У кромки леса Дарэк обернулся, успев заметить, что его лошадь несется к просеке, а юная всадница не может с ней справиться. То, что существуют люди, не умеющие ездить верхом, он и не подозревал. Но где же остальные? Почему не воспользовались его предложением? Это осталось для Дарэка загадкой.
Отыскать взглядом девушек он не успел, несколько всадников развернулись в сторону леса, надеясь перебить разбегающийся народ. Дарэк откинул предохранитель и выстрелил по вырвавшемуся вперед ингрийцу, замахнувшемуся на дряхлого старика с маленькой девчушкой. Болт попал в грудь всаднику, а его жертвы нырнули в кусты. Дарэк быстро перезарядил арбалет, собираясь подстрелить еще одного мерзавца, но было поздно – его заметили. А что он ожидал? Что будут безнаказанно палить по врагам?
И все-таки он выстрелил еще раз, правда, уже почти не целясь. В итоге жертвой пала ингрийская лошадь, увлекшая за собой на землю и всадника. Однако Дарэк этого уже не видел, удирая со всех ног через находящуюся рядом просеку. Конечно, бежать от верховых по открытому пространству с арбалетом (благо небольшим и легким), колчаном со стрелами и тяжеленной сумкой через плечо процесс малоприятный и неудобный, но, говорят, от страха люди и по лысым стволам наверх дерева залезают. Тут же всего-то пересечь просеку! За ней лес казался более густым и не проходимым. А если всадники не проедут, тогда они либо бросят преследование, либо спешатся, повысив шансы на удачное бегство.
Планы полностью оправдались. Лес был то, что надо! Лихо перепрыгнув через поваленное дерево, Дарэк возблагодарил богов и скрылся в бурно разросшемся кустарнике.

Маару разрывали на части инстинкт самосохранения и чувство жалости. Она понимала, что поодиночке шансов уйти от погони все же больше, но воровке очень не хотелось оставлять слепую одну. Занятая размышлениями на тему «А что делать дальше?», она сосредоточенно обматывала Айну повязкой, предварительно вырвав из бывшего платья клок ткани и прижав его к ране. Затем Маара принялась искать что-то в сумке, вытащила нечто, завернутое в ткань и тут только обратила внимание на глаза Айны. «Мда… Теперь понятно, почему она повязку носит… Хотя что я ожидала от человека с голубыми волосами?» - Маара перестала смотреть в странные глаза Айны, вытащила кинжал и разрезала сверток пополам. Там оказался хлеб. Маара положила половинку его на колени Айне.
- Так, это хлеб, сейчас я еще… - она вытащила из кармана плаща полотняный мешочек с деньгами, не глядя отсыпала примерно половину себе в сумку, а мешочек повесила Айне на шею. – Сколько в нем денег, я не знаю, но меди среди них почти нет. Ты сейчас сидишь спиной к тракту, Могилки по левую руку. Если… Когда ты туда доберешься, попробуй меня найти. Спрашивай о «наглой рыжей девке», не думаю, что таких там окажется много. («Если ты или я все-таки доберемся до Могилок» - мелькнула мысль в голове). Можешь спрашивать в гостинцах, моя фамилия… («Так, быстро нужно придумать, хватит и того, что теперь мое настоящее имя несколько человек знают. Дай’Шалинта… Как же ее подсократить-то» - заминка в несколько секунд)… моя фамилия – Линт, Маара Линт. Удачи тебе, Айна. Надеюсь, мы еще встретимся…
Маара запихнула остатки платья в сумку, связала концы порванного ремня и повесила сумку обратно на плечо.
Рыжая с грустью посмотрела на Айну, поднимаясь и убирая кинжал обратно в ножны. Потом отвернулась от слепой и направилась в глубь леса, решив отойти подальше от дороги. Ей не хотелось поворачиваться, Маара боялась, что жалость тогда все-таки победит в споре с чувством самосохранения, и она бросится обратно к Айне. Пройдя метров 15 по лесу, она остановилась и прислушалась: погони, кажется, не было. Тогда Маара повернула налево и пошла параллельно тракту, молясь кому-то о спасении своей шкуры. Она инстинктивно сжала висящую на шее монетку: это обычно успокаивало Маару, и придавало ей уверенность в своих силах.

- Так, это хлеб, сейчас я еще… Сколько в нем денег, я не знаю, но меди среди них почти нет. Ты сейчас сидишь спиной к тракту, Могилки по левую руку. Если… Когда ты туда доберешься, попробуй меня найти. Спрашивай о «наглой рыжей девке», не думаю, что таких там окажется много. Можешь спрашивать в гостинцах, моя фамилия… моя фамилия – Линт, Маара Линт. Удачи тебе, Айна. Надеюсь, мы еще встретимся…
Удаляющиеся шаги. Медленно моргнув, Айна спрятала деньги в голень сапожка. Хлеб пришлось держать в руках. Крепко сжимая его обеими рука, девушка не двигаясь просидела долгое время в глубокой задумчивости. Потом боль ушла, страх ушел, все ушло – ничего не осталось ни в душе, ни в голове. Айна уснула, во сне скатившись на землю.
Слепая проснулась через какое-то время, ей было совершенно не известно даже что сейчас на дворе – день или ночь. Да и это было не важно, главное сейчас встать.
-Вот так. – держась за камень свободной рукой слепая встала, припомнила направление указанное ей Маарой и вышла из укрытия. Казалось, что было тихо. В одиночестве слепая зашагала в сторону Могилок. Было как-то не уютно и не по себе, Айна по-минутно проверяла кинжалы изредка спотыкаясь об чьи-то руки и ноги.
-Прощайте, светлая земля и светлый небосклон,
Благословенные навек с прекрасных тех времен,
Когда твой облик озарял тьму северных земель,
Когда сту…
Айна прервала стих, ей показалось, что кто-то есть рядом, только кто? Или это выживший из беженцев или кто-то из солдат. Слепая просто остановилась, ничего не пытаясь сделать, просто стояла по середине дороги.

Дорога оказалась совсем недалеко: лошадь неожиданно послушно двинулась шагом, не пытаясь стряхнуть на землю неумелую наездницу, и не больше чем через пятнадцать минут среди ветвей обнаружилась дорога. Найда сползла с лошадиного бока и, подобравшись ближе, оглядела тракт. Она не поручилась бы, что ингрийцы уже уехали, но выглядело все довольно спокойно. Все еще не решаясь выйти и с ужасом глядя на разоренный обоз, девушка простояла бы в укрытии еще долго, но тут взгляд наткнулся на неровно бредущую среди тел фигуру. Голубые волосы ярко блеснули на солнце, и Найда, уже ни на что не обращая внимания, вылетела из кустов. Что случилось, почему слепая одна – где Маара, в конце концов?! Неужели…
Найда подбежала к ней и вдруг остановилась. Слепая – кажется, Айна, она называла свое имя – была без повязки. Конечно, ткань пошла на перевязку, поняла девушка. В голове бились разные неоконченные мысли, какие-то нелогичные обрывки – видно удар о землю все-таки не прошел бесследно. Значит, ранена? Но Маара была бы тогда с ней, и ведь в их компании еще, вроде бы, была девушка! Найда тихо ахнула, глядя на выступающие сквозь повязку на спине капли крови, и шагнула к слепой.
- Айна? Ты… Где остальные? Ты ранена? Что произошло, вы не успели уйти в лес? И… ты уверена, что ингрийцев уже нет здесь?

-Айна? Ты… Где остальные? Ты ранена? Что произошло, вы не успели уйти в лес? И… ты уверена, что ингрийцев уже нет здесь?
Айна с облегчением вздохнула, это была Найда.
-Остальные ушли в лес, что и тебе советую, тут небезопасно, может ингрийцы еще рядом, а через лес и в Могилки – там Маара.
Слепая говорила это и с ужасом понимала, что совсем не хочет, чтобы Найда уходила, девушку всегда охватывал необъяснимый страх, когда она оставалась в одиночестве. Сердце бешено колотилось в ожидании ответа, с одной стороны она не хотела, чтобы Найда пострадала, а с другой…а с другой стороны идти по незнакомой местности одной совсем не прельщало её.
-Хочешь есть? – Слепая протянула кусок оставшегося хлеба собеседнице.

- Хочешь есть? - слепая протянула ей кусок хлеба.
- Нет, Айна, это не дело - в одиночку идти, - уверенно сказала Найда в такт своим мыслям. - Знаешь, я думаю, мы позаимствуем здесь немного еды - им ведь уже не пригодится, верно? А нам еще до Могилок топать. Только... Давай сюда хлеб, не в руках же ты его понесешь? - Найда огляделась.
- Сейчас подыщем тебе какую-нибудь торбочку... Я пока к себе положу, у меня тоже немного есть.
Девушка переложила хлеб и вытащила из сваленного в кучу добра, слетевшего, видимо, с перевернутой телеги, мешок с двумя лямками.
- Вот! Хотя тебе на спину, наверное, не стоит? Как себя чувствуешь?
Найда заглянула в мешок: верно, что-то съестное и какой-то весьма многообещающий сверток. Сойдет. Девушка перекинула мешок на спину и повела плечами. Лямки немного жали.
- Пошли, Айна. Ты можешь идти пешком? В лесу, когда остановимся, я тебе какую-нибудь палку вырежу, чтобы удобнее было, а пока держись за меня, что ли. Лошадь только бросать жалко, но вдвоем мы на нее не влезем. - Найда вздохнула. - Парню тому вернуть надо бы. Ладно, идем.
Девушка потянула за руку слепую, другой рукой схватила повод и направилась к обочине.

Из того места, где притаился Дрозд, было плохо видно дорогу, но подползать ближе он не собирался. Ингрийцы оставили всё как есть, видимо спешили. Возможно там, рядом с фурами и сейчас оставались раненые. Возможно… Дрозд решил дождаться ночи, а уж потом выбраться на дорогу и взять то, что могло бы ему пригодиться.
Золотые молнии на чёрном фоне… Деревня, объятая огнём, крики, боль… Золотые молнии… Колодец, доверху набитый трупами, человеческое лицо на траве… Золотые молнии… Боль, лицо на траве, будто кто отдохнуть прилег, и только капелька крови из ноздри натекла… Золотые молнии… Горящий амбар, доска, выдираемая ногтями, вспыхнувшие волосы, боль… Боль… БОЛЬ!!!
Наверное, он задремал и теперь, очнувшись, никак не мог понять, куда подевались горящие стены. Ноющая спина и кожа рук напомнили, что стены остались позади.
Дрозд вжался в землю ещё до того, как понял, что ОНИ рядом.
Стук копыт и женский крик, удар, всхлип… Проклиная богов, Дрозд приподнял голову. Если бы у него оставались волосы, они бы непременно зашевелились, - там, возле перевёрнутой телеги, которую Дрозд видел даже из своего укрытия, были ингрийцы, человек, наверное, пять и рядом с ними две девушки. Одна прижалась спиной к телеге, а другая…
Рослый ингриец схватил за волосы лежащую у его ног девушку и рывком поставил на колени. Та вскрикнула, стоящие полукругом каратели засмеялись, и тогда Дрозд увидел…
Золотые молнии на чёрном фоне… Такие же шевроны, как на тех, в деревне… Дрозд уже ни о чём не думал, кто-то другой начал думать за него.

