Тае погрузилась в песню Озёрного, уже только слушая, успокаиваясь под её ритм. Резкий свист, как удар хлыстом по воде заставил её открыть глаза. Что-то враждебное вторглось в мелодию Озёрного, нарушая стройные звуки, выплетающие кружево ночи. Что-то настолько невозможное и страшное, заставившее вжаться в стену, не дающее шевельнуться, превращающее мелодию в голове в хаос звуков, какофонию, испуганным пчелиным роем бьющую в виски. Прошло. Отступило. Всего несколько мгновений, а показалось - целая вечность или даже больше. Липкий страх пауком засел где-то глубоко, затаился и оставил только тень на лице, да плотно сжатые губы. Гармония Сериниссима, что это? Лаэррим уже знала, где искать ответ хотя бы на часть вопросов, кто мог если не объяснить, то рассказать. Почти бегом к озеру, обратно. Иллис. Тае слушала, сидя у самой кромки воды. Про разорванную плоть мира, про Тварь Хаоса, словно сотканную из непроглядного тумана, про Яаминь, которой почти удалось прогнать Тварь, про то, что видел и чувствовал Озёрный. Тае слушала. Вся - слух, вся - чувство. Вдох. Выдох. Стук сердца.
Где-то в городе по крышам мальчик вёл морфа к Лльюиню. Интуиция, голос Ирьялы, звала туда, не думая, не оглядываясь. Летящий бег, быстрый и бесшумный. Успела. Эльфийка ловила каждое слово, пропуская через клепсидру чувств и мыслей.
Упорядочить воду? Мало, слишком мало. А если как-то укрепить из вне? Другой силой, другим порядком? Звук, усиленный водой... Это должно помешать твари смешаться с озером, удержать её хоть ненадолго. Лишь бы только этого "ненадолго" хватило.
Тае замерла, подобно стреле, в любую минуту готовой сорваться в полёт с тонкой тетивы.

- Цыпа-цыпа-цыпа-цыпа....
Лорин достал из сумки флейту и приложил к губам прохладный металлический мундштук. Помедлил мгновение, и сделал вдох.
Легкая, задорная мелодия парадного имперского марша, вылетев из флейты, вплелась в музыку Озерного, и помчалась по улицам - высокие ноты разносились далеко, заставляя звенеть тихо стекла и раскатываясь эхом по дворам и переулкам. Тварь должна его услышать! Морф, шел по мостовой, настороженно глядя по сторонам, с взведенным арбалетом на ремне под правой рукой, готовый в любой момент сорваться и побежать, как только заметит демона. Лорин, не переставая играть, пересек площадь, и свернул на улицу, ведущую к озеру. Время, время...

Ночь.

Лаэррим направлялась домой. Ей было хорошо и спокойно – в Рощу она пойдет не одна, а с надежным попутчиком. Надежным ли?.. Странно, что она вдруг усомнилась в нем: десять минут назад, когда они условились встретиться на рассвете перед городскими воротами, Амион показался ей честным, открытым человеком. Но сейчас липкая прохлада сомнения вдруг упала на глаза, спутала мысли. Их встреча была спланирована, бродяга и путник заодно, они собираются сделать что-то очень плохое! Мир – это просто вязкая паутина, разрешающая жертве шевельнуться только ради того, чтобы еще сильнее стиснуть ее склизкими лапами. Здесь разрешен выдох, но запрещен вдох, можно войти, но нельзя выйти! Топи, болота, жирная булькающая грязь, неторопливо заползающая в легкие. Удушье, паника. О, светлые звезды, что это???
На мостовой лежала Танцующая Тень. Очертания ее фигуры распались на сотни серебряных нитей, ими небрежно играл холодный ночной ветер.
«Это смерть?»
Туман становился почти невидимым для глаз, рассеивался.
«Когда свеча гаснет, ее душа тоненькой серебристой ниточкой устремляется к небесам, а умирающий алый огонек на конце фитиля обреченно чернеет»
Сталь ятагана блеснула ярко, призывно…и обернулась размытым облачком пара.
«Это смерть…»
Орелин бросилась к тому месту, где только что лежала Яаминь, с разбегу упала на колени, разбив их в кровь. Тонкие пальцы гладили сырой, пористый камень.
То, что убило Танцующую, ушло. Лаэррим чувствовала, как оно окунается во мрак улиц, на ходу пожирая свет фонарей и сминая хрупкие лепестки цветов. Нечто двинулось дальше, одним своим присутствием искажая песню Озерного до неузнаваемости, оставляя за собой исковерканную, кричащую от боли землю.
«Родной, милый, любимый! очнись, я здесь! я хочу сражаться за тебя!»
Камень плакал. Он забыл, что такое красота и гармония, теперь это были просто звуки, гулкие в своей пустоте.
«Вспомни, я прошу тебя!»
Орелин скорчилась на земле, прильнула щекой к шершавому тротуару, смешивая слезы с уличной пылью. У эльфийки была молодая, пылающая душа, которой она с готовностью пожертвовала бы ради исцеления города. Из раскрывшейся матерчатой сумки выпали рисунки девушки, а ветер подхватил их и разбросал по всей улице. Вот тут синим, зеленым и желтым карандашом нарисован изящный домик с клумбой и резными окошками. А тут – озеро на закате. Немного дальше – цветущее деревце…
«Сердце мое, радость моя. О пресветлые звезды, помогите! Дайте мне сил!..»
Девушка задрожала под напором свирепого холода, но продолжила тихонько нашептывать Озерному ласковые слова утешения.
На дне сумки, в лаковой коробочке, лежала хрустальная фея.
Внезапно, статуэтку наискось рассекла глубокая трещина...

Нрпг: пояснение. Официальная причина гибели феи – бедняжка не выдержала такой встряски. Орелин ведь с разбегу на мостовую упала, коленки до крови поранила…куда уж тут хрупкому произведению искусства уцелеть. Хрусталь ( сама видела) разбивается очень странно, по каким-то своим законам – вначале идет трещинами, а потом резко рассыпается-взрывается-крошится…))) или, может, это у меня дома такой хрусталь...))

* совместно с Bes/smertnik *

...по дороге шла девушка, она двигалась медленно и неуверенно, как будто ее вели с завязанными глазами. Белая блузка ее посерела от пыли, синие штаны были разорваны на коленях.
- Это здесь?.. - негромко спросила она кого-то невидимого - А ты? Почему ты молчишь?
Лаэррим прикрыла глаза и неподвижно застыла на полушаге, как в детской игре «замри». Через секунду Орелин в упор смотрела на Лорина; несмотря на некоторую отрешенность, ее взгляд был вполне осмысленным.
Морф отпрыгнул в сторону, и только потом сообразил, что перед ним не враг, и облегченно перевел дыхание
- Пес! Девочка, ты то что тут делаешь?
Он внимательно присмотрелся к эльфийке.
- Ага... кажется мы уже встречались. Хотя вид у тебя тогда был лучше, прелестная художница. - Лорин взял ее за плечи и посмотрел девушке в глаза, - А сейчас ты возьмешь меня за руку и мы вместе очень быстро побежим в Храм, потому что мне не очень хочется, чтобы то, за чем я охочусь, тебя сьело, хорошо? Хотя это и спутает мне планы, признаться честно.
Пока Лорин говорил, выражение лица эльфийки не менялось, можно было подумать, что она и вовсе его не слышит. Однако в конце монолога ладонь морфа крепко сжали холодные пальцы.
- Я встретила одного из духов города, - сообщила Орелин уже на бегу, - Что-то доброе коснулось меня и подняло с колен. Он был невидим и ничего не говорил. Он привел меня сюда. Тебе нужна помощь?..
К шагу Лорина она приноровилась довольно быстро, Лаэррим бежала легко, словно не было у нее за плечами тяжелого дня и страшной ночи. Ритмично позвякивали в ушах эльфийки многочисленные сережки.
- Помощь? - Лорин остановился на перекрестке, чтобы осмотреться по сторонам, и поправил висящий на ремне арбалет - Чем ты можешь помочь? Разве что спросить своих духов, где искать то, что убило вашу ночную тень, или как приманить это к озеру, так ведь они не ответят... А так идти со мной - это попусту подвергать себя опасности.
Никого. Пес... придется заодно попросить жрецов не торопиться со своими обрядами, потому что тварь явно не спешит идти на "приманку", и придумать что нибудь еще. Морф фыркнул и в прежнем темпе зарысил дальше по улице, благо до храма было уже недалеко.

Ночь
совместно с Сайроном

- Оно придет к Озеру, не сомневайся. Как приманить? Ты…- у Орелин сбилось дыхание, ей пришлось ждать, пока оно восстановится - …перестал играть на флейте из-за меня? Продлись музыка чуть дольше – и существо бы пришло, оно не выносит красоту. Думаю, мое место не в Храме. Бегаю я быстро, и, в отличие от тебя, хорошо знаю улицы. Отпусти меня, пожалуйста.
Лаэррим говорила запальчиво, но серьезно, в ее интонации не было и намека на показное геройство.
- Я ваши улицы тоже успел запомнить, знаешь ли, - морф опять остановился, и отпустил руку эльфийки, - впрочем, собака с тобой блохастая... А то боюсь, что ваш жрец начнет колдовать раньше, чем мы найдем хоть что-нибудь, похожее на эту бездонную сущность. Если не додумается, и если может отследить, где мы находимся, конечно, А тогда все будет совсем не весело. Что ты хочешь делать?
- Разделимся, - Орелин хмурилась, эта мысль была ей не по душе - Ты на север, а я на юг. Шанс встретить существо увеличится, одного из нас оно точно услышит.У тебя будет флейта, а у меня собственный голос. Постой! - торопливо порывшись в сумке, Лаэррим извлекла оттуда пару знакомых морфу кубиков, дважды подбросила их и дважды поймала на лету. - О-о! «Зеленый ведун»! Магия будет на нашей стороне. Магия. Допустим, существо откликнется на мой зов – мне тогда нужно будет бежать к Храму? А что делать…когда добегу?
С губ Орелин чуть было не сорвалось предательское «если», но она вовремя опомнилась.
Лорин издал нечто, напоминающее шипение.
- Не нравиться мне все это... Мало ее найти, надо сделать так, чтобы тварь за тобой гналась. И еще, бежать надо не к самому Храму, а к озеру. Добежишь - прыгать в воду. Так, чтобы тварь нырнула за тобой. Желательно - чтобы она оказалась в ней целиком, по ее самую макушку, или что там ее заменяет.
Морф помедлил, глядя на небо.
- Хорошо. Разделимся. Могу дать тебе арбалет - хотя не знаю, какой с него прок, кроме того, чтобы тварь привлечь издали, если попасть. С тем же успехом можно кинуть камень.... хотя не знаю, это ведь не животное и не демон, так что сумеем ли мы его "обидеть" этим способом, чтобы уж точно вслед пошло. Но шанс есть. Увидишь тварь, беги как сказал, к озеру, лучше всего пробежать мимо Храма с воплями, перед тем, как прыгать в воду, жрецы услышат. Я надеюсь. А попадешь в воду - плыви и молись своим богам, чтобы упомянутые жрецы кинули заклинание до того, как тебя поймают. Надеюсь, этого не будет, а то девичий труп будет на моей и без того черной душе.
Он вздохнул, посмотрел на девушку и кивнул.
- Все усвоила? Тогда пошли. Удачной охоты.
- Удачной…
Эльфийка отряхнула с волос пыль, расправила складку на рукаве и зачем-то подергала ремень сумки.

****************

Знакомые улицы и дома. Где-то вдалеке поет флейта – звук все дальше, все тише. Одновременно с этим крепнет и становится громче собственная мелодия:

Ай, ты, глубокая
Синяя печаль!
Ласка далекая,
Радужный хрусталь.
Свет преломляется
Бликом на воде,
Ива склоняется
К призрачной звезде.

Простые слова песенки сотнями маленьких колокольчиков звенят в воздухе, кажется, еще чуть-чуть – и они засверкают радугой. Орелин не забывает поглядывать по сторонам и прислушиваться к собственным ощущениям, она боится пропустить то особенное чувство обреченности, которое возвещает о близости Твари. Ведь так обидно будет, если они разминутся на какой-то квартал…

Там, за деревьями –
Белая звезда…
Лучик серебряный,
Будь со мной всегда.

Тягостно. Беспокойно. Неправильно. Создание хаоса струилось по улицам Озерного, ведомое одним лишь желанием – разрушать. Крушить эти хрупкие, но такие злые стержни структуры, пронзающие весь этот город, ломать отвратительно гармоничные тела теплых созданий, уродующих реальность, уничтожать любые зачатки закономерности на пути. С каждым ударом, отправляющим в небытие очередной очаг порядка, становилось немного легче – будто раскаленный металл, пронзающий туманную плоть, становился чуточку прохладнее – для того лишь, чтобы тут же раскалиться вновь и ожечь с новой силой. Это не могло остановить Хаос, не могло отвратить от того, что было не целью даже – сутью естества, и задержать не могло надолго, но даже самая маленькая задержка дарила городу лишний миг существования.
Неправильно. Неприятно. Больно! От неожиданной обжигающей вспышки, Тварь рассыпалась серыми хлопьями, и так, бесформенным потоком пепла, ринулась туда, откуда пришло это. Звук? Множество звуков, сплетенных в единое целое, умело, изящно, ловко. Звук-боль. Звук-хлыст. Резкие удары этого кнута подгоняли, заставляли забыть о мерзкой гармонии вокруг – все это может подождать. Звук-плеть ждать не может. Звук-плеть ранит, зовет, просит – найди меня. Удар. Найди! Удар. Найди, слышишь?! Удар. Найди и уничтожь.

Ладонь на воду плашмя.
Лльюинь представил себя ветряной свечей в поле. Свеча должна сталь недвижимым столпом. Должна.. стать…
- Ai… huwaa… ai lluruuu.. ai yiintha…
Дыхание стлалось по черной гладкой, как металл клинка, поверхности бассейна. Жрец закрывал глаза темнотой Храма.
- Ai su uritha… eeena mih…
Острый всполох воспоминания прожег изнутри шаткую концентрацию. Столб рассыпался на отдельные нити. Melde….
Лльюинь смочил лицо водой из бассейна. Ночь приближается к хвосту третьей четверти, заклинание еще и на зерно конопли не сплетено.
- ai…
Жрец крепко зажмурился, задержав дыхание. Замолчи, сердце. Потом шумно выдохнул, встряхнувл головой.
- ai huwaa … ai lluruuu.. ai yiintha….
«Я столб, я прочен и тверд, хоть соткан из ветра. Я от неба касаюсь земли, хоть недостижима земля до неба. Я жёсток. Я непоколебим. Я ветер».
- ai aioh*….
Глаза эльфа наполнились густо-фиолетовым светом. Он выпрямился, воздел руки к изумрудному изваянию под самым потолком Храма, венчающим перекрестье двух стрельчатых арок.
- ai scheoahh**, - выкрикнул жрец, становясь бурей, становясь хаосом и ураганом. Вода в бассейне забурлила и отхлынула в поклоне, предупреждающем цунами. Голос Лльюиня накрыл сумрак храма, отразился от стен и вернулся к нему.
- ai tahotaaa***, - пошептал жрец и сложил на груди узкие ладони.
В поднятом на изваяние через минуту взгляде искрились алмазные капли обычного озерного озорства. Лльюинь стал нерушимым. Осталось передать эту стабильность Озеру.

______
*ветер (общее название)
** смерчь, вихрь
*** теплый ласковый ветерок

совместно с Bes/smertnik

Орелин редко пела и делала это далеко не так хорошо, как большинство ее сородичей. Спасало ситуацию то, что у Лаэррим от природы был красивый, не очень громкий, но чистый голос.
"Если до сих пор никто из горожан не высунулся из окна и не попросил меня упражняться в другом месте, дела не так уж плохи," утешала себя девушка.
Улица петляла, сужалась и расширялась, таяла в тени, а потом неожиданно выныривала на свет...
"Вот и очередной поворот. Посмотрим, что за ним"
Тае услышала песню издалека, развернулась на каблуках, глядя на поворот из-за которого вот-вот должна была вынырнуть певица. Тембр был очень знакомым, но сказать с уверенностью, кому он принадлежал, она не могла. Однако беспечность девушки поражала, музыка - верный способ привлечь к себе внимание Твари, если только она сама этого не добивалась.
Каково же было удивление Орелин, в любую секунду ожидающей встретить порождение Хаоса, когда за поворотом оказалась…
- Тае! Не может быть! Что ты тут делаешь? - воскликнула эльфийка. Девушки не были подругами и редко виделись, а при встрече зачастую ограничивались улыбкой и легким кивком головы. Но сейчас Орелин заключила знакомую в объятия:
- Как я рада! Если бы ты знала, как!
Эхо песни медленно затухало, поглощаемое музыкой ночи…
- Орелин? - теперь Тае не удивлялась, что голос показался ей знакомым. Она тепло улыбнулась эльфийке, буквально чувствуя, как теплеет воздух и испаряется ужас предшествоваших часов, - Судя по всему, то же, что и ты. Тоже ведь ищешь Тварь?
- Я хочу, чтобы Тварь нашла меня. Хочу разозлить ее и заставить за собой гнаться. Мне нужно привести ее к Озеру. Ну, так сказал Лорин. - Орелин на шаг отступила от Тае и добавила - Я видела Яаминь. Мертвой.
- Я знаю про неё. Иллис рассказали, - голос звучал отрывисто, куда-то пропала привычная плавность и певучесть, - Я с тобой, надеюсь, ты не против? - Тае протянула девушке руку, казалось, даже несколько неуверенно.
- Конечно, нет. - Орелин сомкнула пальцы на протянутой ладони - Нам надо решить, куда идти. Мы с Лорином разделились, я пошла на юг, он на север. Но я заканчиваю осмотр «своего» района, а Твари все еще нет – наверное, она где-то в северной части города. Возможно, нам стоит вернуться.
В ночном сумраке глаза Лаэррим блеснули нетерпеливым, жестким огнем. Видение пропало почти сразу, взгляд девушки смягчился, и уже не верилось, что легкий и живой весенний эльф способен Так смотреть.
- Я не думаю, что Тварь далеко ушла от места гибели Яаминь, может быть, стоит ещё раз пройтись там или ближе к храму и озеру - она проговорила это глухо, с некоторой задумчивостью, и смотря куда-то за спину собеседнице, - ведь её привлекает порядок. Впрочем, здесь её в любом случае нет, я бы заметила.
- Тогда пошли, к чему терять время, - голос Орелин прозвучал неестественно сурово и даже резко. Девушка зашагала к Храму, увлекая за собой Тае.

