Не придешь ли ты
в мое одиночество?
Лист павлонии...
(Басё)

1
Море, казалось, уснуло и негромко вздыхало во сне, лунные блики растекались маслянистыми пятнами по пологим волнам. Отлив только-только начался, но люди уже вылезли из лодок и собрались на узкой полоске освободившегося берега, готовясь, как только схлынет вода, копаться в грязи при свете фонарей и выкапывать из влажного песка и ила съедобные ракушки. Многие привезли с собой еду, а мужчины прихватили и выпивку, чтобы согреться. Дети развели на берегу костры, в свете которых огромные ворота-тории, что поднимались из воды уже много столетий, казались призрачными. Люди часто поглядывали в их сторону – когда же наконец можно будет заняться делом? – поэтому никто не пропустил чуда.
Сначала думали: со дна поднимается самебито*, посланник восьми великих драконов. Не может обычный человек стоять перед воротами храма при высокой воде.
- Хорошо, если он заплачет, - высказался самый знающий и на недоуменные вопросы пояснил: - Самебито плачут кровавыми слезами, а те превращаются в красные драгоценные камни! Мы бы сразу разбогатели.
Но луна выглянула из-за облака – наверное, тоже захотела посмотреть, что же такое привлекло людей, - и стало видно, что кожа у пришельца не черная, а очень даже светлая, а глаза наоборот темны. Человек (если это он принадлежал к роду людскому) запрокинул голову, меряя нависающие над ним алые ворота спокойным взглядом.
- Kaimon!* – донеслось до замерших на берегу крестьян.
Казалось, даже пламя костров перестало дышать.
------------
*samebito (鮫人) – «человек-акула», часто их называют «коджин», морской житель с черной, как чернила, кожей и изумрудно-зелеными глазами, лицом демона и усами дракона. Их слезы превращаются в драгоценные камни.
*kaimon (開門) – требование открыть ворота.

Море с ревом отхлынуло прочь, бурунами вскипев вокруг столбов тории.
Люди застыли, превратившись в живые подобия оснований ворот. Даже в легендах только Идзанаги выходил оттуда, и никто более. А теперь - живое чудо, новая легенда! И они становятся свидетелями ее. Среди очарованной толпы возникать движение - кто-то торопливо расталкивал крестьян. Пламя костров осветило невысокую девушку в красно-белых одеждах, спешившую к берегу. Послышался приглушенный шепот: "Пропустите жрицу!" Люди зашевелились, кое-кто даже почтительно поклонился, но служительница богов оказалась у самой воды - и все вновь застыли. Девушка уверенно ступила на обильный ил, оставшийся на песке, и с надеждой кинула взгляд в сторону храма. Подмога задерживалась, и жрица чувствовала, что придется взять дело в свои руки. Она повернулась к крестьянам и резко, почти с презрением, произнесла:
- Слушайте меня. На нашу землю снисходит великий бог Такаги-но микото, и мы обязаны достойно его встретить. Прошу вас всех поклониться божеству.
Жрица снова развернулась к морю и сама опустила голову. Подол ее хакама был уже весь покрыт морской зеленью, а таби сменили цвет с белого на грязно-коричневый. Пробормотав что-то по поводу своего парадного внешнего вида, девушка, прищурившись, взглянула на ворота.

Крестьяне охотно повалились на колени - кому, как не предсказательнице из Ицукушима-джинджя, не знать всех этих вещей? Луна отражалась в оставленных внезапным отливом лужах, казалось: берег смотрит множеством светлых глаз. Высокий незнакомец подошел ближе. Щеки служительницы храма, уверенно смотревшей на пришельца, внезапно зардели, и она смущенно прикусила губу. Поводом к замешательству жрицы было одно обстоятельство, которое испуганные крестьяне не заметили издалека, а, может, просто не придали ему значения в такой великий момент. Но для молодой девушки оно было довольно важным - спустившийся с небес бог был обнаженным. Мико совсем растерялась - ее не учили, что делать в подобных случаях. Она даже сомневалась, были ли они учтены священнослужителями; поэтому жрица не шелохнулась и продолжила дерзко смотреть на незнакомца - пусть все думают, что так и должно быть.
Он остановился рядом с ней, приподнял ей голову, взяв за подбородок. Крестьяне не выдержали, вздохнули разом. При них совершалось великое чудо, о котором они будут рассказывать детям и внукам. Только мысль о том, что перед ней божество, которому она служила, удерживало девушку от того, чтобы не дать ему хорошую пощечину. Скрипнув зубами, жрица еще раз уже злобно скосила черные глаза на храм и ледяным заученным голосом промолвила:
- Мы рады приветствовать вас, о великий Такаги-но микото.

(помогаю)

Какой отважный ребенок, прозвучало у нее в голове. Может быть, тебя подсадить? Он наклонился к ней, теперь их лица находились почти на одном уровне. Мико закрыла глаза, глубоко вздохнула и тихо, с натянутой улыбкой, сказала:
- Я прошу вас отпустить меня и пройти дальше. Вас встретит настоятель храма, - она слабо дернула головой.
Он провел пальцем по ее щеке, стер влажный след.
Хорошо.
И выпрямился, так что какая-то женщина – та, что была посмелее остальных и топталась неподалеку с одеялом в руках, - попятилась. Девушка сосредоточенно посмотрела вниз - наконец-то кончилась эта непредвиденная пытка. В ярости жрица до боли сжала кулаки и рванулась к храму. Затем ею снова овладели сомнения, и она уже с искренним любопытством спросила:
- А вы... всегда так ходите?
Как?
Он осмотрел себя, недоуменно приподняв брови. Глянул на окружающих и – расхохотался. Море ответило грохотом отступающих от берега волн. Такаги-но микото протянул руку к сжавшейся в комок крестьянке; та, стараясь не прикасаться лишний раз, сунула ему старое одеяло и укрылась среди односельчан.
Ты, которая предлагаешь мне тело во время танцев, но боишься сделать то же самое сейчас, проводишь меня?

- Я-то провожаю, это вы не идете, - неуверенно ответила мико и величественно зашагала к зданию. По дороге она пару раз робко оглянулась назад, затем фыркнула и надменно подняла голову.
Уж очень не нравилась девушке эта история, а особенно не нравилось поведение Такаги-но микото. Как-то не так представляла она его себе вживую.
"Интересно, а мысли мои он читать может?" - пришло ей в голову.
Могу.

***

В небольшой задымленной кухне при храме на побережье острова Итсукушима щуплый добродушный служка с открытым ртом выслушивал гневный, сопровождавшийся отчаянной жестикуляцией и яростной мимикой рассказ молоденькой жрицы-мико. Девушка в чистых парадных одеждах повествовала заспанному мальчику о своей трагической, несчастной судьбе и о неблагоприятных событиях этой ночи, а, точнее, о пришествии в храм одного великого, но чрезвычайно странного бога, который на самом деле совсем не такой, какой должен быть.

- Нет, вот ты только представь себе, - чеканила жрица, - вышел из воды, без одежды, и сразу полез в мою голову! Я совершенно не была к этому готова, знаешь же, как долго надо готовиться к церемониям и всему остальному! Конечно, я должна была привыкнуть к этому, но в тот момент просто обомлела от испуга и, если бы не моя природная находчивость, умерла бы от стыда и страха!
Очевидно, служительница богов стала успокаиваться, осознав все свои неоцененные достоинства, и даже взяла поднос с яствами, предназначенными для великого Таками-мусуби. Еще раз красиво вздохнув, девушка посоветовала служке наготовить побольше лакомств и изящно прошла в залу, где сидели гость и настоятель храма. Перед тем, как войти, она мужественно изобразила на своем лице нежную отрешенность (в конце концов, за дверью было божество, хоть и неправильное!) и впорхнула в комнату.
Гостю нашли одежду - если не совсем приличествующую, и не по размеру, но, по крайней мере, теперь на него можно было смотреть, не отворачиваясь. А посмотреть, как он, едва сдерживаясь, по-детски набросился на пищу, так можно было подумать, что на Облачной равнине дела совсем плохи. Мико! гость отложил палочки-хаси, дожидаясь, когда ему нальют, чем запить угощение. Скажи, ты давно живешь здесь?

