Провинция Шимоцуке, конец XVI века.
Крупные и мелкие даймё заняты обычным делом - грызутся друг с другом за лишнее рисовое поле или политичексое влияние. Любой клан рад будет заполучить на свою сторону знаменитого бойца.
Как раз в это время по провинции начинает бродить упорный слух о том, что скоро в ней появится ронин Икигами Сэйбей, прославленный многими подвигами как в столице, так и в самой последней призамковой деревне.

В лесу было темно, кроны деревьев смыкались, ветки переплетались, как будто специально, чтобы облегчить жизнь местным обезьянам, которые оглашали окрестности громкими криками. Изредка сквозь толщу зелени удавалось пробиться солнечному лучу, влажный густой полумрак пронизывали золотистые копья.
- Как думаешь, еще далеко?
- Ты уже в сотый раз спрашиваешь.
Мальчик обиженно надул губы.
- Ладно-ладно, не реви, в десятый, - сделала щедрую уступку сестра; она была несколькими годами старше и чувствовала себя почти взрослой. – Ты что, устал?
Признаваться ему не хотелось, поэтому пацан решительно замотал головой; длинный хвост собранных на затылке волос закачался из стороны в сторону. За спиной мальчишка волок увесистый позвякивающий сверток почти с себя размером, за пояс были заткнуты вакидзаси и танто, успешно заменяющие традиционную пару мечей.

Вечер задался на славу, это Такамори понял быстро. Уютная атмосфера чайного домика, позвякивание украшений в сложных прическах девушек, когда они наклоняли головы, ритм барабанов и треньканье сямисенов – все располагало к расслаблению и отдыху. В не слишком большой комнате расположились несколько посетителей. Рядом с Такамори сидел грузный, почти квадратный местный житель из тех что побогаче. Он уже успел выдуть кувшинчик сакэ и теперь начинал второй. Девушке рядом с ним приходилось постоянно подливать. При этом он не забывал развлекать себя разговором с соседом, по которому издалека было видно - не местный.
- А вы, значит, в Никко проездом? – спросил квадратный уже в который раз.
Он напоминал Такамори иероглиф «гора», положенный на бок.
- Да вот, приехал посмотреть на легендарную статую Каннон, - в сотый раз отвечал Такамори, раздумывая, как бы избавиться от назойливого соседства. Можно было просто уйти, но было жаль бросать такую милую девушку, которая сидела под боком. Да и на улице уже стемнело, похолодало... А красотка в центре очень неплохо танцует. Нет, уходить не стоит.
- ...вырезана из стоящего дерева, поэтому статуя называется Каннон Тачики, - пространно объяснял «гора». – Монах Шото увидел, что из озера Саиноко выходит тысячерукая золотая богиня и...
- Господину неприятно слушать этого человека? – шепотом спросила девушка, в очередной раз подливая вина Такамори.
- Господину неинтересно в пятнадцатый раз выслушивать рассказ о том, как монах Шото выпилил статую из дерева, - в тон ей ответил Кинджо.
- Может быть, господин желает посмотреть, как танцует Амэ? – девушка кокетливо склонила голову. Из-под пышных черных ресниц задорно сверкали темные глаза.
Такамори улыбнулся ей так, что на щеках прорезались четкие длинные ямки.
- Тебя зовут «Дождь»?
- Да, господин.
- Как странно. Пожалуй, я хочу увидеть, как танцует Дождь.
Девушка легко поднялась, маленькими плавными шажками выплыла на открытое пространство прямо перед ним. Кивнула в сторону музыкантов.

Колеса повозки негромко поскрипывали и нагоняли сон; дремать на вязанках хвороста не так удобно как на траве под деревом или в стогу сена, зато эти вязанки погружены на телегу, в ту впряжен тощий вол, а значит, все это сооружение движется по дороге к ближайшей деревне. В отличие от стога или дерева. Митцуке только что разрешил принципиальный спор с веткой, которая нагло выпирала из общей кучи и мешала спать. За пазухой завозился и возмущенно мявкнул его спутник, высунул онную рыжую морду, зевнул и опять закрыл глаза. Котенку тоже было все равно, где спать.
- ...а еще говорят, что с одного замаха он разрубает человека надвое, - делился впечатление возница. - Пусть даже тот доспехи наденет.
- Доспехи? - сонно переспросил Митцуке, укладываясь поудобнее.
- Так говорят, - крестьянин пожал плечами. - Сам я не видел.
- Не видел?
- Зато, если повезет, может, и увижу. Говорят, он появился в наших краях.
Пассажир заинтересовался.
- Хочешь посмотреть, как разрубают человека пополам? Возница не нашел, что ответить, опасливо покосился на два меча за поясом оборванца. Митцуке опять закрыл глаза. Солнце лезло все выше по небу и все сильнее припекало

По лесной дороге медленно и мерно побрякивая сбруей брел ,огромный, статный боевой конь угольно-черной масти. Сидящий на нем всадник не был таким уж великаном, нет, скорее он был чуть выше среднего роста, но изрядная ширина плеч и одетый на голову высокий шлем искажали пропорции. Всаднику было чуть менее сорока лет. На обжатом наланитниками лице отражалось несколько удивленное и упрямое выражение спокойного и незамысловатого профессионала, "работника войны", над которым судьба изрядно подшутила, при том, что конца шуткам в ближайшее время не ожидалось. Всадник поудобнее расположил у седла короткую кавалерийскую нагинату, порылся в седельной сумке и достав из нее свежий батат, смачно им захрустел.
Такеда Хидэтада, а именно так звали всадника, был профессиональным воином из низкого и бедного самурайского рода. С ранних лет он, как и его предки, стал служить могущественному клану Санада. Не отличаясь особой сообразительностью или умом (которые никогда не входили в число родовых черт рода Такеда), Хидэтада всего добивался своим горбом и верностью. Он - десятник кавалерии-нагината, участвовал в первой завоевательной кампании в Корее, но после взятия столицы был отослан с докладом назад в Японию, три месяца прослужил в личном кавалерийском отряде дамьё и уже втихую надеялся на повышение, если ками его не оставят, и он не погибнет в первой же битве, но тут неожиданный вызов к Господину и на тебе: "Ступай верный конь по дороге и неси меня в даль, в закат или рассвет, к поражению или победе!" - как сказал бы поэт.
Тогда, после вызова к Господину, Хидэтада в некотором одурении прогуливался по деревне, так и этак осмысливая полученное задание - пойди-туда-не-знаю-куда, найди каких-то детей и еще не-знаю-что, если грязное - отмой, если хорошее - сохрани, если плохое - вообще выброси. Он в глубокой задумчивости, такой что хотелось снять боевой шлем и почесать затылок, стоял у какой-то ограды, как увидел обезьяну. Хидэтада пуганул обезьяну, ворующую на общинном поле батат, подобрал брошенный наглой тварью овощь, очистил его и, присев на камень смачно им захрустел. Военная добыча, пускай и такая малая - изрядно приподняла настроение воину и немного разогнала тяжкие думы. Не долго думая, он набил таким вкусным продуктом большую суму, оседлал боевого коня, оделся в тяжелые кавалерийские доспехи и отправился в путь. С той поры шел уже третий день, шлем изрядно надавил голову, панцирь - плечи и полное отсутствие врагов доводило отважного десятника до одурения, но он терпел, ведя себя подчеркнуто важно и с достоинством, рассправшивая селян в деревеньках через которые проезжал, не видали ли они двоих детей - мальчишку и девченку чуть постарше, прилично одетых, но без сопровождающих. Селяне качали головами, но бравый вояка не терял надежды побыстрее расплеваться с непонятным заданием и вернуться к такой привычной и сулящей добычу и славу, такой удобной работе. Хидэтада очень любил войну...

(вместе с Даларой)

Олури не обманулась упрямым отрицанием. Поправила сверток на собственном плече, вздернула голову, отчего по плечам хлестнули забранные в такой же, как у брата, хвост волосы, и сказала:
- Можем передохнуть у реки. Журчит, слышишь?
- Угу... у меня в животе, - мальчишка ожесточенно почесал расцарапанную коленку.
- Это у тебя живот такой громкий, что заглушает все вокруг. А там, - девчонка вытянула руку вперед и вправо, - шумит речка.
Через несколько шагов и вправду обнаружился ручей. Сбросив с ноющего плеча груз, Тото зашел в холодную воду по колено; умыться не умылся, но утолил жажду, а потом устроил ловлю мелкой рыбешки голыми руками, ноги разъехались на скользких от водорослей камнях, и пацан в фонтане брызг шлепнулся на мелководье.
На берегу Олури залилась звонким смехом. Оставила сверток лежать в траве и босыми пятками с удовольствием зашлепала по воде. Когда мальчишка поднялся, сестра уже была наготове и окатила его пригоршней воды.
И получила достойный отпор.
Наконец, Тото выбрался на берег, удрал за кусты и принялся развязывать мокрый узел пояса. Ничего не получилось, тогда он просто стащил с плеч косоде и подставил голую спину летнему солнцу.
Насквозь мокрая Олури, не имеющая возможности сделать то же самое, уселась на корточки посреди небольшой поляны у ручья и стала развязывать тючок с едой. С волос капала вода, стекая по спине. Узел поддался не с первой попытки: перестаралась, когда завязывала. Девчонка вытащила шарик риса - на таком солнце даже хорошо, что он холодный, - и жадно впилась в него зубами.
Тото понюхал волосы, те все еще пахли дымом. Мальчишка неожиданно для себя громко всхлипнул, опасливо оглянулся на кусты, за которыми сидела сестра, и заткнул себе рот кулаком.

У деревни они с возницей расстались, не сказать, чтобы тот огорчился. На прощание кот спрыгнул с хозяйских рук, повернулся к повозке задом и, энергично тряхнув хвостом, «пометил» транспортное средство. Возница разразился ругательствами. Митцуке развел руками:
- Ну а я-то что могу сделать?
Оставшись наедине с рыжей хвостатой скотиной, бродяга поинтересовался: что дальше? Кот в деревню идти отказался, потрусил по неприметной тропе, что лезла вверх по крутому склону. Ну, туда так туда, почему бы нет? Хорошо коту – у него лапы на сухой хвое не скользят, а Митцуке уже пару раз чуть не спустился туда, откуда пришел. Один раз все-таки прокатился, всполошил пару белок и какого-то местного жителя, что удил рыбу в ручье. На берегу рядом с рыбаком стояла корзина, выстланная травой.
- Там что? – отдышавшись, поинтересовался Митцуке, указывая на скалистые выступы дальше по склону; ему показалось (а может, и нет), что среди сосен проглядывали стены храма.
Рыбак уставился на него с опаской, как будто посчитал лесным демоном. Митцуке вытряхнул из волос хвоинки, почесал пострадавшее седалище. В подлеске солнечным зайчиком скакал рыжий кот.
- Туда господину лучше не ходить... – проблеял рыбак.
Ага, заметил-таки мечи за поясом.
- Почему?