(с Мастером)

На глубине озера не звучала мелодия озерного, не звучала мелодия озера. Плески волн о берег и плески рыб, звонкие удары дождя проливающегося восточным краем, и шаги водомерок - все это было наверху. Смех озерных эльфов и звуки их города, сдвиги вод при движении рыб, щелканье клешнями и створками, искры волшебства, отзвуки искристых песен - все это было в середине. Внизу было тихо... Стук. Тишина...

***
Принцесса ненавидела белый цвет и регулярно в него облачалась. Ее это забавляло и она принимала похвалы с прохладной иронией. Нежно-розовые и голубые тона, присущие чистому снегу в лучах солнца, бесили ее до крайности - и она давно заставила прислугу везде повесить на окна такие занавеси. Это вызывало у нее немного рассеянную улыбку при взглядах вокруг. Темных тонов Ирмина обычно избегала, и не совсем понятно почему, но чтобы принцесса обратила свое обманчиво неназойливое внимание на существо противоположного пола, то должно было явиться ко двору в темном. Остальные достоинства и недостатки, конечно, тоже учитывались.

- Дочь моя! - Император не доверял служанкам поиски Ирмины, неуловимой, что брызги воды, капелью льющиеся с крыши. - Дочь моя, Сияющая Ирмина! Мы должны поговорить с тобой.
Высокая, величественная фигура императора-воина, облаченного в меховую мантию, со строгой, без вычурных кружевов и камней короной на едва тронутых сединой густых волосах белого золота, показалась в комнате принцессы.
На практике власть наследницы ограничивал вовсе не здравствующий император - тот позволял ей все. Подлинным противником ее скучающего высочества были "господа" ежедневный ритуал, приличествующий тон и неукоснительный этикет... Вот и сейчас Ирмина была безупречна, а отец был идеалом, до которого не дотягивал ни один "из этих выскочек"... слегка поеденным молью и подточенным временем, но все-равно безусловным идеалом! В отношении внешности уж точно.
- Отец. - одним словом Ирмина сказала императору, как сильно его любит, а сопровождающим жестом выгнала пару фрейлин вон из комнаты. - Я только собиралась искать вас.
- Ирмина, дочка, послушай. Мы беспокоимся за тебя,- Император боялся собственную дочь. И она не была последней, кто об этом знал. - Твоя болезнь... Помнишь лейтенанта тайной стражи, который все время чихал?* Я сослал его в эльфийские земли - если даже не найдет для тебя лекаря, то сгинет под клинками остроухих уродцев. Мы думаем, ты одобрила бы наш выбор... - Император вцепился в косяк длинными костистыми пальцами. Выставлял ментальную защиту? Просто - боролся с паникой? На глазах выцветали от страха желтые радужки.
- Да, чуть не забыл. Твой кузен Альраад, с которым ты поссорилась, он прислал мне голубя с письмом. На письме была синяя с серебром печать - знак особенной важности. Письмо сгорело в моих руках. Ты не знаешь, что бы это значило?
Ирмина промолчала в ответ на первую фразу и скромно слушала отца и повелителя великой Империи, потому что боролась сразу с двумя эмоциями, во-вторую очерень с тем коротким, ледяным чувством, что заменяло принцессе гнев: этот лейтенант был "Ее" игрушкой и отослать его без ее ведома - было ошибкой. С этим принцесса справилась быстро, она не верила, что с чудным проходимцем смогут что-то сделать какие-то эльфы. Они слишком слабы.
- Отец, вы так заботливы. - прощебетала принцесса и немного загрустила, хотя голос звучал по прежнему звонко и чарующе, но сделался глубже. - С каждым днем я чувствую себя все хуже и хуже. Эта болезнь забирает мои силы... Письмо? И сгорело прямо в руках? Как оскорбительно! - Ирмина уже была возле императора и доверчиво заглядывала ему в глаза, смотрела так ясно, будто просила себе денег на платье. - Если б не эти ужасные сны, не слабость, я б могла посмотреть, как негодяй смеется в своем замке...
Ирмина не удержалась и заглянула - "негодяй" с самого утра увлеченно ухаживал за своей лошадкой. Альраад вообще любил животных. Принцессу передернуло и она оперлась об отцовскую руку. Что в письме была очередная попытка "открыть императору глаза", она и так знала.
- Да, дочь моя, маги Огненного круга очень несдержанны. Но я слишком утомил тебя. Отдыхай, - его Императорское величество с видимым облегчением покинул покои леди Ирмины. Более слабый ментет, он не был что называется "тряпкой" в руках дочери, иначе императорский пояс и кинжал давно бы принадлежали ему только в погребальном варианте. Хотя бы потому, что будь он тряпкой - Ирмина бы его не уважала, боится ведь, но любит... по своему. Однако его кто-то дополнительно напугал сегодня. "Кто? И - чем?"
Как-то некстати ей вспомнились неконтролируемые видения сегодняшней ночи. Ирмина в самом деле болела, болела странной и необычной болезнью, с которой не знали ни что делать, ни как оправдываться придворные лекари. И это была еще одна причина, по которой ей надо было покинуть замок - на время. Причиной для окружающих стало то, что кузен, Альдаар - однозначно по ней соскучился...

Йунди

«Только бы Император получил письмо»
Маги Огненного круга не умели видеть на расстоянии, кроме единиц архимагов, заклинаниями энергоемкими, как целый каскад «вихрестен» для защиты города, и ненадежными, как цыганкина болтовня.
«Только бы…»
Альраад ходил по комнате на вершине смотровой башни нервным крупным шагом на пятку, теребя края рукавов желтой мантии на меху. Если Ирмина его перехватит, доложить Тютору он не успеет, да даже если и успеет, основательность Елтана во всех вопросах без исключения выводила из себя всех без исключения студентов и магов до седьмой ступени. К тому времени, когда Тютор соизволит явиться, от принца младшей ветви императорского дома не останется и мехового воротничка.
Огонь против псионики работает также ступени с десятой, Альрааду до таких высот учиться и учиться, пока вариант – сжечь кузину на подступах к замку, но где гарантия, что она не выставит щит, не перенаправит заклинание на мага и не подсунет иллюзию? Мерзавка вполне способна на все это одновременно и еще на пару подлостей. Оох..
«только бы..» Альдаар упал на каменный подоконник руками, всмотрелся в ровную, поднимающуюся слева горой даль. Замок находится в ущелье, найти его не так просто, все выходы просматриваются. Только предчувствие никогда Альраада не обманывало. Никогда.

Озерный. Храм

- Ih aue llyuruuu!!! – гремел по залу насыщенный силой голос жреца. Вокруг кистей рук Лльюиня клубилась нежно-голубая дымка, едва уловимо пахло мокрой сиренью и дождем. Жрец медленно через стороны поднял руки вверх, приблизил ладони друг к другу, не соединяя. Опустил голову.
«Я целостен. Я – это ты, озеро. Я больше не ветер, ласкающий твои волны, я – это ты. Ты – это я. Ты – Озеро. Я – Озеро. Я – целостен. Озеро – целостно»
- Ih aue mjaja.
Дымка пружинила мягким упругим каркасом, Лльюинь напряг локти, сдавливая невидимую преграду. Замыкание цепи его тела необходимо для завершения первой фазы заклинания, которая переплеталась со второй и стразу с третьей, как всегда в эльфийской магии – все сложно на словах, но просто на деле, Лаэррим рождаются с этим.
Лльюинь чувствовал волны гнева стихии, недовольной стагнацией, восстающей внутри него с ревом первородной ярости и силы. Ветра не могут, не должны оставаться на одном месте, завещал Втерте, не могут, не должны, кощунство, кощунство!
- Ih aue llyuuru
Мимолетное движение бровей к переносице. Больно. Лльюинь упорядочивал сильнейшую стихию внутри себя, прежде чем передать состояние Озеру. А ветра прорывались наружу.
- ih… aue…
Он последним усилием свел ладони, выплеснув немного дымки на плиты пола, позволил себе выдохнуть. Застывшие ветра, свитые в тугие канаты, сковывали тело, Лльюинь двигался неровно, толчками, каждый раз преодолевая сопротивление себя же.
Теперь – коснуться воды. Еще раз.
- Laah*.. – нежно позвал он.
«Я заключил ветры в неподвижность. Я – ничтожный миг – смог. Ты – предвечная, ты – всемогущая, ты сможешь заключить в неподвижность свои воды. Это просто. Смотри»
- Laah
Лльюинь наклонился над черной водой.
Ночь вывалилась в четвертую, последнюю свою четверть.

____
*вода (общее название)

Яблоневая долина

Ей было без тысячи лет два дня. Она возвращалась всегда под вечер, аккуратно подталкиваемая в спину оранжевыми лучами - ужасно боялась темноты. Существо, что носило имя Астэйра (она всегда про себя называла его Немым) и бродило у перевала в Долину, играя в стражника, над ней посмеивалось. Существо не мыслило жизни без одноцветного чернеющего воздуха; на открытом свету ему было душно. Так вышло: они могли разминуться лишь в сумерках.
- Ты снова была на перевале? - мать повязывала на пышные даже для солнечного эльфа темно-рыжие волосы платок узлом под линией волос сзади на шее. Острые развернутые локти очеь симметрично вторили острым развернутым ушам. - Хэй, малыш, что с тобой? - тревога мгновенно затянула мглой теплое вечернее солнце в желтых глазах Иктааны, она бросила надозавянный платок, протянула руки к девочке.
- Конечно, - улыбалась Октябрь уголками рта, стараясь заглянуть за плечо матери туда, где проваливался за долину бледный-бледный солнечный диск. Ее темно-рыжие, без всякого разделения на зрачок и радужку, халцедоновые глаза были полуприкрыты, так, что отвечала она монотонно, как будто выученный урок.
- Я видела, как Немой заманил полевку на камень и не давал ей спрыгнуть, играя ей на свирели. Только ведь он не умеет играть, я же знаю. Мышь была очень беспокойна - она его не боялась, но тоже не могла понять, как это - играть на тростинке без отверстий...
- Маленькая моя, - Иктаана обхватила дочку тонкими руками, прижала к себе. - Зачем ты ходишь на перевал? Сколько раз я говорила тебе - не ходи, не гневи короля! Ох, горе ты мое, - мать незаметно для себя плакала, гладя по волосам девочку. Солнце село, небо горело оставшимся теплом. - Октябрь, девочка моя, давай я тебя отведу к отцу, он тебя полечит?
- Не-а, - заупрямилась она. - Пусть лучше расскажет, как можно так играть... когда флейта есть, а дырочек - нет! Немой не отвечает, да и вообще не говорит. А мышь от меня убежала, я ее не смогла расспросить... Ну пожалуйста, - она запрокинула голову, уставившись в мамины глаза безмолвной мольбой, - не запрещай мне туда ходить! Я ведь иначе так ничего и не узнаю...
- Ох ты, степной пожар, птица-коростель, дочь солнечного луча, - Иктаана лицо девочки - Иди к отцу, пусть рассказывает. Если он знает - ты не можешь не знать, а сдерживать тебя - Ре гневить. Иди, Октябрь, печати солнца не стираются.
- Постой, - умоляюще, судорожно, почти страшно, - только ночь же... Я совсем забыла, - опускает она глаза, пытаясь найти вокруг хоть что-то, за что можно уцепиться - отблеск пламени, сполох, искру, янтарное крошево. Тщетно.
- Прости, - девочка понуро склоняет голову, как та самая мышь, смирившаяся наконец с тем, что музыка невозможна. - Опять я опоздала. Можно мне остаться, мама?..
- Ну что с тобой, птенчик, - эльфийка обняла дочку, положила подбородок на ее плечико. - Что же ты горькая у меня какая.. Говорила я отцу твоему, не место полыни над детской колыбелью. Хочешь - отнесу в рощу, хочешь - завтра отведу. Моя бы воля, - Иктаана отстранилась немножко, чтобы на девочку посмотреть, - вечно бы под крылом держала. Хочешь теплого молока с медом?- Она подняла Октябрь на руки.
- Н-нет! - она задергалась, как подстреленная птица, выворачиваясь из объятий, и затихла, съежившись на земле. - Оставь, пожалуйста... здесь, здесь. Не надо в рощу, там темно, и голоса пропадают... Давай я тебе лучше сказку расскажу? Я слышала, когда ходила вниз...
Иткаана отпустила ее.
- Да. Расскажи. Конечно, расскажи.

(Октябрь и Иктаана)

Пес-пес-пес!!!! Время....
Ничего. Морф обежал уже большую часть северного сектора, но все без толку. Проклятье! Лорин замер на последнем перекрестке, и его флейта издала которую уже по счету трель, на этот раз даже не имевшую ничего общего с нормальной мелодией. Требовательный, настойчивый крик на высоких нотах, словно оборванное начало сигнала королевской охоты. Лейтенант прислушался к эху, фыркнул, и едва удержался, чтобы не сплюнуть на чистую мостовую. Все без толку, а жрец скорее всего уже начал обряд, и времени в обрез. Шанс того, что тварь явиться именно сейчас - минимальный, что означает провал плана. Разве что у эльфийки что-нибудь вышло. Блохастые твари! Он помедлил, затем снова поднес флейту к губам. На этот раз он выбрал протяжную колыбельную песню - длинную печальную мелодия, которую мама пела ему зимой. Лорин выждал первые три такта, стоя на месте, после чего, не прерывая мелодии, не спеша направился к храму.

Едав уловимая тень мелькнула в боковом зрении, и морф мгновенно развернулся в ту сторону, прервав мелодию на середине. Показалось? Нет, вот оно, снова, будто серая дымка течет по улице. Страх прокатился по спине холодной волной, Лорин сосчитал до трех и выдохнул, не сводя глаз с серого облака. Морф застыл посередине улицы, прикрыв глаза. "И - товсь! Взять" - команда, мысленно отданная самому себе, приводит в чувство, выработанная годами и тренировками привычка, помогающая прогнать страх, и сосредоточиться только на бое.
Лорин открыл глаза. Тварь была уже недалеко, но пока расстояние было не опасное. Лейтенант поднял флейту и медленно попятился по улице, не сводя с нее глаз. Музыка полилась вновь, чистая, прозрачная, но не быстрая мелодия бального танца... Только бы получилось...

Охрипшее эхо Озерного разносило по улицам песню печальной флейты, выбивалось из сил, стремясь донести ее дальше, еще немного дальше, еще чуть-чуть. Затем, вздохнув, смолкло. Наступило глухое, вязкое беззвучие.
Тварь не терпела абсолютной тишины, как не терпела всего, чему не нашлось места в юдоли первозданного хаоса. Однако после пытки жалящим плетением звуков, после ужасающей этой музыки, тишина показалась желанной, ласковой, уютной, словно родная колыбель. Тварь купалась в безмолвии, наслаждаясь нежданной передышкой, впитывала его разрозненными частицами естества. Крупинки белесого пепла кружились в воздухе, льнули друг к другу, сплетались в крупные комья. Миг, и в ночной тьме проступил аморфный клубящийся контур, он неизменно менял форму, становился то мутным облаком с неровными краями, то длинной лентой, что змеей скользила по брусчатке, то гротескной фигурой, отдаленно напоминающей человеческий силуэт. Вернув себе форму, Тварь продолжала стремиться туда, к невидимому и неслышимому – пока – хлысту. Этот зов нельзя забыть, даже если он смолк, не чая дождаться отклика. Ночь текла по городу, несла в своих волнах воплощенный хаос, все больше сокращая расстояние между притихшей флейтой-крысоловом и ее послушным серым зверем. Когда флейта заиграла вновь – пронзительно и горько, Тварь зашипела – ставшая уже родной тишина вновь скрутилась в тугой жгут. Не плеть уже – аркан, колючая петля, что захлестнулась на горле и поволокла создание хаоса вперед с невиданной силой.
А потом тварь увидела – почуяла? Осознала? - это Живое-поющее в руках у живого-двуногого. Звук-плеть, выплетаемый хрупким существом - таким же как то, с которым она столкнулась немногим раньше.
Расстрепанный клуб серого дыма метнулся к двоим, поющим одну - общую - песнь.

