Альвхеймар. Конунг, ярл и гонец.
Продолжение совместки. С Тельтиаром.

- Ножом, говоришь? - задумчиво переспросил конунг. - Что-то странные звери в лесах моих объявились. Уж не дозоры ли Харальда?
- Скажи мне вот что, конунг, - Асгейр сказал. - Неужели волчонок агдирский сумел бы заставить волков на своей стороне биться с людьми совместно? Спутники херсира ведь загрызены был. Да?
- Д-да... - прошептал юнец.
- Как дите малое ты, ярл, а еще юнцу разум смущаешь, - недовольно сказал Гандальв. - У агдирцев достаточно оружия, кроме клинков, есть глотки чем рвать. А, ежели спутники мертвеца стол же пугливыми были, то воев в шкурах волчьим, того и гляди, оборотнями б возомнили. При деде отца, как он сказывал, часто врага так пугали.
- Ну, признавайся, так все было? - Сурово брови сдвинув, гнев конунжий на гонца перевел ярл.
- Я.. ну... - тот замялся. - Никто... не видел... тела под вечер лишь нашли.
- Вот видишь, - конунг сказал. - А страху-то, страху...
- Потому и бояться, что не видели. Давай, выкладывай, что еще сказать хочешь и проваливай!
- Так... так... не вели казнить, великий конунг! - В ноги упал Гандальву юнец. - Люди твои тебя предали, как только херсир погиб!
- ЧТО? - страшен был голос Гандальва. Одной мощной оплеухой отправил он гонца в дальний угол. - Локи отродье! Что же ты нам байками про волков слух смущаешь, коли предательство во дворе. С ними заодно, что ли, изменничать подрядился?
- Нееет! - Завопил тот, словно его прямо здесь жизни лишали. - Я как узнал, так коня пришпорил, скорее доложить о крамоле!
- Крамоле... - процедил ему вторя Асгейр. - Что за негодяи посмели? Ужели забыли, как предателей привечать принято в Альвхеймаре?
- Они... Хьярти нравом крут был, государь... они его ненавидели и... и...
- Кто он-то? Да сказывай толком, сопляк! - раздраженно прикрикнул Гандальв. - И кто вас таких воспитал, бесхребетных?
- Он… они... мятежники! Бонды!
- Жалкие крестьяне, не умеющие толком секиры держать? Что ж делается в землях Норвегии, Один! Эдак мужи бородатые, в справных кольчугах, скоро от баб побегут, будто зайцы от волка!
- Пооод руууку Хаарааальда поойти хотееели, - продолжал скулить гонец. - Кто против был, усадьбу удержать пытались, да куда тааам!
- Сбирай воев, - бросил конунг Асгейру. - Пора показать этим червям, чем викинг хорошего рода от черной кости отличается. Воли хотели, поганцы? Харальд им волю такую устроит, мало не будет. Ей-ей, не были бы под боком - отдал бы агдирцу гаденышей. Предатели и трусы дюже не любят таких же, как сами. Обособливо, ежели у перебежчиков нет богатых земель да змеиного языка, как у Рогволда ярла.
- Я им сам шеи посворачиваю, - прохрипел наместник, рукава засучивая. - Не ровен час - сами Хьярти загубили, ублюдки! Что думают, Харальд их приголубит? Да даже если захотел бы - не успеет!
- А я… мне.. можно идти? - Прошептал юноша.
- А ты… - повернулся к нему Асгейр. - С нами поедешь. Посмотрим, как мечом владеешь, да умеешь ли жилы вскрывать.
Гандальв улыбнулся довольно, видя усердие ярла:
- Скачи, Асгейр. Доверяю тебе все рассудить моим именем.
- Государь, благодарю, - поклонился он. - Но сдается мне, деле таком ты сам должен лик гневный изменникам явить и покарать их. К тому же есть у меня мысль еще одна, где лишь твое могущество помочь сумеет.
Гандальв задумался: с одной стороны, был он не молод уже, и многодневный поход конунга притомил. Это в двадцать зим можно, сойдя с корабля, под Норвегии пешим пройти, даже не запыхавшись. Увы... годы шли. Но признавать слабость Гандальву не хотелось. Сейчас Альвхеймару, как никогда, нужен сильный вожак.
- Что за мысль?
- Рядом с Вальдресом богатый Уппленд лежит - если силу им явишь, так еще и земли Харальда под себя подомнем.
- Дельная мысль, ярл, - конунг обдумывал речи Асгейра и нравилось ему, то, что ярл верный замыслил. – Хорошо. Сам отряд поведу. Клич людей!
- А ну пшел! - Буквально выбросил юнца из покоев конунга ярл. - Справлю быстро. Будет дружина оружная, по боям истосковавшаяся.
Как обещал он, так и с делал - всех воев, что от безделья маялись, да притомились усадьбу укрепляя собрал, на коней посадив - немалый отряд вышел, не меньше чем в двести мечей - такой возглавить и конунгу не зазорно.
- Гридни мои верные! Снова вас в бой веду, но не против врага, равного статью, а карать чернь, а праве конунга забывшую, - повел речи Гандальв, приподнявшись в седле. – Не щадите паскудников, ибо то, что они делают – нарушении е правды. Вой с противником может и помириться, и побрататься – коль Тюр судит быть друзьями. Но не бывать бонду ровнею ярлу, не летать гусю домашнему соколом. Совсем люди забылись, видно, тлетворное дыхание Рагнерека ум помутило. Будем мы скверну ту огнем выживать на мечами рубить без пощады. А чтобы оружье норвежское северной кровью не мазать – примите мечи кельтские в дар.
Радостно то решение поддержали хирдманы, особенно когда слуги сундуки отворили и принялись клинки раздавать воинам, приказу конунга верные. Воодушевилось воинство альвхеймарское дарами этими, готовность полную выражая хоть сейчас в бой рвануться и в грязь втоптать мятежников подлых.
- Ну, разве не орлы поднебесные, - улыбнулся Асгейр.
- Воистину, - согласился конунг.
Вырвался из ворот усадьбы отряд, к Вальдресу коней направив, во главе же конунг сам и ярл его верный. Да только дурным знаком многие сочли бы то, что второй раз во владения свои из похода возвращаясь, вновь должен был измену выжигать правитель.

Фиорды. Встреча Хильд с братом
Хильд сквозь сон слышала разговор неспешный. Сначала она решила, что это лишь продолжение того видения, которое она видела из ночи в ночь. Каждый раз закрывая глаза, девушка видела Арнвинда и Аудбьерна сидящих за столом и ведущих неспешную беседу о предстоящем походе, но просыпаясь боль потери колола ее сердце.
Тольео в этот раз все было иначе. Свет факела прорывался сквозь веки, а разговор не уходил,более того. медленно открыв глаза мерийка увидела мальчика, сидящего на стуле, а у двери ярла аудбьернова. Мягкий свет факелов заливал комнату.
- Вемунд? - едва слышно прошептала Хильд, не отрывая затуманенного сном взгляда.
- Странно, что ты меня узнала... сестра, - произнес конунг, слегка улыбнувшись.
- А почему мне не узнать тебя? - тихо прошелестел ее голос. - Кто другой может носить плащ Аудбьерна, брат?
- Значит ты помнишь меня только по плащу моего брата, - в голосе мальчика скользнула обида.
- Ты изменился с тех пор, когда я последний раз тебя видела, возмужал. Но изменился не настолько, чтобы мне не узнать тебя, - она с трудом улыбнулась. - Просто плащ кроме конунга никто носить не может.
По лицу Вемунда скользнула довольная улыбка - этот ответ пришелся ему по сердцу:
- Расскажи, сестра, что случилось с тобой? Я пришел узнать.
Хильд поморщилась, на лице сменяя друг друга мелькнул колейдоскоп эмоций от страха до гнева, от отвращения до печали.
- Я бежала из Мера. Как только Харальд Щенок агдирский покинул поместье. Обманула его дядю, этого берсерка. Правда едой запастись не получилось. Меня подобрали, когда я уже умирала с голода.
- Вот как... - нахмурил лоб конунг, явно задумавшись. - Но это же не меньше недели... даже больше.
- Неделя, - выдохнула девушка.
- Бедная моя сестра, - вздохнул Вемунд, а встав с табурета, опустился подле ее ложа, сжав ее ладонь в своих руках. - Что я могу для тебя сделать?
- Убей его, - сверкнув взглядом прошептала Хильд.
- Его? - Мальчик покосился на стоящего у дверей Снорри, ожидая подсказки.
- Харальда, - одними губами ответил ярл.
Хильд горящим взором сверлила брата, ожидая клятвы.
- Конечно я убью Харальда! - С жаром пообещал конунг. - Я прикажу затравить его собаками! Нет, волками!
- Лиши его головы, повесь над воротами и пусть вороны клюют его плоть, - тихо пробормотала девушка.
- И откуда в тебе, женщине, столько злости?
- Ты многого не знаешь о нем, брат. Он так же поступил с Арнвиндом.
- Ублюдок... - буквально прошипел, точно змей со стяга, молодой правитель.
- Он оскорбил богов, - пророкотал от двери голос Снорри.
- И почему же тогда они ему помогают?
- А то не Один, то происки Локи, - уверенно ответил ярл подопечному.
Хильд промолчала, ей хотелось сейчас, чтобы сил у нее было больше, чтобы можно было подобно валькириям повести за собой на месть войско Фиордов. но не дано ей такого права, ибо женщин не жаловали в доспехах в Норвегии.
- Нам Ньерд поможет, - уверенность ярла и конунгу передалась частично. - Отдыхай сестра, скоро я тебя заберу из этого дома в свою усадьбу.
Хильд кивнула и, закрыв глаза, прошептала.
- Спасибо, брат.
Поднялся Вемунд, да ярлу бросил, мимо проходя:
- Пошли.
Снорри кивнул и последовал за конунгом.
- Как думаешь? Долго еще она сил набираться будет? Мне уже опостылело это жилище!
- Думаю слова твои сил ей прибавили и дня три нам еще тут пировать придеться.
- Пировать, - скривился мальчишка. - Этот Торстейн прижимист, как цверг.
Снорри лишь в усы усмехнулся.
- Значит мечи даст, чтоб серебром не делиться.
- У меня так же на душе неспокойно. Но нельзя Хильд бросать. Она конунжьего роду.
- Роду... - протянул зло Вемунд. - Стараниями Харальда от всего рода один я остался.
- Ничего... Мы его род под корень изведем. К тому же в нем лишь он да мать его. Ну еще жена, дочка Хакона. Но и ее тоже изведем.
- Ты уже пытался... и что в итоге. Он нас на Море побил... нас! На море!
- Он нас в ловушку заманил, - отозвался Снорри, зло кулак сжав.
- Если так, то вы глупы без меры.
- Конунг, - в голосе ярла послышалось предупреждение.
- Что конунг? Я уже три месяца как конунг!
- Не надо оскорблять умерших.
- Как они могли умереть? Как они могли оставить все это на меня?
- Ты конунг, Вемунд, а они не выбирали свою судьбу.
- Норны прядут не справедливо.
- То мы люди так считаем. У богов иное мнение.
-Плевал я на их мнение! - Сорвался на крик Вемунд. - К Йотунам их всех!
- Не оскорбляй богов. Они вершат наши судьбы. Твою тоже, - Снорри развернулся и пошел прочь.
Казалось весь груз забот лег на его поникшие плечи.

(совместно с Тельтиаром)

Гиллисберг. Набег ругов (окончание)
(с Орофином)

Руги теперь были в подвале, куда вел спуск, потом толстая дубовая дверь, которую и закрыли свеи.
Kрышка погреба приподнялась, и под ней показалась голова в гребенчатом шлеме. Свен с опаской выглянул наружу. Руги стояли, опустив оружие, и ждали, не показывая намерений нарушить свое слово.
Воевода стоял с обнажённым мечом в руке, которым и указал вдоль тела к лестнице ведущей во вдор:
- Иди Чёрный Молот первым, да смотри, не подскользнись! А вои твои пусть пока там посидят. Я их после выпущу. Слово воеводы.
- Чтоб тебя цверги забрали! - Выругался Свен, сплюнув. - Мои воины будут со мной.
Пятеро свейских хирдманов уже выкарабкались наверх, и назад лезть явно не собирались.
- Зачем? Коли победишь, так что же им возвращаться за добычей?! Через моих воинов, расстроенных гибелью Хольмградца?
- Так убери своих воинов с дороги! - ответил Свен. Он подошел к воеводе на расстояние пяти шагов, и застыл, ожидая, что будут делать его противники.
- Тебе слова моего мало? - спросил Велибор. - Или обмануть хочешь?
- На все воля богов. Я хочу чтобы было кому мое тело на руки взять и меч в руку мою вложить, - ответил Свен, сверля руга злым взглядом.
- Пятерых хватит, на такое дело?
- Хватит, - ответил Свен, снова сплюнув на землю.
- Тогда идите, Хольмгардец уже ждёт тебя наверху! - воевода вновь указал свои мечом направление. - Я не знаю, кто из вас прав, а кто нет, но пусть Боги рассудят справедливо.
- А ты сам кто таков, и зачем в земли мои пришли? Или вам на землях саксов стало добычи мало?
- Я Велибор, воевода ругов. А зачем сюда пришли, то не твоё дело. Люди добры указали, а мы как раз рядом были.
- Догадываюсь, что за люди, - зло прошипел Свен,- и с ними я еще поквитаюсь. Он поднялся вверх по лестнице. Следом за ним поднялись его верные хирдманы, а после и Руги.
Во дворе Свена уже ждал Ярополк, с мечом наготове и новым щитом. Руги стояли плотно, образовывая круг для поединщиков.
- Вот мы и встретились, Свен Черный Молот, - произнес Ярополк, надевая шлем с полумаской. Свен долго смотрел на противника, пытаясь сообразить кто он, но так и не вспомнил, а потому, изрыгнув проклятие, снял со спины щит и обнажил меч, с яростным воплем набросившись на врага, замахиваясь мечом, и одновременно ударяя его тяжелым дубовым щитом.
Хольмгардец резко отпрянул в сторону, принял удар меча на свой щит, а в ответ наметил грозный противоход слева.
Свен легко отразил удар, и снова ударил хольмгардца щитом, заставив пошатнуться, и сделал мощный замах сбоку.
Ярополк ловко увернулся от, казалось бы смертельного удара и отскочив вбок нанес молниеносный удар под щит - Свен при ударе немного потерял равновесие и не успел принять боевую стойку, но неровности грунта и тут сыграли злую шутку: оступившийся Свен сделал чуть более длинный шаг, чем следовало, и удар, должный достать его рёбра, лишь вскользь прошёл по ноге. Лезвие меча порвало штанину из плотной шерсти и слегка оцарапало кожу. Этого было достаточно чтобы Свен пришел в ярость, и с ревом набросился на русича, нанося град мощных ударов.
Ярополк отступал старясь сбивать удары противника: от первого еще удалось увернуться, но следующий достиг цели. Хольмгардец взревел и, понимая, что долго уже не продержится рванулся к врагу, целя ему в шлем. Свен попытался отразить удар одновременно ударяя Ярополка щитом в бок, но в этот момент вновь в ход схватки вмешалась сама судьба - подскользнувшись на кочке, Ярополк слегка изменил направление удара и свей не успел вовремя отреагировать. Меч буквально впился в шею Свена под бармицей, а падение лишь усилило удар. Ярл захрипел, понимая что сейчас умрет, из последних сил он швырнул щит в Ярополка, который с трудом удержался на ногах, и нанес последний удар. Славянин, уже теряющий силы и руду из жил, едва сумел отбить щит Свена своим и пропустил удар того, пришедшийся в плечо. Руку Хольмградца словно охватило огнём, а сознание его помутилось от боли.
Тем временем свей уже начал задыхаться и сил поднять меч у него уже не было. Глаза застилала кровавая пелена, оружие выпало из рук, но он, едва держась на ногах, вытащил из-за спины более легкую секиру, и пошатываясь сделал два шага, уже почти вслепую нанеся последний удар. Однако, не иначе как Белый Бог решил вступиться за своего последователя, потому что ничем другим нельзя объяснить то, что Ярополк сумел увернуться от удара Чёрного Молота и даже не ударить, а уронить на него свой меч... плашмя. Впрочем и этого хватило для умирающего врага: кровь хлестала из разрубленной шеи свея, и вместе с нею уходили силы, ноги воина подломились:
- Один! - захрипел он, валясь боком на землю: - прими меня в твои палаты!
Секиру он все еще сжимал в руке, но уже не мог даже защититься, не то что сделать удар. Пошатываясь, Ярополк подошел к Свею, и воткнул в него меч, пробивая кольчугу и пронзая грудь. Свей ничего не видевший и задыхающийся, задергался в предсмертной агонии, сказать он уже ничего не мог, только хрипел и булькал.
- Сдохни уже! - выдохнул Хольмгардец еле стоящий на ногах. - Сдохни! - и упал рядом со свеем.
Стоявшие рядом руги наконец зашевелились, и сняв с русича кольчугу, стали поспешно его перевязывать. Сам Велибор склонился над Ярополком, достав флягу с бальзамом и вылил его на раны - "Терпи, - сказал он зашипевшему от боли русичу. -
Это остановит кровотечение".
- Ваш вождь проиграл, - произнес после Велибор, сурово посмотрев на свеев. - Это значит что вы все умрете. Последуете за ним.
Воины Свена встали спина к спине, готовясь к последней схватке - они даже вспоминать не стали о данном воеводой слове, лишь клинки обнажили. Десяток ругов налетели на них, и через пару минут короткой схватки все было кончено. Руги деловито обчистили погреб, вынеся оттуда все мало мальски ценное, затем перенесли трупы свеев в дом. Свена уложили на его ложе, положив в правую руку меч, а в левую его секиру, и накрыв щитом. На глаза ему положили по серебряной арабской монете. Его пятерых хирдманов уложили рядом с ним - со щитами и оружием в руках. Возле каждого оставили по миске с кашей и кружке пива.
Тех свеев, что были в погребе быстро обезоружили и задушили. После их тоже отнесли к ярлу, а возле дома сложили охапки хвороста и сена и подожгли их. Так дом, некогда принадлежащий Эйнару, стал могилой для Свена Черного Молота. Жадные языки пламени стремительно пожирали большой дружинный дом со всеми его пристройками. Все что руги моги унести ценного было перенесено на корабли, все что не могли или не хотели увезти было сложено в кучи возле корабельного сарая.
Челядь, уцелевшая после резни, испуганно наблюдала за действиями захватчиков. Никто из местных жителей, как и во время прихода свеев, не решился оказать сопротивление врагам. Идол с четырьмя ликами был вынесен на берег к причалу, и перед ним были зарезаны четверо свеев, попавших в плен - их принесли в жертву, окропив кумира кровью, и тут же сожгли на большом костре. С ужасом местные жители смотрели, как язычники справляют свой кровавый обряд.
Затем руги закатили пир. Теперь они погребали своих мертвецов, сжигая их прямо в домах - с оружием, с добычей, с пищей в горшках и с домашним скарбом. Из местных женщин они выбрали десять самых фигуристых, и задушив их бечевкой, положили тут же, возле павших воинов. До утра раздавались пьяные крики, гудели дуды, горели костры. Руги отмечали победу. Время от времени раздавался женский визг - захватчики позволили себе немного позабавиться с уцелевшими женщинами. Практически все старики и старухи тоже были удушены и сожжены вместе с убитыми - ведь павшим воинам нужна прислуга. Так же не поскупились они и на скот. Два десятка коров и полсотни овец отправились вслед за воинами.
В полдень же руги погрузились на корабли и поплыли назад, вниз по реке, мимо разоренных, сожженых ими хуторов и деревень. Лишь четыре дома на краю усадьбы избежали огня, и в них теперь ютились оставшиеся после набега. Всех мужчин кто держал в руках оружие перебили еще в начале штурма, остались лишь бонды, да женщины-молодухи, да дети малые. Едва ушли руги, собрали жители пожитки свои и отправились на север - туда где Асмунд Альхеймсон бродил со своими не знающими страха витязями....

Сигурд

Наутро сморенные ночной беседой и застольем Сигурд и купцы пробудиться не сумели. Лишь когда солнце выползло в зенит, один из них продрал слезящиеся глаза и, окончательно разубедившись в возможности продолжить сон, растолкал других.
Прощание бывшего корсара с новообретенными товарищами было легким и скоротечным. Получив в прощание напутствие, некоторые полезные советы-указания да немного сыра с хлебом, оседлал жеребца гнедого и, погруженный в думы тяжелые, отправился восвояси.
Беспокоило его имя Снорри Крушителя Драккаров, одним из торговцев ночью названное. Перед глазами встали дела дней давно минувших – на несколько мгновений, чуть более длинных, чем хотелось Сигурду, предстала битва у Сольскела. Вспомнилась яростная сеча на борту драккара Аудбьерна-конунга – палуба пенилась кровью горячей, дымящейся, вздымалась телами исковерканными, рвало небеса звоном стали беспорядочным. Вспомнилось, как схлестнулись пират и конунг – только искры во все стороны летели, на зависть валькириям, над головами воев тенями незримыми кружившим. Сигурд победителем вышел из схватки той. А Аудберн достался валькириям.
Конунг – валькириям, а добыча – пирату. И знатный куш бы вышел, если бы не Снорри, будь он трижды проклят до самого последнего колена, который, трусливо сбегая от боя, поджег драккар. В огне пропал корабль, а вместе с ним пропала и добыча, и часть людей - кто погорел, а кого волны бездушные, холодные поглотили… давно это было, да разве забудешь такое?
Может, улучить момент, раз уже ярл неподаелку, подобраться поближе… но нет. С каких пор в голову к рассудительному пирату, брату Рогволда Мудрого, такие мысли мальчишеские лезут?.. Еще успеется. Сигурд мотнул головой, прогоняя прочь сладостный морок. Все успеется – в свой день, не время предаваться мечтаниям.

Многими слухами полнится землица и тому, кто ищет, охотно исторгает из себя сплетни, с языков длинных сорванных. Две недели прошло с той поры, как ступил он в Фиорды. Две недели – в седле, меж деревнями, в грязных халупах, землянках, а то и вовсе под небом ночным, пустым. Что узнал, увидел, услышал – все запомнил, как по клинку стальному резьбу узорчатую провел. Будет чем порадовать братца, в Мере вестей ожидающего.
Среди прочего особо привлекло внимание то, что беглянка-Хильд, сестричка мальчишки-Вемунда, объявилась. В Фиордах. Уставший, изнуренный долгими поисками Сигурд не стал предаваться размышлениям о том, как бы распорядиться этим знанием. Первым делом ему хотелось ступить на борт драккара и увериться в том, что драконья голова вперила цепкий взгляд в прибрежные мерские скалы. А там уж и отдаться во власть раздумий можно.

Хрольв

Холодное утро выдалось. Чувствуется, что зима на пороге с ноги на ногу переминается. Войти все не решается, но чувствуется ее дыхание ледяное – злые северные ветры яростно трепали полы рубахи, рвали бороды и волосы, стучали ставнями, заставляя бондов протапливать избушки и землянки.
Хрольв Пешеход как раз ополаскивался, смывая с тела богатырского сон, когда в светлицу ворвался юнец светловолосый, запыхавшейся весь.
- Рать, рать на подходе! Не меньше пяти десятков! – заорал он, спотыкаясь о лохань с грязной водой и плюхаясь на живот перед сыном Рогволда.
В ответ тот лишь рассмеялся, ухватил паренька пятернею, коей подковы без труда сгибал, да поднял, на ноги поставил.
- Так то ж наши, - добродушно проговорил он, - небось Свей Трехпалый подоспел. Еще неделю назад отправлял ему гонца с посланием. Ты пойди моих вояк разбуди лучше, пущай встретят. А то утро раннее совсем, петухи спят еще.
Мальчонка пискнул что-то и тут же исчез – столь же стремительно, как и появился. Оставил Хрольва в одиночестве. Сын Рогволда не торопясь обтерся насухо, облачился да нацепил пояс с мечом. С тоской неожиданной покосился он на рукоять, что словно его собственная пятерня, мозолями покрыта была. Кожа обтерлась, поизносилась совсем. Перетянуть бы…
- Эй, Хрольв, - гаркнул кто-то за дверью, - выходи давай. Тута вои пришли да тебя спрашивают…
- Знаю, знаю, - проворчал сын Рогволда, покидая светлицу.

Встрепенулась земля южная, всколыхнулась, вздыбилась.
По узким, извивающимся лесным тропкам шныряли туда-сюда посланники, разнося по деревням клич Рогволда Мудрого, устами Хрольва Пешехода озвученного. Вои, разбросанные по всему Южному Меру, собирались и десятками стекались под стяг Черного Коршуна. Вместе с дружинниками шли и просто бонды, и наемники, и прочая шваль – вроде разбойников да негодяев всяких, решивших, что за Коршуна биться выгоднее, чем за собственную шкуру.
Третью неделю Хрольв бездельничал, поджидая рать, кою отец вести поручил. Скучал могучий богатырь, душу облегчая постоянными боями тренировочными. Да и недавно Ивар, брат старший приезжал навестить да новости от отца привезти.
Ничего интересного да нового, как выяснилось. Соскучился просто – вот и приехал. Впрочем, Хрольв тому куда больше рад был, поскольку сам по брату тосковал. Сложилась между ними двумя связь неразрывная, прочная, словно Глейпнир, цепь, Фенрира удержавшая. Немало они бок о бок пережили, не раз спина к спине вставали, от врагов отбиваясь. Тяжко одному без второго было…
Погостил три дня Ивар да обратно в отцовскую усадьбу уехал, сказал, Сигурда встречать-привечать надобно.

Руины Гиллисберга

Подмога пришла слишком поздно - когда собранные по разрозненным деревням свеи и гауты подоспели Гиллисбергу, от усадьбы и окружавшей ее деревни остались лишь дымящиеся руины. Черный дым уносился к небесам, вместе с душами павших воинов - свеев ли, гаутов, вермаландцев или их врагов, пришедших в тяжких силах и заставших людей Свена врасплох.
Бесполезно было снаряжать погоню - у свеев здесь не было ни кораблей, ни лодок даже. Как бы не хотели они отомстить за убийство ярла своего и соратников - а не смогли бы. Местных людей найдя немногих, кто уцелеть сумел, стал хельд свейский их о набеге этом расспрашивать, что случилось. Не сразу вспомнили как все было люди - дети и женщины слишком испуганы были, а мужчины и вовсе сбежали, кто мог, поскольку их бы первых убили или в жертву принесли.
- То руги были, - женщина одна наконец сказала, и всем телом вздрогнула, вновь вспомнив, как двое захватчиков над ней надругались.
- Точно руги, - мальчишка ей вторил. - Я в усадьбе при конюшне служил, повезло, что не заметили лиходеи...
Паренек всхлипнул, а свей потрепал его по волосам, успокаивая:
- Дальше говори, ты больше других видел ведь. Они твоих близких кого убили?
- Отца и брата, - сквозь плач парень промолвил. - И...
- Расскажи, - попросил хельд. - Мы отомстим.
- Они, - наконец, успокоившись продолжил мальчик. - Стены штурмовали, пока ваши воины не стали отступать. Руги... во двор ворвались и убили... отца, брата - всех убили... они бились в усадьбе с...
- С ярлом Свеном? С Черным Молотом? - Схватил его за плечи свей, и парень медленно кивнул. - Скольких убил Свен? Сколько паршивых ублюдков он отправил в Хель, прежде чем они его убил?
- Если они и взяли Свена, так только числом, - добавил другой воин. - Ярл стоил семерых лютых бойцов.
- Он погиб в поедииинке, - всхлипнул мальчишка, пытаясь вырваться из рук свея, но тот лишь сильнее его тряхнул:
- Да ты лжешь! Свен переломил бы хребет любому! Отвечай, как все было?!
- Я сам видел, как одиииин из ругов перерубиииил ему гоооорло, - заголосил маленький свидетель. - А потом вонзил клииинок в сееердце... отпустите!
Хельд неохотно разжал пальцы, выпуская паренька, немедленно упавшего на землю.
- Что еще?
- Военачальник ругов, он... обещал отпустить пленников, но когда ваш ярл погиб - велел убить и всех остальных.
- Слово нарушил... Парень - скажи как его звали! Ты помнишь имя их воеводы? Ну! Скажи мне его имя!
- В... В... Ве
- Велибор, - женщина, молчавшая до этого, подала голос. - Они называли его по имени.
- Значит я знаю, о чьей смерти просить Одина и Тора! - Хельд оскалился, а после вновь посмотрел на мальчика. - Скажи, парень, ты крещеный?
- Нет, - покачал тот головой.
- Я возьму тебя с собой, быть может - ты сам вонзишь кинжал в подлое сердце Велибора. А сейчас расскажите мне, что было после битвы.
И вингульмеркцы поведали свею обо всем, что совершили руги, когда захватили усадьбу. О кровавых жертвах, убийствах и насилии, о жестокой тризне и сожжении домов. Наутро же хельд велел отправить гонца с черной вестю к Эйрику конунгу.

Асмунд Кровавый

Порою судьба делает весьма хитрый ход, такой, о каком никто и не догадывался даже, пока он не произойдет. Разве мог помыслить Асмунд, что Харек посмеет послать иноземное воинство на земли Вингульмерка, чтобы очистить их от свеев? Поступок достойный уважения, но вот действия ругов ничего, кроме презрения и злобы в Асмунде не вызывали. Кровавые языческие ритуалы, от которых он сам отрекся, были ему ныне противны, как и те, кто их совершал.
Свеи захватили и поработили Вингульмерк. Руги превратили его в руины. Дымящиеся, засыпанные пеплом руины. Будь у Асмунда больше людей - он бы даже помог свеям в их безнадежной битве, но у него оставалось лишь двадцать воинов - самые верные, самые лучшие и глупо было бросать их на смерть. В конце концов Свен Черный Молот получил по заслугам.
Вдоволь насмотревшись на разорение Гиллисберга, повернул коня Альхеймсон. Оттара дожидаться следовало, а уж после решать, что дальше делать.

Боже храни Тельтиара, с коим это было писано.
Сарасберг. Кюна Рагхильда и компания

Еще не взошло солнце, когда всадник усталый ворвался в Сарасберг - конь его уже на последнем издыхании был, да и сам гонец неважно выглядел, стражники же, одежу его рассмотрев в нем не воина признали, а худородного бонды или же карла какого.
- Может беглый раб? - Один хирдман другого спросил.
- И так нагло приехал? Такие по лесам скрываются, а не в селения бегут, - второй плечами пожал, к приезжему подходя. - Кто таков?
- Кюну... Кюна... знать... - тяжело прохрипел он.
- Что кюна?
- Я ей... сказать...
- Знай свое место, смерд! - Хирдман нанес хлесткий удар по щеке оборванца, но и этого оказалось достаточно. - Кюну он видеть хотел! Ишь ты!
- Чтобы всякая голь подзаборная! - Другой стражника древком копья замахнулся, но не успел удар нанести.
- Оставьте его, - спокойный, уверенный голос позади раздался. Голос тихий, словно ветра шелест. Оба воина обернулись и невольно поклонились говорившему. - Это мой человек. Если он должен видеть кюну - он ее увидит.
Взгляд Хемунда, спокойного и добродушного на вид, был подобен разящей стали. Воины поспешили убраться прочь от опасного человека, которого так ценил конунг Харальд.