Четвертый день пути, изрядно тепло и Такеда снимает верный шлем, вешая его на переднюю луку седла. Очень сильно донимает скука, отсутствие врага начинает отдаваться в голове, словно больной зуб, а согбенные спины крестьян, опасающихся за свою жизнь в это неспокойное время, набили легкую оскомину. С одной стороны - простолюдинам пристало смирение, но с другой - не харчить же без соли Хидэтада их собрался, не дикий манчжур он все же. Вечно воткнутые в землю взгляды, молчание, пока не задашь вопрос, а затем - молчание пока не рявкнешь. Хорошо хоть с едой пока не возникало проблем - общинные поля исправно поставляли отважному воину бататы, а серые крестьяне не рисковали протестовать, когда могучий всадник в полном доспехе снисходил разделить их скромную трапезу.
Хидэтада задумчиво взглянул на ясно-голубые, лишь вдали подернутые легкой облачностью, небеса, на яркое око солнца, косыми горячими лучами пронзающее ветви деревьев. На ковер из упавшей хвои, по которому с тихим топотом ступали копыта Демона-У, - огромного черного жеребца, на котором десятник нагината-кавалерии Такеда ездил уже добрых несколько месяцев. Очень своенравного и вредного жеребца, черного от гривы до копыт, с единственной белой стрелкой на лбу, в данный момент воспользовавшегося минутной расслабленностью всадника и застыв у дороги, объедавшего веточки растущей у самой обочины азалии.
Хидэтада сузив глаза, покосился на хитрющую морду жеребца, который сделал вид, мол: "Я - не я, и кобыла - не моя! И зелененькие молодые листики с веточек не я обкусываю, а кто-то другой, который должен опять тащить тебя, хозяин в неведомую даль, да еще отказывать себе во всем, голодая, когда рядом столько вкусных листиков!" Хидэтада покосился на коня еще угрюмее и легонько - просто, что бы напомнить, кто тут хозяин, а кто обязан везти хозяина, подтолкнул бока пятками. Жеребец не менее грозно зыркнул на седока, но видя что тот собирается пришпорить уже в полную силу, оторвался от вожделенного кустика и плавной рысцой затрусил по дороге. Такеда довольно улыбнулся, поправил лежащую поперек седла нагинату и задумался, чем бы скоротать так долго и неспешно тянущееся время. По зрелому размышлению, достойными воина деяниями были бы посещение чайного домика, хороший бой или сочинение утонченных стихов. Бравый кавалерист с надеждой повертел головой, но никого достойного называться врагами, за исключением трех белочек и скрывшейся за деревьями нахальной обезьяны просто не увидел - значит, достойная битва отпадала. С посещением чайного домика обстояло примерно так же, то есть - никак. Да и даже если бы тут стоял призывно манящий приоткрытой дверью лучший из чайных домов во всей Японии, Хидэтада вряд ли посетил бы его, ибо был отнюдь не богат, как вообще, так и именно сейчас, да и скупенек тоже был, признаться. Из доступных развлечений оставалась только песня…
Воин задумался, собрал в одну кучу, (жиденькая кучка получилась, ну да что делать, коли взять больше негде), свои голос, слух и поэтический талант и начал петь, сочиняя по ходу дела…

Налейте на прощанье чашу мне,
Я не оставлю ни глотка на дне!
В далекую дорогу, по которой нет возврата,
Я отправляюсь на лихом коне!

Пусть черный волк у стремени бежит,
Пусть черный ворон за плече глядит,
Серебряной подковой, в небесах веселый месяц,
Удачу обещает мне в пути!

Мой меч не заржавеет на стене,
Судьба еще подарит битвы мне!
Как знамя разметал, по небесам полночный ветер,
Закат, в кроваво-яростном огне.

Примчится Смерть на черном скакуне
И как сестра протянет руку мне.
Холодный лунный луч, дорогой упадет под ноги
И в Небеса мы повернем коней!

Налейте на прощанье чашу мне,
Я не оставлю ни глотка на дне!
В далекую дорогу, по которой нет возврата,
Я отправляюсь на лихом коне!*

Только-только Хидэтада допел последний куплет, посчитав, что песня изрядно длинна и как нельзя лучше подходит для скрашивания безделья, как увидел несколько живописно одетых в тряпье, и очень разномастно вооруженных фигур, преградивших ему дорогу.
"Разбойники!!!" - восторженно подумал Такеда.
"Добыча!!!" - восторженно подумали разбойники…

* - при составлении поста использован текст песни "Дорога без возврата" Тэм Гринхилд.

Оборванцы были живописны, голодны и очень-очень устали ждать, когда по дороге проедет кто-нибудь, достойный их внимания. Иначе пропустили бы тяжело вооруженного всадника. А может - и нет. Пятеро бандитов окружили самурая со всех сторон. Еще один остался в засаде в кустах - было слышно, как он там ворочался и хрустел ветками. Один - самый отважный (или самый недальновидный) - ткнул наудачу самодельной пикой. Остальные заржали. Главарь продемонстрировал всаднику большой меч, больше размерами, чем требуется пешему воину, но и главарь был крупных габаритов. За клинком ухаживали плохо, если ухаживали вовсе.
После чего проезжему самураю были выдвинуты условия, на которых он - возможно, но скорее всего нет - проедет дальше.

Даже повидавший немало танцовщиц Такамори был вынужден признать, что Аме великолепно танцует. Четкие движения, пластичность и изящество, чувственность. От нее то веяло спокойствием сосен в горах, то вдруг полыхало бешеной энергией огня. Такамори, да и не только он, следил за ней, как зачарованный. Другие девушки словно пропали, растворившись за звуками барабанов и сямисена. Музыка закончилась на высокой напряженной ноте, и танцовщица замерла вместе с ней, казалось, она перестала принадлежать времени, ощущать его.
Потом она отмерла, и одновременно с ней оживились все вокруг - закричали, захлопали в ладони. Амэ мелкими шажками подошла к Такамори, грациозно опустилась на циновку рядом. С улыбкой качнула головой.
Через некоторое время они вдвоем поднялись на второй этаж, где Такамори снимал комнату. Он отодвинул перегородку-седза и пригласил девушку внутрь. Та вплыла в темную комнату. Зажгли светильник.
- Какие люди-и! - раздалось вдруг откуда-то сбоку.
Амэ вздрогнула, услышав визгливый высокий голос. Такамори недовольно поморщился. В углу сидел большой попугай и круглыми глазами пристально и оценивающе смотрел на девушку.
- Хор-рошие люди, - вывел он и клюнул пол.
- Какой милый! - вздохнула Амэ, разглядывая красно-зеленцю птицу.
- Да не очень уж он и милый... - проворчал Такамори, зажигая еще один светильник.
Птица нахохлилась и с грозным видом сделала несколько шагов по полу.
- Passar-ro bom! - изрекла она. - Хор-рошая птица!
- Ты всегда с ним ходишь, да? - спросила Амэ, усаживаясь на пол. Ее глаза подозрительно блестели.
- Всегда. А что?
- Ходят слухи, что по стране ходит один человек. Он совершает разные подвиги, спасает людей и все такое. Говорят, он великолепно владеет мечом, богат и... - Амэ потупилась, - очень красив. И еще говорят, что у него есть питомец, зверек или птица. И он никогда не называет свое настоящее имя.
- И что? - рассеянно поинтересовался Кинджо.
Он украдкой прикрыл одеждой лежащие в углу мечи.
- А может, - Амэ соблазнительно вытянулась на футоне, - это рассказывают о тебе, а?
- Да ну, что за ерунда, - засмеялся Такамори.

Такеда оперся локтем о переднюю луку седла и немного склонился вперед, отчасти, что бы лучше расслышать, что именно столь потрепанные личности хотят от него, отчасти, что бы можно было без замаха и неожиданно, другой рукой метнуть в одного из наглецов висящий как раз на передней луке шлем. Самурай приподнял одну бровь, словно внимательно слушал, старательно оценивая обстановку и размышляя что делать дальше: "Так… Пятеро - вот они, одно копье - не приятно, особенно потому что Демон-У без доспехов, а остаться без коня, даже такого вредного - абсолютно не хочется. Срок поджимает, незачем еще больше терять время, странствуя, в поисках детей пешком, как какой-нибудь монах. У того здорового детины, должно быть главаря - длинный меч. Точнее, эта полоса ржавого металла когда-то давным-давно была длинным мечом, затем была потеряна где-то на поле битвы и найдено этим вот громилой - так и не удосужившимся оттереть с некогда благородного клинка ржавчину. У остальных - короткие дешевые мечи и одетому в броню всаднику они не помеха. А вот кто же это у нас шелестит в кустах? Не верится, что бы маленький лесной дух, скорее еще один оборванец, с луком, а то и аркебузой в руках. Нет, должно быть, все же не с аркебузой - дыма тлеющего фитиля не видно. Значит лук или самострел - скверно, но видали и не такое".
Хидэтада легко улыбнулся, словно признавая справедливость слов и жеста оборванца с большим мечем в руках, после чего произнес:
- Ну что же… Возможно вам - болезным коку-другую и отжалею от щедрот господина моего, но никак не более трех. Ровно только что бы вам, оборванцам, хватило на то, что бы то ржавое железо, что в руках держите, отчистить. А что якобы пошлина вами взымаемая, тут установлена твердая, я - десятник тяжелой кавалерии Такеда, скажу вам…
Последовавшая череда перлов изящной словесности и красочных сравнений, напрямую затрагивающая родословную разбойников вообще и конкретных в частности, произвели на разбойников слегка оглушающий эффект. Так как большая часть оных перлов была почерпнута у соратников, а меньшая - у противников-корейцев, Хидэтада понял, что сиволапые разбойники этой, всеми ками забытой, провинции не в состоянии оценить затраченных на их наставление усилий, и сжал пятками бока коня, швыряя свой тяжелый рогатый шлем в лицо оборванца сжимающего копье. Демон-У, донельзя оскорбленный таким отношением, совершил прыжок с места, в сторону шуршащего в кустах разбойника, чего собственно и добивался перехвативший поудобнее свою нагинату, всадник. Один из разбойников не успел отскочить от мелькнувших в воздухе подкованных копыт и, роняя свой короткий меч, повалился в дорожную пыль. Остальные ответили громким возмущенным ревом и потрясая оружием взалкали мести и добычи, но Хидэтада пока на них не обращал внимания. Свиснувшая из кустов стрела, промелькнувшая у виска, лишь подтвердила его мысль о том, что в зарослях прячется именно лучник, которому вообще-то нельзя дать возможность повторить выстрел. Демон-У вломился в кусты с аркебузным треском и выгнутое жало нагинаты свистнуло, стараясь разполовинить неумелого стрелка, но ветки кустов сыграли плохую службу, отклонив удар в сторону. Нагината рассекла надвое лук, располосовала дешевый кожаный доспех его владельца, сбив с ног и оглушив его самого, но разделить этого криворукого лучника на аккуратные верх и низ, все же не смогла. Такеда рванул поводья и Демон-У, яростно кося налитым кровью глазом, скакнул в сторону и понесся кругом, по обочине дороги, позволяя всаднику поудобнее размахнуться, используя всю длину древка нагинаты. Хидэтада косым взмахом постарался дотянуться до озадаченно трясущего, получившей в лоб шлемом, головой, "копьевладельца"…

Бандиты хором заорали что-то мало цензурное. Они привыкли нападать скопом, но сейчас их главный козырь - лучник в кустах - выбыл из строя. Главарь, раскрутив над головой меч, бросился в атаку. "Копьеносец", несмотря на неожиданный удар, тоже сделал попытку поддержать нападение. Остальные все больше носились с криками, кто-то швырнул в самурая камень, в самурая не попал, досталось коню, отчего тот сердито зафыркал, но шага не сбил. Лишившийся оружия лучник кричал из кустов: "вали эту... на..." и что-то подобное, но рассеченные надвое доспехи лишили его было уверенности.

"Копьевладелец" умудрился убрать свой лоб от сверкнувшей в косых лучах солнца нагинаты, но вот весь выскочить из-под удара уже не успел, - остро отточенное лезвие пробороздило его плече, заставив оборванца уронить копье и с воплем отскочить.
Такеда пришпорил Демона-У, заставив его понестись еще быстрее описывая вокруг размахивающих оружием разбойников петлю и уклоняясь от вращающего мечем главаря, после чего широким взмахом попытался дотянуться до одного из них - того, что оказался чуть дальше, а того, что поближе - ткнул увесистым, окованным металлом подтоком в лицо.

На этот раз удар нагинаты достиг цели - бандит выпустил меч и повалился в дорожную пыль мешком тряпья. Рядом улегся его товарищ, оглушенный, но живой. Встать он должен был еще очень нескоро. Зато главарь изловчился и рубанул своим непомерно большим мечом - но не по всаднику, а по коню. Демон-У громко заржал от боли и по собственному почину укусил разбойника - того, что оказался в досягаемости.

