В попытке не вписаться в возникшее на пути препятствие - исполинскую фигуру храмовника, - воровка едва не испытала головой надежность переборок: джамперы раскрылись вовремя, но вот силу толчка, многократно увеличенную включившимися искусственными мышцами экзокостюма, Йонки не рассчитала.
Над головой Ярви пролетела черная тень и приземлилась где-то вне поля его зрения: судя по звукам, не слишком удачно. Но и юному самандар пришлось не слаще. Большой тюк выделанных кож из домена Бак-хойдо, самого северного из четырех больших островов, чуть не сбил его с ног. По решетчатому настилу протопали, поминая то демона У, то его престарелую бабку, матросы.
- Эй, храмовник! Наверху не помешает твоя помощь! - сообщил тот, который был ниже, с лицом, плоским и желтым, как большая лепешка из бао-гу. - Отрабатывай свой проезд!
- А мы тут посторожим, - торопливо добавил второй, жилистый и рябой, и насквозь прожаренный солнцем.
Самандар выпрямился во весь свой недюжинный рост.
- Нет.
Про монахов-воителей говорили, что они непомерно самоуверенны и горды - и объявленные вне закона не откажутся от своих плащей. Хоть традиционная накидка не похвасталась бы белизной, но свернувшаяся в кольцо рептилия на гербе даже в полумраке сияла мазками свежепролитой крови.
- Вы идете наверх, вы оба.
- Вот упрямый гаденыш, - сокрушенно вздохнул долговязый матрос.

Надо было признать: с балкой сестры слегка промахнулись. И самой балкой тоже. Но никто, включая хвостатых бандиток, не сумел предсказать, к чему привел бы их промах. Тяжеленный противовес (устанавливали всей командой, чуть не умерли, вгоняя колья и высчитывая длину веревок) по красивой, хоть и не идеальной дуге пролетел мимо вслед за балкой и угодил барку по носовой части.
- Ваааа! - ошеломленно сказала летяга с серьгой в правом ухе.
- Сим! - без тени сомнения подтвердила вторая.


***

Двое на одного, да и в узком проходе как следует не развернуться, так что двое подкупленных незадолго до рейса матросиков справедливо считали, что расклад сил неравный. Просто не предполагали - насколько. У мальчишки-храмовника лицо сделалось отрешенно-сосредоточенным. Он плотнее сжал губы, но взрослее от этого не стал выглядеть. С долговязым он справился быстро; тот был прямолинеен, не слишком умен и весьма опрометчиво думал, что кистень - аргумент в любом споре.
Рябой все же успел на удачу и наугад ткнуть ножом, лезвие пропороло белую ткань и украсило легкий походный доспех глубоким порезом. Если бы удар был точнее, у матросика был бы шанс убежать, но скрепленные витыми шнурами пластины из толстой, вымоченной в соляном растворе кожи шли внахлест.
Самандар оглядел поле битвы, вытащил спрятанный между ящиками и тюками длинный меч в плотных кожаных ножнах на длинном ремне и закинул его за плечо. Эти двое уже не позарятся на драгоценный сундук, это значит, что можно подняться на палубу и узнать, почему такой шум.

Последний прыжок дался сложнее всего. Пальцы скользили по пластиковому порожку и Йонки едва-едва смогла подтянуться и перевалиться через край люка. Пару секунд она позволила себе полежать, восстанавливая дыхание, и животом ощущая приятный холод палубного настила. Наверху, судя по доносившимся крикам, звукам, больше всего похожим на выстрелы, и нескончаемому топоту, творилось что-то невообразимое. Здесь же, на средней палубе, было безлюдно и спокойно. По крайней мере, пока.
Воровка сложила джамперы и осторожно заглянула в распахнутую настежь дверь одной из кают. Никого. Только разбросанные кругом вещи свидетельствовали о том, что обитатели покидали это место в крайней спешке, по возможности прихватив с собой самое ценное. Йонки почти машинально пошарилась в ящиках - может, все же найдется, чем поживиться? Ничего стоящего там не оказалось. Недовольно хмыкнув, девица подобрала пару "тряпок", что выглядели подороже, и сунула их в заспинный карман комбинезона.
Зато в следующей каюте воровку ждал подарок - на полу бликовали медные овалы монет... мелочь, а приятно! Нанизывать дока на шнур времени не было, Йонки просто ссыпала найденное в кожаный мешочек. Тут же, у кровати, обнаружилась цепочка с медальоном. С виду - золотые. Прихватила и их.

Сверху, где-то над башкой, жужжали чудиковы механизмы, быстро-быстро разматывался трос. На тросе куском ничтожества болтался Джош. Он не любил отрываться от земли, так сказать. Не любил, когда вокруг ничего нет, есть в этом какая-то беспомощность. Но прыгать на палубу раненого судна без тросика... плохая идея. Джош это видел, Джош это делал. Это действительно плохая идея. Верьте на слово.
Палуба приблизилась, и Джош согнул ноги в коленях, прижал подбородок к груди и сжал в руке нож. Дальнейшие его действия ему очень нравились - он, как любой мужчина, знающий, что выглядит мужественно, видел себя словно со стороны и зрелище его радовало. Ступни коснулись палубы, и Джош тут же завалился набок (весьма элегантно), еще в падении одним точным ударом обрезал трос и перекатился через плечо, встав в конце движения на одно колено, готовый встретить опасность лицом к лицу. Воображаемые зрители мужского пола скрежетали зубами в бессильной ярости и зависти, дамы краснели и смотрели томно, зазывно. Джош знает себе цену.
Рядом очутилась команда, все, кроме Чудика и Айхо. Чудик всегда остается на корабле, у Айхо свои методы. Джош издал боевой клич и ринулся в атаку.

Таинственный наниматель, который прибыл сюда вместе с Джошем и его командой – видно, доверял меньше, чем разномастной компашке со второй лодки, - не говоря ни слова, напрямик отправился к спуску в трюм. Он как ножом рассекал толпу из растерянных пассажиров и снующих с отчаянной деловитостью матросов. Ну да поди не расступись перед этой высоченной темной фигурой – стопчет.

Абордаж не был для шкипера неожиданностью – скорее наоборот. Без чьего-то умысла редко падают с неба тяжелые балки. Да и двигатели просто так из строя не выходят, если механик хороший – а на «Бронзовом драконе» он стоил своих денег... по правде говоря, стоил больше, чем Тихоход платил.
Но, как ни странно, это давало надежду. Если бы корабль собирались добить совсем, вряд ли что-то могло бы помешать, а так еще некоторое время есть. Надо только отбиться. Где проклятый храмовник?
- К оружию! Разверните картечницу! – заорал Браборд и замахнулся увесистой тростью на ближайшего чужака.
Кто-то из команды попробовал выполнить приказ - дуло начало поворачиваться, грозя смести все на палубе.
Хронометр в ноге громко тикал, отсчитывая оставшиеся мгновения жизни корабля.


***
Со стороны лестницы раздался гулкий звук шагов - несколько человек поднимались из трюма. На всякий случай Йонки нырнула под койку. Вовремя, через несколько секунд в дверном проеме возник один из имперских гвардейцев - из своего укрытия девчонка видела только ноги, но обувь была узнаваемая - высокие ботинки из грубой кожи с закругленными, защищенными металлическими пластинами носами. Голенище тоже закрыто бронзовым "панцирем". Должно быть, очень неудобные и ужасно тяжелые. Такими пнут - ребра целыми не останутся точно. Живенько нарисовав себе перспективы в случае, если хозяин ботинок ее обнаружит, Йонки сжалась и постаралась даже не дышать. Внимательно осматривать помещение страж, к счастью, не стал. Потоптался на пороге и прошел дальше.
"Жетоны наверх волокут", - догадалась воришка, и сердце отчего-то забилось быстрее. Товар с точки зрения сбыта опасный - слишком велика вероятность нарваться на подставу. Но если знать, кому предложить, то и куш можно неплохой сорвать. Обстоятельства, впрочем, не оставляли никакого шанса успешно присвоить хоть несколько вожделенных "пропусков в жизнь": сунуться к гвардейцам, когда те в полной боевой готовности, мог только конченный идиот. А идиоткой Йонки не была.

Об условном сигнале не договаривались, им бы стал либо глухой удар о балку и металлический скрежет обшивки, либо - если бы экипаж вдруг заметит неожиданное препятствие, - стон выворачиваемого руля.
Нет, не зря они накануне положили на подготовку три ночи. Они бы провозились и дольше, но одна из летяг, приложившись к пузатой бутыли из молочно-зеленого непрозрачного стекла (Хёг немедленно заподозрил, где конкретно сестрицы разжились добычей, так как хорошо знал эту бутыль, в которой хранил контрабандный виски), вдруг запрыгнула на верстак и пронзительно застрекотала. Скорострельная "речь" сопровождалась хаотичными на первый взгляд взмахами лапки с зажатым в ней куском графита. Когда переборка украсилась сложной схемой, в которой была задействована система блоков от бегущего такелажа, тесак, шлюп и обломок скалы, рыжеволосая малютка очень мило рыгнула, закрыла глаза и мешочком повалилась на пол. Хёг едва успел подхватить ее на руки и, принюхавшись, доложил:
- Да она мертвецки пьяна, вот зараза!
Тем временем вторая сестра ухитрилась спасти бутылку и вознаградила себя, разделавшись с содержимым.
Блоки взвизгнули, задымились от трения о витые металлические тросы, а свободный от цепи валун едва не лишил "Ву-лэй мэй" планширя по левому борту. Но план юных бандиток удался на все сто: вдруг отяжеленная балластом шхуна разом сбросила высоту, а натянутые хитроумно канаты (Хёга Тиммера до сих пор подташнивало от внезапного приступа головокружения, стоило припомнить, как татуированный кудлатый юнец вбивал крюки, зависнув над бездной) изменили траекторию корабля. "Ву-лэй мэй" как магнитом подтащило к "Бронзовому дракону".
Оставалось лишь спрыгнуть на палубу.

Круговерть, хаос. Лава бушует далеко внизу, водоворот боя бушует на палубе. От раскаленного океана нельзя защититься, но его можно избежать - достаточно лететь высоко, и волны не поднимутся за тобой до островов. С людьми всегда есть шанс, но они готовы преследовать тебя там, где не достанет равнодушная ярость стихии. Они упорны и настойчивы, они умеют строить планы...
И все же сейчас все замыслы крошились и забывались в мгновении.
Противник Браборда уклонился от трости и нанес удар, шкипер парировал его, и завертелась схватка, где не было ни строя, ни плеча рядом, схватка, распадающиеся на отдельные водовороты поединков или, если кому-то не улыбнулось неба, боя против двоих сразу.
Было просто чудом, что он ощутил толчок, когда палуба дрогнула, и оглянулся.
В схватку, кажется, вступала еще одна сторона... и именно сейчас в голове Тихохода мелькнуло нехарактерное для него стремительное озарение. Он заплатил за невнимательность резаной раной предплечья, но это были пустяки.
Это был шанс. Если новые чужаки – союзники, то все пропало, но если нет...
- Всем пробиваться вниз! - заорал он, - кроме Сейла и Ти.
Так звали тех, кто был у картечницы. Сейчас его матросы спрячутся, а чужаки вступят в схватку. Кто бы ни победил, их будет много меньше. Оставшихся сметет с палубы выстрел, под который не попадут свои, ну а если уж кому-то и тут повезет, на то есть экипаж. Рискованно – но возможно.

