Одинока была комната в ожидании хозяйки, храня воспоминание о песне ее шагов и о легких прикосновениях к покрывалам. От дуновений ветра, они струились и колыхались, как тоноке полотно воды, переливающееся через камни в русле горной реки. Одно покрывало было прозрачнее других, не ловило, а пропускало потоки света.
"Дверь или окно" представила Имариэль и качнулась в его сторону, опуская пальцы в синюю прохладу ткани.
Балкон спускался под ноги ровным камнем, обрамленным лепниной, изгибал перила, желая поддержать того, кто решит опереться на них, залюбовавшись закатом.
Имариэль сделала шаг и тяжело осела на пол, уронив светлую головку на ковер и раскинув руки.
Танцующая Тень утонула в видениях. От линии горизонта к ней, раскинув широкие кожистые крылья и оскалив зубастую пасть, летела тварь хаоса, из-за ее правого плеча виднелась другая, с телом змеи и головой крокодила и вот уже из тумана и морока видений выступил десяток этих чудищ, кружащихся в немыслимом танце.
И каждое такое па, каждый пируэт и прыжок отдавался дрожью страха в теле.
Бежать, укрыться, спрятаться, чтобы не видеть этого ужаса, не чувствовать этого страха. Сжаться в комок и спрятаться куда-нибудь, но это не выдумка и не фантазия - это происходит здесь и сейчас. Беги - не убежишь.
А твари терзали небо и где-то далеко красной черточкой, пролившейся струйкой крови мелькнуло нечто, оставив ощущение, что умерло большое изящное животное. И небо накренилось в ту сторону, как тяжелый валун, лишившийся опоры, который вот-вот сорвется и рухнет вниз.
Из серого разлома хлынули полчища, легионы этих тварей, заполняя собой эту небесную рану. На своих крыльях они несли горе и беду Озерному. Танцующие тени - семеро жриц Ночи, всегда оберегавшие его покой и сейчас должны защитить город.
Но этих тварей слишком много, они везде, в каждом доме, в каждом уголке и даже здесь, на балконе. Одна уже близко, уже замахнулась, но не Имариэль в испуге закрылась руками, не ее дыхание прерывистыми стонами вырывалось из сомкнутых губ.
Не она, не она, кто-то другой.

Улицы города. Айи
Айи потерялась.
Город остался городом, она узнавала переулки и подворотни, но Феллим куда-то убежал, и запах его почему-то она потеряла. Морфа побродила немного котенком, жалобно до пронзительности мяукая у ног прохожих, в основном своих, может, подсказали бы, куда брат пропал. Пожилая друид с прозрачными как поземка длинными волосами присела, сухой рукой упираясь в сучья-колени.
- Кис-кис-кис..
Айи обернулась, мявкнув, побежала к подставленной щепотью руке. Пронзительные зеленые глаза друида как раскаленной спицей насквозь прошили.
- Девочка… а ты что здесь делаешь? – задумчиво произнесла она, поднимая котенка за шкирку. Айи оставалось пищать преувеличенно несчастно. Перекидываться в подвешенном состоянии вообще не представлялось возможным.
- И где твои родители? А? Ну-ка, отведи меня к ним… Может, они и добрые путешественники.. а может, и сыну моему крылья подрезали…
Тощая коричневая рука опустила девочку на землю, погладила два раза по, три против шерсти на загривке, щелкнула по розовому носу. И Айи побежала, а за ней быстро, не отставая, шла высокая друид, для вида опираясь на длинный, увитый омелой посох.


Храм. Лльюинь

Высокие стрельчатые своды, теряющиеся в вышине прохладного золотистого полумрака, неспешное колыхание капителей в черном серебре воды, скрывающее от глаза ступени под водой. Мокрый след на перилах бассейна.
Лльюинь провел ладонью по глади воды, будто стирая отражения. Четкие светлые брови закрепились на переносице галочкой, собрав тонкую складку. Беседа с Йончером не принесла успокоения, илль не смог уладить волн, со своими бы ему справиться. У них нет пророчиц, значит, надо послать кого-то в Рощу. Значит, надо, чтобы весь город узнал об увиденном им. Значит, надо разнести весть по трактирам.
Светлые, цвета неба до заката волосы, упали со спины в воду, разошлись метелкой. Лльюинь подобрал их, стряхнул воду с потемневшего слипшегося кончика, отбросил на спину: по вышитой накидке расползлось мокрое пятно от волос. Младшая Яа полетела по тавернам, к утру город должен наполниться слухами и догадками – и по меньшей мере трое стоять у ступеней Храма, ожидая благословения.
А Яаминь ночью снова в дозор, до рассвета. Неуловимая птица, на ладонях жреца когда заснешь, сердце когда успокоишь? И грезой ли, не знаком ли было видение? Без младшей Яа Лльюиню не нужен был мир, ни новый, ни старый.

Вечер.
(совместно с Сигрид)

Мягкий влажный холод стирал со лба полотна сна, одно за другим, осторожно и заботливо, оставляя испаринку. Знакомый голос негромко нараспев читал слова молитвы-заклинания Возвращения Заблудшего.
Первыми вернулись звуки, потом запахи и с опозданием появились зрительные образы, с трудом прорвавшись через вязкую серую пелену.
Лльюинь улыбнулся. Поднялся, забирая с собой миску с ароматной водой и сложенную в несколько раз смоченную марлю. Имариэль лежала на том же ковре, куда упала, теряя сознание, но пол не был ни жестким, ни холодным.
- Ты хорошо себя чувствуешь? - жрец Дня удалился в одну из дверей, но слышимость оставалась прежней, будто он так и стоял рядом. – Голова не кружится?
- Хорошо, - пробормотала Танцующая тень, все еще возвращаясь сознанием из небытия в реальность. Не сразу вспомнила где находится и зачем сюда пришла, а вспомнив, попыталсь встать и объяснить.
- Простите меня за вторжение, я искала жрицу ночи. Моя сабля, она пропала.
Слова давались тяжелее, чем дождевые капли, прокладывающие себе дорожку вниз по сухому камню.
- Сабля? – эльф замер на пороге, удивленно подняв светлые брови. – Ты уверена, что она пропала?… - Он вошел в комнату сел прямо на пол, спиной к койке, скрестив ноги. Облачение жреца осталось, видимо, в храме, Лльюинь был одет только в простую рубаху цвета мокрого песка навыпуск и свободные штаны; величие и неприступность, внушающая некоторый трепет перед Верховным жрецом города, исчезло вместе с серебрёной накидкой и венцом.
Эльф закрыл усталые серые глаза.
- Я попросил Яаминь разнести весть по трактирам Озерного, она должна вот-вот вернуться. Подожди ее здесь, если никуда не торопишься, иначе, боюсь, вы снова разминетесь. – Он снова мягко улыбнулся, не открывая глаз.
Густая ало-бежевая заря заползала под покрывала, которые потихоньку начали отдавать за день накопленное солнце, и в комнате было по-прежнему светло, хотя тени углубились и приобрели резкость.
Имариэль тоже села на пол, сложив руки и боясь потревожить умиротворение жреца дня. Предложеное решение показалось единственно разумным и тень согласно кивнула самой себе.

Феллим
На охоте за справедливостью

Феллим фыркнул, вздыбил шерсть на спине, зашипел гадюкой. Чуть меньше часа назад он потерял имперского котяру. Феллим мчался след в след, умудряясь одновременно не отставать и оставаться незамеченным. Однако вдруг – б-бац – ему на пути попалась скабрезная дворняга, которая сочла обязательным облаять Феллима. Конечно же, гордый сын озерного не мог проскочить мимо…
…упустил. Имперец словно сквозь землю провалился. Домов вокруг была – тьма тьмущая. И проверить каждое окошечко, каждую дверочку, каждую нишечку Феллим за год не успел бы… однако, пока он раздумывал куда направить лапы, справедливость показала из-за нахальную мордашку и выкинула на одну из крыш имперского морфа.
Феллим насторожился. Чего это он делал здесь?.. Морда довольная – словно ведро рыбы съел, прям лоснится от счастья! И колокольцем серебряным брякает… колоколец!

- Братцы, впервые вижу, чтоб кот – и разговаривал! – хохотнул Рыжик.
Рыжиком звал его Феллим. За копну огненных лепестков, цветущих у мальчишки прямо на голове. Пламя клокотало совсем беспорядочно – то заваливаясь Рыжику на глаза, то булькая где-то на затылке.
- Ну и дурак! – беззлобно хлопнул его по затылку Блинчик, - это ж морф!
Блинчик именовался старший брат Рыжика – за необычайно приплюснутое лицо. Словно новорожденного эльфа забывчивая мама положила личиком на скамью, да так и забыла…
- Хватит дурить, - фыркнул Феллим, превращаясь обратно в мальчишку, - как будто вы меня не знаете!
- Знаем, но Рыжику вечно кажется, что твой кот умеет говорить, - улыбнулся паренек с разноцветыми глазами, прозванный за это Одноглазом.
- Он вовсе не мой кот, он есть я, дураки.
- Да без разницы, - сплюнул Блинчик, - чего хотел то?
- Так, помощь ваша нужна, - отряхивая запылившийся костюмчик, сощурился Феллим, - тута неподалеку ходит-бродит кот этакий. С колокольцем серебряным. Плохой кот. Ничего кроме бед и неудач он на своем хвосте не несет. Вы, значит, его камнями забросайте… и кричите при этом, мол, кышшш, злобная тварь, убирайся из города!..
- Ух… - выдохнул Рыжик, и непослушныу локон вновь свалился ему на лицо.
- Одним словом проявите фантазию.
- Да мало ли по Озерному котов с колокольчиком бродит! – фыркнул Блинчик. Рассудительный Одноглаз в подтверждение слов товарища коротко кивнул.
- Да он большой такой, серый, взъерошенный весь, - объяснил Феллим, - котярище.
- Хорошо, - протянул Блинчик, - а взамен чего дашь?
- Помните стеклянные шарики, что сестренка мне подарила? - засунув руки в карман, усмехнулся Феллим, - отдам, ежели сделаете.

" Безликие Твари! Этот то откуда взялся?" Лорин был уверен, что мальчишка-морф потерял его еще в таверне, так нет же - вот он! И с ним еще двое. Ладно....
"Два квартала до Ласточки, квартал до храма и три до площади, у нас есть морф, который доставляет мне неприятности, информация, которую надо достать в Храме, в который мне так просто не попасть, и...", - Лорин глянул на начинающее клониться в закат солнце, - "два-три часа перед тем, как стемнеет, и на улицу выйдут "ночные феи". Плохо. Не успею".
Вместо того, чтобы идти к башне, морф свернул направо, пробежал немного вдоль улицы и юркнул в подвальное окошко какого-то дома. Отлично! Выждал с минуту, проверяя, не увязался ли опять за ним тот парень, и вылез через окно с противоположной стороны дома. Оглядел пустой внутренний двор, вскарабкался наверх по деревянной стене, и, перепрыгивая с крыши на крышу, двинулся обратно - в направлении "Ласточкиного гнезда".
"Придется доставить наглому мальчишке удовольствие, и убраться из города - на ночь, правда" - морф фыркнул, "Потому что с утра я буду уже у башни выслеживать этого Хранителя, или архивариуса. Но сначала - стоит убедиться в том, что меня не будут искать".
Лорин замер на крыше, оглядывая перекресток внизу перед тем, как слезть вниз и перебежать через дорогу. Так - а это что? По улице неспешно идет женщина-друид, судя по посоху - довольно высокого ранга, и ведет - приглядевшись, лейтенант понял, что именно ведет, хотя поводка и не было - перед собой девочку-морфа. В носу защекотало - так бывало всегда, когда рядом с морфом использовали магию, которую кот не переносил на дух в прямом смысле слова. Белый котенок, которого Лорин заметил еще на площади, покорно трусил впереди, хотя по выражению мордочки девочка счастлива явно не была. Оба идут в направлении все той же Ласточки.
"Интересно... значит, сначала маг третьего круга бросается боевыми заклинаниями на торговой площади, потом друид, посреди города пользующий заклинания подчинения - и никому нет дела! А странствующий серый кот - так на тебе, проклятый имперский выродок?! " Кот выждал, пока они пройдут перекресток, спрыгнул вниз, и нагло пошел по тротуару следом, отставая ровно настолько, чтобы друид не заметила его между ногами прохожих.

совместно с мастером:

…и опять Орелин пришлось выйти из привычной для нее роли молчаливой слушательницы. Девушка спрятала фею в шкатулку, быстро уложила все свои сокровища обратно в сумку и подошла к Фейях.
Орелин взглянула на Ласточку и тут же опустила ресницы; словно совестно ей было, что минуту назад вела беседу с имперским офицером. Однако, на самом деле, не за это ей было стыдно – Лаэррим смущало то, что не видит она в Лорине врага и не чувствует в нем убийцу…
- ...это чудесно. Пожалуй, сама Ирьяла тебя привела сюда, птица. Слушай. И ты слушай, маленькая радуга. - Фейях посмотрела в глаза каждому, и с того момента никто не повернулся в сторону двери ни телом. ни духом, пока не ласточка не закончила говорить.
- Земля зеленой лиственной тени ловит знаки Гармонии в ладони прямо с уст Серениссимы. Нам остаются смутные тени и дар Лльюиня и рода Яа, чтобы услышать о приближении Старшного. И совсем ничего - чтобы узнать, как его избежать. Лльюинь не видит дальше серой пелены Сумерек Мира. Но есть еще Шепчущая Роща. Если бы вы сходили туда за пророчеством…
- Неясные тени грядущего обретают там голос. На ту ли девушку пал выбор твой, Ласточка?.. - Орелин стояла не шевелясь и чувствовала, как маленькая фея в коробочке становится горячее сотен факелов и тяжелее тысяч укоряющих слов.
- Да какой выбор, Орелин, дитя мое! Ты тут сидишь, птичка пришел - вот я вам и рассказываю. Сидели бы бездельница эта болтушка Сэлуинь с Айи - им бы рассказала! Вы пойдете, не вы - мне искренне все равно, только пророчество добыть надо. Иначе городу будет плохо....
- Когда нужно идти?.. - намек на то, что с Озерным может стрястись что-то очень плохое, волшебным образом изменил настрой молодой Лаэррим. Девушка деловито поправила ремень сумки и сделала шаг к выходу. С Озерным ничего, ничего не случится! Это она, Орелин, когда-нибудь умрет; а Город будет существовать вечно, окруженный золотистым сиянием…
- Когда? - Фейях задумалась на взмах крыла. - А когда хочешь, Яаминь не уточнила. Видения, знаешь ли, редко обозначают определенные сроки. Как муза посетит, - ласточка взмахнула ладонями, улыбаясь с видом "мне сказать больше нечего, вы свободны". - Да, соберешься если - к Лльюиню загляни после вечерней молитвы, он дорогу расскажет.
Орелин робко улыбнулась в ответ:
- Хорошо, Ласточка, загляну.

Птички

(с Сигрид)

Фейях подняла голову
- Птица. Ты вот скажи мне. Ты зачем хоть в Озерный приехал? РАдости дракону своему напоследок поискать? Тебе комната-то нужна?
- Зачем? - Гарэль, всё это время молча слувший разговор, выглядел озадаченным. - Как это, зачем? Не был я тут ни разу. вот и пришёл. Просто так, посмотреть. А комната - это да, это хорошо! Дорого ли возьмёшь, осмелюсь спросить?
- Посмотреть надо, - вздохнула эльфийка. - Надолго ли?
- Пока не надоест! - искренне ответил Сорока.
- А. Ну тогда за первые три дня возьму пять золотом, только, умоляю, не монастырские, они стираются быстро. Маги алхимичат много, золото сами добывают и как-то все по-человечески, через ифритов затылок. Подсказать чего по городу или сам знаешь, чего душа желает?
- Да, вот, мне уже Сэлуинь рассказала, осмелюсь доложить! А что скажешь ты?
- А что услышать хочешь? - Фейях состредоточенно растирала кисти. - Я скажу, лучшее место дл ягостей сейчас - Северные Ворота, что из города ведут. Но может у тебя на сердце что лежит.
Ласточка бросила на него рассеянный взгляд, сразу же еще один, долгий и внимательный. Под ресницами вспыхнул ровный огонек.
- А вообще любишь ли ты чудеса городские, птица?
Сорока подумал и кивнул, на удивиление, промолчав
- Тогда, - из голоса трактирщицы исчезла серая пыльная усталость, выгорев все тем же огоньком. Фейях наклонилась вперед, оперлась на локти. - Найди на югозападной окраине города, между зеленой стеной и бывшим домом пятачок, вымощенный семиконечной плиткой. Если три раза против солнца спиной обойти пятачок этот так, чтобы круг получился ровно три с половиной локтя в поперечнике, статуя фонтана на три распадется, и в глубине ее появится лестница. Легенда говорит, лестница та ведет в подземелье трех сестер-фей. Одна фея полотно ткет - то судеб мира полотно. Вторая циновку плетет - то судьбы небес циновка. А третья все смеется да танцует. К ней коли подойдешь, да на загадки ее ответишь, да улыбку вызовешь - любое желание исполнит.
только... - ласточка откинулась назад, - боюсь, сложно это будет. Да и .. нет, не сможешь ты
- Спасибо, осмелюсь доложиииииить! - раздалось откуда-то из-за угла, за которым уже скрылся сгорающий от любопытства Лаэррим
- Погоди-погоди, - Фейях поймала за рукав торопливого Лаэррим. - Не сможешь ты ничего найти, если одного условия не выполнишь. Молчать ты должен. Молчать всю дорогу, с момента, как порог *Гнезда* переступишь, и до того, как к феям попадешь.
- А, - только и сказал, Гарэль, вернулся в "Гнездо", перешганул через порог, благодарно закивал головой и умчался в указанном направлении, только ветер краем платка играл

*ворчит* а раз так ну и вот*

День стихал так медленно, незаметно, и вместе с тем так явно, как клонится к глади озера подстреленный лебедь. и алая кровь растворяется в небе, пятном растекаясь по белому своду, собой занимая.
Озерный еще шумел обычными заботами, чуть приглушенными разве что, но уже звенел по улицам ветер: скоро колокольная сеть на башне позовет город к верчерней молитве - тогда пусты должны быть улицы, чтобы светлые духи могли пройти по ним, проверить, все ли на месте в хранимом им городе.
Серебряная сеть, увешанная колокольчиками и бубенчиками разных размеров, растянута была между проемов на самом верху башни слоновой кости, почти под шпилем, и все время почти была свернута.
Мудрец внизу, из своих покоев в определенное время тянул за шелковый шнур - и через сложные механизмы. созданные еще в эпоху ривайев, а то и раньше, сеть разворацивалась подобно створчатым панцирям некоторых животных Западного моря, и радостно принимала в себя ветер, который наконец обретал голос.
Тогда город наполнялся звоном.