Тото сидел и хлюпал носом под журчание ручья и так увлекся, что и не заметил сразу, как на другом берегу появились вооруженные топорами мужчины самого что ни на есть злодейского вида. Мужчин было трое - двое взрослых и молодой парень при них годами пятью старше Тото. Мальчишка схватился за пояс, но мечей там не обнаружил, запоздало вспомнив, что прежде чем лезть в воду, оставил оружие на берегу возле поклажи. Он все равно вскочил на ноги, зло скалясь и сжав кулаки.
- Убирайтесь, откуда пришли!
По другую сторону кустов Олури уже успела дожевать рисовый колобок, когда услышала недвусмысленно звучащую фразу брата. Схватив нагинату, с которой не расставалась всю дорогу от деревни, девчонка ринулась сквозь растительность на помощь младшенькому.
Тото дал сестре дорогу, чтобы не затоптала в боевом запале, и пока Олури с воплем пошла в атаку на бандитов, сбегал за оружием.
Девчушка размахивала укороченной нагинатой довольно ловко, знающему человеку было бы видно, что она не первый раз взяла в руки такое оружие. Мужчины с топорами тоже с криками пошли в контрнаступление, хотя и не очень успешно. У Олури было преимущество в длине оружия.
Перевес наверняка оказался бы на стороне разбойников, если бы на берег ручья не выскочил Тото, и если вакидзаси был тяжеловат для его руки, то танто пришелся как раз впору.

(SonGoku mo)

Вдвоем дети сумели загнать двоих взрослых и одного почти взрослого злодея на деревья. Почти взрослый сумел влезть выше всех и теперь рискованно качался на довольно тонкой ветке, примериваясь запустить чем-нибудь в обидчиков. Других вдохновившаяся Олури пыталась согнать с дерева, тыча в них лезвием нагинаты, но не доставала.
- Да вы что, с ума сошли? – жалобно заголосил один из бандитов. – Мы ничего плохого бы вам не сделали!
- Все так говорят! – мальчик швырнул в злодеев комом земли.
- Да мы из соседней деревни! Лесорубы мы...
Сообразительный Тото предложил срубить любое из деревьев и посмотреть, что за лесорубы такие. Сестра нацелилась на тощий зад молодого злодея острием нагинаты.
- Говорят же вам – лесорубы!!! – истошно заголосил пострадавший.

(и немного - SonGoku)

Не давая ойкнувшему укушенному полностью понять, насколько ему больно, Такеда привстал на стременах и размаха опустил на его голову древко нагинаты, одновременно рывком коленей заставляя коня отпрыгнуть в сторону от нового замаха главаря. После чего еще одним рывком коленей, послал Демона в новый прыжок, на сей раз мимо самого главаря, нанося нижний рубящий удар. Главарь разбойников парировал удар мечом, после чего Хидэтада нанес еще один - на сей раз горизонтальный, полосующий удар, как раз от точки, на которой главарь парировал предыдущий удар самурая. Здоровенный детина попытался блокировать и этот удар, но ржавый меч не выдержал столкновения с лезвием нагинаты и развалился, а нагината походя смахнула главарю правую кисть. Оборванец попробовал было бежать, но Демон-У был быстрее и острое жало нагинаты вошло в центр широкой груди разбойника. Такеда, задумчиво взмахнул в воздухе нагинатой, услышал в кустах удаляющийся треск ветвей за убегающим прочь лучником, хмыкнул и оглядел поле боя. Укушенный Демоном разбойник валялся на дороге без сознания, неподалеку валялся еще один любитель "легкого обогащения" и вел себя столь же тихо - с ками общался, не иначе. Подток кавалерийской нагинаты - все же не соломинка и в голову бьет так, что мало не покажется.
Хидэтада еще раз пересчитал лежащих на дороге и глубоко задумался. С одной стороны - стоило бы повязать оглушенных лихих молодцев и отвезти на суд в ближайший замок, дать показания и сдать их на руки страже местного даймё. Этим стражникам платят за это - вот они пусть и разбираются, но возможно пришлось бы долго с этим возиться, потом еще и ждать решения суда, в общем куча хлопот и потраченного времени, которого и так нехватка, а толку очень мало. С другой стороны - мелко-мелко порубить этих лежащих без сознания олухов было бы как-то недостойно десятника кавалерии-нагината. Вот как хочешь - так и поступай.
Такеда нахмурил брови и ожесточенно потер рукой подбородок. Он уже подумывал бросить разбойничков прямо так, но тут в его голову пришла идея, которую он, по здравому размышлению, признал гениальной.
Решено - сделано! Через десяток минут, оба охотника до чужого добра в чем мать родила были крепко связаны по рукам и ногам, да еще и прикручены каждый к своей пинии. Такеда собрал и сломал все их оружие, после чего кучкой сложил обломки у обочины - четко напротив привязанных разбойников, что бы каждый проходящий видел, в чем причина такого для них наказания, но далеко от самих привязанных, что бы не смогли сами дотянутся. А что бы не пытались обмануть добрых людей и хитростью освободится, Хидэтада, как умел, хириганой, украсил грудь каждого из пленников надписью "злодей", работая обломком ржавого меча главаря, словно тонкой кисточкой. Отойдя к обочине, самурай полюбовался своими успехами на поприще каллиграфии и, хотя что-то в написании казалось ему немножко сомнительным , так как особая ученость никогда не была сильной стороной рода Такеда, признал свое творчество вполне удобочитаемым. А если исправлять мелкие неточности - вообще же ничего видно не будет, "грамота" уж больно нежная и одноразовая попалась. Еще раз оглядев плоды своего труда, Хидэтада нахлобучил шлем, - мало ли сколько еще столь же жадных до чужого добра олухов таскается по окрестным лесам, вскочил на зло фыркнувшего и попытавшегося укусить всадника за колено, Демона-У и спокойно поехал дальше, размышляя, что из совершения признанных им для себя славными, деяний, осталось лишь посетить чайный домик.
Он отъехал довольно далеко, когда до его слуха начали долетать жалостливые вопли привязанных к деревьям разбойников. Чуть скривившись - очень уж громко и немузыкально орали жертвы каллиграфии, и из-за того, что забыл заткнуть им рты, Хидэтада пришпорил Демона и поспешил по дороге. Дальше и дальше - вперед, куда ведут его поиски каких-то детей...
Какие дети? Что за дети и зачем их искать - ками лишь знают! Но раз господин дал приказ - приказ будет исполнен.

Замок


На помосте стояло несколько артистов, головы людей были опущены.
- Так, и вы думаете, что вы умеете играть? Не верю! – губы говорившего скривились в презрительной усмешке – пятьдесят палок! Каждому! И гнать взашей таких артистов!!! Чумазые плебеи!
Человек в шелковом кимоно лениво махнул веером, и бдительная охрана в момент похватала несчастных и быстро поволокла их куда-то.
- Как же трудно найти хорошую труппу… - человек потёр чуть виски – ты так не считаешь?
Самурай стоявший рядом с каменным лицом ничего не ответил господину, лишь чуть кивнул ему, будто соглашаясь с небесноталантливым. Дайме Акаихигэ в общем-то и не ждал какого-либо ответа, а самураи давно привыкли, что лучшим собеседником господина является сам господин Акаихигэ. Дайме сделал пару шагов и подошёл к свитку щелка, на котором была изображена битва в горящей деревне.
- А получилось весьма не дурно… хотя вот тут я не совсем угадал с цветами… а здесь вообще смазалось… но в общем и целом вполне… отнесите это в мои личные покои! Я ещё подправлю пару моментов! Да поживей! Пока вдохновение не пропало!
Слуги, которые явились, будто из ниоткуда подхватили полотно и потащили его, Акаихигэ неспешно направился вслед за ними.

Оказалось, в храм на вершине горы ходить не надо, потому что там обитают призраки.
- Призраки? – лениво удивился Митцуке, отломил ветку и ожесточенно поскреб ею себя между лопаток.
- И демоны, - охотно подтвердил рыбак.
Митцуке подождал немного, и его проинформировали во всех деталях и красках про населяющей полуразрушенный храм нечисти всех сортов, видов и мастей.
- И тэнгу имеются?
Рыбак поклялся, что сам не видел, но дядя его соседа по материнской линии как-то шел по здешним местам и видел – сидит на ветке, сам толстый, нос длинный, веером обмахивается.
- Вылитый Акаихигэ-сама, - вставил бродяга.
В кустах мявкнул кот. Рыбак усомнился, что у господина Акаихигэ настолько уж длинный нос, немного подискутировали на эту тему, каждый остался при своем мнении. Кот напомнил, что хочет жрать.
- Иди лови мышей, - посоветовал Митцуке, потягиваясь.
Он прикинул расстояние до деревни, расстояние до храма, посмотрел на небо. Скоро грянет настоящая жара, а где взять еду – непонятно. Пока что. Нет, вверх лезть ему решительно лень, что бы там ни думал кот. Митцуке окликнул животное и зашагал вниз, к дороге, распрощавшись с крестьянином. Ему было все равно, куда идти, а под гору – куда приятнее. Ночевать он, пожалуй, вернется в заброшенный храм.
Возле дороги кот выскочил из кустов, зашипел кипятком на кого-то. Оказалось – на двоих голых мордоворотов, накрепко привязанных к стволам деревьев. Мордовороты, что жалостливо ныли и стенали, примолкли при виде оборванца с двумя мечами. Митцуке присел возле одного из них на корточки, разобрал царапины у него на голой груди, расхохотался.
- Могу выполнить просьбу, - сказал он бандитам. – Могу чуть-чуть поправить дело. Выбирай.
Мордоворот выбирать не хотел, а хотел – сквернословить. Митцуке покачал головой.
- Благодари жару за мою лень. Лучше скажи, почему я не должен убить тебя на месте? Тут так и написано...
- Да тот (...) грамоте плохо обучен! - взвыл второй бандит.
- Плохо, да?
Оба мордоворота в голос подтвердили: да, очень-очень плохо. Митцуке задумался, было жарко, мысли ворочались с трудом. Наконец, он набрел на идею:
- Докажите мне.
Пришлось еще втолковывать дурням, что он имел в виду! Получив от обоих заверения и даже честное слово, бродяга достал из-за пояса нож и добавил недостающие черты в слово «soku», чтобы оно теперь означало злодея, а не требование убить на месте. Затем перерезал веревки, вытер лезвие и пошел по дороге к деревне.

Тото опять запустил в злодеев на этот раз шишкой и предложил, раз уж не под силу срубить деревья, так хотя бы потрясти их как следует, чтобы добыча спелыми персиками упала вниз. Он даже попытался перейти от слов к делу, но тряхнуть здоровенную сосну у него не получилось. Сестра, хоть и пребывала в воинственном настроении, чуть не залилась смехом: братишка выглядел рядом с толстым стволом, как белка, вцепившаяся в сосну. Его усилия ничего не значили для дерева, так муравей может пытаться раскачать муравейник, в котором живет.
- Не получится, деревья слишком толстые, а мы слишком маленькие, - поделилась наблюдением с братом Олури.
В последовавшей дискуссии дети пришли к выводу, что жечь зазря лес тоже нехорошо. Тото вынес следующее предложение: он залезает на дерево и организовывает атаку на безоружного врага снизу. Лесорубы, затаив дыхание, внимали спору. Олури с предложением согласилась, прибавив, что будет караулить внизу с нагинатой, на случай "падения урожая". Дети немедленно приступили к осуществлению плана. К немалому огорчению Тото, вакидзаси пришлось оставить, но без короткого меча мальчишка куда ловчее вскарабкался на дерево, цепляясь за сучья и трещины в толстой коре. Выбранный им злодей решил, что противник настроен очень уж серьезно и, рискуя переломать ноги, спрыгнул вниз. Его примеру последовали его товарищи.