Дарэк ушел довольно далеко от дороги. Его никто не преследовал, по крайней мере, так ему показалось. Видимо ингрийцев не особо прельщало бездорожье, и они переключились на другую добычу.
Он остановился, прислушался… Ветер, скрип деревьев, шорох листвы… Вокруг лишь лес и ничего более.
Дарэк сел на землю, прислонившись спиной к дереву. Ноги устали, голова снова заболела, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Жаль, спиртного не осталось…
Однако следовало решить, что делать дальше. Самым разумным казалось немного вернуться назад и идти лесом вдоль дороги. Но, когда опасность отступает, способность трезво мыслить тоже притупляется. Вот и сейчас все мысли Дарэка вернулись к обозу.
Почему ингрийцы напали, было вообще не понятно. Зачем вооруженным всадникам преследовать обоз с гражданскими? Это ведь не военный отряд, который может представлять опасность! Ради грабежа? Только вряд ли в телегах припрятаны какие-то особые ценности. Тогда зачем всех поголовно уничтожать? Единственное, на что Дарэк мог списать случившееся, так это на чрезмерную врожденную жестокость ингрийцев. Лучшего объяснения у него не было. А вот вопросов было много.
Интересно, нападавшие уже убрались с дороги или нет? Всех убили? Или остались раненые, которым нужна помощь? Дарэку с детства вбивали в голову, что человеческая жизнь дороже всего, правда, в течение прошедших суток ему пришлось в этом разубедиться. Но все же…
Естественно, спасти от ингрийцев он никого не мог, тут свою бы шкуру сохранить! Но вот помочь раненым - это выполнимо. Значит нужно потихоньку вернуться к дороге и посмотреть, что к чему.
Придя к таким выводам, Дарэк заставил себя подняться и потащился обратно.

"Совесть - это самое ненужная человеку вещь. И жалость тоже. А доброта - вообще пережиток прошлого..." - Бормотала рыжая воровка, пробираясь обратно к месту, где оставался обоз. Проклятая совесть все же заела Маару, и теперь рыжая была полна решимости найти Айну. Когда она еще ближе подошла к обозу, бормотание стихло совсем. Метательные ножи, ранее спрятанные в рукавах теперь были крепко сжаты в руках, Маара была готова метнуть их в любую секунду. "Нет, я так и думала! Обязательно надо во что-нибудь вляпаться! Я еще могу понять, что на дороге делает Айна, но Найда! Помогите мне, боги! Кинжалов у меня два, а этих уродов пять! О небо, даже если я не промахнусь... " - Маара мысленно схватилась за голову: ее сил решительно не хватало на борьбу сразу с тремя ингрийцами. А помощи ждать не откуда, но если она будет медлить, Айну и Найду просто убьют!
"Что же делать? Если я метну кинжалы в двоих, тогда оставшиеся трое меня убьют... А это еще что..." – За спиной притаившейся в кустах Маары послышались чьи-то тихие шаги. Она обернулась - "Тот парень, вежливо уступивший мне лошадь и, похоже, он меня не замечает! У него вроде арбалет был, может, он согласится помочь? Если не застрелит меня, когда увидит…»
Глубоко вздохнув, рыжая сделала несколько шагов, очутившись прямо перед носом подходящего парня. Внимательно следя за тем, как подошедший держит арбалет, она была готова моментально убраться с линии огня, если ему захочется пострелять
- Эй, только не надо в меня стрелять! – шепотом заявила Маара (с дороги вряд ли можно было разглядеть что-то, а вот звуки вполне могли достигнуть ушей ингрийцев). – Ты не мог бы мне помочь в одном крайне важном деле?

Удача, как говориться, дело приходящее и уходящее. Айна в тысячный раз пожалела об том, что родилась на свет вообще. Неизвестно каким образом пять солдат оказались рядом так, что девушки их и не услышали и не заметили. Лишь стук копыт за спиной и звук бряцкающих доспехов, сообщающих о том, что солдаты спешились. События произошли столь быстро, что слепая не успела прийти в себя, как ее повалили на землю, справа послышался взвизг Найды. Айна хотела вытащить кинжалы, и с одним ей это почти удалось, как один из ингрийцев поставил ее на колени, резко подняв за волосы. С размаху он, сперва, ударил ее по лицу кулаком, видимо он решил не сразу убить свою жертву. От удара голова отвернулась вправо - Айна издала очень странный звук, толи всхлип, толи вскрик. Его друзья дружно захохотали, девочке стало жутко обидно и больно, из черных глаз ее потекли слезы. Но, от боли и злости девушка, зная, что наверняка вот сейчас умрет, не поворачивая головы, всадила свой кинжал в ногу солдата. Доспехи затормозили столкновение тела и кинжала, однако лезвие вошло довольно глубоко. Солдат ойкнул и выхватил свой меч.

Найда поправляла сумки и сперва не заметила приближения всадников. Только когда послышался глухой удар, она оглянулась и закричала, отшатываясь к телеге. Несколько секунд ей казалось, что все еще можно исправить, когда же Айна внезапно всадила в ногу солдата нож, Найда пришла в ужас. Уже не слишком рассчитывая свои действия, она, взмолившись всем богам сразу, упала на колени, прикрывая Айну, обняла слепую и заговорила.
- Добрые люди, не тронете убогую, - упирая в слабых местах больше на интонацию, начала она. - Веду сестру свою бесноватую, слепую, на излечение, говорят, появился в дальнем краю святой отшельник, Бога узревший, единственно истинную веру знающий. Сестра моя припадочная, не ведает, что делает, меня вот тоже поранила однажды... - правой рукой девушка незаметно нашарила небольшой острый камень - отработанное движение, и он спрятался в рукаве. - Не ведает, что делает, - повторила она.

Дёрн под ногами мягко отпружинил, и Дрозд выскочил на дорогу. Его заметили, один, с арбалетом, отступил на шаг, привычным взглядом оценил расстояние. Синеволосая девушка ахнула, получив под рёбра кавалеристским сапогом и другая, стриженая, бросилась к ней. Трое вытащили мечи, не спеша, двинулись на Дрозда. Они шли правильным треугольником и любой, мало-мальски разбирающийся в военном деле человек, сразу бы сообразил, что не стоит соваться в центр этого треугольника. Дрозд сунулся. О существовании методов защиты и нападения Дрозд даже не слышал, он просто подскочил к одному из карателей и, крякнув, вогнал тому в поясницу топор.
«Словно деревья рубить, - подумал Дрозд».
Один из карателей завопил и упал на колени, пытаясь выцарапать торчащий из спины нож. Крестьянина это даже не удивило.

(С Морфи)

Дарэк невольно вздрогнул, когда рыжеволосая девушка материализовалась у него перед носом.
- Если еще кто-нибудь выскочит из кустов, меня удар хватит! – шепотом ответил он, - Какие здесь могут быть дела? Ингрийцы убрались?
- Как бы не так,- ответила Маара, - Посмотри сам.
Дарэк так и сделал. Зрелище открывалось малоприятное, и ему не понравилось.
- Как они снова на дороге очутились? – не сдержал удивления Дарэк, он прекрасно помнил, что девушки покинули разоренный обоз.
- Да кто их знает, - отозвалась Маара, - Я еще могу понять Айну, что слепой в лесу делать, но вот Найда! Но им нужно помочь!
- Каким образом? – Дарэк был настроен скептически.
- Я могу снять двоих. Надеюсь, не промажу , - девушка показала два метательных кинжала, - Но ингрийцев пятеро. Поможешь?
- Допустим, я выстрелю, а ты одновременно бросишь ножи. Из строя мы выведем только троих. Остальные двое, если они не полные идиоты, тут же присядут за телегу. Там нам их не достать. А они могут поднять тревогу, вдруг поблизости есть еще ингрийцы? Что тогда?
- Не знаю, - честно призналась Маара, - Может они отвлекутся и бросят девушек? Девчонки могут воспользоваться этим и попробовать сбежать.
- Отвлекутся на нас?!
- Но мы-то не ранены, удерем…
Дарэк молча покачал головой.
- Тебе их не жалко? – не унималась Маара, - Пока мы спорим, их убьют! Почему бы не попробовать? Хоть какой-то шанс…
- Ладно, давай, - согласился Дарэк, - И почему я сегодня такой добрый?
Он зарядил арбалет:
- Которые твои?
- Двое справа.
- Мой - в центре.
Внезапно на дорогу выскочил мужчина с топором, нарушив все планы. Или, вернее, как раз наоборот, его действия отвлекли ингрийцев от девушек.
- С арбалетом - мой, - быстро перестроился Дарэк, спуская курок.
- А я мужику помогу, - отозвалась Маара.
Все произошло очень быстро. Мужчина вогнал топор в одного из нападавших, Маара метнула ножи: один из них вонзился в спину карателя, второй - лишь скользнул по плечу, и рыжей пришлось тратить время на вытаскивание из ножен поясного кинжала. Теперь уж она не промахнулась. Четвертый ингриец рухнул за телегу с арбалетным болтом в груди. Последний оставшийся в живых растерянно озирался, тем самым, предоставив Дарэку драгоценные секунды, чтобы перезарядить арбалет, и подписав себе смертный приговор.


Не успел последний каратель упасть, как Маара уже оказалась на дороге, помогая Айне встать на ноги.
Она огляделась: лошади ингрийцев были привязаны неподалеку.
- Прокатимся? - спросила она у Дарэка.
- Почему бы нет? – он обернулся в сторону мужчины, помогавшего спасти девушек, - Спасибо за помощь.

После удара сапогом под ребра Айна в конец «загнулась», выплюнув сгусток крови она сжалась в один маленький комочек. Спустя несколько секунд девушка потеряла сознание. Что было в те минуты, пока она была без сознания, Айна не знала, но когда ей Маара начала помогать вставать, то поняла, что все позади. Взахлеб плача от боли, обиды, страха и радости она кинулась Мааре на шею и провисела на ней, пока все дошли до лошадей. Никогда еще столько всего ужасного не происходило с ней всего лишь за несколько дней. Не переставая рыдать Айна поблагодарила Найду, всунув ей в руку половину тех денег, которые ей дала Маара. Вся в крови и синяках, в порванном платье и без одного кинжала Айна уперлась раскрасневшимся лицом в гриву одной из лошадей и стала ждать, что решат остальные, изредка тихо всхлипывая.

