Когда лекарь вошел, девушка уже лежала в кровати, укутанная в одеяло, а Брэдгер с индиффирентным видом смотрел в окно. Пожилой лекарь хитро сощурился, давая понять, что его не проведешь, но тем не менее методично занялся осмотром.
-Ваше Величество нам не помешает, так? Будет стоять в стороне, правильно...? - Ненадолго повисла пауза. - Ну, как спина, шутесса? – Грозно осведомился старик, стараясь скрыть усмешку. Девушка вытянула руки и, тут же сжалась в клубок. – Ага, вот и я о чем говорил. И откуда таких мелких берут? – Пальцы методично ощупывали позвонок за позвонком.
-Мое тело само быстро-быстро лечится. – Попыталась воспротивится девушка.
-А с моими лекарствами – того быстрее. – Отрезал лекарь. – Дышать не больно?
-Нет. Я чувствую себя полностью здоровой.
-А под лопатками все равно болит, да позвонки тянет – отогреть надо.
Величество не мешало и стояло в стороне - даже головы не поворачивало. Но вот рекомендации Брэдгер слушал внимательно - что-то подсказывало, что сама шутесса забудет их, как только за лекарем закроется дверь. Король тряхнул головой - ощущение, что именно сейчас роскошь болеть неделями непозволительна, было чистой воды паникерством.
-Все. Что пить – я сказал. Прыгать хочешь?
-Хочу. – Упрямо наклонила голову акробатка. Это внимание раздражало – раньше она могла справиться сама, а теперь не то, чтобы чувствовала себя беспомощной, нет, скорее просто боялась: подобное может произойти.
-Тогда выполняй. - Послышался невозможно тоскливый вздох, и лекарь засмеялся. Погрозил подопечной пальцем, хотя та и не могла увидеть укоряющего жеста, и тяжело поднялся. – Позвольте удалиться, Ваше Величество, мне необходимо отдать этой девушке… как ее… Айль распоряжения относительно питья.
Брэдгер кивнул и подождал, пока за врачом закроется дверь, потом подошел ближе. Было забавно - привычка к замкнутости, почти забытая этим утром, сейчас уходила не сразу и трудно.
- Этот ощипанный попугай знает свое дело, красавица, - вздохнул король, опустившись на корточки возле огня. Ночной холод ушел, и сейчас в комнате было почти жарко. Брэдгер протянул руку и провел пальцами над пламенем.
Шутесса промолчала, только повернула голову, словно смотря вслед лекарю, и сжала ладонью правое плечо, согретое тканью колючей туники. Она не могла объяснить логично, почему ей была так неприятная мысль о лечении, и поэтому оставалось надеяться, что сумеют понять без слов.
- Знаешь, когда-то здесь обитала одна лекарка... Она заботилась о мечниках после турнира, - задумчиво произнес Брэдгер. - Она говорила, что тоже дерется и на тренировках и на турнирах. Вкладывает часть себя.
Он замолк, пытаясь объяснить испытанное когда-то чувство... Когда понимаешь, что поврежденная в прошлый раз рука, не отказавшаяся служить в самый ответственный момент - это возможность. Подарок. Чужой подарок. Что да, выздоровел бы, справился бы сам. Но так - позволил кому-то еще добавить свои два шага к победе. Сложно было даже сформулировать этот переход.

Каий не отвечала, продолжая смотреть куда-то в сторону, затем медленно проговорила:
- Это другое. Это собственная сила.
- А твоя - будет при тебе что бы ни случилось, - король, наконец, подошел ближе и осторожно коснулся руки шутессы. - Иногда только она и остается, - добавил он неожиданно серьезно.
-А сейчас можно и потерпеть? – Натянуто улыбнулась Каий и сжала пальцы.
- А сейчас можно оказать услугу как минимум двум идиотам, - усмехнулся Брэдгер. - Я знаю, что ты превосходно жила кучу лет и без моего величества, и без вмешательства старого ворчуна. Но это же не повод заставлять нас трястись сейчас, правда?
Несмотря на полушутливый тон, лицо Брэдгера оставалось серьезным. Он был окружен разнообразной обслугой с рождения и привык почти не обращать на нее внимания, принимая как должное, но Каий казалась чудным диким зверьком, из тех, что, даже будучи серьезно ранеными, бегут от рук егерей, предпочитая скорее умереть под кустом, чем добровольно расстаться с ответственностью за собственную способность выживать. И во всей этой болтовне просьбы было больше чем шутки.
-Как пожелаете, Ваше Величество. – Сдержанно ответила шутесса, с трудом спрятав ироничную улыбку в уголке губ. Несмотря на тон, ответ вполне мог сойти за серьезный.
- Статус монарха имеет свои преимущества, да? - Улыбнулся король.
- По-моему, Ваше Величество это выучило уже давно.
- Стоило иначе затевать всю эту игру, - в тон ответил Брэдгер. Взяв ее руку в свою, он поднес тонкую кисть к своему лбу. - Чувствуешь здесь корону?
Она покачала головой:
- Нет.
- Тогда и соглашаться со всем что я несу, незачем, - улыбка Брэдгера здорово пошла бы сытому коту. - В будущем.
Шутесса кивнула, понимая, что ей будет очень тяжело от этого отвыкнуть.
- Попробую..
Король повторил ее жест - выходка с короной была настолько спонтанной, что он сам еще не успел это толком осмыслить. Непривычно было совершать дерзости не ради конкретной цели, а просто так. Вдвойне непривычно - самому искать фамильярности.
-Вы не навестите меня после приема в честь прибытия Виндорцев? – Между бровями появилась маленькая складка.
- Навещу, - кивнул Брэдгер. Желание шутить куда-то пропало. Желания куда-то деваться не возникало и вовсе. Интересно, почувствует она взгляд?
-Спасибо, - легкое движение и в ладони оказался серый лоскуток-повязка. – Я буду ждать.

Говорят, с этой башни в хорошую погоду можно было увидеть море. Король не слишком верил, но вот то, что эта часть замка считалась нежилой еще во времена его дяди, было на руку. Мало ли какие призраки бродят по пустым коридорам заброшенных этажей?
Один из таких призраков как раз возник за спиной - Брэдгер обернулся как раз вовремя, чтобы заметить невысокого человека, попытавшегося сразу же спрятаться за дверью при первом резком движении. Не получилось.
Арьете Вирт - печально известный всему двору дуэлянт и сплетник, театрально вздохнул и развел руками.
-Ничем тебя не проведешь.
Ничего в молодом бароне теперь не напоминало о том щеголе, каким он был всего несколько недель назад. Золотые волосы поддерживала темная лента, черты лица заострились, а рубаха была порядком потрепана, как и высокие сапоги, словно Вирт только что вернулся из дальнего путешествия и даже не успел переодеться. Только глаза - глаза, в которые так преданно заглядывали молодые девушки - горели лихорадочным, живым огнем.
- Хорошо выглядишь... для привидения, - усмехнулся Брэдгер. - Как насчет небольшого обряда экзорцизма?
Барон криво усмехнулся и неопределенно махнул рукой:
- Не поверишь, я чуть им не стал.
- Пара тысяч орков или светлый лик леди Натаниэль? - Методично уточнил король.
- Пресветлый. Как яркая вспышка в ночи - рискуешь ослепнуть. Но не в моем вкусе, определенно.
- Тем лучше. Ты знаешь, в замке в последнее время творятся странные вещи... Одни люди умирают, другие появляются. Уверен, если я убью тебя сейчас, завтра окажется, что у чрезвычайного посла в Виндор - тайного посла, разумеется, - золотые волосы и репутация знатного сердцееда, - Брэдгер с интересом наблюдал за полетом какой-то птицы.
Вирт проследил за взглядом короля и легкомысленно пожал плечами:
-Я бы предпочел плаху, если не возражаешь, а потом - хоть к Шаа. - он ненадолго замолчал, а потом, словно сомневаясь, осторожно начал. - О тайном: я видел в Ульмаре одного крайне примечательного шута, а приехав сюда, узнал не менее интересные вещи...
- Она шутесса, - меланхолично поправил Брэдгер, но тут же кивнул, давая понять, что внимательно слушает.
-Я просто хотел удостоверится, что ты..., - похоже, Арьете смутился. Он облокотился о стену и, скользнув по собеседнику взглядом, закончил. - В общем, это твое личное дело.
- Я знаю что делаю, - продолжил за него Брэдгер. Он раздраженно прикрыл глаза - со слухами еще предстояло разбираться. - Эта делегация... Посол засвидетельствует графу Ольрику мое почтение, а потом, наверное, решит воспользоваться случаем и осмотреть красоты Клэймора. Может быть, он там встретит людей.. Странных людей: они почему-то недовольны Химбольдтом, хотя по-моему этот мерзавец отлично пошутил, захватив власть именно сейчас. Этим людям нужна помощь и поддержка Аргодора. А Аргодору нужно о них все. Понимаешь?
Молодой барон кивнул и нахмурился, скрестив руки на груди. К лихорадочному блеску в стальных глазах прибавился огонек заинтересованности:
-Понимаю. И какие масштабы?
- В перспективе? - ехидно улыбнулся Брэдгер. Шутка о том, что после завоевания Аргодора нужно будет заняться всем остальным миром, не нуждалась в повторении. - Обещать этим людям можно все, но не так, чтобы их голова закружилась от предвкушений... А если графу Ольрику тоже понравится экскурсия, то не стоит упускать случай узнать, чем забиты его закрома. Без сомнений, старый лис претендует на место короля Арлиона. Но вот способ - мне интересен.
- Я полагаю он желает воспользоваться услугами Аргодора, освободить Виндор и только потом… - Вирт нахмурился. – Но мне интересно другое, что может ослабленное мятежом графство предложить Аргодору?
- У Виндора и Арлиона - мир, - ухмыльнулся Брэдгер. - Если войти через незащищенную границу и заручиться поддержкой недовольных, то прежде чем регулярная армия опомнится, мы уже будем в Клэйморе. Им просто ничего не останется, как смириться с новой властью. Но для этого - нужно убедиться, что Ольрик не планирует расставлять капканы.
На остром лице Арьете появилась изящная улыбка истинного подлеца. Он обернулся и, довольно прищурившись, посмотрел в ту сторону, где полагалось находиться землям Арлиона.
- Я понял, принял и осознал. Каково же имя тайного посла?
- Леарин. Граф Леарин, - сказал Брэдгер после небольшой паузы. Вся фамилия Леаринов очень тихо исчезла всего пару лет назад, пожалуй, только сам Вирт знал куда.
-Граф Леарин Хоссэ. Был шатеном... придется немного оттениться, - в стальных глазах возникла улыбка. - Граф Леарин может идти Ваше Величество?
Брэдгер кивнул. Похоже, дела в Арлионе можно было считать улаженными: Арье..Хоссэ Леарин не упустит случая прикарманить все что можно в процессе, но и поручение выполнит лучше чем кто угодно другой. Теперь нужно было назвать имя виндорцам... И заняться, наконец, чертовыми слухами.

Солнечный луч гладил ладонь, щекотал теплом, но от этого веселее не становилось. Растерянность накатила волной, стоило шутессе остаться наедине с собой. Мир опустел. Затих. Превратился в полый шар, и только где-то вдалеке звенела натянутая струна неба, и рядом едва слышно шелестел ветер в волосах. Бесшумно передвигалась по этой несуществующей реальности вернувшаяся с ночной прогулки кошка и также шептали под мягкими лапами деревянные панели пола.
Запахи раздражали нос, колючая шерсть туники колола тело, мятая повязка привычно закрывала глаза, только на душе было непривычно – холодно и светло одновременно. Однажды гном, учивший чувствовать мир, объяснил ей, что мороз – это синий цвет, а солнечные лучи - золотистые, поэтому Каий сейчас собственное настроение виделось именно в подобных тонах. И на этом фоне текло серебристым ощущение неопределенности. Если задуматься, у волшебного утра не было будущего: любой последующий час мог обратится еще одним часом из прошлого и возвратить все к исходной точке, к событиям более, чем трехлетней давности. Лестница из слишком большого количества ступеней лежала между ней и человеком со шрамом. И хотя порой казалось, что один отражение другого – это ощущение не было правдивым. Он видел мир, и только потом понимал, как его чувствует, а шутесса наоборт: вначале ощущала и только потом придумывала подходящую картину.
-Твое питье. – Раздал позади голосок Айль . – О чем задумалась?
-Сегодня солнечно на улице?
-Да, и тепло. Хочешь выйти?
Девушка отрицательно покачала головой и отвернулась:
-Нет, я просто хочу побыть наедине с собой. В последнее время мне этого не хватает. Айль едва слышно насмешливо фыркнула и пошла прочь. Ее легкие шаги становились все тише и тише, пока не смолкли совсем. Раздался шорох кошачих лап, недовольный чих – черненькая самочка, видимо, решила попробовать на вкус лекарство.
Каий, представив себе эту картину, не выдержала и засмеялась. Она поднялась, опершись ладонью о подоконник и уверенно – уже успела привыкнуть к незнакомой обстановке – подошла к вычурному столику у изголовья. Протянула руку, чтобы взять в руку чашку и тут же отдернула: кошка раздраженно зашипела и полоснула когтями по кисти, оставив четыре неглубоких царапины.
Шутесса обижено вскинула ладонь, и услышала, как захрипело молодое животное, затем заворчало, и, наконец, в комнате опять воцарилась тишина. Вязкая и тяжелая, как пыльное полотно. Каий неуверенно прикоснулась к мягкому клубку и испуганно замерла.
В эту секунду ей больше всего захотелось оказаться как можно дальше от замка, в продуваемой всеми ветрами и покачивающейся на ходу повозке, когда рядом бренчат на расстроенных лирах и мандолинах циркачи, а жонглеры и клоуны пьют что-то едко пахнущее и ругаются между собой. Звон, шум и гам – они опутывали пряно пахнущими нитями и пеленали, заставляя чувствовать себя младенцем в колыбели. В безопасности.
Словно в полусне она отвернулась и направилась к двери. Столкнулась на выходе с мальчишкой-пажем и улыбнулась.
-…необходимо?
-Нет, благодарю, - мягко ответила Каий, отстранила его и направилась вдоль по коридору, не совсем понимая, куда она идет и зачем. Лестница в воображении стала казаться бесконечной. Шутесса устала - осколки разноцветной утренней мозаики таяли, а пространство давило на плечи – слепая совершенно не была знакома с этой частью дворца. Она споткнулась на ступеньке и, нащупав стену, принялась подниматься.
Сверху веяло свежестью. Играл с темными прядями ветер, ласково манивший за собой. Руки замерзли, и в памяти возникло недавнее воспоминание, когда ее провели на башню, к королю, а тот затем прогнал прочь и не велел показываться на глаза. Лестница плавно оборачивалась вокруг невидимой оси, уводя вверх. Вскоре под ногами начали шуршать прошлогодние листья. Запахло сыростью и мхом, и едва проснувшимися от долгой зимы цветами. Поток ледяного ветра швырнул в лицо охапку ароматов и спрятался ниже, на лестнице, как нашкодивший ребенок.
Каий остановилась, ощущая безгранично-свободное пространство. Она скользнула рукой по стене чуть не упала, потеряв опору – летний сад, который начнут приводить в порядок только в середине мая. Он располагался над гостевым крылом и про него часто забывали слуги…, поэтому редко когда здесь встречались посторонние.
Такие места нравились акробатке – можно было побыть в тишине, слушая только перебранку собственных мыслей. Они кричали не так громко, как люди, хотя порой и раздражали, не меньше их. Зато в такие минуты уходила злость, оставались лишь ирония и разочарование.
Каий утроилась под деревом, прижав колени к груди и спрятав замерзшие ладони в рукавах. Дыхание позднего апреля забиралось под одежду, принося с собой запахи из разных уголков летнего сада. Трепетала у щиколоток молодая трава, отдавало сыростью дерево за спиной… Хотелось скрыться.

Прием был... Нет, Брэдгер не умел оценивать приемы, хотя впервые побывал на одном через полтора года после собственного рождения. На его вкус они все были совершенно одинаковыми, менялся только цвет декораций, да женская мода. Сейчас декорации были зеленые с золотом, а женщины все как одна предпочитали длинные и пышные манжеты, отделанные тесьмой. Остальное выглядело точно так же, как и в прошлый раз. Брэдгер поморщился, попытавшись представить себе, сколько времени во дворце теряли на приемы в сумме. Одно хорошо: тут полагалось демонстрировать радушие и сидеть с послами за одним столом, - король как всегда с удивлением обнаружил, что не ел со вчерашнего дня. Во время традиционных бесед удалось назначить доверенному человеку Ольрика встречу на вечер после приема, и даже договориться о какой-то пустяковой торговой уступке. Танцы Брэдгер попросту проигнорировал сославшись на утомление. Какая-то дама - король помнил ее лицо, но не имя - усиленно показывала что обижена, но близко не подходила. Потом появился Гриф и некоторое время развлекал короля остротами, потом сложил пальцы в условном жесте "Надо поговорить. Серьезно" и исчез. Король еще отпустил пару внешне-безопасных шуток, потом сослался на нетерпеливых вассалов и не без облегчения покинул гостей.