(+Далара)

Олури заметалась по поляне, не зная, за кем из удирающих в разные стороны лесорубов броситься.
В результате драгоценное время было упущено, и «бандиты» сумели скрыться в лесу, чуть не теряя на ходу свои инструменты. Девчонка в азарте хотела было бежать за ними, но слезший с дерева Тото удержал ее, вцепившись в рукав.
- Надо же когда-нибудь становиться великодушными, - без особой уверенности, что получится, сказал пацан; в животе у него опять забурчало. - Я есть хочу...
Олури, снова почувствовавшая себя старшей, перестала рваться вслед лесорубам.
- Там еще остались никуманы, - кивнула она в сторону разложенных у ручья вещей. – Они холодные, но вкусные.
Мальчишка рванул к еде, будто его неделю не кормили.
- Только не съешь все сразу! – воззвала вдогонку сестра.

(те же)

Кот шнырял себе в кустах, огненная шерсть вспыхивала на солнце среди зелени; порой его можно было перепутать с редкими кленовыми листьями.
- Зачем меня в гору погнал? – захотел знать Митцуке.
Кот не ответил.
На повороте дороги сделали привал. Бродяга жевал выкопанный у ручья корешок и завидовал коту. Что думал по этому поводу кот – неизвестно.
Приличные люди по полуденной жаре не путешествуют, приличные люди в это время спят под деревом. Благо в лесу удобных для этого мест – полно. Вот только спать на пустое брюхо оказалось несподручно. Поворочавшись, Митцуке плюнул на это занятие и пошел дальше. По одну сторону дороги поднимался склон горы, заросшей пиниями и кленами, по другую – точно такой же склон уходил вниз к далекой реке.
Сначала его догнал мерный топот многих ног и дружные выкрики, потом из-за поворота выскочил слуга с оповещением, что «кто-то там откуда-то там следует к горячим источникам Шиобары». Дайте дорогу, мол.
- Вот еще! – фыркнул Митцуке.
Имени он не расслышал, название земель тоже пропустил мимо ушей, но считал: раз он оказался на этой дороге первым, ему по ней и шагать. Паланкин сопровождали не только слуги, имелся при нем небольшой и неплохо вооруженный отряд. Митцуке без особого рвения потащил из-за пояса меч. Самураи от подобной наглости только преисполнились желания снести оборванцу голову.
- Кс-кс-кс... - сквозь зубы процедил Митцуке.

По улице неторопливой походкой человека, познавшего все формы бытия, шел монах в одеянии, имевшем когда-то оранжевый оттенок. Поверх одеяния был накинут коричневый дорожный плащ, а на ногах у Кин Ки были деревянные гэтэ. Монашек был низкого роста, на вид лет за пятьдесят и опирался на отполированный деревянный посох. У основания палка была не толще вязальной спицы, а вот к навершию расширялся до размеров кулака взрослого мужчины.
Стайка мальчуганов пронеслась мимо, по последнего остановил упершийся поперек груди посох Ки.
- Скажи мне, о юный отрок, - провозгласил служитель Будды. - Где в этом славном городе уставший с дороги путник сумел бы найти дом отдохновения и гармонии?
Паренек похлопал глазами, пытаясь сообразить о ком и о чем шла речь, когда упоминались "юный отрок" и "славный город", а потом, наконец, ответил:
- Храм...
- Нет, - перебил его Ки. - Храм я и сам могу найти, мой маленький друг, скажи же лучше, где я могу испить чудесный нектар, что зовется в народе сакэ.
Совсем ошалевший мальчишка смог лишь указать пальцем направление. Через несколько минут Кин Ки поднимался по лестнице на первый этаж чайной. На последней ступеньке он споткнулся, и из рукава вдруг выпал сияющий золотом кругляшек. Монетка покатилась по доскам пола, и слуга у дверей провожал ее жадным взглядом. Монах остановился, подождал когда "беглянка" остановиться, посчитал сколько придется сделать шагов до нее теперь, почесал свободной рукой подбородок и изрек:
- Деньги - пыль! - после чего двинулся дальше.
Служка, не веря собственному счастью, бросился поднимать монету, но палка в руке хозяина огрела его по спине.
- Пойди, обслужи гостя! - сказал он, подбирая монету сам.
Вскоре Кин Ки уже сидел на втором этаже чуть в стороне от остальных посетителей, и бросив лишь единственный взгляд в сторону танцующих девушек, перевел все внимание на кувшинчик с сакэ, возникший на столешнице.
- Трепещи слабый сосуд, ибо сейчас силой воли своей осушу я твою внутреннюю суть!
Кувшин трепетать не желал, и монах принялся исполнять обещанное.

Дорога на Шиобару

Бока паланкина украшали сидящие бабочки, этот же знак был на одежде слуг что тащили сам паланкин и котомки с вещами. Из паланкина доносились звуки бивы, мелодия то убыстрялась то замедлялась, будто музыкант пытался найти нужное и сообразное обстановке звучание. Как только процессия встала, музыка стихла, шелковая занавеска что закрывала окошко паланкина отдернулась и властный голос спросил:
- Мы что? Уже приехали в Шиобару? Почему остановка?!
Один из самураев подошел к окну, чуть наклонился и что-то проговорил, остальная охрана даже не сдвинулась с места, руки воинов всё также сжимали рукоятки клинков, а лучники положили стрелы на тетиву, ожидая дальнейших действий бродяги.
- И это проблема? – в голосе говорившего проскользнула ирония. – Разберитесь, да поживей!
Воины по своему поняли такой приказ господина и двинулись было вперёд, но всё тот же голос добавил:
- Только не сильно калечьте! Я хочу взглянуть на это чудо!
Занавеска закрылась, и снова потекла мелодия бивы.

Лучники – вот это уже хуже... вернее – совсем плохо. Хуже только – конные лучники. Митцуке по-прежнему неторопливо занял стойку, не забывая мерить взглядом расстояние до ближайших кустов, вдруг придется туда прыгать. И быстро прыгать, если честно.
Кот все понял верно, он возник из кустов в самый нужный момент. Бродяга быстро нагнулся, схватил зверя за шиворот и метнул сюрикеном в того из противников, кого посчитал командиром. Обозлившийся кот еще в полете выпустил когти.
С первыми двумя Митцуке справился относительно легко, дальше дело не заладилось. Спасало, что часть свиты спасала главного от озверевшего всерьез кота. Митцуке даже встревожился – не убили бы. Меньше всего бродяге нравились лучники и гербы на монцуке у охраны и паланкине. В ином случае можно было перебить нескольких вояк и спастись бегством. В этом случае отсутствовала та часть плана, где было «перебить вояк».
Первые двое отделались: один - всерьез покалеченным запястьем, второй – шишкой на лбу. Еще троих удалось на время отогнать, а вот шестой чуть было не отправил бродягу общаться раньше времени с прадедом. Поднырнув под его богатырский удар сверху, Митцуке что было силы врезал самураю в достаточно уязвимое место. Кот тем временем почуял опасность и удрал в кусты, откуда грозно выл.

Музыка что «лилась» из паланкина снова прекратилась, занавес отодвинулся снова и голос в котором уже явно читалось раздражение крикнул:
- Ну что вы копаетесь! Поживей! И что это за мерзкие звуки!?
К окну приблизился один из слуг и стал что-то быстро шептать пассажиру, закончив он отскочил от окна и склонился в поклоне.
- Угости его колобком… колобок… угощать… хм… угости ты его колобком… надо записать это… давай же!
Слуга поклонился ещё ниже, и принялся доставать из рукава странного вида тряпку, после чего, наклонился к земле, поднял массивный камень, вложил его в тряпку и стал раскручивать её, потом вдруг тонко свистнул, и выбросил вперед руку, оставшиеся нетронутыми самураи и лучники как по команде пригнулись, и камень со свистом пролетев у них над головами, попал ровно в «бродягу».

(с участием дона Алесандро)

Давно ему так не прилетало... из глаз даже искры посыпались! Время и так для него не существовало, а тут оно испарилось вовсе. Прошла вечность или секунда перед тем, как он снова открыл глаза и понял, что лежит носом в дорожную пыль, меча в руке нет, голова звенит, а между лопаток возникло неприятное ощущение. Такое всегда возникает, когда в спину упираются острия чужих мечей.
В гудящей колоколом голове обозначилась мысль - глупее он в жизни не встречал...
"А кто теперь позаботится о коте?"
- Значит это ты избил моих войнов и не давал мне проехать? - пара ног в дорогуших туфлях появилась в поле зрения глаз поверженного война.
- Поднять!
Чужие руки крепко взяли Митцуке за локти и поставили вертикально. Бродягу покачивало, как пьяного. Один из самураев подобрал с земли его меч, с поклоном передал своему господину.
- Вот его оружие.
Человек выпустил из рук веер которым обмахивал себя и аккуратно, чтобы не запачкать руки и кимоно, принял меч.
- Откуда у тебя это? - в голосе человека зазвучало что-то вроде любопытства.
Митцуке пренебрежительно фыркнул - в спину опять недвусмысленно кольнули.
- От деда, - буркнул оборванец. - Семейная реликвия.
Кот в кустах притих, не хотел, должно быть, чтобы его нашли.
- Твой дед был самураем? - губы человека чуть тронула улыбка - откуда ты?
- И отец, и дед, и дед моего деда... - Митцуке сплюнул в пыль, слюна была окрашена кровью (язык, что ли прикусил, когда падал?). - Я из Нары, что в провинции Ямато.
- Из Нары... - глаза человека в кимоно внимательнее стали разглядывать клинок, через несколько минут человек поднял голову и посмотрел на "чудо"
- Хм... воистину чудо... - пробомотал дайме.
Митцуке, потупившись, молчал, сказать было нечего. Отец вот так тоже любил смотреть - то ли как на пустое место, то ли как на что-то, все же стоящее интереса. И после этого чувствуешь себя ничтожеством и последним дураком.

(Grey mo)

- Господин? - мурлыкнул женский голос.
В темноте на импровизированном насесте заворочался попугай, едва слышно клацнули немалых размеров коготки по дощатому полу. Птица утробно пробурчала что-то неразборчивое, наверное, ей не нравилось, что ее будят среди ночи.
- Да?
- Господин так и не назвал свое имя.
Пауза.
- Амэ хотела бы знать.
Прозвучало имя. Вздох - удивленно-заинтересованный.

Утро. На востоке разгорается заря, то служанки Аматэрасу развешивают занавеси да чистят зеркало. На первом этаже чайного дома слуги и младшие дети хозяев с шумом и гамом открывали ставни, споря, чья бамбуковая палка длинее. Дети иногда принимались этими палками махать, и тогда кто-нибудь из старших унимал их окриком.
Такамори спустился в общий зал, где уже начинали завтрак. Амэ осталась наверху приводить себя в порядок, о чем кокетливо сообщила, заметив на себе его взгляд, пока он надевал юкату. Вниз Кинджо пришел полностью одетым, разве что без оружия.
Еще у входа он заметил монаха, которого мельком видел вчера. Значит, монах тоже ночевал здесь. Не раздумывая, молодой человек отправился прямиком к монаху и сел на соседнюю с ним циновку. Вежливо поздоровался.
Кин Ки аккуратно отпил из чашечки буквально каплю сакэ, и почувствовав как жидкость начала свой бег по измученному телу, повернулся к молодому человеку, севшему рядом. Монах никогда не был против новых знакомых и бесед.
- Хороша ли была сегодня ночь? - усмехнулся Ки, поздоровавшись в ответ. - Молодое тело не должно зябнуть в хмельном бреду, как это почтительно в моем возрасте. Все называют меня Кин Ки, позволенно ли мне будет узнать твое имя, юный господин?
Его собеседник открыто улыбнулся забавному совпадению имен. Даже если они оба вымышленные, неважно.
- Мое имя Юджи Такамори. Спасибо, ночь была так же хороша, как та, что ее разделила.
Такамори любопытным взглядом оглядел монаха.
- Признаться, я не силен в религиозных вопросах. Ваша вера запрещает вам утешиться теплом?
- Вера? - монах поскреб подбородок длинными ногтями левой руки, на правой они были напротив в идеальном состоянии, даже без черной каймы грязи внутри. - Никогда не задавался этим вопросом. Может и разрешает, но вот плоть уже увы не согласна идти на некоторые шаги, которых желает разум.
Ки подлил себе еще сакэ, на этот раз целых три капли и выпил.
- Вы ведь не местный, Юджи-сан. Я тоже, и вот хочу спросить, не знаете ли вы куда мне стоит направить стопы из этого селения дальше, дабы продвинуться на пути к просветлению?
Кин Ки в этом вопросе скорее спрашивал своего собеседника, куда тот направляется, чем пытался разузнать путь для себя.
- Едва ли я могу указать кому-то, а уж тем более человеку религии, путь к просвещению, Кин Ки-хоши.
Принесли завтрак: рис, овощи, чай. Молоденькая девочка, кто-то из хозяйских дочек, аккуратно переставляла посуду с подноса на столик.
- Сам я путешествую от замка к замку, предлагая помощь в военных делах мирного времени. Мой меч и мое мастерство всегда при мне. Они-то и позволяют мне оплатить все эти притяности.
Юджи коротко повел рукой, обводя комнату.
- Что ж, вполне достойно, Юджи-сан, - монах смерил миску риса, которая возникла перед ним страным взглядом, но все же приступил к поглощению пищи, не забывая время от времени опустошать сакэдзюце.
- Надеюсь вы не будете против, если мне вдруг захочется составить вам компанию на некоторое время? - на мгновение оторвавшись от еды, Ки задал вопрос, прищурив хитро правый глаз.
Такамори стрельнул взглядом в его сторону. От него не укрылось лукавое выражение морщинистого лица. Несколько секунд он раздумывал, заняв руки палочками и миской, а рот рисом. Прожевав, он принял решение и обернулся к старику, поклонился.
- Почту за честь иметь своим спутником святого человека, Ки-хоши.

