Айра не слишком разбиралась в поэзии, однако без того было ясно, что работать этот малый не хочет. Нет уж, такой поворот дела в планы феи решительно не входил. Если уж начала морочить голову человеку, то надо довести задуманное до конца! Вновь подскочив со стола, фея схватила лежащий подле сумки карандаш, который в ее маленькой ручке смотрелся весьма увесистой дубиной и, громко стрекоча крыльями, несколько раз облетела вокруг Недотепки, на последнем вираже с размаху огрев того своим грозным оружием по голове.
- Я тебе покажу потом! – проорала она в самое антипово ухо, - Хочешь всю жизнь прозябать в безвестности?!
Собственно, никакой другой судьбы Недотепка для себя и не представлял. Это самое "прозябание в безвестности" он считал столь же неотвратимым, как, скажем, седину...
Но грозная муза выбрала правильный тон. Не то чтобы Антип испугался карандаша, но слова "я тебе покажу!" были ему весьма знакомы.
Саморуков немедленно сел за стол, взял первый попавшийся блокнот, нашел чистый листок и робко обернулся к своей мучительнице:

О несравненная дева, хранительница Геликона!
Может быть, ты соизволишь вернуть карандашик поэту?
Нет у него ни чернил, ни пера из крыла птицы Феникс...

Тут голос изменил Антипу - слишком ярко вспомнилась давняя мечта о волшебном пере...
Подивившись столь быстрой реакции, фея возвратилась на стол и, милостиво улыбнувшись, протянула карандашик Антипу.
- Держи. И уж постарайся. Не может быть, чтобы в твоей жизни не было ничего такого, ради чего стоит писать стихи, - хитро прищурившись, произнесла Айра, вспоминая свои сегодняшние наблюдения за Антипом и за тем, какие взгляды он бросал на одну из присутствующих в компании девушек, - Ведь каждый день приносит нам новые впечатления. И новые встречи. Тем более в таком необычном месте.
"В таком необычном месте?!"
О да, незнакомка была настоящей музой! Перед глазами Антипа вновь поплыл дивный лес с говорящими деревьями, поляна с малахитовыми валунами и зеленый взор Шу...
Через несколько минут Антип, высунув от усердия кончик языка, сосредоточенно пыхтел над блокнотом, покрывая его карандашными строками. Конечно, это был не шедевр, выведенный волшебным пером птицы Гамаюн... но все же в строках этих шелестела листва, звенел ручей и легко шла по тропинке девушка, "чьим изумрудным переливам взгляда могла бы позавидовать дриада". И которая могла своим взором превратить обычный валун в малахит.
Саморуков так увлекся, что перестал обращать внимание на музу, которая уселась ему на плечо и читала строчки, бегущие из-под карандаша.
Через некоторое время Айра перебралась на подоконник и задумчиво поглядела за окно. На улице стало совсем темно, и никакого желания улетать в ночь у феи не было.
- Хорошо, - улыбнулась она, повернувшись к Антипу, - ты неплохо справился. Для первого раза. Пока я останусь с тобой. Но у меня к тебе будет еще одно задание.
Она сделала паузу, стараясь не рассмеяться.
- Завтра ты должен будешь прочесть свое творение той, кому оно посвящено, - нетерпящим возражений тоном произнесла фея.
— Что-о-о? — безо всякого гекзаметра завопил Антипка.
- Должен. Будешь. Прочесть. Ей! – отчеканила фея, пристально глядя юноше в глаза, - Можешь считать это испытанием, - продолжила она уже мягче, - пройдешь его – тебя ждет награда, ослушаешься – и я здесь больше не появлюсь. Поэтов вон полный факультет. Ты думаешь, нас, муз, на всех хватает?
Искусство, оказывается, и впрямь требовало жертв. И немалых...
Вздохнув, Антип встал и принялся сооружать для музы ложе из своей куртки...

(при неоценимом участии Гульды)

Ночь с 6 на 7 сентября

Утро началось как обычно, то есть с того, что Зая абсолютна не была готова вставать. Ей пришлось не менее пятнадцать минут потратить на то чтобы уговорить себя вылезти из под теплого одеяла. Далее, когда девушка соизволила посмотреть на смастеренные лично ею в качестве одного из зачетов часы, отличительная особенность которых заключалась в том, что висели они вверх тормашками и вместо кукушки из них вылезало карманное зеркальце, она осознала, что они недвусмысленно показывали, что до урока осталось пять минут. Едва успевая натягивать на себя одежду, застегиваясь на ходу, девушка выскочила из комнаты и помчалась в аудиторию. Все ученики были на месте. Не хватало лишь преподавателя- Нелли Владимировны Зайкиной.
-Вот это да!- подумала Зая,- Я преподаватель?
Но не отказываться же было от работы, тем более что студенты ей вежливо напомнили, что сегодня она должна прочитать лекцию по пространственно-временной диффузии энергетических элементов на примере пальчиковой батарейки и с открытыми ртами приготовились внимать ее словам. Только новоявленная преподавательница открыла рот, чтобы поведать о столь увлекательном предмете, о котором не знала ровным счетом ничего, как распахнулась дверь и в помещение влетела некая девица в деловом костюме.
-Госпожа директор, госпожа директор! Там поэты математиков бьют!
-Ба! Да я еще и директор!- со смешанным чувством восторга и ужаса подумала Нелля, решительным шагом направившись разнимать драчунов.
Стоп! Зая? Лезть в драку, кого-то разводить по разным углам?? Не-е-ет! Впрочем, чего только на свете не случится.
Она почти добежала до места происшествия, попутно аздавая различные указания, как на пути ее возник вдруг Жора с…младенцем.
-Дорогая, Пашуля не хочет засыпать.
От подобных заявлений голова Зайкиной пошла кругом, и девушка не нашла ничего лучше как приземлиться на кстати оказавшийся посреди коридора стул.
-Мамочки! что же произошло?- растерянно спросила она, беспомощно глядя на ….мужа.
-Тебе вредно так много работать!- заискивающе произнес тот. –Ты совсем на себя не похожа,- добавил грек и протянул собеседнице зеркало.
И тут произошло самое страшное: из стекла на Заю нагло смотрела жгучая брюнетка.

Подобный кошмар Нелля вынести не смогла и ….мгновенно проснулась. Когда спустя минут пять она наконец убедилась, что все это было не более чем сном и ни одного мало-мальски темного волоса в блондинистой шевелюре не прибавилось, девушка облегченно вздохнула и улеглась обратно в постель.
Засыпая, он грозно шептала:
-Ну попадись мне Этот суповар - недоучка… Я из него самого такой гриб сделаю, что все мухоморы повлюбляются!
А Морфей уже поджидал ее с новой порцией бредовых видений.

Ночь с 6 на 7 сентября

Жора очень хотел спать. То ли действительно ходили слишком много, то ли первый учебный день, то ли Антипово варево оказалось неправильным. Поэтому по дороге домой он даже не реагировал на сонмища огоньков вокруг, и лишь вяло отмахнулся рукой, когда по улице прошел танцующий одуванчик с Макридиса ростом.
- Опять музыканты, - душераздирающе зевнул уставший грек, посмотрев вслед растению. – Если б на уроках так усердно творили…
До своего домика он дошел без приключений. Благодаря теперешнему положению в его жилище был отдельный вход с улицы, правда, к самой новой комнате Георгий еще не совсем привык, а потому тапочки оказались не на месте, и еще он ухитрился по дороге пребольно ушибиться о ножку стула. В общем подумать над загадками не удалось и, проклиная лес, студентов, преподавателей и комнату (правда, не слишком зло, чтоб не рассердить духа-хранителя), он провалился в cон…
Неспокойный, тревожный. Видение расцвечивалось блестящими бликами и сонно подмигивающими звездами. Вряд ли Георгий прежде попадал во снах в подобные места: шептала лиловой листвой приютившаяся в горах лощина, теплый ветер ласкал щеки и мягко, маня, мерцали над вершинами звезды.
Он осмотрелся по сторонам, не понимая, где находится, и как сюда попал. Было темно, тепло и уютно. Ощущение усталости покинуло тело, как будто испарилось легкой дымкой, на миг пробежавшей по рисунку созвездий.
Наверное, надо куда-то пойти, но зачем? И тут хорошо. Жора уселся на мягкую траву, затем откинулся назад и лег, запрокинув руки за голову и глядя в небо.
Постепенно огромные тучи скрывали звезды... они, дорогие вели себя как-то странно. Двигались, что ли... но не разберешь из-за облаков. Когда пушистые ладони сомкнулись, из-за склонов докатился грохот.


(в основном - Хигфе)

-Гроза, что ли? – Георгий поднял голову, поспешно выискивая дерево, под которым можно укрыться. Мельтешения звезд он списал на дрожащие потоки предгрозового воздуха.
Скульптора приняли под плотно сомкнутые лапы ели, между длинными иголками золотились неуместные здесь светляки. Под ногами скрипели пожелтевшие иголки, год за годом опадавшие на сырую землю... напоминали мягкий, одноцветный плед.
-Почти так же хорошо, как у нас, - сказал сам себе Георгий. - Но где я все-таки?
-Здесь, - голос напоминал шуршание хвои, а вот легшие на плечи теплые ладони были вполне настоящими, мягкими, бархатными.
- Кто ты? - он запрокинул голову назад, рефлекторно дернув правой рукой.
Гостья, лукаво улыбаясь, скользнула в сторону, проведя по предплечью остренькими пальцами; поймала чужую ладонь, села, потянула на место рядом с собой. У девушки оказались вьющиеся темно-зеленые, черные по ночи волосы, чуть раскосые глаза, острый, как у лисы нос. В прядках мелькали острые хвоинки - не дать, не взять - местная дриада, только на запястьях и лодыжках отчего-то позвякивают каменные браслеты.
-Так кто? - повторил вопрос Георгий, усаживаясь рядом с девушкой и широко улыбаясь ей в ответ. Ладонь была мягкой и теплой. В памяти всплыло воспоминание - что-то похожее он слышал... мысли будто в тумане.
-Мес-сная, - голос напоминал шептавший в лапах елей ветер, а говорила дриада с характерным для горных акцентом - редуцируя отдельные согласные. - Й-эль.
-Ели красивые. И ты тоже, - он улыбнулся, придумывая, какой комплимент будет приятен и дереву, и девушке. Зеленая? М-да, еще вопрос... - Меня зовут Георгий. Жора.
Дриада кивнула.
-Что сей—сас проис-одит? - хвоинки в волосах едва заметно трепетали под ветром, она мягко пригладила чужую ладонь и совершенно есественно и ненавязчиво прильнула к плечу аспиранта.
Свободная правая рука Георгия взяла ладонь девушки в свою. Освободившаяся левая, совершенно не спрашивая согласия хозяина, обняла ее за плечи.

(C Соуль)

-Где? - припоминать было трудно и странно. - И что это был за гром?
-В мир-ре...
- А мы где? - улыбка. - Что ты знаешь о мире?
Дриада немного раздраженно прикрыла глаза, но вряд ли это увидел аспирант. Потерлась щекой о плечо и неуверенно ответила.
-За го'ами.
-Горы? - собственно, Академгардарик был расположен там, где хребет спускался к реке. Думать Жоре было сложно, ибо мысли путались за странным налетом нереальности. К тому же само присутствие девушки не помогало сосредоточиться - святым грек не был. - А что ты знаешь про мир? Ты же встречалась с кем-то тут, раз местная?
Дриада вновь раздраженно опустила веки и провела острыми ноготками по чужой руке.
-Больно ж... - вскинулся с обидой Георгий. - Что ты хочешь знать?
Гостья, словно извиняясь, снова ласково потерлась щекой о чужую шею.
-За го’ами… можес—сь молс—ать.
Он молча погладил девушку по волосам - на руке остались хвоинки.
-Совсем молчать? - тихо.
Дриада отстраненно кивнула и замолчала, прикрыв полупрозрачные зеленоватые веки. Жора замолчал и погладил ее по щеке. Вдруг в памяти всплыло нечто, нарушающее очарование момента и беспокоящее. И тоже зеленое. Неясная картина поднялась до сознания. Зелень оказалось пронзительно смотрящими глазами Шу.
-С—селовек, - пропела девушка и распалась прошлогодней осенней хвоей.

