Агдир. Кюна Асса

Возвращалось все на круги своя. Вновь храбрая дружина стерегла ее покой, вновь били челом ярлы и хельды, вновь каждый приказ, любую прихоть были готовы исполнить верные слуги. И казалось что старость и слабость отступили прочь, да мрачное царство дочери Хитреца уже не манит холодным огнем.
Власть придавала ей сил. Да, далеки те дни, когда испуганная девчушка с криком и слезами отбивалась от дюжих воинов, боясь даже бросить взгляд на отца... мертвого отца, распластанного посреди гридницы и нещадно иссеченного мечами. Тогда она отвернула лицо, лишь бы не видеть распятого на вратах усадьбы брата, медленно истекающего кровью под хохот ярлов и хирдманнов ее будущего мужа.
- Асса... - хрипел умирающий конунжич, пытаясь сорваться и вновь бросится на врагов, дабы защитить единственную сестру, но не было у него уже сил такие.
Ненавистная свадьба, ненавистные объятия мужа-старика, мужа-убийцы, сгубившего всех ее родичей - Асса затаила злобу, оставив на лице лишь маску смирения и покорности, да выжидала, когда сумеет она свершить кровную месть, и носила под сердцем сына, должного стать достойным наследником Агдирских конунгов. Ее наследником. Не Гудреда.
Верный слуга, последний, быть может, кто действительно служил ее отцу не за страх, а за совесть исполнил ее приказание в точности – хмельному конунгу вонзил копье в грудь, в сердце, что было так отвратительно молодой кюне, и Гудред пал, захлебываясь кровью, извергая проклятия. Пал на глазах у своего новорожденного сына. Жаль лишь, что его ждала Валгалла, а не хладные объятия Хель.
А кюна бежала обратно в Агдир, заставив ярлов присягнуть ее сыну, ее Хальвдану и защищать его от любых врагов. Там она взрастила могучего воителя, свирепого нравом и скорого на расправу. Покорного одной лишь ей, и способного бросить вызов самим богам.
Олав, подлого Гудреда сын от девки Альвхеймарской был тогда годами уже старше, нежели сама Асса, и сам детей завел – не любы были кюне такие родичи, великую угрозу видела она в конунгах альхеймарских да вестфольдских, но сильны и горды они были, не узрели в женщине младой угрозы себе. Не спешил Олав Альвгейр за отца мстить, медлил отчего-то.
Побелело лицо кюны от тех воспоминаний – памяти ее былых страданий, но и триумфа ее великого. Славного сына взрастила она в Альвхеймаре, силен был Хальвдан и ладен на загляденье, не то, что внук – мальчишка избалованный!


Гудбрандсдалир. Гудбранд-хевдинг

Старому человеку память дороже дней нынешних – о том Гудбранду было ведомо, ибо там вдали остались деяния славные, остались подвиги ратные. Не каждый способен в преклонные лета клинок поднять да в брони облачиться, но могучий Хевдинг еще мог в силе с лучшими из гридей своих поспорить.
Ведь тот правитель способен земли удержать и приумножить, кто меча из рук ослабевших не выпустит, да сыновьям храбрым власть свою передаст. Не было детей родных у Гудбранда – погиб его сын-богатырь в сражении со свирепым Хальвданом, не смог Волка Агдирского одолеть, да и никто не сумел, кроме Ньорда Владыки! Отрадно было старому хевдингу слышать, как утонул в полынье жестокий ворог, да прямиком в Хель отправился! Но и до этого не в страхе жил Гудбранд – разбитый, лишенный земель и воев, он смог из руин вновь создать сильную державу, что поболе чем у конунгов родовитых разрослась. До поры не видел в нем Хальвдан угрозы, а когда узрел – поздно уже было – конунги и ярлы многих фюльков Гудбранду присягнули – и Тотн, и Хадаланд, и Хейдмерк отчасти. Гудбрандсдалир назвал свою землю воитель, но после призадумался – что останется после гибели его, не растащат ли ярлы алчные, да конунги гордые землю его по кускам, коли не будет наследника?
Тяжкая болезнь, не иначе как ведьмой насланная, лишила его возможности нового сына завести, и он взял себе пасынка – крепкого младенца в одной деревне, на которого жрецы указали, что будет он надежной опорой старому хевдингу. Ахти назвал нового сына Гудбранд, а когда вырос викинг, за силу и рост небывалый, прозвали его Йотуном.
Доверял старый хевдинг ему более, нежели любым из своих слуг, но все же и сам приглядывал за тем, как Ахти приказания исполняет.
Вот и на сей раз, приставил человека рунам обученного, да птиц заговаривать умеющего, чтобы сообщал о любых успехах молодого воина.
Опустился воробей на ладонь хевдингу, снял с его лапки старец берестяную грамоту, рунами испещренную, и улыбнулся. Достойного сына вырастить удалось, славный будет правитель, а покуда стоит и в дорогу собираться – то-то сюрприз Гандальву и Фроди будет, коли у Хрингисакра сам он их встретит.

Раумарики. Альхейм Смелый

Возможно в былые времена и не даром прозвали Альхейма Смелым, да с годами стал он рассудительнее и скорее Хитрый, подошло бы прозвище ярлу. Во время разговора с Хареком, едва удерживался он, дабы недовольство свое скрыть, да еще и Стейнмода горячего удержать. Хороший был товарищ Стейнмод в бою, но на брань не сдержан, и прозван Молчаливым видимо в насмешку.
Не любо было ярлу и то, что остался Харек с ними – сызнова, как и в том походе хрингарийском, вся слава ему достанется, а о других лишь вскользь упомянут. Но – нет худа без добра – будет кого первого в бой послать, не жаль ведь чужеземцев, так пусть о них клинки хейдмеркские тупятся.
Снарядили они гонца быстрого, вручил ему Харек Волк послание к конунгу, да повелел Альхейм посланцу поперед Харальда, Торлейву жрецу грамоту ту показать.

Альвхеймар. Хедвиг.

Тревожные вести приходили в исконную вотчину Гандальва-конунга, злые вести из дальних краев. Часть воев Хаки, не найденных посланцами Серого владыки, явилась а Альвхеймер с рассказами о битве. А потом и беглецы войска Гандальвова новостей скверных добавили. Прикрыли они спинами отступление конунга – до потом, отдавшись без главных, в родную землю направились, ибо не было с ними больше жрецов чтоб погадать, где конунга своего искать должно. Помыслили воители, что дома родного Гандальв не минует – там и вести от него будут, наверное. Вот и двинулись в путь. Кто дошел, а кто пленным у Харальда остался. Многих потерял Альвхеймар. Плакали матери, сжимали кулак старики, Харальду смерть призывая. Вдовы младые - уж в темную прорубь поглядывали. Ну, да этим потеря всего меньше: не вернешь сына матери, наследника старцу – а жена молодая с другими утешиться.
Хедвиг, невестка конунга, первые знаки о неудаче мужниной спокойно послушала. Мало кто верил, что Хаки храбрость явит, лишь на Барвайга надеялись. То отец ее говорил – да и сама кюна за ним повторяла. Мало веры в конунжича было в Альвхеймаре. Однако ж, прослышав про смерть его от агдирцев, Хедвиг нежданно заплакала.
- Дура! – воскликнул отец, – тут песни петь надо. От труса ты ныне свободна – так справного мужа себе сыщешь, детей заведешь. Неужто такая краса без вниманья мужского останется? А ты… тьфу!
Хлопнул ярл дверью, да пошел посидеть со старым Гурмиром, былое вспомнить да хмельным напитком потешиться. Внук старика тоже пал в битве, как сказывали. Кто-то из вернувшихся видел, как рвался он к Харальду-конунгу, себя не щадя – да пал не добравшись, зарубленным. «Славная смерть», - говорил Хильден-ярл старцу Гурмиру. а Хаки кончине оба лишь радовались. ибо терпеть его не могли. трусом злосчастным в глаза называли.
Хедвиг же плакала: супруг не был ей люб – но и обиды от него жена молодая не видела. Может, мужчинам и странно, коль викинг с мужами другими не пьет да после жену кулаком не воспитывает, но Хедвиг та жизнь весьма нравилась. В Хаки плоха была более слава его малодушная, чем сам он. И чуяла кюна: грядут перемены большие. как бы Гурмиру с отцом своей радостью после не подавиться…

Эгиль знал, что Хаки проживет еще не слишком долго. Рана от стрелы, удар копья, мороз – все это убивает. Не мгновенно, но неотвратимо.
Но… ведь он и затеял все это именно для того, чтобы не допустить смерти.
Вот и оно… место, намеченное еще раньше, сразу после разговора с Харальдом.
Снег. Небольшое озерцо, прикрытое тонкой пленкой льда. Деревья, окружающие его.
Почти в таком же месте Эгиль пришел в себя… тогда, давно… и впервые ощутил рядом любопытного серого брата. Сперва испугался, но потом преодолел страх – и потянулся к зверю. И встретил понимание…
Помотав головой, он отогнал воспоминания. Не время для них… и так уже Хаки еле дышит…
Эгиль осторожно опустил сына Гандальва на землю рядом с озером, заботливо расчищенную ранее. И не просто на землю – в самый центр круга из тщательно вычерченных рун.
Этому его научил Ворон; Эгиль не мог видеть рисунков, но чуткие руки позволяли ему ощущать вырезанное в дереве, и он проводил линии столько раз, что они намертво въелись в память. И сейчас он был уверен, что начертил каждую правильно.
Да. Теперь остались слова.
Эгиль не был уверен в их абсолютной правильности, но знал – искреннее пожелание обязательно достигнет цели.
- Отец конунга всех волков. Тот, кого зовут Обманщиком и Лукавым. Тот, кто всегда находит выход. Ты помог мне, и я платил тебе службой; помоги же и этому человеку. Дай его телу силу исцелиться… и я обещаю тебе, что расплачусь и за него.
Эгиль не мог видеть, как золотистым сиянием зажглись руны. Но серые братья невольно отступили – не любили они таких сил рядом. Человек же улыбнулся.
«Ты услышал»…
Темнота, с рождения сопровождавшая его, и на сей раз не позволила увидеть – что же происходит с Хаки. Но в одном Эгиль был убежден: сын Гандальв проснется исцеленным.
Так же как и он сам когда-то очнулся живым.
Правда, потом его стоит перенести от озера… все же это место лучше сохранить в тайне. Но – чуть позже, когда сила Обманщика уйдет.

(совместно с DarkLight)
Сначала Хаки решил, что он умер. Последним его воспоминанием было ощущение движения, когда он скользил по жертвенному дубу, лишившись поддержки веревок. Странные люди - или призраки? - помешавшие жрецу, почему-то запомнились смутно. Гаснущим сознанием Хаки удивился, почему люди говорят про них, как про его братьев... но тут наступила темнота. Он счел темноту смертью, однако теперь свет почему-то вернулся. "Таково царство Хель?", - поразился альвхеймерец. Было прохладно, но лютый мороз тело не язвил. Однако же, ран он не чувствовал, а сие могло значить лишь смерть... Хаки открыл глаза - и с удивлением осмотрел звездное небо. "Странно в посмертии", - в мыслях конунжича скользило явное замешательство. Однако в следующий момент рядом с ним шевельнулся потревоженный волк
Серый зверь глянул на лежащего и неспешно поднялся. Побрел куда-то в темноту, и вернулся несколько мгновений спустя.
А еще через пару секунд из темноты появилась крайне знакомая фигура в сопровождении остальной стаи.
- Серый брат сказал, что ты уже очнулся, - улыбнулся Эгиль. - Ну как, теперь ничего не болит?
- Я боюсь даже спрашивать, как... - Хаки замолкнул, не докончив вопроса: картины прошлого (или - не прошлого?) вечера ярко всплыли в его памяти. Смерть альвхеймерцев под ножом. Люди отца, хоть и не уценимые, но знакомые с малолетства. Он смотрел на их кровь, не вправе пошевелиться. Его собственная боль - как это чужого страдания. Тело его было здорово - конунжич чувствовал - но дух пребывал в смятении, вновь столкнувшись с реальностью. Слабые часто просят о смерти. Сейчас Хаки на мгновение пожалел, что не умер... хоть и не сознавал - как.
- Спрашивать можешь, хотя для понимания ответа надо знать многое.
Пожав плечами, Эгиль сел рядом, прямо на снег.
- Можно сказать, что ты был спасен так же, как и я выжил... сбежав от убийц. Хотя тут еще поблагодарить надо сына Хальвдана - без него бы ничего не вышло.
- Ты уж прости, но язык у меня для од ему ныне не поворачивается. - Хаки сел, с удивлением не ощутив привычной уже дурноты. - Хоть и обязан он был... ну, да ладно. Всему виной проклятие инглингов - сказала же ведьма, что будет наш род руки мыть в крови родичей
- Это ты про Гандальва? - поинтересовался Эгиль.
- Харальду тем же заняться придется, - мрачно предрек альвхеймерец. - Не только отец мой на этой войне худых дел натворил. Хальвдан тоже хорош был, а мать его... ладно, дело то прошлое. Прости за речи мои злые - не ты в том виновен.
- Дела войны меня мало занимают, - признался Эгиль. - Я и не видел войн... только чуял кровь, что после нее остается. Знаю, что все зависит от человека - кого сочтут героем, а кого драугром при жизни ославят.
- Здесь дело в мести, Эгиль. Ее то ты знаешь, значит, судить тоже можешь. Дед мой Хальвдану братом приходился, сыном отца его от первой жены. Поехал он в гости к родичам, да поранился на охоте и умер в один миг, сгорел, словно свечка. Поговаривали, что Асса так своему детищу земли отцовские сберегла. С того и пошла наша усобица. Тем паче, что и брат отца моего странно так умер... сразу вослед за дедом. Не должны викинги гибнуть от подлости - да видимо плохо за тем смотрят боги. Может, и правда ослабла власть асов да ванов?
- Кто знает, - задумчиво ответил Эгиль. - Когда родичи начинают друг друга убивать, а не поддерживать... значит, плохо что-то в мире. Хотя Лукавый на своем месте останется всегда... для него навеки будет время.
- Может и так, - молвил Хаки. - Но что людям с того, вот вопрос?
- Люди всегда найдут себе выгоду. Во всем. Как, наверное, и сейчас агдирцы и альхейвмарцы находят... Впрочем, конечно, не все таковы.
- В этом ты прав, лесной человек. Люди разные.. и в селениях, и в хоромах. Вот только... плохую войну Хальвдан сыну оставил. Не поймешь там уже кто прав, а кто по кривому пути ходит. Все наши мертвые с собой такие бадьи с кровью родственой волокут, что думаеться мне - любы ли они после дел сиих в Вальгалле? Хрецы гуторят, что да, однако же я больше верю проповедникам Христа, говорящим про то без почтения.
- Их я не слышал. Только так... как пересказывали, а до меня доносилось... Так что тут спорить не буду. Но, похоже, Харальд справляется.
Эгиль махнул рукой.
- А впрочем - что говорить? Хальвдану служил мой отец, но не я.
- Так что же ты со мной сделал?
- Я призвал те же силы, что помогли мне. В чем-то - по наитию, в чем-то - по науке. Но мне ответили, и твои раны, как видишь, исцелились. Конечно, отец конунга всех волков не славится милосердием, но иногда его проявляет.
- Ого! Не думал, что смогу сыскать его милость, - поразился Хаки. - Хоть отец и говаривал, что подменил он меня в колыбели, но я, признаться то шуткой считал. Ныне не знаю, - Хаки посмотрел на свои руки, убеждаясь в их материальности. И правда - здоров. - И что же вы с Харальдом ныне задумали?
- Он лишь хотел оставить тебе жизнь, - ответил Эгиль. - Я же... вообще, я хотел того же. Ну а что делать дальше - выбирать тебе. Я могу лишь научить тому, как выжить здесь.
Он повел рукой, указывая на лес вокруг.
- Не думаю, что у меня есть выбор, - вздохнул бывший конунжич. - Но, думаю, что просить тебя научить жить с этим - излишне. Эгиль... все же - спасибо за помощь. Я рад, что мы встретились, и это все - искренне.
- А я рад, что повстречал тебя, - незрячий взгляд отыскал в темноте лицо Хаки. - Ворон учил меня, а ты попытался понять. Кроме вас это смогли только серые братья.

(C разрешения мастера)

Cельви угрюмо взирал на Оркнейские острова, уже зримые обычным орлиным глазом викинга. Предрассветный туман только вздымался над могучим скандинавским морем. Были слышны рычания воинов, помогающих Одину, который жаждал мести за убитых дядей Сельви. Бушующий ветер чуть ли не рвал парус драккара, и приободренные хорошими новостями друзья юного мстителя гребли веслами в пол - силы. Не нужно перед смертным боем уставать. Иначе топор над головой не поднять.
"Не поднимешь топор – умрешь, " - говорил Гюрик Собачья Кость своему племяннику. А сам перед смертью напился так, что не то чтобы топор, даже лук поднять не смог... Прирезали как барана... Оркнейские пираты долго и продуктивно разрушали дома своих соседей - северных мерейцев. И теперь пришла пора отомстить. Знамя мести пришлось тащить молодому Сельви - сыну Хунтьова и внуку великого Неккви. Перед этим он уже пивал крови оркнейских разбойников, и поэтому знал, что и как с ними нужно делать. Просто их нужно убивать. Резать, убивать, размозжить их кости об прибрежные скалы... Только убивать. В плен их брать нельзя. Убивать их надо, оставляя безоружными, пусть знают свой позор. В Валгалле таким нет места. Бесчестие - их главный и первостепенный удел. И пусть они лучше сгорят в костре, чем погибнут в бою... Но у Сельви не было времени на разработку планов, как сделать так, чтобы оркнейские разбойники были сжарены как вонючие, искупавшиеся в болоте вепри. Значит, надо биться. Насмерть.
Послышался выкрик Грика Свирепого Медведя. Сельви не услышал слов из - за бьющего в лицо холодного жесткого ветра и лишь усмехался, смотря как свирепый викинг тормошит тралла, еле - еле махающего веслом. Грик - опытнейший и, наверное, сильнейший в дружине Сельви. Его широкие карие глаза и тусклая черная борода делали его невозможно похожим на младшего брата - Торьгарда, гогочущего за широкой спиной Грика. Прозвище "Свирепый Медведь" ему дали за могучий склад тела и очень жесткий нрав. Хотя к молодому Сельви он относился чуть ли как не к сыну...
А вот Хуньтов в отличии от Грика - был немного поумнее и своего сына опасался, поскольку с самых ранних лет Сельви проявлял свое дивное стремление к жизни. Отцу Сельви это очень не нравилось, поскольку сын не хотел погибать доблестно и отважно, в неравной схватке с врагом. Во время последней атаки оркнейских разбойников, Сельви вместе с его отрядом скрылся в лесу, пока мерейцы отбивались. Но здесь надо возблагодарить его ум - подуставшие оркнейцы уже не были так сильны, и вовремя вышедшая дружина юного мудреца разбила остатки разбойников. Лишь единицы смогли сбежать от правосудия...
Хуньтов немало говорил с Сельви на эту тему, и ему так и не удалось узнать, почему сын так не хочет погибать в открытой схватке. И из-за этого - великий конунг стал немного побаиваться - а вдруг Сельви его предаст?
Старый Неккви наоборот, нисколько этого не боялся, потому что старость все видит - все знает, его внук был ему предан, хоть и хотел жить, но не боялся смерти. Значит, он лишь не хотел тратить ее зря. Он верно поступал.
От колющей жизни больше пользы, чем от рубящей смерти.

Сельви верил в свою победу. Оркнейцы не успеют и подумать о нападении. Пока что они в малых количествах разбрелись по своим деревням, значит, у мерейцев есть большой шанс на великую победу... А точнее - прекрасную месть...

Наверняка драккар в море не особо волновал островитян, они ожидали возвращения своих разбойников, которым теперь приходиться прятаться по Меру чтобы их не нашли. Удар об берег был не хилый, даже самые коренастые викинги невольно шатнулись от столкновения с брегом.
Пока дружинники готовились к предстоящим битвам, Сельви обдумывал план действий. Сначала одну деревню, затем другую, третью... Главное - чтобы ни одна живая душа не сбежала из деревень - иначе оркнейцы могли сплотиться, и даже после того, как многие из них погибли на территориях Неккви - живые еще составляли силу, которая могла выбить юного мстителя и его дружину с островов. Но больше - его поражала жадность его отца - нет чтобы дать сыну два или три драккара с людьми, так нет, ему нужно защищать остров, несмотря на то, что войск у Северного Мера - навалом... Возможно Хунтьов просто решил испытать Сельви на прочность. И он ее докажет...

Отряд медленно перебирался по крутым скалистым фьордам, и наконец, вышел к маленькой деревеньке посреди лесов. Выглядело это как кучка навоза среди травы - рядом роскошные леса - что уже плохо для Сельви, а в центре - захолустная деревенька. Значит - пора атаковать... Только - как? Окружить? Слишком мало войск, кто-нибудь может прорваться. В лоб? Нет, догонять никого не хочется... Значит - хитрость...
Юный воевода поручил своим войскам распевать песни, чтобы сделать вид, как будто оркнейский поход удался на славу, и теперь победоносные воины возвращаются домой. Хитрость удалась - жители деревни в количестве около семидесяти человек начали медленно выходить из домов и направляться к отряду. Совершенно безоружные, с радостью в глазах... Дети, женщины, старики, мужчины...

"Убей их!!! УБЕЙ!!!" - требовал неясный голос внутри Сельви. А он и сам того хотел... Как только люди подошли на достаточно близкое расстояние, он зарычал и побежал на местных жителей... Войско этот знак уяснило и побежало вслед за своим воеводой...
Лица жителей быстро переменились. Теперь был лишь страх. Ничего - кроме страха... Топор юного мстителя отразил зарево рассвета и разрубил жертву напополам.
"Топчи, убивай, уничтожай! УБИВАЙ!!! УБЕЙ!!! УБЕЙ!!!" - все сильнее и сильнее кричал внутренний голос.
А Сельви убивал. Разрубал топором каждого, кто под него попался. Самые умные - начали убегать, но их настигла дружина и ждала их та же участь, что и тех, кто попадался под топор Сельви и остальных безумных от запаха крови варваров.
"УБЕЙ! УБЕЙ! УБЕЙ!"
Сельви понял, что сходит с ума, но ничего не мог поделать, на его руках уже слишком много крови...

Первая деревня - полностью уничтожена... Каждый, кто жил в ней - были убиты безумными викингами - дружиной мстителя.
В этой реке крови не искупался лишь один человек - Торьгард. Он наблюдал за действиями Сельви и отряда и не мог поверить в массовое безумство... Даже самые уравновешенные воины дружины впали в берсеркство - вызванное одним человеком... Сельви...

"Что ж. Есть что доложить Хунтьову, когда вернемся..." - подумал Торьгард и не ясно улыбнулся...

Пока воины восстанавливались после бойни, Сельви сидя, взялся руками за колени и начал качаться.

"Что это со мной? Я убил мирных людей... Они даже не убегали - будто ждали смерти! Что со мной? Зачем я их так? За что? Это месть? Нет, это безумство... Я - берсерк..."

-Я - берсерк? - спросил сам у себя юный убийца.
-Я - берсерк... - с гордостью ответил он сам себе.
-Эй, Сельви, чего ты там разнылся? Я понимаю, мне тоже сейчас море нюхать хочется, но мы еще не закончили, тем более, мне так кажется, что это из-за тебя у меня шлем с головы съехал... - Грик подошел сзади и похлопал по спине воеводу. - Мы правильно сделали, что их растоптали. Иначе бы их дети растоптали бы нас, понял, рогатый? - Грик усмехнулся и присел к воеводе.

Сельви вспомнил о шлеме. Красивый... Подаренный дедом... Черный... Рога - чуть красноватые от засохшей крови...

- Грик... Скажи мне, теперь это со мной будет происходить в каждом бою?
- А это разве был бой?
- Ты прав... Это была просто бойня... Но... Во мне что - то есть... Или кто - то... Он приказывает мне, орет, кричит...
- Этот тип есть в каждом из нас. У одних, вроде Торьварда, он глубоко в душе, а у других, вроде тебя - постоянно пытается вырваться наружу...
- А что будет, если он вырвется?
- То ты станешь волком. - усмехнулся вновь Грик.
- Да уж, не очень хороший у меня путь...
- Какой есть. Путь выбирает сам Один, и не нам его менять... Мы играем под бой его молота...
- А Тор?
- Тор - это его сын, он только помогает нам в бою...
- И не только...
- И не только.
- Но почему каждому из нас уготована своя дорога, неужели ее не изменить?
- Как ты не пытайся ее изменить, а все равно, когда будешь говорить с Одином, будешь знать, что именно по его воле ты пошел по другой дороге...
- Да, Один велик...
- И не пытайся усомниться в его могуществе. Это может плохо кончиться...
- Я и не пытался. Я просто хотел немного... свободы...
- А что такое свобода?
-Ну... Это...
Здесь Грик его перебил.
- Вот именно, ее нет. На все - воля Одина...
- А ты не думаешь, что это все очень сложно - владеть всеми судьбами?
- Да, это сложно, но на то они и бог, на то что бы делать очень сложные вещи, непостижимые для нашего разума... Ладно, заболтались мы с тобой, пора и в путь...Куда идем?
- Я думаю, следует пойти на север, отец говорил что там у них есть большая богатая деревня без всяких укреплений...
- Как это - богатая, и без укреплений???
- Да. Говорил он так же, что защищают эту деревню злые духи... Но я думаю, духов нам бояться не стоит...
- Это верно!
- Войско! За мной!

Сельви повел своих воинов через густой лес.

Они с легкостью завоевали ту деревню, поскольку злых духов не оказалось, а жителей было намного меньше, чем в первой деревне, поэтому, даже взяв оружие в руки, они не смогли оказать сопротивления завоевателям и те дальше продолжили грабить земли Оркнейских островов без потерь. Сельви боем доказал что он достоин называться берсерком и сыном своего отца. Много оркнейцев погибло в тот день. Намного больше чем было людей в буквально неуязвимом отряде воеводы - берсерка. Прошла первая ночь. Без устали воины Северного Мера полностью опустошили еще две деревни и только тогда сделали долгий привал.

На утро, подсчитав ночные потери, а их оказалось сравнительно немного - всего пять человек, Сельви с гордостью заявил о конце славного похода и решил вернуться домой победителем оркнейцев. Но для начала - нужно было, чтобы враги узнали о нем, поэтому по пути он опустошил еще одну деревню, взял одного пленного, и приказал ему идти в еще не разграбленные деревни островов и говорить о нем в обмен на жизнь. Теперь - можно и домой.

Грютинг, хозяин Оркдаля
Оркдаль, резиденция

- Конунг, это... - попытался было оправдаться Торстейн, но молчание Грютинга, читавшего пергамент, затягивалось, а потому воин решил, что пора бы молча выходить из залы, покуда хозяин Оркдаля еще не совсем разозлился.
Обычно, когда Грютинг злился, кто-то умирал. Опять-таки, обычно - крестьяне. Однако сейчас была совсем другая история. Нехорошая история...
- Ты смотри-ка, - спокойным голосом произнес конунг, ударяя двумя пальцами по пергаменту и не отрывая взгляда от рун, - он выдает замуж Ассу... да не просто так... сам попросил... ты слышал, Торстейн?
- Да, конунг... я...
- Он сам попросил! - повысив голос, сообщил Грютинг, поднимаясь с места и отбрасывая пергамент в сторону. - Сам! Чертова шлюха!
Рука конунга мощно и быстро опустилась на деревянный стол, заставив тарелку с уже остывшим мясом подскочить и опрокинуться на пол.
- Когда я, Грютинг Оркдальский, попросил ее руки, этот старый хрыч отказал мне, сославшись, что она еще недостаточно созрела для брака!.. А сама, как только рабы не шептались, уже успела со всем городом на каждом чердаке предаться объятиям любви!.. Любому встречному с такой-то рожей отдавалась, но даже взгляда на меня не бросила, проклятая чертовка!..
Торстейн с грустью подумал, что упустил момент ретироваться от своего господина. Закатил глаза, пытаясь сконцентрироваться на потолочной балке, нежели на словах Грютинга.
- ...вели снаряжаться! - рявкнул чуть ли не в самое ухо воину конунг, и Торстейн вздрогнул, проворно отступив и кивнув.
- Да, владыка! - развернулся и дернул дверь на себя, стараясь скрыться с глаз Грютинга.
- И чтобы ни одна сволочь не позабыла свой меч!.. - крикнул вдогонку конунг, с размаху наступая на тарелку, представляя на ее месте голову ненавистного Хакона.

Халльвард и Сигтрюгг

Весна, хмельная весна с ее запахами диких цветов и верескового меда!.. Снега сходят с нагорий, тая, растекаясь ручьями по островным равнинам. Двое братьев, Сигтрюгг и Халльвард, стоят у одного из ручьев, наблюдая за крохотной лодчонкой, выструганной ими самими из обломка игрушечного деревянного щита.
- Я хочу плавать на корабле, брат, - Сигтрюгг говорит серьезно, несмотря на то, что ему минуло только девять весен. – Но только под твоим началом.
Взор его быстр и мимолетен, а речь отрывиста. Временами искорки вспыхивают в глазах – у Сигтрюгга живой ум и скорая мысль.
- Нет, Сигтрюгг, - мягко возражает Халльвард. Он старше брата на две весны. Слова льются из уст его плавно и взрослая стать уже проявляется в нем. – Мы равны. И так будет всегда, несмотря ни на что
И слова его оказались пророческими – лишь три коротких, мимолетных весны минуло до того, как братьям пришлось в этом убедиться.


- Нести знамя, сын – великая честь! – говорил Халльварду отец, шедший рядом с ним. А древко, неумело обтесанное, кололо руки занозами, стяг трепал буйный ветер, норовя вырвать его из рук. Но он муж, и он должен терпеть.
На ветру развеваются длинные, до плеч, светлые волосы. Голубые глаза сверкают ледяным огнем. Руки крепко сжимают древко. "Ты - воин".
Битва под Саросбергом – его первая битва. Ульфсарки и берсерки, лязг боевых топоров…В руках Халльварда – не меч, а знамя. Но он – воин. "Ты – воин!"
Умирает отец – но умирает достойно, в бою. И его ждет Вальхалла, где он станет одним из приемных сынов Одина, но Халльвард – Халльвард все еще и жив и он будет сражаться, за смерть отца. "Ты – воин…"
Он взял меч отца – Гуллинхьялти, Меч с Золотой Рукоятью – и приготовился к битве…которая могла стать не только первой для него, но и последней. Могла, но не стала.
В плен он попал вместе с младшим братом, Сигтрюггом.

Они сидели друг напротив друга. Халльвард смотрел в такие же голубые глаза брата – наследство матери, недавно умершей. Братья были похожи, только Сигтрюгг имел темные волосы, а не светлые.
Они молчали, словно волчата, загнанные в ловушку. Но каждый из них точно знал, о чем думает другой.

(совместно с Тельтиаром)

Едва лишь переговорив с Харальдом, хрингарийский властитель отправился разыскивать ярлов и херсиров, которых знал уже долгое время - предстоящий поход был не простым набегом, и все должна была решить сила и выучка, а не количество воинов, поэтому он лично отбирал каждого хельда, особое предпочтение отдавая ветеранам, служившим еще Хальвдану и берсеркам, которых помимо его личного окружения, набралось еще человек сорок.
Выступали затемно, след в след, чтобы даже свои не смогли узнать, сколько ушло человек, а то как знать, быть может у Гандальва или Фроди были соглядатаи в воинстве Харальдовом? Четыре сотни закаленных в боях воителей следовали путем, по которому несколько дней назад бежал с остатками воинства Гандальв Серый, минуя сожженные и разоренные деревни, усеянные обглоданными волками да вороньем трупами - тяжкое зрелище даже для видавших виды воинов.
Но и этих кошмаров было мало.
Когда отважные воины, на третий день марша вошли в один из лесов, они поразились количеству несчастных, висящих на дубах. Земля в рощах Деревьев Одина была густо покрыта кровью, а на телах обильно расселись многочисленные вороны, с криками и драками делящие уже подгнивающее мясо. Гутхорм осмотрел одно из тел и понял, что смерть этот человек принял не от быстрого удара священным копьём в сердце, а от страшнейшей боли, которые ему доставляли выпавшие из распоротого живота внутренности. Об этом говорили так же и искусанные до мяса губы и навсегда искажённое в муке лицо, ещё не до конца выеденное.
Но и этого было мало Гандальву. Там, где дубов не было в великом множестве были свалены в кучи жестоко изрубленные в куски и сожжёные до тла трупы. Некоторых же пожвергали особой пытке - насаживали на копьё и поджигали, воткнув копьё в землю. Муки горящих заживо были ужасны
- Обильные жертвы принесли Одину враги наши! - громко произнёс Гутхорм. - Но возрадовались от их дара лишь Хель, да Локи! Светлые Асы с нами, воины! Вперёд!
И воинство ярла Хрингарики двинулось дальше.
Недолго прошли отважные воины Хрингарики, не смогли миновать лес, отмеченный кровавыми следами, поскольку перед дозорными, словно ниоткуда возник человек, вскинувший руки, и произнесший:
- Твоя вести моя к ваш старший, моя говорить много... много слов нужный.
-Не троньте его! - на всякий случай скомандовал Гутхорм своим воинам, а затем, уже обращаясь к пришельцу. - Кто ты и кем прислан?
- Моя Ансси, охотник, - представился финн, и только сейчас стало понятно, что он просто лежал в сугробе, прячась под белым плащом - потому и появился столь внезапно. - Добрый человек наша деревня защищать, человек-волк, враг тех злых людей, что много человек убить... на деревьях вешать... твоя тоже враг злых людей, я вижу.
- Человек-волк, - протянул Гутхорм. - Уже не о доблестном ли ты Хареке, прозываемом Волком говоришь?
- Хареком его зовут железные люди, да, - кивнул охотник. - Твоя знать добрый человек?
- Разумеется я знаю Харека! - воскликнул ярл. - Он мой давний друг и соратник. Но скажи мне, куда он направился? Куда двинул свои силы Волк?
Финн замялся, с одной стороны он не видел в этих людях той злобы, что в воинах Гандальва, но с другой - кто знает, может они и не друзья Хареку. А Ансси не хотел приводить к доброму ярлу врагов и прослыть предателем или того хуже ротозеем. Впрочем, долго размышлять было нельзя и он, здраво рассудив что в усадьбе и подле нее воинов едва ли не по двое на каждого из людей в этом отряде, произнес:
- В большой дом человек-волк и другой большой человек. И с ними много железных людей! Я отвести, если вы идти.
- Мы пойдём за тобой, доблестный муж! - ответил Гутхорм, про себя добавив: "А если ты обманешь - вздёрнем на ближайшем дубу и такое устроем, что Хель родной мамкой покажется!"
- Идтить быстро, путь далекий, - предупредил охотник, вставая на лыжи, припрятанные в соседнем сугробе.
К вечеру они пришли к частоколу, который не далее, как неделю тому штурмом взял Альхейм Смелый всего с дюжиной людей. На этот раз и за частоколом, и перед ним расположились воины Харека Волка и агдирцы, приведенные Стейнмодом, однако в большинстве преобладали даны и ирландцы, которых Харек собирал в ожидании похода на Хейдмерк.
- Харек Волк! - во всю мощь рявкнул Гутхорм, предваряя возможный ливень стрел выпущенных в темноте на звук. - Идёт Гутхорм Олень с подмогой!
Впрочем, представления были излишни - во всей Норвегии вряд ли сыскался бы другой воитель с золотым оленем на щите, и потому его, и еще десяток знатных воинов пропустили внутрь, остальным же пришлось остаться за частоколом - все же даже главная усадьба не могла вместить несколько сотен воинов.
Вскоре Гутхорм оказался в гриднице, где слуги поспешно накрывали стол, а Харек ярл и Альхейм ярл уже ожидали его.
- Альвхейм! Так вот кого тот охотник назвал "второй железный человек"! - расхохотался Гутхорм. - Привет вам, славные воины!
- И тебе доброго здоровья Гутхорм, Олень Хрингарики, - отвечал Альхейм.
- Надеюсь, легок был твой путь, воин отважный, - произнес Харек, а затем добавил. - Возмужал ты, ярл - помню когда мы виделись в последний раз, ты был совсем юн.
- А ты уже вовсю рубил врага и славил Одина при победе! - хлопнул воина по плечу Гутхорм. - Кстати, Альвхейм! Не давно, я говорил с твоим сыном, следующим на защиту земель, данных ему Хальвданном. И поверь мне, достойного воина и славного мужа вырастил ты!
Харек промолчал насчет веры, воспользовавшись тем, что остаток речи был посвящен сыну Альхейма, все же не желал он браниться с Гутхормом, да понимал, что ярл-берсерк не со зла ему это сказал, не в укор, а в память о днях былых.
- Да, наследник мой дальше меня пойдет, знаю, славную службу сослужит он конунгу, как мы все в стародавние времена, - в ответ улыбнулся Альхейм. - Как в Хрингарике дела, давно не слышал я оттуда вестей?
-Дела там так, что славно пирует вороньё на трупах павших славно, да за правителя неправого! - Гутхорм жёстко усмехнулся. - Я разбил войска Гримкиля, но сам трусливый ярл не только сбежал, но и не явился на поле боя, выставив вместо себя какого-то Лысого!
- Случаем не на его ли стяге умерщвляемый олень виден?
- На его, -помрачне Гутхорм. - Хотел посмеяться надо мной и моими воинами, вражина, да всё одно мы над их трупами веселились последними!
Харек вздохнул, не по нраву ему была такая радость, по случаю чужой гибели, да только между ним и молодым ярлом лежала пропасть, именуемая религией.
- Значит вот кого видели финские охотники на границе Хейдмерка, и с ним людей Гудбранда, и Гандальва, да братьев Эйстенсонов. Тяжко нам придется, коли сговорятся они супротив Харальда выдвинуться.
- Значит добрался и до сюда этот трус...уж не он ли устроил эту резню для тёмных асов в землях Раумарики?
- Гутхорм стиснул зубы и едва удержался от гулкого удара кулаком по столу
- То дело рук конунга Серого, да отпрысков ведьмачих - Хегни и Фроди, - процедил Харек. - И за то они ответ держать должны.
- Отродья Хель! - Гутхорм грязно и с удовольствием выругался, бегло перечислив всех предков Серого конунга и пройдясь по некоторым их свершениям. Скотоложество, причём, было наиболее пристойным из них. - И что же мы будем делать с этими ублюдками, отца не помнящими?
Пожалуй напоминать, что предки Гандальва были так же и предками Харальда в этот момент было бессмысленно, а потому оба ярла промолчали на этот счет.
- Преследовать их, покуда войска нового не собрали, - твердо объявил Волк, сжав пальцы в кулак. - Мои даны изголодались по новым битвам, да и ирландцы не привыкли сидеть сложа руки. Охотники сумеют провести тайными тропами, так что заставы хейдмеркские не заметят и не пошлют к конунгам гонцов.
Однако другое удивляет меня, Гутхорм, почему ты пришел сюда с небольшой ратью, да бросил конунга?
- Харальд справится и без меня, - ответил Гутхорм, помрачнев лицом. - А сейчас ему потребен скорее мудрый совет, чем сильная рука рядом. А лучшего советчика, чем Торлейв - жрец во всей Норвегии не сыскать. Я нужнее здесь, где собрались псы, что обязательно вцепятся клыками в спину
- Да, мудр Торлейв и предан Агдиру как никто иной, - добавил Альхейм, едва лишь поймал взгляд Харека, словно бы хотевшего что-то сказать про жреца. - Значит решено - идем на Хейдмерк теми силами что имеем?
- Решено! - кивнул Гутхорм. - Идём и добьём недобитков!

