Шиобара, дом управителя

Пошли не в пустующую женскую половину дома на втором этаже, в какую-то другую, тоже незанятую комнату. Катсукесуми время от времени опирался рукой о стену, переводил дыхание – битва с тем полукровкой повеселила его, но и совершенно измотала. Но нельзя было спускать всяким отпрыскам карасу такой наглости... Вспомнились слова одной вертихвостке о забвении. Тот, кто называл себя Катсукесуми, ощутил неприятный укол беспокойства. Может, он – следующий? Теперь его очередь? Но – что будет с миром, если за ним не приглядывать?
Плечо, там, куда со спины вошла стрела неугомонного мальчишки, онемело – новое ощущение. Было больно, так, как будто кто-то подсунул сопливому охотнику колчан Такамимусуби.
Кантаро поблагодарил судьбу, что в этот день в его доме почти не было слуг. Хотя кто знает, быть может, это заслуга этого человека со странными глазами? В любом случае, сейчас это было неважно.
Еще немного времени блуждания по дому, и вот она, нужная комната.
- Вот мы и на месте. Да, могу я узнать твое имя?
Наконец-то можно опуститься на пол, блаженно закрыть глаза. Его имя?.. да, его имя... Взгляд янтарных глаз скользнул по хибати с остывшими давно углями; те покрылись белесым налетом пепла.
- Катсукесуми.
Не столько поклонился, сколько мотнул непричесанной головой, грива растрепанных волос придавала ему сходство со зверем.
- Мое имя – Катсукесуми.
- Катсукесуми… - эхом повторил управитель. Имя было особенным, притом значило что-то важное. Но Кантаро не мог вспомнить, что именно.
Сев рядом, управитель снова заговорил:
- Скажи, Катсукесуми-сан, известны ли тебе помыслы ками, живущих в этих местах?
Узкие вертикальные зрачки непроизвольно расширились, опять сузились. Мужчина в грязной одежде поморщился, сложил ладони перед собой; лучше бы его клонило в сон.
- Что тебе понадобилось от них? - устало вздохнул он.
- Прощение...
Ишь ты! Прощение ему, а духов кто вспоминать будет? А за порядком приглядывать - кто? Катсукесуми сквозь опущенные ресницы разглядывал собеседника.
- Ты просишь для всей деревни? - полюбопытствовал он; по спине между лопатками, щекоча кожу текла теплая струйка крови, хотелось поежиться. - Или только для себя?
Теперь глаза цвета пламени смотрели на управляющего Кантаро в упор.

(и Хикари-кун)

Кантаро лишь опустил взгляд. Собеседник явно знал, что ину хранители отвернулись от рода не просто так. Поэтому и задал такой вопрос.
-Для своего рода. Завтра меня не будет в живых, но я прошу прощения не для себя. Я готов принять любое посмертие, лишь бы неудачи прекратили преследовать мой род.
- Как вы легко и просто решаете свои вопросы с помощью вакидзаси... - сварливо пробурчал Катсукесуми, сплел из пальцев учиджиши ин. - А что делать тем, кто вечен? Не совершать ошибок, что ли?
Мудра помогла, боль отступила на второй план, напоминала о себе тупыми толчками, но - не более того. Залетевший из сада ветер сдул с углей седую золу, бросил в хибати несколько сухих листьев, чтобы подкормить уснувший под пеплом огонь. Неподалеку захлопали крылья невидимой птицы.
- Ну хорошо... а что ты можешь им предложить, чтобы они забыли про невоздержанность твоего младшего отпрыска и торопливость в решениях старшего?
-Ты… ты знаешь о моих сыновьях? - в этот момент старый управитель забыл даже о гневе ками, - что с ними? Какие испытания приготовила им судьба?
Кантаро настолько разволновался, что не смог усидеть на месте, и поднялся, принявшись ходить кругами по комнате. И куда делась воинская выучка, до этого ни разу не подводившая управителя?
Катсукесуми расхохотался, даже усталость на время отпустила.
- Одни готовы жизнь отдать за крошечное пророчество, а ты забыл, что готовился к смерти за то, что не совершал!
Крошечный оранжевый язычок лизнул угли в хибати. А, сестричка, и ты где-то неподалеку...
- Если расплатишься жизнью за предсказание, что останется для ками и для твоего знатного гостя, а?
-Если бы я мог знать, что с ними, если бы мог хоть чем-то помочь им перед смертью, - Кантаро сам не понимал смысла своих слов, - Дай мне последнее успокоение перед смертью, а остальное… остальное не имеет смысла.
Кантаро продолжал ходить кругами, но при этом не сводил взгляда с собеседника.

(Bishop-san mo)

Катсукесуми хмыкнул, привычным резким жестом расправил рукава, чтобы не мешали - боль проснулась, но он не обращал на нее больше внимания. Губы беззвучно зашевелились, взгляд был устремлен то ли на голубоватый дымок над хибати, то ли сквозь него в сад, откуда донеслись звуки бивы.
Уголок губ Катускесуми приподнялся, в янтарных глазах запрыгали огоньки.
- Через год род в Шиобаре разгорится новый свет.
Управитель со страхом и удивлением посмотрел на собеседника. «Новый свет? Это значит, что старый свет исчезнет навеки? И роду Хикари* суждено сгинуть? Нет, этого ни в коей веки нельзя допустить!»
- Если ты не хочешь помочь мне, придется действовать самому, - голос Кантаро дрожал.
Уняв дрожь в руках, Кантаро медленно достал из ножен катану и направил ее острием в живот.
- Ками хранители, если хоть кто-то из вас слышит меня, заклинаю вас, - снова начал говорить он. Голос больше не дрожал, - примите мою жизнь, но сохраните и сасие мой род.
- Как недавно твой сын сказал мальчику, решившему расстаться с жизнью, - заметил Катсукесуми, с любопытством наблюдая за управителем, - такую жертву ками не примут. Хочешь заплатить - делай все правильно.
Он достал из рукава относительной свежести платок, расстелил перед собой, указал собеседнику: садись, мол. Сам же встал, взял с подноса, забытого здесь кем-то из нерадивых слуг, сакедзучи, плеснул в нее воду из чайника. Протянул Кантаро.
Управитель какое-то время стоял недвижимо. Стоило ему услышать о сыне, как приближающаяся к животу катана остановилась. А через какое-то время Кантаро и вовсе опустил оружие и непонимающим взглядом смотрел на предлагаемую сакедзучи. Но внезапно в его взгляде что-то отразилось, и управитель ладонью ударил по протянутой руке. Вода расплескалась по полу.
-Ты хочешь обмануть меня, - со злобой произнес он, - ты хочешь увидеть, как зажжется новый свет! Я все равно принесу жертву Ками. Но сначала ты.
И катана снова поднялась. На этот раз для боя.
Катсукесуми развел руки.
- Нападать на безоружного - как это по-человечески, - усмехнулся он одними губами; взгляд был холоден.
Странный пришелец несколько раз согнул и разогнул пальцы - словно большой кот втянул и снова выпустил когти.
- Начинай, - предложил он.
- Может ты и безоружен, но совсем не беззащитен, - с каждым новым словом в голосе управителя было все больше и больше ненависти, - и ты опасен. Опасен для всего, что еще дорого мне. Я иду!
И расстояние между лезвием катаны и Катсукесуми очень быстро начало сокращаться.
Янтарные глаза разгорелись опасным огнем. Катсукесуми нырнул под клинок - тот срезал прядь длинных волос, - подобрал с циновки половинку разбившейся чашки, чиркнул по ней двумя пальцами.
- Aka-shita!**
Из чашки фонтаном ударила струя черного дыма, тот, заслоняя от Кантаро его гостя, собрался в облако, в котором угадывались очертания морды огромной собаки; из распахнутого рта вывалился длинный ярко-красный язык
(те же)

---
* Хикари - в переводе означает "свет".
** Ака-шита - таинственное существо в виде черного облака с мордой собаки, из пасти которой высовывается огромный красный язык. Божество неудач, которое вмешивается в дела людей и путает их.

Управитель остановился. Пару секунд он вглядывался в появляющееся лицо. Неожиданно на его лице появилась торжествующая улыбка:
- Ты проиграл, - с нескрываемым торжеством произнес он, - хранители ину пришли на мой зов и готовы принять жертву. Тебе не удастся погубить мой род.
В следующий миг катана вспорола живот старика.
Катсукесуми разогнал дым ладонью, черное облако втянулось в щель между балками потолка. Некоторое время странный посетитель Шиобары стоял неподвижно, прислушивался к притихшему дому, разглядывал человека у своих ног; тот зажимал ладонями живот, между растопыренными пальцами текла кровь.
- Старый дурак... ты сделал только хуже.
Он вновь наполнил разбитую чашку водой, присел возле умирающего, смочил ему губы.
- Ну? - в янтарных глазах с вертикальным зрачком вновь запрыгало прежнее веселье. - И как ты собираешься попасть в павильон Белой яшмы* без моего разрешения?
Управитель попытался сказать что-то, но с его губ срывался только хрип.
Канаро в последний раз вздрогнул всем телом и обмяк. В застывших глазах навеки запечетлились удивление и страх.
(тот же состав)

---
* Уйти в павильон Белой яшмы - иными словами "умереть, уйти к предкам"; Бьякко как хранитель запада еще и проводник в страну мертвых, которая находится именно там.

За стеной комнаты, где вот-вот должен был встретить безвременную смерть управитель Шиобары, сидели двое. Тот, что пониже ростом и пошире в плечах, так и не сменил тускло-синее косоде и черные хакама, в которых проходил последние двое суток. Он проверял струны бивы и, казалось, был полностью поглощен этим занятием. Второй, одетый в серебристое шелковое каригину, с напряженным лицом вслушивался в происходящее за стеной.
- И что ты так волнуешься? – спросил первый, трогая очередную струну. Спросил искренне, без издевки.
- Зачем он это делает? Не понимаю...
Бива в сторону, взгляд темных спокойных глаз переместился на молодое лицо.
- Низачем. Старик выжил из ума.
Самми резким движением пересел по-другому, подвернув одну ногу под себя. Длиннющие рукава вихрем прошлись по полу, не подняв ни пылинки.
- Может ты и безоружен, но совсем не беззащитен, – донеслось из комнаты.
- Он же знает, - с напором произнес Самми. – И понимает. Зачем же рушить все?
- Ты меня спрашиваешь? – хмуро поинтересовался Ханзо.
Собеседник не ответил, лишь вздрогнул, когда прозвучали слова, вызывающие духа.
- Он не хочет убивать. Может, обойдется?
Ханзо пожал плечами. Ему не нравилась надежда в тоне спутника. Этот Хикари никто для Самми, его жизнь не должна ничего значить для него. Но, похоже, значит.
- Он что, твой родственник, что ты так беспокоишься? – голос Масанари был пронизан льдом.
- Нет. Но он вот-вот потеряет жизнь.
- И что?
Молчание. Дуэль взглядов.
- Тебе не понять, - роняет Самми.
- Мне казалось, ты - самурай.
- Мне казалось, ты - человек.
Молчание. Хрип в комнате острием врезается в повисшее напряжение.
- С пополнением нас.
Ханзо вернулся к биве, тронул две струны сразу, и те ответили жалобным пением. Самми встал.
- Возможно, мы не слишком скоро его увидим. Когда это случилось со мной, я «проснулся» лишь спустя несколько дней.
Масанари тоже встал, окинул спутника скептическим взглядом и сказал:
- Я стал таким сразу и видел остатки огня, в котором погиб.
Самми отвернулся.
- Пойдем. Иэмон, наверное, заждался нас.

(вместе с Рейтаром и Хигфом)

Фудзихара

Олури начала подремывать под мерное напевное бормотание патэрэна. Сперва накатившая вдруг сонливость даже встревожила ее, заставив бороться. Но тут ей в голову пришло, что у молитвы может быть такое действие – кто ж ее знает, эту чужую магию? – и девочка поддалась дреме, положив руку под голову и закрыв глаза. Во полусне мелькали странные лица, неясные очертания чего-то, что она должна бы знать, но не знает. И вдруг среди смутных теней раздался звук шагов. Олури с трудом приподняла тяжелые веки.
- Дядя Хидэ!
Не прерывая молитвы, отец Андрео поднял глаза и снова опустил их. Во двор вошел Хидэтада, но священник не хотел отвлекаться.
Поднимая пыль изрядно стоптанными ногами, Такеда вошел во двор гостиницы, направляясь к входу в нее, когда услыхал голос подопечной. Обернувшись в сторону колодца, откуда доносился голос, Хидэтада увидел Олури, лежащую под большим деревом, неподалеку от колодца на боку, подложив под щеку сжатую в кулак руку и глядящую на него, мальчишку которого вроде бы звали Юки, и патэрэна Андеорео, прикрыв глаза стоящего на коленях в паре шагов от девочки, переплетя пальцы перед лицом и что-то тихо бормотавшего, немного раскачиваясь время от времени. На миг, монах открыл глаза, взглянул на кавалериста, словно приветствуя его, и вновь прикрыл их, не прекращая бормотания и раскачивания.
"Молится, не иначе..." - Подумал Десятник, откровенно глазея на бормочущего патэрэна. - "Чудно молится, но это его дело. Не важно как молится этот странный человек своему чужому варварскому богу... Лишь бы Олури-химэ хоть немного полегчало от его молитвы".
Тихо приблизившись к столь оригинальной компании, Такеда сел прямо на землю и молча поклонился подопечной, давая понять, что он слышал ее, он рядом и готов ей помочь чем сможет, но шуметь не будет пока Андорео не завершит молиться, чтобы не помешать ему. Десятник не знал, откуда в его памяти появилось это высказывание, но именно сейчас он вспомнил его и подумал, что оно как нельзя лучше подходит к данной ситуации:
"Священнодейство не терпит суеты..."
Девочка кинула взгляд на отца Андрео, понимающе кивнула, но не утерпела, села, прислонившись спиной к дереву. Она внимательно оглядела Такеду, приметила его пыльный и несколько усталый вид и тихо прошептала:
- Дядя Хидэ, тут есть вода и немного еды, - Олури показала на поднос с почти не тронутыми сладостями и кувшином. – Поешьте.

(С Рейтаром и Даларой)

Кавалерист еще глубже поклонился, но ничего есть не стал. Напротив, он достал из-за пазухи тряпицу, развернув которую, выложил на поднос несколько сладких рисовых колобков и лишь после этого протянул руку к кувшинчику, налив в маленькую глиняную чашечку воды и жадно, хотя и почти беззвучно, припав к ней губами. Такеда все так же внимательно глядел на подопечную, молящегося южного варвара и сидящего рядом мальчишку, от которого вновь почувствовал едва уловимый странный запах.
Иезуит вспомнил известные ему молитвы, отгоняющие демонов и укрепляющие человека от болезней тела и духа, обращенные к Иисусу и Деве Марии. Заученные с детства слова произносились легко, и самым сложным было – чтоб они при этом не оставались просто по памяти воспроизводимыми звуками, а были действительно призывом к Создателю, отданной частичкой души. Ибо на ничего можно получить только пустоту…
Когда он, наконец, закончил, то чувствовал себя усталым, будто раз пять бегом пронес по гостиничной лестнице вверх-вниз тяжелый мешок. Не так важно, что это усталость не выражалась в тяжелом дыхании и поте градом на всем теле, а была внутренней.
Андрео встал с колен и присел прямо на землю, ибо удобных для европейца сидений рядом не было. Впрочем, за время миссионерской деятельности он привык и к худшему.
Наконец патэрэн Андорео кажется, окончил молиться, так как встал с колен и сел прямо на землю, а лицо его, как отметил про себя десятник, стало усталым, словно бы несколько постаревшим. Было видно, что эта молитва стоила монаху немало сил и порядочно его измотала. Все так же молча, Хидэтада поклонился патэрэну и, не прерывая поклона, протянул ему кувшин с водой и чашечку, предлагая освежиться после исполнения такого нелегкого дела. После этого, кавалерист еще внимательнее взглянул на Олури и спросил, как она себя чувствует.
Иезуит с благодарностью принял от самурая воду и с жадностью сделал несколько глотков, тем более, что день был действительно жарким. Он сделал несколько глотков и посмотрел на девочку, тоже ожидая ее ответа.
Под взглядом четырех глаз Олури прислушалась к себе. В сон уже не тянуло с такой неодолимой силой, да и кашель не давал о себе знать.
- Мне уже лучше, - честно ответила девочка двоим мужчинам. – Спасибо.
И тут же поняла, что болезнь никуда не ушла, просто отступила, затаилась, готовая выпрыгнуть наружу в любой момент. Как будто где-то в груди горел маленький злой красный огонек, не желающий сдаваться. Олури мысленно топнула на него ногой,
вдруг разозлившись, но огонек дунул назад едким пламенем, грозящим превратиться в новый приступ кашля. Девочка сжала зубы, огонек отступил.
- Съешьте, пожалуйста, эту еду, - сказала она вдруг. – Плохо будет, если она останется и испортится. В деревне никогда не оставляли еду портиться.

