- Что вы себе позволяете! - попытался выдернуть руку плосколицый человечек. – По какому праву?! Я велю вас всех казнить!
Он в панике оглядывался, не веря, что может случиться что-то здесь и сейчас, прямо посреди площади.
Из теней между домами материализовался еще один человек. В свете огней на его лбу поблескивала металлическая диадема, а по плечам раскинулись утяжеленные бусинами косички. Он остановился в нескольких шагах от клетки и людей перед ней. Холодный взгляд его пронизывал насквозь.
- Судья Бу Мао-Джи, здесь будет исполнен закон, который вы ревностно чтите.
Теперь черты лица сложились в маску настоящего страха. От его недавнего знакомого, имени которого Мао-Джи так и не узнал, исходило веяние внутренней силы человека, который всегда добивается своего. Чиновник промокнул капельки пота со лба судебными документами, спасенными с пожара, которые все еще держал в руке.
- Что я сделал, чжушуай? Я... я имею право знать!
- Шэ Дзянь, - вместо ответа позвал командир гарнизона форта.
- В древности, когда люди только появились, - произнес новый голос, - не было наказаний.
За спиной молодого человека огонь принялся жадно пожирать стену дома, и окруженный языками пламени юноша казался выходцем из пекла нараки.
- Но у каждого было свое понимание справедливости. У одного – одно, у двоих – два, у десяти – десять. Чем больше людей, тем больше представлений о том, что есть справедливо. Каждый считал правильным только свой взгляд и отвергал мнение других людей, и между людьми царила вражда.
Он подошел ближе.
- Почтительная поза и сосредоточенный вид рыбака при ловле рыбы вовсе не сулят пользы рыбе, как и отравленная приманка при ловле мышей не означает любви к мышам.
Взгляд юного чжурчжэня был почти скорбным.
- Твое наказание, судья, не за то, что ты сделал, - вынес приговор каллиграф. – А за то, что ты не захотел совершить.
Затравленный взгляд, скользящий по лицам, лишенным сочувствия. Разве что во взгляде жертвы – странно, непонятно Бу – читалось что-то подобное. Он разжал пальцы и сжал их в кулаки – бумаги упали в пыль.
- Ты нарушал закон, - он посмотрел на Шэ, - и ты, - глянул в лицо чжушуая, но не выдержал столкновения взглядов. – Ты знаешь. Все ошибаются, все! Но мое право творить суд - от императора, а ваше – потому что вы сильнее здесь и сейчас!

(с Даларой и SonGoku)

Лай Зо оскалился в улыбке степного хищника.
- Но господин судья, мое право судить ровно настолько же исходит от императора, насколько твое. Боюсь даже сказать – мое право выше твоего. И раз уж ты признал свою ошибку...
Вежливым картинным жестом, каким могли бы пригласить пройти в комнаты при дворе в Бейцзине, он указал на открытую дверцу клетки. Мао-Джи сделал шаг-другой ко входу в клетку, опустив голову и выглядя покорившимся судьбе. Перед самым входом он резко повернулся, и бросился бежать в противоположную от чжушуая сторону. Только бы добраться до спасительной темноты улицы и спрятаться, укрыться в тенях, убежать или видеть стражников, торговцев, кого угодно и просить защиты!
- Помогите! - закричал он. – Помогите!
- Я не хочу, чтобы так получилось, - вдруг произнес Шэ Дзянь; каллиграф не сдвинулся с места. – Пусть бежит...
Лай Зо развернулся к нему.
- Здесь тебе не чернила и кисти и не детские игрушки. Ты готов отпустить преступника, зная, что он причинит больше вреда. Готов позволить жить, зная о его преступлениях. Какой же ты сын чжурчжэней?
- У каждого свое понимание справедливости, - повторил Шэ. - У одного – одно, у двоих – два, у десяти – десять.
Он потупился, закусив губу.
- Но может, его можно убить быстро?
Взмах руки, и две тени метнулись следом за беглецом.
- Может, ты хочешь убить его сам? – холод и металл в голосе Лай Зо намекали на возможность самому каллиграфу вскоре попасть на место судьи Бу; терпение чжушуая подходило к концу.
Шэ качнул головой.
- Я не смогу, - сказал он.
- Сможешь, - ответил чжушуай и отвернулся. – Но не сейчас.
Возвратившиеся телохранители под руки тащили бледного потеющего Мао-Джи. Вдвоем они запихали его в клетку и расположили внутри как требовалось. Лай Зо подошел, открыто глядя судье прямо в глаза.
- Наказание смягчено, вместо нескольких дней казнь будет длиться лишь около часа. Вспомни за этот час, кто ты такой.

(+Далара+higf)

История восьмая. Нойон.

Параллельный квартал горел почти полностью, а потому большинство местных жителей или уже разбежались, или разбегались только сейчас. Впрочем, троице всадников, спешившихся у богатой лавки, было на это глубоко наплевать.
Меркил, надсадно "хыкнув", вышиб дверь плечом, и внутрь сражу же нырнул Кулькан с обнаженной саблей. Предосторожность оказалось излишней, лавка была просто торговым помещением, здесь никто не жил, только отпускали товар и угощали знатных гостей, о чем свидетельствовало небольшое пространство со столиками, отгороженными ширмами от главного зала.
Монголы миновали большую комнату и вскрыли вторую дверь знаменитым мародерским способом - пинком ноги и грязным ругательством. Сунувшись туда, Меркил поначалу не понял, что же он увидел, но потом до него дошло:
- Хвала Тэнгри! По крайней мере, это лучше, чем какая-нибудь посуда или прочий ненужный хлам!
Вошедший следом Кулькан согласился.
- Принеси огня, нужно разобрать надписи, иначе возьмем еще какую-нибудь гадость, вместо стоящего товара.
Меркил метнулся обратно в зал, отыскал на одном из столов масляный светильник и, перекликнувшись с караулившим Джебэ, вернулся на склад. Огонек медленно полз вдоль стеллажей, Кулькан щурился, стараясь разобрать не столько сами иероглифы, сколько их смысл. Второй нукер молча ждал, когда более образованный товарищ укажет нужный выбор.
- Свет... восходящей... звезды... Тьфу, "Луч Солнца"! Дрянь!
Квадратный пакет из толстой бумаги, перевязанной шпагатом, полетел на пол.
- Цветуший...
Меркил оглянулся на дверь, стоило спешить, запах дыма и гари чувствовался все отчетливее.
- Есть! - раздался обрадованный возглас Кулькана, и его товарищ обернулся, осклабившись в довольной ухмылке.
- "Сямэнь улун"! Настоящий!
- "Нижние ворота"? - хмыкнул Меркил, полностью оценив теперь находку главного переводчика десятка. - Берем все и сбиваем копыта.
Всего нашлось только четыре запечатанных пакета по полсотни пригоршней весом, а еще небольшой матерчатый мешочек с тесьмой, в котором хранились остатки другого брикета.
Уже навьючивая поклажу на коней, при свете занявшейся лавочной крыши, мародеры увидели приближающегося Саклаба.
- Десятник велел не тратить время на такое! - выкрикнул кара-китай, перекрывая голосом шум пламени.
- Но это того стоило, - резонно возразил Меркил и перебросил наезднику мешок.
Рванув тесьму, Саклаб вытащил на свет пригоршню слегка подвяленных чайных листьев.
- Что это?
- "Сямэнь улун", - не без гордости ответил Меркил.
Лицо кара-китая расплылось в ответной улыбке.
- Ладно тогда. Поехали, еще нужно забрать поклажу и оружие из тайника за городом. И встретить ханьцев на рассвете.
Полученный мешок Саклаб так и не вернул Меркилу, примотав тесьму к луке своего седла.

История третья. Купец
Эпизод второй

Ночь расстелила по небу черный ковер без нитей узора - лишь с блестками звезд. Догадайся сам – как соединять их в рисунок...
Хорёк опустил взгляд к земле и отлепился спиной от надежно прикрывавшей её стены. Глядя вверх, не стоит забывать, что живешь в мире, где еще много таких, как ты. И они тоже хотят взять от жизни побольше, не стесняясь в средствах. Он шел, скрываясь в тени, и внимательно оглядывал прохожих. Никто не казался хорошей добычей. Как всегда в таких случаях, путь закончился в ближайшей таверне – не мороча голову, генуэзец называл их про себя так. Показал пальцем на кружку местного вина. Хозяин заведения подозрительно посмотрел на щуплого чужеземца. Тот достал мелкие монеты и начал по одной класть на стойку. Когда пухлые щеки расплылись в улыбке, забрал последнюю и уселся за столик. Хорёк вслушивался в разговоры, которые те, кто видел расплату, вели свободно, уверенные в незнании языка чужаком. Пару раз усмехался, когда какой-то невысокий мужчина с гордостью сказал, что он тут не самый низкорослый, кивая в сторону телохранителя купца.

Ярополка подняли из-за столика крики снаружи:
- Пожар, пожар!
Вокруг мигом возникла суматоха. Посетители рванулись к двери, столкнулись там и на несколько секунд намертво забили проем, как затычка – бочку. Кричать начали и внутри. Здоровяк нахмурился, недовольно дернул бороду и направился к выходу, отталкивая тех, кто попадался по дороге. Внезапно ощутил прикосновение чего-то к спине, и начал было поворачиваться, но замер. Проткнув одежду, его кожи касалась холодная сталь.
- Я тебя вспомнил, - сказал тихий голос из-за спины. – Ты был в пустыне несколько дней назад. Скажи мне, почему я не должен тебя убить.
Широкая спину разбойника скрывала от людей в зале руку с оружием и ее обладателя.
Растерявшийся верзила молчал.
- Я скажу сам, - продолжил голос холодно. - Потому, что мне интересно, где остальные и где наш товар.
Вторая, свободная рука прошлась по поясу Ярополка, и снова исчезла из его поля зрения, унося с собой кошель.
- Иди вперед и не оглядывайся!
Верзила двинулся к выходу, где уже было свободно. Покинули помещение.
Город светился оранжевыми огоньками пожаров, но – вдалеке.
- До встречи!
Нож у спины исчез. Оглянувшись, Ярополк увидел только тень, скрывшуюся за углом. Рыкнул и бросился в погоню и – отшатнулся, когда нож хищно просвистел перед лицом. Разбойник остановился, а когда снова решился двинуться вперед – там уже никого не было.

История шестая, наемный убийца.
Эпизод первый

Поздним вечером, когда тьму на улице прореживали лишь несколько фонарей на фасадах жилищ тех, кто побогаче, перед парадной дверью дома чиновника Фучжи остановился прохожий. Одетый в длинные, почти до пят, верхние одежды, ростом и спокойными движениями он напоминал жителя северных земель. Но только выйдя на стук, когда светильник бросил красноватый отблеск на вытянутое скуластое лицо, слуга понял, что перед ним житель островов на юго-востоке. В руке припозднившийся гость держал нечто объемистое, завернутое в ткань, чтобы удобно было нести.
Как по волшебству рядом со слугой возник давешний переводчик.
- Соизвольте войти, - промяукал он, прижимая ладони к груди.
Суна в последний момент пригнул голову, чтобы не врезаться лбом в притолоку. Он никак не мог привыкнуть к местным дверям. Проходы должны быть либо низкие, чтобы входить с глубоким поклоном, либо достаточно высокие, чтобы не мешать. Слуга захлопнул дверь сразу за спиной гостя. Кажется, сейчас его вели каким-то совершенно иным путем или, может быть, сам дом представлял собой меняющийся лабиринт, только пришли они в сад. По дороге маленький переводчик без остановки мурлыкал, так что гость опасался поскользнуться на озерах словесного масла, изливающегося из коротышки.
Сады тут отличались от привычных столь же резко, как и все остальное. Вероятно, прожив здесь некоторое время, можно было свыкнуться (переводчик, который ни в коем случае не мог оказаться местным, по всей видимости, прекрасно себя чувствовал здесь), но Суна не собирался ни приживаться, ни задерживаться дольше необходимого. Он завершит свое дело и вернется домой.

(со мной Сон, потом присоединится Китти)

Шорох на скрытой цветущими кустами дорожке заставил повернуть голову. Маленькая китаянка часто-часто закланялась, словно фарфоровая игрушка, умудряясь беспрестанно изливать какие-то приветствия, и притом не прекращать улыбаться. Суне показалось, что она вместо одежды нацепила на себя радугу.
- Госпоже вольно поговорить со столь доблестным воином, как наш поздний гость, - пояснил бесхвостый кот-переводчик, расплываясь в такой ухмылке, что его круглое добродушное лицо чуть не треснуло пополам.
Такие вещи Суна очень не любил, обычно они вели к осложнениям. Но госпожой не назовут служанку, да и выглядит она не бедно. Пришлось вежливо поклониться и сказать, стоя лицом к женщине, но обращаясь к сопровождающему:
- Я готов выслушать ее слова... через тебя.
Женщина склонилась в почтительной паузе, выслушивая слова переводчика, потом замяукала с утроенной скоростью, словно собиралась в этот вечер переговорить всех окрестных котов... и лягушек по совместительству. Посредник согласно кивал в конце каждой ее фразы, только этим давая понять убийце, где кончалось одно предложение и начиналось другое. Затем бесстрастно изложил дело на уже понятном языке. Смущения на его лице не было и капли.
Ёдзиро взглянул на него по-новому. Человек, который продаст кого угодно без толики сочувствия к обоим – и тому, кого предает, и второй стороне.
- Она уверена в своем желании, не пожалеет о нем? – на всякий случай уточнил наемник; женщины так непредсказуемы.

