- Ох уж мне эти поэты-философы, - проворчал Каух, который на самом деле очень даже радовался тому, что с невыносимым, но и незаменимым их спутником (а может быть...другом?) ничего не случилось. - вечно бы вам слова покрасивее найти, да руки позаламывать. А Къяру кто обещал возить? Эх ты, гордый скакун...В радство он захотел! И давай закроем тему трусости того, кто не может держать оружие. Вот вернём тебе твой облик, посмотрю я, как ты отвертишься от уроков фехтования нашей дорогой Къяры...

- Дорогой Шер-эд-Дах! - торжественно провозгласила Кьяра. - Пусть боги прибьют меня молнией на этом самом месте, если я скажу хоть слово неправды...
- Ну-ну-ну, ближе к делу... - заворчал Каух.
- Короче, уважаемый философ, ты поступил мудро! - заявила северянка, обиженно покосившись на мага. Вечно перебивает.
- Не далее как пять минут назад наш драгоценный Каух жалел, что не последовал твоему примеру, и предлагал исправить это немедленно!
- Чтоооооо????? - задохнулся Каух.
- А кто сказал - рвем когти? Собирайтесь, друзья мои, мы едем дальше! - и Кьяра ловко вспрыгнула в седло. Маг посопел обиженно, фыркнул и... удобно уселся на песке.
- Каух, ты чего?
- А мне тут нравится! - Каух прилег, подложил под голову мешок и вольготно закинул ножку на ножку. - Я, пожалуй, тут останусь.
- Ты спятил! - Кьяра, как всегда, выражений не выбирала. Остальные, кажется, были согласны с северянкой. - Едем отсюда, сам же сказал - на наши потешные огни полгорода сбежится!
- А не на чем мне ехать! - снизошел наконец Каух. - Осел остался у врат монастыря! Я что, должен пешком за вами бежать?

— Так, — оскорбленно произнес Шер-эд-дах, глядя поверх голов спутников. — Меня тут оскорбляют. Меня считают за пустое место, за песок, нанесенный из пустыни! О да, я не гожусь для битвы... так значит, я и для перевозки всадников не гожусь? Это я-то, архагарский бегун прекрасных статей? Маг не соизволит удостоить меня такой честью — воссесть в мое седло?! О, мне и впрямь остается одно — уйти в пустыню и стать добычей шакалов!

Серая молча выслушала речь верблюда и фыркнула: - О нет, мы тебя не прогоним. Съедим в голодные времена. Поймав взгляд Шер-эд-Даха, расхохоталась: - Шутка, философ... Безобидная шутка.
Каух тем временем показательно капризничал и строил из себя забалованную неженку. И как он не боится гневить Кьяру?..
Под рукой шевельнулась зверюга. Муке вскрикнула и приготовилась уже снова петь, но тревога оказалась ложной - чудище мерно посапывало в своем бестревожном сне. Серая посмотрела на Кауха, затем на зверя, и опять на Каух: - Каух, а... А если ты поедешь на нем?

- В самом деле! - подхватила северянка. - Ты ж только что жаловался, что тебе ехать не на чем.

- Я на людях не езжу! - отрезал Каух.

- Вообще-то Муке имела в виду зверюгу, - сладким голоском пропела Кьяра. - Правда, Муке? Хотя, конечно, это тоже может быть заколдованный человек...

Каух зыркнул исподлобья и сумрачно ответил:
- Не трогайте зверюшку. Пусть спит. А там...
И замолчал. Видно, прикидывал, как зараз отыграться за все Кьярины шутки.

- Хорошо, - Кьяра пожала плечами и неожиданно спрыгнула с лошади. Погладила кобылу по взлохмаченной гриве, что-то прошептала в ухо и чмокнула прямо в бархатистый нос. Каух скривился, но промолчал. А Кьяра решительно подошла к философу.
- Я поеду на Шер-эд-Дахе! Повезешь меня, уважаемый?

— О пальма севера! О сладчайший абрикос заснеженных просторов! — трубно провозгласил Шер-эд-дах. — Я с радостью и счастьем понесу тебя меж своих горбов — с такой же радостью я нес бы тебя на руках, будь я человеком! Но почему-то мне кажется, что наш многомудрый маг отказался от моих услуг не потому, что побрезговал моей помощью. Что-то мне подсказывает, что сердце его полно тоски по некоему длинноухому, острокопытому, близкому его душе...

- Это мой осёл. Мой. То есть личный. - огрызнулся на философа Каух. Жалеть ехидного поэта ему сразу расхотелось. - А вам пора отсюда сматываться, пока гости не пожаловали.

И он, развернувшись, пошагал обратно к городу, бурча себе под нос что-то нелестное о неблагодарных верблюдах и не менее неблагодарных верблюжачьих наездницах. Ну жалко ему осла. Да, жалко! Пусть старый, пусть упрямый, и что же?

- Да не спятил он, не спятил, - буркнула Кьяра. - У осла остались Кауховы сумки, а в них много полезного. Он их не бросит. Да не осел, а Каух не бросит! Поехали, надо новое укромное местечко искать.

Легко сказать - найти укромное место вблизи стен Халмула. Должно быть город вырос вокруг обильного источника. Сперва несколько глинобитных хижин в пышной зелени большого оазиса. Дальше - больше, и вот островок благословенной влаги обнесли крепостной стеной, отгородили от барханов, что волнами накатывались год за годом, грозя захлестнуть новорожденный город. Пустынный ветер кидался на городскую стену, но разбивался тысячью песчинок. В городе, защищенном высоченной стеной, были и прохладные сады, и мраморные фонтаны. А здесь, вне спасительных стен, песчаное море катило свои золотые волны, сметая остатки чахлой растительности. И любого, кто подходил к Халмулу, было видно за несколько тысяч шагов.

Но в конце-концов, где легче затеряться?
- Дерево надо прятать в лесу! - решила Кьяра. - Поехали-ка к людям.

Халмул не мог вместить всех желающих переночевать. А потому близ городских стен разместились несколько сот повозок и шатров. За умеренную плату любой путник мог раскинуть свой шатер в тени гостеприимного Халмула - на нарочито отгороженном пространстве, куда привозили из города воду и которое слегка охраняли городские стражники.

Плата оказалась не такой уж умеренной. Скрепя сердце, Кьяра выложила требуемые деньги сонному охраннику, за что и получила уголок пустыни десять на десять шагов.
- Ничего, скоро уж и утро, - заметила Кьяра, раскидывая маленькую палатку из тонкого, но прочного шелка. - Пересидим, дождемся Кауха, а там видно будет.

Когда все двинулись в сторону Халмула, серая неуверенно поднялась и посмотрела на зверя. Будить чудовище или нет? А, разбудив, притащить в город? Каух тем временем упылил в совершенно ином направлении. Ну, что ж.. Маг стар и опытен, у него есть Сила, он не пропадет.
Смекнув, что товарищи ушли достаточно далеко, Муке растолкала зверюгу и еще сонному, пытаясь поймать нить разума в маленькой крепкой черепушке, объяснила словами и жестами, что им необходимо догнать остальных и попасть в город. Зверь потянулся, всхрапнул и тяжело зашагал в указанном ему направлении. Серая пошла рядом, одной рукой придерживая меч, а другую положив на спину своего нового друга, контролируя каждое движение зверя.
Совсем скоро страшненькая [в плане сочетания и влияния на неокрепшие умы людей] парочка догнала товарищей и они все вместе устроились на ночлег в небольшой, но уютной шелковой палатке.

Рыцарей Одена на улицах было негусто. Совсем негусто. Видимо - всё ещё пытались разобраться с теми сюрпризами, что им оставил маг. Но, честно говоря, рыцари Кауха сейчас волновали мало. Даже можно сказать - совсем не волновали. Гораздо больше его мысли занимал один святоша, спускать которому Каух не собирался. Но что сделать со старым змеем? Напоить силком вусмерть и показать остальным монахам? Затащить в бордель и пустить об этом слух по городу? Или...