(вместе)

Проснулась Шу внезапно. Несколько секунд размышляла, что же ее разбудило, пока не поняла: тишина. Абсолютная, непередаваемая тишина, так же невозможная в общежитии, как и снег в пустыне.
Никто не смеялся под окном и не крались по коридору опоздавшие студенты. Никто не мяукал, шипел, лаял или хрустел сухарем. Даже дерево не стучало в окно.
Несколько минут Шу все еще пыталась спать, закрывая ухо подушкой, но поняла, что бесполезно: даже часы-предатели отказывались тикать.
-Да что ж это такое? И ведь даже не полнолуние! – Отчаянно зевая, девушка сползла с постели и нащупала огромные пушистые тапки в виде розовых зайцев. Пижама у нее тоже была розовая, состоящая из панталончиков и украшенной кружевами маечки. Только в неверном свете луны она казалась отчего-то мраморно зеленой.
-Что за черт? – пока Шу рассматривала поменявшую окраску пижаму, в комнате стало ощутимо темнее. Напротив окна парила в воздухе, бесшумно открывая рот, золотая рыбка.
-Кыш, - Топнула ногой Шу. – А ну-ка на место!
Рыбка обиженно вильнула хвостом и унеслась вверх.
Забыв о поменявшей свет пижаме, девушка бросилась к окну. Ветки березы услужливо подставлялись под ее ноги. И уже через секунду Шу стояла на земле.

А в это время за пару институтских корпусов от Шу открыл глаза Антип.
Почему-то он лежал не на кровати в своей комнате, а на той поляне, где они вчера ели грибной суп. Удивления по этому поводу Юноша не испытывал. Он лежал, улыбаясь и глядя вверх, а с небес, как пушистые хлопья снега, падали мягкие перья. Их было много, они были разноцветными, они почти укрыли Антипа, словно одеялом. Над головой летала маленькая муза с прозрачными крылышками. Большим карандашом она прикасалась то к одному перышку, то к другому, и приговаривала со своим странным (греческим!) акцентом: "Не то... и не то... не переживай, студент, мы найдем тебе волшебное перо!.." Но потом ее подхватил и унес прочь плавный мягкий вихрь перьев.
А Антип и не переживал. Ему было так славно, так спокойно... только одна мысль немного мучила, мешала разглядывать пляску перышек...
И мысль эта понемногу росла, становилась ярче, четче...
"Караул!!! Я же обещал Музе, что прочту Шу посвященное ей стихотворение!"
Цветные перья взмыли ввысь и унеслись куда-то мягкой вьюгой. А перепуганному Антипу вдруг показалось, что сквозь окружающие полянку деревья просвечивают скучные кирпичные кварталы родного города Дымова...

Шу внимательно заглянула под один куст, потом под второй. И даже не поленилась проверить под шляпками опят. Куда еще могла спрятаться вуалехвостая рыбка размером с теленка она не представляла. Но найти ее было крайне важно. И подарить ей тапочки. Почему-то Шу была уверенна, что именно тапочек золотой рыбке для счастья и не хватает. Тапочек, опенка и палочки сургуча.
Разве можно жить без тапочек, опенка и палочки сургуча?
Тропинок не было: скатанные в рулоны они лежали под деревьями, ожидая чистки.
«А что ты хотела?» - Спросила сама у себя Шу. – Тропинки тоже надо иногда чистить. Стиснув в руках драгоценные тапочки (кому же она собиралась их дарить?) Шу побежала по траве, деревья слились в одну ленту, под ногами шуршала трава…. Пока, вдруг не споткнулась. Жалобно вскрикнув, Шу всплеснула руками, и рухнула вниз.

Цветная вьюга перьев вернулась сплошным потоком, словно сходящая с гор снежная лавина. И лавина эта несла на себе дивное розовое видение в чем-то тонком и кружевном.
Когда утихла пляшущая цветная метель, видение поднялось на ноги, разворошив сугроб из перьев, и начало отплевываться (видимо, пригоршня перышек попала красавице в рот). Попутно нежная богиня произнесла несколько слов, которых нежным богиням не то что произносить — и знать-то не полагается. Антип счел эти слова слуховой галлюцинацией и не стал придававть им значения.
"Вот куда улетала муза! Вот кого она привела сюда! Значит, именно сейчас я должен исполнить свой обет!.."
Антип подошел к незнакомке. Бухнулся перед ней на колени (под ногами мягко, словно на перину встал). Поднять глаза он не смел — и, устремив глаза на прелестные розовые тапочки в виде кроликов, начал выразительно и красиво читать стихи о зеленоглазой деве, царящей в волшебном лесу. Уже с первых слов голос его налился бархатной, мягкой силой. (Откуда Антипу было знать, что эти чарующие интонации он унаследовал от отца?)
Поэт не понимал головы, но чувствовал, как с каждой строкой, что срывалась с его уст, меж деревьями таяли, исчезали очертания скучных, серых дымовских кварталов...

Мы спим и с Гульдой видим сны))

(С Переплетчицей здорово и наяву, и во сне!)

Ощущения были как из глубокого детства, когда они, совсем мелкие, дрались на подушках, благополучно изодрав все перино-пуховые изделия в доме. Шу все еще смутно помнила водопад пушистых, белых перышек, имевших дурную привычку забиваться в горло и нос.
Но это… здесь все было совершенно иначе. Воспоминания о вуалехвостой рыбке и палочках сургуча медленно растворялись, исчезая в пухе.
«Это радуга!» - Думала Шу, поднимая ладошки, чтоб погладить небо. Небо под ее пальцами было теплое, мягкое и урчало, как большой кот. – «А говорили, что радуга – это преломление света. Но теперь я знаю правду: радуга - это разноцветный пух…»
Пух таял, небо урчало под ладонями, а прекрасный мужской голос тихо лился со всех сторон, читая прекрасные стихи.

Антип дошел до последних строк, где говорилось о том, что этой ясной зелени взгляда позавидовала бы и наяда. И замер, не решаясь встать с колен.
Перья вокруг таяли, исчезали, растворялись, словно снежинки в теплый весенний день, даже капелек после себе не оставляли. Антип мучительно соображал: разгневается ли прекрасная Шу, если он поцелует одного из пушистых розовых кроликов, в которых были спрятаны ножки девушки.
(Надо заметить, что отцовские гены очень не вовремя замолчали в Антипе. Если бы менестрель мог в этот миг видеть своего недотепистого отпрыска, он бы сердито шепнул: "Лопух! Ты не тапки эти дурацкие, ты девчонку целуй!")
Впрочем, Антип все-таки не совсем подвел отца, ибо не удержался и поцеловал ножку выше колена. Уж очень она была славная, эта ножка, прикрытая лишь коротенькими панталончиками...
Странное, доселе незнакомое ощущение заставило Шу опустить глаза. Туман таял вместе с цветными перышками, открывая коленопреклонную фигуру у ее ног. Несколько секунд Шу судорожно пыталась найти меч, которым должна была посвятить этого сияющего юношу в рыцари. Меча не было….
-Как красиво… - в голове Шу все еще слышала эхо бархатного голоса. – Это для меня?
Антип недоверчиво вскинул голову. За свою дерзкую выходку он ожидал по меньшей мере грома и молнии на свою дурную голову. А вместо этого...
— Для вас, — нежно выдохнул он, поднимаясь на ноги. — Только для вас, прекрасная Шунишу де Шушу!
Он выговорил это имя так, словно оно было еще одной строчкой из его стихотворения
Увидев вместо ожидаемого незнакомца вполне себе знакомого Антипа Шу вздрогнула, отступила назад, судорожно подыскивая слова. Слов не было, зато пришла вполне простая мысль: да она же в пижаме! Нет, не так. Лес, небо, Парень стихи читает. А. ОНА. В. ПИЖАМЕ!!!
Издав тихий, но вполне отчаянный взвизг Шу в панике огляделась по сторонам, ища, чем прикрыться. Не найдя ничего более подходящего, она обеими руками решительно подхватила с травы остатки цветного тумана, с застрявшего в нем перышками. Опыта по укутыванию в подобные (совсем для вышеупомянутого укутывания не подходящие) вещи у нее не было, но для первого раза справилась она совсем неплохо.
-А-Антип, это ты? А что ты здесь делаешь…?
— Стихи читаю, — простодушно сообщил Антип, поднимаясь на ноги и восхищенно глядя, как в руках Шу расплываются последние клочья цветного тумана, открывая очаровательно нескромную кружевную маечку.
Попутно Антип понял, что он дурак. У прекрасной Шу, кроме поэтического имени и зеленого взора, оказывается, еще и грудь была потрясающая, а он такую важнейшую подробность не отобразил в стихах!
-Ох! – Шу, наконец, опустила глаза и оглядела свое совсем не скромное облачение. Туман, на который было так много надежды, оказался совсем не так надежен. Отступив назад, девушка быстро стянула тапочки и прижала их к груди:
-А-а-а-а… ты рыбку здесь не видел? Такую… вуалехвосту, а? – Она отступила еще на шаг назад. И еще.
— Рыбку? — переспросил Антип, не сводя глаз с кружевной маечки и ни черта уже не соображая. — Ага... это... кильки... аквариум... в собственном соку...
И шагнул следом за отступающей Шу.
Отступление превратилось в бегство… Шу неслась так, словно за спиной выросли крылья. Розовый заяц слетел с правой ноги и затерялся в траве. А потом вдруг… все закончилось. Шу стояла на песчаной косе реки и смотрела на хрупкую фигурку. Девушка, не обращая на нее никакого внимания, сидела в сплетенных из ивовых ветвей качелях и тихонько покачивалась, иногда задевая босыми ногами гладь воды.
Шу испуганно ойкнула, обернулась назад и вцепилась в Антипа:
Этого не может быть… просто не должно быть! – Ее глаза наполнились слезами и разноцветными капельками потекли по щекам. И Шу спрятала лицо на груди парня.
Антип не понял, чем испугана Шу, но немедленно расправил плечи, прижал девушку к себе только было хотел заверить ее, что сумеет защитить ее от любой опасности... как вдруг все поплыло перед глазами. Вверху в жидком утреннем свете скучно белел потолок, а к груди Антип прижимал подушку.
Так это был только сон?!
Антип с отвращением спустил ноги с кровати. Оглядел комнату. В углу лежала куртка, но музы на ней не было... тоже, наверное, приснилась...
И где же ботинки, черт бы их побрал... или как раз побрал?
Антип заглянул под кровать... и тут сердце дало сбой, а потом забилось бешено и яростно.
Потому что между его черными поношенными ботинками аккуратно стоял розовый тапочек в виде пушистого кролика...

А в это время сонная и невыспавшаяся Шу, задумчиво рассматривала запутавшуюся в волосах разноцветную пушинку.

Что ей делать Анна-Мария категорически не представляла. Ибо прекрасное настроение, навеянное разговором с Лисовым оставило ее, а иллюзии были разбиты о стену жизненных обстоятельств.
Ибо имена в списке, составленном ее куратором, и обозначавших людей, долженствующих разобраться с проблемами общежития кончились. Кого-то просто не было на месте, кто-то уехал на конференцию или решал иные проблемы, не позволяющие отвлечься.
«Ну, что же вы девушка?» - Укоризненно сказали ей. – «Проблема расселения решается заранее. Приходите на следующей неделе, мы попытаемся что-нибудь найти».

Анна-Мария глубоко вздохнула, поправила волосы, в приступе отчаянной храбрости решила идти в чулан.
Там, среди веников и ведер стояли ее сундуки и саквояжи. А на них уютно свернулся личный дух Анны-Марии-Арабеллы Ли, представляющий ее достопочтенных предков.
Духа звали Цинлун и в этом была его главная трагедия. А поскольку характер у семейного духа был крайне сварливый, сия личная трагедия распространялась на всех вокруг поровну, не исключая и его подопечную. Ибо имя его означало «зеленый дракон», тогда как аккуратные чешуйки духа были жизнерадостного розового цвета, в зависимости от настроения, меняя свой цвет от белого с розоватым отливом до багрово-красного.
Идти к Лунни не хотелось….
Шмыгнув носом
-Ох, простите, пожалуйста! – Торопливо начала извиняться она. – Просто понимаете….
-Ничего-ничего. Постойте, вы ведь аспирантка Лисова, верно?
-Д-да. – В глубине души мелькнула надежда,
-Я ищу…
-Ясно. – Кивнул ее собеседник, не дослушав. – Вы уже нашли. Вот здесь!
Домик, стоящий буквально в нескольких шагах светлел в вечерних сумерках. Приоткрытая дверь выделялась темным прямоугольником.
-Ой, да…
-Да не за что!
Анна-Мария удивленно смотрела вслед удаляющейся фигуре. Вопрос с общежитием решился на изумление мирно.