(здесь были мы с Кисточкой)

Почему, почему так случилось?
Так просто оказалось – потерять себя вместе с родным, Кровным, и не понять, что именно потеряла, кроме тепла в каком-то уголке сердца, частички души где-то внутри, искорки огня в глазах, улыбки на лице… Хотя, нет, об улыбке – и так понятно, окна ее не отражают, и засмеяться – не получается никак.
Да и не хочется ни смеяться, ни улыбаться. Даже здесь, в Озерном.
Она искала храм.
Когда живешь в чуде, с чудом – пусть тебя и готовили к этому несколько лет – чудеса становятся повседневностью. Но от нее не устаешь, она не может наскучить – ты растворяешься в своем чуде и надеешься, что так будет всегда. А сейчас… сейчас никак. В Озерном, говорят, есть свое чудо – волшебная вода («Всего-то!»), дающая очищение(«посмотрим…»).
«От чего же мне очиститься?»
… и на короткую секунду – нестерпимое желание пасть на колени, чтобы разбить их в кровь, сложить руки, обращаясь к небу и закричать: «Почему? Почему так случилось?!»
- Ты ищешь?
Голос девичий, молодой и равнодушный ровно настолько, чтобы поинтересоваться, не мешая. Незнакомка смотрела на нее. стоя в проеме двери, как смотрят на выживших и вернувшихся с войны - войны, что закончилась десять лет назад. Она открыла дверь, чтобы выйти по своим делам, даже не напротив, и на плечах еще шлейф недавних мыслей, но - замерла, наткнувшись взглядом на девушку.
- Ты... ищешь?
Полуутверждение.
- Да, - кивнула Яника. - Но я не знаю, что я ищу.
Постояла, печально глядя в глаза спросившей, наклонила голову. Как жаль, что другие могут больше почувствовать о ней, Янике, чем она сама. Как больно от этого... да, она ищет, вчерашнего дня, невыпавшей росы, невыросших крыльев.
- Помоги мне узнать, - просит она. И кажется, что не просит - умоляет. Ей так это нужно, пожалуйста, не отворачивайтесь, от нее отворачивался сегодня весь город: не только люди, со своим весельемм и счастьем в обнимку бредущие по улочкам - сам город, казалось, не принимал ее!
Даже чудесный Озерный сейчас - как один из тех, в котором просто теряешься в никому-не-нужности.

(и кошка)))

Эльфийка задумчиво кивнула. Прошелестела синими одеждами, подходя к Янике.
- Пойдем. Я знаю, кто даст тебе путь.
Узкой холодной рукой она коснулась лба девушки, потом локтя, увлекая за собой.
- Мое имя Яаминь. Твое можешь сказать когда захочешь. Я не вижу всего, днем я почти слепа, но ты не похожа на девочек, что родились ровно столько лун назад, сколько можно прочесть по их лицам. Будто тебя остановили когда-то. Но я слишком болтлива, прости.
- Ничего, - шепнула Яника. - Я давно не говорила. И со мной - тоже.
Яаминь вела ее переулками, где от дома до дома можно было дотронуться, просто встав посреди улицы и вытянув в стороны руки, улицами, гдемежду башенками висели тонкие веревки по три ряда, а по ним бегали маленькие блестящие коробочки-птички. Наконец, растолкав всех, перед ними вылилась храмовая площадь.
- Пойдем, - улыбка, на которую сама Яаминь набиралась смелости.
- Мое имя Яаминь. Твое можешь сказать когда захочешь. Я не вижу всего, днем я почти слепа, но ты не похожа на девочек, что родились ровно столько лун назад, сколько можно прочесть по их лицам. Будто тебя остановили когда-то. Но я слишком болтлива, прости.
- Ничего, - шепнула Яника. - Я давно не говорила. И со мной - тоже.
Янике стало на минуту страшно. Вдруг скажут ей - прощения нет, возврата нет, и ничего этого для таких, как она, быть не должно?
Или наоборот, скажут - обыкновенная грустная девочка, и непонятно, зачем пришла.
- Что там будет? - спросила.
Второй раз улыбаться было легче.
- Не бойся. Там Лльюинь. Он.. много знает, а чего не знает - у духов спросит. Зайди, тут всем хорошо.
Храм возвышался, но не давил, колонны вились вверх, гулкая прохлада нефритовых залов бальзамом ложилась на кожу и странно успокаивала. Яаминь шла чуть впереди, давая возможность девушке отстать и самой решить, куда идти, или же догнать.

Закрыв всё небо своей мантией, сотканной из всех оттенков пурпура и алого, Вечер, всемогущий и единовластный владыка нескольких часов, распластался над Озёрным. В отличие от жаркого, ярого Дня и холодной, таинственной ночи, он был спокойным повелителем, гордым и полном медлительного достоинства, малая частичка которого вливалась и в души подданных его. Что же, тем сильнее было их замешательство, когда по одной из крупнейших улиц, пересекающей город с юго-востока, от главной площади и до ворот, пронеслась цветастая, пестроволосая молния! Кто-то потом божился, что это был мелкий злой дух, сквернословящий без всякой устали, а кто-то резонно возражал, что хотя шуму было предостаточно (воздух гудит, горшок, упавший с прилавка, разбился, житель, рядом с которым ЭТО пронеслось, шарахнулся и вскрикнул), сама молния звуков не издавала. Вообще.
Двигалось солнце к закату медленно, величаво, зная, что спешить ему некуда, и летел по городу Гарэль, прозванный Сорокой, летел и молчал. Губы Лаэррима, обычно скорые на улыбку и песню, были плотно сомкнуты, стальные шарики в правой руке крутились так, что рукав развевался не от одного, а от двух потоков воздуха и Дракон в своих ножнах распластался хищной тварью, с наслаждением подставляя оголовье и рукоять ветру.
На небольшом пятачке, в центре которого находилась статуя, одно из маленьких, домашних чудес Озёрного, вечерами любили собираться жители окрестных домов. Они сидели на лавочках, болтали, передавая друг другу последние новости и сплетни, старики важно курили трубки, а дети слушали сказки бабушки Мил. Это была стабильность и привычная неторопливость, ожидание которой вносило в даже самый заполошный день нотку предвкушения покоя. Увы, в этот вечер, добрые горожане были потревожены самым бессовестным образом. Из-за поворота, подняв тучу пыли, лихо вылетел Лаэррим, отчаянно пытающийся затормозить и не вписаться в угол стены. Затаив дыхание жители Озёрного смотрели, как эльф таки удерживается от контакта со стеной и рвётся к статуе так, словно она – его давно утерянная возлюбленная. Солнце скользнуло в небе. Ему торопиться некуда – всё равно, всех обгонит, и проводить ещё успеет!
Тем временем, Гарэль замер у статуи и, не говоря ни слова, обнажил Дракона. Прикладывая собственную руку, он измерил меч и положил его наземь, рукоятью от статуи, потом отошёл, взялся за оголовье, с величайшей предосторожностью потянул меч на себя, сделав это так, чтобы кончик клинка оказался на том месте, где раньше была рукоять. Горожане с любопытством следили за Сорокой.
- Колдует, - со знанием дела сказал один из стариков. – Лаэрримы, они и сами на голову тронутые, а уж колдовство у них и вовсе, значить…
Гарэль выразительно глянул в его сторону, но смолчал и отшагнул ещё на полшага, так, чтобы острие клинка упиралось в пыль, ровно в трёх с половиной локтях от статуи. Эльф выпрямился и поправил сбившийся платок на руке. Солнце уже садилось, когда он сделал первый шаг. Потом ещё один, ещё и ещё… он прошёл полный круг, нарисовав в пыли аккуратную окружность, так что, следующий раз обойти вокруг статуи у него получилось почти идеально так же. Ах да, стоит заметить, что всё это время он двигался исключительно спиной вперёд, вызывая обильные смешки в свой адрес.
«Так, Сорока. Ещё шажок. Ещё другой…ну же, последний…», - убеждал себя Гарэль, немножко уставший, ходить задом наперёд, но страстно желавший посмотреть, как открывается фонтан.
Шаг, и в последний раз взлетает облачко пыли. Шаг, и Дракон отрывается от земли ровно в том месте, где впервые к ней прикоснулся. Шаг, и последний луч солнца коснулся лица статуи. Гарэль ждал, Дракон ждал, жители ждали (в основном, того, что ещё отчебучит этот полоумный эльф), а статуя всё не раскрывалась. Вдруг Лаэррим вздрогнул. Ещё мгновение назад неподвижная, девушка, которую неведомый скульптор изваял в камне, медленно моргнула, чуть склонила голову и улыбнулась ему. Наваждение длилось целую вечность, Гарэль смотрел в глаза чудесному созданию, чуть приоткрыв рот, и не мог оторваться, но солнце, ехидно посмеиваясь над суетностью смертных, закатилось за горизонт. Его Величество Вечер уступил место императрице Ночи, чьей вуалью были многоцветно-приглушённые сумерки, и статуя вновь замерла в той же позе, что и раньше.
Гарэль долго ещё стоял, разинув рот, а потом встряхнулся, энергично потёр лицо рукой и пошёл обратно в «Гнездо». На его губах играла улыбка, а глаза горели. За такое чудо надо было сказать спасибо!

А мелодия в тот вечер была похожа на кипящую горную реку, и струны горели под тонкими пальцами. И в то же время, она вплеталась в музыку ветра над озером - музыку Озёрного, пока ещё едва различимую. Третьей лентой этом узоре был голос самой девушки - никаких стихов, простая тема, выпеваемая негромко и чисто - как песня первой птицы ранним утром. И в ней слышалась боль прошедшей войны, радость первого рассвета, когда понимаешь, что жизнь всё-таки с тобой, усталость мира и пробивающийся сквозь неё, как молодая трава сквозь мостовую, свет.
Трепещущее пламя свечей отражалось в завораживающих глазах, отблески его скользили по струящемуся нежно-золотистому шёлку платья и волнистым тёмно-медовым волосам, плясали между струн арфы и были и всполохами костров над полем битвы, и отражением рассветного солнца в горном озере, и звёздами, указывающими дорогу к дому заплутавшему путнику.
Тае дышала этой музыкой, и казалось, что сердце её остановится, как только стихнет последняя струна, вздохнёт вместе с ней Озёрный, оборвётся где-то высоко-высоко в небе собственный голос - три нити узора, волшебного, дарящего свет и надежду, напоминающего о том, что было и подсказывающего, что будет, окажутся оторванными от её рук и, возможно, застынут новой звездой под куполом ночи.
Музыка стихла, оставив тень и послевкусие, как от хорошего вина, арфистка опустила ресницы, пытаясь расслышать где-то далеко последние, самые тихие и самые волшебные отзвуки, а потом тряхнула волосами, отгоняя нахлынувшие и затягивающие в глубину, подобно приливной волне, воспоминания. Весенняя наконец подняла глаза, оглядывая небольшой уютный зал распложенной в глубине Озёрного таверны.

Таверна


Долгое время после сотканной Тае музыки в таверне молчали, дослушивая, доживая, сохраняя для себя хрупкий отпечаток мелодии. Потом хозяин таверны, локтями лежащий на стойке, проговорил задумчиво
- Меня всегда удивляло, Тае… откуда в мире такие, как ты.
Он смотрел в черную пустоту перед собой, лениво пожевывая веточку «лисьей травы», молчал, но так, будто собирался сказать еще что-то, и вместе с темно-зеленым суховатым стебельком катал по зубам слова, выбирая нужные.
- А если есть такие, как ты, почему бывают войны. Не слезы ли вы Гармонии, вот что я думаю. Не ее ли попытки воплотиться. Я сам из Альвееды, видел колдунов, колдуны Лаэррим сильны! Я магов Звездного круга видел, лично. Только.. – Цзяйилль пошевелил бровью. – Ничто они против тебя. Спой еще, цветок облаков?
Маленькая девочка в огромной юбке с поклоном поставила на столик перед менестрелем высокий бокал-флейту, наполненную мягко-бирюзовым сиянием, хочешь – пей, хочешь – смотри.

Сюда не заглядывали посторонние, потому и говорили не оглядываясь, играли и пели, не спрашивая, и благодарили кто как умел.

Песня Сумерек

(с Лисью)

Высоко-высоко над Озёрным парил сокол. Хищная, кровожадная птица, гроза всех, кто меньше его, сейчас он был сыт и мирно парил, направляясь в родное гнездо, а под ним медленно, искорка за искоркой, разгорался разноцветный костёр ночного города. Сумерки лишь слегка прикоснулись к нему, и улицы были всё ещё погружены в полумрак, но в окнах домов, тут и там, уже начали появляться первые огоньки, зажглись факелы на стене и при воротах, вынесли жаровни с углями владельцы харчевен. Если бы соколу было интересно, и он напряг бы вошедшее в песни и поговорки зрение, он смог бы заметить, как по западной части города, задрав голову вверх и изредка натыкаясь на прохожих, бредёт по улицам города пёстрая фигурка с мечом в лакированных ножнах и алым платком на рукаве. Впрочем, не было соколу никакого дела до фигурки, а вот Гарэль, чьи глаза уступали соколиным, но всё же были достаточно тренированы, заметил тень, мелькнувшую на фоне сумеречного неба.
Птиц покружил над городом, о чем-то вспомнил и поднялся ввысь, чтобы стать созвездием - или просто уйти от нескромных взглядов, щекочущих самолюбие. Зато на Гарэля внезапно, шумно, неудержимо, полился серебряный дождь
- Хей-най! - воскликнул Гарэль, с удовольствием подставляя лицо дождю. - Как тебе это нравится, а Дракон?
Клинок вылетел из ножен и спустя какую-то жалкую четвертушку мгновения, уже смотрел острием в темнеющее, наливающееся благородным муаром небо. Серебряные струи ласкали серебряный клинок и хрупкого эльфа с живыми глазами.
Дождь, однако, прекратился. вылив на Лаэррим ровно ведро и оставшись вокруг неаккуратной, но маленькой лужей, в центре которой стоял эльф. Остальная часть улицы удивительным образом избежала серебряной благодати.
- Интересные тут дожди идут, а дружище? - заорал Гарэль, переполошив половину улицы. - А пошли посмотрим, что тут за облака!
Слова ещё опадали на землю осенними листьями, а Лаэррим уже летел к ближйшей стене. Лёгкие саоги отбили частую дробь по чьей-то телеге, цепкие пальцы впились в щели между камнями здания, эльф подтянулся, забросил ногу, втянул вслед за ней всё остальное, потом прохожие услышали жалобное бряканье черепицы, и вот, Гарэль Сорока гордо восседает на коньке крыши, хохоча во всё горло и размахивая мечом, словно ополоумевшая мельница лопастями.
Эльфы хихикали за полупрозрачными мягко светящимися занавесками окон, только одна фигура, высокая, сутуловатая, в длинной черной мантии, быстрыми мелкими шагами удалялась по улице вверх на север.
Небо было чисто и ясно, как взгляд младенца.
Сорока усмехнулся, глядя вниз и неожиданно приложил меч к губам. Никто не понимал, как у него это получается, но, когда Гарэль надул щёки и сложил губы трубочкой, над улицей поплыл тихий, серебрящийся и вибрирующий звук, какого здесь ещё не слышали. Этот звук складывался в мелодию, незатейливую, но чарующую, притягивающую слух.
Хихиканье смолкло, рассеянное этой странной мелодией, а потом по одной к ней потекли стеклянные нотки-вздохи, будто стеклярусные кисти занавесок сами ловили ветер и подпевали эльфу. Подкладка песни налилась ненавязчивой бисерной сеткой звона - кто-то тряс сухие зерна риса в фарфоровой пиале. Мальчик с ушами длинными, как у самого Гарэля. забрался верхом на шпиль напротив и задул в ключ.
Правая рука Сороки продолжала удерживать меч, а левая аккуратно извлекла ножны и расположила их, входным отверстием сразу за клинком, и в мелодию прибавилось басовитых, вибрирующих звуков.
Мальчик окинул его лазоревым, по-кошачьи светящимся в темноте взглядом, покрутил узорную головку ключа -тон звука изменился, будто струны голоса задрожали. А бисер все ткал ночь, а стеклярус все дышал негромкие, полумифические звуки. Духи сегодня задержались на улицах города, духи сегодня танцевали под музыку эльфов.
Серебряный дождь снова окатил Гарэля. Мальчик расхохотался и слинял с крыши.
Сорока вернул ножны за пояс и вытянулся вдоль узкого конька крыши, улёгся на спину и, положив меч на грудь, смотрел на проклёвывающиеся звёзды.
- Волшебный город, Дракон. Повезло нам, правда? - тихо проговорил Гарэль.
И, будто в ответ ему, подул лёгкий ветерок, еле слышно присвистнувший на бритвенно-остром клинке меча.
- Нет, это, пожалуй, наглость!
Высокая фигура в темном плаще материализовалась рядом.
Гарэль прикрыл один глаз с чисто кошачьим выражением изучая пришельца.
- Что тебе не нравится, осмелюсь спросить? Хороший же вечер...
- Я _дважды_ подверг тебя унижению через причащение водой, а ты!! ТЫ даже не удосужился поднять голову, чтобы узнать, не помоями ли облиты твои непонятного цвета волосы! - маг кипел, огненно-красные глаза его кипели, острый нос двигался, а пальцы крючковато сгибались, будто кого-то душили, но не до конца, и иногда отпускали. - Ты даже не испугался, когда я появился перед тобой прямо из воздуха!

