Маленький мальчик на горбе верблюда...
Маленький оборванец, на спине обезумевшего верблюда...
Хрупкий ребёнок на горячем песке...
И со всех сторон лязг доспехов, стон песка, под ногами неожиданных врагов и предчуствие крови тех, кто рядом.
- Учитель!!!
Кто ответит - слышен ли голос ребёнка, среди пляски блестящей стали и шелеста, с которым арбалетный болт режет раскалённый воздух? Кто ответит - враг ли маленький оборванец натренированным воинам и убийцам? Кто ответит - стоит ли хоть одна слезинка ребёнка всех войн малых и великих?
Ай, уважаемые, стоит ли мучить себя безответными вопросами.
- Учитель!!!
Не голос ребёнка, но визг рвущегося в бой ассасина. Не маленький оборвыш, но дикий и страшный смерч, что не замечает преград на своём пути двигался сейчас вслед за скрывшимся за барханами верблюдом.
Смазанные движения, и вот уже расцветают в горле у двух нападавших диковинные серебристые цветы.
И словно стальные когти венчают детскую, кажущуюсятакой хрупкой, ручку. Когти, что рвут тело, отшатывающегося с воем воина.
- Учитель!!!
И страшный немигающий взгляд горящих красным огнём глаз, который сам словно сбивает с ног, заставляет врагов бежать встречи.
- Учитель!!!

Заряжать арбалет просто некогда, и как же хорошо, что за спиной висит ещё один!

Выстрелить, отпрыгнуть назад, и попробовать ещё раз приласкать врагов огненной стрелой... И снова неизвестный лучник выстрелил в самый уязвимый момент!

Каух оскалился, и схватился за жезл, висевший за поясом. Не до выпендрёжа и не до престижа, а о зазорности пользования жезлами пусть думает тот, кого не расстреливают в упор!

Вжиииих! - и ещё один нападающий падает на песок. Вжииих! - и выскочивший из кустов вражеский маг с проклятьями трясёт искалеченной рукой - он больше не опасен, вжииих! - и жезл... рыссыпается в пыль прямол в руке.

- Вот за это, - прорычал Каух, выхватывая кинжал, - я и не люблю побрякушки!

- Подходи, подходи!
Должно быть засевшие в зарослях подумали, что на северянку напало боевое безумие. Первый из трех нападавших рухнул, обливаясь кровью, под ударом меча. Второй не уберегся от взмаха боевого цепа. Третий попытался было увернуться, но и его настиг северный клинок. Кьяра крутнулась на месте - черные кудри дыбом, на лице брызги крови, в одной руке - меч, в другой - короткий боевой цеп. Хриплый смех неистовой северянки прозвучал как боевой клич.
- А ну, подходи, южные псы!

Словно повинуясь ее крику, из зарослей выскочили еще пятеро воинов, но, наученные горькой участью погибших товарищей, не приблизились, а выхватили арбалеты.
- Стреляйте, стреляйте! - снова засмеялась Кьяра. Заклинание Кауха успешно отражало тяжелые арбалетные болты, направляя их куда угодно, только не в цель. Несомненно, стрелки поняли это, но продолжали метать стрелы с завидным упорством.

Однако же, плох маг. Кьяра краем глаза с тревогой заметила, как неловко маг двигается, как дрожат его колени. Но дальше смотреть было некогда.
- А ну, кто следом на тот свет! - зарычала Кьяра, бросаясь на очередного противника.

Ещё одного противника удалось отправить к предкам, отрубив руку по плечо. Сам виноват, кто же так вот размахивается? Ещё одного - Каух поджарил таки огненной стрелой - невидимый лучник опоздал на долю секунды. Плохо было другое - ещё одного заклинания от стрел у Кауха наготове не было, а это уже сильно ослабело - стрела хоть и не прошила левую руку, но от сильного удара плечо просто онемело...

- Къяра! - прохрипел Каух, пиная ещё одного врага сапогом с отравленным жалом в подошве, - как ты?

- Не подходить близко! - Эрлунг вовремя понял, куда дует ветер. В ближнем бою нечего было и думать взять северян живьем. Требовалось нечто иное. А заклинание-то, брошенное проклятым северянином и отклонявшее ранее стрелы, похоже начало слабеть.
- Арбалеты! Только не в них! Бейте рядом, не дайте им сойти с места!

Сам Эрлунг тоже вскинул арбалет. Прежде, чем прицелиться, оценил поле боя. Мужчина-северянин уже еле держался на ногах. Этого можно взять спокойно. Женщину придется немного попортить. Начальник охраны великого Акопа думал об этом совершенно бесстрастно. Как на охоте - когда прикидываешь, куда выстрелить, дабы не повредить шкуру пустынной лисицы. И на охоте, и в бою Эрлунг целился очень тщательно. И стрелял всегда без промаха.

Когда первые стрелы взрыли песок, Кьяра сперва подумала, что нападающие, истратив свой запас терпения, решили попросту расстрелять северян, пользуясь тем, что защитное заклинание Кауха ослабело. Но уже спустя мгновение наемница поняла - бьют не на поражение. Просто обозначают место, с которого не хотят выпускать добычу. Но когда вскинул арбалет высокий, в белом бурнусе... Рука Кьяры с мечом вскинулась чуть вверх и вправо.

Эрлунг слегка удивился. Такого он еще не видел. Северянка отбила его стрелу! Но это ничего. Бывший убийца снова взвел арбалет.

Второй стрелы высокого Кьяра не увидела. Просто почувствовала сильный удар в грудь, опустила глаза - слева, чуть пониже ключицы расплывалось красное пятно.

- Кьяра! - взвыл маг-северянин, глядя, как спутница медленно оседает на песок. А арбалетчики все метали стрелы, не давая Кауху сделать шаг в сторону.

Эрлунг удовлетворенно кивнул, опустил арбалет и не спеша зашагал туда, где его воины плотным кольцом окружили пойманных.
- Каух! - окликнул он северянина. Без всякого, впрочем, выражения окликнул. Словно подтверждая уже давно известное. - Раньше ты был быстрее, Каух. Да и легче, пожалуй.
Ни злорадства, ни торжества не было в голосе Эрлунга. Как не было никакого выражения и в его взгляде, брошенном на пленников.

Удар в спину нем-то тупым и тяжелым бросил Кауха на колени. Ещё один удар выбил кинжал из руки, а потом тяжелый сапог наступил на ладонь - пальцы хрустнули, прощаясь с шансом на последнее заклинание...

Ещё несколько хороших пинков в живот - с обещанием продолжения банкета - и Кауха подняли с песка, дав увидеть главу нападавших.

Так вот это кто...Неудивительно...

Вот и все.
Эта мысль впилась в мозг Вирны вслед за клинком, ударившим в предплечье. Сталь словно насмехалась над оборотнем маслянистой улыбкой... Вирна отлично знала, что означает этот недобрый блеск лезвия - сама охотно смазывала ядом сизира друг-кинжал.
В голове сразу зажужжали бесчисленные мухи. Песок приблизился и залепил усталые глаза...
На песке осталась лежать юная девушка с удивленным, беззащитным лицом. Темные волосы рассыпались по песку, их печально шевелил ветер.
Один из разбойников подошел к телу девушки, прислушался к еле заметному биению сердца.
- Что там, брось ты эту падаль! - сердито сказал ему товарищ.
- Ничего не понимаю... - пробормотал первый. - Она должна была умереть. Это же сизира...
- Бери-ка ее с собой. Акоп разберется, - лениво позевывая, предложил ему второй.
Вскинув хрупкое тельце на плечо, разбойник направился к остальным.