Комната была удивительная и совсем не похожая на те, к которым привыкла Анна-Мария. Почему-то постель здесь была только одна. Интересно, как будет спать ее соседка? Или здесь нет соседки? А вещи тогда чьи?
Анна Мария вздохнула и решила, что никогда не поймет западный менталитет. А со всеми проблемами она разберется позже… завтра.
Через десять минут счастливая девушка уже спала, раскинув волосы по подушке и нежно прижимая к себе одеяло. И тихонько улыбалась чему-то во сне.

(ну, одна я писала, одна! И такое бывает...)

Когда в комнату заглянула пришедшая ближе к ночи Ариша, то вначале несколько секунд стояла на пороге, открыв рот и глотая, как рыба, воздух... только потом смогла притворить дверь и уже тогда посмотрела на своего золотоволосого спутника таааким взглядом, что Александр Евгеньевич Лис смекнул сразу: дело неладно. Он мягко отстранил девушку, некоторое время задумчиво созерцал китаянку, занявшую приземистую кровать с жестким матрасом, потом так же тихо, как и Ласточка, вышел и негромко позвал:
-Солнышко-о!

8 октября

В светлой аудитории-амфитеатре - обычный студенческий гвалт. Преподаватель кафедры Древней Истории стоял у окна, смотря, как сползают по чистому стеклу сероватые дождевые капли, оставляя после себя едва заметные дорожки, и изредка немного раздраженным жестом бил себя по запястью свернутой в тугую трубочку бумагой.
Окольный лес огородили после событий сентября: ни волшебные существа, ни преподаватели, ни ученые-исследователи, жившие на окраине АкадемГардарика, не могли объяснить, что произошло в вечер пятого сентября и что случилось с Дриад Дриадовичем, - потому решили держать особо любопытных студентов в стороне, пока все не прояснится. Конечно, любители выпить и искатели приключений находили прорехи в защите, но, по крайней мере, не устраивали экскурсии и поиском пропавшего Хозяина под каждым корнем.
Прозвенел звонок - не резкий и режущий слух, какой часто устанавливали в средних школах, а мелодичный и мягкий, схожий с птичьим воркованием, - и Лис повысил голос:
-Судари и сударыни студенты, занятия начались! - он подошел к столу и оставил там те несчастные бумаги, что так беспокоили последние дни, после чего задумчиво оглядел вытянувшихся в приветствии студентов: второй курс временщиков, третий - искусствоведов и первый поэтический, - всем не повезло одинаково. - Должен вам безрадостно сообщить, что с Нового Года будет проводиться аттестация АНТМЕХа, хотя, возможно, это вы уже слышали от других преподавателей. Проведут ряд тестов по специальностям, и, в зависимости от результатов пересмотрят учебные планы... или вовсе уберут отдельные и студентов с них сольют с другими потоками. Надеюсь, к чему я веду, здесь понимают все - в ваших же интересах получить максимальные результаты.
Лис посмотрел в сторону помятых бумаг, снова - на студентов и вздохнул, доставая из-за ворота джемпера маленькие очки в золоченой оправе.
-Садитесь, садитесь, пока продолжу. Я прочитал список тем, вопросы по которым, предположительно, будут в тестах, и среди прочих нашел одну... ее несколько десятилетий как убрали из программы, но, видимо, Министерство Образования считает тему крайне необходимой, и поэтому следующие три лекции я посвящу именно ей. Судари и сударыни временщики могут взять свои вещи и покинуть аудиторию, поскольку их по подобным гуманитарным вопросам тестировать не будут, а искусствоведов и поэтов прошу остаться и слушать внимательно, поскольку материалов в библиотеке по этой теме практически нет. - Лис посмотрел поверх долек очков на притихших студентов, отметил взглядом несколько человек, выскользнувших из аудитории, и, когда шум стих, спросил. - Это все? Значит, могу начинать...
Под тихий скрип перьевых ручек, преподаватель облокотился о высокий стол и, привычным жестом сцепив пальцы, начал рассказывать о том, что по его мнению имело к истине отношение не столь далекое, как... оставим. Истории, о которых говорил сегодня Лис можно было бы назвать гипотезами и теориями, если не нарочитая, словно игрушечная, неправдоподобность. Впрочем, некоторые исследовали всерьез полагали описанную уральским отшельником, известным под прозвищем Этто, "Ветвь появления и развития магии" единственно возможной, другие - наоборот, поэтому тему и приписали в изучаемым в разрезе предмета "Сказания".
Этто обращался к девяти музам, называя их Слугами волшебства и полагая, что именно они являлись теми первыми, кто принес чары на землю не только в созидательном виде, известном с XVII века, но и разрушительном. В тот период, когда безраздельно владели магией - искусство не было доступно простым смертным, и, как положено, являлось тем "запретным плодом", который "хочется, а нельзя". Этто предполагал, что планета разделена между, и, несмотря на обычное мифологическое толкование, по которому каждому Слуге не полагалось более одного таланта, утверждал, что любая муза способна пользоваться любым типом волшебства, что и послужило причиной того, что сестры не общались и старались держаться в строне друг друга - это впоследствие и стало роковой ошибкой... волшебство утекло сквозь пальцы. Буквально.
Уральский исследователь опровергал теорию Магического Коллапса, вызвавшего повсеместное распространение волшебства и выдвигал гипотезу, что чары стали доступны после того, как Слуги по неизвестной причине утратили возможность удерживать искусство, и оно перетекло из контролируемой формы в стихийную, в какой существует и по сей день. Этто полагал, что не последнюю роль сыграли люди, но здесь его предположения выходили за грань вероятного: начиная от того, что люди украли волшебство и заканчивая тем, что долгие годы со Слугами шла невидимая война.

8 октября, утро

Лаборатории Механического располагались в старых зданиях в стороне от ухоженных корпусов Небесного и Земного и факультета Искусств. Казалось, несколько трехэтажных корпусов, соединенных между собой невзрачными переходами, отметило само время - чуть накренившиеся, потрепанные, украшенные с одних сторон резными фигурами, с других - ржавыми подтеками, они смотрели на АкадемГардарик сквозь пыльные стекла мелкочлененных в духе барокко окон.
"Тик-так, так-таки-тик, так-так", - разносилось под острыми крышами в высоких мастерских, в коридорах, в маленьких аудиториях. Движение стрелок и сводящее с ума тиканье раздавалось в каждом углу.
-Судари и сударыни студиозусы просьба подойти ко мне, чтобы я отметила тему годовой курсовой работы, - высоковатая преподавательница часовых механизмов на секунду отвлекла учащихся от задания.
Сосредоточенно в чем-то ковырявшаяся Зая подняла голову. На носу у нее явственно выделялось пятно от машинного масла, а блондинистая челка явно решила помимикрировать и извазюкалась в серой пыли. Над темой курсовика девушка еще не особо задумывалась, а потому ее не прельщала перспектива сформулировать ее прямо сейчас. Но лучше быстрее признаться в этом, нежели тянуть: все равно же к ответу призовут. Нелля встала со своего места и, вытирая грязные руки о белые штаны, робко поцокала каблучками в направлении преподавателя.
-А…а..а.. я еще не знаю, -почти прошептала она, краснея и часто-часто хлопая ресницами.
-А подумать? - вскинула брови преподавательница.
Зая нахмурила брови, подумала и, снова часто заморгав, прошелестела:
--А…а..а.. я все равно не знаю.

(С Соуль)

-Может - часы? - подсказала Ариша. - Или влияние временного фактора на работу не часовых механизмов?
К непрекращающемуся морганию присоединилось еще неконтролируемое кивание.
-Да-да! Именно временной фактор. Точно!- залепетала она, счастливо улыбаясь.
Тема, предложенная ей, в данный момент казалась просто верхом совершенства и пределом мечтаний.
Преподавательница укоризненно покачала головой.
-Может быть, еще подумаешь? Разве можно заниматься часами и не знать толком чего ты от них хочешь?
-А чего от них хотеть? Чтобы они шли и тикали,- ляпнула первое, что пришло в голову, Зая.
-А чем заниматься будешь - когда тикать перестанут? Если все время остановится?
-Тогда его придется запускать заново.
-Хочешь, покажу одну шутку? - подмигнула Ласточка.
-Ага,- воодушевилась ученица, даже приоткрыв от интереса рот.
Ариша улыбнулась и достала из кармана рабочей куртки серебряную раковину с красивой гравировкой: два лисенка с азартом гнались за стаей ласточек. По движению ладоней одна из створок скользнула в сторону, открыв круглые серебряные часы с большими стрелками и углубление-шкатулку рядом с ними. Студенты затихли, когда по мастерской разнеслась тихая мелодия флейты.
Зая наклонила голову набок, размышляя, едят ли лисы ласточек.
-Смотри, я соединила временную магию с музыкальной.
-На музыкальную шкатулку похоже.
-Только это часы. Музыка будет жить только пока идут часы.

(с Ноэль)

-А лисы бегать? Принцип получения энергии: движутся стрелки, и музыка играет. Но ведь не время превращается в музыку....
-Это запись, но в целом ты поняла верно. Запись не будет активирована, если стрелки стоят.
-А можно преобразовать в энергию время? Ведь оно движется, как река.
Ариша снова улыбнулась и принялась легко чертить на листе схему, какую обычно объясняла старшекурсникам.
-Поезда идут на потерянном времени, оно - то, что движет. Стрелки, тень, цифры…
-А непотерянное? Его же больше!
-Его больше, - Ласточка прикрыла глаза. - Но как тебе сказать. Потерянное время - им мы оживляем мертвые, по сути, вещи - механизмы. Заставляем их жить и двигаться. А обычное Время - то, на чем живем мы. Это естественная среда обитания человека, необходимость - как воздух.
-А если использовать наше время, то можно превратить механизм в живое существо?
-Это будет похоже на вечный двигатель, - Ариша немного растеряно пожала плечами. - Это еще ни у кого не получалось, но многие волшебники считают это опасным.
-Почему?
-Потому что у механизмов нет собственного разума, - неопределенно откликнулась преподавательница, и взгляд малахитово-зеленых глаз стал отстраненным.
-Если можно вдохнуть жизнь, то можно и разумом наделить.
-Разум - другое, - отозвалась Арша и хотела было продолжить, но ответ перекрыла мелодичная трель звонка. - Оставим дискуссию на другой раз?
-Конечно, -кивнула Нелля, улыбаясь и думая о чем-то своем.
-Надеюсь, ты выберешь хорошую тему, - напутствовала ее преподаватель.
( С Соуль))

8 октября, день

(Мы с Переплетчицей)

На факультете Магии Земли закончились занятия, но Шу еще не вышла из аудитории. Антип покорно маялся в коридоре. Если бы сейчас выражение его лица мог увидеть какой-нибудь кинорежиссер, он немедленно пригласил бы парня на роль дворняги, потерявшей хозяина.
Антип проклинал себя за вчерашний идиотский поступок.
Но ведь розовая тапочка в виде кролика все-таки очутилась месяц назад у него под кроватью, разве нет?
В то утро Антипка-Недотепка долго стоял у кровати на коленях, разглядывая волшебную находку. От волнения он не заметил, как вошел сосед по комнате, блистательный Томлинский. Заглянув Антипу через плечо, Томлинский хмыкнул:
— О-о! Золушка потеряла туфельку? Ты растешь в моих глазах, дымовский провинциал!
А потом увидел лежавшую в углу куртку и разочарованно произнес:
— Только не говори, что ты дрых не полу!
Антип ничего ему тогда не сказал. И месяц таскал розового кролика с собой в сумке, не решаясь подойти к Шу и придумывая самые разные варианты разговора.
И вчера решился. Подошел...

Все приготовленные слова разом вылетели из головы. Антип протянул зеленоглазой красавице пакет с розовым кроликом и, спотыкаясь, произнес:
— Вот... вы у меня... тогда ночью... забыли...
Поэт, называется...

Конец занятий Шу пропустила: была слишком занята. Подперев щеку рукой, она задумчиво дорисовывала уши кляксе. Клякса выходила донельзя похожей на кролика… что опять возвращало ее к вчерашнему происшествию.
Чувствовала себя девушка препаршиво. Ну, зачем надо было так налетать на парня? Ну, сказал…. да, сказал, так сказал. Ну, так случайно же! По крайней мере, для него же было б лучше, что б случайно!
Шу вздохнула. С того самого сне прошло столько времени, что она почти убедила себя, что его не было. Но… слетевшей во сне правой тапочки она не обнаружила. Даже облазив всю комнату, допросив с пристрастием соседку и устроив настоящие розыски под кроватью (где были найдены шесть непарных носков, конспект еще с первого курса и неизвестно как попавшая туда заготовка под стенные часы), никаких результатов Шу не добилась. Розовый кролик исчез.
Левая тапочка скучала. Опустив ушки и забившись под тумбочку, она теперь никак не реагировала на ее попытки поговорить. Более того, теперь она не хотела принимать участие в выборе носков и даже отказывалась есть синтепон, который до этого любила…
-Шу! Ты идешь?!
-А? Что? – оторвавшись, наконец, от воспоминаний, Шу поняла, что занятия закончились. А она ни слова не слышала! Ужас. Придется брать у кого-нибудь конспект.
Кое-как побросав в сумку вещи, она устремилась к выходу.