Рагхильде уже успели сообщить, что видеть ее желает кое-кто, кого сам Хемунд пустил, и что вести он принес важные и, как говорили сплетники, неважные.
Потому уже с нетерпением, которое, однако, только те, кто давно Рагхильду знал, ожидала правительница гонца в своих самых дальних и самых маленьких покоях.
Когда вошел наконец посланец, молча встретила его кюна, всем своим видом давая понять, что ему лучше сразу начать говорить и по делу.

- Госпожа.. беда... - выдохнул тот, падая на колени.
- Говори, - только и произнесла кюна, не отрывая взгляда от гонца.
- Торвард лендрман, что был тобою назначен Вестфольдом управлять убит разбойниками-христианами, когда к ответу их призвать пытался, - начал рассказ гонец. - В Вингульмерке убит.
Несколько мгновений молчала Рагхильда, и казалось, что слышно, как от ее дыхания звенит холодный воздух.
Но вот наконец она вдохнула глубоко и выдохнула, а затем спросила снова:
- То Асмунда трусливые приспешники были?
- Они, они кюна... - Затараторил тот.
- Хватит, убирайся, - Хемунд, до этого за дверью ждавший, дабы беседы не нарушать, вошел в покои кюны. - От него, госпожа, толку мало - он мало дельного сказать сможет.
- Постой, Хемунд, - обратилась к нему Рагхильда, хотя хотелось ей больше запустить в них обоих чем-нибудь тяжелым, да прогнать вон всю свиту, чтобы без Асмундовой головы не возвращались, - еще не все, что хотела, услышала я.
- Неужто так многочисленна армия Асмунда? Или хитрость какую задумал поганец?
- Торвард был дураком, потому и попался в ловушку не слишком умелую, - объяснил голосом спокойным конунжий приближенный. - Человек, из той битвы спасшийся про все Ассе поведал, а этот вот, - перст на карла указал. - Тогда старухе прислуживал, вот и услышал больше чем должен был, да к тебе поспешил. Видимо награды хотел.
- Постой, пусть же он сам говорит, - настаивала Рагхильда, едва сдерживаясь, - Ну же!
- Т-так все было, как господин сказал, - усердно закивал слуга. - А Асса все утаить хотела. У нее же... Она теперь Хрингарики управляет, не только Вестфольдом.
Еще спокойнее стало лицо кюны, но оттого и холодом повеяло больше, будто ветер северный в окно ворвался и лица присутствующих яростно обдал ледяным своим дыханием. В ярости была Рагхильда оттого, что столькое за ее спиной происходило, и что победы пока даже не маячили на горизонте, а все больше беды и враги копились.
- Когда же она успела там власть взять?
- Да как только наумдальцев сбросили, тамошние бонды под ее руку попросились...
- А она, конечно же, не отказала, - Хемунд улынулся. - Не удивлюсь, если при этом слов обидных о тебе, кюна, много сказано было.
- На меня многие зуб точат, - холодно кюна отвечала, - Однако ж скора оказалась Асса. Надобно, чтобы был кто-то рядом с ней из верных мне и напоминал ей все время, под чьей рукой старуха ходит..
- Торвард с этой задачей не управился, но я найду человека, - пообещал викинг. - Человек, который принес скорбные вести Ассе сейчас в Сарасберге, я посчитал уместным позвать его сюда, кюна.
- Это ты верно придумал, - кивнула Рагхильда, - Где же он?
- У Горма.
- Так приведите его сюда, я хочу поговорить с ним.
- Это датский наемник, госпожа, - пояснил Хемунд. - Как только он завершит разговор со своим воеводой - он предстанет перед тобой.
Рагхильда задумалась, а затем кивнула:
- Хорошо, я буду ждать его. Этот может быть свободен. Наградите его чем-нибудь.
Сказав это, кюна тяжело опустилась на скамью, будто то не статная и сухая телом женщина была, а каменная скала, что над морем высится неприступная и суровая. Тяжесть легла ей на сердце, та тяжесть, что всех правителей косит. Тяжесть заговоров, лжи и смерти. Молча сидела Рагхильда, размышляя о том, что делать дальше надлежит ей как правительнице мудрой.
Советник ее тихо в тень отошел, не желая присутствием своим смущать госпожу и там оставался, пока наконец датчанин не появился. Придя, поклонился воин, как то положено было:
- Звала, великая кюна?
- Звала, - негромко Рагхильда отвечала, кивнув воину, - Приветствую тебя. Ты принес вести Ассе о поражении Торварда. Расскажи мне, что там было.
- Так - битва большая была, госпожа, - отвечал дан. - Сотни четыре воинов, если не больше сошлись. Поди пойми где друг, где враг - все перемешалось, когда Оттар Рваный в спину нам ударил!
Вскинула кюна брови, в который раз удивляясь за сегодняшний день.
- Так еще и Оттар в этом деле замешан? Он тоже теперь изменник и к разбойникам примкнул?
- Да, кабы не он - голова Асмунда уже на колу висела!
- Вот! - воскликнула Рагхильда, сбрасывая наконец оковы сдержанности, - Вот они, христиане! А всё говорят, что-де Рагхильда жестокая, против чести и дружбы пошла, Эйнара повесив! А что было бы, если б остался жив он? Сколько еще честных и могучих воителей разбойниками-белобожниками стали? Какой из них нож в спину сыну моему бы воткнул? Вот она, правота моя! Говори, воин, знаешь, куда христиане поганые стопы свои направили? - повернулась она снова к дану.
- Не могу ведать, - честно ответил хускарл.
- Ладно же.. Значит, и Оттар теперь с ними. Ну что ж, ответят они, что сердца и земли народа моего разоряют. Благодарю тебя, мужественный воин, да пребудет с тобой Тор.
Когда дан ушел, из тени вновь показался Хемунд, руки на груди сложив:
- Если где и появиться негодяй этот, так в землях Харека Волка, - легкая усмешка по губам скользнула. - Никак я понять не могу, почему славный воин разбойника защищает?
- Все они, христиане, друг друга покрывают, а чести не ведают, - вздохнула кюна, - Прав ты, наверняка к Хареку направился предатель, там его и достать надобно.
- Госпожа будет требовать выдачи разбойника? - Поинтересовался советник, и невзначай добавил: - Когда он жреца убил, Харек его не отдал нам.
Усмехнулась Рагхильда горько, да взглянула на Хемунда:
- А сейчас и подавно не выдаст, что и говорить. Своими силами надо его наказать, своей хитростью. Правда, без помощи посторонней не обойдемся, да ведь немало желающих золота получить...
- Только прикажи, кюна.
- Я подумаю еще. Нам и Оттара наказать за предательство надо, и Асмунда-разбойника, и девку мерскую отловить, пока ублюдков не наплодила. И ты подумай, глядишь, и развернем все так, как нам надо. А теперь ступай, я одна побуду. Благодарствую тебе за службу верную.

Сарасберг

В отличии от кюны осторожной, воевода Горм ожиданием себя и без того истомил сверх меры. И пусть исправно платили воинам его за то, что границы Вестфольда они охраняли, но все же не в деревнях сидеть - воевать его храбрые даны прибыли, сейчас же оружие ржаветь начало без дела в ножнах. О гибели ярла Регнара узнав, сильно осерчал воевода - и если раньше не горел желанием особым в дела внутренние агдирских правителей влезать, то теперь делом чести стало для него Асмунда найти и отомстить ему жестоко за убийство ярла доверенного.
Велел позвать к себе Свибрагера и Альрика сын конунга датского - вскорости оба явились к нему, поклонившись, как положено.
- Уж ты, Свибрагер, мог бы и не кланяться - чай не первый год вместе, - усмехнулся датчанин. - И тебе Альрик приветствие мое. Слышали вы уже, что друг наш Регнар погиб в бою неравном с христианским отребьем?
Головой покачал старый ярл, молодой же воскликнул жарко:
- Как так случиться могло?! Регнар был силен, как медведь и...
- Так случилось, Альрик, - осадил его Горм. - Не мне судить о том, как. Быть может в спину его сразили, а может не один противник с ним бился. Есть способов много славного воина погубить. Помнишь ведь битву Агдирскую?
Альрик помнил, ибо много славных датских витязей погибло там от рук жалких карлов и бондов, да разбойного люда, что в числе великом пришел. И все же победа за ними осталась.
- Останется и теперь, - твердо молодой ярл произнес.
- Что?
- Говорю, только позволь, Горм, и я тебе головы их принесу.
- Не к добру это, - головой покачал старый Свибрагер. - Войско дробить. Нас и так чуть больше двадцати сотен осталось, а коли сейчас Альрик часть возьмет, что мы сделать сможем, удумай кюна подлость какую?
- Я быстро вернусь, - улыбнулся Альрик. - Да и нет у Рагхильды войска сильного - только наемники-венды, а они скорее нам товарищи.
Призадумался Горм, но все же гордость верх взяла, нельзя было безнаказанным оставлять гибель славного ярла и воев его. Потому дозволил он Альрику взять поболе людей и на поиски отправиться, да ценою любой привести к нему Асмунда или же голову его, да и Оттара Рваного тоже.

Нидорас
Рогволд и Сигурд
С Тельтом

Последний месяц осени наступил неспеша, на редкость холодным ноябрь выдался, разве что снег не выпал еще да реки льдом не стянуло - но то дело времени недолгого, понимали все. Да и солнце все реже появлялось, больше за тучами прячась, оттого суеверные бонды близкий конец света пророчили, о том говоря, что волки пожрали светило.
В один из дней этих причалил к берегам Мера Северного корабль приметный, только на сей раз не скрывал знамени своего Сигурд Эйстейнсон, чай не во вражьи земли приехал - на родину вернулся, к брату родному. И не с пустыми руками. Коней велев заложить, направился прямиков в Нидорас пират, дабы вести своевременно сообщить, покуда цены своей не потеряли они и в бесполезную болтовню не превратились.
Навстречу Сигурду выехал племянник его – Ивар. Нарядно одетым предстал стырший сын Коршуна, на коне вороном да при десяти гриднях личных. Ивар привстал на стременах и с улыбкой широкой поднял руку, приветствуя дорогого гостя.
- Давно не виделись, дядя! Долгие лета! - хмыкнул он, поближе подъезжая, - как живется во землях заморских? Чем подкармливают юного звереныша? Когти уже прорезались?
- Когтей не видел, но шипит так, что и у берегов слышно, - оскалился пират. - Эх, давно же я здесь не был! Почитай с тех пор, как старого Неккви на тот свет отправили. Как его голова - висит еще?
- Висит, хотя воронье ее так поклевали, что от Гадюки кроме черепа и не осталось то ничего, - ответил Ивар, попутно коня разворачивая, - отец тебя уж заждался совсем. Все уж приготовлено. Драккары, вои – все есть, только вот вестей от тебя не хватает.
- Ну так поехали, Коршуна ждать заставлять - себе же потом дороже выйдет, - рассмеялся Сигурд, да коня в бока с силой ударил, быстрее ежать заставляя. Из седла упасть ярл новоиспеченный не боялся - в отличии от обычных воев, у него были стремена из земель франкских привезенные.
Усадьба встретила гостей гостеприимно распахнутыми воротами. Во дворе Сигурда ожидал сам Рогволд с женой и младшим сыном Ториром. В жилистых руках Хильд ожидал кувшин с брагой да каравай хлеба, солью обильно сдобренный.
- Чай братец мой к нам пожаловал! – расхохотался Рогволд, заключая спешившегося Сигурда в могучие объятия, - не видали давно, не видали… да отойди, женщина, - отпихнул он напористую жену в сторону, которая все норовила угостить пирата скупыми символами гостевого радушия, - пройдем во внутрь, там для тебя уж стол накрыт.
- Ну пошли-пошли, - согласился викинг, за ярлом следуя (успев при этом у жены братовой, все же кувшин изьять и к нему приложиться). - Чего расскажу - не поверишь.
Пустовали длинные скамьи, на которых обычно в веселых пирушках резвились дружинники да родственники властителя Мера, молчали музыканты, шуты и прочие скабрезники, не сновали туда-сюда рабы. Видать, не до веселья братцу было. Впрочем, на обилие снеди Сигурд пожаловаться не смог, посуда его никогда не пустовала и раз за разом наполнялась то жарким, то рыбой, то овощами – прислуживала гостю сама Хильд. Напротив пирата восседал Рогволд Мудрый, а более за столом никого не было.
- Ну, рассказывай, - обождав немного да позволив братцу слегка насытиться, приказал он.
- Ну, во-первых новость хорошая: конунгишку этого молокососа люди фиордские не жалуют, а как раз наоборот, - приступил к рассказу своему Сигурд, в то же время достаточно внимания уделяя и угощению. - Это значит раз, а два - то, что нет мальчонка мстить хочет и сдаеться мне, знаю я, кто жажду этой мести в нем подогревает рьяно.
- Не жалуют.. – поглаживая бороду, кивнул Рогволд, - сие добро нам сослужит. Покорять скальные Фиорды всяко легше деньгами, уговорами да обещаниями, нежели огнем да мечом… расскажи про Вемунда. Кто при нем? Кто направляет его пыл?
- Ярл этот недобитый, - скривился, как если бы заморский фрукт лимон съел, пират. - Снорри... его теперь Крушителем Драккаров именуют.
- Уж не потому ли, - хохотнул в ответ Коршун, - что пожег твою добычу у Аудбьерна в бою взятую?
- Мог бы и не поминать.
- Прости, уж больно потешное лицо у тебя было, когда ты мне в последний раз историю эту рассказывал. Впрочем, кто старое помянет… значит, Снорри. Что же, видать ему призрак мертвого конунга жить тихо не мешает. Уверен, ярлы Вемунда таким недугом не страдают.
Рогволд потянулся к кувшину с медовухой, отхлебнул, поставил на стол.
- Ты лучше вот чего мне скажи… про девку позорную слыхал? Ну, Хильд которая?.. – со словами этими Коршун опасливо покосился по сторонам. Вдруг женушка-ведьма услышит да чего не то поймет…
- Да уж, и она объявилась, - кивнул на то пират. - Люди говорят - полудохлая совсем, да на всю голову больная. Не удивлюсь, если тоже мальчишку подбивает новую войну начать.
- Отлично. Захватим ее, утерем нос Гутхорму. Пусть знает как на меня жрецов натравливать… итак, вернемся к Фиордам. Гляди, братец, у меня тут с собой около сотни дружины имеется. Остальное я с Хрольвом на север отправил, бондам об их задолжностях напомнить. Я думал к весне в Фиорды вторгнуться, когда сынишка с основной силушкой вернется, но после твоих новостей у меня мысль дерзкая возникла.
Рогволд лукаво усмехнулся, руки потирая.
- Думаю, ты уж понял все. Злата у нас в достатке, а воев – наоборот. Значит, заставим за нас воевать злато. Подкупим особо недовольных Вемундом, пущай заманят его или Снорри этого на наши мечи. А ежели конунга не будет, то сотня уже не просто сотня, а целая сотня. Иными словами, малой кровью тут обойтись можно. Как думаешь?
- Думаю - скорость здесь решит все и неожиданность, - кивнул брат его, что-то недоброе явно обдумывая. - Скоро уж реки льдом стянуты будут - вот тогда точно никто нас ожидать не станет. А пока... слышал я - тебе жрецы эти сильно жизнь осложняют?
- Да прям язва, не знаю прям чего сказать им, - вздохнул Рогволд, - убить и не убьешь без последствий, а словам вникать отказываются. Пока держать их подле приходится, спаивать да откармливать, словно свиней на убой. Ну ничего… дождутся они мясника, дождутся.
Ярл постучал пальцами по столу, после чего вернулся к планам.
- Отлично. Значит, морем отправимся, под утесами высадимся. Сюрпризец мальчишке к зиме знатный выйдет. Ладно, ты давай заканчивай с трапезой, после иди отдохни, а завтра… а завтра, глядишь, и одесную меня во главе дружины стоять будешь. Скорость и неожиданность, как ты верно сказал.

Виккен. Харек и прочие
Со Скальдом

Оттар Рваный и его люди появились в Виккине в конце октября. Уже стало заметно холодать и все они кутались в меховые плащи, однако, не смотря на холод на лицах их играли довольные улыбки - они все же вернулись домой, пусть и не все. Отправив воинов отдыхать, сам Оттар поспешил в усадьбу, рассказать Хареку о том, как он исполнил данное поручение.
Харек сидел в своих покоях у очага, держа на руках дочь. Постепенно все перебирались в большой зал, где не было окон, а посреди зала алым огнем горели разогретые камни. И хотя по привычке они с Гиллеад спали в своей спальне, и служанки относили туда котел наполненный разогретыми камнями из очага, дни он проводил разъезжая по усадьбе? а вечера коротал с женой, дочерью, Сигрун и ее сыном. Гиллеад спала тут же неподалеку на лежанке, накрывшись одеялом. После бессонных ночей ей требовался отдых, а Харек не хотел поручать свою дочь одной из служанок - любая из них могла унести девочку жрецам, чтобы они принесли ее в жертву. Из-за этого в Виккене возник небольшой бунт. Местный жрец, прознавший от кого-то из болтливых служанок, что у конунга родилась дочь, тут же стал требовать, чтобы асам преподнесли царский подарок - и то, что девочку уже посвятили другому богу. Для него роли не играло. Когда Харек вернулся с пристани, проводив ругов, он увидел возле стены усадьбы возбужденную толпу с копьями и топорами, а за стеной стояли вооруженные до зубов ирландцы.
Харек подъехал ближе., и крикнол в толпу:
- Что тут за сброд затеяли, охальники? С оружием на конунжью усадьбу пошли?
Бонды подались назад, с недоумением взирая на Харека.
- Я тут врага от наших земель отваживал, а вы значит, в это время мой дом разграбить решили?
Из толпы вперед вышел жрец, увешанный амулетами.
- Ты конунг все правильно говоришь, но обычаи соблюдать следует, - сказал он, посохом для солидности погрозив.
- Ты про что? Какие я обычаи не соблюдал?
- Скажи конунг, когда у викинга рождается сын - то большой праздник устраивать принято, так?
- Так, - Харек кивнул, чувствуя неладное.
- А когда рождается первой дочь - ее отдают богам.
Харек покачнулся и чуть не вылетел из седла, хотя к седлу и были прикреплены франкские стремена.
- Это спорный обычай. Его нет у данов. И лишь отец и его род волен решать - оставить ли дочь в семье или отдать ее богам. Или у вас голод, неурожай?
- Мы не в Дании, - отрезал жрец. - Ты и без того гневишь богов своей верой.
- Это уже не тебе решать, жрец, -жестко ответил Харек. - Я чту того бога, который мне помог, и который не раз спасал меня, когда все было безнадежно. Я не посягал ни на ваши капища, ни на статуи богов, и вы обязались не посягать на нашу веру. И в стране этой был обильный урожай. Если же ты требуешь мою дочь в качестве жертвы, то мой ответ - нет. Это моя дочь, и я глава рода, и она моя наследница и будущая невеста конунгов.
- Боги будут не довольны, - пригрозил служитель Асов.
- Богам не нужны наши жертвы и прочие приношения. Пока не было людей, они все себе добывали сами. Я сам вознесу им обильные жертвы, если уж такая нужда. Но впредь никто не посмеет убивать здесь детей. Лучше их продать в трэли, чем лишить жизни.
- А это уже не тебе решать, конунг, - оскалился жрец, и резко развернулся, бросив за спину. - Этой ночью Асы будут ждать от тебя даров.
- Тогда заберете дары. Но дочь я вам не отдам.
Народ, видя, что жрец уходит, частью последовал за ним, частью остался, ожидая чем все это закончиться.
- Разойдитесь, дайте дорогу конунгу! - Прокричал Ратибор, видя что толпа настроена по прежнему враждебно. - У нас никогда боги не требовали в жертву кровь людей. Почему боги вашей земли столь кровожадны? - Обратился он к Хареку.
- Либо жрецы, которые их придумали, - ответил Харек. - Сказывают же, что раньше боги нашими предками были, а потом их стали почитать как богов.
Бонды, понимая, что в меньшинстве остались, поспешили прочь убраться.
Харек подъехал уже к самим дубовым воротам. Створки, которых были окованы железом, и постучал в них ногой.
- Открывайте, конунг приехал! - прокричал за его спиной Эдмунд.

Ранрики (с Тельтиаром)
- Я вернулся, Харек, - прервал воспоминания конунга Оттар, заходя в залу.
Харек позвал одну из служанок, велев тут же при нем присмотреть за девочкой. Малышка спала, уткнувшись лицом в плащ Харека. Конунг на миг застыл, увидев на руках у Оттара сверток.
- Что, так рад меня видеть?
- Не могу сказать, что не рад... Где ты пропадал столько времени? И что у тебя на руках?
- В Вингульмерке, в Хейдмерке, в Раумарики тоже заходил, - Оттар опустился на стул, кивком поздоровавшись с Сигрун. - Ты же сам меня послал искать Асмунда со свеями.
- И ты нашел его?
- Вот, - он протянул конунгу сверток. - Все что от него осталось.
В свертке была девочка. Малышка спала, посавывая во сне хлебный мякишь, смоченный в молоке.
- Это его дочь? - Харек долго разглядывал ребенка. От шума голосов ребенок проснулся и закричал. От крика проснулась Гиллеад, а следом за ней и дочь Харека закричала на руках у няни.
- Сестра.
- Дочь Альхейма? А кто мать?
- Кюна Хейдмерка, - Оттар принялся укачивать девочку, но та не желала успокаиваться.
- Тогда... Получается что Хейдмерк и Раумарики теперь без конунгов?
- Конунг у нас один - Харальд, - как-то не слишком весело заметил херсир.
Гиллеад едва протерла глаза, когда услышала конец разговора. Она сначала забрала у няни свою дочь, принявшись ее качать и успокаивать, и затем бросилась к Оттару и выхватила у него из рук сверток, тут же начав ее укачивать другой рукой.
- Бедняжка, она наверное голодная, и сильно замерзла?
Не дождавшись ответа, Гиллеад прижала девочку к своей груди, и та счастливо зачмокала
- Ну вот, совсем другое дело. Теперь у нее здесь буде дом.
- Ты ее удочеришь? - с удивлением произнес Харек
- А почему бы и нет? - Удивилась Гиллеад. - Она же такая хорошенькая! Неужели ты ее бросишь на произвол судьбы?
- Тогда я приму ее, если ты так хочешь, - сказал Харек растерянно.
Он взял девочку на руки, посадил к себе на колено, и окропил ее водой.
- А теперь смените ей пеленки. Теперь она будет расти как моя дочь.
Оттар наблюдал за этой сценой с довольной ухмылкой.
- Я знал куда ее следует отвезти. Ведь в Хейдмерке ей грозила смерть
- Вот как? Мою дочь тоже хотели принести в жертву,- Харек коротко рассказал, что произошло, пока он ездил на пристани, и как разъяренное мужичье, подстрекаемое жрецом, окружило и чуть не подожгло усадьбу
- Асмунд убил жреца и еще многих людей, чтобы сохранить жизнь сестре, - рассказал Оттар, припоминая слова сопровождавших их хейдмеркцев. Впрочем, те всегда сдабривали упоминания об Асмунде потоками отборной брани.
- Я всего лишь откупился. Но с этим обычаем что-то делать надо.
- Перебить жрецов, вот что, - сквозь зубы процедил херсир. - Я помниться одному глотку перерезал - и так хорошо на душе стало.
- Фредрик был тем еще мерзавцем, а уж Тордлейв - двуличная собака с змеиным языком. Мало среди них людей достойных.
- Значит, ты со мной согласен?
- Согласен, что мерзавцы заслужили свою участь, а что с кюной Хейдмерка случилось?
Вздохнул Оттар:
- Умерла родами она.
- И эти изверги ее все равно в жертву хотели? Единственную дочь, последнюю из всего рода?
- Они сказали, что род проклят, и она в искупление за весь род должна немедленно к асам отправиться
- Что им до того, - сказала Сигрун, до сих пор молчавшая. - Не знают они жалости. Оттого и идут наши воины на смерть и в походы дальние, что женщин здесь мало, а какие и есть, так все у знатных бондов и ярлов в усадьбе. Коли могли они здесь себе невесту найти, то не ходили бы в края дальние за рабынями
- Кто за рабынями, а кто и за златом ходит, - Оттар произнес. - Видел бы ты, конунг, какой ненавистью глаза ярла свейского горели. Он злость лютую против нас копит - боюсь, скоро ему и клятва его конунга не указ будет.
- Ты про которого ярла?
- Свена Черного Молота.
- Пока что ему думаю, будет не до нас. А там уже Харальд прибудет.
- И почему ты думаешь, он не придет к нам?
- Гости к нам наведывались недавно, - Харек рассказал, как к нему заплыли руги из земли вендской, и про то какой выкуп ему довелось им выплатить, чтобы пристань и весь Виккен они с землей не сровняли. Но умолчал про свою роль в том, чтобы они на Гиллисберг и на Вьярмланд плыли.
- Вот оно как, экая орава, - хмыкнул Оттар. - Может, снарядим флот да обратно у них все отберем?
- А потом придет Эйрик и все назад отберет. Не могу я теперь оставить жену и усадьбу. Без меня сам знаешь, что тут будет. Я уже три мятежа тут подавил - стоило мне куда-то отправиться, тут же мятеж где-то ярлы поднимают
- Пираты, подлое семя, - согласился херсир.
- Еще не всех тут выкорчевали. - согласился Харек. - Остается ждать пока Харальд сам разбираться с Эйрикмо явится или пошлет кого-то
- Как бы он вместо этого с тобой не разобрался.
- А какие у него к тому причины? Я для него фюльк добыл и удерживаю его с тысячей войска. Ранрики - кусок лакомый. Здесь богатые земли, и на них зарятся и даны, и свеи, и всякий морской конунг здесь обосноваться не прочь
- Вот именно, а у Харальда полно лизоблюдов, земли получить желающих, - напомнил Оттар. - Я когда назад возвращался, с Торвардом столкнулся. Старый хрыч, который сначала Асмунду служил, а потом к Асгауту переметнулся последнее же время при старой карге Ассе состоял.
- И таких людей немало. - Вздохнул Харек. - И что ты мне предлагаешь делать?
- Я прикончил этого ублюдка и всех, кто с ним был, - признался Рваный. - Они все еще не отменили награды за мою голову, подлые бабы!
- Тогда тебе не стоит туда возвращаться, Оттар. Тебя рано или поздно схватят.
- А ты предлагаешь прятаться, как крысе?
- Я тоже думал об этом. Нет, не прятаться, а уходить к другому властителю. К Рюрику в Хольмгард, или к Храфну во Фризию. Везде норманские мечи в почете.
- Я клятву дал - отомстить, - покачал головой херсир. - Если уйду я - разве ответят злодеи за смерть Эйнара?
- Бог им отомстит, - сказал Харек. - Я бы и сам отомстил, но у меня жена, дети, и о вдове его и сыне кто-то позаботиться должен. Уж если запахнет жареным - погружу все что есть на корабли и всей усадьбой поплывем по морю в новые земли.
- А у меня нет никого - мне терять нечего.
- Поступай, как знаешь, ответил Харек устало вздохнув. Располагайся тут на ночлег, но елси решишь уйти, возврата тебе не будет.
- Я подумаю, - Оттар кивнул и повернулся к Сигрун. - Ты все еще хочешь, чтобы я отомстил за твоего мужа?
- Я не знаю, - произнесла Сигрун. - Я не хочу тебя заставлять и посылать на верную смерть. Но если ты все еще хочешь этого, я не стану тебя отговаривать, и буду за тебя молиться, чтобы бог тебя уберег на твоем пути...
- Спасибо. В любом случае - мы должны вернуть Сигрун ее владения в Вингульмерке, это наследство Эйнара.
- Я посмотрю, что скажет Харальд. У меня может, хватит сил, чтобы отбить Вингульмерк на какое-то время, но у меня не хватит сил, чтобы удержать его хотя бы в течение недели. Этот фюльк разорен, и его почти некому защищать.
- Я хочу, чтобы Харальд и Эйрик пожрали друг друга, - внезапно произнес Оттар. - Когда оба зверя издохнут, Норвегия вздохнет с облегчением.
- Тогда нам лучше подождать, - сказала Сигрун. - Я не хочу чтобы еще и Харек и его дружина полегли в неравном бою. Я не хочу оставлять своего сына без отца, а Гиллеад без мужа.
- У нас пока есть время, - согласился викинг. - Возможно, что-то измениться, но я не верю, что Рагхильда оставит нас в покое.
- Тогда я буду молиться, чтобы наши желания сбылись. И я буду молиться, чтобы ты совершил то что ты задумал, - лицо Сигрун оставалось каменным, но ее глаза загорелись холодной яростью.

