Остров Ицукушима

Тьма давно рассеялась, лишь самые густые и выносливые ее обрывки метались на поверхности взбудораженного моря. Волны все расходились сине-зелеными кругами, образовывая пеструю воронку, в центре которой яркой точкой стояли двое – высокий могучий бог и его маленькая перепуганная служительница.
Мелькали люди, раздавались заглушаемые ревом моря кличи, кровь мешалась с пеной... Все спуталось в глазах молодой мико; паруса вдалеке расплылись полосками, а силуэты людей потонули в темных красках стихии. Сила, которую жрица ощущала рядом с собой, приводила девушку в смятение, дурманила сознание, как при ритуале, – и она расслабила руку. Накрывшая корабли вода резко помчалась обратно, к берегу, столкнулась с очередным кольцом; и раскачалась новая волна, широкая, почти плоская.
В бушующей мутной массе рядом с Таками-мусуби цветком вспыхнуло плавное бело-красное пятно – мико, очевидно, обессилев, медленно опускалась к неглубокому илистому дну, а яркие одежды словно переливались послушно движению воды. Цепочка пузырьков из ее рта чуть было не оборвалась, когда девушку вытащили на поверхность – без жалости и без грубости, осторожно, будто котенка, держа за шиворот.
Пока еще рано...

Мокрый с ног до головы Таками посмотрел на успокоившееся море, на далекую мачту с обрывками паруса, оглянулся на сидящий на мели корабль с алыми бортами. И, взвалив промокшую до нитки мико на плечо, зашлепал по мелководью к храму. От такого неучтивого обращения со своей особой девушка почти сразу очнулась. Но она долго не могла сообразить, что происходит. Перед глазами мерно колыхалась полупрозрачная вода, перекатывалась пятнистая галька, носились крошечные рыбешки... Жрица подняла голову и вздрогнула, узрев следы недавней битвы.
Тут мико осознала свое положение и возмущенно заверещала:
- Пустите меня, пустите! - для усиления эффекта она яростно замолотила кулаками по спине своего спасителя.
Тут еще глубоко.
Но все-таки дал ей свободу. И вовсе там не было так глубоко, как он утверждал. Рожденные колдовством волны сняли корабль даймё с прежней мели, но по шутке природы или самого Таками-мусуби посадили его на соседнюю. Прилив уже загнал крестьян на лодки, местные жители поспешили убраться восвояси, подальше от гнева сиятельного даймё. Алый веер на мачте порвался, но по-прежнему извещал о величии Тайра – пусть немного подмоченном и обветшалом. Волны облизывали зеленоватыми язычками берег, подбираясь к старому храму.

Какая ирония... Веер Хейке – возле храма, построенного Киёмори. Таками подсадил мико на веранду, сам уселся рядом и принялся выжимать мокрые рукава. Огромный меч он положил рядом на темные от времени доски.
- Ого-о! – донесся из-под веранды восхищенный вздох, и следом за ним хлопок.
Все еще зажимая рот ладонью, на свет вылез молодой служка. Вака был едва старше мико, не обладал ни ее приятными чертами, ни очарованием, зато имел длинный нос и еще более длинное любопытство. Взгляд блестящих глаз оставил в покое море и впился в длинное лезвие, изучил резную рукоять. Позабыв себя, Вака потянулся жадными пальцами к мечу.
Между тем девушка недовольно осмотрела свой наряд - позеленевшая ткань в водорослях противно прилипала к телу, из рукава вообще выпала мидия - затем распустила волосы, чтобы они сохли, и демонстративно вздохнула. А затем с тоской взглянула на потрепанный корабль благородного гостя.
"Там хоть кто-нибудь жив остался? Такая честь нашему острову..."
Но, поискав взглядом второго участника сражения, мико удивленно обратилась к богу:
- А где пираты? Куда вы их дели?

Таками-мусуби восторженно разглядывал зеленовато-серебристую дымку, что заволакивала утренний горизонт, как будто впервые видел рассвет.
Если не вынесло на скалы у Мацуямы, то где-нибудь в Срединном море, усмехнулся он и прижал к доскам чужую чумазую руку. Вака обиженно взвыл.
- Пустите! Я ничего такого не хотел, только посмотреть, - сейчас он искренне верил собственным словам.
Тем более увеличивала эту веру необоримая твердость руки, точь-в-точь как у деревянных колодок.
Вскочившая от неожиданности мико чуть не зарычала.
- Вака! Ты сегодня отвратительно себя ведешь! Ты... ты... - она топнула ногой. - Еще одна выходка, и будешь выгнан из храма, понял? А теперь немедленно извинись перед Такаги-но микото.
Глаза служки превратились в две громадные плошки.
- Та-та-такаги-но микото?!
Вака в ужасе повалился на колени и попытался хлопнуться лбом о землю. Так вот она какая, тайна, в которую он сегодня так усердно совал нос. Из его сумбурных возгласов можно было понять, что он безумно сожалеет обо всем содеянном, обещает вести себя примерно, только молит, чтобы его оставили жить. На лице маленькой жрицы мелькнула гордая улыбка.
- Ладно-ладно, успокойся и веди себя достойно. Сейчас я пошла переодеваться, а ты, - указательный палец ткнулся прямо в нос служки, - проведи господина в покои для гостей, найди ему еще одежду и приготовь завтрак.
С этими словами мико впорхнула в двери храма, оставляя за собой мокрые следы.

Если бы какой-нибудь художник захотел бы нарисовать йюрейсен, корабль-призрак что всегда наводил страх на моряков всех морей и океанов, то лучшей модели, чем корабль Тайра после того, как его накрыло волной, было сложно себе представить. Водоросли, песок, даже небольшие камни покрывали палубу корабля, гордые алые флаги, что ещё несколько часов назад были законной гордостью владельца, теперь годились разве что на заплаты. Паруса, которые так любил наполнять морской ветер теперь висели тряпьём, а с мачты диковинными флажками свисали ленты водорослей… множество людей валялось по грязно-кровавой палубе.
- Эй! Кто там! – требовательный голос князя Тайра раздался над кораблём. – Никогда не поверю что вы все умерли! Вставайте бездельники! Мне нужен гребень и зеркало! И немедленно!
Акаихигэ возвышался над этим почти потустороннем царством словно статуя и, уже убрав за пояс меч, слегка помахивая, чтобы видимо быстрее просушить, веером. Он стоял у борта корабля, время от времени оглядывая горизонт; его наряд был в нескольких местах порван, но легкие доспехи всё ещё были на нём, отсутствовал только шлем, видимо унесло волной, а может князь его попросту скинул. Но вот на голове его и вправду творилась настоящая катастрофа (по меркам сиятельного дайме, разумеется), волосы намокли, большинство заколок вылетело, и некогда идеальная причёска превратилась во что-то неописуемое. Казалось, на голову аристократа забрался осьминог и удобно раскинул там свои щупальца.

Устав ждать вразумительного ответа князь принялся осматривать ближайшие к нему тела и трясти их, чтобы разбудить, слуги и солдаты постепенно начали подавать признаки жизни, они кашляли, стараясь освободиться от воды, что попала в легкие, и медленно начинали подниматься.
- Тодзаэмон! Тодзаэмон! Вставай!– князь активно затряс своего каро. – Не смей умирать в миг победы! Слышишь меня!
Старший телохранитель приподнялся и выплюнул скопившуюся во рту горькую морскую воду. Его окрика было достаточно, чтобы люди зашевелились быстрее. Онодэра прикинул результаты сражения. Несмотря на яростный бой, не так много убитых пиратов, как показалось в разгаре схватки. Но и противник не остался в долгу, придется заказывать здешним монахам поминальную службу.
Акаихигэ удовлетворенно кивнул и выпрямился
- Когда придём в себя, нам всем придётся отправиться в храм, – Акаихигэ обмахивался уже просохшим веером. – Но вечером мы устроим пир! Такую победу нужно обязательно отметить!
- Как только отыщется тот, кого нам следует поблагодарить за нее, - проворчал Онодэра Тодзаэмон. – Сдается мне, что без чужого вмешательства не обошлось.
Несколько моряков, услышавшие его слова, попятились, бормоча восхваления кто богам, а кто Будде.

Князь внимательно смотрел на полированные ногти на руке, будто выискивая к чему можно придраться:
- Я думаю, что в храме мы будем не только поминать мертвых, но и вознесём хвалу за м... помощь. - На лице Акаихигэ мелькнула улыбка - Да... где мои одежды?! Или так и буду ходить в этом тряпье, словно портовый нищий?
Часть слуг, что уже пришли в себя, с тихими стонами отправились в трюмы корабля.
- О достославный... позвольте осмотреть вас... возможные раны... - просидевший весь бой и шторм в трюме лекарь уже крутился вокруг князя, стараясь показать всё радение за его драгоценное здоровье.
Аристократ только отмахнулся от его услуг:
- Отправляйся помогать тем, кто действительно ранен! А я пока проживу без тебя, - в голосе князя мелькнуло раздражение, но последнюю фразу он сказал чуть потеплевшим голосом - Ступай...
Лекарь с поклоном отскочил от господина и уже склонился над раненым самураем.
- В храме мы найдём многие ответы... - проговорил Акаихигэ задумчивым тоном.