Гриф был уже в кабинете. Тема оказалась ожидаемой: сплетни. Граф Сечен был на высоте - несколько человек уже поплатились местом за распространение слухов, а особенно бесталанным поэтам превентивно заткнули рот, намекнув на некоторые подробности их собственной биографии. Смущало начальника тайной полиции совсем другое - приставленные по просьбе Брэдгера к шутессе люди уже перехватили пару шикарных подарков с сюрпризами внутри. Один из - смертельный. Отправительницу пока не вычислили. Король предложил удвоить охрану и приставить "дегустатора". Граф - чтобы Брэдгер вспомнил, какой из дам и что обещал. Ответ Брэдгера заставил Грифа несколько секунд побороться со смехом - на лице монарха не было и тени улыбки, и подобную реакцию даже на собственные шутки он вряд ли бы оценил.
Вскоре подошел и виндорец. Король приказал позвать графа Леарина и заговорил с послом уже серьезно. Договорились о полной свободе посланника, способе поддержать связь и еще целой куче мелочей, но на самом деле остались ни с чем оба - Брэдгер пытался угадать, какой подвох Ольрик готовит, посол - какой подвох готовит сам аргодорский король.
Наконец, привели Вирта-Леарина. Золотистые пряди воскресший граф Хоссэ успел окрасить в рыжевато-умбристый цвет, но нахальный взгляд, присущий барону Вирту не могла скрыть даже деликатно прикрывавшая стальные глаза длинная челка. На входе он жестом истинного дворянина оправил манжеты и только после этого изящно поклонился королю и послам.
Король усмехнулся. Когда-то давно он взял за правило никогда не связываться надолго с людьми, к которым не питал симпатии и наоборот, никогда не пускать в расход тех, кто располагал к себе - интуиция редко его подводила. И пройдоха-Вирт, которого в свое время мечтала тихо прибить половина толпящейся в столице знати, был довольно рисковой ставкой. До сих пор, впрочем, вполне себя оправдывавшей.
- А это - тот самый граф Леарин, о котором я вам говорил, - Брэдгер откинулся на спинку кресла. - Редкий скромник, но умен и верен, что в наши дни редко встречается. Надеюсь, вы найдете его компанию приятной.
- Более приятной компании и пожелать нельзя, - учтиво поклонился виндорец, порядком озадаченный "очевидной ложью" короля.
-Благодарю. – Не спросив разрешения, граф опустился в свободное кресло и посмотрел на посла серьезным взглядом. – Мы не встречались? Нет… Ваше Величество, вы представили меня, но забыли представить мне человека, с которым еще вести дела.
- Мое имя Хенрод, лорд Эрген, - кивнул посол. - Рад познакомиться. Наслышан о странном исчезновении вашего рода... Выражаю свои соболезнования.
Информатор в короне молчал, но наблюдал за сценой с видимым удовольствием.
-Живы милостью Его Величества, - сладко пропел Вирт и откинулся в кресле, сцепив холеные руки на животе. – А теперь хотелось бы перейти непосредственно к нашим делам.
- Я уже описывал детали предстоящей поездки каждому из вас, - Брэдгер разглядывал лепные украшения под потолком. - Теперь повторю только в общем. Лорд, граф Леарин будет сопровождать вас к графу Ольрику и лично заверит последнего в моем к нему расположении. После этого мне хотелось бы, чтобы вы поставили моего доверенного в известность о количестве и гм... качестве наших сторонников в Арлионе. В свою очередь, граф окажет вам всю возможную помощь в качестве представителя Аргодора. Вы говорили, лорд Эрген, Ольрик ждет с нетерпением возврата делегации? Мне жаль отпускать вас так быстро, но и отказать в любезности графу Виндору я не могу тоже. Выезжайте завтра же утром: все необходимое будет подготовлено.
- Благодарю вас за вашу любезность, ваше величество, - снова поклонился посол. Он явно чувствовал себя не слишком удобно.
-В таком случае откланяюсь и я. – Сдержанно произнес молодой барон. – Мне еще столько всего надо успеть…
- Откланяйся, - согласился король, сдерживая улыбку. Потом обратился к послу. - Было приятно поговорить с вами, лорд.
- И мне... Ваше величество, - после чуть ли не минуты расшаркиваний виндорец наконец вышел.
Граф Леарин отвесил поклон, не выдержал и засмеялся:
-Клянусь честью Шеан, он меня вспомнил!
- Готов поспорить, этой ночью в твою честь будет выпито много вина, - кивнул Брэдгер. - Следи, чтобы завтра он не упал с лошади в какую-нибудь канаву.
-Постараюсь. Я могу отдохнуть перед завтрашним путешествием, Ваше Величество или жизненно вам необходим?
- Как пятая нога собаке, - парировал Брэдгер. - Иди уж, граф Леарин.
-Иду-иду..., - тихонечко проворковал молодой барон и, еще раз поклонившись, покинул кабинет. - Приятной ночи, Ваше Величество.
- Тебе того же...
Вместе со стуком двери с лица Брэдгера сползла и улыбка. Не то чтобы король не доверял Грифу, но поверить в то, что за покушениями стояла просто какая-то замковая дурочка, в упор не получалось, так что теперь он перебирал в памяти всех, кому могла быть хоть отдаленно нужна смерть шутессы. Ничего правдоподобного не выдумывалось, и от этого становилось не по себе. Здорово хотелось вызвать графа Сечена, чтобы расспросить о новостях, но насколько Брэдгер знал этого человека, любые новости уже давно были бы доставлены лично в руки. Идти к девушке прямо сейчас - наоборот стоило бы, но не хотелось: слишком злился не то на себя, не то на неведомого пока недоброжелателя.

Наконец, за дверью послышались шаги. Говорят, если люди знают друг друга достаточно долго, то зачастую угадывают на расстоянии чужую болезнь или радость... или нужду в новостях. Граф Сечен даже не стал стучаться.
- Это женщины, ваше величество. Леди Желиль и баронесса де Амьян. Я не предпринимал никаких действий, поскольку...
- Казнить. Обеих, - Брэдгер безразлично рассматривал блики на поверхности стола, но в голосе слышалась твердость.
- Но... Брэдгер, барон устроит форменную истерику.
- Тогда убей их тихо, - рыкнул король. - И лучше руками друг друга.
- Хорошо, - Гриф был уверен, что это не самое лучшее решение, но понимал, что сейчас спорить бессмысленно. - Ты... хочешь чтобы я сделал это сегодня?
- Не задавай глупых вопросов, - Брэдгер устало откинулся на спинку кресла. Теперь он был уверен, что просто так Сечен... Джад уже не отстанет.
- Черт, Брэдгер, ты не мог делать такие вещи... Как-нибудь чуть менее явно? - Гриф сел в кресло напротив короля, его пальцы нервно отбивали на подлокотнике неровную дробь. - Делай с девчонкой что угодно, но - пожалуйста - не выставляй это напоказ всему двору. Это же для них пощечина, понимаешь?
- Понимаю, - Брэдгер не поднял взгляда. Не хотелось пускаться в откровенности, врать тоже не хотелось.
- Прекрати. Пожалуйста. Я не смогу перебить весь двор. А вам здесь еще жить. Обоим.
- Я знаю, Джад. Спасибо.
- Надеюсь на то... - Гриф медленно поднялся с кресла, и оглянулся уже только у самой двери. Брэдгер все еще задумчиво изучал отблески свечей на полированной столешнице. Граф Сечен пожал плечами и вышел.
Теперь откладывать визит точно не стоило. Брэдгер задумчиво сузил глаза, а потом рывком встал. Оставалось надеяться только, что слова придут по пути.

Вечер можно было ощутить по похолодевшему ветру и запаху росы. Мысли замолчали, прекратив свой надоедливый спор, и акробатка поднялась, стараясь не потерять то ощущение безупречной легкости, которое появилось, когда в душе наконец-то свернулось клубком равновесие.
Она возвратилась и принялась спускаться по пыльным ступеням, изредка пряча лицо в длинных рукавах, немного влажных от вечерней росы. Потом остановилась в коридоре, неуверенно оборачиваясь и размышляя, в какую сторону направиться: помнила, как сюда добралась, но в ту комнату возвращаться отчаянно не хотелось.
Брэдгер даже не сразу узнал ее - еще одна странная статуэтка среди вычурных скульптур, наставленных тут и там в претензии на роскошь. Только вот изваяния не ставили посреди дороги. Впрочем, король мог не заметить и этого: мысли были заняты другим. Только знакомый неуверенный жест, зафиксированный уже боковым зрением, заставил его остановиться. Он по прежнему не знал, что говорить, хуже того, все отчетливее понимал, что Гриф прав: именно его ошибка чуть было не стоила Каий жизни. Брэдгер мог бы показательно удавиться, если бы в глубине души не считал это трусостью. И если бы это правда могло хоть что-то исправить. Все-таки некоторые вещи не стоило делить... Даже с ней.
Она обернулась на звук шагов и … если бы девушка могла видеть, то это можно было назвать взглядом. Долгим-долгим взглядом, словно Каий присматривалась к застывшей в противоположном конце коридора фигуре. На самом же деле – просто вспоминала ритм походки, манеру двигаться. На лице мелькнула виноватая улыбка-узнавание.
Осознание необходимости легло на душу пудовым булыжником - казалось, легче отрезать себе руку, чем лишиться возможности вот так просто разговаривать о том, о чем никогда не говорил, или касаться ее - не из скуки или похоти, просто чтобы убедиться, что и правда существует. Но... Услужливое воображение уже подсказывало самые "приятные" сцены из собственного опыта - анонимные "говорящие" подарки, опоенных фанатиков на улицах, целые сборники куплетов, обидные не столько тем, что лезут в личное, сколько упрощением и огрублением всего. И, конечно, покушения. Отравленную одежду, напитки, подлокотники для кресел... Даже мнительный и нервный Брэдгер со всем своим чутьем на опасность пару раз лишь чудом избежал гибели. А на двоих его удача не распространялась.
С трудом заставив себя отвести взгляд, Брэдгер повернулся и быстрым шагом пошел к себе.
Каий прислушалась к удаляющимся шагам. Снова вспомнилась бесконечно длинная лестница. Она отвернулась и прошла по коридору, вспоминая путь.
-Госпожа? – Послышался тихий голосок Айль. – Вас проводить?
Шутесса сдавленно усмехнулась и отрицательно покачала головой:
-Просто напомни мне где находится крыло слуг.
-Вниз по лестнице, направо. – Неуверенно ответила служанка.
-Благодарю. – Легкое, танцующее па – и аробатка исчезла, как тень в сумраке коридора.
Комната встретила привычным пыльным уютом и запахом полевых цветов. Акробатка осторожно притворила за собой дверь и заперла ее. Присела рядом с давно не разжигавшейся жаровней и, найдя огниво, высекла несколько искр – потекло тепло. Потом нашарила дорожный плащ, небрежно брошенный на стул еще после возвращения из Ульмара и свернулась клубком под ним и под привычно-колючим пледом.
-Спокойной ночи.

В личных покоях Брэдгера было темно и холодно. Как нельзя кстати. Тихо скрипнуло под пальцами полированное дерево. За окном - тихий свист ветра в нишах. Не хотелось думать, но мысли текли сами по себе, не спрашивая мнения владельца. А что если бросить все? Еще формулируя вопрос король уже знал что не выйдет. Дело было даже не в каких-то мифических преимуществах, которые давало обитание короной - Брэдгер просто не мог вот так уйти. Отослать ее подальше от двора? И видеться только по случаю, словно воруя это время у всего остального мира? К тому же король уверен был, что однажды ее там не застанет. Варианты наслаивались друг на друга, но нужного среди них не было. Только один - но он приводил в бешенство. Брэдгер был зол на себя, что наделал столько ошибок, на Каий, за то что позволила потерять голову, на весь остальной мир, потому что из этой мышеловки так сложно было найти выход.

Наблюдай за этой сценой сейчас сторонний наблюдатель, ему бы показалось, наверное, что от взгляда Брэдгера и правда начали плавиться стены. Но это только отблеск первых лучей солнца играл на крышах. Король давно спал.

Каий проснулась от рассветного холода, потянулась, приветствуя новым день именем Шаа и... замерла, не договорив песни. Каскадом ощущений обрушились последние два дня, и подтверждением их была ткань дорожного плаща, щекотавшая щеку. Чувства, вспыхнув, исчезли - осталась глухая пустота и вившаяся в ней лестница.
Она села на кровати, сжав ладонями виски - в голове стучали сотни молоточков, - и сцепила зубы. Давно знакомая злость на себя поднималась, заглушая остальные чувства, и справится с ней было тяжело. Шутесса неуверено опустилась перед жаровней на колени и высекла несколько искр, предлагая им угоститься сухой травой.
Мысли заглушило раздражение и... какое-то разочарование, похожее на то, какое возникло, когда она ослушалась приказа Ахторона или когда отказалась от подачки Натаниэль. Вновь, вильнув хвостом, откуда-то из темноты появилось желание бросить все и вернутся к тому, с чего все начиналось. Вместе с ним заюлила и тоска.
"К чему ты стремишься, - возник в голове давно знакомый голос: - раньше ты странствовала и с труппой давала представления, затем жонглировала и пела песни в "Довольном коте" за еду и кров, потом оказалась в замке. Зачем?"
Зачем? На это слово не было ответа, потому что не было у Каий четкой цели. Она покинула труппу, чтобы сбежать от рук фокусника, оставила "Довольного кота", чтобы получить убежище в замковых стенах, выставляла себя на посмешище, чтобы не остаться без защиты Ахторона, а потом... потом исчезли даже эти маленькие "затем, чтобы", вплетясь в полотно сиюминутной яркой мозаики превратившейся в продолжение жизни с вопросом "Для кого?"
"Маленьких людей не бывает, - говорил Постановщик, - мы живем, чтобы радоваться миру, и я научу тебя видеть мир, чтобы ему радоваться. Все остальное - не существенно. Пускай наверху разбираются правители, а наше дело - небольшое: петь, плясать да народ веселить. И не нужно пытаться быть тем, кем не являешься на самом деле."
Сейчас, вспоминая эти слова, Каий показалось, что она занимает чужое место. Расцарапанную кошкой ладонь нещадно саднило, и это приносило, словно ветер - листву, события из прошлого: как Постановщик учил ходить по канату и выделывать трюки, жонглер - крутить шары, а фокусник - прятать карты. Там - был ее дом. Не в деревеньке на развалинах Шерхада, не в Ктеже, не в замке, а в продуваемой ветрами с четырех сторон света повозке среди смеющихся балагуров.
И все же... все же не хотелось в это верить, хотелось верить в то, что ее место - здесь. Но чем дольше шутесса оставалась в замке, тем больше понимала, что это не так. Перестало быть так со времени приезда из Ульмара.
Она плеснула в лицо ледяной водой, пытаясь отогнать навязчивые воспоминания, и попыталась собраться. Спину в очередной раз потянуло, но уже не так болезнено, как пару дней назад. Каий сменила тунику на просторную, с длинными и широкими рукавами рубаху и узкие, стягивающиеся у щиколоток штаны и наконец-то почувствовала, что согрелась.
Щелкнул замок - раздались шаги. Слишком аккуратные для слуг. "Вон оно как", - горько усмехнулась девушка и тихонько позвала:
-Айль?
-Я здесь...
-Проводи меня. Хорошо?
Она знала дорогу - каждый поворот коридора. Как труппа ездила по одним и тем же городам, Каий проходила мимо одних и тех же комнат. Тяжелее всего было думать о том, что прогонят.
Девушка замерла перед дверью и осторожно, словно маленький зверек, постучала тыльной строной ладони по шершавому дереву.

Проснулся Брэдгер, когда один особенно нахальный солнечный зайчик полез ему прямо в глаза. Спину немилосердно ломило - отвык спать в кресле. Самого сна он не помнил - словно ночь сменилась утром в мгновение ока. В мыслях было пусто, на душе - тоже. "Надо будет сказать Грифу, чтобы не снимал пока охрану - просто на всякий", - мелькнула мысль. Смирение было гадко, хотя какая-то не перестающая надеяться часть Брэдгера и уверяла, что выход найдется, или хотя бы удастся все забыть. Невольно вспомнилось предыдущее утро - сейчас было стыдно за собственную беспечность, но и одновременно безумно жалко тех минут. На несколько секунд даже показалось, что если сейчас позволить себе ее увидеть, то потом обязательно что-нибудь придумается. На медной поверхности колокольчика плясало кривое отражение Брэдгера - к всегдашнему зловещему виду добавилось еще и гротескно вытянутое лицо.
- Узнай, отбыла ли виндорская делегация. И с ними ли граф Леарин.
Паж воззрился на Брэдгера так, словно увидел привидение. Неудивительно - именно привидением король себя и ощущал.

- Да.. - Нетерпеливое, и вместе с тем хриплое, уставшее.
Она проскользнула в маленькую щель и замерла у стены.
- Ваше Величество простит что шут без колпака и жезла?
Вздохнуть - медленно, мерно, потом еще раз: словно заново учишься дышать. Вот так. Что скажешь, величество? Хватит - уйти еще раз?
Не хватит. Шаг, еще... Пальцы скользят от плеча вниз, к маленькой тонкой руке - на них уже научился смотреть, как смотрят в глаза. Опуститься на одно колено - и тогда уже обнять: сначала крепко, как хотелось, потом, спохватившись, осторожнее. Ни одной мысли - они будут потом, сейчас все равно. Сейчас только понимание того, какую ошибку делаешь... И радость, что не сделал еще большей.
Дыхание... сбилось. Замерла нотка непонимания. Теплое прикосновение к лепестку ладони унесло прочь скрип цирковой повозки. А если это - правда? Если это - не мозаика из цветных осколков? Если... ?
-Я тут, со мной ничего не случится, - тихонько проговорила, ошарашенная потоком неожиданных эмоций.
Ощущение неизбежности, невозможности как-то иначе мешалось с вновь пробудившимся - нереальности происходящего. Ладонь под пальцами была холодной - Брэдгер прижал ее к своей щеке, чтобы согреть. Мыслей не было - вернее были, но все они выражались в одном-единственном "не отдам", которое король и прошептал уже на ухо шутессе. Наверное, стоило еще что-то сказать, что-то про вчерашний вечер, или про то, что все обязательно будет хорошо... Но Брэдгер сейчас был в состоянии только глупо улыбаться.
Шутесса прижалась всем телом, свернулась клубком в кольце рук, опустив острый подбородок на сильное плечо. «Это я, я там, где я должна быть, я…», - тихо повторяла она про себя, стараясь заглушить утверждавший обратное голос.
Когда мальчик-паж вернулся с вестями, дверь уже была наглухо заперта от внешнего мира.

Граф Сечен не привык даже стучать, заходя в кабинет правителя, чем уже не первый год вызывал тихий ужас у мелкой обслуги. Так что сейчас, натолкнувшись на запертую дверь, некоторое время даже пытался вспомнить, не планировалось ли на сегодня чего-нибудь важного, вроде государственного переворота, к примеру... Ничего подобного в памяти не всплывало, Надежанна была в Ульмаре, даже скромный придворный маг с нескромным именем, по данным Грифа, находился слишком далеко. Так что начальнику тайной полиции не оставалось ничего другого, кроме как постучать.
Дверь открылась не сразу, а лицо короля выглядело порядком недовольным, причем это выражение не изменилось даже когда Брэдгер узнал графа. Тем не менее его впустили и даже кивком предложили начать говорить... При этом пропустив прядь волос в пальцах узнаваемым жестом "Давай без особенно милых секретов".
Шутесса Его Величества, скрестив ноги, сидела у окна, в опрятно застегнутой аксамитовой рубахе с длинными, расширявшимися к кистям рукавами. На Колях лежала раскрытая книга, и девушка медленно водила пальцем по строкам, определяя буквы по едва ощутимому рельефу – читала, делая вид, что не замечает ничего вокруг. Темные волосы рассыпались по плечам, скрывая лицо, а главное – немного ироничную улыбку, возникшую, когда она узнала по шагам Грифа.
- Ваше величество, пришел лично сказать вам, что виндорская делегация благополучно уехала из столицы, - пожалуй, граф Сечен и сам не мог бы определить, чего в его поведении было больше - смирения или шутовства. - Также и ваша вчерашняя просьба была выполнена, хотя и предупреждаю вас: барон может оказаться сложной задачей.
- Граф Леарин?
- Вы сомневаетесь в его преданности, ваше величество?
- Я не сомневаюсь в его любви к шуткам, - усмехнулся король. - С него вполне бы сталось остаться в столице из-за очередной разбитной маркизы, равно как и ради нового переворота. Конечно же, вы проводите его до границы?
- Но стоило ли тогда...
- Как только.. гм, Хоссе увидит любезного графа Виндора, он сразу же полюбит его не меньше чем я, вот увидишь.
- Как скажете... ваше величество, - Гриф уже не прятал иронию. - Будут еще просьбы?
- Придумаю что-нибудь до вечера, - отмахнулся Брэдгер.
- Госпожа? - Теперь граф обратился уже лично к девушке, поклонившись ей с тем же шутовским видом.
Каий обернулась - черная прядка серпантином заструилась по мягкой ткани, а на лице слепой возникла проказливая улыбка:
-Да? Сэр Гриф опять не спал в своем гнезде и следил за призраками?
- Такова уж моя работа, - смиренно ответил граф. - Зато каждым утром - обильный урожай падали.
-Не знала что эфемерные существа настолько питательны, - серьезно ответила девушка.
Брэдгер с индифферентным лицом провел ребром ладони по шее. Гриф вздохнул.
- Более того, моя госпожа, некоторыми из них можно подавиться насмерть. Особенно если не уследить вовремя.
-Надеюсь, что оживший граф не вызовет изжоги.
- Я тоже.. Очень на это надеюсь, - улыбнулся Сечен.
Она кивнула и улыбнулась и, словно и не произнесла предыдущих слов, вернулась к книге.
Еще пара взаимных подколок, внешне выглядевших как вежливые расшаркивания, и граф, наконец, убрался. Ему было о чем подумать.