Топор так и остался в ингрийце, Дрозд не стал вынимать его, решив позаимствовать меч убитого. Клинок оказался широким, с ладонь крестьянина и достаточно длинным, им наверняка было бы сподручней рубить эту падаль. Скупыми резкими движениями, обшаривая карателя, Дрозд опасливо поглядывал на неожиданных союзников.
«Дезертиры, не иначе, - думал крестьянин. - Хотя, разве девушка может быть воином? В любом случае, наши, не чужие, не сволочи. Даже если и сволочи, то не такие. Наши».
Натянув поверх драной рубахи стёганую металлическими кольцами куртку ингрийца, Дрозд направился к лошадям.
«Четверо их, а я один, не справлюсь. С другой стороны, пятеро нас и коней столько же, авось не обидят. Может…»
Дрозд уверенно взялся за узды приглянувшегося ему коня и, нарочито повернувшись спиной к странным этим людям, сказал:
- Этого возьму, не против? Уходить надо. Быстро уходить и как можно дальше. Твари эти повсюду. Не пожалеют. А узнают об этом…
Говорить было тяжело, это были первые слова, произнесённые им за четыре дня. Взгляд крестьянина упал на старичка, лежащего на обочине. Дед был явно из городских, его лицо было разрублено, а руки, казалось, прижимали к груди несуществующее нечто.

- Этого возьму, не против?

- Не против, берите…
Дарэк не видел лица мужчины, тот, как нарочно, держался спиной к остальным. Судя по голосу, он был не стар, а простенькая небогатая одежда – домотканые штаны да рубаха - наводила на мысль, что, скорее всего, это житель одной из ближайших деревень.
Смеркалось. Ингрийских всадников нигде не было видно, впрочем, также как и беженцев, оставшихся в живых. Телеги и фургоны, если не считать нескольких перевернутых, остались в том самом виде, как их бросили хозяева. Либо нападавшие преследовали одну единственную цель – уничтожить людей, либо они еще вернуться.
А значит надо уходить... Скорее и как можно дальше. В этом крестьянин был прав. Но как это сделать с раненой девушкой? Быстрой скачки она не выдержит, да и ее подруга с короткой стрижкой вроде бы не сильно ладит с лошадьми. Если бы можно было идти лесом… Но Дарэк не знал дороги, а отправляться не ведомо куда не хотелось.

НРПГ: Зверекъ заболела, у нее лапы ломит и хвост отваливается, поэтому Найду несколько дней отыгрываю я. Но с ее телефонного благословления!

Найда сердито посмотрела на деньги, всунутые ей Айной.
- Я не наемница! И если я тебе и помогала, то не из-за того, что хотела получить от тебя какие-то деньги! - резка сказала она, и хотела уже бросить деньги на дорогу, как ее руку перехватила Маара.
- Ты что делаешь! В такое время не знаешь, что случится через минуту, и сколько денег понадобится тебе! - сердито высказалась рыжая. Она продолжела смотреть на Найду, пока та не спрятала деньги в свою сумку. Затем Маара быстро прошлась до убитых ингрийцев, собирая свои кинжалы. К счастью, ненашедший цели нож далеко не улетел. Нежданный помощник тем временем уже экипировался и держал узду одного из коней.
- Да, уходить надо. - Согласилась с ним рыжая, вспоминая, что Найда и лошадь - понятия несовместимые. Маара взяла за уздечку первой попавшейся лошади, размышляя о том, куда посадить Айну: впереди себя или за спину? Рыжая мягко подвела Айну к лошади, помогла усеться позади седла. Потом сама легко вскочила на спину животного.
- Обхвати меня за пояс и держись крепче. У нас сейчас нет времени заниматься твоими ранами, но как только приедем в более-менее безопасное место, нужно будет разыскать врача. - сказала она. Потом перевела взгляд на Найду:
- Пешком ты далеко не уйдешь, а с лошади свалишься...
В ответ Найда гордо скрестила на груди руки, всем видом показывая, что на лошадь она в жизни больше не сядет. Маара тяжело вздохнула, кляня про себе тот момент, когда она решила вернуться к обозу.
- Послушай, - обратилась она к Дареку. - Ты не мог бы подвезти вот ее, - и ткнула пальцем в Найду. - На своей лошади? Если, конечно, мы отправимся дальше вместе? И как: по дороге или по лесу? Сразу предупреждаю: Айна точно не выдержит пешего похода, да и лес не такой уж густой... Может, ехать попробуем параллельно дороге, но по лесу?
- Кстати, вы теперь тоже с нами? Или сами по себе? - не дожидаясь ответа Дарека, спросила она у нового знакомца. Простого крестьянина, если судить по одежде.

Камилл а’Риосто окинул взглядом вытянувшегося перед ним человека. Этого человека он видел впервые, однако знал о нём всё. Даже то, что было вовсе не обязательно знать. Должность шефа внутренней стражи обязывала.
- За выполнение этого задания император обещал пожаловать графский титул, со всеми вытекающими, - сказал Камилл, - но не обольщайтесь раньше времени. Лично я не верю в то, что вы преуспеете в этом деле.
Инструктируемый никак не отреагировал на это замечание и шеф внутренней стражи продолжил:
- В канцелярии вы сможете получить всё необходимое. О любых изменениях сразу докладывать по духовной линии связи моего секретаря.
Камилл бросил на край стола тонкую папку.
- Итак, - сказал а’Риосто, - это человек, предположительно мужского пола, разумеется, королевской крови. Когда поступит более детальная информация, вам передадут её. После того как аналитический отдел Церкви предсказал ментальное доминирование этой личности на ближайшие десять лет, император не в шутку обеспокоился, а Церковь заочно объявила его или её высшим еретиком. Как вы понимаете, всё осложняется дикой традицией мидмарцев, отдавать младшее дитя королевской крови на воспитание в бедную семью. Сейчас аналитический отдел работает над астральным поиском вышеозначенной семьи.
«Ох, не доверяю я этой аналитической магии», - подумал шеф внутренней стражи, но инструктируемому сказал иное:
- Вчера Церковь передала дополнительные указания. Вам приказано докладывать обо всех письменных источниках мидмарцев, имеющих магическое содержание. Печатные экземпляры вас не должны интересовать, только рукописные образцы. Приложите к их поиску максимум усилий. В этом направлении уже работают два агента Церкви, им вы и будете докладывать о своих успехах. Позывные духовной связи – Фиолетовый и Бискупа. Кстати, советую быть поосторожней с Бискупой, он из Ордена.
Секунду Камилл размышлял, но потом всё же решился:
- Церковь говорит: «Бегут, значит, представляют потенциальную угрозу». Забудьте, что говорит церковь. Они уже проиграли войну, а императору нужны подданные, живые подданные. Вопросы?

...рука...
Левая.
Бо-ольно...

Нет, нет, н-не двигаться. Спокойно. Спокойно. Перевести дыхание, успокоиться. И попробовать встать еще раз, держа безвольно провисшую левую руку на весу.
Уфффф...
Ноги заскользили по мокрой земле, выпахивая две кривых борозды, вновь обретенное равновесие издевательски помахало ручкой и растворилось в воздухе, и он, не удержавшись, шлепнулся обратно, приложившись затылком о камень.
О, ччерт! Впору бы расплакаться, да глаза высушил ветер - напрочь.
Он попробовал встать иначе - перекатившись на живот и сначала на четвереньки, а потом, покачиваясь на негнущихся ногах, во весь рост.
...От голода кружилась голова, а в животе злобно шипел клубок змей. Все, что удалось ему найти по дороге, после того как подстрелили лошадь - два хлипких костяничных кустика, это даже едой считаться не могло. Наверное, в округе должна была остаться какая-то живность, если ингрийцы не жгли леса, да вот беда - у него не было ни лука, ни веревки для силка, а просто позвать их к себе... не мог.
Воспоминания возвращались неохотно. Вспоминалось, как на ходу его окликнули двое всадников, которых близорукие глаза приняли за своих, и как потом дико, как человек, кричала лошадь, когда в шее застряла веточка арбалетного бельта. Видимо, стрелок промахнулся впотьмах - не в обычае солдат было портить коней... Как бы то ни было, эта ошибка спасла незадачливого колдуна, который, падая, успел бросить во всадника ослепляющую вспышку. А потом... второго он одолел чудом - увернувшись в последний момент, отделался ("отделался"! поначалу он перепугался до полусмерти, показалось, что руку отсекли начисто) рассеченным предплечьем.
Хм. Вовремя вспомнил...
Повязка - оторванная полоса плаща одного из солдат - покраснела и пропиталась кровью почти целиком. Помогая себе зубами и железным клинком, Нильф кое-как отодрал изрядный клок своей хламиды, размотал намокшую рвань, и, не удержавшись, сморщился. Рана все еще сочилась кровью, надо было держать руку в покое. Он перемотал ее снова - жестко, вместе с локтем, так чтобы шевельнуть можно было только плечом.

Он был одет во всё чёрное и шёл на запад. Седые волосы его были коротко острижены, на пальцах, поверх перчаток, нанизаны перстни. Вооружённый длинным, явно эльфийским мечом, сам, несомненно, являлся человеком. Увидев окровавленного бродягу, привалившегося спиной к камню, чёрный остановился, и некоторое время раздумывал, затем подошёл вплотную к оборванцу и, нашарив что-то на дне тощей сумки, протянул сидящему.
- Встречал где-нибудь?
Бродяга мутным взглядом посмотрел на подсунутую под нос картинку и покачал головой. Чёрный убрал портретик назад, в сумку, и двинулся дальше. На запад.

Ласковый майский ветер поднял с пыльной дороги несколько песчинок и закружил их в причудливом танце, то подкидывая выше тонких, протянувшихся к небу деревьев, то бросая о землю. Так ново, так непонятно-приятно идти по тянущейся через лес дороге, перепрыгивая через рытвины и выбоины в утоптанной тысячами ног земле, так притягателен этот мир в тысячах ярких и сочных красок... Мир весны, пенья птиц и буйной зелени. Мир странной грусти, притаившейся за ближайшим деревом и следующей за тобой шаг в шаг, на расстоянии одного вздоха...

Если хватит тепла, переждать до весны,
В темноте зажигая чужие сердца.
Дай мне голоса, ветер подпольной войны,
Чтобы все, что прожито, допеть до конца.

Песня сердца, теплые строчки, питающие надеждой, дающие новый хворост для растопки багряно-красного пламени веры..