А несчастный Антип, стоя в коридоре, продолжал мучительно вспоминать все детали вчерашнего кошмара. Как он, глядя в гневно округлившиеся зеленые глаза, понес, не соображая, что с каждым словом закапывает себя все глубже и глубже:
— Я не в том смысле... я не то... ну, когда я вам стихи... всю ночь... а мне только эта тапочка от вас осталась...
Определенно убивать надо таких поэтов....

«А вообще убивать за такое надо!» - думала она на бегу.
Мало того что совал ей ее тапочку, так еще и такое нес… ужас. Ничего без внимания на осталось. Представляю, что обо мне теперь думают.
Шу представила себе сцену, когда она всю ночь, в панталонах… он ей стихи, а она ему – тапочку… И прыснула со смеху.

Вот она! Идет! Кажется, смеется...
Впрочем, увидела Антипа — сразу перестала смеяться.
На ватных ногах Антипка-Недотепка шагнул вперед и сиплым мужественным голосом выговорил:
— Шу, простите дурака за вчерашнее... А я вам еще стихотворение написал...

Первое, о чем подумала Шу, так это о том, что скульпторы уже уши и человечество потеряло настоящий шедевр: с Антипа можно было ваять аллегорию раскаяния. Второе, что он еще первокурсник, а значит о механизме распространения и преобразования слухов в студенческой среде знать не знает. Ей-то ничего, она фигура знакомая и изученная. Так что все достанется ему. Антип сам, конечно, виноват,… но все равно парня жаль.
-Сти-ихи? – Переспросила она серьезным тоном, но не выдержала и рассмеялась:
-А, стихии с тобой! – Махнула рукой Шу. – Прощен. Имею я слабость к хорошим стихам…. Ты лучше скажи, ты мою тапочку кормил? Если нет, то рекомендую проверить все ватные одеяла и подушки. Правая, не левая, она у меня нахалка, могла и разрешения не спросить. А вату больше всего любит.
— Так вот кто распотрошил мою подушку! — охнул осчастливленный Антип. — А я-то на соседа подумал...

(С Гульдой, раздумывая о том, надо ли вклычать тапочки в список неписей))

8 октября, день

-Теорию Этто можно найти во многих учебниках, обычно ей посвящают не более двух или трех абзацев в параграфе, где рассматриваются самые невероятные гипотезы происхождения волшебства, - Александр Евгеньевич давал пояснения по лекции китаянке. - Проблема в том, что по сравнению с остальными "мифами" она заслуживает куда большего внимания... например, в то время, когда я путешествовал и занимался записью самых невероятных слухов, доводилось встречать схожие, хм, мотивы. Допустим, племя Оэ-ро, дети Солнечного Льва, полагают, что их сила идет от сияния гривы этого зверя, который никогда не подходит близко к людскому жилью и подпускает к себе только избранных, которых наделяет необычной силой. Легенда отнюдь не молода, но последние вариации датируются приблизительно 1672 годом.
-Д-да. – Анна-Мария спешно делала пометки в блокноте. Когда она спешила, то рука так и норовила скатиться на иероглифы, что было бы как минимум не вежливо. - К сожалению, у нас в Высшей Школе не уделили этой теме того внимания, которого она б заслуживала…. Хотя в одной из провинций Тя-шень есть легенда о козе, которая только избранным дает напиться молока…
Анна-Мария покраснела и замолкла. – Извините, это просто одна из любимых историй Лунни…
-Дух-предок? - благожелательно отозвался Лис. – Расскажите, пожалуйста.
-Лунни? О, он очень хороший дух. Знаете, совсем молодой и,… правда, его зовут Цинлун. А он розового цвета. – в этот момент до девушки дошло, что спрашивал преподаватель совсем не о Лунни, а о сказании. И она опустила голову к блокноту, якобы занятая «розысками» и поспешила перевести тему. - Скажите, я не нашла в сказаниях Роси никаких сказок, связывающих между собой имена и… э-э-э… определенные магические способности их носителей. В смысле имен. А в Китае они есть, хоть и мало.

(со Стасей)

Врать Анна-Мария не любила и не умела, но иногда приходилось.
– А я б хотела привести в своей работе сравнительный анализ этой темы. Вы не поможете мне найти материал? Вот, скажем, в теории Этто что-нибудь о именах упоминалось?
Александр Евгеньевич на секунду остановился, потом поднес ладонь к губам, словно что-то вспоминая.
-В теории Этто было что-то, однако не могу ответить сразу. Если мне не изменяет память, то Слуги, поскольку не слишком заботились о смертных, давали своим Стражам (защитникам) прозвища, по ним же называли их детей, детей их детей и так до энного колена. Или они так называли "избранных", с которыми общались? - преподаватель задумался - между бровей появилась глубокая вертикальная складочка. - В свое время я знакомился с исследованиями Этто, когда интересовался, но последние годы с увеличением часов в АНТМЕХе пришлось оставить... я подниму для вас старые материалы, сударыня.
Блокнот со стуком выпал из рук Анны-Марии, но она этого даже не заметила. Широко распахнутыми глазами она уставилась на Лисова:
-А… д-да… я была б вам очень благодарна. Очень! - девушка на несколько секунд застыла, потом вздрогнула, тряхнула головой и быстро подняла блокнот. - Мне кажется, это интереснейшая тема. И, даже если она не войдет в мою работу, то мне просто будет крайне любопытно с ней ознакомиться.
Говорила она быстро и свободно, уже не отводя глаза и не заливаясь румянцем:
-Вы упомянули, что интересовались… вам тоже показалось странным такая приверженность именам? Хотя, может, просто им было так легче: обычно магические существа живут дольше людей и сложнее привыкают ко всему новому. А… варианты имен сейчас сложно найти?
«А еще мне придется искать тебя по всей Роси… Шунишу де Шушу!»

(C Coyль)

Лис немного удивленно вскинул брови, снял очки - золотистая оправа обняла сверкающей дужкой ворот черного джемпера. Рядом остановился один из студентов, внимательно выслушивая пояснения по лекции, преподаватель жестом предложил подойти ему ближе.
-Я занимался теорией Эт-то, - протянул Александр Евгеньевич и на секунду прикрыл веки. - Она казалась мне заслуживающей большего внимания и выходящей за рамки "мифов", - поморщился. - Неприятная и долгая история. Что касается имен, это довольно любопытно, но тогда внимания на этом не заострял, просто помню.
Немного виновато улыбнулся. Эта улыбка словно ударила девушку. Он чувствует себя виноватым? Но за что?! Ей хотелось сказать этому человеку что-то теплое.
-Знаете… в моей… стране (она надеялась, что не заметит небольшую заминку, потому что это слово в последний момент заменило слово «семье») к этому не относятся как к мифу. - Тихо произнесла она. - Я… к вам пришли. Я зайду попозже…
-Не стоит, - Лис обернулся к студенту, и тот сразу как-то стушевался и, пробормотав нечто невразумительное, протянул несколько скрепленных иглой листов. При ближайшем рассмотрении - доклад, который следовало сдать еще в сентябре. - Идите уж. Сейчас читать не буду.
Обернулся к девушке, улыбка вновь стала немного виноватой.
-Боюсь, теорию Этто не принимали и ваши исследователи, хотя, видимо, заостряли внимание на именах, верно?
-Не совсем. – врать ему в лицо она не решилась. – Это… личный интерес. Основанный на некоторых… легендах. Александр Евгеньевич, я думаю, что в именах – ключ. Я понимаю, что это звучит как бред: взять теорию, которую считают в лучшем случае сказкой и, делая на ее основе выводы, доказывать какую-то мелочь. Но это важно.

(Стася продолжает собла... эээ... беседу)

Она подняла голову и посмотрела ему в глаза:
-Мне важно. Поэтому я очень прошу вас найти все, что вы сможете. Потому что у меня в школе найти этого не удастся точно – я знаю точно, потому, что пыталась.
-Не следует максимизировать, в библиотеке всегда когда-нибудь, какая-нибудь книга может упасть с полки, - в голосе скользила ирония, но увидев, что девушка не разделяет оной, преподаватель стал чуточку серьезнее. - Я помогу... выпишу вам пропуск в верхние архивы, в подвалы, к сожалению, пустят только со мной.
На некоторое время озадаченно замолчал - снова складочка между золотыми бровями.
-Если у вас что-то не получается доказать с первой попытки, никогда не оставляйте, - мягко произнес и спросил. - Когда вы сможете уделить время старым архивам? Я освобождаюсь после шести или семи вечера. Обычно.
Анна-Мария благодарно улыбнулась:
-Спасибо. Мне очень подходит это время. – Ей подошло б любое, хоть в пять утра. - Вы думаете, что моя теория может подтвердиться?
«Ты веришь мне?»
-Иногда подтверждаются самые невероятные теории, - отстраненно проговорил Лис. – Хорошо, тогда завтра… или послезавтра.

(Но Соуль тверда как камень))

8 октября, день

Месяц разумной жизни тумбочка провела весьма продуктивно, хотя и поделив время на две фазы. Первая была позже названа самой мебелью активным поиском и сбором данных вкупе с первичной обработкой, случайные же зрители – в большинстве своем неадекватные особи студентов, и малоадекватные особи тотемов (а не надо было свои конечности по дороге раскидывать...), - целых трое суток наслаждались новым мигрирующим привидением повышенной материальности. И, вдобавок, злостно сквернословящим.
Вторая фаза заключалась в детальной обработке собранной информации и проводилась тумбочкой в найденном (случайно) (громко) (но удачно) (нда-а, вмятин от копыт стало больше) подвальчике. Там водились совершенно очаровательные существа с восьмеричной системой мироописания, которой для лучшего освоения мира и заплетали все доступное их разуму (и желудка, как позже выяснилось) пространство. Одно существо даже поселилось на углу между ней и подвальной стенкой, подарив мебели немало важных познаний в паутинной точке зрения.
Однако, окончательно утрамбовав по ящикам детали мироустройства, как то: время, животные, звуки и, частично, магию, тумбочка выяснила, что длительное неактивное познание чревато приобретением иных внешних качеств, именуемых среди живых-вообще запылением.
А это нарядной (когда-то) и ярко-красной (сегодня) мебели не понравилось.
Так что в один прекрасный осенний день, в пустующей (ну, почти) аудитории объявилось малость запыленное, но явственно тумбообразное и яркое...

Аудиторию немедленно огласил звучный вопль.
Солнышко не стал(о) выяснять, откуда на преподавательском столе, где еще несколько секунд назад был только вдохновенно читавший лекцию пустым стульям кот, взялась ярко-красная тумбочка. Он(о) просто заорал(о) и попытался спихнуть ее лапой - на полированной поверхности остался эффектный кошачий росчерк, но зато и пыль стряхнуло почти всю. Кот оскорблено дернул средней правой частью спины и удалился на подоконник - зализывать боевые раны.
Тумбочка не менее оскорблено издала мысленный вопль, схожий интонациями с визгом экзальтированной леди, узревшей перелет своей шляпки в грязный пруд с банальнейшими утками (и это вместо лебедей в фонтане!), и удалилась на соседнюю со столом кафедру.
Та оказалась наклонной. К воплю добавилось весьма витиеватое ругательство, самым грозным пожеланием которого было никогда не считать до восьми, а где-то посередине уместился совет мяукать как пони.
- Пони не мяукают, - возмущенно заявила с подоконника черная зверюга.
"Значит будут", – не согласилась перелинявшая в темный пурпур оппонентка.
- Второй бок разукрашу, - пригрозило кошачье.
"Запаутиню!" – по инерции буркнула тумбочка, но затем спохватившись: "Так это красиво?.."
- Смотря с чьей точки зрения, - Солнышко немного успокоилось и принялось вылизывать лапу.
"Арахны?" – по следам недавних подвальных соседей поинтересовалась мебель.
- Ну... - зверюга соскочила с подоконника и пошло по аудитории, по-акульи наматывая сужающиеся круги вокруг собеседника. - Для них четыре это мало. Хочешь, сделаю восемь? А ты баритоном орать умеешь?