Храм

Вода встретила упругим сопротивлением.
- Sshhiiiiii!!! – отозвались духи, гоняющие волны и надувающие плавники иллис. Лльюинь улыбнулся с нежной настойчивостью, как ребенку, в непонимании отвергающему отцовскую ласку. И снова прикоснулся испускающей лазурный дымок ладонью к черной холодной глади.
Недовольство Озера брызгами и пеной расплескались по плитам Храма, но Озеру можно было объяснить, и сид объяснял, терпеливо, не оглядываясь на то, как тает свечным воском ночь. Слишком много свечей для одной ночи!
Пена опадала, убаюканное Озеро ложилось в ладони веры и принимало стагнацию. Соглашалось стать ловушкой, крепкой сеткой-растяжкой, паутиной волшебства волшебству. Порядком.
Озеро чувствовало Тварей Хаоса, но пока его холодного равнодушия не коснулся прорыв – духи, что развевают волосы иллис, не вмешивались. Теперь – они согласились сотрудничать? Лльюинь дохнул на замерзший кулак и приложил к воде вторую руку.
Последняя четверть ночи. Озеро замерло, будто скованное тончайшим совершеннейшим льдом.
«Твой ход, морф. И да поможет тебе Ирьяла»
« Im aue waiweee deephf yayiuir, melde”

Вот пес!
Облако неожиданно рванулось вперед, так, что Лорин едва успел среагировать, сумев перевернуться и прыгнуть в сторону. Флейта, выпущенная из рук, была зажата в зубах, как палка в пасти собаки. Не теряя времени, кот кинулся вдоль улицы, к озеру, со всей скоростью, которую мог развить, и оглядываясь только для того, чтобы убедиться, что тварь еще не потеряла к нему интерес и идет за ним. Серый туман тек за ним по улице, видимо решив покончить с назойливым созданием, докучавшим ему музыкой, и лейтенанту пару раз показалось, что он как минимум попрощается с кончиком хвоста - о том, что можно лишиться не только хвоста он предпочитал не думать. Лорин выскочил на набережную и метнулся к воде, скользя когтями по влажным камням, Серая фигурка с разбегу прыгнула через ограждение, и превратившись уже в полете в человека, упала в воду, подняв тучу брызг. "Интересно, я опоздал, рано, или как раз вовремя?" - подумал морф, выныривая на поверхность ненавистной ему, как всякому кошаку, воды, и оглядываясь в поисках признаков твари.
Вода обжигала холодом и сводила мышцы, обещая простуду, или, того хуже, воспаление легких. Лорин подплыл к берегу, и, снова перекинувшись, вскарабкался на какой-то торчащий из воды камень, так, чтобы сверху его не было видно. Мокрая фигурка кота едва уместилась на нем целиком, и морф съежился, чтобы не свалиться обратно. "Нет, камин, и горячий чай, а лучше бы глинтвейн, только где его найдешь у эльфов?"

…Близко, совсем близко. Она нашла, догнала это несчастное существо, истязаемое гармонией, вынужденное сплетать прекрасные в своей непредсказуемой хаотичности звуки в единое целое, подчиненное строгим законам системы. Песня – мольба о помощи – прервалась внезапно и грубо, вновь возвращая Твари способность быть хаосом. Неконтролируемым, вольным, безумным. Способность быть собой.
Тот, кто пел Песнь, был сейчас нем, как сама тишина, он стремился прочь – подальше от своей судьбы, подальше от Хаоса, который жаждал подарить ему всю прелесть небытия… Туман тек следом. Жгучий аркан мелодии больше не давил на бесплотное горло, не диктовал своей грубой воли, на заставлял двигаться вперед, но Тварь знала – свобода призрачна. До те пор, пока хаос не разъял на части двоих Поющих, нет и не может быть покоя. Ни для нее, ни для несчастных существ, порабощенных музыкой.
Выбрасывая вперед гибкие отростки, создание хаоса пыталось дотянуться до мчащегося впереди морфа. Каждый удар – хлесткий, безжалостный - был способен раскроить беглеца надвое, но кот всякий раз оказывался чуточку проворнее и изворотливее, чем ожидала Тварь, длинные щупальца разрубали воздух, стегали землю, но успевали схватить и клочка кошачьей шерсти.
Азарт погони, ярость, досада на себя или удачливого и быстрого морфа не были помехой для Твари, просто не существовали для нее. Существовало лишь одно. Знание. Необходимость. Музыка-плеть должна перестать быть.
Туманный силуэт коснулся поверхности воды и, не почуяв подвоха, заскользил дальше – вперед, к морфу, который был теперь так близко. Всего лишь несколько рывков, и хаос сможет обнять его, заключить в сером облаке, сделать частью себя.
Что это?!
Ровная безмятежная поверхность вздыбилась шипами, острыми пиками, крючьями, пронзая призрачную плоть. Тварь забилась в когтях озера, как маленькая сладкоголосая птаха на лисьи зубах. Вода становилась осколками разбитых зеркал, пойманная в ловушку Тварь металась между ними, не в силах найти выход. Пульсировала ужасом, болью своей звала на помощь, стягивая к себе обрывки неупорядоченного, разбросанного по городу. Хаос, откликаясь на зов, тянулся двумя всклокоченными струйками – к озеру, чтобы напитать мощью пленённую Первую. Три Твари, три силы, направленные на разрушение – что устоит против этого?
Лед. Колкий, острый лед, разрывающий на части.
С приходом двух других не стало легче. Твари бесплотными спрутами висели в воде, рваные щупальца судорожно свивались в кольца, силясь сломать ледяную клетку. Ранящие, жалящие холодом прутья не поддавались – напротив, их становилось все больше, словно клеть выпускала все новые и новые штыри, разнимая хаос на части, заключая каждую мельчайшую частичку в собственном капкане. Ошметки хаоса бились в ледяных челюстях, дробя себя на все более мелкие крупинки, которые и сами становились льдом. Это оказалось неожиданно.. легко. Боль отступила, на смену судорогам пришло оцепенение. Создания хаоса растворялись в озере. Удушающая гармония окружающего мира перестала для них существовать. Навсегда.

"Да-а.. впечатляет, ничего не скажешь", подумал Лорин, глядя на синие всплолхи на воде, куда только что сигануло злосчастное создание хаоса. От озера ощутимо дохнуло холодом, превратив часть воды на серой шерсти в сосульки. Морф чихнул, затем подпрыгнул, уцепился за щель в камнях, подтянулся, чтобы перелезть через ограждение набережной. Перекинулся, бережно извлек из-за пазухи флейту и осмотрел несчастный инструмент - похоже, после купания тот нуждался в тепле и уходе не меньше самого Лорина, если вообще будет играть... Лейтенант чихнул еще раз, представил, как выглядит со стороны, и тут его пробрало. Избежать смерти в объятиях твари, чтобы потом ходить с сопливым носом... мокрый, в ледяных крошках, растрепанный мальчишка с синим носом и отмороженными ушами... великий охотник, песья бездна! Лорин облокотился на перила, дрожа от холода и беззвучного, кашляющего смеха, в котором смешались радость и облегчение после пережитого страха, который все это время морф сдерживал внутри.

Тем временем в Гнезде
Секунды в темноте тянулись, как часы. Гарэль слушал тени, отчего-то бьющиеся его сердцем в висках и чувствовал, как что-то холодное проникает в душу, мимоходом заставляя внутренности сжаться и вытесняет, выдавливает память. Уходит дорога, уходят песни и сказания, уходят полутона и краски, оставляя лишь два цвета: чёрный и белый, которые смешиваясь давали затапливающую и всепоглощающую серость...
Сорока закричал бы, если бы не нечто, сковавшее его мышцы судорогой, остановившее даже дыхание. Казалось, темнота вперемешку с серостью затапливают его, как вязкая жижа, стремятся удавить. Гарэль обессилено положил руку на оголовье Дракона и тихо вскрикнул от неожиданности. Рукоять была одновременно ледяной и раскалённой, и эта непонятная. невозможная странность ощущений очистительной волной покатилась по телу и разуму Сороки, сбивая путы ужаса. Он осторожно, в полной темноте вытащил меч, неярко переливающийся серебром.
- Рыжая, ты здесь?- тихо спросил он.

Около Озера,
совместно с Сериной:

Цвета города медленно жухли, серой пылью оседали на дороге. Орелин передернуло - когтистая лапа безысходности порывисто сдавила грудь и немедленно отпустила, ускользая куда-то в сторону. Тварь прошла совсем близко от девушек, должно быть, в паре кварталов. Тае напряжено вглядывалась в темноту, ловила каждый вздох Озерного. Что-то происходило на окраине города, там где начинались владения Иллис, но слишком далеко, не понять, что именно.
- К озеру, - почти беззвучно шепнула эльфийка, резко свернув в очередной переулок, чтобы срезать путь.
Безжизненные, обесцвеченные фонари блекло светили, их лучи призрачными кляксами растекались по стенам и тротуару. Тае и Орелин бежали к Озеру, все острее ощущая присутствие чудовищного существа... Когда девушки добрались до главной площади, ветер бросил им в лицо колючий, обжигающий холод.
- Что это?.. - удивилась Орелин.
Холодное касание тумана, едва-заметной белой дымкой стелющегося по земле. Тае увидела серые клочья, безжизненными хлопьями пепла плещущиеся в озере, на глазах леденеющие.
- Кажется, все закончилось.
- Закончилось, - эхом откликнулась Орелин. Лаэррим провела рукой по глазам, будто пытаясь снять с них невидимую пленку - Надо подойти поближе. Не то, чтобы я не верила…
Менестрель только молча кивнула, а сама двинулась к трепещущей кромке воды, чуть поодаль от того места, где облокотившись на перила стоял морф.
Орелин посмотрела на воду, которая уже вновь стала гладкой, как отполированное до блеска серебряное зеркало. От воды все еще веяло холодом.
- Как думаешь, другие придут скоро?..
- Следующей ночью, возможно, через... может, через декаду, важно не это. Они придут и отнюдь не просто прогуляться под луной, - голос с хрипотцой. Тае проговорила фразу почти выдавливая из себя каждое слово, взгляд Лаэррим был направлен куда-то за горизонт, а руки эльфийка держала над самой водой, словно это не от нее шел ледяной туман, тонкими язычками обвивающий ладони. Орелин осторожно коснулась плеча эльфийки:
- Я знаю. Но эту Тварь удалось изгнать, значит, других тоже возможно. Кстати, надо поблагодарить избавителя – хотя бы горячим чаем.
Девушка бросила сочувствующий взгляд в сторону Лорина и лукаво улыбнулась. Тае резко обернулась, но с глазами Орелин встретилась уже с улыбкой на лице.
- Да, конечно, пойдём?
- М-м, - молодая эльфийка, казалось, над чем-то раздумывала - Это ведь было настоящее предсказание?..
- Нет, что ты, я всего лишь менестрель, - Лаэррим задумчиво улыбнулась каким-то своим мыслям, -Так мы идём? - она кивнула в сторону морфа.
- Пошли, - согласилась Орелин. Воздух потихоньку теплел и наливался цветом, глубокая, загадочная ночь вновь раскрыла свой синий веер, расшитый звездами.

В другом месте, в другое время, где-то в стороне от основных событий

Всем хороши платки да шали шёлковые, сестрицей шитые – яркие, узорчатые, телу и сердцу приятные, тонкие, словно паутинки. Но как тяжелы набитые ими тюки! Аж спину ломит: кажется, что не ткань легчайшая внутри упрятана, а несколько кусков стали пудовой. Впору заскучать о Сороке – со стороны поклажа и вполовину не такой тяжёлой казалась.
Впрочем, ворчала Сэлуинь себе под нос не от усталости скорее, а затем лишь, чтоб в дороге не заскучать. К тяжелой ноше она привычной была, да и как не привыкнуть, когда не первый месяц кряду платками на площади торгуешь? А вот к скуке не привыкла и привыкать не хотела. От «Ласточкиного Гнезда» до их с сестрицей дома, казалось, рукой подать было, но переулки в этой части Озёрного ужами вились между домами, то поднимаясь в горку, то сворачивая в сторону – ох, и длинные же надо было иметь руки тому, кому так казалось! И ноги крепкие вдобавок.
Обычно Сэлуинь коротала путь за своими мыслями, фантазёркой она была знатной и всегда могла придумать что-нибудь этакое, о чем не только по дороге домой мечтала, но и потом, за обедом, за рукоделием, работой по дому, ужином и даже ко сну отходя. Или, если в голову совсем ничего не шло, просто напевала себе под нос вдруг придуманный мотивчик. Но сейчас – и мысли вертелись вокруг одного и того же, и вместо песни из горла лезло одно невнятное бормотание, то сердитое, то ли обиженное. Вспоминала Сэлуинь Гарэля Сороку, чувствовала, что неспроста сегодня утром его повстречала, да гадала, когда им снова увидеться придётся.
Всё бы отдала в те минуты эльфийка, чтобы, подобно жрицам, будущее хоть на пару дней вперёд прозреть. Но не было у неё волшебного дара, а без него знала она лишь одно – что повернёт скоро русло жизни её бесхитростной, да не её одну тот поток в сторону понесёт. А вот к добру ли близкие перемены – того, к несчастью, и вовсе не ведала.

Морф не слышал, о чем говорили девушки, и, когда они подошли, кинул на них жалобный взгляд.
- К-кажется, я совсем замерз в этом озере, - он шмыгнул носом и попытался улыбнуться, - а я думал, оно у вас теплее. Согрейте несчастного кота, а? Теплый камин и миска горячего молока, я больше не попрошу. Я даже готов заплатить, если найдется кто-нибудь, кто мне их даст.
Лорин перевел взгляд на незнакомую ему эльфийку.
- И кто забудет, кто я такой, разумеется. Я пока не причинил никому вреда, и обещаю, что я исчезну из города завтра же, лишь только найду то, что привело меня сюда, - морф хлюпнул носом еще раз и чихнул. - Ну пожалейте несчастного кота?
Лейтенант сложил руки на груди, всем видом выражая то, какой он замерзший и несчастный. Впрочем, он почти таким себя и чувствовал.

Тае фыркнула:
- Мне все равно, кто ты такой, пока ты не сделал ничего плохого. И за избавление города от Тварей, хотя бы временное, благодарить нужно тебя, - только тут лаэррим улыбнулась морфу, очень осторожно, казалось, даже неуверенно. Эта улыбка никак не вязалась с твердым голосом эльфийки.
Она тряхнула водопадом волос, отгоняя навязчивые видения прошлого, золотые глаза поймали взгляд имперца.
- Меня зовут Тае. Будет тебе и молоко, и камин.
Менестрель обернулась к стоящей рядом Орелин:
- Ты с нами, я надеюсь?

Полная горсть света. Лепестки звезд. Остановился небесный зонтик, чернеющий прорехой.
Тайдаго Цюзиянда причмокнул толстыми губами, поднес к глазам испорченное ночное покрывало. Кто мог разорвать? Неужели треснул Свод? Ну-ну-ну…
Господин и Повелитель свистнул. Серебристые ночные духи стайками подлетали, чтобы облепить край прорехи, из которой сочилась вязкая маслянистая чернота. Маленькие длинные ручки мелко теребили край, незаметно наращивая его. Но это медленно, невыносимо медленно, к заре они не успеют.
Цюзиянда придвинул палец к центру прорехи, задумчиво поводил над чернотой. Она загустела сверху и больше не капала вниз, но этой мягкой корки мало, необходимо нанести шов. Повелитель духов махнул рукой, сгоняя мотыльков с края. Обработан край, и крепко обработан, легко будет шить.
Он достал из волос длинную спицу, потом вытянул из уса волосинку – чем не иголка с ниткой? Навощить бы нить еще – Тайдаго окунул ее в ту пригоршню света. Нитка слабо засеребрилась.
- oahhe, - вздохнул Повелитель и Господин, втыкая иглу в зонтик.
Каждый укол оставлял в ткани небольшую дырку, вокруг которой тут же собирались духи. Каждый стежок стягивал прореху, немного выдавливая черноту наружу. Ровный, аккуратный, мелкий шов, и до рассвета пол-оборота.
- Ну вот, лучше так, - Тайдаго полюбовался на работу, с осторожной брезгливостью снял накипевшую черноту ребром указательного пальца. Палец тут же обуглился ожогом, но Цюзиянда только скривился и стряхнул накипь далеко в море.
Снова завертелся зонтик, вытягивая из-под земли лысину-зарю.
Тьма на эту ночь затихла.

