(и Китти)

- Отсюда надо уходить... Немедленно. Там, в хижине, существо, которое тебе совершенно не хочется тревожить, поверь мне.
- Ты здесь откуда взялся? - почти не удивился бродяга.
- У меня талант на тебя натыкаться, - проворчал Юки. - Пошли уж...
Ронин медлил, сделал шаг к противнику, поднял меч, опустил на середине движения – будто собирался довершить начатое, но передумал. Присел на корточки возле неподвижного тела и одним взмахом срезал заплетенные в «косичку» волосы молодого человека.
- И не попадайся мне больше, - посоветовал он, выпрямляясь.
Сунул меч за пояс, подобрал узелок – чуть не забыл, растяпа! – и повернулся к мальчишке.
- Куда же ты торопился, что опять налетел на меня?
Впрочем, у хижины и мертвого дерева тоже не захотел задерживаться, поспешил следом за Юки, только раз оглянувшись на противника.
- А с ним что будет?
- Ничего, если, очнувшись, уберется достаточно быстро. Кто это?
- Теперь уже просто никто – если ему хватит ума.
Ронин сморщился, запустил пальцы в прореху на рукаве, выдернул то, что мешало – и с интересом уставился на трехлучевой «сюрикен»; с двух лучей капала кровь.
- Нет, я все-таки сейчас прибью этого... – Мицуке решительно повернул обратно.
- Ты его знаешь? - Рыжая-Юки решила не отставать.
- Впервые в жизни вижу... но он меня сейчас точно узнает!
- Если мы очень быстро не уберемся отсюда, узнаешь как раз ты, - почти прорычала оборотень. - Сверток чей?
- Мой! - ронин смутился. - То есть... там один подарок для... ну, для Олури.
- Ну-ну, - Юки прыснул от смеха, а потом без лишних слов поволок ронина прочь от хижины и мертвого дерева рядом с ней.

(И Бишоп)
Когда обед, за которым так жадно наблюдал Катсукесуми, был почти готов, Говорящий с духами наконец вернулся в лагерь. В руках он держал небольшой мешочек и, несмотря на невообразимую усталость, улыбался.
-Хаку-чан, ты как раз вовремя, - произнесла Кицуне, на секунду оторвавшись от готовки, - Еда почти готова.
Говорящий с духами кивнул, и с неудовольствием осмотрел окрестные деревья. Тануки та и не развесил защитные заклинания.
-Примите мою сердечную благодарность, Катсукемуми-сенпай*. Я действительно нашел его там.
Кицуне сразу же подбежала к шаману, в надежде посмотреть, что же такое интересное нашел Хаку, но Говорящий с духами жестом отстранил ее, сказав, что ей опасно прикасаться к этому мешочку.
Человек в пропыленной одежде рассеянно кивнул - то ли подтвердил слова шамана, то ли ответил на его благодарность, - опять зачарованно уставился на небольшие языки пламени; вертикальные зрачки его были не тоньше нити.
- Не сердитесь на этого лежебоку, - он шевельнул пальцами, указал на тануки, что по-прежнему притворялся спящим. - Я сам все сделаю. Позже.
Говорящий с Духами взглянул на тануки, который очевидно надеялся, что его обычная маскировка поможет ему и сейчас.
-Теперь я и сам могу их развесить, - произнес Хаку.
«Но как же я устал. Идти всю ночь, и еще половину дня, ни разу не остановившись для сна и еды, было поистине тяжелым испытанием. Но мальчика нужно обязательно вернуть. Любой ценой».
Шаман, присел, давая небольшой отдых телу. Все-таки надо немного вздремнуть, хотя бы до заката. Но сначала нужно поесть.
Будто угадывая мысли шамана, Кицуне произнесла:
-Готово, Хаку-чан.
-Сенпай, не разделите с нами наш скромный обед? - произнес Хаку.
Надо было бы позвать и тануки, но раз уж тот так упорно показывает, что его нет, то и есть он определенно не хочет. Будем считать так.
______________
*сенпай - обычное обращение в Японии к старшему по положению или возрасту человеку

(Hikari mo)

- Это вы оказываете мне честь.
Катсукесуми принял у девушки свою порцию, поднес плошку к лицу, с интересом понюхал еду. Должно быть, счел ее съедобной, хотя с первого же раза обжегся. Рассмеялся своей неуклюжести.
- Отвык, - пробормотал он. – Давно это было.
Шаман не смог сдержать улыбку. И тут же обжегся сам. Все-таки не стоит отвлекаться, когда ешь что-то горячее.
Кицуне звонко рассмеялась, наблюдая за двумя неуклюжими мужчинами, но сама ела с опаской и осторожностью. Кто знает, вдруг это шалости какого-нибудь духа?
- Значит, вы не против составить нам компанию на какое-то время, Катсукесуми-сенпай? - снова заговорил Хаку.
- Думаю, что придется, - согласился тот, с опаской подцепил палочками кусочек, показавшийся ему наиболее подозрительным. – До Шиобары путь опасный. Особенно в полнолуние.
Шаман не знал, что такого опасного может быть в пути до Шиобары, пусть даже и в полнолуние. С другой стороны он давно не был в этих краях, поэтому многое могло измениться. Да и вообще, новый спутник знает очень многое, и Говорящий с Духами был склонен ему верить.
- А что такого опасного появилось землях на... - Хаку мгновенно поправился, - в этих землях?
Насытившись, Катсукесуми лениво разлегся на куче листьев и, похоже, чувствовал там себя не менее удобно, чем на толстом футоне рядом с женщиной. При оговорке собеседника только усмехнулся.
- На островах много призраков, - сказал он, - но почему те, кто всегда водился только в землях Кумамото вдруг объявились в Идзумо? Или тот, кого изгнали из Ямато много лет назад, опять там объявился? Или почему по дорогам опять разгуливают хьякки-йако*? Или почему в горах слышен детский плач? Не задумывался?
Значит, призраки неспокойны? То есть может быть и он где-то поблизости? Шаман предпочитал все же не думать об этом.
- Что бы там ни было, следить за призраками и духами мое ремесло, хоть я и не очень искусен в нем. Но, что бы там ни было, предлагаю устроить привал до вечера. Ночью идти гораздо легче, несмотря ни на что.
Тот, кто называл себя Катсукесуми, в знак согласия закрыл глаза и устроился спать.

*
Хьякки-йако – (букв. «сотня демонов, марширующих в ночи) считается, что путешествуя ночью, можно наткнуться на орду странствующих демонов; ничего хорошего – путешественника разорвут на части.

Единственная таверна в деревне, если не считать гостиницу, по случаю праздника была полна народа. Прибывшие из окрестных деревень спешили поделиться новостями с местными жителями, те в свою очередь, не прочь были рассказать свои новости и сплетни. Зала катастрофически не хватало, и хозяин занял под место для еды весь прилегающий сад и даже чуть-чуть улицы.
Откинув белый полотняный полог с названием таверны, внутрь вошел высокий молодой самурай. Солнечные лучи на мгновение пронзили полутьму помещения.
- Irasshaimase*! – крикнула хозяйка, снующая между столами.
Несколько голов повернулись в сторону входа. Такамори оглядел пеструю толпу, в которой кого только не было – ронины, крестьяне, даже несколько торговцев. Спокойным уверенным шагом он прошел к самому большому столу. Сидящие подвинулись, освобождая место на длинной лавке.
- Что пожелаете? – спросила возникшая из ниоткуда юная помощница хозяйки.
- Моти**. И сакэ.
Девушка кивнула и так же незаметно исчезла. Разговор за столом возобновился. Обсуждали разбойников и объявленное старостой вознаграждении. Один из ронинов громогласно хвастался своей силой и ловкостью, заявлял, что с легкостью одолеет любого разбойника – они ведь только воровать горазды, драться толком не умеют. Ему возразили, что все бы хорошо, но ведь недавно ограбили торговца, да не просто, а сначала убили. И вещей не взяли, забрали только деньги. Ронин принялся спорить, громко доказывать свою способность справиться с чем угодно. Хозяйка ловко втиснулась между сидящими вплотную мужчинами, подлила буяну вина, добавила еды, что-то мягко сказала. Средство подействовало, и разбушевавшийся молодчик набил рот, временно выбыв из обсуждения.
Разговор перескочил на цены на материал для одежды. Оказавшийся тут же хозяин швейной мастерской жаловался, что цены поднялись непомерно, и разницы между тканью и готовой одеждой едва хватает на содержание дела. На другом конце стола торговец тканями принялся убеждать его, что цены как раз правильные, иначе не прожить. Вмешалось еще несколько человек. Поднялся гам.
Такамори встал и вышел из душного зала в сад. Здесь было поспокойнее, люди сидели небольшими группками под сенью деревьев. Где-то поблизости журчал маленький водопад. В кроне раскидистого дерева заливалась птица.
Такамори устроился на рассохшейся скамье и сделал вид, что любуется зеленью на фоне по-осеннему синего неба. Снова появилась девушка, бравшая заказ. Она поставила небольшой поднос рядом с самураем и пожелала приятного аппетита. Он с улыбкой поблагодарил.

-------------
* Irasshaimase – восклицание, которым приветствуют посетителей в лавках, ресторанах и т.д.
** Моти – mochi, рисовые пирожки

(С Рейтаром и Даларой. Накануне)
Мицуке опять куда-то ушел, оставив спутников самих разбираться с хозяином гостиницы и наличием лишь одной комнаты. Видя, что старшие не торопятся, Олури взяла инициативу в свои руки и направилась к указанному зданию. Хозяин посмотрел на нее с некоторым сомнением.
- Нам обещали здесь комнату, - сообщила ему девочка.
Священник вежливо поклонился хозяина, однако для начала промолчал, решив, что лучше пусть инициативу возьмут на себя местные жители, лучше знакомые с обычаями.
Такеда пристроился на шаг позади и правее девчонки, что бы в случае чего было удобнее пустить в дело нагинату, которую, как будто небрежно, лезвием вниз, держал в руках. Он очень внимательно посмотрел в лицо хозяину гостиницы и словно невзначай погладил ладонью древко верного оружия, так, как гладил бы готового к броску и с отчаянным скулежом рвущегося с поводка боевого пса.
- Так для нас есть комната, или у гостиницы уже есть новых хозяин? - задумчиво взглянув на резной конек крыши над головой хозяина, буркнул он.
Хозяин начал явно без особого энтузиазма повторять сказанное ронину о том, что комната-то есть, но только одна, а жилье нынче очень дорого.
- Если ты поможешь странникам, Бог вознаградит тебя за это угодное ему деяние, - серьезно произнес португалец.

(Higf+Далара+Reytar)
Лицо хозяина слегка перекосилось, он переводил взгляд со священника на нагинату. Что-то забормотал себе под нос, теребя руками одежду, потом собрался с духом и назвал сумму, за которую в другом месте можно было жить неделю.
- Комната действительно только одна. Как только заплатите, она ваша. Цена честная, меньше никак нельзя, - быстро добавил он.
Кавалерист еще задумчивее уставился на конек крыши, почесал щеку и словно на пробу, взвесил нагинату в руке. Убивать без повода не хотелось. Местные простолюдины могли наябедничать своему даймё, а земли эти принадлежат никак не родному клану и даже не союзническому. Не время и не место привлекать к себе и девочке, чей поиск и безопасность были ему доверены, излишнее и недоброжелательное внимание. Но и платить жадному торгашу такие деньги, какие он вздумал содрать, не стоит. Врожденная бережливость Хидэтада бунтовала против подобного расточительства. Испытав жаркую борьбу с самим собой в течении нескольких мгновений, кавалерист еще угрюмее буркнул:
- А если будешь пытаться надуть их, словно денежный меняла в любом из портов Коре, очень быстро перестанешь быть хозяином этого приятного заведения. И Владыка Преисподней Янь-Ван почтит своим присутствием зал, в котором тебя, как лжеца и скупердяя, демоны заставят лизать брехливым языком раскаленные сковороды. А возможно, и не языком, и не лизать, а долбить кое-чем тебе куда более дорогим, как ты сейчас пытаешься своей наглостью долбить наше терпение, прощелыга! Что скажешь, уважаемый?
Последнее слово десятник произнес таким презрительным тоном, что было ясно, возможно именно его можно будет вскорости выбивать на надгробии вместо эпитафии для владельца гостиницы.
Хозяин побледнел, посерел, суетливо согнулся в поклоне и чуть-чуть сбавил цену. Спасая его, в дверях появилась жена. Она торопливо подбежала к клиентам и стала приглашать их внутрь.

(Все те же)
Отец Андрео был обрадован услышанным от Хидэтады, несмотря на сложившуюся ситуацию, ведь получается, что даже этим язычникам известен Сатана и ад они представляют почти так же, как добрые христиане. Что ж, это создает почву для понимания. А торг - это мирское дело, поэтому, пожалуй, его лучше будет вести воину… Иезуит сильно подозревал, что нагината Хидэтады произведет на хозяина впечатление большее, чем его слова, как ни прискорбно сие. Впрочем, не зря же господь создал воинов. Кажется, его предчувствие оправдалось.
- Мы останавливаемся здесь? – соблюдая достоинство, спросил португалец.
Все с тем же каменным выражением лица, Такеда коротко поклонился девчонке и произнес:
- Прошу вас войти в этот дом, Олури-химэ. Этот добрый человек... - Последовали кивок и многобещающий взгляд в сторону хозяина. - Согласился пустить нас переночевать. Так воспользуемся же его гостеприимством и отдохнем, пока есть такая возможность. Вы устали и девушке вашего положения куда более пристало спать в уюте и под доброй крышей, чем укрывшись походным одеялом и под кустом. Тем более, что Мицуке-доно дал слово помочь нам и обещал скоро вернуться именно сюда... Думаю, не хорошо было бы отправляться куда бы то ни было, не дождавшись его.
Выпрямившись, Хидэтада спокойно взглянул на южного варвара и еще раз, почти так же уважительно, поклонился:
- Да. Только, боюсь нам с вами придется довольствоваться очень малым простором для ночевки, святой человек. Обычно в таких гостиницах комнаты очень маленькие - на одного-двух человек, а нас трое. Если эта комната такая же тесная как другие, я буду спать сидя у входа в нее. Надежнее будет если ночью я подежурю. Не хочу что бы кто-то мог незаметно прокрасться к нам, пока мы спим, а доверять этому хозяину после его наглости и чрезмерной алчности не могу.
- Мне не привыкать к скромным условиям, - склонил голову монах. – Не пристало служителям Божиим требовать роскоши, когда ее сам Иисус не требовал. А что до безопасности, то вам виднее, Хидэтада-сан.
Олури, которой наскучили осторожность и серьезный разговор, ринулась в дом. Хозяйка еще раз поклонилась мужчинам, попросила их входить и с улыбкой поспешила за девочкой. Та уже обнаружила лестницу на второй этаж, и теперь горела нетерпением посмотреть комнату. Прежде, чем ее успели остановить, она ворвалась в комнату, соседнюю с отведенной им. Ворвалась и замерла, восхищенно глядя на большого попугая.
Отец Андрео спокойно поднялся вслед за Олури, рванувшимся вслед самураем и хозяйкой дома. Он осматривался в оба глаза, стремясь разглядеть подробности. В общем и целом гостиница напоминала чайный домик в той деревне, где произошла их встреча с его нынешними спутниками.

