Если честно, Муке не совсем понимала, что вокруг нее творится и только металась туда-сюда, ошарашенно расширяя глаза до размеров собачьей миски и приоткрывая от изумления рот. Люди, белки, белки, люди... В ее голове торжествовала анархия. Когда, казалось бы, заканчивалась чертовщина, начиналась чертовщина другого порядка! На ее глазах перевоплощенная Кьяра чуть было не продала Кауха мерзкому толстопузу-торговцу. Причем, торг шел явно не в пользу бедной разъяренной белки, которая, тем не менее, сумела за себя постоять, больно укусив парня за руку. Серая сложила руки на груди и чуть склонила голову. Ей было интересно - хоть кто-то намерен ей что-либо объяснить? Заманчивая авантюра обратилась сумасшедшим домом на колесиках, и конца-края безумию видно не было. Однако, Муке нашла в себе силы стоять на месте, не чертыхаясь и не поминая кого только можно непотребными для приличного общества словами и вся обратилась в слух, когда Кьяр задал свой вопрос магу...

- Что вам угодно, господин? - вежливый привратник занимал своими плечами весь дверной проем и предусмотрительно держал руку поближе к рукоятке ятагана. Опыт верного слуги подсказывал, что не стоит слишком доверять черноволосому чужаку со злыми глазами и странным рыжим животным под мышкой.
- Я слышал, твой господин Велиан интересуется редкостями, - лениво ответил парень. - А редкие животные ему случайно не нужны?

Господин Велиан чрезвычайно любил редкости и диковинки. Равно как и роскошные ткани, тонкие вина и прекрасных молодых наложниц. Все эти приятности он мог себе позволить, потому как был весьма удачливым торговцем. А точнее - работорговцем. Покупал и продавал Велиан не каких-нибудь там туповатых, годных лишь для грязных работ дикарей с Восточных островов, а самых красивых и умных детей - мальчиков и девочек, чем моложе, тем лучше. Как раз сегодня господин Велиан очень удачно продал партию живого товара - четыре сестры-погодки, самой младшей было восемь лет. Очаровательные, смуглокожие, с миндалевидными глазами и тяжелыми черными косами!

Нечего и говорить, что Велиан после такого успеха решил себя побаловать. Поэтому визит торговца редкими животными пришелся как нельзя кстати.
- И что же это за животное? - полюбопытствовал господин Велиан, возлежа на шелковых подушках и лениво обрывая виноградную кисть.

Кьяра оглянулась. У входа замерли как истуканы двое телохранителей, каждый вдвое шире громилы-привратника. Больше охраны вроде не наблюдалось.
- Это белка, господин! Крайне редкое северное животное.
- А что умеет эта белка?

Кьяра опустила крайне недовольную белку на пол. Каух был невероятно зол. Сегодня его продавали уже второй раз. И это было унизительно!
- Например, она умеет прыгать, - сообщила Кьяра. - Ну-ка, белочка, попрыгай для господина Велиана.
Каух испепелил напарницу взглядом. Встряхнулся. Потоптался на месте. И подпрыгнул!

В воздух взлетала упитанная пушистая белка, а вот на пол упруго опустился шустрый бородатый маг. И не вставая в полный рост, из упора лежа, швырнул прямо Велиану в горло маленький метательный нож. Работорговец беззвучно сполз с подушек и больше не двигался.

Кьяре достались охранники. Рослые плечистые мужики на удивление быстро сообразили, что к чему, и с кошачьей грацией двинулись на северянку. Вернее на северянина, как они думали. А гибкий молодой северянин даже не вытащил клинка из ножен. Извернулся невероятным образом и ткнул одного охранника в живот невесть когда вытащенным кинжалом. В следующий миг оказался за спиной у второго и коротким движением перерезал южанину горло.

Тишина. Кьяра с Каухом переглянулись, маг снова принял беличий облик... И вот уже торговец редкими животными с белкой под мышкой неторопливо выходит из дома Велиана, бросив на прощанье привратнику:
- Не купил белочку твой господин. Ну и ладно!

Так же неторопливо Кьяра прошагала за угол, где ждали Мукекун и забинтованная, но не сломленная Вирна.

- А что это ты подкинул в угол комнаты? - спросила Къяра.

Теперь, когда Каух уже снял с неё колечко, жизнь вновь обрела все свои краски.

- Сюрприз для нанимателя, - буркнул Каух. - Ты что же, думаешь, что племянник покойника от доброты душевной решил от дядюшки избавиться? Да племянник такая же гадина, если не хуже. И детьми он так же будет торговать.

- И? - не поняла Къяра.

- И теперь, когда он вызовет стражу, чтобы начать играть роль безутешного наследника, стража найдёт в углу его кинжал. Не так и сложно было этот кинжал стащить, знаешь ли. Вот только жаль, что нельзя будет остаться и посмотреть, как этого идиота будут сажать на кол...

Вирна смотрела из-под пушистых ресниц на Кауха, Къяру и незнакомую серую обороть. В глубине души она была рада тому факту, что не пришлось отдать этому сумасшедшему всю свою кровь, как тот мечтал. но представляла. что начнется, открой она сейчас глаза.
Сначала кошку задушат в объятиях, а если она после этого останется жива, то убьют за самовольничание и умение влипать в проблемы. Так что оборотень помалкивала и пыталась не выдать своего среднепаршивого, но достаточно вменяемого состояния перед ... да, теперь уже наверно можно сказать, что перед друзьями.
Маленькая предательская слеза скатилась по шерстке и заблестела на солнце.

- Каух, я тебя убью!
- А я-то тут при чем?

Привычная перебранка Кауха с Кьярой тянулась уже давно. Ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы ласковое утренее солнышко успело взобраться почти в самый зенит и превратилось в огнедышащий золотой диск. И все это время северяне в компании Вирны, Мукекун, Ирги, Шер-эд-Даха и бессловесного (поистине удивительно!) серого ослика ждали, когда же святейший настоятель монастыря соизволит их принять. А ждать приходилось на гладком, вымощенном твердым камнем пятачке перед вратами монастыря. И тени там не наблюдалось. Ну вот ни на столько!

- Ты, кажется, обещал, что нас в библиотеку пустят? - Кьяра замоталась в белый платок так, что только злые черные глаза были видны. - Где же книги? Что-то я их тут не вижу!
- Откуда же я знал? - маг раздраженно вытирал потный лоб не слишком чистой тряпочкой. - Это все эти м... монахи!

За качественное и своевременное устранение торговца детьми северян пообещали завтра же провести в библиотеку монастыря. Но когда дошло до дела, выяснилось - сначала на чужеземцев должен взглянуть настоятель, и уж потом, если он сочтет их достойными...

- Нас просто надули! Как детей! - тихо бесилась Кьяра.
Каух даже не стал отвечать на этот раз. Устало прикрыл глаза и принялся перебирать старые почерневшие четки.
- Тьфу ты! Еще один монах! - Кьяре оставалось только пнуть с досады створку огромных ворот.

- Не ошкверняй швоим шапогом швященных ворот, о, женщина! - трясущийся от старости привратник, похожий на седого верблюда, наконец-то соизволил заметить северян. - Наштоятель уже идет к вам!

Я жду...
Многоликое время течёт сквозь меня и чувствую его в каждом шорохе песчинок на полу, в поскрипывании рассыхающихся кож...
Я жду!
Груз и мудрость веков давят и не дают дышать и нет избавления от яда мудрости пропитывающего меня...
Я жду...
Безмолвен! Безучастен! Безъязык! Я дряхлею и иссыхаю храня во чреве своём... Что?
Письмена народов которых уж нет ибо ушли они тропами вечности? Голоса вождей и речи провидцев? Азбуку нведомых богов, что сокрыли тайны мироздания в других и подобных мне?
Чего жду я, наивный в полумраке библиотеки окружённый такими же никчёмными в оказываемом им почёте товарищами?
Где скажите мне, шелест страниц по кторой тростниковый калам выводил знаки знания... И капал красная краска на пол... И руки переписчика дрожали от волнения и усталости...

