- В общем, важно, чтобы оно попало ко мне, и нам всем станет от этого лучше. Но вот беда, - старик понурился, всем видом показывая, как он несчастен от несправедливости жизни. - Девушка не отдает мне его. И тебе не отдаст. Но если бы ты смог добиться расположения нашей красавицы и тихонько взять у нее чехол с письмом...
Шаньха оценивающе посмотрел на мальчишку. Сказал с тщательно отмеренной долей сомнения:
- А сможешь?
- Украсть?! – возмутился Вэнь-лянь.
Возмутился бы... если бы старик сухой ладонью не заткнул ему рот.
- Тихо ты, - прошипел он. - Добьешься, что она уйдет, и ты ее больше никогда не увидишь!
Он не удержался, отвесил крепкой рукой урожденного рыбака оплеуху несмышленышу. И снова зашептал на ухо:
- Не украсть, всего лишь взять на время, взглянуть.
- А потом вернуть? – уточнил на всякий случай оболтус.
- Конечно! - и глазом не моргнув, соврал шаньха.
Такую близкую добычу он не собирался упускать лишь ради юношеских идеалов какого-то юного горожанина.
Мальчишка облизал губы и предпринял неуверенную и последнюю попытку отступления.
- А вдруг я ей не придусь по душе?

(ага)

Все та же история четвертая, продолжение

Фу Син взирал на эту картину маслом все из тех же кустов. Обзор у него был бы прекрасным, если бы не ветки и растущие на них крупные спелые ягоды ярко – красного цвета. С тихим шорохом отодвинув листья, принц увидел, как старый шаньха дает оплеуху Вэнь–ляню. Настало время возмутиться, выйти из укрытия и пригрозить старику чем – нибудь за этот проступок, но любопытство было куда как сильнее. Он продолжал наблюдать за разворачивающимся действием, которое грозило обернуться чем – то очень интересным для самого принца, и законо – переступательным для его глупого младшего брата.

Остановка каравана на пути к Ша Чжоу

Здесь кончились плодородные поля и зеленые предгорья, и недвусмысленно напоминала о себе пустыня. Люди, что селились в этих местах, организовывали свои постройки и быт, соотносясь с ней, ни на минуту не забывая о ее присутствии и характере. В приземистом, песчаного цвета здании постоялого двора были узкие проходы, едва двое разойдутся, и в лучшем случае два этажа, а чаще один. Внешние галереи, опоясывающие строение, были открыты всем ветрам. Зато до комнат добирался лишь кроткий приятный бриз. Внутренний двор устилал плотно утоптанный песок. Лишь в одном углу какой-то садовник, очень уж большой любитель своего дела, разбил маленький, два на два шага, садик. Ветер доносил оттуда ароматы цветов и свежей травы.
Тень Номер два, младший, сидел на камне у колодца и кропотливо наполнял водой многочисленные фляги. Для украшения своего немудреного занятия он пел о том, что вода холодна, а с пустыни дует горячий сухой ветер, и скоро их караван снова отправится в пески.
На постоялом дворе кипела жизнь. У ворот переругивались два погонщика, не сумевших поделить купленную в складчину новую попону. Старухи в пестрых платках плели из сухой травы на продажу легкие корзинки. У верблюжьего стойла суетились ученики погонщиков и просто малышня – кормили, поили и чистили животных. Мальчишка оттуда – маленький и загорелый, как спелый каштан, - подбежал и жадно присосался к деревянному ковшу.
- Тебя как звать, дядя? – прищурился он, глядя на Тень, чье лицо отличалось от местных так же, как горы от озер.
- Ты мое имя не выговоришь, малец, - добродушно усмехнулся тот, вытирая тряпочкой блестящую от пота бритую макушку.
- Ну как-то же тебя называют свои? – упорствовал тот; наверное, ему уж очень не хотелось возвращаться к верблюдам.
- Ди Эр.
С журчанием полилась вода из ковша во фляжку. Парнишка задумчиво загибал пальцы на пыльной ладошке.
- Номер второй? И все? А почему второй? Где тогда первый?
- Вон, видишь того человека?
Мальчишка послушно кивнул.
- Он и есть Номер Один. А если кто-то сейчас не пойдет обратно работать, получит взбучку.
Парнишка, заметив наконец отца, который шел к ним с недвусмысленном выражением на обветренном лице, ойкнул и помчался со всех ног на место, сумев при том обогнуть сердитого родителя по широкой дуге.

Тень «номер один», Ди Юй, подпирал стену. Золотистая вечерняя дымка скрывала далекую гряду, и потому казалось, что солнце скатывается прямиком за ближайшую трехглавую гору, тень от которой легла на пустошь. На местных телохранитель Лай Зо тоже не был похож, как не был похож и на Тень «номер два». Но на взгляд обитателей здешних мест и Ди Юй, и Ди Эр были как близнецы.
Телохранитель прислушивался к звукам родного языка (младший снова завел свою песню) и жевал сухую травинку. А еще наблюдал.
Он не знал, когда им с «братом» выпадет долгожданный случай, но молился в мыслях, чтобы как можно раньше. И Ди Юй был уверен, что шанс им подвернется рано или поздно. И тот подвернулся...
Ди Юй одобрительно причмокнул, увидев, как тощий долговязый чжурчжэнь подошел к лошадям.
- Где командир? – спросил он у второй тени, не поворачивая головы.
Тот не стал менять язык и прекращать песню, лишь перевел ее в нужное русло.
- Недавно ходил суровый и мрачный, говорил, что грядет неприятность... потом ушел к себе в комнату и не появлялся больше, наверное, снова колдует... я почуял запах благовоний, когда проходил мимо.
- Ссах! – выдохнул Ди Юй. – Не будем ему мешать.
Он взглядом указал на каллиграфа; мальчишка отвязывал лошадь. Тень номер один плотоядно улыбнулся.