(той же командой)

Подопечная действительно выглядела лучше, однако священнику что-то не давало покоя. Он словно бы почуял, что зло не уничтожено, хотя не был в этом уверен.
- Хорошо, если ты хочешь, - ответил отец Андрео. - Думаю, лучше все же провести полный обряд изгнания демонов, для уверенности. Но это требует определенной подготовки, и лучше бы вышло у священника высокого сана, в церкви и при помощи других служителей.
У Олури разыгралось воображение. Церковь, большая, с толпой народа, как была в одной книжке дома. В центре, на помосте стоит патэрэн Андрео и множество еще таких же, точных копий его. И все они громко то ли говорят, то ли поют так, что больше ничего и не слышно. Везде горят свечи. И она сидит перед всеми, одна. Священники вокруг песней изгоняют духа, а тот не хочет уходить, цепляется за свечи, за ее одежду, за доски пола. И смеется. Или это все вокруг смеются? Почему они над ней смеются? Женщина танцует полуобнаженная – смеются, все же, над ней. Странно танцует, дико, не попадая в музыку, самозабвенно, откидывая голову, и сама смеется вместе со всеми...
Хидэтада внимательно смотрел на Олури и заметил, что в один из моментов разговора, ее глаза немного сощурились, словно она старалась заглушить какое-то неприятное чувство, возможно боль где-то внутри себя. Серьезно выслушав патэрэна Андорео, кавалерист подпер мозолистым кулаком подбородок и задумался. Монах был кругом прав, вот только искать сейчас в такой глухой провинции священнослужителя высокого сана, а еще лучше и монастырь той странной религии, к которой принадлежал этот святой человек было более чем долго, да и опрометчиво, в принципе. Клан Тайра, на землях которого сейчас находилась его подопечная, не относился к "южным варварам" и их вере так нетерпимо, как Токугава, но тоже вряд ли бы потерпели крупный храм последователей чуждой религии в самом центре своих владений. Куда проще и быстрее было бы обратиться в какой-нибудь из буддистских монастырей, или к монахам одной из самых почитаемых в этой провинции святынь. Да и заклинателей духов тоже стоило бы поискать по окрестностям, например того, седого, которого видели на дороге ведущей в Шиобару, о котором столько рассказывал старик-горшечник. Хидэтада не мог найти быстрого и безопасного выхода из ситуации, от чего все больше хмурился и тер пальцами подбородок. Наконец, он пришел к решению, что сперва стоит посоветоваться с Мицуке, чтобы обсудить с ним ранее пришедший в голову план проникновения в Шиобару и похищения знаменитого заклинателя духов. Если исцелить Олури полностью не удалось, болезнь может вернуться в любой момент, и возможно куда более сильной чем в первый раз, что может окончится очень плохо. Следовательно, тянуть время в ожидании непойми чего, словно мудрая обезьяна из притчи народа Джунго, нельзя. Чем быстрее удастся отправится в путь, достигнуть Шиобары и увидеться с колдуном, тем лучше. Придя к такому выводу, Такеда хмыкнул, размышляя, что как только появится ронин, нужно будет собираться в дорогу, и на сей раз выбрать путь при помощи знающих людей, а не кота-проводника.

(Далара+Higf+Reytar )
Взглянув на вновь задремавшую Олури, кавалерист тихо произнес:
- Олури-химэ, вы должно быть тоже устали? Может лучше вернуться в гостиницу и отдохнуть как положено, а то земля здесь жесткая, да и холодная немного? А о еде не беспокойтесь, мы воздадим ей должное и исполним ваше пожелание. Не желаете отведать хоть один из этих сладких колобков? Они весьма недурны, я проверял.
С этими словами, Такеда отправил один из расхваливаемых им рисовых колобков, в рот, и довольно улыбнулся.
- Думаю, что я должен быть около Олури-химэ, чтоб в случае возвращения болезни вновь отогнать ее, это, пожалуй, в моих силах, - произнес священник, тоже раскусывая колобок.
Услышав голос Такеды, девочка вздрогнула и несколько испуганно оглянулась. Странных людей, да и той, танцующей, больше не было. По-прежнему двор, залитый солнцем, и уже готовая уйти тень от дерева. Юки куда-то ушел, и теперь людей было всего трое. Спутники с аппетитом жевали колобки, вызвав на лице Олури легкую улыбку.
- Спасибо, но мне не хочется есть. – Взгляд на солнце, которое вот-вот начнет жечь по-настоящему. – Наверное, вы правы, дядя Хидэ. Я посижу в доме, только в комнату не пойду, там скучно. Здесь же есть обеденный зал.
- Это было бы неплохо, - согласился португалец, который при всей неприхотливости предпочитал сидеть не на земле, если была такая возможность.
- Хорошо, Олури-химэ! - Такеда поднялся на ноги и прихватил поднос с едой. - Тогда и все это не стоит оставлять здесь. Думаю, там в зале можно будет дождаться Мицуке-доно, с которым кое-что будет нужно обсудить, прежде чем отправимся в дальнейший путь.
- Ун, - сказала девочка, вставая. То ли от долгого сидения, то ли от болезни у нее закружилась голова, и ей пришлось опереться рукой о ствол дерева. Кора под пальцами казалась высохшей и морщинистой, как щеки старухи.
Хидэтада как раз дожевывал очередной колобок, одной рукой придерживая кувшин, а второй – поднос, когда заметил, что подопечная побледнев, чуть пошатнулась и опирается о ствол дерева, возле которого лежала ранее. Мгновенно нахмурившись, кавалерист засунул кувшин под мышку, прижимая его к себе локтем руки, в которой держал поднос, а другой крепко и насколько мог мягко, взял девочку под локоть.
- Прошу простить мою бестактность, Олури-химэ, но думаю, будет лучше, если я немного помогу вам дойти до обеденного зала. – Произнес десятник, придерживая подопечную за руку и приноравливая свой широкий шаг, к ее семенящей из-за одежды, походке. Приблизившись к входу в гостиницу, ширина которого конечно была рассчитана на одного человека, Такеда, как и подобает воину славного клана Санада, пропустил девочку вперед, шагнув в проем вслед за ней. Раздавшийся вслед за этим громкий стук, чего-то чрезвычайно твердого, например лба достойного десятника, по дереву притолоки, был отлично слышен в пределах пары ближайших улочек. Точно так же, как отлично было слышно, последовавшее за ним громкое: «Кс-с-с-о-о-о-о!!!», а затем звон выпавшего из под локтя Хидэтады кувшина с остатками воды, не замедлившей выплеснуться и залить ему весь бок. Немного пошипев сквозь зубы, и побурчав под нос что-то непонятное Олури, но предельно емкое и прочувственное, кавалерист все же протиснулся внутрь гостиницы. Он помог подопечной присесть на одних из дзобутонов, лежащих на полу в обеденном зале и лишь после этого, поставив неподалеку поднос с едой, схватился рукой за пострадавшее место, в центре которого, на самом виду, уже набухала роскошная, большущая шишка…

И снова Микава. 5 лет назад.

Хозяева не спрашивали причин внезапного ухода одного из постояльцев. Слуга, принимавший оплату, открыл было рот, чтобы попросить об увеличении суммы - ночевало-то двое, справедливо, - но возникшая из ниоткуда хозяйка с силой дернула его рукав, отрицательно мотнула головой, и слуга покорился.
На улице ветер носил мелкие зерна снега, больно бьющие в лицо. Оба путника натянули дорожные плащи из соломы, сразу став похожими на два стога на ножках. Отойдя несколько шагов от двери гостиницы, Такамори встал, прикидывая возможности.
Говорящий с духами отстраненно смотрел вдаль, время от времени устраивая поудобнее их новую спутницу, без сознания лежащую под ворохом одежды.
- Куда мы пойдем теперь, Такамори-сан? - спросил он, все также смотря вдаль.
- Нужно найти какое-нибудь не слишком многолюдное место, где ты сможешь выходить своего найденыша. Ты знаешь этот город?
Сам Такамори был здесь в первый раз, что в такой ситуации не слишком радовало. Да и отрешенность спутника несколько беспокоила. Впрочем, может быть, шаманам положено стоять столбом с взглядом, будто происходящее у них под носом интересует их меньше всего. С шаманами ронин тоже сталкивался впервые.
- Нет, я здесь впервые. Но все города в этом смысле одинаковые. Что бы ты хотел найти здесь, Такамори-сан?
Беловолосый шаман наконец перевел взгляд на Такамори.
- Дом какой-нибудь, хоть бы и хибару, только чтобы вокруг было не людно, и внутри можно было зажечь огонь. Твое шаманское чутье говорит тебе, где здесь такое место?
С реки донеслись крики, похоже, пришла большая лодка, и ее разгружают. Значит, сейчас в ту сторону точно не надо идти.
Хаку приложил пальцы к вискам и закрыл глаза. Постояв так несколько минут, он открыл глаза и встряхнул головой, как после долгого сна.
- Мое шаманское чутье молчит. Да и не может оно видеть подобных вещей. Но по дороге сюда я видел заброшенную хижину, в нескольких шагах от деревни.

(soshite Dalara)

(soshite Hikari tsuzuketa)

- Замечательно, – обрадовался Такамори. – Вот туда-то мы и пойдем. Надеюсь, ты помнишь точную дорогу к ней.
- Конечно, Такамори-сан, это недалеко.
Полуразвалившуюся хибару было почти не видно под снегом, но все же, хоть какое, но убежище. Беловолосый шаман принялся очищать от снега то место, где по его представлению должен был быть вход.
С полминуты Такамори наблюдал за действиями беловолосого паренька, чьи движения затрудняла забота о зверьке за пазухой, потом решительно остановил его.
- В этой развалюхе можно находиться только летом, сейчас мы попросту замерзнем. Судя по ее состоянию, там даже огонь развести негде. Пойдем обратно в деревню, найдем что-нибудь... поцелее.
- Небольшой огонь можно развести и здесь, - произнес Хаку, возвращаясь к работе. - Лису нужно согреть, пока ей не стало еще хуже. Или Такамори-сан думает, что селяне добровольно поделятся с нами местом, чтобы мы отогрели зверя, которого простые люди считают оборотнем?
- Она и есть оборотень, - в тоне ронина не было и капли сомнения. – Люди иногда сдают во временное пользование небольшие дома целиком. Можно найти такой.
Вид хибары уж слишком удручал. Все бы ничего, если бы это была хижина какого-нибудь монаха-отшельника, но ведь это попросту заброшенный домишко, пришедший в негодность.
- А пока мы будем искать, ее время подойдет к концу, - не сдавался шаман, - И никакой она не оборотень. Это всего лишь предрассудок.
- Какой же ты шаман, если не знаешь, что все лисы оборотни? Ладно, отойди, а то растрясешь лису, еще зашибешь ненароком.
Сопроводив слово делом, Такамори отодвинул беловолосого в сторону и принялся сам разгребать снег. Печатки тут же намокли, стали тяжелыми и грозили свалиться, но рыться в снегу голыми руками хотелось еще меньше, чем терпеть такое неудобство.

Шаман поправил клубок под одеждой и начал рыться в свитках. «Это не тот, этот успокаивает духов, этот изгоняет, точно, вот нужный».
-Такамори-сан, отойди, пожалуйста, - сказал Хаку и, не дожидаясь исполнения просьбы начал читать заклинание.
- Эй, аккуратней!
Отойти, сохраняя достоинство, не удалось, требовалось поскорее убраться с линии между шаманом и объектом его колдовства. Большого доверия к умениям Хаку Такамори не испытывал, и перспектива оказаться поджаренным заклинанием не радовала, а слово «огонь» уже прозвучало.
А за ним и все остальные слова со свитка. При последнем слове Хаку выставил руки, сложив из них печать Тигра, вперед. Внезапно соломенный плащ шамана заполыхал.
-Shimatta! - вскрикнул тот и, достаточно проворно сняв плащ, бросил его в сторону хибары.
Оставшийся снег стаял очень быстро, и перед путниками открылся вход. Хаку, зябко дрожа, произнес:
-М-может в-войдем-м?
Такамори первым вошел в хижину, огляделся, проверяя сохранность крыши. Будет неприятно, если на кого-нибудь из них вдруг свалится сугроб, а то и потолочная балка. Только удостоверившись, что сооружение стоит прочно и не собирается развалиться в самое ближайшее время, ронин пустил туда шамана. Несмотря на громкое зубовное клацанье, которое тот издавал. Посреди хибарки нашелся очаг, тщательно вычищенный и в одном углу даже покрытый паутиной. Давненько здесь не зажигали огня.
- Ну и зачем ты спалил плащ? - спросил Такамори шамана.