Странная улыбка пробежала по лицу Альхейма - сейчас почти все воины, что пришли с Хареком были подле усадьбы - и даны, и нортумбрийцы, и ирландцы и иные наемники, в то время как люди Стейнмода, верные Альхейму рассредоточились по деревням и усадьбам Раумарики, дабы удерживать эту землю - так что с людьми Гутхорма агдирцев здесь осталось едва ли пять сотен - примерно столько же, сколько и воинов Харека. В этот поход Волк отправится несомненно - и дай Один, чтобы там полегло побольше чужеземцев и поменьше агдирцев - сам Альхейм мог и вовсе остаться в Раумарики, как назначенный конунгом ярл, но - но он не желал, чтобы всю славу вновь поделили Гутхорм и Харек.
- Выступим на рассвете, - наконец произнес он. - Надеюсь твои фины действительно так хороши, как ты говоришь, Харек ярл.

Рагхильда мерила шагами шатер.
- Не пожелает ли чего моя госпожа? - робко спросила служанка, что была при ней.
Но грозен был взгляд кюны и холоден и зол, как вьюжная ночь, голос:
- Пожелает она, чтобы глупыми вопросами да бесполезными словами не донимали ее боле! Или я уже настолько слаба стала, что и спросить не смогу?
Опустила глаза девка-служанка, а хозяйка ее тяжело упала на резной стул.
- И ты тоже думаешь, что не заслужила кюна Рагхильда внимания сына? И не заслужила она приветствия брата? Может, и боги, как родные, отвернулись от Вещей девы?
Служанка не отвечала, боясь навлечь на себя гнев хозяйки. Была Рагхильда доброй госпожой, да в последнее время все чаще сталь звенела в голосе да холод стоял в глазах.
- Отвечай же, или уже голос мой значения не имеет даже для последней рабы?! - воскликнула женщина, не дождавшись ответа, а затем рывком поднялась и замахнулась на девушку.
Та в ужасе закрылась руками, но не последовало удара.
- Стану что ли, бить тебя? - уже беззлобно произнесла Рагхильда, снова опускаясь на стул, - Или совсем я озверела, что уже и родной сын с братом меня боятся? Или мудрость моя выветрилась? Нет, украл ее Торлейв, пособник Локи! К нему с советами идут, с ним считаются! Уж не много ли он возомнил себе, а?
- Я.. я не знаю, госпожа, но.. но... Ваш сын.. - кюна терпеливо ждала, пока служанка договорит, - Он уже такой смелый воин и мудрый правитель, что любого конунга затмит!
Рагхильда удовлетворенно кивнула, будто одобряя слова своей собеседницы.
- И то верно, красавица, и то верно.. Ему править в Агдире, а не хитрому Торлейву. Поигрался со властью, и будет с него.
После этого замолчала вещая дева, и долго еще тишина висела в ее шатре, прерываемая лишь тяжкими вздохами.

Владения Хакона Хладирского. Конунг и приближенные.

- Тревожные вести доходят до нас, владыка, - ярл с назвищем Бьорн почтительно склонил чело перед конунгом. Статью он напоминал одноименного зверя, но хорошо помнил лета когда Хакон гонял его с прочими мальчишками хворостиной, оттачивая военные навыки. Мудр был конунг, различий меж детей в ратных забавах не делал… вот только не уберегло то сынов его от вражьего железа. Война немилостива и ныне вновь она подступала к границам. Ныне уж Бьорн стал богатырем, но снизу вверх смотрел на властителя. Хакон задумчиво потер подбородок, глядя на младшего воя. Предан, вынослив, силен. Сделает, что скажешь, но не любил конунг указывать без разъяснения. Много зим прожил Хакон Хладирскимй, и знал: слово, затверженное без понимания, из памяти вмиг вылетает, сердце и краешком не зацепив. А вот понятое да принятое – словно орудием вострым в душах людских высекается. Конунг не боялся прослыть трусом – много уж зим скальды по всему побережью пели песнь о его воинской доблести. Никому из врагов Хакон спуску не дал, владенья свои защищая, Гютинг не первый на Трандхейм позарился. Конунг земли отцовы мечем отстоял, секирой затем приумножив. И не любо ему было после кончины их в жадные руки отдать, чтоб падальщики норвежские деяния славного рода сгубили.
- Что Гютинг на земли мои слюни пускает – знаю давно я. Как и то, что не смириться он с другими владыками, коль угодья за фьорды мои уж под свою руку примерил, - сдержанно молвил старый конунг. – Однако ж, досель я тут правлю и сам в срок решу, кому власть передать. Гютинг-правитель урок заслужил, и нарочно я слухам про дочку мою до владений его дойти дозволил. Подлый он враг, – в спину мне меч свой вонзить как раз такому по стати. А так – знаю я, что в усадьбе при таких вестях он не усидит. Стяг возьмет да за местью подастся. Так что, сбирай, Бьорн, дружину – встретим мы «гостей» на границе да покажем, что викинги наши – не южные слабаки, чтоб силой у них брать желаемое. Заодно и прочие призадуматься. Слишком многим война головы кружит, ой, силен ныне в северных землях запах легкой поживы…
Хакон про Хальвдана промолчал, но намек был прозрачен…

(совместно с Тельтиаром и с его же благословления)

Погибнуть в бою, как отец - вот чего хотел Халльвард, но...Видно, Один приготовил для него другую смерть. От спертого воздуха в бараке, где заперли пленных, кружилась голова, а сердце - сердце терзало ощущение собственного позора.
- Попробуем сбежать? - шепнул ему Сигтрюгг. - Можно выломать доску, я присмотрел...Мы сможем пролезть.
- Замолчи, - оборвал его Халльвард, - и не смей думать об этом. Или мы, как трусливые зайцы, побежим от врага, в то время как наш отец отдал свою жизнь за Гандальва Серого?
Искорки, хитро поблескивающие в глазах Сигтрюгга, угасли.
- В таком случае, нам остается только ждать, пока нас казнят, - как бы невзначай обронил он.
Скрипнули старые несмазанные петли, дверь отворилась, но никто и не думал о побеге - здесь были заперты в основном ополченцы, сдавшиеся на милость Харальда, в то время как хирдманны сражались за Саросберг до последнего, даже узнав, что Барвайг мертв, Хаки пленен, а их рать разбита.
Поэтому крупный мужчина в кольчуге зашел, спокойно держа руки за поясом, не боясь, что на него нападут - он всматривался в лица пленников, будто бы размышляя, или ища кого-то.
- Что, мало вам было жертв, еще отобрать пришел? - Не выдержал какой-то парень, вскакивая с соломы.
Вошедший отвесил ему пощечину латной перчаткой, и бедняга повалился, сглатывая кровь из рассеченной губы. Взгляд агдирца остановился на братьях.
Халльвард и Сигтрюгг переглянулись. "Вот и оно", подумалось старшему."Значит, сейчас".
Он подтолкнул Сигтрюгга и оба встали, гордо выпрямившись - как и подобает воинам. Пусть они и самые младшие из всех, кто сейчас в этом душном сарае, но вести себя они будут достойно. Во всяком случае, достойнее того пленного, который вытирал сейчас кровь тыльной стороной ладони.
Сжав зубы, Халльвард взглянул агдирцу в глаза. Сигрюгг же смотрел на брата - он словно увидел в его лице какие-то новые черты, незнакомые ране.
- Ты пришел, чтобы отвести нас на казнь? Мы готовы.
- Много проку будто бы с вашей казни, - уголком рта усмехнулся воин. - Это ты Халльвард, сын Вебьерна?
- Да, я Халльвард. И со мной мой брат, Сигтрюгг, - насторожившись, отвечал Халльвард. Странный вопрос удивил и его, и младшего брата.
- Хорошего пленника, стало быть взяли, - прошептал сам себе мужчина. - Добрый выкуп взять можно будет. Скажи, ты ведь теперь отцово наследство получаешь, так?
- По праву старшинства получить его должен я, но...- Халльвард запнулся. - Но я не понимаю, к чему эти вопросы?
- Идем, - стальная длань схватила парня за руку, и воин буквально дернул его за собой. - А второй пока пусть тут посидит!
Сигтрюгг недоуменно поднял брови, Халльвард же, которого просто утащили за собой успел только обернуться и растерянным взглядом посмотреть на брата. Потом за ним захлопнулась дверь, и Сигтрюгг остался внутри.
- Куда мы идем? - почти выкрикнул Халльвард.
- Никуда. Твое счастье, щенок, что ты не только Гандальву родичем приходился, а мой конунг кровь родственную зазря проливать не любит, раз уж с Хаки-трусом столько возился.
Про альвхеймарского конунжича он говорил с явным пренебрежением.
- Хочешь, чтобы отцово наследство тебе досталось, а не по миру пошло, отвечай! Жить хочешь?!
Халльвард снова сжал зубы. Он-то собирался было умереть с гордо поднятой головой, а судьба все же предоставила ему шанс, довольно странный, но кажущийся верным.
- Хочу, - он снова взглянул мужчине в глаза. - Но только если брата тоже оставят в живых.
- Стоило бы конечно заставить тебя прирезать своего братца для верности, - вполголоса процедил викинг, но уже совсем беззлобно. - Да времена уже не те, что во времена Сигурда. Будешь служить Харальду конунгу, и родичи твои все ему служить будут - станешь хельдом заместо отца своего - такова воля конунга.
- Тогда...подчиняюсь воле конунга, - ответил Халльвард. - Я постараюсь заменить отца...если уж не получилось геройски умереть.
- Подохнуть всегда успеешь, - усмехнулся викинг и протянул юноше могучую длань. - Меня зовут Асгаут ярл, и поверь, в ближайшее время я буду твоим лучшим другом.
Халльвард молча пожал протянутую руку, не зная, что еще сказать. Он только что спас две жизни: свою и брата.
Так ли важно, кому служить? Главное - жизнь. А умереть он, и правда, всегда успеет.

Лес. Хаки.
На прощание...
_________________________________________

Белым снегом укутался лес, звери да птицы, вспугнутые проходившими викингами, снова успокоились, а Эгиль и волки его уж давно тут своими были. Хаки считал себя лесным человеком, но слепец ему по части этой сто шагов вперед дал бы. С новой стороны открывались давно, казалось бы, известные тайны следа звериного да древ лесных с вольными ветрами. Тут все было иначе. Да и как быть иному? В селении меж людей за одним смотришь, в походе близ ворога лютого – за другим, а в чаще лесной – за третьим.
Диво ведь дивное… лежа в харальдовом шатре да Хель в глаза глядя, не мог конунжич мыслить как это – быть самому по себе. Тогда не мог – а сейчас все само по себе получилось. Спокойно так, правильно. И возвращаться домой не тянуло. Совесть злая душу не грызла, долг перед родом жил из тела не тянул. Словно и впрямь умер тогда Хаки Гандальвсон у жертвенного дуба, отдав жизнь свою дереву Одина… хоть и не слышал он о таком прежде. Дуб – не рябина, чтоб хвори людские себе забирать, да и та лечит лишь муки телесные, от страданий духа ей не помочь. Два дерева у отца богов – а какие отличные: дуб могучий – да рябина тонкая. Разная у них стать – и разное предназначение, прямо как у людей, меж мужчин и женщин. Первым дано – биться в сражениях, вторым –хранить очаг да деток воспитывать. Так и у древ священных разделено. Дуб – дерево жертвы, кровью багряное, рябина же – знак исцеления, но красны ее ягоды и без руды.
Хаки вытягивает руку, касаясь пальцами тяжелых багряно-огненных гроздьев. Не было еще настоящих морозов, вот и они цвета еще не сменили.
«Почему мне не больно? Как отгорело…»
Гроздья ягод, припорошенные утренним снегом… как та, давешняя кровь на снегу… Странное древо – рябина. Никто в здравом уме веток не сломит, да ягоды в рот не возьмет. В дерево то лекари мудрые боль людскую перемещают, так кому же охота горечь доли чужой на зубах ощутить? Рука сжимается, выдавливая из горьких ягод сок вместе с мякотью. Вот так: прошлого не изменишь, хоть зиму всю ешь ягоды горькие, за ошибки себя казня да боль чужую себе принимая.
Хватит уже. Хватит.

Халльвард и Сигтрюгг (вместе с Тельтиаром)

Это казалось почти предательством.
Предательством памяти отца, памяти матери, погибшей не так давно от поветрия. Предательством младших братьев. Предательством конунга Гандальва Серого. Халльвард закусил губу. О боги...
Словно весы, на одной чаше которых твоя жизнь, а на другой чужая. Задай любому вопрос, что должно перевесить, склонить чашу в одну из сторон - и тот, почти не задумываясь, скажет, что отдаст за другого свою жизнь. Но в глубине души - совсем, совсем другой ответ.
Но, поразмышляв еще немного, Халльвард окончательно уверился в том, что вину свою - да и была ли это вина? - перед отцом можно искупить, верой и правдой служа конунгу Харальду. Может, он в силу малого возраста и не может принести столько же пользы, сколько опытный взрослый воин и зрелый муж, но он будет всеми силами стараться завоевать доверие конунга.
Да ведь их с братом двое! И Сигтрюгг, разумеется, тоже с радостью отдаст свою судьбу в славные руки Харальда...по крайней мере, ему придется это сделать, для собственного же блага.
Полностью оправдав себя в собственных глазах, Халльвард даже слегка повеселел.
- Слова твои сказаны, молодой Халльвард, - наблюдавший за ним ярл, чуть прищурил глаза, словно всматриваясь в душу парню. - Но многое надо делом доказать. Вечером ты и твой брат принесут клятву на кольце, дабы боги заверили искренность твоих слов.
Он повернулся, жестом приказав юноше следовать за ним, и направился к усадьбам.
- Не беспокойся за своего брата, он будет жить, покуда ты служишь Харальду, и станет заложником твоей верности. Докажешь, что не таишь в душе худого - будет он свободен. Я знал твоего отца в свое время, и то славный воин был, надеюсь сын пошел в отца?
- Плоть от плоти и кровь от крови - различий не может быть больше, чем между древом и молодыми его побегами, - отвечал юный воин. - Нас четверо - сыновей Вебьерна, и все мы похожи на него, как челом, так и помыслом...и да не опустеет кубок его, что поднимает он ныне в Вальхалле.
- Да уж, все мы когда-нибудь с ним по чарочке пропустим, - Асгаут похоже особого энтузиазма, относительно посмертия не испытывал. - Пока же, будешь в моей дружине ходить, хотя... - он задумался на мгновение, и добавил. - Зазорно будет наследнику знатного хельда простым хирдманном быть. Старшим над десятком быть сумеешь?
- Сумею, - чуть наклонил голову Халльвард.
Битва под Саросбергом была его первой и единственной битвой. Да и разве он бился? Он успел только поднять меч отца, но не пролил им ни капли вражеской крови. Только когда его заталкивали в барак, темный и душный, он вспомнил, что выронил Гуллинхьялти там, на поле...
Но он сам выбрал эту дорогу. Если нужно руководить десятком - он будет руководить десятком.
- Но будут ли твои воины подчиняться мне, Асгаут? - усомнился Халльвард. - Я же был враг им, да и не сочтут ли они меня юнцом, недостойным чести командовать ими?
- А разве я сказал, что ты получишь моих воинов, юнец? - Усмехнулся ярл, положив ладонь на плечо Халльварда и резко развернув его к сараю, где содержали пленников. - Приведи к присяге тех, что полоненые сидят - заодно и посмотрю насколько в тебе кровь отцовская сильна.
Халльвард не сразу понял, чего потребовал от него Асгаут. Но, когда мысли его прояснились, он попросту опешил.
"Да если я к ним сейчас войду с такими словами, они меня растерзают!" - хотел было воскликнуть он, но понял, что спорить бесполезно. "Значит...значит, нужно просто подобрать верные слова"
Он открыл дверь и вошел внутрь. Взоры пленных обратились к нему. В лицах некоторых явно читалось удивление: "Живой?"
- Воины! - произнес Халльвард. - Я вернулся с вестью о том, что...Что все вы можете вернуть свою честь и свободу. Но с тем, чтобы служить Харальду-конунгу.
Последние слова он произнес совсем тихо. Из дальнего угла на него смотрел Сигтрюгг, скрестив руки на груди и настороженно вглядываясь в его лицо.
- И ты смеешь говорить нам о чести? - один из пленных мужей, рослый воин с длинной рыжей бородой и рассеченным лбом, поднялся на ноги. - Ты, щенок, которого послали сюда, чтобы уговорами заставить нас предать Гандальва?
- Я не щенок, но сын Вебьерна, одного из дружинников Гандальва,- отвечал мужу Халльвард, стараясь держатся достойно. - И послан я не кем-либо, а по своей воле вернулся сюда, чтобы спасти вас от позора смерти в плену.
Халльвард обвел взглядом пленных.
- Подумайте, воины - вам не попасть в чертоги Одина и Фрейи, ибо отказавшись, не в бою погибнете вы, а от рук палача! Хотите ли вы, чтобы жены ваши говорили сыновьям своим о том, как погибали их отцы? Мой отец сложил голову за своего конунга и теперь он в Вальхалле. Но вам - вам не присоединиться к нему! Так не лучше ли вернуться к свободной жизни воинами? Пусть воинами Харальда, но по-прежнему доблестными мужами, верными слугами своего конунга. Или ты предпочтешь пасть смертью опозоренного?
Последние слова его были обращены к рыжебородому. Чело того омрачилось думой. На лицах остальных пленником тоже читались раздумья...уже не полное неприятие слов Халльварда, но раздумья.
- А ведь он прав, - выдохнул откудо-то из угла парень с рассеченной губой, уже успевший унять кровь. - Чего нам умирать тут! Гандальв нас бросил!
- Да, а сын его трус, каких поискать! Плохой род - и нас до добра не доведет верность такому конунгу! - Поддержал его другой, мужик с простецким лицом лапотника-землепашца, видимо попавший в ряды воинства альвхеймарского не по своей воле.
- Халльвард, скажи, - протянул Гисли-тралл. - А свободу! Свободу всем ли обещал Харальд?
- Смотря что значит для тебя это слово, доблестный муж, - Халльвард почувствовал себя по-настоящему взрослым в эти мгновения. - Войти в десяток под моим началом и служить Харальду в обмен на жизнь, кров и пищу - свобода или нет? Но уж всяко не плен, ведь так?
"Да, брат", подумалось Сигтрюггу, "и когда только ты научился говорить такие речи?"
- Вот щенок, еще молоко на губах не обсохло, а уже хельдом себя возомнил, - бросил рыжебородый, однако другие явно не разделяли его неприязни. Все же здесь собрались в большинстве своем такие же юнцы, да ополченцы, не связанные с Серым Конунгом ни долгом, ни кровью.
- А я бы не прочь судьбину испытать, - усмехнулся кучерявый парень лет двадцати пяти со шрамом через все лицо. - С Гандальвом не повезло, так может у Харальда удача не минует?
- И то верно, - поддержал его Гисли, бывший лишь рабом в войске, а теперь увидевший шанс стать настоящим хирдманном. - Я с тобой, Халльвард.
- И я!
- И я!
Голоса раздавались со всех сторон, и только рыжебородый надменно отвернулся, проскрежетав бывшим товарищам:
- Проклятые предатели, все вы попадете в Хель за свое вероломство.
Сигтрюгг подошел к Халльварду:
- Думаю, для брата тоже найдется место в твоем десятке?
- Найдется, - улыбнулся Халльвард.

Грютинг, хозяин Оркдаля
Близ границ владений Хакона

На белых просторах, где слышно, как хрипло, словно простужено, кричит птица, одиноко вьющаяся в сером небе, люди не горят желанием много говорить. Конунг, возвышаясь впереди в накинутой на плечи меховой накидке, был угрюм и замкнут, глядя перед собой вперед, иногда поправляя шлем, дабы не сползал на глаза.
Воины говорили мало, вслушиваясь в крики птицы над их головами, да в поступь лошадей, что глухо раскатывалось по равнине. Холодный ветер нес странные звуки спереди, и птица, медленно и величаво взмахивая крыльями, улетала куда-то в сторону, оставляя отряд на растерзание ветру. И тем звукам, что он нес в их сторону.
- Владыка! - крикнул с холма разведчик, протягивая руку в сторону севера и глядя туда же. - Кажется, мы не вовремя!
- Это стервятники только вовремя, - себе под нос ответил Грютинг, дергая поводья лошади и посылая ее вперед, на преодоление холма.
Позже будут сказывать много разного - и то, что Грютинг побледнел в лице, и то, что приказал срочно разворачиваться, и даже то, что он яростно хватил кулаком по раскрытой ладони и прошипел сквозь плотно стиснутые зубы, мол, не щадить никого и пустить этим северянам кровь...
Правда была куда как банальнее. Грютинг не именился в лице, с таким же раздражением в глазах посмотрел с холма на стоявшую внизу дружину, перегнулся с седла и сплюнул на землю.
- Я знал, что так будет, - сообщил он разведчику, который дергал поводья своей лошади, глядя то на конунга, то на армию.
- Прикажешь белый флаг поднять, владыка? - викинг обернулся на подтягивающийся отряд, насчитывающий не многим более тридцати человек. - Или будем отступать?
- Это по наши души, - Грютинг указал пальцем на размахивающего внизу воина, похожего на вспорхнувшую с куста птичку. - И нас уже заметили.
Подъехавший Торстейн взглянул вниз, прошептал что-то, помянув Локи и Одина с Тором заодно, обернулся на хозяина Оркдаля.
- Слухи, владыка, наверное пустили наши враги...
- Ты глуп, Торстейн, как мой сапог! - рявкнул Грютинг. - Нет, сапог умнее, чем твой телячий разум! Это Хакон сам пустил эти слухи! Теперь все северные земли говорят, что Грютинг, владыка Оркдаля, двинулся на Хакона с армией невиданной, а тот его "встречать" вышел...
Конунг вновь сплюнул, вытер рот тыльной стороной ладони и кивнул Торстейну.
- Вперед. Пускай в штаны наложат, когда нашу армию увидят...

(Совместно с о Скальдом)
Под покровом утреннего тумана, агдирское войско, возглавляемое Гутхормом, Хареком и Альвхеймом отправились в Хейдемарк, в то время как все войско Стеймунда осталось в Раумарики удерживать землю. Они шли по подтаявшему во время короткой оттепели снегу на лыжах, и, таща на себе сани с провиантом и амуницией, разбившись на более мелкие отряды, ведомые по укромным лесным тропам финскими проводниками.
Гутхорм лыжи не любил. Можно даже сказать терпеть не мог, но сейчас ему было не до личных предпочтений. Он шёл наравне со всеми, уступая в ловкости разве что финнам. Удивительного в этом ничего не было - плох тот воин, который и в нелюбимом деле не мастер.
На одном из привалов, когда войска остановились, дабы дождаться возвращения заранее засланных вперёд разведчиков, он поравнялся с Хареком Волком и произнёс:
- Дурные вести принесли наши посылы, Харек. Они обнаружили усадьбу, полную вражеских воев.
- Меня это не удивляет. Эйстейсоны хорошие овины, и дураком Фроди Эйстенсон никогда не был
- Это к счастью - нет славы одержать верх над глупцом!
- Надо на них напасть поскорее, пока они не подняли тревогу и не оповестили остальных. Нас было намного меньше в Раумарики, и лишь благодаря внезапности мы тогда взяли над ними верх
- Согласен! - Гутхорм кивнул. - Но они могут успеть подать сигнал своим или послать конного вестового. Нападём на них ночью и с двух сторон. Пусть захлебнутся в своей крови, не успев понять, что с ними случилось!
- Твоя правда, Гутхом ярл - подхватил подошедший Альвхейм, прислушиваясь к их разговору. - Хотя теперь они будут начеку, и не так легко будет их застать врасплох
- С помощью Одина мы и великана прирежем так, что он этого не заметит! - Кулак Гутхорма с силой врезался в его же раскрытую ладонь. - Вышлем вперёд финнов с луками. Пусть разберутся с дозорными, а мы подоспеем позже!
- Финны уже поднаторели в этом - улыбнулся Харек, - тем более что Эйстенсоны успели немало обид причинить их народу
- Тем более! Праведная месть всегда была угодна Богам! Пусть финны идут вперёд, но так осторожно, как только смогут!
- Они с детства обучены красться подобно троллям - сказал Харек, и не позавидуешь тому, кто станет их врагом
- Истину говорят, хитроумный Локи приложил руку к созданию этого племени! - беззлобно и тихо усмехнулся Гутхорм
- Говорят Локи и к победе нашего конунга приложил руку, - сказал Альвхейм. - Так что надо заручиться милостью асов, прежде чем идти на такое дело.
- Точно! Принесём жертву...но вот что или кого?
- Только не людей, -встрял в разговор Харек. - Богам угодны жертвы принесенные им в честном бою а не резня и убийство беспомощных и безоружных
- Принесем им в жертву оленей, которых добыли финны, и пообещаем много новых эйнхериев в грядущих битвах.
-Если мы будем вести себя подобно нашим врагам, то и нас асы могут оставить своей милостью.
- Мудро... - Гутхорм нахмурился. - Хоть перед столь важным делом стоит приносить человека, но сейчас Асы устали от таких жертвований! Принесём им оленей!
Альвхейм кивнул.
- Хоть ты теперь не нашей веры, Харек ярл, но и я вижу в твоих словах мудрость - сколько бы не приносили подлый пес Гандальв и прочие наши недруги. Не им боги даровали славные победы. Значит, не всю правду говорят нам жрецы.
- Я велю своим людям сложить костёр, - произнёс Гутхорм и отправился отдавать приказания.

Хакон Хладирский и его дружина.
___________________________________________
- Вижу вражеское войско, конунг! - остроглазый отрок Сагги повторил то, что Хакон видел и лично. Властитель был стар. но годы еще не лишили глаза его зоркости, да и ум был остер как прежде. Грютинг ныне в том убедился. На устах Хакона возникла довольная улыбка, когда представил конунг растерянную злость супротивника. Однако ж, сие есть зачин, глупо думать что этот захватчик ит вида клинков побежит прочь, будто олень лесной от волков земней стаи. Нет, Грютингу теперь - на клинки их дорога, не снесет гордость соседова такой раны, не стерпит владыка Оркдаля что конунг Трандхейма в ноги ему не кланялся. Конунг довольно усмехнулся: пусть идет глупый юнец прямо в ловушку. Не столь уж он, Хакон, стар, чтоб со счетов силушку его сбрасывать.
- Бьорн, - тихо молвил властитель. Ярл тотчас же подошел, а вои дружинные умолкли, как по команде. Редко Хакон голос свой повышал - но и слова тихие его слушали, как откровения асов. Знали ведь - без дела сей старец рта не раскроет.
- Подготовь встречу сим молодцам, - молвил конунг ярлу. - Опалим сей час Грютингу лапы - чтобы в иную годину он ими к чужому добру не тянулся.

Саросберг с Аццкой Кошкой

Но недостаточно одного слова, чтобы из воинов Гандальва Серого стать воинами Харальда. Скрепить клятвой свои речи, подтвердить свою верность должны были нынче и Халльвард, и Сигтрюгг, и десяток бывших пленников, которые теперь были объединены под началом старшего из двух братьев.
Больше всех волновался Халльвард, хотя старался этого и не показывать. Сигрюггу же словно было все равно. Поняв, что теперь его жизни ничто не угрожает, он вернулся к обычному своему спокойному состоянию.
Асгаут, а с ним еще человек пятнадцать хирдманнов, окольчуженных и отлично вооруженных, повели бывших пленников во двор усадьбы, где их уже ожидал жрец Торлейв. Он первый из приближенных Харальда вернулся в Саросберг, дабы приготовить молодому конунгу и его воинам достойную встречу. Ему и следовало принимать клятву у новых воинов, как он сделал это с другими пленниками, что были захвачены в последней битве.
- Скажи мне, Халльвард, что мыслишь ты о Белом Боге, - прошептал юноше Асгаут, пока они еще не миновали ворот.
- Я...- Халльвард задумался. - Он должен быть обманом, этот бог. Как он один может уследить за всеми детьми своими? нас защищают Один и Тор, два Ворона Одина следят за тем, что делается в мире, Локи сбивает людей с пути, Скади помогает охотникам, а Фрейя - влюбленным...Нет, Асгаут, одного бога над всеми быть не может. Он бы не справился с таким грузом.
Сигтрюгг прищурился. Он слышал весь разговор, ибо шел рядом, но ни сказал ни слова, хотя мнение его полностью совпадало со словами брата.
- Смотрю я, крепка вера в людях альвхеймара, - одобрительно улыбнулся ярл, про себя добавив: "Как жаль, что многие агдирцы ступили на путь ложного бога, отринув заветы предков".
Тем временем, пройдя во двор усадьбы, увидели они и Торлейва в праздничных одеждах, уже успевшего отдохнуть с долгой дороги.
- Приветствую тебя, славный Асгаут ярл, - произнес приближаясь Торлейв.
- И я рад видет тебя в добром здравии Мудрый, - отвечал воитель, после чего мужчины обнялись, и лишь затем жрец бросил оценивающий взгляд на тех, кого привел с собой ярл. Видно было, что Торлейв не большого мнения о десятке Халльварда, ровно как и о самом юноше, и не скрывает этого.
- Пошто ты привел их, Асгаут? - Вопросил мудрец. - Ты говорил о воителях, что желают присягнуть конунгу, но я вижу лишь юнцов да деревенщин, разве нужны Харальду такие воины?
- Клянусь Молотом Тора, Торлейв, - отвечал ярл. - В груди этого парня бьется сердце настоящего берсерка! К тому же он из рода, знатного и славного могучими воителями.
Халльвард решил вмешаться в разговор, при этом не забывая об учтивости.
- Да снизойдет благодать на тебя, досточтимый Торлейв, посланник богов на земле, - произнес Халльвард. - Твои сомнения ясны мне - челом и статью я мало похож на доблестного мужа, но ты видишь перед собой сына Вебьерна, отважного воина, сложившего голову на поле брани. И по старшинству ныне я должен занять место павшего отца, став таким же могучим воином, каким был он - и верой и правдой служа конунгу Харальду!
- Отец твой Гандальву служил, как и все в Вике, - покачал головой жрец. - А ты значит готов Харальда господарем признать. Нет у меня повода усомниться в словах твоих, воин, но и на веру их принять не могу я. Делом стоит доказать тебе, что готов любой приказ конунга исполнить.
- Так поручите мне дело! - с жаром воскликнул Халльвард.- Я готов приняться за любую работу, и если слова мои - не пустой звук, то боги услышат мои молитвы и помогут мне в выполнении задачи.
"Осторожнее, брат" -мысленно предостерег его Сигтрюгг,- "так можно и беду накликать."
- Скор ты, Халльвард, и любо мне это, - говорил Торлейв, доставая из-за пояса железное кольцо, уместившиеся на ладони. - Но остынь до поры. Клятву на кольце принеси в верности, именем отца своего и рода клянись Харальду служить не щадя жизни своей и чужих жизней, в свидетели Одина призовем и Тора, дабы помогли тебе клятву исполнить или же покарали за нарушение ее нещадно.
Он медленно протянул ладонь к юноше.
- И вы все тоже клянись, как и юный хельд ваш, - бросил воинам Халльварда Асгаут.
Халльвард осторожно взял кольцо с холодной ладони жреца, сжал в руке и приложил к груди - там, где билось его сердце, отсчитывая секунды жизни. Затем преклонил одно колено и поднял глаза на Торлейва.
- Клянусь служить конунгу Харальду, сыну Хальвдана, верой и правдой, не щадя ни своего живота, ни чужого - именем Вебьерна, отца моего, и именем Вика; и да будут Один и Тор свидетелями сей клятве!
Словно боясь, что молния, посланная Одином, не верящим в его слова, сейчас ударит в землю и поразит его, Халльвард взглянул на небо. Но над головами их оно оставалось ясным. Почти с облегчением Халльвард поднялся и передал кольцо брату.
Сигтрюгг повторил клятву слово в слово, у него была хорошая память как на слова, так и на лица. Затем передал кольцо следующему воину. Грубые голоса взрослых мужей тяжело зазвучали в воздухе, один за другим, и многие имена славных и почти неизвестных, забытых родов были произнесены в тот час сими воинами - а отныне дружинниками Халльварда..
- Что же, Одину по сердцу твои слова, - взглядом Торлейв указал на севшего на частокол ворона, наблюдавшего за принесением клятвы. - Но Тор требует больше, чем просто слов!
По знаку жреца, двое воинов втащили во двор рыжебородого, что отказался присоединится к отряду Халльварда этим утром. Воин бы в каком-то изодранном рубище, а лицо его представляло сплошной кровопдтек, однако взгляд заплывших синяками глаз все еще излучал ненависть.
- Убей его, пусть предсмертный крик нашего врага станет усладой могучему Аса-Тору! - Провозгласил верховный жрец, протягивая жертвенный кинжал юноше. - Не медли, только так ты докажешь, что все сказанное тобою - не пустые слова.

Отряд Грютинга, поравнявшись с передовой линией армии Хакона, сохранял молчание. Конунг, с застывшей на устах полуулыбкой, лениво поднял руку в привественном жесте:
- Что, испугался, владыка Хакон, что силами тридцати человек я проломлю стены твоего дома и увезу дочку насильно?.. - громко проговорил он.
- Предки заповедовали в гости ходить без оружия, а вести от конунга конунгу носят вороны, а не стрелы, - молвил Хакон, выехав вперед, дабы предстать перед Грютингом. - А в дочери своей только отец волен и никто более.
- Волен-то ты волен, спору нет, - еще сдержанно, но уже с явными нотками раздражения ответил Грютинг. Птица, что недавно вилась над его отрядом далеко вверху, протяжно крикнула в небесной выси. - Поведай мне, владыка Хакон, чем это я так не люб твоей дочке, а? Она, кажется, уже не только созрела для замужества, но и готова буквально на днях выскочить замуж. Но при этом ты мне на дверь указал, а к агдирскому мальчишке, о ком еще вчера даже вороны не кричали, говорят, сам гонцов шлешь, с предложением? Поведай мне, владыка Хакон, чем же этот безусый юнец, который за подвигами дяди и отца своего прячется, как за широкой спиной, лучше конунга и воина, - Грютинг ударил себя кулаком в грудь, - которого ты знаешь с малолетства? Поведай мне, владыка Хакон, где твоя честь?
Воины Оркдальского дружно зашумели, поддерживая своего предводителя.
- Про честь мою не тебе судить, - спокоен был Хакон, но тут гнева тень в голосе конунга мелькнула. - Сам говоришь - я воинов в бой водил, когда твой отец еще в люльке покоился...
- То время прошло, владыка Хакон! - перебил конунга Грютинг. - Сейчас ты агдирцу сам в ноги поклонишься? Говорят, люди умнеют с годами, а ты решил спину гнуть перед юнцом-то?
- Мои дела с Харальдом - не твоя забота... конунг, - ледяным тоном молвил властель Тронделага. - Али ты в доме моем как в своей земле распоряжаться задумал?
- Я - свой, и доблесть моя всем известна, - прошипел Грютинг, ткнув пальцем в сторону Хакона.
- Ну да... с девками в бане, - хохотнул Бьорн. Хакон досадливо скривил губы - мальчишки! Но дело сделано. В плохом настроении приехал сюда Грютинг - а ныне и вовсе в злобу лютую впал, насмешку заслышав.
Конунг Оркдаля досадливо рванул поводья коня, но не развернулся, оглядел войско Хакона.
- Ну что, конунг, дашь нам свободно уехать, или нынче принято гостей в спину бить, мечами, да топорами гостеприимство свое показывать? - злость рвалась наружу, душила, кричала злой снежной вьюгой, но Грютинг сдерживал себя. В глазах его мелькали молнии Тора, гремел гром и лилась кровь...
Хакон не ответил, но и жеста никакого не сделал, дабы не преследовали воины его Грютинга и отряд, с ним приехавший.
Конунг Оркдаля вновь рванул поводья и рванул прочь от войска. Воины, опасливо косясь на викингов Тронделага, последовали за своим предводителем.

(совместно с DarkLight)

Гюда, дочь Эйрика. Хардаланд
Дни текли всё той же нескончаемой чередой. И вновь ничего не менялось. Слова отца о замужестве запали Гюде в душу. Но, похоже, это были всего лишь слова. Ни разу больше не затрагивалась эта тема в её присутствии. Девушка всё также сидела ночами у окна, грезя своим единственным, существующим пока лишь в её воображении. Неужели этому будет когда-нибудь суждено сбыться или мир фантазий столь разительно отличается от реальности? Отец пока не привёл ни одного достойного лишь её жениха, впрочем, как и недостойного.
- Госпожа, вы не больны, - в очередной раз задавала один и тот же вопрос служанка, убирая пустой кувшин. Ощущение отчуждённости
юной Гюды с каждым днём всё больше настораживало её. И поделиться бы своими опасениями с конунгом Эйриком, но станет ли он её слушать. Мать же постоянно твердила, что скоро всё будет в порядке, надо лишь проявить чуточку терпения.
- Сколько можно повторять, со мной всё в порядке, - раздражённо выговорила девушка. - Оставь же меня наконец одну или постоянно
околачиваться рядом будешь?
Служанка попятилась к двери, опасаясь навлечь на себя гнев.
Гюда нервно теребила в руке оберег. Что она может сделать, пытаясь изменить серость будней? Сбежать из дома? Закрадывалась к ней и такая мысль, но тут же приходило осознание невозможности сего.
"Подожду ещё немного, а там видно будет, - девушка резко распахнуло окно, впуская в комнату пронизывающий ветер, ветер перемен, столь необходимый ей сейчас."

Граница Трандхейма. Хакон Хладирский и дружина.

