Когда к Илоку подошёл муриец, тот мысленно находился где-то далеко, в родных местах, откуда ему пришлось уйти и куда он обещал вернуться. Вернуться ради своей любимой, ради Виры, ради её памяти. Нкоторые вещи прощать нельзя. И не важно, кто виноват и почему. Главное - что будет. А чего уже не будет. Никогда.
- Не знаешь, куда наши подевались? Ну Спиридон с Крапивой не вернулись, а Эрика с Кунаи что, снова унесло оленей искать? И приволокут очередную девчонку?
Илок очнулся. Да, что-то давно уже никого не видно. Скоро уже рассвет, а те, кто должен был вернуться, так и не пришли.
- Странно это. И Крапива должна бы уж показаться. Чтобы она и пропустила приготовление пищи и не вставила своё веское слово? Не верю. Скорее Филя акробатом станет. А Кунаи... Он странный. Я не удивлюсь, если он сейчас на нас смотрит и улыбается. Впрочем, а мы что можем сделать? Я города не знаю. Можно ведь пойти искать и самим пропасть. Да и куда идти? Где искать? Улиц много домов ещё больше. Кто в курсею куда тут Спиридон обычно ходит?

(совместно с уважаемой Гульдой)

В переулке рядом с площадью, где расположились фургоны, Кунаи дожидался, когда вернется хозяин, а лучше всего - Нира. Ей он доверял - до того предела, на который мог подойти к чужаку. Онага не считалась. Островитянин успел переодеться в обычную свою одежду, сидел на земле у стены, на первый взгляд - дремал. Но поднял голову, различив шаги.
Нира была задумчива и серьезна - не выходило из головы внезапное предложение Момуса. Может, зря она поспешила ему отказать?
А в глубине души — шепоток: "А разве я ему отказала?"
Чтобы не слышать этого шепота, Нира обратилась к тому из циркачей, кто был рядом, — это оказался Кунаи:
— Как тут без нас, ночью... все спокойно было?
(И подумала о Филе с его поисками дров.)
- Най, - островитянин мотнул головой, поднялся на ноги, чтобы не пришлось к нему нагибаться. - Охотник ушел.
Кунаи торопливо персеказал все, что видел, - про то, как Эрик полез в чей-то дом, про переполох, про стражников. Умолчал - о том, что сам делал на ночной улице города.
Нира не просто побледнела — побелела! По нескольким фразам, вскользь брошенным акробатом, она догадывалась о темном прошлом Эрика, но не лезла с расспросами.
И сейчас она спросила Кунаи о том, что для нее было единственно непонятным в его рассказе:
— Говоришь, кто-то из окна подал стражникам знак свечой?
- Да, - Кунаи кивнул, почти поклонился в ответ. - Сразу же. И знак ждали. Стража пришла очень быстро.

Ничего больше не говоря, Нира прибавила шагу. Момус и Кунаи шли рядом.
Оказавшись возле фургона, Нира воскликнула своим знаменитым голосом:
— Эй, люди!
Увидев, что все головы встревоженно повернулись в ее сторону, она немного убавила голос:
— Эрика схватила стража. Какие-то странные дела творятся. Кто и что про это знает — вспоминайте, сейчас каждая мелочь важна...

Почти все пропавшие показались одновременно и шли вместе. За исключением Эрика. Весть была крайне неприятной, но не из ряда вон выходящей. Профессия циркача была сопряжена с периодически случающимися неприятностями и влипанием во всякие истории.
- Я про Эрика ничего не знаю, – заявил предсказатель, поворачиваясь к вернувшимся. – Только то, что у нас всех на глазах. А куда его понесло и зачем?

Катрина тут же резко поднялась. Ее озарило. Она вспомнила, что за личность рктилась возле Эрика все это время.
- Нира, Кунаи, Момус, я вспомнила кое-что. Последнее время я замечала Эрика в компании какого-то странного человека, которого, мне казалось, я уже когда-то видела. Но было это очень давно, и до этого момента в голову не лезло откуда. А теперь, когда вы рассказали про Эрика, я вспомнила, что когда я еще жила в таборе, с одним из наших парней приключилась очень похожая история. Молодца звали Ронни. Очень добродушный и милый паренек, но судьбушка сделала так, что связался он с каким-то мерзким типом по имени Пунс, который пару раз приходил к нам в табор и подолгу разговаривал с Ронни. Тот всегда становился очень внимательным при этих встречах, хотя до этого в голове у него был один ветер. И вот в один прекрасный вечер парниша проболтался всем, что вскоре станет очень богатым и сможет обеспечить безбедную жизнь всему нашему табору, а самую лучшую из нас, прекрасных миаханок, возьмет в жены. Мы только посмеялисб над ним, не задумываясь над тем, с какого перепуга он такие вещи болтает. Но вот еще через пару дней Ронни попал в серьезную передрягу. Он залез в чьей-то дом и пытался вытащить все самое драгоценное. Никогда бы не подумала, что он до этого додумается. Но стража появилась мгновенно и схватила бедного парня. Если он еще живешь, то до сих пор отбывает свой срок на каторге. Но к чему я это все рассказывала. С нашим Эриком крутился последнее как раз тот самый Пунс, и мне не кажется это простым совпадением! К сожалению, я вспомнила эту историю только сейчас и не смогла предупредить Эрика об опасности!

Деус! Я что, чем-то прогневил тебя? Почему на мою, уже почти плешивую голову, сыпется столько несчастий? Или я исчерпал ... как же это слово... о, лимит..., да, лимит твоей доброты, своей неправедной жизнью.
Пунс! Что за гадкое имя. Как надо не любить своего ребёнка, чтобы так назвать. Склизское, как каракатица.
В своё время, на бембосском причале, тётушка Дейдра и эта бесстыжая склочная баба - Афина Костас, разделывали их. Чёрные, мыльные тушки, с выпученными скорбными глазами. Этих каракатиц, притащил Христо. Ещё смеялся, что мол блюдо достойное короля...
Пунс! Деус, почему не видя этого человека, я представляю его похожим на всех моих недругов? Как в зеркале, что отражается в зеркале, что отражается в зеркале... И вот уже нет чёткости и лицо расплывается каплями, дрожит тысячами граней.
А глаза, у него наверное крысиные - мне везёт на таких врагов.
Ох, Эрик. Я никому не позволю причинить тебе вред... Потому что удовольствие спустить с тебя шкуру лично, за всю твою дурную игру в жизнь, я не уступлю никому.

- Ясно - голос Момуса услышевшего рассказ Катрины был мрачным. - Значит так. Мирабель, девочка моя. Когда ты станешь солидной женщиной, а старый глупый, и абсолютно нищий Момус будет клянчить милостыню у тебя под дверью, ты уже не побежишь по его просьбе куда ему приспичит. Но чтоб тебе было о чём вспмнить в том будущем скучном времени, сейчас ты возьмёшь свои прелестные ножки в очаровательные ручки и понесёшься на Площадь Трёх Фонтанов, где найдёшь одного очень пожилого лекаря, которого зовут Вольфганг Бауэр. И скажешь ему, что старый глупый Момус приглашает его осмотреть заднюю лапу больного Язона.

Беги, Мирабель! Ты умничка. Правда ты не подозреваешь, какая ты на самом деле умничка, но это пожалуй и к лучшему. И тот денежный мешок, который захочет укротить тебя, девочка моя, должен будет не только уметь считать деньги...
Вольфганг... Ты ведь знаешь всё и про всех. Сейчас, мне поможешь только ты.
Вольфганг. Это ты вытащил однажды из воды совершенно незнакомого тебе парня. Это ты заплатил за первый ужин этого парня, после стольких дней голода. Это ты сказал ему: "Открой свой трактир!"...
Трактир Эшбаха процветает уже не один десяток лет.
И тогда же вы оба познакомились с бродягой... Не важно. Память это не птица - это плеть, в руке не знающей усталости.

- Нира - пойдёшь к городской тюрьме. Узнаешь сплетни. Если сможешь, повидайся с Эриком. И сразу назад.
Все остальные, за работу! Или вы забыли, что скоро представление? Вы думаете вас накормят, из жалости к бедам нашего друга Эрика? Работать! Публике плевать на ваши беды. И если вы, друзья мои расчитываете не уснуть голодными, в этом, далеко не самом ласковом городе - репетируйте.
И где это светийское чудовище. Филя!!!

Репетируйте. Это легко сказать. Как репетировать, если репетировать нечем. Нечем и всё. Если он, Илок, сейчас будет репетировать, то его участия в представлении просто не будет. Нечего будет представлять. И не он ли ещё вчерашним утром говорил об этом Момусу? А теперь тот стоит с более чем помятым лицом и говорит репетировать.
Илок ухмыльнулся и подошёл к нему вплотную.
- Мне репетировать нечем. Ингридиентов только на представление и всё. Так что до представления располагайте мной в полной мере. Ведь план уже есть, не так ли?

Крыс только улыбнулся, сплюнул и быстрым, отточенным движением - за что ему платил деньги Господин - скользнул вслед за калекой в окно, упал на плечо, перекатился, встал и длинными шагами рванулся вслед за Турием. Тот тяжело дышал, работал ногами, бежал быстро... но больная нога, спина и все прочие прелести, свалившиеся на его голову, не могли тягаться с тем, чьей профессией было догонять и убивать.
- Далеко бежим? - дохнул в ухо Арвида Хенрик, обхватывая его шею руками и зажимая рот. В одной руке слабо блеснул нож, тут же упершийся в горло циркачу. - Небось, до самого цирка, да?..
Деннис медленно, не спеша, оглядывая окна, подошел к сцепившейся парочке, опустил взгляд на Турия и несильно, но точно ударил его носком сапога по колену больной ноги. Наверное, Арвид бы закричал. Только рука Йохансена плотно сжала его рот, не давая воли ни зубам, ни голосу. Следопыт присел на корточки, посмотрел Арвиду в лицо и сплюнул себе под ноги.
- Тащи его в сарай, Хенрик, - прошептал он. - Там поговорим.