«Если так пойдет дальше, мне не в чем будет ходить», - тоскливо подумала мико, затягивая пояс предпоследних сухих хакама. На прическу времени не осталось, поэтому девушка лишь быстро умыла лицо и понеслась организовывать роскошный прием благородным гостям, если они остались живы после спасения Такаги-но микото (на что жрица очень надеялась). Бегала служительница богов весьма шустро, и вскоре она подняла на ноги всех, кто был в храме. Из кухни уже доносился притягательный аромат чего-то аппетитного. Как ни тянуло молодую мико попробовать источник этого запаха, она мужественно удержалась и только срочно послала одного из служек в деревню на другом берегу за припасами. Затем, обсудив с настоятелем подробности церемонии, жрица обошла все залы и, не слишком довольная увиденным беспорядком, заставила еще одного паренька убирать пыль и помогать старику с приготовлениями.
Себе она оставила привилегию встретить гостей. «Но если я выйду одна, это будет выглядеть несолидно», - пришло мико в голову, когда она уже стояла на крыльце. Ни в коем случае нельзя было опозориться; но девушка, недолго думая, нашла выход из положения.
- Ва-а-ака! – заорала она на весь храм.
Короткая возня, и из-за ближайшей перегородки вышел смущенный юный служка. Через секунду следом выпала метла, которую он неудачно прислонил к стенке. Вака попытался задвинуть ее обратно ногой.
- Да, госпожа?

Мико придирчиво оглядела его с ног до головы. Вздохнула и скривила губы.
- Ну что ж, пойдешь со мной встречать гостей. Только руки хотя бы вымой, пыльный весь. Бегом и чтобы через пять минут был на крыльце. Да, и еще – где ты устроил Такаги-но микото?
- Ну там, в гостевых комнатах. Только вряд ли он будет сидеть внутри. Он, наверное, любит простор.
Вака испарился и почти сразу же вернулся обратно с чистыми руками, даже успел почистить одежду.
- Молодец, - одобрила его старания жрица. – Идем.
Она спрыгнула с крыльца и остановилась.
- Знаешь... – задумчиво протянула девушка. – Побежали как можно быстрей. Нельзя, чтобы наш божественный гость следовал за нами. Он будет сюрпризом.
Мико обернулась, схватила Ваку за руку и потянула к берегу.
- А... Э... – только и смог сказать служка, но руку не вырвал и бежать не отказался.
Втайне ото всех он лелеял заветную и хрупкую, как лепестки полевых цветов, мечту жениться когда-нибудь на этой девушке, когда она больше не будет мико.
Ничего не подозревавшая о планах своего спутника относительно собственной особы служительница богов тем временем разгонялась все сильней. Замерла она, лишь подтащив Ваку к самой кромке воды. Но предусмотрительно отскочила, когда мягкая волна попыталась лизнуть красный подол. Мико твердо решила не купаться в третий раз.

- Гляди, гляди, там люди! – она радостно захлопала в ладоши, заметив движение на потрепанном корабле. – И... Кто-то сюда идет? Вака, кричи, зови их, мне неприлично.
Ради нее он был готов на все. Вака приложил руки ко рту и что было мочи крикнул:
- Oi! Кто там есть! Сюда-а!
От корабля к храму двигалась похоронная процессия, слуги несли на носилках павших бойцов и защитников корабля, более десяти тел, много, необычайно много. Впереди, в белом ношенном кимоно и без оружия, с отрешённым лицом, достойным какого-нибудь подвижника или архата, спокойно по мелководью, не обращая внимания на воду, шёл Тайра но Акаихигэ.. Рядом с ним шагал его телохранитель.
Когда они подошли к ступням храма, князь не останавливаясь ни на минуту, повернул голову к Тодзаэмону и тихим голосом спросил:
- Ты чувствуешь?
Онодэра не стал расставаться с мечами, хотя ему и говорили, что на этом острове безопасно. Старший телохранитель в ответ лишь угрюмо кивал на носилки с телами.
- Мы нарушили запрет и идем там, где ступали лишь боги, - пробурчал он, затем помолчал, прислушиваясь к свисту ветра. – И, кажется, совсем недавно.
Выражение лица дайме не изменилось, он лишь слегка кивнул и, вынув из рукава веер, махнул им, мгновение и один из слуг отделился от процессии и резво побежал вверх по ступеням, вслед за ним начал подниматься и сам Тайра, медленно и с достоинством.
- Сиятельнейший и благороднейший князь Акаихигэ из достославного дома Тайра! – зычно выкрикнул слуга, когда господин поднялся на террасу.

Онодэра Тодхаэмон неодобрительно покачал головой: слишком торопится его господин. Но не отстал ни на шаг. Вака сделал попытку спрятаться за спину мико, а когда не удалось – уж очень сильно не соответствовали размеры, - вытянулся рядом с ней. Про Тайра он слышал много и разного. Но в основном, что они бились с кланом Генджи, а после стали призраками.
- А разве вы еще ходите по земле... то есть, я хотел сказать, разве Тайра не обернулись призраками? – искренне и громко удивился служка.
Некоторым – удалось дожить до наших дней, прозвучал в головах у людей равнодушный голос.
- Некоторые дожи... – мико прикрыла рот ладошкой, глаза ее гневно сверкнули.
На краю веранды, сложив на груди руки, высился ночной гость храма.
Ни единый мускул не дрогнул на лице князя, но его глаза засверкали весельем.
- Воистину правы те, кто говорят, что храм сей - удивительное место. - Акаихигэ одинаково низко поклонился и девушке и странному человеку, что стоял чуть в отдалении, оставив служку и его реплику без своего внимания.
Онодэра Тодзаэмон тоже согнул спину в поклоне, хотя на его лице только слепой не прочитал бы неудовольствия. И на всякий случай положил ладонь на обтянутые акульей кожей рукояти мечей.
Считаешь, что здесь необходимо оружие?

Акаихигэ раскрыл веер и принялся лениво обмахивать себя.
- Полагаю, он не один, кто так думает, - аристократ скосил взгляд на огромный меч незнакомца и с печалью в голосе продолжил: - Но я полагаю, что сейчас действительно необходимо - это поминовение павших... бой был тяжёл... даже не смотря на вашу помощь, многие мои верные воины и слуги сложили головы.
Дайме посмотрел на жрицу. Мико вздрогнула под его взглядом. Суетливо засеменила к дверям храма.
- Прошу прощения. Пройдемте внутрь, - она поклонилась гостям и, толкнув двери, чинно и торжественно вступила в мягкий утренний полумрак храма.
Акаихигэ кивнул, его напудренное лицо по-прежнему ничего не выражало и даже его взгляд вновь стали отрешённым, будто князь смотрели куда-то далеко-далеко. Веер рыбкой скользнул в рукав кимоно, а дайме сложив руки, как для моления, повернулся к вратам храма и медленно пошёл вслед за жрицей, слуги, что несли павших, тронулись за господином.

2.

Киото, Гион-мацури, 1582 год

Этот человек возвышался над остальными, как пятиярусная пагода храма Кьё-о-гококу, больше известного как Тоджи, поднимается над другими постройками древней столицы. И подобно той пагоде, он, не прилагая ни малейших усилий, нес с собой ощущение невозмутимой силы и неподвластного никаким потрясениям спокойствия. Казалось, он не уступит дорогу и кортежу из Императорского дворца; наоборот, это сын неба, устыдившись, свернет на соседнюю улицу. Но при этом в нем не было надменности, не было спеси; он шел по жизни безмятежно, словно волнения будней, кровь и грязь сражений, вонь нищеты и сласть богатства не оставляли на нем ни следа. Должно быть, именно так боги спускались по Радужному мосту, чтобы впервые ступить на землю.

Радостная суматоха праздника (на деле подчиненная неписанным законам, а потому никогда не скатывающаяся в хаос) не предвещала несчастья. Повозка-хоко, которую с трудом, но в азарте тащили по улице больше десятка молодых здоровых мужчин, еще пахла деревом, а четыре громадных колеса и не думали скрипеть – повозку, как водится, соорудили всего за неделю до парада. Покатая крыша с загнутыми краями величественно плыла над городскими домами, напоминая храм, который волей богов сдвинулся с места. Если влезть на дерево, видно, что хоко не одна и не две, а целых восемь. На каждой расписные резные украшения, яркие расшитые полотнища и грозди людей от мала до велика.

Хонсё с откровенной завистью глядел на моны клана Фудзивара, реющие в вышине над ближайшей повозкой, на занявших ее крышу мальчишек – снизу были видны только их ноги, свешенные с края. Хонсё никогда не пускали в хоко и не дозволяли вот так сидеть и надменно взирать сверху на пеструю людскую толпу. Не то положение клана, говорили ему, слишком низкое. Как-то раз (он тогда был еще совсем маленький) Хонсё спросил, что нужно, чтобы сделать это самое непонятное «положение» повыше, чтобы можно было залезть в одну из хоко и гордо ехать там. Отец расхохотался и сказал, что сначала надо подрасти. Хонсё подрос и теперь знал, что такое «положение». Но в повозку хотелось ничуть не меньше!

На углу заранее разложили длинные узкие деревянные полоски - без их помощи громадину хоко не развернуть. Седовласый старичок командовал, под каким углом класть гибкие досочки, чтобы колеса не застряли. Отбившийся от своего клана Хонсё крутился поблизости, в его голове родилась коварная мысль влезть в повозку тайком. Увы, самая удобная для наблюдения позиция уже была занята, там возвышался... Хонсё пришлось очень сильно задрать голову, чтобы увидеть лицо этого мужчины. У него было безмятежное лицо человека, который рассматривает цветы по весне, как будто многолюдная суета для него не существует. Толпа обтекала его, не затрагивая, так вода не касается скалы на острове посреди реки.

Гербов на одежде не видно: стало быть, хозяина нет, сам себе господин. Да и сама одежда не ахти какая. Но что сразу же притянуло внимание – Хонсё позабыл обо всем, - так это меч, небрежно заткнутый за пояс. Такие клинки не таскают вот так, между делом, ронины в простой дорожной одежде, ими не рубят противника на поле битвы, разве что в «Хэйке-моногатори». Их носят впереди армии, а чаще всего – предлагают богам.
Тем временем хоко добралась до угла и натужно, кренясь, начала поворачивать. Над людским гомоном звенели команды. Две цепочки мужчин слаженно тянули толстые канаты. Никто не понял, как так вышло, но стройность действия мгновенно развалилась, стоило нескольким в цепочке не вовремя ослабить хватку. Вместо новой команды раздалось тревожное: «Берегись!»
Люди хлынули в разные стороны. Кто-то еще пытался удержать повозку, но она уже валилась на бок, грозя придавить неосторожных зрителей. Взрослые посыпались с нее спелой айвой, более цепкие – или перепуганные больше них – мальчишки и не подумали спрыгнуть. Зазевавшийся Хонсё не успел сразу убраться с дороги, а когда сообразил, что происходит, брошенные впопыхах вещи преградили пути к отступлению. На единственном безопасном пятачке, куда можно было метнуться, уже толпилось столько народа, что еще одному парнишке места не нашлось бы.