- Будь я проклят... - раз, должно быть, в десятый бормотал Хёг Тиммер, до судороги в кистях вцепившись в штурвал и с трудом удерживая на лету "Ву-лэй мэй".
Весь обширный запас заковыристых многосложных ругательств поиссяк, когда на подлете картечница барка превратила обшивку днища его маленькой шхуны в решето; изрядно погнуло рулевое перо.
- Самандар, будь я проклят... Действительно, самандар! Слышь, друг, - бросил он, не оглядываясь, коротышке-механику. - Уж не думал еще хоть раз увидеть храмовника в деле. Но, видать, таково мое везение...
- Ты хотел Адзусу в действии, - с некой гордостью пробасил тот, - сейчас увидишь.
Коренастый Рато не обращал внимания ни на пробоины в днище, ни на суету на палубе, где смертельным вихрем орудовал его татуированный подопечный, он закончил мастерить свое затейливое произведение и ловко перекинул рыжей малютке. Больше всего оно походило на гирлянды, какие развешивают по праздникам в Столице. Девчушка обмотала ее вокруг пояса и, растопырившись, перепорхнула с одного корабля на другой.
Хёг присвистнул.

«Коготь» вцепился в скалу якорем, явно желая оправдать свое название. Чуть ли не вся команда глазела на разворачивающееся чуть ниже зрелище. Рулевой Эдш тоже смотрел и складывал свои мысли в слова, как умел.
Ишь ты, думал он. А мы не ждали. Капитан Лин говорил – «Бронзового дракона» трогать нельзя. Тут нашего «Когтя» мало. Целая птичья стая нужна. Капитан умный, он знает, кого трогать можно, а кого нет. Потому и живем. Не работаем, деремся мало, а жратвы и выпивки хватает. А чего ж – те, кого берем, сами сдаются обычно. Нас боятся, купчишки. Мы то с оружием, лихие ребята. Как я. А они – тьфу... Важно только места вовремя менять, чтоб не замели. Лин знает.
А тут кто-то решил Тихохода взять. Во дураки. Добро бы Скагга, так нет. Что будет-то!..
О, капитан орет атаку. Это верно, надо брать, пока дают. К рулю надо.
Помощник рядом топает, зудит. Лицо всегда хмурое, смотреть тошно. Даже борода хмурая и мрачная. Не дело говорит, надо бы остеречься. А добычу с победителя снять, ежели шанс выпадет. Он тоже умный, помощник. Но мы б с его умом померли от пустого брюха, потому что всегда говорит – не выйдет, дескать, потому, что...
Так что капитан умнее.
А дальше Эдшу думать было некогда, он вертел штурвал, а на два дела сразу его никогда не хватало.
«Коготь» вышел из-за скал, норовя вцепиться в добычу.

Небольшой осколок базальта чиркнул карго-мастера по скуле.
- Наше! - требовательно пискнули в унисон две малютки; у одной в правой лапе была зажата праща, а на поясе висел мешочек с камнями. - Отдавай!
Та летяга, у которой серьга была в левом ухе, раскрутила пращу над головой, а вторая, закончив приматывать к стойке мачты какой-то предмет, нехорошо похожий на взрывное устройство, спрыгнула на плечи Сагеты, вознамерившись пустить в ход когти.
Но была отловлена за живое. Карго-мастер, не жалея кожи на спине, резко сдернул нахалку за торчащий в прорехе коротких шортов хвост. В другое время он просто скинул бы ее на палубу – но то в другое время.
- Вот гадина! – прорычал он.
Крутанул верещащую девчонку, словно грузик на веревке, и метко швырнул в зияющий черным квадрат спуска в трюм.
Кто другой от такого удара свернул бы себе шею (или переломал часть конечностей), но девчушка, свернувшись в очень плотный коричнево-рыжий клубок, мячиком прокатилась по перекошенной, гуляющей ходуном палубе и свалилась в открытый люк. Изнутри долетел пронзительный визг протеста.
Вторая летяга пришла к мнению, что сверкать в злобе глазами на кого-либо бесполезно (да и выгоды не принесет, sim!), и шмыгнула в трюм за сестрой.

Они все-таки осознали промашку, но поздно; это было похоже на танец со смертельным финалом. Своркой уличных блохастых собак, раз за разом пираты смыкали кольцо, а когда хоровод распадался, кто-то оставался на палубе – кто с проломленной головой, кто с распоротым животом, кто разрубленный от плеча до пояса. На мальчишеском гладком лице самандар не было ни злобы, ни упоения, мальчишка словно отрабатывал неприятную, тяжелую повинность, только между изломленных напряжением бровей залегла глубокая складка. Так же сосредоточенно и отрешенно он, должно быть, выпалывал бы сорняки, таскал камни после землетрясения или разбирал сложный текст древних рукописей. Ящерица, прикусившая собственный хвост, у него на белом плаще, словно в пламени, купалась в алых брызгах чужой крови.
Пока план Браборда казался осуществим, ему сейчас никто не угрожал, и все же Тихоходу было страшно. Страшно смотреть, как схватка скручивается лавоворотом, втягивается в храмовника, чтобы рассыпаться кусками плоти и металла. Хронометр пульсировал замедлившимся временем, а шкиперу казалось, что этого человека – человека? – невозможно остановить, что воронка, центром которой стал самандар, втянет и перемелет все, перестав разбирать врагов и союзников. Смертоносная и безразличная, как мясорубка, которая вращается сама.

А рулевой Эдш опять ни о чем не думал, и на этот раз окончательно. Он лежал на палубе, широко раскинув руки. Очень широко, потому что правая вместе с плечом на шаг отлетела от туловища. Он даже не понял, что происходит. Впрочем, многие из тех, кто был умнее – тоже не поняли.

Каждое существо было погружено в сияние - у каждого свой цвет, своя сила. Кто едва тлеет, как ночной жук-лисмаскар, кто пылает, точно солнце полудня. Вторых меньше. Но - объятые ужасом или яростью, в ненависти и в страсти - все светятся ярче.
Адзуса втянул носом воздух - пот, горячий металл, дым, расплавленный пластик. Где-то в этой толпе пахло смертью. Не людьми, чью жизнь только что укоротили, но тем, кто их жизнь оборвал. Это было - забавно. Кровь бежала по жилам быстрее только от предвкушения встречи.
Вестник смерти и разрушения, он прокладывал туда дорогу через ополоумевшую толпу - как сквозь рой ночных мотыльков. Два коротких, заточенных с обеих сторон клинка в руках с одинаковой легкостью рассекали живую плоть и металл. Адзуса не добивал раненых, ничего не задерживало его стремительное продвижение, ничего не должно было стать препятствием.
И, в конце концов, они встали друг против друга - порождение темного пламени и объявленный вне закона рыцарь света. Ты - огонь, я - тень, ты - свет, я – тьма... Если бы Дракон-хранитель Столицы наблюдал за поединком (хотя кто мог знать наверняка, что он не наблюдает?), то сказал бы, что провидение обладает своеобразным чувством юмора.
Искривленный короткий клинок с разворота вошел в щель между пластинами легкой кирасы. Самандар зашипел сквозь зубы, перекинул меч в другую руку. Адзуса откатился, почти оглушенный ударом в висок, сплюнул кровь и вновь прыгнул на врага.

Задыхаясь и кашляя, Скиди Лёв отодвинул заслонку, прикрывающую иллюминатор, и, подальше высунув голову, вдохнул жаркий утренний воздух. Мимо протарахтел перегруженный винтолет, направляясь к тонувшему в бурой дымке далекому берегу; пассажиры висели на нем гроздью спелой виндрувы. На мгновение показалось, будто в разрыве туч восходящее солнце отразилось от округлого гладкого борта цвета тусклого серебра. Но разглядывать - не идет ли мимо равнодушная к бойне, смертоносная сама по себе "Невеста", выбирая следующего жениха, - было некогда. Наверху глухо бухнул взрыв, и обломок пилона, кувыркаясь, чуть было не лишил Скиди буйной головушки, а "Бронзовый дракон" - моториста.
Лёв ладонью размазал по распаренному от духоты, почерневшему от копоти лицу грязь. Кинул взгляд на приборы. Если зрение не подвело, то чуть ниже фарватера в шхерах плавал небольшой островок, боги весть что, но тяжесть изрядно потерявшего в весе барка он выдержит.
- Эй там, в рубке! - прохрипел Скиди в раструб корабельного телефона. - Меня кто-нибудь слышит?

Над Брабордом можно было смеяться - и посмеивались порой, - но, похоже, что, пусть медленно, не так сразу, но одноногий шкипер перетягивал удачу на свою сторону. Мироздание, должно быть, действительно любило шутить - легонькая "Ву-лэй мэй", накрепко пришвартованная к барку борт о борт, единственным своим баллоном удерживала "Дракон"-подранок в воздухе и придавала остойчивость.
Сражение на палубе упорядочилось... если можно так сказать о сражении. Даже стало понятно: кто нацелился и на что.
Рыжий громила теснил имперских солдат к борту; сувэй отмахивались и, потея, волокли обтянутый металлическими лентами, небольшой сундук.

Нельзя сказать, что Джош не боялся. Есть два типа людей, которые не боятся, но Джош не был дураком и не был трупом. Нельзя сказать также, что он дрался сейчас с каким-то особым упоением. Джош любил хорошую драку, в нем много огня и огонь этот требовал жить, требовал гореть, требовал двигаться и хохотать, и вести себя агрессивно, и даже курить - всего требовал огонь. Сухая, злая, настоящая мужская стихия. В иные времена Джош поддавался стихии и обращался в чистого они. И тогда жестокая игра, которую он устраивал, потакая внутреннему огню, с полным правом звалась онигокко, ибо водил в этих салочках уже не веселый рыжий парень, а оскалившийся красноволосый демон... Но сейчас в Джоше было не так много огня, чтобы он позабыл обо всем на свете. Сейчас в Джоше было много рабочего настроя, а он сбивает пламя.
Джош переместился туда, где был храмовник - что ни говори, а основная опасность здесь исходила от этого длинного парняги в белом плаще. Смазливая мордашка, а прическа похожа на жгуты пещерного мха, растущие из головы. Такие нравятся женщинам. Но Джош совсем не женщина. Рыжий нашел взглядом Дылду, только что удавившего голыми руками какого-то парнишку, и глазами указал на храмовника, сражающегося с Адзусой. Адзуса, вроде, не уступал, но... "Дай ему в торец, я прикрою", вот что сказал Джош Дылде, и Дылда понял.
Он кивнул и, подняв с палубы оброненный кем-то короткий меч, ринулся в атаку, а Джош быстро глянул по сторонам, и наткнулся взглядом на Святую. Она стояла прямо, широко раскрытыми глазами глядя на Адзусу, вокруг нее кого-то били, кого-то резали, но она не замечала.
- Девочка? - проговорил Джош, подаваясь к ней, и успел заметить, как поменялось выражение ее лица.