При мысли об ЭТОМ маг расплылся в злорадной улыбке. ЭТО будет достаточной местью. ЭТОГО старый подлец не забудет до конца дней своих. А здоровье у гада крепкое, его ещё надолго хватит...

- Отвали... - сонно пробормотала Кьяра, поворачиваясь на другой бок. Ей приснилось, что сквозь тонкий полог палатки продирается зубатая голова на длинной морщинистой шее, высовает слюнявый язык и тянется, тянется...

- Отвали, тварь!!! - заорала Кьяра уже в голос. Не во сне, а наяву лезла в палатку отвратительная голова, разевала саблезубый рот. И не развернешься в тесной палатке, не размахнешься как следует мечом без опаски задеть Вирну. Северянка в отчаянии потянулась в сапог за кинжалом.

Зверь фыркнул и встряхнул башкой, расширяя дыру в пологе. В прорехе показалось довольное лицо Мукекун.

Серая расхохоталась, видя, как Кьяра среагировала на Зверя, пытавшегося пролезть в палатку.
- Эй, зверика моего не трогать! Мы тут это.. В гости пришли, во-о-от! А ну отойди.
Муке легонько шлепнула рукой по шее монстра и тот, обиженно засопев, свернулся клубком у входа в палатку. Серая просунула голову внутрь и осмотрелась.
- Да-а, места маловато... Значит, отдыхать будем снаружи. Ну, вы спите, а мы со Зверем покараулим. Теплой.
Усевшись рядышком с чудищем, Муке прилегла на его бок и задремала.

Не будем утомлять дорогих наших читателей скучным описанием того, как Каух прокрадывался обратно в монастырь. Достаточно сказать, что любой член (даже ученик) Гильдии, единожды побывавший в любой крепости - без особых проблем мог проникнуть туда ещё раз - уже без желания хозяев. А вот уж КАК это делается - сие, извините - секрет. Нет, вы не подумайте, нам не очень и жалко его вам раскрыть. Но обрадуетесь ли вы ночному визиту молчаливых ребят в чёрных плащах?

Итак, в монастырь Каух прошёл без особых проблем, затратив, правда, не так мало времени. Внутри же все стало и вовсе просто - уж очень беспечны были монахи, полагавшиеся на внешнюю свою защиту. А уж проскользнуть в келью настоятеля и устроить святоше маленький но гадкий сюрприз, смешанный из магии иллюзий, очаровываний и трансформаций... Это только в бою магия порой подводит - когда не хватает времени на подготовку. А если в запасе целая ночь...

На самом рассвете над стенами монастыря мелькнула неясная тень, которую стражники пропустили - ибо двигалась тень изнутри, а не наружу, а ещё через несколько минут состоялась событие тысячелетия (в тот момент его конечно же не оценили) - в лучший публичный дом Халмула была продана чернокожая красавица, которая не только не грустила по поводу своей несвободы - но наоборот, рвалась скорее оказаться в объятьях мужчины.

А угрюмый евнух, продавший невольницу, поспешил по своим делам. Очень вовремя, потому что с рассветом рыжая щетина (а борода у Кауха росла всегда очень быстро) запросто указала бы любому встречному на более чем мужественность этого лже-евнуха.

Пронзительный вопль разорвал тишину утра. Кьяра подскочила, поозиралась - в палатку пробивался красноватый утренний свет, рядом беззвучно дышала Вирна. Приснилось, что ли?

Вопль повторился - на полтона повыше, с переливами и модуляциями. Орали, несомненно, на улице. Спустя мгновение присоединился второй голос, потом третий.
- Оооооой, бабоньки, да шо ж энто деется! Ой, бегите, покуда целы! Ой, страшилишшше поганое!
- Стой! Куды побегли, дуры?! Бейте зверину, пока оно спит!
- Мамочка, мамочка, не ходи, сожрет ведь!

Кьяра осторожно выглянула в щелку. Похоже, все, кто ночевал под стенами Халмула, столпились широким опасливым кольцом вокруг палатки и большими как блюдца глазами таращились на мирно дрыхнувшую Мукекун. Еще бы, ведь подушкой обороти служила теплая мохнатая спина прирученного зверя!

Орали все и хором. Подойти пока боялись. Муке сопела. Кьяра стискивала рукоять меча, но вылазить пока не собиралась. Зверь сонно поднял голову... Толпа смолкла.
- Бей его, бабоньки, - раздался робкий голос.

Зверь широко зевнул и повернулся в сторону говорившего.

- Бежим, бабоньки!!! - под истошный вопль агрессивно настроенные женщины ломанулись прочь. Зверь страшно удивился. Он всего лишь решил размять затекшую со сна длинную шею. Повертел головой, огляделся и снова опустился на песок. Досыпать.

- И всё таки ты идиот. - твёрдо заявила Къяра. - Ни один монах на свете не стоит такого риска.
- Не стоит, - коротко ответил Каух, всё ещё погруженный в свои мысли.
- Ты никогда не думал, что тебя могут найти по следам твоего колдовства?
- Не колдовства, - ответил Каух, почесывая отрастающую щетину, - а магии. Сколько раз тебе говорить что маги и колдуны - не одно и то же?
- Плевать, - отрезала воительница. - У нас на хвосте невесть кто в компании с невесть чем невесть зачем, а ты следы оставляешь.
- Оставляю, - подтвердил Каух. Почесался ещё раз, и перевернул страницу книги. - Пусть ищут.
- А если найдут? - язвительно спросила Къяра.
- А как они найдут, - буркнул Каух, вчитываясь в письмена. Книга интересовала его куда больше, чем ворчание напарницы. - если святоша там, и светит магией на каждом шагу, а мы - здесь?

В суматохе отъезда едва-едва успели набрать воды, а вот продуктов закупить не удалось. Слишком уж торопились покинуть окрестности Халмула, где и так достаточно нашумели. Один сонный зверь чего стоил!

Покачиваясь в седле, Кьяра прикидывала, на сколько дней еще хватит вяленого мяса, крупы и фуража для кобылы и осла. Найти бы какое селение по дороге, а то ведь опять придется жарить ящериц и тому подобную живность. Шер-эд-Дах на стоянках с аппетитом уплетал неудобоваримые колючки и настаивал, что они вкуснее шербета. Вирна и Муке отлучались ненадолго, каждая в свою сторону, а потом возвращались с подозрительно довольными лицами. Один раз Кьяра заметила мышиный хвостик, свисавший изо рта Вирны.

Пустыня нехотя расступалась перед маленьким отрядом. Вот заманят нас бегучие барханы, думала Кьяра, а потом сомкнутся за спиной и поминай как звали! Только белые косточки будут сверкать под жестоким солнцем.

Каух таких мрачных мыслей явно не имел. Наоборот, был весел и непривычно разговорчив. Каждое утро садился на осла и тщательно определял направление с помощью говорящей книги. Путь лежал строго на юг. В самое пекло, как определяла про себя Кьяра.

- Стой! Раз, два! - ехидно скомандовал Каух. Къяра, уже направившаяся было в сторону деревни, недоумённо оглянулась.

- Девочки, - скомандовал маг Вирне и Муке, - помогите нашей отважной воительнице немного покраситься!

В руке он держал пузырёк с почти чёрной жидкостью. Судя по вредной ухмылке - ничего хорошего ожидать от пузырька Къяре не приходилось.

- Я не буду это пить! - твёрдо заявила северянка. - Ни за что!

- И не пей, - согласился Каух, - просто умой личико и руки, и хватит...

- И даже подходи ко мне с этой дрянью! Засунь свою колдовскую бутылку себе знаешь куда? Знаю я твои магические штучки! В мужика я уже превращалась, больше не хочу!