(я в помощь)

Его взяли за шиворот, оторвали от земли. Хонсё болтал ногами в пустоте, пока его – как показалось, вечность, - разглядывали с вежливым удивлением, хоть и без особого интереса. Как будто котенка, упавшего на голову прохожему с ближайшего забора.
- Пустите! – испуганно-негодующий вопль потонул в оглушительном грохоте: повозка рухнула на землю.
Но сначала на выложенную камнем мостовую шлепнулся возмущенный мальчишка. Зеваки попятились, прижались к стенам домов, когда огромный старинный клинок описал голубоватый вертикальный круг. Кто-то испуганно охнул. Дерево, на которое недавно с такой завистью поглядывал Хонсё, перерубленное, словно молодой побег бамбука, накренилось, подпирая злосчастную повозку. Пострадала и большая кукла, что украшала хоко; голова ее, отделенная от шеи, укатилась под ноги зрителям. Прежде чем убрать меч в ножны, самурай оглядел его, одобрительно прищелкнул языком, будто видел впервые.
Хонсё напрочь забыл про возмущение и собственную отбитую филейную часть, сидел, открыв рот в благоговейном восхищении. Таких воинов он не видел даже у ворот императорского дворца, где частенько шнырял, пока не гнала стража. А необычный самурай тем временем протянул руку и что-то нашарил на самом верху перекошенной хоко. Дернул. Удивленно приподнял брови.
- Сам слезу! – донесся сверху недовольный детский голос.

Только не получилось. Разъяренный, завернутый в парадные одеяния парнишка скатился с повозки и, наверняка, свернул бы шею, если б его не поймали в полете. Хонсё, который почему-то так и никуда и не сбежал, хотя на ноги уже поднялся, расплылся в щербатой ухмылке при виде барахтающегося приятеля. Осмелев, он дернул громадного самурая за хакама и поклонился, почти как учили:
- Спасибо!
Ему кивнули в ответ. Второй мальчишка перестал сопротивляться, так и висел, будто прихваченный за шкирку тануки, и мерил спасителя высокомерным взглядом.
- Хочу на землю, - пробубнил он.
- Благородный воин! – сухопарому немолодому уже человеку удалось, хоть и не полностью, не дать выражению на лице проявить все, что он думает об этом воине. – Отпустите господина, прошу вас!
Слуга клана Сейшин наконец-то сумел найти непоседливого подопечного, и теперь не знал, как изъять его из рук внушающего благоговение гиганта, который, склонив голову к плечу, изучал свою новую находку.
- Хочу на землю, - гораздо настойчивее повторил юный «господин» и примерился пнуть своего спасителя.

Несчастный слуга перепугался: если воин разозлится, мальчику несдобровать. Клан не может лишиться новообретенного наследника! Поэтому Сейхачи обхватил Шичиро двумя руками с намерением если не вырвать из чужих рук, то хотя бы защитить в случае чего. Сам наследник – судя по сосредоточенному выражению на щекастой мордочке – размышлял, достойно ли отпрыска Фудзивара заорать с перепугу на всю улицу, или следует воздержаться. Осмелевшие зеваки подступили ближе, образовав круг; некоторые спорили, чем закончится противостояние. Сзади напирали опомнившиеся молодые люди. Странный воин не стал возражать. Шичиро получил, что хотел, но вместо того, чтобы дать деру, он, разинув рот, смотрел на возвышающегося над ним человека.
- О-оо... – выдохнул восхищенный мальчишка, двинул подскочившего приятеля локтем в бок.
- Чему ты там восхищаешься? – взревновал Хонсё.
Он смутно чувствовал, что творится какая-то несправедливость, как будто младшему товарищу показали больше интересного, хотя это он, Хонсё, первый нашел, вернее, попался, но неважно – он первый увидел!
- Он высокий, как дерево!

(снова)

Теперь оба мальчишки стояли, задрав головы и не обращая внимания на сгустившуюся толпу зевак. Слуга тщетно пытался воззвать к рассудку и здравому смыслу подопечного, его и не думали слушать. А взять юного наследника за шкирку и уволочь не позволяла гордость клана Сейшин, которая могла пострадать при подобном насилии. Единственно, кто сохранил невозмутимость в общем гаме – а тот распространялся со скоростью летнего пожара, - был необычный самурай. Он шагнул в образованный расступившейся толпой живой коридор. Какое-то время, пока воин не свернул с улицы, его было видно.

***
Сейшин-но Акатэ по прозвищу Секишусай наслаждался коротким покоем. Перегородки в комнате были раздвинуты, и ничто не мешало ему любоваться темным, почти черным неподвижным прудом в обрамлении зелени, в которой пряталось несколько сливовых деревьев, высаженных в нарушение давних традиций. Огромный дом, и без того слишком большой для их скромного клана, был практически пуст, если не считать нескольких слуг и охраны. Но беспокойство занозой сидело в груди, и поэтому лист бумаги на невысоком столе оставался чистым, хотя Секишусай несколько раз брал кисть в руки и столько же раз откладывал ее.

День не задался с самого утра, и последнее нелепое и досадное происшествие оказалось не столько неприятным сюрпризом, сколько подтверждением, что день сегодня воистину никудышный. В такие минуты Секишусай в очередной раз окончательно и бесповоротно отказывался от мысли сделаться инкьё*, а дела клана перепоручить наследнику. Он давно обдумывал этот шаг (неторопливо и тщательно, как делал почти все в своей жизни), но потом вспоминал, какую глупость сотворил его сын, и вновь откладывал уход на покой. Что за блажь – наплодить кучу детишек, а затем привезти из дворца отпрыска какой-то придворной барышни, которой вздумалось покуролесить... Впрочем, с Фудзивара не спорят. Раз они велели забрать мальчишку, значит, ничего не поделаешь.
Шорох быстрых шагов по синей гальке, которой был выложен двор, выдернул из сонной задумчивости, затем те же люди простучали пятками по веранде. На плотной бумаге нарисовались тени троих человек.
- Господин!..
Мальчишки запыхались, должно быть, они бежали в гору не останавливаясь, чтобы первыми рассказать новости.
- Он жив? – недовольно спросил Секишусай, выслушав их торопливый отчет.

Гонцы переглянулись. Да, в последнее время глава клана слегка погрузнел и, предпочитая спокойное времяпровождение, стал больше походить на обтесанный ветром валун, но его болезненная одутловатость могла обмануть лишь посторонних.
- Да, - мальчишки ткнулись лбами в циновку, ожидая, что на головы обрушится если не меч, то хотя бы веер.
- А щенок?
- Не пострадал.
Секишусай надул губы. Да воистину, день сегодня не задался.

Позже днем ему передали записку. Секишусай развернул ее, нарочито громко шурша бумагой, пробежал взглядом неровные строки. Видимо, писали второпях. Он задумался. Приглашать автора записки в дом ему не хотелось, но и идти на встречу вот так, будто он, Сейшин-но Акатэ придворный мальчишка на побегушках, и достаточно щелкнуть пальцами, чтобы он прибежал на зов, Секишусай тоже не стал бы.
- Передай ему, что сегодня вечером я собираюсь навестить святилище Йошида.

|при участии тануки Сонгоку и монаха Бишопа|

Пролив Хойя

Ясное небо, гладкое море, волны шептали нежно, как девушка. Тобое развалился на палубе, подставив круглую мордашку солнцу, сквозь закрытые веки он видел только темные пятна, но по шагам и говору узнавал – это мимо прошел Табачник, вечно ворчащий, это проскакал «Лисья Мордочка» Дынька, а это остановился… Парнишка распахнул глаза и вскочил как раз вовремя, чтобы увернуться от воспитательного пинка капитана.
- Опять валяешься, - покачал головой Киба.
- Так ведь дел нет, - пробормотал Тобое, шмыгнув носом и уводя взгляд.
- Ах, у тебя дел нет, - добродушно улыбнулся Киба, глядя на пиратенка, как смотрит змей перед атакой, - я могу тебе помочь…
- Корабль!
Крик Указующего пал на палубу, как падает меч на камень - резкий, с лязгающими интонациями вопль.
- Повезло тебе, - усмехнулся Киба и рявкнул, - Табачник!
Сичибеи явился словно бы из ниоткуда, отвесил Тобое подзатыльник, и началось. Беготня, суета, ругань – пираты готовились к схватке.
- Демонам Тайра повезло с тем ветром, - проговорил Киба, - но если и простому торговцу будут помогать боги, мне придется уйти на пенсию.
- Дались тебе эти демоны, - едва не завыл Табачник, - забудь ты про них, новый корабль, новая добыча.
- Нет там никаких демонов, одни торговцы с Сикоку. А если и встретятся, отсылай их ко мне, - рядом остановился монах, деловито выдернул из прореженной толпы Дыньку и сунул ему в руки посох. – Подержи.
После чего принялся подвязывать широкие рукава.
- Он и горы знает, и с демонами сражается, - ехидно проговорил Табакоя, - просто кладезь талантов.
Дынька попытался наступить зубоскалу на ногу, а когда не получилось, то стукнуть его по колену посохом. Сичибеи же только поглядел внимательно на тануки и одними губами спросил: «Где айва?». Малолетний воришка поспешно юркнул за спину Ониваке.
- В первый раз встречаешь горного воина? – полюбопытствовал тот у Сичибеи.
- В первый раз встречаю такого...
- Сичибеи, - подал голос Киба, - ты сварлив, как старая супруга. Умолкни, пока я тебе не помог, и соблаговоли обратить внимание на несчастную нашу жертву.
Корабль-цель был уже совсем близко, на нем пиратов тоже заметили и теперь носились по палубе - не то вооружались, не то прятали добро, не то паниковали. Онивака расхохотался, покрутил в руке посох – лишь колечки звякали.
- Не перепутай, Табачник, - весело сказал монах. – Добыча на той стороне, а от меня ты лишь колотушки получишь.
Дынька застенчиво посмотрел на капитана.
- А мне что делать?
- Не путаться под ногами, - отрезал Киба, но затем глянул на мальчонку и добавил чуть мягче, - возьмем живым кого-нибудь из них - допросишь насчет своего великого Мудреца. Мне не улыбается носиться по суше в поисках престарелой Лисьей Мордочки...
Тобое высунулся из-за мачты, оценил обстановку и решив, что нагоняй ему уже не угрожает приблизился, сжав в руке обнаженный клинок. На пиратенка уже начинало накатывать настроение боя. Медленно, неуверенно поднималась в нем жажда схватки, цель притягивала его, звала, как луна зовет прилив.
- Иногда он даже меня пугает, - проворчал Табачник, глядя в стекленеющие глаза Тобое, - Дынька, держись от него подальше во время боя.
Тануки, кивая, поискал самое безопасное место и, не долго думая, вскарабкался на мачту, где и устроился, крепко вцепившись в нее, а чтобы было сподручнее, вновь отрастил когти.

