в ту степь.
Сконфуженно, он перевел глаза на следующее творение.

«О, стих…Не везет мне сегодня, мучения продолжаются, дамы и господа!»

- Автор намбер фри, многоуважаемый Номихин. Та-а-акс… - мальчик слегка прищурился, скользя взглядом по строчкам стихотворения. – Знаете, а что-то напоминает… Mistmare, да? Кажется. Ну, если это еще и со «странствованиями Исидора» связано, то для меня это темный лес вдвойне. Рифма, слово, все приятно, конечно. Но…Эх…

Дженази неопределенно махнул рукой.

- На мой взгляд, стихотворению, коль скоро оно написано именно в русле страха, этого страха как раз и не хватает. Верится, но с натугой. Сие не есть гуд. А вот к качеству написания, нареканий нет абсолютно. Красивые сравнения, словесные обороты, все очень, очень хорошо.

Тут подросток позволил себе сделать перерыв, и потер ладони, облизнувшись.
- Вот какой я молодец! Награжу себя тортиком! Кррибле-кррабле-бумс!

На коленях Джена оказался кусочек торта «Медок», аппетитно лежащий на маленьком блюдечке. Схватив серебряную ложечку, мальчик со счастливым видом принялся «награждаться». Чуть позже, когда на блюдце (и на рубашке) юноши остались только крошки, он с довольным видом похлопал себя по животу и продолжил вещать:

- Товарищ Соуль…- Джен плотоядно улыбнулся, откинувшись на спинку дивана. – Ну, наконец-то я как рыба в воде! Мой любимый цвет, мой любимый размер. Итак, начнем, пожалуй.
С моей точки зрения, сие творенье написано как раз профессионально. Именно что «профессионально», перейду на гастрономическую тему, можно сравнить рассказ с едой ресторанной, когда как творения начинающих (к коим себя причисляю и я) скорее домашняя кухня. То бишь, новички могут конечно писать и хорошо и плохо, но там зачастую отсутствует тот элемент «вылизанности», продумывания деталей, красоты самого текста, не сюжета. В этом рассказе, как раз больше бьет в глаза сам текст. Идея, сюжет же…Не обижая никого, хочу сказать что напоминает так много вещей сразу… Стойкое ощущение «deja vu» не отпускает от самого начала и до конца. Встреча с Чужими, развитые телепатические способности, намек на romance line между Чужим и человеком, сомнение со стороны «более развитых» инопланетян в целесообразности контакта с людьми…Так что, творение безусловно вкусное, однако…За сам текст красивая и большая пятерка, а вот за идею…три с плюсом. Три с плюсом.

Мальчик показал язык, и улыбнулся.

«Пожалуй награжу себя тортиком еще раз…»

Я выскажусь чуть позже, послезавтра или завтра, так как сегодня сбегаю на сутки из города за документами.

Хигф, хочу сказать, что это действительно не самостоятельное произведение, уже сейчас у меня есть продолжение, и я хочу выкладывать по мере написания. Для меня это вообще первый опыт подобного рода. Не совсем поняла твои слова относительно рас... что значит - столь явными?
Мне хочется изначально задать как белое и черное Катхерианцев и Хессов. Дуальное строение мира - без теней и оттенков.

Дженази, спасибо за слова относительно языка, но это черновик. Хочу немного огорчить на тему romance line - не будет. Со стороны аллиенолога поощрение контакта есть поощрение контакта... Вообще, да... я существо то ли пафосное, то ли с больной головой. Но у меня зарисовка задумалась на строки Гомера. Между Сциллой и Харибдой, причем с первой я ассоциирую именно хессов. Больше всего мне хочется постепенно выйти на следующее: невозможность понимания между людьми и существами, которые давно оставили эту реальность и которые давно эту реальность исказили. Катхерианцы - они не живут в реальности, предпочли ей эдакий облегченный вариант. Хессы - те катхерианцы, которые не сумели от реальности сбежать и столкнулись с ней в полной мире (та часть жителей, которая оказалась не способна переходить между мирами и до сих пор ищет "шанс"). Люди - действительно что-то среднее. В силу физиологии не могут достичь полного единения - следовательно уйти в мир, подобный катхерианскому, но в то же время, в отличие от хессов, имеют ментальные способности, в принципе уход предполагающие.
Утвердение Ллау, люди - среднее "между и между". Если на примере двух али-рас показать резко дуальное строение мира, то в плане людей - добавить оттенки. Пока не уверена, что у меня получится.

Искренне.

Наконец заговорил и попугай.

Genazi Такие сказки я, по правде говоря, не люблю. Да и сказка ли это? Я читал и те сказки, что ориентированы для совсем уж малышей (эх, было время=)), и сказки для взрослых. Там мораль понятна целевой аудитории. Во втором случае она сложнее, и иногда ее приходится разгадывать как загадку, головоломку. Здесь она тоже есть, и я это прекрасно понимаю. Но – не зацепило. Слишком скупо и тускло. Возможно, я излишне придирчив. Но данное произведение прошло мимо меня. А еще, имхо, если есть талант нужно писать что-то серьезное.

Сигрид. Ну что я могу сказать… Необычно. Немного непонятно, но я уже привык=) А вообще – мне понравилось. Красивая и печальная история. Можно долго ее обсуждать, но я не хочу. Будет настроение – сама расскажешь, что к чему)

Соуль. Вот здесь я согласен с Хигфом. Это могло бы посоперничать с лучшими образцами отечественной фантастики, если бы было длиннее)) Язык хорош, написано четко и внятно, но такая краткость меня смущает, и не дает полностью настроить себя на мир. Еще немного сбивает количество названий и терминов. Имхо, текст насыщен ими больше чем нужно. В общем и целом же – хорошо и грамотно.

О своей работе говорить ничего не буду, если меня не спросят. Я и так на ее обсуждение потратил достаточно драгоценного времени=)

Лись подобрался к краю шкафа, осмотрелся. Помещение не выглядело враждебным, скорее наоборот, лись сполз по дверце, скользя передними лапами, прыгнул на пол.
- Долгой весны, - мордочка склонилась, приветствуя присутствующих. Все-таки несколько неуютно, в новом незнакомом месте… но лись пришел не молочко пить. А по делу.

Genazi

- А мне понравилось… что могу сказать? Сказка, для близкого человека, которому грустно, и которого очень хочется согреть – не так? А мне так показалось. Не обороты и не ошибки, я смотрел настроение; оно странно совпало с моим на момент, поэтому и впечатление выше нуля. Определенно, огрехи есть, например, спор мальчика и Нечто. Будь сказка произведением на конкурс, безжалостно нарисовал бы жирную двойку и через весь лист написал «Слишком просто». А так… тепло. Очень тепло и чувствуется отношение к.. миледи Веле? – лись улыбнулся. – Да, все-таки пояснение дано не зря. Вопросов нет, что, по моей личной шкале является минусом. Однако –сказка вполне законченная и гармоничная.

Nomihin

- Где же я это слышал…а, верно. Перед конкурсом. Ворчать не буду.
Мне нравится идея. Как проза это – прекрасно. И мысль, и тема колокола, и подбор лексики, и стилистические приемы… а, стоп. Приемы. Знаешь.. – Лись повернулся к попугаю, - проза – да. А вот стих у тебя не получился, извини. В стихе колокол должен звучать. Звенеть. Гулко ли, звонко ли, тебе решать. В стихотворной форме оно могло схватить с первой строфы и так и держать, заставляя дрожи бегать по ребрам и крови взволнованно приливать к щекам. Могло – но нет, и даже наоборот, остается легкая досада: жаль, ведь могло.
Извини.

Cоуль

- Ахха… - скорее обрадовано, с узнаванием. – Да-да.
Что сказать? Могу повторить слова мессира Хигфа, - поклон – это начало прекрасного романа. Да, а насчет слов – я говорил уже – отдельное спасибо. Лично от меня, больного до языков начинающего лингвиста-дилетанта. Заставило, просто схватило за шкирку и потащило в глубь создаваемого мира. Миледи, вас не зря называют волшебницей.
В целом – мне по-прежнему нравится ручеек в саду. Идеологию планетарных сторон принять не могу – возможно, я действительно слишком давно не мыслил «не-человеческими» категориями. Касательно второй части – мне показалось, несколько отрывочно. Кусок интересной истории – будет ли вся история?
(ахха, прочитал ответ. Тогда – жду продолжения. Да.)

Лись снова почтительно склонил мордочку и забрался на высокий стул в углу потемнее и подальше, свернулся, сложив морду поверх хвоста, насторожил внимательные уши.

Дженази скинул изрядно жмущие, успевшие поднадоесть, туфли, и забрался с ногами на диван. Слегка улыбнувшись, он обхватил руками колени, и неторопливо заговорил:
- Соуль, еще бы я отказался. Щаз-з-з-з…Вам теперь меня отсюда поганой метлой не выдворить, вот так вот. Разве что цербером запугаете. Что до твоего рассказа. – Мальчик сделал паузу, словно собираясь с мыслями. – Хех, приятно знать, что я опять попал пальцем в небо. Истина оказалась такой запутанной, что я уж было, побоялся за сохранность своих мозгов. Впрочем, ладно, что с ними станется? Сюжет конечно интересный (в перспективе), однако, как я уже сказал – штампы бросаются в глаза.
Джен виновато посмотрел на девушку, и пожал плечами. Затем обернулся в сторону Хигфа и, пожевав губами, продолжил:
- Что до вашего вопроса, уважаемый. Ну да, это – сказка. Но ведь и сказки разными бывают. Бывают для детей, ну и для взрослых конечно. Так вот вы, уважаемый, решили поиграть по-взрослому с персонажами присущими детству. Это меня и разозлило, собственно. Баба Яга с мобильником, Кощей – нувориш, Иван – Дурак с печкой-Мерседесом, со встроенным климат-контролем. Бррр… Ну, не люблю я такое. Не-Лю-Блю! Насчет самой истории об «Одиноком нечто» могу сказать только то, что на самом деле сказка задумывалась гораздо длиннее. Гораздо. Как многие могли бы заметить, я смял конец, причем смял намеренно. Для чего это делалось, я вам не скажу, но вы можете предложить свою гипотезу.
Юноша сделал паузу, положив голову на колени, и о чем-то задумавшись. Спустя несколько минут он продолжил довольно тихо:
-Собственно, это рассказ-подарок. Я… Создавал образ человека, для которого пишу, вспоминал поступки, разговоры, ну а затем писал. Вот и все что я могу сказать, пока.
Затем он вновь улыбнулся, и бросив взгляд на мирно спящего цербера, пробормотал провокационным тоном:
- А цербера стоило бы сделать погламурней… Покрасить в розовый цвет, к примеру.
Затем юноша повернулся в сторону Номихина:
-Что до вашего замечание насчет таланта...Я не верю в такие вещи. Есть люди которые умеют писать, а есть люди, которые - увы...Причем умение это не падает сбухты барахты, а зарабатывается долгим оттачиванием стиля и слова, чтением книг, внутренним совершенствованием...Насчет сказки. Чего вы хотели? Заумных теологических рассуждений о жизни и смерти? Это ведь сказка...Она дарит тепло...Легкость...Она целиком и полностью пропитана человеком, для которого я это писал.
Джен покусал губу, и продолжил:
-...Не всегда и не для всех, конечно. Но в данном конкретном случае - это самое оно. А вообще, на вкус и на цвет фломастеры разные, бе-е!
Быстро показав язык попугаю, он развернул голову к Сигрид:
-Бинго, уважаемая! Почти-почти.

Последующие слова снимают вопрос. Я как раз о том, что было показано черное и белое. Просто, если рассматривать это, как роман, то, возможно, не стоило задавать эти характеристики с первых строк прямым текстом (к тому же от представителя одной из пристрастных сторон), а показать событиями, поступками, мыслями представителей рас. Косвенно.
Катхерианцы... тоже как чудовище? Более страшное? Харибда? Или все-таки светлое добро?

Сигрид, а где все-таки пояснения? Или их не будет?

Услышав незнакомое слово «Бинго» лис вздрогнул, резко и неприятно, потянулся.

Еще раз пробежал представленные кусочки….

Соуль
С вашего позволения, сошлюсь на тот разговор. Хорошо, дуальность. Полярность. Но – какова гарантия сосуществования на одной планете? Насколько я помню. Мирные цивилизации оставались мирными, а вот воинственные стремились всегда к доминированию и подчинению окружающих – более слабых – рас и народностей. ne? впрочем, факт, что это характерно для людей, не является таковым для иных цивилизаций… хотя все равно хотелось бы услышать ваше мнение?

И – присоединюсь к мессиру Хигфу. Сцилла и Харибда обе – существа «отрицательные», если позволите (хоть и со светлым прошлым). Или здесь имеется в виду нечто другое? Не чудовищная природа этих существ, а опасность, которую они представляют для – путешественников? Или это канва сюжета всего романа?
Лись помотал головой, юркнул на шкаф, перечитать миф. Унесло в дебри, как всегда.

До этой поры никем не замеченная, за дальним столиком сидела Янтарь. Она, с трудом переносившая холод, все никак не могла отогреться после морозца, которым сегодня встречала прохожих Улица Творцов. Сняв не по-зимнему тонкие, облегавшие узкую ладонь перчатки, она украдкой дышала на закоченевшие пальцы и потирала озябшие плечи. Тем не менее, ни слова, сказанного собравшимися этим вечером в уюте Мансарды творцами, она не пропустила - вот только сама до поры до времени предпочитала молчать. Ее бледно-лиловые губы складывались в слабую улыбку, когда она слышала что-то такое, с чем соглашалась сама, и золотистые брови взмывали вверх удивленной дугою, когда согласиться услышанным она не могла.
Лишь когда все авторы, кроме хозяйки таверны, сказали, казалось, все, что хотели сказать, Янтарь поднялась с нагретого места и пересела ближе к барной стойке, ненавязчиво же привлекая к себе внимание. Ей удалось добиться желаемого эффекта - взгляды некоторых посетителей тут же обратились на нее. Негромко прокашлявшись, скорее для вида, чем из-за последствий мучившей ее пару дней назад простуды, Янтарь начала говорить негромким и будто извиняющимся голосом:
- Я очень рада, что попала на сегодняшний творческий вечер, пусть и лишь в качестве вольного слушателя.
Она легким кивком склонила голову, подтверждая свои слова.
- Если мне будет позволено, я скажу несколько слов о каждом из прозвучавших этим вечером рассказов и стихов.
Девушка зябко поежилась, снова укутавшись в сползшую было на плечи золотистую шаль, и повернулась к Дженази:
- Не обижайтесь, но зря вы пришли с этой сказкой в Мансарду, - она спохватилась, что сказала это чересчур резко и поспешила добавить, - нет, я вовсе не хотела сказать, что она написана плохо! Просто вы посвятили ее дорогому вам человеку... и, да, я соглашусь с Хигфом, сказка получилась вещью в себе. Вела - поймет, оценит и, конечно, согреется тем теплом, что вы спрятали для нее в этих строчках. А я... я просто не имею права что-то оценивать или исправлять. Как, думаю, и остальные слушатели.
Она послала пареньку виноватую улыбку и повернулась к лису, выжидательно смотревшему на девушку умными блестящими глазами. Лиса она будто бы видела когда-то прежде, но, не уверенная в том, что память не сыграла с ней скверную шутку, решила для верности обращаться к нему на вы:
- А вот мнение о вашем рассказе я меняла по мере прочтения. Поначалу он меня не впечатлил - история расставания показалась мне стандартной, а несколько сумбурный стиль написания мешал восприятию. Но потом... потом все перевернулось с ног на голову. То, что поначалу казалось мне историей о расставании, вылилось во что-то причудливое, полумистическое. Я оценила задумку и исполнение. Я даже приняла этот сбивчивый стиль: и в самом деле, может ли человек, находящийся на пороге смерти и видевший смерть свои товарищей, писать письма по-другому? Одним словом - да, мне понравилось. Хотя послевкусие у рассказа... холодное, неясное.
Янтарь поежилась снова и отвернулась от лиса к попугаю - перья птицы переливались такими сочными красками, при виде которых все мысли о зиме и морозах улетучивались сами собою.
- Про ваш стих я уже немного говорила раньше. Он, конечно, правильный, чеканный, строгий. Наверное, даже атмосферный. Но эта атмосфера пришлась не по душе - слишком тяжелой она мне показалась. Гнетущей. А так как стихи я сама писать не умею, то и оцениваю их в основном по отклику в душе...
Номихину достался еще один виноватый взгляд. Янтарь повернулась к Соуль.
- А ваш рассказ мне интересен с очень многих точек зрения. В конце концов, я собираюсь участвовать в приколючении, по мотивам которого он, быть может, и был написан. Конечно, очень надеюсь, что в "Далеких Звездах" инрига завернется по-другому - иначе будет неинтересно - но была бы рада, если все будет так же интересно, красочно и образно, как в этом рассказе. Пожалуй, некоторая неосказанность чувствуется, но в целом вам снова удался маленький шедевр.
Янтарь глубоко вздохнула и снова улыбнулась - на этот раз непринужденно, чистой и светлой улыбкой. Она наконец-то согрелась.

Nomihin Относительно размера - прошу прочитать то, что я ответила Хигфе - это только начало. Надеюсь, на следующий вечер выложить еще пару кусочков.
Касательно твоей работы. Коротко пробегу по тому, что не понравилось и помешало воспринять работу:
1. "Не умолкни! Не утихни!
Бей и дальше, не стихая!" - вероятно, это "прозаическое пристрастие", но мне кажется довольно грубым "утихни" и "стихая" - может, стоило поискать альтернативы?
2. Город спит, а он не дремлет,
Бьет аккорды, интервалы… - первой ассоциацией было: "Как же город может спать, и не дремать в то же время"? И только спустя секунд пять до меня дошло, что речь идет о колоколе. Ассоциативно местоимение применяется к городу, грамматически - тоже.
3. Мглу, что мир вдали объемлет,
Гонит, прочь чтоб отступала. - см. пункт 2.
4. Город спит, порты раскинув, - ГОрод СПИТ порТЫ раКИнув. Ударение в слове "порты" - пОрт. Может быть, неправильно прочитала, но вроде бы старалась в ритмике.

Genazi Я попробую как-то от этого избавится. Постараюсь, по крайней мере. Теперь касательно работы:
1. Нечто и нечто (с маленькой буквы). Тебе очень нравятся обороты вроде "это", "нечто очень... ". Для меня - путаница. Возможно, стоило бы попробовать не использовать местоимение, когда главного героя называют "Нечто"?
2. Повторы. Очень, маленький, было, были, нравилось, любило - и так далее. В некоторых местах это оправдано, как элемент сказочного повествования, в других - просто режет глаза. Наверное, стоило бы попробовать прочитать вслух - часто звуки "подсказывают".
А еще ... мне понравился конец. Он дополняет весь остальной текст и в то же время немного из него выбивается.
"Скрипело кресло, стучали ходики. А потом…Потом кресло внезапно перестало скрипеть. Лишь только ходики все продолжали отстукивать мерное «Тик-так»…" - трогательно...

higf Да, обе расы - чудовища в некотором понимании. Первая экспедиция влезла "в пролив". Хессы и катхерианцы на деле прекратили общение. Я дала характеристики расам пока только с одной стороны - со стороны катхерианцев. Мы, люди, тоже думаем о себе... много хорошего.