-Если бы это было моим желанием, - смущенно ответил Хаку, - Надо скорее разжечь огонь.
И его пальцы снова сложились в печать тигра.
- Стой! Сейчас же все вокруг сожжешь!
Такамори перехватил и развел руки Хаку в стороны прежде, чем тот успел что-нибудь сделать.
- Ты когда-нибудь слышал слово «огниво»? И вообще, что ты собираешься разжигать, если в очаге нет дров?
Откуда это существо на мою голову? только и мог подумать ронин. И не оставишь ведь такого одного - не выживет. Такамори снял собственный плащ, накинул его на плечи Хаку.
- Посиди, я принесу дров и разожгу очаг. И не колдуй пока больше, ладно?
-Un, - только и смог ответить шаман

(в том же составе)

(Bishop to tsukutta)

Гуси хоть и сопротивлялись отчаянно, вынуждены были отступить под натиском хворостины. Будь то не гуси, а вражеское войско, туго бы пришлось ему, всех бы порубил меч-хворостина; при большом воображении можно было нарисовать весьма героическую картину. Правда, мешали декорации – жалкая пыльная раскаленная солнцем улочка в заштатной деревушке. Гуси с яростным гоготом разбежались кто куда.
Такамори огляделся, все еще воинственно сжимая в кулаке хворостину. В пыли свободного пространства разбойник номер два молотил разбойника номер один и уже был близок к печальному результату.
- Эй, как там тебя, прекрати его бить, за мертвого денег меньше дают, - крикнул Такамори, стараясь перекрыть гам оживившихся на периферии крестьян.
- Меньше? - донеслось из облака пыли и гусиных перьев.
Но те пятки, что взбивали эту пыль, подергиваясь в такт ударам, это делать перестали.
- В два раза, - подтвердил самурай с хворостиной.
Мицуке не без сожаления разжал пальцы, разбойник стукнулся затылком о дорогу и успокоился. Ронин поднялся, сделал неудачную попытку отряхнуться.
- Сколько? - уточнил он с беззлобной деловитостью.
- Всем десять, мне обещали двенадцать, - в тон ему ответил Такамори. Посмотрел на хворостину у себя в руке, будто в первый раз заметил ее присутствие, и выбросил уже ненужный прут.
Мицуке поднатужился, складывая три цифры. Получалось неплохо, но вот как все это делить?
- За голову? Или весь товар целиком?
- За голову. И твою в том числе, поскольку ты тоже разбойник.
Такамори оценил размеры и силу безымянного собеседника, но отступать был не намерен. Хотя, судя по некоторому блеску в глазах, с этим можно было и договориться.
- Ты, случайно, не из Кансая?
- Из Нары, - согласился Мицуке, подумал и уточнил: - Рядом.
Потом он еще подумал, но проиграл битву с не ко времени проснувшейся честностью и добавил:
- За твою голову обещали больше, получается.
- Земляки, значит... почти. Я из Овари. И кто же обещал награду за мою голову?
Неужели преследователи успели добраться и сюда? Будет неприятно, более чем. К тому же, сейчас он связан словом позаботиться о Кин Ки, так что о побеге в крайнем случае не может быть и речи.
Мицуке пожал плечами, наклонился и достал из пыли притихшего мужичонку. Какой смысл отрицать, что он не злодей, если во-первых, все равно не поверят, а во-вторых, с какой-то точки зрения наверняка он такой и есть. Хотя это уже немного грустно.
- Был бы разбойником, грабил бы торговцев в Осаке... - из-под грязи на щеках пробилось нечто, что отдаленно напоминало румянец. - А не здесь.
Такамори начал призадумываться. Краснеющих разбойников ему видеть еще не доводилось. Он оглянулся на столпившихся крестьян и предложил:
- Пошли поговорим где-нибудь в менее людном месте, где этот сбежать не сможет.
В конце концов, с земляком можно и поговорить, а не сдавать его сразу же властям.
На лице его собеседника отразилась сходная мысль.
- Еще раз ударишься в бега, - предупредил еле дышащую добычу Мицуке, - сделаю так, чтобы нечем было не только бегать, но и думать. И не радуйся, ты мне еще должен за нарушенное слово.
Он огляделся по сторонам, держа пойманного разбойника за шиворот одной рукой.
- Где тут есть подходящее место?

(Takamori to Mitsuke, они же - Далара и Bishop)

- Похоже, самое безлюдное место – у реки, откуда мы так быстро удалились благодаря этому вот.
Хмурый взгляд в сторону пойманного. Не дожидаясь иных предложений, Такамори пошел в сторону берега, хотя и не в ту сторону, откуда они с таким шумом прибыли. В этой деревне, рассудил он, почти с любой стороны есть река. Сзади шагал его новый знакомый и почти земляк, подгонял добычу подобранной и больше не нужной гусям хворостиной. Мицуке размышлял. Живой – дороже мертвеца, а деньги нужны позарез. Но – слово есть слово. Ему пообещали и обещания не сдержали. Коротко свистнул клинок, всхлипнул удивленно разбойник, в неожиданно повисшем молчании тело мешком осело на дорогу. Когда Такамори оглянулся, рослый оборванец вытирал лезвие меча о рукав.
- Не удержался, - виновато вздохнул ронин. – Буду тебе должен.
- Видимо, остается разобраться нам с тобой, поскольку его ты убил.
Уйти с улиц они еще не успели, стояли между домишек на пыльной утоптанной земле. Такамори положил пальцы на рукоять меча, ожидая, что сделает громила. А тот сначала собрался отправить клинок в ножны, но заметил – должно быть, краем глаза, - движение противника. Медленно отвел меч в опущенной руке за спину и разом утратил лень и добродушие.
- Хорошо, - сказал Мицуке. – Доставай меч.
Достал. Не отводя взгляда, держа рукоять двумя руками, увел клинок назад и чуть в сторону. Оценил стойку противника: немногие умеют биться мечом одной рукой. И не похоже, что выделывается. Похоже, шансов на победу не много, но – плевать.
Мицуке прищуренными глазами следил за перемещениями столичного щеголя, даже удивлялся. Немного отыщется народа, что по своей воле полезут с ним в драку, да еще и с коротким мечом. С коротким?
Впервые Такамори получше пригляделся к верзиле и вдруг понял, что вовсе он не так здоров, как казался раньше. На широком лице ясно написана усталость, будто он вот-вот свалится и заснет на месте. Капельки влаги на лбу и щеках при желании можно принять за пот – бегал, потом дрался, запыхался, - только как объяснить, что они выступают поверх корки из пыли и все прибавляются. Сейчас-то никто не бежит. Но руку держит опасно, отсюда не видно, что она делает и куда пойдет меч. А это что? С темной ткани рукава на землю капали медленные густые капли – одна, другая, третья, окрашивая пыль алым.
- Ты ранен.
- Ничего, - соврал Мицуке. – Не мешает.
Они помолчали, описывая медленный круг, в центре которого лежало мертвое тело.
- У тебя меч почти на полтора сяку короче, - мрачно заметил оборванец.
- Ничего, - повторил интонации противника Такамори. – И это не помешает.
Они описали еще полкруга, и вот тут вернулось отступившее перед азартом погони головокружение, да еще и решило мстить за отсрочку. Верх с низом вознамерились поменяться местами. Такамори оступился, на мгновение прикрыл глаза и тут же широко распахнул их. Если он ждал в эту секунду удара, то не дождался, его противник сделал шаг вперед, но – так и не поднял меч.
- Mate! Так не пойдет.
Бросив короткий взгляд на противника, Такамори убрал меч в ножны.
- Да, глупо получится. Что ты предлагаешь?
- Дашь слово в лучших условиях продолжить поединок?
- Составим договор. Тогда никто из нас не сможет нарушить данное сейчас обещание.
- Годится, - Мицуке вернул меч в ножны; теперь действительно стало видно, что по пальцам его течет кровь. - Пойдем. Писаря можно позвать и сидя за столом.

Шиобара, дом Хикари Кантаро

Говорят, что боги создали мир, просто появившись в нем и сочетавшись браком друг с другом. Свой мир Иэмон выстраивал из звуков, которые для него были не менее вещественны, чем камень, дерево или металл, а возможно, и более. Бива в его руках вызывала к жизни даже умерших, и неважно, что стоило ей замолчать, пропадали и сотворенные ею образы; на тот короткий по сравнению с веками богов срок магия действовала. Даже если слушателями были рыбы в пруду и воробьи, дерущиеся на крыше.
Раздвинутая перегородка в одной из комнат делала ее похожей на театральную декорацию, готовую для финального акта. Ветер раскачивает ветку старой пинии, и тень ложится поочередно на каждого из двоих участников представления. Жаль, что солнце, хотя и склонилось к закату, но висит еще достаточно высоко; поздним вечером, когда в комнате зажгли бы светильники, а в саду – пару каменных ламп, впечатление драмы усилилось бы.
Иэмон взял несколько пробных аккордов, прислушался к голосам.
- Завтра меня не будет в живых, но я прошу прощения не для себя...
В его воображении первый «актер», хозяин этого дома, стал высоким сухим стариком с запавшими, обведенными черной тенью, как гримом, глазами. Неуступчивый, твердый, как камень, и такой же замшелый. Подобрать к нему мелодию было легко. Со вторым персонажем вышла заминка, его образ не складывался, расплывался белесым туманом. Только-только слепишь мужскую фигуру в рваном каригину и с всклокоченной гривой длинных волос, как все ускользает, трудно подстроиться.
- Как вы легко и просто решаете свои вопросы с помощью вакидзаси... А что делать тем, кто вечен?
- Ты хочешь обмануть меня, ты хочешь увидеть, как зажжется новый свет! Я все равно принесу жертву ками. Но сначала ты.
Мелодия набрала темп, то ли подстегивая диалог, то ли стараясь не отстать от него, скоро развязка – предсмертный хрип старика. Иэмон придержал дощечку-медиатор, еще рано, сейчас нужна длинная пауза перед новым взрывом действия.
- Старый дурак... ты сделал только хуже. И как ты собираешься попасть в павильон Белой яшмы без моего разрешения?
Стук отодвинутой фусума, пронзительный женский вопль. Пора. Бива в руках Иэмона заговорила вновь, не так басовито и мощно, как раньше, суматошные звуки наскакивали друг на друга, рассыпались, как зернышки риса из прохудившегося мешка. В доме, откуда музыканту ответил другой инструмент, начался переполох, по доскам веранды стремительно и почти бесшумно прошелестели чужие шаги, словно ветер смел пригоршню сухих листьев. Ткань мелодии разорвал резкий скрежет, как будто кот, огромный, как баке-неко, не успел затормозить на повороте и выпустил когти. Завершил трагедию, как положено, удар гонга – что-то звучно ударило по натянутой туго бумаге в одной из перегородок.
Иэмон опустил руку с медиатором, оперся спиной о нагретую солнцем стену и устало закрыл глаза. Представление завершилось, актеры благодарят терпеливых зрителей.
То ли облако набежало на вечернее солнце, то ли подул ветер, чересчур ледяной для такой теплой осени.
- А... явились, - сказал музыкант, не открывая глаз. – Что там произошло?

Мару не было и в комнате наверху. Рыжая не решилась входить, только чуть приоткрыла створки. В комнате царил такой беспорядок, словно десяток демонов отплясывали тут неделю. И чье-то неприятное злое присутствие. Нет, определенно не место для лис. И для попугаев, кстати, тоже.
А вот внизу оказалось веселее. Компания во дворе, кажется, надумала перебираться в дом. Ох, какой удар! Юки зажал рот ладошкой чтобы не расхохотаться.
Тем временем обеденный зал стремительно наполнялся - в дверях показались еще две фигуры. Одной из них оказался ее собственный самурай, второй - смутно знакомый аристократ. Свертка при Мицуке уже не было, зато пыли на его одежде хватило бы на пару деревень. Мужчины сели за один столик, и, кажется, собирались о чем-то говорить.
Такой шанс Рыжая упустить не могла. Маленькой серой тенью метнулся мальчишка на кухню, на ходу меняя облик. Запоздало заметил, что загадочный Патэрэн стоит к нему лицом - ну да ладно, кто ему, иностранцу поверит? В кухню вошла уже миловидная молодая женщина в припыленном дорожном кимоно. После пары слов с хозяйкой в ее руках оказался поднос со съестным. Чуть опустив голову, как это и подобает приличной девушке, Рыжая поставила еду на столик между мужчинами, подняла взгляд на Такамори, тут же вспыхнула и опустила глаза опять.
Мицуке не стал откладывать поправку здоровья на неизвестное будущее, ждать, когда городской щеголь догадается, тоже не стал - обслужил себя сам. И только выпив первую порцию, сообразил: хорошо бы умыться.
Они обошли всю деревню в поисках места, где будет не слишком шумно, не нашли и тут щеголю пришла в голову гениальная мысль. Сначала надо отдать трофей, чтобы было на что пить. И есть... да и писарь наверняка запросит оплату. К тому времени Мицуке больше хотел не столько сесть, сколько лечь и на все согласился. Они обменяли голову на деньги и, не сговариваясь, повернули в одну и ту же сторону. Когда входили в общую комнату, городской щеголь как-то странно начал поглядывать на ронина, но ничего не сказал.
- Воды принеси, - попросил у девушки Мицуке. - Лучше сразу целый ковш. А еще нам нужны бумага и письменные принадлежности.
Интересно, куда делся кот?
Такамори мысленно сказал себе, что от такого деревенщины нечего ждать чистоплотности и хороших манер. На девушку он посмотрел мельком, отметив, что не видел ее здесь раньше. Вернув внимание к спутнику, усомнился, что ему хватит даже ковша, слишком уж много пыли и грязи.
- И еще тряпье для перевязки, - добавил Такамори к заказу. - Стоит промыть и перевязать рану до того, как
ты зальешь кровью все вокруг.
- Боишься, что умру до того, как ты получишь шанс убить меня? - Мицуке налил себе еще и взялся за палочки. - Не надейся, такого удовольствия от меня не дождешься.

(как и предыдущее, втроем - Биш, Китти и я)

- Надеюсь, - Такамори положил себе на тарелку еды и тоже взял палочки. - Но вымоченный в крови договор меня не привлекает, так что будь добр, позаботься о чистоте.
Рыжая взглянула в сторону Мицуке, выгнув бровь со смешанным выражением иронии и удивления. Потом подозвала хозяйскую девочку и пересказала ей просьбу ронина, вместе с уточнением его спутника. Стремительным движением убрала за ухо выбившуюся прядь волос, снова взглянула на Такамори. Передала тому саке, не дожидаясь просьбы, улыбнулась, и вдруг, снова засмущавшись, опустила голову.
Такамори оглядел девушку, как будто впервые увидел. Такая на вид милая деревенская девушка, хотя и не похожа на местных, слишком тонкие и правильные черты лица. И явно никогда не работала с клиентами раз краснеет и смущается при каждом движении. Кивком поблагодарив ее, самурай взял чашечку, секунду колебался – ему пришло в голову, что смешение сакэ с табаком может дать интересные результаты – и выпил. Жидкость приятным теплом разошлась по телу, похоже, не причинив вреда. Тем лучше. Теперь можно и поесть.
Служанка попалась смышленая, а может - посмотрела на гостя и принесла вместо затребованного ковша небольшое деревянное ведро, до краев полное водой. Мицуке кое-как оттер грязь, не удержался и один ковш вылил себе за шиворот. Спину защекотало, зато стало легче. Ронин подвернул испачканный рукав, недовольно осмотрел сбившуюся повязку. Капустные листья помогли, но, кажется, не настолько, как он надеялся. Кожа вокруг раны покраснела.
- Значит, травой пахнет, да? - процедил сквозь зубы Мицуке, сдергивая повязку совсем.
Оставшейся водой он опять промыл рану, начал стягивать руку чистой тряпкой. Девушка услужливо подала молодому самураю миску с рисом, выставила на стол соусы. Мицуке она словно бы и не замечала - все внимание было устремлено в сторону Такамори. Тот, в свою очередь, делал вид, что не замечает, а может действительно отнес повышенное внимание к своей персоне на счет неопытности девушки. Не впервые особы женского пола так реагировали на него, по большей части это кончалось ничем, если только у него не возникало желания превратить ситуацию во что-то большее.

(та же компания)

Потрепанный чумазый теперь уже собутыльник принялся разбираться с раной. Такамори оценил четкость и умелость действий нового знакомого, похоже, не впервые ему приходится заниматься перевязкой. А также оценил он то, что ронин свободно действует левой рукой, накладывая тряпицу на правую. Свободно действует обеими руками, значит... тем интереснее.
- Что пахнет травой? - уточнил Такамори, расслышав бурчание собеседника.
- То, что оставило мне вот это на память, - Мицуке постарался зубами потуже затянуть узел; руку словно обожгло огнем.
Собеседник уже неплохо продвинулся в деле уничтожения еды, надо было нагонять. Оборванец опять взялся за палочки. На тренировках от отца часто доставалось палкой по спине - а порой и по голове, - когда в рассеянности брал меч не той рукой; но не раненой же правой сейчас есть? А несколько удивленные зеваки - это всего лишь случайные зрители.
- Кто писать будет? - полюбопытствовал он.
- А ты умеешь? - усомнился Такамори.
- А ты нет?
Самурай открыто и весело усмехнулся, взял кисть.
- Всего лишь беспокоюсь, сумеешь ли ты поставить подпись.
- Ты, главное, свою поставить не забудь! - парировал Мицуке, отправляя в рот очередной кусок.
- Ну, если судить по надписи на том удальце, за чей счет мы сейчас едим, писать ты умеешь, но не так чтобы очень.
Едкое замечание повисло в воздухе, якобы незамеченное.
Привычными движениями выводя символы со всеми причитающимися завитушками, Такамори быстро набросал на бумаге текст договора. Высушив чернила речным песком из специальной коробочки, передал лист Мицуке.
- Сначала ты читаешь и подписываешь. Или не подписываешь. Потом уже я.
Кицунэ подлила мужчинам еще сакэ, стараясь не смотреть на бумагу - она уже убедилась, что прочитать, о чем речь, с ее места не удастся.
Текст был простой, обычный в таких случаях. Городской щеголь даже сумел обойти маленькую неловкость - имен-то они не назвали друг другу. Впрочем, те, кто будет заверять и переписывать текст на табличку, чтобы выставить ту на площади для ознакомления, сами переправят как надо.
Ронин хмыкнул, взял кисточку и, не заботясь о красоте почерка, накорябал иероглифы "жизнь" и "боги", а после задумчивого взгляда куда-то в потолок добавил еще два: "чистота" и "защита". Прозвище приписывать не стал. Только покосился на девушку, что уже сидела почти в обнимку с городским щеголем, отдал бумагу обратно.
- Твоя очередь.
Переставшая смущаться девушка показалась еще более привлекательной. Амэ он ничего не обещал... впрочем, после. Сейчас нужно завершить договор. Такамори аккуратно вывел "золото", добавил к нему "замок" и только тут бросил взгляд на предыдущее имя. От неожиданности чуть не испортил иероглиф "высокий". Он ожидал увидеть имя, записанное хираганой, а вовсе не иероглифы, хоть и начерченные, как кошка хвостом. Похоже, надпись на груди разбойника сделал все-таки не этот грамотей, кто-то другой постарался.
- Занятно, что наши имена оканчиваются одинаково, - прокомментировал Такамори вслух и приписал в хвосте "защита".