Дивные звери, редкостной красоты птицы, чудные растения - как давно потукнели они на удивительных в изяществе своём гравюрах.
И истлевают перенасыщенные велеречивыми речами страницы. и желтеют и крошаться под пальцами оберегающих нас...
От чего оберегающих? Книги должны служить людям. Пусть рваться, пусть затираться жадными руками или гореть в кострах несчастных разумом не видящих света и от того вдвойне жалких, но жить!!! Жить!!!
Великие боги, отчего вы не даровали мне ног, дабы мог я соскеочить со своей полки и устремится в мир. К своему истинному служению и предназначению.
Но недвижностью более унизительной, нежели бездвижность калеки, потерявшего ноги в сражении, прикован я к месту своего заточения.
Лишь руки оберегающих меня и мне подобных, изредка переносят меня с места на места. Лишь их глаза пробегают по строчкам на моих страницах. И затхлой плесневой пеленой, оседает на столы для чтения мудрость, что бъётся во мне мёртвым ребёнком, не имеющим возможности покинуть чрево матери.
Я жду...
Я жду своего избавителя!

Ожидание у монастыря длится вечно.. Малознакомые личности, все молчаливые, не считая Кауха и Кьяры, смысл жизни которых, казалось, заключается в перебранках, стоят на маленьком пятачке, выложенном из камня у монастырских ворот. Стоят и молчат. Рядом... О... Рядом стоит едва ли не единственный положительный герой этой кампании - ослик. Если бы не обстоятельства, Серая его давно уже бы съела. И природа осла чувствует это, противится, но виду не подает. Конечно, есть еще верблюд... Но этот зверь еще не изучен Мукой, она даже не смотрит на него. Так, крупное вьючное животное с некрасивыми обвислыми губами. Лошадей как средство передвижения Серая любит больше, намного больше. Однако, желудок подает недвусмысленные сигналы и этот ослик......
Оборотень мягко тронула руку Кьяры: - Кьяр, я отойду на время. Получив более-менее утвердительный ответ (раз возражений не последовало - значит, никто не против), Серая быстрым шагом направилась прочь от своих малознакомых знакомых, но краем уха все же успела услышать, что их появление не осталось незамеченным и цель визита оправдает, собственно, визит. Если, конечно, все пойдет так, как надо.

Давненько настоятель древнего монастыря не получал такой благодатной паствы! И такого замечательного повода произнести великолепную проповедь, обличающую страшные грехи мерзостных северян, пришедших, по всей видимости, испытывать крепость его веры.

- Ты, испоганивший благородную бороду мерзкой краской, гнусной хной!

Нельзя было страшнее оскорбить Кауха, гордившегося втайне оттенком своей бороды. Маг скрипел зубами, но пока сдерживался.

- Ты, женщина, поправшая свое божественное предназначение - рожать детей и угождать мужчине!

Кьяра уже тянулась к мечу, но чувствительный тычок в спину от Кауха остановил северянку. Девушка фыркнула и старательно погладила рукоять меча.

- Ты, грязная кобыла, как посмела ты ступить своими копытами на священную землю?
- А Ирга-то тут при чем? - проворчала тихонько Кьяра.

Но настоятель уже разошелся не на шутку. Его крючковатый палец уперся в безучастного серого ослика.
- А ты, уроженец благодатного Юга, как ты мог примкнуть к этой банде? Как мог носить на своей спине сосуд греха?

Ослик, ясное дело не ответил. Зато подал голос Каух. Старательно прокашлявшись и гордо погладив бороду, маг выступил вперед:
- Достопочтенный настоятель! Мы всего лишь хотели припасть к вашей мудрости и...ээээ... испить из источника благочестия! И тогда наши умы просветлятся, а души...кхм... исполнятся благодати! И мы...мммм... станем самыми ярыми приверженцами и последователями. Нам только надо посетить вашу замечательную библиотеку!

Глаза настоятеля полезли на лоб от такой наглости. Седая борода встопорщилась. Старик взмахнул посохом.
- Никогда! Слышите? Никогда не допущу я таких закоренелых грешников в обитель мудрости и благочестия, дабы не осквернили они своим мерзким присутствием священные стены!
- Так-таки никогда? - уточнил Каух, явственно скрежеща зубами. Кьяре показалось, что изо рта мага сейчас посыплются искры.

Настоятель вскинул руки к небу.
- О, великая Ариан и всемилостивейшая Малеиз! Вас призываю в свидетели! - вредный старик ткнул посохом в сторону мирно стоящего Шер-эд-Даха. - Скорее эта двугорбая скотина заговорит стихами, чем я пропущу богопротивных северян во врата святой обители!

Серая вернулась с охоты как раз вовремя - настоятель разбушевался не на шутку, обвиняя ее друзей во всех смертных грехах. Однако, он не видел еще оборотня у врат своих. Что-то он скажет? В любом случае, Муке была не прочь накостылять даже инквизиторам, появись они здесь.
Каух был зол, Кьяра едва сдерживала себя. Конечно, любой придет в ярость от такого приема. Может, поговорить с ним на языке стали?..
Тем временем настоятель воздел руки к небу: - О, великая Ариан! Вас призываю в свидетели! Скорее эта двугорбая скотина заговорит стихами, чем я пропущу богопротивных северян во врата святой обители!
Серая с восторгом посмотрела на верблюда. И правда.. А что, если он заговорит стихами?

Верблюд с брезгливой опаской покосился на слишком близко подошедшую волчицу и пожевал губами, как будто собирался плюнуть. Но вместо этого с высоты длинной шеи покатилось плавное и грозное:

Будь ты злодей или святой, к добру или злу тебя влечет,
В богатстве или в нищете влачишь свой путь, о человек,
Но путь твой вечно озарен незримой чистою свечой –
Не отводи от света глаз, спеши взглянуть, о человек!
Неважно, нищенским тряпьем, или серебряной парчой,
Иль одеянием святым укроешь грудь, о человек!
Будь ты хоть дервиш, хоть султан – у Бога все наперечет.
Он помнит каждого из нас – и в этом суть, о человек!

Замолчав, верблюд пожевал губами и все-таки плюнул. В настоятеля.

- Тааааак... и вот эту еще подай! И вооооон ту!

Каух был счастлив! Зарылся в книги чуть не по самую макушку, отвлекаясь лишь для того, чтоб указать Кьяре на очередной фолиант. Северянка сдерживала нетерпение и послушно тягала книги, каждая из которых была величиной с дверь и весила ой-ой-ой сколько. Бухнув перед магом очередной кладезь премудрости, Кьяра отряхнула руки от бумажной пыли и присела отдохнуть - прямо на стопку книг, уже просмотренных и забракованных магом.

- Ну и рожа была у этого настоятеля! - вдруг вспомнила с удовольствием северянка. - Молодец, Шер-эд-Дах! Да за один этот плевок я готова выслушивать его стихи хоть целый месяц!

Когда боги вынесли свой приговор посредством Шер-эд-Даха, да еще дополнив его немалой долей верблюжьей слюны, коя, как известно, весьма липка, вонюча и трудно отчищается, настоятель впал в столбняк. Просто стоял и хлопал глазами, пока северяне, почтительно поклонившись, прошли в ворота монастыря. Монахи им не препятствовали. То ли боялись гнева богов, то ли не желали схлопотать от верблюда.

- Ну, нашел чего-нибудь интересное? - Кьяра с любопытством заглянула магу через плечо.