Гридни Грютинга уж скрылись за ближним пригоркам, когда Хакон наконец-то изволил раскрыть уста да сметить непроницаемую личину, нацепленную для гостей, на что-то почти человеческое. Дружинники вроде того же Бьорна, вспыльчивые как сухая солома и неистовые в гневе яко берсерки, с почтительным уважением взирали на такое спокойствие. Мыслилось им, что то от мудрости да опыта: мол видит врагов Хакон насквозь, не только кости да жилы, но и мысли, сокрытые в самой груди. Игг, отец богов, за дар видеть незримое глазом своим заплатил, а конунга Трандхейма жизнь выдержке выучила. Правило было у конунга: сперва – думай, потом – делай. От того и мало опрометчивых деяний у старика за плечом было. Всегда сперва думай… но – коли уж делаешь…
- Ярл, - снова негромкий голос седовласого владыки заставляет смолкнуть говор дружинный, и побуждает горластых воев внимать Хакону-старцу с почтением. – Шутки твои были не к месту.
- Прости дерзость мою, конунг, - склонил Бьорн буйну голову перед Хаконом, и стал мальчишкой смотреться, хоть и был уже мужем в зрелых летах. – Но Грютинг-сосед к нам ругаться приехал…
- Не должно мужчине вниманья на лай обращать, - наставительно заметил конунг. – Воин – не зверь леской, шальной сворой затравленный. Он сам решит с кем и когда надо ратиться. А препираясь с мелкими людьми, намеки срамные с уст упуская, ты людям кругом говоришь, что на волк ты, а псина брехливая.
- Конунг, - протестующее вскинулся ярл. – Прости за слова мои глупые, но ведь сам ты вещал, что слово порою язвит больше стрел, и от него труднее сберечь свое сердце…
- Именно потому и пользовать речи надобно с толком, - перебил война конунг. – Ты же мечом боевым дров не колешь… а вот за речи вроде грютинговых, виру не словом, а кровью берут. Препираясь со слабыми, ты роняешь свою честь, злословя над ворогом – принижаешь ценность своей же победы… но простить дерзнувшего силой взять твою кровь – не путь для Вальгаллы. Я стар, но речи мои – для достойных. А для таких Грютингов стали довольно найдется.
- Я понял тебя, конунг. Воистину, мудр ты и чело я склоняю, покорно, речи твои слушая. Значит, готовиться к битве?
- Готовь войско мое, ярл. Чует сердце мое – Грютинг утек недалече. Черная злоба глаза ему застилает…
– И рудой им она отольется. Дозволь выполнять?
- Иди, Бьорн. И пусть будет с тобой мудрость Видара и Фрейра…

Саросберг

Халльвард взял протянутый ему кинжал, сделал шаг вперед и остановился на месте. Убить человека? Уж не ослышался ли он?
Кажется, совсем еще недавно он был всего лишь мальчишкой-знаменосцем, которого отец взял с собой на битву только лишь для того, чтобы сын посмотрел и узнал, что такое бой. Но сейчас Халльвард уже воин конунга Харальда, он принес клятву, и не имеет права нарушить ее.
"Ты - воин", так говорил ему отец. Но почему, почему он не сказал, что воин - всегда убийца? Почему не рассказал, как тяжело поднять кинжал и вонзить его в человеческую плоть? "Я не смогу", подумал Халльвард. "Один, помоги мне!"
Сигтрюгг не понимал, почему брат его медлит. Халльвард стоял к нему спиной, и он не мог видеть выражения его лица...а на лице того читался едва ли не страх.
Рыжебородый стоял на коленях, связанный, но несмотря на это, весь вид его говорил о том, что он убьет любого, кто осмелится подойти. И все же Халльвард пошел вперед, подгоняемый внимательными взглядами Торлейва и Асгаута. "И как можно убить безоружного?", думал Халльвард. Рука его, сжимавшая кинжал, начала дрожать.
- Ну что, убьешь меня, щенок? - хрипло прошептал мужчина. - По глазам вижу, впервые оружие держишь...давай, подходи...попробуй!
Халльвард стоял совсем близко к нему, и только поэтому мог расслышать слова рыжебородого. Остальные же начали перглядываться.
- Что он говорит ему, Торлейв? - нахмурившись, спросил у жреца Асгаут. Тот лишь покачал головой и еще пристальнее стал смотреть на мальчика и мужчину, которого тот должен был убить.
Халльвард стоял спиной ко всем остальным, пленник же, наоборот, лицом, и Халльвард частично загораживал его от остальных. За спиной рыжебородого никого не было, поэтому никто не увидел, что мужчине удалось ослабить веревку...
- И ты думаешь, я собираюсь погибнуть от твоей руки, предатель, жалкий выродок? - Халльвард уже занес было кинжал, как пленник вдруг набросился на него.
Сигтрюгг, следивший за братом, не отрывая глаз, бросился вперед, но Асгаут, стоявший рядом, удержал его.
- Стой на месте! - осадил мальчишку ярл.
- Он же убьет его! - воскликнул Сигтрюгг.
- Вот и увидим...
Халльвард почувствовал, как стальные пальцы, сжимаются на его горле. Воину ничего не стоило повалить юнца на землю, и теперь, глядя в его налитые кровью глаза, Халльвард впервые ощутил дыхание смерти. Но кинжал все еще был у него в руке: каким-то чудом он не выронил оружие. Собрав все оставшиеся силы, Халльвард воткнул кинжал в тело воина, наугад. Он надеялся, что хотя бы причинит боль пленнику, и тот ослабит хватку. Но боги были на стороне сына Вебьерна в тот день.
Сигтрюгг увидел, как рыжебородый внезапно застонал и обмяк. Халльвард выбрался из-под неподвижного уже тела, лицо его было белее снега.
Рыжебородый лежал на спине, распростав руки. Кинжал вошел точно в сердце, по самую рукоять. Халльвард вытащил его; темное пятно начало расплываться на одежде убитого. Юноша подошел к Торлейву и протянул ему кинжал.
- Я сделал...я убил. Я убил его.

Торлейв смерил юнца презрительным взглядом. Затем улыбнулся, и положил руку ему на плечо.
- Что же, теперь я вижу, что исполнил ты свою клятву, Халльвард. Ты свершил то, что тебе должно было, и теперь будешь хорошим викингом. Но впредь, если собрался кого-то убить, не раздумывай - иначе убьют тебя. Или ты, или тебя - ты меня понял?
Халльвард кивнул. Его руки все еще тряслись, а лицо оставалось бледным.
- Привыкнешь, сказал жрец - ибо первое что должен уметь воин - убивать, притом убивать быстро. Добро пожаловать в дружину Харальда коннунга, Халльвард- хёльд. С этого момента ты и твои гридни служат Харальду. Удача его велика, и милостью богов он обласкан, и если покажете верность и проявите усердие служа ему, то тоже прославитесь и разбогатеете.

После принесения клятвы.

- Я знаю, - Сигтрюгг заглянул Халльварду в глаза.
Они сидели на каком-то бревне, валяющемся во дворе у сарая, который теперь был уже не бараком для пленников, а местом, где новопринятые воины Харальда будут коротать свободное время и недолгие часы сна.
- Я знаю, что ты чувствуешь. По глазам вижу.
Дружина - те самые бывшие пленные - переговаривались внутри; дверь была приоткрыта, обрывки слов долетали до братьев, но старший не обращал на них внимания, хотя речь шла о нем. И о том, что едва произошло. "Случайность", "совпадение", "знак свыше", "будущий воитель"...Слишком разные слова, чтобы быть произнесенными в одно и то же время.
- Скажи хоть что-нибудь, Халльвард.
- Из меня как будто душу вынули, - прошептал Халльвард, сжимая в руке тонкий прутик, подобранный на земле. - Я ощутил, как из человека выходит жизнь. И тебе однажды тоже придется это испытать. Даже думать об этом не хочется.
- Дорога воина должна где-то начинаться, - пожал плечами Сигтрюгг.
Он относился к этому много проще - то ли потому, что был моложе, то ли потому, что принимал судьбу, не раздумывая.
- Ты прав, - Халльвард резким движением выпрямился, сломал прутик пополам и отбросил веточки на землю. - Это только начало.
"Он даже улыбнулся", заметил Сигтрюгг.

Вечером они получали оружие и броню у Асгаута.
- Шлемов на всех не хватит, - разводил руками ярл, - но уж берите, что есть. Щитов и того меньше, битые почти все, ну да ничего.
Парень с разбитой губой уже ловко перекидывал топор из одной руки в другую, а Сигтрюгг и Халльвард все разглядывали доставшееся им оружие - младший получил лук, а старший - лангсакс, длинный боевой нож.
- Что, непривычно оружие-то в руках держать? - усмехнулся Асгаут. - Вот и идите во двор, попробуйте, каково.
Братья вышли, с ними и некоторые воины. Двое устроили потешный бой на мечах, так, что все остальные хохотали, хлопая друг друга по плечам. После всего, что они испытали в плену (а чего стоят одни мысли плененного берсерка!), к ним определенно возвращался боевой настрой.
Прислонившись к дверному косяку, Халльвард только наблюдал: испытать оружие он всегда успеет...А вот Сигтрюгг всерьез решил опробовать свой лук.
Натянуть тетиву ему было немного сложно: лук был рассчитан на мужчину, а не на мальчика. Но наложенная стрела все же сорвалась с тетивы и попала точно в ствол старого дерева, росшего у сарая.
- Попал! - Сигтрюгг был так удивлен, что Халльвард едва сдержался, чтобы не рассмеяться.
"Пожалуй, толк из них выйдет", мимоходом подумал Асгаут, наблюдая за братьями.

Хардаланд с Темной Госпожой
Гюда блаженно потянулась в кровати, отгоняя последние остатки сновидений. Пересекая порог между миром грёз и пока ещё зыбкой реальностью, сны незаметно улетучились, не оставив в памяти ничего кроме сладостного ощущения происходившего.
После непродолжительных и бесполезных попыток вспомнить увиденное, девушка нехотя откинула одеяло и ступила босыми ногами на холодный
пол.
Солнце уже давно взошло, заливая комнату ярко-золотистым светом через открытые ставни. Не собираясь оповещать домашних о пробуждении,
а следовательно продолжении ежедневных рутинных занятий, девушка измерила шагами комнату от окна до двери и обратно, пытаясь ступать по
вытянувшемуся лучику. Наконец, остановившись у двери, она собралась кликнуть служанку, но в последний момент, услышав конское ржание и
громкие голоса людей со двора, влекомая любопытством, направилась к окну.
Во дворе же тем временем было не по времени людно - помимо челяди, появились воины, напряженные и готовые по первому приказу старшего
обнажить клинки, несомненно, заняли свои места и лучники, уже натянувшие тугие тетивы.
Ворота медленно распахнулись, пропуская отряд в десять человек с черным волком на стяге, да белым флагом поверх него - посланцы от
агдирского конунга, во главе со знатным ярлом - не иначе, если судить по дорогим доспехам и плащу, подбитому соболиным мехом.
Редкие гости в доме Хардаландского владыки, да и путь явно проделали неблизкий и опасный.
Но вот всадники спешились, передавая коней слугам, да оставив двоих молодых гридей приглядывать за ними, и направились ко входу, а на
крыльце уже появился сам конунг Эйрик в торжественном облачении. Знамо - весть о непрошенных гостях он давно получил, да
ожидал их, желая узнать, чего же хотел агдирский мальчишка-конунг.
- Здрав буде, владыка могучий, - произнес агдирский ярл, и хотя были в его словах уважение и почтение, не совершил он поклона перед
старшим как по годам, так и по положению. - Из дальних земель к тебе слова конунга своего несем.
- То вижу я, воины славные, - отвечал Эйрик, и в каждом слове его чувствовалась уверенность и превосходство. Должны были гости понять,
что в этих краях он владыка безраздельный и всемогущий.
Глядя во двор, Гюда перестала даже дышать, страшась упустить хоть одно слово, доносившееся со двора и одновременно боясь быть замеченной.
Цель визита посланцев была загадкой, требующей немедленного решения. Через мгновение дверь распахнулась, впуская не вовремя вошедшую служанку.
- Госпожа, вы же простудись. Да и сраму не оберёшься, увидь вас кто в таком виде.
Девушка лишь досадливо отмахнулась рукой.
- А знаешь что, беги-ка туда. Разузнай, кто такие и зачем явились. Потом мне доложишь.
- Уж не знаю кто, но матушка просила вас принарядить да не велеть спускаться раньше времени.
- Сама оденусь, беги уже. Да без вестей возвращаться ко мне не смей! - последние слова Гюда произнесла, вытолкав её за дверь и разворачивая
выхваченные из рук наряды.

- Проходите же, будьте гостями, - произнес тем временем конунг, приглашая агдирцев в усадьбу. - Не гоже достойным мужам во дворе беседу вести.
Тем самым вновь показал он, что не страшится в своих владениях ничего, однако же, оружие пришлось им отдать гриндям Эйрика, прежде чем порог дома конунжего переступить, и было видно, что молодые воины чувствуют себя неуютно без верных мечей и топоров, но бывалые викинги, а среди них и начальствующий над чужаками, держались уверенно, как и подобает посланцам властителя.
Вскоре прошли они в освещенную гридницу, где слуги уже накрывали стол - не поскупился на яства Эйрик конунг, желал показать, что во всем есть
достаток у Хардаланда. Сели гости по одну сторону стола, а ярлы да приближенные конунга - по другую, как было заповедано, во главе же сам конунг разместился, и велел налить всем по хмельному кубку, прежде чем беседу начать. Догадывался Эйрик, что не спроста прибыли к нему гости, не ради разговора пустого путь держали через земли враждебных Агдиру властителей, но предоставил им самим рассказать о цели визита.
- Имя мое Асбъерн ярл, - начал посланец, поставив опустевший кубок на стол. - Служу я конунгу агдирскому Харальду, как раньше служил отцу
его могучему Хальвдану Черному.
- Приятно мне видеть воителя столь прославленного и грозного, - с великодушной улыбкой отвечал Эйрик, с одной стороны признавая заслуги Асбьерна, а с другой словно показывая, что в его дружине таких воев немало. - С какими же словами послал тебя твой властитель?
Сейя деловито сновала вокруг стула, желая во всём угодить гостям, а заодно разведать вести для своей юной госпожи. Все слуги были опрошены, но никто и ведать не ведал цели прибытия гостей. Ни словом не обмолвились гости между собой. Ни конюхи, отводившие лошадей, ни забиравшие мечи, ни провожатые не услышали и намёка. Величественно и властно держались гости. Конунг же, не уступая, не торопился с вопросами, чинно позволяя гостям отведать яств.
Но вот настала минута, начали мужи речи вести. Позабыв про обязанности, замерла служанка, стремясь запомнить в точности каждое произнесённое слово.

Рассматривая себя в новом наряде, Гюда вся извертелась, поправляя малейшие складки, собиравшиеся на пышном нежно-фиолетовом платье. Ожидание казалось
неимоверно долгим. Пока отец вкушал за одним столом с гостями. Её же никто так и не удосужился просветить, заставляя умирать одну от любопытства.
Во дворе никого не осталось. Лишь слуги с повседневными заботами сновали по своим делам, негромко обсуждая заезжих, как некую диковинку, не так часто удающуюся встретить.

- Прослышал Харальд Хальвдансон, что есть у тебя, владыка, дочь красотою славная во всех землях северных, - ответствовал ярл Асбъерн, глядя прямо в глаза конунгу. - Много добра и Агдиру, и Хардаланду принесла бы их женитьба. Харальд конунг молод, но уже успел в битве одолеть Гандальва Серого, - многие подвиги юного конунга перечислил Асбьерн, поведал и о поединке с Хаки, и о милости своего господина, и о силе войска его, и богатстве земли агдирской. - Свою дружбу предлагает тебе Харальд, владыка Эйрик, - завершил рассказ Асбьерн. - Коли отдашь ему дочь свою в жены, станет она владетельницей большой державы, славной кюной, а тебя Харальд готов тогда отцом назвать. Буде объединятся Агдир и Хардаланд, разве достанет у врагов сил что худое против вас измыслить?
Призадумался Эйрик - вот так просто отдать любимую дочь, его бесценное сокровище агдирскому юнцу? Не склонен был конунг принимать необдуманные решения, для него дочь дороже владений и злата была - а потому хотел он знать, как ласково будет с ней Харальд обращаться. Добро бы, был он зрелым мужем, уже жен имеющим - тогда на их примере все видно бы было, но едва получивший власть мальчишка, да еще окруженный врагами со всех сторон - разве мог он быть хорошим мужем Гюде, если ни разу не видел ее? Разве мог он быть добрым союзником Хардаланду, если сам вот-вот лишится всего? С другой стороны - Хальвдан тоже в юные годы власти не имел и свое царство своим же клинком создал, а подле Харальда верные дружинники его отца - воины в боях закаленные. Эх, знать бы, чем противостояние юнца с Гандальвом завершиться? Одна битва - еще не вся война, а супротив Серого конунга идти Эйрик не желал - слишком близко Альвхеймар находился, чтобы с судьбой играть. Выждать следовало, посмотреть, что по весне будет, а потом уже принимать решение.
- Хороши слова Харальда, - промолвил Эйрик. - Да только не желаю я дочь свою неволить. Эй, Сейя! Хвати уже у стола вится, иди, позови Гюду, пусть ответит гостям люб ли ей Харальд Агдирский!

Близ усадьбы Хрингисакр. Объединенное войско союзников. Гандальв. с Дарклайт

После нескольких дней пути, проделанного викингами так, будто за ними гнались все темные альвы во главе и любимыми порождениями Локи, союзники подошли к границе владений конунгов Хейдмерка. Однако, ученые горьким опытом. Сразу в усадьбу не кинулись, выслав вперед соглядатаев. Посмотреть чего, или послушать. Сейчас Гандальв альвхеймерский сожалел, что не озаботился задружиться с местным людом – от них было бы больше толка в дознании, да и ходили бы они по родным землям шустрее чужаков. Конечно, можно было взять какого мужика из деревни, да вместе с семьей.. для родной крови что хочешь поделаешь, а не только сбегаешь в дозор до усадьбы… однако же, конунг и сам понимал, что с жертвами своими богам зашел он далече. Пусть вои простые славят пролитую кровь – Гандальв предпочел бы видеть тех бондов под своими знаменами. Коли не вышло – незачем им жить, рать Харальдову умножая, но все ж стал серый конунг умнее да осмотрительнее. Злобу в душе до поры затаил, союзникам да гридням своим лишь улыбки являя. Однако, все это время. И в седле, и на лавке и перед рогом хмельным ум его грызла единая мысль – победить Харальда. В итоге к тому моменту, как впереди показались крыши Хрингисакра, замысел владыки альвхеймерского уже ясно сложился и детали какие-то приобрел. Так что ныне он, чуть не впервые с Вильгуменака, ждал вестей в неподдельно хорошем расположении духа.
Посланные в дозор гридни принесли странную новость: мол, на подходе к усадьбе есть особо много лишнего народа, вплоть до небольшой дружины, причем стоят они там без боязни… да еще и пируют к тому же.
Конунги переглянулись – и решили ближе идти, благо силы их объединенные позволяли по лесу от врага ныне не хорониться. Впрочем, сегодня того и не требовалось: засевшие в усадьбе своего стяга не прятали, и радостью наполнились сердца всех союзников. Удивил снова Гудбранд-хевдинг соседей своих родовитых, вперед всех усадьбу облюбовал и столы уж накрыл...
Нахмурился малость Фроди, и тому причина была - все же не Гудбранда то земля, а его - и вот стоило ненадолго ее покинуть, как уже сосед себя полным хозяином возомнил. Конечно, был Гудбранд союзником близким и отцу его, и ему с братом, но кто ему право давал по чужим усадьбам ходить с дружиной немалой, покуда хозяева в гости не позвали? Однако скрыл подобные мысли конунг, благодушную улыбку на лицо натянул.
Рядом улыбался в бороду Гримкиль - вот уж кто был доволен стечением обстоятельств и уже сейчас считал дни до своего возвращения в Хрингарику. Триумфального возвращения. А подле него на могучем жеребце гарцевал Ахти, которому не терпелось поговорить с отцом, но он не хотел проявить неуважение к союзникам и попасть в усадьбу раньше них.
Медленно Конунги приближались к воротам, а увидевшие их гридни спешно открывали створки.
Гандальв Серый ехал молча, постановив для себя сперва осмотреться на месте, а после судить да рядить. Многих мужей поражение разуму не учит. Конунг Альвхеймера. хоть и зол был как ледяной великан, все же разум за яростью не утратил.
Едва заметив коренастую фигуру на крыльце, Ахти спешился, припадая на колено и опустив голову, приветствуя властного хевдинга. Гудбранд двигался на встречу союзникам нарочито медленно, словно бы был он уже немощным старцем, а не могучим воином, о котором и по сей день скальды складывали длинные саги. Хевдинг опирался на резную трость, привезенную ему сыном из самого Миклагарда - пожалуй эта трость была единственной вещью, которая напоминала Гудбранду о сыне, убитом Хальвданом Черным. В отличие от воинов, окружавших его, сам старик не имел при себе оружия, но видно было по его движениям - медленным и уверенным, что силы в его руках хватит удушить медведя. - Приветствую вас, храбрые братья Эйстенсоны, и тебя славный Гандальв Альвхеймарский, и тебя Гримкиль, - и видно было, что если к братьям он обратился с некоей насмешкой, а к Гримкелю так и вовсе с презрением, то Гандальва приветствовал хевдинг с уважением в голосе.
- И тебе славного здравия, Гудбранд-хевдинг, - первым молвил Гандальв по праву сильнейшего, да и по праву старшинства. Многие младые вои робели перед Гудбрандом, но конунг альвхеймерский в жизни немало людей повидал, да и сам ох как не прост порою оказывался. Хотя на сей раз и его пожелания были искренни: хоть и не конунжьего рода был этот хевдинг, но слава дел его по всем землям звенела. С таким за столом пировать - честь, да и братом назвать - не убыток.
Приветствовали Гудбранда и другие конунги по старшинству, и последним среди них был Гримкиль, как слабейший, да и не слишком славный ратными делами. Одноглазый конунг, тем не менее, дольше других распылялся в пожелания могучему Гудбранду, что вызвало у хевдинга снисходительную улыбку, спрятавшуюся в густой бороде - этот уже принадлежал ему, так же как и десятки других ярлов и конунгов.

(совместно с Тельтиаром)
После принесения жертв вожди собрались на совещание. Гутхорм настаивал на том, чтобы дождаться утра, и обложить усадьбу, Харек настаивал на ночном штурме.
- Нас больше тысячи, а усадьба рне слишком крупная. - настаивал Харек. - Если осторожно подойдем к стенам со всех сторон и сделаем оцепление, чтобы никто не выскользнул, мы ее сходу возьмем.
- Не годится так воевать - возражал Гутхорм. - Может еще сдаться надумают.
- Не надумают. - возразил ему Альвхейм. - Они теперь посмле Раумаики будут драться как загнанные звери - это же их земля. Я понимаю что хочется тебе сберечь жизни хирдманов, но тут не выйдет. Придется биться, и выбирать не приходится. Врагов всееще больше чем нас... Если дать им возможность поднять тревогу и собрнать все войско - нам их не осилить... Нас просто числом задавят...

С этим было не поспорить, то и Гутхорм ярл понимал, и другие вожди, что на совет собрались - следовало штурм начинать, пока петухи не пропели. Все же - эта усадьба, по словам финнов была единственной на их пути - дальше лес, и войско вражее, к Гудбрандсдалиру идущее. Коли взять ее сходу - то не сложно будет Гандальва догнать.
На том и порешили, что с запада, да юга люди Харека пойдут, с востока воины Гутхорма, а с севера - Альхеймовы гриди.

Шли молча, прикрывая факелы тряпьем со стороны усадьбы, прячась в тени деревьев. Впереди шли финны, обвязавшие свои снегоступы тряпьем, чтобы не скрипели на подтаявшем а затем подмерзшем насте.

Воины долго обступали усадьбу, смыкая кольцо - и потому, когда прозвучал сигнал к атаке - уже начало светать. Просвистели стрелы, вонзаясь стажей на частоколе, ударил в ворота таран, закидывали веревки с крючьями викинги и ирландцы, а воины Хейдмерка, еще не успевшие придти в себя, появлялись на пороге, едва ли облаченные в бронь и достойно вооруженные. Никто из них не ждал нападения.

Один за другим воины перепрыгивали через частокол. Почти сразу же створки ворот рухнули под ударами тарана. Хейдемарцы, в беспорядке выбежавшие на улицу, были быстро оттесенены, и оставив половину своих воинов убитыми и ранеными на снегу и спрятались в домах. Раги-хёвдинг отступил с остатками дружины в Дом Старейшин, забарикадировав двери скамьями. В агдирцев из-за оконных отверстий полетели стрелы.
- Хватит с ними церемониться! Поджигайте гридницу, и дело с концом! - крикнул Альвхейм.
Воины уже тащили охапки хвороста, и обкладывали большой дом.
- Эй, -крикнул Гутхорм - выводите женщин и детей! Хватит прятаться за стенами, как последние трусы ! Выходите и умрите как мужчины или сдавайтесь!

- Чтобы вы нас перебили?! - Донеслось из дома, а затем вновь полетели стрелы. Казалось, стреляли все, кто был в усадьбе - даже женщины и дети.
Гутхорм прокашляля и прокричал в ответ:
- Мы воюем не с вами, а с братьями Эйстенсонами. Вам всем будет дарована жизнь, и ваше имущество никто не тронет, если вы присягнете Харальду коннунгу.
- Присягать какому-то мальчишке внуку мужеубийцы и сыну братоубийцы? -послышался голос хёвдинга - Ну уж нет, лучше смерть,чем такое бесчестье!
- Ты это сказал сам или от имени всех людей? -спросил Гутхорм.
- Люди меня выбрали, чтобы я говорил от их имени. И сейчас я говорю от имени всех. Тут все жители селения, от младенцев до стариков, и все умрут проклиная вас!
Поджигайте - крикнул Альвхейм. Сухое дерево загорелось быстро, потянуло едким дымом, и языки пламени стали быстро лизать бревна стены. Завопили женщины, заплакали дети. Внутри дома послышалась ожесточенная ругань.
Возле дверей слышалась ожесточенная возня - кто-то пытался оттащить от дверей скамьи, а кто-то пытался этому помешать, перепалка переросла в нешуточную драку. И вот уже некотореы люди начали выпрыгивать в окно. Несоклько воинов бросились на них с мечами и топорами, но послышался грозный оклик Гутхорма
- Тех кто без оружия не трогать! убивать тех, у кого в руках оружие. Безоружные пусть идут восвояси. Рабы нам самим тут нужны будут!
Двоих работников успели проткнуть мечами, прежде чем до разгоряченных битвой воинов дошел приказ вождя.
Внезапно парадные двери Большого Дома распахнулись настежь, а на пороге возник работник могучего сложения. В руках он держал отрубленную голову Хаги - хёвдинга.

Не убивайте! - закричал он. - Мы сдаемся на милость конунга Харальда!
- Бросайте оружие и выходите во двор! - Скомандовал Гутхорм, глядя на убийцу хевдинга. Пожалуй так даже лучше, если рабы сами перебили своих господ - меньше погибнет агдирцев.
- Он хотел умереть, а мы хотим жить! - проговорил раб, бросая голову под ноги Гутхорму.
Тем временем огон уже всерьез принялся за стены.
Вскоре перепуганные люди стали выбираться из дома через окна и дверные проемы. Судя по всему, как только запахло дымом, весь пыл жителей усадьбы куда-то улетучился - одно дело бахвальство и бравады, а другое когда умирать нужно по-настоящему, в общем большом костре.
Прошло не так много времени, и победители смогли лицезреть около сотни пленников - женщин, детей, воинов, выглядевших жалкими и испуганными. Гутхорм что-то хотел сказать, но вперед вышел Альхейм ярл, вскинувший руку, и прокричал:
- Лучники, перебейте их всех! - Десятки стрел сорвались одновременно, вгрызаясь в незащищенные тела, а ярл уже вполголоса добавил: - Не хочу, чтобы какой-нибудь пес убежал и предупредил Фроди Эйстенсона, а их клятвам у меня веры нет.
- Ты... - Гутхорм кипел от ярости. - Отродье Локи! Я давал им свое слово! Я, а не ты! И ты выставил меня лжецом!

- Прекратить стрелять! - крикнул Харек, вытаскивая меч. Лучники тут же встали как вкопанные, не зная что им делать дальше.
Ярл спокойно взирал на разъярившегося дядю конунга, изредка бросая взгляд на умирающих Хейдмеркцев. Стрельба тут же прекратилась, хотя хейдмеркцам и без того было достаточно.
- Ты готов поставить свое слово против успеха всей нашей войны, храбрый Гутхорм?
- Я готов всегда держать слово, и никогда не даю его попусту! И я не потерплю, чтобы такие выскочки как ты втаптывали мою честь в грязь! Ты мне за это ответишь! Эти люди сдались под мое слово! А ты их убил! И ты за это сейчас ответишь! -Гутхорм вытащил свой меч и двинулся на Альвхейма
- Я не буду драться с тобой, Гутхорм, - проскрежетал ярл. - Один свидетель - у нас и без этого достаточно врагов!
- Нет, будешь! - прорычал Гутхорм - У нас итак много врагов, и ты создашь их еще больше! если не оставлять людям надежды на жизнь, то они будут драться за свою жизнь, и много мы так навоюем? ты хочешь чтобы твои воны каждую деревеньку брали штурмом и устилали своими телами каждый хутор? так будет, если ты и дальше будешь здесь командовать! А пока здесь командую я именем сына моей сестры! Эти люди сдались на милость Харальда и согласились быть его людьми! А ты выставил своего конунга клятвоприступником, и за это ты должен понести наказание!
- Опомнись, эти же люди клялись в верности Фроди Эйстенсону, а потом зарезали собственного же хевдинга! - Пальцы ярла нервно сжимали рукоять меча, однако вступать в бой с хрингарийским берсерком он боялся. - Разве можно было верить их словам? Стоило бы нам только ослабить бдительность - и они ударили бы нам в спину, или чего доброго послали бы гонца к своему конунгу. Думаешь у нас достанет людей воевать со всей хедмерской ратью?
- Мне очень жаль Гутхорм, произнес Харек хриплым голосом, кладя руку на плечо Гутхорму, - но на этот раз он говорит правду, хоть и поступок его бесчестный.
Всех этих связать. Отправим их в Раумарики. Там нужны будут их рабочие руки после того как Эйстенсоны поублажали там богов. Оставлять их здесь мы не можем. Но пусть это будет нам всем уроком. В походе должен быть один вождь. А впредь, Альвхейм, заруби себе на носу, что бондов следует оставлять в живых - Гутхорм мудро судит, что если не будет у людей надежды на спасение, то тем паче они будут биться, и тем больше воинов наших падет в чужой земле...
Альвхейм заскрипел зубами, переводя взгляд то на Гутхорма, то на Харека, но промолчал. Тем временем воины деловито связывали оставшихся в живых жителей хутора. Из воинов, защищавших хуторов, не уцелело и десятка. Из жителей селения уцелели примерно половина. Теперь Альвхейму пришлось выделять десяток своих людей из числа раненых, чтобы конвоировать пленников и своих тежело раненых товарищей в Саросберг. Огонь пришлось спешно потушить, чтобы не дать разгореться пожару - огонь пожарища могли заметить издали...
От греха подальше всем воинам пришлось покинуть обезлюдевшую усадьбу и уйти снова в лес, а не остаться отсыпаься в теплых домах -все равно мест на всех в усадьбе не хватало...
К полудню уставшие после ночной схватки воины наконец рсположились лагерем в лесу. До Хригнисакра было еще два дня пути...

Грютинг, хозяин Оркдаля
Близ границ владений Хакона

Грютинг молчал, равно как и его воины, что тянулись унылой колонной позади конунга. Торстейн, сглотнув, подъехал к предводителю, но решился заговорить не сразу, поначалу просто поравнявшись с конунгом.
- Владыка... - наконец, проговорил воин, пытаясь что-то высказать.
- Езжай вперед, Торстейн, - перебил его Грютинг спокойным, будто бы неживым голосом. Такой голос мог быть у обнаженного клинка, который звенит металлом и просится в бой. - Езжай вперед, возьми с собой запасного коня. Чтобы к моему приезду, вся дружина была в начищенных доспехах и готовая к походу.
- Разумно ли это, владыка?.. - прошептал Торстейн. - Вы видели войско Хакона, эти головорезы так просто под топор не полезут, а наша...
Рука Грютинга, до этого лежавшая на шее коня, взметнулась и ухватила Торстейна за бороду, притягивая к себе:
- Спорить вздумал? - прошипел конунг. - В конунги наметился? Что тебе Хакон пообещал? Титул? Земли? Золото?
- Владыка... - прохрипел Торстейн, пытаясь отстраниться. - Я...
Рука Грютинга выпустила бороду воина, и тот резко отдалился, чуть не свалившись с лошади.
- Я сказал - езжай вперед! Мы встанем лагерем здесь. Хакон знает, что я приду, и его разведчики вряд ли заберутся так далеко. А если заберутся - так мы отдыхаем, не легкое это дело по северным землял ездить. Но чтобы дружина пришла в кратчайшие сроки! Понял, Торстейн?!
Воин кивнул, разглаживая светлую бороду:
- Понял, владыка.
Он не добавил, что видит эту идею самой глупой выходкой Грютинга, у которого гордость затмила разум.

Хрингисакр. Совет Конунгов с Дарклайт

Хрингисакр. Совет Конунгов с Дарклайт

После приветствий, по обычаю положенных, пригласил Губранд гостей к столу. - Не серчай, конунг, - молвил он насупившемуся было Фроди.
- Что земли твои тут - ведаю, да и на волю излишнюю не претендую, однако ж я первый на встречу пришел и не мудро было бы ждать вас с пустыми желудками. Тем боле, что не вороги мы, чтоб меж собою чиниться. Твой род выше, да годами я старше, так что - без обид.
Гандальв на то улыбнулся в усы - мудр сосед оказался, мог бы и приневолить юнца - у того силушки мало супротив Гудбранда идти, ан нет, все по чести рассудил да пояснил без обиды. Может, Фроди то и не любо, а молчать ныне придется.
Разместились воины за столами - конунги да ярлы за одним (а привел с собой Гудбранд немало вассалов знатных), хирдманны за другими, и каждому угощения хватило. Слуги только и успевали, что подносить яства, да подливать хмельной браги в кубки и рога.
Наконец, едва лишь утолили голод свой прибывшие, перешел к беседе Гудбранд, ибо не желал терять время попусту, покуда воины веселятся - конунгам должно дела державные решать.
- Прослышал я о битвах ваших, и не скрою - удивлен чрезмерно, что волчонок, едва когти отрастивший сумел вас так потрепать, - начал хевдинг.
- На все воля богов, - мрачно ответствовал Гандальв, - Однако же плох воин тот, кто ворога недооценивает. Харальд, может, и млад, да дядя его давно из пеленок вырос и не потешным мечом ныне играется. Кроме того Хальвдан - да замерзнуть ему в Хель во владениях! - с благородными был на ножах, а средь простых ярлов да гридней друзей все же сыскать себе сдюжил. Харек волк ныне под его стягом, да и Эйнар, говаривают, воротился сюда из чужбины. Не стоит того сын братоубийцы - да вот сердцам воев то не прикажешь. Мыслю я - покажет еще конунг свое гнилое нутро сим воителям, но нам от того проку мало.
- Вероотступники, разбойники и чужеземцы - вот с каким войском пришли ярлы Харальда, - добавил сквозь зубы Фроди, вспоминая о своих поражениях в Раумарики.
- Вижу я, каких воинов под стяги свои собрал щенок Хальвдана, - покачал головой Гудбранд. - Да только много ли проку от люда разбойного в битве с мужами ратными? Ты, Гримкель, как известно мне, лучшую дружину Гутхорма в Хрингарики потрепал так, что в годы ближайшие он не оправится - да и Харек всегда был лишь правой рукой своего конунга, сам он не предводитель.
- Однако же, будем честны - ныне везет Харальду в битвах немеренно, снова взял слово Гандальв. - Сам я дивлюсь: вроде и силы мои были больше, и опыт богаче.. да и правда, как не тяни - на моей стороне, а асы так странно наш спор рассудили. Конечно, едва ли стоит пенять на богов, коль руки кривые да ум короток. Знаю я, Гудбранд, что поражения ты моею виной почитаешь. Может, и повинен я. В том, что сын мой единственный трусом родился, да в том. что муж смертный - не бог, чтоб в местах нескольких быть. Да разговор тот пустой. Прошлые ошибки хороши в научении, но думать надо о будущем.
- До сей поры все вы поодиночке с Харальдом совладать пытались, оттого и поражения ваши, что не было согласия в делах ратных, - хевдинг провел ладонью по окладистой бороде, переводя суровый взгляд то на Эйстенсонов, то на Гримкиля, то вновь на Гандальва. - Следует нам всем вместе этого щенка проучить за дела былые и обиды старые, да для нашего же спокойствия в грядущем.
- Дело ты молвишь, хевдинг, славный победами, - ответил владыка Альвхеймара.
- Оттого и победы мои славные, что не даю гневу рассудок застить, - словно поучающе произнес Гудбранд, хотя сам он был лишь на год-другой старше Гандальва. - След нам нынче же все разногласия меж нами разрешить, дабы потом от общего дела не отвлекали.
Ясно было что то за разногласия. Силы соединить да воев всех вместе построить - дело нехитрое. А вот вопросы с вождем - камень преткновения. Все конунги горды, едва ли кто голову склонит перед соседом. Один тут не битый Харальдом - Гудбранд, да где видано то, чтоб конунги под хевдингом худородным в битвы ходили! Понимал то Гандальв - да не спешил речи толкать. пусть соседушка скажет, что на уме. ныне уж не до жиру.
- Надобно нам не просто рать собрать, да на пролом идти, - продолжал Гудбранд. - А жалить Харальда по всем владениям его, ударами быстрыми и неотвратимыми, чтобы не знал он - куда дружину свою бросать, что защищать первее! Кусок за куском земли его отбирать, и затем лишь битву давать решающую, когда ослабнет и выдохнется.
Хевдинг перевел дух - возраст сказывался, не мог он уже с жаром речи гуторить без передышки.
- В том нам Сульки Роголандский поможет - пусть западный Агдир ему отойдет, но во многом он Харальда ослабит. А мы тем временем атакуем сызнова, едва лишь снега спадут - в Хрингарику, в Раумарики, в Вестфольд с Вингульмерком одновременно войдем. Начнет распылять силы щенок - раздавим! В единый кулак войска соберет - окружим да сомнем!
- Хитер ты, Гудбранд.Но ведь и я по плану тому же вону начинал. Ярлы Харальдовы не по заветам дедов наших воюют, привезли хитрости новые из чужеземщины. Может, то Белый бог их так учит - не знаю. Однако ж ты прав - чем сидеть тут, локти кусая, - лучше первыми нападать.
- От изменщиков честности ждать - что снега летом, нет у Агдира чести и не было. Любую подлость измыслят, такую, что нам, живущим по правде отцовой, и у ум не придет, - мрачен был Гандальв, но решителен. Едва ли отступит.
- Наслышан я о битвах твоих, Гандальв - сын тебя подвел, так то вина его и тех ярлов что при нем были, а то что в спину тебе враги ударили - не всегда же у Харальда свежие рати найдутся. Уверен я - истощен он поболе вашего, и новых воев в Агдире не соберет.
- Коль слышал ты о моих битвах, то и про измену людей моих слышал, - ответил Серый Конунг. - Хвала богам, сыну моему трусливому хоть умереть с честью воли хватило, а вот прочие щенки подкачали. Что ж за порода такая, Гудбранд? Видимо, Рагнарек и впрямь близок, что кровь викингов столь жиденькой стала? Не надобно харальду люда в Агдире сбирать - свои же вои на меня клинки обратят, по трусости да малодушию жизнь сберегая.
- От трусов на поле боя проку мало, Гандальв конунг - благодари асов, что малодушие их раскрылось, и ты можешь покарать их за измену. - Он вновь запустил пятерню в бороду, словно это помогало ему думу думать. - Есть у нас и еще вопрос нерешенный - земли след Харальдовы сейчас поделить, дабы потом разногласий не возникло.
- За спинами малодушных агдирцам хорошо прятаться, - возразил Гандальв соседу-хевдингу. - А ведь известно тебе, Гудбранд, что и стадо овец в страхе диков волков затоптать может. Однако, ничего тут не сделаешь... что до земли - мыслю я, победить сперва надобно. однако, коль речь ты завел - скажу, что не жаден. Вильгуменак вернуть - для меня дело чести, ибо не по правде Агдир им владеет, воровство то у рода моего и не более, остальное - меж вами делите. Я уж гуторил, что воюю из мести, а не серебра ради.
- Вингульмерк твой по праву, - согласился Гудбранд. - Раумарики же должна братьям Эйстенсонам отойти. Помню я те дни, когда еще молод был, Эйстен Могущественный, дед ваш, - обратился Гудбранд уже к Фроди и Хегни. - Той землей владел и в страхе жестоком народ держал.
Странный шепот по рядам пронесся - все помнили предания об конунге Эйстене, что имел славу великого колудна, финами взращенного. Подняли как-то в Раумарики мятеж, так Эйстен над ними пса своего посадил хевдингом, а пес тот разумом трех мудрейших жрецов обладал и жестокостью яростных берсерков. Тяжко жилось под гнетом Суора-пса в Раумарики, но боялись Эйстена и потому пса его в почете держали - на высоком престоле восседал Суор, в серебрянном ошейнике с гривнами златыми ходил - суд рядил, да на казнь обрекал. А после умер конунг и чары его рассеялись, а Раумарики вновь взбунтовалась.
- Что же до Хрингарики - Гримкиля то вотчина будет. Мне же многого не надобно - Вестфольд лишь возьму, - завершил деление хевдинг. - Или у вас, конунги славные иное мнение есть?
Гандальв с любопытством глянул на младших властителей. вот тут и узрееться их нутро, как на ладони. Знают ли меру, достаточно ли осмотрительны? Хорошо знать, с кем в поход ходишь - не дай Отец Битв недадедному щит свой доверить.
Молчали под тяжелым взглядом Гудбранда конунги, и молчание из понятно было - Фроди лишь из-за Раумарики войной пошел на Харальда, Гримкель же только за свою Хрингарики воевал с Гутхормом. Да и видя, что Гандальв не против решения такого, не желали они спорить.
- Вижу я, мудрые мужи собрались здесь!
- Не оскудела Норвегия храбрыми викингами! - подхватил Гандальв речи Гудбранда. Ныне они хорошо понимали друг друга, будто сам один их разумы слил воедино. - Да будет же так. как решили.
- У нас одна цель и один враг, - согласился хевдинг. - Будем же на рать собираться! Пока же стоит договор наш кубком браги скрепить!
- Что не слово - то злато, что не мысль - то дельная, - ответил альвхеймерец. - Клич слуг своих, соседушка. и выпьем по полному рогу за нашу будущую победу!