Хриплое ржание, почти крик... Эрлунг обернулся - двое его людей безуспешно пытались накинуть петлю на шею гнедой кобылы. Кажется, на этой лошади и приехала северянка. Если так, усмехнулся про себя Эрлунг, то лошадь под стать хозяйке. Неосторожно подбежавшего слишком близко человека она отшвырнула мощным ударом задних копыт - воин свалился на песок и больше не шевелился. Другого цапнула зубами за плечо. Взвихрился песок под копытами и вот уже гнедая кобыла мчится прочь, злорадно ржа над поимщиками. Почему-то никто не стрелял ей вслед.

- Эй, а где верблюд? - Эрлунг вспомнил, что Акоп упоминал и верблюда, которого тоже хорошо бы поймать. Но было уже поздно. Далеко на горизонте еле виднелась черная точка, бывшая без сомнения перепуганным обезумевшим верблюдом, убегавшим без оглядки. Миг - и точка скрылась за очередным барханом.

- Ну и демоны! - с некоторым восхищением сказал Эрлунг. А потом принялся за подробный осмотр добычи. Кауха как раз закончили связывать и теперь маг-северянин напоминал плотно умотанный тюк.
- Этого стеречь как зеницу ока! - приказал Эрлунг.

Потом взглянул на женщину-северянку, которая все еще лежала на песке, там, где ее настигла стрела Эрлунга. Воительницу можно было бы принять за мертвую, если бы не пузырилась слегка кровавая пена на ее губах в такт слабому дыханию.
- Не умрет, - заключил Эрлунг. Свое дело он знал хорошо. - Перевяжите и на лошадь ее.

Молодой воин подбежал, неся на плече темноволосую девушку и кое-что тихо сказал Эрлунгу.
- Ну непростая, так непростая, - пожал плечами предводитель. - Свяжи покрепче тогда. Отвезем Акопу.

Смиренный серый осел стоял, подергивая ушами - похоже, его нисколько не взволновала схватка. На его покорную спину и положили поперек "непростую" девушку.

Маленький караван быстро двинулся в сторону городка.

Акоп.... Вот в чём дело... Каух закусил разбитую губу. В голове вертелись сотни вариантов осбовождения, но все они разбивались о присутствие рядом Эрлунга.

Скотина... Предатель... Дрянь южная... Перебежчик... Сейчас Каух уже не вспоминал о том, как сам отправил себя в бессрочный отпуск из Гильдии. Сейчас он кипел ледяной ненавистью к человеку, которого Гильдия подобрала на помойке, вырастила, выкормила, научила всему, что нужно... И который предал Гильдию и ушёл обратно на Юг, когда решил, что больше ему учиться нечему. И который - добавил про себя Каух - убил Къяру. С такими ранами не живут.

- Эрлунг... - прохрипел он. - лучше убей меня сейчас, а то ведь я до тебя доберусь!

Эрлунг даже бровью не повел. Его самообладанием могли бы гордиться и Луаран, и Акоп и многие другие, если б он служил многим.

- Мне не было приказано убить тебя, Каух, - голосом, спокойным как белесое пустынное небо, ответил Эрлунг. Бывший убийца даже не счел нужным повернуться к пленнику. - А даже если бы и я и получил такой приказ... Ты постарел и отяжелел, Каух. Твоя служанка убила больше моих людей, чем ты. Мне больше было бы чести сойтись в битве с ней, хоть она и женщина.

Безумный ужас гнал и гнал несчастного верблюда вперед — словно леопард вскочил на спину и рвал шкуру когтями.
Крики и звон оружия остались далеко позади, за барханами. Лишь тогда бег верблюда замедлился, а в помутившееся сознание пробил лучик воспоминания.
Шер-эд-дах... так зовут его... и он бросил друзей в трудную минуту.
Проклятая веблюжья душонка! Ну, почему тот проклятый наррабанец не превратил его в пса, в огромного пса с львиными клыками? Он ринулся бы в бой бок о бок с хозяевами...
Увы, судьба горбатого ничтожества — таскать вьюки по пескам. Отвага и верность не для него...

Тьма ночная пала на барханы и в домах зажглись масляные светильники, когда Рыжая Ума с поклоном доложила Акопу:
- Эрлунг вернулся, мой господин!
Акоп нарочито неторопливо поднялся, оправил шитый золотом халат и так же медленно захромал во двор, где воины Эрлунга сгружали свою добычу на землю.

Акоп лишь мельком взглянул на черноволосую северянку, которая все еще была без сознания и отрывисто приказал:
- Женщину - лекарю. Умрет - на кол его посажу!
На странную девушку, которую не убил смертельный яд, глава гильдии воров смотрел несколько дольше и, как показалось Эрлунгу, с некоторым любопытством. Потом махнул рукой:
- Отнесите в подвал. И пусть потом целитель на нее тоже взглянет.

Тяжелый взгляд Акопа переполз на Кауха, которого только что сняли с лошади и поставили на связанные ноги двое дюжих молодцев.
- Так это и есть Каух, маг-северянин? - в спокойном голосе Акопа шипели змеи и шелестели вынимаемые из ножен клинки.

- Он самый, Акоп Хромец, слывший когда-то мудрым и справедливым, - ответил Каух. Попробовал шевельнуть калеченной ладонью. Естественно, что ничего не вышло, Эрлунг хорошо объяснил своим людям, как нейтрализовать мага. Ну... настолько, насколько сам знал. - Он самый, о Акоп, трусливо бьющий в спину тем, кто ничем не обидел и не навредил ему!

И - сплюнул кровью на грязный песок

- Не обидел? Не навредил? Что ж, навредить мне ты действительно не смог, как ни старался. - Акоп дернул углом рта, это, очевидно, должно было обозначать презрительную усмешку. - Но обидел ты меня очень сильно! Впрочем, здесь не место для разговоров.

Акоп отвернулся от пленника и зашагал в дом, бросив по дороге:
- Эрлунг! Проводи господина Кауха в комнату для гостей... и возьми с собой Жуула. Я скоро приду.

Руки замерзли. Ночной холод снова пробрал тонкую фигурку до костей. Силуэт Нуара, вырезанный из черного бархата на фоне темного неба в мелких дырочках звезд. Песок так остыл, что со своего места я не вижу даже, улыбается ли он или грустен.
Чвиххх! - фигурка из черного бархата падает на песок с пронзенным длинной толстой стрелой горлом...
Я со стоном взвиваюсь вверх...
И опадаю вниз, словно скованная цепями.
Это мои цепи.
Это чужой стон...
Вирна попыталась пошевелить затекшими конечностями. Когда это удалось, тело оборотня пронзила такая судорога, что кошка зашипела подобно змее.
Ответом этому было многоголосое шипение, раздавшееся откуда-то снизу. Сквозь спутанные волосы Вирна разглядела корзину, в которой вскинулись, отвечая на вызов, две пыльного цвета некрупные змейки. Каждая из этих невыразительных красавиц могла убить одним укусом дюжину кошек... если бы те имели несчастье обернуться и неминуемо свалиться в их узилище.
Снова послышался стон. Девушка подняла голову и увидела напротив прикованную на тот же манер Кьяру.
Вирна не проронила ни слова. Говорить было не о чем и незачем.
Через некоторое время она так же молча созерцала, как привели и закрепили в свободных цепях страшно избитого мага.
Проклятое чувство, что всегда спасало оборотня в безвыходных на первый взгляд ситуациях, предательски молчало.