(Те же трое)

Единственная, если не считать попугая, обитательница комнаты уже успела сменить гримасу недовольства на приветливую улыбку.
- Добрый день, - сказала она, по очереди оглядев всех троих. – Приятно познакомиться с будущими соседями.
- Также приятно и нам! - Такеда покосился на стену в которую впечатался, не сломалась ли, но со строением все, кажется, было в порядке, так что можно было проявить должное почтение миловидной соседке:
- Чудесная у вас птица, как я посмотрю. Где вы смогли взять такую диковину? Тоже у южных варваров раздобыли?
Португалец увидел перед собой достаточно привлекательную молодую девушку в ярких расцветок кимоно, ее лицо с обеих сторон обрамляли перекинутые вперед пряди волос.
- Прошу извинить нас за вторжение, госпожа, - вежливо сказал иезуит. - Я хоши Андрео, служитель Бога, несу слово Иисуса Христа. - И добавил, смягчая нетактичность воина, который не представился в ответ на очевидный намек о знакомстве. - Это мой спутник, отважный воин и защитник слабых, Хидэтада-сан, а девочку зовут Олури.
Услыхав свое имя из уст монаха, кавалерист слегка смутился, все же не каждый раз он забывал об обычной почтительности и с уважением поклонился девушке.
- Мое имя Амэ, - девушка глубоко поклонилась. – Я очень рада знакомству. Мой спутник ушел, я не знаю этого места, и мне было очень скучно до того, как появились вы.
Она кинула быстрый взгляд на попугая, потом посмотрела на Такеду.
- Мару принадлежит не мне, а моему спутнику. Иногда Мару говорит на странном языке, так что, возможно, вы правы. Но вы сказали «тоже»?

(Higf+Далара+Reytar)
Хидэтада смутился еще больше. Он не любил говорить о подобном, но к всем новым вещам и идеям, идущим от варваров и меняющим вековой уклад относился с большой настороженностью. Все эти странные одежды, дивные птицы и животные, которых он видел в замке своего Господина, аркебузы, из-за которых самый могучий воин с хорошей броне мог мгновенно лишиться головы, так и не нанеся врагу ни одного удара... Все это слегка пугало, все это было чужим и настораживало. Причем, что странно, сами варвары никакого трепета и опаски в душе десятника не будили. Люди как люди, а если до них хорошо, с маху, на всем скаку дотянуться нагинатой, то и умрут ничуть не хуже чем местные сорвиголовы, рискнувшие из-за своей самоуверенности, подставить ее под падающий с неба полумесяц клинка.
- Да. Я так сказал, Амэ-сан. Недавно я вернулся с войны и видел подобную птицу в замке моего господина. Только она была поменьше и другого цвета...
- Господин ваш, Хидэтада-сан, наверное интересуется всем заморским? – Амэ повернулась к хозяйке: - Спасибо за ваше беспокойство, Арима-сан. Теперь мы справимся сами.
Та коротко поклонилась и покинула комнату.

(а теперь вместе с Алесандро)

Через некоторое время после того, как музыкантов отвели в комнату, Самми встал и собрался уходить. Масанари, занятый какой-то маленькой вещью у себя в руках, поднял голову.
- Ты куда?
- Эта комната тесновата для троих. Хочу прогуляться.
Тот привстал на одно колено, будто собрался последовать за товарищем, потом передумал и лишь поменял позу. Зашуршали одежды, и Самми исчез в коридоре.
Пройдя несколько шагов, он остановился, поддернул закрывающие руки до самых кончиков пальцев широкие рукава и вынул флейту. По дому разлилась затейливая мелодия, напоминающая одновременно пение птицы и бег воды в реке. Эта мелодия разительно отличалась от того, что все трое играли перед дайме. Не переставая играть, музыкант медленно пошел дальше.
Вдруг одна из дверей отодвинулась, из неё показалась голова слуги, он покрутил ею в разные стороны, скользя взглядом по коридору, после чего спрятался и послышался его голос.
- Тут никого нет, господин... коридор пуст...
- Что значит пусть, я преотлично слышу... кто-то играет на флейте и мешает мне творить! - голос дайме был пронизан раздражением.
Самми остановился; мелодия флейты прервалась. На лице музыканта появилась озорная почти мальчишеская улыбка. Под шелест шелковых одежд он приблизился к фусума.
Акаихигэ широко раздвинул двери и вышел в коридор, быстро обмахиваясь веером, повернув голову, аристократ встретился взглядом с флейтистом, оглядев его, он посмотрел на дрожавшего у его ног слугу, и слегка кивнул.

(И Далара)

Дом Хикари Кантаро в Шиобаре


Музыкант едва склонил голову, только при желании это можно было принять за вежливый поклон. Тоже посмотрел на слугу, потом перевел взгляд обратно на лицо Акаихигэ.
Дайме снова обмахнул себя веером и указал музыканту на комнату, приглашая его пройти.
Тот слегка наклонил голову, соглашаясь, и проследовал мимо слуги и дайме. Флейту он так и держал в руке.
Пройдя в комнату и опустившись на подушки, дайме чуть хлопнул в ладоши и легко махнул руками, слуги в доли секунды покинули зал.
- Вы интересно играете, в саду вы играли по иному – сказал князь, глядя на музыканта.
Самми опустился на циновку напротив, скрестив ноги и привычным взмахом рук уложив длинные рукава так, чтобы они не мешались.
- В саду я играл не один, - последовал ответ.
- Эта музыка лучше – веер в руке Акаихигэ пришёл в движение.
- Полностью с вами согласен, Акаихигэ-доно. Не желаете ли сыграть дуэтом? - Музыкант улыбнулся. – Думаю, у нас может получиться интересная мелодия.
- Божественная музыка здесь… - улыбка заиграла на лице Акаихигэ, от былого раздражения, если оно и было, не осталось и следа – как занятно!
- Дабы не показаться невежливым... Меня называют Самми.
Он провел рукой по черно-красной флейте, будто лаская ее и уговаривая сыграть хорошо, потом поднес к губам.
Дайме взялся за свою биву, взял в руку медиатор, чуть настроил струны и приготовился играть.
Сейчас первой вступила флейта, повела за собой медленную переливчатую мелодию. Подождав немного, к ней приплелась бива, следуя за мелодией, оттеняя высокое пение хичирики* низким струнным гудением.

*- вид бамбуковой флейты

(Снова вместе с Греем)

- Плохой сон, верно, видели в прошлый раз, Юджи-сан?
Монах сидел у соседнего древесного ствола, прислонившись к нему спиной. Странно было, что Такамори не заметил его раньше. Впрочем, вряд ли бы кто-то во дворе сумел бы с уверенностью сказать был ли последователь Будды здесь и раньше, или же появился мгновение назад. Тем не менее, лицо Кин Ки уже раскраснелось от хорошего сакэ, глаза были чуть подернуты хмелем, а в речи ощущалось, что язык не совсем желает слушаться хозяина.
Такамори отвлекся от разговора, происходившего с другой стороны ближашего куста, и повернулся к монаху. Можно было не спрашивать, что привело того в это место - очевидно, в таверне его интересовали еда и в особенности напитки. Впрочем, невозможно было и сказать, не существовало ли второй и даже третьей причины.
- Добрый день, Ки-хоши. Сны разные случаются, бывают и не слишком приятные. Вижу, вы уже избавились от общества того разбойника. Вам удалось наставить его на честный путь?
- Искренне на это надеюсь, Юджи-сан, боюсь если этот человек не внял моим доводам, то в будущем его не ждет ничего хорошего. Его карма слишком сильно покрыта темными пятнами, чтобы он мог позволить себе и впредь вершить преступные деяния.
Монах разговаривал с Такамори, но взгляд его при этом был устремлен куда-то вверх в небесную синеву.
Такамори доел последний рисовый пирожок, вытер липкие пальцы о лист бумаги, носимой с собой специально для таких случаев.
- Боюсь, в этом городе для него может оказаться слишком много искушений. Сейчас ведь праздник, сюда приехали торговцы да и просто люди со всей округи, все привезли много денег и ценных вещей. Не боитесь, что оставив его без присмотра, вы толкаете его обратно на нечестный путь?
- Человека нельзя вести всегда, ему можно лишь показать направление, но при этом ты ведь всегда, как бы, укажешь ему и противоположный путь, а выбирать Путь должен только сам человек. Если человеку так уж хочется обратиться в следующей жизни навозной мухой, мое дело лишь сказать ему о глупости такого решения, а уж ему самому выбирать что будет дальше.
Такамори мысленно ругнулся на монаха, не желающего понимать намеки, и сказал уже прямо:
- Ки-хоши, сейчас в городе много разбойников, и староста этим очень обеспокоен. Если вы скажете, где я могу найти человека, пытавшегося напасть на нас, может быть, он поможет мне найти их и привести к старосте для суда.
Впрочем, прежде чем ругаться, Такамори следовало обеспокоиться тем, а понимает ли вообще его Кин Ки, бывший в изрядном подпитии.
- Гора Сендай, - ни с того, ни с сего ответил монах, при этом глаза его явно начали закрываться из-за намерения их владельца поспать . - Если... конечно...
Ки широко зевнул, его голова медленно склонилась на грудь и монах отчетливо засопел.
Несколько минут самурай с недоуменно с ноткой брезгливости смотрел на пьяного, потом встал. Рассудив, что здесь о монахе позаботятся лучше, чем где бы то ни было еще, Такамори со спокойной совестью оставил Кин Ки спать, а сам ушел продолжать сбор слухов и разговоров.

(и Китти)

В деревню вернулись совсем в темноте, Мицуке шагал, почти не сознавая, что и где происходит - то ли от усталости; день сегодня выдался длинный и полный событий, то ли лезвия сюрикена были смазаны чем-то неприятным. А может, все вместе. Хозяин гостиницы встретил их без радости, но все же впустил и даже принес кувшинчик с саке и две чашечки.
- Из еды остался только холодный рис, - предупредил он.
Мицуке без энтузиазма сжевал предложенную еду, а вот Юки смел все до последней рисинки, даже плошку облизал.
- Не курятина, да? - посочувствовал ему ронин.
- Курятина еще будет, - мальчишка хитро подмигнул Мицуке.
- Да, было бы неплохо, - проворчал оставшийся голодным ронин. – На одном рисе не проживешь.
Он попросил принести кипяток и чистое полотно для перевязки; несколькими капустными листами он разжился заранее, устроил налет на соседскую грядку. Хозяин принес все, что требовалось, сам же уселся возле комацу*, принялся щипцами перекладывать оттуда горячие угли в небольшую переносную жаровню-хибати. Мицуке закатал рукав, морщась, изучил глубокие порезы. Мальчишка наблюдал за ним блестящими глазами, в которых плясало отражение огонька масляной лампы. Хозяин, не переставая брюзжать, отнес жаровню наверх, вернулся со старым лоскутным одеялом, положил его рядом с припозднившимися гостями. Ронин подмигнул мальчишке.
- Здесь останешься или пойдешь к остальным?
- Пока здесь. Но это ненадолго. У меня еще есть дела. Пахнет какой-то травой. Не думаю что это опасно, но лучше промой тщательнее.
Сам Юки уселся, привалившись спиной к балке, и производил впечатления почетного зрителя на деревенском представлении.
Можно и тщательнее, можно даже промыть раны саке. Мицуке встряхнул кувшинчик, нет, слишком там мало осталось. Лучше вылить все в себя, что он и сделал. Потом достал нож, сделал два крестообразных разреза, каждый раз, задевая края ран, зашипел от боли. Потом приложил к ране капустный лист и посмотрел на мальчишку.
- Одной рукой трудно перевязывать. Помоги.
- Если держать зубами один конец, то возможно... - Несколько секунд Юки демонстративно медлил, а потом-таки подошел. И, несмотря на насмешливую ухмылку, принялся за перевязку серьезно, осторожно, выверяя каждое движение.
- Какой-то травой... какой-то травой... – проворчал ронин. – Знать бы, что за трава...
Он помолчал.
- Спасибо.
- Не знаю, такой здесь не растет. Чтобы отстегнуть меч, тебе тоже нужна нянька, или я могу идти? - мальчишка переместился чуть влево, дабы оторвать ему ухо было как можно тяжелее.
- Иди-иди, - беззлобно посоветовал ему Мицуке. – А то потом мечи пропадают, стоит вытащить их из-за пояса.
Он расстелил одеяло на полу, сдвинув в сторону пару скамеек - подстилка вышла коротковата, но лучше такая, чем совсем никакой, - улегся, стараясь поменьше тревожить рану, закрыл глаза. Памятуя лисьи выходки, меч он сунул под голову, а мальчишке показал кулак. Мол, еще раз потянешься за оружием, пеняй за последствия на себя.
Юки во всех подробностях изобразил процесс подмены меча на палку из ограды, после чего, не оглядываясь, выскочил из комнаты.

---
*комацу - очаг в углублении пола.