(второй пришел, ун)

История десятая
Рыцарь

Ульрик шел рядом с монахом, ведя коня на поводу, и рассказывал о причинах своего путешествия. Иногда он забывал слова, и тогда принимался усиленно жестикулировать, гримасничать и вращать глазами, стараясь донести свою мысль до собеседника:
- Мне говорить: земля людей с собачья голова, много чудес, красиво... Красиво, да. Интересно. Я вкусно есть в.... дом, где кормят за деньги, так нигде не есть, но там принимать монета сарацин. Люди интересно. Ты и я говорить интересно. Но мне врать купцы - здесь нет страна людей с собачья голова. С собачья я видел четверых, но они не собачья голова, а собачья характер. А собачья характер имеют люди и у меня дома. И много земель есть такие люди. Это плохо, но это люди. Вот ты - хорошо. Умный, интересно. Не так я говорить... - он поскреб затылок, пытаясь подобрать подходящие слова.
Монах же в ответ рассказывал, что возможно - купцы имели в виду "псов войны". Сам он слышал о них краем уха и не могу указать, в какую сторону нужно идти, чтобы отыскать это странное племя.
- Говорят, они нападают согласованно, будто стая волков. Но о них уже давно ничего не было слышно.
А в доказательство, что они все-таки существуют, показывал меч, с которым никак не хотела расставаться слепая - Чань прижимала к себе оружие так крепко, словно его последнего хозяина. Собачья голова, что украшала рукоять, скалилась с яростью и отвагой.

(сержант Ботари mo)

- Интересный меч. Но легкий, - оглядев оружие, констатировал рыцарь, - Резать - да, хорошо, рубить - нет, мой доспех не брать.
В доказательство он постучал себя по груди. Затем Ульрик показал монаху свой меч:
- Видишь, какой надо? Тяжелый, и рубить, и колоть хорошо. А этот меч красиво, но не для доспехи. Шаху такой меч. А что за "псы войны"? Как те четыре? - для вящей доходчивости рыцарь ткнул за спину в ту сторону, где остались горе-разбойники.
Бритоголовый Вэй Сяо Фу неторопливо покачал головой. Шагал он легко, привычно - даже под ноги не глядел.
- Так говорить – нехорошо. Те, кого мы встретили... надеюсь, они все-таки когда-то родятся достойными людьми... другие. Постараюсь рассказать тебе.
По его словам выходило, что некогда, очень давно, когда – монах так и не смог доходчиво растолковать, - с севера пришли необычные люди. Нет, не монголы. Раньше их. Воевали, не слезая с коней, у них не было пеших воинов. Врага загоняли, как на охоте, а военных машин не знали совсем, очень дикие люди. Но великое царство Ляо не устояло перед их волчьим натиском, все кидань, те, кто выжил, ушли на юг, а пришельцы заняли их земли и построили города. Правда, эти уже переняли местные привычки, превратились в людей.
- Говорят, псы войны живут обособленным племенем. Они очень высокие, - сказал монах. – А длинные волосы завязывают на затылке, как хвост. Я про них говорю.
- Пф... - пренебрежительно фыркнул рыцарь, - Глупые, правда псы. Все знать - всадник хорошо для наскок и убегать, не для атака пехоты и город. Всадник без пехотинец - глупый. Есть копье длинное, я не знать, как твой язык, - Ульрик ткнул на притороченную к седлу пику, - Такое копье. Конь не дурак, на такое не скачет. А еще у пехоты есть копье с крюк, и есть топор с крюк, надет на палка от копье. Крюк хватать за... - немец замялся, пытаясь вспомнить слово, которого не знал. Наконец додумался, ухватил себя за ворот кольчуги и выразительно потряс, демонстрируя место, за которое простолюдины баграми стаскивают зазевавшихся рыцарей, - Сюда хватают и с коня. А с коня упал - все, alles, не жить. Так что люди-псы войны быть неумны или слишком уверенны в себя.

- Многих ты знаешь глупцов, что основали великую империю? Что пришли - будто нищие и невежды, а ушли как мудрецы. Это ты - глуп, чужак, если думаешь, будто все знаешь.
Вэй Сяо Фу улыбкой смягчил резкость слов.
- Знать все невозможно, - невозмутимо ответил рыцарь, - Я говорю только то, что знать. Воевать без пеший воин правда глупо. Я это знать, потому и говорю. Но я это знать сейчас, а тогда, когда приходить это племя, могли и не знать, как бить конный воин. Как я давно не знать, как воевать сарацины. Знание приходить с время, richtig? - он снял шлем, прицепил его к седлу и провел рукой по взмокшим от пота волосам, - Красивый тут страна. Жить хорошо, воевать плохо... Расскажи еще про эта страна, bitte.
- Перенести через горы тебя, может быть, мне не под силу, но я все же попробую... если до них доберемся, - кивнул в ответ монах.

К тому времени, когда слепая девчонка, что мужественно брела за ними, начала спотыкаться, а солнце раскалило рыцарские доспехи так, что Ульрик стал напоминать печь, они решили передохнуть, а монах - немного осип. Он не говорил ни о чем конкретном. Порой - о том, что попадалось на глаза. Порой - вспоминал чудеса, что видел в больших городах.
- Но, увы, не видел самого главного чуда. Хотя кто знает - что назвать самым главным?
- Да, richtig. Трудно сказать, что главное чудо, - согласился рыцарь, расстегивая седельную сумку и вынимая оттуда сверток с едой, - Я видеть Константинополь - красиво, видеть Русь давно - там красиво... Трудно сказать, не сравнить.
Он разложил свои припасы на чистой тряпице:
- Есть. Свинья мясо нет, корова и баран.
Его спутникам нечем было поделиться; они покинули маленький городок в спешке, не подумав о голоде, но у монаха нашлась тыквяная бутыль с местным вином. Девочка отазалась было, но ей обхяснили, что пить больше нечего, и она, зажмурившись, сделала глоток. Из невидящих глаз брызнули слезы. Монах беззлобно рассмелся и дал Чань в руки сорванный лист с кусочками мяса.
- Неподалеку от озера Полумесяца есть гора Поющих песков. А рядом с ними в пещерах, что тянутся на многие-многие ли, и никому не под силу их сосчитать, хранится величайшее сокровище мира.
Вэй Сяо задумчиво прожевал жеский шмат, добавил:
- Так говорят.

