Потом о них всех, конечно же, сложат балладу. Это будет романтичная история любви короля и шута, наполенная подвигами и лирическими моментами. Глупости, ссоры и слабости останутся вне стройных куплетов, минуют их и судьбы тех, кто был рядом. Таковы законы жанра, ничего не попишешь. Сильный голос барда разнесется под гулкими сводами Ктежского Замка, нежное сопрано певицы подхватит припев у стойки "Светлячка". Какой мир без своих легенд? А пока жизнь продолжается и до конца песни далеко. Пока что его шрам нисколько не романтичен, а в речах не сквозит героизм. Пока что ее никто не назовет образцом изящества и скромности. Пока что их выходки вызывают у окружающих раздражение чаще чем что либо иное. А значит, будут и глупости и ссоры, и слабости, и маленькие повседневные чудеса. Но и в выверенных строках баллады, и в неуклюжих абзацах нашего повествования красной нитью сквозит одна и та же идея - неуместных романов не бывает. Потому что иначе очень быстро неуместным становится окружающий мир.

Ну, кто в курсе сюжета Гибели Йиркмана, наверняка, в курсе и этой истории. Мой герой в то время был королем Аргодора. И был у него шут... Нет, нифига, шутесса. Девчонка, хорошо если пятнадцать дадут. Слепая. Король был гневлив, резок и капризен, его дурак был зол и остроумен, как и положено дураку. Периодически в шутессу летали предметы, периодически остроты попадали в цель не хуже... В общем, все как и положено быть при дворе обычного узурпатора.
А потом не то друг, не то враг наслал на короля кошмары. Скажете, фигня, просто плохие сны? А вот король сдался через неделю. Даже жаловаться начал, не придворным, ясное дело, даже не женщинам. Шуту. А дальше плавное течение оригинальной истории Йиркмана тихо и в муках сдохло, и начался этот прикл.

Заранее предупреждаю всех, кто собирается это читать: мы пишем мелодраму. А значит правда жизни идет лесом, хэппи энд все равно будет. Правда до него еще надо дожить. Вся история сосредоточена вокруг одного романа, хотя иногда и делает мертвые петли в сторону. Соответствие оригиналу - на уровне того, что начинали-то мы работать с ним ) а все что ниже - выглючилось впоследствии. Бобро пожаловать, кушайте не обляпайтесь. Прикл ни разу не закрытый, периодически тут появляются и другие игроки. Все роли аккуратно подписаны. Желающим принять участие в безарбузии - в личку.

Ну и конечно реверансь в сторону мастеров и игроков Гибели Йиркмана. За сюжет, терпение, мир и вообще )

Китти:
Брэдгер, Сечен, Декорф, Сэтталь, Ллаатай-Икке, Амариссэ Деришан, Зейлат/Саргиин, мелкие неписи.

Соуль:
Каий, Арьете Вирт, Ирьера Вирт, Мейхани Изумрудная Ведьма, Джангаш Малахитовый Кулак, Аэль-хэль, Кларисто Деришан, Каратэль, мелкие неписи.

Хигф: Вулуфи, отчасти Ахторон.
Ри: Рии.

Приключение шло своим ходом. Соуль единственный глагол в предыдущем предложении хотелось заменить на другой, соответствующий образу движения пресмыкающихся… без злости и раздражения, с грустным вздохом и расстроенным видом.
Чашка с глухим стуком опустилась на стол, кресло повернулось вокруг своей оси, и лампа на потолке превратилась в сияющую звезду на долю секунды. Пальцы вновь накрыли клавиатуру, верстая сообщение в приключение. Из Ульмара в Ктеж, из Ктежа в Ульмар – два города разделяли четыре игровых дня… полгода тему можно не читать, если персонаж послушается очередного приказа сумасшедшего покровителя.
Раздражение игрока (…о чем думал автор колдуна, отправляя в дальний путь слепую?), обида и усталость персонажа (…словно хочет от меня избавиться!) не давали сосредоточиться.
“Enter” отбил абзац, и сообщение по клику мыши отправилось в тему. Взгляд остановился на неловко устроившейся на ободе кружки чаинке, мысли сосредоточились вокруг героини. Дорога в неудобной почтовой карете оставила следы: ветер простудил гуттаперчевое тело, в груди заскребся хрип – очередное путешествие в Ульмар могло, если не покалечить, то выкинуть из происходящих событий на продолжительный срок. Бездействовать, как и описывать несколько месяцев в постели, не хотелось.
Пыльцы отстраненно набирали описание костюма дурака и путь в королевское крыло. Замелькало оранжевым окошко QIP – списалась с Китти по поводу предстоявшего диалога. Юродивая и обаятельная в своей ненаказуемости шутесса уже подобралась для новых острот над незадачливым и раздражительным правителем. В глубине души еще тлела надежда, что получится зацепиться в Ктеже и не терять времени даром.
В голову лезли идиотские рассуждения о быте и нравах средневековья, о проклятом жонглеровском хоре, о придворной жизни, о… они цеплялись одно за другое в поисках окончания лабиринта.
Решение пришло неожиданно: сумасшедшее, безумное, невероятное. Глупое. Но кто тогда мог предположить, что персонажи попадутся в расставленные игроками сети, выпутаются и оживут в том, чужом, мире?

Его величество король Брэдгер Первый, в народе больше известный как Брэдгер-Урод, мерил шагами узорчатый абисский ковер собственного кабинета. День не задался с самого начала. Завтрак был пресен, сиденья жестки, придворные одеты на редкость аляповато, и, вдобавок ко всему, ему уже десятую минуту приходилось ждать доставки шута.
Нет, что вы, король, высокий темноволосый мужчина лет тридцати, с глубоко посаженными черными глазами и тонким, с аристократической горбинкой, носом, совсем не был некрасив сам по себе. Вот только шрам - уродливый фиолетовый шрам, пересекавший его щеку, рассекавший бровь и почти лишивший левого глаза - раз и навсегда сводил на нет всю физическую привлекательность повелителя. Шрам... Пустяк для бравого воина, ничего не значащая помеха для пахаря или кузнеца. Вот только не был Брэдгер ни тем ни другим. Вспыльчивый и мнительный, король видел насмешку в каждом взгляде на лицо его, слышал сарказм в каждой похвале осанке его. Во дворце были запрещены всякие разговоры о шрамах или мужской красоте, и только безумец осмелился бы вытащить карманное зеркальце в присутствии государя. Слуги и вассалы сбились с ног, разыскивая по королевству слепого шута - по традиции, шут настоящего короля мог говорить все, что ему вздумается, и весь дворец заранее лихорадило от мысли, _что_ будет, отвесь дурак правителю хотя бы простенький комплимент.
Впрочем, на деле тема внешности занимала в жизни Брэдгера не такую уж большую роль. Не имея возможности любоваться собственным отражением в зеркале, король с лихвой компенсировал это удовольствие другими. Дорогие вина, роскошные ткани, редкости и диковинки, прекраснейшие женщины и сильнейшие бойцы были к его услугам. Внутренние враги государства давно были растоптаны, внешние сами подставляли под топор шеи, благосостояние государства восстанавливалось удивительно быстро даже учитывая всю жесткость принятых мер, жречество удалось изолировать, натравив на оставшуюся еще в пределах Аргодора нелюдь. Безусловно, было и чем гордиться и о чем мечтать. Только характер величества портился с каждым новым месяцем, вызывая уже смутную тревогу у некоторых придворных.

…Перед королем стояла девочка, затянутая в серо-синее трико. Колпак, доставшийся по наследству от того, кто занимал место шута прежде, был ей слегка великоват и оттого сидел нелепо и смешно. Из-под него выбивались прядки черных волос, неаккуратно торчавших в разные стороны. Жезл, которому по моде полагалось быть не длиннее пары футов, являлся для нее едва ли не посохом, а глаза закрывала неопрятная повязка. Впрочем, не будь ее и дурак бы догадался, что девочка слепа: она вздрагивала при каждом шорохе, оборачивалась на каждый звук, и при этом на остреньком личике с правильными чертами появлялось озадаченное выражение.
- Где ты откопал это чудо? - в интонации короля можно было найти и веселость, и скрытую чуть поглубже ярость: узнать бы имя того шутника, что завязал глаза девчонке. Или привел слепую ко двору в качестве шута.
- Она сссама пришла, Ваше Величество - распорядитель крепко не любил нового монарха, и было за что, но он был пожилым человеком, обремененным семьей - и не хотел терять должность. Так что сейчас просто пнул девушку локтем в бок, дабы не подумала возражать. - Исскала работу. А после того как ваш шут сбежал...
- Ну раз сама пришла... - Король расхохотался: испуганный вид старика его развеселил. - Пусть покажет, что умеет.
-Что умеет, пусть показывает камергер Вашего Величества. Убеждена, он куда лучше, чем я выполнит роль неуклюжего медведя! – Звонко сообщила девочка и в мгновение ока сделала невероятный кульбит. Замерла на руках, и добавила. – Я-то не медведь. Ладно, коли сгожусь на роль южного диковинного зверька!
И, словно подтверждая свои слова, она прошлась на руках кругом приведшего ее распорядителя; то ли нарочно, то ли нет, едва не задев его плечо носком прохудившегося сапога. Тот рассержено ткнул ее в бок, и девочка упала, ловко приземлившись на колени.
- Девочка остается здесь. Даже разрешаю тебе переодеть ее, только не переборщи с парчой, а то кое-кто из знати начнет ей кланяться. Представляешь, какое нарушение этикета? - Брэдгер усмехнулся как кот, слопавший коллекционного жаворонка. Прежний шут смылся в неизвестном направлении через две недели после коронации, поговаривали, что последними его словами было "не хочу оставаться при дворе, где правда может стоить головы". Брэдгер даже не стал его искать, - уже пятнадцать лет назад дурак был слишком глуп, а сейчас он был еще и стар. Если девочка окажется слишком колючей игрушкой - всегда можно отправить ее обратно на улицу. Или отдать в служанки распорядителю. Последняя мысль опять заставила короля рассмеяться.
Камергер сдержанно поклонился, и девочка, мгновенно вскочив, повторила с точностью до жеста все его движения, разве что с мимикой не угадала. Заметив это, старик зашипел и повернулся, чтобы наказать мерзавку еще одним заслуженным подзатыльником, но она весело смеясь, сделала шаг назад и спряталась за дверью. Когда отступала, споткнулась, то ли специально, то ли случайно… а, может, и правда была слепой, Шаа ее знает!
- И да... Трогать ее запрещаю. Избивать шутов - моя привилегия. - Старику показалось, что сейчас мальчишка покажет ему язык. Пожалуй, только коренные обитатели замка могли называть короля так, пусть даже и про себя: Брэдгер даже в двадцать лет выглядел слишком взрослым, а сейчас ему зачастую давали и на десяток лет больше его настоящего возраста. Но камергер видел - дерзкого мальчишку, что когда-то резким нравом и странными идеями заставил себя невзлюбить полдворца. И, несмотря на корону, шрам, осанку бывалого фехтовальщика, несмотря на тяжелый, неуютный взгляд короля - все еще очень хотел устроить монарху хорошую взбучку.
Девочка ойкнула и исчезла с глаз грозного монарха долой.

Брэдгер сидел в своем кабинете и смотрел на отблески огня в камине, обхватив голову руками. На душе была тоскливая муть, болела голова – плохо спалось последнее время. Оставалось еще несколько писем – надушенные и плотные конверты с просьбами баронов, потрепанные – с донесениями издалека. Одно – простое и без многочисленных пометок, но зато с оттиском Семерых на сюргуче. И еще одно, качество выделки пергамента которого не уронило бы достоинства и самого Брэдгера, что означало – послание было самого высочайшего уровня. Медленно, словно нехотя, сорвал печать.

Его Величеству королю аргодорскому Брэдгеру графа Виндорского Ольрика -
приветствия!

О, венценосный господин мой! Да приумножится твоя слава, и продлятся годы твоего мудрого правления!
В час тяжкой нужды и снедаемый великой тревогой вынужден я просить тебя о помощи. По скромному своему разумению полагаю, что тебе, о король, известно, как страдал и продолжает страдать мой вольнолюбивый народ под тяжелой дланью Арлиона. Так же как я прекрасно помню, что мой край всегда пользовался благосклонностью славных королей Аргодора.
Разумеется, государь, для тебя не является тайной, что арлионский трон сейчас шаток в виду малолетства престолонаследника и ненависти, которую питает огромное количество знати к регенту, графу Химбольту. Для меня и всех виндорцев это воистину знак Божий. Именно сейчас мы можем навсегда сбросить гнет Арлиона.
Но даже сейчас, во времена смуты, его войско достаточно сильно для того, чтобы силой оружия помешать нашим стремлениям. И поэтому я именем Шеан прошу тебя, о король, о покровительстве и поддержке в моих начинаниях. Ибо я убежден, что слово великого Брэдгера, подкрепленная доброй аргодорской сталью заставит Арлион покориться неизбежному, а задуманное мной угодно Матери Мира. Вместе, мой высокочтимый господин, мы сможем поставить нашего общего врага на свое место.
Но меж тем я прекрасно понимаю, что в этом деле нам потребуется поддержка Семерых. Думаю, и тебе и мудрейшему Ахторону будет небезынтересно, что я, чтобы снискать благосклонность Милосердной Шеан и доказать праведность своих устремлений, дал обет принести свет нашей веры на дикую землю Славии и заставить населяющих ее невежественных язычников вместо ложных богов чтить Матерь Мира. Я надеюсь, что и ты, государь, не откажешься принять участие в этом богоугодном деле. Это должно не только обезопасить наши земли от варварских набегов, но и распространить наше влияние на восток.

С надеждой жду твоего ответа, и да благословит тебя единственно истинная Богиня наша, Матерь Мира, Милосердная Шеан.

Письмо уже давно лежало на столе, а строчки его все еще проносились перед мысленным взором Брэдгера. Что-то здесь было не так... Судя по донесениям доверенных людей короля, Ольрик не был ни фанатиком, ни наивным ребенком. Впрочем, и на старуху бывает проруха, а не воспользоваться таким шансом... Нет, Брэдгер бы себе этого не простил никогда.
Колокольчик зазвенел так, словно коронованная особа всерьез собралась его разбить. Когда в дверях появился паж, король вызвал к себе писаря и дежурного из тайной службы. Последний был тут же отослан со странным на первый взгляд поручением - потрудиться, чтобы как можно больше людей узнало о данном Ольриком обете.
Первое письмо предназначалось графу.

Его сиятельству графу Виндорскому Ольрику от Брэдгера Первого, короля Аргодора - ответные приветствия.
В знак расположения нашего лично к правителю Виндора, снискавшему всеобщее почтение своей мудростью, а также снисхождения нашего к бедам народа, вынужденного терпеть притеснения и поборы со стороны захватчиков, мы готовы прийти на помощь вам в этом благородном начинании. Есть ли у графа уже план действий? Возможно, граф сочтет пригодной ту стратегию, что разработали лучшие полководцы Аргодора. Состоит она в следующем: в графстве вспыхивает мятеж. Недостаточно серьезный, чтобы всерьез напугать арлионцев, но достаточно обширный, чтобы Ваше Сиятельство могло просить помощи у Клэймора. И когда армия выдвинется из Арлиона на усмирение мятежа, Аргодор ударит ей в спину. После этого добить страну-узурпатора не составит труда.
Кроме того, мы желаем выразить графу наше восхищение его благородными устремлениями. Разумеется, мы всецело поддерживаем дело подобной святости - озарить дикие восточные земли светом истинной веры.
Да пребудет удача с нами в наших начинаниях.

Король диктовал тихо, прикрыв глаза. Он никогда не умел ни говорить ни писать правильно на неуклюжем официальном языке – писарь даже позволил себе поморщиться на особенно некрасивом повторе. Сам Брэдгер, казалось, тоже не был в восторге.
Второе письмо было адресовано Его Величеству Хенрику Третьему. Оно выражало самые дружеские чувства по отношению к монарху с точки зрения Брэдгера, и самую полную безграмотность с точки зрения писаря. Как бы между прочим, Брэдгер намекнул в этом письме, что его кузина, особа королевской крови, как раз подошла к брачному возрасту, и король прилагает все усилия, чтобы найти девушке пару, достойную ее красоты и положения. По мнению писаря, намек вышел слишком прозрачным.

В тот день пажи и слуги с самого утра ходили на цыпочках - о плохом настроении короля самым мистическим образом в считанные минуты узнавала вся челядь. Никого не интересовали причины - Брэдгер мог злиться плохой погоде, что мешала тренироваться, мог быть недоволен исходом приема, раздражен чем угодно другим. Важен был итог - король не любил хандрить один, так что с удовольствием срывал зло на всех, кто попадал под руку. Когда Брэдгер был занят или доволен, ему можно было подавать ледяную воду или даже не убирать в его комнатах неделями - монарх едва ли вообще замечал такие вещи. Но стоило ветру переменится - и положенный на два пальца дальше положенного места столовый прибор мог стать причиной жестокой порки.
Пожалуй, только один человек во дворце был не в курсе дворцовых обычаев. Слуги сторонились ее, то ли пугаясь повязки, то ли опасаясь, что завтра эта девочка разделит судьбу большинства дворцовых шутников, а собственного опыта общения с королем у нее почти не было. Поэтому, когда шутесса застыла на пороге кабинета, приставленная распорядителем к ней девушка только жалобно посмотрела вслед, задумавшись: «Не стоило ли хотя бы предупредить?» Потом вздохнула и решила, что это не ее дело, да и не надо, наверное.
Девочка остановилась, пытаясь ощутить, что ее окружает. Она медленно оборачивалась, словно оглядывалась, а затем сделала несколько не слишком уверенных шагов в сторону. Вернулась на свое место и, подпрыгнув, щелкнула каблуками. Зажатый в руках жезл зазвенел, отвлекая и без того раздраженного короля.
Брэдгер, дотоле с сумрачным видом разглядывавший крыши дворовых построек, обернулся на звук. Холодный ноябрьский ветер ворошил на столе бумаги, хлопал створками раскрытого окна. Король любил такую погоду странной, болезненной любовью - казалось, что самой земле больно и одиноко, что именно этой осенью - мир умрет навсегда, без надежды на возрождение. Но сегодня серое небо и промозглый сырой ветер только сильнее отделяли Брэдгера от всего, что его окружало.
- Подойди. - От холодного ветра голос короля охрип и здорово походил на воронье карканье.
Она сразу же обернулась и, стараясь заглушить в сознании слишком громкий и путающий шелест, сделала несколько шагов в ту сторону, откуда донесся приказ. Жезл по обыкновению выписывал замысловатые фигуры вокруг девчонки, то застывая на секунду у какого-нибудь предмета, то вращаясь с дикой скоростью. Зажатый в кулаке бубенец молчал, как задушенный. Было ли видно, что этими движениями она пытается исследовать мир вокруг, акробатка не знала, но надеялась, что нет.
Брэдгер с недобрым интересом следил за ее действиями. Девочка шла слишком гладко для слепой, но в то же время обходила предметы не сразу, а только приблизившись к ним на достаточно близкое расстояние. Особенно заметным это выглядело, когда предметы были достаточно широкими и загораживали прямую дорогу. Король предпочитал считать ее слепой: девочка забавно издевалась над дворцовыми павлинами, а без шута двор был отчаянно скучен. Но просто носить повязку в присутствии короля, словно лишний раз напоминая о его шраме, было прямым оскорблением. Брэдгер подошел к столу и сгреб оттуда какую-то книгу.
- Держи, - книга полетела в руки шутессе. - Почитай мне.
Она поймала книгу почти у самой земли, словно не видела куда она летит. Брови сошлись к переносице, словно девочка не сразу поняла приказ. Наконец, она выпрямилась и, нашарив рукой ближайшую горизонтальную плоскость, оставила книгу там.
-Я не могу читать обычные книги.
Брэдгер криво усмехнулся и выдернул из стенного щита легкий сулимхадский ятаган. Верить на слово не получалось. Тонкое, обманчиво-безопасное лезвие выписало в воздухе восьмерку - король привык к тяжелому оружию и теперь приспосабливался к новому для себя балансу.
- Не двигайся. - Лезвие полетело к лицу шутессы снизу вверх, так, что его можно было бы углядеть даже с повязкой на глазах. Быстрое движение - из тех, что кажутся неостановимыми - пока отточенная кромка не замирает всего в паре пальцев от кожи.
Она замерла, выпрямившись и сжав руки в кулаки. Губы превратились в тоненькую ниточку. Девочка чувствовала холодное дыхание и едва ощутимый запах металла и от того становилось по-настоящему страшно. Сердце замерло, а в голове испуганно забила крыльями мысль: «Убьет».
Не отшатнулась... То ли хорошая выдержка, то ли правда не видит.
- Это игрушка. Их вешают на стену для красоты, - Брэдгер посмотрел на ятаган: наверное, он провисел тут много лет, но кромка до сих пор была острой как бритва. Плохое оружие королям не дарили. - Даже если я и не удержу его, не останется даже пореза.
Еще пара легких восьмерок. И - быстрый, резкий замах - говорят, сулимхадские пустынники способны рассечь человека надвое своими легкими мечами. И сейчас легко можно было в это поверить.
Она кивнула и попыталась улыбнуться – не получилось. Раздражал слух свист стали и было тяжело не сорваться с места. Желание броситься в сторону было настолько сильным, что девочка не выдержала и отступила на шаг.
- Зачем ты врешь? - ятаган полетел на стол, жалобно звякнула упавшая чернильница. Взгляд Брэдгера стал ледяным.
- Я не вр-ру, Ваше Вел-личество. - Испуганно выдавила шутесса, - Я... я просто чувствую луч-чше, ч-чем другие л-люди.
- Кто тебя сюда привел? - Король, казалось, не услышал ее ответа. Или услышал, но не поверил.
- Бар-рд Катар-рель, Ваше Величество.
- Зачем?
- Он сказал, что двор ищет сл-лепого шута, Ваше Величест-тво.
- Отлично. Иди. - Тон не допускал возражений.
Девочка развернулась и двинулась к выходу, на этот раз намного увереннее, чем когда совершала свои первые шаги по кабинету. Сердце трепетало, и, только закрыв за собой дверь, она смогла чуть-чуть успокоиться. Шутесса прижалась к прохладной стене и часто-часто задышала, стараясь привести мысли в порядок. Никогда в жизни ей еще не было так страшно.
Брэдгер рывком захлопнул окно и повалился на кресло. Злости не было, только тяжелое чувство собственной обреченности. Можно было казнить полдворца, но нельзя было расправиться с сочувственными или насмешливыми взглядами в спину. Слепой шут. Черт, слепой шут.