Впервые за много веков, что-то изменилось...
Я не могу с уверенностью сказть, что дождался, но что-то изменилось.
Я снят с полки, которая стала моей тюрьмой и с другими, подобными мне вынесен к свету.
И толстые, нетерпеливые, но такие осторожные пальцы листают мои страницы, словно лохматят волосы мальчишки.
И строчки букв на моих пожелтевших от происков времени листах, словно ошалевшие мотыльки летящие к огню, так и стремяться оказаться перед глазами читающего.
Неужели я и впрямь дождался?
Возможно ли, чтоб этот человек, с таким запоем вглядывающийся в узоры чернил, открывающие знающему горизонты фантазии и колодцы истины, смог вынести меня из заточения.
Возможно ли, что крупицы знаний, посеяные во мне в виде слов, дадут наконец пышные всходы дел, там за толщей камня и душной темнотой затхлости, которую невозможно изжить совсем.
И если моя свобода близка, то может стоит и мне сделать ответный шаг на встречу, тому, кто кидается в пучину мыслей, как молодой любовник кидается в пучину страсти со своей подругой?

- Привет тебе, о муж многомудрый,
Чья борода, что покрыта
Пылью дорожной от странствий не близких
Цветом подобна ясному солнцу,
Что в дни грозовые, с заката,
Сквозь облаков хоровод
Луч посыдает прощальный на землю,
Ка обещание будущей встречи.
Что, мне ответь, если нет в том секрета,
Ты ищешь
Средь омертвевших от времени тяжкого груза
Книг, что писались руками мужей,
Столь умудрённых, что другие,
Их называли царями науки и чародеями мнили?

А ведь жарко как... Скажи, брат Сингур, у тебя осталось ещё сколько-нибудь воды во фляжке? Не осталось? Ну, я тогда схожу к колодцу, а ты сторожи давай. А то капитан нам с тобой голову снимет, не пожалеет. А что за злодеев мы с тобой караулим? Чего они натворили-то? Не знаешь? Вот и я не знаю. И главное - странные какие. Северяне... Здесь... Толстый старый маг и злобная фурия с двумя мечами. Что? Не старый, а пожилой? Не с двумя, а с одной саблей? Ну да, я спал, когда капитан распрягался. И ещё поспал бы. Ладно бы мы людоедов каких ловили, а то... северян. Кишка у них тонка, здесь у нас злодейства творить. Ну ты стой, стой. Я за водой схожу...

Верблюд, может, и скотина, но все время ловить на себе испуганные и враждебные взгляды охранников-монахов – приятного мало. Ибо люди это явно грубые и непросветленные. Жалкая чернь. То, что верблюд разговаривает, их, видите ли, поразило так, что едва с поста не сбежали. А строки, наполненные глубокой мудростью и совершенные по форме, не оценили. Мелкие людишки...
Гордо задрав голову, верблюд отошел от ворот монастыря.
Чуткие ноздри дразнил запах воды от колодца за поворотом. Наверняка там была поилка для скота. Сердобольный прохожий запросто мог бы плеснуть ведерко воды мающемуся от жажды верблюду...
Но бывалый Шер-эд-дах знал, что отходить слишком далеко рискованно. Этот сердобольный прохожий так же запросто мог и присвоить себе чистопородного красавца-бегуна, сочтя его потерявшимся. А доказывать человеку вслух его ошибку Шер-эд-дах не хотел...
А потому он отошел от монастыря недалеко – так, чтобы видеть ворота – и от нечего делать прислушался к разговору двух плечистых, рослых мужчин. Они привлекли его внимание тем, что один назвал другого Сингуром: имя явно северное...
Уже первые слова незнакомцев согнали с верблюда сонную оторопь. А когда разговор закончился, Шер-эд-дах затрусил назад к воротам.
Ему было что сказать Кьяре и Кауху, когда они появятся...

Если бы не поэт и его нерадостные (но отнюдь не неожиданные новости), Каух, быть может, обнюхал бы и обстучал всю библиотеку на предмет других говорящих книг. А ночью (благо внутри он уже побывал и теперь его никакие хитрые хитрости монахов не остановят) вернулся бы и вынес на хребте в мешке всё, что только смог бы поднять. Но... Паладины Ордена ждать не будут. Сказано "взять злодея", значит - возьмут! Невзирая ни на какие потери.

Посмотрев мрачно на Къяру, Каух снова вытащил из кармана кольцо, и надел себе на палец. Поморщился, когда магия добралась до "ниже пояса", потом - когда до "выше пояса", зашипел, когда стала испаряться борода... На самом то деле это кольцо тоже было одним из видов оружия Гильдии. Вот узнаёт какой-нибудь богатый покойник, что его заказали. И, поскольку покойник он богатый - начинает нанимать десятки стражников, платить дознавателям - "а кому поручили меня... того?".

И дознаватели честно говорят,что вот слышали, что рыжый Гэр заказ у Гильдии взял. (Оно опять же, почему Гильдии не получить деньги ещё и с покойника? Никому не хуже, покойнику всё равно не поможет...) И начинается поиск Гэра. А Гэра и не видно вовсе. День не видно, два не видно... А потом одна из новеньких наложниц (проверенная стражей со всех сторон на факт бытия рыжим Гэром) вдруг "чик!" - помогает пойокнику наконец умереть. И растворяется в темноте. А потом, вернувшись в Гильдию, идёт к Гильдийским магам - и те колечко снимают. Потому что сам никто это кольцо снять не может. Их, эти кольца, тысячу лет назад наделал один маг-шутник, обажавший дарить сюрпризы новобрачным.

Мага, говорят, тоже в своё время заказали Гильдии. Большие деньги заплатили. И маг исчез. То ли умер, как положено. То ли до старости сидел в подвале Гильдии и делал такие вот кольца и прочие сюрпризы.
Кто знает?

А спустя несколько минут из монастыря неспешным шагом вышла мрачная толстуха лет под сорок, с пыльной книгой в одной руке, и верещащей и махающей когтями белкой - в другой. Странно как-то посмотрела на рыцарей, и пошла себе по улице, через шаг вытирая со лба обильный пот...

- Только не в белку! - успела воскликнуть Кьяра.

Потом, покрытая рыжей шерстью и украшенная роскошным хвостом, северянка извивалась в руке Кауха. Конечно, маг хорошо придумал. Вдвоем против отряда - это самоубийство, а в самоубийцы Кьяра не записывалась. Куда как лучше - изменив облик, проскользнуть тихонько и исчезнуть. Но в очередной раз стать белкой - Кьяру трясло при одной этой мысли. Нет, северянка не стеснялась животного обличья и шепелявого беличьего голоса. Не страшило ее и ожидание боли при обратном превращении. Но у белки-Кьяры шерсть вставала дыбом, когда она вспоминала прошлое свое пребывание в зверином состоянии - мимолетные, почти незаметные, но оттого не менее страшные ощущения какой-то черноты. Словно вдруг откуда-то из глубин памяти выплескивалась темная волна и на мгновение накрывала с головой.

Признаться в своих страхах Кьяра не желала. Поэтому просто мстила как могла. Верещала дурным голосом, царапалась изо всех сил и усердно грызла пухлую ладошку женообразного Кауха. Заодно прикидывала, как поиздевается над магом, внезапно сменившим свой пол.

Из подворотни вслед за толстухой вывернула потрепанная песочно-серого цвета кошка, худая, исцарапанная и абсолютно беспородная.
Один из рыцарей развернулся, дабы наподдать животному ногой, чтобы не шастало где неположено, однако в последний момент кошка развернулась, презрительно смерив громадину взглядом прищуренных медовых глаз, и, покопав в его сторону пыль задними лапами, побежала дальше - туда, куда уже завернули Каух с Кьярой.
Завернув за угол, кошка припустила со всех лап, чтобы настигнуть довольно бодро передвигавшегося мага.
Догнав же, Вирна впустила коготь точно в большой палец раззявы с фолиантом и белкой.