А у меня вечер, а мы с Сигрид

Высокий мужчина в нижней черной мантии мага воды шел по улицам, слегка подволакивая левую волосатую ногу. Правая волосатая нога ступала нормально, хоть и кривовато.
Мужчина в мантии старался держаться стен (и иногда и за стены) и постоянно с опаской, втянув голову в плечи, поглядывал на небо - или на окна верхних этажей.
Ему навстречу шла, едва передвигая ноги собственные, Сэлуинь. До дверей дома её сестры оставалось всего ничего - хоть это "ничего" и поднималось в горку под очень крутым углом - и эльфийка позволила осторожно заглянуть в свои перепутанные мысли мечтам о жарко натопленной печке, мягких подушках и ароматном сладком чае с корицей.
Думать ей приходилось о столь многом, а тюки давили на плечи так тяжело, что дороги перед собой она совсем не различала, только упорно выставляла ногу перед ногой, чуть ли не зажмурив глаза от напряжения. И, разумеется, не замечала, как идёт прямо навстречу мужчине в чёрной мантии мага воды. Мужчина пробормотал очередное заклинание, разглядывая горгулью на крыше, прошлепал пару шагов. Руки он держал перед собой, чтобы, если упадет - то на них. И тут руки уперлись во что-то приятно теплое и мягкое..
- Ой, - маг подпрыгнул от испуга и мгновенно спрятал руки за спину
- Ай, - не осталась в долгу Сэлуинь, выронив грубо облапанный магом тюк.
Узел, ещё недавно казавшийся вполне крепким, после удара о землю распался и тропинка в мгновение сока стала пестрой от разлетевшихся по ней платков и шалей.
- Мужчина, вы бы хоть под ноги смотрели! - с готовностью свалила вину за собственную неуклюжесть на плечи прохожего Сэлуинь. Ох, уж эти озёрные эльфийки! В подобных ситуациях из их голоса разом исчезает вся певучесть.
- Ой, - еще раз сказал маг и вытер о бока руки. - Простите, дивное видее...ээ. дама...женщина.... ээ.. вы тут не видели летающей кастрюли? - заговорщицким шепотом спросил он
- Чем искать кастрюли разные, лучше б платки собрать помогли, - буркнула Сэлуинь, смерив мага выжидательным взглядом, а потом вдруг развела руками с очаровательной, чуть виноватой улыбкой, - кастрюли вашей не видела, уж извините.
- Это хорошо, - с расстановкой произнес маг, странно опускаясь на колени и будто закрываясь рукой от неба. - Давайте, помогу. Эх, рассыпали, руки-то откуда растут.... - мантия натянулась на угловатые колени, маг собирал платки и все время оглядывался на крыши. - А вас часом не Мартина зовут?
- Руки растут, откуда им и положено, вы бы за своими следили, - на одном дыхании выпалила Сэлуинь, ничуть, впрочем, не выглядевшая обиженной. Подобрав с земли бывший ещё утром белоснежным платок, она досадливо поморщилась. - Спасибо за помощь.
Зовут меня не Мартиной, а кто такая эта Мартина?
Эльфийское любопытство в Сэлуинь тесно переплеталось с любопытством женским, не задать последний вопрос она просто не могла.
- Тссс, тихо ты! - Маг дернул эльфийку за поясок, чтобы не стояла столбом. - Не произноси вслух ее имени! Так. И что теперь делать? ты знаешь какую-нибудь безопасную дорогу до библиотеки?
- Это ещё почему я не могу произносить вслух имя Мартины? - не без злорадства спросила эльфийка. Закончив собирать платки, она ловко перевязала тюк двойным узлом и поднялась с корточек. А задумчиво посмотрела на мага сверху вниз и решила. - Значит так. Поможешь мне донести поклажу до дома - покажу тебе любой путь до библиотеки, какой захочешь.
Маг только обрадовался, отобрал у девушки тряпки и взвалил себе на спину, постаравшись пошире развесить, чтобы не быть видимому сверху. Правда, тепреь он видел только край платья Сэлуинь и собственные волосатые ноги.
- Ну, веди! Стоит тут..
- Вперёд, вперед иди, да поживей, - тем же тоном отозвалась Сэлуинь. Будь у неё в руке хворостинка, она, казалось, погнала бы мага вперёд, словно упрямого гусака - в птичий загон.
Как это часто с нею случалось, происходящее начало напоминать эльфийке чудную игру, которая захватывала её всё больше и больше.
Не прошло и пяти минут, как эльфийка и её козлоногий спутник добрались до ничем не примечательного с вида дома. Сэлуинь широко распахнула дверь, вгляделась в полумрак прихожей и скомандовала:
- Бросай всё на пол, да поживей. Не хочу, чтобы сестрица меня заметила.

(по-прежнему вечер, по-прежнему с Янтарем))


Маг повиновался, бросив на доски тюк и собственное тело, которое немного дрожало от напряжения и слегка пахло водянистыми кожными выделениями.
- Ох. Ну у тебя и ноги. Такими ногами ..ох... архимагам письма носить..ох.. а не по улицам..эх.. тяжести таскать!
- А ты познакомь меня с архимагом и черкни письмецо - тогда сменю работу, - Сэлуинь опасливо глянула на лестницу и шикнула на мага: - Ну, чего разлёгся? Вставай, вставай давай, уж если моя сестрица тебя засечёт - ни в жисть не отпустит, пока не выведает, кто ты таков и зачем тут оказался.
Что-то в тоне эльфийке говорило о том, что и сама Сэлуинь собирается донимать нового знакомого теми же вопросами по дороге в библиотеку.
- А.. красивая ли у тебя сестрица? - он попробовал встать, опираясь спиной о стену, но сорвался, ударился головой о выступающую реечку. Выругался, но довольно прилично. - Ох, темные воды! Сейчас. - Маг наконец встал, одернул рясу. - Ну веди же тропами тайными! или что тут у вас, остроухих безбожников..
- Неа, страшная, в гневе и в любопытстве - особо, - ухмыльнулась Сэлуинь. - А тропы не тайные, и мы не безбожники, но что с тебя, приезжего, взять?
Выйдя на улицу, потянулась эльфийка кошкой, посмотрела по сторонам и махнула рукою на запад:
- Нам туда. Ну, а ты мне пока скажи - как тебя величать, откуда родом будешь и зачем к нам в Озёрный пожаловал?
И с недоброю улыбкой добавила:
- И про Мартину свою рассказать не забудь, неужто я и правда на неё похожа?
- Эй, ты чего, тут остановиться вздумала? Когда нас видно отовсюду? ты бы еще колокольцами обвешалась! - Маг и не думал из проема двери выходить. - Звать меня Саррат. Величать Магом Водного Круга Восемнадцатой ступени. Родом из дома, в Озерный пришел по делам. Веди теперь.
- Да не ворчи ты на меня! - обиделась эльфийка. - Я только потому на месте стою, что дожидаюсь, пока ты нос из дома высунешь. А восемнадцатая ступень - это много или мало? Пойдём, не бойся, по пут расскажешь, или ты на ходу говорить не привык?
- Это? Много, - озираясь, он выбрался из дома и просеменил вперед. - И не ворчу, а отвечаю на вопросы, как предписано
- А кем предписано? - продолжала допытываться Сэлуинь. Она шла быстро, длинными шагами, ничуть, кажется, не заботясь, поспевает ли за ней её спутник.
- Кодексом! - маг поднял вверх указательный палец и в честь важности момента даже остановился. Но тут же спохватился и побежал дальше вперед, догонять легконогую эльфийку. - Сводом правил всех волшебников. У нас очень много запретов, ограничений, необходимых для сохранения Баланса
- Баланса? - протянула Сэлуинь. - А что, это так важно, его сохранять? Кстати, а библиотека наша тебе зачем понадобилась? И какая надобность в секретности, тоже объясни.
- Ой, а давай я тебе заодно все Семь Тайн Мироздания расскажу, а? - маг прихлопнул себя ладонями по ляжкам - Ну дорога-то длинная, а?
- Длинная, длинная, - обнадежила его озёрная. - Как раз времени на то, чтоб все эти тайны выведать, хватит. Начинай с первой.
- А, ну записывай, - легко согласился Саррат. - Значит, так. Тайна Первая. Мироздания. Ты пиши-пиши, забудешь
- Не надо, у меня память хорошая, не забуду, поверь, - ухмыльнулась Сэлуинь. Но ухмыльнулась вроде бы как не спутнику, который её улыбки и вовсе видеть не смог бы, а себе самой. Да и глаза её опять затуманились, в такие моменты эльфийка не видела вокруг себя ничего и никого и часто шла вперёд, не разбирая дороги.

В темноте

(и с Кошкой)

В этой черноте, которая могла посоревноваться с самыми черными из чернил, сколько бы коры дуба в них ни было добавлено, сложнее всего было нащупать себя, найти себя обратно - после неожиданной вспышки боли и дикого страха. Яника не знала, что может существовать такой страх, и одновременно с ним - такое отвращение. Словно самое близкое тебе, самое дорогое и любимое собрали в стеклянный сосуд и развели мертвящим ядом, получив в итоге полную и абсолютную противоположность...
Но чуть позже стало немного легче. Только стук в висках и удивительно холодные пальцы, по-прежнему сжимающие крышку стола. И чей-то голос, зовущий.
- Я здесь, - тихо ответила Яника.
- Это хорошо! - можно было легко представить, как Гарэль улыбается в темноте. Широко, радостно. - А...где, осмелюсь спросить?
- Там же, где и была, - вздохнула она и повела перед собой ладонью, пытаясь нащупать эльфа
- Ой! - завопил от неожиданности Гарэль, когда что-то холодное, нет, ледяное коснулось кончика его уха. Воплями, само собой, он не ограничился, резко прянув в сторону и лихо махнув Драконом в попытке спрятать его за спину. В темноте этот, не сложный в общем-то, манёвр произвёл поистине хаотические разрушения! Загрохотало, зазвенела посуда, ещё раз ойкнул Гарэль, и стол, за который ранее держалась Яника, куда-то пропал...
- Я живоой, - тихонько протянул Гарэль. - Осмелюсь доложить!
- Это чувствуется. Не шевелись, пожалуйста, больше, - попросила девушка. - Хотя бы некоторое время.
Голос ее звучал уже несколько с другой стороны - сбоку, а пальцы придерживали Гарэля за локоть.
- Ты ведь тоже почувствовал, да?
Опираясь на Дракона, Гарэль всё же поднялся и осторожно выдохнул, словно боясь снести ещё что-то оставшееся (чудом!) в целости.
- Да, - он покивал, хотя в темноте угадывалось скорее само движение. - И Дракон стал горячим...и очень холодным! Странно это, осмелюсь доложить!
- Еще бы, - отозвалась Яника. - Нет, не то, что странно. Это как раз не странно. Дракон, он... он тоще ощутил Их. Тех, которые принесли сюда зло, страх и боль. Хаос.
Ладони почему-то начало приятно покалывать. Словно что-то в груди, скованное льдом, оттаяло и поддалось весне.

(и продолжение)

Сорока неожиданно для самого себя (как, впрочем, и большая часть всех его действий) осторожно и очень ласково погладил Янику по голове.
- Дракону было плохо? - тихо спросил он, забыв добавить вечное присловье.
- Наверное, - кивнула она. Попыталась улыбнуться - надо же, как странно, как по-детски - этот жест... а все равно теплее.
Но потом она вспомнила, что не может улыбаться, да и Гарэль все равно не увидит.
- М... вот ты просто представь - есть ты. Уж такой, как есть (прости, звучит, как ерунда). И представь, что все, что было в тебе, вывернули наизнанку, превратив белое в черное, а черное - в еще более черное. И вот с этим кошмаром ты встретился. И что бы ты испытал? Наверное, ничего хорошего, да?
Сороку ощутимо передёрнуло.
- И что будем делать, осмелюсь спросить? - сказал он наконец почти жалобно.
- Да что мы сделаем... - Яника махнула рукой. И вдруг... - Нет, погоди-ка. Мы ведь можем - то есть я могу... Нет, не знаю, - она опустила голову. - Вернее, мне кажется, я знаю, что мы можем сделать, чтобы такого не было больше никогда. Только это будет очень-очень сложно.
Некоторое время царило сосредоточенное молчание. Нет, оно не было обычной тишиной, скорее, Гарэль слушал кого-то, говорящего абсолютным безмолвием.
- Рыжая, - тихо и удивительно серьёзно донеслось, наконец, с его стороны, - я теперь с тобой буду, осмелюсь доложить. И Дракон тоже. Ты только скажи, что делать-то будем?
- Искать будем, пестренький, - протянула она, не заметив, что пальцы уже не просто придерживают эльфа за локоть, а легонько перебирают складки на рукаве, поглаживают. - Меня будем искать. Чтобы обратно. Я тебе расскажу потом, хорошо? А сейчас утра будем ждать... потому что чувствую - наступит все-таки.
Секунда тянулась долго, длинная, как струна от колков до деки, как жёлоб на клинке Дракона. И всю эту секунду казалось, Сорока - вовсе не Сорока. И, что скажет он сейчас что-то такое, что сразу всё объяснит и...
- Ласточка! Нам бы... поселиться! В кладовку ту пустишь, осмелюсь спросить? - завопил Гарэль, и секунда лопнула, как струна, которую перетянули без всякой меры.

(с Сайроном и Бессмертник)

- Конечно, я с вами, - сказала Орелин, но почему-то чуть-чуть, едва заметно подалась назад. Меньше, чем на ноготь. Оттаявшие, искристые блики радостно плясали в ее сережках, создавая странный контраст с пепельным, осунувшимся лицом.
- Лично я согласен на все, лишь бы побыстрее оказаться в тепле, - Лорин обхватил плечи руками, пытаясь согреться, - Ведите!
Тае кивнула, развернулась на каблуках и углубилась в переулки Озерного. Дом менестреля затесался между двумя роскошными особняками, окруженный небольшим садом. Двухэтажное строение с тонкими изящными колоннами на крыльце, большими окнами, где причудливо перемешивались прозрачные и витражные лоскутки. Ветер пел свою песню, едва задевая кроны деревьев, мягко обнимая стволы, отражаясь от цветных стекол. Орелин глубоко вздохнула, прикрыв глаза. Только оказавшись в этом тихом месте, до краев наполненном каким-то особым, почти бессмертным покоем, девушка поняла, что все_действительно_позади. По крайней мере, на сегодня.
Морф шел следом, почти не смотря по сторонам, и восхищенно замер только перед самым домом Тае.
- Красиво...., - лейтенант поднял голову, любуясь бликами лунного света на витражах, - даже кажется, что теплее стало. Интересно, как он выглядит днем?
- Увидишь - сказала Тае, не оборачиваясь - скоро lindha'are*.
Резные двери вели в просторную комнату. Взгляд выхватывал из полумрака музыкальные инструменты: две лютни, совсем старая, с полустертыми порожками и потемневшим от времени корпусом и вторая, с перламутровой инкрустацией в грифе, ажурным узором вокруг розетки, выведенным кистью талантливого художника - явно подарок. Тонкая свирель уютно расположилась на низком столе с изогнутыми ножками, было раскидано несколько подушек. Нежный изгиб арфы оставлял едва заметную тень.
- Располагайтесь. Молоко и камин сейчас будут.
Морф вежливо кивнул в ответ.
- Надеюсь, я не злоупотреблю вашим гостеприимством, если положу тут свою флейту? Бедняжка промокла, и может потерять голос, если о ней не позаботиться.
Лорин достал несчастный инструмент, бережно разомкнул и продул, затем осторожно положил на столик. Затем перекинулся, и уютно устроился на одной из подушек, свернувшись клубком, как настоящий кот, прищурив глаза и наблюдая за девушками.
Огонь потрескивал, теплое молоко стояло на столе вместе с кувшином легкого ароматного меда с травами, который так любила Тае.
----------------
*рассвет

…Октябрь видела сон. Во сне она – как странно, словно это уже было когда-то давно – сидела на ступенях старого храма...
Седой вьюнок обвил колонны, купол давным-давно провалился внутрь. Снизу, у начала дороги, что вьется к ступеням – город, словно бы размещенный на ладошке. Безлюдный, пустой, совершенно незнакомый, он почему-то кажется только что покинутым. Когда-то – она знает это точно – он был брошен, затем снова обретен живыми, потом снова брошен…

Вечная цепочка, повторяющаяся раз за разом. Вот и сейчас…

…это сон, и поэтому она не видит ни дрожащих контуров, движущихся так, словно они преодолевает сопротивление боли. Не видит искаженных силуэтов, рвущихся на части в движении – может быть, потому, что не хочет видеть. Но каким-то шестым чувством девочка знает об этом. Неясные тени ложатся на ткань происходящего, гротескно преломляясь, шипя в стороны изломанными иглами трепещущей тьмы. Укол – и каменная громада колонны тает, хрустя в воздухе каменной крошкой…

Невозможно!

Хочется закрыть глаза и не смотреть, не смотреть, не смотреть…

«Уйдите!» – молча взмолилась она, пряча лицо в ладонях (только напрасно: во сне это совершенно бесполезно). Тени подходят ближе; поверх них видно, что они же, шипастые, танцуют над гладью озера, вздымая нервную рябь. Как их много!..