(и Китти, и Далара в злоумышленниках)

Очевидно, восприняв вопрос как знак сомнения, китаянка замурлыкала с прежней скоростью, но уже убеждающим тоном. Новый треск и визгливые ноты незнакомого языка, снова поклоны и бесстрастное выражение на лице.
- Госпожа моя уверена.
Женщина, которая приходит с улыбкой к наемному убийце, либо очень сильно обижена, уже за гранью чувств, либо просто не имеет совести. Не его, Суны, дело судить, какова эта.
- Она сможет заплатить за работу?
Следующая заверительная (и отменно многословная) тирада сводилась к тому, что может, но не очень много. И, конечно же, уверена, что такой хороший господин ради доброго поступка не посмотрит на сумму. Улыбка не покидала лицо женщины, но с каждым "мур-мур-мур" становилась все более искусственной. "Госпожа" теперь здорово напоминала игрушку-болванчика с его нарисованной радостью и деревянными, слишком правильными поклонами.
- И никто не потребует назад деньги за первый заказ, - вставил улыбчивый кот-переводчик.
Это решило дело. В конце концов, зачем Суна будет отказывать женщине, чьи глаза сейчас казались единственной живой частью ее лица. Глубокая тоска и ненависть в их глубине как ковш ледяной воды. Невежливо заглядывать в лицо так прямо, но наемник не придворный, чтобы соблюдать все приличия.
- Хорошо, веди меня к господину Фучжи.
Китаянка снова закланялась, провожая "доброго господина" улыбкой и сторожким, испуганным взглядом.
(и все)

История вторая. Каллиграф
Эпизод третий

- Господин Лай Зо!
Чжушуай обернулся на голос и в пропитанном дымом проулке увидел знакомого паренька – сына хозяина того дома, где остановился. Одного.
- В чем дело?
Одетый по-домашнему мальчишка подбежал, несколько секунд пытался отдышаться и только потом поднял взволнованное лицо.
- Та девушка... слепая. Она пропала!
Порыв ветра закрутил бурунчики песка вокруг ног троих людей.
- Тебе велено было присматривать за ней и беречь от опасности, - ледяным тоном напомнил чжушуай.
- Д-да, но...
- Но?
- Она была на месте, сидела с этим своим ящиком в обнимку, как с куклой, а потом вдруг исчезла!
- Неужели? – Лай Зо сложил руки на груди, глядя на парня почти ласково. – А где был ты?
Хищно блеснул металлический наперсток в виде когтя на пальце чжушуая.
Песок закружился сильнее, будто начиналась маленькая пока пыльная буря. Острые песчинки жалили ноги даже сквозь плотную ткань штанов. Или то пальцы с острыми ногтями старались ухватить каллиграфа за лодыжку...
- Вы сказали... - Шэ досадливо отмахнулся от песчаного смерчика. - Вы же пообещали, что с Чань ничего не случится!
Гортанный мальчишеский голос сорвался от детской обиды.
Чжушуай обернулся к подопечному. Сверкнули чем-то загадочным глаза.
- Плохого и не случится. Но теперь все будет сложнее.
Хозяйский сын виновато понурился, чтобы хоть как отвлечься, попытался прижать стопой к земле сдуваемый ветром песок. И надо же, получилось, бурунчики вокруг него улеглись, как будто разом потеряли силу. Зато вокруг ног каллиграфа они поднялись еще выше, заметались быстрее.
- А-а! – не удержался мальчишка, тыча рукой в Шэ Дзяня. – Смотрите!
Песчаный заслон вырос до пояса, стал плотным и жарким. Голос, сухой и скрипящий, как песок на зубах, самодовольный, донесся ниоткуда:
- Вот теперь у тебя нет того меча. Что будешь делать?

(унд Далара)

Юный чжурчжэнь попытался вырваться из ловушки, но только глубже увяз... или это песок поднимался все выше, грозя завалить калиграфа с головой.
- Что я тебе сделал?
- Отнял мою законную добычу, - прошипел смерч.
В дымной удушливой темноте шагах в пяти от Шэ стоял человек, с ног до головы закутанный в просторные темные одежды, так что видимым оставалось лишь недоброе лицо с иссиня-черными бровями и густой бородой. Голову венчала плотно намотанная материя. Человек не принадлежал ни к одной известной в трех царствах народности. Под прямыми, не скошенными, веками рубиново-красная радужка глаз светилась, будто отражая невидимый огонь.
- Монах в пустыне, помнишь? Если бы ты умер тогда от моего укуса, я был бы доволен, но ты выжил.
- От укуса?.. – растерялся Шэ. – А, тот скорпион...
Песок царапал лицо и кусал за руку, которой каллиграф прикрыл глаза, чтобы не ослепнуть, как во время пыльной бури. Шэ вынул из уха серьгу, протянул на открытой ладони своему собеседнику: закатно-оранжевый полупрозрачный камешек наливался изнутри светом.
Пыльный вихрь отшатнулся, зашипел, как разъяренная кошка, но не отпустил. Больше не тянулся к лицу, и все же плотным жгутом опутывал колени, струился вверх по ногам. Человек с жестоким лицом свел брови. Глаза по-прежнему светились, как два раскаленных угля в жаровне. Уголок рта дернулся в подобии однобокой улыбки.
- Одного маленького амулета тебе не хватит, чтобы прогнать меня. Выброси его, и твоя смерть будет быстрой и безболезненной. Сопротивляйся, и ты будешь умирать много дней прямо на этом месте.
Прикусивший губу Шэ сжал кулак и качнул головой.
- Я не сдамся, - сказал он и добавил с виноватой улыбкой: - Я сейчас никак не могу уступить.

(дележка при участии СонГоку)

- Есть другой путь, - наконец нарушил молчание Лай Зо.
Такой обычно загадочный чжушуай сейчас казался более человеком, чем когда-либо. Блики дальнего пожара играли на смуглой коже, выделяли каждую складку на немолодом уже лице. Заставляли сиять маленькими хрусталиками капельки пота на лбу – ночь была жаркой.
- Предлагаю сделку, демон.
Взгляд пылающих глаз переместился на Лай Зо.
- Говори.
Мальчишка, хозяйский сын, хотел было сбежать, хоть подкашивающиеся ноги почти отказывались передвигаться, но обнаружил, что его крепко держат за ворот. Командир гарнизона форта сделал шаг вперед, и провинившемуся парнишке ничего не оставалось делать, как последовать за ним. Пятясь.
- Тебе все равно, чья жизнь тебе достанется, а мне все еще нужен хороший каллиграф. Меняю мальчишку на мальчишку, они почти ровесники.
- Слишком дешево, - скривил губы иноземец. – У каждой жизни свой вкус и своя цена. Мне нужен был монах, но этот дурак спас его.
Выражение лица Лай Зо говорило, что в последнем суждении он полностью согласен с демоном. Ухмылка на чумазой физиономии Шэ – «да, я редкостное безобразие, но тем и очарователен, нет?» - заставила обоих спорщиков досадливо сплюнуть. Ну что с таким делать, даже стукнуть – и то стыдно, а подзатыльник дать хочется.
- Ты, конечно, демон, и потому достоин уважения, но этот – мой подчиненный, а значит принадлежит мне, как и все в моем форте. Давай договоримся миром. Обмен честный.
- Честный?! – возмутился песчаный демон. – Ты предлагаешь того, в ком жизни вдвое меньше. Смотри, он уже теряет сознание, трус. Чем я буду питаться в нем? Каллиграф моя добыча, ею и останется.
- Добычей одного может быть только то, что потеряно другим. Я – не терял.
- Так сейчас потеряешь.
Воздух между человеком и демоном сгустился, еще немного, и взорвался бы, как сунутая в огонь петарда. Вихрь песчинок вокруг ног Шэ ускорился так сильно, что начал разрезать толстую грязную ткань, стремясь добраться до человеческой плоти.

(да все мы же)

- Эй! Прекратите меня делить, не спросив моего разрешения! – возмутился чжурчжэнь.
- Твоего разрешения? – презрительно бросили спорщики хором.
- Молчи, - едва слышно велел чжушуай и громко добавил: - Ты прав, демон, каллиграф ценнее. Но и мальчишка не так прост. Он только что сильно провинился, - Лай Зо оскалился в хищной улыбке. – Его эмоции будут тебе вместо пряностей.
На высокомерном лице нечеловека раздражение сменилось маской бесстрастия.
- Этого все равно мало. Что дашь еще?
И на что рассчитывал командир дальней крепости? Он как будто забыл, что заткнуть рот Шэ можно разве что кляпом, да и то нет гарантии.
- Тебе сколько лет, хозяин пустыни? – выкрикнул каллиграф, отбиваясь от песчаных щупалец.
- Ты хочешь вести счет моим годам? Сосчитай лучше песчинки в пустыне.
- Хочешь их продлить? – мальчишка что-то достал из-за пазухи.
Пыльный вихрь колыхнулся, как вода в чашке. Взгляд пламенеющих глаз демона вновь обратился к Шэ Дзяню.
- Что это?
- «Весна четырех времен года». Тот, кто ею владеет, живет вечно.
На ладони Шэ лежал мешочек из тонкой кожи, а в нем – что-то округлое и тяжелое.
- Ни в одном из трех царств ты ее не отыщешь, только на острове Тай-оань, но тебе же не перебраться через воду.
Губы существа в темном балахоне растянулись в довольной улыбке. Маленькая буря прекратилась, и песок безвольно схлынул под ноги каллиграфа.
- Я слышал о вещах с этого острова. Они высоко ценятся. Хорошо, я оставлю тебе жизнь в обмен на пленника и этот мешочек.
Чужак пропал, а в проулке, где он только что стоял, разверзлась в земле похожая на рану яма. Ветер носил над ней песок, не давая заглянуть внутрь. Полуобморочный хозяйский сын сообразил, к чему идет дело, и забился, заверещал от страха. Шэ размахнулся и швырнул в черный зев округлый таинственный предмет в кисете из тонкой кожи.
- Иди отсюда. Я догоню тебя позже, - без выражения сказал каллиграфу чжушуай.
Шэ кивнул. Оставаться в этом вдруг ставшем жутким месте ему самому не хотелось.

(добрались до конца)

История третья. Купец
Эпизод второй

Дом, где остановились Марио и его люди, а также соседние, пощадил огонь, меньше было здесь и дыма, но зато здесь витал едкий всепроникающий страх, что иногда хуже самой опасности. Страх, что вот-вот и здесь вспыхнет огонь, что неведомые то ли чужаки, то ли демоны примутся бросать факелы, уничтожая нажитое многими годами тяжкого, утомительного труда добро... Ожидание рассвета казалось бесконечным, как пустыня.
Во дворе Хорёк заметил беспокойно ловящего взглядом отсвет догорающих пожаров Марио. Тот обернулся.
- Что происходит в городе? Где ты пропадаешь, когда грозит опасность?
Телохранитель стоял не лицом к Ламбертини, а чуть боком, как его остановил оклик, и говорил, слегка повернув голову.
- Там поджоги. Кто жёг – не видел. Говорят, всадники-монголы. Здесь опасности нет.
- Ты не можешь этого знать! – вспылил купец. – Я мирюсь с твоими исчезновениями, но не в такую ночь! И так всё идет из рук вон плохо! Надеюсь, дом купца, с которым я заключил выгодную сделку, не сгорел.
- Выяснится утром, если эта ночь когда-нибудь кончится...
- Быстро иди в дом! Если загорится, надо спасать товары.
- У меня есть оправдание, - бесстрастно заметил слуга..
- Какое?!
Хорёк шагнул к хозяину, достал из-за пояса кошель, развязал его, и отсыпал часть монет в ладонь, протянул ее остолбеневшему Ламбертини.
- Ты, ты - даешь мне деньги? – не веря своим глазам, переспросил тот, но рука сжалась и сгребла монеты.
- Сам удивляюсь, - пожал плечами коротышка. – Но, думаю, это по праву ваше.
Он скользнул к двери дома, перед тем, как открыть её, остановился.
- Я видел вожака разбойников.