Девушка, сидевшая все время чинно рядом с настоятелем, улыбнулась как можно ласковей и снисходительней, потом, привстав, налила чай в светлую чашку и ровным голосом произнесла:
- О могущественный Такаги-но микото, я родилась в деревне неподалеку, а служить в храме стала около года назад.
Она снова села, аккуратно сложив руки на коленях, и постаралась как можно громче подумать: "Не могли бы вы говорить вслух? В конце концов, это гораздо удобнее".
Вслух? Разве ты меня не слышишь?
"Я вас слышу. Но мне щекотно!"
Он протянул длинную руку - он действительно был похож на высокое дерево, что находились на его попечении, - погладил по округлой щеке.
Но... мне приятнее говорить с тобой, чем со всеми остальными.
Она удивленно вздрогнула и на мгновение взглянула гостю в глаза. Опустила лицо и со злостью почувствовала, что руки похолодели. Девушка растерялась - какое-то запутанное, неопределенное чувство кольнуло сердце, и она сжала пальцы. Ничего не ответив, жрица отвернулась к расписанной стене. Гость проследил ее взгляд... и отодвинул угощение. На подставке возле стены лежал старинный меч, завернутый в несколько слоев китайского шелка.

Да, мико! Ты права. Он поднялся, забыв обо всем. Восхищенный вздох, что сорвался с его губ, был похож на порыв морского ветра. Гость благоговейно провел кончиками длинных пальцев по ножнам, приласкал рукоять. Вы с ним похожи.
Жрица тряхнула головой, как бы сбрасывая задумчивость, и фыркнула.
- Я и меч? - почти презрительно произнесла она. - Как может холодная сталь быть похожей на живую душу?
Она испуганно закрыла рот рукой - чересчур громко и сильно прозвучал ее голос. В колеблющейся тишине залы слышала девушка даже дикий стук собственного сердца. "Не права я, - пришло в голову. - Не то что-то сказала..."
Ладонь бога сжала длинную рукоять старинного меча, клинок вышел из ножен с нетерпеливым шипением. Лезвие - хоть и порченное временем - по-прежнему было грозным. А еще оно было очень длинным.
Посмотри: он изящен, как ты. И строптив, как и ты. Если не беречь пальцы, их можно лишиться. Ты видишь в нем лишь кусок холодного железа, поэтому для тебя он мертв. Взгляни иначе...
Жрица остановила задумчивый взгляд темных глаз на лезвии меча и некоторое время смотрела на него. Рассеянно, отвлеченно. Наконец она глубоко вздохнула и ответила:
"Только мужчины воображают, что у клинка есть душа. Не вижу в нем ничего, кроме орудия убийства".

Молодой служка по имени Вака с юных лет отличался любопытством, неприличествующим любому обитателю монастыря, тем более такого знаменитого, как этот. И сколько ни боролись настоятель и монахи с этой его чертой, сколько ни тратили слов и палок, Вака оставался верен себе. Он обязан был знать, что происходит, и для достижения этого знания применял любые средства. Вот и сейчас он бессовестно подслушивал и подглядывал одним глазом за мико (которая, откровенно говоря, очень нравилась ему, хотя Вака и боялся подойти к ней), настоятелем и мужчиной, который счел приличным явиться в монастырь в непотребном виде, но все же был провозглашен божеством. Вака сгорал от нетерпения овладеть тайной.
Уставшая от высоких прений жрица тоскливо повернула голову к сидевшему рядом настоятелю, сухому почтенному старичку, который уже много лет безукоризненно управлял храмом. Она даже вздрогнула, заметив, как сурово и холодно смотрит настоятель за спину мико. Проследив за его взглядом, девушка узрела, что одна из дверей в залу приоткрыта, и в небольшой щелочке поблескивает любопытный глаз. Жрица грозно сощурилась; извиняясь, она поклонилась настоятелю и Такаги-но микото, а затем решительно вскочила на ноги, сделала два широких шага к двери и резко открыла ее.

Вака окаменел. Он никогда не думал быть застигнутым! Круглыми глазами смотрел он на мико. Затем в его горле родилось нечто, похожее на звук.
- Наа-ы...
- Что ты тут делаешь? - зашипела девушка и легонько толкнула служку рукой. - Отвечай немедленно!
- Sumimasen!* - возопил несчастный Вака.
Такой подлости от судьбы он не ожидал. Всякая надежда на расположение мико, когда она повзрослеет, развеялась, как дым над курительными палочками.
Девушка осторожно прикрыла дверь и приготовилась отчитывать Ваку. "Все вздумали меня сегодня злить. Ну абсолютно все! Начиная великим богом и заканчивая этим мальчишкой..."
- Что же это такое? - размеренно начала мико. - Ты сидишь под дверьми, как шпион, и еще смеешь просить у меня прощения?! Я потребую у настоятеля самого тяжелого наказания, если ты сейчас же не объяснишь, зачем подслушивал и что достигло твоего грязного слуха! - разозленная жрица совсем забыла, что беседовала с Такаги-но микото мысленно, и незадачливый служка не мог ничего слышать.

-----------
*sumimasen - прошу прощения, извините, пожалуйста! (японск.)

На подходе к острову.

Бум! Бам!
Бум! Бам!
Бум! Бам!
Барабан звонко отбивает ритм, и десятки весел поднимаются и опускаются, вспенивая морскую воду. Бум! Бам! Корабль споро идёт по волнам, а морской ветер слегка наполняет паруса и треплет флаги, что украшают мачту, нос и корму, алые флаги, которые словно лепестки пламени, по слухам они были сделаны на заказ лучшими мастерами из заморского Китая. Свист плети.
- Держать ритм, собаки! – шипит на гребцов надсмотрщик и украдкой смотрит на изящную беседку, которая стоит в центре судна, и хотя она забрана ширмами и оттуда доносится музыка, надсмотрщику не по себе, слишком хорошо он знает нрав пассажира, что сейчас предаётся своим мыслям в тёплой и уютной каюте.
Дверь импровизированной каюты отодвинулась, и на пороге появился служка с ручной курильницей, из которой поднимался густой сандаловый дым, человечек, не поднимаясь с карачек начал пятиться задом от входа, аккуратно окуривая пространство рядом с собой, вслед за ним вышли два самурая охраны и, смерив взглядом застывшего надсмотрщика, встали по обе стороны от дверок.
«Защити меня всемилостивая Каннон! – надсмотрщик попятился. – Принесла…»
- Опять этот мерзкий шум – голос человека, что вышел из каюты сквозил ледяным презрением.

- Г-г-господин... я только… - надсмотрщик пал на колени – я только исполнял свои обязанности
Тот, кого назвали господином, даже не удостоил моряка взглядом.
- Я и сам не знаю, зачем уже отправился в этой жуткое плавание… омерзительная лохань, которая болтается по волнам, как щепка в весеннем ручье, невозможно заниматься ни живописью, ни музицированием, а сочинительству мешает мерзкий смрад, что сочится отовсюду… кто посоветовал мне отправиться в морское путешествие… Что там за остров?
Последние слова не были обращены ни к кому определённому, но надсмотрщик пулей понесся к капитану, что выжидающе смотрел на всё это с мостика.
- О, досточтимый даймё… этот остров называется Итсукушима и он знаменит… - капитан сам подбежал к аристократу.
- Меня не интересует, чем он знаменит, уважаемый, – слово «уважаемый» мужчина будто выплюнул. – Пристаём к нему и немедленно, мне нужен отдых!
- Слушаю! Курс на остров!!! - заверещал капитан.
- Мы не сможем пристать к его берегу, - обронил молчавший до сих пор человек, который стоял у борта, разглядывая поднимающиеся посреди бухты огромные тории; утренняя сиреневая дымка перекрасила алые столбы ворот в коричневый.