- Занятная у тебя команда, сенчу, - хмыкнул монах, оглядываясь на капитана.
- Сам поражаюсь, хоши, - спокойно ответил Киба, разглядывая жертву, - я попросил бы Вас не допустить, чтобы Дыньке перепало в этой схватке. Жалко мальчонку.
- Оборотня жалко ему, а рыбу тебе не жалко было? - заворчал Сичибеи, но, поймав взгляд Кибы примолк и проявил нечеловеческий интерес к мирному торговцу. Крики становились громче, корабли сближались и уже можно было, хорошо оттолкнувшись от борта, перепрыгнуть на палубу второго корабля. Чем пираты и занялись. Воинственные крики сплетались с криками ужаса и мольбами. Онивака прыгать не стал, подождал, когда расстояние станет еще меньше, а затем перемахнул на торговца, расчищая себе дорогу посохом. Тот плясал в его руках, будто живой, и кое-кто из матросов уже лег с раскроенными черепами. Над кораблями, перекрывая шум боя и вопли, раздался оглушительный рык:
- Namu Amida Butsu!
Тобое – юный пират, мальчик с мертвеющими глазами, он влился в схватку так легко, так естественно, словно это и было его обыденным состоянием. Каждое движение складывалось, перетекало одно в другое, и в следующее, рифмовалось с каждым взмахом клинка, и если бы это не было страшно – это было бы красиво. Сичибеи серьезнел, и не оставалось в нем и следа от надоедного ворчуна, каким он был до того. Острый, как лезвие, взгляд, спокойное застывшее лицо, скупые замахи и точные удары, он видел цель и шел к ней по трупам и крови. Но не было в нем и толики наслаждения смертью. Только работа. Пираты вгрызались в жертву, как голодные псы, матросы, кто поумнее, бросались за борт, но скоро все было кончено и кто-то из разбойников развлекался тем, что стрелял по головам плывущих из лука.
– Стрелы тратишь, - выписал ему подзатыльник Сичибеи.
- Дынька, спускайся, - Киба держал за горло торговца, - живой есть. Он твой.
Тануки осмотрел палубы кораблей: нет ли еще опасности, - и кубарем скатился вниз с мачты, в предвкушении скаля мелкие острые зубы. Выживший счастливчик затрепыхался в мертвой хватке капитана, осознавая, что лучше было бы утонуть вместе с остальными.
- Знаешь, где живет мудрый тануки из Сацума? Если знаешь, то говори скорее, и тогда я тебе не отгрызу самое важное!
- Ух ты! – восхитился монах, вытирая некогда белым рукавом потное лицо.
С удивлением посмотрел на красные пятна, испачкавшие одежду, поморщился6 опять все стирать.

(с Роджер и царем обезьян)

Остров Ицукушима

Да, она возмущалась. Да, она билась в истерике, топала ногами, кричала и обвиняла всех в своем несчастье и неудаче, а потом ревела в три ручья, сидя на крыльце и грозясь покончить с собой. Проклинала собственную должность, Такаги-но микото, свалившегося как снег на голову, судьбу за такое неосторожное обращение с ее хрупкой жизнью, Ваку, который не успел вовремя постирать одежду, настоятеля, неблагодарно отнесшегося к такой замечательной жрице, как она... Да, она бесилась на протяжении тех дней, пока их собирали в дорогу. Но разве это означает, что она не хотела ехать?!
Если вы так думаете, то, значит, ни капельки не знаете женщин. Они создания противоречивые, и этой стороны молодая мико из храма Ицукушима была идеальнейшей представительницей своего племени. Сколько бы слез она не пролила, сколько бы мисок не разбила, сколько бы обвинений и жалоб не высказала, - все это было лишь для того, чтобы скрыть ото всех (а, в особенности, от всепроникающего Такаги-но микото и главного, несомненно, врага – себя самой) свое неистовое желание поехать в Киото. Конечно, ей хотелось, чтобы все уговаривали, упрашивали, умоляли, да и вообще – без демонстрации не должно было происходить ни одно мероприятие, по мнению этой молодой особы, - но мико на самом деле было стыдно и противно, что все ее существо хотело ехать в столицу. Именно этого требовали ее непомерные амбиции; более того, это мог узнать бог, и тогда пришлось бы стыдиться еще и перед ним. Поэтому барышня старалась поменьше думать и побольше делать и говорить, а это как раз и оказалось самым сложным.

Вполне естественно, что результатом всего этого кавардака в ее хорошенькой головке стала быстрая организация самого путешествия. Мико сбегала в деревню, навестила родственников с целью похвастаться своими достижениями, а затем собрала группу самых умелых крестьян и повела их помогать чинить корабль дайме. К самому же великому Тайра-но Акаихигэ жрица была так ангельски добра и почтительна, что сама себе поражалась. Впрочем, эта внимательность не была лишена практического и корыстного умысла – мико очень надеялась, что милосердный дайме возьмется провезти скромную троицу в лице господина бога, его очаровательной жрицы и ее покорного слуги (в последнее время девушка чуть ли не официально сделала Ваку своим бессменным пажом) на его благороднейшем корабле до столицы. Попросить о чем она и решила, ранним утром притащив с собой для моральной поддержки Такаги-но микото к покоям Акахигэ.
Бессменный паж был не против такой роли и всеми силами стремился оставаться незаменимым. Поэтому и визит к даймё не обошелся без него, хотя никто служку туда не звал. Он возник сам собой где-то в середине пути до покоев и больше уже не отставал, хоть и держался опасливо позади – боялся, что прогонят.

(присоединяюсь к Sayonara)

Их встретил старший телохранитель, которого в свою очередь позвали самураи, охранявшие вход. Онодэра Тодзаэмон смерил обычным для себя хмурым взглядом необычную троицу, прищелкнул одобрительно языком, заставив юную мико порозоветь, и особенно придирчиво осмотрел единственного, кого не смутил ни ранний утренний час, ни холодный прием. Но все-таки провел гостей в комнату, хоть и в пустую.
- Господин Акаихигэ не в духе, - пояснил он, чему-то усмехаясь. – Я выслушаю вашу просьбу вместо него.
Потомок Тайра любит поспать, прозвучал в голове мико знакомый голос. Его счастье, что Правитель-инок этого не видит! Сам Такаги-но микото чему-то безмятежно улыбался, усаживаясь возле отодвинутой перегородки, откуда были видны тории, сейчас будто плывущие по воде. Начался прилив. Вака беспокойно покосился на этого... ну, сами понимаете, кого – как бы не устроил еще чего-нибудь страшного – и устроился в углу, поджав ноги и блестя любопытными глазами. Мико же опасливо посмотрела на телохранителя и повернула голову так, чтобы ее профиль смотрелся наиболее выгодно, а длинные гладкие волосы отражали зыбкий свет. И с мягкой кокетливой улыбкой произнесла:
- О многоуважаемый господин! Нам, - тут не обошлось без презрительного взгляда в сторону обоих спутников, - совершенно необходимо попасть в столицу по неотложным делам храма. Но, понимаете, сначала плыть на рыбацкой лодке, потом идти пешком, и там еще неизвестно, как и по каким местам...

(и Сайонара, и Далара, и их святейшество Бишоп, и дон Алесандро к нам сейчас присоединится)

Карие глаза наполнились слезами – жрица расчувствовалась и, подняв тонкие руки к лицу, горько разрыдалась.
- Неужели кто-то откажет в паланкине мико из Ицукушима... – начал Онодэра Тодзаэмон, но осекся, невольно взглянув на спутника девушки. – Ну да... где же взять такой паланкин?
- Его высокорождённость, дайме Тайра но Акаихигэ! – провозгласил голос слуги и тут же раздвинулись перегородки, явив собравшимся благородного князя. В неизменно красном кимоно и с безупречно уложенной причёской и сообразно разукрашенным лицом, но рукава кимоно были укрыты большими салфетками на которых можно было разглядеть пятна от туши. Лицо же аристократа было искажено выражением крайнего раздражения, даже пудра и румяны не могли скрыть недовольства, но как только князь заметил гостей, его лицо приняло более благожелательный вид.
- Я счастлив, что в столь ранний час меня почтили визитом драгоценные хозяева сего дома – аристократ поклонился присутствующим.
После чего вытащил из рукавов салфетки и подал их слуге.
На секунду перестав реветь, мико подняла страдальческое лицо и грустно промолвила:
- О высокородный князь! Прошу вас, окажите нам услугу. Ваш телохранитель истолковал мою просьбу...
Аристократ улыбнулся:
- И что же это за такое дело что неправильно истолковал мой смелый телохранитель?