Брэдгер проводил его странным, почти сочувствующим взглядом. Потом повернулся к девушке.
- Этот стервятник, похоже, единственный при дворе, у кого никогда не возникало желания запустить в тебя чем-нибудь, - беззлобно усмехнулся. - Как думаешь, почему?
-Наверное, потому, что у него в отличие от остальных есть чувство юмора, и потому, что я постоянно совала нос в чужие дела, и его в том числе.
- Иногда очень странное чувство юмора, - задумчиво произнес Брэдгер. В голове крутились картинки из прошлого - серьезный молодой вельможа, за вытянутую шею получивший забавную кличку "Гриф", и считавший почти смертельным оскорблением любое упоминание этих птиц. - Я вижу, ты тоже иногда встречаешь здесь призраков?
Палец плавно двигался вдоль строки, словно ничего не могло сейчас смутить девушку. Она опустила голову:
-Да, порой… в старой части замка.
Брэдгер удержал просящуюся на язык остроту. Вместо этого - прислонился к стене рядом и попытался отгадать название книги по паре абзацев текста.
Если не название, то направление - отгадалось удивительно быстро и тем немало его удивило. Да, всем высокородным разгильдяям замка когда-то полагалось корпеть над такими книгами по нескольку часов в день, но читать добровольно...
- Когда-то здесь, в замке, проводились тактические игры. Тот, кто проигрывал, должен был выучить наизусть три страницы из одного классического труда.
-Это ужасно, - совершенно серьезно сообщила Каий и поднялась, чтобы вернуть книгу на место. Она быстро провела ладонью по полке, нашла нишу и оставила там аккуратный томик с тиснением на кожаном переплете. – Но по-своему интересно.
- Гриф в свое время носился с идеей, что основные теории можно использовать где угодно с неизменным успехом, - проговорил Брэдгер. - И как всегда, оказался прав... Пойдем, покажу тебе кое-что.
Король тронул руку Каий.
Она кивнула и поймала пальцы.
-Хорошо.

Они проходили по длинным коридорам, потом спускались по какой-то лестнице, потом опять были коридоры и опять спуск. Потом - уютный дворик, и каменные плиты с выбитыми на них именами. Ветки плакучей ивы, традиционного для таких мест дерева, касались одного из монументов, и словно бы гладили его. Брэдгер провел девушку по гравийной дорожке и остановился у одного из надгробий.
-Старик Ародор очень хотел, чтобы трон достался после его смерти мужчине, но провидение послало ему только дочь. Тогда он потребовал, чтобы все принцы, не достигшие еще зрелого возраста, прибыли в столицу и прожили в этом замке некоторое время. Он хотел выбрать лучшего, но его ждало препятствие. Один из принцев был на четверть хизрашцем, один - здорово напоминал племенного борова, а оставшихся двух не могла подчас отличить друг от друга даже родная мать. Тогда Ародор, которого придворные льстецы называли великим стратегом, решил применить свои навыки здесь. Он всячески подстегивал соперничество между нами, а особенно - между ними. Часто рассказывал о преимуществах, которые дает корона, которые дает власть, подчеркивал, что все это достанется кому-то из нас. И на одном из турниров, когда в финал вышли только близнецы, объявил, что победителю достанется корона. Один - погиб прямо там, от меча. Другой - случайно упал с башни неделей позже. А Джад - научился смеяться.
Каий опустилась на колени рядом с плитой и провела по ней ладонью, читая письмена. На остром личике появилось задумчивое выражение, словно она серьезно размышляла над рассказанным, на деле – мысли устремились далеко-далеко, за рубеж десятого года.
-Карлик, который учил меня видеть мир, мог умело играть людьми и утверждал, что невозможного не бывает. Когда мы странствовали по Сулимхаду, одному знатному господину, - шутесса едва заметно запнулась, - приглянулась девушка из наших. Знатный господин не захотел вызвать недовольства радовавшейся циркачам толпы, поэтому напоил карлика, а затем одну за другой выиграл у него лошадей и повозки, а когда тот проснулся – предложил вернуть все в обмен на одного человека. Карлик испугался по-настоящему, но все же сумел взять себя в руки и сыграл на самолюбии господина: предложил партию в шахматы и даже сказал, что будет передвигать фигуры с завязанными глазами, поскольку виноват сам в своем вчерашнем бессилии. Карлик выиграл. Знатный господин не знал, что тот обладает удивительной памятью и не меньшими стратегическими талантами (уж не знаю откуда, хотя, поговаривали, что это имеет корни в далеком прошлом), и, пораженный, подарил циркачу доску. Я тогда была очень удивлена, и попросила последнего научить меня. Сейчас мне вспомнился гамбит – когда жертвуют фигурами, ради победы.
- Смотрю, некоторым вещам обучают не только дворцовые зануды, - улыбнулся король. - Хотел бы я видеть этого карлика здесь. Иногда оказывается, что именно от той фигуры, которой пожертвовал, и зависела твоя победа.
Паузы между фразами словно бы говорили, что за каждой - еще множество невысказанных мыслей.
-Возможно, они еще будут проездом в Ктеже… когда-нибудь.
- А почему... почему ты ушла?
Каий обернулась и подняла голову, словно посмотрела снизу вверх на своего собеседника. Брови взлетели к переносице, и между ними появилась маленькая складочка.

«-Ну, ну, иди сюда, чай, не леди, чтоб ломаться, - Фокусник больно сжал тонкие кисти. – Гордая какая! Не один год вместе ездили!
От циркача пахло просаленной бумагой и мореным деревом. Он притянул девочку к себе и принялся стягивать цветастую рубаху, приговаривая что-то тихое и успокаивающее.
-А ну! Пусти! – Фокусник остановился и замер в нерешительности. – Пусти девочку! Кому сказал? А то первой стрелой ухо срежу, а вторую куда пониже направлю, усек? - Голос Джангша-Постановщика не предвещал ничего хорошего. – Отпускай, отпускай. А еще раз увижу – так сразу ниже спины целить буду.
Руки Фокусника разжались и акробатка отпрыгнула в сторону, растирая покрасневшие руки.
-Да она ж!
-Не видишь – не хочет тебя знать. Оставь в покое.
Фокусник раздраженно выругался и сплюнул:
-Попляшет еще у меня, дрянь мелкая…
-Это она у меня на канате танцевать будет. А под тобой пусть Жонглер пляшет. Раньше вы с ним хорошо-то…
-Это с ним-то, - дерзко откликнулся циркач. – А вот ты где другого Фокусника найдешь?
-Наду. Еще как Найду. А ты иди, иди сюда, девочка, - теплые руки приобняли Каий, с замиранием сердца слушавшую эту перепалку, за худенькие плечи и подтолкнули к огню. – Ну, поговорим, поговорим давай. Помнишь как тебя подобрали?
Акробатка отрицательно покачала головой.
-…не? Не помнишь. Ну и ладно. Вот и это забудется. Плохое-то оно должно забываться. – Голос постановщика звучал в памяти словно через вязкую пелену»
Шутесса долго молчала, наконец тряхнула головой так, что черные пряди в беспорядке рассыпались:
-Это… плохая история.
Король без слов обнял девушку. Почему-то показалось, что понял.

- Только не надо Грифу напоминать об этой истории, хорошо? - попросил он после паузы. Жестокости по отношению к графу почему-то не хотелось. Может быть, потому что тот никогда не позволял себе насмешек, даже тогда, когда они бы сошли ему с рук? Нет, вряд ли - Брэдгер никогда не склонен был к жестам благодарности. Слишком хорошо знал, чего может стоить потеря подобного союзника? И это тоже вряд ли. Странное чувство.
-Хорошо, - она поежилась и попыталась поудобнее устроиться в теплых объятиях. – Замок хранит много тайн и… оберегает многих призраков.
Брэдгеру ничего не оставалось, кроме как согласно кивнуть.
-Призрак уехал. Призрак… Будет неспокойно?
- Будет, - Брэдгер хищно улыбнулся. - Но не у нас.
Некстати всплыло воспоминание о шамане, о волнении Ахторона, о жрице. Интересно, додумается она использовать Надежанну?
-Пока не у нас...
-Хорошо… я не хочу об этом думать сейчас. Просто то, ульмарское ощущение, до сих пор следует по пятам. – Она чуть качнула головой. – Не могу избавиться.
- На всякий случай... - Брэдгер задумался. Король почти не ориентировался в замке, но, благодаря Сечену и еще одному человеку, который любил своих внуков, он знал несколько секретов, неизвестных даже тем, кто прожил здесь всю свою жизнь. - Чтобы попасть сюда, на кладбище, нужно пройти по главному коридору, потом свернуть на зелен... на галерею, где стоят сулимхадские вазы из дерева, а потом найти лестницу вниз. Найди гробницу цветов, - Брэдгер подвел девушку к нужной двери и направил ее руку, чтобы она могла прочитать название. Внутри - три склепа, выполненных в виде лежащих львов. Тебе нужен правый. Через пару часов ты будешь в деревеньке на юге.
Она прижала ладонь к шероховатому дереву и обернулась, словно посмотрев через плечо:
-Я запомню. Но надеюсь, мне это не понадобится.
- Я тоже, - улыбнулся Брэдгер. - В замке есть еще два подземных хода, но один уже затоплен рекой, а второй ведет черт знает куда. Гриф, кажется, так и не решился его исследовать.
Солнечные зайчики щекотали шею. Странной была эта весна... Тревожные вести мешались с хорошими, событий было слишком много чтобы понять хотя бы часть из них, и даже сейчас король не мог сказать точно, сколько серьезности в этой небольшой экскурсии.
Неуловимое чувство тревоги принесло тоску. Что-то изменится очень скоро, следом придут расставание и темное время - медальон под рубахой уколол теплой иголочкой и остыл.
Пряча свое настроение за улыбкой, Каий протянула руку:
-Я бы хотела больше проводить времени в библиотеке. Возможно, изучить историю замка.
- Их тут было пять, - усмехнулся Брэдгер, беря ее за руку. - Как минимум. Пойдем искать библиотеку, пока на мою голову не свалился очередной барон.
-В летнем саду есть павильон, откуда ведет крытая галерея в башню книги. Это место мне показал Ахторон. Там тихо и редко бывают гости.
Коридор повернул, начались истертые ступени.

Король кивнул - он понятия не имел даже, сколько комнат в замке занято книгами. Дворцовые учителя не слишком задавались тем, чтобы привить любовь к чтению, а в действительности - сделали прямо противоположное. Необходимые книги приносили слуги, а если королю хотелось узнать что-то, он находил человека, хорошо в этом разбирающегося. Сам Брэдгер умел рассказывать, но редко использовал это умение на практике.
Библиотека действительно выглядела заброшенной, здесь даже слуги редко бывали - об этом говорил слой пыли толщиной в палец. Мебель была старинной, из той эпохи, когда мастер мог делать стол и пару стульев полжизни. Несмотря на солнце за окнами, здесь царил полумрак, изредка разбавляемый цветными солнечными зайчиками от витражей.
- Ты правда легко их читаешь? - Король уже крутил в руках какой-то переплет.
Каий опустилась в кресло и взяла со спинки небольшую книгу. По корешку золотилась вязь букв, южные узоры покрывали титул.
-Это зависит от того, насколько силен рельеф букв, - ответила и открыла книгу там, где раздвигала страницы закладка.
Брэдгер рассматривал книги на стеллажах - они были аккуратно расставлены по тематике, но слой пыли, скопившийся поверх, а также то и дело сбивающийся на нижних полках порядок, говорили о том, что это было очень давно. Короля заинтересовал один легкомысленного вида томик - корешок явно был рассчитан на большее количество страниц, чем там действительно было. Стихи. Часть листов и правда была вырвана - явно поодиночке, осторожно. Другие - испещрены чернильными пометками. Языка король не знал, но вычурные буквы не принадлежали ни одному из языков западного Йиркмана. Почерк был женский, привычный к странным округлым буквам. Брэдгер готов был поспорить, что книгу принесли сюда уже потом...

-Это сулимхадские легенды, - продолжала шутесса, водя пальцами по жухлым страницам. – Здесь говорится, что когда непокорные дочери и сыны Реки Небесной и Реки Подземной перестали понимать друг друга и сошлись в битве, из лона земли вышел Странник, видевший глазами животных, и примирил их. Потом исчез на долгое время и появлялся лишь в те годы, когда неразумные дети опять начинали свои споры и битвы.
- В сказках всегда мир спасает какой-нибудь бог, - хмыкнул Брэдгер.
- В сулимхадских сказках его спасают от них.
- Если их так опекать, они никогда не вырастут, - Брэдгер отложил книгу. - А дети всегда разрушительны.
- Я говорю не о детях, а о Богах, которые неразумно выполняют желания детей.
- Сулимхадские сказки точно поумнее местных, - король коснулся руки шутессы, рассматривая книгу через ее плечо. - А что за странник такой? Это герой?
Каий отрицательно помотала головой:
- Нет, просто Странник. С большой буквы.
- "И мир лишь еще одна стоянка в долгом и трудном пути духа на вершины хрустальных гор, что не делаются ближе и через вечность", - процитировал король. Источника он не помнил в упор, но, кажется, то же что-то восточное. - А что он делает, когда никто не пытается поломать мир?
-Он не ломает его, а пытается привести в равновесие. А когда оно нарушено – его нет.
- Совсем нет или нет здесь?
-Скорее, совсем, - опустила голову королю на плечо. – Если у вас нет важных дел, я могу почитать полчаса, а потом я бы хотела остаться здесь.
- Лучше я найду тебя здесь позже. - Брэдгер нахмурился: важные дела были, а уходить совсем не хотелось. Хотелось крутиться вокруг, надоедать глупыми вопросами, рассказывать истории о каждом уголке замка. Но озабоченное выражение лица сразу же сменилось усмешкой. - Надеюсь, к тому времени тебе еще не придется подыскивать другую библиотеку.
Каий обняла его и тихонечко прошептала что-то на ухо, неразборчивое, неслышное.
-А теперь иди.
Брэдгер поцеловал ее в висок.
- Я вернусь.

-К чему мне город, в котором святое слово ценится больше человеческой жизни? – Подняла глаза на своего седого собеседника Аэль-Хель. – Меня выгнали, как дворняжку, стоило заикнуться о том, что король не оставил нас в беде.
Она сидела на ступенях восстановленный «Славийской заставы» и разглядывала яркую обмотку рукояти собственного меча. Прошло два дня с тех пор, как Ульмар оставили орки. Город с трудом поднимал склоненную голову и залечивал тяжелые раны, нанесенные пожарами. Виднелись шрамы – оголенные внутренности домов и разоренные лавки, над которыми рыдали торговцы и ремесленники.
-Леди Натаниэль остановила орков, а король? Что сделал король, которого ты так защищаешь? – Известный в городе как Мудрец, седой старик, который присоединился к ней в день победы, опустился рядом и дружески потрепал сулимхадку по плечу, но та только раздраженно скинула руку.
-А король прислал пять сотен свежих воинов, которые сейчас помогают восстанавливать город вместе с теми, кто выжил!
-Ну, тише, тише. Прислал, но поздно.
Аэль-хель зашипела, смотря на безвольно висящие ниточки на плече там, где раньше располагался знак городской стражи:
-Орки прорвались в Вольфден-форта пять дней назад, и в тот же день был отправлен гонец. Если гнать лошадей изо всех сил, можно добраться до Ктежа за три дня. То есть он, если еще доскакал, оказался в там в день торжества святой. А правитель, как истинный правитель, словно почувствовал, что на границах неспокойно, и отправил приказ войскам много раньше. Они опоздали всего на день.
-Но опоздали ж, - не желал сдаваться стражник. – Почему бы тебе не принять то, что своим спасением мы обязаны силе Шеан, а не войскам? Не рискни тогда леди Натаниэль, мы бы двое суток еще продержались, а потом – все.
-Люди бились за свои жизни, - глухо проговорила Аэль-хель, - если бы она была такой святой, то раньше вступилась бы. А сейчас – ее прославляют, но никто не вспоминает о тех воинах, которые пали, защищая Ульмар. Шеан скорбит, Шеан скорбит… Нет веры Богине, которая не может вовремя защитить своих детей!
Сулимхадка с лязгом вогнала клинок в цветастые ножны и потянулась к наполненной медовухе кружкой. Мудрец покосился на нее и вздохнул, повторив жест. Он ходил в дежурства с Аэль-хель уже не один год, но до сих пор не мог понять причин ее непримиримых суждений. Она вошла в ряды городской стражи чуть больше пяти лет назад, быстро дослужилась до сержанта, но вот дальше не пошла – побоялись ее выше ставить из-за резкого и яростного характера. Такие люди не признают ошибок и не оглядываются назад, - а это худшие для командиров качества.

Он бросил осторожный взгляд на сулимхадку через плечо и вздрогнул: не к лицу красивой женщине ненависть и печаль прожитых битв. Покатые плечи покрывали белые нити давних шрамов и алые царапины недавней битвы. Старая, но сегодня начищенная кольчуга лежала рядом, небрежно брошенная на мешок с пожитками.
-И куда теперь?
-В Виндор, наверное. Графу Ольрику нужны смелые воины. А, может, в Ктеж. Куда дорога поведет. – Отрывисто ответила Аэль-хель и поднялась, стряхивая с холщевых штанов опилки.
-Поедешь уже?
Она кивнула и уткнулась лбом в теплую лошадиную шею. Мудрец видел, что сулимхадке совсем не хочется покидать ставший родным город, но остаться она не могла, после таких-то слов в лицо капитану. Хорошо еще, что ее просто выгнали, а не отдали под суд.
-Ну, бывай, Мудрец, - тихо вздохнула Аэль-Хель и натянула теплую от солнечных лучей кольчугу. – Долго мы с тобой, наверное, не свидимся, правда?
-Правда, - покачал головой седой стражник и крепко обнял хмурую женщину. – Удачи тебе, и пусть благоволят к тебе твои Боги.
-И тебе удачи, Мудрец. – Она ударила каблуками чалую и поехала прочь, стараясь не оглядываться назад. Не хотелось думать о том, что больше уже не вернется в Ульмар.
Город постепенно оживал и обещал вернуться к крикливой жизни, какая бурлила в нем всего неделю назад. Но для Адэль-хель все неуловимо изменилось: раньше ее окружали люди, которые верили в себя и надеялись на собственные силы в черный день, а теперь – верующие, ожидавшие помощи от богини и опускавшие руки.
Она замедлила шаг чалой у ворот, которые помогали восстановить королевские воины и улыбнулась: вот те, кто вертит землю – обычные, не чурающиеся труда солдаты. Сулимхадка вскинула клинок в приветствии и радостно засмеялась, когда один из стоявших на лесах воинов взмахнул рукой в ответ и отвернулся, прячась от полуденного солнца.