Нидорас,
Рогволд , Сигурд, Ивар

Суровый северный ветер яростно трепал паруса, раздувая их в красно-белые полосатые дуги. Пришвартованные драккары мерно поднимались и опускались на набегающих к берегу волнах. Ощеревшиеся драконьи морды хищно глядели на запад, в сторону Британии.
Все, включая рядовых воев, полагали, что Рогволд задумал поход к англам, решил позабавиться перед долгой зимой. И мало кто задумывался о том, что истинные намерения ярла так же далеки от действительности, сколь, скажем, Сарасберг от Нидораса.
- Скоро же у вас дела делаются,- задумчиво протянул Сигурд шагающему подле него Ивару, - я думал, не меньше недели пройдет прежде, чем Мер соберет должную ватагу.
- Отец давно уже обо всем обеспокоился, - отвечал Ивар, сварачивая за двумя гриднями, которые прокладывали впереди путь. Толпа, заполонившая пристань, не без труда и ворчания расступалась, пропуская родичей ярла в сопровождении его собственных воев.
- А ныне, - продолжил старший сын Коршуна, - дожидались лишь твоего возвращения. Сам же говорил, тут скорость и неожиданность пуще всего остального важна.
- Так и есть, - кивнул Сигурд.
Они вместе прошествовали вниз по деревянным ступеням, спустились к помостам. Здесь толпа провожающих неожиданно обрывалась, сдерживаемая щитами дружинников. Впрочем, заместо праздных зевак место занимали ровнехонько выстроившиеся вои, изготовившиеся к погрузке на корабли. Сбоку кричал кто-то из вечно недовольных херсиров, позади гудела толпа, впереди клекот чаек сливался с шумом волн – пристань жила, дышала полной грудью. Не спрашивая приглашения, через порог воспоминаний Сигурда переступили картины из давно минувших дней.
Вот он, пламя-молоко, безусый мальчишка, уже прославившийся за дерзость в бою, стоит в ряду с матерыми волками-пиратами, чьи могучие тела иссечены шрамами поболе, чем Фиорды - ветрами. Широким уверенным шагом ступает он по дрожащим под топотом сотен ног мосткам, поднимается на гордый драккар…
- Привет тебе, брат! – вырвал его из небытья прошлого зычный голос Рогволда Великого. Вои расступились, пропуская вперед ярла. Был он ныне не в одежды богатые, меха роскошные разодет, а по-свойски облачен в кольчугу да мечом подпоясан. Пусть и доспех, и оружие побогаче, чем у прочих будет. Ярл, как-никак…
- Славное утречко, брат, - с улыбкой отвечал Сигурд, - вижу, нет тебе преграды в твоих замыслах. Задумал – сделал, значит.
- Прекрати меня охаживать, - притворно скривился Рогволд, - чай не девка, не трахнешь.
- А жаль. Впрочем, неудобно было б родственников трахать, некрасиво как-то, - в ответ съязвил пират, - ты мне лучше скажи, где мое место.
Ярл ткнул пальцем в один из драккаров. Вои, глядевшие с бортов на пристань, заметили жест Коршуна и отвечали нестройным галдежом.
- Вон те твоими будут.
- Славно, - кивнул Сигурд да поправил пояс с мечом, - готов об заклад побиться на девку гутхормовскую, что мои поболе твоих голов накошут.
- А вот там и посмотрим, - расхохотался ярл, - вон и сынишка старшой мне тем же грозился.
Стоявший подле Ивар улыбнулся широко да стукнул себя кулаком в грудь, мол, да, молодость свое возьмет. Его гридни оживились, заворочались за его спиной, перебрасываясь словами.
- Вижу, предстоящая драка, - пробубнил себе под нос Сигурд, когда в одиночестве шагал по мосткам к вверенному ему драккару, - большой энтузиазм вызывает. Как бы не случилось так, что одной сотней Фиорды не взять, лишь кровью умыть. И то… стопы одни…
И правда. Драккаров всего ничего было – четыре судна, вместе на которых всего десять десятков умещалось. Да, пусть то были ветераны, во многих битвах закаленные, отметинами с головы до ног покрытые, но их было всего ничего – по сравнению с тем, что совместно могли выставить Вемунд с ярлами своими. Вот только вопрос – захотят ли ярлы помогать зверенышу?.. особливо, когда их души златом да обещаниями всякими бередить начнет…
- Там и посмотрим… - совсем уже неслышно буркнул Сигурд, перемахивая через борт драккара.
Извивающимися змиями поползли по воде обрубленные канаты, и с добрым молодецким «у-ухх» упали весла в волны. Заныло, заскрипело просмоленное дерево. Медленно, а потом быстрее и быстрее драккары стали отходить прочь от берега…

Ранрики. Оттар и Ярополк.
Оттар Рваный прогуливался по Виккену, раздумывая о том, как ему стоит поступить дальше, когда увидел небольшую толпу на окраине деревни.
- Что там такое? - Спросил он у пробегавшего мимо бонда.
- Ярополк вернулся!
"А он разве куда-то уезжал?" Пожав плечами, херсир двинулся навстречу старому товарищу.
- Здрав будь, гардец - окликнули его хирдманы.
- И вам не хворать, дубы ограды Большого дома
- Эй, слезай с коня, - крикнул Ярополку Оттар, расталкивая встречающих.
Ярополк бойко спрыгнул с коня.
- Кого я вижу? Оттар, дружище! -Ярополка слегка шатало
- Иди сюда! - Он крепко обнял воеводу. - Где был-то?
- Да водил одних язычников на других язычников. Хоть и разным богам молимся ныне, но люди нашей речи... Как бдуто в Хольмгарде побывал
- Это ругов чтоли? - Приподнял бровь Рваный, отводя товарища от остальных людей, чтобы те не мешали разговору.
- А то... славно они свеев потрепали... Те драпали во Вьярмаланд, а потом их во Вьярмаланде достали. А я за отца Григория отомстил. Свен Черный Молот мертв. Его тело спалили в Большом доме вместе с его хирдом. Пусть пируе с ними в Валгалле
- Погоди, я сам дрался со Свеном не больше, чем две недели тому и он тогда был вполне живехонек, - остальное, сказанное другом, Рваный понял не сразу. - То есть... вы... сожгли Гиллисберг?
- Не мы. Они... Руги. Челядь свеев тоже посекли.А жителей которые сразу бежать бросились они не тронули.
- А ты просто рядом стоял, да? - С некоей укоризной заметил Оттар.
- Свена я сам убил. - ответитл он. - Этот нгад в погребе спрятался. Я его на поединок вызвал. Обещали что если он победит то всех отпустят. Бог мне помог.
- Славная победа, - хлопнул Ярополка по плечу херсир. - Дальше что было?
- Дальше? Дальше они тризну врагам учинили. Стали хватать мужичье и девок из челяди. И захоронили со свеями вместе. Потом все из скарбницы свеев выгребли и на корабли погрузили. Пока суть да дело почти весь Гилисберг сгорел. Потом они еще по Вьярмаланду прошлись.
- Проклятые ублюдки! - Скрежетнул зубами Оттар. - Они провели свои языческие ритуалы и предали огню усадьбу, принадлежащую Сигрун и ее сыну, а ты еще отзываешься о них так, словно они какие герои!
Ярополк отшатнулся, потом что Оттар бросился в его сторону, сжав кулаки.
- Усадьбу можно заново отстроить.
- Они осквернили это святое место богомерзкими ритуалами.
- Его осквернили еще свеи.-тут же возразил Ярополк. - А на месте сожженой церкви я поставил крест. И вообще-то, верят они в того же бога что и мы. Только они сичтают что у него не один сын а много, еще и дочери есть.
- Ну ну. - процедил херсир. - Уверен, они убили всех, до кого только смогли добраться без разбору, и вывезли все добро, должное перейти ко вдове нашего ярла!
- Вот наш ярл это все к ним и выскажет. Покамест они наши союзники. Сказали если что - зови сородич, подсобим еще, есл кому надо бока намять.
- Еще неизветсно, что подумают свеи, вдруг они скоро к нам заявятся?
- Откупимся. -ответил Ярополк. - Все наши тут были. Мало ли кто из викингов мог заплыть куда?
- Наш конунг и так порядком поизедржался.
- И что злато? Злато всегда добыть можно. А союзники важнее
- Ну вот и зови, а я им глотки порежу, когда напьються. Все одно язычники, - усмехнулся Оттар. - Ладно, пошли к Хареку.

Сарасберг.
Кюна Рагхильда


Выдался холодный серый день, и лишь суровые облака, что плыли степенно по бесцветному небу, оживляли природу вокруг усадьбы кюны.
В светлой комнате ждала Рагхильда, мрачная и холодная, Трюггве-жреца, чтобы поручение ему дать. Долго не шел он, чем еще больше рассердил кюну. Совсем распоясался жрец, себя выше всех ставит: госпожу свою ждать заставляет, высокомерен со всеми, смеет говорить надменно с теми, кому и в глаза-то смотреть бояться должен.
В бешенство повергало его поведение кюну, однако ж чтобы спровадить его, нужно было поручение придумать, и такое как раз нашлось.
Утром сообщили ей верные люди, что Оттар-предатель у Харека прячется, и теперь думала Рагхильда, как бы его там достать и наказать так, чтобы остальным не повадно было с белобожниками путаться и ярлов своих предавать. А то мало им Асмунда было, за которым и свеи гонялись, и люди Ассы старой (будь она, к слову, тоже неладна!), и христиане - а все на свободе мерзавец, и нет на него управы. Пока.
Впрочем, Харек тоже, как оказалось, не овцой белой был. Узнала кюна, что дочь у него родилась, но не принес он ее, как требуют того традиции, в жертву богам, а жрецов, кои пришли к нему, с позором выгнал. Недоброе предзнаменование видела в том Рагхильда, но дочь Харека была дорожкой к сердцу его, кое, как и у любого родителя, за чадо свое болит.
Раз уж нарушил традиции Харек Волк, так пусть теперь и отвечает за поступки свои. О том, что требовала от него Рагхильда, она написала в письме. А надобно ей было, чтобы он, как верный слуга конунгу своему Харальду, отправил дочь свою на воспитание в Сарасберг, к ней, Рагхильде. Коли не отправит - врагом конунга станет и потеряет все, а отправит - вечно в страхе жить будет. И все же не сомневалась правительница Сарасберга, что отправит Волк новорожденную к ней на воспитание, и таким образом доберется до него Рагхильда, а там и до остальных христиан продажных да руки в крови по локоть утопивших, что земли ее сына терзают.
Наконец явился Трюггве, не спеша вошел в палаты Рагхильды, поклонился, чуть шевельнувшись и произнес:
- Чего кюна моя хотела, зачем звала слугу Асов?
- Что-то ты не торопишься поручение госпожи своей выполнять, - Холодно заметила Рагхильда, на жреца даже не глядя, - Али видеть меня не рад? Али хворь у тебя какая, что даже поклониться мне не можешь? Так это мы быстро исправим, - голос кюны становился все громче, - Чай, деревьев много, а веревка всегда найдется!
Проскользнул тут, как зверек пугливый в кустах, в глазах Трюггве страх, и бухнулся он на колени перед Рагхильдой.
- Что ты, что ты, матушка-кюна, изо всех сил спешил я твое поручение выполнить, и за-ради твоих приказов головы своей не пожалею!
Удовлетворенно кивнула правительница, хоть и знала цену лживым клятвам жреца нахального. За власть и могущество он и кюну, и конунга, и отца родного продаст.
- Дело у меня к тебе важное, ответственное. Возьмешь мое письмо и доставишь его Хареку. И чтоб носа там не задирал, вел себя, как подобает служителю Асов достойному! - рыкнула напоследок Рагхильда, - Вот, бери. Да поспеши!
Кланяясь, поспешил Трюггве к выходу, да поскорее из дому вышел, злобно оглядываясь.
Рагхильда же собралась, взяла Вальборг, служанку свою любимую, да на прогулку отправилась развеяться и планы кое-какие обдумать.

Северный Мер
Хрольв

- Так мы, энто, все отправить оброк хотели, - замялся деревенский староста, - но бандиты на дорогах лютуют… боялися мы, что до ярла нашего лишь телеги пустые дойдут. Без колес и лошадок.
- Что-то не видали мы никаких бандитов, - хмыкнул херсир, - грят, давно уж спокойно тут.
- Кто ж грит то?.. Да и впору вам лиходеев видеть, коли вас тут не меньше пяти десятков! – всплеснул руками старик.
- Ты не дерзи мне, - холодно отвечал сотник, - за утаивание налога и головой поплатиться можно. Или головами, - он зыркнул в сторону прочих крестьян.
Бонды испуганно прижались к стенам лачуг, вжались в черные провалы землянок, взирая на дружинников. Вои скалили ухмылки, похотливо поглядывая на деревенских девок, поигрывая рукоятями мечей и секир боевых. Казалось, поведи херсир бровью и от деревни не останется и следа.
- Все будет, все будет, - забубнил старик, ломая руки и грызя испуганным взглядом каменистую землю, - на завтра отдадим вам оброк!
Примерно так и протекало окончательно завоевание Северного Мера. Все двухсотенное воинство Рогволда разделилось на множество отрядов маленьких да гуляли по дорожкам, тропинкам лесным, выискивая деревеньки, селения, хуторы. Иными словами всякое место, где можно было во славу Коршуна выудить поболе – серебра, мехов, скота, хлеба, медовухи али еще чего.
Порой, конечно, приходилось силушку показать, но редко, очень редко, ибо одного взора дружинников до зубов вооруженных хватало, чтобы любой бонд растерял всякое желание за вилы хвататься.
Единственный раз пришлось воям ярла в брани крупной поучаствовать. Случилось то как раз тогда, когда Хрольв вместе с дружинниками добычей нагруженные возвращались с одной из деревень. Богатое поселение было, ничего не скажешь. Всего в достатке – и баб, и скота. Хорошую дань взяли посланцы Коршуна. Староста же то ли злопамятным оказался, то ли до сих пор не унялась в его сердце тоска по убиенному Неккви (отметить надобно, что недружелюбно к Рогволду все старое поколение было, ибо больно привыкло к кольцам гадюки, тело сковавшим) – в спину уходящим воям, коих всего три десятка было, выслал деревенских да еще и откуда-то наемников-разбойников выудил.
Засаду устроить им не удалось – вовремя услыхали разведчики шебуршение в кустах отдаленное да предупредить своих успели. Пали пронзенные стрелами к ногам Хрольва, но вои уже к бою изготовились, щиты подняв да мечи обнажив.
Короткой, но злой сеча вышла. Ворога не менее пяти десятков было – навалились со всех сторон, из густых кустарников повыскакивали. Дружинники сошлись спина к спине и на щиты приняли первый напор. Забарабанила сталь о дерево. Хруст, треск, вопли. Не выдержал кто-то из юных, пал с головой разрубленной – Хрольв сам то видел – да остальные не успели дыру залатать. Дрогнул наспех составленный строй, рассыпаться стал.
Но не зря о Хрольве по Норвегии слухи ходили, что де ныне он величайший вой, ой не зря. Ловко орудуя уже успевшим испить кровушки мечом, бросился он к бреши. Посторонились дружинники, предводителя своего пропуская. Посторонились и вражины, узнав в широкоплечем великане сына Рогволда Великого – кто ж не знал о Пешеходе, что настолько огромен, что ему коня не положено?
Посторонились, но тут же опомнились и обрушились на Хрольва. Но не тут то было. Упер Пешеход стопы в землицу хладную и не палец назад не сдвинул. Как стоял, орудуя щитом с неменьшим проворством, нежели и с мечом, так стоять и остался. И плевать ему было на то, что супротив него сразу четверо бились. Разве в такой толчее – когда врага проще за нос укусить, чем мечом достать – считают?
Уперся плечом Пешеход в щит, напряг тело богатырское да с такой силищей приложился к разбойникам, напротив сгрудившимся, что тем не помогло число превосходящее. Враз отлетело трое врагов, в ту брешь и бросился могучий сын Рогволда. Как увидали прочие вражины, что Пешеход сквозь их строй пробился да головы всем направо-налево срубает, так тут же растеряли всю спесь и в позорное бегство бросились.
Позже, когда дружинники отдышались да допросили нескольких разбойников, что в плен попали, Хрольв оборотил стопы обратно к деревне и такой трепке задал бондам, что те тысячу раз пожалели о коварстве свершенным. Добычу куда большую, нежели в первый раз, взял Пешеход.

Фиорды

Тем временем четыре драккара, воями от нетерпения изнывающими, уже достигли скалистых брегов. Грозно вздымались над мерцами отвесные скалы, предупреждая, мол, не вздумайте подступаться. Не пройдешь. Но разве для Коршуна, крыльям находчивости и изворотливости которого даже небо подвластно, остановишь скалами?..
Не долго стояли, на волнах покачиваясь, драккары. Вскоре неподалеку обнаружилась лодчонка с рыбаками, которые охотно согласились провести воев тайными тропами – за отдельное вознаграждение, конечно. Рогволд не поскупился.
Подходить к берегу небезопасно было – уж больно опасно выглядывали из воды пенистой острые клыки-рифы, посему пришлось воям оружным вплавь на тюках добираться. Благо недалеко было, далее по дну, в воде по грудь, шагали дружинники.
Ох и замысловат был путь по скалам опасным. Если б не рыбаки, долго бы бродить пришлось. Но все окончилось с наилучшим исходом. Ни один из воев не сорвался с обрыва, ни один не потерялся по дороге. К концу дня вся сотня во главе с Рогволдом, Сигурдом и Иваром стояла на вершине утеса да глядела вниз, на мерно покачивающиеся на волнах драккары.
- Ты рыбаков все ж с утеса б сбросил, - насоветовал Сигурд, скашивая взгляд на проводников, - вдруг донесут на нас.
- Толку то, - отвечал ему брат, - рядом деревня их. Ежели эти тут промышляют, то и другие тоже. Заметят корабли наши, как ни выкручивайся. Ну да нам какое дело? Мы не воевать с местными ярлами пришли, а договариваться.
- И то верно, - кивнул пират, - правду глаголишь.
На том и порешили. Проводников с дарами отпустили и по пути ими указанному зашагали.
- Тут неподалеку усадьба хозяина нашего, - отвешивая земные поклоны, прощались рыбаки, - он человек мудрый, рассудительный, обязательно вас примет…
- Еще бы не принял, - усмехнулся Ивар, - кто же не примет Рогволда Великого, когда тот в дверь стучится?..

Альвхеймар. Гандальв Серый со товарищи.

Видимо, крестьяне и впрямь позабыли, каков в гневе их конунг. А вероятней всего – просто не ожидали Гандальва обратно. Асы отвратили свой взор от владыки из Дома Альвов, даруя Харальду Косматому победу в боях, так что мятежные бонды забыли учесть конунга в планах. Загубленный ярл был суров и не снискал любви в землях, подвластных ему волей Асгейра. Но по сравнению с Гандальвом он казался ягненком перед разбуженным не в пору медведем. Мужики, привыкшие сеять зерно да ходить за скотиной, не были ровней дружине Гандальва. Суровые викинги, много раз обагрявшие в сече клинки, без труда сломили неумелое сопротивление, предав бондов, дерзнувших поднять топоры против конунга, показательной казни. Но дело тем не закончилось. Гандальв и Асгейр въехали в селенье, провожаемые испуганными взорами местного люда. Крестьяне сидели по домам, дабы не быть принятыми за мятежников. Кровь тех, кто предпочел сгинуть в бою, еще даже не потемнела. Но, глядя на каменное лицо Серого конунга, застывшее в маске неотвратимой расправы – хоть берись за резец да точи с него Одинов лик из полена!- говорило про то, что сие лишь начало. Кони конунга и ярла шарахались от мертвячины, опасаясь ступать по телам. Викинги бились пешими, и жеребцы, бывшие ныне под предводителями, еще не видели сечи.
- Глупая тварь! – в сердцах ругнулся Гандальв на очередную попытку испуганного коня свернуть с пути краткого. – Едва лишь вернемся в усадьбу, Асгейр, велю бить кнутом холопа того, что дал мне сию лошадь. Ужель перемерли умельцы, коней для битвы воспитывающие?
Ответа на речи те конунг не ждал. Вот Асгейр и промолчал, не желая словом неловким вызвать на себя гнев властелина. Видно было, как сбирается он темной тучей – и вот-вот блеснут молниями мечи и польются кровавые капли. Ой, не простит Гандальв ослушания!
Проехав по единственной улице, Гандальв и Асгейр спешились у дома покойного. Дружина же разошлась по доминам, не в чем себе не отказывая. Все здесь, включая схоронившихся по домам селян, понимали: не будет пощады мятежникам.
Улица селенья осталась пустынной даже тогда, когда прозвенел первый девичий крик. Бонды боялись Гандальвовых викингов, что ныне вели себя, как захватчики в покоренном селенье. Но еще больше они опасались бежать прочь. Терпение и покорность сулили надежду, в то время, как бегство или сопротивление являлись воротами в лютую смерть. Гридни ждали малейшего повода для убийства.

Уппсала. Эйрик и Др.
(с Тельтиаром)

Как вернулся конунг Эйрик домой, словно ожила усадьба его – и слуги проворнее да расторопней стали, и у Сванхильд синеокой очи ее заблестели, как прежде, и дети повеселели, отца снова видя рядом с собой. Оба – и сын, и дочка – подросли за этот год, что Эйрика не было, так, что едва смог узнать он их сразу.
Здесь, вдали от войны и привычной уже жестокости, понял вдруг Эйрик, что не хочет вновь покидать эти стены. Уют, тепло, забота, семья… Да что такое по сравнению с этим Восточный Гаутланд? Впрочем, слава ратная, что стяжал он в своих походах, стоила того, определенно стоила.
- Эйрик, - спросила его Сванхильд однажды, словно чувствующая сердцем что-то неладное, - ты не собираешься ведь снова уезжать?
Где-то там за ставнями шумел ветер и падал снег, белый-белый. Ночной холод, пробравшийся в комнату, ощущался даже когда Сванхильд всем телом прижималась к супругу.
- Нет, - отвечал он удивленно, - нет, если и уеду, то нескоро. Пока Свен в Вингульмерке, я могу не беспокоиться, уж у него-то христиане как в ежовых рукавицах. Спи и не думай о грустном, не собираюсь я тебя покидать.
Успокоилась женщина и скоро уснула. Но не знал еще Эйрик, сколь неожиданные вести ему судьба приготовила.
Утром же, после того, как проснулись все, спросила Сванхильд конунга, в то время как в трапезной они сидели:
- А помнишь ли ты, что обещал вчера мне и Бьорну?
Задумчиво Эйрик взглянул в улыбающееся жены лицо.
- Нет… ах да! Что же я… Сам ведь мальчишке сказал, что воинскому искусству обучать его стану.
- Вот то-то же, - супруга наградила его поцелуем в щеку. – Коли уж не у тебя никаких дел срочных, поди на двор, старое чучело соломенное, что в сарае лежит, на палку одень, а я покуда одену Бьорна да меч его деревянный найду.
Покорно кивнул Эйрик, в глубине души ворча, мол, не конунжее это дело – чучела сооружать. Но обещание есть обещание, тем более, что и сынишка ждет-не дождется чему-нибудь у отца научиться.
Наука же на деле больше потешной оказалась, чем настоящей, но не настоящий же меч в десять лет пареньку в руки давать – так можно и собственной головы лишиться.
- Вытяни руку, Бьорн.
Мальчишка послушно вытянул вперед руку с деревянным мечом.
- Подними повыше, - он держал меч ровно, хотя тот, пусть даже деревянный, для его роста был все же великоват. - Так… теперь ударь его!
Солома полетела в стороны, и вид у чучела стал совершенно жалкий. Юный воитель в огромном полушубке и меховой шапке выжидающе посмотрел на отца.
- Славный вой выйдет из тебя, - широко Эйрик улыбнулся, по плечу похлопав мальчика. – Будет кому сменить меня на престоле конунжем!
Сванхильд, с крыльца наблюдавшая за потешным боем, тоже улыбнулась.
- Государь! Государь! - Прервал общение конунга с семьей дозорный, стоявший у ворот усадьбы. - Люди какие-то сюда едут!
Мгновенно Эйрик в лице переменился, по старой привычке ладонь к поясу метнулась, но меча не было там сейчас.
- Сколько их? - крикнул конунг.
- Не один десяток! И знамена наши с молотом черным!
Успокоился конунг, но лишь отчасти.
- Видно, вести какие несут, - объяснил он Сванхильд, тоже заметно забеспокоившейся. - Ладно же, идите в дом с мальчишкой, я один их встречу.
Послушно кивнула женщина и забрала сына с собой, огорченного тем, что помешали какие-то люди их играм с отцом.
Вскоре в ворота вьехал человек один, остальные верховые снаружи остались, этот же, побогаче остальных одетый, спешился перед конунгом, да поклонился в пояс.
- Беда, Эйрик, стряслась.
- Какая же? - нахмурился владыка свейский. - Говори уж, не томи.
Потупил взгляд хельд, дух перевел, и ответил:
- Потерян Гиллисберг нами и иные владения в Вингульмерке.
- Что?! - вне себя Эйрик воскликнул. - Да ведь Свена ж я там оставил, как мог он земли эти упустить! Неужто.... нет, никогда в его измену не поверю, я ведь его как облупленного знаю.... и врагу он не мог уступить ни за что...
- Свен мертв, государь, - мрачно воин ответил.
- Мертв? - словно со стороны услышал конунг свой голос, непривычно тихий и враз охрипший. - Убит?..
- Он до последнего сражался, хотел спасти выживших воинов и отступить с честью, - медленно кивнул хельд.
Дрогнувшей рукой потер лоб конунг, замолчав на минуту.
- Отрадно слышать это, - произнес он наконец. - Но кто же... кто осмелился напасть на нас?
- Это руги, государь - они прошли по реке из Ранрики и напали на Гиллисберг, - немного запинаясь, начал неприятный рассказ воин. - Свен разослал людей за подмогой, но мы запоздали - сражение было быстрым и яростным, все воины, что защищали Гиллисберг, погибли.
- Руги, выходит? - насторожился Эйрик. - А с чего же они решились на..? Ладно, оставим это на потом. Нужно решить, что делать теперь...
Но в висках конунга одна только мысль билась. Отомстить. Отомстить за верного друга, который не предал земли родной, конунга своего, богов всевышних - ценой собственной жизни и жизней других воинов.
- Будь земля ему пухом, - чуть слышно произнес Эйрик, одними губами.
- Большего героя давно не видела земля наша, - кивнул гонец, а после добавил: - Он удерживал усадьбу до последнего, пока руги не поклялись, что если он отдаст им дом - то они отпустят наших воинов. Свен согласился на поединок, но когда его жизнь оборвалась - руги нарушили свое слово и убили всех, а после сожгли Гиллисберг и много иных деревень.
С горечью слушал Эйрик слова эти, вспоминая Свена, покойного ныне. Именно его смерть меньше всего ожидал он когда-либо пережить - херсир казался более всех остальных живым, жизнь в нем кипела и бурлила, равно как и нрав его буйный.... а может, они и связаны были, поди разбери. Часто в лице Черного Молота взгляды, собственным совершенно противные, встречал конунг, однако никогда против воли владыки Свен идти не осмеливался, и приказы, данные ему, выполнял беспрекословно. В бою не было равных ему по силе, ярости и искренней ненависти, которую питал он к любому врагу свеев - и благодаря которойи стяжал славу великого воителя он.
"И такого-то мужа из-за предательства мы потеряли..." Нет, никак не укладывалось у Эйрика в голове, что больше ему не увидеть Свена, не ударить своим кубком о его... Оборвали нить эту Норны, не связать вновь.
- Руги получат свое, клянусь... - сквозь зубы процедил Эйрик. - Жаль, что потеряли мы эту землю, но пуще того жаль наших воинов доблестных. Отомстить им - мой долг теперь. Я виноват - это я там Свена оставил.
- В Валгалле ныне пируют они, но не все, - продолжил гонец, взглядом виноватым за вести черные словно извиняясь. - Иных раненых руги удушили или позорной смерти предали, не вложим оружия в руки их. Я собрал всех воинов наших, что в Вингульмерке оставались - ныне земля та суть - пожарище, и увел к Верманланду. Аки лендрман у себя многих приютил, другие со мной в Уппсалу вернулись.
- Значит, были те, кто вернулись, - вздохнул конунг. - Ну нет худа без добра... Что же, выходит, собирать войско надобно да на ругов идти. В Вингульмерке не будет нам надобности более, не станем на выжженной земле сызнова все отстраивать. Как лед на реках крепкий ляжет, двинемся в путь.. а пока же - с завтрашнего дня объявлю сборы.
Внезапная мысль еще одной болью отозвалась в сердце Эйрика - как сказать теперь Сванхильд о том, что снова он покидает ее?
Отпустив вестника, вернулся в дом Эйрик, решив назавтра совет собрать да обо всем с дружинниками ближайшими переговорить.

Фиорды,
Кари и Рогволд
писали вместе с Сержиком.