(и Лати)

Тумбочка озадаченно поскрипела, прикидывая развитие своего восьмеричного взгляда на мир с аналогичным числом царапок на боках, и рассеянным басом ответила:
"Надо серьезно и всесторонне обдумать это предложение... А лю-юди?
- Для них четыре это много. Баритон выше на пару октав.
"Длина звука?" – припомнив общение с флейтистом-адекватным-пре-по-да-ва-те-лем уточнила мебель, уже ближе к женскому альту.
- Ниже, - кошачье, наконец, остановилось, усевшись прямо перед тумбочкой на свой прежний стол. Склонило голову, рассматривая собеседника с нового угла. А он (она) (оно?) немедленно исчезли, гордясь познаниями в практическо-прикладном ориентировании в пространстве.
После длинной (очень длинной) (в самом деле – очень) паузы появившись обратно. В прежнем запыленном виде и пугающе-розового цвета.
"Ниже – некуда", – довольно кисло сообщили при этом тотему. Все тем же альтом, правда, другой степени.
Солнышко наклонило лобастую голову в другую сторону и некоторое время изучало тумбочку так. Потом запрыгнуло на сероватую от пыли поверхность и перегнув голову вниз, посмотрело так. Вид вверх ногами, очевидно, оказался содержательнее - зверюга лизнула лапу и изрекла:
- Звук ниже. Волна - длиннее.
"Хм-мм-мм-ммм..." – изрекла оседланная мебель, скрипнув всеми ножками. Потом подумала, и частично перекрасилась в фиолетовый – там, где соседствовали части кошачьего. И снова: "Хм-мм-мм-ммм..." – по мере "м" и вибрации ящиков наконец появился долгожданный баритон.
- Вот, - кошачье чуть не стало на радостях точить о тумбочку когти, но в последний момент передумало и снова перескочило на соседнюю кафедру. - Баритоном считаются две октавы. Это четырнадцать тонов и примерно в два раза больше полутонов. Вы улавливаете мою мысль, уважаемое?
"Ловить мысль..." – донеслось невнятное. Пауза. "Активный звук..." – еще пауза. "Двадцать... восемь... десятичная... полутонов... тон... октава..." – после чего из ящиков раздалось очень подозрительное потрескивание. Наводило даже на мысли об отсутствующих шестеренках, которые у тумбочки от нового пласта музыкальной информации заело.

(и Китти)

"Улавливаю", – наконец заявила тумбочка, играя обертонами мысленного голоса.
- Это очень хорошо. Музыкой называется определенная последовательность нот, составленная таким образом, что слышащий их интуитивно постигает взаимосвязь и испытывает от нее эстетическое наслаждение. Поскольку рамки эстетических предпочтений меняются от индивидуума к индивидууму, музыка считается в некотором роде субъективным понятием. Вы следите?
"Ага", - флегматично отозвалось в мебели.
- Классической музыкой считается музыка, несоответствие которой эстетическим критериям индивидуума предполагает неразвитую способность к эстетическому восприятию звуков у последнего. Подобная музыка традиционно-аксиоматически считается относительным критерием объективности адекватного восприятия совокупности звуков как музыкальной гармонии. Для классической музыки характерно стойкое различение музыкальных инструментов по методу звукоизвлечения и доступным нотам. По последнему же признаку проводится и разграничение вокальных партий, идущее, кроме того, еще по гендерному признаку. Классический мужской вокал включает в себя три регистра.
"Идет классификация данных", - фальцетом сообщил нижний ящик. А вполне обычный тумбочкин голос пробормотал о необходимости примеров.
- Первый, и самый высокий регистр включает в себя промежуток нот с вот этой, - кошачье едва ли музыкально мяукнуло, - до вот этой, - еще один мяв, - и представляет в распространенной знаковой системе оперы "голос молодого человека". Лирический тенор концентрирует акценты на верхних нотах и отчасти пересекается с почти не используемым в классической музыке регистром альтино, драматическому тенору традиционно приписываются большая глубина и благородство, а на практике - концентрация акцентов на нижних и средних нотах, в чем драматический тенор отчасти перекликается с лирическим баритоном.
Кошачье неожиданно-смущенно ковырнуло когтями и без того потрепанную поверхность стола, а потом намурлыкало несколько строчек из знакомой арии, безнадежно фальшивя в некоторых местах.
Тумбочка с некоторым недоумением повторила мявы Солнышка, в меру своей скрипучести дополнив музыкальностью, и, выдав ту же арию с теми же ошибками, осведомилась:
"А смысл?"
- Смысл чего? - зверюга повторила фокус с рассматриванием тумбочки под разными углами.
Но, так как словарный запас мебели не знал слова "ария", вместо ответа она повторила все тот же отрывок все с теми же фальшами.

(те же)

- Она на итальянском, - в отличие от собственного исполнения, каждую неверную ноту тумбочки Солнышко встречало шипением и выпущенными когтями. - Рассказывает о ветреных красавицах. Я могу продолжать?
Оговорка о ветреных особах совершенно перегрузила тумбочку, целый месяц обходившую в своем развитии вопрос взаимоотношения полов. Чтобы обойти скользкую тему, чьи следы встречались едва ли не везде, потребовалось почти восемь минут, сопровождаемые скрипами разной тональности.
"Нет", - наконец выдала она, перекрашиваясь целиком в синее. "Смысл..."
И ария была обречена на новое немузыкальное исполнение.
- Смысл конкретной, партикулярной музыкальной партии, равно как и смысл музыки вообще, равно как и смысл того рода человеческой деятельности, что называется искусством, заключается в обмене эмоциональными и эстетическими импульсами, - сморщило нос Солнышко. - Между прочим, эстетическое восприятие свойственно не одним только людям, а у кошек очень острый слух.
В тумбочке разом пошли несколько процессов, главенствующим из которых оказался вопрос: "Так мы о людях говорили?". До сих пор мебель активные звуки и подвижную культуру с коротеньким самоназванием не ассоциировала. С некоторым трудом приняв несвоевременные данные и перетряхнув сложившуюся структуру понимания музыки, чтобы в основание засунуть человеков, тумбочка внимательно изучила получившееся, приняла к сведению определение искусства, добавила звуки флейты, уши кошек, мысленные крики, количество тонов и октав в десятичной системе, утрамбовала все выдержкой из "мяукающей" классификации, и, наконец, согласилась:
"У мебели тоже!"
- Вот. Дальше в системе регистров идет баритон. Баритон считают наиболее благородным регистром и ассоциируют с "голосом мужчины средних лет". Лирический баритон перекликается с драматическим тенором и обладает сочным, ярким звучанием, драматический баритон называют истинно-мужским голосом и он лучше играет на нижней октаве регистра. Самым знаменитым примером оперной арии в истории является, пожалуй, ария тореадора в одной французской опере. Исполняется на французском языке.
Французского языка у кошачьего, к сожалению не получилось, да и баритона тоже, но понятие баритонной арии и даже понятие тореадора (для этого пришлось встать на задние лапы и поразмахивать шторой) Солнышку кое-как выразить удалось.

(там же)

Штора, конечно же, заинтриговала тумбочку, так что пришлось отойти от темы и пройтись по корриде, быкам, крупному рогатому скоту, домашним животным и вернутся к кошкам с острым слухом и высоким чувством прекрасного. На "прекрасном" тумбочку переклинило третий раз, но когда отклинило обратно, последующую лекцию вплоть до баса она выслушала с должным пониманием и всевозможным энтузиазмом. От скрипового сопровождения энтузиазма Солнышко даже убрался от греха подальше на нормальный стол. По окончанию же лекции (занявшей, вместе с перезагрузками и наглядными примерами) (кстати, штора под конец урока издевательства не перенесла и была проведена в последний путь подходящим по тематике произведением) (его печально спародированным отрывком) (в общем, занявшей каких-то пять часов...) мебель, в очередной раз сменив окраску, сочла себя достаточно просвещенной натурой, достойной обмена эстетическими и эмоциональными течениями с не менее просвещенным котом, после чего...
Солнышко задумчиво поскребло когтями парту и спросило, умеет ли тумбочка петь дуэтом.
"Не знаю", - честно сообщила мебель. "Надо попробовать" - логический вывод.
Еще несколько часов (небо за окном стало подозрительно лиловым, а коридоры подозрительно тихими) были проведены за разучиванием нот - благо и Солнышко воспроизводило нужную тональность далеко не с первого взгляда, и идею бархатного человеческого баритона приходилось давать в чистой теории.

(те же ))

Вот, в странную мелодию из скрипов и мяуканья, вплелся еще один звук - приотворилась дверь аудитории и, шлепая босыми и мокрыми пятками, прокралась внутрь Арилья. Влажные ивовые листки топорщились в синеватых волосах.
- Там из ручья уже все духи посбегали от вашего пения, - поделилась она секретом.
- Навсегда? - с надеждой уточнило Солнышко.
- Только на вечер, - передразнила его девчонка. - На ночь на твой коврик в доме Лисова решили перебраться. Или на тебе спать - мо-кры-ми!
- Я им буду петь колыбельные, - мрачно пообещало кошачье, шкрябая когтями остатки шторы.
Тумбочка тем временем самозабвенно что-то поскрипывала, временами сетуя на отсутствие восьмой ноты. Объяснялось это повышенной приверженностью арахновым взглядам, правда, русалке этого еще никто не сообщил.
- А еще ночная университетская тебе уши оборвет... - тихо пообежала Арилья и прислушалась. Сжалась в темненький комочек. - ...ой. Идет уже. Прячься, прячься скорее. Она на кафедре Древней Истории и вся из себя строгая такая престрогая!
Солнышко выразительно продолжило точить когти.
"Неадекватная особь?" – прервалась мебель. "Дрессировщик или сту-уудент?"
Арилья шмыгнула носом и спряталась под парту, где-то на третьем ряду амфитеатра, а скрип половиц в коридоре тем временем становился громче... громче... громче... превратился в скрип двери, когда внутрь заглянула полноватая девушка с большой метлой и в вязанной шапочке, из-под которой торчали пыльно-пепельные пряди.
Тумбочка мгновенным переливом всего спектра слиняла на коричневый, правда, оставшись во всей красе водружаться на преподавательской кафедре. Кошачье с невинным видом скользнуло под ноги девушки и принялось ласкаться, едва не сбивая университетскую с ног. Университетская сощурилась, цапнула кота за ухо, подобрала подол... действительно, оседлать вознамерилась. Тумбочка мысленным шепотом драматично повторила вопрос про адекватность.
-Я уни-вер-си-тет-ска-я. Я преподавателей дрессирую!
Солнышко ловко увернулось и снова запрыгнуло на стол. - Вот то-то... - пригрозила пальцем уборщица и махнула шваброй. - А теперь, все. Кыш. Кыш отседова! Убирать буду!
"Неадекватна в сторону адекватности" – резюмировала мебель, исчезая с вершины кафедры. Тут же исчезло и Солнышко - невероятным образом протиснувшись в узкую форточку и тяжело скатившись с подоконника с другой стороны.

(и немного вписался мя в этим двоим)

8 октября, день

В часы окончания занятий коридор казался слишком узким, и хотя толпа студентов расступалась при виде преподавателя, места не всегда хватало. Наконец Жора пробрался к нужной двери – он успел вовремя, Шу как раз выходила оттуда. На болтавшегося рядом Антипа был брошен весьма мрачный взгляд, впрочем, попавший в спину.
- Добрый день, - сказал Георгий, не очень естественно улыбаясь. – Шунишу, не могла бы ты найти время для разговора?
-Привет! - Улыбнулась Шу. - Смотри, моя тапочка нашлась! Правая! Помнишь, я тебе жаловалась, что она... хм.
Девушка внимательнее посмотрела на Жору:
-Д-да, конечно. Что-то случилось?
- А где она была? – коротко, как-то по инерции спросил он и оглянулся по сторонам, обводя выразительным взглядом студентов вокруг. – Может, пойдем в лаборантскую, помнишь ее?
-Смутно. - Шунишу окончательно утвердилась в мысле о том, что произошло что-то непредвиденное. - Но сойдет. Она ухватила Жору за руку чуть выше локтя:
-Идем!
Макридис слегка улыбнулся, как будто часть груза, хоть небольшая, упала с плеч и, сдерживая свой широкий шаг, повел девушку за собой в комнату, где месяц назад они допрашивали первокурсника – Васину жертву. Предложив собеседнице сесть, молодой человек остался на ногах.
- Ты как-то упоминала, что в тот, - он сделал ударение на этом слове, прошелся к подоконнику, оперся на него и снова повернулся, - вечер твой амулет... раздвоился. Вторая копия еще у тебя?