(помогаю)

Больно... Больно... "Те, кто недостаточно понимают опасности войны, не могут понять и выгоду от войны". На каждое движение отвечать ударом, и да будет это "подобно удару точильного камня о яйцо, это подобно пустоте и полноте". Улыбчивое смуглое лицо, слишком юное для таких внимательных, холодных, страшных глаз. Он смотрит на стену, потом на слугу, на голову выше него, потом опять на стену. Ему безразлично. Все. Безразлично. Кроме эффективного результата.
Больно... Крик отталкивается от стен, резонирует, режет ухо. "Ци трех армий можно вырвать с корнем, разум полководца можно отнять". Она кричит, как безумная. Ногти содраны о каменные плиты. Руки избиты в кровь.
Зато знает, что делать.
Опираясь на неподвижность и твердость земли, на неощутимость воздуха... Каждый удар достигает цели. Ничто не становится препятствием... словно сквозь рой ночных мотыльков... Языки пламени. Распространяются быстро, неостановимо, эффективно.
...постоянно помнить... ты должна умереть... быть готовой к смерти...
Он смотрит ласково, он говорит нежно, но эта мягкость не прячет ледяного металла в его речи. Каждое его слово достигает цели. Ничто не станет ему препятствием. Он знает, что делать.
Твой Путь - это смерть. Серебро клинка в черноте бесконечной ночи.
Я готова к смерти.

Джош кинулся к ней за секунду до того, как подумал, что бежать нужно от нее. Он уже видел, что с ней бывает, когда на нее находит... это. Когда она вспоминает.
Он говорил как-то с одним врачом и тот с умным видом перечислил все, что происходит со Святой своими умными словами. "Немотивированная агрессия, повышенная бдительность, взрывная реакция, нарушения памяти" - Джош все хотел, чтобы доктор увидел это своими глазами. Особенно, конечно, немотивированную агрессию. Пусть после этого скажет свое "неизлечимо".

Святая закричала высоко и как-то открыто. Джош слышал, как кричат при родах женщины, это было похоже. Но то, что рождалось из Святой, ничем не напоминало младенца. Чудовище, да и только. Холодное, злое чудовище. И ничего человеческого.
Первым ударом маленького кулачка она разорвала печень парню, которому не повезло оказаться рядом с ней без щита. Вторым ударом она пробила ему висок острым локотком. Джош затормозил в движении, но было поздно, он успел увидеть ее глаза, а потом было только больно, и взгляд заволокло постепенно красным, а затем чернотой. И последнее, что он успел подумать, так это что Дылда остался без прикрытия.

Его не заметил ни один из сувэй. Были слишком заняты. Нет, конечно, они были готовы к нападению, оружие держали наготове, перемещались не слишком быстро и не слишком медленно, зорко следили за окружающим... Но ни один из них не был готов к Айхо. Просто у одного из парней, тащивших сундук, вдруг подкосились ноги и он упал на палубу - позвоночник его был сломан, а второй, повернувшись, увидел перед своим лицом длинную, как у ящерицы, пасть с рядом конических зубов. Очень больших. Очень острых. Очень близко.
Так сундук лишился носильщиков. Он гулко ударился о палубу окованым углом, десяток жетонов раскатились по доскам.
Охранник завопил благим матом и наотмашь ударил Айхо коротким мечом, больше от страха, чем для убийства - так отмахиваются от паука, внезапно опустившегося на паутинке перед глазами. Айхо резво отшатнулся от солдата и, раскрыв пасть, вскрикнул и зашипел на него.
- Аай-ххо...
Покрытое жесткими перьями тело Айхо напоминало равно тело птицы и пресмыкающегося. Айхо развернул огромные крылья и стали заметны длинные когтистые пальцы.

(опять)

- Летучая тварь! - трясущимися руками сувэй выхватил пистоль и выстрелил, пуля прошила маховые перья.
На длинных ногах "тварь" по-птичьи подскочила к стрелку и ухватила зубами за запястье, выкручивая руку. Пострадавшим крылом Айхо ударил сувэй по голову и тут же развернул оглушенное тело между собой и оставшимися охранниками. Те уже приходили в себя от первобытного ужаса. Они ждали, что "тварь" взлетит сейчас, с телом их товарища в когтях... Но Айхо не собирался покидать палубу. Не из героизма, не из азарта. Птицеящер, Древнее Крыло, Айхо-Летун не умел летать. Он хорошо планировал с высокой точки, мог неторопливо перемещаться по прямой, возвышаться на восходящих горячих потоках воздуха, нагретых лавой, но крылья его были слишком велики и тяжелы для взлета с поверхности.
- Аааай-ххо! - крикнул птицеящер, выпустив из пасти искалеченную руку сувэй, перехватывая его тело когтями крыльев. - Аай-хо!

Вот теперь в ушах не просто шумело – голова гудела, как колокол; в венах кровь билась толчками, омывала, бодрила, уносила боль и усталость. Во рту привкус металла. Адзуса вновь поднялся, стряхнул навалившихся людей, развернулся, потеряв из вида противника, а с ним частичку удовлетворения. Матросик, который только что полоснул его по спине абордажным тесаком, попятился, остальные тоже утратили боевой пыл.
Кожаную безрукавку пришлось сбросить, разодранная почти надвое она только мешала. Вытатуированный на спине рогатый демон в чешуе пламени будто слизывал кровь, что текла вдоль позвоночника.

Ярви перехватил за древко короткое тяжелое копье (таким легче бить сверху по голове, как дубиной, притупленный зазубренный наконечник не прошиб и доски), меч вошел в тело сверху, перерубив позвоночник; коротышка-пират с вытаращенным от испуга глазами так вцепился в оружие, что выпустил его, лишь когда укатился к пробитому борту. Самандар вытер лезвие о накидку.
Недавний противник измотал его, но пока того скрыло под волной чужих тел – точно выброшенный в мусорную кучу труп под волной прожорливых жуков-пёпё - можно было остановиться, перевести дух, осмотреться. И – почти развернуться на месте, уходя от короткого чужого меча.

Дылда не был особенно хорошим фехтовальщиком, но чаще всего от него это и не требовалось. Дылда был высокий, длиннорукий, сухой, весь из костей и жил, и разумный противник видел, что Дылда вынослив и может бесконечно держать врага на расстоянии вытянутой руки, а полуразумный противник обыкновенно боялся всякого, кто выше на голову.
Первый удар прошел мимо, но меч был коротким, а значит довольно легким, и Дылда без промедления крутанул его, заставляя набрать скорость и провел второй удар - лезвие скрежетнуло о металл вовремя подставленной наручи, оставив глубокую борозду. Они были почти одного роста, Дылда и юный храмовник, и даже могли оказаться ровесниками, и при других обстоятельствах встреча прошла бы иначе. Мальчишка скривился от боли; наверное, в первый раз за бой на его лице появилось какое-то иное выражение, кроме брезгливой сосредоточенности. А Дылда заработал удар кулаком с зажатой в нем рукоятью меча по виску.
Удар был сильным, Дылда выронил меч и мотнул головой, словно настраивая утраченную четкость зрения. Поднимать оружие было бы глупо: одна потеря времени и предоставление противнику отличной мишени в виде - опять! - собственной головы. Дылда не стал долго раздумывать, просто кинулся на храмовника, охватил его руками в борьбе, сгреб в охапку и развернул спиной туда, где стоял Джош. У Джоша есть в запасе секунда-полторы, чтобы выстрелить в спину храмовнику или ткнуть чем-нибудь острым, металлическим и пригодным для тыкания... Но Джоша не было. Дылда видел, как буйствует Святая, как повалилась к ее ногам очередная жертва с вырванной гортанью, заливая палубу кровью, но Джоша нигде не видно...

Его ударили коленом в пах – раз, второй, третий, самандар не был намерен сдаваться. Дылда слушал его дыхание у себя над самым ухом, пока не потемнело в глазах от боли. А потом сквозь муть он увидел над собой занесенный меч и понял, что копошится на палубе и что сейчас его убьют.
Луч был тонкий, ослепительно алый; на мгновение он, как прочная нить, связал двух человек. И погас.
- А!.. - растерянно воскликнул Хёг Тиммер, который наблюдал за сражением с ходового мостика "Ву-лэй мэй".
Он хотел сказать много больше, да коротышка-механик зажал ему рот.
- Не вздумай, - басовито прогудел он. - Помянешь их - накличешь беду.
Словно в хорошо отлаженный механизм сунули железный прут - самандар, сбившись с ритма, опустился на одно колено рядом с Дылдой. Попытался вновь встать, опираясь на воткнутый в палубу меч, но не смог. Капли раскаленного металла (левый наплечник оплавился и потек) тяжело ударялись, прожигая на несостоявшемся мертвеце куртку.
Дылду мутило, разогнись он - немедленно вырвет. Но разогнуться было бы истинным подвигом, после нескольких точных ударов самандр принять богоугодное вертикальное положение никак не представлялось возможным. Дылда глубоко вдохнул и его замутило еще сильнее, так, что он качнулся и распластался на палубе. Сверху на него свалилось нечто тяжелое, пахнущее горячим металлом, придавив Дылду окончательно и лишив путей к отступлению. "Джош пропал... - подумал вдруг Дылда, вместо размышлений о том, чем бы ему заняться в посмертии, буде таковое произойдет. - Где же Джош?.."

Молчаливая высокая фигура в коричневом плаще безразлично отвернулась от самандар и придавленного им Дылды, и направилась к зияющему чернотой спуску в трюм. От человека такого размера ожидаешь тяжелой поступи, но этот скорее скользил по палубе – беззвучно и неостановимо. Никто даже не пытался броситься ему наперерез.
Не замедляя шаг, человек в плаще и темных очках на пол-лица оторвал и швырнул в сторону безнадежно прожженный палец черной кожаной перчатки. Во тьме зловеще переливался кроваво-алым крупный камень в кольце на левой руке.

Рулевой Чиль съежился у штурвала. Он совсем недавно ходил на "Драконе", а в боях не бывал ни разу. Так что убежал бы, но любое другое место было не лучше, не безопаснее – везде страшно. Пару раз он уворачивался от ударов – совершенно случайных, но тем не менее они могли быть смертоносными. И меньше всего он ждал сейчас, что оживет переговорная трубка, заговорив привычным голосом моториста. Правда, искаженным, но это такие мелочи.
- Да, - радостно ответил он, будто это обещало спасение. – Да, я тут.
Конечно, надлежало назвать свое имя, но в этаком пекле забыть немудрено! Скиди отозвался не сразу; в машинном отделении дыма сейчас было больше, чем воздуха, так что перханье и сдавленный кашель ему можно было простить.
- О. Надо ж... - в конце концов, услышал Чиль. - Там есть кто-то живой.
- Э... Наверное, - оглянулся по сторонам рулевой. На палубе кто-то застонал и рухнул. - Если это уже не пекло.
- Оно ниже, парень! - сипло хохотнули в трубке.
Среди экипажа "Бронзового дракона" (плюс еще в тавернах во всех тех портах, куда барк-каботажник заходил по дороге) бытовало мнение, что если кто-то сумеет выжить, рухнув в лавовый океан, так это Лёв.
- Бери ниже и два румба справа. Видишь там что-нибудь?