Чалая шла аллюром по размытой вчерашним дождем дороге. Грязь каплями разлеталась из под копыт, складываясь в алогичные узоры, а теплый ветер гладил смуглое лицо южанки и уносил прочь грустные мысли. Разбрасывали блики витки идеально подогнанной кольчуги, а выстиранный плащ душил ароматом полевых трав, которые так любили девушки из прачечной в северной части Ульмара.
Аэль-Хель часто пользовалась их услугами, поскольку за пятнадцать лет так и не обзавелась ни домом, ни даже комнатой, и, если задуматься, провела это время бездарно: ни мужа, ни детей, только бесчисленное количество появлявшихся и вскоре исчезавших кавалеров. Юноши боялись грозной стражницы, мужчины опасались горячей сулимхадки, а старики находили ее слишком неспокойной. Порой кто-то из соратников пытался пригласить на конную прогулку симпатичную смуглянку, но намеки пропадали впустую.
Аэль-хель подумала, что сейчас с радостью приняла бы любое из этих предложений, но… теперь было поздно: дни в ульмарской страже остались позади и со временем обещали превратиться в еще одно нечеткое воспоминание.
За мыслями время текло незаметно, минул полдень и распался на лучи над северными землями закат. Крепкие дома стали рыжими в теплом свете, а небольшой трактир на перепутье напоминал яркий сказочный домик. Отсюда один тракт бежал через Эльяр в Ктеж, а другой вел в Эндор, а оттуда в Ярград, где начиналась прямая дорога на Виндор. Куда ехать – сулимхадка не знала. Она еще не до конца пришла в себя после слов капитана, выставившего ее из гвардии за вольномыслие.
Она придержала чалую и, закусив губы, задумалась, смотря на расходившиеся в разные стороны пути. Взгляд перебегал с одной тропы на таверну, под простеньким названием «Перекресток», оттуда – на другой тракт, затем обратно. Глаз зацепился за что-то нечеткое, знакомое, недавнее. Белый пес, покосившись на сулимхадку через пушистое плечо, приглашающе вильнул хвостом и нырнул тень трактира.
Аэль-хель поежилась, словно увидела мертвого и спешилась, неуверенно оглядываясь по сторонам. Медная монета солнца уже наполовину скрылась за размытой линий горизонта и тени стали пугающими и невозможно длинными. Женщина поежилась, вспомив страшные истории своего народа о страннике, видевшем глазами пса, и, ведя свою чалую под уздцы, вошла в ворота.

В лицо ударили запахи молока, сена и жаренного мяса, и призрачное ощущение тревоги тут же пропало. Внутри было тепло, плясал в жаровнях огонь и тихо беседовали немногочисленные посетители. Аэль-Хель облегченно потерла ладонями лицо, сдирая призрачную паутину страха и огляделась в поисках странного пса.
Он обнаружился сразу - крутился рядом со русоволосым мальчишкой в короткой тунике и деревянных сандалиях. Ласковое пламя плясало на серой от пыли одежде алыми мазками и оставляло на бледном лице тонкие блики. Сулимхадка вздрогнула, удивленная тонкими и правильными чертами, какие можно было увидеть разве что на фресках во дворце Аль-Бахада.
- Привет, юный, это твой пес? - Спросила Аэль-Хель и нерешительно присела рядом, не обратив внимания на недовольно поморщившегося трактирщика.
Мальчик посмотрел на женщину ясно-голубыми глазами и ответил, нимало не смущаясь:
- Он мой спутник.
Женщина внимательно посмотрела на мальчишку. Таких сотни петляют по грязным улочкам Ульмара, да только не у каждого есть такой взгляд, ровный, как небо, и проницательный, как у старика.
-А твои родители?
- Я их не помню, - ответ последовал так же быстро, при этом не был сопровожден частым в таких случаях потупленным взором или выражением грусти на лице. - А зачем тебе?
Он задал вопрос неизвестной взрослой и к тому же вооруженной женщине все так же просто и естественно.
-Не знаю... просто непривычно видеть юного одного. Странствуешь? - Она опустилась на пол и, отстегнув ножны, положила их рядом и спросила. - Есть не хочешь?
- Да, так все говорят - странствовать. А я просто иду, - он улыбнулся, и пес тоже вильнул хвостом. - Просто так. А есть хочу, и Ифу тоже.
Черноволосая сулимхадка приняла имя пса как должное. Ввзмахнула рукой, привлекая к себе внимание дородной служанки, и на лице владельца заведения наконец-то появилась довольная улыбка. Она опустила во влажную ладонь серебряную монету и попросила принести чего-нибудь горячего и молока. По северному обычаю, платившие вперед могли пить и есть вдоволь, не думая о том, что после им выставят длинный счет.
-А идешь куда?
Вопросы казались странными, при том, что было время к ним привыкнуть за дни пути. Почему все задают такие вопросы? Вулуфи их не любил. Нет, не так, точнее - просто не понимал. А раз не понимаешь - надо спросить!
- А зачем идти - куда-то? Я просто иду потому, что хочу идти. Если не захочу, не пойду.
Он пожал узкими плечами и посмотрел, не несут ли молоко. Здесь было уютно, пока идти не хотелось. До завтра.
-Не знаю, - Аэль-хель поежилась, словно в помещении резко похолодало.

Воительница не хотела признаваться, что ей неуютно в компании странного ребенка, который так точно ассоциировался у нее с сулимхадскими сказками о человеке-оборотне. Всегда в них странник приходил только тогда, когда героям угрожала серьезная опасность или собирались в кавалькады тучи перед большими переменами. Она склонила голову, тайком рассматривая мальчишку: и вроде бы не было в нем ничего страшного, тайного, а все равно немного не по себе становилось, как в детстве, когда ровесники рассказывали при свечах страшные истории, проверяя друг друга на храбрость.
Обычно все спрашивали у мальчика, как его имя, а эта женщина какая-то не такая. Или просто забыла? Любопытно! А она похожа на героинь легенд, о них пел старик-сказитель в одной деревне. Все говорили, что сказка старая, а Вулуфи было интересно. Он ее не знал. Он многого не знал, потому всегда было интересно - каждый шаг видишь что-то новое.
-А как тебя зовут, и куда ты идешь? - почему бы не спросить первым?
С этими словами волшебное наваждение спало. Ноздри защекотал приятный запах парного молока и молодой телятины. Тяжело ступая подошла служанка и опустила перед сидевшими огромное блюдо:
-Вы бы за стол перебрались, что ли…
-Да мы так посидим, почтенная. – Отклинулась сулимхадка и рассеяно заглянула в кружку. – Аэль-Хель, хотя раньше сержантом звали. Вот, уволили, теперь и иду. А тебя как называть, юный?
- Меня зовут Вулуфи, - сообщил он свое имя.
Кто его так назвал, мальчику было неизвестно, но он знал имя с того момента, как вспомнил себя стоящим на дороге. Впрочем, его это и не волновало. Куда приятнее с наслаждением тянуть носом аромат пищи. Парок поднимался над молоком, складываясь в волшебные фигуры облаков, гор, рыцарей… Жаль только, что никто этого не видел.
-Красиво, - подумал он вслух и спросил. - А ты идешь куда-то или странствуешь?
Аэль-Хель пожала плечами. В другой момент, она бы рассердилась, выругалась и отправила бы юродивого своей дорогой, но далекое ощущение из детства настраивало на совершенно несвойственный бывшей стражнице лирический лад:
-Иду, но не решила куда: в Ктеж или наниматься на службу в Виндор. Из Ульмара-то меня выгнали, - злая искорка сверкнула в черных глазах. – Я не поверила в святость одной… леди, и капитан сорвал с моего плеча эмблему и сказал выметаться.
Странные эти взрослые. Голос Аэль-Хель такой обиженный, как будто еду у нее отняли, и она явно хотела бы расквитаться. Зачем? Всегда у них какие-то ссоры, и, если верить тому, что Вулуфи слышал, могут мстить друг другу годами. Наверное, им скучно жить! Интересно, когда она вспомнит, что еда стынет. Напоминать невежливо - он уже понял по опыту. Хотя глупо!
-А святые - это вроде героев?
Она тихо засмеялась и попыталась потрепать легшего рядом пса по крепкой голове. Тот увильнул и обнюхал грубую руку:
-Гордый. А святые – вроде героев. Только, - Аэль-хель махнула рукой и положила в рот кусочек картофеля, - герои они славны своими делами, а святые – верой. Вот герой – он пойдет и сделает все сам, а святой – помолится какой-нибудь Богине, та отзовется, приложит ручку, а святой плоды и пожнет.

- С Богами может говорить любой, - неожиданно серьезно отозвался мальчик. - И они могут любому ответить. А могут - нет. У них тоже свои любимцы и свои причуды. Можно? - он протянул руку к еде.
-Бери, само собой. Вон ты какой худой. - Добро усмехнулась сулимхадка. - А про Богов - у всех у нас разная вера, юный.
Мальчик взял картофелину, разломил и бросил часть псу. Тот вильнул хвостом и радостно принялся сметать с пола еду - мяса он не видел с позавчера, когда поймал какую-то крысу.
-Так и Боги разные, - немытыми руками Вулуфи засунул в рот картошку, поэтому получилось невнятно. Он поперхнулся и закашлялся.
- Почему? - спросил паренек, не забывая про еду, да и про молоко тоже.
-А Шаа их знает...!
-Ну-ну, - Аэль-хель несильно ударила Вулуфи по спине. – Осторожнее. А что касается богов, у нас последнее время только одну Шеан и прославляют.
Неожиданно улыбка скользнула по губам, словно окрашивая бледное лицо.
-Я знаю, кто такая Шаа. Думаю, ей интересно, но не очень приятно.
Аэль-хель наклонила голову: «Юродивый, наверное, но все равно какой-то чудной, да и пес у него странный… Такого и обижать жалко.»
-Может и знаешь. Ты, наверное, устал за день?
- Устал, - кивнул он. - И Ифу тоже устал.
-Тогда и отдохнуть надо. Я тоже устала, а у меня завтра – путь неблизкий.
- А ты еще не решила, куда ты идешь? - спросил мальчик, глядя на очаг, языки пламени в котором сейчас напомнили ему храбрых воинов, берущих штурмом крепость. А подсвеченное ими облачко пара от кастрюли - картину закатного неба… - Красиво как…
Вулуфи кивнул в сторону очага.
-Просто очаг, юный, просто очаг, - вздохнула сулимхадка. – А куда идти, я, и правда, не знаю. Только к виндорскому графу наниматься, то ли в столицу – работу искать.
- Просто? - неожиданно светло улыбнулся мальчик. - Просто… Ну и что? Разве все красивое должно быть сложно? Каждый день… Он обычный… И новый! Как первый или последний! Я не знаю, как сказать, - он беспомощно уставился на собеседницу широко открытыми глазами. - А я завтра пойду… Завтра узнаю, в какую сторону пойду! Я просто иду, но всегда знаю, в какую сторону.
Аэль-хель раздраженно поморщилась, словно была недовольна восторгами мальчика. Ее никогда не интересовали подобные вещи: свет, отблески пламени, пейзажи, только меч в руке и лук за спиной.
-Ну, завтра и скажешь. Может, нам по пути будет, - поднялась и, потрепав мальчишку по светлой голове, крикнула твернщику. – Не дашь переночевать на сеновале?
-Отчего не дать? Дам!
Паренек поднялся, чтоб проскользнуть, если пустят - иначе пришлось бы спать в уголке на полу.
-Благодарю, я и юного с собой заберу, - улыбнулась сулимхадка.
-Бери-бери, да осторожней только. Юродивый он какой-то.
-Постараюсь.
Сулимхадка подтолкнула паренька и вышла под бодрое, усыпанное звездами небо. Она потрепала чалую по крутой голове и юркнула в приоткрытые двери сарая, чтобы заснуть, как только голова коснется мягкого сена.
Мальчик последовал за ней. Он не звал пса - тот сам побежал за ним, затем забежал вперед и внимательно смотрел помещение, совсем по-человечески поводив головой по кругу. Казалось бы, Ифу выбежит, чтоб сообщить хозяину, что все в порядке, но нет - он остался на месте, словно в таком сообщении не было нужды.
Вулуфи зашел и растянулся на сене, пес прикорнул под боком. Снов они не видели. Оба.

Аэль-хель проснулась на рассвете и испуганно дернулась, встретившись глазами с поднявшим голову псом. Он равнодушно отвернулся и задрал голову, словно рассматривая молочно-белый, текущий по стене луч.
Вулуфи лежал, закрыв глаза, но не спал. Совсем недавно он проснулся, но вставать было настолько лень… Ведь не гонят же. И глаза открывать самому пока незачем. А хорошо лежать-то как! Хоть и пробирает чуть холодком. Просыпался он обычно так же, как и засыпал - мгновенно и полностью.
- Юный, вставай, рассвет уже. Мне ехать пора, а тебя – хозяин без меня погнать в шею может, несмотря на то, что ты юродивый.
Он неохотно открыл глаза:
- Доброе утро! И куда ты едешь?
- Не знаю, - сулимхадка потянулась и принялась пристегивать ножны. – Давай так, ты говоришь, куда идешь, а я пойду за тобой. Никак выбрать не могу!
Мальчик был поражен. Какие взрослые непонятные! Мало того, что придают значение стольким пустякам, считая их самым серьезным делом… А после этого страшно взрослая и очень серьезная женщина с мечом предоставляет ему выбирать общую дорогу! Не-ет уж, глупо быть взрослым!
Прислушавшись к своим ощущениям, паренек протянул руку:
- Наверное, мне туда сегодня.
Рука указывала на Ктеж.
- Столица, значит столица. – Аэль-Хель подала Вулуфи руку и резко выдернула его из пушистого стога. – Поедешь со мной, а то бросать тебя, честное слово, жалко. Юродивых беречь нужно.
Топая за ней, Вулуфи вдыхал утренний воздух, несущий слышные всем запахи постоялого двора и одновременно - ароматы свежести и горечи, которые улавливал только он - уже пришлось убедиться. Многие сравнивли, правда, только в легендах, утро с юностью мира. Ему пришлось слышать поверье, что мир рождается утром и умирает каждую ночь… Какая красивая была история, правда! Но неверная, ночь - не смерть… Он знал.
- Аэль-Хель, а кто такие юродивые?
Прикрепрявшая к седлу сумки женщина обернулась и прищурилась:
- Юродивые – вроде тебя. Иф поедет в сумке или рядом побежит? – Аэль-хель в очередной раз встретилась глазами с псом и неожиданно пожалела о своем опрометчивом решении помогать мальчишке.
- Побежит… пусть видит, - немного непонятно ответил мальчик. - А что, много есть похожих на меня?
- А мало ли вас, юродивых? – Вопросом на вопрос откликнулась Аэль-Хель и запрыгнула в седло и подала Вулуфи руку. – Кто знает? Уж точно не бедная стражница.
Слова казались веселыми, на деле – в груди сулимхадки с каждой минутой крепло неприятное ощущение – она ввязалась во что-то непонятное и темное, как недосказанность восточных преданий. Было в мальчишке что-то пугающее суеверную женщину, но вместе с тем росло любопытство.
Как обычно, пояснение взрослых мало что объяснило. У него крепло убеждение, что многие вещи они и сами не понимают, и потому называют само собой разумеющимися - чтоб не пояснять. У него тоже так бывает, но он и не взрослый! Хотелось спрашивать дальше, но еще обидится. Обидится или нет? Он с сомнением посмотрел на Аэль-Хель и принял протянутую руку, оказался сзади нее на лошади. Пожалуй, лучше промолчать… Чуть-чуть.
- Спасибо тебе, - вежливо произнес мальчик.
Ифу уже затрусил вперед. Аэль-хель стегнула поводьями чалую и повела ее легким шагом.
Ветер приносил новые, едва уловимые запахи.

...спустя три месяца.

Третий месяц Вулуфи проводил в Ктеже. Это могло показаться странным, учитывая, что до сих пор он все недолгое время, которое помнил, пробыл в пути. Однако мальчик не привык задаваться такими вопросами. Он просто чувствовал, что идти никуда не надо, а значит, можно наслаждаться свободным временем – ни о жилье, ни о пище думать не приходилось. Угол в комнате Аэль-Хель в таверне «Дородный старик» всегда был к его услугам, как и порция еды. Кормили тут неплохо, хотя называлось заведение явно не по своему хозяину – жилистому мужчине средних лет. Возможно, он унаследовал вывеску вместе с делом от отца…
Зачем сулимхадка приютила мальчика, знала только она сама, во всяком случае, толку с него не было никакого, особенно сначала. Паренек не проявлял склонности ни к какому из ремесел и попытки женщины устроить его куда-то в подмастерья не удались, тем более, что требовался приличный взнос. К тому же устроившаяся в городскую стражу воительница была почти весь день занята, так что у нее оставалось мало времени. К ее удивлению, правда, он был грамотен, как ни странно, хотя так и не вспомнил, откуда, как не помнил совсем ничего до конца последней зимы, и относился к этому, как ни странно, абсолютно спокойно. Аэль-Хэль утешила себя мыслью, что мальчик может стать писарем, если что…
Сперва дни Вулуфи проходили в прогулках по городу и его осмотру, причем он мог каждый день с восторгом смотреть на одно и то же здание, подмечая каждый раз что-то особенное. Никто из товарищей по играм, а дети везде знакомятся быстро, не понимал его, и часто слышались насмешки, впрочем, стихавшие почти сразу – кому интересно, если сам объект к этому равнодушен, да еще у него есть собака. Не кусается вроде, правда, да кто его знает? Так или иначе, он участвовал в детских играх и разговорах, несмотря на славу «странного парня».
Может быть, последней Вулуфи был обязан тем, что у него так и не появилось закадычных друзей, а может, пришелец из неизвестности и не искал такого сближения…

Чувствовать беспокойство было непривычно и ново. Он всегда все делал потому, что или приходилось под давлением обстоятельств – например, искать еду, – или просто так надо было делать просто… ну надо и все тут, и никак иначе. Откуда же это ощущение, что нужно еще что-то, но пока рано и не стоит туда соваться?
Подростка иногда начинало тянуть к дворцу, и они с приятелями шли поглазеть на ограду, здания в глубине сада и въезжающих и выезжающих важных вельмож, которых была просто целая уйма, и все пестрые, как попугайчики у продавца редких птиц на рынке! Глазеть на въезды и выезды было интересно, но еще больше хотелось попасть внутрь, однако дворец стерегли хорошо, и даже сулимхадка отказалась как-то помочь в ответ на неожиданно настойчивые просьбы.
Ну и ладно… пусть твердит о том, что нельзя и она может потерять работу! Он обойдется и так! Ведь есть Ифу… Пес часто пролезал в городе туда, куда не мог попасть его хозяин, а так хотелось! Например, в заколоченный дом с привидениями. Вот только жаль, привидений там не оказалось, но такая таинственная темнота, паутины и тишина… Мальчик в то время сидел на берегу реки и любовался отблесками солнца на ее водах, что не мешало одновременно видеть заброшенный дом и ощущать запах пыли. Картины накладывались одна на другую, но привычный Вулуфи их хорошо различал.
Большим открытием для него было то, что остальные этого делать не умеют! Более того, когда он первый раз рассказал кому-то еще в деревне на дороге, как увлекательно смотреть сразу двумя парами глаз, собеседник отшатнулся и забормотал о колдовстве, противном Шеан. Может, кого-то другого бы схватили и потянули к жрецам, но, по какому-то стечению обстоятельств никто никогда не поднял на него руки.
Так что и перед вылазкой во дворец колебаний не было. Когда ворота открылись, пропуская свиту иноземного принца, как говорили вокруг, Ифу проскочил за лошадьми и мальчик получил возможность осмотреть дворцовый сад. Жаль, но внутрь попасть не вышло! Впрочем, попытку можно повторить, тем более, что впечатления того стоили.
Вот только странно – ощущение смутной тревоги и чувство, что ему нужен кто-то, находящийся недалеко, только усилились, но, против обыкновения, он не знал, что делать именно сейчас. Наверное, ждать.