---
*Кандзи sei (жизнь) и shin (боги), kyou (чистота) и mori (защита) составляют имя Мицуке - Сейшин Киёмори.
Kin (золото), jo(замок), taka(высокий) и mori(защита) - Кинджо Такамори

(Bishop to kyouen)

- А... явились, - сказал музыкант, не открывая глаз. – Что там произошло?
- Хозяин поместья отправился на тот свет, - будничным тоном доложил Ханзо, усаживаясь рядом с Иэмоном, скрестив ноги. Сторонний наблюдатель, обладай он способностью видеть призраков, решил бы, что живой из этих двоих как раз Ханзо.
Самми зашелестел одеждами и расположился по другую руку от слепого музыканта, некоторое время устраивался, будто ему было трудно сидеть в любой позе.
- Расстался с жизнью ни за что, да еще и сделал все неправильно, - в голосе флейтиста ясно звучало огорчение. - Как можно так обращаться с собой, окружающими и Тигром? Этот Кантаро испортил все, что только мог...
- И теперь в доме переполох, - продолжил Масанари, вытащил откуда-то маленький острый предмет, очевидно не предназначенный для мирных целей, и начал его полировать неизвестно откуда извлеченной тряпочкой. – Ищут убийцу старика.
- Словно не видят, что Кантаро покончил с собой, - Самми не шевелился, застыв в официальной позе и скорбно уставившись в пруд. Что он там видел, можно было только гадать. – Теперь они обыщут весь дом и, возможно, даже найдут Тигра, тем более, что он оставил столько следов.
- Следы когтей на террасе особенно живописны, - иронически поднял бровь Масанари. – Да и седзи досталось на славу, таким-то хвостом.
- Не найдут, - отозвался Иэмон, хотя откуда взялась уверенность, он не стал уточнять; впрочем, спутники и не требовали объяснений. - Вот ведь охота людям гоняться за ветром.
Он прислушался. Да, топот и крики. Людской топот и людские крики.
- Ну а ты что так разволновался?..
Пауза. Самми, поняв, что обращаются к нему, шевельнулся, переложил длиннющий рукав и ответил:
- Кантаро мог дождаться утра, подготовиться и сделать все, как надо, с соблюдением всех церемоний. Он же пренебрег этой возможностью, поддавшись неразумному порыву. Как императорский мастер церемоний, я не могу на это спокойно смотреть.
Он помолчал немного, на открытом лице с тонкими чертами отразилось сомнение, стоит ли продолжать.
- Человек не должен расставаться с жизнью вот так. Теперь он не жив и не мертв.
- Утешайся тем, что ты по крайней мере можешь смотреть, - усмехнулся Иэмон.
- Глаза бы мои этого не видели.
Самми достал флейту, выдул несколько пробных нот, проверяя готовность.
- Теперь остается только оплакать его.
- Помочь?
- Да.
Ханзо фыркнул. Флейтист приложил инструмент к губам, закрыл глаза и завел тоскливую, щемящую сердце мелодию, разлившуюся по всему саду и словно отгородившую пруд и окрестности от суетливых выкриков в доме. Иэмон не стал упрямиться. Старого управляющего ему не было жалко, но несчастный Самми так расстроился, что если кто-то и нуждался в утешении, так это он.

(пост написан вместе с Доном Алесандро и Hinode)

Бамбуковая роща вблизи Шиобары

Поисковая партия во главе с дайме всё сильнее углублялась в лес, выйдя на маленький пятачок который чудом не облюбовали заросли, отряд остановился, дайме посмотрел по сторонам, и повернулся к охотникам:
- Куда нам идти дальше? – князь посмотрел на начальника охотников.
- Э-э-э… - человек выдал неопределённый звук – Г-господин, но м-не к-кажется что в-вы вели…
Дайме удивлённо и чуть вопросительно посмотрел на охотника:
- Значит, ВЫ не можете найти следы мальчика?
- Да, господин, то есть, нет, господин! То есть немедленно, господин!
Дайме кивнул и потерял интерес к побежавшему раздавать команды несчастному старшему охотнику.
- Кажется, собирается дождь… - проговорил дайме не обращаясь ни к кому в отдельности. Один из самураев охраны поднял, было, голову к кусочку чистого неба над головой, но тут же опустил головы, устыдившись…
Акаихигэ сложил свой веер, и прошёл на середину пятачка, тут он раскрыл веер и начал делать упражнения для разминки рук, веер то описывал полные круги, то складывался, то снова раскрывался, дайме перекидывал его то в левую, то в правую руку, на первый взгляд можно было решить что Акаихигэ наконец полностью рехнулся и просто забавляется с веером, но в движениях был свой ритм, очень жесткий как и во всех упражнениях, очень необычный и даже в чём-то пугающий, веер мелькал в руках князя то ускоряясь то снова замедляя свои движения, наконец дайме закончил последний круг движений и ловко подкинув его, закрыл его в полёте.
Слуги и охотники заворожено и откровенно пялились на князя, оглядев такую публику, дайме чуть покачал головой и указал в сторону каких-то зарослей
- Мне кажется там что-то есть! Туда! – проговорил аристократ и первым устремился в них.
Заросли чуть закачались от прохода по ним людей, а в кронах деревьев запел ветер…



***

Нобору, не выпуская руки спутницы, озабоченно посмотрел вверх; над головой сухо шумели листья, звонко ударялись друг о друга бамбуковые стволы.
- Кажется, мы заблудились.
- Нет, почему же, - Майе глянула вверх. - Или нам нужно куда-то еще?
Мальчишке чудились шаги в зарослях и чей-то угрожающий шепот, как будто со всех сторон их обступали демоны или дикие звери. Нобору прикусил губу, чтобы не расплакаться. Он больше не маленький мальчик, цепляющийся за рукав сестры... сестры? У него был еще кто-то, кроме странного и притягивающего мужчины, перед которым все склонялись, пожелания которого исполнялись без замедления и проволочек и которого все называли сиятельным даймё? Нобору тоже хотел стать таким, чтобы... он не придумал, для чего ему нужно исполнение этого желания, первая крупная капля щелкнула его по носу. Мальчишка сморщился, вытер лицо.
- А в какую сторону мы идем?

- В любую, - девушка поймала на ладонь каплю дождя. Она была теплой и слегка соленой - или это соль от ее ладони? Бамбук вокруг шумел тревожно и радостно, и Майе невольно обрадовалась сама. - Куда ты хочешь?
«Домой...» чуть было не выпалил мальчишка, но вовремя прикусил язык.
Вечерняя полутьма постепенно сгущалась в полноценную грозовую ночь, россыпи капель забарабанили по длинным узким листьям.
- Смотри! - он указал куда-то вглубь чащи. - Там свет. Наверное, кто-то разжег костер.
- В такой дождь? Он же потухнет, - пожала плечами Майе. Дождь приятно холодил лоб, смывая соль и горечь с лица. - Пойдем, посмотрим.
Чем ближе они подходили, тем ярче полыхал огонь, но это оказался не костер. Не обращая внимания на дождь, на огромном валуне, сложив мощные крылья, сидел монстр и разглядывал что-то, ведомое только ему одному. С широких перьев сыпались и шипели на дожде искры. Нобору попятился, но было поздно.
Оох... Майе потянула мальчика за руку, так что он чуть не упал. Не место ему было рядом с этим... с этим... От обилия образов у девушки закружилась голова. Существо внушало ужас, смертельный ужас, но было в нем еще что-то - завораживающее, притягивающее. Словно бы из криков умирающих сложили прекрасную музыку. Почти против своей воли Майе сделала шаг вперед. И коснулась бы искрящегося крыла, если бы не...
И коснулась бы искрящегося крыла, если бы обаке не отдернул его. Лицо, так похожее на девичье, обрамленное длинными волосами, обратилось к людям.
- Какая занятная встреча, - прошелестел негромкий голос, больше напоминающий шум дождя. - Вы тоже пришли что-нибудь предложить для обмена?
- Обмена на что? - девушка завороженно любовалась танцем капель и искр, тусклыми отблесками молний на перьях. Словно бы не говорила с внушающим ужас демоном, а рассматривала дивной красоты драгоценность.
- На исполнение желания, конечно, - улыбнулся демон. - Люди такие странные существа, не могут существовать без желаний.
Нобору сильнее сжал руку новой знакомой.
- Уйдем отсюда, - громким шепотом попросил он, нашаривая на поясе нож.
- А много ли ты можешь? - Майе опять протянула руку к перьям, но тут же спохватилась. Погладила большим пальцем руку мальчишки, пытаясь успокоить его, но оборачиваться не стала.
- А ты хочешь начертить границы моей власти?
Необычное существо распахнуло крылья, как будто потягивалось; поляну залило пламенем. Нобору изо всех сил потянул женщину прочь с поляны. Вторую руку - с ножом - он выставил перед собой, защищаясь от демона.
- А если ей нет границ, зачем ты обмениваешься? - девушка словно бы и не заметила этой демонстрации, но на несколько шагов отошла.
- А если вы все приходите и предлагаете, зачем мне отказываться? - вопросом на вопрос ответило огненное существо, по-прежнему улыбаясь. - Так чего же ты хочешь? И чего хочет та маленькая рыбка, что когда-нибудь вырастет в большую?
- Хочу чтобы ушла гроза. Чтобы страшные ветры с севера перестали дуть. Чтобы забытых вспомнили. Чтобы блуждающие птицы нашли свои гнезда. Чтобы дети нашли родителей, а духи - свой покой. Если после этого от меня что-то останется, то предлагаю тебе это взамен. Больше у меня нету. - Майе взглянула прямо в глаза демону.
- Не надо!.. - испуганно зашипел Нобору у нее за спиной.
Итсумаден сложил крылья и вытянул длинную, покрытую змеиными чешуйками шею, так что его губы едва не касались уха женщины.
- Договорились, твое предложение пока самое интересное, - прошептал он. - За оплатой я приду позже.
- Только выполни, - девушка скривила губы в подобии улыбки. Мир куда-то поплыл, и через секунду Майе обнаружила влажную землю под пальцами.

(Далара + Reytar)
В глубине не слишком-то большого зала устроились за столом Олури и Хидэтада. Патэрэн Андорео сказал, что ему требуется отлучиться на минуту, и ушел куда-то в дом. К столу зайцем подскочила девочка-служанка и спросила, не желают ли гости еды или питья, может быть чего-то холодного из погреба, чтобы остудиться после жары. У девочки вдруг прорезался аппетит, и она попросила лапши, чтобы горячей и с горкой.
Кавалерист прислушался к своему внутреннему голосу, к хрусту уличной пыли на губах и ответил что был бы очень не прочь смочить горло чашечкой-другой горячего, крутозаваренного чая. Поудобнее расположившись на дзобутоне, Хидэтада глубоко вздохнул и покосился на двери, размышляя где в данный момент шляется Мицуке-доно, как скоро вернется и где его искать, если это "скоро" растянется на неопределенное время. Такеда как раз осмысливал, не придется ли до утра обшаривать окрестные кусты и буераки с горящим фонарем в руках, что бы увидеть, наконец, торчащие из высокой травы, ноги уже покойного непутевого самурая, когда предмет угрюмых размышлений десятника сам заявился в обеденный зал гостиницы. Заявился в таком виде, словно его очень долго и успешно использовали в качестве метлы, причем, судя по налипшим на одежду перьям и пуху, - скорее всего в птичнике. Кавалерист удивленно поднял брови, глядя на потрепанный и куда более запыленный чем у него самого, вид ронина, и лишь после этого обратил внимание на спутника Мицуке - высокого и стройного молодого человека с вакидзаси у пояса, внешностью и поведением более всего напоминавшего какого-то столичного щеголя. Когда Мицуке и щеголь, присели чуть в отдалении от остальной компании, за соседним столиком, а невесть откуда взявшаяся служанка принесла поднос с едой, на который Мицуке не замедлил накинуться, забыв даже о необходимости хоть сколько-нибудь умыться, Хидэтада вернул брови на прежнее и место и ничего не говоря, стал ожидать дальнейшего развития событий, понимая, что просто так два ронина не собираются за одним столом, особенно если один из них ранен, к тому же весь в пыли и перьях, а второй - столичный щеголь, которому не место в такой забытой всеми ками глубинке, как эта деревня, название которой достойный кавалерист запамятовал в очередной раз.
Олури, забыв о лапше, которую как раз поставили перед ней, принялась с откровенно разглядывать обоих ронинов. На ее лице со скоростью молнии сменялись выражения: беспокойство, любопытство, досада, когда служанка закрыла собой вид. Впрочем, едва девочке казалось, что на нее вот-вот посмотрят, как она отводила взгляд, пряча его в миске лапши.
Когда наконец принесли и их заказ, Такеда продолжал молча наблюдать за непутевым ронином и его спутником. Он видел как Мицуке, видимо наконец вспомнив, что перед едой обычно что-то полагается мыть, затребовал воды, щеголь добавил к требованию еще и ткань для перевязки, как ронин промывал и перевязывал рану, пользуясь левой рукой с той же легкостью, словно правой. Кавалерист не мог не оценить силу духа и умение Мицуке, и заметил, что щеголь, не смотря на поглощаемую пищу, крайне серьезно наблюдающий за ронином, тоже обратил на это внимание. Подумав, что ничего особенно важного пока не происходит, десятник решил воздать должное остывающему чаю, прижал к губам чашечку и лишь опорожнив ее понял, что что-то успел пропустить. За столь короткое время перед щеголем появился свиток, который он принялся с истинно придворной легкостью и упоением, покрывать иероглифами, выполненными в вычурной манере, с множеством завитушек, после чего передал лист Мицуке, предложив подписывать. Доблестный десятник кавалерии чуть заметно скривился, словно съел что-то весьма кислое или несвежее, например рисовый колобок с прокисшей начинкой, пытаясь одновременно заглянуть через плечо ронина что бы прочесть в написанный на свитке текст, и допить почти полностью остывший чай.