Не закричать... только не закричать... Стиснуть зубы, и терпеть, не кричать! И не терять сознание, а главное - ничего не говорить!

Кровавый туман в глазах мешает видеть, но никак нельзя сдаваться! И нужно запомнить - Зерхет. Запомнить - верблюд. Запомнить - мальчишка...

- Каух... - это шепот Къяры. Но она ведь умерла?

Невероятным усилием разлепив залитые кровью глаза, Каух увидел свою спутницу, прикованную к стене прямо напротив него. Увидел - и потерял сознание.

Я - умерла! Именно это и пришло Кьяре в гудящую голову первым делом, когда она смогла открыть глаза. Совершенно точно, умерла - убита арбалетной стрелой и теперь попала в мрачные подземелья к тридцати семи демонам. Вот и двое из них склонились над ее почти бездыханным телом.

- Нет, ты посмотри, Маран, какая прелесть! - говорил меж тем личный лекарь Акопа. Звали его Льеви, был он невысок ростом, кругл, румян и неисправимо весел.
- Нет, ты только взгляни - тяжелая арбалетная стрела и навылет! Замечательное ранение! Лучше и не придумаешь!
Маран - помощник Льеви, маг-целитель - что-то мрачно буркнул. В отличие от своего приятеля он был постоянно мрачен, а черный балахон болтался на нем, как на длинной палке.

- Однако же нам не следует медлить, - Льеви наконец нарадовался и озабоченно склонился над девушкой. Маран снова что-то пробурчал, но последовал примеру Льеви. И двое лучших врачевателей Юга принялись колдовать над Кьярой. Льеви - с эликсирами и перевязками, Маран - с целебной магией.

Второй раз Кьяра пришла в себя от холода. Леденила спину влажная каменная стена, обжигали холодом кандалы, приковавшие северянку к этой самой стене. Маленькая полутемная комнатка, а вернее - каменный мешок. На стене - одинокий факел.

Рядом кто-то дернулся и зашипел. Северянка осторожно повернула голову и разглядела ту самую девушку, бывшую недавно любимой кошкой Кауха. Под ногами у оборотня была удачно пристроена корзинка с парой змей. Только попробуй принять спасительный облик животного - упадешь прямо туда.

Но сама Кьяра чувствовала себя на удивление неплохо. Она осторожно повела левым плечом - вроде двигается, только мешает тугая повязка. А ну-ка... северянка глубоко вздохнула и рванулась, пробуя прочность цепей. Ох! Зря! Боль тут же закогтила левую половину груди и левую руку, хлестнула в голову и заставила померкнуть зрение. Кьяра застонала сквозь зубы и решила немножко повременить.

Тем более, что дверь заскрипела и двое охранников втащили окровавленного истерзанного человека, в котором Кьяра с ужасом узнала Кауха. Мага швырнули к стене напротив, где свисала пара свободных кандалов. В них и заковали неподвижное тело. Охранники вышли, слышно было, как ключ повернулся в замке.
- Каух! - прошептала Кьяра.
Маг с трудом поднял голову, взглянул мутными глазами и, похоже, потерял сознание.
- Как они тебя... - только и сказала Кьяра.

- ... а ещё наш дорогой друг Акоп собирается сдать нас с тобой ещё более дорогому нашему другу Зерхету ибн... как его? Харуду! За то, что этого самого ибн Харуда мы с тобой смертельно оскорбили, не давшись ему как добыча когда тот вздумал благородно захватить караван. И отважный атаман разбойников собирается покарать нечестивцев, столь подло оскорбивших его в лучших чувствах. - Каух договорил и замолк. Тяжело было говорить настолько разбитым ртом.

- Все это хорошо... - задумчиво пробормотала Къяра. - Но, если не секрет, зачем ты понадобился самому Акопу? И... чем ты его оскорбил?

- Отказался провести с ним ночь, - буркнул Каух. Разбираться с Хайруллой, если выживет, он собирался так, чтобы рядом не было спутницы, совершенно беспомощной в разборке магов.

Акоп Хромец злился. Проклятый северянин! Невероятный упрямец! Сколько времени на него потратили - а что толку? Каух так и не признался, по чьему наущению пытался отравить главу гильдии воров, только ругался самыми черными словами. Акоп даже поморщился, когда вспомнил, что выслушал о себе. Впрочем, немного толка все же было. Проклятый северянин понес заслуженное наказание. Конечно, Акоп с удовольствием и убил бы Кауха, но...

- Ума! Позови-ка мне Хуррагаша и Большого Джа!

Братья-разбойники вошли, опасливо поглядывая на грозного Акопа, но глава воров был невероятно ласков:
- Любезнейшие мои Хуррагаш и Большой Джа! С вашей неоценимой помощью мы таки поймали коварных северян. И теперь я собираюсь оказать вам большую услугу. Вы сами повезете северян Зерхету ибн Харуду. Не сомневаюсь, что он щедро наградит вас. Мало того, я дам вам в помощь моих лучших воинов! А Зерхету я уже сообщил, что вы отправляетесь. Он будет встречать вас в окрестностях Халмула.

Спустя некоторое время Акоп отдавал последние распоряжения Эрлунгу:
- Повезешь северян в закрытой повозке. Остановитесь недалеко от Халмула. Скажешь братцам-олухам, что Зерхет вот-вот подъедет.
- Да, господин.
- Оставишь их охранять пленников. Вот сонный порошок - угостишь братьев вином.
- Да, господин.

Глаза Акопа загорелись нехорошим красным огнем.
- Думаю, Зерхет будет очень недоволен, что его люди упустили такую важную добычу!

Ничто в мире, не творится без воли Милосердного. И если пролита чья-то кровь, стало быть такова его воля.
Да, уважаемые, кровь разлитая на месте недавней схватки, уже запеклась и злые чёрные пёсьи мухи кружились над телами убитых, которые в спешке не были прданы погребению, по канону завещанному Милосердным и оскорбляли его всевидящий взор.
И странно блестели проплешины спёкшего песка там, куда ударили молнии еверного мага
И уж совсем странно выглядела на месте недавнего побоища фигура мальчишки в лохмотьях, согласитесь, почтенные не то этоместо, где пристало быть ребёнку.
Хайрулла огляделся, прищурив глаза. Присел на корточки. Принюхался.
- Живы.
Странный оборванец поднялся и вдруг улыбнулся озорной улыбкой.
- На вселенском на погосте
Хэй хорихой такатун
Скоро снова будуткости
Хэй хорихой такатун
Северян-то взять не просто
Хэй хорихой такатун
И не просто победить

Им сейчас возможно трудно
Хэй хорихой такатун
Позовём ка мы Харуда
Хэй хорихой такатун...