Дорога на Шиобару

Человек всё также осторожно держал меч, и смотрела на ронина.
- Отпустить его.
Охрана дайме нехотя подчинилась приказу господина, и отпустила бродягу, однако мечи и луки остались в боевой готовности.
- Ты очень ловко справился с моими воинами… - господин в кимоно с бабочками улыбнулся – красивое сражение! Очень необычная тактика… Просто дух захватывает!
Человек повернулся к слугам и сказал:
- Принесите кисть и бумагу!
Скорость, с какой слуги исполнили приказ господина, была более чем похвальна. Мужчина принял кисть и дощечку с закреплённым листом бумаги. Так и не выпустив меч из руки, и второй взяв кисть, мужчина окинул взглядом ронина и принялся что-то черкать на бумаге. Слуга с походной чернильницей встал рядом, а охрана лишь поудобнее перехватила оружие и продолжала буравить взглядом оборванца.

(вторая часть - дон Алессандро, продолжение - следует)

Забыли о нем, что ли? Не похоже - охрана глаз не спускает. Митцуке встал прямее, не получилось. А ладно, и так сойдет. Найти бы сейчас холодный ручей и сунуть в него голову по самые уши. Бродяга поднял руку, нащупал под волосами нехилую шишку, да и в неприятно липком и теплом испачкались пальцы. Митцуке вытер их о старые, обтрепанные хакама.
- Меч отдайте, - буркнул оборванец.
Нет, не миновать ему палок, как простому крестьянину. Видимо - судьба.
Человек до этого что-то аккуратно писавший на листе бумаги, чуть дрогнул, и поднял глаза на ронина, на какой-то момент в глазах мужчины промелькнуло непонимание, однако также быстро и пропало.
- Ах, да... - протянул "сочинитель" - забирай, и не теряй его больше...
С этими словами он протянул меч незадачливому воину и махнул слугам.
- Эй, кто там... помогите человеку умыться и привести себя в порядок, и кто-нибудь, осмотрите его ссадины, ещё загноятся... отведите его к реке или к роднику и... в общем сделайте всё что нужно... а потом я хочу поговорить с тобой, надеюсь ты окажешь мне такую любезность...
И тон в котором была сказана последняя фраза был явно не вопросительным, после чего, мужчина поднял взгляд на охрану и чуть кивнул, лучники и трое наиболее уцелевших самураев, повинуясь приказу остались стоять стоять рядом, а остальные отошли от него, и встали ближе к дайме.

У ручья случилось новое недопонимание. Самураи из охраны с ронином не церемонились, решили: если загнать его в воду пинками, то и сойдет. Митцуке развернулся. Роста он был немаленького, не тот великан, последний его противник, конечно, но повыше многих.
- Ноги целы? - полюбопытствовал оборванец. - Еще раз пнешь - не будут.

(et Bishop)

Когда воин снова поднялся на дорогу, он увидел что чуть в отдаление от полотна, разложены циновки, и поставлен походный столик с легкими закусками, на одной из циновок расположился уже известный ему господин в кимоно, рядом с ним лежала уже также известная дощечка, на которой человек что-то писал тонкой кистью.
Охрана подвела ронина к циновкам и застыла на некотором расстоянии (хотя и очень близком расстоянии) от него…
- Ну как? Тебе легче? – человек не смотрел на ронина и продолжал что-то писать на дощечке, наконец, с явным сожалением, перечеркнул лист бумаги, и отставил его от себя.
Самураи охраны вдруг ловко вдарили его под колена, вынуждая ронина сесть напротив господина.
- Да уж... - Митцуке потянул носом воздух; запахи от легких закусок напоминали о многом.
Например, о том, что не ел уже два дня (корешок - не в счет). С трудом верится, что его и сейчас пригласят к столу, а вот в то, что если он тут даст маху и устроит что-нибудь неприличное от голода, то головы на плечах не сносит, верилось очень даже хорошо. Бродяга украдкой сглотнул слюну.
- Вроде бы легче...
- Ты любишь стихи? – вдруг спросил сидящий, и посмотрел на ронина.
- Ну... да. В целом.
Вот сейчас его перекрученный в три жгута пустой желудок выдаст такие стихи, что все поэты отсюда и до Корё сделают себе харакири от зависти.
Господин в кимоно потер лоб и посмотрел на дорогу.
- Пожалуй пока хватит о высоком... ты голоден? - человек чуть лениво посмотрел на стол с едой.
Все-таки что-то в него сумели вбить из правил приличий, Митцуке поклонился.
- Не очень, господин, -уверенно соврал он.
- И высокий этикет тоже можешь оставить для других – снова проговорил аристократ и посмотрел на дорогу – можешь не стесняться…
Ну, коли так...
- Было бы неплохо перекусить.
Будешь тут стесняться, коли слюна вот-вот потечет - куда там местным водопадам, а в глазах темнеет от голода. Ладно, хотят над ним смеяться - пусть смеются. Митцуке накинулся на еду с жадностью, совершенно недостойной самурая. Был правда вопрос, куда меч девать - справа положить или слева? Слева - разумно, но обидишь стражу и самого любителя стихов. Справа... а если опять драться придется? Меч остался лежать справа. Уничтожив большую часть еды на походном столике, бродяга спохватился и вытер о штаны испачканные пальцы.
Любитель стихов спокойно смотрел, как бродяга лопает за обе щеки, не стесняясь. Какая экспрессия, какой напор, нет, положительно забавный человек, хотя конечно вкуса у него нет, но это мелочи, по хорошему счёту тут ни кого нет вкуса… да и таланта… но это и не нужно, достаточно что всё это есть у господина Тайре Акаихигэ… а уж он сумеет этим распорядиться.
- Я хочу задать тебе один вопрос, скажи, насколько ты занят в своей жизни?

(SonGoku & me)

Воспользовавшись тем, что она уже поела, а у Тото рот оказался забит рисовым колобком, Олури провела ревизию имеющегося снаряжения – то есть, попросту перевязала покрепче все еще завязанные узелки и завязала заново те, что пришлось развязать для остановки. Лес хранил блаженную тишину, ничем не указывая на приближение кого-нибудь вроде тех дровосеков. Осеннее солнце грело еще совсем по-летнему, обещая приятную прогулку. Впрочем, оно уже клонилось к закату.
- А мы идем в нужную сторону? - полюбопытствовал Тото, проглотив последний кусок и с разочарованием выяснив, что больше ничего не осталось.
Сначала они шли вдоль ручья, потом выбрались на довольно просторную и утоптанную тропу. Не высохшая до конца одежда липла к телу; мальчишка недовольно поежился.
- В нужную, - уверенно отвечала сестра, хотя на самом деле никакой особой уверенности не чувствовала. Но не показывать же это перед маленьким. - Нам надо на восток и немного к югу, я видела карту.
Она действительно видела когда-то карту окрестных деревень и замков, разложенную на полу у старейшины в доме. Ее, конечно, никто не приглашал посмотреть, просто так получилось.
- Хорошо... - чтобы согреться, Тото пошел вприпрыжку; тяжелый сверток больно колотил по спине и чуть ниже. - Когда это?
- Опять ты пятьдесят раз спрашиваешь? Скоро.
- Когда ты видела карту?
- Месяц назад.
Олури потерла начавшие мерзнуть пальцы.

- А-а... - подозрительно протянул Тото и с негодованием посмотрел на солнце.
То, как ему и было положено, сползло за вершину горы.
Олури поежилась от невесть откуда взявшегося ветерка. Тоже посмотрела на солнце.
- Раз солнце садится там, значит это запад, - изрекла она с выражением всезнайки. - Значит, идем мы правильно. Ты ведь не боишься темноты?
- Темноты я не боюсь, - мальчишка решительно поправил мечи за поясом.
«Я боюсь тех, кто в ней сидит... Нет, не боюсь! Я их опасаюсь». Тут все страхи прогнала другая мысль:
- Но если запад там, а нам надо на восток и немного к югу, как так получается, что мы идем на запад?
Тут Олури поняла, что действительно с направлением что-то не то, и надо срочно свернуть. И даже вернуться.
- Наверное, от поляны пошли не туда, - предположила она, вспомнив, что перед выходом никто не задумывался, в какую сторону идти. - Надо вернуться, иначе мы сейчас уйдем куда-нибудь совсем в горы.
- А разве мы уже не в горах?
Тото уселся на землю и стал осматривать обувку, та пока еще держалась, хотя грозила в скором времени порваться.
- В темноте мы обязательно заблудимся, - вздохнул мальчишка.
- Надо найти укрытие на ночь, - сделала вывод сестра и огляделась.
Никаких деревень вокруг не наблюдалось. Не было даже домиков, где живут какие-нибудь колдуны, прорицатели или просто лесные боги, хотя в сказках любой лес ими кишмя кишел. Дети переглянулись и не сговариваясь решительно направились к небольшому холму, где росла древняя сосна.