Только изломанные тени почему-то замирают, покоряясь ее воле. Октябрь нерешительно трогает невидимую ниточку – и часть воинства игл, стоящая перед ней, послушно склоняется – видно, как угловатые конечности вдавливаются в землю, вздымая облачка пыли, и как увядает от их прикосновения трава. Нет! Я же совсем не этого хотела!..

«Куда?» – тени простирают к ней руки в немой мольбе, они бы и рады послушаться хозяйку сна, но исчезнуть они не могут. Направь нас, укажи нам путь. Не хочешь терять возрождающийся-умирающий город – выбери другое…

Тогда она показывает на озеро.

Короткий миг молчания – и словно черная шипящая река устремляется в него. Они входят, касаются зеркала воды своими пиками из стверженной тьмы, и пропадают, одна за другой…

Но чувство тревоги не исчезает даже когда Октябрь просыпается.

(с Янтарем. У нас все еще вечер))

- А ты чего глаза-то закатила? Не заведешь меня куда не туда, а? - насторожился маг
- А? - непонимающим голосом переспросила Сэлуинь.
- Ага! Ворона в рот залетит, и не заметишь! Куда идем-то хоть, помнишь?
Сэлуинь потерла лоб ладошкой и просияла:
- В библиотеку! - а потом, смутившись, добавила. - Извини, задумалась. Со мною такое случается.
- И чем же забивают себе голову нынешние девушки? - маг настолько осмелел, что больше не прятался под сенью крыш и даже выпрямил спину, сразу став похожим на человека.
- Да я вдруг задумалась, что было бы, если б я сегодня не подменила сестру в палатке. И не встретила бы ни тебя, ни того лаэррима. А потом вспомнила, что днём вместо этого собиралась прочитать одну книгу, у меня там на самом интересном месте закладка лежит, а потом... - Сэлуинь осеклась и искоса посмотрела на спутника. - Впрочем, это уже детали.
А тем временем в городе стремительно темнело, и маг легонько подтолкнул девушку вперед.
- Это невероятно. Нет, правда. Однако, если верить твоим первоначальным рассказам, мы уже минут десять как должны были сидеть у камина в теплой библиотеке. А мы все еще тут. Ни камина, ни тепла, ни пункта назначения. Почему бы это?
- А я заблудилась, - довольно мило улыбнулась озёрная, показав магу ровненькие белые зубки. - Но ты не бойся, ночью тут безопасно. Встретим кого-нибудь, он нам быстро дорогу подскажет. Лучше б Жрицу встретить, конечно, те все городские улицы наизусть знают.
Если бы она сказала "Давай подождем минутку, сейчас сюла придут охотники на магов", Саррат был бы не так бледен. Честно говоря, его бы вообще не было, потому что от охотников на магов можно убежать. От Танцующих Теней Озерного - нет.
- Ккк...как ты сказала, прости?
- Ну, Жрицы, - пожала плечами эльфийка. - Танцующие. Они ночью в город выходят.
Она задумчиво огляделась по сторонам и, остановившись взглядом на одном из узких проулков, заявила:
- Мне кажется, библиотека в той стороне. Пойдём?
Саррат уже был в переулке, за рукав утягивая за собой эльфийку, да нет же, он был уже у дверей библиотеки, высоких, в два -два с половиной роста, выразанных из дерева трех пород. Витые ручки, кажется, все то же дерево. Маг воровато оглянулся и постучал.
Молчание ударило в гулкий колокол, лишь за мгновение до отчаяния дверь заскрипела, открываясь.
- Ты пойдешь со мной?
- Дай подумать, - попросила Сэлуинь, и вдоль её переносицы на лбу пролегла едва заметная морщинка.
- Да, пожалуй, пойду, - согласилась она наконец. - Я почти дочитала ту свою книгу, и, думаю, мастер библиотекарь не будет против одолжить мне ещё одну.
- Умница! - хвост слова прищемлен захлопнувшейся дверью.
Внутри библиотека больше, чем кажется снаружи, полумрак свечей колышется и дрожит живым сердцем. Здесь явно есть кто-то еще, и этих "кто-то" много.
- Ялист! - позвал Саррат негромко. - Ты здесь, ветряное племя? Я тебе долг привел.
- Кого привел? - вполголоса и не слишком заинтересованно спросила Сэлуинь. - Так. подожди здесь, пока я найду себе что-нибудь интересненькое...
- Э, нет, я тебя тогда не найду. Долг привел, долг. Ну, тебя то есть. Погоди. Ялист, вылезай!

(чуть более поздний вечер. Но всё ещё с Сигрид)

- Погоди, погоди, - перебила его эльфийка. - Это я тебя сюда привела. И вовсе я не чей-то там долг. И, в довершении всего, знать не знаю твоего Ялиста и знать не хочу.
Заподозрив неладное, она начала мелкими-мелкими шажками отступать в тень книжных стеллажей. Библиотеку она знала хорошо, потому как некоторое время прослужила, зажигая те самые лампадки и свечи, чье пламя сейчас так причудливо играло на стенах, то слабея, то разгораясь с новой силой. Озёрная была уверена, что в этих почти родных стенах ей ничегошеньки не грозит, и всё равно на сердце от слов Саррата стало как-то неспокойно.
- Да тут я, никуда не ухожу.
Из полумрака соткался второй маг, сверкнув свечами -глазами. Сэлуинь знала его, библиотекаря, бывшего мага Огненного Круга.
- Здравствуй, звездочка, - поздоровался библиотекарь приятно-знакомым голосом. - Выпьешь с нами чаю? - Он протянул эльфийке пиалу в длинной сухой руке.
- Ага, здравствуй, - медленно кивнула появившемуся магу Сэлуинь. - За чай - спасибо, но пить не хочу, - отказалась Сэлуинь, которую и правда ни капли не мучила жажда.
Быстро-быстро переводя глаза с одного мага на другого, она сделала ещё один шажок назад - для верности.
- Да не торопись ты так, звездочка, сейчас все равно вечерняя молитва, по городу праздно ходить не стоит. А ты книжку дочитала ли?
Саррат между тем невзначай подошел проверить лампадку, как раз за спиной эльфийки.
- Почти, - скорей оскалилась, чем улыбнулась озёрная. - Я вам через пару дней верну. А впрочем, скорей через неделю, там ещё почти половина осталась.
Будто случайно она бросила короткий взгляд на окно и с фальшивым удивлением протянула:
- Ох, как поздно! Сестра, наверное, совсем заждалась. Пойду-ка я, пожалуй, назад. Рада знакомству, Саррат, и тебя, Ялист, было приятно встретить.
- Ой, да твоя сестра мне голову оторвет, если узнает, что я тебя в такую темень одну отпустил! А ну как друиды забезобразят? Неет, звездочка, оставайся-ка! - Ялист вдруг выплеснул на нее чай из пиалы.
Горячим воском потекла по коже жидкость, застывая
Дернулась было озёрная, да поздно: стекла по ноге её струйка огненного зелья, намертво к полу приклеив.
- Ну, и что это значит? - враз похолодевшим голосом спросила она у магов. - А ну-ка быстро уберите с меня эту гадость, пока я не рассердилась
-О. не кипятись, моя звездочка, - по-доброму улыбнулся Ялист. - Чем больше злишься- тем быстрее твердеет масло. Ну.. ты пока постой тут, обсохни, а мы с Сарратом дела обсудим. Тебе свечку оставить?
- Ты! - Сэлуинь выставила вперёд руку, на которую по счастливой случайности не попало ни капли ялистового зелья. - Когда я освобожусь, ты горько пожалеешь о своей глупости.
- Хорошо, звездочка. Договорились, – маги растворились в темном чреве библиотеки.

Выцветает ночь.
Бледная рука, бессильная, раздавленная пустотой, приподнимается, тяжело перебирая пальцами по мраморному бортику бассейна. Мышцы напряглись, будто на себе поднимали три сферы мира.
Озеро вздохнуло, сбрасывая оковы стагнации. Лльюинь заставил себя приподнять голову, с плит пола хотя бы на бортик. Вот так. Холод мрамора под виском, рассеченным краем бассейна, кажется, пи падении. Так.. лучше.
Дрогнули длинные светлые ресницы. Жрец дня заставил тело преодолеть слабость, оправить одежды. На балкон?
Озерный скорбел. Кровянисто-розовая полоска рассвета под тяжелым серым одеялом туч, крылья зари сложены, воздух набух слезами.
«Мой город. Плачь сегодня»
Лльюинь простер ладони над Озерным, с высоты башни глядя на крыши и сонное озеро. Надо им сказать, чтобы знали. Надо..
Нет, сперва заполнить брешь. Лльюинь прикоснулся ладонями ко лбу, закрыв глаза, вызвал в памяти образ одной из Танцующих. Той, которую выбрали духи.
«Имариэль..» - позвал он.
Она держала на ладони сломаный стебель цветка, дивясь каплям сока, как каплям крови. Не наполнит он воздух ароматом, не протянет лепестков к солнцу.
"Имариэль" - чуть требовательнее позвал жрец. "ответь мне"
Танцующая вздрогнула от боли, выронив цветок. Осознание случившегося накрыло ее холодной волной, но разум пробуждался медленно, цеплясь за крупицы и песчинки несущественного, ища убежища и защиты в мелочах от того горя, что случилось этой ночью.
"Я здесь"
"Имариэль. Ты уже знаешь. Духи выбрали тебя. Примешь ли ты саблю и плащ... Яаминь?" - имя застряло комком в горле
Танцующая слабо кивнула, не понимая, что жрец этого не увидит.
- Поющая помоги, - рукоятка больно вдавилась в ладонь, оставляя красные узоры от вупуклого рисунка.
- Озерный помоги, - город молчал, не прикасаясь к ней даже дыханием ветра. Столь далекий рассвет был нем и глухо было к ее печали великое озеро.
- Не ищи помощи, это твое решение, - как чужой звучал собственный голос.
"Да, я приму... выбор духов"
"Я жду тебя в Храме" - завершил разговор Лльюинь. Вздох.

(и мастер)

Город…
Узкие ладони простерлись над ранним утром Озерного. Лльюинь закрыл глаза.
«Лаэррим Озерного, оставившие Альвееду! Дети ветра, принявшие в глаза зарю запада! Внемлите.
Ночь темная, Много туч на спине носит буря. Много бед источает умирающий мир. Разломлен небосвод, Хаос проник в светлые дни города, и сам Озерный не может сделать с ними ничего руками своих Жриц. Пала.. Верховная Танцующая»
Он замолк. Но говори, говори, тот, кто облечен поясом власти!
«Имариэль займет место Верховной, как того хотели духи. Пройдет луна траура по Яаминь, духи назовут седьмую Танцующую. Скорби, Озерный.»
Лльюинь оборвал связь. Спал ли весенний, свечи ли тушил, закрыв книги, с крыши ли спускался после ночного озорства – он услышал глас Жреца.
«Озерному нужна помощь. Кто-то должен отправиться в Шепчущую рощу. Кто-то должен принести слово Гармонии. Слишком далеко мы от Альвееды, слишком тиха и неразличима для нас воля хлиари.»

Всем известно, что эльфы легки ногами и выносливы. Легенда о вестнике, который сутки от осажденного города в столицу добирался, а добравшись, ни дыхания себе не сбил, ни капли пота со лба не смахнул – та вообще из уст в уста долгие века передавалась. Но вот сейчас, простояв на одном месте уже добрых полночи, Сэлуинь вдруг засомневалась, а такая ли она чистокровная эльфийка, как думалось раньше: ноги её начинали уставать, а спина онемела уже давно. Впрочем, ничего поделать с этим было нельзя: от попыток снять с себя следы липкого зелья Сэлуинь после долгих мучений отказалась, Ялистов воск работал на совесть.
“И сколько ещё я так простою? – грустно размышляла эльфийка, разминая затекшие руки. – Наверное, когда меня найдут, я уже успею обрасти пылью, как древний фолиант”.
Первоначальный гнев на Ялиста и Саррата улетучился уже давно, выветрился и пришедший следом за гневом страх. Ещё недавно готовая, едва завидев магов, испепелить их взглядом, сейчас Сэлуинь была бы даже рада их возвращению. Эльфийке насмерть наскучил библиотечный зал, где на стенах в канделябрах одна за другой гасли свечи и из углов на гостью всё пристальней щурилась недобрая ночная мгла.
А кроме того, ей невыносимо хотелось спать. Боги, если бы она могла хотя бы сесть на пол…
Сэлуинь покачнулась и протерла усталые глаза – ей показалось, что дверь тихонько скрипнула, будто бы приоткрывшись.
- Ялист? – спросила она слегка сиплым после долгого молчания голосом. – Немедленно освободи меня, слышишь?
Ну, вот, хотела грозно – а вышло жалостливо. Невелика же цена твоей гордости, озерная!
Дверь скрипнула снова – сухо, словно дверь болталась на насквозь проржавевших петлях, и железо крошилось, песком осыпаясь на пол. Песком? Да, Сэлуинь видела песчаный берег, чувствовала, как дрожит он под телами огромных Тварей. Неправильных, нездешних, оказавшихся в этом мире по ошибке и ненавидящих саму окружающую их реальность. Столько ярости было в движениях змеиных тел, что, глядя на них, озёрной впору было бы застыть от ужаса каменным столбом. Но откуда же тогда в её сердце столько жалости?
Великим гневом и великой скорбью пылали глаза тварей. Сквозь звериные морды проступали черты искаженных мукой лиц. Они молили о помощи, но никто не захотел бы им помочь – все видели в них лишь зло. Зло, у которого были слишком знакомые глаза.
«А я читала о тебе, тварь, - внезапно поняла Сэлуинь. – Читала о великих подвигах того, кем ты была раньше».
Видение отступало, оставив эльфийку ловить ртом воздух с жадностью выброшенной на берег Озера рыбой. Отдышавшись, Сэлуинь сложила ладони на покрывшихся мурашками плечах. Ещё переполненная ужасом и непонятной жалостью, она чувствовала зуд между бровями. Ей нужно было поскорее выбираться из библиотеки, рассказать хотя бы кому-нибудь о своём видении – откровение было слишком тяжелым для неё одной.
С новой решимостью озёрная забилась в неподатливых восковых путах.

Рассвет в доме менестреля.
Серина, Сайрон и Бессмертник совместно:

Орелин ходила по комнате осторожно, почти на цыпочках:
- Не поверишь, - обратилась она к морфу - но до этого я еще ни разу к кому не заходила в гости… А теперь очень жалко мне, что так делала, - легко, не касаясь струн, пальцы художницы заскользили над лютней, от украшенной орнаментом розетки до грифа. В дрожащей полутьме не было видно въевшихся в кожу пятен краски, мелких царапин от острого ножика для заточки карандашей – это была просто маленькая, пожалуй, слишком худая ладонь.
Кот мяукнул, и прошел до стола, по пути задев хвостом ногу художницы.
- Я тоже ни разу не был в гостях, - Лорин перекинулся, и налил себе молока, - разве что считать этим те случаи, когда меня не приглашали.
Морф вернулся к камину и устроился возле него на полу с чашкой в руках. От формы, еще не высохнувшей до конца, шел пар, почти тут же истаивая и улетая в трубу, и создавая светящийся в свете огня ореол вокруг его фигуры. Лейтенант поморщился.
- Нет, с вашего позволения, прелестная дама, я все таки побуду котом. Хотя бы, пока не высохну, а то из-за меня тут все отсыреет. Не хватало еще причинять неудобства нашей хозяйке.
Морф перекинулся обратно, и уселся перед камином, глядя на огонь.
Тае пожала плечами: котом, так котом. В сущности, для неё это не имело значения. В хрустальном бокале плескались, смешиваясь с янтарным медом, блики отраженного пламени, в глубокой зелени глаз плясали золотые искорки, как бы замыкая этот зеркальный круг.
Девушка резко оторвала взгляд от огня.
Она и сама не заметила, как воздух наполнил хрупкую свирель, из которой тут же полились пленяющие звуки. Весенняя мелодия: короткие трели, нежные переходы, пронизанные светом звуки, то затихающие, заплутав в чаще леса, то только сбросившим с себя оковы зимы потоком вырывающиеся в оживающий мир.
Побродив немного по комнате, Орелин присела на краешек кресла и раскрыла свою сумку, запыленную и порванную в нескольких местах.
Песня Весны набирала силу – в ней не было и намека на темные пророчества, предвещающие миру скорую гибель. Музыка распускалась розовыми цветами вишни, несла с собой свежесть и неверие во тьму, тонкие музыкальные переходы искрились прозрачным ручейком. Белые островки снега на зеленой траве. Солнце, переродившееся из слепого, холодного бельма в обжигающую рыжую птицу. Весна.
Орелин не хотелось мешать песне, поэтому она плакала совершенно беззвучно, поглаживая блестящую крошку на дне шкатулки – все, что осталось от хрустальной феи.
Рассвет пробился через витражные стекла сотнями цветных нитей, погрузив комнату в дрожащий радужный полусвет… Застывшая картина, еще одна их многих в памяти, замерший на вечность миг жизни, сбившейся с привычного бега. То что будешь помнить, даже когда больше ничего не останется. Сколько же времени прошло, пока он тут сидел? Кот отвел глаза от огня, отвлекшись на соленый запах слез. Повернулся, превращаясь обратно в человека, и крадучись подошел к эльфийке. Мельком глянул на коробку в ее руках, и вздохнул про себя. Морф всегда жалел вещи чуть ли не больше чем живых существ - ведь они, по его мнению, сами по себе никогда не были ни в чем виноваты.
- Не плачь, милое дитя. Это хрусталь, он должен помнить то, чем был. Ее делали ваши мастера, и может ваши маги и смогут ее восстановить, если, конечно, это вообще возможно. Тот кто ее делал, наверное смог бы, но, боюсь, я его не знаю.
Лорин острожно притронулся к осколкам.
- Так или иначе, у нее была счастливая жизнь, и если она умерла насовсем здесь, то ее образ будет ждать тебя по ту сторону жизни, чтобы разогнать печаль, рожденную здесь. Потому что любимые вещи не уходят насовсем, ибо в них есть частичка твоей души. Так сказал мне один жрец, и мне иногда хочется в это верить.
Лейтенант перевел взгляд на Тае.
- Уже рассвет, и мне пора идти. Благодарю за кров и молоко, - морф вежливо наклонил голову, - и всегда буду помнить ваш дом в самых теплых воспоминаниях.