(Написано Момусом, но по какой-то странной причине выложено мной по его просьбе)

Как солнце, что, по воле Милосердного заволакиваясь тучами, отвращает лик свой от людей, и тогда темнеет всё в мире, - так темно было чело Зерхета ибн Харуда.
Велик был гнев Пустынного Ястреба, но трижды три раза более великой была досада. Никогда, никогда за свою жизнь не знал знаменитый разбойник и гроза караванов таких унижений. Всё в длани Милосердного, и потому не раз и не два случалось атаману прятаться, сродни пустынному лису, уходить от погони, а то и вовсе... о, Милосердный, ты всё видишь, я простил обиды!... прозябать в холоде зиндана.
Но никогда судьба не переставала быть прекрасной, сровни пери. И пусть пери была шаловлива, а порой и даже жестока, но не так, как в тот трижды проклятый день, когда, откинув покрывало со своего лица, показала она не милый сердцу воина лик, что прекраснее лица гурии в Садах Блаженства, но страшную уродливую харю, какая испугает даже пустынного дэва.
Атаман был мрачен, когда полог его шатра откинулся и под сень его вошёл странный оборванный мальчишка.
Пусть трижды будет благословенно имя Милосердного, если не думал Зерхет ибн Харуд схватить негодного за ухо и не вышибить пинком, нг только мальчишка учтиво поклонился и произнёс
- Приветствую тебя, о лев среди внушающих ужас караванщикам. Не прогневайся на своего несмышлённого слугу, что посмел тревожить тебя в момент столь неподходящий, ибо на челе твоём, украшенном мудростью, я читаю глубокую задумчивость.
И тогда случилось невиданное. И стражники у шатра (которые сами не поняли откуда взялся этот оборванец) потом шёпотом рассказывали своим внукам, что известный буйным нравом и неукротимый в гневе Пустынный Ястреб не схватился за свой ятаган, а преклонил ухо своё к словам мальчишки и вопросил
- Кто ты, как попал сюда, и что тебе здесь нужно?
- Да не прогневается тигр среди разбойников, но я сирота, а попал я сюда, когда услышал, что Акоп Хромец, да плюнет ему Иблис в бороду, во всеуслышание заявил, что плевать хотел, на ничтожество Харуда и клялся, нечестивый, одной своей рукой сшибить тебя с седла и повесить на верёвке, сделанной из твоей, о барс караванных троп, бороды.
- Зачем ты рассказываешь мне это, мальчишка? - произнёс Зерхет, кровь которому бросилась в лицо
- Зачем? - в чистых глазах оборванца плескалась вера в правильность своего дела и обида - А кто отмстит за моих родителей, если не ты, о достопочтенный. Кто вернёт долг крови моих родителей, убитых нечестивым Акопом, если не его враг? А ещё похвалялся перед всеми, что не отдаст тому пленников, которых обещал.
- Откуда... - глаза Пустынного Ястреба изумлённо распахнулись.
- Вот видишь, о непобедимый, я не вру.
Ничего не ответил Зерхет ибн Харуд, но вышел из шатра...
И получаса не прошло, как сорванный, словно ураганом, что насылается Милосердным в надзидание зазнавшимся, отряд скрылся в тучах песка и пыли.
Оборванец, сидевший на земле и рисовавший палочкой фигуры, прищурив глаза, посмотрел на удаляющихся всадников.
- Страшная штука - злоба, - мурлыкнул он и задрав глаза к небу вопросил - Правда, сестрёнка?
Затем посеръёзнев устремил глаза к горизонту
- Так, теперь - учитель!

- Чтоб вас!..
Большая деревянная повозка с высокими бортами, накрытая холщовым пологом, катилась по мягкому песку. Но время от времени под широкое колесо попадался камень. А может и череп незадачливого путешественника. Каждая такая встряска заставляла Кьяру бледнеть и ругаться сквозь зубы.

- Говорил я тебе, не дергайся лишний раз! - магу тоже приходилось несладко на жестком деревянном полу. Синяки на его физиономии светились даже в полутьме повозки. - Тебя ж магией лечили. А магически срощенные кости и мышцы могут снова порваться, если им сразу дать работу. Тебе два-три дня вообще лежать надо было бы неподвижно, а ты туда же - цепи рвать!
- Говорил, говорил... - хмуро ответила Кьяра. - Чего уж теперь...
Теперь, когда благотворное воздействие магии иссякло, северянке каждый вдох отзывался болью и хрипением в груди.

Ехали уже довольно долго. Еще солнце не выглянуло из-за барханов, когда молчаливые воины, повинуясь приказаниям Эрлунга, погрузили пленников в повозку, больше походившую на вместительный гроб, если бы не кандалы, свисавшие со стенок. А сейчас солнце уже поднялось почти в зенит и под холщовым пологом было невыносимо душно.

Оборотень, так и не сказавшая ни слова, болталась на стене повозки, увязанная плотно и старательно - по рукам и ногам. На случай, если непростая девушка все же решится на побег, к полу повозки у ее ног была намертво прибита высокая корзинка все с теми же невзрачными змейками. Змеям тоже не нравилась тряска, они шипели и беспокоились.

Пустыня не прощает глупых. Пустыня не прощает беспечных. Пустыня ьезжалостна к тем, кто не признаёт её законов.
Ай, уважаемые! Мы с вами и так знаем всё это. Тогда отчего же пустыня не смогла одолеть мальчишку в обносках, который беспечно шёл от бархана к бархану и даже напевал что-то себе под нос.
Изредка мальчишка хмурился, останавливался и словно принюхивался, соверешенно собачьим движением, каким облезлые базарные шавки выискивают кусок пожирнее, чтобы стащить его из под носа нерадивого торговца.
Поднявшись на гребень очередного бархана, Хайрулла разглядел в далеке чёрную точку.
На губы оборванца, подобно змее, на нагретый солнцем камень наползла, ухмылка.

Не прошло и получаса, как мальчишка преодолел расстояние до чёрной точки. Да и не точка это была, а почтеннейший Шер-эд-Дах, пребывающий в тоске и горести.
Мальчишка уселся на песок и вынл из-за пазухи, хоть и удивительно где в этих обносках могла она сохранится, флейту. Приложил к губам...
Ай, уважаемые! Слышали ли вы, как в безлунную ночь царица джинов, зовёт своего земного возлюленного? Но ещё горше, чем скорбь об утраченной любви, в голосе царицы джинов, запела флейта Хайруллы.
Верблюд повернул голову к мальчишке.
Флейта смолкла
- Учитель - голос оборванца был спокоен и даже суров - Ты более человек даже в обличии верблюда, чем другие. Другие выглядя, как люди, всю жизнь живут как трусливые шакалы или подлые гиены. Так стоит ли грустить о том, что ты не сделал. если есть возможность исправить ошибку? Мне нужна твоя помошь, учитель. И северянам нужна.
Трус - не тот, кто в бою, среди белого дня,
Бросив всех, убегает, как зверь от огня.
Трус - кто сил не найдёт в себе, чтобы вернуться
И живёт затем дальше, себя не виня.
Мальчишка поднялся и взглянул в глаза верблюду.
- Пойдём, учитель?

- Господин мой! Вставайте! Беда!

Акоп недовольно протирал глаза, сонно глядя на Рыжую Уму, рухнувшую на колени в изножье роскошного ложа.
- Что еще случилось? Ума, я совсем недавно прилег, я не спал всю ночь - какого демона ты будишь меня?

Но Ума, обхватив ноги своего господина, укрытые шелковым покрывалом, вопила не своим голосом:
- Беда, мой господин! Прикажи меня казнить, но сначала пошли воинов к воротам. Зерхет ибн Харуд скачет сюда с целой сотней!

- Да отдай же покрывало, глупая женщина! - Акоп досадливо дернул на себя тонкий шелк. - Ну Зерхет... Ну скачет... Погоди! Ты сказала - с целой сотней воинов?
- Да, мой господин! Дозорный увидел их с городской стены! Наверное они уже здесь!