(с Рейтаром)

Заглянуть через плечо удалось, но вот прочесть... Так как излишняя, по его мнению, начитанность, никогда не входила в список добродетелей семьи Такеда, Хидэтада не особенно-то разбирал письмо кандзи, а уж что-то написать им без ошибок, у славного десятника можно было добиться только в одном случае, - привязав его к заряженной пушке и подпалив запальный шнур, да и то, вряд ли эта процедура сильно повысила грамотность достойного воина клана Санада.
Более-менее прочесть и понять смысл текста Такеде так и не удалось, даже с пятой попытки, провалившейся как раз в то время, когда ронин и щеголь поочередно подписывали свиток. Скривившись еще сильнее чем раньше, Хидэтада сдвинув брови и шевеля губами, был так поглощен осмыслением этого хитрого письма, что сам не заметил как вслух пробурчал все что думал об умниках пишущих такими непонятными символами и о том, зачем это вообще может делаться:
- Чудное что-то понаписали, нет что попонятнее, что бы хираганой... А так гадай, что в виду имели, то ли долговая расписка, то ли акт, удостоверяющий согласия на занятия мужеложеством, - не понять ей право...
- Мужеложством? – немедленно подхватила Олури незнакомое слово.
Она вытянула шею, стараясь увидеть, что же там такое написано на листе, но поскольку в деревне не считали, что женщине нужно что-то большее, чем хирагана, и девочке удалось вызнать всего с десяток символов кандзи, разобрать она ничего не сумела, кроме не имеющих смысла по отдельности значков хираганы.
- А что такое мужеложство?
Поняв, что именно произнес вслух, причем весьма громко, доблестный десятник смущенно крякнул и насупился, размышляя, как бы теперь выпутаться из неловкого положения, да еще и объяснить значение этого термина юной благородной девушке, явно еще не познавшей мужчину.
- Кхем-кхем... Ну в общем, вы это узнаете в свое время, Олури-химэ. К чему вам забивать такой, не стоящей вашего внимания, мелочью, свою голову, да еще и когда вы не совсем здоровы. Вот пройдет полгода-год, выдадут вас замуж, тогда мужа и спросите, он вам сам все объяснит!
- А вдруг это что-то важное и?.. – начала Олури, посмотрела на явное смущение, написанное на широком крупном лице Хидэтады, и закончила совсем другим: - Наверное, это что-то особенное человеческое, чего у животных нету. Непохоже, чтобы Мицуке-сан нашел шамана. Или это и есть шаман, дядя Хидэ?

(Далара + Reytar)
- Ну-у-у-у... Не только человеческое... Говорят у обезьян такое тоже есть, но точно не знаю - не проверял как-то...
Десятник смущенно почесал затылок, хмыкнул еще раз и смущенно уткнулся носом в чашечку, которую только что наполнил горячим чаем, откуда то ли пробурчал, то ли пробулькал - не понять:
- Не похож этот столичный щеголь на шамана. Скорее уж он, или просто постоялец этой гостиницы, с которым наш ронин что-то не поделил, или такой же самурай-без-господина, как и Мицуке-сан, только поумнее и поудачливее, наверное, так как выглядит он куда более преуспевающим. Не шаман это - ясно видно.
- У нас в деревне никогда шаманов не было, был только один старенький священник, который всегда на всех бурчал, - поделилась Олури. Поковырялась палочками в миске, вылавливая лапшу погорячее, та что сверху, успела остыть. Стрельнула любопытными глазами в сторону договаривающихся и нахмурилась, увидев рядом с интересующим ее столом девушку-служанку, ведущую себя как-то совсем не как все, а...
- Смотрите, какая противная служанка, - буркнула девочка, надув губы.
Такеда взглянул на столик, за которым сидели оба самурая и хмыкнул еще раз - служанка, весьма привлекательная девица лет примерно восемнадцати, усиленно жалась к щеголеватому самураю, который то ли не обращал внимания на ее потуги, то ли старательно делал вид что их не замечает.
Полюбовавшись стройностью и красотой служаночки, Хидэтада хмыкнул, подумал что эту служанку он то ли где-то видел, то ли когда-то уже встречал, после чего буркнул:
- Ну, не очень уж и противная... Скорее наоборот... Как везет всяким столичным щеголям... Просто завидно иногда, хотя зависть и не достойное самурая качество.
- А я говорю - противная! - уперлась Олури. - Гадкая и мерзкая, вот.
Она зарылась носом в миску, громко хлебая. Наружу торчали лишь челка и два нездорово блестящих глаза.

(совместно с Китти)

Когда мужчины закончили с подписями, Рыжая осведомилась у Такамори, не нужно ли господам еще чего-нибудь.
- Нужно-нужно, - Мицуке опять принялся набивать рот едой, подмигнул Олури, что сидела за соседним столом. - Покрепче держаться за вакидзаси ему нужно, не то последнее унесут.
- А у вас уже унесли, мм... господин самурай? - девушка смерила Мицуке откровенно насмешливым взглядом.
- Да нет, - ронин приметил у кого-то сладкие мицумамэ, задумался, не попросить ли еще еды или сразу начинать клянчить их у служанки. - Но столько раз пытались! Бывают такие девушки, которые сначала наобещают, заманят мужчину, а стоит тому отвернуться или на миг глаза прикрыть, норовят обокрасть. Не встречала?
- Сочувствую этим девушкам. Сейчас редко встретишь настоящего мужчину - все больше бродяги и грубияны. Стыд для хорошего меча болтаться на бедре подобных людей, - кицунэ произнесла это медленно, словно бы в задумчивости.
- Стыд для хорошего меча валяться без дела в какой-нибудь лисьей норе, - парировал Мицуке.
Даже отсюда запах свежих сладостей кружил голову или это все еще действует яд? При мысли об отравленном сюрикене ронин подумал, что следует все-таки и лекарство придумать, но - не срываться же с места?
- Может статься, что там ему будет чище, - усмехнулась Рыжая. Достав из-за пояса веер, девушка раскрыла его - удивительно тонкая роспись изображала уже знакомый Мицуке заброшенный храм и какую-то груду тряпок, лежащую прямо на земле. Без меча. Вокруг тряпок прыгал кот.
- Что же это за меч, что, оставшись без дела в одной чистоте, ржавеет и рассыпается в прах? - удивился ронин.
Наклонился, чтобы получше рассмотреть рисунок; кивнул в знак оценки. Чиру был похож на себя.
- Не хочу дожить до того дня, когда самураи отложат мечи и расстанутся с честью. А что скажешь ты?
Такамори молчал; возможно, решил, что вопрос обращен не к нему.
- Хочу дожить до того дня, когда самураи вспомнят, что честь не в одном мече, - произнесла кицунэ после паузы.
- Может быть, - ронин пожал плечами. - Но когда больше ничего, кроме меча, не остается, цепляешься за последнее.
- Даже когда самурай теряет свой меч, у него остается гордость и слово, - улыбнулась девушка. - Самурай без меча - все еще самурай. Самурай без слова - уже нет.
- Даже когда тот, с кем был заключен договор, сам не держит своего слова? - хмыкнул Мицуке. - Помнится, заключал я один раз такой договор. Знаешь, что произошло на следующий день? Меня обманули. Не подскажешь имени, а?
- Рассказывали мне подобную историю. Говорят, та женщина ничего не обещала - только раз отдать меч. А вот самурай, с которым она заключала договор, забыл о собственном слове уже через несколько часов. Грустная история, - притворно вздохнула кицунэ.
- Забыл? - искренне удивился Мицуке. - Ну что ж, коли так, договор можно посчитать разорванным. Я больше ничего не должен тебе, верно?
- Какой смысл заключать договор с теми, кто так относится к собственной чести? - Рыжая бросила на Мицуке очередной насмешливый взгляд из-под ресниц.
Ронин встал, покачал головой, смерив взглядом недавнего противника и девицу.
- Я был готов отдать за тебя жизнь, но сидеть и слушать, как ты при всех поносишь меня, не буду. Оскорбить меня ты не можешь, ты всего лишь женщина, - он взял договор, сунул за пазуху, коротко поклонился Такамори. - Отнесу бумагу писарю, пусть объявят о поединке. И держись покрепче за меч, не ровен час, тебе и сражаться то будет нечем.
Он еще раз поклонился и вышел на улицу.

Войдя в здание, святой отец увидел, что Мицуке уже вернулся и, хотя выглядит неважно, смертельной угрозы его состояние не представляет. Так любивший вляпываться во всякие неприятности ронин сидел за столом с незнакомым иезуиту самураем, тут же вертелся Юки.
У воинов – воинские дела, и священник решил не подходить пока к спутнику и сопроводить в свою комнату девочку, но тут мальчишка поразил его. Пока уставший португалец провожал его взглядом к дверному проему, ведущему в кухню, паренек… на ходу изменил свои черты, превращаясь в миловидную девушку!
Отец Андрео застыл на месте, не зная, что думать. Больше всего сейчас ему надо было несколько минут одиночества, чтобы спокойно обдумать увиденное. А где можно найти самое уединенное место? Правильно, там, куда и король ходит пешком и в одиночестве, тем более что побывать там действительно не помешает. На некоторое время отец Андрео исчез з глаз своих спутников, а когда возвращался, в голове уже сложилось мнение.
Оборотни, безусловно, относились к силам демоническим. Конечно, ангелы Господни тоже могли менять облик, но на ангела Юки не тянул, так что вывод был однозначным. Однако кричать, привлекая внимание, было бы глупо – проведя полжизни среди людей с другой верой и другими обычаями, иезуит научился быть осторожным и не торопиться. Тем более, что пока непосредственного вреда Юки, если его можно так называть, никому, кажется, не причинил.
Несомненно, это было хитростью демона, однако позволяло надеяться, что тот не собирается нападать прямо сейчас. Чуть придя в себя, священник решил пока не поднимать шума, не оставлять паренька наедине с Олури, посоветоваться с кем-либо из местных и опробовать на оборотне святое причастие. Вопросами о галлюцинации миссионер не задавался, так никогда ими не страдал и был абсолютно трезв.
Появившись в зале, священник застал момент, когда Мицуке весьма высокомерно, насколько позволял потрепанный вид, удалялся из помещения, а предмет его размышлений сидел рядышком с незнакомым самураем. Патэрэн опустился рядом с Хидэтадой и Олури и поинтересовался, что произошло.

Бамбуковая роща вблизи Шиобары

(и СонГоку)

- Что тут произошло? - голос Акаихигэ раздался прямо за спиной Нобору.
Мальчик, который, вцепившись обеими руками в одежду Майе, пытался оттащить женщину подальше от занявшейся огнем сухой травы, вздрогнул и оглянулся. Смуглое лицо его было залито слезами.
Дайме смотрел на мальчика, его лицо не выражало почти ничего, маска, будто все эмоции оставили князя, но глаза господина Тайра радовались, они выдавали явную радость от такой встречи, мужчина подошёл ближе и чуть присел, чтобы смотреть в глаза Нобору:
- Вот я и нашёл тебя.
Отпустив Майе, мальчик кинулся на шею старшему, порадовавшись еще и тому, что вокруг сейчас нет никого из самураев и можно спокойно реветь, уткнувшись носом в чужую одежду.
Руки дайме крепко обняли мальчика, обычно он крайне не любил пачкаться, друзья шутили что дайме Акаихигэ способен поймать свинью в придворном платье и не меняя ничего отправиться к микадо, но сейчас он был страшно рад таким объятьям:
- Всё хорошо, всё будет хорошо - проговорил князь.
- Я хочу уйти отсюда, - шмыгнув носом, сказал Нобору. - Я никогда больше не хочу видеть пожар.
Дайме поднялся вместе с мальчиком на руках.
- Ко мне! - Акаихигэ чуть-чуть повысил голос, из кустов высыпала охрана, охотники и слуги.
- Она с тобой? - спросил князь спокойным голосом у мальчика
Нобору кивнул.
- Она заблудилась, - осипшим от слез голосом сказал он. - И заключила договор с демоном. Ее нужно увести отсюда.
Дайме кивнул, и двое самураев подскочили и подняли девушку с земли.
- Убираемся отсюда! Быстрее, пока ночь совсем не скрыла дорогу!

(традиционно, ничего нового - с Бишем)

Она впорхнула птицей в щель между перегородками, спасибо, кто-то оставил, и сменила облик уже внутри. Чуть запыхавшаяся и раскрасневшаяся после перелета, осмотрелась: никого. Хорошо. И вдруг снаружи крики, топот ног. Назвавшая себя Кайо едва успела сесть перед зеркалом, поспешным движением откинуть прикрывающую его вышитую тряпочку. Интересно, кому оно принадлежало. Ой, надо бы развернуть так, чтобы входящим не видно было ее отражение...
- Кто там? – она обернулась и от удивления приоткрыла рот. – Ты тут откуда?
Катсукесуми лишь отмахнулся.
- Люди сошли с ума, - выдохнул он, тяжело опускаясь на пол. - Помоги извлечь наконечник. У тебя есть нож?
- Шпильки подойдут? Они костяные.
Молодая женщина оказалась рядом с полутигром-получеловеком. Бегло осмотрела его и вцепилась в ткань рукава, раздирая ее.
- Подойдет все, что режет, - процедил сквозь зубы Катсукесуми. - Встречу Такаги-но ками... осторожнее ты!.. встречу его, он узнает, как раскидывать стрелы! Как его колчан мог попасть к этому сопляку?
- Нечего было подставляться под эти стрелы. Да не вертись ты, хуже сделаешь.
Кайо перехватила две острые шпильки а манер палочек-хаси и предупредила:
- Сейчас вытащу, только не загрызи.
В следующую секунду тигриный рык сотряс стены. Кайо сморщилась, зажимая одно ухо и держа второй рукой окровавленные шпильки с зажатым между ними наконечником.
- Да потише ты! Сейчас же все... вот, пожалуйста, уже бегут. Куда тебя девать-то?!
Она завертелась, выискивая место, куда можно запихнуть такую тушу, но среди голых стен ничего не находилось.
Превращаться было уже поздно, огромный тигр закрутился на одном месте, припадая на одну лапу, и вдруг растянулся на полу, словно мертвый.
- Ложись сверху, - буркнул он, умеряя на этот раз мощь голоса.
Девица плюхнулась на мягкий тигриный бок, поелозила, устаиваясь.
- Поосторожнее! - фыркнул огромный зверь, укладывая тяжелую голову на переднюю лапу. - Не любовью собрались заниматься.
- Да? – съязвила миниатюрная на его фоне девушка.
Через секунду, когда в комнату с криками ворвались слуги, скромная родственница грациозно возлежала на громадной тигриной шкуре и, по-видимому, дремала. Медленно, томно приоткрыв глаза, она поинтересовалась, что значит это вторжение, когда честная девушка отдыхает в отведенной ей комнате. Слуги несколько замялись, кричать точно прекратили. Сразу двое спросили, не видела ли она бегущего человека.
- Кроме вас я здесь никого не видела бегущим, - не стала врать Кайо. – И говорите по одному, пожалуйста.

(с птичкой... с этой... с Даларой!)

- Может быть, слышали шаги или голос? - спросил тот из двоих, что постарше.
- Шаги? - девушка задумалась, погрузив пальцы в белоснежную шерсть. - Да не шевелись ты, - тихо-тихо прошипела она тигру под собой.
Тигр едва заметно шевельнул хвостом; хорошо - догадался закрыть глаза раньше, а то пришлось бы таращиться в одну точку, не моргая.
- Нет, шагов тоже не было. Вы собираетесь все тут обыскивать? - круглые глаза.
Мужчины смутились, засовещались между собой. Наконец, пришли к единому мнению.
- Мы быстро осмотрим все комнаты и больше не будем вас беспокоить, госпожа. Еще раз, простите за вторжение.
Кайо мученически вздохнула.
- Побыстрее, пожалуйста.
Никого не отыскав, слуги уже без криков удалились с женской половины. Кайо, не вставая, сладко потянулась и спросила:
- Ты там живой еще?
- Живой, - донеслось сквозь стиснутые зубы. - Почти.
- Ну и чудно!
Кайо легко вскочила на ноги. Быстрым движением скинула занавесочку, покрывающую зеркало и обернулась к несчастному животному, растянувшемуся на полу во всю немалую длину и занимающему половину достаточно большой комнаты. Девушка присела рядом с тигром, потеребила ухо.
- Тебе помочь? - Он же гордый, просто так, без уговоров помощь не примет. - Давай поделюсь.
Катсукесуми приоткрыл янтарный глаз.
- Сам справлюсь, - басовито проурчал тигр.
- То-то я смотрю, как ты справляешься, - фыркнула Кайо. Ухо она так и не выпустила.
Тигр дернул вторым ухом - чтобы показать, что сил еще осталось немало. Но ничем большим протеста не выдал. Должно быть, просто не мог.
Приняв это за сигнал к действию, девушка взобралась на распластанного Кастукесуми и прижалась к нему всем телом. Если бы сейчас вновь ворвались слуги, они посчитали бы, что она попросту спит на роскошной тигриной шкуре. Прошло некоторое время прежде чем она прервала "сон" и села, помотав головой. Тигр, развалившись и разметав во все четыре стороны лапы, крепко спал и урчал во сне.