Когда толстуха с белкой прошествовала мимо верблюда, большая голова с отвислой нижней губой чуть заметно качнулась в сторону женщины.
Шер-эд-дах никогда не видел эту почтенную особу с представительной фигурой, а вот белка была ему определенно знакома. Как и песочно-серая кошка, что бежала следом за женщиной...
Верблюд, не взглянув даже вслед женщине, свернул в переулок, откуда тянуло запахом воды, и допил у колодца то, что осталось на дне корыта для скота. А затем, не обращая внимания на прохожих, прошел меж двумя глиняными заборами (еле протиснулся – так узок был проулочек) и вышел на пути у толстухи – там, где его не могли бы уже увидеть двое воинов, что продолжали нести свой бессмысленный караул у монастырских ворот.

Точнее будет сказать, что закогтять матрону кошка ПОПЫТАЛАСЬ. Рука с книгой отдёрнулась со скоростью быстрее человеского взгляда, но толстуха остановилась ненадолго, оглянулась на верблюда, чуть заметно кивнула, подсадила на плечо сердитую непонятливую Вирну, и - двинулась дальше.


...Но капитан... Вы же сказали - мужчина маг и девица воин!.. Вы же говорили - не спугнуть... Вы говорили... Есть чистить нужники когда вернёмся! Есть бить во все барабаны!

- Ох не нравится мне вся эта музыка посреди бела дня... - пробормотала матрона, и прибавила шагу.

По мощеным улицам славного города Халмула торопливо шла дородная рыжеволосая женщина в красном бурнусе. Не было в ней ничего такого уж необычного, а потому прохожие не оглядывались на незнакомку. Ну женщина и женщина. Похожа, правда, на мамку из борделя, но стараньями господина настоятеля все увеселительные заведения вынесены в особый квартал, все вольные девки переписаны, а все мамки исправно платят налог. Поэтому прохожие, равнодушно глянув на толстуху, уходили по своим делам. Только самые дотошные замечали - на плече у незнакомки восседала, тараща медовые глаза, серая кошка, а из-за пазухи выглядывал странный рыжий зверек.

- Успеваем, успеваем… - бормотал себе под нос Каух, шагая к городским воротам – не главным, а боковым, где стражи поменьше. Дойти до ворот оставалось чуть-чуть – шагов тридцать…
- ААААААА!!!!!! Попались, нечестивцы! – надтреснутый старческий голос ударил как колокол. Каух дернулся и обернулся – из переулка вытекал железный поток. Воины, закованные в железо с головы до пят, с лязгом ступили на булыжники мостовой. На шее у первого сидел, свесив тощие ноги, настоятель монастыря и дрожащим перстом грозно указывал на Кауха.
- Горе вам, ибо не раскаялись, когда давали вам возможность! И падет на ваши головы святое оружие! И отринет….

Визг настоятеля потонул в грохоте железных рыцарей. Воины двинулись на Кауха широкой дугой. А Каух в три прыжка оказался у высокой, в два человеческих роста, городской стены. Ухватил поперек живота кошку, швырнул вверх. Вирна удивленно мявкнула, но послушно выпустила когти и уверенно утвердилась на стене. Следом взлетела Кьяра, брошенная умелой рукой мага. То есть швырнул-то Каух белку. А в шершавый гребень стены вцепилась уже бледная северянка.
- Кааааауууух! – позвала Кьяра сверху, морщась от боли. Как подумаешь, что сейчас придется спрыгивать вниз на помощь магу, так вообще жить не хочется.
- Иду! – спокойно отозвался Каух, вытягивая руку навстречу рыцарям. Несколько непонятных слов, произнесенных магом, породили облако бледно-зеленого пара, которое устремилось к нападавшим.

Настоятелю Каух оторвёт... нет, пожалуй всё-таки голову. То, о чём подумалось сразу - всё равно этому святоше не нужно. Маг быстро зажал пальцами нос - а то ещё сам растянешься здесь на песочке вместе с орденскими ребятами. Ближайшие рыцари уже с грохотом падали, теряя сознание от дичайшей вони. Да, ребята, не брали вы ни разу в плен магов, это видно сразу. Вот Акоп, тот поумнее будет. Тот сперва стреляет издалека, а уж потом вылазит на белый свет. Одно слово - паладины. Маг даже фыркнул бы, но поберёг дыхание. Непросто бегать в женском обличье тому, кто рождён мужчиной. Определённые ... детали (скажем так) слишком мешают, постоянно нарушая равновесие. И ведь не убъёшь ни одного придурка - тогда Орден будет охотиться уже не просто за преступником, а за злодеем, поднявшим руку на одного из их тупоголовых братьев. Перепрыгнув через еще одного рыцаря, маг метнулся за угол и забормотал заклинание невидимости. Оставалось только надеяться, что тупоумный настоятель за годы истязания плоти доистязал ещё и рассудок, и не помнит ни одного жреческого заклинания, а в особенности - заклинания Истинного Зрения...

- Болван! Дурак! Дубина стоеросовая! Козел драный! Дятел стукнутый!

На последние слова Вирна чутко шевельнула кошачьим ухом и посмотрела на Кьяру любопытными золотистыми глазами.
- Дятел - это такая северная птица! Дурная до невозможности! Сидит на дереве и долбит его! - пояснила разгоряченная Кьяра. Она еще не отошла от внезапного превращения обратно в человека, головокружительного прыжка вниз со стены, в горячие объятия полуденной пустыни, и яростной ругани в адрес Кауха. Злилась Кьяра по многим причинам. Во-первых, быть заброшенной вверх тормашками - это очень неприятно. Во-вторых, маг, запустив облако ядовитого, судя по валившимся наземь рыцарям, пара, исчез бесследно. И самое главное - Ирга. Умная кобыла не могла распознать свою хозяйку в образе белки и осталась ждать у врат монастыря.

- Куда он пропал? Где его теперь искать? Найду - убью! - продолжала кипятиться Кьяра. Она в компании Вирны коротала время, прячась за ближайшим барханом. Далеко уходить было рискованно - Каух просто не найдет спутниц.
Вирна философски муркнула и с удовольствием зевнула.

- Уже столько часов прошло, а от этого... - Къяра удержалась от грубых слов (все-таки она очень переживала за Кауха, который кстати сейчас застрял в городе потому, что спасал её и Вирну), - всё нет и нет. И на площади никого на кол не сажают - уж толпа так орала бы, что мы бы точно услышали...

По дороге проскакал заметно уменьшившийся отряд рыцарей. Наверное - остались в городе на случай возвращения злодеев. Насколько удалось Къяре разглядеть - лица паладинов были мрачны, а значит - Кауха они так и не поймали.

- Но за Иргу я ему уши все-таки оборву! Пусть как хочет, так и возвращает! - Къяра яростно вгрызлась в сушёную рыбину (их рыбносущёный запас не так давно пополнил Каух. То ли купил, то ли украл... Выяснять Къяра не стала).

- Да вот она - твоя Ирга... - послышался незнакомый и вместе с тем знакомый голос. Воительница вихрем обернулась, хватаясь за клинок, и обнаружила, что рядом с их с Вирной укрытием появился (если можно сказать в мужском роде об этих созданиях) толстый евнух в кожаном панцире и кривой саблей за поясом. В поводу толстях... вёл Иргу.

- А... ы... а...? - спросила Къяра, не опуская таки оружия.

- Да я это, я... - женским голосом с ворчливыми интонациями Кауха ответил евнух. - твоя любимая лошадь мне чуть руку не откусила. От радости что я её у монахов выкрал.