Когда во сне понятое и молчаливое превращается в несуразное и громкое, значит, кто-то меня будит. А если несуразное звучит как "Чудовище светийское" или "Где эта колода" – значит...
Значит будят Спиридон или Нира. И им срочно что-то надо, причем обязательно выясниться, что это "срочно" такое же срочно, как город и понятливость.
Впрочем, все равно ведь...
Гхм.
Не-ет, определенно не понимаю, почему эту поперечину нельзя убрать. Постоянно об нее стукаюсь, непостижимо, как остальные умудряются ее обходить. Или стукаться, но так, чтобы она потом не трескалась. Пополам. Деревяшки хилая, ломкая, в неудобном месте и толку с нее меньше, чем с моего лба. Но все равно висит. Ладно, пусть дальше висит – раз была ненужной целой, двумя половинками тоже ненужной останется, и еще столько же проболтается. Она как раз из того невнятно-смутного, что остальные именуют "нормально".
Рубаха, пояс... Лапти... кто-то убрал мои лапти к самому входу, как будто они в изголовье мешали. Впрочем, спасибо что гири не убрали (или не смогли убрать?..), им уж точно не место на пороге. Когда раз Олаф споткнулся об одну и упал на вторую – о, так не ругался даже Опенок...
Так, Крапива хмурит бровь и неругается. Очень странно.
Катрина уже встала. Еще страннее, когда она вообще спит?..
А что делает Кунаи? Он ведь не настолько странный из всех остальных, чтобы быть с ними (остальными).
Утро явно началось... по-городскому! Эти города страннее и неприятнее самых...
Ах да, я об этом уже говорил.
- Тут, - пытаюсь вспомнить, где в округе колодец чтобы умыться, но пока не вспоминается, и сообщаюсь Спиридону. Хм, Кунаи есть, а Эрика нет. И не было, они оба в фургоне не спали. Все чудесатее и страннее.

Лежа под "нежными" обьятьями ниоткуда взявшихся прощелыг Арвид мог думать только об одном. Об ужасной...
Боли...Жуткая, пронизывающая каждую частичку тела. Ни одна клетка казалось не была свободна от жгучей, всесильной Боли. Он мечтал только об одном. Заснуть..Но сон не приходил. Не приходило и забвение... Не приходила и Тьма...

Кто мог подумать, что даже она может быть спасителем?

Вороная Тьма насторожилась в сарае, тихо всхрапнула.
Кобыла не знала, что она была последним, что связывало дрессировщика Арвида с цирком. Любимицей, которую Арвид купил когда-то у кавалеристов (ее собирались добить из-за загнившей раны на плече) и выходил, вылечил... Умницей, лучшей "ученицей", признающей только руку Арвида -- поэтому-то цирк, уезжая, и оставил лошадь в деревне...
Лошадь переступила копытами к двери. Солома на полу приглушала ее шаги.
В этот миг чужой человек подошел к двери, откинул щеколду и, держа дверь полуоткрытой, обернулся, что-то сказал своим дружкам.
Тьме достаточно было того, что она увидела.: любимый хозяин, повелитель и бог беспомощно бился в руках чужаков.
Йа-хххо-хрр!
В один миг Тьму, бывшую кобылу кавалерийского Алого полка, обуяло боевое безумие. Взвившись на дыбы, она обрушила передние копыта на стоящего перед ней врага.
Йорр-хха!

Неожиданная и неприятная новость. Да, должно быть только Деус знает, что готовит нам новый день. Или не знает. Точно не знает. Ведь если подумать, какое ему до нас дело?
Выслушав все сказанное хозяином и остальными, Мирабель кивнула и, не говоря ни слова, покинула место стоянки. Лекарь Вольфганг Бауэр. Площадь Трех Фонтанов. Этой информации вполне достаточно, ведь Мирабель знает город, а уж уточнить адрес не составит труда.
Пробежав по пустырю, девушка нырнула меж двух неприметных домов. Переулок был узким, петляющим и пустынным. Утреннему солнцу не удавалось добраться до грязного дна этого рукотворного ущелья, золотые лучи освещали лишь крыши с облетевшей кое-где черепицей, да верхние этажи домов по западной стороне улицы.
Мирабель подхватила подол своей синей – когда-то она была цвета безоблачного вечернего неба – юбки и побежала, перепрыгивая лужи и горы какого-то мусора. Пахло сыростью и нечистотами, было тихо, гул проснувшегося города не долетал сюда, звук шагов эхом отражался от стен, да где-то вдалеке слышалась приглушенная ругань и детский плач. Несомненно, в городе есть места и получше, но этот переулок – самый короткий путь.
Одна из мусорных куч внезапно ожила, оказавшись на деле каким-то оборванцем, нашедшим себе приют прямо на дороге. Мирабель шарахнулась в сторону от потянувшего к ней лапы и что-то невнятно забормотавшего забулдыги, пробежала еще некоторое расстояние и резко остановилась, когда прямо перед ней из окна первого этажа кто-то выплеснул ведро грязной воды.
Громогласно и весьма непристойно обругав всех жителей города вообще и данного неизвестного (а скорее – неизвестную) в частности, Мирабель подобрала юбку еще выше, прибавила ходу, сопровождаемая ответной бранью - точно, именно неизвестная, с визгливым таким голоском - и совсем скоро оказалась на более светлой и широкой улице, которая и вывела ее на Площадь Трех Фонтанов.
Ослепленная ярким солнцем и столь поразительным контрастом между нарядной оживленной площадью и мрачным переулком, Мирабель на мгновение замерла, оглядывая открывшееся ее взору великолепие. Хоть Мирабель и выросла в городе, она до сих пор не переставала поражаться тому разнообразию, которое таит в себе этот огромный загадочный организм. Города – они живые, Мирабель не сомневалась в этом. И у каждого из них множество лиц.
Напомнив себе, что она не на прогулке, Мирабель приступила к делу. Понадобилось задать всего пару вопросов – и вот она уже стучит в нужную дверь и стоит, ожидая ответа, да расправляя на юбке складки и торопливо приглаживая короткие взъерошенные волосы, а то как бы дверь прямо перед носом не захлопнули, приняв за попрошайку (но пусть только попробуют!), давно-то без грима в зеркало последний раз смотрелась, дорогая? Нет, вроде не должны, ничего, что юбка выцвела совсем, зато рубашка белоснежная, почти новая, видали вы такие на нищих бродяжках? Нет, конечно.

Дверь отворилась .
За дверью обнаружился широкий светлый хол, озарённый светом колоссального числа свечей и собственно тот, кто эту дверь отворил.
Невысокий, худощавй, моложавый человечек, возраст которого был просто неопредилим. Таким может быть и двадцать и пятьдесят и семьдесят. Время, словно консервирует их в своих прозрачных банках, чтобы наблюдать с восторгом коллекционера.
Лицо человечка ничего не отражало лишь в глазах необчного серого цвета, но такого светлого, что они казались прозрачными, как небо ранней осенью, танцевали свой танец смешинки. Да иронически была вздёрнута бровь, словно человечек смеялся над всей земной суетой.
Взгляд шустрым бельчонком пробежался по фигуре девушки и совершенно неожиданно нырнул в колодцы её глаз.
- Чем могу служить вам, юная госпожа?
Голос у человечка был под стать всей его внешности - негромкий и спокойный, как шелест весенней травы под лёгким ветром.

Пост написан совместно с уважаемой Гульдой

-"Тьма! Если у нее будет жеребенок, и я буду жив, назову его Шанс!"

Арвид стал похож на свою любимицу - издавая нечеловеческие отчаянные крики, дрессировщик стал брыкаться и пытаться укусить, расцарапать, покалечить, ошарашить( хоть что - нибудь) проходимцев. Например попасть ногой куда - нибудь ниже пояса. ИЛи локтем в нос..Куда - нибудь, лишь бы его отпустили.
И тут на барахтающий человеческий ком обрушилась неистовая ярость на четырех копытах, расшвырявшая людей во все стороны.

Арвид старался не обращать внимания на БОль и сосредоточиться только на спасении.
Надежда придала Тулию силы и ярости чтобы доставить ищейкам( или кто они там) неприятностей.
Но еще больших неприятностей должна доставить она!!

Дрессировщик глотнул воздуха и закричал так, что наверное и сам оглох и оглушил находящихся рядом.
-"Тьма! Сюда, сюда!"

Надежда, надежда!!

Голос повелителя заставил разъяренную кобылу остановиться, громко всхрапнуть, повести головой. Чьи-то руки скользнули по ее атласному боку, вцепились в гриву. Кобыла повернула голову, оскалилась, но не укусила, потому что узнала эти руки.
-"Так..Хорошая девочка..Потерпи, мне хотя бы просто лечь тебе на спину"
Или все или ничего, Арвид сделал рывок и забрался на лошадь... То есть скорее возлег. Как собака на заборе..Ну и ладно, не до красоты!

-"Беги, милая, беги"

Лошадь послушно рванула прочь в ночь от чужаков...

(С Гульдой и Момусом)
Тут Эрика умыкнули, а он – репетируйте! Хотя, конечно, идти всей толпой глупо. И тем не менее он, Алессио, справился бы не хуже Мирабель, а теперь остается в стороне от событий. Интересно, чего репетировать-то? Уход со сцены? Навыки мышления всегда при нем, а оттачивать их на своих невозможно.
Надо поговорить с Нирой, не стоит раздражать Спиридона лишний раз. Вряд ли она пойдет собирать сплетни по Омулу, как делала в деревнях – здесь толку меньше, хотя и может быть. Узнать последние городские новости всяко не вредит, к тому же и о судьбе акробата можно услышать.
Муриец решительно направился к Крапиве.
– Нира, я бы прошелся в город – пособирать новостей как для представления, ибо будет странно, если предсказатель окажется не в курсе известного всему городу, так и про Эрика. Лучше всего бы в трактире посидеть.
О том, что денег у него нет, он даже упоминать не стал. Разумеется, весь капитал труппы хранился у хозяина.
Крапива понимающе кивнула, чуть нахмурилась, сделала знак рукой: мол, погоди! – и обернулась к Момусу:
– Хозяин, Алессио говорит дело. Он мастер собирать слухи. Но ему нужны будут деньжата – угостить в кабаке кого поболтливее... ну, не мне тебя учить. Да и мне понадобятся деньги: стражникам на лапу сунуть...
И, коварно ухмыльнувшись, добавила:
– Или, считаешь, я им чем другим должна платить?
Лицо хозяина цирка залила нездоровая бледность.
– Хорошо. Выдели ему немного. А ты – тяжёлый взгляд Момуса, упёрся в мурийца, как острая наваха, – заодно и кое-что полезное сделаешь. Пойдёшь в трактир "Павлин и ворон". Только в карты играть не садись – разденут, а то и в рабство продадут. Сиди и слушай. А заодно, напомнишь хозяину, его Марком зовут, ласково напомнишь, тихонечко, что дурная слава для трактира – смерть. И больше ничего. Думаю, он поймёт.
Момус перевёл взгляд на Крапиву
– Ещё раз так пошутишь, будешь петь на паперти у церкви святого Алоизия.
Крапива смиренно опустила глазки и почтительно поклонилась хозяину – ну паинька. А затем отсчитала из кошеля (который с утра все еще был у нее) немного меди и протянула парню.
Юноша смолчал, но взгляд Момуса выдержал с почти каменным лицом, спокойно взяв деньги у женщины. Повернувшись, он направился в сторону ближайшего переулка – не такого темного и узкого, какой до него выбрала Мирабель.