(И снова с Даларой)

Путь до места встречи с Кайо сын управителя прошел очень быстро. Силы после тренировки как ни странно лишь прибавились, и теперь можно было без остановок добраться до Фудзихары (а путь «изгнанного» самурая лежал именно туда, поскольку эта деревня была ближайшей к Шиобаре).
Кайо задерживалась, и это немного обеспокоило Итачи. Но не идти же к ней на самом деле? Да и сын управителя прекрасно знал, что женцины нередко опаздывают. Оставалось только ждать.
В конце концов девушка показалась из-за деревьев. Купание определенно не пошло ей на пользу, она едва переставляла ноги, и на лице ее было совсем не лучезарное выражение. Завидев Итачи, она сделала попытку приободриться хотя бы внешне. Улыбка вышла несколько вымученной, но в остальном, кажется, получилось.
Но все же молодой самурай смог заметить жуткую усталость девушки.
-Кайо-чан, - произнес он, сам удивившись подобному обращению к ней, с тобой все в порядке?
- Да, со мной все хорошо, - отмахнулась она от заботы. - Долгое купание всегда отнимает у меня много сил. Неразумно сидеть столько времени в воде, не правда ли? Поедем?..
-Подожди, ты еле на ногах стоишь, - обеспокоено произнес Итачи, - будет лучше, если я тебя донесу.
И он подошел к девушке, намереваясь взять ее на руки.
Та шарахнулась от него, на ее лице проступил страх буквально на долю секунды прежде чем она успела отвернуться.
- Не трудись, я дойду сама.
И Кайо демонстративно пошла к коню. Не добралась буквально два шага, остановилась.
-Ты не доверяешь мне? – с долей горечи в голосе спросил Итачи, встав сзади - расскажи, что случилось, прошу тебя.
Тебе же хуже будет! Или не будет? Кайо свела тонкие брови, обернулась к Итачи и посмотрела ему прямо в глаза, нарушая все нормы приличия. Кивнула сама себе. Похоже, в этой семье все необычное досталось старшему сыну.
- Переутомилась, ничего больше. Пожалуй... наверное... боюсь, я сама не дойду.
«Все-таки что-то здесь не так» - Итачи был сильно обеспокоен, но виду не подал.
Не говоря ни слова, он взял Кайо на руки и донес до лошади. Сын управителя помог девушке забраться и следом запрыгнул сам.

Очарование девушки как ветром сдуло, стоило ей открыть рот и начать отпускать желчные замечания. Стала похожа на склочную уличную торговку, что целыми днями от безделья ругается с соседками. Судя по всему, решил Такамори, эти двое знакомы и чем-то друг другу изрядно насолили. Догадались же устроить перебранку у всех на виду. Встать и уйти, к сожалению, не представлялось возможным, хотя очень хотелось: нельзя же так оскорблять человека, с которым только что заключил договор. Вспомнив еще с детства привычные официальные приемы, на которые его таскали, чтобы привыкал вести себя в приличном обществе, Такамори просидел всю перепалку с каменным лицом, устремив расфокусированный взгляд в никуда. Его здесь нет, он ничего не видел и не слышал.
Женщина сыпала оскорблениями, умудряясь замарать все, включая мечи и самураев вообще. Интересно, не ее ли рук... э-э... того, что под хвостом, дело тот запах утром, который, похоже, до конца не выветрился до сих пор, несмотря на раскрытые где только можно перегородки. Сейшин то ли в отместку называл ее лисой, то ли... Такамори вспомнил рыжий комочек, пригретый когда-то юным шаманом. Если эта и лиса, то совершенно точно не та самая. У той не было задатков ни shoufu*, ни стервы.
И держись покрепче за меч, не ровен час, тебе и сражаться то будет нечем.
Она еще и воровка? Надо будет проследить, чтобы не утащила, девица-то явно сноровистая, сейчас Такамори был склонен верить потрепанному оборванцу-ронину. Новый знакомый ушел. Девица кинулась следом, но на ее лице не было ни раскаяния, ни сожаления. Такамори проверил – меч на месте.
Как ни в чем не бывало, словно и не ругался здесь никто, не устраивал театра без сцены, Такамори встал, отдал хозяину деньги за еду, съеденную обоими, и пошел проверить раненого монаха. Придется сообщить Кин Ки неприятную новость – лекаря в деревне нет и неизвестно, когда он появится.

------------
*shoufu - (яп.) проститутка

Любимое занятие – без дела и смысла шататься по улице, отираться у лотков со сластями и глазеть на прохожих – сегодня не радовало. Да и улиц на этой деревне – одна вдоль, три поперек. У реки, подальше от любознательных глаз Мицуке привел себя в порядок, умылся, вытряхнул из волос птичий пух. Ледяная вода принесла облегчение только телу, на сердце по-прежнему оставалось погано. Был бы рядом Чиру, вот порадовался бы позлорадствовал.
Мицуке посмотрел на деревья, что росли на противоположном берегу; склон горы уходил почти вертикально вверх, среди пиний и густого подлеска кое-где проступали красноватые пятна гранита. Может, плюнуть на все, сдались ему эти люди? В конце концов, что он потеряет, кроме нескольких медных монет? А если он кому что и обещал – так чего ждать от него? Ронин, одним словом, человек без хозяина, не прирученный волк. Хорошо жить без чести – кто тебя упрекнет? И Чиру пусть здесь остается с новыми друзьями... а ему всех дел – переправиться вброд через отмель.
- Мррр? – раздалось у его ног, кот толкнулся лбом в колено ронину. – Мря?
Мицуке неожиданно всхлипнул, подобрал рыжего зверя, запихал на привычное место, за пазуху. Вытер кулаком нос. Слезы не высохли. Кот высунул морду наружу, лизнул шершавым языком обветренную скулу хозяина.
- Ничего, Чиру... все в порядке.
- Ма-о!
Даже кот на слово не верит, дожили.
Дождь накатил стеной, еще не ливень, но зарядил хорошо, плотно. Тем лучше, никому не придет в голову, что Мицуке может плакать. Его жизнь опять принадлежала лишь ему одному. Вновь превратиться в ронина, не успев даже привыкнуть к новому господину – пусть с хвостом, пусть воровке, пусть женщине, - забавное ощущение. Не для слабых духом.
- Что я ей сделал?
- Ма... – вздохнул кот.
- Вот и к тому, что ничего... да спрячь ты усы куда-нибудь! Щекотно.
Кот заворочался, устраиваясь поудобнее, зашуршал какой-то бумагой. Что он там еще отыскал? А... ну да, договор. Надо, как обещал, отнести его деревенскому писарю, пока окончательно не стемнело, чтобы тот успел с утра вывесить дощечку. Мицуке поднялся с камня, поправил за поясом мечи. Долину глициний, зажатую между двух высоких гор, начинала заполнять вечерняя прохлада. В твердой решимости найти писаря дотемна Мицуке зашагал к домам, по дороге он думал о том, что не видел здесь пока ни одной глицинии.

Сражаться, значит... Ну что же. Будет сражение. Рыжая вылетела из зала почти сразу после Мицуке.
Через несколько минут у мастера по заточке объявился сам Мицуке. Он коротко объяснил, что чрезвычайные обстоятельства вынуждают его покинуть деревню немедленно, и забирает вакидзаси сейчас. Плата мастеру, конечно же, идет как за заточенный меч. Когда Мицуке подошел к домику писаря, у ворот его уже ждал невысокий самурай с удивительно знакомым лицом, одетый и причесанный по всем правилам, но вооруженный только вакидзаси.
- Прилюдно говорю тебе, ты не держишь своего слова, - заявил последний. - Будь мужчиной и прими поединок.
- Опять ты?
Мицуке выгрузил Чиру; кот немедленно взлетел на ближайший забор и оттуда обеспокоенно мявкал. Ронин подставил дождевым каплям ладонь. Наверное, когда они закончат, от договора останутся одни пятна туши на промокшей бумаге.
- Хорошо. Ты хочешь драться здесь и сейчас?
- Да. Можешь отнести договор, я буду ждать тебя у выхода, - тон кицунэ не оставлял сомнений в том, что она может сидеть под этим дождем и пару лет, если понадобится.
На писаря Мицуке потратил совсем мало времени, только объяснил, что и как и оставил вознаграждение за труды. А потом - снова вышел под дождь. Тот разогнал всех ненужных зевак; свет давал фонарь в доме писаря, если бы не он, они с лисой могли пройти мимо друг друга и не заметить. Мицуке достал меч, со вздохом отвел его вниз и за спину.
- Приступай.
Ох, знать бы еще, как этой штукой пользоваться... Рыжая вытащила вакидзаси из ножен, и, за неимением лучших идей, просто попробовала нанести горизонтальный рубящий удар на уровне пояса самурая.
Длинная даже по меркам этого времени катана - что уж говорить о том, когда она создавалась, - в руках Мицуке описала узкую длинную петлю, отбивая клинок противника. Закончив движение, острие замерло возле носа лисы. Ронин не нападал. Снисходительность только разозлила лису еще больше. Она наносила удар за ударом, полагаясь больше на случайность, чем на умение или силы.
Отбивать их было легко - если бы не усталость и действие яда, медленное, но верное. Противники бились молча, только сердито сопели; от обоих валил пар, дождевая вода заливала глаза, ноги скользили по раскисшей глине. Кицунэ теснила ронина к забору, откуда на нее шипел кот.

Тихонько вздохнув от облегчения, что смог выпутаться из обсуждения с юной подопечной такой щекотливой, и не очень-то достойной темы, Хидэтада вновь наполнил чашечку горячим чаем. Достойный десятник вдохнул его терпкий аромат и позволил расслабленной улыбке осветить лицо, словно пугливая луна иногда выглядывает из-за скрывающих ее лик туч, но снизошедшее было на кавалериста умиротворение, было неожиданно прервано. Симпатичная и обольстительная служаночка, обслуживавшая столик, за которым сидели ронин и столичный щеголь, поначалу вела себя весьма скромно, хотя и одаривала щеголя явно излишними, на взгляд бравого кавалериста, знаками внимания. Но правы были древние, когда говорили, что стоит женщине открыть рот, переговорить ее не смогут сто мудрецов, а заткнуть этот фонтан красноречия не сумеют и сто могучих воинов. Служаночка сперва перекинулась с Мицуке-саном парой ничего не значащих фраз, а затем, распахнула свой очаровательный ротик на всю ширину колчана и начала говорить такое, что десятник просто застыл с чашечкой в руке как памятник самому себе, даже глаза прикрыл, что бы не видеть, как пытаются смешать с грязью самурая, пускай даже без герба, но все же честного воина и его союзника. А служаночка все не утихала: поровну грязи досталось и самураям, и их мечам, и понятиям чести, а уж в отношении одного вполне конкретного самурая, создавалось такое впечатление, что этого непутевого ронина не должна была пустить на порог ни одна, уважающая себя тюрьма, справедливо опасавшаяся за нравственную чистоту уже содержащихся в ней воров и разбойников.
Слушать все эти поношения спокойно не было никаких сил, но не убивать же служанку гостиницы в которой остановился, тем более что сам объект ее нападок не так уж яростно оправдывался, словно с этой девицей раньше его что-то связывало. Такеда судорожно выдохнул сквозь сжатые зубы, с усилием открыл глаза и, устремив куда-то вдаль отсутствующий взгляд, отхлебнул разом потерявший всю свою прелесть чай, напрочь игнорируя все, что происходило далее за соседним столиком. Наконец, Мицуке-сан, похоже, не выдержав нападок взбалмошной девицы, резко вышел из обеденного зала. Девица метнулась следом, и в зале повисла просто предпохоронная тишина, только слышно было, как какая-то муха тонко жужжит, упав в оставшееся в чашечке сакэ, видимо яростно не желая кончать свою жизнь утоплением.
Десятник, уж на что простой вояка, кожей чувствовал – не стоит сидеть в такой тишине, не к добру это. Разрядить обстановку лучше всего было бы стихотворной притчей, тонкий смысл которой ослабил бы тяжесть упреков служанки, сводя их к обычной констатации факта: «все бабы – дуры!», которая во все времена успокаивала натянутые нервы прилюдно оскорбляемых мужчин. Разрядить обстановку было просто необходимо, но как на зло, ни одно подходящее по смыслу стихотворение Хидэтада не мог вспомнить. А то, что все же удавалось вырвать из цепких когтей старухи-памяти, как-то слабо подходило для такого случая… Яростно разыскивая в амбаре памяти рисовое зерно смысла, Хидэтада упорно бурчал под нос непослушные стихотворные фразы:
«Сон – лучшее время для медитации. - Не то! «После просветления – стирка!» - Это нам пока ни к чему! «Ученье – свет, а неученье – приятный полумрак.» - Гм-м-м… Это явно из воспоминаний о додзе. О! Кажется нашел!»
Десятник кавалерии-нагината клана Санада, ветеран трех битв и бессчетного числа малых стычек Такеда Хидэтада расправил широкие плечи, плавным движением отставил чашечку вконец остывшего чая и произнес, все так же глядя в никуда, а точнее куда-то вглубь себя самого:
- Сказал когда-то Учитель из Джунго: «Куда бы ты не шел, иди со всей душой.» И еще он сказал: «Дни влачить свои без друга – наигоршая из бед. Жалости душа достойна, у которой друга нет.» Не знаю о чем говорили Мицуке-доно и эта служанка, но могу точно сказать, что этот ронин не нарушает слова Учителя. Он идет со всей душой, был верен слову по этот момент и уверен, будет верен и впредь. А друзья… Друг у честного воина всегда найдется, пусть даже у него нет рук, а есть рыже-полосатый хвост, и произносить он умеет лишь: «Мао-о-о!», верным другом быть он не перестанет…
Произнеся такую глубокомысленную тираду, первую за прошедшие пол года – не менее, Хидэтада почувствовал себя почти что бритоголовым хэшаном - поклонником Будды, уже стоящим на пороге Просветления, неторопливо потянулся за чашечкой и небольшими медленными глоточками допил вновь приобретший вкус, но полностью остывший, чай.

(и Рыжая, то есть кицунэ... то есть Китти)

Первой выдохлась Рыжая. Тот прилив сил, который давала ей злость, иссяк, и девушка просто осела на землю, недоуменно глядя на ставшие вдруг такими слабыми колени. Ее подбородок подозрительно задрожал, но, если она и плакала, дождь все равно это скрыл.
- Убил бы уж, что ли, - произнесла она внезапно охрипшим голосом.
Мицуке убрал меч.
- Нет, - сказал он. - Не могу.
Мокрая одежда облепила плечи.
- Не хочу, - торопливо поправился ронин.
- А ведь селянам выдал... - Рыжая с преувеличенным вниманием разглядывала вымазанный в глине рукав одежды.
Мицуке присел рядом - прямо в грязь.
- Прости, - сказал он, неумело попытался улыбнуться. - Не подумал.
- Правда? - кицунэ подняла на ронина взгляд и вдруг засмеялась. Даже сквозь дождь было видно, что липового самурая бьет крупная дрожь. - Не надо так больше.
- Не буду. Превращайся-ка ты обратно, - Мицуке обнял лису за плечи; кот с забора начал плеваться, но под дождем не было заметно. - И вакидзаси отдай.
Некоторое время девушка молчала, потом, наконец, решилась.
- И ты меня прости... За то, что наговорила.
- Пошли, - он помог кицунэ встать на ноги. - Простудишься еще.
Трудно сказать, кто кого вел - то ли Мицуке наваливался на спутницу, чтобы устоять на ногах, то ли поддерживал ее, когда у нее ноги разъезжались в очередной луже.
Во всяком случае, в гостиницу оба собрались ввалилиться по уши измазанные в грязи.