У стен есть уши, в этом можно не сомневаться. Ровно как есть у стен и глаза и языки... Ещё взмыленное войско Зерхета не пронеслось через ворота, а город уже притих, съёжился, сжался... Детей и женщин загнали в подвалы - от греха подальше, старшим сыновьям отвестили по плюхе - на всякий случай, и велели сторожить задние комнаты, а сами, сжав в трясущейся руке нож, замерли у дверей, вслушиваясь в грядущую бурю...

Отважны воины Зерхета - когда режут беспомощных караванщиков. Могучи и быстры, когда скачут на конях своих по пустыне. В городе же, на его узких улицах, не так уж быстры разбойники. Под прицелом десятков арбалетов людей Акопа, выросших на крышах, не так уж и отважны они...

- Ну?! - прогремел рык разъярённого Хромца, - и что это за представление, Зерхет?!

Безжалостно пустынное солнце. Особенно в час, когда оно немного перевалило за зенит и словно застыло каплей расплавленного золота в выжженном бледном небе. Даже несгибаемый Эрлунг начал вытирать пот рукавом белого бурнуса. Жарко! Очень жарко!
- Привал! - скомандовал бывший убийца. - Переждем немного.

Обрадованные неожиданной милостью предводителя, воины спешились и сгрудились в тени, скудно отбрасываемой повозкой с пленниками. Вот сейчас охранники должно быть завидовали северянам - мало того, что не надо трястись на лошадиной спине, так еще и холщовый полог не пускает злое солнце.

Эрлунг открыл засов на маленькой дверце и заглянул в полутемное нутро повозки.
- Живы, - с некоторым удовлетворением отметил он.

Голова на длинной шее медленно повернулась к мальчишке.
— Во имя всех богов и демонов... — Голос Шер-эд-даха был полон тоски, — ответь мне, о Хайрулла, почему ты называешь меня учителем? Чему может научить тебя вьючная скотина, даже если некогда она ходила на двух ногах и брала призы на состязаниях поэтов? Уму? Об уме ли говорить тому, кто поверил первому встречному прохвосту и дал превратить себя в верблюда? Отваге и верности друзьям? О да, об этом хорошо рассуждать, удрав с поля боя и бросив на смерть своих спутников! Умению слагать стихи? Ты делаешь это не хуже меня. Чему же еще? Ах да, философии! Медяк ей цена, этой философии, если она не спасает от скорби и отчаяния! О Хайрулла, я могу научить тебя лишь таскать вьюки! Стань моим учеником — и вскоре ни на одном базаре не будет грузчика более умелого, чем ты, клянусь всеми караванными тропами этой проклятой пустыни!

Спокойно было лицо Зерхета ибн Харуда. Ибо желающий убить - убивает молча и не вступает в разговоры.
- Отвечать мне - сказал он, и от голоса его разило холодом - Ты, что Хромец, совсем выжил из ума? Или твой последний мальчик, произвёл на тебя такое впечатление, что ради него ты решил выпендрится подобно павлину перед курицей? Или солнце так напекло твою голову, что мозги расплавились и првратились в патоку? Нет, Акоп, это ты ответишь мне, за все чёрные слова, которые произнёс перед своим сбродом. Ты можешь сейчас меня убить, но помни, зная твою трусливую хитрость, я оставил часть своих людей на въезде в город. Если я не вернусь к положенному сроку, они сожгут твой жалкий городишко, так что тебе никакая магия не поможет.
Но я милосерд - голос Зерхета набирал силу, заполняя всё уличное пространство - А потому слушай. Сейчас я уеду. И буду ждать тебя у городских ворот. Ты выйдешь ко мне один, без своей своры. Ты выйдешь один, отродье свиньи и шакала, и тогда мы может быть поговорим. У тебя есть время до заката солнца. Если же ты не выйдешь - ибн Харуд криво усмехнулся. - Клянусь бородой Милосердного, я спалю этот город. А всех, кто попытается его покинуть, мои люди запихают мечами назад. Ты меня слышал, Акоп?
Атаман поворитли коня и выпрямившись в седле, ожидая каждую минуту арбалетного болта между лопаток, поехал в направлении городских ворот. На углу он повернулся в седле
- До заката, Акоп.
И пустил коня рысью.

А в это время, сидя на бархане, посреди песков, что сотворены по воле Милосердного, Хайрулла чуть склонил голову на бок, словно прислушивался к чему-то, слышимое лишь ему. Улыбнулся и кивнул.
Затем оборванец, вновь глянул на верблюда
- Учитель, да продлит Милосердный твои годы, я зову тебя так, потому что кто, как не ты научил меня главному - оставаться собой, чтобы не случилось? Превращённый в верблюда - ты остался философом и поэтом. Струсивший в бою - ты нашёл мужество признать свою трусость. Тебе ли, о лев среди верблюдов - знакомые язвительные интонации, как змейки скользнули по вязи слов, - спрашивать о том? Ты остался добрым и умным, разве мало этого, чтобы не брать с тебя пример? Или не прав аль Абируни сказавший: "Сила меча бесспорна, но что она рядом с силой духа? Меч сломается, человек - никогда" Да, он был наивен, как ребёнок, которого обманывает жадный базарный торговец, но его ли в том вина?
За спиной мальчишки начал клубиться песок. Словно гигантский водоворот, подобно неведомому зверю, распахнувшему пасть. Обноски Хайруллы затрепетали под этим потусторонним ветром.
Оборванец поднялся.
- Учитель, мне нужна твоя помошь. Ветер джинов доесёт нас до северян, но мне нужна твоя помошь. Я должен знать, что не ошибся, потому что я ошибался слишком часто. Ты идёшь со мной?
Песок пел, кружился, словно дервишь в священнной пляске. Трепетали обноски Хайруллы. И требовательно и тревожно смотрели его глаза.

- Идиот... - Акоп презрительно сжал губы. - Этот сопляк выжил из ума и сам подписал себе приговор.

И над замершим город разнёсся голос Акопа, ледяной и безжалостный.

- А теперь выслушай меня ты, неразумный Зерхет. Брось оружие, встань на колени, и попроси прощения у меня, и у всего города, который ты хочешь спалить из-зи того, что какая-то муха укусила тебя в твою неразумную задницу! Ты не сожжешь этого города, и ты не выйдёшь из стен его. И люди твои - не сожгут его! Вот уж истинно, глупец ты! Ибо так и не понял, кто таков Акоп Хромец!

И, уловив знак от своего господина, половина войска Зерхета, верная Акопу, быстро обезоружила остальных разбойников.

- Глупец! - к ледяной ярости в голосе Акопа добавилось презрение. - И ты думал, что можешь причинить вред мне?

Верблюд вытянул длинную шею, словно вглядываясь во что-то незримое за плечом мальчика. Голос Шер-эд-даха изменился:
— Среди воинственных племен Харшента ходит пословица:

Ты сможешь ломать вражьи сабли в боях
Лишь после того, как сломаешь свой страх...

О да, Хайрулла, мальчик, повелевающий ветрами и джиннами, я иду с тобою! Не знаю, какая тебе от меня будет польза, но я иду! А если погибну... в конце концов, что я утрачу? Лишь два горба и надежду, почти истаявшую, как дымок над потухшим очагом... О да, Хайрулла, я иду!

