Вновь заскрипело перо и аккуратная вязь франкских букв покрыла пергамент. Отдохнув немного, принялся монах за дело свое, хотя и подтачивал его порой страх, что может он не успеть до конца довести рассказ этот:

Собрав большую рать Харальд и Гутхорм пошли походом в Упплёнд и дальше на север по Долинам и еще дальше на север через Доврафьялль, и когда они спустились в Оркдаль, Харальд велел убивать всех людей и жечь поселения. Когда населению это стало известно, то все, кто только мог, бежали — кто в Транделаг, кто в леса, а некоторые просили пощады, и ее получали все, кто шли к конунгу и становились его людьми. Так конунг и ярл не встретили никакого сопротивления, пока не миновали Оркдаль. Там их встретило войско, и первая битва у них была с конунгом, которого звали Грютинг. Харальд конунг одержал победу, и много воинов Грютинга было убито, а он сам покорился Харальду и дал ему клятву верности. После этого все в фюльке Оркадаль покорились и сделались его людьми.

Рассказывают, что конунг Хакон сын Гротгарда из Хладира заключил союз с Харальдом и просил у него помощи, дабы одолеть мятежных ярлов, отказавшихся признавать его власть. Харальд конунг захватил владения двоих мятежников — фюльки Гаулардаль и Стринда, а затем вернул их Хакону. Тогда жители внутреннего Трандхейма собрались, под началом троих конунгов, среди них тот, кто правил Верадалем, тот, кто правил Скауном, третий — фюльком Спарбюггва и Эйной. Эти три конунга выступили с войском против Харальда конунга, и он дал им битву и одержал победу, а эти конунги — кто пал в битве, а кто бежал.

Харальд конунг вернулся в Хладир и женился на Ассе, дочери Хакона сына Гротгарда, и Хакон был тогда в большой чести у конунга.

Пока же Харальд конунг завоевывал новые земли, Сульки из Рагаланда и Хроальд из Теламерка захватили его исконную вотчину - Агдир, а ярл Асмунд поднял мятеж, желая покорить Вестфольд, Хейдмерк, Раумарики и Вингульмерк. Подходили к границам харальдовых владений и свеи, жаждущие легкой добычи.

И вновь на тонкой нити повисло все, чего добился Харальд...



В Главных Ролях:
Дарклайт
Хеллиш Кэт
Скальд
Мориан
Аварач
Анж
Вито Хальгвар
Темная Госпожа
Некропехота
Сарина
Оррофин
Жак
Эйден Ревенжер
А так же Визет в роли Эгиля...

Транделаг. Хладир.
Совместно DarkLight и avarach и Тельтиар

Миновал уж второй день гуляния общего, рассвет третьего дня уж готов был вступить в права свои гордо. Обе свадьбы словно ветра вздох пролетели для гостей приглашенных, только Грютинг не позволил ни себе, ни Асгейру, ни Исхеру с людьми их, на верность долгу уж не раз проверенным, возлияниям предаться чрезмерно.
– Хоть и вместе теперь мы с врагами былыми, только во хмелю может вражда у кого из наших старая вспыхнет, или подвигами своими в землях Хакона похвалятся вдруг станут. Вы смотрите по сторонам внимательно, примечайте таких бражников, успокаивайте их сразу, кого водой ледяной охолаживайте, а кому не уймется кто, разрешаю кулаком добрым мозги вправлять, в погреб особо буйных сажайте. Если что, позовите на помощь Ахти Йотуна, для того его и поставили. Не старайтесь героями стать с захмелевшими сами, коль увидите, что не справляетесь. Дурь хмельная опасна очень, ладно если сам себя человек погубит, а если за собою других потянет?! На вас надежа моя лежит.
– Что ж совсем пировать запретишь со всеми нам? На немилость похоже твое поручение.
Буркнул Асгейр младой на слова господина в ответ. Тут же схлопотал он от Исхера тычок сильный локтем:
– Ты немилость не путай с доверием. Молодой еще, погуляешь не раз.
– Верно Исхер сказал, поучись у него пока рядом с тобой он находится, – слова хельда своего подтвердил властитель Оркдаля. – А гулять я не запрещаю вам, запрещаю самим захмелеть, чтоб порученное смогли вы исполнить.
– Прости Грютинг, понял свою я ошибку, – извинился в поклоне склонив спину Асгейр.
– Службой своею прощенье мое заслужи, не словами, но делом.
– Все исполню как велено.
– То-то же. Прежде чем словами поперек старших бросаться, думать учись. Молод еще ты.
Со словами этими отпустил Грютинг людей своих. Затем, словно походный обычай и гостях для него законом был, отправился он обойти шатры и палатки дружины своей, стоящей за стенами Хладира. Стихло веселье к утру, только звон первых насекомых, что ожили после долгой зимы стоял в воздухе, да звезды ночные уж уходили под натиском солнца встающего.
Наступал день свадьбы самого Грютинга.
Спустя два часа как солнце взошло, подъезжали к лагерю, где оркдальцы стояли всадники, коней своих в мыло загнавшие.
– Грютинг где? Пошлите к нему сказать, что прибыли гонцы от Торстейна с подарками.
Разбудил крик тишину бражного утра.
– Кто тут ор поднял? Слепой чтоль? Аль не видишь устали люди от празднеств, до полудня все потчуют и хозяева и мы, гости их тоже. – На стороже стоявший откликнулся.
– Ах ты песья сыть! Мы с Оркдаля самого сюда поспешали, себя и коней нещадили наших, а ты от ворот поворот нам устроить хочешь?! Иль ты гнева хозяйского ищешь? Живо гридня найди да пошли с вестью о нас к господину.
От тех криков поднялось народу больше куда чем требовалось, нашлись тут же, кто узнал приехавших, да пославший вести о их прибытии к Грютингу. Только вести дошли о прибывших уха владыки Оркдаля, как дела свои в лагере он оставил все, устремившись на встречу к приехавшим. Увидав господина своего к ним спешащего, поприветствовали гости разом поклоном его.
– По приказу от тебя полученному, Торстейн в землях наших оставшийся, собрал для тебя подарки свадебные. Будет чем одарить и тестя нашего, и хозяина тебя принявшего и владыку что конунгом стал над нами.
– Добро. Рад я, что успели вы все, не задержалась в дороге, вовремя прибыли. От меня за то вам награда будет.
Снял с руки своей перстень серебряный Грютинг и отдал его весть принесшему.
– Тебе это. А для спутников твоих, пусть монеты наградою будут.
Вслед за перстнем пригоршня монет последовала.
– Осталось дождаться лишь когда остальные встанут нам, тогда и дары мы вручим с подарками. Эй слуги, приведите дары наши в вид должный, не должны мы лицом в грязь перед всеми ударить.
Подбежали спешно гридни, подхватили под уздцы коня ярящегося, рабов несколько десятков, да сундук пылью дорожной присыпанный, да ковры дивные, из земель ромеев привезенные.
– Кому что дарить собрался, Грютинг? – поинтересовался сзади стоящий Исхер у господина своего.
– Скакуна в коврах иноземных Харальду – достойный подарок для дружин водителя. Рабов Хакону – как извинение за причиненный ущерб в людях. А сундук, золото в нем - тестю моему будущему как откуп за дочь его. Пусть видит, насколько ценим мы невесту.
Меж тем Хакон-конунг снова занимался делами усадебными. Может, и зря он столь рано оставил молодую жену, да дела не ждали. Все свадьбы проходили в стенах Хладира, и старый владыка Трандхейма делом чести считал в грязь лицом не ударить. Случилось так, что как раз в момент разговора Грютинга и людей его, Хакон и Бьярни навстречу им вышли.
- Здравствуй, родич, - приветствовал Грютинга Хакон. – Знатно мы погуляли на свадьбе Харальдовой да на моей. Много зим после нас скальды о том песни слагать будут. Сегодня же твой черед в дом хозяйку ввести. За столом я тебя поздравлю особо – а сейчас хотел лично за жену одарить. Великая честь – воспитать в доме своем деву добрую да благонравную. Фрейа женщин лишь красой от рожденья одаривает, воспитанье же родом определяется.
По знаку Хакона двое рабов вывели вперед дивного жеребца. Сильны были мужи, но коня того с трудом великим удерживали. Глядя на его стать любой человек, толк в лошадях понимающий, без раздумий любую цену бы заплатил, да на дороговизну не жаловался.
- Думал я сам на красавце том ездить, но после свадьбы вчерашней решил тебя, родич, уважить, - довольно молвил Хакон Грютингу. – Пусть будет скакун сей знаком, что забыты все наши разногласия прошлые и будем мы ныне жить, как единому роду положено. Земли мои Харальду отойдут, как мужу дочери и отцу будущих внуков. Но, думаю, что конь ярлу да мужу военному столь же важен, как дом и рабы.
Бросил взгляд на красавца Грютинг, что во след вели Хакону, да залюбовался невольно:
– Дорогим подарком одарить ты решил меня родич. Сердце воина не может не возликовать на такое чудо глядючи. Так прими от меня благодарность сердечную. Сожалею уже я о том, что бездумно во гневе границы порушил твои, да разор причинил им. Так прими ж от меня и ты подарочек, из моей вотчины только пришедший, как будто боги распорядились прийти ему вовремя. Шесть дюжин рабов из мужчин, каждый словно дуб вековой силен, да красавиц рабынь дюжина. От всего сердца дар предлагаю тебе. Пусть дары наши будут знаком дружбы вечной, и да не порушат ее коварство злобное да врагов зависть.
Не успевшие далеко отвести рабов гридни, вновь назад повели их, передать в руки слуг Транделага владыки.
– Ты прости уж за то, что с дороги они усталыми выглядят, спешил я успеть с подарком.
Словно солнце ясное меж врагами былыми проглянуло, рассмеялись дарам друг друга они да обнялись словно братья после долгой разлуки встретившиеся.
- Счастлив я, что мир ныне меж нами, - торжественно проговорил Хакон, руку Грютинга пожимая. - воистину, видать, что раздор наш был Локи навеян, и рад я, что ныне милостью асов мы замирились и забыли обиды старые. Как снег зимой уходит с полей, становяcь влагой животворящей, так пусть и память недобрая истончится, на дружбу верную заменившись.
И новые родичи крепко обнялись, намерения свои добрые подтверждая. Затем Хакон велел передать коня слугам Грютинга, а своим велел отвести новых рабов в усадьбу на на работу в честь праздника определить. Гостей было много и рук не хватало, так что помощь была весьма даже кстати. Конечно, позже властелин Транеделага решит, как их лучше использовать: в дому аль на поле. А рыбынь, может, и воинам в награду отдаст, дружину дарами скрепляя. Но - не сейчас.
После, как и положено было, испросил Грютинг у ярла Снеккольва руки его дочери, тот же разрешение с радостью дал, союз этот повелев перед богами заключить. Индриди жрец на сей раз с медом хмельным кровь козлиную смешал, да поднес испить ее новобрачным, а после молвил им, что руны долгую и счастливую жизнь им обещают, как до этого Хакону говорил, что от новой женитьбы его пойдет славное потомство. Хакон, уже и не чаявший, что дети у него вновь появятся, дюже обрадовался и одарил жреца плащом мехом соболиным подбитым. Сейчас не меньшего подарка жрец и от оркдальского ярла ожидал.
Полным радости предсказание жреца было для Грютинга, ибо роду его процветание оно предвещало. Потому и подарок жрецу был под стать предсказанию – одарил его чашей серебряной, из франков земель привезенной, да расписанной руками умельцев земли норвежской. Не в пример милее невеста досталась оркдальцу, чем Харальду, тот по расчету свой брак заключив, о красе не мог думать. Потому Грютинг, лишний раз не стараясь зависть вызвать к себе, на невесту свою словно Харальд взгляда лишнего не бросал, соблюдал владыки достоинство. Гостем почетным со своей стороны пригласил он Харальда, после обряда жрецом справленного, обратился он со словами уважения полными к ярлу Снекольву, в речи той благодарил он агдирского конунга, в оконцовье же оной преподнес дары свои заготовленные. Жеребец завернутый в ковры золотым и серебряным узором шитые, осторожно глазом косился на бражничавших, рвал поводья свирепо храпя и державших его – дар для Харальда. За невесту же откупом дал властитель оркдальский сундучек полный кубков, тарелок да монет звоном драгоценным рассыпавшийся.
С благодарностью принял конунг скакуна, повелел слугам немедля на конюшню отвести да овсом отборным накормить, сам же Грютингу подарил меч франкской работы в ножнах из резной кости, а жене его ожерелье жемчужное.
- Отрадно будет нам, коли и дети твои, Грютинг, столь же верно служить своему конунгу будут, как ты послужил, - так он произнес. - И меч этот велю я тебе потом старшему сыну передать, когда он у тебя в возраст воинский войдет.
– Благодарю тебя конунг, за дары твои щедрые, от лица своего и жены моей новой. Слово однажды данное человеком крови моей соблюдается и потомками, сын мой как в возраст войдет без сомненья послужит тебе своей силою. Благодарность и всем остальным, кто подарки на свадьбу принес мою. Благодарность и слава воинам и водителям их, что ковали победы наши, этот день приближали сладостный. А теперь, не будем держать заждавшихся, за столы пора приглашать гостей, потому как не воздухом свежим и речами сладкими угощать нам их следует.
Согласились все со словами этими, вновь слуги засновали, кубки и рога наполняя, застучали ложки, когда гости за угощение принялись - но уже не так сильно налегали на еду люди, третий день пировали они уже, а ведь это лишь в Валгалле - пьешь и не пьянеешь, ешь и не насыщаешься, в смертном мире все же легко три пира подряд даже самому крепкому воину выдержать.
С молодою рядом сидел Грютинг на гостей поглядывая, все ли чинно на свадьбе его? Справляют ли порученное Асгейр с Исхером? Только зря беспокойство было его, за все праздников дни, охолонились даже самые горячие головы, хвастались люди своими деяниями меж собою, но соседа задеть не пытались. А если и была драка какая, так то просто силой да удалью молодецкою гости мерялись, таких быстро на воздух выпроваживали, там они и умение воинское свое сравнивали. В час положенный отошел с женою своей в опочивальню ярл оркдальский, чтоб сбылось предсказание годи. Пир же свадебный продолжался долго еще, ближе к утру затихли гуляния лишь.

Cельви был в гневе… Он швырял щиты, топоры, мечи, стулья в рядом стоящих людей, множество раз приказывал страже убить соглядатаев, затем прощал их, но был явно не в себе, и поэтому буквально взрывался от гнева и снова хотел вести ни в чем неповинных разведчиков на казнь. Все же, он сумел взять себя в руки… Оркдальцы присягнули Харальду! Теперь конунг Грютинг стал личным врагом Разрушителя… Как и Харальд. Вполне возможно – что это оркдальские соглядатаи подговорили родню Скирата убить его… А в итоге – умер Грик… Юный викинг пожал руки соглядатаям и велел наградить их, за стойкость перед гневом его. Затем он отошел к трону. Неккви еще спал…
Сельви уселся на троне и взялся за голову… Та начала болеть…
Золотой Змей развивался на фиолетовом полотне. Сельви вспомнил, как совсем недавно вместе с этим знаменем за спиной мстил оркнейцам…
Подошли дружинники, верные друзья, всегда готовые помочь ближнему, особенно если он внук самого Неккви… Один из дружинников подошел к Сельви…
-Сказать об этом Неккви?
-Нет, нельзя огорчать старика до свадьбы. Пусть свадьба пройдет…
Внезапно в залу вошел Неккви и подойдя к трону, взглядом согнал Сельви и сел на него.
-Ты хотел скрыть от меня что – то?
-Нет… Просто не хотел говорить до свадьбы…
-До свадьбы… Во время нее что ль, сказал бы? Ну ты смешной, Сельви, смешной… Вижу по глазам – что – то неприятное случилось… Ты всегда был в гневе, если случалась неприятность… Когда ты сломал свой деревянный меч об доспехи Арвига, о, ты, наверное, и Арвига уже не помнишь? Славный был воин, жаль погиб недавно… Так вот…
Сельви оглянулся и увидел рядом стоящих дружинников, пытающихся не засмеяться. Разрушитель улыбнулся и махнул им рукой, мол, брысь отсюда, пока ваши головы на месте… Не все дружинники поняли этот жест, но уйти – ушли.
-Ты меня слушаешь? Ай, что я, дурак старый, при дружинниках то нюни распустил!
-Ничего, бывает…
-Ладно, говори, что произошло?
-Да вот узнал я… Грютинг…
-Что с ним, жив – здоров, приветы шлет?
-Нет, волк обделай его душу, нет! Он нас предал! Он присягнул на верность Харальду!!!
-Что? Такого и быть не может, он не мог по своей воле!
-Извини, но это правда, я недавно заслал туда соглядатаев… Извини, без твоей воли…
-Не может быть! Как Грютинг…
-Ты знаешь, я с тех пор как его увидел – ему не доверял…
-Ладно, ничего, оркнейцев били, значит и оркдальцам придется умереть… Кстати, ты знаешь, твоя тетка женится…
-Как? Она же еще в девках…
-Так, а чего тебе не нравится? То, что она в девках ходит?
-Она же моложе меня… А за кого?
-Да за союзника одного моего старого…
-Старого?
-Да, и все, прекратили! Лучше сходи к ней, проведай ее, ей, наверное, совет твой нужен… И знай – я тебе просто не позволю что – либо портить – характер твой я знаю прекрасно. Если что – мой друг от нее без ума… И будет она счастлива.
-Да не будет, она ж молодая, а выходит за хрыча, и, небось, без любви, так?
-А ты еще героя из себя строить будешь? – улыбнувшись, Неккви прищурился и пристально вгляделся в глаза Сельви. – Была б твоя воля, ты бы вообще убил бы моего друга, и оставил бы ее в покое…
-Да, такова моя воля!
-Но я – главнее – и моя – не такова, так что тебе придется с ней смириться…
-Ну ладно, что ж я, против родного деда пойду?
-Против Мера – не пойдешь… А против меня – пошел бы как миленький, если б в голове медведь заиграл…
-Медведь не играет – он топчет и ломает…
-Ну… Что тебе ответить – ты можешь мне не угрожать…
-Я тебе и не угрожал. Честно. – Сельви усмехнулся.
-Ладно, я все сказал, я ушел к невесте, надо ж ее поддержать в такую трудную минуту… - Сельви быстро засеменил к выходу.
Неккви поднял щит над головой и бросил его во внука, тот отскочил, заливаясь смехом.
-Что за молодежь пошла… Не почитают стариков, хоть лоб им расшиби, так не расшибешь же! Поднимешь руку – а они отскакивают как зайцы, ух я их бы всех так за шкирку взял… Да что ж это я? Соберись, Неккви, нечего хандрить в тяжелые времена!

Сельви не выполнил поручения деда и ушел на берег. Там он и пробыл весь остальной день, наблюдая за заревом заката… Затем он пошел домой, подхватил пару девок, с которыми уже коротал ночи и… утром вновь проснулся не один…

(совместно с Тельтиаром)
Гутхорм смотрел на деревню с верхушки средних размеров холма. На первый взгляд перед ним было обычное поселение землероек-бондов, но если присмотреться внимательней, то было видно, что жители стараются без крайней нужды из домов не выходить, а в общинном доме так и вообще - наглухо заперты двери и окна.
"Неужто они столь глупы? - подумалось ярлу. - Ведь спалим же прямо там!"
- Рысьи Глаза! - скомандовал он. - Ну ка метни в общинный дом огненную стрелу. Посмотрим, что они нам скажут на это!
Ошибится Гутхорм не боялся - разведчики прекрасно видели, как отряд хирдманнов Скаунского укрывается здесь.
- Остальным быть наготове!
Когда стрела вонзилась в стену дома, изнутри послышалась ругань, однако никто не спешил выходить посмотреть что случилось. Те десять воинов, что заперлись в большом доме, так просто умирать не собирались, да и сдаваться тоже, не смотря на то, что их конунг бежал, а после был обьявлен мятежником и самозванцем.
Гутхорм приказал оцепить деревню, но до времени не входить. Он знал, как удобно устраивать в подобных деревнях засады и решил дождаться, пока огонь, уже перебравшийся со стрелы на соломеную крышу, выгонит хирдманнов на улицу.
- Лучники готовсь! - отрывисто бросил он, и двадцать кованных наконечников устремили свои "дружелюбные" взоры на двери и окна дома.
Когда крыша уже пылала во всю, и, видимо, внутри стало действительно жарко, из двери выскочил, опасливо озираясь слуга и побежал к людям Оленя с криками:
- Не стреляйте! Не стреляйте!
Гутхорм поднял правую ладонь, давая лучникам знак приготовится, а потом произнёс:
- Говори и быстро!
Тот упал на колени и запричитал:
- Великий ярл, не вели казнить, - слуга торопился, проглатывал слова, но все же его речь можно было понять. - Херсир Торбранд просит дозволить его людям покинуть усадьбу и сразиться возле деревни.
- Позволяю! - через секунду молчания ответил ярл. - Мы будем ждать херсира на том холме!
Все еще не веря, в милость Гутхорма, слуга, оглядываясь через плечо бросился обратно к дому, и постучав в дверь, что-то прокричал, а затем скрылся в одной из хижин на окраине деревни.
Вскоре из горящего дома, один за другим стали выходить хирдманы во главе со своим херсиром, так же к ним присоединилось несколько воинов, прятавшихся в других домах, и выстроившись в миниатюрное подобие хирда, два десятка человек направились к холму, указанному Гутхормом.
Когда враги приблизились к подножию холма Гутхорм обратился к ним, своим зычным голосом покачнув облака в небе.
- Хирдманны! Я вижу, что вы настоящие воины и поэтому дам вам шанс спастись! Купите себе жизнь честной службой конунгу Харальду! Клянусь, вам, вы ни чем не будете обижены, присягнув на верность истинному конунгу Норвегии!
- И с каких пор агдирский мальчишка стал правителем всей Норвегии? - В ответ крикнул Торбранд, потрясая топором. - Мы присягали Хруту и сражались за нашу свободу, за нее и умрем, а чужого конунга нам не надобно!
- Стреляйте, - скучающим голосом ответил Гутхорм и двадцать тяжёлых бронебойных стрел устремились с вершины холма навстречу хирду.
А потом в атаку пошли берсерки во главе с самим ярлом, после чего выживших уже не осталось.
"Служи Отцу Дружин так же верно, Торбранд!" - подумал Гутхорм.
- Сложить для воинов погребальный костёр! - велел он. - И разослать по окрестностям гонцов с обещанием жизни всем, кто присягнёт Харальду.
"А заодно приготовтесь к большой бойне местных...Ох, племянничек, ну ты и дал мне работёнку!"
Однако не смотря на опасения Гутхорма - бойни не было. Многие, еще только заслышав о приближении людей Хрингарийского Оленя, спешили выказать свою покорность новому, единственно законному конунгу, другие бежали - кто вослед за своим господином в Халагаланд, а кто на восток, в свободные земли, населенные лишь оборотнями, ведьмами и разбойниками (причем первых никто не видел, вторые встречались очень не часто, а вот третьими леса буквально кишили).
Лишь несколько раз людям ярла было оказано серьезное сопротивление, да и то - безуспешно. Последняя крупное сражение случилось, когда отряд в полсотни воинов, возглавляемый родичами уже к тому времени казненного Раги Иварсона напал на выехавшего из усадьбы Гутхорма.
Сражение то, впрочем, тоже не затянулась - ярла сопровождал равный по численности отряд, причём основой его были верные берсерки Хрингарийского Оленя.
Но вот, по прошествии недели и еще двух дней, прибыл к Гутхорму гонец из Хладира, и пройдя в гридницу, такие слова сказал:
- Возрадуйся, славный ярл Гутхорм сын Сигурда, ибо твой конунг и племянник Харальд взял в жены Ассу дочь Хакона Трондского!
После чего с улыбкой стал он ожидать ответа ярла и награды за весть добрую.
- Сядь, гонец, отдохни, выпей пива с нами, да обскажи мне всё подробно! - улыбаясь произнёс Гутхорм, делая приглашающи жест за стол.
- Благодарю, господин, - отвечал тот, усаживаясь близко к ярлу. - Славное у тебя угощение, да только к свадьбе Хакон много вкуснее явств приготовил.
- А много ли гостей именитых конунг позвал? - спросил Гутхорм, пряча недобрую усмешку в роге с пивом
- Все ярлы знатные были, - продолжал гонец рассказывать, вспоминая праздненства. - А кроме того весь цвет Оркдаля и воины, что с Харальдом пришли, и много бондов богатых, а Грютинг ярл на почетном месте по левую руку от правителя сидел...
Внезапно он осекся, глядя на конунгова дядю, осозновая, что зря сказал о том, кто занимал его место на свадьбе.
- Грютинг значит? Хорошо же..., - скачи к Харальду, гонец. И передай ему, что я поздравляю его с великой радостью! - Гутхорм шевельнул бровью и гонец испарился. Сам же ярл дождался, когда тот отъедет на должное расстояние и велел готовить свиту. Пришла пора самому поговорить с племянником. Причём, когда тот этого ждать не будет...

Облака, пронизанные солнечными лучами, скользили по небу, отражаясь в холодных ярко-бирюзовых водах Северного моря, резкий ветер обжигал щеки еще не до конца ушедшим холодом зимы. Скалы грозно нависали над каменистым берегом, только тут вода отступала от их подножий, оголяя небольшой пляж, усыпанный мелкой галькой и крупными камнями, на которые в вечной ярости бросались волны. Маленькая женская фигурка замерла на краю, над всем этим безумием. Вголову закралась малодушная мысль, недостойная дочери хевдинга, раскинуть руки и шагнуть.
- Хоть бы Хель добралась до Эрика! Хоть бы Финн-Мотул послал на него… - девушка оборвала свою мысль, слегка испугавшись ее, ведь тролли могли схватить за язык, который произносил такие проклятья.
Эрик правая рука Арнвида конунга, как она ненавидела его в этот момент, сидя тут на скале и глядя на северное море, что плескалось и в ее глазах. За спиной выросла тень.
- Что ты здесь делаешь, Хильд? – взгляд Арнвида не предвещал ничего хорошего.
- Думаю, - ответила девушка родичу.
- Характером материнским похвастать решила? - еще больше нахмурился конунг. – Мало мне проблем с Харальдом, так еще родичи меня мучить будут. Как, по-твоему, женщина, с каким сердцем я в поход пойду, коли не решу все сразу.
- А нечего решать, конунг.
- Я виру назначил, заплатит, отдам тебя, не заплатит, еще год в доме моем жить будешь. Завтра я ухожу. Ты остаешься здесь, узнаю, что сбежала, выловлю. К мачте привяжу, да по фьордам пойдем.
Хильд промолчала, когда конунг такой лучше молчать и не спорить. Арнвинд окинул взглядом свою родственницу, отметив про себя, что даже на скале одета она была, как и полагается дочери сильного воина. Также отметил суровый конунг и фибулу, подарок свой, с изображением Фрейи на кошке, искусно заплетенной в древний защитный узор.
«Не пойду», - упрямо говорил взгляд Хильд.
Арнвинд нахмурился, он уже собирался ответить, когда двух говоривших людей накрыла третья тень.
- К тебе гонец от Аудбьёрна, - ответил дружинник, останавливаясь в трех шагах от конунга и его родственницы.
- Уже иду, - отозвался Арнвинд, расправляя тонкую рубаху из домотканого льна. – А ты подумай, Хильд.
Девушка непроизвольно вцепилась рукой в сёлье так, что даже побелели пальцы. Племянник отца решил все за нее, и она ненавидела его в этот момент.
И он направился к длинному дому. Серые скалы, темно-зеленые деревья, низкие облака – типичный майский день. Или все-таки что-то отличает его от длинной череды дней, пронизанных уже летним солнцем, журчанием хрустально-прозрачных горных рек, тихим шепотом седого океана, вечным бегом волн. С тихим клекотом в небе пронесся ястреб, заставив Арнвинда поднять голову. Их ждут тяжелые времена, но когда они были легкими. Как не бывают легкими походы на хищном драккаре.
Неккви лишил их возможности уйти в поход в этом году. Им приходилось жить тем, что добыли они в прошлом набеге на Англию, но война с Харальдом, что пытался подмять под себя всю Норвегию, лишив их той власти, что есть у них сейчас, выходила на передний план и они забывали о походах. Арнвинд не раз задавал себе вопрос, почему он должен подчиниться Харальду, чем тот заслужил преданность морского дракона Арнвинда? Ответ приходил быстро и просто. Ничем. То на чьей он стороне Анвинд решил сразу и бесповоротно.
Драккары мерно покачивались на волнах, которые продолжали нападать на берег. С тем же упорством и с той же яростью, что и викинги, высаживающиеся на чужую землю. Только разница была в том, что эти волны останавливались сушей, горами, лавину викингов не могло остановить ничто.
Арнвинд прошел практически через всю усадьбу отвечая на приветствия своих воинов, радостные крики детей и вошел в длинный дом, где его уже ждал посланник.
- Итак, - прогрохотал в помещении его голос. – Что хочет от меня мой брат Аудбьёрн.

Мер. Нидорас. Неккви и Гандальв

После разговора с внуком, Неккви отправился проверить, как идут приготовления к свадьбе и приему гостей и остался доволен: Нидорас кишел разным людом даже больше, чем во время недавнего тинга. На свадьбу дочери мерского конунга прибыли даже те, кто уже по несколько лет не выбирался из своих владений. Старый Неккви повелел доставить побольше вина и приготовить баранины и свинины так, чтобы хватило на несколько дней пира.
А после отправил полсотни знатных хирдманов, в основном сыновей своих ярлов и херсиров во главе с Хунтьовом встречать Гандальва.
Конунг себя ждать е заставил. Викингам не след опаздывать на битву, и уж точно негоже заставлять ждать себя за столом свадебным. К счастью, Ньорд был благосклонен к путешественникам, и скверная погода Северного моря не помешала альвхеймарцам быстро достигнуть Мера.
- Приветствую тебя, Гандальв властитель Альвхеймара, - чинно произнес Хунтьов, встречая конунга на пристани. Он старался, чтобы в голосе его не промелькнула та неприязнь, которую он испытывал к предстоящей свадьбе. Уж лучше бы Рогволд, чем Серый Конунг, думалось Хунтьову - у того по крайней мере не было бы права на власть в Мере, а с этим альвхеймарцем - кто знает что дальше будет.
- И тебе долгих лет, сподвижник моего старого друга, - ответил Гандальв, глядя на вытянувшееся лицо встречающего. Пусть знает свое место. Конунг может быть и не люб, но пока он конунг не след подчиненным себя с ним ровнять да в деяниях владыкиных сомневаться. - Проводи же меня к Неккви.
Старые друзья - и недавние соратники встетились на земле Неккви, не скрывая своей радости. После долгих месяцов неудач на невзгод жизнь, казалось, налаживалась, и конунги видели в том добрые знаки расположения северных богов.
- Быстро ты приехал, Гандальв, - усмехнулся мерский конунг, обняв будущего зятя. - У меня еще и к свадьбе-то не все готово, ох, не ждал я тебя так рано.
- Знать, сами боги меня торопили, давая парусам полосатым ветер попутный, - улыбнулся Гандальв альвхеймарский. - Будет время дела наши обсудить перед свадебкой долгожданной. Верю я: ты праздник на пол-Мера задумал, потому и не успел до прихода моих кораблей. То лишний знак твоего радушия да щедрости. Прими же и мои дары, - конунг кивнул слугам, чтобы подарки вынгружать начали. - Негоже, чтобы жених в пир свадебный вклада не внес. А, может, еще и на охоту сходим, зверья для гриднева застолья добыв? Коль нет войны - самое то охотой потешиться.
- Прав ты, Гандальв, эй гридни, коней седлайте! У тебя в Альвхеймаре мы знатно поохотились на мятежников коварных, у меня тут дичь иного толка будет - оленей да волков постреляем, а может и медведя на копья поднимем.
- Желал бы я, чтоб вместо медведя того волк Агдира на моем клинке извивался, - ответил Гандальв и чело его на миг омрачилось скорбною думой. Но после усмехнулся властитель: - ну, да всему свое время. Думаю, друг Неккви, что и другая дичь нашей расправы не минует.
Быстро пролетели дни в застольях да славной охоте, много трофеев принесли вои Мера да Альвхеймара из чащи лесной и радостно от того было на сердце у конунгов, все время до свадьбы Некки и Гандальв везде вместе ходили, будто и впрямь - кровные братья.
А между тем не все спокойно было в доме конунга Мера, многие ярлы, улыбаясь Гандальву в глаза, за спиной его проклинали. Жаль было знатным мужам отдавать власть пришлому конунгу. А потому, пока властители развлекались, черные тучи сгущались над свадебным пиром.
Вот и настал долгожданный день, когда все приготовления закончились и дочь Неккви должна была кюной Альвхеймара стать да женою Гандальва назваться.
Неккви поутру в лучшие одежды облачился да на плечи накинул плащ соболями подбитый и за дочерью своей отправился, жрецам же велел на рунах гадать, сколь много счастья отмерят асы новобрачным.
Астрид он нашел в спальне. Девушка в одной нижней рубахе плакала в подушку и отказывалась выходить не смотря на уговоры приставленной к ней служанки.
- Брысь, - грозно прикрикнул на женщину конунг, и та выбежала в одно мгновение. Старый властитель сел возле дочери, оторвав девицу от подушки и взглянув на ее заплаканное лицо:
- Как это понимать, Астрид?
- Я не хочу, отец... - всхлипнула девушка. - Он стар... люди говорят, что он сгубил собственного сына...
- Старушечьи сплетни, - отмахнулся Неккви, покрепче обняв дочь. - Гандальв может и стар, но умудрен опытом - зачем тебе безусый юнец, который дом содержать не может?
- А чем плох был Рогволд? - Внезапно вспыхнула девушка, тут же смутившись и опустив взор, понимая, что слишком дерзко говорит с отцом.
- Рогволд - всего лишь мой ярл, - отвечал ей старец, сделав вид, что не заметил, как она повысила на него голос. - К тому же у него уже есть жена. Разве пристало моей Астрид быть лишь второй? Ты кюна по рождению - так будь же настоящей кюной и супругой моего друга. Роди ему крепких сыновей...
- Что бы он и их сгу...
- Довольно! - Конунг резко тряхнул дочь за плечи. - Хаки был редкостным трусом, ухитрившимся опозорить своего отца и свой род перед всей Норвегией. Я поистине поражаюсь терпению Гандальва, когда вспоминаю, сколько лет он держал его в своем доме. Но нет - те дети, которых родишь ты - будут настоящими воинами!
- Но... папа, я...
- Хватит, гости ждут, Астрид, - молвил Неккви, обрывая разговор. - Одевайся. Не позорь меня.
Сказал конунг, и вышел из комнаты, да служанку обратно послал помочь молодой кюне в наряды облачиться.

Гандальв был уже готов и ждал старого друга в пиршественной зале. Мужчина – не женщина, если деве нужна пара часов да руки служанок, чтоб красоту навести, то конунг справился сам. Невзирая на пять десятков зим за плечами, властитель Альвхеймара был силен да статен. Если бы не тяжелый взгляд – его можно было бы счесть даже красивым. Увы… ненависть к Харальду навеки опалила Гандальва, мешая ему радоваться даже в столь славный день собственной свадьбы. Жрецы уж все подготовили, прочли молитвы да приготовили клинки для жертв ритуальных. Ждали лишь Астрид да старого Неккви.
Жрец Геревард, весь в золоте да украшениях, точно и не жрец вовсе, а дева какая, подле Гандальва сел слуге велев по кубку им наполнить. А после с конунгом разговор завел, дабы ожидание скрасить.
- Что-то тяжел взгляд твой, славный властитель, неужели кручина какая сердце твое точит?
- Воистину так, - ответствовал серый конунг. – Ибо жив еще Харальд, это позорище славного рода моего отцов и дедов. Вот если бы я, перед тем, как жену молодую в дом брать, врага кровного в курган уложил – так и думы тяжкие мой ум не тревожили.
- Харальд - нам всем враг, - кивнул Геревард, да борода его длинная в кубок еще не осушенный угодила. - Извести его должно, однако ж к чему ради мести от радостей иных отказываться?
- Видят асы – сам бы я рад этот камень с души свой снять. Да видать, сильно тяжел этот груз стал – слишком много мертвецов об отмщении просят. И отец мой, и дед… и даже мои сыновья. Все трое. Каковы бы они не было, но – кровь мне родная, и всю ее родовичи Харальда пролили.
- Жестокое кровопролитие то, когда родичи друг на друга мечи поднимают, - вздохнул жрец. - Нет покоя в восточных землях.
Не стал он о том говорить, что и в Мере не все в порядке, да власть Неккви пошатнулась изрядно и, видать для того он свадьбу эту задумал, чтобы ярлов своих, слишком много свободы имеющих, приструнить. Не стал и о том говорить жрец, как пытались внука конунжего во сне убить, да как другой родич Неккви от удара в спину погиб, да что ярлы без ведома конунга друг на друга рати водят, врага общего имея.
Впрочем, Гандальв тоже на земле норвежской жил вовсе не первую зиму. Глаза он имел острые, да и слух – надежда любого охотника – конунга доселе не подводил. А что свои уши недослышали – злато из кошеля, слугам данное, рассказало. Усадьба конунжья – не дальнее поселение в один дом, здесь всегда полно люда стороннего. Купцы, скальды… рабы. Наконец. И всем рты не заткнешь. Так что о событиях в Мере властитель Альвхеймара был наслышан достаточно. Но – думал он, что коль в землях своих управиться сдюжил, то и Неккви подсобить силы найдутся. А тут и сам властелин Мера в залу пожаловал.
Вошел Неккви старый, дочь под руку ведя - все пирующие встали, его приветствуя.
- Здравы будьте, люди честные, и вы ярлы знатные, и вы жрецы почтенные, и вы бонды богатые, а гостей моих и друга сердечного, Гандальва Альвгейрсона особенно рад видеть я!
Сказал так конунг, да на трон свой сел, ладони положил на подлокотники, что в виде голов драконих вырезаны были.

Хладр, Транделаг, Усадьба Хакона Трондского
В основном больше Тельтиар и я
Четвертый день пир во Хладире длился, уж все три свадьбы справили и ныне сидели за столами гости хмельные, да на большом месте конунг Харальд, по правую руку от него Хакон старый, по левую же Грютинг и беседе неспешной предавались, да людей ратных слушали. Но вот зашел разговор о битве в Хрингасакре и вспомнил молодой конунг, как с дядей поспорил он чей скальд больше крови Квасира вкусил. Повелел он тогда позвать Тормунда Лисьего Языка и Торбьерна Хорнклови, что во дворе тогда пировали.