Мирабель едва не ахнула – столь ярким оказался свет, лившийся из дверного проема. Там, где ей чаще доводилось бывать, было не принято так неэкономно расходовать свечи. Она понимала, что в богатых домах на площади должны жить люди состоятельные, но все равно этот сильно освещенный в утреннее время холл явился для нее неожиданностью. А вслед за этими мыслями пришла другая – что может быть общего у хозяина бродячего цирка и этого господина? Да туда ли она вообще явилась? Но несколько человек, указавших ей именно этот дом, не могли ошибаться все сразу!
Сам хозяин дома, если только это был он, также оказался весьма необычен. Момус велел найти одного очень пожилого лекаря. Был ли пожилым стоящий сейчас перед ней мужчина? Мирабель не могла понять. Девушка растерялась под его взглядом, а он видно решил смутить ее окончательно своим вежливым обращением.
- Чем могу служить вам, юная госпожа?
Госпожа! Мирабель отродясь так никто не называл. Должно быть, румянец на ее щеках стал сейчас очень заметен, несмотря на сильный загар.
- Добрый день, благородный господин. Я…мне… - начала Мирабель и, набравшись смелости, выпалила, - я пришла передать уважаемому господину Вольфгангу Бауэру, что Момус приглашает его осмотреть заднюю лапу больного Ясона.
Мирабель смущенно улыбнулась, уж больно эта странная фраза не соответствовала месту. Ну, Момус, артист, придумает же! Однако Мирабель не сомневалась – хозяин знает, что делает.

Ситуация была печальной, но прав был Момус, представлению не должно было сорваться из-за этого, так как от него будет зависеть, как цирк будет жить дальше.
Катрина забила мысли об Эрике глубоко внутрь и принялась за работу.
Во-первых, надо было привести в порядок Ночь: расчесать гриву, заплести косички, почистить после дороги. Миаханка с большим усердием принялась за работу, ибо это заглушало мысли о друге, попавшем в беду. После того, как она управилась с наведением красоты, наступила очередь размять как себя, так и лошадь. Легкие упражнения, которые давали нагрузку на многие мышщы, но при этом тренирующиеся миаханка и лошадь не привлекали к себе внимание проходящих мимо людей.
Где-то через пару часиков довольная и усталая Катрина отвела Ночь к другим лошадям, а сама отправилась отдыхать в женский фургон.

- А-а-а! - успел издать Деннис, когда копыта ударили его по спине, опрокинули в грязь, заставиили судорожно глотнуть холодного воздуха и, позабыв все на свете, рвануться прочь от опускающихся, как Судный молоток Деуса, копыт, закрутиться на мокрой от идущего дождя земле, водя бородой по лужам и разбросанной соломе...
- Враг те... - ругнулся Хенрик, пытаясь отскочить вместе с пленником в сторону, но Арвид, почуявший мелькнувшую, словно луч света среди туч, надежду, ужом выскользнул из рук Крыса, как-то вяло ударил его в грудь, не причинив никакой боли. Гораздо страшнее было то, что Деннис оказался под ногами обезумевшей кобылы и, насколько мог судить Йохансен, был уже мертв. - Проклятье!..
Пленник что-то кричал, затем полез на кобылу уверенными движениями, которым даже увечья были не страшны. Крыс крутил головой, отползая чуть в сторону, тяжело дыша и прикидывая в уме, что будет делать Турий сейчас, когда у него в руках оказалось такое оружие...
Когда человек всю свою жизнь провел в совершенствовании умения убивать и соображать в горячке боя, когда холодное оружие стало привычным весом на твоем теле, когда кровь, хлещущая из рассеченной раны, не вызывает ничего, кроме улыбки и блеска в глазах, такое человека называют "воином". Или убийцей. Смотря, какую сторону стал бы выслушивать незримый судья. И между настоящим воином и циркачом всегда была такая же пропасть, как между королем и последним нищим в деревне.
Арвид ударил кобылу по бокам, послыая ее в галоп прочь от тех, кто представлял для него угрозу и опасность. И это было его роковой ошибкой.
Хенрик, сузив глаза, стиснув зубы, поднялся с земли, протянул руку с зажатым в ней ножом вперед, какой-то незримый для окружающих миг прицеливался, затем откинул руку назад и послал нож в полет.
Кобыла, скользящая копытами по разъезжающейся, мокрой, размытой непрекращающимся дождем земле, пыталась повернуть куда-то в сторону, повинуясь указам Арвида, и не могла помочь своему хозяину. Нож ударил Турия в спину, вонзился меж лопаток, входя глубже, но не застрял, стал скользить дальше, вырываясь из раны и рассекая одежду и кожу на своем пути.
- Вражина тебя раздери! - просипел Хенрик, падая в грязь коленями рядом с Деннисом. - Жив?..
- Пленник... - просипел следопыт, отхаркиваясь кровью. - Убей сукина сына...
- Уже... - ухмыльнувшись, ответил Крыс, вскочил и рванулся к падающему Турию. На ходу он обнажил кинжал и меч и лишь кривил свои губы в злорадной усмешке - лошадей он уже убивал. Ему это казалось даже забавным.

Майа ждала подарка от отца, хотя бы совсем скромного. Хоть и не маленькая уже, но ей всегда так нравились сюрпризы… И отец пришел с подарком, только вовсе не таким, какой бы хотелось Ласточке. Дурные вести – худший из даров, лучше бы просто не принес ничего.
И снова Эрик! Ну почему все в мире неприятности прилипают к этому непоседливому парню?! Сначала принес на плече в лагерь беду, а теперь беда унесла Эрика. Майа злилась, очень злилась, но в душе этот незадачливый акробат был для неё кем-то вроде брата, как и все остальные циркачи(кроме Алессио…) поэтому даже мысли о том, чтобы бросить Эрика на произвол судьбы у неё не возникло. Но всё равно девушка бушевала внутри: мало им неприятностей?! Мало?!
Что сказал отец? Репетировать?
Вряд ли бы сейчас Майа удержалась на канате, да и натянуть его было негде. Танцевать на земле тоже не имело смысла… Жонглировать? Всё равно у неё не получится лучше, чем у Мирабель, а в таком настроении, более вероятно, что предметы полетят кому-нибудь в голову, вместо того, чтобы летать из одной руки в другую.
А ещё и Алессио в город собрался... "Милый, береги себя, если и ты в беду попадешь, я с ума сойду..."
- Скажи мне, что всё будет хорошо… - синие глаза с отчаянной просьбой посмотрели на Момуса, - Ведь будет, правда? Правда, папочка?

Что-то грохнуло.
Это Риона, идущая по лагерю с оловянными мисками, из которых обычно кормили животных, уронила всю груду на землю.
Словно ударили хлыстом. Нет, это нож Кунаи пронзил ее насквозь. Эрик. Разве это может быть правдой?
Нет, нет...
В начищенных латах и повязках стражников на рукаве всегда приходит беда. Рио была слишком знакома ее тяжелая поступь, неслышная за грохотом подкованных сапог по мостовой.
Папа. А теперь и Эрик. Чем же она так провинила Деуса, что единственно дорогие для нее люди покидают ее.. Девушка не сомневалась, что больше не увидит молодого акробата.

Улицы Омула смыкались над головой почти соприкасавшимися вторыми и третьими этажами домов, стены и оконные рамы большинства из которых так давно были знакомы с краской, что успели позабыть о ее существовании. Наступающий день пока не мог проникнуть туда прямыми лучами, оставляя легкий сумрак, который будет разорван лишь около полудня.
Алессио шел, не спеша и оглядываясь по сторонам, – он прекрасно знал, что ищет. Таверна, забегаловка, постоялый двор – не важно, но не любой. Ему не нужны были подозрительные притоны, где собираются нищие и воры – в таком могут обмануть и ограбить, а еще это не его потенциальные клиенты, и о городских новостях там говорят только в своеобразном ракурсе.
Не интересовали парня и наиболее престижные заведения, располагавшиеся, впрочем, ближе к центру – там опять же в основном не те, кто ходит на представления труппы Момуса. К тому же сплетен на весь зал не послушаешь, и это не говоря о том, что у мурийца просто не хватит денег.
Словом, он проходил мимо трактиров, пока взгляд не остановился на вывеске с надписью «Харчевня «Три пескаря»». Вывеска была намалевана коряво, но читалась, и дверь недавно красили, хотя даже в этом виде претензий на роскошь она никак не могла выразить. Впрочем, квартал для этого не тот.
Зайдя внутрь, Алессио попросил у стоявшего за стойкой мужичка кружку пива и отварной картошки – пробовать первое циркач тут не рискнул. К этому времени он уже понял, что оказался прав в своих предположениях – здесь завтракал рабочий люд, из тех, что по каким-то причинам оказался в это время свободен и не поел дома. Народу было не то что много – время такое, но разговоры велись.
Через час муриец уже знал, что королева о прошлом месяце родила третьего ребенка, на этот раз девочку, урожаи в окрестностях были хорошие, войны не предвиделось, а также получил прочие сведения об общем состоянии дел и самых известных персонах.
На всякий случай предсказатель по профессиональной привычке удержал в кратковременной памяти имена и лица говоривших.
Разговор зашел и о ночном происшествии – кто б сомневался, что слухи успеют расползтись по всему городу.
Оказывается, Эрика обвиняли не в чем-либо мелком, а в убийстве знатной особы.
– И тут-то его вытащили, – разглагольствовал тощий старик в не раз заплатанной робе, – всего в кровище с ног до головы, и вид такой жуткий, чисто посланец Вражины. Хозяина дома того порезал, запамятовал, как зовут, а еще небось тьму народа в доме, да разве стражники все скажут!
Это было плохой новостью – откупить убийцу было нереально. Неужто акробат действительно человека зарезал? А кто его знает, что там произошло. Алессио бы тоже кого зарезал, если б ради Ласточки надо было, или защищаясь.
Вскоре разговор перешел на другие темы, и муриец решился осторожно упомянуть имя Пунса, о котором вспомнила наездница. Оказывается, этого господина знали многие в столице. Ходили всякие разговоры, что он тип скользкий и как-то связан с бандитским кланом «Алой Розы», но конкретней никто ничего сказать не мог.
В беседу вмешалась молодая женщина, в которой циркач без большого труда угадал представительницу древнейшей профессии на завтракообеденном перерыве.
– Он хоть и немолод, а до женщин не дурак, хотя вкуса-то никакого. На днях Керту видела, помните, она тоже тут работала? – кое-кто кивнул головой. – Ну вот, вчера приперлась в новых тряпках похвастать, что этот ваш Пунс ее к себе на содержание берет, и теперь ей с нами не по пути. Ни кожи ни рожи, а лезет ведь тоже!
Она чуть не сплюнула на пол. Судя по всему, впрочем, далеко не вся мужская часть посетителей сохранила о Керте такие же впечатления.
Затем тема общей беседы снова изменилась. Алессио почувствовал, что прошло немало времени…