В своей мудрости Шер-эд-дах не сомневался ни тогда, когда был человеком, ни тогда, когда злой рок поставил его на четыре копыта. И он был прав – если считать первым признаком мудрости разумную осторожность и нежелание лезть в любые драки.
Потому он свернул за угол, затрусил по улице, удаляясь от места схватки, и весьма удачно выбрел к караван-сараю. Там не было загона для скота, лишь навес, и беглец прилег возле усталых верблюдов, сделав вид, что тоже отдыхает после долгой дороги.
В этом мирном уголке он бы мог оставаться долго... возможно, до тех пор, пока кто-нибудь не обнаружил бы, что к каравану прибился чужой верблюд. Тогда Шер-эд-дах нашел бы себе новых хозяев, и его жизнь поплелась бы иной тропой, более спокойной, и не свистели бы над той тропой стрелы, и не оглашали бы ее разбойничьи кличи...
Но Рок погремел костями в стаканчике и сделал бросок...
Мимо караван-сарая прошел толстый евнух в кожаном панцире и с кривой саблей за поясом. В поводу он вел кобылу.
Евнух философа абсолютно не заинтересовал, но кобыла... можно ли было не узнать подругу по странствиям, кроткую и смелую северянку Иргу?
Евнух ее украл? Или эта мерзкая рожа - очередная маска хитроумного колдуна Кауха?
Шер-эд-дах сам не заметил, как оказался на ногах. Любопытство у него было определенно не верблюжье...
Четвероногий преследователь двигался на некотором расстоянии от евнуха и лошади. Он не боялся, что здесь, на людной улице, кто-нибудь возьмет его за повод. Так легко быть обвиненным в краже, если владелец верблюда увидит тебя с поводом в руке! Другое дело - в глухом безлюдном проулке...
Путь лежал мимо базара. Бродяга-поэт, уже бывавший в этом городе и неплохо знавший его, прикинул, что человек с лошадью направляются к городским воротам.
Подходя к навесу, под которым расположился со своим товаром гончар, поэт уловил чутким ухом слово "Каух" - и замедлил шаг.
Двое скромно одетых горожан, делая вид, что рассматривают кувшин, негромко переговаривались:
– ...Эту рожу вижу впервые, но кобыла точно той северной стервы. Сейчас же беги и доложи, что...
Дальше Шер-эд-дах не слушал. Мысленно попросив у гончара прощения за то, что собрался сейчас сделать, он мотнул своей длинной шеей и вышиб палку, подпиравшую навес.
Доски, покрытые сверху пальмовыми листьями, рухнули, накрыв лоток, гончара и двух "покупателей". А верблюд, изобразив ужас, пробежался по этим доскам - там, где под ними находились глазастые незнакомцы.
Чья-то рука попыталась схватить повод... и тут верблюд действительно обезумел от страха. Взревев, он помчался напрямик сквозь базар, опрокидывая прилавки, срывая шатры торговцев, сбивая с ног тех, кто пытался его задержать.
А за спиной его росла и ширилась паника. Над базаром реяли крики:
– Что происходит? Стража, где стража?!
– Не трогай мои баклажаны, отродье шакала! Ну и что, что раскатились? Все равно убери руки, о украшение тюрьмы!
– Люди, к оружию! В город ворвались подлые зейнарцы!
– Эй, неверная тварь, кончай хватать мою жену!.. Что-о? Как - твоя? Что я, нашу паранджу не узнаю, что ли?
– Караул! Грабят!
– Где мой муж?! Сурахан, свет моих очей, где ты?! Я хочу домой, уведи меня отсюда!
– Правоверные, конец света пришел!..
Стражник у ворот, тупо хлопая глазами, вслушался в вопли со стороны базара. Только что ему так хорошо сиделось на солнышке и мечталось о том, как дома толстушка-жена заканчивает готовить плов...
И вдруг - то ли пожар, то ли мятеж, то ли война!..
Стражник уже собирался закрыть городские ворота, как вдруг со стороны рынка хлынула толпа. Во главе толпы несся безумный верблюд. Опрокинув стражника, он пронесся через него - и вылетел из города.
Когда стражника привели в чувство, он поклялся верностью жены, что на верблюде восседал Ангел Смерти, размахивающий налево и направо мечом...

А верблюд бежал вдоль городской стены. Понемногу он успокоился настолько, что перешел с бега на шаг и вспомнил человеческую речь. Очень, кстати, вовремя: издали до него донеслись знакомые голоса...

- Вернемся в город! Эту святейшую сволочь я удавлю собственными руками! Вот только дождемся ночи и вернемся! - благоразумный и осторожный Каух просто рвал и метал.
- А зачем нам в город? Ты свою книжку получил, Иргу привел. Шер-эд-Дах сам нашелся. Или ты всерьез собрался мстить полоумному монаху? Он не оценит! - сомневалась вспыльчивая, с бешеным нравом Кьяра.

Совет держали все там же - в ложбинке подальше от проезжей дороги. Кажется, все были согласны с Кьярой - дождаться темноты и двинуть подальше от Халмула с его искренне верующими священниками и доблестными рыцарями. Кроме Кауха. Все еще женственный маг, закусив удила, рвался чинить страшную месть настоятелю монастыря.

- А Мукекун? - вдруг вспомнила Кьяра.
- Вот уж за нее не беспокойся, - беспечно махнул рукой Каух. - Не пропадет. Небось по своим делам ушла. Захочет - вернется. Но как я врежу этому святоше! - маг заскрежетал зубами.

Северянка вздохнула и возвела очи горе. Кажется, пришло время для последнего, решающего довода:
- Ты так и будешь ходить в женском теле? А может отомстишь монаху, соблазнив его? - капелька яда в этих словах была совсем маленькой. Но заметной.

Таким ли ожидал я увидеть мир за стенами моей тюрьмы?
Предполагал ли я, несведующий в делах людей, вследствие не знания своего, их обычаев, что час моей свободы будет часом задумчивости и поисков ответов на вопросы о которых и не подозревал я?
Или люди, что сеяли зёрна мудрости на моих, тогда ещё девственно чистых страницах, заключая их в изящную вязь вязь строчек, ничуть не были похожи на тех, для кого делали они своё дело.
А может быть века промчавшиеся надо мной в дуновении знойных волн эфира, шорохе песка, в часах и слезоточении воска на свечах, настолько изменили род человеческий, что не внемлют они заключённым в недрах моих листов искрам мысли, ибо не разберут их?
Но странное дело, буйный нрав моих новых хозяев неожиданно притягателен.
И крики их, брань их и ссора, пробуждают в недрах моей сущности иные картины, не свзанные с обилием знаний, но скорее с поведением зверей, что опять таки не вызывает отторжения и неприятия, но смутную и непонятную радость.
Что со мной?
И кто они?

- Могу ли я полюбопытствовать, кого следует мне назвать избавителем от тягот заточения. А так же который ныне век, год, месяц, неделя, день и час в мире. Как имена спасителя моего и его достославных спутников. И главное, слышны ли в мире по прежнему стихи блистательного Ахмеда аль Бахани?

Продираясь сквозь немногочисленные заросли саксаула (чтобы никто ненароком не заметил!), Серая упрямо шла по запаху Шер-эд-даха, держась много позади и чуть в стороне верблюда, стараясь не попадаться никому на глаза, сохраняя почти каменное спокойствие, но, тем не менее, бурча под нос одной ей известные ругательства. Уйти без нее! Она всего-то отскочила в сторону, когда началась суматоха, понимая, что, не владея магией, с противником не справиться. Кауху, Къяре и Вирне повезло больше. Намного больше. По-крайней мере, они ушли. Серая остановилась, вытаскивая из взлохмаченной гривы каштановых волос мусор. Интересно, как они там? И.. ЛОШАДЬ!!! Запах знакомой лошади ударил в нос Муке, значит, Ирга тоже близко. Выйдя из зарослей, Серая шмыгнула к городской стене. Вперед убегала цепочка верблюжьих следов. Обернувшись зверем, волчица уткнулась носом в след и побрела к своим друзьям...
..Начинало темнеть, когда Мукекун вышла на дорогу и оттуда, ведомая ярким и густым животным запахом, добралась до заветной ложбинки. Не издав ни звука, Серая стала спускаться вглубь ее.