Тормунда Лисьего языка едва нашли на сеновале, где спал он сном младенца, припав к груди одной из служанок Ассы. Скальда довольно бесцеремонно растолкали, сообщив ему что его зовет конунг , желающий услышать его драпы про Хригнасакр. Сон и похмелье сразу как рукой сняло, и вскоре Тормунд был уже в Гриднице, умытый и причесанный. Торбьерн же был в гриднице среди хирдаманов, и искать его долго не довелось.
Наконец предстали оба скальда перед государем, и так повелел он:
- Вы оба сказители прославленные, да помню я спор давний, когда с Гутхормом мы желали узнать, кто из вас - скальд лучший. Ты Тормунд тогда мне драппу неполную о подвигах дяди моего в Хрингасакре поведал, а после отсрочки просил дабы завершить ее. Ты же, Торбьерн, сказал тогда, что к свадьбе моей лучшую драппу сложишь. Прошла уже свадьба моя, пришел вам черед показать, что слова ваши не пустым хвастовством были.
- Не были - отозвался Торбьерн. - Скальд не сыплет пылью речи, скальда слово злата стоит
- Да уж, я то на своем кошеле испытал, - усмехнулся в ответ Харальд. - Но полно. Ты, Лисий Язык, первым будь. Поведай вновь, как горел Хрингасакр.
Тормунд поклонился, его рот растянулся почти до ушей, и состроил уморительную рожицу, идз-за чего почти все женщины, бывшие в гриднице, засмеялись, и даже бывалые воины заулыбались.
Тормунд прокашлялся, и произнес:
- Как и обещал я Бальдру моря колосьев и всаднику плясок валькирий, драпу я закончил, и могу прочесть перед всеми добрыми гостями и славными людьми.
Харальд досадливо поморщился и махнул рукой:
- Читай уже. Не заставляй гостей долго ждать.



Одобрительные крики раздались, едва лишь голос скальда смолк. Воины, многие из которых были в той битве, стучали по столу ладонями и ложками, выражая свое восхищение. Видно было довольство и на лице конунга:
- Вижу я, славно ты поработал, живо мне битва эта представилась, - сын Хальвдана произнес. - Вот уж порадовал ты меня, Тормунд. Возьми же и награду.
Протянул он кубок золотой, из которого вино пил скальду, а следом за ним и Грютинг нож подарил серебрянный Тормунду, Хакон же повелел вина поднести лучшего сказителю. После и другие ярлы да знатные люди одарили его.

А теперь пускай наш скальд из корабельного сарая мастерство свое покажет. Велики его заслуги, и умение его достойно уважения.
Торбьерн встал из-за стола, поклонился, и начал читать нараспев:



ут уж не меньше похвалы досталось Хорнклови, ведь все, кто на пиру этом были с мятежниками сражались. Даже Грютинг, поначалу нахмурившися, когда о поражении его речь зашла, после улыбнулся скальду, первым в наград обручье золотое ему подарив.
- Складно говоришь ты, скальд, - произнес он. - Да и против правды не грешишь.

- Если скальд правду не говорит, то он не скальд а обманщик - ответил Торбьерн. -А если всю правду говорит, да так что все сразу разумеют, что к чему, значит он не просто плохой скальд, но еще и невежа.
При этих словах лицо Тормунда нахмурилось, а кулаки его сжались. Он-то сразу вспомнил, как его из Хригнасакра за ворота выкинули.

Поддержали Торбьерна гулом одобрительным воины, да тут Харальд с места своего поднялся, не давая ссоре завязаться:
- Славную драппу сложил ты, Торбьерн, - так произнес властелин, горсть монет золотых ему дав. - Вот награда твоя. Хотел бы я теперь спор разрешить, но боюсь будет дядя мой того против, чтобы я с ним об заклад побившись, сам исход дела сего решал.
- Как же тогда быть? - спросил Грютинг. сам уже увлекшийся спором и его исходом - Скажи-ка, Хакон а нет ли у тебя своего скальда?
- К чему нам еще один выскочка, - пробурчал Аудун Плохой Скальд, что подле Харальда сидел. - Быть может ты мне позволишь из этих двух неумех того выбрать, кто не так криво слова складывает?
- Мог бы судить Тюр справделивый, но не муж битву вис проигравший. - ответил Торбьерн.
- Э, нет. - Харальд покачал головой. - Помню я, как один из этих скальдов тебя обошел.
- Тогда пусть самый старший из нас свое мнение скажет - произнес Грютинг, глядя в сторону Хакона
Согласился с тем предложением Харальд:
- Кому как не хозяину усадьбы, победителя определять. Поведай нам решение свое, славный Хакон.

Транделаг. Усадьба Хладир. Конунг Хакон.

- Сложную задачку задал ты мне, родич, - ответил Хакон на речи Харальда. – Оба скальда, как видно, со словом в ладу и мед поэзии не единожды пригубили. Одни баял о событиях давних – и словно въяве предо мной те картины вдруг развернулись. Другой же избрал темой сказ о деяньях вчерашнего дня. В памяти участников битв они много свежее, а потому и спрос со скальда особый. Ни приведи Один детали какой упустить – тут же лжецом вмиг ославят. Сам я не в битве одной, ни в сражении втором не участвовал, а потому – оценю их, как муж, крови Квасира не чуждый, а не как очевидец битв славных. Думаю и один скальд, и второй славно трудились, и за таланты немалые награды заслуживают. Сражение мужей в землях Норвежских с чести, но предки заповедовали после него мед из рога одного выпить, чтобы не возникло обиды. Предлагаю сих певцов конунжьей славой наградить поровну, и пусть они ныне замиряться перед троном Харальдовым. Не гоже, чтоб между людьми одного властелина тень вражды пробегала.

Арнвинд ждал. Гонцу поднесли рог, наполненный медом, дабы промочить пересохшее от ветра горло. Викинг сделал несколько больших глотков, удовлетворенно крякнул, вытирая усы, после чего вновь пригубил хмельной напиток. Последний глоток был коротким, небольшим. «Дело превыше всего», - любил говаривать их конунг, выходя в набег и оставляя все радости жизни за бортом своего драккара.
- Мой конунг Аудбьёрн, покоритель морей, гроза Англии и дальних жарких стран, шлет тебе Арнвинд свою братскую любовь, - с чувством произнес посланник, заставив конунга усмехнуться в усы. – Также спрашивает бесстрашный Аудбьёрн, готов ли его брат Арнвинд к походу на Харальда Косматого, власть в землях Одина и Тора захватившего.
Арнвинд прошел мимо гонца и сел на свой стул резной, по совместительству являвшийся троном. Конунг задумчиво подпер подбородок кулаком, на подлокотники в виде змеев и Слейпнира облокотившись. Задумался северный воин над тем как брату своему ответить. Посланник ждал.
- Скажи Аудбьёрну, что готов его брат Арнвинд выступить в великий поход против захватчика власти, никому кроме Одина не принадлежащей. Уже завтра наши драккары полетят навстречу звону стали.
Гонец удовлетворенно кивнул.
- Я так и передам, конунг.
- Не торопись, воин. Сегодня мы будем просить у Тора помощи в этом походе, что во славу отца его мы начинаем. Оставайся, воин.
- Нет, конунг. Мне к Аудбьёрну с вестью от тебя спешить надо.
Хильд не долго злилась на конунга, она понимала, что стоило поговорить с ним. Решить все до его отъезда. Девушка направилась в длинный дом, решительно толкнула дверь и та, скрипнув, послушно открылась.
Конунжий гонец невольно отпрянул, услышав скрип двери прежде, чем створка отворилась, и теперь наблюдал за прошедшей мимо него красавицей. Впрочем взгляд его был не долгим, поскольку уже через мгновение он вновь обернулся к Арнвинду:
- Могущественный государь, ответь, почему женщина заходит в твои палаты не чинясь, как даже воинам не дозволено?
Арнвинд задумчиво посмотрел на Хильд и пробормотал:
- Хотел бы я сам знать…., - но уже громче добавил. – Родственница она моя, а что до того, что она входит так…. Сочувствую я мужу ее.
Последние слова конунга заставили Хильд вздернуть подбородок и одарить посланника полным льда взглядом.
- Не тебе, воин, учить конунга как с родичами обращаться, - снисходительно промолвила девушка.
«С этим надо что-то делать», - почти обреченно подумал Арнвинд.
- Не тебе, баба, поучать мужей, - тихо, но с достоинством произнес молодой хирдман, разглядывая девушку повнимательние. Ведь коли она была родственницей Арнвинду, то и Аудбьерну приходилась родней. До чего же строптивую девицу вырастили в конунжем доме, стократ прав был конунг, что не будет счастья мужу ее.
Хильд вспыхнула, даром, что дочерью фьордов была, как лесной пожар полыхнул.
- Не тебе, гонец, учить родичей конунга, как им вести себя. Молод еще меня поучать, - последние слова девица уже конечно в сердцах произнесла, сама еще юна была.
Конунг явно не собирался вступать в перепалку, более того Арнвинд забавлялся сценой, что в длинном доме происходила.
Воин вздохнул, решив, что спорить со вздорной бабой себе дороже, да и чести в том никакой нажить не удастся, а потом просто сделал вид, что не расслышал ее последних слов. Еще раз поклонившись конунгу, гонец вышел из гридницы.
Воин вздохнул, решив, что спорить со вздорной бабой себе дороже, да и чести в том никакой нажить не удасться, а потом просто сделал вид, что не расслышал ее последних слов. Еще раз поклонившись конунгу, гонец вышел из гридницы.
- Что за неучи в дом твой приходят, конунг? – ярилась Хильд, забыв о своих благих намерениях помириться.
- Хильд, покинь меня, - тихо, но от этого еще более опасно произнес Арнвинд. – Иначе мачта тебе игрушкой покажется.
Девушка открыла было рот, чтобы ответить родичу, но вовремя спохватилась и выскочила из длинного дома, едва гонца с ног не свалив, пробежала на облюбованную с утра скалу.

(а помогал мне Тельтиар)

Халагалад-Трандхейм,Брюньольв и Бард

Вечер.

Уже почти погас огонь, и лишь тлели угли, по которым изредка проскакивал язычок пламени и тут же потухал. Бард сидел на полу и смотрел на красные точки, напоминавшие ему жадные красные звёзды.
Голова скальда была абсолютно пустой, в ней не рождалось ни звука, ни слова – будто бы никогда Бард не писал стихи, будто бы мёд поэзии был ему и вовсе неведом!
За дверью послышались шаги… дверь скрипнула и с грохотом закрылась.
-Здравствуй, сын.
Брюньольв сел рядом с сыном и тоже начал наблюдать за вспыхиванием и угасанием искр в чреве очага.
-Знаешь, Бард, я ведь тебя понимаю… Да, да, понимаю! Мне тоже было сложно в твои годы, мне казалось, что законы гостеприимства нерушимы, что традиции должны исполняться неукоснительно. Но…мой отец считал иначе. Он хотел сохранить усадьбу для меня, для тебя… Без подлости это было бы невыполнимо! Пойми, Бард, нам без этого не выжить! Я знаю, тебе не по себе…но, пойми меня! Простить такое сложно, но…постарайся, сын…прошу тебя, постарайся…
Брюньольв устало опустил голову на грудь.
Бард невидяще уставился в огонь. Глаза щипало и жгло, слёзы обиды наворачивались на глаза. Скальд сморгнул и две горячие капли проползли по его щекам, оставляя за собой мокрые блестящие полоски.
-Хорошо…отец…я попытаюсь…понять и простить…тебя…
В очередной раз мигнул огонёк, что-то треснуло, и огонь затих полностью.

Утро следующего дня.

Собрались в трапезной Брюньольв, Бард, Свейн да вои смелые, которым доверял Брюньольв.
-Сегодня же мы плывём в Трандхейм на свадьбу к Харальду. Свейн, на тебя я оставляю управление имением!
Свейн кивнул.
Вскинулся Бард:
-А подарок какой мы к свадьбе везём?
-Корабль, лучшими мастерами Халагаланда сделанный и…Хрута. – при словах этих посмотрел Брюньольв на сына своего. Тот взгляд отвёл, в стену уставился – всё ещё не простил отца своего за попирательство традиций древних да за двоедушие.
-А теперь, Бард и вы – готовьтесь к отплытию. Свейн, останься, мне нужно сказать тебе пару слов.
Бард кивнул и вышел за дверь.
Брюньольв повернулся к Свейну и начал разговор об усадьбе, да о делах хозяйственных.

Бард вышел во двор. Утреннее солнце назойливо лезло в глаза.
Предстояла недолгая, но тягостная поездка – на душе было тяжело и горько, обида жгла грудь и злые слезы давили на глаза.
Взошёл на корабль Бард, остановился, да стал на землю вниз смотреть. Вдруг вздрогнул как от удара Бард – вели к кораблю Хрута. Шёл тот смиренно, тяжело – каждый шаг его к гибели приближал. Но не было дела до этого конугу свергнутому – сам он, своими руками семью на погибель свёл. Оттого и боли не видно было у него на лице, оттого так смиренно шёл он к смерти – жизнь уже не важна была для него.
Бард отвернулся – не в силах был он смотреть на Хрута.

Вечер того же дня.


Дул северный ветер…Корабль летел вперёд, разрезая пенные волны. Сзади, ненадолго отставая, шёл второй корабль. Он был не так изящен и не так быстр. Он был не нов, и ветер и море потрепали его. Доски потемнели, кое-где были видны заплатки.
А корабль, на котором находились Брюньольв с Бардом, был не такой.
Светлые доски были идеально пригнаны друг к другу. Ровная, гладкая древесина чуть потемнела от попавшей на неё воды, но она совсем не утратила свою мягкое сияние. Сине-белый полосатый парус был наполнен ветром.
-Если и далее будет северный ветер, то уже через 4 дня мы будем в Трандхейме. – сказал Брюньольв Барду. Тот лишь молча кивнул.

Ветер то дул, то затихал. Небо тоже, казалось, приняло цвет паруса… Оно было ярко-синим в белую полоску облаков.
Четыре дня пути были наполнены душевной мукой. Но обида и горечь постепенно утихал, и Бард почти перестал винить отца. Но он всё ещё не мог смотреть в глаза Хруту…

Через четыре дня.

Корабль ткнулся носом в пристань, послышался глухой удар. Полосатые паруса с шелестом свернулись.
Торд спрыгнул на пристань, тут же вслед ему полетела верёвка. Он тут же привязал корабль к берегу. Тут подплыл второй корабль. Торд привязал и его.
Из кораблей начали выгружать подарки, складывать их на телеги. Вывели Хрута. Он шёл, болезненно выпрямившись, с высоко поднятой головой. Хрут словно не обращал внимания на насмешки, которыми его обсыпали люди Брюнольва. Бард остановил их, ему было неприятно слышать эти оскорбления.
Наконец, все подарки были выгружены. Брюньольв кликнул местного жителя, вышедшего из дому на шум.
-Эй, подойди-ка сюда! – махнул лендрманн рукою. К нему подошёл сухощавый и абсолютно седой человек.
-Приветствую. Что надобно вам от меня? – отвечавший с трудом подавил зевок – на дворе стояло раннее утро.
-Да вот привезли мы подарок Харальду, - указал Брюнольв рукою на корабль, - да вот не везти же его с собой на волоке?! Оставим здесь мы его, а об этом доложим Харальду. А вы уж за ним проследите!
Кивнул крестьянин, и сказал:
-Конечно, - и отошёл.
Брюньольв же направился по дороге к Хладиру.
Уж вечерело, когда Брюньольв с людьми до усадьбы Хакона дошёл, где свадьбу свою и справлял Харальд. Подошёл к воротом лендрманн, и стража его вопрошала:
-Кто ты и зачем идёшь в Хладир?
-Я Брюньольв, лендрманн Халагаланда с подарками пришёл на свадьбу к Харальду.
Стража тут же расступилась, дав Брюнольву с дружиною внутрь пройти.
Войдя, они увидели всё ещё продолжавшийся пир. Пирующие были уже заметно пьяны, все громко говорили и многие уже валялись на лавках или под ними. Где-то громко орали песню, а невдалеке назревала драка.

Сарасберг. Халльвард, Сигтрюгг, Асгаут.
(с неизменным Тельтиаром)

Ехать братьям вместе с воинами славными еще долго пришлось, но будучи сыты и отдохнувши теперь, легко вынесли они этот путь - несмотря на то, что предшествовало ему: застенки, побои... Впрочем, вспоминать о том уже и не хотелось, а хотелось прикорнуть на мягком сене, уже привычной постелью ставшим за то время, что жили они в бараке; хотелось провести в покое хотя бы одну недельку, не выполнять больше поручений никаких, которые могут только худым обернуться, ни к кому не ходить и не разговаривать ни с кем и даже друг с другом - да и зачем, Халльвард и Сигтрюгг без слов понимали, что сказать хочет тот или другой. Но предстоял с Асгаутом разговор - потому омрачились лица братьев, как только подъехали они к Сарасбергу.
"А мы сразу к ярлу поедем или сперва отдохнуть нам позволят немного?" - хотел Сигтрюгг у Бьярни спросить, но так и остались эти слова невысказанными, потому что пред взором младшего из братьев вдруг река оказалась, - река, у берегов которой кораблей было и не счесть. Как и народу, впрочем - и сплошь незнакомого.
- Что происходит здесь? - удивленно Халльвард спросил, недоумение брата заметив.
- О том мне не ведомо, - покачал головой Бьярни, вглядываясь в палатки да стяги, да в народ ратный, что Сарасберг наполнил. Когда уезжал он - одних вендов здесь было более двух тысяч, сейчас же к этому числу еще немало дружинников новых добавилось. - Хотя различаю я знамена данские, да вестфольдские, да вендские. А вон и Асгаута символ!
Указал рукой хирдман, сам же о том задумался, что с немалой ратью собирался на подмогу Ассе идти ярл в Агдир. Так неужели проиграно их дело?
- Поедем туда, посмотрим? - оживился Сигтрюгг. - Может, заодно и самого Асгаута найдем...
Халльвард усмехнулся - видел он, что брату сейчас до ярла уже нет дела никакого, а двигает им живое любопытство - пожалуй, самая заметная черта, что в характере младшего Вебьернссона была.Тронул поводья Бьярни, а за ним и остальные все устремились. Впрочем внимания на них особого никто не обратил - лица все сплошь незнакомые были, а то, что еще один отряд прибыл - так то капля в море.
- Ярл ваш где? - Бросил одному воину Бьярни, когда они по лагерю вдоволь проехались.
- Так знамо где, - дружинник тот отвечал. - В домине своей отдыхает.
- А, чтоб вас, - проскрежетал хирдман, да к братьям повернувшись, приказал: - К дому едем. Славно будет, коли и отобедаем заодно.
- Действительно славно, - мечтательно Сигтрюгг протянул. А брат его в это время по сторонам оглядывался.
Что за люди такие вокруг? Неведомо... да ведь такое сборище, что хоть войной иди против кого угодно. Только непохоже было, что на войну собираются все мужи эти. Вот уж и впрямь нелегкая задача!
Но вот миновали они ворота да к дому ярловому подобрались. Спешился Бьярни, в дверь постучал, а после вошел, Асгауту, что встретить его вышел, поклонившись.
- Доброго дня тебе, ярл, - произнес воин. - Исполнил я в точности приказание твое.
- Вижу я, - кивнул тот, братьев за спиной хирдмана увидав. - Отрадно мне, что столь расторопен ты был. Проходи, Халльвард, и ты, Сигтрюгг, за стол садитесь - знаю я, устали с дороги.
Первым Бьярни к столу направился, да только остановил его Асгаут, вывел из дому и там они говорили, покуда слуги угощение перед Вебьерсонами выставляли. После же вернулся ярл, да без воина уже.
Сигтрюгг уж вовсю уплетал что-то, Халльвард же сидел, словно с печалью потаенной на яства глядя. Когда же возвратился Асгаут, поднял хельд молодой глаза и с улыбкой грустною молвил:
- Поблагодарить тебя хотим, ярл - кабы не ты, плохо нам обоим пришлось бы в плену.
А про себя юноша добавил: "Кабы не ты, мы бы туда и не попали".
- Прослышал я про беду вашу, - рядом сел ярл. - Да разве ж мог оставить вас в плену, коли поручение мое исполняя вы схвачены были. Хорошо, однако, что сумели вы весточку передать своевременно.
- То воины, дружинники наши, не бросили нас в беде, сообразили, что делать нужно, - с благодарностью Сигтрюгг Торхалля вспомнил - как он в темницу пробирался тогда. - Поощрить надобно людей ваших, - кивнул ярл, молока себе наливая в кружку.
- Смекалку такую без награды оставлять не следует. Теперь же расскажите мне, что да как делали вы с момента того, как Сарасберг покинули.
Миску свою опустошив, отставил ее Сигтрюгг в сторонку и поведал Асгауту о том, как разместились они у Эйнара, как церемонию крещения собрались смотреть, про то, как яд - снадобье Торхильды - добавили в вино священное; и как Оттар отпил из чаши, но выжил, и как стрелял он в херсира из лесу, но того ладанка уберегла, и о том , как схватили их - обо всем рассказал парнишка.
- ... А после того разлучили нас с братом: меня Эйнар оставил у себя, в острог бросил, а Халльварда с собой Харек увез. Ну а о том, что дальше было, ты и сам знаешь, ярл.
- Знать-то знаю, но мне то Бьярни сказывал, а сам он тем событиям не свидетель. Ты мне расскажи, Хальвард - что Харек с тобой делал, да каким пыткам подвергал. Руку твою вижу изуродованную, еще что было. А ты, Сигтрюг про то, как у Эйнара жилось - расскажи. Да вот что еще - видел кто, как вы яд в вино добавляли? Али то лишь с признания вашего да догадок своих Харек и Эйнар порешили?
- Никто не видел, - покачал Халльвард головой. Был с нами в это время только Кьярвалль, гонец, что в отряде моем был раньше, мы только благодаря ему в церквушку и попали, - но он видеть никак не мог.
- Точно, - подтвердил Сигтрюгг.- А что же до Эйнара, так в темнице уж больно скучно сидеть было, да и кормили раз в день всего: видишь, как будто тоньше я стал вдвое. Правда, день на шестой заключения моего Оттар Рваный в себя пришел, и решили они с Эйнаром допрос мне устроить... Оттар все избить меня порывался, но ярл ему не позволил. Так что мне куда легче, чем брату, пришлось.
- То спорный вопрос, - пожал плечами Халльвард, на младшего поглядев. - Хотя, не скрою, тяжко мне пришлось, когда Волк пытать меня вздумал. Потому и рука сожженная, правильно ты, Асгаут, заметил... Еще утопить он меня пытался в бочке с водой. Дал тогда мне три дня на раздумье, обещался на четвертый уж на тот свет отправить, если не выдам я ему, кто нас послал херсира убить и для чего... Впрочем, все по-прежнему тайна для них, ни я, ни брат истины не сказали.
- Славные вы воины, - наклонился вперед Асгаут, сжал в руке крепкой ладонь Халльварда, да в глаза ему взглянул. - Теперь же я у вас прощения попрошу, за то, что на дело такое отправил, хотя и знал, что не миновать вам плена будет не зависимо от того, убьете вы Оттара или же жив он останется. И то не проверка верности вашей была, отнюдь.
Перевел дух ярл, видно не готов он был еще всей правды раскрыть, хоть и решился:
- С начала самого, как перешел под руку Харека Рваный, не его я убить желал, а до Волка добраться и дружка его, что Вингульмерком правил. Вам же того не сказал, чтобы не могли вы случайно даже про то никому рассказать. Жестоко с вами обошлись в полоне, верно то, однако деяниями своими себе же хуже сделали и Эйнар и Харек, ибо будет ожидать их за то кара великая.
- Так... значит... - взметнулись вверх Халльварда брови, хотел он уж Асгауту высказать все в лицо, но брат остановил его, перебив вовремя.
- Вот как повернулось все, - произнес Сигтрюгг. - Что же... понимаю я, почему ты не сказал нам этого раньше. А прощения не стоит просить - вызволил нас, и на том спасибо, - но как-то сухо, жестко эти слова прозвучали. - Надеюсь, все же, не уйдут эти двое от наказания и не зря терпели мы невзгоды.
- Я сам за тем прослежу, - пообещал ярл, голос его тверд стал, словно металл. - Теперь же слушайте. Дядя ваш казнен был за службу Гандальву, в которой вы его уличили. Надеюсь новость эта порадует вас.
- Казнен? - на лице Сигтрюгга удивление отразилось вначале, но потом стал понимать он, в чем дело. Да, Асгаут славно все устроил, выгорело дело их... Он-то, Сигтрюгг, думал, что ловко выкрутился, придумал небылицу, а все взяли да и поверили. А получается, что небылица эта былью обернулась, да еще и смертью человека, ни в чем не виноватого - уж по крайней мере, в истории этой точно.
- То есть... ничего нам не угрожает, так?
- Угрожает? - Рассмеялся Асгаут, да так что борода его русая затряслась. - Вы, братья сами кому угодно угрожать можете ныне. Пока же к делу вернемся нашему, ибо не завершено оно еще и от вас только зависит, достойно ли отплатите вы иноверцам за гостеприимство их.
- А что же еще нам предстоит? - озадачился Халльвард. Он, кажется, помнил что-то о разговоре с Рагхильдой необходимом, но помнил смутно, так что сомневался, к тому ли это делу относится.
"Или он хочет, чтоб мы еще что-то для него сделали? Нет уж, не намерен я больше впросак попадать только потому, что одному ярлу вздумалось свести с врагами счеты ценой чужих жизней!"
- Да уж, осталось вам кюне изложить все, как по правде было, - на слове "правда" ударение особое сделал ярл Асгаут. - Вы ей родичами приходитесь не из дальних, так что словам вашим веры больше будет, особенно аргументами такими поддержанным.
Указал он на ладонь Халльварда.
- Слушайте же и запоминайте, что говорить вам надобно будет.
"Понятно все", - тень скользнула по лицу хельда, но он смолчал, приготовившись внимательно слушать. Есть такие игры - начнешь играть, а остановиться уже нельзя.
Обыкновенно так играют с Судьбою...
- О том, что отраву вы добавили в вино церковное - это ложь, иноверцами придуманная, чтобы очернить вас. Под пытками признание вырвано было и нет за вами вины такой, - твердо произнес ярл. - В Оттара вы по приказу дяди стреляли - он свое получил уже. Держали же вас без суда и следствия в остроге, конунжих посланцев, хотя на то права не имели ярлы иноверные. Тебя, Сигтрюгг, Эйнар желал в веру свою обратить под угрозой смерти, да богов наших хаять заставлял. То и Бьярни видел, когда высвобождать тебя приехал.
- Да-да, так и было, - кивал Сигтрюгг. - Больше уж никто не сможет нам сказать, мол, во лжи вас уличили. В точности все так и скажем кюне.
"Асгаут говорит, за нами нет вины", - думал Халльвард в это время, - "а совесть совершенно иное на ушко шепчет, посмеивается, не иначе." Почувствовал он какую-то обреченность, покорность - словно идешь по дороге и знаешь - можно только прямо, а шаг влево или вправо - неминучая смерть. Да ведь так и есть...
- Теперь ты, Халльвард. - Продолжил ярл. - Расскажешь как пытал тебя Харек, без утайки, да как требовал, чтобы ты на ярлов властью обличенных донос говорил и убить тебя грозился. Говори, что словам твоим не верил, в цепи заковал... да что я тебе рассказываю, ты лучше меня все знаешь. А когда сказал ты ему, что конунг родич тебе и кюна наша мудрая, так он тебе, уверен я, в лицо рассмеялся и отвечал, что он конунгу нашему не вассал. Так ведь?
Взглянул Халльвард в глаза Асгауту - хмуро взглянул, но тут же исчезло выражение это с лица его: обычный юноша, просто усталый, бледный.
- Все так, - кивнул он. - Но когда же предстоит нам беседа с Рагхильдой Вещей? Смотрим мы с братом, неспокойно здесь, народ незнакомый, корабли... Стряслось что-то?
- Да, стряслось, - нахмурился тут и ярл сам, да так, словно постарел сразу на десяток лет. - То из Агдира люди. Разбил нас Сульки конунг, ныне нет больше у Харальда владений обширных на юге, все этому брюхотрясу отошло!
- Как так?! - потрясенно Сигтрюгг воскликнул. - Да разве ж есть в землях норвежских войско сильнее харальдова? Неужто Сульки какой-то смог... Но Харальд же собирается владения свои обратно вернуть, правда?
- Харальд о том не знает еще даже, - покачал головою Асгаут. - А войско его - где оно? Все наемники даны да венды воевали, а они слабы с норвежцами то биться. Ну да Сарасберг - не Агдир, сюда он не сунется.
- И то хорошо, - покачал головой младший Вебьернссон. - Горькая все же весть... Ну да ладно, верю я, что потери эти восполнены будут.
- Иноземцы погибли, и поделом им, - усмехнулся молодой ярл на слова Сигтрюга. - Им теперь платить меньше, а что до земель - не удержит их Сульки. Время нынче на нашей стороне будет. Харальд воротится - полетят головы, уж то я обещаю.
- Твоими бы устами да мед пить, - Халльвард, молчавший покуда, улыбнулся. - Впрочем, сдается мне, так оно и будет, ярл. Так что же до кюны?
- Что говорить ей - то вы знаете, коли еще вспомните чего, без утайки ей расскажите, все, что повредить может иноверцам должно сказано быть. Но то завтра.
Поднялся Асгаут из-за стола, прошелся по горнице.
- Ныне Асса кюна прибыла из Агдира и с Рагхильдой беседу имеет. А с Ассой и Торлейв жрец вернулся, во всей полноте власти своей восстановленный, так что будет у нас подспорье великое.
При упоминании Торлейва переглянулись братья с недоумением. Свежа была еще память о той истории, ох, свежа...
- Восстановленный? - решился переспросить Сигтрюгг. - Неужели снова в милости он у Рагхильды?
- О том я лишь догадываться могу, в милости он или нет, но делу нашему лучше него никто не поможет.
- Верно, кто же еще поможет с иноверцами, предателями богов наших справиться, - согласился младший, вновь за чем-то съестным потянувшись. - Значит, завтра... а на сегодня дел больше нету никаких? Ты погляди, Асгаут, на Халльварда - того и гляди под стол упадет. Отдохнуть бы не грех...
И почти умоляюще взглянул он на ярла.
- Дел больше нет, - кивнул ярл. - Награда вас дожидается за службу верную. Эй слуги, внесите сундуки!
Принесли слуги сундук окованный в скорости, да открыли его: тот это сундук был, что братья у пиратов отобрали в начале весны, да и золото все то же в нем было.
- Себе возьмите, сколько желаете, да людям своим, - молвил Асгаут, жестом широким к сундуку юношей приглашая.
Халльвард постеснялся брать больше, чем следовало бы, две горсти зачерпнул неполных, решил - хватит; зато Сигтрюгг уж набрал и в мешочек, к поясу притороченный, и в подол рубахи насыпал приговаривая:
- Это за брата... это за темницу эйнарову... это дружине верной...
- Братец, - остановил его Халльвард, - тебе не проще ли весь сундук забрать сразу?
Тот покраснел и последнюю горсть золота, им взятую, все же обратно высыпал.
- Ну добре, по работе и награда, - за ними наблюдая, сказал Асгаут. - Идите, отдохните. И вот еще - Халльвард, тебе пятнадцать лет скоро будет, пора и в наследство вступать, коли уж Хель дядю твоего так рано прибрала. Быть тебе землевладельцем на Хисинге, и херсиром полновластным. Право свое ты отвагой доказал.
Наклонил голову Халльвард, улыбнулся через силу - вроде и радость должна быть на сердце, а на душе тяжело почему-то. Тронул его за локоть Сигтрюгг - не печалься, мол, что ни деется, все к лучшему.
Попрощались с ярлом братья да отправились к себе. давно же они барака, ставшего им домом родным, не видели! Там и воинов встретили, дружину свою, и тут же золотом одарили богато, пуще всех же - Торхалля, за храбрость его и смекалку; а после, пообещав после отдыха рассказать воям обо всем, спать улеглись оба. И только сомкнулись веки Халльварда, как навалился на него сон, тяжелый, будто каменный, без видений, но беспокойный. А Сигтрюгг не сразу уснул - подсчитывал, сколько золота забрал он из сундука да не много ли Асгауту оставил.

Хладир. Харальд, Хакон и Брюнольв с сыном.
С Жак. Виса принадлежит Скальду


Не много внимания, тем не менее, на хмельных дружинников прибывшие обращали - повел их стражник между столами да к прямо ко входу в усадьбу саму. Однако же те, кто смотрели на гостей, пусть и пьяны были, но сумели фигуру знакомую различить:
- Эй, да это же Хрут! Сам явился, троллиный выродок!
- А с ним-то кто? - Прищурился другой гридь.
- Да тролли их разберут, но вроде не наши то люди.
Брюньольв нахмурился - похоже, не рады ему были здесь. Он оглянулся на сына - Бард выглядел изумлённо.
-Отец, - шёпотом спросил он, - почему они так враждебно встречают нас?
Брюньольв молча указал на шедшего позади них Хрута. Бард понятливо кивнул.
-Эй, страж, веди-ка нас побыстрее! - громко воскликнул Брюньольв.
- Да уж, куда спешить-то, - бросил хирдман, отворяя дверь. - Проходите, чего на пороге стоять, а вот дружинники ваши пусть во дворе побудут.
Быстро люди в сени вошли, а там и в трапезную широкую, где именитые ярлы и хевдинги пировали. На высоком месте сидел молодой Харальд конунг, по правую же руку от него Хакон Хладирский, а по левую Грютинг из Оркдаля.
- Приветствуйте конунга, - прошептал страж, прочь отходя.
-Приветствую тебя, Харальд! - почтительно сказал Брюнольв.- Приветствую и вас, Хакон и Грютинг.
Бард тоже поприветствовал сидевших. Вновь заговорил Брюнольв, расточая почтение и благодушие:
--Прибыли мы на свадьбу, да не с пустыми руками. Привезли мы сундуки с тканями, шкуры тюленьи, украшения, да гордость нашу - корабль, самыми искусными мастерами Халагаланда сделанный.
- Здрав буде, Брюнольв, властитель Халагаланда, отрадно нам, что ты пришел на нашу свадьбу, - чинно Харальд отвечал, однако не стал он с сидения своего вставать, дабы гостя поприветствовать. - Подарки ваши примем мы с гордостью и да будет всем о щедрости Халагаланда известно! Садись, Брюнольв на место почетное, испей кубок браги.
Взмахнул рукой небрежно конунг, повелев одному из пирующих место лендрману уступить, а после слугам бросил:
- А вы, холопы, проследите, чтобы гостям нашим ни в чем отказу не было!
Хакон и Грютинг в очередь свою так же приветствовали Брюнольва, а после поднесли ему слуги явства разные, да людей знатных, что с ним приехали так же за стол усадили.
Кивнул благодарно Брюнольв, да сел на место предложенное.
Плеснул браги из кувшина в кубок свой, да обратился к Харальду:
- Есть ещё один подарок для тебя, на дворе он дожидается.
- Коли не конь-то боевой, сюда тащите, - конунг в ответ бросил, кубок еще один опрокидывая.
Подозвал Брюньольв Барда и что-то тихо сказал ему. Тот кивнул и вышел со двора.
Через пару минут он возвратился с двумя воями и Хрутом.
Хотел было спросить Харальд, что это за песье отродье ему привели, да раньше того признал Хакон ярла своего мятежного, посмотрел взглядом суровым:
- Вот мы с тобой Хрут и свиделись, - произнес.
- На колени его, - Харальд приказал. Дружинник один по ногам ударил пленника, упасть заставив, а после на плечи надавил, дабы не встал тот. - В угол его усадите, да кости в него бросайте, словно в пса паршивого.
Улыбнулся после конунг, вновь к Брюнольву поворотился:
- Удружил ты мне, лендрман, такую змеюку подлую изловить сумел, какую даже дядя мой не сдюжил. Больше других мне подарок этот по нраву пришелся - проси взамен все, что пожелаешь!
Улыбнулся Брюнольв - доволен он был, что подарок его по душе конунгу пришёлся.
-Хочу я земли свои, Халагаланд, тебе под руку, конунг, привести. Ну да ещё льготы торговые, да право дань собирать с племен финских и с торговцев, в Халагаланд заплывающих. Надеюсь, не слишком многого я прошу?
Хотел было за дерзость такую побранить лендрмана Харальд да вон выгнать, но сам же слово давал, что любую просьбу его исполнит. Оттого и кивнул, поразмыслив немного, да к выводу придя, что человек верный на самом севере владений его весьма кстати будет, поскольку места то дикие да безлюдные, а Брюнольв хорошо знает их и привилегии такие имея добросовестно службу справлять будет. Да и то понимал конунг, что коли отказал бы ему в льготах торговых он, так лендрман хитрый все равно доходы свои укрывать стал бы, а там - и не разобраться было бы.
- Будут тебе привилегии, - поднял кубок Харальд сын Хальвдана. - За Брюнольва выпьем, да за то, что ныне к владениям нашим Халагаланд обширный присоединился и народ его храбрый отныне союзник наш!

Обрадовался Брюньольв. Опорожнил кубок быстро, да еще браги подлил.
-Эй, Бард! Подойди-ка сюда! - крикнул Брюньольв сыну и обернулся к Харальду. - Сына моего я уже представлял тебе, конунг.
Бард подошел к конунгу и сказал:
-Дозволишь ли, чтобы вису я, в твою честь сложенную, конунг, прочитал?
- Богат день нынешний на мед поэзии, - в ответ Харальд усмехнулся, на юношу глядя, что был его немногим старше. - Что же, двоих скальдов прославленных уже слушали мы сегодня и оба славную награду получили, так почему же третьему должно отказывать? Говори свою вису, Бард Брюнольвсон, покажи искусство свое.

Бард кивнул и, закрыв глаза, начал читать:

Полон пенной сытью кубок
Спою песнь владыке срубов,
нивы копий жнец посевов,
жнивы жал в потехе бранной.

Гнал губителей стад тучных
Гневный Бальдр грома Скьёгуль
Улль зеленых дебрей хвойных
веча сечи зуб сломавший.

Дрался дерзко с парой вепрей
Дравгов ужас им сготовил
Знают гости Хейдемёрка
зелья чаши Сив вкус горький

Славься, светоч зала трапез
Скалы троллей перешедший
Фрейр просторов Транделага
ныне Нанной нив владеешь.

Скальд же рад восславить висой
сколь ему достанет силы
Фрейра отпрыска деянья.
Щедр конунг на награду

Закончив, Бард открыл глаза и посмотрел на Харальда, ожидая оценки своей висы.