Хрингисакр. Конунги на пиру.

Совместно Тельтиар, Скальд и DL

Разговор конунгов завершился, и вои всех властителей собрались под одним кровом, дабы скрепить новоприобретенную дружбу да ратный союз совместною трапезой. Много речей говорилось в честь конунгов. Много рогов было осушено, много яств отведано. И немногие из перующих кроме стоящих на страже под конец удерживались на ногах. Гандальв Серый же не позволил себе расслабиться, да и Фроди-конунг особо еду да питье не налегал.
Зато не отходил от рога Гримкиль конунг, точно хотел горести свои в браге утопить. А подле него пили ярлы Гудбранда, споря - кто больше опустошит кубков, прежде чем захмелеет. Лишь Гудбранд сидел, точно волк среди овец, пристальным взглядом рассматривая каждого из гостей - вот Хегни, что пьет не пьянея, вот Ахти пожирающий уже третью курицу, рядом Вемунд, измазавший бороду в жиру, чуть дальше Лейф, едва держащийся на ногах, но готовый пустится в пляс - лишь бы дали музыку.
Странная улыбка скрывалась в густой бороде хевдинга. Он видел, что из всех, разве что Гандальв и Фроди не пригубили хмеля, всегда начеку - и то хорошо.
- Что скажешь, конунг храбрый, - обратился он к Фроди. - Любо тебе пиршество?
- Как не любо ему быть, коль сижу я за столом с такими мужами, - ответил старший из братьев-конунгов.
- Добро будет, когда мы такой же стол в Агдире накроем, - благодушно согласился Гудбранд. - Пока же, хочу я вас развлечь. Есть у меня скальд - что ни слово скажет, будто мед льется. Хочу я, чтобы он спел вам!
- Благодарим за заботу. - ответил Гандальв. - Муж, испивший крови Квасира - люб каждому из вождей, ибо все мы желаем слышать песни о своих деяниях рядом с хвалой битв наших предков. И, конечно, щедро отдарим сладкоголосого скальда за его висы. Зови своего умельца. Гудбранд!
- Эй молодцы, позовите Тормунда - скальда! - Приказал хевдинг.
Скрылись гридни за порогом, а после появились вновь - и следом за ними вошел еще один человек среднего роста (а потому едва ли по плечо ближним гридням Гудбранда), одетый в дорогие одежды. Он был крепок, плотно сложен, с наметившимся животом - знать неплохо кормился при хевдинге. На круглом лице его выделялись голубые глаза, цепко выхватывающие любые детали, на что бы он ни бросил взгляд, а так же неимоверно крупный рот - создавалось впечатление, что он постоянно смеется.
- О чем тебе спеть, Фрейр усадьбы, ясень пляски копий?
- Поведай нам, скальд, о подвигах давно ушедших дней, - произнес Гудбранд. - Потешь моих гостей своим пением.
И скальд запел густым, сильным басом, без страха смотря в глаза властителям:

Пышет прядь гривы Локки,
Подножье кроны трясется,
Взмывает язык зверя Сурта
До самого асов чертога.

Редкий решится вяз битвы
Губителя леса осилить,
Прыгать иль прямо проехать
Пляску светил Муспельхейма,

Ляжет, как вепрь моря
Перед дверями одлинга,
Жар пред ждущим славы,
На ком рдеет ратная сбруя!
Тот же кто жара страшится,
Тот будет добычей Сурта

- Славно поешь ты, сказитель, - молвил Серый конунг, поднимая рог в честь скальда. - Слышали мы про дела дней минувших... спой же теперь про грядущее.
- А то и было про грядущее, славный Ингви кроны ясеня, - с улыбкой отвечал скальд, и от улыбки его едва ли не все присутствующие смогли смех сдержать - столь потешно выглядел он в тот миг. - Видел я намедни сон... Вот и вспомнил древнюю песнь.
- И что же снилось тебе, скальд? - молвил Фроди. - Не то ли, как Отец Мудрости падал с мирового ясеня, обретя тайное знание?
Эйнстансону не нравились туманные речи и еще менее - непонятные уху воина намеки.
- Нет, славный Браги беседы лезвий, - не смотря на почтение и благодушие, блеск в глазах скальда выдавал издевку. Видимо ему нравилось обладать тайным от других знанием.
- Видимо, это мед поэзии дарует тебе дивные сны, - вмешался Гандальв. - Коли так, то проси милости асов, что расшифровать виденное, ибо короток ум человечий. Познав тайное, многие горят, как лучина, коли не готовы они к тому знанию. А то, что познал да не можешь истолковать - груз мертвый, не более.
- Видел я гриву Локи, что восходит по ветвям кроны этого раскидистого ясеня и пожирает жадными ртами змей Муспельхейма корни ветви и листья, - продолжал Тормунд.
- То есть закон жизни, - ответил конунг Альвхеймара.- Что из земли пришло в нее и вернется. Различен лишь срок. Много зим подгрызает дракон корень Мирового древа - да стоит оно и поныне.
- Говори проще, краснобай! - Прокричал Хегни, перебивая Гандальва. - У меня башка трещит, я не приучен угадывать твои кеннинги!
- Брат мой дело гуторит, - мрачно сверкнул очами Фроди. - Хорошо ты поешь, скальд, но не след так терпение конунгово испытывать.
- Ну, довольно речей, - молвил примиряюще Гудбранд. - Спой нам еще, мой сладкоголосый Тормунд.
- Да, спой! - Едва ворочая языком прикрикнул Гримкиль, оторвавшись от кубка.
- Но пой попонятнее, - влез младший из братьев Эйнстансонов
- Понятнее, что же, быть может действительно - понятнее вам будет не грядущее, что еще мутно, но дела былые, которые всем вам хорошо известны! - Произнес скальд и запел вновь:
В Хейдмерке конунгом,
Эйстейн Великий,
Финнов науку
Злую постигший,
Был. Тяжко бремя
Рабов Государя -
Земли Уппланда
Силою взял он!

Смерть непокорным,
Позор и страданья
Тем кто склонился
Принес Эйстен конунг,
Властитель Хейдмерка.
Пса или Тралла
Дал он на выбор
Людям Уппланда.

Люди избрали Суора,
Что волку подобный,
Верно служил
Своему господину.
Хитростью Финнов,
Да злым чародейством
Разум жрецов трех,
Псу был подарен...

Известную сагу на сей раз пел Тормунд - о покорении дедом Фроди Уппланда, да о том, как ненавидели его подданные и сгубить жаждали за его жестокость и злодеяния.
Потемнели лицом братья. Не только Фроди. но и Хегни - видать, почуял злость старшего хоть и не понял причины за хмелем. Гандальв наклонился к уху Гудбранда, и молвил ему тихо:
- Не знаю, хевдинг, чего желает твой скальд, но песни его опасно близки от обиды. Смотри, кабы гости твои не помыслили, что хозяин пира с певцом тем согласен. Ты на их землях. Уж этого было достаточно.

Лаял Суор лишь два слова,
Третье людской было речью,
Злобою черной исполнен,
Был этот пес хуже плети,
Ясеней копий отважных,
И седоусых дубов поля брани,
Он погубил своим лаем,
К дочери Локи отправил...

Вскинул руку Гудбранд, останавливая песнь скальда, на что тот скорчил явно недовольную мину.
- Сладко поешь ты, да деяния сии известны людям, - произнес он. - Неужели не можешь ты, лучший из моих певцов, чем-либо удивить добрых гостей?
- Отчего же, - с насмешливой улыбкой отвечал скальд. - Есть песня о ведьме коварной, ее не слышали вы:

Недолго печалилась ива обручий,
Отца благородного гибель,
Была ей не в тягость,
И ясень себе найдя в утешенье
Взрастила побег могучий
В древе стропила Эмблы.

Змеей на супружеском ложе,
Волка распри секир заманила,
На сходни, где подлым холопом,
Погублен даритель был злата.
И сына его ночью темной
Пойлом змеиным сгубила,

И вот уже два кургана,
Пред ведьминым высится домом,
И ведьмы отпрыск жестокий
Как волк готовы уже впиться
Любому в могучую глотку
Наследство отца отбирая,
Не ведая жалости братской.

Но отпрыск Ингви одаля
От гнева родни неблизкой
Бежал в море елок пушистых,
Законных владений лишенный
Проклятой ведьмы коварством
Скверной питья оскверненный,
Долго волченок скитался,
Без помощи и поддержки

Ведьмин щенок же вырос,
И за волчатами следом
На охоту пустился,
Рать к себе созывая.

В битве сошлись жестокой
Дятлов мечей пированья,
Вдоволь водою сердца
Насыщены были секиры.
Множество воинов славных
Дом обрели в Вальхалле,
Ныне грудастые девы
Медом их поят вседенно
И услаждают всенощно
Двух из троих детей волка.

: - Твоими б устами... - молвил Гандальв в ответ на песню. Теперь и он помрачнел - слишком очевидны были намеки в сей висе, видать, скальд решил пойти на поводу у недалеких слушателей и изложить все прямо
Однако ж веселье пира вышло загубленным безвозвратно: речи про смерть сыновей властитель Альвхеймера воспринимал без толики радости.
Хоть и не в чем ему прямо было винить певца - не грешил тот супротив правды, но... иные истины таковы. что уши закрыть хочется. да не сдюжишь. по всем скальд прошелся. каждого задел. кажись, только сам Гудбранд без висы остался.
Тормунд же, словно не обращая внимания на мрачность гостей Гудбрандовых, продолжал:
Третий щенок с помета
Силой был маломощный,
Битвы мужчин не сдюжил,
С поля сражения сгинул.

Ведьмину сыну невесту
Вмиг уступил малодушно,
Долго потом добирался
Лесом замерзшим в берлогу.

Годы прошли и снова
Волк на врага войною
Вышел чтоб ведьмина внука
Жизнь сгубить безвозвратно
Снова не сдюжил волчонок
Сечу с ведьминым внуком
Пал от стрелы своих гридней,
В ноги врага повалившись.

Все же он был хорошим скальдом: пение завораживало, незаметно стихли все хмельные разговоры и вои прислушивались, дыша в унисон. резкий звук заставил их вздрогнуть, будто пробуждаясь от чародейского сна. Гандальв Серый вскочил из-за стола, опрокинув кубок. Страшен был его взгляд, обращенный на скальда.
- Не знал я таких подробностей, певец, - воины альвхеймерского конунга от тона речи холодного потянулись к мечам да секирам.
Легкая усмешка пробежала по кривым, слишком пухлым губам Тормунда, но он все продолжал, словно не в силах остановится:

Волка же сын ведьмы старой
В Мидгард из Хель возвернувшись
В бегство неверные рати
Видом своим обративший,
Прочь отвратил и гнала
Ведьмина свора до леса.
И вот старый, волк маломощный
Помощи просит у вепря.
Топор свой поднять уж не может,
Без соседней подмоги,
Добрый Клинок ему в помощь,
Коли уж сам ослабел он.

- Спасибо за угощение, хевдинг. Ныне я сыт, - молвил Гандальв.
Следом за ним поднялся и Асгейр ярл, и злая гримаса была не его лице - точно верный пес своего господина, и на себя перенял он нанесенные конунгу обиды:

Где ж это видано, чтобы
Скальд рода вшивой собаки
Злата Дарителю слово злое
За словом лаял, и подлым
Пеньем своим еще горше
Оскорблял властелина?

Гнать того скальда в зашеи,
Всыпать плетей на конюшне!
То ведь не Бальдра мед сладкий,
А яд злого Локи струится
Из уст его мерзких и лживых!

Видно было, что желал ярл не столько наказать скальда, сколь одолеть его в поэтическом поединке, и показать, что как слагатель вис из Тормунда ничтожный.
Скальд стоял слегка понурив голову и потупив взор, и сжимая в руке арфу. Даже в такой скользкой ситуации Тормунд умудрился скорчить уморительную гримасу. что сидевшие за столом женщины прыснули от смеха.
Что взять с глупых баб? Они и не ведали, что за беда носиться над головами. Убить гостя - позор, но оскорбить его под своим кровом - тоже есть дело не праведное. Гудбранд покусал седой ус, переводя взгляд с ярла на конунга. Асгейр - тот рисуется. верность показывает, а вот Гандальв задет за живое. Не добре! Страшный он враг, диво злопамятный, кабы за длинный язык Локи отродья лукавого его властелину счет не поставили...
Но видимо мало было бед сегодня Гудбранду, ибо не стерпел его скальд:

Чей это лай я слышу жалкий
Под столом где бросают кости?
Шавке слова не давали...
Не был званым ты тут в гости...
Уста скальда молвят правду
трусу правда очи колет
льстецу правда не по нраву.

В кровь прокусил себе губу Асгейр, добавив сквозь зубы:

Черный язык змеиный
Ты прикуси, приплод Локи!
Знаю твое я семя –
Любишь браниться словом,
К брани клинков суровых
Ты же не приспособлен,
За спинами храбрых воев,
Прячешься пес брехастый!

И теперь даже те, кто были пьяны, не могли не заметить предвестие бури, готовой разразится в доме Гудбранда.

- Довольно речей! Висы – есть дело скальдов, ну, а мы мечами свою сагу напишем. Стыдись, ярл. Не дело и собаку бить сапогом, когда господарь ее рядом. Пусть плетка будет в руках, что для нее предназначены, - взгляд альвхеймерца ясно говорил, что милости к злосчастному наглецу он Гудбранду не простит.
Нахмурилось чело Гудбранда, в этот миг заметно стало, насколько он стар на самом деле. Словно вся тяжесть лет навалилась на его плечи, заставляя могучего старика опустится на свое сидение. Тяжек был выбор его - с одной стороны любимец давний, обласканный, с другой - союзник старый, необходимый! Но сам свою судьбу предопределил Тормунд - не к чему было задевать конунгов столь жестоко, раз уже не раз ему про то говорено было.
- Мой это человек, мне и суд рядить, - вымолвил хевдинг, взглядом осаждая Асгейра, все еще тянущегося к мечу, да Ахти, сжавшего под столом рукоять секиры. - Ты же Тормунд, поди прочь из усадьбы, и более под мои очи не являйся! Эй, Бранд, Скагги! Всыпьте ему плетей за речи его дерзкие!

Рассмеялся скальд, глядя прямо в лицо властному хевдингу:

Не тебе ль, орел наш ясный
Пса побитого бояться
Голос правды заглушая
Угодить гостям стараясь?
Много битв прошел ты Гудбранд
Ни пред кем ты не склонялся
А сейчас с тобой что сталось?
Что пред беглецом ты гнешься?

- Постой, Гудбранд, неожиданно вмешался Фроди. - Стоит ли марать руки свои, скальда наказывая? он ведь молвит нашим врагам, что били за правду, а не за то, что языком змеиным раны чужие травил да пир славный портил. Пусть идет себе нетронут, но без славы, с презрением нашим как грузом на шее.
- Будь по твоему, Фроди, - согласился Гудбранд, но неприятная горечь осадком мутным осела на его сердце, так, словно вскормил он гадюку на груди у себя. - Убирайся, певец злоязычный, и на очи нам не попадайся больше.

- Так и будет, славный Гудбранд
больше скальда не увидишь
не услышишь восхвалений
твоим подвигам несметным
Но когда услышишь ниды
то не сильно удивляйся
что удача отвернулась
и врагам твоим удача
ликом светлым повернулась!
- отвечал Тормунд, гордо вскинув голову, а затем вышел из усадьбы, направившись к конюшне. Не было у него больше дел в землях Гудбранда.

После недавней ссоры Гутхорм и Харек с Альвхеймом практически не разговаривали. Зато двое старых приятелей шли всю дорогу, вместе рассказывая про то, что с ними было за все эти годы, пока они не виделись. Харек рассказал про свои приключения в Ирландии. Гутхорм поведал о том каково ему было после смерти Хальвдана и как он боролся с властной старой Ассой
-...и наконец эту Хель во плоти сослали в дальнюю усадьбу, вместе со всеми верными ей людьми. Уж оттуда-то она свои лапы до Агдира не дотянет! – закончил своё повествование ярл и осмотрелся. - Кажется, мы почти на месте. Как будем действовать?
Вдалеке виднелись костры лагерей и еле видные в полутьме дымы из домов усадьбы Хригнисакр. - Я бы сначала выслал вперед разведчиков. Пусть все разнюхают, что к чему, мы до сих пор не знаем, сколько у супостата войска
- Верно мысилишь, Волк! - Гутхорм усмехнулся в усы. - Отправим финнов-охотников. Они уже показали себя в деле хитроумного подкрадывания.
Финны отправились на разведку. Через полчаса они вернулись, волоча за собой связанного человека в лисьей шапке с лисьим хвостом и в лисьем же тулупе. На руках его было несколько обручий.
- Этот человек выйти за ворота Большой Дом, хотеть сесть на лошадь. Наша его поймал - коротко пояснил финн, скалясь во весь рот. - Наша хороший охотники
- Никто не заметил? - обеспокоился Гутхорм.
- Кто заметил тот не жить - ответил финн.- Два сидеть на воротах, как вороны, теперь они лежать под воротами
- Наша хороший охотник - добавил другой финн
- Тааак, - Гутхорм слегка подёргал себя за бороду. - Давайте сюда вашу добычу!
Ярл был недоволен тем, что не удалось обойтись без жертв. Он вовсе не жалел вражеских воев, но трупы могут найти и поднять тревогу.
Гутхорм смерил явленного пред очи ярлов пленника и спросил его:
- Кто ты и как тебя зовут?
- Не пристало Вязам битвы
скальду причинять обиды
Тормундом меня прозвали
из усадьбы той изгнали! - несколько нараспев произнёс пленник
- Скальд, - ухмыльнулся Гутхорм. - Ты, верно, не врёшь, только ваш брат так говорить может! Отпустите его! А ты, вкусивший мёда, поведай нам, что же ты делал в этой усадьбе и за что тебя изгнали?
- Им не любо слово правды лесть им сладкая по вкусу.
- Значит конунги всё же там, - в глазах Гутхорма мелькнул кровожадный огонёк. - Поведай же нам, сколько воинов и прочих там внутри?
- Просили сложить стихи про подвиги гостей, вот я и сложил на свою голову, - вздохнул скальд. - Возмутились сначала братцы Эйстенсоны а Гандальв так вообще рассвирепел
- Эстерсоны...Гандальв...кто же ещё там есть?
- и Эйстенсоны, и Гандальв со своими ярлами, и Гримкиль Гормкильсон, и Гудбранд Многовладный хёвдинг, и вопситанник его Ахти - и каждый привел сюда дружину немалую. Воев там немного- более чем три сотни усадьба вся не вместит. Прочие все в лагерях вокруг. А если со всеми кто в лагерях - то тысячи три наберется
- Про Гандальва я уже нид сложил:
"В битве штаны потерявший
Гандальв альвхеймарский драпал
от молодого волчонка
до самого Хедемёрка
И стал лизать ботинки
знатного Гудбранда-вепря
мол помогите осилить
агдирского волчонка
ибо ушла удача
и не хватило силенок"

- Все конунги там! - Гутхорм не мог поверить в такую удачу. - Воистину, Боги благоволят нам! Глупо упускать такую возможность, Волк! Нападём на усадьбу ночью и подожжём её! А всех, кто наружу побежит - прирежем! Оставшись без головы и змея дохнет...
- Воистину так, Гутхорм. - сказал Харек. - Ни к чему столько воинов нам губить, коли голову вражине отрубим малой кровью. Всеотец должно быть нам тебя послал, скальд!
- А чтобы дело вернее сладилось, пусть уста скальда скажут нам правду! Спой нам, испивший мёда, и мы щедро наградим тебя!
- Только вот не сможем мы незаметно с таким войском прокрасться туда, - сказал Харек. - Надо лучших воинов отобрать. А остальных на ближние лагеря кинуть -чтобы разогнать отсюда подальше, дабы на помощь не пришли
- Разогнать? - Гутхорм скривился. - Бондов мы может и разгоним - этим землеройкам только меч покажи, они и рады удрать! А вот хирдманнов придётся резать. Всех. Они пусть и не на нашей стороне, но воины славные и смерть в битве для них великое счастье!
Скальд усмехнулся во весь свой широкий рот до ушей, и начал:
"Битых ратей вожди
битвы лютой бежавшие
в усадьбу Хригнисакр пришли
и Гудбранда встретили.
Он в владенья Эйстейна
как хозяин явился
но никто с сыновей слова против не молвил."

- Истинно так - сказал Свейн ярл, предводитель датских наемников. - Вы не смотрите что их так много, истинные воины поди сейчас все в той усадьбе пируют. А бондов кто в гридницу с конунгами пировать пустит?
- Тогда двух сотен лучших нам хватит! - рубанул воздух ладонью Гутхорм.
Харек кивнул.
- Теперь пусть мои ирландцы себя в битве покажут и твои лучшие вои.
- Я из своих выберу лучших! Как стемнеет - идём в бой!
- Нет уж, Харек ярл, - сказал Лиам, мы не будем в той бойне участвовать. Пусть твои люди у кого месть к тем конунгам туда идут, а мы вас от подкреплений вражеских прикроем - в этом нам будет больше чести
- Так и поступим. По рукам. - Харек протянул кулак Гутхорму и они по древнему воинскому обычаю несколько раз ударили кулаком об кулак, скрепив уговор рукопожатием.
Едва лишь стемнело, отборные две сотни, под предводительством Гутхорма и Харека тайно пробрались в усадьбе. С собой каждый вой нёс кроме обычной справы по факелу, густо политому горючей смолой и кремню с трутом. Всё для утроения Пляски Скёгулль* было готово...


*Пляска Скёгулль - пожар

(Скальд, Скальд, Скальд и Мориан)

Утреннее солнце взошло на небеса, а кюна уже проснулась и встречала его с широко распахнутыми ясными глазами, в которых, как в колыбели, уютно устроилась тяжелая, капризная печаль. Она сосала сердце Рагхильды, как младенец сосет грудь матери, делая ее дряблой и слабой.
Женщина тяжело опиралась на подоконник, размышляя о сыне, и о том, что встает он и его величие также, как солнце это над землей, и что согреет он земли родные, как греют лучи светила дневного, когда в зените оно.
Вдруг в дверь постучали и слуга сообщил, что к ней прилшла знатная женщина и просит о встрече с кюной.
- Кто бы это мог быть? - удивилась кюна.
- Молвит, что сама - чужестранка, и женою одному из ярлов твоих приходится, и путь из Агдира сюда долгий проделала, и пришла она изведать вестей о своем муже, ибо ничего не слышно в Агдире о том, что происходит в дальних владениях.
- Пусть войдет, - произнесла Рагнхильда.
В горницу вошла молодая женщина с рыжими волосами и изумрудно-зелеными глазами. Ирландка - Гиллеад, супруга Харека-волка.
- Здравия и долгих дней тебе, королева-мать! - произнесла она певучим голосом с легким акцентом на нортумбрийском наречии. Прости, если побеспокила тебя в столь ранний час.
Одежда женщины - изящно отделанный мехом плащ из леленой шерсти - была слегка запорошена снегом.
- Не стоит беспокоиться, - тепло ответила Рагхильда, - Времена такие, что спать - значит не знать... Даже для меня, - усмехнулась она.
Затем Вещая оглядела вошедшую и указала на лавку возле стола:
- Присаживайся, будь моей гостьей. Я вижу, ты проделала большой путь. Что привело тебя ко мне?
Кюна на минуту отвернулась, чтобы приказать служанкам принести вина и еды, а затем ее внимательный взгляд вновь вернулся к гостье.
- Вы, может быть, меня не помните,королева... Я Гиллеад, супруга вашего верного и преданного ярла, Харека Вольфсунга. А путь свой я проделала сюда потому, что дошли вести о великой победе юного короля, но не доходят к нам вести о моем муже, в поход дальний еще осенью ушедшем. И меня беспокоит, что вестей о нем все еще никаких, и жив ли он, я не знаю...
- д..Да, я помню тебя, почтенная Гиллеад.. - проговорила Рагхильда, вспоминая все, что известно ей об этой женщине, - Истинно верная ты жена, коли решилась на такое путешествие ради мужа.
Кюна отошла к окну, на минуту погрузившись в свои воспоминания. В этот момент слуги принесли кушанья и вино и принялись все это расставлять. Тишину нарушал только стук опускающихся на стол блюд. Когда он ушел, Рагхильда повернулась к жене Харека.
- Ты можешь быть спокойна за своего мужа - он жив и победа сопутствует ему везде. Он победил в битве, где все было не в его пользу, вернул конунгу Раумарику, и теперь пошел вместе с братом моим, Гутхормом, в Хейдмёрк. Воистину гордость и радость такой муж для жены!
И кюна пристально, с легкой улыбкой, посмотрела на Гиллеад.
- Принесли ли тебе радость такие известия?
Глаза женщины загорелись.
- Воистину радостные вести я услышала от тебя, сиятельная королева, и нету вести для меня слаще, что жив мой муж возлюбленный, цел и невридим и слава его лишь растет день ото дня... Отрадно слышать что победу он одержал славную, а с братом вашим еще одну он одержит и живым вернется домой... Ведомо мне,что брат ваш - славный воитель, и благороден он.
Рагхильда лишь кивала, слушая жену Харека, и ни на секунду не сводила с нее глаз.
- Верно ты говоришь, таков мой брат. Я счастлива тем, что сын мой, брат мой и помощники мои - столь храбрые люди. И что боги, благодаря знаменитому Торлейву, славному своей верностью богам и знанием их тайн. Воистину он честный и достойный человек...
- О, знаю я Торлейва-жреца, и нет мне от него жизни! - голос Гиллеад зазвенел яростно и сурово, - Вечно вокруг меня вьется, будто змей, и прохода не дает. Достойно ли это его? Я ведь замужняя женщина, и Харек мне дороже всех мужчин, поэтому встречи с ним для меня лишь мука! Королева, может ваша власть умерит пыл его?
Кюна мягко улыбнулась и снова кивнула.
- Я поговорю с ним, о моя дорогая гостья и верная жена нашему с братом другу. Не волнуйся, оставит тебя Торлейв, и молись богам, чтобы вернулся целым и невредимым твой муж!
На этом женщины расстались, и Рагхильда вернулась к окну и к своим тягостным размышлениям..

Совместно с Мастером

За три дня, проведенных в Саросберге, Халльвард успел наловчиться в искусстве боя. Пару ему составлял обычно кто-нибудь из дружины или Асгаут; ярла порой забавляло рвение Халльварда, но он того не выказывал. Сигтрюгг же тренировался один, мишенью ему служило то же дерево либо воробьи, сидящие на плетне.
Из мальчишек, никогда не державших оружия в руках, они начинали становиться берсерками. Разумеется, нескоро придет к ним настоящее умение, оба это знали, но все с чего-то начинается, как сказал однажды Сигтрюгг.
Волчата тоже не сразу становятся волками. Ведь для того нужно попробовать крови, пройти по вольчьим тропам, наплевав на запреты...А крови, если так можно сказать, Халльвард уже вкусил.
За то время, что братья постигали премудрости боя, многое изменилось - вернулся в Саросберг конунг Харальд и его дружина. С каждым днем все больше разрастался лагерь возле усадьбы, приходили бонды и наемники, жаждавшие славы, денно и нощно работали кузницы, латая старые доспехи и создавая новые, плелись кольчуги во многих избах - все, кто был в дружине агдирского владыки знали: война только началась, и от того, как скоро они смогут выступить по весте, зависит их победа. Нельзя было дать Гандальву собраться с силами в Альвхеймаре - затянется тогда на годы война.
Выступать вместе с войском Харальда, конечно, должен был и Халльвард, во главе своего десятка. Несмотря на то, что Гандальв, за которого воевал их отец, им самим теперь стал врагом, никаких сомнений братья уже не испытывали: назвался груздем - полезай в кузов. Да и виру за убитого отца должны были заплатить немалую.
Халльвард больше всего ждал возможности совершить какое-нибудь деяние, которое запомнилось бы более всего из грядущих битв остальным воителям. Вдруг ему случится спасти жизнь самому конунгу или поразить какого-нибудь знатного хирдманна...мысли его были заняты только этим, так что Сигтрюгг порой не мог даже предположить, что отражается на лице Халльварда в такие моменты. Сам же он думал лишь о том, как бы остаться живому, а там - одному Одину известно, как все обернется.
Однако, покуда братьев беспокоили проблемы грядущие, ярл Асгаут думал о насущном - и задуматься было о чем - в его личной сотне теперь был хорошо вооруженный отряд альвхеймарских перебежчиков, да к тому же с каждым днем все более набирающий силу. То же творилось и у других херсиров - тех из Альвхеймара, кто служить Харальду согласился, раскидали по десяткам и сотням, дабы не смогли сговорится меж собой да бунт поднять, но их было слишком много! А ну как случится кому вновь к Гандальву переметнуться - да другие его поддержат? Тут не далеко и до повальной бойни прямо в Саросберге. Потому-то и старался ярл Халльварда к себе приблизить, чтобы у того мыслей крамольных не возникало и сам он держал в узде своих людей.
Да еще покоя не давали те пленники, что служить отказались! Кого Торлейв прирезал, кого на дубах повесили, а других по дальним усадьбам разослали рабами - но как знать, чем все обернется! Гордость Альвхемара не сломить, пока жив их властитель - и только когда его поганый род пресечется, можно будет поверить в лояльность полоненных.
С такими мыслями пришел к братьям ярл.

- В своих людях я, Асгаут, сейчас уверен, - вздохнул Халльвард, - но с толку сбить любого можно.
- Это как муравейник, - вдруг произнес Сигтрюгг. Заметив удивление остальных, он пояснил: - Все муравьи по сути суетятся вокруг королевы, матки. Они действуют, как один, и все для нее. Но стоит ее раздавить - и в муравейнике хаос.
- Значит, нужно давить королеву, - усмехнулся Халльвард. - Иначе, в случае бунта, мне своих точно удержать не удастся. Сейчас у них еще есть выбор: Гандальв или Харальд. они знают, что могут переметнуться, потому что есть куда. И этого выбора их и надо лишить...Вопрос как, Асгаут.
- Вопрос не в том как, вопрос - какой ценой, - покачал головой ярл. - Вы ребята смекалистые, я смотрю, и своего не упустите - с Харальдом вас обоих ждет большое будущее, а Гандальв врятли простит предательство. Это стоит и другим сказать, да так - чтобы они поняли. - Казалось, Асгаут хотел что-то еще сказать, но не стал. Слишком уж богохульными ему показались мысли его. - Следует идти в поход, воевать Хейдмерк. Там-то ни у кого друзей-родичей нет из наших хирдманнов.
- Если надо сказать - скажем, - начал было Халльвард, но младший брат не дал ему договорить.
- Поход? - взор Сигтрюгга загорелся. - Мы выступаем? Когда?
- Охолонись, - успокаивающе произнес мужчина. - Не раньше, чем снега спадут, сейчас войска вести - настоящее смертоубийство, да и лошади не приспособлены к таким переходам. Надобно Фрейра просить о скорой весне.
- Так по весне, значит, - разочарованно протянул Сигтрюгг. - А ежели что раньше успеет случиться?
"Неужто ему не так терпится?" - не уставал удивляться Халльвард.
- К оружию мужи всегда привычны, - ответствовал ярл. - А в Саросберге оборону держать всяко сподручнее, чем в поле.
Правоту Асгаута нельзя было не признать, и младший сын Вебьерна успокоился, старший же рассудительно изрек:
- Тогда и впрямь, остается лишь молить Фрейра о наступлении весны да надеяться на то, что не удастся никому смутить дух пленников и вызвать переполох.
- На то ты и хельд, чтобы воев в узде держать, - сурово заметил ярл. - Пока же, хочу я посмотреть, на что способны вы стали, идем во двор.
Похоже, ярла не смущало, что уже давно было за полночь, а луна светила довольно тускло.
Братья, переглянувшись, пошли вслед за Асгаутом, недоумевая, чего он хотел.

Темень поначалу казалась кромешной, но со временем глаза начали привыкать. Воитель кивком указал Сигтрюггу на дерево, едва видневшееся в темноте.
- Стреляй, парень. - Он усмехнулся. - Викинг должен уметь бить в цель даже с закрытыми глазами.
- А.. - открыл рот Сигтрюгг, но тут же замолчал. Поди возрази, как же!
Он достал стрелу из колчана, попробовал оперение, наложил на тетиву и отчаянно прищурился. Глаз никак не хотел выделять ствол из сгустившейся темноты листьев и веток, окружавших этот ствол. Сигтрюгг закусил губу и отпустил стрелу, тетива тренькнула...
Асгаут прищурился, наблюдая за полетом стрелы - наконечник чиркнул по стволу, исчезая где-то в темноте.
- Еще стреляй, - приказал он.
Сигтрюгг попытался вспомнить, откуда исходил звук, с которым стрела процарапала по дереву. Если он все правильно представляет, значит, надо целиться чуть правее. Он отпустил вторую стрелу.
- Что-то я смотрю, тебе не везет сегодня, - усмехнулся ярл, наблюдая за стараниями мальчика. - А ну как нападут на нас ночью? Тоже косо стрелять будешь?
- Но ведь люди-то двигаются, не то что деревья! - вспылил Сигтрюгг. - Их в темноте и по движению, и по звуку можно различить. А дерево...дерево...
Пусть его зоркости и не сравниться с зоркостью Хеймдалля, но ведь и дерево шевелится! Ветер колышет листья и ветви, что окружают ствол, а он в самом центре и совершенно неподвижен. Чтобы не отвлекаться, Сигтрюгг закрыл глаза и сосредоточился на звуке. Он точно знал, где растет это дерево. Он слышал, как ветер играет его листьями. Даже не спросив позволения у яра, попытать судьбу еще раз, Сигтрюгг выстрелил в третий раз.
На сей раз удача была на стороне юного лучника: стрела впилась в дерево у самого края ствола, но засела глубоко, и даже Асгаут не мог его больше упрекнуть в недостаточной зоркости и твердости рук.
- Молодец, - произнес ярл с неохотой. - Так и тренируйся каждый день, покуда не сможешь поражать дерево за пятьдесят, сто шагов. Теперь ты, Халльвард.
Старший из братьев с опаской забрал лук у Сигтрюгга. Ему подумалось, что стрелять после брата не в пример легче, тот ведь уже попал; а как и куда Сигтрюгг целился, Халльвард вроде бы успел рассмотреть. Даже тетиву ему натягивать было легче, небольшая разница в возрасте давала преимущество. Почти не сомневаясь, Халльвард выстрелил.
Стрела просвистела свой нехитрый мотив, и, сбив какую-то ветку, растворилась в темноте.
- Да, посмотрю я, младший получше старшего стреляет.
Халльвард вспыхнул. Сигтрюгг же, заметив его негодование, спешно произнес:
- Но я промахнулся два раза, а брат - всего один. Стреляй еще, Халльвард.
Тот мельком взглянул на ярла и выстрелил снова.
На сей раз стрела затерялась где-то в кроне, и было непонятно, засела она в стволе, или же пролетела дальше.
Ярл улыбаясь, кивком приказал юноше оставить лук.
Халльвард даже с каким-то облегчением бросил его на землю.
- И что следует из этого испытания, Асгаут? - поинтересовался он. - Или мы еще не закончили?
- Сигтрюг закончил, а тебе еще предстоит попотеть, - отвечал ярл, беря загодя приготовленный деревянный меч. Второй такой же он бросил парню. - Не хочу, чтобы ты в темноте, со своей косорукостью поранился.
"И чем я ему не угодил сегодня?" - подумал Халльвард, ловя меч. Ладно, деревянный так деревянный...
- Ну что ж, тогда к бою! - воскликнул он, подаваясь вперед и делая выпад на левую сторону.
Асгаут зло отбил деревяшку своим оружием, вложив в удар столько силы, что у парня запросто могла отняться рука.
- Давай, дерись парень, в бою тебя щадить не будут.
Халльвард едва не застонал - рука и впрямь чуть не отнялась. Он перекинул меч в другую и, со свистов рассекая ночной воздух, попытался поразить ярла в живот.
Цель действительно было крупной, но в потемках у Асгаута было одно преимущество - он действительно был обучен ночному бою, не считая того, что и в ратевом искусстве заметно опережал юношу.
Меч скользнул, отклоняя клинок Халльварда, и уводя его вверх, а затем ярл свободной рукой схватил юнца за запястье и с силой бросил на снег.
Халльвард откатился в сторону и снова вскочил на ноги, запоздало заметив, что еще не выронил меч. Ну, уж нет, просто так он не сдастся! И он снова бросился на Асгаута, решив теперь бить не сверху, а снизу - малый рост давал ему такую возможность.
Деревянный меч поразил ярла в бедро, однако в следующий момент Асгаут сделал шаг вперед и с силой огрел Халльварда по затылку ладонью. Если бы он сделал это зажатой в другой деснице рукоятью, видимо мог и дух из парнишки выбить.
Халльвард почувствовал тупую боль в затылке и пошатнулся. От неожиданности удар оказал наи него более сильное воздействие, чем-то, что могло быть в иных обстоятельствах. Медленно он опустился на колени, пытаясь, тем не менее, удержаться в сознании.
- Все, Вебьернсон? - С ухмылкой спросил его ярл. - Неужели ты так быстро ослаб?
Халльвард поднял голову, глаза его были мутны. Оперевшись на меч, он поднялся, но по лицу было видно, каких усилий над собой ему это стоило. Чуть отступив назад и стиснув зубы, он снова размахнулся, метя в грудь.
"Он ведь не убьет его? Не покалечит?" - Сигтрюгг следил за схваткой, готовясь, если что, кинуться на помощь брату. Если дело, конечно, дойдет до такого...
Асгаут подставил клинок вновь, на сей раз ударом снизу отклоняя меч противника и отступил, позволяя тому пролететь мимо. Ярлу было интересно удастся ли юноше удержаться на ногах.
Халльвард пролетел вперед, не угадав такого шага Асгаута, но успел развернуться; он только поскользнулся на утоптанном снегу.
- До утра...будем держаться..? - задыхаясь, выпалил он.
- А сумеешь, - оскалился воин, так же развернувшись к мальчишке. - В реальной битве ты бы уже был мертв, так что охолонись! Будешь драться до изнеможения - сгоришь как свеча.
- А не того ли ты добиваешься? - Халльвард занял оборонительную позицию. - Хотя как мне еще учиться, если не на своих же ошибках!
- Да много мне проку будет, если ты околеешь, - сплюнул Асгаут, опуская меч. - Как мы с тобой разговоры ведем, так разумный юноша, а как меч в руки берешь - куда весь твой разум девается?
Халльвард выдохнул. На сегодня пытка вроде бы была окончена.
- Знать не знаю, ярл...Ни сил, ни времени не жалею, а толку - как с козла молока.
- Днем, кстати, у тебя получше драться выходит, - ярл похвалу словно нехотя говорил, видно гораздо приятнее ему было братьев бранить. - Это лишь то значит, что чаще следует ночью разминаться. И тебе Сигтрюг тоже.
- А спать когда же? - не успев еще подумать над словами Асгаута, удивился Сигтрюгг.
- Учись спать урывками - два часа там, три здесь, - бросил ему мужчина. - Вы воины, и не просто воины, а десятком руководите. Халльвард, ты должен быть сильнее и умелее своих людей, иначе как ты их в повиновении удержишь?
- Согласен, ярл, - Халльвард наконец выпустил меч из рук. - И что же, мы, получается, времени столько потеряли впустую, раз ночью-то ни разу не упражнялись?
- Не скажи, надо же было мне присмотреться - кто из вас на что способен при свете дневном, - Асгаут приблизился к юноше и положил ему руку на плечо. - А теперь запомни, кинжал свой как второе оружие оставь на всякий случай, а лучше брату подари, сам же выбери по руке меч - оружие достойных мужей, пусть тяжек тебе будет он поначалу, но рука привыкнет.
- А не все ли мечи ты роздал воинам, Асгаут? - поинтересовался Халльвард. - Я дорого бы дал, чтобы отыскать меч отца своего, который обронил я на поле боя, но что упало, то пропало, как говорят...
- Родовой меч утерять - позор великий, - покачал головой воитель. - Боги от тебя отвернуться могут, коли не возвернешь его. Скажи, что за клинок у тебя был - бросим клич, да узнаем у кого он ныне! А там - хорошую цену дадим.
- Клинок у отца был добрый, ни разу не подводил его в бою. С золоченой рукоятью он был; отец поэтому звал его Гуллинхьялти.
- Негусто знаем мы о клинке этом, - ярл невольно провел ладонью по бороде, призадумавшись. - Клеймо на нем какое стояло? Узорная ли была рукоять?
- Драконьи головы были на ней вырезаны, - вспомнил вдруг Сигтрюгг. - А вот клейма я не помню. Да еще две приметные зазубрины на лезвии.
- Добро, хорошая у тебя память, отрок, - кивнул Асгаут. - Что же, поспрошаем поутру.
Словно дожидаясь его слов, где-то вдалеке небо озарилось первыми лучами восходящего солнца - похоже они за беседой да битвой потешной дождались рассвета.
- Да вот оно и утро, - рассмеялся Халльвард. Но смех его вышел каким-то невеселым, и немудрено - он почти валился с ног от усталости.
- Надобно вам отдохнуть, - согласился воин. - Часа два у вас поди будет еще, прежде чем людей будить.
Внезапно невдалеке от дома послышалось конское ржание и скрип полозьев - так, словно повозка остановилась. Интересно стало ярлу, кто же пришел в ранний час. Позвав за собой братьев, Асгаут остановился у изгороди, выглянув за угол, и увидал, как в усадьбу, где жила кюна, зашла укрытая плащом женская фигура, а подле самой усадьбы сани расписные, да коня в них запряженного.
- Кто это? Это зачем? - спросил Сигтрюгг, выглядывая из-за ярла. Любопытство его не знало покоя.
- Не ведаю я, но тревожно мне, - отвечал ему вполголоса Асгаут. – Сходи-ка легконогий Сигтрюг под окно к кюне, послушай, что за речи пришелица говорить будет, да все мне поведай, как вернешься.
Сигтрюгг обрадовано кивнул и, осторожно ступая по снегу, так, что тот даже не заскрипел, подошел к резному окошку. Пригнулся, чтобы нельзя было его разглядеть или как-то заметить. И внимательно прислушался.
Хоть и не все слова точно расслышал Сигтрюгг, но к Асгауту и Халльварду вернулся не без вестей - ровно за несколько минут до того, как вышла из усадьбы незнакомая гостья, а кюна вернулась к окну.
- Услыхал я, что женщина, приехавшая сейчас, разыскивает своего мужа. Воин этот, с ее слов, еще осенью отправился в поход, но она не получала вестей от него и ныне беспокоится. Кюна что-то отвечала ей, но , кажется, успокоила женщину. Но насторожило меня больше то, что о жреце, о Торлейве было что-то ею сказано...А вот что именно - не расслышал я.
Призадумался ярл, головой покачал - не могла жена гридя простого так к кюне ходить, видать ее супруг - ярл знатный, да к Харальду близкий. Таких Асгаут всех знал - Асбьерн ныне в Хардаланде, Альхейм вдов, Асмунд не женился еще, Торир в битве сгинул, Гутхорм тоже жены не имеет. Долго можно было вспоминать ярлов храбрых конунга.
- Расслышал ты имя женщины этой, чуткий Сигтрюгг?
- Гиллеад, так она себя назвала, ежели я не ослышался, - отвечал Сигтрюгг. - Да и кюна ее так называла, признав ее.
- Жена Харека Волка, - прошептал Асгаут, скорее самому себе, нежели парню.
- О ком ты, ярл? - заинтересовался Сигтрюгг.
- Это бывший ярл Хальвдана Конунга, отца Харальда, - отвечал Асгаут. - Только не верю я в его благородство. Предал он наших богов, теперь распятому поклоняется. Так я тебе скажу, юный Сигтрюг - не ищи с ним дружбы, кто богов предает - тот и данное людям слово сдержать не сможет. Будь начеку - скверна Белого Бога разлагает души воинов. А теперь иди, отдохни и брату мои слова передай.
- Всенепременно, ярл, - кивнул Сигтрюгг и побежал в сарай, куда минутою раньше ушел еле державшийся Халльвард.