Второй спутник Иэмона тоже не усидел в четырех стенах, хоть и не обладал непоседливостью Самми. Вдобавок ему пришло в голову, что неплохо бы приглядеть за флейтистом, пока тот не натворил чего-нибудь, что Масанари и изложил Иэмону. Тот хмыкнул и кивнул. По всей видимости, он был не прочь избавиться от надоевших спутников хотя бы на время.
Масанари вышел в коридор и огляделся, прикидывая, куда могло унести сумасброда, в голове которого гуляет один ветер. Похоже, все его мысли выдуваются через флейту. Если они там вообще когда-нибудь были. Масанари поморщился и, проклиная ками за таких товарищей, отправился в сад, рассудив, что это всегда было, есть и будет одно из лучших мест для игры на музыкальных инструментах.
Во дворе кипела обычная жизнь большого дома – в одном углу слуги устроили перебранку по поводу каких-то веревок, рядом в пыли возились вперемежку дети и собаки; в другом углу юноша с детскими пухлыми губами пытался добиться расположения девушки – та была не прочь это расположение проявить, но довольно неуклюже кокетничала, явно кому-то подражая. Она вдруг поежилась, как от холода, а парень испуганно обернулся. Масанари тихонько фыркнул и ушел. Уже больше года прошло, а он так и не смог привыкнуть к такой реакции. Сад оказался пуст. Наиболее безлюдные помещения дома тоже.
«Да куда могло занести этого дворянина мира и спокойствия, чтоб ему пусто было?!» - начал терять терпение Масанари.
Упомянутый дворянин выбрал этот момент, чтобы появиться в том же коридоре. Приметив недовольство, ясно написанное на лице товарища, Самми остановился. Несколько мгновений они мерили друг друга взглядами. Первым нарушил молчание флейтист:
- Ханзо. Не ожидал встретить тебя здесь.
Будто они случайно встретились на мосту. Крепко сбитый Масанари сложил руки на груди, отчего стал чуть ли не квадратным.
- Какого беса тебе понадобилось в комнатах дайме?
- Я хотел поближе присмотреться к Тайра-но Акаихигэ.
- Неужто эта ваша родовая вражда тебя тоже проняла? – расхохотался Масанари. – А я-то думал, у тебя к ней иммунитет. Все равно ты не смог бы его убить.
- Кто знает... – Самми прошел мимо своего спутника туда, где за открытой седзи виднелась зеленая и багряная листва в саду. - Но, вражда - не вражда, а господин дайме очень занятное существо. Думаю, ты уже понял, что он не человек. Только невоспитанное. Одно дело, когда мы с Иэмоном шутим друг над другом, иногда довольно зло, и совсем другое, когда дайме позволяет себе показать, что считает себя лучшим музыкантом, чем мы трое.
«Что за привычка идти и говорить, будто твой собеседник привязан к тебе ниткой и все равно никуда не денется...» Волей-неволей Масанари последовал за флейтистом. Тот уже вышел за дверь, и длинный хвост его одежды мел траву.
- Совершеннейшая бестактность, - продолжал Самми. – Полнейшая самовлюбленность вплоть до грубости.
- Слишком сильно это тебя расстроило.
- Я когда-то был мастером церемоний. Подобная невоспитанность для меня все равно, что навоз в чашке чая.
Масанари ждал, пока его спутник находится вдоволь. Тот уже исходил все открытое пространство вдоль, поперек и даже по диагонали. Наконец тот остановился и стал смотреть куда-то на конек крыши.
- Неужели тебе потребовалось столько времени, чтобы прийти к выводу о невоспитанности дайме?
- Нет, мы играли.
- Играли?
- Музыку. Чтобы узнать человека, нужно сыграть с ним вместе – меня этот принцип никогда не подводил. А музыка у него странная. Иногда она становится жесткой, даже жестокой. Похоже, в его сердце не много осталось человеческого. Но я так и не понял, кто он.
- Если он демон, пусть с ним возятся изгоняющие демонов. Это не наша забота.
- А если он еще человек?
- То пусть с ним возятся изгоняющие людей, - вмешался третий голос прежде, чем Ханзо успел придумать ответ.
Огибая кусты, к двум музыкантам подошла молодая женщина. С самоуверенной улыбкой оглядела обоих. Масанари готов был поклясться, что никогда раньше не видел ее, но все же в ней было что-то болезненно знакомое. Он внимательно вгляделся в ее лицо, и понял, что не может определить ее возраст – она казалась одновременно юной и древней. Ее плечи покрывала накидка цвета рисовой бумаги, перевязанная алыми лентами, трепещущими на ветру, будто языки пламени. Длинная челка закрывала половину лица. Масанари вгляделся в черные глаза, и ему показалось, что в них пляшет живой огонь. Не отдавая себе в этом отчета, он отступил на шаг. Самми с удивлением повернулся к нему.
- Ханзо Масанари из рода Хаттори боится огня, - предупредила вопрос незнакомка. Она сказала это так, будто объясняла ребенку, почему птицы летают, а гусеницы ползают. – У них друг с другом плохие отношения.
Весь подобравшись, Масанари коротко и резко поклонился.
- С вашего позволения я вас покину.
- Приятно было познакомиться, Ханзо-доно, - прощебетала девушка.
Масанари поспешно ушел, оставив их наедине. На месте Самми он не стал бы разговаривать с этой женщиной, даже если бы от этого зависела судьба страны. Но Самми это Самми – никогда не знаешь, что у него в голове.

День подходил к концу, и солнце опускалось все ниже, намереваясь в скором времени совсем исчезнуть с глаз людей до наступления утра. В небольшом лагере на дороге в Шиобару все еще спали, отдыхая после долгого путешествия. Говорящий с духами беспокойно ворочался, пытаясь отогнать дурной сон, тануки лежал все также, совершенно не сдвинувшись с тех пор, как появился Катсукесуми, а Кицуне, все еще в облике девушки, спала, прислушиваясь к каждому шороху, улавливаемому ее лисьими ушами, которые сейчас торчали над волосами девушки.
Внезапно одно ухо духа дернулось, и она моментально проснулась, осматриваясь в поисках опасности. Но похоже, что ее опасения были напрасными, поскольку в округе было спокойно, а ее спутники все так же спали. Но спать уже не хотелось, поэтому Кицуне с интересом осматривала маленький лагерь.
«И все-таки, что же принес Хаку в этом мешочке? Он сказал, что это опасно, но почему тогда не сказал, почему? Все-таки надо обязательно посмотреть».
Лучшего случая, чем сейчас, нельзя было и придумать, и поэтому Кицуне осторожно подобралась к шаману, и с интересом разглядывала мешочек. С виду он был вполне обычным, и девушка, все еще съедаемая любопытством, осторожно сняла его с пояса Говорящего с Духами и заглянула внутрь.
«Какая-то пыльца. С виду ничего особенного, но запах…»
Чем больше Кицуне вдыхала аромат пыльцы, тем больше начинала болеть голова.
«Что происходит?» - недоумевала она. Внезапно Кицуне почувствовала сильную слабость и упала на землю.

(Hikari-kun mo)

Запах шиповника пробрался в сон Катсукесуми, окрасил в тревожные тона. Мужчина оторвал всклокоченную голову от корня, служившего ему подушкой (прежде чем уснуть, тщательно выверил направление, чтобы корень ни в коем случае не смотрел на север*), втянул прохладный воздух. Пахло прошлогодней хвоей, прелыми листьями – и неприятностями. Посреди поляны без чувств лежала девушка, вот только из-под подола высовывался кончик лисьего хвоста, а волосы больше не могли скрыть пушистых треугольников ушей. Катсукесуми в один миг оказался рядом, выдернул из вялой руки полотняный мешочек.
- Baka!**
Через секунду открыл глаза и Хаку. Мгновенно поднявшись на ноги, он посмотрел на Кицуне и, все еще не придя в себя после кошмара, пытался осмыслить случившееся.
Когда же, наконец, способность мыслить вернулась к нему, он, не произнеся ни слова, достал два листка с заклинаниями и, один за другим наклеил их на лоб девушки, которая сразу же превратилась в лису.
- Катсукесуми-сенпай, мы должны отправляться в путь немедленно, отправиться в путь. До Шиобары еще далеко, а над Кицуне нужно провести ритуал, ингредиенты для которого можно достать только в поселении. Конечно, с ней не случится ничего плохого, но если это не сделать в скором времени, она долго будет болеть, -голос шамана был очень обеспокоенным.
Его спутник рассеянно кивнул; он мог справиться без каких-то там ингредиентов и здесь, но люди так ревностно относятся к подобным вещам... Катсукесуми поднял маленькую лисичку на руки – она была совсем невесомая, точно пух одуванчика, - пинком растолкал соню-тануки.
- Идем, - сказал он.

---
* север - считается, что подушка не должна быть направлена на север; несчастливое направление, так как головой на север укладывают покойников при погребении.
** Baka - дурочка!

(bishop-san mo)
Шаман в спешке побросал в мешок все самое необходимое и поторопил спутников:
-До наступления утра мы должны оказаться в Шиобаре, поспешим.
Его немного удивило, что лиса оказалась на руках его спутника, но сейчас было не время думать о подобных вещах. Хоть пыльца шиповника действует не так сильно как розовая, но в мешочке ее было столько, что для любого духа или демона подобное любопытство грозило большими проблемами. А в том, что Кицуне попала под действие этой пыльцы, была во многом и его вина.
Поэтому Хаку все больше ускорял шаг, думая только о том, как бы быстрее добраться до деревни и спасти оборотня. Мальчик, тенгу и встреча с отцом в деревне его сейчас совершенно не беспокоили.
Тануки вперевалочку пыхтел, замыкая процессию. Катсукесуми шагал легко и размашисто, как будто ему все равно, что было у него под босыми ногами - гладкие доски пола или камешки и сосновые шишки на лесной дороге. Время от времени он бросал короткий взгляд по сторонам, но молчал, сберегал дыхание. Иногда - легонько дул лисичке в ухо; та им дергала, и Катсукесуми удовлетворенно улыбался.
- Вам понадобится фонарь, - негромко произнес он, когда в темноте невозможно стало разглядеть даже сосны по обочине дороги.
Фонарь был бы действительно не лишним. Прошлой ночью луна отлично освещала путь, но сегодня туч было так много, что даже разглядеть пальцы на вытянутой руке было делом очень сложным. Но только где его взять? Шаман с горечью вздохнул.
-К несчастью фонаря у нас при себе нет, Катсукесуми-сенпай. Может быть, вы сможете как-нибудь исправить эту неприятность?
Перехватив маленькую лисичку поудобнее одной рукой - она была так невелика, что легко могла уместиться и за пазухой - Катсукесуми протянул освободившуюся руку перед собой. На раскрытую ладонь слетелись голубоватые светлячки.
- Ветку, - приказал Катсукесуми, любуясь огоньками, что облепили ему пальцы.
Тануки, недовольно ворча, принес сосновую ветвь, и светляки послушно устроились на новом месте, собравшись в большой светящийся шар.
- Прошу прощения, что не придумал ничего лучше, - с довольным видом произнес мужчина.
Шаман удивленно посмотрел на Катсукесуми. «Что-то еще лучше? Ветка со светлячками была поистине отличным решением».
-Примите мою благодарность, сенпай. Без вас путь до Шиобары был бы гораздо сложнее. - произнес Хаку, - Я очень…
Но неожиданно произошло то, что помешало ему закончить фразу: четки на левой руке начали учащенно дрожать. Похоже, к ним приближалось нечто ужасное.

(те же)

Им навстречу дунул ледяной ветер, в нем слышался чей-то хохот, продирающий до мороза по коже скрежет и топот многочисленных ног. Нет, тут простыми фокусами не обойдешься. Катсукесуми затолкал лисичку под каригину. По дороге из Шиобары приближалась живописная толпа: тут были огромные демоны с бычьими рогами и сине-зеленой кожей, были и совсем карлики, раздутые, как утопленники, что пролежали в воде несколько недель. Двое волокли на громадном суку лошадиную голову с горящими глазами. В толпе был даже один безлицый, с гладкой, словно огромное яйцо, поверхностью вместо лица.
Катсукесуми оглянулся на шамана.
«Хьякки-йако. Орда демонов, встретиться с которой равносильно смерти. Даже для меня. Вся надежда на этого парня с кошачьим именем».
Говорящий с Духами перебирал листки с заклинаниями в поисках подходящего. Когда нужный был, наконец, найден, перед лицом шамана появился один из самых шустрых духов этого сонма, причем намеренья у него были явно не дружественные.
- Kai!* - произнес шаман, выставляя вперед сложенные в печати руки.
Волна отнесла демона шагов на десять назад, и тот упал на землю, на мгновение лишившись чувств.
Мысленно Хаку уже забился в страхе под крону ближайшего дерева в слабой надежде, что голодные демоны не заметят его. Но рядом были его спутники, в том числе и Кицуне, которая сейчас в беспамятстве лежит в руке Катсукесуми. Все они ждали от него каких-то действий, в конце концов, это было его ремесло.
- Встаньте как можно ближе ко мне! - выкрикнул он и начал читать заклинание из свитка.
Когда оно было закончено, Хикари очертил лучом, струящимся из руки, четкий круг, который сразу же засиял бледно-голубым цветом.
Для надежности барьера шаман рассыпал по его периметра щепотку пыльцы шиповника, в надежде, что это поможет отпугнуть вечно голодный сонм.
- Сенпай, я постараюсь удержать их за пределами барьера, так что вся надежда на тебя, - произнес Хаку. Сдерживать натиск демонов ему стоило немало сил.
Катсукесуми уселся на землю, скрестив ноги.
- Надеюсь, моих скромных способностей хватит, - усмехнулся он, хоть и без былой уверенности, сплел пальцы в подходящей мудре. - E li. Nwo li. Nou nwo li. E nwo lu. Nwo li. Jyu nwo li.**
На звуке «л» в его речи проскальзывало порыкивание, но тут уж приходилось надеяться, что мантра и в таком виде подействует правильно.
Демоны окружили призрачный круг.
- E chye mi. Chye mi. Jyu li. Chyan two li. Jan two li. Mwo deng je. Chang chyou li. Fu lou swo ni. E di, - продолжал басовито напевать Катсукесуми.

---

* Kai - «Прочь!» Слово использовалось язычниками-заклинателями для изгнания злых духов.
** О Почитаемый миром, этой мантрой я охраняю хранителей Дхармы, а так же лично защищаю всех, кто находится внутри этого круга, чтобы не было им вреда и неудачи.
О Почитаемый миром, сорок два воплощения Будды читают эту мантру. Тот, кто причинит вред хозяину Дхармы, тот причинит вред этим Буддам. (приблизительный перевод)
Катсукесуми читает «Дхарани», сутру Лотоса, предназначенную для объединения трех карм, поддержки шести чувств чувств и изгнания демонов.