Наконец, король жестом приказал старику удалиться. Пробежал глазами послание Семерки. Желали казни «одного из морских баронов Вашего Величества, Арьете Вирта». Им ответ написал своей рукой, буквально парой фраз - «Сделаю все, что в моих возможностях. С почтением к Седьмому Совету, Брэдгер, король Аргодора». Запечатал оба письма одной из печаток – массивным перстнем с короной и дубом. А потом откинулся на спинку стула, закрыв лицо руками. Кажется, он уже знал, что будет делать с известиями. С обоими. Снова вызвал дежурного Сечена.
- Вирт должен быть где-то на севере. Найти, передать вот это, - черкнул пару строк на бумаге, запечатал уже герцогской меткой. Найти в числе узников человека, похожего по внешним признакам. Казнить как изменника короне – не снимая капюшона. Объявить.
Худой темноволосый мужчина – один из помощников начальника тайной службы – взял письмо, поклонился и вышел.
Король поднялся с места и раскрыл окно – деревянная створа глухо стукнула о камень стены. В полутемный кабинет – правитель не признавал ири – ворвался по-ночному холодный ветер. Брэдгер прислонился спиной к стене и прикрыл глаза. Снаружи доносился шум человеческого жилья и даже далекий плеск воды. Король не любил Ктеж так, как только может не любить человек, выросший среди тихих замков Эррани шумный каменный лес с коробкой дворца посередине. Но и любил – тоже. Тут можно было что-то делать, всегда было вдосталь как союзников, так и врагов. Джад Сечен, начальник тайной службы, любил говорить, что столица похожа на большую головоломку. Нужно было учитывать все факторы – и это обычно не оставляло места для хандры. Брэдгер любил драться, еще больше любил выигрывать битвы, но сейчас он все чаще оставался в стороне от реальных действий – от короля требовалось быть на месте, управлять, сдерживать, думать над каждым шагом. Это парализовало и злило, заставляло совершать ошибки, которые, в свою очередь, злили еще больше. Не спасали ни долгие часы тренировок, ни вино, ни женщины – правитель казался себе навечно замурованным в Ктеже, прикованным цепями к письменному столу, обреченным всю жизнь видеть только постные лица придворных. И дороги назад уже тоже не было.
Когда на скаты крыш за окном легли первые рассветные блики, последнее письмо как раз догорало в камине. На столе остался дорогой пергамент послания Ольрика и белый плотный прямоугольник приказа семерки. Остальное благодарно пожрал огонь. Ощущение загнанности сменилось странной глухой пустотой.
Поднялся и пошел спать.

-Очередной визит сорвался. – Философски констатировала сидящая на полу шутесса. – Очередной, я говорю, за неделю. Люди – не болваны для тренировок, а его Величество тренирует на них словесное искусство, как фехтование – на чучелах. – Говорила она, делая вид: ей совершенно все равно, что главное действующее лицо монолога сидит за столом и молчит. – Точнее, они мои болваны, личные, для отработки шуток. Все. Поголовно. – Сообщила девушка с серьзным видом крысе на посохе. Крыса согласно зазвенела бубенцом.
Брэдгер молчал. Комментарии девочки по неуместности могли поспорить разве что с коровьей лепешкой посреди аудиенц-зала. Но разговаривать не хотелось. Арлион давил, явно давил, намекая на союз с Иллерией. А у Брэдгера - не вызывало восторга уступать даже в малом: слишком часто играл на этом сам, складывая из легких уступок пудовую гирю на плечах недругов. Переложить бы на плечи послов - но Брэдгер знал сильные и слабые стороны этих лис лучше, чем свои собственные. Они бы не потянули. Так что дипломатический балет с непременным участием короля продолжался уже почти пять дней, и, кажется, не оставил от его нервов даже пустого места. А шутесса - перемывала кости дворцовым обезьянам.
-Что будет… - Издевательски протянула она. – Вы распугаете все посольские корпуса, прибывшие в страну, причем не только своим внешним видом.
Больше всего ей сейчас хотелось, чтобы ее отправили прочь. Дали официальное разрешение фразой: «И чтобы больше здесь не видел!». Тогда ее можно было бы толковать довольно широко и, даже воспользоваться, как предлогом, для того, чтобы покинуть дворец. «Желательно, навсегда. Король-идиот, король-болван – как только его не называют подданные. И в последнее время я склонна согласиться с ними», - она покачала головой в такт своим мыслям.
Брэдгер отправил в сторону шутессы испепеляющий взгляд.
- Не переходи границ, девочка. - Вспышку злобы пришлось подавить. Протокол сегодняшних встреч вызывал головную боль одной своей длиной. Слова пробегали перед глазами, не оставляя ничего - в сознании. Минут через десять король окончательно понял, что сегодня работы уже не будет. А если продолжить - не будет ее и завтра.
- Вина, - коротко сообщил Брэдгер прибежавшему на звон пажу. - И скажи, чтобы приготовили лошадей на утро.
Она пожала плечами и поднялась, чтобы по своему обыкновению, перебраться поближе к двери, и, если представиться возможность, ускользнуть. На лице блуждала ехидная улыбка:
- А после вина не изволит ли Ваше Величество с лошадки утром… сверзиться?
- После вина его величество изволит сверзить тебя. Из окна. - Необходимость что-то отвечать на шпильки только прибавляла к общему бешенству, но отпускать шутессу не хотелось. Ночь была из тех, когда даже сопение собаки под дверью кажется необходимым условием душевного спокойствия. Брэдгер бы и предпочел сейчас собаку - она по крайней мере не говорила.
- Тогда мое шутовство помолчит. Оп - и нету. Можно?
- Нельзя. Сиди тут.
Вошли слуги, принесли вино и большую лепную вазу с фруктами. Король некоторое время сумрачно разглядывал фарфоровых химер, потом потер виски пальцами и взял со стола кубок.
- Если хочешь язвить, займись послами а не мной.
- Ими - не интересно... - язвительно протянула девочка. - Их рядом нет.
- Тогда камином: он прямо рядом с тобой, - огрызнулся Брэдгер. Сказывалось ли вино, или утомление последних дней, но тонкий золотой обруч, заменявший ему корону, казался орудием пыток. Безделушка шлепнулась на стол.
-Глубокоуважаемый камин, как вы полагаете, почему в последнее время представители дипломатических корпусов предпочитают покидать Ктеж в срочном порядке…? – Вежливо обратила свое лицо шутесса в ту сторону, откуда шло тепло от огня.
- Заткнись. - Девочку хотелось прибить. Брэдгеру всегда казалось, что злиться лучше на кого-то, и сейчас все напряжение последних дней плавно перетекало в гнев. - Я приказал не трогать эту тему.
Она послушно замолчала и опустилась на пол, положив шутовский жезл на колени. На лице возникла непроницаемая маска, губы превратились в тоненькую ниточку, словно внутри шла самая настоящая борьба – еще секунду опять скажет что-нибудь и засмеется.
Король криво усмехнулся и, обойдя стол, прошелся по комнате. Кажется, если завтра он даст послу в морду и тот уберется обратно в Арлион, весь двор все равно будет уверен, что это из-за внешнего вида короля или его ужасающих привычек. Когда-то давно Брэдгеру нравилось быть единственным в своем роде - тогда он гордился и слишком резкими для аргодорца чертами, и манерой одеваться, привычной с детства, и умением запросто говорить вещи, за которые как правило сносят голову. Но сейчас собственная непохожесть вызывала только раздражение. Простые горожане не знали ни единого настоящего просчета Брэдгера, но случись бунт, и они поддержат его: не потому что налоги высоки, или дороги опасны... Урод на троне. Достаточное основание для любого действия против.
- Займись пока вот этим, - не глядя, бросил акробатке какой-то фрукт. - Голова целее будет.
Девчонка, как обезьянка, вцепилась в грушу, поднесла к лицу и отложила в сторону. «Как мне приказали – я молчу», - тоскливо думала она. Хотелось покинуть кабинет поскорее – общаться со разгневанным королем было равносильно самоубийству. Она чуть поближе подобралась к выходу и замерла у самой двери.
- Человеческое стремление к правде - самое ненадежное качество. Перегорает от запаха жареного, - произнес Брэдгер в пространство. Страх шутессы и веселил, и злил одновременно. Компания тяготила, но и оставаться одному не хотелось. - Или тоже испугалась моего лица?
-Я не видела – чего бояться? Вам ведь для того и подобрали слепого шута – чтобы гадости о внешнем виде не говорил. – Уязвленная, она отвернулась. – Вот и молчу.
- Рассуждать о том, о чем не имеешь понятия - тоже забавное качество.
- Мне и положено - забавлять Его Величество.
- Так и забавляй. Вот ковер. Ты умеешь ходить на руках? Это у тебя лучше получается, чем говорить.
Она шумно вздохнула и... проглотила рвущуюся наружу язвительную фразу. Кувыркнулась и замерла, опираясь лишь на левую ладонь. Локоть задрожал – тело качнулось, и шутесса осталась стоять, на этот раз на левой руке.
- Остальных вы дрессировать не умеете. – Буркнула девочка.
- Они уже не научатся так кувыркаться. А некоторые - ценны и без бубенцов. За ум, например...
Она плавно опустилась на мостик и поднялась, гибкая, как тростинка.
- Жаль, кому-то не досталось ни того, ни другого. - Вежливо сообщила она, обратившись к камину и демонстративно пожала худенькими плечиками.
- Или за храбрость, - продолжил Брэдгер уже откровенно насмешливо. Реплику шутессы он то ли проигнорировал, то ли не принял на свой счет.
- Третьего ему тоже не досталось. - Хмыкнула девочка. - А еще голос не понимает, о ком говорит.
- Зато он произносит слово - и ты молчишь. Еще слово - и ты кувыркаешься, - раздраженно проговорил Брэдгер.
-Все правильно, остальных же дрессировать не выходит! - С наигранным восторгом закончила шутесса фразу.
- Боюсь, если продолжить дрессировать камердинера, он даже спать повадится в поклоне, - рассмеялся король. Подобострастный вид старого дурня всегда отчаянно его забавлял. Как только разговор съехал с больной темы оценки собственных действий, даже присутствие девчонки перестало быть в тягость.

Шутесса не знала, каким путем извозчик решил вести экипаж в Ульмар, но, логично предположить, что наикрадчайшим. Несколько раз карету останавливали постовые службы и патрули, но стоило путешественнику предъявить все грамоты и списки, как далее его пропускали беспрепятственно, путь продолжался. Прошло еще несколько часов, и неожиданно равномерный галоп коней прервали. Экипаж недовольно скрипнул и остановился. «Во имя Шаа!», - пронеслась мысль-проклятье. Цепляясь грязными пальцами за коробки, акробатка поднялась и, нащупав небольшую створку – слуховое окошко, - открыла ее и обратилась к путешественнику мягко и вкрадчиво:

-О достопочтимый сэр, что же произошло, не изволите ли мне сообщить? - Она замолчала, прислушиваясь к ноткам, скользившим в голосе ее немудрого собеседника. Похоже, он был чем-то заинтересован, но не взволнован. А еще, неровное, чуть сбитое дыхание, выдавало: он или лжет, или не говорит всей правды.
-Да так, леда, мы тока что у Ульмар прибыли, ото щас с окраин да в городок, я-то просто передохнуть решился, да и усе.
-О достопочтимый сэр, не изволите ли мне сообщить, что же все-таки так привлекло ваше внимание, а то эта ужасно скрипящая нота «ля» звучит безумно фальшиво в гамме ваших слов, - тонкие пальцы легли на шею извозчика. Кожа оказалась неприятной на ощупь: липкой, потной, холодной. Жилка быстро билась, очередное подтверждение: ложь.
-Ота, домик, эта… ведьмы одной. Та городские хакие-то туды идуть.
-А… Сразу так, о достопочтимый сэр, правда так облегчает жизнь, - Шутесса покинула экипаж и потянулась. Каким наслаждением было вновь ощутить свободу движения актера, - и порой она так часто спасает от смерти. Благодарю вас, о достопочтимый сэр. Ульмар в той стороне, куда направлен ваш взор? А в какой стороне в таком случае эти горожане и домик ведьмы, не подскажите ли, о достопочтимый сэр?

Словно боясь своей спутницы, извозчик положил ладонь на ее плечо, указывая дорогу. Через несколько шагов Шутесса отстранилась и направилась дальше сама. Возможно, она бы не встревожилась, не задумалась бы ни о чем и отправилась до самой конечной вместе с поднадоевшим невежой-путешественником, но привлекло ее одно имя, о котором приказал порасспросить господин Ахторон – «Натаниэль». В переливах слогов слышалась едва ощутимая музыка, перекаты арпеджио и классический минорный аккорд «эль», так характерный для актеров трагедии. Только вот по скромному мнению акробатки, последнее амплуа совершенно не подходило этой жрице.

Шутесса пожала плечами и склонила голову, как если бы рассматривала носки сапог. Было обидно от заслуженных - если задуматься - слов, но не столько от этого, сколько оттого, что остроты не достигли нужной цели, что означало: придется провести здесь еще некоторое время. Еще несколько десятков неприятных минут.
Король рассматривал акробатку так, словно она была одним из диковинных экспонатов зверинца. Большинство обитателей этого замка просчитывались вплоть до реплики: в умении предугадывать действия как союзников, так и противников и заключалась львиная доля так называемой удачи Брэдгера. Иногда двор напоминал ему большую игру в сулимхадскую клетку, где каждая фигура ходит по-своему, и только пешки одинаковы. А вот шутессу предугадать было трудно. Она не пыталась зарабатывать свой хлеб, угождая во всем королю, но и на неповиновение ради того, чтобы король в очередной раз узнал правду о самом себе ее тоже не хватало. Словно еще не решила, что хуже - необходимость подчиняться или вероятное наказание за непослушание. Брэдгер частенько пытался вывести ее из себя, просто чтобы посмотреть, что она есть на самом деле - и еще ни разу не добился успеха.
-Шут может идти, чтобы в очередной раз не бить по больному месту - дипломатии? - Подчеркнуто вежливо осведомилась девочка и "посмотрела" на правителя через плечо. В одном движении было столько неприкрытого ехидства, что в пору было отвернуться.
- Шут может бить по дипломатии сколько ему угодно... И по чему другому иному тоже, - Брэдгер почему-то был уверен, что сейчас способен спокойно выслушать что угодно. А еще - интересно было посмотреть на реакцию.
-Кроме больного самолюбия Его Величества? - Методично уточнила акробатка.
Ан нет, не что угодно. Король нахмурился. Невозможность подыскать достойный ответ бесила еще больше. Так что Брэдгер предпочел не отвечать вовсе.
-Значит, "кроме".
Повисшее молчание здорово отдавало озоном.
Шутесса пожала плечами и, довольная тем, что ей наконец-то удалось попасть в точку, сделала шаг по направлению к двери. "Отдых... мне просто нужен отдых..."
Кубок с вином полетел на пол с таким ускорением, что даже не разбился - рассыпался в мелкую труху.
Девчонка обернулась и недоуменно приподняла брови. Развела руками и нахально улыбнулась.
Брэдгер скрипнул зубами. Хотелось ее убить - просто убить. Даже в состоянии крайнего бешенства король держался в некоторых рамках - никогда не калечил людей по-настоящему (противники на поле боя не в счет - там и сам Брэдгер зачастую здорово получал). И сейчас, запуская вслед девчонке массивную вазу с нелепыми химерами, невольно вложил меньше сил, чем хотел бы.
Она не успела поднять руку, чтобы защититься. Слишком медленно – немного пригнулась, отклонилась, и… не смогла. Ваза ударилась о тонкое плечо и упала, рассыпавшись на сотни осколков. Девчонка присела рядом, сжав левой ладонью правое плечо, и свободной рукой нашаривая посох. Сжала его, оцарапав пальцы осколками и… швырнув жезл в сторону стола своего повелителя, кинулась прочь.

«Праздник» – шум, гам, и место, где приходится выставлять себя на посмешище, - подумала Шутесса, остановившись на входе в зал и машинально поправив свой идиотский колпак, - я слишком устала, чтобы сегодня не злословить». Она приложила тонкие ладошки к вискам и тяжело вздохнула: этот день требовал слишком многих сил. Вначале изматывающая дорога, потом проклятая Шаа праведная жрица, теперь сумасшедший праздник, - если к завтрашнему утру акробатка не сойдет с ума, это будет чудом.

Шутесса задумалась, воскрешая в памяти события прошедшего дня с того момента, как ей пришлось покинуть почтовый экипаж при упоминании имени служительницы. Тогда она вышла и сколь было возможно приблизилась к дому городской ведьмы лишь для того, чтобы лишний раз убедится в своих самых наихудших предположениях. Говорят, что благие намерения к добру не приводят: эта пословица в очередной раз подтвердилась и в данном случае. Вы видели когда-нибудь, как целителя или травника, уважаемого местными за то, что тот просто, качественно, и недорого способен с помощью подручных средств излечить любую болезнь, обвиняли в ереси, черном искусстве и убеждали отречься от его веры? Акробатка не видела, однако ей доводилось подобное слышать, и не раз, но… в словах Натаниэль звучало такое убеждение, граничащее с фанатизмом и безумием, что Шутесса просто не могла не заслушаться, однако воспринимать ее слова всерьез, было уже слишком; и не только потому, что она чуралась религии жрицы. Просто выступление служительницы казалось ей игрой плохой актрисы, где не хватает тона, но слишком много экспрессии. Подобная слепая вера забавляла и пугала. Подумать только: какие силы скрываются в человеческом убеждении, и ведь сумей кто-нибудь подкрепленные этими убеждениями чары Натаниэль направить в нужное русло – жрица стала бы настоящим оружием в руках умелого мастера. Жаль только, что оное никогда не будет на стороне Шаа, а это значит, что жрица для этого мира подобна потоку буйной реки, вырвавшейся из дамбы на свободу: она уничтожит и сотрет все, к чему прикоснутся ее потоки. В том числе и святые чары, за которые Натаниэль готова сжигать любого, кто использует их, не поставив служителей в известность…….. В какой-то мере акробатка сочувствовала ведьме, которую уничтожат за помощь другим и в назидание отступникам. Впрочем, вряд ли та всегда вела себя «праведно», однако выбирая между стороной колдуньи и Натаниэль, Шутесса, само собой обратилась бы к первой из этих двух.