Ему было немногим за сорок, он был крепко сложен и широкоплеч, с круглым простоватым лицом, которому не стоило верить с первого взгляда, так как пристальный взгляд внимательных глаз доказывал, что человек этот не так глуповат, каким кажется.
Моряки замерли и выжидательно смотрели на аристократа, сколько палок он прикажет дать наглецу.
- К берегу и не надо - неожиданно спокойно и выдержанно ответил князь Тайра но Акаихигэ - Я вижу прекрасный путь, которым пользуются паломники, а чем я хуже них.
Князь запустил руку в рукав кимоно и достал старинный, видавший виды бумажный веер.
- Ужели монахи откажут смиренному путнику который жаждет тишины и уединения?!
Наглец подождал, когда весла несколько раз поднимутся и опустятся, подгоняя корабль к воротам Запретного острова, и лишь потом произнес:
- Отлив. Мы сядем на мель.
Акаихигэ повернулся к капитану:
- Ах ты пустоголовый болван! Вздумал разбить мой корабль?! Думаешь услужливостью скрыть глупость?! - в глазах князя полыхнул гнев.
Служка, что продолжал окуривать господина благовониями, страстно возжелал провалится в трюм, в пекло, на дно, главное подальше. Капитан белый как полотно пытался что-то промямлить, но его уверенность пропала, зато не растерялся надсмотрщик:
- Полный стоп! Суши вёсла! Эй, на корме бросайте якорь!

(вдвоём)

Но, не смотря на все усилия, корабль всё-таки клюнуло носом треклятую мель, от сильного удара многие матросы и слуги попадали на палубу.
Акаихигэ, не обращая внимания на стенания команды, подошел к капитану:
- Если с моим кораблём случилось что-то серьёзное, твоя ответственность будет общесемейной, - князь брезгливо поморщился – А ну живо вытаскивай нас с этой дурацкой мели и моли богов, чтобы, когда я вернулся, корабль был в порядке!
- Эй! Кто там! Моё кресло! – Акаихигэ уже потерял интерес к несчастному капитану и двинулся к носу.
Слуги аристократа уже тащили из трюма драгоценный предмет мебели, полированное чёрное и красное дерево, настоящий перламутр сиял огнём в лучах солнца, вырезанные в виде львов ручки, без всякого преувеличения настоящий трон! Четверо слуг встали перед князем, ожидая дальнейших приказов.
Но Тайра почему то не спешил их отдавать, он раскрыл веер и пару раз задумчиво обмахнул себя, после чего перевёл взгляд на внимательного наглеца и сделал ему знак подойти. Тот повиновался. Он носил на одежде моны двух кланов, подчеркивая, что не состоит в родстве с господином, а всего лишь нанялся за плату... хоть и очень давно.
- Я слушаю, - сказал он.

- Я что-то чувствую, не могу уловить что это, но что-то вьётся в воздухе, останься пока тут, пусть люди будут готовы на всякий случай… - Тайра выразительно промолчал – в храм я пойду с парой воинов, на острове они всё равно бесполезны, но нельзя же показывать что я не уважаю их.
Князь чуть улыбнулся.
- Господин не позволит мне идти вместе с ним? – удивился старший телохранитель, но возражать не стал; разве что улыбнулся в ответ, так же быстро и почти незаметно.
Кого бояться на острове, который защищен самими ками от бедствий?
- Мне не нравятся мои предчувствия, но лучше сейчас казаться чересчур осторожным, чем потом кусать локти – Акаихигэ обвёл палубу веером – кому как не тебе я могу доверить всё это.
- Спускайтесь в воду, там мелко, а я не хочу мочить ноги! И не замочите кресло! – двое слуг мгновенно прыгнули за борт, а оставшиеся пара аккуратно подала кресло за ручки и сами полезли к товарищам.
- Да, если вдруг капитан совсем тронется умом и хотя бы попробует намекнуть на помощь… думаю, ты и сам знаешь, что ему сказать, – аристократ недобро усмехнулся.
Усмешка отразилась и на лице обычно хмурого телохранителя.
- Пусть господин отправляется на остров спокойно, - сказал он. – Он может положиться на Онодэру Тодзаэмона.
Князь медленно кивнул, после чего убрал веер и с проворностью кошки начал спускаться с корабля на уже подставленное кресло, после чего принял отрешённый вид и небрежно махнул рукой в сторону ворот, слуги неторопливо двинулись вперед.

(снова здорово)

Киба - капитан пиратского судна - оглядывал свою команду и великолепным безразличием.
- Кто?
Молчание было ему ответом.
- Или же считаете вы, что главарь ваш глуп и слеп сразу?
Молчание. Пираты прятали глаза. Кто-то шмыгнул носом - тишина была невыносима.
- Кто?
- Киба, никто из нас...
- Умолкни, Сичибеи, пока еще в состоянии умолкнуть сам. Потому что если я помогу тебе - это будет моя последняя услуга.
Сичибеи - помощник капитана - вздохнул и неловко повел плечом.
- Что ж, признаться вы не хотите...
Капитан резко повернулся и от маски безразличия не осталось и следа - волк глянул из глаз мужчины.
- На моем корабле есть убийцы и воры, но нет того, кто ворует у своих. Так я считал. Но я ошибся. Мне остается только убить каждого из вас, обшарить трупы, затем скормить их рыбам, а в ближайшем порту набрать новую команду. А если кто-то спросит, куда девались мои люди - я расскажу, куда они девались и почему. Вы станете легендой.
Пираты взвыли от ужаса и негодования.

( за Роджер))

- Я ручаюсь головой за каждого из команды, - гомон перекрыл сильный голос Сичибеи, - никто из них не брал шкатулку.
- Хочешь сказать, что она сама ушла? Отрастила ноги, или скорее крылья, и улетела в теплые края?
Жестокий зверь в человеческой шкуре осклабился:
- Я верю в сказки, но не когда они происходят на моем судне...
Медленно рука извлекла длинный нож из крепления. Острие уперлось в шею ближайшему пирату:
- Ты будешь первым...
- Капитан! Шкатулка нашлась!
"Нашлась!" - разнеслось по кораблю.
Киба нехотя глянул вбок:
- Да что ты говоришь?
- Посмотри сам!
Изящная вещица, дорогая, великолепная - она принадлежала капитану.
- И где же ты ее нашел?
Острие ножа переместилось чуть ниже по шее замершего пирата.
- На палубе.
- И что она делала?
- Э... Лежала...

(частично - тоже за Роджер, а частично за себя)

Киба сокрушенно покачал головой и убрал лезвие.
- А ноги у нее были?
- Нет...
- Ну что ж, я выясню, кто служит ногами моей вещи. И когда я это выясню...
Утихомирившийся было хищник снова глянул на палубу.

Тобое крался по палубе с дубинкой в руках. Пятнадцатилетнему мальчику вовсе не улыбалось быть скомленным рыбам за чьи-то проделки и он был намерен найти того, кто ворует шкатулку у главаря и разобраться с ним по-своему. Нрав у мальчика был не по годам суровый, из опаски с ним держались, как с равным.
Тобое спустился в трюм, держа дубинку на отлете. Бесшумно ступая по доскам он двигался вдоль борта с полной темноте, ориентируясь на звук... Звук? Тобое замер. Кто-то чавкает! Злость ударила в виски парнишки темным приливом. Кто-то пытался украсть ценности Кибы да еще и ворует еду! Ну держись, жаба!
Звуки пиршества на миг стихли, а потом неведомый вор заработал челюстями с удвоенной прытью, как будто в надежде до момента своей поимки впихнуть в живот побольше чужих сушеных фруктов и рыбы. С диким воплем Тобое ринулся на звук, беспорядочно размахивая руками. Небольшая бурая тень заметалась по заставленному корзинами пространству, сшибая и переворачивая то, что было под силу, и на бегу дожевывая айву.
Рывок! Прыжок! Тобое неловко скакнул через корзину и накрыл собою что-то... неожиданно маленькое. "Это ж не человек" - мелькнула в голове у Тобое. Он приподнялся на ладонях и посмотрел на пойманное существо.

(опять за нее))

- Это что еще... Ты кто, Лисья мордочка?
- Дынька... - придушенно раздалось из-под мальчишки.
Боевой раж совсем оставил пиратенка и тот встал на ноги, цапнул "дыньку" за шкварник и сурово оглядел.
- Ты почто безобразничаешь?
Рыжий с темной масочкой на узкой морде зверек смотрел на своего пленителя абсолютно честными глазами и о чем-то лихорадочно размышлял. Видимо, придумывал достойный выход из создавшейся ситуации.
- Я проголодался, - сознался в конце концов тануки. - Думаешь, легко весь день сидеть в каюте? У тебя есть зеленый листик?
- А зачем ты сидишь в каюте? Я тебя раньше не видел! А листика нет, извини. Рыба есть! Ты рыбу ешь?
Зверек вздохнул.
- Рыбу я тоже ем.
Пушистый роскошный полосатый хвост его раскачивался из стороны в сторону.
- А в каюту меня ваш капитан поставил. С другим добром.
- Капитан? - изумился Тобое.
И капитан явился. Киба и Сичибеи спустились вниз:
- Что за шум?

