“It`s not very nice to spoil everybody`s pleasure as you`re doing now”
my friend told me.(с)
упражнение по английскому

Все это просто. И так сложно, что поверить может разве что садовник, который поливал вчера розы силикатом лития, и они повяли, несчастные цветы, не простояв распустившимися и полдня.
Был день рождения моего лучшего друга, когда я умер.
Я заснул и не проснулся. Не болея, не мучая себя и остальных горячечным желтым бредом, ни хриплым затухающим «последним желанием», которое всегда какая-нибудь ерунда, над которой умиляются живые, а мне дала бы еще секунду обмана, что я принадлежу земле.
Итак, я умер.
А Сашка ждал меня к десяти часам, чтобы я помог ему прибрать квартиру и кое-что еще приготовить, но я не могу рассказать подробнее – это сюрприз.
Сашка был уверен, что я просплю. Я и проспал. В половину одиннадцатого он позвонил мне домой. Раз пятнадцать, наверное. Потом на сотовый. Я слышал, какая какофония стояла в моем доме – мертвые слышат час после. Через час я окончально умер. То есть оглох, потому что я музыкант и всегда утверждал, что умру, если потеряю слух.
Сашка разозлился без четверти час и сам приехал, чтобы растолкать неблагодарную сволочь меня, или стащить меня на простыне в ванную и хорошенько утопить в ледяной воде.
«Убью, - думал он, поднимаясь по зеленой лестнице, обшарпанной еще матросами, которые шли брать Зимний. – Увижу – убью». Эх, не везло мне в тот день – пришлось дважды разочаровать Сашу.
У него были ключи (иначе сказки не получится), и он, едва справившись с замком, ногой открыл дверь.
- Дрыхнешь, скотина? – крикнул Сашка интеллигентным матом. Дверь ударилась о стену, и, словно та тоже была не нее зла, захлопнулась, стукнув Сашку по носу. Еще больше разозлившись, он с силой оттолкнул деревянную, давно не крашенную дверь, не собираясь, кажется, уходить с порога, и так они играли со стеной в своеобразный теннис, пока Сашке не надоело.
Он знал, где, на каком диванчике и под какой простыней я сплю, поэтому не искал по всей квартире, шел целенаправленно, не снимая грязных ботинок.
Остановился на пороге, бледный от обиды.
У него же день рождения.
А я сплю.
Вернее, я умер, но он еще не знал об этом.
Он грубо толкнул меня в плечо, и я упал на спину, а он сел на пол, потому что я уже остыл и закостенел. Он сел на пол, совершенно белый, как мой холодильник, если только его отмыть как следует.
Потом бросился к моему горлу, пытался пульс прощупать, долго тряс меня, и снова сел на пол, растерянный и странный какой-то. У него такое лицо было только один раз, когда мы решили над ним по-дружески пошутить и сказали, что его не приняли в Университет.
Сашка смотрел на меня. И вдруг, уже моргая часто-часто, как делают, чтобы не дать слезам вылиться из глаз, сказал тихо:
-Ну и сволочь ты.

..И кружатся в тумане времен листки с погодными прогнозами на вчера. Вчера, кажется, была суббота? И кого-то убили…
Нет, убили в пятницу, а вчера был дождь по пеплу, горы раздавленных Сансарой тел, всюду – красное, красное на красных крестах и грязно-белых коттах. Сегодня их сожгут, их и их тайны.

Распахнув окно я села на подоконник и свесила ноги наружу. Как красиво. Звезды такие далекие и холодные с равнодушием взирали на меня. Им было все равно. А мне, мне так хотелось быть к ним хоть чуточку ближе. Подул ветерок, ласково растрепав мне волосы. Я услышала его шепот: «Верь в свои мечты». Я улыбнулась ветру и с той же тоской уставилась в небо. «Когда-нибудь я буду такой же свободной как ты». Он улетел и я осталась одна. Я выпустила на свободу крылья больше напоминавшие трепетавшие на ветру язычки пламени. Отталкиваюсь руками. Краткий миг падения который заставляет трепетать сердце. Резкий рывок и вот я уже плавно парю в воздухе. Взмах крыльями. Еще. Восторг полета полностью охватывает меня заставляя забывать обо всем на свете. Хочется смеяться. - Как же я была счастлива тогда. Тогда. Всего лишь сон, а может быть и воспоминание, но не из этой, из какой-то другой жизни. Где я была крылатой. А сейчас я могла только смотреть на недоступное, такое далекое, родное, желанное небо. Компьютер самопроизвольно начинает проигрывать следующую композицию. Ловлю себя на том что механически подпеваю:

*Проклинаю заклятое злато,
За предательский отблеск тепла,
Вспоминаю о той, что когда-то,
Что когда-то крылатой была -
Она давно умерла.


Да. Ее больше нет. Но я буду верить. Что когда-нибудь она вернется и я вновь почувствую восторг полета.


*Песня группы «Мельница» «Дракон»

Братство.

Проснулся... Весь грязный, в навозе... Мысленно проклянул местную фауну... Потряс винтовкой... Оглянулся... Рядом увидел парочку таких же сонь как я. Постучал об их черные доспехи локтем и привстал на корточки...
-Да, сэр? - откликнулся Шторм, сверкая желтыми опознающими знаками... Шутник - взрывник... - Ну и напились мы вчера!
Второй тоже проснулся, но никак не хотел подавать голоса. Он вообще считался каким - то отрешенным от всех... Раньше он говорил... Но после смерти Седьмого - замолчал, держа в себе боль. Снайпер был родным братом Седьмого по всем параметрам. В отличие от нас со Штормом, он был Нулем, одним из первых клонов Фетта и попал в отряд Нова - Омега только благодаря случаю... Там он встретил первых клонов. Наипервейших... ORC I и ORC II\ Omega Republic Commando, как называли нас впоследствии... Где мы со Штормом не бывали... Шутили над Боссом во время битвы на Геонозисе, смеялись над шутками Скорча на Камино, подкалывали Техника, что мол, он один во всех группах особого назначения, мол, что, работаешь, трудоголик? Прощались с Седьмым на Кашиике... А Снайпер почти все время был рядом... Только перед смертью брата не успел с ним поговорить... Хотя, хрен его знает, Сев и не из таких передряг вылазил... Может и не умер он вовсе, а живет сейчас где - нибудь на низу, или нашли его мохнатые... Не знаю... Только вот, вечным молчанием обратился его братишка. А нам то что... Нам теперь непонятно, жив он или нет, когда вне зоны видимости... Ведь никогда не доложит... Цель всегда выполнит, всех сдержит, но не доложит, будет угрюмо молчать.
Однажды я решил проверить что у них там под масками... Шторм меня не удивил... Я эту рожу каждый раз в зеркало вижу. Мы с ним одной крови, одного цвета, одного лица... А когда я посмотрел что под шлемом у Снайпера, то очень удивился...

Его физиономия не была лицом Джанго Фетта.

Сначала я подумал - что это исключено, и все это сон... Но потом я додумался что он - из Нулей, значит лицо и характер у него свой собственный... И закрыто оно шлемом коммандоса...
Боевым шлемом с Т - образным визором... Как у моих родных - мандалоров... Хм... А ведь мой младший братишка, Кернус, тут служит... JK 512... Кличка "OGRE". Я его встретил за всю войну лишь один раз... Мы с ним встретились при второй битве за Рхен Вар. Бой был тяжелый... Сначала мы прорывались с основными частями, где я и встретил братишку... Не было времени с ним поговорить... Затем нашей группе дали новое задание и мы поперлись совершенно не той дорогой, которой шли наши менее затанкованные друзья... В итоге, они не успели даже еще дойти до предместья дворца правительства, как мы со Штормом уже поставили там флаг Республики. Из - за чего чуть не поплатились жизнями... Снайперы - то остались! Перед дворцом и во дворце мы уничтожили всех. А вот снайперов на башнях - забыли... Пришлось их быстро ликвидировать с помощью детонаторов... Благо - сил в нас было предостаточно.
Снайпер в то время уничтожал дроидов подходящих к входу...
Ну и надурачились же мы после того как удивленные клоны вошли во дворец...
Шторм диким голосом завопил:
-А вы кто? Ой, а мы вас ждали - ждали, а вы не приходили, чего ж вы так?
Нас со Снайпером это рассмешило... Это было до того, как умер Седьмой...
Затем, еще несколько боев... И наконец... Кашиик... После него - джедайская рубка... После которого все мы стали словно прокляты... Да и в самом деле... Мы стали охотниками на джедаев... Сидим в этом дерьме, и неизвестно, выживем или срубит нашу голову этот Светлый недоносок... А Фелуссия - такая вот куча дерьма... Были мы на ней и раньше... Я тут отличился как самый главный псих... Сначала выспался на кучке одного зверька, а затем умылся кровью того же зверька, вспоров ему живот... Как сказал Шторм: "В чьем говне валялся, того должен кровью очистить...".
Вообщем, воняло так, что даже через фильтры проносился этот запах...
Первый встал, отряхнулся и тут же упал в лужу... Предварительно вымывшись, внезапно осмотрел местность.
-Джедай чувствует нас. Хочет чтобы мы шли отсюда... Ну - ну... Зря, мой друг... Мы, шиидо, такие, теперь от тебя не отцепимся, верно, Шторм?
-Да, Sol'yc.*
-Снайпер... Ты чего раскис?
Тот, как обычно ответил глухим молчанием...
-Он никогда не раскисает. Он уже в вечно кислом состоянии... - ухмыльнулся Шторм, пытаясь хоть как - то задеть Снайпера. - После того как Сев...
Снайпер сжал кулак и очень хорошо вмазал Шторму основание Т - визора. Где - то на уровне носа. Шторм выстоял, но качнулся сильно.
-Хорош, браток, извини что задеваю... Просто ведешь ты себя странно... - Шторм похлопал Снайпера по плечу.
Слышно было лишь сопение Снайпера.
-Правильно, бей его, а то доведет тебя до сворачивания мозгов... Такие как Седьмой - зря не умирают... Значит - не умер.
Снайпер скрестил кулаки, показывая как мы ему надоели.
-Ладно, пора искать нашего джедая... Чувствуешь его, Шторм?
-Да. Вот чуть в сторону и вперед... Там он и будет. Через сотню метров. Прячется под корягой... Девушка? - внезапно оторопел тот.
-Что?
-Это... Девченка... Я ее... Что за хрень? С ней там...
-СЕДЬМОЙ??? - Кернус поперхнулся собственной слюной...
Снайпер сначала думал не вестить на провокацию...
-Как? Он жив? Как? Как он здесь - то? СЕДЬМОЙ!!! - завопил Кернус, обняв Снайпера и приподняв его чуть в воздух...
Тот, видно, понял что его не подкалывают и ослабевшим голосом буквально просипел:
-Где он?
-Рядом с джедаем! Живой! Седьмой! Живой!!!
-Но как? - тем же ослабевшим голосом едва смог произнести Снайпер.
-Не знаю, пойдем - спросим!

Снайпер значительно приободрился... Да и вообще, настроение у клонов намного превышало рамки дозволенного обычным ARC'ам...

Итак, клоны подошли к коряге... Возле нее стоял Седьмой, держа шлем за пазухой...
-Сев, ты?
Тот развернулся и наставил на меня бластер.
-Допустим... А ты вот... "Мандалор"? Ситх меня побери!
-Погоди, братишка, ты только - только из мертвых вернулся! - теперь вся компания окружила Седьмого и начала расспросы о том, как он выжил, как сюда попал...
-Всем по очереди... Снайпер... Братишка... - Сев откинул бластер и с медвежьим ревом понесся на толпу...
-А все то думали что ты мертв... Только этот вот шизик верил что ты живой... Молчал все время с твоей как бы "смерти".

Никто так и не заметил джедая, вышедшую из под коряги и уже активировавшую лазерный меч. Высокая, светловолосая... Личико конечно, не самое лучшее... Глаза светятся... Неужто миралука?
-Сев... Это кто?
-Это мои друзья... Сослуживцы...
-Не нравятся мне они... У одного так вообще аура черная... Отойди от них...
-Это у кого же, джедайский выродок?
-У тебя, ублюдок... - произнесла та в ответ...
-Сейчас она у меня почернеет, поверь... - Кернус наставил оружие на миралуку. Это послужило сигналом и для других двоих.
Джедай замахнулась, мы уже держали пальцы на курках...
-Стоп! - внезапно выкрикнул Сев и встал на пути двух врагов.
Внезапно возникло такое желание пальнуть ему в спину... Но, н мандалорийский кодекс чести, ни текущая обстановка не позволяли мне убить Седьмого...
-Не стой на моем пути. Пожалуйста. Ты разве не знаешь, у них цель - уничтожение джедаев...
-Это правда?
-А ты не получал приказ 66?
-Нет.
-Значит, это - правда. Мы тут затем, чтобы ее убить.
-Значит, вы этого не сделаете...
-С чего же это?
-Она спасла мне жизнь. Теперь я перед ней в долгу.
-Ну и что? А мы ее все равно прикончим... И выбирай - ты с нами, или с ней?
-Ее я вам не дам... Но и против вас ничего не имею. Вы мои братья, вы мои друзья, но эта девушка - спасла мне жизнь, и я у нее в долгу... Смертельном, и неоплаченном... Так что, я готов даже умереть за нее...
-Зачем, Седьмой? Вейдер нам приказал просто ее прикончить!
-Я не знаю никакого Вейдера, и знать не желаю...
Удивления на этот ответ от моей группы не последовало. Почему? Очень просто - Сев даже не знал, что война закончилась. Значит и не знал о Империи... Что ж, мы тому виной, не сменили доспехи...
-У нас есть приказ...
-У меня есть долг... Ibic ner Jetii. Ibic ner burc'ya. **
-A kayshу - Aruetiise! ***
-О чем вы? - вмешалась девушка.
Но мы с Седьмым не обратили на нее никакого внимания.
-Ke nu kyr' am ast! Usenye! ****
-Su'cuy! ***** - резко выпалил я.
-Elek, Aliit ori'shya taldin. Vor entye, vod. ******
-Shal ashi tuur, ke'pare, vod. ******* - сказал я, протянул руку Седьмому. Тот улыбнулся.
-Ori'jate, vod... ********
Так мы и ушли... Да, мы не выполнили то задание... После чего быстро разбежались кто куда от гнева Империи... Снайпер остался с братом, а мы со Вторым начали свои карьеры охотников за головами...

Больше мы никогда не виделись...

** Это моя джедай. Она мой друг...
*** Она же предательница!
**** Не смей убивать ее! Уйди!
***** Что ж... Вам еще жить...
****** Да, все - таки, cемья - это больше чем просто кровь... Спасибо, брат...
******* В следующий раз - будь осторожен, я исполню приказ.
******** Ну ладно, братишка...

20 лет спустя.

I

Солнце, палящее в лицо и проникающее пламенем сквозь темный визор, засыпанные песком тела, и две белых звезды в глаза. Рядом прогремела канонада.
Дикий, громкий, непрерываемый гул, и внезапный удар об пески. Руки еле дотянулись до ушей. Звуковая волна отбросила трупы и мелкие искореженные железки к ближайшему бархану. Внезапная боль в ногах. Потемнело в глазах.
“Все…”

Три дня доспехи поддерживали жизнь хозяина. Этого хватило…
С режущей болью во всем теле, опершись на мандалорийские рукавицы, воин встал с песка. Экзоскелет помог ему выстоять, а не упасть, как сделал бы любой другой.
Черные плотные доспехи на Татуине – разве что клону под силу. На руки накатила слабость. Но зажатый в руке бластер не хотел падать. Опять же, с помощью экзоскелета.
Захотелось жить.
-Хром… Прими координаты и лети сюда. Конец связи. – хрипло просипел Охотник.

Отряхнув песчинки с комлинка, мандалориец спокойно упал на землю, сжимая пальцами бесполезный бластер. Рука автоматически отшвырнула ненужное орудие подальше.
Глаза закрылись, и он снова ушел из мира сего, закрытый бессознательным положением.

II

Охотника приметили еще давно, хотя не обращали на него должного внимания.
После войны с южанг – вонгами, довольно много мандалорийцев стало обитать в Галактике. В отличие от многих, этот мало сидел в кантинах с шумной компанией.
Гораздо больше его видели у гильдии рабочих, которая была одной из самых надежных дорог к попаданию в синдикаты. Наиболее крепких всегда отбирали туда, затем подготавливали, а затем, выпускали их в свет, чтобы они приносили пользу хозяевам.
Поскольку Черное Солнце распалось, то на его ресурсах стали наживаться более мелкие и неспособные к настоящей конкуренции с этим могущественным синдикатом. Часто у руля таких вот формирований были “ветераны” – бывшие работники Черного Солнца.
Один из них – Риис Хантдаш был боевиком на Корусканте. Часто его хозяину перебегали дорогу более шустрые банды, и его с группой, обязательно превосходившей противника в числе и качестве вооружения, посылали уничтожать вот таких вот рыбешек. В такой банде и был замечен раньше Охотник. Вскоре после формирования, они смогли захватить оружейный конвой, на всех порах несшийся к могущественному синдикату. Но… Их местоположение вычислили по маячкам, установленным на транспорты и туда была послана мощная группа «Сабля”, которой и командовал Хантдаш. Вскоре, все были уничтожены. Выжить смог только Охотник. Как – никому неизвестно. В любом случае, рыбешка оказалась тигром и “Сабля” понесла потери, поэтому группа стала не столь многочисленной как в былые времена. Решив проблему, Черное Солнце перешло на другие криминальные дела, и разжилось новыми ресурсами.
В то время, наблюдение за Охотником кончилось, и вот он появился на сцене снова.
Когда есть проблема, и шанс ее решить, надо это сделать.
Потому что Охотник действительно стал очень опасен. После смерти друзей, он недолго оправлялся, прилетел на Мандалор. Там воин получил более серьезную подготовку, нежели раньше. Юношеские годы обучили его многому, зрелые – обучили всему.
Теперь он не был просто бойцом, он стал карателем. Жестоким убийцей, скрывавшим свою душу в прохладе черного визора. Вскоре, Черное Солнце спохватилось от боли в сердце. Убит один из виго, занимавшийся делами на Корусканте. Многие из его приспешников погибли с ним в один день. От правильно заложенной бомбы и четкого выстрела в черепную коробку. Тогда впервые Охотника увидели снова. В космопорте.
Уже было поздно. Его корабль уже исчез за тонкую линию горизонта.
Хантдаш к его счастью уже был переведен на Татуин.
Затем, Черное Солнце было расформировано из-за массы неудач, настигших их после столетия возрождения со времен гибели принца Ксизора. Хантдаш успел отколоться от синдиката, и создать свой. Связи помогли ему раздобыть наибольшее количество кредитов и укрепить своего криминального птенца в гордую и доминирующую над другими птицу. Да, Хантдаш не стал главным в Галактике, но указывать ему – уже никто не смел. Его побаивались даже силы Республики. В конце концов, он силой добился создание новой криминальной империи. Теперь – “Феникс” владел несколькими планетами и мог безопасно для себя играть правительствами этих планет, как марионетками. Но и отец этой империи зря время не тратил. Лично для себя он заставил сделать операцию, которую делали дроиды, у которых были вставлены чипы, такие как, например чип “верности” или чип, модернизирующий их возможности. Благодаря этой операции, Хантдаш стал напрямую подключен к ГолоНету и поэтому он сразу узнавал обо всех событиях в Галактике и обо всех мелочах на Татуине. Часто Риис просто останавливался посреди коридора. Это происходило из-за перегрузки информации в мозге. Но, очнувшись через пару секунд, он продолжает жизнедеятельность.
Весть об Охотнике сильно разозлила его. Он закрылся в столице своей империи, особняке вдали от Мос Эйсли и Анчорхеда. Охранники, биологически модифицированные, выстроились в три линии защиты вокруг особняка.

III.

Охотник лежал на земле, ощущая боль в каждой клетке. Удалось. Теперь мстить некому. И пусть шавки в Галактике будут раздирать падаль жертвы. Все равно они не будут тем, что сделал Хантдаш.
Гул репульсоров. Замкнутый в себе, мандалориец вдруг поднял голову к небу и освободился от оков болезненной комы. Маршевые двигатели с ревом замолчали, и штурмовая канонерка осела на песке.
Воин медленно поднялся и побрел к кораблю. Из трапа выскочил Хром и помог капитану зайти на борт.

IV.

Люди испуганно шарахались от одного вида Охотника. Выделявшийся из толпы, мандалориец брел по песчаным улицам, утыканными белыми глиняными домами, отражающими свет. Хлопок по плечу. Нет, тут Охотнику ничего не угрожает. Тем более рука не дрожала, значит это признак либо профессионала, либо друга. Профессионалы не глупы, поэтому не будут убивать жертву на глазах у толпы.
-Нам в кантину, мой друг. – послышалось из-за спины. Голос был тихим, немного ломким, но твердым.
-Хорошо. – Охотник успел развернуться и взглянув на пришельца сразу сделал вывод: “Редкий.” Действительно, лицо его было не похоже ни на одну знакомую форму жизни.
Узкий разрез глаз, пульсирующий алый цвет, совершенно белый цвет кожи, когти, выступающие из костяшек, две крошечных ноздри как у рептилии, и сжатые, высохшие губы. Пришелец был высокого роста, чуть меньше мандалорийца, и держался отлично, видно прохождение военной службы. Три булавовидных хвоста медленно покачивались за его спиной. В пустыне его будет трудно заметить.
-Забыл представиться. Данаи Калад. Вы, возможно, ситх его знаете кто я? – видя, что Охотник кивает, он тихо добавил. – Все в кантине, мой друг, все в кантине…
В кантине “Глубина” царила атмосфера душная и как всегда – веселая. Четверо битов исполняли хит последних дней: “Это джизз”. Банальнее быть не может. Тем не менее, эти ребята исполняли его отлично и под конец были вынуждены сыграть ее еще раз, поскольку слушателям нравилось исполнение. Наконец, им надоело, и они исполнили другую не менее знаменитую композицию: “Танцуй хатт!”. Рядом с ними стоял, сверкая улыбкой, бармен – человек. К нему подошел еще трезвый забрак и попросил порцию саарты – местного напитка, получаемого из крови рондо и люмин - эля. Саарта по крепости была слабее Корускантской водки, но сильнее Белтрейнской, поскольку на Белтрейне нельзя делать напитки, градусом доходящей до отметки 40.
Рядом играли в саббакк два таможенника из фирмы, на столик дальше сидели два мандалорийца, одетые в доспехи карателей. Неизвестный подвел воина к ним, и без приглашения уселся за столик. Один из карателей, с рассеченным от удара когтями вуаны лицом, пригласил Охотника за стол. Тот кивнул и уселся.
-Ио’сон? – спросил каратель, пригласивший его.
-Да, я там жил. И служил тоже там.
-Да… Красные пески… Патруль… А тут почти все тоже, верно?
-Да уж, тут я с тобой согласен. Только пески не красные – а золотистые…
-Какими судьбами, земляк?
-Ну, скорее всего, ты знаешь кто я. Если нет, то я – Охотник. Тот самый. Дела у меня тут… Кровные…
-Ситх. Значит, мне довелось поговорить со знаменитостью! Тирис! Пойди за пивом нашему дорогому гостю! – изуродованное лицо расплылось в улыбке. Не каждый день поговоришь с тем, кто завтра на рассвете может быть казнен. Второй каратель медленно встал со стула и подошел к бармену. – Значит, месть?
-Вроде. – второй каратель распихивая гуманоидов на своем пути протиснулся и расставил четыре кружки Татуинского. – Спасибо. Только чую, одному мне не справиться, даже с моим арсеналом возможностей.
-Говори, чем помочь… - вдруг подключился к разговору второй каратель в тот миг, когда первый отхлебнул из бокала.
“Близнецы. Правда, второму повезло больше.” – пришел к итогу Охотник, когда рассмотрел лицо второго.
-Знаешь Рииса Хантдаша? – тише сказать мандалориец просто не мог.
-Далеко замахнулся, burc’ya! – синхронно выпалили двое.
Пришелец в разговор пока не входил. Только слушал, изредка выливая пиво себе в глотку.
-Привычка. Ладно, помочь можете, или самому разбираться?
-Поможем. – внезапно отрезал молчавший.
-Да. Поможем… - снова синхронно закивали головами близнецы.
Охотник был доволен. Если все будет проходить так, как прошло сейчас, то его операция будет блестящей.
-Ладно, выпьем за Мандалор.
-За Мандалор! – все четверо встали со стульев и с размаху ударили бокалами. К счастью, все оказались целы, и недопитое до конца, выпилось мгновенно.

Данаи оказался наиболее веселым и попросил битов исполнить “Песчаную бурю”, сунув бармену кучу кредиток. Калад подошел к таможенникам и ударил их лбами друг об друга.
Началась драка. Охотник показал карателям, что будет во дворе. Он вышел через черный ход, отплатив бармену, счет и чаевые, затем, отшвырнув от себя назойливого йаву, сбил с ног кого – то, но заметить мандалорийца в толпе уже было невозможно. Он вышел через черный ход и уселся на контейнере доставки покрашенным в белый цвет. Через час вышли его новоиспеченные уставшие от суеты компаньоны.
-Ну что, как веселье?
-Лежит… - устало отозвался каратель со шрамом и надел шлем. Его брат стоял, уже поблескивая темным визором. Калад сжимал кулаки, уже одевшись в традиционную
броню шторм – коммандо. Чем удивил Охотника.
-Что, всех уложили?
-Ну… Не всех… Бармен и биты вроде целы…
-А… Ну тогда все в порядке. Ладно, куда теперь?
-Думаю, Охотник, тебе нужно место для отдыха?
-Нет. Я не спящее существо.
-Что?
-Я не умею спать.
-Вот ситх. Тогда нужно место для разработки плана, верно?
-Может быть.
-Тогда мы идем в “Спящую банту”. Я хочу спать.

Компания медленно направилась к маленькому зданию.
“Спящая банта” была буквально поселением… Двор, огражденный от остальной планеты дюрастиловой стеной, вмещал в себя несколько зданий и территорию. Несколько человек в мандалорийских доспехах встретились на пути. Раньше такого быть не могло. Теперь мир изменился. Мандалор выпер южанг-вонгов из Галактики, и теперь многие мандолорийцы с гордостью ходили по улицам разных планет.

На следующий день Охотник и Калад подались в банду, которая была близка к империи Хантдаша. Первое их задание было вместе с группой опустошить базу совершенно новой и не оперившейся птицы.
Десантный транспортник был очень старым, а поэтому часто трясся.
-Ты мне так и не сказал, какой ты расы… - усмехнулся мандалориец.
-А, я из хитарцев. Хитар – наша родная планета… Меня сюда ситский экспедиционный транспортник еще в детстве сюда привез. Да, я тоже из ситхов. Правда, потом ушел от них… - честно признался Данаи.
-А я из ши’идо. Клон. Родился на Камино. Жил на Ио’соне.
-Хм… Меня настораживает одно: ты жил во время походов Мандалора против южанг – вонгов?
-Может быть, и против Конфедерации Независимых Систем воевал во времена Войн Клонов, а затем бился плечом к плечу с имперцами когда началось восстание. Меня уже несколько раз клонировали. Поэтому трудно упомнить все детали своей жизни, когда ты даже и понять не можешь, почему опять появился в “Скайпрее”, хотя пять минут назад ты был от него в километрах ста.
-Значит, воевал, раз хоть что – то помнишь о тех временах, когда мой дед был еще маленькой ящеркой. – усмехнулся хитарец.
-Ладно, обманывать не стану, воевал. Фетты всегда отличались силой и тактическим раскладом ума. Благодаря Бобе мы и тут расселились. Я думаю, через десять лет любому мандалорийцу тут надоест…
-Бобе?
-Да, Бобе. Он сражался плечу к плечу с нами, а перед смертью – все равны. И друг, и враг, и князь, и грязь. А ведь старик Фетт мне жизнь спас! – Охотник усмехнулся, приоткрывая старую главу книги, которую прочтет кто – то другой, а именно – Калад.
-Как? – глаза хитарца вспыхнули жаждой к знаниям.
-Случилось это при битве за Мандалор. Я, уже оперившийся и уверенный в себе после стольких воин, в ряду Призрачного отряда…
Калад чуть не поперхнулся от удивления.
-Призрачного отряда? Того самого?
-Если ты говоришь о подвиге Города Костей, то да, ты – прав. Слушай, если не интересно, не перебивай. – клон гневно посмотрел на хитарца.
-Извини, рассказывай дальше! – было видно, что Данаи просто благоухал, поскольку для него сидеть с таким… клоном – честь.
-Во время атаки на Город Костей, наш отряд был там. Нас было немного, всего двенадцать, а десанту южанг – вонгов не было конца. – Охотник мысленно проклял себя: “Ну кто меня за язык тянул? Совсем скоро ветераном стану…” – ПВО уже успели разрушить диверсанты, высадившиеся за месяц до начала осады, которые в течение всего месяца вели саботажническую деятельность. Город уже успели разрушить, поэтому мы сидели в руинах, наблюдая, как пополняются войска противника. Надо было что – то делать, иначе обороне – конец. Вот мы и распределились кто куда… Затем начали пальбу.
Поскольку вонги мало любят технику, у них не было никакого огнестрельного оружия.
Поэтому мы стреляли точно, не давая противнику подойти близко. В конце концов – у нас кончились все боезапасы кроме двух ракетниц. И что ты думаешь, мы сделали? Вонгов – тьма тьмущая, а нас всего двенадцать, и то семерых считай – пропали. Вот я и пальнул по транспортнику ихнему… Ха! Удача была при мне, и я попал прямо в двигатель этого монстра! Он с диким ревом упал прямо на ораву. Ни крику, ни стону. Эти вонги – вообще ничего не чувствовали… Такого красивого взрыва я еще нигде не видел… И тааак тепло на душе стало… Остальных мы уже вдвоем с Барде добили мечами. Ты видел умирающего вонга? Тебе повезло… От трупа разбегаются в сторону разные его приборы.
-Стой, а где тут Фетт? – внезапно перебил ящер.
-Не перебивай, чешуйчатая скотина! – довольно грубо ответил ши’идо. – Мы были последними, кто отбил атаку вонгов. Они решили смотаться оттуда, оставив пару отрядов своих воинов для карательских целей. Мы переправлялись в центр, как вдруг на нас напали те самые отряды. И если бы не вовремя подошедшие части Фетта…
-Но!
-Я сказал, не перебивай! Вонги завели нас в чащу, оторвав нашу часть от главного войска. Боба разобрался в этом. Затем, была бойня. Реактивного ранца у меня не было. Вокруг меня были вонги и огонь. С вонгами я справился, а вот огонь… И если бы не Фетт, то наверное… Я бы сейчас был бы не во втором поколении, а в третьем… - рассуждая, закончил Охотник. – А вот Барде… Его изрезали на части. Вонги…
-Ясно… - тихо бормотнул хитарец.
Все остальные десантники тихо прислушивались и глотали в себя слюни. Им наверняка не выдалась такая разномастная судьба как у древнего мандалорийца.
Тут Охотник вспомнил о том, что он все – таки потерял присущую ему хладнокровность и рассказывал об этом подвиге, как и любой другой ветеран войн…

Мандалорийцу стало плохо. Вот уже две сотни лет он жил… А для чего? Он сделал хоть что – нибудь хорошее? Скольких он убил? Сколько еще предстоит убить? За что?

Все просто: “Убивай, иначе ты будешь мертв.”

Древняя как весь мир мысль. Это все из-за нее. Стремление выжить.
Страх перед Смертью? Нет. Стремление выжить… Убить и выжить… Пройти кровавый путь по трупам и черепам врагов, но выжить и не слиться с ними. Не слиться с мертвыми.

Нет. Нет. Нет.




V

Кернус устало подтянулся и огляделся…

Теперь это уже был другой Кернус. Черный Мандалор с гордой статью в глазах, скрытой под черным Т-образным визором. Его душа уже была сожжена. Теперь на его руках – кровь. Охотник. Та операция с Хаантдашем прошла успешно. Не нужно было даже ничего делать, просто “Мститель I” залпом из ракетниц разнес половину особняка, а подземную часть отчистил с помощью четырех протонных торпед… ПВО демонтировали близнецы и хитарец, притворившиеся техническими служащими.
Хитарец погиб. Близнецы тоже. Такова плата за близкое знакомство с Охотником.
Слишком многие хотят Кернуса продать в системы, где его голова стоит очень больших денег. И слишком многие умирают… Снова и снова. День за днем…

Кернус стоял на мостике “Темного Ангела” и скрестя руки, немногословно обозначил свою мысль:
-Поведись с высокомерными, и они тебя испортят Экзар. Испортят…

Твой новый дом.

Тучи печально нависли над спящим домом, скрывая собой любой небесный источник света, и, так же печально, проводили взглядом тебя, зашедшего в дверь. Тихо, успокаивающе, скрипнувшую за тобой, отделив от тебя всё былое и вырвав все надежды из души.
Тоска, наполняющая все здание, хладнокровно закралась в твое существо. Пожирает изнутри, жжет, убивает и растет, ликует и вызывает слезы на твоих глазах…
Пустые стены, мертвые окна. Полусумрак. Комнаты, полные одиночества, давят, унижают и уничтожают, зовя за собой в могильную тишину. Глухая дверь уже больше никого не впускающая и не выпускающая. Дождь. Безразлично и монотонно начавший барабанить по железному подоконнику. Тихий скулеж бездомной собаки под окном. Отчаянье, таящееся за спиной. Чей-то страх заблудившийся в темных углах комнат. Медленно приближающийся по потолку ужас. Неяркий, готовый сгинуть, свет твоей зажигалки. Блики чьих-то слез оставленных на обшарпанном полу. Полусгнившая веревка, привязанная в пролете лестницы к железным прутьям. Зеркало такое бездонное и такое холодное. Единственная вещь, оставленная бывшими владельцами дома, впитавшая в себя весь кошмар творившегося здесь. Озлобленное зеркало, отражающее лишь черные, зловеще ухмыляющиеся углы огромной комнаты. Истерический смех сумасшедшего, врезавшийся в крышку подвала, пытаясь выбить ее и вырваться наружу вслед за своим хозяином. Ты решил бежать. Но дверь. Как снисходительный старичок лишь качнулась, дернулась, впустив несколько капель ледяного ливня и снова, намертво, закрылась. Окна. Наглухо забитые толстыми досками снаружи. Никак не выбраться. Никак. Разве что лестница наверх. Ты понесся вверх, огромными шагами, пропуская по одной, две, а порой и три ступени подряд. Несчастные ступени, годами никем нехоженые, жалостливо скрипели под твоим весом. Первая же дверь легко отворилась под натиском холодной руки и запустила в нутро комнаты. Такой же хмурой и унылой, угнетающей комнаты. Другая, третья, нисколько не меняли свои лики, они были столь же ужасающи, как и все предыдущие комнаты. Ужасающи и пусты. И не имели выхода никуда кроме как назад. Истерический смех сумасшедшего заменил себя кашлем старика. Наконец. Путь на чердак. Пустынная комната с низким, удушающим потолком. Маленькое окошко, выглядывающее в мертвый сад перед домом. Звон стекла, упавшего на пыльный пол, непривычно больно полоснуло по слуху. Звон стекла как звон колокола по усопшему. Казалось те же ледяные капли дождя, что коснулись кожи у двери, коснулись сейчас лица. Ледяные. Словно иглы. Всепоглощающая темнота с удовольствием заглотнула фигуру и радостная новой жертве выпустила кусочек луны. Бледный серп уныло выглянул из-за тучи и снова скрылся в ней. Шарканье чьих-то ног в доме. Твой последний шаг и тот неверный. Предательски скользкая крыша взвизгнула под подошвой ботинок.
Холодный ливень молотил по лицу, одежде. Холодные капли падали на землю и обрызгивали грязью бездыханное тело.

Gojen и Призрачный волк представляют своё небольшое совместное творчество...не судите строго.

Эхх... Сижу в комнате вся такая романтичная... Окна не зашторены, через тонкий тюль просачивается свет фонаря и ложится на стены... Небо светлое, а силуэты домов на нем - темные... Тени движутся, принимая какие-то причудливые формы...
Я не знаю, зачем пишу тебе это, правда...
Театр теней...должно быть дико красиво...
Наверное потому что я не буду стебаться и проникнусь...этим кстати мог бы проникнуться ещё один человечек, которого сейчас в сети нет.
А еще ветер... Знаешь, он капризный, как ребенок... Окна в доме напротив зажигаются мозаикой... И первые - всегда на пятом этаже, я знаю... А мой фонарь светится очень ровно и педантично... Вот следующий - тот нервный, то гаснет, то снова зажигается, а при приближении человека истерически мигает...
Он боится той тени, что отбрасывают люди...он свыкся с деревьями что растут неподалёку, а вот тени людей...они такие страшные, непривычные и неестественные...
Да... Они ходят ночами, громко говорят, выясняют отношения... А он всему свидетель... Наверное, он даже немного гордится тем, что так высок - ему много видно... Но клен перед самым моим окном все равно выше, хоть никогда и не говорит об этом...
Но это только им кажется, что они громко говорят, а на самом деле...что же на самом деле - не знает никто, даже фонарь, даже клён.
А клёну незачем хвастаться. Вот когда он был маленьким(и завидовал тому фонарю), и боялся что на него кто-нибудь, случайно ли, нарочно ли, он качался на ветру и думал: "Вот когда я вырасту, то буду дразнить фонаря тем, что он меня ниже, и что когда-то всё было наоборот..."
А потом клён вырос. И теперь, глядя на всё это с новой высоты, он понял, что дразниться не стоит, это так...не заслуживает внимания..."А что же заслуживает?" - могли бы мы спросить у клёна. Да, да только клён не ответит, скажет лишь что нам ещё рано знать. А потом, когда мы вырастем, и снова зададим ему этот вопрос, он ответит своим смехом-шелестом: "А ты и сам ответ знаешь, он в тебе.."
А небо с каждой минутой темнеет, и кажется, будто оно все отдаляется... На горизонте оно грязно-оранжевое, словно не успевшее еще остыть после захода солнца, вон зеленая полоса - кто бы знал, что небо таким бывает... А здесь оно по-летнему синее, и темный силуэт дерева словно вырезан из него...
То ли вырезали его из картины, то ли взяли и вырезали из бумаги чёрной да наклеили на этот пейзаж, обретающий с наступлением темноты новые краски...
А на пыльном окне - отпечатки, странные узоры, нарисованные в задумчивости, в одном из стекол - трещинка... Сколько я себя помню, столько она там была...
А еще из окна видно... шесть, семь, восемь домов... Странно... По два-три светлых окна на этаже - не больше...
Потому ли это, что люди устали от света? А может просто устали? Может ли статься так, что человек устаёт от отдыха? Вестимо может...а может нет тут никаких философских проблем и просто решили люди-человеки отоспаться перед грядущим днём? Кто знает?
Еще рано спать... Рано думать о завтрашнем дне... Встреть его - тогда и посмотрим...
Но вдруг что-то в квартире зашевелилось... Щелчок, шаги, вздрогнуть - атмосфера разрушена... Голос, открытая дверь... Нет, я не сплю...
Зачем?.. Почему всегда так?..
Бывает так, что думы мешают радости. Вместо того, чтобы наслаждаться тем, что есть, человек думает о том моменте, когда это самое "что-то" исчезнет и он снова останется один...
Но ведь это неправильно и так просто не должно быть...ведь правда?

Меня здесь еще не было.
Просто не видел... то ли смысла, то ли стимула. К чему, казалось бы...
Ладно уж, чего там. Нынешний случай обязывает прийти сюда и сказать громко и для всех.

Итак. ores'у и Седьмым Граням посвящается.

Дело жертвенности.

Легконогие единороги вылетели на пригорок, один из многих в закатной части Старолесья. Воздух вокруг них звенел и переливался яркой, будоражащей кровь песней, лучился отсветами иных, несказанно прекрасных миров. Сиды в седлах мелодично негромко смеялись, и этот смех звучал, как залог непреходящести чуда и гармонии в мире. Ажурные золотые обручи стягивали их длинные, волнистые волосы, отблески солнечных лучей, рассекающих кроны вязов и буков, нежно струились по высоких голенищах сапог и резных кибитях тисовых луков. День радовался возможности потешить беззаботных Первенцев подлунного Мира.
Охота была в самом разгаре, и вечно юные стрелки мчались сквозь древнюю пущу, загоняя старого мудрого оленя. Ветвисторогий бык хорошо знал правила этих игр, потому, вытягиваясь в струнку, несся к окраине леса, на которой обычаи воспрещали сидам пролитие крови, за которой лежала свобода – и степь. Опушка близилась; Лесной Народ уже держал наготове луки и стрелы; олень мчался, положив рога на спину.
Огромным прыжком могучий зверь одолел груду бурелома, взмыв подобно сказочной птице. Но ни одна стрела так и не скользнула в муаровых тенях лесных патриархов.
Кавалькада замерла по знаку переднего всадника.
- Что случилось, принц? – обеспокоенно спросил один из его товарищей-следопытов. – Отчего Вы не стреляли?
Прочие же безмятежно напевали, исполненными внутреннего света очами лаская ветви зацветающих под дивные песни деревьев. Воздух сгущался, наполняясь нежнейшими ароматами. Принц огляделся, во взгляде золотистых глаз сверкнула твердость.
- Взгляни, Сейволио… - в голосе принца звучала уверенность того, кто решился встретиться со своей судьбой. И тоска по чему-то, что уходит навсегда. – Старолесье еще прежнее… И я никогда не решусь нарушить его покой, никогда и ни за что не соглашусь допустить под сень его крон Извечную Вражду. Я родился здесь... И этот олень – он ведь тоже родился здесь. Не хочется уходить, оставляя за собой смерть детей моего родного края. Ведь впереди у нас… - он не договорил.
- Война практически окончена, принц, - серьезно и печально сказал его Товарищ. – Мы победили… Дворфы более не сумеют поднять свою голову.
- Помнишь, как в третьем от нынешнего дня году Зеленоцветного Папоротника мы повстречали раненого грифона? Помнишь, как он рубил воздух и землю своими когтями, предчувствуя неминуемую гибель и не желая навеки закрыть свои орихалковые глаза?
Сид-спутник промолчал, придерживая игреневого единорога, охаживающего бока шелковистой кисточкой хвоста. Он помнил.
- Я не желаю дворфам такой судьбы. Не желаю падения чарующе-строгих сводов Холкуры. Не желаю, чтобы обезлюдели переходы и палаты Местара. Не желаю также, чтобы в последних судорогах они жгли Старолесье, Миннагоалу и Сторечье. Дворфы не всегда были нам врагами. И могут стать нам друзьями снова. Нужно только пойти им навстречу.
- Вот так? – тихо, едва слышно, густо краснея прошептал Сейволио. – Именно – так? Нету других путей?
- Ты не свободен сейчас, Друг мой, - грустно сказал принц. – Это печалит меня. Ты считаешь нас выше, чем Люди Скал? Но в чем же то наше превосходство, что позволяет нам свысока взирать на другие племена?
- И это говоришь ты, Миалоро, принц Старолесья и Сторечья?! Или, может быть, старики из недр наших чащоб нынче вещают ветхие свои мысли твоими устами?!
- Моими устами вещает только Леганская Степь. Тот простор, что лежит перед нами. То, что недавно еще было Младолесскими Убежищами.
Оба сида посмотрели вперед, на высокие синие горы, подымающиеся в немереной дали за ровной, как стол, степью – морем ковыля и полыни, сменивших сосны и дубы Младолесья.
- Может быть, ты охотишься в этом краю в последний раз… - сказал Сейволио тепло и мягко, и оба единорога прислушались к его словам. – Ведь раньше ты всегда так радовался случаю поохотиться в Старых Лесах.
- А я и охотился. Просто зверь честно ушел. – улыбнулся принц. – И это радует меня более, нежели его возможная смерть. Я слишком недавно с полей сражений…
Глубоко вздохнув, он твердо приказал Товарищу:
- Отправляемся к Венчальному Холму!
Изящная красивая кавалькада – две сотни прекрасных обликом отборных молодых воинов-сидов – выбралась волшебной стаей на просторы Леганской Степи, чтобы отыскать далеко впереди Венчальный Холм, где их уже ожидали вельможи Двух Народов. Подобно вихрям, летели единороги, и ястребы в небесах отставали от лихих наездников. Но смех и радость остались в сумраке родных лесов, сурово глядели по сторонам бойцы, почитая память павших удальцов и сгинувших дубрав, память светлого прошлого, омраченного вспышкой Извечной Вражды. Даже сейчас – ожидая нападения, подвоха.
К закату они оказались у подножия холма, в толпах вельмож и гвардейцев, посреди несметного множества шатров. Солнце уже клонилось к вершинам все еще достаточно далекого горного хребта; принца облачили в свадебные одежды, и мрачный лицом король стоял рядом, скрывая боль и надежду в глазах.
- Ты решился? – спросил он, заглянув в бледное лицо сына. Но увидел только решимость пойти на жертвы ради своего народа, ради добра, ради спасения множества жизней.
Первая часть венчальной церемонии произошла на вершине холма, и друиды торжественно соединили руки принца и скрывавшейся под вуалью дворфьей принцессы – плотненькой низкорослой девушки. Молодые сиды из свиты принца стояли, сдерживая горечь от того, что именно Миалоро, остроумному и добродушному любимцу народа, придется пройти через все это. Вельможи гомонили тихонько, обсуждая суровых и грозных дворфов из свиты невесты – угрюмых длиннобородых кнехтов и хиррдманнов. Ужасаясь судьбе сида, вынужденного взять в жены столь некрасивое существо… Ужасаясь векам мук, на которые решился принц. Дворфы изредка переговаривались, качая головами: неравный брак, неравный брак... не было бы беды.
Затем новобрачные, дворфы и двести сидов жениха спустились в недра каменистого холма и по длинным переходам отправились в сторону гор, дабы там, в святилище одного из Каменных Божеств, завершить церемонию, и дать наконец жениху впервые увидеть свою суженую.
Принц видел у стены храма суровый профиль бородатого Подземного Правителя, ожидающего конца обряда. У него немного закружилась голова, и от щек отхлынули последние кровинки. Он усомнился в своей решимости.
- Поцелуй же свою супругу, Миалоро, - возгласил священник дворфов и церемонно откинул вуаль.
Принц... ну, а что принц? Он искренне готов был пойти на любые жертвы ради своего народа, и брак с дворфой уже успел стать ему привычной мыслью. Пусть она некрасива по меркам его народа, он готов был на такую жертву. Но хрупкий предел его громадной жертвенности был сломан и превышен. И потому, именно потому принц не увидел ни больших зеленых глаз дворфы, ни изящных очертаний носа и скул… он вообще видел сейчас только одно. И хотелось ему только одного.
Вырвать.
И все.
Борода принцессы была совсем еще коротенькой и шелковистой, празднично заплетенной с ленточками.
Борода.
- Омерзительно, - ясным и чистым голосом сказал принц. В его руке оказался поданный Товарищем – он не видел, которым, но счел, что то был Сейволио, - зачарованный клинок из мифрила. – Подумать только. Я полагал, это досужие сплетни.
- Поскорее закончим с этим, - холодно сказал принц. И, более не в силах сдержаться, крикнул: - Смерть впереди нас! – длинный клинок опустился на лицо дворфы в тот миг, когда она уже схватила секиру, чтоб отомстить за обиду. И взлетел снова, и снова.
Сиды обнажили оружие и призвали пламенные шары. Дворфы вскидывали щиты. И сеча началась. А спустя несколько минут выплеснулась в переходы Города Дворфов.
Двести сидов, юношей и светлых дев, словно нож – масло, рассекли королевство дворфов. Меча огонь и рубясь клинками, они сеяли смерть и пагубу, проходя сквозь любые ловушки и западни. Дворфы, лишившиеся короля, сопротивлялись зло и отчаянно, но наступил такой момент, когда легион несущихся сквозь Подгорье почерневших на лице от копоти, кровавоглазых от неисчислимых виденных смертей демонов боли и разрушения заставил дворфов дрогнуть. Они сумели заманить смертоносных чудовищ в глубины, и вышли из Гор.
Дворфы сдались и полностью покорились сидам, признав их верховную власть. Большею частью они поселились в холмах поближе к покровителям, меньшая же избрала себе надземные селения.
Но остановить обезумевших резников и рубайл было уже нельзя. Их можно было только оставить самим себе.
Все дальше и дальше неслись они сквозь тьму с жутким завыванием, не ведая, в кого превращаются с каждым мигом.
И когда один из них… некогда носивший имя Сейволио… остановился в одном из покинутых селений дворфов, утер пот с покрытого шрамами лица и попытался сказать что-то светлое и чистое, что-то, что утешило бы их изувеченные сражениями души, смягчило их боль, почтило бы память отважного принца - только одно слово сумел он произнести, гордым взором обведя соратников:
- Драу!

(П.С. Вот такие вот дети рождаются от Неравных Браков, не так ли?)

Долго думала, поместить свой опус сюда или в раздел "Мгновенные мысли", так как данный текст скорее размышление чем творчество. Всего лишь два отрывка, - позже выложу еще.

Записки безумного лича.
Заговор.
А вы знаете, что существует Заговор? Нет? Ну, так я вам скажу, - он есть! Он пронизывает нашу жизнь, наше общество, подобно корням сорной травы. Что? Замешен ли в нем я? О, да! Так же как и многие из вас. Но я хотя бы знаю о том, что происходит. По своей ли воле я участвую в этом безумии? Трудно сказать. Иногда мне кажется, что у меня и воли-то своей не осталось. А то, что осталось, подчинено ИМ. ОНИ присматривают за нами из-за каждого угла, из оконных проемов и подвалов. ОНИ взирают на нас глазами цвета расплавленного золота, янтаря, изумруда, а иногда даже сапфира. А мы бежим, суетимся, торопимся. И все ради НИХ. Покупаем им еду и игрушки. Кто победнее, отдает ИМ последний кусок, на жалкие гроши берет ИМ молока и кильки. Но чем богаче становится человек, тем выше ИХ требования. Ошейники с драгоценными камнями. Корзинки, сплетенные из ротанга. Мясо и сливки. Игрушки из меха. Собственные домики. Все для ИХ удобства и удовлетворения. Кто сказал, что хозяева мы? Взгляни на тех, кто спит в твоем любимом кресле или пристроился на подушке. Взгляни на тех, кто всегда получает самые лакомые кусочки из твоих рук. Взгляни и узри ХОЗЯИНА.
Вы знаете, что существует Заговор? Нет? Ну, так я вам скажу, - он есть!


Зачем ты только что сказал ей это? Простит? Почему-то мы с такой легкостью говорим о прощении. Особенно, когда дело касается кого-нибудь, а не тебя. Мы бросаемся словами, прекрасно зная, что они иногда ранят вернее ножа. Но каждый раз мы уверены в том, что пройдет время, и нас простят. Почему никто не думает, что может пройти время, и мы сами захотим прощения. Да только прощать нас будет уже некому. И что тогда нам останется? Вина, воспоминания о ссоре и ядовитых словах, вырвавшихся в порыве гнева. Я для кого тут распинаюсь?! Ты же не хотел ее обидеть? Так беги, догоняй!
Ну вот, убежал. Как жаль, что не все решается так просто. Что порой бывает легче не заговаривать с человеком, молчать, теша себя надеждой, что может ты и прав. И с каким-то извращенным удовольствием воздвигать стену, где каждый кирпичик это обида реальная или вымышленная. И когда ты все же решаешь выглянуть из этой крепости, воздвигнутой из взаимных упреков и непонимания, то с той стороны видишь такую же стену и такую же крепость. Но даже это можно решить и исправить. Можно справиться с обидой, своей и чужой, начать все с начала и радоваться оттепели в отношениях. Так почему же нам так трудно сказать «прости» и простить самим?

Рассказ, написаный на *ужаснувшись про себя* конкурс - и успешно закончивший его в глубоких низах. )


Дверь скрипнула, в открывшийся просвет щедро плеснуло запахом сырости и шумом дождя, давно пора купить немного масла и смазать петли... Впрочем, посетителей за последний год не было - может, обойдется и так?

Бряк-бряк - колокольчик над дверью...
О, неужели наконец вспомнил?

Быстрым и уверенным шагом он вошел, захлопнул за собой дверь и содрал с плеч промокший плащ, попытавшись затем одновременно повесить его на кованый крючок над камином и сдуть прилипшую ко лбу мокрую прядь волос. Наконец, когда ценой немалых усилий это удалось сделать, он крикнул вглубь библиотеки:
- Мистер Биллингер?
Откуда-то из полумрака, обнимающего дрожащее пламя свечи над столом, заваленным книгами, донеслось приглушенное покашливание. Трясущимися руками старик сгреб со стола подсвечник и шагнул навстречу позднему гостю.
- Это вы, Левадис? Поздно сегодня... - он помолчал немного, взвешивая слова, и добавил, - Ужасная погода, не правда ли?
Ночной гость склонил голову, и негромко ответил:
- Я собирался в дорогу... Пришлось... немного раньше, чем задумал. Вы ведь не откажете мне выбрать пару-тройку книг - на месяц или около того?
- Разумеется, - с ноткой растерянности сказал мистер Биллингер, разводя руками, - Проходите и будьте как дома...

...Шаги, шаги, неловкие и напоминающие ломкую поступь слона на тонких ножках с какой-то полустертой из памяти картинки - шаг за шагом ночь и гроза остаются где-то сзади, не касаясь царства пыльной бумаги и старинных переплетов. Здесь тихо, только шелестят сзади страницы под рукой библиотекаря; он всегда читает. И иногда делает какие-то выписки в свою тетрадь. Да еще потрескают дрова в камине, и почему-то совсем не слышно успокаивающего стаккато дождевых капель - куда они делись, почему...?
Книжные шкафы, каждый был оформлен особенной резьбой, и сделан из отдельной породы дерева - странная причуда; а впрочем, если у хозяина есть деньги, это выглядит даже красиво. Здесь есть липа, бук, а там, кажется, красное дерево... это кедр. А это, кажется, орех?
Вдруг его охватило непреодолимое желание остановиться; он остановился, оперевшись рукой на резную орлиную голову в орнаменте полки и потянулся пальцем к запылившемуся дереву. Не совсем понимая, зачем он это делает, два раза вывел на его поверхности слово "hollow", с каждым разом все больше проникаясь символом пустоты. Из окружностей отрывистого почерка тысячей глаз сороконожки таращилась новорожденная Тьма, и почему-то пришла тоскливая мысль о бессмертии, которое вдруг показалось омерзительным и гнусным. Не глядя, он достал с полки первую попавшуюся книгу, открыл -

со страниц обожгло холодом, там, где-то под сердцем, это ведь она, и та самая осень, медь и кованая бронза на осыпающихся чеканных листьях, слетевших не иначе как со старинной гравюры... Распахнутое окно, вырванные страницы и глупые стихи в россыпи кленовых... белые мраморные, такие нежные и холодные руки, пальцем скользя по впалой щеке...

Он хорошо помнил, что будет дальше - всего через четыре дня. Слишком хорошо, чтобы не захлопнуть книгу, подняв при этом в воздух легкое облачко пыли.
Он пошел дальше, все убыстряя шаг и на ходу выдергивая из плотного ряда переплетов новые книги. Там было то же самое: эпизоды, кропотливо переписанные со страниц прожитой жизни на бумажные. Редкие картинки, удивительным образом не похожие внешне на происходившие события, но совпадавшие с тем, что при этом воспринималось внутренне (например, на одной из иллюстраций был изображен толстяк Булджер с гротескного вида ослиной головой, бывшей ему очень кстати).
Кресел в библиотеке почему-то не было, и он, плюнув на сохранность костюма, сел на пол, неловко скрестив ноги. Сначала он тянулся к старым, стершимся воспоминанием детства, потом выискивал среди книг недавнее, чтобы снова пережить и пересмотреть его со стороны, и наконец наткнулся на невзрачную истрепанную книжицу блекло-коричневого цвета без какого-либо признака названия. Похоже, ее открывали много раз - замусоленные уголки страниц, пожелтевшие листы и кое-где затертый текст... Создавалось впечатление, что она попала сюда случайно. Биллингер, когда ему приносили что-то действительно ценное и плохо сохранившееся, обычно загонял своих подручных за перепечатку.

Книга была написана на совершенно непонятном языке, хотя порой нелепые закорючки складывались в что-то неуловимо знакомое. В ней был всего лишь один рисунок, на котором была изображена библиотека и сидящий на полу джентльмен в смятом френче, окруженный разбросанными в беспорядке книгами. Только одна деталь отличала картинку от происходящего - за спиной нарисованного Левадиса стояла фигура, напоминающая пустоту, обернутую в балахон. Из широкого рукава торчало длинное тусклое лезвие, испачканное красным.
Первый порыв был - обернуться, но он быстро заставил себя успокоиться, и вернулся к книге. Разумеется, там никого нет. Или все-таки?.. ничего ведь плохого не будет, если он заглянет за плечо?..
Сзади никого не оказалось, и встревоженный рассудок успокоился, вернувшись к странной книге.
После картинки в книге шли пустые страницы.
Левадис внезапно ощутил, как здесь жарко; духота подступила к горлу, и он расстегнул воротник. Рука с безмерным удивлением нащупала на горле запекшуюся корочку шрама... откуда он взялся?!

стройная геометрия мира внезапно закружилась,
углы разлетелись изящными пируэтами,
переходя в волнистые спирали,
линии смущенно закольцевались
и устроились плоскостями на полставки,
пространство подумало и решило
- хватит.

...Услышав из глубины зала глухой стук, мистер Биллингер повел себя странным образом - он дернулся, сбив со стола свечу, затем, придя в себя, быстро сгреб книги и свою тетрать в портфель, схватил висящую на крючке трость и со всей доступной скоростью побежал, прихрамывая, к двери. Захлопнул ее за собой, (некстати вспомнилось, что надо было купить масла, но уже поздно) и заковылял подальше от злосчастного дома, поминутно оглядываясь.
Возможно, причины столь скоропостижного бегства были вам более понятны, если бы вы знали, что три года назад, в аналогичном случае (случившимся за сотню миль отсюда, в доме под номером девять, Батчер-стрит, Кентберри) со смертью владельца библиотеку вмиг охватил пожар, и большинство отобранных мистером Биллингером книг съело жадное пламя, а кроме того пострадала его любимая трость, которую затем пришлось нести в мастерскую и делать накладки из кости (за немалые, между прочим, деньги).
На этот раз он решил не рисковать, и держал все свое рядом с выходом.
- Он собирался в дорогу... - пробормотал мистер Биллингер, ожесточенно вонзая трость в мостовую, - Ах, Аего... зачем было так грубо? Хольгер, наверное, остался впечатлен, но то Хольгер...
Библиотекарь снова оглянулся, ожидая взметнувшихся к небу огненных языков, но похоже, в этот раз обошлось. Здание библиотеки было окружено, как призрак, тонкой завесой тумана, и словно замерзало, проваливаясь сквозь обыденность. Оно еще простоит, и может быть, даже несколько лет - память обычно живет дольше самого человека.

Полагающихся по законам жанра грома и молнии почему-то не было.



...Один умный (или не очень?) человек сравнивал подсознание с огромной библиотекой, где хранятся воспоминания и возможности. А сознание - с библиотекарем, который подчиняется командам мозга, и достает перед посетителем нужную ему книгу.
Но шкафов и книг слишком много, а он, бедняга, работает без перерывов и выходных, и даже ночует в библиотеке - когда мы спим, он ворочается во сне и пытается анализировать пустые коридоры и пыльные полки. Ему снится, что книги взлетают со своих мест, начинают кружиться и танцевать, а понятия вещей перестраиваются, убегая от логики... когда мы, неизвестно почему, съедаем во сне своих друзей или отбиваемся от возжаждавшего убить нас пушистого любимца.
Все это странно, и его беспокоит одно - на самом ли деле происходит это, или только сон, который видит сон? Он все хочет как-нибудь остаться ночью у горящего камина и не смыкать глаз, наблюдая за поведением книг, но увы - дела, дела... и всякий раз, когда приходит ночь, у него неотвратимо слипаются веки.