Кто-то широкоплечий отлетел в сторону от сильного удара и временно освободил вытянувшему шею Чилю обзор.
- Груда камней болтается, - крикнул он. – Чуток побольше «Дракона»!
Рулевой вертел штурвал осторожно, чтоб не привлекать внимания и ненароком не перевернуть изувеченный корабль. Кажется, мало кто из дерущихся заметил, как палуба слегка накренилась.
- Правь туда! Посади нас на камни... - Скиди снова закашлялся, отдышался. - И тогда не потеряем корабль.
- Мы?! Или те, кто захватит корабль. Ладно, все лучше, чем наверняка поджариться. Ты там цел? Держись, скоро изрядно тряхнет. Мягкой посадки не обещаю.
Сейчас Чиль держался уверенней. Конечно, его все еще могли убить, но теперь он был как-никак, а при деле.

...будь как лава. Огненные лепестки складывались в цветок. Черные доспехи были выпотрошены, механическая начинка, бесполезная, теперь мертвая вывалилась наружу. Невысокий человек - лица нет, только белая маска - указывает на себя.
- Убей меня.
Опираясь на неподвижность и твердость земли, на неощутимость воздуха... Каждый удар достигает цели. Ничто не становится препятствием... словно сквозь рой ночных мотыльков...
...постоянно помнить... ты должен умереть... быть готов к смерти...

Блок встречает удар, а ответный удар натыкается на почти идентичный блок. Адреналиновый шквал в крови уносил боль. Его новый противник был хорош, быстр, точен, безжалостен - как он сам. Адзуса перехватил руку девушки, что секунду назад чуть не лишила его головы, смял запястье; можно было оглохнуть, так ритмично грохочет ее сердце. Этот танец они могли танцевать вечность.
...до жертвы всего один шаг, когда между ними скользит чья-то легкая тень. Взмах - на груди от плеча наискосок набухают разрезы.
- Ты действительно полагал, что убить меня будет просто?
Святая ахнула, словно от неожиданности и чуть рванулась назад. Очень правдоподобно, если не смотреть в глаза.
...это путь обмана. Поэтому даже если способна... показывай неспособность.
Следующее, что она сделала, был удар. Слишком низкий и подлый, чтобы к нему были готовы рыцари, слишком эффективный, чтобы защититься от него случайно или инстинктивно. Ее учили вести бой, словно беседу, когда два клинка говорят на одном языке. Но еще прилежнее она училась убивать. Это не меч, благородное оружие, дающее шанс. Это кнут, молчаливый и безжалостный. Он не ведет разговоров. Он просто бьет.
Когда ее противник избежал нападения и ударил в ответ, у Святой на миг сбилось дыхание.
Если он в гневе - выведи его из себя, если он горд, будь почтителен.
Он не был горд, он не был рассержен. Святая моргнула невпопад.
Нападай там, где он не приготовился. Иди вперед там, где он не ждет.
Он был готов ко всему, он ожидал всего. Совсем как огонь, что живет, пока горит.
Совсем как она.
Святая поймала его взгляд и увидела собственное отражение. Мир, до того состоявший только из действия и реакции расширился вдруг до осознания, зрения и боли.
- Почти несравненна. Почти бесподобна. Знаешь, что это означает? Никто не равен тебе... почти, - мужчина улыбнулся. - Почти.

Мироздание, должно быть, действительно любило шутить - легонькая "Ву-лэй мэй", накрепко пришвартованная к барку борт о борт, единственным своим баллоном удерживала "Дракон"-подранок в воздухе и придавала остойчивость.
Не один и не двое с «Дракона» посчитали ее лучшим средством спасения, нежели шлюпы, и вознамерились сделаться незваными пассажирами. Первое, на что они натыкались, был тяжелый взгляд маленького коренастого человечка в кожаной куртке, который встречал их у борта. Второе – его мечи: короткий и длинный. Некоторым такой аргумент казался неубедительным. Недолго. У них осталось ровно столько времени сожалеть об ошибке, сколько заняло падение в лаву далеко внизу. По кускам.

Пушка содержалась в хорошем состоянии, но отнюдь не предназначалась для обстрела собственной палубы. Да еще удар по носу... Браборд помогал ее разворачивать и думал, что залп, скорее всего, сметет всех или почти всех... не исключая и самандар. Это было и неприятно, и просто страшно, особенно если не вовремя вспомнить легенды. Но впрочем, ведь уж храмовник-то наверняка уцелеет, у него должен быть секрет, ведь правда? А если и нет - что ж, охранник, обеспечивший победу, отвлекая на себя врагов, делает свою работу, и не всегда остается жив, это обычное дело...
К тому же шансы рухнувшего на колено самандар выжить после залпа выглядели не более сомнительными, чем до, учитывая обилие врагов.
Только Тихоход наскоро залатал своевременный страх и некстати проснувшуюся совесть, как ствол заклинило. Намертво.
Все усилия вновь привести его в движение успехом не увенчались, и оставалось только ждать, чем закончится бой, ждать, пока не останется обессиленный победитель.
Впрочем, нет - не только.

Весь в поту и чужой крови, с порванным рукавом – одна дамочка все пыталась прихватить с собой все драгоценности и дралась как разъяренный гато – карго-мастер сдул с глаз упавшую прядь и проводил взглядом последний спасательный шлюп. Тот медленно и натужно ковылял к невидимой отсюда Столице. Самый ценный груз в безопасности, пассажиры – кто успел поместиться – тоже. Палуба норовила уйти из-под ног, казалось, сейчас «Дракон» испустит последний исполинский вздох и развалится на части. Побоище почти угасло, палуба окрасилась в багровый цвет. Мелькнула мысль: не воспользоваться ли для спасения яхтой самих напавших, если объединиться, можно одолеть крепыша-защитника с мечами... только объединяться не с кем.
Из трюма появился невозмутимый, отстраненный, как будто его и не было здесь, высоченный тип в плаще до пят. Призрак, видение. Но он тут же доказал, что материален – проходя, нагнулся и поднял один единственный жетон из десятка выпавших из императорского сундука. Следом за незнакомцем, оглашая воздух металлическим лязгом, гулом и свистом пара, вращая круглыми бляхами «глаз», полз автопогрузчик. Карго-мастер с одного взгляда опознал его груз. Так вот что накликало на них беду.
Сагета наклонился над самандар.
- Ярви, - позвал он. – Мальчик, ты жив?
Дыхания слышно не было; от возвышенной красоты не осталось ничего. Но глаза он открыл - взгляд пустой и уже почти в вечность. Если в храме и почитали каких-то богов, юный рыцарь, должно быть, уже завел с ними свой последний разговор. Искривленные болью губы шевельнулись, Сагета нагнулся пониже.
- ...лый Страж... - кое-как разобрал он. - ...здесь, на барке...
Ярви коротко, со всхлипом, втянул жаркий утренний воздух; в расширенных от боли зрачках отражалось пламя пожара, будто танцевали две крохотные ящерки-самандар.
- ...не могу сейчас умереть, мне нельзя...

Барк, кренясь на один борт, быстрее пошел вниз, но опять, словно мячик, подскочил вверх, когда сбросили последний балласт.
Карго-мастер схватился за юнца, чтобы удержать его на месте во всех этих пертурбациях. Где и как ранен непонятно, почему еще жив – тоже, если мальчик не бредит, и досталось ему именно от Стража. Но философствовать будем потом.
- Выжить тебе придется. Иначе как ты вернешь сокровища или что там у тебя было в сундуке. Давай-ка избавим тебя от лишнего. Ты, главное, не теряй сознание.
И Сагета торопливо принялся снимать накидку и разбираться, как же у самандар крепится доспех.

Дылда был костлявый, но его мослы весили, должно быть, сотню гуань-му. Адзуса проверил: не, живой, но помятый.
- Эй!
Она оглянулась. Может быть, они еще встретятся - как друзья, как враги, неважно. Он остался бы с ней, но настала пора выполнять свою часть соглашения.
Адзуса разжал пальцы. Дылда звучно приложился затылком о скользкий от крови настил и - наверное, в результате - начал подавать признаки какой-то жизни.
- Забери его.

Скалы стремительно приближались - шкипер наконец заметил их, перегнувшись через борт. И понял, что это единственный шанс спасти "Дракона". Понял, что секунд, которые продолжал отсчитывать хронометр в ноге, оставалось мало, а еще - что ничего не получится. Чиль все делал неплохо, но теперь, когда остальные отцепились...
Отцепились, не став захватывать корабль. Почему? Удивление – потом. Радость - потом.
Так вот теперь "Коготь" - название читалось легко - почти неминуемо должен был послужить причиной переворота при посадке. Людей с Брабордом было мало, но и на чужом борту оставалась всего пара пиратов, ошеломленных тем, что за столь краткое время они потеряли всех своих товарищей.
На храмовника, даже обессиленного, они смотрели завороженно и неотрывно, и потому опомнились слишком поздно.
Пощады давать никто не собирался.
Обдирая кожу о крючья, за считанные мгновения Тихоход, который сейчас не выглядел таковым, и его товарищи, отцепили судно-балласт, и "Коготь" завис в воздухе, а "Бронзовый дракон" отчаянно закачался, но удержал равновесие. До скалы оставалось совсем чуть-чуть.
А Браборд в последний момент, когда корабли расставались, шагнул обратно на палубу своего барка.

Чиль проклинал всех. Отпугивая призрак страха, рулевой ругался без перерыва. Не так умело, как Скиди, но страстно и даже самозабвенно. Он проклинал день, полет, небо, пиратов, шкипера, погоду, Императора, и больше всего - постоянные толчки, после каждого из которых менялся баланс. Кто-то отчаливал - как будто здесь пристани Столицы!

Островок мелькал туда-сюда. Попасть в него казалось не легче, чем спьяну пройти по карнизу.
А вот привычная вроде бы лава сейчас виделась такой близкой, словно горячо шептала в ухо - хватит. Перестань трепыхаться зря, я жду тебя. Не промахнешься.
Напоследок обругав океан и островок под собой, Чиль крутанул штурвал в последний раз - и раненый "Дракон" все же не рухнул, а опустился на камни. Немного сполз к краю, но потом - остановился и больше не двигался.
Металлический скрежет на какое-то время стал единственным звуком на свете. С горьким стоном с разгона, ломая ребра шпангоутов и сдирая броню, "Дракон" сел на покачивающуюся скалу. Та просела, и на миг показалось, что она не выдержит тяжести барка, но какие бы силы - божественные или людские - ни развесили Архипелаг в атмосфере, они выполнили работу на совесть.