Потом пришлось уходить от этого проклятого богами домика, и скрываться в толпе, и пробираться к дому наместника: как тяжело и неприятно это слепому человеку. Едва ли не каждый прохожий чурался слепого, и на простой вопрос чаще спешил отойти в сторону, нежели ответить. Без жезла или посоха тяжело было в незнакомом городе: Шутесса спотыкалась о все выбоины, о каждый камень на дороге, сталкивалась с людьми: ссадины, царапины и синяки от тычков озлобленных жителей начали покрывать руки с ужасающей быстротой… Но неожиданно все закончилось: ей удалось добраться до места назначения: вначале стражники не хотели даже пропускать нищую слепую, но печать короля открывает и не такие двери – факт давно проверенный и не требующих лишних доказательств, за исключением убеждения, что ты все-таки Шутесса, а не местная оборванка, что сложнее, но также вполне выполнимо.

Здесь наконец-то представилась возможность отдохнуть и собраться с мыслями, чтобы составить письмо Ахторону. Одна из девушек принесла перо и лист и остановилась неподалеку, с интересом наблюдая: как же это так? Слепой может писать? Шутесса усмехнулась и покачала головой: порой люди казались такими наивными, что хотелось улыбаться не переставая. Да, калеки писали с трудом: зачастую строки скакали вверх и вниз по листу, но ведь буквы и слова были совсем не обычными в языке слепых: дуги, кресты, галочки: Ахторон поймет, что хотела сказать его посланница в этих четырнадцати строках, коротких, ясных и посвященных Натаниэль (о, Шаа, как же раздражает это аристократичное артистическое имя!). Тонкий лист был прикреплен к лапке почтового голубя, и птица отправилась по назначению.

Потом Шутесса узнала про вечер: расстройствам в этот день не было конца. Она так хотела и хоть раз за последнюю неделю выспаться, не испортив себе настроение обществом местной «знати», но и на этот раз счастливая возможность ускользнула от нее: пришлось провести более часов вместе со служанкой-помощницей приводя себя в порядок и выбирая костюм для королевского дурака. Черные волосы были вымыты и уложены заботливыми руками в косы, лицо покрыл белый грим, а на щеках возникли индиговые слезы – под тон двубуденцового колпака и сине-голубого ромбированого трико, немного узкого в плечах – видимо он принадлежал бывшему местному дураку. В руках наконец-то оказался жезл, на этот раз с кошачьей мордой и колокольцем. Вот и все – привычный образ образцового шута - так любят каламбурить бродячие циркачи, чей путь кажется не таким уж и плохим после времени, проведенного при дворе.

Шутесса тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли, и вновь «почувствовала» зал: слишком много всего, чтобы принять хоть что-либо определенное, но попытаться стоит.

Шутессы не было видно уже третий день. Она пряталась по темным закоулкам замка и ни слуги, ни кто другой не мог ее найти. Комната, где девушке полагалась находится, пустовала. И, как ни крути, на то были причины.
Изредка она появлялась на дворе для тренировок, чтобы отпустить несколько язвительных замечаний по поводу оттачивавших там свое мастерство людей. Она не видела, как они фехтуют, но это не мешало говорить гадости. Насмешки с каждым разом становились все злее и злее, словно отвечая настроению акробатки. Кто-то должен был сорваться рано или поздно, и на беду этим человеком оказался Декорф… Старый вояка вообще не понимал шуток, а наличие при дворе дурака считал чем-то вроде легкого помешательства своего владыки. Так что и церемониться не стал - ухватил девчонку за шкирку и бросил к ногам как раз появившегося во дворе короля.
- Сначала вот это, потом обещанный поединок, ваше величество. Она оскорбляет воинскую честь.
Брэдгер, еще не до конца проснувшийся, замер на пороге. Ситуация была презабавной - Декорф, несмотря на лишение себя всех регалий, был воителем до мозга костей, и теперь бы не удовлетворился меньшим, чем публичная порка нарушителя дисциплины. Но лично Брэдгеру шутессу наказывать не хотелось - в сущности, в издевательстве над двором и состояла ее работа.
- Она ребенок, Декорф. Дети часто говорят глупости, - лениво произнес король. Было жарко и хотелось, наконец, отыграться за прошлый раз.
Шутесса приземлилась легко, как кошка и подобно этому же зверьку недовольно зашипела. Ситуация ее забавляла. В последнее время настроение акробатки можно было назвать мрачно-ироничным, не иначе. Она издевалась над придворными обезьянами, над слугами, и, наконец, над собой. По сути, девушке было все равно кого подначивать – лишь бы не молчали в ответ. Это приносило определенное удовольствие – вроде бы смеются над тобой, а на самом деле – смеешься ты.
-Вот-вот. Тем более, как я могу что-то говорить? Я же ничего не вижу! О чем вы, министр!?
- Ваше величество, если я плохо служу вам, скажите, и я сей же час покину замок. Но не позволяйте даже детям издеваться надо мной, - вельможа здорово напоминал кипящий чайник - разве что подшлемник не подпрыгивал. Но усмешку себе позволить король не мог - Декорф был ценным союзником и вполне отвечал странным вкусам Брэдгера.
- Замолчи, девочка. Чего ты хочешь от нее, Декорф?
- Хочу, чтобы ее наказали сообразно проступку. Если бы она была солдатом, я бы посадил ее на неделю под арест, или дал полсотни плетей. Но что положено делать с девкой - я не знаю.
-Дуракам молчать не положено, на то они и дураки. Не правда ли, Ваше Величество? Грех юродивого обижать… - Невинно улыбнулась шутесса, и в несколько легких прыжков оказалась на лестнице, где, зацепившись за перила, повисла, как обезьянка.
- Девку я накажу, - король уже с трудом сдерживал смех. - Сообразно проступку. Обещаю. Берись за меч, господин Декорф, у тебя две минуты на разминку.

«Интересно, на что похоже ощущение боли?» Дремавшая на каменном подоконнике голубятни Шутесса повернула свое лицо в сторону площади, откуда, еще со вчерашнего вечера тянуло дымом костра и запахом горелой человеческой плоти. «Наверное, на то, что почувствовала я, когда схлестнулась с Натаниэль, - рассудила акробатка, - сжигающая ярость от невозможности ответить, и ничего более… хотя, может еще обида?»

Она положила подбородок на колени и спрятала в длинных рукавах уже бледно-желтого с красным трико замерзшие ладони. Желчь и язвительный сарказм сменились грустной задумчивостью, как всегда случалось после шумных торжеств. Ночь и первая половина дня прошли мимо нее: она спряталась среди едва слышно воркующих птиц и разговаривала сама с собой, не то успокаивая, не то утешая. «… чувствовать горелую горечь от невозможности увидеть свет», - слова ведьмы затронули самые дальние струны души и эта тревожная мелодия взбудоражила Шутессу.

Шелковая повязка, скрывавшая глаза намокла от слез. Акробатка всхлипнула и неожиданно со злостью прикусила губу: «А что ей в конце-концов? Она же дурак короля-идиота и служитель Шаа. То, что обычные люди называют душой и сердцем, давно окаменело от пошлых грубых шуток дворовых собак, называющих себя знатью. Сколько обид и болезненных тычков под ребра пришлось ей вытерпеть за годы службы? И столько же, даже вдвое больше вытерпит еще. И никогда не увидит... этот проклятый "высший свет", как и любой другой, впрочем, тоже». Хищная улыбка изогнула тонкие губы. И все-таки хорошо, что она успела отправить Ахторону то письмо, хоть и было тяжело держать в руке перо.

Стерев тыльной стороной ладони с лица редкие капли и натянув тонкие, в тон трико, перчатки, чтобы скрыть следы чернил, Шутесса, тихо смеясь, сбежала вниз: пора возвращаться в эту собачью жизнь и кошкой объезжать обладателей блошиных шкур. Главное не заразиться. Ведь она так много пропустила, а сколько предстояло сделать? В запале, она даже не чувствовала окружающее ее пространство, но все равно брела по помещениям, не спотыкаясь, не задумываясь: главное заглушить это опасное чувство жалости к себе, давно вынашиваемой обиды, слез. Забыть. Выжить.

Акробатка повела носом, безошибочно чувствуя откуда тянет старым костром: может, стоит потренироваться на стражниках?

К вящему ужасу пажей, шутессу было не найти. Ни в комнате, ни во дворе, ни даже у правителя. Слуги сбились с ног - мало ли кого королю придет в голову наказать за внезапную пропажу? Наконец, один из судомоев случайно натолкнулся на девушку в одном из служебных коридоров.
- Госпожа, идите, пожалуйста, к королю! Он же всех кто вас искал выпорет! Очень прошу!
Она флегматично пожала плечами:
-И меня. Потом. Если не забудет.
-Госпожа! – Голос мальчишки стал умоляющим. – Прошу Вас, госпожа, мне совсем не хочется быть поротым.
-По сути, мне все равно.
-Госпожа!
-Прекрати ныть, дай руку и проводи меня. – Жестко отрезала девушка и сжала тоненькими пальцами грубое плечо.
-Да хоть на руках понесу, госпожа.
Вопреки общей панике, король не выглядел сумрачным, а увидев отчаянное выражение на лице судомоя - даже улыбнулся. Мальчик тут же спрыснул в коридор - выяснять, что именно подкинула правителю его богатая фантазия, совсем не хотелось.
- И что теперь с тобой делать? - Судя по голосу, Брэдгер откровенно наслаждался происходящим.
-А что можно сделать с юродивым дураком? Слабого да убогого всяк обидеть норовит, монеточку отобрать. – Улыбнулась девушка и театральным жестом прижала к груди резной жезл.
- Не стыдно издеваться над господином министром?
-А должно?
- Он хороший воин и смелый человек, - Брэдгер произнес это не то всерьез, не то в качестве провокации - по тону нельзя было определить точно.
-Что воины, что люди-человеки, что…, - она на секунду замолчала, - короли. Все одно – соломенные болваны для острот юродивой дурочки.
- Профессиональный подход, - усмехнулся Брэдгер. - Зачем тебе столько болванов? Оттачивать мастерство можно и на полудюжине.
-Можно и на одном!
- Надеюсь, этот "счастливец" не мой министр, - глаза Брэдгера полыхнули недобрым огнем: на самом деле вопрос, конечно, был не о Декорфе.
Угадав настроение короля, Шутесса саркастично улыбнулась, и отступив на шаг и поклонившись, делано возмутилась:
-Конечно не он. Как я могу отдать эту привилегию кому-либо, кроме правителя?! То есть, Вас.
- Тогда отстань от Декорфа. В следующий раз меня не окажется рядом и тогда он может и впрямь посадить тебя на гауптвахту, - ухмыльнулся король.
-Ай-яй-яй! Его Величеству жалко что его дурак тратит свое время на кого-то еще? Фи, как не великодушно! - Продолжала издеваться шутесса. На лице нельзя было прочитать и эмоции, но голос... голос просто искрился от капелек змеиного яда.
Король некоторое время смотрел на шутессу. Неопределенное выражение лица как нельзя лучше соответствовало неопределенности в мыслях. Акробатка была сейчас похожа на одну из тех маленьких лесных гадюк, что способны без сомнений кинуться на тяжелую боевую лошадь. Кажется, стоило временно ее изолировать - от всего двора... И от самого себя - в первую очередь.
- А в качестве наказания - убери в старой оранжерее. Прямо сейчас. Времени - до вечера. Завтра до разговора со мной никому не говоришь ни слова. Иди.
-Наивно полагать... - Начала было она и осеклась. - Ну да все равно. Наивно.
Шутесса скользнула за дверь и остановилась, зашипев, как кошка, которой наступили на хвост тяжелым сапогом. "Интересно, как полагает этот венценосный урод уборку в оранжерее?! Легче просто пропустить первую часть приказа мимо ушей, чем изгаляться и искать возможные выходы. И пусть - в очередной раз кинут чем-либо за неповиновение!" - плечо заныло, напоминая о том случае, когда король запустил в своего дурака тяжелой вазой. Вздрогнув и тихо пробормотав что-то, акробатка изо всех сил ударила жезлом по стене, так, что покрытое узорами дерево треснуло. Замерла, удивленная, и кинулась прочь.
"Кажется, в этом замке не только я доставляю декораторам вечные хлопоты", - мысль вызвала улыбку. Можно было сказать Декорфу, что наказание превзошло все его ожидания.

Огонь в камине давно догорел, и король начал зябнуть. Он не спешил вызывать слуг - ему нравилась атмосфера одиночества и полумрака. Пусть там, за дверью, кто-то бегал, кто-то на кого-то кричал, здесь, в покоях Брэдгера, царило то настроение, которое было угодно ему. Солнечный свет не пробивался сквозь плотно сомкнутые шторы, и тепло середины дня давно сдалось в борьбе с вечными сумерками внутренних покоев. Словно бы сами камни чутко стояли на страже своего уединения. Король невольно припомнил события первой половины дня - бумаги-доносы-интриги-дипломатические искусы. Бесконечный поток, не дающий ни минуты покоя. И эта звенящая пустота сейчас.
Брэдгер не любил врачей. С детства привык сам обрабатывать раны, а на то, что обработке не подлежало, просто не обращать внимания. Но сейчас он был близок к тому, чтобы сдаться на руки лекарей. Бессонница выматывала, напрочь лишая силы и злости, тренировки оборачивались только идиотскими царапинами – сознание просто не успевало адекватно реагировать на привычный ритм боя. К тому же куда-то пропала девчонка. Остроты шутессы зачастую задевали за живое – но и заставляли собираться, доказывать что-то... Не ей, самому себе.

Была странная ночь. Полнолуние никогда не считалось добрым знаком, а сегодняшнее - могло бы напугать и не слишком суеверного человека. Тонкие лиловые облака словно бы пытались закрыть от взгляда огромный, непривычно огромный диск, но каждый раз оказывались слабее порывов ветра. Или, быть может, они пытались закрыть от этого холодного золотого взгляда землю?
Здесь, на крыше одной из замковых башен, ветер мог разгуляться вовсю: только зубчатое ограждение препятствовало неистовству его холодных плетей. Перед тем как подняться, король послал за шутессой, но сейчас уже почти жалел об этом: хотелось просто смотреть, ни о чем не думая, забыв даже о своей природе.
Она появилась, словно тень, тихо и незаметно, выдал только хрустальный перезвон бубенца, но и тот, не договорив, замолчал, словно смутившись, что посмел нарушить безликую тишину.
Шутесса как всегда на новом месте, остановилась, пытаясь почувствовать пространство, затем подошла к краю и провела руками по ледяному камню, описывая контур громоздкого зубца – до вершины дотянуться не получилось. Покачала головой и повторила свой жест… нахмурилась, словно не могла понять, где она оказалась. Подтянулась на руках и забралась на край… Повернулась и… тихо ойкнула.
- Сдует. - Король даже не повернул головы. Конечно, не шестое чувство - просто боковое зрение и некоторая доля интуиции.
Шутесса молчаливо кивнула и, свесив ноги, села там, где зубец плавно опускался, переходя в горизонтальную площадку. Ветер теперь дул в спину, пытаясь растрепать темную косу.
Присутствие, даже молчаливое, немного раздражало: не получалось по-настоящему отвлечься. Когда-то давно у короля было несколько человек, с которыми было приятно делить такие вот моменты - просто молчать, наблюдая за водопадом или слушая цокот копыт по лесной тропе. Но пара лет - и они уже не могли спокойно смотреть друг другу в глаза. С тех пор, кажется, Брэдгер был настоящим только в полном одиночестве. Ну и, может, иногда, по ночам, когда шум вина в голове заставляет верить в искренность собеседника, и приписывать его поступкам те мотивы, что хочется, а не что есть на самом деле. Все чаще монарху хотелось и самому набрать полный замок молодых оболтусов из числа дальних родственников - но в отличие от Ародора он понимал, что никогда не вернет таким образом старых друзей. И... Он прекрасно помнил, чем все закончилось у старого короля. Слишком много наследников, слишком много планов, исключающих друг друга.
Пальцы акробатки покраснели и частично потеряли чувствительность. Чтобы хоть как-то согреться, она спрятала ладони в рукава и подтянула колени к груди. Этим вечером ее вызвал к себе Ахторон – старый чародей, единственный человек, который заботился о ней с того момента, как она оказалась в замке. Он научил ее читать обычные книги, следуя только тому, что видят руки, и писать… почти ровно. Но вся благодарность к колдуну не могла сгладить обиду. Он отправлял ее в пограничный городок, одну. Шутесса пыталась найти оправдания, но не могла.
- Ступай, красавица, - Брэдгер, кажется, соизволил, наконец, посмотреть на нее прямо. - И постарайся не показываться мне на глаза хотя бы пару дней.
Жаль, что нельзя было отправить гулять весь этот дворец...
Она легко спрыгнула, приземлившись на носки и в пару шагов достигла выхода.
-Меня долго не будет, - то ли отвечая королю, то ли отвечая своим мыслям произнесла она и помчалась вниз по витой лестнице.

Дайс выдал пятерку. "Мрак", заявили ему мысленно. Аккуратный полупрозрачный двадцатигранник отправился обратно в коробку, не смущая более своим видом остальной бардак. На столе были кучей свалены бумаги, кожа, ракушки, карандаши, керамические кошки и коробки лакомства для крыс. Завершал композицию пятнадцатилитровый бак с водой - "чтобы на кухню не бегать".
Персонаж не шел. В очередной раз не понимался, не получался, не чувствовался. С самого начала не выходило увязать - сначала роль и собственные привычки, потом рельсы и оживающий характер. Брэдгар/Брэдгер выходил чем угодно - после каждого нового поворота становился новым. Но он не выходил собой. Каждое новое воплощение затягивало, но в перерывах между постами все равно появлялось неприятное чувство неправильности.
Стукнулся игрок, пнул на предмет совместки. Идея и заинтриговала и заставила сомневаться - у Китти все чаще возникало желание Брэдгера просто убить. Чтобы не мучался. Потому что если писать его серьезно - он просто загибался во дворце. Если несерьезно - то загибалась уже Китти. От той же самой неправильности.
В таких вот сдвоенных чувствах и написали первый вечер. Понравилось... Узнала много нового о персонаже. Китти даже честно решила что еще парочку таких отыгрышей и она его наконец поймет. А потому нагло пообещала игроку, что если шутесса останется, ее ждет презабавная сцена жалующегося монарха...

4/12/2006 12:02:23, Соуль
Соблазнить что ли короля?

4/12/2006 12:02:54, Соуль
нрпг м??? мастер нас закопает...

4/12/2006 12:03:11, Соуль
нрпг: или не закопает... *задумчиво*

4/12/2006 12:05:19, Kt
мне идея нравится =)

4/12/2006 12:05:36, Соуль
мне тоже... (но это в пять часов утра)
пишем?