Дождь шел уже второй час, мелкий, капли его, холодными хрусталиками падали на темные одежды Тасмит. Хмурое небо нависало над головой серой стеной - такой же как глаза идущей девушки, но, как ни странно, в глазах ее была детская, восторженная радость, уважение дождю, ведь тот, что посылает его, не мог сделать это просто так, Седой бог послал быстрый дождь с какой-то целью, иначе и быть не может.
Увлеченная окрестным пейзажем, столь удивительным и прекрасным, Тасмит ни сразу заметила камень, а рядом - человека, чье лицо было искажено гримасой боли. Ему вряд ли было какое-то дело до каких-то шатающихся по темному лесу людей, но, если бы он взглянул перед собой, то на сером фоне майского дождя он бы увидел тонкую фигуру, укутанную в намокшие черные шелка, с закрытым куском ткани лицом и только с двумя яркими точками на лице - серебристо-серыми глазами. Если бы он был очень наблюдателен, то под шелковым балахоном он углядел бы плотную темную рубаху, плотно облегающую руки и торс девушки, и темные же штаны, заправленные в высокие сапоги на шнуровке. Возможно, он заметил бы что-то еще и сделал бы соответствующие выводы, но вряд ли у него был настолько наметанный глаз.
Тасмит на пару мгновений замерла, всматриваясь в мужчину, но, не заметив в его ауре особенно темных тонов, осторожно приблизилась и на расстоянии метра присела на корточки, разглядывая рану и прикидывая, как она может помочь. Наставник, не обращая внимания на ее робкие протесты, положил девушке в сумку несколько баночек с заживляющей мазью, сделанной золотыми руками жрецов Даяны, богини Истины, и немного лекарских трав, с которыми Тасмит не раз имела дело после тренировок на боевом оружие.
Задумавшись, девушка еще раз посмотрела на человека и, откинув сомнения, решила помочь ему. Монахиня приблизилась и, не обращая внимания на мужчину, содрала с его окровавленного плеча горе-повязку и внимательнейшим образом осмотрела открытую рану. Ее нанесли совсем недавно - кровь уже почти не сочилась, но засохнуть и начать заживать ране не давал воздух, пропитанный влагой, душный. Тасмит, незаметно для мужчины, прикусила губу и, быстро покопавшись в холщовом мешке за плечом, достала бинты, мазь и флягу с чистой водой. Немного смочив кусочек бинта, девушка очистила здоровую кожу от корочки крови и удалила ее избыток в ране, стараясь не причинить мужчине лишних страданий. Густо смазав кожу вокруг и тонкой пленкой наложив мазь на саму рану, Тасмит туго перевязала плечо мужчины бинтами, как пытался сделать он сам. Мазь, впитавшись в кожу, приведет к более быстрому заживлению клеток и скорейшему появлению новых, а легкий слой ее на самой ране остановит любые виды заражения и окажет антибактериальное воздействие.
Закончив перевязывать рану, монахиня поднялась с колен и, изучая мужчину, постояла минуту, после чего тихо спросила:
- Есть ли здесь неподалеку место, где в тепле ты сможешь исцелиться?

Ноги подкашивались, в виски стучали аккуратные молоточки, перерастая в звенящий набат. Камень. Милый, добрый камень, какое счастье, что ты здесь есть - на тебя можно опустить ноющую от любого движения левую руку, а потом еще и правую, а потом опереться на локти целиком - ах, так намного легче... И уже можно не держать себя, а мягко упасть, обняв серое и холодное.

Он появился из серой мути перед глазами, и Нильф потом долго думал, глядя вслед черной фигуре - это видение? Бред? Если так, долго ли еще ждать?.. он идет на запад... туда, где эти...
Лицо на портрете было ему незнакомо. А может быть, знакомо - но сейчас он не мог вспомнить точно.
Он идет на запад, и растворяется в слепоте. Кажется, идет дождь? и капли смывают небрежно очерченную на холсте фигуру. Водяные стрелки плюхаются на лоб, это приятно, и еще холодно, а глазам так хочется закрыться снова.
- П-п... - колдун шевельнулся, дернулся в сторону удаляющегося черного человека, - П-п-пос-стой... ппомоги...
Не слышит.
Не надо тревожить измятое тело, не надо никуда идти... не надо... не...

Разбудило его прикосновение к руке.
К левой.
...руке...
Бо-ольно...

Серость (дождь, дорожная грязь, глаза... - глаза!..) размывается и обтекает в плащ, наброшенный на человека. Откуда он взялся? Зачем он... зачем рука? Н-нет, не трогай, нне надо...
Остановившимся взглядом Нильф смотрел, как незнакомец в полном молчании разматывает повязку, как прохладная вода смывает красные разводы, и как холодные прикосновения мази ложатся на кожу.
Впору было взмолиться богу, не иначе как пославшего с небес своего ангела на помощь недостойному, но вера давно ушла. Чудо... ах-х, как приятно...
Из забытья его выдергивал чей-то мягкий женский голос. Он что-то спрашивал, и сознание, скрипя шестеренками, медленно догадывается о смысле сказанного.
Нильф попробовал открыть рот и поблагодарить спасителя, но из горла вырвался только сиплый хрип. Откашлявшись, он смог членораздельно произнести:
- Н-не знаю... - вдохнул, выдохнул и медленно, щадя тянутые связки, наклонил голову, - Сп-пасибо тебе, д-добрый человек.

Дождь дошел до той стадии, когда ему не мешают никакой плотности одежды, и он, тонкими холодными струйками, заползает на быстро покрывающуюся мурашками кожу и заставляет вздрагивать от своих нежных леденящих прикосновений. Дорогу размыло, и теперь она превращалась во все больше увеличивающееся озеро грязи, слякоти и мутной, смешанной с пылью воды. Если действовать, то нужно было делать что-то как можно скорее, пока Седой бог, в своем милосердии, не превратил путь в непроходимое болото.
Тасмит, поудобнее устроив мешок за спиной, постаралась вспомнить географию ближайшей местности на предмет места теплого, уютного и в меру гостеприимного. Память услужливо подкинула деревеньку в двух днях пути назад, но..возвращаться? Ну нет... Впереди, как помнила монахиня, поселений не было, но сведения, полученные в монастыре Итира, вполне могли устареть, и надежду терять не стоило. На благодарность мужчины Тасмит ничего не ответила, никаким образом не прореагировав, ведь она никак не помогла ему, оставить его здесь, и он, с девяностодевяти процентной вероятностью умрет.
Девушка немного потопталась на месте, после чего, не углядев у мужчины предметов, которые помогли бы ему идти в нынешнем состоянии, быстро сошла с дороги в лес и поочередно стала трогать деревья, пытаясь отыскать нужное для ее целей. Поиски увенчались успехом: небольшое, расщепленное шальной молнией дерево выбрасывало в стороны от себя несколько прочных рук-веток, подходящих по росту пострадавшему мужчине. Тасмит про себя попросила у погибающего древа прощения и быстро обломила нужную ветвь. Примерила по руке, не слишком ли он тяжел, и, удостоверившись в том, что будущий шест вполне подходит, вернулась к дороге, камню и мужчине.
Монахиня так же тихо, бесстрастно и чуть неуверено (но это вряд ли бросилось бы в глаза, сторонний слушатель скорее всего интерпретировал бы это как "рассеяно") сказала:
- Одному тебе будет сложно дойти до обжитых людьми мест.-Тасмит вежливо умолчала о том, что это будет скорее невозможно, чем тяжело.-Если ты позволишь, я попробую помочь.
Девушка застыла на том же месте перед камнем и привалившемся к нему мужчиной, на расстоянии пары метров, по птичьи склонив к плечу голову и наблюдая за реакцией на свое предложение.

Он стоял совершенно неподвижно и никак не реагировал на слова обращающегося к нему. Его не заинтересовала возможность стать графом, ведь что такое земные ценности по сравнению со спасением души? Его совершенно не волновало, от чьего имени исходит этот приказ, хотя его и давал сам император. Ведь что такое величие людей по сравнению с Его величием? Он никак не отреагировал на слова Камилла а’Риосто о маловозможности завершения задания успехом. Если Ему будет угодно, чтобы задание завершилось успехом, то так тому и быть. И никакие преграды не остановят истинного сторонника Господа.
Из всех свойственных людям действий, он лишь дышал и мягко улыбался. Добрые проповедники и миссионеры славились таким выражением лица, но этот человек всегда и всем так улыбался. Он так улыбался, когда из сломанного носа лилась кровь и когда он не мог подняться на ноги из-за тяжёлых ранений. Даже когда приходилось доказывать праведными методами язычникам ничтожность их божков, он точно так же улыбался им.
Единственное, что позволил себе Тирэл Марид а’Грол, а именно так звали этого человека, так это немного шире открыть глаза, будто бы испытывая сильнейший приступ гнева, когда глава внутренней стражи изрёк словосочетание «Высший еретик». Но тут же веки опять полуприкрыли глаза, и слуга Господа вновь стал похож на священника, который десятилетиями возглавлял приход в глухой деревушке.
Внешняя расслабленность и отрешённость, были в корне противоположны тому, что было внутри Тирэла. Каждое слово повторялось несколько раз про себя, чтобы точнее запомнить приказ. Основная цель, побочная цель, позывные агентов Церкви, предостережение по поводу Бискупы, всё это нашло надёжное место в голове а’Грола.
На какой-то миг собеседник Тирэла умолк и, когда вновь заговорил, совершил непростительную ошибку. Он предложил забыть то, чему учит Церковь. Слуга Господа впервые за всю встречу посмотрел в глаза собеседнику. Во взгляде приверженца Церкви читалось такое бешенство и злоба, что, умей он испепелять взором, Камилл а’Риосто должен был неминуемо превратиться в горстку пепла размером с кулак. Но Тирэл всё понял верно и не предпринял опрометчивых действий, ведь глава внутренней стражи не хотел сказать дурного слова о Церкви. Таким образом он всего лишь пытался привлечь внимание к тому, что задача поставлена первостепенной важности. Выражение лица а’Грола вновь стало непроницаемо-дружелюбным, а голос оказался подстать улыбке. Голос был мягок и добр, он был больше похож на голос любящего и заботливого отца, чем на голос человека, который без зазрения совести отправит в пыточные сотни язычников.
- Смирение и добродетель – вот залог успеха наших братьев и сестёр в мире. Лишь проявив милосердие к заплутавшим на пути веры, мы сможем дать понять им, что Господь милостив и простит их прежние прегрешения, ежели они покаются с чистым сердцем. Но коли язычники будут упорствовать, то оградить мы должны паству нашу от слуг Лукавого и не дать им истребить людей добрых. – Тирэл поднёс руку к лицу, и из каждого пальца показались едва заметные голубые огоньки, и тут же он сжал руку в кулак с такой силой, что даже побелели костяшки пальцев, - Вопросов не имею, приступаю к выполнению поставленной задачи. – По-армейски закончил он и, прихватив папку с края стола, направился к двери.