История третья. Купец
Эпизод второй

Полыхавший злой багрянец огня угас окончательно лишь к рассвету, словно лишь сменил цвет, слился с ало-золотистыми лучами восхода, впитавшись в них. Казалось, что этой ночи не было вовсе. И действительно, обычно время, когда солнце уходит отдыхать далеко за пески, дарит покой и отдых, а ныне – горе, заботы и усталость. Какая же это ночь?
Те, кому не повезло, суетились возле груд сгоревшего дерева и опаленного жаром до черноты камня, бывшего их домами. Кому повезло еще меньше – оплакивали погибших. Казалось, что стоны и плач сплелись с запахом гари и частичками пепла в тоскливую пелену, и утро повесило её над городком
Впрочем, находились и те, кто не забыл о намеченных накануне делах. Марио ехал на лошади, за ним вели чинно переступавших верблюдов Хорёк и Карло. Все они нерадостно оглядывались по сторонам.
Генуэзец явно спешил, и облегченно вздохнул лишь тогда, когда увидел впереди не пострадавший дом Османа.
Слуга провел Ламбертини к сельджуку, и тот рассыпался в приветствиях.
Внизу в это время замученный Чуньшу проклинал про себя гостя, который вообще-то мог считаться благословением небес – ведь он увезет чай, который коварный Байши сделал причиной неприятностей. Молодой купец провёл тревожную ночь, слыша шум наверху и вопли «Пожар!», которые иногда доносились даже в это тайное убежище. Только утром дядя Осман ненадолго выпустил его – и почти сразу же пришлось прятаться вновь, даже не успев поесть.
Юноша слушал, как дядя хвалит чай зеленый жасмин, цветисто призывая насладиться игрой бликов света на его золотой поверхности. Голос далекого гостя был почти не слышен, видимо, он внимал красноречию хозяина.
- Он бодрит, придавая сил и поднимая настроение так, словно ты видишь цветущие сады Аллаха. Дает силы на весь день и оставляет после себя вкус и аромат благоуханного жасмина...
Выбрав паузу, Марио вклинился в речь:
- Время не терпит. Ты же не хочешь, чтоб нам помешали?
- Поспешность не дает насладиться полнотой жизни. Я не так часто слышу родной язык, - протянул сельджук, склонив голову. - Вы, с Заката, всегда спешите. Но если ты хочешь немедленно начать грузить товар...
- Надо бы обсудить еще кое-что, - отрывисто сказал генуэзец. – Чтобы нас не задержали на первом же посту за пределами города...

Хорек лениво оглядывался вокруг. Он немного отошел от животных, с которыми возился Карло, и играл заостренным кусочком дерева, крутя её в руке. Казалась, это деревянное подобие ножа стало гибким и маленькой песчаной змейкой обвивает пальцы, перетекает с одной стороны сухой ладони на другую. Он не обратил внимания на появившегося мальчишку, а тот неожиданно направился к нему.
- Вы служите господину, что пришел сюда? - спросил Ветерок - а это был именно он.
- Да, - Хорёк удивленно покосился на паренька.
- Я знаю господина Османа – он друг господина Чуньшу, который всегда был добр ко мне. Когда ваш хозяин вошел в дом, слуга побежал куда-то в сторону, где можно найти стражников. Конечно, сейчас все заняты после пожара, но они все равно придут, только позже.
Коротышка произнес короткую прочувствованную речь. Ветерок не понял из неё не слова, но почувствовал, что это те самые слова, которые он хорошо знал... но некоторые взрослые старались их при детях не говорить. Потом телохранитель бросил мелкую монетку, ловко пойманную тонкими пальцами, и скрылся в доме.

Любопытный слуга Османа еще не успел вернуться ни один, ни с кем-то еще, когда четыре человека, лошадь и два верблюда покинули дом сельджука. Тюки на спинах животных были скрыты от глаз наброшенной белой тканью.
На полпути обратно Марио и Хорёк переглянулись – у них оставалось еще одно дело.

История первая. Гадатель
Эпизод второй

Прохладные лучи утреннего солнца путались в кронах деревьев, проливая на землю дымчатый, серовато-изумрудный свет. В воздухе все еще носился запах гари после ночного пожара. На окраине кто-то рискнул развести огонь в жаровне на улице, вероятно, торопился просушить выстиранные вещи. Там и тут валялись брошенные ночью впопыхах предметы: прорвавшийся плетеный короб, вязанка хвороста, палочки для еды и миски, веер... Обходя их, а иногда попросту переступая, по улице шел гадатель Чжун Цзин. Шел он своей обычной неторопливой походкой, заложив руки за спину и глядя неизвестно куда, может, прямо в потусторонний мир. Рядом с ним, ниже ростом, но никоим образом не незаметный, шагал иноземец. В маленьком городке на границе Ляо и Сун привыкли к необычным гостям, но таких едва ли кто видел здесь раньше. Его одежда смутно напоминала о восточных северянах-чжурчэнях, острые черты казались местным жителям некрасивыми, но от смуглого лица веяло целеустремленностью и волей. Хотя не один из горожан, выглядывавших сквозь узкие щелки в ставнях, принимал его сначала за девушку. Некоторые так и остались при этом убеждении, а, вспоминая давешние слухи про свадьбу гадателя, любопытствовали еще сильнее.
Чжун Цзин и его спутник тем временем дошли до ворот северо-западной заставы. Ворота эти были маленькие, скрывающиеся в тени пышных ив. В обычное время на этих воротах полагалось присутствие всего одного стражника. После бурной ночи здесь не было никого. От ворот вдаль шла узкая дорога, повозка не пройдет, зато пешком удобно.
- Иди по ней, не заблудишься, - сказал гадатель, для наглядности протянув руку в сторону дороги.

(провожаю Биша в дальний путь)

Ему было жалко отпускать Саньиня, но рано или поздно следовало расстаться. Островитянину нужно продолжать путь, а у Чжун Цзина в городе свои дела. Помог и хватит. У каждого своя дорога.
Звучало почти убедительно для себя самого.
Смуглый островитянин - в своей ставшей привычной манере – нахмурил брови, старательно перевел про себя чужие слова на родной язык. Затем порылся за пазухой, достал небольшой конвертик из плотной узорчатой ткани, протянул обеими руками гадателю.
- Hanamuke*, - сказал он, будто это что-нибудь проясняло. – Тебе.
Собеседник взглянул на него, приподняв брови, и взял конвертик. Тоже двумя руками. Было в этом что-то от чиновничьей церемонности, но открытое лицо Саньиня подсказывало, что подарок сделан от души.
- Можно посмотреть, что внутри?
Кажется, мальчишка смутился.
- Un.
Старший из двоих бережно развернул ткань и обнаружил внутри два предмета. В маленьком простом тряпичном мешочке прощупывалась деревянная табличка, наверняка с вырезанной надписью – охранная сутра, такие носили буддисты повсеместно. Рядом с ним лежал сверток. Рисовая бумага, наверняка очень дорогая. От нее шел резковатый запах. Чжун Цзин отогнул клапан и к своему недоумению увидел травянисто-зеленый порошок. Поднес к носу. Не табак...
- Чай?
Саньинь закивал еще активнее.
- Futsukayoi wa chiryou da!**
Потом – вдруг стал по-взрослому серьезным, склонился в глубоком поклоне.
- Sayonara!
Он выпрямился и, больше уже не оглядываясь, зашагал по узкой тропинке, едва заметной среди сухой травы. Гадатель молча проводил его взглядом.

-----------------
*Hanamuke - подарок на прощание (япон.)
**Futsukayoi wa chiryou da - помогает при похмельи. (япон)

(Далара mo
спасибо - не в последний)

История третья. Купец
Эпизод второй

Покупатели покинули жилище сельджука, затихли за углом шаги животных, и безлюдная тишина распростерлась у дома, но – ненадолго. Через несколько мгновений ее встревожили шаги тяжелых сапог - показались вооруженные и одетые в доспехи стражники. Они шли со стороны, противоположной той, в которую скрылись генуэзцы. Воинов было трое, и выглядели все хмурыми и невыспавшимися.
- Точно? - спросил самый высокий из них, пригладив короткую бородку. Судя по поведению, он был старшим по званию.
Семенящий рядом слуга кивнул.
- Ну, смотри, - сурово покачал головой тот.
- В комнате, - уточнил добровольный помощник и тут же отстал, чтоб юркнуть в дом отдельно от стражей порядка.
Дверь дома загрохотала и затряслась, угрожая вновь вылететь. На этот раз, однако, то ли вешали добросовестней, то ли толкали слабее, но она сумела продержаться под мощным натиском, открывшись изнутри. Хозяин дома, щурясь навстречу гостям от дневного света, поправил длинный ус.
- Доброе утро, почтеннейшие! Что привело вас в скромное гостеприимное жилище верного подданного нашего великого императора в ранний час такого тяжелого дня? Я чрезвычайно рад видеть тех, кто...
- Доброе утро, - тоном, который ясно говорил, что утро совсем не доброе, ответствовал стражник. – Нам сказали, что у вас в доме прячется вор с украденным добром.
Глаза Османа расширились, а усы удивленно вздрогнули, словно были возмущены до глубины своих волосков.
- Я никогда не прятал ни воров, ни украденного! Кто мог запачкать ваш слух столь грязной, возмутительной и невероятной ложью, ядовитой, как дерево анчар, что растет в далёких горах на западе?
- Какие еще деревья?! – резко качнул увенчанной шлемом головой старший страж. – Лучше признаться сразу. Мы обыщем дом.
Роскошные усы сельджука легко скрыли в своей глубине насмешливую улыбку.
Осман наблюдал, как отодвигали мебель, переворачивали ковры и открывали двери. Он казался возмущенным – впрочем, глядя на беспорядок, это и неудивительно.
Впрочем, по мере обыска казалось, что стражники не очень надеются отыскать что-либо в других комнатах, кроме той, где работал Осман. Два подчиненных стража порядка начали обстукивать стены.
- Вы прячете кого-то в этой комнате, - они стояли посередине её, рядом с заваленным бумагами и табличками столом. – Здесь есть какой-то тайник?
Сельджук развел руками и почтительно поклонился, привычно согнув спину.
- Здесь нет никакого тайника, где прятали бы что-либо от закона. Но под полом я иногда храню ценные вещи, которые нельзя никому доверять! Пожалуйста, я покажу вам!
Открытая гостеприимным и готовым услужить хозяином комнатка-ящик под полом приветствовала всех чистотой и пустотой.
- Но здесь ничего нет!
- Конечно, - погладил усы Осман. – Я редко пользуюсь этим местом, и уж тем более не прячу туда проклятых детей шакала и крысы, ворующих чужое.
- Почему вы не показали это место в прошлый раз? – зло и разочарованно воззрился на купца стражник, сжимая кулак на мече.
- Если бы вы спросили меня, как сейчас, я непременно показал бы, - простодушно раскрыв глаза, ответил сельджук. – Я всегда рад помочь закону и его служителям. Но ведь никто про подполье не спрашивал...
Еще некоторое время в помещении царили шорохи, стуки и грохот сапог. Затем стражи покинули дом, пробормотав при этом сердечные проклятия в адрес как хозяина, так и слуги.
Когда они ушли, с лица хозяина дома сползло добродушно-простоватое выражение.
- Теперь придется строить новый тайник, - пробормотал он. - Но прежде я избавлюсь от крысы-доносчика! Главное, что Чуньши пока в безопасности.

История шестая. Наемный убийца.

На этот раз комната была освещена, скудно, но все-таки достаточно, чтобы видеть. Огонь в бронзовых чашах с драконами дрогнул, и тени послушно качнулись вслед за ним, когда вошли Суна и его проводник. Стражников не было. Возможно, они прятались за бессчетными занавесями, так любимыми в этой стране, но, скорее всего, сладкоголосый переводчик избавился от их присутствия. Пахло незнакомыми благовониями, похожими на те, что жгут в храмах. От запаха мысли потекли медленнее, ленивее, и наемник мотнул головой, стряхивая наваждение. Не время расслабляться.
Господин Фучжи сидел там же, где и в прошлый раз – будто изваяние какого-нибудь местного, не очень большого значения бога. Страна больше – богов тоже должно быть побольше, попробуй упомни всех.
- Yan shi! – потребовал он; гортанный сильный голос опять больно ударил по ушам.
- Хозяин просит тебя показать, с чем ты пришел к нему, - промяукал угодливый переводчик.
Суна опустился на колени, поставил на пол перед собой ношу и развязал узел. Под тканью обнаружился ящик из ценного дерева. Повинуясь движению руки, отъехала в сторону выдвижная крышка. Наемник подвинул ящик, чтобы заказчику удобнее было видеть трофейную голову. Господин Фуджи вытянул шею – разглядел содержимое ящика, сморщился, зажав нос платком.
- Qi miao! – возвестил он. – Che!