Кари с нетерпением ждал Рогволда в своей усадьбе. Верные люди принесли весть о том, что близ скалистого утёса у рифов дрейфуют четыре драккара. Позже пожаловали рыбаки, которых хитрый пират прикормил звонкой монетой. Старый берсерк давно знал Рогволда и догадывался, какое дело привело его сюда. Прослышал верно ярл, что Кари разохотился посылать людей своих на битву с Харальдом, знал и то, что не шибко привязан берсерк к конунжьему роду… Оставалось только дождаться, когда Рогволд заявится на порог. И всё же приказал Кари своим воинам быть начеку и держать под рукой оружие. Пират служил теперь Харальду – только Один знает, что у Косматого на уме.
Долго ждать не пришлось. Отрок юный, весь пунцовый от вести важной, ворвался в покои Кари да вскричал взволнованно:
- Под частоколом воев толпа собралась! Грят, не меньше сотни!
И правда. Стоило выйти наружу, да подняться на палисадник, как описанная юнцом толпа предстала как на ладони: выстроились чуть поодаль от стен, усадьбу обрамлявших, собрались. Стяги на ветру трепещут, развеваются. Пляшет черный коршун, на белой ткани тканый. Значит, правду рыбаки сказали, сам Рогволд Мудрый, управитель Мера явился в Фиорды.
Однако ж, видать, не искал он ссоры с Кари. В подтверждение тому у ворот, на засов дубовый надежно запертых, стоял посланник с двумя воями статными. В одежи красивые одет был, при доспехе да оружии. Видать, не последним в дружине был.
- Привет шлет Рогволд Великий! Говорить с ярлом Кари он хочет!
Над частоколом показалась голова и плечи Эйвинда:
- Если хочет он говорить с отцом, пусть войдёт сам-третей за ворота!
- Так не спустится к нам отец твой? Где ж гостеприимство ваше хваленое? – воскликнул посланник, - чего так холодно привечаете? аль не рады гостям? Мы ж не с мечом к вам явились, а с разговором.
Люди Кари, слушавшие за частоколом речь посла, подивились: только глухой не прослышал во Фьордах, что берсерк изгнал из дома своего сына, Альвира. Была ли нужда так задевать его речами о гостеприимстве? Ответил Эйвинд:
- Зато хвалёную мощь конунга Харальда видно издалека - сотня воинов ходит разговоры разговаривать! Будет для вас вдоволь пива и снеди, только сначала пусть войдёт ярл за ворота и поговорит с лендрманном.
- Ворота откройте сначала! – рассмеялся посланник, обернулся и рукой махнул, мол, хорошо все.
Вскоре у порога усадьбы сам Рогволд объявился, а за спиной не меньше десятка гридней вместе с посланником, который, как выяснилось, старшим сыном его был.
Уверенным шагом ступал Коршун, оглядываясь внимательно, испытующим взглядом выискивая равного – с кем бы побеседовать мог.
Откинули дубовый засов люди Кари и растворили ворота - не полностью, по одному войти. Викинги расступились - от усадьбы шёл неторопливо сам старый берсерк. Не было при нём оружия, сам он был в расшитой рубахе и высоких сапогах. С прищуром посмотрел на ярла:
- Постарел ты, Рогволд... - затем радушно распростер руки, - Пусть всегда прибудет над тобой десница Одина, а Ньёрд посылает попутный ветер! Будь моим гостем и отведай моего пива! - Кари указал на свой дом, приглашая Коршуна и его спутников.
- Время никого не щадит, - отвечал тот, не колеблясь принимая приглашение и направляясь к порогу, - есть дело у меня к тебе. Большой важности.
- Нет большей важности, чем угостить старого друга! - возразил лендрманн. Когда дверь за гостями захлопнулась, он кивнул на накрытый стол. Кари занял главенствующее место за столом, рядом сел Эйвинд, кивнув на почётные места для гостей. Всего в усадьбе было не больше десятка человек - ближние воины Кари. Берсерк заговорил, радушия в его голосе поубавилось слегка:
- Если старый друг заявляется на твой порог во главе войска - значит грядет большое немирье во Фьордах... Но ты пришёл говорить. Что же, выкладывай, а мы послушаем.
- Большое немирье, гришь, - сказал Рогволд, присаживаясь на отведенное ему место, - без смертей, да, не обойдется, но в наших с тобой силах, Кари, вместо поубавить их число. Значительно. Однако ж давай чуть отложим эти разговоры…
Чтобы не расстраивать хозяина и показать себя благодарным гостем, Коршун потянулся к яствам обильным, стол украшавшим. То же сделал и сын его, Ивар, рядом с батькой сидевший. Некоторое время мерцы угощались, и с уст их слетали исключительно комплименты застолью. Наконец, когда первый голод был утолен, Рогволд откинулся на спинку деревянного кресла и приготовился говорить.
- Видишь ли, Кари. Конунг твой Вемунд затеял большое зло. Вздумалось мальцу, поверх которого Снорри Разрушитель Драккаров свои интересы свободно пропихивает, спуститься на юг да в одиночку удачи супротив Харальда пытать. О том, что Вемунд войско собирает, всем уже известно. Да вот только к чему войско ему это? На мой взгляд, ему легче загубить свои две тысячи прямо тут – под жертвенный нож, словно баранов воев отправить. Хоть богам какая-то угода выйдет, а так мужи без толку всякого помрут. Харальд ведь, поди, не менее пятнадцати тысяч может выставить.
Рогволд прервался на несколько секунд, изучая лица слушавших его викингов. Как встретят их сердца слова его?
- Есть вам резон погибать за одержимого духами прошлого конунга? Стоит ли посылать сыновей да мужей на то, чтоб они поплатились головами за дурь и спесь юнца? А ты погляди как он за эту спесь цепляется – налоги ужесточил, отменил возможность откупаться от воинской обязанности. Одним словом, твердо решил в крови чужой искупаться. В наших с тобой силой, Кари, бойню предотвратить.
Складно говорил Рогволд, но воины стали переглядываться: "Как так? Предать конунга, подвести под Косматого? Да ведь тот сам не чурается неповинных в крови купать! Уж сколько люда и Мера бежало, когда легли в битве Аудбьерн и Арнвинд, небось добра от Харальда никто не ждал!" Кари слушал запустив пальцы в седую бороду. Затем заговорил:
- Против Вемунда идти сейчас - много врагов себе нажить... Ты предлагаешь мне сменить сторону и сменить вождя. Но что станет с моими землями? Крепко держит Харальд-конунг ярлов в ежовых рукавицах... Что получат мои люди взамен нынешней свободы? Рабство?
За столом одобрительно загудели. Хитро повёл речь Кари, не о себе - о людях своих и землях. А во взгляде его, направленном на Рогволда, читалось явно: "Обещай, обещай... а я послушаю. Над моими людьми нету твоей власти - как я решу, так тому и быть."
Так ответствовал Коршун, хищно потянувшись вперед, словно добычу учуяв:
- Со своей стороны обещаю, что не будет вам кабалы после смерти Вемунда. Земли эти отойдут моему роду, а мой род при Харальде одним из первых стоит. Чай не просто так держу Мер Южный и Северный да и Транделаг весь в придачу. Иными словами, смогу постоять за друга своего, ежели у того нужда в том возникнет.
Вновь взял короткую паузу Рогволд, в глаза и лица вглядываясь.
- Да и ты, Кари, должен понимать. Что после того, как Вемунд умоется кровью, Харальд сам придет в Фиорды. И не с разговорами да предложениями, как я к вам сегодня явился, а с мечом и огнем. Сами знаете, мало чего остается в той земле, по которой воинство Харальда прошлось.
На этот раз Кари слушал, удивленно приподняв брови. «Вот те на! Думал, сейчас наплетет невесть чего… а он никак решил правду сказать!» Воины за столом восприняли сказанное как угрозу, зашумели, над столом понеслись выкрики:
- Мы свою свободу мечом взяли!
- Нету веры Харальду-конунгу!
Кари стукнул кулаком по столу пресекая спор:
- Слышал ли ты, что говорят мои люди?
Помолчал немного, глядя прямо на ярла. Затем завел речь издалека, обращаясь к своим людям:
- Этим летом ходил мой сын со своими людьми в поход против воли конунга… Половину добычи пришлось отдать Аудбьерну, чтобы откупиться от бойни. Половина награбленного осталась. Так получили мы больше, чем другие: вместо верной гибели – кольца и браслеты нашим женам и сестрам, а себе славные мечи и брони.
Кари сделал паузу, давая своим войнам и ярлу обдумать сказанное, затем продолжил:
- И сегодня получим мы больше других. Спросите у людей за околицей, сытно ли живут они у Харальда-конунга, вдоволь ли у них ратной добычи? Вемунду никогда не собрать войско, подобное полчищам Харальда. Так где же нам быть – между молотом и наковальней, или тот молот держать?
Воины молчали, переглядывались. Затем снова загудели, одобрительно. А Кари закончил:
- Пусть теперь уйдут все из дому, кроме Рогволда, Ивара и тебя, Эйвинд. Передайте другим викингам наш разговор. Вечером будем тинг держать. И отоприте ворота, сегодня не будет сечи – старый друг приехал гостем ко мне. Он слово не нарушит. Мне же нужно с ярлом другое дело обсудить.
Воины стали подыматься со скамей, благодарить хозяина за угощенье. Скоро за столом остались только Рогволд с Иваромс одной стороны и Кари с Эйвиндом с другой.
- Мои воины слушают меня и верят мне. Но по-настоящему убедить их будет непросто – но это моё дело. Твое же дело, старый продоха, убедить меня, что дело того стоит. Обещает ли конунг мне тёплое место в дружине? Обещает ли он ратные походы и славную добычу? Обещает ли он оставить мне мои земли?.. Пока ты обещал лишь смерть тем, кто ослушается Косматого, но ты ведь сам служишь ему не из страха, верно?
Заулыбался широко Коршун, бороду короткую, аккуратно остриженную пальцами лаская. В таких разговорах он был известный мастак, а убедить того, кто уже готов слушать, и подавно большого труда не стоит.
- Не из страха, не из страха. Твоя земля останется за тобой и, кто знает, наверняка средь прочих ярлов найдутся и такие, кто окажется достаточно глуп и решит держаться Вемунда. Часть их владений тебе отойдет – в награду за то, что не нарушаешь дружбы нашей старинной да и за рассудительность тоже. Что касается походов и добычи… - тут Рогволд сощурил глаза хитро да лукаво, - по секрету тебе скажу, что Харальд давно заглядывается на англов земли. Там богатств всяких столько, что каждому поживиться чем найдется. Никто из воев обиженным не уйдет. А ярлы и подавно.
Кари довольно ухмыльнулся:
- Ну что же, мои люди пойдут за тобой. К твоим четырем кораблям добавлю я два своих драккара. Но взять его будет не так просто… Мальчишку охраняют воины Снорри.
Берсерк задумался. Затем улыбнулся:
- Недавно затаил Торстейн зуб на Вемунда. Знаешь, небось, что сестру родную вернул он конунгу? Так не то, что награды – доброго слова от того не услышал!.. Есть у меня мысль. Попросим Торстейна зазвать конунга в гости – тот ему доверяет, а я пошлю гонца к Снорри и пообещаю привести Вемунду своих людей. Когда Торстейн закатит им праздничный пир и все воины налижутся как свиньи, мы перебьем охрану, а самого конунга свяжем и доставим Харальду. Уж тогда точно наградит нас Косматый должным образом. Что думаешь?
- Прекрасный план! – кивнул Рогволд, - славно было б еще и самого Снорри схватить. Уж больно братец мой Сигурд на него злился. Впрочем, это уже другой разговор. А что касается Вемунда – хорошо придумано. Слыхал я про его манеру пирушки за чужой счет закатывать, пущай поплатится.
Сказав это, Коршун помолчал и добавил.
- Не забуду помощи твоей, Кари. Как все закончится, сполна награду получишь.

Фиорды. Эйвинд-Ягнёнок у херсира Торстейна. Затевается злое дело.

Кони у ворот горячились и всхрапывали, всадники, коих было пять человек, также проявляли нетерпение. Наконец, ворота отворились и впустили всадников на широкий двор, где уже стоял Торстейн со своими людьми. Херсир вплеснул руками:
- Эйвинд, сын храброго Кари! Как поживает твой старик?
Ягнёнок спешился и поклонился херсиру:
- Здравствуй Торстейн! Отец здоров и тебе передает пожелание удачи и богатства. Я приехал, чтобы говорить с тобой от его имени.
Торстейн скривил губы в усмешке:
- Значит, мне говорить с тобой, как с лендрманном? А ты не слишком ли молод для этого?
Эйвинд пропустил насмешку мимо ушей:
- Слова его велено передать тебе лично, наедине.
- Почему же сам он не приехал? Не пожелал навестить своего друга?
- У лендрманна гости… А дело, с которым я приехал – срочное, отлагательства не терпит.
Торстейн хитро посмотрел на Ягнёнка:
- Гости, значит? Нынче кроме конунга мало кто по гостям-то ездит… Ну, проходи в мой дом. Там лишних ушей нет – там всё и обсудим. А люди твои пусть идут в дружинный дом – там им накроют стол. Только урожай в этом году скуден был, вы уж не обессудьте.
Эйвинд велел сопровождавшим его воинам привязать коней и идти в длинный дом, сам пошел вслед за Торстейном. Херсир привел его в небольшую клеть в своем доме – две лавки по стенам, низкий столик, да сундук в углу.
- Садись, рассказывай, чего Кари велел передать?
Разговор начинался не так, как планировал Ягнёнок, о деле говорить было покамест рано:
- Интересуется отец, как дела в усадьбе? Хватает ли зимних запасов, вдоволь ли едят твои люди?
- Не жалуемся. – отрезал Торстейн. Он уже уловил, что Эйвинд хочет выведать у него что-то, о чём ходят слухи, но что неизвестно наверняка. Вот только хитрости молодому викингу явно недоставало. На лбу у него было написано: «Нужна нам помощь твоя, херсир»… вот только помогать кому ради слов пустых – не его, Торстейна, обуза.
Эйвинд вздохнул:
- Хорошо то… Весть шла, приезжал к тебе Вемунд конунг.
- Был давеча – седьмицы три назад уехал. А к вам, стало быть, не собрался?
- К нам пока не доехал. – Эйвинд покачал головой, - Также говорили люди, что ты вернул ему родную сестру, Хильд.
- Вернул, было то. От агдирцев она бежала, а рыбаки мои подобрали. – кивнул Торстейн.
- Так может, правда и то, что конунг, прогостив у тебя седьмицу с сотней хирдманнов и ярлами, не наградил тебя за спасение сестры?
Торстейр с притворным безразличием пожал плечами:
- Конунг сам знает, когда награждать, а когда наказывать нас. Я ему не указ.
Ягнёнок замолк. Дело принимало воистину неожиданный оборот: по словам Кари, жадный Торстейн должен был уже поносить Вемунда на чем свет стоит, но… Неужели конунг и Снорри Крушитель Драккаров настолько его испугали? Может ли такое быть, что Кари ошибся с ним? Неужели он не поможет?
- Так чего лендрманн-то передать велел? Али язык ты проглотил? Может, попросить, чтобы пива тебе принесли – горло смочить? – прервал его размышления Торстейн. Эйвинд собрался с духом и выпалил:
- Отец просит тебя пригласить конунга вновь к себе в усадьбу!
Тут-то Торстейн и не выдержал:
- Чтобы он привел вновь сюда свою ватагу, а я, как проклятый, стол для них собирал целыми днями?! Да еще рожу этого мерзкого Снорри пред собой видел постоянно?! Знаешь, Эйвинд, сын Кари из Бердлы, возвращайся-ка ты к своему отцу и передай, что ежели хочет он с конунгом за одним столом попировать, так пусть к себе в усадьбу его приглашает! Я этого сопляка принимал как самого Хеймдалля светлого, а он даже плату обещанную до сей поры не прислал! И еще войско с меня требует!
Довольно ухмыльнулся Эйвинд в ладонь: «наконец-то достал я тебя, прохвост ты эдакий!». Затем примирительно поднял руки:
- Дай же договорить мне, почтенный херсир! Уже сказал я, что гостит у моего отца важный человек. – Ягнёнок глянул в дверной проем – не идёт ли кто? Там было пусто, и он продолжил тихо:
- То сам Рогволд-ярл, а с ним сотня воинов.
Торстейн прикусил язык, и тоже из клети выглянул. Затем проговорил, понизив голос :
- И что же Рогволд отцу твоему сказал, а мне передать велел?
- А то, - Эйвинд почти на шепот перешел, - Что коли пригласишь ты к себе Вемунда, да посулишь конунгу, что приведут к нему Кари из Бердлы да Ульв Бьяльвиссон своих воинов – будешь ты награжден, да так щедро, как сам и помыслить не посмел бы.
Алчно загорелись глаза херсира, и тем выдал он себя с головой:
- Я много злата могу представить себе... Что же замыслил Рогволд – неужто Вемунда и его людей извести под корень?
Ягнёнок только кивнул. Херсир помолчал, затем кивнул:
- Ну что же, если обещает мне Рогволд золото из закромов самого Харальда Косматого, то уж верно наградит он меня достойно за голову конунга Фиордов!
Эйвинд довольно кивнул: дело было сделано. Торстейн поднял глаза:
- Ну что же, теперь давай подробнее план ваш обговорим…

Харальд конунг (соскучились по нему?)
с Дарки

Так уж случилось, что не смотря на время не малое, проведенное в Халагаланде Северном за пирами и забавами, слухи о кончине преждевременной славного лендрмана Сигурда, отца Сигрид-красавицы, до конунга добрались, когда он уже корабли в путь обратный отправил, к Транделагу и усадьбе Хладирской, что ему как родная уже стала, да где его жена дожидалась и ребенок, коему родиться уже срок подходил.
Купцы встречные поведали, что найден был Сигурд в своем подполе с головою проломленной, а до того на пиру грозился, что коли клятва его неверна - так пусть Тор его Мьельниром своим сразит. Вот и допросился. Улыбнулся тому конунг, но вида не подал, отпустив торговцев дальше в Финнмарк, сам же к Хакону молодому пошел, что на корме находился.
Хакон, заслышав зов конунжий, не стал томить властелина и родича: тотчас пред очи предстал. - Звал ты меня, Харальд конунг? - спросил он у властителя. - случилось что, не дай Один худого, али просто ты заскучал ты в пути долгом?
- Услыхал я историю занятную, - отвечал Хальвдансон. - Хотел мнения твоего спросить.
- Слух мой к услугам твоим, - отвечал Хакон с поклоном. - Скажи, что тебя поразило. Сколько зим живу я на Севере - а все так же дивлюсь воле асов - и делам люда норвежского. Будто мальчишка, а не вой, мечом опоясанный.
- Помнишь, старый Сигурд клялся, Тора в свидетели призывая,
- Было дело, - усмехнулся конунжич транделагский. - Слышал я сам. как старик речи те баял.
- А под утро его нашли с головою разбитой, - Харальд улыбнулся. - Не иначе - Тор сам и поработал.
- Воистину, надо быть осторожнее с клятвой богам. Говоря честь по чести, Сигурд этот был мужем чести невеликой, - скривил губы Хакон младой, - иначе не ставил бы условия Барду. Любая девица за мужа такого руку по локоть отдаст - а ухватит, а он рядить вздумал. Серебра, видать, мертвяку мало было. Такой и богов обманет, только дай выгоду. Помер - и Тюр с ним.
- Да, негоже ему было богов на суд призывать, - согласился конунг, рядом встав с дрижинником, да в даль морскую вгляделся. - Но уж коли Асы сами так рассудили, то и мне скрывать не зачем, что смерть эта по сердцу.
- Значит, ты - законный наследник Высокого, коль сердца ваши одинаково бьются, - ответил на то транделагец. - Люди покорны заветам богов, но, ежели веления их будто собственные решения принимаются и в груди тепло порождают - то знак избранности. Люб ты асам без меры. Сие - лишь подтверженье того.
- Вериться мне - то знак, что и дальше будет нам успех сопутствовать во всем.
- Значит - то истина. Кому, как не конунгу прозревать будущее? Жрецы читают знаки по кишкам жертв, но лишь ум великого повелителя способен приблизится к пониманию замысла Игга.
Гордо вскинул голову, копною волос длинных тряхнув, Харальд, приятна ему лесть была, но еще приятнее что умирали те, кто супротив власти его становился.

Уппсала, Эйрик.

- Что случилось? – таков был вопрос, Эйрика застигший, сразу же, как вошел он в дом. Сванхильд смотрела на него если не с испугом, то с тревогою точно.
- Мы потеряли Вингульмерк, - отрывисто конунг бросил. – Руги напали на наши владения. Свен убит, почти все воины тоже.
В бессильной злобе он опустился на лавку, сдавил виски пальцами, так что кончики их побелели.
- Они обманули его, - прорычал он, - подлые предатели… Я не я, если не отомщу за друга!
- Подожди… - супруга присела у ног его, положила теплую ладонь на колено мужу и заглянула в глаза. – О мести ты говоришь? Значит, все же покинуть нас собираешься?
- Не прямо сейчас, Сванхильд, - отвечал Эйрик, - войску ведь время нужно на сборы, да и решить нужно, куда именно отправляться нам войной…
- Но разве непременно ты должен отправляться вместе с ними?! – воскликнула женщина. – Почему Вальгарда во главе рати не послать на ругов?
- Это вопрос чести, жена, - конунг резко встал, выпрямился во весь рост, глаза его метали молнии. – Я поклялся отомстить.
- А мне ты раньше дал обещание не покидать нас прежде времени, - Сванхильд схватила его за руку, сжала ее обеими ладонями, узкими, бледными, тонкопалыми. – Эйрик, посмотри мне в глаза. Я год, целый год, коли не больше, тебя не видела, дети тоже. Они вырасти без тебя успели, ты и сам ведь заметил! Нападение это, убийство Свена – ужасно все это, я понимаю… Но почему в одночасье должно разрушиться теперь все, что едва только восстановилось?!
Удивленный такой речью обычно немногословной супруги, владыка свейский вдруг почувствовал – она права. Сейчас он взбешен, полон решимости нанести ответный удар ругам, но в запале таком стоит ли принимать решение?
- Я… - слова застряли комом в горле. – Я ввечеру созову совет, где мы все обговорим. Обговорим спокойно и без спешки. Там… там будет видно. А пока же… обними меня, Сванхильд, и не думай пока о разлуке.
Прильнула к груди Эйрика женщина, крепко и горячо обняла, и только капелька-слеза по щеке из уголка глаза покатилась.

На совет собрались многие знатные херсиры и ярлы; Вальгард, среди них бывший, больше других скорбел по погибшему в поединке товарищу. Сын его желанный, рожденный не так давно, не иначе как по волшебной воле Норн Свеном был наречен. Удивительное дело – при жизни Черного Молота вечно разногласия находились меж ними, а смерть словно стерла границы всех ссор и раздоров.
- Видится мне, - говорил один из мужей, седобородый уже, хоть и не старый еще, Альмод, - что из всех племен ругов рогаландские никак не могли напасть на Вингульмерк – с Харальдом они воюют, не дело им нас ослаблять да свои силы тратить на поход этот.
- Да и про баварских сразу забыть можно, - вставил Вальгард, - слишком далеко они.
Эйрик, с лицом, думой омраченным, наконец произнес:
- Я тогда больше склоняюсь к мысли, что на Хольмагард нам войной идти следует. Ведь, помнится мне, Эйнар Однорукий, которому Вингульмерк-то принадлежал ранее, прежде в Хольмагарде около десятка лет провел.
- А руяне да ругейландцы как же? – вмешался Кнуд, херсир, хладнокровием своим известный. – Знаешь ведь, конунг, что только разбоем и грабежом промышляют они. Что помешало бы им на Вингульмерк обратить свои корабли?
- Я и не забывал о них, - махнул рукой Эйрик, - да только не отправишься же в три места одновременно, хоть я и рад был бы.
- Мы об одном забыли, - Вальгард встал, привлекая к себе внимание. – Они столько добычи увезли с собой, что не смогут ей не похвастаться. Да и о том, что свеев так потрепали, тоже навряд ли умолчат.
- И ты предлагаешь…? – нахмурился, сосредоточившись, Эйрик.
- Я предлагаю купцов послать к ним ко всем под предлогом, понятное дело, торговли. А те пусть расспросят там, не ходил ли кто на свеев летом. Не думаю, что умолчат о подвигах своих руяне, ругейландцы или Хольмагарда жители.
- Здравая мысль, и в самом деле, - согласился конунг. – Значит, покуда только разведчиков отошлем к ругам, а сами потихоньку, но будем оружие готовить к тому, чтобы кровью его обагрить.
На том и порешили свеи, чему несказанно обрадовалась Сванхильд, а следующим днем уже люди торговые отправились в путь…

Хильд и Вемунд

Хильд металась как в бреду, на миг выплывая из горячего угара. Ей казалось, что кто-то положил ее в бане и забыл об этом. Ее тело было покрыто липким потом, хотя он не был холодным. То накатывал, то отступал лихорадочный бред, она не осознавала себя, как и не могла понять, что происходит вокруг. Периодически лба касалось, что-то прохладное, но это не приносило облегчения. Девушка, вновь падала в жар и видения. Приходил Арнвинд, она видела его живым, он смеялся, потом появился Аудбьерн, который вручал ей Малыша. Но она твердо была уверена, что рысь уже выросла и большая.
Постепенно выбиралась мерийка из этих огненных пустошей, в которых не было ничего кроме боли и братьев.
С трудом разлепив веки, она мутным взглядом обвела комнату и пересохшими губами, прошептала:
- Пить.
Кто-то, сидевший рядом, провел ей мокрой тряпицей по лбу, холодные капли стекли к уголкам губ.
- Пить, - повторила Хильд, пытаясь подняться и сесть, но общая слабость не позволила ей сделать этого. - Что со мной?
Вопрос сопровождался падением девушки на подушку.
- Ты потеряла ребенка, - голос старухи раздался откуда-то сверху. Служанка снова смочила ее лоб.
- Чей это был ребенок? - На этот раз в голосе конунга звучала безжалостная твердость.
Сначала Хильд почти задохнулась от горя, которое затопит любую осиротевшую мать как разбушевавшееся море прибрежные скалы. Но потом, печаль отступила, когда поняла мерийка, что не стало бы жизни ей и ребенку.
- Харальда видать, - глухо голос ее звучал, с хрипотцой из-за горла пересохшего. - Али ты думаешь он кровь мерийскую уважал?
- Сжечь, чтобы и пепла не осталось! - Скрипнув зубами мальчишка приказал, а после руку сестры сжал в ладонях. - Он и за это заплатит.
Хильд глаза закрыла, к словам брата прислушиваясь, слезинки в уголках глаз сверкнули.
- Что слышно о Мере?
- Ты отдыхай, - склонился над ней Вемунд. - После расскажу.
- Но..., - едва выдохнула девушка.
- Не стоит тебе волноваться, девонька, - прошамкала старая служанка сзади. - Крови ты много потеряла, оттого и слабость такая.
- А если я неведеньем терзаться буду? Это лучше? - упрямо Хильд повторила.
- Не думай об этом сестра, я конунг - я все улажу, - мальчик говорил уверенно.
- Может быть ты и прав, брат, - прошептала девушка. - Только я это изнутри видела. И это страшно.
- Теперь ты в Фиордах и все будет хорошо, - пообещал конунг.
- Я верю тебе, брат, но мне страшно.
- Отдыхай, сил набирайся, - Вемунд попрощался с сестрой и вышел, оставив ее на попечение служанок.
Хильд закрыла глаза в надежде, что сможет уснуть. Только сон не шел к ней более.

(С Тельтиаром)

РАНРИКИ.
(с Тельтиаром)
Гонец из Сарасберга в ворота Виккена вьехал один - да и чего ему было бояться, человеку, посвятившему свою жизнь служению Асов (о том посох говорил, у седла притороченный). Но вот зачем прибыл он к Хареку Волку?
Стражи встретили его хмурыми взглядами, явно показывая ему, что он здесь гость непрошенный. Памятуя о прошлом появлении жреца, ирландцы и норманны из дружины Харека явно не были рады визиту еще одного жреца. Кто знает, что у него там на уме?
Впрочем жрец их тоже одаривал взглядом высокомерным и гордым, а с коня спешился лишь у крыльца усадьбы самого:
- Надобно мне немедля Харека ярла видеть, - сказывал он.
-Завтра с утра увидишь, жрец . - ответил дозорный. - нынче он почивать пошел. Негоже его с постели поднимать.
- Я ему от кюны веление привез, - процедил жрец. - Негоже меня ждать заставлять.
Стражник нехотя отворил ворота, пропуская жреца внутрь.
- Располагайся в покоях для гостей. Харек примет тебя завтра.
- Ну смотри, хирдман, - хмыкнул Трюггве. - Пока пусть поесть принесут.

Поужинав наскоро, да побранив христиан в полголоса, лег спать Трюггве жрец, под утро же вновь потребовал, чтобы к Хареку его провели.
Но и утром его не спешили к Хареку отводить. Хирдман, потаращившись на облачение жреца, ухмыльнулся. пообещав что соощит конунгу. но конунг сейчас заня сильно , и когда он принят гостя сможет,он не ведает.
- У меня дело от кюны, - напомнил Трюггве. - Коли узнает она, что вы меня ждать заставили!
- Поелику наш господин сможет, примет тотчас же. Я скажу ему, что дело важное.
С этими словами хирдман скрылся за дверями. Но прошло не менее часа, пока хирдман вернулся с товарищем, и сообщил, что ему велено отвести гостя для трапезы в покои для приема гостей, и угощением попотчевать, а потом уже и хозяин к нему выйдет.
Пробормотал что-то зло жрец, но все же за воином пошел, да трапезы вкусил поданной.
Стол был накрыт с запасом. Хлеб, пироги и пряники испеченные на меду, куски вяленой и копченой рыбы, несколько кувшитнов с пивом и еще какого-то кислого напитка, да пучки зелени и миска с капустой и нарезанными овощами. Видно было, что гостей здесь ывает много. и угощения хозяин выставляет щедрые.
- Где же ваш господин? - у слуг спросил он, голод утолив.
С голодом, как ни странно, и раздражение улеглось.
- Господин уехал хозяйство осматривать. Случилось что-то нехорошее, вот он с утра пораньше выехал. Я к нему не успел, чтобы о прибытии вашем сообщить. Но к тнему уже послали вестника, и мне сказали, что скоро он вернется.
- Да что вы за дурни! - Взьярился на него Трюггве. - Я второй день жду, а ты, песий выродок, не можешь своему ярлу сообщить!
- Сообщили уже. А тебе жрец, не следовало бы гостеприимством нашим пренебрегать, а тем паче оскорблять бранью род мой славный. За это кровную месть схлопотать можешь!

В это время дверь отворилась , и в зал вошел Харек, сопровождаемый пятью хирдманами. Все были выпачканы в золе, и от них несло гарью и конским потом.
- А вот и господин наш, - радостно сообщил хирдман.
- Что, по хлевам ходишь, ярл? - Усмехнулся жрец.
- Если в тех хлевах запасы на зиму, то не только по хлевам ходить будешь, - ответил Харек, вытирая ноги об сено, расстеленное в прихожей.
- Я к тебе из Сарасберга приказ принес, - оборвал его Трюггве.
Харек уселся за стол, и следом уселись сопровждавшиеего хирдманы.
- Ну так говори, с чем пожаловал.
- Оттара Рваного в твоих землях видели, а то человек беззаконный и подлый, - жестко жрец начал. - И долг всякого конунжего слуги его головой выдать!

- Оттар Рваный больше не мой хирдман. - ответил Харек. - Я освободил его от клятвы, и впредь он не будет появляться в моих землях.
- Почему же ты его не схватил, когда возможность была?
- Потому что не по обычаю это. - ответил Харек. - Он был моим человеком, и когда попросил освободить его от службы, не мог я ему отказать. Всякий кто со службы уходит имеет право уйти свободно.
- Убив верховного жреца? Или ты сам крамолу какую задумал?
- Какого жреца? О чем ты? -удивился Харек.
- А ты не знал, значит, что Оттар Фредрика погубил!
- Не знал, - ответил Харек. - Говорил лишь, что его схватить пытались, но он тех воев побил, вырвался и сбежал. А после уже поздно его рассправшивать было, потому что он ушел, и более сюда не вернется уже.
- Складно баешь, ярл, - брови сдвинул посланец. - Но коли узнаем мы, что лжешь ты - тяжко тебе придется.
- Ни к чему мне лгать. Или ты обычаев не знаешь, жрец? Покуда он мой человек был, я его защищать был обязан. А раз он перестал быть моим человеком, то отпустить его я должен был прежде, чем мне его ловить по обычаю дозволено. Теперь не я уже, а он сам за себя отвечать должен. Если за убийство жреца вашего вира какая полагается, то готов я ее выплатить.
- Вира? -всричал один из хирдманов. - За то что хирдмана ярла схватили и казни лютой предать пытались без суда и без тинга, и тебя. ярл, в известность не поставив?
- Значит люди твои про убийство знали, а ты и ведать не ведал, - оскалился Трюггве.
- Знали лишь, то что он сам рассказал. Никого из Саросберга кроме него не было. Да и узнать мы не могли многого, потому что свеи под боком были.
- Как удобно. Виру все равно выплатишь за жреца, - заключил служитель асов. - А про то, как ты обычаи блюдешь, нам тоже ведомо.
- Тебе ли меня упрекать, жрец. что обычаи не соблюдаю?
- А кому иному, как не мне.
- И какие же обычаи, я по твоему нарушил? -Харек говорил спокойно и уверенно.
- Дочь твоя должна быть в жертву принесена была, - улыбнулся в усы густые Трюггве. - Или не так, скажешь?