- Хей-най, уважаемый! Всех пугаться, так это никакого страха не хватит, осмелюсь доложить! Да и за воду спасибо...здорово ведь!
- Да ну тебя, - маг присел на ребро крыши, подобрал мантию с тощих волосатых ног, принялся ими болтать. - Никакого веселья. А что вы тут пели, Кстати?
- Да так...пели и всё, - Гарэль помолчал и почесал нос. - Осмелюсь доложить.
- Аа.. ну.. бывай. - Маг спрыгнул вниз, черная мантия раскрылась куполом.
- Хей, уважаемый? - Сорока перевернулся на живот (человек упал бы уже раз пять, но что с них, увальней, взять?) - Ты тут ещё, осмелюсь спросить?
Однако то ли воздух поглотил мага обратно, как накануне выплюнул, то ли сам маг не рассчитал сил и таки сломал себе позвоночник, но ответа Гарэль не услышал
- Какой непостоянный, а Дракон? А ведь хотел чего-то, - Гарэль вновь вернулся к созерцанию звёзд, что становились всё ярче и крупнее, наливались божественным огнём и сейчас больше походили на далёкие огни в тумане, чем на маленьких светлячков, влипших в муаровую вязкую массу.

Улыбнулась Тае словам Цзяйилля светло, как пела, как играла, как жила и легко пожала плечами, поглаживая тонкой рукой тёплое дерево арфы. От напряжения предыдущей мелодии у девушки до сих пор кружилась голова и горели кончики пальцев
- Я сыграю, и на сегодня она будет последняя. Музыка - не магия, но тоже требует своей платы, - негромко проговорила-пропела менестрель, глядя в глаза хозяину таверны.
Тае задумалась, а взгляд зелёно-золотой взгляд потерялся в глубине бирюзового сияния, заполнявшего бокал. Спустя несколько мгновений она нашла, что искала и едва-едва коснулась самых тонких струн с серебряными голосами. Они зазвенели капелью, летящей из-под крыш Озёрного каждую весну. Чуть позже к ним присоединилась плавная как волна мелодия первого распустившегося цветка и шелест молодой листвы, радующейся жизни.
Всё новые и новые яркие образы оживали под пальцами Лаэррим, искрами срываясь со струн. Ветер уже сам вплетался в созданную арфисткой канву, только иногда замирая на мгновение, чтобы не заглушить самые тихие и нежные струны. И сама она была этой безумной весной, то спокойной, словно вода в полынье, то несущейся вперёд новой, молодой жизнью, рвущимися к свету побегами.
Музыка оборвалась внезапно, замерев вихрем луговых трав, потому что Песнь Весны окончить нельзя, как нельзя запереть горный поток или запретить Солнцу светить. Менестрель глубоко выдохнула, не открывая глаз и на ощупь взяла бокал-флейту со столика, наслаждаясь лёгким, свежим запахом.
Высоко в небе ей подмигнула звезда, на миг перекрытая соколиной тенью, а Озёрный продолжал петь свою ночную сказку.

*Серина, с тебя название, лан?))))

Таверна

Веточка «лисьей травы» висела неподвижно в зубах эльфа. Он закрыл темно-фиолетовые, как небо перед самой ночью, глаза, он жил вместе со звуком, и вместе с тишиной умирал. Худые щеки гладили мокрые спокойные дорожки слез, но он улыбался, светло, счастливо.
Девочка в юбке, дочь хозяина с теми же бездонными глазами и пушистыми, что беличий хвост, светлыми ресницами, закончила свою работу и села на лавочку у стены, закуталась в шаль.
- Гармония Серениссима, Тае, если чем-то и дышит моя таверна, то струнами твоей арфы.

Русоволосый менестрель выдержал паузу, пока посетители этого вечера допили послевкусие песни, и заявил.
- Ты, Цзяйилль, всем так говоришь.
- Ну да. И ни разу не соврал еще, заметь, - хозяин оттолкнулся от стойки, встал, едва касаясь ладонями деревянной крышки.
- Все равно.
- А тебе зудит, Каэро? Весь вечер промолчал, ты не влюбился ли? – Цзяйилль искоса прищурился на менестреля. Тот встряхнул шапкой волос, принимая вызов.
- Может, и влюбился. Может, и нет. Я не решил еще. Дай-ка мне еще понюхать фиалок с венка твоей дочери – кажется, бродит где-то тут пара слов, которым так и не терпится…
Девочка на лавочке захихикала, пряча в ладошках лицо до самого венка.
- Не староват ли ты для моей дочери? Один раз посмотрел – и хватит с тебя.
- Но что же делать бедному менестрелю? Без красоты девичьих глаз его чураются слова! Тае, ты меня понимаешь, хоть ты не дай умереть от голода и жажды? Один цветок из твоих волос освободит водопад слов, чистых и искренних, что талая вода!
- Послушайте его, капля света на бочку стрекоз, а самомнения что у йунраэ!
-Ты в меня никогда не верил, Цзяйилль Цапля! А поставишь ли браслет своей маленькой Тьякка против того, что я от одного цветка Тае вот тут же, глядя тебе в глаза, сочиню свою лучшую поэму!

Таверна (устроит?=) "Серебряная Маска"

Не заблудись в чужих глазах, Каэро, не растеряй слова.
Долгий взгляд подарила весенняя русоволосому менестрелю и даже на миг исчезла улыбка, не сходившая с уст во время дружеской перебранки эльфов. Но тонкая рука уже протягивала певцу один из вплетённых в медовые волосы небольших белых цветов с тонкими нежными лепестками, светящимися в отблесках свечей и проглядывающей сквозь окно недозрелой луны.
- Пока что ничего, кроме пустых слов я не слышала, Каэро. Покажи своё мастерство, - а в зелени глаз заплясали золотом озорные искорки.
Цветок отдала, а сама вернулась к своему столику с наполовину полным бокалом. Все краски осени играли в волосах, в чуть дрожащих от лёгких шагов складках платья, в сверкающих почти что детским любопытством глазах.
Ночной город звал её в свои объятья, просил пройтись по пустым улицам, но на которые снежными хлопьями падал лунный свет, обнять его голос своим, стоя под изящной ивой, наполнить пряный после долгого дня воздух чистотой горной росы. Но сначала Тае хотела услышать русоволосого - он был одним из немногих менестрелей в городе, которых она ещё не узнавала, едва заслышав голос в уличном шуме.

Таверна «Серебряная маска»

Каэро принял цветок, долго смотрел на него. Потом понес к носу, осторожно, как дегустатор халамейских вин, сделал короткий вдох, «снимая пробу». Задержал в себе, аккуратно выпустил воздух. Снова вдохнул запах цветка, медленно закрывая глаза.
Взгляд влюбленного поэт дерзко остановился на лице Тае, улыбаясь. Каэро был переполнен, только слова еще бежали врассыпную и не налезали на чувства и мысли, что плохо сшитые камзолы.
- Цапля! Вина.
- Балладу, - невозмутимо напомнил Цзяйилль, опираясь о стойку.
- Чудовище. Ладно. Смотри, как умирает поэт!
Он оторвался наконец от созерцания менестреля, твердо уцепился за взгляд хозяина таверны.
-
Только тебя
Лозой виноградной
Свил бы и спрятал
Только тебя
Моя ненаглядная
За боль награда
Только тобой
Пил бы рассветы
С солнцем об локоть
Только тобой
Жил бы и слепнул
Страж одинокий
Я за тебя
Выброшу к свету
Трезвые звезды
Я за тебя
Хочешь, погибну?
Хочешь, воскресну?*

Цзяйилль скривился, нехотя наливая в стакан рубиново-красного с золотым подвоем вина.
Каэро обернулся на Тае.
____
*(с)
придуманно Каэро при свидетелях, просьба соблюдать права автора)))

Совместно с Сигрид:

Орелин вышла на улицу и вечерний холодок мягко, еле ощутимо коснулся лица девушки. Солнца уже не было видно из-за домов, но его последние лучики все еще дотягивались до крон деревьев, превращая их в изящные золотые украшения. Холодало. Лаэррим медленно шла мимо резных окошек, изливающих на мостовую уютный желтоватый свет; мимо стройных колонн и фонтанов, словно попытавшихся взлететь к небесам, да так и застывших на пол пути… Этот город был для Орелин воплощением Красоты, а разве Красота не бессмертна? И разве за угасанием и темной ночью не следует новый день? С Озерным ничего не может произойти, он вечен, как вечно любое проявление Прекрасного.
Прекрасное? Вечно? Орелин не верила сама себе. Память царапнули непрошенные видения – вот стираются с небосклона причудливые очертания облаков, вот стремительно увядают срезанные цветы, тает звонкая песня свирели…девушка знала, что красота мимолетна, но не могла принять этого.
Небо посерело, сумерки накрыли мир голубоватым саваном. Казалось, Озерный должен подчиниться закону общего угасания, но нет. С наступлением вечера стало заметно, что город светится сам по себе – ровным серебристым свечением, источник которого невозможно определить. В храме сейчас, наверное, читают Вечернюю молитву… Орелин немного ускорила шаг. Зажглись первые фонари и ночные мотыльки, со свойственным только им упорством, силились добраться до непонятного, но такого притягательного света… Звон, звон, звон – это раскрылась навстречу воздуху серебряная сеть, обнимающая проемы башни слоновой кости.
В такие моменты Орелин без остатка растворялась в калейдоскопе звуков, оттенков и запахов, превращаясь в зеркало, жадно ловящее контуры живых предметов. У нее больше не было собственных мыслей, желаний и чувств – только переживания тех, мимо кого она проходила. Во временном лишении воли есть что-то магнетическое, влекущее. Ты скользишь по течению, безоговорочно доверяя несущей тебя реке, ты превращаешься в воду, ты и есть эта вода… Обычно все заканчивается резким приступом страха, ты захлебываешься в давящих со всех сторон чувствах, паникуешь, боясь опуститься на самое дно.
Орелин судорожно вздохнула, несколько раз сжала и разжала кулаки, будто проверяя, ее ли это руки. Она уже около храма, нужно просто зайти внутрь. Девушка поспешила вперед, по гулким каменным плитам.
Лльюинь…

Звук шагов отразился от нефритовой глади, задрожал в пустоте высоких потолков. Орелин с затаенным блаженством ощущала, как под сенью храма расправляется, обретает форму ее собственная личность, которую в очередной раз чуть было не поглотил яркий, вечно горящий мир. Оплывшая от его жара восковая маска понемногу застывала - черты заострялись, становились конкретнее, жестче. Еще немного и маска оживет. Еще немного...
По ступеням задумчивая спускалась та, что через какой-то вздох дня станет верховной Танцующей Тенью, а сейчас просто чуть печальная девушка с узкими запястьями и волосами синими, что воды Озера. Она мелко перебирала обутыми в мягкие тканевые туфли ногами, опущенный взгляд где-то на мелькающих черных носах. Она едва не пробежала мимо Орелин, задела нечаянно локтем.
- Ой. Орелин. Ты... что-то случилось, что ты в такой час у Храма? - Яаминь обернулась. В синих глазах вязко тонула тревожащая ее мысль.
Лицо Орелин потемнело - это затаенная тревога пробежала по тонкой ниточке взгляда от одной девушки к другой. Сразу ожило и набрало силу предчувствие чего-то плохого.
- Я…м-мне… - и вновь плавная, текучая фраза, готовая сорваться с губ, натолкнулась на непреодолимое препятствие - Л-ласточка Фейях сказала, что грядет нечто Страшное. Шепчущая Роща. Мне нужно туда.
Ах, как много слов добавила бы еще Орелин к этому скупому сообщению, если бы умела!.. Но глубокая, невыразимая тоска, поселившаяся в душе лаэррим после визита к Ласточке, не имела голоса. У нее были лишь морозные, по-соколиному острые когти.
Яаминь улыбалась, все более отрешенно и задумчиво.
- Шепчущая Роща? Но одной тебе туда идти не следует, слишком сейчас развелось охотников на сакральное. Найди себе спутника, только обязательно! и с утра отправляйся в путь, чтобы к вечеру уже вернуться в город.
Найти Рощу нетрудно - иди по дороге через Восточные ворота, а меж трех холмов сверни на солнце - и чуть за зенит, набредешь на нее. Ошибиться трудно. Однако будь осторожна. - эльфийка рассказала дорогу, а сама в себя погрузилась.
«Может, Рощу и правда найти не так уж сложно. По крайней мере, отыскать спутника мне будет во сто крат сложней» подумалось Орелин. Вспыхнула на миг радужным самоцветом хрустальная фея, смутила разум девушки, да и погасла. Нет, не Лорин ей в спутники нужен… Раскрылись цветастым веером впечатления ушедшего дня: промелькнули образы горожан, путешественников, торговцев. Кому-то она будет в тягость, за кем-то просто не поспеет, кто-то и сам одиночка, как и она.
Чуть помедлив, Орелин тронула Яаминь за руку – было в этом жесте что-то беспомощное и детское:
- Кто же со мной путь разделить захочет? Не подскажешь ли, где искать?..
- Где? - мысли замерли на лице, как лебеди на поверхности пруда, заслышав тревожащий звук. - но.. тут я не могу тебе помочь. Извини. Я могу лишь сказать, что кого бы ты ни выбрала, твой выбор будет верен. А теперь прости, мне надо спешить домой, солнце уже село, город ждет своих стражей, - Яаминь виновато улыбнулась на прощанье.
Воздух наполнялся темнотой.

Гарэль Сорока лежал на крыше и смотрел в ночное небо. Город внизу стихал, засыпал, и лишь звёзды наверху перемигивались, ведя ночной разговор.
Эльф обнажил Дракона и положил себе на грудь, так, чтобы серебристый клинок пересекал его точно пополам. Сорока не умел писать стихи, но он всё помнил, а потому, сейчас в его голове словно сами собой складывались строки, которые, он знал это, были пропеты при нём кем-то. Тихая, переливчатая песня, как разговор с самим собой, небом и мечом на груди.

Ни дождика, ни снега,
Ни пасмурного ветра
В полночный безоблачный час.

Распахивает небо
Сияющие недра
Для зорких и радостных глаз.

Сокровища вселенной
Мерцают, словно дышат,
Звенит потихоньку зенит.

А есть такие люди,
Они прекрасно слышат,
Как звезда с звездою говорит.


- Здравствуй! - Здравствуй!
- Сияешь? - Сияю.
- Который час? - Двенадцатый примерно.

Там, на Земле, в этот час
Лучше всего видно нас.
- А как же дети? - Дети? Спят, наверно.

Как хорошо, от души
Спят по ночам малыши.
Весело спят, кто в люльке, кто в коляске.

Пусть им приснится во сне,
Как на Луне, на Луне
Лунный медведь вслух читает сказки,
Лунный медведь вслух читает сказки.

А тем, кому не спится,
Открою по секрету
Один замечательный факт.

Вот я считаю звезды,
А звездам счета нету.
И это действительно так.

Смотрите в телескопы
И тоже открывайте
Иные миры и края.

Но только надо, чтобы
Хорошая погода
Была на планете Земля.

Там, высоко-высоко
Кто-то пролил молоко,
И получилась млечная дорога.

А вдоль по ней, вдоль по ней
Между жемчужных полей
Месяц плывет, как белая пирога.

А на Луне, на Луне,
На голубом валуне
Умные люди смотрят, глаз не сводят,

Как над Луной, над Луной
Шар голубой, шар земной
Очень красиво всходит и заходит,
Очень красиво всходит и заходит.*

И город отозвался. Шелестом ветра, перезвоном колокольцев, поскрипываньем флюгера, он подхватил песню Гарэля и понёс её дальше.

__________________________________________________________
*Песня звездочёта, версия исполняемая БГ и А. Васильевым.

Всё те же декорации и действующие лица (Таверна)

На дерзкий взгляд певца эльфийка ответила тёплой улыбкой, сопровождаемой хитрым прищуром зелёных глаз, а потом заслушалась, вдыхая мелодию и слова, словно свежий ветер, пролетающий над Озёрным.
Взгляд Тае затерялся где-то между ночью, царившей на улице, и глазами менестреля, устремлёнными на трактирщика. Голос Каэро был подобен тополиному пуху, тёплым снегом (или пеплом?) покрывающему мостовые в первые летние дни. И вместе с песней билось её сердце, споткнувшись о тишину, зазвеневшую в ушах, когда мелодия оборвалась.
- Спасибо, Каэро - взгляды на мгновение соприкоснулись, после чего Тае обернулась к трактирщику, легко кивнула, и по медовым локонам промелькнула молния отблесков свечей.

Улица, выходящая к берегу

Ночной воздух принёс свежесть кристальной озёрной воды, лёгкий запах яблок от растущих почти у самого берега деревьев. Тае вслушивалась в звуки темноты, в неуловимую мелодию, пронизывающую каждый камень мостовой, каждый цветок, накинутую невидимой сетью на город. Она была уже гораздо более различима, чем раньше, когда в таверне менестрель вплетала её в свою игру.
Так весенняя дошла до берега, из-под опущенных ресниц глядя на раскинувшуюся перед ней водную гладь. Она пела, повторяя звучащие в голове слова, которые впервые услышала здесь же, семь лет назад. Тогда Озёрный только-только принял её.