Тобое мигом перехватил Лисью Мордочку двумя руками и протянул вперед:
- Я его нашел! Он ел еду.
Следующим движением парнишка спрятал поедалу за спину:
- Но он симпатичный. Правда. И очень голодный. Он сказал, что Киба его в каюте оставил без еды!
- Да что ты...
Сичибеи изменился в лице:
- Эта псинка тут похозяйничала, я вижу...
Нож появился в руке мужчины мгновенно, Тобое не успел отследить, как Сичибеи вытащил его из крепежа. Тануки завизжал. Он верещал так, будто его уже начали резать на кусочки и бросать за борт в качестве наживки.
- Табакоя, прекращай. Зарезать всегда успеем.
Сичибеи послушно спрятал нож. Главарь же подошел ближе и заглянул через плечо Тобое.
- Как ты здесь очутился? Свои сказочки, что я тебя где-то оставил, можешь забыть.
Зверек, извернувшись, выскользнул из рук своего малолетнего спасителя, перекувыркнулся, и теперь уже не малыш-тануки мел хвостом палубу, а мальчишка годами четырьмя младше Тобое уселся между перевернутых корзин.


(и еще раз))

- Я никогда не вру! - гордо сообщил он и вытер рукавом нос. - Могу доказать. А взялся я с корабля, который вы пустили на дно к Рьёджину. Сейчас их всех шумокудзамэ подъедают. А меня вы сами принесли, на руках.
Он опять шмыгнул, внимательно поглядывая на взрослых: не пора ли пускать слезу или применять более действенную магию?
Челюсть у Сичибеи отпала, Тобое шарахнулся в сторону, Киба же, казалось, вообще не заметил внезапного перерождения Лисьей Мордочки.
- Я? На руках?
Главарь поджал губы:
- Шкатулка. Теперь понятны мне ее гуляния по каюте и кораблю вообще. Ну что ж. Как тебя называть?
- Дынька, - подсказал Тобое, за что был награжден выразительным взглядом капитана и предпочел заткнуться.
- Дынька, - подтвердил оборотень, после чего солидно уселся, как положено, перед главой клана, уперся ладонями в палубу и склонил виноватую голову. - Молю о милосердии и справедливости!
- Ты под моей защитой и покровительством, - ответствовал Киба.
- А не мог бы ты стать постарше? - осмелился заговорить Сичибеи.
- Это что, он значит теперь тоже пират?! - одновременно с Табачником вскинулся Тобое.

(все еще за нее и за себя)

Хэнге приподнял загорелую конопатую мордочу и ответил всем троим по очереди, соблюдая, как должно вежливому и воспитанному оборотню, только что позарившемуся на чужое добро, старшинство.
- Благодарю вас. По обстоятельствам. Ага.
- Корабль сел на мель!
Пират едва ли не кубарем свалился в трюм.
- Капитан, корабль сел на мель!
Киба улыбнулся:
- Легкая жертва. Кхм... Дынька, от меня ни на шаг. Табакоя, Тобое - наверх, всем быть готовыми!

Капитан, гребцы и команда без особого, пока, успеха пытались сдвинуть корабль с проклятущей отмели, про себя уже много раз выразив недовольство «легким прогулочным корабликом» как называл эту громадину сиятельный Тайра но Акаихигэ, от безысходности капитан уже подумывал о самоубийстве, но смутная надежда, на то что Акаихигэ-доно хоть и удивительно суров и скор на наказания, но ещё ни разу не приказал забить своего человека палками до смерти, согревала душу несчастного.

- А что если подкопать дно, нужно-то чуть-чуть… - надсмотрщик утирал пот, градом кативший с одутловатого лица.
«Вот ты и будешь копать, - злорадно подумал капитан – рядом с гребцами…»
- Хм… - чтобы показать нелёгкую работу мысли наконец выдал моряк – может ты и прав, Макото…
- ЭЙ! Наверху! – заорал он личным слугам князя, что с интересом наблюдали за работой команды, но сами не спешили принимать посильного участия в благом деле – Тащите из трюма лопаты и ломы! Да поживей!
- Кораааабль! Вижу корабль! – из гнезда расположенного на верхушке мачты раздался громкий голос смотрящего.
Старший телохранитель взглянул туда, куда указывал моряк.
- Луки! – приказал он. – И нагинаты.

Князь успел проделать значительную часть пути к воротам острова когда до него долетел голос моряка, Акаихигэ не изменив маски отрешенности на своём лице, вяло махнул рукой, слуги замерли ожидая дальнейших решений.

(и Дон с нами)

Пираты, не расстававшиеся с оружием, держали клинки наготове. Азартный Тобое переступал с ноги на ногу, покачиваясь, ему не терпелось влиться в схватку - сколько себя помнил, он всегда был таким, ему всегда было мало чувства жизни, ему нужно было чувствовать ее сильнее, острее. Только в бою он наконец чувствовал себя живым. Мичио, стоявший рядом, говорил, что на высшем пике ощущения жизни мальчишка найдет свою смерть. Сейчас же старший товарищ Тобое нервно сжимал и разжимал здоровые кулаки. Табачник Сичибеи облизнул пересохшие губы:
- Они уже не успеют. Даже если соскочат с мели - им не успеть набрать скорость. Значит они будут драться...
Пираты заулыбались - этот вариант их вполне устраивал. Они бродили по палубе, не отрывая взгляда от жертвы, словно держали ее на месте своим пристальным вниманием.
Только Киба стоял на месте, разглядывая не цель, но собственные руки:
- А умеешь ли ты драться? И любишь ли? - спросил он юного оборотня.
- Не, - помотал головой тануки. – Я больше по иллюзиям.
- А шкатулка была иллюзией? Настолько хорошей, что я чувствовал, как остры и тверды углы?
- И даже мог вынуть оттуда старинные четки, - подтвердил Дынька.
- Чем же тогда твоя иллюзия отличается от реальности?

(опять за всех и сразу))

Малыш-хэнге пожал плечами; собранным на макушке в длинные хвост нечесанные рыжеватые волосам не хватало только темных полосок.
- Да ничем.
Киба удовлетворенно кивнул:
- Отлично. Можешь ли ты напустить морок на многих людей? Отвести им глаза, запутать, заставить видеть то, чего нет, или не видеть то что есть?
Тануки зубасто ухмыльнулся.
- А то ж!
Киба быстро глянул на мальчонку:
- Ты талантлив. Если не врешь. Сделай так, чтобы люди на корабле не видели ничего кроме тьмы. Пусть погрузятся в черноту, непроглядную, как морское дно в безлунную ночь.

Заслышав звуки рога, Акаихигэ мигом вскочил с кресла и развернулся к кораблю, лицо его приобрело жесткие черты, в одно мгновение он выхватил из ножен меч, а второй рукой зачем-то вытащил из рукава веер, ещё секунда и меч рассекает расшитый пояс, а дайме сбрасывает с себя огненно-красную накидку, под которым оказались доспехи, легкие и надежные. Тайра но Акаихигэ прыгнул в воду и побежал к кораблю.