- Послушай, - обратилась она к Дареку. - Ты не мог бы подвезти вот ее, - и ткнула пальцем в Найду

- Подвезу, - согласился Дарэк, - Но лошадей заберем всех четырех, пригодятся, когда девчонки смогут ехать сами. Вы поищите что-нибудь из провизии, неизвестно, сколько добираться до этих Могилок, и встретится ли до них на пути какое-либо жилье, а я посмотрю, может, кто еще остался в живых.
Он глянул на раненую девушку. Бедняжка еле держалась в седле, пребывая где-то на грани обморока. Но рана была не смертельной. «Если выберемся, я ее вылечу», - подумал Дарэк.
Взяв одну из ингрийских лошадей, он вскочил в седло и поехал вдоль обоза, серьезно полагая, что кто-то из беженцев мог выжить. Однако, очень скоро пришлось в этом разубедиться. Дорогу покрывали лишь мертвые тела. Зарубленная женщина, старик с разбитой головой, детишки под телегой… Дарэк не видел, как их убили, из-под телеги торчали лишь маленькие ножки.
Он отвернулся. Смерть взрослых людей – зрелище малоприятное, но терпимое, а смерть детей всегда вызывает дрожь и отчаяние. Можно поверить, что Боги наказывают смертных за грехи. Но в чем грешны те, кто едва начал жить? Это не честно, не справедливо и необъяснимо. А несправедливость ставит под сомнение и существование самих Богов.
Лавируя между трупами, Дарэк добрался до края обоза. Живых он не нашел. У последнего фургона стая ворон уже начала свое пиршество. Птицы обнаглели настолько, что при приближении всадника даже не подумали улететь.
Дарэк послал мысленное проклятие и ингрийцам, и птицам и повернул обратно.

Н-небо... "Позволишь?" Она - теперь Нильф понял, связав воедино мелодичный голос и хрупкой сложение, что спасителем является дева - она из-здевается, что ли?
"Если ты позволишь мне помочь..."
- Д-да, - прохрипел он, через силу разгибая сведенные судорогой пальцы правой руки, вынимая из оков ладони обломок клинка, - Дда, с-с... спасибо...
Через плечо висела его привычная сумка, но сейчас вместо мерной тяжести она трепетала пустотой. Не было времени... собрать все нужное - пузырьки с декоктами (ах если бы у него был хоть один... хотя бы два! он бы уже шел по дороге к ближайшей деревне...), жезл, кольцо (нет же... кольцо осталось... вот же оно, на пальце, да), собранные с прошлой осени травы. Только в кармане болтался крепко перетянутый сверток с десятком высушенных корней, но это было совсем не то, что пригодилось бы сейчас. Даже есть их было нельзя, потому как корешки были ядовиты, и колдуна в лучшем случае ожидал бы вывернутый наизнанку желудок.
Бережно, с величайшей осторожностью, Нильф развернул сверток, вытряхнул бесполезную сушь, завернул в него окровавленный обломок и положил на дно сумки. После чего снова попробовал встать. То ли остатки сил возвращались к нему, то ли при помощи целительницы и палки-опоры это было легче - но он поднялся на ноги, вцепившись в предложенный шест, как утопающий в соломинку.
Ноги потихоньку вязли в грязи вслед за концом палки; Нильф пытался хоть как-то остановить предательскую дрожь в коленях, из-за которой каждый шаг мог обернуться снова падением. Он стоял, монахиня стоически ждала, когда спасенный ею соберется с силами...
Ах да - и еще капал дождь.

...Странная это, должно быть, была пара, шлепающая по размокшему тракту, в насквозь мокрых накидках, приливших к телу - монахиня, поддерживающая за левое плечо колдуна, упрямо ковылявшего на трех ногах - двух своих, природных, и одной деревянной.

Айна почувствовала как пошел дождь. Стало мокро и неуютно вдвойне, одежда промокла, да что говорить – все промокло. Сперва, девушка молчала, но потом ей стало так плохо, что она не выдержала и надрывистым голосом сделала всем предложение об уходе:
-Давайте найдем кровлю? Не будем же мы ждать продолжения? Вдруг они вернуться. Мне не хотелось бы вас подгонять, но все же…
Опустив голову, Айна замолчала, может сейчас на нее устремились осуждающие взгляды, и от этой мысли она густо покраснела.
- А что я? Я думаю это наиболее разумно – двигаться дальше… - пробурчала она в спину Мааре.

- Тебе не холодно?
- …
- Сейчас ещё веток подкину. Промокнем, наверное.
Девушка не реагировала. Она вообще была странной, эта девушка.
- Да ты дрожишь, бедняжка. Может… давай, согрею?.. Ну ты чего?! Чего?! Я же не то имел в виду! Да не смотри ты так…
Что бы хоть чем-то занять трясущиеся руки, Лютош вытащил из-под себя свёрток и прижал его изо всех сил к груди. Магик не мог оторвать взгляда от сидящей подле него девушки, красивой, притягивающей, но очень страшной, когда смотрит… не смотрит, а испепеляет…
- Тебя обидел, наверное, кто?
- …
- Ладно, зато живы мы с тобой. Смотри, что у меня есть… Вот! Это книга. Смотри, какой переплёт красивый и камешек… Ого, это наверное целого состояния стоит. Сейчас мы с тобой почитаем, ты умеешь читать? Так… Чёрт! Как же это открывается?..

Здание имперской канцелярии ничем не выделялось из сотен таких же двухэтажных домов, которыми был полон город. Складывалось впечатление, что оно было перестроенной гостиницей для путешественников и торговцев. Но это была только видимость. Многоуровневые подземные постройки с огромным архивом, двумя залами святой магии, склад провианта и оружия на случай внезапного нападения противника делали это сооружение поистине неприступной крепостью. Даже при потере верхних двух этажей ничего бы страшного не случилось, ведь нижние уровни строились по всем законам военной архитектуры. Узкие проходы, в которых едва могло поместиться плечом к плечу два человека, двери, открывающиеся только наружу и имевшие превосходно выкованные петли и многие ухищрения позволяли не беспокоиться за свою безопасность никому, кто был внутри.
Тирэл переступил порог и мягко улыбнулся человеку, который записывал имена всех входящих и выходящих из этого здания. После непродолжительного диалога выяснилось, что нужное церковнику помещение находится на первом подземном этаже, куда он и направился.
Каптенармус, сидящий на одном из сундуков, кивком приветствовал Тирэла. Узкое лицо, длинный крючковатый нос и бегающие глаза вкупе с армейским мундиром сероватого тона, делали военного кладовщика невероятно похожим на крысу.
- Благослови Господь сию обитель и всех слуг твоих, живущих здесь. – Как обычно церковник начал не с дела, по которому пришёл, а с богословских речей.
- С чем пожаловал? – Настроение «крысиного короля» было не на высоте, и любезностью он в этот день не страдал.
- Я пришёл за необходимой экипировкой и деньгами, которые ты, грешник, выдашь мне сиюминутно. – Добродушно улыбаясь каптенармусу, а’Грол облокотился о стол руками.
- Нет здесь никаких денег! А оружие вообще на другом уровне! – Недовольно пробурчал себе под нос владелец закромов Империи.
- Ложь есть один из страшнейших грехов, так же как и воровство… - Тихо проговорил сын Марида и, судя по выражению лица собеседника, попал в самую точку. Да это и не очень сложно было. Испокон веков любые казначеи и подобные им люди воровали. Воровали, воруют, и что-то подсказывало Тирэлу, воровать будут.
- Ладно, не будем об этом. Так что вы говорили вам необходимо? – Кладовщик так и расплылся в лживой улыбке.
- Мне необходимы крепкие перчатки, желательно кожаные, не кольчужные. Денежное довольствие, рассчитанное на месяц и хорошую лошадь, которая не подохнет после первого перехода. – Церковник смотрел за действиями каптенармуса, который поспешно рылся в многочисленных сундуках.


После двухчасового боя с бюрократическим аппаратом Империи Тирэл получил всё необходимое. Вдобавок его внутренний карман плаща пополнился бумагами, разрешающими проезд на «неблагополучную территорию», как во всех официальных документах называлась местность, в которой ещё теплились угольки сопротивления.
- Господи, сопутствуй мне в этом путешествии, охраняй меня во всех обстоятельствах от всяких искушений и зла. – Тихо прошептал церковник и поцеловал Символ Веры, висящий на шее.
Он оседлал лошадь и отправился в путь.

Плотнее закутавшись в чёрный свой плащ, герцог отбросил полог палатки и вышел в серый промозглый вечер.
«Весна выдалась холодной, - подумал герцог, кивнув адъютанту. – Мертвенно холодной».
Лагерь жил своей жизнью – что-то варилось, что-то штопалось, что-то стонало и просило воды.
- Мой лорд! – встав на колено, приветствовал герцога один из рыцарей.
Собкерлен скривился, как от зубной боли. Его тошнило и хотелось наложить на себя руки, хоть герцог и знал, что не сделает этого никогда.
- Вы что-то хотели, Адамис?
- Когда мы выдвигаемся, сэр?
- Я уже говорил вам, Адамис. Мы будем стоять здесь.
- Мой лорд, если мы ударим сейчас…
- Мы не ударим.
- Сэр, без фуража и провианта мы не долго протянем, выступить сейчас было бы намного разумнее, пока мы представляем хоть какую-то силу.
- В сложившейся ситуации мы вообще не представляем никакой силы. Если положение изменится, мы незамедлительно выступим.
«А ведь он считает меня подлецом, - подумал Собкерлен».
- Я думаю, что обязан сказать вам, - процедил благородный рыцарь Адамис, - в ближайшее время список дезертиров пополнится, по крайней мере одним именем.
«Милый Адамис, - подумал герцог Собкерлен, - как бы я хотел быть на твоём месте. Так просто умереть во имя и так сложно жить ради».
- Идите за мной, Адамис. Я должен повесить вас и всех, кто разделяет ваше мнение, но, боюсь, верёвок не хватит. Вы ведь не боитесь смерти, я прав? Скоро у вас появиться возможность не бояться жизни.
«Сволочь ты, Адамис, - подумал Собкерлен. – Благородная сволочь. Но умереть я тебе не позволю. Умрёшь тогда, когда я скажу! А пока сделаешь то, что не получилось бы у меня, будь я на твоём месте».

Увидев ещё двоих, Сурик подумал о луке. О верном, большом луке, том, что для дальнего боя. Прикажи бахадур расстреливать мидян издалека, не надо было бы тратить столько времени на разъяснения. Уж десятка Сурика справилась бы с этим много лучше. Даже не пришлось бы убивать. Один залп и все бегут. А свалит кого, так другим наука.
- Эй, Золу, - крикнул он переводчику, - хватит спать! Видишь? Твои уши идут.
- Слушай, Сурик, - откликнулся переводчик, - давай их из луков шуганём? У меня уже язык не ворочается, до того тупой народ!
- Хе-хе-хе, - скрипуче рассмеялся десятник. – Мысли читаешь, а? Нельзя. Бахадур приказал, всех разворачивать назад, никого не трогать, о передвижениях ингрийцев докладывать. Так что давай, вперёд.
Золу хлестнул коня по мокрому крупу.
«Раненого что ли тащит, – решил переводчик. – Таким даже и не объяснишь, они ж как одержимые, на восток, к горам, за перевал. Только об этом и могут думать. Надо бы погрубее с этими».
Золу остановил коня не подъезжая близко к плетущейся парочке и закричал:
- Уходи! Башка отрежю! Уходи, здесь твоя не пройти!