4/12/2006 12:05:50, Kt
ага =)

В помещении пахло пылью, сырыми стенами и полевыми цветами. За три с половиной года шутесса привыкла к маленькой комнате в крыле слуг и знала, где находятся предметы. У двери стояла жаровня, рядом – бочка. Каждый вечер воду приносила назначенная замковым распорядителем девушка.
У узкой бойницы приютилась кровать, в шкафу висели трико, рубахи. Потрепанный плащ шутесса бросила на единственный стул.
Трехдневный путь из Ульмара в Ктеж оказался тяжелым. Девушка свернулась клубком в почтовом экипаже среди мешков с письмами и слушала ровную дробь копыт, дыхание лошадей, скрип колес, ругань извозчика и шорохи бумаги. В карете было сыро, ветер метал в щели дождинки и забирался следом. Спину продуло, в груди поселился кашель. Виски сдавливало, словно тисками, зато усталость и боль приносили сны.
Шутесса любила покой – время, когда слепые могут видеть. Мир складывается из иллюзий, а не звуков, запахов и ощущений. Так из осколков собирался витраж. Но с цветами ночью приходили голоса: ехидные, злые. Они спорили между собой, занимали пространство в голове, и иногда было тяжело отыскать в десятках криков себя.
Властное сопрано Старейшины Храма переплеталось с высоким тенором северного полуэльфа и драматическим баритоном капитана городской стражи, в серую массу слипались ульмарские сплетни, и сквозь упругую мешанину рвался яростный, вибрирующий фальцет сжигаемой ведьмы.
Шутесса со стоном окунулась в прохладную воду. Недавно подрубленные до талии волосы намокли и тяжелым полотном облепили худую спину – по телу прошла дрожь. Неловким движением перевернула плошку с мыльным песком, и острые крупинки закружились, стремясь ко дну. Девушка яростно смывала дорожную пыль – вместе с грязью вызывающие отвращение воспоминания.
Она отправилась в Ульмар девятого апреля по приказу Ахторона, колдуна Седьмого Совета. В Ктеже проводил один человек, в северном городе встретил другой. Тяжело было забыть брезгливые и испуганные прикосновения посредников к рукам. Слепота вызывала ужас даже, когда у человека не наблюдалось других увечий. Вернулась… и этот разговор – вновь отправляться в путь. Приказ звучал как попытка избавиться. Придется, хотя еще есть незаконченные дела. Последняя шутка в адрес короля.
Прощай. Как жонглерский взмах рукой в день отъезда – девятнадцатое апреля. Только в путь завтра утром.

Когда в дверь постучались, король уже битый час пытался сосредоточиться на придворных бумагах. Все шло наперекосяк. Ночью его мучила бессонница, днем - одолевала сонливость, и в результате оба времени проходили на редкость бездарно. Перед тем как отозваться, король долгие полминуты просто смотрел в камин - ему нравилось когда люди разделяют его чувства. Наконец, Брэдгер поднял голову:
- Кого там еще принесло?
В проеме стояла Шутесса, задумчиво склонившая голову набок и водившая вытянутым носком по каменым плитам пола. Желз, зажатый в руках, фривольно позвякивал, отмечая такты детской песенки "про короля". Мотив был известен едва ли не каждому придворному франту, но мало кто решался даже насвистывать отдельные ноты, поскольку текст относился к разряду запрещенных, а если быть точным - крайне нелюбимых Брэдгаром, поскольку именно он высмеивался там на протяжении двух строф.
Между тонкими черными бровями Брэдгера сразу же образовалась глубокая складка.
- Давно тебя не было здесь, красавица, - голос короля, тренированный сотнями званых приемов, был сама патока. - Хочешь яблоко?
Не дожидаясь ответа, он взял фрукт из вазы и кинул его шутессе.
-Чуть больше декады, - Оставив посох в левой руке, Шутесса резко вскинула правую и едва успела поймать фрукт. Для этого ей пришлось подпрыгнуть и изогнуться. - Благодарю, благодарю, вы не позволите отправить его вам обратно тут же, поскольку я, увы и ах, не голодна. Его письмом почтовой птицей и метанием из ладоней в ладони?
- Грузовыми лошадьми, - Брэдгер улыбнулся довольной улыбкой сытого кота. Отдельные шутки его игрушки здорово попадали в цель, да. Но в целом он даже успел соскучиться. - Полагаю, ты ездила проветриться? Много ли интересного видела?
-Хорошо, я так и поступлю. - Она невозмутимо убрала яблоко за пояс, застегнутый поверх трико и озорно улыбнулась в ответ на вопрос своего короля. - Да как сказать... я видела все одно, а вот слышала... но вас же не интересует, что я слышала, ведь так?
- Говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, - усмехнулся король. - Но за неимением иного, пожалуй, это меня интересует.
Девушка упала на пол и демонстративно закрыла ладонями глаза:
-А в ином случае, лучше один раз услышать, чем унюхать или осязать! Воистину мудры слова Нашего Величества. А слышать приходилось побасенки, да слухи и сплетни, - акробатка сосредоточилась, понимая, что ее настоящий повелитель не будет в востороге, если венценосная особа будет знать слишком много, - придворный гомон на приеме в Ульмаре, да пустой треп тамощних жриц. Воистину, это самые пустоголовые жрицы, которых мне видеть доводилось. Своими мыслями пресветлыми, задурили голову еще не светлую принцессы маленькой... чего еще можно ожидать от тех, кто далеко так от разумного ветра столицы?
Складка опять появилась между бровями Брэдгера - на этот раз больше задумчивая чем гневная. То ли принцесса желает в монахини - и это очень хорошо, то ли она теперь инструмент церкви - и это уже совсем не хорошо. Церковников Брэдгер не любил настолько, что даже в личной королевской часовне не обитало никого из служителей Шеан. И они, кажется, отвечали ему взаимностью.
- Разве что бунта, красавица, разве что бунта. Скажи казначею, чтобы выдал тебе пару дюжин золотых. И не вздумай никуда отлучаться - королю никогда не помешает пара острых глаз.
Брэдгер облокотился на стол и снова вперил взгляд в догорающий огонь.
-То есть мне вернуться? - Шутесса подобралась поближе ко столу и оперлась плечом о теплое от жаркого огня дерево. Она, играя, порятянула жезл и дотронулась им до ног Брэдгара, - да? да?
- Завтра утром вернешься, - нахмурился снова Брэдгер. - Я тебя люблю, но не настолько, чтобы слушать всю ночь. На сегодня достаточно.

Остаток вечера пролетел почти незаметно - запомнилась только головная боль, да еще один особенно вычурный вензель, отблескивавший прямо в глаза, куда ни поставь свечку. Но когда последний лист пергамента отправился в корзину и подогретая кровать приняла короля в свои объятия, пришел тот, кого уже не ждал Брэдгер. Сон навалился тяжелым ватным одеялом, так, словно и не было многих дней бессонницы.
Король был в поле. Давно он не выезжал в таком виде даже на парады - но сейчас его черно-зеленый доспех сидел на нем как влитой, а конь слушался малейшего движения поводьев. Вот только вокруг не было ни пестрых лоскутов полевой стоянки, ни даже стройных шеренг его личной гвардии. Он был один - только чахлые кусты, невысокие холмики и мрачная крепостная стена.
Крик заставил его обернуться. Варвары появились ниоткуда, еще секунду назад там была только равнина - а сейчас глазам становилось больно от солнечных бликов на шлемах и панцирях. Высокорослые, светловолосые люди с перекошенными яростью лицами летели прямо на Брэдгера. Конь короля взвился на дыбы и начал отступать к стенам, но было уже слишком поздно. Наконечники копий все ближе, ближе...
Брэдгер стоит на крыше высокой башни. Над ним - только небо и королевское знамя. Внизу кипит битва - орды варваров кидаются на стены, возводя новый крепостной вал из мертвецов, но каждый раз добираясь все дальше. Даже отсюда видно напряжение на лицах лучников. У них не остается времени целиться, а движения продуманы до автоматизма - скорость, главное скорость. По стенам мотаются люди, что-то кричат, но Брэдгер не слышит ни звука. "Слишком далеко" - мелькает мысль.
И теперь он уже на ближней стене. Прямо перед ним на камни шлепается верхняя перекладина лестницы - а через пару мгновений уже появляется чья-то небритая физиономия с коротким мечом в зубах. Король быстрым, почти танцевальным движением сносит варвару голову. Подбегает кто-то из защитников с рогатиной и лестница летит вниз. Но через секунду всего в нескольких шагах уже шлепается новая перекладина.
И тут взгляд короля натыкается на странную фигуру далеко на холмах. Ни арбалет, ни лук не стреляет на такое расстояние, но король отчетливо видит каждую морщинку на старческом лице. Длинные волосы колдуна переплетены кожей, и деревянные подвески мягко постукивают на ветру. Но страшнее всего - глаза. Король не может оторваться от этих глаз - теперь он уже не на стене, он близко, близко, и в этих глазах нет ничего разумного, одна тоска и слизь, словно бы смотришь в глубокий гнилой омут...
Король проснулся разбитым. При одном воспоминании о ночных кошмарах его передернуло - постель вся была мокрой и липкой, словно бы всю ночь он потел без остановки, и вдобавок здорово вертелся. Даже подогретая розовая вода, как всегда, появившаяся по первому жесту, не смыла гадливого ощущения.
- Эй ты, как тебя. Приведи сюда шутессу. И вина. Много вина.

Сон не желал уходить: давил на виски, цеплялся за волосы. Шутесса села и беспомощно повела руками кругом, схватила за плечо служанку и облегченно вздохнула.
-Уже вечер?
-Утро! - Удивленно откликнулась девушка. - Вас разыскивает Его Величество.
-Я проспала... - отрешенно пробормотала акробатка и села, ссутулившись. - Я проспала... - "Я обещала зайти к Ахторону вечером и проспала. Сон схватил меня за руку и утащил за собой так быстро и неожиданно, что я даже не успела понять. Простите меня, господин". - Помоги мне переодеться. Черные свободные брюки с серебряной нитью, стягивающиеся у лодыжек, трико в тон и колпак с одним бубенцом. Сапоги из мягкой черной кожи с мехом угольной лисы. Быстро. - Ловкие руки девушки принялись расчесывать длинные пряди, а Шутесса тем временем про себя умоляла служанку работать быстрее. Последний штрих - ремень сомкнулся на талии, и девушка поднялась, опершись на руку горничной. - Веди.
Король уже снова был в кабинете - с видом разбитого подагрой старика развалился в кресле у любимого камина. Да он не так уж многим и отличался от этого старика - все тело ныло, а в голове царили муть и туман. Увидев Шутессу, он хлопнул по подлокотнику кресла рукой, давая знак подойти ближе.
-Твое отсутствие плохо действует на короля, красавица. Нашему Ахторону некуда девать желчь, вот он и издевается над несчастным монархом. Если увидишь его, скажи, чтобы плел заговоры как-нибудь... побыстрее, - Брэдгер поморщился словно от боли.
В помещении пахло вином. "Он опять пьет", - покачала Шутесса головой и чуть вздрогнула, от звука удара. Вздохнула и подошла, нахально устроившись на подлокотнике. Определенная наглость, к счастью, им, дуракам, простительна. Хотя, само собой, монарх может взбунтоваться.
-У него наверное не получается, побыстрее. Люди действует, как всегда, медленнее чародейской мысли. - Произнесла она и прислушалась к своим ощущениям: неужели венценосному эгоисту было плохо? Тренькнула нотка сочувствия. - Что случилось, Ваше Величество? Плохой сон? Еще и рассвета нет толком, а вы...
- Плохой сон, нету сна, туман в голове, и холод, вечно холод, - прорычал король. Он посмотрел на пустой кубок в руках и с размаху запустил его в стену. - Какая-то собака меня травит, а я даже не могу ее вздернуть, представляешь? Учти, церковники не понимают шуток.
Если бы сторонний наблюдатель видел сейчас эту сцену, он бы получил немалое удовольствие - на лице монарха последовательно сменялись самые разные выражения, от ехидного веселья, до самой серьезной угрюмости. Наличие Шутессы рядом он то ли не замечал, то ли не считал недопустимым.
-По крайней мере, когда я его найду, у меня будет самый лучший способ для того чтобы действительно отравить жизнь врагам короны. И все-таки передай Ахторону, чтобы не шутил больше. Или шутил - на моей стороне.
"Мнительность - не лучший друг короны", - Шутесса пожала плечами на звон разбившегося бокала и издевательски поинтересовалась:
-Еще налить? Что касается отравителя... и шуток... к сожалению, магистр лишен чувства юмора и, - "ему нет дела до идиота в короне" - проскользила мысль, - занят другими делами. Как утверждает сам.
- Он всегда занимается другими делами, - проворчал Брэдгер, - получая за это жалование из моей казны. Хоть бы правда сделал вид что плетет заговоры! Ты хочешь пойти на полставки в гарем или просто соблазнить монарха?
Король, похоже, наконец-то заметил наличие акробатки на подлокотнике кресла.
"Я не пойму, отсутствие заговоров неужели так сильно бьет по его самолюбию?"
-Вы успели завести гарем за последние десять дней? - неподдельно удивилась Шутесса.
- У меня он просто называется "штат гувернанток". Сама понимаешь, церковники, - ухмыльнулся Брэдгер. - Между прочим кроме согревания моей постели они еще вынуждены убирать комнаты, так что для тебя это будет понижением в должности.
-Тогда если бы стоял подобный вопрос, то второе... это было бы менее болезненно для моей карьеры. - Пробормотала она и перебралась к холодному камину. Запахи сажи и чуть сырых дров навевали неприятные мысли. "Мне нужно уехать..."

Брэдгер невесело усмехнулся и положил руку на освободившийся подлокотник. Действительно хотелось вина.
-Ну вот, даже слепые меня избегают, - деланно огорчился он. - Иди, красавица. Твой король намерен пьянствовать и швыряться предметами.
-Если не в меня, то я могу и остаться. - Шутесса положила жезл на колени и вздохнула. Обычное раздражение сменилось усталостью и тоской. Даже издеваться над королем не хотелось, чтобы было само по себе удивительно.
Король дотянулся до звонка и тихий покладистый паж тут же примчался за распоряжениями. Еще кресло, вина, огня, и каких-нибудь фруктов. "Это чтобы было чем кидаться", - усмехнулся про себя король.
-Поговаривают, барон спешно вернулся в свое поместье? - протянул Брэдгер, разглядывая на просвет содержимое бокала. Один хороший человек по его указке шепнул вельможе, что король собирается жениться на юной баронессе. Прием прошел на ура - барона как ветром сдуло. Притихшая Шутесса почему-то заставляла короля нервничать и теперь он сам выдумывал повод для насмешек над собой. - Что там у него? Взбунтовались крестьяне? Вылезли из лесов дикари?
-Полагаю - неотложные дела, о которых при дворе знать не следует. Либо наоборот, насколько несущественные "при", что самое то - вернуться. Слышу, вы порой шутите лучше чем ваш верный дурак. - Вяло огрызнулась Шутесса. В голову лезли ульмарские крики. Ведьма, сожженная на костре, проклятья.
- Кто-то в этом королевстве должен шутить, потому что иначе... - Король не договорил. Что иначе? Холеный двор, не говорящий правды даже священникам в исповедальне? Глупости, он всегда таким был. Тяжелая рука всеведущей церкви? Были времена, священники были еще сильнее. Орды варваров? Вот уж кто точно вечен! Но тем не менее Брэдгера не покидало ощущение, что все катится к черту, и самое обидное, что у него не было ни единой нитки от этого клубка. Все и вся старательно делало вид, что ничего не происходит. И только в голове монарха (кто-то скажет: узурпатора) набатом звенело неотвязное чувство конца. Бессилие - раздражало. Уныние - злило. И даже шутить ему теперь приходилось самостоятельно. Просто чтобы не думать об этом "иначе".
- Потому что иначе монарх слишком много выпьет, а у него вечером два приема, - с усмешкой закончил Брэдгер и опорожнил свой кубок.
-Шутки - злые. - Ответила акробатка и поднялась, отряхивая сажу с ладоней. - Я издеваюсь над двором в удовольствие Вашему Величеству, а двор думает что смеется надо мной. Все относительно. - В голосе появились ледяные нотки, и улыбка окончательно исчезла с тонких губ. - Перед приемами не дело пить - Ваше Величество рискует потерять авторитет. - "Жаль, уже давно потерянный".
- Лучше пьяный дегенерат чем живой труп на троне, - отмахнулся Брэдгер. - Первого побаиваются из-за слухов, второму уже готовят замену. К тому же иначе всем этим придворным лисам будет нечего обсуждать. Стоит иногда их радовать, и тогда они не станут отвлекаться на настоящие ошибки.
Голова раскалывалась, то ли от вина, то ли от очередной плохой ночи. Король поморщился - предстояло жить еще целый день. Действительно, лучше всего было официально напиться и устроить дебош - говорят, пьяницы не видят снов. Монархам прощали и не такое. А не прощали только одного - слабости.
Девушка вздохнула и, исследовав стол и обнаружив новопринесенную пажем бутылку, убрала оную подальше от рук Брэдгара. "Все идет - но ничего не меняется".
-Вам следует выпить что-либо бодрящее, иначе вечером будет живой труп на троне, как вы изволили выразиться Ваше Величество.
Брэдгер вздрогнул, как от слишком меткой остроты. Это он, правитель Йиркмана, король-завоеватель, напивается от страха в своих покоях, и, спрашивается, по какому поводу? Монарх испугался теней и плохих снов! И теперь собственная шутесса ему сочувствует. Вот чего ты стоишь, Брэдгер-король. И даже не нужно изощренных придворных интриг, не нужно армий и сражений. Неделя без сна. Смешно.
Король и правда расхохотался - странным, злым смехом. Сейчас он много больше походил на себя самого, чем даже неделю назад.
- Тогда в моду войдет ходить при дворе в саване - мои подданные заботятся о том, чтобы соответствовать монаршим вкусам. - Брэдгер ухмыльнулся. - А ты как всегда знаешь больше их всех, и надела траур заранее.
Король рывком поднялся с кресла - в голове стоял винный туман, а тело повиновалось не сразу, а словно бы через долю секунды. Но проблем с координацией почти не было.
-В трауре. - Резко отбила Шутесса и отступила на шаг назад. Раздражение, смешанное с сочувствием и еще с желанием отправиться из дворца прочь становилось все более ощутимым. Короткое время воли - и уже отвыкаешь подчиняться и играть роль безвольного дурака становиться сложнее. Глупости какие-то. Королю не хотелось чтобы ему сочувствовали, - может быть, усвоенная в детстве истина "опасайся тех, кто приносит дары", может быть, ощущение собственной слабости, особенно мучительное сейчас. Но и оставаться одному ему тоже не хотелось. Ведь даже запрети ей - просто замолкнет и будет ждать. А нет - уйдет, и опять исчезнет. Остроты кололи, но было в них что-то... Брэдгеру редко говорили что-то прямо, а даже если и - то с омерзительным выражением "вот я, маргинал, смотрю королю прямо в глаза". Да и не дал бы он - сегодня спустишь оговорку, завтра весь двор будет смеяться в лицо. Только шуту спускалась правда - и потому многие поколения королей до него предпочитали это развлечение всем иным. А в народе поговаривали - кабы не был смешон и калечен, висеть бы ему на главной площади...
- Я на тебя не упаду, - король подошел к камину и протянул к огню руки. - И даже отпущу - скоро.

Акробатка опустила жезл на пол и тихо кивнула. Есть определенные сложности в том, чтобы не видеть лица человека. Наверное именно поэтому слепота считается уродством, недостатком. Отягощенные недугом зачастую полагают также, но в большинстве своем стараются солгать сами себе, убеждая себя, что полноценны. Но попробуй это докажи...! Смешно.
- Подойди, - Брэдгер ковырял какой-то палкой угли. Что он собирался сделать, он и сам толком не знал - словно бы действовал кто-то другой, а он просто смотрел.
Девушка остановилась рядом, ощущая через ткань приятное тепло от огня. Треск новых поленьев мог бы показаться людям очень тихим, но для нее он был - нестерпимо четким, звучным.
-Дай руку, - король протянул свою: когда-то его удивляла способность акробатки находить вещи так, словно бы она видела их, но сейчас он просто воспринимал это как данность. Она протянула ладонь на голос и чуть наклонила голову, словно рассматривая собеседника.
Брэдгер осторожно потянул ее за запястье, принуждая опуститься рядом. А потом - поднес чуткие пальцы слепой к своему лицу. К шраму. Тонкие холодные пальцы заскользили по изуродованному лицу. "Вот как", - быстро, словно испуганная птица, вспорхнула мысль, и ладонь застыла. Любопытство сменилось задумчивостью... нет... Шутесса была несколько ошарашена. Слепые видят руками, и сейчас, проведя пальцами по лицу своего господина, она как никогда четко представляла, как он выглядит на самом деле. "Не врали слухи"
Брэдгер молча, почти не шевелясь, ждал реакции. Прикосновение было болезненнее, чем он ожидал - не только вечная рваная рана в самолюбии, а еще что-то, почти не поддающееся определению. Король никогда не испытывал особого трепета перед наготой физической, но сейчас он чувствовал себя именно обнаженным, даже больше - словно бы содрали кожу и смотрят прямо внутрь. И этот взгляд причинял боль. Брэдгер кивнул, выпуская руку девушки. Повисло неловкое молчание. Честно говоря, король просто не знал, что теперь говорить. И стоит ли вообще. Языки пламени плясали меньше чем в локте от его колена, кажется, ногу пекло уже некоторое время. Брэдгер встал и вернулся в кресло.
- Теперь, если хочешь, иди. - Шутесса не видела, но он почему-то все равно смотрел в другую сторону.
"Мне нужно уезжать... Так сказал Ахторон, но..."
-Я не хочу. - Было ли это ответом на мысли, или ответом на слова короля - непонятно.
Король повернул голову. По лицу шутессы сложно было прочитать ее мысли, да и не был он особенно талантливым физиогномистом. А потому просто смотрел, даже без всякого определенного выражения на лице. Теперь уже молчание не казалось неловким. И Брэдгеру не хотелось, чтобы этот момент слишком быстро закончился.
Аробатка поднялась и остановилась рядом с королем. Неожиданное, но совершенно точное сравнение пришло на ум. "Как люди. Если бы не было права по рождению, то чем бы он отличался от увечного - ничем". Шутесса неопределенно повела тонкими плечами, пытаясь скрыть свое замешательство, возникшее при этой мысли. "Словно мир переворачивается", - подумала она и опустила голову.
Брэдгер осторожно взял тонкую ладонь Шутессы в свою. Почему-то казалось, что если надавить сильнее, тонкие пальцы просто разобьются как хрустальный бокал. "Мир определенно сошел с ума", - то ли король проявлял недюжинную склонность к телепатии, то ли тот и правда сходил.