(тот же состав)
Пока Катсукесуми читал мантру, Говорящий с Духами как мог, сдерживал натиск орды. Демоны чувствовали угрозу, исходящую от могучего спутника шамана, и изо всех сил пытались прорваться за пределы круга. Наконец в одном месте небольшая группа духов почти прорвала защиту Хикари.
«Плохо дело. Прервать заклинание защиты, значит, подписать всем нам смертный приговор. Не обратить внимания на эту группу - примерно то же самое».
Шаман усиленно перебирал все варианты выхода из подобной ситуации, причем желательно было найти такой, при котором у них оставался шанс выжить.
«Шиповник! Эти демоны тоже бояться шиповника!»
-Rin*! - громко выкрикнул он, надеясь, что если защита ослабнет только на мгновение, ничего опасного не случится, и, бросив горсть пыльцы в демонов, продолжил удерживать защитное заклинание.
Демоны, пару секунд назад почти достигшие своей цели, взвыли и начали исчезать. Но оставшиеся духи начали штурмовать защитный круг с еще большей яростью. Оставалось только надеяться, что Катсукесуми скоро завершит ритуал.
Те двое, что словно штандарт, несли над толпой лошадиную голову, протолкались вперед.
- Yi ti li. Yi ti min. Yi ti li. E ti li. Yi ti li. Ni li. Ni li. Ni li. Ni li. Ni li. Lou syi. Lou syi. Lou syi. Lou syi. Dwo syi. Dwo syi. Dwo syi. Dou syi. Nou syi.
Демоны с хохотом сунули свою ношу чуть ли не в лицо Катсукесуми, тот открыл глаза - желтые с вертикальным зрачком, - отстранил от себя ветку с лошадиной головой.
- А для тех, кто не понимает санскрита, - ядовито произнес Катсукесуми, - перевожу. Если кто не подчинится этой мантре или попытается потревожить читающего ее, да распадется его голова на семь частей...
Он быстро прикоснулся ко лбу первого демона раскрытой ладонью, они заверещал от боли, сжал руками раскалывающийся череп, словно мог удержать проклятие. Его приятель, позабыв обо всем, бросил лошадиную голову, и пустился наутек. Катсукесуми неторопливо поднялся на ноги.
- Кто еще плохо понял? - поинтересовался он у демонов и, вполголоса, у шамана. - Умеешь творить заклинание невидимости?

-------------------------
*«Rin!» - «изыди!», применялось заклинателями наравне с «Kai!»

(Hikari to bishop to desu)

Шаман растерянно посмотрел на своего спутника:
- Нет, но Тануки-сан этим часто пользуется. Я могу немного усилить действие его заклинаний, - также шепотом проговорил он.
Катсукесуми понятливо кивнул:
- Начинай.
Его пальцы составили новую мудру. Демоны попятились.
- Yi ti li. Yi ti min. Yi ti li. E ti li. Yi ti li. Ni li. Ni li... – вновь затянул Катсукесуми.
С громким треском, словно яичная скорлупа, лопнула гладкая голова безликого; вокруг обрубка шеи заплясали призрачные огоньки.
Пока тануки произносил заклинание, Хаку искал нужный свиток. Дорога была каждая секунда, поэтому не было больше сказано ни одного постороннего слова.
Когда же заклинание было готово, Хикари выкрикнул слово из свитка. И как только тануки положил листья на голову каждому из членов их маленького отряда, их тела начали становиться прозрачными.
Катсукесуми не удержался от шутки, уже почти растворившись, разрубил воздух перед собой вновь открытой ладонью – будто мечом. Порывом ветра демонов раскидало по обе стороны дороги.
- А теперь, - распорядился странный путник, подхватил тануки под одну лапу. – Хватай с другой стороны – и бежим!

(soshite Hikari)

На улицу они попали в тот час, когда торговцы и подмастерья уже прокатились волной по Шиобаре и теперь сидели на своих местах, а праздные самураи, ронины и просто горожане еще не вылезли из своих домов. На сына управителя в сопровождении молодой богато одетой девушки посматривали с любопытством, некоторые даже начинали шептаться за спиной и строить предположения, но вслух никто высказаться не решился.
Итачи, казалось, не обращал внимания на взгляды простых людей. Он немного подался в сторону своей спутницы и тихим голосом произнес:
- Кайо-сан, а нет ли у вас желания навестить моего отца, вашего дядю? Думаю, он был бы рад увидеть нас в добром здоровье.
Она наклонила голову, будто собираясь положить ее ему на плечо, и громким звонким голосом ответила:
- Итачи-сан говорит правильные слова. Нужно обязательно навестить Хикари-доно.
- В таком случае, я полагаю, следует сделать это незамедлительно, произнес он, направившись к дому Хикари.
У входа стояли молчаливые Итиро и Дзиро, и еще несколько стражей, которых Итачи видел в первый раз. Да и на стражников Шиобары они были не очень похожи.
«Это еще кто? - с неудовольствием подумал сын управителя, - Стоило мне отлучиться ненадолго, как по деревне уже ходят незнакомые воины. Что-то ты неправильное делаешь, отец». Но времени выяснять подробности не было, поэтому Итачи и Кайо молча вошли в дом, и сразу же увидели самого Кантаро, что-то говорившего слугам.
- Кантаро-доно кажется обеспокоенным, - на этот раз тихо заметила Кайо.
- Может быть это связано с новыми стражниками? - в тон ей проговорил молодой Хикари.

(и Далара)
Кантаро же, наконец, заметил посетителей, и, отправив прислугу заниматься своими делами, произнес
-Итачи, где ты был все это время? Акаихиге-сама приехал еще вчера вечером. Да, и что это за девушка рядом с тобой?
-Это наша дальняя родственница, отец. Хикари Кайо Она встречала сиятельного дайме недалеко от Шиобары по моей просьбе.
-Это была хорошая идея, Итачи. Ты быстро взрослеешь и теперь я спокоен за будущее нашей деревни, - произнес старший Хикари и повернулся к девушке, - Дайме был очень впечатлен после встречи с вами. Могу я узнать, зачем вы приехали в Шимоцуке?
Кайо опустила взгляд долу и максимально вежливо, пришепетывая, произнесла:
- Девушке моего возраста подобает думать об удачном замужестве. Отец прислал меня сюда, под ваше покровительство, поскольку в нашем захолустье нет ни одного достойного человека. Он надеется, что вы, как управитель Шиобары и наш родственник сможете посодействовать это важному для всей нашей семьи делу.
-Я постараюсь найти тебе удачную партию, Кайо, - произнес управитель Шиобары тоном, ясно показывающим, что этой гостье очень рады в доме Хикари, а значит и во всей деревне.
-Отец, может мы продолжим разговор в немного другой атмосфере? - вмешался в разговор Итачи, - я распоряжусь, что бы слуги принесли нам еды и саке.
Подобное поведение сына, казалось, не произвело никакого впечатления на Кантаро. Он прощал ему многое, в том числе и неучтивость.
-Саке? Ты очень быстро взрослеешь, Итачи. Я сам прикажу слугам, чтобы они принесли все необходимое в северное крыло. А теперь прошу меня извинить, я ненадолго отлучусь.
- Позволит ли мне Итачи-сан на короткое время сходить на женскую половину дома? - едва Кантаро скрылся из виду спросила Кайо громко так, что в этой комнате, да и соседних тоже, не слышал только глухой.
«Зачем произносить это так громко? - не мог понять Итачи, - ну да ей виднее».
-Как пожелаете, Кайо-сан, - в тон ей произнес Итачи, и совсем тихо добавил, - Кажется, я знаю как нам добиться твоей встречи с мальчиком.
- Когда я вернусь, ты сможешь мне все рассказать, - шепнула девушка в ответ, подмигнула и отправилась на женскую половину.
Сын управителя проводил девушку долгим взглядом.
«Да что же со мной происходит?»

Монах шел по улице, опираясь на свой посох и совершая порой странные телодвижения, свидетельствующие о изрядном количестве выпитого недавно сакэ. Кин Ки шел без всякой цели, он поворачивал то там, то здесь, проходил по кругу. Маршрут мало интересовал его, монах разговаривал, при этом собеседника поблизости явно не было видно.
- Но если так, то чем тогда мы лучше гайдзин-хоши? они тоже уверены, что лишь их вера истинна, все остальное глупость и суеверия, да еще к тому же готовы идти на любые средства, чтобы это доказать?
Ки склонил голову набок, словно прислушиваясь к ответу, и продолжал неторопливо шагать вперед.
- Ха, но разве они не были столь же фанатичны и преданы своей идее? Ничуть не меньше. А это уже ставит нас на одну сторону с иезуитами. Нельзя вести за собой тех, кто не желает идти, но и нельзя же в самом деле делать это насильно или же уничтожать несогласных. Жизнь самое сокровенное, что даровал Будда, как же можно во имя его уничтожать тех, кто просто ошибся и без того понесет наказание после смерти.
Похоже, что незримый оппонент, что-то ответил вновь.
- Ну нет, а как же тогда с возможностью вернуться к истине, которая остается у них пока они живы? Приблизив их смерть, мы забираем у них эту возможность, лишаем последней надежды на просветление и очищение кармы. А тогда мы действительно ничем не лучше гайдзин-хоши.
Кин Ки остановился у моста над небольшой речкой, постоял несколько минут, а затем спустился к берегу и сел у самой воды. Достав флягу, монах сделал из нее несколько глотков и вновь воззрился на спокойную поверхность воды.

Небольшая гостиница в Фудзихаре, Долине глициний, поздняя ночь

Он проснулся от едва различимого шороха, не шагов, тех не было слышно, полуночного гостя выдал шелест многослойных одежд. Не успев как следует проснуться, ронин потянулся за мечом - и убрал руку. Если то, что он видит, явилось из мира духов, меч бесполезен. Если же девушка, что приложила палец к его губам (да он и без того не мог промолвить и слова) создана из живой плоти, грех губить подобную красоту. Ее прикосновение замораживало и одновременно - против всякой логики - возбуждало. Было что-то неправильное в нем. От девушки пахло страстью, желанием, но очищенными от похоти.
- Тебе не бывает страшно после стольких смертей? - она села рядом, играя уголком старого одеяла.
Мицуке недоуменно пожал плечами.
- Не боишься, что кто-нибудь захочет отнять и твою жизнь?
- Таких много, ни у кого не получилось.
- Один против целого мира? - девушка рассмеялась. - Ты либо очень сильный, либо очень глупый.
- А одновременно - никак? - полюбопытствовал Мицуке.
- Судя по тому, что я вижу... нет, не так.
Девушка вскочила, так и не выпустив край одеяла, резким движением сдернула тряпку совсем и отскочила на шаг. Оценивающе оглядела и широко улыбнулась.
- Судя по тому, что я вижу, ты очень сильный. Глупость определить сложнее.
Ронин поймал ночную гостью за край одежды, дернул к себе, затрещал шелк. Призраки не воруют у честных (Мицуке едва не рассмеялся при этой мысли) путников одеяла.
- Глупостью будет просто так тебя отпустить.
Ночная гостья свалилась прямо на Мицуке, причем так точно, будто специально прицеливалась, куда падать. Ладонями она уперлась ему в плечи.
- Ну вот, а ты хотел одновременно силу и глупость. Какой же прок от силы, если она глупа?
Ее верхнее кимоно – может случайно, но скорее всего, нет – распахнулось настолько, что обнажились плечи. Мицуке провел большим пальцем по шее девушки; на ее белизне его руки казались очень темными.
- Никакой, - согласился ронин.
Удобно уселась ночная гостья, ничего не скажешь. Вот теперь отпустить ее – совершенная глупость.
Девушка опустила голову, пряди волос защекотали лоб Мицуке. Едва видная в темноте на губах заиграла озорная улыбка.
- И что же будет делать дальше бесстрашный, сильный, но не глупый самурай? - подначила гостья.
- Ты действительно хочешь узнать?
Вопрос был лишним, девушка не просто хотела узнать, она приняла на редкость активное участие в этом деле, настолько активное, что Мицуке даже засомневался, справится ли. Потом – забеспокоился, не перебудят ли они всю гостиницу, ночная гостья не думала сдерживаться. Потом – забыл о всех этих глупостях.
Они заснули только под утро, когда Мицуке, забыв про обычную ленивую браваду, был готов признаться, что сил больше не осталось.
- Будь осторожнее, - то ли приснился негромкий шепот на самое ухо, то ли в действительности произнесла девушка. - Те, кого любят боги, долго не живут.

(и Далара)

(и Хикари, что не удивительно в этом прикле)

Дом управляющего в Шиобаре, вечер

Вскоре Кайо скрылась из поля зрения Итачи и он направился в северное крыло. Почему-то ему казалось, что девушка прекрасно ориентируется в доме управителя, и поэтому без труда сама найдет нужное место, а стоять без определенного занятия у входа молодому Хикари не хотелось.
Немногим меньше минуты хождения по коридорам, и Итачи попал в северное крыло. Комната, где принимали пищу члены семьи Хикари (как правило, сам Итачи и его отец, поскольку в Шиобаре их было всего двое), находилась чуть севернее, но музыка, услышанная из-за одной из дверей, заставила его остановиться. «Значит, сиятельный дайме остановился здесь, и мальчик где-то поблизости. Хотя дайме вряд ли отпустит его от себя хоть на шаг». Но шорох за соседней дверью заинтересовал его еще больше. Поскольку в северном крыле жили только Итачи и его отец, то возможно, что мальчика поселили здесь. Сын управителя осторожно постучал в дверь.
- Я могу войти?
Тото наконец-то предоставили самому себе, наверное, потому что он все же уснул, положив голову на колени к кому-то из девушек. Это был не сон, скорее, вялая тягучая дрема, мальчик слышал, что происходит вокруг, но все как будто относилось к кому-то другому, не касалось его. Но когда в сновидения ворвался негромкий стук в перегородку-фусума, Тото вздрогнул и поднял голову.
В комнате, кроме него, никого не было, за отодвинутой дверью в небольшой сад чирикали птицы.
Мальчик поднялся, едва не запутавшись в незнакомых одеждах, открыл дверь и с любопытством уставился на незнакомого молодого человека, несколькими годами старше него самого и, к величайшей зависти Тото, при мечах.
- Да... пожалуйста, - он потер кулаком щеку, с которой еще не исчез отпечатавшийся рисунок соломенной циновки.
Итачи улыбнулся:
- Надеюсь, тебе нравится у нас в гостях? - произнес он, войдя в комнату, - хорошо ли спал?
- Хорошо, - на всякий случай соврал мальчишка и добавил уже от чистого сердца: - тут красиво и очень спокойно.
Тото опустился на циновку, как учили, в присутствии старших, и сложил руки на коленях. Кажется, надо было еще назвать себя, но мальчишка сейчас ни в чем не был уверен, даже в собственном имени.
«С виду самый обычный паренек. Почему же он так интересен стольким людям? Ну да не спрашивать же его об этом». Итачи, не заботясь о манерах, сел рядом с мальчиком, и все с той же улыбкой на лице произнес:
- В прошлый раз у меня не было возможности представиться. Я Хикари Итачи, единственный сын и наследник управителя этой деревни. А как зовут тебя? И, если это не является секретом, то, как ты попал к дайме? В тот раз ты был сильно напуган, и хотел покончить с собой, - плавно подводить разговор к нужной теме Итачи не умел, поэтому оставалось надеяться только на удачу.
- И вовсе я не испугался! – запальчиво выкрикнул пацаненок, прикусил губу; ему не хотелось вспоминать подробности первой встречи, да они и не спешили выплывать из молочно-белого тумана. – Я... меня...
Ну да, его имя уже произносили, когда они только прибыли сюда (куда, интересно было бы знать?).
- Меня зовут Ашикага* Нобору, - выпалил он, по-прежнему насупившись.