(японское трио в полном составе, ун)

- Хозяин насмотрелся, - выступил комментатором переводчик. – А теперь убери.
Он даже сам задвинул крышку ящика, обмел ее длинным рукавом, выложив поверх восемь серебряных слитков.
- Эти деньги твои.
- Хаи.
Ёдзиро медленно, почти торжественно, сел рядом с ящиком и, левой рукой изящно прихватив правый рукав, чтобы не мешал, начал пересчитывать слитки. Происходящее походило на церемонию, где каждое движение расписано и выучено.
Малыш-переводчик угодливо сложил руки на брюшке, радуясь, как все складно выходит. Затем встал и подошел к незаметному в полутьме комнаты окну. Промяукал длинную фразу на здешнем наречии, затем с трудом подцепил тяжелую створку. В тяжелый, насыщенный ароматами воздух комнаты влился ночной ветер. Сильные, порывистые воздушные струи вторглись в помещение, как армия в маленькую страну. Они взволновали воду в чаше с ароматной водой и загасили свечи, погрузив комнату во тьму.
И в этой тьме начал действовать наемный убийца. В его движениях больше не было церемонной неспешности, он весь обратился в цель. Один шаг вверх и вперед. Свист. Вздох переводчика и резкий выдох Суны. Второй шаг. Отблеск фонаря с улицы на кромке меча, прерываемый темными пятнами, что струятся вниз. Тишина. Голос:
- Закончено.
И второй:
- Теперь госпожа будет очень довольна.

(тройственный союз, ага)

История третья. Купец
Эпизод второй

Сборы были спешными, словно у поднятых по тревоге солдат. Расплатиться с хозяином, явно удрученным, что гости пробыли так мало, оформить бумаги, собраться самим. Лошади и верблюды протестующее фыркали, на своем языке выражая мнение о хозяевах, что дали мало времени для отдыха, но животным оставалось только смириться.
Хорек неспешно проверил оружие, погладил потускневшую до серости костяную рукоять любимого ножа и вспомнил, как она впервые легла в руки.

Ветер с моря царапал холодком и пропадал между домами. Пять теней черными силуэтами легли рядом с двумя мальчишками, заставив поднять головы.
- Джакомо, мы говорили, чтоб ты сюда не ходил, это наша территория, - сказал подросток со шрамом на подбородке и злыми глазами. - Надеюсь, что это был последний раз.
- Ты мне не указ, Адриано, - огрызнулся Джакомо
- Придется поучить, - Адриано едва взглянул на второго – совсем малорослого для своих одиннадцати лет. – Децимо, отвали в сторону.
Однако тот остался стоять рядом с товарищем, приготовившимся к драке. Та не замедлила начаться, двое обошли сбоку, и первый же удар отбросил мальчонку в сторону. Его приятель был выше и крепче своих противников, но их было четверо, и вскоре удачный удар свалил Джакомо, и распалившаяся компания начала пинать его ногами. Компания бездомных ребят-оборванцев, ютившихся в порту, уже не первый раз жестоко доказывала свое первенство здесь.
Децимо приподнялся на четвереньки и помотал головой, затем встал на ноги. Кажется, о нем забыли. Он приготовился ударить одного из обидчиков, как вдруг в глазах мелькнула злая искра. Два бесшумных шага, быстрое движение руки – и нож из-за пояса Адриано, предмет его гордости, перекочевал в ладонь. Неумелое, но быстрое движение успела заметить лишь луна, свет которой блеснул на лезвии. Бывший хозяин оружия застонал, схватился за бок и упал на колени.
- Отойдите! – крикнул Децимо.
- Да ты!.. – выкрикнул кто-то из оставшихся троих и шагнул к нему. Другой еще раз пнул Джакомо.
- Отойдите, - повторил мальчишка тише, выставив перед собой нож.
Набычившийся, он казался еще ниже и выглядел бы смешно, если б на лице, которое, казалось, заострилось больше обычного, не читалась решительность. Он сам шагнул навстречу и не выдержавший единоборства воль противник попятился. Забрав с собой стонавшего Адриано, они необычайно быстро исчезли.
Децимо спрятал трофейный нож и нагнулся, помогая другу подняться.

На половине дороги до заставы Хорек выехал вперед. Они свернули вправо от главной улицы и углубились в узкие и кривые переулки. Они вывели к дому с высоким глухим забором, на котором время и отсутствие заботы оставили явный след – грязные пятна на песчанике, отколовшиеся кусочки камня, валявшиеся тут же. Крыша дома, видневшаяся над оградой, тоже давно не крашена. Судя по всему, дом был заброшен, но пятерка генуэзцев осторожно приблизилась к нему – лошадей стерег их спутник. Четверо затаились за углом, а самый низкорослый постучался в дверку – они находились со стороны двора, а не улицы. Один стук, потом три, потом снова один.

История третья. Купец
Эпизод второй

Прошуршали неторопливые шаги, тихое ворчание смешалось с металлическим скрипом отодвигаемого засова, и между камнем и деревом появилась узкая щель. Человек снаружи дернул за край, расширяя ее, и скользнул внутрь стремительно и бесшумно. Через несколько секунд радостно запела птица – неслыханная в этих местах, но, видимо, хорошо знакомая тем, кто ждал в засаде. Они отлепились от стены и один за другим исчезли с улицы вслед за первым, оказавшись внутри ограды.
Там, на выложенной серым камнем дорожке, их ждали двое – их спутник и тот, кто открыл, худощавый старик с длинной, но жидкой полуседой бородой. При этом первый держал нож у горла второго, и хозяин дома застыл, боясь сказать хоть слово, как испуганный ученик, не знающий урока.
- Они внутри? – отрывисто, с акцентом спросил Хорёк.
- Кто они? У меня никого нет. Бедный старик живет один, как перст, - вздохнул ханец, разводя руками.
Генуэзец упрямо мотнул головой.
- Говорят, что ты привечаешь лихих людей. А ночью я сам видел и слышал, как к тебе стучался бородатый верзила. Знаю его.
Упрямое молчание. Лезвие отодвинулось от горла, крутнулось в воздухе меж ловких пальцев, ослепительно сверкнуло в лучах солнца и прошло вдоль щеки, не касаясь её. Европеец, словно примериваясь, покрутил ножом у испуганно моргнувшего глаза, затем остановился возле уха.
- Я добрый, - он заметно ломал слова, хотя и говорил по-ханьски неплохо. - Не стану колоть глаз. И нос у тебя один, а уха – два. Проживешь, если одно отрезать. Для начала.
- Они спят, - выдавил посеревший старик. - Он и два его спутника. Один щупленький такой, а второй потолще.
- Они с собой притащили чего-то? – поинтересовался мужчина с волчьим лицом. Коротышка перевёл вопрос.
- Есть мешки, - неохотно признался пожилой ханец
- Веди, - распорядился Хорёк. Четверка генуэзцев потянулась следом.

Трое гостей дома мирно храпели прямо на полу небольшой комнаты, устланном тростниковыми циновками. В углу лежали дорожные мешки
- Они? – шепнул Энрико на ухо Карло.
Тот молча погрозил ему кулаком. Доставая оружие, генуэзцы шагнули вперед. Шорох – и один из спавших открыл глаза, коротко вскрикнул. Взмах клинка Марио – и крик превратился в хрип, но проснулись остальные двое. Полноватый разбойник успел только вскочить и схватиться за меч, как нож Хорька вонзился в грудь. Красное пятно расползлось на серой одежде, как река в половодье, затопляющая пойму. Мужчина постоял немного и рухнул наземь.
Зато с верзилой, которого узнали все, хлопот было больше. Он увернулся от ножа и покатился обратно, пытаясь схватить свой топор, но Карло отпихнул страшное оружие. Чернобородый дернул его за ногу, однако старик изловчился и, падая, накрыл топор собой. Вскочив, разбойник бросился к окну, Пьетро, замешкавшийся вытянуть оружие, вцепился руками ему в плечи, и они покатились по полу. Разбойник выглядел выше и шире в плечах, чем самый сильный из генуэзцев, но Энрико изловчился и пнул ногой в висок застигнутому врасплох противнику.
Общими усилиями слегка обмякшего мужчину связали. Разглядели убитых и признали, что, вроде бы, видели их среди нападающих в драке перед песчаной бурей, хотя точно сказать никто не мог.
- Говори, где всё, что ты у нас награбил! – подступил к пленнику Марио.
Хорёк перевел, но здоровяк лишь молчал, свирепо вращая глазами.
Хозяин дома испуганно смотрел на мертвые тела.
- Что ж мне теперь делать! – запричитал он, страдальчески сцепив пальцы. – Стража придёт, спросят.
- Это уж твое дело, - раздражённо заявил отвлекшийся Хорёк. – Сам прячешь у тебя грабителей, сам и выпутывайся. Закопай в саду. Или... Тебя соседи со вчера наверняка не видели. Свали всё на ночное нападение... - он усмехнулся.
Марио всё еще пытался добиться ответа, а Карло и Хорёк уже деловито развязывали мешки. Возглас слуги, узнавшего вышивку на мешочке внутри, привлек внимание Ламбертини.
Здесь была часть того, что грабители отняли у них в пустыне, включая примерно половину драгоценного янтаря. Много, правда, не хватало, а кое-что никогда не принадлежало генуэзцам. Впрочем, нещепетильный купец забрал всё, заявив, что это принадлежит им по справедливости.
Единственный раз пленник разжал зубы, когда на пинок в бок с вопросом, где остальное содержимое вышитого мешочка, заявил, сплюнув:
- Продал, пропил.
Больше из него никакими угрозами ничего выжать не удалось.
- Нет у нас времени! - зло сказал Ламбертини. – Забирайте всё! Хорёк...
Он сделал жест, указывая на пленника, и провёл ребром ладони у горла. Тот понятливо кивнул и остался, когда остальные вышли. Последним комнату покинул Пьетро. На пороге он обернулся, зло зыркнул на бородача.
- Расплатишься за Бернардо! – и вышел.

История вторая, эпизод 5
Каллиграф

На заставы народ попадает по-разному, но на дальние – одинаково, и Цы йин не был исключением. Он не роптал на судьбу (потому что давно убедился, что нытье не приносит должного результата, а лишь раздражает) и с практичностью крестьянина (каким и был раньше) находил выгоду в любом повороте судьбы. Он любил пустыню, пусть никому не признавался в том, и пустыня любила его. Он служил господину, а тот был к нему справедлив, хоть порой от него и не знаешь, чего ожидать: нагоняя или похвал. Он не знал слова «ревность», но с некоторых пор испытывал странное ощущение, будто на душе стало холодно.
Вторая тень начальника дальнего форта Ша Чжоу вытер шероховатой ладонью обритую наголо голову. Затем вытер испачканную ладонь о штаны. Надо же! Маленький городок, название которого не задержалось в памяти, если и было когда-либо произнесено, остался за горизонтом вместе с пожаром и переполохом, а от запаха дыма никак не избавиться... Господин ехал впереди рядом со степняками, на его белых одеждах не было ни пятнышка, как будто золу сдувало по волшебству. Цы йин принялся сверлить взглядом сутулую спину каллиграфа, неторопливо (как все, что он делал в жизни) приходя сначала к выводу, а затем и к решению. И мимолетом отметив, что у столичного недоросля не такие уж узкие плечи, как казалось на первый взгляд.
Вот – источник всех неприятностей. Ради него они покинули службу и форт и под нелепым предлогом преследовали столько времени. Ради него заключен договор с врагами. Ради него господин вытворяет такое, что стыдно упомянуть вслух... И даже пустыня открыла одну из своих многочисленных тайн какому-то сопляку из столицы.

(только я, но ненадолго)

- Да что с ним возиться? – пробормотал Цы йин. – Выпытать то, что нужно, и убить потихоньку. Кто хватится?
- Чиновники, – услышал его Первая тень и внимательно посмотрел в лицо товарищу. – Кто-нибудь донесет обязательно, станут разбираться, шнырять. Доставят неприятности господину.
Но по глазам видно было, что в душе он скорее согласен с напарником, просто более осторожен. И на Шэ Дзяня он кидал не более дружелюбные взгляды, чем Второй.
- Здесь чиновников нет! - горячился Цы йин. – Сказать можно, будто прибился вон к этим...
Незаметно кивнул на одетых по-чужому всадников.
- Или что это они его и прикончили, - сказал он еще через два ли.
- Не выйдет, - с сожалением откликнулся Шо йин, вытирая рукавом бритую голову. – Я слышал, они пойдут с нами до форта и дальше. Заставить бы их самих рассориться с каллиграфом, тогда и списать можно на них, а то и избавиться от него их руками.
Тени переглянулись. Почти одинаковые с лица, крепко сбитые и широкоплечие они были похожи, как братья. И мысли в их блестящие обритые головы приходили почти всегда одинаковые. Шо йин и Цы йин еще раз посмотрели на чжурчжэня, чья лошадь плелась позади первой группы. Мальчишка-каллиграф, похоже, уснул в седле, но каким-то чудом не падал, к большому разочарованию телохранителей начальника форта. Потом Тени посмотрели друг на друга и одновременно кивнули.