- А ну пошевеливайтесь коли шкуры дороги!!! – заорал он матросам, что всё ещё не могли сдвинуть корабль с места – А то все разом пиратам достанетесь!
Борт корабля горделиво поднимался над отмелью и казался почти неприступным, но видимо не для князя из рода Тайра, зажав меч зубами и заткнув веер за доспех он кошкой полез наверх в считанные мгновения, оказавшись на палубе:
- Мой шлем и подарок!!! – громовым голосом провозгласил он, трое слуг, что уже передали инструменты выбивающимся из сил морякам и теперь переминались с ноги на ногу у носа судна бросились, мгновение, и один из них принёс шлем и маску господина, а двое других притащили богато украшенный лакированный ящик.
- Прекрасно! – дайме уже надел шлем, пренебрегая маской. - Беги к морякам, помогать и возьми с собой остальных бездельников! Не столкнёте, все на корм демонам пойдём! А вы за мной! И не трусить!!
Князь уже спешно направлялся к телохранителю, которыйо отдавал команды солдатам, кои не замедлили появиться из трюма.
- Пираты, - фраза прозвучала вопросом, но никакой вопросительной интонации в голосе не было.
- Их тут, точно акул, - согласился Онодэра Тодзаэион, натягивая на руку иготэ; он оглянулся и удовлетворенно кивнул.
Затем натянул длинный охотничий лук и спустил тетиву. Стрела с гудением полетела над морем, отгоняя злых демонов.

- Укрыться, - рявкнул Сичибеи, - у них луки!
Пираты припали к палубе, прячась за бортами судна.
Киба же безразлично глянул на стрелу, воткнувшуюся в мачту, и вновь повернулся к собеседнику:
- Так сделаешь?
Мальчишка кивнул и, усевшись на палубу, забормотал себе под нос.
Ночь вернулась. Она накатилась стеной из-за острова, спустилась по склонам, плотными клубами укрыла и храм, и лагуну, и большие ворота, и корабль, застрявший на мели возле этих ворот.

- Готовьте огненные стрелы! – скомандовал дайме.
Лучники стали лихорадочно разматывать полотняные мешочки, которыми были обмотаны просмолённые наконечники стрел. Князь легким движением загнал меч за пояс доспеха и протянул руку к слугам, те раскрыли ящик и достали из него настоящую аркебузу, украшенную серебром и тончайшими гравировками священных мантр, что указывало на несомненную благочестивость данного орудия войны.
- Закладывайте желтый! – бросил Акаихигэ служкам, которые отработанными движениями начали заряжать аркебузу, чёткость движений была идеальной, спины слуг до сих пор иногда ныли при воспоминаниях об обучении этому делу.
- Готово, господин!
- Лучники! - Акаихигэ без труда поднял заряженное оружие, но направил его не на пиратский корабль, а в небеса:

- Поджигай! – скомандовал аристократ, а сам зашептал:
- Всё. Что. Движется. Ко Мне. Пусть. Движется. Обратно! – князь сверкнул глазом и поднёс фитиль к запалу. Грянул выстрел. А из дула аркебузы к небесам взметнулась настоящая звезда, сверкающая и мечущая снопы искр, долетев до середины небосклона звезда взорвалась, новое солнце полыхнуло над бухтой, яркое, хоть и мертвое пламя горело в небесах.
- Лучники! – громовой голос князя вырвал бойцов из оцепенения, самураи не подвели, настоящий дождь из огненных стрел пролился на корабль пиратов.

Порывом ветра, какой не редкость на море, стрелы отнесло вбок, они с шипением ткнулись в волны и Киба, удовлетворенно хмыкнув, глянул на мерцавший в вышине снаряд:
- Долго висеть не сможет. Скоро упадет. Сичибеи, готовь команду к абордажу!
Табачник коротко кивнув запрыгал с криками, подгоняя пиратов, Киба же повернулся к Дыньке:
- Ты смертен?
- Пока да, - не стал скрывать истины маленький оборотень. - Еще не достиг нужных лет.
- Это хорошо, - протянул Киба, задумавшись.
Корабли сближались.

Разорвать несчастного служку на мелкие клочки мико не позволили. Устроили крик и вой крестьяне, которые решили, что чудеса чудесами, а мидии за них никто не соберет, и сейчас копались в грязи, выискивая среди ила и водорослей съедобных моллюсков. Они не решались ступить на запретный остров и сгрудились возле скалы, поближе к своим лодкам. Потом они выбрали самых голосистых, и теперь до храма доносились вопли:
- Корабль!.. Пираты!.. Корабль!!! Пираты!!!
Мико на минуту замерла, прислушиваясь. На лице ее, как ни странно, выразился не испуг, а гнев.
- Что же это за день такой?! Сплошные несчастья! – заскрежетала девушка зубами. Еще раз свирепо осмотрев Ваку, она приказала ему увести настоятеля в безопасное место.
- А потом бегом ко мне. Я пошла на берег, - мико совершенно забыла про божественного гостя.
Утро, раздался голос, что щекотал у нее в голове. День еще не начался.
Такаги-но микото ждал рассерженную защитницу острова у камней, что россыпью лежали на берегу; их влажные гладкие спины блестели, как спины быков, забравшихся в речку. Крестьяне жались в сторонке. В руке рослый гость держал меч – тот, которым он так восхищался недавно. Он даже не оглянулся.
Что будем делать, мико?

Девушка суетливо вглядывалась в происходившее на море.
- Ужас, как их много... Может, они не дойдут до берега, а пограбят прямо там?.. А ладно, - неожиданно улыбнулась она. – Если что, хотя бы защита с небес на нашей стороне.
Но где-то глубоко грызло молодую жрицу беспокойство, что не обойдется так просто эта история.
- Надо спасти корабль, - вдруг решительно заявила она.
Какой из двух?
Такаги-но микото достал меч из ножен, еще раз с улыбкой взглянул, как играет свет на узком, непомерно длинном клинке. Клубы черной мглы – как будто кто-то разлил бочки с тушью, даже страшно вообразить, какого размера может быть тот, кто макает перо в такую чернильницу? – укрыли почти весь остров. Светлой оставалась лишь полоса мокрого песка и ила.
Не боишься промочить ноги, мико? Идем.
- Кто ж спасает пиратов? Как ты не понимаешь, к нам гости приплыли, а их возьмут, да и в двух шагах от острова зарежут! Мы же опозоримся! - жрица отчаянно храбрилась, следуя за божеством. - А вообще я боюсь темноты... - уже под нос пробормотала она.
Не думай о ней...

(с Сай)

Они шли, пока волны не принялись лизать ему колени, а ей – обвиваться прохладными струями вокруг пояса. Тогда Такаги-но микото протянул опущенный острием вниз меч девушке. Берись вместе со мной за рукоять. И думай о том, что должно быть.
"А что должно быть? - она ухватилась мокрой ладонью за руку Таками-мусуби и закрыла глаза. - И... как вы собираетесь справиться с целым кораблем?!"
Клинок описал на поверхности воды круг, разрезая волны. Затем – еще один. Поначалу, пока двое, что держали меч, еще не привыкли друг к другу, движения не обрели должной четкости, затем – стали увереннее. Подобно тому, как когда-то Идзанаки и Идзанами пахтали копьем море, создавая острова, так сейчас меч взбивал соленую мутную воду. На поверхность всплывали испуганные рыбешки и порывались уйти обратно, кружились домики моллюсков, а круги, все расходясь, укрупнялись и усиливались. Соленые пенные брызги опускались на спокойное лицо могучего бога и на личико мико, выражавшее благоговейный ужас. Казалось, сама тьма, опустившаяся на море, начинает медленно раскачиваться в такт волнам.
(напару)

Онодэра Тодзаэмон, не отрываясь, смотрел на пиратский корабль и на людей, которые выкрикивали угрозы и размахивали оружием на его борту. Затем достал из-за пояса большой веер, который всегда брал с собой, если надо было сопровождать господина. А подобное случалось часто, сиятельный князь редко сидел на одном месте. Старший телохранитель поймал за шиворот матроса и протянул веер ему.
- Закрепи на мачте, - приказал он.
Матрос не осмелился возражать, и вскоре любой мог полюбоваться на алый веер с золотым кругом восходящего солнца, который, будто штандарт, был раскрыт на верху длинной мачты.

***
- Волна пошла, - угрюмо пробурчал Сичибеи, встав подле капитана, - С чего бы вдруг? Течение сменилось?
- Нет, - ответил Киба отрешенно, словно, прислушиваясь к чему-то, слышимому только одному ему.
Волный и впрямь "пошла". Покачивание судна увеличилось, крен возрос и все стало походить на какую-то странную ночную пляску.