Хрингисакр. Конунги Гандальв и Фроди.

Тяжелый осадок оставили висы зловредного скальда. Хоть и прогнал Гудбранд-хевдинг пса брехливого прочь, но в сердце конунга Альвхеймера свило гнездо беспокойство. Вроде бы, все хорошо: дружина верная под боком, преданные да храбрые союзники через стол... а вот неспокойно. Оставил Гандальв дружеский пир, да вышел на улицу. Небо было свездным, к морозу, и прекрасный юноша-месяц вовсю поторапливал скакунов, от чего луна высоко стояла на небосводе. Конунг задумчиво глянул на желтый диск ночного светила - и перевел взор на селение близ усадьбы. Огоньки в окнах, дымки над крышами - обычная повседневная жизнь. Не о чем беспокоиться?
- Почто ты не весел, Гандальв? - старший из братьев Эйнстансонов незаметно возник в дверном проеме. Как и сам Серый конунг, Фроди был почти трезв, да и глаза зрили неожиданно цепко.
- Что-то тревожно, - отвелил альвхеймерец.
- То скальд злоязыкий повинен? Прости, знал бы я что ты весь верер будешь смурной - не стал бы возвышать глас на защиту его от плетей.
- В своих словах ты прав был, конунг Хейдмарка, - возразил Гандальв. - Да и певец тот лишь повод - чуеться мне что-то неладное.
- Мы тут среди друзей, - судя по голосу, Фроди тоже настрожился. Гандальв - зверь травленый, ежели гуторит про чувства какие - то и проверить их надо. Конунг хорошо помнил ночную атаку агдирцев - и с той поры начал верить альвхеймерскому чутью на врагов.
- Пойду посты гляну, - заявил конунг. - Заодно и развеюсь.
С собою он не позвал. Властитель Хейдмарка глянул вослед Серому конунгу, пожал плечами - и воротился в тепло. Было б предложено. Если Гандальв хочет остатьяся один - не его, Фроди, дело навязываться.

Сарасберг со Скальдом
Поглядев во след убегающему Сигтрюгу, Асгаут вновь покачал головой. Хорошо ему было, вот так беззаботно убегать - пусть молодые викинги потеряли отца, но пока еще они видят врагов лишь в битвах, да не понимают, что куда большая опасность кроется в собственной рати.
Харек Волк и так был опасен, а теперь его жена, без сомнения настраивает кюну против жреца.
Ярл, не теряя времени, отправился к Торлейву, постучав в занимаемую им избу.
- Ты, Асгаут? - послышался голос Торлейва. - заходи, не стой на пороге.
- Благодарю, мудрый, - отвечал ярл, проходя в дом, да за стол садясь. - Неспокойные я известия принес, с тобой совет держать должно. Так мне думается.
- Что за известия, ярл? - Торлейв поднял на него взгляд, лицо его было спокойно, и лишь уголки рта еле заметно подрагивали.
- Дева Гиллеяд недавно в Сарасберг прибыла, супруга Харека Волка, - начал Асгаут. - Думается мне, ты ее помнишь, премудрый. И тайную беседу с кюной Рагхильдой вела.
Торлейв издал смешок.
- Тайный разговор? Что ж... Даже мне становится интересно... так поведай мне... Известно тебе, о чем этот разговор был?
- Не много, любимец Одина, мне известно, - отвечал ярл, слегка пощипывая бороду. - Но скажу я - говорили они о Хареке Волке поначалу, а после о тебе. И есть у меня дума горькая, что может девка иноверная злыми словами разум кюны от тебя отвратить.
- Плохого же ты мнения о нашей кюне! - сердито сверкнув глазами, произнес Торлейв
- Не должно женщине много власти держать, таково мое слово, - Асгаут старался выглядеть спокойно, но на душе становилось горько, оттого, что не внимал жрец его словам да предостережениям. - Поначалу Асса, ныне Рагхильда - уж не знаю, что будет, когда конунг женится.
- А то уже моя забота, - твердо ответил Торлейв. - Верны слова твои, что не должно женщине много власти держать, но кому домом и хозяйством заправлять, как не жене конунга? Или Один самолично двором Асгарда управляет? Что бы было, ежели не было бы Фригг, которая ему в том помогает, и Всеотец не знает иных забот, кроме как смотреть на Митгард и в битвах искать наслаждение, и в странствиях?
- В том и правда, что не след бабе в дела мужей лезть, - согласился воин. - Но, тебе решать, как слова мои истолковать, мудрый Торлейв, и да будет с тобой мудрость Одина. Другую думу я вынашиваю в сердце своем - слишком много в войске нашем иноверцев, что не чтят древних обычаев, да распятому чужеземцу поклоны бьют. Один уже фюльком овладел, другой с немалой дружиной в Раумарики держится.
- Недолго ему там быть. Я его в Ранрики решил направить и приказ на то дал, и направил с подручным. А там сейчас власти никакой кроме власти морских конунгов, которые сами себя выше всякой власти мнят. А зная его характер, недолго ему жить...
- Мудрое решение, надеюсь он ему последует, как верный ярл конунга Хальвдана, - не смог Асгаут удержать усмешки. - Со вторым что делать, жрец многомудрый?
- Харальда то было решение - наградить сподвижника отца его, и я тому не смог помешать... Но, как посадили его на трон в Сарасберг, так и скинут с него... - Уверенно произнес жрец. - Стоит ему хоть в чем-то закон преступить или уложения наши древние нарушить, - и народ его низложит на следующем же тинге.
- Да, а до той поры будет щитом от свеев, - воитель заметно повеселел. - Что же, пусть теряет людей в битвах тщетных.
Тем временем в дверь вновь постучали, и, отворившему ее ярлу предстал уставший посланец, едва держащийся на ногах.
- Господин мой, из Раумарики я иду, - проговорил он, едва переводя дыхание.
Торлейв мигом вскочил со скамьи.
- Говори... Но сначала отдышись, воды выпей, и расскажи все подробно и складно! Давно я вестей оттуда ждал. Долог и легок ли был твой путь? Когда ты выехал оттуда?
Испив воды, гонец сел на скамью подле ярла Асгаута, и начал рассказ:
- Труден был путь, я на лыжах шел из усадьбы конунжей, которую отважный Альхейм захватил, - поведал он. - Туда прибыл Стейнмод-херсир, с приказом Хареку в Ранрики идти, но упрямый ярл конунжий приказ исполнять не стал.
Видно было, как в этот миг улыбка появилась на губах Асгаута.
- Он оскорблял Стейнмода, бранился с Альхеймом, - продолжал воин. - Дело едва не дошло до битвы, но Харек остался в Раумарики вопреки воле конунга, а ныне с Гутхормом вторгся в Хейдмерк.
Торлейв открыл рот, и некоторое время не произносил ни слова, а затем, наконец, выдохнул:
- Он посмел ослушаться приказа конунга? Что он говорил? Перескажи мне подробнее, что там произошло.
- Да, господин, он говорил, что в своих поступках волен и что союзник Харальду, а не вассал, что делать будет то, что по его разумению лучше, пусть и вопреки указу владыки, - с готовностью отвечал посланец, успевая при этом поедать хлеб и запивать его брагой. - Альхейм едва сумел его усмирить, иначе было бы кровопролитие, сам знаешь, жрец, что за люди с ним - сплошь разбойники и иноверцы!
Видно было, что не слишком любил викинг чужеземцев.
- Вот, написал он письмо Харальду, - воин достал из сумы переметной послание и протянул его Торлейву. - Да Альхейм меня надоумил поперед не к конунгу, но к тебе, мудрый, придти.
Торлейв пробежал глазами послание.
- Великий владетель Агдира, Вестфольда, Вингульмерка и прочих фюльков, кому предсказано владеть всей Норвегией, - прочитал верховный жрец, и поднял глаза на воинов, ожидая их реакции. - Неплохо он видать научился лести на чужбине. С первых же слов конунга нашего с толку сбить пытается!
- Ишь как сладко поет, - присвистнул Асгаут. - Прям скальд.
- Есть у него такое дарование - ответил Торлейв с усмешкой. - И раньше, еще при Хальвдане, сочинял он висы перед каждой битвой и после нее... Хотя далеко ему до великих скальдов, но словом очаровать может.
- Да, ты не томи, жрец, дальше читай, - поторопил Торлейва Асгаут, ибо ему тоже интересно было.
- Ты велел мне оставить свое войско и, взяв двести мужей умелых, идти в Ранрики, где ныне власти херсира, отцом твоим поставленного, более нету. Я же при всем желании приказ твой исполнить не могу, ибо войска, мое из чужеземцев набрано, и одному мне клялись они служить, и стоит мне покинуть их, как разбегутся они, а то и к врагам переметнуться могут.
- Гуторит-то он складно да ладно, - ухмыльнулся Асгаут, да что-то пробурчал гонец, продолжавший пить Торлейвову брагу. - Не войско, а банда разбойная. Что еще там, в послании?
- Сейчас... Руны кое-где не наши надписаны. разбирать нужно долго. Набрался видать мудрости чужеземной, - погрузился жрец в чтение, а после вновь вслух произнес, что понял: - Посему я должен либо все мое войско забрать и оставить твою рать в Раумарики ослабленной, либо приказа твоего ослушаться. Ведомо ли тебе, сын друга и господина моего Хальвдана, что не ослушайся я однажды его воли, и не поступи по своему разумению и совести, не было бы ни свадьбы его с матерью твоей, ни твоего появления на свет? Не всегда даже мудрому человеку дано знать издали, что делается. Оттого печально сердце мое, что долг мой велит поступать мне несообразно твоей воле, но наперекор ей... И нету в том моей вины...
- Да уж, безвинен как ягненок, - проскрежетал ярл, ударив кулаком по столу, да так, что подпрыгнули чаши медные. - Ну да не стоит конунгу того знать!
Асгаут взял послание Харека из рук жреца.
- Постой-ка ярл! Что ты себе позволяешь! -Торлейв ударил ярла кулаком по руке. - Даже дочитать не дал! Чтобы победить врага, надобно знать его мысли!
- Прости, мудрый, не думал я, что там еще что сказано, - отвечал Асгаут. - А ты, хирдманн иди, да о том, что здесь видел и слышал - молчи.
Хирдманн поспешно встал, поклонился, и вышел из горницы. Казалось, с него весь хмель разом слетел - столь грозен был взгляд Асгаута. Торлейв продолжил чтение:
- И еще... Знаю я, что прибыл в Раумарики Гандальв конунг с остатками своей рати... И объединился он с братьями Эйстенсонами, и все вместе пошли они в Хейдмерк. И такова была численность обоих армий, что все мои воины и ополчение местное не могли бы его осилить. Даже со всеми подкреплениями, учитывая местные гарнизоны, не сдюжат твои ярлы войну в Хейдмерке, и потому я, будучи не вассалом, но преданным и верным союзником, не могу покинуть твое войско в Раумарики, и должен идти с ними. Я один воевал против Эйстенсонов, и знаю все их слабости и хитрости. И только я могу сговориться с финнами, чтобы помогли они нашему войску, и провели до Хейдмерка незаметно, тайными тропами через лес, как я при твоем отце еще ходил этой же дорогою в Хригнарики, минуя заставы вражьи, чтобы внезапно обрушиться на вождей вражьих.
- Тяжело будет супротив этих слов идти, - согласился Асгаут, и чело его помрачнело. - Но иного шанса с Хареком расправиться может и не возникнуть.
- Подожди малость, - одернул его Торлейв. - Много пишет... Слишком много слов, не станет такое Харальд читать.
- Кто знает, быть может, завелись подле конунга друзья этого предателя, - покачал головой ярл. - Мыслю я, что лучше бы и не видеть Харальду послания этого. Сожги его, Торлейв, а сам другое напиши, да так, чтобы понял конунг - не друг ему Харек, а противник опасный и подлый.
- Мудро говоришь... Так, пожалуй, и сделаем. И письмо напишем короткое вместо этого... А это я дочитаю и спрячу хорошо, может еще пригодится.
Торлейв снова заглянул на свиток из кожи, на котором были начерчены руны.
- Тоже верно, главное чтобы в руки к Хареку он не попал сызнова, - не желал ярл со жрецом в столь малом спорить.
- Верю я в свою удачу которая еще меня ни разу не оставляла на всем моем пути, и в помощь бога моего милостивого, - читая эти строки, жрец невольно скривился, столь неприятно ему было упоминание чуждого бога. - Потому хоть и знаю я, что врагов будет там побольше, чем всех наших воев вместе взятых, надеюсь я на победу. А после победы славной вернусь я в Саросберг, а оттуда и на Ранрики пойду со всем моим войском, чтобы привести эту землю под твою руку и порядок там навести.
Торлейв перевел дух.
- Еще он пишет, что ведомо ему, что на такую войну у конунга не хватит людей в его владениях. И он пишет. что может привести к нему людей столько же, сколько он сейчас имеет, если кинуть клич по викам и среди морских конунгов, и богатства их отнять, чтобы было чем с наемниками расплатиться. И если на то его воля, советует послать послов к конунгу данов, чтобы помог ратью родичу своему дальнему, а не разорял земли саксов, которые ни ему ни нам не угрожают.
- Стоит, думаю, это тебе, мудрый Торлейв, как собственную мысль, конунгу преподнести... - подумав, сказал воин. - Все там?
- Почти все уже... - сказал Торлейв, ухмыльнувшись. - Далее он пишет, что надеется вернуться с победой, и изложить все свои соображения конунгу лично, вместе с извинениями за невольное ослушание и заверениями в своей преданности не как вассала, а как верного друга его отца и его преданного союзника.
- Надеюсь, сгинет он в Хейдмерке, - в сердцах выпалил ярл.
- А если не сгинет, не должен он конунга увидеть... Еще куда-нибудь пошлем, и конунгу о том знать необязательно. Мальчику забот и так хватает, а со вдовой его я сам дело решу... С женой то есть...
- Уж в том я не сомневаюсь, - ухмыльнулся Асгаут, знавший сколь охоч до красивых дев старый жрец. - Главное смотри, как бы вдова Хальвдана тебя не взревновала, уж больно часто ты ей постель согревал.
- О том не тебе судить! - Отрезал Торлев. - И верить всяким слухам и пересудам тебе не пристало, много злата дадут даны за такую рабыню, а то и войско целое
- О, конечно, - пряча улыбку в усах, подумал ярл, про себя добавив: "А перед этим ты с ней вдоволь потешишься".
Торлейв порылся в своем вещевом мешке, доставая пергамент, и начал аккуратно выводить на нем руны.
- Пусть конунг знает только то, что знать ему следует... А что до другого, то в том моя забота будет. Только вот печать где мне взять такую же, как у Харека?
- Скажем, гонец неосторожный сковырнул, - отвечал Асгаут. - Всякое ведь в пути случается.
- Э нет... Мальчишка наш летами юн, но не глуп. Мастера нам надо, кто с металлом работать может и вещи умеет делать. Задержится в пути посланник на день. А когда печать будет готова, скрепим ее заново.
- Я такого найду, да умеющего язык за зубами хранить, - кивнул ярл. - Пока же пойду я, многомудрый. След дела сразу делать, не откладывая.
- Вот... Готово послание для нашего конунга. Найди да поскорее... Что делать ты знаешь...
Торлейв протянул свернутый пергамент ярлу.
- Дай мне его печати образец, для верности.
Жрец взял кинжал и отрезал нижний кусок пергаментного свитка, где красовалась печать Харека: изображение волчьей головы в ветвях дуба и руническая надпись - ХАРЕК (хагалаз, альгиз, райдо, ехваз, кеназ).
- Да будет Один милостив к нам! - Прошептал Асгаут, принимая печать. - Не ради злого умысла на это идем, ради обычаев, богами заповедованных.
- Воистину. - ответил Торлейв. - Сколько раз уже Один шел на обман ради дела благого. Цель благая оправдывает средства для ее достижения.

Покинул Асгаут избу жреца, в рукаве унося подложное послание, да печать спрятав. На скользкий путь пришлось ступить, но сомнений ярл не испытывал - иноверцы еще похуже Гандальва будут! Никогда не знаешь, чего ждать от них, вероломных, какой скверной разум добрых хирдманнов отравят! Чего только стоит их заповедь: "Коли по щеке ударили, другую подставь". Разве есть в том честь для викинга? Разве не следует за любое оскорбление виру брать кровью и златом? Нет, не бывать Хареку ярлом при Харальде!
Теперь следовало о гонце позаботится, ибо знал он много слишком, и хоть верен был Альхейму ярлу, но отпускать его далеко от себя Асгаут не хотел.

Хрингасакр. Стоянка конунгов

Богата была усадьба конунжья - не даром раньше здесь жил сам Эйстен Могущественный, колдун великий и потомок Олава Дровосека. Не один дом, а целых четыре были обнесены могучим частоколом в два человеческих роста, тяжелые створки ворот с трудом отпирали двое-трое ратных мужей, следили за всем в округе зоркие дозорные - не просто усадьба, а настоящая крепость неприступная.
Однако и этого великолепия оказалось мало, чтобы разместить всех воинов, что прибыли с владетелями северными. Обосновались гринди в лагерях, недалеко от усадьбы, и самой обширной была стоянка Эйстенсонов, где не меньше четырех сотен бойцов обосновалось, да в палатках и землянках на ночлег устраивалось, следом шел лагерь Гандальва - там было немногим больше трехсот человек, но все как на подбор славные хирдманны (ведь ополченцы по лесам разбежались, едва лишь поражение Серый Конунг потерпел), а руководил ими, вернувшийся в дурном расположении духа, ярл Асгейр. Потому, чтобы хоть как-то унять злобу, клокотавшую в душе, а заодно, прислушавшись к словам своего властелина, приказал ярл лагерь укрепить на славу, да дозорных поболе выставить, и пусть роптали воины - но приказ выполняли.
Далее шел лагерь Гудбранда-хевдинга, где людей было не мало, но в основном то бонды и ополченцы были, наскоро ярлами собранные, а совсем возле них, небольшой отряд Гримкиля остановился.
Находились все стоянки к западу от усадьбы, на расстоянии семи сотен шагов, там где лес вырублен был, да поле пахотное начиналось. Там же и в деревне недалече человек сто на постой встало.
Но то снаружи, а за частоколом каждый конунг в собственном доме остановился - Фроди и Хегни с семью десятками воинов в главной усадьбе, Гудбранд с ярлами да хевдингами, да конунгами подвластными - в соседней, с другой стороны усадьбу отрядили Гандальву, да пяти десяткам его приближенным хирдманнам, а Гримкилю же достался последний дом, самый малый из всех.

Сарасберг. Халльвард и Сигтрюгг

Сидя на ворохе соломы, сваленном в кучу в углу сарая, Халльвард все еще потирал ушибленный затылок. В таком виде его и застал вернувшийся брат.
- Болит? - поинтересовался он.
- Заслужил, - пожал плечами Халльвард. - Верно Асгаут рек, воин из меня пока никудышный.
- Ничего, брат, мы свое до весны наверстаем, - успокоил его Сигтрюгг. - А пока нам о воях наших думать надо. Помнишь, что ярл говорил?
- Как не помнить... Сейчас подождем, покуда проснутся все, а там будем речи с ними вести.

Чуть позже того, как забрезжил рассвет, начали хирдманны подниматься. И пока не начали они расходиться кто куда, Халльвард обратился к ним с речью. Повторил юноша все то, что говорил ему Асгаут, а конце прибавил:
- Сказал я сегодня Асгауту, что уверен полностью в своей дружине. Но знаю я, вы и с другими воинами Харальда-конунга уже знакомство имеете. Есть среди них полоненые бывшие. Так вы разузнайте, не затевается ли чего худого у них. А уж Харальд в долгу не останется.
- Мы твоего слова ослушаться не смеем, Халльвард-хельд, - ответил за всех Торхалль, один из самых опытных воинов в десятке. - Хотя слухи собирать - не дело для мужа. Едва узнаем что, непременно знать дадим. А пока разрешишь ли откланяться? Сбирались мы во двор, руку на меткость проверить...
- Идите, - кивнул Халльвард.- Ну что же, дня три пройдет, и узнаем, что где творится.

Но едва закрылась за дружиной дубовая дверь, как вошел незнакомый братьям хирдманн. На вид ему было около двадцати весен, и лик его еще не был обезображен шрамами, как у многих воинов, из чего Халльвард сделал вывод, что в сражениях юноша сей принимал участия мало.
- Утра доброго, отроки, - пориветствовал он братьев. - Кьярваль сын Кьяртана имя мое. Не знаете ли вы, где искать здесь Халльварда-хельда? Не один ли он из тех воев, что во дворе?
- Я Халльвард Вебьернсон, - отвечал старший, - по какому делу ты меня разыскиваешь?
Как ни старался юноша скрыть свое удивление, лицо его выдавало.
- Дело...дело вот какое - прибыл я гонцом из Раумарики, и асгаутом-ярлом был определен пока в дружину Халльварда.
- Ежели Асгаут того хотел, то быть тебе с нами, Кьяртанссон, - отвечал Сигтрюгг. - И не смущайся тем, что по возрасту мы с братом всех младше. Преданность свою конунгу Харальду мы доказали всех прежде.

С Тельтиаром

-Госпожа, госпожа! Сваты приехали! От Харальда, конунга Агдирского. Вас ждут. Отец вашего ответа просить хочет.
- Харальд? - радость от известия быстро сменилась разочарованием. Гюда быстро восстанавливала воспоминания, сложенные из обрывков разговоров. С ней никто таких тем не обсуждал, но и не бранился, если вечно изнывающая от скуки дочь Эйрика присутствовала при советах или рассказах обо всём, что творится в мире. А ничего интересного для себя об этом юнце не удалось почерпнуть. Да что она с ним делать будет? Ждать захвата новых земель и трястись, что и без того шаткая власть молодого конунга пошатнётся? А как же грёзы об уже возмужавшем любимом, исполненного отваги и безоговорочного могущества, на власть которого ни один здравомыслящий человек не посмеет покуситься, чья решимость и геройство в боях не раз доказывались делом? Отказаться от желаний ради какого-то ребёнка? Ну уж нет. Не бывать этому. И хватило же наглости сватов послать к ней, к самой Гюде, дочке славного Эйрика. Лучше уж в девках остаться, нежели с таким мужем по жизни идти.
- Хватит, - девушка оттолкнула служанку, собиравшую непослушные волосы в аккуратную причёску. - Нечего. Не собираюсь я спускаться, не о чем мне разговаривать с ними. Передашь отказ мой.
- Негоже батюшку гневить и гостей уважить надо. Что ж потом скажут про вас? Прислали к Гюде сватов, а она и показаться им не пожелала.
- А хоть бы и так. Пусть говорят, - из чистого упрямства возразила та, осознавая верность слов. Разумные слова уже погасили эмоции.
Повертевшись перед зеркалом и не найдя, к чему бы ещё придраться, Гюда, стерев с лица последние капли гнева, направилась к гостям.
При входе в залу девушка почувствовала на себе восхищённые взгляды. Мысленно улыбнувшись, не поменяла она выражения лица своего, сохраняя достоинство.
Первым, едва лишь Гюда появилась в гриднице, поднялся Асбьерн, бросив строгий взгляд на своих спутников, слишком откровенно любовавшихся красотой девушки. Не к лицу это посланцам конунга, ан нет – у Лаги аж брага по усам течет, а он не замечает, Гуннар то взгляд опускает, то вновь бросает на красавицу. Не хорошо это, однако сам ярл не мог не признать – действительно прекрасна была дочь Эйрика, прекрасна, надменна и холодна, как богиня из Асгарда, а не смертная женщина.
- Вижу я, скальды нисколько не приукрасили красы твоей, госпожа, - с достоинством произнес Асбьерн.
- Благодарю за столь лестные сердцу моему слова и вас приветствую, - слегка склонила голову Гюда. - Мне передали что ты, отец, видеть меня желал.
"А трудно мне придётся. Этот от своего не отступит. Ну, так и я решения своего не поменяю."
Девушка остановилась, не дойдя до стола, в ожидании слов Эйрика.
- Звал я тебя, дочь моя, вот за каким делом, - отвечал конунг, стараясь сохранить спокойствие в голосе, но, почувствовав недовольство дочери, ему самому стало не по себе. - Люди эти из дальних земель приехали, с тобой говорить хотят. Выслушай их.
- Конечно, выслушаю. Негоже в собственном доме гостей обижать. Только устали ведь они с дороги, неблизким путь их был. Пусть угоститься вдоволь, а потом и речи держат,- Гюда одарила отца одному лишь ему понятным взглядом, в котором читалось всё её отношение и к Харальду, и к сватам, им посланным.
- Спасибо, госпожа, отведали мы уже вашего угощения, - за всех отвечал ярл Асбьерн. - Посланы мы были Харальдом Конунгом, победителем Гандальва, победителем братьев Эйстенсонов, властителем Агдира, Вестфольда и Вингульмерка. Господин наш желает, чтобы ты стала его женой и кюной над всеми его землями.
Ярл считал, что основные вопросы, касательно женитьбы, следует разрешить с конунгом, а дочери же его и этих слов довольно будет.
- Надеюсь, ничем не обделил вас батюшка, со всем почтением стол накрывал. Порадовал вас и едой и напитками, - в глазах Гюда плясали уже не скрываемые искорки злости. - А чем же так хорош ваш конунг? Сватов прислал знатных да учтивых. А сам из себя что представляет?
- Древен род конунга нашего, - с достоинством отвечал Асбьерн, однако неприятное предчувствие закралось в его сердце: не так проста оказалась Гюда, как он думал, но сумеет он ее еще уговорить пойти за Харальда. - К самому Ньорду и Ингви-Фрейру восходит он корнями, Велланди Храбрый и Аун Старый были его предками, а они правили не только Норвежской, но и Свейской землей. Ингьярд Коварный и Олав Лесоруб - конунги храбрые и отважные, его предки, о их подвигах спето достаточно саг! Гудред Великолепный его дед, а Хальвдан Черный - отец ему, мать же его - Вещая Рагхильда, дочь Сигурда Оленя, и род ее восходит к Сигурду Кольцо и Рагнару Убийце Змей. Достойный он властелин, одолевший самого Гандальва в битве, объединивший под своей рукой обширные земли - весь юг Норвегии ныне ему принадлежит!
- Славен род конунга вашего, - согласно кивала девушка. – Да только сам он еще юн, и недавно на трон взошел. Мало он совершил подвигов, да побед славных одержал.
- Мало славных побед? - Асбьерну дорогого стоило сохранить самообладание, слыша надменные речи гордой девы. - Другие конунги в его годы еще потешными мечами сражаются, а Харальд рати сильнейших владык в открытой битве побил. О подвигах его уже скальды легенды слагают, а мудрецы да жрецы гадают, что будет, когда он в полную силу войдет!
- Так может и кажется ему, что с потешным мечом играет, оттого и страха нет перед поражением и победы легко даются? А скальды о любом песни сложат, коль узнают, что перепасть за это что-то может, - притопнула ножкой Гюда.
"Хоть с виду и красива дева, да по жилам яд течет, и в груди сердце змеиное бьется!"
Понимать начал ярл, что не желает замужества дочь Эйрика, а потому всячески язвить их пытается, да оскорбляет конунга славного.
- Стоило видеть тебе битвы те, и ты не стала бы говорить таких речей, Гюда, - отвечал ей Асбъерн, сурово сдвинув брови. - В поединке одолел Харальд Хаки Гандальвсона на глазах у обеих ратей, и то большой подвиг. Нет нужды недобрых слов о славном властелине говорить.
- Прости, коль обидела тебя, славный Асбьерн, - слегка успокоилась девушка, заметив реакцию на слова свои, - но ведь нет в речах моих ни доли лжи. Ну а про Хаки и до
меня слухи доходили, и не было в них ничего лестного о нём, только что трусом он был, об этом ведаю. Может юный конунг в числе первых, подвигнувших его на поединок был, оттого и далась победа.
- Что же, о том лишь норнам ведомо, - с улыбкой кивнул ярл. - Но дядя его в свои пятнадцать лет могучего берсерка одолел, а отец так же царством владел - Харальд им ни в чем не уступает в силе, учителем же его был сам Торлейв Жрец, и потому по мудрости, не смотря на лета свои, конунг наш зрелым мужам равен.
Немного помолчал посланец, а затем добавил:
- Не томи, Гюда Эйриксдотр, ответь - готова ли стать женой Харальда Хальвдансона, конунга Агдирского?
Гордо вскинула она голову.
- Не убедил ты меня. Не достоин Харальд руки моей. Не бывать нам с ним вместе, не пересечься нашим дорожкам. Передавай моё почтение конунгу своему. Но ничего более от меня не дождётся он.
- Будь по-твоему, гордая дева, - грозно сверкнули очи посланца, видно было, что могучая длань готова меч обнажить. Но гнев Асбьерн сдержал, и, поднявшись, произнес: - Благодарю тебя за угощение, Эйрик конунг, сладок мед, да горьки слова дочери твоей. А ты Гюда, благодари Тора и Фрейра, что Харальд - не Гудред Великолепный.
Сказав так, направился к выходу ярл, а следом за ним и его хирдманны.
- Лёгкой дороги вам. Ну и славно, что конунг ваш не Гудред, надеюсь, ему-то жизнь собственная дорога, - резко произнесла девушка, разворачиваясь к противоположной двери. Но, словно вспомнив что-то, развернулась она, как за гостями дверь закрылась, и последовала к выходу. Во двор поспешно вывели лошадей, быстро занятых седоками.
- А руки моей лишь тот конунг удостоится, что Норвегию всю завоевать сможет! - гордо крикнула отъезжающим послам Гюда и направилась к себе.


Эйрик проводил послов суровым взором. Отвечать на пустые угрозы у него желания не было, а потому он лишь послал людей проследить, чтобы в скорости покинули агдирцы его земли. И не возвращались больше.
Лишь затем последовал он за дочерью, дабы спросить, чем вызвано ее решение было.

Гюда быстро взбежала по лестнице, хлопнув со всей злости дверью. Да кто он вообще такой, чтоб так с ней разговаривать. А отец хорош, ни словом не обмолвился, не поддержал дочь свою, не спровадил сватов, не прервал разговора неприятного. Чувствуя себя устало и одиноко, девушка, не раздеваясь, повалилась на кровать, разрыдавшись в подушку.
Дверь отворилась, тихо зашел конунг, сев подле дочери.
- Дочь моя, не пристало тебе слезы лить, из-за слов грубых, от мужичья неотесанного услышанных, - холодно произнес он, приобняв дочь за плечи. - Утри слезы. Не должны слуги твоей слабости видеть.
-И не видит никто. Это и есть муж, которого ты обещал мне? - приподнялась девушка от подушки.- Это с ним ты хочешь меня видеть? Вот никогда не думала, что дочь свою так ты ценишь.
- Не я их звал, Гюда, - отвечал Эйрик. - Сами сваты пожаловали, не жданы, не званы. Ты их слова слышала, ничего я от тебя утаивать не стал - Агдир владение богатое, да много врагов у Харальда, оттого и людей он прислал своих, что не ты ему, а мечи моих хирдманнов нужны.
С каждым словом мрачнело лицо конунга.
- Коли не люб тебе он - так не бывать ему твоим мужем, покуда я жив.
По щеке скатилась последняя слезинка, лицо быстро разгладилось и приобрело беспечное выражение.
-Правда? Обещай, что отдашь меня лишь тому, кого я сама тебе укажу. Не хочу я жизнь свою с кем попало проводить, - Гюда вопросительно заглянула в глаза отцу.
Эйрик смотрел на дочь, но вспоминал ее мать - слишком похожа была Гюда на безвременно погибшую кюну. Разве мог ей отказать конунг? Разве не любил он дочь больше жизни своей, не ценил больше всех своих владений?
- Как скажешь, так и будет, - отвечал он, крепко обняв ее. - В том тебе мое слово.

Вестфольд. Асмунд Убийца Ярлов

Воины в усадьбе Гокстад сражались яростно, уже прослышав о жестокости Харальдова ярла, однако их сопротивление было вскоре сломлено. Асмунд, облаченный в кольчугу двойного плетения, забрызганную кровью ступал по двору усадьбы, копьем добивая раненых врагов. Иссеченные тела валялись повсюду, ошметки плоти и отрубленные конечности устилали землю, а снег таял от горячей крови, озверевшая дружина, никак не сдерживаемая предводителем, нещадно убивала всех, кто попадался на пути, будь то хирдманн или бонд, или тралл.
- Милости! Милости прошу, храбрый ярл! - Взмолился, падая на колени, один из слуг. - Не губи, верой и правдой тебе служить буду!
- То же ты Гандальву говорил, пес жалкий, - процедил Асмунд, с силой вгоняя копье в тело человека, да так что отбросил его на пять шагов назад, да там и оставил с копьем в груди умирать. Лезвие меча показалось из кожанных ножен, на губах ярла играла улыбка - эта земля принадлежала ему по праву и воле конунга, и здесь он мог делать все, что должно, дабы навсегда отвадить у холопов желание поклонятся чужим государям.
Звякнула тетива, стрела вошла в спину ярла, на полпальца погрузившись в звенья кольчуги. Скривившись от боли, Асмунд вырвал ее из раны, отбросив прочь, и повернулся к лучнику. То был Бьорн, хирдманн Асмунда, его ровесник и друг.
- Ты? Как ты посмел поднять на меня, своего ярла оружие? - Донесся удивленный, но в то же время яростный крик Амсмунда.
- Не Убийца Ярлов ты, Асмунд, а пес бешеный! - Бьорн наложил еще одну стрелу, натягивая лук. - Женщин и детей губишь, траллов не щадишь, стариков жизней лишаешь! Какой из тебя ярл, когда ты хуже разбойника на своей земле злодейства творишь!
- Не тебе меня судить, коли я конунгом и жрецом на то благословлен!
Ярл рванулся вперед, занося меч. Вторая стрела вошла ему в грудь, но третью юноша выпустить не успел - клинок Асмунда опустился ему на голову, рассекая череп. Тяжело дыша Альхеймсон опустился рядом с телом предателя.
- Лекаря! - Бросил он наблюдавшим за этой схваткой хирдманнам. - Лекаря сюда!
Несколько воинов все еще смотрели на тело Бьорна, не в силах поверить, что тот решился напасть на ярла, но наиболее расторопные уже побежали за знахарем.
- Гисли, поди сюда, ближе! - Прохрипел Асмунд, подзывая херсира.
- Да, мой господин, - бородатый воин склонился над ярлом. - Что пожелаешь?
- Слушай меня, эта усадьба ваша! Убивайте, насилуйте, грабьте! Одину жертвы принесите, благодарите его за победу! Но домов не жечь! - Последнюю фразу наиболее жестко произнес Асмунд. - Отсюда буду я править этой землей. Из узилища Ассы Кюны, из древнего имения конунгов рода Инглингов!
Прозван был после этой бойни Асмунд Кровавым Ярлом, а дружинники его Зверьми Лютыми, однако мало кто теперь дерзал в открытую бросить вызов ярлу, поселившемуся в Гокстаде.