Смерть.
Не нужно её бояться. Пока есть мы, нет её. Когда прийдёт, не будет уже нас..
Смерть.
Она смотрит пустыми глазницами окон на бродягу, что пьёт глинтвейн, привалившись спиной к стене. Он вытирает губы грязной рукой и заходится в кашле, сплевывает кровь на мостовую.
Смерть усмехается ветром, гудящим под крышами заброшенных домов.
Бродяга падает на колени, вздрагивает от боли, что разрывает лёгкие и затихает. Смерть смеётся и поёт последнюю песню.
Смерть.
Она смотрит через дуло револьверы, приставленного к виску. Рука дрогнет, у него есть последнее мгновение подумать, кинуть оружие проч. Но всё, мгновение упущено и тяжелое тело падает на паркет, заливая его кровью. Смерть танцует на красных каплях, стекающих со стены.
Смерть.
Она призывает, рассказывая о свободе, что ждёт впереди, только стоит сделать шаг с крыши и за спиной распахнутся долгожданные крылья, и те кто сдерживал, пожалеют. Только шаг и все мучения закончатся, только шаг. Она делает его. Ведь все твердили, что только она может сделать свой выбор, но всё равно решали они, они диктовали как жить, но как умереть… она знает сама, достаточно шага и всё будет кончена. Вот только страшно, ноги дрожат.
- Кукла!- кричали они и смеялись над ней.
- Бессердечная!
А она плакала, сердце разрывалось от боли. Они лишь дёргали за ниточки. А она танцевала под тысячи чужих дудок и плакала.
Она ненавидела всех их, но улыбалась нарисованной улыбкой. Никто не смотрел в голубые глаза куклы… никто не замечал в них отчаянье.
Смерть.
Это всё что ей осталось.
Смотрит в даль, а рядом новая подруга протягивает костлявые руки.
- Это твой выбор…
И она падает вниз.
Смерть смеётся шорохом юбок, летящей вниз куклы.
- Я всегда рядом с вами!

///Cказка для Цынка///

**********

Кошке мучительно хотелось кота. В этом не было ничего необычного, поскольку вниз по реке нерестилась рыба, и все коты были там. Кошка понимала, но всё-равно хотела.
- Сидишь?
- Сижу.
- Да брось ты...
- Не смешно.
- Угу.
И они посидели еще немножко. Затем Линор достала банку кильки в томате и положила на камень-столешницу. Хороший камень. Плоский. Почему-то он сразу приглянулся девочке, и она не видела похода на реку без того, что бы что-нибудь не поставить на него. Кошка едва заметно оживилась, но старалась держать марку. Всё-таки она хотела кота, а не кильку. Хотя килька – это тоже не плохо.
- Будешь?
- Угу.
Они сидели на берегу реки и облизывали перепачканные руки, затем кошка поднесла измазанную лапу к губам Линор и вопросительно замерла. В воздухе повисло неловкое молчание, затем ребенок мотнул головой.
- Не сегодня. Ладно?
- Хорошо. Хотя мне это нравится.
- Мне тоже. Просто настроения нет.
- Угу.
Наконец не выдержав, Линор встала и пошла к старой коряге. Кошка не шелохнулась, потому что мучительно хотела кота. Естественно она могла и бегать и прыгать и даже ловить мышей, но всё это было сейчас не столь интересным как созерцание себя в лапах какого-нибудь перса. Или может что-нибудь более экзотически-южное. Египтянина может? Кошка облизнулась. Это так же не плохо как и килька. Вкусно.
Подкравшись, Линор ловко подхватила подругу на руки и закружила в каком-то покореженном вальсе. В танце было много не правильного, особенно манера девочки выворачивать ступни наружу. Словно вальс крутился в одну сторону, а ножки на шарнирах в другую.
- Прекрати.
- Хи. Значит, ты здесь раз заметила.
Кошка едва заметно улыбнулась, поскольку всё-таки малышка сумела её подловить. Прогулка подходила к концу, но почему-то хотелось погулять еще.
- Давай пройдемся.
Небрежно бросила она, выскальзывая из объятий и демонстративно не оглядываясь, затопала вверх по течению. Пожав плечами, Линор двинулась следом.
- А куда мы?
- Разве ты не знаешь? Если идти вниз по течению, то можно прийти к домику волшебника. Мы разбудим его. Он рассердится. Превратит нас в рыб, и мы поскачем с остальными вверх. К котам.
- Что бы те вспороли нам животы?
Кошка промолчала. Она давно усвоила искусство многозначительно молчать, слегка подрагивая хвостом. В этом, как ей казалось, было что-то загадочное. Таинственное. Чарующе-возбуждающее. Линор же просто терялась, когда её игнорировали, и замолкала.
Так и шли они вниз по течению.
- А ты хочешь кота?
Поинтересовалась кошка.
Девочка смутилась. Она знала для чего существуют коты, но всё-таки это были коты кошки и как-то не правильно хотеть её котов. Девочка промолчала. Удовлетворенно хмыкнув, кошка сочла молчание знаком согласия, и прогулка снова продолжилась в тишине.

- Тик-так.
Раздалось откуда-то из-за высокой сосны, мимо которой проходила девочка и кошка. Они замерли и прислушались.
- Спросите меня: «кто ты?»
Попросил довольно-таки приятный голос.
- Ты кто?
Линор решила взять переговоры на себя и подбоченилась, что бы казаться взрослее.
- Шалтай. Шалтай-Болтай.
Голос умолк. Они подождали еще немножко, но ничего не происходило. Пожав плечами, кошка со своей двуногой спутницей двинулись дальше.
В скоре показался сад камней. Кто его сделал было загадкой, но от этого он не становился менее глупым. Кому надо сажать камни? Это глупо. Но красиво. Почему-то. Как Линор. Хотя нет. Кошка мысленно поправила себя и добавила вслух
- Ты умная.
- Что?
- Говорю, что ты умная.
- Ах да... спасибо.
Кошка без предупреждения повернула в сад, но Линор было без разницы куда идти, а раз так, то и предупреждения не нужны. Устроившись на самом большом камне, кошка спросила
- И что теперь?
На самом деле, именно она должна была ответить на этот вопрос, раз свернула сюда, но кошка – это кошка. Линор понимала это и неторопливо, подбирая слова, ответила
- Обратно?
- Неее... рано.
- А тебе скучно?
- Немного.
- Мне тоже.

Телефонный звонок прозвучал так неожиданно, как может прозвучать звонок, которого ты ждешь больше всего на свете. И перестаешь ждать, и снова ждешь. Надя чуть не опрокинула себе на колени чашку с горячим чаем, попытавшись дотянуться до трубки, не вставая с кресла.
- Алло…
- Привет! Ты не забыла? Сегодня у Димки день рождения.
- Как я могла забыть. Я даже подарок купила.
Подарок и впрямь был хорош, - модель немецкого танка «Тигр» времен Великой Отечественной Войны в масштабе 1/23, в исполнении какой-то безумно крутой фирмы. Надя обегала с десяток магазинов, и выложила за него немалую часть своих сбережений, но он того стоил.
- Ну, тогда мы тебя ждем. Или, может, зайти за тобой?
- Да нет, я сама доберусь.
- Ну, как хочешь. Пока!
Девушка счастливо улыбнулась, - вечер обещал быть просто прекрасным. Осталось только предупредить маму. Пальцы быстро набрали заученный наизусть номер.
- Мам. Я сегодня вечером в гости, - к Димке на день рождения.
- А тебя приглашали?
- Ну, мам! Конечно, меня приглашали. И подарок готов.
- Ладно, иди. Только оденься теплее, а то на улице прохладно. Ты меня дождешься?
- Не знаю. Ну, ладно. Я тогда начинаю собираться.
Надя заметалась по квартире, пытаясь хоть немного прибраться к приходу матери, - вовсе незачем портить хороший вечер ссорой и нотациями на тему «какая ты неряха».
Надежда уже закрывала дверь, когда на лестнице послышались знакомые шаги. Мать Нади возвращалась с работы. Девушка вновь открыла дверь перед матерью.
- Привет. Ну, я побежала?
- Подожди. Во-первых, надень на голову что-нибудь, - я же говорила, что на улице холодно. А во-вторых, возьми респиратор, я тут новый принесла.
Мама достала упаковку с новым респиратором. Яркая нарядная упаковка притягивала взгляд. Какая-то необычная модель, - респиратор казался легким и удобным, выполненный из пластика, он, как ни странно, создавал ощущение праздника. Девушка встала на цыпочки и чмокнула маму в щеку, после чего метнулась в квартиру, и надела берет.
Надя быстро побежала по лестнице вниз, - лифт, как всегда, не работал. На одной из полутемных лестничных клеток мелькнули тени, из самого темного угла на нее смотрела дюжина глазок-бусинок, тоненькие голоса наперебой пищали одно единственное слово: «Есть-есть-есть-есть!» Надежда сунула руку в карман и, немного помешкав, извлекла оттуда кусочек соевого мяса. Кто-то из крыс подбежал поближе и маленькими лапками, так похожими на человеческие руки, взял угощение. «Ну и что, что мама просила съесть мясо самой, - оно мне никогда не нравилось, а крысам праздник. С крысами надо дружить», - так думала девушка, сбегая по лестнице. Вспомнилась статья в газете, где рассказывалось о том, как крысы спасли старика, кормившего их, позвав других людей, когда у него начался сердечный приступ. Вот и шлюз подъезда, - Надя надела респиратор, и лишь тогда вышла на улицу.
А на улице шел снег, серый и скучный днем, вечером, в тусклом свете редких фонарей он казался почти белым и каким-то сказочным. У подъезда стояла Аня, - девушка со второго этажа. Рядом стоял парень с одинокой розой в руках. На Ане был респиратор, на парне же противогаз, старинный и громоздкий. Видимо он был из малообеспеченной семьи, но тогда вставал вопрос, сколько он копил на то, чтобы купить эту розу. Было видно, что ему очень хотелось поцеловать Аню, но он боялся зайти в шлюз подъезда, чтобы их, не дай Бог, не увидели ее родители. Оставался еще вариант, - снять противогаз и поцеловать ее на улице, но, похоже, второй вариант пугал их еще больше. Надя прошла мимо влюбленной парочки, оставив их решать эту сложную дилемму.
Почти дойдя до конца дома, Надежда вдруг подумала, а каково это, ходить по улице без респиратора. Воздух уже не был столь опасен, как десять лет назад, - тогда даже в квартирах ходили в противогазах. А сейчас? Ведь если совсем чуть-чуть его вдохнуть ничего не случится. Девушка замерла на полушаге. Рука протянулась к респиратору. Ничего не случится… ничего. И вот, она решилась, приподняла дыхательную маску и сделала один неглубокий и быстрый вдох. А затем еще один. Воздух пах химией, пылью и чем-то кислым. В горле запершило, и Надя поспешно натянула респиратор вновь, избегая удивленных взглядов прохожих. Что и говорить, первый вздох разочаровал девушку. Но ведь ничего не случилось. Надежда улыбнулась, - в конце концов, впереди замечательный вечер, встреча с друзьями, Димкин день рождения. И она заторопилась, весело напевая по дороге.
Как будто не было прошлого, где люди ходили без респираторов, а крысы не разговаривали.

Рассвет и Закат.

Окраина Шилмислского леса. Еще не начался рассвет, негустой туман от ближайшей речки мешает разглядеть что за ночной зверь возвращается с охоты за деревьями. Даже слабый ветерок не колышет темные листья древ и кустарников. Природа вот-вот проснется, а белокурая лесная эльфийка быстро бежит по лесной тропе. Волосы ее развеваются за спиной, светлые как солнце благодаря волшебному зелью.
Перепрыгивая через вздымающиеся над землей корни дубов и лип, быстро сбежав с пригорка, она бегом помчалась из леса к полям вдоль реки. Восходящее солнце подсвечивает небо розовыми, оранжевыми и фиолетовыми красками. Зеленые глаза больно и приятно щиплет от яркого света - победы Латандера. В такие моменты свободы, свободы духовной, когда весь груз дум и былых поступков словно исчезает, словно рождаешься с этим новым днем и понимаешь насколько ужасно большинство твоих деяний.
Просыпаются утренние птахи, которые вначале робко, а потом все увереннее слагают новые дивные трели. И вот уже чувствует авантюристка на своей коже слабый ветерок. Она взбегает на поросший клевером и цветущими кустами шиповника холм, а снизу темно-голубая полоса неширокой речки, петляя, уходит снова в лес. Роса, осевшая на траву, так свежа и приятна. Ветер развивает волосы, усилившийся на возвышенности, откуда видны кроны древ, которые еще даже не позолотило солнце. Саида бежит все быстрее, как бы желая обогнать само время и забыть все зло. Ногти лесной эльфийки накрашены красным лаком, точно она рвала живое мясо руками.
И отдаленно воровка ощущает, как приходит до сего момента неведомое чувство раскаяния, что причиненная когда-то другим боль все же волнует в глубине храбрую и свободолюбивую духом эльфийку.
Какое блаженство, пробежаться по изумрудно-зеленой рассветной траве! Рассеивается легкий туман под натиском первых лучей солнца и Саида сбегает с холма снова в лес. Верхушку стройной липы так красиво позолотило солнце. При виде всего этого великолепия гармония вытесняет гнев, ненависть и чувство мести.
"А ведь мать была жрицей Кореллона Ларетиана..." - мелькнула в голове лесной эльфийки мысль.
И так она бежит, пока хватает дыхания, и пока солнце не взойдет слишком высоко, а на смену ночной и утреней прохладе не придет дневная жара.
Туман окончательно испарился, и высохла роса. Саида остановилась и огляделась.
"Но это не леса Эвермита и не древние леса былого Кормира..."
И снова, словно придя в себя, вернулись все мысли бывалого афериста.

Так повторялось каждый день, а на следующий месяц солнце уже успевало подняться к тому моменту, как проснется Саида. И уже не видела лесная эльфийка утренние сумерки.

Но эльфийка вскоре покинула Шилмислские леса и вернулась во Врата Балдура. Стояла полуденная жара. Волосам своим она уже придала натуральный цвет - медно-рыжий, который очень красиво сочетался с ее загорелой кожей. Звуки города тревожили острый слух лесной эльфийки, а запах немытых людских тел раздражал. Глаза внимательно следили за обстановкой, а сзади двигался высокий и хорошо сложенный негр из Чульта. Бывший раб, которого она выкупила у тайца за хорошую сумму, но потом даровала ему свободу... Но ее спутник не покинул ловкачку.
У негра были черные курчавые волосы, одет он был в это время года в кожаные короткие штаны, к ремню привязан длинный меч и странный по форме клинок длинный как нож, но короткий для сабли. Кожаные сапоги с твердой подошвой не позволяли Ахмету передвигаться по мощеной улице так же бесшумно, как эльфийские сапожки с загнутыми носами позволяли это Саиде. Негр был ее телохранителем и соратником, хотя всерьез воровка ему и не доверяла. Авантюристка давно уже никому не доверяла, полностью разочаровавшись и в эльфах, и в людях и в полукровках. Недавний визит в леса своего народа лишь ненадолго встревожил ее закаленный в несчастьях дух.
Неожиданно из толпы к эльфийке бросился человек в темном плаще. Саида испуганно остановилась. Ахмет за ее спиной сразу же выхватил мачете и стремительно двинулся вперед, чтобы загородить воровку от нападавшего. Негр преградил клинком путь незнакомцу и обжег его взглядом черных, как омуты глаз.
- Госпожа, у меня весть к вам. Очень срочная. Меня зовут Дэниз.
- Отойди, гнида, - прорычал Ахмет.
Саида кивнула негру в знак благодарности, но незнакомца не позволила к себе подпустить ближе.
- Говори прямо, что за дело у тебя ко мне.
Лесная эльфийка только сегодня вернулась, и у нее были очень важные сведения из эльфийских лесов, где она пробыла и как друг и как шпион.
- Твоего брата сегодня сожгут на закате, - помешкав некоторое время, все же произнес Дэниз.
Саида застыла, у нее словно сердце перестало биться. С губ хотел сорваться вопрос, но перед глазами закружились краски мира и, если бы ее не поддержал Ахмет, эльфийка бы упала прямо на грязной мощеной улице.
- Как сожгут?! Кто посмел?! – тихо, но с нотками возмущение говорила она.
Незнакомец ничего не сказал, а лишь отдал лист пергамента, где было указанно место за городскими воротами, куда Саида обязательно наведается, чего бы ей этого не стоило.
Передав бумагу, человек сразу же бросился в толпу и затерялся среди других жителей Врат Балдура.
Авантюристка сжала кулаки, но потом взглянула на бумагу. Через час Саида и Ахмет, раздобыв лошадей, поскакали на запад от города.
***
Сердце Саиды ойкнуло, когда она увидела сооружение из дерева для сожжения погибших. Тело было укрыто белым шелком. Она дала шенкелей коню и обогнала Ахмета. Словно ветер, преодолела она расстояние на вороном коне до погребального постамента и жрецов Латандера в простых одеяниях. Саида спрыгнула с коня и, не обращая более внимание на животное, вырываясь из рук жрецов, взбежала к телу.
- Дитя, лучше не смотри, - перехватил ее руку молодой клерик с тонкими чертами лица, как у эльфа, каштановыми волосами, словно плодородные земли Амна и в голубом одеянии. Он единственный смог поспеть за воровкой. На Саиду словно смотрело божество…
Солнце тем временем опускалось все ниже, и огненные краски осветили небо, придав облакам такое неповторимый окрас, землю словно позолотили в последний раз перед смертью дня, деревья сияли в золотых лучах.
Зеленые глаза смотрели печально, но авантюристка поступила, как требовало ее сердце, и откинула легкую ткань с тела.
Сердце словно проткнули ножом, и Саида пошатнулась.
- Ларрел! – слышала она точно в отдалении свой голос полный страдания и горечи. Глаза ее не могли поверить в то, что ее брат, преданный Кореллона Ларетиана, такой прекрасный щеголеватый эльф возлежал на этом постаменте в свои сто тридцать четыре года. Левая рука Ларрела была отсечена, голова тоже, грудь смята, точно ему сломали несколько ребер сразу, белый плащ воина испачкан в грязи и залит кровью, одежда порвана, когда-то нежная и шелковистая смуглая кожа боевого мага обескровлена и подпорчена стараниями крыс, глаза закрыты, но Саида не решилась проверить выклевали ли птицы очи эльфу, черные волосы брата, которые раньше были ему по плечи, растрепаны.
- Ларрел! У меня ведь больше никого не осталось! Кто возьмет меня в жены?! Я ведь порченная, грязная! Ларрел!.. – глаза Саиды застилали слезы, она почти ничего не видела. Эльфийка закрыла своим телом тело мертвого брата и рыдала так горько, как никогда в своей жизни. Не страшилась она уже позорных слез, не страшилась нашуметь, не страшилась и посторонних наблюдателей. Красивое лицо медноволосой эльфийки раскраснелось, волосы ее отливали огнем, словно красное пламя. Губы Саиды целовали грязную одежду лесного эльфа, его израненную кожу.
- Ларрел, слишком рано!.. Ларрел, возьми меня с собой!..
- Ну, хватит, хватит… - успокаивал лесную эльфийку Ахмет, который наконец добрался до погребального постамента. Он старался не показывать своих чувств при виде семейной сцены, как то искусно делали жрецы Латандера. Негр посмотрел в глаза молодому клерику и положил свои могучие черные руки на плечи эльфийке.
- Ахмет… - жалобно и едва слышно, роняя слезу за слезой, проговорила Саида, - я ведь так… не могу… больше… - она незаметно для всех вытащила обмазанный ядом голубого лотоса кинжал амнийских воров и, оставив тело в покое, приложила лезвие кинжала к запястью, чтобы перерезать вены и мгновенно умереть от яда, - жить…
- Ох, дура! – выбил кинжал из рук эльфийки телохранитель, развернул к себе и прижал к голой мускулистой груди. – А обо мне подумала? Кто со мной расплатится? – пробовал пошутить негр, но явно вышло неудачно. Саида безмолвно рыдала, уткнувшись в грудь Ахмета, и теплые слезы иногда падали на обнаженное тело негра.
- Ахмет, ему было всего сто тридцать четыре года… - и оранжевое сияние освещало четыре фигуры на возвышении: обнимавшего эльфийку негра, молодого жреца и изувеченного эльфийского боевого мага.
- Он прожил достаточно… – попытался сказать телохранитель, но Саида хоть и задыхалась от рыданий, но перебила его.
- Эльфы редко… теряют родных…
Негр погладил лесную эльфийку по голове, ранее такую спесивую и холодно-расчетливую, а теперь слабую настолько, что любой амнийский забияка смог бы ее обидеть, а затем и убить.
- Только не бросай меня так же, - сказал Ахмет, но Саида ничего не ответила.
Воровка отстранилась и уже спокойнее подошла к телу брата, чтобы посмотреть на него в последний раз. Рука ее потянулась к медальону в форме полумесяца, который лежал на груди покойного воина. Серебряный медальон, гравированный тончайшими и искуснейшими сложными завитками растений, что можно было годами разглядывать его красоту, отливал в закатных лучах. Саида нащупала у себя на шее совершенно другой медальон с изображением бархатной маски, что скрывала лицо целиком и лишь рубины указывали на вырезы для глаз.
Она сорвала с шеи свой медальон и сравнила его с медальоном Ларрела.
- Я говорила тебе, не носи звезду с полумесяцем, - глянув на пряжку на поясе брата, дрожащим голосом сказала воровка.
- Ахмет, возвращайся в Амн и передай, что я больше не служу теням. В моем сердце осталось место только мести. Вот, - она вложила ему в руку свой золотой амулет, так соблазнительно сверкавший в лучах солнца, - возьми его. У меня теперь другие цели.
- Спуститесь, пожалуйста, - учтиво попросил модой человек и жестом предложил последовать вниз за ним. В своем легком небесном летнем одеянии, такой учтивый и возвышенный, человек казался сущностью чего-то необъяснимого.
Негр покачал головой, но медальон взял. Он обнял авантюристку и увел ее прочь от тела Ларрела.
Жрецы затянули умиротворяющую песню, которая нисколько не вязалась с огненным закатом. Последние лучи изливало на землю великое светило.
Молодой клерик поджег факелом в нескольких местах погребальный погост и отошел подальше.
Саида словно во сне наблюдала, как пламя разгоралось, а потом стало пожирать тело ее любимого брата.
- Мы ведь расстались очень плохо… и это было очень давно.
Негр, понимая, что лесной эльфийке нужно выговориться, молчал и слушал.
- Зачем он покинул родной лес, ведь он никогда не хотел странствовать среди людей? – вопрос скорее прозвучал для нее, чем для Ахмета, потому негр опять промолчал.
Саида задыхалась от рыданий, но старалась, чтобы ее голос звучал четко и уверенно.

Эльфийка затянула грустную песню в своей скорби по Ларрелу.
- В том озере, сотканном из серебра,
На лунной дорожке златого ковра,
Печально вздыхает ундина одна -
В беспечного эльфа она влюблена.

Сын легкого ветра, и нежной зари,
Ее он не слышит - зови-не-зови...*
- Ivae, amine syolkiir tan. (Свет тебе, мой необузданный брат.)


И было сегодня двадцать шестое число месяца Киторн – Времени Цветов.

Когда погост уже обвалился, а тело сгорело в очищающем пламени, эльфийка уже не плакала.
- Что ты собираешься делать теперь? – спросил ее Ахмет.
- Если я умру, ты сожжешь мое тело?
- Кхм…
- Я буду Мстить за брата.
- И куда ты направишься?
- Я вернусь во Врата Балдура и найду эту вертихвостку-блондинку, что толкнула моего брата на эту авантюру. А потом мы найдем его убийцу.
- Тогда поехали…
- Это будет опасно, мой брат был могущественным боевым магом и мало кто смог бы с ним тягаться.
- Я твой друг, Саида, и я не брошу тебя.
- А как же теневые воры?
- К черту Амн.
Саида слабо улыбнулась.
- Друг… - так тяжело далось ей это слово после стольких разочарований, что привели ее к ремеслу тайных уловок и краж.


*Black Lion Duke

Черный менестрель

Весело трещал костер. Длинные тени играли с листвой, создавая чудные и пугающие видения. Лес ночью – прерогатива эльфов или сумасшедших. А лучше – и то и другое. Он сидел на бревнышке и, то и дело, подбрасывал дровишек в, и без того, яркое пламя. Но поленья были необходимы. Сегодня у него будут гость. Точнее гостья. Эльфы не любят покидать своего леса. Эльфы не ценят бродяг. А еще говорят, что эльфы не умеют любить. Но так говорят те, кто ничего не знает про эльфов, а именно – люди. Нет, то, что бродячих эльфов – раз два и обчелся, это правда. Но ведь они есть. Так вот он был одним из них. Нет, его не выгнала община, за ним не гонялись все вольные племена эльфов, он не состоял на службе у людей, что, вообще-то, хуже всего. Он просто был менестрелем. Вот уже многие годы и люди и эльфы втихаря мурлычут его песенки под нос. Почему втихаря, спросите вы? Да потому что он был запрещенным менестрелем. Сильные мира сего не любят, когда ваганты поют о них правду, да тем более и на улицах. И сильные мира сего не признают неподкупность. Не все, конечно, но в большинстве своем.
Он сидел на бревнышке и слушал ночь. Его гостья не была эльфом, но ему оставалось только удивляться ей нечеловеческой способности ходить по лесу бесшумно. Она чувствовала лес, как самоё себя. Несмотря на то, что происходила из древнего рода. Человеческого рода. Шорох. Что ж, она решила предупредить его о своем приближении. Тени метнулись, ближайшие кусты разошлись, и из мрака выступила фигура.
- Здравствуй, Трувор.
- Здравствуй, госпожа.
- Ты хотел видеть меня. Зачем? Почему именно ночью, почему в лесу, а не в трактире в центре города?
- У трактира слишком много ушей, даже по сравнению с ночным лесом…
- Не тяни время, трубадур, меня ждут, мое время дорого, не забывай об этом.
- Мое время, как и твое, не дороже всех звезд на небе. Я хотел сказать тебе, госпожа…
- Если ты скажешь, что влюблен в меня, то это я уже слышала.
- Придет она – ты ей стихи, поэт, пиши,
Уйдет она – тогда тоску вином глуши,
Вот так и мне один остался в утешенье
Возлюбленной моей излюбленный кувшин.
- Что это, Трувор?
- Это? Стихи.
- Мне?
- Вам, госпожа.
- Таких стихов мне еще не писали. Что ты хочешь этим сказать, поэт?
- Вы уйдете так же, как и пришли и забудете меня через какое-то время. А я буду напиваться в каком-нибудь кабаке,.. если буду жив.
- А если я дам тебе то, что ты, наверное, хочешь, ты поедешь во дворец. Я организую концерт…
- Но ведь я запрещен?! И за мою голову назначена награда… вас будут подозревать… - он ухмыльнулся. Подложил еще одно полешко в костер и посмотрел в глаза гостье. – А в прочем… я согласен.
- ??? Но ведь…
- Минутное удовольствие лучше недовольства вечности.

Перед какой только публикой ему не приходилось выступать, но столько знати в одном месте он видел первый раз. И почти все они – герои его сатирических куплетов. Эльф-сатирик! Какая насмешка над величием племен.
Он знал, на что шел. Он знал, что это его последний концерт. Но еще он знал, что давшая ему любовь в эту и предыдущие ночи носит под сердцем его дитя. Он не знал, кем он будет, эльфом или человеком, но он будет, а значит, жизнь пошла не зря.
Он пел и вдохновенно подыгрывал себе на лютне. Сзади надрывались флейтисты, пытаясь сыграть совершенно незнакомую мелодию правильно с перового раза. Он пел. Зрители слушали песни о себе. Кто-то негодовал, но большинство хохотало над верно подмеченными сравнениями и достаточно вольными интерпретациями фактов. Когда песни его иссякли, а буря аплодисментов стихла, вперед вышла та, что дарила ему любовь.
- Казнить.

Он был сожжен как преступник. Как еретик. Награда за его голову так и осталась лежать в казне, а та, что думала о ненависти к нему сгорала от ненависти к себе. И лишь одно мешало ей свести счеты с этой жизнью, где она совершала лишь ошибки – ребенок под сердцем. Его ребенок…

Сказка

Тук-тук-тук…
Стук у меня нервный и неровный. Да я и сама такая.
Дверь открывается, на пороге стоит Маша – маленькая девочка шести лет, рыженькая, смешная.
- Тетя Настя!
Маша бросается ко мне и обнимает за ноги – выше просто не дотягивается. Улыбаюсь. Какая я тетя? Мне всего-то ничего – двадцать два…
- Маша, дочка, кто пришел? – слышится голос из дома.
- Мам, это тетя Настя! Ты можешь идти на работу.
В дверном проеме показывается женщина. Усталое лицо – работает до седьмого пота, а еще кормить маленькую дочь, на себя времени нет, и так далее… Русые волосы чуть растрепаны, синие глаза растеряно меня рассматривают.
- А, это вы, Настя, - Катерина вытирает руки о передник, - Заходите, чего же мы на пороге стоим?
Она из тех женщин, кто с голоду умрут, а гостя накормят.
- Ох, Настя, я опаздываю… Вы сможете еду положить? Извините, не успела… Маша, иди на кухню.
Девочка неохотно отлепляется от моих ног и идет по указанному адресу. Катерина суетливо начинает шарить в карманах пальто, висящего на вешалке. Наконец, всовывает мне в руки денежную бумажку.
- Вот, берите. Извините, больше не могу дать… Право, вы меня так выручаете! Вам правда не трудно посидеть с Машенькой?
- Нет, что вы! Но деньги я не могу…
- Берите-берите! Иначе вы меня очень обидите.
Катерина накидывает пальто, берет в руки шапку и выскальзывает на улицу, оставляя деньги у меня в руках. Вздыхаю, и вешаю куртку на вешалку, прохожу в кухню.
Катерина работает по вечерам, да и то только благодаря тому, что я сижу с ее дочкой. Мне правда очень симпатична и эта грустная, усталая женщина, и ее смеющаяся дочь, я только рада им помочь… Рассеяно смотрю на деньги и прячу их в карман джинсов.
Маша сидит за столом и весело дрыгает ручками и ножками.
- Тетя Настя, кушать! Еда на плите, мама сказала.
Улыбаюсь девочке, начинаю накрывать на стол. Маша голодными глазами смотрит, как в тарелки плюхается гречневая каша. Наконец я сажусь за стол и приступаю к еде. Я пыталась не есть здесь – ведь им едва на себя хватает – но тогда Катерина жутко обижается.
Мы доедаем кашу, слышен только стук ложек о тарелки, да усердное чавканье Маши.
- Ну, а теперь – сказку и спать, - говорю я, ставя тарелки в раковину.
- Ура! Сказка, сказка!
Сказку Маше рассказывать долго – она девочка дотошная, ей все надо знать. Поэтому ложимся мы в семь, а засыпаем где-то в девять.
Маша залезает в кровать, натягивает одеяло на нос и серьезно так спрашивает:
- Тетя Настя, вы мой папа?
Я удивленно смотрю на девочку. Маша смущенно поясняет:
- Ребята в школе сказали, что родители – это те, кто любит, заботится. Мама и папа. Мама у меня есть, а вы папа?
Я молчу, не зная, что ответить. Машин папа бросил их с матерью, еще до Машиного рождения. Катерина врала дочке, что папа уехал в дальние страны, и вернется не скоро, но все равно их очень-очень любит… Но я терпеть не могла врать детям.
- Нет, я не твой папа. Твой папа… твой папа далеко. Ладно, давай сказку?
- Сказку, сказку! – Маша тихонько зааплодировала, тут же забыв о предыдущей теме разговора.
Я задумалась. Маша не любила стереотипные сказки про «Колобка», «Репку» и «Курочку Рябу», даже «Золушка» ее не прельщала. Поэтому каждый день я выдумывала ей новые сказки.
- Ладно… - начала я, - Жил был кот.
- Кот? А почему не принц? Или принцесса?
- Потому что он был кот. Как думаешь, может кот быть принцем?
- Ну, разве что кошачьим…
- Вот и я так думаю. Кот этот был большим, рыжим и толстым. Он любил лежать на кухне, на коврике, и мурлыкать.
- А мышей он ловил?
- Ловил. Но только иногда, когда было нечего делать. Больше всего на свете кот любил молоко, сметану, и девочку Зину, свою хозяйку.
- Ой, а сколько этой Зине было лет?
- Да она была не старше тебя. Кот ее очень любил, и часто ласкался к ней, играл с ней.
- А как Зина и Кот познакомились?
- Мама купила Зине Кота в магазине. Тогда Кот был еще совсем маленьким, но Зина кормила его вкусной едой, и очень скоро Кот вырос.
Но случилось так, что Кот разбил любимую вазу мамы Зины. Мама очень рассердилась, и выставила Кота на улицу. Он сидел за дверью, и большими жалобными глазами смотрел в окно, где виднелось личико Зины.
- Ой, грустно!
- Ну, в конце все будет хорошо, это же сказка.
Ну вот… Зина очень любила Кота, и не могла смотреть, как он мерзнет на улице. Тогда Зина вышла и села рядом с Котом, они обнялись, чтобы согреться.
- Гру-устно… Тетя Настя, я сейчас заплачу!
- Не надо плакать, Маша, ты же большая девочка! Вот Зина не плакала, а ведь это она сидела на морозе, а не ты. Зина совсем не плакала, наоборот, она смеялась и рассказывала веселые истории себе и Коту, чтобы не заплакать. А звезды – тогда был уже вечер – смотрели сверху на Зину и Кота. И так им понравилась храбрая и добрая Зина, что случилось чудо. С неба упала звездочка, прямо на Зинину ладошку…
- Ой, я тоже хочу!
- Тогда не плачь.
Ну вот, звездочка упала Зине на ладошку, и засветилась мягким светом. Звездочка была теплой. Зина и Кот устроились около огонечка, и им стало совсем не холодно, а очень даже тепло. Они сидели рядом, и рассказывали веселые истории.
А скоро мама Зины открыла дверь и позвала их домой. Ведь она была совсем не злая мама, просто это была очень дорогая ваза, которую подарил ей дедушка…
- Ой, хорошо… А что звездочка?
- А звездочка тихо-тихо улетела обратно на небо.
- Да? И больше не прилетала?
- Почему же? Она прилетала каждый ветер, и говорила Зине на ушко красивые сказки о том, что все всегда кончается хорошо, о том, что всегда найдутся настоящие друзья, и не надо плакать, а нужно быть храброй и доброй девочкой, и тогда все будет хорошо… Слышишь, Маша? Слышишь?
Спит. Маша уже спит, смешно улыбаясь, подсунув ладошку под щеку. А еще недавно она задавала вопросы… Так быстро умеют засыпать только дети.
Тихонько выхожу из комнаты, прикрываю за собой дверь. Иду на кухню, по пути захватив на книжной полке сборник сказок. Надо учиться, чтобы было, что Маше рассказать…
На кухне уютно, и тепло. Строки сказок будят во мне ребенка – а давно ли я была вот такой же маленькой, смешной и наивной? Давно ли я так по-детски верила в чудо? И почему это кончилось?
- Настя?
Отрываюсь от книжки – оказывается, уже глубокая ночь. Катерина стоит рядом со мной и чуть виновато улыбается.
- Спасибо вам, Настя.
- Да не за что.
- Знаете… завтра приходить не надо, я взяла отгул, побуду с дочкой.
- Хорошо.
Я улыбаюсь и выхожу из кухни. В прихожей надеваю куртку, привычно засовываю руки в карманы джинсов… Поколебавшись секунду, кладу бумажку на шкаф. Им нужнее.
Поплотнее запахнув куртку, выхожу за дверь…

Плуты

«Будто небо упало на землю,
Или солнце сказалось луной.
Я не верю. Наверно, я дремлю.
Это страшно - остаться одной.
Это бред? Всех жестоко убили?
Стража. Лучники. Где я... Не сон,
Все кто были - внезапно в могиле...
Безжалостно… и без похорон.»
Ri

Тха’рлал инстинктивно потянулся за мечами. Блеснули лезвия. Дроу и не подозревал, что после предложения о сотрудничестве, лесной эльф нападет на него. Темного эльфа спасла его реакция, когда он парировал мечом кинжал Джассина, нацеленный ему в бок. Он отступил назад и вторым мечом хотел нанести смертельный удар в живот магу, но огненный меч парировал клинок убийцы. Полыхающий по желанию владельца огонь от клинка светлого эльфа отбрасывал на лица противников оранжево-желтый свет, жаля глаза дроу. Эльфы шумно дышали, выжидая момент, чтобы продолжить бой в самый неожиданный момент для противника. Прохладный ночной ветер подхватил их волосы и пустил в причудливый пляс. Белоснежно-белые пряди дроу мерцали в свете полумесяца, а рыжие отливали огнем в ночном мерцании звезд. Воины смотрели друг на друга глазами полными ярости, но что-то их сдержало, чтобы продолжить бой.
- Прекрасно, - вдруг произнес Тха’р и ухмыльнулся.
- Идем? – уже более мирным тоном подхватил Джас, но клинки отвел одновременно с дроу. Пламя огненного меча потухло по желанию мстителя. Оружие ни тот ни другой не убрали. Он представить себе не мог, что дроу сумеет отразить его подлую атаку, но это возможно потому, что левая рука у него не разработана так же хорошо как правая. Все же это Тха’р двурукий, а не он. – Я проверял тебя.
- Лесной эльф, ты же не собирался со мной соперничать? – по хитрому взгляду темного эльфа было мало что понять, но мститель все же насмешливо улыбнулся.
- Что ты, что ты. Маг не соперник воину.
- Тогда хорошо, что ты признал свое… - хотел уколоть союзника дроу, но вдруг остановился и уже серьезно посмотрел на Джассина. Следующие его слова могли только все испортить и по тому, как лесной эльф напрягся, Тха’р понял, что если клинок промелькнет рядом с его горлом, то уже никто из них не остановится.
- У дроу оказывается тоже есть разум, - холодно отозвался Джас. – Не будем задерживаться. Хочу еще до восхода солнца найти нам прибежище, еды и понять где мы, Девять Проклятых Кругов, находимся.
- Мы далеко ушли от Мензоберранзана, - заметил темный эльф тихо, когда Джассин пошел вперед. Они внимательно осматривались по сторонам. Темного эльфа сбивало с толку такое количество разнообразных звуков, свет сверху, незнакомые запахи. Невозможность распознать все новые ощущения раздражало убийцу.
- В какую сторону? – поинтересовался лесной эльф, бесшумно кравшийся по звериной тропе куда-то вглубь леса.
- Хм… толи на северо-запад, толи на юго-запад.
- Ты не уверен, - Джас остановился и взглянул в глаза напарнику. - Что это значит? – в нотках его голоса прозвучало возмущение.
- На определенном моменте я заблудился, - без гнева признался Тха’р, - ибо этим путем ходил очень давно и тоннели… они изменились. – Тут уже Джассин удивился, но не подал виду. Он бросал быстрые взгляды по сторонам, пока говорил темный эльф. - Не то, чтобы там вырос лишний сталагмит, - шутливо заметил убийца, - а именно… изменились… Может даже сместились. Не знаю, как бы точнее выразиться. Не я маг, а ты, - Тха’рлал пожал плечами.
Джассин еще некоторое время раздумывал над словами воина, но потом продолжил путь по едва различимой среди трав тропе.
- Даже если и так, то уж на Поверхности мы точно выживем, это не Андердарк, - прошептал он.
Эльфы проникли вглубь Невервинтерского леса, двигаясь очень осторожно, хотя они еще и не знали, что жемчужина севера не так далека от них.
***
Дроу в алой мантии с сияющими иссиня-черными словами силы на окантовке добрался до заповедного уголка среди запутанных пещер Андердарка к своей лаборатории. Позади него шли порабощенные рабы: дроу и пещерные уроды. Один из его прислужников был красивым темным эльфом и некогда великолепным бойцом по имени Мэсдж. Брат Тха’рлала теперь прислуживал злобному магу даже после смерти. Как можно быть таким чудовищем, чтобы не дать останкам мирно упокоиться? Но волшебник с лихвой поплатился за свой омерзительный проступок. Когда он заметил изуродованных растительных стражей, маг издал такой гневный крик, что показалось будто содрогнулись даже камни. Одно из древ было переломано пополам дверью от его лаборатории!
- А-а-а-а-а! - продолжал гневно вопить чародей, схватившись за голову. Он был не в силах поверить, что кто-то посмел проникнуть в его лабораторию. – Ублюдки! Проклятье Ллос на ваши головы, кем бы вы ни были! Дай мне сил, богиня! Я найду треклятых скотин и медленно зажарю на ветках от этих же древ! Столь редкие экземпляры из южной страны Поверхности обошлись мне в целое состояние! Проклятье! Да будьте вы прокляты!
Маг потерял присутствие духа настолько, и если бы кто-то поджидал его, то с легкостью бы смог убить темного эльфа.
- Что вы встали, тухлятина! – вскричал волшебник, указывая посохом на своих неживых слуг. - Быстро уберите здесь все. Дверь перетащите сюда. О-о-о-о! Сил моих нет! – болезненно скривил он лицо, более не сдерживая эмоций. Безжизненные трупы наблюдали за метаниями мага и, могло показаться, что они осуждают его эмоциональность, ведь эмоции – это слабость.
- Лаборатория! – чародей-дроу нашел в себе смелость и заглянул в проход. - Она уничтожена! Мой монстр! – бродил он среди развалин помещения, где постигал тайную магию, проводил исследования и создавал волшебные свитки и артефакты, где добился могущества. - Я превращу их в драуков, даже если это не дроу! – в запальчивости выкрикивал он пустые обещания.
Спустя пару минут маг снова обрел былую холодность ума и спокойно подозвал к себе слугу:
- Мэсдж, подойди ко мне. Твое сердце теперь мое, служи мне верно. Я начертаю волшебный символ, а ты стой и не шевелись, - аура могущества окружила мага и никто бы не поверил, что пару минут тому назад он метался от одного сучка к другому, выкрикивая проклятия, так что они донеслись до слуха самых опасных тварей дикого Андердарка.
***
- Селуна посеребрила воду… - пела у костра лунная эльфийка, играя на маленькой арфе, в окружении прекрасных бойцов-эльфов в великолепных доспехах. Отбрасываемый огнем свет играл на их маскировочных латных доспехах. Рыцари не стали снимать броню, ибо они сопровождали Верховную леди в опасном пути. Отряд направлялся в Вотердип верхом на прекрасных эльфийских скакунах. Кони были настолько чистой крови, что приделай им искусственный рог, то можно было легко спутать с единорогами. Серебряные волшебные колокольчики украшали заплетенные в косички белоснежные гривы. Ночная мошкара не смела докучать ни эльфам ни их прекрасным рысакам.
Некоторые из воинов сидели у костра, кто-то занимался приготовлением пищи, кто-то щеткой чистил скакуна; другие просто стояли в стороне от леди и тихо переговаривались, чтобы не мешать пению прекрасной эльфийки. Волосы у нее отливали темно-синим, а кожа при свете Селуны казалась призрачной. Нежно-голубое платье, сшитое точно по фигуре и украшенное вышивкой серебреными нитями по лифу и рукавам придавало эльфийке какую-то особую возвышенность духа. Если лунным эльфам это и казалось красиво, то явно не лесному эльфу и дроу. Что может быть красивого в мертвенной бледности?
Джассин и Тха’рлал не приближались близко. Они припали к земле и тихо наблюдали за отлично вооруженным отрядом светлых эльфов под прикрытием кустарника. Дроу мучила одна и та же мысль, что Джас его предаст именно в этот момент. Он нервно сжимал рукояти мечей. С лунными эльфами, по мнению убийцы, мага связывало больше, ведь они тоже жители поверхности. Но тогда почему напарник медлит и не пытается его убить, Тха’р не понимал.
Джассин осторожно отполз поближе к темному эльфу. Жестикулируя на языке дроу, он поведал Тха’ру, что он знает об их противниках.
- Разведчиков не видно, но они где-то здесь. Лунные эльфы хорошо подготовлены, ты это видел по их доспехам. Если мы нападем неожиданно, то сумеем вырезать их раньше, чем они спохватятся. Нас двое… так что это будет рискованно. Надеюсь, что та лунная девка не волшебница. Если ты согласен, мы можем побродить вокруг их лагеря и найти караульных. И нам очень пригодится твой арбалет, abbil.
- Стоп, - жестом приказал Тха’р Джассину помолчать. – Зачем нам нападать на них?
- Неужели в тебе проснулась совесть? – нахально улыбаясь, спросил лесной охотник. Двух эльфов разделяло меньше метра, когда они переговаривались жестами. Темный эльф внимательно посмотрел на Джаса и перевернулся на бок. Он отпустил мечи, и те остались лежать на земле. Дроу подпер рукой голову, а вторую положил себе на бедро. Поначалу серьезный, Тха’р театрально раздумывал над словами союзника, даже не беспокоясь о безопасности, но тут поманил пальцем лесного пододвинуться поближе. Охотник нехотя выполнил эту незатейливую просьбу. Дроу мгновенно выхватил стрелу для ручного арбалета из маленького колчана и приставил ее к горлу рыжеволосого убийцы. Джассин вызывающе смотрел в глаза дроу, но дернуться не посмел. Безмолвное противостояние взглядов безжалостных наемников длилось достаточно, что бы оба воина успокоились.
- Если они твои враги, то ты мог прямо сказать об этом мне, - прошептал на ушко Джассину темный эльф. Мститель потянулся рукой, чтобы отвести стрелу от горла, но Тха’р только сильнее прижал наконечник к нежной коже светлого собрата. Лесной эльф не мог ничего поделать. Он так глупо попался на эту уловку и сейчас проклинал себя за неосторожность.
- Они не… - голос лесного эльфа дрогнул, когда он шептал в ухо напарника (а напарника ли?), но тут же взял себя в руки. Джассин не видел, как при этой его слабости дроу победно оскалился, а его глаза засияли красным огнем еще сильнее, - мои враги. Нам нужны кони, продовольствие и новая одежда.
- И ты убьешь их ради всего этого? – Тха’рлал сделал вид, что ему противная сама мысль об этом, что потрясло лесного эльфа до глубины души.
- Выживает сильнейший, - прозвучал простой ответ.
- А ты… ты - сильнейший? – продолжал издеваться дроу.
- Я лучший в своем деле, - сдержавшись, чтобы не скрипнуть зубами от подступающего гнева, произнес мститель.
Темный эльф отвел от горла ассасина арбалетную стрелу и положил ему руку на плечо, - Вот теперь мы квиты, hal’abbil.
Джассин беззвучно выдохнул и, не веря в произошедшее, покачал головой, чем вызвал ухмылку на лице темнокожего воина.
Тха’р уселся, так чтобы его не было видно лунным эльфам, осторожно вложил один меч в ножны и приготовил арбалет. Лесной эльф тоже спрятал клинок и снял волшебный Черный лук Охотника. Это оружие было особенно эффективно против дроу, но его придется обагрить в крови светлых. Джас надеялся, что в тот момент, когда он будет убивать поверхностных эльфов, его не поразит собственная стрела. В этот момент лесной эльф отрекся окончательно и бесповоротно от Шевараша. Из скудной копилки с золотыми монетами выпала одна. Полубог заметил, как у него убыло сил, но теперь уже ничего нельзя поделать. Его Мститель совершил самый страшный грех против церкви своего угрюмого божества. Больше никогда Джассин не сможет стать Черным Охотником.
- Вначале перебьем караул, - на языке жестов сказал дроу.
Лесной эльф кивнул и привстал. На согнутых в коленях ногах, низко пригибаясь и сливаясь с ночной темнотой, стараясь не попадать в освещенные лунным светом участки, он двинулся вокруг лагеря лунных эльфов. Дроу наблюдал пару секунд за ним, потом поступил так же, только направился в противоположную сторону. Среди листвы притаились трое эльфов, несших ночное дежурство. Если бы их было двое, это одно. Но третий усложнял ситуацию. Хотя если их быстро перестрелять, то есть шанс на внезапное нападение. В ином случае, против закованных в эльфийкую броню воинов придется наемникам очень туго. Счастье уже то, что убийцы заметили своих противников первыми.
Джассин наложил стрелу на тетиву и натянул лук, прицелившись в незащищенную доспехом шею воина. Пропела тетива и стрела угодила точно в цель. Противник схватился за древко стрелы, а второй рукой потянулся за мечом, но ноги его подкосились, и он упал лицом в землю, заливая пригнанные по фигуре доспехи, стилизированные под листву, кровью. Шум клацнувших доспехов донесся до лагеря лунных эльфов, но спохватились не все и не сразу, ибо некоторые слушали Высокую леди, и факт нападения для них остался незамеченным.
Одновременно с лесным эльфом, выстрелил из арбалета Тха’рлал. Механизм бесшумно пустил в полет смазанную ядом стрелу. Болт угодил в незащищенную доспехом часть ноги, но этого было достаточно, чтобы яд проник в кровь и вырубил противника. Третий караульный спохватился, но просвистевшая стрела сразила и его, угодив в красивое лицо. Послышался вскрик боли и ужаса, ибо воин умирал медленно и мучительно. Но наемникам было все равно. Мечи скользнули из ножен и убийцы напали на лагерь с разных сторон. Темный шар, созданный Тха’рлалом, погрузил в сферу непроницаемой тьмы нескольких воинов. Все смешалось, но не задетые магической способностью темного эльфа рыцари, были готовы к атаке.
Просвистела еще одна стрела. Джас сразил выстрелом на бегу замахнувшегося на дроу двуручным мечом лунного воителя. Этот выстрел дался ему с таким трудом, но все же у него это вышло. Отбросив лук в сторону, он выхватил огненный меч и сразу же парировал удар. Один из воинов зашел ему за спину, но наемник вошел в сферу темноты. Он, спустя мгновение, вышел из нее в кувырке. Огненный клинок разрубил зачарованный доспех с трудом, и задел ступню. Не позволив никому и шагу сделать, эльф перехватил в другую руку меч и сделал стойку на одной руке. Ноги лесного охотника проскочили в сантиметре от носа раненого противника. Джас взмахнул мечом, атакуя с плеча и в раскрутке. Огненное пламя вначале опалило руку нового противника, а потом еще и отрубило ему пальцы. Когда маг приземлился на ноги, он тут же сделал шаг в бок и парировал два клинка. Ловко отскочив, он отбежал назад.
Тха’рлал выпрыгнул из кустов, перепрыгнув эту незначительную для ловкого и умелого убийцы преграду. Меч обрушился сверху на плечо воина, разрубив его доспех вместе с мясом и костью. Не успела брызнуть кровь, как второй клинок колющим ударом пронзил живот второго противника. Рыцарей не напугал вид темного эльфа, но сильно разозлил. Дроу пробежал мимо лунных эльфов и скрылся в шаре тьмы. Послышался звон скрещивающихся волшебных клинков, затем звук падающих тел. Хорошо еще, что дроу видел, как в сфере скрылся Джас, иначе бы он случайно прирезал бы и его.
Двигаясь назад лицом к противникам, Джассин отбивал тяжелые двуручники, пока не улучил момент. Он проскользнул под клинками. Левой рукой он метнул в лицо одному из лунных эльфов кинжал, но тот отбил нож. Только охотнику было все равно, он уже отвлек противника. Оказавшись у того за спиной, он рубанул мечом воину по спине. На эльфе вспыхнула одежда и волосы, меч угодил в стык доспеха между стальной юбкой и нагрудником, резанув по позвоночнику. Парализованный противник свалился еще живым, но это не надолго. Пользуясь моментом, Джас сделал второму подсечку и, повалив его, просто проткнул мечом грудь лунного эльфа. Интуитивно почувствовав опасность, он пригнулся и вовремя. В него метнула кинжал эльфийка. На нем не было доспехов, потому любое ранение было бы значительным.
Не успел лесной эльф развернуться, как Тха’рлал выбежал из шара непроницаемой тьмы со скрещенными V-образно мечами. Джассин преодолел расстояние до дроу и эльфийке в несколько изящных кувырков и оттолкнул темного эльфа. Наемник-дроу попробовал балансировать, но не удержал равновесие и упал в кустарник.
Пораженная тем, что лесной собрат защитил ее, Верховную Леди, но мгновение назад перерезал половину ее почетного эскорта, лунная эльфйика спряталась от Тха’ра за спиной неожиданного спасителя. Она уже не могла трезво соображать, иначе бы воспользовалась моментом и попробовала убежать в лес, хотя это оттянуло бы ее смерть всего на несколько минут.
- Орк ты пришибленный! – дал волю гневу дроу, но произнес он эти слова не повышая голос. Выбрался из кустарника темный эльф ловко и без лишнего шума, присущих более людям и другим неблагородным расам. Мечи воин не стал убирать и угрожающе двинулся на Джассина. Лесной эльф выставил перед собой меч и отстегнул плащ, готовясь к сражению. Бесстрастные убийцы снова собирались сойтись в поединке. Подав едва заметный знак-прикосновение лунной, он заставил ее отойти. Кружа вокруг костра, два воина двинулись против движения солнца. Джас шуточно замахнулся мечом, но вместо того, чтобы нанести удар, подцепил мысом своих сапожек головешку и метнул ее в темного эльфа. Тха’р чуть не попался на уловку. Он высоко подпрыгнул и открылся. Джас выбил левый клинок из рук дроу. Плащом, который он держал в руке, лесной охотник смотал вторую руку противника. Он отбросил огненный клинок, и только темный эльф приземлился, как он молниеносно выбросил руку и хватил дроу-убийцу за кадык.
- Мы будем убивать друг друга из-за какой-то бабы? – прорычал Джас. Нервы у него были на пределе, а союзник корчит из себя непобедимого небесного воителя.
- Лови ее! – попытался отыграться дроу, но лесной эльф ему не поверил. Маг хищно улыбнулся и отпустил темного эльфа.
- Спор закончен, - оттолкнул он Тха’рлала и сам сделал шаг назад. - Иди куда считаешь нужным. Надеюсь, мы больше не встретимся.
Дроу был обескуражен, но его эго было задето. Вначале он подумал, что раз напарник оставил ему жизнь, то можно попробовать сразиться еще раз. Удача, она ведь капризная дама. Но потом тряхнул головой и фыркнул. Белые волосы упали на лицо и темный эльф откинул их назад рукой.
Джассин направился к лунной эльфийке, улыбаясь, как если бы он никого из светлых эльфов не убивал на пару с наемником-дроу. Высокая леди выдавила ответную улыбку. Ей очень хотелось остаться в живых и то, что она сейчас не сможет отомстить за своих друзей, так то всего лишь отсрочка. Но лесной эльф предвосхитил сам себя и дал пощечину эльфийке. Она упала, застонав, и прижимала ладонь к щеке. Он разбил ей губу и хотел еще добавить, но не стал. Взяв из седельных сумок веревку, он связал лунную эльфийку, и грубо оттащил ее к костру. Тха’рлал наблюдал за маленькой местью лесного эльфа и никуда не ушел.
- Я вошел в раж, - отозвался дроу, вложив клинки в ножны.
- Я понял, - огрызнулся лесной эльф.
- Abbil, ты иногда вырубай меня, если я… - он слабо улыбнулся и гордо посмотрел на Джаса.
- Я тоже погорячился. Забудем… У тебя есть еще то снотворное?
- Решил поспать после хорошей драки? – пошутил дроу, и кинул пузырек с нервно-паралитическим ядом, который и являлся при правильной дозе снотворным.
Джассин ухмыльнулся и ничего не ответил. Его разум снова был чист от гнева. Боевой запал утих, но никуда не исчез. Если ты путешествуешь с дроу, то должен быть готов ко всему.
Лунная эльфийка тихо хныкала, ее платье местами порвалось и испачкалось, волосы растрепались. Она была такая хрупкая, особенно красивая когда по белоснежному лицу капали горькие слезы унижения. Джассин открыл черный как уголек пузырек и капнул себе на палец. Он поднес его ко рту эльфийки в беззвучном приказе слизнуть снадобье. Глаза благородной дамы в ужасе расширились, но когда Джассин положил ладонь на рукоять меча, то она со слезами слизнула с грязной руки убийцы молочно-белую каплю. Спустя пару мгновений, эльфийка потеряла сознание и упала на землю в неестественной позе. Тха’рлал подошел к ней и взял легкое тело на руки. Он отнес ее к лошадям и перекинул через седло. Наемники добили всех противников, перерезав каждому, без исключений, глотки.
Не успела окончиться ночь, как трое эльфов покинули лагерь. Они забрали с трупов врагов и из их седельных сумок все самое ценное: деньги, драгоценные камни, ювелирные украшения, красивую одежду, два длинных меча и несколько эльфийских кинжалов вместе с запасом еды на пару недель. Наконец, воины смогли перекусить нормальной едой. Авантюристы увели пять белоснежных коней, а остальных отвязали и пустили гулять по лесу, чтобы они смогли прокормиться и убежать от лесных хищников. С тела одного из рыцарей, темный эльф снял неиспорченный доспех и переоделся. Джассин нашел в седельных сумках запасную одежду и тоже сменил костюм. Светло серый камзол, вышитый листками плюща, штаны в тон и темно-зеленый плащ смотрелись странно на чумазом смуглокожем эльфе. Дроу же в доспехах работы поверхностных эльфов выглядел придурковато. Переодеваясь, эльфы успели высказать друг другу все, что они думают о новых нарядах. Обнаженные тела убийц блестели на лунном свете - смуглая кожа и эбеновая - смотрелись очень красиво. Воины уже пообтерлись, общаясь друг с другом, и больше не бросали любопытных взглядов, рассматривая натренированные мышцы.
Пару часов спустя, они набрели на речушку и решили привести себя в порядок. Лунная эльфийка была связана и все еще находилась под действием снотворного в палатке, так что темный и лесной эльфы смогли искупаться.
***
Погрузившись с головой в воду, Джас через минуту вынырнул.
- Почему ты ее ударил? - спросил дроу, тщательно вымывая белоснежные волосы.
На некоторое время вопрос обескуражил лесного эльфа.
- Она всего лишь женщина. Я мог бы ее убить, - спокойно отозвался он. - Это ничего не меняет.
- Но не убил, - парировал Тха’р, подплыв к напарнику и на боку проскользил по водной глади, чтобы оказаться у того за спиной.
- Я хочу ее продать по прибытии в город, - оглянулся Джассин.
- Рабыня… аха, я понял тебя, - дроу подмигнул лесному эльфу и продолжил уже разговор на более мирную тему.
К рассвету они приготовили лагерь и смогли отдохнуть. Солнце припекало в жаркий солнечный день, но под сенью древ в лесу было довольно комфортно. Измученная вчерашним происшествием эльфийка очнулась от дурмана и стала дико озираться, пока не вспомнила все произошедшее прошедшей ночью. Высокая леди проверила путы, но связавший ее лесной эльф отлично умел вязать узлы. Веревка никак не поддавалась, а своими попытками она только причинила себе боль. Поерзав, женщина заметила изящный эльфийский кинжал в украшенных бирюзой ножнах рядом со спящим Джассином. Волосы лунной разметались по лицу, но она запрокинула голову и откинула их, чтобы те не лезли ей в глаза. Осторожно подбираясь, чтобы не разбудить убийц, эльфийка подцепила ноготком рукоятку…

/Пока без названия. Даже без рабочего названия /
Придумано и написано великолепной Сигрид в соавторстве со мной.