(если честно, то тут все вместе писали, не разделить)

- Глянь-ка, тряпку повесили! - рассмеялся Указующий, - вот уморы!
- Тряпку? - Сичибеи прищурился, - Это... Тайра! Корабль Тайра, капитан.
- Я вижу, - ответил Киба, не глядя на корабль.
- Не следует ли нам повернуть? - Сичибеи занервничал, это было видно по тому, как он закусил губу, как он вглядывался в лицо капитана, сразу словно став меньше ростом.
- Отчего?
- Но Киба, это корабль Тайра... Пролив...
Киба соизволил посмотреть на судно с клановым знаком на мачте, затем на Сичибеи:
- Боишься, что демоны отпечатают твою физиономию на панцире краба, окропленного твоей же кровью? Брось, Табачник, ты нужен им, как даосу лютня, и рожа твоя не достойна художеств. А корабль... Что ж, пусть пугает. Пока может.
И вновь капитан ушел в себя, словно зверь в человечьей шкуре замер на полушаге, прислушиваясь, принюхиваясь, ощущая всем своим нутром томное движение морской глуби.
- Дынька, малыш, скажи, что ты слышишь сейчас? - голос Кибы звучал неожиданно ласково, как ласковы и осторожны бывают крадущиеся кошки, выверяя каждое движение, чтобы не спугнуть беззаботную добычу.

(и я тоже в стае)

Мальчишка наморщил в усердии нос. Правда, довольно быстро выяснилось, что корчит гримасы он уже больше от беспокойства. И даже тревоги. Тануки вцепился обеими руками в легкий борт.
- Колдовство... - прошептал он; на лбу выступили крупные бусины пота. – Кто делает настоящую магию... Очень сильную.
- Колдовство, - удовлетворенно протянул Киба, - большое, малыш, как само море. Или как небо, что, бесспорно, ближе к истине.
Сичибеи беспокойно заметался от борта до борта, всматриваясь в волны:
- Так может повернет, пока не поздно?!
- Нет, Табакоя, не надейся, - волк показал клыки в усмешке, - мы примем бой хоть с демонами Тайра, хоть с...
Волна ударила в борт, корабль взял крен в другую сторону, Киба покачнулся и умолк, не договорив. Дынька укатился бы кубарем прямиком в трюм, но с перепугу забыл разжать пальцы (а втихаря подумывал даже, не отрастить ли на них добрые когти). Крики, которые ветер принес с соседнего корабля, подсказали, что и там не все в порядке. Но клан Тайра все еще был полон решимости дать отпор морским разбойникам, одна из стрел воткнулась в фальшборт рядом с Кайджином.

Щупленький сын рыбака, ошалев, смотрел на стрелу, в этот момент в горло ему воткнулась вторая.
- Стреляют, - задумчиво протянул Киба. Он и не думал прятаться за бортами, как другие пираты.
Корабли сходились все ближе, и тут неразборчивый гомон пиратов, вопли матросов с корабля-жертвы - все это разорвал мощный и страшный крик Сичибеи:
- Абордаж!
И пираты пошли в атаку. Кто-то сильным пинком откинул тело Кайджина, первой жертвы этого дня, ближе к борту, чтобы не мешал. Блестели лезвия, ночь расцвела росчерками серебра.
Перепуганные матросы попрыгали бы за борт, если бы смерть от руки старшего телохранителя не страшила их больше, чем пираты. Но, возможно, и неожиданный прилив не прибавил им решимости для спасения бегством. Луки больше не были преимуществом, самураи побросали их и схватились за мечи и нагинаты. Но пирату уже хлынули на палубу, рыча и скалясь. Кто-то падал, кто-то выл - тот, кто говорит о схватке, как о танце, как об искусстве - тот вряд ли знавал настоящую драку, когда вокруг только боль и кровь, крики, стоны и Смерть, то заглядывающая в глаза, то стоящая за плечом. Киба остался на своем корабле, прикрыл собой мальчишку-оборотня и застыл на месте, сжав в руке свой клинок. Ни кровь, ни боль, ни смерть, казалось, не волновали его. Он цепко вглядывался в толпу, выискивая в ней кого-то.

- ТАЙРА И ПОБЕДА! – взревел дайме громовым голосом.
Меч князя уже заплясал вокруг него, отбивая атаки и контратакуя сам, вот какой-то не в меру резвый пират, что попробовал было занести клинок на высокорождённого повалился на палубу разрубленный пополам, вот другой заорал от боли, когда клинок Тайра отрубил ему кисть, вот новый противник валится на палубу, пытаясь зажать распоротое брюхо из которого уже полезли кишки… Держа в одной руке меч, а во второй всё ещё сжимая веер, Акаихигэ перебрался на корабль пиратов. Попытки поднять его на мечи и случайно затесавшиеся копья не увенчались успехом, с ловкостью акробата он обогнул опасные лезвия и приземлился в гущу пиратов. Мгновение - и около него образовалось свободное пространство, а вокруг с воем и хрипами повалилось четверо пиратов, коим не повезло оказаться в этом месте в эту минуту.
- СМЕРТЬ!!! – князь великого рода Тайра с удвоенной яростью бросился на капитана.
Киба ухмыльнулся.
В драке помогает многое, в ход шли снасти, пинки, укусы - все, чем пренебрегают в честном бою. Тобое совершенно преобразился, из крепкого и высокого, но все же только паренька он стал мужчиной, обратился воином, словно никогда ничем другим не занимался. Ухватив одного из защитников рукой за шиворот он с силой ударил его о мачту, одновременно ткнув клинком в грудь какому-то излишне резвому самураю.

(Урааа!)

- Нет, этот мальчик мне на корабле не нужен, - пробормотал Киба, отстраненно глядя, как по палубе к нему приближается человек с веером, вопящий: "СМЕРТЬ!"
- Дынька, малыш, не мог бы ты выпроводить этого выскочку?
Тануки сосредоточился, хотя в глубине своей маленькой звериной души, положенной ему, как и любому существу в этом мире, даже неживому, сомневался, что у него что-то получится. Одно дело напустить морок или отвести глаза людям, которые только и ждут, чтобы их одурачили. И другое противостоять этому страшному человеку в красном, от которого на несколько ри вокруг распространяется запах чужого присутствия. За спиной капитана во весь рост поднялся кто-то огромный, точно гора, в монашеском потрепанном одеянии.
- Дай мне место, - прогудел голос, напоминающий удар колокола в храме.
Киба не оглянувшись отошел в дороги, дав лучший обзор и тому, кто явился, и позволяя рассмотреть этого явившегося остальным.
- Отлично, - пробормотал капитан, снова прислушиваясь в колдовству. Волна усиливалась.

Переступая через тела, один раз чуть не лишившись головы, стараясь не поскользнуться на свежей крови, что окрасила палубу в цвета клана, Онодэра Тодзаэмон пробивался к господину. По дороге старший телохранитель тычками и оплеухами вразумлял тех, кто поддался страху при виде озверевших от запаха добычи пиратов. Онодэра считал, что за сорок с лишним лет жизни на этом свете он повидал если не достаточно, то многое, но даже не предполагал, кого встретит среди разбойников. Громкий возглас подсказал ему, что не он один узнал гиганта, который, раскручивая монашеский посох, встал между Акаихигэ и капитаном.
- Господин, не надо! – Тодзаэмон преградил дорогу даймё. – Уходим!
- Это иллюзия! У них на корабле оборотень, который потчует нас сказками и играет на суевериях! - Тайра оскалился. - Но в одном ты прав, нам пора уходить... сейчас им будет не до нас!
Князь одним движением обошёл своего телохранителя и встал ровно спина к спине с ним. Выставив меч перед собой дайме отвёл за спину вторую руку с зажатым в нёй веером.
Киба резко мотнул головой, словно получил невидимую пощечину:
- Уходим!
Он, казалось, выкрикнул это не громко, но пираты услышали. Нехотя они повернули назад, не отказывая себе в удовольствии постараться прирезать еще хоть пару бойцов.

- Уходим, - повторил Киба совсем тихо, - Дынька, держись за что-нибудь покрепче, сейчас будет качка. Сичибеи!
Табачник как по волшебству оказался подле капитана:
- Надвигается шторм, или что там... Я приказываю всем дожить до того, как буря закончится.
Огромный монах протянул толстую, словно вековая сосна, руку и ухватился за мачту.