- Ты не хуже меня знаешь, что этот обычай неправедный придумал и ввел, и чем он руководствовался. Нынче год урожайный, и голодная смерть не грозит никому. Кроме того, она дочь ярла, и иному богу посвящена уже была. И от жрецов я откупился уже, если уж так гнева богов они опасались. Или же все конунги должны теперь пример того конунга наследовать, который за молодость и долголетие своих сыновей в жертву приносил, и последнего заклал за победу? Но и это ему не помогло, как ты должен помнить.
- Иные боги тут власти не имеют, - зло процедил Трюггве.
- Если бы не имели, то и не чтили бы их тут. - ответил Харек. - Боги повсюду власть имеют, где их почитают.
Оскалился жрец, была бы сила у него в земле этой - точно велел бы со всех кресты снимать, да плетьми бить до смерти, но сейчас он один был среди иноверцев, а потому унял злобу:
- Кюна Рагхильда в добросердечии своем, согласилась, что мог ты от Асов подарками дорогими откупиться.
- Кли сами асы непротив, то и кюне против быть не след, - сказал кто-то из хирдманов.
- А этому стоит язык вырвать, чтобы не болтал больше дозволенного, - излил злобу накопившуюся на воина Трюгге.
- Аудмунд, помолчи, покуда тебя не спрашивают. -строго сказал ему Харек. - А кому что вырвать или не вырвать, это уже мне тут решать.
- Ты Харек с огнем играешь.
- До сих пор я и Белого бога чтил, и асов не забывал. И никому от этого хуже еще не стало. Наоборот, где еще в землях северных найдутя земли столь цветущие и обильные?
Жрец промолчал, и посомтрел на Харека таким взглядом, который бы насковзь его мог прожечь.
- Значит для того ты только приехал, чтобы спорить, кто каким богам должен молиться, и лишь за тем тебя к нм кюна посылала? -спросил Харек с иронией. - Или еще какие всти есть. которые я знать должен?
- Еще кюна желает, чтобы дочь ты ей на воспитание отдал, - процедил мстительно Трюггве.
- Прямо сейчас? Ведь положено когда лет 5-6 исполнится?
- Кюна так велела...- ответил жрец жестко.
- Ее еще молоком вскормить нужно. - сказал Харек. - Моя супруга ее сама вскармливает, и даже в руки кормилицам не дает. Тогда ей с ребенком придется ехать. Или кюнаменя заодно и супруги решила лишить?
Стиснул зубы жрец, но поспорить было сложно - не брать же вместе с младенцем и мать его. Ославят не хуже Торлейва только за намерение такое.
- Так что покуда ребенка от груди не отнимут, то и обсуждать нечего. - сказал Харек. - Еще как жена решит. Я понимаю, что это почетно, но тут не мне решать.
- Да уж, не тебе, - жестко Трюггве процедил. - Когда девочке исполниться два года, я за ней вернусь.
- На том и порешим. - ответил Харек.
А сам при этом подумал. что кюна уже последнего ума лишилась, если грудного младенца на воспитание к себе потребовала. Вернее в заложники. На этот счет Харек иллюзий не питал. И сразу подумал про дочь Асмунда. Не отдаст Гиллеад свою дочь. в этом он был уверен. А потому план хитроумный у него в голове созрел.
- С дани положенное не забудь в Сарасберг уплатить, - хмуро бросил жрец, из-за стола поднимаясь. - За хлеб-соль благодарствую.
- Погоди, ты не сказал. сколько мне виры выплатить следует.
- А ты отсчитай сам и поглядим, насколько ты жизнь жреца верховного ценишь...
Харек молча протянул жрецу с пояса кошель с деньгами.
- Этого хватит?
Жрец схватил кошелек, и повесил к себе на пояс. Затем молча повернулся спиной и покинул зал.

Фиорды

Спустя несколько дней, после того как разродилась Хильд, мертвеца из чрева своего исторгнув (о чем уже по всей усадьбе судачили, да и за пределами ее - порою говоря, что Харальд сам отродье хелево, оттого и ребенок мертвый был), Вемунд покоя сестры до того не нарушал больше, но вот велел Снорри позвать дабы держать с ним разговор.
Снорри, тем временем, воев гонял до седьмого пота, надеясь, что успеет их натренировать до того, как Харальд придет со злым умыслом во Фиорды. Когда ему веление конунга передали, накинул он плащ на плечи обнаженные, да как был от труда ратного потом покрытый, с волосами мокрыми к Вемунду и явился.
- Ну на кого ты похож, - с усмешкой ему мальчик бросил, со скамьи поднимаясь. - Не мог умыться прежде?
- Извини, конунг, но я с воями тренировался, а не на полатях лежал.
- И как, хороши воины?
- Сносно.
- Помнишь ты Торстейна херсира? - Сменил разговора тему Вемунд.
- Ну помню, как забыть, - отозвался Снорри. - А что стряслось-то конунг?
- В гости нас зовет, говорит сумел увещевать берсерка Кари и Квельдульва дружинников мне дать, - пояснил конунг, вновь на скамье располагаясь, да ярла жестом рядом сесть приглашая. - А ты ему не доверял.
- А я ему и сейчас не доверяю, - опускаясь на скамью, мрачно заявил Снорри. "Ох, темнит херсир, нутром чую".
- Ты никому не доверяешь, - напомнил Вемунд.
- И потому жив пока.
Вздохнул юный конунг, в ладоши хлопнул - тут же слуга в дверях появился, точно ожидал когда его владыка позовет.
- Принеси меда два рога, - велел мальчик властно. Раньше-то брат ему напитков хмельных пить не позволял.
Неодобрительно Снорри на слугу посмотрел, взглядом медовый хмель водой разбавить велел. И понял слуга, что не жить ему коли ослушается он Снорри.
- Надобно нам к Торстейну идти, покуда Ульв с Кари не передумали, иначе тяжко их будет вновь к присяге склонить, - продолжил Вемунд. - Они даже брату моему подчинялись не охотно.
- Что ж, конунг, - задумчиво Снорри усы погладил. - Думаю, стоит на рассвете выехать.
- Истино так, - кивнул мальчишка, рог принимая от слуги подошедшего и тут же приложился к нему. - Хм... что-то жиденький мед...
- вполне себе нормальный мед, - осушив кубок и губы утерев, Снорри ответил, едва заметно слуге кивнув.
- Вчера лучше был, - Вемунд вздохнул, рог отбросив. - Надо нам в полной силе приехать к херсиру, пусть лендрманы видят, что конунг я грозный.
Едва заметно Снорри в усы усмехнулся. Грозный. Мальчишка он и есть мальчишка, как его не ряди.
- Как скажешь, конунг.
- Сам-то ты что думаешь, ярл?
- Я думаю, что сюда звать их надо.
- То было бы хорошо, но опасаюсь я, что не приедут тогда. Торстейн-то к нам близко усадьбу поставил, а вот лендрманы западные из своих домин и вовсе носу не кажут.
- Негоже конунгу за лендерманами гоняться, - недовольно проговорил ярл.
- Постращать их надобно, да и в усадьбе мне сидеть наскучило, - как веский аргумент добавил Вемунд.
Снорри поднялся и сморив мальчишку тяжелым взглядом, пожал плечами.
- Хорошо. На рассвете выступаем.
На том распрощались ярл и конунг молодой, утром же, собрав воинов лучших числом чуть более сотни поехали к Торстейну. Надеялся Вемунд, что вновь сможет дружину прокормить за счет чужой, да еще и двоих лендрманов непокорных к повиновению привести, что большим подспорьем для дальнейшего правления его станет.
Снорри все эти идеи не нравились. Он хмур был как осеннее небо над северным морем, когда на коня своего садился.
Потому путь больший в молчании ехали они - Вемунду тоску хмурого ярла развеивать не хотелось вовсе, с другими же воинами он по обыкновению говорил редко, те же без дела к конунгу-ребенку не обращались, меж собой переговариваться предпочитая.
Так в молчании и достигли они ворот усадьбы. Где Снорри с коня сходить не стал, дожидаясь когда херсир встречать выйдет.
Когда в ворота постучали гридни, в скором времени отворили их холопы Торстейна, внутрь пропуская дружину немалую. С удивлением многие на свиту конунга смотрели - взял он с собой спутников поболе, чем в прошлый визит свой, впрочем и у Торстейна на подворье люда всякого не мало было, так что даже тесно стало поначалу, покуда слуги коней у гриди принимали. Наконец и сам херсир показался, улыбку приветственную на лицо натянув.
- Добро пожаловать, государь! - Он воскликнул.
Снорри недоверчиво на Торстейна посмотрел, остановив коня подле конункова. Не нравилась ему вся эта затея с поездками в гости к херсирам, для того чтобы люд обязанный заставить выполнить то что ему предписано выполнять.
- И тебе по здорову, Торстейн, - произнес Вемунд, стараясь выглядеть величественно.
- Проходите, в доме располагайтесь, всем место найду...
- А Ульв и Кари где? - К делу перешел конунг.
- В скорости прибудут, - пообещал Торстейн. - От них гонец в утро приезжал, так что они поспешают уже.
- Что же ты меня, конунга, раньше времени позвал и теперь ждать заставляешь? - Грозно сдвинул брови мальчик, как то брат делал, но если Аудбьерн при этом выглядел сурово, то Вемунд смех вызывал лишь.
"Ох не по нраву мне то. Не по нраву", - пронеслось в голове у Снорри.
- То есть конунг будет лендерманов своих ожидать? Торстейн, ты богов гневишь?
- То по разному стараться можно, - Снорри все с коня не сошел.
- Может в усадьбу пойдем? Я стол накрыть велю, с дороги-то проголодались? - Предложил херсир.
- Мы тут погодим, - отозвался Снорри. - Пока вот эта тень от телеги не коснется вон той бадьи. Если берсерков нет, мы уезжаем.
- Ну и сиди, - спешился разозлившийся на советника конунг. - Хочешь голодным остаться - воля твоя, а остальным накрывай на стол, херсир.
Снорри так и остался восседать на коне, чуя подвох в деяниях херсира. Только мальчишка был глуп еще, чтобы почуять ловушку.
Кто по примеру ярла так же бдительны остались, иные же за правителем своим в усадьбу и дружинный дом последовали, где уже на столах угощение готовилось.

(С Тельтиаром)

Совместно с Тельтиаром

Драккар плыл медленно и неторопливо, под мерные взмахи весел - ветер, как назло дул в сторону противоположную, нежели плыли корабли Харальда конунга, а потому паруса
пришлось убрать. На сей раз Бард и родичь его Альвир находились не на Волке Волн, а на судне, принадлежавшем Брюнольвосону. Быть может, все еще вспоминая о произошедшей на пиру у Сигурда перебранке, Бард не хотел лишний раз попадаться на глаза правителю, считая себя виноватым в ссоре конунга и лендрмана, хотя Харальд его ни в чем не винил. Однако же, сам Бард понимал - обида глубоко ранила сердце государя, если он велел плыть мимо Аласта, лишний раз не заходя в гости к правителю Среднего Халагаланда.
- Что за ненастье, что за бортом там, что за бортом тут. – Скальд проводил взглядом прошедшего мимо родича, кой весь день хмурее тучи ходит.
Альвир, чувствуя настрой Барда, не сразу отважился распачать разговор с ним, однако не удержался он, и при первой же возможности, оставшись наедине с родичем, молвил ему:
-От чего ты так хмур? Что сердце твое гложет?
- Сам помнишь же, чем наше гостевание у Сигурда закончилось, - сквозь зубы Бард процедил, но затем уже спокойнее добавил: - Все мниться мне, что не сдержит старик слова своего, оттого и не спокойно мне.
Дружески хлопнув Барда по плечу Альвир с улыбкой, подобной улыбки посылаемой барышне, замолк на несколько минут, видимо обдумывая ответ свой.
-Ты не забивай головушку-то свою этим. Что было - не воротишь, что будет - не минуешь. Ветер вот дует не туда – вот это проблема истинная! А я гляжу ты не договариваешь что-то! Ну! Я же родич твой! – скальд сызнова похлопал Барда по плечу и вопросительно глянул на него.
- Похоже, и месяца не прошло, а мы уже и местами поменялись, - улыбку нежеланную натянул Брюнольвсон. - Теперь уже не я тебе, а ты мне в душу лезешь.
-Отчего же сразу в душу. Вовсе и не в душу. ДА коли не имеешь желания рассказывать- я тебя тянуть не буду. Копи в себе желчь, покудава не лопнешь.
Скальд демонстративно развел руками и уже было направился прочь от родича незговорчивого.
А ну-ка постой, - окликнул его лендрман. - Расскажу я тебе, что меня тяготит, поближе подойди - не хочу, чтобы гриди нас слышали.
Неуклюже ковыляя, хотя уже привычно для себя и для глаз окружающих, Альвир вернулся до родича, стал поближе и молча глянул на него, ожидая историю достойную его ушей.
- Тревожно мне за старика этого, - прошептал Бард, к уху родича наклонившись. - Он хоть и негодяй да обманщик, а все же невесты моей отец. Видел, Альвир, как на него Харальд посмотрел, уходя?
- Угу. – утвердительно качнул головой скальд. – Видать…-совсем тихо прошептал скльд, - видать не повезет кому-то. Да как не повезет. Похуже моего гляди! Но, а ты то чем подсобить старику можешь? Хочешь скажу? Ниии-чем! Только беду на свою голову призовешь. А она у тебя и так… -Скальд многозначительно зажмурился.
- Вот тут и оно, что жениться я на девице смогу, только если с отцом ее худо станет, - вздохнул грустно Бард. - Только тогда о счастье семейном можно позабыть будет.

- Эх, как у тебя все сложно…А может старичку подсобить? Да так, что б ты героем вышел? – Заговорчески подмигнул хромоногий скальд родичу. – Конечно, за сохранность головушки твоей отвечать некому будет, зато глядишь – проблемы все разрешатся!
- И чем я ему помогу, когда по морю мы плывем, а на Аласт Харальд править не велел вовсе? У тебя мысли есть?
-Ну что я могу тебе посоветовать, одно только что - просить у Харальда прощение. Наедятся на богов! Может и простит государь, не прогневается. Тут уж только решимости твоей дело. Каков ты изнутри!
- Просить Харальда - простить человека, который при всех меня же и оскорбил! - Поднял голос лендрман. - И так и так против чести идти.
-Ну не знаю. Да знаешь что – ты без меня жил, уважения со стороны Харальда заслужил, значит не детенок не разумны, советы мои тебе ни к чему.
Поставив для себя в этом разговоре точку, скальд направился прочь, как-то еще более неуклюже ковыляя, чем обычно.

Сарасберг.
Кюночка Рагхильдочка, Трюггве-жрец и Хемунд-умничек.
С Тельтиаром, Тельтиаром, Тельтиаром, Тельтиаром, Тельтиаром. Боже храни Тельтиара.

Трюггве жрец возвернулся к Сарасбергу в непогоду самую - декабрьская метель, предвестница веселого Йоля вовсю бушевала в селении и особенно за его пределами. Как только не заблудился жрец пришлый в такую вьюгу - он и сам не понял, но в плащ теплый кутаясь, стал он стучать в ворота усадьбы, когда же пустили его стражи с трудом великим признав, поспешил он и в дом сам обогреться, да кюне поведать о путешествии своем.
Разошлась погода в Сарасберге, но то, как ни странно, настраивало Рагхильду на безмятежный и спокойный лад. Потому она сидела и наблюдала за тем, как вышивает ее служанка. При этом кюна, отогнав от себя все заботы и печали, предавалась мыслям о Харальде, о том, как он вырос, о том, что было раньше..
Ее раздумья прервал слуга, сообщивший, что явился Трюггве-жрец и что он желает видеть Рагхильду. "Принесло ж его в такую-то метель," - чуть раздраженно кюна думала, стряхивая с себя остатки размышлений и выходя в ту комнату, где ждал ее гость.
- Приветствую, - коротко кивнула правительница, опускаясь на лавку и не отрывая чуть усталых глаз с пришедшего.
- Долгих лет, кюна, - голову склонил Трюггве. - Был я по поручению твоему в Ранрики у Харека-вероотступника.
- Мм, - чуть оживилась Рагхильда. Мерные движения вышивающей служанки, ее тихое пение и воспоминания разморили совсем женщину, и будто выпала она из событий, что сейчас важны как никогда были, - И что за новости ты принес?
- Не внял Волк твоим мудрым словам, госпожа! Отказался дочьку отдавать - мол мала она еще.
- Видать, и впрямь вера новая затмила ему разум и отняла совесть, коли так поступать смеет.. - Помрачнела кюна, - Настолько, что и конунга своего забыл, и обычаи старинные, Асами данные. Что ж... Так ли уж тверд он в своем решении?
- Сказал, покуда двух годков не сравняеться девочке, не отдаст ее и на своем настоял.
Долго думала кюна, молча в стену глядя и наконец молвила:
- Что ж, спасибо, что вести принес, пусть и не добрые. Теперь же можешь идти, у меня нет к тебе поручений.
- Он еще Оттара выдавать отказался, а напротив с миром того отпустил, - добавил мстительно Трюггве.

- Есть ли еще вести, кои ты не рассказал мне? - спросила кюна, и голос ее стал строже и холоднее, каким, впрочем, он так часто становился в последнее время.
- На том все, госпожа, разве что обряды их непотребные землю нашу оскверняют...
- Тогда отправляйся по своим делам, коих сейчас должно быть в достатке, - сурово заметила Рагхильда, поднимаясь и поворачиваясь к жрецу спиной.
- Да... конечно... как пожелает кюна, - поспешил уйти тот, раздосадованный что никакой награды за долгий путь не получил, но на выходе добавил уже: - Скорой Йоль, госпожа... пора жреца верховного выбирать.
- Да, да, помню. Ступай, - махнула рукой правительница, сердясь еще больше из-за навязчивости жреца честолюбивого, - Ступай же.
Тот ушел, двери за собою закрыв, да решив стужу переждать в дружинном доме.


Прошло еще несколько дней, буря улеглась и холодное северное солнце осветило серо-голубое небо над Сарасбергом. Тепло на улице принесло и тепло в души обитателей усадьбы. Видя, что ладу у кюны на душе нет, всячески развлечь ее пытались служанки. Добры были девушки и любили свою госпожу, да к тому же когда не в духе правительница, то за каждую маленькую шалость или недочет гневалась она, обрушивая свою ярость на слуг, а когда улыбается Вещая, то и на дворе спокойнее.
- Врешь ты все!
- А вот и не вру! Сама видала, зубищи - воооот такие, а глаза прямо сверкают!
- Ты ж говорила, кума твоя видела, а не ты!
- Так мы вместе ходили ж, вместе и видели!
Кюна посмеивалась над спором двух подружек, одна из которых якобы видела волка гигантского неподалеку от дома, но, судя по ее рассказу, врала так, что и Локи бы покраснел еще пуще.
Хемунд вновь вороном черным скользнул в палаты кюны, бесшумно, точно смерть сама и столь же незаметно - лишь когда фигура его невысокая нависла над служанками, спор они прервали, обернувшись опасливо. Неприметного советника конунга Хальвдана, а после его супруги и сына, многие боялись - и тому немало причин было. Люди, подобные ему в обили водились при Ромейском Базилевсе да Верховном Жреце Белого Бога в далеком Риме, откуда приходили в земли северные проповедники и попы, но в самой Норвегии ремесло Хемунда считалось подлым и позорным, однако - в разуме советника понятия чести и доблести давно извратились, поскольку с малых лет был он к делу своему приставлен... То была Ассы коварной задумка - людей тихих, не ратным исскуством, но хитростью славных, при себе держать, дабы они ее приказы исполняли - от матери же Хальвдану перешли соглядатаи-убийцы, и многих врагов конунга Агдира сгубили эти лихие люди, много сведений тайных, для победы необходимых ему доставили.
- Приветствую тебя, кюна Рагхильда, - улыбнулся уголками губ Хемунд.
- И ты здравствуй, Хемунд, - благодушно кивнула Рагхильда. Екнуло что-то в груди. Явился Хемунд не зря - видать, стряслось что-то, - С чем пожаловал?
- Я ведь как ворон, - он усмехнулся, припоминая слухи о себе самом, что по селению ходили. - Прилечу, накаркаю да восвояси улетаю. Новости у меня, хотя, быть может для Вещей Кюны то и не новости вовсе.
Вздохнула правительница, встала.
- Ну не томи уж, ворон. Рассказывай, что хотел рассказать.
- Несколько дней назад к тебе приходил жрец, что из Хладира бежал. Его словам тебе верить не следует госпожа.
Замерла Рагхильда на секунду, мысли птицами испуганными заметались у нее в голове.
- Продолжай. Почему не стоит мне верить словам его, и чьим же стоит? - плавно произнося слова, спросила кюна.
- Госпожа, ты ведь не хуже меня знаешь, что верить можно лишь себе, - улыбка так же незаметно как появилась, исчезал с посерьезневшего лица Хемунда. Лица, по которому невозможно было определить его возраст - не старик и не юноша... что-то среднее. - У меня есть человек в ближнем окружении ярла Харека, конечно - подобраться к нему совсем близко мне не удалось - он держит подле себя ирландцев, а они служат ему слишком верно, - но все же соглядатай мой многое рассказал, пусть и с запозданием.
Внимательно слушала кюна Хемунда, и как не сомнительна была его верность и добрые намерения, однако не согласиться с ним было нельзя. Верить теперь только себе.
- И что же говорит твой соглядатай?
- Что Хареку предлагали назваться конунгом и отделить ту землю от твоих владений многие знатные люди, однако же, приняв правление, он назвался ярлом Харалда, - начал советник свой рассказ. - И хотя верность его уже не раз оспаривалась, но то может быть и не хитрость, а воля его добрая. Пусть я и не сторонник его веры, но многие дела Харека говорят, что он человек благородный и честный.
- О его честности и благородности я, поверь, знаю не понаслышке, - усмехнулась Рагхильда, - Что еще слышно оттуда?
- Что у него действительно родилась дочь, а так же он приютил у себя вдову Эйнара Сигрун и ее новорожденного сына. И, мнится мне - захочет он детей этих обручить.
- Час от часу не легче.. - вздохнула кюна, - А верно ли то, что упорствует он так, не желая дочь до двух лет отдавать?
- Верно и то, и есть у меня совет, как его принудить решение это изменить, - кивнул Хемунд.
- Не премину им воспользоваться. Что же это за совет?
- Пригласить следует его с женою и дочерью на Йоль в Сарасберг, или же к весне ближе, дабы не боялся он девочку в пути застудить, - пояснил советник. - А когда прибудут они в усадьбу, уже не смогут оспорить приказания твоего.
Задумалась кюна и, помолчав, кивнула.
- Ты прав, это правильная мысль. Что ж, так тому и быть, - наконец произнесла она, - Сегодня я все обдумаю, а завтра пошлю гонцов, чтобы не было неожиданностью известие то. Спасибо, Хемунд, надоумил.
- В том служба моя, госпожа. Быть может даже позже стоит гонцов отправить, пусть думает пока Харек, что позабыли мы про него, - казалось, уйти хотел Хемунд, но затем добавил: - И уж точно не жреца этого посылать следует.
Рагхильда уж было приготовилась уединиться в светлице своей, чтобы подумать хорошенько над словами Трюггве и Хемунда, но то, что сказал последний, насторожило ее.
Глянула пристально она на советника:
- Почему не следует?
- Потому что он лжец жадный до чужого злата.
Усмехнулась кюна, глазами сверкнув, да поближе к Хемунду шагнула:
- То, что он жаден и что только и мыслей у него, что о том, как бы место верховного жреца занять, мне известно. Что для этого он костьми поляжет и отца родного продаст, тоже мне известно. Но почему ты считаешь, что в этот раз обманет он меня, зная, что Иоль скоро?
- Он уже тебя обманул, госпожа. Ведомо ли тебе, что за убийство Фредрика, Оттаром подлым совершенное - большую виру заплатил Харек?
- Неведомо мне было то... Слышала я, что Харек Оттара не выдал и отпустил восвояси. Что, как ты сам понимаешь, приводит меня в ярость, ибо все, чего Оттар, будь он проклят, заслуживает - это дуба и веревки! - сначала настороженным был голос Рагхильды, и лишь под конец рычащие нотки появились в нем.
- Вот так, а мне люди мои весточку прислали, что много злата за то взял с Харека Трюггве да так себе и оставил.
Снова усмехнулась кюна, возвращая себе трезвость мысли и холодность чувств.
- Вот значит как. Пригодится мне то, что ты сказал. Что еще Трюггве утаил от меня?
- Пока злато лишь, но сдается мне - не с проста он из Хладира бежал, - рассказал о подозрениях своих советник. - Видать есть за ним вина какая.
- Разузнаешь про то - благодарность моя не только на словах будет, - кивнула Рагхильда, - А если еще придумаешь, как бы мне Оттара заполучить...
- Такие как он не могут скрываться - мы услышим о нем уже скоро, я уверен.
Помрачнела кюна, вздохнула тяжело.
- Чуется мне, что когда мы услышим о нем, его не только повесить надо будет, но и еще как-нибудь наказать. Не хочу я, чтобы снова сотрясали земли мои христианские призывы.
- Кюна, если дозволено мне будет сказать, то я не вижу в вере этой худого, коли кресту поклоняться бонды худородные будут - лишь покорнее станут.
- Сначала бонды худородные, потом господа их, а потом и меня крестить придут. Не думаешь ты так, Хемунд? Видишь, ты сам уже не против, а потом будешь ходить с крестом на груди. Вот так и предают веру истинную... - грустно проговорила Рагхильда, поворачиваясь, - Но ты все же подумай над этим, подумай как следует. А я подумаю над твоими словами, пожалуй. Да.
- Вновь остается только преклониться мне пред мудростью Вещей кюны, - поклонился советник.
Молчание неловкое повисло - ожидала кюна, что уйдет наконец мужчина, но тот не спешил покидать ее покои:
- Есть у меня просьба одна, - наконец произнес. - Госпожа помнит двоих отроков, которые во многом помогли раскрыть личину коварную Эйнара ярла?
- Припоминаю. Что за просьба, говори? Я надеюсь, смогу ее выполнить.
- Хотел бы я талантам юношей этих достойное применение найти, дабы могли они хорошую службу сослужить сыну твоему.
- Так за чем дело стало, - Пожала плечами Рагхильда, даже немного уняв тревогу, ибо ждала просьбы посложнее, - Что от меня требуется?
- Дозволь мне их себе в услужение взять.
- Изволь, бери. Помнится мне, воины они славные, много дел добрых сделали. Бери, конечно.
- Благодарю тебя, госпожа моя, - на этот раз, с поклоном, переместился к дверям дубовым Хемунд, да скрылся за ними.
В след ему Рагхильда задумчиво глянула, думая о том, кому же все-таки можно верить и почему так несправедливы к ней Асы. Да и вообще о судьбе своей задумавшись, отправилась Вещая к себе.

Тем временем в Мере.


В то ясное зимнее утро Нидорас едва не сотрясался от громоподобной ругани Гутхорма.
-Ну кто, кто так бьёт, а?!! Тьфу, ты, а ещё в хирдманы лезет! Мешок с песком сколько удержал? Две нити*?!!! А весло возьмешь сразу сдохнешь, так что ли?!! - рычал ярл, уже который день маявшийся скукой и оттого злой, как десяток йотунов.
- Ссобачьи дети! Да за какие такие прегрешения меня Тор вами наказал?!
И такое могло продолжаться часами. Гутхорм был недоволен всем, что видел и от того домашние старались попадаться суровому ярлу под горячую руку (читайте: на глаза) как можно реже. Отроки с ужасом ждали решения своей скорбной участи, когда во двор влетел страж, именем Орри Дуб, верхом на взмыленном коне.
- Хэйль, Гутхорм-ярл! - отсалютовал он. - Я к тебе с Торова фьорда прибыл. Гость пришёл к нам, а как привечать не знаем!
- Чего?! - светлые брови ярла метнулись было к повязке кожаной, что волосы на лбу удерживала, да вернулись назад. -А щиты у гостя какие?
- Белые ярл, белые. Да мы и сами знаем закон, да вот только звать его Свэном Рыжим.
- Сам разберусь! - помолчав, ответил Гутхорм. - Коня мне! А ты, Орри, десяток молодцов собери, да и этих мешком с коровьим дерьмом прихвати, пусть посмотрят хоть на воинов!
Спустя десяток нитей Гутхорм во главе тридцати конных двинулся к Торову фьорду, облачённый в кольчугу шлем, да при оружии. Пусть с белыми щитами приплыли гости, доверия им тут нет, пусть видят!
Вскоре ярл прибыл на берег, куда люди Свэна Рыжего уже вытащили трёпанный драккар и разводили костёр. При види оружной рати Гутхорма, хирд морского конунга тут же собрался вокруг него, враз напомнив морского зверя, который пусть ещё не ощетинился иглами мечей, но видно было, готов сделать это.
- Прекратить! - властно приказал рослый, огненно- рыжий мужчина в одежде синего цвета и с деревяшкой, вместо одной ноги. - Ярл нам честь оказал с такой свитой явившись, а вы как от врага меня хороните! Мы говорить будем.
Нехотя воины расступились, и навстречу Гутхорму выступили трое. Первым и по центру хромал сам Свэн, чья деревянная нога, видно то было, в бою ему нимало не помешает. Справа от него шагал светловолосый молодой воин, вошедший в ту бурную пору, в которую легендарные герои совершают свои подвиги, а слева юнец с луком на плече. Хрингарийский Олень понял, что это были хёвдинг Вёмунд и Арни Стрелок, спутники Рыжего.
- Здрав будь, славный Гутхорм- ярл, - первым поздоровался гость, качнув рыжей гривой.
- И тебе привет, Свэн. Доселе ты меня мальцом только видел при конунге Хальвдане, так что узнать не мог. Кто же сказал тебе, что я здесь сижу? И как не испугался прийти, раз знал?
- Племянник твой, Харальд Хальвданнссон и сказал. И велел к тебе плыть, коли мира с ним хочу. А мне и надоело с Инглингами воевать, вот я и послушал конунга.
- Мира, значит захотел, - недобро посмотрел на Рыжего Гутхорм. - Ну что же, тогда поедем в усадьбу мою, там и поговорим...

* во многих северных странах время измеряли нитями. которые выпрядает умелая пряха. Одна нить - это примерно три минуты.

Закончив беседу с Харальдом, Хакон млад посмотрел вдаль, слегка улыбаясь чему-то. Глядя на молодца сложно было узнать, что за мысли бродят за его высоком челом, и дума какая заставляет уста улыбаться. Вспоминает ли Хакон девичьи объятья – или грезит о песнях валькирий, предпочитая дев Один земным женщинам? Все было возможно: сын конунга был пригож, да и в бою показал себя справным воем. Но на сей раз Хакон думал не о противнике, сраженном честной сталью в бою, а о злосчастном Сигурде, что был столь невежлив и неудачлив. Сын Транделагского медведя, даже не будучи признанным конунгом наследником, привык примерять к себе лучшее. Конец, корабли, оружие, гридней. И женщин – иначе не спутался бы с младой мачехой, рискуя добрым отношением властелина. Сигурд был слаб и труслив. Его поведение с Бардом Хакон счел про себя предрассудительным, а уж неуваженья к Харальду не спустил бы, даже не знай новый родич его потаенный секрет. Слова старца дали лазейку – и сын старого Хакона действовал без колебаний. Труп найдут еще очень нескоро: сын старого Хакона не желал разборов в присутствии Харальда. А, как отыщут – то разом вспомнят про слова роковые. Кто посмекалистее – поймут, что не след бы перечить агдирцу. А остальных жрецы убедят, что покойник погрешил перед асами, и те его наказали. Будто сейчас прадедовские времена, когда сам Высокий ходил по Норвегии в обличие странника!
Улыбка молодого воя сделалась ослепительной. Все же, поход начинается хорошо.