---
* клан Ашикага - военное правительство (бакуфу) до Токугава, последний сегун Ашикага умер в 1597 году, за год до описываемых событий.

(SonGoku mo)
«Что-то я не то сказал» - с досадой подумал сын управителя.
-Хорошо, Нобору, не будем вспоминать об этом. Так, может быть, все-таки расскажешь, как ты попал к Акаихигэ-сама? - спросил он как можно непринужденнее.
- Я... проснулся, - Тото от стыда, что ничего не вспоминается, ковырнул пальцем солому из циновки, - и оказался там. Не помню, что было до того.
Он совсем повесил голову, подергал себя за штанину узорчатых хакама.
- Помню только, что терпеть не могу бабочек...
При упоминании о бабочках Итачи усмехнулся.
-Ну это не страшно, что не помнишь, - жаль конечно, что это узнать не удалось, но фамилия паренька уже говорила о многом, - Скажи, Нобору, а ты хорошо владеешь оружием?
Итачи понимал, что мальчишкой, скорее всего, интересуются не только дайме и его новообретенная сестра. В таком случае парню просто необходимо уметь постоять за себя.
Можно подумать, он это помнит! Тото посмотрел на старый меч, заботливо положенный на подставку; цуба в виде танцующего журавля так и приглашала взять оружие в руки. И тут он словно выскочил под проливной дождь без зонта, холодным потоком пронеслось видение, как он вынимает этот меч из простых, обтянутых коричневой кожей ножен, солнечный свет маслом стекает клинка.
- Меня учили, - сказал мальчишка. - Но практиковать приходилось нечасто.
-Тогда как насчет немного попрактиковаться? Конечно выходить против тебя с настоящим оружием я бы побоялся, но во дворе есть несколько деревянных мечей, - Итачи явно хотелось заявить о себе, как о хорошем друге рода Ашикага
Они спустились в сад через внутреннюю веранду, пустую в этот час. Только в одной дальней комнате в южном, противоположном крыле дома была отодвинута перегородка, и, приглядевшись, можно было в полутьме различить фигуру человека, который то ли дремал, сидя у стены, то ли размышлял. Во всяком случае, он не двигался. Рядом на полу лежала старая бива.
Тото выбрал боккен себе по размеру и по длине руки; мальчишка не отличался высоким ростом, скорее наоборот, был мелковат для своего возраста.
- Начнем? - спросил он у Итачи; на свежем воздухе и с оружием в руках пацан определенно почувствовал себя лучше и увереннее.

(и снова они же)

Младший Хикари без раздумий взял катану, с которой всегда тренировался и раньше и, немного постояв, привыкая к весу оружия (а весила она на порядок легче его собственной), с улыбкой произнес:
- Защищайтесь, Нобору-доно.
И медленным шагом приблизился к мальчику
Тото, прищурившись от яркого солнца, следил за перемещениями противника. Тот казался ему умелым бойцом, но тут сыграли самоуверенность и абсолютное презрение к обстоятельствам, из-за которых над ним всегда подтрунивала... кто? С воинственным кличем, мальчишка попытался нанести удар по запястью Итачи.
Итачи следил за каждым движением молодого Нобору. Вот его боккен приближается к запястью Хикари. Итачи стоял неподвижно, и лишь в последний момент сделал шаг назад и, когда Нобору, не сумев выполнить удар, сбил ритм, нанес удар сверху в район плеча мальчика. Отойдя на пару шагов он произнес:
- В атаке ты не силен, а как насчет защиты? - и приготовился выполнить хараи-вадза*
Тото сердито прикусил губу, ему очень хотелось потереть занывшую руку, но он не решился, только пошире встал в стойке.
В следующий момент Итачи атаковал. Сделав выпад, он снова наметил как цель для удара ушибленное плечо Нобору, но в последний момент нанес удар по оружию паренька и сделав шаг налево, направил деревянную катану вскользь по ребрам мальчика.
Почувствовав, что опять теряет равновесие, Тото отскочил, как маленькая обезьянка, извернулся, чтобы встретить противника лицом, и ударил по боккену Итачи сверху вниз. Единственное, что он помнил сейчас из наставлений, что нельзя отклоняться назад, и наверное поэтому перенес вес слишком сильно на переднюю ногу. Его меч скользнул по клинку противника в чем-то напоминающем кататэ-цуки**.

---
*Хараи-вадза (сметающий меч) - прием, при котором меч противника отбивается в сторону - влево или вправо. При этом нарушается стойка соперника и открывается для удара одна из частей тела. Одновременно с отбиванием меча наносится один из основных ударов (что и было описано впоследствии).
** Кататэ-цуки - иногда еще кататэ-мен или кататэ-вадза, удар одной рукой (Тото просто не хватило сил и сноровки провести его правильно), наносится с дальней дистанции вдоль меча противника с небольшим поворотом клинка, меч как будто ввинчивается в выпаде по небольшой спирали.

(тот же состав)
Итачи не ожидал от мальчика подобной прыти, но все же сумел удержать меч и в следующий момент попытался отбросить оружие Нобору вверх.
Тото с такой силой направил движение энергии, что сам себе удивился, но на месте устоял. Ему даже удалось, к немалому своему удивлению, заставить противника опустить меч, хотя чего тут было больше, простой удачи, что его клинок оказался сверху, или неожиданной злости (не на Итачи, на себя самого и на мироздание), он едва ли сумел объяснить.
На лице сына управителя читалось неописуемое удивление. Этот паренек едва не обезоружил его, человека который посвятил оттачиванию искусства боя восемь лет. Но удивлением делу не поможешь, поэтому в следующий момент Итачи резко дернул свой боккен на себя, и отступил на два шага назад. На короткий миг он потерял равновесие, но все же долгие тренировки помогли ему снова принять исходную стойку.
-А ты неплох, - произнес Хикари
- Ты тоже, - в тон ему откликнулся пацан, переводя дыхание.
Когда Итачи собирался атаковать снова, во двор выбежала толпа слуг.
-Молодой господин, Нобору-доно, пожалуйста, успокойтесь, - кричал самый старый из слуг, издали не заметив, что в руках у них деревянные боккены, а не настоящие мечи.
Младший Хикари хотел было объяснить старику, что не хорошо вмешиваться в дела господина, но вспомнил, что в скором времени они должны переговорить с Кайо и отцом.
-Это был хороший бой, Нобору. Может быть, ты проголодался? Слуги как раз накрывают стол в северном крыле. А после еды я мог бы показать тебе пару особо эффективных ударов.
Тото поклонился и, хотя ему не терпелось выучить обещанные приемы, согласился, что ужасно проголодался, что, впрочем, было не удивительно. Есть он хотел всегда.

(+ Далара + Reytar)
- Ну не то что бы всем... - Бравый кавалерист откровенно почесал затылок, так как раньше не задумывался о таких тонкостях. - И не то, что бы очень уж заморским... Например слуг принесенной южными варварами веры, он не очень-то привечает, но если новые знания могут приносить пользу, или служить к чести клана, мой Господин, я в этом уверен, ими воспользуется.
Такеда коротко поклонился, выражая почтение даймё могучего клана Санада и посмотрел на девушку с интересом:
- А ваш спутник, Амэ-сан? Он поклонник заморских диковин?
- Я не назвала бы его их поклонником, скорее человеком, склонным интересоваться. Согласитесь, всякому образованному человеку хочется узнать о чем-то непривычном, особенно, если это непривычное пришло из-за моря.
Птица переместилась на край ширмы, поближе к отцу Андрео, повернула один круглый глаз в сторону португальца и высказала:
- Маррр.
Амэ недовольно покосилась на попугая. На мгновение на ее лице проступила ревность хозяйки, чью речь прерывают совершенно не относящейся к делу репликой, но тут же на место вернулась любезная улыбка.
- Хидэтада-сан, скажите, если это не секрет, конечно, почему вы путешествуете в такой странной компании: двое мужчин и одна девочка?
Священник посмотрел на неожиданного «собеседника». Этих ярко раскрашенных говорунов он уже видел не раз, и считал довольно умными и очень для себя полезными, так как не раз повторенная за хозяином в неожиданный момент фраза очень помогала. Разумеется, сам Андрео попугаев не держал. Его заинтересовало, разговаривает ли птица, но перебивать чужую беседу иезуит не любил.

(Reytar+Higf+Далара)

Десятник почесал затылок еще громче. Все же его миссия была тайной, о которой, впрочем, он и так рассказал слишком многим людям, из-за чего не хотел посвящать а нее случайных знакомцев. Изрядно поразмыслив и почесав затылок еще раз, он поклонился девушке и попробовал свести разговор к шутке в казарменном тоне:
- Неужели было бы менее странной компанией, если бы я путешествовал с двумя девочками и одним мужчиной? Мои спутники - ронин и эта благородная девица. - Кавалерист коротко поклонился Олури. - А этот святой человек, - последовал короткий поклон, предназначенный стоящему рядом монаху, - встретился нам недавно в пути. Так как путь всех нас ведет в Шиобару, к священным источникам, то куда веселее и интереснее проделать его вместе, скрашивая дорогу беседой с достойными людьми.
- Вы совершенно правы, только угрюмцы и те, кому есть что скрывать, пренебрегают хорошей компанией.
Амэ улыбнулась еще шире. Отошла к дальней стене и открыла окно. Комнату наполнил солнечный свет. Девушка раскрыла веер, несколько раз обмахнулась им, краем глаза следя за гостями, а именно за девочкой, до этого смиренно стоявшей рядом и почти за спиной Хидэтады, словно прячась там. Олури посмотрела на освещенный двор за окном, на яркий прямоугольник света на полу и сделала один маленький шажок, ступив на этот прямоугольник. Амэ еще раз обмахнулась веером.
- Сейчас днем бывает так жарко, просто невыносимо, - без тени жалобы в голосе сказала девушка.
- Muito quente*! – подтвердил попугай. - Através do mar-r**.
Попугай оказался говорящим и, что в общем-то неудивительно, на родном языке священника. Улыбнувшись, тот шутя спросил его:
- И тебе тоже жарко, жарче, чем на родине?
- Р-родина далеко, - резонно возразил попугай и легко, несмотря на круглое брюшко, перепорхнул на плечо земляка. – Здесь жар-рко.


---------------
*Muito quente! – (порт.) очень жарко
**Através do mar - (порт.) через море

(Higf+Далара+Reytar)
Хидэтада сохранил спокойное как камень выражение на лице, но невольно залюбовался стройной фигурой Амэ-сан, словно облитой солнечным светом. Что бы отвлечься от манящих картин, он произнес:
- А какая погода обычно у тебя на родине, святой человек? Жарче чем здесь, или прохладнее?
Вот теперь ответ птицы сильно удивил невозмутимого священника. Фраза была куда более разумно вставленной, чем положено тому, кто лишь повторяет чужие слова.
- Бывают всякие дни, но в общем-то ни то, ни другое, климат примерно одинаков. Правда, я сам давно не был на родине… - заинтересованный иезуит смотрел на попугая. - А как зовут вашего попугая, и кто его учил? Он кажется очень сообразительным!
- Ох, вам лучше спросить его хозяина, кто учил Мару, - отозвалась Амэ. – Позвольте мне сказать, может быть, не слишком лестную вещь, но нехорошо, когда девочка в таком возрасте находится на попечении одних лишь мужчин. Кто научит ее вещам, просто необходимым будущей невесте и жене?
- А кто же этот достойный человек, его хозяин? - задав новый вопрос, священник выразительно покосился на Хидэтаду, предоставляя ему говорить о девочке, тем более и сам отец Андрео о ней ничего не знал.
- Это, каким же, например? - Кавалерист откровенно улыбнулся. - Я благодарю вас за заботу, Амэ-сан, но беспокоиться нечего. Очень скоро Олури-химэ прибудет к своим родственникам, которые, я уверен, найдут ей подходящую воспитательницу.
- Вам виднее, - уступила Амэ и спрятала нижнюю половину лица за веером. - Думаю, родственники хорошо позаботятся об Олури-химэ.
Сама девочка с интересом разглядывала молодую женщину перед собой, но против своего обыкновения до сих пор не проронила ни единого слова.
- Его зовут Такамори-сан, - отвечала Амэ португальцу. – Думаю, вы обязательно с ним встретитесь, мы не собираемся в скором времени покидать эту гостиницу.
- Я очень на это надеюсь, - поклонился заинтригованный священник. - А сейчас, пожалуй, нам пора в свою комнату, мы и так вас уже долго отвлекаем своим непрошеным вторжением.
- Да. Святой человек говорит как всегда мудрые вещи! - Десятник с уважением поклонился хозяйке комнаты. - Не смеем больше вас отвлекать, Амэ-сан! Наш путь был долог, и Олури-химэ самое время отдохнуть от дороги.
Сказав это, он направился в предоставленную путникам комнату и раздвинул дверь перед идущей за ним вслед, Олури.
Оставшись одна, Амэ еще некоторое время смотрела вслед новым знакомым, задумчиво обмахиваясь веером. Потом она резко встала, танцующей походкой прошлась по комнате и заявила в пустоту:
- Значит, девочка та самая, хорошо. Интересно, где они потеряли мальчика?..