- Эй! Оборотень! - Акаихигэ уже стоял на своём корабле, - Держи прощальный подарок!
Князь выбросил вперед руку, которую до того прятал за спиной, но на первый момент ничего не случилось, лишь воздух перед Тайра чуть уплотнился, будто секундное марево колыхнулось и пропало, казалось ничего так и не произошло. Потом некоторые пираты говорили что слышали звук, будто кто-то тихонько свистел, а некоторые клялись, что заметили, как в "союзника" летело марево, какое бывает только в жаркий день над полями, но все видели что было потом. Будто невидимый кулак от души ударил по человеку-горе, и несмотря на размер существо подлетело в воздух и с грохотом рухнуло на доски палубы.

Зеленая с прожилками мутной пены волна поднялась выше «плавающих» ворот Ицукушима и обрушилась на корабли.
Сначала Дынька ощутил весомый пинок, затем кто-то громко выругался, и лишь после этого малолетний тануки осмелился перестать жмуриться. Чугунок, отрастивший четыре лапы, а в последствии еще и пушистый хвост, хлопал круглыми от удивления глазами. Над ним хлопал разорванный парус на фоне чистого неба, возле него сидел на палубе и дул на ушибленный палец Тобое.
- Это я, - сказал ему Дынька. – Лисья Мордочка.
Тобое глянул на тануки и ничего не сказал, чтобы не заохать от боли.
- Дети, не путайтесь под ногами, - проворчал Сичибеи. Его явно устраивало, что шторм унес их из пролива, подальше от демонов Тайра.
- Парус порвали, придется покупать, - уныло протянул кто-то из пиратов.
На судне царило странное настроение, не то грустили пираты, что сражение окончилось ничем, не то радовались, что выжили, не то жалели денег на новый парус, не то благодарили богов, что корабль остался цел. Между тем тануки, после нескольких неудачных попыток вернувший себе человеческий вид, деловито шнырял по кораблю и выдергивал стрелы. Насобирав неплохую охапку, мальчишка обнюхал алое оперение, а наконечники даже попробовал на зуб. Негодные он выкидывал, а те, которые посчитал возможным использовать вновь, рассортировал по длине и тяжести и предъявил результат Сичибеи.

- Зайдем в порт на острове, - раздался голос капитана, - купим парус, доберем команду.
- Лисья Мордочка, - решился наконец заговорить Тобое, - ты предупреждай заранее, где ты, ладно? Ну, как-нибудь предупреждай. А то больно очень.
- Какой-то я никчемный, - вздохнул Дынька, перед этим торжественно пообещав, что постарается если не говорить, где именно он будет находиться, так по крайней мере не кидаться под ноги чугунком. – От колдовства толку мало, превращаться умею только в небольшие предметы. Как же теперь отомстить?
Он задумался, ковыряя наконечником стрелы палубу.
- Какие твои годы, - хмыкнул Киба, - подрастешь еще. Я бы тебя поучил чему, да боюсь не по твоей части. Где твоя семья? Или стая, что там у вас...
- По большей части в Гифу, на горе Инуяма, - мальчишка махнул рукой в ту сторону, где по его представлениям находилась Собачья гора. – А мы жили отдельно, пока мама не умерла. Теперь мне надо на Кюсю. Тот корабль шел в Кумамото, поэтому я на него и пробрался. Говорят, там, в Сацума, живет великий тануки.
Дынька помолчал, подобрал обрывок веревки и принялся укреплять наконечник стрелы.
– Я надеялся...
- Поступить к нему в ученики, что ли? – с хохотом подсказал один из слушателей, бросив отдраивать палубу.
Тануки лишь махнул лапкой.
- Хотя бы понаблюдать за ним издалека, - сказал он. – Готово.
Мальчишка протянул связку стрел Табачнику.
- Кюсю? Ну что ж, нам в общем-то нет большой разницы, куда плыть, добыча есть везде, а дорога наша все равно лежит в той сторону...
Киба сел на палубу и положил ладонь на плечо мальчишке:
- Поплывем на Кюсю, Дынька, раз тебе надо.

Остров Яшироджима

Он сидел неподвижно – серый камень среди камней. Пропитанная морской солью и пылью земных дорог одеяние лучше любой маскировки скрывало путника от чужих глаз. Любознательная чайка, что долго кружила над берегом, облюбовывала растрепанную соломенную корзину, которую глупые люди бросили на морском берегу, горько раскаялась, попытавшись приспособить ее под гнездо. Звякнули бронзовые кольца, увесистый шест описал полукруг – и оскорбленная действием птица с возмущенными воплями убралась восвояси. Хозяин амигаса нахлобучил шляпу на голову, оглядел горизонт.
- Корабль, - сказал он с удовлетворением. – Вот и способ оказаться в каком-нибудь другом месте.
Остров посреди Сето-накай надоел ему хуже сушеного дайкона на завтрак, обед и ужин. Взбивая пятками дорожную пыль, монах добрался до рыбацкой деревеньки, присел в тени большого дерева рядом с мальчишками – несколько конов игры в кэн, и святой человек оказался счастливым обладателем пригоршни орехов, зато расстался с обрывком веревочки и флягой из сушеной тыквы. Затем он напился воды из бочки возле небольшой изакайя*, некоторое время околачивался возле торговки вяленой рыбой и рисовыми колобками и долго шел за двумя смешливыми девицами. Драки не случилось – женихи барышень еще не вернулись с рыбной ловли.
Лицо у монаха было круглое, румяное и курносое, так что если какие-то ямабуси, по слухам, и водятся с тэнгу – а кое-кто и вовсе сам тэнгу и есть, - то уж точно не этот бонза.

- Еды нет, - с мрачным удовлетворением сообщил Сичибеи. Он так демонстративно не смотрел на Дыньку, что Киба заухмылялся:
- Не ворчи, Табакоя, до деревеньки дойдем, закупим.
Табачник кивнул и поскреб подбородок:
- Да, там дешевле будет, чем в порту.
Закупаться послали Сичибеи и Тобое, симпатичный мальчишка и мудрый отец - прекрасный дуэт. И вернулись они нагруженные корзинами и свертками, отдуваясь, все в пыли, а следом за ними шагал, насвистывая и сшибая дорожным посохом головки травы, круглолицый монах. Словно к себе домой – если бы у него был когда-нибудь дом – по-хозяйски, он поднялся на палубу и уселся, скрестив ноги, у борта. Предложил орех Дыньке: мальчишка осторожно приблизился, схватил угощение и со всех ног укрылся на корме.
- Это кто? - приподнял бровь Киба.
- Демон его ведает, - выдохнула Тобое, ставя на палубу корзину, - прицепился, как клещ к... не скажу к чему.
- Послушайте, - со всей имеющейся вежливостью обратился к гостю Сичибеи, - Вы, кажется, заблудились, уважаемый.

Монах снял широкополую соломенную амигаса, положил ее рядом с собой, вытер обе ладони о не обритую голову. Длинные волосы растрепал морской ветер.
- Это корабль, - утвердительно произнес гость. – Значит, дорога была правильная.
- Но, - Сичибеи осекся и потоптался на месте.
- Да что ты с ним разговариваешь, - крикнул кто-то из пиратов, - за борт его!
- За борт!
Табачник вздохнул:
- И то верно... Ну извиняй.
Он схватил гостя за воротник с явным намерением выбросить нахала в воду. Монах купаться не захотел, он легко вскочил на ноги, подсек колени противника своим посохом.
- Ах ты...!
Сичибеи поднялся с палубы, вытащил меч и наставил его на наглеца:
- Ты пожалеешь, недоношенный сын паука и лягушки!
Шаг вперед и меч взлетел, чтобы опуститься на плечо монаха, вспоров плоть до кости. Ямабуси отпрыгнул, раскручивая в руках посох – только кольца звенели. Кто-то из пиратов усомнился: стоило ли задирать «убийцу демонов», но было поздно.
- Что? – оскалился монах. – Только один? Эй вы, помогите-ка дураку...