(minna... почти)

- И ты искать это сокровище?
- Я хотел бы взглянуть на него.
Ульрик отхлебнул вина, покатал его на языке:
- Хм... Странный вкус. Из кто вино?
Выяснилось: на арабском монах не знал нужного слова, а пространные описания фрукта привели рыцаря в недоумение. Это было что-то из многих зернышек в твердой красно-коричневой кожуре. Пока они то ли спорили, то ли набирались совместного опыта, слепая девчонка вдруг подняла голову и встрепенулась. Монах с подозрением покосился на нее.
- Там... - тонкий палец указал направление. - Оттуда...
Над вершиной далеких холмов золотились под солнцем клубы пыли. В густом воздухе плыл звук рога.
- Тоже ищут сокровище? - рассмеялся рыцарь, вставая и направляясь к коню, мирно щиплющему траву неподалеку, - Ты прости, мулла, но я готовиться к бою. Так, просто - вдруг друзья наших тех четыре друга.
Он надел шлем, ловко вскочил в седло, вытянул копье из ременной петли и накинул на руку щит. Монах тоже встал, опробовал поврежденную руку. Поморщился, но счел, что за неимением лучшего он удовольствуется хорошим.
- Отдай мне меч, девушка, - сказал он. - Лишь на время, я тебе обещаю вернуть.
Они встали на пыльной дороге - очень странный контраст между конным и пешим, между двумя мирами, - и стали ждать, когда вереница вооруженных солдат втянется в их долину.

(и меня тут тоже есть, ун)

История вторая. Каллиграф

Меркил и Джебе не слишком переживали по поводу того, что десятник решил отправить их обратно к месту постоя. Вряд ли возле суньской заставы назревала очередная драка, а жариться на солнышке ради того, чтобы узнать, сколько именно солдатских задниц обитает в форте, монголам совсем не улыбалось. К тому же за теми спутниками, какие набились в друзья к Гуюк-нойону, действительно стоило присматривать. Не ровен час сбегут, или еще передерутся между собой, ведь у этих южан нет никакого понятия о дисциплине и следованию главной цели. Вот, например, десятник, даже подвязавшись в это дело с сокровищами, о главном не забывает, а эти даже, кажется, оставили свою службу на границе ради денег. Нет, с такими защитниками этому царству еще недолго лежать свободно рядом с копытом монгольского коня.
Приближаясь к караван-сараю, разведчики лениво перешучивались, думая о том, как бы поскорее расседлать лошадей забраться в тень и там, вытянув ноги вопреки всем правилам, отдаться короткому сну. Нужно было только проверить, как там поживает этот каллиграф, на его счет Гуюк-нойон высказал особые приказания.
Но там, где ему положено быть, каллиграфа не оказалось. Как и вообще во дворе. Местные старались не смотреть на грозных гостей и делали вид, что полностью поглощены каждый своей работой.
- Ты, - ткнул Меркил пальцем в слугу, оказавшегося по неосторожности ближе остальных. - Иди сюда.
Человек покорно повиновался.
- Чжурчжень, молодой, утром приехал с нами и другими. Куда уехал? Когда? С кем?
Ханец попытался прикинуться глухонемым или, в крайнем случае, слабоумным. Причем, с рождения. Остальные слуги излучали подобное желание. С галереи на новых гостей недобро глянул охранник, но, подсчитав силы противника, остался безучастен.
- Туда... - ханец указал трясущейся рукой на ворота.
- Ты еще скажи, что по земле и на лошади, - загоготал Джебе.
- Я задал три вопроса, - в отличие от товарища, второй монгол оставался холодным как лед.

(не в одиночку, но вот кто точно...)

Позеленевший от возможностей и богатого воображения, ханец протараторил, что как раз верхом молодой чжурчжэнь и покинул их скромное убежище. Его товарищ, уперши сумрачный взгляд в сухую утоптанную землю, буркнул что-то про то, где можно увидеть чжурчжэня не на лошади. Кто-то даже засмеялся шутке.
- С ним поехали еще двое...
- За ним.
- Что?
- За ним, следом.
- А-а... ну да.
- Лысые? - уточнил Меркил.
Сумрачная догадка товарища погасила улыбку на лице Джебе. Не дожидаясь окончания разговора, нукер толкнул коня пятками и выехал со двора. А ханьцы сразу воспряли духом и подтвердили, что да, оба с бритыми головами и одинаковые, как две фасолины.
- Чтоб вам мангус печень выдрал, - выругался в ответ нукер и поскакал следом за товарищем.
Когда воины Гуюк-нойона поравнялись, произошел короткий обмен фразами.
- Куда?
- Тут два пути.
- Делиться?
- Два на одного если что...
- А чжурчжэнь уйдет.
- Это да.
- Рискнем. На все воля Тэнгри.
Меркил обернулся на приближающийся топот.
- Ну, вот, - хмыкнул он, так, что расслышал лишь товарищ. - Если что, то три на два… Правда, какой стороной пайцза ляжет?
- Сам сказал, на все воля Тэнгри.

(а кто его знает, кто)

С грохотом распахнулась и ударилась о стену деревянная дверь одной из комнат постоялого двора. На пороге стоял человек в одеждах, ослепительных, будто полуденное солнце. Наружу поплыл сладкий и терпкий аромат ритуальных благовоний, будоражащий и успокоительный одновременно. Лай Зо обвел двор мрачным и жестким взглядом, остановил его на одном из ханьцев. Тот ссутулился, будто под пригнувшей его земле тяжестью.
- Коня, - велел командир гарнизона форта. – Живо.
Животное чувствовало страх и волнение ведущих его людей и упиралось, взбрыкивало, норовя сорваться с повода. Лай Зо потрепал его по холке, и тот присмирел, лишь переступал с ноги на ногу. Слуги, ошибаясь и мешая друг другу, надели седло. Лай Зо нетерпеливо отогнал их, сам подогнал подпругу и взлетел в седло. Конь стремглав вынес всадника со двора.