- Всего-то доставить их до столицы! – фыркнул Онодэра, но сделал вид, будто ничего не говорил, а слова принес со двора морской ветер.
Акаихигэ принял скорбный вид:
- Насколько срочно нужно сделать это вне всякого сомнения достойное дело? - обратился он уже к жрице - Ибо признаться мы плыли в другую сторону... к храму моих предков. Впрочем, если дело терпит, я готов помочь вам в этом вне всякого сомнения благородном деле...
Мико вновь прослезилась.
- Вы... вы так добры, о мой господин... Нам нужно... срочно... Очень... Правда, о великий Такаги-но микото? – она продолжила реветь уже в плечо засмотревшегося на море бога.
Тот неуверенно поднял руку, словно забыл, как следует поступать в таком положении. А быть может – не знал совсем. Затем, все так же сдвинув брови в раздумье, положил ладонь на вздрагивающее плечо девушки. Ты способна заменить прилив, столько у тебя слез. "Вы хотите идти пешком? Помогайте мне!" Мне тоже нужно расплакаться? весело удивился Такаги. "Нет! Ни в коем случае!!! - мико даже захихикала сквозь слезы. - Вы же мужчина. Лучше уверяйте нашего великого благодетеля, что нам просто необходима его помощь!" Уверять?!

(Далара, Sayonara, SonGoku, дон Алесандро)

Онодэра Тодзаэмон, который некоторое время, пока шел странный разговор, сидел неподвижно и лишь переводил взгляд с одного собеседника на другого. Господина он знал хорошо; тот действительно мог повернуть вспять, лишь бы доставить заинтересовавших его людей в Осаку, а мог и выбросить посреди дороги (и хорошо, если не в море, а на какой-нибудь остров), если вдруг передумает по пути.
Тайра достал веер и проговорил:
- Я могу с легкостью доставить вас в Мацуяму, это будет мне приятно и не нарушит нашего маршрута.
Телохранитель украдкой перевел дух, он чувствовал себя не слишком уютно. Порой он собирал лоб в складки, но если кто-нибудь осмелился бы пошутить, что при этом выглядит он не так грозно, как думает, то ощутил бы в полной мере последствия своей шутки.
Мацуяма...
Все замолчали, даже те, кто не мог слышать.
Скажи им, мико, что мы согласны.
Девушка по-детски вытерла кулачками глаза и живо обратила взор на дайме:
- Мы согласны! Значит, Мацуяма.
По виду жрицы можно было подумать, будто она сейчас спросит: "Ну, по рукам?" Но, как ни странно, мико лишь проникновенно склонила голову и улыбнулась.
- Благодарю вас.
(все вышеперечисленные)

Внутреннее море, где-то у острова Сикоку.


Свежий ветер наполнял починенные паруса и корабль сиятельного князя Акаихигэ споро шел по волнам, но не смотря на все усилия храмовых крестьян и команды, вид у корабля был уже не тот, красные флаги что были законной гордостью аристократа пропали, паруса были частично залатаны, частично заменены новыми, и лишь веер на вершине мачты гордо напоминал всем – Тайра не так просто сломить.
Хозяин корабля стоял на носу и обозревал морской горизонт, по мнению князя Тайра это давало ему вдохновение для творчества, вокруг него застыли слуги с подносами на которых лежали: любимая бива, набор красок, кисти и тушечница с кипой бумаги придавленной изящным яшмовым грузом.
- Тодзаэмон… - медленно проговорил аристократ, отрываясь от лицезрения морского простора – позовите его.
Старший телохранитель не заставил себя ждать, зато избавил и от церемоний. Впрочем, находясь рядом с господином вне стен замка, Онодэра никогда не утруждал себя соблюдением части правил. Сейчас же, когда на борту находились странные гости, тем более.
- Что с нашими гостями? – Акаихигэ вынул руку из рукава кимоно и неопределённо махнул слугам, те проворно отступили на несколько шагов.
- Слуга сует нос во все щели, какие отыщет, но чаще всего подглядывает за девчонкой.
Тодзаэмон принял решение не упоминать в речи странного незнакомца, не внушавшего ему доверия, и свято это соблюдал. Того будто не существовало.
- Слуга? – князь поморщился – Да, я припоминаю, невоспитанный болван, чем только он занимается в храме, впрочем, если он такой близкий слуга жрицы, то… о предки… навязались к нам на наши головы, впрочем, никогда не следует сразу отвечать злом на добро, а они помогли нам, вернее он.
- Что ты думаешь о нём?
- О слуге? - телохранитель удивленно приподнял брови. - Глупый неотесанный мальчишка...
Акаихигэ улыбнулся.
- Нет, что ты думаешь о втором?
Онодэра Тодзаэмон поморщился, так что стали заметнее тонкие шрамы у него на лице. В отличие от других самураев, он не считал нужным приукрашать себя, поскольку считал, что и так достаточно хорош для той службы, которую неукоснительно справлял долгие годы.
- Он мне не внушает доверия. Для немого слишком самонадеян. Но...

(и мой верн... и СонГоку )

Онодэра всегда был честен.
- Но я чувствую в нем непонятную силу.
- Я никогда не ошибался в тебе – удовлетворенно кивнул Акаихигэ – да, сила в нём ещё какая, видимо эта сила и спа… помогла нам в битве, но сила эта как видишь малоуправляема, интересно иное, зачем они вообще едут в Киото, что вообще такому, как он, нужно в столице… когда мы прибудем в Мацуяму?
- Может быть, он хочет узнать, как справиться со своей мощью? – Онодэра деланно-безразлично пожал плечами. – Или что-нибудь ищет?
Он указал на остроконечную тень, за которой грозовой тучей поднимался гористый берег Сикоку.
- Это остров Нака. Обогнем его и будем почти у цели. Еще половину часа потерпеть.
Акаихигэ посмотрел на несколько оборванный корабль и вздохнул.
- Шрамы, полученные в бою, ведь только украшают, не так ли?
- В Мацуяме мы починим корабль, - в голосе телохранителя не было и капли сомнения. – Время есть.
Князь улыбнулся.
- А как ты полагаешь, можно ли считать такие волны, что мы видели как хм… недоброе знамение? И та ночь, что наступила посреди дня? Мне кажется, это были в некотором роде знаки, знаки что послали нам сами небеса, не так ли?
Тодзаэмон предпочитал сам трактовать для себя знамения, за что многие товарищи по службе считали его излишне высокомерным и осуждали за самомнение. Но и он был вынужден признать, что недавние события напугали его до дрожи.
- Если так, - подбирая слова, сказал он, - не лучше ли избавиться от попутчиков. Волны были связаны с ними, в этом я не сомневаюсь. Хотя... надо признать, этот воин оказал нам помощь.
- Бросим их в море с грузом на шее или поднесём яда? - деловито осведомился аристократ - Впрочем можно ещё высадить их на каком-нибудь острове... но боюсь, что мы не далеко уплывём.
- Прикажи капитану, никакой занюханной дыры - Мацуямы, курс на Кобэ, наше путешествие омрачено дурными знаками и последние события ясно говорят нам, что мои предки явно указывают нам чтобы мы не плыли к ним на этот раз.

(плывем и беседуем с доном Алесандро)

Киото, 1582 год

Коротких детских ножек не хватило бы догнать таинственного спасителя-великана, явившегося будто из сказки, но Хонсё знал все закоулки в этом районе, все обходные пути. Он знал, где срезать, и не гнушался даже бежать через чужие дворы, если была возможность. Должен был уже догнать! Мальчишка с ловкостью белки вскарабкался на маленькую раскидистую яблоню и обозрел окрестности. Ага, попался! Самурай как раз сворачивал во двор небольшой гостиницы. Там еще хозяин - одноглазый, припомнил Хонсё. Он прокрался к ограде, потом прошел вдоль забора и наконец влез в сад через соседний. Приник к щелке между стеной и слегка покосившейся фусума. И тут его кто-то крепко взял двумя пальцами за ухо. Заверещать от негодования и обиды очень хотелось, но это означало – раскрыть свое пребывание там, где оно, может, и было желательно, но едва ли приветствовалось.
- Говорят, любопытство – одно из пяти добродетелей. Твое мнение?
- Да! То есть, нет... То есть...
Дергаться Хонсё не решился из опасения потерять ухо, уж больно крепкие пальцы его держали.
- Пустите меня! – потребовал он.
Его захватчик не спешил ослаблять хватку.
- А ты убежишь, маленький воришка?

(поймала меня СонГоку, поймала...)

Длинные черные волосы были завязаны в хвост и подколоты, кроме двух прядей, свисающих на лицо, отчего новый знакомый (если можно его так назвать) Хонсё был похож и на девушку, и на настороженную пичугу одновременно. Одежда добротная, как отметил наблюдательный мальчишка, хорошей ткани и красивого шитья, хоть и без гербов, если не считать узора в виде ласточек на рукавах просторного косодэ. И сам умытый, и пахнет от него хорошо.
- Я не вор! - насупился паренек.
Все же отважился двинуться и чуть не взвыл. Даже старший брат таскал за уши не так сильно.
- Я только хотел сказать «спасибо» тому, кто меня спас, - врал он от души и сейчас искренне верил собственным словам. – А вы вообще кто такой?
- Меня зовут Чин, - улыбнулся незнакомец, который, похоже, был старше Хонсё всего лет на пять или шесть, но (вот зависть-то!) уже носил меч с необычно украшенной кистями рукоятью. – Почему я должен тебе верить?
- А почему бы вам не поверить? Спросите того высокого самурая, - задрал нос мальчишка.
Сейчас он был похож на вспугнутого ежа, такой же взъерошенный и ощетинившийся всеми иголками.
- И вообще, откуда вы здесь взялись? Я всех в округе знаю, вас тут не было раньше!