Каух несколько раз пытался что-то сказать, но каждый раз захлопывал рот, не в силах пробиться сквозь кьярино возмущение. Северянка разошлась не на шутку.

- И вообще - откуда я знаю, из чего это сделано? Чего ты туда намешал? Может верблюжьего помета? Не подходи, говорю, а то уши отрежу! - и Кьяра всерьез потянулась за мечом.

- Неубедительно... - пробормотала Вирна, наблюдая очень смуглую (и ооооочень недовольную) Къяру. - Ты на самом деле думаешь, что несчастный ореховый сок может обмануть опытный глаз?

- Нет, не думаю, - буркнул Каух, почти силой впихивая Къяре в руку ятаган, - но если вдруг опытного глаза здесь не будет - незачем светить белой кожей там, где никогда не бывал никто светлее хотя бы тебя.

- А... - попробовала возмутиться Къяра, протянув руку за своей саблей.

- Да держи! - и ехидный Каух уронил в ладонь воительницы кошелек с деньгами. - И не трать всё сразу, мне здесь не у кого будет наворовать.

- А... - спросила ещё раз северянка, но её напарник быстро спрятал саблю за спину.

- А вот это я отдам когда отъедем от деревни, загруженные водой и едой.

Къяра сплюнула на песок, и развернувшись, отправилась за покупками и новостями.

- Ятаган она держит как северную саблю, - негромко заметила Вирна.

- А я знаю... - ответил Каух.

- Тогда почему?...

- А потому, что даже держа саблю неправильно, она на днях изрубила в капусту нескольких пустынных шакалов.

- А что такое капуста?...

- Сам ты сабля! - пробурчала Кьяра, топая к островку чахлой растительности, где виднелись красно-коричневые стены глинобитных хижин.

- Ну и где тут еду продают?

Вокруг было совершенно пусто. Не скрипели двери домишек на несмазанных петлях, не орали ослы и никто не шел с пустыми бурдюками к колодцу, заботливо накрытому плетеной крышкой.

Мор! Кьяра почувствовала холодок в животе и непреодолимое желание бежать подальше от неведомой заразы. А когда из домика послышался скрипучий голос, северянка аж подпрыгнула.

- Сгинь, нечисть! - услышала Кьяра. Из хижинки опасливо выглянула старуха с толстой палкой в руках. - Сгинь, пропади! Не возьмешь моего тела и моей души, ибо палка моя заговоренная, священного дерева кипариса, в сердцевине же таящая волос пречистого пророка Махмуда ибн Кирета! Сгинь!

- Сгину, - кивнула Кьяра. - Только вот водички наберу. И это... не найдется ли еды на продажу? Оченно кушать хочется.

Старуха озадаченно замолчала и принялась разглядывать северянку.
- А чем докажешь, что ты не нечисть поганая? - спросила наконец бабка.
- Денег заплачу! - Кьяра убедительно потрясла кошельком. Брякнули монеты.

Старуха подумала и прислонила палку к стене дома.
- А что это у вас тут так пусто, - поинтересовалась Кьяра. - Не болезнь ли заразная?
- Не болезнь... - мрачно буркнула бабка. - Напасть! И еды нету, и не спрашивай!




Бурдюки с водой были приятно тяжелы, а в заплечном мешке сиротливо болталась связка пресных лепешек и половинка соленого сыра. Уставшая и не слишком довольная Кьяра не слишком-то удивилась, когда взметнув золотой песок и громко фыркая перед ней возникла Ирга.
- Хорошая лошадка! - обрадовалась Кьяра и принялась навьючивать ношу на кобылу. Уже совсем собралась было вспрыгнуть в седло, как показался запыхавшийся, мокрый и презлющий Каух.

- Ах ты, ссссс...собака! - маг остановился, уперся ладонями в колени и принялся отдышиваться.
- Она не собака, она кобыла! - отметила ехидно Кьяра. - Ты чего за ней гоняешься?
- А чего она? - возмутился Каух, вытирая пот рукавом балахона. - Стояла, стояла и вдруг как сорвется с привязи! И поскакала куда глаза глядят ее бесстыжие! Ну а я за ней...
- Скакун ты наш! - фыркнула северянка. - Ладно, отдышись, а я тебе пока кое-что расскажу. В деревеньке этой творится демон знает что. Мне старуха рассказала. Приходят невесть откуда ожившие мертвецы и уводят с собой скотину, а если не уберегутся, то и людей. И там почти уже никого не осталось. Две бабки древних да еще кое-кто по домам прячется. И никто не знает, когда в следующий раз придут эти твари. А что самое интересное - бабульки спрашивают, не смогут ли смуглоликая пришелица и ее спутники разобраться с нежитью.

Жара, духота, проклятая кобыла и тот факт, что последняя принятая Каухом ванна была уж очень позади, а грядущая - ну ооооочень впереди - привели мага в на редкость скверное расположение духа.

- Смуглолицая может спасать кого угодно, - Каух присосался к бурдюку с водой, долго с наслаждением пил, наконец, отдышавшись, продолжил, - но я в этом не участвую.

- Даже так? - задрала бровь воительница, - и что же, ты вот так и оставишь...

- И оставлю! - взорвался Каух. - и не одну деревню оставлю, а десяток! И сотню оставлю! И тысячу! Куда ни плюнь - всюду от меня чего-то хотят! Всем что-то от меня да надо! И хоть бы одна сволочь... - он набрал в лёгкие новую порцию воздуха, - хоть бы одна сволочь предложила помочь нам?!

Къяра пожала плечами. К подобным взбрыкам своего напарника она привыкла уже давно.

- А ты? - маг обиженно скорчил рожу, - ты... Ты с чего вдруг стала такая благородная спасительница обиженных? Да эти бабки и их детки наверняка перерезали глотку не одному десятку путников, что останавливались здесь на ночлег? Пусть получают то, чего заслужили!

- Я так понимаю, - пожала плечами Къяра, - что ни какой-то там бестолковый поэт, ни тем более твой осёл тебя тоже не волнуют?..

Каух бесновался и грыз собственную рыжую бороду. Кьяра исследовала широкую дорогу, оставленную похитителями. Пустынный ветер не успел еще занести следы песком, и северянка подобрала пару лоскутков полуистлевшей ткани, клок верблюжьей шерсти и маленькую косточку.

Принесла на опознание Кауху. Маг прекратил терзать бороду, осмотрел улики и плюнул в сердцах:
- Да от этой дряни за версту несет некромантией! Магом быть не надо, чтоб почуять. Вот и кобыла почуяла...

От находок и впрямь пованивало плесенью. Кьяра брезгливо отбросила мерзкие остатки и вытерла руки горячим песком.

Пришли смущенные Вирна и Муке в компании не менее смущенного Зверика.
- Ладно уж, - махнул рукой Каух. - Даже если бы вы не ушли на охоту, чего бы сделали против нежити?

Серая возвращалась с охоты, в одной руке держа пару свежеубитых зверьков [происхождение их и наименование оборотня не волновало - главным был тот факт, что зверушки оказались крайне вкусными], другой придерживая Зверя за холку. Рядом со стоянкой она встретила Вирну, которая тоже отлучалась, чтобы добыть еду. Все вместе они подошли к месту, которое оставили всего пару часов назад, и увидели раздраженных Кауха и Кьяру, рассматривающих песок. Лицо Серой вытянулось - как некстати она покинула своих друзей, когда здесь творилось нечто.. нечто.. Муке сморщила нос.

- И кто это сделал?..

На пару с Мявом

- Когда я их найду... - тяжело дышавший Каух выплюнул набившийся в рот песок и вгляделся в горизонт, - я их нарежу на мелкие кусочки. На мелкие... - он вытер рукавом лоб, - сушеные кусочки.

- А тебя самого не нарежут на мелкие жирные кусочки, друг мой? - ехидно осведомилась Къяра. - Вот был бы умнее, купил бы себе лошадь в деревне, и ехал бы как белый человек...