В этот день, возвращаясь от дворца, он нечаянно обнаружил еще одну любопытную штуку. Зайдя к Энету, одному из своих приятелей, он обнаружил этого рыжеволосого высокого двенадцатилетнего мальчишку хлопочущим возле старика деда, который сидел с закрытыми глазами, и дыхание очень слабо и редко колыхало его грудь под расстегнутой рубахой.
Казалось, внук старого Лиота не увидел Вулуфи, хотя поглядел прямо на него, однако затем взгляд стал осмысленнее.
- Деду плохо, - голос был потерянный и жалкий, в нем угадывались сдерживаемые слезы. – Помоги…
Ну чем тут можно помочь? Да и приятель просит разве что от растерянности, не соображая. Надо бы звать лекаря, да до него далеко бежать, и быстро ли придет к бедняку? Но это лучше, чем стоять на месте. И ту вновь пришло чувство, которое раньше помогало выбирать дорогу. Мир вернулся на место, он снова твердо знал, что делать. Вулуфи пересек комнату и положил руки на грудь старику. Тепло потекло от его рук, расталкивая усталое сердце, помогая ему снова войти в ритм. Мир будто не раздвоился, а распался на много кусков, будто мальчик стал сразу многими его частицами, затем вернулся на свои места… А Лиот открыл глаза. Еще не чувствуя усталости, голубоглазый паренек шагнул от него и остановил взгляд на глубоком порезе на руке приятеля – обо что-то царапнулся, бестолково прыгая около больного.
- Дай руку, - пальцы скользят по запястью Энета, и кровь останавливается, а рана затягивается, а мир снова распадается и собирается мозаикой…
Вулуфи вышел, не дожидаясь благодарностей, которые будут позже, когда оба придут в себя, зачем они? Почувствовал, что пора. На улице навалилась усталость вместе с неожиданным пониманием сделанного. Вот потрясения не было. Детская радость, чувство нового и ощущение, что все было верно. Вот только присесть, чтоб голова не кружилась, а потом надо добраться домой и рассказать все Аэль-Хель, когда она придет с работы!

Время летело быстро. Казалось, что солнце сошло с ума – рассвет следовал за рассветом почти без промежутка, Брэдгер мог встретить два или три, прежде чем усталость брала свое. Сбор армии был в самом разгаре, к Леарину подтягивались все новые войска, там уже ждали и короля. Сложно было иметь дело с ополчением – отвыкшие от военного оброка дворяне засыпали двор жалобами и просьбами. У многих из них было право получить от короля личный ответ – предки Брэдгера были подчас слишком демократичны. Дворцовые писари неделями не вылезали из архивов, разыскивая необходимые сведения, а почтовые сбились с ног, доставляя отказы. Даже во сне правитель диктовал и подписывал бесконечные ответы. Кроме того, нужно было разнимать военных чинов и Декорфа, координировать войска и все, что к ним прилагалось, вежливо отмахиваться от любопытствующих, не говоря правды и не давая повода упрекнуть себя во лжи потом. Все еще не был подписан договор с Гвендором, хотя сроки давно уже вышли. Принц Гартан переехал жить во дворец, и теперь они виделись каждый день, утрясая бесконечные дополнения, одобрить которые мог только король. «Хорошо выспаться» стало мечтой – сладкой, но, увы, несбыточной.
Теперь Брэдгер был почти рад, что Каий сутками пропадала в библиотеке. Не стоило слишком часто показываться ей на глаза в таком виде, как сейчас, но и оставлять одну тоже не хотелось. Сечен иногда сам заговаривал о ней, но у короля не было настроения на длинные беседы, так что он только задавал вопросы. В последний раз граф говорил что-то о шутке с драпировками, но без подробностей, а правитель был слишком утомлен чтобы спрашивать. Только и мог, что позавидовать всегдашнему умению начальника тайной полиции находить время даже для мелочей вроде этой.
И теперь намечался еще и прием. Брэдгер охотно бы сдал Надежанну послу из рук в руки даже не глядя, но по протоколу полагалось длинное и донельзя ритуализированное представление, так что по дворцу уже метались портные и слуги, подготавливая надлежащие декорации. Платье, предназначенное принцессе, ему уже даже показывали – совершенно безвкусная по мнению короля смесь традиционных роскошеств и модных несуразиц. Но, конечно же, не необходимость разыгрывать двухчасовое представление беспокоила Брэдгера. В столицу прибывала Натаниэль.
Последние недели Сечен вовсе избегал говорить на эту тему, а до того с ненатурально-счастливым видом докладывал, что угодная монарху особа жива и превосходно себя чувствует. Это молчание лучше любых зримых доказательств свидетельствовало – попытка незаметно избавиться от святой обернулась полным провалом. Хуже того, ее влияние росло с каждым днем. В Ктеже оживились священники – им не терпелось воспользоваться своим козырем с максимальной выгодой. И простые горожане ждали приезда жрицы с неясной им самим надеждой.
Еще в начале весны король разворотил бы полдворца просто от осознания того, что звезды не на его стороне, но утомление брало свое, и сейчас монарх только ждал, пока пройдет вспышка тупой злобы и можно будет спокойно подумать. Единственным выгодным для правителя вариантом было сплавить ее Гвендору вместе с девчонкой, но удастся ли? Судя по тому, что Брэдгер уже знал о принце Гартане, этот мальчик уже оценил подобную перспективу и теперь сделает все, чтобы Натаниэль осталась в Аргодоре. Об убийстве уже не шло и речи, предложение отправить небольшой отряд со жрицей во главе на восток встретило волну негодования у церковной знати, а оставлять ее в Ктеже было равносильно сну на одной кровати с песчаной гюрзой. Конечно, Брэдгер постарался, чтобы она была как можно более неудобна для большинства влиятельных людей в стране, но это была капля в море. Хорошо бы было еще перессорить ее с кем-нибудь из городских священников... Но пока возможности для этого не было.
Брэдгер мерил шагами крытую галерею неподалеку от собственных покоев – теплый летний ветер освежал мысли, умерял головную боль. Четверть часа назад паж сообщил, что ее высочество Надежанна прибыла и устроена в гостевых покоях. Толп на улицах не было, спасибо Сечену, только около сотни зевак у самых ворот замка. Король позаботился, чтобы и внутри дворца придворные не слишком надоедали приезжим. Он уже почти ждал вечера – хотелось своими глазами увидеть эту жрицу.
- Ваше Величество, вам депеша от господина Декорфа...
До приема еще предстояло дожить.

Гриф оставил головоломку. Каий передвигала фигуры, но могла свести партию лишь к пату, но не к победе. За последние два месяца они играли не раз с переменным успехом, но чаще – заканчивали ничьей.
-Ты изменилась, – Айль заплетала влажные волосы в косу, - и перестала вести себя, как юродивая, и даже говоришь иногда, как нормальный человек.
Шутесса натянула свободную рубаху из черной и тонкой шерсти и подвязала ее пояском:
-Мне теперь не так часто приходится защищаться от затрещин, как раньше. Я много времени провожу в этой маленькой комнате библиотекаря и занимаюсь время в летнем саду. Это несколько бесцельно, но книги помогают мне понимать себя, - задумалась.
Чувства за прошедшее время не притупились, а приобрели новое и более глубокое звучание. Страх остаться одной спрятался в глубине и не выдавал себя или сменился желанием помогать. Он не вернулся даже, когда король стал навещать реже.
-Сегодня прибыла юная принцесса Недежанна со своей наставницей. С ними еще какие-то люди, я не успела узнать, - всплеск голоса нарушил течение мыслей.
Шутесса неловко обернулась и сбила одну фигур, стоявших на шахматной доске. В голове возник голос Натаниэль, многократно отраженный от стен храма. Жрица просила предать Шаа за возможность видеть. Ласковые слова наполняла фальшь, прикосновения – яд.
-Светлейшая?
-Да, Северная Святая.
Каий задумалась, а девушка присела рядом, успокаивающе взяв чуткие ладони в свои, огрубевшие:
-Ты в лице переменилась. Оно сразу жестче стало.
-Я давно не выполняла свои обязанности. Ты знаешь, что жонглер должен уметь играть на девяти инструментах? Будь он слепым, немым или увечным – таковы правила. – улыбнулась и вернула упавшую фигурку на доску.
Вряд ли Натаниэль думала, что встретит здесь слепую, с которой когда-то беседовала в храме. Каий могла спрятаться в летнем саду и не встретится с ней, но поддаваться страху не хотелось. Один раз это случилось – второй раз не повторится.
-Сколько лет ты путешествовала? – удивленно воскликнула девушка.
-Восемь. Помнишь менестрель Каратэль попросил сшить для меня одежду в тон его, когда я аккомпанировала ему на цитоли? Она сохранилась?
-Зеленый с черным камзол и узкие брюки?
-Наверное, - засмеялась шутесса. - я не знаю цветов.
Почувствовала – Айль смутилась. Девушка сумела перебороть свою скованность в разговоре, но до сих иногда забывала, что ее собеседница слепая. В беседах возникали неуютные паузы и недомолвки.
-Каратэль называет тебя с того вечера не иначе, как Меланноте или Нахтигэль.
-Каратэль – забавный человек, но мало отличается от большинства, - остановила ее Каий. - Я надеюсь, он позволит мне еще раз аккомпанировать для него.
-Это правда, что он родом из Лэргаса?
-Возможно. Я никогда не спрашивала. Не принесешь мне менестрельское платье?
Айль легко поднялась. Юбка длинного платья зашуршала. Башмаки застучали по деревянным ступенями. Хлопнула дверь. Воцарилась тишина.
Каий взяла в руки цитоль и провела пальцами по струнам, считая лады. Один, другой… пятый. Изрезанный узорами плектр вытянул несколько аккордов их тугой меди.
Песня вытеснила из комнаты тишину. Голос заплескался между стен. Негромкий, но сильный, заполнил пустое пространство.
Баллада принадлежала карликам, и первый раз шутесса услышала ее в исполнении Джганша. Он пел осенним вечером, и бархатный тембр вплетался в треск сырых дров. Жонглеры сидели вокруг. Привычные беседы смолкли – все боялись звуком разрушить хрупкий узор мелодии.
История лилась, рассказывая о том времени, когда у Матери Дыхания родились две дочери: Небо и Земля. Заботливая, она уложила их в одну Колыбель, опустила туда сферу, и ушла на несколько лет. Сестры не сумели поделить радость, и Небо выбросило за край Землю. Дочь заплакала, и крики услышала Река. Она подхватила ребенка теплыми струями и увлекла к Горам, которые пожалели ослабевшую в пути девочку, оплели корнями и наполнили силой.
Когда Дыхание вернулась и обнаружила потерю, начала спрашивать у Полей, Гор и Рек, что случилось. Они рассказала, и Мать опечалилась, а затем навсегда отвернулась Колыбели. «Живи без меня», - последние слова.
С ними музыка стихла. Карлик надолго замолчал. Никто не сказал и слова. Покой и грусть заменили в душах бесшабашную веселость, и многие потом просили научить подгорной песне, но Джганш показал ее только маленькой девочке-акробатке.
Каий улыбнулась, вспоминая, как карлик терпеливо следил за неуверенными движениями слепой, мягко исправлял ошибки и успокаивал, когда что-то выходило не правильно. Там, в продуваемой всеми ветрами повозке было иначе, чем здесь.

Залы для приема были уже совсем готовы. Несколько мрачноватое, особенно после золотого летнего солнца, убранство тем не менее отличалось редким вкусом. Это лучше чего угодно другого говорило, что в этот раз подготовка проходила без вмешательства господина камердинера – старик неожиданно слег и оправился только за пару дней до торжества. Синие и зеленые травяные плети свивались вместе на черных коврах сулимхадской работы, в тон им были подобраны подушки, портьеры и драпировки. Яркие пятна оттоманок только подчеркивали всевозможные сочетания ультрамариновых и изумрудных оттенков с глубоким черным цветом. И только кое-где по краям ткани змеилось серебро. Здесь даже было прохладно – то ли от вечного холода древнего камня, то ли от этого неяркого блеска.
Почему-то графу вспомнились дети того тюремщика. У него скончалась жена, и остались мальчик и девочка. Никто из горожан так и не решился взять их к себе, а через пару месяцев обнаружилось, что смотритель просто привел их с собой на работу. Эти дети так многие годы и жили там, под землей, среди стонов узников, шороха крыс и сырой вони застенков. Они были тихими как мыши, только иногда, когда отец напивался до того, что не мог стоять, шныряли сами за водой и хлебом для заключенных. Потом тюремщик умер, а детей выставили на улицу.
Девочка умерла быстро – голод и холод уличной жизни только закончили то, что уже годы делал спертый сырой воздух тюрьмы. Мальчик же держался очень долго. Они встретились на задворках дешевой гостиницы. Граф хорошо запомнил его глаза – в них мешались три цвета. И иногда проскальзывало серебро. Сечен редко боялся – но тогда ему стало страшно. Он предложил парнишке какую-то пустяковую работу, но тот отказался. Попросил – настоящего дела. И начальник тайной полиции неожиданно для себя доверил уличному бродяге то, что не решался поведать даже проверенному агенту.
Метге был лучшим из людей графа. Самым отчаянным, самым неподкупным, самым исполнительным. Его сторонились люди, но очень любила удача. И ушел он тоже сам, без единого провала за плечами.
Сечена всегда тянуло к таким людям – неудобным, неправильным, из тех, кого сторонятся хорошие женщины и осторожные мужчины. Словно бы сам мир был тесен для них, и ткань его расходилась под пальцами. В юношестве граф завидовал им, их умению разрывать устоявшийся порядок в клочья даже не замечая того, и только много позже он понял, какое это на самом деле бремя. Но все равно где-то внутри до боли хотелось на минуту, на час стать таким же. Увидеть своими глазами ту пустоту, что лежит за тонким слоем полотна. Ощутить свободу быть кем и чем угодно, и невозможность оставаться чем-то одним. Вырваться. Такие люди всегда были очень жестоки, но Сечена это не смущало – он и сам был жесток. Мир с самого своего создания был населен не только агнцами, да и страшно было представить себе такой хлев! Граф только предпочитал находиться на верхушке пищевой цепи.
Что по-настоящему вызывало и гнев и ощущение бессилия, и желание бороться – так это слепота. Добрые горожане вовсе не хотели уморить до смерти худенькую девочку в платье, похожем на саван. Они просто боялись подойти и бросить монетку. Боялись, что она заговорит, что, не дай Шеан, увяжется следом, что ее беда каким-то образом войдет в их собственную жизнь. Великий король вовсе не хотел двух смертей в своем замке – он просто мечтал чтобы трон занял достойный. Вспомнилось их с Брэдгером знакомство – мальчишка-принц отпустил всех дворцовых птиц, и они погибли. Виконт Сечен тогда был всего лишь пажем – и рискнул поднять руку на самого племянника короля. Одно слово Брэдгера – и ему грозило бы позорное изгнание из Ктежа. Но странный смуглый парень даже не стал отвечать, только кивнул. «Больше я такой глупости не совершу». У Джада просто не нашлось ответа.
Размышления графа прервал шум за спиной – пришли музыканты и теперь занимали свои места. Начальник тайной полиции кивнул им и пошел разыскивать камердинера.

Постепенно зал начал заполняться придворными. Те, что поплоше, всегда подтягивались первыми, большинство лиц граф даже не помнил. А зря. Особенно ему не нравился один дворянин, темноволосый и узколицый, со странным упорством во взгляде, словно самое его присутствие здесь было причиной постоянной внутренней борьбы. Сечен подозвал кого-то из разносчиков.
- Что это за господин в палевом сюртуке?
- Виконт де Гэрд, ваше сиятельство... Он недавно в столице, - слуга торопливо склонился в поклоне.
- Ты свободен.
Граф прислонился к стенному выступу и продолжил созерцать постепенно густеющую толпу. Вот появились и более влиятельные особы, начали собираться женщины – теперь зал поневоле пестрел яркими красками. Музыканты заиграли что-то тонкое и возвышенное, сначала тихо, потом, с усилением шума в зале, все громче.
Придворный менестрель Каратэль принялся перебирать стальные струны. Цитры и виолы притихли. Гиттерн уверено повел мелодию - ноты спешили за первопроходцем каноном. Те придворные, кто стоял ближе, остановили беседы, прислушиваясь . Полноватый старик нахмурил густые брови и играл, закрыв глаза. Изредка морщился, когда мелькал нечеткий такт.
Солнечный свет тек сквозь цветные драпировки. Сине-зеленые лучи окрашивали стены в глубокие темные цвета. Гармонию разрушали только радужные юбки и мерцавшие в украшениях драгоценные камни.
Мелодии было не до них. Она управляла нотами, не цветами. Гиттерн солировал, набирал силу. До самой высокой ноты. До пика. И, наконец, замолк. Сразу же музыканты ударили в накры, и зал наполнили дробь и благородные голоса лэргасских рожков.
И в эту же секунду распахнулись двери, и в залы вошел король.
Придворные привычно притихли и расползлись по углам – встретиться с монархом взглядом было самой верной дурной приметой из возможных. Впрочем, последнему было явно не до них. Гвендорский посол зашел сразу вслед за Брэдгером и теперь они вполголоса переговаривались. Сечен показался из-за портьеры и, убедившись, что король его увидел, отшагнул обратно.
Вскоре появилась Ульмарская делегация, с небольшим, но корректным опозданием. Рядом с маленькой и хрупкой шестандцатилетней принцессой шагала Северная Святая. Ореол неуловимой властности окутывал высокую фигуру. Пепельные волосы придерживал золотой обод, изредка бросавший желтые блики на выбеленное полотно одеяний. Позади нее держался невысокий человек с темно-лиловыми глазами. Он быстро смешался в нарядно одетыми придворными, стараясь не привлекать к себе внимания. Принцесса скользила по узорчатой дорожке ковра тонким золотистым привидением. Каштановые локоны, взбитые в высокую прическу, почти закрывали от взглядов бледное лицо, походка выдавала неуверенность - не привыкла идти первой. Глаза, надежно скрытые полуопущенными ресницами, переходили с одного придворного на другого, словно ища знакомые лица. Когда фиолетовый взгляд остановился на Брэдгере - заметно вздрогнула, сбилась с шага. И тут же - гордо вскинула голову. Натаниэль ласково опустила ладонь на плечо девушке и мягко подтолкнула вперед, рассматривая придворных из-под полуопущенных век – малахитовые глаза мягко мерцали… Один из аристократов подошел испросить благословения, и тонкая ладонь взлетела и опустилась на укрытое сюртуком плечо. Неслышно прозвучали слова молитвы. Принцесса кивнула, благодаря за поддержку - ровным, грациозным шагом пошла вперед, к венценосному кузену. Даже смотрела прямо, не таясь. Черноволосый король оторвался от разговора и властным жестом поднял руку, приказывая музыке стихнуть. Вперед выступили двое немолодых придворных с декоративными, украшенными лентами рожками. Один высоко поднял свой.
- Его Величество, король Аргодора Брэдгер Ардварт Первый Эрраньский приветствует свою кузину, Ее Высочество принцессу Надежанну Ильернскую, а также ее опекуна, - изящный поклон. Принцесса неуверенно кивнула, и тогда вступил второй.
- Ее Высочество, принцесса Надежанна Ильернская приветствует своего кузена, Его Величество короля Аргодора Брэдгера Ардварта Первого Эрраньского, а также его гостя, - продекламировал глашатай. Принц вежливо поклонился. Смуглокожий король нетерпеливо поднес руку к необезображенному шрамом виску. Снова заговорил первый.
- Его Величество король Брэдгер Ардварт Первый просит Ее Высочество принцессу Надежанну разделить бокал вина за беседой.
Девушка быстрым, неуверенным движением оглянулась на сопровождавшую ее жрицу. Натаниэль склонила пепельную голову, ободряя, и сделала шаг вперед, показывая, что последует за ней. На губах появилась теплая улыбка. Второй глашатай провозгласил, что принцесса счастлива принять приглашение. Снова заиграла музыка.