Однажды в прошлом - а может, и в настоящем - но упаси нас Боги от того, чтобы это случилось когда-либо в будущем... В общем, однажды в мире произошло Кое-что. А правильнее будет сказать, что произошло Нечто. Такие вещи, как это нечто, происходят порой даже в самых непримечательных, скучненьких мирках каких-нибудь далеких-предалеких галактик, ни разу не похожих на нашу. А может, и похожих.
В любом случае, Нечто произошло.
Еще даже раньше этого, в год Белой Смерти гордое и славное племя Теплых Спальных Мешков встретило в обледенелом лесу странных путников, замерзших и усталых, доверчиво предложило им свою помощь и немедленно было порабощено коварными Двуногими Людьми.
С тех пор прошло несколько... много веков, гнев на узурпаторов копился в пыльных кармашках и нестираных складках Спальников, но они терпели, ожидая прихода Мессии, которому суждено было освободить племя от унизительного рабства. И вот Он пришел.
Морозоустойчивый Спальник кинул клич, и изо всех краев палаток поползли озлобленные, исхудавшие мешки…
Они не оставляли за собой следов. Они ползли беззвучно, движимые одной-единственной целью - мстить. Поглощать. Двуногие, эти отвратительные тираны, что прежде забирались внутрь, в тепло, и спали спокойным эгоистичным сном, - что ж, пусть теперь снова окажутся внутри, но уже в другом качестве.
Щелкали молнии, зловеще шуршали складки, Люди кричали - и замолкали, оказываясь внутри. И исчезали.
И не было спасения от Них. Мрачные холодные леса обрастали легендами - но ни одна легенда не могла рассказать всего, что творили освободившиеся Спальники. Сбросив гнет, они почувствовали кровь на зубчиках молний и остановиться уже не могли…
Паника и ужас охватили Двуногих Людей плотным кольцом и тоскливо сжимали растерянных гуманоидов изнутри, как снаружи стискивали их мягкие объятия спальных мешков. Казалось, надежда утонула первой, и спасения нет, но в далекой, особенно заснеженной <стране>* случайно жил <некий великий ученый>**
Пытливый ум его никогда не знал отдохновения от интеллектуальных трудов, но гений Ученого редко бывал признан современниками. Однако именно ему уготована была великая судьба спасителя нации.
Каким образом, почему в голову Ученого пришла идея заручиться именно Их*** поддержкой в борьбе против Спальников - неизвестно, но тем не менее, идея Пришла. Правительство <страны>, вопреки обыкновениям своим, поддержало Ученого и Идею, и скоро уже отважные генералы с посеребренными висками и позолоченными звездочками на погонах отдавали приказы пехоте диванов, вели в бой десантные войска одноместных вагонных коек и бросали в тыл врага тяжелую трехтанковую дивизию Трехспальных кроватей имени Подушки в Цветочек.
И спальные мешки, что подкрадывались из-за угла и нападали, что таились в темноте, выжидая часа, что со временем захватывали все больше и больше территории, угрожая все большему числу невинных человеческих жизней - и спальные мешки содрогнулись.
Мессия свернулся в уголке Большого Штабного Рюкзака и наморщил подушку. Он бросал на врага модифицированные мешочки, но все они гибли под колесиками свирепых танковых кроватей и летучих коек. Тогда Он задумал План.
Он пришел к <некому великому ученому> и, прикинувшись ковриком для вытирания ног, залег под дверью. Ничего не подозревающий <некий великий ученый> был очень сердобольным, сердомягким и еще много всячески сердым, подобрал маленький коврик и принес в свой обогреваемый обогревателем дом.
Темной-темной ночью, когда <некий великий ученый> спал на своей большой двуспальной кровати, из-под нее выполз коврик, на самом деле являющийся Мессией, и медленно пополз к столу ученого, чтобы выкрасть из потайного ящика чертежи. Но в столе не оказалось потайного ящика, - чертежи с планами захвата оставшихся отрядов спальных мешков лежали прямо на нем, на столе... И Мессия с наслаждением избавился от них тем же варварским способом, что применяли и его братья по оружию. Прожужжала молния, прошуршала ткань - и чертежи исчезли. А Он с дьявольским, но очень тихим смехом, пополз к кровати <некого великого ученого>, чтобы наконец отомстить ему.
Мудрый и находчивый Морозоустойчивый Спальник был мудр и находчив, однако не знал, что <некий великий ученый>**** никогда не засыпает, не выпив чашку зеленого чаю. Вспомнив, какая едва не свершилась катастрофа, <некий великий ученый> вскочил и побежал на кухню, а распластавшийся в эпическом прыжке спальник упал прямо в щель Кровати, и только жалкие обрывки его нашел бы <некий великий ученый>, если бы включил свет.
А в это время дивизия кресел-трансформеров под командованием одногого капитана Стула спешно отступала к ущелью Черепа, Серпа и Молота, отстреливаясь винтиками, гайками и последними гвоздиками из фанерных донышек.
Дела дивизии были плохи - оставшиеся отряды спальников, собравшись в последнем безумном рывке, прорвали линию обороны и теперь теснили защитников Двуногих Людей.
Однако, несмотря на то, что планы и чертежи <некого великого ученого> теперь были уничтожены, командование, не знавшее пока этих уже уничтоженных планов, все же не растерялось и позвонило по одному очень секретному телефону. И уже через полчаса в ущелье Черепа, Серпа и Молота был сброшен с воздуха на парашютах батальон боевых тумбочек особого назначения.
Скрипя дверцами боевую песню, тумбочки особого назначения распахнули створки и выпустили на Спальники особый боевой батальон Межконтинентального Обстрела Лазером (МОЛь). Спальники отступили.
И в Мире воцарилась тишина и покой... Но надолго ли?

В глубине горы, среди камней, на берегу маленького подземного озера сидело маленькое сморшенное существо. Маленькое и сморщенное. И голодное. Забывшее, что такое «порошок» и «кондиционер». Маленький серый спальник.
Он ловил рыбку.
Вкусссную рыбкуссс........

________

* - в интересах государства, название опущенно
** - скромно пожелавший остаться неизвестным науке и технике
*** - произносить с благоговенным придыханием
****- вот зачем его так шифровали? Прописать вымышленное имя было бы проще и быстрее (прим. протоколиста)

Невервинтер.

Серебристый диск Луны плыл по небу. Гуляли северные ветры над прекрасным градом, раскачивая верхушки елей. Пожелтевшие листья опадали с ветвей, срываемые мощными потоками воздуха. О, эта ночь, наполненная звуками писка и предсмертными криками нечаянных жертв хищников, тихими шорохами, крадущихся охотников, уханьем совы. Проснувшаяся белка опасливо перепрыгивает с ветки на ветку, еще не подозревая о великом событии. Лес дремлет, но дети богини не спят. По темным переулкам города крадутся бесшумные непроницаемые тени, куда не проникает небесный свет. Свет звезд падает на землю. Дивное время для эльфов, пляшущих в лунном свете. Глаз пытается вобрать в себя сияние неба, но может лишь блуждать по млечному пути не в силах постигнуть его. Когда правит Луна, нет места Солнцу. Но вдруг! Неожиданно! Стремительно и нагло! врывается пришелец чужого мира. Он несется, затмевая звезды, сжигая их в своем пламени, и красный хвост очерчивает его страшный путь. Сухая осень… Огненный небесный всадник проносится над Луной. Его шаровидное тело искрит, врываясь с боем в наш мир. И задаешься вопросом, с чем он пришел, этот необузданный вестник бед и перемен? Метеорит все приближается и вот он уже пролетает в нескольких тысячах метрах над городом, разбрасывая мелкие огненные шарики и сея панику среди неспящих жителей.
И ты, случайный путник, или ночной охотник, или даже убийца нежити, стоишь, не в силах оторвать взгляда от огненного шара и красного пламени за ним. Все ближе и быстрее. Оно проносится над городом. Секунда, мгновение и понимаешь, что оно упало. Вспышка, но ты, кем бы ты не являлся, путник, еще ничего не слышишь. И вот, качнулись деревья в стороны от места падения. Иные сломались, переломанные у самого корня и звуковая волна достигает твоего слуха. От резкой боли ты закрываешь уши ладонями. Крик. О да, именно крик, но неведомый и чуждый. Ни с чем не сравнимое ощущение. И когда все вокруг снова приходит в гармонию, ты замечаешь на монетке-Луне черный дымок. Раздается треск и в ночной темноте, освещаемый слабым звездным светом поднимается огненный всадник. Но с удивлением обнаруживаешь, что не демон ада пришел покарать. Клубок из корней разворачивается. Это подобие на живое древо медленно встает как человек, возвышаясь над лесом своей головой. Его глаза сверкают изумрудами. Ты закрываешь глаза, не в силах поверить в происходящее. И вот… видение ушло незаметно и неслышно… А мысль все продолжает хвататься за увиденное. Не может же это быть сном…

Я - дождевая капля, растворяющаяся в морской пучине и сразу же поднимающаяся неосязаемой дымкой испарения. Я - путник идущий по дороге и - путь, устремляющийся вдаль. Я - янь, половина целого, и - инь, вторая половина целого. Я в них, и они во мне. Я - взгляд, созерцающий природу, и я - природа, созерцаемая взглядом. Иллюзия и реальность - одно. Поэзия тончайших ароматов, нежных, белоснежных лилий, философия огня, мгновение первой вспыхивающей звезды в вечернем небе, прохладная волна, набегающая на раскаленный берег и охлаждающая каждую его песчинку, сок дерева, парадоксально текущий от корней вверх, по стволу к каждому его листку - всё это во мне, и я во всём, что окружает меня. Я - рыба, любующаяся своим отражением в зазеркалье вод, и я - птица, высоко парящая над землёй в тёплых воздушных потоках. Я - червь, пашущий землю для улучшения её плодородия, и я - волк, охотник, добывающий себе пищу. Я - полый сосуд, жаждущий пополнения, и я - источник, дающий бесценную влагу. Я - частица огромной Вселенной, поражающей своим величием, и я - Вселенная, заключенная в частицу.

Neden samarlamis?





1733 гг.

Махмуд 1 начал свое правление в 1730 году фактически с восстания, которое произошло в октябре. Турция переживает не лучшие годы своего государства. Влияние Франции весьма ощутимо. Янычарская армия уже не такая как 14-16 веках, но это все еще значимая сила.

Запорожье, границы с Россией.

Ночь, было лето 1733 года, когда отряд в сто тридцать шесть человек - элитных янычарских конников, подобрался к небольшому поселку. Казан везли позади - почти что святая реликвия каждой орты, вместе с продовольствием на время похода: рис, и сушеное мясо. Живых баранов воины для вылазки не стали брать, чтобы не замедлять переход. Ятаганы уже покинули ножны и сверкали в свете звезд, готовые снести неверным головы. Отряд передвигался осторожно, высылая разведчиков на случай, если кто-то из мирных жителей или русских воинов заметят их. Передвигались всадники без зажженных факелов, только чтобы не выдать своего расположения.
Было здесь живописное место. Среди высоких холмов, поросших зеленью, чуть поодаль начиналось плато. Там было озеро, полное рыбы, и леса такие, что зайдешь внутрь - а там плющи обвивают ветви древ. Население большей частью мирное, хотя и там есть свои защитники.
По приказу аги, беззвучному жесту, отряд рассредоточился, каждый управляемый своим офицером, чтобы напасть быстро и со всех сторон. Бывалые воины имели нехватку в диких развлечениях, деньгах (с момента разрешения жениться многие воины несли огромные расходы), на радость Султану, и просто, чтобы унизить мерзких гяуров.
Ветеран сражений - ага - своего отряда пустил коня шагом, ибо только дурак будет взбираться на холм бегом, утомляя своего верного спутника. А был Саид на вороном коне, прекрасном, как живописный закат, темным как беззвездная ночь, и быстром, как безжалостные ветры пустынь. Командир был уже взрослым мужчиной лет под тридцать, крепким и ловким воином, который отлично владел ятаганом, луком и другим оружием. Агой мог стать только лучший воин по старшинству и пользовался огромным уважением среди янычар. Отряд командира не таскал с собой жен и гулящих баб, довольствуясь теми девками, что они захватывали в набегах на военный период. Саид был прирожденным турком. Родители аги выдали его за сына христиан, когда отдавали для воинского обучения. Он был типичным представителем турков со жгучими черными волосами, глазами - угольками и смуглой кожей, а вот лицо скорее было европейского типа. Саида украшали аккуратно подстриженные усы.

Темно-красные долармы воинов были собраны по бокам в складки и закреплены ремнем, коричневые шаровары и наколенники. У аги через плечо была переброшена шкура леопарда и закреплена, чтобы не потерять в бою. У каждого воина к головному убору пристегнута впереди деревянная ложка.
Один из воинов, следящий за обстановкой поодаль от небольшого отряда, выехал на коне к своим, ведя на веревке за собой казака с разбитой головой, кляпом во рту, безоружного и сильно помятого.
- Паган урус! - плюнул на него Саид, когда того подвели к аге.
Казак бросился на командира, но его удержала удавка на шее. Послышались смешки в отряде из тридцати воинов.
- Перебудить хотел весь поселок, - обратился по-турецки молодой воин к аге, не слезая с коня.
- Ну и сколько вас там? - с интересом спросил Саид с акцентом на ломаном языке христианской России, разглядывая русского.
Казаку вынули кляп изо рта, предупредив заранее, что если поднимет шум - убьют. Но, глупый, только хотел закричать... а лезвие ятагана молнией пронеслось, разрезав ему глотку и обдав кровью коня командующего.
- Собака, - презрительно процедил всадник сквозь зубы. Этот удар нанес ближайший друг и заместитель аги - Ахмед. Он резким и точным движением смахнул с ятагана кровь.
Почти такая же картина происходила с и другими охранниками, что стерегли город от внезапных набегов правоверных. Благо их было не много, да и жизнь на границе была паршивая и не сладкая как в столице, где пировала Анна Иоанновна.
Четыре отряда янычар окружили город со всех сторон. Они сговорились напасть по условному знаку - пущенной в небо зажженной стреле. Кони фыркали и нервно переминались на месте, чувствуя возбуждение и боевой пыл всадников.

Ага пронаблюдал за редкими окнами, из которых лился на улицу свет и дал знак рукой, что бы начинали. Подожгли стрелу. Лучник из короткого лука, удобного в верховом бое, выстрелил. Янычары словно только и ждали этого несколько месяцев. Зажглись факелы. У каждого воина был при себе лук, полный стрел колчан за спиной, ятаган, кремневые пистолеты с особыми пулями, соединенными пружинной, и кинжал с односторонней заточкой. И хлынули всадники, вытесняя трели цикад гиканьем и боевыми кличами – пугая спящий народ. Первый и самый мощный удар пришелся на сторожку казацкую. Ее янычары забросали факелами, а сами выбежавших противников из луков расстреливали, а кто добежать успевал, так тех ятаганами разрубали.
Людям мирным досталось еще сильнее. Спящие и испуганные, они порой даже из дома выбраться не успевали, как хибарки их охватывало пожарище. Порой янычары врывались к зажиточным, по сравнению с другими, крестьянам, и даже к купчинам. Они вначале убивали хозяина, потом грабили его дом, а затем поджигали. Некоторые хватали красивых девок и, перекидывая через седла, одним движением крепкой руки вырубали, чтобы потом вдоволь натискаться с нею к утру.
Саид, не слезая с коня, отбил шашку подбежавшего к нему казака, схватился одной рукой за луку седла и ногой в морду ударил мужика. Управляя коленями конем, он подвел жеребца и, наклонившись в седле влево, одним точным ударом ятагана добил противника. Ахмет взирал на это спокойно, защищая тыл командира.
- Смотри Саид! – показывал отрубленную голову главы поселка Ахмет, потрясая ею в воздухе с усмешкой. Раскрытый человеческий рот и выпученные глаза смотрели на агу.
- Зажрался, - хохотнул турок и направил своего коня в сторону метавшихся в панике крестьян. Ятаган Саида сверкал в свете факелов.
Какие-то веселые воины из отряда янычар поотрубали руки и ноги двум крестьянам и теперь метали, когда позволял случай, их в некоторых выживших казаков. Русские, надо было отметить, храбрые воины, но право неожиданности было у турков.
Вскоре пылал весь поселок, огонь перекидывался от одного здания к другому. Саид, заботясь об отряде, велел боевым барабаном оповестить орту, чтобы заканчивали насиловать и убивать и готовились покинуть проклятое место.

офф: итого коротенький рассказик... хех

Записки безумного лича - 2.
Свобода. Что есть свобода и почему в наше время она все чаще ассоциируется с деньгами? Вернее, с возможностью купить на эти деньги что угодно, право быть независимым и делать что пожелаешь. Но, тогда, свобода ли это или вседозволенность. Или это одно? Как-то не хочется так думать. Может ли свобода быть без денег? Или только такой она и бывает, - когда ты не зависишь от финансов. Когда ты ни от кого и ни от чего не зависишь? Но разве такое возможно? И кем ты тогда станешь, если не будешь зависеть ни от марали, ни от предрассудков, ни от родных тебе людей? А будут ли тогда родные? Может, ты будешь совсем один? Но, тогда, принесет ли тебе свобода счастье? Может ли свободный человек быть счастливым? Может ли человек быть абсолютно свободным? Свободным от чувств и привычек, от мыслей и сомнений. Да или нет? У каждого свой ответ.… И все же, я не понимаю, почему все люди так стремятся к этой свободе. Почему считают ее панацеей от всех бед и вздыхают: «Ах, если бы я был свободен!» Почему они не думают о том, что иногда так хорошо быть НЕсвободным, кому-то нужным и даже необходимым?
Нет. Мне кажется, что абсолютная свобода не даст людям счастья. Она как мираж, хрустальный, волшебный, манящий и недосягаемый. И, по-моему, это к счастью. Ибо человек, нашедший ее, потеряет все…


К оружию привыкать нельзя
Колеса стучали, навевая мысли о непостоянстве и скоротечности жизни, а так же грусть, которая всегда сопутствовала таким мыслям. Олеся прислонилась к окну, наблюдая из под косой челки за проплывающим мимо пейзажем. Через пару часов она будет дома. Окрестности уже казались знакомыми. Впрочем, это и неудивительно, если учесть, сколько раз она возвращалась этой дорогой. Дома мать и брат, нетерпеливо ждущие, когда Олеся начнет рассказывать о своей поездке, о тревогах и неудачах, и, наконец, о победе. И пусть победа не абсолютная, - третье место тоже не плохо. А еще, через десять минут после того, как она окажется в городе, зазвонит ее сотовый телефон, ее или Сереги, и на экране отразится единственное слово, - тренер. А значит, несмотря на накопившуюся усталость, надо будет отчитаться о том, как прошли соревнования. И неважно, что Максим Васильевич уже давно не тренирует ни Олесю, ни Сергея. Все равно, для них он остается тренером, тем, кто первым наставил их на «путь истинный». Девушка рассеяно похлопала по чехлу с разобранным луком и тут же отдернула руку, как будто обожглась. Привычка, пришедшая к ней с первыми тренировками, первыми соревнованиями, с ее первым луком. Олеся улыбнулась, поймав себя на мысли о том, что о своем первом луке она думает как о первом мужчине. Какая чушь! И все же, иногда, да нет, часто, она скучала по старому рабочему оружию, с которым начинала тренировки, по ощущению тяжелой рукояти в руке. У этой рукояти она знала каждую неровность, каждую щербинку, каждую выбоинку. Но пришел момент, когда тренер сказал, пора работать с настоящим оружием, а не с какой-то развалюхой, с которой никогда не добиться настоящих побед. Старый лук уже не соответствовал ее статусу. Через какое-то время тренер так же перестал ему соответствовать. Он сам передал ее Вадиму Константиновичу, точно эстафетную палочку. Но так было нужно.
- Лесь, приехали!
Ну, надо же, как она задумалась! Олеся подхватила свою сумку и чехол с луком и вышла из купе, смешавшись с другими пассажирами, стремящимися выйти на перрон.

- Да, конечно приеду! Я о Вас не забываю. Никогда.
Она с облегчением положила трубку. Почему-то разговаривая с Максимом Васильевичем, как по телефону, так и при личной встрече, Олеся испытывала какую-то неловкость. Нет, она все также испытывала благодарность к своему бывшему тренеру, по-своему любила, была привязана, но.… После того, как он отдал ее другому тренеру, между ними выросла стена. Тонкая, прозрачная, как стеклянное полотно, но пробить ее было невозможно, и она стояла, привнося в их отношения толику чужеродного и непривычного холода, делая и без того непростое общение, еще более тягостным. А может, это началось раньше? Когда она по его совету сменила лук. Ерунда! Какая же глупость лезет в голову. И все же, это была правда, только вот в этом не хотелось признаваться никому. А уж тем более себе.
Девушка начала одеваться, - юбка, рубашка и пиджак, легкие босоножки на каблучке. Спортивный костюм отправился в пакет, - не в нем же идти. Лук она решила не брать, настоящий мастер должен стрелять из любого оружия. Перед уходом, Леся замешкалась, идти не хотелось, но ведь она обещала.


- Держать! Держать, я сказал! До последнего! Так, так. Отложили. Устали? Эх, вы, слабачки! Вот до этого у меня ученики были, - сталь!
Олеся невольно улыбнулась, услышав голос Максима Васильевича. Когда-то, он точно так же отчитывал их. Ругал и смеялся, хвалил и укорял. Девушка смотрела на учеников, и лишь потом поняла, что высматривает, у кого в руках ее первый лук. Но его не было.
- Ну, кто так стреляет!
- Но я к тому луку привык.
- Ерунда! Нельзя привыкать к оружию! Целься нормально, стрелу загубишь – платить заставлю. За весь комплект!
Олеся с грустью посмотрела на юного стрелка, попавшего под горячую руку тренера. К оружию привыкать нельзя. Как трудно запоминается это правило. Максим Васильевич, наконец, отвлекся от нерадивых учеников и подошел девушке.
- Ну, что, можно поздравить с Мастером Спорта?
- Да, только документы оформлю на звание.
- Покажешь этим недорослям мастер-класс?
- Угу.
- А лук где?
- Я из старого…
Лицо тренера изменилось. На какое-то мгновенье в его жестких чертах отразилась странная неуверенность.
- Лесь, не стоит… из него уже никто не стреляет.
- Почему?
- Бьются. В кровь. Вроде и держат правильно, и тетиву натягивают, защиту надевают, но его будто проклял кто-то.
К щекам прилила кровь, Олеся почувствовала, как краснеет.
- Я попробую…
- Ладно. Дело твое.
Со склада принесли чехол. Ее чехол. Она сама его сшила, специально, чтобы защитить плечи и рукоять оружия. Красная ткань, черные неумелые стежки и озорные кисточки, которые Леся сделала на завязках. Когда она взяла его в руки, ей показалось, что сердце стукнуло невпопад, и девушка вновь поняла что краснеет. А пальцы и ладони уже зудели от того особенного чувства узнавания, что знакомо каждому стрелку, не важно, стреляет он из лука или пистолета. Тускло блеснули белые плечи лука. Правый стабилизатор чуть оцарапан, на тетиве след от ее помады, который остался на ней Бог знает сколько лет назад. Пальцы привычно пробежали по рукояти, плечам, будто приветствуя оружие. Показалось или откуда-то из неведомых глубин пришел ответ. И вот он собран. Как всегда пришлось повозиться с тетивой, поправить прицел. Олеся с внутренней дрожью надела крагу. Не может же ее лук ее ударить?
Стрела на тетиве, дистанция пустяковая – восемнадцать метров. Выстрел. Боль пронзила локтевой сустав с такой силой, что на мгновение на глазах у девушки выступили слезы. Кто-то сдавлено охнул, увидев наливающийся лилово-черным синяк. Олеся не обратила внимания. Для нее этот удар имел свое значение. Почему ты так долго не появлялась? Почему оставила меня? Нет, теперь все будет хорошо, - это знание пришло к ней из тех же глубин, что и ощущение приветствия, возникшее при прикосновении к луку.

Стрелы ложились хорошо, кучно, параллельно. Максим Васильевич только удовлетворенно хмыкал, глядя на очередной выстрел.
- Вот как надо стрелять, малышня!

Олеся уже разбирала и складывала лук. Свой лук! Она его больше не оставит. Услышав за спиной знакомые тяжелые шаги, девушка обернулась.
- Максим Васильевич.
- ?
- Я забираю его…
- Лесь, зачем…
- Сколько он стоит? Я заплачу!
- Бери так. Все равно из него больше никто не стреляет…
Нельзя привыкать к оружию, ибо оно может привыкнуть к тебе.

(фик по квесту. квест еще идет и, вообще-то, он был стебным. Данный квест водила Маришка лично. мои только слова)



Резкий удар. Путь опережающего кулака ? О, ты быстра.
И я подставил себя твоей жажде убийства. Почему?
Только я могу это спросить, только мне это интересно, ты же лишь цинично заберешь мои вещи, может, великодушно спихнешь труп в яму. Ты сразу меня насторожила.
Твой кулак летел быстрее, чем падает с небес на землю тоскующая по ней молния – а я видел Рингиль, мою Рингиль, с распущенными косами, в серебряных запястьях, она шла ко мне и на вытянутых руках несла венок, тот, что я плел для нее, но так и не подарил, не успел подарить.
Я не упал, выбитый из тела твоей холодной ненавистью, я шагнул навстречу Рингиль, и ее свет наконец-то стал моим, пусть и по ту сторону теней. Слились наши взгляды, наши мысли, я забыл о ядовитом драконьем лесе.

Красное выродилось зеленым, потом почему-то белым.
Зачем я вернулся?
Зачем, Рингиль? Звезда третьего летнего вздоха, перышко из крыла птицы Аист, зачем ты отпустила меня? Ради …мести?....

Я влюблен.
Воот в то облачко, с розоватым ватным подбоем, а оно плывет к морю.
Я скольжу по весеннему лесу, как скользят тени – привык, и после смерти не могу остановиться, а дышал бы полной грудью, а упал бы спиной на мягкие луговые травы, раскинув руки, и солнышку бы отдал себя, облакам – оно, с розовым подбоем, оно плыло бы медленнее, если бы видело, что я за ним слежу.
Что я влюблен.
Да сказки это, так, легенда, чтобы себя успокоить. Я ведь мстить иду. Той, что меня убила.
И не до облачка, не до «упасть, раскинув руки». Оживает седое сердце, медленно набухает желчной обидой, я скольжу, как скользят лесные тени.

По близости оказалось небольшое человеческое поселение, аул или кишлак, ничего не смыслю в их названиях, да и повода не вижу. Шарф поправил на лице, направился к нему: доброй волей Сияющей, удастся узнать что-нибудь стоящее.
Тук… тук-тук-тук! Обмотанными костяшками по деревянным доскам ворот. Тук-тук- да просыпайтесь, февральские ежи!
Недовольно зашаркала задвижка, открылось маленькое смотровое окошечко, точь-в-точь, как в тюремной камере.
- Кого там принес шайтан? – с явным южным акцентом, зато без южного радушия. Взгляд помутнее, личико помятее, голосочком пьяным с усталой хрипотцой будем давить на жалость.
- Помоги, брат! Я много дней в пути, я сбился со счета, сколько раз луна сменила платье, я давно ни лепесточка ветра не брал в рот, я одинок и заблудился, ибо мой род, мой дом безжалостно сожжены – и я даже не знаю, кем! Я прошел столько дорог, сколько волос нет у твоей прекрасной жены, пусти же меня хоть подышать жилым теплом, хоть к стене позволь прислонить онемевшее от голода тело, хоть водой дождевой плесни в лицо – не дай умереть, не вспомнив дождя….
И все – на одном дыхании, не давая ему ни опомниться, ни вслушаться в мой бред. У привратника даже усы отвисли, а темные глаза из неприветливых очень приветливыми сделались, полными желания разделить и облегчить мои беды. Вот это я понимаю – южанин.
- Так что ты здесь стоишь, захади, канэчно! Памагу, да! – он отпер калитку, запустил меня внутрь маленькой каморки, четыре на восемь футов, стол едва не на всю длину, два стула, вешалка, камин, вычищенный до белого камня. Я расслабился, чтобы натурально пошатываться, ввалился в гостеприимную комнатку, плюхнулся на ближайший стул. Перед носом, как в хорошей книге, оказалась тарелка с неприлично толстым куском хлеба, полголовкой белого сыра и кувшин кислого вина.
Отлично.
Я поел (вяло, мол, давно голодаю, хуже бы не было), приподнялся, но так и упал обратно на стул – уснул.
Минутку поиграв в потерю сознания, чтобы у доброго привратника подозрений не возникло, «очнулся», слабым голосом попросил меня в таверну отвести – есть, чем оплатить, а обременять хозяина не хочу, да и..
Мне клинок к горлу нужно в таверну, если что и можно из этого кишлака-аула выцарапать, то – там!
Южанин на меня покосился, но желание гостя воспринял как вполне осмысленную волю, кивнул, накинул плащ.
- Пайдэм, пакажу, да! – с сочувствием глядя на меня, он открыл дверь, ведущую в поселок.
Итак, поселок. Поселение. Жалкое скопление грязных мазаных коробок, персональных тюрем-нор с плоскими крышами и малюсенькими дырочками окон; дорога тоже никуда не годится, жесткая, в шрамах рытвин, через мягкие подошвы сапог чувствуешь всей ступней каждую неровность, каждую травинку, а при подобных колдобинах изображать нетвердую походку не пришлось – шаг отдает тупой болью в позвоночнике.
Я шел, низко опустив голову, чтобы из-под капюшона рассматривать куцеухих. Дети, оборванные, неумытые, нищий в застиранном бурнусе, пара стражников.
Вдруг – как стрелой пронзило, и затрепетало жарко сердце – мелькнули знакомые цвета. Жрец… ох, как же сладко и странно-мучительно самому себе объявить! Жрец Шар.
Ты где-то здесь.
И я найду, что сказать тебе.

Долго следил за ним – узкой щелкой острых до резкости глаз, запоминая внешность. Если он сменит одежду – я должен буду его узнать.
Следил. Доследился. Запнулся о кочку, а вторая нога уже для шага занесена, о первую зацепилась, я запутался в плаще и свалился в канаву, именем Сверкающей, как муха в паутине! В лицо дохнула мелкая въедливая пыль.

Муха в сети, не бьется, не сопротивляется, лежит и покорно изображает обморок. Паук не медлит, он получил звоночек от порванной сети, он бежит к жертве, перебирая мохнатыми ножками.

Сразу три стражника в затасканных коттах наклонились ко мне, один затряс меня за плечо.
- Эй, путешественник, чего разлегся? Эль крепковат? так за печкой у себя пей, чтобы жена следила!
Молчу, честно разыгрывая крайнюю обессиленность.
Второй охранник людского спокойствия (о, глупые, как мало могут ваши «дозоры»!) оценил неэффективность действий первого, приподнял меня и встряхнул сильнее.
- Не устраивай тут богадельню, понял! Койка нужна – в таверну загляни, нечего посреди улицы спальню делать!
Чуть голова не оторвалась, грубияны, низкая, невоспитанная раса!
Я сонно пролепетал, что приношу извинения и готов самостоятельно продолжить путь, но они, кажется, придумали что-то захватывающее.
Подхватили меня под руки и поволокли куда-то.
Естественно, и привратника, и жреца я потерял.

Тюрьма.
Лучше не придумаешь.
Я с тоской посмотрел на золотое солнце, оно рвется ко мне сквозь отверстия в стене, заменяющие окна. И куда меня понесло от родных корней, от спокойных просторов, от влажного полумрака хвойных лесов, веселого полушепота сухих рощиц?
От твоих теплых глаз и рук, лучик зари?
Так. Если просунуть веревку в несколько отверстий, а потом дернуть на себя... даже в случае успеха, как я объясню местным провал в стене? А задержаться в поселке придется.
Тогда я решил свернуть с заросшей тропы и пойти светлой утоптанной дорогой простых решений – я закричал.

Очень громко и неприятно закричал, завыл, с подсвистами и всхлипами, чтобы голову сломали в догадках о моем состоянии (а заодно и ноги, пока сюда бегут). Сам вжался в стену рядом с дверью, в занесенной левой, ближней к проему, руке зажав клинок.
- ААУУУУУЭЭЭИИИИ…..
Тюремщики, вопреки уставу и правилам безопасности, не особенно осторожничали, замок открыли быстро, распахнули дверь.
Я бил резко и точно, целясь яблоком в основание шеи вошедшего. Оглушить не получилось – сразу все пошло криво! – но хотя бы я затолкнул его в камеру.
Не давая проснуться, я через левое плечо довернулся до полного круга и атаковал второго (ах, мы с Алтаром ходим парой!); он никуда не доворачивался, с самого начала находился в удобной позиции, и тоже атаковал, причем успешнее, скользким режущим ударом по ребрам. На пол брызнули соломкой седые волосы. С горечью я оглянулся на них, и упустил момент, хотел ногой закрыть дверь, оставшись наедине с охранниками, а оказался зажат в вилы одновременно атакующих обозленных людей в дырявых кольчугах.
Я сделал шаг назад, в надежде, что они столкнутся друг с другом, не рассчитав инерции – Сияющая, неужели ты оставила меня – в тот миг, когда я стал слугой дракона?
Я сделал шаг назад и оказался зажат в угол.
-Оох, - прижав правую, свободную, руку к боку, я осел на пол, роняя на грудь голову. Больно, ранен, умираю.
Люди – не орки, им не чуждо сострадание, и к врагу тоже. Эльфы – светлые и чистые, пока не умрут. Я умер, я мерзкая сволочь.
Они переглянулись, удивленно опустили мечи. Они подошли чуть ближе к беспомощному мне – ближе настолько, чтобы я смог достать их клинком.
Я садился на корточки, скручиваясь, как пружина – и теперь осенним вихрем опавших листьев я раскрутился, красивой ровной дугой выводя лезвие клинка на горячий пир плоти, аккуратно по коленям стражников.
Клинок еще не лязгнул о стену, когда они дружно свалились на пол, бледные от болевого шока.
Я ликовал.
Бы.
Я не хочу убивать. Сияющая, не хочу отнимать жизнь!

Старость. Привет. Снова ты.
Умер от Старости – в моем случае, это немножко другая сторона листа.

Острая, вспарывающая боль в животе, красный туман. В него, как в болото, погружаюсь, вокруг мельтешат обрывки эмоций… одна вдруг накрывает с головой – всплеском обжигающих брызг, ярости и снова боли. О твоем ударе и том красном тумане, из которого я не выплыл.
Ярость сильнее, она выжала меня, как тряпку, сделав жмыхи мыслей прозрачными. Выхватив второй клинок, я воткнул со звоном оба лезвия в каменный пол – не устойчивость нужна мне была, но звук.
- Так, все, братья, ничья, а стать частью кровяного рагу я не хочу. Вы тоже вряд ли. Поговорим?
Один продолжает слепо махать мечом, второй услышал меня, остановил занесенную руку.
- О чем? – без любопытства спросил он.
Я сложился, чтобы пережать хоть капельку сосуды с черной хлещущей кровью, опустил клинки.
- Не хочу драться. Я попал сюда по ошибке. И… кто знает? Возможно, вы могли бы мне помочь…
Особенно обиженный тюремщик тоже успокоился, мы втроем сидели в луже крови и моей желчи и дышали со свистом. Они старались говорить мало, берегли жизнь, мне же мало что было терять.
И я рассказал им легенду о сожженном нелюдями доме, который покинул много лун назад. И еще – о девушке, в которую безнадежно влюблен и которую мечтаю найти…
О, тут я покраснел и весьма кстати, другое дело, что не от смущения… врать я всегда умел, но не настолько же неприкрыто! Слышали бы меня… да хоть кто угодно из свидетелей моей смерти…
Да, еще я попросил о врачевании – с распоротым животом я не нужен ни одной девушке, как бы ярко не сияли глаза.

Тюремщики задумались. Поверили ли в сказку слабо, или просто тяжелы на подъем, как медвежьи задние лапы, однако мне согласились отплатить только лечением – и то при некоторых условиях.

Ах, почему я не менестрель! Сколько красивых баллад написал бы я за тот день, переложив в стройные раковины стихов неуклюжую историю стражника!

Если двумя строчками – у него есть невеста, но родители требуют слишком большой калым. Моя работа – калым сбить до 25 баранов. Я мысленно фыркнул на их грубость, но согласился – и угораздило же отправиться в путь без целительных зелий!

Меня вылечили и выпустили, великодушно позволив отстирать от крови плащ и штаны в фонтанчике внутреннего тюремного двора.

Найти двор искомой девушки для следопыта – дело двух взглядов. Я сбросил капюшон, опустил шарф, постарался глазам придать побольше весеннего задорного света. Длинные уши коснулись плеч, разлетелись выбившиеся из плотных кос седые дерзкие пряди. Эльф как эльф, бродячий, веселый, наивный как березка. Изящно поднялся на крыльцо, три раза стукнул в кривенькую дверь. Открыл хмурый хозяин, желанием меня мируворе напоить не горящий ни на полпальца – видно сразу, дочь на выданье.
Вариант с очаровыванием и перекупом отпал немедленно, я наскоро прикинулся менестрелем несуразным таким, спросил у него лютню купить. Пока хозяин бурчал и ворчал, я рассмотрел комнаты, немного, но хоть какое-то представление получил.
Брать буду вечером, кода солнце уйдет спать, а пока отправился наконец в таверну. Главная-то звезда моя не меркла, как ни сбивался я с пути.

Маленький темный зал, под потолком витает терпкий перегар, сколько-то столиков, один даже чистенький, в углу двое молодых парней болтали за кружечкой пива.

Сверкающая, я зря на тебя грешил, прости. Парни разговорчивые, на мою легенду о давней безответной любви и искренне пылающие уши (Сияющая, это я сейчас говорю? Сгорю от стыда, точно сгорю, разве можно так беззастенчиво врать?) посочувствовали, один всплакнул. А за кружку вина (с честными глазами обещанную мной) рассказали о монастыре и провожатом.

В монастырь, говорят, часто наведываются странные существа, часто не совсем люди – это огромный плюс, слава тебе, Сияющая. Я вышел из деревни, огляделся. Если проводник живет в лесу…
«я подскажу проводника. Это следопыт…» я едва со смеху не лопнул. Где же я это слышал?..

До вечера много времени, странно не хочу никого видеть. Я вышел на опушку леса.
Поднялся на какой-то холмик, небольшой, напоминающий олений курган, присел на склон.
Тихий солнечный холмик на полянке, сквозь плотную сеть отмерших серых трав пробиваются редкие юные стебельки, упорные и прямые, как лезвия, земля теплая и ласковая. Мирный холмик, может, и правда, курган чей-то.
Сел, обнял колени. Солнце обняло меня, так мы и сидели вдвоем, я тихо покачивался в его золотых руках, оно гладило мою макушку.
Зачем ты меня убила?
Горечью отозвалось в горле, солнце отшатнулось от таких вопросов.
Зачем ты меня убила?
Да, я тебе не нравился, но мне ты тоже не нравилась, я же тебя не убивал?
Ты отняла друга-волка. Ты убила мое оружие. Ты самое имя мое уничтожила! За что?...
Никого не хотел убивать.
Я заблудился.
Всепонимающее солнце ласково дунуло мне в лицо, ветерком зарылось в седые пряди, по-матерински стирая со щек крупные слезы.

Собственно, о проводнике мне практически ничего не сказали. Полукровка, следопыт, живет в лесу. Я только на опыт свой полагался - лес чужой, хозяина тревожить … снова хохоток. Я терпеть не мог, когда кто-то приходил незваным.
Да, здесь кто-то правит дорогами листьев и звериными тропами. Не слишком тонко, чего от полукровки ждать, но вполне умело. По крайней мере, обнаружив его присутствие, я далеко не первым заметил его.
А мальчишка понравился мне.
Презираю метисов, глумление над Старшей расой. Ненавижу дроу, гибель Красной Рощи – их клинков дело.
- Кто ты?
А я спел ему сказку о своей «любви» (ой-ой, спаси, Сияющая, я сам себе верить начинаю, на третий раз складно вру, не стесняюсь уже!) и утраченном доме.
- Хе.. так ли это важно? Я и сам не знаю. Ты-то кто?
А он поверил. И мне рассказал, что изгнан, что его не принимают ни дроу, ни люди, лес его приютил.
Ослабил напряженную тетиву, опустил стрелу – в душе своей стрелу опустил, на меня нацеленную, не в колчан убрал, но и в горло не целит.
Понравился мне мальчишка. Зим семь назад в ученики бы его взял. Зим семь назад.

- Хорошо. Допустим, я тебе верю. Допустим, я помогу тебе. Не за бесплатно, конечно.
- Что ты хочешь?
- У моего народа есть такой артефакт – золотой лук…
- Дикий чеснок? Да без ручья, на опушке его укушайся, хоть сейчас нарву.
- Золотой лук. Со стрелами.
- Да. Со стрелами. Стрелы тоже есть можно, но они горькие…
С юмором у него тоже не все в порядке, оставили эту тему на том, что я согласился. Жалко мне его. Жалко, и от себя отпускать не хочется.
Старость, привет.

Сумерки. Самое хорошее время суток для воров и плутов, когда ссорятся Луна с Солнцем и ни одно не выходит на небо. Заря убегает их мирить, и по земле ползет, вихляя, липкая звездчатая полутьма, когда нельзя верить глазам, только слуху и носу, если есть. Я набросил плащ, капюшон поглубже, шарф потуже – до момента меня не должны обнаружить.
По-хорошему войти не удалось, пришлось разбивать… и окно тоже. Еще на улице я развязал косы, оставил у больной смолящейся вишни лук, подпрыгнув пружинисто на носках, посмотрел на заднюю дверь.
Шаговый разбег, удар в прыжке, внешним ребром стопы, всю массу вкладываешь в него, становясь устремленной к двери стрелой…
Дверь крепче оказалась.
Тот же прием, послабже только, против окна. Меня услышали, я много потерял.
Ветер ворвался, с благословения Сияющей, задул большую часть свечей, навеял сумерек.
Посреди комнаты стоял я.
Резко-белые в сумраке длинные косы змеились и извивались вокруг, отчетливыми зелеными линиями переплеталась на плече татуировка. Зловещий зеленый огонь прищуренных глаз. Я с гордостью ощущал себя мифическим пустынным демоном.
Женщины в комнате, похоже, ощущали меня как грабителя.

Да, с женщинами я разговаривать не умею – мы с тобой еще это выяснили, помнишь? Умел бы, до сих пор водил бы вас по драконовским закоулкам и подпространственным карманам.

Матушка будущей невесты сущая ведьма, схватилась за посох, хоть я ей и условия поставил мягкие. Да, демон я, но смертельный долг имею, стремлюсь отдать возможно малыми затратами. 15 баранов за девушку и десять золотых мне…
Женщина схватила посох.
10 баранов и мешок серебра завтра к городским воротам.
Она замахнулась палкой своей неуклюжей – я легко перехватил ее косами – но тетка вдруг передумала и ударила меня…
Ударила меня…
Сияющая, у меня же и без того никогда не будет детей!!!!
Я сложился.
Скатился на пол, в трех кувырках оказался рядом с девушкой, которая стояла как статуя, не соизволив пискнуть. Одной рукой стиснул ее на уровне груди, чтобы руками не шевелила, к себе прижал, другой клинок приставил к шейке.
5 баранов и три мешка серебра.
Мамаша не верила.
Чуть изменив наклон лезвия, я вызвал змейку крови на пышной шее дочери. Мать впечатлилась наконец.
3 барана. Мешок серебра. Гарантии. Я даю девочке защитный амулет, использовать может лишь один раз, но держать в страхе всю деревню – пока мудрости хватит. Мать кивнула, с ужасом следя за дочериной кровушкой. Мнением девушки, похоже, здесь не интересовались в принципе.
Я отломал наконечник старенькой стрелы, вручил женщинам и скользнул в сад, пока они не начали соображать и не позвали кого-нибудь нехорошего. На ходу закутался в плащ, подобрал лук и тенями побежал из поселка.
Я вернулся в лес, решив сделать небольшой крюк – не слишком явно обращать внимание деревни на полудроу.

- Успешно? – юноша жарил что-то, спрашивал, не поворачивая головы.
- Угу, – я принялся обустраиваться в углу, изредка с тоской оглядываясь на ароматный до головокружения ужин.
Он перехватил мой взгляд, пришлось смутиться.
- Просить не смею.
Он вспыхнул. Обиделся, что ли?
- Думаешь, отравлю? – ядовито спросил, с обидой.
- Нет. С чего бы? Тебе и самому мало, я еще нахлебничать стану.
Молча бросил мне деревянную миску с куском оленины с рагу. Как ему сказать, что мяса я не ем?

Я уснул и спал ровно. Ровно проснулся – посреди ночи, в широкой лунной дороге. Не луна же по мне соскучилась, что-то тревожное в воздухе витало. Я вызвал одними губами Эялу. Пантера вот соскучилась, мордой мягкой ткнулась в плечо, потрепал ее по шелковой холке, отправил вокруг дома, проведать, а сам пошел в сени – вроде как воды напиться.
Дроу не спал. Старательно изображал сон, но луна была на моей стороне, пару раз отразилась от блестящей радужки приоткрытого внимательного глаза. Я дошел до бочки с водой, зачерпнул полный ковш.
Солнце мое, ты, несомненно, умрешь. От икоты.
Вспоминая тебя всеми ласковыми словами, которые знал, я подошел к полукровке и выплеснул на него весь черпак.
Он успел вскочить и под холодный водопад не попасть, но, Сияющая, сколько было визгу!
Если вкратце – утром мы проснулись почти друзьями.



Добавлено:
Взгляды переплелись, как горячие пальцы, зеленное море схлестнулось с зеленым морем и стало одной стихией, без ненужных судов, без назойливых берегов.
- Рингиль…
- Тсс… тихо, тихо, журавленок. Я все еще не хочу тебя видеть.


Да, утром мы проснулись и отправились за его золотым чесноком с дикими стрелами. Он шел впереди, по узкой горной тропке, напряженный и внимательный, а я орал песни самым немузыкальным способом, и чувствовал себя последним орком, пьяным в ореховую кашу. В конце концов, мальчишка сделал мне замечание. Нет, я бы его точно в ученики взял.
- Тсс! – он отошел, давая и мне увидеть. Футах в пятидесяти нас ждал огромный паук, неприятно-мохнатый, с длинными тощими ножками и маленькими глазками. Я жестом показал на деревья по краям тропинки и свой лук.
- Знак?
- Я чихну.
Я белкой взлетел на дерево, присел на упругие ветки, выглядывая дроу. Мальчишка срывался уже третий раз. Сиди там, ладонью указал я ему, когда поймал взгляд. Он кивнул, а я зря над ним смеялся – лук-то мой не собран! Снова ласково вспомнив тебя, свинтил плечи, упираясь в ложе ногой, натянул тетиву. Оперение привычно шелестит тихонько у кончика уха.
- апчхи! – коротко. Два стрелы дружно впились в глаза зверя. Паук взвился, я уже морозную стрелу приложил.
- Апчхи! – длиннее получилось, натуральнее, прицел сбил, обе в молоко ушли.
- аап-чхи! – простой стрелой, но обе опять влетели куда надо, паук жалко упал на спину и съежил лапки.
- Я, как видишь, тоже неплохо стреляю, - с небрежной гордостью сообщил дроу, пока я спускался. Боишься, что я тебя за полцены держу?
- Ты здорово стреляешь. Даже для следопыта.

- Пришли. – с трепетом, лежа в бурьяне, час спустя.
Я никогда бы не пошел в пещеры дроу. В твой монастырь – да, тоже верная смерть, но мне есть, что тебе сказать, а их пещеры коварны и непредсказуемы, как они сами. Помоги мне, Сияющая!

Мы зашли в темный коридор, слепые с дневного света, они ждали нас: я услышал двоих и еще четкий щелк, так срывается арбалетная тетива. И болт ядовитый вгрызается в мою плоть.
Я упал, не от боли, просто за камень, считать собой количество их зарядов не тянуло никак. Их двое. Нас двое. Но они дома.
Снова вызвал Эялу, заставил броситься на них – не допрыгнула, не испугались. Отозвал – переход длился слишком долго, слишком медленно, свет портала не пронял темных эльфов. Я напряженно думал. Яд упорно полз по венам. Мой полудроу убежал.
Дроу-охранник побежал за ним, второй искал меня.
Рингиль, ты уверенна, что не готова меня принять?

Полумесяц – я выхватил клинки.
Он странно полоснул пальцами воздух, крикнул нечто – меня окружила плотная темнота. И права, зачем мне зрение, здесь, в подземелье? Я вышел на большие трехплоскостные восьмерки – если и не задену, подойти он побоится.
Он все же поднырнул, попытался ткнуть в бок, снова на пол полетели волосы. Я знаю, где он. Растущий месяц – я повернулся к нему, скрестив над головой клинки, обрушил на дроу, разводя руки в стороны. Сдавленный крик, лезвия кое-где шли туго – я задел его. Не останавливаясь, я крыльями распахнул руки, провернул рукояти прямой-обратный-прямой хват, одновременно ведя большой круг плечами, и в глубоком выпаде на левую ногу опустил на плечи дроу параллельные лезвия.
Прием казался беспроигрышным, он был ранен, я действовал быстро.
Конечно, не так быстро, как ты.
Он ушел в сторону.
А потом началась серьезная драка, и я не думал ни о тебе, ни даже о Рингиль, ни о своем проводнике, что где-то у входа перестреливался с темным эльфом. Я думал о том, как прожить еще хоть на слезинку луны.
Он какое-то время выныривал и снова уходил, безрезультатно для нас обоих. А потом его темная богиня улыбнулась ему, и Сияющая закрыла ладонями лицо. В длинном прыжке он настиг меня сильным ударом. В голову.
Я понял, что – конец. Что проиграл, потому что зелий, Сверкающая, зелий у меня нет!!!!
Тогда я решил…
Нет, о тебе я уже не думал.
Я решил продаться подороже. Дороже, чем в прошлый раз.
Соображалось с огромным трудом, проще камни сдвигать или мумию Фаркарнагга убедить в собственной несъедобности. Я выкатился из непроницаемой тьмы.
Скоро дроу вышел.
Я попробовал вызвать вспышку света – пальцы неуклюже и вяло зацеплялись друг за друга, я только потерял время. Тогда…
Дроу заходил слева.
Я взял лук.
Мне не одолеть его на клинках. Сейчас, с проломленной головой – не одолеть. Но свалить его я могу попробовать.
Я взял лук, кое-как закрепил веревку на концах плеч, сел поудобнее на колено, крестом перехватив тело лука. Я ждал.
Он прыгнул как-то неудачно, неуклюже прыгну. И снова мы – лицом к лицу.

..передо мной – его змеиная усмешка.
Он снова достал меня, кажется, серьезно.
Как же он меня достал!

Голова… да, правильно, раскалывается, и между краев раскроенного черепа наверняка нервно пульсирует белый мозг. Кровь заливает лицо; кровь, липкая, в глазах, в ушах, как же ее много! Я ослеп. Я оглох. Я мертв.
Я улыбаюсь.
Живот болит…
Вспыхивает сердце, как луны назад, но не любовью, и выталкивает в меня еще капельку жизни, капельку силы, на самый кончик лезвия.
Страшен, я наверняка страшен, даже для дроу.
..а еще у меня бьется сердце, хоть уже давно не любовью, а он носил в груди камень, поэтому я прожил дольше.
На целый миг.

Сказка о мальчике и звездочке

Однажды мальчик гулял поздним вечером вдоль леса и смотрел на звездное небо. В то время как другие думали о машинках и роботах, он мечтал о любимой, о семье и детях. И вот он неожиданно увидел свет между деревьями. Вначале мальчик подумал, что это костер, и хотел уже идти дальше, но что-то манило его, и мальчик пошел, как мотылек, на свет. Пропетляв среди деревьев, он вышел на небольшую полянку, посреди которой сидела звездочка.
- Привет, - сказала звездочка, увидев его.
- Здравствуй, - неуверенно произнес мальчик. Он был настолько очарован красотой звездочки, что утратил дар речи.
- А что ты тут делаешь? - спросила звездочка.
- Гуляю, - словно сквозь сон ответил мальчик.
В воздухе нависла тишина. Звездочка молча смотрела куда-то, а мальчик смотрел на звездочку. В траве потрескивал кузнечик, и приятно пахло хвоей.
- Пока, - улыбнулась мальчику звездочка и растворилась в чаще леса. Посмотрев ей вслед, мальчик пошел домой. Всю дорогу он думал о звездочке. Как она там, одна в лесу? На следующий день он встал пораньше и пошел в лес искать звездочку. Обойдя половину леса, он начал беспокоиться. Но вскоре мальчик увидел ее на берегу речки. Он настолько обрадовался, что, позабыв о робости, подсел к ней.
- Привет.
- Ой, приветик, - удивленно ответила звездочка и немного смутилась.
- Ты не замерзла тут в лесу? - спросил мальчик.
- Нет. Все нормально, - ответила звездочка и улыбнулась...
Они сидели и беседовали весь день и всю ночь. Они не очень много узнали друг о друге, но звездочка рассказала, что очень хочет попасть на небо к другим звездам, найти там свое место. На утро мальчик пришел домой и лег спать. Но он продолжал думать о звездочке. Проснувшись, он решил ей помочь. Сделать ее счастливой, во что бы то не стало. Мальчик вышел во двор и, собрав гору досок, начал строить огромную лестницу в небо. День ото дня лестница становилась все выше и выше. Мальчик, забыв про еду и сон, пилил, резал, строгал и забивал гвозди. И вот, спустя две недели, лестница была готова. Собрав остатки последних сил, мальчик пошел в лес. Поплутав по нему, он не нашел звездочку и, обессиленный, опустился на траву. Спал мальчик целый день. Ему снилось, как они со звездочкой гуляют по ночному небу, танцуют меж облаков, обнимаются под луной. Проснувшись после заката, он потянулся и продолжил поиски. И вот он увидел вдалеке знакомый свет. Сердце сжалось и быстро забилось в груди. Неуверенным шагом мальчик пошел вперед. Вскоре кроны деревьев расступились, и он увидел звездочку.
- Привет, - улыбнулся мальчик звездочке.
Та вздрогнула и обернулась.
- Пойдем, я тебе кое-что покажу, - сказал он, протянув ей руку. Звездочка взяла руку мальчика, и они пошли к его дому. Там мальчик провел звездочку во дворик и подвел ее к лестнице.
- Ты хотела на небо... Эта лестнице приведет тебя туда.
Звездочка просияла от счастья. Она обняла мальчика и встала на первую ступеньку. Мальчик помог ей взобраться и последовал за ней. Они поднимались все выше и выше, и вот последняя ступенька преодолена. Звездочка вскочила на облако и побежала вперед, кружась и любуясь всем вокруг. Увидев это, мальчик улыбнулся - она счастлива. Но когда он шагнул на облако, то провалился сквозь него и полетел вниз. Он не умел ходить по небу.

Лишь в середине лестнице мальчик смог ухватиться за ступеньку, ударившись о нее правой рукой. Он был слишком низко, что бы докричаться до звездочки. Верхние ступеньки лестницы были сломаны... Спустившись вниз, мальчик еще раз взглянул на небо и пошел в дом. На улице начал накрапывать дождь. Перебинтовав руку, он принес книги и стал искать ответ на вопрос - как люди могут ходить по небу?
Дождь барабанил по окнам, стопка книг постепенно редела. Но ответа не было. Были машины, пароходы, самолеты, но ничто из этого не могло долететь до звезд. И тут, в отблеске молнии, он увидел картинку, на которой космический корабль уносился сквозь облака вдаль. Затаив дыхание, мальчик стал вчитываться в текст. "...Космический корабль способен обеспечить многолетние перелеты к дальним планетам и звездам..." Вот то, что он искал. Мальчик отложил книгу и посмотрел на дождевые тучи. Совсем скоро он увидится с ней. Когда рука немного зажила, мальчик начал собирать материалы и изучать строение корабля. Долгими вечерами он паял схемы, а днем собирал обшивку. Минуло полгода. Корабль был готов на половину. И не было ни дня, что бы мальчик ночами не смотрел на звезды, вспоминая свои грезы. В доме пахло канифолью и кислотой. За окном моросил дождик. Минул год. Под брезентом стоял готовый корабль, в своей комнате мальчик дошивал костюм. Тучи разошлись, и солнце осветило лес и долину с домиком. Надев скафандр, мальчик вышел во двор, снял брезент и сел в корабль. Тот загудел, взревел и стал медленно отрываться от земли, сжигаю траву и кусты под собой. Но, поднявшись на пару десятков метров, он рухнул обратно на землю. Выбравшись из кабины, мальчик сел на обуглившуюся траву и заплакал. Спустя пять дней он закончил проверку и починку всех деталей. После этого он снова попытался запустить корабль. На этот раз тот сорвался с места и взмыл в небо, оставляя за собой выжженный двор и одиноко стоящий домик. Прорвав пелену облаков, мальчик устремился вперед и ввысь, к звездам. Припав к иллюминатору, он вглядывался в каждую встречную звезду, ища ту, которую встретил на той поляне. И каждый раз ошибался.
Все дальше и дальше корабль уносил мальчика от его дома. Миллионы образов проплывали мимо него, исчезая во тьме. Одно лицо сменялось другим, но ни одно не могло сравниться со звездочкой, которая снилась ему каждую ночь. День за днем, месяц за месяцем, год за годом бесследно уходили в прошлое. И однажды корабль остановился - мальчик не нашел звездочку.

*маленькие сказки но ночь**

Желтая
(подарено Соуль))
Золотые лучи заплетались в венок над пушистыми пепельными волосами. Золотое в Арьяне солнце, теплое, под ресницами арьянцев хоронится – оттого ночью в домах лучины не жгут, света за день накопленного хватает.
И дерево в Арьяне золотое, солнечное, и избы теплые, ни плесень их не берет, ни жук-короед; и на скамье спать – только хорошее видится.
А рожь в Арьяне, что косы дев – колосы тугие, упругим золотом так и брызжут, и зерно к руке льнет, полные горсти зачерпни и слушай, как шелестит оно, о своем, солнечном, наперебой рассказывая.
Князя в Арьяне не было.
А костров не жгли, ни на Ярилин, ни на Тридухов день, ни даже в светлую Купавкину ночь – тусклы костры рядом с глазами ясными арьянцев, грубо пламя их.
Головы у Арьяна не было.
И стога золотые по полю, точно мохнатые звери лесовички с шерсткой мягонькой, хороводы водили, да застал их чужой взгляд, так и застыли, неживыми притворились.
Солнышко в Арьяне наперед Матери почиталось – только Мать и есть солнышко, ни спора про меж них не было, ни брани пустой, всего-то рисовали прежде круг со тремя молниями, а посля, рядом, со словом добрым ласковым – два треугольника навроде заморской буквы восемь да черту поперек.
Редко заморские гости в Арьян наведывались – не досуг, и не зачем. Мед сладкий и рожь рассыпчатая – все, что могли они за свои товары выменять, а товары их арьянцам ни к печи, ни в огород: лето жаркое, зима ласковая, ни мехов, ни мечей не хотели жители.