- На мелкие сушеные кусочки...- упрямо пробормотал Каух, - а ту дохлятину я и даром бы не взял, и с приплатой бы не взял, если от неё мертвяки отказались!

- Интересно, мертвяки вообще устают когда-нибудь? - из сочувствия Кауху Кьяра шла пешком и вела Иргу в поводу. Протоптанная грабительской нежитью дорога все никак не кончалась, только становилась все менее заметной. Ветер потихоньку заносил следы. - Еще немножко и след вообще потеряем. Знать бы, далеко еще?

- Если они так старательно ходят в гости в твою любимую деревню, мы на них ещё не раз наткнёмся. Уж будь уверена

- Может они туда не каждый день ходят. Бабка же сказала - никто не знает, когда они придут снова, - огрызнулась Кьяра. Пешком идти было плохо, сесть на лошадь не позволяли гордость и совесть. - А если они под землю закопались в конце-концов?

- Не смешно. Скажи ещё - на небо улетели. Ты мою сумку не потеряла?

- Не потеряла, - Кьяра похлопала рукой по сумке, притороченной к седлу Ирги. - Я не шучу. Это же нежить! Где же им обретаться, как не в могилах? Разве что в этих местах хоронят по-другому.

- В этих местах хоронят по разному. Чаще всего бросают на поедание гиенам и шакалам. Но поверь мне - из погрызанных костей мумии не получаются. Где-то здесь... - он обвёл рукой горизонт - должен быть склеп.

- Ну пока ничего не видно, - кисло заметила Кьяра. - Ни склепа, ни кладбища, ни даже самой захудалой могилки. И идти нам по мертвячьей тропе, похоже, до скончания нашего века, пока сами в мумий не превратимся! Ты будешь превращаться дольше, потому что ты толще!

По старой караванной тропе устало трусили два осла. Их владельцы не менее устало переругивались:
- О творец, за какие грехи моих предков дал ты мне в братья эту помесь дохлого барана с бегемотом, это ничтожество, не способное в трудную минуту помочь родному брату или хотя бы толком позаботиться о собственной шкуре!
- Ты... это... сам дурак!
Братья Хуррагаш и Большой Джа уходили из города, где нажили столько неприятностей. Солнце высоко стояло в выцветшем синем небе, и лишь крохотная тень одинокого стервятника провожала невеселых путников.
- Ничего! - бодрился Хуррагаш. - Сейчас срежем по пустыне часть пути, от оазиса вернемся к дороге на славный город Джамрух. Там наверняка найдется место для умной головы и крепкого кулака. Жаль только, что к такому богатству прилагается пара пустых животов, которым все время надо что-то есть. Пока разживемся деньгами...
Большой Джа почувствовал, что настал миг вырасти в глазах брата:
- На первое время... ну, это... во, продадим!
Вынул из дорожной сумы бронзовый кувшин, тряхнул перед глазами Хуррагаша. Тот вгляделся в узоры на позеленевшем металле - и побледнел так, что это заметно стало даже сквозь загар и грязь:
- Ты прихватил это с собой?!
- Я... ага... я - молодчина!
- Ты глупец, и сын глупца, и внук глупца! Да прошибет тебе твой же ишак дурную голову копытом! Ты тащишь за собою горе и невзгоды! Тебя мало била эта драчливая девка из кувшина?!
- Так ведь... это... продать!
- Да? И что ты скажешь покупателю? Что у тебя в кувшине живет джинния? Любой покупатель, даже если у него на плечах пустой кувшин вместо головы, скажет: " Докажи!" И ты вынешь пробку, о слабоумный? Выпустишь на волю это бестолковое порождение войны, чтобы бешеная воительница тебе последние зубы вышибла?.. А ну, дай сюда!..
Размахнувшись, Хуррагаш кинул кувшин подальше от тропы и ударил осла пятками. Раздосадованный и недоумевающий брат последовал за ним.
Путники исчезли за гоизонтом.
Караванная тропа была пуста, пустына дремала под знойными лучами, лишь круглоголовая ящерка вылезла погреться на гребень бархана... и вдруг, вспугнутая чем-то, зарылась в песок.
Тень, зависшая над тропой, начала увеличиваться: птица резко пошла на снижение.
Нет, это была не птица! Над тропой низко завис ковер-самолет!
Тот, кто сидел на ковре, внимательно вгляделся в лежащий на песке бронзовый кувшин. А потом, привычно ухватившись за бахрому ковра, перегнулся через его край и подхватил выброшенное Хуррагашем обиталище воительницы Зубейды...

Все-таки холодало в пустыне слишком быстро. Ни Каух, ни Къяра к подобному так и не привыкли. Ещё только что было жарко и душно - и вот нате вам. Холодно, как в ледяном аду. Пришлось остановиться. Хорошо, что одна из палаток была таки привьючена к Ирге, и не досталась мертвякам-ворам.
И вот теперь злой Каух сидел с огнивом над не желающим зажигаться костром, и яростно чиркал и чиркал в темноте искрами.
- Каух? - спросила вдруг Вирна. Весь день оборотня молчала - переживала что так не вовремя ушла на охоту.
- Я за него. - брюзгливо ответил маг. Наконец его озлобленные усилия достигли успеха, и стоянка осветилась языками костра.
- А кто у вас двоих за главного?
- Он!
- Она!
Оба северянина, не задумываясь, ткнули пальцем каждый в другого.

- Главное, распределение обязанностей, - серьезно сказала Кьяра. - Каух колдует, травит, бьет кинжалом в спину, вредничает. Я - рублю врагов мечом, стреляю глазами и тоже вредничаю. Так что по последнему пункту мы взаимозаменяемы. В общем, смотря для чего тебе главный нужен. Если кого тихонько пристукнуть в темноте, так это к Кауху. Если срубить голову в честном бою, ну или очаровать противника женским обаянием, тогда ко мне.

- Ну а если нужно вляпаться в неприятности, да так чтобы потом год не отмыться... - не менее серьёзно начал Каух, но замолк. Не хотелось отвлекаться от насаживания ящериц на прутья. В самом деле - не давиться же одними сухими лепёшками?

- А кто из вас решил, что нужно отправиться на Юг? - нетерпеливо спросила кошка.

- Да, видишь ли, - Кьяра уселась поудобнее, ехидно глянула на мага и с удовольствием продолжала. - Видишь ли, Каух уже не слишком молод. Юность его прошла в сражениях, шпионаже и ударах кинжалом в спину. Здоровье не то. Ревматизм одолевает. Вот он и решил рвануть куда-нибудь, где потеплее и солнышка побольше.

- Да да да... - старательно прохряхтел Каух. - Старость не радость. А тут ещё у Къяры вышли непонятки с одним принцем. Он возжелал получить себе личную амазонку, но забыл у этой амазонки спросить её мнения. Вот как нашли принца с вусмерть отбитым достоинством, так нам и пришлось уехать на гастроли.

- И откуда в пустыне столько ящериц? - вздохнула Кьяра, принимая от мага палочку с надоевшим ящеричным шашлыком.
- Это одичавшие и отощавшие путешественники, типа нас, - фыркнул Каух.
- Все-то ты знаешь.... Наверное голова от избытка ума болит? - поддела Кьяра. - А вот скажи мне, о мудрейший Каух, гроза в пустыне бывает?
- Нет. Разве что ее устроит какая-нибудь залетная северянка, когда на постоялом дворе подадут жаркое из ящерицы, - ехидно ответил маг.
- Не бывает значит? А что это тогда за молнии?

В той стороне, куда уводил след нежити, далеко, у самого горизонта, неистовствовали синие всполохи.
- Это не гроза, - медленно произнес Каух. - Сдается мне, туда и торопилась наша нежить. Но! - маг сурово зыркнул на привставшую было Кьяру. - Пока я не доем ужин, мы никуда не пойдем!