Закрой усталые глаза
Сон спрячет душу от беды
За нами вслед придет гроза
Стирая прошлого следы

Я унесу тебя в мой дом
В страну серебряной травы
И сердце, раненное льдом,
Вновь станет легким и живым *

---
*Тэм - "Дорога за предел"

* еще день, улицы Города, совместно с Сигрид *

Айи продолжала бежать вперед, но друид остановилась, будто зацепилась одной из своих многочисленных кос разной толщины за кованый узор на невидимой решетке.
- Так-так.. Стой. - протянутая рука словно натянула поводок, и котенок тоже остановилась. - Да не гетто ли тут у вас...
С расширенными ноздрями она втянула воздух, резко повернулась в сторону имперца.
- Кис. Кис. Кис.
Спокойный оклик. Оклик, похожий на развертывание боевого веера.
" Ага, сейчас! " Кот замирает на месте, готовый в любой момент прыгнуть в сторону, хотя ведь улица, прохожие... "Главное - не смотреть в глаза". Колокольчик звякает, покачиваясь на ошейнике. "И что ты сделаешь?" Быстрый взгляд в сторону друида, кот выпускает когти и шипит.
Друид выпустила Айи из-под своего контроля. Имперец. В Озерном. Она словно помолодела, по-охотничьи подобралась. За его шкуру ее только поблагодарят.
- Кис. Кис. Кис.
Она медленно приближается. Шаг. Шаг. Шаг. Перекидывает посох на обе руки. Глаза загораются зеленым.
"Кис, кис, кис. Уже иду". Лорин прыгнул в сторону, с громким воплем оцарапал зазевавшегося эльфа, и, задрав хвост, побежал по улице от друидки, по прежнему громко мяуча. "Опасность! Наглый мальчишка, тут друид и она только что хотела увести котенка!", вопит кот, петляя под ногами, и высматривая путь к отступлению.
Друид выставила вперед посох на манер знамени, и тут же прямо из-под земли стремительно взвилась живая изгородь из цепкого колючего вьюна. Изгородь еще поднимала вверх последние широкие листы, а Лорин уже запутался в переплетении ветвей. Удовлетворенно улыбнувшись, друид подошла.
- Мааааууууу!!!!!!!!!!!!
Кот шипит, показывая когти и дерет стебли.
"Ага... не такой и прочный, можно вырваться. Хотя превращаться все таки не охота, честное слово". Лорин прищурил глаза, следя за друидкой. "Что ей надо, интересно? "

Женщина наклонилась к коту, одной рукой взяв за загривок, второй ладонью вниз отпуская вьюн.
- Так-таак, - друид подняла кота на уровень глаз, выпрямляясь. - Да тут офицер. Ирьяла благоволит мне..
Оцарапанный эльф ограничился красноречивым взглядом и парой слов на Старшем наречьи. Его девушка - или сестра - потянул его в сторону, с опаской поглядывая на друида. Еще две девочки предпочли водосточные трубы, барельефы и крыши встрече с боевым друидом - и, судя по всему, боевым морфом
Лорин убрал когти и протяжно мяукнул, закрыв глаза. Нет, с этой друидкой что то определенно не так... "Выпустить когти, перевернуться, выбить посох и ударить в грудь кинжалом, как учили, вторым по горлу и прыжок - верная смерть... Нельзя!". Вместо этого, кот опустил уши и повис на руке, изображая покорность.
- Хорошая киска, - с волчьей улыбкой друид погладила морфа по ушам. - Хорошая. Смирная. Ну-ка, скажи, скольких ты зарезал? а?
- Маааау!
"А я почем знаю", мелькнуло в голове у Лорина, "Впрочем, это не важно, главное, чтобы не зарезали меня. А ведь у нее нож на поясе, или нет? Ей же все равно, что здесь не проливают кровь... "
Кот приоткрыл глаза, чтобы видеть руки друида.
" У меня реакция быстрее, ничего ты мне не сделаешь. А еще мне интересно, почему здесь нет стражи... Кажется, все таки придется драться. "
- Пойдем-ка, - Женщина на вытянутой руке отнесла кота куда-то в переулок, там опустила на землю, встала так, чтобы загородить выход. - А теперь будь добр, перекинься. Я не хочу лезть в твою голову
- Мау!
Лорин подпрыгнул, и в следующий момент оказался уже в человеческом облике, стоя напротив женщины.
- Что тебе надо от меня, друид?

* продолжение следует *

Граница озера и города

Тае пела, и призрачное серебро голосов иллис, ветер в бутылках, струи по хрустальным трубкам и спиралям. В нем не было слов, лишь согласие и мягкая поддержка голосу. Иллис хорошо знали менестреля.
Гладь озера была свинцово-неподвижна, ветер, лаская, едва касался ее, слишком легко, чтобы вызвать волны. Теплые его ладони ложились на кожу дружеским жестом приветствия.

Храм

В огромном, из-за полутьмы неопределимых размеров зале на бортике красно-зеленого мраморного бассейна сидел мокрый илль в жемчужной короне на синих сосульках волос, в тяжелой от воды церемониальной одежде, и с миндалевидными мутновато-зелеными, что нефрит, глазами.
Лльюинь стоял несколько в стороне, бледный и будто встревоженный печалями мира, что ежедневно видит в лучах заходящего солнца. Он поприветствовал девушек, Яаминь лишь чуточку теплее, перед Яникой лишь на вздох замер, пораженный
Тот же взгляд. Так встречают вернувшихся с войны. Так встречают тех, кого похоронили своими руками.
- Долгой весны, Говорящая-с-драконом. Я Лльюинь, жрец Дня Озерного. Это Йончер, владыка народа Иллис, - существо с нефритовыми глазами кивнуло почтительно. Вокруг него на мраморе прозрачная лужа медленно увеличивалась. – Что привело тебя .. в дни закатного тумана?
Яаминь осталась в тени, Яника не заметила, когда эльфийка покинула Храм.

Улицы города

- Что я хочу? – друид насмешливо сложила на груди сухие руки, перенесла вес на одну ногу, отставив вторую. – Я хочу мести, морф. За моего сына.
Посох прислонен к стене. Имперцу не удрать – если только он не умеет летать или лазать по стенам.

Где-то в городе...

Неприкаянная и уставшая, бродила она по улицам Озерного.
Краски ночи густые, волнующие – некоторые ярче дневных… пылают факелы, светятся окна, чередуя мягкое свечение с иссиня-черной, прохладной темнотой. Тени искажают знакомые образы, вплетая их в загадочную мелодию звезд. Дома становятся выше, улицы шире… И музыка. Со всех сторон песни…ах, как бы она хотела тоже что-нибудь спеть, что-то настолько красивое, что…
- Эй, милочка, не подскажешь ли старому лешему, где тут можно переночевать? - хриплый говорок вывел Орелин из мечтательного состояния. Она неохотно оторвала взгляд от звездного неба и взглянула прямо перед собой, на невысокого, седого, как лунь, дедка. Тот улыбался, смело показывая миру оставшиеся зубы, и поглаживал жиденькую бороду:
- Да ты не смотри так. Если б мне в юности кто-нибудь сказал, что меня будут пугаться молоденькие девушки, я бы этому прохвосту такой типун на язык привесил… А теперь я с каждым годом все чупокабристей и чупокабристей, вылитая сизюлевая кракозябала времен всяких гренделей.
Орелин с любопытством рассматривала бедно одетого путешественника, употреблявшего такие странные, непонятные слова. «Интересно, сколько из них – бранные?» Дедок тем временем продолжал разглагольствовать, беспрестанно теребя несчастную бородку «Может, она стала такой редкой именно из-за этой его привычки?..» Внезапно, старик осекся на полуслове и уставился на Лаэррим немигающим взглядом. Контрастное ночное освещение безжалостно рассекло его лицо пополам, погрузив одну половину в глубокую тень и непомерно исказив вторую. Под шелухой добродушия копошилось нечто древнее, хищное.
- Я тебя, кажется, дорогу рассказать просил. Али нет?
Девушка сглотнула. В левый висок настойчиво билась вена:
- Прости мне мое замешательство, о ночной гость нашего города. Много в Озерном мест, где можно отдыхом насладиться, к примеру…
Орелин смолкла, в мерцающем полусвете она была похожа на ту самую хрустальную фею, что лежала у нее в лаковой шкатулочке на дне сумки. Железный, колючий взгляд старика не отпускал; так пинцет ученого держит за лапку красивую бабочку.
- Ох и молодежь нынче. К ними по-хорошему, а они в обморок хлопнуться готовы… - Оставшийся на свету темный глаз-щелочка слезился, соленая влага стекала по лабиринту морщинок долгими блестящими полосами и таяла в бороде. - Скучно с тобой милочка, скучно.
Старик повернулся спиной к Лаэррим, побрел прочь, напевая что-то несуразное:

Как-то в Рощу я пошел,
Но пророчеств не нашел,
Не нашел Гармонии -
Все меня не поняли!

Вечер Мира – ерунда,
Тоже, знаешь ли, беда!
Трус, не плачь и не реви,
Если страшно - не живи!

Серениссимы уста
Все поставят на места.
Солнце всмятку! Берегись!
Коль не поздно – утопись…

Сиплый голос старательно выводил куплет за куплетом. Орелин очень пожалела, что позволила себе вслушаться в текст – такой…мерзости…она никогда прежде не встречала. После знакомства с этим существом, ей захотелось омыть лицо прохладной водой из Озера, очиститься, убрать следы этого гнилого взгляда. Девушка сделала два нерешительных шага назад, повернулась и побежала – куда угодно, лишь бы подальше от чужака. Как он посмел! Такое святотатство! Почему Озерный позволил ему ходить по своей земле!?
…одной тебе туда идти не следует, слишком сейчас развелось охотников на сакральное. Найди себе спутника, только обязательно…
Захлебнувшись бегом, она останавливается. Вдох-выдох, жар, нервная дрожь. Яаминь права, нужно найти того, кому можно доверять. Одна она в Рощу точно не пойдет – вдруг старик направляется туда же?..

Храм

(с кошкой))

Яника поклонилась иллю и жрецу, не показав удивления.
В самом деле, не ему ли знать, кто она такая... лицом девчонки и порванными на коленке штанами его не обманешь.
- Я пришла, потому что мне некуда идти. И нечего делать больше - я потеряла свое предназначение, своего Хьоо. Я не могу вернуться, потому что не помню, куда, - она отвела глаза. - Я ищу ответ на вопрос, но и вопрос мне тоже нужно найти. И помощи я просить не умею... я не заслужила помощи.
Лльюинь неумело улыбнулся ей, будто разучился улыбаться - или будто не мог решить, относиться к ней как к девочке или как к той, что много старше его и много больше прожила и узнала. Илль кивнул
- Как имя твое и твоего Хьоо?
Его голос звучал как звучит ветер в пустой бутылке - гулко, музыкально, потусторонне.
- Меня зовут Яника.
Да, именно так: "меня зовут", а не "мое имя". Имя, оно у тех, у кого есть своя судьба, тех, кто выполняет свой долг. Они заслужили носить Имя. А ее просто зовут... да и то - вранье, никто ее не зовет, потому что некуда.
Бедная она, только и жалости - не заслужила.
- А имя Кровного - Нельтарион-Райи, изумрудный Нельтарион-Райи с янтарными глазами...
Илль и эльф переглянулись.
- Нельтарион-Райи. Фишхилаз спит.
- Тайкельтиэтр и Кьеллиани на краю мира.
- Точно больше....
Главы городов побледнели до цвета свечи в северной церкви империи.
- Яника, - снова ветер в бутылке. - Что заставило тебя уйти?
- Сама бы ты не ушла.
- Это..

(продолжение)

Лльюинь и Йончер закончили вместе, но выглядело это не театрально, а естественно, как естественно сосуществование двух народов в одном городе.
- Это твой вопрос. Ответь на него?
Илль теперь улыбнулся, не открывая зубов.
- Если будет смотреть сквозь воздух - смотри сквозь воду. Зеркала нам дарованы во благо.
- Ничего не происходит случайно. Этот храм открыт для тебя в любое время. Но куда ты идешь, Говорящая?
- Зачем ты идешь, Говорящая?
- Я ушла, потому что думала, что не смогу - уйти. Но я смогла.
Лучше было верить в "не могу", нежели проверять... ведь он говорил, говорил! Но ослушаться легче, чем послушать, принять, запомнить... Поверить.
- Теперь я хочу вернуться.
И мысль, появившаяся только сейчас - Яника, ведь у тебя _не должно было_ получиться. Сделала шаг туда, куда не могла шагнуть. Неужели кто-то помог, неужели что-то подтолкнуло? Внутри стало холодно.
- Нее.. - Йончер закинул ногу на ногу, с гладкой чешуи накидки сорвалась скопившаяся там вода. - Не так. Ты и сама в это не веришь.
- Я не прошу ответить сейчас.
- Ответь, когда найдешь.
Они говорили по очереди, двое - и один голос, голос города, потому каждый говори "я".
- Воды Озерного не излечат того, кто ищет целебных вод
- Но кто ищет вопрос - они помогут
- Почему ты ушла, Говорящая?
- Зачем ты ушла?
Они смотрели на нее, серые спокойные глаза эльфа и хитрые нефритовые илля. Они не ждали ответа. Они.. благоговели перед ней и не знали, как помочь.

Уже вечер. Продолжение разговора Ллюиня и Имариэль в доме жреца дня и жрицы ночи.

Тишина плавала спокойно, как водны Озера, не принуждая неловкостью нарушить молчания. Чернила сумерек меж тем густели.
- Скажи. Ты смогла бы стать..Верховной Жрицей?
Лльюинь спрашивал будто свои ногти.
Так, наверное, спрашивают у зеленой гусеницы смогла бы она взлететь и так же как эта гусенца, Имариэль не знала, что ответить. Но солнце несколько раз сменило бы луну и гусеница все равно бы взлетела и не важно, знала она заранее об этом или нет. Имариэль же не хотела заглядывать в будущее и искать там ответ на вопрос. А сейчас сомнений было гораздо больше чем уверенности и между "да" и "нет" практически не существовало разницы.
- И да и нет. Я не могу сейчас ответить. Но ведь у нас есть Верховная Жрица
Лльюинь со странной улыбкой опустил голову. Светлые пряди, свободно падающие на лицо, отнимали у него солидность и далали совсем мальчишкой.
- Надо сейчас. Имарэль. Надо сейчас. Тогда и саблю найдешь.
Чаши весов с сомнениями ощутимо качнулись и никак не хотели остановится. Озерная смотрела на Жреца Дня и убеждала себя, что это всего лишь вопрос и ради поющей она должна ответить. Но нет более мутной глади воды, чем поверхность озера познания самого себя. Танцующая тень, потерявшая свою саблю и чувствующая, что вот-вот вместе с ней в этом озере потеряет саму себя, уже искала не ответ, а силы, чтобы его произнести.
- Смогла бы.
Лльюинь закивал, как ветка, с которой сорвалась птица. Потом наконец сказал
- Это хорошо, - но слова прозвучали как продолжение кивка, ни о чем и не ей.- Послушай, - эльф потер ладонью лоб. - Имарэль. Возьми на стене саблю. Там.. где ты видела. Она?
Танцующая вспорхнула с ковра и сама не заметила, как оказалсь возле стены с висящей в ножнах на незаметных штырьках саблей.
- Она, поющая, - произносила Имариэль, а руки, не дожидаясь желания хозяйки, уже бережно сняли саблю, привычно скользнув подушесками пальцев по точеному узору и тяжелым красным лентам.
- Это хорошо, - повторил Лльюинь, что девушка поняла: совсем не хорошо. Очень не хорошо.
- Нне.. буду я тебя задерживать. Да и ночь скоро. - он сидел, руик на коленях, лица за волосами не видно, только острые кончики ушей из прядей выбиваются.
Красные ленты обвивали тонкую руку, не желая расставатся. На Озерный спускалась ночь и приходило время Танцующих теней, а жрец дня оставил больше вопросов, чем звезд на черном полотне неба.
"Яаминь" шевельнула губами Имариэль и вздохнула, пытаясь унять тревожный стук сердца.
- Я подожду Верховную Жрицу в Храме. Доброй ночи, - танцующая поклонилась.
Лльюинь не ответил.
Жрец дня плакал, удивляясь прозрачным каплям на ладонях.

Где-то в городе, рядом с Орелин.

Посреди широкой пустой улице под чистым ночным небом стоял человек. Что человек - видно было издалека, по фигуре да по одежде. Невысок и широкоплеч, так что по сравнению с исконными обитателями города - выглядит вовсе коренастым. И стоит присутулившись, и волосы светлые - нестриженые, спутанные, да поди и грязноватые. А одежда - добротная, но поношенная - сделана прочно и грубо. И не засохшая ещё грязь на кожаных сапогах, и котомка да короткий лук в простом чехле за спиною.
Стоял, уперевшись грязными сапожищами в узорчатую мостовую. И озирался по сторонам. Осторожно, но не настороженно: будто стесняясь. Любуется... Даже рот приоткрыл.

Вот заметил бегущую эльфийку - и взгляд вмиг стал из рассеянного сосредоточенным и твёрдым. Лицо у человека изрядно заросшее - усы густые, серые, борода под стать - будет... Лет через пять. Пока - неровная поросль на широком подбородке. Пользуйся он бритвой - старше своих лет может и не выглядел бы.
Широким уверенным шагом направился прямо навстречу Орелин а когда их разделяло десятка три шагов - громко обратился:
- Стой! Не беги. Это не тот ли старый сумасшедший тебя так напугал? - Голос у незнакомца густой, низкий - раздавался далеко и гулко, и на этой просторной безлюдной улице звучал даже как-то слишком громко и грубо. - Старикашку бояться нечего - просто бродяга. Видел я его. Пускай щебечет свои песенки, вреда нет. Или он тебя тронул? - Спросил сердито. И в прямом его взгляде ясно читалось: сейчас услышит что да, обидел бродяга - и ничего хорошего старикашке не светит.

* Улицы города, Друид, Лорин. Продолжение. ()совместно с Сигрид *

"Три шага. Немного..." Пока друидка говорила, Лорин незаметно завел руку чуть назад, нащупав рукоятку висящего на ремне арбалета. "Интересно, она без посоха колдовать умеет?" Морф резко перевел арбалет вперед, одновременно левой взводя тетиву. Стальной наконечник болта уставился точно в грудь магичке.
- Месть это не то, ради чего стоит жить, женщина. Но это последний раз, перед тем, как я начну делать то, для чего я предназначен в ваших глазах. Надеюсь, ты меня поняла.
Внезапность, испуг, торжество - я так и знала!, торжество - вот ты и погубил себя! - вспыхнули в глазах зеленым ослепительным огнем. Она подняла руку, едва заметно дрожат узловатые, что старые ветви, коричневые суставы. Она засмеялась.