Когда книга заговорила, Шер-эд-дах дернулся от неожиданности и едва не бросился наутек. Но любопытство осталось сильнее, и он остался, вслушиваясь в голос, доносящийся от древней рукописи, лежащей на расстеленной на песке куртке Къяры. А последняя фраза взметнула в душе поэта такую бурю эмоций, что он не удержался.
Подогнув колени и опустившись на песок, дабы стать ближе к незримому собеседнику, Шер-эд-дах ответил:
– Кто бы ни был ты, о вопрошающий, усмири свое волнение: бессмертные строки Ахмеда аль Бахани все еще живы в этом бренном мире и будут жить до тех времен, пока рука бессмертного творца не смешает небо и землю в единый ком, дабы вылепить из него новый мир. За те восемь сотен лет, что прошли после смерти великого поэта, слава его несколько утратила свой блеск – не по вине поэта, но по вине лени и душевной тупости наших современников, коим приятнее погрязать в безделье и разврате, нежели в старинных рукописях разыскивать клады мудрости и красоты, оставленные для нас предками...
Верблюд шумно вздохнул, искренне горюя об испорченности современников, и продолжил с чувством:
– Но те, для кого дивные строки стихов слаще старого вина, до сих пор повторяют исполненные глубинной мудрости бейты "Тропы во мраке", вместе с поэтом негодуют над подлостью и жестокостью давно почившего тирана Олурбека... А "Семь красавиц", это дивное созвездие газелей, кои аль Бахани посвятил своему гарему... ах, скольких из нас эти строки заставили отвести взоры от живых подруг, наполняющих чашу, и возревновать к мертвому поэту тех, давно ушедших, чьи имена звенят дивной музыкой: Заира, Хельга-Северянка, Мамлакат, Благоуханная Зубейда, Гюльчехра, Горянка Умма и Лейла-Радуга...

- Горянка Умма? - Кьяра в задумчивости сдвинула тонкие брови. - У моего отца была наложница Умма. Не знаю, правда - горянка она были или не горянка. Когда ты говоришь, жил твой поэт? Восемьсот лет назад? Нет, вряд ли это та Умма. Хотя... ей с виду была вся тысяча! И страшна она была как смертный грех! Нет, это не та Умма, точно! - заключила Кьяра.

Озера негодования, в которые превратились глаза Шер-эд-Даха, готовы были вылиться на бедную северянку.

- Книга, а... как тебя зовут? - полюбопытствовала Кьяра. Праведный верблюжий гнев ее не пугал.

Каух мысленно довольно фыркнул. Он сам не очень жаловал стихи - ещё с самого детства.

"Хороший убийца - образованный убийца!" - любил повторять его наставник, увесистой палкой вколачивая в ученика любовь к поэзии. - "Хороший убийца сможет не только выглядеть, но и вести себя как кто угодно. Вот как ты себя поведёшь, если тебе закажут какого-нибудь герцога?"

Но обижать книгу (или демона, что жил в оной?) Каух не хотел. И оттого, что книги (если те были не стихотворны) - все-таки любил. И потому, что ни книга, ни демон не виноваты в существовании поэтов, (к одному из которых даже Каух стал испытывать некоторую симпатию), и потому, конечно же, что книга, на страницах которой написано ТАКОЕ - должна бы знать что-то и сама по себе.

И, за неимением усов, которые так удобно было жевать, обкусывая ноготь на мизинце - Каух ждал, чтобы все вокруг успокоились, и можно было бы спросить, правда ли то, что Кликуша связан с Магистром Ордена, и правда ли то, что сам Кликуша сделал так, чтобы мечи рыцарей лишали тех власти над собой?

Книгу пришлось-таки с неохотой уступить Кауху. Маг прямо вцепился в кожаный переплет и спрятался за Иргой. Как он выразился - чтобы всякие-разные любопытные поэты и женщины не мешали читать серьезные книги.

- Ирга тоже женщина! - мстительно бросила Кьяра в спину магу.

Песок скрадывает звуки. Тяжелая мужская поступь покажется легким шорохом, а тихие девичьи шаги станут и вовсе неслышными. Поэтому никто не насторожился, не встревожился. Тихий смех прозвучал у Кьяры за спиной. Северянка прыжком обернулась, вытянула меч из ножен и оказалась лицом к лицу... с довольно улыбающейся Мукекун.

Когда же они заметят? Серая тихонько рассмеялась за спиной у Кьяры. Когда северянка вскочила, держа меч наготове, улыбка Муке растянулась еще шире: - Бу! Как вы тут? Убежали, негодники.. Серая не ругалась - она смеялась над некоторой комичностью всего произошедшего за последние сутки. Просмеявшись и подождав, пока северянка спрячет меч, Муке заглянула за спину Кьяре и увидела книгу. От нее разило магией так сильно, что становилось немного не по себе. Но когда книга заговорила, Серая окончательно потеряла веру в реальность всего, что с ней случилось. Ладно, верблюд, читающий стихи... Но говорящая книга!!!

- Вот и вся команда в сборе. Хорошо. Муке! Ты потом поудивляешься говорящей книге. Сейчас я хочу всем кое-что рассказать. Ты, Къяра, можешь пока погулять. Всё начало истории тебе отлично известно... - и маг начал свой рассказ об обломке проклятого меча, о бумагах на наследство, о множестве странных событий, о мальчике-боге и много чем другом.

- А сегодня я узнал и кое-что ещё. - Каух внимательно вгляделся в лица спутников. - я это даже сам сумел пощупать. Вот.

Он уронил на песок тяжелый свёрток.

- Отойдите все и не трогайте руками!

В грязным тряпках был завёрнут самый обычный длинный меч. Прадва, при виде его Вирна зашипела и распушила хвост, а шерсть на спине встала диковинным горбом - как у древнего ящера. Мукекун тоже попятилась. Уж кто-кто, а оборотни отлично умеют видеть магические вещи.

Къяра недоумённо пнула железку сапогом и отпрыгнула в сторону, вскрикнув. Кончик сапога задымился.

- Проклятый меч, - мрачно пояснил Каух. - Не дастся в руки никому, кроме того, для кого был сделан. А того, кому предназначен - полностью лишает воли. И все рыцари славного Ордена, с которыми мы сегодня поиграли в догонялки - все ходят с такими подарками.

- Зараза! - высказалась Кьяра, тыкая носком сапога в песок, чтоб затушить.
- Я ж сказал, руками не трогать! - пожал плечами маг.
- Про ноги ты ничего не говорил! - уличила Кауха северянка.

Уже осторожнее она наклонилась над проклятым клинком.
- Смотри-ка! Наш обломочек расписан рунами Смерти, а этот - гладкий! Но жжется, сволочь! Обломок явно послабее целого меча.

Кьяра обернулась к магу, глянула внимательными черными глазами:
- Давай завернем его получше и спрячем подальше. Кто знает, может орденцы чуют свои мечи на расстоянии. И придут к нам на огонек... моего сапога!

- Не приедут. Они сейчас очень заняты. О-о-о-о-очень заняты. - Каух посмотрел на город. Мечта повесить настоятеля посреди центральной площади никак не хотела его отпускать. Держал Кликуша, который не дремлет, кольцо, которое конечно же не терпелось снять, и тот банальный факт, что ни один маг, даже самый самый из самых самых - надев броню, не может гарантировать, что его заклинания сработают. А снимать панцирь Каух тоже не собирался. И ходить неудобно - с таким-то противовесом, да и вообще...

- Я этим героям мечи поменял местами. Думаешь, у них перчатки прочнее твоего сапога? Вряд ли. Думаешь, они так быстро смогут найти каждый свой меч, если после каждой попытки их нужно будет отправлять к лекарям?

- Ну а теперь, когда вы все вволю наудивлялись, надо уладить одно маленькое, но очень важное дело, - маг потер пухлые женские ладошки.
- Набить морду настоятелю? - съехидничала Кьяра.