Деус! Мой верный враг, мой крысёнок в сердце снова вспомнил обо мне. И снова острые зубки впиваются так, что трудно дышать. И боль горячим комом катится к горлу. Не сейчас!
Майя! Огромные синие глаза. Огромные, как мир. Как жизнь. Как боль, что сейчас наполняет их. Не переживай, моя Ласточка. Всё будет...

- Всё будет хорошо - Момус привлёк к себе хрупкое тело дочери, словно пытаясь спрятать в объятиях от всех невзгод мира. - Мы вернём этого шалопая. А потом дадим самое лучшее в нашей жизни представление. И оправимся на юг. К морю. Навстречу ещё более лучшему.
Хозяин цирка ободряюще улыбнулся дочери.
- Всё будет хорошо.

Деус, только бы не выдать себя. Только бы не показать, что больно... Очень больно! И каждый вздох, с трудом.
Только бы не соскользнуть от улыбки к оскалу, с которым моя боль улыбается мне из треснувшего зеркала. Улыбается всё чаще и чаще.
Никто не должен узнать, что мне плохо. Они моя маленькая армия. А полководец не имеет права на боль и смерть, пока идёт битва.
Деус! Вздохнуть, кивнуть Илоку, что мол "всё в порядке, помню", ещё раз улыбнуться дочери... Шевелись, жирный. Или ты расчитываешь подохнуть в славе? Так тебя не вспомнит никто. Кто будет вспоминать старого, толстого глупца и пьяницу. Ты не заработал себе на добрую память, так что шевелись.
Деус, где найти силы для крика. Голос должен быть чистым и громким.
- Филя!! А ты здесь.

Вот кстати. И Майя отвлечётся.

- Ласточка отправишься вместе с Филей на склады Арканаро. Заберёте закупки. В этот раз у нас должно быть три представления - Арканаро обещал позаботиться об оповещении. Как всегда за процент - Момус усмехнулся - Надо сказать, что аппетиты его растут из года в год.

Вот так. А с Филей, она в безопасности. Этот скорее город разнесёт, чем даст её в обиду. Ласточка! Я люблю тебя, доченька.___________________________________________________


Человечек серъёзно кивнул и отступив в сторону произнёс
- Соблаговолите пройти, молодая госпожа.
Хол был велик. И повсюду, в самых разнообразных подставках, порой странных, порой забавных, горели свечи. Много свечей.
А ещё в холе, а правильнее сказать зале, работали люди. Подростки и совсем дети. Они занимались разным - кто-то смешивал в стеклянных пузырьках, самых разнообразных форм жидкости. Разноцветные, прозрачные и мутные, шипящие и тягучие.
Сидел держа ступку и упорством сказочных ведьм перетирал что-то пестиком.
Двое мальчишек, с самым серъёзным видом, крутили что-то похожее на ком желзных проволочек, запутанный игрвым котёнком.
Ещёодин кисточкой смахивал пыль с глиняных черепков.
Подняв глаза на Мирабель, он смущённо улыбнулся и вернулся к своему занятию.
- Это беспризорники - голос раздался за спиной неожиданно, но не испугал.
Человечек успел переодется в мягкий серый балахон.
- Дети к сожалению зачастую становятся не нужны в своей же стране. А здесь они находят кров, еду и смею надеятся получают хоть какое-то образование. И воспитание.
Позвольте представиться. Вольфганг Бауэр. Честно говоря, сударыня, я понятия не имею кто такой Язон. Но я хорошо знаю, кто такой Момус. А посему, окажите мне честь, проводите до вашего временного пристанища и по дороге, если вас не затруднит, расскажите вкратце, что стряслось.
Бауэр повернулся к воспитанникам.
- Господа, я вынужден уйти с этой чаровательной госпожой. Я искренне расчитываю на вашу честность и здравый смысл и надеюсь, что не застану по возвращении бардак, подобно прошлому разу.
Тихий возмущённый ответный ропот словно сквозняк, на своих мягких лапах пробежал по зале. Мол сколько можно припоминать. не маленькие уже!
- Я на вас расчитываю. Идёмте, сударыня.

Когда почтенный Спиридон обо мне вспомнил, я в самом деле успел умыться. Правда, мысленно, но все равно узнал, где ближайший колодец. И, выслушав поручение, направился прямиком к нему (колодцу, а не поручению). При этом все время, пока я добирался до колодца, Ласточка неуемно теребила рукав, зачем-то объясняя, где построены склады Арканаро. Для чего мне эти склады, все равно ведь поведешь ты, Майя, и мне совершенно неинтересно какой дорогой, и если ты отпустишь рукав, идти мне будет гораздо удобнее, а рубахе намного уютнее.
Лишь когда я вытянул ведро и с удовольствием отфыркался, перестала мельтешить и с каким-то странным выражением глаз... пошевелила бровями. Эти девушки всегда плещутся раз в пять дольше и во столько же чаще, и при этом искренне удивляются всякий раз, когда я просто направляюсь к воде. Чудные.
Зато красивые.
Вернув ведро на место и наново заполнив его, обернулся к Майе и выжидательно посмотрел. Потом пришлось отряхнуться, потом... о, нет. Но, Ласточка, я совсем не хотел тебя обливать. Но если когда был мокрым тебе было неудобно, когда стал сухим, тебе стало еще хуже, что же делать? С ведром пойти – и вроде сухой, и мокрость рядом?.. На здоровье, могу и с ведром, оно легкое.
Опять нет? Куда девать лохань? Нет, туда даже я не закину. Да и не знаю я этого места.
И что-то я не пойму, кто тут не до конца проснулся... Давай оставим колодец в покое, и пойдем к тем складам, дорогу к которым ты так хорошо знаешь. Да, я совершенно готов. Уже давно.

Определенно, с лошадками проще чем с девушками...

Идти под дождем не так уж приятно, поэтому брат Рауль надвинул капюшон поглубже. Посох вонзался в грязь, и приходилось с непременным чавканьем выдергивать его обратно.
Впрочем, на погоду он не сетовал. Если Деус решил его испытать ненастьем - пусть будет так. Не самое худшее испытание.
Когда послышался стук копыт - если только удар их о грязь можно назвать "стуком", - брат Рауль машинально посторонился, не желая мешать спешащему путнику.
Только вот и без него нашлось кому помешать.
Брошенный нож ударил всадника в спину, и тот начал соскальзывать с седла.
А затем кто-то рванулся - добить. В руках бегущего блеснула сталь... и теперь идти мимо священник не мог.
Так что между раненым и преследователем оказалась массивная фигура с посохом в руках.
- Сын мой, смири свои чувства, - вежливо посоветовал брат Рауль вооруженному. - И поведай мне, что тут происходит.

- Я тебе сейчас поведаю, папаша! - бросил Хенрик, не ожидавший, что в струях дождя возникнет фигура облаченного в рясу или нечто подобное человека с посохом.
Одно воин умеет делать безошибочно - определять, от кого ждать неприятностей, а от кого - нет. Йохансен, каким бы юмором не страдал Деус, был воином. Только воином, взгляд которому застлала пелена ярости на наглого выскочку, сумевшего каким-то образом вызвать себе на подмогу лошадь... а кому расхлебывать потом перед Господином? Хенрику!..
- Посторонись! - все-таки, тот разум, что так долго и упорно вбивал в головы своих приближенных Вильберт, воскрес в голове Крыса. И он замедлил шаг, не преминув ловить цепкими глазками движениями путника. - Иначе будешь причислен к сообщнику преступника, что лежит за твоей спиной...
Что последует после подобного "причисления" Хенрик не сказал - кажется, что ответ и так повис в воздухе. И звенел, злобно глядя на Рауля.

Деннис вновь закашлялся, приподнялся на локтях, сплюнул кровью и, переборов боль в спине, встал на колени. Перед глазами все еще плясали круги, багровые, желтые, они взрывались, сворачивались в змей, кружились, но он уже соображал, где находится и что случилось. Удар копыт был страшен тем, что даже опытный следопыт его не ожидал. Но, судя по всему, незримая рука Деуса пощадила Денниса - и ни одно из ребер, ни одна кость, ни лопатки не были сломаны. Как и позвоночник. Очевидно, спасла то ли куртка, то ли везение... то ли удар был недостаточно мощен...
До Денниса донесся голос Хенрика, злой, колючий. А если Йохансен заговорил - значит кто-то помешал ему исполнить убийство этого гаденыша. Следопыт вновь сплюнул. Одно он уяснил - цирк был очень даже причем. И их всех следовало немедленно найти и уничтожить.