(с Переплетчицей)

Шу изумленно уставилась на Жору. Она ожидала чего угодно, но не этого.
-Ты из-за такой шум поднял? - Недоверчиво переспрасила девушка. Но поймав его взгляд стушевалась и пожала плечами:
-В шкатулке валяется. А что?
- Нет, конечно, - он в упор посмотрел на Шу. Постепенно выражение глаз менялось от невидяще-раздраженного до оценивающе-заинтересованного. – Просто, кажется, это из немногих доступных фактов. Мне запретили проводить диссертационные исследования по предложенной теме. Даже не завкафедрой, а декан.
- Надо же. А я-то наивно считала, что у нас ничего не запрещается... В смысле: если что, так сами копытом в ухо получим. - Шу почесала нос, заодно возвращая на место предпринявшие попытку сбежать очки:
-Слу-у-ушай, что-то твой вопрос не похож на прекращение исследования. Но если тебе нужен мой медальон, то я с удовольствием тебе его отдам. А то у меня уже ощущение, что я с ума схожу. Ну, что, идти за амулетом? Заодно прихвачу что-нибудь легкого и диетического для тапочки. Представляешь, Антип ее ухитрился ни разу не покормить. Так она у него до подушки добралась. Естественно, обожралась до обвисания ушей. Ее теперь придется на диете держать...
- Я тоже так считал, - кивнул Георгий. – Но мне посоветовали избрать что-то более профильное и не лезть в аномалии последнего месяца – а ведь это богатая и неразработанная тема, и на магии Земли тоже отражается! – Его лицо стало решительным, пальцы забарабанили дробь по подоконнику. - Но ничего, я все равно соберу такой материал, что им некуда будет деваться! Тем более, что М... мой дух не видит тут ничего разрушительного.
Тут он наконец отошел от окна и приблизился к девушке, посмотрев ей в лицо.

- Антип так и ходит вокруг, и сегодня ошивался рядом... Твой тапок у него был?! – вопрос прозвучал так, будто Макридис спрашивал о большем, желая, но не решаясь потребовать ответа.
-А что, ты претендуешь на владение моей тапкой? - фыркнула Шу. - Ты мне еще сцену ревности устрой! - Она посмотрела в глаза Жоры и покачала головой:
-Так не пойдет, Георгий. Ты реши сначала, что ты хочешь, а уже потом задавай вопросы девушкам. Не знаю уж, что ты во мне нашел… но пока ты не сделал ничего, что б иметь право на недовольство.
Шу задумчиво потерла нос и немного виновато пожала плечами:
-Я ценю нашу дружбу и очень надеюсь, что повода для подобных разговоров у нас больше не будет.
Шу поправила Тапочку подмышкой и решительно отправилась к двери:
-Если ты хочешь получить мой амулет, то подходи через полчасика – я его тебе отдам.
Жора рванулся вперед и преградил девушке дорогу.
- Извини меня, Шу! И выслушай, - его голос был взволнованным с оттенками отчаяния и надежды, звеня, как бывает в миг решимости. Так рискуют люди, у которых жизнь пока не выбила методичными ударами веру в успех. – Ну его, этот амулет!
Момент для объяснения молодой грек выбрал на редкость неудачный. У Шу ужасно болела голова, а настроение резко стремилось к нулю. Влезать с ним в долгие философские беседы о смысле жизни вообще и об их потенциальных отношениях в частности, ужасно не хотелось. Но и огорчать хорошего друга тоже.
«Сговорились вы все, что ли?!!!»

-Жора, - мягко и проникновенно начала Шу. – Я тебя умоляю, давай поговорим потом, потому, что все, что я в состоянии сказать сейчас, станет потом большой проблемой. И мы оба будем жалеть. У меня жутко болит голова. Только не надо предлагать помощь: у тебя лечебные чары не самая сильная сторона, а в таком состоянии лучше и не пробовать….
Она вздохнула:
-А амулет я тебе отдам, и не спорь. Что-то ненормальное со всем этим твориться. Мне стали сниться странные сны. И... в общем, странные. А ты единственный человек, кто может разобраться с этим. Не к Лису же идти!
-Она быстро привстала на цыпочки и мимолетно дотронулась губами до его щеки:
-Разберись с этим, я тебя прошу. Пока не случилось что-то плохое. А с остальным... будем считать, что я должна тебе разговор. Договорились?
После недавнего разговора с деканом теперь Георгию показалось, что весь мир ополчился против него. Несколько секунд он боролся с желанием идти напролом, несмотря ни на что – иногда так берутся крепости. Вот только рады ли будут жителя цитадели? Лучше об этом не думать. Затем менявшее выражение лицо стало собранным. Он молча и холодно кивнул, затем стремительно, резко, словно ожидая какого-то сопротивления со стороны окружающего мира, вышел из комнаты.
Шу шагнула было за ним, но в последний момент остановилась, глядя ему в спину. Все-равно, сказать ей было нечего. И помочь ему она тоже не могла. На душе было на редкость гадостно.
Шу прижала к груди тапочку, села на стол и разревелась. А перед глазами вновь стояла дриада из ее сна.

(С Хигфе довели девочку до слез))

(Мы с Переплетчицей утешаем девочку)

Когда Шу пошла куда-то с красавчиком-преподавателем, Антип, ругая себя всякими словами, поплелся следом. И потом слонялся по коридору с несчастным видом, придумывая повод, чтобы зайти в комнату, — и в то же время понимая, что это свинство.
К счастью, это продолжалось недолго, Антипка-Недотепка не успел наделать глупостей. Макридис вышел из комнаты и направился куда-то, не заметив студента Саморукова.
Антип тут же рванулся в комнату, на ходу придумав какую-то легкую, бодрую, очень удачную фразу...
И тут же забыл ее при виде плачущей девушки.
— Шу! Что случилось, Шу? Ну, хочешь, я... ну, может, я ему морду набью, а?
- Не на-а-адо, - шмыгнула носом Шу. – Это я сама виновата. К тому же он сдачу даст. А когда раскается, пользы не будет никакой: у Жоры с лечебными чарами напряженка. У меня, кстати, тоже... Ой!
Только тут до девушки дошло, наконец, кто перед ней:
- Антип, что ты здесь делаешь?
— Я... это... подумал... может, помочь тебе тапочку донести, а то тяжело?..
- Антип, - обьявила Шу, - ты - прелесть! Я тебя потом поцелую, когда не буду такая зареванная.
Она решительно достала из кормана зеркальце и принялась приводить себя в порядок.
- Ой, стихии! Сколько времени-то? Я на лекцию опаздываю! Шу стремительно подхватилась с места, чмокнула Антипа в щеку, одарив его улыбкой и со скоростью потерянного времени унеслась в сторону коридора.

8 октября, вечер

***

-Как здорово, Ариш. Спасибо большое, - Александр вертел в руках металлическую «ракушку» с гравировками в виде гоняющихся за ласточками лис. Пальцы повернули ключик, и светлая крышка отъехала в сторону, открыв круглые часы возле углубления-шкатулки. Тихо запела флейта. – Еще и музыкальная. Давно я не чувствовал себя девушкой, а ведь чувствуешь, когда дарят подобные вещи!
Он засмеялся, со странно-теплым выражением разглядывая переплетающиеся узоры.
-Попросила сделать волшебников с Металла, а дальше с часами и музыкой возилась сама. Твоя флейта на редкость не сговорчива, ты знаешь? Что у тебя за тотем? – Ариша накрыла обеими ладошками мужские руки и заглянула Лису в глаза.
-Ветряной лис. Это такое мифическое существо, золотисто-рыжее с полупрозрачными крыльями. За-ну-ды, - прокомментировал свои же слова Александр Евгеньевич и, поцеловав девушку в щеку, повлек в сторону домика, бывшего на порядок меньше остальных преподавательских. – Знала бы ты, как он доставал меня в годы учебы: то не делай, это не делай, а тут ты вообще фальшивую ноту выдул…
-Мой волк ворчлив не меньше.
-Волк? Я всегда думал, что у тебя ласточка, или какая другая нежная птица?..
-Нет, волк. Большой и страшный черный волк. «Придет черненький волчок и укусит за бочок», - смеясь, проговорила Ариша.
-Ну, во-первых, в этой присказке он был «сереньким». Во-вторых, являлся только непослушным детям, а мы с тобой немного выросли из того возраста, когда родители пугают подобными созданиями.
-Сашка… Господи, где я еще найду мужчину, который постоянно будет рассказывать мне сказки?
-Только в Гардарике, или на дорогах мира, - провозившись несколько секунд с замком, Александр открыл дверь и с улыбкой впустил девушку в дом.

Одинокая слеза проложила себе дорогу по щеке, но до подбородка добежать не успела: Анна-Мария сердито смахнула ее рукой и сжала губы:
-Это было очень жестоко с твоей стороны, Цилунг! – Безжизненным голосом произнесла она.
-Я подумал, что ты должна понимать, что тебе предстоит. – Надо отдать дракону должное: в его голосе появилась виноватая нотка. Он пошевелил хвостом, явно собираясь еще что-то сказать, но ограничился пожатием плеч.
-Мне ничего не предстоит! Я не собираюсь разбивать их пару! – Анна-Мария поднялась с травы и оттряхнула кимоно:
-Кроме того, что ты унизил меня лазаньем по кустам и вмешательством в чужую жизнь, ты еще хочешь втравить меня в разборки из-за мужчины? Не будет этого!
-Да что с тобой?! – Дракон, увеличившись на глазах, стал на задние лапы, схватил девушку за плечи и ощутимо встряхнул:
-При чем тут твоя гордость?! Он – лис с ветром в крыльях, ты же слышала, он – часть пророчества! Ты – наследница, как бы не отрицала этого, и ты должна сохранить мир. Разве это не важнее твоей чести и твоих принципов? – Его голос стал мягче:
-Ты же любишь его…
-Люблю. – Не стала отрицать Анна-Мария. – Я видела его в своих снах. Люблю…. и поэтому никогда не вмешаюсь в его жизнь.
-Но пророчество…
-Мне наплевать на пророчество! Я уехала из Китая, надеясь, что хоть так отвяжусь от него! О, нет: я докопаюсь до истоков. Я хочу знать, ради чего на алтарь положили мою жизнь и разрушили судьбу. Но я и пальцем не пошевелю, что б исполнять это демоново пророчество!
-Но,…
-А будешь возражать, - припечатала девушка, гладя на дракона сухими глазами. – Отрекусь.
-И чего ты этим добьешься?
-Не догадываешься? – Жестко усмехнулась девушка. – Я перестану быть частью семьи. А значит, мне и дух-покровитель предков не полагается.
-Ты не сделаешь этого! – Ахнул дракончик.
-А ты проверь! Все, мне пора в библиотеку.
Она оглянулась на маленький домик, и с грустной нежностью в голосе произнесла:
-Будь счастлив, любовь моя!
И благословление нежными призрачными лепестками цветущей сакуры опустились на порог его дома.

9 октября, день

На следующий день в большую аудиторию стекались студенты разных групп – лекция, посвященная памяти Гервасия Ладожского, была открыта для входа учащихся со всех факультетов. Сам старец уже с утра сидел под трибуной в образе таракана и любовался на свой портрет, который казался объемным и даже двигался – постарался маг-художник. Нет, конечно, были кое-какие недочеты, на которые дух намеревался указать. Он мечтал неожиданно появиться в собственном призрачном облике в ключевой момент лекции, смакуя эффект и собственную длинную заковыристую речь.
Однако видеть его никто не мог, и меньше всех Жора, который зевал на своем месте, но усиленно старался это скрыть. Получив вчера амулет, он просидел над ним всю ночь, пока не смог заснуть на час мертвым сном, ни о чем не думая. Покрасневшие глаза смотрели на Андрея Васильевича, коллегу Лисова, который увлеченно рассказывал о жизни ученого, быстрыми движениями манипулируя указкой. Волосы, заплетенные в хвостик, весело подпрыгивали в такт.
В тот миг, когда глаза Макридиса наконец закрылись, громкий звук заставил его подскочить от неожиданности и резко поднять веки... Да так и остаться с широко распахнутыми очами, узрев середину аудитории.
Рядом с поваленной трибуной возвышался огромный, в холке с человеческий рост, серый волчина. На его спине было серебряное седло, инкрустированное золотой надписью «Иван-царевич, к нему приторочен лук с биркой «Адиссей», в зубах зверя обиженно мерцали перья жар-птицы. Конечно, обитатели Академгардарика повидали всякое, но для любого обладавшего Даром к магии было ясно, что это не глупая шутка.
Пол вокруг был разворочен и обуглен, пламя вокруг набирало силу, пожирая доски. Корзина с цветами, стоявшая на сцене, дотаивала в воздухе. Вокруг незримо звенела, рассеиваясь, магическая аура – невиданная и невозможная давным-давно. Ибо, даже появись такое желание, никто не смог бы использовать магические силы мира для прямого разрушения.