Эрлунг открыл засов на маленькой дверце и заглянул в полутемное нутро повозки.
- Живы, - с некоторым удовлетворением отметил он.

Три пары глаз разом посмотрели на Эрлунга. Темные, почти черные, режущие презрением как клинок - Кьяры. Карие, полные до краев ледяной ненависти - Кауха. И кошкины - совершенно равнодушные, медового цвета.

- Мы-то живы, - процедил Каух. - А вот ты, мразь...
- А что я? - спокойно поинтересовался верный слуга Акопа. Не так-то легко было пронять Эрлунга оскорблениями. И не такое он слышал в своей беспокойной жизни. Пожалуй, один только Каух и знал, где у этого громилы больное место.
- Ты, помойный пес! Шлюхино отродье! С помойки тебя взяли, на помойку и выкинут!

Эрлунг побледнел так, что мог бы посоперничать белизной со своим бурнусом. Молча шагнул к Кауху и с размаху пнул беспомощного мага в живот. Повернулся и выскочил из повозки. Лязгнул засов.

Кьяра тактично молчала все время, пока маг судорожно хватал ртом воздух, подобно рыбе, волею злой судьбы заброшенной из прохладного озера на сжигающие пустынные пески.

- Каух... Каух! Ты как? Ничего?
- Жить буду, - просипел наконец маг.
- Ты ведь его раньше знал, - проницательно заметила Кьяра.
- Ну знал, - нехотя буркнул Каух.

Помолчали. За дощатыми стенками слышна была быстрая южная речь. Бульнула вода. Похоже, охрана устроила обед. Наверняка достали фляжки с водой и тонкие сушеные полоски вяленого мяса. Кьяра облизнула губы. Во рту было сухо, словно песка наелась. Последний раз они пили в черной башне. Это было еще вчера.

- Что дальше-то будем делать, Каух?

Каух не ответил - он был слишком занят увлекательным занятием - протаскиванием покалеченной кисти через браслет оков. Эрлунг как был идиотом и неучем, так им и остался. Да, искалеченную руку невыносимо больно освобождать из оков, все так. Но если пленника пнуть как следует, если пленник этого ждёт и готовится... Пинок в живот поможет забыть о боли в руке на те мгновения, когда можно попробовать дёрнуться в оковах.

Ну, Каух, собственно, так и сделал. И теперь пытался понять, способна ли его рука на один единственный магический жест, который входит в состав длинного и муторного, но почти полностью вербального заклинания...

Говорят, что самые опытные шпионы и воры с помощью упражнений могут сделать свои суставы чрезвычайно гибкими и подвижными. И способны, к примеру, при необходимости удлинить свои руки или ноги, а то и уменьшить или увеличить рост. По правде говоря, Кьяра считала подобные слухи совершеннейшей брехней. До тех пор, пока не увидела, как Каух, побледнев и закусив губу, медленно, но верно протаскивает ладонь через наручник.

- Вот это да! – восхищенно выдохнула северянка. Еле слышно, впрочем, восхитилась. Не хватало еще, чтоб охрана услышала. – Как это ты умудрился?
Вместо ответа маг вперился неподвижным взглядом в Кьяру и что-то невнятно забормотал, слегка шевельнув освобожденной рукой. Под его сверлящим взглядом наемница беспокойно заерзала на полу:
- Ты чего? – встревоженно шепнула Кьяра. – Каух, что ты дела….

Стены узилища покачнулись, потом поплыли и рванули вверх. Полог, которого Кьяра коснулась бы головой, если бы могла встать, вдруг оказался очень высоко. А внезапно истончившиеся ладони северянки выскользнули из кандалов. Кьяра чувствительно шлепнулась об пол, еле успела выставить вперед руки…. Тридцать семь демонов подземелья! Да что же это? Вместо своих узких ладоней северянка обнаружила аккуратные лапки, покрытые рыжей шерстью. Онемев от изумления, оглядела себя – пушистая, рыжая. Сзади что-то мешало, баланс тела был какой-то странный. Кьяра старательно оглянулась через плечо и увидела… хвост! Тоже пушистый и рыжий. Белка!

- Да не пугайся ты, - проворчал Каух.
- Фффф… - беличье горло, оказывается, плохо приспособлено для человеческой речи. – Фто тхы фффзелал?
- Ничего особенного, - ответствовал коварный маг, ухмыляясь во весь рот, и заговорщически прошептал. – Выберешься, откроешь засов снаружи. А у Эрлунга, ну у этого громилы в белом бурнусе, должны быть ключи от кандалов. Вторую руку я уже так не вытащу. И замок не взломаю.

Кьяра обреченно вздохнула. Если уж упрямый маг что-то решил, переубедить его будет почти невозможно. Северянка прошлась туда-сюда, привыкая к беличьему телу. Маленькое сердце стучало быстро-быстро, куда быстрее человечьего. И кровь по жилам бежала так, что шум стоял. Зато почти не болело плечо, да и дышать было не в пример легче. Главное, не опираться слишком сильно на левую переднюю лапу.

В углу холстины, накрывавшей сверху повозку, светилась небольшая дыра. На нее-то и нацелилась Кьяра-белка. Высоковато… А что, если…
Девочка-оборотень все также неподвижно висела в путах, безучастно глядя на происходящее. Змеи в корзине успокоились и свернулись кольцами. Таааак, а вот и крышка – валяется в углу. Помогая себе зубами, Кьяра ухватила крышку и нахлобучила ее на корзинку. Попрыгала сверху, закрывая поплотнее. Вот теперь, с высокой корзинки, допрыгнуть до дыры будет раз плюнуть.

- Эх, Подаренка… - вздохнул маг. – Беги уж, чего тебе пропадать вместе с нами.
Кьяра презрительно фыркнула, примерилась, взмахнула хвостом и упруго взлетела вверх.

На глазах у спутников тело Вирны внезапно стало каким-то изломанным, угловатым, острым. Сквозь всю эту неземную бледность и оскаленность прошла волна, кожа покрылась темной шерстью цвета пыли. Руки истончились, тая, выгибаясь, преобразуясь в тонкие, но сильные лапы. Минута - и только длинные черные волосы, стремительно укорачивающиеся, напоминали о красивой девушке с глазами цвета янтаря. Хотя, впрочем, глаза почти не изменили своего цвета, лишь полумесяцем зиял зрачок.
Никогда раньше Вирна не совершала оборот на глазах у людей.
Это всегда было для нее таинством, она предпочитала спрятаться, чтобы никто не видел отвратительной пены на губах, не слышал крика. Да, она никогда не привыкнет к той боли, что прошивает насквозь ржавой зазубренной иглой.
Тельце кошки свалилось на корзину, которая покачнулась от такого "пинка". Потревоженные змеи бешено зашипели. Кошке казалось, что она своими глазами видит зуб, пронзивший стенку корзины, на кончике котрого тут же собирается маслянистая зеленоватая капля Смерти.
Подпрыгнув, оборотень повисла, зацепившись когтями за край дыры. Однако легкого веса не хватало для того, чтобы порвать прочную ткань.
Мысль о том, что Кьяра может открыть засов, пришла позже.