Сигрид У меня уже есть "немножко продолжения". Если меня хорошенько пнуть в асе, я даже могу им поделиться. Если можно - чуть-чуть подробнее, что выглядит во второй части отрывочно? Для меня это важно - я тренируюсь.
Еще хочу сказать, что расы не сосуществуют рядом. Когда-то - да. Но более тысячелетия назад пути разошлись и сейчас они занимают даже не соседние планеты, а соседние системы. От себя хочу добавить, что обеим расам, и катхерианца и хессам болезнено взаимодействие между собой - какое бы ни было: мирное или военное. Они готовы выливать друг другу на голову потоки грязи, биться, если сталкиваются в космосе, но... для них - как обидеть брата. Потом на душе - гадко. Я не знаю получится ли это передать дальше, но стараться буду... по мере развития истории.
Что касается опасности - именно опасность для путешественников. Ни одна "чужая" идеология не подходит.
Теперь немного по поводу твоей истории - она действительно красивая. Я читала твои рассказы - они эмоционально насыщенные и яркие (такая же тенденция, впрочем, просматривается и в отыгрыше). Единственное, что хотелось бы сказать:
1. Да, работа смотрится цельно, но очень бьют по глазам короткие абзацы - хорошо, если они в предложение, но иногда бывают всего в слово.
2. Диалоги "есть", но иногда хочется видеть к фразам хвостики из разряда "что это было".

Кажется, все.
Искренне.

- Добрый вечер. Как здесь сегодня людно… - раскрасневшаяся с мороза Вуззл замерла на пороге, изумленно оглядывая полный зал. – Не то что в прошлый раз.
Лавируя между столиками, она пробралась к барной стойке и расположилась в уголке, который уже успел ей полюбиться.


Дженази, само Нечто получилось очень милое. Так трогательно оно сожалело об отсутствии щупалец и клыков, так искренне радовалось когтям из бумаги...
Вот только концовка грустная, не сказочная. Почему-то у меня внезапно наступившая тишина (в данном случае - переставшее скрипеть кресло) никогда ни с чем хорошим не ассоциируется.
В плане техники… В плане техники я скажу, что лень надо искоренять :ор)

Сигрид, я как-то в Мансарде упомянула о том, что автору каждого текста приходится бороться с априори существующим недоверием к своему творению читателя. Так вот, твой рассказ – очень яркий пример успешного преодоления этого барьера. Вот я начинаю читать, не вижу ничего необычного, отмечаю интересные образы и красивые картинки с одной стороны и неоднозначный, нарочито рваный стиль написания с другой. А потому вдруг понимаю, что ушла в текст. Что воспринимаю его не фразами-кусочками, а целиком, изнутри, словно целый мир. Что рассказ содержит в себе куда больше, чем можно было предположить в начале.
И еще – здесь говорили о том, что по прочтению рассказа остается много вопросов, о том, что текст за гранью понимания… У меня такого ощущения не было. Да, что-то осталось за кадром, что-то приходится домысливать, но эта мозаика сложилась у меня сама собой.

Nomihin, мне Ваши стихи показались немного… неровными. Не с технической точки зрения, а в плане образности и в плане звучания. Ощущение такое, что размытое, не вызывающее особого отклика повествование вдруг озаряется, словно вспышкой, парой ярких строк. А после вновь туман – до следующей вспышки.

Но вот за эту строфу я готова простить все на свете. Читая ее, я видела этот спящий город, ощущала его тревогу и его силу.


Соуль, не буду оригинальной. Это сюжетная завязка, и именно как завязка она любопытна, но все же составить впечатление о будущем романе на ее основе очень непросто. Но мне нравится идея – некогда единая раса, ставшая впоследствии двумя, одна из которых является «доброй», вторая - «злой». Мне это напомнило замечательный фильм-сказку Джима Хенсона «Темный кристалл», и я с большим интересом буду наблюдать за развитием этой идеи в фантастическом антураже.
О стиле написания здесь говорили достаточно много, он и правда очень хорош. Лишь одна фраза резанула глаз. Я позволю себе ее привести – на тот случай, если именно такое ее построение не было преднамеренным.
Сразу два момента. На шероховатой конструкции «и в этом в том числе» я запнулась и лишь со второго прочтения поняла ее смысл. На мой субъективный взгляд, любой вариант, где слова «в этом», «в том» не следуют непосредственно друг за другом, будет восприниматься лучше.
Второе - «глядя в одну известную ей точку». Если подразумевалось, что Ллау смотрит в точку, известную только ей, то формулировка не совсем корректна. Если подразумевалось что-то другое – то я так и не смогла понять, что именно. Вряд ли можно смотреть в одну неизвестную точку, верно?
Не сочтите за занудство. ;о)

В МАНСАРДЕ НИ ЗАЯВКИ. БУДЕМ ОЧЕНЬ РАДЫ ВАШИМ ПИСЬМАМ.
-------------------------------------------------------------------------------------------------

Woozzle, благодарю.
Касательно слов персонажа - это ее слова. Это характерная для Ллау манера речи, как катхерианки привыкшей доказывать теоремы, где одно вытекает из другого. В тексте-описании я бы подобного избежала.
- Наану Таххе, в этом ты мыслишь их схожесть с катхерианцами?
- И в этом в том числе.
Ее слова - логичный ответ, практически продолжение. Как в английском языке: Do you like it? No, I don't.
Если следить выше, то можно заметить, что вопросы и фразы вытекают друг из друга и сами "доклады" включают много сложных конструкций и слов, которые сложны для восприятия. Но это - не дружеская посиделка за чашечкой кофе, это встреча специалистов в разных областях знаний.

Что касается второго...
- И в этом в том числе, - соединила пальцы перед грудью Ллау и негромко продолжила, глядя в одну известную ей точку.
Возможно следует заменить:
- И в этом в том числе, - соединила пальцы перед грудью Ллау и негромко продолжила, отстраненно глядя в одну точку (может быть "отстраненно глядя перед собой") – огромные, прозрачно-зеленые глаза чуть мерцали в неясном свете лекционного зала.
Но, вероятно, еще подберу более отточенный вариант. Спасибо.

Искренне.

Несколько следующих вечеров будут посвящены Новогодней Сказке... Да-да, именно ей. Добрым рождественским историям или тем, которые впитали в полной мере искрящийся снег зимних месяцев и звон хрупкого льда.
Прием работ начался.

I
Genazi

Ложь


«Мы выпили любовь, не расплескав ни капли
Две разных половины сложенных в одну печаль
И где-то затонул бумажный наш кораблик.
По разным берегам нам выпало рассвет встречать.
Ты там, где свет, а я где боль. И только боль…
Где жизнь струна, и ей длина - обрывок сна….»
«Береги себя» Город 312

-Ты любишь зеленый чай?
Забавно. Наши отношения на грани погибели, практически все, что нас соединяло, рухнуло. А ты спрашиваешь меня о том, люблю ли я зеленый чай.
-Не люблю. Тухлой рыбой отдает.
Ты смотришь на меня чуть обиженно, словно не понимая, почему я сегодня так резок с тобой, почему я так сердит.
-А я обожаю. Пожалуй, налью себе чашечку.
Я смотрю тебе вслед. Ты красива. Ты прекрасна, безусловно. У тебя красивые светло-серые глаза. Как я любил раньше говорить «цвета пасмурного неба». У тебя прекрасное стройное тело, и я не раз бесился лишь оттого, что некоторые прохожие буквально пожирали тебя глазами.
-Налей тогда и мне. Кофе.
Ты хмуришься. Ты ведешь здоровый образ жизни, а мои пристрастия к кофе и сигаретам, всегда коробили тебя. Много раз ты говорила мне об этом, много раз я со смехом отмахивался. Но кофе ты, специально для меня, заготовила.
-Хорошо.
Я слышу в твоем голосе металлические нотки. Интересно, что будет, если я закурю?
Ты словно предугадываешь мои мысли.
-И не смей курить. Мало того свои легкие убиваешь, так еще и на мои нацелился. Змей.
Раньше все это ты произносила с сарказмом. Сейчас с раздражением.
-Все, готово.
На несколько минут, в комнате воцарилась полная тишина, прерываемая только звоном серебряных ложечек по краям чашек. Но вскоре ты задаешь вопрос.
-Что с тобой такое сегодня? Ты так напряжен…
Да, я напряжен. Кто-то говорил, что важнее всего вовремя расстаться. Я так не умею. Ты, судя по всему тоже.
- Да нет…Понимаешь. Я подумал…
Черт, как это трудно! Как это неприятно, как сложно. Ты смотришь на меня, приоткрыв рот, обнажая ровный ряд белоснежных зубов.
- …я знаю. Ты…ты хочешь все закончить.
Не вопрос, но утверждение. Твоя нижняя губа начинает подрагивать. Ненавижу этот момент.
- Угадал. Пойми, ведь нет нужды все усложнять. Все ведь ясно.
В твоих прекрасных глазах загорается смертельная обида, которая сменяется болью. Я вижу это и страдаю вместе с тобой. Но все уже кончено. Ничего уже не изменишь.
-Н-ничего не ясно! Я ведь…Я ведь…
Ты боишься. Знаю это. Ты боишься это сказать, потому что это неправда, потому что не хочешь лицемерить.
-Нет. Не держись за меня. Отпусти.
Тебе хочется заплакать. Мне тоже. Но ты же сильная. Ты сдерживаешь себя, хоть и в корне с этим не согласна.
- Да. Я…Если так будет лучше…я…да. Ты…
Я улыбаюсь тебе, не ласково, но мягко. Так улыбаются огорченному ребенку, ободряя, словно говоря, что все еще будет.
-Я ценю твою мужественность.
Несмотря на то, что слова были произнесены мягко и ободряюще, тебе кажется, что я насмехаюсь над тобой. Милая, маленькая. Все совсем не так.
-Уходи. Уходи сейчас, я…мне надо подумать.
Остаться одной. Да, именно это тебе надо. Я встаю, с сожалением гляжу на недопитый кофе и уже стоя в прихожей и надевая куртку, слышу тихий вопрос.
-Ты…ты ведь не сожалеешь, о том, что было?
Я смотрю тебе в глаза с нежностью. Ты все таки такая милая.
-Нет, не сожалею.
Я лгал.

II
Рюдо

Скука душит.
Пальцы от тяжести, словно не мои.
Мои были легкие аки крылья,
А это - гири.
Смысл мне в них, идя по канату?
Отброшу и спрыгну.

Я вообще звездочка.
Давай исполню желание.
А утром снова, и кофе в постель.
Верю, что любо.
В губы, прости, зубы
Сигару гильотинкой правлю.
Нежности через край -
Соседей залили.

Пофиг.
Скажем, что Бог нашкодил.
Его простят.

III
Кошачий Бог
... я пытался подать ее на Грани... те, что темой взяли "На двоих".
Вот все же хотел бы, чтобы мне объяснили хотя бы: почему - нет?

Уйти на двоих.

А потом уже не было ничего – ни надежды, ни ярости, ни страха.
Так продолжалось очень долго: успел отпылать закат, и солнце равнодушно укатило за горизонт, не обращая внимания на своих верных; а они, последние защитники Тцатлана, не умевшие и не знавшие ничего, кроме битв и сражений, все так же сидели у коновязей дворянского поместья.
Само же имение лежало в руинах и источало черные столбы дыма.
Руки им связали так, чтобы ни один не мог пошевелиться, не потревожив других, и прикрепили к толстым жердям. Если бы у кого-то из воинов еще остались силы, можно было бы предаться тщеславной гордости: их боялись даже теперь. Даже обессиленных и израненных.
Земля в Долине Трех Рек быстро остывала, и озноб помимо воли сотрясал полуобнаженные тела, замерзающие на обочине мощеной дороги, некогда ведшей на Город Владыки. Чужаки, укутанные в меховые куртки, не упускали случая пнуть древком копья пленников. Тяжелораненные начинали стонать в лихорадочном бреду, и нескольких копьеносцы закололи, но не стали отвязывать, оставив – то ли до утра, то ли в ожидании времени казни.
Никто не заблуждался относительно своей судьбы – о полчищах Тамена ходили страшные слухи. Они видели, как оправдываются эти вымыслы: заклейменных и закованных ремесленников кочевники согнали в стада и угнали за лошадьми в Далекий Край. Жрецов и ученых пытали и кромсали в клочья. Стариков, старух и калек разрывали лошадьми, маленьких детей на спор разрубали, подбрасывая в воздух. Библиотеку сожгли, побросав к высоким ажурным стенам фолианты, отысканные в богатых домах Холмов; храмы разграбили. И коль скоро все обернулось правдой, стало быть, смерть воинов будет самой жуткой и жестокой из всех. Как в сотнях разграбленных прежде городов.
Не успел наступить рассвет, как сидевшие в полузабытьи пленники – больше не герои, не воины, не опора государя и наместника – почувствовали, как вздрагивает земля. Шло время, и едва ощутимый гул превратился в отчетливо слышный рокот.
А затем, спустя томительные десятки вздохов, сложившиеся почти в целую стражу, из-за дальнего холма показался Странствующий Палац. Никогда еще не представало взглядам тцатланцев ничего подобного. Громадная гора, влекомая десятками громадных, в полтора человеческих роста, зверей, размахивающих хоботами и скругленными толстыми рогами. На войлочных стенах раскачивались бесценные украшения из золота, электры и орихалка, яркими искрами блистали драгоценные каменья, а вдоль края платформы стояли забранные в легендарные карличьей работы кольчуги Бессмертные – личная гвардия Величайшего Тамена.
Грохот и скрип платформы перекрывал громоподобный топот упряжных зверей, и пленники с мимолетными квелыми улыбками наблюдали за внезапно онемевшими охранниками, сигналящими друг другу руками.
Тишина упала внезапно, словно бич расторопного надзирателя на галере. И обожгла не меньше. Бывшие солдаты отчетливо осознали, что вот сейчас решится их судьба. В следующий вздох охрана помчалась вдоль ряда связанных, пиная древками копий и хлеща плетьми: склонитесь, склонитесь!
Но даже умирающие силились поднять голову в надежде суметь плюнуть на завоевателя. Они не сдавались, понимая, что конец все равно близок, и окажется равно ужасным, что ни делай. Единственным утешением была возможность умереть, но сохранить честь, обратясь в легенду.
Целая толпа пышно разряженных слуг и приближенных в первый момент скрыла за собой невысокого, крепкого сложения человека, остановившегося у самого порога Палаца. Но какой-то миг – и даже несведущим солдафонам стало ясно, кто стоит перед ними в лазурных одеждах, нимало не стесняющих вкрадчивых движений опытного бойца, даже сейчас державшего руки на рукоятях двух равнодлинных клинков.
Тамен. Яростный шепот пленных вмиг потонул в восторженном реве собравшейся вокруг толпы. Тамен!
Лица властелина кочевников не было видно. Солнце вставало из-за Палаца, затемнив сам шатер и всех, кто стоял на платформе перед ним. Голос же слышали даже те, кто почти ушел во мрак и тени загробия.
- Поклонитесь, и вам позволю встать в ряды моего доблестного воинства! Выдайте мне вашего полководца, и я сделаю Вас сотниками войска! – изрек на мецуа, которым говорили на десять дней пути от Тцатлана, тощий юркий человек, что ни вздох косившийся на повелителся степей Тамена. То был Голос властелина. Он имел неожиданно густой и звучный тембр, раскатывающийся, словно отзвуки грозы.
Кто-то у коновязей рванулся, кто-то из кривоногих охранников бросился усмирять, но был остановлен властным окриком сановника с платформы. Пленных освободили, позволив встать на ноги, но оставив руки связанными за спинами.
Никто из тцатланцев не поклонился.
- Предать их Казни Четвертой Ступени, - строго произнес Голос властелина, вопросительно поглядев на Тамена. Тот не сводил глаз с пленных.
- Отпусти их! – крикнул седовласый воин, разом отделив себя от остальных. Воины попытались закрыть его своими телами – и четверых попросту сноровисто истыкали кривыми мечами подбежавшие Бессмертные.
- Отпусти их! – потребовал полководец, которого приволокли пред очи Тамена гвардейцы. Тамен изумленно посмотрел на немолодого, но все еще подтянутого врага.
- С чего бы мне делать такую глупость? – вяло спросил Голос, пока молчаливый властелин подходил все ближе и ближе – медленно, словно что-то решая для себя. – Они не выдали тебя и не поклонились мне… зачем мне давать свободу моим врагам? Тем более, что ты-то уже в моих руках…
- Ты ведь не знаешь, кто я, - ухмыльнулся старик. – Иначе ты знал бы, зачем.
Тамен сощурился. Затем расхохотался.
- Ну так кто же ты, о бесценный пленник? – спросил он, внезапно переходя от нарочитого веселья к беспощадной строгости. – Скажи, или Казнь начнется прямо сейчас.
- Тенио Самириэль, - молвил старик, железным взглядом упершись в черные непроницаемые зеницы кочевника. И наступила тишина. Ибо легенды о богоравном таланте Самириэля ходили уже тогда, когда никто в краю мецуа не слыхивал еще о Таменах. Тенио был мечник, и по слухам, еще рождаясь, он подобрал забытый кем-то меч.
…Тамен же всегда хотел быть первым в бою. Первым в любом из ратных искусств…
- Обещай отпустить их, - гораздо тише произнес полководец, пошатываясь.
- Да, конечно, - кивнул Тамен нетерпеливо. – Они получат свободу. И смогут уйти на своих двоих. Хоть в Гессакахлу. – помолчав, он усмехнулся: - Одолеешь меня – уйдешь и ты. Мое слово в том.
Голос властелина обернулся.
- Мечи пленному Самириэлю!
Мечи появились словно бы из воздуха. Два прекрасных прямых клинка мецуа, они словно бы пели, когда их поворачивали на ветру, и Тенио на миг прикрыл глаза: он знал, для кого были скованы эти клинки. Теперь еще одна печаль легла тяжелым грузом ему на плечи.
В наскоро огражденном кругу остались двое – верящий в свое бессмертие и жаждущий славы лучшего Тамен и Тенио, верящий слову врага и жаждущий только смерти.
Но оба знали, что сражаться надо в полную силу. Иначе затея теряла смысл.
И долгие томительные первые вдохи боя старый легат обладал почти решившим исход преимуществом. Легкие, быстрые выпады, стремительные блоки и уходы, практически неотразимые уколы… но скоро, очень скоро новая рана на голове и прожитые в беспрестанных сражениях годы дали о себе знать. Тамен был много моложе, и мог позволить себе биться на выносливость.
Но, вняв славе и заслугам противника, прервал дурашливый танец, едва увидев признаки смертельной усталости противника, и одним движением всадил свой меч в живот не поспевшему закрыться Самириэлю. Один за другим кочевник нанес еще три удара. Голова Тенио скатилась с его плеч, упав на отсеченные кисти.
Тамен кивнул. Громогласные вопли восторженных бойцов, честь победы над лучшим некогда бойцом полуострова – он упивался, чувствуя, как новая нота радует со свежей, еще не приевшейся силой.
- А как быть с его людьми? – негромко вопросил его один из сановников.
- Отпустить, - с улыбкой отвечал Тамен.
- Они убили множество наших. Они будут делать это снова. Разумно ли…
Тамен молча посмотрел на дерзкого человека. Смотрел долго, тяжелым взглядом, пока тот не склонился в позе абсолютной покорности. Тогда двое Бессмертных, подошедшие и вставшие по обе стороны от провинившегося, одновременно рубанули мечами по шее. Голова в сложном алом уборе покатилась мимо Тамена.
- Отпустить, - сказал сам Тамен, и столь страшен был голос его, что все вспомнили, кто залил кровью землю от моря и до моря. Затем владыка объяснил свой приказ, и кочевники украдкой заухмылялись.
Пленникам отрубили руки. Затем жуткие степные шаманы залечили раны искалеченным и всех их бросили на дорогу к Гессакахле, позволив самим выбирать свою дальнейшую судьбу, уйдя "на своих двоих". И калеки пришли в столицу, где лучшие люди узрели пример милости степняков.
Ужаснувшись деяниям Тамена, увиденным своими глазами, владыки всех рубежей и городов мецуа собрались воедино, дабы с приходом сезона вёдра дать решительный бой его полчищам.
От края и народа мецуа не осталось даже легенд.