Ночью хлынул дождь, забарабанил по крышам притихшей Шиобары (только из большого дома управляющего все еще доносилась музыка и веселый шум), по навесу у ворот, под которым прятались сонные продрогшие стражники, согревающиеся припасенной фляжкой имо-шочу*, смешанного с горячей водой, по длинным узким листьям бамбука в небольшой рощице неподалеку от деревни, по белому платку, который закрывал лицо всеми забытого старика. И по плечам мальчика лет двенадцати, который сидел рядом на корточках и, сложив на коленях ладони, разглядывал мертвеца. При нем не было ни зонта, ни фонаря, и невозможно было понять, что он видит в ночной темноте. Капли звонко щелкали по полым стволам.
Мальчик был похож на утопленника голубовато-белой прозрачной кожей и безразличным лицом. Черные волосы, которые ливень склеил в длинные жгуты, придавали еще большее сходство. Мальчик не боялся мертвого тела, его не тревожили мрак и проливной дождь, не беспокоил холод. Он не пытался согреться, как сделал бы любой на его месте. Он просто сидел и смотрел в пустоту странными, почти черными глазами, в которых нельзя было различить зрачков

---
*имо-шочу – бататовый самогон от 25 до 43 градусов крепости

(а также Сон и Далара)
Когда управитель Шиобары, Хикари Кантаро закончил свои дела и пришел в северное крыло, слуги уже заканчивали приготовления. Итачи уже занял свое место и о чем-то разговаривал с племянником дайме. «Все-таки у моего сына отличное будущее», -подумал Кантаро и улыбнулся впервые за сегодняшний день.
-Кайо-сан еще не появилась? - спросил он у Итачи, занимая положенное ему место.
-Нет, отец. Я думаю мы можем начинать без нее, - произнес сын управителя и снова повернулся к Нобору, - что бы ты хотел попробовать?
Тото хотелось попробовать все подряд, но особенно, вон то вкусное, бело-розовое, политое чем-то желтым. Проблема заключалась только в том, что он понятия не имел, как оно называется, это вожделенное блюдо. Мальчишка сглотнул накопившуюся во рту слюну. Еще он заподозрил, что то, что налито в глиняные кувшинчики на отдельных подносах, не пойдет ему на пользу. По крайней мере, ему так говорили, когда он старался туда сунуть нос... давно это было, как будто совсем в другой жизни.
Тото растерялся. Вокруг было столько притягательной еды, но он подозревал, что не стоит накидываться на все сразу.
- Не знаю, - он старательно разглаживал складки узорчатых хакам.
Ходить в этих штанах было жутко неудобно, Тото, который привык бегать в одних фундоси и коротком косодэ, боялся наступить на длинную штанину в самый неподходящий момент. Хорошо еще, что на время тренировки он догадался их подвязать, а то обязательно полетел бы кубарем.
-Тогда как насчет всего понемногу? - Итачи кивнул слугам и те моментально засуетились возле маленького Нобору, постоянно поднося все новые блюда.
-Итачи, когда закончится ужин, зайди в мою комнату, нам нужно будет кое-что обсудить, - вмешался в разговор Кантаро.
-Хорошо, отец, - произнес младший Хикари, но энтузиазма в голосе не было.

Тото, окончательно запутавшийся в еде, старательно работал палочками и в разговор старших не вмешивался, только слушал. С него было довольно уже того, что его пригласили поесть вместе с ними. Видела бы сестра, вот позавидовала бы... Мальчишка зацепил убегающую мысль за хвостик. Сестра? У него есть сестра? Но где она? У кого бы спросить?

(трио - Далара, Хикари, я)

Бумажные перегородки разъехались, движимые руками двух слуг снаружи, и в комнату вплыла Кайо. В этот раз на ней было множество слоев одежды, а поверх всего длинная волочащаяся по полу накидка с переливами всех цветов радуги. Девушка поклонилась, едва ступив в зал, потом подошла к столу и сидящим за ним хозяевам и гостю.
- Позволит ли мне уважаемый Хикари-доно присоединиться к трапезе?
- Хорошо, отец, - произнес младший Хикари, но энтузиазма в голосе не было.
- Более того, мы с радостью примем твое общество, Кайо, - произнес управитель Шиобары, - Присаживайся.
- Позволь познакомить тебя с нашим гостем, - произнес Итачи с нескрываемой улыбкой, - это Ашикага Нобору, племянник сиятельного Акаихиге.
Кайо с достоинством села к столу, несколько минут потратила на аккуратное и вдумчивое складывание складок одеяния вокруг себя; со стороны могло показаться, что она следует какому-то освященному веками ритуалу. Лишь потом ее черные глаза, радужка которых немного светлела вблизи зрачка, переместились на представленного ей мальчика.
- Ашикага? Воистину известный род. Рада познакомиться с потомком такого клана.
Тото зачарованно уставился на незнакомку, он даже о еде забыл, впервые в жизни увидев такое великолепие. Не соображая, что делает, мальчишка протянул к ней руку, как будто собирался ухватить за хвост диковинную птицу, но в последнее мгновение отдернул пальцы, словно обжегся, и взял с подноса перед гостьей токкури*, опередив прислугу. Налил немного сакэ в плоскую, напоминающую лепесток, чашечку-сакадзуки и подал необычной девушке.
Все вокруг обращались с ним и к нему так, будто твердо знали, о чем говорят... в отличие от самого Тото. Но даже если он попал в один из своих снов и еще не проснулся, мальчик решил, что не будет торопить события. Новая жизнь была совсем не похожа на прежнюю, из которой иногда приплывали какие-то отголоски, но по большей части их тут же уносило, как обрывки тумана.
Не сводя глаз с мальчика, Кайо взяла предложенную чашечку обеими руками. Ее тонкие пальцы коснулись рук Тото, в этот же момент ресницы ее опустились.
- Ух ты... – выдохнул пацаненок, заливаясь румянцем.
Кайо улыбнулась. Склонила голову в благодарственном поклоне и сквозь длинные ресницы посмотрела в лицо Нобору. Что бы она там ни увидела, улыбка стала еще шире.
Тут мальчишка сообразил, что они вдвоем так и держат несчастную чашечку, и поспешно убрал руки, а чтобы поскорее справиться со смущением, торопливо набил рот едой.
Итачи следил за происходящим, не отрываясь. За все это время ни к еде, ни к саке он так и не притронулся. Он не мог понять, почему и без того малое самообладание покидает его, но в этот момент он готов был вспороть живот пацаненку, тем более что катана под рукой.
Когда же немая сцена подходила к концу, Итачи взял в руки бутылочку с саке и, совершенно не заботясь о правилах этикета или хорошего тона, осушил ее до краев, даже не воспользовавшись чашечкой.
- Вы обедайте, а я пойду проверю смену ночных постов, - произнес он, поднявшись из-за стола.
Старый Кантаро с неодобрением проводи сына взглядом, и снова повернулся к гостям:
- Прошу извинить моего сына, но у нашей семьи сейчас много забот с приходом новой стражи, и поэтому он сейчас очень нервничает, - неуверенно проговорил он.
- Стражи? – удивился Тото.
- Да. Для защиты сиятельного Акаихиге приехало много людей, и всех их нужно прокормить, обеспечить крышей над головой, а также следить за возможными волнениями, - Кантаро стало немного легче от того, что мальчик столь непосредственно перевел разговор, но все же он сомневался, нужно ли говорить об этом гостям.
«Как бы там ни было, но я уже завел этот разговор. Будь что будет».
- Я, конечно, дал распоряжения крестьянам взять в свои дома по стражнику, но все равно эти проблемы до сих пор до конца не решены.
Кайо, как ни в чем не бывало приступила к еде, напротив, соблюдая все возможные требования этикета. Она старательно следила за каждым движением, ни разу не сделала более широкого жеста, чем было необходимо. Иногда она бросала короткие взгляды на Кантаро, будто ища на его лице признаки одобрения или же наоборот.
Кантаро не сразу заметил, что стал объектом внимания девушки. Молодая Кайо наверняка хотела понять по лицу управителя, правильно ли она себя ведет.
«А девушка явно умна, обладает хорошим самообладанием и умеет вести себя. Она действительно принесет много пользы роду. И ведь мальчику она понравилась. А что если…? Нет, Тайра никогда на это не пойдет, но если все-таки получится…» - Кантаро начал бояться собственных мыслей, но все же такую возможность упускать не следовало.
Он неспешно поднялся и произнес:
- Не буду утруждать гостей проблемами деревни, но, тем не менее, приношу свои извинения, поскольку нужно сегодня еще много сделать, - и он поднялся, показывая этим, что ужин закончен.


---
* токкури - глиняный кувшинчик для сакэ

(С Reytar-ом)
Долгая дорога утомила всех, поэтому разговор на какое-то время прервался. Вся странная троица прошла к себе в комнату с причудливым рисунком из переплетенных ветвей на стенах, куда им вскоре принесли два матраса-футона в дополнение к уже имевшемуся и ширму, чтобы отгородить уголок для Олури.
Следующим заходом тут оказался треножник-хибати, курившийся горячими угольями, и еда. С японской кухней отец Андрео уже успел познакомиться и принялся не спеша поглощать овощи с рисом. Быстрее всех закончила есть их юная спутница и сразу же скользнула за ширму, где и затихла.
К этому времени иезуит заканчивал поглощать сладости, запивая их чаем – сакэ он оставил десятнику. Задумчиво отставив чай, он посмотрел на самурая.
Десятник, потратив немало времени на то, что бы распустить завязки на доспехах, наконец, преуспел в этом деле. Довольно улыбнувшись, он сбросил в угол тихо звякнувший доспех, расправил привычно надавленные им плечи и, положив оба меча слева от себя, приступил к еде. Ел он старательно тихо, чтобы зря не разбудить успевшую удалиться на покой девчонку, степенно запивая пищу маленькими глоточками сакэ. Хотя кавалеристы-нагината всюду славились любовью к рисовому вину и умением потреблять его в немалых количествах, Хидэтада пил более чем скромно. Один из двоих детей, которых ему поручалось найти, все еще пребывал неизвестно где, второй, находящийся под защитой, днем уже попадал в опасное положение, так что упиваться, ослаблять бдительность и, следовательно, рисковать жизнью подопечной, самурай не собирался. Он сидел, степенно поглощая рис и тушеные овощи, размышляя о том, что пройдошная рожа хозяина гостиницы не вызывала у него приступа доверчивости. Тем более что комнату пришлось у этого хозяина вырывать чуть ли не с боем, от него следовало ожидать любой пакости в отместку, вплоть до восторженной помощи возможно уже идущим по следу девчонки синоби, или жалобы правителю этой деревни на, якобы, буйство и грабеж, творимый им - самураем славного клана Санада. Доедая последние кусочки, Такеда покосился на чай, который пил южный варвар и пришел к выводу, что коль нельзя выпить много сакэ, его стоит заменить хорошо заваренным чаем. Отставив сакэдзюцу с почти полной бутылочкой, он налил и себе чаю, который пригубил с выражением крайней сосредоточенности на лице.
Наконец-то вокруг не было обычной суеты, шума, движения… Беседа один на один располагала к определенной задушевности, и миссионер решил не упускать момент.
- Сколь благословен Господь Бог Иисус, посылающий нам каждый день свет, тепло и пищу, - произнес он.

(Higf+Reytar)
Самурай не ответил ничего, но его брови, видневшиеся над чашечкой чая, несколько приподнялись в изумлении. Такеда подумал, что южные варвары все же странный народ - свет всем посылала всеблагая Аматерасу, или кто-то другой из небожителей, если верить в Учение Просветленного, тепло давала одежда, или огонь в очаге, а пищу им недавно принесла служанка гостиницы. Какое ко всем, поданным путникам благам, имел отношение Господин странно одетого чужеземца, кавалерист не понял, но не произнес ни слова, прикидывая, что начав прославлять своего Господина, варвар не сразу успокоится, а раз так - из его речи можно будет многое понять и не подавая голоса.
Поскольку собеседник не прореагировал, что вообще-то было чуть ли не самым нежелательным вариантом развития событий, оставалось лишь замолчать либо продолжить далее в форме монолога. Португалец, конечно, выбрал второе - ведь, в конце концов, его сюда и посылали нести слово Божье.
- Ведь Создатель сотворил весь этот мир и все его блага, и нас, людей. И мы должны быть ему благодарны уже за свое существование, за то, что восходит и заходит светило, даруя нам то свет, то покой, за то, что произрастает этот рис и иная пища. А что у вас говорят о сотворении мира? - видя, что собеседник отмалчивается, Андрео неожиданно прервал сам себя вопросом, резким, как неожиданный выпад.
Самурай еще больше приподнял брови, удивившись столь оригинальной легенде о том, как появился этот мир. Он бы не против был промолчать, но раз вопрос задан, а обидеть собеседника не хотелось, пришлось вспоминать то, что когда-то давным-давно он слышал от учителя в додзе. Задумчиво отставив чашечку с остатками чая, он отер губы и произнес:
- Вначале Земля и Небеса были не разделены, и Ин и Ё не отделились. Это была бесформенная масса, с расплывчатыми очертаниями и зародышами внутри, по крайней мере, так об этом говорят. Вскоре Яйцо пробудилось к жизни, и его прозрачная и более чистая часть стала Небесами, а более темная - Землей, которая напоминала рябь, оставляемую плывущей у поверхности воды рыбой. Затем, появились в недавно появившемся мире Боги - Идзанаги и Идзанами. Они стояли на Небесном Парящем Мосту и смотрели вниз, в пропасть первозданного Хаоса и спрашивали друг друга, есть ли далеко-далеко под ними земли. Он решили это выяснить, и опустили вниз копье из драгоценного камня, и вскоре обнаружили океан. Когда же они слегка приподняли копье, вода, стекающая с него загустела и превратилась в остров Оногородзима. На этот остров и спустились божества. Вскоре после этого они захотели стать мужем и женой, и установили столб на острове: Идзанаги пошел вокруг него в одну сторону, а Идзанами - в другую, так встретившись, они были очарованы красотой друг друга и поженились. После этого они начали создавать острова, горы и реки, травы и деревья, но задумались и решили, что нужно создать кого-то, кто станет Правителем Вселенной. Вскоре их желание осуществилось, и родилась у них Пресветлая Аматэрасу - Богиня Солнца. Она была так прекрасна, что божественные родители отправили ее вверх по Небесной Лестнице, что бы с высокого неба вечно проливать свет на Землю. Вторым ребенком божественной пары стал Цукиюми - Бог Луны. Его серебряный лик не был столь прекрасен, как у его сестры, но родители решили, что он достоин стать ее мужем. Цукиюми поднялся вслед за Аматэрасу по Небесной Лестнице и на Небе появилась Луна, но вскоре божественные муж и жена поссорились и с тех пор жили порознь, разделенные днем и ночью. Вот так у нас рассказывают, как и откуда взялся этот мир.
Хидэтада снова поднял чашечку уже почти остывшего чая и с достоинством ее допил, с интересом поглядывая на собеседника и ожидая, что же он ответит на это…