Чужие руки были теплыми, и Шутесса невольно присоединила первую ладошку к второй, чтобы согреться. На губах возникла грустно-задумчивая улыбка. Девушка покачала головой, отгоняя мысли о приказе Ахторона. Ей хотелось одновременно оказаться в двух местах, о это невозможно. С той стороны - холодное и четкое повеление, с этой - живое тепло человека, над которым всегда издевался, не представляя насколько похожи пути. "Не отличался бы от увечного..."
"Не такой уж страшный, да?" Брэдгер усмехнулся. Грустная вышла усмешка - тому что было сейчас просто не полагалось быть, но сейчас король боялся даже лишнего вздоха, боялся разрушить момент. Определенно не походил на монарха, да даже на урожденного герцога не очень смахивал. Просто... Кем и чем он был сейчас, король боялся даже думать - все равно это пройдет, как ни держи, а потом нужно будет снова быть собой, потому что дороги назад уже нет, да, если вдуматься, никогда и не было. Он был отмечен всем этим - происхождением, уродством, неразумной девчонкой-племянницей на троне, соседними государствами, но выбирал их - он ли? Так мало... Побыть собой.
Девушка протянула ладонь к лицу Брэдгера, и, едва касаясь, вновь пробежала пальцами по грубому шраму. Тоскливое, тянущее чувство вылетело, словно птенец крыльями, ломая скорлупу. Иногда хочется остановиться, положить голову на плечо, задремать. Успокоиться.
-Можно... об...нять...?
Брэдгер кивнул - пальцы скользнули по лицу. Прикосновение все еще обжигало, но как-то по другому. Чувство обнаженности осталось, но теперь было только оно. И сам потянул Шутессу за руку - чуть-чуть, едва заметно, скорее выражением согласия чем побуждением. Руки сомкнулись за плечами короля и акробатка замерла, спрятав лицо. Она чувствовала себя маленькой, хрупкой... тронь - сломается - беззащитной. Король обнял девушку - неловко, неумело. Сами воспоминания о том, чтобы обнимать вот так - относились к безнадежно-далекому детству, и сейчас ему самому было смешно от этой неловкости. "А она меньше чем кажется", - руки почти дрожали, казалось, вот-вот исчезнет. Она даже пахла не как нормальные женщины - чем-то незнакомым и свежим. Осторожно, едва касаясь, Брэдгер провел рукой по голове девушки - колпак соскользнул на землю, жалобно звякнул бубенцом. Акробатка вздрогнула и глубоко вздохнула. Волосы рассыпались по худеньким плечам, окутывая фигуру темной волной. Она подняла голову и прикоснулась губами к щеке короля. Что-то давно забытое скользило вдоль абриса памяти. Она потянулась к человеку словно к солнцу цветок. Почему-то вспомнились карты, разноцветная карты, выпущенные на волю рукой фокусника. Плащ и запах хвои.
Только поймав ее губы, Брэдгер подумал, что не стоило, наверное этого делать...

Ахторон был стар даже по чародейским меркам. Сизая коса спускалась по плечу на грудь, лицо покрывали мелкие морщины. Сторонний человек решил бы, что колдуну пятьдесят, может, шестьдесят лет… на деле - шла третья сотня.
Поговаривали, до посвящения в послушники Матери Мира, колдун не отличался талантами, но выбился, привлек внимание и со временем стал учеником Седьмого Совета, а потом тем, кого называли древними.
Они покровительствовали жречеству века. Под их влиянием служители религии отстранились от государственных дел и обратили внимание на прихожан. К путешественникам и бродячим жонглерам относились особо. Им показывали чудеса, творимые прекрасной Шеан, кормили и поили, встречали и провожали с почестями.
Истории шли по земле вместе со странниками. Матерь Мира входила в людские сердца и оставалась. Она заменила невзрачных богинь и объединила южный, затем запдный Йиркман в едином порыве.
Разрушались храмы – возводились новые. Развивалась чародейская наука. Служители владели секретами лекарственных трав, камней и охотно делились ими. Но это только светлая сторона.
Была и другая. Практиковавшие колдовство и отказавшиеся принять милосердную Шеан преследовались. В разных уголках сжигались неугодные. Приговариваясь к наказаниям хулившие богиню.
В последние полвека стало совсем неспокойно. Обычно присутствовавшие в качестве наблюдателей древние удалились к озеру Фалкрейн и забросили дела жречества. Старейшины Храмов возмущались, но противодействовать открыто Седьмому Совету не спешили, пока Ретиран и Ахторон оставались при правителях в Арлионе и Аргодоре.
Колдун изменил положение андеронов в камине и устало коснулся истертого овала медальона на шее. Солнечная сила Шеан оставила, и теперь сквозь тело текла ночная, холодная, как вода, энергия Шаа.
Прошло полвека с тех пор, как Седьмой Совет провел проклятый эксперимент. Не зря во все времена на чародеев смотрели как на безумцев: только безумец осмелится искать силу за пределами разумного и только безумец сможет принести свой мир в жертву иному. Только безумец будет думать, что легко справится чужеродной силой.
С каждым годом прорывающиеся в Йиркман твари становились злее и активнее. Если раньше просто впитывали чары, то теперь забирали тела колдунов. Так пропали пятеро. Ретиран сошел с ума, но продолжал бороться. И только его, Ахторона, автора проклятого эксперимента звери обходили стороной.
Ульмарская ночь, которую видел во сне. Пересекающие межу орки, бросающиеся на стены с диким фанатизмом. Их вел шаман – удивительное и невозможное зрелище – внутри серо-зеленого тела трепыхалась тварь.
…Жаль, что пришлось отправить девочку обратно, но если она выживет, в очередной раз докажет свое право быть оружием.
Довольно странный колдовской потенциал. Иногда готов поклясться: она не только ощущает, но видит зверей, не как нематериальный обрывки тумана, а существ из плоти и крови. Абсурдно, если учитывать слепоту. Стоило бы предложить пойти в ученицы, но устал возится, объяснить, учить писать и читать по рельефу букв.
Вздохнув, Ахторон поднялся и постарался забыть об утреннем разговоре с королем, о слепой девчонке, о зверях – отложить до тех пор, пока не прибудет к озеру Фалкрейн и не подумает над вопросом еще раз, более основательно.


***
Сон долго не хотел уходить, то почти выпуская короля из своих обьятий, то снова затягивая в омут каких-то быстрых и ярких образов - слишком быстрых, чтобы запомнить, слишком ярких, чтобы забыть совсем. Запомнилось только небо, обрамленное резными листьями, блики солнца на алом шелке и еще запах хвои. Может быть, Брэдгер ждал кошмаров, может быть просто устал, но эти странные видения казались ему исполненными какой-то совершенно особенной красоты. Солнце проходило сквозь резные листья и заставляло самые края их светиться золотом... А потом оказалось что вокруг него уже не лес, и заглянувшее в арку окна солнце разбивается на десятки лучей не кронами деревьев, а кружевными занавесками. Воспоминания не оглушили Брэдгера, не нахлынули волной - просто секунду назад он еще лениво щурился на солнце, а сейчас уже сидел на подушках, со смутным сожалением оглядывая пустую постель. Первым желанием было - отправить всех на розыски, вторым - сделать вид что ничего не было и постараться забыть самому. Но в итоге, конечно, не вышло ни того, ни другого. Паж, всегда дежуривший в смежной комнате, получил крайне смутившие его указания на предмет того, что если шутесса придет и захочет увидеть короля, то последнего надо выкопать из-под земли в ту же минуту. А потом была подготовка к приемам, сами приемы, разбор полетов после приема, разбор разбора полетов и прочая вечная суета. Советники правителя не зря занимали свои места - сегодня они вели себя тише воды, совершенно правильно истолковав необычно-молчаливое настроение самого короля. А Брэдгер все еще разрывался между желанием послать слуг, шпионов, даже армию если нужно, и странным, совершенно нелепым в его собственных глазах желанием просто ждать. Чтобы отвлечься, спросил о варварах - само письмо вспоминалось смутно, но совет наверняка его тоже читал. Читали, сами ждали новостей, беспокоились. Король ухмыльнулся и рассказал что видел во сне большие разрушения на границе. Перекошенные лица тех вельмож, что имели владения неподалеку помогли, но ненадолго.
Советники разошлись и король опять остался наедине с собой. Обьявить тренировку на завтра пажу, и чтобы в конце недели была охота. Приказать разжечь огонь в камине и долго пялиться на молодое высокое пламя. Позвать кого-то из девушек, прогнать взашей, не кинув и взгляда... Звон колокольчика для слуг.
- Найди шутессу. Скажи... Скажи, что король ее ждет.

Луч полуденного солнца гладил обнаженное плечо. В комнате было тихо. Щекотало шею чужое дыхание, и чужой запах немного тревожил.
Мир перевернулся. Мир встал с ног на голову. Мир... поступил не честно.
Шутесса приподнялась на локте и прикоснулась к чужому шраму. "Если бы не было права по рождению, то чем бы он отличался от увечного - ничем", - в который раз за день возникла эта мысль.
Акробатка неуверенно поднялась и также неуверенно начала одеваться. А потом - сбежала. Трусливо сбежала, не оборачиваясь, пока король не проснулся.
Она позвала служанку, велела наполнить бадью и, предварительно запершись в своей комнате, забралась в теплую воду.
Черные волосы намокли и стали необыкновенно тяжелыми.
"Я нарушила приказ. Я не вернулась в Ульмар. Я осталась. Я предала Ахторона. Я...", - Шутесса заплакала.
Боль ощущалась всеми клеточками тела, словно та была в кругом, и от этого становилось сложно дышать. Акробатка обняла себя за плечи, грудь сдавило от недостатка воздуха. Закашлявшись, Шутесса поднялась и перебралась на кровать, свернулась там клубочком и тихо заскулила. Не было сил, чтобы вести себя ярко, дерзко. Не было воли, чтобы взять себя в руки. Она предала. А предавший единожды, может предать и дважды, даже самого себя.
"Я ничем не лучше религиозных фанатиков...", - была последняя мысль, а за ней последовал каскад разноцветных видений, тревожных и ярких.
Снились карты. Яркие, цветные, не настоящие. По мановению руки фокусника они складывались в разноцветные узоры. Не хотелось просыпаться, прогонять их прочь. Сны - тот мир, где слепые видят.
Настойчивый стук пробивался сквозь пелену сна, грубо рвал ее на разноцветные лохмотья, тормошил и будил закутаного в ее покрывало человека.
Девушка села. Босые ступни коснулись холодного пола, и это заставило вздрогнуть. Она накинула покрывало на плечи и подошла, отомкнула защелку. Человек удивленно вздохнул и отшатнулся: это было понятно по сбившемуся дыханию и шаркающему шагу.
-Мое внимание - все ваше, - тихо проговорила она, входя в привычную роль.
-К-король велел передать, что он вас ждет. - Речь слуги была сбивчивой и испуганной.
-Неужели я пугаю тебя больше, чем твой повелитель? - Усмехнулась аробатка и покачала головой. - Позови мою помощницу.
-В-ваши глаза...
Шутесса вздрогнула и отвернулась, резко вскинув руки к лицу: так и есть, повязка спала во время сна, а людей очень пугает взгляд невидящих глаз.
-Позови.
Она присела на краешек постели и судорожно принялась шарить руками по покрывалу в поисках своей ленты. На лице возникло выражение детской обиды, а брови поднялись к переносице. «Где она?», - клочок ткани словно защищал ее от всех бед и невзгод, без него становилось неуютно и страшно.
-Помоги мне одеться, - Шутесса подняла голову на звук легких женских шагов. – Что-нибудь теплое, я немного неважно себя чувствую, хорошо?
-Как прикажите, госпожа.
Тонкий аксамит обнял хрупкие плечи, но от этого почему-то не стало теплее. Волосы не высохли, и из-за них тонкая шерстяная ткань стала чуть влажной. Девушка приложила ладони к медальону, который отдал ей Ахторон, и болезненно скривилась. Служанка, заплетавшая тяжелые пряди в косу, тихо спросила:
-Может быть стоит позвать лекаря?
-Все в порядке. Кто будет беспокоиться о дураке? Проводишь меня? Жезл, жезл не забудь! Дурак без жезла – мастеровой без инструмента, понятно!?
Девчонка испуганно вздохнула и Шутесса рассмеялась. «Надо же, бояться, как пушные звери – огня. А, впрочем… двор… двор это и есть звери».

Паж ушел всего минуту или две назад, а Брэдгер уже начинал злиться. Этот ворюга наверняка по пути раз пять остановился - поглазеть на кого-то из придворных, перекинуться парой слов со слугами... Мелькнуло порывом - пойти самому, но тут же и ушло. Король не настолько хорошо знал собственный дворец, а в той части, что предназначена слугам, кажется, и не был никогда. Оставалось только вертеть в пальцах случайно подобранную безделушку - тонкий серебряный нож для бумаги, да мысленно обещать пажу все новые экзекуции.
А когда дверь, наконец, открылась, король понял то, что стоило бы - с самого начала. Он опять не знал, что говорить и делать.
Акробатка выпрямилась на пороге и шутливо отдала честь:
-По вашему приказу прибыл... - голос немного дрожал. За издевкой скрывались неуверенные нотки, с которыми девушка не могла справиться. Медальон холодил кожу под шерстяной туникой и словно напоминал о невыполненном обещании. - Многих ли послов Ваше Величество оставило в стороне от дел своими речами на сегодняшних приемах...?
- Они оказались умны и отстранились сами. Заранее, - король бросил нож в огонь. Серебро сразу же покрылось золотистым налетом. Шутесса была бледнее обычного. А его собственная внезапно открывшаяся способность замечать такие вещи - удивляла. Правда, зачем он ее позвал?
- Мои слуги вздумали уморить тебя голодом? Или в вашем крыле нет каминов? - Вопросы предполагались ироничными, но в интонации иронии - не вышло.
-Жаль... они не доставили вам этого маленького удовольствия... - в голосе прозвучала искренняя грусть, сменившаяся, впрочем, тут же легким сарказмом, - что касается каминов и еды, боюсь это моя вина. Сон - замечательная, но одновременно с этим ужасная вещь. - Словно тень девушка замерла у стены, опершись на свой жезл.
Брэдгер позвонил в колокольчик и приказал доставить еды. Чувствовал он себя отчаянно глупо - не знал что говорить, не знал, как заставить говорить - ее. Со слугами так не получалось - от них требовалось только делать что говорят и все. С не-слугами не получалось тоже - от них требовались конкретные уступки и всегда можно было договориться... Или взять силой нужное. Но как заставить человека внутри - Брэдгер не знал. Даже не знал, что именно он хотел услышать. И эта беспомощность раздражала.
- Иди к камину. Там теплее, - прозвучало резче чем хотелось бы.
Девушка сделала пару шагов к теплу и неловко остановилась, споткнувшись об оставленный утром в кабинете жезл. "И... и? Что теперь?, - она села на пол, обняв колени, - что я могу сказать? Моя обязанность - развлекать короля шутками, трюками, и я не могу представить себе обычный разговор. Это невозможно. Как я прихожу к Ахторону, также прихожу сюда, а разговариваю только со снами".
Вспомнился скрип колес цирковой повозки и смех коллег. Видение вспыхнуло, наполненное цветами, звуками, запахи, и тут же расстяло, оставив после себя ощущение расстерянности.
Неловкость шутессы ожгла как огнем. Король почти не помнил ее ошибок - он сам сшибал порой по пути от стола к окну больше предметов, чем она - проходя по бесконечным замковым коридорам. Порыв подойти, помочь - наткнулся на укол гордости. "Похож на собаку" - тут же ехидно отозвался кто-то внутри. "Разве что кости не швыряют".

- Что с тобой, красавица? Слишком много жезлов? - голос звучал совсем как обычно. А вот сам король почему-то уже был рядом и протягивал руку. "Точно - собака. В короне".
На щеках появился легкий лихорадочный румянец.
-Да вот, утром оставила. Сей момент заберу. - Ровно отозвалась она и повернулась на голос, чуть привстав. - Вы... где?
Брэдгер дотронулся до локтя акробатки.
- Прямо здесь. А камин ходить не умеет. Ты знаешь, я терпеть не могу, когда в замке появляются больные, - привычный насмешливый тон странно контрастировал с осторожным, почти робким прикосновением.
Она кивнула и опустилась на теплый камень у огня, повернув лицо в сторону своего венценосного собеседника.
-И кто же умурился заболеть, в противовес вашему терпению? - Иронично поинтересовалась девушка и весело улыбнулась. "Раньше... Раньше, да, легче было, а теперь... а теперь на меня смотрят, как на слабое существо, которое не способно самостоятельно взять себя в руки. Не правда. Я сильная. Злая и сильная". - Или это проверить мне?
- Не нужно, - просто сказал Брэдгер. Он смотрел на нож - тонкая кузнечная работа уже оплавилась и сейчас полоска серебра казалась маленькой саламандрой. Странно, он же сам хотел, чтобы все вернулось на места. Но это было целую вечность назад. Сейчас возврат означал конец, откат времени на сутки. Вычеркивание. А король уже не был уверен, что хочет чего-то подобного.
- Странно это все.
Девушка повела плечами и вздохнула, ничего не ответив. Куда-то пропало настроение шутить, язвить, придуриваться. Все, что она могла вытворить сейчас, казалось ей не столько бездарным, сколько не нужным и не подходящим к ситуации. Можно было напеть ту самую детскую песенку, и тогда бы Брэдгар разозлился, можно было походить на руках... но, если отвечать честно перед самой собой, акробатка сомневалась, что была сейчас в состоянии выполнить этот трюк, можно... таких "можно" набиралось не с один десяток, но выбрать среди них единственное верное - не получалось.
Несколько слуг вошли и расставили на письменном столе подносы. Удивленных взглядов не было - уже, кажется, весь двор усвоил, что у короля острое зрение и дурной характер, даже подойти за распоряжениями никто не решился. Брэдгер подождал, когда за последним из них закроются двери.
- Ты ешь, и я тебя отпускаю. Идет? - Последнее слово далось с трудом, даже не сразу нашлось.
-Я... не голодна.
Брэдгер резко встал и прошелся по комнате. Заставлять не хотелось, даже говорить больше не хотелось. Внешняя стена была прохладной, король прижался лбом к шершавой каменной поверхности.
- Уходи.
Шутесса сжала в ладони оба посоха, жалобно, расстроенно тренькнувшие и поднялась. Остановилась, прислушиваясь к сбившемуся дыханию и произнесенному сквозь зубы слову. Оно ранило... больно и остро ранило. Аробатка нашла горячей ладонью руку короля, легко коснувшись, отвернулась.
-Позовете, когда я вам понадоблюсь. - В голосе открыто прозвучала обида, расстройство... усталость. Девушка вздохнула и отправилась прочь.
Брэдгер, не шевелясь, следил за звуком удаляющихся шагов. А потом - подошел к столу и одним махом скинул все на пол. Собственное бессилие бесило. Он - король этого несчастного государства. Так почему же он чувствует себя собакой на цепи? Паж, сунувшийся было посмотреть, что упало, встретился глазами с монархом и исчез - словно ветром сдуло. А Брэдгер - еще долго сидел неподвижно, сверля стену тяжелым взглядом.