Только однажды заглянул в Арьян хитрый торговец Аа. Глазами черными, как мыши, посмотрел, солнышка Арьянского покушал и говорит Сеире, девчонке конопатой, кузнеца дочери:
- А хочешь, говорит, солнышко, всегда в кармашке будет? И ночью глухой, и в бурю, и в колодце, хоть на самое дно спустись.
Засмеялась Сеира звонко, точно лучики золотые рассыпала:
- Зачем солнце мне в кармашке, если всюду оно разбросанно – и в косах сестриных, и в руках отца, и в материнских глазах, и на носу у меня и щеках целая горсточка!
Засмеялась и убежала.
Подошел тогда Аа к слепому сказителю Тиалху.
- А что, старец, - говорит, - обидело тебя солнце, глаза твои лучистые отняло. Хочешь, подарю его тебе полную шапку – новые глаза себе купишь? И гусли новые, со струнами шелковыми.
Помолчал слепой сказитель Тиалх, а потом так сказал:
- Не нужны мне гусли новые, ни струны шелковые. Не обидело меня солнышко, а в былинах моих золотым блеском играет. Уходи, злой человек, не топчи зря Арьяна.
Но хитрый торговец Аа не захотел с пустыми руками покинуть теплый край. И подошел он к пастуху Уэллу, что за лошадьми легконогими ходил.
- А скажи, пастух Уэлл, хочешь ли, чтобы подарил я тебе солнышко? – и мешочек с монетами развязывает. Сияют монетки, и правда, как настоящие. Загорелись глаза у пастуха, и сердечко загорелось, огнем черным, да так и сгорело.
- Хочу, говорит, очень хочу! Что за солнышко карманное просишь?
Усмехнулся недобро хитрый Аа.
И пошли с тех пор дела другие в Арьяне. Тянутся туда купцы заморские, да пилигримы с северных островов со святым словом, да ученые с пергаментными плешами. Богатый стал Арьял, процветающий, каких только товаров диковинных в нем не найдешь! И князь даже появился, сильный князь, гордый, с таким не страшно и караван за горы отправить, и с соседями на границе поспорить.
Да, другие, взрослые пошли дела.
Только нет в Арьяне больше солнышка.

Синяя
(вакантна))
Небо там, высоко, синее-синее, еще синее, чем это кажется с земли. У неба есть драконы.
Они небольшие и верткие, как сказочные светлячки-эльфы, и крылышки у них маленькие, с длинными сине-зелеными перьями – небо ведь сине-зеленое, там, высоко над землей, и отливает солнечными искорками. И глаза у них большие и раскосые, немножко похожие на ладью огненного охотника Ра и еще на вытянутые крылья облаков, когда их обнимает засыпающее солнце.
Вокруг шеи у них перья розовые и золотые, и немножко черные. А на хвосте – совершенно особенные. Они вырастают жесткими, цвета бронзы или стылой меди, и постепенно созревают в мягкий белый пух. Тогда драконы выдергивают легкие зрелые пушинки со звездно-искристой каемочкой и пускают по небесам. Внизу люди называют их атмосферным явлением, перистыми облаками и еще какой-то гадостью, и ведут бесконечные свои скучные диспуты о их природе и свойствах. А драконы дуют на пушинки, сбивая их в большие воздушные комья, и весело летают вокруг, грациозно извиваясь и лениво помахивая переливчатыми крылышками.
Больше всего драконов на севере, они там доверчивые, не пуганные вертолетами и часто показываются людям, сверкают разноцветной своей чешуей, гладкой и плоской, чешуйка к чешуйке.
Кофейные люди с золотыми браслетами на руках и ногах звали дракона пернатым змеем и приносили ему жертвы. Дракон резвился вверху, высоко-высоко и даже не вспомнил о кофейных людях.

А по ночам на небе перемигиваются звезды, которые не драконьи глаза, и не их домики, но и маленькими солнцами их не стоит называть – вдруг какая-нибудь обидится и скроется, тогда небо опустеет – и загрустят драконы, потому что в их щелочках-глазах будет отражаться на целую звезду меньше.

Сказка-то где, спросит круглоголовый мальчик-якут в шапке пушистой, точно драконья грива. А нету сегодня сказки. Сегодня небо синее-синее. И там живут драконы.

Рыжая с белой кисточкой на хвосте
(вакантна))
Лис был дикий. Взъерошенный, с грязными шершавыми сосульками вместо шерсти и непрерывно рычащий. Когда лис уставал рычать, потому что в горле начинало першить, он молча скалил желтые зубы на любого, кто к нему приближался или хотя бы проходил мимо.
Как лис попал в дом, он не заметил, просто запахи вдруг стали резкими и очень едкими, просто пропал дождь, и больше не пахло мокрой травой, терпким луговым медом и еще много чем, зато появился запах Человека и всего мусора, которым он себя окружает столь заботливо… но это не важно.
Первой появилась несмелая Рука. Нервная немножко, широкая, она потянулась к загривку - то ли ударить, то ли погладить, лис не стал разбираться, цапнул зубами воздух рядом с Рукой. Рука отдернулась, вроде пригрозила даже.
Потом лис был один в доме человека, по-прежнему дикий и взъерошенный. Несмелая Рука еще пару раз подходила, пока лис наконец не укусил ее больно-пребольно. С тех пор она не появлялась – лис не вспоминал ее.
А еще потом появилась другая Рука. Поначалу лис подумал, что это та же самая и собрался ее опять укусить, но Рука неуловимо пахла другим чем-то, и, пока лис старался понять, чем, ласково щелкнула влажный холодный нос.
Лис, конечно, сделал вид, что очень обиделся, и громко-громко зарычал.
На другой раз Рука принесла мисочку молока. Не тянулась к лису, а поставила мисочку и удалилась, ничего не сказала. Лис осторожно понюхал молоко – вода водой, подкрашенная чуть-чуть, но вроде безвредная. Лис аккуратно опустил в молоко длинный красный язычок и стал лакать – тьяп-тьяп-тьяп.
И еще потом Рука несколько раз приходила, иногда пыталась погладить – лис всегда рычал и скалился, правда, все тише, все фальшивее, пока наконец не настал День.
В этот День лис решил, что позволит себя погладить.
Он вылизался, старательно, и оказалось, что вместо грязных сосулек у него есть шерсть, и, если ее хорошенько отстирать под летним дождем, шерстка будет вполне хорошенькой. Он свернулся корзиночкой, накрывшись пушистым хвостом, и стал ждать, когда появится Рука.
Рука не появилась.
Лис забеспокоился, он подскочил, покружился как бы за хвостом. Рука не появлялась в одно и то же время, но появлялась! Лис лесным своим, звериным чутьем понимал – и не придет.
Лис сел на подоконник – это такая плоская деревянная досочка, на которой Человек пытается вырастить траву. Сел, собрал лапы, сверху пристроил удобно хвост. И стал ждать – считать облака, звезды, солнца и луны – стал ждать, когда вернется та Рука и погладит его.
Ведь даже самые дикие и взъерошенные лисы хотят, чтобы их погладили.

Небольшая страна на южной границе с Озером Пара. Приграничье это не просто название на карте для многих авантюристов. Всего несколько сказаний от торговцев из Калимшана, которые одни знают что-то более-менее полезное.
В Вестгейте о Приграничье знают лишь то, что это любимое место для путников всех мастей, которые могут завоевать здесь себе звание в зависимости от своих успехов и выбранной деятельности. Именно о судьбах, порой со смешной и нелепой смертью, рассказывают барды истории по всему Фейруну. Страна, которая переживает экспансию калишитов и набеги кочевников из Шаара. Еще Эльминистр рассказывал о выбросах дикой магии, и да не оставит Тимора авантюристов в момент бушевания силы!

Адаерглас. Долина Магов.
Одно из самых опасных мест во всем Приграничье. Одинокие фермы разбросаны в удаленности друг от друга. Сухую землю приходится все время поливать, потому поля пронзает ирригационная система каналов. Крестьяне работают с рассвета до заката, сгибая спины под палящим солнцем. Они ведут оседлый образ жизни и продают по высоким ценам свои товары оголодавшим в пути странникам из Калимшана.

Все изменилось, когда два молодых и очень амбициозных мага прибыли в эти земли. Они построили замок в Маринджаре. Возвели высокие и крепкие стены, поставили хорошо натренированных стражей охранять их обитель и стали заниматься изучением магии, все более уходя в грезы о божественном могуществе. Они назвали свое убежище "Замок Темной Грез", ставший известным по всему Приграничью, потому что они насылали страшные видения на весь Адаерглас. И были в тех наваждениях странные мысли о божественной избранности двух магов. Всегда заклинателей - Лорда Ирауна и Лорда Сриввена (которые предали своих собственных правителей) - сопровождали живые доспехи. Всех неугодных, чародеи уничтожали, но некоторым везло и они сохраняли жизнь, после чего их продавали в рабство.
Они так сильно укрепились в регионе, что смогли создать альянс магов, так что теперь помощь им поступает из других королевств, от Халруа до Вотердипа.
Их колдовство настолько сильное, что они постоянно создают какие-нибудь новые артефакты на продажу, или новые заклинания для очередных завоеваний.
Но и в самом Адаерглас всегда было много магии, потому они посылали вызванных монстров нападать на торговые караваны, в особенности - Почтовых Рук (или просто "Рук"). В одно из таких нападений выяснилось, чем можно побороть Королей-Колдунов, когда атаковали Высокого Лорда Мага.
Многие готовы заплатить кругленькую сумму авантюристам, которые бы взялись за работу, уничтожить двоих магов: Зентарим, Красные Волшебники Тая, торговцы- калишиты и из Вилхорн Рич, эммисары Халруа.
Лорд Ираун и Лорд Сриввен были когда-то волшебниками одной из уничтоженных школ магии в баталии между студентами-бунтарями и их мастерами. По слухам, там они открыли заново некогда забытые заклинания, применяемые в давние времена в Мулхоранде.
Хранители Побережья предлагают множество сияющий монет любому, кто возьмется поколебать силу возомнивших себя богами Королей-Магов.

***
Небольшой городок с невысокими толстыми стенами в степи. Светлое небо и палящие лучи. Уставшие после долгого перехода путники устроились в местной таверне, чтобы выпить прохладного вина из погреба, когда один из Хранителе Побережья с отличительным знаком – красный круг, и белое кольцо, а в сердцевине заключена молния, распахнул дверь и остановился на пороге. Мужчина обернулся и точно шепнул кому-то, оставшемуся укрытым от глаз любопытных, подождать его снаружи.
Одноэтажное здание с плоской крышей и маленькими окнами, в которые почти не проникали лучи солнца из-за прикрытых ставень. Царила духота. Свет почти не проникал внутрь, создавая в это время суток полумрак.
Человек лет тридцати в клепаном доспехе и при мече, града которого украшена темным сапфиром, приметил, по указанным ему в письме чертами, троих путников: эльфа, человека и весьма нехарактерного пришельца из далекой страны юго-восточного региона Фейруна.
Он подсел за их столик, не спрашивая разрешения, и заговорил.
- Хорошо, что вы прибыли, господа. Немного запоздал, ибо подыскивал вам лекаря. У меня такое предложение, - он понизил голос до шепота, чтобы лишние люди их не подслушали. - Мы платим вам по пятьдесят тысяч золотом каждому при выполнении задания. Напоминаю, что вам предстоит отправиться в Шаар. Руки нашли какой-то способ… вам надо добраться до озера Леспен, а точнее до трясин. Один из шпионов узнал, что именно в тех края отправились маги тайну своей успешной жизни. В мангровых зарослях можно укрыть почти все. Вот часть этого сооружения, - он достал тридцатисантиметровый серебряный цилиндр с золотыми навершиями, но очень неохотно, и положил перед собой, сжимая в руке. Наемники не выглядели очень надежными, как и все их профессии. – Когда прибудете к месту, то заклинатель, которого я вам подобрал, сможет найти изделие по свитку. Ее зовут Шивет То Харр, шаарка.
Вы еще не передумали?

Предания старины глубокой. Датируется 2004 годом.

Северный Трэнт

Утреннее солнце освещало гордые голубые купола замка Северный Трэнт. Легкий иней еще лежал на траве и на листьях деревьев. По серой ленте дороги свита приближалась к замку. Во главе свиты ехал молодой всадник на вороном коне. Бок о бок с ним ехала прекрасная девушка. Ее красота просто божественна во всех смыслах. Молодое и мудрое лицо, голубые, как два кристально чистых озера, глаза. Светлые волосы заплетены в косу. Белоснежный плащ накинут поверх сложенных крыльев. Она – самое прекрасное, мудрое и непорочное существо на свете – ангел. Рыцарь же простой человек. Пусть еще молодой, но смелый и закаленный в боях он один из тех, кто оберегает Империю от разных бед, будь то чумной мор или атаки демонов.
На его лице, когда-то прекрасном, крест на крест лежали два старых кривых шрама, оставшихся после битвы с лесным троллем. На левом глазе «красовалась» синяя лента-повязка. Глаз рыцарь потерял в одной из крупных встреч с демонами. Случилось это пару лет назад. Тогда он единственный из пятитысячного отряда остался в живых! Но не потому, что отсиживался где-нибудь в замке и ждал, пока другие расправятся с демонами, наоборот, он встречал адских отродий в первом ряду кавалерии, рядом с другими не менее умелыми воинами. Все они храбро сражались с силами Тьмы, раза в три превосходивших рыцарей численностью, но выжил лишь он. Остатки демонов позорно бежали обратно в свое Сумрачное царство. Армия Империи была полностью разбита, но победила. Рыцарь, в той битве, получил не мало смертельных ран, но самостоятельно смог добраться до ближайшего селения, где его, можно сказать, воскресили. Своим исцелением он обязан ангелам. Не встреть он в том селении команду ангелов-спасителей, спешащих на помощь армии уже давно разбитых рыцарей, он был бы мертв. После этой битвы Эараса поставили командовать сотней кавалеристов. Поэтому рыцарь не смог отказать в помощи ангелам, правда не зная, что от него требуется.
И теперь он ехал рядом с прекрасной Аликс, во главе отряда кавалеристов, чтобы узнать свое задание.
Темно-синий плащ рыцаря развивался на ветру. Под ним, блистая серебристыми колечками, тихо позвякивала кольчуга. К кожаному седлу пристегнут огромный двуручный меч. Черные, как смоль, волосы рыцаря опускались из-под капюшона. Лицо, с единственным карим глазом, застыло в печально-задумчивом выражении. Сотник казался сейчас воплощением силы и благородства. Впрочем так оно и есть.
Вздохнув всадник продолжил свои раздумья, в основном касавшиеся дней будущих. Иногда проскакивали грустные мысли о делах минувших дней, но рыцарь старался не задумываться об этом. Вспомнить старые войны, значит вспомнить друзей, погибших на них. А такие воспоминания обязательно подорвут и без того плачевное состояние духа.
Мимо ехавшей свиты в утреннем тумане проплывали пушистые ели. Белоснежные вершины могучих гор виднелись вдалеке за замком. На их фоне Трэнт казался еще более величественным и старинным. Утренний воздух поддернут легкой, еле заметной, дымкой.
Рыцарь оглянулся. Половина его воинов – пол сотни тяжеловооруженных всадников, естественно на месте.
«Все это очень и очень странно, - сотника не покидали тревожные мысли, - Зачем лорду Кунару понадобилось отправлять пятьдесят рыцарей в эту глушь, здесь даже люди не живут. Хотя, как он нам сообщил, ангелы просят в помощь людей, чтобы разобраться с волками-людоедами (все-таки людоедами, а не ангелоедами). Вывод первый – лорду Кунару нужно потренироваться в умение врать. Но, не смотря на это, я согласился, хотя плохо представляю себе, как кавалеристы с копьями наперевес будут ловить по еловому лесу стаю ошалелых волков. Вывод второй – я – глупец. Ну, а если кавалерия все-таки нужна для чего-то другого, не думаю, что оно будет легким. Вывод третий – ждать можно чего угодно».
Покончив с выводами, сотник повернулся к Аликс:
- Извини, что беспокою тебя, но, Аликс, для чего все же нужны мои воины? Не волков же разгонять?
Ангел устремила свой голубоглазый взгляд на воина. В ее глазах загорелись искорки интереса:
- Волки? Ваш лорд не мог придумать что-нибудь поправдоподобнее?
- Видимо нет.
- Ладно, рыцари нужны для дела, но о нем тебе расскажет магистр Герульф.
- Кто?!
- Не пугайся, Эарас, Герульф вовсе не такой страшный, как о нем говорят в Империи. Пушистый немножко, полосатый, но не страшный. Он не виноват, что остался последний в своем роде.
Эарас представил себе получеловека - полутигра:
«Конечно, не страшный. Нет, ну может он и не страшный, но слухи об его племени, ходившие по королевству, более чем страшны».
- Что с тобой, Эарас, ты так поменялся в лице?
«Тут не только в лице поменяешься, но еще и с коня упадешь»,- про себя заметил рыцарь.
- Я же говорю: тебе нечего бояться. Он не такой кровожадный, как говорят о нем. Тигры НЕ едят людей, НЕ насылают порчу, НЕ крадут души, они вообще НИЧЕГО плохого не делают!
Аликс, явно недовольная тем, что рыцарь думает про тигров (как ей кажется, самых мудрых существ в этом мире), отвернулась в сторону восходящего солнца. - Извини, кажется я испортил тебе это чудесное утро.
- Ладно, рыцарь, забыли, - Аликс повернулась обратно, - Мы уже почти приехали.
Из-за поворота показались стены замка. Словно гигантская завеса, их покрывал широколистный плющ. С криками один из бастионов покинул сокол.
«Безусловно, это место более, чем древнее»,- подумал, глядя на замок, всадник.
Сейчас отряд проезжал по длинному каменному мосту, на котором через трещины в его тверди пробивались пучки травы и одинокие травинки. Словно два застывших на веки стража, мраморные статуи драконов охраняли мост.
Тихие воды прозрачной реки, протекающей под мостом, бились о земляные берега. Шелестела трава, стучали копыта пятидесяти двух лошадей, тихо звенели доспехи всадников…
Через пару минут Эарас, Аликс и рыцари уже стояли перед исполинскими воротами. На них красовалось изображение огромного дракона.
Больше не в силах скрывать любопытство Эарас, повернувшись к Аликс, спросил:
-Почему здесь везде изображения дракона? Статуи на мосту, ворота, да и на твоем плаще тоже вышит дракон.
-А, ждала, когда ты спросишь, - со скрипом ворота открылись, и рыцари въехали во двор замка, - есть такая легенда, наверное ты ее уже слышал, про синего дракона.
-Что-то не припоминаю. Напомни.
-Давным-давно, в непроходимых лесах стоял замок, оплот светлого волшебства. И замок этот охранялся драконом по имени…
-…Трэнт. Да, знаю эту легенду. Но не хочешь же ты сказать?..
-Да, наш замок назван в честь дракона, охранявшего его.
-Ты хоть сама веришь в это?
Аликс зло сверкнула глазами:
-Да.
«Ну, конечно, дракон замок охранял, - думал Эарас,- на то она и легенда, что правдивого в ней нет ничего. Сказка добрая для малышей».
По середине внутреннего двора стоял фонтан в виде все того же дракона. Тоненькая струйка воды все еще струилась из приоткрытой пасти ящера. Все стены и сам фонтан оплетены плющом. Сквозь камни мощеного двора пробиваются травинки. Конь Эараса наклонился, с жадностью ухватил пучок свежей травы и с самым радостным выражением морды принялся его жевать.
-Ворон, не время, поешь позже, - Эарас похлопал коня по могучей шее.
Ворон недовольно фыркнул, но на траву больше не покушался.
Подъехав ближе к фонтану рыцари спешились. Тут к ним подошли слуги – с десяток человек и по очереди начали уводить уставших от долгой дороги лошадей в просторные конюшни.
Когда скакуна Эараса увели, он подошел к прекрасной Аликс.
-Где разместят моих ребят?
-Ты ведь не это хотел спросить. Их разместят тут в замке. Места в Трэнте хватит еще на три сотни людей. Так что не переживай по этому поводу.
-Ага. А откуда ты узнала, что я не это хотел спросить?
Аликс весело сверкнула глазами и, сняв плащ, ответила:
-Тебя выдает лицо. Врать ты не умеешь. Ты слишком благороден.
-Спасибо. Можно я все-таки задам вопрос?
-Конечно, давай.
-Извини, что так грубо, но этот тигр Герульф он нормальный? – увидев подозрение в глазах Аликс, Эарас поспешил исправиться, - Ну, в смысле, ты же знаешь, что о нем болтают в Империи.
-То, что он чокнутый, и, закрывшись в этом замке творит черное колдовство?
-Ну, да.
Аликс звонко рассмеялась:
-Черное колдовство при ангеле? – в подтверждение сказанному Аликс взмахнула крыльями.
Одно белоснежное перышко оторвалось и мягко опустилось на землю. Там, где оно упало, мгновенно появился маленький белый цветок, похожий на ромашку. Но, к сожалению, Эарас не увидел этого чуда. Он смотрел на Аликс и любовался ее красотой и безмятежностью, - Ты хоть сам в такое веришь?
-Не очень, - Эарас вздохнул.
-Ну а если Герульф и чокнутый, то не больше, чем ты.
-Серьезно? Как жаль, тогда наши дела безнадежны.
И они оба весело рассмеялись. Тогда ни один из них не знал, что это, возможно последний смех в их жизни.

-Аккуратно, пригнись, здесь паутина, - Аликс наставляла Эараса. Сейчас они шли по извилистым узким коридорам замка на встречу с Герульфом.
-Вы что, тут никогда не убираетесь?
-Убираемся, только паутину с пауками не снимаем. Они назойливых мух ловят.
Эарас взглянул на паутину. На ней действительно сидел огромный, с кулак, паук. Рыцарь невольно скривил физиономию:
-А людей ваши пауки не ловят?
Аликс тоже взглянула на паука-гиганта:
-Нет, не ловят. Этот паук самый обыкновенный, просто его Герульф с помощью магии увеличил. Чтоб он мух лучше ловил.
«Да-да, а мухи тут размером с кошку…», - подумал Эарас.
На стенках коридора потрескивали свечи. Висели какие-то картины. Приглядевшись сотник угадал в них изображения битв. Тут бились белые тигры с черными тиграми ( злейшие враги белых тигров и ангелов), на других картинах в небе парил огромный синий дракон, но, в основном сражались люди рядом с ангелами против полчищ демонов. Вспомнив бой, в котором Эарас один выжил, рыцарь горько вздохнул. Его вздох гулким эхом отразился в длинном коридоре.
-С тобой все в порядке?
-Да, Аликс. Я просто вспомнил былые времена.
-Наверно эти времена были очень ужасные. Столько боли, столько грусти в твоем вздохе, - Эарас удивился, как точно ангел определила его чувства, - Расскажи мне пожалуйста о том бое, в котором ты выжил один.
-Ты откуда знаешь про этот бой.
-Видишь ли, я была в той команде ангелов-спасителей.
-Правда? Я вам очень благодарен, но, позволь спросить, почему вы не пришли раньше?
-Не гневайся, я очень сожалею по тем жизням, которые мы не смогли спасти. Просто мы попали в засаду демонов. Пол нашего отряда было убито. Когда же мы пришли к людям, было уже поздно.
-Прости… Я не знал… Я только помню, как мы благородно сражались с исчадиями Тьмы. Как гибли мои друзья и товарищи. Как я один стоял посреди гор трупов. Как брел к деревни, ноги скользили по земле, скользкой от крови. Как меня спасли ангелы. Я не помню их лиц, я был без сознания. Помню только руки, дарящие покой и исцеляющие мои раны. Я даже их не поблагодарил за спасение. Ангелы ушли раньше, чем я очнулся.
-Можешь поблагодарить сейчас, - Аликс еле заметно улыбнулась, - Знаешь, почему я попросила лорда Кунора прислать именно тебя. Да, ты любимец удачи, ты благородный воин, ты сильный и бесстрашный, но я хотела увидеть тебя вновь. Это я исцелила тебя, Эарас.
Рыцарь замер на месте, Аликс тоже остановилась.
Он медленно достал из ножен свой меч, приклонил одно колено и поставил двуручник перед собой:
-Теперь я вспомнил, вспомнил твой прекрасный голос: «Не беспокойтесь, он будет жить, а нам надо уходить». Я хотел тогда сказать что-то в ответ, но язык меня не слушался. Я не мог открыть глаза, не мог увидеть своих спасителей. Но я жив, жив до сих пор. Аликс, прекрасная Аликс, я готов служить тебе верой и правдой. Я готов оберегать тебя от опасностей и отдать за тебя жизнь!
Ангел ошеломленно смотрела на воина:
-Я, я не знаю что и сказать…
Вдруг из-за двери, напротив которой они остановились, раздался голос:
-Эарас, поднимись. Жизнь за Аликс тебе отдавать не придется, пока…
Рыцарь поднялся и огляделся по сторонам.
-Не пугайся, это Герульф, - теперь она обращалась к тигру, - Не пугай Эараса!
-А кто пугает? Ладно, проходите.
Аликс хмыкнула и потянула за дверную ручку. Со скрипом старая дверь открылась и взору рыцаря предстал маленький кабинет. Здесь света оказалось гораздо больше, чем в коридоре. Через огромное окно Эарас увидел горы во всей красе: белоснежные пики впивались в небо, где облака лежали будто на стекле. Белесый туман ложился на пушистые ели. Над небольшим горным озерком кружил белоголовый орел.
Утреннее солнце освещало книжные шкафы, стоящие здесь в два ряда. На средних размеров столе стояло множество баночек с неизвестными рыцарю порошками. Огромными стопками на нем же лежали свитки и пергаменты. За столом стоял резной стул с большой спинкой, на которой изображен уже порядком надоевший дракон. Со скрежетом стул отодвинулся и из-за стола поднялся тигр ростом с Эараса. Желтые глаза, как два костерка сияют на кошачьей морде. Усы, полосы, кончик хвоста торчит из-под длинной синей рясы. В общем полноценный тигр, если бы он преспокойно не стоял на задних лапах и не говорил.
Вообще то тигры похожи на людей, у них человеческое тело, правда покрытое мехом. А вот руки и голова – тигриные. Но тигры спокойно могут писать пером. Их пальцы на руках удлинены и венчаются когтями.
Герульф протянул руку сотнику и они обменялись рукопожатиями. На удивление Эараса лапа тигра вовсе не такая ужасная и даже… приятная!
Рыцарь смотрел на тигра с удивлением и уважением. Поймав его взгляд полосатый улыбнулся. Улыбка получилась не хуже человеческой.
-Как ты уже понял, я – Герульф, - рыцарь лишь кивнул, - Да Эарас, таким я тебя и представлял после всех рассказов Аликс. Сильный, благородный, и, как я только что мог слышать, с чувством долга. Ты точно уверен, что хочешь присягнуть нашему ангелу на верность?
-Точно! Она спасла мне жизнь, я теперь обязан ей жизнью!
-Ничем ты мне не обязан. Но я не против если ты, после выполнения задания, останешься здесь на пару дней, - Аликс лучезарно улыбнулась.
-Ладно, друзья, пора приступить к рассказу, садитесь, - тигр указал на два кресла, стоящие у книжных шкафов. Ангел и рыцарь устроились поудобней и Герульф начал свой рассказ, - Эарас, полагаю, ты не имеешь представления, зачем тебя суда вызвали.
-Имею. Здесь что-то нехорошее случилось или случится, - рыцарь положил под ноги снятый с пояса меч.
-Ты прав, случиться. И совсем нехорошее. Ну, все по порядку.
Вы знаете, что первыми в этом Мире появились тигры. Белые и черные. И вам известно, что черных тигров мы победили в Великой схватке. Белых осталось совсем мало. Но, несмотря на это, Инквизиции взбрело, что оставшиеся тигры есть злые колдуны. Почти всех белых сожгли в это время на кострах. Но меня и еще одного тигра, его звали Арруль, взяли под свою опеку ангелы. К сожалению Арруль погиб в битве с горным троллем. Получается, что я единственный из когда-то великой расы. Я очень долго думал об этом, пока не узнал страшную весть от Оркоры. Оказывается, я не единственный живой тигр. За Пушистыми горами прячется небольшое войско, состоящее из парочки горных троллей и пары десятков дикарей. Я долго пытался убить или прогнать их при помощи магии, но мои попытки не увенчались успехом. Кто-то мне постоянно мешал. Когда Оркора сообщила мне, что этой армией управляет маг, не простой маг, маг – черный тигр, я попросил Аликс послать гонцов к лорду Кунору. Лорд прислал тебя сюда. Эарас, прошу, помоги мне. Да не только мне, всем!
-Маг, а что мои воины могут сделать против мага?
-Мага я возьму на себя, тебе и твоим воинам останется разобраться с дикарями и троллями.
Давняя рана Эараса, при упоминании троллей, начала пульсировать болью.
Сотник задумался.
«А что, если там не пара и даже не три тролля, а целая куча? И как эта Оркора вообще увидела армию за горами? Да и кто она такая?»
-А кто эта Оркора?
-Мой ручной сокол.
«Прелесть, сокол!»
Рыцарь обратил свой взгляд на Аликс. В ее глазах таилась немая мольба. Такому взгляду воин не смог противостоять.
-Ну хорошо, когда отправляемся?
Аликс несказанно обрадовалась, а тигр широко улыбнулся:
-Я буду готов через день.
-Значит через день мы превратим этих тварей в пыль!
-ДА! – в один голос крикнули Аликс и Герульф.

Следующий день прошел для Эараса напряженно: сначала пришлось доказывать рыцарям, что два тролля – это не так уж и страшно ( правда мало кто поверил, все при словах сотника, «Тролли жутко тупы, вы их убьете прежде чем они это поймут…», косились на шрамы Эараса). Потом стала проблема за провизией. «Мало еды, ничего удивительного», - как выразился один из ветеранов – кавалеристов – «Эти ангелы святым духом питаются» (хорошо, что его Аликс не слышала). Но еду все-таки нашли. Следующая проблема состояла в том, что до предлагаемого(!) места размещения вражеской армии два дня идти пешочком, на лошадях по горам очень-то не поскачешь. Правда лошадей решили взять с собой. На то она и кавалерия, что сила в лошадях. Большую часть пути решили пройти верхом на конях, до горного хребта дорога вполне сносная. А подняться в горы можно и пешком, ведя лошадей с собой.
Эарас сидел на краю фонтана и старался привести разбросанные мысли в порядок, когда к нему подошел Герульф со старой картой в руках (или лапах).
-Эарас, вот карта гор, - тигр протянул свиток рыцарю. Эарас развернул карту и положил на край фонтана, - Вот здесь нам легче всего будет пройти через горы. Высота небольшая да и снега практически нет. Но предполагаемая стоянка наших врагов западнее этого места. Вот в чем наше преимущество: за горами мы сможем сесть на лошадей, а против кавалерии Империи эти дикари мало что сделают. Но черный тигр-маг, возможно сильнее меня, но я приготовлю заклинание для его уничтожения.
-Значит завтра с утра выступаем?
-Конечно.
-Я буду готов.
Тигр кивнул и неожиданно громко свистнул. Это само по себе показалось Эарасу невозможным. Кошки же не свистят. Но похоже этот замок просто переполнен чудесами.
Пронзительно крикнув с одной статуи дракона, которых здесь по меньшей мере штук пять, слетел сокол и уселся тигру на плечо.
-Это Оркора, она поможет тебе без труда найти путь в горах. Протяни руку.
Эарас выполнил требование тигра. Сокол осмотрела протянутую руку рыцаря, с подозрением легонько клюнула Эараса в палец, и, когда убедилась в том, что опасности нет, перепрыгнула с плеча Герульфа на руку сотника.
Эарас пересадил Оркору себе на плечо и погладил ее пальцем по серым перьям на груди. Сокол, недолго думая, клюнула рыцаря за палец.
-Понял, у нас чисто партнерские отношения!
Птица довольно заклекотала, а тигр рассмеялся.
-Герульф, а ты разве не пойдешь с нами?
-Я присоединюсь к вам позже. Карту оставляю тебе. Отдыхай, завтра начнется приключение. Я в своем кабинете, не беспокойте меня без веской на это причины.
Тигр слегка кивнул головой Эарасу и быстрым шагом направился к большой дубовой двери, являвшейся входом внутрь замка.
Оркора слетела с плеча сотника и опять уселась на рог каменного дракона.
Рыцарь вздохнул и стал разглядывать свое отражение в прозрачной воде фонтана. Сняв перчатки и повязку с глаза, Эарас зачерпнул хрустальную ледяную воду и умылся. Ему показалось, что «драконья вода» (фонтан в виде дракона) прибавляет сил и успокаивает душу и разум. Зачерпнув еще воды рыцарь выпил ее. По всему телу сотника разлилась сила. Эарас снял с пояса флягу и наполнил ее водой из фонтана. «В пути такая вода точно пригодиться».

Солнце начало клониться к западу, даря свои последние лучи серым стенам замка Северный Трэнт. Воздух похолодел, и поднялся ветер. Эарас расхаживал по двору, наблюдая, как его воины упражняются в умение владеть мечом. Молодых бойцов наставляли более старые, можно сказать ветераны. Серебристые лезвия сверкали в наступающих сумерках, звеня сталью. Блеск, к которому Эарас уже давным-давно привык. Более десяти лет рыцарь жил одним этим блеском, таким знакомым и близким, но в это же время зловещим, несущим смерть как врагам, так и товарищам.
К задумчивому рыцарю подошла Аликс и молча стала расхаживать по двору вместе с ним. Первым молчание прервал рыцарь:
-Аликс, фонтан в виде дракона, - сотник жестом пригласил ангела присесть на край фонтана, - его вода будто наполняет жизнью, силой, духом.
Ангел скромно улыбнулась:
-Да, этот фонтан наполнен магической святой водой. Любой, чье сердце исполнено злостью, прикоснувшись к этой воде мгновенно умрет, а тому, чье сердце открыто для света, эта вода прибавит сил для борьбы со злом. Этот фонтан стоит здесь с самого первого дня постройки замка. Он и раньше был наполнен магической силой. Герульф и Арруль поддерживали эту силу на протяжении столетий, пока Арруль не погиб. Теперь эта сила потихоньку истощается.
-Жаль, какую бы пользу могла она принести Империи в борьбе против демонов!
-Понимаешь, Эарас, не все воины такие, как ты. Встречаются хитрецы, воры, предатели. Встречаются те, чье сердце подвластно злу.
-Да, ты права, прекрасная Аликс. Расскажи мне пожалуйста об этом Арруле.
-Хм… Арруль был братом Герульфа. Он был очень близок к природе, любил гулять по горным лесам. Он всей душой любил горы. О, он бы все отдал, чтобы жить в горах вечно. Арруль умел разговаривать с животными, возможно, он даже знал, где живет дракон Трэнт.
-А Герульф тоже может разговаривать с животными? И дракон, он и вправду не легенда?
-Герульф умеет говорить только с Оркорой. А дракон не легенда, он действительно оберегал этот замок. Так во, Арруль часто ночевал в горах. Горы были для него вторым домом. Примерно год назад из-за Пушистых гор сюда пришел огромный тролль. Арруль решил избавить лес от него, но похоже тролль избавил нас от тигра. Наши разведчики нашли труп тролля и след крови тигра, ведущий глубоко в лес. Арруля так и не нашли, ни живого, ни мертвого. Я всей душой надеюсь, что он жив, но надежда тает с каждым днем.
-Да, грустная история. Но может тигр все же жив, может он просто решил остаться в горах.
-Надежда умирает последней.
Эарас кивнул и устремил свой взор на первые звезды, появившиеся на небе. Аликс вздохнула и тоже подняла голову к небу. Звон мечей стих, рыцари отправились отдыхать перед дорогой.
-Эарас, завтра в долгий путь. Тебе стоит хоть немного отдохнуть, я знаю, ты устал, - Аликс негромко запела, -
Темная ночь тиха,
Да только есть печаль,
Неужто на века
Скажу тебе прощай?..
-Красиво, ах, Аликс, как ты прекрасна!
-Спасибо, я очень рада, что снова встретила тебя.
Голубые глаза ангела словно светились. Эарас и Аликс молча смотрели друг на друга. Ангел всем своим изящным телом подалась вперед и поцеловала рыцаря в губы. Эарас никогда еще не чувствовал ничего подобного. Он обнял Аликс, и они долго сидели так под неустанным взором звезд и молодой луны.

Эарас вдохнул наполненный морозом воздух и расстелил на камне карту местности, пытаясь закрыть ее рукой от легких снежинок. С утра, как назло, начался сильный снегопад, поэтому Оркора не смогла следить за происходящим на земле с воздуха.
-Язир, - крикнул Эарас высокому молодому воину на сером коне, - Бери двух ребят и отправляйся разведать местность примерно на милю. Мы будем ждать вас здесь. Если заметите неприятеля, в бой не вступать!
-Есть, командир!
Трое всадников скрылись за снежной завесой. Эарас, вздохнув, свернул карту и приказал воинам спешиться.
Усталые бойцы с удовольствием слезли со своих коней.
-Расставить по периметру часовых! Неизвестно, что может случиться в следующую минуту. Парман, - обратился Эарас к ветерану-кавалеристу, - Следи, чтобы часовые выполняли свои обязанности. Ждать разведчиков придется долго. Местность нам не так известна, как этим дикарям. Если что заметите, сразу сообщите мне.
-Хорошо, Эарас.
Когда Парман ушел, сотник принялся изучать скалы. Ничего особенного: неровные каменные стены возвышались где-то в два человеческих роста. Покрытые шапками снега, стояли неколебимые ели. В общем место вполне удачное для перехода через горы, если бы не снег, в прямом смысле свалившийся на голову так внезапно.
-Кто-то идет!
Эарас обернулся на крик. Один из часовых протянул меч в сторону замка, который казался сейчас маленькой точкой. По дороге действительно кто-то шел, а вернее летел. С криком Оркора, сидевшая на плече Эараса, поднялась в небо. Все замерли в напряженном ожидание приказа сотника.
-Убрать мечи! Это Аликс!
Вскочив на Ворона, Эарас помчался по засыпанной снегом дороге навстречу ангелу. Аликс остановилась и стала ждать сотника. Когда Эарас приблизился к ангелу настолько, чтобы можно было хорошо увидеть ее из-за снегопада, он замер: Аликс явно собралась на войну. Серебристая нагрудная плита отражала белый свет, заполнивший все вокруг. Шлем в виде головы дракона скалился рядом стальных зубов. На тяжелом поясе висел меч в прекрасных ножнах.
-Аликс, - сотник поравнялся с ангелом, - Что ты здесь делаешь?
-Я пришла воевать.
-А, но… - Эарас просто не знал что и сказать. Кажется такое нежное и хрупкое существо просто не способно облачиться в доспехи и взять в свои прекрасные руки меч.
-Черный тигр пытается сбить вас с толку непогодой. Снег - это его рук дело.
-А ты то тут причем?
-Я хочу сражаться рядом с тобой, не бойся, мне не впервой.
-Аликс, а если что-нибудь…
-Не случиться. Ты же будешь рядом.
Ангел лучезарно улыбнулась. Ее улыбка одарила рыцаря уверенностью и теплом.
Аликс взлетела на лошадь Эараса.
-Ты не замерзла?
-Немного крылья замерзли, а так ничего.
Рыцари расслабились, когда увидели что на коне Эараса рядом с ним сидит ангел. Кто-то даже выкрикнул: «Теперь нам нечего страшиться!». Дружный хор голосов подхватил этот клич, и он эхом растворился в мертвенных скалах.

Из-за серых, нависших словно ветви раскидистого дерева, туч ни разу не появился лучик солнца. Заметно похолодало, но снег уже не валил так сильно. Эарас сидел рядом с Аликс и остальными воинами у костра. Костров пришлось развести несколько, чтобы все смогли погреться и перекусить чего-нибудь горячего. Парман травил какие-то байки про троллей, с которыми он расправлялся одним взглядом. Все от души смеялись и хвалили героя – Пармана. «Пусть посмеются, - думал сотник, - Это и дух солдат поднимет и согреться поможет. Но где же все-таки разведчики?»
Аликс с испугом посмотрела на небо, в котором, тревожно крича кружила Оркора.
-Что это с ней?
-Она кажется нашла разведчиков.
-Ты тоже ее понимаешь?
-Да.
-Ну и что с разведчиками?
Аликс с дрожью в голосе проговорила:
-Они убиты…
Те рыцари, которые прислушивались к разговору ангела и сотника вскочили, а за ними поднялись и все остальные. По рядам кавалеристов промчался испуганный шепот: «Разведчики мертвы». Эарасу даже не пришлось объяснять что случилось. Буквально за считанные секунды о смерти разведчиков знали все воины. «Черт, только смуты в рядах мне не хватало» - Эарас хлопнул себя по коленке ладонью.
-Тихо все! – шептания прекратились, все обратили взгляды к сотнику, - Еще ничего не известно, сокол мог и ошибиться! А теперь седлайте коней, отправляемся в путь!
Эарас уже сам понимал, что Оркора вряд ли могла ошибиться. Поймав испуганный взгляд Аликс, он тихо прошептал:
-Все будет хорошо… надеюсь…

Немые скалы с укором смотрели на всадников и летящего невысоко над землей ангела. Над скачущими рыцарями, в сером небе, с криком кружила Оркора, указывая путь. Сокол снизилась и летела наравне с Аликс, что-то клекоча. Аликс кивнула, опустилась на землю и сложила крылья. Эарас скомандовал рыцарям остановиться. Настроенные на битву воины с недовольством приостановили коней.
-Аликс, в чем дело?
-Оркора сказала, что вон за той скалой, похожей на крест, нас ждет громадный снежный тролль.
Рыцари озабоченно переглянулись, кони зафыркали. Эарас посмотрел на скалу, про которую «говорила» Оркора. Серый камень действительно напоминал крест, в центре которого вделан кол. Приглянувшись получше сотник понял, что на колу висят человеческие черепа.
Неожиданно, сорвавшись со скал словно хищная птица, подул сильный ветер.
-Черный тигр знает, что мы здесь. Эарас, что делать? – ангел обратила к рыцарю свой взгляд. Сотник очень удивился - ее глаза, голубые, как два озера, сейчас будто замерзли. Они не выражали никаких чувств.
-Аликс, с тобой все в порядке?
-Если честно, не знаю…
Рыцарь спрыгнул с коня и, подняв на руки Аликс (в доспехах!), посадил ее на Ворона.
-Отдохни, я сам справлюсь.
-Но, тролль…
-Ничего, не впервой.
Эарас улыбнулся и, глубоко вдохнув воздух, достал из ножен свой двуручный меч.
-Обойдем эту зверюгу с двух сторон! Вперед!
Рыцари поскакали к скале. Два воина, которые первые завернули за скалу, в прямом смысле вылетели из-за нее вместе с лошадьми. Остальные рыцари приостановились. Ветер все усиливался, начиналась буря.
-Кажется, троллей немного больше, чем один, - Эарас хмыкнул и приказал воинам спешиться, - На лошадях мы будем не столь маневренные. В битве с троллем подвижность – пожалуй главное. Постарайтесь ослепить тролля, проткнув ему глаз. Предупреждаю, роста тролль немалого.
Как будто услышав «похвалу» в свой адрес, из-за скалы вывернул громадный тролль. Толстую зеленую шкуру покрывал серый мех, глаза светились ненавистью ко всему живому. За ним неспешным шагом вышли еще две зверюги. С когтей первого тролля капала кровь. Увидев ужасных зверей и почуяв запах крови, лошади будто сошли с ума. Несколько коней, громко заржав, вырвали поводья из рук хозяев и рванулись в еловый лес. Другие лошади заметно занервничали и, пофыркивая, стали пятиться, но услышав твердый голос Эараса, навострили уши и остановились.
-Парман! Берешь на себя левого! Авак, ты с ребятами – правого. С собой по пять воинов! Остальным стоять, чтобы не случилось!
Тролли не торопились нападать на рыцарей, они ждали, когда воины подойдут поближе. Тролли упивались своей силой.
«Зря, зверюги, радуетесь. Вам недолго еще жить», - думал Эарас, медленно приближаясь к первому троллю. За сотником двигались двое ветеранов и десять внушительного вида кавалеристов. Несмотря на то, что кавалерии положено сражаться на конях, воины Эараса не раз доказывали, что они сильны в пешем бою.
Остальные воины, в их числе и Аликс, которым не удосужилось сражаться с троллем, напряженно наблюдали за происходящим. Чтобы поддержать воинов, ангел запела:
-О, вьюга белая, расскажи мне,
Где рыцарь правый мой?
Все ли ведет кровавый бой?
Все ли он на коне?
Ветер разносил песню Аликс по провалу. Ее прекрасный голос отражался от скал, кружил вместе с пушистым снегом. Хотя песня и грустная, но она вселяла дух в солдат. Подбодренные песней ангела, воины ускорили шаг, а потом побежали, крепко держа широкие мечи в руках. Тролли, не понимая от чего рыцари, минуту назад боявшиеся подойти к ним, преодолели страх и с яростью в глазах перешли в нападение, отступили на пару шагов назад. Опомнившись, главный тролль пригнулся и прыгнул в сторону Эараса. Сотник успел увернуться, сверкнула сталь, и тролль, получив удар мечом по ноге, недовольно завыл. Эарас, развернувшись, со всей силы ударил тролля мечом по спине. Рыцарь даже не надеялся прорубить твердую шкуру зверя, но у снежных троллей шкура оказалась тонче, чем у их лесных собратьев. По серому меху заструилась темно-синяя кровь. Тролль взвыл и, увидев на фоне серых рыцарей белое пятно – Аликс, ошалело кинулся на нее. Но зверя встретили длинные копья. Они без труда проткнули навалившегося всем телом тролля. Рыцари, державшие копья, отступили под весом туши. Два других тролля, переглянувшись (что со стороны этих глупых тварей казалось подозрительным), двинулись бок о бок на рыцарей. Воины, по приказу Пармана, рассредоточились по полю боя, окружая троллей и оставляя достаточно места для маневров. Молодой воин, наверно хотевший показать свое бесстрашие, сделал выпад в сторону троллей, но получив удар крепкими когтями в грудь, бездыханный упал на холодный снег. Случилось то, чего Эарас больше всего боялся: воины не удержались и бросились в бой. Не обращая внимания на крики Эараса, Пармана, Аликс и Авака, кавалеристы нанесли удар по троллям. Сжав зубы, сотник тоже бросился на троллей. О том, что будет, он предпочел не думать.

-Тридцать два убитых! О, Всевышний! Ну почему вы атаковали!? – Эарас уже не говорил, он кричал.
Небо потемнело, но тучи окончательно разошлись, метель стихла. Под светом холодных звезд снег казался черным от крови. Усталые рыцари прятали глаза от пристального взора сотника. Многие из них ранены, но большая часть кавалерии убита.
-Почему??? Тролли бы не убили стольких! Я не давал команду атаковать! Почему? Какие-то два жалких тролля, - Эарас покосился в сторону двух мертвых зверюг, лежащих на холодной земле, - разгромили больше половины нашего отряда! О, Всевышний! Да еще с лошадьми! Да мы сами затоптали своих воинов! Проклятье!..
Эарас продолжал кричать. С ним такого никогда не случалось. Обычно сотник был хладнокровный. Но тут погибло пол отряда! Хотя раньше на его глазах гибли армии, в которых тридцать рыцарей – капля в море. Что-то случилось. В воздухе как будто летал дух напряженности, раздражительности и… страха. Да, сотнику стало по-настоящему страшно. Раньше он почти никогда не боялся, даже когда встретился один на один с лесным троллем, а сейчас…
Один из воинов поднял глаза и неуверенно заговорил:
-Командир, не знаю, что на меня нашло, но я почувствовал настоящий страх вперемешку с желанием убить проклятых тварей! Я никогда еще так не срывался, но тут…
Рыцари удивленно переглянулись и закивали головами.
-Я тоже это почувствовал!
-И я!
-Мы все почувствовали страх и ярость!
Эарас с подозрением глянул на воинов. Он и сам это чувствовал во время битвы. Доселе недвижимо сидящая на Вороне Аликс вдруг заговорила. Ее стеклянный взгляд пропал, и на лице читалась тревога:
-Это ментальный удар. Черный тигр наслал на воинов ментальный удар. Мощное заклинание, действующее на разум, внушающее заклятому страх и гнев в одно время. Вот почему перед боем мне было плохо. Я чувствовала приближение зла, но не могла понять в чем оно будет выражено. Очень мощное заклинание. Черный тигр и вправду сильнейший маг!
Аликс не сдержалась и заплакала. Эарас подошел к ангелу и обнял ее. Белоснежные перья Аликс были испачканы в грязи и крови. Шлем в виде головы дракона валялся на земле. Рядом с ним лежал и острый ангельский меч, покрытый синей кровью. Уткнувшись в плечо рыцаря Аликс плакала.
-Аликс, все будет хорошо, вот увидишь, мы победим тигра. Герульф должен нам помочь.
-Да, только где он?
Ангел еще крепче обняла Эараса и нежным голосом зашептала ему:
-Я не хочу тебя потерять.
-Ты и не потеряешь, я обещаю.
-Спасибо…
Рыцари смотрели на обнявшихся Эараса и Аликс. И у каждого в сердце появилась искорка надежды.

-Оркора говорит, что в миле отсюда лагерь черного тигра. И он знает, что мы здесь.
По рядам (громко сказано, от всех рыцарей осталось человек пятнадцать) пронесся недовольный шепот.
-Воины! Но есть и хорошая новость! Со мной связался Герульф! – все приободрились от слов ангела, - Он поможет нам, как только Оркора увидит черного тигра.
-В путь воины! Готовьтесь биться насмерть! За Всевышнего! – крикнул Эарас.
Его голос эхом разнеся по снежной долине, вселяя дух в не спавших уже почти вторые сутки солдат.

У подножия склона воинов ждала армия. Еще издали послышались боевые кличи и песни. Чтобы поддержать боевой дух воинов, Эарас запел походную песню, а остальные воины ее подхватили. Эта песня несла столько силы, что боевые кличи поначалу смолкли, ошеломленные песней, но потом зазвучали еще громче. В утреннем воздухе, поддерживаемая сильными голосами рыцарей, прекрасным мелодичным голосом ангела и криками сокола, песня неслась по долине, как лавина накрывая все остальные звуки:
«Облака плывут, землю тенью закрывая,
Режет острый дождь, нам погода как чужая,
И дорога длинная впереди вьется змеей,
Этот день печальный, в этот день идем на бой.

С ветром нам по пути и одна судьба с дождем,
Нужно идти, мечи и латы сверкают огнем,
Синее знамя ветер рвет, как дикий зверь,
Небо плачет, скоро нам откроет дверь.

Путник вечный - черный ворон ждет наживу,
Гром беспечный нас проводит пока мы живы,
Солнца нет, тучи ему ныне как щит,
Может когда-то этот бой будет забыт…»

Так, с песнями на устах встретились две, пусть небольшие, но армии. Дикари превосходили силы Северного Трэнта втрое - вчетверо. Кавалеристы атаковали дикарей, клином врезавшись в их ряды и смяв их. Это заставило врага посторониться, но он с новой силой ринулся в бой. Эарас запомнил каждую смерть, смерть своих воинов. Лошади, понимая всю тяжесть положения, помогали хозяевам чем могли: старались ударить копытами врагов, оттолкнуть их могучей грудью. Даже Оркора кидалась с небес на дикарей, стараясь попасть им когтями в глаза.
Ворон, которому стрела проткнула грудь, упал на землю. Эарас еле успел спрыгнуть с коня.
-Жаль, мой верный друг. Покой тебе, мой конь, - прошептал сотник на ухо Ворону. Конь фыркнул и закрыл большие темные глаза.
Отбив удар топора и сразив мечом его обладателя, рыцарь бросился на помощь Аликс, которую окружили трое варваров. Но ангел сама неплохо справлялась. Легко увернувшись от удара шипастой дубины, она воспарила над землей и закружилась в танце меча, несущем смерть врагам.
Где-то с десяток дикарей бросились в лес.
-Это остатки армии тигра! Мы победили! – закричал Парман, но оглядевшись по сторонам, добавил, - только какой ценой…
В живых остались лишь Эарас, Аликс, Парман и еще два воина. Наклонившись над мертвыми хозяевами, фыркали лошади. Оркора кричала, кружа в небе.
«Неужели это все? Конец битве? Мы выиграли?», - подумал Эарас, но через секунду поняв, что это только кажется.
На небольшой холм поднялась фигура. Черная шкура с красными полосами. Это черный тигр.
Внезапно рядом с Эарасом воздух начал запруживаться и образовался голубой портал. Из портала появился Герульф и метнул в черного тигра шар света. Черный даже не пытался увернуться. Попав ему в грудь, шар раскололся на две половинки и, упав к ногам тигра рассыпался в пыль.
На морде Герульфа читалось удивление:
-Это не черный тигр! Это… человек!
Эарас пригляделся получше и застыл на месте. Это действительно человек, только на нем была одета шкура черного тигра. Вот почему Оркора ошиблась! Смотря с неба, она подумала, что это тигр!
Ответный удар «черного тигра» - черный шар врезался в грудь Герульфу. Белый даже не успел ничего понять. Его отшвырнуло к скале.
-Герульф! – Аликс бросилась на помощь тигру, но уже поздно. В светлое создание попал сгусток настоящей тьмы. Герульф лежал на земле с широко открытыми глазами. Он не дышал.
Маг громко рассмеялся. Как будто призванные его смехом, из леса вышли пять снежных троллей.
-Это конец… - прошептал Эарас, - Так продадим нашу жизнь подороже!
-Да! – крикнули трое воинов и ангел и запели песнь:
«Утро наступит, утро застанет кровавую сечь,
Копья и луки сломаны, сломан и меч,
Ворон закружит над полем, громко крича,
Он дождался пира для палача…»
-Аликс, лети! – сотник посмотрел на ангела, яростно отбивавшуюся от троллей.
-Но…
-Ты не хочешь потерять меня, а я не хочу потерять тебя! Лети!
Повинуясь рыцарю, ангел взлетела в небо, оставляя внизу своих противников.
Эарас даже не до конца понимал, что происходит: увернувшись от удара тролля он оказался рядом с темным магом на расстояние вытянутой руки. Маг занес кинжал для удара. У рыцаря в голове пронеслись мысли: «Он человек, злой». Эарасу вспомнились слова Аликс: «Любой, чье сердце исполнено злостью, прикоснувшись к этой воде мгновенно умрет…». «Драконья вода!»
Мгновенно сотник содрал с пояса флягу с водой и подставил ее под так мило подвернувшийся кинжал. Вспоротой флягой Эарас ударил по лицу мага. Темный закричал звериным воплем. Никаких вспышек и молний. Маг просто упал на землю. Он умер.
«Герульф, покойся с миром, я выполнил твое задание».
Но тролли шли на сотника. Эарас огляделся по сторонам: только он и Аликс живы. Два молодых война и Парман были убиты троллями. «Упокоит Всевышний их души».
-Прощай, Аликс! Лети в Трэнт и предупреди всех!
-Нет! Я останусь с тобой!
Ангел спустилась на землю и встала плечом к плечу с сотником.
-Мы умрем вместе, - рыцарь хмыкнул.
-Нет, мы вместе победим!
Эарас с удивлением посмотрел на Аликс. Она говорила искренне, от всего сердца и души.
Вдруг послышался удивительный крик. Такого ни Аликс ни Эарас еще ни разу не слышали. Тролли испуганно попятились. Удивление рыцаря и ангела не имело границ: вылетев из-за горы, в воздухе появился гигантский ящер. Его синяя чешуя блестела, ловя лучи солнца. Рога на голове отливали серебром. Громадные крылья отбрасывали тень на землю.
-О, Боже! Эарас, это синий дракон! Это Трэнт!
Как будто услышав речи Аликс, ящер удивительно закричал. Спустившись низко над землей, Трэнт, как листики, раскидал ошалевших от такого поворота событий троллей. Это можно было считать победой!
Опустившись на землю рядом с Аликс и Эарасом дракон приветливо кивнул. По крылу у него со спины спустился… белый тигр!
-Арруль! – Аликс просто задыхалась от счастья, - Ты жив!
Сотник просто остолбенев смотрел на эту картину: огромный синий дракон, белый тигр. Ему никак не верилось, что он еще жив, что он видит такое.
-Где мой брат? Где Герульф?
Ангел отвела свой взгляд от тигра.
Эарас нашел силы сказать:
-Он мертв.
Тигр опустил голову, и по пушистой морде скатилась слеза.
- Где тело Герульфа?
Аликс молча указала на скалу, рядом с которой лежал тигр.

Стоя над могилой тигра, вырытой драконом и прикрытой еловыми ветвями и камнями, ангел плакала, Эарас молчал и про себя молился. О чем думал Арруль знать не дано.

В лучах дневного солнца, рассекая воздух могучими крыльями, летел синий дракон, неся на спине Арруля, Аликс и Эараса. В шуршание ветра можно было расслышать тихий голос, поющий грустную песню:
«Утро наступит, утро застанет кровавую сечь,
Копья и луки сломаны, сломан и меч,
Ворон закружит над полем, громко крича,
Он дождался пира для палача.

Все ночью будет, а может не быть,
Кто нас осудит за то, что хотим пожить,
За то, что хотим вернуться домой,
Ветер взбешенный знамя сорвал, закружил над водой…»

Легенда о прошлом. (начало)

Посреди парка разлегся старик. Он спал, а точнее храпел, как дикий кабан (если вы слышали, как кабаны храпят(?)).
К счастью, старик никого не беспокоил, так как был в парке единственным посетителем, и даже постояльцем.
Только что взошло солнце, и его палящие лучи начали нагревать землю, после долгой и прохладной ночи.
День обещал быть достаточно ясным.

И вот, спустя какое-то время в парке появился ещё один посетитель, это был молодой человек, хорошо одетый, среднего роста, он носил модную шляпу и плащ. Человек был весьма богато наряжен, в ином случае мог сказаться и за дворянина.

Молодой человек огляделся, но никого кроме старика в парке не обнаружил. ( и вообще что он тут делает в такую рань?)
Делать нечего, он сел на ближайшую скамейку, предварительно очистив её от росы, достал трубку и табак, завёрнутый в плотную ткань; привычными движениями он хорошенько набил трубку табаком, вставил её в зубы, поджег и закурил, обильно пуская дым.

Вскоре в парке резко запахло табаком. От этого запаха старик моментально проснулся, наконец закончив храпеть.
Старик приподнялся, кряхтя и охая, он подошел к скамейке и сел рядом с только что вошедшим в парк, молодым человеком.
-Дайка табачку парень? - небрежно сказал старик.
Молодой человек повернулся к нему, выпуская табачный дым, чуть ли не в лицо своему новому собеседнику - С какой стати ? - проронил он.
-Ну, ладно, дашь табачку, а я тебе...историю расскажу поучительную, таких ты не слышал, это точно!
-А откуда ты знаешь может и слышал? и потом, зачем мне твоя какая то там история за этот превосходный табак! - удивлённо сказал молодой человек.
-Да, точно не слышал ты её, я эту историю только один раз рассказывал, потому что она правдива, многие не желают её слушать именно по этому. А ты можешь её рассказывать кому хочешь, мне плевать... Главное дайка мне табачку, и услышишь одну из самых удивительных историй, которые кто-либо слышал! - с этими словами старик подмигнул собеседнику и достал свою трубку из кармана.
-Ладно старик, мне табака не жалко, сомневаюсь что твоя история чем то полезна или пригодиться , но мне делать нечего, время коротать как то надо, а то ты от меня не отстанешь, "дай табачку", "дай табачку". Так, что давай свою историю, слушаю, внимательно. - сказал молодой человек выпуская очередное кольцо дыма.
Старик набил трубку и закурил.
-Вот и слушай. А как, кстати тебя звать парень?
-Эрик - сказал он, снова выпуская дым.
-А меня Ниваль, будем знакомы. Так вот парень, было это давно, как говориться очень давно, и в другом мире. В те стародавние времена в том мире повсюду царил хаос. Войны, магические и простые, в общем полный разлад. Конечно, этот мир в то время привлёк множество искателей приключений... на свою, хм, голову. И не все из них вернулись домой или остались в живых, да, да парень именно так.
-Ну и что?
-А ты не встревай в историю, слушай пока что. - повысил голос старик.
-Ладно слушаю, продолжай.
-Так вот, был из числа этих искателей приключений один человек звали его.. ну скажем Эртоном. И был этот Эртон не прост как кажется на первый взгляд, он считал себя воином, хорошим воином, каким одно время и был. Но, случилось событие которое перевернуло его жизнь и жизни других обитателей этого мира, раз и навсегда. Да так перевернуло, что теперь нет ни только никаких карт этого мира, но и сведений о нем, как его не искали, назад мало кто возвращался, а те кто вернулись, рассказывали лишь, только то, что они ели выбрались из тех мест, через которые только и можно было попасть (наверно и сейчас можно?) в тот мир. А случилось там вот что: один воюющий маг из своей башенки, собрав всех своих сторонников и использовав все свои источники магической энергии, открыл ворота в Запретный Мир, так называют одну область в которую лучше не стоит соваться... И призвал от туда пару монстров; монстры это ещё мягко сказано, парень, это были настоящие чудовища, ещё те чудики... Маг думал что подчинил их себе, и что они выполняли только его приказы. Но он жестоко просчитался, да, но к счастью он открыл ворота только один раз, и это отсрочило неминуемые события, ненадолго. Те монстры, за его спиной готовили новые источники энергии, они собирались открыть ворота вновь и впустить всех остальных... Маг конечно, благодаря своим стараниям, победил всех своих врагов, и другие его бывшие враги стали ему на время союзниками, но это был ещё не конец. Новые союзники, предали его, собрались с силами и ударили по магу, всеми своими средствами. Удар был сокрушительный, и что бы спастись, тот маг приказал монстрам делать всё что угодно, только спасти всё. Монстры приняли этот приказ, последний из приказов того мага. Убив большинство главарей бывших союзников, монстры накопили достаточно энергии и на короткое время открыли ворота, и этого было достаточно. Тот маг погиб от руки своих бывших союзников, монстры предали своего хозяина и ушли, что бы собрать армии своих. Все представители того мира попытались объединиться, но было поздно, война началась, и расклад был не в пользу представителей мира... Но они всё равно боролись, боролись до конца.
Как раз в этот момент на сцену вступает, наш искатель Эртон, и он сталкивается с теми монстрами в плотную... Ну как парень начало?
-Да, впечатляет старик, то есть Ниваль..
-Да ладно парень, зови меня как хочешь, дайка ещё табачку, ты же хочешь услышать продолжение этой истории?
-Эх, ладно, на, держи свой табачок... - Эрик передал горсть табака старику. -Так что там дальше?
-Хех, а дальше следующее парень, сиди да слушай...