(Возраждаем традиции.. Далара+Хикари)
Итачи пустил коня шагом, и под мерную поступь животного Кайо задремала. Сначала она старалась сидеть прямо, и только веки непослушно опускались, не давая смотреть. Но тело требовало свое, и сама того не заметив, девушка откинулась назад, положив голову Итачи на плечо, и погрузилась в полудрему, где воображение играет странные шутки, подменяя звуки и ощущения чем-то гротескным.
Сын управителя пустил коня еще спокойнее, чтобы не потревожить девушку.
«Что все-таки с ней произошло? Это ведь явно не простое утомление от воды. Но ей и правда нужно отдохнуть. Пусть немного поспит».
Итачи немного прищурил глаза, всматриваясь в даль. До Фудзихары было уже недалеко.
На очередном повороте дорога пошла вниз, лес расступился, и водопад обрушил на путников всю мощь своего рыка. Кайо вздрогнула во сне, не открывая глаз, пробормотала:
- Seiryuu*...
Открыла глаза, посмотрела на залитый солнцем лес, на облака, начавшие стягивать войска.
- Скоро будет дождь.
-Проснулась, - голос Итачи был очень тихим, гораздо тише, чем обычно, - Думаешь, стоит немного прибавить ход?
- Если мы не хотим промокнуть насквозь, стоило бы добраться до Фудзихары как можно быстрее. Я могу поспать и там.
Девушка выпрямилась, поправила прическу.
Итачи несильно сжал коленями бока коня, и тот, как и всегда прекрасно понимающий приказы своего хозяина, перешел на бег. Так они наверняка успеют достигнуть Фудзихары до начала дождя.
-Как я понимаю, у тебя нет желания помыться сегодня еще раз? - весело спросил он, пытаясь немного взбодрить девушку.
- Нет уж! - воскликнула Кайо и тут же рассмеялась. - Одного раза вполне достаточно. Наверное, водяные духи меня не любят.
-Значит, полюбят, - ни капли не сомневаясь, ответил Итачи.
И куда сейчас подевался тот вспыльчивый надменный самурай, несдержанность которого совсем недавно кардинально поменяла его жизнь?

-----
*Seiryuu - (яп.) чистый поток, а также имя дракона-хранителя востока.

(Hikari to Dalara no rensaku desu)

Тем временем, на землю начинали падать первые капли дождя. Сын управителя обеспокоено посмотрел на небо и на этот раз сдал бока коня сильнее.
- Мы обязательно успеем до начала дождя, - уверенно проговорил он.
Убежать от дождя они все же не успели. Словно мстя за самоуверенность, он настиг их у ворот Фудзихары, обрушился сначала отдельными водяными нитями, потом зарядил всерьез. Оба всадника промокли, одежда липла к телу, затрудняя движения. Морщась и моргая под льющими сверху струями, Кайо прочитала табличку у въезда в деревню.
- Многообещающее название.
- Надеюсь, что местные ками будут к нам чуть более благосклонными, - взгляд Итачи отстраненно скользнул по табличке, - Что ж, давай быстрее доберемся до чайного домика.
Путь от ворот до упомянутого самураем здания был недолгим, и вот уже Итачи, оставив коня на попечение очень учтивой прислуге (сына управителя знали и боялись даже здесь), повел Кайо внутрь здания.
И вот тут выяснилась неприятная подробность: хозяин гостиницы беспрерывно кланялся, слезно умолял его простить, но ни одной свободной комнаты у него нет. Сейчас праздник, толковал он, во всем городе трудно с местом, а к нему приехали целых два самурая, да еще и не одни, а со спутниками. Может быть, господин будет так любезен, простит старика, и отправится в дом к старосте? Там большой особняк, много комнат, да и слуги не в пример лучше обучены. Там господина ждет гораздо более достойный прием, чем может обеспечить старый хозяин захудалой гостиницы. Староста же сумеет оказать почетному гостю прием, достойный сына замечательнейшего управителя одного из лучших и известнейших городов провинции.
Итачи смерил хозяина надменным взглядом (молодой самурай снова стал собой, стоило ему лишь перейти порог чайного домика) и произнес тоном, не предвещающим ничего хорошего:
- Послушай, если бы я хотел поехать к старосте, то сделал бы это сразу, не посещая вашей захолустной гостиницы. Поэтому прекрати лепетать и принеси нам что-нибудь поесть. Надеюсь, того времени, пока мы ужинаем, тебе хватит, чтобы решить эту досадную проблему с нехваткой комнат?
Катана недвусмысленно выглянула из ножен на четверть длины.

Мицуке согревался - больше принимая горячительное внутрь; небольшой жаровни не хватало, чтобы в общей комнате стало тепло. Из щелей задувал прохладный влажный ветер. А тут еще - дверь нараспашку, ввалились еще гости. Девушка ничего, Мицуке засмотрелся и тут же получил маленьким крепким кулачком под ребра от Рыжей.
- Ты чего? - изумился ронин.
Кицунэ только фыркнула.
А вот сопляк не понравился.
- Не спеши, - остановил замельтешившего хозяина Мицуке.
Тот замер, не зная, что предпринять. В неплотно задвинутую дверь втек взъерошенный рыжий кот, одарил хозяина взглядом, в котором читалось нелицеприятное мнение о хозяине, о погоде, об отсутствии миски с теплым молоком, опять о хозяине и еще раз о нем же.
- Вопрос с комнатами решить легко, - продолжал ронин, счистил с ног корку глины. – Молокосос встает и уходит. А девушку куда-нибудь пристроим.

Зал, бывший полупустым еще минуту назад, быстро наполнялся народом. Как будто с улицы, хотя никто не мог утверждать этого наверняка, явилась Амэ, окинула зал оценивающим взглядом, весело хмыкнула и отошла к стене, приготовившись наблюдать за развивающимися событиями. На ее лице было написано: о, новое развлечение.
Кайо, не слишком довольная таким поворотом, стояла сбоку и позади Итачи, раздумывая, как было бы хорошо, если бы можно было сейчас его дернуть – может, опомнился бы. Она заметила Амэ, девушки скрестили взгляды, обменялись полуулыбками, полувздохами. Два шага, и Кайо переместилась к второй девушке, предоставив мужчинам самим разбираться.
Из-за лестницы вышел Такамори и удивился: стоило отлучиться на две минуты (не слишком плодотворно, правда, так как монах все еще спал), как здесь уже назрел новый конфликт. Юный самурай стоял посреди зала, перед ним с заискивающим видом жался хозяин. Так, Амэ вернулась, да еще и где-то нашла подругу. Такамори на всякий случай сделал шаг вперед.

Горячность демона наконец нашла применение: девушка-оборотень набросилась на Мицуке с обвинениями. Впрочем, тот тоже явно не очень чист, судя по ответам, и знаком с ней. Якшается с нечистой силой или обманут ей? Сложно… Оба спорщика сперва исчезли, а затем появились вновь, причем за время их отсутствия Хидэтада произнес горячую тираду о воинской чести.
Отец Андрео все это время молчал и размышлял, промолчал он, и когда ронин с девушкой снова вернулись, и когда появились новые гости, насквозь промокшие – снаружи пошел дождь.
Однако, когда вопрос с комнатами стал предметом для новой ссоры, священник заговорил.
- Послушайте! Все мы дети Творца, Создателя нашего. Пристало ли людям, созданным по образу и подобию Божьему, беспрерывно ссориться и бросаться друг на друга с оружием? Нет, это демоническая гордыня, разрушающая мир и душу, ибо завещал нам Господь Бог любить друг друга и проявлять милосердие. - Про прощение врагов эти вояки, конечно, не поймут… - Остановите ярость и попробуйте договориться, не гневите Создателя!

Шиобара

Момоко так и спала, крепко прижавшись к Хаку и положив голову ему на плечо, а сам Говорящий с духами смотрел на выставленную вперед руку, точнее на колокольчики на запястье. Он думал о том, что ждет его впереди: поиски мальчика, стычка с тенгу, возможно еще будут проблемы с отцом и братом. Но все это казалось сейчас совсем неважным и далеким. Потому что рядом была Момоко.
Очень осторожно, чтобы не будить девушку, Хаку освободился из ее объятий и подошел к окну. Рука шамана отправилась за пазуху, доставая оттуда белого цвета амулет, с изображенным на ним тигром. Стоило солнцу упасть на печать, и глаза тигра засветились зеленым. Хаку смотрел на амулет, а в голове проносились воспоминания.
***
В этот день Учитель разбил лагерь раньше обычного и, сев разбирать найденные недавно свитки, приказал Хаку найти дров и разжечь костер. Старший сын управителя немного удивился, что Наставник не разожжет огонь просто при помощи заклинания, как делал это всегда, но лишь пожал плечами и отправился в рощу. Дров в окрестностях было достаточно, поэтому много времени это не заняло. Видимо в свитках было нечто важное, поскольку, когда Хаку вернулся, он застал Учителя разбирающим все те же свитки. Вид у шамана был очень встревоженный.
-Учитель, я могу вам чем-то помочь? – обеспокоено спросил беловолосый юноша.
-Не думаю, Хаку-кун, - голос Наставника даже сейчас не потерял своей уверенности и глубины. Это был все тот же голос, услышав который, будущий шаман и покинул столь недружелюбную для него Шиобрару, - приготовь себе ужин и ложись спать.
-А как же вечерние тренировки?
Но Учитель так ничего и не ответил, снова погрузившись в чтение свитков, и Хаку оставалось только послушаться его.
Проснулся юноша от холода. Дрова в огне прогорели полностью и костер, гревший его всю ночь, потух.
«Неужели Учитель тоже проспал?» - обеспокоено подумал Хаку, поднявшись с земли.
Но наставника поблизости не было. Зато недалеко от костра лежал кожаный мешочек, набитый монетами.
«Что это значит? Учитель ушел без меня? Но почему?» - беловолосый юноша был близок к панике. Он совершенно не мог представить, что ждет его теперь одного, хоть и с деньгами. Нужно было немедленно как можно скорее найти его и спросить, что он, Хаку сделал не так. Одному ему не выжить в этом мире. Тем более с такой внешностью.
Старший сын управителя нагнулся, чтобы поднять деньги и тут его оранжевые глаза заметили амулет, свисающий с шеи. Тот самый амулет из белого нефрита, который до этого Хаку видел лишь один раз, когда они нашли его в каком-то святилище. Учитель никогда не показывал этот амулет, а сейчас ушел, оставив его юноше. Значит, все действительно серьезно, и догнать его нет никакой возможности.
Хаку покрепче закутался в соломенный плащ и, опустив голову отправился в сторону ближайшей деревни.
***
Мягкие руки обняли его сзади.
-Какой красивый амулет, - раздался из-за спины голос Момоко, - а что он делает?
Говорящий с Духами повернулся к девушке, и тепло улыбнувшись ей, произнес:
-Расскажу как-нибудь. Нам пора идти в святилище.
Такой ответ явно не удовлетворил девушку, но, вспомнив о случае с пыльцой шиповника, она решила не спорить с Хаку.
-В святилище Ину? – с улыбкой на лице произнесла она, - Думаю, что кое-кому это не покажется хорошей идеей.
-Тем не менее, это ближайшее святилище в этих краях. Поэтому… ей придется немного потерпеть.
После этих слов шамана Хаку и Момоко звонко засмеялись.
(Momoko mo... ой, в смысле одиночный пост)

(Хикари+Bishop+Reytar)
Фудзихара. Гостиница. Обеденный зал. Вечер. Снаружи дождь.

- Вопрос с комнатами решить легко. Молокосос встает и уходит. А девушку куда-нибудь пристроим.
Слова оборванца явно не понравились Итачи. Катана сразу же выскочила из ножен, а сам Итачи, повернувшись к ронину, со злобой в голосе произнес:
-Никто не смеет говорить со мной в таком тоне! Тем более, оборванец вроде тебя.
- А что? Недостаточно знатен для сопливого зазнайки?
"Опять..." - Подумал Хидэтада, слушая очередную, которую уже по счету, вторую или третью, этим вечером, перебранку. - "Не-е-е-ет. Вечер явно не задался! Пускай бы что-то серьезное было причиной, но наглый юнец, лишь благодаря якобы багатству, якобы предков, якобы знатности, якобы рода и полному отсутствию присущей воину сдержанности и фантазии, возомнивший себя полубогом, на основании чего возжелавший выгнать кого-то из посетителей гостиницы под дождь, дабы он, своей сиятельной персоной, и его спутница, кстати весьма миловидная дева, чем-то очень похожая на ругавшуюся недавно с Мицуке, служанку, соизволили переночевать под жалким кровом этого клоповника, отвергнув более богатый и естественно удобный дом местного старосты... И ронин - "хорош"... Не понятно помнит ли он вообще о заключенном договоре, с изрядным постоянством, вместо помощи Хидэтаде в его нелегком деле, из-за собственной непутевости по пустячным поводам подставляя свою голову под мечи.
Кроме того, пока что Мицуке был нужен десятнику живым и не покалеченным, а уж потом, когда долг будет исполнен, непутевый ронин сможет идти куда угодно и набивать себе "шишки" в свое удовольствие. Значит что-то было нужно делать, причем немедленно, не ожидая пока богатый молокосос и Мицуке сцепятся как два кота, с воплем и мявом, за тухлую рыбью голову, в клубах пыли и сверкании клинков. Нужно что-то решать...
Десятник кавалерии-нагината Такеда Хидэтада отлично знал кога стоит доставать меч, а когда можно обойтись и выломанным из забора или сарая колом. Жизнь научила. Эта самая жизненная наука сейчас, словно шаловливый ками, настойчиво подталкивала опытного воина под руку, подсказывая решение сложившейся ситуации, которое можно было назвать почти бескровным. А что юный наглец почувствует себя оскорбленным или затаит обиду - доблестного десятника никапельки не волновало...
"Приступим..." - Подумал Хидэтада, наполняя чашечку свежим, круто заваренным чайком и поднося ее к губам, старательно делая вид, что не обращает внимания на кричащего юношу. - "О! Уже и меч выхватил? Это он зря... И на Мицуке только смотрит - тоже зря. Пора!"
Через неуловимый миг, горячий чай плеснул в лицо выхватившего катану юноши, а катана самого кавалериста, как была - в ножнах, ударила юношу под колено, стараясь сбить с ног, пока Хидэтада вставал в полный рост, направляясь к богатому юнцу с явным намерением задать ему хорошую трепку...