Пустыня не была врагом, как не была она и другом. Ей было все равно, что случится с одиноким путником, который теперь уже неторопливо ехал верхом на мохнатой низкорослой лошадке назад по следам, оставленным караваном. Луна очертила силуэты далеких барханов (еще день-другой пути, и только тогда можно будет почувствовать дыхание раскаленного песка), положила черные тени возле камней и превратила сухую бесплодную землю вокруг в серебро.

(я и Сон, а Грей неподалеку)

И всех их тоже не интересовало, нападут ли на всадника, который оказался достаточно безумен, чтобы пуститься в опасный путь ночью, разбойники или звери. Или не заявит ли на него права демон-повелитель песка. Или найдет ли человек место для отдыха и воду. Или еще что-нибудь. В конце концов, пусть сам отвечает за собственные решения.
Шэ было не страшно, он не боялся пустыни и ночи, чернее которой была мысль, вгрызающаяся в его душу. Каллиграф думал о том, что больше никогда не увидит Чань Э. Ветер донес до него обрывок посторонних звуков - металлическое звяканье и конский всхрап. Погруженный в горькие размышления Шэ не обратил бы на них никакого внимания, если бы его лошадь не дернула ухом и не ускорила шаг по собственному почину. Чжурчжэнь натянул поводья.
- Что случилось? Не спеши, нам нужно беречь силы.
Лошадь упрямо затанцевала на месте.
- Ну хорошо... Хорошо.
Местность здесь шла пологими волнами, на севере превращаясь в застывшее бурное море песка, уходящее к далекой, подпирающей небо горной гряде, а на юге образовывая что-то вроде тихих заводей среди невысоких, в кудряшках зелени скал. Но именно на этом отрезке дороги ни спрятаться, ни забраться повыше, чтобы взглянуть на окрестности было негде. Но и преследователи не находились в выгодном положении - на седой от лунного света равнине черные силуэты двух воинов видны были издалека.
- А ты оказалась права, - пробормотал привставший в седле каллиграф и потрепал лошадь по шее в знак благодарности. - Поспешим.

(ун)

История десятая.
Рыцарь

Ульрик прикинул количество врагов, присвистнул, выражая не то удивление, не то удовлетворение, не то и то и другое вместе, и спросил:
- Это они меня не любить, тебя или просто так развлекаться? Странный люди, как наш... - он сделал паузу, напрягая память в поисках подходящего слова, равнозначного слову "барон" - O, ja, эмир Гильден. Тоже брать дружина и охоться на путник - если не убей, то бери плен и требуй выкуп, - рыцарь весело хохотнул, - Только нас он зря старайся - все равно мы денег нет. А девочка я им плен брать не дам... - Ульрик приподнялся на стременах, откинул забрало шлема и надсадно взревел, - Эй, sie, Elender! Я, Ritter Ульрик, спрашивать - кто вы что хотеть!
Монах поддернул обтрепанные рукава – чтобы не мешали. Запястья у него были крепкие; похоже, Вэй Сяо Фу держал в руках не только четки. Решив, что ханьский поймут все, он, как сумел, перевел вопрос рыцаря. Фраза вышла короткой, потому что, кто им встретился – монах и без того видел. На флажках красовалось: 宋
- Не сарацины... - открыл Америку немец, рассматривая знамена противника, - Я знать знамена султан Саладдин, его знамена тут нет. Да и Саладдин не стать глупость делать - такой отряд за три путник гоняй, он пошли шесть-десять опытных воин и они делать из нас бешбармак. А тут стройся, как на встреча султан: труба, знамена... - Ульрик не выдержал и расхохотался, - Я начинать быть гордый, что мы с ты и девочка такой важный люди. Меня еще никто вот так не встречал громко и с почет. Мулла, ты знать эта земля, - рыцарь посерьезнел, - Кто эти люди? Они нас убить хотеть или в гости звать так замысловато?

(сержант Ботари mo)

Ульрик врал - один раз и его встречали с трубами и знаменами. Правда, и трубачи и знамена были вражескими, а самого одинокого рыцаря, сдуру выперевшегося на коне из-за бархана, приняли за разведчика вражеской армии. Ульрик же, узрев перед собой развернутый строй арабских всадников, не стал корчить из себя Роланда и живехонько срулил обратно, пришпоривая коня и молясь, чтобы враги подольше оставались в заблуждении и продолжали ждать колонны крестоносцев.
Процессия замедлила ход. По рядам пробежал шепоток. Пешие тыкали пальцами в неизвестных, толкали друг друга локтями и перешептывались. Впереди них конники (в основном, юноши) переглядывались и обменивались короткими предположениями, как такие разномастные путники могли оказаться на их пути. Популярнее всех стала версия, что монах ведет чужеземца и девчонку в монастырь для просветления, поскольку не нашел никого более подходящего. Кто-то погорячей предложил атаковать и узнать, так ли хорошо вооружение широкого как медведь (и так же ревущего) всадника. Его пыл остудили чувствительным хлопком плеткой по спине.
Молодежь развела лошадей в стороны, давая дорогу всаднику в дорогих шелковых одеждах, говорящих о том, что принадлежит он к императорскому двору и не к самому низкому рангу. Держался в седле он так, словно под ним был трон. Коня остановил в трех шагах от путников, мельком оглядел воина в доспехах и перевел строгий взгляд на монаха.
- Мы хотим проехать по этой дороге.
- Небо не различает малых и больших, знатных и подлых, - монах склонил голову в ответ. – Полагаю, царедворец из дома Лидзуна подобен небу.
На лицо всадника набежала тень, он усмехнулся безо всякого веселья.
- Я – Ши Цзе-Чун из столицы Сун. Кто ты, человек мудрых слов? И кто твои спутники?
- Меня зовут Вэй Сяо Фу из Гучжу.