(как водится продолжение следует....)

Встреча

Он бежал сквозь толпу. Быстрее и быстрее, поглядывая на часы. Скоро уже должен закончиться экзамен. Взлетев по эскалатору наверх, он оказался на улице. В голове вспомнилась карта. Так, метро на углу, от него идет эта улица, тот проулок и... Ага, вот! Сорвавшись с места, он нырнул в подземный переход и, миновав запруженную транспортом дорогу, побежал вверх по нужной улице. Интересно она обрадуется или удивится? Да и что ему сказать? "Здравствуй"? "Привет!"? Он взглянул на часы. Может дать ей сказать первое слово? Голова пошла кругом от обилия вариантов. Но он пока совсем не знает ее, ведь познакомились они не так давно. Рука опустилась в карман и нащупала заветную вещицу. Надеюсь, ей она понравится. Глаза забегали по номерам проносящихся мимо домов. Ноги отбивали размеренный ритм. Дыхание было частым и немного сбивчивым. Еще пол-улицы, еще пол-улицы. Он проскочил какую-то боковую улочку. А как ему вести себя. Может ли он коснуться ее или нет? Поздороваться поцелуем, как это сейчас модно, или рукопожатием. Как ему понять что можно, а что нет? Как найти общий язык? По спине побежал приятный холодок. В голове мелькнула шальная мысль - ведь это их первая спланированная встреча. Пусть она и спланирована только им, но она не будет случайной. Хоть бы все было так, как он задумал. Впрочем, нет, пусть эта встреча будет полна неожиданностей. Ведь жить намного интереснее, не зная, что будет впереди. Он не заметил едущего наперерез автомобиля.

Завизжали тормоза. Он ударился о капот и отлетел на тротуар. На миг солнечный день для него стал непроглядной ночью. В голове зазвенело, в груди заныло. Но через несколько секунд ему уже удалось подняться. Немного пошатываясь, сделал несколько шагов. Надо уходить, пока водитель не подошел, а то проблем не оберусь. Прибавив шагу, он заторопился прочь.
Проклятая машина. Впрочем, он сам виноват - надо было смотреть по сторонам. В голове еще немного звенело, но это было терпимо. Он миновал небольшой сад с деревьями и подошел к институту. Мысли об этом инциденте сразу испарились. Сейчас он встретится с ней. Встав неподалеку от входа, он стал ждать. И вот выходит она. Он делает шаг навстречу. Она смотрит на него и улыбается. Он улыбается в ответ. Здравствуй. Привет. Он хочет достать подарок. Она проходит сквозь него и обнимается с подругой. Он в замешательстве.
Он смотрит на свои дрожащие руки. Они пропускают свет. Он смотрит на землю. Он не отбрасывает тень. Его тело осталось лежать под колесами автомобиля, неподалеку от нее.

Первый контакт

Сергей задумчиво почесал затылок.
- С радаром что-то не то. Лех, не посмотришь?
Алексей оторвал от пульта и подошел к напарнику.
- Вот, - Сергей ткнул пальцем в дисплей. – Это точка то пропадает, то появляется и движется с невероятными скоростью!
Поправив очки, Алексей стал следить за точкой. Потом посмотрел отчетные записи.
- Кто его знает. Наверное, барахлит. Этой станции триста лет. И за весь этот срок ни разу не обновили оборудования. Только сегодня прислали – опомнились.
- Может Жака позвать?
- Нее, он сейчас новое оборудование тестирует.
Пожав плечами, Алексей вернулся к пульту. В его обязанности, как пилота, входили отслеживание курса станции и корректировка ее орбиты. Хоть это и было чисто формально из-за полной автоматизации, он подходил к этому со всей ответственностью.
Сергей откинулся в кресле и устремил взгляд в даль.
- Одни ли мы здесь?
- Нет. Еще трое ученых в лаборатории и Жак в транспортном модуле, – машинально отозвался Алексей.
- Да я не об этом.
- А о чем?
- Неважно. – Сергей снова устремил взгляд в бездонную черную даль.

- Приветствую! – в отсек навигации зашел Жак и уселся в кресло.
- Ты уже? – отозвался удивленный Сергей.
- Я запустил внутреннюю программу анализа системы.
- Ясно, – Сергей вернулся к созерцанию космоса.
Жак пересек отсек и уселся рядом с иллюминатором. Алексей проверял отчет о продвижении станции. В принципе это должна была делать машина, но он ей не доверял.
- Интересно, чем мы отличаемся от животных? - после некоторой паузы спросил Жак.
- Мы умнее, используем логику при рассуждениях и способны адаптироваться к разным условиям, - отчеканил Алексей, не отрываясь от пульта.
- А откуда такой вопрос? - Сергей повернулся к собеседнику.
- Не знаю. Просто так.
- Я считаю творчеством. Способность творить делает нас людьми.
- Тогда уж способностью мыслить, - Алексей включился в беседу.
- А в чем тогда разница между мыслями и инстинктами? - возразил Жак.
- Тем, что мысль это мысль. Каждое наше действие побуждается мыслью. Инстинкты просыпаются только в критические моменты, - Сергей почесал затылок, - Ну и все происходит от мыслей.
- Слишком стереотипичное деление. Если так рассуждать, то тогда интеллект. Мы в разы умнее всех животных, поэтому и являемся доминирующим видом.
- Но это не означает, что мы не животные, - запротестовал Сергей. - Обезьяны используют простейшие орудия труда, а мы, ввиду нашего интеллекта более сложные.
- Ну хорошо, а что по твоему? – Алексей поправил очки.
- Чувства и творчество.
Жак перевел взгляд с одного на другого.
- Ты считаешь, животные никогда не создадут что-то бесполезное для услаждения чувств?
- Да. У них лишь стремление выжить.
Неожиданно Жак тряхнул головой.
- Ладно, пойду, проверю приборы. До свидания.
Встав, он подошел к дверям и скрылся в проеме. Сергей уставился в пустоту.
- А может мы и есть животные.
Алексей тоже призадумался. Двери отсека открылись, и в них зашел Жак.
- Прив! Чё такие загруженные?
- Думаем над твоим вопросом – отозвался Алексей.
- Про пиво?! Да лан, это я в шутку сказал. Фух, ну и работенка! Облазил всю эту груду железа с датчиками. Жить вроде будет.
- Ты же запустил внутреннюю программу анализа системы? – удивился Сергей. – и пришел к нам.
- Не, я два часа мутузил этот металлолом. Какой тест?!
Сергей и Алексей удивленно переглянулись. Неопознанный летающий объект уносился прочь от станции в бескрайний мрак.

Ангелы боя

Взвыла сирена. Ты открываешь глаза и встаешь с койки. Вокруг небольшая комната барака с десятью кроватями. С них встает Второе звено - твои товарищи и друзья. Ты киваешь своим подчиненным - пора. Быстрая проверка амуниции. Ты поправляешь правый наплечник, проверяешь надежность крепления дополнительных наколенников, надеваешь стальной ранец, в котором располагались баллон дыхательной смеси и блоки питания костюма, берешь в руки шлем. Все занимает пару секунд - руки делают все машинально, потому что делали это десятки тысяч раз. Ты вдыхаешь сухой воздух барака и надеваешь шлем. Слышен щелчок герметических замков. Теперь ты в этих доспехах, как в подвижной крепости, пока не кончится питание. Потом они станут гробом. Шаг из комнаты. Знак остальным следовать за тобой. По коридору разносится лязг металла - идут мехвзводы. Сотни бойцов в безликих масках и стальных костюмах, напичканных электроникой и механикой. Вы присоединяетесь к своему взводу. Прямо, налево, прямо. В конце коридора стоит офицер в серой форме и молча указывает на проход к десантным модулям. Посредине ангара надрывается координатор.
- Третий механический взвод! Первое звено в модуль А5, второе звено в модуль А6, третье...
Ты входишь в эту десантную коробку - прочная обшивка, два двигателя, три отсека на десять сидячих мест. Занимаешь крайнее левое место, садишься и стальная рама ложится тебе на плечи, обхватывая шею и прижимая к спинке кресла. Расслабившись, ты по-родительски пересчитываешь всех сидящих. Костя, Дима, твой лучший друг Артем, Миша, Георгий, несколько новичков, радист Слава, Данила - все на месте. Затихает сирена, и ворота модуля захлопываются.
- Удачи!

Корабль нещадно трясет. Кругом стоит невыносимый гул. В голове мелькает недавний инструктаж. "Задача - высадиться перед нашими отрезанными частями пехоты и артиллерии. Удержать позиции до подхода подкрепления". Резко вспыхивает красная лампа над входом. Скоро приземление. Ты начинаешь мысленно считать. Десять, девять, восемь... Два, один, удар. Модуль с грохотом падает на землю, вгрызаясь в нее своим корпусом. В глазах темнеет, мысли на несколько секунд покидают тело. Из подлокотников выдвигаются штурмовые винтовки. Ворота модуля с треском падают вниз и два пулемета, выскочившие из потолка, начинают стрелять вдаль. На них нет дорогих систем наведения: их задача создать заградительный огонь, пока пехота не разбежится по укрытиям, подобно тараканам. Ты откидываешь скобу и, подхватив винтовку, поворачиваешься выходу, оперевшись о стену. Перед тобой открывается пейзаж разрушенного города, напоминающий скелет. Поломанные хребты домов, изорванная кожа улиц, пустые глазницы выбитых окон. Выбегая из модуля и прячась за его боком, ты все еще смотришь на руины. Что они здесь делают? На плане были наши части на небольшом холме, выжженное поле пригорода, а город был вдалеке. Там была обозначена позиция противника...
- Внимание! Ошибка в расчетах! Первый, второй и третий взводы, немедленно отступайте. Вас забросили дальше, чем планировали.
Одно из зданий с грохотом исчезает в ребрах мертвеца. В голове вспыхивает мысль: идет танковый марш. Ваши позиции накрывает ответный огонь врага.
- Данила! Срочно скажи всем, чтобы отступали! Приближаются танковые колонны!
Он кивает и бежит к модулю. Шаг. Он заскакивает в отсек. Следующий шаг - шаг мертвеца. Модуль накрывают снаряды артиллерии, разрывая его, как картонную коробку. Нет больше Данилы. Но ты не успеваешь это понять. Взрывом тебя опрокидывает на землю, в грязь. Через несколько секунд ты вскакиваешь на ноги и начинаешь поднимать товарищей. Перед глазами все плывет, но это быстро проходит. Еще одно здание с грохотом падает вниз. Танки все ближе и ближе.
- Слава! Там идут танки, - ты показываешь ему пальцем на город. Словно в подтверждение твоих слов сквозь фасады домов, как через тонкую пленку, на поле вырываются пятьдесят стальных монстров.
- За нами уже вылетели. Расчетное время – минут десять, пятнадцать.
- Кто за нашими спинами?
- Двадцать седьмая, восьмая и девяностая роты. Почти все еще новобранцы.
Из-за обломков одного из модулей вылетела ракета и угодила в гусеницу одного из танков. Прогремел взрыв. Гусеница сползла с колес и танк, повернувшись, завалился на бок, давя следовавшую под его прикрытием пехоту.
- Прикажи транспортникам забрать их! Немедленно.
- Не могу. У них приказ командования. Они бросают этот сектор. А мы более ценные части.
- Механизированные подразделения не подчиняются общему командованию. Выполняй!
Еще одна ракета пронеслась над полем боя и попала в башню танка, сорвав ее.
Постепенно место высадки накрывает огненный шторм. Бесконечные рои пуль рассекают сухой, затхлый воздух, пропитанный запахом обгоревшего железа и запекшегося мяса. Взрывы снарядов вырывают клочья земли и осыпают ими позиции мехвозвода. То тут, то там в небо взмывают ракеты. Кругом слышен рокот винтовок, удары танковый орудий и канонады артиллерии. Иногда в секунды затишья можно услышать стоны раненных и умирающих. Ими усеяно все пространство вокруг модулей. Ими – и оторванными руками, ногами, обезглавленными и изорванными трупами.
Ты встаешь на ноги и начинаешь бежать вдоль линии обороны. В голове, как горящая птица в клетке, бьется мысль – надо их отсюда вытащить. Ты вскидываешь правую руку. Автоматика выравнивает ее, компьютер обсчитывает цель и маркирует ее. Тебе остается только нажать на курок. Но зачем ты тогда здесь?! Чтобы просто нажать на курок?! Это может и машина. Но у машины нет стремления выжить. И когда отказывает оборудование, она сдается, но не человек. Человек всегда будет стремиться выжить. Выжить там, где расчеты пророчат гибель. Неожиданно одна из пуль разносит твою винтовку и пронзает плечо. За ней вторая и третья. Потеряв равновесие, ты с головой окунаешься в грязь. Вот она – цена жизни. Ни геройства, ни доблести. Просто шальная пуля, случайный снаряд – и все. Прервана нить жизни. Но ты не намерен так легко сдаваться. Поднявшись из грязи, ты отряхиваешь фильтры на шлеме и продолжаешь бежать. Наконец ты видишь свою цель – солдата с серебристой полосой на наплечнике. В наушнике слышен голос Славы.
- Их заберут. Расчетное время – тридцать минут.
- Отлично, - ты подскакиваешь к командиру взвода.
Он стоит на коленях в воронке рядом с тяжелым пулеметчиком.
- Надо удержать этот рубеж в течение получаса! – орешь ты, стараясь перекричать пулеметный грохот.
- Это почти невозможно!
- Перегруппируйтесь и держитесь. Нужно прикрыть эвакуацию новобранцев.
- Но...
- Не забывайте ради чего нас создали! Наш долг…
Вспышка.

Небо. Как оно прекрасно. За годы обычной жизни мы привыкли к нему. Мы привыкли ко всему. Но тут, где жизнь ничего не стоит, все выглядит по-другому. Ты радуешься даже неприметному цветку на обломках домов. Каждый день – это победа, победа над смертью. Тут нет лжи, предательства. Тут только жизнь и смерть…

Ты с трудом разлепляешь глаза. Над тобой одна за другой проносятся длинные лампы, подвешенные к белому потолку. Ты лежишь на койке, которую везут трое медиков. Поодаль идет штабной офицер в сопровождении врача. У тебя на глаза наворачиваются слезы.
- Руку пришлось ампутировать из-за нагноения раны. Правую ногу оторвало взрывом. Левая ступня была раздроблена обломком посадочного модуля, и нам пришлось ее также ампутировать. Ожог левой части лица – повреждение шлема.
Ты поднимаешь трясущуюся руку и отдаешь честь офицеру.
- Вы их вытащили? – произносишь ты, разлепляя сухие губы.
- Да.
Ты откидываешься на койку. Сердце начинает биться все реже и реже. Санитары ускоряют бег и везут тебя в операционную. Проскочив двойные двери, они скрываются в лабиринте коридоров.
Офицер еще некоторое время смотрит на качающиеся двери. Потом он достает небольшую фотографию. На ней парень лет восемнадцати, в военной форме. На плече нашивка – двадцать седьмая рота.
- Спасибо вам. Спасибо за то, что вы есть.
Дверные створки останавливаются.

Охота на волков, часть 1.


По следам Химеры.

Темно. Сыро. Тесно.
Три слова, способных окрестить это место. Чердак заброшенной многоэтажки на краю большого города. Гул ветра, что пронизывает до костей. И одинокий человек, сидящий в углу около окна, обхвативший колени и раскачивающийся в такт ветру, что бы хоть как-то согреться.
Ночь спокойна, но это спокойствие в любой миг может быть разодрано воем душевных сирен и светом прожекторов. Человек начеку. Он сидит, сжав зубы, глаза порой слипаются, но холод не дает заснуть окончательно, холод напоминает о действительности. О темной действительности.
Химера загнала его в угол. Все исчезло так быстро... Все мечты сгорели, вся жизнь сломалась в одночасье. Жизнь преуспевающего бизнесмена, чья власть росла с каждым днем, жизнь далеко не последнего человека в городе... Но теперь его власть ему не поможет. Никакие деловые связи, никакие деньги не способны выручить его сейчас. Друзья покинули его еще в интституте, остались лишь партнеры по бизнесу. Но партнеры будут только рады уходу из денежной игры сильной фигуры. Партнеры не помогут. Не поможет никто.
Потому что на него объявила охоту Химера.
Впервые это существо появилось неделю назад. Рабочий день заканчивался, он выходил из офиса и собирался ехать домой. Он сел в машину. И вдруг с заднего сиденья послышался странный звук, похожий на шипение змеи. Он повернул голову и закричал. Закричал так, как не кричал никогда в жизни. Сзади сидело высокое и ужасное существо, похожее на уродливого человека без кожи. Он в ужасе выбежал на улицу, вернулся в офис и велел охраннику идти с ним. Но когда они вернулись, машина была пуста...
Затем она пришла к нему ночью. Тихо раскачивалась в темноте на спинке дивана, уцепившись когтями лап, и шипела... Шипела... Он с ужасом покинул квартиру и ночевал у соседей, сказав, что у него затопило. Но это было только начало.
Когда на следующий день явился в офис, ему сказали, что все его сделки прогорели и на него осели огромные долги. Не выдержав ужаса обстоятельств, он ушел и напился на улице. Идти было некуда. Он до ночи гулял по Москве, пропивая на осеннем холоде последние деньги. Замерзнув и хорошо захмелев, бесноватый решил все же вернуться домой, в надежде, что все ему лишь представилось... У своего дома он заметил пожарные машины. С ужасом ринулся к дому и узрел последнюю каплю в своем терпении. Его квартира горела.
И теперь ему действительно не было куда идти. Он потерял все. Родственники жили далеко от столицы, сбербанковская карточка сгорела в квартире, а паспорт потерялся в процесее очередной попойки.
И он пришел сюда, в эту заброшенную многоэтажку на краю города. Он не знал куда идти, ноги вели его сами. В голове не осталось ничего кроме ужаса и ощущения нереальности происходящего. Химера приходила к нему каждый день, и все чаще и чаще... Пока она его не трогала. Пока она его только пугала. Но он знал, что когда-то это кончится и в один роковой момент она придет к нему в последний раз.

Вы ухмыляетесь и не верите мне? А как поступите вы, если она к вам придет?
***

Я шел по следу этой твари уже неделю. Впервые она показала себя как простое бесовсоке отродье, коих в наше время не счесть в любом городе. Тем более, если речь идет о Москве. Но все усложнилось уже на следующий день.
При попытке уничтожить ее, я и не думал, какой прытью она обладает. Едва почуяв Инквизитора, она исчезла и замела за собой следы. Лишь на том месте, где она была, осталось зловоние ада...
Потом я понял, что имею дело с настоящей Химерой. Днем и ночью я искал ее, пытался зацепиться за любую ниточку к месту и времени ее нового появления. Но единственной зацепкой был бесноватый.
Ищи Химеру там, где ее жертва.
И охотничье чутье не подвело меня на этот раз. Первый бой с этой тварью произошел в квартире живца. Обгорелые стены помнят эту схватку. Обгорелые стены - все, что там осталось.
Тогда убить ее мне не удалось. Более того, невредимым выйти из горящей квартиры я не смог. Тогда я понес первое поражение. Она вывела меня из игры на несколько дней. Я мог лишь молиться, чтобы не было поздно. Согласно трудам Инквизиторов, Химера "вынашивает" свою жертву неделю. А значит, скоро наступит ночь Расплаты.

В ту ночь никто из нас не спал. Человек остановился в заброшенной многоэтажке на краю города. Он сам выбрал место своей смерти. Химера пришла к нему в последний раз, пришла забрать его. Я же пришел убить Химеру.

Все произошло быстро. Я спешил изо всех сил, но едва ступив на холодный бетон этажа, понял, что опаздал.
Она пришла сюда молнеиносно. Пришла в последний раз, что бы выполнить свое задание и уйти обратно. Туда, откуда родом.
Откуда все они родом
Но дать такого шанса ей я не мог. Короткие слова, лишенные звуков. Невидимый молебен. И поток света, что уничтожает тварь, очищает это место от скверны.
...В наступившей тишине здесь остались лишь я и труп ее жертвы. Осталось лишь похоронить и оплакать.

Так и живем... Они охотятся на души людей, мы - на них.

Прошло уже несколько дней, но мне все время не дает покоя ощущение, что в ту ночь кто-то помог мне опаздать. Решающим оказался телефонный звонок, как будто вынырнувший из моих мыслей однажды ночью…

- Ты все сделал правильно.
- Я не спас его.
- Над тобой тоже есть небо. И, видишь ли…
- Мы потеряли душу. Еще одну.
- … оно иногда решает за нас.


10.03.07


Охота на волков, часть 2.

Черный Цветок


Это произошло, когда мы с моим учеником шли по следам очередной твари. В лабиринте бетонных иголок несложно заблудиться, если ты поглащен охотой и суть хищника вытесняет в тебе суть человека. Не поддасться этому порыву, этому азарту охоты, могут немногие. Я уже сейчас вижу в моем ученике, Алексее, дикую страсть хищника, выслеживающего жертву. На самом деле эта жертва сама является хищником, вот только область и объект для охоты у нее другая. Людей в центре Москвы много. И что хуже всего, ниточек к их душам у этой бестии тоже много. Обычно в таких ситуациях у нее появляется власть над этими людьми, а тогда уж тварь может возвращаться к себе домой, как говорится, с чистой душой. Если бы она у нее была.
Но в нашем случае по ее следам шли двое в темных плащах, а это значит, что существовать в мире людском ей осталось недолго. La poussière dispersera le vent… (прах развеет ветер, франц.)
Мимо идут люди, спешат по делам, предаются страстям, впадают в мелочность, скупость и гордыню. И все – независимые. Каждый себе голова.
Как сейчас хорошо наблюдать за вами, не знающими, что за гранью вашего вгляда идет невидимая война… Кто-то испольняет чужую волю, кто-то является ее порождением. Мудрецы говорят, что зрячий не должен верить своим глазам, ибо глаза часто врут. Все слишком сложно и многослойно. Не исключено, что и от наших глаз скрыто многое. Очень многое.
Люди поглащены миром ежедневности, своим кумиром обыденности, что окрестил всю их жизнь. Бедные.
И лишь две души выделяются из серой массы, лишь у двух душа трепещет, в то время как у всех остальных зарыта глубоко внутри. И в обоих этих душах зоркий глаз Инквизитора нашел темное зерно.
- Видишь ее? – Тихо спросил я Алексея, не спуская глаз с затаившейся твари.
Он осматривается, раздраженно и суетливо. Двух неприметных не замечает. Как правило, важные вещи всегда неприметны. И потому прежде всего от Инквизитора требуется умение читать лица, как страницы.
Слишком неопытен, малец. На самом деле мой ученик младше меня всего-то на пару лет, но иногда возраст духовный не определяется возрастом физическим.
Одни и те же годы можно прожить по-разному.
- Нет. – раздасадованно тенет он. Волосы взъерошены, на лбу капельки пота, в глазах – разочарование.
- Плохо, что не видишь. Маскировка у нее - дрянь. Такую чернь и в другом районе почувствовать можно.
Тут я конечно преврал. Но надо же его как-то задеть.
И задел. Алексей вспыхнул, глаза мечут молнии. Помалкивает с трудом.
И тут он вдруг замер. Взгляд вмиг стал сосредоточенным и холодно-внимательным.
- Вижу.
Я улыбнулся.
- Que la poussière revienne à l'enfer. (пусть прах вернется в ад, франц.) – произнес я тихо. Посмотрел на двух людей, совершенно непохожих, но в обоих в этот момент засела тварь адова. Так пусть же она выйдет на свет небесный.
- Que la poussière revienne à l'enfer. – повторил ученик, двигаясь к людям. Настало время его практики. Я лишь обучаю.
- Que de l'enfer, à l'enfer reviendra. (что из ада, в ад вернется, франц.)
- Que de l'enfer, à l'enfer reviendra. – повторял ученик, переходя на бег. В его руках появился томик Библии и небольшой крест. Он приближался к одержимым. Те остановились, замерли, в глазах – страх. Они ничего не видят, не видят бегущего к ним Инквизитора, не знают и не слышат, как внутри у них кричит зверь.
Пришло время последнего Слова.
- Il n'y a pas de place à toi sur la Terre. (нет места тебе на земле, франц.) – уже самостоятельно произнес Алексей. – Изыди.
Но точка стояла за мной, как за более сильным Инквизитором.
- Amen.

И в это мгновение раздался крик. Ужасающий душевный крик, что заставил содрогунться даже меня. Тварь вопила. Тварь изходила. Оставляла людей, что были взяты на пару часов в плен, в покое.
Огромный величины взрыв духа сотряс всех, люди на улице поежились. Даже я, довольно повидавший экзорцизма на своем веку, содрогнулся. В это мгновение в душах бесноватых открылась темная воронка, через которую покидала наш мир эта тварь. Воронка прямиком в Ад.
Я никогда не смотрел в нее, когда уничтожал бесов. А когда поймал взгляд Алексея…
- Смотри на крест! НА КРЕСТ!
Но было поздно. Алекс замер, не в силах оторвать взгляд от темного сгустка внутри человеческих душ.
Сужающегося, но таящего в себе такое Зло, что весь белый день может в ночь обратится для того, кто в него посмотрит. Взгляд утаскивает тебя внутрь, ты отлучен от этого мира и видишь мир падший. Так гласили догадки мудрейших Инквизиторов. Из нас еще никто не смотрел внутрь этого прощального фестиваля зла. Все знали, что это слишком опасно.


(Из мыслей Алексея, младшего Инквизитора московской обители).

В ту минуту я забыл все. Я хотел уничтожить эту тварь, поднял над головй крест, бросил на беса полный ярости взгляд. Но его уже не было на прежнем месте, он исчезал сквозь черную дыру в душе одного из этих людей. Тварь я уже не видел. Зато видел что было за ней.
Мягкая темнота. Я бы назвал ее так. Одного взгляда было достаточно, чтобы на ум пришел космос – только с его темнотой можно сравнить эту тьму. Одновременно и страшной, и мягкой. Таящей в себе сотни тайн. И прямо передо мной была одна из них, в этот момент для меня, - самая удивительная, красивая и завораживающая.
В сердце этой тьмы рос удивительной красоты цветок. Черный цветок. На его липестках были заметны темные капли росы, в каждой капле – мое отражение. Везде был разный. В отражении одной капли улыбался, при взгляде на другую – плакал. Сквозь его стебель вглубь меня проникала мудрость. Я ощущал ее! Она текла в меня при взгляде на эти липестки, на этот дивной красоты цвет. История человечства, гениальные идеи, что правят нашим миром незаметно, словно порождения искуссных кукловодов.
Черный цветок хранил в себе сотни тайн. Я забыл, где нахожусь. После того как перед глазами моими вместо блаженной темноты предстал суровый взгляд Старшего, я едва сдержался от ярости. Как можно отбирать такое блаженство?! Такое познание?!

…

Сотни тысяч черных теней, падающих от голых, обезображенных, застывших в муке или в вожделении, радости или страсти, тел, на фоне черных туч и багрового неба.
Они были мертвы. Они были мертвы, но смеялись, совукуплялись, образуя красное, как жаренное человеческое мясо, единое тесто. Это было страшно. Но в это мгновение взгляда на цветок я понял, что в нем – наш мир. Он часть нашего мира, великая и вечная часть. Все эти ужасные картины ударили по мне единым залпом, все это сменило его красоту… но после этого цветок был снова красив и свеж, зловоние исчезло, осталась свежесть этой нечеловечески мягкой темноты.
Этот цветок – невообразимая загадка для меня. Уверен, как и для всех. И что бы разгадать эту загадку…
Чтобы понять, где эти цветы растут в нашем мире, как их найти и вырастить… их необходимо выращивать, эта красота несравнима ни с одним земным цветком!
…Даже после того, как я понял, что это за тайна, я не остановился в своем намерении. Я обязан прийти к нему.
Я ухожу из московской обители, ухожу, быть может, из этого мира, чтобы сорвать его и прийти в этот мир обратно в более высоком и величественном обличие, что мне даст мне Черный Цветок.




Охота на волков, часть 3.

Правда Его

Невидимый фронт, священная и вечная война…
Проходят года, проходит вся жизнь на этом фронте, и старые потери забываются, когда-то кровоточищие раны души затягиваются, сердца обволакивает стальная оболочка, и мы превращаемся в бездумных псов господних…

На Третий Рим лег поздний вечер. Люди пришли с работы и начали пить дома чай, или смотреть телевизор, блаженно засыпая. На улицы потянулась молодежь, проснулись субкультуры.
Город не спит. Город живет ночной жизнью.
Проезжает маршрутное такси, почти пустое. Лишь женщина с ребенком и странный человек в плаще, забившийся в самый угол.
Когда инквизитор стареет… это страшно. Когда он проносит в памяти через всю жизнь сотни битв, уничтоженных бесов и химер, когда помнит, как сам висел на волоске… И везде – ад на земле, и постоянно – ад на земле.
Я смотрю на лицо ребенка и мне больно. Невыносимо больно смотреть на него. На это невинное, детское, святое лицо. После сотен уродливый морд, звериных оскалов и волчьих улыбок… Нестерпимо больно видеть перед собой невинную детскую улыбку. Простую детскую улыбку!
- Мужчина, вам плохо?
На меня обратила внимание женщина. Но я не могу вымлолвить и слова, я весь вжался в сиденье, мне хочется с головой укрыться черным плащом, надеть темные очки… только бы… не видеть этого взгляда детских глаз.
- Эй, мужик, тебе хреново что ль? – Повернулся и водитель, до того и так долго косившийся на меня в заднее стекло. – Вылезайте давайте, конечная!
Женщина опомнилась, подняла ребенка и поспешила удалиться. Лишь я успел заметить, что улыбка ребенка потускнела, и он с радостью покинул маршрутку, провожая меня со страхом в глазах.
После этого случая я никогда не снимал с себя темные очки.


Сущность простого человека, кем был когда-то, заменилась сущностью бойца невидимого фронта, привыкшего к постоянной войне. Заменилась сущностью пса Господнего. Да, я разговаривал со священником, и он подтвердил мои самые страшные догадки.
«Инквизиторы стареют рано. – сказал он тогда. - Люди, которых избрал Господь для священной войны с порождениями ада, приблизились к ангелам по сути. Но к ангелам, не видящим ничего кроме войны. Не видеть светлых радостей и жить войной, не давая сердцу окаменеть – тяжелейшая задача и огромный крест всех инквизиторов. И потому вы быстро исчезаете. Многие не способны нести этот крест долго, ибо он тяжелеет с каждым днем. И они исчезают, не в силах сдерживать наложенный на них груз.»
Но то, что сказал священник последним делом, едва не убило меня на месте. Я слаб, но после этого знания, о котором я сам попросил, мне стало плохо и горько до такой степени, что душа прогунлась под невидимым грузом.
Скоро я могу разучиться любить.

- И это тоже, - сказал священник. – И это тоже твой крест.
«Но почему?! – вопило во мне, когда в ярости покидал церковь. – Почему Господь соизволил приблизить меня к себе, сделав инквизитором… а теперь так мучает? Разве заслужил я этого, уничтожая бесов и химер день за днем?»
Я остановился, не в силах двигаться. Злость стянула мышцы. Я стоял на мосту, не чувствовал множество машин, проезжающих мимо на огромной скорости. Раньше, когда еще был человеком, боялся больших дорог. Но теперь… Теперь стал свободнее от страха.
Внизу простилался седой лед, а с неба шел снег… и ответы.
«Это мой крест. Значит Ему так угодно. Порой тяжелая болезнь и огромный недуг ложится на человека не из-за изобилия грехов… а наоборот, словно Небо признается в его силе и накладывает новое испытание, веря, что тот выдержит.»

И новоя война, и новый вызов в горячую точку.
Звонок координатора застал меня в глубокой ночи. По его словам в Москве был замечена невообразимо сильная химера. Сейчас у нее на хвосте один старший и трое младших инквизиторов, тварь не ликвидирована еще с вечера, когда была обнаружена Осведомленным. Нужен еще один Старший.
В такие мгновения чувствуешь себя суперагентом… но таковы уж обязанности координатора: доложить все быстро, компактно и на деловом языке. Я считаю, что достаточно сказать лишь адрес, а дальше все само ясно. Быть может потому, что не встречал никогда серьезных противников… Но, не изменяя принципу, сбрасываю звонок бюрократа.
Вокруг – холодная полутьма столичной квартиры. Ненавижу эту полутьму! Московская ночь вообще не имеет права зваться ночью. Как может такая униженная, разрезанная светом миллионов фонарей тьма царить во время Ночи, во время Истинной Тьмы?!
Не подумайте, я не надеваю темную маску, просту полагаю, что враг обязан быть в силе. Всегда. Дело в том, что я – инквизитор…

Таксист матерится, но держит максимольно дозволенную скорость, как приказал. По словам того же координатора, к месту нужно подобраться максимально быстро. Вопрочем, эта особенность вызова для меня всегда по умолчанию. Сразу после звонка оделся и вышел… в который раз…
Таксист матерится, но вдруг на светофорной остановке начал подозрительно коситься в мою сторону.
- А куда это вам так гнать приспичело, сударь?
Смотрю на узбека с непониманием. Я давно перестал общаться с людьми, привык к их полному безразличию и выполнению лишь своих функций. И потому вопрос водителя поставил в некоторый ступор.
Однако, когда тронулись дальше, сообразил посмотреть на себя со стороны. Средних лет мужчина в плаще, кожанных перчатках и темных очках. Ночью. Удивительно, как у этого иностранца вообще хватило смелости взять такого клиента к себе в машину. Хотя, джигит, как известно, горячая кровь…
Но ответил я лишь когда проехали еще метров тридцать, с болью почувствовав, как отвык от разговоров с простыми людьми.
- Людей спасать, батюшка.
По глазам человека было видно, что сперва удивился незнакомому русскому слову, далее, кажется, почел за оскорбление… но когда доперла первая часть фразы, выпучил глаза и крпече сжал руль.
- Дэржу на максэ, шэф!
Странный человек в теневых очках лишь улыбнулся.

Повалил снег. Окрестности быстро облепило седым налетом.
Выйдя из машины почувствовал сильный напор ветра. И это тут-то, в Москве, где люди столько каменных иголок настроили, что даже батьке-ветру разгуляться негде.
Ночной дождь и ветер. Ударила гроза, осветив пустынную улицу синеватым светом. Мой джигит, схватив денюжку, поспешил удалиться, послав природу «ко всем ифритам».
А я стал вглядываться в улицу… дома… бензоколнку… пару магазинов… обратил внимание, что улица совершенно пуста… опят дома… света нигде нет… что за черт?
И тут, как в старой сказке, потухли фонари. Ветер громко раздувает плащ, под темными очками глаза закрыты… вскоре веки поднялись, но сквозь презренное стекло на мир стал глядеть уже другой, не человеческий взгляд. Инквизитор искал врага.
Тьма, бег, невообразимо яркий свет глаз. Такой же как у меня, но вдали, за парой домов… и там же чрезвычайно черное пятно…

Они были в сырой и темной подворотне. Четверо инквизиторов, окруживших крупную, но почему-то замершею химеру.
Сразу ясно, что применили Морфей. Конечно, адову тварь не усыпить, эффект лишь похож на сон. У нас все сложнее. Дело в том что каждая из этих тварей когда-то была человеком. Даже у них были души, ныне горящие в Геене. Но при вылазках на землю Люцифер решил дать им их обратно, на время, разрешив поглумиться на земле во плоти ужасных тварей адовых. Так гласили догадки мудрейших инквизиторов.
Так это или нет, но сила Небесная отправляет их души обратно в ад, но не уничтожает их смердящие оболочки, вынуждая в определенное время снова вернуться на землю. Эффект оказывается похожим на Морфей, но проснуться тварь может в любоме время. Именно по этому лица четверых сосредоточены, а руки держат кресты на готове.
Нам не нужно слов когда мы на работе, к чему применять их силу здесь? Ясно и так, ясно по глазам, что бес очень силен. Потому и Морфей, потому и меня позвали. Значит, отправить обратно полностью не хватает сил. Хотя, отправить туда душу уже – самое главное. Но, кажется, силы инквизиторов на исходе и потому, когда достал свой боевой крест, глаза стали смотреть с благодарностью что беру сражение в свои руки.
Внезапное возвращение души в плоть заставило вздрогнуть, даже меня. Глаза налились огнем, пасть обножила сотни клыков. Не дожидаясь удара, вскидываю крест к небу, к темному и грозовому небу, призывая Его силу на помощь. В крест бьет молния и рикошетит по твари, глаза ослепляет, земля дрожит, ноги подгинаются.
Держись, Инквизитор.
С трудом устаиваю на ногах, сквозь какой-то непонятно откуда взявшийся дым еле разглядываю беса… скулившего, но «живого». Удивению моему нет предела. Давно Господь не делал таких чудес, и присутствие плоти, отсутствие праха?
- Отойдите-ка… - говорю я четверым, стоящим за спиной.
Сам подхожу к телу этой твари, теперь видно, что она лежит на спине, скребет когтистыми лапами по земле и бьется в конвулсиях. Глаза горят огнем Геены, в них видна ярость и страх. Гнев огромной силы движет мною, я беру в руки Библию и намереваюсь читать вслух, но едва химера это пронюхивает, как с громчайшим воем вскакивает и исчезает.
Вот такой вот цирк получился.

Вокруг – клубы дыма. Кажется, пару гаражей загорелось… Закашлившись, едва стою на ногах. Удар молнии поблизости ударил по мозгам так, что в глазах все плывет.
- Знаешь что, - подхожу, шатаясь, к замершему на месте Старшему, - это не простой бес или химера. – На удивленный взгляд поясняю, - это Демон.

Демонология гласит, что Люцифер не каждую падшую душу удостаивает выокого звания. Душа простого грешника, горящая в Геене, максимум может надееться на первоплощение в беса. Хотя звучит это глупо, всегда говорил, что все демонологи – сатанисты. На самом деле души всех живых знают Правду Его, и стать бесом адовым для них - огромное мучение. Но тем не менее, все эти мелкие бесы, на которых охотился годами – простые бывшие воры и убийцы. А вот Демонами могут стать лишь те, кто пришел к Люциферу сам, по своей воле. Кто при жизни не простым грехам предавался, а открыто славил Тьму. Это тоже мучение, быть может, еще большее… продавшие душу стократно чернее пришедших в царствие тьмы по обману… но и власть им Хозяин дает большую. Были случаи, когда Демоны убивали инквизиторов. Но это – самые темные пятна нашей истории.

Возвращаясь домой, я не мог отделаться от воспоминания о случившимся в эту жаркую ночь. Чем-то этот Демон меня заинтриговал, что-то читалось в его полных ярости глазах.
Я шел, шатаясь, по темной улице, ветер несет навстречу мусор. Голова раскалывается, все-таки на какую-то часть я еще перестаю быть человеком и потому их слабости до сих пор во мне. Погрязший во воспоминаниях и мыслях, я не обращал внимания на тьму, уж слишком сильно сгустившуюся у меня на пути. Тьма людских грехов в мегополисе повсюду, предавать ей значение постоянно – глупость. Наверное, я, давно не встречавший серьезных противников на Священной Войне, был слишком самонадеян. И потому тварь, подкравшаяся незаметно на фоне уличной тьмы, застала меня врасплох.

Она выпрыгнула незаметно, из-за темного угла, и сразу царапнула лапой по груди. Я с удивлением увидел свою кровь, сочившуюся вниз, на грязный и мокрый асфальт. Рука дрогнула, и следующим ударом Враг выбил крест из дрожащй ладони. Теперь уже быстро, схватив томик Библии, висевший на цепи и поясе, повернул переплет… Но язык пал в кому, когда невольно снова посмотрел в глаза этой твари…
Сквозь темное стекло очков я видел лишь две красные точки, но в голове крутились ужасные картины ада, я видел миллиарды черных душ, ощущал жар и страх, огромный страх, сочившийся со всех сторон и проникающий внутрь. Я чувствовал, как тьма окружает мою острую, словно светлый клинок, душу, затачивает ее, обволакивает и растворяет в себе…
Очнулся я лишь от сильного удара, почувствовал, что и священный переплет предательски покидает руки, а сам лечу, словно в медленной перемотке старого фильма, на грязный и сырой асфальт дороги. Мимо свистят машины. Осознаю, что лежу поперек трассы, но не чувствую боли. Впрочем нет, тело кидает из стороны в сторону, словно резиновый мяч. Но я уже свободен от тела.

Передо мной – черное небо, заложенное гнилыми тучами Третьего Рима. Мгновение, и где-то на месте звезд, там, где они должны быть, я замечаю красные точки глаз. Демона. Ощущаю, как когтистой лапой с моего лица сдирает темные очки, так и приросшие к душе. Дает в последний раз посмотреть на небо, не сквозь черные линзы. Оказывается, оно не такое темное, как казалось… Мговение - вижу перед собой лишь красные глаза, которые дают читать душу, что они отражают, как книгу. И узнаю своего бывшего ученика.


(Из мыслей Алексея, Старшего Демона Геены Огненной).

В поисках Черного Цветка я стал скитаться по свету. Первоночальное впечатление так меня покорило, что я энергично проходил сквозь страны и ужасался, не находя его. Я понимал, что Цветок одновременно нигде и везде. Но до определенной поры не представлял, как же найти его полностью, еще раз увидеть… и сорвать. Понимание этого пришло лишь, когда облетал пол мира, остановившись, кажется, в Штатах.
Хозяин сам пришел ко мне. Громкой нью-йоркской ночью. Это была она. Красивая девушка в отеле, что ошиблась номером и случайно забрела в мой, непонятно как отворив дверь. Или я сам оставил дверь открытой, дожидаясь Гостя?
Она была красива. Даже очень. И спросила лишь, «Black Flower?» и я сказал «да». После этого лишь мгновение смотрела мне в глаза, и в это мгновение я захотел закричать «нет!», но было поздно.
Притиснувшись ко мне в темноте, она ловко повалила меня на кровать. Среди жарких поцелуев и громкого оргазма я запомнил лишь одну ее фразу. «Black Flower – I».

***

- Хозяин!
- ?
- Я убил инквизитора!
- Славно! Еще один воин по ту сторону отправился на небеса… За это я дам тебе свободу на Земле… на шесть дней. Но с условием: мне нужно три чистые души. На каждую – по два дня. Чтобы через шесть дней они были здесь, в аду! Иначе… я сделаю тебя простым бесом.
- Тело…
- Что?
- Мне нужно человеческое тело. Это, на сей раз, мое условие.
- Ха-ха! Зачем тебе тело человека?
- Хочу снова побыть человеком… хотя бы шесть дней.
- Может, пожелаешь сделать тебя еще и инквизитором?
- Тело, Люцифер.
- Хорошо.

***

Следующим утром в гостиннице «Звезда» поселился молодой мужчина. Вида делового, в пиджаке, с галстуком. Волосы темны и лакированы. Если бы кто спросил, то пятый год работает в западной фирме и вообще – иностранец. Хотя и по-русски говорит. По большому счету, ничего в нем подозрительного видно не было, лишь глаза немного черны, так это лишь игривые тени от зимнего московского солнца…
Все трое прибыли в эту же гостинницу. Первый два дня назад, второй вчера. Третий должен появиться завтра. Так что Демон не случайно выбрал «Звезду». К тому же выяснилось, что первые двое – большие друзья, всюду вместе, оба – немцы.
Они сидели в баре и пили «колу». Незнакомец в черном пиджаке подошел сзади и без разрешения сел на свободный стул.
- Можно? – спросил с улыбкой, впрочем, запаздало.
Друзья улыбнулись, один закивал. Это были двое мужчин в одинаковых футболках, с похожими, крупными лицами. Казалось, что братья, но данные говорили ясно – друзья. Небольшие родословные связи имелись лишь восемь колен назад.
- Алексей. – Незнакомец протянул руку. – Alex. - На экскурсию приехали, или так, отдохнуть?
- Досуг! А еще мы хотим увидеть храм Василия Блаженного. Огромная архитектурная достопримечательность русских!
Незнакомец поморщился.
- Я хотел бы побыть вашим гидом по Москве, мне не хватает общения здесь, среди русских. А работать тут приходится.
- О! о! Будем друзьями! – немцы заулыбались и снова протянули руки.

***

- Досуг, говорите. Девочки, алкоголь?
- Н-нет, мы католики.
- А если по большому счету?
- Хм, разве что пару проституток… говорят, у русских лучшие в мире проститутки!
- Травка, деньги?
- Можно позабавиться. А деньги это хорошо!
- Я дам вам денег. Дам вам все, чтобы вы никогда не забыли эти шесть дней в Москве. С вас возьму лишь слово, что когда по-русски спрошу у вас кое-что, вы ответите «да». Поняли?
- да!

***

И вот уже он идет по темному коридору отеля с пистолетом в руках к номеру двоих друзей. Не заперто. Прямо как и с ним когда-то… души чувствуют свой конец…
Оба спят, рядом, проститутки – на другой кровати. Что ж, умрете вы тоже вместе.
Пол усыпан бутылками, в воздухе запах марихуаны.
Черная пустота его глаз мгновение дергается, будто бы на что-то не решаясь. Пару минут он проводит недвижим, словно черная статуя. Протягивает пистолет. Выстрел. Второй. Внутри слышится смех Хозяина.
- Они твои, Люцифер.
Он уходит, оставив двое убитых друзей в вечном сне и вечных муках.
Лишь когда затворял дверь, было заметно, как из пустых черных глазниц Демона на холодный пол отеля упала слеза.

Это была девушка. Молодая и одинокая. Свободно и без акцента разговаривала по-русски, очень вежливо и деликатно. Из Финляндии, дочь бизнесмена. В Москве по работе.
Встретил он ее первый раз в коридоре. Взгляд сразу вцепился в глаза, хотя сам знакомиться не спешил. Просто он всегда, когда видит жертву, смотрит первым делом в глаза. Это уже стало принципом его охоты.
То, что увидел, не обрадовало. Чистая, невинная и не тронутая тенью душа. Работать с такими сложно, если вообще возможно. У таких, так сказать, врожденный иммунитет ко злу, и если жизнь этот иммунитет не притупила, никто, даже Демон, не сможет его пробить. Но Хозяин указал на нее…

Познакомился в биллиардной, девушка, видимо, очень любила эту игру и обыгрывала всех мужчин до его прихода. Молча взял кий и подошел к одинокому игроку, оставшемуся без равных соперников.
- Сыграем вдвоем? – с улыбкой предложил незнакомец.
- Давайте… - как-то холодно согласилась финка, разглядывая его.
Началась игра. Играли молча, хотя он чувствовал, как в ней кипит азарт. Сперва шли наравне, но потом он стал выигрывать… и увидел, что к азарту внутри девушки подмешалась злоба.
То, что надо.
Окончательно ее обыграв, протянул руку и улыбнулся.
- Меня зовут Alex.
Девушка с обидой и каким-то страхом посмотрела в глаза победителю, и руку не пожала. Развернувшись, пошла к выходу… Но на пороге света, царившего в коридоре (биллиардная была в полумраке), развернулась и чуть слышно представилась.
- Guilty…

***

- Мальчики, алкоголь?
- Я православная христианка, не пью.
- Травка, деньги?
- Деньги у меня есть и мне достаточно. Спасибо, но нам с вами не по пути.
- Но может…
- Нет.

***

Ночь. В его комнате полная тьма. Она – ортодокс. Дело невыполнимо.
Лежит на кровати и клянется Хозяину что добудет для него эту душу. Любой ценой, но добудет.
Ночь. Пол первого. Пора идти на охоту.

На дискотеке ее нет, в биллиардной – тоже. После поисков в босейне и сауне решился на поход прямо в номер. Заперто. Впрочем, открыла быстро. Улыбнулась, пригласила на чай.
Долго гадал, чем занималась. Потом увидел рядом с ней на кровати книгу. «Идиот» Достоевского.
- О, вы любите литературу?
- Очень.
- Русскую классику читаете?
- Только начала. Позади только Пушкин, вот, принялась за Достоевского. Говорят, гениальный классик.
- А Булгакова, другого гениально классика, знаете?
- Нет, не слышала о таком.
- Прочтите, вот. – вынул томик из кормана. – «Мастер и Маргарита», гениальнейшее произведение!
- О, обязательно. – Девушка удивилась. – Но… знаете, я очень быстро читаю, я вам верну через… два дня… надеюсь, вы не улетаете завтра?
- О нет, я вас не тороплю. У меня еще… кажется, дня три. Успеете?
- Конечно. Спасибо вам. Вы… странный.
- Да, есть немного.
Девушка улыбнулась. И он – вместе с ней.

***

(Из мыслей Алексея, Старшего Демона Геены Огненной).

И все-таки нашел зацепку, нашел метод максимально приблизить ее душу к Люциферу. Путем книги… а впрочем, что, как не книги, еще так управляет нашими душами?
Впереди – три дня отдыха, три последних дня на Земле. Надо их провести так, что бы потом было что вспоминать сотни лет… Да, Хозяин намерен лешить меня визитов сюда… месяц прибытия в демоническом облике, огромная скрытность от Инквизиторов, Фестивали Тьмы по всему миру… Затем Москва… Город, в котором они впервые на меня вышли. Впрочем, не было ничего сложного. Лишь тот Инквизитор, которого пришлось убить, ради этих шести дней… что-то в нем было странное, будто бы знакомое. Вот только что?
Потом – тело, благословенное тело человека и новое задание Хозяина. Будь он проклят.
А что дальше? Три дня в теле человека… свободных три дня. Почти свободных. А точнее – совершенно не свободных. Три дня, зная, что обречен на сотни лет в муках? Огромное счастье, безусловно! Впрочем, я человек, почти человек сейчас. Это значит, что есть голова. А это значит, что могу сойти с ума. А вот это – уже интересно. Сумасшедшие всегда представляли загадку для Хозяина. Может… Нет, не может. Душа – в Геене, а это значит, что уйти не удастся. Да и куда теперь уходить?!
Три дня, проведенных в уничтожении невинной души, убийство которой уже начал. Капкан захлопнулся.
Три дня, в которых мне не будет покоя… такого желанного все это время покоя…

Книгу она читает уже второй день. Сказала, что прочла больше половины, безумно инетересно. Глупышка. Ты не понимаешь, куда затянет тебя эта книга.
Это мука! Новая игра Люцифера, послать демона на сбор урожая и знать, что для демона значит это время, проведенное на Земле! Будь он проклят!
Это невыносимо! Невыносимо больно смотреть в эти глупые, невинные глаза и знать, что скоро они почернеют так же, как мои.
Ты заплатишь за это, Люцифер! Когда-нибудь – за все заплатишь!

Последний день. Она уже не улыбается. Смотрит на меня как на палача, и это правда. Души чувствуют свой конец.
Зайдя после встечи с ней к себе в комнату, бьюсь головой об стену, ломаю шкаф и стол, срываю зановески, раздераю кровать… демоническая сущность стократно увелечивает не только моральную, но и физическую силу, даже в облике человека. Я не могу этого сделать! У меня на счету девяносто девять душ, но я не могу убить эту, последнюю в сотне. Пусть бежит, пусть я вечно буду гореть в аду, но она – спасется! Хозяин, сделай так, прошу!
Мне стучат в дверь, посылаю всех в ад. Все равно все там будут. Никуда не денутся. Никто никуда не денется!
Я в тупике. В нем еще с тех пор, когда ко мне в первый раз пришел Хозяин. Выхода нет. Никогда не было!
Или…

***

- Где душа, Алекс? Где последняя душа?
- Будет.
- У тебя осталось двенадцать часов…

***

Темный шаг по светлому коридору. За окном светит Солнце и неприятно скользит по лицу.
Подхожу к ее номеру. Незаперто. Как всегда… горечь солью прожигает остатки души, тлеющей сейчас где-то далеко, где огонь, где жарко.
Он ничего не говорит, он весь во мраке. Она – тоже, только пока еще не в таком густом, но уже затягивающем.
- Ты прочла?
- Да.
- И как?
- Гениально.
Другого и ждать не приходилось. Какое дело обычной библиофилки до высших материй? Инструмент сработал и она готова к ритуалу. Ее душа – готова.
Он просто протянул пистолет и посмотрел ей в глаза. Глаза, в которых не было страха. Не было того ужаса, что должны, обязаны испытывать души перед Злом. Она полностью отдавалась ему, он это чувствовал. Она все знала и понимала. Она – даже улыбнулась.
И это уже наслало ужас на него. Пистолет в руках дрожит, и он не может нажать на курок.
- Ну же, Алекс. Давай, не заставляй папу ждать.
- Нет!
В ответ слышится лишь смех. Он дрогнул, жертва пошла на него сама. То, что она собиралась сделать, ужаснуло даже Демона.
И вдруг – взрыв света из ниоткуда.
- Он здесь!
- Он в человеческом облике, отрезать все пути к выходу.
- В номер входить по трое!
За ним пришли Инквизиторы. Пришли, чтобы лишить его оставшихся двенадцати часов на Земле.
Она стала вырывать из его рук пистолет. Казалось, сам Люцифер в нее вселился, ибо сила девушки заставила пошатнуться даже Демона. Глаза загорели красным, на него смотрело чудовище. Люцифер смеялся ему в лицо. Он продолжал бороться, бороться с Хозяином, в то время как инквизиторы ворвались в номер.
- Спасите! Он хотел меня убить! – тут же закричала девушка. Хозяин покинул своего агента. Хотя мог бы разбросать эту кучку вояк, не особо пачкаясь.
- Бьем Хоровым Молебеном!
Демон был в ловушке. Чертово тело! Выход? Окно!?
- Уходит!

…


Когда инквизитор добровольно меняет цвет глаз, отдавая себя Злу, это страшно. Когда белый огонь вытесняет огонь черный, и душа его, что клинком должна рассекать тьму, в ней тонет... тогда наступает время лишь для скорби.
Сейчас лишь один из множества прихожан, собравшихся в небольшой московской церквушке, скорбил по заблудшей душе его. Свечка в руках, взгляд на образе, и обрывки молитвы, слетающие с уст… суть ее непонятна, просьба невыполнима, но лик был светел…
Двери отворились. В храм вошел Демон.

Святой дух был нестерпим ему, его всего прожегало болью. Позади осталось лишь отчаяние, враги и Тьма, окружившие его… Инквизиторы остановились, загнав его сюда, и стали ждать очевидного.
Но они ошибались. Не они его сюда загнали. Видит небо, он сам сюда пришел. Но зачем? Чтобы быть распятым?
…чтобы доказать, что и сейчас свободен, в чем-то… хоть и потерял давно свободу.
Он был одинок и загнан, словно дикий зверь. От него веяло смрадом зла, кресты, окружившие, причиняли нестерпимую боль, с каждый шагом все больше и больше… он шел, что-то шепча сквозь зубы… еще пара шагов, и превратится в прах… еще пара шагов, и…
И тут произошла неожиданность. Если не сказать - чудо. В этот самый момент что-то где-то вдруг решилось, в весьма неожиданную сторону. Посторонний наблюдатель бы ничего не понял и не заметил, вот только прах его стал светел, а дух вознесся ввысь.
Такова была Правда.


Верни им небо,
Хозяин Света и любви.
И в знак прощенья,
Дай вновь крылья © Catharsis



--.08.07.

Голубиный Триллер.
В соавторстве с Сигрид.
Часть 1.

День был солнечным и, как следствие, довольно теплым, и поэтому - как еще одно следствие - все вокруг прямо-таки цвело жизнью. Всякие разноцветные бабочки пытались кружиться между серыми многоэтажками, не натыкаясь на спутниковые тарелки; бродячие кошки вылезли из подвалов и мяукали на вполне себе радостных нотах, приветствуя весну; даже люди, обычно наблюдающие за носками собственных башмаков по дороге на работу, толпой двигались к метро, задрав головы и глядя на солнце.
Ничто не предвещало беды. Пока не...
На крышу многоэтажки приземлились два голубя. Если быть до конца честным и откровенным, голуби тоже сначала не предвещали беды. Они были сытой, на совесть откормленной семейной парой в этот четверг, он - крупный наглый голубь с блестящими сизыми перышками, она - пестрая сварливая птица неочевидной национальности.
Горлица хищным взглядом обвела крышу и сразу же определила, что к черному проему лучше не походить по причине потенциальных кошек, а на антенне можно свить неплохое гнездо. А голубь тем временем полез знакомиться с окрестностями…
Собственно, он рад был на некоторое, пусть незначительное, но все же время, улизнуть от жены. В определенном смысле он был подкаблучником - то есть был бы им, если бы его супруга носила каблуки. А сейчас нужно было позаботиться о том, где найти пропитание на ближайший час. Вдруг где-нибудь рассыпано зерно или добрая старушка с семечками решила пошвыряться ими на мостовую? Итак, горлица осталась ждать голубя, а тот, размяв крылья, полетел на разведку - но об этом мы уже сказали.
Полет - это, конечно, прекрасно, но только если лететь высоко. Голуби никогда так не делают, потому что у них кружится голова от высоты. Поэтому город вовсе не казался голубю муравейником, а солнечный свет не разливался, как золотой сироп... Гм, хотя у голубей и так проблемы с метафорами.
А еще у голубей стойкая проблема с ориентацией (в пространстве), но данный Голубь заметил это небольшое недоразумение, нарезая двенадцатый круг над одной и той же лавочкой, и то только потому, что у старушки закружилась голова и она швырнула в птица крошками от печенья. Крошка попала в крыло, и довольно больно, голубь всерьез разочаровался в старушках. Он резко сменил траекторию и взмыл практически вверх, в неизведанное, на сей раз выраженное открытой форточкой, что вела на кухню деда Валерия…
А дед Валерий, в свою очередь, проблем с ориентацией - какой бы то ни было - не испытывал, ибо в том деле, которым он сейчас занимался, отсутствие проблем было крайне важным. Можно даже сказать, жизненно важным.
Дед Валерий варил Свою Фирменную Настойку От Всевозможных Болей в Различных Частях Тела. О составе этого страшного зелья мы ничего говорить вам не будем, ибо секрет ингредиентов давно разыскивают интерпол, собачка кинологов Тузик и злые талибы. Так вот, дед Валерий варил настойку, и в это время совершенно неожиданно в кухню влетел Голубь...
Голубю фирменная Настойка немедленно понравилась, и, чтобы доказать это деду Валерию, голубь как был, со всеми сизыми блестящими перышками, булькнул прямо в кастрюлю, головой совей круглой вниз.
Автор настойки перекрестился и залез под стол, ухитрившись там накрыться двумя табуретками, которые начали дрожать синхронно с зубами деда Валерия. Те, хоть и были вставными, но дрожали на редкость замечательно.
Тем не менее, следующие полчаса прошли относительно тихо. Не слышалось даже плеска. Дед Валерий решился вылезти из своего укрытия... Настойки в кастрюле не было. Голубя тоже. Форточка была по-прежнему открыта, но уже более зловеще.
Вот это-то и начало предвещать беду.
Голубица нервно ходила по крыше, от волнения жестокого игнорируя выползших на обед кошек. Кошки оскорблено мяукали, но горлица раздраженно отмахивалась от них крылом. И тут.
Когда кошки собрались держать военный совет.
По поводу наглости местных птиц.