Зая без особого энтузиазма слушала лекцию, вяло покусывая розовый пух на своей ручке. Мысли ее витали где-то в области воздушных паровых скоплений, особо не задерживаясь на каком либо предмете. И надо же так случиться, что, когда девушке попалась особенно сладкая ворсинка, недвусмысленно указывающая на факт пребывания пишущего объекта в некоторый момент времени в непосредственной близости от мармеладок, в преподавательском составе, ведущем лекцию, произошли коренные перемены. Несколько мгновения Нелля округлившимися от ужаса глазами смотрела на появившееся транспортное средство зубастого склада, а потом понеслась к выходу, дико вереща:
-АААА!! Волк!!
И в аудитории повисло молчание. Удивленное, немного ошарашенное… даже живое какое-то. Рыжехвостый Андрей Васильевич протер глаза, глядя на серого гостя, а стоявший у двери Александр Евгеньевич опустил очки на нос, смотря на яростно оскалившего пасть зверя. Пять секунд. Десять. Пятнадцать. Тридцать…
-Простите… вы к кому? - робко полюбопытствовал полноватый лектор.
И волк бросился на него - сигнал для остальных студентов: пора бежать. Заю на выходе подхватили крепкие руки преподавателя древней истории.
-Следите, чтобы не было давки, - мельком бросил Лисов и метнулся в сторону, где сцепились у поваленной кафедры сказочная живность и профессор.

(и снова с Соуль, Хигфом и Гульдой)

Это было жестоко. Нет, даже больше: это попахивало нарушением всех законов природы. Повинуясь инстинкту, Зая хотела нестись прочь от Волка, хоть и принаряженного в попонку с надписями, петляя, путая следы. Но всякие там Лисы тоже никогда заодно с белыми пушистиками не были, а потому, не имея возможности расправиться с ними самолично, предпочли отдать их на растерзание серым собратьям.
Жалобно поскуливая, Нелля принялась руководить целенаправленной ретировки из класса, кое-кому, пользуясь служебным положением и ради пользы дела раздавая подзатыльники.
В углу, у задней стены ошеломленно замер Антип Саморуков.
Нет... не может быть... это же просто проверка, конечно же, проверка, которую преподаватели устроили студентам. Те, кто ломится сейчас к двери, забыли, что АкадемГардарик - совершенно безопасное место... и что вообще магия не может разрушать!
Но как же реалистично волк напал на лектора!
Не удержавшись, Антип встал и по освободившемуся проходу подошел ближе.
И увидел кровь под зубами зверя!
Как всегда, руки сработали раньше головы.
Большие, очень сильные руки, унаследованные от древнего рода работяг.
Антип размахнулся сумкой (в которую вместа каркаса был вставлен тяжелый котелок) и мощно шарахнул ею по огромной звериной башке. Послышался глухой чугунный звон - волк дернулся, замер на полмгновения но ничего более серьезного не произошло.

(вместе)

Не все ученики бросились к дверям. Волшебники, что постарше и покрепче уже собрались перед первым рядом амфитеатра и теперь азартно шушукались: судя по синеватым искрам, поблескивавшим над разноцветными макушками – шушукались не просто так. Вот, в руках одного оказалась волынка, пронзительный вой взлетел под потолок; серый волк отпустил руку профессора и с яростью обернулся в сторону поклонника шотландского фольклора. Андрей Васильевич схватился за резной медальон в виде дриады, висевший на груди.
Ненадолго застыв, Жора начал расталкивать запаниковавших студентов и немногочисленных преподавателей, но он не собирался сбегать, организовывать или высматривать кого-то. Грек рвался к трибуне, а амулет Шу в кармане тихо и заунывно подвывал, как недовольный посмертием призрак. Пробившись к трибуне, грек застыл, не обращая внимания ни на схватку рядом, ни на толпу, ни на опасность.
В голове бурлили мысли - понять и показать им всем. И им, и ей, и снова им, и вновь ей… Всем. Кто такой Георгий Макридис. Он достал амулет Шунишу и собственный распознавательный, имеющий форму кошачьей головы с длинной тонкой шеей и начал перебирать длинные тонкие каменные волоски, что-то шепча себе под нос и распутывая ускользающие потоки магии, ловя стирающийся след и пытаясь понять, что случилось. Ничего не слыша, грек сделал еще шаг в опасную зону.

(с Соуль, Гульдой, Ноэль... Позже еще Лаэлар будет!)

(та же банда)

Зая, освоившись в роли регулировщика, бдительно следила за происходящим в аудитории, потому от ее внимания не ускользнул ни героизм Антипа, ни маневр Жоры. Последний ее даже встревожил.
- Стой, - схватила она за ухо какого-то старшекурсника, которому явно не повезло с ростом.- Ты будешь руководить отступлением, пока я отойду. И смотри у меня: не справишься - уши надеру.
Гордо подняв голову, Нелля направилась исправлять ситуацию, позабыв про собственную шкурку.
- Ты куда лезешь, - истошно завопила она, вешаясь греку на шею, тем самым пытаясь предотвратить его вмешательство в происходящее.
В трансе, да еще вымотанный бессонницей, Макридис даже не понял, что произошло. Его лицо осветило что-то вроде понимания, и в этот миг на нем повисла Зая. Мышцы, не координируемые разумом, отказались делать то, что надо. Грек покачнулся и упал влево, чуть в сторону от волка, но все еще близко, глухо стукнувшись головой об пол. Глаза закрылись, и он остался лежать, придавленный студенткой.
Антип уже понял, что никакая это проверка, а что-то вполне серьезное. Ни один из его многочисленных дядюшек не обучал парня сражаться с волками. Но и стоять рядом, глядя на этот каннибализм, было нельзя.
И Антип выкинул номер, изумивший его самого: прыгнул в седло и, перегнувшись через луку, вцепился в волчьи уши, рванул их на себя.

Здоровенный зверь вскочил и встряхнулся, словно отряхивая шкуру от воды. Подпруга лопнула, седло поехало набок, Антип грянулся на паркет. А серый хищник, прижав уши, в два скачка очутился у двери.
Зэт, который еще до начала лекции пробрался в аудиторию и пристроился под сидением в одном из первых рядов, быстро бежал по полу, лавируя между ног присутствующих, рискуя быть просто-напросто раздавленным. Однако он точно знал, что ему нужно. Последние метры зверек преодолел парой больших скачков, оказавшись рядом с лежащим на полу Жорой и навалившейся сверху Зайкиной. Не обращая на нее особого внимания, Зэт подскочил к Жориной руке, точнее к зажатому в ней амулету Шу.
-Ты как с животным обращаешься еще не опомнившись от падения, возмутилась Зая.
Живность всякую она любила всегда и горой стояла за всяких братьев наших меньших, вне зависимости от их клыкастости.
Позабыв самою себя, Нелля бросилась за волком.
Антип поднялся, ошарашенно повертел головой - и тут же нагнулся над лектором:
- Ох, как вас этот зверь... попробуйте встать, я вас в медпункт отведу! Что, никак, да?
И легко, как девушку, поднял пострадавшего лектора на руки. Чем-чем, а силушкой Антипка обделен не был...
Андрей Васильевич только простонал, хвостик волос свесился вниз. Он слабо кивнул Саморукову.

(те же, там же)

(все)

А Зэт деловито ухватился обеими лапами за амулет и с силой потянул на себя. Жора, не приходя в себя, что-то простонал и вцепился пальцами в цепочку, как утопающий - в соломинку.
Профессора, колдовавшие в углу, уже рассыпались, бросаясь во враз опустевший центр зала. Один из них, седовласый кивнул Антипу, швыряя на пол свою серую куртку.
- Клади сюда, я ему помогу! Эй, - позвал он еще одного студента, до сих пор не убежавшего, - сбегай в медпункт!
Пожилой преподаватель достал перо и начал писать что-то на бумаге, которая словно сама собой очутилась в руках. Это были стихи, а Борис Викторович - преподавателем кафедры поэзии. Экспромтом набрасываемые строки, казалось, сами оживали, давая силы больному, останавливая кровь…
Такой поворот в зэтовы планы решительно не входил. Уж если он решил действовать, то должен был попытаться довести задуманное до конца. Решив так, Зэт, не выпуская амулета из лап, вцепился в удерживающие цепочку пальцы Жоры зубами.
Вскрикнув, грек разжал пальцы, на миг открыл глаза, останавливаясь на создании, тянувшем на себя амулет, но тут же снова закрыл - силы так и не вернулись.
Зэт не стал мешкать, как только почувствовал, что цепочку ничто более не удерживает, одним длинным прыжком отскочил в сторону, скрываясь со своей добычей где-то под кафедрой.

Лис присел рядом со скульптуром:
-Хватит, хватит, - прижал пальцы к немного влажному виску Макридиса и прислушался, поднес флейту к губам, выдувая то одну, то другую ноту. - С ним все в порядке, просто сильно ударился головой. Сударь, позаботьтесь пожалуйста.
Покосился на Антипа и передвинулся ближе к раненому лектору. Андрей Васильевич устало прикрыл глаза.
-Хватит изображать кисейную барышню, - громко, чтобы донеслось до студентов, произнес Лис, и профессор поморщился, слабо пошевелив раненной рукой. - Именно.
Он перехватил здоровую ладонь коллеги и помог подняться. Черные глаза рыжеволосого лектора сверкнули устало, но весело.
-Кто-нибудь отправился за серым? - поинтересовался он у притихшей аудитории и лукаво улыбнулся, заметив, что "воскрешение" возымело должный эффект. Вздохнул. - Никто.
-Пойдем, следует позаботиться об этом. Хорошо, что Ариша в мастерской... - Александр Евгеньевич неожиданно изменился в лице. - Анна-Мария!
Андрей Васильевич сочувственно покивал и резко поднялся. Несколько секунд, и охотники разбежались: один за волком, другой - в поисках своей аспирантки.

9 октября, день

Дальше по коридору, вниз по лестнице; под ней Нелля увидела кончик серого хвоста. Послышался тихий вой и кто-то жалобно заскреб лапами.
-Не плачь, маленький!- засюсюкала девушка, подходя к хищнику. В этот момент он уже не казался ей страшным и опасным. -Злые мальчишки тебя обидели. Ух, бяки! По головке ударили
Продолжала нежно говорить она, протягивая руку к зубастому. Накрывший мощными лапами крутую голову волк покосился на девушку и, снова завыв, начал преображаться. Шерсть становилась короче, постепенно пропадала совсем, хвост изогнулся колечком и исчезли, когти уменьшились - превратились в длинные и гибкие пальцы. Еще чуть-чуть и перед Заей сжался в клубок крепенький подросток, которого, могло показаться, морили голодом не один день.
-Ой,- только и пискнула Зайкина, мгновенно покраснев и отвернувшись. Немного подумав, она сняла с себя кофту и протянула ее назад,- Одень, что ли.. . Ты вообще кто? И зачем на нас напал, а?
Оборотень сцапал кофту и хотел было набросить поверх серых лохмотий, но засмущался, снова съежился, как щенок.
-Ты.. ты меня не обидишь? - подросток комкал в руках одежду, из-под локтя глядя на девушку черными, как ониксы глазами.
- Что ты! - порывисто обернулась Зая, удивленно хлопая ресницами,- И никому не дам тебя в обиду. Хочешь ириску?
Оборотень удивленно расширил глаза и хотел уже было кивнуть, как на лестнице послышались тяжелые шаги - снова сжался и испуганно взвизгнул, как собака, которой прищемили хвост.

( с Соуль)

-Это кто-нибудь…. она опять меня Иван-Царевичу отдадут, а он седло нацепит, - забормотал подросток и вцепился обвил длинными, чуткими пальцами кисть Нелли. – Спрячь меня, пожалуйста!
Истовым шепотом.
-Конечно спрячу!- возмущенно пробормотала девушка, вообразив, что какой-то там Иван-дурак возомнил себя джигитом и смеет эксплуатировать несчастного оборотня. И это в наш просвещенный век! - Пошли ко мне!
Волк затравленно оглянулся, а потом последовал за девушкой под лестницу, оттуда – через маленькую дверь по запыленному коридору – на улицу. Смешно отмахивался от хрупких пауков, от паутины, укрывавшей стены.
Снаружи большинство студентов спешили к главному ходу; часть - те, кто выбежал из аудитории - толпились на лестнице, но никто не решался войти. Подросток на мгновение зажмурился от яркого света и закрыл смуглыми руками лицо. Спутанные черные кудри укрыли хрупкие пальцы – отнял.
-Это же надо было так мальчика запугать,- думала Зая, дворами пробираясь к своему корпусу, время от времени маскируясь то под куст, то под дерево,- Вырасту, обязательно создам лигу защиты сказочных животных и назову "Зеленый мир".
Долго путь держится, быстро листы в книжках пролистываются. Добрались таки Волк с Заей до девичьей светелки.
-Располагайся, - гордо сказала Нелля, запирая дверь.
Серый волк закрутился, озираясь, а потом забился в угол, обхватив худющие плечи смуглыми руками. Побледнел, глубоко вздохнул – цвет постепенно возвращался на заострившееся от голода лицо, страх уходил из раскосых черных глаз. Прикрыл веки, часто-часто задышал.