Хотелось спать. По телу растекалась слабость, наполняя конечности свинцом. Ориентироваться в подобном состоянии было сложно: казалось, пространство давит на плечи, заставлять пригибаться к земле, а случайниые шаги слуг - путают и так и норовят сбить с правильного пути.
-К моей комнате. - Резко окликнула Шутесса девушку, собиравшуюся было проскользнуть мимо. Ледяная пухлая ладонь подхватила ее под локоть и потянула по знакомым коридорам. Шаги горничной казались необычайно громкими, гулкими, как удары в тугой барабан. Громыхнула дверь…
В комнате было прохладно, безумно тихо и неуютно. "Олицетворение мира - где бы ты ни был - тебя всегда стараются обойти стороной. Нельзя ожидать от дворовых псов, что они подадут руку. И не пошевелятся. Скорее пнут, проходя мимо. Для них это первый закон. Стая, где все деруться за лишний кусок мяса - Девушка остановилась на пороге. – Тогда чего можно было ожидать? Дураки не говорят на равных с королями. Нарушив одно, идешь к другому. Другое рассыпается прахом, а оборачиваешься – первой цели нет. Остаешься между двумя несуществующими сторонами никчемным дураком.
Возвращаться не хотелось, но усталость брала свое. Сильно продуло спину, и теперь плечи и поясница нещадно болели. Гулявшие по замку сквозняки забрались в мокрые волосы – стучали молоточки в висках. Так случалось не раз – все быстро проходило. К ветрам привыкаешь, подолгу и часто путешествуя.
Главное убедить саму себя, что все идет так, как надо, и тогда все оборачивается, так, как того желаешь. К сожалению, это правило не действует на других.

Рассвет Брэдгер встретил в своей постели. Сна не было. Решений не было. В сотый раз прогоняя по кругу одни и те же мысли, выругался сквозь зубы. Уют кровати раздражал, призрачная надежда на нормальный сон испарилась окончательно.
Одеваться предпочитал сам, а вызывать слуг для умывания - не хотелось. Король подошел к окну - отсюда не было видно солнца, но крыши уже сияли теплым золотистым светом. Наплевать на все. Не лучшее из решений - но другого не было.
Паж прибежал на стук быстро, но вид у него был порядком взъерошенный. Воды, разыскать шутессу, если спит - не будить, приготовить гостевую спальню, разбудить того старого олуха, который числится придворным лекарем. Нет, тренировка не отменяется. Казначея - послать, куда - паж повторить не решился, а в блокноте так и вообще записал "перенести встречу на завтра". Далеко пойдет.
Что делать с шутессой, когда проснется, величество пояснило весьма туманно, ограничившись фразами "Чтобы все было" и "Если узнаю что что-то не так - скормлю собакам. Всех". Надо ли говорить, что прислуга потом долгие часы даже ходила исключительно на цыпочках... Активно шушукаясь по углам. А сам Брэдгер тем временем отправился вымещать зло на ни в чем не повинных болванах.

Запах… запах был непривычным. Он и разбудил, разрушив полет карточной фантазии. Сегодня опять снилось прошлое – долгие дороги и акробатические трюки. Жонглер, как она его себе представляла, крутящий и перекидывающий шары. Вот один срывается с ладони и летит в ее сторону. Она откланяется, чтобы тот не попал в плечо, и просыпается.
Запах другой. В ее комнате пахло полевыми цветами и сырым деревом, приятно, тяжело, чарующе. Это создавало неповторимое ощущение уюта, покоя, защищенности. А теперь – вокруг не было этих привычных ноток, только одна – свежая, которую невозможно было охарактеризовать сразу. Осознав это, Шутесса вздрогнула и в панике провела рядом с собой ладонью.
Ткань была другой. Там был плед, приятно покалывавший ладони, если к нему прикоснуться, здесь – ровное полотно, даже шуршащее по-другому. Там – мятая простынь и квадрат мягкой ткани под ней, здесь - …
А пространство? Пространство словно расступилось. Акробатка испуганно вздохнула и тут же сжалась в комок от боли в спине. Мышцы свело судорогой, и она потянулась, стараясь разогреть их. На время это уняло панику, но стоило раздражению пройти, как та вернулась.
Свинцовая тяжесть во всем теле исчезла, сменившись лихорадочным теплом. Шутесса добралась до края кровати и спрыгнула. Покачнулась. Теплое дерево пола щекотало ступни, и на лице девушки непроизвольно появилась озорная улыбка. Она протянула руку, и дотронулась до стены, завешенной чем-то мягким и приятным на ощупь, и что-то мурлыкнула себе под нос. Необычное пробуждение… интриговало и вместе с тем – пугало. Оказаться в незнакомом помещении, почувствовать себя беспомощной… Так всегда в новом месте: не знаешь куда идти, что делать. Не знаешь, что принесет следующее движение.
Слева от акробатки послышались легкие шаги. Женские. Она обернулась и нахмурилась. Потребовала ответа… а потом ошарашенно опустилась на край кровати и изо всех сил сжала ладони в кулаки: пальцы предательски дрожали. «Зач...чем?"

Методичное избиение болванов, пара коротких дуэлей - все это не только выплескивало из мышц лишнюю энергию. Мысли тоже становились проще, плавнее, спокойнее. В бою нельзя долго сомневаться - вон уже тренировочный клинок почти прорвал защиту. И засорять голову десятком тревог сразу - тоже. Так что когда взмыленное величество наконец вернуло меч на стойку и целиком погрузило лицо в холодную воду, смывая соль, убивать уже никого не хотелось. Королю опять вспомнился кошмар - сейчас он уже не вызывал того омерзения, но и обычным сном тоже не казался. Предсказание, предостережение? Паж, отправленный узнать новости о варварах, вернулся с пустыми руками. Но короля это не успокоило.
Кабинет почему-то казался пустым. Забавное чувство - он привык воспринимать эту комнату, и соседнюю - спальню - как своеобразное логово, место, где можно побыть в одиночестве, где никто не работает, не стоит на часах, не сидит пригнувшись у замочной скважины. Но сейчас быть здесь не хотелось.
Библиотека дворца была гордостью многих прошлых правителей. Сам Брэдгер бывал здесь всего пару раз - всегда находились другие дела. В просторной комнате царила тишина - даже каблуки сапог короля ступали на мягкий ковер совершенно бесшумно. Но иногда старые стеллажи скрипели, словно беседовали, покряхтывали рассохшиеся переплеты.
Окна здесь тоже были - высокие, стрельчатые, почти непрозрачные - чтобы увидеть замковый двор, нужно было приблизиться к любой из наборных секций на расстояние ладони. Они не открывались. На подоконнике кто-то забыл книгу - сборник старинных сказаний. Король некоторое время смотрел на нее, а потом раскрыл - читая и не читая, скользя взглядом по строчкам, но думая о событиях настоящего.

Очень тихо, но очень четко попросила Шутесса позвать девушку, обычно помогавшую ей. Она никогда не интересовалась ее именем, но каждый раз, когда та приближалась, чувствовала знакомый аромат мореного дерева, словно служанка вечно пропадала в мастерской, подобно ремесленнику.
-Помоги мне, - Тонкая ледяная ладошка легла на плечо.
-Да госпожа.
-Ты...?
-Айль, госпожа. - Задрожал удивленный голосок.
-Проводи меня в комнату, Айль, мне нужно что-нибудь теплое. Ты проведешь меня кругом замка, Айль? - Она часто повторяла это имя, словно пробуя его на вкус. В слоге мягко сплетались глубокие нотки, и оттого звучание было приятным.
-Но...
-Айль. - Голос Шутессы стал бархатным и необычно мягким. - Пожалуйста, Айль.
Она чувствовала: девушка колеблется, и волновалась, словно от ответа зависело что-то более серьезное, чем несколько часов, проведенных на открытом воздухе.

Шерстяная туника была чуть великовата – Айль была больше маленькой акробатки, - но приятно согревала. Шутессу немного трусило – кожа опять начала гореть на холодном ветру, поэтому девушка плотнее закуталась в плащ и беспомощно вцепилась в руку своей проводницы. Она чувствовала себя… необычно, она чувствовала мир волшебным. Прохладный ветер касался темных волос и теребил концы, приятно охлаждал лицо. А вот дышать полной грудью было тяжело – отзывалось болью в спине.
-Опиши небо?
-С-сер, - Айль запнулась, огорошенная таким вопросом, но тут же выровнялась, - серо-синее, с вкраплениями облаков.
-Красивое…?
-Красивое.
-А… - вопросы продолжались, и на каждый из них девушка отвечала, недоумевая, почему это интересует ее госпожу. Шутессе же просто хотелось составить мир из разрозненных кусочков, как всегда, как обычно: из слухов, запахов, звуков и ощущений. Составить и почувствовать себя в нем, а не вне, закрывшись от него. Мир становился куда более реальным и ощутимым с каждым словом. В описание вкраплялись воспоминания, истории из цирковой жизни, и от того, почему-то, становилось по-настоящему грустно…

Размышления прервал осторожный стук в дверь. Паж, заикаясь, рассказал последние новости - король нахмурился и воображение бедняги сразу же нарисовало клетку с голодными боевыми псами. Но потом складка на лбу монарха неожиданно разгладилась. "Когда хотят убежать подальше, не берут с собой дворцовых слуг". Некоторое время Брэдгер молча рассматривал вязь на корешке книги, и только когда паж уже совсем собрался уходить, остановил его жестом.
- Приведи Декорфа. Девочка - свободна передвигаться куда угодно. Скажи врачу чтобы осмотрел. Если скажет что... Нет, не важно.
Старый военачальник появился через несколько минут. С понимающим кивком выложил на подоконник бумаги – список войск в восточной части Аргодора, которые маршал полагал безопасным сдернуть с места. Некоторое время король изучал карту, а потом пометил палочкой графита несколько гарнизонов.
- Отправь письма птицами. Части должны выступить немедленно. И... Эй, ты, передай Ахторону, что король ищет встречи.

Бой смолк. Еще минуту назад орки с остервенением бросались на врагов, а теперь удивленно опускали оружие, недоуменно смотря на воинов-людей, которые жались друг к другу на стенах храма. Безупречное полотно тишины раскинулось над северными землями. Показалось, что время остановилось, и только едва мерцавшие сквозь закат звезды напоминали о том, что за каждой секундой следует другая.
Аэль-хель пыталась нашарить в пустом колчане стрелу, еще не понимания, что сражение уже завершено. На овальном смуглом лице блестели бисеринки пота, в черных глазах полыхало пламя неудовлетворенной ярости. Дочь Сулимхада поклялась биться до последней капли крови за Ульмар, в котором прожила неполных пятнадцать лет, и теперь чувствовала себя обманутой, словно не до конца сумела отдать долг городу.
Мимо покатилась очередная Полярная Звезда – творение юных жриц. Ком из тряпок, травы, цветов и смолы полыхал, разбрасывая кругом искры и оставляя на лицах воинов рыжие блики. Он тяжело, словно сытое чудовище, перевалился через зубец и начал медленно падать вниз, разваливаясь на полыхающие лохмотья.
И тут время вновь пошло своим чередом. Молчание взорвалось криками орков, которые кинулись прочь от стен храма.
-В атаку!!! – Пророкотал голос капитана, и воздух взлетели десятки зажженных стрел.
Аэль-хель обиженно закусила нижнюю губу и заметалась, в поисках снарядов. Совсем юный мальчишка кинулся к ней, на ходу срывая с плеч свежий колчан, и побежал дальше, к другим, также неуверенно оглядывавшимся по сторонам.
Женщина опустила обмотанный тряпицей наконечник в смолу, а затем окунула в бодро пляшущее пламя. Острие заполыхало, и через секунду стрела присоединилась к рою своих сестер в погоне за орками.
Как выдры из рек, начали появляться избежавшие смерти и спрятавшиеся в первые дни атаки люди. Они вылезали из подвалов, сжимая в руках, кто дубины, кто домашнюю утварь потяжелее, а кто и ржавые мечи и без страха бросались на отступавших в панике орков, которые словно забыли о том, что во много раз сильнее «хрупких человечишек».
Бой превратился в бойню. Неорганизованными группами бросались люди на отбившихся от основного потока врагов и едва не разрывали их на части, мстя за два дня унижений, за сгоревшие дома и разоренные лавки. Никто даже не помышлял о мародерстве. Всех сплотило понимание одной простой мысли: если орки останутся в городе - будет не до красивых тканей и ювелирных мастерских.
Аэль-хель мрачно взирала на резню, и сердце воительницы трепетало от запаха крови и радостной мысли, что проклятые твари расплатились сполна за разоренный Ульмар. Женщина положила новую стрелу на разогревшуюся тетиву и отправила звенящую подругу вслед посмевшему оглянуться орку. Острие впилось в шею, и он повалился на землю, схватившись массивными лапами за тоненькое древко. В смоляных глазах сулимхадки взметнулось черное пламя, и она потянулась за следующим снарядом.
-Беречь! Беречь стрелы! – Разорвал писк тетив и шипение огня баритон капитана. – Пешие, пешие теперь внизу пойдут! Славийцы!
Женщина недовольно опустила уголки губ вниз, явно не одобряя приказа. Она служила в городской страже Ульмара последние пять лет и видела не раз, как наемники спускали оскорбления, за которые следовало бы платить кровью. Их капитан – Мстислав Лютый – был несомненно умелым воином, но порой слишком мягкосердечным, как полагала Аэль-хель.

Поджав губы, она хмуро смотрела, как пешие воины, оттаскивают разгорячившихся от свежей крови людей: кого просто выхватывают из драки, кого успокавают тычками и ударами и сердилась, не понимая, как можно прощать врагам разорение.
Отшвырнув от себя лук, она принялась спускаться по лестнице, намерившись присоединиться к наемникам.
-А ну, девка, вернись!
-Я – сержант городской стражи! И не подчиняюсь ополченцам!– Гордо бросила сулимхадка через смуглое плечо и исчезла в темноте коридора.
В груди женщины бурлила едва сдерживаемая ярость. Она вытянула из ножен тяжелый клинок и, вскинув его в приветствии, присоединилась к небольшому отряду.
-Поведешь, десятник? – Обратился к ней молодой аргородец, неуверенно сжимавший в руках чужую, не по руке ему, спату.
-Поведу, - глухо откликнулась женщина и покинула ворота храма. Ясно-синие стены были покрыты копотью и забрызганы кровью, как людей, так и орков. – Раненых тварей – добивать, живых – гнать. Да так, чтобы не забыли, на чей город покусились. Сцепившихся за хлам людей приводить в себя.
Небольшой отряд устремился вниз по северо-восточной улице. Аэль-Хель с горечью смотрела на сгоревшие дома, оплавившиеся вывески мастеровых и разрушенные редкие скульптуры. Ноги скользили по смешанной с сажей и пеплом грязи, а в черных раскосых глазах блестели едва сдерживаемые злые слезы. Она остановилась над телом еще дышавшего орка и без жалости перерезала ему шею коротким кинжалом, который сжимала в левой руке. Поднялась и посмотрела на тех десятерых, которые попросили повести их. В основном – мальчишки, взявшие оружие, чтобы защищать город. Среди них только двое знакомых стражников, и те – непонятно каким чудо на ногах держаться.
-Ты и ты, возьмите несколько человек и проверьте переулки. Еще пара пойдет со мной, к воротам. Постарайтесь не разбредаться по одному, - четко выговорила сулимхадка и отвернулась, смотря, как убегает вниз юркая улочка, еще более темная, чем до атаки.
Взгляд перебегал от одного почерневшего дома к другому, пока не замер на белом пятне. Снежный пес оскалил зубы и ощетинился на невидимого врага. Не было бы в нем ничего необычного – собака, каких десятки слоняются по подворотням Ульмара, - если бы не глаза, пронзительно голубого цвета. Человеческие глаза.
Аэль-хель вздрогнула и едва не выпустила из рук меч…, а потом поняла, что он больше ей не понадобится. Там, внизу, у ворот постепенно нарастал гул человеческих голосов, сладкий и пугающий одновременно:
-Святая! Северная Святая!
Черноволосая женщина застыла, мрачно смотря на перед собой. В памяти одна за другой вспыхивали картины разоренного Ульмара, бегущих в панике людей, калечащих детей орков, бросающихся в бой стражников..., и не могла сулимхадка согласится с той радостью, которую испытывали горожане.
«Святая-то святая, а людей вовремя не спасла», - сплюнула она и, развернувшись, кинула десятку:
-Чего стоим?! Не слышим – Северная Святая пришла! Радуйтесь!
Только никому из аргородцев, кто последовал в тот день за Аэль-Хель, не захотелось даже улыбнуться после ее слов.

Следовало уезжать. Ахторон сложил вещи в дорожную сумку и посмотрел, как мигнул последний уголек в жаровне. Вышел. Были последние долги, которые следовало отдать. Тем более, если вызывают. Размеренным шагом он направился в королевское крыло и без вежливого стука отворил дверь.
Брэдгер, все еще изучавший на подоконнике какие-то бумаги, поднял глаза.
- Вести из Ульмара были? - тоже не стал утруждать себя приветствиями.
Ахторон огляделся в поисках кресла и занял одно из них, положив сумку на колени:
-Были, но давние. Сейчас, неспокойно.
- Есть способ узнать точно, что там сейчас?
-Догадки, предположения… - костлявая рука очертила в воздухе дугу. – Что может сказать старый чародей – только то, что видит. Говорят, на Ульмар напали орки.
- Когда?
-День, может, сутки назад…
- Их вел?..
Ахторон хмыкнул, не зная как объяснить запредельное человеку и посмотрел на собственные дрожащие руки, выдающие с головой:
-Шаман, кажется, но я не уверен.
- Шаман, - кивнул. - Одержимый. Чем?
Седые брови взлетели, но на лицо Ахторона тут же вернулось прежнее невозмутимое выражение:
-Просто шаман. Может, не просто шаман. Я решил покинуть Ктеж, Ваше Величество.
- Есть шанс убить шамана силами воинов? - тихо, без обычной сдержанной агрессии.
Колдун поднялся и покачал головой, слегка раздраженный желанием человека вмешиваться в то, о чем не имеет малейшего представления.
-Мне необходимо отправляться. В любом случае, лишние войска на границе не помешают.
- Уже. Счастливого пути, Ахторон.
Старик кивнул и вышел, размеренным, слишком спокойным шагом спустился по лестнице, во двор, за ворота. Табак в трубке задымился от прикосновения пальцев. Многие погибнут. Все еще впереди. Интересно, сумеет девчонка вернуться?

Они вернулись чуть позже полудня. Голова немного кружилась от новых впечатлений и ощущений. Мир представлялся живым и ярким. В какой-то момент, аробатке показалось, что она даже увидела его.
Шутесса попросила Айль остаться, пока ее осмотрит лекарь. Морщинистые сухие ладони легли на горячие плечи и послышалось недовольное кряхтение. Девушка раздраженно поморщилась, готовая в одну секунду выплеснуть все, что хотелось, но... промолчала.
-Здесь...?
-Колет. Из-за этого сложно дышать. - Пыталась отвечать она как можно ровнее. - Уже бывало. Мое тело справится.
Старик ворчал и вздыхал, постукивая пальцами по позвонкам.
-Надо же, тонкая какая, и на чем только душа держится.
Айль тихонько хихикнула, и лекарь сурово прикрикнул на нее, недовольный. Голос был грубым и хриплым, но в то же время казался наполненным заботой.
-Вот что, шутесса. Не вставать. Находится в тепле. Еще один такой ветер в спину - и прыгать, как блоха, уже не сможешь. А я тут поговорю... - Он с трудом поднялся (суставы едва слышно хрустнули) и отошел, поманив за собой Айль.
Что-то вспомнилось – очередной призрак из прошлого. Как рядом сидели Жонглер и Фокусник и поили из деревянной плошки жгучим отваром. Пить было больно, но с каждым глотком, дышать становилось легче.
В голове зашумело, и Шутесса свернулась клубком, стараясь заглушить неприятное ощущение. «Ну что с тобой? Что? Ты так не похожа на себя. Вернуться захотелось? – внутренний голос затих, словно испугавшись, а потом ответил сам себе. – Захотелось. Здесь стало слишком все неопределенно и сложно... Но там тоже все запуталось."
-Айль... - тихо позвала она свою утреннюю спутницу. - Айль?
-Да? - мгновенно отозвалась девушка.
-Айль, скажи, ты не знаешь, в городе сейчас нет никакой цирковой труппы?
Похоже, что девушка удивилась вопросу, задумалась, не сразу ответила.
-Ходят слухи, что обещался балаган через несколько дней...
Шутесса вздохнула и замолчала.