Но вредный Каух и бровью не повел на эту шпильку.
- Вернуть мне мой нормальный мужеский пол! - спокойно пояснил он. - Сам-то я колечко снять не могу, если ты помнишь.

Кьяра помнила это. Даже слишком хорошо помнила.

- Вооооот, - продолжал маг, копаясь в своем мешке. - Нужен либо опытный монах, или хотя бы колдунишка средней руки... Но мы их искать не пойдем... Либо...
- Либо? - поневоле заинтересовалась Кьяра.
- Ну или человек, способный прочитать написанный мною свиток, - Каух вынырнул из мешка, добыв кусочек пергамента и походную чернильницу.
- Хе! Да ваши колдовские свитки только вы сами и можете прочитать!
- Научить можно любого, - отрезал маг.
- И кого же мы будем учить? - прищурилась Кьяра.
- Тебя.
- Что-о-о?
- Тебя!
- Ни за что! Я к твоим колдовским штучкам касательства иметь не желаю!!!
- А придется, - рассеянно ответил Каух, разглаживая пергамент.

Вирна недоверчиво смотрела на опасную игрушку. потом подошла и попыталась засыпать ее песком, активно копая в ее сторону задними лапами. Потом отошла за ближайший бугор и совершила оборот. Сейчас отчего-то хотелось быть в несовершенной человеческой форме.
Закинув тонкие руки за голову, девушка подставила тело лучам ночного светила, будто впитывая серебро.
Внезано ноздри девушки чутко раздулись. Что-то темное и большое приближалось, и пахло оно - страхом.
Оборотень пулей вскочила с земли и ринулась поближе к к Кауху с Кьярой.

Cовместно с MjavTheGrey



- Ты ещё в котелок с кашей наступи, - проворчал Каух, отряхивая песок с почти законченного свитка. - Как раз вот твою пятку и сварим в каше.
- Ты чего? - озадаченно спросила Кьяра, когда Вирна с глазами как блюдца соскользнула в песчаную ложбинку. Путники обосновались вполне уютно. В ожидании, когда серебряное светило умерит свой предательский свет, Кьяра вырыла в песке ямку, наломала сухих саксауловых веток и развела крохотный бездымный костерок. В плошке на огне мирно побулькивала каша. В непосредственной близости от нее и спрыгнула Вирна.

Вирна не успела ответить. Земля начала ощутимо вздрагивать. Послышалось громкое сопение.

- Вот так всегда... - мерзким занудным тоном начал ворчать Каух. - стоит только присесть и подумать о вечном... Cаблю он держал почти наготове - в левой руке, а правой начал выводить привычные жесты самого простого и безотказного боевого заклинания - огненной стрелы

- Не поесть нам кашки, ох, не поесть, - завздыхала Кьяра, вытягивая меч из ножен. Северянка была зла и голодна. Одно желание было - прибить поскорее залетную тварь и приступить к вожделенному ужину.

Серая пилила взглядом книгу, втягивая ноздрями запах каши (и как люди ЭТО едят?), как вдруг сидящая неподалеку Вирна подскочила с места и переместилась поближе к людям. Оборотень приподняла бровь - чего это с ней? Ответить самой себе она не успела - по ее коже пробежал неприятный холодок и даже волосы, казалось, приподнялись, как если бы встала дыбом волчья шерсть. Очевидно, что-то похожее испытывала и Вирна. Каух начинал колдовство. Серая медленно вынула меч из ножен - на всякий случай, но осталась сидеть.

Тонкие пальцы быстро сняли с пояса тонкую гибкую пластину меча, уверенно обняли рукоять. Зверь, судя по треску, был большеват, да и обращаться было некогда - слишком много времени и сил отнимал оборот. "И почему многие так мечтают быть оборотнями?" - мрачно подумала девушка..
Вылетевший на поляну зверь точно был из тех Древних Тварей, о которых много болтали старики. Огромная горбатая туша, крохотная головка, пасть с острешими зубами и гнилостное дыхание, которое едва не сносило с ног. Оглянувшись на остальных, Вирна ринулась вперед.

Шипящий огненная стрела с сухим треском ударилась о мерзкую волосатую спину и рассыпалась. Несколько жалких огоньков помигали-помигали на боках твари и погасли.
- Отвлеки его! - взвыл Каух, отскакивая назад и сплетая пальцы в сложном магическом жесте.
- Ага, сейчас! - ядовито отозвалась Кьяра. Голова чудовища была не больше кокосового ореха, глаз на ней не наблюдалось вообще, но как северянка не пыталась обойти магического зверя сбоку или сзади, везде натыкалась на клацающие зубы. Длинная морщинистая шея исправно поворачивала смертоносную голову.

Кьяра в очередной раз увернулась от лязгающей пасти и взмахнула мечом, метя в основание шеи чудища. Острейший вороненый клинок, без труда рассекающий пару тонких шелковых покрывал, брошенных на лезвие, жалобно скрипнул и соскользнул. Похоже под жесткой шерстью пряталась настоящая броня!

Каух швырнул новое заклинание - серебристо-радужный шар, словно капля ртути, ударил зверя в голову. Тварь вздрогнула, остановилась на мгновение.
- Ага! Получила! - возрадовался маг.

Монстр помотал головой, встряхнулся по-собачьи - радужные капли полетели в разные стороны, одна попала Кьяре на обнаженное предплечье.
- Смотри, куда кидаешь! - вскрикнула девушка, тряся обожженной рукой.
- На него магия не действует, - потрясенно прошептал Каух.
- Значит, хватай меч и бей! - прорычала Кьяра, снова кидаясь на зверя.

Что может иссущить пустыню уныния. породив на её необъятных просторах оазис надежды. Да я ожидал совсем другого. Но мог ли я в слепоте своего неведения, предвидет, новый мир, что принял меня не бережно, как мать принимает дитя, но обрушился всей тяжестью столетий, изменивших его лик.
И мне ли наивному, чьи страницы возможно уже не несут того, что жаждали заключить в их строгие границы писавшие меня предаваться унынию, а не впитывать это новое, как молоко кормилицы.
Истина не лежит в мешке в углу - истина странствует по миру, с зрящими наперёд.
И что мне до того, что многое изменилось, но ведь живы стихи, человека впервые открывшего меня и писавшего на моих страницах.И есть те, кто чтит их...

"В круговороте, в вихре новостей, я мало что понимал. А мир не стоял на месте ожидая, моего понимания. Он набросился на моих спасителей с тяжким топотом. Он пришёл к ним в неурочный час в лязганьи зубов и глухом рёве.
Однако спасители мои не дрогнули..."

Буквы проступали медленно.

Страницы зашелестели - книга распахнувшись явила взору Вирны и Муке картинку, где зверь, похожий на того. что набросился сейчас на лагерь, мирно спал у ног прекрасной полуобнажённой девы.
Ниже уже потерявшимивсю яркость красок, но отчётливо видными, изящно и с тщанием выведеными буквами было написано

"И усмирён был зверь Хаттамх, не имевший глаз, но чьи зубы, подобно мечам врага рвали плоть воинов вышедших на бой с ним. Ибо Прекрасноликая Лейла, не убоявшись смерти вышла и спела колыбельную, после чего заснул зверь, сном крепким на три тысячи лет.
А пела она
Возвращаются птицы в гнёзда, домой, по весне
Закрывай же глаза, пусть вернуться мысли в покой
Закрывай, ты увидишь все, мира красоты, ныне во сне
И уже не захочешь жизни либой иной
Спи, как спят на вершине гор облака
Спи, как спят цветы на груди у любимой моей
Спи, пусть сна дорога будет легка
Засыпай, засыпай, засыпай поскорей.

Совместно с MjavTheGrey


Каух изловчился и запустил в темное небо сияющий белый шар. Зверюга перестала щелкать зубами и озадаченно уставилась вверх, где вдруг рядом с одной луной - гладкой и равнодушной, появилась вторая - шипящая и плюющаяся острыми искрами.