- Молод скальд, а в мастерстве не уступает Тормунду с Торбьерном, - кто-то проронил и тут же другие воины его поддержали:
- Да, юнец-то мог бы с ними поспорить!
Поднялся тогда с места своего Харальд впервые, и тем уже большая похвала была мастерству Барда:
- Слова твои приятны нам, - произнес конунг, видя, что согласны с ним ярлы ближайшие и тесть. - Возьми же в дар перстень этот, да еще меч Жало Змеиное, что раньше Мару Хладные Пальцы принадлежал. Знаю я, будет он врагов не хуже разить, чем язык твой острый. Теперь же слушай, Бард - в дружину свою тебя я зову, да место почетное обещаю, коли служить мне станешь.
Приятны были похвалы Барду, принял он дары из рук конунга и сказал:
-Спасибо за дары твои, конунг, но ещё больше благодарю тебя за то, что позвал меня в дружину свою! Не под силу мне дома сидеть, когда война рядом ведётся! Пойду я к тебе на службу, да служить верно буду, как служил бы отцу своему!
Брюньольв довольно улыбнулся - была у него давно мечта такая честолюбивая.
Улыбнулся и Харальд, ибо не только человека верного получил, да умом не обделенного, но и верности Брюнольва гарантию, ибо пока был подле него Бард, словно заложник, не стоило бояться, что худое лендрман замыслит.
Временем тем вновь присмотрелся к пленнику Хакон, покуда беседой мужи молодые заняты были, и хотя давно мятеж подавлен был, крепкая обида в сердце конунга оставалась.
- Ну довольно уже костями кормить гостя этого, - молвил он слугам. - К свиньям его в хлев бросьте, там ему самое место будет. По делам его и награда, как богами заповедано.
Не следовало дважды челяди приказ отдавать. Подхватили они Хрута, да прочь выволокли за волосы да за бороду, а после прямо в загон к свиньям и бросили.
Вышел тут из усадьбы Харальд, а за ним следом и другие мужи освежиться после пира жаркого, остановились они у хлева того, крики мятежника полоненого слушая, да мольбы его о смерти милосердной. Мигом вся гордость последняя с Хрута слетела. Слышно было, как в грязи извивался он, от хряков отбиваясь.
- Хакон, сжалься! - Из загона того донеслось. - Дозволь умереть хоть не в дерьме свином!
- Что там он говорит, сын мой? - У Харальда старый конунг спросил. - А то глуховат я стал в последнее время, лишь хрюкание свиное слышу.
- Благодарит тебя Хрут, за то что ты ему компанию подходящую подобрал, - сын Хальвдана усмехнулся.

Транделаг. Усадьба Хладир. Хакон.

Подошел Хакон поближе, да на огражденье загона облокотился.
- Отец твой, Хрут, мне служил, - начал он, криков не слушая. – И дед, и прадед верными были. Скажи же по чести: ужель они там, в Вальхалле, ожидают тебя не мечом, но с объятьями. Род очернил, конунга – предал. Так по что я тебе милосердие должен?
Хрут не ответил, сражением занятый, и Хакон нахмурился.
- Эй! Кликнул он слуг. – Тащите обратно.
Рабы мигом достали мятежного ярла из свиного загона да кинули конунгу под ноги. Владыка Транделага брезгливо скривился, разглядывая Хрута, как мерзкое насекомое. И не запах дурной тому был причинй: Ярл выглядел жалко: избитый, весь в синяках, с рассеченной брови кровушка капает, руки веревками стерты.
Но не рождало то жалости в сердце конунга: слишком много бед принесло в земли его Хрутово властолюбие.
- Великая радость в доме моем, - продолжил речь Хакон. – Обрел я ныне нового сына да наследника. И пусть судьбу остальных ярлов мятежных сам я сам решил, но вина их была много меньше. Высокий гуторил, что дурак, слушающий лживые речи, виновен лишь в скудоумии, в то время, как ум, их измысливший – есть порождение Локи.
Конунг повернулся к Харальду:
- Что скажешь, о, родич? Отправим паршивца к богу Огня, али бесправным рабом сделаем, чтоб службой усердной да приглядом за новыми родичами... – Хакон кивнул на свинарник, - … он вину искупал? Реши же судьбу этой твари ползучей, о, конунг. Мненье мое: не стоит он смерти ни от меча, ни от копья честного. Жаль оружие доброе, что воям доблестным предназначено, в свином дерьме пачкать.
Все выжидательно на Харальда глянули. Что ж скажет властитель Агдирский да зять Хакона Трондского? Какую кару мятежнику изберет?

Нидорас. Неккви и Гандальв
с ДЛ

С появлением невесты зал оживился. Да то и не удивительно: дочь старого Неккви не только знатностью рода очи приковывала. Гандальв довольно улыбнулся себе в бороду: дочь друга и союзника ценна, даже будучи лицом неприятна. А, ежели она еще и красива, как Фрейа… свадьба становиться приятной вдвойне.
- Подойди, Астрид, - молвил Неккви конунг. - Напои союзника и друга нашего.
Поднесли девушке рог, медом хмельным наполненный, она же, с поклоном Гандальву протянула напиток этот, голову опустив, дабы глазами не встречаться с грозным конунгом Альвхеймара.
- Вижу я, Неккви, что взрастил ты под кровом цветок красоты дивной, - молвил альвхеймарец конунгу Мера. – Рад буду я принять у тебя драгоценность такую, да дать ей оправу достойную. Слуги!
Прислужники, знака дождавшись, втащили дары будущей кюне. Гандальв взял из шкатулки открытой украшение одно – и к невесте своей обратился:
- Как станешь ты кюной в Альвхеймаре – всю тебя дарами осыплю. Но, пока ты лишь дочь друга – позволь лишь одно ожерелье на шее твоей застегнуть.
Конечно, отказ был немыслем, но дева вздрогнула, едва прикоснулся к ней будущий муж. Гандальв внушал ей лишь страх, и невеста с мольбой на родителя глянула. Неккви лишь улыбался: все девушки нервничают перед замужеством. Он не понимал и не желал разуметь дочкино горе.
- Добрый подарок, - промолвил старый конунг, на ожерелье то глядя. Видно было, что из самого Миклагарда привезено оно, каменьями драгоценными усыпанное. - Укрепит щедрость такая любовь вашу и понимание.
Ярлы же многие и другие гости все больше не на конунгов смотрели, а на подарки дорогие. Знали, что и им перепадет многое из даров привезенных, коли властитель их от радости щедрее станет. Один лишь Рогволда сын меньшой все больше смотрел не на злато, а на самого Гандальва, и нельзя сказать было, что во взгляде его радушие было.
- Благодарю тебя за подарок, - наконец произнесла тихо Астрид.
- Столь же скромна, сколь и прекрасна дочь твоя, Некви, - довольно сказал конунг Альвхеймара. – Воистину. Всего злата в Норвгии мало, чтоб одарить тебя, такое сокровище взрастившего и воспитавшего. Любой муж был бы рад деву достоинств таких подле себя посадить да мед с ней пить из одного кубка. Благодарю тебя за дар бесценный и хранить его пуще земель своих обязуюсь.
- Приятны мне слова твои, - благодушно конунг кивнул. - А ты, дочь, согласна ли конунга Альвхеймарского женою стать?
Медленно кивнула дева. Да и кому согласие ее интересно было, коли отец еще утром пригрозил, чтобы об отказе и не помышляла она.
Меж тем жрецы не дремали и за разговорами конунгов все подготовили, чтобы богов почтить по обычаю, да связать мужа и жену этих узами брака, во славу Фрейру да Одину. Вот и первая кровь на пол полилась… но тут вошел в горницу гридень младой, да Некки на ухо что-то шепнул. Омрачилось чело конунга Мера:
- Простите меня, гости дорогие и ты, родич будущий, - обратился он к Гандальву. – Должен покинуть я вас на время недолгое, чтобы молодцы мои с головами горячими праздник усобицей не омрачили. Эх, заповедовали же предки в рот хмельного не брать до полудня…
Мужи благосклонно кивнули: любовь к меду – порок, мужу понятный, да всем известно, что излишние возлияния могут кружить головы да ножи из ножен вырывать не по делу.
Неккви с гонцом спешно вышел из залы. Геревард, после того, как конунг ушел, с места своего поднялся - один он из жрецов всех вместе с ярлами пировал, как служитель Ньорда верховный.
- Пора союз сей скрепить нам пред богами клятвами, - так сказал, и к выходу направился, а следом за ним Гандальв с невестой молодой, что старалась хотя бы на шаг от него быть, не ближе. А там и все гости. Во дворе же обильное жертвоприношение ожидало их и лишь вышли новобрачные, как подал знак Геревард помощникам своим асов светлых дарами порадовать.
Фрее - украшений, Фрейру - вепря, Одину - меда, всех богов обрадовали, Ньорду же пуще других подарков досталось - немало золота на дно морское ушло в день этот. Лишь Тюр пока без подарка остался. К алтарю его волк матерый привязан был, учатсти своей дожидающийся, да путы порвать стремящийся, точно Фенрир сам. Обнажил нож жертвенный Геревард, ближе подошел:
- Кровь волчья Тюру угодна! - Провозгласил. - Станет она залогом крепости брака вашего, ибо сам Ас Справедливый взор обратит на свадьбу сию и благословит ее.
Но боги, видимо, судили по иному. Или воля человеческая в их суд ныне вмешалась – кто знает? А только путы проверенные рывков зверя не выдержали. Подношение Тюру, жизни желая, напрягло мускулы – и лопнула привязь. Жрец не успел удивиться, как острые волчьи ему брюхо вспороли. Видимо, не желали боли сегодня крови волчьей, но взамен человеческую потребовали. Геревард страшно закричал, и серый хозяин лесов, спрыгнув с жертвенника, на Гандальва уставился. Глаза горели, слюна с клыков капала… Астрид, пискнув, за спину жениху схоронилась. Конунг Альвхеймара сегодня был не оружен, ни меча, ни секиры в дом друга не взял. Лишь один нож у него на поясе висел. Но конунг, прозванный Серым не испугался смерти, смотревшей из желтых глаз волка. Такой же волк был на стяге Альвхеймара – так ужель он, Гандальв, забоиться покровителя рода? Сжал он нож да подготовился к схватке. Но не суждено было им силой померяться: охрана на крик жреца прибежала, да стрелой серого зверя к земле пригвоздила.
- Ох... погубили... - хрипел жрец, брюхо разодранное ладонями закрывая, точно мог он крови ток остановить. Вокруг же все больше людей собирались, да не столько жрецу помочь. Слушок прокатился, что не угодна богам свадьба эта, да что жреца за преступления его былые боги наказали, да что как волк этот Гереварда загрыз, так и альвхеймарский волк конунга мерского загрызет, коли ему волю дать.
Неслись перессуды, а кто начало этим разговорам положил - уже и не понять было.
- Ужель гридни друга моего до пересудов опустятся, будто жены, но не мужи? – недовольно спросил Гандальв, гридней мерских взором окидывая. – Добейте жреца: ужели не видно, что он – не жилец? Пусть меч в руку возьмет да в Вальгаллу отправиться, как викинг, а не трус с душою собаки. Я тоже могу лишь посетовать, что символ дома моего какой-то мальчишка из лука убил… но толковать знаки – удел мудрых. Подождем слова жреческого.
И конунг ушел к дом. Астрид, напуганная произошедшим, последовала за ним. Как привязанная. В глазах невесты дрожали непролитые слезы. Не мила была ей эта свадьба, но так еще хуже: не жена и не дева свободная. Фрейа, за что?
Никто ничего Гандальву не сказал, кто-то побежал конунга искать, кто-то и вовсе прочь подался. Дурной то знак, коли смерть на свадьбе случается, а уж если сам жрец верховный, так это беда лютая, не иначе случиться может. Против свадьбы асы - о том даже прислуга судачила.
Геревард умирающий хрипел тихо, не мог сказать ничего уже, да жизнь из тела его уходила с каждым вздохом. Прислужник один ему в ладонь меч вложил, другой же клинок в самое сердце вогнал, отправляя жреца в Валгаллу.

Транделаг. Хладир.
Совместно avarach и Тельтиар

На слова Хакона Грютинг первым откликнулся:
– Хочешь конунг змею подлую, ядом сочащую за спиной оставить своей, так оставь жизнь изменнику этому. А коль хочешь очистить от скверны земли свои, то не след оставлять семя гнилью сочащееся. Коли в грязь, словно боров в хлеву, втоптал имя свое, то и смерти достоин он жизни своей подобной.
Покосился Грютинг на конунга, не гневиться ли он слову его во перед изъявления воли его сказанного, да пока не прервал тот его. Выдержал паузу, ярл Оркдаля, да продолжил мысль свою излагать конунгу:
– Велики владения твои владыка, да только все в длину они больше. Как покинешь ты места или ярл твой отъедет, станет выползень змеиный, языком своим раздвоенным смуту сеять средь рабов и черного люда вначале, а потом и умы хирдманов твоих замутит. Локки дар свой кому попало тоже не дает, а этот еще и рода славного – в счет заслуг дедов и отца его сможет путь к сердцам он людей искусом не тронутых выискать. Потому говорю я тебе, измена подлая должна быть наказана без жалости, так чтоб другим не повадно более было. Нельзя нам такого зла простить, прощение сочтут твоей слабостью конунг! Сердце твое должно быть твердо как скалы родного Оркдаля. Не позволь другим усомниться в твердости правления руки твоей.
Обдумал Харальд слова, ярлом сказанные. Мудро Грютинг рассуждал, нельзя было милости выказывать к предателю, поскольку однажды предавший навсегда имя свое очернил и пред людьми и пред богами.
- Нет пощады изменнику, - наконец Харальд молвил. - Но и смерти достойной он не заслуживает. Даже Раги Иварсон, хоть и мятежник был, но в бою до последнего дело свое подлое отстаивал, этот же прочь бежал, да людей ему верных на погибель бросил. Такого в жертву принести - богов обидеть.
Кивнул на слова конунгом сказанные ярл и продолжил:
– Не достоин он кровь на алтарь богов наших свою пролить, оскорбим мы тем их. С грязью имя свое смешавший должен в грязь и вернуться, пусть, имя его средь других будет словно зловоние. Службой своей заслужил он такую награду – погребсти его в яме, куда рабы нужду справлять наши ходят, там ему самое место.
Жестким и холодом ледников в тот момент был наполнен голос оркдальскоо ярла.
– Пусть наукой будет эта судьба всем, кто повторенья ее пожелает. Впрочем воля твоя конунг, над жизнью и смертью сейчас ты его властен.
- Любо мне решение такое, - улыбнулся Харальд ярлу, в который раз про себя отметил, что не зря его службу принял. - Но прежде, эй холопы, вырвите ему язык его змеиный, которым он людей на смуту подбивал!
Бросились слуги на Хрута, снова его на землю повалили, вырывающегося, голову отдернули за волосы, да стальным кинжалом зубы стиснутые разжали. Долго еще кричал Хрут, покуда ему клещами калеными язык вырывали, а после потащили мятежника к яме выгребной, как то Грютинг предложил, да под свист и улюлюканье гридей пьяных бросить готовились.
Только жестом властным остановил их Грютинг:
– Стойте! Вы что ж хотите чтоб он в крови своей захлебнулся? Или изошел ей прежде смерти своей? Рану от языка прижгите сперва перед тем как бросить его. В полной мере он должен вкусить сладость возмездия.
Бился в муках предатель когда угли ему в рот засовывали, прямо сквозь зубы сведенные в судороге. Разлетались они в стороны осколками осколкам ракушек морских.
– Вот же пес, даже смерть принять достойно не может! – С презрением слова Исхер выплюнул. – Ты смотри, его уже и в яму макать нет надобности, по нему и так все стекает смешавшееся.
–Значит верную кару ему мы выбрали, он и сам к ней стремиться. Бросайте его уж скорее, сил нет слышать на бабские стоны его. – В тон ему отозвался Грютинг.
Дружным действием отозвались приказ исполнявшие гридни, только всплеск от падения тела донесся Хрутова. В тяжелом молчанье смотрели все на его трепыхания, пока те совсем не затихли.
- Собаке смерть собачья, - молвил Харальд, на действо сие глядя, да нос ладонью прикрыв. - А тут не собака даже, а муха навозная издохла.
- Да нет, конунг, смотри - бултыхаеться еще! - Кто-то из молодых гридней бросил.
– До жизни конца своей клятой, уловками Локки спастись он пытается. Только здесь не помогут они ему. – Бросил Грютинг на гридня того взгляд сверху вниз. – Раз видишь такое, твой долг помочь правосудию.
Гридень не поняв, что Грютинг хотел от него, упер полный непонимания взгляд в ярла.
– Ногой говори упрись, да помоги предателю. Эки ты бестолковый!
Осторожно, чтоб не запачкаться от брызг, что летели вокруг, подобрался вой к яме, и ногой голову Хрута до самой макушки вглубь окунул.
– Вот так и держи его, пока дергаться не перестанет, – кивнул ярл оркдальский. – Пора уж заканчивать нам.
Последние пузыри отошли на поверхности, и Грютинг повернувшись к Харальду произнес:
– Покончили с грязью мы ныне. Так забудем о ней и пусть имя Хртуа покинет память людей навсегда. Хотел я с тобой, конунг, поговорить о наших дальнейших свершеньях. Пока не в Валгалле мы, и время пиров здесь длиться не вечно. Куда дольше ты войско свое поведешь? Как землю от свою от чужих рук сберегать станешь? Велик твой надел ныне стал, только длинен и долог он больно. Никак с одного конца в другой не успеть, а стервятникам этого только и надо.
- Велик мой надел ныне, оттого и расправу суровую чиню, чтобы другим не повадно было супротив меня голову поднимать, - отвечал Харальд, головой мотнув, да волосы непокорные, что уже до плечей отросли, назад отбросил. - Так я тебе скажу, Грютинг ярл, Халагаланд обширный сам ныне предо мной склонился, а вместе с Транделагом значит это, что весь север норвегии в моих руках, а дальше лишь льды да моржи, нет врагов там. С Запада мы морем защищены, а дальше там острова англов и скоттов - эти трусы викингам не угроза, сами пусть боятся, что мы к ним в гости нагрянем. К Востоку же земли финские да разбойные - оттуда нападения бояться тоже нет нужды. Зачит на юг пора взор обратить.
Сурово слова звучали Харальдовы, видно не первый день он затею эту вынашивал, да уже успел с советниками обсудить:
- Кто еще соседом Оркдалю приходится, кроме Хладира да Гудбрандсдалира?
– Никого вокруг не осталось, кроме Мера. Слаб он против войска твоего выступить, только оставлять все равно нам его за спиною нельзя. Даже вода может камень по капле сточить, так и соперников оставлять в живых нам не след, – отвечал на вопрос конунга Грютинг.
У самого же картины богатств, что трофеями взять можно в Мере перед глазами встали.
– Нужно те земли тебе в руки свои взять, коль желаешь владеть всей Норвегией.
- Конечно нужно, - согласился сын Хальвдана. - Обширна земля Мерская, да и... не возвращаться же мне, право слово в Агдир тем же путем, каким и пришел.
– И то верно. Только не дело дела кузницы битв обсуждать нам на улице, давай же вернемся к веселью праздника нашего, следующий раз погулять только в Мере плененном мы сможем. Возвратимся к угощению нами оставленному.
И следом за конунгом отправился Грютинг на пир хмельной.

Транделаг. Трандхейм. Гутхорм.

Долгий путь проделал родич Харальда, не щадил он не коня драгоценного, ни ног верной дружины – лишь бы с племянником быстрей повидаться. Брата вещей Рагхильды боги не обделили ни умом, ни отвагой: боялся он горячности Харальда и все, что от него было потребно, вершил, чтоб ее последствия сгладить. Но все же Гутхорм из рода Оленя был викингом славного рода властителей, и стерпеть оскорбленье от младшего по летам и заслугам… для такого надо было чести не знать.
Разозлился берсерк, прознав, что Харальд на свадьбе своей предателя да соперника бывшего на место его посадил.
«Хоть и предрекли боги Рагхильде рождение великого победителя, - думал Гутхорм, - но гонор его да нрав, что от Хальвдана, способен дело все загубить. Окромя того – червем буду, коли младшему родичу унизить себя прилюдно дозволю? Узы рода – вот крепь нерушимая, Харальд понять это должен. Довольно уж и того, что отец Хальвдана внуку в наследство оставил, так мальчику мало!..»
Горячая кровь викинга бурлила, а руки так и тянулись к оружию. Старался он быть справедливым, но лезла в голову мысль, что неблагодарен племянник да слеп.
Страже в воротах усадьбы, невзирая на поздний час, была бодрой и службу несла на диво исправно. Видимо, глава их – муж достоинств недюженных, коли смог удержать дюжих мужей от хмельного напитка. Только похвалил его Гутхорм в мыслях своих – как начальник стражи хладирской лично пожаловал. Конунга трое людей едва удержали, так хотел он Ахти в шею вцепиться да жизнь из отродья гудбрандова выдавить. А парень из местных меж тем про решение Хакона да договор его с Харальдом пояснил. Ахти лишь усмехался: он чтил себя человеком Хакона Трондского и приятно ему было видеть бессилие Гутхорма.
- Собака! Я поговорю о тебе с Харальдом! – тяжело дыша молвил дядя агдирского конунга.
- Здесь только один конунг, Гутхорм, и это – не ты, - не остался в долгу Ахти Йотун. Разуметься, он имел в виду Хакона, но гневному разуму воя приезжего «Харальд» послышалось. И запылало в душе его темное бешенство. Без долгих речей конунг Гутхорм направился ко входу в усадьбу. Свита переглянулась – и за ним не последовала.

Усадьба Хладир. Харальд и Гутхорм.
С DL

В ту пору позднюю пировали еще гриди из тех, кто покрепче был, остальные же либо спать разошлись, либо и вовсе под лавками валялись. Хакон конунг к жене молодой ушел, Грютинг тоже, Харальд же к супруге постылой не спешил – долг свой в ночь брачную исполнил, и того пока достаточно было, хоть кровь и кипела, да все больше на рабынь и служанок он заглядывался, чем на жену законную, хоть и понимал, что в доме тестя непозволительно то. Оттого и искал забавы в браге крепкой.
Подле него Бард молодой сидел, да не меньше господина своего нового, скальд этот выпил – слишком уж сильна была у него горечь от казни увиденной. Все себя винил юноша, что вопреки заветам гостеприимства они с Хрутом тогда поступили.
- А, Гутхорм, вот и ты пожаловал, - усмехнулся конунг, из-за стола медленно поднимаясь, едва на пороге дядю увидал. – Припозднился ты, я погляжу.
- Дороги войны редко бывают прямыми, - проворчал на то дядя конунга. – Зато ты, как мне сказывали, знатно развлекся, - в голосе Гутхорма был опасные нотки и Бард, мало пивший за ужином, перестал играть, переводя взгляд с одного родича на второго. Харальд ничего не заметил: тело младое не было к хмелю привычно, Рагхильда да Гутхорм с Торлейвом возлияний обильных не поощряли. От того и не сладил конунг сегодня с коварством хаконовой браги. Хмелен был не в меру, и от того сердце дяди его ожесточилось сильнее.
- Тебе же, видимо, совсем кривые дорожки выпали, - беззлобно конунг бросил. - Но все ж, добрался ты до Хладира, так почему же невесел?
- Желаю я ныне с племянником глаз на глаз погуторить, - обратился Гутхорм к Барду, ничего Харальду не сказав. – Так что, отрок, прошу тебя за дверью итогов беседы той подождать. Не кручинься: мех конунгов могут быть разговоры серьезные, что гридням и даже дружинникам до поры знать не следует.
Бард перевел взгляд на Харальда, позволенья испрашивая. Тревожил его мрачный вид берсерка рода Оленева.
- Ступай, - смерил правитель взглядом мутным сначала дядю, а после скальда. Вздрогнул Бард от взгляда этого, да поспешил из гридницы выйти. Остались вдвоем родичи, если не считать гридней, что под столом храпели. - Говори, брат матери моей, какое дело тебя заставило скальда моего излюбленного на двор погнать.
- Сказывали мне люди про свадьбу твою, сын сестры моей, - ответил на то Гутхорм. – и о том, как ты ее справил, и о том, кто по левую руку от тебя, конунг, сиживал. Вот и хотел я узнать – без скальда, вестимо, - дорого ль совесть твоя стоила? – руки берсерка сжались в кулаки, выдавая владевшее им бешенство.
- Не тебе, Гутхорм, о совести моей говорить, - скрипнул зубами Харальд, такая злость им овладела. - О том конунга, лишь Асы спрашивать вольны.
- А не помнит ли этот конунг, кто ему трон праотеческий уберег? – в голосе дяди Харальда звучала опасная мягкость. – Кто хранил его земли, как собственные, хотя мог взять себе по праву родича? Кто с врагами его бился, свои земли на разоренье покинув? Больно легко ты верностью стал швыряться, сын Хальдана, - сейчас он нарочно не говорил о Рагхильде, подчеркивая что эта черта чужда роду Оленей. - Был я мягок с тобой, как единственным сыном сестры, да, видать, зря. Потому что мальчишек не только словом, но и плетью учить должно!
Движение его было быстрым, хмельной Харальд не смог оказать сопротивления и оказался перекинутым через колено старшего родича:
- Позовешь ли своих гридней, о, конунг, чтобы видели они, как тебе разум вправляют? – хватка у Гутхорма железной была, не зря силу его вся Норвегия славила. – Не советую, милый племянник. Конунг без портов – это, знаешь ли, сором до неба. Тем более, что есть у меня право тебя проучить, как старший в роду – младшего, хоть и род то конунгов не из Агдира. Позовешь их спасать тебя от меня - поутру тебя и собака здесь в пояс не поклониться. Ну так, Харальд? За кого теперь спрячешься? Мать позовешь?
Мутно было в голове у Харальда, оттого движения так неуклюжи получались - дернулся он, да не сумел из хватки крепкой вырваться. Силен был дядя его, много сильнее, чем сам конунг.
- Пожалеешь, Гутхорм, коли угрозу свою исполнишь, - прохрипел юноша. - Ты мне ближе всех был, но не тебе меня учить, дядя.
Стиснул зубы Харальд, не в силах оскорбление такое снести. А что, если зайдет кто-то в гридницу, да увидит господина в положении таком?
- Пожалею, коль не исполню, - сказал Гутхорм, - ибо лучше бы Фрейа замкнула чрево сестры моей, чем дала роду конунгов продление в самовлюбленном слепце.
- Будь ты проклят, бездумный берсерк! Я твой конунг! Я тебе приказываю!
Он дергался в руках Гутхорма, изворачивался, но никак не мог ослабить хватки.
- Один и Тор! – взревел Гутхорм. – Хотел я лишь пригрозить, думая, что опамятуешься ты, да, видать, брага тебе язык развязала. Так быть же по моему!
И принялся родич конунга Агдирского по месту пониже спины ремнем охаживать. Рука у Гутхорма ой, тяжела: от наказанья такого убытка здоровью не будет, да Харальд, матерью воспитанный, не знал его с малых лет.
- Больно круто ты начал, Харальд, - сказал дядя племяннику между ударами. – С людьми, отцу твоему верными как с шавками поступаешь… - новый удар - … а врагов бывших, что лестные речи тебе в оба уха поют, готов на место отца посадить?
Тут Гутхорм остановился и повернул Харальда лицом к себе. В глаза глядя строго:
- Боги не создали весь мир для тебя, Харальд, а верность, что золотом покупается – лишь до первой победы. Они и тебя в нужнике с той же радостью топить вздумают.
Слезы у конунга на глаза наворачивались, да все же был он до того зол, что слова бранный сами срывались, скозь всхлипы:
- А ты сам-то, исполнителен больно... послал я тебя Хрута привести... а ты... ты... почему его не ты, а этот Брюнольв привел?
Обидно было конунгу, что так с ним дядя поступает, да только не желал через силу вину свою признавать. Гордость отцова не позволяла.
- Харальд, Харальд, хитрость в бою надобна, но когда же ты стал честным победам подлости предпочитать? - печально покачал головой Гутхорм. - свят ведь закон гостеприимства, хозяину велено гостей как членов семьи привечать и беречь, с тех времен, как боги меж нами ходили. Если бы Мать и Отец зарезали Хеймдалля - весь род Ярла бы не родился. Ужели не видишь ты, чем упрекаешь?
- Гости... а ну как ему бы Брюнольв пособил и сбежал бы Хрут? - Тяжко слова давались, слезы давили, но не хотел им воли давать юноша. - Пусти меня уже! Сколько бы еще этот ярл бед учинил?
- Не ушел бы далече, - заверил Гутхорм, племянника выпуская. – Еще не родился тот зверь, что мог бы следы предо мною запутать. А боги шуток таких вовсе не жалуют.
Натянул штаны конунг, пояс завязывая, да бросил на дядю взгляд злой:
- За шутку ту Брюнольв сполна богам ответит, а я чист пред ними.
Сесть попытался Харальд, болью отозвалось место причинное, пришлось ему по гриднице расхаживать.
- Представь вот, умрет этот Брюнольв, подойдет к радужному мосту, а бог Света скажет: «Не бывать ему в Вальгалле, ни богов, ни людей муж не ценит, даже Одину нож в спину вонзит, едва углядит выгоду». А он, крыса, оправдываться начнет – да на тебя, Харальд, кивать. Потому как принял ты эту кривду, как должное, да еще и потешился. Если ты конунг – то не только за дела свои, но и за дружины деянья ответ держать будешь.
- И отвечу, когда черед придет! - С вызовом Харальд бросил, зад болящий потирая. - А сейчас моя власть над людишками этими. Покуда подле меня сын его, не посмеет Брюнольв никаких козней против меня строить. И Грютинг тоже верность свою не раз уже доказал, хотя бы в битве той последней, где мятежников раздавил. Один ты, дядя, во мне до сих пор ребенка видишь.
- Я вижу конунга, рожденного править Норвегией, - тихо молвил Гутхорм. - И знаю, что деды и прадеды не простят мне оплошности, если из любви слепой к тебе неразумному я начну решениям глупым потворствовать.
- Глупым! - Вновь вспыхнул Харальд. - Ни один приказ мой, до сей поры не был зазря отдан! Все с пользой пришлись делу нашему. Вспомни битву в ущелье, дядя - ты тогда немощный лежал, а я... Я Грютинга к повиновению привел.
- Ты млад и тщеславен – все мы были такими. То лишь возраст виновен, да еще то, что отца при тебе не было. Набравшись опыта, ты сам поймешь, что я прав, и лишь чувства, но не ум питает сейчас твои гневные речи. Я не отбираю законных побед – мне и своих успехов достаточно. Кто скажет, что Гутхорм – трус? Нет таких, средь друзей и средь ворогов. Речь лишь о том, что удача приводит в твой дом не только честных воителей, но и людей достоинств сомнительных.
Примостился наконец конунг на краешек скамьи, от боли скривился:
- Да, твоя правда, дядя, но обширна земля наша, а доблестных мужей не в пример меньше, чем людишек подлых, так не гнать же их, а то, не ровен час врагами станут.
- Когда все плохо, с тобой лишь друзья, а в здравии да в богатстве кругом полно постороннего люда. Им нужен не ты, как мне и твоей матери, но громкое имя и слава, - сказал дядя, руку на плечо племяннику положив. - Ты уже вырос. Но - последний совет от мужа, что тебя вырастил: вспоминай порой, кто был с тобой в бедах и горести. Они бескорыстны. Других можно и нужно купить, но едва ли верить речам их льстивым, как откровеньям Высокого следует. Хоть и приятна их похвала - по себе знаю.
Посмотрел юноша на дядю, приподнялся немного, обнял его, носом уткнувшись в грудь широкую, как делал, когда еще совсем маленьким был:
- Неблагодарным ты меня считаешь, Гутхорм, - прошептал. - Но не пришло еще время для того, чтобы настоящую щедрость являть. Пусть эти псы подачками малыми довольны будут - тебе всего больше достанется за то, что в тяжкий час единственной опорой власти моей был. Север Норвегии под тестем новым оставлю - он мудр, юг же весь твоим будет и детям твоим отойдет в вечное владение, таково мое слово! Едва лишь врагов одолеем.

Сарасберг.
Кюны Рагхильда и Асса и Ко

Людно, шумно, суетно в гаванях - прибыли корабли из Агдира с воинами отступившими, и с ними же Горм и Асса старая. Собрались люди встречать своих и чужих, поглазеть да чем пособить. Тут же слуги, помогающие, провожающие, передающие распоряжения о распределении прибывших от самой кюны Рагхильды. Даны встали лагерем у деревни, что на другой стороне от усадьбы конунжей находится, вендов на другую сторону деревни отправили и расположили там, а норвежцев в деревне у жителей остановились.

А сама Рагхильда в это время находилась у себя в светлице и готовилась ко встрече с матерью своего покойного мужа, старой Ассой, с которой и без того отношения были неспокойные.
- И послал же нам Локи эту старуху, - тяжело вздыхала Рагхильда, медленно водя гребнем по своим длинным волосам, - Уже мне чудится, что очернит она всю жизнь местную заговорами да хитростью своею..
Служанка молча стояла за спиной своей повелительницы и подавала ей то, что просила она.
- Но ведь вы здесь хозяйка и госпожа, у вас и в руках все, - тихо отвечала она наконец, протягивая ленту расшитую кюне.
- Тут ты права, конечно, так ведь и не знаешь, что от старой лисы ожидать! Ну да ладно, хоть узнаем, что в Агдире творилось и по чьей же милости его вражьи войска теперь заняли. Какой бы ни была хитрой да властолюбивой Асса, а все равно найдется и на нее управа, - задумчиво проговорила Рагхильда и отбросила на спину заплетенную косу.
- С Ассой приезжает и Торлейв-жрец, - осторожно заметила девка-служанка. Хоть и была она любимицей Рагхильды из-за своего ума и спокойствия, а ей, как и все остальным, было интересно, как же поступит с ним кюна и каковы же будут ее отношения с ним. Ведь многих мужчин со времен их с Торлейвом подозрительно близкой дружбы Рахгильда привечала, многие были ей милы. Что же теперь будет, когда приедет старая Асса и Торлейв?

И вот пожаловала Асса и ее слуги в усадьбу конунжию, где невестка ее всем заправляла. Все уже подготовлено было к их приезду, накрыты столы и убраны покои гостей. Источала в тот день Рагхильда радушие и гостеприимство, незаметно отдавала приказания слугам так, что все пиршество прошло как нельзя лучше. Однако многие из свиты младшей кюны ощущали то напряжение, которое было тогда в усадьбе.
В какой-то момент удалились обе кюны в покои Рагхильды и там беседовали уже наедине в той обстановке, в какой и надлежало бы им.
Поведала Асса Рагхильде, как дело было в Агдире, почему им отступить пришлось, сколько людей полегло, и какие экономические потери понесли они. Говорила старая кюна долго, спокойно и подробно, стараясь ничего не скрывать от вдовы своего сына. Сейчас не в ее руках была власть, сейчас не ее черед был отдавать приказания, но наладив отношения с Рагхильдой могла старая кюна рассчитывать на возвращение хотя бы части своего могущества. Знала она, что никогда не будет другая кюна ей доверять и следить будет за каждым шагом, и потому знала, что усыпить ее беспокойство надобно, одурманить бдительность. Из этих соображений вела себя Асса скромно, кротко и сдержанно, настолько, насколько могла.

Ах, как тяжело пришлось Ассе на новом месте, где раньше все подчинялось ей и ее слову, где был ее Хальфдан, а не жены его! Все были с ней обходительны и достойное проживание ей обеспечили, но с каждым днем все яснее чувствовала Асса, что будто старая немощная кобыла, оставленная на конюшне лишь за былые заслуги, живет она здесь. Никаких решений не приходилось ей принимать, нигде ее слово не было святым и решающим. Все так же были на ее руках и шее украшения и сверкающие камни, но с потерей величия самой кюны и они потеряли свое великолепие. С каждым днем мрачнела Асса, ощущая повсеместно присутствие Рагхильды, ставшей ей уже ненавистной. Хоть та и была к ней добра и внимательно, все же чувствовалась в ее голосе твердость и уверенность, а также - и это было самым ужасным - недосягаемая ныне для старой Ассы власть.
С каждым днем все больше иссыхала старая кюна, она старалась во все дела государственные посвященной, мнение ее выслушивали и принимали, но тем не менее была она фактически немощна. Это терзало Ассу и успокаивало Рагхильду. Для молодой кюны сверковь была хорошим источником знаний и опыта, который мог бы помочь ей в управлении родной землей в нелегкое это время. А затем же она планировала отправить ее в Гокстад, в усадьбу старого мужа Ассы. Но сначала она хотела окружить ее своими людьми и только с ними посылать управлять в Гокстаде. А уж там пусть доживает свои дни старуха, все равно не видать ей больше власти.

Хладир. Харальд

Немного прихрамывая и постанывая от все еще не прошедшей боли, конунг вернулся в опочевальню. Асса уже спала, и это его обрадовало. Не хватало еще с женой говорить, после дяди - Харальд был на взводе, и потому вполне мог сорваться на всегда покорную и тихую супругу, не способную и слово поперек его воли сказать. Иногда эта покорность его коробила - женщины в его роду всегда были властными, достаточно только вспомнить мать, или - еще того лучше старую каргу Ассу, которая, казалось и в могилу готова была утащить всю полноту власти, а эта - одно слово: овца.
Сбросив рубаху и сапоги, конунг забрался на ложе и накрылся шкурой, повернувшись к жене спиной.

Большой пир был в Агдире той зимой. Хальвдан Черный пригласил на Йолль всех своих ярлов и другую знать, одаривал простой народ серебром. Велика была радость конунга - сыну его и наследнику Харальду исполнилось десять лет. Он рос крепким мальчиком, болезни обходили его стороной и конунг с улыбкой наблюдал за ним - нет, его не постигнет судьба старшего сына Хальвдана, умершего от тяжелого недуга, наведенного колдунами. Тогда в Согне погибло немало народа, а среди них и тесть Хальвдана, и его сын.
Надо бы еще раз переговорить с Атли Тощим, когда он приедет на праздник. Слишком много власти себе взял, жалкий ярл, того и гляди совсем забудет, кому обязан своим правлением в Согне.
- Сынок! - Прокричал Хальвдан Харальду, подзывая его к себе и бросая мальчугану узорный деревянный меч. - Ну давай, нападай!
Со смехом, Харальд бросился на отца, нанося быстрые удары, довольно ловкие для его возраста. Конунг уворачивался, нарочито медленно, давая сыну рассмотреть его движения, обдумать атаку, вот только сын его о том не думал - бросался в бой, очертя голову. А ведь он уже не ребенок.
Хальвдан помнил, что в его годы уже руководил войском, пусть под надзором матери, но вел дружину, первым посылал ратную стрелу, бросал небольшое копьецо в сторону вражеской дружины. Сколько у него тогда было врагов? И не сосчитаешь - сыны Эйстейна Могущественного, эти ублюдки Сигтрюг и Эйстейн, за свою жадность поплатились жизнями, а их наследники, жалкие юнцы Фроди и Хегни никогда не наберутся храбрости, чтобы выступить против него, это Хальвдан знал точно. Никто из конунгов севера не посмеет бросить ему вызов, даже Гандальв, что уж говорить об этом свинопасе Гудбранде, возомнившем себя великими правителем - тогда Хальвдан легко сумел поставить его на место, разорив большую часть владений.
Продолжая размышлять о своем, Хальвдан увернулся от нового удара сына, слегка огрев его ладонью по затылку, чтобы не расслаблялся. Что из него вырастет, коли так неумело меч держит? Конечно, отсутствие врагов - вот что не дает мальчику стать мужчиной. Ему, Хальвдану, и года не было, когда отец погиб, а мать была вынуждена удерживать в своих руках те немногие земли, которые остались ей подвластны. С малых лет конунг воевал за наследство отца, воевал с ближайшими родичами - этими алчными альвхеймарцами! А Харальд растет избалованным, мать потворствует ему во всем, бабка следит за воспитанием сквозь пальцы, да и зачем им воспитывать сурового воителя, если его отца страшатся все конунги Севера.
- Получи! - Прокричал тонким голоском мальчик, нанеся задумавшемуся отцу удар по ноге. От неожиданности конунг рассмеялся и рухнул на колено, имитируя тяжелое ранение. Вслед за этим, Харальд огрел отца мечом по голове. - Убит! Убит!
Радостно закричал наследник, прыгая вокруг поверженного противника и размахивая деревянным клинком.
- А ты проиграл, конунг, стареешь, - Хальвдан обернулся на насмешливый звонкий голос, увидав жену, златоволосую Рагхильду. Оказывается она все это время следила за ними.
Рассмеявшись, конунг вскочил с земли и, подбежав к жене, подхватил ее на руки, крепко поцеловав, а затем понес в дом:
- Сейчас увидишь, что я ничуть не состарился, - нежно прошептал он ей.