- " Пес бездонный! "
Лорин чуть отвел арбалет влево и сустил курок, целясь в верхнюю часть прислоненного к стене посоха. Болт сорвался с ложи, а морф уже прыгнул, выставив разряженный арбалет вперед двумя руками, на грудь друидки. Опрокинуть, оглушить... Не успеет она доплести заклинание, слишком близко подошла безумная магичка, чтобы воевать с боевым морфом.
Болт отскочил о навершия посоха, пролетел над головой морфа, отбил кусок барельефа с соседней стены.
Высокая сухая друид не удержала равновесия, отшатнулась назад; падая, рефлектоно схватила посох. Длинное древко заклинило поперек стен, друид повисла в подвешенном состоянии, с арбалетом на груди и полубезумными глазами
- Маааааааааааааау!
Лорин подпрыгнул, в полете превращаясь в кота, повис на застрявшем посохе, подтянулся и прыгнул, толкнувшись лапами о плечи друидки, чтобы приземлиться у нее за спиной. Метнулся по улице, и не удержался от ехидного шипения перед тем, как исчезнуть в очередном подвальном окошке. "Ведьма!".
Морф пронесся через подвал, выскочил на площадь и, сбавив темп, трусцой направился в сторону озера. Солнце уже садилось, и ему не хотелось иметь дело с Тенями, которые, как он знал, охраняли Озерный по ночам. "Спятившая ведьма! А ведь сколько патетики, а? Убийцы, месть... А через 15 лет они приходят убивать тебя, и все еще мнят себя защитниками и клеймят тебя убийцей, хотя на этот раз защищаешься уже ты, а убивают - они. Если так будет дальше, я нарушу данное себе слово и буду вести себя, как на войне, а не сбегать от боя, будто трус, хотя мог бы убить ее раза два, если бы хотел". Лорин фыркнул, поймав себя на том, что рассуждает словно обиженный мальчишка.
От озера веяло прохладной водой, свежестью и, почему то, легким ароматом пыльцы. Лорин бежал по берегу, пока не пересек городскую черту, и еще полчаса просто шел вдоль кромки воды, уже перекинувшись в человеческий облик и откровенно любуясь пейзажем. Солнце зашло, но свет от луны и звезд, к тому же отражавшегося в воде, сиял не чуть не хуже - по крайней мере для кошачьего зрения морфа, наслаждавшегося любимыми им черно-золотистыми полутонами звездной ночи. Цвета становились приглушенными, зато каждая вещь приобретала своеобразный ореол, сотканный из отраженного света и серых теней, будто исходивший из нее самой. А запахи..... Кто не знает, как пахнет ночь, когда в прохладном, не загрязненном дневной пылью воздухе витают запахи еще разогретых трав и деревьев, как пахнет туман, мокрые камни на берегу, тот потерял многое. Морф постоял на берегу, глубоко вдыхая, прикрыв глаза и медитируя, пытаясь вобрать в себя всю красоту выпавшей на его долю редкой спокойной ночи. Затем перекинулся, и уже в обличии кота прыжками помчался в лес, чтобы там, забравшись на дерево, спокойно провести остаток ночи.

Вслушивайся в голоса иллис, летящие струями серебряного света сквозь толщу воды.
Услышать. Почувствовать. Прожить каждую ноту, каждый миг этой песни.. Увидеть, как живая музыка течёт вместе с кровью по венам, как она же лунной дорожкой растворяется в неподвижно-зеркальной глади.
Глаза Тае были закрыты, но как никогда ясно она видела всё, вместе с дыханием ветра чувствуя жизнь города, и мягкие касания его успокаивали, принося лёгкое тепло рук ребёнка.
Откуда-то издалека прилетел порыв ветра, наполненный запахом вереска и горькой полыни.
Тае опустилась на колени у самой кромки воды. От почти невесомого касания тонкой ладони по ней кругами пошла рябь. Сегодняшняя ночь была для Лаэррим особенной. Несколько лет назад она предпочла бы занять это время чем угодно, лишь бы не окунаться в колодец воспоминаний, а вчера Тае почти ждала её, не в силах признаться в этом даже самой себе.
Небо оставалось всё таким же безучастно-высоким, бархатным, лёгкие голоса иллис возносилсь к нему сквозь свинец озера, ночной ветер - тонкие струны инструмента, сделанного настоящим Мастером.

Совместно с Сигрид.

Около 14 лет назад. Столица Империи.

Открытые галереи замка устроены таким образом, что зимний ветер, особенно злой на этой высоте в серых скалах, не тревожил любителей свежего воздуха, даже если им вздумается прогуляться в легком шерстяном или даже хлопковом платье. Магия то была или гений архитектора, не-специалисту трудно было бы понять.
Принцесса Ирмина в платье цвета полуденного неба в горах, что так выгодно оттеняло ее бездонные глаза, неторопливо шла по галерее, мех куницы, пришитый хвостом к ее рукаву, гладил резные деревянные перила. Она явно приближалась именно к Разоту, но делала вид, что даже не замечает его.
Он же с самого начала приёма чувствовал себя немного не на своём месте - отвык от изысканных яств, великолепная музыка резала уши, да и движения танца вспомнились не без труда. Всего месяц назад спал на голой земле, а единственным напитком была сырая вода. И до сих пор просыпался среди ночи от каждого шороха, а стоило кому-то хлопнуть дверью или окликнуть по имени - рука невольно сжимала рукоять меча. Дома старые слуги, которые знали хозяина всю свою жизнь - и те стали бояться подходить со спины.
Разот неподвижно стоял у бортика галереи, задумчиво крутя в пальцах руки бокал с дорогим напитком. Он заметил принцессу почти сразу - но подавать виду не собирался, рассудив что для того чтобы насладиться её грацией и красотою с него хватит и картин. А о чём завести разговор он найти не мог. Впрочем если она захочет с ним заговорить сама - пускай, на то её воля.

- О, майор Разот, какая встреча. - Ирмина очень умело изобразила изумление. - Я и не знала, что вы уже здесь. Отпуск? Отставка?
Она устроилась рядом, на расстоянии, предписанном этикетом - но так, будто этикет был написан ей самой.
- Принцесса. - изображать удивление он не стал, сразу ответив на приветствие вежливым поклоном. - Ваше Высочество, к счастью лишь короткий отпуск, да и то не по моей воле. Могу благодарить за него клинок Тёмного и излишне заботливых лекарей.
- О, да ты ранен? Хорошо ли с тобой обращаются? Умны ли и умелы ли лекари? - заботливый звонкий голос подобен змеиному яду, и все в замке знают, чего он стоит. Стоит принцессе захотеть - и тот, на кого сегодня ляжет ее выбор, позабудет себя, свои цели и мечты, станет даже не рабом - гардиной в покоях прекрасной принцессы.
Сейчас меньше всего он хотел показать охватившее его внутреннее напряжение. Впрочем та сфера Искусства, которой он владел, как нельзя лучше подходила для светских приёмов. Пожалуй на них умение скрыть свои мысли и чувства могло спасти жизнь куда вернее, чем на поле боя.
- Принцесса, эта жалкая царапина не стоит Вашей заботы. - Ответил он, благодарно склонив голову - Об уме лекарей судить не сумею, но во всяком случае они поставили меня на ноги весьма быстро. Я искренне надеюсь что не пройдёт и недели, как я уже буду там, где смогу послужить моему Отечеству лучшим образом.
- Амион, послушай, - ментет ощутил легкое гипнотическое воздействие, будто принцесса щупала его возможности, - так ли тебе хочется возвращаться в эту грязь, в этот холод? Не лучше ли остаться в замке, где достойному самое место?
"Прощупывает? - удивился морф - Она могла бы просто смять мою защиту и -посмотреть-, вместо того чтобы осторожно притрагиваться." Но и будь она слабее, Амион не стал бы вступать с Ирминой в поединок. Только не с дочерью Светлейшего и наследницей престола.
А вот вопрос застал его врасплох. Заставил задуматься - не над ответом, а над тем, как сказать этот ответ.

- Что такое? - Ирмина на время оставила попытки "пробить" сознание морфа. Или предпочла им атаку другого рода. которую ментет его уровня просто не почувствовал. - Я сказала что-то не то?
- Нет, Ваше Высочество говорит верно. - Наконец ответил Амион, всё ещё не поднимая взгляда; впрочем это в любом случае было-бы нарушением этикета. - Пусть достойные будут там, где им место. Мудрым управлять Империей. Но есть те, чей скромный талант в воинском деле много превосходит их мудрость. Им нет места нигде, кроме как на поле боя.
Ирмина засмеялась, будто хрустальный горох рассыпала
- Ты говоришь как школьник, выучивший урок. Четыре, майор. Без выражения. А теперь ответь мне искренне, чего бы ты хотел? - принцесса оперлась на перила и даже отвернулась немного, чтобы не смущать
Он чуть улыбнулся, уже не смущённо, но позы не переменил.
- Ваше Высочество, Вы высоко оценили моё умение излагать выученное. Хорошо помню, что старый учитель словесности был куда более строг со мною... Простите мне мою сентиментальность. Я на самом деле истосковался по родине. Но что до выражения - Продолжил он серьёзнее и твёрже. - Поверьте мне, я умею быть выразительным. Не словами, а ударом меча и движением челюстей. А пока я лишен этих возможностей - чувствую себя жалким, как выброшенная на берег рыба. Или хотя-бы как нерадивый ученик, не умеющий ответить заданного урока.
- Хорошо! - принцесса хлопнула ладонью по перилам и ушла, мимоходом задев морфа мехом с рукава. Улыбка ее говорила, что разговор еще далеко не закончен.

Темными птицами летели по небу облака и слышала эльфийка их протяжный стон, видела как вот-вот выглянет из-под них луна и разольет серебро по самому краешку этих пушистых вестников бури. И ночь окрасится бледным сиянием и затанцуют силуэты в бесконечном завораживающем танце, а темнота найдет самую глубокую впадину и спрячется там, пока облака снова не закроют сияющую луну. Имариэль любила эти переливы лунного света, это время, когда озерный спит, а семь теней охраняют его сон.
Ночь не терпит шума и суеты, это все осталось там, на закате угасшего солнца, а сейчас тени скользят по крышам домов, неслышимые и невидимые, черные на черном и только изредка вспыхнет укаткой алая ленточка, выбившаяся из-под плаща.
- Я чувствую, твоя сабля сегодня будет петь.
- Надеюсь, эта песня не станет погребальной.
Имариэль задержалась на плоской крыше с высокими бортами и внимательно стала разглядывать силуэты пузатых бочек, пирамидой стоящих у стены.
- Что-то увидела? – из-за ее левого плеча выглянула другая жрица.
- Ночная птица, что-то ищет, ничего особенного.
Две черные фигуры в длинных плащах снова исчезли из вида.

Дом жрецов

Лунные покрывала дышали неслышно тихим закатным ветром. Отзвенела вечерняя молитва, духи – Хранители обошли город, покивали друг другу сотканными из грез головами – каплями и успокоенные возвратились на кромку неба, чтобы еще ночью посветить звездами. Дозволенная, в город полилась ночь.
- Может быть, твой долг остаться сегодня со мной?
Яаминь сдержала вздох. Узкие руки на сабле, все никак не решаются снять, она спряталась в волосах, она бы осталась, если бы не.
- Если бы не что, Яаминь?!
Лльюинь сидел там же, где его оставила Имарэль, спиной к лежанке, светлые пряди на лице, белые слезы на щеках. Трещина обиды в мудром спокойном взгляде, горький излом бровей.
- Если бы не что….
Лунные покрывала скорбно замерли, отдавая приглушенный пушистый свет, напоминающий отражение лунного на волосах. Фиолетовые тени разделяли до неестественного четко да и нет, тьму и свет, было и есть. Яаминь и Лльюинь, жрец Дня и верховная жрица Ночи.
Ее волосы пахли зарей у храма, где озеро касается мраморных ступеней. Ее волосы, синие гладкие волны, собранные в две косы и перехваченные обручем. Город без Хранителя, дом без женщины. Лльюинь плотно провел излучиной ладони по щеке, убирая пряди. Проклятый Дар, прихоть юности, выбор, данный Ирьялой. Позволение, данное Ирьялой.
- Судьбы нет, ты знаешь. Хлиари лишь протягивают нам пергамент и перо. Вязь рун каждый рисует для себя сам.
- Да, да, все так, все верно.
Яаминь обернулась.
- Melde. Не грусти.
Улыбка рождается в сердце, загорается в зрачках, передается из ладоней в ладони. Огонек на двоих не стоит нарушать, он продлится свою вечность, как бы пафосен ни выглядел со стороны. Сокровенный, он создан двоими и для двоих.

Яаминь сняла со стены саблю, как каждый вечер. Лльюинь пожелал ей легкой тьмы, как каждый вечер. Набросив на плечи плащ с белой подкладкой, застегнув пряжку-полузвезду, жрица откинула на спину косы, как каждый вечер. И с балкона черной молнией скрылась вверх.
Как каждый вечер.

Лльюинь зажег свечу.

Танцующий.

Смолкла песня, затихли её ноты, и некоторое время звёзды щурились сверху, словно довольные коты. Гарэль лежал, смотрел вверх и безмятежно улыбался в небо, как вдруг, его рука, лежащая на рукояти Дракона ощутила тепло.
- Что, друг мой, хочешь сплясать, да? - он поднял меч вертикально вверх. - Ладно же, спляшем!
Никогда человеку не суметь подняться так плавно, текучим, движением, напоминающим даже не о воде, а о клубе дыма, двигающимся при дуновении ветерка.
- Я поведу, ты не против? - эльф застыл в высокой, ажурной стойке с мечом на отлёте, острием вниз, всем своим видом напоминая странный флюгер. – Ведь не против? Аааангард!
Шаг вперёд, Дракон сверкает, отдавая чёткий салют звёздам и тут же опускаясь в срединное положение, а сам эльф приседает, чтобы уже через секунду взвиться, как сжатая до предела и резко отпущенная гномья пружина. С одной крыши, он перелетал на другую, беззвучно, легко, быстро, и лишь ветер пел под ласками так и мелькающего Дракона. Сияли звёзды, отражаясь в его клинке и сияли глаза Гарэля, эльфа, ведёт Танец только ночью и только один на один со своим мечом.
Город не спал, он вывернул наизнанку свое прозрачное серебристое покрывало, но звуки стали другими. Ночь звенела бубенцами звезд, смеялась шелестом лезвия о воздух. Но крыши пусты, почему-то пусты. Такой прекрасный час, такое огромное, невероятное небо - и никого.
Дракон летел вперёд, сам выбирая дорогу, а Гарэль бежал за ним, лёгкий, быстрый, необычно грациозный. Не было в нём сейчас дневной дурашливости, иной стала лёгкость, и совсем, совсем иной, стать.
- ОЙ
Прямо из под ног его выскочил белый котенок
Всякий Танцующий получает право называть себя так только после того, как его танец станет вести его сам, делая каждое движение единственно верным. От того Гарэль и не удивился, моментально переставив ногу в другой участок, распластавшись в длинном шаге у самой земли, подхватив котёнка и продолжить свой путь вместе с ним на плече.
- Мяу, - сказал котенок достаточно громко, чтобы наверняка быть услышанным, и достаточно веско, чтобы незнакомец осознал, как котенку высоко.
Гарэль раскатил над крышами серебряные колокольчики своего звонкого смеха и мягко завершил свой танец полупируэтом и восьмёркой на коньке крыши совсем не далеко от Гнезда. Дракон, счастливо сверкая, с маху влетел в ножны, а котёнок был снят с плеча и внимательно изучен.
- Ну и кто ты такой, осмелюсь спросить?
Котенок, явственно смущаясь, отошел назад, так мелко перебирая лапками, будто был заколдованной принцессой с волшебного острова Ю-Фьонг. Котенок сел на хвост. Котенок понял лапку. Котенок начал умываться.
Выдержав все положенные паузы, белый синеглазый зверек перекинулся в девочку, которую Гарэль мельком видел у Фейях, где-то в тени стойки.
- А я тебя знаю, - спокойно сказала девочка, по-взрослому поправляя волосы. - Ты альвеедец.
- Ух ты! - чары танца исчезли, улетучились, и под ночным небом стоял с любопытством в горящих глазах старый знакомец Города, Гарэль, прозванный Сорокой. - А ты кто, осмелюсь спросить?
- Ну. Я брата ищу, - важно ответила девочка. - А ты к Ласточке бежишь?
- К Ласточке? - Гарэль огляделся, понял, где находится и неуверенно кивнул. - Да, наверное к Ласточке. Понимаешь, это он нас сюда привёл. Я тут не при чём, осмелюсь доложить!
- А куда пропал твой брат?
- Он? Он - это кто? - девочка склонила головку к плечу. - Меня вообще-то Айи зовут. А мой брат не пропал, он по делам убежал.
- А меня зовут мама назвала Гарэлем, но людям и остальным почему-то не понравилось, и они назвали меня Сорокой. Ты зови, как хочешь, я уже и так и так привык, осмелюсь доложить!

- А тебя не знаю как мама, а Ласточка звала птицей. И кстати к полуночи, потому что после тебе нечего на улице делать, - Айи села на крышу, расставив ноги, и принялась дергать что-тоЮ будто поднимала люк за кольцою
- А что будет после полуночи? - Сорока согнулся почти пополам, стараясь рассмотреть, за что именно там дёргает девочка.
- Кстати, он - это Дракон! - Гарэль похлопал меч по рукояти.
- А послеполуночи, - Айи вытолкнула слова скороговоркой, голосо полетел вверх до писка, пока не распахнулся люк. Довольно квадратный, хотя и небольшой. - уффф... нельзя потому что Ласточка так сказала. - Девочка была уже по пояс в проеме, - а она редко говорит "нельзя".
- А, ну тогда ладно, - Гарэль подумал, дождался пока девочка не скроется в люке целиком, и прыгнул следом, не глядя. Так интереснее...