Сотрясающий переборки грохот был первым звуком, прорвавшимся в сознание Йонки. Она плохо понимала, сколько времени прошло. Последним воспоминанием была попытка выбраться на палубу - адское рубище, вид которого заставил воровку отступить назад. Первобытное желание найти укромное местечко, где ее не достал бы огонь развернувшегося боя, некоторое время соперничало со здравым смыслом, приказывающим бежать, прорываться к спрятанному шлюпу... А потом барк в очередной раз покачнулся, и девчонка не удержала равновесия.

Адзуса подтянулся, навалился животом на планширь. Рато вложил мечи в ножны за спиной и втащил напарника на борт. Он не перестал кряхтеть и басить себе под нос о том, что кто-то слишком тяжелый, даже когда татуированный приятель оказался в безопасности.
Или еще нет?
Или это скромный экипаж «Ву-лэй мэй» оказался вдруг в неожиданной опасности? Глаза у Адзусы были сумасшедшие. В них читался запредельный боевой раж, пограничный с безумием, когда нет своих и чужих, когда все и каждый – враг.
- Опять... – с неудовольствием буркнул Рато.
Коротышка-подрывник оказался неожиданно проворным и сильным. Едва намеченная атака увязла в его захвате, но прежде, чем коротышку разнесли на клочки, он воткнул иглу приготовленного заранее – как раз для подобных случаев - шприца в проступающую вену на обнаженной руке.
- Все! - перекричал вопль раненного "Дракона" Хёг Тиммер. - Отваливаем!

Темнота вокруг была такая, словно на лицо накинули плотный шарф, не пропускающий ни единого проблеска света. В этой пугающей черной пустоте терялось всякое представление о пространстве... Йонки порыскала вокруг себя. Пальцы ощущали шершавую поверхность конопляного плетения. Похоже, воровке повезло упасть на рассыпавшиеся по трюму тюки.
На этом везение заканчивалось: похоже, от удара повредилась маска, и теперь вентилятор гнал липкий, жаркий, раздражающий кожу воздух только слева, а справа моторчик жалобно стрекотал, не приводя в движение миниатюрные лопасти. На вдохе болели легкие - от удара или от того, что нагнетаемого воздуха не хватало, непонятно, - и этот факт недвусмысленно намекал, что выбираться нужно как можно скорее, пока есть силы и сознание не затуманено недостатком кислорода. Темнота жужжала, металлически лязгала, стрекотала и посвистывала. А еще в ней кто-то сосредоточенно и деловито сопел.

Небольшого размера, но обутые в тяжелые ботинки лапки (две пары) промаршировали сверху, едва не отдавив воровке конечности. Механический паук, сгибаясь под тяжестью невидимого груза, все же разглядел тремя парами круглых выпуклых желтых глаз распростертую на палубе Йонки и аккуратно перешагнул через нее.
- Ваааа! – произнес детский голос.
- Ого! – ответил с другой стороны второй, точно такой же.
Маленькие цепкие пальчики ухватили маску и потянули, потом дернули – безрезультатно.
- Пфя! - вознегодовал странный ребенок.
- Сим, - подтвердил второй.
Легкие быстрые прикосновения могли бы сойти за щекотку. Ловкие пальчики добрались до сложенных джамперов на ногах, и от внезапного стрекота заложило уши. Хлипкая защелка высвободила механизм быстрее, чем Йонки успела сообразить, что делать в сложившейся - во всех отношениях щекотливой - ситуации. Тугая пружина распрямилась молниеносно: каучуковый набалдашник джампера уперся в тюк, и кто-то незримый рядом получил с размаху коленом. Этот некто с визгом перекувырнулся в воздухе от удара, мазнув по воровке пушистым пышным хвостом, и даже воспылал жаждой мести. Правда, ненадолго, и Йонки прослушала затихающий диалог на два одинаковых голоска:
- Укусить?
- Воткнуть кишку.
- Поджать лапки.
- Рано!
- Идем против шерсти?
- Сим!
- Сбрось балласт.
- Колеса в небо.
- Сим.

Разговор сам по себе не очень-то занимал девицу. Эхо шагов, металлическим гулом разлившееся по трюму, вызвало у нее куда больший интерес. Звук отдалялся и таял где-то выше - мелкие вороватые эмиши поднимались по трапу. Йонки вернула раскрывшийся джампер в исходное положение - нелегко было сделать это наощупь, упрямая железяка поддалась не сразу, и драгоценное время было упущено, - и, стараясь не шуметь, двинулась следом.

При посадке тряхнуло так, что Браборд не сумел удержаться на ногах и теперь медленно вставал, цепляясь за леера. Будто бы поднимая груз осознания, нахлынувшего, когда позади остались самые опасные мгновения.
Он остался жив и сохранил свой корабль – но подбитый, тяжко изувеченнный. Затихший, как раненое животное, после долгих метаний забывшееся в тревожном сне. Самый ценный груз утрачен, и кто знает, какой за него предъявят счет? Да и прочее наверняка частью расхищено, частью погибло, а уж о своевременности доставки и говорить не приходится. Хотя для самого срочного есть «Коготь»!
Шкипер вскинул голову и огляделся – трофей не висел рядом или даже поодаль. Корма бывшего пиратского корабля стремительно удалялась прочь, норовя скрыться в скалах под Столицей. Тихоход закричал, но тут же осознал, что его не услышат... а если бы и могли – не хотят. Сглотнув, он послал вслед самое черное проклятие, которое помнил.
Итак, часть экипажа погибла, часть предала.
Кто знает, до чего довели бы мысли, но их невеселое течение оборвал стук погрузчика. Шкипер посмотрел в сторону люка и смог не только слышать, но и видеть механизм, который тащил бочонок виски. Рядом следовали два мелких, покрытых рыжей шерстью существа. В коротких штанишках и безрукавочках. Одно из них, пока Тихоход наблюдал с открытым ртом, взялось за баллон.

Даже без доспеха парень был тяжеловат. Или это Сагета подраспустился... Но, взвалив Ярви себе на плечо и крякнув от натуги, он все-таки нашел баланс и наметил линию передвижения.
- А теперь держись, мальчик. И постарайся хоть немного переставлять ноги. Иначе мне придется волочь тебя по палубе. Грязно и совсем неблагородно, а? Хех. Итак.
Они успели сделать целых два шага прежде, чем карго-мастер узрел непотребство. Две мелкие рыжие тварюшки завладели виски – грузом в его ведении! - и погрузчиком. Сагета ощутил всю безвыходность ситуации, глянул на тяжело дышащего самандар и вытянул указующий перст:
- Вы! Оставили бочонок, немедленно!
Его взгляд встретился со взглядом шкипера. Кажется, выражения лиц у них были одинаковые.

Эту бочку катили на него. Нет, на самом деле, конечно, наоборот – ее собирались утащить подальше, – но для Браборда столь наглые действия подминали под емкость с виски остатки его достоинства и благосостояния.
- А ну стоять! Вон отсюда!
Как будут исполнять столь взаимоисключающие приказы, его сейчас не заботило – владелец бросился на воровок, и костыль, похоже, собирался использовать отнюдь не для опоры. Одна из мелких тварюшек с пронзительным стрекотом ринулась в атаку, пока вторая колдовала над баллоном, бочонком, погрузчиком и кареткой зубчатой передачи. Первая получила бы костылем, но пока шкипер замахивался, взлетела ему на плечи. Острые коготки прошлись по спине. Увесистое орудие возмездия теперь было бесполезно - молотить себя по загривку тяжелым предметом сложно и не очень заманчиво. Браборд резко выбросил руку за спину, чтобы схватить существо за шерсть или одежду.

- Поди прочь!
Пальцы вцепились в ткань, и шкипер рванул за нее, чтобы сбросить наглого нарушителя на палубу, где тому самое место. Малышка злобно вопила и месила всеми четырьмя лапками все, что попадалось – воздух, Браборда, накренившуюся под опасным углом мачту. Но опасность лишиться штанишек заставила ее ухватиться за пояс. Воровка перекувыркнулась в воздухе и зигзагом поскакала к близняшке. На половине пути под лапы ей попалась лужа вытекшего неизвестно откуда масла, и до места своего назначения летяга доехала уже на пузе. И это было к ее счастью, потому что иначе пинок рассерженного Браборда мог бы достаться не накаленному страстями воздуху, но кое-чьей попке. А так шкипер потерял еще несколько мгновений, чтобы обойти скользкое место, но в итоге добрался-таки до бочонка.

Для острастки (чтобы не возомнили лишнего) и как выражение своего крайне низкого мнения о тех, кто бросает товарищей на произвол судьбы, Хёг пальнул вслед поспешно удирающей пиратской (когда-то) лохани.
- Гнилье, - бурчал он, лавируя между скалами. - Уроды... сухопутные крысы... эсел...
«Ву-лэй мэй» шла, кренясь на один бок, зато быстро. Шхеры Вибора - точно многоуровневый лабиринт - расползаются на много вирст во все стороны, вверх и вниз; есть фарватеры, уходящие глубоко под Столицу, в сердце Лимбо. Там, как раньше договорились, Хёг бы высадил своих спутников в первом же указанном ими месте, а сам поднялся бы по ущелью в потайную, давно им облюбованную пещеру - латать дыры и зализывать раны.

- Жалко девок, - он достал из кармана огромный клетчатый носовой платок, трубно высморкался. - Такие хвостатенькие милашки... Сперли у меня старый хронометр и секстан. Ну хронометр пусть, все равно давно сломан, а секстан им зачем?!
Неразговорчивый подельник в кожаной куртке сидел, скрестив на груди руки, и буравил суровым взглядом огненный океан. Слов не требовалось – на его грубоватом квадратном лице (с неожиданно аккуратным носом и узким подбородком) лежала печать глубокого сожаления о потере.
- Прирожденные клептоманки, - без эмоций констатировал Рато. – Тянут все, что попадет под руку. Тянули.
Адзуса ничего не сказал – он сидел, привалившись спиной к основанию мачты. Только вытянул руку и, не глядя, ткнул куда-то в сгущающийся туман. Нелепая конструкция, произведение безумного механика, похоже, держалась в горячем воздухе лишь силой воображения (или уверенности) ее пилотов. Крепко обвязанный веревкой бочонок служил и остовом конструкции, и балластом, в механизме с трудом, но угадывался наспех перемонтированный погрузчик. Зато двигатели распознавались на раз - две сестрички во всю прыть скакали внутри двух колес, заставляя крутиться пропеллер; только рыжие хвостики дергались из стороны в сторону от усердия и азарта.