Шер-эд-дах никогда не отличался особой храбростью - ни в человечьем обличье, ни в верблюжьем. Но будь он даже героем, все равно его поверг бы в ужас вид зомби - синюшно-серых, со стеклянно-тупым взглядом и с нечеловеческим безразличием ко всему окружающему, которое сквозило в каждом движении нежити.
Испуг погасил искорку человеческого разума в мозгу верблюда. И теперь Шер-эд-дах покорно брел туда, куда его вел погонщик-зомби, ибо скотине все равно, чья рука держит повод...

- Неприятности случаются.

Муке очнулась от своих мыслей и прислушалась к тому, о чем говорят ее друзья. Конечно, она пропустила часть рассказа мимо ушей, но природная догадливость помогла серой досоображать недостающие фрагменты и скомпоновать услышанное и придуманное в связный текст. Из всего, что она понимала, ясно было одно - нужно идти спасать верблюда и промедление сродни полному игнорированию проблемы. Серая вскочила на ноги в тот момент, когда Кьяра собиралась было встать, но вдруг остановилась из-за Кауха. Разумеется, серая и не думала потворствовать человеку, а потому коротко стрельнула глазами в сторону спящего Зверя, дабы убедиться, что он крепко спит и не побеспокоит ее товарищей в ближайшее время.
- Я пойду.. Поищу верблюда.
Не дожидаясь ответной реакции, Серая скользнула в кусты, среди которых через пару мгновений начал вырисовываться силуэт небольшой волчицы, и растворилась в поиске тропы, по которой увели животное. Впрочем, она была согласна с Каухом (надо же, она вполне это признавала!) - там, где на небе качались синие всполохи, очевидно, было крайне интересно. Чуть поведя ушами, Серая рванула вперед...

"Определенно, верблюд здесь" - подумала Серая, осторожно ступая по следу, который оставили зомби. Воздух был пропитан их назойливой вонью, среди которой отчетливо улавливался запах живого Шер-эд-даха. Шаг, еще один. Зомби достаточно тупы, но осторожность зверю не помешает. Внимая вековому охотничему инстинкту, Муке не без отвращения плюхнулась в кучу какого-то мусора и вывалялась в нем, чтобы затем, уже сливаясь со всеобщей вонью, подобраться ближе к верблюду.

Зомби уныло пялились на скотину. Может быть, они не до конца понимали, что можно делать с этим животным. А Серая уже продумывала план спасения. Впрочем, никакого плана и не было, она просто подкралась поближе и, не сказав Шер-эд-даху ни единого слова, со всей силы (но чтобы не сломать, естественно) укусила его за заднюю ногу. Она надеялась только на эффект неожиданности и инстинкт самосохранения верблюда. Юркнув в укрытие, Муке во все глаза уставилась на происходящее.

А как может реагировать верблюд, рядом с которым внезапно возникает волк, да еще и кусает за ногу?!
Разумеется, Шер-эд-дах заревел. Этот трубный вопль всколыхнул караван и заставил подпрыгнуть от неожиданности даже зомби.
Затем верблюд рванулся с силой, которую удесятерил ужас, свалил с ног погонщика и помчался вперед так, как может мчаться только чистокровный беговой архугарец. Погонщик некоторое время тащился следом за поводом, но потом отвалился... возможно, по кускам. Шер-эд-дах этого не видел, потому что назад не оборачивался. Он шпарил по плотному песку - и стоптал бы даже конницу султана, окажись та у него на дороге...

- Своевременное питание... чавк-чавк... способствует должной работе ума... ум-ням... и сберегает от неоправданного проявления благородства! - Каух торжествующе облизнул палец и наставительно покачал им. - Чего ты сидишь, как на иголках? Никуда твой поэт не денется, да и волчица не первый день в одиночку шастает. Ешь, пока не остыло. Бери пример с меня!

Словно ветер пролетел по сумрачным пескам. Послышался громогласный рев, тяжкий топот и из темноты львиным прыжком выскочил Шер-эд-Дах. Разумеется, он не заметил бы недавних своих друзей. Что за спрос с перепуганного животного? Затоптал бы и понесся дальше в темноту. Но костер зажег искры разума в вытаращенных верблюжьих глазах. Поэт встал как вкопанный в двух шагах от костерка. Из-под широких копыт взметнулся фонтан песчаных брызг.

- Тьфу, - только и смог сказать Каух. Скрипучий песок толстым слоем покрыл и взлохмаченную шевелюру мага, и рыжую бороду, и красный балахон, и даже кусок жареной ящерицы, который Каух как раз собирался отправить в рот. А в итоге отведал южного песка.

Верблюжья голова вновь вскинулась - но вместо рева из нее хлынул поток добела раскаленных слов:
- Да сдерут с меня кожу и высушат ее на солнце за то, что я связался с этой трижды омерзительной шайкой, покарай ее все боги и демоны Севера и Юга! Тонкую, возвышенную натуру, философа и поэта, они вздумали травить волками! Волками - вы слышите меня, о небеса?! Да падут молнии на головы этих презренных северян, а также на их блохастую и кусачую шавку, которая до сегодняшнего дня именовала себя Мукекун - а впредь ее пусть кличут Паленой Шкурой, и не иначе!.. Укусить чистокровного архугарского бегуна!.. А ведь я не кусал ее, клянусь всеми мудрецами и пророками древности!.. О дети прокаженной жабы и внуки чумной крысы, о правнуки запаршивевшей гиены, что была рождена распутницей из придорожного дурного дома, которая согрешила с чесоточным шакалом, - ваше счастье, что утонченное воспитание сковывает мои уста и воспрещает говорить недостойные слова, не то я сказал бы вам, что я о вас думаю!..

- Ай-яй-яй – насмешливый голосок, хоть и не был громок, но услышан был сразу и всеми – Достойно ли философа и великого поэта, каким несомненно являешься ты, о стройноногий из наистройногийших, дивного светоча мысли и слова, услаждающего слух Милосердного своими немеркнущим бейтами, что рассыпаешь ты, словно жемчуг томная красавица скучающая в гареме великого султана…
Достойно ли, вопрошу я снова, прекрасногорбого из всех верблюдоликих - полностью скрыть остриё иронии голосок не смог, а, скорее всего, и не пытался.
-Достойно ли, в третий раз вопрошу я, тебя, о наимудрейший из наисладчашеустых, предаваться площадной брани, подобно держателю харабата гонящего прочь раба метельщика, не имеющего и ломанного дирхема, дабы расплатиться за сок виноградной лозы, кстати запретный, по заветам Милосердного?
Мальчишка сидел на вершине ближайшего бархана. И клубились, подобные маленьким смерчам, что возникают, когда Шайтан крутит свой хвост над песками, мелкие буранчики, словно незримый ветер окружал мальчишку.
- Приветствую вас, странники, да вознаградит вас Милосердный и приветствует. И тебя, о наипыльнобородейший из рыжебородых – яду в голосе стало больше разве что на каплю…но больше - умудрённого знаниями, что ты величаешь словом магия. И тебя, о достойнейшая пантера, стран. И тебя, о сладкоречивый, кого продолжаю величать учителем.
Флейта перевёртыш мелькнула в руках мальчишки, словно, монета зазевавшегося покупателя на рынке, исчезающая в ловких пальцах воришки-карманника.
- Приветствую и тебя, о тень среди теней и тебя, о женщина-кошка.
Флейта приникла к губам подобно устам пылкой возлюбленной. И подобно ей же, словно стон страсти порождённой сплетением тел, выдала несколько нот.
- А разводить костёр и пытаться есть посреди Пустыни Эф, может только очень смелый или очень глупый человек, от которого Милосердный отвратил свой звёздный взор. Кто я, чтоб назвать вас глупцами – ехидства в голосе мальчишки хватило бы на нескольких Каухов – кто я, ничтожный средь ничтожных, чтоб усомниться в глубокой мудрости столь доблестных странников, наверняка знающих, куда они попали.
Флейта спряталась в складках пояса. Хайрулла поднялс на ноги.
- Но, так или иначе, но Милосердный свидетель, я рад вас видеть
Мальчишка подошёл ближе
- Здравствуй и ты, Книга. Открой для меня чистые листы. Не мне последнему средь рифмующих тягаться с писавшими тебя, но кто знает, может в словах моих, кто-то отыщет крупицу мудрости?
Хайрулла чуть улыбнулся
Что мне свет чужих светил, я б и сам, коль мог светил!
Я бы песню посвятил, той, что как Лейла желанна.
Что мне град досужей лжи, я бы жизнь свою прожил,
Не украв, не одолжив, ради лишь речей её дурмана.
Что мне боль пустых утрат, я б утратить был бы рад,
Став богаче во сто крат, сердце, что терзает непрестанно.
Но без сердца – нет меня, и живу я, всё кляня,
Но глаза её манят, как огни костров среди тумана