(и не даю убежать, да)

- Ты знаешь в лицо всех жителей столицы? – с улыбкой поинтересовался Чин.
Но разжал пальцы и сам наклонился к щели, оттеснив с наблюдательного пункта Хонсё.
- И что же мне подтвердит высокий самурай?
- Это мое место! – возмутился мальчишка, когда не удалось отпихнуть наглого Чина от заветной щели. – Я первый пришел!
- Ну и что? Кто мешает мне отобрать у тебя первенство?
Пришелец легонько толкнул Хонсё открытой ладонью в грудь, и маленький скандлист покатился бы кубарем, сминая кусты, будь удар посильнее. Но Чин вдруг приглушенно вскрикнул от боли, подул на руку, словно обжег ее и уже с другим выражением посмотрел на мальчишку. Ответный взгляд тоже изменился, стал настороженным. Хонсё медленно вытащил из-под одежды тряпичный мешочек на шнурке, обвитом вокруг шеи.
- Ты боишься амулета, да?
- Что там у тебя? – крылья тонкого носа трепетали, как у вспугнутого оленя. – Зеленый камень, который будто светится в темноте?
Чин не спешил приближаться, но и не отступал; его рука атакующей змеей метнулась вперед, пальцы крепко сжали запястье мальчишки.
- Где ты взял амулет?
Хонсё дернулся всем телом и опять чуть не взвыл, на этот раз - от боли в руке. Зажатый в кулаке мешочек прижал к себе, как большую драгоценность.
- Не скажу! Ничего тебе не скажу, гадкий Чин!

(зато амулет у меня)

Спасение пришло в виде тощего длинноносого человека с метлой в руках, не старого, но точно старше обоих спорщиков. Явился он неизвестно откуда с недовольным видом, словно готовый прогнать нарушителей спокойствия со двора той самой метлой.
- Что это вы здесь делаете, а? – возмущенной хохлаткой налетел он на них. – Вздумали за госпожой подглядывать?
Отпустив Хонсё, мучитель отодвинулся на шаг от встопорщенного слуги, пока тот не пустил свое оружие в ход. Чин готов был проиграть спор или поединок с равными себе, но терпеть поражение от того, кто метет двор?!
- Так ты, маленький лжец, подсматривал за девушкой, а вовсе не за самураем, - чуть деланно рассмеялся он, обращаясь к Хонсё. – А ты не мал для этого возрастом?
- Сам-то! – насупился мальчишка, пряча амулет под одежду, пока кто-нибудь еще не пожелал отобрать его. – Может, ты вообще не человек.
- Может быть, - неожиданно легко согласился Чин. – Но может, и наоборот. Не умея пользоваться этим сокровищем, как ты это узнаешь?
Хонсё уже думать забыл, что еще недавно жаждал избавиться от своей драгоценности всеми правдами и неправдами.
- А может, я научусь, - вздернул он нос. – Ты-то и дотронуться до него не можешь.
Ему показалось или во взгляде Чина промелькнула легкая зависть.

(все еще вдвоем, но ждем подхода Сай)

Киото, гора Йошида

Когда час Собаки перевалил через половину, с небес хлынул ливень, прогнав с вымокших насквозь улиц припозднившихся гуляк. Деревья на склоне горы хлестали друг друга ветками и стряхивали на двоих человек, которые шли по узкой кривой улочке, мириады капель. Тот, что держал зонт, младший из двоих (ему можно было дать лет сорок), поежился, когда по спине потекли холодные ручейки, но ничего не сказал. Поудобнее перехватил скользкую от влаги бамбуковую ручку. Две пары гэта с уверенной размеренностью стучали по булыжникам.
Человек с зонтом вгляделся в промозглую мглу.
- В святилище кто-то есть.
Его спутник остановился, чтобы перевести дух. Склон тут становился круче, а он не в том уже возрасте, чтобы скакать по горам с энергией молодых обезьян.
- Танака, - пояснил он, умеряя мощь голоса. – Все суетится...
- Нетерпение не украшает воина. Заставите его подождать еще?
Младший, как по годам, так и по рангу, переложил зонт в другую руку. Прищурился, глядя на освещенные изнутри стены святилища. Его лицо, никогда не блиставшее красотой, стало напоминать мордочку задумавшей пакость макаки.
- Без сомнения, Инага...
Старший остановился под небольшими красными воротами у каменного светильника. За невысокой оградой мокло под дождем небольшое жилище местного божества.
- Без сомнения.

(SonGoku to)

- Он считает, что мы подойдем к нему первыми.
Голос был подобен речному потоку, тон менялся, но течение не останавливалось. И когда Секишусай замолкал, слушатели начинали удивленно переглядываться: как же так? что случилось?
- Пусть ждет. Он боится засады.
- Он так труслив? - в голосе Инаги звучало искреннее удивление. - Настолько, чтобы забыть об уважении?
- Как нам узнать, если он хранит молчание?
Секишусай протянул руки к каменному светильнику, грея мокрые ладони.
- Скоро наступит пора уходить на покой. Ты уже видел этого собачонка, которого приволокли из дворца?
- Да... - Инага выжал отяжелевший от воды низ рукава. - Маленький, надменный как все Фудзивара, растерянный и одинокий. Сейчас из него можно сделать кого угодно, он как мягкая глина.
Ветер сорвал с веревки, натянутой между опорами ворот, свернутую змейкой бумажную ленту.
- От моего сына Тадамасы и его жены проку мало. Их дети - словно пыль, стоит ветру дунуть посильнее, их разметает по всему острову, а быть может, и дальше. Присмотри за тем, чтобы у нашего клана был хороший наследник.

(с Даларой в основном)

Они замолчали, когда к ним с извинениями подошел человек, который позвал их сюда. На приветствие ответили - Секишусай неторопливым, как все, что он делал, вдумчивым кивком, Инага же поклонился как незнакомец незнакомцу на городской улице. Они занятно смотрелись рядом, один округлый и плотный, второй костлявый, разве что взгляд у обоих был одинаковый.
- Вы слышали о событиях на празднике? Я хотел бы поговорить с вами о них. Может быть, мы войдем внутрь?
Глава клана Сейшин опять неторопливо кивнул и пошел вперед, не дожидаясь, когда его спутник зажжет фонарь. Он знал храм Йошида, как свои пять пальцев. Прежде чем войти, Секишусай дважды хлопнул в ладони, затем разулся. Чем он был на самом деле занят, молился, предавался ли размышлениям или все-таки слушал торопливого собеседника... трудно было сказать. Может быть, все это вместе, может быть, ничего. Инага знал нрав своего господина и просто ждал. Пригласивший их говорил быстро и невнятно, связывал события, которые не относились друг к другу, и все норовил вытянуть разговор на тревогу о собственном крошечном клане и себе самом, думать забыв обо всем прочем. Инага вертел в руках хрупкую курительную палочку, и лицо его все больше и больше походило на вытянутую морду злой макаки. Он не прерывал излияния гостя только потому, что первое слово здесь принадлежало Секишусаю.
- ... говорят, что Сейшин-но Акатэ ведает многое.
- Неужто он хочет сказать, что причастен наш клан? - звучный голос Секишусая все так же катился раскатами горной реки на порогах. - Неужто только для этого мы проделали столь долгий путь?

(да, по большей части)

Его спутник молчал, но выражение проказливой обезьяны не сходило с его скуластого некрасивого лица. Слушая собеседника, глава клана сидел, опустив веки, и как никогда напоминал грубо вытесанного из камня фигурку будды перед входом на кладбище. Затем, не меняя позы, проговорил:
- Что ж... я думаю, целая улица видела тех, кто присутствовал при досадной поломке хоко.
С улицы тянуло влажной прохладой, а быть может, абура-акаго, масляное дитя, не решаясь войти, кружило на ветру вдоль стен храма, дожидаясь, когда уйдут люди и можно будет вволю полакомиться маслом из лампы.
- Не следует ли сначала переждать грозу в безопасном месте и лишь потом начинать спасать оставленное белье?
- Благодарю вас за мудрый совет, - наконец произнес собеседник. - Надеюсь, что понял его верно. Я обещал свою благодарность и помощь и запомню это.
Секишусай медленно, будто опрокидывающаяся скала, склонился в низком поклоне, пряча наползающую на губы улыбку. Его спутник последовал примеру старшего, лукаво косясь на Танаку. Они не собирались покидать святилище так рано. Когда спина Танаки скрылась в ночной тьме – плотная завеса ее начиналась шагах в трех от фонаря снаружи, - Инага вздохнул:
- Как бы он не поднял шум в попытках прыгнуть выше своей головы.
- Да, он все хлопочет и хлопочет, а свое гнездо так и не свил... – Секишусай замолчал, ожидая чего-то.
Громкое восклицание, долетевшее из чернильной ночи, заставило его улыбнуться.
- На мокрых ступеньках трудно не поскользнуться.