(SonGoku to Dalara)

(Bishop+Reytar)
Хидэтада проехал уже добрый кусок пути после встречи с разбойниками, когда лес окончился, и по бокам потянулись рисовые поля. Наконец показался окружавший деревню высокий забор, с воротами, по сторонам которых стояли статуи духов-хранителей этого селения. Распахнутые ворота не были пусты, - подпиравший одну из их створок широким плечем, какой-то болван в амигаса косоде и с дубьем в руках только покосился на одетого в доспехи самурая и ничего не сказал. Хидэтада так же покосился на сторожа ворот, но не сказал ни слова, только пригнулся, что бы не зацепить рогами на шлеме за надвратную балку. Несколько уставший и немного более нервный, чем обычно, Демон-У, рысью входил на околицу деревни. Мимо мелькнули первые домики крестьян, проезжая мимо которых Такеда наконец снял с головы шлем, вытирая тыльной стороной ладони вспотевший лоб. Всю дорогу до села он ждал еще какого-нибудь развлечения - еще одного нападения разбойников, схватки с воинами враждебного клана, появления враждебно настроенных духов, наконец, но ничего такого не произошло, и деятельная натура бравого десятника уже искала точку приложения нерастраченного боевого запала.
Он молча ехал мимо аккуратных домиков, мимо бредущих куда-то по своим делам крестьян. Ехал и размышлял, где бы перекусить, потому что сравнительно свежий батат, а в седельной суме их оставалось еще не мало, уже не лез в глотку. Такеда подумал, что так же неплохо было бы выпить что-нибудь повкуснее обычной воды, каковая тоже успела изрядно надоесть отважному десятнику...
Скрипнули половицы в соседнем доме, в другом - с треском захлопнулись ставни, из третьего выглянул коротышка с перевязанной тряпкой раздутой щекой, и, не переставая кланяться, поспешил навстречу высокому гостю - в прямом смысле в данном случае.
- Рады пьиветствовать... рады пьиветствовать... ох! - он схватился ладонью за щеку. - Чем может служить?
Под деревом возле грубого изображения каменного Будды играли в песке дети. Увидев всадника, они одновременно открыли рты. Коротышка, уворачиваясь от копыт, вьюном вился перед конем.
-Чем служить? - Десятник свесился с седла, спокойно разглядывая собеседника. - Не подскажешь ли, где у вас можно перекусить и побеседовать в приятной кампании, достойной десятника победоносной армии клана Санада?
Коротышка задумался, почесал лысину в окружении редких перышек волос.
- Один мон... - он прикусил язык и продолжил вопросительным тоном. - Хотя бы один бу... ну нет так нет... У госпожи Кокоро не только большое сердце, но и вкусная еда, господин.
Он покосился на штандарт за спиной всадника и принялся кланяться еще усерднее.
- А где живет столь вкусно готовящая и гостеприимная госпожа? - Слова коротышки об умении вкусно готовить вызвали обильное слюнотечение во рту десятника, он тщательно сделал вид, что его абсолютно не интересует ответ на заданный вопрос, потому что коротышка явно напрашивался на благодарность, а то и на ее вещественное подтверждение, сиречь подачку, каковую Такеда никак не мог себе позволить. - И вот еще что... Не встречал ли ты где-нибудь поблизости от деревни двух хорошо одетых детей - мальчишку и девчонку?
- Госпожа Кокоро живет через три дома отсюда, видите синий полог? - затараторил коротышка, позабыв о зубной боли. - Я провожу вас, а вы скажите ей, что я вас прислал, вам не трудно, господин, а мне не накладно!
До него дошел последний вопрос всадника, коротышка запнулся.
- Мой брат видел! - в возникшей паузе громко произнес один из чумазых пацанов у каменного Будды.
- Где? Когда? - Сразу нахмурился и полностью превратился в слух Хидэтада, склонившись еще ниже и, опершись локтем о переднюю луку седла. - Куда они направлялись?
- Он не жнает! - радостно сообщил мальчишка.
Коротышка подскочил к нему, оплеухой заставил согнуться в поклоне.
- Вше равно не жнает! Они в лес ходили жа хвороштом, теперь он шидеть не можжет на жаднисе.
- А при чем тут задница? - Приподнял брови Хидэтада. - Ты толком говори, мальчишка! А ты, уважаемый, не бей его, если не хочешь, что бы и тебя кто-нибудь угостил оплеухой! Госпожу Кокоро, раз уж ты так расхваливаешь ее стряпню, я посещу и упомянуть, что именно ты меня к ней направил - не забуду.
Коротышка опять принялся кланяться, как болванчик.
- А жаднису ему надрали, - пояснил мальчишка ничуть не смутившись. - Нагинатой. Не шовшем, но шильно. Брат говорит, што ешли увидит их ишшо рас, обойдет жа што ри, этих йокаев.
Такеда коротко хохотнул и кивнул коротышке.
- Хорошие же случаи у вас тут происходят! Двое детей сборщиков хвороста нагинатами по лесами гоняют, да еще и на их задницу покушаются.
Сжав коленями бока Демона-У, десятник направил коня туда, куда указывал коротышка и скоро остановился перед опрятным двухэтажным домиком.
Криком подозвав кухонного мальчишку, чистившего песком объемистый бронзовый котел, Хидэтада сунул ему поводья Демона-У и в кратких, но выразительных, насыщенных не затертыми сравнениями и эпитетами, фразах, дал понять куда этого коня нужно отвести, чем вытирать и чем накормить, если оный мальчишка не хочет больших неприятностей. Произнеся столь емкую по обилию информации речь, Такеда поднялся по ступенькам ведущим в домик, разулся и держа шлем под мышкой, вошел внутрь.
Он коротко окинул взглядом просторный зал домика, самый обычный зал и ничем особым не примечательный. Он увидел небольшую жаровню, дзабутоны, подставку для мечей у стены и идущую ему на встречу хозяйку. Памятуя о вежестве и стараясь произвести как можно более приятное впечатление, Хидэтада коротко и с достоинством поклонился госпоже Кокоро, вынул из-за пояса меч, подошел к жаровне и сел около нее, положив меч - справа, а шлем - слева от себя.

(Reitaru-san mo)

- Приветствую добродетельную и гостеприимную Кокоро-сама! - еще раз коротко поклонился Такеда. - Слава о вашей чудесной кухне далеко разнеслась по окрестностям. Так далеко, что сумела привлечь к вашим дверям такого занятого человека как я - следующий в дальний путь по приказу моего господина, десятник кавалерии-нагината клана Санада. Какой-то невысокий добрый крестьянин с перевязанной щекой указал мне путь к вашему дому, сказав, что именно здесь усталый путник может найти кров, вкусную пищу и добрую беседу. Так ли это, добродетельная госпожа?
- А!.. Кацуке... ну что ж, он не пошел против истины.
Она хлопнула в ладоши. Отодвинулись фусума, в проеме стала видна невысокая девушка с деревянным подносом, на котором уже были расставлены закуски, глиняный кувшинчик с сакэ и сакэдзюцэ.
- Прошу вас... - почти шепотом пролепетала девочка.
- Благодарю. - Хидэтада еще раз кивнул, на сей раз девочке, взял в руки сакэдзюце и отпил из него маленький глоток - пока лишь для приличия.
Хозяйка благосклонно кивнула. За тонкими перегородками раздалась возня, там готовили еду. Девочка скользнула за спину гостя.
- Позвольте О-Цубомэ вам помочь, - госпожа Кокоро обмахивалась бумажным веером.
Тонкие пальцы девочки тем временем начали распутывать завязки доспехов.
- С превеликим удовольствием, госпожа! - Такеда коротко поклонился. - Думаю, вы знаете, какое удовольствие снять доспехи после долгого пути, да еще и небольшой встречи с разбойниками в окрестных лесах.
Девочка испуганно охнула и зажала рот ладонью. Госпожа Кокоро кивнула, как будто ничего иного не ожидала от такого доблестного воина. Вскоре доспехи были отдельно, воин отдельно, Цубомэ принесла влажное полотенце, подержала его над паром и поднесла гостю.
Такеда с коротким поклоном принял полотенце, тщательно вытер им лицо и шею, и так же с поклоном вернул его девочке.
- Я послан найти двоих детей, мальчика и девочку, добрая госпожа. - Взглянув в почти скрытое веером лицо хозяйки, произнес Хидэтада. - Они из хорошего рода и родственники очень о них беспокоятся. Крестьяне говорят, что видели их недавно неподалеку от деревни. Вы, не слышали ли что-нибудь о них, Кокоро-сама?
Хозяйка задумчиво постучала веером по подбородку.
- Говорили о каких-то ребятишках. Их видели там, в горах, - она изящно сложила веер и указала им в противоположном горам направлении. Девочка хихикнула. - Ах, нет, вон там.
Хидэтада слегка пошевелил плечами, чувствуя приятную расслабленность от избавления от надавивших плечи пластин. Он в очередной раз поднял сакэдзюцу и совсем немного отпил, с интересом глядя на госпожу, которую как раз спросил:
- А что нового слышно у вас в округе, Кокоро-сама? Говорят, какой-то знаменитый ронин - мастер меча прибыл в провинцию и даже должен был появиться в ваших местах. Не слышали ли вы что-нибудь о нем?
Вот тут хозяйку как прорвало - пересказывать последние слухи ей было куда приятнее, чем вспоминать, слышала она или нет о каких-то детях. Мало что ли детей шастает по окрестным лесам? Цубомэ сменила опустевший кувшинчик на полный, села рядом, обмахивая гостя веером, еще одна девочка принесла с кухни первые закуски - никуманы и суп мисо со свежим тофу. А госпожа Кокоро все говорила и говорила.
- А знаете, он был даже в столице и там повстречался с целой бандой головорезов, они потребовали, чтобы он отдал им свой хаори и оба меча, - тараторила она. - Представляете, господин, этот человек снял хаори и протянул его разбойникам. а когда лаварь подошел, чтобы взять добычу, разжал пальцы, и хаори упал на землю, в самую грязь. Разбойник посмотрел на хаори, а тут этот человек выхватил меч и разрубил головореза пополам, остальные разбежались, но говорят, что он убил еще двенадцать бандитов, а других не догнал.
- Да! Должно быть он - могучий воин, этот ронин. - Такеда отпил еще немного сакэ и воздал должное супу. - Но все же даже самый великий воин один не устоит против многих врагов, если их дух не сломлен и они - не запуганные крестьяне. Самого великого воина можно расстрелять из луков, оглушить брошенным камнем, наконец. По этому я уверен, что такой известный боец будет путешествовать с отрядом преданных людей, готовых поддержать своего господина в любой ситуации.
Госпожа Кокоро надула накрашенные губы.
- Говорят, его видели в Никко, и при нем не было никакого отряда... Только какой-то странный зверь. Этот человек - ронин, у него нет господина. Цубомэ, неси рыбу, видишь же, наш гость все уже съел! У господина такой прекрасный аппетит, наша горная форель ему придется по вкусу...
Такеда в очередной раз поклонился госпоже и отдал должное горной форели, которая действительно была выше вмяческих похвал. Он сидел, вкушая долгожданный отдых и, все больше задумывался, как за все это изобилие расплачиваться? Отправляя в путь, хранитель казны господина выдал десятнику лишь одну монету, правда, золотую, но вот где ее теперь можно было разменять, Хидэтада просто не знал. Можно было бы конечно прожить всю эту монету в чайном домике, но против подобного мотовства выступала как привыкшая к экономии душа самурая, так и здравый смысл - жить то потом тоже на что-то будет нужно, да и детей кормить, когда удастся наконец их найти, - тоже.

- Я хочу задать тебе один вопрос, скажи, насколько ты занят в своей жизни?

От еды Митцуке опьянел сильнее, чем от сакэ. Хорошо еще, успел вовремя остановиться, заставил себя не сожрать все, что видел из еды. Если раньше мысль о смерти на полный желудок его грела, то теперь стала греть мысль о жизни - на тот же набитый желудок.
Бродяга оглянулся на паланкин, на штандарты, на монцуке охраны, поскреб щетину на подбородке.
- Вопрос двоякий, господин. Если вы желаете знать, нет ли у меня сейчас хозяина... нет, его нет. Если же спрашиваете, занят ли я сейчас чем-нибудь, так вот - сижу, с вами беседую.
И молчу о том, чем закончился разговор с другим даймё.

Дайме Акаихигэ лениво обмахивал себя веером. Еда его не интересовала, тем более сейчас.
- Значит, хозяина нет… а ты бы не хотел пойти ко мне на службу? Славные воины всегда нужны, а я вижу, что ты славный воин… об обеспечение я говорить не хочу, ты и так можешь это видеть его по прочим воинам…
Дайме направил взгляд на ронина, и какое-то время смотрел ему в лицо, будто запоминая его. После чего махнул веером слугам.
- Ей! Кто там! Мою биву и свиток! Я поиграю, мне нужно дописать песню о луне над горой, а ты подумай над моим предложением.
Скорость, к какой слуга принёс биву и письменные принадлежности, снова оказалась более чем похвальной, дайме ещё не успел договорить, как слуга застыл около господина с инструментом в руках. Подав биву, слуга тут же пропал.
Стража что стояла рядом с циновками, не дрогнула, но наблюдательный зритель заметил бы, что руки державшие оружие, сжались. Аккуратно развернув свиток, и поудобнее взяв в руки инструмент, дайме заиграл.