Эльфийка с сиреневой кожей после долгого отсутствия вновь показалась в Мансарде. Первой мыслью было заказать себе абсента, ибо хотелось в этот ень сделать ещё что-то такое же знаменательное, как новое посещение любимого кафе. Только от идеи пришлось отказаться. Эсмеральда заказала себе сока персикового и первая подхватила листы с произведениями.
- С наступающим вас, товарищи!

Genazi,
Это как фотография: пойманное действие. Так и твой рассказ создаёт впечатление, будто бы ты его не просто досконально записал из жизни, но и умудрился каким-то образом запечатлеть все эмоции. Знаешь, на первый взгляд, диалоги как-то надуманны, только вот потом начинаешь понимать, что в такие моменты несёшь действительно чушь... И потом действительно сожалеешь... +1 как говорят интернетовцы...

Рюдо,
Тебя как обычно понять сложно, но как и всегда нравится даже то, что толком не понимаешь. Просто потому, что образно и напоминает текст песни Сплина... Извини, если обижу сравнением, но для меня это так. Особенно понравились последние строки.

Кошачий бог,
В целом, идея и раскрытие её очень даже недурны, однако я могу сразу же сказать, что, будь я в жюри, отбирающем тексты на Грани, я бы тоже сказала "нет", ибо "На двоих" - это, пожалуй, не та тема, что раскрыта в произведении. Тема - это основа вашего творения, это то, о чём вы пишете, а Вы же писали о героизме, о степняках, Вы писали легенду, в конце концов, но не по этой теме, амиго.
А в остальном, неплохо. Мне, вероятно, даже понравилось. Говорю "вероятно" потому, что первые два произведения зацепили сильнее, поэтому сложно высказаться объективно.

А в целом и общем, неплохо, хотя особо цепляющих вещей я и не увидела, но это уже сугубо ИМХО.

Тщательно отряхнув снег с сапог и шубки, Вуззл толкнула дверь и шагнула в уют Мансарды. Первым текстом, попавшимся ей на глаза, стало маленькое объявление у входа.
- Ух! Новый Год будем праздновать? Замечательно! А если тут еще и ёлку поставить… - лицо девушки приобрело мечтательное выражение. – Увешать ее мандаринами и конфетами… Тогда выгнать меня отсюда и вовсе станет нереально. Впрочем, я отвлеклась. Вернемся к нашим авторам.

Дженази
Знаешь... Верю. Верю всему, кроме последней фразы. Ибо она создает впечатление, что приделана исключительно ради концовки. Чтоб эффектнее. Вот расстаются люди – это ведь явно не тот случай, когда он – «козел», она – «дура». Люди – настоящие, живые, со своими положительными и отрицательными сторонами, со своими заморочками. Расстаются, осознавая, что все отгорело, и то, что согревало когда-то изнутри, сейчас лежит на сердце холодным комком, притом тяжеленным. И ощущение у них такое, что для того, чтобы рассказать об этом комке, слов не существует. Весь их диалог очень здорово это показывает – то, как оба они мямлят, не в силах сказать того, на что внутренне уже давно решились. Такое у меня было ощущение от самого рассказа. А теперь о том, почему концовка, по моему мнению, выпадает. Когда люди расстаются вот так – спокойно и мучительно одновременно, это значит, их немало связывает, и хорошего в том, что связывает, куда больше, чем плохого – иначе и мысли, и чувства героев, и настроение разговора было бы совсем иным. И… неужели при этом он действительно жалеет о том, что было?

Рюдо
Очень настроенческая вещь. Напоминает калейдоскоп – насыпали кусочков цветного пластика, а стоит встряхнуть и заглянуть в трубу - осколочки сложатся в узор. Не в изображение чего-то конкретного, а в мозаику – абстрактную, но все равно красивую.
Мур.

Кошачий Бог
Сначала расскажу о впечатлениях.
Рассказ мне понравился - он живой, образный и яркий.
Что показалось не слишком удачным, так это названия. Палац, Тцатлан и тцатланцы. Сразу всплыл целый пласт звуковых ассоциаций с Кин-дза-дзой, в данном случае совершенно излишних. Пепелац, пацак, чатлане. Чувствуете некую фонетическую общность? Не чувствуете? Тогда, вероятно, это мой махровый субъективизм. ;о)
По поводу раскрытия темы кое-что уже сказала Эсмеральда. Добавлю от себя еще немного. Прежде всего, ваш рассказ не многое потеряет, если «уйти на своих двоих» заменить на простое «уйти». Но даже если забыть об этом и исходить из того, что именно выражение «уйти на своих двоих» для текста очень важно, остается еще один момент. Это выражение - устоявшийся разговорный оборот, который теряет смысл, если притяжательное местоимение из него вырезать, как вы это сделали в названии. Поэтому, по моему мнению, рассказ не соответствует не только заявленной организаторами теме, но и заявленному вами названию. Можно было попробовать поиграть со сценой боя Тамена и Тенио, попытаться раскрыть тему именно с ее помощью. Забросить крючок со словами «на двоих» в этот эпизод, и акценты бы сместились. Возможно (не берусь утверждать наверняка), это позволило бы координаторам счесть ваше произведение соответствующим теме.
Впрочем, все эти рассуждения никоим образом не умаляют достоинств рассказа.

От Дженази

На один из столиков «Мансарды» с тихим хлопком, упал пергаментный свиток, скрепленный сургучом. На печати был явственно виден чей-то отпечаток пальца. Затем, все с тем же хлопком, печать треснула напополам, и свиток развернулся. На сотни раз чищенном, скобленном куске телячьей шкуры, медленно проявлялись буквы, символы, что медленно, но верно складывались слова и предложения.

«Уважаемые посетители «Мансарды».
К сожалению, лично присутствовать не могу, по независящим от меня причинам. Однако это не мешает мне ознакомиться с вашими произведениями, изложить свою точку зрения, и долю критики на этот счет. Не мудрствуя лукаво, я перейду сразу к делу.

К несравненной Эсмеральде.
Мне передали ваши слова, насчет моего скромного опуса. Я приятно удивлен. Спасибо вам.

К забавному и милому Рюдо.
Что ж…Я где-то уже это видел. Ах да, в твоем дневнике, и верно. Ну что ж…После нескольких бесплодных попыток найти рифму, я плюнул на это дело, и решил причислить сие творение к рангу «Философско-оригинальных». И читал как прозу. И дело в том, наш милый и забавный Рю, что и это мне не удалось. Проблема либо в самом «стихе», либо в моем ДНК. И я, как крайне эгоистичная личность, намерен считать, что проблема все-таки в стихах. Эмоции чувствую. Любовь чувствую. Смысл – нет. Знаете, Вы, на мой взгляд, просто переборщили с такой нужной, но в умеренных дозировках, приправой как «Оригинальность». Пересолили, собственно говоря. С тем же успехом, можно было включить Ворд, почистить клавиатуру и назвать это оригинальным творением. Невкусно.

К интересному товарищу, Кошачьему Богу.

Что ж...Чисто с сюжетной точки зрения, претензий нет. Однако, Дженази – читатель, недоволен. Это интересно, но… Это не тот рассказ, который бы мне хотелось перечитывать. Весьма интересно, но так же и весьма отвратительно. Это как препарировать лягушку. И собственно того, с чем переборщил Рюдо, у вас не хватает. Недосолили. Пресно. Но есть можно.

Со всеми претензиями, вопросами, откликами обращаться в свиток. Напишите на нем желаемое, и я услышу»

вот хотела добавить к комментарию на рассказ Кошачьего бога.
Как уже сказала Вуззл, названия выбраны как-то неудачно. ТОлько вот у меня, я хочу просто это отметить, ассоциации возникли вовсе не с Кин-дза-дза или чатланами, а Тцатлан - это более напомнило названия ацтеков или майя. Знаете ли, Теночтитлан, Кецакоатль, Тцатлан... Как-то прослеживаю лимчно для себя закономерность. Сначла мне даже показалось, что этот рассказ будет в моём личнос списке на первом месте, ибо затрагивает такую безумно незабитую пока и любимую мною тему американских индейцев и их войн. Но жаль...
Но это тоже никаким образом не относится к художественной ценности самого произведения.

Genazi
Верю написанному, хороший текст и даже более вычитанный, чем предыдущие. Не буду даже спорить с последней фразой, но хотел бы спросить - почему?

Рюдо
Образом не проникся, а больше тут ничего нет. ИМХО.

Кошачий Бог
Согласен с тем, что под темой конкурса все же имелось в виду другое, а не зацепка за общепринятые выражения. И еще, да, у меня, как и Эсмеральды, возникли "индейские" ассоциации, которые больше мешали - там нет ничего общего. Хороший мир, хороший сюжет... И прилепленный к нему морализаторский финал. Неужели вся эта красивая, пышная картина рисовалась, чтоб сказать, что бессмысленная жестокость - это плохо? Так хватила б самого начала. Ждал какой-то изюминки, а ее для меня не оказалось. Действительно, момент с поединком, центральный в тексте, оказался почти пустышкой.

*появлясь в воздухе на своем обычном месте. В шоке обнаруживаю, что меня всё-таки наконец-то в кои- то веки тут зачитали...*

Genazi
Твои комментарии моего гениального стиха были прочитаны))) а значит... *поигрывая хлыстиком. Ставлю запятую на щеке. И снова улыбаюсь. Мурр?*

- так...касаясь так называемого...хм...мммм...*расмеявшись* раз сегодня такой веселый вечер, так давайте в шутку называть сие произведением) *показываю язык Соуль и демонстративно рву слова кончиками ушей в воздухе*
- О чем сие? О глубокой и безумной драме котора...бла.бла.бла *снова показываю язык и, явно выпендриваясь, кидаю в Ореса огоньком с зажигалки*
- Вообщем сие есть лишь эксперимент автора из серии "могу ли я написать на тему....". Может? Может. Хорошо ли может?...хммм...
*Пошло осклабившись*
*Хлыстом ставлю запятую на второй щеке*


Рюдо
А где символы? Всё же рассписано аки библия. Лирой водку мешали? Дым кальяна через нос выдыхали в суп?


Кошачий Бог

????? Какой тщеславный псевдоним. Фыр!!! МРррРЯЯФФФ!!!! Самозване...к слову о мышках!

Все смотрели мультик "Барток Великолепный"? Про летучего мышенка из Анастаси.
Так вот
"- На колени!!!
Барток падает на колени
- Хорошему человеку..почему бы и не поклониться...."

мммм...вспомнилось от рассказа.
А если впечатления, то их крайне мало. Я не люблю большие рассказы. Я не люблю кочевников. Я...мммм....ну...ммм...я плохая девчонка)...мне не очень.

Первым из-за стойки выполз хвост. Потом лениво вытянулась лапа, то ли очень пушистая, то ли очень толстая, а, возможно, и то и другое вместе. Так, по частям, коше выбиралось примерно минуту. Еще пять ушли на то, чтобы вскарабкаться на незанятый столик, перепутать меню с рассказами, заняться критикой багетов... На упоминании лососины недоразумение было обнаружено. Увы, даже в самых лучших рассказах лососину почему-то всегда обходили стороной.

- Сначала о рассказе Дженази, - в голосе зверя звучало неприкрытое разочарование. - Интересно написано и нам очень понравились схваченные эмоции. Чуточку недостает композиционной кульминации, но в общем-то очень верно. Минусы - где-то вот тут:

слегка запутался, где чья реплика.

Далее Рюдо. Традиционно не понял, нетрадиционно - что только финал. До этого образный ряд в общем-то показался стройным )

Кошачий бог. Псевдоним - сущее самозванчество, названия отсылают и к чатланам и к ацтекам, на грани я бы тоже не взял, а древком копья все-таки тычут, а не пинают. Теперь о хорошем. Вещь очень интересная по задумке, сюжет интересный и динамичный, здорово напоминает восточные сказки. Ее бы стилизовать как положено - и выйдет конфетка.

Окончив речение, коше еще раз печально перевело взгляд на меню, снова на рассказы... Мысль о том, что по крайней мере заявленное в меню можно заказывать, заставила Солнышко воспрянуть духом и телом. После того как пол перестал трястись, а стул, принявший вес зверя, принял форму статичной лепешки, пушистое животное скромно попросило лососины. Много лососины.

От Дженази

По свитку пошла рябь. Только что написанные слова стирались, истончались как колечки дыма, уступая место новым.

« Уважаемые Дамы и Господа.
Благодарю вас всех за отклики. Мне очень приятно и честно говоря, неожиданно. Рассказик был двадцатиминутный, и я, признаюсь, не ожидал ничего подобного. Именно этому я и был удивлен, несравненная Эсме. Далее.

Обращаясь к Господину Хигфу и Миледи Вуззл.
Спасибо за отклики. Что ж…Признаюсь честно, рассказ действительно писался скорее ради последней фразы. «Человек который лжет», вот что я ставил в прима-мысль рассказа. Он постоянно обманывает себя, других, придумывая себе любовь. Любит ли он? Большой вопрос. Скорее тешит себя иллюзиями. И жалко ему скорее не её, а себя, ведь он не любит испытывать чувства неловкости. Он пафосен. И признаться честно, я его ненавижу. Он ведь по сути своей не любит её, она мила, но…увы. Именно поэтому он сожалеет. Он сожалеет о потраченном времени, о еще одной сломанной иллюзии, о еще одном промахе. И выходя во двор дома, он поднимает ворот куртки и мыслит о том, где бы ему найти Ту Самую Настоящую... Боясь признаться, что, скорее всего не найдет.

Обращаясь к Миледи Кавая Кити.
О, gomenasai. Открою еще одну карту, рассказик изначально писался на отношения двух мужчин. Правда позже, я решил пожалеть мозги и нравственные принципы читателей и изменил мальчика на девочку. Досадное недоразумение, я просто пропустил эту строчку, второпях.

Обращаясь к милому и забавному Рюдо.
В тон: Купи мне купидона с крыльями. И собаку смешную. И…и…звездочку. А еще я хочу барабан. Настоящий, а не резиновый. Нет, заводные кошки мне неинтересны. Я хочу скуля. Настоящего скуля из агар-агара. Сладкого такого.
А не купишь, я обижусь. По настоящему обижусь. Вот только отыщу свою обижалку. Кстати, а где она? Ты её никуда не выкинул? Выкинул? Бяка-забияка. Не буду с тобою играть больше. Разве что по выходным. Скушаю свою булочку с маслом, а тебе не дам. Дам синюю таблетку с надписью «Айболит». Кушай и морщись, бяка. И отдай мои игрушки. Резинку Утеновую отдай. И Бэтмэна в черном плаще. И солдатиков. Хотя одного, со сломанной ногой, можешь оставить себе. Мне он ни к чему.

Кхм…Так о чем я? Ах да.
Ты садист. Бяка. Не сме-е-е-еть размахивать всякими плетками перед моим носом. Иначе заставлю читать «Войну и мир» и писать фанфики на Дом 2. Нечего обижаться. Дженази - мальчик тебя, несомненно, любит, но Дженази – критик, совершенно другого мнения о твоих работах. Мнения в высшей мере скептического. Ты этого не видишь, но я показываю тебе язык. Вотъ. И…да, я по тебе скучал.»

В свитке закончились слова. Свиток умолк до следующей реплики. Принесите, пожалуйста, свитку тарелочку чипсов со вкусом бекона и кружку пива.

I
Хигф

Волшебство

Сказка была здесь. Она изгибалась переброшенными над мостовой змейками огней. Напоминала о себе в поздравляющих надписях на окнах, на стенах, даже на суровой и величественной громаде собора. Весело, чуть суетливо перебирала подарками в руках спешивших людей.
Огромные елки подмигивали, призывая забыть о трудностях и радоваться, по-детски безмятежно. Снова поверить, что настоящий Дед Мороз положит под них подарки. Праздничный свет отражался в каналах, заливал с берегов огромное зеркало Невы, искрился в прикрывшей ее ледяной броне.
Снег растаял, но не унес с собой сказку. Огоньки весело отблескивали на грязных тротуарах, делая их частью сказочного города. Угрюмое высокое здание было, несомненно, замком злого великана или рыцаря, но и он, судя по сиянию огней, объявил новогоднее перемирие со всеми. Может быть, пировал там, внутри?
Менее освещенные улицы, не сияя так, тоже были проникнуты ощущением праздника. Некоторые встречные выглядели счастливыми, наверное, у каждого из них была своя сказка. На других лицах ее не было видно.
На днях я бродил среди тех же огней, чувствуя беспокойство и тревогу.
Ведь сказка – это состояние души.

II
Рюдо

***

Придет к нам Новый Год,
Возможно и без снега,
Быть может пьяненький
И в рваных сапогах.
Не идеальный и по-взрослому усталый,
Притащит счастье на несмазанных санях.

Пройдет за стол, закурит без согласия.
Возьмет колбаски или оливье.
Расскажет всем приевшиеся сказки,
О том, как будет хорошо в родной стране.

Мы покиваем, словно ждем и верим.
Гость хмыкнет – он тоже не дурак.
И из мешка с обычным людским счастьем,
Достает то, что мне не выразить в словах.