- К нагинате его не подпускайте! – взвизгнул из задних рядов Дынька.
- Да тебе и половины меня хватит, тупица!
Сичибеи перехватил клинок и нанес колющий удар в грудь. Монах уклонился. Меч лязгнул о подставленный посох, хорошо проморенное дерево выдержало, а второй конец ньёбо наподдал помощнику капитана по заднице. Если раньше пиратам казалось, что их капитан становится грозным демоном, диким зверем в особо располагающие к этому минуты, то теперь они увидели, что такое разъяренный демон во плоти. Табачник оскалился и словно утратил дар речи - он зарычал, лицо его походило на страшную маску. Сичибеи развернул клинок и присел, согнув ноги в коленях, подался вперед - казалось, сейчас он прыгнет, и от наглого монаха останутся только жалкие обрывки, да сломанный об колено посох... Ямабуси перестал улыбаться.
Но убить друг друга им не позволили. Пока неожиданные противники кружили, не сводя друг с друга пристальных взглядов, за кольцо зрителей миротворец-тануки развил бурную деятельность. Он очень торопился, и поэтому на палубе, когда Дынька протолкался вперед с ведром забортной воды в руках, оказалось не два хладных трупа, а два мокрых с головы до ног человека. Монах захохотал.
- Вот звереныш! - Табачник сплюнул за борт, нахмурился и закусил нижнюю губу, стараясь казаться по-прежнему грозным. Но с водорослей за ухом это оказалось сложно, поэтому Сичибеи махнул рукой, вынул растительность и вздохнул: - Полный корабль демонят. Где айва?!

Пристыдив таким образом маленького оборотня, Сичибеи бросил взгляд на монаха и отошел за спины смеющихся пиратов - сушить клинок.
Киба же, наблюдавший со стороны за боем, подал голос:
- Как тебя зовут, святой человек? И на какой дороге потерял ты свое смирение?
- Онивака.
Монах осмотрел посох, цокнул языком, проведя грязным пальцем по глубокой зазубрине, что оставил меч помощника капитана. И снова вытер ладони о макушку. Круглое добродушное лицо его сморщилось в улыбке.
- От горы Хиэй сюда дорог много. Какую тебе назвать?
- Хорошее имя для монаха, - Киба склонил голову набок, присматриваясь, - Куда же ведет твоя дорога теперь?
- А куда плывет твой корабль?
- До ближайшего порта, а там на Кюсю... А дальше - кто знает. Мы пираты, пути наши неисповедимы.
Монах сделал шаг в сторону от лужи, вновь уселся.
- Ну так значит, и мне на Кюсю, - сказал он. – А там увидим.
Главарь кивнул:
- Значит добро пожаловать. Отходим!
Пираты забегали, корабль отошел от берега - курс на порт.

Дынька уставился в зеленую толщу воды, как будто надеялся разглядеть, что делается на дне. А может быть, ему хотелось увидеть, как играют в нефритовой глубине нингьё.
- Тебе-то зачем есть их мясо? – полюбопытствовал монах, что дремал неподалеку. – Хочешь прожить очень долго?
Мальчишка кивнул, не отрывая зачарованного взгляда от волн.
- Если я стану бессмертным, то превращусь в обакэ.
Онивака презрительно фыркнул.
- А пока... – Дынька мечтательно посмотрел в затянувшую горизонт голубоватую пелену, за которой прятался вожделенный остров. – Мне очень нужно отыскать мудрого тануки с Кюсю.
- Очень мудрого? – уточнил монах, ткнув пальцем туда, где должна была сосредоточена упомянутая добродетель.
Мальчишка серьезно кивнул.
- А ты знаешь, как его искать? - вмешался Тобое, - Странно будет, если мы начнем спрашивать у каждого встречного, где живет тот мудрец.
Сичибеи же молча уселся рядом, демонстративно не глядя на монаха.
- На горе Асо – подсказал задумавшемуся мальчишке Онивака.
- А тебе откуда известно?
- Про горы я знаю все, - усмехнулся монах.

Тобое придвинулся ближе:
- Про все горы на свете?
- Если бы про все, - хмыкнул Киба, - цены бы ему не было.
- Лучше бы он про все рифы и мели знал, - в тон ему проворчал Сичибеи, - а то горы... Что пиратам делать в горах!
- Про мели и рифы вон его спрашивай, - не остался в долгу веселый монах, подставив солнцу круглощекое лицо.
И указал посохом на капитана, зазвенели бронзовые колечки.
Дынька вновь завис пузом на фальшборте, вглядываясь в море. Его дернули за штаны, чтобы не кувыркнулся в волну.
- Смотри, всплывет садзаэ-они, и останешься без гинтама, - предупредил его монах. – Тогда никакой колдун тебе не поможет.
Пираты расхохотались. Киба склонил голову набок, и посмотрел на монаха новым взглядом. Табачник поскреб щетину на подбородке и произнес насмешливо:
- Знаток гор...
Тобое тоже глянул за борт:
- А если стать рыбой?.. Дынька, ты можешь стать рыбой и достать жемчужину?
- Могу, - донеслось из-за борта. – Только я утону...

Онивака придержал болтающуюся перед самым его носом выцветшую длинную штанину; видимо – не хотел, чтобы мальчишка действительно отправился на дно океана.
- Его магия – лишь иллюзия, - пояснил монах. – А вон то...
Он тоже – как ранее Дынька – глянул на пелену у горизонта. Дымка уплотнилась и потемнела.
- ... кажется, неподдельное. Нингьё всегда играют перед бурей.
- Будет шторм, - кивнул Киба, разглядывая монаха, - а жемчужина у меня своя есть. Табакоя, предупреди команду о буре. Вы же, хоши, держитесь крепче, чтобы вас не смыло за борт. А то станете знатоком дна морского.
- Жемчуга много не бывает, - пробурчал под нос Тобое и поплелся следом за Сичибеи.
Киба внезапно усмехнулся:
- Моя команда становится все разнообразнее. Сначала Дынька, потом вы, Онивака...
- Слезай оттуда, - монах сдернул мальчишку на палубу. – Иначе воистину пойдешь на корм рыбам.
Едва только пираты закрепили паруса, на море пал шторм. Погода на море меняется нежданно, просто откуда-то внезапно налетает ветер, или же напротив - он исчезает, как и не было, и воцаряется страшный мертвый штиль... Но сейчас буря возникла, казалось, одновременно со всех сторон. И со всех сторон оказалась вода. Что это было? Волны? Дождь?

Сквозь рев моря и вой бури еле слышен был человеческий крик, Сичибеи приходилось орать на ухо матросне, чтобы те работали, потому что потом поработать может быть поздно. И пока еще была возможность - пираты укрепляли то, что могла унести буря, кто-то привязывал себя к мачте, считая, что лучше пусть унесет пару корзин, чем его. Но когда корабль попадает в бурю - ты не можешь сделать уже ничего. Тебя не остается, есть только руки, цепляющиеся за дерево, чувство воды и ветра на коже, еле слышный собственный вопль, и ужас, осознание собственного ничтожества перед буйством всемогущей стихии. Вцепившийся в борт Тобое закрыл глаза, зажмурился и сосредоточился только на том, чтобы не разжать пальцы, словно кроме этих пальцев никакого Тобое не осталось. Одна мысль, одно намерение - удержаться. Не ослабить хватку. В какой-то момент, когда оглушенный Тобое перестал слышать ужасающий грохот бури, он открыл глаза, чтобы убедиться, что жив еще. На палубе стоял Киба, не давая себе труда держаться хоть за что-то. Глаза его горели призрачным голубоватым огнем. Киба улыбался.
"Змей, - внезапно понял Тобое, - он змей. Это же так очевидно." Вода хлестала главаря пиратов по лицу, но тот словно не замечал, и казалось, сам он был частью этой бури, ее хозяином и пленником, ее отцом и порождением, ее братом и врагом, вечным, как и сама она, мгновенным, как ее удар, преходящим, как ее ярость, постоянным, как ее угроза... Тобое отвернулся и зажмурился. Змей, так змей, подумаешь. У Дыньки вообще лисья мордочка, чему тут удивляться?

А когда ветер стих и море улеглось под днище корабля ласковым диким шелком, оказалось, что их принесло к острову.
Сичибеи помогал Тобое разжать застывшие пальцы и отцепиться-таки от борта. Киба сидел на палубе, прикрыв глаза, на губах его замерло отражение той дикой штормовой усмешки. Рядом, опершись на посох, стоял монах – неунывающий, как всегда.

(слава Веселому Роджеру, автору шторма!)