- Святой Фердинанд говорил: "Если видишь павшего, помоги ему встать, и убереги его от опасностей ", - предостерегающим тоном заметил брат Рауль. - "Ибо нет людей, полностью дурных, и каждый может оправдать себя пред Его ликом".
Он сделал шаг чуть в сторону, уже точно заслоняя лежащего.
- А святой Норберт сказал: "Не пристало служителю Деуса проявлять гнев. Но должен он смирять гнев, направленный против себя, ибо вдвойне грешен поднявший руку на священника или монаха".
Расшифровывать эти цитаты брат Рауль не стал. Это было столь же ясно, сколь и оборванная фраза противника.

Мирабель с огромным интересом разглядывала происходящее в зале. Выслушав объяснение хозяина, она прониклась уважением к этому необычному человеку. Вполне возможно, если б не этот господин, многие из присутствующих здесь детей уже давно оказались бы в тюрьме, связавшись с кем-то вроде того типа по имени Пунс, о котором поведала Катрина.
- Рада познакомиться, господин Бауэр, - ответила девушка и только хмыкнула, когда лекарь сообщил, что понятия не имеет, кто такой Ясон. Ну конечно. Старый фокусник Момус все шутит.
- Ясон – это наш медведь, - почему-то сочла нужным сообщить она, выходя вместе с господином Бауэром на улицу, - но он тут ни при чем. И вы правы, у нас действительно кое-что стряслось…
Мирабель повела Вольфганга Бауэра в сторону пустыря, избрав на сей раз чуть более длинную, зато и более приятную дорогу. По пути она успела рассказать все то, что циркачам было известно о происшествии с Эриком, не забыв упомянуть и историю о загадочном Пунсе.

- Я тебе заткну твои проповеди в рот, залью жидким серебром, а потом посмотрим, как ты... - зашипел Хенрик, когда на плечо ему опустилась рука.
- Он будет оправдывать себя перед Его ликом, когда попадет на Небеса. Там и посмотрим, там пусть Небеса творят над ним суд. Покуда он на земле нашей грешной и причисляет себя к живым, творить суд над ним будем мы, такие же грешники, как и он сам, - с трудом, но уже твердо проговорил Деннис, выходя из-за спины Йохансена. - Монах, что встал над преступником и загородил его от мирского суда, спускается в наш грешный мир и судится по нашим законам. А мы, святой отец... - следопыт кашлянул, сплюнул, вытирая мокрой рукой рот, - а мы, святой отец, те люди, кто по воле Небес этот суд творят. А потому если не уйдешь в сторону, станешь ты, как говаривал в свое время святой Франциск: "человеком, кто запутался меж небом и землей, отвергнутый и ангелами, и людьми, землю населяющими; и считающий, что нет иной правды, кроме той, что помещается в его уме".
Деннис улыбнулся, потянул меч.
- Иди своей дорогой, святой отец. А мы проследим, чтобы человек, над которым ты стоишь, не помер от заражения крови, а то боюсь, упав спиной, где у него рана, в эту лужу грязи, да еще под таким дождем, долго бедняге не протянуть...
Одно колено Денниса подкосилилось, он припал на него, уперев меч в землю, оперся на клинок, вновь поднялся и отошел чуть за спину Крыса. Хенрик сплюнул и двинулся вокруг монаха.

Майа покачала головой, глядя на Филю, как бы он не потерялся в городе, ведь она и сама-то плохо знает Омул. До склада они с отцом ходили несколько раз, поэтому Ласточка не сомневалась, что найдет его, но лучше больше никуда не бродить. Девушка снова посмотрела на Филю - ну точно большой ребенок... если его понесет куда-нибудь, то Майе такого здоровяка не остановить, а потом искать его в чужом городе... канатная плясунья поморщилась и решила не даже не думать о такой возможности. От греха подальше, Ласточка взяла Филю под руку (чтобы он не потерялся, а заодно, чтоб никто не привязывался, увидев, что девушка идет с таким здоровяком), и они вместе зашагали по улицам Омула.
Майе всегда нравилось смотреть по сторонам, когда они гуляли по городу с отцом, вокруг всё такое новое, чужое, но безумно интересное и привлекательное... Только сейчас девушка смотрела прямо перед собой, мертвой хваткой вцепившись в огромную руку Фили. Этот город больше не казался ей чудесной картинкой, теперь он стал опасной ловушкой, которая могла захлопнуться на любом из них, как сделала с Эриком. Хотя, возможно, если бы с ней рядом шагал кто-то другой, она бы могла расслабиться и любоваться видами Омула, но с силачом нужно было глядеть в оба, чтобы он никуда не делся.
Какой-то наглый широкоплечий парень бросил на Майю сальный взгляд и, видимо, решил померяться силой с её спутником, задев того плечом... Только вот, недооценил он циркача и в итоге оказался сидящим на дороге, а Филя, кажется, ничего даже и не заметил. В другой день Ласточка бы, наверняка, засмеялась, но сегодня ей было не весело, и она просто молча оглянулась на незадачливого ухажера. И почему только отец не отправил её с Алессио?.. Хотя, известно почему, но так бы хотелось... А вместо этого они шагают с Филей, а зеленоглазый муриец подвергает себя опасности, вызнавая о происшествии с Эриком. Такие мысли заставили Майю побледнеть, и тревога не хотела отпускать её до самого склада.
- Ну, вот мы и пришли, - сказала девушка вслух, хотя не была уверена, что Филе есть какое-либо дело до её слов.
Хозяин склада знал дочку Момуса в лицо, поэтому добродушно ей улыбнулся и указал на товары, купленные отцом, которые следовало забрать. Это оказалась пара увесистых тюков, которые разве что только цирковой силач и мог унести.
- Филя, будь добр, возьми тюки и пойдем домой, - Ласточка, наконец, выпустила руку здоровяка, и легонько подтолкнула его к товарам.

- Творить суд - не значит бить в спину и не давать человеку подняться. Ты говоришь о лечении, сын мой, но не похоже это на суд, - твердо возразил брат Рауль. - И я не слышу, в чем повинен этот несчастный; а ведь любой грешник может пройти по дороге к Небу.
Он крепче сжал посох; страха в глазах священника не было и в помине.
- Так кто же этот раненый, и что он совершил? И кто вы - не похожие на стражу?
"Двое, судя по всему - мечом махать умеют... Как у Маарихта. Впрочем, тогда вовремя объявился Орел..."
Брат Рауль неторопливо огляделся; где есть четыре человека, может появиться и пятый. Или шестой.
Ну а если не появится - придется справляться самому.
В первый раз, что ли...
"Деус, прости смиренного слугу Твоего, но я не могу отступить... Ты сжалился надо мной, когда я был таким же - и я не пройду мимо".

Что-то противное, мерзкое коснулось его босой ноги, и мелкая дрожь прошла по всему телу, приводя его в сознание. Он открыл глаза, но так ничего и не увидел. Сначала он подумал, что ослеп и отчаяние захлестнуло его волной. Но вскоре он понял, что вокруг просто очень темно. Он решил протереть глаза и потянулся правой рукой к лицу. Что-то звонко лязгнуло, и рука остановилась на пол пути. Он оказался прикован обеими руками к стене. Ногу снова защекотало, и он инстинктивно дернул ее. В темноте раздался писк.
Крыса, поняв, что ей сегодня не удастся поужинать, побежала к себе. Она точно знала, что из этой камеры, если не выходят, то потом ей хватает пищи на несколько дней. Эрик, висящий на цепях, тоже так подумал. Только он совершенно не хотел становиться ужином для кого-то.
Он попытался привстать на ноги и боль тут же пронзила все его тело. Наверное, после того как он потерял сознание, его еще били. Что еще можно ожидать от тупоголовых стражников, которые сначала бьют, а потом выясняют кто прав, а кто виноват. Только вот почему-то в его случае все было решено сразу.
В такие минуты любой неверующий поверит в Деуса, а Эрик уже был на этой грани, но что-то ему подсказывало, что все обойдется. Он еще молод, красив, в мире еще столько красивых девушек которые ждут его. Его ждет Риона… Нет, он просто не имеет права отчаиваться. Надо верить. Но во что? Что его спасут друзья? Но он сам ни кого не посвящал в свои дела, старался оградить дорогих ему людей от той грязи, в которой находился по уши.
Он еще раз попытался встать на ноги, и эта вторая его попытка ему удалась, правда он стоял, прислонившись к холодной каменной стене. Его кожа ощущала, как мертвый камень забирает последнее тепло его тела. Он это чувствует кожей? Хорошо, что хоть штаны оставили. Хотя их теперь трудно было назвать штанами. Все порванные грязные они лохмотьями висели на нем.
Он пошевелил ногой и раздался лязг ржавых цепей. Значит, они, и ноги его приковали. Неужели они его так бояться, что приняли самые суровые меры.
Он слышал о политических узниках, о знатных дворянах, что замышляли дворцовый переворот. Их рискованно было убивать, а вот посадить в камеру с нечеловеческими условиями, где несчастный узник умирал в муках, это они могли. Наверное, он сейчас в одной из этих камер.
- Ты себе льстишь, - еле шевеля губами, произнес он. Собственный голос в этой темноте показался ему совершенно не знакомым.
Он сел на каменный пол. Рука коснулась соломы, которая от влажности, которая царила в этой темнице, превратилась в склизкую мочалку. Но он был сейчас в таком состоянии, что даже не обратил на это внимание. Его передернуло от мысли, что он будет делать, когда естественная нужда припрет его к стенке.

***
В особняке «Алой Розы»

- Есть новости от Клауса?
- Дело сделано самым наилучшим образом.
- Надеюсь, он позаботился о свидетелях?
- Само правосудие позаботится об этом.
- Какая ирония...Судья сделает за нас нашу работу. И так будет с каждым.

- Здраствуй, Спиро.