Каков же был гнев Хальвдана, когда слуги, буквально за день до Йолля, доложили ему, что пропали все запасы еды, заготовленные к празднику. Конунг велел бить плетьми стражников, клявшихся, что не смыкали глаз, разослал воинов по окрестным деревням, приказал прочесать леса - все бестолку! Целые возы солонины, десятки бочек меда и пива, сотни караваев хлеба - все исчезло так, словно никогда и не было ничего.
Люди, прибывшие на пир, разругались с конунгом, назвав его скупым на угощение и поехали назад, не желая и дня проводить под тем кровом, где хозяин не желает кормить гостей.
А на следующий день, слуги приволокли к Хальвдану некоего финна, сказав что он и есть тот колдун, который похитил всю еду. Конунг повелел пытать негодяя, дабы вызнать у него, куда он дел столько провизии, однако финн не говорил, и лишь звал Харальда и просил того помочь ему.
- Отец, отпусти этого человека, он же не виноват, - попросил Харальд, глядя на мучения пленного.
- Он колдун, и одного этого достаточно, чтобы его умертвить!
- Но разве он заслуживает такой судьбы?
- Замолчи, сын, - зло бросил Хальвдан, разгневанный неповиновением наследника. - Конунг пока я, и будь добр исполнять то, что я тебе велю!
- Но папа, я просто... сказал... - отшатнулся мальчик.
- Твоя мать избаловала тебя, - повысил голос конунг, и слуги поспешили выйти вон, не желая, чтобы гнев властителя перекинулся и на них. - Волю отца ты должен исполнять беспрекословно! И никогда не спорить со мной! Ты понял меня?
- Да, отец... но...
- Никаких но, скверный мальчишка! - Хальвдана душила злость, оттого, что сын посмел защищать ублюдка, оскорбившего его. Замахнувшись, конунг нанес сыну пощечину, с такой силой, что голова мальчика мотнулась в сторону и сам он упал на сено. - Будешь еще со мной спорить?! Мне пора серьезно приняться за твое воспитание! Ты будущий конунг, а что из тебя вырастает сейчас?
Не в силах себя сдерживать, Харальд расплакался и убежал прочь. Со злостью взглянув на колдуна, Хальвдана выхватил нож и отсек тому два пальца на левой руке, а потом сам вышел из сарая, оставив связанного пленника ожидать следующего допроса.
Харальд все не мог придти в себя от обиды, нанесенной отцом - раньше тот никогда не бил его, а сейчас. Но жаловаться матери он не хотел - не хватало еще, чтобы разгневанный Хальвдан на нее свою злость переместил. Однако и так просто все оставлять мальчик не желал. Прокравшись ночью в сарай, он освободил финна, позволив тому бежать.
- Идем со мной, мальчик, - предложил колдун. - Твой отец будет очень зол на тебя, когда узнает, поэтому тебе лучше быть далеко от него в это время.
Харальд согласился с ним и они покинули усадьбу. Вскоре уже, тайной тропой колдун вывел его к усадьбе, стоящей посреди леса. Там было полно людей, в основном таких же финнов и колдунов, которые пировали, сидя за большим столом.
- Твой отец сильно осерчал на меня, за то, что я взял у него немного еды, - рассмеялся колдун, увидев удивление мальчика. - Он жадный человек, но ты, Харальд, садись, поешь с нами.
- Мне надо домой, мама будет волноваться...
- Побудь у нас, иначе отец сильно тебя накажет за своеволие, - отрезал финн, усаживая мальчика за стол.
Харальд провел немало времени среди колдунов с той поры, но однажды к нему пришел тот человек, которого он освободил и сказал ему:
- Ты спас мне жизнь тогда, выручил из плена. Поэтому - проси все, что пожелаешь.
- Я хочу, чтобы отец больше не сердился на меня, - твердо произнес Харальд.
Колдун ничего не ответил и ушел. Однако спустя несколько дней, он вновь вернулся к мальчику и сказал с усмешкой:
- Твое желание исполнено, Хальвдан больше не сердится на тебя, потому что он мертв.
От последних слов колдуна веяло холодом и злорадством.
- Он был плохим человеком, - финн, словно невзначай, провел ладонью по обрубленным пальцам. - Но ты, Харальд. За твою доброту я щедро награжу тебя - возвращайся в Агдир и становись конунгом, ты получишь не только владения отца - тебе будет принадлежать вся Норвегия!
- Зачем она мне?! - Прокричал мальчик, отталкивая тощего колдуна. - Вы убили моего отца! Убили его!
- Ты получишь много больше, чем стоил твой жалкий отец, - процедил финн и в его голосе больше не было радушия. - А теперь убирайся, коли не ценишь моих подарков.
- Будьте вы прокляты! - Прокричал Харальд и убежал прочь.
Уже потом, чудом добравшись до Агдира, он узнал, что его отец утонул в озере, без меча в руке, а тело его разделили между собой ближние ярлы, захоронив по кускам. Месть колдуна была жестока, и что более всего разрывало сердце Харальда - что он сам стал орудием этой мести.

Проснулся Харальд в холодном поту, откинув шкуру и тяжело дыша. Колдунам нет веры! Он ненавидел их всех - этих лживых зверей в людском обличии. И более всего тех двоих - того, которого он освободил, и второго, проведшего его войско тайной тропой через горы и похитившего оружие предков.
Он же просил Гутхорма убить колдуна! Почему же дядя не сумел расправиться с ним? Юноша стиснул кулаки в бессильной злобе.
- С тобой все в порядке, муж мой? - тревожным, пусть и все еще сонным голосом, спросила Асса.
Конунг обернулся, глядя в ее большие, исполненные тревоги глаза и бросил сквозь зубы:
- Спи, баба!

В ярости хлещут волны о берег чужой. Ткнулся драккар в прибрежную гальку, скрипнуло дерево по мелкому камню. С боевым кличем качнулась волна северных волков на многострадальные земли Англии. Прибрежный городок даже не сопротивлялся. Аудбьерн помнил солоноватый запах крови, который ударил в ноздри сразу. Помнил он и испуганные взгляды девок, что попались изголодавшимся викингам. Просел драккар под доброй добычей, много тогда увезли с собой сыны фьордов. Городок от в руинах остался лежать, бедный и несчастный, пожираемый языками пламени. Много рабов и рабынь плакало, покидая родные края. Где ты это время?
Конунг Аудбьёрн задумчиво разглядывал медовый напиток, что плескался в его кубке. Думал викинг о том, что их с братом ждет. Ждал возвращения гонца.
Временем тем слуга доверенный к конунгу подошел, сказал ему, что человек, к брату его отправленный, возвернулся и у порога ждет, когда властитель принять его пожелает.
- Так впусти его, что ты медлишь!? Гонца же было приказано немедля ко мне привести! - нетерпеливо воскликнул конунг.
Рванулся к дверям слуга, и вскоре уже возвратился, а следом за ним и гридень молодой вошел, учтиво конунгу поклонившись, да дозволения рассказ начать ожидая.
- Ну рассказывай. Выполнил ли ты мое поручение? Как тебя принял брат мой Арнвинд? Что ответил тебе?
- Сказывал он, Аудбьерн конунг, - гонец рассказ свой повел. - Что рад будет на одной стороне с тобой, как и раньше биться. Оттого и соберет войско, когда время придет. Никого в походы викингские ныне не отпускает, хоть и лето уже.
- Да, все мы застряли из-за проклятого Харальда, - стукнув кулаком по подлокотнику рявкнул Аудбьерн. - Пусть же Хель торжествует, таща его тушу в чертоги свои!
- Там с отцом своим встретиться, щенок! - Проскрежетал седоусый гридень, что недалеко от конунга находился. - А больше нигде места тому роду подлому быть не должно.
- Верно говоришь, Снурри, туда им и дорога. Да и Рагхильду с собой прихватить им стоит. Такой бабе не место на землях северных, - подхватил конунг.
- Лаять то вы все ладны, - буркнул жрец с волнистым посохом, исполненным в виде змеи. - А как до дела дойдет, какую рать ты выставишь, Аудбьерн, когда тебя знать конунгом величает, а на зов не поспешает?
- А куда она денется знать то эта, когда у них усадьбы Харальдовыми псами подожженные пылать начнут?
- Да знамо куда, - бросил Снурри, кулак сжав. - Верные тебе, конунг здесь собрались, а остальные с радостью великой под Харальда пойдут, как те собаки, что Гудбрадну служили.
Конунг нахмурился, отчего брови его сошлись на переносице. В голубых глазах полыхнуло пламя ярости.
- Разошли весть о сборе, Рагнар, последнюю. Тех кто не пойдет, убей сам. Чтоб под Харальда не пошли, - зловеще приказал Аудбьерн.
- Взбунтуются, - покачал головой жрец. - Сам же знаешь, их право полное на рать не идти, коли битва не на твоей земле, а в чужой вотчине происходит.
- Прав ты, жрец, кругом прав. Только не могу я оставить воинов Харальду. Нечестивое племя должно к Хель отправиться. Один меня в Вальгаллу не пустит, коли я допущу это.
- Отступное с них возьми, того обычаями не возбраняется - с каждого воина, что на палатях штаны просиживать вздумает - по пяти марок, - Снурри присоветовал. - И казне прибыток, и ярлы толстопузые подумают еще, стоит ли им от битвы отказываться.
- А не назову ли меня Аудбьерн Барыга, после этого?
- А коли и назовут, чем это хуже чем Эйнар Брюхотряс или Торстейн Шелудивый, - хитро заметил ньордов жрец. - А они оба славу в боях снискали. Мечом своим врагов на место поставят - будут и Барыгу боятся, а коли не сумеешь в бою власти выказать - так что проку тогда и от имени Могучий?
Конунг задумался, крепко задумался.
- Ох, хитер ты, жрец., ой хитер. Но быть посему. Тот кто не придет пусть с каждого меча по пяток марок мне скинет.
- На деньги те и среди морских удальцов можно дружину взять добрую, - служитель асов добавил.
- Покупатьмечи? - Аудбьерн даже отшатнулся от жреца. - Я брать привык.
- Брать, оно конечно мы все привыкли, - старик поближе к конунгу подошел, да на ухо ему зашептал: - Но наемников-то будет не так жалко на погибель бросать, в самое пекло боя.
- Снурри, не зря я тебя в советники поставил. Мудр ты. Чтож быть посему. Либо приходят ярлы, либо войско наемное. Что еще у брата моего Арнвинда?
- Да что у него быть может, - пожал плечам гонец. - Все по правде, разве что, сказать тебе хотел - родственница ваша, Хильд, дерзка излишне. Оттого говорю тебе сие, конунг, что как бы позора на весь род ваш не навлекла.
- Чем? - изумился конунг. - Языком острым? Или уже натворила чего и замуж за ромея собралась?
- Прости мне слова дерзкие, да лучше бы ее за ромея и с глаз долой, - хирдман продолжал. - Ведь не след бабе наравне с мужами себя вести.
Конунг почесал в затылке, затем наклонился к гонцу и молвил:
- Кровь валькирии. А хочешь тебе ее отдадим? Видать понравилась девка?
На лице гонца отразилась внутренняя борьба - видно было, что он взвешивает все достоинства и недостатки такого брака. С одной стороны девка своенравная, но с другой - мужу законному ее и урезонить проще будет, конечно времени уйдет не мало, но ведь и приданное за ней не малое, да к тому же и красива, чего уж отрицать. Но с таким скверным характером...
Наконец он кивнул и произнес:
- Почту за честь, владыка, - все же возможность с конунгом породниться перевешивала все остальное.
- Ну чтож, передам я брату своему, что ты Хильд сватаешь, - Аудбьерн усмехнулся в усы. - Да не робей! Хильд не так страшна как кажется.
Конунг отпил меду из чаши своей.
- На твое слово, господин, уповаю, - поклонился гонец. - Дозволишь ли идти, и подарки готовить?
- Ступай, - милостиво разрешил конунг, задумавшись, чтоже все-таки из этого выйдет.
- Вот еще для нас задача, конунг, - едва юноша ушел, Снурри слово взял. - Атли ярл из Согна. Его подспорье нам не помешало бы.
- Снурри, а гонца к нему отправляли?
- Неужели ты не помнишь? - Удивился воин, да усы ладонью пригладил. - Даже со стрелой ратной, а песье отродье это воинов созывать отказалось. Девятнадцать удальцов тогда со всего Согна пришли на твой зов. Все лучше было бы, коли Согн ты, конунг, под свою руку взять сумел, нежели как с равным с этим ярлом худородным разговоры вести.
- Негодяй этот Атли, да к тому же и жаден, - добавил жрец. - Вроде и тебе друг, и Харальду родич, и Гандальву приятель, и с Гудбрандом за одним столом сидел
- Предлагаешь силой взять? Али просто воев послать?
Конунг промолчал, что все помнил, просто слова Снурри услышать хотел.
- Вижу я, господин, все так же не склонен ты к свадьбе этой, - жрец головою покачал. - Родственницу свою простому хирдману отдал, а брату жену из рода ярлова взять не желаешь? Подрос уже Вемунд, все одно срок пришел ему невесту искать - так чем дочь Атли плоха, коли он сам ее предлагает?
- Да по слухам - красавица, каких поискать еще, - Снурри кивнул. - Понимаю, выглядеть будет это, так словно ты брата родного на дружине чужой женишь, ну так не все ли равно?
- Да времена жестокие настали, тяжкие, но женить брата. Молод он еще!
- Не моложе Харальда, а тот вон за невестой аж в Трандхейм побежал.
- Харальд это собачье племя, не сравнивай его с моим братом.
- Конунг, не будь столь упрям! - Подняв посох, вскричал жрец. - У Атли есть войско не меньше нашего, такой союзник будет лучше нового врага. Да и - быть может Сольвейг Вемунду приглянется?
- Жрец, ты мне гарантируешь, что это будет его выбор? - недобрым светом взгляд Аудбьерна зажегся.
-Ньорд не даст ему ошибиться с выбором, так ведь, великий конунг?
- Так, жрец. Будем надеятся, что Фрея девице покровительствует.
- Посольство готовить будем, с конунжичем молодым? - спросил Снурри.
- Готовьте, - конунг вновь обратился к чаше смедом.

(с Тельтом)

Сарасберг
Горм

Тяжкий груз лег на плечи Горма после бегства из Агдира.
Хорошо ведал молодой ярл, что то не поражение, когда у тебя сохранилось войско и сам ты можешь перевести дух. То не поражение, ибо можешь с новыми силами возвратиться и вновь искать счастья воинского и победы в битве.
Но еще молодой была кровь Горма, кипело все внутри у него и ярость заставляла его улыбаться – натянуто, говорить – едко и зло, и день напролет просиживать наравне с простыми воинами на веслах, дабы унять сжигающую изнутри жажду действия.
И после прибытия в Сарасберг не знал он успокоения.
Пришлось выделить воинов для бережения кораблей, поручить Свибрагеру-ярлу обустройство лагеря на окраине Сарасберга, но главное – пришлось вести беседу тяжкую с Гуннаром Одноухим, что пока еще оставался при Горме.
- Благодарен вам и славным датским воинам Агдир, - соловьем пел Гуннар в шатре Гормовом. – Великое мужество показали витязи конунга Хардакнута...
- Много наших пало, Гуннар-ярл, - оставил в стороне обиняки да восхваления обильные Горм и прямо уставился на знатного норвежца, немалое неудовольствие тому доставив таким презрением своим к учтивости.
- Много наших ушли пировать к богам, - повторил Горм, щурясь недобро. – Скорблю я о них всемерно, как, уверен, станет скорбеть и Хардакнут-конунг. Кровь их взывает об отмщении. И о плате.
- Сможешь ты месть править над Сульки-конунгом, ярл Горм, - заверил его Гуннар, пряча глаза вспыхнувшие.
- Не только о мести речь веду, - покачал головою Горм, - Каждый воин сюда шел за плату норвежскую. Думаю, пришла пора отдать злато да иную плату за павших, ибо нет удержу простому воинству, коли не находят они поддержки и сочувствия у вождей и воевод своих.
- Понял я тебя, - склонил низко голову Гуннар-ярл, - Нынче же доложу о том Рагхильде-кюне. Сил не пожалею, дабы плату урочную получили даны хоробрые.
- И в самом деле поняли мы друг друга, - усмехнулся в спину Гуннару Горм и следом вышел из шатра.
Чуяло сердце его: недоброе что-то замыслили Асгаут да Гуннар. Но верно ли то чутье от асов шло, или же усталость немереная одолевала, в черный цвет облачая всех вокруг, - не знал Горм. А потому не желал он и гадать, где да когда с коварством переведаться доведется. Прежде следует дать воинам отдых да самому сил набраться.
Недолго и искать пришлось Горму: отыскал он кумирню, в которой красовалась стаутя Одина. Преклонил колено Горм перед богом и поведал о муках и сомнениях своих, а жрецу, в тени скрывающемуся, отдал запястье серебрянное – из тех, что даром были от Асгаута-ярла.
Когда же вышел он из кумирни, увидел, что ждут его витязи-телохранители, а рядом стоит Альрик-ярл, с ноги на ногу переминается, словно кручина его привела какая, но опасается он назвать ее.
- Говори, брат ярл, - сказал Горм, чувствуя, как волосы на затылке словно рука ледяная пригладила.
- Собрались нынче на пир кюны обе, а затем совет держали, - произнес Альрик, на воеводу глядя.
Понял Горм и то, что невысказанным осталось: немалую обиду обе кюны нанесли ему, поставив его не с собою вровень, но вровень со своими ярлами. Скрежетнул он зубами, порешив, что возьмет свою виру еще.
- Идем, Альрик-ярл. Надобно нам совет созвать, да со всеми ярлами обсудить, сколь великую виру править будем с норвежцев за павших витязей данских. Там и об этом поговорим.
Шумела вокруг них пристань, но мрачными тенями двигались даны через толпу.

(с ДаркЛайт)
Трое лесных странников двигались быстро, стремясь покинуть владенья Кровавого ярла. Даже Эльдис спешила, очень уж ей не хотелось снова испытать его сомнительное гостеприимство. К счастью, Локи-обманщик не оставил Эгиля да Хаки явленной единожды милостью. Знать по нраву их дерзость пришлась богу Огня, он, как гуторят, любит мужей, что живы умом да горазды на выдумки. Эгиль сын Эгиля, живший в лесах норвежских пол жизни, все зимовья здесь знал неперечет. Кк ни боязно было Эльдис у людям идти, но переход по лесу со всей очевидностью показал: она, женщина, едва ли может соперничать с мужами в выносливости, только грузом тяжким на них, легконогих, висит. Вот и выбрали они девевеньку в четыре домину, в тени лесной схороненную да беженцами от войны назвались.
Правда, почти всю стаю пришлось в лесу оставить – кто бы поверил пришедшим с волками? Только Серый Снег с Эгилем пошел, не оставляя вожака в одиночестве.
Странно было Эгилю в чужом доме. Иные тут запахи, и другие люди; вздрагивал лесной житель среди людей.
Был он среди друзей, был среди врагов… да только раньше не был среди людей, которым почти безразличен оказался. Пожалели мимоходом слепого, и дальше пошли.
И потому сильнее он тянулся к Эльдис, хотя того пока не показывал.
- Нам надо разведать, что там да как, - молвил Хаки попутчикам. - Здесь Эльдис в безопасности до времени. а, ежели местные что умыслят. так ты, Эгиль, волков мигом кликнешь. А мне тяжко сидеть на полатях, не зная, что там за лесом. Ох, и смутное время настало, даже не ведомо , где друзья, где враги. мыслю я - хорошо бы разведать. Схожу я туда, где мужей больше живет, посмотрю да поспрашиваю.
- Сходи, - согласился Эгиль. - Один ты чужих глаз не привлечешь; мы же заметны чересчур будем. Хоть и не мне говорить о том, кто в глазах людских более приметен.
- Возвращайся скорее, - произнесла Эльдис. Бояздно ей было Хаки в лес отпускать, но - когда жена мужчину от войны удержала? Поход сына Гандальва хоть и не был ратною битвой, но все же... риск был немалый.
- Конечно, - кивнул тот в ответ. то. что рождалось между его спутниками, не было для Хаки тайной. и не желал он мешать юной любви, счастья обоим желая. То была одна из причин, почему конунжич прочь торопился. Третьему в таких делах места нет, а так.. может, и будет им милость ванов. найдут друг друга два сердца...
Слышал Эгиль, как уходил Хаки; острым был его слух и остальные чувства.
А когда скрылся сын Гандальва - не промолвил ни слова; только снова на Эльдис... нет, не поглядел. Прислушался к ней.
- Ты меня поначалу боялась? - неожиданно спросил он.
Она головой помотала, и тут же вздохнула. испуганно, вспомнив, что Эгиль жестов не видет. Не спепца дева боялась - лишь обитдеть его ненароком. Ведь викинги таких, как Эгиль за достойных мужей не считали. Впрочем, и таких, как Хаки - тоже. Отец ее, херсир славный, такого слепца со двора бы погнал, да и сына Гандальвого - тоже, даром. что тот Харальду родич. просто побрезговал бы. а она.. она вот задумалась: хорошо ли то, как она жить привыкла?
- Не слышу тебя, - улыбнулся Эгиль. - Слух мой тонок, да только не под силу ему чувства по лицу читать.
- Был во мне страх - но не перед тобою, - робко ответила Эльдис. - Когда друзья хуже врагов вдруг оказываються - сложно верить в добро и участие.
- Сложно... - задумчиво повторил Эгиль. - Мне, наверное, легче пришлось - с самого начала у меня друзей не было. Теперь вот появились...
Он помедлил. И спросил потом:
- Твоего лица я касался; могу представить тебя. А каким ты меня видишь? Никогда не знал, что за лицо у меня в других глазах.
- Ты очень красивый, - сегодня она впервые позволила себе рассмотреть его прямо, до того - кидала лишь робкие взгляда да больше - искоса. Боялась, сочтет, что любопытство праздное ее взором движет. - Совсем светлый... и глаза и волосы. Словно тебя серебром в детстве обсыпали, и смыть позабыли.

Мер. Гандальв-конун и гридень его верный.
С Тельтиаром.

Вскоре бабки невесту увели от конунга серого, сказав, что не закончена свадьба еще, а до той поры не нужно им вместе находиться. Недолго, однако, один Гандальв оставался в покоях, что ему отвел Неккви. Пришел человек из свиты альвхеймарской, да просил дозволения речь держать важную.
- Говори, славный муж, - сказал конунг.
- Повелитель могучий, не сердись, коли сказанное не по нраву тебе будет, - начал воин степенно. - Но вспоминаю я свадьбу расстроенную и диву даюсь, как раньше не сумел заметить вещей тех, что ныне в памяти моей всплывают. Но слушай же, конунг, все как есть тебе скажу, - странно мне то, что на свадьбу дочери младшей и друга старинного, не пригласил Неккви всех приближенных своих, а паче того, даже родичей близких приглашением обошел.
: - Ты прав, дело то не обычное, - поскреб Гандальв дланью седеющую бороду. - Впрочем, мы же не знаем, сколь хороши отношения их меж собой. Может, не позвал, чтобы не осрамиться? У меня у самого такие родичи были - что впору козни Локи поминать через слово.
- Так одно дело, Хаки, не к ужину будь помянут, а другое - конунги, слава о которых по всему побережью гремит, - покачал головою хирдман. - Да и еще не понравилось мне, владыка, что ушел Неккви, будто бы по делу вызванные в тот миг самый, когда жертву роковую жрец приносил. Как знал, чем дело обернется.
- Стыдно мне друга подозревать - да только ты ладно гуторишь, - мрачно сказал конунг Альвхеймара.
- Да и мне, государь не с руки конунга славного лаять, но ведь боязно за тебя, владыка, - продолжал гридень. - А ну как вспомнили бы обычай древний, по которому жених сам жертвы приносить должен? Или запоздали бы лучники?
- Не столь я немощен, чтобы волка не забороть без меча! - грозно сдвинул брови властитель Альвхеймара. - Но вои Неккви не все о том ведают. Скажи, знаешь ли ты, кто на Астрид до меня виды имел? Не может такая дева желания в мужчинах не побудить, да и род ее знатен. С таким породниться - мед сладостный.
- То не тайна, властелин, что до женитьбы, Рогволду ярлу ее руку обещал Неккви, - с готовностью ответил воин.
- Рогволду... - протянул серый конунг. - Знаю я его лишь наглядно. Богат да силен?
- Самый могущественный человек в Мере после конунга, - продолжал гридень говорить, все припоминая. - Да, ты, властелин, сына его видел на свадьбе - самый хмурый молодчик, шириной плеч таков, что в дверь едва проходит.
- Да уж, такого и захочешь - не проглядишь. - недовольно протянул конунг. сыновья ныне ему больной темой были. - Что же. мало ему одного молодца, решил всю Норвегию детками заполонить на старости лет?
- Да, кто ж говорит об одном, этот просто приметный самый, а там, подле папаши еще двое стояли - Ивар да Торир-молокос, - все-то углядеть верный гридень сумел, пока другие пили да веселились. - А еще у него и от рабынь приплоду немало.
- Хорошо, что у ярлов друга моего Некки мужской силы в достатке, - скривился Гандальв, - но то, что они рот на конунжий каравай разевают - дело не доброе.
- Но то домыслы все, господин, - головой покачал воитель. - Другое много хуже.
- Что же? Скажи, не тяни жилы, и так мочи нет.
- Слухи пошли неприятные, государь, слушать их мне было тяжко, запоминать - того хуже, но все же слово в слово повторить могу все, злопыхателями сказанное, - поближе подобрался к конунгу воин. - Знаки, говорят, асы послали, что не угодна им свадьба эта. Что Рагнарок приблизит, да что от тебя, властитель, народятся у Астрид одни Хаки трусливые и в том никакой Меру выгоды.
- Змеиные языки! - грозно воскликнул Гандальв. - Воистину. этого щенка Локи сам подменил, мне на погибель. Уж давно он в земле, а слава трусливая. что патока: не отмоешь, коль вымазался. Проклятие Хаки на голову!
- Да будет ему в Хель каждое слово наше, что нож острый, - поддакнул хирдман. - А еще говорят-де, что как волк загрыз Гереварда жреца, так ты Неккви глотку перегрызешь, коли на дочери его женишься. Но пуще всего слухи пошли, будто, хочешь ты весь Мер в войну втравить, да чужими руками победу получить.
- Не поверю я. что они только сейчас те речи измыслили, - вздохнул Гандальв. - Зверь проклятущий лишь языки развязал.
- А было ли это случайностью?
- Что ты имеешь в виду? Ужель Неккви... нет, ему проще было мне дочь и не предложить, ведь не я вовсе на браке настаивал.
Воин помолчал. Он не первый год служил Гандальву и состоял при нем в ближней дружине, знал и о том, сколь близки были раньше конунги Мера и Альвхеймара, ведал, что дружба их пока крепка. Но ведь странное что-то делалось в Нидорасе:
- У Неккви, помимо несостоявшегося зятя, есть еще и вполне реальный зять, со своими видами на правление, - наконец молвил муж. - Именно его ты, конунг, еще по приезду своему задел сильно словом неосторожным.
: - Я далек от того, чтобы оскорблять людей под кровом гостеприимным моего друга верного, - недовольно молвил конунг со все возрастающим раздражением в тоне. - Но тот, кто ищет себе неприятностей, их найдет, везде оскорбление видя.
- В тебе соперника опасного Хуньов видит, господин - он же сам ничтожен и как воин, и как правитель, а ты, на Астрид женившись, претендовать на Мер сможешь, или дети твои.
- Думаю. такие земли. как мер не заслуживают жить под рукою ничтожества. - фыркнул Гандальв. - Но тебе, воин, удалось посеять сомнения в чувствах моих и разуме. Поговорю я с Неккви прямо сейчас, пусть снимет камень подозрения с моего сердца.
- Погоди, господин, еще одного человека я знаю, кому ты не мил, - воин молвил.
- Ужели никто в Мере не рад мне сегодня?
- Как союзнику - рады, как господину грядущему - отнюдь, - с грустью дружинник произнес. - Ты, государь, словам моим волен не верить, но люд здешний привык к тому, что конунг сквозь пальцы на дела их смотрит, а о тебе слава, как о властителе грозном идет, что ярлов в кулаке держит. Оттого и бояться.
-Пусть крепче пугаются, потому что, коль прав ты - им тяжко придется.
- Почуяли волю, ублюдки, - осмелел альвхеймарец. - Совсем как Хильден, покуда ты в Вествфольде воевал. Только тут у них конунг на месте, а все одно - вольничают. Но я про третьего говорил - то младой внук Неккви любимый, Сельви Разрушитель. Опасен он, да хитер, словно лис, в бою же берсерк настоящий.
- Неккви гуторил, что с внукам как раз у него согласие полное, – скептически скривил губы Гандальв.
- Деда то внук любит, а вот тебя, народ говорит, еще до встречи невзлюбил. Сказывают, старым козлом тебя за глаза называл, что до молодых козочек охоч. Да еще говорил этот юнец, по слухам, будто не оттого ты Хаки держал наследником, что сын он тебе был, а оттого, что других сыновей сделать уже не мог по слабости.
- О «слабости» моей дети рабынь лучше слов говорят. А вот лагодникам. что языками чешут вместо того, чтобы мечами в сече махать, я бы руки повыдергал.
- Оттого и наушничают, что им Хунтьов бесхребетный милее на троне будет, - согласился воин. - Надобно с Неккви разговор вести, государь. Быть может и укоротит он языки негодяям.
- Воистину, так я и сделаю, отозвался альвхеймарский конунг.

Мер. Рогволд и присные
Большая часть принадлежит Некропехоте

- Ты, брат, глаголешь хорошо, да только вот к суnи переходи, - устало, ибо солнце за окном уже давно закатилось за горизонт, отвечал Рогволд, - не девка я тебе, шоб предо мною подвигами красоваться.
- Хорошо, не буду блуждать вокруг да около, - хмыкнул Сигурд, - был у меня товарищ один, связала друг с другом нас судьба-чертовка, да так тесно, что вроде ягоды и не с одного поля, а пути жизненные сплелись - по одной ножом проведешь, так и другая напополам разойдется.
Был то торговец знатный, богатый и влиятельный. Да вот в переплет угодил - в долги по самые уши залез, на товар деньги собирая, но потом едва ль не все добро у него под самым носом и погорело. Прямо на складах. В общем туго было купцу, да сам в петлю влез и, как говорится, своими же руками петлю затянул.
Впрочем, на его счастье рядом я с дружиной малой зимовал. Голодно было, хоть и снега уже вроде как сошли, ну и решили мы, значит, пощипать местных торгашей. Подкараулили где-то мои вои обоз небольшой да оружием его и взяли. Среди пленных купец тот оказался. Очень скоро, когда до меня таки донесли его, мы пришли к выводу (освободил его, как понял, что за муж предо мной стоит) - тягостно жить последнее время стало и несправедливостью теперь приходится на кусок хлеба зарабатывать.
Ту весну мы с ним вдвоем и шустрили по местным дорогам да речкам. У меня сила в кулак собрана, не каждый разожмет, а у него - связи, в узел тугой затянутый. Все знал - когда, кто и куда с чем отправляется. Оставалось лишь явиться в указанном месте да забрать злато, погрузить товары, пересадить рабов к нам на за весла.
Выяснилось потом, что купец сей - харальдов близкий прихвостень. Впрочем, мне-то какое до того дело... мы с тех пор частенько с ним вместе сходились и всякий раз прибыльно для сум.
- Ты, значит, хочешь, чтобы я положился на продажного выродка, - подивился искренне Рогволд, - что своих же тебе перепродавал?
- В том то и дело, что такие как он - деньгам верны и почитают договоры пуще судий иных. Говорю тебе, брат, надежнее человека тебе не найти. Ежели, конечно, ты вознамерился за честь поруганную отомстить.
- Сигурд, ты заканчивай, - поверх сплетенных пальцев взглянул на брата Рогволд, - давно не юнцы мы. И сам понимаешь, доверчивые еще ранее безрассудных сгнивают.
- Не купцу этому довериться прошу, - отвечал Сигурд, - но мне, родне твоей. А уж мне ты, сам знаешь, доверять можешь.
Надолго молчание воцарилось в покоях Рогволда. Наконец изрек ярл Мера:
- Хорошо, брат, поступим так. Ты мое слово во Хладир свези, к Харальду. Растолкуй своему купцу о делах... одним словом, поступай на свое разумение. Волю и желание мое ты знаешь. А я тем временем займусь делами здесь, в Мере. На свадьбу женушки своей обещанной собираться надо.

На том и порешили братья, а под утро снарядил корабль Сигурд, в дальний путь отправляясь, да сына молодого с собой взяв, чтобы уму-разуму учился, дело-то не шуточное предстояло им, потому со всем тщанием товары грузили на драккар, да воинов отбирали из тех, кто язык за зубами держать приучен. Для всех отправлялся Сигурд в новый поход на Англов, о том повсюду юнцы кричали, обиду на то, что их с собой не взяли, затая.
Но вот отчалил корабль, а Рогволд с войском отправился к Нидорасу, поперед себя людей верных отослав.
Не хотелось идти сыновьям Рогволда на свадьбы, да не могли не повиноваться воле батьки, а потому понурые, хоть и стараясь изображать радушие да веселье, Ивар и Хрольв влились в праздную толпу гостей, Торир же, по младости лет и вовсе рад был, что на праздник попал. Отец уже занял отведенное в зале ему место, сыновьям лишь оставалось занять места одесную его.
Ивар мельком взглянул на лицо батьки и подивился тому, насколько отец умело скрывает гнев праведный. Ничего не выдовало в нем расстройства - ни в осанке, ни в лице, ни в движении каком. Многие из гостей поглядывали на Рогволда, ибо всем известно было кому изначально обещал дочку свою старый Неккви. Многие поглядывали, да разглядеть ничего не могли.
А вот в Хунтьове, напротив злость виделась - не умел непутевый зять конунга чувств своих скрыть, да к тому же то пренебрежение, с каким к нему гость обращался злости добавило. Оттого и вид у него был такой, словно одолжение великое сделал он всем, на свадьбу придя. Подле отца и Сельви сидел, вино поглощая, да смеясь в голос и смешное что-то рассказывая соседям, да мнилось тем, кто далече от него сидел, что поскальзывали там имена Астрид и Гандальва, в рассказе конунжича.
Своим ходом шла церемония. Обменивались цветастыми словами конунги, друг другу уши умысливая. Непринужденно переговаривались гости, расхваливая красоту невесты да удаль жениха. В зале царила радость и веселье, которому вот-вот было суждено выплеснуться в шальную гулянку. Среди всех кручинилась одна лишь невеста, видать, тяжелым бременем на нее легло приказание отцовское.
Но вот, подбежал к Неккви человек один, что-то на ухо шепча. Переменился в лице конунг, и прочь поспешил. Легкая улыбка едва губ коснулась рогволдовых, славно справил холоп приказание, владетеля из зала выманив. После наградить надобно будет.
Едва лишь покинул трапезную конунг, как промолвил жрец верховный, Геревард, уговору верный:
- Пора союз сей скрепить нам пред богами клятвами! - с этими словами жених и невеста направились к выходу из зала, на улицу, где их ожидали подарки богам высоким, чтоб церемонию не только на земле и не только люди одобрили. Может кто и поспорил бы, что не дело это, без отца невесты жертвы приносить асам, да только Геревард слишком уверен был в правоте своей, пальцами костистыми мех плаща поглаживая. Плаща, подаренного ему Рогволдом.
Одно за другим случались жертвоприношения и вот наконец вытащили на поляну волка, что должно было зарезать во имя Тюра, да привязали к алтарю. Знатный зверь попался - не оголодавший и от-того едва спобоный лапу задрать, но настоящий матерый волчище, исполненный природной силушки и живости. Уж и не знал никто, где зверину такую выловить удалось, да только ловчие, когда им денег щедро отсыпают и не на такие чудеса способны.
Произнеся слова подобающие, Геревард уже было потянулся к жертвенному ножу, как случилось невероятное: волк, что до того все бился в путах, да сорвать с себя ремни кожанные, почуял скорую погибель. Рванул изо всех сил последних, да хрустнула упряжь, поддалась силе зверя лесного.
На свободе оказался волк да тут же на Гереварда-жреца набросился, одним ударом опрокинув на землю да разорвав пузо. Истошно закричал Геревард, почувствовав телом гнев волка, Тюру обещанного. Не ожидал того властный златолюбец, что раньше судьбы чужие вершил, да за награду богатую волю богов толковал так, как людям угодно было. То с ним приключилось, что сам любил он с врагами проделывать, за волю богов расправу преступную выдавая. Но разве знал Геревард, что один из ловчих ремни кожанные ножом полоснул, когда к алтарю привязывал зверя? Разве мог предположить, что его, жреца верховного, кто-то убить возжелает? Оттого и умирал сейчас с брюхом разодранным, да устами слабеющими все пытался произнести имя чье-то, но сил не находил.
Временем тем лесной обитатель уже повернулся было к Гандальву, да не судьба была тому пасть от клыков да когтей зверя дикого. Вмешались гридни да на раз пригвоздили стрелами волка к земле, кровью жреческой окропленной. Изобразил испуг и недоумение на лице своем Рогволд, за происходящим наблюдая, да сам первый к жрецу на помощь поспешил, а следом за ним и Ивар, все же не сумевший улыбку спрятать.
По усадьбе же слухи потянулись, умело нужными людьми пущенные, а что в них правда, что кривда - и сам Один бы не смог разгадать.