(Далара+)

- Мудрые люди заранее пекутся о фонаре, - с широкой кривозубой ухмылкой изрек Инага, один зуб у него отсутствовал начисто. – Наверное, забота о возвышении собственного семейства так сильно заполнила его мысли, что в них не осталось места ни для чего другого. Но мне любопытно, почему он решил, что покушались именно на его клан. Разве кого-то из них покалечило или убило?
- Может быть, потому, что оказался на пути нашей повозки? – предположил Секишусай, так хмуро разглядывая алтарь, как будто ждал, что ками немедленно дадут ответ за все произошедшее за сегодняшний день.
Или, по меньшей мере, присмотрят за тем, чтобы пострадавшие люди выздоровели как можно быстрее.
- Хорошо, что детей уберегли... – пробормотал глава клана Сейшин едва слышно.
Инага больше не улыбался. Рассеянно положил ладонь на рукоять меча.
- Все целы, только один ушибся, неудачно спрыгнул. Но ходят странные слухи о спасении маленького Шичиро. Как будто явился человек громадного роста и невероятной силы и снял его с крыши хоко. Я бы списал это на выдумки перепуганных очевидцев, но их описания уж очень похожи друг на друга. Как вы думаете, кто это мог быть?
Секишусай недовольно поджал губы.
- У страха глаза велики...
Следующий гость навещал старый храм не впервые, но без фонаря прийти не рискнул. Да и скрываться ему было незачем. Он поднимался по ступеням с неспешной размеренностью человека, которому некуда торопиться. Фонарь покачивался на длинной ручке в такт шагам, похожий на большого светляка, кому не помеха даже тяжелые струи дождя. Видел ли его Секишусай? Кто знает – глава клана Сейшин, казалось, погрузился в молитву, закрыв глаза.
- Служитель веры явился, - на всякий случай известил его Инага.

(SonGoku mo)

Бухта Беппо

Корабль едва покачивался на волнах в светлых прибрежных водах Кюсю.
- Мы не пираты, - подозрительно тихо рассуждал Сичибеи, - мы извозчики.
- Табакоя, не зуди, - отмахнулся Киба, присел на корточки возле самой воды и опустил ладонь в набежавшую волну, и зашептал что-то.
Тобое глянул на тануки:
- Ну так куда же нам идти?
Дынька был хмур и даже почти несчастен. Он провел один на один с пленником много времени, и вопли несчастного матроса, истязаемого острыми зубами и неудержимой фантазией маленького хэнге, стали причиной нескольких пари среди команды. Спорили в основном на то, останется ли что-нибудь после напряженной беседы от одного из собеседников или нет. И что потом делать с обглоданным начисто скелетом.
- В наших легендах говорится про четвертую гору, - тануки безнадежно махнул лапкой.
- Гора Юфу, гора Куджу, гора Асо и гора Собо, - подтвердил Онивака, указал посохом на четыре вершины, что поднимались из дымки. – Вон они.
- Изумительно, - воодушевленно провозгласил Сичибеи, - всего-то! Какая незначительная области поиска, какая мелочь!..
- Табакоя, - Киба посмотрел на вершины, вздохнул, - Как далеко от воды...
- А когда мы поймаем... - Тобое глянул на Дыньку и тут же поправился, - то есть когда мы найдем Старую Лисью Мордочку, он точно согласится нас... принять?
- Там много ручьев и горных рек, - проговорил монах, в упор глянув на капитана.
Дынька тем временем обдумывал вопрос, который он еще ни разу не задавал себе с начала поисков.
- Не знаю, - честно сознался он, в конце концов. – Но, может быть, если мы поднесем ему дары...

|Я, Бишоп, СонГоку|

- Я бы преподнес ему в дар одного нахального оборотня, но у него такого добра наверняка навалом, - задумчиво оглядывая Дыньку произнес Сичибеи.
- Табакоя, - Киба устало покачал головой, зачерпнул воды и умылся, встал, наконец, рядом с говорившими, - если ты не закроешь рот, я принесу в дар мудрецу твою голову. Она пустая, в ней будет удобно хранить айву.
Табачник заметно побледнел, а Тобое прошел несколько шагов по направлению к цели и обернулся:
- Идем?
Монах нарисовал посохом на влажном песке четыре горы – совсем как те, что стояли далекой стеной. Тануки понятливо кивнул, зажмурился и подкинул небольшой плоский камешек, который подобрал на берегу. Голыш плюхнулся на третье справа изображение.
- Гора Асо, - кивнул Онивака. – Хороший выбор, там много деревьев и много еды для твоего народца.
Дынька на радостях протанцевал по песку к Тобое и весело оскалился:
- Пойдем, - сказал он. – Тебе там понравится.
Если Сичибеи и хотел что-то сказать, то не решился, зато Тобое - совсем мальчишка - рассмеялся и хитро прищурившись, так, что глаза прекратились в тончайшие щелочки, предложил:
- Наперегонки!
И тут же рванул первым так, что только засверкали босые пятки. Тануки схитрил, быстро сообразив, что упитанному, но небольшому зверьку скакать на четырех лапах все быстрее и даже привычнее, чем невысокому, но плотному мальчишке бежать на двух ногах, да еще все время запутывающихся в штанинах. Пушистый хвост Лисьей Мордочки гордо реял победным флагом.

(Роджер mo, SonGoku mo)

- Дети, - рассмеялся Киба, но затем посерьезнел, - О дарах же стоит подумать особо.
Монах присел на корточки у воды, набрал во флягу.
- Не хочешь прихватить немного с собой? – он протянул флягу соседу. – На всякий случай.
Киба принял флягу с поклоном.
- Я редко удаляюсь от воды, хоши, - главарь пиратов позволил себе тонкую улыбку, - и тем не менее надеюсь, что не стану обузой детям суши.
Бросив последний взгляд на море, словно прощаясь с нежной возлюбленной, Киба мотнул головой, отвернулся и пошел вслед скачущим ребятишкам. Сичибеи поплелся рядом, ворча и с сомнением поглядывая на монаха.

Вскоре они перестали жалеть о нехватке воды, так как ее было много. И повсюду. Она весело играла в ручьях, булькала в горячих источниках, вырывалась клубами пара из трещин в земле, а еще она в изобилии проливалась на головы путешественникам из пригнанных ветром туч.
- Хорошо развлекаешься, сенчо! - хохотнул монах, подставляя дождевым струям круглое румяное лицо.
Дынька, который все пытался прижаться к товарищу по играм, не согласился; такое веселье ему совсем не понравилось. Шерсть на загривке тануки стояла дыбом, с обвисшего хвоста капало. Киба двигался плавно, словно перетекая из одного состояния в другое. Вид у него был не слишком довольный:
- Я предпочел бы, чтобы этот мудрец жил где-нибудь поближе.

(+компания: Веселый Роджер и Биш)

Тобое ухватил тануки на руки и поволок через лужу, выглядывая, чтобы не поскользнуться на осклизлой грязи и не навернуться в воду.
- Что мы вообще тащимся, - зудел Табачник, как надоедливое насекомое, - сейчас бы в море...
Капли дождя собрались вместе, в воздухе завис водный двухметровый дракон. Переливающиеся чешуйки из струящейся воды сверкнули в луче пробившегося сквозь тучи солнца, когда дракон, извернувшись, ударил ошалевшего Табачника в грудь и сжал в когтистой мокрой лапе горло упавшего на спину Сичибеи.
- Табакоя, не зуди, - не оборачиваясь, произнес Киба, и дракон, заглянув в глаза Сичибеи, рассыпался, пал обычной дождевой водой на землю.
Сичибеи, глубоко дыша, поднялся и, не поднимая взгляда, обогнал группу и зашагал впереди.
- Приятная погодка, а? – раздался голос, скрипучий и высокий, как звук медленно ломаемого тонкого дерева.
Из-за коряги, бывшей когда-то могучей сосной, выбрался человечек, больше всего смахивающий на гриб. Был он невысок ростом, широк в талии, а лицо прятал под большой соломенной шляпой.
Киба молча поклонился человечку, а Тобое выпустил из рук Лисью Мордочку и во все глаза смотрел на встречного.
- Что это за трухлявый пень разговаривать выучился? - пожелал знать Онивака.
- Хи-хи-хи, - зашелся человечек, глядя на компанию хитро поблескивающими глазками. – Что за неуважительные люди нынче пошли? Не поприветствуют как следует, не накормят. Даже вопросов не зададут, все больше на себя надеются.
Он вытащил из холщовой сумки ожерелье из нанизанных на нитку сушеных ягод и принялся их перебирать, как четки. И вопрос он, показалось, задал именно им:
- Никак ищете что в наших краях?

(те же и я)

Дыньку, который, кувыркнувшись в мокрую траву, поднялся из нее взъерошенным мальчишкой, выпихнули вперед, как он ни старался увильнуть и спрятаться за людьми. От волнения тануки забыл спрятать хвост, и нервно подрагивающий кончик его был виден из-под штанов. Хэнге принюхался и возвестил:
- Это не он!
- Он – кто? – немедленно пожелал знать человек-гриб.
- Не великий мудрец, - пояснил монах, примериваясь, нельзя ли наподдать посохом по новому знакомому: вдруг споры полетят во все стороны.
- Не отказывай в мудрости другому, - заворчал оправившийся от ужаса Сичибеи, - раз не имеешь ее сам. Скажи нам, как тебя называть. Ибо если мы станем спрашивать безымянного, как сможем мы верить его ответу.
И Табачник искоса глянул на Лисью Мордочку.
- Хи-хи, так вы ищете великого мудреца? – человек-гриб непонятного возраста – он мог быть с равным успехом и стариком, и молодым человеком – скусил острыми мелкими зубками сморщенную ягоду с «ожерелья». – Великого танучьего мудреца, не иначе?
- Догадливый, - отметил Сичибеи.
- А вы знаете, где он? – поинтересовался слегка осмелевший Дынька.
- А что дадите взамен? – человечек заинтересованно приподнял край амигаса. – Или, может быть, сделаете?
- Не побьем, - предложил Онивака.
Дынька стукнул его кулаком по ноге и просительно оглянулся на Кибу.
- А что бы вы хотели получить взамен? - осведомился тот, разглядывая небо.
- Корабль отдадите? Хи-хи-хи...
Сбежал этот оживший гриб невероятно шустро. Раз – и уже сидит на валуне поодаль, ковыряет мох босыми пальцами загорелых ножек.
- Шучу я, шучу! – Наклонил шляпу, будто разглядывал каждого из компании; ткнул растопыренными пальцами в Ониваку: - Вот ты, здоровяк, выглядишь могуче. Действительно ли много в тебе силы?