На благодарность юноши Дрозд не откликнулся, только внимательно взглянул на него и собрался было вскочить на лошадь...
- Кстати, вы теперь тоже с нами? Или сами по себе? - задала ему вопрос рыжеволосая девушка, та, что метала ножи.
- Был сам по себе. Последние денька два или больше, - он и правда потерял счет времени. С той памятной ночи...и еще более страшного утра.

Пепел. Почерневшая трава. Кровь.
О боги, дайте сил вынести это и не сойти с ума!..
Если только ради мести.

- Это уж смотря куда вы направляетесь, - ответил крестьянин, взглянув на всех, кто окружал его.

- Кровлю мы вряд ли где-нибудь близко найдем,- откликнулась Маара, провожая взглядом поехавшего вперед юношу. «Еду действительно стоит поискать, хотя не думаю, что люди много с собой везли» - Найда, а ты могла бы перестать смотреть на меня волком?
Найда в ответ кинула на воровку еще более сердитый взгляд, и, резко повернувшись, отправилась осматривать телеги. Маара не менее сердито посмотрела ей в спину, спрыгивая с лошади. Оглянулась на Айну, обругала себя за невнимание, и, сняв плащ, попыталась набросить на плечи слепой.
- Недолет, - ехидно прокомментировала Найда, обнаружившая в одной из телег сумку с едой, и отвлекшись от исследования содержимого этой торбы. Маара ее проигнорировала, вкладывая плащ в руки Айны.
- Вот, держи, он, правда, уже промок, но хоть немного согреет. И ты больше мокнуть не будешь. – «А если лошадь решит пройтись, Айна за воздух схватится, да? Ты ж ей даже поводья не дала!» Маара крепко схватилась за узду, выпущенную во время перемещения на землю. - Найда, к моему огромному сожалению, я не могу к тебе присоединиться… Привязывать лошадь опасно, вдруг придется убегать. Но ты и одна отлично справляешься!
Найда не успела ответить, когда в разговор вступил Дрозд.
- Был сам по себе. Последние денька два или больше, - он и правда потерял счет времени.- Это уж смотря куда вы направляетесь, - ответил крестьянин, взглянув на всех, кто окружал его.
- Мы собираемся в Могилки, но где это, и как долго туда добираться не известно никому в нашей компании. А вы не знаете, как далеко до этого поселка? – «Он из какой-нибудь уничтоженной ингрийцами деревни, наверное. Если бы не он, нас, скорее всего, убили бы. А ни Айна, ни Найда даже спасибо не сказали» - И спасибо вам огромное за помощь. Не знаю, получилось бы у нас спасти девчонок, если бы не вы.

Надев кое-как плащ? Айна прокомментировала монолог Маары:
-Спасибо.
«Наконец-то мы отправимся хоть куда-то отсюда.» Действительно находиться здесь было малоприятным удовольствием, тем более что наверняка трупы скоро завоняют. По прошествии некоторого времени, видимо пока Найда искала еду, наконец-то все двинулись в путь, туда, где возможно всех ждало спасение.
«Могилки. Что за странное название? Кто интересно такой оригинальный был? И зачем, зачем эта война?». Как бы то ни было, Айна всё равно всей душой уже была там – в тёплой постели, с пуховой подушкой и желудком полным вкусной еды, только один лишь дождь разбивал мечты в прах, беспристрастно капая на лицо.

Вернувшись, Дарэк взял с телеги веревку и, удлинив повод у одного из свободных ингрийских скакунов, привязал его к задней луке седла своей лошади. Теперь запасной транспорт будет под рукой, и когда девушке надоест кататься у него за спиной, она в любой момент сможет пересесть. В соседнем фургоне он отыскал сумку с провизией и пару одеял. Вот и работа для свободной лошадки – поклажу тащить.
Начинался дождь. Дарэк натянул на голову капюшон куртки, выругался, вернулся в фургон и вырезал ножом кусок тента. Пришлось замотать все найденное добро, чтобы не промокло.
Предстоящее путешествие совсем не радовало: под дождем, лесом, да на ночь глядя… Но на дороге оставаться было нельзя.
Дарэк вскочил в седло, подъехал к девушке, которую обещал подвезти, и только тут сообразил, что даже не знает ее имени. Впрочем, спросить можно и по дороге.
- Давай сюда, - Дарэк протянул ей руку, - Забирайся с телеги, так удобнее…
Он не слышал разговора девушек с крестьянином, поэтому вопросительно взглянул на него. С ними он или нет? Да, впрочем, пусть поступает, как хочет.
- Держись крепче, - сказал Дарэк усевшейся сзади девчонке и направил лошадь к лесу.

Куда ехать, Тирэл совершенно не представлял. В папке, которую он прихватил со стола главы внутренней безопасности, содержалась любая информация, кроме той, которая была нужна в данный момент. Несколько графиков с совершенно непонятными обозначениями и куча совершенно непонятных формул, род которых церковник даже не смог определить. И на последней странице рукописного текста аккуратным и, что немало важно, читабельным почерком была выведена фраза «Доминирование в политическом аспекте промежутком 3791 день, начиная с ближайшего П.М. Вероятность негативного исхода 72%. Вероятность благополучного исхода 16.5% Случайные факторы, могущие повлиять на исход 11.5%.». Сколько не бился а’Грол над этими выкладками, но так и не смог практически ничего понять. Так же из всей информации он смог вычленить тот факт, что искомое существо движется, или находится, на востоке. «Восток», конечно, весьма распространённое понятие, но ведь с другой стороны круг поисков сузился в четыре раза! И это не могло не радовать слугу Господа.
О самом пути нельзя сказать практически ничего интересного. Заставы имперских войск соревновались друг с другом в однообразии и унылости. Дважды Тирэл посещал импровизированные исповедальни, где выслушивал людей. Что поделать, капелланы мало чем отличались от обычных солдат и несли с ними тяжкую ношу службы. Сын Марида старался помогать в своём путешествии церковной братии, но и его силы были не бесконечны. Исповеди мало чем отличались от исповедей в мирные времена. Воровство, прилюбодейство и мужеложество, не говоря уже о почти вошедшем в норму убийстве – вот основные темы речей кающихся солдат. Так продолжалось день за днём, пока церковник не приблизился к «территории противника».
Здесь всё чаще появлялись телеги с ранеными и убитыми. Лекарем Тирэл никогда не был. Даже в период бурной молодости и службы в регулярной армии империи он с огромным трудом научился оказывать первую помощь раненым товарищам. Но он упорно старался облегчить страдания тех, кто был искалечен в войне. Когда его конь ровнялся с обозами, он что было сил громко читал молитвы. Чаще всего приходилось произносить «Молитву о выздоровлении»:

- Господь мой, Владыка над жизнью и смертью! Какими словами возблагодарить Тебя за дарование этим людям исцеление от болезни! Твоя спасительная десница восставила их, избавив от боли, страданий и страха смерти. Славлю и величаю, Господи, Твою животворную и чудодейственную силу. Благодарю Тебя за Твое безмерное милосердие, которое не по заслугам нашим Ты проявил к нам. Молю Тебя: научи нас ценить дарованную тобою жизнь и заботиться о целостности наших душ не меньше, чем о здоровье тела; научи нас избегать греха и всегда исполнять заповеди Твои, чтобы достичь вечной радости в Царстве Твоем.

Конечно, раны чудесным образом не затягивались и смертельно раненые не поднимались на ноги, будто у них были всего лишь царапины, но страждущим становилось легче. У кого-то на время переставала кровоточить рана, людям с ранениям живота переставало хотеться пить. Тирэл знал, что это Его милость и что только истинно верующий способен на такое. А главное – своими молитвами он поднимал дух солдат. Даже в таком незавидном положении им становилось спокойнее, и они хотя бы на краткий миг забывали о войне.
Путь продолжался, и день за днём мрачная картина усиливала своё действие на психику церковника. Когда он прибыл к последнему аванпосту империи на направлении «Восток», то всем телом ощущал ненависть, которой, казалось, всё здесь пропитано. Слуга Бога находился в расположении карательного корпуса, имевшего дурную славу не только среди врагов, но и среди своих войск. В экспедиционный корпус набирали авантюристов и любителей лёгкой наживы. В штурмовики, как правило, шли высокие и сильные мужчины старше двадцати пяти лет и уже умевшие обращаться с оружием.
Карателями же становились только чем-то провинившиеся перед командованием воины и в приказном порядке переведённые в этот корпус. Добровольно сюда шли только отъявленные садисты и малоздоровые умом люди.
Однажды утром, во время суточного отдыха после длительного перехода, он увидел, как во дворе прилюдно казнили пленных. Нельзя сказать, что это возмутило или как-то повлияло на Тирэла, но равнодушным он явно не остался. Ведь во время казни один из стоящих на помосте и ждущий своей участи завидев Символ Веры, висящий на шее а’Грола, громко крикнул:
- Где же ваши хвалёные принципы любви к людям, которые проповедуешь ты, собака?!
Собравшаяся толпа опешила от подобной наглости приговорённого к смерти на потеху публике. Тирэл же незамедлительно ответил:
- Но язычники, они ведь не люди. Они слуги Лукавого и противники царствия Божия. – Он усмехнулся, а вопрошающего четвертовали.
Церковник взошёл на помост и совершенно спокойно прошёл по крови, залившей деревянные доски, после чего обратился к толпе:
- Есть вопросы, которые нельзя решить, не запятнав себя. Для этого и были созданы вы, Каратиели! Для этого вы и воюете! Ради веры готов убить и того, кто несёт скверну, именно так. – Сын Марида умолк, а толпа взорвалась радостными криками, ведь им только что дали оправдание жестокости, которую они творили.
А’Грол искренне был уверен в своей правоте. Ведь, кем бы ни были Каратели, они оставались братьями по вере, а враг был скверной, недостойной жить на белом свете.
С чистой душой он отправился в выделенный ему шатёр, чтобы подготовиться к переходу по территории неприятеля.

- Да уж не за что, - отвечал Дрозд, глядя будто не на собеседницу, а куда-то внутрь себя. - Враг-то у нас, получается, общий. Могилки, значит? Может, я и знаю, как туда пройти, а может, и нет. Только я бы предпочел в лесах да болотах укрываться, чем туда идти. Сколько здесь еще этой сволочи-то, откуда ж нам знать? Но вы решайте, я вам не советчик в этом деле.

Дрозд, наверное, еще ни разу в жизни - а за последнюю неделю точно - не говорил так долго. Вздохнув, он присел на корточки рядом с лошадью, провел рукой по лицу, чтобы вытереть пот... Кожа отозвалась болью - ожоги, покрывавшие четверть лица, все не заживали.
"Странная компания все-таки", подумалось вдруг ему. "Три девушки да парень...таким пропасть легче легкого."