Арнвинд размышлял над складывающейся ситуацией в одиночестве сидя в длинном доме. Такое состояние не было ему свойственно, он привык действовать, как любой из викингов. Теперь же из-за творящегося в Норвегии они застряли тут. Лето бушевало в Скандинавии, а волки севера не вышли в свой набег. Воины не знали куда приложить свою энергию, потому тренировочные поединки все чаще становились похожи на настоящие.
Конунг протянул руку к чаше с медом, когда дверь скрипнула.
- Здрав будь, славный конунг, - поприветствовал Арнвинда вошедший Эйрик, однако поклона не отвесил. - Чего не весел так?
- А чему радоваться? – ответил Арнвинд. – Людям приложиться некуда. Походов нет.
- Зато ты, конунг, времени даром не теряешь, - ярл возвысил голос, глядя в глаза господину. - Дошли и до меня слухи, что ты Хильд вздумал не мне, а кому другому в жены отдать.
Арнвинд нахмурился еще больше, если конечно такое было возможно.
- И откуда же такие слухи пошли? Чье имя называется?
- А слухи, вестимо отовсюду идут! Как я могу людям в глаза смотреть, коли каждый тралл судачит, будто бы не сумел я невесты удержать!
Конунгу слова ярла не понравились, он подался вперед, впившись в Эрика взглядом холодных как Северное море серых глаз.
- Ты меня решил обвинить в том, что тралы судачат? Или может я сам слухи, как баба распускать начал?
- Слухи, они не на пустом месте растут, конунг! - С вызовом бросил Эрик, потрясая бородой.
Во взгляде конунга полыхнул настоящий гнев, как лесной пожар метнулся, когда огонь с подожженной деревни на кроны перебегает.
- Осторожнее, Эрик Торвальдсон, ты сейчас по лезвию клинка ходишь. Обвиняешь конунга в обмане. Я тебе виру назначил за Хильд? Соберешь, твоя будет. Нет, не обессудь. Она дочь хевдинга, родич двух конунгов славных. Просто так я ее отдать не могу. Или ты слово конунга сомнению подвергаешь?
- Слову конунга верю я, но и ты помяни мое, владыка - коли еще сваты пожалуют до срока, пошатнеться вера моя, - Эрик ответствовал, а после добавил: - А виру я соберу... уже собрал бы, коли в поход отпустил ты меня.
- Если посольство придет, я буду вынужден принять его. Вот о том, что соглашусь, можешь не беспокоится. Слово конунга нерушимо, ибо Одином поклялся. А про походы, ты ярл мой, должен знать причину того, что сидим на берегу, да драккары морем не поим.
- Неккви, родич твой, видно из ума выжил на старости лет, - проскрежетал ярл. - Войска томятся, а он все ждет чего-то. Сейчас бы уже выступить.
- Знать, не время еще. Выжидает Неккви благоприятный момент, когда напасть на Харальда можно будет. Да войско то толком и не собралось. Вот ты ярл верный, сразу по зову пришел, а у брата моего Аудбьерна, что не ярл то трус на полатях возлежащий. Отказываются на Харальда идти, хотят дождаться когда пес за ними придет. Вот скажи мне, Эрик сын Торвальда, имеет ли право в волчий мех он рядиться?
- Все, что слыхал я о Харальде, один дает мне вывод сделать - трус он, каких поискать, - воин отвечал, по палате расхаживая, поскольку устал на одном месте стоять. - В битву никогда воинов не ведет, издали наблюдает, а победы его все дядей добыты.
- Может ему предложить лисий мех одеть? Все равно баба его воинами управляет.
- Да на это отродье мне бы и песьего меха жалко было, лучше уж с него самого шкуру содрать на сапоги.
- Как бы я был счастлив наблюдать его муки в плену у Хель, сам пируя в Вальхалле.
- Рано тебе, конунг, в Вальхаллу еще, - покачал головой Эрик. - Как предкам в глаза посмотришь, коли наследников не оставишь?
- К тому моменту как я попаду на пир к Одину, Харальд уже будет жалок после того что Хель с ним сделает.
- А я отрублю голову Гутхорму, в том моя клятва! - Выкрикнул ярл.
- Зачем он Хель без головы? - задумчиво поинтересовался конунг.
- А зачем ему вообще голова, коли он берсерк?
- Слушай, я вот все подозревал, что он с Локи союз заключил. Может не Один ему помогает а Великий Обманщик?
- О том давно слухи ходят, - согласился Эрик, вспоминая, что скальды да пришлецы гуторили. - Ни одной битвы честно не выиграл щенок - там Хальвдан из Хель вышел, здесь ночью сонных гридей в усадьбах пожгли, Оркдаль, пока конунг в походе был, разграбили.
- От битвы глаза в глаза бежит, мальчишка. Как и все их собачье племя. Интересно если собаку его породившую, явно любовницу Локи, воинам отдать, это лишит его хоть на время его покровительства?
- До нее пойди еще, доберись, - скривился Эйрик.
- В этом ты прав, Локи хорошо свою подстилку охраняет.
- Пойду я, славный конунг, людей надо занять чем-нибудь, пока от безделья совсем разумом не помутились.
- Ступай, - махнул рукой конунг.

(в роли Эрика Тельтиар)

Мер. Конунг Гандальв.

Едва лишь конунг от себя гридня отпустил да к Неккви в покои собрался, в дверь его запыленный гонец постучал. Хоть и был он видом своим не пригож после дальней дороги, но осанку имел гордую и глаза соколиные, так что не посмели рабы препятствий стопам его учинить. Явно же – не челядинец какой. А вой не из последних в конунжьей гриднице.
Поднял конунг брови, вторжением удивленный. А, как лик прискакавшего рассмотрел – и того пуще забеспокоился: был то Олав, первый подручный ярла Асгейра. Видать, что то, и впрямь, знатное в землях стряслось, что не рискнул ярл довериться ни памяти гонца из простых, ни чернилам.
- Здравствуй, конунг, - Олав скинул долой шапку и теперь стоял перед властителем, голову опустив. – вести худые я вез – но и то, что здесь бают не лучше.
- Про здешнее я уж наслушался досыта, - скрипнул зубами серый конунг. – Сказывай, что дома случилось.
- Случилось то, что вои, тобой в помощь Асмунду из Раумарики отряженное, вернулись оборванные и всего парой дюжин. Да плели всякую чушь про призраков да происки Хель, - Олав решил пока не упоминать имя Хаки, якобы встреченного над телом Дунгаля. Гандальв и без того в бешенстве был.
- Однако же, ясно было Асгейру, что лишь видения страшные едва ли могли их число так уменьшить. Так и есть, что волки агдирские поводом малым воспользовались, чтоб глотки воям твоим перерезать. Осерчал на то ярл твой, да повел дружину с земли Асмунда, обещая кишки его на клинок намотать да тебе переслать морем.
- Боюсь, что стухнут они по дороге, - ответствовал конунг. – А Асгейр – истинный викинг, и хорошо знает, что за виру брать надобно. Пусть же тор будет с ним в битве а Один даст мудрости избегнуть коварства. Скачи же обратно к нему, Олав, да благословение мое передай.
- Ярл будет столь же беспощаден к врагам, сколь верен он тебе, конунг славный, - снова поклонился Олав.
- Передай ему еще вот что, - остановил владыка гонца, повернувшего к двери. – Слышал я, что у родича Неккви, Арнвинда, есть девица на выданье. Пусть Асгейр к ней сватов направит. Не дело то – рисковать, чтобы столь славный род от шальной стрелы оборвался.
- Все молвлю, как ты сказал, властелин.

Фиорды. Двор Кари-берсерка.

Торольв, Эйвинд-Ягненок и Кари.

Меч звенел о меч, высекая искры. Любо посмотреть как тешатся битвой славные викинги. Каждый из них к лету поведет в поход свой хирд – пускай! Тем более не гоже забывать им ратную науку. Ловко кружили и разили железом молодые парни – наотмашь, не на шутку. Видать, знали каждый свою и друга силу и боевой норов, не в первый раз бились, поблажки не давали один другому. Да только и зла не желали, без того заработали уже на телесах шрамов без числа.
- А что, Эйвинд, не слыхал ли чего об Альвире-скальде? – Торольв, не довершив замах-обманку, сделалал нижний выпад, разя клинком побратиму в живот. Ай не успел бы остановить удара! Только Эйвинда-Ягненка уже в первом походе было таким ударом не взять. Не сбив дыхания отбил в сторону Торольва меч, поморщился только, словно от старой едучей раны:
- Не слыхал я о таком скальде. Небось и мёд его не из клюва вытек, а из под хвоста! – Крутанулся Эйвинд и полетел круглый заточенный кончик клинка в шею Торольву. Тот, в свою очередь, остановил удар, да так, что похлипче боец уже бежал бы в кусты за выбитым из руки клинком. Но Ягненок и меч удержал, и от побратима отскочить успел на две руки. А тот не унимался:
- Ужель не простил ты брата? – и вот уже заносит меч Торольв над головой, скользя вперед и обрушая прямой удар на голову противнику– даже не запыхался викинг! Эйвинд плавно ушел в сторону, наклонив свой клинок так, чтобы меч Торольва послушной змеей заскользил по нему да и ткнулся в землю. Тут бы и рубить ему шею Торольву, а тому уходить в отчаянном кувырке через согнутую руку с клинком… Да только отступил Эйвинд и меч опустил.
- Не брат он мне, коли ради девки пригожей род свой оставил. – сказал Эйвинд так и уложил меч в ножны. – Славный бой, побратим.
Отвернулся и пошел к дружинному дому. А Торольв остался стоять, уставив в землю меч. И предупреждал ведь отец его, чтобы об Альвире не заговаривал ни с Кари, ни с Эйвиндом, а язык свой сдержать не сумел. Клинком не смог поразить побратима, а словами рану разбередил.

Близилось лето и, казалось, старый Кари совсем выкинул беспутного сына из головы. Только осунулся весь, словно годы наконец догнали крепкого берсерка, и седина стала своё брать. Он обходил подворье, когда навстречу ему попался Эйвинд, шагавший к дружинному дому. Не заметил Кари его печали, да и сын не стал лишний раз душу отцу бередить.
- Что твои хирдманны, все ли пойдут с тобой в поход, кто раньше ходил? Послал ли стрелу по деревням, викингов собирая?
- Храбрых воинов нынче немало, да только собирает Аудбьерн войско и многие достойные викинги за ним пошли.
- Не пойдут мои люди ни за Аудбьерном, ни за Атли Тощим, ни к Неккви-конунгу! Хватит нам и в море добычи. То же и Ульв скажет. Что братья Сигурдссоны?
- Младший уже оправился, на ноги встал. Все трое пойдут в поход. Эйрик Топор родичей приведет. Халльгорм кормчим пойдет с нами…
- Халльгорм славный кормчий и войн. Наберется ли людей, чтобы по двое на весло посадить, да еще гребцов на смену?
- Уже набралось нас десятка три…
- Мало того!
- Будут еще викинги.
Помолчали отец и сын. Каждый вроде о своем думал, о все об одном на деле.
- Как у Торольва дела? К нам погостить приехал – неужто хирд уже собрал?
- Так и есть. За ним люди с охотой идут. Он хороший хёвдинг…
- А за тобой?
Промолчал Ягненок.
- Ты хороший викинг и… хороший сын. – Кари посмотрел на Эйвинда. Тот склонил голову.
- Возвращайтесь скорее. Я чую, грядет большое немирье. Не будем мы двумя щитами играть – раз и навсегда решить надобно, за кого стоять будем.

Транделаг. Хладир.
Совместно DarkLight и avarach не дождавшись Тельта

Две недели уж празднества длились устроенные медведем Хладирским в честь гостей дорогих, в честь их свадеб совместно сыгранных. Сладкими эти дни останутся в памяти молвы людской, только имение Хакона не Валгаллой кличут, и не след воинам прежде времени пиры без конца устраивать, предаваться хмельному бражничеству. До тех пор лишь в руках силу они сохраняют, пока сталь в их руках песнь поет славную, пока недруг коварство замысливший будет вздрагивать слова песни той, заслышав, издали. Да и хозяину земель своих не след оставлять без присмотра лен свой только ради чары пенной, воинов своих приучать к безделью. Так мыслил Грютинг каждое утро ложе невесты своей оставляя. Чтоб совсем не взвыть от безделья, не приучать себя к лености мысли, третий день ярл оркдальский засылал гонцов на конях резвых к Торстейну да к Мера границам – ясно уж куда поведет их дальше Харальд, супротив какого врага им придется выступить. Так и надо знать о враге своем будущем больше, чем он сам о себе знает, чтоб не стало никакое его действие неожиданностью для дружин славных водителей. Принимать все вести полученные, поручил Грютинг Асгейру, чтоб отсеивал важное. Смысл и польза в том двойная была – и малец поучиться должен принимать решения не мечем одним диктуемые, да и сам Грютинг для других дел время иметь будет. А дел таких набиралось не мало. Хоть и поставил Хакон за порядком Ахти следить Йотуна, а оркдальский ярл Исхера, только каждый день меж собой люди удалью и силою похвалялися, а потом и меряться начинали. Доходили они и до поединков, пока еще не смертельных, но скука смертная свое дело сделает, не занять сейчас воинов если ничем, то тинги мечей средь союзников станут не вымыслом вовсе. Потому ярл за порядком средь свих сам приглядывал, сурово наказывая ослушников. Да еще бонды мятежные, хоть и присягнули они в верности, да пригляда особого требуют, ибо земля на которой родились они не далеко осталась еще. Побыстрее их надо на землю посадить, хоть польза какая будет от них, а из Оркдаля так просто не выйти им будет – тропы и перевалы знать надо. А и если узнают дорогу они, не беда, наученный набегом Харальда неожиданным, сторожу Торстейн ставит теперь везде где пройти могут гости незваные.
Размышления ярла прервал голос Асгера младого, призывавшего к себе внимание Грютинга:
– Господин, из Оркдаля вести пришли тревожные. Брат гонца прислал, от границ самого Мера спешил он. Выслушай, что он скажет тебе.
– От Мера границ?! Здесь не место нам обсуждать дела важные. С гонцом вместе идем в шатер мой, там разговор держать будем.
Словно ветер тревоги подул на душе Грютинга, вновь он силу военную из родных мест вывел, и ворог тем может воспользоваться. Потому не медлил он боле, и сразу в шатер вестника потащил за собой. Лишь только воды тот с дороги испил, как вопросил его ярл:
– Как дела обстоят в имении моем? Что привез ты мне? С чем тебя Торстейн отправил?
И так пристален был взгляд ярла, что невольно вздрогнул под ним посыльный:
– Вести тревожные я привез, хозяин. С имением твоим родовым все хорошо, поднимают там стены новые Торстейн, сгоревшим взамен. Только как бы не стали труды его напрасными – вновь угроза повисла над нами крыльями черными. Собирают соседи наши из Мера силы тяжкие, и слух ходит поганый, что не в дальний поход они собираются, а в госи к тебе наведаться.
– Точно ли то, что сказал ты мне? Кто о том вести принес?
– Говорили о том купцы заезжие. И слова чтобы их проверить, заслал Торстейн людей, чтобы в Мере самом посмотрели они, что твориться. Я сам был средь них.
– Что ты видел, говори все без утайки.
– Видел и слышал я, как стрелу боевую возили по селениям вестники Некви-конунга, призывали людей за добычей и славой идти. Только не в дальний поход они собираются славы искать, а дома наши предать разорению.
– Весть принес ты лихую воин, но лучше быть предупрежденным о беде грядущей, чем принять удар рока. Вот, тебе наградою будут эти монеты, прими их в награду за службу свою.
Грютинг достал из кошеля на поясе приточенного серебра горсть и высыпал его в протянутые ладони гонца.
– Асгейр, стрелою лети к Харальду, скажи, что вести дошли с гонцом к нам тревожные, что враг показал нам лицо свое истинное и готовит на нас нападение. Пошли с той же вестью еще гридней к Гутхорму, дяде конунга и Хакону, хозяину нас приютившему. Пусть готовы будут они к совету военному, мы не можем угрозой той попуститься.
Бегом выскочил Асгейр выполнять поручение Грютинга, и не только верность господину гнала его, но тревога за дом и близких за спиною оставшихся.
– Скоро Харальд нас с тобой позовет, там ты все, что мне сейчас рассказал перед повторишь. А пока в порядок себя приведи, с дороги умойся, одежду почисти, да садись поснедать пока время есть, от обеда еще оставалось там.
Вновь к гонцу обратился Грютинг, тот кивнул на его слова быстро и сполнять все отправился, как сказано было.
Выслушал Харальд гонца Грютингова - да бороду наметившуюся поскреб пятерней. Немногим ранее на двор к нему пришел муж, с предложением интересным, и речи от Грютинга слова гостя того подтверждали.
- Ступай к пославшему тебя, да вели именем моим лично явиться, - повелел он вою. - Будем судить о делах важных да нужных.
А, после ухода посланника ярла орклальского, послал конунг Харальд слуг за Гутхормом да Хаконом с теми же словами.
Знал ярл Оркдаля, что не заставит ждать себя совет воинский, нельзя от такого отмахиваться, когда на владения твои враг зарится. Потому и готов он был к приходу посыльного Харальда, хоть немедленно к нему отправиться. Словно мысли свои подтверждая, отвечал он гридню агдирскому:
– Сейчас буду, ступай.
И своему уже человеку, перед конунгом ответ державшему на ходу уже бросил:
– Пока совет идет отдыхать можешь, но как вернусь, хочу с тобой еще о делах домашних моих поговорить, так что не пропадай никуда, рядом тут будь, чтоб искать не пришлось тебя.
Одним из первых явился Грютинг по зову Харальдову, и приветствием с ним обменявшись молвил слово:
– Видать долго мы по гостям стали сиживать, пока отдых заслуженный принимаем ворог наш козни за спинами строит, на владения наши зарится. Снова Локки коварный нашел себе прихвостней.
– Твоего гонца я выслушал. Дерзость такую без внимания мы не оставим, а пока дожидаем остальных на совет, расскажи, сколько воев ты сможешь выставить.
– Хотелось сказать бы, что в дружине у меня тысячи, да неправдой то будет. Лихие ветры войны вдоволь пожали средь моих воинов, пять сотен хирдманов у меня с собою сейчас и сотен восемь бондов имеется. Из Оркдаля я помощи особой не жду, перед походом против мятежников, всех я оттуда собрал, а ведь надо чтоб и за порядком и законом там кто-то следил. Бондов вновь присягнувших мне, я хочу посадить на землю, чтоб не чахла она без внимания. Так что в поход сейчас я могу выставить около тысячи. Пополам бондов с хирдманами. Маловато чтоб с Мером ратиться, на твою помощь конунг рассчитываю.
– Не оставлю тебя без внимания, и земли что дал тебе править под моею рукою.
Тут Хакон вошел, разговор прерывая. Замолчал Харальд, не желая дел важных без Гутхорма обсуждать. Запали в сердце его речи дяди о неблагодарности черной, и не желал он еще раз повод родичу дать себя срамословить. К счастью, и сам берсерк быстро пожаловал. не заставил собравшихся ожиданьем томиться.
- Здравствуйте, родичи! Собрал я вас сегодня не для веселья праздного, как в дни прошлые, но чтобы о сечах гуторить, - начал молодой конунг. – Слухи до меня дошли черные, что Гандальв. враг мой лютый. союз с Мером измыслил. Коли выйдет все по воле волка Альвхеймарского – нам туго придется. от того и жду я от вас, мужи многомудрые, указания да совета.
Знал Харалд, что он ныне властен, но после урока ночного решил гордость конунгов бывших потешить чуток, да заслуги признать. А кроме того – опыт боевой у них, правда, солидный. Так не грех и на ус мудрость воителей намотать. Все одно, к его. Харальда, славе все деянья будут вершиться.
Вот и собрались в итоге за одним столом четверо властителей. трое - в летах, и один юный, которому боги уготовили жребий взлететь выше всех. Даже Гутхорм сегодня смотрел на него снизу вверх, ничем о речах ночных не напоминая.

Лес. Хаки Гандальвсон.

Оставив друзей в безопасности, альвхеймарский конунжич пошел лесными тропами из Раумарики в Хейдмерк, по следу ярла Асмунда. Ох, и ужасен был этот след! Не зря в землях суровых викингов, милосердьем не славившихся, молва его назвищем «Кровавого» нарекла.
Узнав, что Эльдис от него вместо заботы плен получила, Хаки уж тогда ярла за глаза невзлюбил, да подивился, как Харальд землю молодцу такому доверил. Теперь же в душе бывшего конунжича мутным облаком поднималась лютая злость. Чувство то было новым для сына Гандальва: он не лгал, говоря, что по-настоящему никого не ненавидел. До ярла Асмунда.
- Может, отношусь к нему так, потому что альвхеймарцу да родичу Ганвальва так легко ненавидеть агдирца? - размышлял Хаки. Но тут же вспоминал сожженные деревни, разоренные земли да селян, смерти лютой преданных без счета – и возражал себе:
- Нет! Харальд – ведь тоже агдирец. Но таким врагом можно гордиться. Как и Хареком Волком и…
Перечислять достойных врагов, с которыми некогда свела его сеча, можно было бы долго. Увы, ныне один недостойный многое перечеркивал. Трудно будет Харальду конунгу эту землю отстоять да доверие народа вернуть. Запугал их Асмунд. Правда. Как слышал он от старухи, Асмунд Кровавый себя конунгом звал а властелина законного поносил да мальчишкой в речах обзывал. Знал ли то Харальд? Ой, вряд ли! Но конунг далече, и врагов у него не убавилось. К тому же – не ему, Хаки раскрывать глаза Харальду Хальвдансону. Если он так умен, как казалось при встрече, сам про все догадается. Альвхеймарец и сам не знал, зачем хочет увидеть Асмунда. Попытаться убить? Вряд ли получится: охрана у ярла лютая, и даже своих не щадит. Что и говорить о бродяге?
Хаки Гандальвсон все это отлично знал, и все же – как колдовством тянуло его вслед за Кровавым. Хоть и знал он: если будет битва какая, он к ней опоздает.

Харек Волк, Ранрики
Спустя четыре дня войско ирландцев, сопровождавшее супругу Харека, прибыло в усадьбу конунгов Ранрики. По прибытии остального войска был собран тинг фюлька, куда съехались все хёвдинги, хёльды, и старейшины родов, и просто уважаемые люди, и даже многие вожди вольных викингов, которым старый конунг дал корабли и клочок земли для корабельных сараев и зимовок. Харек торжественно был провозглашен коннунгом. Но куда больше было вождей, которые предпочли покинуть берега Ранрики, и обосновались на многочисленнеых мелких островах , растянувшихся в заливе от Ранрики до самого Вестфольда.
Харек освободил всех рабов, кто проживал здесь, и многие из них пожелали остаться либо вольными карлами у своихъ хозяев, а кто имел какие-то средства, те стали вольными бондами. Еще сюда стали стекаться люди, бежавшие из Вьярманланда от войска конунга свейского, и много тревожных известий стекались теперь в новый дом Харека.
Через 2 дня после избрания Харека конунгом на тинге фюлька, прибыл к нему один из его гонцов, ирландец, сообщивщий ему про встречу с людьми Асгаута ярла, и про то что Фреалаф поехал постеить кюну лично.
- Сдается мне, не без ведома кюны все это делается, или она не про все знает. -сказал Хареку ирландец.
Харек написал новое послание кюне, и еще одно послание Харальду, вырезав руны на дощечках, и отправил с ними двоих своих вольноотпущенников, наказав им говорить всем, что они идут от нового конунга Ранрики с предложением мира и союза, но имени его просил не называть. На этот раз Харек оставил копии посланий у себя.
Тем временем военоначальники Харека укрепляли побрежье, строили там форты и сторожевые башни, и тренировали новых хирдманов. Широко разошелся слух о том, что в земле Ранриики тепреь новй конунг, и многие молодые бонды и даже беглые рабы из земель свейских и данских при ходили сюда, чторбы поступить на службу.
Трижды отправлял Харек корабли в Хедебю, чтобы выкупить там рабов, и привозил сюда новых воинов, а также мастеровых и ремесленников из земель саксов, англов и франков. Были среди них также и венды, и даже ливы и эсты с восточного берега Варяжского моря. Стучали топоры в лесах, и молоты в кузницах, и крепла новая держава, готовясь к новым битвам....
И вот прибыли посланцы от Эйнара, сообщившие что идет Асмунд ярл на Вингульмерк, а Эйрик -конунг свейский уже стоит с войском на границе, на другом берегу реки Ран Эльв. Уже настала пора сева, и многих бондов отпустили по домам, оставив лишь постоянную дружину.
Долго советовался Харек с другими военоначальниками, и в конце концов решил остаивть ирландцев в Ранрики, чтобы они следили за порядком и правили от его имени, и обрегелаи его супургну, а сам же, собрав множество кораблей, стал готовить войско к походу, чтобы придти на помощь своему данному другу Эйнару - ярлу Вингульмерка.
Ветер сейчас дул попутный, и за 3-4 дня можно было войти в устье реки Скаун. Всех, кто не был занят посевными работами и умел владеть оружие, стал собирать Харек в поход, и только верных нортумбримйцев и данов он брал с собой, ирландцев же решил поберечь для более серьезных битв. Сначала ирлнадцы были обижены этим решением, но Харек был непреклонен.
- Кому я еще, как не вам могу доверить защищать свою спину, кто лучше вас позаботиться о моих владениях, и кто лучше вас охранит мою супругу?
Многие ирландцы выкупили на невольничьем рынке своих соотечественниц, британок или венедок, и многие здесь уже обзвелесь отдельными домами. Целый город в сотню домов уже вырос немного поодаль от усадьбы коннунга, и число домов росло с каждым днем. Ранрики застраивалось, и все больше людей прибывало сюда в посиках лучшей доли, услышав про щедрость и доброту нового коннунга. Даже бродячий скальд из Халланда забрел в Усадьбу, и данский наместник в Халланде прибыл в усадьбу, заверяя Харека в своей дружбе, и сообщил ему о союзе между Харальдом и коннунгом данов Хардакнутом. И о том, что ныне владения данов в Халланде и Скании теперь соседствуют с владениями свеев, которые завхатили все земли гаутов, и лишь Кальмар на востоке остался свободен и заключил союз с данами против свеев.

Транделаг. Хладир.
Совместно DarkLight и avarach не дождавшись Тельта

Выслушал Хакон Трондский Харальда Хальвдансона – и такие слова ему молвил:
- Был бы я рад, если бы ты, зять, под крышей моей задержался. Но викинги – люди войны, и мои старые уши уж слышат крики валькирий. Если и вправду враги твои подняли головы – не след дать им время мечи наточить.
- Истину молвит твой тесть, - поддержал Хакона Гутхорм. – давно мой топор по шее Гандальва Альвехмарского плачет. Помощью Локи, дважды уходил он от смерти, но в третий раз сталь в руке моей колдовство пересилит. А, ежели Неккви конунг столь стар да разумом слаб, чтобы сторону Гандальва выбрать – то быть и ему в Хель, или не зовут меня Гурхорм из рода Оленя! Корабли застоялись, так вели же, племянник, гридям на весла садиться да паруса распускать.
Улыбнулся Хакон речам харальдова родича, молодость вспомнил. И повел речь такую:
- Славные слова достойного викинга я из уст твоих слышу. Наши предки, наверняка, сейчас подняли чаши и медом в честь твою, Гутхорм. Но поспешность порой столь же вредна, сколь и промедленье, рожденное малодушием. Мыслю я, что ловушку врагам надо с толком расставить, чтобы и впрямь не смогли они в нору забиться да продолжать пакостить Харальду.
Тут все согласно кивнули: всем им хотелось победить окончательно.
- Есть мысль у меня, если молвить дозволишь, - обратился к Харальду Грютинг. Тот кивнул милостиво, и ярл Оркдаля продолжил речи свои:
- Думаю я, что удар наш разделить надобно. Тяжела поступь войска твоего, много больше воев под рукой твоей ходит чем у любого другого властителя, потому и разделить войско можем мы без ущерба для дела нашего. Мыслю я что зажать врага надобно между сопко скал, что в Оркдале высятся и гремячим берегом моря. Словно молотом вдарить по наковальне по врагу сможем мы.
– Дело гуторишь ты, родич, - ответил Хакон, потому что Харальд молчал. – Но сам посуди: вои по морю быстрей доплывут, чем по суши отсюда дошли бы. Не выйдет ли, что часть нашего войска к битве в раскладе таком припоздниться? Хоть и быстры ноги у наших воителей, но все ж не быстрей славного драккара в море.
Харальд повернул голову к Грютингу, с интересом ожидая, что ответит на то хитроумный оркдальский ярл.
– Долог твой путь по земле и мудрость свою не забыл ты собрать по дороге, – головной кивнул на слова Хакона Грютинг. – Самое слабое место ты в плане моем увидел. Только ведь не зря нам боги предками были, неужели мы потомки их для войны рожденные не сумеем с этим справитья?!
Грютинг взглядом окинул присутсвующих, может кто хочет слово вставить свое, только все ждали продолжения замысла ярла оркдальского.
– Враг ведь еще не ведает, что прознали мы о его замысле, потому считает что время у него есть подготовиться. Чтобы войско собрать и с ним выступить тоже время нужно не малое, как раз мне поступью спорой добраться до рубежей наших. Лишнего брать мы не будем, впереди войска гонцов зашлю быстры, чтобы бонды помощь войску давали всяческую, на быках их повезем то немногое, что с собою возьмем. Да и взять нам собою лишь нужно припасу сьестного, потому как после гостей конунга нашего, долго бегать и собирать нам прийдется его для воинов.
Ответил на эти слова ярлу Хакон:
– Можно будет запас взять, что для свадеб гуляний мной приготовлен, много его сюда свез я, для всего нашего воинства.
– Не ждал других слов я от родича, что с отцом моим вместе крававую жатву делили. Прими от меня благодарность за то. А драккары, пусть на дюжину дней позднее выходят, или действительно обгонят волчат сухопутных и удар с двух сторон канет втуне. А вот если я первым на землю Мера с войском ступлю, Некви с Гандальвом навстечу мне двинуться, наказать чтоб меня. Вот тогда нужно вам на попережье с моря ступить, чтобы с берега стрелами не встретили викингов наших, без крови лягут земли под ноги воинам конунга.
– Дело славное ты замыслил, только вот двинет ли враг наш все войско навстречу тебе, и сумеешь ли выстоять ты не в горах своего Оркдаля? – вопросил Гутхорм Олень Грютинга. Не получится ль так, что напав один раз ты отступишь назад, а войну нам прийдется выигрывать?
Вскинул голову Грютинг на слова дяди конунга, обидными они ему показались:
– Что людей против двух конунгов у меня маловато прав ты, только мои воины не приучены врагу спину показыать. А что до верности, то мечами своими доказали ее мы когда в спину врагу общему удар нанесли. Или может Гутхорм Сигурдсон какую обиду на нас затаил? Так сейчас скажи, как достойному мужу следует.
- Едва ли стоит нам поход усобицей начинать, - примирительно молвил Хакон. И Харальд его поддержал:
- Воистину, прав родич мой новый. но и дяды слова верные говорит: даже самые храбрые войны перед натиском сил много больших не устоят. Может быть ты, Хакон Трондский, с ярлом Грютингом вместе отправишься да делу мечами гридней своих подсобишь?
- Мысль хороша, - ответил старый конунг. - Конь мой, поди, уж в яслях застоялся. да и вои заотдыхались. Решено! Пойду я в Мер с Грютингом, как хочешь ты, Харальд Хальвденсон.
С совета вернувшисьразослал Грютинг гридней своих, чтоб воев его всех собрали, да приказ его донесли до них, по утру выступать порешили они с Хаконом. Немного времени нужно собраться для дружинникам, да только и тратить не след его зря. Покончив с делами велел снова гонца крикнуть он, да расспрашивать стал о том как справляется Торстейн с делами домашними, все ли в порядке в имении, как раненные мужи, что остались в Оркдале после того как Грютинг и Харальд заратились, поправляются.
– Люди вернулись к работе, весна, страдный день. Потому Торстейн для построек сгореших и порушенных людей взял из оставленных вами, тех чьи руки вновь стали крепки и твердо мечь и топор держать могут – говорит нечего им хлеб твой задаром есть. Только вот бонды одни его слцшают, хирдманы же, из тех что пришли с агдирцами, не хотят возмещать ущерб причененный ими. Говорят, так как будто они здесь хозяева, что их конунг оружием взял эти земли и никто его кроме им не указ. Нет сил у Торстейна сладить с такою толпой. Почитай их три сотни набралось уже.
Стиснул зубы Грютинг услышав такие известия, да ответил голосом враз хриплым ставшим:
– Ничего, недолго им предаваться праздности да девок наших по углам тискать. Подойду я вскоре с дружиной своей и зятя своего. Вот посмотрим тогда, что запоют эти птицы горластые. Топором на строительстве не захотели работать, так кровью долг свой вернут за заботу о них проявленную.
Затем добавил, к гонцу обращаясь:
– Ты не рассиживайся тут долго, скачи обратно к Торстейну, пусть бондов с быками навстречу нам гонит, спешным шагом мы выступим, Оркдаль нужно нам пролететь словно птицам навстречу подвигам ратным.
Со словами этими отпустил гонца ярл Оркдаля, а спустя час тот уж мчался обратно исполнять волю своего господина.

Харек Волк. Берег Вингульмерка
(с Тельтиаром)
Корабли входили в залив. По берегам виднелись сожженные корабельные сараи и склады. И ни души не было видно ни на правом. ни на левом берегу.
- Похоже здесь кто-то уже прошел. - сказал Хареку Аудмунд.
- Странное дело, - согласился другой воин, сидевший на корме. Его звали Ульвбранд и он был родом из Вестфольда. - Война по слухам не добиралась до этих мест, а Асмунд Кровавый ведь выступал из Хедймерка. Конунг, стоит ли нам осмотреть развалины?
- Стоит. -ответил Харек угрюмо. - Даже финны и то оставляют следы. И нашим гребцам нужен отдых. Объявляйте привал
Вскоре они пристали к берегу, возле руин. два десятка воинов, надев брони, направилось к остовам домов, остальные стали дожидаться их возвращения.
- Скажи, конунг, - обратился к нему Ульвбранд. - Ты все еще веришь Харальду
- Харальду да. -ответил Харек. Он что-то тщательно высматривал в грязи, качая головой. - Тем кто его окружает -нет. И тем кого он оставил - тоже нет.
- Асмунд - мясник, - произнес хирдман. - Я служил у его отца и видел как этот звереныш рос. Но до той поры, пока его не сделали ярлом - его забавы были отнюдь не столь кровавы. Торлейв домогался твоей жены, конунг - а ведь это большое оскорбление, неужели ты стерпишь?
Ульвбьерн был одним из тех, кто присоединился к Хареку недавно и потому сам был свидетелем того, как жрец в исподнем бегал по деревне.
- Не стерплю. И отомщу, когда придет время. Но пока я должен сдержать клятву. И когда Харальд вернется, потребую у него суд богов.
- Жрец может отказаться, или выставить вместо себя умелого бойца, - покачал головой воин. - Того же Асгаута. Этот муж люто ненавидит вас - христиан. Но он близок к матери конунга, как и Торлейв до этого.
- Я не боюсь поединков. И верю что победа достается достойному. Пока что мать коннунга на нашей стороне... если ничего не поменялось за то время, пока нас не было... И я уже отправил ей письмo, где просил ее определиться - хочет ли она по прежнему видеть во мне друга или союзника, или превратить меня во врага.
- Ты прости мои речи, господин, но - я слышал Шона, когда он с тобой говорил, на страже я тогда стоял. Слух у меня острый.
Ульвбранд помолчал.
- Тот мальчик, которому ты прижег руку - родич кюне. За это может она осердиться сильно. Да и за Фреолафа я беспокоюсь - ему гнев принимать, если что.
- Я пока надеюсь, что у Харальда хватит выдержки и рассудительности, а у Гутхорма мудрости и благородства, чтобы не терять верных друзей, и не заводить новых врагов. А если нет - любой конунг будет рад теперь принять нас на службу.
- Харек, я принес тебе клятву, но я человек Харальда, - произнес Ульвбранд. - Таких много в твоем отряде. Почитай все, кто присоединился в Сарасберге к тебе. Если ты перейдешь к другому конунгу - у нас не будет выбора, кроме как выступить против тебя.
Да и к кому ты пойдешь? К Эйрику Свейскому? Или к Гандальву? Или к Сульки?
- Я полагась на Харальда и не изменю той клятве, которую когда-то давал его отцу. И покуда жив Харальд, и покуда он сам не избавит меня от этой клятвы, я буду верен его роду, и иначе быть не может.
- А мы будем верны тебе, - произнес хирдман. - Но вон возвращаются наши люди, конунг!
И действительно, несколько воинов вели испуганного мальчишку, который до этого прятался в развалинах одного из домов.
- Успокойся отрок. Мы не сделаем тебе ничего плохого. Дайте ему воды. Расскажи нам. что здесь произошло. и что за люди сделали все это?
Парень смотрел затравлено, но воду принял.
- На ладьях люди, - наконец он сказал. - Много...
Послышался смех.
- А еще на них были шлемы... с рогами? и шкуры? И дубины с шипами? - спросил Ульвбьерн, смеясь. Харек шикнул на него, сердито сверкая глазами. Затем подошел к парню и схватил его за плечи.
- Что за люди? Что за стяг у них был? Что у них было на щитах? Говори, все что помнишь, и все что знаешь... ты ведь хочешь отомтсить этим людям?
- Не помню... - мальчик шарахнулся от Харека. - Только собачьи головы.
- Собачьи головы? Что за собачьи головы? Где ты их видел? Успокойся. Мы тебя не обидим.- Харек крепко держал вырывающегося мальчшику.
Парень дрожал, и прятал взгляд:
- На палках, на... на стягах тоже. А на щитах... было слишком много разных щитов.
- Гандальв! -рявкул Ульвбьерн.
- Каких щитов?- Харек опомнился, и немного ослабил хватку- Какие цвета? Что там было? Скажи все что знаешь.
Мальчишка немного успокоился, увидев, что ему никто не собирается причинять какой-то вред.
- Деревянных! - Выпалил мальчишка - Еще кожей обтянутых!
- Гандальв носит волчье знамя, - поспорил кто-то из хирдманов.
- Нужно узнать, кто еще был! - Добавил другой.
- Еще зубастая рыба! - Наконец вспомнил паренек. - Зеленая...
Харек угрюмо смотрел на паренька, хотя его лицо и оставалось невозмутимым.
- Кто-то знает эти знаки? -обратился он к хирдманам
Хирдманы качали головами.
- Значит морские коннунги. Мы их выгнали из Ранрики-и они пришли сюда. Пойдешь с нами.-сказал он мальчику. - Накормить, напоить, и глаз не спускать. Развести костры. И поищите в округе, может еще кто-то выжил.

Разошлись воины, не скоро вернулись - уж и солнце сесть успело, но привели людей с собой еще из тех, кто убежать успел. Всех их к Хареку Волку подвели. Сначала все они дрожали от страха, увидев грозных витязей в кольчугах и шлемах, но почуствовав что им не причинят вреда, понемногу успокаивались, и старались вспомнить все что видели... А эти люди уже больше рассказали о знаменах пиратов, и что там были люди Торира Собаки.

Как и обычно, с Тельтом.

Удачно сложилось путешествие Сигурда к Трандхейм в качестве посланника Рогволда Мудрого. Несмотря на все опасения брата, Харальд благодушно принял Сигурда Эйстенсона и во всем согласился с его предложениями. Ну а тот факт, что пришлось оставить сына, нисколько не печалил посланника из Мера, поскольку это был предсказуемый поворот событий. Драккар Сигурда уже отчаливал от пристани Трандхейма – предстоял долгий путь, а потому бывший пират позволил себе погрузиться во воспоминания.