(Бишоп, сержант Ботари и я)

Снова зашепталась конная молодежь. Ши недоуменно свел брови, внимательно оглядел одетого во что ни попадя, точно не как паломник, крепко сложенного монаха, кое-где покрытого сажей. На рукаве ясно виднелась запекшаяся кровь.
- Далеко же ты забрался от родных мест, святой человек.
- Не дальше, чем господин Ши, - усмехнулся монах, кивнул на своего спутника.
Возникла сложность. В конце концов, справившись – героически – с языковыми трудностями, Вэй Сяо сумел сообщить, что зовут столь необычного человека «Ульлик Гильдебуланду» и он «ши».
- Этот человек – визирь южных земель, - пояснил монах самому Ульрику. – Он ушел далеко от дворца.
Эта новость обрадовала Ульрика, уже настроившегося как минимум на хорошую взбучку, а если уж совсем честно - на бесславную героическую гибель в чужых землях. Визирь - это не разбойник-барон с дружиной, так что размахивание мечом и прочими атрибутами рыцарства откладывается на неопределенный срок, и, желательно, долгий.
Рыцарь сунул копье обратно в ременную петлю у седла, кивнул вельможе и, для вящей доходчивости гулко стукнув себя в грудь, представился:
- Ульрик фон Гильденбрандт, рыцарь воинства Христова, к Ваши услуга, уважаемый визирь. Я быть в странствий во славу свой султан, - Ульрик нес эту высокопарную околесицу, от которой его самого тянуло заржать самым непристойным образом, но без которой - как утверждала молва и подтверждали многочисленные легенды о подвигах - не мог обойтись ни один уважающий себя рыцарь, - Я встретить уважаемый мудрый мулла с девочка, и он милостиво согласись покажи мне эта страна, - тут рыцарь запнулся, подбирая подходящие слова, помолчал с полминуты, наконец мысленно махнул рукой - была не была - сделал широкий жест и пояснил:
- Красиво. Интересно.

(Далара mo, сержант Ботари mo)

На ухоженном лице «визиря» появилось сомнение, которое росло с каждой фразой иноземца. При невозможности понять хоть слово, оставалось полагаться на тональность и жесты, но они говорили такое, что Ши уже не знал, что думать.
- Ваш спутник болен? – наконец сочувственно поинтересовался он у монаха.
- Немного, - Вэй Сяо Фу улыбнулся. – Кому из нас судить?
По знаку Ши вынесли и развернули свиток с изображением лица юноши, чье простоватое выражение говорило о склонности скорее к развлечениям и наслаждениям, чем к ученым занятиям и размышлениям.
- Не довелось ли вам встретить этого человека?
- Визирь спрашивает, среди разных диковин, людей и демонов, - перевел монах, вороша в памяти сцены недавнего пожара, - не видал ли ты юношу, что похож на этот портрет?
Среди искаженных страхом лиц, что остались в воспоминаниях, этого, кажется, не было. Один раз ему показалось, что вот он, тот, кто нужен царедворцу... но нет, видение растворилось.

- Не видел, - отрицательно покачал головой рыцарь, внимательно изучив портрет, - Что делать, если увижу? Это разбойник?
- Нет не думаю... - Вэй Сяо Фу еще раз всмотрелся в лицо на портрете. - А думаю: если мы найдем его, нам заплатят. Очень много.
Придворный осведомился, что озаботило спутника монаха, и в ответ на перевод величественно склонил голову в согласии.
- Верно, вознаграждение немалое. Но юноша должен быть доставлен живым и невредимым и обращаться с ним нужно с почтительностью.
Свиток скатали в тугой рулончик и унесли. В процессии пританцовывали на месте кони, перешучивались шепотом всадники, кто-то изнывал от дневной жары, где-то в задних рядах носильщики вовсю смачивали водой из фляг платки и наматывали на головы. Лицо Ши, не старческое еще, но уже изрезанное морщинами, на мгновение отразило усталость и недовольство, презрение к необходимости находиться в нынешней ситуации, беспокойство. Усилием Цзе-Чун вернул себе подобающее его статусу выражение.
- Если встретите его, идите в ближайший храм, покажите там мой личный знак.
Вперед выскользнул слуга и протянул медный кругляш с оттиском.
- Пусть вышлют гонца в следующий храм, - продолжил царедворец. - А те в следующий, пока не застанут нас. Или не доберутся до Пинлиана, куда лежит наш путь.
\Бишоп, Далара, я))

Когда последний из всадников в арьергарде процессии скрылся из вида, пыль долго еще висел в нагретом воздухе - как напоминание о встрече. Вторым доказательством, что им ничего не почудилось, была медная пайдза на ладони монаха. Вэй Сяо Фу посмотрел на девчонку, перевел взгляд на закованного в металл человека.
- Так кого же мы будем искать? - спросил он.
- Мы должны это делать? - осведомился рыцарь, - Я не знать, что уже поступить на службу визирь. Я понимать, что если мы увидеть этот человек, что ищут, и сказать это кому-то из слуга визирь, - с этими словами Ульрик спешился, - Поесть не дать нормально этот визирь...
- Простой люд имеет три бедствия. Голодающие не имеют пищи, замерзающие не имеют одежды, уставшие не имеют отдыха, - монах снова взвесил на ладони тяжелый кругляш. - Царедворец Цзе-Чун дал нам власть и шанс.
- Господин Шэ, - напомнила вдруг слепая.
Монах кивнул, спрятал пайцзу.
- Коль мы воспользуемся чужой властью, чтобы отыскать друга этой девушки, справедливость велит - найти и принца. А что ты скажешь, воин?
- Помочь девушка - священный долг der Ritter, - рыцарь с явным наслаждением стянул с головы шлем и пропитавшийся потом подшлемник, - Но можно мы сначала отдыхать? Мой конь быть вынослив, но и он отдыхать надо.
Вэй Сяо Фу огляделся по сторонам – вокруг лежали сухие холмы, кое-где поросшие блеклой травой.
- Нам троим – нечего больше терять, - улыбнулся монах. – А здесь – подходящее место, чтобы начать новый путь. Да будет так.