Паж поднес бокалы с вином. Возле самой ниши, где расположились король и посол Гвендора, не было ни души, но на некотором почтительном отдалении было тесно от холеных разряженных людей – и все они делали вид, что забрели в эту часть зала случайно. Сечен прошел между ними, улыбаясь неприятной, змеиной улыбкой: толпа сразу поредела. Отыскал взглядом приезжего из Ульмара, подошел и склонился в приветствии.
- Граф Сечен, придворный падальщик на службе Его Величества.
Тот ответил легким полупоклоном и даже не соизволил назвать имени:
-Сопровождающий Пресветлую.
- Рад приветствовать, лорд Намелас. Как вам нравится Ктеж?
-Неуютный город, ваше Светлейшество, - сверкнул лиловыми глазами из-под длинной челки человек.
- Довольно неуютный, - кивнул. - Но я полагаю, вам понравятся здешние развлечения.
-Я не уважаю развлечения, граф.
- Право же зря... Местные интриги – зачастую произведение искусства, - улыбка.
-Я не уважаю интриги, Ваше Светлейшество.
- В таких случаях говорят, что никогда не стоит судить по первому впечатлению, - сложно было понять, к чему именно относилась реплика.
Темноглазый человек кивнул и еще раз поклонился, цепко оглядывая придворных. Рука метнулась к поясу, но тут же свободно упала вдоль тела – видимо, не оказалось привычного оружия. Граф опустил глаза, словно отмечая жест, но промолчал. И тут же задал новый ничего не значащий вопрос.


- Ее Высочество, я полагаю, уже в курсе цели визита Его Высочества Гартана Сеннского? - король едва пригубил бокал, без тени стеснения сверля кузину задумчивым, неприятным взглядом. Девушка не опустила головы, но щеки обидно порозовели. Натаниэль перевела взгляд с девушки на Его Величество, и малахитовые глаза потемнели.
-Династийные браки имеют своей целью укрепление дружеских отношений между странами, но не следует лишний раз давить на дитя, Ваше Величество.
Король поднял взгляд на Северную Святую – кажется, ему начинал нравиться этот прием.
- Право же, я могу смотреть и в другую сторону, - в тоне сквозила скрытая усмешка.
- Будьте так любезны, Ваше Величество.
- Хенрик Гвендорский через несколько лет достигнет совершеннолетия, - теперь взгляд правителя холодной, тяжелой змеей скользил по лицу жрицы. - Как и Ее Высочество.
Жрица склонила голову, соглашаясь:
-Никто не высказывает отрицания. Ваше Величество просят быть мягче с Ее Высочеством, - Натаниэль на секунду накрыла руку принцессы своей ладонью и тепло на нее посмотрела.
- Его Величество даже не стал принимать окончательного решения. Мы договорились с принцем, - кивок в сторону молодого человека. Тот склонился в легком поклоне, - что и Надежанна и Хенрик будут вольны разорвать помолвку если найдут ее неприемлемой для себя. Его Высочество, - снова расшаркивания, - полагает, что оба взрослые и мудрые люди, способные отвечать за свои решения. Так что Его Величество Хенрик Третий Деймарский уже уведомлен, что принцесса нанесет визит в Керн в ближайшее время, и пробудет там несколько месяцев. С опекуном, конечно же.
Натаниэль низко наклонила голову, соглашаясь и пряча раздражение.
- Его Высочество несколько боится скорого начала дождей – состояние дорог будет ужасным, - Брэдгер слегка поморщился. - Поэтому особенно просил не слишком затягивать с началом дороги. Но, поскольку такие вещи от меня не зависят, просто передаю эти слова Ее Высочеству, - кивок в сторону Надежанны. Длинные темные ресницы принцессы затрепетали, выдавая замешательство, головка склонилась в ответном жесте. Жрица вновь ласково посмотрела на девушку:
-Если Вы закончили, в таком случае, мы можем разойтись и позволить принцессе насладится вечером и познакомится с Его Высочеством.
- Мы закончили, - откровенно-насмешливый взгляд. Впечатление от мимики Брэдгера здорово смазывалось шрамом, но яркие эмоции читались без труда. - Надеюсь, прием доставит тебе удовольствие, Пресветлая.

Детский организм быстро восстанавливается, как физически, так и психологически. Только что ноги еле держали мальчика, и вот, спустя совсем немного времени, он уже вприпрыжку бежит по каменной и даже относительно чистой мостовой. Во всем Аргодоре такие широкие и хорошо мощеные улицы, пожалуй, только в Ктеже - столица как-никак.
Сандалии отбивают веселый ритм, его догоняет Ифу и два одинаковых взгляда встречаются, они весело подмигивают друг другу.
Лестница показалась короткой, и Вулуфи почти влетел в комнату, куда успела вернуться со службы сулимхадка - неужели столько времени уже?
-Аэль, Аэль, я могу людей лечить, - звонко выкрикнул подросток с порога, закрывая за собой дверь.
Стражница сидела на полу и чистила меч. Вечернее солнце лизало лезвие легкого клинка и золотило седину в черных волосах.
-Тише, юный, не кричи так и говори толком.
Это не охладило энтузиазма мальчика. Он немного сбавил громкость, но не эмоциональность.
-У Энета, это мой приятель, деду стало плохо, совсем плохо, он еле дышал, и сердце билось… неправильно. А я… я положил руку на грудь и понял, как должно быть как надо. И… он вылечился. ну, глаза открыл и точно не помрет!
Аэль-Хель нахмурилась и вогнала меч в разноцветные ножны. Звук разнесся по комнате: ударился о таз с водой, оттолкнулся от зеркала, проскакал по кроватям и спрятался под аккуратно сложенными у стены доспехами.
-Вулуфи, ты много придумываешь.
- Но я не придумываю! - заспорил он. - Все так и было, почему ты мне не веришь?
-Потому что людей могут лечить только колдуны или служители Богов. – сердито ответила женщина и поднялась. – А если то, что ты говоришь – правда, то тебя следует отдать в послушники.
Вулуфи тут же задал вопрос, который всегда задавал, когда не мог понять этот так осложненный взрослыми мир:
-Зачем?
-Потому что это дар. – Аэль-Хель улыбнулась, потрепала мальчишку по голове и протянула ему ровно обточенную палку. – Держи.
Мальчик хотел обидеться на недоверие, но, увлеченный пришедшей в голову мыслью, забыл об этом.
-Дар - это ведь подарок, так? - спросил он задумчиво, чуть наморщив лов и беря палку в руки. - Но подарки дают просто так, за них никто ничего не должен, тем более идти к кому-то в послушники!
Стражница не ответила. Ступени скрипели под тяжелыми сапогами. Со стороны лестницы доносился гул веселых голосов.
«Дородный старик» делился на две части: ту, где с утра до вечера бурлила жизнь и где собирались ктежские ремесленники, и ту, где жили приезжие. Соединялись дома невзрачной галерей, завершавшейся лестницей.
-Бери палку и давай за мной!
Нехотя Вулуфи послушался - все равно она настоит на своем.
-А все равно я его вылечил, - тихо и немного расстроено пробурчал он, идя за сулимхадкой.
Они вышли на укрытый тенями двор. Ветер гонял солому и песок, теребил листву могучего дуба. Великан снисходительно наблюдал за попытками и изредка тяжело вздыхал, сбрасывая задержавшиеся с осение листы.

Аэль-Хель остановилась напротив солнца и кивнула мальчишке:
-Ну, лекарь, становись напротив. Сражаться будем.
- А зачем? - снова прозвучал излюбленный вопрос. Действительно, зачем ему, Вулуфи, сражаться с Аэль-Хель.
-Научишься, - хмуро ответила она. – Смотри, держи палку так. Тогда тебе будет легко бить.
Он перехватил палку так, как показали. Это действительно интересная игра, хотя до сих пор стражница не очень любила игры…
-Это не очень хорошо - кого-то бить… - заявил мальчик.
-А если тебя самого будут бить?
-Меня никогда не били!
-А если?
-Не знаю, - ответил Вулуфи не очень уверенно, и покрепче сжал дубину, стараясь быть внимательным.
Аэль-хель вздохнула и уселась на корявый корень дуба, воткнув палку в землю. Дерево зашелестело, скидывая ненужный груз.
-Что с тобой делать, юный?!
-Со мной надо что-то делать? - спросил Вулуфи неожиданно тихо и задумчиво.
Сулимхадка не ответила. Она рассматривала покрытые шрамами руки, грубую кожу ладоней, узловатые и некрасивые пальцы. Седая прядь вырвалась из пучка волос и, скользнув по щеке, упала на плечо.
Аэль-Хель показалась вдруг мальчику одинокой и грустной, какой-то уставшей. Он бросил палку на землю и подбежал к ней.
-Что с тобой, Аэль? - спросил паренек, пытаясь всмотреться в глаза. - Тебе плохо?
-Скажи, ты правда его вылечил? – глухо проговорила женщина, разглядывая серый песок под ногами.
- Правда. А зачем мне говорить неправду?
Ему стало как-то тревожно, будто сделал что-то не то, сам об этом не зная, и Вулуфи старался понять, что же не так. Или опять странности и сложности взрослого мира?
Аэль-Хель вздохнула и, неожиданно потрепав мальчишку по светлой голове, обняла и прижала к себе. Пытаясь понять и почувствовать, как совсем недавно со стариком, все ли так и может ли он чем-либо помочь, сделать "как правильно", Вулуфи немножко неловко обхватил за шею руками относившуюся к нему по-матерински женщину. Она только крепче сцепила руки и вздохнула:
-Только не уходи в храм, юный. Только не уходи.
Нет, с ней все в порядке. Странно, тогда что же она…
- Не уйду, - серьезно кивнул мальчик. - Там скучно! Может, ты меня поучишь?
Вулуфи кивнул на лежавшую палку. Аэль хорошая, надо ее как-то отвлечь!
-Да ненужно тебе это, - черноволосая женщина отстранилась. Солнце стерло со смуглого лица усталость, вернув обычно-хмурый тяжелый огонек.
- А ты же говорила…
-Отдохни, юный, отдохни… - махнув рукой, Аэль-Хель скрылась в таверне. Ее тень скользнула по песку, устало ссутулилась и грустно повела плечами.
Вулуфи задумался, смотря ей вслед, потом тряхнул головой и, подняв брошенную палку, начал ей что-то чертить на земле.

(С Соуль)

Плавно сменили официальную часть танцы. Пары закружились в затейливых придворных танцах, и только там, где сидели музыканты толпился люди. Каратэль ласкал струны гитерна, напевая старинные песни Аргодора, прославляя правителей и древних рыцарей. Один из аристократов принял из рук придворного музыканта мандолу и опустился на стул напротив, подпевая менестрелю. Когда голос седого затих – начала свою балладу. Какое-то время они перемежали песни, соревнуясь, но молодой сдался быстро, и его место занял другой – пожилой человек с золотистой лентой в сизых прядях. Пары менялись, танцующих становилось все меньше – один за одним люди подходили на зов затейливой мелодии.
Место напротив менестреля занял хрупкий маленький мальчиках. Рукава нижней рубахи свободные у плеч сужались и плотно стягивали кисти, подчеркивая неправдоподобную тонкость. У камзола, наоборот, расширялись и переходили в длинные, почти до колен, углы на локтях. Брюки с зеленой шнуровкой облегали ноги, черная лента закрывала глаза. Он обнял цитоль, и громоздкий для изящных рук плектр высек мелодию из металла струн.
Тихий, но сильный голос наполнил зал. Баллада о сестрах медленно потекла между придворными, привлекая внимание необычным, сложным слогом и почти дерзким возмущением силой Шеан. Кто-то качал головой, другие отбивали ритм, трети прицокивали языками, восхищаясь дерзостью неизвестного мальчишки, четвертые перешептывались между собой, обсуждая наглость королевского шута, который занял место не по должности.
Странный человек, прибывший вместе со Светлейшей слушал песню с непроницаемым лицом, стоя за спиной жрицы. Малахитовые глаза Натаниэль потемнели, потом в них вернулся знакомый ясный свет.
-Что вы думаете, Светлейшая?
-Каждый выбирает по себе, достопочтенный, - не отрывая взгляда от мальчишки, произнесла жрица. – Кто это?
-Мне не известно, Светлейшая. Возможно другие придворные знают…
Старейшина Храма отстраненно кивнула, вслушиваясь в последние куплеты. Потом было еще несколько аккордов, и, когда они затихли, Каратэль поднялся и поклонился неизвестному музыканту. Поднял светлую ладонь и запечатлел поцелуй, признавая свое поражение.
-Меланноте… - прозвучало в наступившей тишине, и больше никто не решился выйти против загадочного исполнителя.

Остаток вечера пролетел быстро, ночь - быстрее втройне. Теперь нужно было еще встретиться с Каий, и разговор предстоял не из легких. Проходя по коридорам, Брэдгер попытался припомнить последнее письмо Сетталя - никаких проблем, кроме порожденных общей замкнутостью жизни, у старика, кажется, никогда не было. А главное - на него было можно положиться. Девушку он нашел в летнем саду. На коленях лежала раскрытая книга, на этот раз – написанная языком слепых.
-Я хочу чтобы ты тоже уехала. В Сетталь, - Брэдгер остановился в паре шагов от шутессы.
Пальцы замерли над буквами. Каий подняла голову. На лице не было и тени улыбки – невозмутимая маска, под которой скрывалась река чувств.
- Я... прошу тебя, - король опустился рядом с ней, но касаться не стал. Сейчас это выглядело бы попыткой давить.
Она отвернулась и закрыла книгу. Ветер прошелестел в страницах и смахнул с веток дерева несколько листов.
Легшие поверх кожаного переплета пальцы едва заметно дрожали. Чуткие руки выдавали эмоции не хуже, чем некоторых людей – мимика.
-…хорошо.
Брэдгер взял ее ладонь в свои. Наверное, только сейчас с отчетливостью понял, что придется расстаться. Надолго расстаться. Король в последнее время редко бывал рядом с Каий, но тогда он знал, что может в любой момент ее найти - и уже одно это обстоятельство делало вещи легче. А теперь оставалось полтора дня, страшно занятых дня, но... Хотелось побыть рядом.
- Я вернусь. Обещаю, - Брэдгер поднес ее пальцы к губам.
-Я верю. – Пальцы коснулись лица, погладили щеку и замерли, где начинался шрам. – Передайте призраку, что следует быть осторожнее.
- Передам, - улыбнулся Брэдгер. - Наш призрак ловок, ловчее даже того казненного барона, де Вирта. Даже если тут все завалится, он выйдет сухим из воды. Зря вы все-таки это вчера устроили, теперь Сечену только больше работы.
-Простите. Это просто древняя песня… просто древняя песня.
- Уязвленное самолюбие способно натворить больше, чем по-настоящему попранные права. Ты и сама знаешь, - Брэдгер произнес это буквально по слову, словно сам до конца сомневался, что скажет именно это. А потом принужденно рассмеялся. Каий качнула головой и убрала руку. Сцепила пальцы на лице возникло задумчивое выражение, какое появлялось, когда начинала вспоминать прошедшие события.
-Однажды она предложила мне вернуть зрение.
Брэдгер долгое время молчал, с непонятным выражением глядя на ее руки. Потом так же беззвучно коснулся плеча лбом. Он не понимал всех мотивов отказа... Но вот тяжесть решения - очень хорошо. И ответ Каий - тоже уже знал.
-В мире не одна Богиня, - тихо добавила и принялась перебирать жесткие пряди. Она чувствовала чужую усталость и пыталась прогнать ее, пока оставались минуты. Брэдгер благодарно погладил ее руку.
- А кто-то еще поклоняется Шаа?
Каий ответила не сразу:
-Карлики говорят, в глубине Алкаданских скал скрывается проклятый сородичами клан Зеленого Лезвия. Они занимают самые древние и глубокие пещеры и по легенде вырастили в подгорном королевстве Богиню мертвых рек. Отец Скал удочерил ее и воспитал по своему обычаю. И, если он прославлял мастерство и силу, то она - верность и честь.
- Гном удочерил богиню?
-Нет, - она неожиданно засмеялась. – Отец Скал – грозный Бог, отвечающий за подземные пути и хмурые горы.
- А какие жертвы она принимает?
-Воду. Карлики приносят ей воду из разных рек – так она может говорить с теми реками, которые далеко. Молитвы – так беседует с верующими. Третья жертва, которой она требует – преданность. Если отвернешься от один раз – Богиня отвернется от тебя навсегда. Она не терпит предателей.
Брэдгер растерянно кивнул - не таких слов он ждал. Обряды подземной богини будоражили своей непохожестью на все, что он видел. Подумалось, что боги - забавный народ: если бы он был богом, меньше всего бы его волновала преданность смертных. Но, наверное, преданность некоторых смертных того стоила.
- А что значит - отвернуться от нее? Перестать молиться?
-Перестать…, - ненадолго замолчала, - верить. Перейти под длань другого Бога, который посулит милость, когда Богиня будет сурова.
- И ты?.. - Вопрос возник как-то сам собой.
-Моя Богиня бережет меня, - был короткий ответ. Хрупкая ладонь напряглась в сильных пальцах и задрожала.
Брэдгер погладил ее. Укол ревности сменился странным спокойствием, какое бывает у человека, принявшего решение, хотя король даже не думал ни о чем, что требовало бы определенности. Словно кость, дотоле катившаяся по столу, легла, наконец, определенным знаком. Несколько минут пролетели в тишине - только шорох листьев над головой и далекие крики птиц.
- Нужно идти. Я вернусь вечером, - еще одна пауза. - Хорошо, что ты здесь.
Она склонила голову, слушая удаляющиеся шаги и раскрыла книгу, привычно опустив на страницы ладонь. Мысли разбегались и буквы не собирались в слова. Растерянность заполнила сознание.