Крепкие коготки с противным скрежетом прочертили на толстых досках светлые полосы. Очередной прыжок оказался удачным. Рыжая белка, в десятый раз оттолкнувшись от горячего песка, взлетела-таки на дверцу повозки, уцепилась за железную скобу и повисла так. Рыжий пушистый хвост отчаянно метался, помогая удержать шаткое равновесие, пока Кьяра, держась тремя лапами, четвертой тянулась к засову. Если бы кто-нибудь из воинов заглянул за угол повозки, очень бы удивился. Но воины сидели с другой стороны, прячась в крохотном лоскутке тени. Жариться на послеполуденном солнце не хотел никто.

Железный брусок шел туго, когти скользили. Но все же, окончательно выдохнувшись и помянув тридцать семь демонов подземелья со сродственниками, Кьяре удалось вытащить проклятый засов. Белка тяжело плюхнулась на песок, перевела дух и осторожно выглянула за угол. Отдыхают, гады! Водичку пьют! Кьяра облизнулась. А вот насчет кражи ключей никаких мыслей не было. Вон они, ключики - висят на шее у громилы в белом бурнусе. Только как стащить?

- Здраствуй, о непобедимейшая из белок, достойная лавров величайших героев - медовый голос Хайруллы источал яд, как курительница - сладкий дым благовоний - Подскажи о гроза северных лесов, несущая гибель скорлупкам орехов, чья недобрая сила, оборотила тебя, наипрекраснейшая, в столь неподобающий женщине облик? И стоило ли творить такое заклинание, когда ключи, которые, ты видишь на поясе у этого недостойного, не более чем мираж, как тот, что бывает в жаркий день в пустыне. А истинные ключи, от вашего узилища, о необоримая львица среди белок, в руках твоего недостойного слуги, который со своим учителем бросился вам на помощь.
Оборванец ухмыльнулся

- Ховоффф яввввить! - сдавленно прошипела Кьяра, - Дафай фффои клюффи!

О боги, как же тяжело говорить белке! Какая злая воля лишает бедных животных возможности хорошенько выругаться! Вместо полновесной брани получается дурацкое шепелявенье. Вон, Хайрулла без стеснения скалит зубы в нахальной усмешке.

Дерзкого мальчишку следовало поставить на место. Кьяра бочком подскочила к оборвышу и изо всех беличьих сил хлопнула его лапкой, куда достала - по худой исцарапанной голени.
- Двефффь отквввыта! Оффффвобови Кхааауффа!

Без толку пытаться выдернуть распухшую руку из браслета, и вряд ли Эрлунг придёт помочь ещё раз. Без толку пытаться подтянуться другой рукой на цепи и выглянуть через крошечное окошко... Все невовремя! Вот ведь дурак - что мешало дождаться ночи? Ведь попадётся Къяра как пить дать - не идиоты же они не понять, что белки в здешних местах встречаются всего лишь чуть чаще чем снежные бури...

За стеной повозки послышались шаги. Явно не кошкины, но и не Эрлунговы. Чьи?
Не важно. Важно собраться с силами, и приготовиться умереть. Каух стиснул зубы и начал наматывать на ладонь заклинание огненной стрелы.

Когда мальчишка осторожно приоткрыл дверцу, Кьяра не утерпела и проскочила в повозку первой. Очень уж хотелось увидеть удивленную физиономию Кауха при появлении Хайруллы. Северянка вовсе не хотела злорадствовать. Просто Кьяра не привыкла оставлять без отмщения причиненные ей неудобства. А как еще отплатить вредному магу за превращение в шепелявую белку? Только понаблюдать растерянность Кауха. Маг так редко бывал растерянным и так не любил показывать это окружающим, что, право же, на это стоило посмотреть.

- Кххааааух! Эфффо мы! - сдавленно прошипела Кьяра и, кажется, вовремя. Маг чуть заметно вздрогнул и опустил руку. Заклинание готовил, поняла Кьяра. И мог бы швырнуть, не разобравшись, во входящих.

Мальчишку Каух старательно проигнорировал. Полностью отдавал себе отчёт, что сейчас же может осыпаться на песок пеплом, но был слишком взбешён, чтобы чего-то опасаться. Много чести - кланяться каждому там богу (или кто он там) который вздумает посчитать тебя своей личной игрушкой.

Да и было у него одно дельце. Очень важное. Прямо таки неотложное дельце по имени Эрлунг. Сонное заклятье - одно из самых простых. Ему учат самых новичков, и ошибиться в нём почти невозможно. Правда, действует оно не очень долго, но Кауху времени все-таки хватило.

И когда Эрлунг очнулся и попробовал дёрнуться, то первым, что он увидел -были бодро похрапывающие соратники, а вторым - мрачный Каух...

Первым же, что узрели пришедшие в себя акоповы воины, был сам Эрлунг. Бесстрашный наёмник висел на стене повозки, а на груди у него арбалетными болтами была пристрелена табличка "АКОП, ТЫ НЕ ПРАВ".

- Ты отпустил его, мой господин? - изумлению Рыжей Умы не было предела. Настолько, что она осмелилась робко обсудить приказ грозного Акопа.
- Ну конечно, отпустил, верная моя Ума! - Акоп Хромец довольно потер руки. - Этот недоумок мне еще пригодится. Зачем убивать одну лису, если можно ее натаскать и запустить в лисью нору, чтоб сама выгнала наружу своих же сородичей?

Ума все еще решительно не понимала. Зерхет без всякой видимой причины примчался в городок с целым войском, угрожал ее господину самым беззастенчивым образом, и вот... Акоп после непродолжительной беседы наедине с нарушителем спокойствия отпускает его восвояси, возвращает оружие воинам Зерхета, да еще и снабжает припасами в дорогу! Конечно же Ума не слышала этого тайного разговора. Она и рада была бы подслушать (О! Исключительно ради блага своего господина!), но увы... Охранные чары, наложенные Акопом на комнату, не пропускали наружу ни единого звука.

А разговор-то на самом деле был не очень интересный. Ласково усадив Зерхета на подушки и собственноручно налив ему кубок вина, Акоп с улыбкой пожурил названого младшего брата за опрометчивость.
- Как ты мог подумать, о Зерхет ибн Харуд, потрясающий пустыню одной левой рукой, что я могу предать тебя? Как мог поверить какому-то оборванцу? Воистину, этот мальчишка заснул в полдень и солнцем напекло ему дурную голову, если в нее пришла такая глупость! Да, я немного придержал у себя твоих пленников, но лишь потому, что отправлять их тебе ночью - непростительная глупость. Мало ли что может случиться на темных караванных тропах, охраняемых лишь милосердными богами, да и то не каждую ночь? Я благоразумно дождался утра и отправил тебе твою законную добычу под охраной твоих же верных людей - Хуррагаша и Большого Джа. Мало того, я дал им в помощь своих лучших воинов! Даже моего верного Эрлунга, хоть он и возглавляет мою личную охрану, и отослав его, я, тем самым, подвергаю себя возможной опасности!

Так говорил Акоп Хромец, и речь его текла плавно и размеренно, как струя золотистого меда из горлышка серебряного сосуда. И теперь, когда доблестное войско Зерхета скрылось из виду, глава гильдии воров с чувством глубокого удовлетворения отправился на роскошное ложе продолжать свой сон, прерванный столь грубо.

Воспользовавшись суматохой вызванной освобождением Кауха, оборванец отступил в тень повозок и ...