Там будет и уют, и благодать.
Там будет и здоровье, и достаток.
Там будет всё, что можно пожелать!
Без всяких бесполезных «буду краток».

III
Соуль

Маленькая богиня


В свете фонаря медленно опускаются к земле снежинки. Ита считает, что на небе так же холодно, как на земле, поэтому фави мерзнут. Они кутаются в серые облака и прячутся, но это не важно – днем звезды сияют ярче. Взрослые не верят. Не видят.
Крупинки доверчиво падают в ладони: тают или остаются на пальцах инеем улиц. О городе не знает никто, кроме Иты. Раньше она рассказывала взрослым. Они понимающе улыбались, расспрашивали, но не видели - не верили, поэтому девочке наскучило делиться тайнами. О том, что каждую ночь фави бросают веревочную лестницу для нее, Ита не говорит уже никому.
Растет горсть снега. Снежинки не помещаются в детских руках и бесконечным водопадом струятся к земле. В глазах Иты маленький город меняется от мгновения к мгновению, рождая дома, улицы. Шум машин, голоса прохожих, лай замерзших собак не имеют значения – все это далеко, за гранью света фонаря.
-…Ира! – крепкий мужчина подхватывает девочку на руки. Испуганный ребенок размыкает ладони - город взрывается.
Сотни осколков тают на мокром асфальте.
- Ну, как ты могла убежать? Ира, как же ты через ограду проходишь?
У мужчины халат такой же белый, как крылья фави, но санитар не верит в звезды. Для него не имеют значения попытки маленькой богини отгородиться от взрослых. Он не хочет, чтобы больной существовал вне окружающего мира, потеряв способность строить отношения с людьми.

IV
Genazi

Чуда не будет


Предновогодний мороз, кусал и жалил, но солнце, яркое по-летнему солнце, касалось моего лица нежно и ласково. Снежок под ногами приятно хрустел, и хоть мне не было нужды идти лишние полкилометра до дома, я все-таки не сел в маршрутку. Я шел по белоснежной тропинке, от улицы к улице, шел, полностью укутанный в свои мысли, практически ничего не замечая, кроме серых шнурков на своих ботинках.
Дурацкая привычка, еще с детства, абстрагироваться от окружающего, погружаться в себя, в сюжет. Дурацкая, но иногда полезная. Ушам уже не холодно, им уже тепло. Красную шапочку с надписью «Россия», я хоть и купил, чисто из патриотических соображений, но все же не носил. Признаюсь, я совершенно глупо выгляжу в различных головных уборах. Кепки, шапки, банданы. Нет, это все – не для меня. Пару раз, я словил на себе укоризненные взгляды старушек, услышал и хихиканье каких-то юных девчушек. Но, все равно.
Итак, как же поступить с Ромкой? Задуманный мною, как романтичный и смелый герой, он, в последнее время, не прекращал меня раздражать. Слишком правильный, слишком наивный. Такие как он, не нравятся людям. Да и не ставил я своей целью, делать из него второго Данко. Нет, наоборот, скорее. Однако, несмотря на раздражение, я все никак не мог изменить его. Казалось бы – что легче, полчаса работы, и все. Но.…Но, я не мог. Забавно, но не мог. Словно что-то удерживало меня от написания ключевой сцены, сцены, где рушатся все его надежды, сцены, где он познает предательство, и закрывается от окружающих полностью. Странно.
Сколько раз, я закруглял концовку так, что бы у чувственного читателя, на глаза наворачивались слезы, что бы он ощущал щемящую тоску в груди. Это ведь так прекрасно.
Из всех моих работ, я не смог бы найти хотя бы одну, где мог бы закрасться «хэппи-энд» или что-то в этом вроде. Чернота, мрак. Может, пришла пора, поэкспериментировать, наконец, и сделать счастливый конец? Ха, рифма.
Аккуратно обошел опасный участок, с накатанной лужицей. Но все же, не удержался от соблазна, вернулся и прокатился по льду. Итак, о чем я? Ах да, Ромка.
Ромка-Ромка, телячье твое сердце. Сможешь сказать мне, почему не поднимается рука? Не сможешь? Ну и молчи тогда.
Где-то каркнула ворона. Неприятно, как-то. Может я, как и эта ворона, своим пессимистичным карканьем, сеет в сердцах не боль, а лишь ощущение холода в костях? Нет, невозможно.
Как там меня называли «Игроком на эмоциях»? «Мастером грустного рассказа»? Ну-ну.
И дальше иду. А снег хрустит, приятно. Гирлянды всякие, предновогодняя реклама.
А спать-то как хочется! Но, я такой человек – не смогу закончить рассказ, не усну. Буду проворачивать в голове образы, мучить себя различными концовками, до тех пор, пока не встану, и с новой порцией кофе, не закончу-таки работу. Глупо.
Некоторые из них выходят с кровью, под такую дозу никотина, что пресловутая лошадь не только бы сдохла, но и была бы опечатана работниками эпидемиологического отдела, как крайне токсичное существо.
Некоторые – легко, как падает мне на нос сейчас, мелкий снежок. Падает и растворяется.
Ну вот, я возле родных пенат. В задумчивости прошагав к своей квартире, перебросившись парой слов с соседом на тему позорного проигрыша наших, я вошел в свою берлогу.
Нет, берлога, в принципе была милой, но в ней не хватало все же чуткой женской руки, как выражаются мои знакомые.
На что я всегда усмехался, и улыбаясь говорил, что в придачу к «чуткой женской руке», меня, также, ожидает, столь же чуткий ошейник и поводок. Понимающие – усмехались и подмигивали, непонимающие – возмущались.
Проблема в том, что мне скорее нужна чуткая мужская рука. А найти её – гораздо сложнее.
Включив свой любимый комп, я на автомате отсыпал из банки быстрорастворимый кофе, и включил чайник. Приветственная мелодия, застигла меня попивающего крепкий напиток, и рассеянно тыкающего в иконку “Winamp”.
«Away» Nightwish.
«Ромка рассеяно пробормотал сквозь зубы». Стоп. Можно «рассеяно бормотать сквозь зубы»? Или все-таки нет? Скорее всего, а если заменить на: «Ромка в волнении прикусил губу и промычал»? Лучше. Определенно лучше.
Из открытого окна пахнуло холодом. Курить люблю, но дышать дымом – нет. Вот и мучаюсь теперь. Накидываю на себя теплый плед, и грею руки о чашку.
Если задуматься, то что я собираюсь сделать с героем – свинство. Он столько вытерпел, столько выстрадал, и сохранил духовный огонек. Неужели он не заслужил счастья? Становлюсь сентиментальным.
Mylene Farmer «Pourvu qu'elles soint douces»
«-Я…Я все еще нравлюсь…тебе?» - дурацкие, дурацкие многоточия. Однако выдумать ничего другого, для обозначения пауз, я не смог. Ну не смог, и все тут.
«И словно взрыв макровселенной, словно яд текущий по груди, выжигающий все и вся, ему был ответ:
- Прости» - пафос, пафос, чертов пафос. Причем такой ничем не прикрытый. Голый, режущий глаза. Ну как же…Лицемерно что ли.
Анита Цой «Небо»
До невозможности идиотично, вот что я вам скажу. Даже расхотелось писать дальше. Все ведь уже знают что будет дальше. Все читающие, заранее будут готовиться к эмоциональному катарсису, обвинять меня в черствости или наоборот хвалить…Мол, молодец, это так больно. Все уже готовы к последующим: «…И он остался разбитым, потерянным, втоптанным в грязь хлопком входной двери…И молчание поселилось на его губах, во взгляде и в душе».
Хладнокровно скажу: фиговый из меня автор.
Город 312 «213 Дорог»
И они будут писать в комментариях на литературных сайтах, в журналах: «Неужели она его действительно не любит, почему?» и «Хорошо написано, но не зацепило», а также «Очень хорошо схвачены эмоции, диалог написан превосходно, но с технической стороны – очень много ошибок», ну и конечно же «Упейся ап стенку уплюток», «Слишком просто, однообразно». Я уже далеко не в первый раз пишу, и готов ко всем комментариям. Сколько лет уже, я не чувствую этих заставляющих волноваться моментов, когда я с нетерпением отправлял свои корявенькие работки на суд «рефлектирующих интеллигентов», «творческих личностей». Сейчас – больше привычка, сплошное самоутверждение. Даже не больно, даже не приятно.
ВИА ГРА «Поцелуи»
Некоторые мечтают вернуться в детство, я же – в ту пору, где критик – «негодяй», где возносящий хвалу - «понимающий и ценящий человечек». И где легко. Где так легко писалось, без допинга. Где достаточно было сесть за компьютер, посидеть пару часов, и уже много строчек спустя, назвать себя гением.
Где нет ночи и дрожащих, от никотина с кофеином напополам, пальцев. Где нет вымученных слов, и ледяного цинизма.
Где есть только я и моя работа. Все.
Army of Lovers «Obsession»
Как не грустно это признавать, но я исписался. Однообразные обороты, сравнения, фразы. Штампы. Штампы, штампики, штам-пы. Нет свежих мыслей, только пустота…Отточенный профессионализм, но без чего-то важного, без чего-то очень важного. Понять бы, чего?
Город 312 «Обернись»
Хрупкие мысли, словно из стекла. Режут. Режут все. Но не больно. Только обидно и стыдно. Снежинки падают за окном, падая на землю, что бы стать частичками белоснежного ковра. Где-то слышен детский смех. Неоновая фраза «С новым годом!». Все ждут чуда. Но для меня чуда не будет. Одинокий праздник. Мне холодно, и так же обидно. Перед кем, за что? Просто обидно. Но…Прости меня, Ромка. Я не смогу перейти эту грань. Прости.
«-Прости, – сказала она, улыбнувшись ему мягко, но без эмоций. Прощальный поцелуй, утешительный поцелуй. И хлопнувшая дверь. И молчанье улиц. Молчание души. Наручные часы остановились на отметке 00:00»

Дженази уютно устроился на диванчике, смотря на переливающуюся в свете фонариков янтарную жидкость в бокале.
- О. Как то даже...Ничего комментировать и не хочется...Но надо. Надо.
Милый Хигфе...Я позволю себе быть фамильярным и даже слегка вульгарным. Ты меня простишь? А вот на брудершафт мы с тобой не пили, но позволь...

Юноша отпивает из бокала, слегка морщится, но затем улыбается. Напевает слегка хрипловатым голосом:

- Поговори со мной, прошу, поговори
Ведь мы с тобой давно взаперти у открытой двери
Ты можешь делать все что хочешь
Ночь безумно долга
Ты можешь злиться между прочим
Ты даже можешь мне лгать!..

Грустная сказка, грустные слова, грустная тема. Можно было и повеселее. Надо ли? Не знаю. Коротко, скомканно. Непонятно. Да и не нужно. Ну?

Смотрит сквозь бокал провоцирующе:
- Поговоришь?

Глоток. Еще один. И еще и еще... А бокал не пустеет. Только наполняется больше.

- Рюдо Геотхулд. Сломанная Радуга. Не-такой-как-все. Было бы интересно, если бы не было так грустно. Человек бывший Богом, но ставший кем-то...или чем-то? Другим, в общем. Совсем. Полярным. Непонятным. Неприятным.

Откидывает пропитанную потом прядь со лба и цитирует, закрыв глаза:
- Да разве имеет значение,
Твое место и положение
И есть хоть какая-то разница,
Что мы слишком разные?...

Глоток.

-Есть. Очень большая разница. Очень. По произведению никаких мыслей нет совершенно. Не разочарован, не обрадован. Не.

- Со. Я бы заплакал, если бы осталось место. Я бы почувствовал если бы было желание. Я бы... А может даже и да.

Не старайтесь понять, что случилось со мной
Я не против контакта с другой стороной
Но сегодня могу не сдержаться.
Виноваты звонки и плохое кино
Мне бы взять и денек отлежаться
Я назло становлюсь черно-белым пятном
И причина в одном – я так люблю обижаться!

Мальчик улыбнулся.

- Я похож на Лжедмитрия...

Хигф

Соглашаюсь. Миниатюра написана хорошо. С темой соглашаюсь. С выводами тоже. Как-то иначе прокомментировать - сложно, поскольку ...пейзаж ведь.


Соуль
Хорошо. / И даже знакомо./
Из этого можно сделать хороший модуль или прекрасный рассказ.
"Из этого" - следует читать "прекрасной миниатюрки"


Genazi

Каждый мастер боевых искуств проходит три стадии.
Первая - он изучает простые движения.
Вторая - его техника всё усложняется и усложняется. Приемы становятся всё фантастичнее и фантастичнее.
Третья - он понимает, что всё это наносное. Не рабочее. Пыль в глаза. И возвращается к простой техники.

Хигф...
Что сказать? Разве что ответить на критику и заметить, что у Соуль та же идея воплощена красивее. И - да, это именно зарисовка. Зарисовка настроения.

Рюдо
Мне кажется, не слишком характерная для тебя вещь. Возможно, потому, что более оптимистическая, что ли? Или я ошибаюсь? Видеть забавно и приятно, и даже форма, ИМХО, неплоха.

Genazi
Затрудняюсь сказать, что это. Рассказ? Сюжета нет... То ли зарисовка, то ли эссе. Написано вроде и неплохо, но не очень понятно, для чего. Точнее, как раз понятно, а сложнее понять, почему выставлено в Мансарду.
- Дорогой Дженази, - перейдя на ты, - ты уверен, что хочешь услышать отзыв на это? Разбор?

Соуль
Красивая вещь. В общем-то, о том же, что писал и я, только с другим антуражем и более иносказательно. Хорошая вещь!

Лис поднялся на передних лапах, встряхнулся, смахивая с полинялой к зиме белой шерстки снежинки. Неторопливо подошел к высокой круглой табуретке рядом со стойкой, запрыгнул, обернулся хвостом, устроившись. Хотелось высказаться.

Higf
Честно скажу, не уверен, оставило ли бы что-нибудь, если бы Не.
«Не» выразилось в том, что я… да, я это пережил, первого января сего года.. Именно это. Сказку, изогнутую переброшенными над мостовой змейками огней. Праздничный свет в каналах и зеркало Невы. Да-да, это все правда, могу заявить авторитетно!! Посему и киваю, каждому-каждому слову. Возможно, я неправ, и это не отзыв, а ерунда какая-то. Только все равно – спасибо. За чудесную миниатюру.

Рюдо

Как-то режет льдиной по венам, и безнадегу к горлу приставляет… Извини. Не празднично. Более чем грустно. Веры нет. Почему? Тоже киваю каждому слову, но без улыбки, с трудом, сам себе не верю, что киваю.
*вот они, Грани Реального, - мелькнуло в голове*
Размер и правда не твой, поэтому несколько непривычно, зато содержание успокаивает- это все-таки Рюдо.
Мнение? Двоякое. Больше к «нет», так как .. нет, не знаю. Для подобной идеи оно должно быть посильнее.. я немного разочарован. Извини.

Соуль

Закончено, кругло. Осязаемо. Хорошо.
Взрослые и правда не верят, на то они и взрослые. Хотел бы я знать, кто они, фави?.. и правда, что звезды днем сияют ярче?
Девочка Ита.. она сама себя так назвала? Или это фави?

Очень приятная вещь. Зарисовка? Я бы назвал рассказом. Который можно развить, а можно оставить и так. Мне нравится.

Genazi

*Лис сморщился, топорща усы, будто собирался чихнуть*

И правда, присоединюсь к словам мессира higf`а. Зачем было выкладывать в Мансарду? Праздника нет. Новогода нет, даже рождества. Нет, не нравится.
Просто не нравится, изивните.

Зверь уважительно поклонился присутствующим, важно спрыгнул, сделал два шага. И удрал на шкаф.

"Дыши со мной...
Отражая тени, мы танцуем под водой.
Дыши со мной...
Может быть когда-то мы увидемся с тобой"

Все то время, когда все что-то говорили, морщили губы, размышляли о техниках боевых исскуств, топорщили усы и даже прыгали по шкафам, Джен, прикрыв глаза, слабо шевелил губами. Затем, когда песня вдруг окончилась, он еще несколько минут посидел, словно в трансе и...вытащил из ушей наушники-таблетки, а затем выключил iPod.

- Что? О, простите, я не слушал... - юноша приподнял уголки губ в слабой улыбке. Затем хихикнул и поднял руки ладонями вверх.

- Шучу-шучу. Многоуважаемые...Многоуважаемая...Многоуважаемый...Сигрид, в общем. Я никого не хочу обижать, но подобные извинения мне совсем не нужны...как то...они фальшивые какие-то. Может быть потому, что извиняться то де факто и незачем. Это как в трамвае случайно на ногу кому-нибудь наступил, и извиняешься. О. Мало кто из нас при этом чувствует раскаяние.

Дженази слабо поморщился, словно вместо вина, ему подсунули уксус.

- Эээ...как бы...Милый...нет, не пойдет...дражайший...официоз...обожа...не правда...эээ...ладно...Хигф!

"О как!"

- Любой отзыв лучше молчания. Будь уверен, если меня ударить по лицу критикой, плакаться к кому-либо и жаловаться на Нехороших Администраторов я не побегу.

Что до несоответсвия теме...Да, несоответствует теме. Жалко-жалко, конечно, но что поделать.

Наконец, юноша повернулся к Рюдо.

- О. Эмм...Рю? Наверное лучше будет так. Не о том рассказ. Совсем не о том.

Густой хвойный аромат витал в воздухе и кружил голову. Сидеть за столиком решительно не хотелось. Прихватив бутылку шампанского, Вуззл отправилась бродить между столиками, периодически присаживаясь то за один, то за другой, чтобы побеседовать с авторами.

Higf
Да. Удивительно накладывается на настроение – настроение отшумевшего, затихшего, спрятавшегося, но не ушедшего праздника. Потому что сказка – это и правда состояние души. И… это произведение стало для меня самым новогодним из всех текстов сегодняшнего вечера. Потому что Новый Год – это тоже состояние души, и для каждого оно свое. Моему новогоднему состоянию Ваша зарисовка очень импонирует.
- Шампанского, сударь? – Вуззл многозначительно указала на бутыль зеленого стекла. – Можно на брудершафт!

Рюдо
Новогодняя сказка с бытовым уклоном? Интересно, но на любителя. Не вписывается в мой Новый Год, не подходит ни по настроению, ни по звучанию.
- А вот это, - Вуззл подняла бокал с искрящимся напитком, - в мой Новый Год вписывается!

Соуль
Печально, но очень светло и красиво. И волей неволей задумываешься, кто из них несчастнее – санитар, который не верит в звезды, или маленькая богиня Ита, которая может свои звезды потерять. И действительно ли те, кто пытается вытащить таких маленьких богинь и богов из их внутреннего мира, делают благое дело...
- Мадемуазель пьет шампанское? – за нарочитой веселостью тона легко скрыть грустные мысли. – Праздник все-таки… Ой, а можно мне блюдечко?
Не дожидаясь разрешения, Вуззл схватила блюдце, набулькала в него шампанского и унесла на шкаф.
-Эй, лисЬ! Вылезай! Праздновать будем!