Волк решил подождать. Рыцарь был ещё жив, но по тому, как набухла тряпка, закрывающая нижнюю часть лица, ждать оставалось недолго. Кто-то приближался, волк чуял их и ворчал от досады, хотя возможно это были вовсе не конкуренты.
Верховых было пятеро, а одна лошадь шла свободной. Отчётливо ударил в нос запах железа и волк понял, что эти не отнимут его добычу, нет, нет. Скорее даже наоборот. Рыцарю оставалось жить считанные минуты.

***

- Кто рано встаёт, тому Бог подаёт. Не так ли, Гилье? Собирайся, мы выезжаем.
- Но господин, а как же ужин, который вы обещали перенести на утро? – возмутился Гилье а’Ранваль, хотя понимал, что спорить бесполезно.
- Он будет. Верь мне. А сейчас, как мне кажется, твой изголодавшийся разум требует духовной пищи. Слышишь, как требует?
Гилье прислушался. В животе бурчало, и если это и был глас разума, то он просил совсем иного.
Позади осталась Ингрия, позади остался Орден. Гилье подумал о непутёвом своём брате, может он сможет повидать его. Хотя кто знает, куда заведёт его прихоть а’Арстада.
- Господин, как же мы всё-таки её отыщем? Может она вообще не в Мидмаёре?
Узиль Ардани Ирес а’Арстад усмехнулся и показал себе на нос.
- Я чую её запах, Гилье, - сказал он. – Не смейся, от меня ей не уйти.
- Воля ваша, господин, - буркнул оруженосец.
Они ехали, будто бы и не торопясь, часто останавливаясь, особенно на развилках. Гилье подумал о том, что а’Арстад возможно и не смеялся над ним, говоря про свой нюх. Может именно за этим он морит себя голодом? Ладно, хорошо, но меня то зачем?!
Иногда Узиль начинал цитировать Священное Писание и Гилье честно пытался слушать, а порой даже переспрашивал то, что было ему не совсем понятно:
- И всё же, почему Вийлус пощадил обоих разбойников? Ведь лишь один уверовал в Край Небесный, другой же поносил Его…
- Тише!
Узиль остановил коня и развернул его. Гилье последовал примеру господина, но на дороге никого не было. Так они и стояли, до тех пор, пока из-за поворота не выехал одинокий всадник. Гилье показалось, что Узиль облегчённо вздохнул.
- Приветствую тебя, брат! – воскликнул Узиль, когда всадник подъехал ближе. – Воистину, Вера ведёт человека, и лишь Он может защитить, там, где не спасут ни панцирь, ни меч.
И тогда до Гилье дошло. Он связал все нити воедино и всё понял. Абсолютно всё.
Незнакомец улыбался.

Что ни говори, а путь выматывал. День за днём сидеть в седле, а ночь коротать у костра – сомнительное развлечение. Изредка у дороги оказывался человеческий труп, обглоданный местными хищниками. Кое-где виднелись сгоревшие дома и выжженные поля. В общем пейзажи не блистали красотой и новизной. Пройдёт ещё много лет прежде, чем здесь снова появятся люди. Но они появятся, обязательно появятся. Настолько живучих и способных приспособиться к любым условиям животных не видывал ни один мир. В особенности этим умением славились ингрийцы. Их родной край был мал по площади и довольно скуден ресурсами, зато население увеличивалось, чуть ли не в геометрической прогрессии. Собственно говоря, это и стало причиной начала военных действий. С отвлечённой точки зрения война была наилучшим вариантом развития событий для ингрийской империи. В случае успеха, который и наблюдался в данный момент, империя расширяет свои границы и заселяет новые территории, создавая условия жизни для растущего населения. В случае неудачи население само собой сократиться, опять же улучшая условия жизни населения.
Тирэл всё так же пытался разобраться с документами в паке, когда за поворотом показались двое всадников. От наметанного взгляда бывшего воина не ускользнул тот факт, что оба они были вооружены(вот если бы у них оружие отсутствовало, тогда можно было удивляться). А’Грол по обыкновению положил руки на бёдра ладонями вверх. Со стороны это могло быть воспринято за знак миролюбивых намерений, мол смотрите у меня нет оружия. Но на самом деле это был первый этап молитвы, позволяющей получить некую помощь от Бога, которому молился человек. И чем сильнее была вера, тем лучше получал защиту молящийся. А надо отметить, что сын Марида был фанатиком…
Но когда один из незнакомцев заговорил, вся настороженность пропала и на лице церковника появилась столь знакомая улыбка.
- Да прибудет с тобой Божья милость, брат. – Хотя знакомы они не были, но приветствие «брат» считалось нормой в религиозных кругах ингрийцев. – Лишь добротой сердец наших мы прокладываем путь через скверну и тьму и да не свернём мы с этого пути! – Он поцеловал Символ веры, висящий на цепочке из светлого метла, похожего на серебро.-Моё имя Тирэл Марид а’Грол. – Церковник вновь улыбнулся.

Этим вечером в «Трёх Пескарях» собралась весёлая компания. Был Венгер со своими ребятами, братья Лацо, сказочник Вздор и Брут Баник, даже сладкоголосая Анис осчастливила всех своим присутствием. Было в меру шумно и в меру пьяно. Как всегда, спорили, на этот раз о размерах. Брут Баник, не без гордости сообщил собравшимся, что у гномов, без сомнения, самые большие.
- А больше твоя бабушка никаких подробностей не рассказывала, - спросил грубый Лацо.
Спор разгорелся с новой силой, а возмущённый до корней волос Брут Баник начал плеваться пуще обычного.
- Зачем вы спорите, у вас же кулаки есть, - заметил язвительный Венгер.
- Вздор! – закричал упившийся сказочник Вздор. – Выкиньте гномьи кочерыжки из головы и взгляните лучше сюда!
С этими словами старик взобрался на стол.
- Кто-нибудь из вас видел когда-нибудь такой?
Возможно, язвительный Венгер нашёлся бы и здесь, однако его опередила сладкоголосая Анис:
- Действительно. Такой старый я вижу впервые.
Под дружный хохот Вздора сняли со стола, а чтобы не обижался, налили краснухи.
- Кстати, а кто-нибудь из вас слышал историю о гномьем фонтане, - спросил Венгер.
- Вздор, - буркнул сказочник, - я был там. Ни гнома, ни фонтана. Одни лягушки и эти… как их...
- А я думаю это правда, - сказал Венгер, покручивая ус.
- Правда?! Правда, это когда тебе отрубают обе руки, а ты продолжаешь бежать, наивно пологая, что всё ещё жив.
Сладкоголосая Анис тронула струны и пропела:
- Ребята, предлагаю вам заткнуться, пусть Венгер начинает свой рассказ. А если кто из вас решит вдруг…
- Ты не знаешь, почему она так любит рифму «в глаз»? Всё! Молчу! Молчу!

Мужчина шел, с одной стороны тяжело опираясь на шест, и с другой - поддерживаемый Тасмит. Монахиня постоянно молчала, даже во время вынужденных остановок, когда раненый восстанавливал по крупицам жизненные силы.
Стук капель и шелест листьев были единственными звуками весеннего леса, молчали птицы, будто чем-то напуганные, возможно, присутствием людей. Поэтому Тасмит осторожно ступала, настороженная, и появление воинов особым сюрпризом не оказалось. Зато их слова сюрпризом оказались. Неприятным.

- Уходи! Башка отрежю! Уходи, здесь твоя не пройти!

Гротескное подобие человеческой речи... За кого они их принимают, за дикарей, которые понимают только отрывистые элементарные фразы? Или, возможно... Девушка внимательнее присмотрелась к говорившему, но мелкий дождь помешал четко разглядеть его лицо, хотя догадка о том, к какому народу принадлежит мужчина, и пробежала быстрой кошкой в ее голове.
Тасмит замедлила шаг, а потом остановилась в тридцати шагах от говорившего. Мокрый ветер тут же подхватил полы балахона и начал развивать их, переодически иссекая тонкими струями водных лезвий. Монахиня в задумчивости куснула губу - она уже видела стены домов в деревне, названия которой было ей неизвестно, но они были за спинами группы воинов. И в деревне скорее всего смогли бы помочь раненому, что и было сейчас целью для Тасмит.
Девушка, не привыкшая громко говорить, но посчитавшая за лучшее не подходить ближе, откашлялась и звонким, убеждающим голосом крикнула:
- Воины! Не делайте поспешных выводов, вы же видите, что у меня на руках раненый, которому нужна помощь. Мы - мирные люди, все, что нам нужно - это попасть в деревню, где раненому смогут помочь. Поверьте, мы не замышляем никаких темных действий, просто позвольте нам пройти.- Тасмит замолчала, кусая губы под черным шелком ткани. В монастыре послушникам преподавали уроки культуры речи, но на практике собраться с мыслями и убедить вооруженного человека в мирности своих намерений оказалось сложнее, чем можно было представить, хотя безоружный и неопасный вид путников и должен был бы настроить воинов на положительный ответ на просьбу монахини.
Глядя вперед и наблюдая за путем маленькой капельки дождя по бархатной шерсти лошадиной шеи, девушка лихорадочно пыталась понять, что она будет делать, если воин откажет им.

Глава вторая. Пригоршня золы.

- Смотри, - шепнул Лямо.
- Тихо. Сам вижу, - придерживая арбалетное стремя, сержант Верис принялся крутить ворот. – Интересно, кто ж до такого додумался, крепость в лесу строить?
- Может, там и нет никого, - подал голос Ярно. – Смотрите, всё ж травой заросло…
- Ага, - усмехнулся Куурис, - а на фонтане ни мшинки. Хозяева каждый день фонтан полируют, а на остальное запустенье внимания не обращают.
- Ну, мало ли?
- Отставить разговорчики. Мне плевать, что за извращёнец там живёт. Надо зачистить. Куурис! Варда! Вперёд! Живее давай.
Низко пригибаясь, разведчики перебежали дворик. Варда пнул дверь, и та распахнулась, после чего оба юркнули внутрь серого, похожего на дозорную башню здания.
- Вперёд, - скомандовал остальным Верис.
Внутри башни громыхнуло, послышался шум возни и звон, а затем кто-то заорал и тут же этот крик заглушил леденящий душу визг.
- …, - грязно выругался Верис, вскидывая арбалет к плечу.
Из распахнутых дверей выбежал Куурис. Он был без обеих рук и два алых шлейфа развевались за ним, оседая в пыли дворика тёмными кляксами. Он пробежал ещё несколько шагов и упал. В тот же миг вылетело окно и из чёрного провала выкатилось нечто грязное и волосатое, с большим двусторонним топором в коротких, узловатых руках. Этим нечто был гном, Верис мог бы поклясться в этом! Бородатое отродье не переставая, визжало, заглушая своим визгом все мыслимые звуки.
«Как оно может так долго визжать?!» - подумал Ярно, падая в обморок.
- Стоять, – крикнул сержант, краем глаза заметив, что кто-то из его солдат бросился бежать. – Стоять! Мать вашу!
Верис выстрелил и не поверил своим глазам.
- Отбил, - выдохнул он, и тут же ему пришлось уворачиваться самому.
- …, - снова выругался сержант, отбивая арбалетом гномий топор.
- …!
Бросив то, что осталось от арбалета, Верис отскочил в сторону от продолжающего визжать гнома и кинулся в лес. Спасло сержанта то, что гномы никогда не славились быстрым бегом, как впрочем, и острым зрением.