- Здраствуй, Акоп - в голос говорившего лился как мёд, как шёлк драгоценный струился, только нет-нет, да проступал на поерхности мёда и шёлка яд - Здраствуй, Хромец.
Оборванец вышел из тени залы и подошёл к ложу главы Гильдии Воров. - Ты вероятно жадал меня видеть? Так я пришёл, отродье свиньи и шакала. Ты верно сулил мне в мыслях своих тяжкие кары. Так попытайся их воплотить, о повелитель воронья и владыка отбросов. Ты вероятно хотел знать, кто покушался на твою жизнь? Так, внимай же недостойный попирать землю своими стопами, что не тебя хотел я уничтожить, но слугу твоего Маломыша, дабы не сбылось одно из древних пророчеств. А тебя, я уничтожу сейчас.
Мальчишка улыбнулся. И ужас, сковал сердце Акопа, как цепь - руки невольника. И тени в комнате и факелы на стенах, словно шарахнулись от той улыбки, как шавки при виде льва. Как робкие лани , от гепарда.

- Ну кккххххохххдаааа?
- Да скоро уже, скоро...

Превратить Кьяру обратно в человека Каух не мог. Сломанная кисть окончательно отказалась повиноваться. Оставалось только ждать, когда заклинание иссякнет само собой. И оно иссякло - как раз в тот миг, когда Кьяра меньше всего этого ждала. Разом померкло солнце, песок стремительно ушел вниз, завертелся... И такая боль прокатилась по телу, что Кьяра не устояла на ногах - с криком рухнула на песок всем телом, чувствуя как трещат кости и рвутся жилы.

- Ничего, - хладнокровно сообщил бессердечный Каух. - Сейчас пройдет.
- А предупредить не мог? - простонала Кьяра, поднимаясь на нетвердых ногах.
- Ну... забыл...
- Ничего себе забыл!

Но на этом возмущение Кьяры и закончилось. Что толку ругаться? Каух как лучше хотел. Он же не виноват, что заклинания трансформации так срабатывают. Сейчас маг сидел, прислонившись спиной к повозке, устало прикрыв глаза. Кьяра опустилась рядом. Да-а-а, воинство, лениво подумала северянка. Два калеки в окружении мирно храпящих охранников.

- А Хайрулла-то где? - вспомнила вдруг Кьяра.

Рыжая Ума была безутешна. Она даже не рыдала - тихо скулила осипшим голосом, обхватив руками ноги своего господина. Нет - она не боялась ни за себя, ни за Гильдию, о которой сейчас даже и не думала. Просто Уму, как и Маломыша в своё время подобрал умирающей на улице от голода именно Акоп, который уже тогда был стар, сед и тощ, и могущественен без меры.

Охрана жалась по стенам, не осмеливаясь подойти ближе. Потом они конечно же сделают своё дело, и погребальный костёр Уме не придётся складывать одной. Но сейчас - сейчас они и шага не сделают к телу Акопа. Кто знает, что за злой колдун бросил вызов Владыке - и победил его?

- А Хайрулла уже интригует где-то ещё, - желчно буркнул Каух. - ему так хотелось нас отправить в библиотеку, так ты посмотри - где мы.

Къяра, ещё не отдышавшаяся после не очень комфортного превращения обратно в себя любимую, со стоном приподнялась с песка. Но места не узнала, в чем и призналась. Не до гордости было сейчас - слишком уж болело всё тело.

- Вооооот. - протянул маг. - а сидим мы на песочке всего в паре часов прогулочным шагом от столь желанной нашему... - он запнулся, случайно оперевшись калеченной ладонью о песок, - ... другу Хайрулле Халмулской библиотеки. Но сейчас мы с тобой туда не двинемся. А двинемся мы совсем в другое место. Возгордись, леди Къяра - ты будешь первым рыцарем, который войдёт в убежище Гильдии Убийц не для казни.

У верблюдов скверное зрение, зато прекрасный слух. И фраза Кауха про Гильдию убийц благополучно долетела до настороженных верблюжьих ушей.
– О загадочные и непредсказуемые чужестранцы! – возопил Шер-эд-дах, приближаясь. – Обманывает ли меня мой рассудок, ослабевший от потрясения последних событий? Неужели вы и впрямь вознамерились посетить это богомерзкое место? Почему бы вам не развести костер и не прыгнуть туда? Это куда проще, и до города не надо тащиться...

Подобравшаяся сзади Вирна презрительно фыркнула и старательно накопала задними лапами горстку песка в сторону верблюда. Выразив таким образом свое отншение ко всем трусам в общем и к данному в частности, оборотень нерешительно приблизилась к ногам Кауха. Подобравшись немного ближе, но оставаясь вне досягаемости возможного пинка, кошка вопросительно мяукнула, чуть наклонив мордочку набок и заглядывая прямо в холодные глаза северянина.

- Плакала моя новая туника! - с неподдельной обидой в голосе заявила Кьяра.

Туника - белая, шелковая, почти новая - была недосягаема так же, как и ночные звезды. Видно мешала Акоповым лекарям накладывать повязку, вот и сняли, а то и вовсе разрезали, чтоб не возиться. Кьяра осталась в шароварах и нижней рубашке - без рукавов и с глубоким вырезом.

- Нашла, о чем сокрушаться.... - фыркнул Каух. Ему-то было еще хуже. Красный балахон навеки пропал в застенках Гильдии воров, и маг щеголял в одних только изрядно порванных штанах.
- Хорошо, хоть не разули! - ехидно порадовался Каух. - Босичком-то да по песочку! Быстро добежали бы!

- А далеко ли до твоей Гильдии убийц? - запоздало поинтересовалась Кьяра. - Воду мы, конечно, заберем у этих... - северянка широким жестом обвела храпящую на разные лады охрану. - Да и лошадей можно поймать. Боги! Моя лошадь!

Спутники с удивлением смотрели, как задрожали губы неистовой воительницы. Кьяра свирепо шмыгнула носом.
- Чего уставились? Да моя Ирга стоит десяти самых лучших людей! Только где ее теперь искать...

– Лошадь?!
От искреннего возмущения Шер-эд-дах чуть не огласил пустыню трубным верблюжьим ревом. Как можно сокрушаться о какой-то пропавшей кляче, когда рядом великолепный беговой верблюд аршугарской породы?!
А тут еще это блохастое недоразумение путается под ногами, швыряется песком – исполняет танец презрения, да пошлют ей небесные силы позорную смерть от мышиных зубов!
Настроение у Шер-эд-даха было – хуже некуда. Если бы не обещание северян разыскать наррабанца-колдуна (в которое поэт еще наивно верил), гордый "корабль пустыни" давно бы сорвался с якорей и отправился в свободное плавание по желтым песчаным волнам – в поисках удачи...

- Помолчи, дорогой мой друг философ и поэт! - огрызнулся Каух. - Я сам не очень люблю лошадей, но полностью пойму Къяру если она станет вытаскивать из зыбучего песка сперва Иргу, а потом меня. Другое дело, что, наверное, я постараюсь её за это убить...

И, оставив всех обдумывать эту странную несмешную шутку, маг захромал к повозке - искать корзинку для кошки.

Вернулся он довольно быстро, и вид имел странный.

- Каух... ты что это? - начала было Къяра, но осеклась. Корзинка висела у мага на локте, а в более-менее целой ладони Каух держал извивающуюся змею. Одну из тех, что подсадили в корзинку люди Акопа.

- Открой ей пасть, если не брезгуешь - брюзгливо заявил Каух, протягивая гадину спутнице. -И скажи мне, какого ... ради нас собирались травить беззубой змеёй?