Дженази
Соответствие темы оставляет желать… Ой, прости, это из другой оперы ;о)
Еще одна исповедь? Если верить тексту, ты заранее знаешь все, что тебе могут о ней сказать.
Вуззл ненадолго задумалась, какую из типовых реплик, приведенных в рассказе, выбрать в качестве отзыва, не нашла подходящей и принялась с трудом подбирать слова.
Итак. Искренне, да. Смело – как мне кажется. Автору нередко приходится в той или иной мере обнажать душу, но степень обнажения души на исповеди – она не для всякого…
- Но, скажи на милость, что ты пьешь?! – Вуззл возмущенно воззрилась на бокал в руке Дженази. – В Новый Год нужно пить игристое!

Woozzle
- Спасибо! - наливает себе и даме шампанского. - На брудершафт! - Хигф поднял бокал и посмотрел на лиса. - Присоединяйся!

Genazi
Ведь действительно - предусмотрены все возможные реакции, и остается только выбрать один из штампов, правда? Вот меня и интересует - зачем. Могу сказать, что производит впечатления некоторого неуважения к читателям и критикам. Впрочем, к себе тоже. Такие мысли либо им подобные посещают почти каждого пишущего человека и что по поводу их ответить? Это из разряда вечных вопросов.
Грамматически не мешало бы выгладить, разбивка по абзацам иногда кажется произвольной. Сам язык неплох и соответствует содержанию.
Так вот...
Пить с нами будешь?

Дженази зевнул. Сладко-сладко, едва не вывихнув челюсть.
Затем потянулся, и положив ногу на ногу, сонно пробормотал:

- Эээ...Пить? Да нет...

Он улыбнулся и пригубил из бокала.

- Я просто не очень люблю шампанское. Оно - кокетка. Игристое, ненадежное... Нет. Мне больше нравится коньяк. Или пиво. Мессир Хигфе, ты, кстати, рискуешь получить по голове от органов милиции, ибо спаивание малолетних - есть тяжкий грех... Но я как всегда шучу.
Впрочем... Кому какое дело?

По твоему вопросу... Чего ты хотел? Все мои "праивзеденья" - результат от тридцати минут до двух-трех часов. На большее меня не хватает. Равно как и на вычитку.

Я НЕ хотел никого оскорблять. Правда. Просто... Ну это как бы реквием по оригинальности, знаете ли. В весьма фальшивом исполнении меня любимого, но это - мелочи.

- О, да Господь с тобой, Вуззл! Коль скоро это "обнажение души", то стриптиз вы ведь явно не заказывали, верно? Просто...Ну один раз я словил себя на мысли, что угадываю "рецензии" читателей. Человечек А., меня похвалит, даже если я напишу явную бяку, вследствие личной ко мне симпатии, человечек Б., скажет нехорошее слово, ибо считает что подобных мне, стоит вывешивать на позорном столбе вверх ногами, ну а человечек С., тоже чего-то скажет, но настолько прозрачное и незначительное, что его никто и слушать не будет. Цинично? Да, безусловно. Честно? Нет, конечно. А как тогда? Едко. Грустно. Обидно.

Хигф, а вот у меня не ассоциируешься ты и подобные зарисовки. Большой, взрослый, серьезный человек и совершенно общепушистое нечто... Я бы посоветовала немного пройти наждачной бумагой, но в целом - без замечаний. Маленькая волшебная миниатюра.
Идеи похожи. Сказка внутри. Но у тебя это просто улыбка, а у меня получилась улыбка сквозь слезы. Надеюсь.

Сигрид, фави - и есть звезды. Я хотела поиграть словами, но не уверена, насколько получилось. Ита - скорее самоназвание для Иры.

Woozzle *поднимает бокал* Благодарю.

Рюдо, это рассказ в миниатюре. Сюжетная линия закончена. )
Спасибо тебе за необычное стихотворение.

Дженази, попытка оригинальности... удалась, не удалась - может быть, если бы рассматривали в другом контексте выглядело бы по-другому. Но... не знаю.

Искренне.

Дверь приоткрылась впустив внутрь человека и клубы морозного воздуха, секунду вошедший стоял на пороге привыкая к полумраку зала, после учтиво поклонился, снял меховую куртку и перекинув ее через руку, направился к свободному столику. Если можно, стакан глинтвейна, - на ходу попросил он у бармена и устало опустился на стул.
Прошу меня извинить я редкий гость, дела, дела – смущенно пробормотал он. Обхватил обеими руками принесенный барменом бокал и с наслаждением вдохнув аромат, продолжил. Зимняя сказка тема благодатная и в то же время сложная. Трудно внести и придумать что-то новое и необычное, но сегодняшним авторам это удалось.

Хигф – красиво, словно карандашные наброски на тетрадных листках. Кто-то скажет что это не искусство, да и времени на работу наверняка ушло немного, но… В графических работах есть свое изящество, они словно осколки наших снов. В них есть что-то неуловимо родное и знакомое. От них веет домашним теплом и пусть их не повесить в золоченой раме на стену в гостиной. Зато их можно хранить в старой бумажной папке, в ящике письменного стола и всякий раз доставая их оттуда невольно улыбаться.

Рюдо – дружеский шарж? А кто сказал, что новый год именно в конфетти и хлопушках, с запахом мандаринов и хвои? Немного ироничный, с горчинкой, но все же светлый взгляд на праздник. Мне доводилось отмечать новый год по разному, в том числе и на маленькой кухне, с раскаленной до рубинового жара плитой печки каменки, с фырчащим металлическим чайником и запахом залитой кипятком душицы. Новый год у каждого свой. Без всяких бесполезных – буду краток! За последнюю фразу отдельное спасибо.

Соуль – Удар в сердце! Удар такой силы, что слезы из глаз. До стискивания кулаков и комка в горле. И только одна мысль – мало. Ужасно мало написано, я хочу больше! Я хочу увидеть свет в конце и знать, что она поправится или же раствориться в своем сказочном мире, но я хочу, чтоб у нее все было хорошо. Чтобы у этой маленькой феи с большим сердцем все было прекрасно.
Написано сказочно. Я всегда завидовал людям, умеющим в трех строках передать мысли и чувства человека, его видение мира и состояние души. Мой низкий поклон.

Genazi – затрудняюсь сказать что-либо, слишком сложно для меня. Технически, на мой непрофессиональный взгляд, все грамотно. Но я заплутал в словах. Возможно, я просто непривычен к такой прозе.
Суть я вроде понял, искания автора и нежелание его ломать персонаж в угоду обстоятельствам. Возможно даже перешагивание в чем-то через самого себя. Но эти вставки с названиями песен, они должны мне о чем-то говорить? А если я не знаю этих песен, никогда их не слышал? Возможно, это сбило мое восприятие рассказа.
Иногда же мне казалось что соль вовсе не м учениях автора над персонажем и искания внутри самого себя. В общем, заблудился я этом рассказе, вы уж меня простите.

I
qwerty

Аллея.

Не бойся стука в окно - это ко мне
Это северный ветер, мы у него в ладонях.

В этот раз ставня хлопнула так резко, что и я сам невольно вздрогнул. Облако снежинок ворвалось внутрь и медленно-медленно опало на потертый ковер, истекая капельками воды на жестком ворсе. Вокруг - километры снега и бесприютного ветра, ночь и слепые окна редких домов. Здесь тихо и пусто, и нет даже настоящего холода.
Думал ли я когда-нибудь, что вся моя жизнь закончится этим? Капли воды на ковре слились в темное пятно. Скоро он станет похож на болото, зачавкает от шагов, запахнет плесенью. Или замерзнет быстрее?.. Нет, я не мог знать. Сейчас уже прошлое кажется причудливым и нелепым танцем.
Я верил во многие вещи. Не помню, любил ли я что-нибудь?.. Думал, что любил. Функция тела состоит в том, чтобы желать близости, функция души - прощать ее как-бы-ни-сло-жились карты. Я всегда путался в этой игре. В моих снах часто мерещился мне творец, недоуменный и рефлексирующий, многие жизни потративший на то, чтобы понять сотворенное, но так и не сумевший найти эту ниточку. Очеловеченный, ослепленный, спутанный, невозможный творец.
И все-таки я считался человеком знающим. Я понимал правила толкования снов и то, какими словами стоит идти к нужной цели. Я читал того и другого, и даже третьего, хотя так и не стал с ним согласен. Человеческие проблемы приходили ко мне, подчас волоча за шкирку своих обладателей, покорно ложились на стол и позволяли мне обрезать отросшие концы симптомов. Гуманным считалось не мешать их жизни в ответ. Я построил себе прочное имя, но оно оказалось слишком тяжелым, чтобы носить с собой. Поэтому здесь "я" это просто "я".
Я встретил Клен в полупустом полуденном парке. Пронзительно-лимонные лучи проходили через зеленую мозаику листьев и вниз падали уже мешаниной ярких пятен, слишком контрастной для взгляда. От их движения начинала болеть голова, и я закрыл глаза. Островки тепла и прохлады бездумно разбрелись по коже, запах листьев, пыльцы и живой, словно пропитанной медом земли отдавался в темноте позади век счастливым кружением. Лавочка неслышно, но ощутимо подалась - кто-то сел рядом. Я еще немного не шевелился, но настроение уже было вспугнуто.
Мой сосед по скамейке оказался молодым человеком, худым, высоким и по-собачьи лохматым. Мужчиной или женщиной он мог быть с равным успехом. Блеклые, вымытые краски его волос, одежды и кожи не могло расцветить даже солнце, и оттого казалось, что в пятнах света он просто исчезал, становился белым. Сосед улыбнулся мне, и не думая отводить взгляда.
Я представился длинным привычным именем, похвалил погоду, даже сослался на возраст. Существо продолжало смотреть - благожелательно, неподвижно, молча. Я нервно рассмеялся и сказал еще об утренней спешке. Существо ответило улыбкой. Я пожал плечами, свел свои слова в ноль и продолжил смотреть на пятна. Существо положило мне на плечо худую блеклую руку.
- Хочешь, расскажу тебе что-нибудь интересное?
- Если будет на то ваше желание, - я оторопел от перехода на "ты".
- Мне все равно о чем говорить. И мне одиноко, Владислав захарович, - пожал плечами мой невозможный собеседник.
- Хорошо, молодой человек. О чем вы можете мне поведать? - на моем лице против воли возникла привычная благожелательная улыбка.
- О том, что я видел, - повторил свой недавний жест мой сосед. - Но это все слишком долго.
- В таком случае поинтересуюсь, где вы бывали. И... простите, как мне вас называть?
Существо закрутило головой, рассматривая парк так, словно искало свое имя написанным где-то поблизости. Потом снова повернулось ко мне.
- Клен. Я - Клен.
Я склонил голову, принимая странное именование. Собеседник мой покрутил в пальцах шнурки собственного жилета, потом продолжил.
- Я уже четыреста лет тут живу.
Мне ничего не оставалось, как молча покачать головой. Никогда не хотел бы бессмертия - каждый год берет от мира часть новизны. Вот и эта встреча обернулась банальностью.
- Простите, где именно вы живете?
- Тут, - Клен развел руками. - В мире.
- А раньше вы жили где?
- В... другом месте, - мой собеседник снова начал озираться вокруг, потом уточнил, - пусть будет Аллея.
- А где находится ваша Аллея? - разговор забавлял, но одновременно меня не оставляло чувство, что я развлекаюсь, пользуясь чужим несчастьем. Юноше нужна была помощь, и, что хуже, не моя помощь.
- За миром. И немного вокруг, - Клен подтянул ноги на лавочку и теперь обнимал колени, снова рассматривая меня. Его взгляд был живым и темным, даже почти ироничным. - Мы вас создали.
- Давно?
- Никто сам не помнит. Особенно игроки, - мой сосед задумался. - Понимаешь, я сам - тоже игрок. Просто что-то стало неправильно. Я все помню и не могу умереть.
Последняя фраза была сказана с настоящей грустью. Я невольно поверил - пытался, не раз.
- Если тебя не пускают, значит ты нужен, - неуверенно предположил я.
- Нет, - мальчишка (теперь легче было называть его так) рассмеялся и покачал головой. - Я вообще не могу. Даже если катком.
Увидев, что я не верю, Клен подскочил на ноги и почти потащил меня за руку прочь из парка.
- Пойдем, покажу.
- Нет, нет, я верю. Просто это... неожиданно, - меньше всего мне хотелось проверять, так что оставалось только довериться. По крайней мере, на время.
- В общем... теперь я тут живу, - Клен снова упал на скамейку. - Устал.
- Здесь не так плохо, - попытался я его утешить. - Можно путешествовать, осваивать новые профессии...
Клен посмотрел на меня, как на умалишенного. Потом грустно покачал головой и снова уложил подбородок на худые коленки.
- Чего бы ты хотел? Невозможного?
Я задумался. В детстве я мечтал о решительности, сильном теле и опасной профессии. Потом - доказать всем, что болезненные, но умные мальчики тоже достойны своей доли мира. Потом было множество целей, побольше и поменьше, но исполнение их уже раз навсегда не меняло курс моей жизни, только делало новый шаг.
- Стать чем-то похож на Горбовского, - предложил я, наконец.
Мальчишка сделал грустное, почти плаксивое лицо.
- Я тебе это подарю... Потом. Но сначала давай ты просто пару часов будешь мне верить?
- Тогда расскажи мне больше.
- О чем?
- Кто... Что такое эта Аллея? Что за игроки? Что не так?
- Ну... Очень многие из "мы" любят играть, - это явно было не той темой, о которой мальчишке больше всего хотелось рассказывать, но говорил он охотно. - Ну... Наверное это точно назвать "жить реальной жизнью". Чтобы вот так как вы. Ну и чтобы ничего никогда не бывало гладко, - смешок на секунду отметил ямочки на бледных щеках.
- Вы создали нас для этого?
- Ну... да. Вы уже были созданы, но в других целях. Но Там все закончилось, и тогда решили переделать для игр. Тогда у вас был... парк? Мы убрали границы и перестали отслеживать неправильности. Потом запускали изменения, потом часть убирали.. Над вами работали очень многие и никто не договаривался. Старались сделать непонят... нет, не так. Интересным. Вот что вышло. Очень много неправильностей, и уже давно никто не контролирует, - Клен вздохнул.
- И вы приходите сюда пожить? Как на экскурсию?
- Нет. Это было бы скучно. Мы рождаемся. Как вы. И тоже ничего не помним.
- А потом - вспоминаете?
- Уже после того как уйдем.
- А в.. ты, Клен?
- А я все помню, - мальчишка опустил голову резким, почти судорожным жестом. Мне скучно. И ничего не меняется.
- А почему тебе не привлечь внимание? Каким-нибудь знанием, или поступком?... - я снова начал предполагать, что это тощее создание просто позерствует.
- Ты не понимаешь, - мой сосед вздохнул и покачал головой. - Этого не может быть, чтобы я остался. Меня просто накроют как помеху.
- Вот так просто возьмут и накроют?
- Ну... это же мир. Тут ничего не понятно. А они будут думать что если меня накрыть я просто стану там а не здесь.
- А ты не станешь?
- Ну _я_ же здесь! Настоящий я - даже оболочка видит, - мальчишка с неприязнью покосился на собственные коленки. - Я не стану там. Не знаю почему, но точно знаю что нет.
- И что теперь?
Мой собеседник горько пожал плечами, и я почувствовал себя живодером.
- Зато у тебя есть время.
Мальчишка кивнул, но не ответил. Я призвал на помощь то, что считал еще богатым опытом, и попытал счастья еще раз.
- А Аллея? Расскажи про нее.
- Она красивая, - покачал головой Клен. - Очень. Нельзя сказать, но похоже на северное сияние. Или на перламутр. Но это не свет, а...
Мой собеседник взохнул, отчаявшись подобрать верное слово, потом улыбнулся.
- Но это правда красиво.
- У тебя есть там родные?
- Родных... - рассмеялся. - Мы не рождаемся. Там просто есть другие. Мы много делаем с... частицами.
- Устанавливаете физические законы? - я тоже перешел на полушутливый тон.
- Нет. Мы сами немножко законы, - задумался Клен. - Но другие - не как у вас. Эти тоже бывают разные.
Обещанная Кленом пара часов закончилась тогда целым огромным днем. У меня были дела и планы, и даже, кажется, лекция, но долговязое существо с полудетской улыбкой и вечным недостатком слов смяло все планы. Тогда я говорил себе, что ему этот день важнее, чем мне мой, сейчас - начинаю думать, что было обратное. Это мне было нужно на день поверить в его Аллею и богов, что по-своему играют в опасность и смертность, утраты и героизм. Клен то замолкал на целые часы, то снова болтал без умолку, один раз даже предположил, что я и сам его родич. Мысль сразу же вдохновила моего долговязого приятеля, и он долго просил не забыть о нем там, наверху.
Расстались уже под вечер. Клен сам вспомнил о своем обещании, попросил не просыпаться раньше утра. Предупредил, чтоб не совался на север и лично убил того, кто запретит ядерное оружие. Желательно до, а не после. Когда изломанный силуэт растворился в вечерних тенях, я сначала не мог поверить, что он ушел, потом - что не померещился. И еще долго гулял по стынущим аллеям парка, пытаясь разобраться, кто же кого изменил.

На следующее утро я проснулся нынешним собой, и старая жизнь быстро стряхнулась пеплом куда-то далеко-далеко. Разведка надоела мне через восемь лет, я уехал в леса и немного на север. Прошли война, разоружение, похолодание, брак и множество иных событий, глобальных и мелких. Что-то, конечно же, пошло не так и мне всегда сорок лет. Поселок заметает снегом. слепые окна одно за одним медленно погружаются в белесую тьму, а мне отчаянно хочется проснуться в Аллее.

Я помню движение губ, прикосновенье руками.
Я слышал, что время стирает все:
Ты слышишь стук сердца - это коса нашла на камень.
И нет ни печали ни зла,
Ни гордости ни обиды.
Есть только северный ветер, и он разбудит меня,
Если взойдет звезда...

Мне кажется, еще четыреста лет, и я ее вспомню.