Вингульмерк. Эйнар Губитель Заговоренных

Миновав Сарасберг, немалый путь проделал Эйнар, объезжая свои новые земли, да принимая клятвы от деревенских старост. Обид он людям не чинил, дружину свою в строгости держал и лишней крови лить не дозволял. Многие воины Гандальва, что в Вингульмерке держались, добровольно под его начало перешли, когда он им всем тот же почет обещал, что и в альвхеймарском войске, другим же позволил Эйнар беспрепятственно покинуть Вингульмерк, будь на то их воля, и отпустил без боя.
Имением своим избрал он усадьбу Гиллисберг, покуда в Сарасберге конунг Харальд и жрец Торлейв обитали, поскольку не хотел более Губитель Заговоренных в споры со жрецом вступать бесполезные, да за спокойствие жены своей ратовал. С каждым днем приближался ей срок родить, и ждал этого мига воитель с нетерпением, ибо пятнадцать долгих лет не было у них наследника.
- Что скажешь ты, Ратибор, - спросил Эйнар дородного русича, бывшего старшим над сотней в его дружине. - Что узнали твои люди, о чем еще мне не ведомо?
- Народ любит тебя, Эйнар, - отвечал дружинник. - Старый Харальдов ярл много обид чинил людям Вингульмерка, потому рады были люди, когда Барвайг Красный зарубил его, Хаки же Гандальвсон сумел к себе здешних людей расположить до тебя, и - многие удивлены, что ты еще лучший правитель оказался, чем он. Из Раумарики и Вермаланда бонды бегут под твою руку, многие из них в деревнях разоренных войной селятся, другие новые веси строят.
- Будешь удел этот славным и богатым, краше Агдира и Трандхейма! - Добавил Ярополк, сын хольмагардского воеводы, ради славы отправившийся вместе с Эйнаром в Норвегию. - С таки добрым государем, как ты Эйнар, страна воспрянет!
- Благодарю вас за слова теплые, - произнес ярл, и вздохнул. - Есть у меня другая дума - жестоки боги северные, крови жаждут да смертей постоянно. Видел я гибель друга своего, на дубу повешенного, лишь за то что спас товарищей своих! Видел я жертвы, что Торлейв жрец приносил, и кровью обливалось сердце мое. Слышал я о том, как губил Гандальв конунг пленников, в Вингульмерке и Вестфольде захваченных! Не бывать здесь миру, покуда идолу деревянному народ поклоны бьет!
- Но, ты же не думаешь, что сумеешь крестить своих людей? - Удивился Ратибор. - Что скажет конунг? Торлейв же тебя со свету сживет за одну мысль подобную!
- Не говори речей таких, Ратибор, - отвечал Эйнар. - В полную власть мне отдана сия земля, и здесь я хозяин. Тем, кто Христа в свое сердце добровольно примет, гонения не страшны будут. А я за веру свою и с клинком постоять смогу, пусть даже лишили меня руки в битве!
- Эйнар, тяжкое дело ты задумал, - покачал головой Ярополк, сжав серебрянный крестик, висевший на его груди. - Но верное! Тотчас я отправлю гонцов к отцу в Хольмагард, пусть дружину пришлет храбрую, крещеную!
- И священников-греков пусть пришлет, - кивнул Эйнра. Кому, как не ему было знать, что в Хольмагарде, пусть большая часть людей Перуну поклонялась, но немало было и христиан, и купцов греческих, и священнослужителей их. - Должно нам добро и свет в эти земли принести, коли уж судьба нам этот шанс дает. Желаю я чтобы мой сын в христианской стране рос, а не во тьме языческой.
- Прав ты, княже, - согласился Ратибор.

Харек выслушивал донесения финнов-охотников, которых он посылал в разведку. В его шатре горели три плошки с рыбьим жиром, разгоняя полумрак на несколько шагов... Внимательно выслушав путанные объяснения охотников, Харек высыпал на пол фигурки игры "Занятие земли" (Ланданам). Он расставил некоторые фигурки домов в произвольном порядке и показал на них.
- Так? - спросил он, показывая на фигурки домов.
- Нет, не так - покачал головой финн, и слегка переставил дома.
- Их 4. дальше ограда. За ними много малый дома...
- Сколько?
Финн растопырил пятерню и показал два раза. Потом показал 4 пальца.
- Четырнадцать?- харек показал десять пальцев потом четыре.
Финн покачал головой, показав две руки с растопыренными пальцами.
- Значит сорок... - произнес Харек.
- Тут мало... - ответил финн.
Дома, судя по тому как финн расположил игровые фишки на доске, были расположены по кругу. Задача несколько усложнялась...
- А теперь покажи мне, как там проходит стена.
Харек протянул финну лучины. Финн усмехнулся в свои пышные усы и расположил лучины по кругу.
- Здесь войти люди - сказал он, показывая в оставленный зазор.
- Ворота? Сюда входят и выходят люди?
- Да сюда входить и выходить... Там дверь большая. -подтвердил финн.
- Спасибо, Ахти... - произнес Харек. – Значит, два дома выходят прямо к этой двери, так?
Финн кивнул.
- Значит, придется выбивать ворота, чтобы не увязнуть среди хижин... Ты нам здорово помог, Ахти - сказал Харек, и протянул финну обручье. - Бери, это тебе за работу. На эту штуку ты купишь много оленей или железных вещей.
- Спасибо, вождь - ответил Ахти, поклонившись, и вышел из шатра.
В шатер вошел Гутхорм.
- Играешь в Landnám? Да еще и сам с собой? Уже не решился ты колдовать?
- это наши предки верили в подобное... Нет, я просто пытаюсь наглядно себе представить расположение домов в усадьбе по донесениям финнов. Ну и память же у них. Чуть ли не каждый дом запомнили. Смотри. Вот эти четыре дома напротив ворот - это собственно и есть Большой дом и гостевые дома. самый большой дом - вероятно это и есть дом Эйстенсонов где все пируют. Его нужно будет окружить в первую очередь. Впрочем, не мне тебя учить... Я еще жду разведчиков, которые пошли смотреть расположение лагерей. А тут. Фигурками лошадей я обозначил хлева для скота, а фигурками лодок - сараи и амбары. Ни то ни другое я бы не стал трогать - нам понадобятся припасы чтобы накормить войско. Поэтому, когда подпалите дом, следите чтобы огонь не перекинулся на сараи. Хозяйские амбары сгорят тоже, но на дома треллей огонь перейти на должен. Хотя и среди них надо будет провести зачистку и выставить всех из усадьбы, чтобы не мешали... Они и вам самим еще пригодятся. Совсем ни к чему убивать хороших работников.
Гутхорм молча кивнул, выражая свое согласие.
Тем временем в хижину вошел еще один разведчик.
- Юкка? -Харек поднялся и вышел навстречу гостю. - Расскажи, что ты видел.
- видел яранги, видел люди. Много спят, мало бдят.
- Это хорошо, - сказал Харек. - Видишь эти фигурки? Расставь их так, как расположены их яранги. И так, как они есть против Большого Дома за оградой.
Финн кивнул.
- Что ты видел на ткани, которая на палке?
- Собака. Голова собаки - ответил финн.
- Гандальв? Вот он где, серый пес... Прямо на окраине возле леса... - пробормотал Гутхорм. - Сами боги дают нам его в руки...
- Это еще увидим... - ответил Харек. - Возьми эти фигурки и поставь их там, где ты видел людей, которые бдят. - Харек высыпал на пол игрушечные деревянные фигурки.
Финн кивнул, взял с десяток фигурок и расставил их возле фигурок домиков.
- Сколько всего их там приблизительно?
- Три руки, - ответил финн, показывая все десять пальцев. - На каждую руку по руке... Трудно было считать...
- Триста... - произнес харек в полголоса.
- Вот память у них - восхитился Гутхорм. - И как все упомнил?
- Моя хороший охотник - гордо ответил Юкки. - Моя много знает и много умеет.
- Ты хорошо поработал - сказал Харек, протягивая ему золотое обручье. - Купишь на это много вещей из железа.
Юкки благодарно поклонился.
- Спасибо тебе, Юкки, - сказал Харек, похлопав его по плечу. - А теперь можно идти в твою ярангу.
Саам улыбнулся, тоже похлопал Харека по плечу и вышел.
- Как ты с ними спелся, - сказал Гутхорм. - До сих пор удивляюсь.
- Нет ничего удивительного. Я просто отношусь к ним с уважением и общаюсь как с равными. Они это ценят. А для друзей последним поделятся. Если бы не они, не нагнали бы мы тогда Хаки берсерка и не забрали бы у него кюну. Хальвдан наградил их потом за помощь. Хорошо чтобы и Харальд последовал его примеру...
В шатер вошел третий охотник.
- Пиексимяки, доброго здравия! Все целы?
- Все хорошо, никто не увидел как наша идти. А мы много видеть,- ответил финн.
- Садись, выпей отвар... Вот, видишь те фигурки? поставь их так, как ты видел там яранги, и людей, которые бдят.
Финн послушно исполнил просьбу. Вскоре все фигурки домов кончились.
- Бери еще эти- он показал на фигурки коней.
Финн кивнул.
- У тебя есть свой набор Ланданам? - спросил Харек Гутхорма.
- А как же. Сейчас принесу, - Гутхорм вышел из шатра.
- Нам очень важно знать, сколько там шатров и шалашей: так мы хоть приблизительно оценим численность их войска. Сколько там яранг?
Финн показал десять пальцев
- Четыре руки. И еще пол руки...
- четыре с половиной сотни, - произнес Харек. - и откуда они взялись?
Он поспешно расставил фигурки.
- Видишь те большие дома? Как они к этому месту, которое ты видел?
Финн, не задумываясь, ткнул к северо-западу от лагеря Гандальва.
Харек быстро переставил туда все фигурки домов, лодок и лошадей.
- А теперь расставь, как ты видел...
Финн долго и скрупулезно расставлял фигурки домов, лодок лошадей и людей.
- Я все видел так.
- Спасибо, ты хороший охотник. Ты хорошо поработал. - Харек снял еще одно обручье с руки. - На это ты купишь много железных вещей...
- И у меня будет много жен - добавил финн.
- И это тоже. Теперь иди отдыхай. Спасибо тебе - Харек пожал финну руку и похлопал его по плечу. - Нет, погоди, что ты видел над ярангами? Там была большая тряпка с рисунком?
- Да, там быть большая тряпка.
- Что на ней было?
- Зверь.
- Что за зверь?
- Похож на медведь, - ответил финн. - Я не видел красный медведь. Красный медведь нет.
- Это тотем. Эйстенсоны, - произнес Харек, сжимая кулаки. - Что ж, ты мне хорошо помог, спасибо тебе еще раз. Теперь можешь идти.
Финн вышел и в шатер вошел Гутхорм, неся мешочек и доску для игры в Ланднам.
- Ну как?- спросил Гутхорм.
- Уже есть два лагеря. Жду следующего разведчика.
Следующий финн появился лишь полчаса спустя.
- Наша заметить и наша убегать. Руукки ранен, - сказал он, отдышавшись.
- Вы его отправили к шаману?
- шамана его лечить, - подтвердил финн - они в нас стрелять из луков.
- Плохо дело. Сколько их примерно?
- мы их посчитать. Их там пять рук и еще на каждую руку по руке. И еще две руки.
- Пятьсот двадцать, - пробормотал Харек. Нехилое войско. У кого такое может быть? Кто там у нас остался? Гудбранд и Гримкиль?
- Нет, у Гримкиля столько людей не найдется,- возразил Гутхорм. - Мы его тогда потрепали здорово. Хорошо если у него хоть сотня уцелела.
- Значит Гудбранд,- произнес Харек.- Про него я не знаю ничего.
- Зато я знаю, - ответил Гутхорм с усмешкой. - Достойный враг. Оставь его на моих людей...
- Сам Гудранд наверняка в усадьбе, а в лагере его ярл сидит, - сказал Харек, начав расхаживать по шатру. - Да и то наверняка многие из них ополченцы из бондов. Где он сейчас столько войска возьмет? Да и не стал бы он в гости с большой ратью идти. Если сложить все что мы знаем - против нас полторы тысячи войска. Еще неизвестно сколько там в усадьбе...
- Сколько бы их там ни было, от нас они не уйдут - сказал Гутхорм с усмешкой. Думаю, надо созвать всех наших ярлов и начать совет.
Харек высунулся из палатки и кликнул двух хирдманов. стоявших на карауле. - Гейр, Бранд, позовите всех ярлов. Всех кто спят, разбудите. Скоро выступаем.
- Слушаюсь, ярл - ответили оба хирдмана, приложив кулак к сердцу, и бросились исполнять приказания.
- А еще я позвал бы того скальда, которого те олухи выгнали из усадьбы, - произнес Гутхорм с ироничной усмешкой. - Кому как не ему знать про численность войска в усадьбе?

Трудно быть конунгом. Тем, кто отвечает за многое, и каждое его решение способно либо лечь тяжким грузом на плечи других, либо, напротив, облегчить их ношу.
Удачлив тот, кто заранее знает, что ему предстоит доля правителя, и может приготовиться к ней.
Харальд уже убедился, что он действительно может принимать решения. И претворять их в жизнь, пусть другие и высказываются против.
Вот, кстати, о высказываниях...
Юноша уже научился владеть собой; никто не смог бы прочитать по лицу конунга его нынешние мысли. О доверии.
Он знал, что может смело довериться матери и дяде. Вот матери отца... это сложнее. Сейчас она защищает дом, и быть на ножах с кюной Ассой в это время совершенно неуместно. Но... она должна понять, кто теперь правит в Агдире.
И не только там.
И Торлейв... он мудр, сомнений в этом нет. Но слишком уж много берет на себя; может, и правы те конунги, которые важные жертвы приносят сами, не давая их в руки служителям богов.
Значит, и Торлейва тоже надо вразумить.
Вот задача: как поставить людей на место, сохранив при этом их в союзниках?
Эти мысли сами навели на раздумья о недавних воинах Гандальва, занявших теперь место в войске Агдира. Харальд поручил Хёмунду приглядывать за ними, и докладывать о выдающихся.
Вот тот и доложил о двух братьях. Еще юны... но Хёмунд утверждал, что воины из них получатся хорошие.
"Время молодых, - подумал Харальд. - Отец умер, бабушка тоже стара. Гандальву, если взяться как следует, тоже недолго осталось... Приходит время молодых. Таких, как я. Как эти братья".
Конунг вышел наружу. Подозвал одного из воинов.
- Позови ко мне Халльварда.

Харек, Гутхорм и другие со Скальдом

Медлить ярлы не стали, едва только их позвали люди Харека, явились все. Даже Альхейм ни слова не сказал на то, что Харек им командовать вздумал. Дорого было время. Но вот все они расселись вокруг плана, составленного Волком. Были здесь и Свейн, и Альхейм, и Стейнмод Молчаливый, и Гилли Шесть Пальцев - херсир Гутхорма.
- Ну говори, Харек, что узнать сумел, - велел Олень Хрингарийский. - Пусть ярлы наши послушают.
- Вот это усадьба - показал Харек на доску,- как ее описали финны. Эти четыре дома - там где сейчас сидят все конунги, ярлы и их хирдманы. Скальд, в котором из них пируют?
Тормунд показал пальцем на левый сзади.
- Вот в этом. Это и есть Большой Дом, там гридница.
- Неплохо расположен, - кивнул Гилли. - Вот только от ворот далеко. Если на него нападать, то через забор перелезать придется.
- Нам не привыкать, - ответил Харек и обратился к скальду. - Скажи нам, скальд. Кто в каком доме расположился? - спросил Харек.
- В этом малом крайнем - Гримкиль. С ним немного людей. В том дальнем справа - хирдманы Гудбранда-хёвдинга, а вот в этом доме справа у ворот - вроде Гандальва люди ночуют.
Гутхорм скрипнул зубами:
- Тогда с Гримкиля и начнем!
- Пусть горит синим пламенем, одноглазый сын змеи! - Прибавил Гилли, у которого тоже были свои счеты с несостоявшимся конунгом Хрингарики.
- Ладно, с усадьбами понятно, - прервал их Альхейм, вновь глядя на игрушечные фигурки. - Что там к западу расположено?
-Лагеря. - ответил Харек. - Четыре лагеря каждого вождя. Правда, два отряда разведчиков не воротились еще.
- Когда на усадьбу нападем, надобно, чтобы никто из лагерей подмогу прислать не смог, - покачал головой Стейнмод. - Иначе просто числом задавят.
- Дело говоришь - кивнул Гутхорм. - а потому мы решили поделить войско на отряды. Я поведу людей на усадьбу, а Харек на лагеря.
- Харек? - Как-то недобро произнес Альхейм. - Как же он сразу на три лагеря воинов поведет?
- Я поведу на один, - сказал Харек. - А вот вы уже между собой решайте, на какой лагерь пойдете. Лично у меня с Эйстенсонами счеты не доведены. Вот я и добью их войско.
- И как же мы войско делить будем? - На сей раз спросил Гилли. - Тут же каждый хирдман на счету, когда врагов так много.
- Финны посчитали, сколько у них палаток и шалашей стоит. Вот все расставлено примерно. По моим подсчетам сотни две должно быть у Гандальва. Во втором лагере Эйстенсоны, он будет посевернее, расположен на пахотном поле. Людей в нем где-то сотни четыре. Финны говорят, что там многие пьяны, другие спят. Третий лагерь, расположен еще севернее, в летних загонах для скота, и судя по всему, принадлежит Гудбранду. Там почти пять сотен разместилось. Гримикль скорее всего где-то в рыбацкой деревушке или возле нее и у него не больше сотни людей.
- Немалое войско, - присвистнул Гилли, уже по-другому взглянув на разложенные фигурки. - Тяжко нам с ними воевать придется, коли сразу не положим, пока сонные.
- Есть у меня такая дума, - добавил Гутхорм. – Ты, Гили, возьмешь две сотни хирдманнов, и обрушишься на Гудбрандово воинство. Режьте их сонных, жгите в загонах, никто уйти не должен! И пусть с тобой пойдут финны, да с остатками гримкелевых псов расправятся. Лучше них в такую темную ночь никто не стреляет.
- Думаю, мы быстро хейдемарцев положим, - сказал Харек. А там уже на подмогу придем, кому тяжко придется.
- Сколько людей для этого дела возьмешь? - Спросил его Гутхорм.
- Думаю Свейна вместе с его датчанами тебе в помощь дам. Они на усадьбы нападать умеют. Опыт у них уже есть. А со мной пойдут ирландцы и нортумбрийцы. Две с поливной сотни получится.
- А мне что ли на Гандальва полторы сотни вести? - Воскликнул Альхейм. - Это же самоубийство!
- Возьми у Гутхорма, - ответил Харек. - Своих людей тебе дать не могу. Тем более что напрасно ты гневаешься. Силы ваши равны примерно. С вами пойдут десяток финнов. Они уравняют шансы
- Конечно, твои дикари, даже говорить нормально не обученные, большим подспорьем станут! - Проскрежетал ярл. - Мне же не бондов пьяных резать, а с хирдманами драться!
- Гутхорм, и в самом деле дай ему в помощь кого-то из твоих ярлов поопытнее и посмекалистей. А против Гудбранда я сам подсоблю
- Верю, что пособишь, да только сначала с Эйстенсонами разобраться тебе надобно, - покачал головой берсерк. - Но и Альхейма я без поддержки не оставлю. Скажи, скальд, сколько людей у них в усадьбах осталось?
Тормунд покачал головой:
- Мне сложно судить, вяз рубашки Сёрли всадник коня стремнины. Но более пяти сотен людей вся усадьба не вмесит, а челяди там всего сотни две-три будет. Значит, сотни две три носителей стали там и поместится. – Скальд улыбнулся и добавил: - К тому же муж, вкусивший воду из котла Фрейи, в пляске лезвий будет малорасторопным.
- Добре, - улыбнулся в бороду Сигурдсон. - Дам я тебе, Альхейм, тогда десяток Фрейвара-хельда, он воин бывалый, поможет тебе в битве многим.
- Вот спасибо, - сдержанно отвечал Альхейм. - Удружил ты мне, ярл. Теперь-то с десятком Фрейвара совсем безбоязненно можно на Гандальва нападать!
И хотя говорил он серьезно, сарказм ядом сочился из его речей.
- Дай ему уж хотя бы полсотни, которые в бою троих стоят - сказал Харек. - А то и в самом деле не сдюжат. Хотя у Эйстенсонов и Гудбранда в усадьбе тоже вины отборные сидят, летами и многими битвами умудренные
- Ну смотри, Альхейм, - наконец кивнул Гутхорм, хотя и по нраву ему было свою рать ослаблять. - Своих берсерков тебе даю, попробуй теперь сказать, что несправедливо мы войско разделили.
- Не по правде теперь было бы такие слова говорить, - отвечал ярл, гордо обводя взглядом всех присутствующих. - Благодарю тебя за славных хирдманов, добрую сечу устроим мы с гандальвовыми воями.
- Мудро ты рассудил, Гутхорм, - сказал Харек, - ибо воистину берсерки во вражьем лагере нужнее будут. Там из псов альвхеймарских никого не щадить надобно, за то что они с людьми нашими сотворили...
- Довольно обсуждать, ярлы, - поторопил их Гилли-херсир. - Утро близится, можем время нужное упустить!
- Только нам нападать следует единовременно, - прибавил, молчавший до этого Свейн. - Ну или почти...
- Да, лучше бы нападения по очереди совершать, - согласился Гутхорм. - Первыми на усадьбу я и Свейн, следом на Гандальва, уж больно опасен он, думаю нельзя им шанса дать опомниться, а затем на Эйстенсонов, да Гримкиля и Гудбранда лагеря. Быть может, кто из них успеет подмогу другим послать, и тем себя ослабить, а покуда хирдманы их до боя доберутся посланные - и их теплая встреча ожидать будет!
- Мудро. - Сказал Харек. - Я согласен с твоим планом, Гутхорм. А что нам пора выступать - по костру в усадьбе знать будем. Но вот нападать первым на лагеря лучше я буду. А то я узнаю, что пора нападать уже, костер в лагере Гандальва увидев.
- Пока костер разгорится, многие насторожится могут, - покачал головой Гилли Шесть Пальцев. - Надобно другой знак подавать. Например, стрелу зажженную - ее не все заметят, а лишь те, кто действительно ее ожидать будут.
- Хорошо, тогда на усадьбу нападете, едва огни в каком-то лагере увидите - сказал Харек.
- Так и сделаем, а теперь выступайте, - приказал Гутхорм. - Закончилось время для речей! Через лес все вместе двинетесь, а перед нападением разделитесь, и пусть каждый наготове будет!
- И факелы заготовьте побольше,- добавил Харек.- Шатры в лагерях тоже жечь будем, чтобы суматохи было вначале побольше.
- То-то потеха будет, - рассмеялся Гилли.
- Хорошо, теперь выступаем, - согласился Харек Волк.
Выступили они довольно споро, сказывалось то, что все воины уже готовы были к битве, и лишь приказа ожидали. Гутхорм и Свейн повели отряд ближе к воротам усадьбы, и там затаились, ожидая, пока остальные воины до нужного места доберутся.
Вскоре и Альхейм остановился, едва лишь обошел с юга лагерь Гандальва, и приказал ждать до сигнала.
Только Харек и Гилли продолжали огибать вражеские лагеря с запада, собираясь зайти им в тыл, и уже тогда начать атаку, появившись с той стороны, откуда никто бы не смог ожидать нападения.

В лесу возле лагеря хейдемаркского войска
совместно с мастером
Вскоре среди деревьев уже показался просвет - то лунные лучи отражались от речной глади, да и плеск волн стал вполне различим.
- Мы пришли, Харек, - произнес Гилли, останавливаясь, и делая знак своим воинам. - Дальше река, значит лагерь Гудбранда совсем рядом. Мне на него нападать, а тебе дальше, на хейдмеркцев.
Он вздохнул и добавил:
- Тяжело у меня на сердце из-за Гутхорма, своих лучших воинов Альхейму отдал, с малой ратью на конунжьи усадьбы пошел. Как бы не случилось с ним беды.
- В усадьбе берсерки только беды наделают, и своих и чужих посекут, а в лагере Гандалвьа они буду всего нужнее - возразил Харек
- В том ты прав, Волк, - согласился херсир.
Внезапно они увидели в темноте четыре фигуры.
- Харек - вождь! -крикнул чей-то голос.
Харек остановился. Четверо людей небольшого роста в меховых тулупах тащили чье-то тело.
- Что с ним?
- Убили. -Ответил охотник. - Наша хотеть посмотреть что в деревня и на наша напали. Урви ранен, а Харви убили.
- Обязательно было его тащить сюда?-рассердился Харек. - мы же вести от вас ждали.
-Наша не может бросить наша человек. Наша отнести его домой и закопать с предками.
- Тогда... Положите егоздесь в лагере. У вас будет возможность отомтсить за него. А потом за ним вернетесь.
- Ладно, с деревней потом поквитаетесь, - Гилли покрепче сжал рукоять меча, медленно вынимая его из ножен. - Пора, Харек. Я выступаю на Гудбранда вдоль берега, и ты не медли с нападением! Готовь горящую стрелу!
- Так и будет.-ответил Харек. - А как только управлюсь с войском Эйстенсонов, сразу же к тебе приду на подмогу. Думаю, с берсерками Гандальва побьют и без нас. Пааскиви, идите с ним. -сказал Харек. - потом объединимся и вместе пойдем на ту деревню.
- Пусть фины пойдут со мной, Волк, - прошептал Шесть Пальцев. - Мне понадобится все их мастерство, чтобы перебить людей Гримкиля до основной атаки.
- Ахти. Идешь со мной. Все остальные - Он кивнул на Гилли - с ним пойдете! ну все, удача да сопутствует всем вам!
- Спасибо тебе, Харек, - кивнул агдирец. - Воины, за мной!
Войско разделилось вновь, две сотни хирдманов ушли вслед за Гилли-херсиром, люди Харека остались ожидать его приказов здесь.

Сражение. Альхейм Смелый и Асгейр Жестокий


- Ну, говори, чего видел! – Грозно повелел Альхейм посланному в сторону лагеря финну.
- Колья видеть, людей много, - он начал загибать пальцы.
- Голову мне не морочь, коли считать не умеешь, - рявкнул ярл. – Что за люди?
- В железных шкурах, во хмелю нет никого…
- Быть того не может, - не поверил Альхейм. – Ты плохой охотник, коли дальше своего носа не видишь. Эй, Стейнмод!
- Да, господин, - отозвался херсир.
- Возьми своих молодцев, да Фрейвара-хельда и в тыл альвхеймарцам зайдите, а я пока им тут гостинцев припасу. И смотри, Стейнмод, вернись живым!
- Пожалуй, тут наши желания как никогда раньше, совпадают, - ухмыльнулся херсир.
- Начинайте!
- Но Харек и Гилли еще сигнала не подали! – Возразил Стейнмод.
- И что с того? Нам первыми эту битву начинать! Снимайте часовых!
Разделив отряд, Альхейм первым вышел из леса, и, наблюдая, как стрелы финов разят дозорных, пустил в небо зажженную стрелу. Пусть все видят, что он – Альхейм Смелый эту битву начал.

- Барди! Барди!!! – Закричал Бедмод, увидав, как его друг валится на землю со стрелой в глазнице. – Люди, на нас напали!
Его крик захлебнулся в крови, когда каленая стрела вошла ему в глотку. Хорошие стрелы дал финнам Харек, не было от них спасения. Да только крик дозорного лагерь всполошил, а гандальвовы вои и без того нападения ожидали и к битве готовы были, как им конунг велел, да как Асгейр приказал. Сам ярл одного хирдмана плетью нещадно уже избил этой ночью, за то, что он позволил себе браги испить. Не велел Гандальв пока отдыхать своим людям – значит и не должны они были его приказа ослушатся. Но только сейчас осознали хирдманы, сколь мудр был приказ их повелителя.
- Щитовой строй! – Воскликнул Асгейр, сам прячась за большим круглым щитом, да натягивая на голову крепкий шлем. Тут же две стрелы вонзились в дерево – как видно затаившиеся во тьме стрелки его узрели.
«Ну, ничего, я вам еще припомню Хакадаль и Согн!» - Пронеслось в голове у храброго ярла.
- Хьялли! Строй хирдманов! – Прокричал Асгейр, отходя за полог шатра, и собирая вокруг себя ближних телохранителей. В следующий миг две горящие стрелы вонзились в шатер, и он запылал, точно костер.
- Альвхеймарцы! Не убоимся коварного врага! В бой! – Ревел, точно медведь могучий Хьялли, вскинув секиру и первый бросился туда, откуда летели стрелы, а за ним, сомкнув щиты, шли гридни. Изредка стрелы вонзались в незащищенные руки и ноги воинов, но большая их часть увязала в щитах. Сам Хьялли получил стрелу в плечо, но она застряла в кольчуге, другая чиркнула по шлему.
Полторы с лишним сотни альвхеймарцев приближались к лесу, когда из него показались агдирские воины, облаченные в сталь люди Альхейма, да голые по пояс берсерки Гутхорма, уже начинавшие впадать в ярость. По крайней мере глаза их горели недобрым огнем. Наконец Тормульв, старший над ними, с рычанием впился в край раскрашенного алым щита, отрывая от него солидный кусок и сплюнул деревяшку в сторону врагов. Издавая вой и рычание, берсерки бросились на альвхеймарцев. Следом за ними, но уже более неспешно, наступали и воины Альхейма числом около сотни, а лучники и фины отходили назад, не забывая угощать врагов дружными залпами.
Берсерки не чувствуют боли, не носят брони, двигаются быстрее любого человека, не замечают ран, их не может остановить даже смерть, каждый из них стоит трех-четырех умелых хирдманов, каждый разит насмерть с одного удара! Все это знал Хьялли, и потому побледнело его чело, едва только он увидел приближающихся врагов, у которых пена стекала с губ, застревая в длинных, всклокоченных бородах. У самого Гандальва едва ли был десяток таких бойцов, а здесь их оказалось почти полсотни! Однако знал воин, что стоит ему показать страх, и его воины тоже обратятся в бегство, а враги будут разить их в спины. Пригнувшись и схватив секиру двумя руками, он нанес первый удар, едва только противник оказался рядом. Меч берсерка срубил навершие шлема, а сам неистовый воин побежал дальше, кровь алыми каплями стекала с секиры Хьялли. Еще три шага, и могучий берсерк рухнул в снег, а его голова покатилась по земле. Отдышатся, предводитель альвхеймарцев не успел – другой берсерк уже навалился на него, рубя двумя тяжелыми топорами и извергая поток непонятных, звериных слов, больше похожих на волчье рычание.
Отражая удар берсерка секирой, воин пнул его в колено носком сапога, ломая ногу, но враг даже не заметил этого удара, продолжая обрушивать град стали. Топор вонзился Хьялли в плечо, разрубая крепкую кольчугу, плоть и кость, так что рука повисла плетью, однако в следующий миг альвхеймарец чуть извернул секиру, которой до этого удерживал другое оружие врага, и с силой полоснул лезвием по горлу берсерку, одновременно стараясь оттолкунть его от себя. Но воинская удача уже отвернулась от викинга: оружие берсерка погрузилось в бок Хьялли, пересчитывая острым клинком все его ребра, открамсывая мясо и разрезая кишки. Тяжело выдохнув, Хьялли рухнул на землю, а его враг еще несколько мгновений простоял над ним, обагряя струящейся из рассеченной шеи кровью, а затем повалился рядом.
Приподнявшись на здоровой руке, Хьялли перевернулся на спин, хватая топор убитого врага, и, размахнувшись, бросил его в лицо подходящему агдирцу, но тот подставил щит, а затем вогнал копье в грудь альвхеймарцу.
Тяжко пришлось войску гандальва в этой битве – точно звери лютые, ворвались берсерки в бой, разрушая щитовой строй врагов. Кого-то успели альвхеймарцы поднять на копья, отбрасывая назад, но другие, словно звери лютые рубились до конца, забирая с собой в могилу двух-трех врагов, и продолжая хохотать даже тогда, когда клинки погружились в их глотки. Отсеченные пальцы и стопы, разрубленные тела, сгустки крови и обрубки рук, все еще сжимавших оружие валялись повсюду. Над полем боя возносились предсмертные хрипы и исполненные боли стоны раненых хирдманов, все еще силящихся продолжить сражение. Дружина Альвхеймара достойно встретила врага, позволяя воинам под началом Асгейра собратся с силами. Вот уже запели тетивы и в лагере альвхеймарцев, отвечая на выстрелы финских охотников да агдирцев, однако с противоположной атаке Альхейма стороны, внезапно лагерь занялся огнем пожарища, и в ярком свете бушующего пламени, воины видели фигуры врагов с факелами, продолжавших поджигать шалаши и палатки.
- Турсовы отродья! – Асгейр знаком приказал воинам идти за ним. – Напали с двух сторон! Ничего, сдюжим! Гудмунд, Кари! Окружите этих ублюдков! Эйстен Боров, берию людей и на помощь к Хьялли!
Взяв по два десятка, хельды Асгейра ринулись в обход, покуда сам Асгейр двинулся прямо на новых врагов. Ярл пока не знал, кто напал на него, но был уверен что люди щенка Харальда устроили эту подлую атаку, а потому рвался сам скрестить клинок с нападавшими, ибо за все время войны он еще ни разу не учавствовал в настоящей битве.

Внезапной атаки не получилось. Альхейм понял это, когда увидел ровные ряды врагов, вышедших навстречу его воинам. Похоже, финн все-таки был прав и подозрительный Гандальв не позволил своим людям расслабиться ни на мнговение. Отлично подготовленное нападение, в единый миг превратилось в настоящее побоище, где уже сложно было понять, кто свой – кто чужой.
- Бранд! Отзывай людей! Нечего хороших хирдманов зазря губить! – Приказал ярл, до этой поры наблюдавший за битвой из леса.
- Но, господин, нам же следует разгромить врага и…
- Нет, нам следует не подпустить их к усадьбе, покуда Гутхорм не перебьет всех конунгов. С этим мы лучше справимся, уж поверь, если больше людей сохраним.
- А как же наши берсерки?! – Не унимался молодой Бранд.
- Они живут ради битвы, и уже утром будут пировать в доме Одина! – Ответил Альхейм и прикрикнул на воина: - Отзывай наших людей, мальчишка! Видишь, из лагеря идет еще отряд!
Юноша хотел было возразить, но смутился под тяжелым взглядом ярла, а затем поднес к губам военный рог, играя приказ к оступлению.

Удивлен был Моди, увидав, как начинают отходить воины агдира, однако пока преследовать их никто не собирался – берсерки, эти раненые, загнаные в угол псы, дрались с яростью обреченных, похоже даже не понимая, что их союзники бросили их на погибель. Уже больше половины воинов одина полегло, но альвхеймарцы дорогую цену уплатили за гибель каждого из них. Вот разьяренный бородач размахивает огромной дубиной, и никто не смеет приблизится к нему, поскольку он играюче разбивая клинки мечей и топоров. Вот другой, ужа израненый, с двумя мечами в мускулистых руках, больше похожий на вихрь лезвий, нежели на человека. Третий, казалось, выдохся, опустив плечи, и тут же на него набросились двое хирдманов – но в следующий миг берсерк вновь вскинул широкий топор, отсекая врагам руки, после чего погрузил лезвие в брюхо одному, а другого просто схватил могучей дланью за горло, ломая шею.
- Хватит терять воинов! – Воскликнул Эйстен Боров, дородный херсир в начищенной до блеска кольчуге Миклагардской работы. – Отходите! Лучники, пли!
Дважды упрашивать альвхеймарцев не пришлось – оставив подле берсерков человек шесть, не столь расторопных, и потому не успевших отойти, остальные же успели отскочить шагов на десять-пятнадцать, не смотря на вес доспехов, а затем запели альвхеймарские луки. Стрелы со столь малого расстояния разили без промаха, погружаясь в голые тела берсерков, пробивая шеи, застревая в глазницах, вгрызаясь в плоть, точно клювы хищных птиц. Однако, один за другим, оседали берсерки, точно подрубленные дубы, падали они на орошенный кровью их и их врагов снег. Последним умирал Тормульв, раскрутив над головой свою дубину, он бросил ее в строй врагов, зашибив двоих лучников, и уже на излете его оружие врезалось в лицо Эйстену Борову, превращая его в кровавую кашу. Рухнув на колени, херсир обхаватил разбитое лицо руками, издавая непонятные звуки, поскольку все его зубы уже были выбиты изо рта.
- Сомкнуть строй! – Закричал Моди, пока двое хирдманнов уносили раненого херсира. – Лучники, стреляйте по их стрелкам! Остальные, соберите раненых! Врага не преследовать!
Молодой воин чувствовал, что если бы он не начал отдавать приказы, то никто бы не сдвинулся с места, люди были слишком ошарашены произошедшей битвой с неистовыми берсерками, чтобы самим принимать решения.
Тем временем над Хрингисакром поднялся дым, а пламя пожарища можно было разглядеть даже из лагеря – беда, страшная беда приключилась в конунжей усдьбе, понял Моди.
- Бьернульв! – Подозвал он одного из хирдманов. – Скорее расскажи Асгейру!

Близ усадьбы. Хейдмаркцы и люди Харека Волка
DL&Skald

С Эйстансаноми шли войны, когда подошли к усадьбе, воинов оставили за частоколом, а руководить Фроди поставил головастого мужика. Он был не сильно знатен, не у локтей конунга за столом сидел, но кулаки имел увесистые, да и секиру держал уверенно. Так что громко оспаривать распоряжение конунжье никто не осмелился
Более всего желал Фроди избегнуть усобицы меж своими – ведь на место погубленных ярлов многие зубы точили. Значит, и выбрать надо такого, что умом не обижен да и другим его в головы вобьет.
Так вот и вышло, что ныне Вебранд Заячий Тулуп, хейдмеркский херсир был старшим над хейдмаркцами. Под его руководством лагерь поставили да стали ждать новостей из усадьбы.
Вскоре вести пришли: задружились мол, конунги с хевдингом-соседом, силушку теперь взяли немереную и Харальдов хребет живо перебьем
Возрадовался Вербанд тем вестям, но на лице то почти не выказал: не дело мужу в летах скакать, как юнец безбородый. Выслушал гонца, да собрал воев - речь говорить:
"Славные дела ждут наших властителей, но хитер пес агдирский, а, значит и нам не след победу свою править заранее, да брони снимать, хмелем упившись. Пусть усадьбу люд гудбрандов сохраняет - не нам на честь хевдинга покушаться. Недоверие его воям выказывая. но и мы свой дозор поставим, чтобы пакость разная мимо нас к усадьбе не пробиралась.
Спокойно ныне в лесах, нет слухов про ворога поблизости, но добросовестный гридень в походе всегда насторожен. Тем паче, коли конунг ныне отдельно, без наших копий да секир за спиною. На том и решили. Усталые вои разбрелись спать, но дозорные бдили, зорко глядя за окрестностями. Точнее - должны были за ними смотреть. Однако же, долгий поход да призрачность угрозы дело свое делали - и юнцы, оглянувшись, что нет рядом старших да на руку тяжких, вместо наблюдения игру потешную затеяли. Лишь одного караулить оставили, да и тот боле на лагерь смотрел, мечтая пойти к друзьям а не мерзнуть в дозоре. Прилетевшая из мрака стрела оборвала его жизнь. Юный вой даже не пикнул - с раной-то в горле. В отличие от хейдмаркцев, финны не расслаблялись и стрелы их язвили без промаха.
Харек наблюдал из-за деревьев, как стрелы финнов поразили дозорного. А затем достал огниво, и пустил из лука огненную стрелу. Молча, подкрадываясь как тени воины его отряда вышли из под полога ночного леса.
- Валите колья -тихо произнес Харек, и несколько дюжих хирдманов взявшись за топоры. Перерубили веревки, связывавшие отдельные жерди. Колья посыпались внутрь ограждения.
- Огнем по палаткам - крикнул Харек финнам, и те выпустили горящие стрелы по палаткам.
- Зажигайте факелы - сказал Волк, и вот огненный ручеек пополз по рядам воинов, превращаясь в огненную реку.
Издав боевой клич, ирландцы и нормтумбрийцы - все как на подбор в добротных кольчугах - бросились на шатры, подрубая опоры, а те кто держал в руках факелы тут же поджигали палатки или бросали факелы в дальние палатки.
Вебранд Заячий Тулуп выскочил один из первых на шум - сказалась славная выучка. Да только не на пользу она ныне: агдирцы еще не поспели добежать, и схоронившиеся во мраке стрелки без труда нашли цели для лука. И пал викинг, не успев и секиру свою обагрить, пал вместе со многими опытными бойцами. Оставшиеся сражались - не сила не их ныне была.