Деус великий! Сколько лет я уже не слышал этого голоса. Я трус, я до последнего сомневался в тебе, Вольфганг. Но ты пришёл. Ты даже не представляешь, как я рад. Потому что это не радость.
Это - сама память приходит ко мне. Это моя молодость, улыбается мне такой знакомой улыбкой вечного мечтателя и человеколюбца. Да, ты как-то сказал, как это слово звучит на странном научном языке, но для меня прывчнее так. Потому что никто не любит этот сумасшедший род людской, каждого из его представителей, сильнее тебя. Потому что в самом никчёмном, самом мерзком его представителе, ты умеешь находить... нет, не добро... умеешь находить то, чему можно сострадать.
"Люди слепы" - однажды сказал ты: "Кто-то же должен быть поводырём!"
Деус! Ты совсем не изменился Вольфганг. Помнишь мальчишку сбежавшего с бембосского причала? Того самого, которого ты увидел уже парнем и которого вытаскивал за шкирку с того света, на этот, как стаскивают крепко спящих детей, на утренний лов? Я до сих пор помню горечь твоих настоев, вражий знахарь. И как качался потолок в той каморке под крышей... и красные пятна... и блёкло серую простыню забытья, которая падала на лицо. А ещё я помню ночь, распоротую огоньком ущербной свечи и согбенную фигуру над истерзанным временем фолиантом. И шелест прожелтевших страниц.
Эшбах прятал нас обоих - меня, от суда за убийство, тебя - от правосудия... за честность.

- Здраствуй, Спиро.

Приветствие, такое короткое. А жизнь, моя жизнь Вольфганг, такая длинная. Но короткая фраза и долгая жизнь причудливо переплетаются. Как волосы, в косе красотки, что сидит у окна являя миру свою прелесть. Как кожанные обереги, что плетут суеверные рыбаки, что плёл я сам, сидя на пирсе и ожидая, когда вернётся с лова отец. Как дороги бродячего артиста, будь они не ладны.
Никто не поймёт, кроме нас с тобой, что кроется за этим приветствием. Разве что, Эшбах. Но трактир его процветает, а сам он вряд ли когда-нибудь оставит его по доброй воле.

- Здраствуй, Вольфганг - толстый хозяин цирка облапил человечка - Спасибо, дружище.
- Признайся, Спирро, ты сомневался - в глазах Бауэра плясали смешинки.
- В тебе - никогда
- Врёшь! Ты плохой врун, мой добрый друг, Спирро. Но это не важно. Я рад, что многие вещи остаются неизменными не смотря ни на что. - лекарь улыбнулся, отчего в углах собрались лучики морщинок. - В общих чертах, что произошло я знаю. Спасибо этой милейшей молодой госпоже. Чем я могу помочь?
- Вольфганг, ты знаешь всё.
- Ты преуве...
- Не спорь. Больше тебя знал, только дядюшка Гурген, который жил столько, что и сечас наверно удит себе макрель на обед. Расскажи мне о Пунсе.
- Хм - Бауэр чуть поджал губы - Что ж. Он из породы тех людей, что никогда не достигнут высот власти и знают это. У него какие-то свои дела в торговых рядах, если мне не изменяет память, у него даже пара мелких лавочек. Очень любит выдавать себя за посредника или торгового агента. Как это свойственно людям подобного сорта, пытается играть в значимость. Как я слышал, он регулярно платит какой-то мелкой сошке из стражи. Главная его сила, это Алая Роза. Точнее прнадлежность к ней. Хотя, полагаю, они с лёгкостью перенесут такую потерю, если она вдруг случится.
- Характер?
- Осмотрителен, но при этом тщеславен.
- Трус?
- Скажем так, не храбрец.
- Жаден?
- Знаешь, Спирро, есть люди жадные до власти. Пунс - один из них. Он очень любит ломать людей. Ему не интересны сильные соперники. Человек, который попадает в поле его зрения, всегда обладает больным местом, в которое, почтенный Пунс, непременно нанесёт удар.
- С ним можно совладать?
- Полагаю, да. Вопрос в том, как.
- И ты знаешь ответ на этот вопрос?
- В своё время, мне пришлось столкнуться с Пунсом. История была крайне неприятная. Правда, мы Разошлись по очень широкой дуге, но варианты я просчитывал. Дело в том, мой дорогой друг, что расправиться с самим Пунсом просто так - это большие неприятности. А вот если от него откажутся покровители...
Бауэр замолчал выразительно глядя на Момуса. Хозяин цирка прищурил глаза и словно погрузился в сон.
- А как бы ты вытаскивал из тюрьмы своего человека?
- Помилуй, Спирро, я в такие игры не играю.
- Ну а если чисто тео... тео...
- Теоретически. Ну. Собственно есть два пути... Я бы постарался доказать невиновность своего человека. Более того - я бы её доказал.
И вновь игра взглядов. И мысли, порхающие как мячик перекидываемый детьми. Туда - сюда. Туда - сюда.
- Вольфганг, мне бы очень хотелось поговорить с каким-нибудь любителем цветов. О розах...
- Думаю это возможно.
Бауэр поднялся. Я льщу себя надеждой, что ты, мой друг, посетишь меня в моём доме. Конечно не раньше. чем закончатся твои неприятности. А по поводу цветовода... Я тебе сообщу.

Деус! Спасибо тебе, Вольфганг. Знаешь, я давно разучился верить. В людей. В деуса, которого поминаю лишь для присказки. В его милосердие и помощь. Но, почему-то я верю, что всё получится. Верю тебе. И за это, тоже, спасибо тебе.

совместно с Морой

Джилл бродила по городу всего несколько часов, но и этого хватило девушке, чтобы окончательно забросить идею с покупкой змеи. Во-первых, за питона просили немыслимые деньги, во-вторых, питон был неимоверно большой (такого только Филе вместо гири поднимать, а уж никак не хрупкой танцовщице). Оставив идею со змеей до лучших времен, Джилл направилась к лагерю.
Город жил своей жизнью, стремительной, как бурный горный поток. Жизнью пестрой и разной, словно наряды циркачей. Танцовщица опасалась города, как опасается змея большого зверя. Наверное, если потерять бдительность, позволить себе раствориться в толпе, город раздавит тебя. Хотя, с другой стороны, для Змейки здесь все было в новинку. Поэтому, как не старалась Джилл уверить себя в том, что ей вовсе не интересен этот город, что он ничем не отличается от других городов, взгляд ее неизменно скользил по разноцветным торговым рядам, по зданиям, по дорогам, по фонтанам и статуям и, конечно, по людям.
Люди в городе были совершенно иные, не такие, как в деревнях. По мнению Змейки чего-то в них будто не хватало, а чего-то было слишком много…
Уже подходя к лагерю, танцовщица ощутила какое-то гнетущее настроение его обитателей. В воздухе будто повис неразрешенный вопрос… А потом Джилл узнала, что с Эриком случилась беда.
- Здравстуй, Джилл, - едва заметив танцовщицу со змеями, Олаф появился словно бы из-под земли. На плече его восседал взъерошенный ворон. - Ты уже слышала?..
- Ты чего такая вся... - укротитель не нашел нужного слова.
- Затор-р-рможенная! - подсказал Самсоний.
- Сам ты, - отмахнулась танцовщица от птицы, - мне репетировать бы неплохо, а голову заняли совсем другие мысли.
- Какие-такие?
- Что же такое случилось с Эриком?
- Дело ясное, что дело темное, - нахмурился укротитель. - Слухи всякие ходят. Поговаривают, будто это все от того, что связался наш Эрик с лихими людьми...
Змейка ахнула и покачала головой, разметав по плечам волосы.
- Что же это за напасть? Я в полном смятении…
- Успокойся, - Олаф положил руку девушке на плечо. По руке деловито прошествовал Самсоний. - Все с ним будет в порядке. Мы своих в беде не бросаем.
Змейка посмотрела в лицо укротителю и улыбнулась.
- Будем верить.
- Будем, - ободряюще улыбнулся Олаф. - Ты змею себе не купила?
- Нет, - погрустнела Джилл, - они все большие, как не знаю кто, тяжелые и дорогие.
- Вр-раг побер-ри! - каркнул ворон сердито.
- Да и зачем тебе, в самом деле? Твоим выступлением и так залюбоваться можно, без всяких там больших и дорогих...
- Спасибо, - щеки девушки залила краска, - ну, я пойду хоть капельку отработаю пару танцев...
- К-конечно, конечно, - кивнул Олаф рассеянно, глядя Джилл вслед.
- Вр-р-ражина, - покрутил клювом Самсоний.
- И не говори...

– Проси не проси, краля, а никак тебя нельзя к братишке твоему допустить! – Стражник ухмыльнулся во всю свою гнилозубую пасть и сделал шаг вперед, норовя прижать Ниру к ограде.
Женщина ловко увернулась, издав короткий смешок. На губах заискивающая улыбка, в сердце ярость и отвращение.
"Как тебя жена терпит, вонючий ты козел..."
– Господин, я же не просто так прошу, чтоб меня хоть на минутку... к братику... – Голос Ниры играет самыми трогательными нотками. – Мне есть чем отблагодарить за доброту! Звонкая она, моя благодарность, не сидится ей в кошельке, сама наружу просится...
–Я бы с тобой, может, по-другому договорился... – начал стражник омерзительно-сладким голосом... но вдруг подобрался, посуровел: – Словом, мотай отсюда, не о чем нам разговаривать!
Нира быстро обернулась.
По двору мимо них прошел невысокий коренастый человек в кожаной куртке и берете с пером. Он не заметил Ниру – отвлекся на проходящих мимо стражников, махнул им рукой. Те почтительно поклонились.
Глаза Ниры расширились, она резко побледнела, но постаралась скрыть потрясение. Взглядом проводила мужчину в берете до самой караулки. А когда он скрылся за дверью, обернулась к стражнику:
– Начальство?
– Сотник, – угрюмо бросил гнилозубый.
– Ух ты! И грозный?
– Еще какой!
– А звать как?
– Гийом Лавье... А тебе зачем? – спохватился стражник.
– С тобой не сладилось – с ним попробую, – напрямик ответила женщина.
– И не пробуй, птаха, он недавно женился... – начал было гнилозубый. Но Крапива обогнула его, словно столб, и двинулась к караулке.
На пороге она мысленно приготовила почтительное приветствие на случай, если в комнате будут посторонние люди. Но увидела только сотника – сидя за столом, он просматривал какие-то бумаги.
При виде стоящей в дверях женщины сотник на миг оцепенел, а затем вскочил так резко, что едва не опрокинул стол.
– Здравствуй, Шмель, – приветливо сказала Нира, входя и закрывая за собою дверь.
– Ты... – ошалело пробормотал сотник. – Ты откуда взялась?
– Откуда и ты. Из болота. Кое-кого из наших вздернули, кое-кто в трясине потонул... а некоторым повезло унести ноги. Но ты молодчина, просто слов нет! Дослужиться до сотника стражи! Да не где-нибудь, а в столице!
– Что тебе нужно? – грубо перебил женщину Гийом Лавье.
— Ой, как же он рад меня видеть, наш Шмель! – пропела женщина и без приглашения опустилась на скамью.
– Я спросил: что тебе нужно?
– Ага, надо кое-что. Я прибилась к цирковой труппе. И один из наших сейчас сидит в здешней тюрьме. Его зовут Эрик...
– Я так и знал, что... – начал было сотник. Но тут до него дошло, о ком идет речь. – Спятила, баба! Там же такое дело серьезное!..
– Знаю. Но за этого парня буду драться зубами и когтями. И ты мне поможешь, попробуй только не помочь!
– Нира, – неохотно выдавил сотник, – если тебе нужны деньги...
– И деньги понадобятся, – нагло кивнула Крапива, – на взятки кое-кому...
Но тут женщина не выдержала. Прижав к груди руки, заговорила быстро и страстно:
– Шмель, да ты пойми: мне самой тошно из старого друга жилы тянуть! Но у тебя все хорошо, у тебя служба, ты женат... а Эрик в темнице, на цепи, его казнить могут! Да, я готова тебе угрожать, готова из тебя деньги цедить, готова хоть с ножом на тебя... лишь бы ему помочь! Потому что труппа для меня – свои. А ты вспомни, Шмель, вспомни, на что я могу пойти ради своих!..
Враждебность исчезла из глаз сотника. Он задумался, уйдя в воспоминания. А потом решительно тряхнул головой:
– Ладно. Рискну. Многого не обещаю, но чем-нибудь попробую тебе помочь...