(с Ноэль ))

-Эй, ты чего.. Садись на стул. Есть хочешь? У меня печенье есть! - озабоченно осведомилась Зая.
-Ив-ван ц-царев-вич-чу не от-дашь? - волк с трудом старался унять заикание.
-Кому? Да я этого царевича сама оседлаю и заставлю пройти всю программу конкура! А потом буду кормить овсом, пока он не закукарекает и не снесет золотое яйцо.
Волк криво улыбнулся. Секунда - и засмеялся, а потом, еще чуть-чуть вздрагивая, рассказал девушке, что прежде был сыном южного торговца. Однажды караван от промышляющих в пустыне бандитов нанялся охранять Царев Иван; с ним - Аль Абэк сдружился, с ним же потом и уехал в северные земли, где русый страшным колдовством обратил в волка и поставил себе на службу.
-Во урод! Да его….Я потом с Жорой поговорю, и мы придумаем, как его наказать. Или лучше с Шу. Она его тапке скормит. А ты пока ешь печеньку!
Юноша разломил печенье на четыре части и положил в рот маленький кусочек. Разжевал.
-А мяса нет? - поинтересовался жалобно.
-Мяса?- задумчиво почесала затылок Нелля, -Я могу в столовой спросить… Тебе с кровью или котлеты подойдут?
-Подойдут, - почему-то смутился Аль Абэк и совсем перестал бояться. - А тебя как зовут?
Полюбопытствовал.
-Зая,- смутившись, ответила девушка, накручивая светлый локон на палец. А потом опомнилась: - -Нелля Зайкина в смысле…
Юноша поднялся; поклонился, скрестив руки на груди:
-Будем знакомы, спасительница.

(С Соуль))

9 октября, день

Георгий, придя в себя, поспешил отделаться от всех. Никого не хотелось видеть, голова болела и даже мысли по поводу результатов опыта, проделанного только что, и самого происшествия, кружились и разлетались. Ясно было, что занятий сегодня не будет, и Макридис вытянулся на кровати в маленькой комнатушке, в которой почти все свободное от мебели место было беспорядочно захвачено небольшими статуэтками, заготовками на них, инструментами и книгами.
Может, если попробовать поспать, станет легче...
Этот пикантный момент выбрала тумбочка, чтобы разобраться с новым, в последнее время сильно занимающим ее вопросом "О страданиях подвижной культуры (самоназвание "люди")". Частично вопрос снялся, когда она в очередной раз случайно появилась на лестнице и вызвала небольшое дорожно-лестничное происшествие, в ходе которого набралась новых слов и уяснила, что внешние повреждения подвижных сопровождаются внутренними неприятными процессами.
Но причина страданий, которые шепотом иногда называли "любовь" (подборка синонимов: "маета дурью", "о эта сессия", "откуда берутся маленькие культурята", "опять все парты изрисовали", "взаимосвязь несвязуемого") была тумбочке категорически недоступна. В итоге, после вокального урока свалившись аккурат на представителей частого заболевания, мебель поставила следующей целью вопрос "О страданиях..." и занялась поиском адекватной особи для продуктивной беседы.

(& самый темный)

Правда, когда аккуратно покрашенная в розовый цвет (в синонимах "любви" был еще этот оттенок, так что тумбочка явилась во всеоружии расспросов) мебель появилась в двух сантиметрах над кроватью Жоры (и над самим преподавателем), и затем со всего веса своей мебельной структуры свалилась на те два сэмэ, вопрос насчет адекватности... был поставлен под сомнение.
Собравшийся отдохнуть грек взвыл от неожиданности и боли, когда что-то зеленое – видимо, от эффекта цвета перепутались – рухнуло ему на живот. Согнулся и резким толчком отбросил от себя непонятный предмет, затем, вскочив на ноги, сжал кулаки, готовясь к самообороне.
На удивление, зеленый предмет оказался старой знакомой тумбочкой, виденной месяц назад, только перекрашенной. Георгий вооружился резцом и угрюмо сказал:
- Надо было тебя поджечь.
Мебель сноровисто утелепортировалась в дальний конец и сменила цвет в буйно-фиолетовый, похоже, заменявший ей все экспрессивные эмоциональные окрасы.
"Я не нарочно", - буркнула она, начиная в местах ручек странно синеть. Но даже самой себе тумбочке не хотелось признаваться, что она стала смущаться (пора бы за месяц научиться "прыгать" куда надо...).
Жора плюхнулся на кровать, потирая живот и начав успокаиваться, после чего задал сакраментальный вопрос:
- А ты вообще как такая получи...лась, - заминка означала решение, что тумбочка все-таки грамматически относится к женскому роду.

В ответ раздалось продолжительное скрипение, под аккомпанемент которого мебель окончательно перелиняла в индиго. Сегодня тумбочке не везло, и смущение одолевало все сильнее, потому что ответ "не знаю" ей... не нравился.
"На потерянном времени!" – наконец изрекла она, проведя параллели между своим лексиконом и образами подвижной культуры. Впрочем, неиспорченной хитростями душой немедленно добавив:
"Кажется..."
В глазах хозяина комнаты зажегся исследовательский огонек, резец вернулся на место и, снова вытянувшись, но внимательно следя за переливами радуги, он спросил:
- То есть сама точно не знаешь? Кстати, ты здесь оказалась нечаянно?
"Нет", - оживилась диковинная собеседница, возвращая оптимистичный розовый цвет и до поры отложив проблемы появления разумных тумбочек. Правильная мебель соответствовала плану, а то что именно она была правильной и план имелся, сомнений не возникало.
"Спе-ци-аль-но", - разученным с тотемом баритоном промурлыкала она.
На лице Жоры мелькнуло удивление, он посмотрел на менявшую цвета, как хамелеон, тумбочку, отметив ее странный тон, и спросил:
- А зачем?
"Что такое любовь?" – последовал вопрос без долгих предисловий.
Он посмотрел направо, налево, окидывая взглядом комнату, на себя, на розовую тумбочку... Взрыв хохота сотряс тело, заставляя напомнить о себе резью в животе и тяжестью в голове, но остановиться потерявший душевное равновесие преподаватель не мог долго. Наконец, с каким-то стоном отдышавшись, он взглянул на собеседницу и спросил:
- А зачем тебе это?!

"Я нахожусь в информационном поиске, затрагивающем аспекты морального, духовного и физического развития всех входящих в классификацию "Живых" существ, особенно же представителей подвижной культуры, самоназвание "люди"", - проинформировала тумбочка, занося в мысленный реестр близкое к синониму "смех".
"Для продуктивных бесед выбираются наиболее адекватные особи, самоназвание "преподаватели" и "дрессировщики"" – видимо, решив добить грека... Упоминание же дрессуры отозвалось в мысленном голосе странными звучаниями флейты.
На окончании мысли Георгию почудилось что-то знакомое и, поверив чутью, он быстро, опережая мысль рождавшимися самостоятельно словами, спросил:
- Это Лис нас так назвал? - затем задумался, и, прищурившись, продолжил вкрадчиво и куда медленнее. – Я попробую сказать... А ты хочешь узнать о себе больше? Да и о нас тоже?
"Адекватный-с-флейтой. Кто "Лис"?" – всплыл очередной пласт вопросов, поскольку с самоназваниями дольше культур мебель не продвинулась. И тайной имени не интересовалась. Потом, поскрипев болтами, как-то рассеяно объяснила:
"Все, обо всех...".
- С флейтой – скорее всего Лис. Александр Лисов. У нас всех есть имена. Названия для каждого. Людей много, и надо, чтоб сразу было понятно, о ком говоришь – для этого они существуют, - попробовал пояснить Макридис концепцию столь естественной вещи.

"Личное самоназвание", - задумчиво повторила разноцветная мебель, пятнами блуждающих просветлений линяя на бело-сиреневый, уже известный идентифицированному Александру Лису. Остановившись на полосатом варианте, тумбочка некоторое время подумала (не в пример быстрее прежних зависаний) и уточнила:
"Имя... признак уникальности?"
Жора глубоко задумался, наморщив лоб. Даже головная боль отступила, видимо, в удивлении.
- Да, уникальности. Хотя оно редко дается с учетом особенностей, потому что называют при рождении, когда непонятно, каким будет человек. Впрочем, это для начала сложно. Ну... представь, если бы было много разумных тумбочек. Тогда сказать "я говорил с тумбочкой" - было бы непонятно. Тебе бы тоже понадобилась отличительное название. Имя.
Теперь уж медлительный процесс тумбочкового мышления отыгрался за всю скорость, погрузившись в анализ на добрые полчаса. Мебель не отреагировала даже на стук по верхней полке, утробно бурча (возникали странные вопросы, чем может бурчать дерево) и не проявляя признаков разумности.
Озадаченный Жора, к этому моменту снова обретший подвижность, понял, что мысль про множество разумных тумбочек была не самой удачной находкой. По правде сказать, она и у него не очень укладывалась. За время молчания он додумал родившуюся идею и стал выглядеть гораздо более живо, чем за все время после разговоров с деканом и Шунишу.

- Да ты не дурное бери в го... в ящики! – произнес преподаватель сочувственно. - Нету их и ладно, и не надо. Лучше скажи, тебе ответ еще интересен?
Пальцы по привычке мяли кусок гипса, придавая ему форму маленькой тумбочки.
То ли фраза насчет ящиков благотворно повлияла на состояние оных, то ли мебель завершила анализ уникальности, но, после продолжительного скрипа, застывшие полоски прошлись цветной рябью и безымянная тумбочка выдала:
"А кто дает имена при рождении?"
"Обязательно интересен".
Характерно, что сообщить она умудрилась одновременно двумя голосами, обычным и мурлычащим.
- Обычно родители, - ответил Жора, которого охватило ощущение легкой шизофрении. – Это люди, которые... гм... производят на свет новую личность. Насчет ответа - хочешь договор, взаимно выгодный?
"Люди появляются от родителей?" - сделала логичный вывод тумбочка, при этом положительно скрипнув насчет договора. И с напором истинной мебели (летящей под уклон...) продолжила:
"Как?"
Какая-то часть фиолетово-белой подсказывала, что с подвижной культурой потерянное время мало связано, не в пример феномену "любви" со всеми его синонимами.
«Откуда берутся дети?» вспомнилось Жоре. Все то же чутье подсказывало, что вариант с аистами и капустой не прокатит.
- Я буду тебе рассказывать, что ты хочешь и отвечать на твои вопросы, когда будет свободное время. А ты мне разрешишь изучать тебя – разбирать не буду, ни в коем случае, только спрашивать, - и, может, кое-что для меня узнаешь.
Похоже, есть новые материалы по диссертации. Хотя и по прежней теме та-акие возможности! Тумбочке никакой Лев Георгиевич не запретит сбор сведений.

Услышав про регулярные информационные беседы, после коих адекватная особь не грозила стать неадекватной и, вдобавок, сама первой предлагала, тумбочка на радостях устроила фантасмагорию цветовых переливов. За полминуты у грека зарябило в глазах, а тумбочка смутно осознала смысл "закружилась голова"...
Впрочем, даже с кружащимися частями непонятно чего, мебель с внезапно обретенной скептичностью (ну не бывает среди людей настолько адекватных!) проанализировала предложение и вычленила из него неустойчивое понятие свободного времени. Но, подумав еще немного, решила, что это как раз мера адекватности и потому идея вполне реальная.
"Обоих - свободное время" - довольно согласилась она под конец фейерверка. "Много вопросов, много ответов..." - это было уже потише и неуловимо певуче, наводя на ассоциации, что будь мебель кем-то другим, то кружилась бы от счастья.
На лице Жоры отразился некоторый испуг, но, справившись с собой, он начал формулировать ответ и одновременно про себя составлять список вопросов.
Тумбочка в унисон занялась тем же самым, заодно укладывая в закрома мысленных ящиков определение "взаимовыгодный"...