Айль, отпустив теплую руку Шутессы, вспорхнула и кинулась в противоположный угол комнаты, а лекарь, что-то ворчавший себе под нос оторвался от перебирания выложенных из сумки трав и обернулся.
Брэдгер остановился на пороге и жестом подозвал к себе врача. Некоторое время они переговаривались - тонкий слух шутессы мог уловить, что в основном это был просто пересказ предположений и показаний - а потом лекарь вернулся к травам, а король привалился к стене неподалеку от входа и задумался, рассеянно скользя взглядом по деревянным узорам мебели. Взгляд остановился на Айль - девушка моментально вспыхнула, но постаралась сделать вид, что не замечает. Брэдгеру это показалось забавным - девочка до смерти боялась короля, тогда как страхи и проблемы самого монарха были для нее наверняка пустым звуком. Король почти ей завидовал.
Шутесса приподняла голову, прислушиваясь к разговору. На лице появилась недовольная гримаса: она же сказала - справится сама. Все пройдет, и не нужно лишний раз суетиться. Девушка повернула голову в ту сторону, куда убежала Айль и едва заметно кивнула: хочешь, уходи.
Лекарь был, похоже, единственным невозмутимым человеком в этой комнате - еще бы, с точно таким же ворчанием ему доводилось лечить и монарха, и даже его предшественника. Айль дали точные рекомендации, что, с чем и когда надо пить, что заварить сейчас, а что - если станет хуже. И отправили за кипятком. Сам доктор спокойно пожелал всем хорошего дня и отправился к себе.
Только сейчас Брэдгер, кажется, заметил саму шутессу. Стук кованых каблуков не заглушал даже мягкий ворс ковра - король подошел ближе.
- Считай это извинением. - Он помолчал, подыскивая слова. Голос звучал почти безразлично. - За.. вчерашнее.
-Ваше Величество вольно звать и отправлять собственного дурака по собственному желанию. - Тихо ответила Шутесса и наклонила голову. - Благодарю... но я привыкла лечиться сама.
- Лекарям нужно иногда кого-то опекать, иначе они начинают лезть в политику, - король опустился на корточки там же, где стоял. Вспомнился давешний разговор. - Вот и колдуну мало уже работы - скоро весь мой двор окажется в Ульмаре, собирая сплетни для старого лиса. Впрочем, вряд ли они там уживутся.
-Они перегрызутся. И я буду очень рада, попутно загрызут очаровательную, милейшую, замечательнейшую жрицу. Впрочем, этому будут рады все жители Ульмара поголовно. По слухам, ее высокая мораль - словосочетание было произнесено с ощутимой издевкой, - успела... немного... надоесть. - Шутесса села на кровати запрокинула голову, лихорадочно соображая, как избавиться от вины за невыполенный приказ и как обойти скользкую тему в разговоре с королем... Порой он бывал страшен в гневе, а сообщение о том, что его дурак часто действовал по приказу колдуна, повергнет правителя именно в подобное состояние. - А что происходит... в Ульмаре?
- Его сожгли, - просто ответил король. Собственные подозрения начали раздражать. - Ахторон спешно отзывает двор с дороги, но до завтра гонцы вряд ли успеют - придворные так медлительны...
Шутесса повела плечами, руки задрожали. Она сцепила пальцы, чтобы скрыть свою слабость. "Вот... так. Решил избавиться?" - коснулась крылом грустная мысль.
-...понятно. - "Ничего не ясно".

Вошла служанка с чашкой отвара. Оставаться не решилась, поставила чашку на столик у изголовья и тут же исчезла опять. Брэдгер едва удостоил ее взглядом, поглощенный частью попытками прочитать что-то по лицу акробатки, частью собственными невеселыми мыслями.
-Ваше Величество не весело? - Насмешливо приподняла брови Шутесса, - Или...?
- Наше величество на седьмом небе, - прорычал Брэдгер. Девочка попала в самую точку. - Оно просто наслаждается тем, что на восточных границах чуть не сравняли с землей город, а королю до сих пор неизвестно ни-чер-та определенного.
-Я должна была уехать. - Неожиданно спокойно произнесла девушка, словно приняв про себя какое-то решение. - Я умею выкручиваться, и, если бы была там, то могла бы ответить на этот вопрос. Как отвечала до этого. - Она сложила руки на коленях и опустила голову, понимая, что сейчас сказала. Но от этого стало неожиданно легко: ушел один из вопросов, на которые не существовало ответа. Да, она виновата. Она должна была ухеать.
Король, сверливший какую-то птицу на ковре яростным взглядом, вздрогнул, как от ушата холодной воды за шиворот. Некоторое время он мучительно пытался понять, что именно ждала от него сейчас Шутесса, но быстро сдался.
- Ты бы все равно не успела. Или попала бы в самое пекло, - пожал плечами Брэдгер. Гнева не было, даже давящее чувство неопределенности почти исчезло.
Монарх подошел к кровати и поднял чашку с отваром.
- Держи. Старый ворчун взбесится, если узнает, что его вызвали только для того чтобы потом не слушаться, - Брэдгер осторожно вложил чашку в руку Шутессы.
-Так... наверное избавляются от ненужных людей. Спасибо. - Она обняла плошку обеими ладони и, стараясь унять дрожь, сделала начала пить маленькими глотками. Отвар был терпким и неприятным на вкус, но бодрил.
- Разве что старик подался в ясновидящие, - Брэдгер вспомнил, каким был Ахторон сегодня, но сейчас это не пугало, а смешило. - Он так спешил поделиться вестями, что чуть не забыл свою бороду. Только не показывайся ему до завтра - мои гонцы не умеют летать.
Девушка сжалась в комок и спрятала лицо в ладонях. Смешалось два чувства: облегчение и недоверие. Слезы непроизвольно потекли из слепых глаз, капли прятались за сжатыми пальцами, в ковшике рук. Как никогда она почувствовала обиду. Словно посмеялись над ней два человека: один, которого привыкла считать родным, и другой... к которому потянулась.
Несколько долгих секунд Брэдгер только беспомощно смотрел на девушку. Было ощущение, что он чего-то не понимал, чего-то очень важного, возможно, даже очевидного. Потом просто взял шутессу за плечи.
- Не нужно. Это... правда было неожиданно. Я бы тебя вернул. - Слова давались с трудом. Брэдгер все яснее понимал, что говорит не то, но и молчать тоже не получалось. - Происходит что-то... Странное. Для всех – странное.

Губы искривились в болезненной улыбке. Шутесса почувствовала себя ребенком, на чьи шалости родители смотрели снисходительно, чуть посмеиваясь. И этот смех был оскорбителен. Одно - когда ты выставляешь себя не в лучшем свете, чтобы услышать аплодисменты и довольный гогот толпы, и другое - когда поступаешь так, как считаешь правильным, а над этим подшучивают добродушно, как над бессмысленным и не серьезным.
-Странное… Да, мир перевернулся с ног на голову. Я была в Ульмаре и провела там три дня. Четыре туда и обратно. Итого - одиннадцать. Одиннадцать дней вы не знали где находился ваш личный шут. Нет? А Ульмар… Жрица Шеан. В ней есть что-то фальшивое. - Шутесса задрожала от едва сдерживаемой ненависти. - Люди идут за ней… Женщина, которая лечила людей - жрица сожгла ее перед толпой. Жрица управляет людьми, как фокусник - картами. Они ловят каждое ее слово и готовы идти за ней в пламя. - В голосе звучала плохо скрываемая злость. - Она страшный человек, и все ее дела… разрушительны. - Акробатка говорила тихо, выплескивая обиду и страх, рассказывала о трех днях в Ульмаре, иногда сбиваясь. Вот… Вот… она договорит и все встанет на свои места, и она опять сможет превратиться в себя - злую, закрытую.
Повязка, скрывавшая глаза намокла. Шутесса уткнулась лбом в плечо короля, дыхание со свистом вырывалось сквозь сцепленные зубы, плечи мелко тряслись. Акробатка злилась на себя, на Ахторона, на Его Величество Брэдгара за насмешку.
"Интересно чувствовать себя на месте собственного врага? - насмешливо поинтересовался внутренний голос. - Замолчи, дрянь."
Король только беспомощно смотрел на девушку в своих обьятиях. Что он мог ответить? Что если бы в эти одиннадцать дней исчезла половина его министров, он бы и не заметил? Что любой из этих министров отправился бы на плаху за двойную игру? На эту девочку не получалось даже разозлиться - вспоминалось осторожное прикосновение к лицу, "Можно... об...нять...?" Брэдгер вдруг отчетливо понял, что ему совершенно безразлично: Шутесса могла работать на Ахторона, церковь, да хоть саму Шаа, и все равно ни одна собака в этом дворце не смела поднять на нее руку. Вместо этого король злился на себя.
А вот жрица... Она так или иначе упоминалась во всех отчетах из Ульмара - придворные болтуны говорили о ее красоте, чиновники - о делах, умные люди - о влиянии. Брэдгер обращал на это мало внимания: высокородные женщины часто питали пристрастие к популистским акциям и зачастую были влиятельны, но ни у одной из них не хватало ума принимать участие в борьбе за власть мужчин. Даже в недавней борьбе с двоюродной сестричкой король сражался не с ней самой, а с генералами, что стояли за ее троном. Но слова акробатки его встревожили. "Люди идут за ней…", "Ловят каждое ее слово и готовы идти за ней в пламя", "Все ее дела... разрушительны".
- Священник идет штурмом на город, священник - за стенами города, - тихо проговорил Брэдгер, когда шутесса закончила свой рассказ. Даже не обращение, просто мысли вслух. - Поговаривали, Ульмар в безопасности, ибо нет силы, способной сплотить Орду. И колдун - видел. Но говорить боится.
Плечо под пальцами было совсем хрупким, почти нематериальным. Король осторожно развязал повязку, скрывавшую глаза шутессы, и вытер ее слезы рукой. Утешать больше не пытался - а вот тихо прибить "святую севера" просто во избежание, напротив, здорово хотелось. Жаль только он не умел убивать мыслью.

Вспомнив о том, как отреагировал паж, Шутесса прикрыла веки, чтобы человек, сидевший напротив, не увидел слепых глаз. На мгновение ей показалось, что она видит ладони, сильные и крепкие, но, само собой, это было не правдой. Она вздохнула, успокаивая себя и добавила:
-Мне кажется, что идет нечто страшное. Я не могу объяснить - просто пустой страх дурака.
Брэдгер только кивнул - на таком расстоянии не требовалось зрения, чтобы узнать жест. Мелькнула мысль - "интересно, кто-нибудь еще это чувствует? Или так и будут мелко интриговать до конца?" Нужно было заняться жрицей, и чем быстрее тем лучше... Но уходить не хотелось. Пальцы короля коснулись лица шутессы еще раз, уже без всякой определенной цели - а потом величество к полному собственному удивлению вдруг поняло, что именно хотело сказать.
- Спасибо.
Шутесса покачала головой: "Он даже не представляет что я иногда думала до...", - и поймала руку своей маленькой ладошкой. Кивнула.
- У... Вашего Величества... дела?
- Дела. - Король нахмурился: дела действительно были. - Не сбежишь, если я тебя оставлю?
- Н-н. Я могу... - следующее слово далось с определенным трудом, - попросить... Ваше Величество?
Брэдгер еще раз кивнул. "Даже потребовать" - усмехнулся кто-то ехидный внутри.
- Вы придете сегодня вечером?
Король ожидал чего угодно, но только не этого - так что пару мгновений он просто ошеломленно молчал, а потом сам удивился внезапно охрипшему голосу.
- Приду. Обязательно.
Жаль только, прощаться вечно было нельзя. Проведя в последний раз пальцами по длинным волосам шутессы, тускло отблескивающим какими-то фантастическими оттенками даже в свете полузашторенных окон, Брэдгер поднялся и, не оглядываясь, вышел. Девушке показалось, что ей удалось разглядеть нечеткий силуэт уходящего человека. Она горько усмехнулась и, вновь завернувшись в покрывало, закрыла глаза, понимая что порой воображение играет жестокие шутки со слепыми людьми.

Высокий и сухопарый "министр по особо деликатным поручениям" чуть не столкнулся в коридоре с графом Латарином - вовремя услышал тяжелые шаги и отступил за угол. У графа Сечена (в просторечьи и кулуарах - Грифа) была длинная шея и сухое носатое лицо, лучащееся интеллектом и ехидством. Впрочем, остроумств от него никто никогда не слышал - или вернее, каждую свою фразу он произносил так, словно это была тонкая шпилька в адрес собеседника. Король сидел за столом, и выражение задумчивости на его лице подсказало Сечену, что лучше пока не подавать голоса. "Министр", а попросту - начальник тайной и очень тайной полиции, - устроился на стуле у входа и стал терпеливо ждать.
Наконец, Брэдгер отвлекся от своих размышлений и поднял взгляд на Сечена.
- Я хочу, чтобы у нас было больше людей в Ульмаре. Поговаривают, тамошняя жрица Шеан очень хороша и творит множество добрых дел. Король боится за нее и хочет, чтобы кто-то поблизости всегда мог вовремя заметить, если священница встанет на неверный путь. А если с этой девушкой вдруг приключится несчастный случай - король хочет скорбить первым.
- Ваше величество! Поговаривают, среди благоверных аргодорцев еще прячется мерзская нелюдь, а также еретики и неверящие. Что если один из них захочет прервать дни особы, к которой вы так благоволите? - Гриф воскликнул это с умеренным энтузиазмом и чуть заметной улыбкой. Так мог бы улыбаться варан, завидевший цыпленка.
- Нет, нет! Королю внушает ужас сама мысль о том, что какие-то оборванцы могут поднять руку на женщину благородных кровей! Особенно, на женщину, которая так дорога королю. Пусть мои люди защищают ее от всего чего можно защитить. А я надеюсь, что в их власти находится все, кроме действительно неудачного стечения обстоятельств, - Брэдгер уже тоже в открытую улыбался.
- А девочка, что находится при жрице?
- О, она бы тоже очень скорбила.
- Ваше величество, - Сечен отвесил глубокий поклон. - Ваши заботы - мои заботы, а ваше беспокойство - для меня закон. Поверьте, только вмешательство самого провидения может помешать моим людям выполнить свои обызанности надлежайшим образом. А теперь позвольте откланяться: я горю желанием приступить к работе, а путь до Ульмара неблизкий.
- Иди, Сечен, иди. Если бы все мои люди отличались твоим умом и верностью.
- Ваше величество льстит мне, - Гриф еще раз поклонился и быстро вышел.
Уже через полминуты лицо короля приняло прежнее отсутствующее выражение.

Приемы и "обязательные разговоры" всегда злили Брэдгера - раньше скукой, теперь - неуместностью. Слишком много вопросов, слишком много других вещей, которые следовало сделать. И тех что хотелось сделать, тоже. Конечно, если вслушаться, каждая из таких гладких официальных встреч была игрой, и не самой простой к тому же, но Брэдгер играл в нее годами, и правила уже успели наскучить. Пару раз он позволил себе передернуть, но большее могло принести проблемы именно тогда, когда нужна была надежность. Так что король развлекался тем, что пытался угадать слабости придворных по их виду. Угадывалось легко - он их давно все знал.
Время тянулось медленно, но вот винно-красные шторы западной части зала совсем перестали золотиться, а молчаливые слуги принесли еще свечей. Посол Сулимхада еще некоторое время пыталась найти с королем "общий язык" - амбассадор такой богатой страны, по его мнению, нуждалась в много больших аппартаментах, кажется, ей и королевский замок-дворец казался жалкой конурой - но вскоре откланялась и она. Во взгляде уроженки востока ясно читался шок: вместо аудиенц-зала, ковровой дорожки и положенных двух шагов навстречу - небольшая "скромная" комната, а вместо необъятного величества на шелковых подушках - жилистый мужчина с неуютным взглядом и шрамом от варварского ножа. Король же, наоборот, испытывал некоторую мрачную веселость - даже приказал задержать паланкин для посла на пару минут.
Виски здорово ломило - бессонная ночь, нервы, маленькая месть старика, аллергия на медовый голос сулимхида? Король подозвал одну из девушек-служанок и вполголоса дал ей несколько распоряжений. Горничная выглядела ошарашенной, но тут же кивнула и куда-то умчалась. А король - закинул тонкий золотой обруч на ближайший диван и отправился в гостевое крыло.
Скрипнула дверь, и послышался тихий шорох рассыпавшихся по полу соломенных шариков. Шутесса неловко потянулась следом, но быстро бросила бесполезную затею. Замерла, как маленький зверек, прислушиваясь. Не то узнала, не то нет… непонятно…
Брэдгер подошел ближе и остановился в какой-то сажени от девушки. В ногу ткнулся маленький мячик для фехтования: король подобрал его и бросил шутессе. Невольно вспомнился недавний и одновременно очень далекий вечер.
Она вскинула руки, заключая соломенную игрушку в ковш ладоней и деланно нахмурилась.
- Я забыла то яблоко отправить грузовыми лошадьми.
- Всегда есть возможность послать его голубиной почтой, - усмехнулся Брэдгер, садясь на кровать рядом. Девочка выглядела лучше чем еще несколько часов назад - или ему мерещилось? Король подобрал еще два мяча. Смутное, противоречивое ощущение - не будь она слепой, ее бы здесь не было, но... Ему почему-то жаль было, что она не с цирком.
- Эти сиделки тебя так замучили, что пришлось отбиваться мячами? - Интонация тоже получилась какой-то двойной.
-Нет, я просто..., чтобы не потерять навык. - Серьезно сообщила акробатка и села, скрестив ноги и обратив лицо в сторону своего собеседника. - Единственное, что я сейчас могу, хотя жонглирование и вызывает неприятные воспоминания. Увы, ходить на руках мне запретили.
Король почувствовал себя неловко - так, словно бы ребенком получил награду за то, что на самом деле сделал кто-то другой. Сейчас, у почти тридцатилетнего Брэдгера это ощущение смотрелось настолько нелепо, что он расхохотался бы... Если бы мог. Вместо этого - вложил соломенные мячики в руку шутессы, погладил тонкие пальцы.