Пожалуй, узнанного было достаточно как для работы, так и для решения связанных с Эриком проблем. На большее, во всяком случае, рассчитывать вряд ли приходилось. Хотя…
Молодой муриец подсел к столику, за которым сидела девица, рассказавшая о новой подружке Пунса. Бойкий язык помог завести разговор, а взгляды показывали, что собеседницу заинтересовал привлекательный парень – то ли как потенциальный клиент, то ли просто так.
Алессио вспомнил Ласточку, и на душе стало неприятно, но внешне это не проявилось. Достаточно представить, что это работа, и истинные эмоции циркача сразу перестают отображаться на лице. Ведь лицо хорошего артиста – лучшая маска, разве не так?
Слово за слово, между делом юноша разузнал, где сейчас проживает новая подружка Пунса и хоть что-то о ней. Очень мало, но достаточно, чтобы успешно, скажем, погадать той –происхождение, внешность и прошлое в общих чертах. Разумеется, слушатель сделал поправку на явную необъективность рассказчицы. Впрочем, последней вскоре надоело ругать бывшую подругу, и она сделала весьма откровенный намек, что живет тут, неподалеку и прогулка обойдется совсем недорого.
Нельзя сказать, что Лемен был образцовым блюстителем морали и, кто знает, не спеши парень к своим, имей собственные деньги, а главное – не будь влюблен, – может быть, он и сделал бы крюк. Но сейчас это стало поводом побыстрее расплатиться, многозначительно подмигнуть собеседнице с намеком на таинственные дела и обещанием увидеться позже, которое юноша не собирался выполнять.
Алессио вышел на улицу и только тут позволил себе скривиться, будто пришлось брать в руке что-то склизкое, затем облегченно вздохнул и поспешил к своим. Вскоре показались родные фургоны.

Филя забрал тюки с товарами, и Майя сердечно попрощалась с хозяином склада.
"Ну, вот и славно, только бы теперь не растерять все покупки по дороге..."
- Пойдем, Филя, нас уже заждались, наверное. - Ласточка вздохнула и посмотрела на ромадное тело спутника.
Обратно они шли куда медленней, но не потому, что товары были слишком тяжелыми (здоровяк мог, пожалуй, нести ещё пяток таких же), а по той причине, что Майа стала ещё больше бояться потерять Филю и вцепилась в его рукав, сдерживая размашистый шаг силача.
Хоть и неспешно, но зато без приключений, Ласточка и ФИля добрались до фургонов. Какое же облегчение она испытала от того, что Алессио тоже уже венулся, а значит с ним ничего плохого в городе не случилось.
- Папочка, мы вернулись! - Крикнула Майя отцу, но взгляд выдал её, так как не удержался и скользнул в сторону мурийца. - Куда Филе положить товары?

Товары? Это хорошо.
Илок поднялся навстречу гиганту со спутницей.
- Ну вот, наконец-то. Магния купили? А амброзии субстанцию? Селитру? Серу?
Подойдя поближе к девушке он уже тише спросил:
- Ну, как там дела? Какие новости?
Славиец волновался за судьбу сотоварищей. И хотя порою он и не выражал свои эмоции ярко, но, что греха таить, за время странствия в фургоне, сотрупники стали ему семьёй. Верной, надёжной, единой. То, на что оказались неспособны ни родичи, ни соплеменники. Вот только Вира была способна. Вот именно - была. Но больше не будет. Ибо нет больше Виры, его рыжей бестии. Нет и не будет. Есть только тихая память о ней, которая зовёт в дорогу, взывает к мести, к дальнейшей жизни.

Вернувшись, Алессио обнаружил, что все старательно пытаются заниматься обычными делами или делать вид, по крайней мере – ибо нет ничего хуже бессильного, незаполненного чем-то ожидания. Впрочем, ему еще предстояло рассказать о почерпнутых в трактире сведениях товарищам, а точнее, тем, кто принимает решения – Момусу или Крапиве. Муриец предпочел бы последнюю, но, как сказал дежуривший так, чтобы видеть дорогу, огневик, Нира тоже отправилась в недра Омула.
Однако и Спиридон был занят – он беседовал с каким-то незнакомцем, низеньким и худощавым, который комично смотрелся рядом с внушающей уважение фигурой хозяина цирка.
Впрочем, юноша отметил, что для отца Майи собеседник незнакомцем не был, и это вызвало его любопытство. Вот старый лис, кого это он нашел? Или его нашли?
Пока Алессио ждал своей очереди для разговора, вернулась и Майя, и они обменялись взглядами и улыбками. Хвала Деусу, хоть с ней все в порядке!
Однако при ней стало как-то неловко стоять поодаль, ожидать и наблюдать. Как меняет ситуацию лишняя пара прекрасных глаз…
Воспользовавшись тем, что Момус оглянулся на дочь, юный муриец подошел к хозяину.
– Мне кое-что удалось узнать, может, это окажется интересным, – произнес парень, доставая не потраченные монеты.

Громыхнул гром, и небо расколола яркая молния, выхватившая злой оскал Хенрика и суровый, тяжелый взгляд Денниса, поднимающегося с колен. Струи дождя безразлично падали вниз, ударялись о головы четырех людей, собравшихся на улице, заставляли грязную воду на земле подпрыгивать. Шум стихии заглушал голос Рауля, однако его красноречивые движения выдавали настроение монаха, и Йохансен зло сплюнул, поднимая свое оружие и уже почти зайдя за спину медленно поворачивающемуся монаху.
- Мы не похожи на стражу? - хмыкнул следопыт, не глядя на Крыса. - Ошибаешься. Мы и есть стража. Стражники, как и все живое на земле, разные бывают. Для разных дел... Для того, чтобы захватить преступника, конный отряд не нужен.
Он вновь кашлянул, медленно, не спуская глаз с Рауля, сплюнул себе под ноги, поднял голову. С его бороды капала вода:
- Мы предложили тебе убраться, святой отец. Кажется, раза три. Небесный суд - для мертвецов. А земной суд - для живых. Мы уважаем твою волю, но не собираемся из-за твоих слов отступать...
- Да кончай глаголить с этим отшельником! - ругнулся Крыс. - Вали отсюда, святоша! Или...
- ... мы будем иметь право причислить тебя к преступнику, - закончил за него Деннис и поднял меч.

(Совместно с бабкой Гульдой)


Эрик, прикованный к цепям, потерял счет времени. Он уже не знал сколько прошло часов с того самого момента как очнулся в темнице. А может уже и несколько дней миновало. В животе громко заурчало. Ему жутко хотелось есть, но кроме воды, что охранник иногда приносил, видимо ему дали приказ поддерживать жизнь в теле узника, он больше ничего не ел.
Внезапно наверху с тяжелым ржавым скрипом повернулась на петлях дверь. Мужской голос недовольно сказал кому-то:
– Но только чтоб две минуты!.. Я тут побуду, пригляжу, чтоб все в порядке... но только чтоб пару слов - и назад!
– Да я быстро! – благодарно откликнулся знакомый женский голос.
И по крутым ступенькам к узнику сбежала Нира Крапива. В правой руке у нее был факел, в левой – маленькая корзинка.
Эрик услышал какой-то шум. Это явно был не охранник, уж больно резво раздавались шаги. Так мог бежать только один человек... Нира.
- Кто бы мог подумать, что ты придешь ко мне на свидание, а я даже не могу тебя обнять, - хрипло произнес акробат.
– Вот и славно, что не можешь лапы распускать! – сердито сказала Крапива. – У меня есть вино, пирог и несколько минут времени.
Она поставила корзинку на пол, перекинула факел в левую руку, правой достала из корзинки глиняную бутыль и поднесла к губам пленника.
– Пей, горе ты наше, потом покормлю... Ух, зараза ты какая, краса преступного мира, грозный убивец! Вот вытащим тебя отсюда – своими руками тебе морду набью... нет, попрошу, чтоб Филя набил!
Эрик жадно глотал самый божественный напиток, который он когда либо пробовал.
- Спасибо большое, - Эрик посмотрел в глаза Ниры. - Я его не убивал. Когда я пришел в тот дом, он уже был мертв. Проклятый Пунс сам все сделал, а дабы замести следы решил подставить меня. Хитро, ничего не скажешь. Но теперь я точно знаю, что это было в последний раз. Что там мне обещают: виселицу или топор?
Тирада, выданная Эриком очень утомила его, но ему очень требовалось высказаться близкому человеку.
– Виселицу? Топор? – Голос Ниры расплавленным золотом заливал холодный мрак темницы. – И не надейся, дурень! Ты у нас еще покувыркаешься! Ты что, цирковых не знаешь? Когда это мы своих в беде бросали?
Вернув бутылку в корзину, Нира отломила кусок пирога, поднесла к губам Эрика:
– Лопай, да быстрее, меня сейчас выгонят... Насчет последнего раза – это попробуй только забыть! Так тебе напомню, что мало не покажется!
И на минуту затихла, по-матерински сочувственно наблюдая, как голодный узник зубами рвет от пирога кусок за куском.
– Я тут насчет тебя потолковала кое с кем, – продолжила она наконец. – Расковать тебя никак нельзя, уж потерпи. А вот кормить тебя тайком будут. Пусть у меня только попробуют не кормить!
Последнюю фразу она произнесла, глядя на дверь, – не для Эрика.
– Фазанов и осетрины не обещаю, – отозвался голос мужчины, который явно слушал каждое слово. – Но чего-нибудь пожевать постараюсь притащить... Ты, кормящая мамаша, бегом отсюда брысь! А то застукают нас...
Нира тут же подчинилась: подхватила корзинку и кинулась вверх по лестнице, бросив на прощание через плечо:
– И чтоб даже не думал ни про какие виселицы! Запрещаю!
Эрик проводил Ниру взглядом:
- "Если бы и вправду все было так просто, как она считает. Алая Роза так просто не сдается," - подумал он когда затихли шаги Ниры и охранника. К сердцу снова подступила холодная и липкая тоска, которая отступила с приходом этой крикливой бабы. Ах, как хорошо было тогда. Ему сейчас казалась его жизнь в цирковой труппе чем-то таким далеким и не реальным. Эти полные грусти большие глаза Рионы, которые смотрели на него. Словно все это было не с ним, а с кем-то другим, а он здесь находится уже целую вечность.