Утро в "Гнезде"
(С Кошкой)

Гарэль, прозванный на дорогах Сорокой, проснулся где-то за два мгновения до восхода солнца, зевнул, сладко потянулся...и сорвался с кровати так резко, что, когда подлетевшее к потолку его комнаты одеяло принялось падать, эльф уже стоял у распахнутого окна и вдыхал утренний город. Ничто не напоминало о ночных страхах: город дышал холодной, довольно сырой свежестью и пах неразличимой смесью чего-то. Наверное, это были редкие солнечные лучи, протискивавшиеся через многочисленный строй облаков. Сорока с наслаждением подставил им лицо и несколько мгновений стоял неподвижен и тих, улыбаясь чистой и умиротворённой улыбкой, но потом очарование утра рассыпалось золотистой пыльцой, и снова вихрь по имени Гарэль наполнил собой комнату. Умыться из бадьи, одеться и опоясаться Драконом он успел менее, чем за минуту, а вниз спустился и того быстрее.
- Доброе утро! - стёкла отозвались ему мелодичным перезвоном. - Хороший денёк ожидается, осмелюсь доложить!
Где-то наверху открыла глаза Яника - то ли сама, то ли звуки голоса заставили.
- Здравствуй, утро, - приподнявшись на локте, она посмотрела на застывший на полу солнечный блик. - Наступило ты все-таки...
Вот сейчас - улыбнуться бы, рассмеяться в лицо отступившей черноте и злобе; а улыбнуться-то ты не можешь, Яника, смеяться не умеешь больше. Вот и поднимайся, и вставай с постели с каменным лицом, одевайся и спускайся вниз, бесстрастно-бледная, грустно позвякивая бубенцами и стальными бусинами в огненных волосах.
- Громкий же ты, Пестренький - бросила она Гарэлю, проходя мимо и усаживаясь за рядом стоящий столик. Прищурила глаза, глядя на эльфа - солнце слепило. - Ну точно сорока.
- Доброе утро! - Гарэль широко улыбнулся, прихватил по дороге чайник, невесть для кого выставленный на стойке и сел рядом. - Как тебе спалось, осмелюсь спросить?
- Наверное, хорошо, - вздохнула Яника. - Засыпать страшно было, зато ничего не снилось.
И не звал во сне Кровный, не сверкая желтыми глазами горько, не катилась слеза по изумрудной чешуе. Не называл ее глупой, не простирал крылья, умоляя вернуться, и не было снова той боли, когда отворачиваешься, идешь, бежишь, и вдруг - невидимая граница, и улыбка исчезает с лица, и в груди разрывается сердце, и пальцы сводит судорогой...
Девушка вздрогнула, отогнала страшные мысли.
- Да, пожалуй что хорошо. А тебе?
Сорока внимательно на неё посмотрел и почесал себя за ухом. Не выглядела его собеседница существом, у которого была хорошая ночь, ой, не выглядела! Впрочем, Сорока решил, что секреты могут быть у всех, и пожал плечами.
- Мне не снятся сны, представляешь? За всю жизнь ни единого, и это чистая правда, осмелюсь доложить!
- Везучий ты, - признала Яника. - Должно быть, это жизнь у тебя такая интересная, что снам тебя удивить нечем, вот и приходят они к другим.
Она зевнула, прикрыв рот ладошкой, потерла глаза.
- А мне было бы интересно посмотреть, как же это! - Гарэль немного подумал, откинулся назад, рискуя упасть со стула, и стащил со стойки ещё и пару чашек. - Наверное, я бы увидел звёзды. Люблю я их, осмелюсь доложить!
- Почему? - заинтересовалась Яника. - Потому что блестят?
Чтобы обойтись минимумом жертв, чаю она налила и себе и эльфу самостоятельно.
- Они такие...красивые, - Гарэль снова откинулся на стуле и его глаза чуть затуманились, осветившись изнутри светом, так похожим на тот, что льётся по ночам с неба. - И загадочные. В ладони бы поймать, а не дотянешься!
- Нет, покачала головой девушка, - не надо их ловить. Им на небе хорошо, а тебе - здесь. Звезде скучно тут будет, а ты руки обожжешь.
Яника-Яника, давно ли смотрела на звезды?
Давно - еще там, за невидимой гранью, обнимая могучую шею, вместе с янтарными омутами, горящими на чешуйчатой морде, жадно впиваясь в черноту неба. На звезды смотреть надо вместе с кем-то, иначе они начинают казаться бесполезными светлячками среди царства мрака.
- Ты не слушай меня, Сорока, - она опустила глаза. - Вдруг тоже улыбаться разучишься.
- А пойдём сегодня вечером вместе на звёзды смотреть! - Сорока резко выпрямился и подхватил чашку, каким-то мистическим образом не расплескав ни капли.
Это было странно, но где-то в глубине его глаз пряталось понимание. Спокойное, сочувственное сопереживание этой... не самой обычной девушке.
- Пойдем, - неожиданно для себя согласилась она. - И еще ты меня к статуе сводить обещал.
- К статуе? Какой статуе, осмелюсь спроси... - нет, это всё же был тот самый Гарэль Сорока, для которого понятия "постоянство" не существовало как факта. - Ах, к той самой! Пойдём!
- А еще нужно чем-то скоротать время до заката. Скажи, пестренький, ты давно в этом городе?
- Вчера пришёл! А что, хочешь пойти посмотреть город, осмелюсь спросить? Ну, тут я тебе не помощник, если отвести куда-то надо. А если побродить, то пошли! Потом разберёмся, что и где!
- Что ты, - махнула она рукой, - какое там отвести. Лучше просто Озерный посмотрим... мне кажется, я тут не задержусь надолго. Искать надо...
И поймала себя на том, что говорит больше не с Сорокой, а с самой собой - и то не всегда до конца понимает, о чем говорит.
А еще - показалось на минутку, что вот-вот, и улыбнется она сейчас. С этим эльфом улыбаться хотелось. А вот поди же ты... Показалось, в общем.
- Ты извини, Гарэль. Я тебе все расскажу обязательно. Но не сейчас.

С Кисточкой в библиотеке

Через какое-то время Сэлуинь поняла, что, пожалуй, начинает отчаиваться. Липкий вар не поддавался, несмотря на все усилия озёрной, и, выбившись из сил, она уже не раз опускала руки, готовая расплакаться. Невыносимо было терять часы в этом богами забытом месте, но знать, что каждое потерянное мгновение стоит чьих-то счастья и жизни - было попросту страшно.
А потом эльфийка начала слышать голоса. Точнее - голос.


Сэлуинь очнулась, и тут же почувствовала навалившуюся на неё с новой силой усталость. Чтобы хоть как-то отвлечь себя от гудящих ног и свинцовой тяжести в висках, она задумчиво уставилась на огонек чудом не погасшей свечи. Обращение впечаталось в её память огненными буквами, но истинный смысл слов всё ещё ускользал от озёрной. В Городе было семь жриц, а верховная над ними - Яаминь, так было всегда. И неужто одна ночь способна поломать сложившийся за долгие годы порядок?
Жрец говорил про дальний Путь. Покачиваясь вперед-назад, словно в далеком детстве - на игрушечной лодочке, Сэлуинь гадала, кто откликнется на этот призыв. Озёрные не любили покидать Город, так повелось, и давняя привычка струилась по эльфийским венам вместе с кровью. Конечно, тот, кто будет выбран ветром и водами, не посмеет ослушаться, но выполнит свой долг с тяжёлым сердцем. Сэлуинь решила даже, что среди знакомых ей Лаэрримов с радостью в дорогу отправиться лишь один-единственный...
Голоса магов раскалывались пустыми бочками под сводами библиотеки. Веселые голоса, насыщенные смехом людей, у которых только что получилось нечто очень важное. В темноте появилась свечка, сначала только она, потом рваные края лиц.
- ХО-хо, моя красавица, вот и ты! - воскликнул Ялист, едва не бросившись девушке на шею. Он взмахнул рукой, мучнистый порошок покрыл Сэлуинь с макушки до пяток, пошел влажной шипящей пеной - и оковы спали.
- Как ты себя чувствуешь, моя звезда?
Сэлуинь, не веря, что вновь обрела свободу, поднялась на носочки, разминая затекшие ступни, пару раз повернулась вокруг своей оси, сделала неуверенный шаг вперед, а потом, сорвавшись с места, подлетела к Ялисту, размахнулась и... огромным усилием воли остановила ладонь в двух дюймах от лица мага.
- Сожри твою душу древние Твари! - гневно выплюнула она ему в лицо и, развернувшись на каблуках, направилась к дверям библиотеки.
- Погоди, - маги посмеивались с самым добрым видом. - Расскажи нам, что ты видела?
- О, я расскажу, что видела, - скорчила рожу эльфийка, обернувшись. - Я видела несколько прелестных канделябров, парочку удивительно пыльных стеллажей, вот то чудное полуоткрытое окошко и, самое замечательное, крошечную паутинку под самым потолком. Увлекательнейшее зрелище, правда?
- Ну, звездочка, не кипятись. Ты была под действием очень сильного зелья, возможно, галлюциногена, возможно, экстракта "Пифии", - Ялист, тем не менее, на всякий случай спрятался за сутулую спину Саррата. - Ты нам расскажи, а мы поищем, как возместить тебе ночку?
- Можешь отправляться со своим возмещением вот к тем самым Тварям, - осклабилась Сэлуинь.
- Сэлуинь, дочка, прости ты двух ученых, но именно сегодня нам надо было Видеть, а что может быть зорче глаз прекрасной юной Лаэррим?
- А рассказать мне об этом заранее - Боги не позволили? - продолжала яриться озёрная.
- Ты бы не согласилась, вишенка? Да и ярость твоя лучше любого огня воск растопила и дала впитаться? Ну расскажи же - маги едва на колени не падали, как дети, выпрашивающие игрушку
- Тварей я ваших и видела, - повела хрупкими плечиками Сэлуинь. - Теперь довольны.
- Наших? Каких Тварей, дочка?
- Тех, что из Озера вылезли. Только не Твари то были вовсе, - гнев по капле начал оставлять озёрную, уступив место печальной задумчивости, а задумчивость воскрешала воспоминания.
- Не Твари? Или Твари? Так кто это был??
- Воины Озёрного. Я про них в книжке читала, - кивнула Сэлуинь Ялисту. - Ту, которую ты мне дал почитать, помнишь?
- Так.. так-так, не молчи, рассказывай! - глаза магов горели едва не ярче свечи
- Да и рассказывать нечего, - отмахнулась озёрная. - Они из Озера вышли. Вроде бы гневом мучимые, а на деле - скорбью. Все их Тварями видят, а они на самом деле - души погибших воинов, и страдают они под своими уродливыми оболочками - страх берёт как. Я, лишь отголосок той муки почувствовав, во все ноги бежать отсюда хотела, но это мутное варево ваше меня не пускало, как ни старалась.
- Ооо.... - маги вновь забыли о Сэлуинь, заспорили, взмахивая широкими рукавами мантий, и, кажется, собрались удаляться.
Розовое золото рассвета между тем не торопилось просачиваться сквозь верхние жалюзи в зал, а ведь утро? Маги, захваченные жарким обсуждением, удалялись.
Суэлуинь смотрела им вслед, и удивление в её глазах сменилось сначала досадой, а потом - чем-то отдаленно похожим на ненависть. Очень отдаленно - вряд ли такая кроткая душа могла бы быть способной на настоящую ненавидеть.
В три прыжка эльфийка настигла уходивших магов и перегородила им дорогу.
- Может быть, кто-нибудь постарается объяснить мне, что всё это значит? - сварливо спросила она.
- Видишь ли, звездочка, это значит, что ты на Одну ночь стала Грезящей. Или что труд двадцати пяти лет увенчался успехом. Или что мы с Сарратом не выжили еще из ума, гробя недели напролет над книгами, добавляя и отнимая всевозможные порошки - оо, дитя мое, тебе не следует знать, из чего они делались! - библиотекарь будто помолодел, лицо его оживилось, глаза загорелись фиолетовым северным племенем. Маг Огненного Круга подпрыгивал рядом, норовя перебить и рассказать эльфийке, что же ему приходилось перетирать в ступке.
- То, что я стала подопытной, я уже поняла, - буркнула Сэлуинь, прерывая поток воспоминаний вдохновенных экспериментаторов. - Но я всё-таки очень хотела бы знать смысл того, о чём грезила сегодняшней ночью.
-Ты видела нечто, - загадочно начал Саррат.
- Да неужели? - картинно изумилась озёрная.
- Даа... - тихим раскатистым хрипом продолжил маг Огненного Круга. - И видела ли ты правду, или грезу, или часть правды - не знает никто. Вернее...... это можешь узнать только ты. Ну если, конечно, ты заглянешь в себя и хорошенько все обдумаешь. Только это очень сложно
- И опасно! - наставительно вставил библиотекарь.
- Глубины сознания познаются с помощью воды, юная дева, - вещал Саррат, полуприкрыв веки. - и огня.. Ваша река Виригвиль бы очень подошла, но до нее очень далеко.. слишком далеко. Пожалуй, подойдет и ОЗеро..
- Вы предлагает мне совершить туда небольшую прогулку? - спросила Сэлуинь, почувствовав, как на её спине выступили крупные мурашки. Кем бы эти твари ни были на самом деле, зубы у них казались острыми.
- Ну.. мы, конечно, не можем настаивать, - в том равнодушии, с которым маг пожал плечами, даже слепой прочитал бы, что они очень, очень настаивают.
- Я пойду, если вы пойдёте со мной, - подумав, решила Сэлуинь. - Даже так - если вы пойдёте в двадцати шагах впереди меня.
- МЫ?? - они по-детски переглянулись - Эээ. Сэлуинь, послушай, но мы старые, больные. и отнюдь не бессмертные!
- Я видела кое-кого постарше и побольнее вашего, - парировала эльфийка. - А помирать всё равно когда-нибудь придётся. Да и куда же испарился ваш исследовательский азарт?
- Он. ээ. вот мы как раз пошли за ним, когда ты нас остановила! Собирайся же, а мы... ээ. тебе же нужна будет.
- Помощь! С суши! Кто-то должен тебя вытащить, если вдргу..эээ.
- Настанет непредвиденная ситуация!
- Да. Вот тут-то мы и пригодимся
- Нет, славные мои, свои ноги я намочу никак не раньше ваших, - многообещающе улыбнулась эльфийка. - Но в одном вы правы, застаиваться здесь и правда не стоит. Пошли, что ли?
Усталость, ещё недавно прижимавшая озёрную к земле и заставлявшая тихонько скулить от боли в ногах и рези под веками, сейчас вдруг отступила, развеянная солёным ветром предвкушения новых приключений. Маги снова переглянулись, теперь - как дети, которым не удалось убедить матушку, что кузнечики совершенно безобидны. Ялист развел руками, Саррат кивнул. И оба пожилых мужчины поплелись за эльфийкой, заранее недолюбливая этот странный соленый ветер

С Сигрид и Сериной)

«Озерному нужна помощь. Кто-то должен отправиться в Шепчущую рощу. Кто-то должен принести слово Гармонии. Слишком далеко мы от Альвееды, слишком тиха и неразличима для нас воля хлиари.»
- Мне пора идти! - сорвалась с места Орелин, - Я...спасибо...все было очень приятно, правда. Но я условилась встретиться на рассвете с одним человеком, он наверно уже ждет у ворот...Роща...
Девушка на ходу смахнула со щеки несколько блестящих соленых капель и чуть ли не бегом направилась к двери. Возможно, из-за бессонной, полной переживаний ночи, природная эльфийская ловкость ей изменила - у самого выхода Орелин споткнулась о миниатюрный столик с витыми ножками. Ваза на нем угрожающе зашаталась.
- Думаю, мы ещё встретимся. Удачи, - кивнула Тае, подходя к двери и тепло улыбнулась.