- Ну-ну, почему я не удивлена, - Фейях за шкирку подняла Гарэля, поставила на ноги и оглядела так строго, как только могла, сохраняя при этом озорные искорки. - И какой же ветер тебе в крылья попался, а, птица?
- Ласточка! - Гарэль обрадовался совершенно искренне. - А я как раз тебе хотел сказать спасибо! Осмелюсь доложить...
- А, ну-н, Сказал?
Гарэль задумался...
- Спасибо! - громко и с неподдельным чувством произнёс он, и добавил чуть тише. - Теперь, да...
- Вот и прекрасно. А теперь будь добр оставить мою кухню
- Так после полуночи на улице быть ведь нельзя!
Фейях удивилась до растерянности.
- А при чем тут улица? Или зал моей таверны слишком для тебя скромен?
- Ааа, - Гарэль понимающе покивал и как можно поспешнее ретировался в ближайшую дверь. В кладовке что-то грохнуло и послышался его приглушённый возглас...
(с Сигрид)

Улицы Озерного.
Я и Stranger, совместно:

- А? Н-нет… - Орелин, завидев еще одного путешественника, вздрогнула. Ей вдруг стало стыдно: дед ведь и пальцем ее не тронул, а она ведет себя так, будто ее только что убить пытались. Не хватало еще, чтобы старый человек от ее непонятного испуга пострадал…
- Он правда ничего такого не делал, - теперь Орелин уже выгораживала дедка, боясь ему навредить - Просто я не хочу с ним более встречаться. Но придется. Предчувствие меня посетило, что направляемся мы с ним в одно и то же место.
Эльфийка осторожно, шаг за шагом приближалась к человеку. Двигалась она так медленно и нерешительно, что можно было подумать, будто мостовая под ней сделалась стеклянной.
Рядом с незнакомцем она казалась героиней давно забытой легенды, жительницей расписной книжки с картинками, маленькой цветной миниатюрой.
Ответ Орелин явно озадачил незнакомца
- Ты - да с этим безумцем? - добродушно воскликнул он и разразился раскатистым смехом - на всю широкую и пустую улицу, но тут же сдержался, прервал его, неуклюже кашлянув. - Прости усталого путника. Уж было подумал что старик тебя тронул - и удивился его наглости. Но ты удивила меня ещё сильнее.
Незнакомец широко и дружелюбно улыбнулся, обнажив крупные желтоватые зубы.
- Моё имя Амион. - представился путник, поприветсвовав эльфийку неожиданно галантным поклоном - Я только что принёс свои усталые ноги в Озёрный и ещё не успел налюбоваться городом, как увидел что-то ещё более удивительное! Скажи же, что это за такое место, что ты не можешь найти себе попутчика более надежного чем этот... бродяга. Он к тому же наверняка попрошайка и пьяница; его нос такого сизого цвета, что в потёмках можно подумать будто он прилепил к лицу спелую сливу!
Эльфийка вызвала в памяти портрет старика и побледнела – может, он пьяница, может, попрошайка, но одновременно с этим он КТО-ТО ЕЩЕ.
- А меня зовут Орелин. - девушка легко поклонилась - И старец тот не попутчик мне. Но, видимо, цель наша едина, а значит, схожи пути. Взгляни вокруг. Правда красиво? Есть малая…или…в общем, есть вероятность, что все это исчезнет. Потому я и иду в Рощу волшебную, за Пророчеством. - Лаэррим замолчала, отвела взгляд. Удивительно порой, как правдивая история, рассказанная без всяческих искажений, способна походить на бред безумца…
- Ну, не только это погибнет... Гибель мира - дело известное и почти что решенное. Не новость... - Пробурчал Амион и задумчиво нахмурился. - В Рощу, говоришь? Пророчество? А путь-то хоть недалёкий, но существенный! И времена неспокойные, даром что последние. И ты собралась туда мало что одна - так ещё с этим типом?! Хочешь на патруль проклятых имперцев? Видно ты меня рассмешить собралась, прости если что не так сказал. А покуда всё так - давай-ка я к тебе... скажем, наймусь. А что? - Снова заулыбался путник. - Проводник из меня не худший, да в кармане пусто - и дорого я не возьму.
- Там правда много патрулей?.. - расширила глаза девушка. Если бы когда-нибудь потребовалось поставить памятник наивности, то Орелин можно было бы смело брать натурщицей - И ты хорошо знаешь дорогу? Н-ну… мне, наверное, не помешала бы помощь, однако раньше я никого не нанимала и не представляю, как это делается.

Легкий ветер, прилетавший с озера, шелестел листьями, а само дерево, в основании одной из веток которого устроился кот, слегка потрескивало, остужаясь после дневной жары. Лорин спал, или точнее, пытался спать, потому что сон шел какими-то странными урывками, перемежаясь то с серым туманом, то с моментами, когда лес издавал особенно громкие звуки, и он, не просыпаясь до конца, открывал глаза и на мгновение настораживал уши, перед тем, как успокоиться и снова попытаться заснуть.

...
"Поймать и уничтожить"!. Лорин выплюнул стебелек травы, приложил арбалет к плечу и, прищурившись, посмотрел сквозь прицел. Карета, охраняемая пятью всадниками, двигалась дороге, выезжая из леса, и вот вот должна была подъехать к холму, на котором устроился лейтенант , разглядывая беспечную "добычу". Охранники ехали, переговариваясь между собой, даже не смотря по сторонам. Морф поймал в прицел всадника в белом плаще, ехавшего впереди группы и ухмыльнулся. "А вот и причина беспечности. У них там, оказывается, маг есть. Не, господа, свистите в хвост! Это же просто неприлично полагаться только на магию, а?! Поубивал бы... что, впрочем, и сделаю." Маг замер, вглядываясь вперед, в носу у Лорина защекотало от магии "тайного взора", и в следующее мгновение стальной наконечник болта пробил лоб всадника, опрокидывая его назад, под копыта шедших в упряжке кареты лошадей. Возница натянул поводья, карета остановилась, охранники сгрудились вокруг нее, обнажив клинки и глядя по сторонам, не понимая еще до конца, откуда идет опасность. Глупо... второй болт, прелесть с выточенной ложбинкой, издающий в полете дикий свист, впивается в круп передней лошади, и животное, взбрыкивая копытами, бросается вперед, уволакивая за собой остальных, вместе с каретой и ошалевшим кучером. Впрочем, бежать им недолго, впереди на дороге рассыпаны "колючки", так что... Всадники срываются с места, пытаясь их догнать, а на дорогу, казалось бы под самые копыта лошадей, уже вылетают четыре серых тени, превращаясь в имперских солдат. Солдаты его подразделения, до этого спокойно сидевшие вне поля "зрения" убитого мага. Два арбалета разряжаются почти в упор, ржание налетевших на "колючки" лошадей сливается с воплями всадников. Лошади в упряжке рухнули, словно им подрезал ноги, карета налетев на них, остановилась и завалилась набок. Лейтенант поморщился, как от боли, увидев, как одного из солдат, не успевшего отскочить от несущегося животного, сносит удар лошадиной груди. Третий всадник, наверное, успел удивиться перед тем, как прыгнувший ему на спину кот перекинулся и перерезал ему глотку кинжалом, спихнув хлещущее кровью тело с седла и завладев лошадью. Последний, проскочивший вперед, ошалело посмотрел на опрокинувшуюся карету, и с воплем послал лошадь вбок, в попытке убежать. Лорин, сбежавший с холма, не удостоил его даже взглядом - шагах в двухстах в ту сторону было болото, и морф не сомневался, что спятивший человек его не обойдет.
- Лейтенант?
- Займитесь раненым! Мне еще надо доделать работу.
Минута от силы боя, безупречно, если не считать поломанных ребер капрала. Лорин мог собой гордиться, впрочем, охота ему всегда нравилась, и ему хватало удовольствия, получаемого от выполнения задания. Небрежным шагом но дошел до кареты, и слегка помедлил, перед тем как откинуть дверцу и заглянуть внутрь. Морф не сомневался, что выжившие в ней, если таковые есть, не способны оказать сопротивления - все таки удар был не слабым, но все таки было любопытно, какую дичь им приказали поймать на этот раз.
- Господин лейтенант?
- Все мертвы, сержант. Можно уходить, - проговорил Лорин, глядя в испуганные глаза девочки лет 14, прижимавшей к себе белого котенка. Единственного пассажира кареты. Их добычи.
...

Кот чихнул и открыл глаза. Сон, мать его песью.... ну почему сниться всегда самое плохое? Лорин взглянул на проглядывающее сквозь листву небо и принюхался. Нет, все спокойно. а еще недавно он мог поклясться, что ощущает магию. В любом случае, в песью глотку такие сны. Кот спрыгнул с дерева и направился в сторону дороги, ведущей к городу.

Как настала глубокая ночь, Тае не заметила, погружённая в свои мысли и музыку, что сплетали иллис, Озёрный и она сама. А между тем, стоило возвращаться домой. Но как же не хотелось!
Ещё немного посидеть здесь, на берегу озера, ещё немного насладиться прохладным ветром, пахнущим весной, ещё немного побыть этим волшебством, окрылённой звуками жизни, которым, возможно вместе с Ирьялой суждено кануть в небытие.
Но уже пора, пора было возвращаться домой. Эльфийка медленно и неохотно поднялась с колен, стряхнула с руки воду и размеренным шагом, то и дело оглядываясь на озеро, пошла в сторону центра города.
Озёрный уже почти спал: мало в каких окнах горел свет, почти не слышны были голоса. Озёрный замирал готовясь к самом короткому и самому важному мигу в ночи: секундной тишине, когда ничто не движется, ни одно живое существо не нарушает этот священный покой, даже те, для кого ночь - день, застывают в это мгновение, сами того не замечая.
В голове менестреля проносились неисчислимые мелодии: услышанные в придорожных трактирах во время войны, сыгранные за долгие годы путешествий, забытые и навек запавшие в душу, однажды и на всю жизнь захватившие. Все звучали одновременно. Все звучали по отдельности, не теряясь друг за другом и не создавая какофонии, щемяще-печальные, по-пьяному весёлые, светлые и безнадёжные, страшные и задорные.
Каждая была знаком, символом, узелком на память: о навсегда закрывшихся глазах, о недопетых песнях, о сбитых в кровь тонких руках, созданным творить, а не убивать, о тихой лесной поляне, в центре которой вот уже десять одиноко стоит молодая черёмуха с выцветшей шёлковой лентой, обвивающей ствол.

Ночь струилась над Озерным глубоководной темной рекой. В водах неизбывного покоя растворялась суета прожитого дня, илом оседала на дно, оставляя на поверхности лишь легкую рябь. Шелковые волны ночи поглотили звуки шагов, серебряные бубенцы смеха и отголоски речи, лишь ветер чуть слышно наигрывал на нежной тростниковой флейте. Оплакивал минувшее.
Все изменилось вмиг. Надломился голос хрупкой флейты, всхлипнул и затих страдалец-ветер. Небо над городом – благородный фиолетовый бархат – треснуло и расползлось рваными лохмотьями, будто раздираемое сворой взбесившихся псов. Вспучилось пространство, закипело, заклокотало бурлящей кашей. В многочисленные прорехи хлынул клубящийся туман. Черные растрепанные струи, просачиваясь сквозь разрывы, стекали на спящие улицы Озерного, облаками пепла оседали на траве, бесшумными силуэтами растворялись в ночи. Это длилось – вечность, но вечность эта была не длиннее вздоха, не длиннее взмаха ресниц. Потом туман, приходящий извне, иссяк. Вновь воцарилось хрупкое подобие покоя, лишь оскверненное небо вздрагивало мелкой дрожью, да навеки онемевший ветер мягко касался его рваной плоти успокаивающими ладонями.

Фигура, выплетенная из рваных жгутов тумана, непрерывно меняющая форму, рассыпающаяся на ворох взъерошенных хлопьев и собирающая себя вновь, жадно ловила редкие звуки. Творение хаоса тонуло в этом всемерном покое, захлебываясь его ласковой тишиной. Существовать в этом упорядоченном мире было невыносимо. Невыносимо больно было сохранять хоть сколько-нибудь четкую форму, но стократ больнее – ощущать жесткую, логичную структуру окружающего пространства. Мир казался клеткой, невозможной, отвратительной клеткой, сжимающей обжигающими прутьями клочки туманного естества. Естества, не признающего иного порядка, кроме хаоса.
Беспечный ночной мотылек порхнул в воздухе, невесомо опустился на изогнутую ветку. Изящные полупрозрачны крылья, мерцающая пыльца, выверенная симметричность линий.
Воплощенная гармония. Тварь хаоса скрутило волной холодного отвращения, будто тонкая красота рассекла надвое туманную шкуру и, щекоча, прошлась по самому нутру. Это не имеет права быть! Черный жгут обвил тело бабочки, сминая нежные крылья, и тут же отбросил безжизненный комочек прочь. Легче не стало. Здесь, в этом месте, все было гармоничным, упорядоченным, завершенным. Гибкие розги симметрии хлестали со всех сторон. Острые шипы структуры ранили все больнее. Тварь потянулась вперед, разрывая собой ткань пространства. Этот город должен быть разрушен. Должен, а значит – будет.

Кошмары сбываются. Даже самые черные и невероятные, но они сбываются.
Имариэль лежала на плоской крыше, едва успевшей остыть от жаркого сияния дня и пыталась понять - это небо сейчас разорвали или её?
Это небо пролило на землю черным пеплом кровь из раны или она?
Твари хаоса пришли, как и было напророчено и предвиделось этим днем на балконе дома жрецов. Мир перестал быть единым целым и теперь вместо созидания будет творится разрушение. Время большой битвы пришло.
Имариэль заставила себя встать и слабыми пальцами нащупала эфес Поющей. Именно ею она сейчас будет рисовать вязь рун на пергаменте своей судьбы. Есть вопросы, которые не требуют ответов и решения, над которыми не раздумывают.
У Озерного есть защитники.

Лорин остановился на границе города, усевшись на придорожный камень, некоторое время прислушивался. Озерный пел, по крайней мере, так казалось коту, хотя морф не знал, есть ли этот звук на самом деле, или же он рождается в его голове стараниями магии, пропитавшей здесь все вокруг. Флейта, струны и колокольчики, словно кто-то повесил на крышах тысячи эоловых арф, увешанных бубенчиками, а рядом, для полноты картины, поставил пастушьи свирели из множества трубок, и теперь ветер играл на них каждой ночью, рождая сплетенную из множества звуков мелодию.
" Заклинание порождает волну энергии, похожую на звук или свет, и так же имеет свой тон и цвет, если уметь их видеть. Курс магии и защиты от нее. Мррр... А может это и есть заклинание? Какое-нибудь, позволяющее отличить своего от чужого, ведь должны же эти песьи жрицы как то узнавать, что в городе враг? Только здесь я, почему-то, могу его слышать? " Лорин спрыгнул с камня и подошел ближе. Уселся и прислушался еще раз, пытаясь запомнить ритм и рисунок мелодии. "Любопытство губит кошку, нет? Идея безумная, но я буду первый, кто это проверит!" Кот взлетел в прыжке, приземлился на мостовую и замер, чтобы в следующее мгновение полететь дальше быстрым, словно летящим бегом, перемежающимися с короткими остановками, будто танцевал странный танец, периодически замирая совсем или делая несколько мелких шагов назад, чтобы уложиться в такт рождавшейся в голове музыки. "Если я не ошибаюсь, то все, что чуждо городу, должно петь иначе, чем он, значит, надо сделать так, чтобы твоя песня не отличалась от его" - шальная мысль, залетевшая в голову, которую Лорин и собрался проверить, прыгая в облике кота, и вспоминая, как днем он проделывал то же самое, только будучи человеком и совсем ради других целей. Кот настолько увлекся, что не заметил, как пробежал почти два квартала.
"Пес! То ли теория работает, то ли я такой везучий. В любом случае, надо идти обратно, мало ли что". Внезапно в стройную мелодию ворвался пришедший откуда то сбоку звук, похожий на скрежет металла и вой чудовища. "Опасность!" Тело среагировало прежде разума, и кот прыгнул в противоположную сторону, на дерево, вверх, и через секунду Лорин оказался на крыше, в человеческом обличье распластавшись по кровле, сжимая в руках арбалет и настороженно вглядываясь в сторону, откуда пришел напугавший его звук.