Возвращение Харальда
С Дарки

Отплывали драккары - золотая осень царила в Норвегии, когда возвернулись же они к берегам Транделага, зима в права свои вступила, падал снег пушистыми хлопьями на пристань Трондхейма, воды же прибрежные льды сковали.
Сошел на землю первым Харальд Хальвдансон, едва только сходни поставили воины, в плащ мехом куньим подбитый кутаясь. Не он один добрым плащом разжился после путешествия в Халагаланд - многие дружинники пушнину получили в подарок али в награду - кому плащ, кому шапку.
- Заложите сани, - велел конунг людям, встречать его вышедшим к берегу.
Мужики поклонились, проворно бросившись исполнять волю властителя. Воины Хакона Хладирского, хоть и не проявили бондовой прыти, но смотрели на Харальда с почтением. Все знали, сколь благоволит агдирцу Транделагский медведь. А кому охота испортить отношение с будущим хозяином всех этих земель - к тому же, уже расширившим свои владенья секирой?
Временем тем, покуда сани готовили, Бард Брюнольвсон к конунгу подошел, за Сигурда просить. Выслушав его, Харальд с улыбкой доброй пообещал, что гнев на милость сменит, коли старик сам к нему с извинениями придет. Благодарный покинул его лендрман, людей своих подгонять отправившийся, сын Хальвдана же тому удивился немного, что не знал еще о судьбе своего неудавшегося тестя Бард - но то и к лучшему, теперь врядли сможет смерть его связать с именем конунга.
- Что-то, Хакон, мужичье долго возиться, - бросил он пасынку хладирского конунга, что рядом, по обыкновению находился.
- Видать, перины лебяжьи тащут из закромов, чтобы на сани их застелить, - хищно усмехнулся на то Хакон млад. - Крепко боится тебя мужичье. Спорить готов: молви ты слово - и дочек родных в те сани мигом посадят, чтобы ехать тебе до Хладира не холодно было.
- Хорошо же они тут живут, коли такие перины имеют, - прикинул Харальд. - Надобно узнать, что за дань с них твой отец собирает.
- Довольно берет, это я и я мгу тебе молвить. Да только при бреге селиться - то дело хлебное, хоть и опасное. Приходит купец - награждает за ласку. Причаливают драккары из викинга - вои тоже серебра не считают. Хоть и убыток бывает: разные люди ныне по морю-то путешествуют. Разбойники тоже случаются, хоть, к чести отца моего, не рискуют они часто транделагские берега навещать. За своих людей конунг горой встанет, даже будь это бонд худородный.
- Ну коли довольно, то ладно это, - Хальвдансон протянул, о тому думавший, где золота еще на продолжение войны взять, ибо добыча-добычей, а жалование хирдманам платить требовалось за каждый поход, да еще кормить и одевать их.
Временем тем, все же приготовили сани конунгу и людям его ближним, коней резвых запрягли - понеслись по снегу, полозьями скрипя они ко Хладиру.
Хакон Хладирский на зря кормил своих гридней: не успел Харальд Косматый поставить сапог на причал, как вести о госте сием полетели в Хладир. Асса, чей срок был уже близок, засияла от счастья, велев служанкам тащить лучшие платья из коробов. Эйсван тоже возрадовалась возвращению любовника: в тех пор, как тяжесть е стала всем очевидна, муж избегал покоев младой кюны, отговариваясь благом дитяти. И Эйсван тосковала без ласки. Но, ежели жена Харальда могла радоваться открыто, то мачеха ее чувства скрывала. Сам же властитель, хоть и был суров, как положено конунгу, тоже радовался прибытию сына и зятя. О том говорили приготовления: вся усадьба стала, как муравейник, отроком разворошенный. Все желали тут отличится, угодить конунгу старому да понравится молодому.
Добрую встречу подготовили в усадьбе ему - то едва лишь сани к воротам подъехали, увидал Харальд, а потому улыбку приветливую на уста натянул, да в сопровождении свиты прямо к дому направился - с дороги морозной сильно аппетит в нем заговорил, из усадьбы же запах яств отчетливо тянулся.
На сей раз хозяин усадьбы не стал томить Харальда ожиданием - сам вышел навстречу, что было честью для гостя. Даром, что прибывший тоже был конунгом: под кровом своим хозяин на многое волен. - Ну, здравствуй, зять! - сказал старый Хакон, объятия открывая. - По лику вижу - вернулся с победами.
- Да какие там победы, - обнял тестя юноша. - Стоило приплыть, как все сами челом бить стали.
- То есть наивеликая из побед. Ныне слава твоя была такова, что каждый муж с разумом светлым, уж видет: лучше бы поклонится, чем воевать.
- Вот только в южных землях так не выйдет, - Харальд головою покачал. - А по весне на Фиорды выступать необходимо будет.
- До весны может многое переменится, - Хакон вестям о битвах глюдущих отнюдь не расстроился. - Думаю я, что удача твоя не настолько капризна, как хочется ворогам. Оставим же гаданья жрецам, а нити судьбы - норнам и отпразднуем твое возвращение.
Хакону младшему конунг лишь благосклонно кивнул.
- Отпразднуем, - согласился агдирец. - Из Халагаланда я много добра привез, будет чем людей пожаловать за службу верную.

Усадьба Гутхорма в Мере.

Пока к приезду гостей спешно собирали пир, ярл, пребывающий в сомнениях, провёл Свэна, Арни и Вёмунда в свои покои. Там мужи доблестные воссели за стол дубовый, и некоторое время висела тишина.
- Рассказывай, что и как, - наконец прервал её Гутхорм. – Всё по порядку, а заодно покажи грамоту, что тебе Харальд вручил несомненно…
- Скажу тебе прямо, ярл, - отвечал ему Рыжий. – Харальд Хальвданссон меня и в глаза не видел. А видел бы. Так не разговоры разговаривал бы…горяч он, люди говорят, ох как горяч!
- Значит, обманом ко мне в дом проник? - спокойно поинтересовался Хрингарийский Олень. – Тогда зачем же? Или в Валгаллу захотел?
Рука юного Арни рванулась к кинжалу, висящему у него на поясе, но насмешливый взгляд Вёмунда остановил его. Не тягаться мальчишке, пусть даже лук превозмогшем, как не всякий бывалый воин, с Гутхормом-ярлом, многие битвы и испытания прошедшим.
- Обман мой был для того, чтобы среди воинов твоих, особенно старых, Хальвданна ещё помнящих и мою вражду с ним, разговоров ненужных не пошло. В остальном же, я тебе чистую правду сказал: немирье моё с Инглингами затянулось. Хальвданн мёртв, я в том не повинен, а сын его, хоть и похож, но всё же совсем другой муж и обид ему я не чинил. К тому же, - Свэн улыбнулся, - я знаю, что после последней битвы силы его истощились изрядно. И подкрепление в виде хирда опытных воинов совсем не лишним вам будет, тем более, что Агдир захвачен.
Гутхорм задумался, остервенело дёргая себя за ус. Рыжий был прав со всех сторон, но ярл помнил лютое немирье Хальвданна с ними и не знал, поймут ли воины бывалые, если он примет Свэна с ближниками? Не сочтут ли уроном чести мёртвого конунга?
- Ты принесёшь мне личную клятву, - хмуро оглядев всех троих, проговорил Гутхорм. – И вы двое тоже. Вы предложите мне ваши мечи и жизни. Клятву дадите сегодня же на пиру. И берегитесь, если обманете. Хаки-берсерку позавидуете, когда встретитесь с ним! В замен же я договорюсь с Харальдом, и он не станет искать мести.
- Не пугай, ярл! – снова ощерился Рыжий. – Я честь свою с ногой вместе не потерял!

Фиорды. Снорри, Вемунд и предатели.

Спустя несколько дней, после того как разродилась Хильд, мертвеца из чрева своего исторгнув (о чем уже по всей усадьбе судачили, да и за пределами ее - порою говоря, что Харальд сам отродье хелево, оттого и ребенок мертвый был), Вемунд покоя сестры до того не нарушал больше, но вот велел Снорри позвать дабы держать с ним разговор.
Снорри, тем временем, воев гонял до седьмого пота, надеясь, что успеет их натренировать до того, как Харальд придет со злым умыслом во Фиорды. Когда ему веление конунга передали, накинул он плащ на плечи обнаженные, да как был от труда ратного потом покрытый, с волосами мокрыми к Вемунду и явился.
- Ну на кого ты похож, - с усмешкой ему мальчик бросил, со скамьи поднимаясь. - Не мог умыться прежде?
- Извини, конунг, но я с воями тренировался, а не на полатях лежал.
- И как, хороши воины?
- Сносно.
- Помнишь ты Торстейна херсира? - Сменил разговора тему Вемунд.
- Ну помню, как забыть, - отозвался Снорри. - А что стряслось-то конунг?
- В гости нас зовет, говорит сумел увещевать берсерка Кари и Квельдульва дружинников мне дать, - пояснил конунг, вновь на скамье располагаясь, да ярла жестом рядом сесть приглашая. - А ты ему не доверял.
- А я ему и сейчас не доверяю, - опускаясь на скамью, мрачно заявил Снорри. "Ох, темнит херсир, нутром чую".
- Ты никому не доверяешь, - напомнил Вемунд.
- И потому жив пока.
Вздохнул юный конунг, в ладоши хлопнул - тут же слуга в дверях появился, точно ожидал когда его владыка позовет.
- Принеси меда два рога, - велел мальчик властно. Раньше-то брат ему напитков хмельных пить не позволял.
Неодобрительно Снорри на слугу посмотрел, взглядом медовый хмель водой разбавить велел. И понял слуга, что не жить ему коли ослушается он Снорри.
- Надобно нам к Торстейну идти, покуда Ульв с Кари не передумали, иначе тяжко их будет вновь к присяге склонить, - продолжил Вемунд. - Они даже брату моему подчинялись не охотно.
- Что ж, конунг, - задумчиво Снорри усы погладил. - Думаю, стоит на рассвете выехать.
- Истино так, - кивнул мальчишка, рог принимая от слуги подошедшего и тут же приложился к нему. - Хм... что-то жиденький мед...
- вполне себе нормальный мед, - осушив кубок и губы утерев, Снорри ответил, едва заметно слуге кивнув.
- Вчера лучше был, - Вемунд вздохнул, рог отбросив. - Надо нам в полной силе приехать к херсиру, пусть лендрманы видят, что конунг я грозный.
Едва заметно Снорри в усы усмехнулся. Грозный. Мальчишка он и есть мальчишка, как его не ряди.
- Как скажешь, конунг.
- Сам-то ты что думаешь, ярл?
- Я думаю, что сюда звать их надо.
- То было бы хорошо, но опасаюсь я, что не приедут тогда. Торстейн-то к нам близко усадьбу поставил, а вот лендрманы западные из своих домин и вовсе носу не кажут.
- Негоже конунгу за лендерманами гоняться, - недовольно проговорил ярл.
- Постращать их надобно, да и в усадьбе мне сидеть наскучило, - как веский аргумент добавил Вемунд.
Снорри поднялся и сморив мальчишку тяжелым взглядом, пожал плечами.
- Хорошо. На рассвете выступаем.
На том распрощались ярл и конунг молодой, утром же, собрав воинов лучших числом чуть более сотни поехали к Торстейну. Надеялся Вемунд, что вновь сможет дружину прокормить за счет чужой, да еще и двоих лендрманов непокорных к повиновению привести, что большим подспорьем для дальнейшего правления его станет.
Снорри все эти идеи не нравились. Он хмур был как осеннее небо над северным морем, когда на коня своего садился.
Потому путь больший в молчании ехали они - Вемунду тоску хмурого ярла развеивать не хотелось вовсе, с другими же воинами он по обыкновению говорил редко, те же без дела к конунгу-ребенку не обращались, меж собой переговариваться предпочитая.
Так в молчании и достигли они ворот усадьбы. Где Снорри с коня сходить не стал, дожидаясь когда херсир встречать выйдет.
Когда в ворота постучали гридни, в скором времени отворили их холопы Торстейна, внутрь пропуская дружину немалую. С удивлением многие на свиту конунга смотрели - взял он с собой спутников поболе, чем в прошлый визит свой, впрочем и у Торстейна на подворье люда всякого не мало было, так что даже тесно стало поначалу, покуда слуги коней у гриди принимали. Наконец и сам херсир показался, улыбку приветственную на лицо натянув.
- Добро пожаловать, государь! - Он воскликнул.
Снорри недоверчиво на Торстейна посмотрел, остановив коня подле конункова. Не нравилась ему вся эта затея с поездками в гости к херсирам, для того чтобы люд обязанный заставить выполнить то что ему предписано выполнять.
- И тебе по здорову, Торстейн, - произнес Вемунд, стараясь выглядеть величественно.
- Проходите, в доме располагайтесь, всем место найду...
- А Ульв и Кари где? - К делу перешел конунг.
- В скорости прибудут, - пообещал Торстейн. - От них гонец в утро приезжал, так что они поспешают уже.
- Что же ты меня, конунга, раньше времени позвал и теперь ждать заставляешь? - Грозно сдвинул брови мальчик, как то брат делал, но если Аудбьерн при этом выглядел сурово, то Вемунд смех вызывал лишь.
"Ох не по нраву мне то. Не по нраву", - пронеслось в голове у Снорри.
- То есть конунг будет лендерманов своих ожидать? Торстейн, ты богов гневишь?
- Я лишь ради государева блага стараюсь, - бородой потряс тот.
- То по разному стараться можно, - Снорри все с коня не сошел.
- Может в усадьбу пойдем? Я стол накрыть велю, с дороги-то проголодались? - Предложил херсир.
Мы тут погидим, - отозвался Снорри. - Пока вот эта тень от телеги не коснется вон той бадьи. Если берсерков нет, мы уезжаем.
- Ну и сиди, - спешился разозлившийся на советника конунг. - Хочешь голодным остаться - воля твоя, а остальным накрывай на стол, херсир.
Снорри так и остался восседать на коне, чуя подвох в деяниях херсира. Только мальчишка был глуп еще, чтобы почуять ловушку.
Кто по примеру ярла так же бдительны остались, иные же за правителем своим в усадьбу и дружинный дом последовали, где уже на столах угощение готовилось.
Бросив взгляд осуждающий на воспитателя, прошел конунг в усадьбу с ближними своими и облизнулся аж - после пути утомительного аромат яств почувствовав. Накрыл на стол щедро Торстейн, слуги же вокруг суетились явно неумелые, чуть из рук не роняя горшки с кашей да лоханки супа, коими гостей угощать надобно было. Во главе стола отвел место высокое конунгу Торстейн, сам же сел подле него по правую руку.
- Здесь обычно Снорри ярл сидит, - недовольно заметил Вемунд.
- Но сейчас он на коне сидит, так что не в обиде будет, - пожал плечами херсир, придвинув к мальчику тарелку с жареным мясом. - Скажи, господин, ты будешь эль или мед?
- Мед... покрепче, - выбрал конунг, наблюдая за тем, как едят и пьют его дружинники. В усадьбу их пришло человек десять, да еще не меньше полусотни отправились в дружинный дом, однако некоторые, и таких было не мало, остались вместе со Снорри и ими все больше овладевала тревога.
- Что, так и будете верховыми сидеть? - Подошел к ярлу слуга, до этого отведший к коновязи лошадей спешившихся гридей.
Снорри внимательным взглядом слугу окинул и ответил:
- Так и будем. Тебе что заняться нечем? Иди вон гостям прислуживай.
Голос его звучал опасно, металлом звенел ратным. Верные вои кивнули, слова ярла подтверждая.
- Пойду лучше за водой схожу, - пожал сплюнул слуга. - А то ваших скакунов напоить - все запасы ушли. Эй, Магни, возьми пару ведер еще и со мной пойдешь!
- Ага, - протянул паренек, неуклюже тащивший мешок с овсом к коновязи. - Как что, так Магни.
Но все же, дотащив свою ношу, он подхватил ведра и присоединился к первому слуге, который ожидал его у ворот.
Снорри сопроводил слугу и паренька хмурым взглядом, в котором царило подозрение. Что-то было не так и ему это не нравилось.
- Рагнар, съезди с этими, проверь за какой такой водой они пошли.
Викинг кивнул и направил лошадь к воротам.
Двое слуг, о чем-то разговаривая, шли по дороге - один весело размахивал ведрами, словно пытаясь что-то изобразить, другой держал руки на поясе и отвечал неохотно, обрывисто. Вскоре они свернули на тропинку ведущую к рощице неподалеку, откуда доносилось журчание ручейка.
Викинг замер в отдалении невидный для челяди и внимательно следя за действиями слуг. Раз Снорри что-то показалось подозрительным, значит то было не спроста. Это вои его дружины уже выучили.
Временем тем оба уж слуги исчезли за деревьями и время некоторое ни того, ни другого видно не было.
Викинг к ручью двинулся, мягко конь по земле ступал. Не слышно.
Тот что помоложе - Магни - сидел на берегу ручья, рядом с наполненными ведрами. Погода в Фиордах ныне стояла необычайно теплая для декабря - снег, выпавший дня три назад весь стаял, да и вода льдом станута не была. Последние теплые деньки перед большим похолоданием - не иначе.
Рагнар замер невдалеке наблюдая и прислушиваясь. Теперь и к нему закрались сомнения.
Спустя некоторое время из-за деревьев и второй показался.
- Ну, что расселся, пошли, - бросил он юноше, сам подхватив одно ведро.
Тут Рагнар подъехал к слугам и глядя на них с седла.
- А теперь говори, куда ты ходил?
- Отлить, - процедил тот. - Или теперь это только с разрешения ярла можно?
- Надо будет и разрешение спросишь, - голос тяжелым камнем упал на челядинина.
Слуга медленно поставил на землю поднятое было ведро и зло взглянул на воина:
- Мы вас тут кормим, поим, а теперь еще оскорбления терпеть должны?
- А мы вас от псов агдирских защищаем, пока вы по полатям сидите, да брагу хлыщите.
- И где они, эти агдирцы! - Воскликнул мужик, в сердцах кулаком по ладони ударив. - Пока только и видно, как конунг малолетний пирует по всем усадьбам!
- Так и радуйся, дурак, что мы пируем а не агдирцы.
В этот миг вспышкой, в лучах солнца блестнувшей, бросил нож стоявший в стороне Магни, в шею викингу, покуда тот с его товарищем беседу вел.
Конь всхрапнул и рванулся к спасительным воротам.
Второй слуга, что Рагнара заговаривал, на поводьях повис, из мертвых рук воина их вырывая.
Конь, храпя, дернулся. Чувствуя мертвого всадника, рванулся из рук слуги, сбил его с ног и поволок по снегу.
Поволочился мужчина, поводий не выпуская из ладони крепкой вослед за конем по буреломам да оврагам, другой же слуга за ними побежал.
Конь рвался туда, где считал, что в безопасности будет. А именно к собратьям своим. Ржание его, Снорри услышал и всем отрядом на звук отправился.
Снорри сидел на коне и не спускал глаз с подозрительной усадьбы, когда вдруг со стороны леса, куда уехал Рагнар и ушли слуги, раздался топот копыт и икое ржание испуганной лошади, а также возмущенные крики. Ярл махнул рукой и его вои потянули с тихим шелестом мечи из ножен. Как раз в этот момент к воротам подлетел жеребец, с завалившимся на шею человеком. Двое викингов по знаку Снорри бросились ему навстречу, остальные с подозрением двор оглядели.
Всадник чудом лишь с коня не свалился, покуда нес тот его - в шее нож торчал, по самую рукоять вогнанный. Как-то тихо сделалось в миг единый на подворье - лишь из усадьбы гомон веселый слышался.
Воины Снорри тут же боевые позиции заняли. Мечи обнаженные на колени положив, цепкими взорами двор и окрестности оглядывая. По мановению руки ярла, один из хирдманов в дом кинулся, буквально скатившись с лошади. Конунга вывести.
Да только поздно - слуги нерадивые, что на стол накрывали не оттого неловкими были, что в детстве им медведь руки оттдавил, а потому, что не привычно им было прислуживать - то хирдманов переодетых своих Торстейн к столу приставил - у каждого под одеждой по кинжалу острому было, и едва лишь увидал один с порога, что насторожились враги, как сигнал подал, сам за дверь подавшись.
Обнажили клинки ряженые, кому в спину, кому в затылок вонзили воинам пирующим в дружинном доме резню устроив, покуда не донесся до них зов Снорри. Кто из воинов коварство такое разглядел - схватился с хозяевами вероломными, да только оружие к стенам отставлено было на время трапезы - голыми руками драться приходилось людям конунга. Пусть больше их было, чем Торстейна людей, да неожиданно слишком удар коварный пришелся.
Выхватил нож херсир предательский, к горлу Вемунда приставил, со скамьи его стаскивая:
- Вели людям своим оружие сложить, конунг, - прошипел зло. - Немедля вели.
Но только всхлипы непонятные из глотки мальчика вырвались.
Снорри велел закрыть ворота, дабы не смогли други предателей прийти на помощь им. Разделил отряд на двое, да половину двор вычищать от скверны предатльской направил, десяток на ворота отправил, а сам к длинному дому направился с людьми верными. Конунга спасать.
Из сарая на встречу им чуть больше десятка оружных воинов выбежало - видать в засаде до поры схоронились, чтобы потом в спину ударить, да не вышло - пришлось на честный бой выходить. В дружинном доме схватка кипела, да столько крови пролито было уже, что по полу порой скользили воины, обороняясь, в доме же, где Торстейн правителя захватил, уже стихло все - малую свиту Вемунда быстро зарезали злодеи, теперь же один из дверей показался:
- Бросайте оружие! - Прокричал он. - Или ваш конунг умрет!
- А что потом делать будешь, предатель? - усмехнулся ярл. - Убьешь, так мы тебя и сожжем прям там в доме.
- Это ты так думаешь? Может проверим? - Оскалился воин.
- Давай, - Снорри с равнодушным видом скрестил руки на груди, встав перед дверьми. Воины его тем временем дом длинный окружили.
- Хорошо, - тот сплюнул и за дверью скрылся. Люди Торстейна, что во дворе были, в нерешительности застыли - вроде и нападать им не с руки, коли в меньшинстве - и их никто не тронет, покуда конунг в плену у Торстейна.

(С Тельтиаром)

Фиорды.
С Сариной

В дружинном же доме вскоре стихло все - стали выходить оттуда люди Снорри израненные, да слишком мало их было - пировать больше полусотни отправилось, вернулось же меньше полутора десятка.
Снорри с места не двинулся, ожидая. Воины его решимости мрачной полны были. Лишь насмешливо-презрительным взглядом ярл горе-воев одарил.
Из дома крик раздался сдавленный, затем же вышел вновь слуга Торстейна:
- Сдавайтесь, или конунга вашего на куски порубим.
Сказав так, он бросил к ногам ярла отрезанный палец Вемунда.
- Руби, - спокойно Снорри ответил, на крики внимания не обращая. - Меня это не сделает сговорчивее.
- Смерть конунга будет на твоей совести, - процедил человек Торстейна, вновь уйдя в дом. Воины выжидающе смотрели на Снорри, ожидая его приказа.
Только на Снорри слова предателя действия не возымели.
- А ты убьешь своего конунга, - его голос был тверд как скала. - Кто из нас будет менее достоин Вальгаллы. К тому же ты прикрываешь свою шкуру ребенком, херсир.
- Наш конунг теперь Харальд Хальвдансон, - слуга Торстейна процедил. - А вы все умрете, коли добром не сдадитесь.
Снорри лишь хмыкнул в усы.
- Это ты меня убьешь чтоль? - его голос насмешлив стал. - У щенка такие же шавки в прислужниках.
Надоело ярлу лясы точить с продажным людом, сделал знак он людям своим, те стали соломой дом обкладывать, несколько лучников ловили в прицел любые щели какие только можно было.
- Ты не посмеешь спалить своего конунга, Снорри, - предатель бросил. - Жди второй палец, коли не сдашься.
И вновь в доме скрылся.
- Штурмуйте, - спокойно Снорри приказал, устав уже от глупости Вемунда и предателей во всех их проявлениях.
Хирдманы быстро юркнули в жвери вслед за скрывшимся в доме слугой предателя.
Там их мечами встретили люди Торстейна, оборону занявшие в трапезной и сенях.
Так я тебе про что. Сейчас штурм дома и начнется. Двор то зачищен. Ворота закрыты и никого не пускают и не выпускают.
Люди Снорри в атаку бросились, сам ярл во главе отряда шел, рубя противника.
После сражения жаркого, заняли воины конунжие дом, хоть и сами потери понесли тяжкие, лишь Торстейн, кинжал у горла Вемунда удерживая, к стене отступил:
- Ну, кто готов конунга своего погубить, подходите! - Зубами скрипел он, лезвием кожу мальчика протыкая, так что тонкая струйка крови потекла. - Сейчас я ему глотку перережу!
Страх дикий в глазах Вемунда читался, с мольбой смотрел он на Снорри.
- И что дальше делать будешь? - насмешливо ярл поинтересовался. - Помрешь за щенка агдирского?
- Ты отсюда не выберешься Снорри, - процедил предатель. - Твои люди изранены и их мало осталось.
- А твоих и нет вовсе, а тех кто в лесу тебя ждет тоже не хватит, чтобы нас уничтожить. Да и гонец в поместье ускакал уже, скоро подмога придет. Думаешь конунг со всей дружиной к тебе направился?
- Даже если и так - твой гонец даже до усадьбы не добереться, вы все уже здесь передохните, - Торстейн рассмеялся, хватки не ослабляя. - Сдайся и склонись перед Харальдом - тогда пощадят тебя и всех других, кто присягу примет.
- Я клятву уже принес. Одину, - твердо ответил Снорри. - И клятва та Одину дадена, что не останется скверны агдирской на земле Норвегии. И тебя выжечь придется как заразу какую.
- Идите за ворота выгляньте - там смертушка ваша, коли упорствовать будете.
- Смотрел за ворота, - ответствовал ярл фиордский. - Сбежали союзнички твои. Пусто там как зимой в море.
- А ну прочь с дороги убирайтесь! Иначе зарежу мальчишку! - Вспыхнул херсир, к двери медленно направившись.
- Зарежешь мальчишку умрешь медленно и мучительно, отпустишь умрешь быстро.
Медленно ладонь ото рта Вемунда поникшего убрал Торстейн, крепко держать его продолжая:
- Снорри, да отпусти ты его! Я жить хочу! - Завопил конунг, едва лишь смог.
- Нет, конунг, такое не прощается, никогда. За предательство всегда платят кровью, - Снорри твердо ответил.
- Ты что же... дашь ему меня убить, - оторопел Вемунд.
- Привыкай, конунг, такова доля правителя. Не прощать предательств и не давать предателям того, что они хотят, - твердо ответил ярл, сделав знак вою своему, чтобы тот за спину херсиру зашел.
- Да как же я привыкну-то если...
- Все конунг, прощайся с жизнью да благодари своего ярла, - оскалился Торстейн.
В этот момент как раз и ударил мечем херсира по шее воин дружины Снорри, второй кинулся вперед руку с ножом от горла отводить.
Закричал от страха Вемунд, точно действительно резали его, да только завалился предатель, застыла гримаса злобная ни лице его.
- Крепись, конунг, не последняя кровь это в жизни твоей, - сказал Снорри и на двор вышел.

Мер. Гутхорм- ярл и все-все-все*
(третий пост и без Тельтиара...уже как-то одиноко!)

Когда потянули Арвак и Альсвинн колесницу девы-Солнца к западному краю Мидгарда, устроили в усадьбе Гутхорма пир, не уступающий и тому, что Сигурд, да Беовульф закатывали!
Пиво и хмельные меды лились пенящимися реками из пузатых бочонков в подставленные кружки, свинина и говядина, казалось, не знали скончания, а девы разносившие питьё были таковы, что глаза, да руки горячих хирдманнов сами к ним тянулись!
Гутхорм-ярл осушил рог пива, удовлетворённо крякнул и утёр усы рукавом. Свэн, сидевший рядом с ним, азартно расправлялся с целой свиной ногой, а его люди не выказывали никакой враждебности - пили, ели и веселились так заразительно, что даже у тех воинов Агдира, которые помнили вражду Рыжего с Хальвданном, не могли устоять в своей суровости и присоединились к ним.
Хрингарийский Олень давно слышал от одного проезжего руса присловье "дым коромыслом", так вот, сюда эти слова подходили, как никакие другие! Именно дым и именно коромыслом.
Вдруг один из людей Свэна встал и рявкнул на весь зал:
-А ну тихо, клянусь роговым задом Сигурда! Я, Асмунд-скальд, спою вам вису о том, как мой хёвдинг, Свэн, встретил племянника своего, сам того не зная, и усыновил его, родство подтвердив!
- Где же бубен твой, скальд или гусли? - выкрикнул Рысьи Глаза, приобнимая молодуху, которую до этого усадил рядом с собой.
- Да вот незадача, так я в него стучал, что лопнул бубен мой! - ответил Асмунд гордо. - А не веришь, так подойди ближе, да шлем не одевай, докажу!
Под громовой хохот Рысьи глаза смутился и махнул рукой, а скальд, завёл свою вису.
Гутхорм слушал, и перед ним, как наяву, проходили недавние события.
Вот раненного, но свершившего месть Свэна подбирает простой пастух именем Арни, холоп у бонда на острове Орлиная Круча. Тогда ни один из них ещё не знает ни о родстве, ни о доле своей. Вот Рыжий уходит, пообещав вернуться и забрать юного Арни с собой. Вот Арни пасёт своих коров и бесконечно тренируется стрелять из лука, чтобы не несмышлёныша мог взять к себе Свэн, но мужчину и воина. А вот его хозяин покупает ещё двоих рабов, девку, да парня. Вот приплывают викинги и Арни, вроде уехавший с остальными бондами хорониться в лесу, возвращается. чтобы найти там Свэна, но, увы, на главном месте в зале сидит незнакомец, оказавшийся Вёмундом. И вот, желая испытать мастерство парня, пришедшего с неплохим луком за плечами, хёвдинг приказывает ему прибить к стене волосы той самой девчонки, которая уже успела войти в сердце Арни. Стрелок же в ответ, предлагает ему быть мишенью или жертвой Улю, богу лучников. Вёмунд же не боится и сидит спокойно, пока две стрелы прибивают его волосы к стене по бокам, а третья сверху. А вот и сам Свэн, до того задержавшийся на драккаре приходит в зал и усыновляет храброго юношу.
После скальд заявил, что в глотке у него суше. чем в заду у дракона и потребовал пива.
Пока он утолял жажду, Гутхорм вспомнил, что уже слышал историю про то, как этот самый Асмунд, рассказал Арни, чьим тот является сыном, и таково было удивление окружающих, что отцом его был Орм, брат Свэна, за которого тот и вершил месть, что молва эта с одного из островов Северного Мера распространилась по всей округе и дошла до ушей ярла.
"Чудно норны нити вьют!" - подумал он и вновь хлебнул пива.
________________________________________________________
* в данном посте используется повесть М. Семёновой "Орлиная круча". Заменено только имя скальда по настоянию Мастера.