Сражение. Альхейм Смелый и Асгейр Жестокий

Стеймод выжидал ровно столько, сколько требовалось, то есть до той поры, пока в отдалении от лагеря не началась битва. Теперь настал и его черед. Десяток Фрейвара зашел с юго-востока, сам он повел людей с северо-востока, врываясь в лагерь. Единственному часовому в грудь воткнулось копье, брошенное умелой рукой Стерна, затем в ход пошли факелы, и огонь занялся сразу на нескольких соломенных крышах, задорно перепрыгивая с одного шалаша на другой. У Фрейвара дела шли не хуже, и вскоре уже большая часть лагеря оказалась обьята пламенем, однако из дыма внезапно появились альвхеймарцы, уж кого-кого, а их люди Стейнмода не ждали – ведь по словам финов тут было не больше двух сотен, где-то столько же воевало сейчас на другом конце лагеря.
Клинок погрузился в живот одного хирдмана, альвхеймарец два раза провернул оружие в ране, наматывая на лезвие кишки, а затем резко выдернул, оставляя врага умирать. То там то здесь сходились в сражении воины, однако людей Гандальва было больше. Пляска Скегуль, пляска стали и огня продолжалась. Падали воины, иссеченные клинками, медленно сползал по разгарающемуся пологу шатра Фрейвар, копьем отбивающийся от троих напавших на него. Наконец наконечник копья погрузился в плечо одному из альвхеймарцев, но тут же двое других зарубили хельда. Воины метались меж ярившегося пламени, кто ища врагов, кто напротив стремясь поскорее выбратся из лагеря, но люди Гудмунда сумели зайти агдирцам в тыл, и, тяжело дыша в дыму пожарища, медленно гнали их на Асгейра и его воинов. Где-то в отблесках пламени сверкали мечи, где-то слышался свист рассекаемого воздуха и скрежет металла. Убитые падали на землю, а сапоги живых втаптывали их тела в кровь и грязь.
Раскрутив клинок на ладони, Асгейр с усмешкой перерубил древко копья у своего противника, и, сблизившись с ним, нанес удар – тот попытался закрытся рукой, но клинок разрубил сначала ее, а затем и череп агдирца, из головы потекли мозги, смешиваясь с алым.

Смотрю я, немного
Могзов у Агдирцев,
Коли решились
Ночью жестокой,
Напасть вероломно,
На войско Гандальва!
Смерть им наградой,
За доблесть такую!

Рассмеялся ярл, произнося ниду, а заодно пнул бездыханное тело, и дальше повел своих людей.
Стейнмод стоял сжимая в одной руке меч, в другой щит, зло глядя на окружавших его врагов. Свою задачу он выполнил, но вот похоже второй приказ ярла – вернутся живым – исполнить уже не удастся. Все его люди либо погибли, либо разбежались, зато гандальвовых прихвостней вокруг было хоть отбавляй.
- Вот и отбавим, - мрачно улыбнулся Стейнмод Молчаливый, ударяя рукоятью меча по щиту. – Ну, подходите, турсовы дети! Будет вам веселье!
Не смотря на скверный нрав, Стейнмод был отличным воином, а потому не сомневался, что успеет отправить в Вальгаллу двоих-троих альвхеймарцев, чтобы предупредили Одина о его приходе. Наконец один их врагов ринулся на него, занося меч, агдирец сместился в сторону, подрубив врага по ногам, и тут же принял на щит два клинка, с силой отталкивая недругов от себя. Золотистая рукоять сверкнула языках пламени, ослепляя другого гридя и тут же он получил щитом в лицо, падая оглушенным. Стейнмод крутился волчком, ухитряясь отражать сразу два – три удара, подставлял то щит, то клинок, тех, кто ухитрялся приблизиться, бил рукоятью. Кому-то уже на излете удара отрубил нос, однако альвхеймарцев вокруг него было слишком много. Наконец, не выдержав града ударов, его щит треснул, а после и вовсе раскололся, пятеро противников наседали на агдирца со всех сторон, и это были не зеленые юнцы, а закаленные боями ветераны. Чье-то лезвие чиркнуло его по руке, перерубая мышцы – херсир перебросил меч в другую руку, продолжая драться, затем топор подрубил ему сохожилие на ноге, так что Стейнмод рухнул на колено, все еще отбивая удары. Лезвия разрывали на нем кольчугу, впивались в кожу, оставляя десятки легких, неглубоких ран, так, словно враги решили позабавиться, прежде чем убить его. Но кровь сочилась слишком быстро и вот викинг начал ослабевать. Наконец меч выпал из его рук, и лишь тогда появился сам Асгейр, ногой отталкивая оружие подальше от опасного врага.
- Ну здравствуй, агдирец, - ухмыльнувшись произнес ярл.
- И тебе чтоб пусто было, фернрирово отродье! – Сплюнул Стейнмод.
- Спасибо на добром слове, вот только не в твоем положении сейчас огрызаться!
- И не тебе мне приказывать, - в ответ рассмеялся агдирец. – Твои люди меня достаточно поранили, скоро меня заберут валькирии.
- Да, твоя кровь хорошо сочится из ран, - согласился Асгейр. – Но у тебя в руке нет оружия, и ты издохнешь как пес, а потом отправишся в Хель.
- Будь ты проклят! – Вырвалось у Стейнмода, но вместе со словами из его горла вытекла небольшая струйка крови. – Дай мне меч! Это долг викинга… уважение к противнику…
- Который напал среди ночи? – Асгейр вскинул брови. – Вот уж не ожидал подобной наглости. Может тебе еще чарку браги поднести?
- Сжалься… - донеслись еле слышные слова агдирца, он стремительно терял силы.
- Хорошо, - гандальвов ярл обошел пленника. – Кто напал на наш лагерь? Сколько вас? Кто ведет, какие благородные мужи в вашем воинстве?
- Провались ты в Хель! – На этот раз плевок Стейнмода был кровавым, а затем он рухнул в снег, едва сумев вновь приподнятся.
- Это ты скоро там будешь, если не ответишь мне!
- Ну будь по твоему, - процедил викинг, глядя в глаза мучителю. – Много с нами ратных мужей да знатных, почитай вся рать Агдирская тут, и не будет вам спасения!
- Шутить изволишь, смерд! – Взорвался Асгейр, занося ладонь для удара. – Что же тогда столь малыми силами напали?
- Господин! – Раздался позади крик Бьернульва. – Усадьбы горят, господин! На конунга вороги напали! Скорее, господин!
Исполненный злобы и ярости вскрик донесся из-за стиснутых зубов Асгейра, уже по другому он взглянул на захваченного агдирца.
- А может и не врешь, - прошептал он. – Кто вас ведет, сколько людей? Говори, или я брошу твое тело воронам на поживу!
- Гутхорм нас ведет, и как раз сейчас голову Гандальву-псу рубит, да дружкам его! – Собрав последние силы, бросил в лицо мучителю Стейнмод. – И Альхейм Смелый, что вас, собак, в лесу дожидается с ратью немалой!
- Вот оно как, знакомые все имена, - словно сам себе, произнес Асгейр. – Будь они неладны, ужели со времен Согна они меня преследовать будут?
- Да Харек Волк, - продолжал пленник.
- Харек! – Столько ненависти было в этом слове, столько злобы, что даже умирающий Стейнмод ее почувствовал.
– Он сейчас хмельных хейдмеркцев режет, точно скот! Хотя воинов у него вдвое меньше будет, чем у Альхейма. – Сердце его последние удары отсчитывало, но не мог викинг упустить возможности недругу своему подлость совершить, да врага кровного на иноверца натравить.
- Бьернульв, зови людей! – Проскрежетал Асгейр. – Властителю нашему мы уже помочь не в силах, но с Хареком за все поквитаемся!
- Постой, - прохрипел агдирец. – Меч… ты обещал дать мне меч…
- Ах да, - ярл поднял оружие Стейнмода, внимательно разглядывая золотую рукоять. – Сдается мне, где-то я этот клинок уже видел, и уж точно не в твоих руках. Негоже песьим сынам добрую сталь своим прикосновением поганить.
Меч медленно опустился в ножны Асгейра.

Знай, губитель воев,
Тать ночной разбойный,
Здесь конец твой горек,
Средь домов горящих,
С ними запылаешь,
Без меча в деснице,
И пойдешь неспешно,
К змеевой сестрице!

- Ты… - голос Стейнмода захлебнулся в крови, а затем тело его повалилось на землю.
- Кари, Гудмунд сколько? – Бросил хельдам Асгейр.
- Шестерых, - отвечал Кари.
- Восемь, - добавил Гудмунд. – Многие ранены. Этот ублюдок четверых хороших воинов увечными сделал!
- Довольно по убитым плакать, - приказал Асгейр. - Хирд собирайте. Сей же час по Хареку вероломному ударим!

- Тридцать два, - произнес седоусый хирдман, подсчитывая тела врагов. – Тридцать два берсерка.
- А наших людей они почти семь десятков положили, - сокрушался Моди, глядя на распростертые тела хирдманов, а затем перевел взгляд на раненых, многие из которых лишились конечностей. И не поймешь сразу, победа это или поражение тяжкое. Простых агдирцев человек десять-пятнадцать еще полегло, прежде чем они отступили, и Моди боялся подумать, что было бы, коли враги стояли до конца. Судя по всему, он бы уж точно погиб.
- Уж коли бы не Хьялли, еще больше наших полегло бы, - произнес кто-то. – А если у них еще берсерки?
- Вряд ли, - покачал головой Моди. – Такие воины по кустам не отсиживаются, да из битвы не бегут. Мы их всех тут поубивали! И это хорошо!
- Моди, - подозвал его Торир Шелудивый. – Еще двое от ран скончались. Нас так не били даже под Сарасбергом!
- Что лучники?
- Эйстен теперь калека, другому дубина плечо раздоробила, третий на пути к Одину. – Отвечал Торир. – Остальные стреляют, вроде кого-то подранили.
- Усадьба горит, надо туда людей вести, конунгу на подмогу!
- А если засада?! Зря только все погибнем и Гандальва не спасем! – Остановил его Торир. – Асгейра ждать надо, с ним еще люди!
Ожидание было томительным, но вот из лагеря появился Беьернульв размахивающий руками:
- Моди! Торир! Асгейр всех к себе зовет!
- А как же Хрингисакр? Конунг?!
- Нам не пробится! – Кричал запыхавшийся гонец. – Врагов слишком много в лесу! Обойдем и с тылу ударим!
- Всех людей бери! Раненых тоже неча оставлять! – Добавил Торир.

- Проклятье на твою голову, Альхейм! – Прорычал Хедмунд, ставший главным берсерком, после смерти Тормульва. – Почему нас остановил, когда братья наши умирали в битве? Почему не дал с ворогами сразиться?!
- Пусть считают, что всех берсерков убили, - спокойно отвечал Альхейм. – Тогда новой атаки ожидать не станут. Пусть думают что сумели нас разбить – тогда либо на прорыв пойдут, и здесь подохнут, либо в лагере окопаются, а нам того и надо!
- Но их же перебить все надо, скотов альвхеймарских! – Рявкнул берсерк.
- О нет, надо лишь, чтобы они к конунгу своему не подоспели на помощь, - осадил его ярл. – Ужели ты этого не слышал, когда я Бранду говорил. Ужели ты, воин бывалый спорить будешь?
- Не по нраву мне это!
- Мне тоже, но следует не только врага рубить, но и своих воинов сберечь. Потом в единый кулак силы соберем, раздавим гадину альвхеймарскую! Эй, финны, почему не стреляете больше?
- Они наша убивать, - отвечал охотник. – Наша стрелять, наша умирать. Железный люди больше, стрелы их больше, наша не победить. Наша уходить!
- Ах ты зверенышь! – Альхейм схватил низкорослого финна за ворот, поднимая его над землей и несколько раз встряхнул. – Сколько ваша умирать?
- Столько, - показал тот четыре пальца. – Много хороший охотник умирать, наша деревня такой потеря не выдержать!
- Плевать на вашу деревню, - проскрежетал ярл. – Бери тех, кто остались и иди следи за альвхеймарцами. Если что увидишь, сразу мне говори, иначе голову отрублю!
- Зачем ты с ними так? – Спросил Бранд.
Ярл зло выдохнул:
- Это Харек со всякой швалью может на равных говорить, потому что сам вероотступник! А они другого не заслуживают, полузвери! Сколько у нас людей осталось, Бранд?
- Дык сотня вся и еще десятка три, да те, кто со Стейнмодом ушел…
- Альхейм! – Раненый воин, держась за деревья оказался возле ярла. – Всех альвхеймарцы перебили! Один я выжил!
- А Стейнмод? – Воскликнул ярл.
- Я видел, как он… против семерых дрался.
- И не помог? Трус! – Кулак ярла с силой врезался в дерево. – Иди к лекарю! Остальные будте к бою готовы!

Асгейр вновь пересчитал своих воинов, это же надо, больше сотни убитых, еще четыре десятка так изранены, что без лекаря воевать уже не смогут. Хьялли мертв, Эйстен тоже недалеко от роковой черты. Из бывалых воинов разве что Гудмунд с Кари, да Торир Шелудивый. Но прикончить Харека Асгейру хотелось более всего в это час. Даже возможная гибель властелина его так не печалила, как то, что старый враг может ускользнуть. Ведь там, у Согна именно Харек пленил его.
Полторы сотни хирдманов, да еще три десятка воев пока еще были с ним и могли дратся, а значит Волку не поздоровится.
- Если бойцы Эйстенсонов хотя бы в половину так отважны, как мы, то победа у нас в руках! – Воскликнул Асгейр. – Идем, сокрушим проклятых врагов, славные вои альвхеймара!
- ДА! На Иноземцев!
- На иноверцев!
Раздались крики альвхеймарцев, и уже вскоре рать Асгейра покинула лагерь, оставив в нем лишь раненых и увечных, кто не мог быстро расстояние, отделявшее их от стоянки хейдмеркцев, преодолеть.

Усадьба. Бой.
Совместно с Тельтиаром.

Когда посреди темной ночи в твой дом врываться вражеские берсерки - это очень страшно. У селении близ усадьбы внезапность позволила агдирцам сломить ратный дух противника еще до сражения. При виде перекошенных лиц да обагренного оружия, с бондами приключился ступор. Тем более, что крестьяне, в отличие от воев беды не ждали и спали себе мирным сном. уверенные что четверо конунгов уж как-то оборонят свой покой - да и шеи хирдманов заодно. Увы... эти же самые властители и были тем лакомым куском, из-за которого гости ночные столь усердствовали этой полуночью. Впрочем, агдирцы спешили: надо было достичь усадьбы, пока там никто не проснулся. Так что местный люд просто откидывали с дороги, ежели бонды не оружными на шум выбегали. сколько-то погибло, но большая часть отделалась синяками: удар латной перчатки и челюсть свернет с легкостью, а вои, разгоряченные битвой, силы удара не меряли.
А случилось все вот как: едва увидев жженную стрелу над лагерем Гандальва, Гутхорм приказал своим воинам атаковать, и те, привычно рванулись к частоколу, причем шестеро самых дюжих данов несли на плечах таран из свежесрубленного дерева, однако прежде чем бить в ворота и громогласно объявлять о своем приходе, несколько ловких воев забросили на частокол веревки с крючьями, да по ним поднялись наверх, перемахнув через забор. Короткая схватка со стражей, а затем тяжелые створки сами начали открываться навстречу рати агдирского ярла.
- Свейн! В деревне зла не чинить! Времени не тратить! - Бросил Сигурдсон датчанину. - К усадьбам, да поживее!
Из некоторых домов вырывались полураздетые хирдманны, что встали здесь на постой, но их, сонных, секли скорее походя, нежели действительно считая угрозой. Взвились стрелы, где-то бренчала сталь - мало было людей ратных в деревне. Вот уже вскоре и второй частокол показался, повыше первого, да тоже с воротами.
- Бейте, храбрые даны! Эта ночь наша! - Возопил ярл, и спустя мгновение таран ударил в ворота.
За воротами, естественно, проснулись, послышались удивленные голоса. Однако, если в лагерях воев по периметру люди спали в пол уха, то тут, видимо, сочтя себя надежно охраненными, дрыхли весьма крепко. Тому способствовали и потребленная на пиру хмельная настойка. Так что, пока вои в усадьбе натягмвали порты да продирали очи от сна, атакующие уже ворвались за частокол. Свистнули стралы, сталь запела погребальную песню по незадачливым соням
Ворота поддались, распахиваясь и пропуская вал атакующих, кому-то в шею впилась пущенная стрела, ктото оскользнувшись упал, но в целом агдирцы и датчане уже были внутри, окружая ближайшие дома.
- Свейн, веди своих молодцев к Гандальвову дому! - Прокричал Гутхорм, в то время как его люди уже окружили усадьбу, указанную Тормундом, как жилище Гримкиля. - Закладывай окна! Подпирайте двери!
Приказывал Олень Хрингарийский, и воины расторопно исполняли его приказание, уже вскоре дом был замурован и заколочен так, что из него практически невозможно было бы выбратся. А хирдманы уже раскладывали возле дерева сухой валежник, да зажигали факелы.
- Что Гримкиль! Сын одноглазой гадюки, страшно тебе?! - Воскликнул ярл, поднося факел к сухим веткам. - Давай, гори! Гори ясно, Гримкиль сын Гормкиля! Отец твой нашел погибель в холодных водах, а ты сгинешь в яром пламени!
Дому же начал тлеть, когда изнутри раздался стук. Люди явно не хотели умирать, а потому пытались раскрыть ставни или выбить дверь, но пока их усилия были тщетны.
Тем временем Свейн и его даны добрались до усадьбы Гандальва, попути зарубив несколько не слишком расторопных воинов, бросившихся им навстречу.
- Эй, Серый Конунг! Выходи биться, трус поганый! - Прокричал дан, в то время как его люди подпирали ставни окон и дверей, оставив незакрытым лишь главный вход. В доме слышалось какое-то движение, однако пока еще никто не показался из дверей. - Женщины и старики могут выходи беспрепятственно! - Добавил Свейн. - Мужчины пусть бросают оружие и сдаются, или прорубают себе путь к выходу, как сумеют!
Из дома выбежала простоволосая баба, едва не сбив с ног воя, подпиравшего дверь. Страх дал женщине силу вроде мужской, так что агдирец глянул вослед служаночке с удивлением. Потом, кашляя от дыма, показалось еще пара дев и мальчонка. Вионы же выходить не спешили. Да и сам конунг на речи дерзкие не ответил не словом. Переглянулись атакующие, ослабла их радость перечеркнутая сомнением. Но тут как по команда, альвхеймерцы ринулись прочь из горящего дома. Их оказалось на диво немного... но конунга среди них не было
Одного из данов зарубили почти мгновенно, другой получил копьем в плечо и отскочил, однако прорвать окружение воям Гандальва сегодня не удалось - быть может уверенность их ослабла от того, что не было с ними сейчас их повелителя? Или просто сон и хмель дело свое делали. Однако сеча продолжалась.
Один за другим падали альвхеймерцы, но каждый перед смертью славил Гандальва вместе с Тором. Знать, сильна была вера гридней в своего конунга. Через недолгое время последний альвхеймерский вой испустил дух, насажанный на копье. Агдирцы переглянулись - запропавшая вражина не давала покоя. Не остался же Гандальв сгорать заживо? Такого ни один викинг не сотворит: променять Вальгаллу на Хель по доброй воле! Не бывать!
- Горм, Ингар, - бросил Свейн воинам. - Усадьбу проверьте, покуда вся не сгорела, а остальные пока не отходите, вдруг еще выползет поганый из норы какой!
Однако ему и самому в это не верилось, хотя не мог же, право слово, Гандальв сквозь землю провалиться. Надо было искать его, ведь коли сбежит, то немало бед еще сотворить сумеет. Потому и ждали даны возле горящего дома, до последнего, да проверяли каждого ворога убитого, чтобы точно удостоверится.
- Нет его в доме! - Бросил Ингар, появляясь из дверей, весь в дыму и гари.
- Или погорел уже, злодей!
- Ладно, так мы его не найдем, - согласился Свейн. - Время дорого! За мной, воины!
Траллы и холопы с визгом разбегались кто куда, тушить подожженную усадьбу явно никто не собирался, а потому даны просто завалили дверь, и двинулись к большому дому, туда, где должны были спать Хегни и Фроди. Потери у них были не большие, так что в своей победе они были уверены полностью. Да и дом не так далеко находился.
Языки пламени уже лизали крышу дома Гримкиля, когда двое воев выбили ставни и выпрыгнули наружу. Гутхорм тут же проткнул одного мечом, другому же в грудь вонзились сразу три стрелы.
- Давай, выползай, Одноглазый потомок Локи, - прикрикнул хрингарийский ярл. - Я тебя тут заждался уже.
- Так заходи в гости! - Донеслось из дому. - Али огня испугался!
Похоже, Гримкиль, поняв, что конец его близок, собрался с духом и решил умереть как и подобает конунгу, то есть с достоинством. Еще чья-то лохматая голова показалась из окна, но тут же юркнула назад, так что брошенный топор воткнулся в оконную раму. Из окна полетели стрелы, какая-то по случайности вонзилась в одного из гридей Гутхорма, и агдирцы начали стрелять в ответ.
Хегни и Фроди тоже оказались застигнуты атакой врасплох, однако, как и подобает справным войнам, очухались быстро. Этих братьев не надо было и призывать пробивать себе путь к жизни рукою оружною – сами додумались, да взялись за дело столь рьяно. Что агдирцы, сунувшиеся было дверь подпирать, отлетели прочь, сметенные с ног безумным напором.
Фроди-конунг, брат старший и мудрый, уже понял, что в огне гибнет не только дом, но и все их вечерние планы отмщения. Агдирский щенок и его йетунские советчики опять вышли впереди на пол пяди. И горько так стало Фроди от сознания того, что в душе всколыхнулась черная ненависть. Отродясь не был старший Эйнстансон берсерком, но ныне один за одним падала агдирцы под меткими ударами лютого ворога.
Да и брат его не отставал, хоть и короче был ум у Хегни, но силушки меч воздеть меньшому брату хватало. Зим с 13 мало кто с ним сойтись в поединке желал, могута телесная позволяла шутя тяжким железом махаться. Вот и сегодня, Хегни-конунг, с перекошенным от ярости ликом и пеной в бороде щедро делился ударами. Смерть царила вокруг. Братья Эйнстансоны, хоть и захваченные врасплох, оказались тяжкими противниками.
Даны, поначалу не ожидавшие столь рьяного сопротивления, все же вскоре опомнились, кольцо вокруг дома стягивая, а кто и с тылу заходил с факелами, ветхие пристройки подпаливая, чтобы те, кто еще в доме, поскорее высвободится пытались.
- Не дайте им всем разом выйти! - Приказал Свейн. - Бейте поодиночке!
Однако приказ запаздал, ободренные лихой яростью конунгов, хейдмеркцы уже успели занять пространство около дома.
Вот когда впору было пожалеть нападающим, что позволили они быть битве, а не затворили двери покрепче. Однако же, число в битве роль играет, утомились хейдмеркцы, свой рывок совершая, а к нападающим новый люд подходил
Вот уже пламенем усадьба занялась, покуда шло сражение. А даны продолжали кружить вокруг своих противников, теперь уже не спеша нападать, да кольцо смыкая - хейдмерцев от силы пять десятков тут было, а у Свейна полторы сотни людей, так что не было ни единого шанса у врагов прорваться. Но и датчанин не желал людей задаром терять, выжидал.
: Первым пал Фроди. Метко кинутая из темноты сулица вонзилась в глаз – и старший Эйнстансон осел наземь. Хегни ринулся подхватить брата – да лишь подставил бок супротивнику. Забился он, аки медведь, и как и тот до ранившего добрался, шею в руках раздавил. Но жизнь уходила из тела вместе с рудой, а тут и другие агдирцы поспели. И пал Хегни-конунг, бормоча окровавленным ртом страшное проклятье для Харальда Ночного Губителя.

Усадьба. Бой.

Неспешно расправлялись даны с остатками хейдмеркского воинства, да и куда им торопится-то было, коли конунги убитыми пали, а врагу подмоги ждать неоткуда. Забрасывали топорами издали, да стрелами потчевали, обратно к дом горящий загоняли. Не было силы у воинов Эйстенсонов отбиваться, отступали, орошая кровью землю. Пока наконец все не пали.
- Конунгам их головы отсеките и на копья взденьте, - приказал Свейн ближним воинам. - Добрый трофей будет.
- Как прикажешь! - Отвечал Горм.
- А нам что дальше делать? - Появился рядом со Свейном Ингар.
- Не расходиться, вместе держаться! - Бросил тот. - Кто знает, может еще какая вражина недобитая здесь есть?



- Эй, Варди! - Приказал Сигурдсон, подозвав гридя. - Возьми сотню молодцев и иди к дому Гудбранда! Не хочу, чтобы этот старый змей спастись сумел!
- Сделаю, господин! - Кивнул воин, и, собрав людей, бросился к следующей усадьбе.
- Горишь, Гримкиль! Давай я еще огоньку подбавлю, - продолжал смеятся ярл, пока его люди стояли вокруг дома. Больше никто не смел высунутся, продолжая отстреливатся. Но вот рухнула крыша, и крики врагов стихли. Похоже все они погибли под обвалившимися балками.
- С одним ублюдком покончили, теперь очередь другого настала! - Бросил Гутхорм, и в его словах звучало торжество. Наконец-то он покончил со своим подлым недругом! - За мной, агдирцы! На Гудбранда!

А подле дома Гудбрандова уже молодцы Гутхормовы вовсю орудовали, как и прежде пытаясь окна заложить, да двери подпереть, но не тут-то было! Всполошенные шумом, вырывались из дома ярлы и гридни властного хевдинга, кто уже одоспешенный, кто в одном исподнем, но непременно с мечом. И сеча во дворе лютая пошла.
- Знатных ярлов скручивайте! - Прокричал Варди хирдманам. - От низ живых проку больше будет!
Но то и сами гриди понимали - ведь за ярла живого можно и выкуп стребовать, а за мертвого только родичи мстить придут. Потому накидывались на гудбрандовых людей по двое - по трое, руки заламывали, оружие отбирали, кнутами стегали, простых же хирдманов рубили нещадно, но и те огрызаясь не сдавались, сражаясь до последнего.
К тому моменту, как подоспел Гутхорм, сражение возле усадьбы уже завершилось. А саму ее, зная, что внутри еще люди оружные сидят, викинги подпалили с четырех углов.

Пробудился в холодном поту Гудбранд от криков предсмертных, вскочил, сапоги обучая да пояс ратный с мечом вокруг талии затягивая, набросил шелом на седую голову.
- Ахти! Ахти, сын мой, сюда! - Закричал старый хевдинг, запоздало вспоминая, что отослал пасынка в лагерь, за людьми следить. - Воины, ко мне!
Понимал старец, что не спроста эти крики во дворе, что добрался враг до них когда никто не ждал, не гадал! Зря! Зря он позволил воинам отдыхать в самый разгар войны, зря надеялся что в такой дали от битв последних не доберутся до них убийцы. Всю свою жизнь был подозрителен Гудбранд, а на закате дней такую ошибку допустил!
Рванулся хевдинг к двери, отворил ее, выбежал в горницу - мертвое тело увидал. Тело слуги преданного, что с оружием в руках погиб. Развернулся - увидал в дверном проеме сражение, да людей своих окровавленных. Туда бросился! Да не успел!
Захлопнулась дверь, привалили ее бревном агдирцы подлые. Сколько не бился могучий старец, не сумел ее отпереть, не сумел на свободу пробиться и смерть в бою принять.
Тяжелый дым проник в дом, разрывая старческие легкие. Тяжко дышать стало хевдингу. Бросился он наверх, да сердце крепкое прихватило. Осел на ступенях, вдыхая гарь едкую. Там и смерть могучего властителя настигла.

- Свяжите этих, - приказал, глядя на пленников, Гутхорм. - После разберемся кто есть кто. Варди, за домом следи!
Сам же ярл с гридями направился к большому дому, да там даны и без него уже управились, и теперь трофеи собирали.
- Добрая была битва, Свейн! - Прокричал со смехом хрингариец.
- Да уж, яростно враги сражались, да не сумели нас одолеть! Но теперь конунги мертвы! Что дальше делать?
- Деревня ваша, - бросил Гутхорм. - Но прежде, возьми сотню воинов и загляните в рыболовецкое селение к северу. Быть может там ваши клинки пригодятся больше!
- А сам пока трофеи собирать будешь? - Недоверчиво бросил Свейн.
- С тобой Варди пойдет и еще шесть десятков агдирцев. Так по справедливости будет, - оборвал спор ярл. - Остальные пусть здесь все проверят! В домах еще вои остаться могли, кого мы не поймали.
Вскорости уже воины покинул Хрингасакр, к рыболовецкой деревеньке направившись, да и даны не слишком на этот приказ серчали - там ведь тоже было чем поживиться, несомненно.

Битва. Альхейм Смелый и Асгейр Жестокий

- Наша следить, они уходить! – Сообщил Альхейму финн, столь ловко прокравшийся за спину ярлу, что тот невольно вздрогнул – ведь пожелай этот охотник его убить, никто бы даже и не заметил ничего! Правду говорят, что все они – колдуны и злодеи, эти финны!
- Куда они ушли? Сколько?
- Все кто были здоровы оружие взять и уходить, в ту сторону, где добрый Волк с железными людьми воевать, - отвечал тот. – Те кто ходить не могут, те в остаться. Своих ждать.
- Много?
- Вот, и еще вот, - показал финн несколько раз по десять пальцев.
- Понятно, спасибо тебе, - благодарность сквозь зубы выдавил ярл.- Эй, Хедмунд, ты битвы жаждал?
- В погоню идем, ярл? – Удовлетворенно зарычал берсерк.
- Нет, в лагерь. Всех там добить надобно, - отрезал Альхейм. – И не перечь мне!
Вскоре уже оставшиеся десять берсерков, да с ними еще пять десятков воинов и финские охотники. Раненые альвхеймарцы сопротивления оказать достойного уже не могли, хотя многие и сражались яростно, но сначала стрелы финнов свое дело сделали, а после на них накинулись и берсерки гутхормовы, за погибших товарищей мстя.
Не бой, но бойня случилась в тот миг, как и любил Альхейм – чтобы враги его не могли сражаться наравне с ним, чтобы гибли, точно скот в сражении, поэтому и упивался он видом битвы. По молодости-то был ярл совсем другим, в битву врывался отважно, сражался неистово, за то и получил себе имя Смелый, ибо не было в дружине Хальвдана более храброго и умелого воина, да только после пленения в Хрингарике, что-то в Альхейме переменилось, и стал он более осторожным и рассчетливым, не честную битву полюбил с той поры, а обман коварный и расправы жестокие. И всегда наверняка бил, когда знал, что победа ему принадлежать будет.

Немного времени понадобилось, чтобы раненых альвхеймарцев добить, вытирали об одежды мертвецов оружие запыхавшиеся берсерки, стояли поодаль агдирские хирдманы. Не всем по душе такая битва пришлась, но и потери были совсем небольшие - все-го то четыре человека, да еще шесть ранено оказалось. Умел Альхейм людей беречь, да врагов без жалости истреблять.
- Наша показать, как дальше идти! - Сказал финн, едва лишь воины отдышались. - За железными людьми, к Волку...
- Нет, - отрезал ярл. - Мы свое дело сделали. Люди мои устали и не выдержат еще одной битвы. Не хочу я их напрасно губить.
- Но как же Харек?
- Пусть ему его Бог помогает, - сурово бросил ярл.
И даже берсерки не стали с ним спорить, слишком ослабли они после неистовства ратевого, чтобы действительно на новую битву спешить. Да и другим воинам отдых нужен был и никто не хотел иноземцам на помощь идти, кроме финнов.
Охотники же, поняв, что не сумеют ярла убедить сами пошли по следам альвхеймарцев, впятером.

Харек шел впереди своего войска, врубаясь в гущу перепуганных и еще сонных хейдемарцев. не менее полусотни полегли сразу, прежде чем поняли, в чем дело. Следом за хареком шли пятеро его боевых товарищей - норвежцев из Ирландии и люди нортубрийского ярла Торольва.
Стрелы пятерых финнов Ахти и десятка ирландцев с луками продолжали разить тех кто выбегал из палаток во всеоружии.
Отряд Лиама навалился на лагерь хейдемарцев по левую руку от Харека, а отряд Брана -по правую. Увидев гибель своего ярла и внезапный напор врагов сразу с трех сторон, бонды и карлы, совсем недавно призванные к оружию и принятые в дружину Эйстенсонов, растерялись и вскоре обратились в бегство. Остальные тоже держались недолго. Некому было ободрить растерянных хидманов и призвать к дисциплине. И немногие хотели умереть достойно, многие думали об оставленных родичах и семьях.
Впрочем, то, что часть карлов обратилась в бегство, лишь разозлило хирдманов, готовых сражаться за своих господ до последнего вздоха.
- Эй, трусы! Куда вы понеслись?! - Кричал Ульв Сивая Борода, размахивая топором. У него в боку уже торчала финская стрела, но он похоже этого еще не замечал. - А ну назад! За Хейдмерк! За Фроди Эйстенсона!
Немногочисленный и нестройный гул был ему ответом. Бонды разбегались кто куда, не сильно задумываясь о воинской доблести и посмертии в Вальгалле, кто-то из карлов развернулся, то ли решив, что все равно нечего терять, то ли просто не понимая что происходит.
По крайней мере те, кто сумели составить приличный строй, ударили по правому флангу нападавших со всей возможной яростью, и надеясь, что их примеру последуют другие воины.
Харек сразу смекнул что происходит.
- Окружайте! Финны бейте стрелами! Никакой пощады! Все кто хотел убежали! За святой крест, Езуса и святого Патрика! За Агдир и Эйр! Рази врагов! Пусть идут в свою Валгалу!

Харек и нортумбрийцы ударили с фланга, а воины Лиама, мгновенно перестроившись, ударили с тыла.
Преимущество ирландцев теперь было колоссальным.
- Сомкнуть строй! Мечники в первый ряд, копейщики во второй! - прокричал Харек. Услышанные от священников в Нортубмрии, читавших древние манускрипты, рассказы про тактику воинов древнего Рима не прошли просто так, и сейчас он вспоминал все, что узнал тогда о тактике древних прославленных полководцев. Удар отряда Лиама с тыла был решающим. Карлы в хейдемарском войске снова дрогнули.
Смекнули про то и хейдмеркцы, что, отбросив щиты, ринулись в свою последнюю атаку. Не выжить... нет, просто забрать побольше врагов в Хелль!
- Хейдмерк! - Возопил Ульв, израненный врубаясь в гущу иноземцев, следом за ним шли еще четверо воев, все в крови, но мечи и топоры поднимались и опускались... пощады не было никому в ту ночь. Меч одного из ирландцев настиг Ульва, и тот рухнул с рассеченной грудью под ноги иноземцам.

Во время первого яростного натиска воины - ирландцы организованно отступили, услышав команду Харека, и дали возможность выступить вторым и третьим рядам, которые встретили врага, сомкнув строй и ощетинившись мечами и копьями. Отчаянная атака наткнулась на организованный строй, в котором уже не было просветов. Копья разили хейдемарцев издали, а тех, кто рубил древки натыкались на ирландские мечи, и немногие успевали увернуться.

Видно было, что развязка уже недалека, падали навзничь изрубленные дружинники, кричали от боли и страха те, кому повезло вырваться из лагеря, однако не все трусливо бежали от битвы. Часть бондов, сумев отступить далече и перевести дух, пока ирландцы рубили людей Ульва, вскинули крепкие луки, и начали стрелять в спины своим врагам, желая, уж коли победить не удалось, хоть пожалить недругов изрядно.
Несколько ирландцев пали от стрел, направленных в спины, но большинство стрел удержали звенья кольчуг и кожаные рубахи. Харек, увидев, что делается, тут же приказал финнам и ирландским лучникам перевести огонь, и вот уже вражеские лучники стали валиться в снег.
Обернуться, сомкнуть щиты! - Прокричал Харек - Первый ряд на колени. Второй ряд, делайте крышу ото стрел, наклоните щиты! Третий ряд накройте щитами!
- Ублюдки! -прорычал Харек, глядя на бондов. - Никакой пощады!
Ответные залпы из луков дали свой результат, и вот уже раненые и убитые вражеские лучники валятся один за другим, ничем не защищенные от прицельных выстрелов лучников, которые укрылись за спинами воинов в кольчугах и за их щитами.
Харек сам повел оставшихся три десятка нортумбийцев на бондов.
Увидев, как выстроились враги, да после того, как боле десятка их товарищей стали падать замертво от финских стрел, бонды побежали, через каждые десять-пятнадцать шагов разворачиваясь и делая залп по наступающим иноземцам. Били в незащищенные ни щитами, ни доспехами ноги, надеясь не убить, но вывести из строя.
В это время их самих разили стрелы ирландцев, и продолжали разить тех, кто бежал, в незащищенные спины. У иноземцев ряды тут же смыкались. К раненым тут же подбегали двое финских шаманов, аккуратно вытаскивая стрелы и останавливая кровь отваром крапивы, и делая перевязки.

В конце концов, бонды разбежались, побросав раненых на произвол судьбы, и не желая больше гибнуть за своих конунгов, отсиживающихся за крепкими стенами усадьбы. Всего-то полторы сотни потеряли убитыми в сражении хейдмеркцы, зато больше двух сотен попросту разбежались, кто в начале сражения, кто в конце - своя шкура дороже оказалась, нежели честь воинская, хотя - какая честь могла быть у бондов-земледельцев, да карлов-холопов?
Часть к Гудбранду защиты искать поспешала, часть напротив к Гандальву, надеясь, что уж там сумеют отпор врагам дать.
Только лучникам не было пощады, и все полегли либо от стрел. либо от мечей наемников. Хирдманы хейдемаркские пали все до единого, и никого не оставили в живых чужеземцы, и даже раненых добивали они без милосердия. Много зла натерпелись ирландцы от викингов, и теперь вымещали свою злость на тех, кто сражался против них.

Всего 32 человека потеряли убитыми в этом бою ирландцы и нортумбрийцы, и намного больше было раненых, и половина из них были ранены стрелами. Финнские охотники быстро подключились на помощь шаманам, и помогли раненым остановить кровь и перевязали раны. И еще сорок человек не могли больше продолжить битву. Их отнесли в лес, и там устроили лагерь в урочище. Тем временем финны помогли скрыть следы их ухода в лес, разрывая снег ветками.
Харек собрал всех, кто уцелел после битвы. Все уцелевшие нортумбрийцы были оставлены с ранеными, чтобы охранять их в случае повторного нападения разбежавшихся карлов и бондов.
А сам Харек, призвав уцелевшие полторы сотни ирландцев, направился на помощь к херсиру Гили в лагерь хирдманов Гудбранда, как и обещал. Снегоступы скользили по влажному насту, и вскоре воинство Харека подоспело к месту другого сражения...