(С Сигрид)

Паутинка сухо треснула сильной лапой под ребрами. Яаминь согнулась, зажимая ладонью. Отняла – чисто. Отчего тогда боль такая, ножевая, металлическая? Жрица по-хориному втянула воздух, осматривая накрест бархатное набухшее небо. Сабля в руке, крыло Ирьялы, дозволенный дар, подпись кровью под приговором себе.
Плащ с белой подкладкой ловит ветер; ветер пальцами ласкает синие волосы, забираясь к корням, холодя, успокаивая. Яаминь напряглась, присела в стойку. Что-то здесь, она знает.
Создание хаоса двигалось резко, рывками, каждым движением преодолевая сопротивления пространства, оставляя за собой кровоточащую рану в плоти реальности. Мир поддавался нехотя, нити, из которых он был соткан, казались жесткими – прочнее стали. Шаг – трещит густая тьма улиц Озерного, распадаясь на части. Неуловимое движение туманной длани – и прахом осыпается мраморная скульптура на площади.
Музыка города сорвалась упавшей растяжкой колокольчиков, стыдливо-скомканно разбилась в стон ужаса. Яаминь бледнела, щурясь. Бесшумный скользящий шаг, она вытянулась в струну. Город лопался натянутой над костром тканью, каждая порванная ниточка надрывала сердце, ночь хохотала хрипло и безумно, ее хохот застревал в горле слезами. Жрица комочком спрыгнула с карниза, пробежала, мелко перебирая мысками атласных сапожек, туда, откуда веяло жаром разрыва. Туда, откуда пахло Ничем.
Тварь застыла. Ночь струилась горьким потоком – сквозь естество, не задевая туманной сути, ночь была понятной и близкой, как сам хаос. Но что-то было не так. Оттуда, из гладкой тишины, легко скользило навстречу… что? Боль, вгрызающаяся в призрачную шкуру сотней жалящих пчел. Сила, заставляющая сжиматься в комок и ощущать собственную уязвимость. Ненавистная гармония.
Слепое пятно. Яаминь застыла на половине движения, забыв дыхание шаг назад. Она не видела - или видела то, что отказывалась понимать? Во что боялась поверить? Она подняла саблю..
Уничтожить! Разрушить изящную фигурку – такую хрупкую и такую сильную. Впервые за время пребывания в упорядоченном мире, тварь ощутила странное чувство. Сопротивление? То, что замерло сейчас напротив в нелепой позе, не было жертвой. Не было бездумной частью этого города, частью, что ранит одним лишь своим существованием, но не в силах сопротивляться потоку хаоса. Нет, впереди ожидал противник - опасный, настороженный, чуткий. Мудрее, быть может, было отступить. Раствориться в ночном сумраке, чтобы подкрасться позже - бесшумной незамеченной тенью, всесильной и яростной. Быть может – для кого-то другого. Творение хаоса не могло позволить точеной фигурке продолжить путь. Темное щупальце метнулось к жрице – сломать, выкрутить, смять, как бумажную игрушку…
Белая молния, блеск лезвия не успевал за клинком, отсекая щупальце. Яаминь танцевала, понимая, что храмовый танец серьезен как никогда. Носки вместе, сабля вниз, поворот - клинок падает сверху на Тварь, сверху - вперед, горят свечами синие глаза, выжигая страх.
Страх
страх
Он липкий, он облепил тело и тянет к земле. Эльфийка делала выпад.

Свеча горела

Обжигающее лезвие распороло неосязаемую плоть – просто прошло сквозь нее, как сквозь масло. Рана, что отсвечивала мертвой чернотой, затянулась сразу за клинком.
чч... Галеан, что проклят, что это?? Яаминь с ужасом смотрела, как странная плоть твари восстанавливается, рассеченная зачарованной эльфийской сталью. Гармония Серениссима, Ирьяла Леката, Лаулени-лунный колдун, что это? почему.. почему - ей?...

... страх смеялся с тихим торжеством, против него Яаминь поднимала клинок. Против Твари - она знала - нет ей заговоренного амулета.

колыхнувшись, мигнула свеча в ладонях Лльюиня

(с Вуззликом)))

Меч не причинял боли – напротив, рассекая клубящееся тело, вклиниваясь меж пульсирующих узелков структуры, дарил облегчение, манил сладкой негой первозданного хаоса – как и все, что разрушало жестко заданную форму. Поддаться его чарам, рассыпаться, стать, наконец, собой – желание было ноющим и острым. Но та, что держала клинок – легко, изящно, чуточку небрежно – колючей занозой царапала нутро. Тварь колыхнулась и подалась к жрице, выбросив вперед несколько витых нитей. Дотянуться, хлестнуть – наотмашь, всей жаждой несуществования!
Яаминь уворачивалась от летящих в нее струй ненависти, гибко прыгая с носка на излучину ладони, быстро, так быстро, как только позволяет бьющаяся жилкой мысль. Высоко, выше - жрица перепрыгнула Тварь и, падая за ее спиной на ноги, ударила, вложив в саблю всю силу и инерцию падения.
"Светлые звезды, слезы Ирьялы, вас призываю, дайте мне знаний, как одолеть тьмы порожденье.. как??!!!"

пламя в ладонях забилось раненым мотыльком

Лезвие ударило молнией, разрубая туманную фигуру надвое. Была одна тень – стало две. Обе тянули к Яаминь жадные пальцы, обе жаждали затушить трепещущее пламя свечи, исковеркать гибкое тело. Слева, справа извиваются плети, берут в кольцо, словно играя. Холодом веет от этой игры, холодом и пустотой.
На миг Яаминь стала пустотой, забившейся в угол безысходностью, беспомощностью, сабля в руке тускло опала, дорезая бесполезно несуществующее существо.
Лльюинь истово шептал заклинание, глядя на огонек в руках так жадно, как если бы его взгляд мог отделить пламя от свечи - отделить и сохранить.
Но в следующий миг, как волна прибоя яростно заполняет собой пустую бухту, в жрицу хлынула сила. Сверкнули фиолетовым глаза той, кому помогал сам город, Яаминь вновь прыгнула на Тварь. Не пропустить, защитить Озерный, уничтожить опасность, восстановить Равновесие... Она хлестала клинком накрест, сверху, снизу, кругом, шинкуя и разрезая на полоски враждебное нечто.
И тварь осыпалась прахом. С сухим шорохом падали хлопья на булыжники мостовой – так сгоревший дотла лист бумаги становится горстью мертвого пепла на серебряном подносе. Ветер подхватывал туманные клочья и швырял их в небо, ветер торжествовал вместе с Яаминь… Вились клочья в воздухе, парили черными перьями, кружась, летели к земле. Тянулись друг к другу, как части жаждущей единения души. Вихрем закрутились обрывки Твари, фениксом, восстающим из пепла, соткался из хлопьев призрачный силуэт. Захлопал по ветру черными рваными крыльями. Стремительной птицей рванулся к жрице.
Яаминь.
Она не ждала, она верила в чудо, она опустила клинок в торжестве победы.
Яаминь
Она видела, как Хаос отступил, видела, как вместе с ней облегченно вздохнул город.
Слезой упало имя. Предначертанного не изменишь
Она успела возблагодарить Ирьялу.
Свеча потухла

Тень обняла ее крылами, заключил в себе – мягко, ласково, нежно. В ласке этих крыльев – мелкая ледяная крошка, что царапает кожу, в нежности этой – осколки хрусталя, ранящего душу, мягкость эта – мягкость шали из стальной стружки. Туман, растворяя Яаминь в себе, не желал ей зла. Не желал боли. Небытие – дар, и он будет принят как должно. Изломанная фигурка осталась лежать на мостовой. Хаос струился по городу.

Лорин вжался в крышу, вглядываясь в ночной мрак, вертикальные зрачки расширились, став почти круглыми. «Так, чисто. Здесь тоже» - взгляд скользнул дальше, вслед за прицелом, вдоль улицы а…. Господи… а ЭТО что за песье отродье?». По спине морфа прошла холодная волна. Тварь, стоявшая сейчас перед маленькой фигуркой, в которой лейтенант без труда опознал «ночную тень», не походила ни на что, виденное им ранее. Он пропустил момент, когда жрица напала на тварь, но сам бой было видно как на ладони…
… Боевой морф не должен бояться, тем более, если он ловчий офицер. Его задача – опознать и уничтожить противника, применяя для этого все имеющиеся знания и навыки. Врага надо знать и понимать лучше самого себя, потому что только так ты сможешь нанести ему смертельный удар, оставаясь неуязвимым. Кот не может убить волка, если броситься на него, надеясь только на силу. Но кот может победить волка, если сохранит контроль над собой, и если он будет знать, как его убить….
Его не заметили. Тварь, сожрав танцующую, утекла куда-то во мрак серой тенью, и Лорин медленно выдохнул, пытаясь побороть ощущение нереальности, и вызванное этим забытое чувство страха. Не ужас, когда любое живое существо хочет с криком бежать куда глаза глядят – что чаще всего приводит к смерти, а страх, липкий, опутавший душу, отдававший холодом где-то в районе живота страх. Вдох, задержка дыхания, медленный выдох, и с самого начала, пока тело не успокоиться, а мысли не приобретут быстроту и четкость, как должно быть в боевой ситуации. Не к месту помянув про себя блохастых псов, морф принял кошачий облик, и, неслышно побежал по крышам в наплавлении, противоположном тому, куда скрылась тварь.
«Это НАДО уничтожить!» - морф не знал, почему именно эта мысль засела в его голове, но вместо того, чтобы бежать из города – мало ли где еще можно найти знания, ради которых он сюда пришел – он вдруг почувствовал, что не может оставить его, пока существует эта тварь. Кот перепрыгивал с крыши на крышу, даже не думая, куда он идет, положившись на чутье и интуицию. Мысли работали над совсем другой проблемой: классификация – поиск – решение – планирование операции – уничтожение…
… вы не можете применять магию, но это не значит, что вы не должны знать ничего о магии. На вашем пути могут встретиться как маги противника, так и порожденные ими создания, и каждый из вас обязан знать столько, чтобы эффективно действовать при встрече с ними, избежать смерти, и по возможности их уничтожить. И еще столько же сверх этого. Человеческий маг, эльфийский друид, некромант или даже порождение мрака – ваша задача не удивляться, не думать о том, как вам не повезло, и не говорить «Такого не может быть», потому что времени на это не будет – а действовать, потому что иначе вы умрете. Если я скажу вам – придумайте как убить мифрилового единорога, не говорите мне, что их не существует, а отвечайте, как вы будете это делать. Если я прикажу вам убить то, что бессмертно – сделайте его смертным. Если я скажу вам – убейте то, чего нет – сделайте так, чтобы оно было, и уничтожьте…
«Тварь. Не имеющая плоти, не имеющая формы, агрессивная, как успел убедиться Лорин – оружие жриц ее не берет, будь оно трижды артефактным. Больше всего – морф усмехнулся – напоминает пресловутое порождение бездны, которыми так любят пугать людей храмовники. Хотя… учитывая «нарушенный баланс» и «гибель мира», может оно и есть? Порождение хаоса, одним словом, что бы там ни было. Магическое, без вопросов, а значит нуждается в постоянной подпитке, как, к примеру, поднятые твари некромантов. Раз магия артефакта его не берет, значит природа породившей его энергии иная, чем у классической или эльфийской, источник неизвестен, что плохо. Но должен быть недалеко, иначе связь прервется. С поднятыми справляются, убивая некроманта… или блокируя магическую подпитку твари. Должно сработать и в этом случае, только где взять магию, чтобы создать «щит»? Впрочем, здесь есть целое озеро магии, достаточно сделать так, чтобы эта магия сработала…»
Окно в этом доме горело, а ставни были открытыми. Кот остановился, и, подумав немного, прыгнул на карниз и поскребся когтями о стекло, просясь внутрь.

Яаминь

Город оставил ее.
Целиком.
До конца.
Яаминь перестала быть Верховной Жрицей Ночи – Город ее оставил, как оставляет стол шелковая скатерть, высвободившись из-под пришпилившего ее ножа. С сожалением, с легким мелодичным шелестом. Быстро.
Яаминь взлетела, понимая разумом, что тело ее сейчас истаивает серебристой дымкой, что утром не найдут и ятагана, что все, что о ней осталось – память сердца Лльюиня и погасшая свеча. Разум тоже истаивал.
«Здравствуй, сестра».
Она обернулась. Звездноглазая Цзянь, замученная в снегах Йунди, протягивала тонкие прозрачные руки младшей сестре и смеялась, будто всего лишь убежала немного вперед по лесной тропинке и дожидалась на поляне.
«Здравствуй, маленькая сестра!» - повторила Цзянь, подхватывая Яаминь под локти и увлекая за собой, вверх, где не было границы дня и ночи, где алмазные искры звезд всегда покоились на черных волнах неба. Где господин и повелитель ночных духов Тайдаго Цюзиянда сидит на темно-сиреневой подушке и дует, раскручивая звездный зонтик ночи. Он огромен, лысина его сияет рассветом, и на заре жители Нижнего мира видят ее край, когда Цюзиянда, сдувая Небесный Зонтик, поворачивается к солнцу спиной.
Его живот кругл, как спелая дыня, и вываливается поверх атласного сине-черного пояса. Глаза его черны, как новолуние, а голос - гром ночной грозы.
- Пойдем, сестра! – Цзянь тянула Яаминь за собой, туда, где тонкие облака расслаивались на таких же ясноглазых духов. Их становилось все больше, звенящих облаков, они окружали, подобно прозрачной воде, незаметно и заметно одновременно.
И вдруг духи разлетелись спугнутыми рыбешками от резко упавшего в воду камня, и Яаминь осталась одна – напротив господина и повелителя ночных духов.
- Маленькая звездочка, вот ты и оттанцевала мою славу, - Тайдаго склонил к плечу круглую голову. – Сладок ли был танец?
- Сладок, мой повелитель, - та, что звалась Яаминь, согнула поясницу в полном грации поклоне.
- Я не спрашиваю, готова ли ты занять место, что твое с самого рождения.
- Господин и Повелитель! Значит ли это, что я..
- Нет больше я, маленькая звездочка. Ты такая, как они, - широкий жест потеснил духов, - и теперь наконец тебя будут видеть ночью.
- .. Лльюинь?...
Яаминь не хотела больше слов. Слова текли жаркой неудобной патокой и мешали.
- Лльюинь? Он жрец Дня, и золотые духи примут его, когда придет час.
- .. наш. Путь.
- Такова воля Гармонии. Имя твое отныне – Аирна, «Последняя».
- Господин!
Но Тайдаго Цюзиянда дунул, выпустив воздух из красных тугих щек, и духи разлетелись сухими листьями.
- .. но в бесконечности Вселенной нет ни ночи, ни дня, маленькая звездочка Аирна. Духи перемешаны там, что песок на берегу.
И господин и повелитель духов стал тихонько дуть на зонтик ночи.

* город, ночь * (Совместно с Сигрид)

Шихьяль поставил на стол перед окном светильник. Если Крылатые Демоны Ка существуют, они не посмеют залететь в окно, защищенное огнем.
Свечи прятались в листьях трех чашечек подсвечника, свет их пушисто и немного стыдливо ложился на стол, подоконник и ставни. Шихьяль засмотрелся на неторопливое дыхание пламени, как вдруг..
- Ааа, стой, дальше ты не пройдешь, Крылатый Демон Ка! - перепуганный юноша выставил перед собой машинально взятую со стола книгу. Выставил, защищаясь, как клинок или копье; и стойка его не была стойкой существа далекого от боевого искусства.
Лорин перекинулся в человека и уселся на подоконнике, насмешливо смотря на эльфа.
- Извиняюсь за вторжение, но не стоит же так реагировать, право слово.
Юноша осмелел - видимо, успел прийти в себя. И вместо страха преисполнился яростью.
- Действительно. Тебя, йунраэ, надо было сразу ошпарить кипятком! - на последнем слове он бросился на морфа, замахиваясь книгой.
Лорин котом проскользнул под ногами юноши, перекинулся обратно и печально вздохнул.
- Боги всемогущие, сколько вас есть на небесах, здесь все такие сумасшедшие, или мне повезет наткнуться на хотя бы одного нормального эльфа, кроме той художницы?
Юноша не смог остановить замах такой силы - и грохнулся на стол, шумно шлепнув столешницу книгой. Светильник закачался.
- Неет-нет-нет-нет-нет, стой! - юноша протянул неловкие ладони, чтобы поддержать пятна света. Облегченно остановил колебания, поднялся.
- Что тебе надо в моем доме, йунраэ? - грозно спросил эльф, складывая на груди узкие руки. Взгляд его чуть светился в полумраке не хуже кошачьих глаз.
Морф удовлетворенно кивнул, и улыбнулся.
- По большому счету, ничего, если ты, конечно, не владеешь магией. Но ты можешь ответить мне на один вопрос: упомянутый тобой крылатый демон, это случайно не то бесформенное нечто, которое совсем недавно пожрало на моих глазах "ночную тень"? В смысле, одну из ваших ночных жриц?
Тон, с которым Лорин произнес фразу, был поистине светский, как будто он разговаривал на королевском приеме *
-Тт... танцующую Тень? Крылатые демоны на это не способны... - угрожающий блеск глаз сменился растерянным, даже испуганным. - что за ересь ты несешь, йунраэ! Танцующую Тень ночью хранит и поддерживает сам Город! Никто не может...
Лорин с невинным видом облокотился на стол.
- Печально, молодой человек, очень печально. Значит, то был не крылатый демон, хотя, судя по твоему поведению, разгуливающие по городу ночью монстры - это тоже вполне нормально.
Морф искоса взглянул на эльфа.
- Может, тогда ты проводишь меня к тому, кто сумеет мне помочь убить эту тварь? А то она испортила мне прогулку, и я расстроен, честное слово.
- Т-тварь? - мягкий уютный светильник превратил побледневшее перекошенное ужасом лицо эльфа в маску для театра ужасов в традициях северо-западных окраин Империи. Юноша сглотнул. - Расскажи, что ты знаешь, - прошептал он сипом.
- Ну, - морф развернулся, уселся на стол и принял вид нашкодившего школяра, - иду я по городу, никого не трогаю, наслаждаюсь ночным воздухом. Вдруг что-то вопит, я аж прям испугался, вскакиваю на крышу, смотрю вниз, а там они. Жрица ваша, с саблей, вся такая красивая, и это нечто. Больше всего похоже на чернильную кляксу, постоянно меняется, как будто масло в воду пролили. Жрица ваша на тварь бросилась, порубила ее как крестьянка капусту на зиму, и думает, все кончилось, а тварь тут ее и схватила. Собралась обратно, как ни в чем не бывало, заглотила, и куда-то ушла, пойми меня правильно, смотреть
куда я не стал. А тело феи полежало на земле, и истаяло, вроде, только я смотреть до конца не стал, а драпанул куда подальше, потому что тварь мне ой как не понравилась.
Юноша в каком-то необъяснимом бессилии протянул руку к морфу, будто хотел поймать слова.
- Скажи.. какого цвета ее плащ?