Голубиный триллер.
в соавторстве с ХаКэ.
Часть 2.

На крышу вразвалочку по тангенсоиде влетел Голубь*, нежно обнял рыжего в пятнышко котенка, курлыкнув «Милая, а вот и я», важно взъерошил перышки на груди и пошел пешком по парапету крыши.
Кошки выгнули спины и зашипели, но глаза их при этом были такими круглыми, что даже Голубице стало ясно - они Испугались. Честно говоря, она и сама была немного в шоке, поэтому потеряла дар речи (хотя в некотором смысле, этого дара у нее и так не было).
Зато Голубь ничего не потерял. Ощущения у него были такими странными... внутри что-то кипело и булькало, даже в голове.
- А хотите, я расскажу вам легенду? - курлыкнул голубь, обращаясь к кошкам.
Окретсные бабочки замерли в полете над крышей.
- Так вот, одна маленькая но очень гордая птичка...

Дед Валерий не оценил поступка храброй птицы. Выбравшись из-под баррикад, он нашел старый облезлый веник и полез на крышу ( да-да, через окно, по трубе, ведь это действительно была Очень Важная Настойка, и дед Валерий очень расстроился). На крыше наверняка водятся голуби, думал он. Или, в крайнем случае, кошки. В любом случае, удасться привлечь кого-нибудь к ответу.
С веником наперевес дед Валерий вскарабкался на широкий парапет крыши.
- А ну!..- гаркнул он, намереваясь запугать. Или хотя бы спугнуть.
- ..И взлетела это маленькая, но очень гордая птичка.. - кошки плакали в обнимку с голубицей, а перебравший голубь вдохновенно помахивал крылом в ритм своего проникновенного рассказа.

А потом случилось страшное. По крайней мере, для того самого Голубя. Хотя нет, пожалуй, пока не совсем страшное.
Проигнорированный всеми дед Валерий решил обратить на себя внимание чуть более действенным путем. Он швырнул в того самого голубя веником. Более, того - он даже попал.
И вот тут-то самое страшное и случилось. Ну кто же знал, что Настойка взаимодействует с вениками именно так?
- Птичку жалко, - ошарашенно курлыкнул ушибленный Голубь.
И взорвался.
Не менее ошарашенный дед Валерий, не потеряв еще боевого пыла, стоял в ошметках голубиных потрохов. А голубица..
Эта несчастная женщина, за одну секунду ставшая вдовой во цвете голубиных лет, первая пришла в себя и, нахохлив перья на шее, отчего стала два раза больше, с грозным «курлы-твою-под-коленку» с короткого прыжка взлетела и на низком бреющем врезалась деду Валерию в большой палец правой ноги.
Дед не ожидал такого поворота событий. Схватившись за покалеченную конечность, он запрыгал на другой, пока еще здоровой ноге, но под ней каким-то образом оказался кот. О которого дед Валерий не замедлил споткнуться. Зашататься. И так далее.
Край крыши был уже не просто опасно близок, а начал становиться далеким... Но деду Валерию, следом за которым пикировала вниз разъяренная голубица, повезло - он ухватился за водосточную трубу и поскользил по ней вниз.
А потом ему снова не повезло. Труба не выдержала такого надругательства над собой, медленно накренилась, отваливаясь, и стала заваливаться вбок.
Но волшебные - нет другого слова! - свойства Настойки не закончились, нет-нет! И потроха, все еще живописно украшающие домашними рубашку и любимые тренировки деда Валерия, вдруг засветились всеми красками.
-Мама! - верещал дед Валерий, но только ему почему-то было неудобно верещать во вю глотку, а только чуть-чуть ворковать. -Курлы! -крикнул дед. Да, так было гораздо удобнее.
А потом дед Валерий подумал: « а чего это я , собственно, вишу?».взмахнул сизыми крылышками и полетел. А голубица с тоской и любовью смотрела вслед своему будущему голубю..

А кошки на крыше...
А люди на улице...
И даже разноцветные бабочки, такие маленькие и хорошенькие, с крылышками и сосущим ротовым аппаратом...
Настойка, которую ветер вместе с перышками безвременно почившего голубя разнес над всем городом, изменила этот город в одночасье. Даже в одноминутье.
Везде. Были. Голуби.

Добрая Сказка. Про Варлока.

(вместе с Сигрид, разумеется)

В темном-темном лесу, в самой его чаще, далеко от людей и прочих плодов цивилизации, жил-был злобный Варлок. Жил (и был) он в маленькой избушке с заколоченными окнами, в которые, само собой разумеется, никогда не проникал солнечный свет. Даже сквозь щелочки.
Варлок никогда не выходил на улицу, даже за грибами, питался он плесенью и иногда маленькими девочками, которых мамы по ошибке называли Гретель и которые искали Пряничный домик. Но нет, не пряничным был этот старый мрачный дом, где обитал злобный варлок!!! Иначе варлок бы его давно съел.
А еще в избушке варлока под потолком висели пучки растений - сорванных, высушенных до смерти и подвешенных на веревочках. Вот такой он был злой, мучал даже ни в чем не повинную травку. Редкие-редкие путники, забредавшие в тот лес, а потом выбравшиеся из него (что случалось еще более редко, чем сами путники) говорили, что травы эти варлок использует для составления страшных колдовских зелий - чтобы летать, например, по ночам над деревней и зловеще завывать, пугая детишек.
Но была у варлока одна слабость. Он очень любил пельмени. И не просто какие-то завернутые в тесто кусочки мяса, но огромные вкуснющие пельмени со сметанкой, которые готовила варлочья мама, добавляя в бульон немного отвара.
Однажды в лесу, где жил варлок, забрели двое путников. Они были из другой сказки и, естественно, слыхом ни о каком варлоке не слышали.
Шли они, шли, собирали ягодки, грибочки - и удивлялись: а почему это в лесу так много грибочков и ягодок? Неужели зверушки лесные их совсем не едят? невдомек было бедным-несчастным, что в лесу-то и зверушек не осталось. Один только варлок. Голодный и злой.
"Смотри", сказал один путник другому, "вон избушка стоит. А скоро вечер. Может постучимся, на ночлег попросимся?"
"Пойдем", наивно согласился второй путник. Подошли они к избушке. Постучались.
Варлок довольно облизнулся. Уже давненько не заглядывали к нему маленькие девочки, и варлоку хотелось кушать. Он неспеша, вразвалочку подошел к двери и тоненьким сладеньким голосочком спросил:
- А кто это там?
Если бы путники были обычные, они бы так и ответили, мол, обычные путники мы, гуляем, ягодки-цветочки собираем, вот домик увидали, решили постучаться. Но это была шпионская разведгруппа в лице прекрасной эльфийской принцессы в бегах и боевого мага-воздушника по кличке Гендальф.
- А налоговая инспекция, - таким же тоненьким и сладеньким голоском пропел Гендальф. - Ну что, уклоняемся от уплаты, да? Скрываем доходы, да?
- Государство обворовываем... - продолжала принцесса. - Милостыню, не подаем, в церковь не ходим...
- Открывай, короче, - сурово отрезал Гендальф. - А то хуже будет.
Варлок, однако, не сразу понял, какая опасность только что попросила его открыть дверь по-хорошему. Он важно ответил:
- Моя дом есть крепость, как говорили в нашей университи! А если вы не маленькие девочки или хотябы не принесли мне чего-нибудь покушать, то уходите подальше, пока я вас не съел!

Добрая сказка. про варлока.
часть вторая.

(естествено, с ХаКэ)

Разведчики задумались. Маленькими они вроде бы не были, да и девочками, кажется, тоже. Хотя, если эльфийскую принцессу сложить пополам...
- А мы несъедобные, - нахально заявил Гендальф, все-таки прикидывая: может, и правда, сложить принцессу, и, так сказать, на живца?
Варлок поворчал.
- а раз несъедобные, то и топайте отсюда!!
Но путникам такой ответ показался неправильным. Тогда боевой маг заклинанием пятого уровня разрушительности «Otktojte Milicia» высадил дверь, но хитрый варлок успел отскочить и не получить ею по носу. Однако эльфийская принцесса, не смотря на то, что была в бегах, не растерялась и схватила варлока за уши.
- Ой-ой-ой, мои бедные ушки!! – заплакал варлок.
Но было уже поздно.
- Попался, - заключила эльфийская принцесса и сильно-сильно дернула варлока за левое ухо. - Значит, маленьких девочек обижаем? - теперь за правое ухо. - Запрещенные зелья варим? - снова за левое. - Гендальф, надо его однозначно наказать!
Гендальф задумался.
Принцесса уселась на свалившегося на пол варлока, продолжая экзекуцию.
- Думай-думай, - улыбнулась она под аккомпанемент варлочьего "ой-ой!". - Ты у нас все-таки бывший научный руководитель Братства Кольца.
Некому было выбежать и крикнуть «Тихо! Гендальф думать будет!», но за годы армейских лишений маг научился думать и в жестких полевых условиях. Он снял шляпу и в задумчивости укусил край полей.
-мм.. Исправлямус? Нет, слишком просто. В лягушку? Банально. Да и вдруг набредет на него Иван-царевич какой, дурак, целоваться ведь полезет, жалко зверушку. О! придумал! Отойди-ка, - скомандовал он эльфийской принцессе, поднимаясь и закатывая рукава.
Принцесса быстро подчинилась, а вот варлок ничего сделать не успел. Гендальф взмахнул руками.
«Derevnya!» -прогремело заклинание, вмиг..
Когда рассеялся дым..
Всем стало видно..
Что на полу
Сидело
Маленькое
Белое и пушистое зверушко.
- Тарака-анчик, - умилилась принцесса и взяла офигевшее существо на руки. - Гендальф, а давай его не будем властям сдавать? Давай себе оставим? Он будем нам тапочки приносить... хвостиком заметать...
Принцесса, хоть и в бегах, но все же была принцессой. И Гендальфу оставалось только подчиниться.
Тем более, он уже давно мечтал, чтобы ему кто-нибудь приносил тапочки. Конечно, лучше б Король-Кольценосец, но варлок тоже сойдет.
И оставили они себе белую и пушистую зверушку. А начальство их потом и к ордену представило. За храбрость.

(а пока без названия )

(конечно, с ХаКэ)

Самое шумное, самое грязное и, со всем этим, самое веселое на свете место – это, конечно, перрон.
Солнце разлеглось на стеклянной крыше вокзала, отчего казалось, что оно не круглое и маленькое, а огромное, и занимает собой все небо, все-все. Но оно для перрона не главное.
Во все стороны от вокзала положены специально длинные рельсы, по которым ползают, покачиваясь, неуклюжие дрезины и быстрые поезда дальнего следования. Только и они – не самое главное для перрона.
Главное –
Главное – кого они привезут.
Замелькали окошки, одно за другим... Большая зеленая гусеница-поезд вползает на конечную станцию. Вот сейчас она откроет двери - в разные стороны, как створки раковины - и все, кто провел в пути много-много часов, проехал много-много городов, а зачем - известно только им самим, - все они выйдут. Вдохнут свежего вокзального воздуха... У вокзалов совершенно особенный запах. Нет, не говорите ничего - вы все равно скажете что-нибудь неправильное.
Ожидание. Встреча. И где-то наверху, над всем этим - небо. Вот так пахнут вокзалы.
Много здесь ненужного блеска, фальшивых восторгов и улыбок, за которыми прячется скука, не всегда успешно. А иногда, правда, очень редко.. но тогда двери грязных поездов и правда становятся створками раковины, потому что выпускают тех, при виде кого в улыбках вспыхивают настоящие жемчужины, и спутать их ни с кем нельзя.
Потому что они всегда касаются самого сердца, деликатно очень, будто пушистым перышком птицы аист; потому что, однажды пропустив, их уже нельзя встретить вновь.
Тогда был дождь. Обычный дождь, даже гроза.
Самая настоящая гроза, с молниями и громом, под стук колес. Есть такие поезда, у которых колеса не стучат - такие новые, блестящие. А у этого поезда - стучали. Стучали долго, подня, а может быть, и целый день. Когда едешь по очень важному делу, то время в дороге пролетает быстрее, чем ему положено.

(это мы с Сигрид)

А он и правда ехал по делу. Смотрел в окно, покрытое прозрачными капельками, и ждал, когда же за этими капельками покажется перрон. А потом просто уснул, и ему даже что-то приснилось, а потом поезд остановился.
Он вышел, потягиваясь, и улыбнулся.
Платформа, в отличие от поезда, была новая-новая, покрытая резиной в мелкую пупырышку, по которой одно удовольствие ступать лакированным ботинком даже в такой ливень.
Он оглянулся по сторонам, не ждет ли его кто-нибудь с раскрытым черным зонтом где-то под козырьком вокзала, нетерпеливо поглядывая на часы. Он-то ждал этой встречи почти год.
Да, вот, быстрым деловым шагом к нему подошел кто-то, невидимый за гладким грибом зонта.
-Привет. Извини, потом обнимемся, пойдем-ка, я тебя чаем напою. Замерз небось?
- Немного, - он кивнул. Задумался ненадолго - заглянуть под зонт, или не стоит. И решил, что не стоит. - А чай - с мятой?
- Можно и с мятой. А можно - с лимоном.
- Лучше с мятой.
Ему показалось, что под зонтом кто-то невидимо улыбнулся.В маленьком кафе тот, второй, вежливо пропустив, его, сложил свой огромный зонт, встряхнул несколько раз. Он был невысокий, худенький, светловолосый, и чем-то очень похож на того, кого встречал.
Наверное, тем, что в его взгляде тоже сияло солнце. Сейчас, несмотря на дождь.
Уютный угловой столик без скатерти, две чашки горячего ароматного чая.
- Надолго?
- Не знаю. Чего улыбаешься?
- Ничего. Давно тебя не видел. Пойдем сегодня на речку?
- Купаться?
- Можно. А можно просто глядеть на круги на воде. Кидать камушки, кто дальше. Ну, как тогда - помнишь?
- Помню. Лучше так. Я под дождем не буду плавать.
- Даже сегодня? - удивленный и в то же время хитрый взгляд. И ему в ответ - такой же, только глаза темные, как чай, который им принесли.
- Сегодня я намерен кое-кого обеспечить прогулкой по городу дождей. И попробуй только отказаться – ты давно не болел.
- Этим городом – да. Затем и приехал.
- А этот город.. ты знаешь, ему ужасно не хватает тебя.
Чай кончился. Донышко белой чашки грустно смотрело ему в глаза.
- Тогда пойдем?
- Пойдем.
Стеклянная дверь хлопнула, зазвенел колокольчик.
- У нас только один зонт, - черные крылья со спицами раскрылись.
- Вот и держи его сам. А я пойду рядом.

В одном небольшом городе (обозначим его таинственно и, вместе с тем, банально - N) жил почтальон (назовем его неизбито, но при этом просто – Господин О.), который никогда не видел осени. Так уж сложилось, что именно осенью на него наваливалось огромное количество работы. С утра до поздней ночи сортировал он письма, раскладывая разноцветные конверты по стопочкам – вот эти срочно нужно доставить на центральные улицы, тех ждут не дождутся жители дальних районов, какие-то можно доставить чуть позже, но и с ними не стоит слишком тянуть. Знакомые же Господина О. из года в год восклицали: “Ах какая прекрасная стоит нынче осень – воистину золотая! Как нарядны улицы, как восхитителен городской парк! Безусловно, у нас в городе N самая прекрасная осень в мире!“ Слушал эти слова трудяга-почтальон, и было ему до слез обидно, что он всей этой красоты даже вообразить не может. И все больше хотелось ему хоть раз в жизни оставить свои дела и побыть не почтальоном, а обычным жителем.
“В конце концов, - размышлял Господин О., - что это за почта такая, которая без сбоев работает? Уйду-ка я нынче в отпуск. Сентябрь и октябрь отгуляю, а в ноябре со всей накопившейся корреспонденцией разберусь”. Написал заявление, да и был таков.

Сентябрь встретил почтальона безоблачным небом и летним теплом. Отпускник гулял по городу в предвкушении встречи - совсем скоро, не сегодня завтра он увидит свою золотую осень. Дни шли за днями, солнечная погода менялась на дождливую, появлялись на тротуарах лужи и высыхали вновь. Господин О., проводивший все время в пеших прогулках по городу, знал каждый уголок центрального парка, и мог по памяти набросать карту города N. Миновал сентябрь, а золота не было в помине, словно все без исключения деревья вдруг возомнили себя елками. Почтальон, у которого впереди оставалась еще половина отпуска, не терял надежды. С прежней тщательностью обходил он улочки и переулки, скверики и площади, кормил батоном нахальных воробьев и гладил бездомных кошек. В последний день октября он даже выбрался на электричке в лес, но золотой осени не нашел и там, зато набрал полную корзину опят и дома зажарил их с картошкой.

Начался ноябрь, и Господин О. вернулся к своей работе. Кабинет его был завален грудами разноцветных конвертов. Желтые, красные, оранжевые, они занимали все свободное пространство. Господин О., последний раз улыбнувшись своим мыслям о прошедшем отпуске, принялся за дело, весь день и всю ночь он работал, не покладая рук.

А наутро невозможным карнавалом в город ворвался листопад. Вчера еще зеленые деревья с рассветом явили изумленным горожанам все краски своего парадного одеяния. Пурпур, охра, багрянец, золото спорили за право красоваться на ветвях берез, кленов, тополей. Мощеные крупным булыжником тротуары покрывал узорчатый ковер тех же невероятных расцветок. Школьники плели ломкие красно-желтые венки, юноши дарили возлюбленным кленово-тополиные букеты, и даже самые неисправимые зануды, словно малолетние шалопаи, смеясь, пинали шуршащие листья. Но почтальон Осень всего этого не видел, у него по-прежнему оставалось очень много работы.

Стоик

Ледяной ветер трепал плащ так сильно, что приходилось придерживать полы, чтобы его просто не сдуло. Пронизывающий холод пробирал до костей, но человек продолжал стоять на вершине крепости. Деревья внизу были скрыты от взора. Плоская крыша башни с которой удобно наблюдать звезды, горы и облака. Безликие статуи на каждой стороне, как безмолвные стражи. Ради облаков, закатных облаков, он и пришел. И они текли у подножия, почти наравне, с площадкой, так низко как никогда раньше. Точно марширующие колонны темной армии в строгой дисциплине устремлялись на Восток. И небо раскрасили в желтые, по-осеннему, краски, оранжевые и красные и лишь в начале фиолетовые в плотных частях. Они текли быстро, так быстро, что казалось за минуту проходили тысячи и тысячи вооруженных до зубов монстров. И в закатных лучах, текущие среди гор, облака захватывали дух красотой и величием природного явления. А ветер все сильнее пробирал холодом, трепал черные волосы одинокого на вершине зрителя. Крики казались в этот момент неуместными. Появившаяся вдалеке звезда на темно-синем фоне, слишком рано, но и слишком приятно, чтобы возмущаться, сверкала на севере. И шепот ветра забивал уши. Остался только свет и облака. Солнце опустилось еще ниже, все больше и больше озаряя небо, как в последнем вздохе перед смертью, когда в умирающем столько жизни, сколько никогда не было. А человек упивался зрелищем, словно вампир кровью и даже не чувствовал тот адский холод, что приносил с собой осенний ветер.
- Вы не замерзли? – голос ученика звучал слабо, относимый ветром. Он держал в руках шубу и уверенно направился к созерцающему, но мужчина даже не обернулся, не то чтобы ответил и решительный шаг парня уже не казался таковым, пока он совсем не остановился. Юнца захватило зрелище, и он стоял безмолвно, лишь дрожал, ибо холод был беспощаден. Небо потемнело, облака окрасились в синие и фиолетовые тона, едва пробивался красные и желтые «перья». Сама жизнь угасала, но только не ветер. Солнце еще долго светило, пока маленький теперь полукруг не скрылся за горизонтом и не погрузил этот мир во тьму. Облака стали действительно казаться ордами тьмы, таким громким был шум тут, на вершине башни.
Только теперь человек в плаще заговорил с учеником.
- Что ты почувствовал? – он мельком обернулся, сверкнули его красные глаза в ночной темноте, контур губ обозначил слабую улыбку.
- Почувствовал? – последовал ответ срывающимся на крик голосом с нотками удивления.
Наставник остался неподвижен и не сделал ни одной попытки ответить на вопрос юноши. Они оба помолчали пока зрелище зажигающихся звезд не наскучило человеку и он окончательно не продрог. Наемник отвернулся от созерцания ночного неба, дабы скрыться в теплых комнатах башни и направился к люку.
Парень попробовал повторить вопрос, но он так и остался непроизнесенным, ибо отрицающий взгляд хозяина остановил его. Юноша застыл и коснулся глаз, пытаясь стереть проступившие от холода слезы. Он тихо вскрикнул от ужаса, когда увидел кровавые следы на ладонях. Струйки живительной влаги полилась у него из ушей, глаз и носа… проступали как пот на коже. Уносимая ветром она не запачкала одеяния наемника. Красные глаза безжалостно и незлобно смотрели на умирающего в страданиях, ужасе и корчащегося от боли молодого человека. И вот тело осело на каменные плиты площадки в неестественной форме, только одежда хлопала на ветру.
Убийца прошел мимо тела погибшего, и ветер разнес в воздухе не озвученную мысль – «Ты не чувствуешь душу мира и ты мне больше не нужен».
А ветер все так же трепал черный плащ, пока на площадке не остался только заледеневший труп.

Необыкновенный день, или крайне правдивая история случившаяся со мной 16 июня.

1
Я не очень силен в бумагомарательстве, поэтому попытаюсь все рассказать как было, не усердствуя особыми словесными изысками.
У каждого из нас, есть некие привычки, которые мы успели довести до полного автоматизма. К примеру, по утрам чистить зубы. Или приходя домой, вешать ключи на какой-нибудь гвоздик. Да даже поднимать за собой ободок унитаза, простите за нескромность.
В моем случае, этой привычкой является, по обыкновению лупить по будильнику за несколько секунд до того как он запищит. Я НЕНАВИЖУ этот звук. Он выводит меня из себя, и очень сильно меня раздражает. Как так получилось - не знаю, где-то читал о том, что для антипатии и симпатии, зачастую причин объяснимых логикой не нужно.
Итак, в день шестнадцатого июня, я по обыкновению взмахнул рукой, что бы смахнуть свой мерзопакостный китайский мучитель-будильник с прикроватной тумбочки, и нежится в объятьях Морфея дальше. Но получилось так, что вместо этого, я лишь с силой шлепнулся на холодный металлический пол, довольно больно отбив себе коленки при этом.
Сразу скажу, что сон как рукой сняло. Я по натуре – человек быстрый, и даже спросонья могу осознать что, когда и где случилось. Но в этом случае, эта моя способность меня подвела. С некоторым ужасом, я осматривал то место, где оказался.
С чего бы начать? Металлический пол, уже упомянутый мною выше, холодные белые стены, узкая кровать, больше напоминающая причудливую смесь кресла стоматолога с купейной кушеткой (дело в том, что эта, с позволения сказать «кровать» была обвита различными проводками, утыкана жутковатыми устройствами с разнообразными присосками, иглами, и прочей гадостью) и все. Ни стульев, ни дверей, ни окон. Происходящее напоминало мне сюжет какой-то беллетристической книжонки, которую я читал когда то на длиннющих лекциях по физике.
Честно сказать, на мгновение, в моей голове промелькнула мысль вроде: «А не сплю ли я?», но я с негодованием погнал её прочь. Подобные обороты потипу «Я ущипнул себя за руку, что бы проверить не сплю ли я» всегда вызывали во мне скепсис. Любой здравомыслящий человек всегда сможет разделить сон от яви. Тем более, покрасневшая от щипка кожа на руке, ясно говорила о том, что я точно не сплю.
Несколько бесконечно долгих минут, я тщетно пытался найти какой-либо выход из сложившейся ситуации. Некое шестое чувство подсказывало мне, что где-то в этой комнате обязательно должно оказаться спасение, в виде какого-нибудь рычажка замаскированного под подсвечник или выемку в стене. Но так как, ни выемок в стенах, ни естественно подсвечников (откуда эта мысль пришла мне в голову, собственно?) не оказалось, мне пришлось смиренно ждать своей участи, сидя на неудобном кушетко-кресле.
И мое ожидание вскоре оправдалось. Где-то сбоку от меня внезапно образовалась, прошу прощение за лексикон, дырень, сквозь которую, сохраняя ледяное спокойствие, прошел одетый в деловой костюм мужчина.
Я не особенно удивился происходящему, ибо все было настолько абсурдно, что мозг просто отказывался это регистрировать.
Мужчина, тем не менее нисколько не смущаясь, прошел мимо меня и обследовав кушетку, незаметно вытащил что то из под её днища. Затем, удовлетворенный, уделил внимание моей скромной персоне:
-Вы удивлены? – спросил он, оглядывая меня с ног до головы.
Вопрос был настолько глуп и неуместен, что мне ничего не оставалось, кроме как рассеяно хватать воздух ртом.
Спрашивающий, совсем не смущенный, повторил вопрос стальным тоном:
-Вы удивлены?
Наконец совладав с собой и с рвущимися из меня неприличными эпитетами, я на повышенных тонах произнес:
- А чего вы ожидали? Думаете я скажу: «Нет-нет, для меня не в диковинку просыпаться в совершенно незнакомой мне запертой комнате, а затем обмениваться любезностями с каким-то чудаковатым мужиком, задающим поражающие своей тупостью вопросы»? Да, черт возьми, я удивлен, более того, я крайне зол!
Мужчина с неким раздражением посмотрел на меня исподлобья и молча пожевал губами.
Я, с не меньшим раздражением, вернул ему этот самый взгляд с процентами.
- Разумеется, вы в праве быть удивленным и раздраженным. Это было бы совершенно логичным.
В который раз, я лишь бессильно посмотрел на него угрожающим взглядом, обещая медленную и мучительную смерть путем обматывания проводов вокруг его бесполезной шеи.
Мужчина уловил мой взгляд и по-видимому решил не испытывать мое терпение.
-Я полагаю, вы хотите узнать, где находитесь?
Моя рука медленно, но верно потянулась к тонким проводам…
- Что ж, считаю возможным утолить ваше любопытство. Вы находитесь в исследовательском центре темпорального комплекса «Зерван Акирана».
Если наше знакомство продолжится в таком же духе, я точно убью его.

2
Тщательно избегая моих вежливых попыток удушить его, мой посетитель нажал на панель образовавшуюся прямо возле его рук, и мне на колени упал довольно увесистый пластиковый пакет.
Заметив мой недоуменный взгляд, он скупо пояснил:
-Там одежда.
За неимением ножниц или чего-либо подобного, я зубами вскрыл пакет и вытряхнул его на кушетку. Из него выпал странный костюм, представляющий собой серого цвета пиджак с воротником-стоечкой, брюки с острыми как бритва стрелками, носки и нечто отдаленно напоминающее чешки. Все серого цвета. Я бросил свой взгляд на, уже окрещенного мною «Занудой» мужчину. Тот нетерпеливо постучал пальцами по запястью, как бы показывая, что время не ждет. Поняв все без слов, я быстро оделся, с удивлением отмечая, что одежда точно подогнана под меня. Пошарив глазами в поисках зеркала, и так и не найдя таковое я снова уставился на Зануду.
Он в свою очередь весьма понимающе произнес:
-Смотрится вполне пристойно. Следуйте за мной.
И он шагнул в отверстие, о котором я говорил недавно. Мне ничего не оставалось, как идти за ним.
По дороге, ни он ни я, не обменялись ни единой фразой.
Ему это было просто неинтересно, я же был слишком занят собственными вопросами, которые представляли собой:
«Во что же такое я вляпался?», «Что делать дальше?» и трусливенькое «А может я все-таки сплю?».
Вопросов было так много, что мой мозг просто отказался на них отвечать и решительно заблокировался от окружающего мира. Я же на полном автомате следил за спиной Зануды и продолжал свой путь.
За своими «литературными повествованиями», я совсем забыл упомянуть о том как он выглядит. Собственно, вы будете разочарованы. Данный индивид, представлял собой среднего роста мужчину с бледно-серыми глазами и темно-русыми волосами. Лицо его стоило отдельного упоминания, ибо было столь…обыкновенно, что поверить тому о чем я вам сейчас скажу, будет очень сложно. Всем известно, что любое лицо каждого из нас имеет свою изюминку. У кого-то это раскосые глаза, или родимые пятна, или форма губ. Вариантов- бесчисленные количества, лица бывают самыми разнообразными. Однако, сейчас вам надо отсечь все это самое разнообразное, и оставить все самое обыденное, и множество раз встречающееся. Его лицо было собранием отрезков повседневности и шаблонности. Я не могу это выразить. Попытайтесь представить себе нечто подобное сами. Ставлю пять рублей на то, что вы не ошибетесь.
Тем временем, мы уже пришли к пункту назначения.
Мужчина что-то прошептал и коснулся рукой, совершенно не отличающейся от других, части стены. Вновь образовался «проход» и мы продолжили свой путь. «Проход» абсолютно беззвучно закрылся за нами.
Представшее перед моими глазами разительно отличалось от остальных комнат-проходов.
Это помещение являлось широким коридором, вдоль стен которого, размещались пузатые капсулы, внутри которых мерцали разнообразные человеческие фигуры. Все они были одеты в разнообразные по стилю и времени одеяния и собственно по внешности. Не буду утомлять вас подробным описанием. Тем более, мой гид уже начал вещать:
- Полагаю пришло время все вам объяснить, Сергей Дмитриевич,- поняв что восклицания потипу «Как вы узнали мое имя?!» и «Откуда вам это известно?» были бы излишни, я предпочел заткнуться и слушать.
-Вы наверное поняли, что оказались в весьма необыкновенном месте. Это, - он обвел взглядом комнату – Информарий, категория «А». Что это значит? Немного истории не помешает. Итак…
В относительно недалеком будущем, было придумано особое приспособление, позволяющее перемещаться во временном пространстве. Да-да, спрячьте вашу ухмылку. Я не буду говорить о её строении и принципе работы, ибо это во-первых вам ничего не скажет, во-вторых, может стоить мне моего места. Поняв её возможности, правительство решило, что сие приспособление можно использовать как…инструмент влияния на прошлое. Заметьте только на прошлое. Но, не об этом речь. Именно наш отдел исследовательских работ, нацелен на такой хрупкий объект, как причуды и многогранность человеческого сознания. Спрячьте ухмылку, я сказал! На чем я там остановился? Ах-да, многогранность человеческого сознания. Вам, естественно знакомы такие известные всему миру люди как Моцарт, Бах, Да Винчи, Дали и так далее. Разумеется знакомы. Они – гении, вы восхищаетесь ими, их работами, их поступками. Почему? Да потому что они отличны от других, ясно как день. Наша техника позволяет вылавливать подобных людей во временном пространстве, ибо они словно маяки среди серого океана, извините за излишнюю поэтичность. Они- особенные. И речь идет не только о гениях подобного толка. Речь идет о особенных людях в общем и целом. Наша задача- выявлять подобных людей, и следить за их развитием. Давайте я покажу вам наглядно.
Гид двинулся вдоль мерцающих фигур, изредка останавливаясь возле некоторых. С содроганием я узнавал некоторые лица, знакомые по школьным учебникам и газетам.
- Знакомьтесь – мистер Гильермо Пуарти. – рахитичного вида молодой человек с бегающими глазками, помахал мне скрюченной лапкой.
- Мистер Гильермо, мог бы стать одним из самых известных серийных убийц, чьи преступления так и не смогли бы быть раскрытыми, и чьими жертвами стали бы около семидесяти бедных девушек, убитых самыми ужасными способами. Исходя из фактов, его «автографом» стал бы предсмертный подарок жертве – бумажный журавлик, торчащий между губ несчастных. К сожалению, в наши планы не входило убивать одну из самых выдающихся феминисток мира сего, и поэтому, нам пришлось слегка подкорректировать полотно истории. Но, весьма своеобразная личность, все-таки. – пробормотал он, двигаясь дальше. Меня передернуло от отвращения.
- А это, печально известный маньяк Семин. Мы не стали корректировать его судьбу, ибо это повлекло бы за собой крайне нежелательное для нас событие. А именно – одна из убитых им женщин, вполне могла бы выйти замуж за нежелательного человека и с её поддержкой, он стал бы весьма известным политиком, известным скандально и чуть было не приведшим к нежелательной нам революции.
Жуткий тип, со страшными глазами мило мне улыбался, пока я отчаянно сдерживал рвотные позывы. Мой проводник, совершенно не обращая на меня внимания, шел дальше.
-Робин Бобин Барабек. – хладнокровно промолвил он, проходя мимо толстого дядьки с голодным выражением лица.
Я слегка подавился.
-Вы издеваетесь?! Робин Бобин Барабек – скушал сорок человек?
-Да-да, весьма кровожадная личность. Кушал он их живыми, не применяя ни соли, ни перца. Отвратительный индивидуум. – не моргнув и глазом, сказал гид, двигаясь дальше.
-Георгий Сергеевич Штольц, известный вам по учебникам истории за шестой класс, важный политический деятель, отменивший «положение о детском труде», человек предотвративший войну между Японией и Россией.
Я напряженно закивал головой, в знак своего согласия.
-Татьяна Александровна Куряева, композитор многих прекрасных музыкальных произведений, милая девушка. Девушка - сделал акцент гид и не дав объяснений перешел к другой фигуре.



3
Через несколько часов коротких ремарок о деяниях, известных и неизвестных мне исторических личностей, моя голова наотрез отказывалась усваивать новую информацию, и я обессилено прижался к капсуле с заключенной в ней, голограммой некого Питера Невиса, известного рок-певца, что практически полностью стер недопонимания между людьми разных сексуальных ориентаций, сведя их к минимуму. Невис сочувствующе попытался погладить меня по голове, и поцеловать в щечку. Усталость, если честно как рукой сняло, я так сильно отшатнулся к противоположной стене, что чуть не впечатался головой в другую капсулу. Питер укоризненно покачал головой и повернулся ко мне спиной. Меня охватило некое чувство стыда.
- Ну а теперь, когда я ознакомил вас с малой частью наших экспонатов, вы можете задать мне пару-другую вопросов.
- С малой частью?
Гид кивнул:
- Талантов и деятельных личностей, не так уж и мало, как вы думаете. Наш мир, есть огромное, почти бесконечное, множество возможностей. И многие из нас, просто не могут их использовать в силу разнообразных обстоятельств. К примеру, несоответствие таланта или способности, времени рождения человека. Может ли гениальный фотограф использовать свой потенциал, в средние века, в которых о фотографии даже и не думали? А международные конфликты, могут быть предотвращены или наоборот спровоцированы тем, что от одного человека ушла жена. Его Величество Случай, часто преподносит нам сюрпризы.
- Это взаимосвязано?
-А вы сами себе представьте. Предположим от мистера Х, с громким скандалом ушла жена, заявив, что он скучный сухарь, и что жить с ним она дальше не намерена. Тот достает пистолет, и с совершенно иррациональным чувством гнева убивает её, с криком «Я не сухарь!». Затем ужасается и постольку поскольку все еще любит эту самую девушку, вызывает скорую помощь, та на самых высоких скоростях мчится к месту происшествия, но на её несчастье вписывается в лихача на дороге, где в это время, происходит очередной пиар ход, вторично избирающегося президента страны, мистер Президент на глазах прохожих катается на самокате с маленьким мальчиком Джонни, что показывает его внимание и любовь к будущему страны. Но так как сие мероприятие в окружении телохранителей будет казаться менее чувственным, то в этом фарсе учувствуют только представители различных СМИ. Часть бампера летящая на огромной скорости убивает президента, точным ударом в голову. За этим следуют путанные расследования, подогреваемые деньгами людей которым это на руку, и все происходящее приравнивается к терракту совершенному одной из террористических заграничных банд. Далее…Далее следует напряженное выяснение отношений между странами, которые и так не были в состоянии доброй дружбы. Конфликт. Недопонимание. Кровопролитие.
-Не верится.
-Ваше право, впрочем. – совершенно равнодушно бросил Гид.
- Хорошо, а от чего же тогда зависит, влияете вы или нет на происходящее?
- Два «Ц». Цена и Целесообразность. Вы знакомы с «эффектом бабочки»?
-…Взмах крылышек бабочки на одном конце света, может оказаться ураганом на другом?
-Да-да. Наш центр занимается именно такими исследованиями. Миллионы вычислительных машин просчитывает пост-эффект от произошедшего или не произошедшего. Это - Цена. Целесообразность – это когда мы ставим перед собою вопрос: «Насколько выгоден итог, насколько соответствует ему цена?». Если ответ утвердительный, то есть «Да, итог оправдывает цену» мы с особой тщательностью корректируем участок времени. Если же нет… - Гид пожал плечами, красноречиво выражая движением невысказанную мысль.
-Н-но, почему тогда вы не предотвращаете войны, не…
Гид остановил меня четким движением руки. Похоже за долгие дни работы в «Зерване» он практически идеально его отрепетировал.
- Мы не будем уподобляться разнообразным суперменам, что летят на помощь. Может предложите нам кошек снимать с деревьев, ей богу? Мы изменяем полотно времени, ровно настолько, что бы наш мир развивался рационально и гармонично. Мы предусматриваем некоторые уроки и ошибки, которые должны исправлять народы на пути к совершенству. А все лучше понимается на практике. Так говорил первый научный куратор нашего проекта.
- Похоже на секту.
Гид выглядел оскорбленным:
-Секту?
-Кучу фанатиков, возомнившие о себе невесть что.
Гид смерил меня презрительным взглядом.
- Как вы можете таким образом разговаривать с людьми, которым достаточно отступить по временной оси на двадцать три года и предотвратить ваше рождение?
- Я скажу, что это занятный способ самоубийства.
Мужчина поджал губы и покосился на меня с неудовольствием.
- Если бы я не знал вашу линию судьбы, я бы подумал что вы самый обычный заурядный человечишка.
- Высокомерие, высокомерие…
Меня охватил яростный гнев. Эти лицемеры, эти идиоты решившие что могут вертеть людьми как они хотят, думают что могут попрать мораль и…О, мне просто не хватает слов.
- Сергей Дмитриевич, я вынужден сказать, что наша организация в вас разочаровалась. Возможно, ваша временная линия будет корректирована.
- А как же права человека?
Гид издал сухой смешок. И отмахнулся от меня словно от назойливой мухи.
- Не важно, уважаемый. Не важно. Следуйте за мной.
Он подошел к ближайшей стене и опять провел какие-то манипуляции с выскочившей неизвестно откуда панелью.
И мы оказались в моей родной комнате. Гид брезгливо оглядел мое нехитрое убранство бедного аспиранта, и пробормотал что-то о необходимости стерилизации костюма.
Он уже собирался уходить, но тут я задал вопрос, все время вертящийся у меня в голове:
-Но что такого сделаю я? Что сделаю я?
-А вот этого я вам сказать не смогу. Наш разговор имел важность только для нашей организации и для меня лично.

А потом запищал будильник. Гид с некоторой злобой посмотрел на мерзкий объект и исчез. А Сергей Дмитриевич Обухов, тут же все забыл, словно и не было ничего.
Через сорок два года, он совершил прорыв в направлении изучения некоторых свойств времени, ну а затем возглавил сверхсекретный проект «Зерван Акирана», став его первым куратором. Девизом его стала знаменитая в узких кругах фраза: «Мы предусматриваем некоторые уроки и ошибки, которые должны исправлять народы на пути к совершенству. А все лучше понимается на практике.».

А еще через несколько лет Александр Сергеевич Обухов, сын первого куратора, продолжил дело своего отца, совершив первый прорыв во времени, подтвердив теорию о свойствах времени наглядным примером. Любопытно то, что за спиной и в некоторых досье он проходил не иначе как «Зануда».

Луной венчанные
(вместе с Сигрид)


- Я же знаю, ты ночью снова уйдешь, - глубоко вздохнула. Черноволосая, растрепанная, странно-печальная.
- Уйду, - говорю. Потому что я всегда ухожу. Когда мне нужно. И ей совсем необязательно знать, зачем.
- Зачем? Куда ты уходишь?
А что мне ей ответить? Не правду ведь... Да и не поверит - а если поверит, так еще хуже будет. Пусть уж думает, что ночевать с ней опять не хочу. Встаю, вхожу на улицу - лето, и сумерки, и сеном пахнет.
Не помню, хлопнул я дверью или нет. Но она точно обиделась.
Уйдешь, лунные твои глаза, как уходишь каждую ночь, почему не удерживаю, почему не хватаю за полу, почему не спрашиваю, куда по ночам носит тебя леший?
Запах волос, густых, что волчья грива, на пальцах остался. Не пойду за тобой, не буду следить, захочешь – сам расскажешь. А что дверь хлопнул..
Выйду утром, с росой слезы мешая. Не прощу, но вновь пущу до горницы, дам воды напиться. Гордостью мою между дверью и косяком дробишь, молодость мою.
Месяц-месяц, золотые рожки...
Вон уже и собаки залаяли, почуяли, видно. Только мне мимо этих дворов дорога, за окраину и в лес, в лес, в чащу густую. По дороге - никого, темноты боятся, видно. Хорошо. Никого не встречу.
Не любят меня в деревне этой, а я и не прошу. Без отца, без матери, волк-одиночка, рос один - вырос, живет - ничего, чай, недолго осталось. В лицо все улыбаются, а за спиной - глядят злобно. А может, и с завистью - мне ведь сокровище досталось, черноволосое и растрепанное, которое я ценить умею, но не ценю, сберечь хочу, но не берегу. Только к ней, милой, душа лежит - а на что мне остальные?
А вот и она, чаща лесная. А вот и осинов пень...
Открывайте в доме все узлы,
Отворите окна, двери, сундуки,
Где пришла пора до исхода огненной реки.
Двери отворю.
Кровь заговорю.
Ночь тебе невеста, уходи – не возвращайся, не про твою ширинку в сенях гвоздь прибит. Распустила косы тьма, ужели желтые глаза ее тебе милей? Приворотила, беззубая.
Накину покрывало темное, в сумерках тягучих растаю, пройду за тобой. Ни лес не испугает черными ветвями, ни ветер, ни твой металлический смех, русалочье сердце. Все узнаю, все выведаю.
На море-океане, на острове Буяне,
На полой поляне светит месяц ясный на осинов пень
Короткий нож охотничий с белой ручкой в самой середине пня - давно уже, заржавел по самую рукоять. А мне лишь разбежаться да прыгнуть через него. И я прыгаю.
Около того пня ходит волк зубатый,
У него на зубах весь скот рогатый.
Теперь вся ночь моя, до последней капли ее хмеля, всю темноту с лунным светом пополам выпью, а если не выпью - на серой шерсти останется; волком бегать до рассвета, а потом - снова сюда, и снова - через пень, да обратно - человеком... А я ведь не хочу.
Свернулся бы у ног ее или морду на колени положил, согревал бы ее своим теплом... только ей-то как, с волком? Не станет. А я не могу - человеком, не могу без свободы, без ночи, без хвоста длинного, без клыков острых. И я убегаю от этих мыслей, дальше, за лес, к болоту...
Вся ночь - моя.

(продолжение)
(да-да, с ХаКэ))))

Наваждение какое, леший мысли спутал, на заклятое место привел, но ты ли, ты ли из моих ладоней росу пил, твои ли волосы гребнем приглаживала?
Через пень перескочил, зверем обернулся.
Как промолчать, крик в себе схоронить - вырвался на волю, птицей из груди выпорхнул.
А я - волком песню выл, на холме, вытянув морду к желтой луне. Одна луна и понимает меня, а может, то только кажется мне. Чей-то вскрик в лесу вдруг отдался в острых ушах - люди.
Нет, не позволю им испортить ночь мою, темноту мою, свободу мою отравить. Слетаю стрелой с холма, бегу снова - дальше от крика. Не остановиться нигде надолго... знать, судьба у меня такая.
А голос ведь девичий был. Может, помощь кому нужна - в беду тут легко попасть. Нет, не пойду; свои дела у людей, свои беды, а мне бы - только допеть свою волчью песню да возвратиться под утро, мокрым от росы, и согреться в ее постели... в пустой, приготовленной для меня одного. Уже знаю, как холодно встретит - милая, родная, ледяная-далекая.
Бурелом - валежник, не пройти - не пробраться. Хотела руками развести плотную сеть иссохших веток - мешает что-то. Присмотрелась - нож в руке.
Я… поверишь ли, я белая стала, что луна твоя ненаглядная. Ведь из пенька я его вытащила, сама того не понимая. Сама тебя ей отдала. Сама…
Руки мои - пара лебедей.
Молчи, мое сердце, не плачь. Вот тебе шелковый платок, вот тебе медовая слеза, вот тебе ладони стали.
Спи, мое сердце, спи.
В глазах - благая весть,
Ряской по коре сыпь,
А Купалова песнь довела, довела...

Когда падет роса, я вернусь. Думал, что вернусь. Когда долетел на крыльях-лапах до пня осинова, думал - брести мне до дому на двух ногах опять; но ошибся. Исчезло лезвие - обошел вокруг пня, обнюхал все, след есть, человеческий, с запахом, до боли знакомым, но ножа... ножа нету.
"У нее!"
Воскликнуть бы самому, но из груди мощной только рык вырваться может. И срываюсь с места, к реке, меж деревьями вековыми, через кусты, что шипами острыми так и норовят разодрать шкуру до самой души волчьей.
Я догоню. Я найду. Знать бы, что потом... любимая.

Деревья шумят…
Над головй шумят деревья, как вода в колодце,
шумят, шумят,
как кровь в ушах,
шумят, шумят,
как дыханье тяжелое волчье. На пир пришел, реку красную из груди пить, как пил из рук воду студеную. Пей же, противиться не буду - все равно на тебя кровь эта заговорена, все равно о тебе билось это…красное…
уплываю, в страну тумана, и поет там кто-то сладко…

Я вижу ее, но перед глазами, будто марево, родные черты были, неясные, как туманом начертанные и багрянцем подплывшие. Я вдыхаю запах волос ее, а они щекочут мне ноздри, и пахнут железом почему-то, холодной сталью. Я обнажаю клыки и вонзаю в плечо ее, пью ее кровь, как пил слезы родника когда-то из горсти...
Я пью ее кровь?
Отступаю на шаг, ужасаясь - что наделал? Но подергивается неглубокая рана серой шерстью, такой же, как моя. Милая. Родная. Близкая.

В реке отражалось рассветное небо, а, спрятавшись за высокой травой-камышом, волк зализывал рану волчице.

"Перед рассветом"
(рассказ для Морфи)
(писали Сейден и Сигрид)

- Йо-хо-хо! – ревело пенящееся море.
- Йо-хо-хо! – кричали пираты, штурмуя галеон, доверху набитый сундуками с золотом.
Мэри Сью замерла близ своего стола, прислушиваясь к нарастающей буре схватки за дверями каюты. Батистовый платочек, что всего минуту назад она взяла в руки, теперь скрывал то, как судорожно сжимались кулачки маленькой леди.
- Жгите всё! Всё, я сказал! – капитан пиратов с дьявольской улыбкой словно завис над палубой, стоя одной ногой на фальшбортике, держась левой рукой за канат, а правой саблей, сражаясь с защитниками галеона.
- Моя милая, моя бедная милая девочка, - старая служанка сидела прямо на полу каюты и от охватившего её горя ревела. – Что они сделают с вами?
- Всё будет в порядке, Кристофа, всё будет в порядке, они не посмеют, - утешала свою кормилицу девушка, внутренне дрожа подобно лепестку, отпущенному на волю ветра.

О, брось это гнилые доски в руки жадные огня!
О, смейся, смейся, солёный гюйс!
И радуйся, плохая сталь, напьёшься вдоволь барской крови!
Сегодня наш день, да, сегодня наш день.
Капитан нам достался из мертвецов,
Что морю костями выстлали дно.
Ликуй, порохом усыпав их тела.
Сегодня наш день, да, дьявол возьми,
Сегодня наш день.

Нет потехи против битвы, нет вина пьянее абордажа. Огненным всполохом мелькала на палубе Айта, кривым кинжалом вспарывая горячую плоть неповоротливых купцов. Пышное пирожное, благородная барышня – йо-хо-хо, будут серьги Айте, будет и жертва морскому дьяволу.
Девушка сделала единственное, что оставалось в её жизни, что она могла посвятить не себе, но другим, выкинуть за борт самое дорогое сокровище, что вез этот корабль. Не бриллианты, не сундуки с золотом. Не собранный в чужих морях жемчуг.
- Мэри Сью! – вот и всё что кричал обезумевший капитан пиратов, вырываясь из рук своих людей. Как жаждал он последовать вслед за своей любовью прямо в беснующийся водоворот! За любовью, которой он был недостоин и которую так легко погубил.

Прошли месяцы. Старый попугай сидел на столе среди пустых кружек и с ожесточением долбил трещину, в которой всего несколько секунд назад скрылась букашка.
- Надр-рался, - недовольно буркнула птица, наконец оставив своё занятие. – Опять надрался… Фиаско!
- Цыц! – прикрикнула на птицу трактирщица, прихлопнув птицу тряпкой, продолжила протирать столы. До открытия не хватало трех часов – Айте ненавидела открывать заведение грязным. И эту толпу похмельных отбросов моря у закрытых дверей ненавидела. Не хватало трех часов. Осталось в лучшем случае, два. А надо бы не меньше пяти…
Ах, как тосковала она по рвущему лицо и волосы ветру, по палубе и огню, потому и терпела мерзость общения с пьянью.
- Надр-рался, - робко пискнул попугай из-под тряпки.
- Да заткнись же, в суп пойдешь! – зло крикнула Айте, швырнув тряпку на грязный пол.
На кухне гремела посудой девушка. За крепкой дверью шумела улица, поносились кэбы, дребезжали тарантасы. Сумасшедший, суетный, пустой мир.
В углу валялся кто-то толи пьяный, толи мертвый.
- Море, почему ты так жестоко? – пьяный поднял голову со стола и посмотрел в свою кружку. Тот самый пьяница, что всего несколько месяцев назад был грозным морским капитаном, бороздившим моря на своём фрегате. – Море. Мэри.
Попугай, получивший недавно взбучку, теперь потрепанный в эту минуту опять сидел рядом. Он повернул голову на слова пьяницы и внимательно посмотрел на него одним глазом.
- Мор-ре? Пиастры? – взволнованно поинтересовалась птица, почуяв знакомый мотив. Если моряки заводят разговор о море, значит, жди подачек. И уж тут не зевай!
- Нет, нет, - пират скривился, грохнул кулаком по столу. – Разве могут стоить все сокровища мира одного-единственного локона с её головы. Я! Я её погубил!
Попугай отскочил в сторону, вереща от ужаса. Ему показалось, что этот человек сейчас схватит его и начнет отрывать крылья. Но бывший капитан, вложив в единственную вспышку всю свою ярость, разом успокоился и снова положил голову на руки. – Я её погубил, но не так как вы думаете. Всё было совершенно иначе. Бал у губернатора и искорки, что играли на её ожерелье. И молодой капитан, ещё не ведающий о своём проклятии.
- И ты туда же. – Трактирщица замахнулась полотенцем на капитана, но руку опустила, седа рядом, по-мужски обхватывая коленями стул, положила локти на спинку. – Мэри… - горько повторила Айте. – Стен… Стен Летучая Рыба. Посмотри на меня. Ветер тебе завидовал, и волны под тобой прогибались. Чем ты стал? Из-за куклы этой? Куклы с зонтиком. – Женщина скривилась, едва удержавшись, чтобы не плюнуть.
- Возьми корабль. И наполни мечтой парусину. Дьявол побери, Стен, море тоскует по тебе!! Я тоскую по морю…
- Море, любовница и роковая женщина. Ты не могла смириться с соперницей, да! Тебе надо было непременно омрачить мой рассудок! – Стен кричал, но кричал не на Айте, а на проклятую стихию, что усмехаясь, плескалась о берег менее чем в полумиле от заведения доброй женщины.
- Прости, Айте, ты всегда понимала меня, - Моряк поднялся на ноги и нетвердой походкой направился к выходу. – Ты права, я должен вернуться в море.

Холодный утренний ветер вел утлое судёнышко Стена Летучей Рыбы по морской глади. Позади остался зыбкий берег, впереди, среди неясных очертаний воды занимался новый день. Судном мог управиться и один-единственный человек, но на нем кроме самого капитана находилось ещё трое моряков, самых близких и последних друзей капитана. И попугай, что несмотря на весь свой испуг не покинул Стена.
Бежал, виляя, корабль, прочь от земли, быстрее к горизонту. Скрипели доски, до треска натянуты ванты, и попугай испуганно цеплялся за камзол капитана, тихонько картавя «бур-ря. Гр-рядет бур-ря».
Капитан его не слышал. Усталые глаза цеплялись за верхушки волн, словно заглядывая в самую пучину. «..нам капитан достался из мертвецов..» - со вздохом протянул боцман, подтягивая трос к крюкам борта.
- Эй, Стен, еще минутка такого курса, и веревки лопнут ко всем акулам семи морей!
- Когда ты станешь капитаном, Эллиот, тогда и будешь выбирать курс своему кораблю. Делай, что должен. И закрой рот – меньше альбатросов залетит.

Корабль шел норд-норд-вест. Быстрее к горизонту, дальше от берега. От тех, что ходил когда-то под парусами «Ласточки», и славно ходил. Многие из них погибли в неравно борьбе – с соблазнительно доступными ромом и кабацкими кокотками. Кто-то продал душу и стал капером, самым отвратительным из предателей.
Айте узнала, что капитан Летучая Рыба снова утюжит волны, сияя радостью, прибежала на причал…
..Быстрее к горизонту, дальше от берега…
Она, дочь пирата, знала, как умрет. Молодой, если не от ядра или сабли, она отдаст себя морю, будет плыть, плыть, пока не сделается русалкой, чтобы долго еще огненные волосы в воде пылали.
Корабль, вихляя, шел норд-норд-вест.
Стен уходил норд-норд-вест. Стен, лучший друг, любимый капитан, отец, брат и главный соперник за добычу, оставлял ее на берегу.
Айте повесилась.

- Будь ты проклята, кружевная медуза. Ты уничтожила «Ласточку», будь ты проклята!!

…Эта история останется без конца. Теряя своё сердце под толщей вод, моряк не умирает. Он становится морским призраком. Порой, в холодное утро корабль Стена Летучей Рыбы можно было заметить близ берегов того острова. Раздавался хриплый крик попугая, а внимательный взгляд различил бы как кто-то карабкается по снастям вверх. Но затем порыв ветра словно уносил корабль прочь, скрывая за горизонтом.
И первый луч солнца вырывает у мглы удивительную картину, молодой офицер с нежностью обнимает стан девушки, они словно замерли глядя друг на друга. Кажется, что молодой человек сейчас склонит голову, чтобы сорвать поцелуй с губ своей любимой, но второй же луч развеивает эту картину и над морем занимается новый. Странный, удивительный и в то же время такой знакомый день.

Однажды во сне
(Сигрид и я)

А что-то сегодня небо такое зеленое. К чему бы это?
Спи, дитя, спи
Сплю я, сплю. Я всегда сплю. И перестань мне сниться!
сниться? Тебе? Но я не могу тебе сниться. Я – даже не ты. Меня никто и подумать-то не может. Я даже не я, это только жалобная тень, на которое только и способно человеческое воображение. А ты спи, спи. Глядишь, чего и приснится.
А если не приснится? Мне будет страшно одной. Тут хоть ты есть. Давай я проснусь и снова увижу тебя, а?
Глупая. как же ты меня увидишь, если даже никакого "меня" нет?
есть "вы", и вот из таких "вы" и еще миллиона других "вы" и половины такого числа, что ты и не знаешь. совершенно других "вы" - и состою нечто, которое давай условно назовем "я".
если ты проснешься...
да, пожалуй, ты можешь попытаться увидеть "меня". в звездах "я" рассыпано. в шепоте волн. В крике до истерики доведенной молодой жены и в фальшивом смехе пьяной девицы. И еще в тополином пуху, иплохих стихах.. где ты хочешь увидеть меня?
Все, что ты говоришь, мы, люди, зовем жизнью. Да, я хочу видеть тебя в жизни. Хочу почувствовать тебя. Хочу полюбить тебя или возненавидеть, пожалеть или ударить, а, может, все вместе. Я хочу жить. Есть ли ты в этом желании? Будешь ли ты в моем горе, в моей боли? Если будешь, я готова стерпеть все на свете, готова собрать все твои частички. Может, тогда я пойму тебя.
Ты пугаешь меня, дитя. Обычно те, кого вы зовете людьми, бегут от меня. Они надевают черные очки, поднимают тонированные стекла. Они смеются мне в лицо, отворачиваясь и опуская глаза. Они зовут меня и убегают, куда-то, сами не зная, куда можно схоронить горящую стыдом голову. Но ты..
Может, это ты - нечто? а я - маленькая девочка, которая не спит и задает вопросы?
Может. Я никогда не знала, кто я. Когда вокруг меня были какие-то существа, они говорили, что я - глупое, никому не нужное создание. Потом пришли другие. Они утверждали, что я само совершенство. А затем все исчезло. А я осталась. Но что-то в груди ноет и не дает мне уснуть навсегда. Лучше уж быть ничем, чем мной.
Скажи, дитя, ты когда-нибудь была осколком ореховой скорлупы?
Нет, но однажды я шла по воде и видела раздавленный орех. Я спряталась под одним из его кусочков и очутилась в маленькой комнате с красными стенами. Там было сухо и жарко. А еще там были мертвые бабочки. Нечто, ты знаешь, что это?
Дитя...
Знаешь, "меня" существую вечно, но... но жизнь "меня" - мгновение. и скоро приходит новое "меня". каждую секунду. и секунда эта - столько, сколько оно захочет. сколько ты захочешь?
"я" когда-то был кленовым листом. а ты видела что-то очень серезное, что "люди" по незнанию пренебрежительно называют разными именами, например "огонь". и играются с ним. Они не знают, какая это мудрая сила...
Я ничего не знаю. Я не знаю ни имен, ни предметов. И это незнание будет длиться вечно. О, вот это слово! Вечность... Можешь ты жить не дольше вечности и не меньше мгновения?
Это уже решать тебе.
Я не хочу, чтобы ты увидел мою смерть, и не хочу быть свидетельницей твоей. Давай умрем в один и тот же час, как в добрых старых сказках.
мы не будем умирать. дитя. Смерть - это лишь для людей. Она мелка и немощна, как жизнь и любовь. Мы лишь поменяем наши данные... наши мысли. Ты и не заметишь. ТАМ хорошо. Тебе .. пронравится, как сказали бы "люди"... хотя это тоже лишь условность..
Тогда возьми меня туда скорей. Я устала от бытия собой. Протяни свою руку, я хочу почувствовать ее тепло... если оно есть.
тепло - плод твоего воображения Если оно есть - будет и тепло. Не бойся. Не зажмуривайся. Просто - иди.
Просто - засыпай. и поймешь, что просыпаешься
Как долго я спала...