C тоскою Сигурд глядел на берега Мера, что в дымке утренней растворялись. Лишь по смутным очертаниям Сигурд угадывал город, в котором он надеялся хотя бы на ненадолго отыскать пристанище, отдохнуть от кровопролития да кривды. Пиратская жизнь утомила его. Увы, надеждам было не суждено сбыться - о чем Сигурд в тайне от себя самого знал, рассчитывая на спокойную и тихую зиму. Не сложилось.
По наставлениям брата Сигурд не стал дожидаться свадьбы дочери Неккви, а сразу, лишь только позволили обстоятельства, погрузился с верными гриднями на драккар да отплыл в сторону Трандхейма, где, насколько ведал Сигурд, находилась на сей момент ставка Харальда. Чуял Сигурд, что неладное заподозрит конунг в посланце из Мера враждебного, однако уповал на собственное красноречие да на здравый смысл Харальда. А потому почти и не тревожился за жизнь свою ярл пиратский.
Раз за разом погружались весла в студеную воду, все дальше и дальше от берега отходил корабль - туман сомкнул объятия над горизонтом, сокрыв от пытливого взгляда кромку земли. Впереди путешественников ждал долгий путь.

Бесприпятственно скользнул в гавань драккар Сигурда, тут же затерявшись среди прочих судов, среди которых, правда, привлек внимание пиратского ярла корабль крупный, знатный, украшенный по всякому - конунгу местному принадлежал он.
Трандхейм встретил Сигурда и гридней его сдержанным молчанием. Лишь вои у пристани поприветствовали посланника ярла мерского, никого, присутствием которого пришлось бы тяготиться да придумывать оправдания чего, мол, Рогволд хочет от Харальда, не было. Оставив часть гридней стеречь драккар, Сигурд сошел на берег. До усадьбы конунга пришлось добираться на санях. Солнце уже клонилось к горизонту, когда Сигурд наконец завидел вдали стены, что опоясывали ставку Харальда.
Трандхейм промолчал и здесь. К остановившимся у ворот саням подошли стражники и самый важный из них, хмурый, весь в шрамах гридень прогудел:
-Чего вам надобно, почтенные?
-Требуется мне поговорить с конунгом твоим, ибо дело у меня к нему наивысшей важности имеется, - распрямившись, проговорил Сигурд, - поскорее проведи нас к нему, ибо видят боги высокие, будет над чем поразмыслить ему в деньки ближайшие...

Не скоро пропустили Сигурда Эйстенсона к конунгу, но все же упоминание купца знатного да злато дело свое сделали. Согласился викинга Харальд выслушать, повелел впустить в горницу конунжию. Забрали оружие у Сигурда, спутникам же его велели остаться у ворот усадьбы.
Двое хирдманов провели гостя в просторные сени, а после и в покои Харальда. Сам конунг в алой рубахе, подпоясаной шелковым кушаком сидел на кровати, а чуть поодаль стояли его телохранители. Супругу же, видимо, отослал он прочь на время разговора.
Сигурд с почтением поклонился, не без любопытства разглядывая того, о ком столько разговоров во владениях Неккви да его союзников ведется. И так молвил бывший пират:
- Долгих лет тебе, Харальд. Судя по деяниям твоим, вижу я, что мудр ты не по годам, а потому сумеешь по достоинству оценить послание, которое я привез из самого Нидароса, из самого сердца земель врагов твоих. Не все средь них желают зла тебе, Рогволд Мудрый шлет привет тебе и предлагает союз против общих врагов.
Одновременно сила и грация сплетались в словах Сигурда. Ловкий пират, скорый на всякую выдумку, говорил также складно, как и набивал сундуки златом да шелками.
- Ярл Рогволд? - В голосе Харальда проскальзывало любопытство. Не каждый же день приходит посланец от сильнейшего из ярлов врага с предложением мира. Хотя - скорее такое предложение стоило бы назвать предательством. - Я наслышан о его доблести и благоразумии. Что же он хотел передать мне?
- Хотел он передать, что устал от того, как выжившая из ума старость направляет многие сотни на бойню никому не нужную. Рогволд, которого прозвали Мудрым вовсе не за просто так, не желает боле служить тому, кто за его таланты и преданность платит черной неблагодарностью, не держит данного слова и требует повинности в делах заранее обреченных.
- Не зря прозвали его Мудрым, коли так, - согласился Харальд, на посланца глядючи. Для таких дел не простого гонца шлют, лишь того, кому доверять можно, как самому себе. - И чем же обидели ярла твоего, коли он не желает служить своему законному конунгу?
- Старый Неккви обещал Ровголду дочь свою в жены, - отвечал Сигурд, - однако вместо того, чтобы сдержать данное слово, он выдал ее за Гандальва, чем нанес смертельную обиду Рогволду и всему его семейству. Такое простить и забыть невозможно.
Потемнело лицо Харальда от крови прихлынувшей, когда имя его врага заклятого прозвучало. Никак не успокоиться старик, хотя ему уж и в могилу пора, а нет - жениться надумал. Но и в этом польза своя была, коли такой ярл как Рогволд оскорблением это посчитал.
- Понимаю я тот гнев справедливый, что овладалел сыном Эйстейна, - конунг молвил. - Но и в твоих словах злость слышиться так словно это не ему, а тебе оскорбление нанесли. Или близок ты, посланец к ярлу своему так сильно, что его беды за свои считаешь?
Не теряя головы и самообладания, Сигурд сжал кулаки, словно злостью обуянный.
- Сигурд имя мое и братом родным Рогволду Мудрому прихожусь. И оскорбление Неккви также легло и на меня, как и на любого, в чьих жилах кровь нашего рода течет. И не будет мне покоя до тех пор, пока кровью обидчик не отплатит за свои деяния грязные. Ибо на то воля богов высоких.
Приятна была Харальду ярость такая, улыбнулся он:
- И на погубу Неккви вы союза со мной ищите.
- Вижу, не ошибся брат мой, решившись встать на твою сторону. Скажи мне, Харальд, что передать Рогволду Мудрому?
- Дружба брата твоего по сердцу мне. Коли вместе расправимся мы с Неккви и Гандальвом, отдам ему весь Мер во владение, ярлом своим поставлю над всеми прочими. Но и он постараться должен в ратном деле, чтобы доверие мое заслужить.
- Славится брат мой не только умом да ловкостью на выдумки. Будь спокоен, Конунг. В нужный момент Ровголд и сыновья его обернутся супротив Неккви, да вместе с твоими воями опрокинут войска его.
Сигурд удовлетворительно кивнул головой, видя, что все гладко и по плану прошло.
- Благодарю тебя, Харальд. Ты мудр и щедр. Я слышал твои слова и передам их Рогволду. Долгих лет тебе.
- Постой, Сигурд, - молвил юный конунг. - Люди мои мне сказали не один ты приехал, а с юношей к которому, как к сыну обращался. Пусть отрок пока у меня погостит.
Улыбнулся Харальд. Глупо было бы на слово верить посланцу незнакомому, что правды своей еще с мечом в руках не доказал.
- Да, действительно, - кивнул ожидавший такой просьбы Сигруд, - среди моих спутников есть сын мой. В качестве доказательства намерений моего брата, а значит, и моих. Оставлю его тебе.
- Ему будет оказана честь, как сыну ярла, - сказал Харальд. - Иди Сигурд, и передай брату, что я хочу видеть его и его людей охраняющими берега Мера, когда мои драккары доберуться до него.
- Так тому и быть. Прощай, Харальд.
Поклонившись, Сигурд покинул хоромы конунжьи. Стражи вернули ему оружие и вскоре он встретился со спутниками, что сопровождали его в это опасное путешествие. По улыбке, игравшей не лице предводителя, они догадались о благополучном исходе и присоединились к Сигурду в его ликованье. Несколько поубавилась их радость, когда стало известно, что Гутхорма, сына Сигурда, в качестве заложника потребовал Харальд, но поскольку отпрыск сигурдский также ожидал подобного, никто особо не печалился.

Раумарики. Ярл Асгейр

Быстро шли альвхеймарцы под началом Асгейра ярла, да все равно подгонял он их - не терпелось наместнику гандальвову меч обагрить в крови вероломных союзников.
Так ладно баял Асмунд о походах совместных, а вот ведь как обернулось, что из двухсот мужей славных - три десятка возвернулось, а остальные сгинули, конунгу самозванному доверившись.
Хаки-признака увидали! Коробило Асгейра от упоминания одного мужа этого недостойного. А хирдманы-то каковы! Хель сама за ним стояла! Надо же!
Скрипнули зубы, едва в пыль не крошась.
- А ну стоять! - Прокричал Асгейр, останавливая войско свое. Заметилось ему на дереве движение какое-то. - Слезай, добрый человек, покуда стрелами тебя не достали!
Бросил Асгейр, вновь шевеление в ветвях началось. Вскоре уже, ловко по ветвям спустился мужик в одежде ободранной, да с волосьями спутанными. Затравленно он смотрел на воев, да как знамя увидал, в ноги бросился к Асгейру:
- Не вели ярл казнить! Пощади!
Отпихнул его воин, признал отродье трусливое, что десятком командовало.
- Иди, обогрейся, - как сплюнул Асгейр. Сколько их еще таких по лесу бродит?

Альвхеймарцы все больше шли лесом. Сказывался тот урок, что при Хрингасакре получили - в лесу войско не заметно так, как если по дороге широкой идет. К тому же хотели и финнов найти селение лесное - но не нашли. Асгейра это не слишком расстроило - с финнов ведь и добычи не взять, и воевать с ними сложно, не по чести сражаются, полузвери.
До усадьбы добрались под утро - три штурма пережила домина ярлов Раумарики, а все еще была цела. Но не долго ей оставалось тут стоять - не захватывать землю пришел Асгейр - мстить местью лютой.
Разорили деревню, покуда спали люди, повелел поджечь с четырех сторон ее ярл - с радостью исполнили приказ такой воины, с особым упоением тот дом огню предавая, где призрак Хаки Дунгаля сгубил.
Ворота усадьбы воины успели запереть, поэтому альвхеймарцы расположились осадой вокруг частокола, готовя тараны из срубленных деревьев и обстреливая горящими стрелами укрепления. На штурм Асгейр людей пока не бросал, хотел вымотать тех, кто укрылся за стенами, а после вынудить их сдаться - к чему было терять людей.
Два дня стояли лагерем вокруг усадьбы воины, а на третий трое разведчиков пленника привели Асгейру - Откеля жреца. Припомнили тут другие многие полоненые, что это он призывал их от Асмунда отречься и против Альвхеймара вновь мечи точить. Усмехнулся Асгейр в усы густые, на жреца глядя, да повелел его в клеть посадить и возить вокруг усадьбы голым, да копьем острым время от времени щекотать.
- Людей моих повесить велел, будет и тебе награда за то, - жрецу он бросил, сам же первый плетью по его спине пройдясь.
- Будь ты проклят! Навек благословения асов лишишься, зверь, как и Асмунд-предатель, за то, что на служителя богов руку поднял!
- Боги меня не слышат больше с тех пор, как я в Хрингасакре от них отрекся, - рассмеялся Асгейр. - Но посмотри - удача воинская со мою до сей поры!
Жестока была клятва, данная ярлом Асгейром на руинах Хрингасакра. Обещал он ни одной жертвы больше не приносить асам до той поры, покуда жив Харальд.
Еще два дня возили Откеля вокруг частокола, на третий же появились люди, что были ярлом в Вестфольд засланы и сказали, что идет осажденным на подмогу рать большая, а во главе ее старый лендрман Торвард, Асмунда в своем владении свергнувший, и людей с ним вдвое против Асгейром собранных.
- Не хотят мне боги помогать, не слышат меня, - проскрежетал ярл. - Может хоть его послушают!
Повелел он Откеля прикончить, да отступать из Раумарики с тем, чтобы после еще вернуться, сил поднабрав.

Мер. Конунг и внук его
с Аденом

Запер дверь старый Неккви на засов, после того, как внук его в горницу зашел, да сел на табурет, взгляд усталый на Сальви направил:
- Говорить будем, внучек, - произнес он сурово, так что не слышно было дребезжания старческого в голосе его. Силен был голос, да сам Неккви слаб казался сегодня, слишком много навалилось на него бед - и свадьба расстроенная, и недоверие побратима, и гибель жреца верховного.
Сельви зевнул, знал он последние новости и знал что дед того выдержит, но знал, что надо помочь ему... Он кивнул...
-Да, дедушка, слушаю... - Сельви чуть вздрогнул. Сложно быть конунгом, Разрушитель то уже знал...
- Скажи-ка мне вот что, - старик начал. - Что за слухи по усадьбе ходят? Да почему имя твое слышу я в числе первых? Люди говорят, будто ты на пиру зятя моего словом обидел... То не о Хунтьове я - он мне разве что на словах зять, на деле же место пустое. Но Гандальву зачем оскорбление нанес? Отец твой еще не родился, а он уже под парусом ходил!
Сурово звучал голос старческий. Любил внука Неккви, но и дерзости спускать не желал.
-Врут все. - усмехнулся Сельви. - Это когда я Гандальва оскорблял? Может быть, перед тобой, когда сестру защищал, но не иначе, союзников не оскорбляю, не люблю когда топор из спины торчит... А на пиру... На пиру я был в хмелю, да не настолько, чтобы безудержно языком молоть...
Сельви даже знал кто распустил этот слух.
- Другое люди говорят - мол сказывал ты, что нет больше с Гандальвом благословения Фрейра и не сможет он наследников родить, и что жена ему молодая, как седло корове, коли сам он, словно мерин. Не твои это слова, скажешь? - Прищурился внимательно старый Неккви.
-Не мои, дедушка. Кто сказал? - Сельви почернел от злости. - Кто мою тетку обозвал седлом? Я за это и в лицо могу... Знаешь сам - не зачем мне, не зачем мне, грязнословить на друже нашего, знаешь ведь, мне его было бы проще убить, ты меня знаешь.
- Я тебя знаю, - потеплел немного голос конунга, но тут же как холодом обдал: - Да Гандальв не знает. Осерчал он сильно. Сам же видишь - какие дела творятся. Да еще Геревард помереть вздумал так невовремя. Дурно мне, что-то Внучек... Помоги до окна дойти.
Поднялся старик с табурета, пошатнулся. Никогда раньше такого с ним не случалось.
Сельви подошел к Неккви и поддержал его за руку.
-Да, тяжело стало... Тяжелые времена... Главное, чтобы ты жил подольше, конунгом быть тяжеловато, я еще не скоро привыкну...
Разрушитель помог Неккви подойти к окну.
Вдохнул воздух свежий, морской конунг. В море сила Мера, в волнах нет равных викингам мерским.
- А привыкать тебе надобно. - Молвил. - Не желаю я Хунтьову отдавать ни селения - все тебе отойдет в час урочный. Но ты это и так знаешь.
Сельви посмотрел в морскую даль, а потом на Неккви.
-Знаю, юн, но придется стараться... Опыт хоть какой - то есть... Можешь на меня положиться, дедушка...
Глубоко вздохнул, вслед за дедом...
- Придет время - своих внуков поучать будешь, - дед улыбнулся. - А пока, скажи лучше, как думаешь - кто слухи такие может нашептывать. Что за крыса на корабле завелась.
- Хм... Боюсь я, может это недруги наши соглядатаев заслали... Чтобы разладить наши с Гандальвом дружеские узы... Но может и Хунтьов на меня наговорил... Может смерть мне с тобой задумал, дабы трон занять? Не знаю... Но все же, Хунтьову то не выгодно, ведь Гандальв знаменит своей свирепостию, и если бы напал он на нас, Хунтьову тоже пришлось бы туго...
- Отец твой дурак, - согласился Неккви. - А тут ведь не по дурости все сделано было. Ты ремни видел, какими волка привязывали к алтарю?
- Если честно, не обращал внимания... - чуть пригорюнился Сельви. - Не видел...
- А я видел, - пожурил внука дед. - Не волком разорваны, надрезаны были. Кто-то смерти хотел жреца нашего.
- Значит - точно соглядатаи вражии... Может, подошлем наших к Харальду?
- Подошлем, - кивнул Неккви. - Ты, внучек людей сам подбери. Да в Оркдаль их отправь, а оттуда пусть и к Трондхейму подбираются.
-Хорошо... Жаль что Грик погиб... Он - надежнее всех был...
- Грик был хорошим воином и родичем, - согласился старик, отходя от окна. - Но он ныне в Валгалле, а нам за ним еще рановато. Ты сможешь найти других?
-Да, думаю да... - Сельви улыбнулся. - Нам надо мстить
- Мстить... а разве ты не расправился с теми, кто убил Грика?
- Да, но боюсь, не один Скират к тому причастен...
- Помни - месть может подождать, - дед назидательно поднял палец. - Харальд ждать не будет. Пусть он займет все твои мысли, мой внук. Он младше тебя, никогда не показывался на поле битвы, но уже владеет большой державой.
- Медведь ждет своего часа и бьет добычу лишь тогда, когда ему выгодно. - согласно кивнул Сельви. - Харальд - не будет... Не знаю, дедушка, но мне кажется - что он довольно неплохой тактик...
- Но он волк, Сельви. Волк слабее медведя.
- Да, но волк хитрее медведя... Юный волк всегда не прочь полакомиться ослабевшим медведем...
- Он уже полакомился державой Хакона Трондского, - вздохнул Неккви. - Старик отдал ему свою дочь и всю полноту власти. Раньше Трандхеймом правил медведь - теперь лишь волки воют. Но Мер далеко не так слаб.
- Да, дедушка, пока мы с тобой живы, да не перевелись такие как Грик на наших землях, не бывать юнцу Харальду властителем земли нашей!
- Поклянись, Сельви... поклянись, что до конца будешь отстаивать свободу своей земли и изведешь поганое семя волчонка. Лишь тогда я смогу отправится к Одину, зная что мой народ в надежных руках!
-Клянусь, дедушка, клянусь что убью каждого из его семьи, кто попадется мне на глаза, клянусь! А еще клянусь, что твой народ никогда не будет выступать под чужими знаменами!
- Только под змеем! - Прошептал Неккви, тяжело опускаясь на кровать.
- Дедушка, тебе умирать еще рано, погоди... - Сельви чуть поддержал Неккви, чтобы тот не ударился ненароком.
Неккви улыбнулся, положив руку на плечо внуку:
- Я еще не умираю. Этот день был тяжел, я устал и хочу поспать, а завтра... завтра я еще погоняю тебя по двору мечом.
Сельви сдержал смешок, но его лицо и так говорило за себя - внук был доволен...
-Поспи, поспи... Посмотрим кто кого... - съехидничал Разрушитель.
Неккви уснул быстро. Он всегда быстро засыпал, а вот просыпался медленно, словно нехотя.

На подступах к Вингульмерку.
Эйрик (и не только)


Прядь волос выбилась из-под обруча серебряного, упала на узкое, бледное лицо. Поморщившись, вновь убрала ее за обруч Сванхильд, продолжила руны выводить чернилами по коже... послание мужу, уже в который раз - и со счету она сбилась. А каждый знак на коже - раною на сердце жены и матери запечатлен.
"...Сообщить спешу тебе, что у нас все ладно идет, как в хозяйстве нашем, так и в державе целой, без исконного властителя оставшейся".
Шаги послышались сзади, легкие, словно осторожные - кто-то заглянул просто так, но побеспокоить боялся. Гудрун!
- Что такое, милая? - обернулась Сванхильд, беспокойно на дочь глядя. Та перед ней в одной нижней рубахе стояла и встревоженным выглядело лицо девочки.
- Мне сон дурной приснился, мама... Проснулась, к тебе пришла. А ты почему не спишь, ведь поздно совсем?
Словно и сама ото сна очнувшись, отодвинула Сванхильд занавеску на окне - а там уж ночь глубокая была, звезды в небе фигуры складывают. "Да неужто так засиделась я? Ведь, кажется, совсем недавно детей перед сном целовала!.."
- А ты письмо пишешь? - улыбнулась Гудрун, но грустной та улыбка была. – А почему он не отвечает нам, мама? Или письмо так дого идет, все не придет никак?
- Не знаю уж, что думать, - вздохнула женщина, - но мнится мне, что не посланник это медлит. Недосуг конунгу ответы писать нам... Слухи ходят, на Вермаланд Западный он двинулся... Значит, хотя бы жив-здоров и по-прежнему славы ратной жаждет...
- Недосуг... - повторила Гудрун. - Только я и забыла уже, как выглядит отец. Только ты не пиши ему про это и сама не думай, - тут же произнесла она, видя, как задрожали слезинки в уголках глаз материных.
Девочка подошла к матери, обняла ее.
– Не плачь, мама – он же вернется, раз мы его так ждем.
- Конечно, вернется. Ладно, милая, поцелуй меня и беги спать. Больше тебе не приснится ничего плохого, обещаю…
И, поцеловав Сванхильд, вернулась Гудрун к себе в опочивальню, а кюна осталась одна, с тлеющей лучиной, кожи куском да горькими думами.
"Понимаем мы, нет сейчас времени у тебя, занят ты одной войной – как и всегда, ведь всегда ты занят был только ею! Но на коленях молю тебя, хоть строчку, хоть словцо пришли супруге и детям своим, чтоб мы уверились наконец в том, что ладно все и у Эйрика-конунга…"
И закапали долго сдерживаемые слезы, падая прямо на тонкие черные символы, размывая их очертания…

Летит конь гнедой, ветром развевает гриву и хвост его, из-под копыт чуть не искры летят – и летели бы, не будь земля столь сыра. Весной уже все вокруг дышит, но покуда не отогреет солнце ясное землю всю, так и останется весна та лишь ощущением в воздухе, каплей росы на едва пробившемся на свет зеленом ростке.
Куда спешишь ты, конь гнедой? Зачем гонит всадник тебя так нещадно вперед? Почему нельзя остановиться ему, спешиться, вдохнуть полною грудью утреннего воздуха, свежего, прохладного, хмельного?
Нет, не след гонцу останавливаться, медлить. Задача его – как можно скорее послание доставить, а путь-то неблизкий. Сказывают ведь – слышал он по дороге, да не просто слышал, а точно указание получил – на Вингульмерк со всем войском могучим отправился отважный Эйрик, конунг свейский и гаутский, владыка Вермаланда, и дня через три уж у границ Вингульмерка, верно, будет. Значит, туда гонцу и дорога – так лети же скорее, конь гнедой, мчись быстрее ветра!

И правда, Эйрику и рати его славной рукой подать было до владений Эйнара Губителя Заговоренных. Однако до наступления отдохнуть надо было, а заодно и подготовиться: оружие наточить, коли затупилось, да силы распределить, на части войско разбить на над каждою главного поставить. За тем и созвал конунг совет военный в шатре своем.
- …Хорошо, что вернулся Вальгард к нам с отрядом своим, уж привык я, что он мне как рука левая, - так Эйрик говорил, а Свен Черный Молот в бородищу густую усмехался по обыкновению своему. По праву гордился херсир, что сам-то он правою рукой конунжей является. Да и не диво то: Вальгард молод еще, а уж он-то, Свен, и в стольких битвах побывал, и столько раз конунга самого ыручил…
А Вальгард мыслил в то время – ничего, скоро и правою рукою стану. Черный Молот – норову буйного, неспокойного, да и годы его скоро свое брать начнут. Недолго ему подле Эйрика быть осталось, а на место Свена хоть и много охотников, а все же он, Вальгард, средь них, пожалуй, первым будет.
Эйрик тем временем распределил уже, кому какой частью войска командовать, и речь вел о другом уже:
- Хочу, чтоб запомнили вы – сейчас мы против иноверцев идем. Сам Эйнар Белому Богу молится, и подданных своих в ту же веру обратил… А потому сразу говорю, хоть и первую важность для нас земля его представляет, а все же слуг Распятого не щадить, в полон не брать.
- Верно говоришь! – Свен выкрикнул. – Нечего жалеть их, предателей! Посмотрим, как поможет им крест супротив мечей наших острых.
- Как удачно… застал я вас… - задыхаясь, юноша незнакомый произнес, в шатер входя.
- кто таков? – коннг нахмурился, обернувшись. И тут же грамоту в руках вошедшего приметил.
- Гонец я, Аскель имя мое, - отвечал тот, - весточку привез тебе, конунг, с земли родимой, из дому.
Кивнул Эйрик, вышел из шатра да кого-то из гридней окликнул.
- Доведи до того навеса гонца сего, да скажи там, пусть угостят его, чем пожелает сам. Отдых с дороги необходим ему.
А после того, как ушли оба, сорвал печать Эйрик, взглядом внимательным по строкам пробежал – и помрачнело чело его.
- Неужто вести дурные? – Вальгард нахмурился. Сам он в земле свейской жену молодую на сносях оставил, скоро уж разрешиться она должна была – со дня на день воин весточки ждал.
Покачал конунг головой, но по-прежнему беспокойно лицо его было. Присел он, заново письмо перечел…
- Быть не может того – разве не ответил я на последнее послание? А ведь и верно, не ответил – как раз на запад Вермаланда идти сбирались, решил – подождет ответ… да забыл, забыл!
Взгляды воителей на себе почувствовав настороженные, махнул рукой Эйрик.
- Сегодня ввечеру – на Вингульмерк, когда меньше всего они ждать нас будут. А сейчас ступайте, други-братья, оставьте одного меня.
Когда поднялись да вышли все, развернул оборотной стороной письмо к себе конунг, да перо взял, чернильницу к себе поближе придвинул… А через час уж обратно скакал гонец, все с тем же письмом – только на нем и другая рука уж начертания оставила.

Южный Мер. Арнвинд конунг сотоварищи
С Сариной.

Арнвинд поднял задумчивый взгляд от чаши с медом. "Сваты? Вот только сватов сейчас для полного бардака и не хватало. Эрик взбесится, Хильд неуправляема итак" - мгновенно пронеслось в голове конунга, но тем не менее он встал со своего кресла и отправился навстречу гостям.
Ветер завывал во фьордах, погода портилась. Будто бы сам Один был против такого посольства.
- Привет вам гости, с чем пожаловали? - поинтересовался Арнвинд, замирая на пороге длинного дома.
- Приветствуем и тебя, славный конунг Южного Мера, родич великого Неккви, - поклонился седобородый хирдман, что главным был в посольстве этом. - Ярл наш, Асгейр, что по правую руку от Гандальва Серого всегда сидит, прослышал о красоте родственницы твоей Хильд и просит ее руки. С тем и нас послал, дабы просьбу его до тебя, конунг донесли мы!
Поклонились и другие мужи, что из Альвхеймара прибыли.
- Хильд сокровище Южного Мера сама Фрея ее приголубила, да красотой одарила, - подхватил конунг. - А что ваш славный ярл может родственнице моей предложить?
- Ярл наш - воитель известный и нет мужей в Альвеймаре, по доблести ему равных, - ответствовал сват. - И богатства его столь велики, что лишь конунг большим златом владеет. Коли пойдет за него Хильд, не будет ей ни в чем отказа - ни в обручьях, ни в серебре-злате, ни в каменьях, ни в нарядах заморских!
Говоря это, повелел он знаком людям своим сундуки отворить, дабы блеск подарков увидал Арнвинд Мерский.
- Станет она хозяйкой владений самых обширных в Альвхеймаре.
Задумался Арнвинд. Эрику слово дал, а тут и правда интересный союз назревает, хотя бы политически. Задумался конунг, но никто и не требовал от него сразу ответ давать, да слово свое держать.
- Проходите гости, отведайте, то что мы добыли на охоте, да медом запейте. А уж потом мы с вами обсудим все вопросы брака.
Сам тем временем подозвал мальчишку и послал за Хильд.
- Благодарствуем, Арвинд-государь, - посланец повелел сундуки закрыть, да людям конужим их отдать с почетом. А после к столу перешли они, да за явства принялись, порою о незначительном говоря. Но вот, немного времени прошло, подбежал к конунгу человек один видом испуганный и прошептал тихо:
- Эйрик ярл с тобой говорить желает, великий Арнвинд, но лично без людей чужих.
"Один, за что мне это?" - мысленно воззвал к богам конунг, кивнул посланцу и извинившись перед гостями вышел из-за стола. Эрик ждал у дверей длинного дома.
- Слушаю тебя, Эрик.
С укоризной смотрел на господина ярл:
- Так ты слово свое держишь, конунг, - только и произнес.
- А ты предлагаешь гостей, возможных союзников взашей гнать?
- Они и так союзниками нам будут, коли Гандальв на Астрид жениться, - покачал головой Эйрик. - Хильд же ты мне обещал, помнишь?
- Обещал, - конунг кивнул. - А им ничего не обещал.
- Альвхеймарцы на шею тебе сядут, только дай срок, - поуспокоился немного ярл. - Это с Неккви их конунг дружит, а здесь... Выпроводи ты их, от беды.
- Законы гостеприимства соблюдать следует, - спокойно ответил Арнвинд. - И нас от их соблюдения никто не освобождал. Посему, успокойся, Эрик, пусть люди отдохнут с дороги.
- Ты конунг, тебе и решать, - вздохнул Эйрик, а после так спросил: - Скажи лучше, конунг, почему родич твой Неккви на свадьбу дочери нас не позвал?
- Я вот тоже все думал, да ответ не нашел. Только вот обиду затаить мне времена жестокие не дают.
- Странно это и на него не похоже, Арнвинд, он ведь и Аудбьерна не пригласил, и других родичей.
- Думается мне, что торопится Неккви, да ждать боится.
- Мечи наши он ждать может, значит, а как пир - так торопится.
- Говорят, что жених столь стар, что может не дожить до брачного ложа, - усмехнулся Арнвинд.
- А еще говорят, что он может и всех нас пережить, - усмешка Эйрика получилась немного грустной.
- И это тоже, - конунг хлопнул Эрика по плечу. - Все мы можем завтра головы на поле брани сложить.
- Можем, - Эйрик кивнул. - Оттого и прошу я у тебя руки Хильд, что боюсь умереть, так с ней ложе и не разделив.
- Не могу я против слова своего идти.Иначе Один меня из Вальгаллы к Хель отправит в чертоги. Виру собери.
- Я тебе больше виру соберу, чем все эти Альвхеймарцы с собою привезли, - проскрежетал ярл.
Конунг расхохотался. Как раз в сей момент и прошествовала Хильд, мимо дома длинного в свое жилище.
- И ты хочешь всю жизнь воевать с женщиной этой?
Воин проводил девушку взглядом и ответствовал конунгу:
- Лучше воевать с женщиной, чем привести овцу на брачное ложе.
- Ну чтож, мне останется только Одина и Тора в помощь тебе призывать, - совсем уж повеселел Арнвинд.
Временем тем из трапезной и альвхеймарец показался захмелевший:
- Конунг, - произнес он. - Щедр и гостеприимен ты, да нам господин наш в скорости вернуться сказывал. Какой ответ ему принести? Приезжать ли ему самому на невесту смотреть?
- Скажи господину своему, что Арнвинд-конунг, родственницу свою выдавать за достойного будет. А дела такие на одном пиру не решаются. Пусть приедет и сам разговор поведет, - молвил Арнвинд, дернув Эрика за рукав, да сквозь зубы ему едва слышно сказав. - Поединок устрою, победишь, Хильд благосклоннее будет.
- Нет человека в землях северных, достойнее Асгейра ярла, воспитанника Тормунда Старого! - Провозгласил сват. - И он делом это докажет!
Сказал так и ушел, а Эйрик усмехнулся, ручищи могучие разминая:
- Утрем нос соседушке, - рассмеялся. - Не убью, так покалечу.
Арнвинд усмехнулся:
- Ну пошли к гостям, а то что-то они не захмелели совсем.

Мер. Конунги Гандальв и Неккви.
Совместно с Тельтиаром.

Завершился день свадьбы нарушенной, новый настал. Неккви конунг, как проснулся поутру, да водой студеной умылся, сам к побратиму своему направился, благо слабости вчерашней в нем уж не было, всю немощь сон отогнал. Постучал в дверь дубовую, да отворил, внутрь заходя.
- Здесь ты, Гандальв? - Спросил, глаза прищурив.
В ответ на стук в дверь конунг Альвхеймара, до того почивавший, сел на ложе, сжимая рукой рукоять боевого ножа. Неспокойно ему спалось ныне, не чувствовал серый конунг боле себя в безопасности под кровом старого друга.
- Да, Неккви, входи, - сказал он, узнав голос властителя Мера.
- Все спишь, я погляжу, - присел рядом конунг мерский. - Ты сиди, не вставай, слышал уже, поди, как мои люди тебе гостеприимство свое являют. Стыдно за них.
- Да уж, - протянул Гандальв конунг. - Не был бы ты мне другом столь давним да не уважай я твой дом так сильно - за половину речей тех охайники бы кровушкой захлебнулись.
- А что проку холопью головы сечь, - поспорил Неккви. - Коли они речи, что кто-то в уста их вложил, точно дети малые, повторяют.
- Когда в холопах страха довольно, они молчат по углам, а не болтают словно сороки, - не согласился Гандальв.
- Быть может и прав ты, но людей сейчас карать - дружину ослаблять и без того не слишком великую.
Старик поднялся, так словно ноги у него сидючи затекли.
- Мер - не Альвхеймар, земля у нас суровая, каменистая - людей мало, а ты не хуже меня знаешь, что волчонок бешеный в Трандхейме уже женку молодую тискает.
- Это так, - скрипнул зубами альвхеймарский волк. - А милостью тех, кого ты карать не желаешь, моя свадьба расстроена и род под угрозой.
- То и для меня горе большое, ибо не найти мне для дочери мужа достойнее, но теперь жрецы младшие супротив свадьбы этой стоят, - вздох тяжкий из груди Неккви вырвался. - Испугала их Гереварда смерть лютая. И слушать ничего не желают - попробуй переспорь их ныне.
- У меня со жрецами тоже говор короткий, но не дело гостя хозяину в доме указывать, - жестко ответил Гандальв. - Коли желаешь ты забрать назад слово, мне данное - нечего боле искать мне в земле Мера. В память о наших деяниях прошлых уйду я, голов не снимая, но не проси о том, чтобы память утратил. Сам знаешь: жестоко то оскорбление, что должен я лепет холопский сносить, меча из ножен не обнажая, будто и впрямь немощен. Но отказ в свадьбе еще хуже
Взгляд грустный из под бровей седых бросил на друга старого мерский конунг:
- Уезжай Гандальв, - тяжело ему было слова эти произносить, побратима прогонять, все слова и клятвы нарушая. - Когда найду я тех, кто слухи дерзкие распустить посмел - головы их пришлю тебе, хоть бы это ярлы были или даже дети мои родные.
Конунг Альвхеймара положил тяжелую длань на плечо старому другу:
- Тяжко мне, что радость ожидаемая печалью сменилась. Остаться после случившегося мне честь не позволит, а помощь мою в наведенье порядка ты сам отверг.
- Не по нраву мне рубить без разбора, кто прав, кто виноват допрежде вызнать надобно.
Сжали пальцы морщинистые ладонь Гандальва, да слаба оказалась хватка эта. Незаметно подступала немощь телесная к Неккви - то, назад отходя, то вновь хищным зверем набрасываясь.
- Астрид, как пересуды поулягутся, я к тебе сам пришлю. Не по нраву богам в моей усадьбе свадьба, быть может в доме Альвов благосклоннее они окажутся.
- На все воля богов, - отозвался на то Гандальв. - А мой путь ныне лежит прочь от Мера. Мы отплывем на закате.
- Кораблей в сопровождение дать тебе? - Спросил старый конунг, желая хоть как-то вину свою загладить.
- Еще отроками мы вместе в морские походы ходили, - ответил Гандальв. - Ужели зрелым мужем мне охрана потребна? Благодарю тебя, но - нет, откажусь. Пусть все, что от Мера в мере и остается, я даже дары привезенные не заберу. Жрецы пусть говорят о знаменьях что хотят, но я, зверь матерый, чую: все руки верные да клинки острые тебе ныне потребны. Плохо, когда вороги ходят кругом, как падальщики в ожиданье костей с волчьего пира, но когда они в доме твоем гнездо свили - то хуже намного. Все мы сторонних людей судим по мерке одной, а своих родных - по иной. Змее пригревшейся лишь то и надо, чтобы ее к сердцу прижали.
- Многих возвысил я, ни в одном нет ко мне благодарности, - голову уронил Неккви. - Лишь ты мне всегда другом был, но теперь и наши дороги порознь лежат. Боюсь я - не сдюжить мне будет ныне с Харальдом. Коли в последний раз видимся, о том прошу - не держи на внука моего зла.
- Внука твоего мало я знаю, но дела его достойны славного викинга, - склонил Гандальв голову. - Коли то просьба твоя - для него будут открыты и двери моего дома и мои уши и сердце, коль решит он другом Альвхеймару стать.
Улыбнулся благодарно конунг, обнял побратима:
- Ну, прощай Гандальв! Не думал я, что так вот расстанемся, но норны свою пряжу плетут, людей не спрашивая.
- Пусть Один даст тебе мудрости разобраться с друзьями, а Тор - сил, чтобы врагов забороть, - ответил на то альвхеймарец. - Прощай, Неккви. Если пресечется наш путь земной - то в Вальгалле за столом одним попируем.