(те же и Далара)

Вместо ответа бродячий монах шагнул к нему, крутанул в руках посох. Окованный металлом, тот с размаху ударил о камень – не тот, на котором пристроился зубоскал, о соседний, - и развалил его на две половины. Дынька зажмурился заранее, ожидая, что посох разлетится в щепки, затем приоткрыл один глаз.
- Это я еще не рассердился, - добродушно возвестил Онивака, разглядывая дело рук своих.
Сичибеи фыркнул, но промолчал. Киба только кивнул, словно подтверждая - да, мол, это он еще держит себя в руках. Тобое же взирал на монаха с немым восхищением.
- О! Замечательно! Просто великолепно! – воздел жилистые ручки к небу «гриб», но тут же опустил их. - Ну, тогда вам есть что предложить. Видишь ли, неподалеку от моего дома есть болото, и всегда мне было хорошо жить рядом с ним, но в последнее время не очень. Какие-то неразумные людишки выдумали, что если храмовый колокол, в котором сами же они вызвали проклятие, утопить в моем болоте, то проклятие их не коснется. – Рассказчик вздохнул: - Глупые, что ж поделать. А мне теперь морока – каждую ночь перед рассветом гудит колокол, и ничем его не заставить замолчать. Избавите меня от этого колокола, проведу вас к мудрому тануки.
Киба посмотрел на темное облако:
- Я мог бы помочь с болотом, Онивака.
- Ну, пожалуйста-а! – Дынька вцепился в край монашеского одеяния обеими руками и дергал с таким усердием, будто собирался удрать вместе с ним.
- Котел с кашей, - сказал Онивака.
- Чего? – удивился тануки.
- Хорошо, котелок, - смилостивился монах. – Надо же будет чем-то восстановить силы.
Он задумчиво посмотрел на главаря пиратов, на маленького хэнге, на смешливого дедка и кивнул.
- Где там твое болото?

(+Далара+Роджер+Sun Wu Kung)

Кюсю

Болото раскинулось не то чтобы близко, но и не слишком далеко. О приближении к нему путников известили комары. Поначалу они являлись по одному, вились, одурев от непривычного в этих местах запаха людей. Затем их налетело целое облако – звонкое и плотное. Из-за деревьев впереди потянуло тиной и серой. Человек-гриб вприпрыжку шел в голове маленькой процессии, его насекомые не донимали. Дынька в очередной раз передумал быть человеком (а может быть, уже начал потихонечку тренироваться) и теперь путался у всех под ногами, довольный, что москиты не могли пробраться сквозь густую плотную шерсть. А с носа он их сдувал. Зато Онивака время от времени оглашал местность звучными шлепками ладони, нарушая принцип ахимса с мрачным удовлетворением.
Кибу комары по каким-то своим сугубо личным причинам игнорировали, зато на сумрачного Сичибеи и юного Тобое пикировали с удвоенной радостью. Мальчишка-пират скакал и размахивал руками, пытаясь отогнать жужжащий рой:
- Ну долго еще идти?!
- Да уже пришли почти, - звонко хихикнул проводник.
Высокие деревья кончились, за ними открылась широкая ровная поляна – необычное явление для гористых островов. Растительность в этом месте отличалась такой сочной зеленью, что резало глаза после лесной тени. Несколько темных от влаги хилых деревьев торчали из густой неестественно изумрудной травы, птиц не было на их голых ветках. На ближнем краю поляны покоилась вросшая в землю громадная черная коряга.
- Мы на месте. По полянке прогуляетесь? – хитро заулыбался местный житель.
Тобое пошел было вперед, но его ухватил за плечо Сичибеи:
- Куда! Вот ведь, глупый... Это ж болото!
- Онивака, - Киба отвлекся от созерцания трясины, и перевел взгляд на монаха, - Вы готовы?

(веселая компания: Веселый Роджер, веселая Далара и... мрачноватый, как всегда Биш)

Вместо ответа Онивака сгреб его за шиворот и вытянул руку, чтобы зловредный дед месил воздух ногами над сочной травой.
- Может, ты нам покажешь дорогу! – расхохотался монах, оглянулся на главаря пиратов, с сожалением отпустил старикашку. – Подержи-ка.
Он протянул свой посох Тобое и закатал рукава.
- Ну давай....
Пристыженный Тобое с радостью вцепился в посох и оглянулся на Кибу. Главарь пиратов протянул руку и словно поманил кого-то незримого. И поляна всколыхнулась, словно огромный зверь заворочался в глубине болота. Сначала скрылась под темной водой яркая зелень травы. "Зверь" заволновался, но повиновался взмаху руки и начал отползать. Болото отступало от берега, обнажалось илистое дно - камни, корни, кости... Искомый колокол был привязан потемневшей от грязи веревкой к коряге, он не спеша вылезал из жижи.
- Хоши, не соблаговолите ли и вы заняться делом, - Кибе было тяжело, протянутая к болоту рука заметно дрожала, - это не слишком похоже на море и у нас мало времени.
С первого же шага монах провалился в бурую чавкающую грязь по колено, но веревку подхватил. Он не дернул, а потянул – неторопливо, постепенно накапливая мощь, - на широкой спине под одеждой буграми вылезли мышцы. Вот уже показался черный бронзовый горб.
- Как бы потом не пришлось вытаскивать Ониваку... – взволнованно прошептал малыш-хэнге, зачарованно наблюдая за действием и за тем, как все глубже уходят в болотную жижу ноги монаха.
- А давайте скормим ему тануки?
- Сичибеи...

\те же, в общем\

Дынька, оскалившись, нацелился на лодыжку Табакоя. Сичибеи с воем подскочил и попытался скинуть Лисью Мордочку на землю, дрыгая ногой. Тобое нахмурился, подбежал и, ухватив тануки за бока, начал тянуть к себе, умудряясь еще при этом придерживать доверенный ему посох. Дынька с перепугу сжал челюсти крепче. Так они и скакали - воющий Сичибеи, болтающийся на нем Дынька и согнувшийся в три погибели Тобое, пока, в конце концов, не завалились все вместе на землю и не покатились к болоту. В трясину они все-таки не попали – на пути спутанного клубка из двух людей и одного тануки оказался большой корень с множеством отростков, он-то и придержал их движение. Откуда он взялся, непонятно, вроде не было его там раньше.
Болотный житель тем временем успевал и давать советы Ониваке, и смеяться над воинственной троицей. Он взгромоздился на черную корягу, едва не скатившись вниз по ее скользкому боку, и радостно болтал короткими ножками. Хихикал он так усердно, что был вынужден снять амигаса и положить рядом. Человек-гриб оказался круглощеким и лысым, с множеством морщинок вокруг глаз и комично задранными уголками губ. На нечеловечески бледном с зеленым отливом личике крошечные глазки блестели двумя веселыми кристалликами. Мокрый лоб насмешник вытирал по-женски ярким платком.
Тобое, так и не выпустивший из рук ни посох, ни Дыньку, уселся на колени и протянул:
- Лисья Мордочка, да отпусти ты его, он же наверняка невкусный!
- Я невкусный! - заорал Сичибеи и отчаянно закивал головой. Дрыгать ногой он уже опасался.
- Поторопитесь, хоши, - произнес Киба с просительной интонацией. Теперь к отпрянувшему от берегов болоту простирались обе его руки.
Монах не ответил – должно быть, опасался потерять концентрацию, - закрыл глаза. Суматоха и крики на берегу то ли не мешали ему, то ли он перестал их слышать. Монах шумно набрал полную грудь воздуха, выдохнул и на следующем вдохе потянул скользкую, в зеленых соплях тины веревку. Жижа с разочарованным «чмок» отпустила добычу.
- Ух ты! – пискнул Дынька, освобождая и свой улов.

(четверо тех же)

Тобое с открытым ртом и немым восторгом в глазах смотрел на силача. Сичибеи же, пользуясь тем, что на него более никто не обращает внимания и не держит за ногу, поспешил убраться подальше от тануки.
- У, поганец, - Табачник осмотрел укус, послюнявил палец и помазал аккуратные следы зубов, - удушу звереныша.
Ранки, однако, были неглубокие, Табакоя поднялся, и чуть припадая на одну ногу, отошел за спину Кибе. На колокол он не обратил никакого внимания. А главарь пиратов, дождавшись, когда Онивака с ношей окажутся на суше, устало опустил руки, и болото с негромким шорохом и чавканием вернулось в облюбованные берега. И застыло, словно никогда не покидало уютного логова. Та же поляна с изумрудной травой.
Лесной человечек восторженно захлопал в ладоши с невероятной скоростью.
- А ты молодец, монах! Ну теперь-то я избавлюсь от этой гадости.
Он снова напялил амигаса, сделавшись похожим на гриб с толстой ножкой, и слез с коряги. Обогнул колокол, пнув его ногой, и встал перед Онивакой.
- Кашу тебе сейчас давать или сначала пойдете к великому - хи-хи! - тануки?
Монах от души ударил раскрытой ладонью по бронзовому, с влажными разводами боку колокола, тот отозвался басовитым гулом. С соседнего дерева вспорхнули птицы, Дынька выронил только что выкопанную в иле улитку и зажал лапами уши.
- Сейчас, - постановил Онивака.
Тобое подошел ближе и с глубоким поклоном протянул монаху его посох. Видно было, что парнишка впечатлен. Болотный дед скептически оглядел Дыньку, затем по очереди всех остальных и разочарованно прищелкнул языком.
- Нет, из вас каши не сваришь. Ладно, монах, жди здесь, будет тебе еда, - сказал он и растворился в лесной тени.
- Кажется, привал, - сказал Онивака, отколупывая пласты болотной грязи, что налипла на ноги. – Что скажешь, сенчо?
- Привал, так привал, - отозвался Киба и уселся на траву с невозмутимым видом, - Надеюсь, мудрец нас дождется, Дынька...
Табачник тоже сел на землю, и продолжал осматривать пострадавшую ногу с самым недовольным видом.

(снова те же)