Подобного поворота событий Итачи явно не ожидал. Перекатившись чуть в сторону, он моментально поднялся на ноги – годы тренировок не прошли даром.
-Похоже, здесь много желающих бросить мне вызов, - с злобной усмешкой произнес сын управителя, снимая с глаз заварку - Сначала ты, старик, - сказал он, повернувшись к Такеде, - а ты, оборванец, если не зря носишь меч – не вмешивайся.
И Итачи приготовился к бою.
Мицуке присел на корточки, спиной к стене, опираясь на неубранный за пояс меч. Неожиданный холод ронин списывал на дождь и мокрые тряпки. У молокососа хороший клинок, жаль в дурные руки попал.
- Когда надоест, - сказал ронин "старику" Такеде. - Ты скажи. Что-то хочется согреться.
- А за "старика" ты мне сейчас ответишь, молокосос! - выхватив катану, Такеда держал ее правой рукой направив острие вниз и чуть в сторону, относительно юноши , а левую руку положил на рукоять вакидзаси, медленно приближаясь к задире. Он прикинул, что в обеденном зале с низким потолком, где они сейчас находились, наносить катаной рубящие удары сверху, столь любимые ценителями "правильного" боя - крайне не разумно, меч застрянет в потолке и попытавшегося так ударить, привыкшего к широким замахам и огромной силе удара, бойца, можно будет брать голыми руками. По этому свой бой он решил построить на коротких горизонтальных ударах, "мельницах" и финтах, как раз так, что бы не срубить, ненароком голову кого-нибудь из гостей, все так же сидящих на дзобутонах... - Ну же, покажи чему тебя учили!
А вот рука на рукояти вакидзаси Итачи совершенно не обрадовала. Нападать сейчас – значило открыться для удара, который наверняка не заставит себя ждать. Итачи конечно хотел как можно быстрее закончить со стариком, но и в гости к шинигами он тоже не собирался.
-Ты спровоцировал бой, ты и начинай, - пытаясь сдерживаться, произнес юноша.
- Угу... Вот значит как? - Хидэтада в притворном удивлении приподнял одну бровь: - За меч сразу хвататься тебя научили, вынимать его из ножен без повода, тоже, а вот храбрости - что то не видно. Или ты так привык к покорности простолюдинов, сосунок, что забыл как выглядит самурай и тявкаешь на всех подряд, не глядя кто перед тобой? Ты у меня сейчас вылетишь на улицу сам, под дождь, где и проведешь остаток вечера и ночь в компании таких же как ты, шумных и трусливых дворняг...
Кавалерист медленно, шаг за шагом приближался к юноше, обходя его сбоку так, что бы за спиной у молодого человека получился дверной проем. Наконец, сочтя позицию удобной для атаки, Такеда ударил катаной снизу вверх, целясь в правое плечо юноши, одновременно сокращая дистанцию до упора и, выхватив вакидзаси рукоятью вперед, нанося удар его рукоятью в лоб противника...
Катана Итачи обрушилась сверху вниз на катану десятника, в то время как сам Итачи сделал шаг вправо, уходя от приближающегося вакидзаси. Посчитав этот момент наилучшем для контратаки, молодой самурай отправил катану вперед, нанося таким образом колющий удар в бедро противника.
(в том же составе)

- Ничья, - прокомментировал Мицуке, не двигаясь с места.
Что бы ни говорил кавалерист, что бы разозлить юношу и заставить ошибаться, обучали того явно неплохо. Юнец оказался достаточно подвижным и настырным, он отбил направленный в плече удар, как и предполагал кавалерист, но проявив неожиданную ловкость, попытался уколоть своей катаной десятника в бедро, чего Хидэтада уже не ожидал. Пришлось уклоняться от уже пропоровшего хакама лезвия, спасая нечто, что было весьма дорого суровому кавалеристу, пускай и использовалось им не так часто, как бы того хотел достойный отпрыск рода Такеда. Пришлось портить шикарный удар рукоятью вакидзаси в лоб, всего лишь скользнувший по черепу нахального юнца и, как ни жаль, не оглушившей его.
- Это были новые хакама!!! - Взревел Хидэтада, отпрыгивая вправо и вновь устремляясь в атаку, нанося горизонтальный удар катаной по шее нахального юнца, так, что бы лезвие прикоснулось к цели не режущей кромкой, а плоской стороной, в то же время подставляя вакидзаси под ожидаемый удар юноши, прикрывая себя от атаки слева.
После удара рукоятью в голове сына управителя зазвенело. К счастью, времени, которое десятник потратил на уход от его атаки, хватило, чтобы в голове хоть немного прояснилось. Итачи сделал шаг назад, уходя от удара катаны и в следующий момент ударил по мечу противника справа, подгоняя его.
- Детский сад, - подал свою реплику Мицуке.
По крайней мере, один понимающий и благодарный зритель у них был. Остальные невольные свидетели поединка жались по углам, ни у кого не было желания попасть под меч даже случайно.
Такамори так и остался стоять около лестницы. Скрестив руки на груди, он оперся спиной о вертикальную балку, подпирающую потолок, и молча наблюдал за ходом поединка. Влезать в драку он не собирался, защитников чести всех и вся вокруг и без того нашлось предостаточно - целых двое на одного юного паренька. Хоть и умелого. Не позорить же свой меч в этой мышиной возне. Вот если бы что-то грозило Сейшину, а значит и заключенному между ними договору, тогда можно было бы и вмешаться. Но голова того была вне опасности, как и головы окружающих.
Рыжий кот подошел к хозяину, толкнул его лапой, Мицуке лишь отмахнулся: не мешай, не видишь, как интересно! Кот с хмурой мордой удалился на кухню.
Судя по всему, юнец не собирался сдаваться и махал мечем не менее рьяно чем до удара в лоб. Его катана свиснула, стремясь выбить из рук десятника вакидзаси, пока сам юноша прыжком назад разрывал дистанцию, отскакивая к самой стене обеденного зала и выходя из-под удара. Такеда, не будь дурак, не стал подставлять короткий клинок под всю мощь удара катаны противника. Он плавно отвел вакидзаси в сторону, лишь контролируя клинок юноши, а не блокируя его, после чего бросился вперед, стараясь ударить юнца рукоятью катану в подбородок, или плечем в грудь, выталкивая его наружу в входной проем, который как раз был точно за спиной юноши, клинок которого, был все еще переплетен с вакидзаси кавалериста.
«И зачем было контратаковать сейчас? Неужели удар по голове совсем отупил тебя, Итачи?», - подумал про себя сын управителя.
Отбить очередную атаку кавалериста не представлялось возможным, поэтому нужно было срочно придумывать что-то еще. Поэтому юноша, не дожидаясь, пока кавалерист выдворит его на улицу, вышмыгнул туда сам, падая на спину и выставляя свою катану перед собой.

(те же - Рейтар, Хикари, немного - Bishop, еще - Далара)

- Интересный прием, - одобрительно заметил Мицуке. - Кто вас учил, молодой человек?
Ронин встал, собираясь выйти посмотреть; оперся ладонью о стену. Откуда эта непонятная слабость взялась? В голове обрывком мысли промелькнуло воспоминание, что когда-то давно, в детстве, с ним подобное приключалось. Только не так сильно. Перед отец всегда требовал выпить неприятное на вкус питье, потом так же подкашивались ноги. Мицуке еще раз тряхнул головой.
Увидев что противник сам выкатывается наружу, падая на спину, кавалерист затормозил, но полностью остановиться не успел, изрядно стукнувшись плечами в входной проем так, что стена гостиницы изрядно затряслась:
- Уф-ф-ф-ф!
Он перевел дух и осмотрелся, как далеко укатился юноша, спасая свою дорогую шкуру и не менее дорогую одежду от взбучки, наконец увидев противника.
Хидэтада полюбовался плюхнувшимся на спину, прямо в успевшую натечь лужу, юнца, выставившим перед грудью катану, что бы защититься от ожидаемого нападения, хмыкнул, и посчитав поставленную задачу выполненной, подпер плечом один из столбов дверного проема, почти полностью заполнив собой весь проем:
- Вот там и ночуй, Как-там-тебя-наглый-мальчишка-не-уважающий- страших-и-не-знающий-правил-поведения-в-обществе! Как тебя кстати, зовут-то, юнец?
Хидэтада не собирался никого убивать, а раз удалось одернуть нахала, вытурить под дождь и искупать в грязи, считал свой долг полностью выполненым и не прочь был пообщаться с неудачником, вся горячность которого, скорее всего, была вызвана неправильным воспитанием и юношеской глупостью.
Мицуке понял, что ему не протиснуться в дверной проем.
- Моя очередь, - хмыкнул он. - Может, пропустишь?
- Ну, если ты так хочешь вымокнуть, Мицуке-сан... - Кавалерист немного повернулся, взглянул в лицо ронину и буркнул:
- Ты действительно хочешь этого боя? Что-то бледный ты какой-то... И глаза нездорово блестят... Ничего необычного в этой деревне не пил, а?
Итачи встал с земли и отряхнулся. Надо было бы продолжить бой с наглым стариком, но тут вдруг вызвался оборванец, оскорбивший его. Но главное, покусившийся на Кайо. Сын управителя поднялся и, отряхивая одежду, произнес:
-Мы продолжим наш бой в другой раз, старик. Меня зовут Итачи. Хикари Итачи. А теперь ты, - он повернулся к ронину.
(Хикари+Bishop+Reytar+Далара+Китти)

(Хикари+Bishop+Далара+Китти+Reytar)
Под рукой неведомо как очутился Юки, посмотрел серьезным и укоризненным взглядом, и поволок куда-то в сторону кухни.
Если честно - нет, этот бой ему даром не был нужен; обычное упрямство пополам с дурной головой. Ронин сдался на милость лисицы - на этот раз она приняла вид мальчишки - сделал несколько шагов прочь, и тут им навстречу вышел рыжий кот.
Точнее - сначала выскочила Олури с горшочком васаби в руках, следом, норовя зацепить когтем ее за голую щиколотку, мчался Чиру. Девочка задрала голову, глядя Мицуке куда-то в грудь.
- Мару и Чиру говорят, что вам надо съесть это, - Олури качнула горшочек в ладонях.
Дальнейшие события совершенно сбили Итачи с толку. Невесть откуда взявшийся мальчишка, уведший его противника, а теперь еще и обезумевший кот. Боевой настрой сына управителя исчез окончательно. Юноша подошел к Такеде и произнес:
-Ты неплохо дрался. Нет желания выпить немного саке?
Кавалерист услышал голос нахального юнца, чей пыл не смогло остудить даже купание в грязи и одобрительно хмыкнул, - парень явно не сдался и упорно лез в драку, только не понятно зачем, ну да это его дело.
- Ты хорошо дрался, Хикари Итачи. Я рад буду выпить с тобой и поговорить, но честно предупреждаю, еще раз назовешь меня "стариком" и я собственноручно искупаю тебя в грязи.
Кавалерист вложил оба меча в ножны и коротко поклонившись, освободил входной проем.

(с )
Юки отобрал горшок и пошептался с девчонкой. Та принесла еще молока в миске. Смешивание происходило под строгим надзором Чиру. Потом Юки перелил смесь в чашку. Он шептала Мицуке на ухо что-то не то успокоительное, не то упрашивающее, а чашка со странной смесью оказывалась все ближе, уже под самым носом.
- А может, не надо? - ронин предпринял последнюю отчаянную попытку выкрутиться.
- Ма-о!!! - решительно возразил кот. - Ма!
- Да не хочу я эту гадость...
Упрашивающих интонаций в голосе явно прибавилось, но чашка не отодвинулась ни на бу.
- Опять твои проделки? - Мицуке с подозрением понюхал содержимое. - Ну и запах...
- На сей раз это твои проделки, пей давай, - фыркнула кицунэ и наклонила чашку. Теперь у Мицуке оставалось два выхода - выпить это или захлебнуться им же.
Ронин подчинился и сглотнул. И - зажал обеими ладонями рот. Он очень хотел сказать все, что думает о лисах и лисьих шутках, но рот сейчас открывать не стоило. Вернее - не здесь, а где-нибудь поближе к отхожему месту. И желательно без свидетелей. Мицуке вихрем вынесло во двор.
Рыжая скосила глаза на Чиру и рассмеялась.

- Ма-а... ма-а... - вздохнул кот, потрусил за хозяином; ему не хотелось оставлять Мицуке без присмотра даже на короткое время.
Особенно, когда тот некоторое время будет не в состоянии себя защищать.
Рыжая, вернее, Юки, не переставая смеяться, поплелся за ним.
Из-за колодца под раскидистым деревом доносились звуки, по которым можно было не только узнать, где находится ронин, но - и чем он там занят. Между двумя приступами рвоты Мицуке догадался - и даже сумел - набрать воды, время от времени полоскал рот, сплевывал и опять сгибался пополам.
Юки вымыл чашку и с невинным видом протянул ее Мицуке.
- Я тебе припомню... - кое-как выдохнул ронин, с трудом сделал несколько глотков воды. - Если жив останусь...
Юки предпочел не высказывать вслух, ЧТО он думает о способности отдельных ронинов жить долго и без приключений. Вместо этого он деликатно осведомился, не принято ли на родине ронина иногда менять одежду.
Ответа долго не было, если не считать за них прежние звуки. Потом Мицуке надолго припал к чашке.
- А из-за кого я промок, а? - огрызнулся ронин, когда снова сумел заговорить.
- И отраву ты подхватил тоже из-за меня, - зевнул мальчик. - И это мое присутствие превратило... гм, какого цвета это было, когда ты его покупал?
- Синего... да не во что мне больше переодеваться, это последнее... минуту...
Он вновь скрылся за колодцем. Юки еще некоторое время прислушивался к звукам, потом соскочил с края колодца и испарился в неизвестном направлении.

(теперь - вместе с Китти)

На горячие слова отца Андрео никто не отреагировал и, пожав плечами, святой отец с терпением, человека, привычного к неспособным понять истину язычникам, уселся на место. Как священнику показалось, его просто не услышали, что подтверждало его давнюю теория. Она состояла в том, что в мозгу людей, выбравших себе карьеру воина, независимо от расы и веры, существовали три явно преобладающих центра – один тянул в драку, второй к еде и выпивке, а третий, естественно, к женщинам.
Нет, солдаты разных стран могли нередко рассуждать и о других вещах, и даже иногда вполне интересно, но когда включались одно или более из этих направлений, все остальные мысли переставали существовать, и эти люди походили на быков, мир которых сузился до размеров красной тряпки.
Исходя из всего этого, миссионер спокойно наблюдал произошедшую сцену, не делая попыток вмешаться, и только потом последовал за Олури, верный решению не оставлять ее одну. Сцена отпаивания Мицуке у него почему-то подозрений не вызвала, он почему-то не верил, что оборотень будет травить ронина, хотя незаметно перекрестил чашку.
Вслед за этим появилось желание испытать крестное знамение при случае и на самом Юки-не-Юки, хотя кто их, местных демонов, знает. И их силу – тоже.
- Мы отправимся в путь завтра? – спросил он усаживающегося за стол с новым гостем Хидэтаду, как относительно наиболее разумного из самураев.

Темнота пульсирует и зовет его... Зовет пойти за собой... Туда... во Тьму... к Блаженству...
Нет. Еще рано. Еще нельзя. Еще не завершен Путь. Не окончено Служение. Не ясен Замысел.
Но там так хорошо... Так спокойно... Так тихо...

Он почувствовал слабость монаха и попытался вырваться. Уже в который раз он пытался сделать это в такие моменты. Но маленькая фигура с посохом в темно-оранжевом одеянии вновь оказалась у него на пути. Короткий и длинный меч скользят, выпрыгивая из ножен. словно живые продолжения рук.

Уйди.
Нет. Я еще не настолько слаб.
Уйди во тьму... Я дам тебе покой и забвение...
Нет. Ты не выйдешь отсюда.
Червь!!!

Кин Ки поморщился во сне, руки непроизвольно сжались в кулаки. Монах застонал. Его лицо покрылось испариной, дыхание стало частым и прерывистым.

Уйди!!!
Нет.
Уйди!!!!!
Нет.
Прочь!!!!!!! Отпусти!!! Уйди!!! Свободы!!! Ра-а-а-а-а-а-а!!!!!!!

Нет.

Мускулы лица медленно расслабились, губы растянулись в улыбке. Кин Ки спал, а тьма уходила, сегодня она не смогла освободить своего сына, но она еще попробует сделать это.