На главной площади Ктежа раскинулся разноцветными шатрами балаган. Шалмеи выдували в небо задорные ноты, мандолы и виелы высекали из струн. Жонглеры перекидывали из ладоней в ладони яркие шарики, фокусники выпускали голубей и карточными трюками дурили головы горожанам.
Между столбов натянули канат. Длинное и черное тело раскачивалось на фоне облаков, пугая размеренными колебаниями и тонкой, скользившей по песку, тенью. Гибкая фигура мальчишки плясала вместе с дрожащим силуэтом. Внизу давали кукольное представление, рядом поднимали тяжести силачи. Толпа бурлила, пропивая и проигрывая заработанное за неделю.
Вулуфи смотрел на представление, сперва наслаждаясь им. Он был один, приятели куда-то убежали. Однако потом, по мере удовлетворения любопытства, происходящее почему-то начало казаться ему каким-то неправильным, искусственным. Или это общее ощущение, что творится вокруг происходит что-то эдакое?
Он нагнулся и погладил Ифу, и в это время раздался стук копыт и толпа расступилась – через площадь, далеко от мальчика, проезжал отряд всадников. Толпа расступалась и смыкалась, отряд рассекал ее, не оставляя следов, словно корабль – поверхность воды. Вот они уже на краю площади… Покинули ее.
И вдруг к мальчику пришло странное ощущение – что эти люди уезжают из города, и ему… ему больше незачем находиться в Ктеже после их отъезда. Надо идти. Куда? Он всегда знает, куда идти. Хотя… лучше подождать. Ифу побежал за отрядом, чтобы разглядеть, кто там был. Через некоторое время песик нагнал всадников, и мальчик увидел их его глазами.
Небольшая кавалькада миновала северные ворота. К спине ехавшего в центре всадника прижалась не то нескладная девушка, но то маленький мальчишка: очертания фигуры скрывал дорожный плащ. Рядом держалась в дамском седле светловолосая женщина с простым и открытым лицом. Троицу сопровождали четыре наемника. Путешественники весело переговаривались между собой – молчал только ребенок, льнувший к своему покровителю. Они мало напоминали Вулуфи его знакомых – таких приходилось видеть только в кварталах благородных или у замка.
«Дворцовые, наверное», - подумал мальчик. - «Мало ли куда едут».
Однако ощущение не пропадало, а становилось все сильнее. Надо идти. Ведь это так просто – что-то делать прочсто потому, что знаешь, что делать. Но как же Аэль-Хель? Он должен ее предупредить, а ей может не понравится… Паренек поморщился в предчувствии спора – это казалось ему бессмысленным. Но иначе нехорошо, она будет переживать!
Ноги уже несли домой, и человек с псом, который уже вернулся, лавировали среди праздничной толкотни столицы, пробираясь к «Дородному старику». А вот и знакомая дверь. Она должна быть дома.
Вулуфи открыл давно не крашеную дверь.
Там, однако, оказалось пусто и тихо – сулимхадка была еще на службе. Что же делать? Идти искать ее – бессмысленно. Значит, надо ждать – или уйти, оставив записку. Нет, это будет нехорошо. Внутри столкнулись два понятия о правильности, однако решение пришло, как всегда, быстро. Не обращая внимания на нараставшее чувство, заставляющее идти, он сел на пол, подтянув к себе колени руками, и стал ждать. Он подождет еще сколько можно. Еще не поздно, есть время. Он знает.
Появление сулимхадки означили стук сапогов и тяжелое дыхание. Дверь открылась, впуская летнюю жару и толстого кота трактирщика.
- Эйх ты, негодний! А ну, иди, иди давай! – стражница подтолкнула его носком ботинка к выходу.
Дремавший Ифу приоткрыл глаз и лениво рыкнул на кота. Вулуфи почувствовал неприятный холодок внутри и заставил себя посмотреть женщине в лицо.
- Добрый вечер, Аэль, - сказал он. - Мне… Мне надо было быть здесь, а теперь мне надо идти.
Лицо мальчика было чрезвычайно серьезно.

Женщина остановила руку на полпути к пряжке пояса и подняла глаза на мальчика. Вчера Аэль-хель обрезала волосы, и теперь овальное лицо окружал черно-серебристый ореол. Он молча выдержал ее взгляд, хотя в нем что-то болезненно сжалось. Часто голубоглазый паренек выглядел младше своих лет, но сейчас казался, если посмотреть на лицо, старше. Гораздо старше.
Ифу тоже смотрел на стражницу точно таким же взглядом.
-Сколько тебе лет, юный? У тебя за плечами нет прошлого, а впереди нет будущего, оборотень, так? - женщина присела и потрепала пса за ухом, смотря в чистые и ясные, человеческие, голубые глаза. Губы исказились в болезненной и задумчиво улыбке. – Странник из сказок моего детства.
Почему-то мальчика задела такая реакция. Он почувствовал себя немного обделенным.
-Я не знаю, сколько мне лет, и я не оборотень, - любопытство все-таки прорвалось наверх. - Про какие сказки ты говоришь?
-У нас рассказывают про странника с псом. У пса человеческие глаза. Они приходят, когда люди Подземелий и люди Неба начинают сражаться с друг другом, - сулимхадка отстегнула ремень и распутала узел ножен. Ярко оплетенная фиранги легла на пол.
Только что ведь было любопытно, а сейчас нет. Вулуфи пришло ощущение, что ему не стоит этого знать, что это лишнее.
- Я есть я. Прошлое, будущее… О них не стоит слишком много думать. Есть сейчас. И я знаю, что мне сейчас надо идти. С тобой было очень хорошо, Аэль.
Он порывисто вскочил и обнял женщину. Сулимхадка от неожиданности упала на пол и, тепло усмехнувшись, чуть отстранила мальчишку от себя, рассматривая по-детски открытое лицо, заглядывая в восторженно распахнутые глаза.
-Юный-юный, - сильные руки сжали плечи. – Но учти, в путь без одежи и денег не пущу.
Он смущенно и радостно улыбнулся. Кажется, неприятный миг остался позади.
- Спасибо!. А… у тебя достаточно останется?
-Достаточно. Поверь. Я попрошу тавернщика собрать еды в дорогую, а ты пока сложи вещи.
Аэль-хель остановилась у полки, разглядывая аккуратно сложенные вещи. Из стопки вылетел короткий, подбитый пухом плащ. – Хотела в праздник осеннего вечера отдать, да раньше придется.
Вулуфи принялся за сборы, в голове поселилось радостное и немного возбужденное предвкушение новой дороги, новых впечатлений, новых встреч.
-Я постараюсь побыстрее, тем более что у меня времени мало. Надо выходить сейчас. Жаль, что ты не можешь со мной идти, - вдруг вырвалось у него.
Складывавшая плащ женщина обернулась и подошла. Опустилась рядом, расправила мягкую ткань и накинула на тонкие детские плечи.
-Если ты тот, кто я думаю, я тебе не нужна, юный.
- Кто может знать это? - как часто бывало, переход от серьезности к эмоциональному порыву и обратно произошел почти мгновенно, как будто рука сдергивала маску, и под ней обнаруживалась другая, только все эти маски были настоящим лицом. Каждая. - Иногда что и кто нужен, узнаешь в самый последний момент.

- У меня служба, юный, - очень резко, словно стараясь скрыть чувства, сулимхадка поднялась, - я тебя внизу подожду, и провожу до ворот. Попробуем подорожную тебе выправить. Все, что я могу сделать для тебя.
- Хорошо, - кивнул он.
Сборы отняли совсем немного времени, и вскоре сосредоточенный Вулуфи спустился вниз, готовый пуститься в дорогу
Стражница сидела на пороге, обнимая небольшой дорожный мешок. Черные глаза потухли, даже летнее солнце не могло зажечь в опалах яркие огоньки, зато блестела кольчуга. Она да фиранги были единственными дорогими вещами Аэль-хель...
- Аэль… – тихо позвал он. – Пошли.
Они вместе вышли за ворота таверны. Летний Ктеж переливался красками, бурлил ярко одетыми людьми. Один из молодых стражников весело подмигнул черноволосой женщине, и она шутливо погрозила кулаком.
Мальчику предстояло покинуть этот город, но он не жалел об этом. Город принес немало нового, но он был у него, и будет – теперь без него. С людьми было сложнее, и что-то подсказывало Вулуфи, что до момента прощания лучше молчать.
У ворот Аэль-хель скрылась на час в караулке.
Сперва мальчик ждал спокойно, потом начал нервничать все сильнее, если бы можно было – ушел бы просто так, повинуясь ощущению, что драгоценное теперь, нужное время теряется. Но сейчас уже не было иного выхода. Солнечный день вокруг казался серым и пустым от тени тревоги и сознания, что он – не там, где надо. Нервные переступания с ноги на ногу не помогали, поэтому он уселся прямо на землю, привалившись к стене караулки, так же подтянув колени, как в комнате, в своей любимой позе ожидания.
- Да, понимаю я, что должна буду! – Аэль-хель склонилась над мальчишкой и протянула ему свернутый в трубочку лист. – Предъявишь, коли спрашивать будут.
Он взял свиток, решив не повторять уже навязшее, никому не нужное «Спасибо». Задрав голову вверх, посмотрел на нее. Пес чуть отступил – незачем лишний раз смущать женщину.
- Мне пора идти, как шел. Потому что идти. А ты не скучай, пожалуйста, Аэль-Хель. Хорошо, а?
- Обещаю, - она потрепала его по голове и отвернулась, сумрачно разглядывая каменные дома. – Иди, иди. Не люблю прощаться.
Вулуфи был с ней полностью согласен. Взрослые люди слишком большое значение придают памяти. Хотя не только взрослые, но они больше.
Он свистнул Ифу, больше по приобретенной от других привычке, так как никакой необходимости в этом не было, и пошел по дороге, не поворачиваясь. Зачем? От этого не будет лучше, и сулимхадка в его воспоминаниях не изменится. Наверное, он в ее – тоже.

За окном гостиницы «Светлячок» просыпался Клэймор. Насупившиеся горы возвышались над крышами домов, солнце гладило лучами улицы и отмечало тени. Торговцы катили груженные товарами телеги. Спешили мимо, не замечая, служители Шеан.
Городской пейзаж навевал мрачные мысли графу Леарину. И дело было не в отличии от привычного, ктежского, а в настроении Хоссэ: в сложившейся ситуации могла порадовать только неожиданная смерть арлионского короля.
Ольрик Виндорский был, несомненно, не только умелым воином, но и талантливым политиком. После смерти Гэлмара мягко отстранил от дел тех, кто пытался обвинить в захвате власти и предательстве дела отца, и назначил на их места необходимых людей. Провел несколько удачных реформ, благодаря которым сумел получить поддержку подданных и благосклонность правителя Арлиона - тот сразу потерял интерес к присмиревшему Виндору, что было как нельзя кстати. Однако даже это не сводило риск к минимуму.
Два месяца назад Арьете Вирт встретился с сэром Ольриком в Долинной Тверди и обговорил положение в общих чертах. Объединенные армия Виндора и треть аргодорских войск соотносились три к пяти против Арлиона – о численном превосходстве не могло идти речи. Оставалось надеяться на неожиданность и помощь третьих союзников.
Сэр Хоссэ раздраженно прикоснулся к изящному и тонкому браслету, охватывавшему левую кисть. Две золотых ленты оплетали серебряную. Замысловатыми узорами казалась вязь шерхадских письмен. Слепо смотрели на мир два вставленных в замочек глазка-агата.
Аэна Подземного Пути повернула ключ, и крышка откинулась с легким щелчком – на синем шелке лежали три ободка:
-Это послужит залогом нашего договора.
Арьете откинулся в кресле и сцепил задрожавшие пальцы. На секунду спрятанный под рубахой медальон Седьмого Совета показался невероятно тяжелым. Приходилось слышать, что религия Матери Мира развивалась разными путями, но сталкиваться с ответвлениями – никогда.
Истории утверждали: изначально существовал Храм, который называл Прародительницей не Шеан, не Шаа, а Единую, которой предыдущие две приходились дочерьми. Одна сестра повелевала жизнью, другая отвечала за смерть. Сотворившая мир Матерь следила за ними, но никогда не вмешивалась.
Верующие приносили дары Шеан, моля оберечь и сохранить, не забывали отводившую болезни Шаа, но не знали о чем просить бесстрастно наблюдавшую за всем Прародительницу. Со временем к ней стало обращаться все меньше и меньше людей: служители оставались без прихожан – богатые храмы Кемхета нищали.
Именного тогда приняли решение о роспуске Храма, на смену которому пришел Второй Совет. Двух Сестер назвали воплощением двуединого мира, и верующие отправились в святилища с новыми дарами. Это время напоминало детство религии, когда уставшие от молока матери прихожане тянулись к новому свету, и было недолгим.
Покой закончился расколом и кровавыми столкновениями в Шерхаде. Возник спор, кто же: Шеан или Шаа является той, которая заронила каплю жизни в Йиркман? Одни называли прародительницей дарующую жизнь, другие – темноволосую и сросшуюся с корнями деревьев Шаа, управлявшую мертвыми реками. Никто не вспоминал, что у дочерей была Мать.
Путь Подземелий и Четвертый Совет – такие названия получили враждующие стороны – принесли на земли разрушительные воины и окончательно раздробили на маленькие и враждующие области единое государство.
Служители опомнились, когда очередное столкновение завершилось чередой стихийных бедствий, убивших надежду на восстановление Кемхета. Четвертый Совет подкупил некоторых жрецов Пути, других убедил, верных богине – отправил в ее владения.

На развалинах Шерхада сформировался Пятый Двор, просуществовавший почти три сотни лет. Хитрые жрецы умело манипулировали толпами и проповедовали, что всякий колдовской дар – милость золотоволосой Шеан. Школы принимали это суждение, поскольку взамен на согласие получали покровительство усиливавшегося с каждым днем течения. Многие ученики впоследствии даже становились послушниками Пятого Двора – их силы мистическим образом усиливались после молитв. Вскоре чародеи стали неотделимы от Храма.
Привлечение колдунов было несомненно удачным ходом, но, вместе с тем, неверным. Почуявшие силу чародеи не захотели довольствоваться маленькими крупицами и пожелали получить Источник.
Переворот оказался тихим. За одну ночь Пятый Двор исчез. На его месте возник Шестой Совет, сформировавший новые постулаты. Отныне Матерь Мира Шеан не вмешивалась в дела людей – ступала своим путем. Руководящие посты при ней могли занимать только сильные чародеи, а остальным не суждено было подняться выше старших жрецов.
Государство за государством накрывала религия, легко впитывавшая культы мелких богинь. Чародеев не интересовали политические хитросплетения, они искали Силу. Мощь, которую могли дать длань Шеан и верующие.
Бездействие начало раздражать Старейшин Храмов и они потребовали смены Совета. Их поддержали старшие жрецы и странствующие проповедники – так появился Седьмой Круг, в который вошли сильнейшие служители.
Опасаясь повторения, они удалились к озеру Фалкрейн и оттуда уже четыре века управляли делами Матери Мира через своих Слуг. Изредка, примерно раз в полсотни лет, колдуны выбирали себе учеников из наиболее талантливых послушников, которые потом занимали освободившиеся места в Седьмом Совете.
Последние полвека Круг не давал о себе знать, и среди Старейшин Храмов опять стали возникать пересуды, которые пока еще не переросли в открытое недовольство. Ситуацию вовремя смягчила талантливая Натаниэль, отсрочила перевыборы, хоть и ненадолго.
Вирт полагал - это не самое худшее. Он получил от Ретирана медальон десять лет назад, и все годы ощущал, чего желает от него древний. Уже месяц как Арьете перестал чувствовать старого колдуна, хотя амулет не потерял свой силы. Это вызвало тревогу и раздражало.
И вот, закутанная в синие одежды жрица Подземного Пути предлагала ему браслет Слуги.
-Пока эти браслеты на наших руках, ни дети Шаа, ни вы граф Ольрик, ни вы, граф Леарин не помыслите о том, чтобы делом или словом нарушить наше соглашение, - журчала речь аэны.
Хоссэ посмотрел на подтянутого брюнета с едва заметной проседью в черных волосах. Граф Ольрик чувствовал себя неуверенно. На что надеялся виндорский лис, затевая интригу? Если его связь с запрещенной полторы тысячи лет назад ветвью Шаа откроется – можно говорить о провале заранее. Поклоняющиеся Шеан жители графства не поддержат восстание и могут выступить даже на стороне Арлиона.

-Что это? – Ольрик неуверенно заерзал в кресле.
-Браслеты, наделенные силой Шаа, - прошептала аэна и жестом подозвала двух девушек в зеленых одеяниях. – Служители Подземного Пути называют их кольцами верности.
-Я не могу быть верным ни одной женщине, даже если она – Богиня. – Одними губами произнес Хоссэ, но был услышан.
-Граф Леарин не понимает, о чем говорит. Шаа не требует супружеской верности, но приказывает не отворачиваться от ее силы. Предавший единожды, будет предавать до тех пор, пока не найдет истину в очищающих водах подземных рек. Подземные реки – сила Шаа. Только верный сумеет обратиться к ней…
-Я прошу прощения, святая аэна, но мы собрались здесь не для того, чтобы вести беседы на религиозные темы, - невежливо прервал ее Арьете. – Говорите емко: чем именно угрожают нам эти браслеты?
Аэна подцепила тонкими пальцами одно из украшений и застегнула его на кисти. Лицо в ореоле антрацитовых волос осветилось улыбкой:
-Тем же, что и аэне. Сначала графам покажется, что их ладони охватили ледяные кольца, - тонкий палец коснулся локтя, плеча, шеи. – Холод будет подниматься выше и выше, до шеи и головы, затем скует тела. Графы превратятся в ледяные скульптуры и растают на солнце.
Граф Ольрик вздрогнул и уставился на смертоносное украшение. Вирт наблюдал за ним не без злорадства и лихорадочно искал выход из щекотливого положения. Такого развития ситуации не мог предположить никто. Брэдгер говорил, что Арьете волен действовать на собственные страх и риск, но…
Хоссэ вздохнул. Если откроется связь виндорского лиса с Путем Подземелий и участие Аргодора в мятеже – о высокой политике придется забыть надолго.
-Вы не доверяете аэне.
Женщина оскорблено замолчала. Девушки застыли рядом, сложив руки и склонив головы. Почувствовав чужое замешательство, брюнет пришел в себя. Задрожало пламя потревоженной свечи. Скрип кресла показался чуждым тишине комнаты.
-Двадцать четвертого июля, - сдержанно, стараясь скрыть свои чувства, говорил граф Ольрик, - повсеместно на границе между Арлионом и Виндором начнутся вооруженные столкновения. К двадцать пятому июля мятеж охватит всю межу, чтобы привлечь внимание части Арлионских войск. Двадцать шестого июля, в Клэйморе и пригороде должны начаться волнения, которые также займут арлионскую гвардию.
-Аэна обещает, что все пройдет как нельзя лучше. Клэймор и войска центрального района будут дезориентированы.
-К двадцать седьмому июля, - пропустил слова женщины Леарин, - подойдут первые отряды Аргодора. Двадцать восьмого подтянутся основные силы. Часть будет сразу же отправлена к Виндору и встретится с той частью арлионской гвардии, которая участвует в подавлении мятежа.
-Если все пройдет успешно, аэна просит открыть горные пути для караванов ее служителей к озеру Фалкрейн и дать возможность мирно покинуть пределы Виндора и Арлиона. – Жрица робко подняла малахитовые глаза на своих собеседников.
Вирт бы залюбовался коротким движением, но жрица сейчас была не женщиной, а союзницей, чьи намерения оставались не до конца ясными. Он не верил, что служители Шаа просят так мало за участие в мятеже – привык не доверять жрецам.
-Граф Ольрик, вы не боитесь за свою жизнь? – Деланно-насмешливо приподнял брови Арьете.
-Я не пожалею своей жизни во имя свободы!
От слов виндорского лиса Вирт поморщился. Хрупкие помощницы аэны вспорхнули со своих мест и приблизились. Лепестки-ладони поддерживали плетенные браслеты. Арьете зачарованно смотрел, как длинные пальцы управлялись с украшенным агатами замком, а когда механизм щелкнул – дернулся под насмешливым взглядом жрицы Подземных Путей.
«Словно загипнотизировали», - размышлял месяц спустя.