(сержант Ботари mo)

Интерлюдия

Место для разговора было выбрано идеально и соответствовало семнадцати правилам. Оно располагалось недалеко от дома. Оно было совсем небольшим. Огражденным высокой каменной стеной, так что даже самый любознательный домочадец не сумел бы подслушать или подглядеть, что творилось в саду. Оно было разделено на маленькие индивидуальные секции, каждая – не похожа на все остальные. Оно было асимметричным. Здесь были выстроены павильоны, а горбатые мостики, каменные и деревянные, соединяли разные уровни пространства; в глубокой тени ниш прятались вазы с диковинными растениями. Ровное зеркало центрального пруда отражало постоянно меняющееся небо и смягчало неизменность камней, чьи горбатые спины выглядывали из густой зелени. Гордые сосны символизировали долголетие и мудрость, а бамбук – силу и несгибаемые устои. Лотос напоминал о чистоте помыслов, хризантемы – о роскоши, а бананы не олицетворяли ровным счетом ничего, их посадили, чтобы шорох их листьев на ветру создавал приятный фон для мелодичного перезвона бубенчиков. В теплом воздухе завивались струйки голубоватого дымка от благовоний, а каменные глыбы у ручья были накиданы с точным расчетом, чтобы создавать впечатление, будто два собеседника, сошедшиеся лицом к лицу на середине деревянного мостика, находятся в диком горном лесу, а не в саду дворца в Линьяне.
Оба они были одеты в дорогие шелка с искусной вышивкой. Оба занимали высокое положение при дворе. Они были давними знакомыми, иногда противниками, чаще союзниками, и потому время от времени позволяли себе игнорировать некоторые формальности. В неподвижном зеркале пруда отразились два симметричных приветственных поклона. Слуги загодя принесли чугунный котел на жаровне, и над водой в нем уже струился пар.
- Благодарю за приглашение, - начал первый. – День сегодня благодатный и тихий, подходящий для чаепития.

(с Даларой, ун)

- Благодарю за то, что нашли для меня время, - эхом отозвался второй. – Гроза отошла на север, и у нас появилось время обсудить возможные разрушения, если ненастье вернется опять.
- Вы полагаете, суровые северные ветры не сумеют разметать тучи и сделать их безобидными облаками?
Из котла пошел тихий шелест, будто в траве бежал маленький юркий зверек.
- А вы не полагаете, что нам не следует полагаться на ураган из-за гор? Одно резвое облачко способно пролиться дождем на незащищенные головы.
Первый, прикрыв глаза, вздохнул нарочито громко.
- Нам следовало бы высадить несколько пионов на случай, если ураган вырвет с корнем тот единственный, что есть у нас теперь. Увы, все семена его попадают в неухоженную, хотя и благодатную, почву.
- Соглашусь с вами, нынешний пион столь изобильно проливает семя на душистые, но дешевые цветы, что совершенно не способен дать прочный и долгожданный побег в своем саду.
Второй принял из рук слуги небольшую чашечку с бледно-желтым напитком, но не притронулся к нему, пока точно такая же пиала не оказалась в руках его гостя. Два перевернутых отражения в гладкой воде одновременно с собеседниками в беседке вдохнули едва уловимый аромат.
- К глубокой печали, сад и не пуст, - покачал головой первый, но только после того как выразил свое восхищение тонким вкусом чая. – Там произрастают сорняки, и они куда более живучи, нежели драгоценные цветы.
- Может быть... – задумчиво протянул хозяин дома, но только после того, как сделал вид, будто ему стыдно угощать гостя таким недостойным напитком. – Может быть, нам выполоть один чересчур упрямый сорняк?

(с Сон, ун)

История одиннадцатая
Хозяин таверны

Зовут меня Су. В моей семье все были владельцами таверн. Вернее, этой вот самой таверны. Стоит она на отшибе перед въездом в нашу деревню, а потому народу здесь бывает попеременно то не протолкнуться, а то никого. Зовется-то она просто «У развилки», но, по секрету вам правду сказать, в округе она лучшая.
В тот день еще с утра дернуло меня что-то сходить к нашему местному гадателю, он мне и сказал, что ждут меня хлопоты малые и большие, так что следует мне набраться терпения. Как оказалось, прав он был.
Стук копыт да шарканье ног по сухой утоптанной земле не различит только глухой. Ну, думаю, принесло хлопоты-то.
На дороге их было трое. Один, старик уже, пытался держаться прямо, но видно было, что устал, и вот-вот свалится в пыль. Одежда странника висела на нем мешком, но смотрел он цепко. Такой еды и выпивки хорошей закажет, а потом может расплатиться щедро, но может и обернуться скупердяем. Второй, молодой, напротив, шагал весело, с задором, и его как будто интересовало все вокруг, словно никогда он не был в наших местах. Его одеяние заставило меня призадуматься – не беглец ли это из свиты кого-то благородного? Третий... третья ехала верхом и вид имела гордый, а лицо нездешнее. Нос с горбинкой, черты тонкие и четкие, в такую влюбиться легко. Сложно лишь потом жить с этим чувством.
Я вышел на крыльцо, приветствовал их сколь мог радушно. Они заговорили между собой, но средь них существовал какой-то разлад, который не позволял делу идти ровно и гладко. Девушка, та и вовсе изъяснялась на неизвестном языке. Варварка, наверное. Старик, никак, переводчик, а свитский то ли себе ее взять хочет, то ли на суд везет, то ли в наложницы кому-то из господ рангом повыше. Ох, ну и капризная из нее получится наложница. Взгляд вон какой.
Коня я их отвел в стойло, овса задал, и тут же обратно, чтобы им услужить поспеть. И вижу: они еще не вошли, стоят на пороге. Смотрят на предыдущего гостя моего, а он на них. Подозрительно так смотрит на всех по очереди. И говорит вдруг, глядя на девушку:
- Поздновато.
От него она, что ли, сбежала? Ох, хлопоты...