***
…Тени были еще длинными, когда Орелин, подбежала к воротам.
Он ждал, оперев массивное тело об ограду, и странно казалось, что хрупкие, мало что не живые ветви не сминаются под тяжестью туши. Или обман зрения, и проводник едва их касается?
Серое утро. Серая фигура.
- Доброго. Я тебя уже заждался. Передумала?
Лаэррим едва узнала нового знакомого. В призрачной утренней дымке черты лица его казались чужими и пугающими:
- П-приветствую тебя, ожидающий в тумане странник, встреченный мною вчера на пустынных да темных улицах. Путь к тебе прегражден был смоляной тенью хаоса, разрушающей гармонию любую, крушащую все, что построено. Поглотило ее Озеро, осыпалась она льдинками, но придут другие, скоро придут – надо спешить за Пророчеством. - Длинная нескладная фраза царапнула слух, и Орелин подавила желание крепко зажмуриться.
Он кивнул, пряча в резких морщинах кислоту гримасы.
- Странные вы, вроде все словами говоришь, а ничего не понятно.. но пойдем? Роса высохла.
- Это не мы, Лаэррим, странные. Это я такая… - не дожидаясь ответа, эльфийка решительно зашагала к воротам. По сторонам она боялась смотреть – вдруг мелькнет где-нибудь фигура того жуткого старика? Даже грозное видение Твари Хаоса не смогло затмить воспоминаний об этом высушенном, туго обтянутом кожей лице.
Разот быстро догнал девушку, постарался улыбнуться примирительно. И дальше пошел чуть впереди, заслоняя широкими плечами дорогу - или Орелин от того, что может по дороге появиться?
Улицы города набухли молчанием и скорбью, привычная улыбка пробуждения не мелькала в завитках и стрельчатых изгибах. И не выглядывал никто в щели полуприкрытых ставен.
Сиротливо скрипнула створка ворот. Стражник, мальчишка в кожаной броне, с копьем, издали поприветствовал их, поднимаясь.
- Долгой.. ах, не сегодня, - он закусил губу, - Орелин, куда вы?
«Ну хоть разок постарайся быть краткой!» Лаэррим чуть сильнее стиснула в кулаке ремень сумки:
- Здравствуй…айо. Времена сейчас тяжелые, нужен совет мудрый. За ним и отправляемся. - Этого стражника Орелин часто здесь видела и трижды рисовала, но имя его так и не собралась спросить.
-Аа, вы в Рощу... удачи, эя, - мальчишка отошел, опираясь на копье. - Только.. спутник твой мне подозрителен...
Амьон сощурился, отступая еще на шаг назад. Разговоры с эльфийскими воиными - и не на словах - были ему слишком памятны.

Тае недолго пробыла дома. Убралась, собрала вещи в небольшую кожаную сумку и почти уже вышла... оглянулась. Нет, её она не могла оставить ни при каких обстоятельствах. Да и мало ли что в дороге будет. Маленькая арфа уместилась за спиной, держась широким ремнем через плечо. Теплое дерево доверчиво жалось к менестрелю. Переулками лаэррим шла к воротам, уже там собираясь встретить Орелин, и вскоре увидела впереди знакомый силуэт эльфийки, стражника и кого-то ещё, незнакомого. Весенняя подошла ближе, кивнула в знак приветствия.
Тем временем, художница, сама не зная почему, оправдывалась перед стражником:
- Мой товарищ…вовсе не подозрителен, он добрый, я познакомилась с ним вчера ночью…- поток оправданий был прерван приходом Тае. Юная Лаэррим повернулась к менестрелю с улыбкой облегчения и сразу после короткого приветствия поинтересовалась, куда та держит путь.

Попрощавшись с эльфийками, Лорин уложил флейту в сумку и вышел из дома. Улицы еще пустовали, то ли потому, что было еще ране утро, то ли потому, что город еще не окончательно оправился от ночного кошмара – что, впрочем, было только на руку. Морф неторопливо направился в сторону Башни, по пути размышляя о том, что ему делать дальше. Он и так задержался в городе на день больше, чем предполагал ранее, и сейчас стремился наверстать упущенное время. Плюс, лейтенант искренне полагал, что о событиях, произошедших в Озерном, то есть о тварях, следует доложить в столицу, и каким образом это сделать в городе, где не было ни почтовой станции, ни голубятни, он не представлял.
Морф постоял некоторое время перед Башней, любуясь на украшающие ее барельефы, затем осторожно постучался в дверь. Никто не ответил, зато, когда морф толкнул дверь, та бесшумно открылась, явив взгляду холл и уходящую наверх лестницу. Лорин хмыкнул, и, перекинувшись котом, проскользнул внутрь.
Ни-ко-го. Морф осмотрел первый этаж, ноне почувствовал ни охранных заклятий, ни присутствия хоть кого-то живого. Лорин перекинулся обратно и прошел на второй этаж, но и там никого не обнаружил. Странно, конечно… Впрочем, что ждать от эльфов? Морф хмыкнул, с тоской оглядел ряды книжных полок. Вид наводил на Лорина уныние - без библиотекаря разобраться в том, что именно на них стоит, и тем более найти нужные книги было довольно сложно. Тем не менее, делать все равно было нечего. Морф фыркнул, подняв пыль с книжной полки, и неторопливо пошел вдоль стеллажей, читая названия на корешках книг.

Сон не желал оставлять Октябрь, крадучись следуя за ней по пятам и выглядывая из-за каждого встречного дерева черным бесформенным силуэтом, и снова вспоминалось - вот они, те самые, безлицые, скользящие над городом... За мной пришли.
Солнцу она не верила. Чем выше поднималось солнце, тем злее становились тени, и тем труднее было различить у них облики - просто черные силуэты, пятна от не-существования. Поэтому пока солнце не начинало падать, она бежала в рощу, где переплетенные ветви укрывали ее от света.
А может быть - наоборот.
Он выпустил из ладони мягкий край цветущей ветки, она задумчиво закачалась, словно вторя его мыслям. Жрец Долины улыбнулся улыбкой старшего, мудрой, чуть снисходительной, с гордостью в морщинках солнечных глаз. Эту весну яблони переживут.
Он прошел рощу насквозь, шелестя длинной палево-желтой накидкой по высоким густым травам. И невольно отчего-то сжималась рука напротив сердца.
...это всегда было еще одной частью игры - подобраться незамеченной. Прыгая босиком по вороху прошлогодних листьев, который послушно молча отзывается на шаги, замирать в объятиях очередной тени, брошенной кривым стволом - и самой изгибаясь так же, как дерево...
Иногда - удавалось.
Но сегодня мысль хоть на миг остановиться в кривой полосе черного пугала ее. Это означало - закрыть глаза, вернуться туда, где рассыпался каменной крошкой город, где безлицые послушно тонули в жадной воде...
Она просто шла, потупив взгляд и склонив голову, пока не увидела в недвижных силуэтах один, молчаливо скользящий по листве.
- Октябрь, - он улыбнулся, но не как яблоням или пришедшим за советом. Наверное, только с ней он омг позволить себе быть правдивым, словно умыться в горном ручье, холодном до боли в зубах. - Мама вчера сказала, тени тебя трогают. Что случилось, дочка?
- Я видела сон, - тихо ответила она, не поднимая глаз, как будто отвечала урок - и вдруг вскинула голову, несмело улыбнувшись, как осколком тающего льда. - Про пустой город, про людей без лица. Они шли ко мне, я сказала им всем утонуть, а они послушались, и никто не оглянулся... Только с тех пор я их везде вижу, отец. Они не спрашивают, за что - просто подходят и смотрят...
Вэар дернул бровями.
- Сон? И город? - он вздохнул, задумчиво поднеся кулак ко рту. Разжал, осторожно сдувая нежные розовато-белые лепестки. - Какой город, маленькая моя? Вот этот? - Лепестки теплой метелью накрыли девочку, и сначала танец их ничем не отличался от бессмысленного, гипнотизирующего кружения снежинок. Потом, чуть вглядевшись, Октябрь различила очертания большого величественного города. с высокоми узкими башнями, площадями, минаретами и внушительной стеной по периметру. Лепестки струились по контурам неторопливым весенним дождем.
Она склонилась, зачем-то прикрыла один глаз, всматриваясь в переплетение башен, и мотнула головой.
- Нет, отец. Тот был совсем старый, почти мертвый, поросший травой... там никто не жил. Только те, без лица.
- Покажи.
Октябрь протянула руку, касаясь вихрящихся в воздухе лепестков, и закрыв глаза, что-то шептала про себя, заставляя их сплетаться очертаниями каменных глыб, обломков, обросших мхом тел зданий...
И белые лепестки увядали, темнея и покрываясь сеточкой трещин.
Мертвый город повис в воздухе.
Удивление повисло домиком бровей. Вэар не знал этого города.
- Что они делали, дочка?
- Не знаю, - девочка мотнула головой, опуская руки и рассыпая удерживаемый в воздухе мираж из лепестков по земле. - Они шли по городу, а тот кричал и рассыпался на части... но ведь он был уже мертв, разве не так?..
- А кто они? - Вэар положил ладон на ствол дерева. Теплый, шершавый, грубый. А внутри соки и белые волокна. Как до твоих соков добраться, девочка? Понять тебя, как?
- Не знаю, - снова мотнула она головой, отступив на один шаг. - Я первый раз такое вижу, отец... они совсем не такие, как те тени, которые я видела. Мертвые. Живые. И то, и другое сразу, и совсем темные...
- Я видела, - эхом повторила она, осторожно касаясь руки. - Они шли по городу и ко мне... я испугалась. И крикнула им уйти. А они бросились в воду, как будто ждали приказа...
- Девочка моя, птица-коростель, - взгляд треснул весенним льдом. - А того, со свирелью, ты опять видела?
- Когда возвращалась домой, да. Он всегда там. Только сегодня на его песню никто не отзывался...
Вэар сделал неуверенный шаг к дочери.
- А те, кто в городе. Ты хотела прогнать их?
- Не знаю, - в третий раз повторила она, чуть не плача, - Я испугалась... но потом мне стало их жалко. Они... были мертвые не до конца. Кто они такие, отец?
- Они.. Тебе лучше знать, кто они, - он погладил светло-рыжую головку, бережно и ласково, будто сердечко. - Ты же у меня все знаешь, маленькая. И Они тебя знают, потому и слушают. Только имени им не давай, хорошо? Не в нашей Долине. Пойдем, я чаю тебе заварю, на хороший сон.
Вэар знал, что Октябрь не согласится, или не его, проклятого-солнцем, она дочь. Знал, что чаем из яблоневых лепестков не сделать их Октябрь нормальной девочки. Мертвых она видит, города, Альве-еду после Исхода. Будущее? Прошлое? Переплелось все, перепуталось, а девочка - видит вот. Маленькая.
- Пойдем?...
- Пойдем, - она протянула руку и послушно побрела рядом, разбрасывая непослушные листья шагами.
С прикрытыми глазами ей больше не виделось теней за силуэтами деревьев.

(Октябрь с отцом)

Таверна «Серебряная маска»

- О, ну и ночка, - Цзяйилль потянулся к светильникам, но так и не стал зажигать, хоть и пасмурное, а утро. Маленькая Тьякка так и уснула на лавке у стены, укрытая пледом встревоженным отцом, который просто хотел быть уверен, что дочь рядом. Вот же она. Спит.
- Что хоть произошло? – Каэро поднял с груди подбородок. Он сидел, обняв себя за плечи, как будто от холода, и вытянув вперед ноги.
Трактирщик покачал головой.
- Лльюинь сказал. Пасмурно как.
- Больно.., – Каэро прижал судорожно сжатый кулак к сердцу. – Как… больно. Будто льдинка тает…
Одного взгляда на его лицо, серое, что город за окнами, хватило Цзяйиллю. В кружку полилось тонкой струйкой грушевое вино.
- Держи вот, - несмотря на размах, кружка встала на стол мягко, не расплескав содержимого. – Вымогатель.
Каэро сделал вид, что его страдания выше пошлой материи, однако тайком подвинул вино к себе, а там и выпил пару глотков.
- Полегчало? – Цзяйилль демонстративно протирал полотенцем стойку, попутно поправляя невербальными заклинаниями взгрустнувшую зелень по стропилам и стенам. Каэро кивнул. Если Цапля видел, как он пьет, то и кивок заметит. – Это еще старое, из Аль-Филлена.
- Ого! Так оно моего отца старше!
- И я про то. А в Аль-Филлене солнце было. Ты грейся, сегодня день будет холодный.
Менестрель недоверчиво проводил глазами трактирщика, сделав еще пару глотков.

Дорога к Роще.
Серина и Бессмертник.

Тем временем, художница, сама не зная почему, оправдывалась перед стражником:
- Мой товарищ…вовсе не подозрителен, он добрый, я познакомилась с ним вчера ночью…- поток оправданий был прерван приходом Тае. Юная Лаэррим повернулась к менестрелю с улыбкой облегчения и сразу после короткого приветствия поинтересовалась, куда та держит путь.
- Думаю, туда же, куда и ты, в Рощу. А что произошло? - менестрель кивком указала на стражника и знакомого Орелин.
Девушка растерянно пожала плечами, отвела глаза:
- Подозрительность похожа на взгляд через пыльное стекло. Мало разглядишь, да много придумаешь...
- Ты несправедлива ко мне, эя - щеки юного стражника порозовели - Сомнения на пустом месте не возникают. И от слов своих я не откажусь.
Молодое солнце игриво затанцевало на острие копья, заставив сталь хищно поблескивать. Это уже была не деревянная палка в руках мальчишки. Это было оружие воина. Разот не сдвинулся с места, только слегка подобрался, исподлобья разглядывая стражника. Происходящее нравилось ему все меньше и меньше.
- Орелин, Тае, пожалуйста проходите. А вашего спутника я пропустить не могу, - голос паренька звенел от напряжения.
- Но...он же... - Орелин хотела сказать, что ничего опасного в ее товарище нет, но передумала. Теперь она и сама не была уверена, что выбрала себе в попутчики правильного человека, уж очень грозно возвышалась над нею его мощная фигура.
- Идите, я вас догоню. - Разот коротко кивнул девушкам и вновь воззрился на стражника.
Тае лишь слегка кивнула - не ей судить о надежности незнакомого человека, а стража Озерного всегда внушала доверие эльфийке. Уже за воротами лаэррим добавила:
- Если все в порядке - он нас догонит, а коль что-то не так - то даже лучше.
Орелин молча шла рядом, пряча под опущенными ресницами смятение и тянущую, беспричинную тоску. Тревога зернистой пеленой колола глаза, смешивала все образы в единый комок, не давала сосредоточиться...
Пыльная стрела дороги как будто стремилась догнать ускользающее солнце, неумолимо приближающееся к зениту. Слепящий круг вот-вот доберется до своей самой высокой точки и начнет свое ежевечернее падение, столь же неотвратимое, сколь ежеутренний взлет. Орелин прижала пальцы к вискам, через силу посмотрела вдаль - на горизонте черной расческой топорщился лес. Там прохлада, шелест листвы...
- Пойдем, Тае, - выдохнула девушка и, должно быть, в сотый раз за этот день поправила ремень сумки.

в дуэте с Бессмертник

Странницы медленно приближались к лесу. Или это он плыл к ним навстречу? Чем дальше Орелин отходила от Озерного, тем тоскливее и тяжелее было у нее на душе. Незримая, прочная нить, связывающая ее с городом, натянулась до упругого звона, не пуская девушку вперед…
- Ты тоже это чувствуешь, Тае? - Почему-то Орелин казалось, что если менестрель ответит «да», то глухая тревога съежится, отступит.
Ей всегда было тяжело уходить - с поля боя, из родного дома, из зыбкого марева сна, сковывавшего всегда лишь под утро и мучившего призраками прошлого, которое все никак не отпускало, липкой паутиной опутав сердце. Вот и сейчас глухой голос в глубине сознания кричал "вернись" или сменялся таким родным, таким знакомым и так же хорошо забытым мягким с легкой хрипотцой тембром: "останься". Но Тае всегда уходила, хотя бы для того, чтобы вернуться.
Менестрель хотела бросить еще один взгляд туда, где остался Озерный, но только тряхнула волосами, отгоняя навязчивую мысль. Колючий воздух щипал глаза.
- Ты сама должна отпустить его, чтобы было легче.
- Это жестоко, хоть и правильно, - Орелин заставила себя прибавить шагу, - Просто…я боюсь. Вдруг с Озерным произойдет что-то, пока меня не будет рядом!
Девушка низко опустила голову. Перестать думать о ноющей боли в груди, о неведомом ранее страхе не вернуться, оказалось выше ее сил. В сердце Лаэррим было слишком много юношеской горячности, жизнь еще не подарила девушке способность прощать и прощаться.
Когда Орелин отважилась вновь поднять глаза, оказалось, что лес уже совсем близко.
Несколько шагов вперед и лес принял девушек в свои объятия. еще не проснувшийся в тихий пасмурный день - сонно застыли свернувшиеся листья, ожидая прихода солнечного света. Менестрель провела рукой по прохладной коре дерева, чувствуя теплый след, остававшийся под ее тонкой ладонью. Лес заговорил. Медленно просыпалось дерево, передавая легкие дымчато-прозрачные образы, запах царящего полумрака и чуткий тревожный сон, сковавший растения и многих животных. Изумрудно-зеленый мир с проблесками белого, серо-голубого, глубокого, почти черного, коричневого.
Орелин почувствовала облегчение - тяжелое предчувствие, гнетущее девушку, исчезло. Пусть не навсегда, пусть на время, но уныние схоронилось в клубке своей ядовитой паутины, ушло вглубь и стало едва заметным. Лес принял путешественниц. Тихонько зашелестели травы, качнулись ветви деревьев, легкий ветерок приветливо коснулся лица, неся с собою запах цветов. И тут неожиданно зазвенела в зеленоватой вышине птичья трель. Вначале сонно, неуверенно, но с каждой минутой все смелее и громче.
- Здравствуй, - лицо Орелин осветилось улыбкой.
Лес отвечал. Нежно и трепетно колыхались листочки, едва-едва шевелились тонкие пальцы-ветки. Лес говорил и спрашивал, потихоньку просыпаясь и приходя в себя, ловил легкие, как туманное кружево образы, сплетенные Тае и возвращал свои вечно-недосказанные истории и зарисовки. Так эльфийка не заметила, сколько они прошли, но дороги давно уже не было видно, а за спиной сомкнулись, прижавшись друг к другу почти вплотную деревья.