Лорин и Лльюинь

(с Сайроном)

- Честное слово, не разглядел. Кажется, белый, или что то вроде....
Юноша кивнул, словно кинжал проглотил.
- Наверное, тебе нужно увидеть Лльюиня. Он... пойдем, йунраэ без имени. я покажу.
Он легко запрыгнул на стол, перешагнул маленький подоконник, подпрыгнул, подтянулся на карнизе на внешней строне над окном. Узкое легкое тело исчезло в ночи.
Светильник мигул. Лорин прыгнул вслед, и последовал за юношей.
Оказалось, дом, где жил Жрец Дня, находился совсем рядом. Юноша змейкой проскользнул на перила балкона, потоптался, массируя виски. Затем обернулся к морфу.
- Сейчас.
Лльюинь вышел почти сразу. Кивнул юноше, отпуская, заговорил, оставшись с морфом наедине.
- Шихьяль рассказал мне о том, что ты видел. Что ты хочешь?
Лейтенант вежливо поклонился эльфу.
- Собственно, мне кажется, я знаю, как можно попытаться убить ту тварь, но мне нужна помощь. Если вы согласны мне помочь, то я расскажу, что надо сделать.
- Помочь? - эльф улыбнулся, с остывшим пеплом печали и осколками битой души в голосе. - Как же ты хочешь убить то, чего не существует?
- Я его убивать не буду. Его убьете вы. - Лорин позволил себе улыбнуться. - Скажите, эта тварь.. я правильно догадался, что это что-то из порождений того, что вы называете хаосом?
- Вы тоже называете его Хаосом, - улыбка осталась, не изменив выражения. - Лаэррим не могут убивать. Но не помочь тебе - значит, лечь на лезвие животом. Что ты хочешь?
- У вас тут есть озеро, в котором, насколько я знаю, полно магии. Только она в свободной форме, как у нас говорят. Вы сможете его "упорядочить" ? Ну, сделать так, чтобы магия - или вода - приобрела структуру? Четкую упорядоченность, заклинание там или что нибуь в этом роде, только чтобы все озеро стало как магический артефакт. Типа льда, хотя бы, только льда магического. Если сможете, я заманю тварь в воду, и когда вы ударите заклинанием, она просто обязана сдохнуть, потому что ваша магия отрежет ее от подпитки ее родной средой, а бороться со структурой заклинания без этого она не сможет. Ее просто порвет на части ее же собственная сущность.
Несколько секунд упало каплями, прежде чем эльф снова заговорил.
- Твои слова странные, но суть я понял. - Он склонил остроухую голову к плечу. - Может быть, у нас и получится. Давай попробуем. Но отсюда.. нам надо в Храм.
- Хорошо, - Лорин кивнул, - идите в храм, а я поищу это порождение, пока вы готовитесь. Надеюсь, вы успеете там оказаться до того, как я ее найду.
- м... хорошо. Давай условимся - на последней четверти ночи, когда луна заскользит по западному краю озера - у тебя будет две минуты.
- Принято. - Лорин повернулся через левое плечо и исчез среди домов.

Тьма приближается.

Фейях закатила глаза.
- Ох, Айи, с вами котятами мне возни было меньше. чем с этой птицей.
Трактирщица прошла в кладовку, дунула на ладонь слово-заклинание: теплый дрожащий огонек неуверенно вырос в изломе, постепенно осветив всю комнатку. Да и комнатка-то - медведь с трудом поместится. Корзины плетеные стоят, под потолком веники сушеных трав, стойкий запах специй.
- Птица! Ты не убился?
- Неееет, - слабо раздалось из-под обвалившегося штабеля корзин. Только сейчас стало заметно, что из-под этой кучи виднеется узкая ладонь Гарэля...
- Осмелюсь доложить, - прозвучало чуть позже и ещё слабее.
- а так ты набегался и прилег отдохнуть. - Фейях сложила ладонь, огонек потух, снва стало темно. - Только сильно не разлеживайся, иначе мне придется взять плату как за съем комнаты.
Корзины шевельнулись, под ними кто-то завозился, и через мгновение Гарэль восстал, как принято говорить в таких случаях, в силе и славе, а ещё слегка припорошенный мукой.
- Я жив! - проинформировал он окружающих
- Это, бесспорно, лучшая новость дня, - Ласточка у входа держала дверь полуоткрытой. пропуская немного света, чтобы альвеедец еще что-нибудь не уронил. - Идешь? Или рассматриваешь мое предложение насчет съема этой комнаты на ночь?
Сорока осмотрелся и покачал головой.
- Тут уютно, но я бы всё же не задерживался, осмелюсь доложить! - он спрыгнул с обвалившейся кучи и оглянулся на неё. - Надо ли помочь убрать, осмелюсь спросить?
- Иди уже, птица. До конца мира я еще мечтаю немного пожить в собственной таверне. А не на ее развалинах, - Фейях пропустила Гарэля в теплый зал и плотно закрыла дверь. Мало ли, альвеедцу и правда приглянулась ее кладовка
Сорока, действительно подумывавший о том, чтобы снять кладовку на ночь, с некоторым сожалением прошёл в зал и присел у стойки. Стальные шарики, покинув его карман, закружились в своей вечной круговой пляске, издавая тихий перезвон.

Придя за советом, получишь совет. Яника ждала этого, но совет оказался столь туманным и расплывчатым, что... впрочем, она была больше чем благодарна Йончеру - это была действительно помощь.
Только где же искать теперь этот чудесный Источник, что исцеляет душевные раны и дает озарение?
Но это Озерный, чудесный город, действительно чудесный, раз здесь смогли увидеть, кто она, и попытались ответить на ее вопрос - вернее, помочь ей задать этот вопрос... кому как не здешним что-нибудь знать, что-нибудь слышать - хоть что-нибудь, великие боги!
Таверна "Гнездо", выросшая перед ней, гостеприимно распахнула дверь под легким касанием пальцев Яники. Где задавать вопросы, как не здесь? Осталось выбрать, кому.
Гарэль обернулся на скрипнувшую дверь, и с любопытством уставился на вновь вошедшую. Девушка выделялась чем-то неуловимым, малозаметным, чем-то настолько ничтожным, что трудно было вообще его распознать, но этого хватало, чтобы обратить на неё внимание даже в самой густой толпе.
- Посмотри Дракон, как занятно, - тихо сказал Сорока и погладил рукоять меча.
Яника огляделась, скосив глаза - внимание привлек только пестрый эльф за стойкой. Рядом с ним остальное казалось серым фоном, настолько ярко он был одет. Девушка прошла через помещение и села рядом с ним, не глядя в его сторону.
- Скажи-ка, пестрый эльф, - произнесла она негромко, обращаясь словно в пространство, - много ты знаешь легенд и сказок?
- Много, красавица! - Гарэль чуть повернулся на изящном до ажурности стуле и по-птичьи склонил голову к плечу. - А ты, осмелюсь спросить?
- А я уж точно меньше, - Яника обернулась. - Я сюда пришла за одной легендой. Вдруг ты ее знаешь?
Большие прозрачно-голубые глаза бегло оглядели Сороку с головы до ног... и вернулись к ножнам на поясе. От них веяло чем-то, очень знакомым, не родным, но близким.
- Только сперва скажи-ка, что за меч у тебя? Наверное, какой-то особенный? - осторожно спросила она, пока эльф не успел ответить на первый вопрос.
- Особенный? - Гарэль лучезарно улыбнулся и неуловимым движением обнажил меч. Выгравированные гибкие драконы ожили в колеблющемся свете ламп, пустились в неподвижный танец по клинку. - Друг мой, ты обычный или как?
Девушка ахнула.
- Это необычный, - быстро сказала она. - Очень. А теперь скажи - слышал ты что-нибудь про Источник, который дает озарение?
- Я слышал эту историю, но давно, - Гарэль хотел почесать за ухом остриём Дракона, но вовремя передумал и убрал меч. - Кажется, это источник дающий...что-то хорошее, да? Исполняющий желания?
На память Гарэль никогда не жаловался, скорее, это делали окружающие, когда он начинал рассказывать длинную древнюю балладу наизусть, но сейчас она его подвела. Воспоминание крутилось рядом, но ускользало, таяло, как клочки тумана в пальцах.
- Почти...

(с Кошкой и Сигрид)

(продолжение)

Яника вздохнула. Вот и не вышло. Но в Озерном еще столько жителей - может, хоть один..?
- Жаль, пестрый, - она потянула себя за одну из косичек. Разговор почему-то не хотелось заканчивать, хотя спрашивать было уже нечего. Впрочем... - Как твое имя?
- Гарэль Сорока, осмелюсь доложить! - эльф было расстроился, но воспрял духом в поистине небольшой срок.
- Так ты воин? С виду не скажешь.
- Я?! Неет, я просто путешествую и ношу Дракона! Мы кровь проливать с ним не любим, мы предпочитаем искать всякое интересное, осмелюсь доложить!
Яника в очередной раз подняла брови.
- Так ты знаешь?.. Мне почему-то казалось, что нет.
- Знаю...ну что-то знаю, а что-то нет, ты о чём? - Гарэль невольно скопировал выражение её лица. - Хей-най, где моя вежливость?! Я забыл спросить как тебя зовут!
- А... я тебе потом скажу кое-что про твой меч. Меня зовут Яника и я... просто никто. В общем, тоже - хожу и ищу всякое интересное. Вот волшебный источник, например.
- А он правда есть?! - в глазах Сороки вспыхнули и пустились в пляс зелёные огоньки, он чуть подался вперёд, несмело улыбаясь, словно боясь поверить. - И ты знаешь, где искать?
- Он есть, - кивнула девушка, медленно, словно сама убеждаясь этом только сейчас. - Вот только где он - это большая загадка, пестрый. На которую у меня пока нет ответа, а я-то хотела узнать его у тебя! - Яника покачала головой, деланно сокрушаясь.
- Прошу тебя, Яника! - стаканы и бутыли за стойкой отозвались на трель Гарэля мелодичным перезвоном. - Дай мне время, чтобы вспомнить!
- Все время, что есть - твоё, - она протянула ладони, сложенные ковшиком, словно в них было что-то еще, кроме пустоты. - Вспоминай. Его воды дают ответы на все вопросы, дают вопросы для всех ответов, исцеляют раны, как телесные, так и душевные, и находится этот источник... где?
Гарэль щурился и морщил лоб, придавая своему по-эльфийски правильному лицу комично-натужное выражение. Его уши чуть пошевеливались, выдавая крайнюю сосредоточенность...и вдруг лаэррим вскочил на ноги.
- Вспомнил! - заорал он и процитировал: - Источник же сей ищи там, где на закате оживает камень! А здесь, в Озёрном как раз одна такая статуя есть...
- Статуя? Здесь?! - собеседница едва не подскочила на стуле. - Отведешь меня завтра? Мне очень нужно, пожалуйста!..
- Отведу! - охотно согласился Сорока, до зуда в кончиках ушей предчувствуя интересность. - А ты мне расскажешь, что увидела в Драконе?
Яника замялась - стоит ли сообщать это сейчас и здесь? Кругом полно народу, а привлекать внимание незачем. Тогда она наклонилась к уху эльфа и зашептала:
- Я тебе скажу, только постарайся не удивляться особенно громко. В твоем Драконе, пестрый - самый настоящий дракон. Когда-то живой, с огромными крыльями, способный хвостом разнести в щебень скалу. Но - обратившийся в клинок. Откуда он у тебя?
- Осмелюсь доложииить! - тихонько протянул Гарэль. - Я нашёл его в горах, посреди горячего источника. Он был воткнут в расщелину между двумя большими камнями, а рукоять его была завязана красной лентой. Её я где-то оставил, а Дракон с тех пор со мной!
- Ты, наверное, очень везучий.
И сейчас стоило бы улыбнуться, но девушка знала - как только она попытается, на лице ее снова появится гримаса боли, напугав собеседника. Как это бывало уже много-много раз... Поэтому Яника просто кивнула, закрыв глаза - вдруг поймет.
- Здесь ведь можно остаться до утра, да? - спросила она. - Удивительно теплое место. Ты живешь тут?
Зелёные глаза эльфа вдруг потемнели, стали неожиданно проницательными, словно прожитые годы вдруг, на несколько мгновений догнали его, положили тяжёлые ладони на хрупкие плечи. Гарэль положил руку на плечо Яники и чуть сжал пальцы, сказав что-то без единого слова.
- Нет, пока я здесь не живу, но может и поселюсь, если ты остановишься здесь.
- Увидим, - ответила Яника, прищурившись.
И вдруг почувствовала, как холодеют ладони, а к горлу подкатывает комок. Она ухватилась за стойку, чтобы не упасть - тело вдруг ослабло, стало непослушным и мягким, а сердце застучало быстро-быстро, почему-то распространяя внутри холод вместо обычного тепла. Липкий страх - что это? почему?! - вдруг сменился осознанием, от которого стало еще страшнее...
Гарэль вздрогнул. Дракон вдруг ощутимо потяжелел, повис на поясе мёртвым грузом и ощутимо похолодел, даже сквозь ножны и одежду источая ощущение тревоги.
- Что случилось? - спросил он, оглядываясь по сторонам.
- Здесь... зло... - прошептала она.
Зло было настолько явным, настолько близким, что удивительно, как Яника до сих пор оставалась в сознании. Она только слышала о том, что может быть нечто, настолько противоположное ее природе, природе драконов, с которой она была едина... Тьма, готовая поглотить все на своем пути, тьма...
И наступила тьма. Фейях, ощутив присутствие Твари, погасила весь свет.

(В то же самое время, но кажется - следующим утром.
Замок Императора. Крыло покоев принцессы (хоть их толком пока и не видно)
*со строгого мастерского "можно"*)

Принцесса опасалась открыть глаза. Да, она знала что проснулась, уже утро, но заставить себя открыть глаза и посмотреть вокруг не могла. Дыхание, как обычно, было столь ровным, что по нему можно было проверять клепсидру, а казалось, что сердце стучит колоколом на главной башне. Правая рука сжала простынь и пушистые ресницы, которыми так восхищались придворные льстецы, впрочем они много чем восхищались, но не о том речь, ресницы затрепетали, Ирмина открыла глаза, готовая тут же их закрыть и опять... Но нет, все кончилось, да, она ведь знала, что очередное, назовем это, сновидением - закончилось. Да... но и во сне ей всегда казалось то же самое. Сложно не выучить такую простую истину - за двадцать лет.
Утро. Спальня. Замок... Надо срочно, нет, СРОЧНО что-то... еще придумать.
В ее уме вспугнутыми неумелым хищником птицами заметались мысли. Что вовсе не отменяло холодного спокойствия самой принцессы.
БЕЗДНА. Это всегда догоняет... Может уехать? Куда-нибудь... в тот же Озерный? Там, говорят, есть живительный такой источник. Ирмина едва усмехнулась. Это любопытная мысль, что потом будет с тем источником. Но нет - поздно...
Принцесса чуть приподнялась, бросив взгляд из под ресниц вокруг, по покоям - да, в самом деле проснулась. Утро. На миг что-то чуть не надломилось у нее внутри, но лишь на миг. Холодная дева, сопровождаемая фрейлинами, вскоре вышла из своих покоев, чтобы направиться к отцу. Невидимая усмешка. Императору. Дрогнули ресницы и затеялся разговор с очередной жертвой - эта фрейлина слишком, м, доверчива. Как она может оставаться такой наивной. В то время как...
Принцесса недовела мысль до конца, ей была нужна отсрочка, то что мешало ей жить уже двадцать лет и что Ну наконец! Они бы еще через двадцать лет заметили. в последнее время настолько обеспокоило императора, что он даже разослал гонцов - ЭТО опять просыпалось, как ни плебейски думать заглавными буквами. И еле заметные на коже линии, странным рисунком змеящиеся по телу, подтверждали - надо еще что-то придумать или...
Принцесса чуть вздрогнула, подумав об этом, и ненароком смяла барьер дурочки. Ну вот, даже развлечение отменяется...

Лльюинь
начало охоты

Лльюинь проводил морфа взглядом, тяжелой рукой стягивая с волос ленту. Светлые волосы веером подлетели на ветру. Вот как, милая, Лльюинь снял со стены мантию, начал одевать, передумал, перебросил через локоть, мы клялись отомстить Империи, а теперь.. Теперь не союз ли нам заключить?
Жрец вышел на улицу. Легкий быстрой шаг его отличался от обычного, торжественного и неторопливого. Стремящимся с горы ветром фэн Лльюинь направлялся к Храму.
За тебя, звездочка
Прохладная темнота Храма тяжелыми мраморными лапами успокаивающе придавил своего жреца. Лльюинь оперся ладонями о бортик бассейна, наклонился к черной воде.
- Aahme.. aaAahme*, - шептал он, выстилая дыханием гладь воды. Далекий плеск заставил эльфа отойти к краю.
Йончер поднялся по ступеням, подобрал жесткий плащ из мельчайшей чешуи, присаживаясь на бортик.
- Ты печален, брат. Неужели свершилось?
Лльюинь кивнул.
- Но от меня ты ждешь не слов поддержки.
- Нет. Некий йунраэ нашел меня и предложил помощь. Он знает, как одолеть Тварь Хаоса.
- Йунрае? В Озерном? Хо-хо, брат, жестоко же тебя зацепило.
- Знаю. Морф сказал, если остановить вихрепотоки магии в озере, загнанная туда Тварь структурируется и саморазрушится.
- Совсем Гармонией обиженный?! Да попав в озеро, Тварь растечется, как молоко, Ллаха с два вы ее потом соберете! Я молчу про мой народ.
- Йончер, две минуты! Мы успеем.
- Брат, твое сердце затянуто тьмой печали, ты не понимаешь, что говоришь!
- Дай нам это две минуты, Йончер! – в серых глаза жреца полыхало все пламя юга. Илль молчал.
- Во славу Гармонии и нашей с тобой дружбы, Лльюинь. Мы заляжем так глубоко, как позволит пузырь. Но очень прошу, не дайте ей уйти в озеро. Иначе всей нашей с тобой магии не хватит.
- Да, я помню. Спасибо, брат.
- Удачи, брат.
Йончер расправил складки плаща, ступил в воду.

_____
*призыв для существ, чья жизнь связана со стихиями, вроде «Приди», «Сюда» или «Зову тебя»