История вторая. Каллиграф

Демону пустыни было скучно. Мальчишка, чье тело уже переварилось, а дух все еще метался в «ловушке» (ни описать ее, ни объяснить, что она такое, сам демон не мог, да и не хотел), развлек Ша Вудзина, но, увы, не надолго. Еще несколько человек из того же города, суетливые и полубезумные из-за пожара, насытили его, но от них никакого веселья. Повелитель песков в человеческом обличье, скрестив руки на груди, некоторое время смотрел, как шебуршатся под сухим кустом пушистые хвостатые зверьки, потом дунул на них. Малыши с писком разбежались и нырнули куда-то под землю. Стало тихо. Скука...
К вечеру набежали облака, затянули небо рваной чередой пылающих золотом и багрянцем на солнце гряд. Казалось, настоящая пустыня там, в небесах, а на земле лишь ее тусклое перевернутое отражение. Зверьки снова вынырнули – полюбоваться закатом. Его великолепие превосходило все, что может придумать человек, и демон отвлекся от глубокой тоски, чтобы проводить на покой дневное светило. Все закончилось слишком скоро, и быстро остывающая пустыня погрузилась в серовато-лиловые сумерки.
Опять стало скучно. Ша Вудзин завел тихую грустную песню, похожую на вой ветра в расщелинах скал. Подчиненная его настроению, от его ног потекла сухая поземка мелкого, как пыль, песка. И остановилась, когда тишину разбил приглушенный стук копыт. Человеческое ухо почти не способно было бы различить его, но демон насторожился. Радостно потер руки.

История восьмая. Нойон

Саклаб аккуратно выводил на земле очертания внешних укреплений форта, используя для этого острие отточенного кривого ножа. Кулькан, сидевший рядом на лошади, и скрестивший ноги вокруг луки седла, усердно пытался перенести изображение на лист рисовой бумаги, соблюдая пропорции, указанные кара-китаем. Остальные монголы, за исключением Воргула, поставленного в дозор, сгрудились вокруг. Джамуха наполнил плоскую миску кумысом и подал ее Гуюк-нойону, сидевшему рядом с Саклабом на вытканном коврике.
- На стенах ходят часовые, не так часто и не столь много, как требовалось бы, но достаточно, чтобы заметить большую угрозу форту, - параллельно докладывал помощник десятника. – Есть и средства для освещения стен и земли перед ними в ночные часы. Хотя скорее это поможет не защитникам увидеть врагов, а нападающим точно пускать стрелы по стражникам.
Нукеры заулыбались, а Кулькан, ругнувшись, вытер испачканные в чернилах пальцы о волосы на шее.
- Сколько их внутри и сколько могло бы быть, точно не скажу…
- Запишем как в землях чжурчжэней, вряд ли здесь будут большие расхождения, - перебил командир разведчиков. – Хорошо, пора возвращаться. Сумен, возьми Воргула и разведайте обходные тропы вокруг форта. Как вернетесь, пусть Кулькан нанесет их на карту. Посмотрите, где еще есть по пути колодцы, водопои, солончаки.
Крупный монгол, молча, кивнул и направился к своему коню.
- Поехали, - приказал Гуюк, поднимаясь. Джамуха подхватил на лету брошенную плошку и принялся быстро сворачивать коврик десятника.

История одиннадцатая
Хозяин таверны

Как-то они там между собой договорились, пока я ходил на кухню. Все-таки вместе эти четверо являли собой странную компанию, какую можно собрать разве что под конец буйного праздника или в больном воображении. Дорогущие одежды одного; полная им противоположность – аккуратное, но не раз латанное тряпье второго; светлое, неброское, как из другого мира, одеяние третьего. Первый – умилительного вида юноша, второй – покрытый морщинами хитрый старик, третий – степенный муж, знаток тайн. И женщина с ними, немного слишком узколицая, смуглая и горбоносая, чтобы быть привлекательной, зато гордая и крепкая. Ее взгляд из-под полуопущенных ресниц заставлял трепетать мое бедное сердце. Впрочем, такие мне не доставались никогда, так что нечего было и думать о них.
Едва я успел принять заказ, как явился еще один посетитель. Воистину необычно для этого времени дня.
Новый гость был не похож на предыдущих. С идеальной посадкой в седле, надменный и излучающий свет, как будто сошел с небес. Тоже в придворных одеждах – что ж это такое творится сегодня? – он был старше юноши как по возрасту, так и по рангу. Подобные мелочи быстро обучаешься распознавать, коли приходится каждый день принимать разномастных гостей на развилке дорог. И конь у него был холеный с дорогой упряжью. Такому коню придется задать корм получше. Зато и денег можно снять много, утонченные господа обычно не скупятся, вообще не замечают расходов.
Пока предположительно богатый клиент спускался на землю и передавал поводья вовремя подскочившему слуге – зевал, зараза, спросонья, привык дрыхнуть днем, - я метнулся на кухню, чтобы поторопить повара.

История восьмая. Нойон.

Вместо ожидаемого отдыха на постоялом дворе получилась лишь не слишком дружественная беседа с местными. Впрочем, последние не столько сопротивлялись, сколько банально не могли связать и двух слов, пока нагайки или кулаки не убеждали их в том, что они обладают умением говорить быстро и четко. На счастье прислуги и постояльцев картину происшедших событий удалось восстановить прежде, чем десятник разведчиков впал в ярость. Выехав со двора, нукеры рассыпались по окрестностям в поисках свежих следов. Определить, где проехали кони их товарищей, они смогли сразу, с другими пришлось повозиться.

Монголы ехали быстро, их кони, привычные к длительным переходам, неслись пружинистой походной рысью, не выбиваясь из сил и почти не уставая. Периодически то один, то другой из нукеров резко сгибался вперед, держась за луку седла, и наклонялся, едва не касаясь лицом земли. В лунном свете читать следы было не так уж и сложно, хотя днем было бы, конечно, попроще. К тому же песок пустыни и степная трава не одно и то же. Но тем, кто совершал трехдневные переходы через барханы Хорезма, чтобы окружить богатый Самарканд, и при этом оставался в силах, чтобы с ходу вступить в бой, все эти тяготы были лишь неудобством, не более того.
Вскоре Меркил и Джебе заметили тех, за кем гнались. Один, а за ним двое. Ночь обещал быть веселой.