Ярл Рогволд и лендрман Кари, близ усадьбы херсира Торстейна.

С Некропехотой. Без Тельтиара, но его вороны парят где-то над нами в небе)

В версте к югу от усадьбы Торстейна находилась роща. В том лесу до поры до времени и скрывались люди ярла Рогволда и Кари-берсерка: костры не палили, песни не горланили – тихо сидели. Готовились к сече: хоть и задумано было людей конунга врасплох застать, но ярла Снорри все знали – хитер был старый викинг не в меру и засаду всегда чуял. Коли так – дорого заплатит Торстейн за дружбу Харальда Косматого… Туда ему и дорога, жадному глупцу! Так думали люди лендрманна Кари, а воинам Рогволда, верно, и вовсе было плевать на херсира.
- Долго ль еще ждать? – процедил сквозь зубы Сигурд, рукоять меча яростно терзая.
- Что, уж не подождать часок другой? – с усмешкой бросил Коршун-ярл, - неужто так сильно запал в душу Снорри?
- В душу девки западают, - буркнул в ответ пират, - а этот занозой в заднице засел.
- Экий ты, брат, чувствительный!
- Так ладно смирно б сидел, он же все дрыгаться норовит, паскуда!
- Эва, батька, - позвал Рогволда подошедший Ивар, - там Кари зовет, говорит, гонец объявился.
- Славно. Пошутковали, пора и за дело приниматься… - кивнул тот, - пойдем, брат. Будет у тебя возможность зуд в заду облегчить.
Кари было не узнать - куда подевался рассудительный ленрманн? Теперь лицо викинга кривилось в усмешке, в глазах плясали безумные огоньки... Близилась битва и Кари из старика превращался обратно в молодого берсерка, который ходил в походы вместе с оборотнем Кведульвом:
- Вперёд, воины! Пора людей Вемунда попотчевать честным железом!
Викинги его уже были готовы, а сын стоял рядом с большим круглым щитом - пожилого отца не даст в обиду.
Дрожь пробежала по лесу – то вои с земли вставали, клинки обнажая. Дабы раньше времени врага кличем боевым не предупреждать из уста в уста передавали викинги друг другу – пора, вперед! Дождались!
Вынырнули из-под покрова лесного рать многочисленная, Рогволдом и Кари ведомая, лёгким бегом двинулись засадники к усадьбе – чтобы силу не растерять перед боем, но и момент удачный не упустить. Человек Торстейна передал, что Снорри не пожелал спешиться и сесть за стол, а с ним отказались пировать и его люди. Мог ярл увезти мальчишку из-под носа у заговорщиков, и рухнул бы тогда их план.
Вскоре впереди показалась усадьба херсира. Скрываться боле не было толку – топот викингов за милю слышно было да и некоторые вражьи вои на дозоре во дворе стояли, не приметить нападающих не могли. И вырвался рев из многих десятков глоток – словно сам Фенрир с цепи сорвался да отведать молодого мясца конунжьего возжелал и ныне стучится в дверь. Да только ворота усадьбы Торстейна закрыты были – у стены остановилось войско. Теперь в западне был конунг с людьми, да только и засадники не могли проникнуть на двор. Кари бросил вопросительный взгляд на Рогволда, потом вышел вперёд с мечом в руках, сын прикрывал его щитом:
- Торстейн, старый плут, ты там?! Чего гостей не встречаешь!?

Хардаланд. Гюда
С Темной

Нелегким выбор Гюде казался. Невозможным казалось игрушкой для колдуна стать, но и нападение обещанное Харальда с пленением, ничуть не прельщало.
Обещала дева на следующий день Витгейру вернуться, да никак решиться не могла. Лишь неделю спустя на разговор нелегкий отправилась.
- Отворяй, колдун, - тихо в избушку постучала.
- Открыто, - голос колдуна изнутри донесся.
Гюда растворила дверь,нерешительно проскальзывая внутрь.
- Вот и я. Пришла,как и обещала, - пробормотала она, глаз на колдуна не поднимая.
- Отрадно это, - наверное колдун улыбнулся, но лица его не было видно, так как он в тени сидел, навстречу девушке не подавшись. - Я было подумал, что не появишься ты больше.
- Значит,и колдуны ошибаться умеют, - молвила Гюда,по-прежнему глаз не поднимая.
- Ты ведь не за тем пришла.
- Подумала я над предложением твоим, - оттягивая разговор присела а стол дева.
- Расскажи тогда, что надумала, - спрокойно Витгейр произнес.
Гюда неспешно поднялась, подходя к колдуну ближе, словно стремясь разглядеть его:
- Невелик мой выбор был. Коль пришла к тебе, неужто об ответе догадаться не можешь?
- Догадаться я могу, - мужчина поднял голову, в лицо кюне посмотрев: - Но хочу чтобы ты сама сказала.
-Я согласна, - прошептала дева, в глаза колдуна глядя.
- Ну вот и хорошо, - руку протянув приобнял за талию тонкую Гюду чародей и к себе притянул.
Попыталась Гюда от Витгейра вырваться, да вспомнила, что по своей воле в лачугу вернулась. Коснулся колдун губ дочери конунга, в поцелуе долгом к устам ее приник, крепче обнимая. Попыталась дева Витгейру взаимностью ответить: лишь убедилась, что противен он ей с каждым мгновением боле становится; обмякла в руках, полностью себя отдавая. Приподнял он кюну, на ложе ее отнеся и там положив, медленно одежды снимать принявшись. Не противилась дева ничему, казалось, что не с ней всё это происходит.

усадьба херсира Торстейна
В ответ на крик из-за ворот сначала тишина ответом была, а потом в ответ прилетело:
- Мертвы предатели, а вы в Хель убирайтесь, тут конунг Вемунд правит.
- Открывайте, псы трусливые! – разошёлся Кари, - Примите честный бой! Иначе как собак вас всех постреляем!
Рогволд отослал десять воинов в рощу – вырубить древо покрепче. Вперёд вышли пятеро рослых парней с двуручными секирами да принялись долбить и расшатывать ворота. Лучники держали частокол под прицелом: высунется чья голова – враз тетивы спустят!
Несколько раз хирдманны Снорри
пытались высунуться и стрельнуть со стены в одного из воинов, что рушили ворота, но стрелки Коршуна вскоре их от того отохотили. После того кидали они стрелы чрез стену навесом, только тех парней уже прикрыли товарищи широкими щитами. Вскоре из леса приволокли таран – увесистый ствол с обрубленными ветками, и пристроили к работе – ворота стали подаваться внутрь, грозясь рухнуть и открыть проход осаждающим.
- Что, сволочи, жить надоело - так к
нам спешите?! - Со двора донесся злой голос, а после вновь стрелы запели. Вслепую стрелять не слишком удобно было - ну коли дадут асы удачи, так кого и найдет жало каленое.
И верно, за воротами послышался вскрик - одному из воинов, державших на весу таран, шальная стрела вонзилась в ногу. Его оттащили в сторону, место викинга занял другой.
- Ну, держитесь, Фенрир вас раздери! Сейчас вашей кровью всё подворье зальём! - кричал берсерк, ему вторили воины дружным рёвом викинги.
Снорри велел собрать все что можно было на голову осаждающим скинуть. Все складывалось не очень удачно. Дернул Локи конунга пойти к херсиру, довериться. А ведь чуял он подвох в этом. Велел ярл Бревна притащить, да ворота ими подпереть.
Брёвна поставить не успели – ворота крякнули, и одна из створок просела внутрь, сломав запор. Ещё один удар, и ворота распахнулись – во двор хлынули воины Коршуна и Кари.
- Бейте их, никого не щадите! Кто конунга схватит - два коня рубленым серебром! - прокричал Кари.
Хирдманы Снорри оружие выхватили, сомкнули щиты и стали отступать к усадьбе.
Летели стрелы, с обоих сторон падали воины, но преимущество было у наступавших. Споро теснили они людей конунга к дому покойного Торстейна. Кари дрался со своими людьми, опуская тяжёлый топор на щиты врагов - его неизменно закрывал щитом Эйвинд-Ягнёнок, оберегая от чужих клинков. Рядом среди воинов мелькали шлемы Рогволда, Сигурда и Ивара - люди Косматого разошлись не на шутку, там где мелькали их мечи враз становилось свободней, враги их падали

(с Сержем)

Рогволд, Кари и все-все-все
с Сержем

- Эх, где же ты, брат? – мелькнула мысль в голове у Ивара, когда застучали о поднятный щит стрелы вражьи, - такую славную битву упускаешь!
А битвы и вправду была славной. Пусть воев не более двух сотен сошлось перед усадьбой Торстейна, но уж больно мужи знатные смерти друг друга искали. Коварный Коршун и хитрый брат его Сигурд позабыли про уловки, интриги и прочие недостойные настоящего воина дела, в один ряд с простыми викингами вышли, доказывая им, что по праву стоят над прочими. И не просто за клочок земельки бондовой сошлись – за конунга кровь проливают! Воистину, не откажут валькирии тем, кто пал и падет в этой битве – всем им найдется место за столом в Валгалле.
Ивар подле Кари-берсерка бился, злой сечей от отца отрезанный. Видел лишь как раз за разом поднимался отцовский меч и с каждым разом крови на его лезвии жадном больше становилось. Слышал, но не видел, как Сигурд кричит, вызывая на бой Снорри-ярла, голосом могучим перекрывая рев жаркой битвы.
Под натиском воинов Рогволда и Кари отступали люди конунга. Сам Снорри дрался, сжав зубы – призывал, верно, проклятья на голову глупого мальчишки, которого правителем своим называл и оберегал как сына. Как мог он, Крушитель Драккаров, пойти на поводу у Вемунда, попасть на острогу, что подлый Торстейн приготовил для них, да постелит ему Хель ложе из змей и пауков! Бился ярл умело, но раз за разом падали его люди справа и слева, и приходилось ему отступать на несколько шагов. Глянул он по сторонам – людей его осталось в живых десятка два, не больше…
- Все в усадьбу, живо! – приказал ярл, продолжая отбиваться мечом от нескольких викингов Рогволда сразу. Люди его стали отступать, втягиваясь в широкие двери дома Торстейна, за ними устремились самые ретивые из нападавших, но получили в упор несколько стрел и попадали наземь. Последним в усадьбу заскочил Снорри, а двоих храбрецов, прикрывавших ярла, порубили мечами. Тяжело лязгнули железные запоры на крепкой двери – люди конунга Вемунда заперлись в усадьбе.
Кари-берсерк устало опустил меч, тяжело дышал старик:
- Псы трусливые… Отродья… Тащите таран, сейчас мы их достанем!
- Нееет, не видать им легкой смерти, - зло прошипел Сигурд, отирая о чей-то плащ меч, - прикажем поджечь усадьбу. Пущай либо в огне и дыму дохнут, аки крысы, либо выскакивают сюда. К нам на мечи!
- Да ведь там Торстейн в заложниках быть может!? - изумился Кари, затем подумал чуть, и хитро прищурился:
- Хитёр ты, Сигурд... бережешь золото своего правителя, не хочешь платить предателю его долю? Что же, я тоже, пожалуй, не захочу славу и награду делить с Торстейном. Всегда я его ублюдком считал, и заступаться за его никчёмную жизнь не стану.

Хладир
С ДЛ

Дни бежали за днями, неотличимые друг от друга. Землю покрыл снег, и на душе Ассы Хладирской, чей срок приближался, тоже царила зима. Харальд уделял жене мало внимания, предпочитая возню с гриднями в поединках потешных и пьянки с молодым Хаконом. В качестве же досуга он принимал гонцов и вел мудрые разговоры со старым конунгом. Сегодня кюна с утра была особо не в духе: ребенок активно пинал ее изнутри и поясницу ломило. Нездоровие только ухудшило норов. И, как на беду, именно этот час избрал Харальд для визита к супруге.
- Доброго утра, жена, - улыбнулся конунг с порога. - Как мой наследник? Готовиться выйти на свет?
- Твой сын столь же нетерпелив, как и ты, - ответила мужа Асса, положив ладонь на живот. - Не хочет ждать отведенного ванами срока и пытается выйти. Видишь, пинается...
- Властитель родится, - Харальд прошел в комнату и обнял супругу.
- Конечно. В кого ему быть тихоней? - слова кюны были, вроде бы, правильные, но в тоне почему-то звучала обида. Будто желала она, чтобы младенец стал трусом, а не храбрым воителем.
- В моем роду малодушных не встречалось, - прошептал конунг.
- В моем тоже, конунг, - Асса гордо выпятила подбородок. - Однако же, доблесть твоя странна несколько. Думаешь, что неведомо мне, как вы с братцем Хаконом, от рабыни прижитым, мед пьете ночь на пролет, а после - служаночек задираете? Глядишь, так усадьба плодами доблести вашей до самого частокола заполнится.
- Это кто тебе сказал? - Пристально взглядом смерил женщину сын Хальвдана.
- Да о том вся усадьба судачит! - жена повысила голос, раздражение выказывая.
- У этой усадьбы слишком много болтливых языков, - процедил конунг. - Некоторые можно и повырвать.
- От того, что ты выдернешь языки слугам, животы у служанок не перестанут расти. сама слышала, как они хвастались перед дверью светлицы: мол, доблестен конунг на ложе, будто сам Фрейр.
- Это какие еще служанки?
- А ты уж и лица их позабыл? Ну и развратикик. Хоть бы сына своего нерожденного постыдился.
- Больно нужно мне служанок помнить, каких сотни, - огрызнулся Харальд.
- Скажи лучше, что меры хмельному не знаешь, - фыркнула Асса. - От того и девки все тебе на одно лицо. Ну, ладно бы пригожих рабынь только охаживал. Но Ингрид-то... вобла сушеная, ни лика ни тела. Чтоб на такую польститься надо и имени своего не разуметь.
- С ней был Хакон, - тут же бросил молодой конунг.
- А она говорит - обы вы были, да хвалили еще.
- И чего ты от меня теперь хочешь?! - Не выдержал Харальд, разъяряясь пуще жены.
- Обманул ты меня с Хильд, сокрыл полюбовницу от жены аш во Фьордах. А теперь - тут лиходейства творишь. Родит Ингрид сына - как делить его с Хаконом будите? Ему голова, тебе - тело?
Скрипнул зубами конунг, неприятно ему было обвинение, что строптивую мерянку он укрыл - сама сбежала от его гнева, дядю обманув, да толку теперь объяснять. Выдохнул зло и вышел из опочивальни.
Асса присела на ложе, стремясь успокоится. в ответ на гнев матери младенец, еще нерожденный, начал сильнее толкаться. На глазах кюны вскипали слезы обиды, ей же самою придуманной. То, как ушел муж, виделось ей доказательством, что все то - правда.
Однако же спустя время небольшое вновь дверь открылась - конунг вернулся, а в руках его был сверток, который он бросил жене:
- Вот, держи - голова тебе.
Простыни медленно окрасились алой кровью, протекающей сквозь ткань мешка.
Асса рукою дрожащею простыню развернула - и вскрикнула, без чувств упав на кровать. Голова Ингрид из свертка смотрела в потолок широко распахнутыми глазами. А через несколько часов первенец Харальда родился.

Гибель Снорри
+Сарина

Разозленные тем, что враг скрылся в усадьбе, вои не заставили долго ждать, когда Коршун отдал приказ. Живо распотрошив сараи и абмары, они раздобыли сухое сено и доски, которыми тут же обложили бывшую обитель Торстейна, ныне последнее пристанище Вемунда и Снорри.
- Жги! – рыкнул Сигурд, и тут же зачиркали огнива, задымились содранные бересты. Несколько минут спустя огонь весело пожирал приготовленную ему жертву, попутно приглядываясь к стенам усадьбы.
- Внимательно! Кто высунется, бейте сразу, - крикнул Ивар лучникам, что заняли позиции на палисаднике, - только за мальчонкой глядите. Ежели кто ему лоб стрелой проткнет, сам потом на кол сядет.
Прочие вои молча взяли понемногу зачинающееся пожаром здание в кольцо. Сигурд с Рогволдом подле главной двери встали. Весело потрескивало пламя, поднимаясь все выше и выше. Стало жарко, и вои сделали несколько шагов назад – невыносимо было подле огня находится. Повалил густой дым.

Снорри тяжелым взглядом конунга смерил, как бы пытаясь сказать, что он предупреждал его. Все кончилось именно так, как и ожидал ярл. Предательством во Фиордах.
- Прорываться будем, - твердо сказал викинг, к оставшимся в живых воинам обращаясь. - Если и не выживем, хоть погибнем в бою.
Воины кивнули, выстроившись небольшим, сильно поредевшим клином пред выходом. На острее Снорри сам оказался, твердой рукой меч сжимавший.
Густой чад просачивался сквозь щели в стене, дверях, ставнях, заставляя воев кашлять от едкого дыма. Да и припекать начало – не хуже бани. Ждать боле нельзя было. Снорри кивнул воям, что у дверей стояли, и те, крякнув, отодвинули тяжелый засов, настежь распахивая створки дверей.
- Вперед! – взревел ярл, прежде прочих на вражьи порядки вперед устремляясь.
Зло свистнули стрелы, сбивая бегущих фьердцев, вырывая из пронзенных глоток сдавленные стоны да колотя о удачно поднятые щиты. Едва ль можно было перекрыть оглушительный грохот, с коим столкнулись вои Снорри с захватчиками мерскими, но у викингов, на смерть спешащих, вышло. Яростный клич взметнулся над полем брани: некуда отступать, лишь кровью да сталью проложить путь можно было, по изувеченным вражьи телам.
Лихо рубил себе и юному конунгу проход пожилой ярл. Только свет солнца лучи сверкали на смертоносной стали его клинка. Вемунд кашляя из дома вывалился, спрятавшись за спинами воинов своих.
- Помнишь меня?! – лязгнул о металлический умбон тяжелый меч. Несмотря на царившую вокруг неразбериху, ярл узнал руку, что раз за разом обрушивала на щит яростные удары. Сигурд, тот самый Сигурд, которого он, Снорри, когда-то оставил с носом. Без кораблей, без добычи.
- Как не помнить, - усмехнулся Снорри. - Предателем был, предателем и остался.
Свистнул тяжелый меч воздух рассекая, с хищным блеском к шее пирата направился.
Закружила, завертела сеча Снорри и Сигурда, изредка позволяя им ударами обмениваться, поскольку приходилось следить как бы не сложить голову под случайным ударом сбоку. А возможностей таких у Снорри было множество – уж больно много мерцев к Торстейну пожаловало! И числом али умением, но противник, втрое или вчетверо по количеству превосходящий, давить стал. Непросто стало старому ярлу сдерживать одновмеренно и натиск Сигурда, местью одержимого, и прочих желавших заполучить награду за голову ярла.
- За сколько продался щенку агдирскому? - в очередной раз столкнувшись с Сигурдом, прошипел в лицо ему Снорри.
- Спросишь у Хель! – прорычал Пират, щитом наотмашь ударяя.
Теснота боя не давала Сигурду размахнуться, да и Снорри был не первый раз в бою. Ушел от удара и тут навершием меча в лицо пирату наметился.
- Я тебя спрашиваю, а не Хель.
- Вот тебе ответ! – окантовкой щита удар в сторону, Сигурд клинок тяжелый со всего размаху на Снорри обрушил. Взвыл воздух, путь разъяренной стали давая.
Крякнул Снорри на щит удар принимая. Онемела рука, но сдержала оружие, лишь царапнул меч по лицу. Без замаха ткнул в бедро мечем Снорри. то бой был, а не поединок.
Укол достиг цели и наверняка бы прошил треклятого пирата насквозь, если бы не кольчуга, плотным переплетением стальных колец встретившее меч. Достаточно силы вложил ярл, чтобы пробить защиту, но недостаточно, чтобы рана глубокой оказалась.
И в следующее мгновение пришел ответ, тускло сверкнув лучиками осеннего солнца. Захрипел Снорри, кровью горячей сквозь распоротую шею брызжа. Тело онемело, наливаясь холодной, словно свинец, тяжестью. И не поднялась рука, чтобы второй удар отразить, с лихим свистом срубивший седую голову…
Зарычав, в последнем порыве ринулись в бой вои ярла убитого. Пытаясь убить Сигурда, что отправил Снорри в Вальгаллу.

Хисинг. Халльвард и Сигтрюгг.
(простите за долгое отсутствие))

Прочь от горестных мыслей, от тягостных дум, вдаль по морю, по ровной глади; пусть поет ветер, натягивая паруса, пусть плещутся волны о дерево весел, пусть…
Там, за спиной, Сарасберг, вторым домом когда-то ставший, а ныне казавшийся чужим и таким холодным, неприветливым. А тот дом, что родным был – там, впереди, - там, может, и не ждут вовсе. Вот ведь не было горя, так сразу же рана в горло нашлась. Одно дело – знать, что, несмотря на теперешнее одиночество, есть кому к тебе вернуться, и другое – знать, что вернуться некому. Халльвард, к мачте прислонившись, грел перстень дареный в руках, вспоминая Асгаута…
Пусть останется хотя бы память.

На Хисинг приплыли братья с частью дружины в самой середине дня. Видно, заметил кто-то приближение их корабля, потому как на берегу, когда причалили они, встретил их сам Торхалльи несколько воинов.
- Да вы не иначе как на праздники приехали? – бывший дружинник, а теперь имением управляющий, пожал руки Вебьернссонам крепко.
До "материнской ночи", кануна зимнего солнцестояния, всего день оставался, а там – дюжина да еще день, вернее, ночь празднеств.
Темное время, брешь между двумя годами…
- И на праздники тоже, - отвечал Сигтрюгг.
- Конечно, чего бы вам не остаться, - продолжал Торхалль, обрадованный встречей и потому, к раздражению Халльварда, не замолкающий, - в кругу семьи ведь встречать Йоль принято, семья-то ваша тут. С братишками вашими познакомился, херсир Халльвард, удивительно они на вас с братом похожи…
Сигтрюгг прервал его движением ладони.
- Давай отложим разговоры пока, - он выразительно указал управителю взглядом на старшего брата. – Лучше за столом обсудим все, нам тоже есть что рассказать…

- Значит, убит? – переспросил Торхалль.- Жаль его.
- Чего уж тут жалеть, - проронил Халльвард, пустой кубок вертя в руке. – Жизнь за Харальда положил, как и подобало ему.
- А вам теперь продолжать его дело, - напомнил дружинник бывший, - не забывай об этом и не давай печали себя подчинить. Наполните кубки и выпьем за Асгаута-ярла, за храбрость его и доблесть! Авось и он за нас в Вальхалле пропустит чарочку с Одином…
Стоя осушили свои кубки все, кто за столом был. Взглянул в этот момент Сигтрюгг на дядю своего, Вестейна, за другим концом стола стоящего – и поразился ненависти, бывшей на лице того, когда Вестейн смотрел на Халльварда.
- Выйдем ненадолго, Торхалль, - шепнул Сигтрюгг управителю, когда сели они за стол вновь. И только когда дверь входная закрылась за ними, младший Вебьернссон спросил:
- Что произошло тут без нас? Дядья каждый грознее тучи глядит…
- Э, - махнул рукой Торхалль, - сам ведь понимаешь, моему назначению-то здесь никто особо не радовался. Имение хоть и вам с Халльвардом принадлежит, однако дядьки ваши не оставляют надежд его к рукам прибрать. А уж после расправы, которую здесь учинили до того…
- Я и не ждал, что любви к нам с братом прибавится здесь, - горестно обронил Сигтрюгг. – Что же, выходит, нам здесь и опасность может грозить?
- И еще какая, - кивнул Торхалль. – Когда я приплыл сюда, чуть ли не бунт здесь устроили. Но удалось усмирить их… мы держимся пока лишь тем, что очень много тут людей, вашему отцу и вам верных. Ульвбьерна, что прежде тут заправлял, не особо любили, а некоторые даже радовались, его голову, к воротам приколоченную, увидев. Но не все… не все, - он многозначительно на дверь оглянулся.
- Я все это Халльварду позже передам, - Сигтрюгг взошел на порог. – Будем остерегаться… а сейчас надо вернуться, чтобы не заподозрили чего. Хотя верно, уже заподозрили.

Усадьба Торстейна. Огненное погребение конунга Фьордов.

(с Сариной)

Викинги сражались словно дикие звери, выкрикивая имя убитого ярла. Раненого Сигурда закрыли щитами побратимы и стали отбрасывать нападавших обратно к усадьбе, загоняя их обратно в пылающий дом. Слишком мало осталось бойцов на стороне Вемунда-конунга - падали воины Снорри Крушителя Драккаров, отправляясь в Вальхаллу вслед за предводителем своим. Тех же, кто ещё держался на ногах, кашляя и задыхаясь от дыма, тяжёлой пеленой окутавшего усадьбу, заставляли отступить обратно в дом, где языки пламени уже прорывались меж брёвен. И викинги отступали, закрывая собой юного конунга. А после и вовсе навалились осадники щитами и силой впихнули в дом уцелевших, да дверь захлопнули.
- Подоприте дверь! - кричал Кари своим воинам, глаза его пылали безумным огнём, - Пускай там задохнутся, пусть кашлем изойдут, да живьём сгорят! – седой берсерк бросил взгляд на Рогволда и его людей, но они, похоже, не собирались его останавливать, спасая Вемунда от жуткой участи.
Воины отступили вглубь, взявшись за топоры, в надежде прорубить выход с противоположной стороны, только предназначенные для убийства, не слушались они в дерево не желая вгрызаться.
Клети дома наполнялись удушливым едким дымом, прятаться от него было уже негде. Викинги хватались за грудь, падали на колени. В усадьбе царил невыносимый жар, а в щелях между брёвнами уже вовсю плясали язычки пламени. Многие воины срывали бронь и одежду, истекая потом и задыхаясь. Некоторые пытались вновь открыть тяжёлую дверь, вырваться наружу, чтобы от мечей вражьих смерть принять, но люди Кари надёжно дверь подпёрли.

Вемунд метался по пиршественной зале, требуя скорее стену рубить, чтобы вырваться из огненной ловушки. Мальчик уже в истерике просто бился, визжа.
Снаружи воины Рогволда и Кари молча смотрели, как полыхает усадьба огнём. Многие ежились и поводили плечами - представляли, верно, себя на месте несчастных пленников. Некоторые злорадно ухмылялись, а несколько бывалых воинов не стали дожидаться конца зрелища, да разбрелись по подворью в поисках добычи.
- Вот тебе и конунг Фьордов! - Кари повернулся к сыну, - Не видать ему больше нашего золота да серебра, что мы в походах добыли. Пресёкся проклятый род!
Огонь постепенно сжирал дерево и тех, кто в усадьбе был. Вемунд в какой-то миг просто дымом задохнулся, потому зря злорадствовали враги на улице стоявшие. Взвилось жадное пламя над усадьбой. Дом жалобно заскрипел - пламя бушевало внутри, превращая пленников в горящие останки. Послышались страшные отчаянные вопли... Обрушилась задняя стена, но выбираться из дому было уже некому - сгорел конунг и все его люди. Рушился и оседал дом Торстейна-херсира, пожираемый огнём - стал он посмертным обиталищем Вемунда, юного правителя, которого неудача великая постигла.

Хисинг. Вебьернссоны и проч.

Ночь была на редкость темной, а может, просто казалась таковой – все же по сравнению с остальными это была особенная ночь.
Самая важная. Самая длинная в году.
Торд и Торгейр сидели на лавке и внимательно слушали Сигтрюгга, который с воодушевлением расписывал им значение праздника Йуле. Торхалль, сидевший в углу, на краю лавки, посмеивался в густую бороду.
- … и все миры сходятся в Мидгарде, - Сигтрюгг сделал огромные глаза, изображая движениями рук, как именно сходятся эти миры. – Боги и богини ходят по земле, так же как тролли… О, я однажды видел настоящего тролля!
Малыши вздрогнули.
- Он был во-от такой огромный, заросший мхом и лишайником, а воняло от него, - Вебьернссон едва сдержался, чтобы не сказать "как от дядюшки Вестейна", - как из выгребной ямы. Он шел и длинными своими лапищами задевал землю…
- И вы с Халльвардом с ним дрались? – затаив дыхание, спросил Торгейр.
- Что ты, - серьезно покачал головой Сигтрюгг, - разве мы бы с ним сладили. Растоптал бы и не заметил! Но тролль прошел мимо и не увидел нас, вот нам повезло-то…
Торхалль не выдержал и хохотнул, тут же скрыв смех за притворным приступом кашля.
- Да, вот так-то, - строго взглянув на управителя, закончил Сигтрюгг. – Так что не бегайте на улицу одни ввечеру. Тут может бродить кто и пострашнее троллей…

Трещал, вздымая языки пламени и выбрасывая яркие искры, костер. Халльвард ворошил ветки длинной палкой, чтобы те не вздумали погаснуть раньше времени.
Пока вращается веретено богини Урд…
Сигтрюгг неслышно подошел сзади; он ступал совсем бесшумно, словно крадущийся в курятник лис.
- Охраняешь дом от злых духов? – рука младшего брата легла на плечо неожиданно, Халльвард вздрогнул и напрягся, но поняв, кто это, облегченно вздохнул.
Пока открыты проходы между мирами…
- Да этот дом от дядек наших охранять надо, а не от духов. Во всяком случае, даже йотуны больше пользы, чем Вестейн с прихвостнями, принесли бы.
Халльвард, которому младший брат его обо всем, что от Торхалля узнал, рассказал подробно, с большим подозрением стал относиться к каждому слову родственников, что на Хисинге жили. Да и не только к словам… даже еду, которую ему подавали за общим столом, сперва давал собаке попробовать, чем вызывал невероятное возмущение у всей здешней родни.
- Знаешь, такая ночь сегодня, - тщательно слова подбирая. Сигтрюгг заговорил после долгого молчания. – Не след тебе быть тут одному, вот я и решил…
- Спасибо, брат, но я хотел…
- А еще, - перебил его тот, - в эту ночь даются клятвы, которые нельзя нарушить.
Молодой херсир прищурился, разглядывая отблески костра на лице брата.
- Халльвард, давай поклянемся, что не оставим друг друга. Что бы ни случилось.
- Неужто после всего, что мы вместе пережили, нам нужны какие-то клятвы? – усмехнулся он. – Ладно же. Я обещаю, что до смерти своей тебя не покину.
- И я в том же клянусь, - отвечал Сигтрюгг. Братья обнялись крепко; костер все потрескивал, выстреливая искорками в темноту.