В лесу под деревьями было уже совсем темно, тропа стала почти незаметной. Ноги лошадей скользили в грязи, а дождь и не думал прекращаться. Из-за всего этого маленький отряд продвигался со скоростью улитки. А вскоре добавилось еще одно неприятное обстоятельство –вокруг заметно похолодало, что было совсем неудивительно для майских ночей.
Обоз остался далеко позади, а Дарэк все еще о нем думал. Законы морали требовали похоронить мертвых, закопать или сжечь, чтобы их не растащило зверье, но разве было на это время? Нет. Ингрийцы могли вернуться в любую минуту. Или уже вернулись? Увидели своих мертвых и бросились в погоню? Может даже и хорошо, что идет дождь, хоть следы размоет.
А девчонки… Мысли Дарэка плавно перетекли на его попутчиц. Зачем им в эти Могилки? Он вдруг осознал, что абсолютно ничего не знает про девушек: кто они, откуда… А значит, и доверять им нельзя.
Крестьянин… Лицо сплошь в ожогах, опаленные волосы… Хорошо ему досталось, нечего сказать! За девчонок заступился, не побоявшись ингрийцев, значит не с врагами. Вот и вся информация, больше о нем тоже ничего не известно.
Дарэк грустно улыбнулся сам себе: уже более суток, как он позабыл про еду и сон, а сейчас движется неизвестно с кем и неизвестно куда. Вернее, пункт назначения он знал - Тэно. Но вот как туда добраться? Да и примет ли его эта мифическая бабка, о которой частенько поговаривали в семье? В этом Дарэк сомневался. А если она ему не поверит или померла давно? Что делать в последнем случае он не представлял. Идти больше было некуда.
- Как хоть тебя зовут? – спросил Дарэк у девушки, ехавшей с ним, - Я – Дариан, можно просто Дарэк.
Он хотел спросить, куда она едет и зачем, но внимание привлек темный предмет возле дерева.
- Это еще что? – Дарэк натянул повод, останавливая лошадь.

Какой бы не была погода, но все равно приятно знать, что скоро будет тепло и уют. Айна с самого детства помнила, как после долгой и изнурительной дороги она вбегала в дом и радостно плюхалась в мягкое кресло, а солдат что-то шутливо рассказывая, подавал слепой девочке покушать и обязательно в конце ужина или обеда что-то вкусненькое. Конечно, так было не всегда, но Айна старалась не вспоминать то время, где-то с пяти лет, когда маг кормил ее всего лишь один раз в день и всё учил каким-то заклинаниям и бил по спине за неправильно произнесенное слово. Самым счастливым днем в её тогдашней жизни был тот момент, когда маг в очередном помешательстве продал ее на рабском рынке, и когда она услышала мягкий и тихий голос: «Не бойся, теперь всё будет хорошо».

«Всё равно будет тепло и уютно…» Последние сутки слепая всё чаще вспоминала прошлое. Вдруг вспомнился момент, тот самый, когда она обнаружила тело спасшего некогда ее человека – на глазах снова навернулись слезы, но их не было видно, дождь равнодушно смывал солоноватые слезинки с печального, почти детского, лица.

Айна остановила лошадь и закрыла глаза. ? Смутное ощущение «чего-то» растревожило девушку. Шлепки по грязи остальных лошадей тоже прекратились. Тихо, так тихо, что отчётливо слышно, как вода сталкивалась с землёй.

-Это еще что? – послышался голос парня.
- Что там? Так кто-то есть? – Айна вытянулась вперед словно пытаясь что-то разглядеть, на самом же деле она просто вслушивалась.

НРПГ: Нос холодный – Бобик здоров!
РПГ:
- Найда я, - отозвалась девушка, с готовностью отрываясь от пикировки с Маарой и перераспределения чужого добра в свою сумку, - Привет, Дарэк. И спасибо!
Она и сама собиралась поинтересоваться именем попутчика, но почему-то хотела дождаться более удобного случая. «А имя вполне ничего себе, симпатичное», - решила Найда, о чем тут же сообщила Дарэку. Дариан-Дарек-Подарок, - весело пронеслось в голове. Снова захотелось смеяться, и, несмотря на то, что внезапно поливший дождь явно собирался вымочить ее насквозь, а широкая рубашка слиплась и намертво приклеилась к телу, вернулось неожиданно некоторое подобие безмятежности и опасное неоправданное ощущение безопасности. Найда прекрасно знала, что такие приливы беспричинного покойного удовольствия обычно не сулят ничего хорошего, но все-таки расслабилась. Когда этот парнишка обратился к ней – самое обычное, кажется, дело - девушке показалось, что он переложил на себя какую-то ответственность. Может быть, принятие решений? Глупо, конечно. В конце концов, ему не больше шестнадцати, почти ребенок. Хотя кто сказал, что восемнадцать много? Ох, как надоело быть взрослой! С тех пор, как Найда осталась одна – а может и раньше, когда сгорел дом, а вместе с ним и благополучная жизнь, - девушка старалась быть самостоятельной и серьезной. И одинокой: так проще.
Найда тряхнула мокрой головой – брызги с коротких волос полетели во все стороны – и засмеялась.
- Ладно, по крайней мере, мы все пока живы, - объявила она, отвечая больше на свои мысли. Отогнала она и смутное беспокойство за Айну – ну, теперь слепая в надежных руках. Обида все не желала проходить, и девушка загнала ее в самый дальний угол своей памяти.
Дарэк внезапно притормозил, вглядываясь во что-то на обочине. Дождь припустил сильнее, и Найда, сердито смаргивая холодные капли, застилавшие обзор, подошла ближе.

Сотник проводил бахадура до избы и распахнул перед ним дверь. Сотник был взволнован, потому, что бахадур выглядел особенно хмурым.
«Дёрнул же меня Злый, - подумал сотник. – Как бы теперь по шапке не получить».
Бахадур оглядел светёлку, долго рассматривал девушку, потом подошёл к лавке, на которой лежал раненый.
- Как такое может быть, - произнёс он со странной интонацией, будто бы и, не спрашивая, а наоборот, утверждая. – Рассказывай.
- Он уже был ранен и она, - сотник кивнул в сторону девушки, - тащила его на себе. Мои люди хотели прогнать их, как и было приказано, но десятник вовремя сообразил, что он вроде как из наших.
- Разве степняк по своей воле станет жить вдали от степей, - бахадур вновь посмотрел на девушку. – Она знает наш язык?
- Кажется, нет, - неуверенно ответил сотник.
- А он, значит, не приходил в себя. Что ж, подождём. Знаешь, о чём я подумал, - спросил бахадур сотника. – Сколько здесь, за перевалом, может быть таких как он?
Бахадур подошёл к девушке и поклонился ей, как старшей сестре, после чего заговорил, тщательно подбирая чужие слова:
- Храброе сердце ведёт мужчину, чуткое – женщину. Тебе ничего не грозит, всё, что ты могла сделать – уже сделано. И всё же, могу ли я спросить о твоём спутнике?

Реакция воинов на слова Тасмит была неоднозначной, будто бы сначала они собирались прогнать их, смысл чего и был емко передан в первой фразе, начавшей разговор, а затем, передумав?, пропустили их в деревню. Под наблюдением и с сопровождающим, естественно.
Монахиня не отпустила раненого, добросовестно довела его до дома, на который ей указали, и уже внутри помогла ему расположиться на лавке. Сама девушка присела на корточки, прижавшись спиной к стене и поставив мешок с вещами рядом с собой. В тепле комнаты одежда стала быстро высыхать, приятно щекоча кожу последними холодными касаниями. Нахохлившись, как маленький воробей, Тасмит была как небольшое черное пятнышко на золотисто-коричневой коже стены.

Когда в комнатку зашли двое мужчин и начали говорить на незнакомом языке, девушка несколько мгновений вслушивалась, пытаясь по мимике и интонациям понять, о чем идет речь, но получилось со скрипом. По логике выходило, что говорили о раненом и о ней самой. Обращенный к ней через некоторое время вопрос подтвердил эти выводы.

- Храброе сердце ведёт мужчину, чуткое – женщину. Тебе ничего не грозит, всё, что ты могла сделать – уже сделано. И всё же, могу ли я спросить о твоём спутнике?

- Не уверена, что смогу сказать что-то, достойное вашего внимания.- Поднявшись на ноги, сообщила Тасмит, с интересом разглядывая говорившего.- Возможно, если вы зададите более конкретные вопросы, я не останусь в долгу и отвечу.
Девушка не была уверена, что раненый захотел бы, чтобы подробности его спасения она рассказала первому встречному, да и лучше вовремя промолчать, чем потом разрешать последствия неумелого откровения. В конце концов её неожиданный спутник уже скоро должен был прийти в себя и, если ему понадобится, он обязательно расскажет все, что посчитает нужным. Сейчас же Тасмит считала своим долгом находится рядом с ним и, в зависимости от обстоятельств, охранять его покой.

Ехать становилось все сложнее, тропу итак было почти не видно, а теперь, благодаря дождю, по этой узкой полоске сплошной грязи стало опасно передвигаться. Маара боялась, что лошадь поскользнется и упадет, придавив обеих наездниц. Она постаралась полностью сосредоточиться на управлении лошадью, краем уха услышав слова едущего впереди парня, обращенные к Найде:
- Как хоть тебя зовут? Я – Дариан, можно просто Дарэк.
Та не успела ответить, когда он остановился, видимо, разглядев что-то между деревьев.
- Это еще что? – услышала Маара его голос.
Заинтересовавшись, девушка спрыгнула с седла и подошла к нему, ведя лошадь в поводу. Она взглянула на что-то черное, лежащее возле дерева. "Человек, что ли? Раненый... или мертвый? Нужно подойти... Посмотреть... " - Маара зябкопередернула плечами и шагнула к телу, стараясь разглядеть человека поближе. Краем глаза она заметила какое-то движение рядом с неподвижным телом. Волк. Рука легла на рукоять кинжала, Маара была готора метнуть его... Хотя глупо. Если волк на нее бросться, она едва успеет зашититься, если успеет... Но зверь оценил превосходство людей, и, решив не связываться, скрылся в лесу. Возможно, он будет дожижаться их ухода, а затем вернется... к прерваной трапезе. Маара опустилась на колени рядом с неподвижно лежащим человеком, нащупала на шее жилку... Человек был жив! Маара обернулась к своим спутникам:
- Он жив! Не знаю, так тяжело он ранен, но жив... пока жив. Нужно помочь ему!