Страший брат все еще продолжал наблюдать за младшим. На расстоянии, правда, но не менее успешно. И мысленно хвалил Вэнь-ляня за то, что тот не стал после внезапной встречи в кустах озираться в поисках погони. Ну, или слежки. Сам же Фу Син немного устал от скрытности – не очень любил он это дело, но ради брата решил постараться, а то мало ли что – подвергнется малыш дурному влиянию старого Бэй Ке, и поминай, как звали.
Однако, такая разношерстная компания была в своем роде замечательной. Где ни спросишь – а были ли такие – везде скажут, да еще и в нужную сторону пальцем ткнут. Что очень даже неплохо. Оказавшись, наконец, у той самой таверны, принц все же решился зайти – пора, наконец, и отдохнуть. Не все же ягоды есть с кустов, да воду пить из лужи – пора и как – то по – человечески перекусить. А там, можно уже и перед Вэнь-лянем показаться.

оно где - то там есть, да...

История вторая
Каллиграф

Перед одиноким всадником выросла и в тот же миг опала высокая, в два человеческих роста, стена песка. Лошадь испуганно шарахнулась в сторону, утопая копытами в неожиданно мягкой почве, как будто утоптанная пересохшая корка, покрывавшая землю, превратилась в горный поток, который норовил утопить незваного гостя пустыни. Всадник попытался удержать ее на месте (недовольное животное взбрыкнуло) и покатился кубарем вниз по осыпающемуся склону, но не судьба ему была, должно быть, свернуть шею именно в эту ночь. Захлестнутая через руку петля остановила падение, Шэ зарылся лицом в сухой горьковатый песок. Лошадь, почувствовав неожиданную свободу, уперлась копытами, не желая свалиться в темноту между барханами вслед за хозяином. Каллиграф поднялся на четвереньки, мотнул головой, вытряхивая набившийся в волосы мусор, струйка легких, как пыль, почти белых песчинок, щекотала ему кожу. Мягко поначалу, затем жестче, яростнее, не игриво уже, скорее, властно. Потом вдруг хлестнула почти до боли. На миг показалось, что блеснули во тьме перед самым лицом горящие алым глаза. На ближайшей дюне поднялся первый небольшой смерчик и тут же неуверенно растаял. На стремительно чернеющем небосводе зажглись яркие точки звезд.
Где-то, не слишком далеко, слышался мягкий топот копыт по песку. Кто-то перекликался на незнакомом языке.
- Тени ищут тебя, - усмехнулся голос самой ночи; откуда-то знакомый голос.
Через миг пришло воспоминание – в горящем городе он требовал жертву, и командир форта отдал неизвестного мальчишку вместо Шэ.

(унд Далара)

История одиннадцатая
Хозяин таверны

Благородный гость, стоя у порога, неторопливо оглядел помещение. По лицу было не прочитать, доволен он увиденным, предпочел бы что-нибудь получше или вообще думает о чем-то ином. Все, кроме одного, столы были свободны, но направился он к единственному занятому.
- Позволят ли господа присоединиться к ним? Такая погода навевает желание выпить чего-нибудь более крепкого, нежели чай.
Словно по мановению руки по соломенной крыше зашуршал проливной дождь. Или все только сейчас обратили на него внимание. Со двора донеслось бульканье и возмущенные девчоночьи возгласы. Неизвестный улыбнулся, как будто находил во всем этом нечто забавное.
- А я не привык пить в одиночестве, - сообщил он.
Интонация не оставляла сомнений: этот человек желает компании и не допускает мысли, что может услышать отказ.
- Мое имя Сэнь-ло.
Юный повеса, который сидел, пригорюнившись, с тех самых пор, как прекрасную варварку увел наверх и, кажется, запер (несмотря на все возражения) в комнате незнакомец, приободрился. Должно быть, решил, что вдвоем им будет легче отбить девушку у незваного доброхота. В таверне очень крепкие двери, даже те, которые закрывают дверь в гостевые комнаты, крепкие и очень толстые, но даже они не могли заглушить разгоревшегося наверху скандала. Трактирщик суетился вокруг гостей, но все бросал на галерею беспокойные взгляды и прислушивался, не начнут ли там крушить вещи и бить посуду.

- А моё – Чжао Вэнь-лянь! – радостно сообщил разодетый в дорогие (хотя уже местами порванные и изрядно запачканные шелка) мальчишка.
Перебранка наверху стихла на полуслове – как будто один из спорщиков заткнул рот второму. На кухне замолчали служанки. Свалился с перил удивленный кот.
У Сэнь-ло появилось выражение, как будто ему сунули под нос конский навоз. Держалось оно ровно мгновение, потом новый знакомец спохватился и отвесил глубокий поклон так, что волосы закрыли лицо. Когда он выпрямился, во взгляде осталась только надменность.
- Я вижу, член императорской фамилии путешествует почти без слуг...
Изумленный старик-шаньха еще больше поразился, что его приняли за слугу, но возразить не успел.
- ...и вовсе без охраны. Почту за честь не только составить компанию за столом, но также и приложить все усилия ради сохранения высокородного пиона, дабы не нашлись злоумышленники, что пожелают сорвать его.
Самоназванный охранник бросил короткий резкий взгляд на дверь, когда та скрипнула, впустив внутрь шум дождя и промокшего нового посетителя. Бэй Ке неожиданно для себя порадовался, что у Сэнь-ло нет лука и стрел, настолько у того был настороженный и собранный вид. А ведь, вроде, всего-то пришел выпить... Ошеломленный невероятным количеством гостей хозяин метнулся пригласить новоприбывшего к жаровне, обсушиться.

Закрыто после совещания мастеров/игроков/модераторов для набора новой информации по игре. Старую мы почти всю выюзали.

Модератор