_____
Использованы фрагменты песни «Аделаида» группы «Аквариум».

II
wwwolk, Woozzle

Поляница

Родомир, прищурив глаза, издали разглядывал темную стену леса.
– Это бессмысленно, – наконец выдал он. - Она не пропустит.
– Почему? – смуглый человек, сжимающий в руке повод коня, медленно перевел взгляд на своего спутника
– Не знаю. У нее всегда находится повод, – пожал плечами Родомир. – У поляниц хватает причин не любить людей. Взять хотя бы то, что мы рубим священные деревья.
– А другого пути нет? – смуглый нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Несмотря на жару, он вырядился в черный плащ, застегнутый на груди широкой серебряной брошью, и теперь обливался потом.
– Если только в обход, через топи, – Родомир задумался, что-то прикидывая в уме. – Это дней на десять, а то и больше. Топи торопливых не любят.
– Дьявол! – мужчина в гневе отшвырнул поводья. – Не станут столько ждать в Константинополе! Ты уверен, что она действительно так страшна, как о ней говорят?
Родомир странно усмехнулся, передернул плечами, будто охваченный внезапной дрожью.
– Боюсь, еще не все рассказывают. От нас до леса четыре сотни локтей, не меньше. Ах да, - улыбнулся он, поймав вопросительный взгляд спутника, – вы же так не понимаете. Ну, шагов двести будет, а то и поболее.
Смуглый молчал. Забытый конь мягко ткнулся мордой в его плечо, но хозяин не обратил на это внимания.
– Пустить стрелу на такое расстояние не у каждого дружинного выйдет, – продолжил Родомир, вновь поежившись. - А она нам ее под ноги вогнала, да так, что только перья из земли торчат. А если б в грудь? Из седла бы вышибла. Огонь-девка… Неуютно мне под ее взглядом.
– Она что, нас видит?
– А ты как думал? Это мы ее даже в трех шагах не заметим, а она в лесу, как я за печкой – впотьмах что хошь найду.
– Эгей! – шагнув вперед, крикнул смуглый и помахал рукой. – Я Одигаст, гонец! У меня срочное донесение к Кесарю! Я клянусь, что ничего общего не имею с местными, мне нужно всего лишь пройти через лес!
– Без толку, – бросил ему в спину Родомир и уселся на траву. – Купцы, бывало, по трое суток ждали, пока ведьма не объявится. Она одна знала, как лесом проскользнуть и с Поляницей не столкнуться. А с тех пор, как ведьма померла, никто еще не проходил.
– Я пройду! – отрезал Одигаст, вскочил на коня и, круто повернув, галопом пустил его в сторону печища.
Родомир проводил недавнего спутника тяжелым взглядом.

***

– Поляницу-то? – переспросил мужик, вздернув брови. – Да кто ж тебе поможет такой грех на душу взять. Да и не убить ее простому смертному, она ж дитя бога! Ее сам Дажьбог бережет. Неее… – заблеял он, мотая засаленной гривой всклоченных волос, быстро допил пиво, рыгнул и уставился на Одигаста осоловевшими глазами.
– Встречник тебе нужен, – наклонившись через стол, зашептал он.
– Что за Встречник? – Одигаст слегка поморщился от кисловатой вони, исходившей от мужика, но не отодвинулся
– Дух такой, – воровато оглядываясь, пробормотал мужик – Купи еще пива, расскажу.
Получив еще одну запотевшую кружку, мужик на некоторое время смолк, жадно прильнув к пойлу, затем почесал кадык и продолжил:
– Встречник – это дух такой, его пускают по следу человека или кого другого, главное чтоб не из высших богов был. Дух этот будет метаться по свету, покуда не найдет свою жертву, а как только ее укокошит, так сразу и успокоится. Сладить с ним невозможно, он неподкупен и почти бессмертен.
– Что значит почти? – нахмурился Одигаст.
– А то и значит, – мужик отхлебнул пива и расплылся в довольной улыбке, – не берет его ни стрела, ни копье. Либо меч заговоренный, либо нож, коим вызывали к жизни. Так-то вот!
Мужик откинулся на спинку скамьи, явно довольный собой и собственной осведомленностью.
– Ну и как же его вызвать? – прищурился Одигаст.
– Хитер, – ухмыльнулся мужик. – Серебрушку дай, подскажу человечка.
– Жадность – одна из худших человеческих черт, – проворчал гонец, роясь в кошельке. – Но не будь ее, скольких подлостей не удалось бы совершить!
– А ты не ругайся, – обиделся мужик. – Я тебе дело говорю, а ты бранишься. Кроме меня никто тебе тут не поможет.
– Держи, – Одигаст катнул серебряную монету через стол.
Мужик ловко ухватил ее и тут же попробовал на зуб.
– Чистая, – ухмыльнулся он, разглядывая незнакомый портрет. – Это что, князь ваш?
– Тебе не все равно? – Одигаст нетерпеливо барабанил пальцами по столу. – Ты имя говори.
– Пойдешь на окраину деревни, – мужик еще раз оглядел полупустой кабак – парочка погонщиков, да несколько завсегдатаев, с утра перехвативших пива за чужой счет. – Там дом стоит. Высокий, крыша дранкой крыта.
– Чем?
– Корой липовой, язви тебя в корень! – возмутился мужик. – Не перебивай. Так вот, на воротах череп козлиный. Постучишь, бабке скажешь, мол, Сологуб нужен. А уж с ним сам договаривайся. Только наперед скажу, нужна вещь того, на кого Встречника будешь пускать, любая вещь, лишь бы действительно ему принадлежала.

***

Сологуб оказался низеньким толстым мужичком, весьма смахивающим на паука, с мясистым лицом и сальной улыбочкой. Ухмылялся гаденько, словно знал, что с добрыми мыслями к нему не приходят.
– Беда никак? – слащаво-участливо поинтересовался он.
– Есть такое, – хмуро кивнул смуглый и выпалил прямо в лоб, – Поляницу хочу извести, Встречник нужен.
– Ох ты, батюшки! – Сологуб аж присел от испуга – В своем уме? Она ж дитя богов! Не взять ее Встречником. Он против тебя обернется!
– Сказали, что возьмет, – наступал Одигаст. – Она же не высший бог. Она человек, пусть не такой как все, но все же смертная.
– Дурья твоя башка, – закудахтал Сологуб – Научили тебя, небось, за твои же деньги. Дурень тебе это сказал, сам не знал чего лопочет. Смерть тебе твою продал. Встречник как поймет, против кого ты его отправил, на тебя же и кинется. Ему умирать тоже не в жилу, а убивать он любит! Да и при том, убив хозяина, он обретет свободу, так же как при выполнении приказа. Вот и посуди, с кем ему легче сладить – с тобой или с ней!
– И что делать? – гонец нахмурился еще больше – Мне срочно нужно через лес пройти, за любые деньги!
Упоминание о деньгах подействовало магически, Сологуб засуетился, забегал по двору, точь-в-точь как ощутивший биение жертвы паук по паутине.
– Через лес, говоришь? – лопотал он, пыля онучами по двору. – Через лес...
Смуглый ждал.
– Есть! – мужичок замер, выпучив глаза, словно получил поленом по лбу. – Сведу тебя к Одинцу. Только мне половину платы.
И ухмыльнулся еще гнуснее.
– Деньги не вопрос, – Одигаст тряхнул расшитым кошелем.
Домишко, в который привел его Сологуб, оказался на редкость запущенным – Одигаст счел бы его давно покинутым, кабы не хозяин, развалившийся на лавке. Но хозяин был здесь – нечесаный, косматый, такой же неухоженный, как и сам дом.
– Через лес? – Одинец приподнялся и сверкнул темным взглядом. – А для чего тебе через лес?
– Я гонец, везу важную весть в Константинополь, очень спешу, потому и пришел, – смуглый брезгливо разглядывал подгнившие стены, местами покрытые плесенью.
– А-а… – многозначительно протянул Одинец, словно сам не раз писал такие вести. – Полста монет серебром.
Одигаст чуть не поперхнулся. Вместе с долей Сологуба это была почти вся наличность в его кошельке.
– В своем уме?!
– Тогда сам иди, – пожал плечами Одинец и повалился обратно на лавку.
– А ты точно проведешь?
– Если б не смог, на кой ляд мне деньги? – Одинец хмыкнул, не вставая.
– Сговорились! – гонец хлопнул кошелем по столу.
Двинулись без промедления, шли ходко, к полудню уже были у самой опушки. Пешими шли – коня Одинец брать наотрез отказался.
– Коли выйдем из лесу, другого купишь, а не выйдем, зачем тебе конь? – расхохотался он.
Одинец гонцу не нравился – мутный какой-то, с тяжелым взглядом, и быстрыми движениями. От его улыбки у Одигаста пробегал мороз по коже. Сологуб, получив свою долю, шепнул на ухо, чтоб был настороже и, кивнув в сторону Одинца, сделал страшные глаза, после чего убежал, пыля онучами по избитой копытами коней и телегами дороге.
– Натрись, – проводник протянул Одигасту, какую-то пахучую смесь. – Да не кривись, три как следует. Воняет, понятно… А что ты хотел – барсучий жир с медвежьим пометом, ну и травки кое-какие. Зато мошка не лезет, и чуют тебя меньше.
Одигаст мазался бурой жижей, сжав губы и стараясь поменьше вдыхать.
– Ну, чего уснул?
Оклик заставил Одигаста вздрогнуть, он суетливо отер руки о плащ и двинулся следом.

***

Она любила лес, любила за то, что он был всегда честен. Тут всегда знаешь от кого чего ждать. А люди… – она чертыхнулась про себя – люди – это жадность, подлость, трусость и невесть что еще. Нечего им делать в лесу, пусть грызутся у себя на пашнях.
– А любовь? – что-то тихонько кольнуло ее в сердце, – Как быть с ней?
– Пусть катится к черту! – она зло пнула ногой первую попавшуюся поганку.
– Сердцу не прикажешь, – не унимался внутренний голос, – оно не люди, стрел не убоится.
– Да чтоб тебя! – Поляница стремительно понеслась по лесу, едва успевая уклоняться от упругих ветвей, норовивших хлестнуть по лицу.
Бешенный бег вытолкнул из головы все мысли и заставил замолчать голос. Кровь вскипела в жилах, слух и обоняние обострились до предела. Она слышала, как рядом в чаще тихо крадется лиса, то и дело останавливаясь и принюхиваясь. Слышала, как в трех сотнях шагов, в ложбине, молодой самец оленя трет народившиеся рога о кору дуба. Слышала сердитое гудение пчел, охраняющих старое дупло, и чуяла исходящий из него аромат меда. Лес, не таясь, раскрывал ей себя – такой родной, такой привычный. Привычный? Она замерла. Что-то было неправильно.
Запах был до боли знаком, Поляница стиснула зубы – опять!? Она осторожно двинулась кругом, оставляя источник запаха в центре. В этот раз она сможет, пора положить этому конец. Сердце бешено колотилось о ребра, заставляя сбиваться дыхание. Усилием воли она успокаивала его.
“Смогу, смогу, я смогу”, – как заклинание твердила она себе.
Так и есть! Все было как всегда, на том же месте, ей можно было не прятаться.
– Выходи! – Одинец оглядывался по сторонам, улыбался, сверкая клыками.
Поляница бесшумно шагнула из зарослей.
– Этот здоров оказался, – мужчина указал на смуглого человека с разбитым лицом, лежащего на земле.
– Отпусти его! – она напряглась и вскинула лук.
– Ты же знаешь, я не могу, – улыбался Одинец. – Это не моя вина, твоя!
– Лжешь! – в уголках глаз блеснули слезинки. – Нет тут моей вины!
– Есть! – его голос дрогнул. – Гордая слишком была, да? Не подходил я тебе!? Простой охотник, конечно!
– Ты знаешь, что это не так! – лук опустился, Поляница похоже с трудом сдерживала слезы. – Ты же знаешь! Я не могла!
Она тяжело втянула воздух, почти всхлипнула.
Все начиналось здесь же, на этой поросшей травой поляне. Она – растерянная, смущенная отводила глаза, он - разъяренный, чувствующий себя не просто отвергнутым – униженным, бросал злые, хлесткие слова. Он ушел, не став слушать, не пожелав понять, что просил невозможного, не сумев почувствовать ее боль и ее нежность. Ушел, чтобы вернуться – другим. Одинцом. Не человеком – волком.
Волк трогал лапой остывающее тело с разорванным горлом и щерил в злой усмешке окровавленные зубы: Смотри, Поляница, смотри, все одно глаз отвести не можешь. Это ты – убийца, на тебе кровь этого юнца. И следующего – тоже не тебе. И всех, кто будет потом. За все в этом мире приходится платить, за твою гордыню расплатятся они, расплатятся своей кровью.
Она и смотрела. Вскидывала лук и опускала его вновь, не в силах сделать единственный выстрел.
Поляница зло тряхнула головой, отгоняя непрошенные воспоминания.
– Отпусти его, он не виноват!
– Мне плевать! – охрипший голос Одинца выдавал волнение. – Мне нужна кровь, я не собираюсь по этим лесам волком бегать.
– Отпусти, я найду средство!
– Нет! – Одинец упрямо мотнул головой. – Слишком поздно.
Тугой лук скрипнул, собирая силы для мощного удара.
– Все равно не сможешь, – обнажил в улыбке клыки Одинец. – В первый раз не смогла и теперь не сможешь.
Слезинка, скатившись по щеке, коснулась уголка губ – Поляница ощутила ее соленый вкус. Раздался хлопок тетивы, весь мир завертелся перед глазами, в сердце словно вогнали ледяной кол.
Одинец удивленно уставился на древко стрелы, торчащее из груди.
– Заговоренная? – удивленно пробормотал он и повалился навзничь в лесную траву. Глаза его посветлели и стали синими, как небо за верхушками елей. Поляница рухнула на колени, сотрясаясь от рыданий.
Безучастное солнце все так же скользило по небу, изредка касаясь лучами холодного тела, лежащего на лесной поляне, легонько гладило по голове сидящую рядом светловолосую девушку. За все в этом мире приходится платить. И вполне возможно, что разбитый нос гонца, спешащего к Константинополю, еще самая малая плата из уплаченных ныне.

II
Cha-tora

Рожденный.

Я никогда не верил в то, что мы были рождены для какой-то особой цели, что у нас есть какое-то таинственное предназначение, обычным людям неизвестное и непонятное. И даже несмотря на то, что жрецы называли нас Пророками и Оракулами, во мне всегда жил тот червячок неуверенности, что заставлял сомневаться в истинности сказанного нам. Глупо. В конце концов, мы были всего лишь обыкновенными мальчишками, которые по воле случая родились в определенный день, в определенный момент, определенного года. На нас надели ризы с вплетенными в них золотыми нитями, и сказали «Предсказывайте!».Что предсказывать, как это делать, нам никогда не говорили. Подразумевалось, что мы должны знать это с рождения. Подразумевалось, что мы есть Уста Великого. Дурацкое пророчество, изреченное пять сотен лет назад старым маразматиком, которого все почему-то именовали Великим. Хотя, почему «именовали»? И сейчас именуют. Поклоняются, несут богатые дары. Но кому? Ему, мертвому, чье имя потерялось в веках, или жрецам, что потирают руки и лицемерно прикрывают нами свою алчность и желание обогатиться?
Нас было трое. Я, рожденный в семье кожевенника, Второй, появившийся на свет в доме терпимости, в одной из грязных комнат для посетителей и Первый, о прошлом которого практически ничего не знали. Всех нас забрали в возрасте двух лет, поместили в Храме. Я ничего не помню о своей семье. Помню только розги наставников и смутные, размытые крики в ту самую ночь, когда у меня украли прошлое. И еще… Помню странную обиду, ужасную, почти невыносимую. Обиду за то, что у меня украли детство. Обиду за то, что у меня украли жизнь. Взамен дали ризы с золотыми нитями и поклонение народа. Но к чему оно нам, тем кто никогда не поймет ценности золота, ведь мы не испытывали бедности, и поклонение, которое каждый из нас сменил бы на одну колыбельную, спетую ласковым и таким знакомым голосом.
Порой, я думаю, все мы ощущали себя куклами в руках чревовещателей. Мы говорили то, что должны были говорить, мы предрекали то, что хотели услышать. Нашими именами развязывались беспощаднейшие войны, заключались судьбы стран, и я могу поклясться, что когда я облизывал свои губы, то чувствовал на них вкус крови и пепла. Наверное, остальные чувствовали то же. Мы были обожаемы и ненавидимы, нам поклонялись и нас осыпали ругательствами. Но нам было все равно. Потому что за долгие годы забываешь о том, что такое стыд и чувство вины. Потому что оружие не чувствует вины, когда им пронзают противника.
Иногда, нам казалось, что мы действительно Уста Великого, иногда мы слышали отзвуки Его голоса, но, думаю, все это было не более чем последствие тягостных ароматов благовоний.
Мое имя - Ниа Ка’Таллиор. Огонек в Ночи. Это единственное что у меня не отобрали. Это единственное что я могу назвать своим. И хоть предыдущие Уста, забыли свои имена, сохранив лишь свое название, я верю в то, что сохраню его, как величайшую ценность. И никто не сможет её у меня отобрать.
Я не знаю что будет дальше, даже несмотря на то что я – Третьи Уста. Не знаю, и не хочу знать. Единственное что я хочу сейчас – забыть хоть на секунду то, что я лишь инструмент в чьих-то руках, и вспомнить голос, что пел мне колыбельную.
И это – война для Бога. Ведь я по прежнему Третьи Уста Великого.

День был морозный и солнечный. Искристый снег приятно поскрипывал под ногами. На индевелых ветках задиристо ссорились воробьи. И лазурное небо навевало мысли о далеких затерянных в океане островах. Волк немного потоптался перед дверями мансарды, затем, решительно толкнув дверь, вошел внутрь. Как всегда секунду он стоял на пороге, привыкая к полумраку, затем присел за свободный столик и попросил крепкого чая с лимоном. Немного нынче участников. Видимо я буду первым высказавшимся. Ну да ничего, начнем по порядку…

Qwerty – читал, читал, ничего не понял. Еще раз перечитал. Все равно ваш текст загадка для меня. Написано хорошо, в смысле техники, а сюжет… я никогда не был силен в философской и абстрактной прозе. Вы уж меня простите. Все эти недомолвки иносказания и недосказанности вгоняют меня в ступор. Читать интересно, но обидно, потому что не понимаешь ничего. Что за мир, кто эти двое, о чем говорят, кто кого накроет? Зачем вообще это все? Как будто ты во сне и что самое обидное в чужом сне! И просыпаешься с чувством обиды и негодования. И все время хочется спросить кого-нибудь, объясните мне, что это было?

Cha-tora – надо полагать для конкурса рассказ писали? Только я не понял, в чем война для бога состоит? В том, что трое предсказывают? В том, что один из них все еще помнит свое имя и не желает быть предсказателем, не смирился со своей судьбой? Не понял я. Но это моя вина. Возможно, вам хотелось передать душевную боль, страдания и терзания персонажа. Но в паре строк это мало кому удается. Я не успел проникнутся героем. Может, стоило текст раскрыть полнее чуть-чуть? Технически рассказ вполне грамотен.