(присоединяюсь к СонГоку)

История восьмая. Нойон

Монгольский десяток ожидал «союзников» в обусловленном месте там, где дорога ныряла за небольшой холм, могущий удачно скрыть от посторонних глаз нескольких всадников. После активно проведенной ночи, многие разведчики спали прямо так, сидя верхом и уперев ноги в стремена, либо же скрестив их вокруг луки седла. Особенно довольными на общем фоне выглядели Меркил, Кулькан и Джэбэ, все еще делящими добычу и раскладывающими душистые трофеи по переметным суммам. Гуюк-нойон, получивший свою долю из «общего казана», смотрел на своих бойцов искоса и улыбался, периодически закрывая глаза и предаваясь легкой дреме.
Когда солнце выбралось наконец полностью из-за горизонта, с вершины холма скатился Джамуха, поставленный в дозор. Подбежав к коню десятника, он схватился за стремя и быстро затараторил, говоря о том, что со стороны городка уже приближается какой-то отряд. Гуюк кивнул и приказал своим солдатам на всякий случай приготовиться. Расталкивая сопящих товарищей, разведчики стали проверять, как легко выходят из ножен сабли, и хорошо ли подвешены саадаки за спиной.
Но встреча и обмен любезностями прошли без всяких проблем. Нойон и его верный помощник остались во главе отряда с командиром сунцев, остальные рассыпались вокруг. Кулькан и Чагатай ускакали в передовой яртаул, Джамуха и Сумен пристроились позади. Воргул, Бурак и остальные сомкнули вокруг маленькой колонный кольцо. Заметив недавнего знакомца, Меркил сделал знак Джебе. Когда взгляд второго всадника наткнулся на Шо йин, оба наездника расхохотались. Саклаб, отвечающий обычно за порядок, на это раз даже не обернулся. Его конь чуть приотстал от десятника, и теперь кара-китай ехал так, чтобы всегда иметь в поле зрения "драгоценного" чжурчжэня.
После приветствий, монголы так и не обменялись со спутниками ни единым словом.

История третья. Купец
Эпизод второй

Хозяина давно не было рядом. Они даже не заметили его исчезновения, словно старика унесло сквозняком – так тихо и незаметно это произошло. Хорёк едва глянул на пленника и шагнул к двери, приник к ней ухом и замер неподвижно. Пленнику казалось, что на часы, но ленивая тень от оконной рамы едва пошевелилась на полу. Наконец генуэзец вернулся, присел на корточки возле атамана и молча посмотрел на него. Тот ответил злым взглядом, к которому всё больше мешалось недоумение.
- Добивай, что ли! – зло сказал он.
- Как тебя занесло так далеко? – вопросом ответил коротышка.
Пленник попытался извернуться, но веревки держали крепко.
- А тебе какое дело? - угрюмо ответил он.
- Я любопытен, - пожал плечами Хорёк. Он казался задумчивым, то пристально вглядывался в лицо пленника, то слегка прищуривался. – Ты ведь очень издалека, вижу. Почти как я. Не верю, что можно забраться так далеко одному, потому что ближе было некого грабить.
- Много ты понимаешь, - всё так же зло ответил Ярополк, помотав головой. Он слегка подтянул ноги, чуть согнув их в коленях – чтоб можно было пнуть противника. - Твой хозяин и есть грабитель, даром что купец.
- Тем более, что купец, - на губах уроженца Сугдейи заиграла холодная усмешка. Он передвинулся дальше от ног атамана и ближе к голове. - Но мы не о нём.
- Мне с тобой не о чем говорить, - вновь насупился пленник.
Любовно отточенное лезвие мигом сделало окладистую бороду справа короче, чем слева, заставив подумать, что генуэзец с такими талантами сделал бы блестящую карьеру брадобрея.
- Ты будешь жить, пока будешь рассказывать. Вдруг на меня упадет потолок или придет кто-то из твоих сообщников, - коротышка пожал плечами, все еще пристально всматриваясь в лицо. – Ну?
Огонь полыхнул в глазах разбойника, но, казалось, огни его ярости сейчас не пытались дотянуться до собеседника, а лизали руины воспоминаний.
- Ты не знаешь, чего просишь, - пробормотал он. - Хорошо. Слушай...

История третья. Купец
Эпизод второй

- Я с Руси. Ты знаешь такой город – Москва? – спросил пленник с некоторой гордостью.
Генуэзец отрицательно мотнул головой и чуть погрустнел, словно его оставила какая-то совершенно идиотская, но приятная мысль.
- Никогда не слышал? – нахмурился Ярополк.
Всё тот же короткий жест.
- Зря! – убеждённо сказал разбойник. Это вы сейчас думаете – захолустье какое-то. Ну ничего, может, еще и узнаете!
Хорёк посмотрел на пленника с сомнением.
- Всякий хвалит родину, но не всякий город славен, как Сугдейя. Или Генуя.
- Посмотрим! – посулил бородатый верзила.
- Не доживем, - пожатие плечами. – Про себя говори...
Русич тоже пожал плечами, хотя в связанном виде это было сложнее и смотрелось не так непринужденно.
- Про меня... так вот, отец мой был купец – вроде хозяина твоего. Только ростом поболе и вообще... – он запнулся, потом так и не смог выразить своё «вообще» и продолжил рассказ. – Ну а я –единственным сыном. И, конечно, наследником нашего дела. С детства он меня считать учил и записывать. Учился-то я не очень...
Казалось, славянин внезапно погрузился в прошлое и смотрел над головой собеседника, словно не видя его. Хорёк, в свою очередь, сидел не шевелясь. Ловя слова собеседника, он в то же время вслушивался в каждый звук в доме и за окном. Ярополк продолжил.
- В дружинников-то княжеских было интереснее играть. Выберем себе воевод и пойдем друг с другом сражаться. Оно попроще, чем торговля, но отцова воля закон. И то сказать, купец живёт в достатке... Как я подрос, стали с собой брать. Дорогу из варяг в греки-то хоть знаешь?
Коротышка кивнул, хотя ответа, казалось, не ждали. Этот торговый путь был почти так же славен, как и ведущий на Восток.
- Вот... Наша ладья до самого Константинополя каждый год ходила. Эх... краси-ивый город, - ностальгически вздохнул славянин, несмотря на всклокоченный вид, казавшийся сейчас на удивление мирным.
- Лучше Москвы? - поддел Хорёк.
- Москва будет лучше! – убежденно заявил Ярополк, но впечатления это не произвело. – Так вот, когда мне было тринадцать, отец заболел, и поплыли на юг вместо него с дядей. Младший брат отцов, других родичей у нас не было. Сбыл товар хорошо, закупился, пришла пора назад плыть. Только однажды ночью дядя дверь комнаты открыл, вошли трое мужиков. Меня – в мешок и на корабль. Уже в дороге понял, что куда-то на восток везут. Далеко... Какой-то там их владыка решил, что ему непременно нужен раб с далеких восточных земель, да описал, какой. Что-то те, кто меня вёз, говорили... То ли пророчество какое, то ли рехнулся на сказках, а может, вовсе захотел себе невесть чего, - при последних словах легкая пунцовая краска пробилась таки через загар и густую поросль черной бороды, и Ярополк поспешно продолжил. – Долго везли, по дороге даже языку научился. А потом сбежал от них, решил, что лучше в пустыне сдохнуть!
Он посмотрел с вызовом, но собеседник не спорил.
- А потом наткнулся на людей, что на дорогах промышляли... Дальше, небось, можно не рассказывать?
- Да, - кивнул Хорёк. – Да и времени нет.
Быстрое движение ножа – и алые, быстро темнеющие капли окрасили сверкающие лезвие, словно солнечный закат – острые скалы. Генуэзец поглядел на лежавшего человека задумчиво.
- Ты убил Бернардо.
Рассеченные веревки сползли с тела, славянин недоуменно смотрел на порез на запястье.
- Ноги развяжешь сам. Жаль, что ты не наш. Похож очень на моего друга, Джакомо звать. Потому и не прирезал сразу. Впрочем, никогда не поздно. Надеюсь, больше не встретимся – убью.
Нож спрятался в ножны, и Хорёк покинул дом, догоняя заждавшихся спутников.
- Ты что, на кусочки его резал? – спросил Марио.
- Вроде того, - кивнул коротышка.

История четвертая
Воин

Заблудиться и впрямь не получилось, узкая, хорошо утоптанная дорожка вела через пологие холмы, что поросли жесткой травой и колючим невысоким кустарником, не петляя. Разрезала их, будто ножом. От широких полей непривычно кружилась голова, Митора сам себе казался очень маленьким, а пространство вокруг – невозможно огромным. Даже горы, что вставали вдали, увенчанные снегом и льдом, были выше, чем дома. И когда усталый путник – он шел, пока не выбился из сил, хотел как можно дальше оказаться от приграничного городка, столь негостеприимного не только к чужеземцам, но и к жителям этой страны, - увидел в низине между холмами зеленую пену рощицы, то подумал: вот убежище. И знак, что здешние ками все-таки не оставили его без присмотра.
Укрывшись в густой тени, юный воин перевел дух. Покой уединенной рощицы вдалеке от поселений и крестьянских полей – островитянин с удивлением обнаружил, что рисовые делянки здесь такие же, как дома, - располагал к отдыху и размышлениям. Как раз к тем занятиям, которыми он так долго пренебрегал в последнее время. Митора оттянул пальцем край непривычной одежды, понюхал. Рыжая дорожная пыль и недавняя гарь, и еще какие-то незнакомые запахи. Над темно-нефритовым лесным озерцом – будто чай в чаше великанши-киджо, у берегов зеленая пена ряски, по поверхности скользят едва заметные тени, - метались полупрозрачные стрекозы. Митора разделся, оставил при себе лишь оружие и бамбуковый чехол со спрятанным внутри посланием.
Вода оказалась прохладной. Чему удивляться на этих бескрайних равнинах? Но юный островитянин невольно поежился, погрузившись в темную воду, не ждал, что может замерзнуть. Ноги утонули в мягком глинистом дне.

Тем временем в тихой роще появился еще один гость, маленький, круглолицый и сухопарый. Он крался мягко, полуприсев и беспрестанно оглядываясь. Осторожно, чтобы не издать и шороха, раздвинул ветви пышного куста у края воды. Мальчишка – или все-таки девчонка? – был уже далеко от берега. На поверхности торчала лишь голова с девичьим хвостом. Бэй Ке радостно потер руки и подался назад, искать, где беззаботное дитя оставило свои вещи.
Пожитки нашлись быстро, а рядом с ними компания из трех человек, на пожитки эти позарившихся. Один из них весело примеривал на себя тряпье, второй ковырялся в сумке, а третий стоял на страже, но старика в кустах не заметил. Тот же вздохнул по поводу того, какая нынче недалекая молодежь пошла, и достал из-за пазухи тростниковую духовую трубку. Крошечная стрела, вонзившаяся в седалище, заставила горе-стража плясать на месте. Оглашать воплями окрестности он побоялся. Двое других побросали найденное и оглядывались, пока вторая стрелка не впилась в спину второго. Тогда они поняли намек и кинулись в лес.
Бэй Ке покинул свое укрытие в зарослях и сам склонился над вещами островитянина. Первым бросалось в глаза отсутствие оружия – наверняка взял с собой. Шаньха прислушался, но шороха человека, пробирающегося сквозь кусты, не было слышно, только далекий всплеск и фырканье. Купается, значит. Странно, боится за свою жизнь, но не боится за имущество. Бумага пустая, без надписей. И принадлежностей для письма нет. И главное – документ! Его тоже не было.
- Демоны тебя забери, - проворчал старик.