совместка

- Я бы мог наверное сейчас нагло возжелать себе осла обратно, о ехиднейший из отроков... - неторопливо ответил Каух. Песок он уже почти весь выплюнул, и теперь говорил внятно. - и что-то мне подсказывает, что ты не отказал бы в этой просьбе. И двинулись бы мы дальше навстречу Кликуше, его приспешникам, и очень может быть что и - нашей гибели. Но вот какая незадача, мой божественный друг. Я изучал некромантию в той степени, в которой её знает каждый уважающий себя маг. Ну... кроме упёртых иллюзионистов, ну да это их дело. И знаю, когда можно поднять труп из песка - когда душа уже не здесь, и вреда не будет ни ей, ни этим костям, а когда - нельзя. Так вот здесь творится непотребство. И хоть мне и плевать на окружающие деревни - он выплюнул ещё несколько песчинок - позорить Искусство я не позволю.

- А ты чего хихикаешь? - обернулся Каух к напарнице.
Кьяра не то, что хихикала, а хохотала вовсю, откинувшись на холодный песок. Очень уж потешно смотрелся усыпанный песком Каух с обалдевшей физиономией.
- Бабушку жалко! - объявила северянка, все еще посмеиваясь. - Привет, Хайрулла! Какими судьбами?
- Какую бабушку? - сурово спросил Каух.
- В селении этом бабушка. У нее последнего верблюдика увели нежити поганые. А бабушка хорошая, на мою старую няньку похожа. Я бы тоже это змеиное гнездышко поворошила - ради бабушки.

Хайрулла потянулся так, что косточки захрустели и прищурил свои шальные глаза.
- Ай, достопочтенный, зачем лишаешь меня последней радости, сделать тебе, как это у вас северян звучит дивное слово, которое обозначает неожиданную радость и нечаянныйц подарок...Ах, да, сюрприз. Воистину, Милосердный, да удлинится тень его бороды трижды тридцать раз, наградил тебя разумом достойным падишахского звездочёта, что в сиянии серебряных гвоздиков, коими синее небо прибито к куполу мира, зрит прошлое и будуще, если ты сумел увидеть уготованный тебе сюрприз. И если ты, о достопочтенный, поднимешь своё седалище, воистину вызывающее зависть у всех евнухов султана Селима Чернобородого и красавиц Хеджвы, ибо там именно размеры оного считаются эталоном красоты, и взойдёшь на верщину бархана. то узреешь своего осла, мешки, коими ты так дорожишь, а так же пиршественный дастрахан раскинутый трудолюбивыми рабами нубийцами. Ибо я привёл не только осла, о пальма севера, чей смех подобен журчанию ручья для путника истомлённого зноем. Я привёл подмогу.

Чернокожие красавцы-нубийцы, зависть всей женской половины человечества, расселись вокруг возлежавшей на шёлковом покрывале ифритки. Мэв вкушала персик и наслаждалась жизнью. Её кожа, переливавшаяся, обыкновенно, под палящими лучами солнца всеми оттенками красного, в свете сегодняшней луны была цвета тёмного сандалового дерева - под стать настроению хозяйки. Настроение было прекрасным. Нигде на земле ифритка не чувствовала себя так хорошо, как под палящим солнцем пустыни Эф, скрывшимся сейчас, к её великому сожалению, за горизонтом.
Один из рабов, чью шею украшало кольцо червлёного золота, повинуясь щелчку пальцев повелительницы, подал ей веточку винограда, второй – в серебряном ошейнике, наполнил кубок вином. Ощущение счастья было бы полным, если бы не осёл, который истошно орал, наполняя сердце джиннихи тоской.
Чёрные глаза, в которых иногда вспыхивало оранжевое пламя, выжидающе упёрлись в третьего нубийца, не обременённого в данный момент никакой работой. Через минуту неприятные крики прекратились. Если бы девушка удосужилась взглянуть на своего верного слугу, она бы расхохоталась от представшего окружающему миру зрелища – парень обхватил руками пасть животного и просто-напросто не давал выдохнуть тому ни звука.
Неожиданно Мэв вскочила.
«Тысяча чертей, что же теперь меня раздражает?!»,- ифритка топнула ножкой в изящной сандалии. Для неё резкая смена настроения - в порядке вещей, но обыкновенно это все же в большей степени была игра. Когда являешься повелительницей огня, приходится отвечать за свои действия, пусть даже разрушения были непреднамеренными. В конце концов, до джиннихи, наконец, дошло, что причиняет ей такое беспокойство. Она шумно выдохнула и уселась, как ни в чём не бывало обратно на шёлк, с удвоенной энергией принявшись поглощать разнообразные фрукты.

Появившиеся путники могли вдоволь любоваться порочно-безмятежной красотой черноволосой Мэв, олицетворявшей собой к их приходу полное спокойствие.

Почему-то кьярины спутники не спешили разразиться приветственными криками при виде незнакомой красавицы. Мукекун и Вирна стояли справа и слева от Зверика, положив руки ему на мохнатые бока и настороженно улыбались. Каух клокотал кипящим ядом и молчал. Шер-эд-Дах, забыв про недавнее возмущение, умиленно взглядывал на незнакомку.

- Доброй ночи, уважаемая! - опять Кьяре пришлось проявлять вежливость за всю компанию. - Друзья Хайруллы - наши друзья! Несомненно, он рассказал вам о наших приключениях и назвал наши имена... Но на всякий случай... Меня зовут Кьяра, этих очаровательных девочек - Вирна и Мукекун, - очаровательные девочки насупленно помахали руками. - Этого прекрасного скакуна архугарской породы зовут Шер-эд-Дах и он сам о себе расскажет куда лучше меня. А вот этого молчаливого господина звать Каух. Он маг, а молчит потому что, как я подозреваю, у него была неудачная любовная история... но он о ней никогда никому не расскажет... и теперь ко всем прекрасным молодым девушкам относится с большой осторожностью.

Выражение каухова лица Кьяра истолковала примерно как "ну погоди у меня, попрыгаешь белкой денек-другой". Маг презрительно фыркнул, плюхнулся на шелковое покрывало и цапнул самый крупный инжир.

Тщетно было ожидание Мэв – Хайрулла так и не удосужился её представить. Рабам нубийцам это было невозможно сделать, так что пришлось ифритке вступить в беседу, минуя надлежащий порядок.
Нет, она не была радетельницей всех этих старинных запутанных традиций, в которых даже жрецы уже толком ничего не смыслят, просто Мэв любила иногда покрасоваться перед новыми знакомыми, да и вообще…
Как бы то ни было, прекратив поедание персика, девушка, не вставая, грациозно поклонилась, затем, осмотрев каждого из новоприбывших по очереди и очень внимательно, будто оценивая, кто чего стоит, она всё же остановилась на единственной, которая удосужилась с ней заговорить.