- Ну-ка, что ты тут показываешь? - воспользовавшись передышкой, маг подхватил книгу. - Колыбельная, говоришь?

И Каух многозначительно прокашлялся.
- Каух, ты собираешься петь? - Кьяра явно прикидывала, как половчее скрутить спятившего мага, пока не натворил дел.
- А что не так?
- Тут же написано - прекрасная дева!
- У меня не было ни одного мужчины! - отрезал Каух. - Чем я не дева? Или хочешь сама спеть?
- Еще чего! - Кьяра даже обиделась. - Да ты знаешь, какие у меня мужчины были? Даже принц один!
- Ну тогда и не мешай! - наставительно поднял палец Каух.
- Я заткну уши, - обреченно вздохнула Кьяра.

Маг набрал в грудь воздуху и запел неожиданно приятным баритоном:
- Возвращаются птицы в гнёзда, домой, по весне...
Зверь отвлекся от созерцания луны и повернул голову.

- Закрывай же глаза, пусть вернуться мысли в покой... - вдохновенно продолжал Каух.
Магическая тварь тихо рыкнула и качнулась к певцу.

- Закрывай, ты увидишь все, мира красоты, ныне во сне-е-е-е! - голос Кауха сорвался и потонул в оскорбленном реве чудовища.

- Он не верит, что ты девственник! - съехидничала Кьяра. А больше она ничего сказать не успела, потому что тварь снова атаковала. Кьяра и Вирна закружили вокруг чудища, отвлекая его внимание.

Посрамленный Каух сунул книгу в руки Мукекун:
- Придется тебе!

Книга очутилась в руках у Серой внезапно и вполне неожиданно. В первую секунду щеки девушки пунцово вспыхнули, но возмущаться было некогда. Она нащупала глазами нужные строки, пропустив вступление и иллюстрацию, и встала на ноги, развернувшись лицом к чудищу. Неверный свет луны бликами проскользнул по ее глазам.. Вздохнув, Серая начала петь - сперва тихо, неуверенно, набирая обороты с каждым новым словом.
Возвращаются птицы в гнёзда, домой, по весне
Закрывай же глаза, пусть вернуться мысли в покой
Закрывай, ты увидишь все, мира красоты, ныне во сне
И уже не захочешь жизни либой иной
Спи, как спят на вершине гор облака
Спи, как спят цветы на груди у любимой моей
Спи, пусть сна дорога будет легка
Засыпай, засыпай, засыпай поскорей.
Отбросив - да простит магия такое с собой обращение! - книгу в сторону, Мукекун сделала несколько робких шагов к зверю, продолжая уже совсем тихо мурлыкать колыбельную.

- И не буду я это читать! - отбивалась Къяра. Отвращение к магии засело в неё слишком крепко, - вон, у тебя Муке есть. И Вирна. Обе магией пропиатаны насквозь. Они пусть и читают!

Муке на подначку не откликнулась. Она все ещё сидела рядом с храпящей новоприобретённой "зверушкой". И судя по всему - никак не могла понять, нравится ей такой домашний любимец или же нет.

- Будешь, будешь... - бурчал Каух, дописывая последние строчки на пергаменте. Он примерился к заклинанию и так, и сяк, почти что попробовал его на вкус, прошептав про себя. Ошибок не нашёл. Прочёл ещё раз, на этот раз отбивая ритм рукой, и, удовлетворившись результатом, протянул Къяре.

- Всё ты прочитаешь. - подмигнул вредный маг спутнице. - Ты же не хочешь, чтобы я таскался за тобой в женскую купальню и приставал, чтобы ты потёрла мне спинку?

- Вот прочитаю что-нибудь не так, будешь знать... - ворчала Кьяра, пробежав глазами свиток. - Отрастет у тебя ... все твое хозяйство, а грудь не исчезнет! Что тогда будешь делать?
- Напишу еще один свиток, - хладнокровно ответил маг. - И будешь читать до тех пор, пока не прочитаешь все правильно.
- Язык сломать можно, - вздохнула северянка. Махнула рукой, набрала воздуху в грудь и начала читать заклинание, тщательно выговаривая незнакомые слова и стараясь соблюдать ритм, отмеренный Каухом.

И ничего не случилось. Не взметнулись искры, не запахло гарью, не вспыхнул колдовской огонь. Каух чихнул, фыркнул и радостно похлопал себя по груди... которой уже не было.
- Ну вот, а ты боялась! - благодушно заулыбался маг.
- Ты проверь, все ли на месте! Кажется, я пропустила пару слов, - Кьяра отряхнула руки и подмигнула магу.

Къяру маг уже не слушал. Аккуратно спрятал в кармашен на поясе кольцо - мало ли когда ещё пригодится - и кругами стал ходить вокруг Муке и её нового друга, задаваясь не самым приятным вопросом - просто так ли "симпатяжка" вышла погулять, или же это опять Кликуша?

Потому что - если Кликуша, то ... то плохо дело. Интересно только, почему старый паук не совместил одну атаку с другой - рыцарей с клыкастым когтястиком? Быть может, все же врут записи о том, что Кликуша может командовать рыцарями, и сюда пришли оные просто по наводке, а не по приказу?

Закусив губу, Каух оглянулся на своих спутников. Один другого лучше, одна другой наивней, хоть и строят из себя невесть кого. Один только поэт понимает, что плохо дело, но вот почему до сих пор не сбежал? Непонятно...

И маг продолжил нарезать круги вокруг лагеря, пытаясь придумать план, который дал бы хоть какие-то шансы на выживание северянам, самим не знавшим, в чём же они перешли дорогу тому, кого вот уже пару сотен лет ловит Святой Орден и никак не может поймать...

Серая не ответила на реплику Кьяры относительно заклинаний. Ей хватило чудотворной колыбельной и теперь она сидела, одну руку положив на лоб зверюге, а другой теребя шнурок ботинка, и думала, что же делать с новым "четвероногим другом". Подождав, пока северянка вернет Кауху естественный облик, Муке махнула рукой, привлекая к себе внимание.
- А если нам его на цепь... и с собой. А?
В ожидании ответа она склонилась над зверем. Подумалось, что такая подмога в бою не может быть лишней.. Да и.. Не такой уж он был и страшный! Когда спал.

- А кормить чем будем? - скорбно спросила Кьяра. - Нам самим-то поужинать не дали...

В суматохе магический костерок затоптали, плошку перевернули, недоваренная крупа с кусочками вяленого мяса перемешалась с холодным песком.

- Опять готовить??? - тихо взвыла Кьяра.
- Не придется, - отозвался маг. - Надо отсюда когти рвать и поскорее. Пока на шум нашего веселья и фейерверки не сбежался весь город. Что хуже - умереть сытым или сбежать голодным?
- Мне ни то, ни другое не нравится, - вздохнула Кьяра. - Но во втором случае есть надежда поесть несколько позже. Только вот когда?

В это время на горизонте возникла темная точка — это возвращался верблюд Шер-эд-дах... ну да, а вы думали, он тут будет стоять и на вашу драку любоваться? Бедного философа надо похвалить хотя бы за то, что он нашел в себе мужество вернуться, едва разум его снова стал человеческим...
Шер-эд-дах по широкой дуге обогнул спящее чудовище и негромко, но очень жалобно воззвал к небесам:
— О, горе мне, недостойному! Я покинул своих спутников в трудный час! Но, клянусь путеводной тропой среди барханов, клянусь всеми источниками пустыни: виновен не я, виновен проклятый наррабанский колдун! По его вине при первом же приближении опасности теряю последние искры разума, данного мне Творцом Моря и Суши, и уподобляюсь презренной скотине! О, я недостоин жить! Забейте меня на мясо! Продайте меня хумсарцам, известным своей жестокостью! Прогоните меня в Горячие Пески и запретите возвращаться!