Полные грусти большие глаза Рионы ар-Леды - да что там, уже просто Рионы - невидяще смотрели вдаль, туда, где за крепостной стеной минуту назад скрылось солнце.
Эрик... Где-то он сейчас? Впрочем, что значит "где". В сырой и темной камере... Запястья его тонких артистичных рук до крови стерты кандалами... Хоть бы Нире удалось хоть на секундочку его повидать...
Рио вздохнула и решила пройтись вокруг фургонов. Чтобы хоть немного размяться, она начала повторять упражнения, которым учил ее Эрик - прошлась колесом, затем покувыркалась на перекладине, установленной акробатом возле мужского фургона. Пробежалась на руках, но на середине пути под нежную ладонь подвернулся острый камешек, и девушка неловко свалилась на землю. Ну почему именно он? Глаза Рионы наполнились слезами, она разревелась, сидя прямо на земле и обнимая грубо сколоченную перекладину...

Как раз в этот миг возвратилась Нира Крапива. При виде плачущей Рионы всполошилась было, но, оглядев ладонь, заявила, что ничего страшного, сейчас пройдет... В два счета нашла кусочек чистой холстины и горшочек с целебной мазью, но напомнила, что повязку перед представлением надо не забыть снять. А то зрители еще подумают, чего доброго, что это Кунаи так партнершу приласкал – ножом по руке!
Затем, усевшись на облучок "женского фургона", Нира поведала собравшейся вокруг нее труппе о своем свидании с Эриком. Она не выдала тайну сотника-разбойника, только вскользь упомянула, что нашла в охране знакомого, который постарается им помочь.

Новости, рассказанные Крапивой утешали. По крайней мере была надежда на благополучное завершение всей этой свистопляски. Конечно, Нира что-то не договаривала, но этого и не было нужно, потому что главное было то, что ситуация возвращалась под контроль. Под контроль труппы, а значит и его, Илока. Кому как, а ему всегда было неуютно, когда события развивались так, что повлиять на них было невозможно. Наверное потому, что огонь не любит тех, кто не держит себя в руках, кто забывает о мелочах. Чтобы стихия была с тобой, она должна быть послушной.
- Значит - играем туш и зажигаем свечи. Да, кстати, насчёт "зажигать". Если что - надо - обращайся. Пугануть кого или ещё что. По крайней мере теперь у меня есть для фейерверков всё. И фейерверк выйдет что надо!
И суровый славиет подмигнул Нире, давая понять, что она может расчитывать на него, если для дела нужна будет помощь пиротехника со стажем.

Момус, тяжело вздохнул.
Выслушав новости принесённые Крапивой, он двинулся к своему фургону, кивнув головой Алессио, мол следуй за мной.
Отдалившись от труппы, старый толстый хозяин цирка, чуть привстав на цыпочки, прошептал парню в ухо
- Сейчас я уйду. Надо поговорить... с одним... любителем цветов. Так вот, если к вечеру я не вернусь, хоть кулаками сгоняешь всех в фургоны и вы уезжаете из Омула. Никаких подвигов, никаких геройств. Выйдете через северные ворота. Там начальником караула, Макс Кермер. Очень любит чтоб его называли - Господин Кермер. Худой такой, с вечно грязными волосами. Скажешь, что от меня - он вас пропустит.
Ты понял. И учти, не увезёшь Майю - я к тебе лично приду, хоть с того света.
И хозяин цирка полез в фургон.

А Нира тем временем говорила циркачам:
– Мы рассчитывали крепко тут подзаработать и основательно прибарахлиться. Впереди зима, а столица, она и есть столица, сами понимаете. Так вот, насчет прибарахлиться – это вряд ли выйдет. А вот заработать надо. И крепко. Чтобы Эрика вытащить... тут горсткой медяков не отделаешься. Так что давайте-ка, подтягиваемся на ближайшую площадь. Работаем, друзья!

У Майи немного отлегло от сердца, когда Нира вернулась с новостями, но всё же для особой радости тоже не было повода.Как им вести представление, когда все так взволнованы? Веселить людей, когда у самих гадко на душе, а сама Ласточка впервые испугалась, что не удержится на канате, слишком далеки были её мысли от прогулок по небу. Но они ДОЛЖНЫ это сделать, обязаны улыбаться, впечатлять, поражать, сделать всё даже лучше, чем обычно.
Майа поспешила в фургон, чтобы периодеться и привести свои мысли в порядок. Спокойствие - вот главный залог успеха на канате. Спокойствие и уверенность.
По дороге девушка заметила, что отец разговаривает с Аллессио и её сердечко ёкнуло... неужели папа догадался об их тайных встречах? Нет... быть такого не может... а если кто-то заметил и рассказал Момусу? Нет.. нет..
Ласточка тихо проскользнула мимо них и задернула за собой полог. Нужно просто успокоиться, ведь всё будет хорошо... непременно будет!

- Выступать, так выступать. Деньги действительно будут нужны нам. Чур я первая сегодня. Кобыла как раз разогрета для выступления. Да и нарядить я ее успела, как и себе, - звонко произнесла Катрина и побежала к лошади. Сама она была вполне готова. Юбка развевалась на ветру, а волосы воронова крыла спадали волномаи на плечи.
Легко вскочив на спину своей партнерши по выступления, миаханка отправила ее легкой рысью к ближайшей площади, где остановилась посреди толпы и громко нараспев начала:
- Уважаемые жители нашей славной столицы, спешу сообщить, что вам дико повезло. Сегодня состоится великолепное представление, которое доставит вам немало радости и счастья, знаменитого цирка Момуса. Вы увидите жонглера, метателя ножей, факира, акробатку и многое другое. Перед вашими глазами будут твориться истинные чудеса, за которые нежалко будет и гроша. А теперь, пожалуй, пора начинать. А ну, Ночь, поехали. Поакажим им, что такое чудо, - и Катрина пустила лошадь в голоп.
Обе отдались выступлению полностью: и лошадь, и наездница. Вытворялись самые невиданные номера. Каждый раз миаханка ходила на грани. Одно неверное движения, и она могла распрощаться с жизнью.
Но усилия стоили того. Деньги должны были начать сыпаться из рук пораженных зрителей.
Уставшая лошадь сделала поклон, и они отправились обратно, в лагерь, уступая место следующим циркачам.

Лошадка, запряженная в платформу на колесах, выехала на площадь вслед за всадницей-миаханкой. На козлах сидела Крапива. Вокруг были разложены музыкальные инструменты. Нира правила молча: она чувствовала, что петь сейчас не сможет, голос подведет ее...
Следом ехал "звериный" фургон. (Остальные фургоны пока остались на месте стоянки.)
Когда Катрин начала свое дерзкое, дразнящее, красивое выступлние, Нира вскинула бубен – и к стуку копыт Ночи прибавилась таборная веселая мелодия.
Когда Катрина закончила, Нира обернулась на циркачей:
– Кто следующий?

Обычно всегда находящий что сказать Алессио произнес вслед Спиридону только одно слово:
– Понял.
Но было в его интонации что-то показывающее, что он действительно понял. И то, что собирается делать старик Момус, и то, что не время и не место для споров или многословных обещаний или вопросов – почему он. Сейчас хозяин – командир, а он солдат, который должен выполнять приказ, и он его выполнит, даже если Майю придется увозить силой и она его возненавидит. Потому что ее жизнь дороже.
– Вечер, северные ворота, господин Кермер, – повторил юноша про себя, хотя цепкая память и не нуждалась в этом.
Он отошел в сторонку и присел на корточки, прислонившись к фургону. До мурийца доносились крики Ниры, шум собирающихся людей, топот копыт питомцев Катрин… Но все это было таким далеким, страшно далеким! Да, ему это все равно, в эту секунду безразлично. Да, выступать надо, что бы ни случилось, и он сделает это. Он успеет переодеться, еще успеет до своего номера, это попозже. А сейчас в мыслях непривычно пусто. Еще несколько минут…

Деус, прости слугу Твоего, но не верю я им… Не похожи на стражу эти люди. А я-то повидал всевозможных стражников…
Чего ждут от священника? Молитв, смирения, проповедей и благословений. А от странствующего священника – еще и бедности; потому мало кто из грабителей решит напасть на бредущего себе проповедника. Чего у него взять-то?
Чего не ждут от священника? Шага в сторону – чтобы видеть обоих; короткого взмаха тяжелым посохом… и удара в запястье человека с мечом. Хорошо поставленного удара, так, что клинок вылетит из пальцев…
Брат Рауль достаточно часто поступал так, как никто не ожидал.