- Не-е... - сказал Скиди Лёв, озирая поле недавнего яростного сражения. - Я останусь. Мне еще чинить двигатели.
Он бы сплюнул на палубу, потому что посадка "Дракона" была, как обещал рулевой Чиль, очень жесткой, а чугунная заслонка топки еще жестче, и теперь во рту моториста скапливалась кровь. Но, во-первых, ее на решетчатом настиле и без того было предостаточно. Во-вторых, Тихоход мог отделать своим протезом любого, оскорбившего честь его корабля. Даже если барк в столь плачевном и жалком состоянии.
Скиди поскреб поросшую жесткой короткой щетиной макушку. У его подручного заплывал левый глаз - Лёв попал ему в лицо локтем, когда леер вместе с креплениями вырвало из переборки.
- Ты бы вот что, Сагета...
Браборд, который таки не уследил за бочонком, только устало и сердито кивнул, одобряя распоряжения моториста.
- Если встретишь по дороге патруль, ты не думай про нас, - Лёв, прищурясь, оглянулся туда, где из оранжево-бурой дымки выступал клювом длинный мыс, край далекой Столицы. - Провианта и воды нам хватает... Ты, это, где-нибудь спрячь храмовника для начала.
- Хорошенькое дельце... - вклинилась в разговор воровка. Вообще-то ее никто не спрашивал, и именно это сильно злило. - Шлюп мой.
В другое время Йонки бы добавила, что кто-то другой воспользуется ее личным транспортом только через ее труп, но при текущем раскладе сил предлагать команде "Дракона" столь очевидное решение проблемы не стоило.
- Но я готова взять с собой... этого... - девица кивнула на самандар и поспешно отвела взгляд. В ее сознании храмовники были высшими существами - непостижимыми и всесильными, чей разум всегда ясен, а тело не знает ни усталости, ни боли... Рискуя в случае неудачи лишиться своей никчемной жизни, их можно попытаться обхитрить, но одолеть - нельзя.
Йонки мало что принимала на веру, но непобедимость самандар была одним из тех редких необъяснимых явлений, которые стали для нее истиной, и сейчас воровка чувствовала себя обманутой. Одновременно она испытывала сострадание к раненному, хотелось помочь ему, но всю сознательную жизнь ей вбивали в голову, что выживает лишь тот, кто не тащит слабых и не оглядывается на отстающих. А еще Йонки было страшно - дикое, неподвластное ей чувство ужаса леденило кровь, и объяснить себе причины воровка не могла.
Сагета хмыкнул.
- В экстренной ситуации, дамочка, право собственности отменяется. Найдете свою посудину в Тига-омн хамн.
Он опустил храмовника на палубу, сдернул брезент и приценочно оглядел разобранную шлюпку.
- Скиди, подсоби-ка мне чуток.

Шхеры Вибора

Одна из первых спасательных шлюпок успела отойти на приличное расстояние, но зрелище боя все еще стояло перед глазами. Корви колотило, она сидела, обхватив руками колени, и не смела оторвать взгляд от пола. Перепуганные насмерть пассажиры потихоньку оживали, начинали шевелиться, обмениваться впечатлениями. Робкий шепоток постепенно переходил в громкие возмущения: кто-то скорбел о потерянном имуществе, кто-то ниспосылал на головы пиратов потоки раскаленной лавы и гнев всех богов. Матросы молчали, скорбно поджав губы – для них барк был вторым, если не первым домом. Корви наконец подняла взгляд и понаблюдала, как один из них махнул рукой в сторону удаляющихся пиратов. Второй лишь кивнул, еще больше нахмурившись. О чем они говорили, сквозь шум ветра и голосов разобрать было нельзя, и потому девушка отвела взгляд, тут же наткнувшись на испуганные глаза человека напротив. Она проследила за направлением и только сейчас поняла, что до сих пор судорожно сжимает в кулаке окровавленный клинок.
«...корабль болтало и дергало, вокруг разгоралось пламя боя, нужно было или помогать, или уходить. Все вокруг воспринималось какими-то обрывочными сценами, картинками со вспышками выстрелов. Видеть что-либо дальше пяти шагов было затруднительно. Рефлекторно присев, Корви уклонилась от просвистевшего над головой кулака. Сверху выругались и зашипели от боли, по палубе что-то коротко звякнуло. Девушка машинально подобрала выпавшее у нападающего клинок и тут же получила короткий, но сильный удар в солнечное сплетение. Отлетев назад в дверной проем, она судорожно пыталась восстановить дыхание, все магические формулы, уже бывшие наготове, тут же испарились из головы. На нее, размахивая кулаками, наступала воплощенная ярость. Растерявшись, Корви только и успела, что вскинуть руки в защитном жесте, совершенно забыв, что в одной из них все еще зажато смертоносное лезвие...»
Как и сейчас. Она длинно выдохнула и осторожно, почти силой заставляя себя, по одному выпрямила пальцы. Отряхнула. Вытерла первой попавшейся под руку тряпкой и осторожно, будто опасаясь, что оно снова прыгнет к ней в руки, положила оружие рядом с собой.
Свобода оказалась отнюдь не такой привлекательной.

Даже заранее готовясь к тому, что праздной жизни аристократа ей не видать до скончания века, Корви совсем не ожидала, что ее втянут в столь жестокие разборки. Впрочем, учитывая специализацию, работа ей могла предстоять только в военной сфере, но... Убивать с помощью магии было приятнее, как мерзко это ни звучит. Или, быть может, дело в том, что даже с помощью магии она людей еще не лишала жизни? Или в том, что сейчас она впервые почувствовала запах крови, ее теплую, комковатую и скользкую лужу под ногами?
Девушка упрямо мотнула головой, отгоняя стоящий перед глазами кошмар, и попыталась подумать о чем-нибудь приятном. Например, о том, какими заковыристыми словами будет ругаться учитель, когда с утра после пьянки, после получаса уговоров выйти из запертой изнутри (старая, но действенная уловка) комнаты свою ученицу, выбьет-таки дверь и обнаружит... Подействовало: девушка нервно хихикнула. Она ведь оставила записку с извинениями за нанесенный ущерб и обязательством вернуть его тогда, когда ее наконец оценят по достоинству. Ну и перечислила этот самый ущерб, на случай, если мастер случайно не заметит пропажи десятка серебряных монет из общего изобилия. Ну и других мелочей. А нечего праздновать прошедший экзамен, когда у тебя под боком верно нажитый враг, которого ты завалил уже в третий раз! Ну... не враг, но все равно не очень тебя любящий человек. Учитель, конечно, та еще заноза, но с его помощью она многое узнала... Но могла узнать намного больше, лишившись его настойчивой и надоедливой опеки.
Например, как пахнет смерть.
В очередной раз отгоняя неприятные мысли, Корви оставила свидание с кошмаром до ночи и подошла к матросам.
- Нужна помощь?
Все же что-то делать для своего спасения легче, чем ждать очередного пинка судьбы.

(пока только lana)

Тот, что был постарше (выгоревшие почти добела седые волосы создавали необычный контраст с загорелым до черноты лицом) оглянулся через плечо.
- Руль удержишь?
Девушка только коротко кивнула. Сейчас голос сел от пережитого и звучал хрипло, но все равно рисковать, выдавая в себе даму, не стоило.
- Так держи.
Сам же он вперевалочку потопал к горелке. Шлюпку перегрузили, и они начинали терять высоту; пока не так заметно, но верно.
- Лучше бы ты умел управлять ветром, - недовольно буркнул второй матрос; даже не обернулся, перегнувшись через узкий борт, он следил за камнями, что кувыркались в фарватере.
- Дзираре э нордо, пер аютарче аволаре, - быстро пробормотала Корви, борясь всем своим весом со встречным ветром. Не мешало бы не только откорректировать его направление, но и чуть приподнять шлюпку, но для этого нужно, чтобы была свободна хотя бы одна рука, а при такой нагрузке… По телу разлилось сладкое тепло, выметающее неприятные мысли. Будто глоток дорогого вина – мелочь, а приятно. В таком состоянии оставалось надеяться только на то, что заклинание подействует, потому что к рукам уже надвигалась предательская слабость. Видимо, сказалось нервное напряжение после боя. Руль, будто живой, вздрогнул в руках и уменьшил давление - сработало. Ветер вильнул сначала в сторону, а затем послушно стал толкать корабль в корму.
Брюнетка облегченно выдохнула и позволила себе чуть расслабить хватку. Настороженно покосилась на второго матроса, сделавшего просто поразительно точное замечание, но тому, судя по всему, было не до нее. Тогда юная магиня вернулась к штурвалу и осторожно, постепенно отпустила одну руку, проверяя, будет ли он оставаться в нужном положении усилиями одной. Убедившись, что руль не предпринимает попыток вырваться, она встряхнула правую кисть и повела ее чуть в сторону, перебирая пальцами воздух, ощущая его прикосновение на тыльной стороне ладони. Со стороны могло показаться, что она определяет направление ветра, что в общем-то было бы недалеко от правды. Затем одним плавным движением Корви подняла кисть вверх и попросила еще раз:
- Альзьямо инальто.

Пассажиры жались друг к другу и напоминали отару растерянных уухи, мыслями они еще были на "Бронзовом драконе" рядом с поклажей и скарбом. Матрос постарше вернулся, протянул второму крепкий шест - отталкивать камни, если те вознамерятся пропороть и без того хлипкую обшивку, - и присвистнул:
- Кто-то из богов на нашей стороне.
Он даже повеселел немного.
- Эй, чего ты бормочешь? Молишься? Ну... молись.
- Да, страшновато здесь, но все лучше, чем там, - она махнула рукой на удаляющееся место сражения, возвращая ее на штурвал. Ей было лестно сравнение с богом, но впредь нужно было действовать осторожнее. В конце концов, можно, было поколдовать с ветром и сидя в толпе, а теперь еще одна ошибка - и матросы смогут сложить два и два.
- А мы в Столицу летим?
Корабль медленно, но верно начал подниматься над кипящей бездной. Второй матрос - он был ниже ростом, но шире в плечах и казался почти квадратным, - перевел дух.
- Больше некуда, - он вытер потное от натуги лицо. - Повезет - так дотянем до Тига-омн хамн. Нет...
- Тогда и придумаем что-нибудь, - перебил его старший. - Ты смотри за фарватером, а не чеши языком.
Из оранжевой дымки впереди уже проступала колоссальная глыба Столицы с оторочкой из длинных узких, изъеденных ветром колонн.
- Лимбо, - пробормотал старший матрос и указал на темный, пока еще размытый, как клякса проем в скалах. - Правь туда.
Корви с искренним изумлением посмотрела на матроса, но тут же отвела взгляд. Задумчиво уставилась на румпель, потом на свои руки, которые, честно признаться, потихоньку начинали отваливаться. Пробормотала что-то неразборчивое про то, что курс нужно указывать сразу, а не менять его десять раз. И честно попыталась сдвинуть эту... палку в указанном направлении. Сначала показалось, что это маленькое сражение будет продолжаться целую вечность, затем, покачнувшись, шлюпка хоть и слегка наперекос, но повернулась острым носом в нужную сторону.