История третья. Купец
Эпизод второй

Нужно было отдать дань заслуженного уважения городской страже. Несмотря на пожар и ночное нападение – а может, благодаря им? – на заставе исправно несли службу. Более того, были внимательнее, чем обычно, не прятались под крышу от слишком жарких ласк солнца, которое гладило землю горячими руками лучей.
Изнывая от жары, молодой круглолицый солдат то всматривался в сторону города, то долго и пристально смотрел на пески. Смотрел, пока глаза не уставали следить за колебаниями горячего воздуха, поднимающегося над барханами.
Может, потому он заметил караван чуть позже, чем хотел бы, но все равно раньше, чем он приблизился к заставе. Юноша сделал строгий вид, бряцнул оружием и спросил:
- По какому делу?
- Мы хотим выехать из города, - сказал ехавший во главе каравана чужестранец с ужасным акцентом.
Вызванный офицер углубился в проверку тут же предоставленных бумаг. Он то вглядывался в иероглифы, то смотрел на купца и его товар. Полный усердия юный стражник уже осматривал тюки.
- Что это? – он наткнулся на мешок, содержимое которого зашуршало под руками.
- Джя, - ответил малорослый чужестранец, державшийся рядом с купцом.
Офицер и стражник изменились в лице.
- Это преступление! – гневно выговорил старший.
- Нет, - улыбнулся коротышка-переводчик, выслушав слова купца. Тот протянул еще один документ. Его взял ехавший на одной из лошадей молодой ханец.
- Меня зовут Чанг, и этот товар принадлежит мне, он продан почтенным Османом. Все это записано здесь... - сказал он. – Господин Марио был любезен, и разрешил сопроводить его до соседнего города, где я хочу продать эти мешки...
Офицер прочитал, внимательно посмотрел в лицо купца-ханьца и отступил.
- Тогда у меня нет возражений, вы можете ехать дальше, - произнес он, возвращая документы.
Когда караван отдалился от заставы, Марио произнёс, обращаясь к Чуньшу, а Хорёк переводил:
- Хорошая была идея. Тебе полезно на некоторое время покинуть город. И никто тебя не узнал...

Начальник заставы долго глядел вслед, потом пробормотал:
- Не верю я, что Чуньшу виновен. Да ведь я его не узнал...
И пожал плечами.

История четвертая
Воин

Бэй Ке собрался было отправиться к озеру да и напасть на островитянина, как только он выйдет из воды – будь то он или она. Указания были четкие: добыть официальный документ, который облеченное полномочиями лицо везет с собой. Бэй Ке был всегда не прочь подзаработать, хоть в юности, хоть сейчас, и охотно пошел на сделку с богато одетыми островитянами, которые предлагали щедрое вознаграждение. Давний случай, когда из-за пиратов с восточных островов погибло пол деревни, он предпочитал не вспоминать. Но по прошествии времени возникали новые обстоятельства, никак не облегчавшие работу шаньха-добровольца. Сначала выяснилось, что «облеченное полномочиями лицо» до невозможности юно. Потом – что оно запросто может оказаться женского пола. Чем дальше Бэй Ке наблюдал, тем яснее ему становилось, что так оно и есть. Ну скажите, кто еще будет проявлять интерес к ярким нарядам, пудре для лица и тонкому, украшенному тончайшей гравировки цветком, гребню. Только молодая девушка, что носит волосы, завязанные в хвост, и настолько резва и легка, чтобы выпрыгнуть на навес из окна второго этажа гостиницы.
Странно, что гадатель не стал ее сопровождать. Наблюдательный Бэй Ке прокрался за ними до самой заставы, ожидая, что они пойдут вместе и дальше, и был весьма разочарован, когда Чжун Цзин повернул назад в город. Он проводил гадателя недоуменным взглядом из кустов: неужто тот до сих пор настолько очарован своей погибшей невестой, чтобы не интересоваться другими девушками.
Надо сказать, они были земляками, оба родились и выросли в одной и той же деревне, и один знал второго с детства. И Бэй Ке был очень удивлен, увидев Чжун Цзина в роли прорицателя судеб. В их народе такие люди считались шарлатанами, неважно, какие свои способности они могут доказать. Но каждый зарабатывает себе на хлеб как умеет.
А островитянин тем временем удалялся с немалой скоростью, подпитываемой молодым задором. И тогда Бэй Ке вернулся в город, забрал брошенную у харчевни лошадь, – кажется, она принадлежала обреченному еще вчера на казнь чжурчжэню – и помчался следом за тем, за кого заплатили немалую сумму денег и обещали еще.
И вот же какая незадача. Преследователь выглянул из кустов и узрел одну лишь видимую над водной гладью голову, за которой стелился извивающийся след длинных мокрых волос. Существо, к тому же, плавало бесшумно. Нет, лучше подождать на берегу и напасть, когда островитянин вернется за одеждой и вещами.

История десятая
Рыцарь

/С Бишем))
- Чертова жара... - обглоданная куриная кость скрылась в придорожных кустах. Ульрик утер пот со лба и поудобнее пристроил копье, лежащее поперек седла. Под доспехами немилосердно пекло, конечно, не так, как в Аравии, но тоже ощутимо. Снять же их рыцарю мешал один факт - местные ну очень уж уважительно и восхищенно таращили свои раскосые глаза на иноземца в сияющем металле, восседающего верхом на огромном вороном коне. Конь тоже щеголял из-за этого попоной в родовых цветах рода Гильденбрандтов, и, наверное, поминал хозяина теплыми словами.
Навстречу всаднику попадалось много народа - разного, бедного и богатого, нагруженного тюками и с тощими котомками, что были прижаты к такой же тощей груди. Люди давали чужеземцу дорогу, кто-то кланялся на всякий случай, должно быть. Затем человеческая река измельчала, а откуда-то потянуло горелым.
- Стой. - Рыцарь слегка натянул поводья. Обученный вороной встал как вкопанный, недобро косясь на огибающих его на почтительном расстоянии людей.
Ульрик привстал на стременах и принюхался.
- Интересно, что это они там зажгли такое? Точнее, кто там что подпалил? - Версий было много, начиная от обычного пожара и заканчивая обычным добрососедским набегом. И если это выяснение отношений...
Рыцарь опустил забрало, перекинул на левую руку щит и упер пятку копья в стремя. Ибо соседи-то между собой разбираются, но в горячке могут и не спросить, что это за гость такой дивный, заморский, а сразу въехать в чавку чем-нибудь таким эдаким, с чем все приличные люди в гости ходят. Например, булавой.
- Вперед.
Вороной фыркнул на какого-то крестьянина в соломенной шляпе, бухнул копытом и неторопливо тронулся.

Когда поток беженцев иссяк совсем, на дороге перед рыцарем остались двое – мужчина в рваной одежде и девочка в цветных шелках. Странная пара не отяготила себя скарбом, при них имелись лишь потертый коричневый плоский ящичек и меч. Ящик был ничем не приметный, зато меч притягивал взгляд – длинный, прямой, с бронзовой головой собаки, украшающей рукоять.
Если бы не меч, то Ульрик и не обратил бы внимания на этих двоих. Но мимо такого оружия он проехать не смог - его притягивала не красота меча, а его необычный для европейца вид. Рыцарь остановил коня рядом с этой парочкой, откинул забрало и спросил на ломаном арабском:
- Ты продавать меч, уважаемый?
- Bu xing, - мотнул головой владелец оружия. («Не понимаю».)
Девочка вздрогнула и прижалась к своему спутнику, беспомощно шаря ладонью по его плечу в поисках дополнительной опоры. Она задела его по правому локтю, мужчина поморщился. Он был довольно молод, но заостренные черты лица делали его чуть-чуть старше. Мужчина нахмурился, копаясь в памяти – и вроде бы что-то нашел.
- Нет, - сказал он с еще большим акцентом. – Искать хозяина. Не мой. Его.
- Хороший, - одобрил Ульрик, затем ткнул копьем в направлении, откуда тянуло гарью. - Ты знать, что там гореть?
Ответ был краткий и исчерпывающий:
- Город.

(сержант mo)

/Бишоп, ну и я вдогонку))
Рыцарь наморщил лоб, вспоминая слова.
- А кто пожигать?
Девочка быстро-быстро залопотала, встряхивая своего спутника за плечо, от чего тот морщился, но не давал понять, что она причиняет боль. Чаще всего в ее стремительном, как горный ручей, чирикании, слышалось "цян дао".
- Ren yu bei, люди севера, - мужчина провел ладонью по лбу; в отличие от местных, которые носили свои волосы длинными, заплетенными в косицы, его голова была когда-то обрита. - Не маньшу, но похожи. Большая степь... bu cuo, Великая.
- Монголы, - постановил Ульрик. - Они тебя ранить?
Из ответа стало ясно, что если небо чего-то не желает, то делать того не стоит, а если наоборот, то лучше все-таки делать. Затем бритоголовый молодой человек рассмеялся, махнул рукой, беспечно отказываясь от чужой мудрости.
- Недоразумение, - пояснил он. - Зато - никого не убили.
- Я помогать? - рыцарь повесил копье в петлю на седле, слез с коня и принялся копаться в седельной сумке. - Рана промыть, а то плохо. Жарко.
Девочка в богатой одежде всполошилась испуганной птичкой, но бежать передумала и даже покорно уселась на придорожный валун. Она не разглядывала незнакомца, лишь напряженное лицо и сведенные над переносицей тонкие брови свидетельствовали, что она прислушивается к каждому звуку.
- Спокойно. - Ульрик подошел к незнакомцу, держа в руказ флягус водой и чистую льняную тряпицу. - Я не быть... Э... Scheise.... А! Я не быть разбойник. Покажи рана.

- Вэй Сяо Фу, - бритоголовый прижал ладонь к груди и слегка поклонился. – Мое имя.
Меч он отдал девчонке, а сам запустил пальцы в прореху на рукаве – края ткани уже засохли и стали прочнее. Рану нанесли не мечом, кто-то выстрелил в монаха из лука. Был ли тот стрелок метким – сказать трудно.
- Ульрик. Ульрик Гильденбрандт, - в свою очередь представился рыцарь. Пригляделся к ране и присвистнул. - Твоя повезло, кость цела.
Он оторвал от тряпки кусочек, намочил водой и принялся промывать рану.
- Я не видеть монгол, но слышать от люди, что они хороший лучник. Я прошу прощения, говорить арабский плохо... Поднять это. - Рыцарь подергал монаха за рукав. - Прости, я забыть слово...
- Xiu, - подсказал бритоголовый и сделал, как попросили.
Он отличался от последователей своего бога, он не хранил благостную ленивую безмятежность – а когда неловким движением побеспокоил разорванную стрелой руку – отпустил крепкое слово. Очень крепкое, если судить, как зарделись щеки девицы. Она закопошилась, сильней прижала к себе меч; конец его длинных ножен неловко протащился по земле и остановился, звонко стукнувшись о сапог рыцаря. Девчонка вздрогнула и сжалась в комочек; но любопытство взяло верх, и она распрямилась и робко, выжидающе вновь тронула меч. И как только он во второй раз звякнул о доспех, маленькая китаянка непонимающе улыбнулась.
- Наш друг спрятался внутри металлической раковины, будто краб, - сказал ей Вэй Сяо Фу. – Зато ему не страшны стрелы.
По изменившемуся лицу девчушки было понятно, что именно это ее и удивило и напугало. Уйти было некуда, и потому она только опасливо подвинулась в сторону, едва не свалившись с камня.

(с сержантом и еще - Сай немного)

/Все еще мы!)))
Их подслушивали. Время от времени пытались еще и подглядывать, но тогда надо было бы высунуться из-за все-время осыпающейся кучи песка у дороги. Зачем ее навалили, кто сделал, оставалось загадкой; радовало - что песка, а не чего-то иного. Ветер дул в сторону троих бродяг, и они раздували ноздри, словно предвкушали отменную трапезу. Их привлекал запах добычи: нагретого металла, тонкого шелка, холщовой торбы, в которой, несмотря на невзрачность, могли храниться богатства. Бродяги скинулись на пальцах, кто пойдет первым.

Ульрик тем временем деловито перевязывал рану монаху, попутно изъясняясь на своем жутком арабском.
- Я быть ein Ritter, а ты быть кто, уважаемый?
В узких глазах его собеседника мелькнуло удивление, затем он показал на небо, обвел пальцем вокруг, словно очерчивая горизонт.
- Хожу вокруг. Служу Emituo Fo... Пробудившемуся.
Настала очередь рыцаря задуматься. Машинально проверив, не сползет ли повязка, он насупился и принялся перебирать свой скудный запас арабских слов. Аналогии не находилось. Ульрик сопел, пыхтел, теребил нижнюю губу, закатывал глаза, наконец звонко хлопнул себя по лбу - на свое собственное счастье попав по шлему - и спросил:
- Мулла? Дервиш?
- Что-то вроде, - согласился бритоголовый, опробовал руку, улыбнулся так, что загорелое лицо покрылось сеточкой мелких морщин. - На свой лад.
Он сложил ладони, поклонился.
- Кто питает всеобщую любовь, будет счастлив от неба. Спасибо тебе.

Идти выпало Куну – так он сам себя называл. Остальные звали его Донсян и пожимали плечами, когда он поправлял, что он «сарта». С лицом плоским, будто поджаренная лепешка, он походил на шкаф на кривых толстых ножках. Если бы мебель носила с собой увесистую и толстую дубину, усеянную шипами.
Куну сказали, Кун вылез на дорогу.