Из кустов осторожно, не зашуршав ни одним листом или травинкой, высунул острую мордочку рыжий кот. Высунул и тут же спрятался обратно, втек в переплетение веток. Стало даже, что зверь все еще здесь, не бросил.
Спроси его – хорошо ли играли на биве? – Мицуке затруднился бы дать ответ. Должно быть, пристойно, раз в кустах еще не слышно горестного воя. Со вторым ответом – на заданный уже вопрос, - тоже предстояли большие проблемы. Числом с добрый десяток; Мицуке было лень пересчитывать, но драка назревает – почище предыдущей. И не надо забывать про лучников. На таком расстоянии будь ты хоть трижды великий воин – станешь ёжик.
Он нетерпеливо поерзал, сделал вид, что не замечает суровых взглядов негодующей охраны, сунул меч за пояс.
- Признателен за предложение, - Мицуке нехотя положил обе ладони на землю перед собой, согнул широкую спину в поклоне. – Благодарен от всей души. Сожалею, что не могу пока воспользоваться оказанной честью. Незаконченные дела, понимаете ли.

По покрытой утренней росой траве, то ныряя в кусты, то вновь появляясь на свет, бежала лиса. Это была не очень крупная лиса с очень пушистой шубкой и с очень вредным выражением на мордочке. Не то, чтобы она куда-то торопилась, но ночь выдалась удачная, мышей ей попалось много, и теперь сытая зверушка была преисполнена намерений выспаться в норе, которую она устроила в корнях старой высокой сосны. Нет, не совсем так. Она собиралась выспаться в норе, которую у корнях старой высокой сосны устроил знакомый барсук и которую он недавно проспорил ей в почти честном пари. На поляне пахло человеческими следами и даже немного металлом, а в подлеске, замаскированная ветками, обнаружилась длинная палка с металлическим клинком. Лиса наморщила длинный нос. Стоило бы побегать кругами, все высмотреть и вынюхать, но ночь, как мы помними, выдалась бурная и наполненная событиями, и лиса полезла в нору, посчитав, что всегда успеет спастись.
Она успела. Взъерошенная и шипящая она вылетела из норы примерно через секунду, развернулась и щелкнула в воздухе зубами, целясь в того, кто посмел нагло и бесцеремонно покуситься на ее дивный хвост. Маленький человеческий детеным в некогда чистой коротенькой одежде поспешно разжал обе руки. На прощание рыжая только зло оскалилась в нору.

Дайме на мгновенье остановил медиатор и с удивлением посмотрел на оборванца.
- Не хочешь? Мда… - аристократ отложил биву, достал веер и пару раз помахал на себя – да… жаль конечно, но видишь ли в чем дело… мне не очень понравился тон в котором ты мне ответил, да и меч ты сунул за пояс до окончания беседы… получается ты дважды попытался оскорбить меня. Во-первых, ты грубо отказал мне, дерзко отвергнув мою просьбу… во-вторых ты не слушал меня, тем самым попробовал оскорбить мой талант… и в третьих, своим недостойным поведением ты попробовал оскорбить моё гостеприимство.
Веер сделал ещё пару взмахов.
- Но тебе это не удалось! Все твои жалкие потуги ушли в песок как морская волна, накатывающаяся на берег… поэтому ты не умрёшь чтобы искупить своё недостойное поведение… вместо этого я преподам тебе урок смирения гордыни и вежливости – дайме снова махнул веером.
В этот момент на чумазого ронина обрушился первый удар бамбуковой палки, как и следовало, ожидать, первый удар пришёлся на левую руку самурая, которую он так любезно протянул вперед. Следующий удар обрушился на спину, заставляя самурая распластаться на земле, стража дайме не теряла времени, воины с мечами обнажили своё оружие и встали рядом, с оружием на изготовку, чтобы в случае чего помешать ронину, нанести какой-либо ущерб господину Акаихигэ.
- Десять!
- Двенадцать!
- Пятнадцать!
Считал вслух дайме, слуги с крепкими бамбуковыми палками продолжали осыпать незадачливого ронина градом ударов.
- Шестнадцать!
- Восемнадцать!
- Двадцать!
- Хватит!
Слуги так и застыли с поднятыми палками.
- Бросьте его, полагаю, что наш урок вполне запомниться ему…
- Господин, что делать с этим? – один из самураев вытащил меч ронина и подал его дайме.
Мужчина лениво поднялся и косо посмотрел на меч.
- Тебе он нравится?
- Нет, господин, у меня есть свой, Акаихигэ-сама! – воин чуть поклонился.
- Тогда ничего… меня не интересуют всякие мечи, выбрось его куда-нибудь! – аристократ неопределённо махнул веером и повернулся к слугам - Снимаемся! Нам ещё нужно добраться до Шиобары!

Воин поклонился, размахнулся и зашвырнул меч в кусты. А через несколько минут, дорога опустела…

Олури разве что не вытолкала братишку из норы – одолело любопытство. Ей тоже позарез нужно было поглядеть на лису, желательно потрогать. Ведь про лис ходит столько легенд, говорят, они волшебные и могут превращаться в людей. Вот было бы здорово поймать ее, подождать, когда она превратится в женщину, и попросить что-нибудь. Первой мыслью было попросить сладостей, потом – вернуть погибших в деревне. Всех-всех, до единого.
Но лиса оказалась слишком шустрой. Тото выскочил из норы вслед за ней, сестра за ним. Девочке удалось лишь увидеть мелькнувший в подлеске хвост. Вот же невезение.
Совершенно проснувшаяся Олури принялась кружить около норы, в которую они с братом так удачно поместились. Конечно, никто и не сомневался, что в норе живет лиса, а до того в ней жил барсук. Правда, детям как-то в голову не пришло, что хозяйка может заявиться на место преступления. Девчонка забрела к кусту, в котором спрятала нагинату – та не влезала лаз, слишком прямая. Лес огласился диким криком. Несколько птиц с шумом снялись с насестов; вдалеке завыл кто-то из лесных обитателей.
- Где?! Украла! Она украла!!! – вопила Олури, ничуть не заботясь, что ее кто-то может услышать.

- Где?! Украла! Она украла!!! – вопила Олури, ничуть не заботясь, что ее кто-то может услышать.
Тото опять слазал в нору и появился на свет с их пожитками и своим длинным свертком, который, несмотря на протесты сестры, все-таки запихал в один из отнорков.
- Лисы всегда что-нибудь крадут, - глубокомысленно заметил мальчишка. - Что на этот раз?
- Нагинату, - мрачно ответствовала немного поутихшая сестра. - Не представляю, как она ее могла утащить, но больше некому.
- В зубах? - предположил брат и прыснул, вообразив себе эту картину. - Не-е... она бы в кустах застряла. Что будем делать?
- Идти за ней, а когда поймаем, отобрать.
Олури скрестила руки на груди и окинула лес взглядом, не предвещавшим ничего хорошего лисе, как только та попадется.
- Она в ту сторону побежала, - кивнула девочка в направлении, где видела тогда хвост.
- А поесть сначала?
- Чтобы она успела убежать далеко-далеко? Догоним, тогда и поешь!
Олури снова распалилась.
Тото потер покрасневшее ухо, результат гнева сестры.
- Меня-то за что? - обиделся мальчишка. - Не я нагинату упустил...
- Шевелись быстрее!
Не обращая внимания на обиду брата, Олури ломанулась в кусты.
Тото закинул за спину большой сверток, подхватил забытый сестрой узел с пожитками и побежал следом за сестрой, на ходу запихивая за пояс вакидзаси с танто.
Сучки и ветки не лучшим образом сказывались на одежде, и без того перемазанная в земле ткань украсилась небольшими прорехами. В волосах запуталось несколько сухих листьев. Дети начали напоминать лесных демонов, неразумно потревоженных человеком.

(с Греем вместе)

Только когда Такамори и Кин Ки уже завершили завтрак (а ели они вдумчиво и не спеша), Амэ показалась на верхних ступеньках лестницы, ведущей со второго этажа в большой зал. Она грациозно спустилась и пошла в сторону помещения для слуг. По дороге она кинула на молодого воина многозначительный взгляд. Он ответил ей улыбкой, приправленной недоумением - мол, что ты хотела сказать? В ответ девушка только хихикнула и скрылась за занавеской.
Такамори пожал плечами и обернулся к монаху.
- Я заберу из комнаты вещи, и можем отправляться в путь.
- Хорошо, Юджи-сан, я буду ждать у крыльца. все мои вещи уже со смной, - усмехнулся монах, подзывая к себе хозяина и вкладывая ему в руку золотой кружочек металла.
Покряхтывая, монах поднялся и, опираясь на палку-посох, прошел к выходу.
Такамори ушел наверх собираться. Расстелил на полу дорогой, расшитый цветами и бабочками квадрат фуросики, сложил туда какую-то необходимую мелочь, завязал. Забрал с выделенного для нее места у стены куклу-талисман. Несколько секунд смотрел на нее, потом засунул в складки одежды.
- Ну что, Мару, пошли, - сказал Такамори попугаю.
Тот переступил с ноги на ногу, внимательно поглядел круглым глазом на хозяина и возвестил:
- В пу-уть! - подумал немного и добавил свою любимую фразу: - Mar grande!
За нее-то попугай и был прозван "Мару". Птица так часто повторяла эти слова, что Такамори уверился - "Маругаранде" и есть ее имя.
Они шли по той же дороге, по которой монах пришел в деревню прошлой ночью, чистый утренний воздух приятно холодил легкие.
- Куда направимся, Юджи-сан? - уже раскраневшийся от сакэ, Ки тем не менее сохранял хорошую скорость и координацию, сказывался богатый опыт.
- Поскольку я пришел с юго-запада, - начал рассуждать его спутник, - а на севере у нас горы, то мы пойдем на восток. По слухам, - тут он вспомнил вчерашнего болтливого толстяка и презрительно поджал губы, - в окрестностях можно найти водопады великолепной красоты.
- Кр-расоты! - подтвердил попугай.
- Кстати о горах, Ки-хоши, посмотрите туда.
Такамори вытянул руку в сторону величественной вершины, острым носом упирающейся в лазурное небо. Освещенная солнцем, она казалась изумрудной, одетая в густую шубу лесов.
- Эта гора называется Ньёхо-сан, "следование учению Будды". Ки-хоши, она как будто специально поставлена здесь для вас.
Такамори весело засмеялся. Старик широко улыбнулся в ответ.
- А может быть так оно и есть, кто знает точно?

Когда процессия скрылась за поворотом, все стихло; бродяга тоже не шевелился. Потом из кустов вылез кот, огляделся, подошел к хозяину и понюхал разорванный ворот его косоде. Вопросительно мяукнул.
- Заткнись, - невнятно посоветовал ронин; головы он не поднял; он хотел, но не получалось.
Кот удостоверился, что хозяин жив и почти здоров, прошелся кругом и заурчал.
- И прекрати топать, - беззлобно сказал Мицуке. – Лучше найди, куда меч закинули.
Хочешь, не хочешь – а надо встать, не валяться же поперек дороги всю ночь. Мицуке с кряхтением сел, подержался за голову; кажется, та собиралась отвалиться, надо было удостовериться, что с ней все в порядке. Кот сделал вокруг него круг почета. Бродяга выплюнул набившуюся в рот пыль.
- То есть мне самому искать, так?
- Ма-о!
- Тварь...
В довершение всем сегодняшним приключениям он исцарапался в колючем кустарнике, пока шарил там в поисках оружия. Если стемнеет, а меч не найдется, придется мерзнуть на обочине. Нет, так не пойдет. Пожертвовав подолом нижнего кимоно (еще пара дней в пути, и по цвету его будет не отличить от верхнего), Мицуке как сумел перетянул лоскутом распухающее запястье и продолжил прерванное занятие. Он почти отчаялся, но когда солнце завалилось за соседнюю гору, пальцы наткнулись на знакомую рукоять.
Идти в деревню? Там наверняка заночует его новый знакомый... Нет, благодарю покорно. Мицуке посмотрел наверх – где-то там, ближе к вершине, должен стоять заброшенный храм.
- Ма-о! Мррр...
- Хочешь сказать, я с ума сошел?
- Мя-а.
- Я что, спорил?
Опираясь на меч, постанывая сквозь зубы, Мицуке полез вверх по склону. В лесу было темнее, чем на дороге; бродяга то и дело спотыкался, натыкаясь на корни сосен, один раз застрял в подлеске. Кот бежал впереди, показывая дорогу, и то и дело оглядывался. Ками благоволят к путешественникам и безумцам – раздвинув ветки, Мицуке в конце концов оказался перед небольшим каменным строением, которое почти по самую крышу заросло мхом. Ронин подумал, что надо бы развести огонь, растянулся на земляном полу перед алтарем и провалился в забытие. В дверной проем светила круглая оранжевая луна.