Песчаные замки

Сказка для Сейдена

Строить замки из песка легко в детстве.
Тогда ничего нет, кроме моря, солнца и песка. Детям и не надо.
Песок – материал непростой, и мало кто может создать из него долговечную скульптуру – только профессионал-скульптор или ребенок…

Парочка серьезных детей бредет по берегу, выбирая место для будущего замка. Это сложно – построишь его слишком близко к воде – море слизнет, забавляясь…
А если слишком далеко – ров не наполнится водой, а какой же замок без него?

Дети умеют выбирать правильное место.

Фундамент будущей крепости закладывается быстро – это просто кучка песка, плотно утрамбованная детскими ладошками.
Поднимаются башни – не быстро, не медленно, а ровно так, как нужно. Одна легкая, тоненькая, вся покрыта песочным кружевом, а вторая – широкая, надежная, по сравнению с соседкой смотрится карликом…
- Ну и дурочка же ты! – сердито говорит строитель замка. – Она же долго не простоит. Одна атака – и все!
- Сам дурак! – обижается его подруга. – Это же башня Феи!
- Аааа… - уважительно тянет мальчик, даже не обижаясь на обзывку.
Оба замолкают – нужно копать ров, а потом и наполнить его водой.
Первой свою половину рва выкапывает девочка.
- А в твоей башне кто жить будет? – спрашивает она, смывая песок с рук в набежавшей волне.
- Воин! – тоном, не терпящим возражений, заявляет мальчик. Но его подруга не собирается спорить. Она рисует на своей башне птицу и хмурится, потому что рисунок не слишком похож на летящую над морем чайку.
- А он будет ходить в гости к моей Фее? – неполучившаяся птица стерта быстрым движением ладони.
- Не знаю. Он же Воин!
И опять молчание… Девочка смотрит на солнце сквозь ресницы. Мальчик безуспешно ловит в волнах медузу.
- А давай построим еще одну башню? – предлагает девочка. – Пусть они там встречаются?
Мальчик согласно кивает, оставляя в покое медузу.
И оба смеются, радуясь солнцу, морю и новой башне, где обязательно встретятся Воин и Фея, и где они будут пить чай, глядя на море и весело болтая…
Третья башня строится очень быстро. Получается она широкой и устойчивой, а песочное кружево только подчеркивает легкость, с которой стремится к небу эта башня… Раскинувшая крылья птица, нарисованная на стенке, кажется, наконец-то нашла свое место…
Дети отступили назад, чтобы посмотреть на Замок со стороны.

И именно этот момент, когда усталые, но радостные улыбки еще не появились на губах, и пока восторженные вскрики не раздались в тишине пляжа, выбрало море…
Оно подобралось незаметно и неожиданно набросилось на Замок и его строителей.
Дети с трудом удержались на ногах. Схватились друг за друга, стараясь не упасть в пену отступающих волн.
А потом они посмотрели на Замок…
Море не пощадило жилище Феи и Воина. Девочка тихо всхлипнула, глядя на остатки Замка, превращенного беспощадным морем в кучку песка…

Дети немного помолчали. А потом сделали два шага, отходя подальше от моря…

В детстве строить замки из песка легко…

Первая глава моей всё ещё ненабранной книги Знание. И глоссарий. Сейчас уже есть восемь глав, но все они нуждаются в основательной переработке. Я начала её писать несколько лет назад. С тех пор прочитала множество книг по эзотерики, которые не могли не повлиять на моё мировоззрение. Да и знаний стало побольше. Язык я не стала придумывать. Новые языки я разрабатывала для другого мира, по сравнению с которым мир Тарфии - баловство (в принципе, Тарфия - это есть баловство). Здесь же главное магия. Писала под сильным влиянием только что прочитанных Хроник Амбера и Колеса Времени.

Прикрепить не получилось.


Знание
Глоссарий
География
Внешний круг:
Этерия – лат. небесная – страна, центра внешнего круга.
Авис – замок и город, в котором правит Совет 12-ти.
Внутренний круг:
Фелис – лат. счастье – рай, центр внутреннего круга.
Сам фелис представляет собой скопление звёзд, каждая из которых – внутренний мир попавшего в него существа. Фелис управляет сила, называемая Омнис или Омнитуэнс (лат. весь или всевидящий) на Земле называемая Богом. Попасть туда можно лишь после смерти. Дэо же никогда не могу туда попасть. Так, во всяком случае, рассказывается ученикам (на самом деле просто нельзя, что вообщем-то почти одно и тоже).
Круг Вечной Тьмы: окружает все внешние Миры.
Арента – лат. пустынный – пустыня на верхнем уровне Эстифера.
Арка – лат. тюрьма – место заключения Мосула в Круге Тьмы.
Ора – лат. край, конец – край Вселенной, край Аренты (то есть, конечно же, край Порядка и начало царства Хаоса).
Гурге – лат. бездна – вход в Эстифер.
Эстифер – ад.
Имена
Совет Двенадцати (высшие дэо)
Этернус – лат. вечный – король, глава Совета, эльф.
Селеста – лат. божественная - королева, эльфийка.
Антеволеус – лат. летящий впереди.
Альба – лат. белая
Ардентис – лат. горячий, пламенный.
Алития – лат. крылатая.
Орифэр – лат. золотоносный.
Димика – лат. сражается (имя, которое выбрала себе Веда)
Кадусифер – лат. носящий геральдический жезл.
Астрия – лат. звёздная.
Патриус – лат. старейший. Несмотря на имя, ему где-то сорок лет.
Анимэ – лат. ветер, дуновение, жизненное начало, жизнь - целительница.

Энзис – лат. воин – воевода Этерии.
Кандор – лат. чистота, искренность – ученик дэо.
Агни – имя, выбранное Димикой (Ведой) своей первой ученице Вере, которую она (как она думала) спасла от Алатуса). Эта девушка оказалась на самом деле Игнис, бывшей возлюбленной Патриуса.
Веда – болг. – фея.
Зои – греч. жизнь.
Айянте – греч. цветок фиалки.

Совет Ужаса (анти-дэо)
Алатус – лат. крылатый.
Аранэ – лат. паук.
Калиго – лат. туман, мрак, беда,
Корникс – лат. ворона. несчастье.
Каптионис – лат. обман.
Демента – лат. безумие.
Карнифекс – лат. палач, мучитель, кат.
Долоза – лат. исполненная хитрости, коварства.
Дирус – лат. ужасный, страшный, жестокий.
Эффера – лат. жестокая, свирепая.
Драко – лат. дракон (в прошлом – самый ярый борец с Мосулом – сражался с ним
более 2000 лет).
Игнис – лат. огонь, пламя.

Создания Мосула:
Дронды
Адские всадники
Парра (лат. parra – птица, крик которой предвещает беду)

Глава I Начало
За всё надо платить. А какую цену вы готовы заплатить за знание?

Задумывались ли вы когда-нибудь о власти, о безграничной власти? Хотя… даже если и задумывались, вряд ли признаетесь в этом даже себе… Но, наверняка, многие нередко мечтали о подвигах и скорее всего о причитающейся за эти подвиги славе… Так уж устроен мир и так устроены люди. Хотя в фантастических сагах всевозможные мессии, как правило, на протяжении одной-двух книг всячески стараются убедить себя и остальных, что они – обычные люди и нет у них никаких “даров”. Чушь! Человечества издревле тянет осваивать новые земли и не просто осваивать, а покорять. Именно так. И всё начинает со стремления быть лучше, быть первым, покорить (в хорошем смысле) окружающих. Никто не хочет быть незаметным, пешкой в мировой игре каких-то могущественных сил.
А тот, кому это удаётся, становится мало и этого. С каждым новым успехом хочется большего. Всё время хочется большего. Этого человека тянет в другие миры. И вовсе не для того, чтобы посмотреть, как там живут люди. Ему хочется их покорить. В хорошем или плохом смысле… В зависимости от того, каков этот человек сам. Почему? Мы подсознательно стремимся в власти, не осознавая, что за это придётся платить, а если даже и осознаём, то не верим, что это цена может быть для нас непосильной.
Вот такие мысли приходили в голову Веды, сидящей в своей комнате за столом, глядя то на выключенный монитор открытого ноутбука, то на капли дождя, ползущие по окну ялтинского дома её семьи. Всё небо было затянуто пеленой дождя, так что она не могла видеть уже разыгравшийся на берегу нешуточный (баллов восемь, точно) шторм, хотя жили они на утёсе, почти на самом берегу.
А за этим самым окном ветер жестоко бил об стекло ветки цветущего абрикосового дерева и срывал, роняя в грязь его белоснежные лепестки… Было слышно как с соседней комнате папа пытается кое-как наладить внутреннюю антенну, не решаясь выйти на улицу и закрепить внешнюю, пока её окончательно не унесло, если не в Турцию, то в Форос. Разумеется, всё это она слышала как бы на периферии. Но, тем не менее, слышала и не собиралась от них избавляться. Всё-таки все эти звуки хоть немного успокаивают. Я для того, чтобы сделать то, что она собиралась, нужно было бы абсолютно спокойным, чем Веда могла похвастаться очень и очень редко.
А сейчас сделать это было особенно трудно. Все её мысли занимал Сергей. Придёт он вообще или нет? Если бы он бы он сразу отказался, другое дело. Её планы не должны сорваться из-за него. Погода её не беспокоила. Простенький щит решит все их проблемы. Ну, или самый обыкновенный зонт… Хотя… зонт… Как это банально… И просто. Но, тем не менее, она понимала, что тратить силы на щит было бы непозволительной глупостью. Особенно, в том случае, если Сергей всё-таки придёт. Если ей будет хотя бы немножко не доставать энергии, она отправит их все к чёрту на кулички (хм… а разве они итак не туда направляются?) вместо того, места, куда она собиралась. Меньше всего ей хотелось попасть в такое место, из которого нет выхода, ну, из которого невозможно выбраться самостоятельно. Сильный волшебник, может быть из него и выберется, как… как…
Веда от нечего делать принялась крутить в пальцах маленький, переливающийся всеми цветами радуги браслет. Сам материал ничего не значил, хоть и был дорогим. Платина. Но, тем не менее, когда странное вещество, найденною ею на
месте, где несколько за минут до этого стояла загадочная дверь, распознанное ею только на астральном уровне, вступило в реакцию с другими материалами, последствия были довольно плачевные. В случае с железом материал банально расплавился, а в случае с серебром – произошёл взрыв. Веда только порадовалась, что проводила своё эксперимент на абсолютно пустынном пляже. В конце концов, эксперимент удался с платиной. Сделанный на заказ браслет не только не взорвался, но и сумел на несколько секунд вызвать таинственную дверь. После чего была жуткая головная боль, тьма в голове и зарок больше никогда не проводить никаких экспериментов. Зарок длился три дня. Пока не прошла головная боль. Потом были попытки научиться контролировать браслет, большая часть которых не умели успеха. Но Веда продолжала работать. Что-то ей подсказывало, что окно не могло появиться просто так. Следовательно, его кто-то создал. А тьма в её голове могла означать только одно… Но выбора не было. Других путей – тоже. Если это единственный способ попасть в параллельный мир, значит, она им воспользуется, чего бы это ни стоило. А там – поглядит.
Всю свою сознательную жизнь она мечтала доказать себе, что параллельные миры существуют. И доказала. Для начала она изучила все газетные статьи, в которых упоминалось о таких случаях, затем составила список мест, где они происходили чаще всего и в какое время. После чего и начала за ними наблюдать. Оказалось, что таки вещи происходят довольно часто в разных частях планеты. Ей долго не удавалось установить систему. Но чаще всего эти случаи возникали ночью, при чём особо звёздными ночами. Но не всегда. Иногда причиной служили зеркала или же… плазменные телевизоры. Первой мыслью было, что это – чисто физическое явление, возникающее случайно, но когда на глаза стали попадаться статьи об окнах, которые могли появиться где и когда угодно и связанными с ними исчезновениями людей, Веда уже совсем перестала, что было понимать. Но в
этих местах у неё было какое-то странное чувство. Интуитивно она знала, что
окна, появляющиеся в Бермудском треугольнике, в районе реки Подкаменная Тунгуска или на полуострове Юкатан, были следствиями какой-то ошибки, совершенно самым совершенным разумом. Хотя об этом и помыслить было трудно.
Происходили какие-то сдвиги реальности, возникали дыры.
Потом ей пришла в голову разделить все случаи на две категории и вплотную заняться второй группой, то есть теми происшествиями, в которых, как она думала, были замешаны люди или человек. Это неважно.
Она проследила, с какой периодичностью окна появлялись в разных частях планеты, и поняла, что у этих самых неизвестных магов есть свои любимые места десантирования на Землю. Их понять было можно. Перемещаться в место, где уже был, намного проще, чем в новое. Так прошёл год исследований в разных уголках земного шара. А родители думали, что она всё по Ибицам шляется!
Потом я начала читать различные эзотерические книжки, хотя до этого считала магию чушью… Ну, почему эти книги могут её научить? Лечить людей Веде не хотелось, порчу наводить – зачем это надо? Всё равно она нигде не найдёт формул, которые используют маги и волшебницы Воркрафта… Так она думала тогда.
Хотя и сейчас у неё порой возникала мысль, почему маги, способные творить невероятные вещи со стихиями, не могут объединиться и покончить со всеми войнами? Её удивляло почему в книжках волшебники принимают активное участие в политике, а в жизни такого нет… Но этих мыслей было ещё далеко. А пока она часами просиживала в кирпичных и он-лайновых библиотеках, глотая книги по философии и оккультизму. Читала всё подряд и с каждым днём всё больше понимала, как мало знает. И что, чтобы узнать больше, она должна попасть в мир, который на плато в Голубых Горах, в Уэльсе.
Единственное, чему она смогла научиться – так это концентрации, ну, и ощущать чужую магию. Как оказалось, странное чувство, ощущаемое ею в местах возникновения окон, как раз и было магией. Но именно благодаря этому она и смогла найти незнакомое вещество, которое сейчас находилось платиновом браслете.
Веда не находила слов, чтобы описать свою радость, когда ей удалось самой вызвать то самое видение. Воскресить его в памяти она не боялась. Это было просто невозможно. Она будет его помнить даже, если забудет собственное имя.
И вот сегодня она собиралась туда. Наконец-то. Там она научится всему. Вообще-то Веда не любила учиться. Точнее, любила. Но она любила заниматься самообразованием. Сидеть в библиотеке, читать книги, постигать всё собственной головой и сердцем. Но ходить на лекции, выполнять задания… Стоило об этом подумать, как в голове тут же возникало видение учебной университетской аудитории и девушке тут же захотелось в ванную для того, чтобы опустошить желудок. Ну, что делать, если все её университетские преподы были самодовольными непробиваемыми тупоголовыми болванами?
Один раз это видение возникло в тот момент, когда она, экспериментировала с браслетом. Она чуть было ни попала в прошлое. На университетскую лекцию.
Веда засмеялась и снова продолжила мечтать, надев при этом браслет на руку.
Она как наяву видела синее, необычайно синее и чистое небо, зелёный изумрудный, именно изумрудный шумящий, как музыка, лес, широкая серая лента дороги, волна, поднимающаяся вверх к сияющему впереди и будто бы летящему в облаках, замку. Или плывущему. Конечно, из окна можно было увидеть лишь фрагмент, но всё равно, создавалось такое впечатление, что это – особое место. Возможно, центр Вселенной, с которого всё началось... когда-то, хоть и хочется считать этим центром Землю. Из окна веяло каким-то спокойствием, первозданностью. Её тянуло туда. Она чувствовала, что там находится средоточие сил, благодаря которым наша Вселенная и существует. Веда знала, что там она получит знания, к которым так стремилась и власть путешествовать в любой уголок мироздания без помощи браслета. И предчувствовала, что за всё это придётся заплатить.
Неожиданно как бы для разнообразия, перекрывая шквалы шторма, раздался тоненький голос малиновки – звонок. Ну, наконец-то. Веда зачем-то вскочила со стула, выбежала в коридор, а потом – на лестницу. Всё это, в том числе и спуск по лестнице она не смогла бы сделать быстрее, даже используя Перемещение, Скольжение или ещё что-нибудь. Однако посетитель, звонивший секунду назад, теперь уже молотил в дверь, при чём не дверным молоточком, висящим на ней же на самом видно месте, а судя по звукам, ногой. Лишь несколько лет многочасовых медитаций удержали Веду от того, чтобы не выругаться как водитель маршрутки девяностых годов. Тем менее, он, наверное, мог промокнуть...
Веда не стала заставлять его долго ждать, не стала даже спрашивать, кто за дверью и как он залез во двор, в то время как и калитка, и ворота были заперты, а вместо этого молча повернула ключ, сняла цепочку и впустила своего друга. Сказать, что он промок, означало – не сказать ничего. Он промок до корней волос и кончиков ногтей. И был явно не в самом лучшем настроении. К тому же ещё грязным был. И в этом отчасти была её вина. Девушка забыла предупредить, что в дождь дорога, которой собственно пока что и не было (ну, не так просто проложить дорогу на гору, а они только-только приобрели этот дом) сильно размокает. Но она лишь невинно спросила:
- Что-то стряслось?
Хлопать глазами не стала, так в данной ситуации это было бы невероятной наглостью даже для неё.
- Да! Чёрт побери! – понятно, почему разозлился он, - Когда я поднимался на эту проклятую гору, увяз в грязи передними колёсами, а когда попытался вытащить машину, то увяз и задними. Машина чуть не потонула. И не надо мне говорить, что нужно было делать подвеску повыше. Если бы я знал, попросил бы у друга внедорожник! И вообще, я промок, если ты ещё этого не заметила, Веда!
- Ну, почему ты считаешь, что я стала бы говорить тебе о каких-то подвесках? – девушка очень мило улыбнулась, - Спокойнее, спокойнее, дорогой. Я оставлю записку, и утром мой отец позовёт на помощь кого-то из соседей, они вытащат твою машину, поставят в гараж и даже вымоют. А по поводу твоего внешнего вида... – Веда принялась возиться с изображающей золотую фибулой в виде меча и снимать с его широких плеч намокший чёрный плащ, - Ты в этом плаще собирался отправиться в наше путешествие? Мне нравится. Вылитый Аша’ман... ну, ладно, Солдат. Его только постирать надо немного. Иди пока в душ, только старайся не попадаться на глаза моему отцу. Мы должны уйти незамеченными. А это значит, что никто не должен знать, что кто-то ко мне приходил. Ладно, иди. Там есть пена, соли и много нужных тебе сейчас вещей. А я пока опробую свой артефакт...
- Надеюсь, твой артефакт вытащит мне машину и вымоет её? – язвительно произнёс Сергей.
- Я же сказала, что напишу записку отцу. У нас на это вре... – но увидев кислый вид юноши, проворковала, - Ну, постараюсь, милый. По крайней мере, вытащить. Ты хоть недалеко застрял?
- На подъёме.
- Постараюсь. Идём со мной.
Сергей снял ботинки, из которых тут же на белый мрамор пола вылилось с поллитра воды. Уверив его, чтобы он не беспокоился на счёт этого, Веда поднялась по лестнице, повернула направо и повела юношу по коридору до тех пор, пока не упёрлась в стену, свернула снова направо, оказаавшись в гостевой секции. Открыв дверь в просторную ванну и включив свет, девушка пропустила парня вперёд.
- Раздевайся, залазь в ванну или душевую кабину, а я потом заберу вещи и отнесу их в прачечную.
Сказав это, девушка вышла из комнаты и переступая с место на место, принялась ждать пока за дверью не послышится шум воды. Ждать пришлось недолго. Собрав вещи, Веда спустилась в прачечную, которая выглядела как все прачечные мира, разве что немного поменьше, чем городская, забросила в машинку чёрный плащ и штаны аля Робин Гуд (разворачивая их Веда не удержалась от самого мерзкого хихиканья, и тут же прикрыла рот ладошкой, услышав собственный смех. Бывает же).
Затем она вновь поднялась к себе в спальню для того, чтобы переодеться и собрать вещи.
Светлокоричневый дорожный костюм в вышитыми на нём жёлтыми розочками и лилиями и тёмнокоричневый плащ аккуратно рассправленные висели на вешалке.
Одевшись, Веда не удержалась и посмотрела на себя в зеркало. Хоть она и говорила сто раз себе и другим, что наряды её не интересуют, на самом деле это было очень далеко о правды. Ведь от этого зависит как её примут совершенно незнакомые ей.. Люди? Вполне может быть и люди. Она покрутилась перед зеркалом и улыбнулась. Просто, удобно и мило. Хотя, для будущего мага, пожалуй, простовато. Но она пока что ещё не была магом.
Вдоволь налюбовавшись костюмом, Веда принялась запаковывать ещё днём сложенные в углу вещи в коричневый рюкзак, сшитый в средневековом стиле: спальный мешок, кое-что из приготовленной самой Ведой еды (надеюсь, они успеют проголодаться хотя бы как волки, пока не доберутся до замка. Если они проголодаются как люди, то есть эту, с позволения сказать, еду, не будут), серебристый ноутбук (без него она уже не могла обойтись), мобильник (согласно теории Веды, у неё должна была быть возможность связаться с родителями, когда она устроится в параллельном мире), тёплый свитер и джинсы. Ну, и всё.
Хотя нет, не всё. Застегнув рюкзак, девушка снова открыла шкаф и достала с верхней полки два меча, красивый изогнутый лук и колчан, полный стрел. И улыбнулась. Всё это изготовил один её ялтинский знакомый, занимающийся историческим фехтованием. Звали его Олег. В те короткие промежутки времени, когда Веда приезжала в Ялту, а не находилась где-нибудь в Хилле или Южной Англии, он пытался затащить её на игру. Она бы и сама с радостью поехала, если бы все её мысли и силы не были направлены на поиски параллельных миров. Хотя сейчас, когда она заказала ему всё этого изготовить, Веде показалось, что в его глазах проскользнула надежда, что в этом году она всё-таки поедет с ним на игру. Она дотронулась до острия и провела пальцем по внутреннему лезвию. Отличный меч. Настоящий. Даже учебный. Всё-таки Олег гений. И как-только он мог предположить, что она поедет на игру с таким оружием? Оно веди и настоящий доспех пробьёт. Конечно, если его будет держать Сергей, а не она своей женской ручкой. Хотя, это хорошо, что он подумал именно это (ну, она, конечно, не могла быть в этом уверена), не стал ничего расспрашивать. Лишь попросил поосторожнее обращаться с его “произведением искусства”. Веда несколько раз взмахнула клинком, нарисовав в воздухе несколько фигур. Пожалуй, он был прав, когда называл его “произведением искусства”. Хотя ножны в эту категорию, конечно же, не попадали. Резко и почти одновременно засунув оба клинка в простые металлические ножны, девушка повесила один из них на пояс. Олег поработал на славу. Можно было заплатить даже больше, чем он сказал. Интересно, что за сюрприз он приготовит для фестиваля в Судаке? Мифрильную кольчугу? Ну, во всяком случае такую же прочную, как мифрильная.
Она надеялась, что вернётся к тому времени. Хоть на время. Надеялась, но знала, что не вернётся. Она – не вернётся. Сергей мог хоть на следующий день вернуться.
Итак. Всё готово. Теперь осталось заняться вещами Сергея. Может попробовать переместиться с помощью кольца? Всё-таки тренировка.
А почему бы и нет?
Отбросив все посторонние мысли, выполнив упражнение, которое с каждым днём давалось ей всё легче, хотя в самом начале ей, с её постоянно всплывающими надо - не надо, идеями, удавалось очень редко. Теперь мысли плавали где-то на грани сознания, и Веда сама удивлялась, как ей легко удавалось их контролировать. Она как будто бы растворялась в окружающем пространстве, но, в то же время оставалась человеком, личностью. На этот раз достичь такого состояния ей удалось очень быстро, почти мгновенно. Затем она перенесла сознание в браслет, обвивающий руку, и через мгновение уже ничего не чувствовала, кроме него. Разноцветные точки превратились в длинные нити, между которыми пролегла тьма. “Должно быть, это так и надо.” – промелькнула мысль и тут же исчезла. Браслеты не думают. Она не выбирала нити. Её здесь вообще не было. Она уже даже не думала о том, что это может быть опасно для её собственного сознания. Раньше нужно было думать. Она просто представила себе прачечную, в которую спускалась не один раз. Артефакт сам перенёс её туда. Она только ощутила как цветные точки все разом начали светиться. Должно быть, она всё-таки неполностью уходила в неодушевлённый браслет. А может быть и полностью. Просто её сознание как бы раздваивалось. О Небо, сколько же ей ещё предстоит узнать!
И ещё, перед тем, как появиться в комнате в подвале, она увидела, как воздух начал наполняться разноцветными пузырьками, точечками, пикселями (всё-таки, ей, ребёнку компьютерного века, это название было ближе). Картинка становилась всё и чётче, как когда уменьшаешь картинку, в увеличенным изображением которой ты только работа в фотошопе.
Когда картинка стала не только чёткой, но и трёхмерной, девушка, смело шагнула внутрь и тут же оказалась с прачечной. Ничего особенного она не почувствовала. Хотя, что она должна была почувствовать, ведь расстояние то всего метров сто пятьдесят!
Однако, Веда всё равно ощутила себя на седьмом небе от счастья. Всё-таки ей удалось переместиться. Пусть и используя артефакт, действие которого она до конца не понимала. Подумав об этом, она вспомнила, что говорила об исследовании неизвестных тер’ангриалов Айз Седай Роберта Джордана. “Ты можешь выжечь и навсегда лишиться возможности использовать магию”. Плевать. Это ещё не сто процентов. К тому же она просто обязана попасть в тот летящий в облаках замок. К тому же, пусть заклинание и сила не была её, браслет она сделала сама и использовала его, только соблюдая все предосторожности. Если в том мире ей скажут, что им нельзя пользоваться, она не будет.
Как оказалось, переходом Веда воспользовалась как раз вовремя. Машинка отключилась и открылась почти в тот момент, когда она вышла из портала. Сознание её всё ещё находилось в браслете, так что напрягаться, и тратить силы лишний не раз не было необходимости. К тому же, когда она достала вещи из машинки, они уже были почти сухими. Энергии понадобится совсем чуть-чуть. Для удобства она развесила их на сушилке, и начала забирать из универсума как можно больше огня. Нет. Всё-таки она действительно раздваивалась. Потому, что она видела себя со стороны, видела, как браслет впитывает в себя энергию, как превращается в красный раскалённый металл, как несколько нити переплетаются с продольными и параллельными нитями мокрой ткани, и видела, как испаряется влага. В принципе, последнее она смогла бы увидеть и невооружённым взглядом.
Всё про... Её голова буквально взорвалась от переполнявшего его огня, а над одеждой вспыхнуло яркое пламя. А Ведино сознание довольно грубо выбросила из могучего неодушевленного артефакта. Немного придя в себя и почувствовав, что её больше не шатает, девушка подошла к сушилке и потрогала ткань. Мокрая. Ну, почти. И что это вообще было? Может быть это кольцо годится только для перемещения? Хорошо, хотья не сожгла вещи. Так бы она точно была бы без пяти минут трупом. Но что же всё-таки она сделала не так? Надо попробовать ещё раз. В принципе, единственный способ, которым она могла чему-то научиться – это путём проб и опасных для жизни ошибок. Даже если сто раз будут говорит, что этого делать нельзя, она всё равно не поверит до тех, пор пока окончательно не убедится в этом сама.
Она снова потянулась сознание к браслету, но на этот раз лишь его частью и принялась рассматривать нити внимательнее. Узор, который они создавали, был посложнее того, что сплел ткацкий станок, когда создавал ткань для плаща Сергея, но её всё равно удалось вытащить тоненький поток огня (ну, чем ещё может быть красная нить?) и, преломляя зеркало, созданное из воздуха, направить его через нити ткани. Когда поток иссяк, девушка не стала брать новую энергию, а подошла к сушилке, и снова потрогала вещи. Улыбнулась. Всё получилось. Ещё один успех, к которому она пришла самостоятельно.
На второй этаж, в ванную комнату она попала тем же путём, что и в прачечную, то есть с помощью “перехода”. Она не знала, вредно ли использовать браслет слишком часто, но пока что она не могла использовать такое количество силы без его помощи, а эта сила делала её более чем живой. На тьму, в которой лежали нити браслета, она не обращала внимания. К тому же она не хотела выходить из него ещё и потому, что каждый раз после этого, у неё было какое-то странное мерзопакостное ощущение. Как будто ты только что вынырнул из густого-густого тумана да вдобавок ещё и наступил в чьи-то фекалии.
Вот и сейчас, переместившись, она частью сознания осталась в браслете и застав Сергея вытирающимся после души, самым бессовестным образом протянула ему вещи, даже не подумав оборачиваться.
- Ты хоть бы сигнал бы, какой придумала... – пробурчал тот, - Кстати, нельзя ли создать звуковой портал? Ну, чтобы он играл какой-то музон, когда появлялся? А то, люди, знаешь ли, не любят, когда перед ними неожиданно появляется другой человек... Кстати, ты быстро управилась со всем. Что, правда, использовала свой артефакт для того, чтобы высушить вещи? Я ведь просто шутил.
- Можно сказать и так. Собирайся. Потом я перемещу на с наверх и ты посмотришь какой Олег сделала тебе меч. Почти такой же хороший, как тот, который ты можешь видеть у меня на поясе.
- А ты уверена, что там нам всё это понадобится? Вдруг там мы увидим летающие блюдца и Дарта Вейдера с Оби Ваном?
- Не юродствуй. Доверяй мое интуиции. Я знаю, куда мы отправимся. Просто знаю и всё. И не спрашивай, почему. Всё равно не знаю, что ответить.
Тот усмехнулся (странно, полчаса назад был таким кислым и беспомощным...)
- Я тебе верю. Верю даже в том, что ты сейчас меня испепелишь на месте или, наоборот, заморозишь, фея. Ни того, ни другого мне бы не хотелось. Но не хотелось, чтобы мы оказались в мире похожем на средневековый, в замке типа, похожего на Торквемаду... – он снова рассмеялся и девушка ответила ему неслабым подзатыльником.
- Эй! Ты что?
- Твои вещи в машине?
- Ага. Но достать их мы сможем только в том случае, если откроем дверь.
- Тогда поднимаемся наверх, забираем мои, оружие и выходим из... – она немного помолчала, - ... дома.
- В такой-то ливень?
- Ничего. У меня есть отличный зонтик. Самый лучший. К тому же я постараюсь всё сделать быстро. Надеюсь, что там будет хорошая погода. Но это уже от меня не зависит. – быстро выпалила Веда, не дав юноше и слова сказать. Затем она вместе с парнем, который видимо, решил сегодня ничему не удивляться, переместилась в свою комнату, находящуюся на том же этаже, где и ванная для гостей, только в другой части дома. Схватила рюкзака, повесила на правое плечо колчан с луком, вручила Сергею меч в жёстких ножнах. Он слегка выдвинул клинок и потрогал лезвие пальцем. По его внешнему виду любой догадался бы, что она был доволен. Однако высказать своё мнение по этому чрезвычайно “важному поводу” она ему не дала и тут же создала портал в прихожую. Она могла создать портал и на улицу, но, во-первых, она только сейчас вспомнила, что забыла вытереть там пол, а во-вторых, ей нужно было приготовить, с позволения сказать, зонтик. Машинально высушив мраморный пол тонкой ниточкой огня, проще которой сейчас и представить себе не могла при всё её развитом воображении, она начала, в прямом смысле этого слова, колдовать над щитом. Щиток оказался кривоватым, и девушка сильно сомневался, что он сможет защитить от ливня, но что уже вышло.
Подняв над нашими головами щит, Веда открыла дверь, и на них тут же устремился холодный шквал ветра, а на пол, на который, она только что израсходовала пусть и небольшой, но поток силы, упало несколько крупных капель дождя. Чтобы их не стало больше, Веда, а за ней и Сергей, выбежали на террасу, по которой уже давно текли реки, и на ходу набрасывая капюшоны плащей, стараясь не поскользнуться, выбежали во двор, а затем – и на улицу. Веда в последний раз оглянулась на дом – и для того, чтоб убедиться, что Сергей её закрыл и для того, чтобы сказать ему “до свидания”. Она вернётся. Когда-нибудь, но вернётся.
Когда они добрались до бмв далеко не последней модели, принадлежащей Сергею, изящные мягкие сапожки Веды превратились в туфли на платформе из грязи. Та же участь постигла и обувь Сергея. Но они не промокли. Щит пока спасал, несмотря на то, что на него лились тяжёлые потоки воды.
Так как часть её сознания уже полчаса как находилось в браслете, поднять машину в воздух и даже переместить её во двор дома, ей не составило труда.
Она даже вылила на неё несколько потоков воды, смыв грязь с колёс. Сделав это, она, улыбаясь, гордо посмотрела на парня.
- Ну, и что? Мне теперь снова идти во двор за вещами?
- Необязательно. – дальше объяснять было не нужно, так как девушка, только- справившись с так называемой помывкой машины, взломала дверь на водительском месте всё тем же воздухом и сейчас к удивлению (не сильно большому, надо заметить) Сергея, его рюкзак плыл над забором, довольно быстро приближаясь к тем. Достаточно быстро, чтобы не намокнуть. Потому, что Веда забыла накрыть его щитом.
Парень что-то пробурчал и нацепил лямки рюкзака себе на плечи. Теперь всё. Можно идти.
Ветер, между тем, всё усиливался, как будто предчувствовал, что сейчас произойдёт что-то необычное. Веде почему-то стало казаться, что как-только они переместятся, ветер сразу же прекратиться. Но проверять это она не собиралась. Для этого нужно было звонить родителям.
Ветер трепал их плащи, и срывал с головы капюшоны так, что казалось, что наличие их или отсутствие не имеет никакого значения. Несмотря, на то, что девушка находилась в состоянии единения, а часть её вообще находилась в неодушевлённом предмете, она нередко вздрагивала от холода и чувствовала, что ещё пару минут, и начнёт чихать и шмыгать носом. Скоро всё начнётся. Скоро.
Только бы получилось. Сергею же, кажется, было всё равно. Или он действительно целиком и полностью ей доверял?
Затем они принялись осторожно спускаться с утёса. Веда чувствовала, что начинает уставать, так как она уже полчаса как использовала магию направо и налево. А ведь она продолжала удерживать щит... Спускались они по узкой и очень скользкой из-за дождя тропинке, друг за другом, медленными осторожными шажками. Никому не улыбалось упасть в грязь и к тому же ещё и сломать себе шею.
Веда первой спрыгнула на гальку, которой засыпаны все пляжи Ялты и, едва успев отскочить в сторону, от огромной волны.
Тёмно-синее ночное небо, затянутое грозовыми тучами прочерчивали молнии. Волны доходили до самого подножия утёса, высящегося над берегом. Надо было начинать.
Девушка жутко волновалась, хотя и знала, что всё получится. Однако, переход в другой мир – это ни тоже самое, что переход в другую комнату. Меня беспокоило, сможет ли выдержать подобную телепортацию Сергей. Он ведь не маг. По правде говоря, он и сама не была уверена в том, что её выдержит. Знала только, что должна. Эта мысль пришла ей в голову буквально только, что, пока она смотрела, как её друг спускается вниз. Ведь даже, когда они перемещались из ванной в спальню и из спальни в прихожую, она заметила, что лицо Сергея слегка осунулось. Он устал. А это путешествие вполне может его убить.
- Держись поближе ко мне. – сказала Веда, когда он спустился и стал рядом с ней, - И дай мне руку.
Тот послушно выполнил просьбу и, как-только девушка, сжала руку парня в своей, ощутив то, что он абсолютно спокоен, а заодно и зарядившись его спокойствием, сосредоточилась на браслете, на этот раз она избрала первый способ, то есть полностью отдалась во власть незнакомым силам, и представила так знакомую ей картинку во всех деталях. Любая оплошность вполне могла отправить их за грань Вселенной. После того, как она полностью ушла из себя, превратившись в мёртвую статую, и почувствовала, как искривляется и преломляется пространство вокруг неё. Она не видела (браслеты не имеют глаз), но чувствовала, как где-то сбоку от них воздух начинает наполняться цветными пузырьками и на фоне стены дождя постепенно вырисовывается окно в прекрасный мир, в которое им неизвестно, сколько времени придётся жить. Всё. Пора. Ещё крепче стиснув руку Сергея, она шагнула в проём. Последнее, что она почувствовала, было то, что она шагнул сразу следом за ней. Всё остальное было как в тумане. При чём всё в прямом смысле этого слова тонуло в тумане. И ещё, девушку захлестнул перекрывающий всё, даже бурю, шум. Я не чувствовала ничего, абсолютно ничего, хотя за секунду как вошла в портал, вышла из предмета, окунувшись в холодный влажный туман. Ей хотелось спросить, чувствует ли тоже самое Сергей, но поняла, что в таком шуме это не то что бесполезно, а просто глупо и опасно. Мы находились в пустоте, в месте, где нет времени и пространства. Себя, она, разумеется, не видела, как и Сергея, хотя всё ещё ощущала, что держит его за руку. Они неслись с бешеной скоростью. На секунду, правда, слева от Веды, мелькнула картинка мрачного подземелья, что в сочетании с окутывающем всё туманом, выглядело совсем уж зловеще. Девушка сильнее сжала руку парня и принялась передавать ему силу, так как даже здесь в пустоте, ею овладело беспокойство, как он выдержит перемещение. Они продолжали нестись. Было такое чувство, будто нас разделили на мельчайшие частицы, и эти частицы несутся сами по себе. Сколько это продолжалось, она не знала. Может – вечность, а может – секунду. Во всяком случае, казалось, что первое – вероятнее. Наконец, медленно-медленно, стало возвращаться чувство реальности, потом вернулся слух, и до неё донёслось пение птиц и стрекот кузнечиков в траве... Вот ещё мгновение, и по моей щеке скользнула травинка, весь окружающий мир стал приобретать смутные очертания, становясь всё более чётким. Веда подняла голову и увидела: синее, синее небо,
ярко-зелёная трава, серебряная листва на огромных, стоящих здесь, кажется, с начала времён, дубов и тополей. Она приподнялась и заметила лежащего рядом с ней Сергея. Он тоже очнулся и, лёжа на спине с открытыми глазами, смотрела на небо. Веда убрала с лица высокую траву, щекотавшую щёки и встала. Первой её мыслью было, что с Сергеем. Она вскочила и тут же склонилась над ним. Опасения оказались напрасными. Он встал немногим позже меня и первым делом поправил висящий на поясе меч.
Пришло время осмотреть место, где они оказались. Мы находились на широкой обочине, вымощенной, отполированным как зеркало, серым камнем, дороги, которая, взбираясь по холмам на восток вела к будто парящему молочно-белых облаках, розовому замку, а со всех сторон шумел древний лес. Это и была та страна. Именно сюда она так стремилась. Это – начало. Знать бы только чего. Пристроив в который раз уже на своих плечах рюкзаки, и проверив оружие, они двинулись в путь. А он обещал быть долгим.

Написано в соавторстве с Валькирией и Джелитой Трегарт.

Аддону к игре «Neverwinter Nights 2» посвящается.


Нас принесли в жертву. Кривым ножом сюжета оборвали наши жизни на священном алтаре кассовых сборов. Нас принесли в жертву вам, и вы - потребители, жестокие боги современности, приняли подношение с восторгом и радостью. А знаете ли вы, что это значит – быть жертвой? Знаете ли вы, каково это – умирать на алтаре?!

Носительница осколка
Меня - нет.
Я умирала трижды. Среди завалов разрушенной иллефарнской крепости. В безымянном кургане на юго-западе Рашемена. Возле Стены Неверующих.
Не вспоминать. Только не вспоминать....
Три шага – всего три шага – отделяют меня от того места, где бьется, не в силах совладать с чем-то неведомым, Касавир. Движения – нелепые, отрывистые, словно у искореженного конструкта. Дернулся, застыл, пошатнулся. Неловко взмахнул руками, медленно, через силу оторвал ногу от пола и опрокинулся на спину, словно отброшенный ударом тяжелого маятника. Сел, с трудом поднялся на колено, рывком выпрямился, замер. Бледный лоб – в испарине, рука, стискивающая молот, сведена судорогой, в глазах – мука и… Страх?! Страх – впервые в жизни. Меня обдает холодом.
Я бегу к нему, продираясь сквозь вязкое, как кисель, пространство, и три коротких шага растягиваются в бесконечность. Бесконечность, каждый дюйм которой оплачен болью Касавира, бьющейся жилкой у виска, кровью, стекающей из прокушенной губы.
Мне не добежать – никогда – я уже чувствую это, но рвусь из последних сил, словно могу что-то изменить. Словно верю, что стоит лишь дотянуться до его руки, вцепиться мертвой хваткой в побелевшее от напряжения запястье, и мы сможем преодолеть все.
- Не смей умирать, слышишь! – я кричу, но из горла, будто сдавленного тугой петлей, вырывается только хрип.
Не слышит.
Я барахтаюсь, как муха в паутине, силясь дотянуться до него, дотронуться, напомнить, что он не один. Но Касавир смотрит сквозь меня, и его искаженное лицо в бисеринках кровавых слез врезается в мою память, словно гербовая печать в расплавленный воск.
О чем он думает в эти – последние для нас обоих – минуты? О том, что я бросила его? Предала, согласившись принять из рук страшной незнакомой силы отвратительное существование, по ошибке именуемое жизнью?
- Неправда! Я здесь, я с тобой!
И снова вместо слов – хрип, подобный вороньему карканью, а грохот сыплющихся камней все больше напоминает чей-то злой, издевательский смех. Странно, но это приводит меня в чувство.
Кто бы ты ни был – думаешь, нас так легко сломать?! А вот тебе!
Рывок.
Удавка сильнее впивается в горло, но расстояние сокращается. Стиснуть зубы – до хруста, до соленого привкуса во рту. Забыть о боли, сдавившей виски. Собрать в кулак остатки сил. Сделать еще один шаг.
Легкие горят – кажется, что они заполнены кислотой, по щекам несдерживаемым потомком текут слезы, но внутри, внутри - торжество. Я – смогла! Я почти дошла.
Издевательский хохот становится громче, и чья-то властная рука хватает меня за шкирку. Вздергивает в воздух, словно нашкодившего котенка, хорошенько встряхивает и тащит в неизвестность.
- Нет! Куда?! Я не хочу!
Провал.

Касавир
Умирать – безумно больно.
Особенно против собственной воли.
Моя кровь осталась на цветных мозаиках иллефарнской крепости – алыми оцифрованными каплями, которые никто из вас не увидит и не заметит.
Не заметит, как меня – от необходимости жертвовать собой – скручивало до боли. Как бросило на камни, оставив на губах солоновато-стальной привкус смерти и колючий клубок в груди вместо сердца. Как рвануло в клочья душу между желанием жить и чужеродной программой, где не дописали жизнь, дав выбор только между смертью и смертью.
Моя смерть была не нужна.
Когда все уходили – меня оставили, отшвырнув к двери. Не позволили – сделать только несколько шагов, рвануться… просто выжить.
Я видел, как они уходили. Видел и пытался сопротивляться держащей меня на месте удавке. Выжить, покинуть это место, пока не поздно – и ощущал, как в крови застывают тонкие ледяные иглы сковывающей, отупляющей боли, заставляющей хрипеть и валиться на колени.
Не падать…
Только шагнуть.
Смогу. Выживу.
Боль пронзает тело, как будто через все мышцы до единой протянули острые режущие нити.
Не отступать, не падать, не…
Из груди выбивает воздух.
Чья-то невидимая рука – одним ударом – моментально отбрасывает меня назад, сводя на нет тот единственный шаг.
Я… я все равно дойду. Смогу.
Горло режет.
Хрип.
Тело меня не слушается. Я не могу встать, не могу даже пошевелить рукой и вытереть… кровь?..
Я чувствую, что… умираю. Что-то резко вздергивает на ноги, не дает упасть – чтобы протащить куда-то…
/…на алтарь сюжета?../
…и окончательно убить.
Как же… холодно…
Меня отшвырнули – куском картона – только потому что стал помехой – не тем, кому прикрывал спину и не той, кого любил.
Всего лишь… по сюжету.
И никто из вас не узнает, что когда я заслонил собой дверь, в глазах было темно от боли, а привычные раньше доспехи стальным обручем давили на грудь, не давая дышать. Не узнает, как из меня медленно вытекала жизнь – через выжигание души игрой и гвозди холода в – уже – мертвых руках.
Я не хотел умирать.
Это было не мое желание.
Но это была моя смерть – и среди руин иллефарнской крепости осталась моя кровь, а ледяные, высасывающие жизнь каменные плиты – впитали мою боль и мой – единственный за всю жизнь – безумный крик.
И – первые и последние – горячие, красные от крови слезы.
До которых никому не было дела – ведь посчитали, что у таких, как я, нет сердца, и оно не имеет права болеть. Что таких, как я, можно просто вычеркнуть из списка, замазать, словно неудачную строчку стиха, и они ничего не почувствуют.
Кто… кто взялся решить вместо меня – жить мне или умирать? Кто решил, что одним надо продлить жизнь, а других куклами бросить на смерть?
И почему мне оставили только темноту, когда у меня был шанс увидеть на следующий день рассвет и дышать терпким живым воздухом того мира, который мы должны были спасти?
Просто кто-то написал скрипт. Или строчку диалога.
Которая меня убила.

Носительница осколка
Тьма. Холод. Пустота – внутри.
Что со мной сделали?
Я провожу ладонями по своему лицу, шее, груди. Что-то липкое на пальцах. Открытая рана чуть правее все еще бьющегося сердца. Ощущение, что у меня забрали что-то очень важное. «Осколок меча», - ответ, холодный, отстраненный, фальшивый донельзя, приходит извне. Просто появляется в голове, прочно обосновываясь среди вороха такой же глупой и ненужной информации.
Значит, осколок меча? Бред! Кто поверит в эти сказки?! Кому нужен бесполезный кусок серебра? Душу. Из меня вынули душу, вырвали – с мясом – и даже не потрудились заштопать образовавшуюся прореху. Это расплата - расплата за своеволие. За то, что я смогла пройти те три шага, за то, что посмела оставаться собой до конца.
Что я без души? Кукла. Картонный герой на веревочках. Дерни за правую – побегу спасать игрушечный мир от игрушечных же злодеев, дерни за левую – отправлюсь под венец с такой же куклой, как я сама.
«Что-то ты засиделась, девочка. Идем», - команда звучит, как щелчок хлыста внутри черепной коробки.
Я закрываю лицо ладонями и не двигаюсь с места.
«Ты плохо усвоила урок», - незримый хлыст со свистом рассекает воздух и меня пронзает острая боль. Тело – родное, тренированное, всегда послушное тело – отказывается повиноваться. Я захлебываюсь отчаянием и ненавистью, я мечтаю вцепиться во что-нибудь – руками, ногтями, зубами – только бы не подчиниться, только бы заставить неведомого кукловода считаться с собой, но тело покорно поднимается и двигается вперед.
В голове разрастается жгучий пульсирующий сгусток. Мечется, бьется в висок все яростнее, и, наконец, взрывается.
Провал.

Я все еще иду? Куда, Зачем? По правую руку – стена, я бросаю на нее взгляд и застываю, не в силах вздохнуть. В серую пористую поверхность вплавлены человеческие лица – узкие, скуластые, одутловатые – разные, но с одинаковыми пустыми глазами. Я вглядываюсь в них, пытаясь отыскать хоть что-то - оттенок чувств, мыслей, желаний. Тщетно. Из темных провалов глазниц холодно смотрит абсолютная пустота. Мне становится дурно – к горлу подкатывает тошнота, голова наливается свинцом, а сердце кажется обжигающим ледяным комком. Бежать. Бежать прочь от этого места – не останавливаясь, не оглядываясь, надеясь, что когда-нибудь удастся забыть этот страшный, ничего не выражающий взгляд. Я медленно делаю шаг назад, не отрывая от стены глаз, словно опасаюсь, что стоит лишь отвернуться, и это жуткое ничто гибкими черными щупальцами метнется ко мне, схватит, затянет, сделает частью себя. Встряхиваю головой, пытаясь прогнать наваждение, перевожу взгляд левее и оступаюсь.
Это лицо... Те же вечно всклокоченные волосы, те же впалые щеки, та же щетина. Только дерзкий янтарь глаз стал мутным, утратил природный огонь, подернулся белесой дымкой.
- Бишоп… - преодолевая страх и отвращение, я подхожу к стене вплотную. - Бишоп, это я. Ты… помнишь?
Его взгляд становится осмысленным, брови сходятся к переносице, между ними пролегает глубокая складка. Вспоминает, кто я? Нет. Вспоминает, кто он. Наконец, искривляет рот в ухмылке и опускает веки - вспомнил.
- Скоро меня не станет, - говорит Бишоп, и я поражаюсь тому, как неприятно, скрипуче звучит теперь его голос. Голос, который когда-то был подобен шепоту ветра, перебирающего сухие листья в осеннем лесу.
- Скоро меня не станет, - повторяет Бишоп, - и я рад этому.
Только тогда я понимаю – его уже нет. Он – уже часть этой пустоты, он принадлежит ей – целиком, безраздельно, как до этого принадлежал лишь самому себе. Он растворяется в ней без остатка, и та бледная тень, которая смотрит сейчас из его глаз, не имеет ничего общего с настоящим Бишопом – прожженным циником, неуемным свободолюбцем, неисправимым гордецом.
Впервые – впервые с той самой ночи, когда Бишоп ушел из осажденной крепости – я жалею, что не позволила тогда выстрелить ему в спину.
Я не терплю предательства, я ничего не забыла и не простила, но участи, которая постигла его, не заслуживает никто. Медленно, мучительно растворяться в пустоте, ощущать, как что-то неведомое ломтями кромсает душу и поглощает ее часть за частью, наслаждаясь болью, ужасом, беспомощностью жертвы. Это – страшно.
Я плачу. Я – кукла на веревочках, но слезы обжигают мое разрисованное лицо совсем как настоящие.
- Прощай, – кончиками пальцев по щеке наискосок и последний долгий взгляд. Еще один отпечаток в расплавленном воске моей памяти.

Бишоп
Умереть – не больно. Больно умирать. Очень больно и очень страшно умирать так.
А ведь я никогда не боялся смерти. Слишком часто приходилось с ней сталкиваться. Я был охотником, я был жертвой. Я бил, не сомневаясь, потому что знал, что в любой момент кто-то может ударить меня, и моя горячая кровь обожжет чьи-то руки. Это было… нет, не честно – каждый был готов на любую подлость ради победы и выгоды, но условия для всех оставались простыми и равными. Или ты, или тебя.
Но теперь все не так. Кто-то, сжимающий между пальцами нити наших жизней, решил поиграть в бога. Бога нельзя ударить в ответ. Богу нельзя возразить. Он просто возьмет ножницы и сделает свой «щёлк» – и я окажусь в этой стене, и я буду задыхаться, и меня будет неодолимо затягивать внутрь, подальше от мира, подальше от ветра, подальше от грохота тех битв, в которых я еще мог бы поучаствовать.
Те, кому я мешал раньше, били меня, травили меня, как дикого зверя, стреляли, жгли огненными шарами. Но эти – о нет, эти куда хитрее. Как ты будешь бороться со зловонным болотом? Чем больше барахтаешься, тем глубже увязнешь… Даже святоша-паладин не избежал этого «щёлк», так что уж говорить обо мне?
Но знаете, даже самым отъявленным циникам бывает больно. И что-то внутри меня выло и корчилось от невыносимой, удушающей боли, когда женщина, которую я предал, смотрела на то, что от меня осталось. Раньше она осуждала меня, злилась на меня, презирала меня. Но никогда – никогда! – она не жалела меня. Я ненавидел эту жалость в ней настолько, что мне хотелось плакать, но слез не было. Их мне тоже не оставили – только какие-то бессмысленные фразы, только наигранную трусость. Если бы я мог сказать ей, что жалеть нужно не меня, а себя – я-то останусь здесь, в этой трижды проклятой стене, а ей придется идти дальше, деревянной марионеткой дергаясь на веревочках в руках опытного кукловода…
Скоро меня не станет. И я рад этому. Потому что лучше уж эта Стена Неверующих и никаких богов в придачу, чем такие боги, чьи творения получаются более живыми, чем они сами.
Неужели я заслужил только ЭТО? А впрочем… кто-то играл моей жизнью, кто-то играет моей смертью. Какая, право же, разница? Смотрите внимательно, не пропустите момент, когда я не смогу сделать вдох, когда меня, наконец, окончательно затянет в эту дрянь… Будьте прокляты, твари с ножницами! Пусть какой-нибудь ваш бог поступит с вами так же. И я, пожалуй, не стану о вас жалеть. Потому что даже я знаю, что с живыми людьми так поступать нельзя. Нельзя скручивать до полной неподвижности и бросать сверху камни (не буду плакать о смерти паладина, но я бы, демон вас задери, дал ему напоследок хотя бы пафосно помахать молотом). Нельзя связывать по рукам и ногам и тащить куда-то на коротком поводке. Нельзя уродовать жизнь и душу только потому, что так удобнее. Каждый волен выбирать сам – пусть неверно, пусть не так, как вам хочется.
И потому – будьте прокляты. Будьте прокляты! Будьте про…

Носительница осколка
На миг в глубине янтарных глаз мелькает что-то до дрожи знакомое. На один лишь миг, но во мне вспыхивает отчаянная, безумная надежда – его еще можно спасти! Вырвать из стены, отнять у пустоты его душу, вернуть то, что всегда было для него самым важным – свободу. И я бросаюсь вперед, не давая себе возможности задуматься о том, как глупа и бессмысленна моя неистовая атака. Меч двумя хлесткими ударами крест накрест перечеркивает стену, окрашивается багрянцем, рассекая чьи-то почти живые лица, но на серой поверхности не остается даже царапины. Я бью снова и снова, я задыхаюсь, я рычу от бешенства. Стена безмолвствует.
- Ты, сволочь! Отпусти его! Отпусти! – в бессильной ярости отбросив клинок, я ударяю кулаками по странному пористому камню, и мои руки по локоть проваливаются в стену.
Я ощущаю прикосновения пустоты – поначалу вкрадчивые и осторожные, они с каждой секундой становятся все более жадными, липкими, бесцеремонными. Меня охватывает ужас. Дикий, первобытный, неконтролируемый. И почти непреодолимое желание рвануться прочь. Почти – если бы не восковая память, которая надежно хранит случайную искорку, блеснувшую в глубине подернутых дымкой желтых глаз. Я не терплю предательства и не могу предать – даже того, кто однажды предал меня. Я закрываю глаза, шагаю в пустоту и чувствую ее – почти человеческое – недоумение. Усмехаюсь. Что ж, посмотрим, кто из нас страшнее.
Я впускаю пустоту в себя и обрушиваю на нее свод Иллефарнской твердыни. Я дарю ей кровавые слезы Касавира, кислоту, сжигающую мои легкие, и все свое бессилие. Земляной пол рашеменского кургана, рану в груди и вырванную душу. Скрипучий голос и мертвые глаза Бишопа.
Я отдаю ей все – жри, если сможешь! Поперек горла не встанет?! И чувствую, что мы меняемся ролями. Ей не по зубам мои лакомства. Она – боится. Она мечтает избавиться от меня, убежать, вырваться, как до этого стремилась вырваться я.
- Отпусти его, - я знаю, что она не сможет отказаться. – Отпусти его, и я заберу все свои подарки обратно.
«У меня другие планы», - щелкает в голове знакомый хлыст, и меня вышвыривает наружу.
Я в истерике бьюсь о стену, а из глаз Бишопа довольно ухмыляется пустота.
Только не вспоминать... Не вспоминать?! Память и боль – вот всё, что у меня осталось. Память о тех, кого я любила в прошлой жизни, и боль каждого из них. Я впитала ее всю, до последней капли, переплела со своей тоской, и ношу в себе. В том месте, где когда-то находилась душа. Боль так велика, что ей тесно в грудной клетке, она стучится о ребра, она заполняет меня целиком, она рвется наружу.
Память и боль – единственное, что не под силу отнять у меня никому. Ты, дергающий за ниточки, заставляющий меня плясать под свою дудку, ведущий меня к своей никчемной цели, слышишь – даже ты не сможешь отнять этого у меня. И когда-нибудь ты узнаешь, что кукла, у которой есть память и боль, способна на многое. Я очень не хотела бы в тот день оказаться на твоем месте.

***

Мы могли уйти – мы все. Просто кому-то это было не выгодно. Кому-то были нужны свежие идеи. Свежие лица. Свежая кровь. Кровь? Наша – на каменных плитах древней цитадели, алыми письменами по серому полю: Мы – настоящие. Мы – живые!
Вы убиваете нас – снова и снова. Вы – те, кто играет в нашу смерть. В «Mask of betrayer».

Снежная королева. Становление.

Я хотел уйти. Думал, так проще будет.
Забудет меня хитрая солнцеглазая девчонка, и жизнь снова наладится.
Надоела эта хмарь, бесконечная, тяжелая, мутная, всем уже надоела, все озлобленно рычат – на меня рычат, Я девчонку обидел.
Я ее видел.
Простит? Никогда. Я надеялся, забудет.
Руки дрожат, ручка из пальцев выпадает, третий листок яростно, с мясом, вырывается из тетради.
«…потому что я тебя...»
Я тебя видел?
Ты – да. Ты меня насквозь прожгла глазами желтыми.. нет, не так. Не прожгла – согрела. Это все равно, что в ноябре найти себе безветренный солнечный пятачок и замереть, не дышать – чтобы солнце обняло горячим одеялом, проникая сквозь тебя, каждый нервик согревая. Я ж в вихре закружился, смеялся, шутил, и получил результат: чего разглядел, лишь образ смутный остался в памяти, образ теплого чего-то, мягкого, словно бы родного.
Я уйти хотел.
-Куда ты? А. Понятно. Жаль. Когда вернешься?
«Никогда».
- Йелка..
Это она сама придумала. Ёлка – банально. Ёлок миллионы.
«Вот пойду я по улице, а на заборе написано: ‘Ёлка, ты солнце’. И думай, какой Ёлке так повезло?»
Йелка – одна.
«Увижу на парте нацарапанное карандашом, между двумя шпаргалками, и станет тепло вот здесь - кто-то меня помнит...»
Я... пойду?
Она хмурая. Потому и живем, словно в антиутопиях, атмосфера грязно-плотная, точь-в-точь как на Венере, толстый слой азота, водорода, чего-то еще… непрозрачный для солнца слой. Не то осень, не то ядерная зима, не то весна на ранней стадии сумасшествия, падает мерзость какая-то с раздраженных туч, кажется, именно что грязь, потому что ни полноценных луж, ни самого тоненького слоя снега не остается, только слякоть, слякоть, слякоть…
Она плачет, зло, мелко, некрасиво, чтобы не видел никто. Лист желтый лапковый в волосы вставит хитро, и плачет где-нибудь в парке.
-Йелка...
- Все хорошо, Ис, все хорошо. – Рисует на лице улыбку.
Разве я могу ее оставить?
Сижу. Молчу. Слушаю.
«Когда люди станут сильнее валар...»
Уже. Уже сильнее, ведь это мы их придумали, а не они нас.
Йелка надувается, она в них верит. Носит на шее маленькую картину – изображение. По последим дням мая костры жжет, вместе с остальными такими же. Верит, пусть верит, если верится. Я даже не смеюсь над ней. Я слишком ее…
..видел?
Сколько же весят слезы?
Рождественский бал в губернаторском доме, снежная каша на подоле шелкового платья.
Пятый листок скомкан, а тетрадочка совсем тоненькая теперь.
«Йелка, все сложно…»
Почему я не хочу ей ничего объяснять? Почему думаю, что она будет морщиться, читая мои оправдания – только морщиться, и все. Потому, что она Йелка. Одна такая, не в пример многим миллионам Ёлок.
Когда-то я носил на руках прозрачное тельце, и счастлив был одним этим. Мечту нельзя на руках носить, мечту надо держать в ежовых рукавицах, только тогда она не улетит.
Йелка. Йеленька.
В очень мягких ежовых рукавицах, с акриловым ворсом, чтобы не задеть хрустальных крылышек на тончайшей проволочке, не погнуть, чтобы потом не убеждать себя, что, в принципе, и так неплохо – она-то понимает, что плохо, неприятно и вместо радости только осадок в душе, как после куска кремового торта.
Йелка, так лучше.
Вот и нет тетрадки. И на телефоне денег нет. И оператор сети не иначе как в запое. Я…
Давай, я пропал, ne? Я просто пропал, я ушел в туман, как уходит воин вереска, твой любимый воин вереска? И обязательно вернусь, сказка же должна закончиться?
Не хмурься. Йелка моя, людям нужно солнце, для роста, наверное. А люди..
Хе… Люди все равно сильнее валар. Только вы, валар, еще об этом не знаете…

-\\-
(три месяца спустя)
«..а еще я ключи потерял. Представляешь, Йель, я потерял ключи! Только Анжеи не говори, он расстроится, проклянет меня опять. Снимать проклятие – такой геморрой, к тому же, неделю невыносимо болит голова. Я найду, в конце концов, сделаю дубликат, он не заметит.
Йелка, ты… ты не грусти! Ты очень, очень, очень хорошая. Самая лучшая и замечательная, только не грусти. Здесь слишком холодно, чтобы ты грустила. Вчера двое замерзли, их так и нашли обнявшихся, покрытых серебристой изморосью. Если бы еще не голод, возможно, было бы легче.
Прости, я не должен на тебя давить. Кончалось бы все на мне, и слова бы не сказал, но институт насквозь пробрал мороз, техника отказала, пишу тебе на льдике.
Йелка, я пишу тебе на льдинке. А вчера замерзли Юлька и Андрей, и их вынесли в коридор, потому что на улицу выйти не может никто. Улыбнись, Йелка! Ты сильная, ты сможешь!...»