Оркдаль.
Совместно с DarkLight

Тяжким скрипом да топотом по земле разносились звуки войска, что под руками Грютинга и Хакона на врага нового двигалось. Исполнил в точности наказ господина свое Торстейн, и теперь, вместе дружинами славными, листья брусники едва только цветом зашедшиеся топтали и бонды с быками да волокушами на помощь пришедшие. Не в пример другим походам шли быстро воины, словно волки резвою рысью запах крови врага услыхавшие бросились. Пожирали ноги натрушенные одну за другой версты, потому как времени оставалось все меньше, до момента когда отчалят драккары Харальда от берегов Транделага. Боги, словно от солнца палящего решив укрыть воинов и свежесть воздуха подарить им, затянули все небо тучами, первая в том году гроза собиралась. Становиться лагерем нужно было, только хател до усадьбы своей одним разом дойти Грютинг, потому и людей своих гнал, а за ними следом ступала дружина Хакона.
– Вопрошает тебя ярл господин мой, отчего не прикажешь остановиться, воям? – подбежал гридень Хаконов. – Истомились уже дружинники, долог путь перед нами еще и не сможем покрыть его за день мы, а роздых не давать если и вовсе дойти не удасться.
– Передай господину своему, имение свое я увидеть спешу, потому как с зимы не был я в нем. Хочу знать как справляет дела в нем Торстейн мной оставленный, не хочу чтоб успели приготовить нам встречу. Видеть желаю как дела обстоят в доме моем без украс. Да и встать нам там будет лагерем лучше, роздых лучше вкушать не во поле чистом, а в доме хозяина.
Поклонился гридень слова ярла выслушав, да назад к господину своему бросился, передать ответ Грютинга.
– Веселее шагай дружинники! На привале следующем встреча нам приготовлена, девы младые уж эль устали варить для славой покрывших себя и домой возвращающихся! – Прогремел над головами голос Грютинга.
Хакон выслушал слова посланника и понимающе улыбнулся. Ну, еще бы: будь он на месте оркдальского ярла, он бы тоже домой поспешал. Однако же, хоть резоны Грютинга были понятны, не желал Хакон людей своих гнать, будто пожар вдали видя. А потому дружина конунга Транделага чуть поотстала, ход сбавив.
«Пусть Грютинг сам все прознает, да ярлов своих пожурит али златом лсыпит без чужих глаз да ушей», - думал про себя Хакон.
Видел он, что, хоть и стали ныне оркдальцы родичами да союзниками, не все им поход на Трандхейм позабыли. Начни Грютинг про людях Хакона суд судить – еще зароптать могут. Вот конунг и не спешил родича нагонять. Успееться.
Приободрились от слов этих хирдманы, да шагать веселее начали, и всего через пару часов шага спорого добрались таки до имения ярла окрдальского. А на встречу ему уж спешили слуги прочий люд хозяина увидавший, криками радостными приветствовали они владыку своего. Чуть подале, гридней отпихивая Торстейн верный бежал на встречу прибывшим.
– Что-то долго собирался на встречу мне, смотри, за нерадение почту это. Доказал ты верность свою мне в поле бранном, а каков ты на поприще хозяйском хочу поглядеть, как справляешься, – пожурил запыхавшегося хевдинга ярл.
– Не гневись понапрасну. Не ведал я, что сегодня вы явитесь. Иначе бы первым был, кто вас встретит.
Не успел дыханье свое перевести Торстейн, потому и фразы ронял короткие.
– А к приходу твоему готово уж все, лишний раз гридней гоняю, чтоб порядок держали в имении.
– Так готов ли мой дом к приему гостей? Слышал я, что огонь погулял в нем вдоволь.
– Было такое. Когда я прибыл сюда головешки одни да угли от него оставались. Лютой осада была. Людей из лесов на старое место чуть не силой волок. Однако же справились, и дом твой опять возвышается над окрестностями.
– В том благодарность прими от меня, потрудился на славу ты. А как те дружинники, что оставили мы в Оркдале с Харальдом?
– С нашими проблем никаких нет. А вот агдирцы попили мне крови, много их слишком здесь. Пока хворые да раненые лежали, спокойно было, но здоровья набрались они, и решил я их к делу приставить – не зря хлеб свой есть. Не смог сладить тогда с ними я, за хозяев себя почитают они здесь, по праву сильного думают, мы должны перед ними стелиться.
– Хорошо, этого я не оставлю так. Больше тебя они тревожить не станут, – пообещал Грютинг и взгляд бросил в сторону.
Там в стороне, поодаль от других собирались отрядом обособленным агдирцы и волками смотрели на прибывших .К ним направил коня своего Грютинг.
– Почему я не слышу приветствия вашего?! Я хозяин домой возвратившийся. – вопросил у стоявших ярл. – Али вежеству вы не обучены?
– Вежество нам знакомо. Только хозяин тут Харальд, конунг наш.
– Харальд землю эту под моею рукою оставил и признал мою власть над ней и живущими тут. А вы, как я посмотрю, в том сомненье нашли?! Али с конунгом своим несогласие имеете? Так скажите, послушаю я.
Тишина ответом была Грютингу, попритихли даже бонды с родными с похода пришедшими встретившиеся.
– Дошло до меня, что неблагодарностью вы ответили приютившим вас. Подчиняться за меня человеку оставленному не желаете. Что ж, гостеприимства закон не позволит мне наказать вас за то, ибо гости вы тут, мне доверенные. Но как воины, вы отплатите, за хлеб вами съеденный, да за жалованье конунгом установленное. Хватит девок по углам тискать. Пора собирать жатву средь врагов конунга. Выходите все, кто меч держать может во поле, да становитесь рядом с моими дружинниками. А если кто несогласие выскажет, то свидетелем будет Харальда зять, что пришел со мной, не стерплю пренебрежения службой такой, за измену ее посчитаю!
В этот момент как раз Хакон со дружинниками выехал из подлеска, и ослушники вовсе с лица спали. Слышал конунг транделагский последние слова Грютинга и кивком справедливость их подтвердил. Ибо нет того закона в Норвегии, чтобы дармоедов приваживать, если человек сам вежество не блюдет, то и принудить его инструменты найдутся.
- Верно все молвит Грютинг Оркдальский, - бросил Хакон Трондский свое веское слово. – Харальд бы то одобрил, а вам, мужи агдирские, совестно быть должно своего конунга ленью позорить.
Из подлобья агдирцы смотрели на дружины все прибывавшие, и не осмелились спорить они с Грютингом, вместе с оркдальцами стали во поле шатры свои ставить. Невзначай словно только, они оказались в окружении самых крепких дружин, те слово конунга помня, сами приглядывали на нерадивыми.
– Асгейр! – Позвал юношу Грютинг. – Этих тебе отдаю под командование, жалеть в бою их особо не будем, но если кровью своей за прием тут отплатят, то будет им мое снисхождение. Заодно посмотрю как с отрядом таким ты управишься.
До конца дня стояли дружины, у имения Грютинга, как и обещал он воинам, выкатил перед ними несколько бочек с элем – воины домой пришедшие, хоть душу погреть чтоб смогли. С семьей не свиделись многие, а уже вновь уходить в поля битв им надобно. Родилась в тот же день идея у ярла оркдальского, как привлечь к себе внимание Некви с Гандавом и сдержать обещание перед Харальдом данное - силу Мера всю на себя стянуть. Позвал пред очи свои гонца он из воинов верных и велел передать письмо Некви с Гандальвом он ему вместе с медведем хладирским писанное.

«Слышал я, что недоброе замыслил конунг Мера супротив власти Харальда и людей его, собираешь на нас войско немалое. Что ж, готовы проверить мы крепость стали мечей твоих. К Оркдалю ступай, там и встретимся. Ну а коли слабость проявишь, не придя по моему зову, как мужчинам положено, то сам я явлюсь к тебе, гостем незваным. Испытать тебя и людей твоих желаем мы.
Хакон конунг Транделага
Грютинг ярл Оркдаля »
Хакон тоже был недалече и Грютинг, не желая быть в своеволье повинным, письмо ему показал. Прочел старый конунг руны начертанные, да взгляд уважительный кинул на оркдальца:
- Воистину. Сам Локи тебя хитростью наградил, ярл, и рад я, что мы вместе ныне воюем.

Рассвет гордо подымал голову, озаряя землю, Сельви же брел по лесу, размахивая секирой, разбрасывая кровь с лезвия на землю, грудь его была расцарпана волчьими когтями, кровь медленно текла из раны, Разрушитель провел рукой по ране, сморщился от боли и приложил ладонь к лицу. След от крови покрывал половину лица викинга. Так что выглядел Сельви вполне солидно, как подобает берсерку. Он срубил у ближайшего дерева коры и приложил к ране... На этот раз злобная гримасса возникла на его лице...
"Больно... Задел меня этот волк... Есть в нем что - то... Что - то отцовское... Без предупреждения... Но напал спереди... Испугался, бедняга... Волки просто так не нападают... Только если чувствуют, что терять им нечего... Почему он напал? Ладно, надо идти домой..."
К счастью, кровь остановилась довольно скоро и Разрушитель быстро достиг дома, где и отдохнул немного от пережитой встречи с волком. Затем, пошел к дружине, разбудил одного из них и велел чтобы тот разбудил остальных, ибо проклятий в своей жизни он наслушался больше чем кто - либо другой...

Вскоре дружина восседала вокруг Сельви в тронном зале, а тот, прислонившись к стене, опираясь на дубовый стул, говорил такие речи:
-Тяжелые времена наступают, братья, юнец Харальд - сам в бою не бывавший, взял уже которые земли во свои владения... И союзников наших он на свой лад заговаривает, а значит - братья, предстоят нам страшные битвы... Владений у него множество, людей - еще больше, но ведь они - не из Мера! А значит - каждый из них - боец хуже чем наш. А значит - есть надежда у Мера, да не перевелись на свете еще друзья. Но вот в чем странность - клевещут на меня, братья, причем Тор - свидетель, все до последнего слова клевета, что я обругал союзника нашего, хоть, честно и не был я доволен, что тетку мою замуж за него выдают, да не позволил бы я себе таких слов... Пусть Один мне судьею будет - не говорил я зла, разве что в мыслях кипели у меня думы сии, но не смел я об этом и слова проронить, ибо знаете, говорю я прямо что думаю, но перед тем как сказать, думаю, а надо ли говорить... Так вот братья... Будете ли вы сражаться со мной до конца, идти за Змеем до тех пор, пока не погубят вас или меня?
Дружина шумно загудела, кивая головами...
-Конечно, Сельви, идем на смерть за Змея с тобой или без тебя!
Сельви позволил себе улыбнуться.
-Ну спасибо, братья, удружили... Так вот... Нужны мне те соглядатаи что ходили в Оркдаль...
Внезапно из окруживших дружинников вышел Карон Тихий, один из соглядатаев Мера.
-Я здесь. - тихим зыбким голосом произнес тот, и дружина расступилась.
-Неккви велел чтобы ты и твои ребята шли в Трондхейм... Чую буря там назревает, нужно чтоб ты шел туда и разведал, что там...
-Хорошо... Что - нибудь еще?
-Поосторожнее... Если что - сразу ко мне, Неккви пока не тревожить, сложно ему жить стало...
-Хорошо, выступать сейчас?
-Да.
-Отлично, скоро прибудем обратно. - Карон также тихо ушел, и дружина вновь окружила Сельви.
-А что делать нам?
-Готовиться, братья, чувствую я - скоро будет праздник смерти...

Халагаланд,Брюнольв
пасябки Тельтиару =)

Дождливое небо хмуро нависло над кораблем. Казалось ещё чуть-чуть – и мачты корабля порвут это небо, и дождь выльется вниз, прямо на людей, в тревоге смотревших вверх.
Мерно бились волны о нос корабля брюнольвского, ветер южный нёс тепло, но сулил лишние дни плаванья.
-Долго ещё этот ветер будет? - раздражённо спросил Брюнольв у стоящего за его спиной кормчего.
Тот лишь развёл руками.
-Знаю я, знаю, что ничего ты ответить не можешь. Но из-за этого ветра…-лендрманн вздохнул. – Ладно, хватить понапрасну злиться, сделать-то всё равно ничего нельзя. Но чую я, нехорошее что-то дома затевается. Поспешить бы нам…

Лишь к вечеру подул слабенький западный ветер. Брюнольв в раздражении метался по кораблю, не находя себе места. Все мысли его заполнила тревога – что же такого дома могло случиться? Пожар ли, ворогов набег…братья ли возвратились?
Тревожно было лендрману, но не от страха бесился он – от бессилия!

До дома оставался всего день, когда подтвердились опасения Брюнольва – стал виден им чёрный дым, что вверх от острова их поднимался.
-Поднажали! – крикнул он гребцам. Те лишь молча налегли на весла. Злость поднималась в груди у них – на землю их родную посмели вороги напасть! Исказились лица их, злоба проступила на лице, и в глазах огонь беспощадный разгорелся.
Но лишь подъехали они, им стало ясно, что опоздали они.
Тихо тлели обугленные дома, головёшки, рассыпание по земли. От них, как тысячи светлячков, поднимались в воздух искры…и таяли в чёрном небе.
-Что случилось здесь? – спросил лендрманн грозно.
Свейн, вышедший встречать корабль, понурил голову:
-Пожар!
Тотчас изменились лица Брюнольва и воинов – злость сошла с лиц их. Улыбнулся лендрманн:
-А мы уж и что думать-то не знали. Самое страшное представили – что напали на вас враги, пока мы в отъезде были. Вот оно как, хрутово проклятье-то сказалось! Не на род и не на меня пала кара Асов, а на дом мой…-но неожиданно нахмурился Брюньольв, вдруг и на близких его кара эта пала.
Он поспешно спросил-Умер ли кто?
-Лишь старуха Рэвкель. Не успела она из дому выйти.
Брюньольв кивнул, хоть и жаль ему старуху было, но хорошо, что умерла лишь она.
-А где Бард? – спросил…кажется Виги, один из друзей сына.
-Он остался в дружине харальдовой.
Виги со вздохом сказал:
-Я ему немного завидую.
Брюнольв улыбнулся и сказал ему весело:
-Ничего, и на твой век войн хватит.
Потом он повернулся к Свейну и приказал:
-А теперь пойдём в усадьбу и по дороге расскажи мне о ущербе, что этот пожар нам принёс.
И они ушли, оставив воев, матерей и сестёр обнимающих, рой светлячков-искр, умирающих в ночном небе и алые проблески в тлеющих брёвнах, похожие на быстрый злой взгляд.

Конунг Арнвинд. Мер Южный
Шли дни, бежали один за другим, не зная устали восходила колесница златая и вновь исчезала за горизонтом, спасаясь от прожорливых волков, потомства Фенрирова. Но вот, появились, паруса навострив, вдали от Южного Мера корабли, да приближались быстро - один, два, три - все со стягами черными, да серыми главами волчьими. Любой бы сказал, мельком лишь увидав - то Гандальва Альвхеймарского люди. Но для чего плывут - кто их знает.
Ширились слухи, сколь плохо свадьба конунга Серого завершилась, так быть может он ныне невесту силой клинков отнять возвращается? Но почему тогда к Меру Южному, а не Северному плывут драккары, почему столь мало их?
Арнвинд всматривался в даль морскую, приказав двум драккарам выйти в море, как только весть о гостях появилась. Два драконоглавых корабля покачивались на волнах,ожидая прибывших.
- Как думаешь, Эрик, зачем они прибыли? Да еще и столько? Силу демонстрируют?
- Дармоеды, вестимо прибыли, - сплюнул ярл. - Силы-то там пшик, а вот на то, что ты их всех кормить будешь, надеются.
- Да, запасы не бесконечные, а зима обычно быстро приходит, - нахмурился конунг.
Неслышно подошла к мужчинам Хильд и встала за спинами Эрика и Арнвинда.
- Кто это? - прозвучал тихий голос девушки.
- Знамо кто, - Эрик расправил плечи да приосанился, при виде невесты. - Альвхеймарцы, волки серые. Вон, смотри конунг, с нашими поравнялись.
- Вот если они сейчас по веслам бегать начнут, я подумаю, что там одержимые Локи воины, - пробормотала Хильд.
- Я надеюсь нашим приказано, чтоб по веслам не бегали? Не на празднике, удаль демонстрировать.
Послышались издали крики приветственные, затем и сходни поставили - живо перебрались несколько пришельцев на корабль со Змеем Мерским, говорили о чем-то, а после все в бухту повернули.
- Встречать пойдешь, государь, али мне? - ярл спросил.
- Если выйду я, много чести будет. Ступай, Эрик. В длинный дом их проводи, - ответил конунг.
Раздался смешок Хильд, когда один из гостей пытаясь показать себя во всей красе свалился за борт.
- Шуты, - произнесла девушка, употребляя слово значение которого ей отец рассказал, когда из похода возвратился, да парочку драчливых мальчишек так обозвал.
- Если выйду я, много чести будет. Ступай, Эрик. В длинный дом их проводи, - ответил конунг.
Раздался смешок Хильд, когда один из гостей пытаясь показать себя во всей красе свалился за борт.
- Шуты, - произнесла девушка, употребляя слово значение которого ей отец рассказал, когда из похода возвратился, да парочку драчливых мальчишек так обозвал.
- Справлю.
Споро ярл до пристани добрался, а там уж гости все корабли свои покинули, да сундуками груженые встреч Эрику направились.
- Доброго дня вам, - учтивым быть постарался викинг. - Приветствую на земле Мера. - Как звать вас, да с чем пожаловали?
- И ты, славный воин, здрав будь, - предводитель посольства отвечал. - Зовут меня Асгейр ярл, а прибыл я в земли эти, ибо слышал, что нет невесты краше, чем Хильд, конунга вашего сестра.
Смерил взглядом ярл соперника своего: и ростом ниже, и в плечах уже, и борода короче, одет правда побогаче, да разве ж по одежде о мужчине судят?! А идет - так ногу чуть подволакивает, неужто захочет Хильд себе в мужья увечного? Не понимал Эрик, чего так нахваливали его послы альвхеймарские - разве ж пристало врать в глаза мужам северным.
Да и Хильд вовсе не сестра Арнвинду.
- Мое же имя Эрик и прав ты, альвхеймарец, нет девы, Хильд прекраснее.
Тем временем Хильд отправилась на свою скалу над морем и оттуда за посольством наблюдать принялась. Арнвинд же направился в длинный дом, приказывая к пиру готовится. Негоже викингу негостеприимным к оказаться к союзникам своим.
Вошли в усадьбу конунжию Эрик и Асгейр, точно друзья старинные - показал вежество ярл мерский, решив, что не ровня ему альвхеймарец. Пусть-ка полюбуется на них Хильд, когда рядом идут - сразу поймет, кто статью вышел, а на ком отдохнули Асы. Одно лишь немного волновало ярл, взгляд гостя ледяной - слишком мертвенным он казался, так словно правдой те слухи были, что вернулся Гандальв из царства Хель, да с собою лучших ярлов своих вывел.
Только просчитался Эрик, не было родственницы конунга в доме, да и в усадьбе ее не наблюдалось. Только Арнвинд встречал гостей сидя на резном троне.
- С чем пожаловали, гости дорогие? - испросил Арнвинд, после того как по его приказу рога напоненные медовым напитком гостям поднесли.
Принял рог полный Асгейр, спутнику доверенному передал. Не хотел пить, видимо. Усмехнулся в усы Эрик - вот ведь женишок, что захмелеть с одного рога боится.
- Зовут меня, славный конунг, Асгейр ярл, и не даром величают меня правой рукой государя альвхеймарскго Гандальва. Во всей земле своей лишь ему я уступаю, в иных же землях с любым поспорить готов хоть на тинге речей, хоть на тинге мечей.
Гордо голову вскинул альвхеймарец, показалась улыбка на лице его мертвенном, что в свете факелов лишь еще бледнее казалось:
- Люди мои, что от имени моего прибывыли десять дней тому, о гостеприимстве твоем, Арнвинд, говорили, да о том, что сестра твоя, Хильд достойнее невест всех на севере. Для того прибыл я, дабы в жены ее просить.
Вновь Эрик улыбнулся, взгляд конунгу послав насмешливый, мол статью не вышел, а туда же лезет, гость-то.
- В жены говоришь.., - задумчиво бороду поглаживая, произнес Арнвинд. - Да не первый ты с такой просьбой ко мне обращаешься. Хильд спросить не могу ибо знаю ответ ее заранее. А вот устроить поединок за руку ее это по нашему, по северному.
- Поединок, - протянул Асгейр, хотя лица его выражение не изменилось совсем. - Дело славное, многими скальдами воспетое, хоть и не к добру это, лишь в гости явившись, кровь проливать.
Трусишь ты, ярл, боишся сражения открытого, во взгляде Эрика читалось, что к конунгу ображен был. А как же слова людей твоих, что нет тебе равных в бою рукопашном? Вновь брехали, как и стати богатырской твоей. Лжецов взрастил Гандальв на земле альвхеймарской. Нет в них ни чести, ни силы, ни удали да и храбростью обделены.
- Поединок я на завтра назначу, а сегодня попируем вволю, да Одину с Тором почет оздадим, - ответил конунг.
- Прими тогда дары мои тебе и невесте прекрасной, - продолжал Асгейр, а люди его сундука два вперед выставили, да раскрыли - в одном злато лежало и украшения диковенные из земель южных, в другом же платья парчовые да шубы песцовые. - Коли погибну я - так пусть залогом моей дружбы с Мером останеться у тебя сокровище это, дабы не считал никто, что из жизни я ухожу, злобу затая.
_ Добро, - пробасил Арнвинд. - А теперь прошу к столам, явства готовы, мед в чашах плещется.
Сели за столы гости с хозяевами, за угощение принялись. Сидел подле соперника Эрик, да неудомевал, отчего же тот до сих пор имени противника своего не спросил, или же все равно ему, с кем мечи скрещать поутру? А может и вовсе страха нет в этом человеке? По иному взглянул на неспешно рыбу поедающего Асгейра ярл, шевельнулся страх в сердце его иглой ледяной, но лишь зубы сцепил воин. Не пристало ему чужака на своей земле боятся!
- А что ж ты гость дорогой мед совсем не пьешь? _поинтересовался Арнвинд, тем временем пытаясь понять куда же Хильд запропостилась, как ушла с пристани так ее и не видели.
- К чему перед битвой рассудок тяготить, - отвечал альвхеймарец. - Коли погибну я поутру, так в зале у Одина мне поднесут рог до краев наполненный, а коли жив останусь, уж поверь конунг, не побрезгую угощением твоим.
Арнвинд нахмурился, негоже от меда отказываться, сидя за столом пиршественным. Сделал конунг большой глоток из чаши своей да взгляд вопросительный Эрику направил.
- Боится гость, что на заре его ноги держать не будут, коли меду нашего крепкого хлебнет, - ярл пробасил, кубок опорожняя.
- Нет, - Асгейр улыбнулся, из за стола поднимаясь. - От иного меда вы захмелеете.
И такую вису сказал:

Плещется брага,
В медной посуде,
Только не хмеля,
Крови алкают
Храбрые вои,
За Нанну обручий,
Встретятся утром,
На клинков споре.
Арнвинд задумался, что именно хотел сказать гость. Странный он был какой-то, непонятный для простого викинга.
- Слыхал я скальдов, что поскладнее слова баяли, - ярл мерский первым сказал, понять пытаясь, оправдывался ли этими словами гость или же запугать их хотел, да заворожить ведовством каким. - Быть может рассудок его от путешествия морского помутился. Не всем дано путь такой выдержать.
- Бывал я и на тех пирах, где гостей и союзников насмешкам не подвергали, - резко Асгейр бросил. - А так, будто не в Южный, а в Северный Мер я попал.
Упрек то был не одному Эрику, но и всему роду конунга, ибо дошли уже слухи и до двора Арнвинда, как конунга Альвхеймара принимали в Нидорасе.
- Не привыкли мы, гостюшка, что от наших явств отказываются.
- Не голоден я ныне, - головою покачал Асгейр. - Будет еще у тебя возможность меня попотчевать.
Вот ведь наглец, Эрику думалось, так с Арвиндом спорить, да еще упрекать конунга.
- Оскорбить меня хочешь или поваров моих? - нахмурился конунг.
В этот миг скрипнула дверь и в помещение вплыла Хильд, гордо вздернувшая подбородок, смотря на всех снисходительно, будто одаривая милостью.
Видишь повод к ссоре
Славный конунг Мера?
Но не с тем я прибыл,
Чтоб с тобой бранится...

Начал было новую вису Асгейр, но на скрип обернулся, девицу увидав. Не укрылось и от Эрика, каким взглядом смотрел на девушку пришлый ярл. Так смотрел, будто бы принадлежала она уже ему. Но не бывать этому. Не бывать!
Лишь на миг гордый взгляд на госте задержался, затем колыхнулся ледяным штормом моря Северного, да дальше Хильд поплыла к родичу своему.
Понравилось то ярлу, горда девушка, не достанется чужеземцу. Лишь с ним будет, когда он голову бедовую Асгейра ярла вместе с языком его поганым, поукоротит. Тем и конунга порадует.
- Приветствую тебя, прекрасная Хильд, - альвхеймарец произнес тем временем. - Вижу я, правы были люди мои, что красу твою лишь с Фреей можно сравнить.
- Приветствую тебя, ярл, - спокойно словно море в безветрие голос девушки зазвучал. - Лестно мне, что с богиней сравнил ты меня, да рассерчает Фрея и лишит меня того чем уже одарила.

(В главных ролях Сарина и Тельтиар)

Корабли альвхеймарского конунга. Гандальв.

Покинув гавань Северного Мера, в один миг из дружеской ставшую негостеприимной, Гандальв не спешил к родным берегам. Неотомщенная на берегу обида грызла конунга изнутри, требуя выхода. Конунг верил в мудрость и доблесть ярла Асгейра, оставленного управителем, а потому, вместо норвежского берега повелел кормчему править к ирландскому берегу. Стоял конец весны, и северные воды были достаточно теплыми, да и лед, сковывавший иные фьорды зимой, давно уж растаял. В это время светлых ночей викинги любили ходить в морские походы. И хоть и считалось то уделом младших сыновей рода да отроков, ищущих славы, люди морские всегда рады поплавать под парусом. Выбор места для морского набега был отнюдь не случаен: ведь говорила молва, что именно из Ирландии приплыл Харек Волк вместе с людьми Белого Бога на службу к Харальду. В глазах Гандальва, того для мести было достаточно.
Поразмыслив в дороге, конунг решил перенять хитрость врага и не только свершить месть, утопив обиду в ирландской крови, но и очернить ненавистного Харека в глазах тамошних конунгов.
И взвился над драккарами стяг с белым волком…

Ирландцы не чуяли беды от кораблей со знаменами Харека и вышли встречать воина хлебом да солью. Поздно, слишком поздно, поняли они, что не мирные гости, но лютые вороги к побережью пожаловали. И обагрились альвхеймарские клинки…
Словно колосья серпами выкосили воины Гандальва всех ирландских мужей, да побросали их трупы с обрыва, воронам на поживу. И горели дома, уничтожая мирную жизнь, и рыдали рыжеволосые девы в объятьях захватчиков. Конунг приказал жизнь всем женам ирландским оставить, велев, чтобы Харека Волка за милость ту прославляли:
- Вы девкам гуторьте, что вождь ваш с ирладкою спит да рад тому больно, - наказал конунг гридням. – Вот, мол, и велел вам распробовать здешней красы, говоря, что местные бабы лучше норвежских. Мол, даже жрец Харальдов перед красой жинки Харека не устоял, а Волк лишь возрадовался, что может плотью ее христианской богу Фреиру послужить.
Знал Гандальв доподлинно, что Гилианд здешнему владыке ирландскому родней доводилась, и смекнул, что историю с Торлейвом можно против Харека повернуть. Жреца без портов пол Норвегии видела, а муж ирландки его голову с плеч так и не снял. Значит, к прежней вере вернулся, да ванов по старым обычаям славит.
«Не быть тебе, Харек, у Харальда гостем желанным, а теперь и сюда не вернешься», - мстительно думал Гандальв.
Сам он с драккара не сошел, мысля что, ежели знает кто Волка в лицо, то обман мигом раскроется.

Ярл Асгейр. Мер Южный

Негостеприимными казались Асгейру земли Мера. Уж если конунга великого так здесь приняли, так ему, простому ярлу и подавно уважения не выказали, так словно не союзник прибыл, а враг заклятый.
В глазах у ярла встречающего насмешка неприкрытая просматривалась, так словно себя он почитал выше гостя премного. А у самого, поди, кроме той рубахи, что на нем надета была, ни кола ни двора. Беден Мер, каменист, мало земли плодородной, да много гордости в людях его. Из моря вышли, так и остались конунгами морскими, да каждый у кого хоть какой-нибудь корабль есть захудалый уже себя владыкой почитает, конунгам лишь равным.
Ему, Асгейру, ничего не стоило подарить Арнвинду два сундука злата и одежд, не в убыток. Смог бы кто здесь таким богатством похвалиться? Разве найдет конунг иного жениха, хоть в половину столь же достойного, как он? Ан нет - поединок устроить решил. Что же - если ему людей своих не жаль, то ярл был с любым готов на разговор каленых клинков выйти.
Истосковалось сердце воинское по сражению настоящему - деревня та сонная в Раумарики, да жреца убийство радости ему особой не принесли. Лишь только на душе осадок неприятный оставили - хотел он, прежде чем невесту себе искать, с союзниками вероломными поквитаться, да не судьба видно - раз велел конунг сватов слать к Хильд, значит промедления не терпело поручение это.
До сих пор, как к приказанию конунгову относился к сватовству своему знатный ярл - пусть и красива дева, пусть и родовита, а не будила страсти в сердце его. Наследники нужны были ярлу - в том прав был Гандальв, но не более. А что взгляды он бросал на нее похотливые, так-то для конунга Арнвинда и людей его, пусть считают, что очарован он девицей, для дела то полезнее. Ведь видно, что любит властитель Мера родственницу сию, коли уж позволил ей так долго мужа себе избирать.

Южный Мер.
Арнвинд сидел на своем стуле в длинном доме, голова гудела от выпитого вчера. Мед плескался в чаше, но пить уже не хотелось. Близился рассвет и время когда решится все. Ярл пришлый конунгу очень не нравился, а вот Эрик странно себя сегодня ведет. Что ж когда первые лучи солнца коснуться деревьев многое решиться в звоне мечей. Или они предпочтут битву коней? Такой расклад Арнвинда не устраивал, но гость мог потребовать выбора поединка.
- Что-то не весел ты конунг, али не веришь в силушку мою? - Голос ярла уверенно звучал, но очи его мутны были, то конунгу заметно было. Видно хватил лишку, на пиру похваляясь. - Третий-то и вовсе холоп, пусть и брата твоего человек.
Конунг посмотрел на Эрика, тяжел был взгляд, холоден как воды моря Северного.
- Смотри Эрик, в твоих руках судьба Хильд. Не нравится мне гость наш, ох не нравится. Воля моя я бы его в фиорд сбросил, да не могу, союзник вроде как.
- Ты не можешь, я смогу, - бородач рассмеялся. - Ты же видел - он хром, да и какая в нем сила. Богатей - это да, но не викинг.
- Знаешь, Эрик, - Арнвинд задумчиво потеребил бороду. - Что-то меня в нем настораживает. Но вот что, я никак понять не могу. Может все это притворство лишь? Давай первый бой он с последним проведет, то есть с хирдманом брата моего. А уж ты завершишь дело если что.
- Что бы потом говорили, что я раненого добил! - Вскричал зло ярл. - Такую честь ты мне уготовил, конунг?
- Тише ты! - рявкнул в ответ Арнвинд. - Мы второй бой можем и на завтра перенести. Просто не нравится он мне. Поверь чутью моему, да опыту боевому.
Опустил голову Эрик, будто смирился.
- Ты конунг. Но пора, что ли - вон, смотри этот у порога трется... как его зовут-то хоть? - Он рукой ткнул на дверь, где третий жених стоял, не решаясь к конунгу зайти. Когда послом приезжал - так меньше в нем робости было. - Вот ведь, трусливый выродок, а туда же.
"Аудбьерн ничго лучше придумать не мог, как простого хирдмана свататься прислать, а мне теперь с головной болью разбираться, что мне тут все устроили. Ох не вовремя на тебе столько воинов жениться захотели, Хильд", - размышлял конунг, махнув рукой человеку брата своего.
- Проходи. Как зовут тебя?
- Олаф, - ответил тот, подойдя к креслу конунга.
- Зачем пожаловал в мой дом? - поднесли хирдману рог с медом тем временем пока властитель усадьбы вопрос задавал.
- За красавицей Хильд прибыл, чтобы в дом свой хозяйкой ввести, сделав добрый глоток хмельного напитка ответствовал викинг.
Задумался Арнвинд, бороду погладил. "Если сейчас еще кто за Хильд явится, я решу что ты Один надо мной посмеяться решил".
- Это мы слышали уже, - ярл буркнул.
- Ды вот к сожалению, али к счастью, не знаю даже, не один ты такой, - конунг обвел рукой ярла своего и пришлого.- В поединке Хильд завоевать придется. Ты готов?
- Я воин северных земель, конунг, - нахмурился Олаф. - Вызов на бой готов в любое время принять.
- Славно, что хоть один от боя не увиливает, - негромко сказал Эрик, но все же разнеслось по зале. - От меду-то поди не откажешься?
- Так выпил ужо, - ответил Олаф, показав полупустой рог. - С догроги самое то, ярл.
- Ну что, гости дорогие, коли так, тебе Олаф с ярлом Асгейром первым биться. Как последнему прибывшему, - заключил Арнвинд, хлопнув себя по коленям ладонями. - Как лучи солнца дверь в длинный дом окрасят светом своим, жду вас на ристалище, что за домом сим.
На том и порешили. Да скоро уже собрались они возле усадьбы, в окружении воинов и жрецов, ветераны же седоусые споро место поединка священного веревкой ограничили - кто ступит за нее, тому и побежденным быть. Первым Олаф в круг шагнул, а после и Асгейр появился в сопровождении четверых хельдов своих.
Шел он, как и давеча, чуть на ногу левую припадая, лицо же - точно маска ледяная, даром что сосульки с усов не свисают. Остановился у границы, посмотрел на собравшихся, конунга поклоном приветствовал.
- Добрый день для поединка, - произнес. - Ни облачка на небе, из Асгарда боги следят.
- Добрый, - согласился Арнвинд. - Да будет Тор благосклонен к тем кто ратится в этот день.
Подняли альвхеймарцы знамя своего конунга, да голову волчью на палке. Взметнулись и два змея - один Южного Мера - Зеленый, точно морская поросль, а другой с Фиордов, Черный как ночные волны. Скинул плащ Асгейр, в кольчуге добротной оставаясь, да нагрудник стальной миклагардский блеснул на солнце. Укрыл он, вопреки обычаям северным, ноги свои от колен до стоп щитками стальными, да руки от кистей до предплечий. Затем человек верный шлем высокий надел на голову ярла своего, укрыла шею кольчужная сетка - лишь глаза холодные видны остались.
Протянул руку альвхеймарец, вложили в нее рукоять меча золотую с драконами. Медленно лезвие показалось острое. Настоящий мастер этот клинок ковал, не иначе. Шагнул в круг Асгейр, замер у самого края.
Олаф по простому одоспешенный стоял с противоположной стороны круга. Не могли его кольчуга да шлем тонкостью работы похвастаться, только жизнь хирдману спасали не раз. Круглый щит да меч верный, вот и все оружие доступное ему. Воин настраивался на поединок, вознося хвалу Тору и Одину.
Конунг хмурился, но в то же время был доволен, хороший поединок во славу Одина и Тора, пусть и из-за женщины коей Фрея благоволит это хорошее начало войны. Но где же сам «приз»? Хильд нигде не было.