- Друзья Хйруллы – мои друзья,- мило улыбнувшись и стрельнув взглядом в обладателя такого количества друзей, она продолжила,- а враги Хайруллы – ваши враги?

Счесть выражение морды Шер-эд-Даха "умиленным" мог бы только человек насквозь северный и с верблюдами имевший дело позорно мало. Перепуганным оно было. И недоверчивым. И даже с некоторым оттенком отвращения, ибо во всех прочитанных и услышанных им сказках джинны (и джиннии!) были существами злокозненными, коварными и донельзя опасными, невзирая на то, что иногда обладали редкостной красотой.
И сейчас только страх мешал верблюду врубиться в разговор, подобно тому как врубается в битву султанская конница, и потребовать, чтобы северяне сейчас же и навсегда прекратили всяческие отношения с этим ужасным существом.
И если бедняга верблюд вновь не потерял от ужаса свой недавно обретенный разум, то лишь потому, что почти одновременно с джиннией в их компании появился Хайрулла. Тот самый Хайрулла, который по-прежнему именовал верблюда "учителем", но ответить которому Шер-эд-Дах не посмел, ибо не пристало домашней скотине беседовать с богами.

Я и Мяв

- Знаешь, напарница... - медленно и тихо пробормотал Каух. - Я скорее рад, что этот божественный ... - он проглотил ругательство - ... ребёнок с нами. Но вот так вот высветить нас всей пустыне - когда мы изо всех сил пытаемся быть незаметными...
- А ты уверен что не ревнуешь? - так же тихо, но снова не шепотом ответила ему Кьяра. - Всем известно, что в плане магии огня ни один колдун не сравнится...
- Я не колдун! - зарычал Каух. - Я маг!
- Неважно, - махнула рукой Кьяра. - Вот прямо сейчас это неважно.
- В следующий раз, когда тебя грызанёт помойный червяк, - задрал нос маг, - я тебе выдам свиток, и учи его сама! Может быть тогда ты поймёшь разницу.
- Только пути богов неисповедимы для нас, ходящих по земле, - серьезно продолжала Кьяра. - Если он тут, значит так надо.

И обернулась к Хайрулле.
- Так мы очень внимательно слушаем тебя, наш божественный друг. О какой такой опасности ты хотел нас предупредить?

А в это время вдали от стоянки северян, в черном шатре, разбитом посреди небольшого оазиса, по лежащему на походном ложе ковру прошла медленная тягучая судорога.
Этот ковер, самая ценная вещь в шатре, всегда был на глазах у хозяина: либо лежал на ложе, либо носил своего господина по небесам. Но две луны назад хозяин, взволнованный чем-то, приземлился у шатра и отправился отдавать приказы слугам, бросив свое сокровище без присмотра. Потом спохватился, подобрал ковер... но поздно. Случилось непоправимое.
Мимо шатра пробегал шакал. Он еще не понимал, что бешенство уже овладело им, но уже начинал чувствовать тревогу и злость. Пробегая мимо шатра, зверь несколько раз впился зубами в плотный войлок ковра - просто так, из раздражения. И побежал дальше по пути, в конце которого его ждала страшная смерть.
С тех пор прошло две луны. Яд дремал в войлоке, медленно пропитывая шерсть... И вот страшный посев созрел.
Ковер снова вздрогнул - и медленно приподнялся над ложем. Впервые с тех пор, как он вышел из рук мастера чародея, он поднялся в воздух по собственной воле. Да и не было у него до сих пор собственной воли. А теперь была - темная, страшная. Воплотившаяся в ковре злобная душа шакала гнала его на охоту.
На кого охотиться? Неважно. На того, кто попадется первым.

Мальчишка постоял на вершине бархана запрокинув голову в ночное небо. Головки серебрянных гвоздей, коими Милосердный прибил бархатный полог к хрустальному своду то загорались ярче, то притухали, подобно красавицам скромно потупляющим взоры. И казалось. что дружески подмигивают они.
Хайрулла спустился к остальным
- А враги Хайруллы - проговорил он обращаясь к Мэв - для них дважды друзья, ибо вышеупомянутый Хайрулла. часто изводит их насмешкоми, не так ли, о пантера северных поселений.
Мальчишка потянулся к фруктам и притянув виноградную гроздь (ай, что за виноград, уважаемые!У самого падишаха на столе такого не бывает. Рубин среди виноградов!), начал меланхолично отправлять одну ягоду за другой себе в рот.
- Расскажу я вам маленькую сказку. Давным давно, когда в бороде Милосердного было в тридцать три раза меньше серебрянных волосков чем теперь, а небо было свежее-свежее. Тогда ещё не было пустыни Эф. А была цветущаяя равнина - ал-Джанна. На язык северян можно перевести, как Сад. Люди были не лучше и не хуже - ведь они же люди, да не оскорбяться мои достопочтенные слушатели. Они выращивали финиковые пальмы, пили молоко зебу, ели пахлаву на меду диких пчёл. Стада их были неисчислимы, богатства, да что богатства уважаемые. важнее, что они умели радоваться жизни. О, да, наипыльнобородейший из магов, так было. Но люди, повторю я есть люди...

"... ал-Хафиз иль Баддах, великий везир лежал на ступенях балахана мёртвыми глазамит смотря в мутное от дымов пожарищ небо. Белоснежный тюрбан великого везиря пересекала, подобно следу от удара шамшером, красная полоска - кровь брызнувшая из рассечённого лба запачкала дорогую ткань. Башибузуки Хасана Свирепого откручивали головы павлинам и фазанам из внутренних садов дворца.
Трупы валялись на улицах города и собаки дичали, питаясь падалью...
Хасан лично вошёл в покои младшего сына султана - Керима.
- Отец твой, солнце на земле, отправился к праотцам своим - сказал двоюродный брат султана и капля крови с его ятагана упала на ворс дорогого андалахарского ковра, подтвердив его слова - горё моё не знает границ, терзая мою печень, ибо как мне пережить смерть любимого брата? - спросил Хафиз.
И другая капля крови, возопила о том, что лжётСвирепый, призывая в свидетели сталь ятагана, десять минут назад забравшего жизнь султана, врубившись в его горло.
- Но сможет ли десяти летний мальчик, принять ношу сломившую достойнейшего из нас - моёго брата? - спросил Хасан шагнув к Кериму..."

Тихо шелестят мои страницы. О да, память моя - живая память писавших меня вопит во мне глашатаем с базарной площади. О, я знаю эту историю! Горькими слезами плакали писавшие меня, ибо сердце их полно было скорби об утраченном

Страницы книги шевельнулись раскрываясь...
"- Раб у порога отца моего. Гнилая ветвь. Сын жадного шакала и продажной девки. Убийца родной крови.
Так ответил Керим, сын Ахмада, Хасану Свирепому. И взглянул бесстрашно в его глаза.
- Проклят ты и весь твой род. И дом твой. И не будет тебе покоя и счастья. Песками покроется земля твоя, мёртвый душой мёртвыми станешь править ты. И не будет тебе покоя. Земля, да не прростит для тебя ни злака ни плода. Вода - да желчью потечёт по горлу твоему. Чрево жены твоей - да не породит тебе наследника. Конь твой споткнётся, мечь - затупится. Добычей псов и шакалов быть тебе и царству твоему. На века. На веки вечные. Пока...
Но шагнул лютый в ярости своей Хасан и одним ударом..."

-Достаточно Книга - глос мальчишки был негромок, но страницы зашелестев закрыли страшное послание. И в голосе том. не было привычной язвительности. - С кем собрался сражаться ты, о наимудрейший из магов, если против тебя незаконченное проклятие целой страны?