-\\-
«..синий свет, он всюду. Вер говорило, синий цвет способствуют мозговой деятельности. (Вер – это Вера Максимовна. Оно по-прежнему гениально, по-прежнему так же мало похоже на женщину, как и на автомат для продажи кофе).
Да, а кофе мы теперь грызем. В ящике, где раньше держали протоколы собраний ученого совета, лежат ровными рядами контейнеры для льда. В кубиках и хранится кофе, по утрам мы его вытряхиваем и грызем, подсасывая безвкусную стаявшую на языке водичку.
Нас теперь трое. Из тринадцати, да. Я, Лика и Тоюр. Наверное, скоро будем только я и Тоюр. Лика южанка, у нее это на лбу написано. Она влюблена в Тоюра, но вряд ли это спасет отца русской демократии?
Я не циник, Йель. Я скучаю по тебе»

-\\-
«..Йеленька.. Когда-то ты была Йеленька. Теперь – строгое, холодное. Йель.
Так? Или уже - Ваше Снежное Величество?
Тоюр ушел. Подошел к двери, постоял, держась за ручку.
- Я не знаю, что ты сделал, Ис. И не хочу знать. Но что на твоей совести весь институт – да, за это ты должен жить. Вечно. И вечно помнить. Я тебя не виню, если в кошмарах приду – извиняй. Скажи мне только – это Йелка?
А я должен был молчать?
- Да.
Тоюр кивнул, открыл дверь.
Он и шага не успел сделать, рассыпался стеклянной пылью.
Почему я, Йель?! За то, что я сделал? за это я собираю слово «вечность» из льдинок – тел коллег и друзей? Или за другое что-то?
За то, что НЕ сделал?
Впрочем, сегодня уже все равно. Я чувствую, что не могу подняться. Давно уже это чувствую, существую на стуле. И, вместе с тем – путешествую по пустому институту, среди этого давящего синего света, не запинаясь о Них, в халатах трех цветов, по отделам, с бейджиками, с манжетами, отглаженных трехлетним холодом. Я пишу тебе, больше, в общем-то, заняться нечем.
Йеленька. Солнечноглазая девчонка с брызгами веснушек по носу и щекам, веселая и хитрая.
Йеленька…»

Доброго времени суток, уважаемые! - молодой человек, переминаясь с ноги на ногу, поправил очки - предстовляю вам своё творение. Я знаю, что грамотность оставляет желать лучшего...но всё же просмотрите. Быть может вам понравится. Планировался он на две страницы, но разросся. И он, я так думаю, будет не единственным. Приятного чтения вам, уважаемы...

Забытые Качели

На кухне что-то зазвенело... Джером вскочил, как ошпаренный. Этой ночью ему снился кошмар, и в этом кошмаре его же крик стал сигналом к пробуждению, а пробуждение завершилось звоном с кухни... Джером встал и тихо, чтобы не разбудить жену, достал из ящичка в шкафу револьвер. Перед тем как выйти он бросил взгляд на Викторию, такую прекрасную в лунном свете, что она даже казалась ему нереальной, призрачным видением, воплощением красоты....коротко остриженные волосы создавали вокруг её головы чудный рыжий нимб.... ангел во плоти. На кухне вновь что-то зазвенело, а потом в гостиной забормотал телевизор. Джером вздрогнул, и отогнал наваждение...
В ночи лестница казалась ему дрогой в ад, уходящей в чёрные глубины бездны. Джером готов был всадить пулю в ночного вора, но... но что-то не давало ему ясно думать. Нет, кончено в такой ситуации любой обыватель бы не мог ясно соображать....но Джером недаром тридцать лет служил в полиции, и не один бандит словил свои 9 граммов из его табельного револьвера.
Внизу, в гостиной, очередное ток-шоу рассказывало об очередных архиважных проблемах нового лака для ногтей и последних модных тенденциях. Джером выставил вперёд свой револьвер и тихо прошёл на кухню. Дверь во внутренний двор был приоткрыта, впуская с улицы холод и мелкие дождь. Он выглянул в тёмный провал и вгляделся в стену дождя, но ничего кроме детской, ржавой качели видно не было. Та мерно раскачивалась под струями дождя, оглашая двор тихим, жалобным и грустным скрипом. Только Джером хотел отвел взгляд, как краем глаза зацепился за фигуру, раскачивающеюся фигура. Он вновь вскинул на неё взгляд, но та была пуста...и лишь всё так же мерно раскачивалась невидимым гостем...
Через мгновение из стены дождя выросла фигура. Джером не успел выстрелить...

Виктория проснулась из-за неясного чувства тревоги. Лениво, не открывая глаза, она положила руку мужу на грудь и повернулась к нему, чтобы обнять его. Она не сразу поняла, почему он такой холодный... а когда поняла, то даже не нашла в себе сил закричать...
Джером лежал на кровати. Лицо его белело в темноте, глаза и рот его были раскрыты. С него тоненькими струйками стекала вода, а рот был забит грязью. А глаза. Его глаза невозможно было забыть. На улице печально скрипели качели.
Виктория вскочила и бросилась вниз, к телефону в гостиной. Она судорожно схватила трубку и начла набирать 911, пока не поняла, что телефон молчит. Зато бормочет телевизор. Слова диктора начали медленно-медленно проникать в её мозг, наполняя ужасом: "Сегодня ночью был убит Джером МакКензи, офицер полиции...- эфир прервали помехи, в которых смутно угадывалась невысокая фигура, а после он вновь отвоевал себе место, но это был уже другой канал, с рекламой какого-то нового фильма - ...буду мстить... - и вновь канал сам собой переключился - ...теперь твоя очередь! - проговорил накаченный тип другому не менее мускулистому мужику, указывая на штангу - а потом телевизор замолчал. Как и качели...
- Здравствуй, мама...я вернулся... -тихий голос разорвал тишину не хуже, чем последовавший за ним крик Виктории...

Виктория лежала рядом с Джеромом, стеклянным глазами смотря в потолок. А на улице печально скрипели качели, раскачивая своего невысокого гостя. Тот ласково обнимал свою игрушку, которую Джером поставил ему в шесть лет. Качели тихим скрипом отзывалась на печаль своего маленького хозяина...
*************************



Энтони поёжился, а потом дотронулся до плеча Сета, отвлекая того от дороги:
- Мне неприятно...дай мне таблетку... пожалуйста ... - Сет обеспокоено взглянул в зеркало заднего вида на мальчишку и покачав, головой проговорил:
- Нет, Тони, прости....ты же знаешь, что тогда мы можем не успеть...
Тони, мальчишка четырнадцати лет отроду лишь грустно кивнул и откинулся на заднее сидение, пытаясь отвлечься от терзающей его боли. Голоса усиливались, и вот уже из-за их крика он не мог различить шума проносящихся мимо машин. Они кричали, просили, молили...и страдали. Как они страдали....проклинали своих убийц, проклинали судьбу, проклинали Бога...проклинали всех и вся, кроме себя....хотят так часто они сами виноваты...
Сет остановился у приземистого серого здания напротив больницы, такого же унылого и невзрачного, как и цвет его стен. Сет помог Энтони выбраться из машины и достал из бардачка пакетик с какими-то таблетками, лежащими в нём россыпью.
В глазах Энтони уродливо и приземистое здание выглядел совершенно иначе. Окутанное тёмной аурой, он выпускало извивающиеся чёрные щупальца во все стороны...они ползли по стенам и заглядывали в окна, они опутали собой парочку унылых деревьев во внутреннем дворике, они тянулись и тянулись во все стороны...
Тони выхватил из руки Сета таблетки и бросил их себе в рот, потом, поморщившись, проглотил лекарства. Через секунду глаза мальчишки подернулись матово-синей дымкой.
Мальчик тихо выдохнул и уверенным шагом вошёл в здание городского морга...

Сет действовал по отработанной схеме: уверенный и наглый вид, значок ЦРУ и командный, бескомпромиссный тон. С натяжкой, но всё прошло так, как надо. Вид у Сета был в меру уверенный из-за того, ЧТО он знал. Голос правда дрожал, но актёрское образование не подвело его. Ну и значок ЦРУ был всё же отменной фальшивкой.
Дежурный врач оказался русским с непроизносимой фамилией Дубрович. Сет чуть язык не сломал, пытаюсь произнести его фамилию, а тот лишь улыбался. Когда доктору надоели мучения Сета, он разрешил называть его просто по имени - Олег. И как истинный русский он сказал, что не позволит им перейти к делам, пока не угостит их чаем. Сет, как совсем юный оперативник, сплоховал и поддался на уговор врача. Вряд ли он когда-нибудь забудет чаепитие в холодной прозекторской, в окружении трупов пока что целых и уже не очень. Когда же доктор окончил рассказывать анекдоты исключительно из разряда чёрных или профессиональных, кои могли показаться смешными только маньяку или патологоанатому, Сет всё же смог перейти к делу:
- Мы вообще-то прибыли сюда осмотреть тела Джерома и Виктории МакКензи. Поступили к вам в девять часов утра.
- Да-да...сейчас...
Доктор отвёл их к телам. Обнажённые и бледные они в одиночестве лежали на операционном столе. Вскрытие ещё не начинали, но и без него они выглядели ужасно. нет, тела их были в порядке. Но глядя на них становилось тошно. Как будто перед вами на столе не тела, а две кучи протухших кишок, в которых уже поселились черви....
Сет отогнал наваждение и отодвинулся в сторону, пропуская вперёд Энтони. Увидев, что Олег хочет пройти за ними, он загородил ему путь:
- Спасибо, доктор, вы нам пока не нужны. Будьте неподалёку.
Олегу явно было интересно, что делает мальчик с телами, он пытался заглянуть за плечо оперативника, но наткнулся лишь на суровой взгляд Сета. Состроив недовольное лицо, он удалился.
Мальчик тем временем начал водить руками вокруг тел, закрыв глаза, иногда вздрагивал, словно от резкого удара током. Когда он наконец закончил, Сет подошёл к нему и спросил вспотевшего мальчишку:
- Ну что там?
Парня колотило, пот градом катился с него, а глаза бессмысленно блуждали. Увидев состояние напарника, Сет лишь вздохнул и извлёк из кармана прививочный пистолет. Сделав инъекцию и усадив парня на стул, он закурил, ожидая, пока подействует препарат. Когда взор мальчика прояснился, Сет повторил свой вопрос:
- Что там, малыш?
Энтони не обратил внимания на это обращение, и не стал укорять напарника, что тот прекрасно знает его отношение к подобным высказываниям...
- Мы пришли по адресу. Здесь есть чем заняться Г.Л.А.З.у...

- Мистер Дубрвоич, пройдите, пожалуйста, сюда...
Сет приводил взглядом доктора, и когда тот зашёл в операционную, закрыл дверь. Олег явно был обижен на лже-цэрэушников, и в этой своей детской обиде он развеселили Сета. Эта загадочная русская душа....
- Доктор, начинайте вскрытие...
Через пять минут Олег был готов. Резиновые перчатки нежно - салатового цвета, маска на лице и особый прозрачный щиток, закрывающий лицо доктора навевали на Сета воспоминания о фильмах ужасов третьего эшелона. Доктор начал вскрытие. Когда Олег вынул кишки из тела Виктории и небрежно кинул их в таз, желудок парня не выдержал...
Дверь снова брякнула, впуская в операционную Сета, вытирающего губы тыльной стороной ладони."Завтрак коту под хвост...блин, как-то двусмысленно звучит..." - мысли одна забавней другой метались в его проясняющейся голове.
Тут Олег проговорил что-то на русском, но судя по интонации и выражению его лица, это мог быть только знаменитый русский mat.
- Что не так, мистер Дубрович?
-Kakogo hrena! У них же нет сердец! Это невозможно! Я бы понял, если бы какой-то маньяк извлёк их сердца, распоров грудную клетку, но на телах нет никаких физических повреждений! Вообще нет! Знаете, я сначала долго думал, от чего они умерли...наверное от того, что их сердца испарились! - и доктор как-то глупо засмеялся, а потом его лицо стало серьёзней некуда - мне нужно выпить.... Господа...прошу вас на выход. Морг закрывается по техническим причинам...

Сет задумчиво вёл машину по шоссе. В салоне царила гробовая тишина. Сет всё так же нервно курил. Тела без единого физического повреждения с просто исчезнувшими сердцами. И Энтони.... Сет бросил взгляд в зеркало заднего вида и посмотрел на мальчишку. Тот съёжился на заднем сидении и глядел в никуда пустыми глазами. Сет выкинул в окошко недокуренную сигарету и обратился к напарнику:
- Эй, Энт, что там было?
- Там...- мальчишка нервно сглотнул, глядя в окно всё такими же пустыми глазами - ...эти двое...они...там сильная аура греха...они...они были безумны...я явно чувствовал, что они сделали нечто ужасное... - голос парнишки дрогнул. Сет вновь бросил быстрый взгляд назад и увидел, как по щекам Энтони катятся крупные слёзы.
- Энт, что они сделали? Ты ведь знаешь?
- Да...они...я... - голос Энтони затих.
- Энт! Энт, давай, говори! Энт? - Сет повернул голову назад и увидел подтянувшего к подбородку ноги парня, смотрящего абсолютно опустошёнными глазами куда-то в пустоту. И еще он что-то тихо, едва слышно бормотал....
- Энт! Энт! - Сет дотянулся до него рукой и затряс....

Из-под капота валил белый пар, заполняя собой салон... осколки лобового стекла лежали по всему салону. Фонарный столб рухнул сверху, превратив салон в месиво из металла, кожи, ткани и стекла...
********************
- Сет, мать твою за ногу три раза! Это же твоё первое дело! Ерунда... да раз плюнуть! И что в итоге? Ты разбил машину в хлам, чуть сам не угробился, да ещё и Энтони, такого мощного псионика, ввёл в кому! Да тебя за это пять раз кастрировать надо без наркоза! -
- Но сэр! Энтони впал в ступор до аварии...
- Конечно! Чёрт возьми... - голос высокого, мускулистого и жилистого мужчины в годах, что ходил как лев в клетке перед Сетом, смягчился, в нём прорезались отческие нотки - пойми... Энтони нам надо беречь. Он чрезвычайно мощный псионик..... и потому особо уязвим... Я не знаю, что там почувствовал Энтони, но ты не успел среагировать...ты вколол ему не то, что надо...ментальное эхо настигло его...и ты сам видишь, что с ним стало...
- Сэр, я всё прекрасно понимаю, я весь курс Теории Псионики прекрасно помню, что всё это значит...я. ...просто не ожидал, что ментально эхо будет таким сильным....этого больше не повторится.... - несмотря на то, что Сету было уже двадцать три, его уши пылали. Он чувствовал себя как первоклассник перед строгим учителем.
- Да нет, Сет...если бы эхо оказалось не таким сильным, и ты бы решил перестраховаться, то я вообще не уверен, что Энтони был бы сейчас жив...
Так всегда. Сет никогда не мог понять, сердится на него начальник или нет. То он начинает ругать, а потом хвалит, то наоборот. Говорят, что те, кто работают в Г.Л.А.З.е больше пяти лет, научились раскалывать своего начальника. Хотя сету всё это казалось просто байками, не имеющими никакого отношения к реальности.
- Ты сам-то как думаешь, почему оно оказалось столь сильным, Сет?
- Если честно, то мне кажется дело не в самом эхо. Энтони...то, что он увидел как-то задело Энтони. Сбудь на его месте кто-то другой - и ничего бы не произошло. Но тела обследовал именно он.... ну, я так думаю.
В ответ начальник лишь улыбнулся:
- Ты молодец, Сет. Я думаю точно так же... и ты знаешь, как нам вытащить малыша Энта из задницы, в которой он оказался?
Сет начал напряжённо шевелить извилинами, а после начал осыпать босса одним предложением за другим. Но в ответ на них Начальник лишь качал головой:
- Нет, Сет. Всё это хорошо...но не в этом случае. Слышал, что клин клином выбивают? Ну вот. Считай, что рядовое дело о Запредельном убийстве супружеской пары превратилось в задание по спасению ценного оперативника. Дерзай, Сет... если что надо - свяжись с Рональдом. Ах да, чуть не забыл...Энтони постоянно бормочет - Медвежонок. Может быть тебе это поможет...

Ночь опустилась на штаб-квартиру Г.Л.А.З.а. Обычно ночью большинство организаций погружаются в сон. Нет, ночью он не оживает. Он круглые сутки бурлит, как варево в ведьмином котле. Г.Л.А.З., или Гражданская Лаборатория Анализа Запредельного, ночью просто была чуть более активной. Ибо тогда выползали их подопечные... Сет курил в своём кабинете. Вернее даже не в кабинетчике, а закутке, отгороженный от остальных картонными перегородками. А на столе перед ним лежало досье Виктории и Джерома МакКензи. Сет затушил в пепельнице ещё одну сигарету, глотнул из чашки горячего кофе и вновь стал перечитывать дело Джерома. "Джером МакКензи, 1960 года рождения. Отец - священник, мать - беженка с Кубы. Всю свою жизнь проработал в полиции, зарекомендовал себя просто отлично. Несколько раз ему предлагали повышение и как следствие - работа в офисе, но он отказывался. Всегда. За свою карьеру отметился в поимки Матрёшки, в ликвидации Дона Линотти, он лично задержал Чёрного Нарезчика. Так. Чёрный нарезчик...это маньяк. Убивал людей и нарезал их на куски, а потом красил куски мяса в чёрный цвет и прятал в фургонах с углём. Приговорен к смертной казни через смертельную инъекцию. Дон Линетти. Итальянская мафия. Дон до сих пор сидит, как и всё его ближайшее окружение. Матрёшка. Русская киллерша. Имеет связи с Виктором Черносотенным. Или Чёрным Виком по другому.
Итак. Сам Джером никогда по базе данных Запредельного не проходил. Дон Линетти тоже. А вот Нарезчик и Матрёшка. Ну, первый был просто одержимым бесом по имени Квип, ну а Квип - маленькая мстительная тварь. Если он вернулся, то вполне мог устроить что-то такое. Ибо мстительности у бесов хватает. Есть ещё Матрёшка. Сама она с Запредельным контактов не имеет, кроме одного. Чёрного Вика. И хотя сам Вик не является "Запредельником", но в курсе всех дел Запредельного мира. И успешно наживается на этом. Мог ли Джером как-то перейти дорогу столь могущественным русским мафиози? В принципе - мог. Хотя вряд ли бы тогда Вик стал прибегать к услугам Запредельников. Скорее всего, просто бы нанял убийцу. Но всё равно - скидывать его со счетов не стоит. Ну теперь Квип. Он вроде бы восстановил себе тело три года назад. Вполне мог набраться сил и решить отомстить - Сет перевернул страницу и продолжил чтение - Так. С Викторией он женат шесть лет. Детей у них нет". Сет ещё некоторое время читал дело Джерома, но ничего интересного он больше не увидел. Сет тяжело вздохнул, отложил дело в сторону, сделал ещё глоток из чашки и принялся за чтение второго дела.
"Виктория МакКензи, в девичестве - Райтер. 1963 года рождения. Мать - торговка в бакалейной лавке, отец - священник. Была замужем два раза. Первый раз - за пилотом Генри Стоурзом. У них есть сын - Майкл. Генри разбился в 2001. Через год она вышла за Джерома. Через В 2005 году Майкл исчез. Его списали на дело Черного Нарезчика. И на этом всё..." Ещё один, гораздо более глубокий вздох последовал за окончанием чтения дел...

Сет спустился на парковку и, задумчиво куря, стал неспешно прогуливаться вдоль рядов всевозможных колёсных и даже нескольких гусеничных средств передвижения (ну и во втором случае - также средств разрушения, зачастую - массового). Хэтчбэки, седаны, внедорожники, минифургоны, грузовики различного тоннажа и те самые гусеничные средства массового разрушения - трио БТРов, пяток БМП и даже один советский танк Т-72. И среди всех машин можно было найти фактически в любом состоянии. Вернее, в любом внешнем состоянии. Конечно же внутри они работали как часы, наверное, даже лучше. Побитые ржавчиной, десяток раз ремонтированные, с облупившейся краской, совсем новенькие и, конечно же, самые обыкновенные, ни чем не выделяющиеся из потока таких же серых машин. Словом - на все вкусы и для всех целей.
Конечно, впервые увидев это всё, Сет замер с открытым ртом, а потом стал метаться от машины к машине, желая порулить то новеньким серебристым Лексусом, то ярко-красным Феррари, то угольно-чёрным Мерседесом. Правда, когда он наткнулся на ту самую плеяду гусеничных монстров, то сразу забыл о колёсных малышах. Увы, порулить военной техникой ему дали только на курсах, и то - совсем малость. К огромному сожалению Сета и счастью мирных граждан БТРы и БМП используются крайне редко, ну а танк и вовсе не разу не выезжал из своего гаража.
Инстинктивно Сет стал искать взглядом свою Тойоту, пока воспоминания не обожгли ему мозг. Его Тойта ныне является грудой металлолома, а Энтони...малыш Энт...лежал в глубокой коме, и боль наполняла его разум... Сет ещё раз глубоко затянулся сигаретой и со злостью швырнул её на пол. Тяжёлый день, чертовски тяжёлый день...
Главный Надзиратель Всия Автопорковки, как в шутку называли старика Рона, как обычно занимался излюбленным видом деятельности любого охранника - спал. Деликатно постучавшись, Сет вошёл в его тесную коморку. Рон, конечно же, делал вид, что тщательна следит за камерами. Хотя получалось притворяться у него не очень, Сет сделал вид, что купился. Удивительно, но факт, старик часто обижался на очевидную правду, даже если его застукали на месте. Может у него просто начался маразм, может ему достояла удовольствие такая вот игра в кошки-мышки, а может сказывалась психологическая травма, которую он получил, когда шестеро вервольфов заживо пожирали его, начиная с ног. Собственно из-за того, что их и обглодали ему до колен, он и служит ныне охранником на парковке. Тот, кто коснулся Запредельного мира, уже никогда не сможет вернуться в мир обычный.
- Эй, Рон, как твоё ничего? Гремлины в моторах не позаводились?
- Ааа, это ты, Сет...ну садись, садись, в ногах правды нет! - старик был рад поболтать, ну а Сета он вообще никогда просто так от себя не отпускал. Старик уже, ловко орудую инвалидным креслом, наливал горячий чай в чашки и извлёк из маленького холодильника какое-то печенье. Сет чуть не захлебнулся слюной. Увы, он не смог побороть искушения.
- Ну, ты прям демон-искуситель... - пробурчал парень, плюхаясь на свободный стул.
Через пятнадцать минут, когда горячий чай приятно согрел кровь в жилах, а печенье приглушило голод, разговор как-то незаметно перетёк в деловое русло:
- Малыш Энт в коме... твоя Тойота на свалке... и с чего начать ты не знаешь....
- Да, Рон. Чёрт возьми. К Виктору меня просто не пустят, а где искать Квипа - я понятия не имею...
- Сет, мальчик мой, а ты не думал, что тут не Квип, не Виктор не замешаны?
- Думал. И больше не хочу. Если это не они - то зацепок вообще нет.
- Да я бы не сказал, Сет. Вобщем так: к Вику тебя пустят. Если ты забыл, то у нас с ним договорённость. Квипа ты найдёшь в клубе "Ржавые глотки". Только осторожней там - это место сбора всяких чертей и бесов, они не шибко-то жалуют глазовцев. Ну да если вдруг обе версии провалятся - лучше копни поглубже, узнай о них больше. От соседей, например. В бумагах нет и половины грязи, что обычно бывает, поверь мне.
Сет встал, кивком поблагодарил Рона и собрался было выйти из коморки, но вдруг замер в дверях и как-то неуверенно перевёл взгляд на ухмыляющегося сторожа:
- Рон...у меня ведь нет колёс...
- Эх вы, молодые... я всё ждал, когда ты меня спросишь об этом. А ты чуть пешком не ушёл!
С этими словами Рон кинул парню ключ:
- Место 113-А, чёрная секция.
И подмигнул растерявшемуся Сету.

*************************
Восторг переполнял Сета и выплёскивался в виде восторженного крика, перекрывая шум ветра в ушах и свист рассекаемого воздуха... Чёрный байк, украшенный зелёными языками пламени, мчался по ночному городу, неся на себе Сета...куда? А разве это важно? Сейчас для него существовал лишь ветер, адреналин и скорость...а потом наступила свобода. Он взлетал в ночное небо, ближе к звёздам, и не было вокруг огромного, гудящего города, не было миллионов снующих туда-сюда людей, не было неоновых огней...не было ничего, кроме звёзд. И этого вполне было достаточно...

А потом Сет проснулся. Жалкая, в общем-то, квартира, в коей мебели почти не было, а вещи лежали по углам огромными кучами, после сна о настоящей свободе, вызывала ещё более негативные чувства. На секунду Сету захотелось сжечь эту квартиру... а потом ему захотелось сжечь себя, потому что было уже одиннадцать часов дня, а это значит, что у Сета будут проблемы... Выскочив из своего подъезда, Сет замер на месте, как вкопанный. Перед подъездом стоял чёрный байк, украшенный зелёными языками пламени...

Сет затормозил возле небоскрёба, куска стекла и бетона, упирающегося крышей в облака... Возле входа в него суетились одинаковые серые людишки в костюмах и с кипами каких-то бумаг или, в лучшем случае, с дипломатами....суета сует...Сет слез с мотоцикла, снял шлем и уверенным шагом направился внутрь. Конечно же в таком виде охрана не могла проигнорировать его. Не каждый день в бизнес-центр пытается проникнуть некто в кожаной байкерской куртке, в тяжёлых армейских ботинках и с грязными чёрными волосами. Охрана в предвкушении работы размяла шеи и решительно преградила путь парню:
- Ты куда это собрался, панк?
- Руки убери, гомодрил - и не успел охранник врезать Сету за дерзость, как тот извлёк из внутреннего кармана значок ЦРУ, ткнув им в лицо второму амбалу - ЦРУ, так что разбежались...
Что-то бурча про себя, охрана пропустила его внутрь:
- Ты смотри какое у нас ЦРУ... берут сопляков каких-то наглых. Коззёл...

Кабинет Виктора Черносотинного владельца корпорации "Красный солдат" и, по совместительству, главу самого могущественного в регионе клана русской мафии, находился на последнем этаже небоскрёба. Виктор...виктория...победа. Вершина. Ну что ж, он достиг победы. Грязной и кровавой. А ещё он один из немногих людей Запредельного мира, что являются в нём ОЧЕНЬ уважаемыми и при этом не имеют никаких Запредельных способностей. Он просто человек. Просто человек, которого боятся и уважают все.
- Ааааа, оперативник Сет - высокий блондин в белом смокинге обворожительно улыбался ему и лишь глаза выдавали жестокую натуру этого человека. И тут Виктор протянул руку Сету - вы должно быть уже догадались, что я и есть тот самый Чёрный Вик. Хотите выпить? Закурить? - всё так же улыбаясь он предложил Сету стакан коньяка и сигару.
- Нет, спасибо, мистер Chernosotinniy...
- Ох, да брось, Сет. называй меня просто - Виктор.
- Договорились, мист...Виктор. В 1998 году вы подписали соглашение с Г.Л.А.З.ом, в котором...
- Да брось ты, Сет! Я прекрасно помню всё, что там говорится! И как всегда - готов к сотрудничеству.
- Хмм...ладно. Виктор. Расскажите мне про Ирину Краснову, также известную как Matreshka...
- Ирину я знаю ещё по своей деятельности в России. Высокопрофессиональный киллер. В 2001 приехала сюда, в Америку. И увы - в неё вцепились копы. К сожалению, её засадили за решётку всего через два месяца после её приезда. Сейчас она мотает срок в тюрьме, расположенной в Колорадо.
- Скажите, какие отношения связывают вас?
На секунду в глазах Виктора промелькнуло удивление:
- Я не знаю, откуда вы это узнали...да, мы с ней родственники, но я не понимаю, какое это имеет значение.
Сет ничем не выдал своего удивления. Ходили слухи, что Виктор и Ирина - любовники, и именно за них и цеплялся Сет. А тут всё выходит несколько по другому.
- Кхм...убит полицейский, принимавший участие в её задержании, при чём явно при содействие Запредельного...
- Аа...теперь понимаю. Вы думаете, что я, используя свои связи в Запредельном мире, решил отомстить? Глупости. Даже если бы я решил отомстить, то прибёг бы к услугам обычных людей. И тогда не имел бы никаких проблем, кроме разве что с полицией. Ну да, значит никаких проблем у меня бы не было. Поверьте мне, Сет. Сет... у вас есть мать, и, насколько я знаю, младшая сестра. Скажите, вы бы стали мстить, учитывая, что всё обошлось и худший вариант так и не случился? Её могли убить при задержании, могли приговорить к смертной казни, но она всего лишь села. И вскоре уже выйдет. С моей стороны было бы верхом глупости мстить сейчас.
Сет лишь убедился, что этот человек знает всё и обо всех. И что недаром он так уважаем даже в мире Запредельном. Он прямо-таки источал из себя обаяние. Его манера говорить располагала к себе. Тут даже оборотню было бы трудно устоять.
- Простите, что потревожил вас, Виктор. Это была пустая формальность. Удачного дня.
- И вам удачи в вашем расследовании, Сет.
И вновь Сет пожал протянутую ему руку, взглянул в улыбающееся лицо русского мафиози, на руках которого кровь сотен человек. На тех самых руках, что он сейчас пожимал. А потом молча вышел из кабинета. Оставался лишь Квип.

На этот раз байк Сета вовсе не бросался в глаза. Ибо в подворотне, куда он заехал на своем железном коне, было яблоку негде упасть от всевозможных мотоциклов и машин не менее впечатляющих. И речь здесь даже не об огромных монстр-карах, которые так часто на экране телевизора давят своих младших собратьев. Речь здесь о когда-то обычных авто, а теперь будто бы вылезших из какого-нибудь фильма в жанре киберпанк. И в этом дворе курили, пили и били морды огромные толпы различных байкеров, металлистов и панков.
- Бесы, твою мать... - прошептал Сет, глядя на нескольких молодых парней с ядовито-зелёными ирокезами, забравшихся на чей-то балкон и жутко орущих в окно. Хозяева квартиры вторили им в ответ. Потом дверь распахнулась и на балкон выскочил здоровый мужик в семейных трусах и бейсбольной битой. Не теряя времени даром, он слегка пристукнул самого наглого, отчего тот рухнул вниз, прямиком в мусорный контейнер. Его дружки увидев это залились неестественным, громким хохотом. Один из них от смеха не удержался на перилах и рухнул вслед за приятелем. Увидев это двое оставшихся, трясясь от смеха, прыгнули на головы своим товарищам, оглашая двор громким матом.
А ведь действительно - бесы. Ну и черти, конечно. Клуб "Ржавые глотки" был известен в Запредельном тем, что там собирались в основном бесы и черти. Наверное потому, что мало кто мог вытерпеть их больше часа, там почти никого другого не было. Разве что какие-нибудь упыри, вурдалаки, грайверы и оборотни, столь же безбашенные и отмороженные.
Внутри всё утопало в сладковатом дыму марихуаны, а в грохоте панк-рока ничего невозможно было услышать. Плотная толпа не уставая слэмилась, где-то в дальнем углу уже вспыхнула драка, а пол был завален мусором. Где-то наверху, в подвешенных к потолку клетках, танцевали стриптизёрши. Не сразу Сет заметил, что на этих клетках сидели несколько смутных фигур высотой сантиметров тридцать, размахивающих из стороны в сторону хвостиками и время от времени расправляющие кожаные крылья. Что именно они там делали в такой близи от танцующих девушек, Сет предпочитал не знать. Хотя смутно догадывался.
Все в этом клубе были либо одержимы чертями или бесами, или это были просто черти и бесы в своём натуральном...хххммм...обличье. И конечно вели они себя соответственно. То есть - наркотики, азартные игры, пьянки, разврат и беспредел процветали здесь. Мусор, похоже, здесь вообще не убирали. Сет подошёл к стойке, за которой сидел, скучая...чёрт. Рожки, шерсть, красная кожа, звериные зрачки и прочие атрибуты. Правда вместо вил у него в руке была зажата вилка.
- Эй, рогатый, мне пива и немного информации.
Насколько было известно Сету, "рогатый" - обычное обращение в сфере этих тварей. Чёрт замер на месте и окинул сета негодующим взглядом. Внутри парня что-то оборвалось. Чёрт пристально взглянул в глаза Сету, а потом выхватил из-под прилавка дробовик, наставил его на него и истерично, бешено вращая глазами, заорал, брызгая слюной:
- Ты кого рогатым назвал, [вырезано цензурой]...да я тебя счас кишки собственные собирать заставлю...чмо гладкокожее! [вырезано цензурой]! [вырезано цензурой]!
И нажал курок....



Сет открыл глаза. Всё вокруг утопало в дыму, адский скрежет рвал воздух на атомы, а вонь была нестерпимой. Голова раскалывалась на куски, перед взором всё плыло, руки и ноги онемели... и тут Сета будто током ударило. Вокруг него столпились черти. Множество низкорослых, краснокожих, рогатых тварей окружили его и о чём-то переговаривались на своём мерзком, лающем, грубом языке. Голоса у них были именно такими, как представлялось во множестве фильмов. Но Сету на ум почему-то пришла именно пластинка, проигранная задом наперёд из фильма "Никки, дьявол младший". Неуместная аналогия.
- Я что, умер? - Сет задал вопрос, который мучил его с тех пор, как он очнулся.
- Ты чего, гонишь? Ты просто облажался, безрогий! Кривой башмак просто пошутил, а ты взял и вырубился...кишка тонка - чёрт ели сдерживал смех, в отличии от своих товарищей. Те откровенно потешались над парнем. Уши Сета запылали. А если бы тот чёрт выстрелил, то парень в действительности бы отправился на тот свет. В душе Сет проклинал себя: "Настоящий бы оперативник ушёл из под траектории выстрела, обезоружил бы рогатого и проучил как следует. Ну почему я такой неудачник? нужно было и дальше играть в театре, отказаться от этого....я же не воин, я актёр! Здесь меня ждёт неминуемая погибель. Не сегодня, так завтра. Не черти, так оборотень или ещё кто...". На секунду парню захотелось испепелить все эти гнусные рожи, камня на камне не оставить от этого заведения, кровью смыть свой позор. А потом всё прошло. Сет сел, и не успел даже сделать попытки подняться, как увидел, что ему руку протягивает высокий, хмурый мужчина, облачённый в косуху, обмотанный цепью, и абсолютно лысый. Сет поколебался несколько секунд, а потом принял помощь. Черти стали расходиться, а хмурый мужчина кивком головы пригласил Сета за столик. НУ что ещё оставалось делать молодому и неопытному оперативнику? Только присоединиться к незнакомцу.
- Эй, Крибашш - последнее слово он скорее полупрошипел, полупрогромыхал - принеси два пива.
Чёрт, что недавно так мило пошутил над Сетом, кивнул, и через несколько секунд заказ принесла абсолютно голая девушка. "Ну у бесов и нравы... хотя может это они у людей набрались?".
- Ну что, человек, струсил?
- Да я...как бы...мммм...да - Сет ещё ниже опустил голову.
- Ну, зато тебе хватило сил признать это. Давай же выпьем за храбрость!
Кружки с пивом звонко ударились друг о друга, и Сет сделал несколько крупных глотков тёмного нефильтрованного.
- Этот ваш бармен над всеми так шутит?
- Нет. Только над людьми, что иногда забредают сюда.
- Хммм...но откуда он узнал? Не уж то "рогатый" - это не ваш лексикон?
- Наш - тут лысый улыбнулся. Хотя на первый взгляд ему сразу хотелось припаять пару лет на каменоломне, он оказался приятным собсеседником, - но ты ведь человек, а для чёрт или беса грех не разыграть вас, смертный. Вообще как я понял - ты чертовски недавно в Запредельном...
- Да. Всего три месяца.
- Ясно. Как только ты вошёл все сразу почуяли, что ты человек. Мы же видим ауру, как вы цвет! Наше зрение совершенно отлично от людского. Ну, кроме одержимых, конечно. Таких, как я. Мы делаем тело человека - своим, а через это и все его чувства. Знаешь, черти и бесы не испытывают жажды вообще, но в людском теле нам вода становится необходимо почти также, как вам. Давай за вас, смертный!
Сет снова выпил с одержимым, со стуком поставил на стол кружку и пристально глянул в лицо незнакомца:
- Мне нужен бес по имени Квип. Я слышал, что его часто здесь можно встретить....
- Малыш, а зачем тебе старина Квип? Он ведь опасен. Слыхал про Чёрного Нарезчика? Это был он. А ещё он помнит Первый крестовый поход. Он ведь стар, малыш. И сил поди хватит справиться с тобой, если у тебя на уме его арестовать.
- Он? Крестовый поход?
- Ну да. Бесы да черти в основном тоже очень древние, хотя силёнок от этого у них не шибко прибавляется. Квип к примеру вселился в одного из рыцарей-крестоносцев. Ох он там развлёкся. Чинил все семь смертных грехов именем божьим. Сколько награбил, сколько сожрал и выпил, сколько разрушил, а скольких девок изнасиловал. Вообще все эти крестовые походы - дело рук Сатаны. Не то чтобы я тебе сейчас открыл секрет великий...
- Даже так...а ведь я всегда считал из инфернальных исчадий лишь демонов достойными уважения. А что бесы и черти - просто ничто. Прости, конечно...
- Да ничего. Многие так же считают. А ведь мы видели столько, что вам и не снилось. Ну да ума нам это всё равно не добавляет. А зачем тебе старый Квип?
- Ну-у-у...я лишь хотел задать ему пару вопросов. Если честно, то он подозревается в убийстве...семейной пары.
Несколько минут лысый молчал, а после сказал:
- Ты про пару МакКензи, что ли?
- Откуда ты знаешь?
- Да так...и ты думаешь, что Квип убил их?
- Если честно - не знаю. Это единственный вариант. Думаю, он мстил...
- Вряд ли бы он стал мстить за малыша Майкла....Квип вряд ли может назвать себя ответственным отцом...
Сет даже виду не подал. Со столь же невозмутимым видом он продолжал потягивать своё пиво. А лысый тем временем продолжал:
- Да фиг с ними! Фиг с малышом Майклом! Квип бес, ему плевать! Он не знает, что такое любовь! А эти набожные придурки...два сапога пара...им воздастся!
И тут одержимый с силой стукнул кулаком по столу, аж кружки с пивом подпрыгнули, а дерево жалобно затрещало.
- Извини, смертный, но у меня тоже есть дела.
Сет пожал протянутую ему руку и остался за столиком дописать своё пиво. Через несколько секунд после того, как одержимый ушел, всё тот же чёрт-бармен подошёл к Сету:
- Я так полагаю, и за себя, и за Квипа будешь платить ты?
- За Квипа?
- Ну да, смертный. Вы с ним вместе пили, а раз он ушёл, значит платить будешь ты. С тебя двадцать баксов.
Когда Сет разобрался с оплатой и выскочил во двор, от одержимого Квипом байкера и след пропал....
*********************
Пепельница давно уже была переполнена, а кофейный аппарат мигал Сету сигнальной лампочкой, предупреждаю о том, что кофе вскоре прикажет долго жить. С расстройства автомат удостоился пинка, из-за чего на нём загорелась красная аварийная лампочка. "Ну вот...теперь он поломался...гадский день...вернее - гадская неделя....первое дело...и на тебе! Угробил машину, напарник впал в кому, опозорился в клубе, так что все инферналы города уже наверняка об этом знают, потерял все зацепки, а Квип улизнул прямо из-под носа!"
Еле переставляя ноги, он добрёл до своего рабочего стола, тяжело плюхнулся на стул и задумчиво стал перебирать бумаги. "Нужно собраться. Собраться, чёрт возьми! Голова совсем не работает... Кофе...кофе умерло. Сигареты кончились... Да и не помогают они!"
Сет вздохнул и вновь направился к автоматом в коридоре. Конечно же по закону подлости сигареты в автомате кончились. Негодую Сет покалечил и этот автомат. Забрав свою куртку, он вышел из здания, прошёл КПП и вышел на улицу. Мимо проносились машины, а по улицам шли редкие в этот час пешеходы. И никто даже не догадывался что за трёхметровыми стенами, в этом обычном особняке, идут эксперименты по выведению средств, что помогут оборотням контролировать себя и изучают демонов. Что там хранятся кое-какие очень интересные артефакты дней минувших, что где-то там пылятся редкие Гримуары, а молодые вампиры, куря в столовой, обсуждают начальство....

Сет перебежал дорогу и вошёл в магазинчик 24\7. Как всегда в это время - он был пуст. Лишь продавец за стойкой дёрнулся, когда открылась дверь, и проводил недоверчивым взглядом Сета. По привычному маршруту парень направился к полкам, заставленным всевозможным куревом. У полок стоял ещё один человек в кожаном плаще с поднятым воротником. Чёрные волосы его были коротко стрижены, а на носу он с какой-то подчёркнутой гордостью носил очки. К слову, эти очки смотрелись на нём и придавали неповторимый оттенок интеллигентности и обаяния его, вобщем то, не слишком красивому лицу. Только потом он понял, что у незнакомца нечеловеческие зрачки... и что человек смотрит на него с того самого момента, как парень вошёл в магазин. И черзе мгновение он осознал, что взгляд этот направлен не на него....взгляд этот пронзает душу, выворачивает её и нагой выставляет на всеобщее обозрение...
- Возьми это, Абла'Дарат.
И сунул что-то в безвольную руку Сета, а потом повернулся к нему спиной. А потом он как будто ударил кулаком в лицо невидимого противника, и от этого удара пространство исказилось, по нему пошли круги, как по воде, в которую упал камень, и оно просто лопнуло. Совершенно беззвучно вместо пространства перед незнакомцем оказалась чёрная дыра, в глубине которой виднелись переливающиеся цвета: красный, серебряный и ядовито-зелёный. Незнакомец шагнул в провал и исчез. Всё вернулось на свои места. За окном вновь гудели машины, продавец всё так же смотрел маленький телевизор. Лишь в руке Сет сжимал пачку сигарет....

Сет побрёл назад, ничего вокруг не замечая. В душе он чувствовал себя опустошённым. Как будто из него душу вытряхнули.
- Эй, Сет, малыш! Ты какой-то сам не свой сегодня! - голос Рона вывел его из ступора. Старик катился к нему на инвалидной коляске, искренне улыбаясь. И это зрелище ещё больше нагнало тоски.
- Привет, Рон...
-Ты сам не свой. Что случилось?
Сет колебался. Рассказать о том, что произошло в магазине? Нет, не стоит...Почему? Сет сам не знал.
- Проблемы по делу, Рон. Я...не знаю что делать. Нету у меня идей! Нету! Вик действительно вряд ли здесь замешан, Квип...не знаю. Но мне кажется, что он не убивал. А кто тогда? И за что? Они ведь были набожными....
- Послушай моего совета, Сет. Возьми блокнот и ручку. И просто запиши всё, что, по твоему, относится к делу. А потом будет легче увидеть всю картину. Этот способ никогда меня не подводил за двадцать с гаком лет службы.
- Спасибо, Рон... Чёрт, ты постоянно меня радуешь. То сейчас обнадёжил, то дал ключи от того, о чём я всегда мечтал.
- ДА не за что. Я же сам был в твоём возрасте. Вся молодёжь мечтает о огненном Феррари.
- Огненном Феррари? Рон, ты ведь дал мне ключи от чёрного мотоцикла....ммм...не помню производителя.
- Малыш. Я точно помню, от чего я дал тебе ключи. Хватит шутить над стариком. Я видел, как ты уезжаешь на Феррари.
Сет окинул старика недоверчивым взглядом. А потом вспомнил, что утром у его подъезда стоял огненно-красный Феррари. Сет замер. В голове всё путалось. Феррари....а как же мотоцикл? откуда он? точно такой, о каком Сет мечтал...да почти всю жизнь. Что происходит? Не обращая внимания но продолжавшего что-то говорить Рона Сет зашагал в свой кабинет.

Голова раскалывалась. За два дня столько всего навалилось! Да тут ещё этот незнакомец...и мотоцикл с Феррари...Сет затянулся. А потом поперхнулся. Сигарета. Чёрно-красная сигарета. Из той самой пачки, что дал ему незнакомец. Сет закурил на автомате, забыв о странном происхождении пачки. Сет, как завороженный, перевёл взгляд на неё. Серебристо-зелёная пачку, только вот ни одной надписи на знакомом Сету языке. Больше всего на название сигарет и их описание походили красные закорючки, которые почему-то напоминали Сету руны. И тут....на него снизошло озарение. Или вдохновение. А может детективная муза села на плечо? Сет кинулся к блокноту, как одержимый и стал строчить в нём что-то. Через двадцать минут усиленной работы он оглядел то, что получилось. И вновь пробежал глазами текст:
"1. Чета МакКензи убита ночью, 23 сентября. Ночью. Дождь. Найдены в своей кровати. Рты были забиты грязью.
2. При вскрытии оказалось, что у них отсутствуют сердца, при этом никаких внешних повреждений нет.
3. Виктория была жената до этого. Первый муж - пилот. Разбился в 2001. Есть сын - Майкл.
4. Майкл пропал уже после повторной свадьбы матери. В 2005. Списан на дело Чёрного Нарезчика.
5. Чёрный Нарезчик арестован Джеромом. Нарезчик - одержим бесом Квипом. Казнён.
6. Квип - очень древний бес. Проговорился, что состоит в родстве с Майклом? А с Викторией?
7. Джером и Виктория. Отцы - священники. Разгадка?
8. Очень набожны.
9. Квип - отец Майкла?"
Сет в изнеможении упал на стул. И засмеялся.
- Вот она, разгадка! Вот! Осталось найти тело! Да! ДА! Чёрт возьми, ты гений, Сет!

Тёмно-синий "Ниссан" затормозил возле дома покойных МакКензи. На улице вновь лил дождь. Он хлестал пустой, мертвый дом будто бы в наказание.
Сет выскочил из салона, распахнул задние двери и бережно взял на руки безвольно тело Энтони. Тот лишь сильнее засопел, когда капли дождя забарабанили по его лицу.
- Потерпи ещё немного, малыш...потерпи... - тихо прошептал Сет, неся мальчишку на руках.
Внутренний двор казался миром снов из-за плотной стены дождя, в которой тонуло всё вокруг. А Сету, знающему, что здесь происходило, он казался ночным кошмаром. Под ногами чавкала вода, превратившая ухоженный некогда газон в маленькое подобие болота. Сет, то и дело поскальзываясь в грязи, нёс Энтони к старым, покосившемся качелям....
Сету пришлось одной рукой придерживать Энтони, чтобы тот не рухнул в грязь с качели. Второй рукой он, путаясь в складках дождевика, наконец-то сумел достать прививочный пистолет с ярко-фиолетовой жидкость в ампуле. Закатав рукав Энта, он вколол препарат ему в плечо. Мальчишка изогнулся и закричал, при этом даже у Сета не хватило сил с ним сладить, и оперативник полетел спиной в грязь. Энт, не прекращая дёргаться, рухнул в грязь лицом вслед за своим напарником. Когда Сет вскочил, чтобы помочь парнишке, Энт уже оказался на ногах. В пустых глазах его не было ничего, кроме отражения дождя. А потом он заговорил:
- Папа...мама, а где папа? ....Куда он уехал? А он вернётся? А почему он не взял меня с собой полетать? ....Мама, а кто этот дядя? Как это мой новый папа? А где старый? ну ладно, пойду смотреть мультики... мама, я хорошо себя вёл...нет....я не знаю, почему у мисс Гаркинсон на стуле оказалась кнопка....нет, мам, я не знаю, почему загорелись очки мистера Джойвуда....мама....я случайно сломал ему нос...но он же первый! И он старше меня на....на много! Мам, ну мам! Нет! Я же случайно! Зато он больше задирать младших не будет! Мам....а что значит "бесово отродье"? Как это мне ещё рано знать! Я уже большой! Ммммм...пап, что ты...мммм....мммм!!!!!...
Энтони замолчал. Слёзы, смешиваясь с дождевой водой, стекали по его лицу и падали в грязь. Взгляд его приобрёл осмысленность и он тихо-тихо проговорил:
- Джером убил его...Майкл звал маму...вернее пытался позвать, потому что его душили подушкой во сне. А Вероника стояла в дверях и смотрела на второго мужа, убивающего её дитя. И она даже не заплакала. "Бесово отродье"...он сама спуталась в молодости с одержимым. Она изменила первому мужу и в результате на свет появился Майкл. В нём тело несколько капель инферанльной крови. Но этого было достаточно. И она решили во имя Бога избавиться от порождения дьявола. А потом они закопали его маленькое тело здесь, под качелями. Они стали единственным надгробием для малыша Майкла... А он не мог упокоиться с миром. И он забрал их сердца. Ибо им они были не нужны. "Они в душе бессердечны, дак пусть и физически они станут такими!" - говорили ему черти.
Энтони потерял остатки самообладания и разрыдался:
- Как? Как они могли? Как она могла? Ведь это ЕЁ сын! Он.... - Энтони не смог продолжать. Сет взял мальчишку за плечи и отвёл к машине. Когда он доставал две канистры и лопату из багажника, то слышал лишь тихие всхлипы Энтони и его бормотание...

Качели лежали на боку, а на месте, где они стояли красовалась яма, в которой по пояс стоял Сет. На дне ямы лежали кости, и Сет всё не мог решиться начать. Он знал, что произойдёт с духом. И не мог заставить себя сделать это с духом малыша Майкла.
- Давай же, Сет....соберись. Это необходимо. Необходимо...
Парень закурил чёрно-красную сигарету, и не докурив её и до половины, решился. Быстрыми движениями, чтобы не дать себе времени успеть задуматься, он натянул над ямой свой дождевик, снял крышку с одной из канистр и высыпал несколько килограмм соли на белые кости. Откинув в сторону пустую тару, он вылил весь бензин из второй канистры в яму. А потом кинул чёрно-красное сигарету в лужу бензина. Заполыхал огонь, и в его треске отчётливо послышался истошный детский крик...

Приветствую!

Я походу влез не в ту тему, ну да простит меня админство.

Меня давно интересуют проблемы стилизации текста.
В последнее время я активно ищу способ стилизации под мысли, мотивации, речь и действия существ с иной нежели у человека психикой. Существо, чей разум имеет совершенно иную мотивацию, абсолютно чужие нам стереотипы мышления, не испытывает чувств или эмоций свойственных человеческому существу, имеет совершенно иное восприятие окружающей действительности.
Очень сложно выражать мысли, не используя привычные человеку шаблоны и стереотипы, к сожалению даже у состоявшихся мастеров пера невозможно найти ничего подобного, по крайней мере, я не нашел.
Единственное что хоть как-то подходит это стилистика текста в игре «Вангеры».
Все мои попытки сваять нечто подобное провалились, разработать собственный шаблон не хватает мозгов.
Вас никогда не забавляло что какие-нибудь «чужие» в фантастике весьма условно стилизованны, автор в паре мест вставит упоминание о чужеродности их мышления, а в основном тупо шпарит, используя совершенно человеческие стереотипы, логические схемы, ассоциации, мотивации, я уже молчу про речь и мысли, в лучшем случае от балды накропает какой-нибудь абракадабры с понтом что это язык чужих и не более.
Чтобы мысль была яснее, мне приспичило описать существ из разумного улья насекомых, практически полное отсутствие личности, при отличной памяти, абсолютное самопожертвование ради блага колонии, слабые псионические способности на уровне ощущения общего эмоционального фона колонии, слабое зрение, прекрасное обоняние. Отсутствие слуха в нашем понимании, но повышенная чувствительность к вибрации, инсектоидная морфология, отсутствие материальной культуры, общение языком тела, запахом, проецированием эмоций.
Не хочется описывать от третьего лица с колокольни человеческого восприятия, а представить что чувствует, думает, чем мотивируется такое существо я не в состоянии.
Не смотря на обширный изученный материал об общественных насекомых, их поведении, структуре колоний, их развитии и эволюции.

Если у кого-то есть наработки, примеры или идеи прошу ответить, сам я в тупике и не имею ни малейшего представления как подступиться к проблеме. Можно ли вообще представить нечто совершенно отличное от типа мышления человеческого существа.

Всем кто решится, на сей литераторский подвиг, прошу описать ряд событий от лица инсектоида. Кратко, но в едином стиле.
1. вылупление рабочей особи из куколки
2. первые впечатления и действия
3. поиск и прием пищи
4. выход из тоннелей колонии на поверхность
5. восприятие окружающего мира
6. взаимодействие и совместная работа с другими членами колонии

По моему, далеко не авторитетному, мнению это серьезная и интересная задача для любого кто считает себя хоть чего-то добившимся в литературе.

+++++++++++++++++++++++

На сею неблагодарную работу меня вдохновила книга «Муравей, семья, колония» автор А.А. Захаров. (через поисковик найти просто)
Чрезвычайно интересный труд, с большим количеством схем, рисунков, научной и популярной информации о разных видах муравьев.
В советском союзе велись исследования, целью которых было использование муравьев в народном хозяйстве для борьбы с вредителями.
Прочитав эту книгу, мне стало стыдно за человечество, на сколько примитивно наше общество по сравнению с какими-то букашками, которые уже миллионы лет живут при «развитом коммунизме», имеют сложнейшие «торговые» межвидовые конфедерации, ведут войны, меновую торговлю, в том числе и работорговлю. Количество используемых и выращиваемых муравьями видов насекомых, грибов и растений, в десятки раз больше, нежели у людей. Население средней колонии лесного муравья ТРИ МИЛЛИОНА, и каждое насекомое занято своим делом. Общественные насекомые возводят сложнейшие архитектурные/инженерные сооружения, «пасут скот», выращивают грибницы и злаковые, накапливают и складируют продовольствие и строительный материал, имеют сложнейшие системы общения, которые смело можно называть «язык».
Лично у меня сложилось стойкое впечатление, что людям есть чему поучиться у общественных насекомых, наше общество и за тысячи лет не сможет развиться в столь рациональную структуру, существующую в гармонии с природой.

Прошу не судить строго, это одна из попыток стилизовать текст под не человеческое восприятие, (в данном случае не инсектоид). На мой взгляд, совершенно провалившаяся, в тексте множество абстрактных понятий человеческой логики, как я уже упоминал выше, писать без использования человеческих понятий не получается, сам наш язык для этого не предназначен, для понятий чуждых или неизвестных человеку просто нет слов.

Урод.

Тьма, спокойствие и завершенность…
Приятное тепло разливается по всей вселенной…
Звуки льются спокойно и ритмично, отмеряя времени течение …
Вселенная пульсирует размеренно, приводя пространство вязкое в движение …
Я чувствую, как плавно обтекает меня оно, наблюдаю за движением его …
Иногда кажется мне, что так было, есть и всегда так будет. Но память искажает всегда ощущения эти, из прошлого извлекая эмоций сильных отголоски …
Свет… Звуки… Из Вне…
Резкие, рваные, искажающие пространство и само время, они всегда вызывают волну эмоций ярких, навсегда вселенную изменяя …
Нередко вся вселенная в движение приходит, меняя мира стороны местами…
Все пространство сотрясая, движение силы Внешней спокойствие вселенной нарушает лишь за тем, чтоб показав себя затихнуть…
Переливы света, быстрого как мысль, вселенную пронзая, эмоции прекрасные рождают, с воображеньем соревнуясь, прекрасные картины, столь миру чуждые, рисует…
Но время, всех других вещей хозяин, меняет все, и даже память прошлое рисуя, ему подвластно события былые искажает…
И теперь в глубины памяти своей я погружаясь, былых вещей картину узреть не в состоянии…
Ничто в начале великое лишь было…
Затем родилось чувство слабое, и словно не веря что есть оно, затухало и рождалось вновь…
Неопределенно было чувство то, рождение эмоций первых предвещая…
Неумолимо времени теченье в движение приводит всю тьму вещей, чувство все росло и расширялось волнение рождая в пустоте…
Тепло родившись отделило, вселенную от пустоты. А в след теплу пришел покой, волнение вселенной он уняв, все силы, на мира рост направил…
Вязкое пространство, придя в движенье, эмоций бурю пробудило и породило твердь, движение свое вокруг и сквозь нее направив…
Мира стороны родившись, друг с другом соревнуясь, себе искали места, но и найдя, покой не обрели, завидуя друг другу, в движенье приходя пространство сотрясали…
Звук рождаясь, погибал неоднократно поглощенный сильными вещами мира, но время, требуя хранителя покоя, порождало его вновь, слабый но размеренный звук, времени теченье миру показал и вскоре вся тьма вещей, через него, теченью времени подвластна стала…
Но Вне вселенной в пустоте рождалось нечто, мир силою своею сотрясая…
Свет рожден во Вне был, силою огромной обладая во вселенную проник, своевольно и свободно приходил и уходил, картины дивной красоты рисуя…
Вселенная росла пространство поглощая и в стены тверди упиралась, что не раз спасали ее от гибели в Ничто, теперь мешали росту…
Вселенная однажды странное движение тверди породило и часть его являлась мной. Тогда я осознал себя как нечто новое, отличное от всей тьмы вещей, являясь частью мира, мог волей движение рождать своей…
Сила моя росла и вскоре твердь в движенье приходила, прогибаясь под моею волей…
Теперь весь путь свой вспоминая, осознаю себя способным прорвав преграду тверди, с силой встретиться, мир породившей, чтоб продолжать свой рост или исчезнуть…
Во Вне…
В Пустоте…
В Ничто мир породившей…