(в главных ролях Сарина и Тельтиар)

Мер. Неккви конунг
С Эйденом

Не до веселья было конунгу Мера верховному, боль сердце прихватила, едва дышал он. Дочь было спросила, что случилось, так он ее прочь выгнал словами бранными. Не хватало сейчас Гандальва, очень не хватало друга старого с войском его славным. Силен Мер - кровь конунгов морских в крови, а все одно войско хоть и велико, но не достаточно, чтобы бой давать открытый.
Но и не в усадьбе же отсиживаться! Так пока час битвы придет, всю страну разорят вороги, да и не то время нынче. Предадут ослушники, стоит лишь слабину показать. Хунтьов - тряпка, Сельви молод еще, Рогволд - опасен, а иные ярлы и упоминания не стоят.
- На, посмотри! - Бросил он послание зятю. Кожа упала на пол, Хунтьов подхватил ее вспотевшими пальцами, жадно вчитываясь в письмена. Он до сих пор не знал, зачем его позвал тесть. Только Сельви знал. Внук стоял рядом и улыбался, глядя на то, как меняется выражение на лице отца.
- Это... это вызов... - прошептал конунг, дрожащими руками сминая послание.
- Спасибо, сын, без тебя никто бы не догадался, - произнес Неккви, слегка усмехнувшись, но улыбка на его морщинистом лице была грустная.
-Да, отец, вызов. Вражина к нам идет. Мои верные соглядатаи доложили об этом. Я думаю, надо собирать войска и дать врагу достойный ответ, не так ли? - Сельви обращался ко всем.
- Да как же... да их же... - Хунтьов слова подбирал с трудом, видно было - на рать сей доблестный муж не спешит. Вздохнул Неккви. Нет, не того человека он выбрал дочери старшей в мужья, но разве раньше таков был Хунтьов?
- В кулак сожмем силу воинскую, - изрек старый конунг. - Ты, Сельви, внук мой любимый, славное дело сделал. Быстры были твои соглядатаи. Вовремя возвернулись. Расскажи ярлам моим в воям, что видали они.
Сельви кивнул.
-Извини, дедушка, соглядатаи уже рассказали, знают всю правду они, сначала не верили, но теперь горят желанием идти в битву...
- Идут на нас родичи Харальда, - после рассказа внукова, вновь слово взял старый Неккви. - То Хакон, что одной ногой уже в Хель да Грютинг, что сапоги лизал мальчишке агдирскому. Неужели мы их убоимся, а Хунтьов?
- Ммм... - Конунг понял, что сейчас взоры ярлов и воинов на него устремились, а что сказать-то? На рать созывать - поперд рати же с мечом и пошлет тесть, а нет - так трусом ославят.
- Давай, муж дочери моей, яви мужской нрав - покажи, что нет трусов в моем роду!
- Да уж, не Хаки я Малодушный! - Процедил зять его, вновь Гандальва оскорбляя, хоть тот и уплыл уже.
"Нет, ты не Хаки - тот заяц трусливый был, а ты змей, на груди моей пригретый. Боишься битвы - власти жаждешь".
-Я хоть и молод, но в битве бывал, и поэтому не убоюсь проклятий ничьих, пойду в битву со Змеем за плечом! Нет, трусов в роду моем нет, и я не трус... Кто со мной? - подзадорил толпу Сельви.
- Я! - Воскликнул Фрейдмар Рубленный, чье лицо было покрыто вязью шрамов.
- Я! - Подхватил Свейн Острозуб, меч из ножен вынимая.
- И я!
- И я пойду!
Кричали викинги, поднимали оружие над головами. С молодым удачливым вождем каждый хотел в одном строю идти, видел это Неккви, радостью полнилось его сердце. Не ведал поражений его Сельви, тянулись к нему люди - хороший воин, хороший и правитель будет, когда черед придет трон ему уступать. Нет, не в отца уродился, в деда Сельви Разрушитель!
- Вижу я, не оскудела земля наша удальцами! - Произнес Неккви, едва лишь шум утих. - Каждый из вас предводитель, каждый храбрую дружину водит. Люди ваши по сечам изголодались уже, а нынче враг сам идет к нам! Так неужели не явим ему гостеприимство?
-Явим, правда ж, братья? Явим, дедушка, они это гостепримство еще долго будут вспоминать, да в песнях могильных воспевать, верно, братья, Змей в какой уж раз поднимется на вражьих костях!
Ярились ярлы мелкие, херсиры да бонды, двое только мужей общего веселья не поддерживали, да криками бурными не встречали слово каждое конунжие - то Хунтьов, побледневший лицом да Рогволд Эйстена сын, спокойно у стены стоявший, руки скрестив на груди.
- Вызов нам бросают прихвостни агдирца, ведут рать свою через горы оркдальские, - продолжал Неккви. - Велика рать, да щенка самого в ней нет - видать за женкиной юбкой схоронился, как всегда горзд был за баб прятаться - то за бабку, то за мать, теперь вот - женой обзавелся, которая сама ему в матери годится. Пристало ли потомкам морских конунгов такого бояться правителя?
-Как думаете, братья, накажем мальца, а? А то нехорошо он поступает, игрушки у слабых отбирает, так еще и старшим хамит, нехорошо, нехорошо, надо наказать! - Сельви усмехнулся, почесывая бородку.
- Да уж, - рассмеялся Фрейдмар. - Такого и убивать как-то жалко будет - ни чести, ни прибытку. Поймаем да выпорем конунга женоподобного!
- Ребенок, что с него взять, может, вовсе он и не воин, а наговаривают на него бабы?
- У него все победы не им добыты, а ярлами его, - Стейнбранд седобородый добавил. - Где Гутхорм Олень, Где Грюитинг из Оркдаля - пес его верный!
- А Гутхорм-то идет на нас? - Вновь кто-то спросил.
- Не видели его стяга в стане оркдальском, - покачал головой Неккви. - Но быть может ныне он и вовсе без знамен идет. Рать та велика...
- Усадьбу укрепим, - голос подал Хунтьов. - Здесь дождемся - не выманят нас в поле! Пусть на штурм идут и дохнут, как собаки!
-Усадьбу? А волков не боишься? Ведь предать могут, раскрыть врата - и смерть... А предателей в последнее время стало много, наговаривают на меня, да и убить хотят... - Сельви презрительно посмотрел на Хунтьова. - Я предлагаю встретить врага на горах, где будет удобно нашим лучникам, чтобы поразили они с вершины врагов, а мы их лучникам будем недосягаемы...
- Что же ты, сынок, хочешь поперед того, как они к нам пожалуют, сам в Оркдаль вторгнуться? - Усмехнулся на те слова конунг. - Много в тебе прыти. Ну беги-беги, да только врядли войско за тобой поспеет!
Рассмеялись викинги усатые, да вновь слово взял Неккви.
- Прав мой внук, нельзя давать ворогу в землях наших хозяйничать - встретить у границ надобно, да место для битвы выбрать такое, чтобы мимо не смогли они пройти.
Сельви задумался.
-Горные места... Нужны горные места...
- В отрогах гор, за перевалом сможем подстеречь этих собак! - Крикнул Свейн. - Там мои владения, не богатые места, да не жаль их будет, коли во время битвы потопчем.
-Хорошо, Свейн, спасибо, Мер не забудет твоей службы... Думаю я, будут писать про нас легенды! И похвалят нас внуки, и будут равняться на нас!
- Вы все поляжете там, - процедил Хунтьов. - Я слышал Карона Тихого, слишком много людей у Хакона, слишком много знамен...
- Едва ли вдвое больше чем нас, - отвечал Неккви. - Но они - не Мерийцы. А вы, слуги мои злоязыкие слушайте - коли не прогнали бы речами злыми Гандальва, брата моего названного - был бы он нам подмогой в бою этом, встали бы воины Альвхеймарские с нами, как родичи плечом к плечу! Что молчите?
Обвел их взглядом осуждающим:
- Но полно о былом сожалеть - что было, то прошло, не думайте только, что простил я тех, кто Гандальва лаял, о гостеприимстве забыв. Ты Фрейдмар, отвезешь послание родичам моим милым - Арнвинду и Аудбьерну!
- Дозволь мне в бою тебе служить, конунг! - Херсир молвил. - Зачем отсылаешь, когда каждый меч на счету?
- Не перечь мне, воин, - окреп голос Неккви, большая сила в нем ныне чувствовалась. Поднялся с трона конунг Мера верховный, походя наступил сапогом на послание Грютингово, ногою шаркнул, растоптал руны вражии.
-Херсир, не волнуйся, будем с тобою мы еще плечом к плечу биться, а сейчас надо чтобы ты послание отдал нужным людям, Карона и его людей больше гонять нельзя, да и не поверят им, а ты, из знатного роду, свой человек, приведешь их к нам, да и будет слава Мерейская на все земли Скандинавьи!
- Справлю, - наконец Фрейдмар молвил, Неккви же тогда сказал ему:
- Ни шкуре, ни дереву не доверю я послания, лишь тебе, воин верный мой, ближе подойди.
Подошел Фрейдмар, наклонился к уху его конунг, прошептал все, что необходимо было, а после сказал громче уже:
- Слово в слово все Арнвинду передай, херсир, не добавляя ничего, но и не забывая. Оттого зависит ныне жизнь и победа наша, коль споро ты с делом справишся!
Поклонился воин, да клятву принес, что еще солнце не сядет, как будет уже в пути он. Сказал так и вон вышел.
Окинул взглядом оставшихся под кровом его, Неккви:
- Людей собирайте, ты Сельви войско возглавишь, да и сам я с вами поеду - не гоже конунгу на троне сидеть, когда враг близок, - с укоризной сейчас взгляд он бросил на зятя. - Хунтьов, ты, как муж отваги невиданной, останешься усадьбу защищать. А в подмогу тебе - Рогволд ярл мудрый.
-Так... А теперь выходим... Созывайте войска, грядет битва, мне поговорить с воинами надобно! - Сельви усмехнулся и сопроводил последнего зашедшего к выходу, а затем закрыл двери. - Да, дедушка, предстоит жестокая война...
- Предстоит внучек, в ней все увидят, сколь великий правитель у Мера будет, - кивнул, бороду поглаживая старик, едва они вдвоем остались. - Теперь же слушай, почему я Рогволда оставил и Хунтьова от битвы в стороне. Опасаюсь обоих, не знаю еще, кто предал нас, а кто верен, хоть и подозрителен. Но то знаю, что друг друга не любят они, а значит и приглядывать друг за другом будут пуще глаза. В сражении от таких урон один - здесь же польза, коли двое у трона грызуться, пуст он будет, покуда конунга нет.
- Боюсь я, кабы не перегрыз один другому горло, да не встретил нас, уставших с бою... Я даже отцу больше доверяю, чем Рогволду, он ведь мне как - то ближе...
- Сына Рогволда старшего с собой возьмем, будет порукой чести его, - произнес конунг. - А коли нет у него чести, так и наследника не станет.
- Не видал я его в бою, дедушка, кабы смерть его не взяла, тогда не предаст нас Рогволд, а отомстит...
- Думаешь ты, лучше обоих сыновей его взять?
- Да, думаю, да... Один наследник - тяжелая утрата, но два - уже позор на весь род Рогволда.
- Он не посмеет нам отказать, коли я того потребую, - заключил Неккви. - Помни, внук, лишь так можно на верность ярлову надеятся, когда связан он с тобой оковами рода своего.
- Вот и хорошо... И все же, со временем мне стало казаться, что Хунтьов со времени нашей последней драки с ним, как - то изменился.
- Он боится, - согласился Неккви. - Он боится сына, боится меня. Теперь еще и Гандальва. Уверен - он был рад поддержать те слухи, но не он их придумал. Твой отец... он не конунг, просто богатый бонд, которого испортила власть, Сельви. Твоя мать его любила, а я не смог тогда ей отказать.
Он вздохнул:
- Нет, я не жалею, ведь от этого союза появился ты - гордость Мера.
- Да... Но значит, все же, был он когда - то настоящим воином, раз появился я? А насчет гордости - мне это еще надо в бою доказать...
- Оркней о том уже говорит. Заголосит и Оркдаль, - старик, походя пнув послание Грютинга, опустился на трон. - Отправь этого холопа обратно к его господину. Пусть передаст, что Неккви конунг будет ждать его на своей земле и даст битву. Пусть передаст, что Агдирский Волк обломает зубы о чешую змея, Хладирский Медведь - когти, а Оркдальский Козел - рога. Зубы Змея ядовиты - то мои племянники Арнвинд и Аудбьерн, тело его сжимает в своих кольцах, ломая кости - то войско мерское, непобедимое, а глаза - глаза Змея предвещают смерть. Ты - мои глаза, Сельви, ты - там смерть, что ожидает наших врагов.
-А иначе, дедушка, никак... Нельзя позволять нашим врагам столь наглые выходки. Нужно их пресекать. Иду? - вопросительно посмотрел на деда Сельви. На Неккви он смотрел как на героя...
- Иди, - кивнул тот, с гордостью глядя на внука. - Утром разбудите меня. Выступим с первыми лучами.
-Хорошо. - Сельви ушел выполнять указ деда.

Южный Мер
Ох не понравился Олафу противник, очень не понравился. Чем? Да он и сам бы не смог сказать если бы его спросили, однако отказываться от боя значит опозорится, да честь свою уронить, посему решительно ступил на ристалище хирдман, не применув приветствовать Тора ударом клинка в умбон щита своего.
Асгейр покачнулся, чуть согнув в колене выставленную вперед ногу, меч же пока держал опущенным. Всем видом своим показывал он, что ожидает нападения.
Нет нападать Олаф не собирался, он решил обойти противника ища лазейка, что и сделал двинувшись по кругу пружинящим шагом. Меч острием в землю смотрел, щит бедро прикрывал на чуть согнутой руке удерживаемый.
"Ну что же ты волк, али страшно нападать первому?" _ текли в голове совсем ненжные в сей момент мысли.
Покачнулся меч в руке альвхеймрца, глаза холодом сверкнули из-под шлема. Медленно поворачивался он, так чтобы перед ним всегда был противник его. Видно хромота нормально двигаться мешала. А затем такую вису изрек он, словно раззадоривая соперника:
Хладные брызги
По стали стекали
Клювы стальные
Крови Алкали
В распре конунгов
Многие пали.
У берега Согна,
Но ты там не был.
Олаф усмехнулся. Разозлить пытаешься? Да вот забывать не стоит, что тот кто ярость в голову пустит не будучи берсерком проиграет сразу же на первых же секундах, после первой встречи клинков в смертельном танце стали. Это хорошо усвоил хирдман, еще в бытность свою ученичества у Снурри Быстрый меч. Посему продолжил свой обход, предлагая противнику атаковать себя, даже щит опусти, свою незащищенность демонстрируя.
Асгейр сделал лишь один шаг, тяжелый, перевалившись на больную ногу, чуть ближе подобравшись к Олафу. Лезвие меча пошло наверх.
Сменил Олаф направление движения, в другую сторону направившись.
- Бегаешь, - из-под шлема донеслось с усмешкой холодной.
- Присматриваюсь, - беззлобно ответил Олаф. - Все думаю, что ты можешь Хильд кроме цацек дать.
- А как присмотришься, так тоже в жены ко мне попросишься?
Рассмеялись альвхеймарцы, что за битвой следили. Кто-то повыше голову волчью поднял, другие по щитам бить стали.
- Да нет, много чести тебе будет. Вон и Хильд на тебя смотреть не возжелала, ушла, - усмехнулся Олаф. - А тебе что все равно кого в жены брать? Могу посоветовать у нас есть маленький горбун в усадьбе, он тебе как нельзя лучше подойдет.
"Вы с ним больно похожи", - про себя добавил хирдман.

- Со мной Хильд вчера виделась, - со смехом ему ярл отвечал. - А вот на тебя ей посмотреть уже не доведется.
Он сделал еще один шаг, направив лезвие меча в грудь хирдману.
Легко Олаф сбил клинок в грудь летящий в сторону, ударив по нему мечем своим, да рантом щита в горло пративнику нацелился.
- Ой не скажи! Увидится.
Повернулся Альвхеймарец под щит плечо подставляя, а оружие свое, над головой воздев, опустил тут же намереваясь в бок вонзить супротивнику.
Змеей скользнул щит бок прикрывая, меч же хирдмана резко и коротко в шею альвхеймарцу понесся, без дуги, коротко и непредсказуемо.
Взмахом руки отразил оружие Асгейр - лишь звон раздался, тут и сгодились ему щитки наручные, франкские. Снова ударил он, край щита срубая.
Меч жалом змеиным скользнул в бок ярлу метя, зазубренный край срубленный щита, в лицо ему метнулся снизу вверх.
Ярл, слегка поворачиваясь увел лезвием клинок вражеский в сторону, да тут в плечо его окольчуженное щит ударился краями сруба отметины даже через броню оставляя. Вперед шагнул тогда Асгейр, покуда не отошел Олаф, на него напирая, точно желая вытолкнуть, а затем рукою свободной за щит его схватился, вниз его уводя - слишком близко они стояли, не было простора для боя оружного, да с силой ударил ярл альвхеймарский головою в лицо сопернику.
Зашатался Олаф, кровь из разбитого носа побежала, да не растерялся, кулаком что держал меч в глазницы шлема и ударил Асгейра.
Мотнул головой ярл - в щеку удар тяжелый пришелся. Мгновение - и разошлись они.
Вновь меч взлетел, да на щит опустился лезвием острым дерево перерубая - были мастера в старые времена, что могли такой клинок отковать, не то что нынешние кузнецы.
Олаф же увел удар, Асгейра открывая, для удара. Резко вперед меч бросив, острием в живот тому метя.
"Сопротивляется еще", - подумал хирдман.
Тот не сопротивлялся - нога ярла подломилась и он рухнул на колено. Острие меча высекло искры из стального нагрудника, но не смогло причинить вреда воину, а затем пальцы Асгейра сомкнулись на запястье Олафа и тот дернул его на себя, слегка отклоняясь, так чтобы он пролетел мимо него.
Глаза хирдмана удивленно распахнулись, когда он потерял опору под ногами.
А затем встретился с землей.
Асгейр медленно поднялся и приставил острие меча к его затылку:

Каленые жала
В лучах сверкали,
Воины гибель,
Отважно встречали,
Бросаясь на встречу
Разящей стали
При Хакадале,
Но ты там не был.

Так сказал ярл Асгейр, а после уже конунгу бросил:
- Завершен бой, не стану я отнимать жизнь у хорошего хирдмана, когда война так близка с врагами нашими.
Однако Олаф не думал проигрывать, махнул рукой, в коей меч был зажат, наугад махнул, туда где голос звучал.
"Все равно мне не жить", - пронеслось в голове. - "Смертельна красота твоя, Хильд".
Меча лезвие по поноже скользнуло, царапину оставляя. Опустилась рука альвхеймарца.
- Мальчишка глупый, - лишь прошептал он холодно и это было послденим, что слышал в жизни своей Олаф сын Рагнара из Фиордов.
Со странным выражением лица посмотрел на поверженного хирдмана Арнвинд, в глазах колыхнулась печаль.
- Завтра, когда светило окрасит двери длинного дома, ты вновь докажешь свое право на родственницу мою, ярл, - только и сказал конунг, повернулся да в усадьбу пошел.
(в главных ролях Сарина и Тельтиар)

Фрейдмар Рубленый. Северный Мер

Долог путь для конунжего посланца. Все в дорогу собрать надобно, ничего не забыть - припасов, коням корма, оружие проверить, доспехи справить. Людей, опять же, верных найти, с кем путь разделить.
Фрейдмар, как и обещал, к вечеру уже управился - пятеро воинов в плащах дорожных покинули Нидорас к югу коней правя. Не могло дело их ждать - требовалась подмога Неккви конунгу от родичей его славных - Арнвинда и Аудбьерна. Знал, знал Фрейдмар, что собирали воев конунги эти войско, не меньшее, нежели Верховный правитель в Нидорасе держал и готовы были по зову первому родичу своему на помощь придти.
Зов этот и нес он, в памяти каждое слово сохранив, повелителем произнесенное. Нет, конунг, не подведет тебя Фрейдмар Рубленый, опытен он, верен. Всегда исполнял приказы и теперь исполнит. Придут Арнвинд и Аудбьерн - быть тогда разбитым псам Агдирским, прихвостням мальчишки Харальда!
День минул с той поры, как покинул усадьбу херсир, приближалась граница с Мером Южным, когда увидал он всадников приближающихся. Неспешно шли кони посланцев - не хотел загонять скакунов раньше срока Фрейдмар, путь до Арнвинда далек еще был, те же во весь опор неслись.
Узнал предводителя херсир, оскалился - что делать здесь людям Рогволда ярла? Их же оставил Неккви Нидорас охранять. Остановил коня посланец, к Геккелю Рябому повернулся, тот уж подъезжал, гордо выпрямевшись в седле - сильный воин, рослый, хотя никто из дружины Рогволда по силе с сыном его Хрольвом сравниться не мог.
- По делу какому ты здесь, Геккель?
- Меня в помощь тебе послал старый змей, - хельд усмехнулся, ладонью проведя по щеке, оспинами изъеденной.
- Думает, не управлюсь я с посольством? Ох, не договариваешь ты чего-то, Рябой, - с сомнением произнес воин.
- Не веришь... зря, - тот головой покачал, ближе подъезжая. - Хунтьов бунт затеял, пока Неккви не будет.
- Мне-то что с того? - Вскинул густые брови Рубленый.
Странен Геккель, темнит, а воины его что-то цепью рассыпались. Пять, шесть, семь. Больше их - это плохо. Зачем догоняли? Глаза-то зло сверкают, ладони на рукоятях, но не посмеют же напасть на конунжего человека?!
- Пора тебе Фрейдмар уже выбирать, - тихо Рябой произнес. - С Хунтьовом ты или с Рогволдом...
- Я - человек Неккви, - процедил он сквозь зубы. - И все вы - его холопы.
Ропот недовольный пронесся среди воинов Геккеля. Нет, эти не говорить приехали, вон глазищи как сверкают, но как своих предупредить? Да и неужели они не видят ничего, ведь не вчера же родились - опытных хирдманов взял с собой Фрейдмар.
- Это ты - холопский выродок, рабье семя, - сплюнул Рябой. - Мать твою конюх облюбовал, она и рада была!
Побагровел Рубленый, не любил он, когда о его прошлом вспоминали. Мечом обычно языки дерзкие укорачивал. Вот и сейчас рука сама к мечу потянулась. Лишь поручение конунга не давало ему меч обнажить.
- Не верю я, что тебя Неккви послал. - Твердо произнес. - Убирайся, Геккель, не любо мне с тобой путь продолжать.
- Так оставайся здесь навсегда! - Прокричал Рябой, меч выхватывая. Отразил его удар Фрейдмар, да тут луки заговорили - вонзались в конунжих людей стрелы, а у тех лишь кожанки легкие были, Рогволда же гриди кольчуги пододели под плащи и не брали их сейчас клинки добротные. Повалились один за другим воины бездыханными, последним Фрейдмар со стрелою в спине с коня упал, проклятие изрыгая.
Развернул коня Геккель, спешно его люди уезжали.

Южный Мер. Длинный дом
Еще не остыло тело Олафа, ушли альвхеймарцы, не желая даже радость победы своей разделить с мерянами. Все так же в молчании ушли, опустив стяги, в гостевой дом ушли. Уныло поник Черный Змей Фиордов. Уносили тело своего воина посланники Аудбьерна.
Эрик , за поединком наблюдавший, в лице переменился. Считал он, что Олаф победит ярла хромого - силен был воин, хоть и худороден, ан нет, по иному Норны веревочку свили. Назавтра иной бой предстоял, тревога странная на сердце ярлово легла.
- Странный бой, - молвил он, когда с конунгом наедине остался.
- А ты сегодня в бой рвался, - глухим голосом конунг ответствовал.
- Я - не юнец, славы жаждущий, - покачал головой Эрик. - Да к тому же пьян был Олаф, но то наша вина, что мы ему с дороги меда хмельного налили, а после биться выставили сразу.
- Надо Одину жертву принести, чтобы принял он Олафа в чертоги Вальгаллы, да медом полнее чаши наполняли ему, - пробормотал Арнвинд, глядя куда-то вдаль.
- Барана зарежем, - улыбнулся Эрик. - Двум баранам до Валгаллы проще дойти будет.
Метнул конунг взгляд испепеляющий на Эрика.
- Шутишь? А мог бы сам сейчас лежать вот так вот.
Вспыхнул ярл. Да неужели конунг его слабее этого хромца почитает? Видел Эрик бой этот от начала до конца, помнил движение каждое, сам размышлял где и каким ударом бы лихим расправился с Асгейром. Нет, не сдюжить альвхеймарцу откормленному отважного мерийца.
- Был бы там я - лежать бы гостюшке нашему на погосте, - процедил.
- Надеюсь, что Норны именно такую судьбу тебе сплели, - ответил конунг.- Пойдем в дом. Хильд позову, думать будем.
- С бабой думать? - Удивился ярл, но припомнив что-то сказал: - Ты бы лучше ее на поединок позвал, а то она так и не поймет, с каким грозным врагом мне на бой идти.
- Позвал, да не пошла., - махнул рукой конунг. - Говорит, что мужские забавы это. Мол, она сердцем, а не мечем выбирать будет.
- Все равно моей станет! Обещал ты, конунг!
Уверен был ярл, что с пришлым женихом расправится, да и с чего ему в силе своей было сомневаться, коли не было в Южном Мере бойца более умелого, нежели он.
- Я обещал, - согласился Арнвинд. - Я слово сдержу. Только победи гостя.
- Я ему, конунг, все конечности пообрубаю! - Рассмеялся Эрик. - А пока... Пошлем ему рог с брагой - обещал он после битвы испить - так я думаю, пусть захмелеет.
- А вот это хорошая мысль, ярл.
Конунг подозвал к себе раба, да велел отнести рог полный меда хмельного гостю.
Сел ярл по правую руку от властителя, над тем размышляя - по чести ли победа над хмельным врагом будет. Да только стремление его Хильд обладать иные мысли пересилило, а на пути теперь только ярл альвхеймарский оставался. Значит расправится с ним надобно было - всегда с пути препятствия любые сметал Эрик, будь то люди или звери, или волны могучие. И ны не отступаться не хотел.
- На рассвете объяви бой, Арнвинд, я сам раньше лягу, а гость - он
пусть не выспанным приходит.
Тем временем Хильд явилась, бледная будто с Хель повстречалась или йотуна на лесной дорожке увидела. Видать узнала про смерть Олафа.
- Что это за зверь к нам пожаловал, Арнвинд? - машинально садясь рядом с Эриком пробормотала девушка.
Конунг внимательно посмотрел на родственницу.
Приобнял ярл девицу, прошептал ей тихо:
- На любого зверя свой охотник найдется.
Повела Хильд плечом руку Эрика сбрасывая.
- Тот хирдман тоже так думал, Эрик. Хвастаться после победы пристало.
С обидой взгляд бросил на девушку воин, не по нраву ему пришлось, что вот так она отстранилась от него, но при конунге не стал он ей ухаживаниями своими докучать, знал - не по нраву то придеться Арнвинду, когда больше о бое завтрашнем думать следует, нежели о ласках.
- То был простой хирдман, - усмехнулся Эрик, дабы себя самого подбодрить. - Не удивлюсь, если Аудбьерн его в насмешку прислал. Помнишь, конунг, как в детстве он горазд был на
шалости разные?
- Помню, помню, да вот над сестрой не шутил он, отца уважал, - задумчиво ответствовал Арнвинд.
- Шутить то он любит, да надо мной не посмеет, - огнем взгляд девицы полыхнул, затем потух. - Но что будет Арнвинд? Дай мне нож, я убью себя если Эрик проиграет.
Обрадовался в душе словам таким ярл - значит любит его дева гордая, коли за другого идти не желает, но молвил жестко:
- Не давай ей ножа, конунг, не игрушки это, - суровый взгляд невесте своей подарил, а после улыбнулся в бороду: - Нет, не умру я в поединке этом, руны мне смерть в ином бою пророчили.
Задумался на мгновение, а после припомнил ту вису, что колдун ему говорил много лет назад:

В сходке жестокой
Дротов и копий,
Взрежут драконы
Поле тюленье
Быть тебе ярлу,
В битве конунгов
Средь воино лучшим -
Но первым и сгинешь.
- Не дать то я не дам, да вот сама возьмет, сам знаешь, - усмехнулся Арнвинд.
Хильд же вновь ярла взглядом ожгла.
- Что вы решили о завтрашнем поединке?
- Зарублю гостюшку, - Эрик молвил не раздумывая. - Быть может не сильно Гандальв от потери такой осерчает.
- Кстати, брат, - обратилась девушка к конунгу. - Тут Бьерн сказал, что драккары у них по боевому, будто и не в гости пришли.
- Хильд, они же по морю шли. Харальдовы псы там могли поджидать, - но сам себе не поверил Арнвинд, на ярла своего посмотрел.
Припоминать и Эрик стал встречу с Асгейром первую - три корабля было снаряженных, а на каждом по шесть десятков воинов в броне полной. Уж как бы действительно битвы не учинили, как бы силой увести Хильд не решились, коли поединок проиграют.
- Эти сами, как псы, - молвил. - Даром что башка волчья к стягам прикручена.
- Эрик, приготовь воинов, пусть ждут подвоха от гостей, - кивнул Арнвинд. - Да и в поединке смерть Асгейру прийти должна. Иначе, можем в крови захлебнуться.
- Соберу. Ох, - вздохнул он, вновь на Хильд глядючи. Тяжко это - с союзниками ратиться, да ради красы такой можно и о друзьях былых позабыть, тем паче, что Гандальв лишь Неккви одному сторонник. - Сеча зла будет, коли не по правде они действовать решат.
- Хорошо что Бьерн боевую оснастку драккаров заметил, - пробормотал конунг на Хильд посмотрев, а может она сама заметила да Бьерну славу приписала.
- Эй, слуги! Мяса несите и воды ключевой! - Прокричал Эрик, почувствовав, что проголодался дюже. - Назавтра ни один хирдман пить не должен - много проку будет с дружины нашей, коли хмельные придут.
- Кто о чем, а Эрик всегда о еде думает, - усмехнулась Хильд.
- Не ярись, женщина, мужчине есть надобно, чтобы в бою не сплоховать, - одернул родственницу Арнвинд.

(в главных ролях Сарина и Тельтиар)

Мер. Поединок
С Сариной соответственно

Лучи солнца едва лизнули верхушки деревьев, а в долинах еще царила мгла, когда из длинного дома вышел конунг в сопровождении родственницы своей Хильд. В голове девушки смешались разные мысли, на лице же не отражалось ни одной эмоции. Холодная мраморная статуя валькирии, что видели многие викинги Арнвинда в храмах далекой Византии, шла рядом с их властителем.
«Никогда бы не поверила, что буду надеяться на победу Эрика», - думала Хильд, замирая на границе ристалища. – «Если он проиграет, то мне один путь: вниз головой со скалы. Ох, Фрея, помоги мне. Сделай так, чтобы выиграл Эрик, но мне за него не пришлось идти. Сердце свободы просит».
Терзалась дева думами тяжелыми, руки заламывая, да на готовящихся к бою воинов. Лишь презрение во взгляде ее на Асгейра было. Почему именно сей ярл приехал в соперники к Эрику? Того она не понимала.
Холодом веяло от альвхеймарца, как и в день былой, вышел он в доспехах богатых, да только на этот раз шит взял железом окованный, шел пошатываясь немного и, хотя под шлемом высоким, лица его не видно было, помстилось деве, что действительно пьян, как и хотели того конунг с ярлом. В круг очерченный вошел, на меч свой с золотой рукоятью опершись. Позади знамена поднялись волчьи, ожидали альвхеймарцы, что и этот бой столь же коротким выйдет.
Навстречу ему Эрик удалой вышел в кольчуге плетения двойного, да с бляхами стальными на груди и плечах нашитыми. Бросил взгляд страстный на деву, что поединок этот присутствием своим почтила, да копье взял в руку, щит же положив у края круга. Остановились соперники, глаза в глаза глядя, лишь приказа ожидая конунжего.
Арнвинд рукой махнул, начиная поединок ратный. Побелели пальцы Хильд меж собой сцепленные.

Храбрые вои
Хмельными спали
Того лишь не знали,
Что вкусят стали,
Лишь ночь осветило
Ярое пламя.
Под Хрингасакром.
Но ты там не был.

Произнес медленно, словно с трудом языком ворочая, Асгейр, щит приподнимая. Усмехнулся Эрик:
- Ворожить вздумал? На, моего колдовства отведай!
Метнул он копье - щитом отразил ярл бросок этот, на противника пошел медленно, да только подхватил щит Эрик, меч верный из ножен вынул, ко встрече приготовился. Скрестились мечи, искры высекая - осталась зазубрина на клинке мерийца, отвел его оружие в сторону Асгейр, лезвие острое на щит обрушил, да вскользь пришелся удар этот - видать помнил ярл, как щиты рубил клинок этот.
Еще ударами обменялись они, щепы из щитов вырубая, оружием звеня - ни один не хотел уступать.
"Нет, Фрея, не могу смотреть я на то, как судьба моя железом решается, да силой мужской грубой. Бежать хочу", - тревога в глазах Хильд появилась, поняла она, что хитрит альвхеймарец. Не настолько он пьян, как хотел показать.
Долго мог поединок такой продлиться - покуда не усанет один из воинов, да только многие знали в мере, что Эрик в битвах с утра до ночи мог меч подымать, врагов рубя, а на что альвхеймарец способен - никто не ведал. Мерный стук рукоятий о щиты над битвой разносился, да звон оружный.
То мерянин кусок щита отрубит, то Асгейр щепу древесную выгрызет лезвием узорным, то вновь клинки столкнуться. Много силушки было у Эрика ярла - не щадя рубил, теснил супротивника хромого. Раз опустил меч на щит его дубовый - так треснул щит - половинка лишь на руке ярла пришлого осталась.
Душа металась у Хильд, когда теснил Асгейр Эрика, да ликовала, когда наоборот ярл мерский теснил альвхейдмарца. Только один удар решит судьбу ее.
Бросил щита обломки в лицо мерийцу ярл пришлый, да тот щитом закрылся, на мгновение лишь упустив из вида противника. Рванулся вперед Асгейр, удар колющий производя ближе к середине щита - лезвие острое рассекло дерево в плечо окольчуженное впившись, но тут и Эрик меч свой занес, на голову врага обрушивая удар страшный.
Не достало силы шлем кованный разрубить, но отстранился, пошатываясь Асгейр, на колени рухнул, да на меч опираясь подняться попытался. Отошел на шаг и Эрик, щит бесполезный отбрасывая, да взгляд на рану бросив мимолетный - нет, не сочилась кровь - удержала клинок кольчуга добротная.
- Эй, щит мне! - Закричал.
Тут же хирдманы ближайшие бросили ему щит ясеневый, кожей волвьей обтянутый.
Выпад ярла пришлого заставил Хильд пошатнуться, она и правда за Эрика испугалась, с трудом поборов желание глаза ладонями закрыть.
"Один, я к тебе никогда не взывала, но послушай дочь свою Фрею, избавь меня от участи стать женой альвхейдмарца. Уж лучше с Эриком жизнь провести", - билась в голове мысль, что птица в клетке.
Выжидал мериец, не нападал на врага, покуда не встанет тот - то ли чести урон нанести боялся, толи помнил, как Олафа бой завершился. Асгейр же медленно поднимался, пошатываясь да головою мотая - тяжек для него удар был эриков, иной бы и не выдержал, да не иначе как заговорен был альвхеймарец, как и конунг его.
- Все они из Хель выползли, - шепот пронесся среди воинов. - Потому и оружие их честное не берет.

По воле Гандальва
Рекою алой
Лилась кровь ярлов
На Снег талый
Предателей мертвых
Утро застало
В Альвхеймаре
Но ты там не был.

Хильд почти не дышала, глядя на ристалище. Боялась она, ох боялась за судьбину свою.
- Вон, колдует! - Старик какой-то прошептал.
- Бей его, Эрик! Руби вражину! - Заорали мерийцы.
Ярл и правда двинулся на альвхеймарца, подбадриваемый криками земляков. Тот стоял спокойно, щита не прося, хотя право имел такое, лишь меч двумя руками перехватил, чтобы удобнее было. Где-то за пять шагов, рванулся на него Эрик, удар нанося быстрый, но со сталью встретилась сталь - никто понять не успел, куда хромота делась асгейва, столь быстро метнулся он в сторону, лишь молнией меч с рукоятью златой сверкнул в бок ярла мерийского впиваясь.
Развернулся любимец Арнвинда, тяжело дыша, стекала кровь алая по звеньям кольчуги перерубленным - не спасло железо от меча альвхеймарского. В толпе воскликнул кто-то:
- Колдовство!
Забренчали оружием мерийцы, альвхеймарцы им тем же вторили.
"Фрея!!" - мысленно закричала Хильд, видя, что судьба ее висит на волоске. "Не допусти!"
Что оставалось ей, лишь свою силу отдавать по крупицам Эрику. Иначе ей не жить, убьет себя тут же у ристалища, вон и меч у брата удобно висит.
Зарычал Эрик, никогда раньше берсерком он не был - но что сейчас с ним сталось? В удивлении даже викинги бывалые от круга отпрянули, сколь яростно бросился на врага он, меч в деснице вращая вихрем смертоносным. Отбивал удары Асгейр, да шаг за шагом отступал под натиском таким - пусть умелый он был воин и хитрый, но когда медвежья сила по жилам воинским течет, устоять сложно человеку простому.
Пытался щитком на руке отразить меч Асгейр - смялся щиток, рука его повисла, пропустил в грудь удар - след на нагруднике остался глубокий, а там, где мечом отводил клинок ярлов - так отбрасывало руку его назад, точно с великаном инеистым бился он, а не с простым воином.
Все взывала к Фрее Хильд, замерев на месте и боясь дышать даже, лишь глаза на бледном лице жили. "Коли не оставишь меня, принесу тебе жертву славную", - молила девушка богиню. - "Кошку брата заморскую привезти попрошу. Пардусом звать."
Из глотки ярла мерийского рев нечеловеческий вырвался, в новый удар вложенный - отскочил Асгейр. Нет, не хромой он был, да не пьяный - то все уже видели, но и спеси у него поубавилось. Не пытаясь отражать выпады берсерка, теперь лишь уклонялся он, видимо способ изыскивая победу добыть.
Били в щиты воины, каждый своего ярла подбадривал, знамена реяли, да меч Эрика со свистом воздух рассекал, все пытаясь достать до супротивника верткого.
Побледнела Хильд еще больше, если такое возможно было.
"Фрея, упроси отца своего, пусть победу Эрику дарует". Взгляд огнем полыхнул, будто не Хильд уже на поединок смотрела, а дева валькирия из Вальгаллы спустилась, дабы воина подбодрить. Оставался вопрос кому Один и Тор свою благосклонность даровали. Да чтоб Локи не вмешался.
Нагнулся Асгейр, меч над головою пропуская, да вновь уколол Эрика, в ногу на сей раз - глубоко вошло лезвие, ткань да кожу мягкую распарывая - упал ярл, зубы сцепив со скрипом. Что силы было - всю вложил в удар последний, щитом толкнув альвхеймарца, навалившись телом всем.
Отлетел от удара такого Асгейр, не в силах равновесие удержать. Шаг, другой - все остановится не мог, руками размахивая, а затем запнулся о веревку, что края круга очерчивала, да рухнул на землю, камни все спиною прочувствовав. Вскочил тут же ярл гордый - да поздно было, все видели, как из пределов поединок ограничивавших он вышел. Уж не Локи ли коварный руку свою приложил к завершению боя такому?
Выдохнула Хильд. "Спасибо, Фрея", - мысленно богине ответила. Глаза закрыла пытаясь дрожь унять, что напала на нее с последним ударом Эрика.
- Все видели волю Одина? Хильд Эрику достается. Проиграл Асгейр бой сей, - пронесся над кругом ратным голос конунга.
- Проиграл... - Проскрежетал ярл альвхеймарский, меч перехватывая удобнее, да взглядом смерив бойца в круге оставшегося - тяжело дышал Эрик, едва ли подняться мог. - Хорош же победитель остался.
Гулом одобрительным поддержали его вои альвхеймарские, кто-то выше поднял знамя с волком серым.
- Ты считаешь богов неправыми? то они так решили! - звонко голос Хильд прозвучал, остер язык ее был. - Или ты считаешь, ярл, что повторить надобно?
- Нет у богов справедливости, - насмешливо Асгейр бросил. - То еще в Хрингасакре видно было:

Обильные жертвы
Принесли Асам
Сыны Эстейна
Да Гримкиль с Гудбрандом,
Обильное пламя
Дома их пожрало,
Под Хрингасакром -
Но не было вас там.

- Не стоит богов обижать, - спокойно ответил Арнвинд ярлу. - Они отвернуться могут.
Хильд тем временем взяв миску с водой да тряпки сухие ступила в веревкой круг огороженный.
- Боги лживы... как и все их посулы, - говорил Асгейр. - Их милость недолговечна - посмотри конунг на этого, благословленного Одином, ныне он лежит обессиливший, не способный даже слово сказать.
Он помолчал, глядя на своих воинов, что-то думая, иногда осматривая собравшихся мерян, окольчуженных и оружных, а затем бросил меч к ногам Арнвинда:
- Забирай, конунг, быть может тебе он лучше послужит, чем мне.
Не двинулся конунг Южного Мера с места, твердо и осуждающе на ярла глядя. Негоже богов так оскорблять, на поле боя оставить могут.
Хильд осторожно ногу Эрику омывала, кровь смывая. Совсем уже на противника его внимания не обращая. Лишь попросила: "Фрея, яви мощь свою. Пусть уверует он в силу деяний твоих".
- Ты свою волю явил, конунг, - донеся до девушки голос ярла пришлого. - Не жди теперь от Альвхеймара подмоги ратной.
Развернулся и ушел Асгейр, а с ним и люди его к пристани подались.
- Лучше вовсе без союзников, чем с такими, - произнес себе под нос Арнвинд.
Простонал что-то Эрик в беспамятстве. Не тяжелы его раны были, да только безумие берсерково всех сил лишило ярла могучего.
Приказал конунг в дом свой раненного нести. Подняли дружинники ярла на руки да отнесли куда конунг велел. Хильд следом пошла.

У западных берегов Норвегии, Торольв и Эйвинд-Ягненок ведут в поход свои корабли.

Два хищных драккара пенили непокорные северные воды. Горе судам попавшимся на их пути – не уйдут. Широкий парус, тридцать два весла: попробуй, спасись от погони!
Вот уже несколько дней шли корабли на юг, но пока не спешил Ньёрд нести им в руки набитые добром корабли торговцев. Побратимы решили пытать удачу в Роголанде – ведь Сульки конунг покинул свои земли, забрав с собой много войнов. Богатый край, боевая слава и добыча, достойная конунгов, манила храбрых воинов.
Мерно вздымался парус под ветром, горизонт был чист, и, хоть не было средь викингов знаменитого скальда, короткие висы летели над водой с корабля на корабль:

Валькирий песню
вдали заслышав,
гадюку шлемов
вынул из ножен -
к деяниям славным
ведёт нас Торольв!

Виса легла не слишком ладно, и с соседнего борта понеслось насмешливое:

Больно грозен хёвдинг
что заслышав песню
тащит меч из ножен!
Девам битв пожива –
скальд тот неумелый,
что стихи слагает!

Хохот понёсся над седым морем, а ободренный друзьями сочинитель продолжал:

На древе моря
вздымая волны,
Эйвинд-ягненок
огонь стрел треска
покоит в ножнах
до славы битвы!

Эта виса была поскладнее, в ответ послышался зычный голос Торольва:
- Так ли грозен твой человек будет в битве, как на словах!?
Опередив Эйвинда, сам за себя вступился сочинитель Гунульф Сигурдссон:
- Мой меч уж точно языку в остроте не уступит!
- Ты только не перепутай их в бою, не то Ягнёнок лишится славного скальда!
Воины на обоих кораблях засмеялись удачной шутке. Хорош тот хёвдинг, что впереди хирда идет в бой, да только трижды хорош вождь, умеющий от скуки уберечь людей в дальнем походе. Эйвинд же оставался мрачен. Это был первый поход, в который ушел он без брата, да и слова отца все не давали ему покоя. Скоро будет Роголанд, где ждёт его рать и добро. Он привезет домой богатые подарки, а коли не вернется к осени Альвир – Эйвинд забудет его, словно и не было у него никогда брата!