(с lana_estel+Bishop)

- Вот так и держи, - посоветовал старший матрос; он, присев на корточки, вновь возился возле чадящей горелки.
"Легко сказать! Интересно, а каково в бурю? У них что, веревки вместо мышц заплетены?!" - попыхтев над рулем еще немного и устроившись в удобном положении, девушка уточнила:
- Долго?
Старик подмигнул ей. Горелка чихала и кашляла, точно собиралась испустить дух в самый неподходящий для этого момент, но все же подавала раскаленный воздух в потертый баллон.
- Пока не войдем в Лимбо.
- Устал, - рискнула она пожаловаться, - это ж угораздило - в первый раз в Столицу - и на пиратов нарваться!
На горелку Корви смотрела печальными извиняющимися глазами. Раздуть-то огонь она сумеет, но вот поддерживать его постоянно сил хватит вряд ли. Тем более, если придется снова бодаться с румпелем. Хорошо еще, что остальные пассажиры не пытались рвать на себе волосы, приставать с требованиями вернуть потерянное и похищенное имущество или заикаться о компенсации. Возможно, их пыл остужал дрын в руках молодого матроса или они справедливо полагали, что их быстро запишут в балласт, стоит им помешать управлению шлюпкой.
- Не повезло, - согласился старик.
Темный зев Лимбо становился все шире и шире. Новоиспеченный матрос прикинул, сколько еще продержится в воздухе корабль без магического вмешательства, и не стоит ли попросить сменить ее обратно. Засмеют, конечно, но падать в лаву у самой суши совсем не хочется. Впрочем, был повод сделать так, чтобы смеялись не очень громко:
- Извините, может у берега будет лучше, если корабль поведет профессионал в этом деле? - робко поинтересовалась она у старшего.
- Дело говоришь.

(+SonGoku, Bishop)

Шлюпку сильно качнуло на левый борт. Рулевой достал из кармана мешковатых штанов желтовато-коричневую плитку жевательного джин-ко, разломил и протянул одну половинку Корви.
- Угощайся.
- Не, спасибо, - девушка, довольная тем, что освободила потяжелевшие руки, встряхнула их и разминала кисти. - Я лучше в качестве угощения послушаю какую-нибудь интересную историю о столичной жизни. Как-никак - впервые здесь, - она снова оглянулась на "лампу"; та как раз выплюнула облако особо смачного дыма.
Чародейка в последний раз встряхнула кисти и по-турецки опустилась на пол так, чтобы и матроса не терять из виду, и за огнем следить. Девушка что-то тихо пробормотала, будто негодуя на качество топлива. Горелка, словно одумавшись, перестала дымить и пустила вверх ровную струю теплого воздуха. Корви удивленно приподняла бровь и вновь обратила свое внимание на матроса. Тот закинул в рот половинку плитки, кончики его пепельно-седых усов были окрашены бурым.
Остров надвинулся, навис сверху - базальтовый, с длинной бахромой каменных сосулек колосс, заслонивший сначала половину, а затем и все небо. Сразу сделалось заметно темнее.
- Право на борт!
Старик навалился на румпель; шлюп, едва не вытряхнув в далекую лаву содержимое гондолы, по кривой ушел в сторону, в опасное соседство к толстой - обхватов в десять - заостряющейся книзу колонне. Рубя винтами густой воздух, мимо проплыло заостренное бронированное веретено канонерки. Матрос, что был помоложе, погрозил кулаком патрулю вслед.
- Доберемся до порта, там и будут истории, - сказал рулевой.

(и lana в качестве рулевого)

Лимбо, проход к острову Эфор
37 день первой четверти 10 года эры Дагер

Когда в пыльном тумане впереди обозначилось толстое веретено чужого корабля, Скагга, который, как всегда в трудной ситуации, никому не доверял управление "Векслингом", опустил руки. Ветер стих.
Их усилия окупились вдвойне, и по этому поводу - надо ли отдавать все или можно оставить себе один из двух саркофагов, ну, и ежели так, то какой? - Кхар с Ву'ху немного поспорили. Диспут прекратил все тот же Скагга. Подошел, постоял и ткнул пальцем: вот этот. Возражать никто не подумал.
Доставить необычным работодателям товар был отправлен, разумеется, Кхар. Пестрошкурый косматый гигант в одиночку легко управлялся с погрузчиком, умел в торге настоять на своем, да и спорить с ним отваживался лишь крылатый Ву'ху - чисто из любви к искусству.
Экипаж "Векслинга" почти в полном составе наблюдал из ходовой рубки, как выплясывает среди мелкой каменной крошки их катер, пробираясь к зависшему впереди кораблю.

[пост написан Нигелем и/или Мирой]

Тяжелый крейсер "Неукротимая воля", центр стратегического планирования

- Этот мир давно уже не принадлежит Союзу. Великий легат Аврелий Тит, светлая ему память, много лет назад освободил весь сектор от Имперского владычества. Но из-за ошибки легата Паскаля, недооценившего мощь нашего собственного творения - Ангела Эгиды, что и привело в итоге к нашему поражению. Но имперцам тоже сильно досталось, никто из них не пережил ту бойню, которую устроила Эгида. Пробудившись, мы узрели, что все вернулось на круги своя. Имперские колонисты заселили эту планету, пока мы пребывали в забвении. Теперь здесь живут и умирают их потомки, Фелиция. Наша задача - вернуться в Дни Звезд и узнать, что стало с Милтией, ведь мы последние из "Незримой Девятки".
Несколько минут назад Архангел закончил инструктаж для офицеров флота и командиров подразделений, бывших под его началом, распределив новые задачи между ними. Затем легат отпустил всех, кроме Фелиции. Даже дежурная смена была отослана выполнять задания в других частях корабля, они остались вдвоем.
Экраны вокруг них показывали большой красный шар - голографическое изображение Этны, передаваемое с нескольких разведывательных зондов, запушенных несколько лет назад. Фелиция обратила внимание, что возле планеты на высоких орбитах находятся тысячи обломков, а так же сотни больших и малых боевых кораблей обоих флотов.
- Мы высадимся вот сюда, - произнес Архангел, ткнув бронированным пальцем в один из больших кораблей. - Сверхтяжелый линкор "Тысяча голосов" - флагман 9-го ударного Имперского флота. Как только вице-адмирала доставят к нам, мы отправимся к нему.
Фелиция кивнула. С борта "Тысячи голосов" имперцы осуществляли управление всем флотом и наземными силами вторжения во время битвы за Этну, в его базах данных хранятся невероятные объемы информации. Несколько тысяч лет назад она была бы бесцена для них. Но, не сейчас. Так, зачем командующуму так рисковать и отправляться туда. Что же он задумал?
- Ты возглавишь поисковую команду, - продолжил командир. - У группы Ито и вице-адмирала будет иное задание.
- Но что или кого мы должны искать?
- Ее, - легат нажал на кнопку, голограмма сменилась другим изображением.
- Будет исполнено, легат, - произнесла Фелиция, слегка наклонив голову набок, и улыбнулась.

[пост написан Нигелем и/или Мирой]

Десять минут спустя. Капитанский мостик.

- Похоже, к нам пожаловали гости, - произнес "четыреста первый". - Два корабля. Один опознан, как "Вексклинг", второй малый катер.
- А, вот и наш груз, - первый центурион указала на сектор, со стороны которого приближался катер. Среагировав на ее движение, голографическое изображение замерцало и превратилось в объемную картину. - Открыть канал связи.
- Сделано.
- Говорит старший помощник капитана Филиция Монсе, мы рады снова видеть "Векслинг", - девушка увеличила изображение корабля Скагги. - Я так полагаю, вы выполнили наше задание, что весьма кстати. Вашему катеру разрешена посадка в третий ангар. Запущена процедура посадки. Четко следуйте указаниям диспетчера. Конец связи!
Фелиция одним жестом убрала голограмму.
- "Четыреста первый" остаешься за старшего, а я пойду поприветствую наших гостей.

Семнадцать минут спустя после разговора с Архангелом, ангар №3

Команда техников во главе с Ито и всем нужным оборудованием была уже на месте, ожидая прибытия катера.
Огромный пещерообразный ангар корабля был заполнен старинными боевыми машинами - начиная человекоподобными мобильными единицами и заканчивая большой наполовину разобранной мобильной броней, над ремонтом которой работало несколько техников. Створки ангара были открыты и от открытого космоса его отделял только силовой экран, сквозь который свободно могли вылетать и садиться малые космические корабли. У дверей лифта, через который прошла, Фелиция стояло отделение охраны в полной экипировке. На стенах были закреплены камеры со встроенными мини-лазерами, поворачивающимися на шарнирах. На полу лежали ящики с деталями и инструментами, компьютерные распечатки, контейнеры с боеприпасами для боевых машин и информационные планшеты.
Возле мобильной брони суетилась целая группа техников. Сама же боевая броня занимала треть ангара, как какой-то необъятный идол из литой стали и хромистого сплава, сокрытый в пещерном святилище. Неподалеку в ряд стояло пять мобильный единиц раскрашенных в цвета легиона.

Небольшой катер с "Векслинга" на этом фоне терялся - словно крошечная хищная цин-тин зависла в стае механических калонгов. Кхар, потягиваясь, спустился по трапу; следом фыркал и пускал горячий пар металлический многоногий паук, на платформе которого возлежал саркофаг. Фелиноид обвел искусственную пещеру взглядом, фыркнул.
- Сгр-ружайте, - велел он в пространство. - Или - платите за погр-рузчик.
Ито махнула рукой своим подчиненным, и те сноровисто подтащили к погрузчику специальную грузовую платформу на антигравах.
- Выгружай, - произнесла девушка, проверяя данные с портативного сканера. - Подтверждаю. Внутри саркофага вице-адмирал. Состояние удовлетворительное.
Кхар достал из небольшого кисета плитку спрессованного вяленого мяса, кинул в пасть.
- Превосходно, просто превосходно. Архангел будет очень рад вновь увидеть старого боевого товарища, - Фелиция провела рукой по великолепному золотому ожерелью на груди. - А, теперь обсудим вашу награду.
Косматый гигант осклабился - эта часть сделки его радовала больше всего. Не то чтобы он был жаден, он оценивал трезво затраты, а потом, не вдаваясь в томительные долгие споры, получал оплату сполна. Торгашей штурман "Векслинга" не любил.
- Пятьсот гинка, - фелиноид заметил на борту катера несколько вмятин; раньше, до полета за саркофагом их не было. - И тр-ри листа новой бр-рони.
- Пятьсот, - задумчиво сказала девушка. - Дам четыреста и пару контейнеров с ремонтным оборудованием имперского образца для вашего корабля.
- Четыр-реста и тр-ри контейнер-ра.
Кхар затребовал бы четыре, но тогда получалось несчастливое число.
- Я согласна, - Фелиция доброжелательно улыбнулась. - "Семьдесят вторая", перадай ему то, что им причитается.