Не только охота побудила Рыжую сбежать из дома на всю ночь. Ей было о чем подумать, было к чему прислушаться - вечерние птицы пели о странных вещах и странных событиях. Но больше всего иного ей двигало ощущение близкой смерти. Смерть притаилась в одной из комнат гостиницы, та самая смерть, чье дыхание Рыжая почувствовала тогда на дороге. Спать рядом с этим ужасом мог или слепой душой, или бог. А потому кицунэ с радостью отдалась ночи, запаху перьев и быстрому бегу.
С третьей попытки курицу украсть удалось. В первый раз Рыжей помешал крестьянин с палкой, вторая курица выглядела явно больной - лиса тут же выпустила ее и долго вытирала лапой пасть, но третья была безусловным везением - молодая, в меру упитанная, к тому же найденная почти на улице. Рыжая ничего не имела против приготовленной еды - в конце концов это только мера сохранения - но ничего в этом мире не могло сравниться со вкусом парного, пропитанного теплой еще кровью мяса.
Сложных гаданий Рыжая не знала. Бросить листья по ветру, да посмотреть, что за танец станцуют. Брызнуть свежей крови на камень и присмотреться к узору капель. Пройти сто три шага вперед и ровно девять влево, принюхаться к первому запаху. Все говорило о переменах. О важности момента. О внимании к деталям... Но это Рыжая знала без всяких гаданий. А вот какие именно детали были так важны? Что за перемены ожидались? Чего такого важного в моменте? Только об одном гадания сказать удосужились - до Шиобары идти стоило. А еще - не доверять лицам, но это, кажется, не к ней.
Когда из предутренней дымки выступили стены нужной комнаты, лиса была довольной и усталой. Охота на мышей - отличное занятие для щенят и скучающих взрослых. Уже у порога кицунэ приостановилась и фыркнула, почуяв чужой запах. Не то чтобы она ревновала - в конце концов, в ее планы не входило играться с двуногим сверх необходимого, но... Но это было совершенно возмутительно - уводить чужих самураев прямо из-под носа! И он... Тоже мне, кавалер. Вот в былые времена ради ее сестры подвиги совершали - а сегодняшним мужчинам что лиса, что собственный прислужник, даром что самурай. Неудивительно, что Рыжая была оскорблена в лучших чувствах.
Дальнейшее происходило совершенно беззвучно и почти незаметно для обыкновенного человека. В створки седзи проскользнула тень, подозрительно похожая на собачью, остановилась, приглядываясь. Да, разумеется, она уже где-то видела эту женщину. Женщину ли? Тень подняла переднюю лапу в нерешительности - она никак не могла определить, что за существо перед ней. Через секунду лапа опустилась - кицунэ не стала бы давать спуску самой Аматэрасу, поступи солнечная богиня таким бессовестным образом. Тень скользнула к одежде женщины, присела над ней... Вытерла лапы и осмотрела свою "работу". Будет знать как на чужой охотничий участок зариться.
Стоило бы Рыжей на этом и уйти, но совершенно некстати взгляд ее уперся в меч. Конечно же, теперь самурай уже не лежал на нем. А значит, капельку сноровки, и... Призвав на помощь все доступные ей чары, Рыжая потянула зубы к мечу.

«Не знаю и не хочу знать, что на тебя нашло, но все-таки веди себя чуть приличнее в присутствии таких гостей», - вот практически и все, что сказал управитель Шиобары, Хикари Кантаро, когда нашел своего сына во дворе додзе, нервно чистящим катану. Сейчас оружие блестело, и Итачи просто сидел, обдумывая происшедшее. И в самом деле, что на него нашло? Почему-то ему вспомнилась сцена из детства, когда он впервые взял в руки хоть и деревянное, но оружие. Один боккен приглянулся ему больше остальных, и сын управителя всегда брал в руки только его. Но однажды он немного опоздал, и увидел его в руках другого ученика. В тот раз Итачи впервые взял в руки другой боккен, но был столь же хорош и с ним. А вечером он подстерег наглого мальчишку и избил его. Почему это вспомнилось ему сейчас? Быть может, тогда сын управителя испытал нечто похожее? Нет, тогда все было совсем по-другому. Происходящее сейчас было далеко от грани понимания Итачи, и чем больше он старался понять, тем запутаннее все становилось.
«Мысли мыслями, а дела не ждут», - прервал свои размышления Хикари, вставая с бревна в центре дворика. Отец просил проследить за стражниками дайме и по возможности пресечь беспорядки. И Итачи с радостью ухватился за возможность немного отвлечься от своих беспокойных мыслей.
По дороге он встретил счастливых Итиро и Дзиро, которые очевидно недавно сменились и теперь были полны решимости хорошо отдохнуть после тяжелого дня.
-Хорошо, что я вас нашел, - громко произнес Итачи, - мне нужно небольшое сопровождение, чтобы проследить за возможными беспорядками в городе.
Братьев явно разочаровала подобное заявление молодого господина.
-Нам все равно по пути, если я что-то понимаю в повадках своих людей.
Как оказалось, в своих людях Итачи разбирался прекрасно, и через некоторое время троица добралась до чайного домика. Здесь же были и некоторые из стражников дайме, которые также как и спутники сына управителя знали толк в отдыхе. Один такой сейчас стоял у входа в заведение госпожи Сакурады и как мог, зарабатывал деньги для того, чтобы хорошо провести время. А мог он только объяснять проходящим мимо крестьянам, что те должны поделиться с ним парой монет, поскольку он, как и его друзья не щадя себя покой этих самых крестьян охраняют.
-Мне кажется, или один из гостей, которым здесь не рады доставляет проблемы населению деревни? – спросил Итачи, приближаясь к стражнику.
-А ты еще кто такой? Или тоже хочешь поделиться со мной своими деньгами? – «гость» уже успел отведать саке этим вечером и теперь чувствовал себя хозяином судьбы.
-Кто я? Думаю, что слова будут тебе непонятны, поэтому объясню на языке меча.
С этими словами Итачи достал катану, которая казалось сама рвалась в бой, стремясь отведать крови врага. Впрочем, сын управителя был полностью с ней согласен.
Стражник проворно достал нагинату, что явно было подвигом в его состоянии и немало удивило Итачи. Но как бы там ни было, молодой самурай не зря считался одним из лучших воинов провинции (по крайней мере, сам он считал именно так), поэтому готовность врага лишь заставила его недобро ухмыльнуться. Несколько секунд, проведенных в парировании ударов и выжидании подходящего момента, после быстрый шаг назад, удар по оружию врага, шаг в сторону и решающий удар. Прием, не сработавший против Нобору, сейчас был выполнен по всем канонам искусства боя, и вот стражник уже лежит на земле, даже в последние мгновения жизни не поверивший в то, что это конец.
Итачи обернулся к Итиро и Дзиро. На лицах братьев одновременно читались недоумение, страх и восторг.
-Ну чего встали? Отнесите его, да и закопайте где-нибудь. Не мне же этим заниматься

(еще - Китти и Далара)

Хвостатая тень, ухватив меч за шнур-сагео*, пятилась к двери. Хозяин оружия крепко спал, женщина рядом с ним – тоже, а может, и нет, притворялась, что спит. Но как бы то ни было, она не мешала нарушительнице снов и расхитительнице чужого добра делать свое бесстыжее дело. Сначала все шло прекрасно, потом – застопорилось. Меч застрял, как будто привязанный... да он и был привязан, прочной рыбацкой леской, для надежности перевитой шелковой нитью, к запястью Мицуке. Если рыжая коллекционерка дернет посильнее, возможно, ей удастся оборвать лесу и уйти добычей. Но при этом нет гарантии, что хозяин меча не проснется...
Встретившись с неожиданным препятствием, Рыжая приостановилась. Прижала леску лапой к земле. Попробовала перекусить - характерное движение, часто встречающееся в охоте на блох. Тонкая нить натянулась - Мицуке заворочался во сне, но глаза пока не открыл. Рыжая прижала нить лапой к земле сильнее - теперь ни одного импульса не проходило к воину. Попытки перекусить нить, наоборот, усилились. Наверное, все-таки правда, что воина и его оружие что-то соединяет - что-то не такое вещественное, как леска, но прочное. Не отпуская прижавшуюся девушку, ронин пошарил ладонью у "изголовья", нашел соломенную, почти развалившуюся сандалию и запустил на звук сосредоточенного пыхтения. Амэ, улыбки которой в темноте не видела даже лиса, замаскировала смешок под движение от увиденного во сне – совсем подавить не удалось, борьба лисы с самураем была слишком забавна.
Сопение перешло в рычание, впрочем, такое же тихое. В любом случае, леска почти подалась, а задерживаться сверх того Рыжая не собиралась.
- Поймаю - сама знаешь, что будет, - отчетливо донеслось из-под одеяла.
- Займись лучше тем, что есть, - проворчала лиса в ответ. Леска была уже перекушена, осталась мелочь - прочная шелковая нить.
- Ты меня тоже устраиваешь, - Мицуке потянул за нить - раздался скрежет когтей по доскам пола.


---
*сагео – шнур, обычно шелковый или х/б, которым прикрепляют ножны к поясу.

Готово! Рыжая перехватила меч за рукоять и бросилась к выходу. Ронин вскочил - пока не ноги, только на четвереньки - и отловил воровку за роскошный огненного цвета хвост. Рыжая выпустила меч и цапнула ронина за руку - потом опять подхватила рукоять и попыталась вырваться.
- Ах ты... - второй рукой Мицуке взял нахалку за шкирку. - Ты что ж за одну и ту же руку кусаешь, а?!
Рыжая наглядно продемонстрировала что может еще и отлично царапаться, а особенно здорово умеет тыкать лапой в глаз. Увернуться почти удалось, хотя на скуле остались глубокие царапины. Мицуке ознакомил всех, кто его мог услышать, отборным мнением в адрес всей лисьей родни. Ну не откручивать же ей хвост на самом деле?!
- Отдай меч, зараза!
Говорить с мечом в зубах было затруднительно, потому лиса ответила только утроением усилий. Если отнимать оружие, то что-то одно придется отпустить - либо хвост, либо загривок. Мицуке развернул упрямую скотину, зажал ее между коленями и, решив в пользу хвоста, перехватил меч за ножны. Лучше бы он этого не делал! Несложно представить, куда приходился следующий удар лапами.
- K's... - Мицуке не выдержал такого издевательства и, согнувшись пополам, заехал Рыжей по ближайшему столу, но упрямства ему тоже было не занимать, а в результате и человек, и лиса кубарем покатились по полу, каждый не отпуская заветный меч. Попутно в который раз выяснилось, что у собачьих очень много лап и эти лапы склонны попадать в самые чувствительные места. Рыжая в свою очередь познакомилась с плохими амортизационными качествами местных столов, чем осталась не слишком довольна. Впрочем, это не означало, что она собирается выпускать оружие. В пользу Мицуке была физическая сила и вес, не в пользу - отсутствие крепкого доспеха в нужных местах. После одного из своих выкрутасов лиса зацепила вчера ночью наложенную повязку, сдернула ее... ронин стиснул зубы, чтобы на заорать от боли. Противники запыхались оба, а на шум вот-вот должен был сбежаться весь дом. Амэ продолжала делать вид, что спит и потихоньку хрюкала в край одеяла.

(Китти тож)

- Отдай меч, - сипло потребовал Мицуке.
Лиса что-то неопределенно промычала, но ответ, судя по глазам, сводился к тому, что на языке отца Андрео звучало бы как "Черта с два!"
- Зачем он тебе, а? Мы же договорились...
Теперь ронин сидел на воровке сверху, обеими руками держась за меч, Рыжая скребла лапами по полу, но Мицуке для нее был тяжеловат. По исцарапанным рукам бродяги на золотисто-огненную шубу лисы текла кровь.
- Инари пожалуюсь! - пригрозил Мицуке.
Рыжая фыркнула, давая понять, что уж Инари-то ее храбрость оценит, а вот обижать маленьких нехорошо, и вообще... Но шансов у нее, правда, не было. Выпустив меч, кицунэ прошествовала сквозь седзи на улицу на прямых лапах с распушенным хвостом - теперь это выглядело так, что она просто не могла более сносить общества грязных людишек. Но совсем не отступлением!
Ронин покачал головой, глядя ей вслед. Дух у этой мерзавки воистину самурайский... Мицуке принюхался – и зажал нос. И не только дух... запах тоже... не хотел бы он быть тем самураем, от которого так воняет!

Пока отец Андрео и Хидэтада пили напитки и начинали свой разговор, за ширмой Олури производила действия, необходимые для отхода ко сну. В первую очередь следовало снять несколько слоев одежды, надетых утром служанками в сгоревшей деревне. За день непривычное нагромождение ткани стало почти родным, и потребовалось некоторое время, чтобы размотать весь этот кокон. Первым был снят верхний пояс. Потом девочка искала конец оби, затем разматывала длиннющий кусок материи. За ее короткую жизнь Олури несколько раз одевали в праздничный наряд, даже показывали и рассказывали, как что должно лежать и что на чем завязываться, но она пропускала все это мимо ушей. Ее больше интересовало, где в ближайшем лесу можно отыскать дупло или нору под корнями. Одежда же ее обычно не слишком сильно отличалась от того, в чем ходил брат – фундоси и юката. Хакама еще не полагались.
Стараясь не мять дорогие вещи, Олури сложила все, аккуратно свернув, в изголовье футона. Ровная стопочка радовала глаз. Удовлетворившись достигнутым, девочка улеглась и прислушалась к разговору за ширмой. Там Хидэтада рассказывал историю появления земли. Эту легенду дома рассказывал отец – приемный, не настоящий, но от этого не менее дорогой. Девочка сжала зубы, стерла с щеки невесть откуда взявшуюся слезу. Она не будет плакать, она не сопливая девчонка, чтобы распускать нюни! Да, почти никого не осталось из родных. Да, Тото неизвестно где – все равно она не будет плакать.
Десятник тем временем продолжал знакомый рассказ. Странно, в истории так и не был упомянут второй брат Аматерасу, гораздо более известный, чем Цукуёми. Не выдержав, Олури сказала вслух:
- Дядя Хидэ, вы забыли про Сусано-о...