Девушка напоминала птиц в клетках, что когда-то очень давно стояли на верхних этажах замка - один двенадцатилетний принц когда-то выпустил почти всех, а потом с недоумением разглядывал несколько мертвых телец на заднем дворе замка.
-Оп! - Шарики закружились по замкнутой траектории - из левой ладони - в правую, из той - дальше, в начальную точку.
Некоторое время Брэдгер зачарованно глядел на точные, выверенные до ногтя движения.
- На это приятно смотреть. Я думаю, никто не издавал и звука во время выступления, - король говорил тише обычного, словно бы обращаясь к самому себе, или же просто озвучивая мысли.
Она остановилась, и соломенные шарики легли на покрывало рядом.
-Я..., - Шутесса замялась, брови обиженно взлетели вверх, словно внутри нее шла непонятная борьба между "да" и "нет" - выступала на канате. Они молчали, потому что любой звук мог заставить потерять равновесие, и акробатка могла упасть, Ваше Величество.
Брэдгер вздрогнул. Он не боялся высоты, а когда-то даже любил заниматься с одичалыми, норовистыми лошадьми, но сейчас он ощутил укол странного, мутного страха, похожего на тот, что испытываешь, когда рассказывают о мире мертвых или холодных водяных девах. А еще - сожаление: кажется, он ударил ее нечаянной фразой. Король лег на кровать и прижался горячим лбом к острой коленке шутессы. Хотелось загладить промах, но он никак не мог сообразить, чем.
Она вздрогнула и легонько дотронулась до волос, провела пальцами по щеке. Казалось, Шутессе безумно хочется что-то спросить, но она не может решиться, боится и колеблется. Ладонь замерла над шрамом.
- От… Простите. - Недоговоренное "Откуда" словно осталось в воздухе.
- Это старая история, - Брэдгер нахмурился. Рассказывать о собственной трусости не хотелось. Даже вспоминать бы не хотелось, но некоторые вещи он просто не мог позволить себе забыть. - И очень глупая.
Некоторое время король молчал - не то собираясь с мыслями, не то ища предлог сменить тему. И, наконец, начал рассказывать.
- Когда-то давно в этом замке жил один мальчишка, сын брата тогдашнего короля. У короля уже была дочь, но он хотел чтобы все принцы и принцессы жили здесь. И этот мальчишка... Ему тут было скучно. Казалось, что эта мишура не для него, что его судьба - быть грабителем, или пиратом, или даже просто охотником...
Король рассмеялся, но смех был неживым, так, словно он пытался шутить над тем, чего сам боится.
- Он долгое время не решался уйти, но как-то выдался удобный момент, и времени на сомнения просто не было. И тогда он сбежал. Даже добрался до крупного портового города, чтобы наняться там на корабль.
Надолго повисло молчание. Брэдгер словно бы не знал, как продолжить.
- Мальчика вернули, - палец скользнул вдоль линии носа, - но до того… так?
- Мальчик вернулся сам, - зло произнес Брэдгер. Говорить было трудно даже так. - Всего лишь встреча со стаей портовых нищих. Я тогда несколько дней не мог встать, думал, умру прямо там - от голода. И назвался проходившим стражникам...
Король закрыл глаза. Сейчас ему даже хотелось - насмешки, удара, резкого слова. Можно было бы собраться и защищать себя. А против собственной памяти - лекарства не было.
-Мальчик… - с непонятной интонацией пробормотала Шутесса. - Юноша… Король
- Некоторые люди до смешного легко ломаются, - Брэдгер попытался усмехнуться. Иронизировать над собой у него никогда толком не получалось - сразу же вспоминались все эмоции, сопровождавшие решение. - Особенно дворцовые неженки.
Вспомнились холеные лица придворных. Интересно, сколько из них вот так же прячет свои маленькие предательства? Сейчас королю казалось, что он всегда презирал не столько их, сколько себя - в них. Или их - в себе.

Она не знала, что говорить. Как можно объяснить человеку, который не был там, что людей ее круга, чаще ломают, чем они опускают руки сами. Вот и Его Величеству когда-то доставили игрушку - слепого шута, и кукла осталась целой лишь потому, что умела гнуться и изворачиваться. Шутесса нахмурилась и помотала головой, отгоняя злые мысли.
-Прыг-скок, скачут куда-то зверьки. Ловкие, гибкие. Лисы. Хорьки. А где-то прячутся слабые. Его Величество простит, что его дурак шутит сегодня не так удачно и не может отогнать плохие мысли? - перемена была настолько разительной, что акробатка сама испуглась своего голоса. Ей не хотелось ударить словом находившегося рядом человека, не хотелось.
Брэдгер кивнул. Реакция была неожиданной и ожидаемой одновременно. В памяти всплывали сотни оправданий, придуманных и отвергнутых когда-то: сейчас их не хотелось озвучивать даже ради полноты картины. Постепенно возвращалось обычное состояние - за много лет король превосходно свыкся с собственными демонами и даже научился приспосабливать их к делу. Только на самой грани восприятия было немного больно - хотя уже и не от рассказа.
- Короли не подсказывают своим дуракам шуток, и уж точно не валяются у них в ногах, красавица. Плохие мысли - тоже компания, не нужно лишать наше величество верных друзей. - Брэдгер произнес это своим обычным тоном. Голова гудела, но сна не было даже в планах. Все возвращалось на круги своя.
Шутесса покачала головой – такой обычный для нее жест – и без слов обняла уставшего правителя, спрятав голову у него на плече. В этом единственном движении было все: и извинение, и просьба, и желание спрятаться, и страх… страх оказалось перебороть сложнее всего – заставить в себе заговорить человека, а не дурака.
Брэдгер чуточку ошарашенно прижал девушку к себе. Странно тяжело было - вот так принимать и брезгливую отстраненность, и неожиданное тепло. Просто не мог привыкнуть - ощущать себя без кожи. И одновременно - тянулся к этой открытости. Сейчас, гладя волосы Шутессы, он сам себе казался кем-то другим, чье место не по праву занял. Но уже вряд ли покинет по собственной воле.
Плечи девушки чуточку дрожали – становилось жутко от одной мысли что могут оттолкнуть, отправить прочь – тогда пришлось бы остановится на перепутье множества дорог, где не знаешь, куда ведет хоть одна.
- Оч… чень спокойно.
Король только кивнул. Рядом с ней было и спокойно и страшно одновременно: спокойно потому что сейчас она рядом, страшно, потому что не знаешь, когда оттолкнет опять. Брэдгер взял тонкую руку и поцеловал раскрытую ладонь. Хотелось дать ей что-то более ценное, чем собственная нежность, но король, кажется, привык слишком высоко себя ценить: подходящей замены не выдумывалось. Так что он просто уткнулся носом в пушистую темную гриву, честно надеясь, что она как-нибудь сама все поймет.
- Вы останетесь? – Едва слышный вопрос робко замер в застывшем воздухе. Ладонь скользнула по левой щеке и спряталась в жестких прядях длинноватых волос.
- А ты позволишь? - Брэдгер ответил почти так же тихо.
- Я прошу.
Вместо ответа король крепче обнял акробатку. Сегодня определенно был день нежданных подарков. И самый ценный - наверное, был сделан сейчас. Хотелось поцеловать ее - и теперь Брэдгер сделал это без колебаний.
Ночь была тихой...

Брэдгер проснулся не сразу - некоторое время сон переплетался с явью, заставляя пурпурные драпировки комнаты извиваться в иллюзорном пламени, а сцены охот и пиршеств на масляных полотнах - оживать и обретать глубину. Теплое дыхание щекотало шею, но тонкая рука на подушке в жемчужном предутреннем свете казалась продолжением сна. Он осторожно поднялся - девушка, лишившись "грелки", тут же сжалась под одеялом в комочек. Камин давно догорел и в комнате было порядочно холодно. Брэдгер разыскал нож, огниво - и через несколько минут огонек уже деликатно пробовал на вкус предложенные поленья. Ему всегда нравилось смотреть на живое пламя - даже мысли текли по-другому, легче и не стопорясь на неразрешимых вопросах.
А думать было о чем. Брэдгер сам себя не понимал - словно бы судьба в очередной раз вывернула его наизнанку сейчас, лепя из уже известной глины совершенно новую форму. Когда-то мир был листом пергамента, на котором можно было написать что угодно, потом - полем битвы, потом - врагом... Сейчас в мире хотелось просто жить. И, хотя ощущение того, что Брэдгер занял чужое место никуда не исчезло - эту жизнь хотелось сделать своей собственной. Невольно представилось лицо господина камергера - кажется, этот старый тюфяк с самого начала невзлюбил шутессу. Надо будет заставить его обращаться к ней, как к принцессе крови.
Довольная усмешка тут же сменилась озабоченным выраженим лица - представилось, какая по дворцу теперь ходит молва. По крайней мере, следовало позаботиться, чтобы ее эти слухи не коснулись. Но это потом... Когда взойдет солнце.
Треск идеально сухого дерева пробивался через пелену недовольным рокотом, но просыпаться совершенно не хотелось. С последней нотой сна могло исчезнуть ощущение спокойствия и защищенности, могло исчезнуть все произошедшие за последние три дня… и тогда осталось бы только время «до» приезда из Ульмара.
Шутесса заворочалась в попытке вернуть убежавшую дрему – не вышло. С разочарованием и сожалением она потянулась и подняла ладони к лицу – не обнаружила повязки и зажмурилась, готовая искать мятый лоскуток. А потом вздохнула, обняла подушку и успокоилась, обратив свое лицо в ту сторону, откуда шло пока еще едва ощутимое тепло от огня.
Ей вспомнилось, как один человек учил ее видеть цвета. В разговорах циркачей часто проскальзывали фразы: зеленое трико, оранжевые шаровары, и однажды она спросила: «красный – это какой?» «Это как огонь, - был ответ, - а-эх, ты же не видишь. Как ярость, как злость, как тепло». Вот и сейчас аробатке думалось, что цвет у огня – теплый. Она улыбнулась.
-Доброе утро, Ваше Величество. –Мягко произнесла девушка, и с двумя последними словами сказка рассыпалась. Шутесса вспомнила кто она и где она, и сразу же захотелось опять сбежать, скрыться, не показываться на глаза раздражительному правителю.
Брэдгер резко обернулся - мысли успели унести его довольно далеко, так что сейчас он с удивлением обнаружил что в комнате стало заметно светлее. Что-то в словах девушки, в перемене тона показалось неправильным, но показывать беспокойства не хотелось. Король подошел и сгреб худенькую акробатку с кровати вместе с одеялом. Получившийся сверток аккуратно опустили у камина. Шутесса тихо ойкнула и прижалась к теплой руке с немного грустной улыбкой. Мысли убежали куда-то в сторону двора, что будут говорить, какие будут пересуды… Шуту хорошо – шут может высмеять тех, кто рискнет посмеяться над, а король?
Странно было видеть ее вот так - без повязки. И приятно - словно маленькая полоска ткани скрывала не только глаза, но и всю шутессу. Пальцы короля скользнули по коже - лоб, висок, щека, задержались на подбородке, пощекотали под ним - словно кошку. Наверное, стоило позаботиться еще о чем-то, но не хотелось ни выходить, ни видеть других людей - здесь. И отрывать взгляда не хотелось тоже.
-Каий, - она смущенно закуталась в покрывало и повернулась к камину. – Вы не спрашивали, Ваше Величество, но меня зовут Каий.

- Каий... - задумчиво повторил Брэдгер, проводя рукой по ее волосам. Странное имя звучало непривычно для языка, но и врезалось в память сразу, словно давно угаданное где-то внутри. - Нездешнее имя. Откуда ты?
-Из Шерхада, Ваше Величество. Это… страна на юге, впрочем, вы знаете. – Она говорила с паузами, словно каждое слово давалось ей с трудом.
Рука короля дрогнула. Когда-то на верхних этажах этого замка можно было встретить хрупкую черноволосую девушку, что ухаживала за цветами. Если бы не дорогое платье и не украшения, ее можно было бы принять за служанку: она всегда жалась по углам, и редко заговаривала даже с уборщиками. Их - совсем еще детей тогда - не слишком интересовала цель, с которой это странное создание привезли из далекого Кемхета. Собравшись вместе, они подшучивали над ней, пугали, внезапно захлопывая дверь или высыпая всей гурьбой из-за поворота. А втайне друг от друга - делали маленькие подарки. Если бы не Гриф, Брэдгер и до сих пор бы думал, что только он один "случайно" забывал в оранжерее бусы или очередной шедевр тогдашнего замкового кулинара. А потом девушка исчезла. Поговаривали, что она написала отцу и он потребовал ее вернуть, совсем уж тихо и в кулуарах - что ее убил кто-то из слишком страстных поклонников. Правды не говорил никто, но даже тогда Брэдгеру было ясно, что живой ее уже не увидят.
- Говорят, это красивая страна... - интонация получилась странной. Прямо спрашивать не хотелось, совсем не спросить не выходило тоже.
- Я не видела. – Просто ответила шутесса и легла, опустив голову на колени короля. – Мне… я… уехала, когда мне пошла пятая весна.
Король пропустил сквозь пальцы прядь черных волос. Мелькнула мысль, что он практически ничего о ней не знает. А многих вещей, наверное, не поймет никогда. Хотелось засыпать вопросами... И одновременно - не хотелось. Разность судеб, опытов, жизней - пугала. Еще подумалось, что теперь нужно тоже представиться. Только вот как? Имена, которыми называли лиц королевской крови, как правило, даже не сокращались.
- А меня в основном зовут дегенератом в короне, - усмехнулся Брэдгер после длинной паузы. - Но это, кажется, слишком длинно.
- Да, я знаю. И еще, думаю, с десяток прозвищ Вашего Величества смогу вспомнить. – Тихонько фыркнула шутесса, стараясь скрыть рвущийся наружу смех. – Но это действительно слишком длинно.
Веселость тут же померкла, и она опять замолчала. Задумчиво выводя на ладони короля одной ей понятные узоры. Двор придумывает прозвища не только для королей, каждый в этой стае пытается ударить соседнего зверя побольнее. На этот раз перемена в настроении шутессы оказалась понятной - король сам думал о том же. Он сам давно научился принимать смех и злословие за спиной как должное, карая не столько за слова, сколько за наглость произносить их в открытую. Да и сложно было не принять - за столько времени. Но с девочкой церемониться вряд ли будут. Больше всего Брэдгеру хотелось приставить к ней пару хороших мечников с позволением сносить голову каждому, кто рискнет хотя бы криво посмотреть. Уже завтра двор откроет в себе новые резервы вежливости и такта. Вот только... Понравится ли ей, если открытая неприязнь сменится подспудной, а злословие - паническим страхом? Не хотел Брэдгер, чтобы она делила эту сторону его жизни.
- Это просто крысы, - попытка утешения вышла бледной, король еще сам не знал что делать. - Они побоятся.
Акробатка слабо улыбнулась. «Ну вот, теперь он защищает меня, словно я – хрупкое растение». Она принимала эту заботу с неуверенностью и благодарностью, и в то же время ее не оставляло чувство нереальности происходившего.
Каий села напротив и поймала королевские ладони в свои, маленькие и тонкие.
-Ваше Величество, я – шут. Мое оружие – моя речь. И я бы хотела услышать того, кто рискнет состязаться со мной в поединке злословия. Даже вы не сумели выиграть некоторые, и порой предпочитали запустить в вашего покорного шута чем-нибудь потяжелее. Обычно, я успевала увернуться.– Она не выдержала и опять засмеялась, неожиданно осеклась и протянула руку. Пробежалась пальцами по лбу, щеке и пробормотала. – Простите.
Некоторое время король только молчал - а мог бы и привыкнуть попадать в тупик за последние три года... Озадачила не шутка, озадачило извинение. Воспоминания о некоторых шпильках до сих пор кололи, но теперь они казались скорее собственной ошибкой. Не хотелось о них думать. А вот свое поведение - здорово тяготило.
- Покорный шут, как же... - Брэдгер неуверенно рассмеялся и прижал девушку к себе. А потом добавил, уже серьезно. - Тебе достался не самый лучший монарх. Хорошо что ты не сбежала...

Она чуть качнула головой, соглашаясь. Да и куда можно было сбежать? Обратно в город – нет смысла, в труппу – не хотелось, после того дня… в замок приходилось возвращаться.
-Я… рада… что нужна.
Некстати в голову лезло прошлое. Брэдгер предпочитал вообще не помнить - слишком не хотелось испытывать на прочность эту хрупкую связь, позволявшую вот так просто и глупо улыбаться ее рукам, не задумываясь, не заботясь о том, что скрывать, что показывать, не пытаясь создать впечатление неуязвимости. Но воспоминания все равно приходили тесным гуртом, перебивая друг друга, мешая ощущения и слова в один причудливый коктейль. И странно - после мгновенной вспышки гнева или боли противоречие уходило. Девочка, в которую он когда-то швырнул тяжелой вазой и та, что сейчас была рядом, окончательно становились одним и тем же существом, собственные поступки уже не висели на плечах тяжестью, порожденной, как оказалось, не столько виной, сколько невозможностью осознать себя сейчас и себя тогда как одно и то же.
Каий задумалась, как чувствовал он себя сейчас: вспоминал ли те три с половиной года, что она провела в замке с того дня, когда ее представил медведь-камергер, до вечера отбытия в Ульмар, когда прогнал и велел не показываться на глаза несколько дней? Шутесса привыкла относится к приказам и насмешкам своего повелителя с изрядной долей пренебрежения и сарказма. Будь по-другому, она просто не выдержала: любая острота находила бы цель, а потом вызывала водопад неприятных ощущений. Она словно смотрела на себя со стороны и говорила: здесь меня нет на самом деле, и здесь меня тоже нет, и плохое сразу же бледнело в памяти, и на следующий день королевский дурак просыпался, готовый к новым шуткам.
Стараясь отогнать мысли, она поцеловала Брэдгера в уголок губ. Касание вспорхнуло легкой бабочкой, задрожало крыльями и растаяло, как будто его и не было. Король пригладил рукой ее волосы. К нежности примешивался оттенок горечи, но, если подумать, она всегда там была, с самого начала. Только теперь - чуть честнее.
- Хорошо... Что ты есть, - едва слышным шепотом, губы у самого уха. И тут же - ехидная усмешка, будто бы сам испугался своей серьезности. - По крайней мере, с тобой не скучно.
Она замолчала, боясь пошевелится. Потом... Потом было движение длинной в секунду – руки сомкнулись кругом плеч и тихий, уверенный голос произнес:
-Не отпущу. – И эти слова принадлежали Каий.
Брэдгер поцеловал шутессу в кончик носа. Кажется, разбирательство со всем остальным миром опять откладывалось на неопределенное время. Она зажмурилась и улыбнулась, поежившись
- Ваше Величество буду искать.
- Пусть ищут.
- Уверены?
- До пяти мной будут интересоваться разве что лошади. А им подождать нетрудно, - загадочно усмехнулся Брэдгер.

Девушка наклонила голову, задумавшись, а потом звонко рассмеялась. Видимо, в такт собственным мыслям. Очередную шутку она озвучить не решилась.
- А вечером вам не понадобится потом Шут на приеме по случаю прибытия гостей из Виндора?
- Разве что шут не против поумирать от скуки вместе с королем, - Брэдгер нахмурил брови. Он не любил приемов, еще больше не любил приемов, связанных с приездом иностранцев. Необходимость с достоинством бездельничать на протяжении трех-четырех часов утомляла сильнее, чем целый день за работой. Солнце, уже вовсю пробивающееся сквозь неплотно задернутые шторы, кстати напомнило, что до вечера еще далеко. - Но старый ворчун меня повесит, вот увидишь.
- Как это? Прием, разве может быть скучным прием, где будет присутствовать юродивый… - Она осеклась, когда король закончил свою фразу. – Да, я понимаю, Ваше Величество.
- Юродивых там будет не меньше чем крыс, - улыбнулся король. - А вот тебя будет недоставать. Но если мы ослушаемся этого ощипанного попугая, он запрет тебя здесь еще на неделю.
Она опустила тонкую, словно лепесток, ладонь Брэдгеру на грудь и промолчала. На этот раз шутесса просто не знала, что говорить. Он, приподнявшись на одной руке, провел пальцами по щеке Каий. Было весело и лениво. И уж точно не хотелось думать о грядущем приеме.
Девушка остановила руку:
- Ведь все сложится так, как надо, Ваше Величество?
- А не сложится, так мы ему поможем, - несмотря на несерьезное настроение, Брэдгер произнес это вполне искренне. - Обещаю.
Последнее, впрочем, относилось скорее к зароку, данному про себя. Самому еще непонятному зароку.
- Хорошо…
Сейчас, в лучах утреннего солнца, с мантией из одеяла на плечах, акробатка здорово напоминала мадонн на каменных росписях в храмах. Только не дородную светловолосую Шеан, а... Так, наверное, могло выглядеть изображение Шаа. От мысли стало как-то странно, словно король сейчас дал обет не только Каий, но и той странной темной богине, о которой ничего толком не знал. Чтобы развеять это впечатление, Брэдгер пощекотал девушку за ухом.
Она потянулась и неожиданно отвернулась. Склонила голову в обычном жесте: Каий услышала отчетливый, хоть слегка приглушенный дверью скрип половиц - как если бы шел пожилой человек. Следом шелестели легкие ступни, словно бежала молодая девушка. Шорохи сливались в единый орнамент по маленьким фрагментам и складывались в картину.
-Это, наверное, лекарь. – Вместе с этими словами послышался деликатный стук, разрушивший своим грубым вмешательством хрупкую сказку. В сознании, она, хрустальная и невесомая, разбилась рассыпалась калейдоскопными искорками.