Одна из крыш

Феллим повел носом. Торчащие пушистые усы пошевелились. Ветер. Ветер всегда пахнет настроением города, а сейчас город плакал, только Феллим не понимал из-за чего. Черный кот спрыгнул с одного водостока на соседний, на лету оттолкнувшись когтями от завитков украшения в виде волн или перистых облаков, он никогда не интересовался. Вот тени над Храмом и еще над воротами казались куда любопытнее….

Библиотека
Не смотря на видимое отсутствие какого-либо присутствия, свечи в канделябрах медленно гасли. Сами собой.
Да-да, сами собой!
И желтый подслеповатый свет их сменялся белым дневным. Светом холодного, больного дня. Занавески? Нет-нет, окон на этом этаже не предусмотрено. Свет проникал сквозь стены.
Когда Лльюинь привел эльфов в Озерный, город уже стоял. Эти стены возвели те, кто жил здесь еще до того, еще когда ветер пах жасмином, и озеро дышало всласть. Эти стены не имели ничего общего с теми грубыми монолитными блоками, из которых сооружают свои уродливые жилища варвары.
Тонкая вязь, напоминающая сеточку струй на порогах реки. С ней переплетается еще одна вязь, и еще, и еще, и… простому, тем более смертному, трудно различить в сплошном переплетении отдельные веточки, но, сделанные из особого материала, они гладкие и теплые, ловили свет снаружи и передавали друг другу, забирая себе лишь каплю. Скользя и перетекая от веточки к веточке, солнечный и лунный свет выплескивались в комнаты и залы лишь немного приглушенными.
Только это не давало ровно никакого объяснения морфу. Зато в дневном свете он заметил узкую лестницу на второй этаж.

С Семихвостой

Темнота пустого библиотечного зала сменилась темнотой глухой, мягко давящей в уши, какая бывает в гротах, особенно гротах подземных. Маг и библиотекарь шли вперед, немного расслабляясь, что было видно по их опускающимся плечам. И слышно по оживившимся разговорам. Правда, из-за акустики, видимо, сводчатых и каменных потолков, а также полушепота, Сэлуинь ни слова не могла разобрать. Однако они хихикали!
Вскоре послышался плеск воды, а потом и явственная сырость в воздухе.
- Ну вот! - не намного четче произнес Ялис. - Мы и пришли.
Сэлуинь, любившей свободу во всех её проявлениях, было жутковато под каменными сводами с их сдавленным воздухом и гулким, неясным эхом. От паники её спасали лишь истинно эльфийское чувство собственного достоинства да беспричинное с её точки зрения веселье двух магов. Ни одного лишнего шага вперёд она сделать бы не пожелала, но и остановившись, уверенней себя не почувствовала.
- Пришли куда? - поинтересовалась она, замаскировав недовольными нотками дрожь в своем голосе.
- Да в...
- Здееесь, - Ялис оборвал беззаботного товарища и начал вещать замогильным голосом. Наверняка и глаза закатил, - начинается вход в Озеро, царство иллис... чтобы войти, ты должна закрыть глаза и сердце свое от зла, и касаясь плит всегда только одной ногой, пересечь.....
Ни прыгать на одной ноге - как она поняла фразу мага - ни закрывать глаза Сэлуинь не собиралась. Более того, поведя рукою у себя перед лицом, будто пытаясь разглядеть её получше в темноте, она прошептала себе под нос что-то, что по ворчливому тону можно было счесть за сдавленное ругательство - и ладонь эльфийки тотчас замерцала призрачным золотистым свечением. Свет, на мгновение ослепив троих путников, высветил для них ранее невидимые своды пещеры - сталактиты, выщерблины, мох и стайку летучих мышей, непонятно почему ещё не спугнутых ни светом, ни голосами.
Ялис выругался. Саррат удивленно оглядывался.
- Ты?..
- Да, я, старая курица, опять перепутал поворот. Ладно, придется идти отсюда. Миледи? - библиотекарь протянул эльфийке руку. Другой рукой он придерживал задранную мантию. Внизу, в мраморной чаше плескалось озеро.
- Драгоценная Сэлуинь, нам придется нырнуть. Вы хорошо дышите под водой?
- А почему нам не..
- Тихо! потому что _нам_придется_нырнуть
- Я надеюсь, вынырнуть нам тоже придётся? - с вполне понятным подозрением спросила у магов Сэлуинь.
- Сударыня, - Ялис улыбнулся, старательно наступая каблуком тапка на ногу Саррату, - мы идем в Озеро. Зачем нам выныривать? А теперь пойдемте, - он немного спустился по известковому склону, по-прежнему галантно протягивая руку девушке
Сэлуинь, шокированная таким ответом мага, не нашлась, что ему возразить и, покорно приняв руку Ялиса, начала спускаться за ним вслед.
Неудобный, ноздреватый известняк, покрытый слоем грязного ила, ощущался каждой неровностью. Вдруг девушка поскользнулась и, грохнувшись оземь, покатилась к воде. Пытаясь удержаться на ногах, эльфийка вцепилась в руку мага, но то ли сделала это с опозданием, то ли маг случайно отвел руку в этот момент - так или иначе, следующие весьма болезненные несколько десятков футов эльфийка прокатилась в одиночестве, и лишь собственная мерцающая ладонь тошнотворным светлячком маячила у неё перед глазами.
Наконец, остановившись, сумев подняться на ноги и кое-как отряхнуть чудом не разорвавшиеся юбки, Сэлуинь огляделась по сторонам и жалобным голосом позвала:
- Ялис? Саррет?
Голос звучал странно, как будто....
... как будто она была под водой.

Другая жрица ночи
с мастером

Небо, озеро, вокруг земля – то, что стоит на веки, а остальное разговоры. И дано нам в этих разговорах лишь несколько слов. Вся хрупкая жизнь – лишь чья-то недолгая песня. Птицы, рыбы, звери – мимолетные слова и фразы, так легко не расслышать, так легко забыть вовсе. Даже этот город, разбуженный поутру дыханием птиц и шелестом лепестков цветов уйдет в небытие. Останется только небо, озеро и земля.
Но пока еще есть время, чтобы что-то сделать.

Высокий шпиль храма взрезает неумолимой вертикалью хмурое серое утро, металлический полумесяц с восходящей звездой не блестит, тусклым силуэтом вспарывает мрачный пух облаков. Храм возвышался над площадью , видимый почти из любого конца города.
На узкой площадке третьего этажа, если очень старательно приглядываться, можно было различить серебристую фигуру жреца. Лльюинь оставил парадные одежды, необходимые в ежедневном ритуале пробуждения города. И Утренняя молитва сегодня творилась каждым, молча.

Имариэль остановилась перед храмом помолиться, поклонилась, прикоснувшись благоговейно к шероховатым камням ступеней лестницы. Ночных одежд танцующей тени она так и не сменила, лишь повязала черную ленту на эфес Поющей. Время перерождения приближалось, сразу следуя за временем принятия решений. Танцующая дождалась окончания молитвы, чтобы мысленно позвать жреца Дня.
-Я пришла…
- Поднимайся, - последовал ответ. И фигурка жреца исчезла в зыбкой серой тени портала. Предполагалось, что Танцующая знает, куда идти.
Двери распахнулись, храм принял эльфийку в свои объятия, обволакивая ароматом цветов и сопровождая гулким эхом каждый ее шаг. Колонны устремлялись к потолку стволами деревьев и зеленой травой расстилались под ногами нефритовые плиты пола. Путешествие по главному залу храма было недолгим, Имариэль поднялась по винтовой лестнице на второй этаж. Краски здесь были иными, являя все теплые и радостные оттенки дня. Белые, золотые, бежево-древесные, бежево-песочные, но серое утро сделало их тусклыми, блеклыми. Имариэль не знала, будет ли здесь когда-нибудь солнечно-радостно, или застынут в безветрии драпировки, замрут в молчании блики от золота.
- Садись.
Голос жреца звучал очень близко и тихо, без отзвуков или мелодичного резонанса. Лльюинь вышел из-за тяжелой молочного цвета шторы, вертя в руках тонкий селеновый обруч. - Устала?
Имариэль отрицательно мотнула головой. Усталость навалится на нее позже, когда страшная ночь, растянувшая до утра, померкнет под ее закрывшимися ресницами.
Жрец кивнул, опускаясь на палевый коротковорсый ковер. Остановил в пальцах обруч.
- Вынесешь?
- Он не сломает мне шею, - на губах Имариэль не было и тени улыбки, - лишь бы не вскружил голову.
Он кивнул. И вдруг протянул обруч девушке.
- Йончер знает. Он ждет тебя.
Серебристая занавеска. Легкая оболочка. Лльюинь прятал взгляд.
Имариэль и не пыталась его найти.
- Я никогда не претендовала на ее место и никогда не стану ею. У ночи будет другая жрица, только и всего.
- Дада, - с легким стуком обруч лег на стекло стола. - Смена цикла, восстановление равновесия. Иди, надо успеть до полудня.
Только сейчас ее пальцы легки на холодный металл обруча, даже в руках он был непосильной ношей и сейчас ей казалось, что надеть его на голову будет не легче, чем удержать на ней озеро.
- Я успею. Светлого дня.
Уходила Имариэль тихо, пугливо избегая прикосновений светлых занавесок, потревоженных движением ветра.

Октябрь и
тоже

- Ты ведь знаешь, куда идешь, девочка?
Хихикающий голос отдавал холодом, издевка цвела плесенью мертвого безразличия.
- Ты ведь знаешь
- …ты ведь..
- …ведь знаешь..
- …знаешь..
- …знаешь ведь…
Многоголосое эхо хохотало, шепотом тысячи пальцев забивая уши. Знакомая роща, казалось, была всегда яблоневой – но яблони не цветут такими яркими цветами! Такими кроваво-красными, с медленно стекающей с лепестков росой.
- Иди-иди, девочка, - зашелестела новая волна шепота, - иди, не останавливайся. Ни в коем случае не останавливайся, не оглядывайся, девочка.
- Нет, - девочка склонила голову, прикрыв веки и стараясь смотреть сквозь деревья. - Расскажи мне, темное эхо...
С голосами эха нельзя было ничего скрывать - впрочем, нельзя здесь было неправильным словом; просто не нужно. Это была реальность, просто она просыпалась не всегда и не по желанию. Здесь невозможно было обманывать или притворяться.
Почему эти цветы никто не видит?
Почему отца видят все, хотя сквозь него просвечивает лес?
Она и в самом деле не знала, куда идет. Знала только, что это - настоящее.
Поэтому страха не оставалось.
Те, гости из ее сна, что живут в озере - наверное, они ждут ее.
- Девочка…
- ..какая маленькая девочка…
- ты идешь в город.
- Но хочешь ли ты туда?
- Ты туда не хочешь, девочка
- Твоя туфелька….
- Она потеряла туфельку!!
Вихри шепота множества, великого множества голосов спеленывали, окутывали, мягко, заботливо, и силуэт отца таял, растворяясь в метели этих ласковых голосов. Тянул ли он руки к своей дочери, девочке в одном тапке?
Она сжала губы, стараясь не пускать просящиеся наружу слова - их скапливалось слишком много за время вынужденного молчания. Хотелось говорить. Рассказать все, про молчащие деревья, про лестницу, про голодных светлячков... нет, не время, нельзя, не нужно.
Она едва узнала в искаженном силуэте отца - он расплывался и дрожал, а за ним виднелись едва различимые очертания - город, тусклая обсидиановая гладь озера... Память сразу же вызывает из глубины образы других теней - ломких, напитанных болью, и точно так же протягивающих руки...
Туда.

кот

Свечи гасли сами собой, как будто кто-то невидимый заботливо задувал их, отмечая приход утра. Лорин, поначалу насторожившийся, расслабился, и убрал выхваченные поначалу клинки. "Нет, пора с этим завязывать. Все таки в Озерном можно позволить себе не ждать подвоха за каждым углом. А ты вскакиваешь, будто по тревоге, от простого бытового заклинания". Морф оглядел библиотеку, привыкая к дневному освещению, и заметил лестницу, до этого скрытую то ли тенями, то ли магией, спадавшей наутро.
- А там я еще не был, - озадаченно произнес морф, даже не заметив, что сделал это вслух, - хорошо, книги могут подождать, пока я посмотрю, что еще приготовил мне Озерный.
Кот перекинулся - больше по привычке, чем по необходимости, - и неторопливо ступая вдоль стены, пошел по лестнице вверх.

девочка Октябрь на пути к Озерному

- Куда...
-....куда...
-...куда...
-..да..
-..да..
-...да?
Едва настроенный женский грудной голос разбился осколками визга, многоголосие когтями заскребло по грифелю, разворачивая девочку, напластывая на глаза ей плотные одеяла суеты.
Она была не здесь.
Вдруг что-то неуловимо изменилось, деревья осыпались охрой, превратившись в каменные - и теперь можно было верить, что там, во сне, все было на самом деле, а здесь - мираж, мара, обман, наваждение...
Протянуть руку, касаясь бусинок остролиста - вместо колючих иголок в ответ - дымный призрак, растворяющийся в воздухе.
Шепчущие листья под ногами, умирая один за другим - в серый камень, уплотняясь тысячекратно.
Небо - выцветая, сдирая с себя облака, прорастая черным.
Отец?.. секундная заминка, сердце непривычно остро клюет птичью клетку изнутри.
Кто?..
А потом - она была уже не здесь.

Посвящение

с мастером

Во чреве Храма тишина лежала тяжелыми холодными плитами. Полутьма мягко гладила усталые веки. Пусто. Посвящение?
С тихим плеском воды в бассейне расступились, легкая прозрачная тень - Йончер поднялся по ступенями. Рядом с ним, словно ниоткуда, появился Лльюинь - статуя, маска.
- Подойди.
Оба голоса звучали в унисон, единым голосом Города.
Имариэль не чувствовала, как ступает по плитам, не видела отражения своей гибкой фигуры, не слышала, как звенят колокольчики на эфесе поющей. Йончер и Лльюинь приближались к ней, вырастая под своды храма, безмолвнее и холоднее древних камней в стенах. Вот уже она видит каждую мягкую складку на одежде, ее волосы развевает тот же легкий ветерок, а уверенности нет, она испуганным котенком ищет, куда бы спрятаться. Нельзя. Если силой понадобиться провести себя через посвящение, Имариэль была уверена, что сделает это.
Фигуры сравнялись с ней ростом, путь пройден, хоть и не был замечен.
- Кто ты? - двуликий голос упал волной и ветром.
- Имариэль, Танцующая Тень.
- Кем ты выйдешь отсюда?
- Той, что смотрит в ночь, той, кто охраняет сон города. Жрицей Ночи.
- Куда ты выйдешь?
- В Озерный город.
Ветер пригладил темную воду. Йончер и Лльюинь протянули вперед руки, одновременно, правую и левую, с пальцев одной капала озерная вода, с ладони другой лениво свешивал хвост ветер.
- Возьми. Они должны тебя узнать.
Имариэль сняла черные перчатки и протянула руки к двум стихиям, стремясь зачерпнуть воды и пропустить сквозь пальцы ветер.
Знакомые, они обожгли новым, настороженным ощущением. Ты и сама теперь другая, новая.
Руки коснулись ее обруча, и будто храм обрушился ей на плечи. Ночь города, она стала ею.
- Имариэль.
- Танцующая Тень.
- Верховная Жрица Ночи.
Голоса рассыпались, Йончер и Лльюинь говорили друг за другом, не давая другому замолчать, слова одного цеплялись за слова другого струями воды, струями ветра.
- Город теперь часть тебя. Такой. Ты приносила присягу
- ..когда получала саблю
- теперь лишь сердце
- твое - тебе
- судья
- иди.
И словно водопад... нет, вихрьюю обрушился на нее.