- Что? – удивился монах, выслушав длинную скороговорку нового персонажа.
Ульрик с интересом оглядел обладателя дубины. Собственно, для понимания того, что понадобилось сему славному представителю романтиков с большой дороги, не нужно было быть семи пядей во лбу, но рыцарь все же уточнил для собственного душевного спокойствия:
- Он нам угрожать или что-то хотеть?
- Полагаю, угрожает, чтобы получить... – монах уточнил у плосколицего, что тому все же понадобилось.

Кун страдальчески сморщился, он и вправду был из племени сарта, которых местные жители называли почему-то «людьми из восточной деревни», поэтому – плохо понимал здешний ханьский. Но – памятуя о товарищах, добыче, времени, которое должно протянуть, - терпеливо повторил свое требование немедленно отдать ценности.

- Грабят, - уверенно кивнул Вэй Сяо Фу. – Нас.

(с сержантом опять)

История четвертая. Воин
Эпизод второй

Ладонь, которая зажала рот Бэй Ке, пряталась в длинном рукаве, а шелк, который пошел на этот рукав, был тонкий, мягкий и благоухал ароматами, каким позавидовала бы любая благородная девушка. Да и сама рука не знала тяжелой работы, хоть и изнеженной слабостью не отличалась.
- Ты тоже любуешься? – жарко зашептали на ухо. – Вот и мне приглянулась... но эти грабители! Я так испугался, что даже хотел закричать, но было слишком уж страшно. Зато я видел, как ловко ты их прогнал, молодец!
«Пленник» быстро прошел путь от испуга – сначала неизвестности, потом, что неудачливые похитители вернулись и напали исподтишка, - через стыд, что его обнаружили, до злости. Какой-то неженка (откуда только взялся такой в глуши?) с легкостью наткнулся на засаду хоть и не слишком опытного в подобных делах, но почитавшего себя хитрым и ловким Бэй Ке. Позор на редеющие седины! Икнув, он с негодованием оторвал ото рта чужую ладонь и развернулся, собираясь высказать злоумышленнику все нелестные слова, какие пришли в голову. Намерение таковым и осталось. На корточках перед стареющим шаньха сидел молодой человек, даже юноша, в богатых одеждах, каких ни на морском побережье окраины Сун, ни в окруженном горами городке Пинлян не видели никогда.

(а это мы с Сон и Бишем)

Он выглядел настолько юным, утонченным и неискушенным, что Бэй Ке оторопел. Справившись с собой, он поднял палец и обвиняюще потряс им перед носом сопляка.
- Ты еще кто такой?
- Обычно меня называют Вэнь-лянь, - обезоруживающе улыбнулся молодой человек. – И добавляют, что имя соответствует внутренней сущности. Не шуми, спугнешь.
Он вытянул шею, разглядывая купальщицу; хотя что там смотреть, если только и видно, что черные длинные волосы на зеленой поверхности озерца?
Но Бэй Ке не готов был отступиться так просто. Его никто не нанимал блюсти честь островной девицы, но слишком уж ему не понравился взгляд этого Вэнь-ляня. Шаньха переместился ползком, стараясь шуршать ветками кустов как можно меньше, и загородил вид.
- И правда тебе имя подходит – воспитание у тебя в беспорядке, раз ты из кустов подсматриваешь за честными девушками, - яростно зашептал Бэй Ке, чувствуя себя при этом так, будто обижает декоративную пушистую собачку. – Шел бы ты отсюда, пока я не прогнал.
Подвижные брови на светлом (как будто солнцу не дозволялось прикасаться лучами к его коже) юном лице приподнялись, на глаза навернулись слезы.
- Но ведь вы тоже подглядывали за ней, дядюшка...

(мы с Даларой подглядываем за юной... м-мм... красавицей)

- Не подглядывал, а наблюдал, - проворчал шаньха, начиная проигрывать битву с совестью.
Он даже отвернулся, чтобы не видеть расстройства собеседника.
- Она в некотором роде моя подопечная.
Сопляк подпер кулаками подбородок и на озеро больше не смотрел, шмыгая носом и жалея себя на разные лады. Бэй Ке же, наоборот, пристально следил, за островитянкой, радуясь, что ему больше не мешают. Оставалось лишь придумать, как избавить нихонскую посланницу от письма так, чтобы этот юный любитель поглазеть не вмешался и не испортил бы все. Но составление плана прервалось, когда прямо на нос шаньха села лесная пчела. Он попытался согнать негодницу, но та, сделав круг, вернулась и снова принялась щекотать несчастный нос своими мохнатыми лапками. Бэй Ке махнул рукой и шикнул на насекомое. Обидевшись, пчела улетела восвояси; но вот беда, гладкая поверхность озерца была пуста. Старик приподнялся, пытаясь отыскать взглядом человеческое тело под водой.
- Nani o shite iru ka?*
Перед носом Бэй Ке обнаружил клинок. Второй облепленная волосами, мокрой тканью и нитями водорослей чужеземка держала направленным на растерянного молокососа. И глаза у нихонки горели как у разъяренного юного тигра.
________________
*何をしているか。 - Что это вы делаете?

(и две девушки!)

Изнеженный молодой человек, увидев перед самым носом острие пусть необычного, но даже на первый взгляд хорошо заточенного меча, повел себя вполне предсказуемо. Он прикрылся руками и попытался притвориться самым маленьким камешком, существовавшим под небесами. Бэй Ке покосился на него с жалостью и презрением: вот же молодежь нынче растет... Толку от парня ждать не приходилось.
Меч не колебался, да и в глазах владелицы не было признаков, что оружие побоятся пустить в ход. А собственный короткий меч еще надо было успеть вынуть из ножен. Стареющий шаньха на всякий случай попятился, как был, на карачках. Оглядел юницу с головы до ног, вновь терзаясь затихшими было сомнениями. Голос купальщицы был низковат для девушки. Но кто их знает, островитян. Все они странные. И говорят на диковинном языке. Впрочем, здесь и без переводчика понятно, что девица спрашивает, только вот как ей ответить, чтобы поняла?
Бай Ке заговорил терпеливо, как с недоразвитым ребенком; в темной радужке гневных глаз его отражение казалось совсем крошечным.
- Разговариваем здесь... вот, ягоды собираем, - для наглядности протянул довольно крупный влажно поблескивающий ярко красный шарик. – Видишь?
- Konomi?*

(я и Сон и разъяренно-недоумевающий Биш)
----------------------
*木の実 - (яп.) ягода

История десятая
Рыцарь


захлопнул забрало, накинул на руку щит, вытянул копье из петли и приглушенно прогудел. - Если я его за это немного убить, тебя и твой рабыня сильно огорчать?
Плосколицый переводил взгляд узеньких – как два тоненьких мазка кистью – глаз с одной добычи на вторую. Кажется, он чего-то не понимал в жизни.
- Небу неприятно, если люди желают друг другу зло, - решил монах. – Человек этот желает зла. Подлежит наказанию.

Кун понял, что драка все-таки будет, и обрадовано завертел колючей палицей.

Ульрик довольно усмехнулся: похоже, местные не привыкли иметь дело с тяжеловооруженными конниками. Будь на месте типа с дубиной съевший на европейских рыцарях собаку сарацин, то давно бы уже стучала эта дубина в шлем, стараясь достучаться до рассудка того, кто столь опрометчиво повернулся спиной к оппоненту.
Рыцарь чуть наклонился к уху коня и негромко произнес:
- Х-ха...
Копыта бухнули в землю. Огромный конь сорвался с места, копье нацелилось на жертву. Ульрик дождался момента и отработанным движением выбросил вперед руку с зажатым в ней оружием. Коротко ойкнула девочка, склонила голову к плечу, напряженно прислушиваясь к ворвавшимся в ее ограниченный стенами тьмы мир незнакомым звукам. Монах что-то произнес ей почти на ухо, должно быть, на родном языке, потому что слепая кивнула, но одеревенение не ушло из ее плеч.
Плосколицый широко осклабился, встретил палицей удар и...
- Красиво летит, - оценил Вэй Сяо Фу.

(Ботари mo)

Кун описал почти правильную дугу и с размаху грянул о твердую землю, лишь грязные пятки задрались в небо. Сарта философски разглядывал их, когда с двух сторон на его обидчика пошли в атаку: Бонан, получивший свое прозвище по той же причине, что и Кун - свое, и вооруженный длинной пикой, и Ула Лан-лан с широким тяжелым клинком на толстой длинной рукояти.
- Второго, что с косой, берегись, - крикнул монах. - Его гуань-дао перерубит шею лошади!
- Спасибо... - прогудел из-под шлема приглушенный голос.
Конь, повинуясь движению ног наездника, чуть присел на задние ноги. Рыцарь прикрылся щитом, перехватил копье и внезапно с хеканьем метнул его в пикинера. В отличие от первого, этот оказался увертливей, да и пример товарища оказал воздействие; жилистый, как мумифицированная обезьяна, житель солончаков отскочил в сторону и в свою очередь направил пику в цель. Изо всех сил, метя туда, где - по его представлению - должна быть щель в латных пластинах. На звериной мордочке его нарисовалось удивление, когда древко жалобно хрустнуло.
- Кто опирается на усилие в труде, тот живет, а кто не опирается на усилия в труде, тот не живет, - Вэй Сяо Фу засмеялся. - Но вот тут большой... нет, великий учитель Мо ошибся.
Ульрик же раздраженно ухнул и врезал ребром щита прямо в удивленное лицо противника. Вот что значит - расслабился. Будь на месте этого кола настоящее копье... Додумывал он уже на лету, спрыгивая с коня и вытаскивая меч.
/С месье Бишопом)))

Ула Лан-лан был озадачен, он редко выходил один на один с противником, предпочитал наваливаться в компании. Но небеса сегодня рассудили иначе. Впрочем, если он во что-то и верил, так в тяжелую алебарду гуань-дао в своих руках и в то, что из Куна не так просто вышибить мозги. На Бонана всегда надежда оставалась слабая – вечно себе на уме, вечно бормочет себе под нос. Сейчас Ула Лан-лан понимал: ему нужно вытряхнуть эту странную улитку из ее панциря, пока бритоголовый оборванец с девчонкой мечтает и разглядывает далекие горы. Широкое лезвие гуань-дао нарисовало круг в воздухе – сначала медленный, затем все быстрее и быстрее.

Ульрик цокнул языком. Конь отскочил в сторону. Рыцарь на секунду остановился над разбойником, которого ударил щитом, и коротко ткнул его мечом, прогудев в адрес монаха:
- Я просить прощения, но эти дети собак невероятно живучи.
Незнакомый тип алебарды взывал к неторопливости, поэтому Ульрик поудобнее перехватил меч и принялся обходить противника, заходя тому на левый фланг.
Вэй Сяо Фу покачал головой:
- Нет, от диких псов ведут свой род чжурчжэни, - негромко охнул, когда острый локоть Чань врезался ему под ребра. – Но они сами так утверждают!
Разбойник разинул щербатую пасть в злой ухмылке; слепая зажала рукавом нос – вонью разило так, что чувствовалось даже на расстоянии. Вращение увесистого клинка убыстрилось и вдруг сменило плоскость, как будто противник был лошадью, которой следовало подрубить ноги.

(futari)

Этот язык Ульрику был знаком гораздо лучше арабского. Он повернулся, приседая на колено и подставляя под удар щит. Грохот раздался впечатляющий, впечатляла и цветистая ругань на немецком, перемежаемая с красочными арабскими словами и выражениями. Ульрик оттолкнул алебарду и шагнул вбок, ткнув разбойника мечом из-под щита.

Ула Лан-лан не сразу понял, что произошло - именно то, чего он никогда не ждал, хотя всегда знал, что когда-нибудь, но случится. Он скосил глаза вниз, чтобы посмотреть, правда ли, что его нанизали на клинок, будто куропатку на вертел. Перевел умоляющий взгляд на монаха.

Вэй Сяо Фу встал с камня.
- Теперь моя очередь, - сказал он. - Оставь его, человек из металла.
Ульрик рывком освободил лезвие и вытер его о рубаху разбойника.
- Ты молиться за его душа? - Поинтересовался он, убирая меч в ножны и откидывая забрало.
- Твой путь - воина, - Вэя Сяо Фу вытер ладони о грязную одежду, вонь пожара почти заглушала запах пустыни, которой она пахла раньше. - Мой - служителя. Когда-нибудь после смерти наши пути пересекутся, но к истине мы идем каждый по-своему. Добей остальных, пока не опомнились.
Рыцарь снял шлем и утер вспотевшее лицо.
- Жарко тут... - он вытащил кинжал и ткнул им первого разбойника, того, которого удивил копьем до смерти. - Странная страна...
- Необычная, - согласился монах, закрывая глаза.
/Все еще мы!)))

История восьмая. Нойон.