Битва в лагере Гудбранда. Ахти Йотун и Гилли Шесть Пальцев С Фазером

В предрассветный час в лагере Гудбранда, оставленного на попечение Ахти Йотуну, царило нечто вроде утреннего затишья, когда особо пьяные уже не сильно ворочали языками, дабы мешать тем, кто решил забыться спокойным сном, уверенный, что на четыре лагеря с ратью невиданной напасть не решится ни один враг.
Медленно тянулась чья-то унылая песня, заведенная у одного костра и по ходу пения успевшая опустошить кувшины соседней группы. Кто-то, приспустив штаны и покачиваясь от порывов ветра, пускал струю на стенку палатки, не особо заботясь, что внутри кто-то похрапывал, уткнувшись лицом в материю. Два ополченца, обхватив друг друга руками, брели в сторону выхода из лагеря, доказывая каждый сам себе о том, что звезд на небе всего-то штук двадцать. При этом каждый сбивался со счета и не мог с точностью вспомнить, до скольки же они сосчитали.
В палатке, что была отведена Ахти, горело несколько лампадок, освещая пятерых человек, что бросали кости на поверхность перевернутой бочки. Йотун постоянно протягивал кружку, чтобы ее наполнили, и не замечал во хмелю, что подливающий уже большую часть вина льет мимо на землю. Один из пятерки тихо посапывал, уткнувшись подбородком себе в грудь.
А воины Гилли Шесть Пальцев подбирались к затихшему лагерю, со стороны реки, для начала послав несколько финнов и лучников к стоянке Гримкиля. Сам Гилли был уверен, что с людьми одноглазого конунга расправятся без проблем, поэтому вел основную часть войска туда, где спали, не ожидая нападения слуги Гудбранда.
Тем временем, одна за другой в небесах загорелись стрелы - над лагерем Гандальва, у Усадьбы, возле лагеря Эйстенсонов. Начали союзники атаку, что же, как бы гудбрандовы псы не переполошились раньше времени. Тихо подкрадывались вои, но вот один перехватил топор поближе к краю топорища и бросил его в спину часовому, а другой натянул лук, посылая стрелу другому дозорному в грудь. Лишь бы не закричали!
Финны же, в тот момент, стрелу за стрелой посылали по слугам Гримкеля конунга, некоторых разя прямо в палатках, других убивая едва проснувшихся. До рукопашной так и не дошло тогда - лишь один вскинул лук, по случайности попав охотнику в живот стрелой, остальные же, кто успел бросились бежать в деревню, едва похватав оружие, а кто и без него. Еще нескольких удалось финнам расстрелять в спины, прежде чем скрылись хирдманы в домах - ну да ничего, этих потом можно выкурить! Поспешили стрелки доложить херсиру, что с малым лагерем покончено, пора за большой приниматься.
- Слышь, Асбранд, - полупьяно проговорил Дядька Гицур, сидя в тени от застывшей во мраке телеги, - я, когда в твоих годах был, не стоял так, тупо пялясь куда-то в небо. Я, как настоящий воин, ходил всегда и всюдучи, да-да... Слышь, Асбранд?
Асбранд, щурясь, чтобы разглядеть что-то в темноте, не отвечал, уперевшись копьем в землю и облокотившись на него. Ему чудились странные движения там, за чертой лагеря, но он не мог точно сказать видел ли что-нибудь или же это хмель в голове шумит и воображением своим играет.
- Асбранд, ты уснул, что ли?
- Слышу, слышу, - пробурчал часовой, поворачиваясь к Дядьке.
Из темноты, как только Асбранд отвернулся, вылетел нож, крутанувшись в воздухе один-единственный раз, и вонзился точно воину в затылок, заставив того клюнуть носом и начать падать вперед, на телегу.
- Не держат ноги тебя, Асбранд, на посту стоишь, а так нажрался... - прокомментировал сиё событие Гицур, опрокидывая на себе бутылку и открывая рот, чтобы поймать красную жидкость.
В небе появились горящие стрелы, и Дунгаль, удивленный сим странным событием, поднялся от костра, чуть пошатнувшись и мотнув головой.
- Мерещится мне, что ли? - произнес он вслух, и оба его товарища, утерев вино с бороды, уставились в небо.
- Чертовщина какая-то, - сказал второй, отворачиваясь. - Эйстенсоны, небось, совсем напились, раз такие вещи вытворяют...
- Отправляй четвертую! - Бросил ближнему гридню огниво Гилли. Однако стрела еще не успела пламенем рассечь ночную тьму, как агдирцы ворвались в лагерь, уже и не скрываясь почти, часть бросилась к кострам, другая к палаткам. То здесь, то там вспыхивали факелы - это еще два десятка воинов оказались возле загонов для скота и начали их поджигать, покуда люди в них ночевавшие не успели пробудиться.
Сам Гилли-херсир шел впереди своих людей, щедро одаривая ударами тех, кто ему на пути попадался, спящих не трогал - не дело командиру такие убийства чинить, коли позади восемь гридей идут, да копьями всех тычут, что живых, что мертвых. Другие вои палатки подрубали, да крепления обрушивали, чтобы никто выбраться не мог, а после поджигали или клинками рубили. Много было людей в лагере, много еще сделать требовалось.
- Ахти! - Гардар обернулся на шум, пытаясь разлепить слипающиеся от хмеля глаза. - Ахти, крики... Крики... ик!.. это...
Йотун медленно поднялся, его могучее тело, наполненное вином больше, нежели соратников, однако ж не утеряло ни силы, ни подвижности, а разум мигом стал похож на стекло, в котором зашевелились спокойные, трезвые мысли.
Первой - и единственно-правильной - мыслью было то, что на лагерь напали. Вопросы "Где Эйстенсоны?", "Почему не предупредили?" и "Где взять подмоги?" пронеслись один за другим, уступая место устрашающе-холодной резолюции - раз напали на лагерь Гудбранда, то Эйстенсонов и нет уже в живых, не предупредили, потому что предупреждать некому, так же как и сражаться, и что теперь каждый сам за себя, и поле битвы больше смахивает на скотобойню.
В том, что среди ополченцев и бондов найдутся приличные и трезвые воины, успевшие схватить оружие и соорудить нечто вроде правильного порядка, Йотун сомневался. А потом особо дольше и не мешкал, хватая свой топор с пола и рывком откидывая полог в сторону.
Гардар засеменил следом и тут же захрипел, когда мимо уха Ахти просвистела стрела, попав гридню в горло. Тот взмахнул руками, ухватившись за материю палатки, и быстро сполз, отрывая ткань вслед за своим падением.
- Тр-р-р-р-ревога-а-а-а!! - орал Дядька Гицур, покуда кто-то, пробегая мимо, не саданул его по голове топором. Кровь брызнула на белую палатку позади Гицура, а сам Дядька рухнул, как подкошенный, мигом прервав свой истошный крик.
- В строй! В строй! - зарычал Йотун на Дунгаля, который уклонился от жужжащего в воздухе меча, и вонзил короткое копье противнику в брюхо, насадив того, как приманку на крючок. - В строй, сукины дети!
Удар, звон, топор Ахти откидывает меч врага, огромный кулак соприкасается с носом противника, и тот отлетает назад, под ноги товарищам.
- Рубите этого турса! - Закричал кто-то из агдирцев, разглядев массивную фигуру предводителя врагов. Человек пятнадцать бросились на его крик, но там, возле гиганта тоже собирались те из воев Гудбранда, что еще могли держаться на ногах. Вокруг бегали, что-то вопя, точно бабы, разбуженные бонды. О сопротивлении никто из них уже и не помышлял - скорее думали, как убежать, или есть ли возможность сохранить жизни, если сдаться на милость врагу. Где-то на окраине лагеря поднимались ополченцы из тех, кому банально не хватило этой ночью браги.
Десяток Агдирцев продолжал жечь палатки с уже убитыми врагами, чтобы пламя разгоралось повсюду, пара гридней ринулась к спящим вокруг одного из костров противникам, но, как выяснилось - те не так уж крепко спали, как хотелось бы.
Из большого шатра выбежало несколько ярлов, все еще злых, что Гудбранд не пригласил их в усадьбу, а оставил здесь, да к тому же спросони не понимающих, что же твориться в лагере.
Один тут же полетел лицом вниз - кто-то особо умелый бросил топор, попавший северянину прямо в грудь, тут же выбив и злость, и спесь, и жизнь из тела. У костра занялась знатная сеча - гридни, навалившись скопом на спящих противников, уже не скрывались и жаждали добычи, а потому не заметили выбежавших позади них лучников, уравнявших шансы меж людьми Гудбранда и Гилли. Скрежет металла, вопли и крики, призывы к Одину, а также мольбы о пощаде - все смешалось в такую какофонию звуков, что в голове у Йотуна уже будто гремел огромный колокол, призывая богов на кровавый пир. Одному из воинов рядом с Ахти поперек лица оставили кровавый, брызжущий алым во все стороны, шрам, и викинг, истошно вопя, начал падать назад, в угли кострища. Йотун сделал полуоборот вокруг себя топором, укоротив противника на одну голову. На лице Ахти уже не видно было кожи, все было бордово-алым, отражающим полыхающее в лагере пламя.
- На выход! - рявкнул он державшимся вокруг себя воинам. - На выход, чтоб вам всем оглоблю в задницу! Двигайтесь!
Дунгаль вновь пригнулся, на сей раз просто споткнувшись. Метнувшаяся к его горлу стрела прошла поверх, вонзившись в одного из дружинников позади. Воин ошалело ухватился за стрелу окровавленной рукой и дернул ее из тела, вырвав вместе с наконечником и кусок собственного мяса. Алая струя рванула в сторону, а воин упал на колени, теряя силы и жизнь. Кто-то толкнул его в спину, опрокидывая полностью. Дунгаль поспешно поднялся, когда заметил летящий на него топор. Инстинктивно вскинул руку, прикрывая глаза, и почувствовал дикую боль в предплечье, перекинувшуюся на запястье и кисть, кровь попала ему на лицо, а Дунгаль уже протыкал противника мечом, вонзая клинок ему в живот. Оружие застряло внутри, и Дунгаль толкнул от себя врага, только сейчас заметив, что вместе с агдирцем вниз падает и половина его левой руки... Секунду Дунгаль смотрел на нее, затем раскрыл рот и закричал от боли.
Отряд Йотуна оставил его позади, падающим, как дружинник до него, на колени.
- Не дайте никому вырваться! - Кричал Гилли Шесть Пальцев, попутно вгоняя меч в лицо какому-то бонду, даже не попытавшемуся защититься. Похоже первоначальный успех до того вскружил ему голову, что он уже и забыл, сколь велико было различие в численности его войска и гудбрандовых людей.
В скотских загонах, уже охваченных огнем, шла жестокая схватка - агдирцы пытались не выпустить оттуда ни одного врага, но те рубили и ломали стены, вырываясь из огненного ада. Однако снаружи их встречала сталь. Взывая к Тору и Видару, воины сражались, неистово рубясь секирами и клинками, несколько карлов били тяжелыми молотами одного, подвернувшегося им агдирца, пока не превратили его тело в сплошную мешанину железа, мяса и костей. Продолжали свистеть стрелы, только теперь гибли и финские охотники, вступившие в перестрелку с лучниками Гудбранда.
С одной стороны победа была на стороне Гилли, но с другой - он слишком распылил свои силы по лагерю, а потому очень скоро победа могла обернуться и горьким поражением.
Что понимал своим холодным, несмотря на царящее вокруг безумие, разумом Ахти Йотун, полностью отрезвевший после очередного убитого им воина, подвернувшегося под руку. Пытаться организовать среди полупьяного, полуспящего сброда, что сейчас представлял собой лагерь, достойную оборону было задачей благородной, честной и достойной последующих песен скальдов. Только вот Ахти совсем не стремился стать героем скальдовых песен, превратившись лишь в воспоминание. Жизнь, дрожащая в его руках и готовая в любой момент оборваться, казалось настолько привлекательной, насколько никогда не казалось Ахти ни одна женщина Севера. Решение уже вызрело и даже огласилось пару раз криком "На выход!", но лишь теперь Йотун окончательно понял, что терять в лагере ему осталось лишь жизнь и больше ничего. А следовательно - нужно прорываться. И чем скорее - тем лучше.
- Прорываемся! - рявкнул он отряду, что успел сколотиться вокруг него. - За мной, живо, отродья Хеда!
Ахти вскочил на телегу, перепрыгнул с нее на какого-то лучника финской внешности, и пока воин падал, успел раскроить тому череп лезвием топора. Упав на землю, Йотун покатился по ней, вскочил и вновь ударил топор агдирца, нависшего над командиром. Топор подбросил противника в воздух, и враг упал посреди охваченной пламенем палатки. Сбоку от Ахти трех лучников Гудбранда навалившиеся гридни превращали в исколотых ежиков, рубя безжизненные тела мечами и копьями, не замечая, что в безумии схватки начинают слизывать кровь со своих губ. Залп лучников из отряда Ахти заставил парочку упасть, остальная часть рванула прямиком на Йотуна. Командир поднырнул под первый удар, почувствовал острую горящую боль в боку и локтем откинул в сторону одного противника, перехватывая удар меча на свой топор. Крутанув рукоять, он отбросил оружие врага, схватил его за грудки и ударил лбом в нос, вызвав громкий хруст ломаемых костей. Кто-то вонзил гридню меч под лопатки, и лезвие показалось спереди. Изо рта агдирца потекла кровь.

Битва в лагере Гудбранда. Ахти Йотун и Гилли Шесть Пальцев

Гилли взмахнул мечом, отправляя на свидание с Одином кем-то не добитого врага, ползающего в окровавленном снегу. Только сейчас он заметил, что рядом с ним всего двое хирдманов, вдали продолжалось сражение, сам же он вырвался на окраину лагеря, где вели перестрелку несколько лучников, да обирали трупы трое молодых викингов.
- Эй, вы, за мной! - Приказал им Шесть Пальцев, заметив невдалеке все того же могучего врага, до сих пор играючи расправлявшегося с его лучшими воинами. - Этого убить любой... любой ценой!
Парни кивнули, поднимая мечи, хотя, сказать по правде, любая цена их, по меньшей мере, не устраивала, слишком уж они хотели жить, особенно сейчас, когда посрывали золотые кольца и обручья с убитого ярла. Тем не менее, ослушаться приказа они не могли. Трое юнцов бросились на Ахти, обходя его с разных сторон, а Гилли и его телохранители так же поспешили за ними.

Один из гудбрандовых ярлов ринулся прочь от шатра, едва увидев оседающего собрата, по дороге подхватив чей-то широкий клинок, и вогнав его практически тут же в грудь вставшему у него на пути врагу. Что ни говори, а неумех Гудбранд в ярлах не держал, все по заслугам чины и почести получали, а не по знатности рода. Развернувшись, ярл зарубил еще одного агдирца, разрубив его от плеча до пояса, да потом вскрикнул от боли, почувствовав стрелу, вонзившуюся в поясницу. Вскрикнув, вырвал воин ее из раны, со злостью преломив древко, да поздно было, вражьи клинки обрушились, плоть шинкуя. Воин, что крутился рядом с помирающим ярлом, попятился, выронил оружие и поднял руки вверх:
- Смилуйтесь, братья, я... - его никто не послушал, лишь особо ретивый обернулся и с ходу, с плеча, рассек подбородок маленькой секирой, отправив парня на снег, скулить и пытаться закрыть свою рану.

Ахти обернулся, не расслышав позади себя топота ног, и понял, что оказался среди трупов лишь с двумя самыми храбрыми из отряда - остальная часть рассеялась по ходу безумного бега сквозь лагерь, сквозь огонь и крики. Кто-то не добежал вовсе...
- Ахти! - крикнул один из викингов, ткнув окровавленным клинком в сторону, и Йотун тут же пригнулся, отпрыгивая. Нанесенный удар из-за полуобрушившейся палатки пришелся на грудь крикнувшему, распорол тому кожаную куртку, и дружинник захрипел, опрокидываясь на спину. Второй налетел на врага, их мечи сошлись в жалобном стоне, и агдирец попятился перед напором человека, который очень хотел жить и был загнанной в угол жертвой. Однако не суждено было дружиннику выжить в эту ночь, несмотря на то, что отбросил он клинок противника и разрубил икры на ноге мечом, отправив молодого викинга вниз, заглушая шаги позади гудбрандового воина своим истошным криком. Удар пришелся воину на ключицу, дружинник зарычал, разворачиваясь и нанизывая врага на клинок. Йотун, ударившийся при падении головой об оглоблю, встал, покачиваясь, когда последний из троицы напавших на них попытался достать командира секирой. Ахти перехватил оружие в воздухе за древко, напряг мускулы, выворачивая руку викинга, а затем ударил свободной по шее, ломая позвонки и сворачивая челюсть. Позади дружинник, так и не выпустив рукояти меча, уже тихо рыча от потери крови, рухнул вслед за поверженным врагом. Йотун попятился, утирая кровь после удара об оглоблю с виска, поднял с земли топор.
- Сопляки ни на что не способные, - прохрипел Гилли Шесть Пальцев, глядя на окровавленного Ахти, что был точно загнанный зверь, из последних сил отбивающийся от наседавших на него собак. Позади херсира стояли двое его воинов, а потому он уже не слишком боялся ослабшего от долгой битвы врага-гиганта. - Что, страшно тебе, турсово отродье. Ну да скоро Одину в ножки поклонишься! Убейте его!
Викинги молча кивнули, обходя старшего - один, поигрывая копьем, другой чуть занеся меч для удара. В своей победе оба не сомневались. Не даром же оба сражались и убивали еще когда те, кого Ахти только что убил, еще под стол пешком ходили.
Тот что с копьем первый сделал выпад.

Как ни странно, подмога пришла, откуда не ждали, на окраине лагеря, где три десятка агдирцев уже уверенные в своем полном превосходстве и разогнавшие большую часть своих врагов, а других поубивавшие, появился еще один отряд, причем немалый. То, что это были разбитые и разогнанные Хареком бонды из хейдмеркского лагеря никто еще не знал, ровно как и сами земледельцы не ожидали увидать на месте лагеря гудбрандова такое побоище, поскольку шли сюда искать защиты от иноземцев волчьих. Однако, увидав, что к чему, один из бондов скинул с плеча лук, отправив стрелу в какого-то агдирца, следом полетело еще пять. Другие бонды бросились в рассыпную, не желая погибать в новой битве, но наиболее слаженные и попросту уставшие отступать, продолжили обстреливать ошарашенных врагов. И на повернувшихся к бондам агдирцев из глубины лагеря выскочили новые гудбрандовы воины, те самые, что прорывались вместе с Ахти Йотуном, да затерялись среди улочек пылающего лагеря. С криком, стремясь прорваться-таки на столь близкую свободу, они устремились к отряду, зажимая его, как в тиски, вместе с бондами по другую сторону. Кровь хлынула на снег, мешаясь с кровью тех, кто совсем недавно не оказывал агдирцам никакого сопротивления.
- Что здесь происходит?! - Воскликнул Бруни-бонд, переступая через тело только что убитого им агдирца. - Кто напал?
- А то ты не видишь! - рыкнул в ответ гудбрандов хирдман. - Агдирцы проклятые! Вы где были, почему на помощь не пришли?!
- На нас... - Просипел бонд. - Иноземное воинство навалилось! Жестокое и подлое! Ярлы мертвы, воины разбиты, мы за помощью к вам шли, а тут...
- А тут самим в пору спасаться! К усадьбе?
- Нет! Там огонь пылает! Похоже, конунгам тяжко пришлось этой ночью!
- И назад бежать смысла нет, коли уж там тоже враги, - запоздало поняли воины.
Можно было еще в деревню рыбацкую прорваться, да тогда снова через весь лагерь с боем идти - нет, не выход.

Йотун лишь скривил губы, не чувствуя боли в боку и в виске, откуда медленно текла кровь. Горячка боя и гнев, страх за жизнь и желание прорваться прочь из смертельной ловушки смыли из разума Ахти то, что люди звали болью. Усталость? Усталость была - но он о ней не знал. Лишь тело чуть замедлило уже свои движения, но по-прежнему было проворным, несмотря на габариты. Чего и не знал напавший с копьем в руке.
Тычок должен был прийтись Йотуну в плечо, замедлив его для удара напарника, что изготовился с мечом чуть в стороне, однако гридень не ожидал, что Ахти быстро и точно вскинет правую руку, попросту отбивая острие копья в сторону, что по инерции прошло мимо могучего тела командира. Зажатый в левой руке топор взмыл и опустился на руку, державшую копье ближе к Йотуну. Телохранитель успел одернуть ее, но не сумел спасти пальцы, рванувшие под ударом в сторону, оставляя в воздухе кровавый шлейф. Воин взвыл, отшатываясь, а Ахти добавил скорости его падению ударом ноги в грудь, отбрасывая тело к покосившемуся забору. Второй телохранитель не стал ждать - резко пошел вперед, занося удар. Йотун начал уклоняться, но лезвие царапнуло его по кольчуге, что Ахти так и не снял за вечер, забывшись за игрой в кости. Звенья полетели вниз, одежда порвалась, и железо распороло кожу, оставив на ней алую борозду. Командир лагеря зашипел, сильно пригнулся и устремился с опущенной головой на врага, врезаясь в него и вздымая противника в воздух. Телохранитель перекувыркнулся через Йотуна и рухнул позади, а Ахти уже поднимал с земли оглоблю, о которую сам расцарапал себе висок, и опустил тяжелое дерево прямиком на лицо агдирца. Тот успел слабо вскрикнуть, когда голова превратилась в кровавую кашу.
Позади, из пылающего лагеря, показалось три фигуры, во главе которых бежал один из ярлов. Он радостно вскрикнул, сделав еще пару шагов, но его настигла стрела, вырвавшаяся из огня и поразившая ярла в ногу. Он с хрипом выпустил воздух из легких и упал, а два воина, перескочив через тело, рванули в стороны, спасаясь от новых выстрелов.
Гилли попятился, глядя, как великан расправился с его ближними. Сам он сражаться уже не хотел, хотя меч все еще сжимал в руке. Скосив глаза, рассмотрел недалеко нескольких лучников.
- Эй, сюда! - Прокричал он им. - Стреляйте!
Двое воинов вскинули луки, третий только успел натянуть тетиву, когда из темноты вылетели чужие стрелы, пробивая тела агдирцев. Гилли бросился бежать, не желая становиться мишенью для новых врагов, а его лучники падали один за другим. Лишь первый успел отправить смертоносную птицу в Ахти, и то выстрел не прицельным вышел. Стрела поразила тяжело дышавшего Йотуна в плечо, командир дернулся, но остался стоять на ногах. Увидел бы его сейчас Гилли - переменил бы свое мнение, пошатнувшееся, когда он узрел гиганта, сражающегося из последних сил.
Оттерев кровь с лица, застилающую ему взор, Йотун сделал несколько неверных шагов, силясь придти в норму, встряхнул головой и рванул в противоположную сторону, покуда лучники были заняты перестрелкой с кем-то, кто пытался прорваться из лагеря.

Черный дым, стелющийся по кроваво-белому снегу, объял чью-то фигуру, нехотя выпуская ее перед столпившимся воинам и бондам, что неуверенно косились во все стороны, не решаясь куда податься. Одинокая фигура медленно и молча вышла из тумана, явив взорам Ахти Йотуна, лицо которого было похоже на кровавую маску, а из плеча торчала стрела. В руке Йотун держал топор, подобранный где-то взамен оставленного, в другой красовался слегка побитый круглый щит.
- Ахти! - крикнул Ингольв, один из выживших хирдманнов, что вывел людей вслед за собой и перерубил агдирцев, на которых напоролись бонды под командованием Бруни-бонда. - Ахти!
Йотун морщился от боли, что медленно брала вверх над уставшей волей и разумом, однако крик заставил его взгляд обрести осознанность и поднять голову.
- Что делать будем, Ахти? - Ингольв поднял руку, указывая на пылающий лагерь. - Говорят, везде все такое же...
- Что с конунгом? - прохрипел Ахти, дотрагиваясь до виска. Висок болел. Сильно.
- Горит вся усадьба, пылает, что ваш лагерь, - встрял Бруни-бонд.
Повторять Йотуну было незачем, он сразу все понял. Усадьба пылает, от лагеря Гудбранда не осталось хороших воспоминаний, значит и конунгов уже давно нет. А если и есть - спасать их дело еще безумнее, нежели оставаться здесь.
- К деревне... - начал было Ингольв, но Ахти его тут же перебил:
- В лес, на запад, через реку, - рубленными фразами проговорил Йотун, глядя на два пальца, которыми он касался разбитого виска. - Сколько с тобой человек?
- Около трех десятков, что спаслись из того огненного безумия, - Ингольв провел по опаленной бороде рукой.
- А с этим? - крутанул головой Йотун в сторону Бруни.
- Пять десятков, - ответил бонд, крепче сжимая свой лук. - Что осталось от нашей прежней стоянки...
Ахти кивнул, хотя кивок стоил нового звона и гула в голове, затем взмахнул рукой:
- За мной, нам здесь больше нечего ни терять, ни ждать, кроме своих жизней и смерти!
Отряд, потрепанный кровавой резней, рванул вслед за вожаком и скрылся в лесу, оставив былую мощь Гудбранда пылать, дабы привлечь внимание небожителей...

(с Тельтиаром)

Селение близ усадьбы. Конунг Гандальв.

Великим богам севера было угодно, чтобы злые ночные захватчики, ринувшиеся на штурм посреди ночи, не застали Гандальва мирно почивающим на мехах. Невнятное беспокойство, в коем сознался Серый конунг Эйнстансону после пира, не давало уснуть. Хоронясь от дозоров, Гандальв подошел к лагерю Альвхеймара, и оказался доволен обустройством своих воев. Да и бдительность их вышла на славу. Будь дозорные сонными аль занимайся вещами, непотребными на службе – грозный властитель явил бы себя им во всей мощи конунгового гнева. Но все было чинно и правильно, так что Владыка Альвхеймара просто повернулся и, скрытый подлеском, неспешно направился в сторону усадьбы. Когда-то он был славным охотником – пока животин на иную дичь не сменил, в облике человеческом. Однако, искусство не пропало – даже теперь, погруженный в свои мысли. Конунг шел почти без шума, ветвей не тревожа да птиц не пугая. Идти в дом не хотелось – сон, похоже, сегодня решил вовсе оставить Гандальва, а пролежать пол ночи, смотря в потолок – удовольствия мало. Так что конунг альвхеймарский уж битый час нарезал круги по селению, надвинув шапку пониже. Не хотелось ему на вопросы всякие отвечать – бессонница к доброте не располагает, а ссориться с воями союзников – дело последнее. А так… ну, ходит себе мужик…может, в дозоре, али по поручению какому направился… словом, в личине такой был конунг неузнанным – да и мало кто из союзников его хорошо различал без конунжьих знаков. А крепких мужей такой стати в Северных землях в достатке. Гандальв – не Ахти, чтоб ростом меж люда с первого взора выделяться. Все было тихо… и вдруг ночь раскрасилась бликами пламени. Сперва конунг не понял, что же стряслось: мелькнула мысль, что вои хмельные селение подпалили. Однако, пожар занимался над крышей усадьбы… да над отведенными ему лично хоромами. Серый конунг стал пробираться к месту побоища… активно работая локтями, потому как обезумевший от страха поток тел тек по узким улицам как раз в обратном направлении. До горящего дома Гандальв так и не дошел – с первого взора было понятно, что ныне явление его положения не спасет, а врагов лишь порадует. Лица агдирцев были славно видны в бликах пламени – и узнал владыка Альвхеймара старых врагов. В бессильной злобе сжались гандальвовы кулаки – видел он, как падают вои его под безжалостной сталью. И диво хотелось сейчас выйти да стереть насмешку с лика Гутхорма-поганца, сделать так, чтобы кровью он, как водицей студеной умылся… за спиной помстилось движение, и конунг ударил, не оборачиваясь. Кого в такой час ждать за спиной, кроме врага? И лишь позже глаза сказали ему про ошибку – не агдирец то был, а баба всего лишь любопытная. Кого-то смерть да огонь гонит прочь, а кого-то притягивает к себе, как волшебный манок. Ныне любопытство стоило женщине жизни – бил конунг не жалеючи, а выучка его славной по праву считалась. Пусть ее. Конунг забыл бы о жертве сей же момент, кабы не воспрянула в груди его мудрая осторожность, до того поглощенная бешенством.
«Нападающие ведь не уймутся, огненной бороной пройдутся по всему селению, в поисках уцелевших врагов», - говаривали его опыт до смекалка. А Гандальв вовсе не желал умирать, загнанным в угол, от стрел какого-то худородного бонда. Тем более - не отмстив Харальду с дядей за новую подлость да за кровь своих воев погибших.
Решение нашлось быстро: в коей то век вспомнил конунг добром меньшего сына, сказаниями да песнями интересовавшегося. Бог Тор, как гласили легенды, чтобы молот вернуть в платье невестино переоделся, да в том виде и отомстил тем ворам-великанам… значит, и потомкам его деяние бога повторить не зазорно. Конунг подхватил убитую бабу и потащил ее в дом, откуда несчастная вышла минуту назад. Он ждал шума – но напрасно. Боги были ныне на стороне Гандальва - горница оказалась пуста, только в углу тонко заплакал ребенок. Владыка Альвхеймара задумчиво посмотрел на люльку, скрывавшую розовое тельце, и подумал не стоит ли взять с собой дите для достоверности. Однако же, новорожденные орут в самый неподходящий момент – то конунг помнил по собственным детям. Кроме того, если он вырвется, идти придется по зимнему лесу, пешком да далече. Для младенца то – верная смерть, а отправить его с легким сердцем в сугроб не желал даже жестокосердный конунг. Так что вместо живого чада взял он полено да укутал, как малое дитятко. И в виде том вышел вон…
Разгоряченные битвой да кровью нападающие пробегали мимо, особого внимания на местных не обращая. Известно только богам, какой волей удержался Гандальв от того, чтобы добавить агдирцам улыбок, глотки порезав, но – сдюжил. И вскоре стоял уже на окраине леса, глядя на кладбище собственных надежд. Ну, да ничего! Покуда он жив, Альвхеймар не сломлен!
Конунг повернулся и углубился в лес. Впереди его ждало многодневное путешествие в одиночестве.

Харек увидел еще издали, что битва превратилась в настоящее побоище, и что пока они возились со своими ранеными и собирали стрелы с поля боя, бонды, сбежавшие из битвы, пришли теперь на помощь Гудбрандову войску. По его приказу ирландцы вскинули луки, и выпустили четыре залпа. Стрелы начали разить бондов в незащищенные спины, и один за другим стрелки стали валиться в снег. Опытные лучники разили почти без промаха. Увидев, что и здесь враг настиг их, ополченцы побежали в сторону леса, все еще отстреливаясь. И тут их настиг другой отряд выходящий прямо из леса.
Харек видел как отряд врагов, ведомый воином огромного роста, прорвался и поспешно отступает к реке. Харек приказал отряду Брана добить врагов, а сам, прихватив три десятка из отряда Брана, устремился наперез отступающим супостатам.
- Не успеем, задыхаясь, с хрипом проговорил один из воинов. - Воины устали.
- Лучники ко мне! Крикнул Харек. - Видите тех викингов, которые идут к реке? Догоните на расстояние выстрела, и поразите стрелами.Пусть думают, что они в безопасности и ступят на лед. Там их и настигнет кара божья...
Тем временем отряд Лиама вклинился в толпу усталых хирдманов из дружины Гудбранда. Увидев бегство своего вождя, и пришедшее в помощь агдирцам подкрепление, даже опытные хирдманы упали духом.
Людям Ахти повезло - Харек подошел слишком поздно, чтобы остановить их и заставить принять битву, поэтому бонды и хирдманы успели в лес забежать, да там среди деревьев от стрел укрыться, хотя - понимали и они, что усталые споро от погони убежать не сумеют. Несколько бондов пали от финских стрел уже у кромки леса - на их гибель остальные внимания не обратили, своя жизнь дороже была. О сражении никто и не помышлял уже. Остатки войска Ахти бежали кто куда думая лишь о спасении своих жизней - кто к усадьбе, кто к деревне. Им в спины летели копья и стрелы.
- Пусть бегут! - крикнул Лиам, устало опускаясь прямо на снег.
- Воины устали! - сказал кто-то из десятников. - Третью битву мы не выдержим!
Из лесу вышел невысокий человек в волчьем тулупе и меховой шапке.
- Урво! - воскликнул Харек.
было видно, что финн бежал со всех ног, и запыхался.
- Вождь твоя уходить! Сюда идти люди их вести Серый Волк! Много люди! - прохрипел он.
- Люди Серого Волка? Гандальва? Много?
Финн закивал.
- А наши?
- Люди Серого Волка убить наши люди много. Наши люди бежать. Люди Серого Волка идти сюда! Я бежать впереди! Они идут сюда! Ваша нужно уходить быстро!
- Спасибо тебе, друг, - сказал Харек, положив руку на плечо финну. - Я этого не забуду. Возьми это обручье - он снял последнее золотое обручье с руки.
- Отходим к лесу! - прокричал Харек. - Всех своих раненых с собой! Сюда идут подкрепления!
Ирландцы бросились подбирать своих раненых товарищей, которые еще дышали, и вдвоем или втроем потащили их к лесу. Благодаря усталости противников и внезапности нападения, убитых среди отряда Харека было немного, а раненых всего около двух десятков. Вскоре все ирландцы отступили за стену деревьев.
- Рубите стволы! Делайте засеки! Если сюда придет все альвхеймарское войско... мы не выстоим. Быстрее!
Ирландцы поспешно принялись за работу, рубили деревья и перетаскивали бревна, образуя заслон.
- Ахти! Беги к лучникам и верни их назад!
- Мой бежать и сказать -ответил Ахти, привязывая снегоступы.

Халльвард и Сигтрюгг.
С Тельтиаром

Когда Кьярваль, новый воин в их отряде и бывший гонец, уснул на ворохе соломы, сказавшись уставшим с дороги, Халльвард и Сигтрюгг вышли из сарая, чтоб не мешать ему.
- Мы так и не узнали, каким оружием владеет он ладнее всего, - вдруг вспомнил Сигтрюгг. - А ведь оружие и доспех ему тоже предоставить надобно. Да и приходилось ли ему сражаться вообще?
- Уж кому говорить об опыте в сражениях, так не нам с тобой, брат, - напомнил ему Халльвард, подтрунивая над братом. - Впрочем, мы ведь порешили - раз Асгаут его послал, значит, не просто так.
- А не осведомиться ли нам о том у самого Асгаута? - предложил младший. - Пойдем найдем его, Халльвард.
- Знать бы где, - вздохнул Халльвард. - Начать, что ли, с кузницы? нам в любом случае туда дорога - касемо оружия-то...
Как ни странно, сам ярл тоже был кузнице, причем говорил с мастером совсем не об оружейных делах.
- Сумеешь такую же сотворить? - Показал кузнецу обрывок послания с печатью Асгаут.
- Отчего же не сумею, сумею - отвечал широкоплечий бородач, одетый в один только кожанный передник, да добрые сапоги. - Но стоить будет немало, ровно как и мое молчание.
- За ценой не постою, сам ведаешь, железодел, - хмуро пообещал ярл. Слова о плате за молчание его не радовали.
- Ну что же, тогда золотом плати, десять кусков сейчас, еще двадцать после...
Еще за два шага до кузницы услышал Сигтрюгг голос ярла.
- Там он, - кивнул мальчишка старшему брату, и тот толкнул дверь.
- Дня доброго вам обоим, - начал Халльвард, входя, но что-то его остановило. Кажется, они потревожили и Асгаута, и кузнеца.
- Согласен, - прервал слова кузнеца ярл, - опуская ему что-то в большой карман на переднике. - Чтоб к вечеру сделано было.
Затем он обернулся к мальчикам:
- И вам не хворать, выспались?
- Выспались, - усмехнулся Халльвард, - да только мне и во сне чудилось, что ты меня боевой науке опять учишь.
- А мы ведь по делу тебя искали, ярл, - вставил Сигтрюгг, - человек тот новый, которого ты к нам прислал - кто он таков, кроме что гонец? Не все он нам рассказал, да и мы его не обо всем спросили. Не ждать ли нам худа от него?
- Ты лучше наяву науку боевую наяву постигай, - кивнул старшему ярл. - Что же до воина того, то и сам я о нем мало знаю, кроме как, что он из людей Альхейма Смелого, человека достойного и отважного. У такого плохих хирдманнов в дружине быть не может.
- Славно это, - Халльвард откинул упавшую на лоб прядь волос, - но его нужно оружием обеспечить и доспехами. Найдется ли у тебя, ярл, лишнее, или ковать придется? - при последних словах он мельком взглянул на кузнеца, который смотрел на него как-то подозрительно.
- Думаю, добрый Гудвар что-нибудь подберет хорошее, - отвечал Асгаут, кивнув кузнецу. - Кинжал, как я помню, при гонце был, так что ему какой доспех бы не помешал по размеру и топор боевой.
- Справим, к вечеру заходи, господин, все будет.
- Он ведь поначалу как пришел, за Халльварда меня признавать отказался, - вспомнил вдруг старший брат с улыбкой. - Да, по всему видать, что на воина я покуда не похож... А что за дело у тебя тут, Асгаут? Ты, верно, насчет оружья нового приходил?
- Да, насчет оружия супротив ворога коварного, - отвечал ярл. - Хотя есть у меня и для вас, братья, новость, добрая или худая, тут уже вам решать.
- Так говори, не тяни, - насторожился Халльвард. - Случилось чего?
- Отыскал я меч вашего отца, народ поспрашал, - произнес Асгаут, приблизившись к старшему. - Херсир по имени Стейнмод Молчаливый ныне им владеет.
- Какое же он на него право имеет? - возмутился Халльвард. - МОй отец был всем известен в дружине Гандальва Серого... а Стейнмод этот кто же таков? Как к нему мог этот меч попасть?
- То в дружине Гандальва, - отвечал ярл назидательно. - Но Гандальв разбит, а херсир Стейнмод - знатный воин Харальда Хальвдансона, и меч этот как трофей себе взял.
- А нельзя ли мне этот меч назад получить, Асгаут? - понадеялся халльвард. - Быть может, смогу я убедить Стейнмода отцовское оружие мне возвратить?
Ярл нахмурился, обдумывая слова Халльварда, и через некоторое время ответил:
- Стейнмод воин знатный и благородный, богов чтящий, а потому понимать должен, что такой меч родовой, - говорил Асгаут. - Конечно, виру он с вас стребует, но не думаю, что в просьбе этой откажет.
- Значит, мы его можем назад получить, - обрадовался Сигтрюгг. - Вот только виру где же взять?
- Обещали нам за отца выплатить, - тихо проговорил Халльвард. - В любом случае, брат, нужно нам будет переговорить с херсиром этим.
- Думаю, того, что за смерть отца вашего от конунга положено было, вполне хватит, чтобы меч отцов вернуть, да еще брагой пенной сделку эту скрепить, - улыбнулся Асгаут. - Впрочем, чего нам здесь разговор говорить, кузнецу честному мешать, пойдем во двор.
- Пойдем, - согласился Халльвард. Выходя, он оглянулся на кузнеца - тот провожал их напряженным, по-прежнему подозрительным взглядом.
Однако, не успели они отойти и на пару шагов от кузницы, как подбежал немного подуставший хирдман, остановившийся подле мальчиков.
- Грозный ярл, прости, что беседу вашу прерываю, - обратился он к Асгауту, и после кивка обернулся к Халльварду. - Хельд Халльвард Вебьернсон, конунг Харальд тебя видеть желает!
- Меня? - опешил Халльвард. - Что же, тогда спешить мне надобно...знать бы еще зачем. Оставлю я вас, Асгаут-ярл и брат мой.
И с этими словами Халльвард удалился вместе с посланником молодого конунга.
"Неужели какое дело для нас нашлось?" - подумалось младшему его брату. Но мысли свои он решил покуда держать при себе.