Мансарда
Задумчиво улыбается, наклонив голову, смотрит.
- Постграневская мансарда. Как говорится, из ненаписанного и неизданного...

qwerty
Присоединюсь к вопросам. Хотелось бы поподробнее, чтобы понять «как все было». Для описания мироустройства информации тут слишком мало, а для красивой психологической зарисовки (как, наверное, и задумывалось) – слишком много подкинутых загадок. В общем, если второе, замысел не мешало бы упростить, чтоб детективная сторона меньше отвлекала если идея продумана – объяснить больше и понятнее.
Настроение, навеянное песней, передано хорошо, текст техничный и грамотный.

wwwolk, Woozzle
Хороший рассказ. Вычитанный, все на месте. Только вот у меня возникло ощущение легкой дисгармонии частей – или просто неправильно понял замысел. Если это просто – показ истории, то все на месте. Но у меня возникло ощущение, что авторы хотели что-то изложить, последовательно донести мысль... И вот, если они действительно задумывали создать рассказ цельным, часть с гонцом слишком велика по размеру и самостоятельна, а главная по идее конечная – мала, и кажется, в некотором роде, придатком. Не знаю, понятно ли выразился...

Cha-tora
Отчасти могу повторить обращенное к первому рассказу, хоть и в меньшей степени. Глобальных подробностей о мире мало для его описания и много для зарисовки. Да, согласен с волком, что непонятно, в чем война и коротковато. Возможно, это только часть? Если так, показывать ее отдельно – не лучший выход!

Устав бродить по вечерней, сияющей огнями улице, Вуззл поднялась по узкой лесенке и толкнула дверь «Мансарды». Оглядела зал, словно разыскивая кого-то, удовлетворенно кивнула и неспешно зашагала к столику, за которым расположился Волк. Отодвинула стул, но так и осталась стоять, облокотившись на спинку и рассеянно накручивая на палец прядь волос. Потом, вспомнив, что зашла сюда не просто так, встряхнулась и еще раз оглядела зал.

Qwerty
А мне вот кажется, что этот текст из разряда тех, где и не обязательно вовсе понимать все. Как кадр, выхваченный фотографом, из чьей-то жизни – чтобы оценить его, совсем ни к чему знать, что происходило до зафиксированного момента, что будет происходить после него. Важно только то, что здесь и сейчас. Здесь и сейчас мне понравился парнишка- Клен, а вот второго героя я «раскусить» не смогла.


Cha-Tora
Почему-то мне было очень трудно сформировать какое-то мнение о вашем рассказе. Пытаясь понять, в чем дело, я перечитала его еще пар раз – все в порядке, все на месте, претензий по ходу чтения возникает не много… Но эмоционального отклика почему-то не вызывает. Потом я поняла, какой ситуации подошел бы такой отстраненный, скупой на эмоции монолог. Герой, глядя в пустоту, предается воспоминаниям, проговаривая все это вслух – скорей для себя, чем для читателя.

Higf
Вуззл уже собралась что-то сказать, но тут со своего места чуть приподнялся Ввволк и негромко произнес несколько фраз. Девушка согласно кивнула.
Wwwolk попросил меня озвучить его ответ, что-то у него сегодня с голосом… Вот что он хотел бы сказать:
"Согласен с замечанием полностью. Рассказ написан был именно, как описание случая. Для раскрытия истории между Поляницей и Одинцом, требовалось бы куда больше работы.  И возможно, когда-то она будет проделана, если госпожа соавтор решится на это! А пока это просто отрисовка случая."
От себя добавляю – учитывая, что в соавторы меня записали за красивые глаза, незначительную шлифовку и десяток строк в финале, мне даже как-то неудобно рассуждать об этом рассказе с авторских позиций. Но я попробую. Мне, подключившейся к работе над уже практически готовым текстом, как-то сразу показалось, что мытарства гонца затянуты намеренно, чтобы передать это тягостное ощущение человека, который очень торопится, но не может преодолеть какое-то досадное препятствие, а финальная часть просто демонстрирует, что препятствия порой могу оказаться совсем не тем, чем представлялись в начале. Потом из разговора с Ввволком я поняла, что задумка была немного иной, но видимо мое первоначальное восприятие сделало свое дело - измотанный гонец так и остался первым планом рассказа.

Несчастное антикавайное существо в попыхах забежало в "Мансарду".
- О, гоменасай, гоменасай за опоздание, я не сильно припозднился? Нет... Ну слава Яхве. Краткость - сестра чего-то там, поэтому сразу к делу, ОК? Заранее извиняюсь за поверхностные отзывы.
Мальчик дернул плечом:
- Хотя вообще, свинство - писать такие длинные и интересные рассказы, когда у меня совсем-совсем нет времени их прочитать.

АЛЛЕЯ
И это вновь моя любимая, в кавычках, категория рассказов "Красиво-но-не-по-ня-тно". Да, это интересно читать, но:

Вариант А.
Ты знаешь автора и знаешь задумку которую он вкладывал в этот рассказ.

Вариант Б.
Ты не знаешь автора, но сам догадался... Вернее думаешь, что догадался что именно автор хотел этим сказать.

В силу низкого коэффициента моего IQ, антикавайное чудовище не осуществило вариант Б и не имеет никакой возможности использовать вариант А. Рассказ для меня так и остался "вещью в себе" полностью замкнутый на авторе.

ПОЛЯНИЦА
А вот здесь уже интересно. В начале мне в голову закралась подленькая мыслишка что разнесчастного гонца просто надуют, а рассказ сведут к юмористической (тоже в кавычках) концовке. Слава Богу этого не случилось.
Вообще, мне понравилась так называемая "перчинка" в конце (для тех кто в танке - последняя фраза). Люблю я такие вещи. Они напоминают мне любимого Шекли, а тем кто мне его напоминает готов дать двести баллов вперед.
Хотя...

Дженазийная сущность прищурила глаз.

... В начале возникали серьезные подозрения что миледи Вуззл прикладывалась к этому творению лапками.

Дженазийная сущность обратила внимание на пост сей дамы.

... А, понял. Однако... Что для меня особо обидно - так это то что концовку на мой взгляд не развили так как должно. Ну не развили и все. Бе! Это не тот случай, где оставлен задел под продолжение, или широкий простор для "домысливания". А посему - антикавайное существо в непонятках - часть названная "придатком", в перспективе превосходит, лично для меня, ценность "зачина" ака "Мытарства Гонца". Не буду говорить: "А вот я бы на вашем месте...", ибо неприлично. Но... Ох, Дженази расстроеное какое-то.


РОЖДЕННЫЙ
См. комментарий намбер уан.

Все три рассказа оставили смутное чувство истории то ли недорассказанной, то ли недоуслышанной. В первом еще хотелось бы отметить не очень удачный диалог, во втором... Ну, "славянская фэнтези" - тоже жанр, но здесь все эти имена смотрятся больше декоративным моментам, чем чем-то, что влияло бы на действие или смысл рассказа. Не очень понравился этот момент ) В третьем - рассказчик высказывает свои впечатления о чем-то известном обоим собеседникам, а потому непосвященный читатель - увы, лишний.
Сорри за краткость )

– Что-то я давно ничего не говорил, – вздохнул Визет, отставляя чашку. – Увы, увы, нельзя так глубоко уходить в себя, можно и утонуть… Позволю сказать пару слов.
qwerty
Красиво, почему-то осенне. Напомнило некоторые вещи Стругацких (в частности из-за поминания Горбовского), и парой мест – «Нечто неопределенное» Брэдбери. Но мне понравилось. Вопросы, правда, есть... но их уже высказали.

wwwolk, Woozle
Вввв… прошу прощения, но мимо такой аллитерации в именах авторов пройти не могу. Случайно вышло?
А история любопытная. Мне она понравилась, хотя становление охотника волком не совсем уловил.

Cha-tora
А интересный рассказ. Он не на Грани планировался, судя по окончанию?
Мне понравилось, но кажется частью большего целого…

I
wwwolk

Без названия

Когда сенатор Онесимо Санчес встретил женщину своей судьбы,
до смерти ему оставалось шесть месяцев и одиннадцать дней. ©

– К черту, к дьяволу пропадите вы все пропадом! – Сенатор Джон О`Коннел яростно отшвырнул газету. Он вскочил так, что дорогое кожаное кресло, скрипнув колесиками, отлетело назад и с грохотом врезалось в стену.
– Как, как они могли это узнать?! – О`Коннел расхаживал по кабинету, размахивая руками. – Это было тысячу лет назад! Об этом никто не знал! Милли! – от рева сенатора задрожали стекла шкафов. Дверь в кабинет приоткрылась и в нее просунулась испуганная белокурая головка секретарши.
– Срочно ко мне Дрейка! – рявкнул О`Коннел.
Дверь захлопнулась, сенатор вернулся к столу, вернул кресло к столу и с тяжелым вздохом опустился в него.
Чертова свободная пресса, – пробормотал он. – Они всегда помнят о правах, но никогда – об ответственности или обязанностях.
Он снова встал, подошел к бару, скрытому в стене, и плеснул в бокал добрую порцию виски. Секунду разглядывал содержимое бокала, затем залпом опрокинул в рот. Сглотнул, шумно выдохнул и налил еще столько же.
– У русских научились?
Голос за спиной остановил бокал на полдороге.
– У них самых, – не оглядываясь, ответил О`Коннел и принял внутрь еще одну порцию. – Вот скажи мне, Дрейк, за что я плачу тебе?
– Я полагаю, за вашу личную безопасность.
– А как ты думаешь, если я уйду с этого поста, я по-прежнему буду платить тебе?
– Полагаю, нет сэр.
– Тогда возьми газету и скажи мне, какого хрена на передовице делает эта статья?!
Дрейк невозмутимо поднял газету и уселся в одно из кресел.
При своей мощной комплекции и шести футах роста он казался еще одним шкафом в кабинете, который по странному недоразумению ходит и разговаривает.
О`Коннел, не отличавшийся большим ростом и крепким телосложением, иногда с завистью поглядывал на эту гору мышц с волевым лицом и квадратной челюстью. Сам О`Коннел был наполовину ирландцем, наполовину непонятно кем. Национальность папаши всю жизнь оставалась для него загадкой.
От матери ему досталась рыжая курчавая шевелюра, невыразительное лицо и неисправимый акцент. А также одержимость, упрямство и невероятная сила воли. Возможно, сплав именно этих качеств вознес его с окраин рабочего городка на вершины политического олимпа.
– Итак, Дрейк, что ты скажешь?
Дрейк отложил газету, глянул в окно на хмурое небо затянутое низкими свинцовыми тучами, на скучный парк, в котором темно-зеленые ели стояли рядами, словно солдаты на плацу и в который раз пожалел о том, что согласился на эту работу.
– Я жду, – напомнил О`Коннел.
– Что я скажу, – тяжело выдохнув, начал Дрейк. – Скажу, что пресса наша вконец ссучилась. Что предвыборная кампания никогда не шла ей на пользу, но в последнее время приемы становятся все более грязными. Еще скажу, что староват я стал для этой работы. И что, наверное, мне пора на покой. Все что мне сейчас хочется - это сидеть в шезлонге на берегу океана, потягивать «малибу» и пялится на длинноногих красоток. Но вместо этого я сейчас возьму двух крепких толковых ребят и поеду искать репортера, который написал всю эту чушь.
– Нет, Дрейк, никуда ты не поедешь, – О`Коннел закрыл бар и вернулся к столу. – Там написана чистая правда.
Лицо Дрейка слегка вытянулось, он взглянул на шефа, и впервые за утро безразличие во взгляде сменилось заинтересованностью. – Вы хотите сказать…
– Именно – кивнул сенатор.
– Да ладно, – ухмыльнулся Дрейк – это розыгрыш?
– Говорю тебе, чистая правда, – О`Коннел помассировал виски руками. – Я думал, об этом никто не знает. Прошло ведь столько времени. Сам понимаешь, это не столичные прилизанные улицы, где на каждом углу торчит по бездельнику полицейскому. Это окраины рабочего поселка. Закон там был один. Либо ты, либо тебя.
Сенатор поднялся и подошел к окну.
– Мне интересно другое, – продолжил он, – каким образом чертовы писаки откопали этот мусор?
– Я узнаю, сенатор, – Дрейк поднялся и направился к дверям. – Может мне все-таки навестить репортера или редактора?
– Не стоит, – улыбнулся О`Коннел – в конце концов, они написали правду. И я нисколько не жалею о том что тогда произошло.
Он уткнулся лбом в холодное стекло и предался воспоминаниям.

Дождь лил вторые сутки, стояла холодная ветреная осень и дрова уже ценились дороже золота, конкурировало с ними в цене только спиртное, такое, что в состоянии было гореть. О`Коннел шлепал по лужам в сторону кабака одноглазого Бейби. Он был при деньгах и в хорошем настроении. В отличие от многих своих сверстников он уже прилично зарабатывал. И пусть не совсем легальным путем, но, слава богу, ему для заработка не приходилось никого убивать или калечить.
Крик о помощи он услышал далеко не сразу. Дождь умело скрывал посторонние звуки, однако в следующую секунду крик повторился и намного громче. Кричала женщина. О`Коннел остановился и прислушался: судя по всему, крик донесся из переулка с противоположной стороны улицы. В этих кварталах не принято было вмешиваться в чужие дела. И О`Коннел двинулся было дальше, но крик повторился.
Было в нем нечто, затронувшее самую глубину души О’Коннела"
Кричала женщина, кричала так, словно у нее отнимали самое дорогое, что может быть в этом мире, то, что иногда цениться выше жизни.
О`Коннел не выдержал и бросился в переулок.
Картина, представшая его глазам, перспективами не баловала. Два здоровенных амбала охаживали ногами распростертую на земле женщину. А та, судорожно дергаясь, делала бесплодные попытки прикрыть своим телом что-то скрытое от взгляда О`Коннела. Секунду он наблюдал как мутная дождевая вода, смешиваясь с кровью, струится по обочинам мостовой. А после, не помня себя от гнева, кинулся вперед.
Если б его спросили сейчас, каким чудом он тогда не остался лежать рядом с той женщиной, он бы не ответил. Потому что не знал, не помнил. Он пришел в себя только от слабых стонов женщины, увидел обоих амбалов с проломленными черепами и ржавый окровавленный обломок трубы у себя в руках.
Еще отметил ноющую тупую боль в левом боку. А после было уже не до размышлений, рядом с женщиной он увидел закутанного в лохмотья младенца и небольшую охапку сырых плесневелых досок.
Как он, семнадцатилетний пацан, доволок до приюта женщину с ребенком, не смог объяснить никто. А сам О`Коннел и не пытался этого сделать. Он только сунул пришедшей в чувство женщине несколько смятых купюр и спросил, как ее зовут. После чего ушел обратно в промозглую сырость осенней ночи.

Дрейк вернулся поздно вечером. В приемной, неловко скрючившись в кресле, спала Милли.
Он на цыпочках прошел мимо и, войдя в кабинет, тихонько прикрыл за собой дверь.
– Ты узнал, от кого они получили информацию? – раздался из темноты голос сенатора.
– Да, – Дрейк прошел на ощупь к столу и опустился в кресло. – От одной женщины по имени…
– Сюзанна, – опередил его О`Коннел.
– Да, – ошалел Дрейк – но откуда вы…
– Не важно,– О`Коннел включил лампу. – Неважно. Главное, она до сих пор жива.
– Она продала им информацию, всего за пять тысяч. – продолжил Дрейк. – Мы можем перекупить ее и заставить их опубликовать опровержение.
– Не стоит, – тихо произнес сенатор.
– Но почему!?
– Знаешь в чем разница между ними, – О`Коннел кивнул на газету – и нами?
– И в чем?
– Мы никогда не отказываемся от своих слов и всегда несем ответственность за свои поступки.

II
Веселый Роджер

***

Мне в сумерках привидится опять
Твой силуэт, размытый и нечеткий.
Я южных звезд сверкающие четки
Перебираю, словно время, вспять.
Прости меня. Я знаю свой удел
Из века в век вымаливать прощенье.
Я тонкой шпаги танец и скрещенье,
Я отражение в стынущей воде.
Прости меня. За все, прости. Вдвойне
За эту глупую любовь без спроса,
За ласку слов без общего наркоза,
Которая чем дальше, тем больней.
Прости меня. Прости за то, что я
Ворвалась в жизнь твою когда не звали.
За злость, за смех, за лязг ожившей стали,
За холод роз из льда, за жар огня.
Прости меня... И каждое "прости"
Как выстрел. Гвозди в гроб. Как поцелуи.
О, славься, славься, память. Алилуйя!
Ты навсегда со мной в моем пути.

III
Сha-Tora

Треугольники

Грань первая, блин.

- Хррум.
- Чего ты там жрешь опять?
- Хрр-ум…Хрррумс.
- Блин, прекрати немедленно!
- Хрум-хрум.
- Задолбал уже со своею морковкой.
- Хрум?
- Я предупредила.
С силой запущенная подушка, баллистической точности которой мог позавидовать снайпер, точно ударила в цель.
- Получил? Доволен?
- Ага.
Хитрый взгляд, рука, тянущаяся к очередному корнеплоду. Угрожающее рычание.
- Даже не…
- Хрум-с! Хи-хи…
- Где-то я тебя видела…Ты еще в белых тапках был. Гад.
- Сама такая.
- А подушкой между глаз?
- А поцелуем в ухо? Чмок!
Покраснение частями. Сначала шея, а затем уши.
- Дурак. Прекрати, мне не нравится.
- Врушка, врушка – нос вертушкой.
Ответный удар коварен. Смелые маленькие ручки нежно проходят незащищенным ребрышкам, заставляя поверженного противника, корчится в судорогах.
- Перестань, перестань, перестань! Я…хих…я щекотки боюсь.
- Аккуратно положи морковку на место! Руки вверх! Не двигаться, все, что вы скажете, может быть использо…
Страстный поцелуй. Молчание. Ступор.
- Хрумс!
- РРРРРРР!

Вторая, блин.

- Хлюп.
- А кто это у нас здесь плачет? А кто это у нас не весел – нос повесил?
- Иди ты…В баню.
- Черт, да в чем дело-то?!
- А вот не кричи на меня! Я нежное и чувственное существо!
Задумчивое шевеление бровями.
- Э?
- А, все равно не поймешь. Я ведь женщина! Мягкая, хрупкая, женственная.
- Аааа…
- Ага-а-а-а…
- И чего же это мы хрупкие, женственные, мягкие, плачем? Рауль бросил Патрицию?
- Дурак! Ты что совсем не понимаешь?.. Я вдруг, знаешь ли, осознала конечность всего… Подбери подбородок.
Звук клацающей челюсти.
- И?
- И понимаешь…Все ведь уйдет… Нас с тобою закопают, всем мы исчезнем, и нас…не будет. Хлюп.
Молчание вновь. Нежное объятье. Тихий шепот на ушко.

Третья, епт.