Через некоторое время тот, кто называл себя Катсукесуми, остановился. Прислушался, склонив голову к плечу, затихли или нет вдалеке злобные вопли преследователей. Весело оскалил в ухмылке слишком белые острые зубы; ни пробежка босиком по каменистой дороге в темноте, ни шанс пойти на обед голодным демонам, ни тяжелая ноша в виде затаившегося тануки не портили ему настроения. Кажется, он даже не запыхался – хотя, поймав на себе пристальный взгляд спутника, притворился, будто переводит дух. Всклокоченные темные волосы раздувал ночной ветер.
Катсукесуми отпустил лапу тануки, присел на мягкую подушку зеленого мха и осторожно вынул из-за пазухи маленькую лисичку, Кицунэ тяжело дышала, и глаза ее по-прежнему были закрыты. Катсукесуми озабоченно потер большим пальцем ей лоб.
- У тебя необычные спутники, - сказал он, только непонятно было, к кому обращался. – И необычная внешность. Ты уверен, что тебе так уж необходимо идти в Шиобару?
Шаман внимательно всмотрелся в лицо спутника, словно пытаясь узнать его мысли.
- Да, я дал слово найти одного человека. Я не могу его нарушить. Да и ей нужна помощь, - он кивнул в сторону Кицуне.
- Настолько, что ты не согласен бросить вот этот тяжкий груз? – Катсукесуми указал на тануки. – Ну что ж...
Он поднялся, передал лисичку шаману.
- Надеюсь, что сил еще хватит на маленькое колдовство.
На секунду задумался, сложил руки в дхъяна-мудру, пробормотал негромко несколько слов. Огромный белый тигр отряхнул пыльную шкуру, бросил на человека быстрый взгляд оранжевых глаз - как будто приглашал сесть верхом.
Хикари удивленно посмотрел на мгновенно изменившегося спутника. Хоть он и подозревал, что Катсукесуми с кошками связывает не только похожий характер, но могучий зверь, появившийся перед ним столь неожиданно, настолько поразил его, что Хаку зачарованно смотрел на него, не имея возможности произнести что-либо, или же просто сдвинуться с места.
Когда же Говорящий с духами пришел в себя, он понял, что могучий спутник приглашает его сесть верхом. И, несмотря на то, что шаман доверял ему, садится было как-то боязно.
Но один взгляд на лежащую на его руках лисичку развеял все сомнения.
- Извини, Тануки-сан, но, похоже, что в будущем нам уготовано пройти разные пути. Sayonara, - сказал он в сторону так не вовремя потерявшего сознание тануки.
Хаку поудобнее перехватил Кицуне одной рукой, и забрался на огромного тигра, держась свободной рукой за загривок зверя.
- Похоже, что я ваш вечный должник, Катсукесуми-сенпай.

(Hikari mo)

(bishop-san mo)
Тигр насмешливо рыкнул, со знакомым выражением тряхнул головой. Он бежал как будто неторопливо, с независимым видом - как будто не замечал груза на спине. Под снежно-белой с серыми пепельными полосами шкурой ходили мышцы. Один раз огромный зверь ненадолго остановился - жадно полакать воды из ручья - и побежал дальше. Во второй не удержал игривого нрава, в несколько прыжков одолел скалистый подъем на каменный выступ, откуда вниз обрушивался пенистый водопад. Седоку пришлось покрепче вцепиться в отросшую шерсть на загривке тигра. Дороги призрачный зверь не придерживался, бежал прямиком через горы, распугивая ночных хищников. Когда небо над их головой стало серым, как полосы на его шкуре, тигр остановился, нетерпеливо шевельнул лопатками - слезай.
Шаман последовал указанию своего спутника и снова оказался на твердой земле.
-Моя благодарность не знает границ, сенпай, - произнес он и перевел дыхание, приходя в себя после такой поездки, - Вот я практически и…. в Шиобаре, - в голосе перемешивались печаль и волнение.
- Успеешь еще поблагодарить, - Катсукесуми устало зевнул, хлопнул несколько раз ладонью по рукаву, поднимая небольшие облака пыли. - А мне нужен отдых.
Он потянул носом воздух.
- Раз ты дома, должен знать, есть здесь где-нибудь поблизости святилище. Чем древнее - тем лучше.
Слово «дом» словно лезвие катаны отозвалось болью в сердце. Но все же Хаку нашел в себе силы произнести:
-Да, в этой роще есть заброшенное святилище, посвященное защитникам рода управителей этой деревни - Ину. К сожалению, у меня нет времени на отдых, поэтому, я отправлюсь в Шиобару незамедлительно. Надеюсь, что Ками сведут наши пути снова в скором времени, - правда, шаман сомневался, что Ками могли направлять путь Катсукесуми.
- Собаки... - неодобрительно проворчал необычный спутник шамана. - Ладно, в крайнем случае, пойдут и собаки. Что ж... до встречи, еще увидимся.
Он развернулся и зашагал вглубь рощи, как будто знал направление до того, как спросить. Он недоуменно хмурился - раньше ему не требовалось набираться сил после небольшой стычки с демонами и пробежки по склонам. В мире что-то происходило, и изменения затрагивали даже тех, чье предназначение - оставаться неизменными. И изменения не нравились Катсукесуми.

(Вместе с Хикари, конечно)

Небо над Шиобарой постепенно становилось серым. Итачи устало смотрел по сторонам.
Все-таки отправить на отдых стражу ворот было не самой лучшей мыслью, и сын управителя успел порядком устать, дожидаясь смены. Тем более что подобное времяпрепровождение располагало к раздумьям, а этого Итачи очень не хотелось.
- Неужели два дня могут так сильно переменить всю жизнь? - с тоской произнес он.
- Даже одно мгновение обладает властью изменить мир навсегда, - ответил неожиданно жесткий и взрослый женский голос.
Кайо появилась из-за спины сына управителя. На ее лице не было обычной улыбки, скорее, она казалась задумчивой. Она подошла к юноше и встала рядом с ним.
- Почему Итачи-сан грустит? – спросила Кайо уже мягким голосом, более похожим на ее обычную манеру говорить.
- Не люблю ничего нового, - произнес сын управителя. Его почему-то не удивило появление девушки. Напротив, он надеялся на ее приход, - И, наверное, потому что… даже не знаю, как и объяснить.
Итачи посмотрел на Кайо и неожиданно даже для себя произнес:
- Как провела время в компании с Нобору? - голос его в этот момент чем-то напоминал лезвие танто.
- Как я и думала, это симпатичный маленький мальчик, - без раздумий ответила Кайо.
Ее мысли очевидно витали где-то еще, и она теперь была не слишком похожа на бедную родственницу, приехавшую искать жениха.
- Даже смешно, как он стесняется и боится сделать что-то не так. Но тебе, Итачи-сан, он, кажется, не понравился...
Снова мелькнула улыбка с хитрецой.
-Да чем он вас всех так притягивает? -Итачи почти перешел на крик, - Я конечно понимаю, что его положение в этом мире высоко, не чета моему скромному месту. Да, признаю, я тоже был не прочь использовать его в своих целях, но сейчас... пусть я навсегда останусь на этой земле в виде обаку, если когда-либо мы не сойдемся в смертельном поединке! - слова выходили будто бы сами собой, словно что-то дремавшее в Итачи давно, все же вырвалось наружу.
- Положение? – хмыкнула Кайо уже совсем нескромно. – Незавидное у него положение. Я бы не стала с ним меняться местами.
Похоже, ее развлекала вспышка Итачи, но в то же время, было в ее глазах что-то еще, более человеческое, о чем она, казалось, сама не догадывалась.

(И Далара)
-Я понимаю, что он сейчас в большой опасности, но, по крайней мере, вокруг него есть, люди, которым он дорог, - Итачи немного успокоился, - Я готов стерпеть все что угодно, лишь для того, что бы рядом со мной появился хотя бы один такой человек. Почему все видят строгого и жестокого сына управителя и не желают помнить, что именно я не раз отлавливал окрестных разбойников. Я рисковал жизнью, когда шел с двумя воинами в лес, прямо под стрелы лучников. И даже отец, - Итачи впервые захотелось плакать, но он не мог себе этого позволить и поэтому просто перешел на шепот.
Тем временем, если бы молодой самурай или его собеседница посмотрели в сторону дороги, то увидели бы одинокого путника с необычными для этого края белыми волосами.
- Дорог? Впрочем, точно не дешев, - голос Кайо опять стал жестким. - Этот мальчик игрушка для окружающих. А ты ему завидуешь, при этом сам же отталкиваешь тех, кто мог бы дарить внимание тебе.
-А ты уверена, что это я их отталкиваю? Когда я был еще ребенком, был один человек, которого я любил больше отца. Но когда мне исполнилось шесть лет, он исчез, даже не попрощавшись со мной. Разве я оттолкнул его? Да и тебе… нужна была только встреча с мальчиком, - в голосе Итачи сквозила обида.
Кайо широко заулыбалась, показывая ровный ряд зубов.
- А ты, оказывается, все про всех знаешь. Наверное, ты хранитель знаний и великий умелец читать в людских сердцах. Если бы мне был нужен Нобору, он сейчас был бы рядом со мной вместо тебя.
Словно устав стоять на одном месте, Кайо подошла к воротам и облокотилась о столб. Склонив голову на бок, посмотрела на собеседника.
- Если ты сильно любил своего брата, почему отказываешь ему в веских причинах, побудивших поступить так, а не иначе?

(moichido те же)

-Но он мог хотя бы попрощаться со мной, - неуверенно произнес Итачи, не заметив даже, что собеседница знает о нем то, чего знать не могла, - Не прощу...
Мысли в голове путались, и поэтому он не смог больше ничего произнести.
- Может, мог, а может, и нет. Простишь или будешь ненавидеть. Ты веришь в ками, Итачи-сан?
-Да, - без колебаний ответил сын управителя.
- Тогда они могут быть спокойны.
Совершенно не женским движением Кайо сложила руки на груди, спокойно и как будто оценивающе глядя на юношу.
Итачи с удивлением посмотрел на собеседницу. И не смог отвести взгляд. Немая сцена возможно продолжалась бы очень долго, но странный путник наконец дошел до ворот.
Почти пришедшая в негодность одежда говорила о том, что в пути он провел уже много времени. А лицо его было более чем странно. Чем-то оно неуловимо напоминало лицо самого Итачи, но едва ли сторонний наблюдатель заметил это, поскольку белые волосы и оранжевый цвет глаз приковывали все внимание к себе, создавая мистический облик. Обладатель такой внешности должно быть не раз слышал за своей спиной тихое перешептывание, причем, как правило, оно заключало в себе всего лишь одно слово: «Они».
Шаман (четки на руке, несколько манускриптов на поясе, а также маленькая лисичка за пазухой не оставляли места для сомнений касательно его ремесла) бросил удивленный взгляд на девушку, но в следующее мгновение уже смотрел на Итачи. На его лице в этот момент отражалось столь много чувств, что вряд ли кто-либо смог бы сказать, о чем он думал в это время. Наконец, он все же отвел взгляд от сына управителя и спокойно произнес:
-Может ли усталый путник найти отдых в вашей замечательной деревне?

(Естественно с Даларой)
Итачи поднял удивленный взгляд на внезапно появившегося юношу, и, не зная, что и произнести беспомощно посмотрел на Кайо.
Заметив его взгляд, та вдруг снова стала «дальней родственницей» и благовоспитанной девицей, хотя почти не двинулась. Ее голос вновь зазвучал, как приглушенный звон колокольчиков на ветру:
- Неужели сердце Итачи-сан настолько твердо, что он откажет несчастному страннику в крыше над головой?
Почувствовав поддержку со стороны девушки, Итачи, наконец, смог говорить:
-Род Хикари никогда нельзя было обвинить в негостеприимстве. Но все же по заведенным порядкам вы должны назвать свое имя и цель визита, Говорящий с Духами-сан.
-Меня зовут Хаку. Я просто скитаюсь по провинциям в надежде, что кому-либо понадобятся мои умения.
-В таком случае, ворота Шиобары открыты для вас. Ваше ремесло может понадобиться в деревне.
Хаку поклонился сыну управителя и произнес:
-Примите мою сердечную благодарность, Хикари-сан.
- Твоя новая подруга очень необычна, Итачи-кун, - эти слова он добавил уже находясь за спиной Итачи
-Не смей говорить со мной в таком тоне, - попытался грозно произнести молодой самурай, но голос явно не слушался его.
Шаман, казалось, не заметил последний фразы, и спокойно направился в сторону чайного домика.

Неприятный прелый запах проник даже в бамбуковую рощу, но желания разбираться с ним не было. Катсукесуми без труда разыскал среди ровных светло-зеленых стволов небольшое святилище, что было сложено из плоских камней. Не сказать, чтобы сюда часто ходили – крыша завалена сухими листьями, ступени утонули в траве и заросли мхом, деревянная чашка для подношений треснула и пуста. Но можно различить едва заметную тропинку, которая убегает вниз по склону, к воротам.
Катсукесуми устало кивнул грубо высеченному из камня изображению собаки – не мешало бы здешним жителям поменять на Ину красную полуистлевшую накидку. Да не его это дело. Если покровителю этой деревни плевать, что он не кормлен, не поен и не одет, так ему, Катсукесуми, и подавно. Он покрутился у ступеней, недоуменно нахмурился – сразу превратиться не получилось. Это еще что за новости? Со второго раза огромный белый тигр все-таки устроился на подушках из мха, положил тяжелую голову на каменные ступени, подмигнул желтым глазом каменному изваянию в святилище, обвил себя длинным хвостом и уснул.

Если бы слухи были водой, они непременно затопили бы деревушку в Долине Глициний, - к такому выводу Такамори пришел, когда ему в сотый раз поведали историю о разбойниках, отличавшуюся от других подобных историй несколькими деталями. Когда солнце укатилось за горы, оставив сиять факелами вершины на востоке, Такамори решил, что на сегодня хватит. Если бы у него был отряд, можно было бы послать его патрулировать улицы, но одному такие действия несподручны. К тому же, вряд ли разбойники выйдут на промысел этой ночью, побоятся желающих получить объявленную старейшиной награду.
В общем зале гостиницы уже никого не было, вероятно, торговцы отправились ночевать, чтобы назавтра спозаранку приняться за дело. Не видать даже хозяина. Впрочем, стоило пройти несколько шагов, как последний вынырнул из невидимого с первого взгляда закутка, отгороженного неприметной занавеской. Звякнули монеты, очевидно, он их там пересчитывал. Подталкиваемый в бок женой, он спросил, будет ли уважаемый самурай ужинать, и получив положительный ответ, остался им явно недоволен. Что-то бубня себе под нос, он удалился обратно за занавеску. Хозяйка сноровисто захлопотала, показала, где можно сесть, принесла поднос с едой и принялась убирать что-то в другой части комнаты, поглядывая с умилением на то, как молодой ронин поглощает приготовленную ею еду. Такамори удивился, но спрашивать ни о чем не стал, смел то, что дали и поблагодарил за вкусный ужин. Немолодая уже хозяйка просияла почти девичьей улыбкой.