Арьете прибыл в Клэймор вместе с небольшой делегацией из Виндора. Послы поселились в замке регента Химбольда, а Вирт предпочел комнату в «Светлячке». Первые две недели вел разгульный образ жизни: пил, коротал ночи в синем квартале, играл в кости и карты, - пытался отвлечь внимание следивших людей. Через некоторое время они оставили его в покое, убедившись, что граф Хоссэ Леарин не отличается от большинства знатных разгильдяев.
Однако собутыльников Арьете выбирал из числа городской стражи, девиц – из тех, кто любил клиентов побогаче и повлиятельней, игроков из числа дворян. Капля за каплей собирал информацию и складывал по кусочкам портрет Клэймора и его правителя. Картина вырисовывалась неоднозначная. Химбольт держался на месте регента благодаря тому, что его противники грызлись между собой. Стоило найти общие интересы – и дни бездарного короля закончились. На месте Ольрика, Вирт бы нашел способ получить арлионский трон путем интриг без вмешательства служителей Пути Подземелий и Аргодора.
К концу июня стало ясно, что своры замковых псов могут серьезно помешать. Они дрались каждый за себя и по одиночке не представляли опасности, но нападение соседнего государства могло сплотить их не хуже сильного вожака.
Арьете поделился своими опасениями с аэной Пути Подземелий, но она мягко успокоила его:
-Граф не должен волноваться. О неразберихе позаботятся служители.
-И заодно накормят жизнями голодающую богиню?
Разговор происходил в зеленой гостиной «Светлячка». Сочившееся через изумрудные драпировки солнце окрашивало предметы в коричневые и добавляло в черные волосы аэны искру. Синие одеяния отливали фиолетовым, а тонкая фигура жрицы казалась нереальной. Вирт с трудом мог оторвать взгляд от плавных линий плеч и ладоней. Женщина казалась ему совершенным творением неизвестного художника.
-В мире каждую минуту умирают люди. Богине аэны хватает жизней. Она баюкает умерших в ледяных ладонях и дарит им сны. Когда умершие просыпаются, они уже не помнят о себе ничего и начинают жить заново.
-Великолепная благодетель, - язвительно откликнулся Вирт и с трудом отвернулся от жрицы.
-Графу нужно успокоиться, - позади зашуршала ткань. – Подумать и отвлечься. Доверится служителям Пути Подземелий.
Ладони легли на узкие плечи. Пальцы были ледяными – по телу растекся приятный холодок.
-Я забываю о женщинах, с которыми провел ночь, - ровно посмотрел на жрицу граф.
-Тем лучше, считает аэна.
…монета солнца исчезла с неба, когда жрица ушла. Вирт долго сидел, смотря на синюю ленту в ладони, и думал, что совершил опрометчивый поступок. Аэна – союзница – к ней нельзя было приближаться на расстояние более, чем для поцелуя руки.
Для Арьете два часа вместе не значили ничего, но обиженная женщина – непредсказуемый враг. Опасался, что в пиковый момент жрица вспомнит и под волной эмоций допустит ошибку.
Но время шло, темноволосая служительница не появлялась. Вирт успокоился и продолжил заниматься делами по координации отрядов. Люди проникали через границы Арлиона по одному: спускались по реке Омьен из Аргодора, переходили границы в областях Энари, Хонти и Виндора, - так ковалось копье, готовое пронзить Клэймор.
Вирт скомкал принесенное голубем письмо и бросил на угли жаровни. Язычки пламени уцепились за сухие углы, разрывая бумагу на тлеющие лохмотья. Оптимистичные предположения маркграфа Декофа не могли порадовать. Арьете не верил в интуицию, удачу, судьбу и умел оценивать противников.
Кольчуга зазвенела и рассыпала по дорого обставленной комнате сотни бликов. Близился полдень – с первым словом обеденной молитвы в городе началось восстание.

Первым вспыхнул храм Матери Мира. Занялись соседние дома, пламя затанцевало на козырьках крыш и полотнищах палаток. Арьете вздрогнул, когда увидел пляшущий на фоне идеального неба рыжий язык. Служители Подземного Пути не стали возиться с уличными драками. Они подожгли город.
Рукоять легкого альвийского меча легла во вспотевшую ладонь. Вирт выбежал из своей комнаты и кинулся к лестнице, крича:
-Уходите! Уходите быстрей! Город горит!
Черная нить дыма текла вдоль деревянных стен гостиницы. Она оправдывала свое название. Объятая пламенем, освещала темный переулок рядом. Барон выбежал на улицу и вдохнул наполненный сажей воздух. Звенья кольчуги раскалились и обжигали через плотную шерсть рубахи.
Как бы ни готовился к этому граф Хоссэ Леарин – все началось слишком неожиданно. Да, Ольрик не лгал, когда говорил, что союзники выполнят свою часть договора, но не подозревал, что такой ценой.
-Граф Леарин, сюда! – лорд Риран, младший сын графа Ольрика, остановился рядом. Вороная кобыла под ним тяжело дышала и испугано вращала черными глазами. Рядом бесновалась тонконогая сестрица. – Скорее!
Арьете поймал поводья и запрыгнул в седло. Из-за жара очертания домов стали казаться нечеткими. Из полыхавшего дома вырвался мужчина, строение за ним смялось и рухнуло, словно карточный домик. Искры взлетели к потемневшему от пепла небу.
-Вниз, к выходу из города, граф!
Арьете сцепил зубы и прошипел:
-Нет, к замку, - показалось, что тихий голос заглушил бессмысленные крики испуганных масс.
-Это вопрос времени! – рука Рирана перехватила поводья. – Пламя скоро доберется и до замка. Они начали с храма!
Серые глаза стали ледяными. Ладонь лорда разжалась. Мгновение Вирт смотрел в карие глаза молодого человека, а потом резко натянул поводья, поворачивая вороную.
-За мной. Вы и часть ваших людей к замку. Вы должны до конца поддерживать иллюзию, что боретесь во славу регента и ничего не знаете о мятеже. Химбольт и так пощадил вас, когда начались столкновения на меже. Остальные за мной, к западным воротам.
Лорд Риран несколько секунд рассеяно моргал, затем решительно кивнул и махнул своим людям. Черные силуэты на алом фоне понеслись в сторону замка. Давнее чувство – повелитель защитит и обережет - гнало следом за ними горожан
Лошадь под Арьете испуганно заржала, отшатнувшись от упавшей перед мордой балки. Лоскуты огня взвились лентами и исчезли в короткой гриве. Стало тяжело дышать от страха и гари. Впервые за последние десять лет Вирт молился. Не Шеан, не Шаа, а неведомому Богу, который смог бы оградить от обеих сестер.
Лошадь подмяла под себя ополоумевшего человека, кинувшегося наперерез. Вирт без жалости взмахнул клинком, добивая, и повернул к западным воротам. Треск вырвавшейся на волю стихии заглушал конский топот и тяжелое дыхание всадников.
Улица понеслась вниз зигзагами – Клэймор был построен на горных тропах и красиво вписывался в ландшафт. Когда-то. После пожала ничто не напомнит о величественном городе. Он будет уродовать лицо скал развалинами.
Вирт на секунду прикрыл глаза. Почуяв слабину, вороная встала на дыбы в попытке скинуть всадника и захрипела. Древко белооперенной арлионской стрелы дрожало возле уха. Лошадь завалилась набок, едва не придавив всадника.
-Не сметь покидать Клэймор! – В глазах застывших у ворот стражников полыхало пламя не менее безумное, чем охватившее город.

Воин вскинул лук и отпустил тетиву, прерывая жизнь горожанина. Арьете испуганно обернулся и вновь попросил неизвестного Бога заступиться. Видимо, он услышал молитву – жизнь метившего в барона стражника оборвал арбалетный болт ехавшего позади всадника. Сильная рука подхватила тонкого, как змея, Вирта и закинула в седло.
Группа конных врезалась в тлевшие ворота, разметав кинувшихся остановить гвардейцев. Поток воздуха, не такого жаркого, как в городе, растрепал гривы и приятно скользнул по воспаленным лицам.
-К шахтам. – прорычал Вирт и отобрал поводья у своего спасителя. – Цель служителей – Шахты, а не горные тропы.
Медальон Шеан нагрелся под кольчугой. Браслет Шаа холодил руку. Опадавший на землю пепел наводил на мысли о декабрьском снеге, но бежавшие от города люди не давали забыть о происходящем.
Арьете не покидала мысль, что все можно было сделать тише, что можно было сохранить город, можно было… Он не относился к сторонникам бескровных путей, но понять безрассудную жестокость был не в состоянии. Клэймор надолго запомнит Аргородский Приход.
Дорога свернула к шахтам. Огонь еще не успел добраться до рабочих городков, но уже начинал дикую пляску совсем рядом. Мастеровые слажено без паники организовывались в группы и уходили прочь.
-Ей, достопочтенные, куда скачете? Али не видите, что…, - речь шахтера стихла за спиной.
Дорога вильнула вниз, и Вирт перезарядил арбалет, заметив впереди троих всадников в развевающихся синих одеяниях. Черные волны волос аэны струились по ветру. На секунду перед мысленным взором барона возник вечер в зеленой гостиной. Погас.
Арьете установил арбалет и отпустил крючок. Болт засвистел необыкновенно громко и отчетливо – непривычно после стрекота пламени в Клэйморе. Он впился в грудь жрицы, и в это мгновение левая кисть разорвалась ледяными иголочками. Медальон Седьмого Совета обжег грудь. Вирт не выдержал боли и застонал, схватившись правой рукой за гриву.
Он сжал амулет холодной ладонью и почувствовал, как завибрировала цепочка и задрожали полосы, из которых был сплетен браслет Пути Подземелий. «Кто бы ты ни был мой Незримый Защитник, оскорбленная мной женщина или спасенный мной мужчина, заступись, не оставь», - полыхнула мысль, прежде чем Арьете потерял сознание.
Он не успел подумать о том, как будет оправдываться перед королем. Не остановился и на том, что же искали в шахтах служители Пути Подземелий. Молился Неведомому Богу, пока не потерял сознание.

***
Первые дни августа выдались дождливыми. Дорогу размыло, из земли слепо смотрели древесные корни, а с листьев постоянно капало, зато воздух был чистым и свежим. С грив северных тяжеловозов текло, парусина повозок стала сырой и неуютной, и неунывающие циркачи непроизвольно поддались пасмурному настроению.
Джангаш с неудовольствием смотрел, как прячутся от дождя задиристые жонглеры, фривольные танцовщицы и хитрый Фокусник. Последнему пошел сороковой год, и он часто жаловался на боли в спине, коленях, локтях. Карлик, полвека берегший труппу «Цветной день», думал о том, чтобы прогнать неудачника, но рука не поднималась, хотя за прошлые грехи следовало бы.
Постановщик нахмурился, вспомнив сбежавшую девочку-акробатку. Он выкупил четырехлетнего ребенка у отца за пять монет и восемь лет воспитывал как собственную дочь. Слепая Каий с куда большим, чем видящие дети, любопытством узнавала мир, училась ходить без поддержки, пыталась понять, как выглядят цвета и предметы. Она заняла в сердце пустовавшее более полувека место.
-Эге-й, Джангаш! – смуглый и чернобородый, как карлик, альвиец подбежал к сидевшему на козлах. – Там мальчонка по дороге дальше. С собакой. Не разрешишь подобрать, а то смотреть, чесслово, жалко!
Тиор-кукольник прицокнул языком и запрыгнул в повозку.
-Что за мальчонка? – отвлекся от мрачных мыслей Джангаш и натянул капюшон на лицо.
-Ну сам съезди – глянь, а я-то что? Мое дело маленькое, - усмехнулся альвиец и подтолкнул карлика в спину. – Давай, не тяни.
Постановщик зарычал и ловко, словно бывалый акробат, спрыгнул на землю. На деле он не думал злиться на Кукольника, но по образу полагалось ворчать и изображать грозного смотрителя: за полвека свыкся с ролью. Начал с пары толстых кобыл, впряженных в полуразвалившуюся повозку и тройки веселых жонглеров, а теперь имел в подчинении «Цветной день» - самый яркий балаган во всем западной Йиркмане.
Идти под рассеянным зеленым светом по мокрой дороге Джангашу было неприятно. Мимо брели унылые тяжеловозы, переговаривались музыканты. Карлик в сердцах даже выругался, но разозлиться на Тиора не смог, когда увидел маленький силуэт бредущего по дороге ребенка.
-Эй, постой, саит. Саит с собакой! – повысил голос до рыка Постановщик.
Вулуфи уже потерял счет, сколько дней он шел по этой дороге. Точнее говоря, он не видел в этом счете никакого смысла: зачем, для кого, что это дает. Может, это нужно было, к примеру, Аэль - считать дни дежурств, а ему зачем?
Он чувствовал, что отдаляется от того, куда идет. Точнее, к кому - это подсказывала простая логика. Места, они передвигаться еще не научились, а вот живые и разумные существа… И, скорее всего, этот кто-то был в той самой группе, что мальчик и пес встретили на площади. Впрочем, опять же, надо просто идти, а там он узнает, что делать.
Пока, кроме погоды, от которой дорога раскисла, и ноги хлюпали в грязи, ничто не доставляло особых хлопот. К нему никто особенно не цеплялся, деньги и подорожная кормили и открывали дорогу. А по краям дороги был мир, восхитительный, прекрасный и новый всегда, на который было просто чудом смотреть, слушать, обонять его запахи и ощущать вкус пищи.

Мальчик рассматривал менявшую форму серое облако на небе, гадая, на что оно больше похоже, и не спотыкался лишь потому, что дорогу осматривали глаза Ифу. И тут его окликнули.
-А кто такой саит? - остановившись, обернулся Вулуфи к незнакомому мужчине.
-А… э! – Джангаш с интересом и жалостью уставился на промокшего мальчишку. Дождь стекал по светлым прядкам в ясные глаза, короткий нос покраснел, а губы стали синими. – Неважно, давай к нам!
Интересно, зачем он приглашает? Впрочем, неважно - никогда не знавший серьезных обил паренек не боялся незнакомых людей. Ехать быстрее, чем идти, а он отстает…
Вулуфи сделал несколько шагов в сторону фургонов бродячих артистов. Что это именно они, было видно. Мальчик с интересом осматривал пеструю ткань и незнакомых странных людей. Особенно подходить не спешил - зачем идти назад, они едут в ту же сторону, а мокрее он уже не будет.
Джангаш зацепился за край фургона и, подтянувшись на руках, перекинул жилистое тело через бортик.
-Ну, саит, руку давай и пса за собой тяни. Под дождем пешему без солнца правды точно не найти.
Ифу ловко прыгнул на руки хозяину… Хотя это общепринятое слово было тут совсем не уместно. Можно ли человека назвать хозяином своей руки?
Мальчик уцепился за крепкую руку Джангаша, и они оказались под пологом фургона.
- Спасибо вам, - поблагодарил странник неожиданных попутчиков.
Сквозь парусиновый навес повозки лился рассеянный свет, рыжий и алый плясал от жаровни с высокими краями. Приоткрыв полог, беседовали несколько женщин. Они бросили недоуменные взгляды на появившегося мальчишку, потом посмотрели на косматого Джангаш:.
-Новенький? – спросила Ксехей-Танцовщица.
-Нет, попутчик просто, – сильный руки стянули с плеч мальчишки плащ и подтолкнули к теплу, - ну-ка, тагисы, позаботьтесь о ребенке. Да и о псе тоже, вон, оба какие мокрые.
Карлик упал на пол, по-сулимхадски скрестив ноги, и протянул ладони к огню, грозно посверкивая угольками глаз из-под кустистых бровей. Ксехей засмеялась и, неловко качаясь в такт движениям повозки, двинулась к сваленным у противоположной стены вещам:
-Как звать-то новеньких? И пес какой, сулимхадкий, белый… В Западном Йиркмане таких с днем да светом Шеан не сыщешь!

Почему люди так странно спрашивают? Вроде как его об имени и в то же время не к нему обращаются. Прямо спросить всегда лучше!
Мое имя Вулуфи, а пса зовут Ифу, - сообщил мальчик, устраиваясь у жаровни.
-Ифу? – карлик засмеялся. – Это же твое имя наоборот! Ну, будем знакомы. Джангаш-Постановщик, а вот та лукавая тагиса – Ксехей-Танцовщица, рыжая – Лаззи-Акробатка, черненькая - Страсса-Акробатка.
Мальчик засмеялся. Как странно, что они первые это заметили. Правда, была обрезана половинка имени - первая, ставшая второй.
-Не совсем, - ответил он, - но почти. Рад с вами познакомиться. А вы всегда прибавляете профессию к имени?
Ксехей улыбнулась. Она поставила ну усики жаровни керамическую чашу и плеснула туда густой жидкости из бутылки матового стекла. От вязкой, коричневой жижи пошел густой аромат. С выжидательной улыбкой девушка села, поджав под себя ноги, и начала выстукивать бодрые ритмы зажатыми в круглых ладонях деревянными плошками. Остальные женщины тоже потянулись к огню, почуяв терпкий запах.
-У нас так принято. Если бы тоже умел что-то или собака у тебя, скажем, умела на задних лапах стоять, и тебя бы как-нибудь в «Цветном дне» назвали. Вот.., - Постановщик глубоко вздохнул и погрозил Танцовщице пальцем. – А… э, егоза!
Девушка лукаво улыбнулась, прикрыв черные глаза. Рыжая прядка спиралькой упала на широкий лоб, а бледные, в веснушках щеки зажглись розовым румянцем.
- Мне сказали, что я не очень хороший ученик, - непосредственно сообщил мальчик. - Я умею только читать и немного лечить людей, изредка, - может, не стоило этого говорить… Всем точно не стоило, но Вулуфи чувствовал, что здесь многому могут поверить. - Ифу... Нет, на задних лапах он ходить не умеет.
То, что они смотрят на мир вместе, говорить не стоило никому. Это относилось к тем вещам, которые паренек просто знал .
-Значит, ты Вулуфи-лекарь, - Ксехей достала из-под алых одежд деревянную ложку и принялась разливать настой по небольшим овальным плошкам.
Первую протянула Джангашу. Карлик принял с благодарностью и склонился, спрятав покрасневший нос в терпком настое. Вторую – Вулуфи:
-Пей, Вулуфи-лекарь. Оно прогоняет простуду, - новая чаша перешла к хрупкой Страссе, следующая к черноволосой Лаззи.

Мальчик с любопытством отхлебнул из чаши. Жижа была густой и вязала язык. Острая, обжигала нутро, наполняя теплом, еще более явным, чем растекавшееся по палатке. Страсса добродушно рассмеялась, смотря на ребенка.
-А что это такое, - спросил неугомонный паренек, встряхивая головой и поднимая взгляд. Ифу тыкался по углам, осматривая и обнюхивая их.
Джангаш отставил плошку и обхватил белого пса, притянув себе. Огромная ладонь коснулась пушистого загривка. Ифу обнюхал рукав рубахи и опустил нос, исследуя деревянную посудину.
-А это ты нашего Постановщика спроси, - низким голосом проговорила Лаззи и сдула с лица вялую прядку.
-Настой, - весомо поднял указательный палец Джангаш и хитро улыбнулся в густую черную бороду.
Хотелось спросить, настой чего, и еще что-то спросить, но вдруг, словно порыв ветра, приносящий какой-то далекий, но сильный аромат. Налетела усталость, слепляя глаза в неожиданном тепле. Возможно, сказалось и действия настоя, а скорее - все сразу. Вулуфи широко и сладко зевнул, прикрывая, как учила Аэль-Хель, рот ладонью. Ифу то слегка приоткрыл пасть, будто совершенно одинаково с хозяином устал.
Джангаш посмотрел на мальчишку и захохотал. Глубокий, похожий на грохот катящихся во время сели камней, заполнил палатку.
-Спи, Вулуфи-Дрессировщик, потом будешь вопросы задавать! Тагисы, позаботьтесь о саите, - произнес гном с глубокой, от души, усмешкой. Поудобнее устроившись недалеко от тепла жаровни, разливающемся вокруг, мальчик закрыл глаза и крепко уснул. Под боком пристроился пес. Карлик добродушно потрепал Ифу за уши и спрыгнул на размытую дорогу:
-Приглядите за саитом, ему с нами по пути похоже.