- И насчет отравы какой я думал, - продолжал разговор Вестейн, - но гаденыш мелкий собаке прежде все скармливает, чем сам в рот берет.
- Как будто знает, - Бруни, старший брат вестейновой жены, покачал головой, зло перед собой глядя. – Это его мужик этот надоумил, я уверен.
- Торхалль-то? - собеседник его сжал кулак и распрямил пальцы, хрустнув суставами. – Сразу он мне не по душе пришелся. Проклятые харальдовы слуги…
Вейстейн в душе все еще оставался верен Гандальву Серому, как и многие на Хисинге. Даже после того, как голову Ульвбьерна прибили к воротам, показав, как поступает Харальд-конунг с предателями.. Да пусть поступает, как ему заблагорассудится, думал Вестейн, где мы, а где Харальд? Ульвбьерн-то дурак был, выставился против мальчишек, а мальчишки хитрые, как хорьки... Тут по-другому действовать надо – избавиться от них, пока приехали, и все дела. Но ведь прибыли они с дружиной, а всех не перебьешь – придется и с Торхаллем тогда расправиться, а это верная война с Харальдом или Рагхильдой. Нет, здесь нужен был какой-нибудь роковой случай, чтобы все поверили, будто Вестейн не при чем, и мальчишки сами виноваты в своей смерти. Яд был все же не слишком подходящим решением, что бы ни говорил Бруни…
Но сейчас такое время, что произойти может что угодно – духи бродят по земле, и кто знает, что придет им в голову.

О Рогволде, братце его Сигурде и чуть-чуть об отроке Иваре

Соблазн отпраздновать смерть молодчика-Вемунда и опекавшего его Снорри у мерийцев разом пресек Ровголд, который, памятуя о том, что целью его было не обезглавить Фиорды, лишив их конунга, но заставить их признать в Харальде своего повелителя, а в Коршуне – его законного посланника, не позволил воям задержаться в усадьбе Торстейна. Не медля ни дня, он выступил по направлению к усадьбе Вемунда.
Пусть Фиорды не шибко любили мальчишку, однако мужи, что лично присягали Аудбьерну, а потому и Вемунду, не забудут убийства последнего. Покуда дурная голова последнего из них не отделится от бренного тела, праздновать победу рано. Меньше всего Рогволду хотелось заполучить второго Сельви, который бы грабил и вырезал деревни во славу давно почившего конунга.
- Насилие порождает насилие, брат, - как-то после доброй кружки медовухи хмыкнул Сигурд.
- Не тебе меня укорять, - рассмеялся Рогволд, - уж не голова ли Снорри к крупу твоего коня прикручена? Что-то сомневаюсь, что ярл расстался с нею добровольно, по обоюдному вашему согласию.
- Ну, положим, добровольно, но лишь наполовину.
- Это ж как?..
- А вот так. Голова бы его от тела не отделилась, не отруби ее в нужный момент мой меч, - кося пьяными глазами принялся объяснять Сигурд, видно было, что смех он сдерживал с большим трудом, - соответственно, не будь моего меча, не болталась бы голова Снорри у меня на седле. Значит, в том половина доброй воли, ибо меч мой действовал исключительно по моему желанию и никак не вопреки ему. А значит, в том аж на одну половину доброй воли.
- Иди проспись, - зевнул Рогволд.
- Нет, ты послушай, брат, я ж о другом сказать хотел. Объединять Норвегию огнем и мечом оно, конечно, можно. И, глядишь, получится это у Харальда. Или у кого другого получится. Но, представь, помрет Харальд или этот кто-то другой. И что тогда?.. распадутся на маленькие, крошечные части все владения его. Ярлы же не меча и огня боятся, а скорее конунгу доверяют. Не сталь землю завоевывает, а авторитет того, кто эту сталь несет.
- Увы, но в том природа человека. Умирать. И забывать об умерших.
- Да, правду говоришь. Значит, нужно установить такой закон – для всех – чтобы он сам по себе существовал, без того, кто закон этот устанавливает.
- Закон недолговечен. Закон стоит на том, чтобы подчиняться и жить в вечном страхе наказания за неподчинение. Стоит пропасть мечу, которым закон подпоясан, как пропадает и закон.
- Значит, нужен такой меч, который не исчезнет.
- Не бывает бессмертных людей.
- И правда, брат, - усмехнулся Сигурд, сверкнув неожиданно протрезвевшими глазами, - людей бессмертных не бывает.
Воцарилась тишина. Наконец, Рогволд произнес, поглаживая бороду, в коей уже поблескивали седые волоски:
- Ох и дурное же ты говоришь. О богах толкуешь? Да и не о наших, как я погляжу?.. О ромейском?..
- О нем самом.
- Вот, что я скажу тебе, брат, - после недолгого молчания сказал Рогволд, тверже камня и холоднее льда был его голос, - ты о мыслях своих не смей никому рассказывать. Люди, на чьих костях мы воздвигли нашу власть, не поймут смысла, скрытого за ними. Для них их вера – все равно, что кости, на которых мясо держится. Знаешь, что бывает, когда ломаешь ногу аль какую другую конечность?.. знаешь. Одним словом запри свои мысли на замок покрепче и запрячь в себя поглубже.
На том примерно и окончилась их беседа.
На следующее утро мерское воинство вышло к деревне, что недалече от усадьбы Вемунда расположена была. По слухам и рассказам крестьян, что встретились по пути, крепко усадьба стояла – частокол двойной, высокий, ворота железными скобами оббитые, лучники на башнях в большом количестве да и за стеной тоже немало расположилось. Не хотелось Коршуну терять людей силой пытаясь взять то, что можно взять иначе.
- Всяк, кто присягнет Харальду, кто обязуется вносить за землю и доход с земли должную плату Рогволду, его посланнику и наместнику в Фиордах, будет пощажен! - громко, так, чтоб последняя деревенская крыса слышала, кричал Ивар, - остальных же на кол посадим, повесим али в хатах ваших поспаляем! Пришло время нового порядка!
Крестьяне, толпою окружившие Ивара и небольшую горстку воев (полтора десятка гридней захватил с собой сын Коршуна), понуро глядели под ноги. Их было не в пример больше, да вот только никому в голову и мысли за оружие взяться не пришло. Трусливы бонды. Впрочем, о каких подвигах можно думать, ежели под деревней дружина Коршуна встала, не меньше сотни воев?..

Транделаг. Усадьба Хладир.

С тех пор, как родился сын Харальда, владения Хакона пребывали в веселье да празднествах. Асса, столь припозднившаяся с замужеством, теперь дневала и ночевала у колыбели, ревниво следя за благополучьем дитяти. Впрочем, мужчин занимало то мало: подержав на руках сына, конунг Агдирский отправился праздновать. Хакон Хладирский был не менее зятя рад продолжению рода – а потому мед в усадьбе полился рекой. Гости, и прежде катавшиеся как сыр в масле, ныне и вовсе сделались почти что обласканными домочадцами. Естественно, ласки те едва ль ограничивались вкусной едой. Конунг транделагский, окрыленный появлением внука, махнул рукой на все шалости Харальда с присными. А против воли Медведя слова на скажешь, да и не особо хотелось. Хмельной дух праздника летал по усадьбе, не затронув, казалось, только Эйсван. Ее срок тоже был близок, и ныне обиженной кюне казалось, что забыли про нее все. Муж носится с младенцем Харальда, как девица с новой одежей. Сам Харальд или бегает по лесам за дичиной, или гоняет гридней в потешных учениях. И, разумеется, пьет да гуляет вместе с Хаконом младшим. Последнее обстоятельство особенно удручало: Эйсван казалось, что полюбовник к ней охладел, и винила она в том не рожденного пока сына. Мнительность, присущая женщинам в тягости, шептала ей, что красота ее пострадала. К тому же, старухи, ревниво следящие за здравием кюны, велели ей избегать мужских ласок. Желая удержать при себе молодого любовника, Эйсван легко бы нарушила тот запрет, коли б не страх. Вдруг Фрейа и впрямь покарает за блуд, младенца отняв? Муж ведь дознается о причине: лекари, говорят, по биению сердца знают все о здоровье, а ныне в усадьбе аш двое заморских целителей. Вот и пришлось Эйсван смотреть, как любимый ее обнимает покорных рабынь, вслед за Харальдом. После похода Хакон младой ходил за агдирцем, как хвост. Видно, купил чем-то Холя конунжья – закон, однако же не похоже, чтобы юношу положение то тяготило. Ныне страдала только Эйсван, и горе ее углублялось бессилием. Это Асса, супруга законная, могла Харальда девками попрекать, а у Эйсван не было прав поучать неженатого пасынка. Муж же, на робкие речи ее о поведении младшего Хакона, небрежно велел жене смирить бабью ревность: мол, все равно пасынку не быть конунгом вперед ее, Эйсван, сына. Слова грозного конунга лишь усилили тоску молодой кюны: она почти желала, чтобы вместо сына у них с мужем родилась дочь. Тогда положению Хакона младшего, как единственного сына старого конунга, ничего не будет грозить. А уж потом она своего не упустит: родит второго младенца от юного Хакона взамен пожилого.

Разорённая усадьба Торстейна. Кари-берсерк и его люди.

В воздухе ещё пепел усадьбы Торстейна покойного кружился, а Кари уже отправил гонцов к правителям окрестных земель с вестью о гибели Вемунда. Не шибко любили они юного конунга, как и его брата Аудбьерна, что требовал у подданных злата и воинов уводил на верную гибель. На том и порешили: предложить лендрманнам и херсирам Фьордов признать своим конунгом Харальда. Кто же не согласится с тем – потеряет всё, что дорого ему, и жизни лишится.
- Нет теперь во Фьордах вождя, что сможет противостоять Косматому! – так говорил Кари своему сыну, - Надо созвать тинг. Многие, как и мы, примут его своим правителем. Те же глупцы, что решат ему воспротивиться, потеряют земли и власть. А кому власть достанется?
- Харальду-конунгу и тем, кто принёс ему голову Вемунда. - отвечал Эйвинд-Ягнёнок, - Сегодня ветер дует в наши паруса, отец, но ветер изменчив. Как Торстейн, предавший Вемунда, получил вместо злата конунжьего да серебра только железо и огонь, так и…
- Не смей меня сравнивать с этим глупцом! – ударил берсерк кулаком по столу так, что расплескалось пиво в глиняной чарке. Эйвинд замолчал. Кари посмотрел на него так, словно собирался и его кулаком вогнать в земляной пол:
- До сих пор моя удача была со мной и впредь не оставит! Только толковыми сыновьями, вижу, обделили меня боги!
Помрачнел Ягнёнок лицом и, поднявшись, вышел из дома, что раньше трэлям Торстейна служил пристанищем. Кари же трапезу в одиночестве продолжал… только веселье всё, что берсерка охватило после удачной битвы, ушло куда-то.
Люди Рогволда отправились в набег на усадьбу. Викинги Кари продолжали грабить двор Торстейна – делили уцелевших рабов, скот, оружие. Сокрушались теперь: самый богатый дом сожгли! Но обгоревшие останки усадьбы обыскать не решились.
- Думаешь, доброе дело мы сделали? – Эйвинд подошёл к Эйрику Топору, задумчиво глядевшему на золу и угли, в которых покоились ныне конунжьи кости, - Отдали Фьорды Косматому и его коршуну…
Эйрик глянул в глаза ему:
- Знаю, о чём думаешь. Предательство, мол, Кари совершил, а мы все за ним пошли. Только понять тебе следует: если бы не этому двору гореть сегодня, то завтра – нашему двору гостей от Харальда принимать с мечами в руках. Твой отец умён, оттого за ним люди идут. Ему и служить стану, а не Рогволду или Косматому. А после – тебе, потому наживай свой ум и отца слушай.

Гутхорм открыл глаза. После вчерашней пытки болело всё и особенно голова, а во рту был мерзостный привкус крови.
"Губу что ли прикусил?" - мысли катились тяжело, словно громадные валуны в ещё не разогнавшейся лавине.
С трудом подняв голову, ярл оглядел пиршественный чертог, сейчас более похожий на поле брани. За столом остались лишь он, да ещё чья-то рыжая голова тяжело упиралась в столешницу могучим лбом.
- Свэн, - хриплым голосом позвал Гутхорм. - Ты живой?
- Не тряси стол, ярл, а то помру, - раздалось в ответ. - Ты что вчера последнее помнишь?
- Сивуху, - Гутхорм аккуратно опустил голову на кулаки. Надо было кликнуть слуг, но одна мысль о громком звуке была болезненной.
Ответить ему Свэн не успел - дверь с грохотом распахнулась и в зал шагнул юнец в плаще на волчьем меху.
- Гутхорм-ярл! - рявкнул он, насколько позволял ещё не сломавшийся голос. - Я Эйнар, гоне..., - договорить он не успел - боевой нож, пущенный рукой Гутхорма, вонзился в стену чуть левее его головы.
- Постарел ты что ли? - открыв один глаз и медленно повернув голову, тихо спросил Свэн
- Не иначе, - грустно ответил Гутхорм. - Я в горло целил. Ну да ладно...эй ты! Не ори, во-первых, не видишь, плохо нам! А, во-вторых, говори, с чем пришёл и кто таков. Тихо говори...
- Я Эйнар, - не в пример тише и полуприсев начала паренёк. - Гонец конунга Харальда. С вестью благой приплыл, что в Хладире у владыки сын родился...Гутхормом назвали!
- Как?! - заорал ярл, единым духом взлетая с лавки. - И ты молчал, не сказав эту весть с порога! Срочно будить всех! Я собираюсь в Хладир!
Свэн Рыжий с тихим стоном упал с лавки на пол. От вполей Гутхорма ему стало ещё хуже...
К вечеру, из Мера отплыли несколько драккаров. Гутхорм с частью своих воинов и Свэн Рыжий с хирдом шли поздравить Харальда, отцом ставшего, и обсудить с ним дела дальнейшие...

Транделаг. Конунг Хакон.

Вести о том, что бонды видели корабли, похожие на драккары Гутхорма, близ берегов Транделага, заставила старого Хакона отвлечься от празднеств. Воистину: продление рода есть величайшее благо, и славно, что первым родился у Харальда сын, да еще – вослед за вестями победными. Хорошее то знамение, и не надо жрецом зваться для толкования. Великим воином станет дитя победившего, эдак асы свою благосклонность высказывают. Однако же, вороги не дремали, и вести о приближении Гутхорма Оленя Хакон воспринял как весть: достаточно лагоде предаваться, надо уж и о ратных свершениях побеспокоится. пламя мятежа, вспыхнувшее было во фьордах, ныне тлело умирающими головешками. Но Гандальв Серый в Альвхеймаре пока что не отправился к Хель и вовсю скалил зубы на Агдирского волка. А ныне Волк и Медведь – в одной лодке, и родом единым уж стало. Так что для блага внука ему, Хакону, следует силушку поберечь да хитрость на помощь призвать. Охотники справные знают: не только силой великой хозяин пчел славен – но и лукавым умом. Так что все время, потраченное берсерком на борьбу с упрямыми волнами, старый медведь в раздумьях провел. И в итоге на пристани Гутхорма с соратниками встречала не челядь, а сам властелин транделагский.

Гутхорм-ярл. Путешествие в Транделаг
________________________________________

Почти всё плавание провёл Хрингарийский Олень либо на скамье гребца, без устали работая веслом, либо под бортом, где лежал, завернувшись в плащ. Гутхорм чувствовал, что приближается нечто очень важное, а потому мысль его блуждала в глубинах памяти. Он вспоминал тот далёкий бой в усадьбе Хаки, куда он с присягнувшими ему берсерками и Харек Волк со своими воинами пришли, как гости на свадьбу, а уходили победителями. Это было первое серьёзное сражение Гутхорма, носившего тогда прозвище Юный конунг, и оно оставило ему сразу две отметины, словно напоминание: седая прядь на правом виске и шрам точно в центре ладони, куда попал наконечником своего копья Хаки-берсерк незадолго до своей смерти. Потом пришла ещё более далёкая картина: грубое мужское лицо, по самый нос заросшее спутанной бородой и искажённое яростью. Той самой яростью, которую Гутхорму ещё только предстоит испытать. И летит его нож в грудь воину, превосходящему его и могутой и уменьем, и вытягиваются удивлённо лица опытнейших из берсерков, уже понимающих, что сейчас должно случиться...
"Где вы, друзья?" - беззвучно прошептали губы ярла.
Ответа не было. Век берсерка короток и все, кто присягнули ему в тот день уже пировали у Одина в чертоге, а Харек был далеко. Очень далеко. Чувство одиночества и странной тоски по прошлому снедало Гутхорма, но он знал - это пройдёт. Просто море и корабль решили ему что-то сказать. А он не понимает, ведь не жрец и не вещий колдун.
"Сестра, ты лучше меня читаешь знаки Богов...", - долетел до ярла из прошлого его собственный, только ещё не окрепший, ломающийся, голос, и Гутхорм улыбнулся. Нет, у него всё ещё есть сестра и племянник, а значит есть ещё смысл топтать Мидгард.
"Одноглазый! - подумал он весело. - Я к тебе ещё приду. Но не сейчас!"
В Транделаг прибыли с рассветом. Гутхорм ждал, что встречать его будут воины, да какой-нибудь доверенный ярл Хакона, однако, Рысьи глаза ещё издали разглядел на пристани статную фигуру конунга Хладира.
- Здоров будь, Хакон! - сказал Гутхорм, спрыгивая с борта драккара. - Благодраность прими нашу за честь, что ты оказал!
левее с шумом въехал в песок корабль Свэна Рыжего.

Транделаг. Пристань. Хакон, Гутхорм, Торлейв и все, все, все.
ДЛ со Скальдом и Оррофином.

- И тебе поздорову, Гутхорм, - ответил Хакон, внимательно оглядывая дядю Харальда. Но ни битвы, ни возлияния после победы не могли поколебать силы грозного берсерка. На Хакона с палубы драккара взирал грозный воитель, и старец остался доволен осмотром. - Была ли с тобой милость Ньорда, хорошо ли добрался? Харальд и сын его уж давно ждут явления твоего корабля. Мыслю я - пора представить наследника асам, но без тебя мы обряд провести не решились.
- Ньорд испытал нас, когда от Мера отошли, но потом милостью своей не обделил, - качнул головой Гутхорм. - Хорошо, что меня дождались, по чести это! Да я и не один, как ты, конунг, видишь, приплыл...
- А без меня решитесь? - Торлейв выбрался откуда-то из кучи мешков, в беспорядке наваленных на палубе, и проворно соскочил на доски причала
- Ну, что ты, жрец, - Хакон спрятал улыбку в густых усах. - Твой опыт будет нам кстати, тем паче, что ты, мыслю я, и самого Харальда в вере нашей воспитывал. Глубоки корни традиций в земле Транделага, и я, как властитель, их всецело поддерживаю.
- И тебе здравия, процветания и лет долгих, Хакон, властитель Транделага - произнес жрец, поклонившись
Гутхорм нахмурил светлые брови, но промолчал. Нелюбо ему было то, что жрец пробрался на его драккар тайно, но и свару он устраивать не хотел.
- А ещё со мной пришёл опытный и умелый хёвдинг, который подспорьем нам неплохим станет. Свэном Рыжим кличут, слыхал ли о таком?
: - Слава этого воина бежит впереди него, как рассвет предварят восход девы-солнца, - кивнул Хакон Трондский. - Я рад видеть его в своих землях - и вод знаменем Харальда. Но, не пора ли нам пройти в дом а жрецу - подготовить обряд? Даже конунгам ожиданье не любо, что уж молвить об асах?
- Асы умеют ждать - ответил Торлейв, - но негоже их заставлять слишком долго
- Прав жрец хитромудрый, - кивнул Гутхорм. - Должно нам поспешить и посвятить богам сына моего племянника!
- Посвятим. Я готов исполнить обряд, как должно, - сказал Торлейв.
Тем временем подошёл и Свэн Рыжий. Он слышал последние слова Хакона и намёк прекрасно понял.
- Поздорову тебе, тесть моего конунга! - произнёс он громко.
Хакон кивнул одобрительно: хоть и враждовал некогда Свэн с Хальвданом Черным, но ныне разум цепкий явил. А коли так - конунг лишь рад был приветить подобного война. Старик положил руку на плечо Гутхорму, увлекая родича нового в сторону конунжьего дома. - Пойдемте, отметим приезд. А жрец пусть готовит обряд да нас кликнет попозже.
- Как скажут владыки, - ответил Торлейв, кивнув. - А кто хозяйством тут распоряжается?
- Хакон млад, - конунг кивнул в сторону сына, что смиренно стоял поодаль, голову перед владыками опустив.
- Он даст тебе все, что в обряде потребно - лишь назови. Здесь для богов не жалеют ни руды, ни золота.
- Боги благоволят к такой усадьбе, и одаривают ее удаче и изобилием. - сказал Торлейв, пристально рассматривая Хакона младшего.
Тот поднял голову и слегка улыбнулся жрецу, с ходу увидев в нем схожую душу. О похождениях Торлейва с чужими женами
Хакон млад был наслышан, и, учитывая его положение, жрецу более, чем сочувствовал. - Я сделаю все, чтобы удача и впредь озаряла сей дом, - ответил он на слова служителя асов.
Торлейв учтиво поклонился в ответ. Конунги со свитою удалились в усадьбу, где дорогих гостей уж дожидались столы с угощением.

Харальд

Сын Хальвдана уставал от Хладирской усадьбы, пиры с молодым Хаконом уже не разгоняли его скуку, не смотря на то, что с каждым разом он пил все больше - ему хотелось вновь вести войско в бой, видеть как по его приказу сотни воинов бросаются на врага и ломают всякое сопротивление, как хрипят, умирая, враги, как разносится над полем битвы его имя, выкрикнутое тысячами глоток. Но здесь он слышал лишь пьяные крики и детский плач, постоянный плач - стоило только Харальду взять сына на руки, как тот, даже спящий, начинал реветь и успокаивался лишь вернувшись к матери. Молодой конунг успел возненавидеть этот вопящий комок мяса.
"И ему отойдет моя держава?!" Харальд с содроганием думал о том моменте, когда Гутхорм будет ему наследовать. Он назвала младенца в честь дяди, чтобы тот вырос храбрым и сильным мальчиком, но судьба словно насмехалась над ним! Каждый раз, после того, как конунг виделся с сыном - он звал Хакона Хаконсона и они много пили, причем столь много, что порой слугам приходилось относить их в покои. Однако в тот день, когда молодой Хакон встречал Гутхорма, конунг пил с Бардом, а потому - не смог даже выйти на порог, когда прибыли гости. Сам Бард, оставшийся более-менее трезвым, сказал, что конунг внезапно занемог и просил не беспокоить его некоторое время.
Немногим позже, Харальд велел позвать Торлейва - жрец поспешил явиться в скорости, поскольку и сам желал переговорить с конунгом с глазу на глаз. Протрезвевший Харальд встретил жреца хмурым взглядом в котором внимательный человек мог бы увидеть жажду чего-нибудь еще выпить, однако Торлейв решил, что конунг до сих пор таит на него обиду за прошлогодние события и согнулся в смиренном поклоне, спешно размышляя о том, как ему добиться прощения у государя.
- Приветствую тебя, почтенный жрец, - возможно Харальд говорил искренне, но мнительному служителю Тора в этих словах послышалось напоминание.
- Долгих лет тебе, славный конунг, - не поднимая головы отвечал Торлейв.
- Ты знаешь, зачем я позвал тебя? - Продолжил сын Хальвдана, Торлейв же решил, что сейчас ему конунг все обиды припомнит, какие были и какие не были, столь сурово звучал голос властителя, и потому решил повиниться заранее.
- Нет, но таю надежду, что милосердный конунг простит меня, если я в чем-то не оправдал его доверие, - со всем возможным достоинством произнес жрец.
- А, это ты про ту ирландку? - Харальд зевнул, показывая, что данная тема его не интересует. - Или еще на чью-то жену успел глаз положить?
- Видит Один, у меня и в мыслях не было, - теперь уже Торлейв клял себя за то, что не дослушал государя, поскольку тот явно хотел говорить не о его провинностях. - Рыжеволосая ведьма дала мне какого-то зелья...
- Довольно, - прервал его конунг. - Я больше не хочу слышать голословных обвинений относительно Харека или его семьи. Если тебе нечем подтвердить своих слов - лучше не касайся более этой темы, жрец.
Торлейв вновь склонил голову, хотя и хотел поспорить.
- Пока же только стараниями Харека удержана восточная часть моих владений, и если он раньше чем-то обидел меня - то его вина полностью искуплена верной службой.
После смерти Асгаута, более иных осуждавшего ярла-христианина, Харальд не раз задумывался о том, так ли серьезна вина Харека, как о ней говорили и, вспомнив о том, как осрамил он Эйрика Свейского, пришел к выводу, что сначала следует самому побеседовать с Хареком, а уже потом прислушиваться к иным новостям.
- Господин, ты наверное слышал уже, что Оттар Рваный убил верховного жреца, - так и не дождавшись, когда Харальд продолжит разговор, подошел к теме с другого бока Торлейв.
- Опять ты за старое, - вздохнул конунг. - Изловите Оттара - утопите, а меня более этим разговором не утомляй.
- Не о том я, конунг - место высокое опустело, нет у твоей державы Верховного Жреца, как бы не осерчал на нас Один...
"Понятно, на место высокое захотел, - улыбнулся Харальд. - Сколько его в снег не бросай, а все до власти охоч остается".
- И почему же мать моя, Рагхильда не созвала жрецов в Сарасберге, чтобы они выбрали достойного чести этой?
- О, господин мой, - протянул служитель Тора. - Один подлый человек смутил ее разум и ныне дает дурные советы кюне...
- Кто?! - Резко поднялся с ложа Харальд, а лицо его на мгновение исказила злая гримаса.
- Пришлый жрец, Трюггве, - вздохнул притворно Торлейв. - Он подлостью и коварством, словно змей втерся в доверие твоей матери и ныне желает стать Верховным жрецом в Агдире.
"Понятно, значит такой же как ты властолюбец - то-то вы характерами не сошлись".
- Какой негодяй, - покачал головой, пряча улыбку конунг. - И откуда же он взялся?
- Так отсюда, из Хладира как раз... - начал было Торлейв.
- Понятно, - остановил его Харальд. - Теперь слушай, я хочу чтобы ты провел все необходимые обряды над моим сыном, как старший из моих жрецов.
- Это великая честь, государь, - вновь поклонился служитель Тора, не обмолвившись, что о том его уже просили и Гутхорм, и Хакон.
- А теперь ступай.
Конунг махнул рукой, и жрец поспешил скрыться. То, что хладирские жрецы затаят на него обиду за такое решение Харальду было даже приятно - пусть знают, кто их конунг, а пока стоило узнать, что же это за Трюггве.

Cарасберг
Рагхильда Сигурдовна Черная (в девичестве Олень) и Трюггве

Тишину горницы кюны Рагхильды нарушил шум тяжелых шагов и шорох одежды.
Распахнулась дверь тяжелая, и в комнату, будто ворон в небо, влетел Трюггве-жрец, всклокоченный, испуганный, в порванных одеждах.
Следом за ним два воя, стражника правительницы, вошли, хмуро на провинившегося поглядывая.
Сама Рагхильда сидела у стены в кресле резном, да глядела куда-то вдаль, будто один из своих снов вещих с открытыми глазами смотрела.
Даже не шевельнулась она, когда жреца привели, а только вздохнула негромко.
- Кюна мудрая, за что в немилость я впал, за что слуги твои меня, как мешок с зерном, приволокли к тебе? Неужели не мчусь я сам по первому твоему зову? - тонко воскликнул Трюггве, пытаясь подняться, однако один из воителей правительницы грубо сапогом его в спину ткнул, не давая выпрямиться.
Лишь тогда повернула голову кюна и с презрением взглянула на жреца.
- Мчишься, - кивнула она, - Но не на зов мой, а за наградой и чином верховного жреца. Неужели того, чем одаряла я тебя за службу, мало тебе было? Неужто доверие, что оказала тебе, приняв и место хорошее предоставив, тебе в тягость было, что обмануть меня решил?
- Что ты, Вещая кюна, да я бы не в жизнь тебя не подвел, помня о доброте твоей и великодушии, - начал провинившийся жрец, подняв голову и глядя снизу на Рагхильду. Негодование от якобы незаслуженной обиды и удивление отразилось на его лице, да только волновался жрец, и сразу было видно, что лгут его глаза.
- Тихо, - глухо прервала его кюна, - Все, что тебе нужно было, ты уже сказал. Теперь я тебе скажу, а затем и руки моих слуг-палачей, к которым ты, мерзавец, отправишься после нашей беседы.
Рагхильда говорила негромко, но голос ее звенел по всей горнице. Холодный взгляд серых глаз неотрывно следил за Трюггве, будто пытаясь его приковать к полу ледяным колом.
- Я тебя доверием и золотом наградила, а ты еще наживы захотел. Виру, которую Харек Волк за убитого Фредрика заплатил, куда дел? Себе, чай, забрал, и живешь припеваючи, благородного воина оклеветав! Только и можешь, что клеветать на мужей честных! Помнишь - только приехал ты в Сарасберг - а тут же начал обвинять и хаять Хакона, что Харальду тестем приходится! Помнишь? Ни слова честного или доброго!
- Да как подумать можно было..
- Да тут не думать, Трюггве, надо. Тут надо раскаяться и золото украденное вернуть. И наказание за воровство и обман принять, как подобает мужу достойному. Хотя тебя достойным с трудом назвать можно.
- Мудрая, добрая Рагхильда, - снова затараторил обманщик, но правительница махнула стражникам устало:
- Уведите его в погреб, да узнайте, куда деньги дел.
Стража кюны снова схватила жреца провинившегося и, предварительно рот ему тряпкой заткнув, грубо потащила его вон из горницы в погреб.

Погреб
...
- Я скажу, скажу... - стонал жрец. Ледяная вода стекала со спутанных волос, глаза были выпучены от страха, а руки вывернуты и связаны так, чтобы не было ущербу, а только боль и неудобство от такой позы.
На спине его красовалось несколько свежих ран от прикосновений раскаленного железного прута, и хоть немного времени он провел в темном помещении, да все тело уже ломило от неудобной позы, ожоги на спине болели. Правая рука, на которой теперь три пальца распухли и искривились от сильных движений палачей, когда те ломали ему суставы, казалась опальному жрецу неутихающим горнилом боли.
- Говори, - спокойно произнес один из тех, кто пытал Трюггве.
Жрец, с трудом выговаривая распухшими губами слова, рассказал, куда дел золото, посланное Хареком в качестве виры за смерть Фредрика.
- От... отпустите.... - взмолился он под конец, теряя силы.
- Отпустим, - невозмутимо ответили ему, - Однако сначала кару ты понесешь за то, что осмелился кюну предать и доверие ее обмануть ради жадности своей и честолюбия.
С этими словами он приказал раскрыть жрецу рот и взял длинные щипцы...
Ворон сорвался с крыши усадьбы, испугавшись дикого крика жреца, которому вырывали язык...