Нельзя так кричать в ночном лесу - все лихо на себя созовешь! Лиса обеспокоенно вильнула хвостом. Нет, она совсем не боялась человеческих детей, двуногих, слабых и медленных. Но длинная палка с лезвием на конце здорово мешала рыжей бежать - натыкалась на деревья, сбивала дыхание. Долго так хвостатая не протянула бы.
Кицунэ остановилась и легла на землю, выпустив нагинату. Вознесла хвалу лесным ками и попросила их укрыть от человечьих глаз овраги, подножки-корни и толстые вековые деревья. Дождавшись ответа, лиса подхватила "палку" и бросилась бежать. Через каждые пару тё останавливалась она и просила.
Местность повышалась и вскоре хвостатая почуяла запах божественного. Храм - прекрасное место для прячущейся кицунэ, если там нет монахов и священников. А в этом храме их не было. Рыжая припустила в направлении святилища.
***
Нагината легко провалилась в щель между камнями, а вслед за ней зверек обрушил целую лавину земли и лесного мусора. Теперь уж точно не найдут - будут знать, как покушаться на чужие жилища! Хвост рыжей поднялся на целый сяку вверх, что свидетельствовало о серьезных переменах в настроении. Теперь бы еще ками сдержали слово и проучили негодников...
В свете полной луны на полу храма ясно выделялась замотанная в ткань фигура. Когда лиса подошла ближе стало видно, что это взрослый человек, и, кажется, мужчина. Еще более близкий осмотр прибавил к описанию военную профессию и не слишком большие годы. Рыжая сказала бы "в самом расцвете сил" - увы, не так молод, как хотелось бы. Одежда ветхая, денег не видно. Ах, какое оружие! Наверняка из тех что отцы детям передают. Осторожно, чтобы не пробудить "самурая", лисица обошла его кругом - не для информации, так легче думалось. Она может утащить и это тоже - у нее будет целая коллекция человеческого оружия, оно будет красиво блестеть на солнце. Или, может быть, пушистая будет держать его как залог... Меч спящий расположил так, что бесшумно утащить его было очень трудно. Но он был такой красивый, что кицунэ решилась. Призвав на помощь всю свою силу, рыжая укрыла свои шаги, свое дыхание, самое свое присутствие. Подошла к спящему воину, еще раз взмолилась ками, чтобы не чинили преград. Дохнула на веки человека, и веки стали тяжелы как мешки с рисом. Коснулась хвостом его рук - и кожа его потеряла бдительность. Лизнула его ухо - и слух его тоже заснул, убаюканный. Легла рядом, касаясь носом рукояти меча, усыпляя, одурманивая злого, колючего ками, не желающего разлучаться с хозяином. Взялась за ножны зубами, - осторожно, чтобы не повредить тонкую работу, - медленно потянула... И в мгновение ока скрылась за алтарем с драгоценной добычей в зубах.

Чайный домик.

- Его сиятельное высокородие, дайме всех земель окрестных, и признанный глава дома Тайра, Акаихигэ-сама!!! – занавес, прикрывавший вход в чайный домик распахнулся и в зал вошёл небольшой слуга с котомкой в руках, распахнув занавес, он низко склонился перед дверью. Вслед за ним вошёл мрачный воин в полном доспехе, на его лице были следы от свежих ссадин и каких-то царапин, оглядев хмурым взглядом зал, воин нашёл, что явной опасности нет, и сделал шаг в сторону. И только теперь в чайный домик вошёл тот, кого только что так цветасто представили. Безукоризненное шелковое кимоно, расшитое бабочками, в котором не стыдно было появиться и в Киото, поражало чистотой и аккуратностью, как будто дайме не приехал по пыльной и грязной дороге, прилетел к чайному домику на драконе. Волосы Акаихигэ были, как положено, стянуты по всем правилам, а лицо аристократа было чуть припудрено тончайшей рисовой пудрой.
- Хм… - возвестил сиятельный, оглядев зал чайного домика – с другой стороны всё могло быть гораздо хуже… эй! Кто тут?! Долго мне ещё ждать в дверях?!

(futari dekita: SonGoku & Далара)

Ветки, листья, камни, корни, кочки, ямы – мешанина лесных прелестей очень затрудняла бег, но Олури и не думала обращать внимание на подобные препоны. Ее мысли занимала только подло украденная нагината, которую необходимо было вернуть во что бы то ни стало.
- Эй... подожди меня!
Тото никак не мог угнаться за быстроногой сестрицей. Бегал-то он неплохо, но в отличие от Олури волок на себе всю поклажу, какая только была у них на двоих.
Громадная рыжая луна, похожая на какую-нибудь круглую родственницу лисы, едва-едва освещала лес. Свечения едва хватало, чтобы видеть стволы деревьев и чернильные сгустки кустов. Под ноги Олури не смотрела, за что и поплатилась. На следующем шаге нога не обнаружила опоры. Тормозить было уже поздно, и с громким треском ломаемых кустов девочка покатилась в разверзшуюся пред ней темноту.
Тото услышал грохот, вскрик, треск, а в следующую секунду, оправдывая прозвище, рыбкой нырнул в ту же черноту следом за сестрой. Ветки больно хлестали по рукам, которыми он прикрыл голову; хорошо еще, что сверток был привязан крепко. Приземлился Тото на что-то очень мягкое, и это был совсем не мох.
- Ай! – раздалось снизу голосом Олури. – Слезь с меня!
Некоторое время они барахтались в куче веток, прошлогодних прелых листьев, разбираясь, кому какая рука или нога принадлежит.
- Это ты меня дернула за волосы? - подозрительно спросил Тото.
- Не я, - тут же отперлась Олури, хотя точно сказать не могла. За что-то она определенно дергала, но были ли то волосы братишки? – И отпусти мой пояс.
- Я тебя и не держу вовсе...
И это была истинная правда, так как обеими руками Тото прижимал к себе драгоценный сверток.

(futarigumi: SonGoku&Cho Hak... Далара)

Выяснилось, что держит какая-то ветка, давно упавшая с дерева и намертво застрявшая в земле. Как она умудрилась зацепиться за пояс, оставалось загадкой. Олури выдрала ее и с отвращением отбросила подальше - та оказалась мокрой, с полусгнившей корой. Девчонка посмотрела вверх, но не увидела ничего, кроме звезд на черном небе и обнимающей их непроницаемой массы деревьев. Не разобрать, где края у ямы.
Тото отчаянно дергал что-то черное, вцепившееся ему в волосы, и поскуливал от боли. Услышав скулеж брата, Олури пришла ему на помощь, одной рукой взявшись за неизвестный предмет, второй рукой пытаясь распутать волосы. Тото заорал во всю мочь.
- Да не дергайся ты! - шикнула сестра.
Мальчишка притих и теhпеливо переждал экзекуцию, в результате которой лишился некоторой части волос.
- Надо выбираться отсюда, - бодро заявил он, как только очутился на свободе.
- Хорошо бы сделать факел, чтобы не напороться на корягу, - сказала Олури, закидывая куда-то в темноту так и оставшийся безымянным предмет.
- А может, здесь переночуем? А утром и так все видно будет...
Сестра еще раз глядела окрестности, больше похожие на тушь в чернильнице, вспомнила нагинату, взвесила возможности. Пожала плечами.
- Кажется, у нас нет другого выхода.
- Все равно мы не знаем, куда побежала лиса, - брат, почуяв слабину, стал рассудительнее.
- Ладно, - сдалась Олури и зевнула. - Остаемся тут до утра.
Как смогли, они расчистили место, покидав в стороны ветки и неудобные камешки. Олури свернулась калачиком, пытаясь прогнать начавший заползать под одежду холод. Тото тоже повозился, потом подкатился под бок старшей сестре, обнял ее и счастливо засопел, уткнувшись ей в плечо. Он всегда быстро засыпал.

Кот не терял времени даром – он нашел себе еду. Еда уже не пищала, свисала тихо. Кот попировал и вспомнил о хозяине; тот как свалился мешком у алтаря, так там и валялся, лишь кряхтел и негромко стонал во сне. Кот понюхал землю, зашипел, вздыбил шерсть на загривке. Что за растяпа его хозяин! Опять меч потерял! Из всех людей кто еще потеряет фамильный меч посреди ночи в горном храме, куда не только живые, но и демоны дорогу забыли? Нет таких! Один Сейшин Киёмори по прозвищу Мицуке!
А вокруг так и пахнет лисой, так и пахнет! Кот толкнулся лбом хозяину в скулу – не реагирует. Помурлыкал в ухо – не реагирует. Стараясь не дышать, пожевал хозяйский палец... спит!!! Кот решился на подвиг и с головой нырнул в штанину, прошелся усами от щиколотки до... туда не успел, вылетел, получив пинок. Вот она, человеческая благодарность.

Мицуке разлепил глаза, пошарил ладонью в поисках меча – и ничего не нашел. Не разобравшись, возомнил, что так и остался валяться в пыли, на дороге, а путь через ночной лес только приснился. Да нет, храм на месте, лес на месте, черный горб соседней горы тоже на месте, только луна уехала в сторону. Алтарь вместе с котом и те на месте, нет только меча.
- А ты куда смотрел?
Кот презрительно отвернулся.
Ну теперь либо искать вора, либо спать дальше. Лучше бы конечно, поискать. Мицуке поднялся, вышел, еле переставляя ноги, на порог храма и огляделся. Ночной холодок отрезвил, но все мускулы затекли, отказывались повиноваться.

Солнце уже поравнялось с вершинами гор на западе. По преданиям, которые Хаку слышал от наставника, на одной из них нашел свое прибежище бог-змей Ороти, от которого произошли одни из самых могущественных хенгэёкаев. Но юношу куда больше интересовала деревенька Шиобара, в которой в последнее время происходили странные вещи. Без вести пропадали люди, случались пожары. Говорящий не сомневался, что это работа какого-либо злого ёкая. Возможно, это даже был тэнгу, увидеть которого было мечтой юноши При мысли о нем Хаку улыбнулся. Где-то здесь, как он помнил, находился чайный домик, в котором всего за пару монет путников ждал сытный ужин и кров на ночь. А на следующий день юноша рассчитывал добраться до цели своего путешествия – храма на вершине горы. Внезапно из-за поворота выскочила лисица и, добежав до Говорящего с Духами, неуловимо быстро юркнула тому за пазуху.
-Кицуне-чан, что случилось? – недоуменно спросил Хаку, - Что так перепугало тебя?
Лиса в ответ жалобно пискнула.
-Значит в чайном домике сегодня высокие гости? Вероятно какой-нибудь дайме пожаловать изволил. Что ж… пожалуй, придется нам искать место для ночлега в лесу, а что касается ужина, у меня осталась еще пара окономияки. Так что ничего страшного – юноша при этих словах улыбнулся и отправился в сторону леса.
***
Поужинав, Хаку развесил вокруг лагеря небольшие листки с заклинаниями. Это отпугнет окрестных духов, а о приближении зверя ему сразу скажет Кицуне-чан. Теперь можно было спокойно ложиться спать.