(вместе с Мирой)

Помощница первого центуриона, облаченная в темно-серые армейские штаны и оливковую футболку, появилась неподалеку от Кхара, словно призрак, возникнув буд-то из воздуха. Лицо ее было скрыто под безликой маской, длинные синие волосы, заплетенные в две аккуратные косы. В руках она сжимала большую лакированную черную шкатулку, которую протянула фелиноиду.
- Пересчитай, - в голосе "семьдесят второй" было столько льда, что казалось вот-вот все вокруг обратятся в ледяные статуи.
Великан подцепил когтем крышку, заглянул внутрь: четыре связки продолговатых монет. Кхар кивнул, сунул ящичек в полотняную торбу, что носил через плечо, когда отправлялся с подобными поручениями.
- Хор-рошо. Честная сделка.
Ито с командой, перегрузив саркофаг на платформу, поспешили доставить его в одну из технических лабораторий, где все уже было готово для начала процедуры реактивации.
- Скажи вам удалось найти еще что-нибудь? - спросила первый центурион.
Несколько киборгов-техников неспешно перетаскивали контейнеры с оборудованием и листы брони к катеру Кхара. Сам фелиноид погрузкой себя не утрудил, лишь указывал - как лучше разместить в небольшом трюме полученное добро. А затем лично закрепил страховочную сеть.
- Кое-что, - сказал он, закончив. - Р-разнообр-разную мелочь.
Про второй саркофаг Кхар решил умолчать - по приказу своего капитана.
Неподалеку, сидя на ящике "семьдесят вторая", просматривала данные на информационном планшете. Странно, но почему-то это совершенно мирное занятие в исполнение девушки-киборга выглядело зловеще.
- Вот оно как, - в уголках губ застыл призрак улыбки. - Наше поручение выполнено, ты можешь возвращаться на свой корабль.
Пестрошкурый гигант смерил девушку прозрачным взглядом; лишь зрачки его то сужались, то расширялись.
- Va ka garga ka naru ha garga, - обронил Кхар, повернулся и поднялся по трапу в катер.

(помогаю выкладывать, играли Мира и Биш)

Нижние уровни, порт
38 день первой четверти 10 года Дагер
Вести о судьбе "Бронзового дракона" добрались до Столицы раньше их спасательной шлюпки, потому что в Тига-омн хамн их встречала большая толпа во главе с комендантом порта. Вперемешку толкались локтями приказчики и агенты торговых домов, офицеры с матросами с других кораблей, бичкомеры и докеры, городская стража, киборги, даже праздная и нарядная публика с верхних уровней нагрянула посмотреть, не удастся ли спастись еще кому-нибудь. В толпе видели (а кто не видел, тот слышал, безошибочно узнавая громкий, с сипотцой голос) попрошайку Кьёгена; оборванец путался у всех под ногами и по своему обыкновению корчил рожи.
Со шлюпки перебросили на причальную мачту гайдроп, подтянули и накрепко принайтовали. Пассажиров одного за другим переправили по узким сходням на берег.
- Ты просил сказку.
Старый матрос несколько раз топнул, удостоверяясь, что под ногами воистину твердь, а не шаткая палуба, и указал на отвесные стены, уходящие уступами вверх. Щели окон и дверные проемы делали их похожими на соты, наверху в ущелье свистел ветер, полируя коричнево-красным песком базальт.
- Вот тебе твоя сказка, парень.
- Только страшная! - вынырнув из толпы, к ним подскочил побирушка в цветастых лохмотьях, протянул ладонь. - Дай монетку!
От несильной - без злобы и ярости - оплеухи оборванец сумел увернуться, что не уберегло его от пинка. Побирушка откатился в сторонку, нацепил, сдернув с пояса, на котором болталась связка масок, одну из них - бело-розовую, с алой краской нарисованным ртом. Правда, вместо волос у красотки во все стороны торчала пакля, а румянец кое-где облупился, зато живостью характера боги ее не обидели.
- Не возляжет ли со мной, юный господин, этой ночью? - оборванец приобнял Корви за плечи; руки у него были жилистые и крепкие.
И коричневые, но, похоже, больше от уличной пыли, чем от солнца и непогоды. Словно на очень светлую кожу положили неровными пятнами бронзовый грим.

(c SonGoku)

Корви хотела было просто сбросить руку и ляпнуть что-нибудь язвительное, но внезапно замерла. Девушка внимательно вглядывалась в бродягу: со стороны это могло сойти за оценивание "предложения", но... что-то в нем было не так. Не сказать, чтобы выросшей в замке волшебнице часто приходилось общаться с бродягами, но не должно было быть в них такой внутренней силы, это было неправильным на уровне ощущений. Все равно, что, выйдя из дома, вдруг обнаружить, что давление воздуха стало больше. И вроде ничего особенного, это почти и не мешает заниматься своими делами, но неправильно как-то, должна быть причина...
Что-то сидело внутри этого человека, что-то магическое - дар, или проклятье, наложенное другим? Понять невозможно. Как и нельзя выяснить, знает ли он сам об этом, не выдав себя.
Корви сама не заметила, что задержала чужую руку в своей несколько дольше, чем то предписывала ситуация, и сжала, пожалуй, несколько сильнее, отвлекшись на внутренние ощущения.
- Извини, - она выпустила плененную конечность и слегка отодвинулась, насколько это позволяло заполненное людьми пространство, - ты не в моем вкусе, красотка.
Побирушка уселся прямо в рыжую пыль и, запустив пальцы в копну грязных нечесаных волос, запричитал, как вокруг все бездушны. Затем снял маску с лица – правильные черты, слишком правильные, если присмотреться, и глаза блестят, как у хитрого пронырливого гато.
- Он безвредный, - сказал Корви старый матрос.
Оборвашка переплел длинные пальцы, возложил на них подбородок.
- Кьёген есть хочет, - проныл нищий.

(с Ланой, ун)

"Я бы так не сказала", - мысленно заметила брюнетка матросу, но вслух ответила на другую реплику:
- Кстати, я тоже есть хочу, кто подскажет бедному провинциалу, где тут можно наесться без особого ущерба карманам?.. - она склонилась над попрошайкой, разглядывая сплетенные пальцы и втягивая в себя воздух. - ...тот получит монетку, - левый глаз мигнул, а на губах мелькнула хитрая улыбка.
На мгновение их взгляды скрестились, побирушка смотрел с интересом, но без вожделения. А затем спохватился:
- Дай!
- А ты сначала заслужи, - Корви уже крутила в пальцах монетку. На секунду, озорства ради, она поднесла дока к губам и легонько дунула. Раздался тихий, наверное, ей одной слышный мелодичный свист. Никакой магии, разве что интуитивная, на уровне подсознания и самой сущности. А так - только воздух и металл - и рождается музыка. Она давно заметила эту особенность мелких монеток и часто развлекалась таким образом. Интересно, а есть ли в столице музыканты? Послушать их было бы весьма интересно... А что касается этого бродяжки - он был не так уж прост - помимо запертого внутри источника силы, было еще несколько странностей в его облике, не так сразу бросающиеся в глаза: началось все с пальцев - длинные, сильные, совсем непохожие на скрученные нуждой и тяжким трудом, они решительно не подходили под выбранный образ. И потом - она не сразу заметила, потому как общий аромат сильно притуплял обоняние, но вот этот грязный оборванец, который вроде как должен быть одним из основных источников неприятного запаха в ближайших окрестностях, источал совсем другой аромат.
Ни запаха пота, ни органических отходов, только старая, ветхая одежда, вроде той, что сейчас была на ней самой. И что-то еще. Что-то слабо уловимое, но почему-то подозрительно знакомое, будто чуяла совсем недавно, будто... Корви поморщилась от досады и прикрыла нос рукавом. Точно! Будто от нее пахло сейчас также - машинным маслом, брикетов топлива, раскаленным на солнце металлом. Этот неуловимый запах бродячего свободного ветра, с которым она познакомилась в путешествии, нагнал ее и здесь.
- Ты слышал - мне обещали сказку, но так и не рассказали, - девушка стала пробиваться из толпы наружу, справедливо полагая, что попрошайка, завидев монету, двинется следом, - и есть я хочу. Но только чур, сюжет сказки я выбираю сам!

(с SonGoku)

- Ты слышал - мне обещали сказку, но так и не рассказали, - девушка стала пробиваться из толпы наружу, справедливо полагая, что попрошайка, завидев монету, двинется следом, - и есть я хочу. Но только чур, сюжет сказки я выбираю сам!
Угнаться за вертлявым бродяжкой оказалось непросто, он скакал сквозь толпу, по камням и по выпирающим из каменных стен балкам, словно всю свою жизнь только этим и занимался, а закон притяжения – ему не указ. Наконец, он, уселся на корточки почти на границе улицы и пропасти и посмотрел снизу вверх на Корви.
- Дай Кьёгену денежку...
- А Кьёген мне что? - нет, Корви было не жалко, больше любопытно.
Оборванец долго размышлял, по-детски выпятив нижнюю губу и перебирая подвешенные к поясу маски.
- А что хочешь?
- Сказку, - повторила девушка. Она лишний раз убедилась, что их никто не слышит и не обращает внимания, - ну или местную легенду, не знаю. Я, знаешь ли человек простой, но с амбициями. Хочется послушать чудесную историю о принцессе, которая переодевается замарашкой и бродит по местным улицам... Ну или, не знаю, о капитане корабля, в конце-концов, который отчего-то решил поизображать из себя шута... - взгляд Корви мог показаться равнодушным, но она внимательно следила за реакцией собеседника. Насчет еды уже можно было не волноваться - где-то поблизости пахло жареным мясом, она найдет сама. Есть хотелось очень, но сначала надо было покормить собственное любопытство. Неужели она наткнулась на Тайну! Или это только плод ее бурной фантазии?..
Кьёген весело ухмыльнулся, но спина у него затвердела, как у насторожившегося вдруг дикого зверя.
- Эта сказка дороже. Что отдашь за нее?

(по-прежнему с Ланой)

- О, так такая есть? Здорово. Я уж было думал, что ошибся в выборе сказочника. Я не знаю, что тебя интересует, но вряд ли еще несколько монет, м? - девушка ответила той же улыбкой. - Может, еще одна сказка?
Кьёген вспрыгнул на перевернутую вверх дном бочку; металл гонгом звенел и гудел под босыми грязными пятками оборванца.
- И настал день, когда Древние спустились с небес.
Зрителей становилось все больше. Каждый житель Столицы осведомлен, что стоит зевнуть и не подсуетиться, зрелище пройдет мимо тебя - развлечения ждать не станут. Корви поморщилась - она рассчитывала на то, что будет единственным зрителем, а разгадывать тайну в толпе зевак было неинтересно.
- И просили дракона, повелителя океана: "Дай убежище нам, приюти тех, кто устал скитаться".
Разноцветные выгоревшие лохмотья становились то золоченой, отливающей огнем чешуей, то старинными одеяниями.
- И дракон согласился, но забрал их воспоминания, а еще он сказал им: "Отдайте мне двух сводных братьев. Первый станет огнем, чтобы править людьми и миром. А второй...
Кьёген сдернул с ближайшего штабеля ящиков рогожу, завернулся в черную ткань. Маска - белая, без каких-то особенных черт - в обрамлении длинных волос бесстрастно наблюдала за зрителями, только в прорези ее будто вставили раскаленные угли.
- А второму я отдам свое сердце, глаза и умения, - Кьёген выпрямился над толпой; светлые разводы на ткани складывались в драконов, играющих со сгустком пламени. - Потому что если нет очага, то и разводить огонь нет смысла.

(те же, там же)