Не по всякому лицу заметишь, что за чувства возобладали в данную минуту над существом.
Всякий, кто обратил бы в эту секунду свой взор на прелестную Мэв, ни за что бы не догадался, что девушка увлечена страшным пророчеством более, чем персиком, истекавшим соком в её тонких пальцах.
Рабы проворно вытирали его, не допуская до прекрасных одежд, в которые она была облачена.
Старинные пророчества и проклятия, её тайная страсть, вот уже многие годы не давали ей покоя. Прежде она увлекалась кое-чем другим и намного менее пристойным, а значительно более кровавым.
Эту сказку, если позволительно с таким неуважением относиться к страшному предопределению чьей-то жизни, она слышала не в первый раз, но всегда это были лишь невразумительные слухи, сейчас же, благодаря совместным усилиям Хайруллы и Книги, в её воображении, яркими красками расцвеченная, разыгрывалась драма.
Но всё же рассказанное её далеко не так сильно удивило, как вопрос магу заданный.
Одного взгляда на Кауха было достаточно, чтобы понять силу этого человека, но, конечно, только в том случае, если смотрящий знал, как и куда надо смотреть.

Мэв прищурилась, будто решив проникнуть новому знакомому в душу, узреть нечто, подвластное лишь взгляду богов.

А вот Шер-эд-дах обратил на слова бога и книги куда больше внимания, чем джинния. Собственно, он даже про джиннию забыл, хотя до этого поглядывал на нее с опаской и подумывал, не удалиться ли в пустыню на поиски зарослей верблюжьей колючки. Так оно безопаснее будет...
Но слова, что полились с уст Хайруллы и подхвачены были легким шелестом страниц Книги, заворожили поэта. Бесстрашно подойдя ближе и вытянув длинную шею, чтобы не упустить ни звука, внимал Шер-эд-дах древней страшной повести.
Когда смолкли слова Книги, он почтительным (хотя и дрожащим) голосом вопросил:
- О ты, воплощение божественной сущности, и ты, сгусток мудрости древних времен... что имели в виду вы оба, говоря о проклятии целой страны, обратившемся против нас, жалких смертных? И как можем мы отвратить от себя столь грозную участь? Собственно... э-э... в какую сторону нам лучше удирать?

Айзара уставшая и голодная шла по пустыне. Уже было совсем темно и холодало. Девушка была одна. Ну, раньше конечно у неё был конь, которого недавно увели какие-то непонятные мертвяки. И теперь девушка шла по следу, чтобы отыскать его, а заодно всю поклажу, что была при нём в тот момент. Единственное, что радовало девушку в тот момент, так это погода. Песчаной бури давно не было, и следы можно было разобрать.
Айзара неожиданно споткнулась и упала. Девушка перевернулась на спину и устремила свой взор на звёздное небо.
«Как же оно прекрасно». – Подумала она. Айзара любила звёзды, ведь они всегда указывали ей путь и освещали дорогу во тьме.
«Ух, попадитесь мне проклятые мумии на пути!!! В клочья порву»!!! – Выкрикнула девушка, ударив ладонью по песку, вздымая облачко пыли.
Она поднялась и двинулась дальше. Ей не терпелось скорее найти своего верного арабского скакуна. Девушка мечтала сейчас о заветном бурдюке с водой, что был привязан к седлу. Дрожь пробирала девушку до костей. Неожиданно повеяло дымом. Айзара не обратила на это внимания, решив, что показалось. Ан нет, когда она подняла голову, то заметила вдали огонь костра.
«Неужели мне сегодня повезло»? – Айзара обрадовалась и кинулась к костру.

Каух выплюнул виноградную косточку, не спеша поднялся и пошел прочь.
- Эй, ты куда? - окликнула мага Кьяра. - Неужто обозначаешь направление для всеобщего бегства?
- Там видно будет, - бросил через плечо Каух. - А пока мне просто надо... отойти.
- Смотрииии! Вот как сцапают тебя нежити за барханом! - припугнула Кьяра.
- Угу, и слопают... - донеслось в ответ.

- За лагерем следи - послышалось ехидное из-за бархана. - а то ходят тут всякие...

Голос прервался, послышалась шумная возня, потом полузадушенное ругательство... Къяра насторожилась, выхватила меч, и бросилась по следам напарника.

Поздно! Всё, что успела увидеть воительница - это башмаки Кауха, торчащие из скрученного рулетом ковра, который поднимался в воздух с добычей.

- Я вернууусь... - послышалось глухое - не надейся...

- Хайрулла! - воскликнула Къяра, - сделай же что-нибудь! Хайру... - и осеклась. Юный бог уже исчез куда-то по своим неотложным боговым делам. Вот он был - и вот его снова нет. Мальчишка...

- Они как всегда в своём репертуаре, - топнула ногой воительница. - Один в в ловушки попадает, другой - в воздухе растворяется. И мне что, одной с армией мертвяков сражаться?!

Серой уже давно начало казаться, что она поспевает за происходящим как-то... с задержками! Она сидела подле Зверя, придерживая его за холку, с другого его бока сидела Вирна - и так же держала чудовище. Ласково, но крепко.
Как всегда недовольный Каух (господи, да уймите же кто-нибудь этого старикашку!), ворча, полез в кусты. Къяру он, конечно, и не думал слушать.. Вот и поплатился, увлекаемый летающим ковром в небесные выси. Лишь отголоски воскликов Кауха донеслись до ушей собравшихся подле костра.
Серая вытянулась в лице, всем видом показывая, что она снова пребывает в состоянии легкого шока.
- Къяр.. Я, конечно, понимаю, что опять ничего не понимаю.. Но.. Почему нам так везет?!

- Боги нас любят! - бросила Кьяра, вспрыгивая в седло. Рыжий костер остался позади, никто не окликнул северянку. Только вот.... да нет, показалось наверное... мягкий шорох волчьих лап за спиной.

Темная пустыня стелилась под копыта лошади, одинокая всадница неслась туда, где поднималась темная громада неведомой крепости. Синие всполохи приближались, тень всадницы жутковатым чудищем мчалась по волнистому песку.

Не доехав до замка немного, Кьяра спешилась и шлепнула Иргу по крупу:
- Беги, лошадка! Может, хорошим людям попадешься... хм... если только сразу не побьешь их копытами.

Боги, конечно, много обещают. А как им еще склонить людей на свою сторону? Но как доходит до дела - пропадают тут же. Кьяра вполне осознавала, что одна она много не навоюет. Может, раскрошит на кусочки пару мертвяков, так что с того? Но оставить Кауха на съедение нежити...

- Да что с меня толку? - громко вопросила Кьяра. - Даже детей не нажила, остается только с пастью честь! То есть с честью пасть...

Как попасть в замок за высокой стеной с крепкими воротами. Пробить их тараном? Закинуть на стену крепкую веревку с железным крюком на конце? Или окружить твердыню многочисленным войском и долгой осадой вынудить обитателей замка открыть ворота. Ни один из способов Кьяре не подходил, поэтому она просто подошла к тяжелым кованым створкам и постучала.
- Эй, открывайте, гости пришли!

Прислушалась к зловещей тишине внутри, постучала громче, потом заколотила в ворота ногами.
- Поумирали вы там все, что ли? А... кхм... ну да, поумирали... Но это не оправдание! Открывайте!

Кьяра несла такую чушь, что самой было стыдно. И творила такое, за что еще недавно надавала бы себе по рукам. Похищение ворчливого мага и вероломство Хайруллы как-то слишком больно ударили суровую воительницу. Эта дурацкая выходка - бежать одной в темноту сражаться с армией нежити, орать под стенами вражеского логова, долбить в ворота... Смерти ищешь, дура? - прошипел ветер в ушах.
- А вот ищу! - нахально ответила Кьяра, пиная ворота. - У меня в жизни все было, только смерти еще не было.

И долбанула по воротам так, что долго шипела и прыгала на одной ноге. Зато на удивление, створка подалась и чуть приоткрылась.
- Ага, испугались! - обрадовалась Кьяра, налегая плечом и шагая внутрь.