Приближаясь к дорожной заставе, монголы выслали вперед разведывательный яртаул. Нет, десятник Гуюк отнюдь не собирался предпринимать каких-то активных действий против гарнизона форта. Просто, он помнил о том, что кроме всего прочего у него есть еще и важное задание, уклоняться от исполнения которого он отнюдь не собирался. Разведчики должны были собрать информацию, не только для их группы, но и для ставки великого хана и его джинхангира. Особой опасности Гуюк-нойон не ждал, весть о бесчинствах его людей не могла обогнать по этой дороге самих монголов. С другой стороны, осторожность в этом деле никогда не была лишней. Ну, а если вдруг представится шанс пощипать мягкое подбрюшье ленивых суньских солдат, то почему бы и нет?
Недаром ведь говорил дервиш Хаджи Рахим, что торговцев поражают деньгами, царей – мудростью, мудрецов – глупостью, крестьян – силой, а солдат – страхом. К изречениям этого человека Гуюк-нойон всегда прислушивался, если не с трепетом, то с почтением. Ведь, как-никак, сам Потрясатель Вселенной вел с ним долгие беседы о сути власти и устройстве мира, приблизив к своему шатру и даровав золотую пайцзу с орлом, позволявшую своему обладателю свободно странствовать по всем землям Империи и везде встречать почет, заботу и уважение. Не изменил заветам своего деда и молодой Бату-хан, племянник самого Угэдей-хана. Гуюк служил еще отцу Бату, Джучи-хану, первому из Чингизидов, и до сих пор помнил о той силе и свирепости, что досталась этой ветви потомком великого Чингиз-хана. Хотя перед отъездом десятника из ставки все чаще стали говорить о том, что Бату ведет свой род не от Небесного Повелителя, от каких-то грязных меркитских свиней, что пленили его бабку, держали ее у себя, и там она и родила. Такие разговоры звучали за спиной еще у Джучи-хана, но никто никогда не смел говорить об этом так открыто, как сейчас. В былые времена этих шелудивых псов с длинными языками забили бы плетьми и нагайками, если бы, хоть слово долетело до слуха отца или деда Бату. Но теперь такие речи вел даже Гуюк-хан, старший из сыновей великого хана. За что однажды и поплатился. Десятнику разведчиков довелось быть свидетелем того момента, когда Бату за наглость отхлестал названного брата по щекам костяной лопаткой для чистки лошадиных шкур.
Отдавшись на мгновение собственным мыслям и воспоминаниям, Гуюк-нойон чуть не потерял ход событий в мире реальном. А тем временем, пока он сам и еще шесть воинов ждали на некотором отдалении, Саклаб вместе с Бураком и Воргулом добрались до ворот небольшого приземистого форта.

История четвертая. Воин
Эпизод второй

Старший брат наблюдал за младшим, прекрасно устроившись в тех же самых кустах. Обнаруживать себя Фу Син не собирался, но, губы сами собой расплывались в широкой улыбке, а тихий смешок грозил перерасти в бурный, совершенно неприемлемый в такой ситуации хохот. Почувствовав, как по ногам побежали мурашки, мужчина сел прямо на траву и, стараясь не шуметь, отодвинул мешающие обзору листья. И увидел девушку, которая направила на Вэнь-ляня меч. Говорила она на чужом языке, да и голос был слишком низким. Это насторожило Фу Сина и, подавшись вперед, он прислушался.
Легкий ветерок зашуршал листьями кустарника, но принцу звуки, кроме напряженных голосов девушки и Бэй Ке сейчас казались слишком громкими.
- Konomi?!
- Верно, ягоды! – неизвестно чему обрадовался Вэнь-лянь; впрочем, младшего брата в состояние эйфории мог ввести обычный пустяк. Например, мотылек, бьющийся о ставню окна, особым прекрасным образом раскачивающаяся над водой ветка дерева или ярко одетая девушка. – Их едят!
Он бы даже подал пример, если бы старый шаньха не сжал кулак, спрятав в нем свой «улов». Глупости этого мальчишки можно было бы поражаться бесконечно, она вызывала бы взрывы эмоций, не будь Фу Син сейчас в роли охранника своего родного младшего брата. Когда этот дурачок собрался продемонстрировать прекрасной незнакомке, как нужно правильно есть ягоды, мужчина подался вперед, но, заметив, что старик, стоящий рядом, спрятал запретный плод, с облегчением выдохнул. И стал наблюдать, что же будет дальше.

(а еще Даниэль, Биш и Далара)

А дальше умудренный годами шаньха предложил развести костер. Несмотря на жару, девушка замерзнет в таком виде, говорил он. С нее же льет ручьями, как с речного демона под водопадом (поэтические сравнения всегда давались ему с трудом). Впрочем, если бы кто-то мог заглянуть Бэй Ке в голову и прочитать мысли, узнал бы, что беспокоится тот вовсе не о здоровье чужачки, главное – чтобы не вымокло послание.
- Вэнь-лянь, набери веток посуше. Госпожа, садитесь вот сюда, - старик был сама любезность. – Было бы лучше вам снять мокрые вещи...
- Hadaka ni nari?!
Вэнь-лянь захихикал в рукав, но, заработав целых два гневных взгляда, отправился на поиски хвороста. Почему-то все сухие ветки на этой поляне валялись в нескольких чи (но не более одного бу) от кустов, в которые – разве что не плюясь от ярости – удалилась, прихватив всю одежду заморская гостья. Бэй Ке сооружал кострище с мастерством бывалого путешественника, но раз за разом поглядывал на мелькающие среди густой листвы и веток едва различимые очертания. Украдкой поначалу, но услышав новое хихиканье юного любителя девушек, перестал таиться. Пусть мальчишка думает, что хочет. Да и девушке в прелести не откажешь. Шаньха всплеснул руками, наткнувшись пальцем на острый сучок. Веток около кустов уже почти не осталось, а Вэнь-лянь все крутился там и подбирал последние сучки.
- Все, хватит, - остановил его старик, побоявшись, что сейчас юноша начнет обрывать живые ветки для наилучшего обзора. – Лучше набери еще таких ягод. Смотри, вон там их очень много, - и указал на дальние кусты.

(все вместе)

Оборвал бы Вэнь-лянь ветки того самого куста, как пить дать обнаружил бы там своего старшего брата в полном боевом облачении. Хотя, разве меч, постоянно находящийся под рукой – это разве опасно? Да, если обладатель умеет с ним обращаться. А Фу Син умел. Наблюдая за мальчишкой сквозь зеленую листву, он увидел, как тот двигается в сторону кустарника, и думал, что делать… утащить, не поднимая лишнего шума? Нет, не получится – старый Бэй Ке с нескрываемым любопытством смотрел именно туда. Любопытством? Скорее осторожностью, переходящей границы разумного. Хотя, если братец будет под рукой, за ним будет удобнее присматривать? Все возможно в этом мире… а Вэнь-лянь, собрав несколько ягодок с ближних к нему веток, уже тянул руку к самым дальним и самым вкусным…
Что проделывать нелегко, если второй рукой крепко прижимаешь к груди (не обращая внимания на испачканные в зеленом соке травы и земле одежды) охапку хвороста пополам с ветками. Юный повеса раздвинул листья в твердой решимости добраться до заветного лакомства.
Прислуга в их доме, когда наивно думала, что никто не подслушает, часто сплетничала, что если старший из братьев - видный статный красавец, ну просто загляденье, сразу видно, чья кровь, то младший пошел не пойми в кого. Не иначе не обошлось без греха. Ну виданное ли дело, чтобы у человека его рода и положения рот вечно был до ушей в дурацкой ухмылке. А сейчас этот рот был открыт особенно широко.
- Фу С-с...

(мы все вместе)

Старый шаньха, который собрался было окликнуть дурня и велеть ему положить хворост (того и глядишь придется счищать ягоды с рук Вэнь-ляня), при задушенном возгласе юноши вскочил на ноги. Вытянул морщинистый указующий палец в сторону невидимого гостя.
- А ну покажись немедленно!
Второй рукой он держал кинжал, которым до того счищал сучки с костровой палки. Остро заточенное лезвие поблескивало в пятнах света, что сочился сквозь листву над головами.
- Фу, сколько здесь муравьев! – ойкнул Вэнь-лянь, во второй раз за сегодняшний день оказываясь между молотом и наковальней.
- Муравьев? – опешил Бэй Ке. – Ты что, боишься насекомых?
Неженка какой! Может, произошла ошибка с возрастом? Старик был готов даже усомниться в принадлежности Вэнь-ляня к мужскому полу – уж очень звонкие у того получались возгласы, - но вспомнил горящие глаза, пока островитянка купалась, и остался при прежнем мнении.
- Они кусаются, а когда залезают под одежду, то становится очень щекотно, - пожаловался юнец. – Дома, в Кайфэне...
Тут его, кажется, пнули.
- ...их не было даже в саду, - упрямо завершил тираду Вэнь-лянь.
Простоватый шаньха, который о столице южной Сун только слышал, да и то в десятом пересказе повествований очевидцев, почесал в затылке.
- Так ты городской!
Это многое объясняло. Зато и новых вопросов рождало целую массу. Бэй Ке сел достругивать свою палку.
- Но Кайфэн же отсюда в... очень далеко. Как тебя угораздило затеряться в здешних лесах?
- С посольст...
Его снова пнули, и, потирая оскорбленное действием место и стараясь не растерять хворост по дороге, Вэнь-лянь заторопился обратно.
- Нас... меня отправили в Пинлян, - он вывалил ветки перед шаньха и присел на корточки рядом, явно, не зная, что делать с хворостом дальше. – Надеются, что монахи смогут научить меня чему-нибудь умному.

(помогаю)

Бэй Ке оглядел это ходячее недоразумение, сочувственно покачал головой – симпатия, похоже, предназначалась не юнцу, а его родственникам, - и начал сортировать хворост. Часть веток он сложил в костер сразу же, часть оставил про запас, а в третьей кучке поломал их в щепки.
- Вижу, чтобы научить тебя чему-то умному, им сначала придется тебя поймать.
Огонек, прозрачный в солнечном свете, начал разгораться, потрескивать на сухой древесине. Вэнь-лянь зачарованно следил, как священнодействует шаньха, приоткрыв от усердия рот и время от времени облизывая губы.
- Недо-монах, у тебя есть какая-нибудь посудина?
- Tsukatte.
Бэй Ке поднял голову и уперся взглядом в уже полностью одетую островитянку. Та протянула двумя руками тонкую очень легкую бамбуковую плошку, явно предназначенную для риса. Миской неоднократно пользовались, это было видно, но содержали в завидной чистоте. Непонятно отчего смутившись при виде женственного и даже почтительного жеста, старик принял посудину тоже двумя руками. И со смутным недоумением в душе наблюдал, как девушка грациозно, но деловито и целеустремленно, садится у костра... и принимает по-мужски небрежную позу.
- Притворяется, - с пониманием шепнул старику Вэнь-лянь. – Поверь мне. Я все понимаю в притворстве!
Тот неопределенно хмыкнул и вручил миску юнцу.
- Лучше набери воды.
Глядя на красавицу, садившуюся к костру, Фу Син понял, что с ней не так. «Это же мужчина!» - подумал принц и расстроено опустил глаза, уставившись на зеленую траву. Тем временем, старик Бэй Ке отправил Вэнь-ляня за водой, а сам остался наедине с девушкой. Принц подался вперед, стремясь убить двух зайцев – услышать, что говорит шаньха и одновременно не упускать из виду младшего брата.

(и опять все вместе))

Дедок же соображал, как бы ему теперь разделить послание и его носительницу. Нелегкая задачка, коль скоро она берет его с собой даже при купании. Раздеть догола? Незаметно обыскать? Он почесал лысеющую макушку: староват, и денег мало, на подарки не хватит. Нет, не прельстится она им. Вэнь-лянь другое дело: он и молод, и одежда на нем приличная, даже роскошная. Дурачок, конечно, тут уж ничего не сделаешь, но девушки на таких даже падки подчас.
Поэтому когда юноша вернулся с водой, Бэй Ке отозвал его в сторонку, жестами попросив островитянку остаться на месте, мол, они ненадолго да и недалеко.
- Я смотрю, она тебе очень нравится, - поднявшись на цыпочки, зашептал он на ухо рослому по сравнению с ним Вэнь-ляню.
Молокосос наклонился, чтобы было удобнее. При этом не переставал косить глазом (ну, жеребчик по весне, право слово!) на красотку у огня. Та сушила длинные волосы, а когда закончила, ловко перевязала их шнурком, стянула на затылке в длинный хвост. На детской мордочке Вэнь-ляня появилось мечтательное выражение.
- У нее есть вещь, на которую мне очень нужно посмотреть, - продолжал гнуть свое Бэй Ке. – Письмо в бамбуковом чехле. Если я увижу письмо, тогда... – он замялся ненадолго, так как еще не придумал, что же тогда.

(продолжаем)