- Ля-ля-ля…А я иду-иду-иду теперь сама по себе, и не друг тебе, и не враг тебе…Пурум-бурум-пурум…
- О Боже. Выключи эту ерунду.
- Щаз-з-з-з…То что у тебя нету слуха, совсем не значит, что я должна лишать себя музыки. Да, да, такие уж мы – творческие люди.
- Ах, значит творческие…
- Нежные, глубоко ранимые, глубокие…
- Да-да…Чуткие скажи. Сострадательные.
- Конечно, а ты как хотел?
- …И не ты еще вчера, когда тебя гаишники тормознули, долго ругалась нехорошими словами?
Пауза.
- Нет, ну какой же ты…
- Весь во внимании?
- Черствый!
- О как.
- Мизантропичеческий…Мизантропенический…Миза…Мизантроп, в общем.
- Ого.
- Циник.
- Естественно.
- Бяка-бука.
- Угу-угу, дорогая.
- Наглый…
- Конечно.
Хитрые глазища.
- Давай ты купишь мне новую шубу…
- Разумеется, милая…ЧТО?!

IV
Higf

Узник

Сколько времени прошло? Здесь в не имеющей даже зарешеченной щелки камере, считать было невозможно. Сперва я пытался запоминать, сколько раз принесли еду, но быстро прекратил. Во-первых, отдающую тухлятиной пищу давали редко и нерегулярно – как подают неудачливому нищему. Во-вторых... Зачем?
Чтобы знать, каждый ли день приходят они?
По тяжелым шагам я угадывал, что дверь сейчас отворится, пропуская свет факелов, а за ним - гору мышц в палаческой одежде и человека с холодными и колючими, как льдинки, глазами. Меня не спрашивали ни о чем – между нами всё давно было сказано. Тяжелая, как гора, тишина, стук раскладываемых инструментов... А затем я начинал захлебываться в темном отравленном озере боли, растекавшемся по телу.
День за днем... Нет! Приход за приходом. Сперва я сжимал зубы, потом истошно кричал, затем, много времени спустя... много... - перестал. Боль уже не уходила от меня вовсе. Стала спутником – неприятным, но неизменным настолько, что я почти не замечал её. Больше не было мучительно-горькой памяти о прошлом, мыслей о будущем. Какое тут будущее? Даже вязкая горячая ярость и жгучее желание умереть утихли, сменившись застывшим безразличием.
И однажды я прочел в ледяных глазах растерянность и недоумение. Окрик подхлестнул палача. Тот старался, как мог, но так и не смог ничего добавить к моим ощущениям... Ничего. И они ушли, потеряв интерес к своей сломанной игрушке. Распотрошенной кукле, брошенной на полу.
Все забыли про меня, кроме мышей, тараканов и приносившего пищу тюремщика. Не знаю, зачем ел – пища казалось вовсе лишенной вкуса, но это как-то заполняло остановившееся в странно звеневшем безмолвии время. Заставляло его шевелиться.
Мир - как за толстой стеной. Нет, не так. Я сам стал стеной или статуей, окаменев внутренне. Серой шершавой стеной, бесчувственной, чуть холодящей при касании. Чувства, ощущения и мысли стали твердыми и лишенными жизни прожилками в камне, от которого можно откалывать кусочки, не боясь причинить боль. Не боясь - и не надеясь.

Прошло немало приносов пищи прежде, чем я смог подниматься хотя бы на колени. Еда стала лучше... во всяком случае свежее. Я обратил внимание, что прежнего грузного пожилого тюремщика сменил тощий молодой парень. Он постоянно сутулился и, казалось, чего-то опасался. Однажды в его серых глазах мне почудилось сочувствие. Неужели?..
Стражник стал задерживаться, уходить не сразу. Рассказывал о положении в крепости, о том, что все устали от войны, и боятся генерала, который сурово наказывает за мелкие провинности. А одного из офицеров, начавшего ему возражать, приказал казнить на месте, и приказ был исполнен напуганными солдатами. Генерал смотрел холодно, даже голоса не повысил. Пошел дальше.
Я равнодушно слушал и молчал. Камень ведь молчит?!..
Порции стали чуть больше и свежее, а рассказы – длиннее. И однажды...
- Хотите, я помогу вам бежать? – казалось, уши его вытянулись – так напряженно парень прислушивался к коридору, готовый сорваться при самом слабом шорохе.
Я молчал.
- Вы ведь князь... И замолвите за меня слово. И вместо того, чтоб дрожать за свою жизнь здесь, - его взгляд снова испуганно прыгнул к двери, - я буду спокойно жить в вашей стране. И, надеюсь, мне не придется голодать.
Что-то внутри попыталось вздрогнуть, но не смогло сдвинуть каменную глыбу. Я измерил его взглядом, сел и сухо, негромко сказал:
- Согласен.
Он сказал, что сражения идут недалеко, и всем не до нас. Я уже мог подниматься на ноги, и бежать решили через три дня. Точнее, решил он. Я соглашался, не позволяя себе никаких чувств и ожиданий.
Накануне – тюремщик сказал, что это канун – по коридору прозвучали знакомые до боли шаги. До боли в буквальном смысле слова. С тяжелой неумолимостью судьбы они приближались к моей камере. Камень слегка тряхнуло... Я знал, что не смогу бежать, если эти двое войдут снова и примутся за дело.
Заставил себя успокоится. Шаг, другой... Звуки приблизились, затихли около дверей и застучали дальше, удаляясь. Я перевел дух.
Нет, мне все равно!..
Как будто унесенное потоком, мимолетное волнение исчезло, и я снова стал непроницаем.
Тюремщик пришел вовремя. Он открыл дверь и мы пошли по коридору. Он пошел, а я - я побрел, медленно переставляя ноги, отвыкшие носить тело и только зажившие. Боль вернулась снова, но по-прежнему была для меня ничем, а вот бессилие...
Не знаю, какими ходами мы шли, и почему никто не попался навстречу. Главной задачей было переставить ногу, потом другую.
По моим ощущениям прошел месяц, пока в темноте не добрались до конюшен. Тюремщик, имени которого я так и не спросил, нырнул туда. Мой обостренный тишиной и одиночеством слух уловил негромкие голоса, затем – короткий тоненький стон и падение тела.
Две лошади были высокими, невероятно высокими. При попытке взобраться на одну я упал, хотя не издал при этом ни звука – как мешок. Парень помог мне подняться, усадил в седло. Казалось, что я раскачивался, как маятник часов, пытаясь не упасть направо или налево, но, думаю, это было не так. Во всяком случае, стражник у малых врат выпустил нас, услышав пароль.
Ветер обвевал горящее от усталости лицо, бросая в ноздри аромат весеннего леса вместо привычных запахов пыли, крови и прелой соломы. И небо. Небо.
Я успел забыть, как оно выглядит. Забыть, как перемигиваются искорки звезд, как бегут облака, для полета которых не существует стен и засовов. Казалось, я сам не скакал – летел над ночной травой, забыв о боли и усталости, и камень, повинуясь чарам свободы, превращался в живые тело и душу. Будущее снова расстилало передо мной свою дорогу. Нет – дороги, сотни дорог, из которых можно выбрать любую. Кажется, я смеялся, а спутник смотрел на меня с сочувствием. Наверное, решил, что я сошел с ума. Может быть, и так – какая, к черту, разница?! Душа, лети выше! Я жив и надеюсь теперь!
Кони, несясь почти галопом, вылетели за поворот дороги и остановились, чтоб не столкнуться с ожидавшими нас всадниками.
Блеснули льдинки вечнозамерзших глаз и голос, колючий под стать взгляду произнес:
- Рад видеть, что вы более не так безразличны, князь. Мы поговорим позже, – он кинул кошелек моему спутнику. – Отличная работа. А вы, - стражники окружили нас, - отведите его сиятельство обратно.
Когда, замерев в небесах, душа подстреленной птицей рухнула вниз, я завыл. И уже на соломе своей камеры понял – надежда нужна и для настоящего отчаяния.

V
Ведети

Вехи

Между тем, кем я был,
И тем, кем я стал,
Лежит бесконечный путь.
(с) Б.Гребенщиков

Вехи… Мы идем по жизни, отмеряя километры лет, сталкиваемся, проходим сквозь или мимо событий, извлекаем из них уроки, которые делают из нас тех, кем мы являемся сейчас…

1
Ты юн и пылок. У тебя есть друг. Ты веришь в честь.
Как ты поступишь, если кто-то сделает твоего друга калекой?
Я был в мгновении от убийства. Моя рука сжимала палицу, занесенную над головой ублюдка. Я жаждал мети. Я сгорал от ярости. Но мой учитель был мудр. Он остановился в метре от драмы и произнес бесцветным голосом:
– Ты – вор.
Я – вор. Я – тень. Я – дым.
Ярость выцвела. Палица выпала из обессиленных рук.
– Я ненавижу тебя, – ровно и холодно, лишь констатация факта, – но мы – напарники. Я обещаю тебе, что если ты и погибнешь, то лишь из-за собственной глупости, но не от моей руки.
Я развернулся и ушел. Он остался жив и смертельно напуган. Я стал тенью – властелином своих чувств: какими бы они ни были, они касались лишь меня.

2
Ты – вор. Ты ранен. Ты не веришь во второй шанс.
Как ты ответишь человеку, спасшему тебе жизнь?
Я спросил: «Зачем?».
Он знал, кто я. Он знал, чей я. Он стерпел все насмешки, сказав лишь:
– Жизнь ценна не потому, что она принадлежит Свету или Тьме, а потому, что она – жизнь.
И оставил меня наедине с моим растерзанным миром.
Я воссоздавал его по крупице, с помощью этого монаха: он сказал мне «живи», когда я уже похоронил себя; он сказал мне «твоя жизнь бесценна, кем бы ты ни был», когда я знал лишь беспощадных врагов. Я хотел верить ему. Я вцепился в эту веру и выдернул себя из мрака.

3
Ты – Мастер Клинка на службе у Света. Твой долг – защитить мир от нашествия Тьмы.
Как ты посмотришь в глаза ребенку, чьего отца ты только что убил?
Я не смог.
Я спрятал меч, подхватил ее на руки и побежал в ночь. Мой путь осветило алое зарево горящего замка.
Усыпленная заклинанием она мирно посапывала в моих объятиях, не подозревая об известии, ожидающем ее по пробуждении. Я всматривался в ее тонкие, аристократические черты и вслушивался в звук рвущейся ткани моего мира… или это трещали поленья в костре?!
Опустошение... не способное породить даже крик. Свет и Тьма оказались ничего не значащими именами, шелухой, скрывающей единое ядро; а я – марионеткой.
Я нашел семью, готовую позаботиться о ней, и исчез из ее жизни.

4
– Натан, посмотри! Посмотри на это! – ее головка лежала на моей ноге, а пальчик был устремлен в небо. – Правда похоже на иволгу?!
Она расхохоталась:
– А это хмурится точно как ты!
Я напевал какую-то незатейливую мелодию из своего детства, беспечно улыбался и просто радовался жизни… и тому, что в ней есть Мириэль.
Именно здесь – на холме, заросшем травами и цветами, под нежно-голубым небом, кокетничающим белоснежными облаками, – я со всей отчетливостью и остротой осознал, стольким обязан этой девочке. Она была моим возрождением, бальзамом, залечившим раны моей души.
Сейчас я оглядывался назад без боли и скорби: события моего прошлого, каждое по-своему, привели меня к этой точке и сделали тем, кто я есть. Я видел основания Тьмы и Света, я стоял на них и отрекся от них. Я создал свои, впитавшие в себя принципы обеих мировых Сил, – и в этом было мое освобождение.

В приоткрывшуюся дверь прошмыгнул тощий чёрный кот с рваным правым ухом, запрыгнул на стойку, обвёл присутствующих изучающим взглядом (никто сгонять не собирается? Ну вот и отлично, все целее будем) и произнёс самым что ни на есть обычным, мужским голосом без всяких мурлыкающих ноток:
- Бармен, блюдце молока и полрюмки валерьянки будь добр! - он повернулся к собравшейся компании.
- Ну что же, - начал он, - пора и мне в этом заведении засветиться. За сим, начнём!
Итак,
wwwolk.
Основное чувство, зародившееся в самом начале и дожившее до самого конца произведения это крик души: "Не верю!" Может кот конечно и циник, но не бывает, имхо, таких политиков! Вымирают в ходе естественного отбора, и это особенно бросается в глаза на фоне остальной реалистичности. Впрочем, есть язык, есть стиль, читается легко и есть мораль.

Весёлый Роджер
Эхх, мне бы так стихи писать, да вот не дал Бог, не вложил!
Очень понравилось, и почему-то в голове звучит голосом Джэм.

Сha-Tora
Весьма интересный стиль изложения, твёрдое первое место по оригинальности изложения среди данных работ, но вот почему-то хочется процитировать великого советского психолога Александра Романовича Лурию, который завернул огромное количество научных работ статей и так далее пометкой на полях "И что?"
Вот и здесь не очень понятно, что хотел сказать автор. Впрочем, вполне может быть, конечно же, что это я где-то до чего-то не дошёл, или автор писал нечто понятное исключительно ему.

higf
Зацепило. Тяжкое настроение передалось, а концовка заставила поморщиться. Не хотел бы я оказаться на месте этого князюшки, попавшего к столь изобретательному палачу! Вобщем, понравилось, причём очень.

Ведети
Интересное впечатление. Картинки на старой, позленевшей от сырости и потрескавшейся от времени, стене пещеры, выхватываемые неверным светом фонарика. Нравится общая идея, которая, впрочем, несколько не нова. Есть лишь один минус: насколько я понял, герой один. Так вот, получается и чтец, и жнец, и вообще звездец! Несколько это царапнуло, но в целом хорошо.

Радостно потер руки.
- Ура, наконец-то мы видим новый вечер в этом замечательном месте, да еще и со стихами, и с прозой. Сейчас я всех обругаю, себя похвалю... Или наоборот. Впрочем, ура, - поднял зловеще заточенное перов в приветственном жесте, - и к делу, господа и дамы.

wwwolk
А с названием всегда легче, чем без него!
технически несколько царапнули мелочи в начале, особенно "сенатор вернулся к столу, вернул кресло к столу". Такое впечатление по еще нескольким мелочам, что при вычитке начало было упущено.
Текст написано несколько суховато, без лишних красивостей и отступлений. Впрочем, полагаю, так и было задумано. Как понимаю, главной должна была стать последняя фраза - мораль, но она не очень прозвучала. особенно из-за слова "мы". Лучше бы "я", а так, кто мы - политики? Даже не смешно...
А вообще идея мне нравится, личность вышла сильная и неординарная.

Веселый Роджер
Стих-ощущение. История, что за ним стоит, может быть разной, но важно ли это? Образ, танец, ощущение... Браво!
Что до техники - сам в ней не очень понимаю. Слоги считать не буду - может, размер и нарушается где-то, но мне при прочтении вслух это не режет ухо. Режет слово "отражение". Понятно, что автор хотел разнообразие после прощенья и скрещенья, но все равно или читается как "отраженье", с мягким знаком, или ломается ритмика.
Общий наркоз - спорный медицинский образ в таком поэтичном ряду. Никак он у меня лично не становится рядом со стынущими лужами и сверкающей шпагой... Впрочем, придираюсь к мелочам именно потому, что очень понравилось.

Сha-Tora
Для меня геометрический образ треугольника в названии никак не вписывается в текст, и ничего не отражает.
Лирика. Красивая, мягкая, приятная с оттенком иронии лирика отношений. Тепло, хорошо... Правда, спорно, что почти одни диалоги. Возможно, стоило быть последовательным и убрать короткие вставки авторского текста? Создавать атмосферу только репликами. Иначе эти короткие фразы просят расширения... А если расширить - получится совсем иной рассказ. лучше или хуже - не знаю, но иной. Впрочем, это чистейший субъективизм, поскольку технических замечаний или хотя бы относительно объективных претензий к тексту нет. Завершенная вещь, в себе - и для других. На вкус.

higf
Ага, что скажут - отвечу позже, а пока замечу, что замысел появился в весьма мрачном настроении. Что родилось - то родилось.

Ведети
Первые две части мне очень понравились. Третья спорная. Что же это за дело Света такое? Или это, как сейчас модно, не подлинный Свет в Толкиеновском значении слова, а просто одна из делящих мир сил? Судя по всему, да. Но монах говорил, по сути, то же самое, так что герой его просто плохо понял, видимо. Понадобился еще один человек.
Кстати, стать мастером клинка, начав учиться уже взрослым (а ведь он довольно долго был вором) очень сложно.
Если девочка - та самая, как они снова встретились, если он "исчез из ее жизни"? Если нет - это надо было уточнить... Если да - тоже, хоть чуть-чуть. Но это не самое главное. Последний абзац слишком пафосный для этого текста и портит впечатление. Может, стоило написать это иначе? Не так явно и по-житейски, проще? Знаю, найти хорошие слова и образы для этого уже не раз сделанного вывода очень сложно, и все же хорошая попытка улучшила бы произведение.

Надеюсь, что никого не обидел!

Волк был хмур, его терзала болезнь. Обычная весенняя простуда. Не смотря на это, кожаная куртка была нараспашку, а голова непокрыта. Он плюхнулся на стул возле барной стойки и попросил стакан кипятку. Лекарство растворить, - он потряс красочным пакетиком. Приятно, что после долгого перерыва столь много участников. Приступим.

Веселый Роджер
Стихи… я уже говорил, что не разбираюсь в стихах? Говорил да. Хорошо. Но стихи мне понравились, в них есть настроение, они легко читаются, образы четкие и яркие и картина составляется как мозаика, по кусочкам к целому. Красиво.

Сha-Tora Треугольники
Гораздо внятнее предыдущего. Мне понравилось, наброски образов, эдакие картинки - раскрась сам. Фактически передача ситуации и взаимоотношений. Конечно роман в таком стиле странновато бы выглядел, а для малой формы вполне оригинально и интересно.

Higf Узник
Интересно, я признаться думал конец будет иным. Думал, подарят надежду, для того чтобы отнять ее и начать истязать снова. Тут же просто игра сознания. Понравилось, но местами текст трудно читаем. Возможно, стоит поработать над построением предложений.

Ведети Вехи
Философия… Поучай играя. На мой вкус мало художественности. Для философии в чистом виде и размышлений есть Кант, Софокл, Аристотель, Конфуций и многие другие. Я хочу художественной философии, такой чтоб не видеть философской составляющей в тексте, чтоб она не выпирала явно. Я хочу познать философию через чувства. А текст для этого слишком сух. Но стилистика хороша на мой вкус.

Теперь о себе любимом.
Рассказ называется - ошибка сенатора. Наверное забыл написать при пересылке.
А вот как это я пропустил «вернулся, вернул», ума не приложу… сам себе огромный минус, внимательнее надо быть, внимательнее. Суть рассказа была именно в нереальности происходящего. Это размышление на тему - политики, которых бы мне хотелось иметь. То что такого нет в природе, я в курсе. Ну, вот, в общем-то и все. Ах да мораль… Упор на нее вовсе не хотел делать. Это скорее не мораль, а пожелание политикам.