Кто-то положил возле него колчан с разномастными стрелами; Такамори кинул быстрый взгляд, рядом стояла девушка в мужской одежде и с подвязанными волосами. И в руках у нее тоже был лук. Лицо незнакомки скрывала темная повязка, от одежды пахло дымом, а пальцы были испачканы в свежей крови. Перехватив внимательный взгляд, девушка вытерла ладонь о штанину.
- Насобирала, пока никто не заметил, - объяснила она, кивнув на колчан. – Понадобятся.
Прищурившись, она смотрела на улицу, где в клубах пыли к ним приближалась ожившая вдруг гора в человеческом облике.
- Зря стрелы не трать, - предупредила девушка. – Но я думаю, не везде же он непробиваемый...
- Можно попробовать глаза и точку между ключицами, - предложил ронин, оценив задачу. - Как тебя называть, если что? Не хочется кричать "эй".
- Аканэ, - усмехнулась девушка. – И «эй» мне кричит только мой старший брат.
Да, с этого брата станется окликать сестру именно так, подумал Такамори, еще раз оглядев Мицуке.


***

Первая стрела с завыванием, способным отпугнуть демонов, ударилась о стену ближайшего дома. Глиняный наконечник с прорезями рассыпался в крошку; Хидэнобу опять поднял голову.
- Унесите его! – приказал он двум стражникам, видимо, наиболее отважным, раз осмелились приблизиться к воротам, и указал на старшего каро.
Еще несколько стрел пропели над их головами жутковатую песню. Скоро противники сменят наконечники на боевые, и тогда с ними придется считаться.
- Это не наше сражение, - сказал телохранитель, помогая Хидэнобу затягивать шнуровку доспехов. – Мы не в ссоре с Хосокавой.
- Будь здесь он сам, - процедил молодой глава клана Ода, - можно было объясниться. Но я нигде не вижу Сансая.
Да, ни у кого из всадников не было заметно на шлеме фазаньих перьев. Неподалеку – там, где кто-то проломил ограждение, - уже завязалось сражение. В другом месте спешившиеся воины приставили к забору наскоро связанные из бамбука лесенки и пытались перебраться под дождем стрел. Хидэнобу оглянулся на Акаихиге.
- Сколько у вас людей?

(и Далара)

(и от имени Алесандро, у которого случились непредвиденные обстоятельства)

- Воинов? Больше чем могло бы быть, но меньше чем нужно. Меньше четырёх десятков, и непонятный сброд, что почему-то зовется торитэ, - князь брезгливо посмотрел на след от меча, крови не было. - Какая всё же досада, а портного я как на зло не взял... что же делать? У вас в свите нет ли, случайно, нужного человека?
Времени отчаянно не хватало, но Хидэнобу изумленно оглянулся. Покачал головой.
- Нет...
В створки ворот с внешней стороны ударили тяжелые деревянные киянки. С этой ворота быстро подперли кольями. Ненадолго, но все ж задержит.
- Пошлите кого-нибудь собрать людей, которые смогут держать оружие, - распорядился Ода.
Акаихигэ усмехнулся и повернулся к воротам, меч сверкнул и ужом скользнул в ножны. Дайме запустил руку в рукав кимоно и что-то достал оттуда, после чего сложил веер и обхватил его за основание обеими руками и прикрыл глаза.
- Ом Ма Ни Па Дме Хум... - буддийская мантра из уст Тайра звучала по меньшей мере странно - ОМ МА НИ ПА ДМЕ ХУМ...
Князь начал чуть покачиваться: ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ - мантра звучала всё глуше, голос аристократа становился всё сильнее, - ОММАНИПАДМЕХУМ - казалось само время начало замедлять свой бег и подстраиваться в унисон святым словам так неожиданно зазвучавшим в этой деревне.
- О Авалокитешвару услышь меня - голос одновременно принадлежал и не принадлежал дайме, его губы почти не шевелились, но странный напев мантры звучал и звучал - о синий Вайрочана, успокой мой разум.
Веер в руках дайме вдруг засветился.
- О белый Ваджрасатва, очисти мои слова! О желтый Ратнасамбхава открой глаза мои!
С каждым новым словом веер, а вместе с ним и руки дайме светились всё сильнее и сильнее.
- О красный Амитабха, отринь сомнения слушателей моих!
Свет веера стал формироваться в ослепительно сияющий шар света.
- И ты! О зеленый Амогасиддхи, открой ворота для родичей моих!!! - стоило последним словам Акаихигэ слететь с его губ, как шар сорвался с веера подлетел на целый сяку** вверх и лопнул! Грянул гром и всех на миг ослепило, после чего ворота дрогнули и стали заваливаться, прямо на осаждающих с их киянками.
Хидэнобу отобрал у подвернувшегося городского стражника нагинату. Он не стал спрашивать, зачем понадобилось ломать ворота изнутри, когда при осаде их разумнее запереть покрепче. В дела колдунов и прорицателей Хидэнобу предпочитал не вмешиваться. Но, по крайней мере, противник должен был хотя бы сильно удивиться. По его команде, аркебузиры открыли непрерывный огонь, сменяя друг друга.
- Хватит стрелять! Запах пороха не нравится им! - Акаихигэ всё ещё стоял лицом к воротам.
Пальба стихла, а на лицах стрелков застыл немой вопрос: "Кому?!"
Словно отвечая на него, дайме указал на дом старосты, откуда вопреки всякой логике быстро спускался густой туман. Нет, не спускался, мчался, словно все боги ветра дули на него. У ворот Шиобары клубы замерли, и из него стали выходить фигуры, закованные в старинные доспехи, увитые водорослями и обросшие ракушками. Жуткие создания один за другим выступали из тумана, следом шли женщины в их свалявшихся волосах торчали морские звезды, но в руках они также сжимали мечи и танто, воинство мертвых наступало в полной тишине. Приблизившись к дайме, один из самураев поклонился ему:
- Ты вызвал нас, ты вырвал нас из сна, зачем?!
- Враги рядом. Старые враги рядом - дайме низко поклонился - пришло время! Вперёд! За Тайра!

----
*торитэ - городская стража, выполняющая обязанности полиции.
**сяку - мера длины, равная 30 см.

Неизвестный воин продолжал приближаться, его широкая поступь и рвущаяся наружу мощь могли бы спокойно привести в ужас даже бывалых мастеров. Нормальный человек не мог быть таким! Да и не нормальных таких людей просто не бывает!
Железный колосс шагнул во двор, словно откуда изнутри него выскочила сухая поджарая фигура в монашеском одеянии и белом платке скрывавшем лицо. Сохэй метнулся вправо, прижимаясь к ограде. В этот же момент с другой стороны от ворот на землю мягко спрыгнул еще один воин с луком и замер, присев на одно колено. В изумрудных глазах лучника заплясали золотые искорки. Гигант остановился и повернул голову, словно выискивая кого-то взглядом.
- Здравствуй, Четырежды Четвертый, - маленький старик-монах вдруг оказался прямо перед "чудовищем".
Кин Ки стоял точно в центре двора, незримо разделяя его на две части. На одной были его враги, на другой те, кого следовало сегодня спасти.
- Здравствуй, учитель, - прогудел тяжелый бас из-под черной маски-мэмпо, лишенной традиционного рисунка, и представлявшей собой лишь глянцевую поверхность с прорезями для глаз.
- Ты никогда не был моим учеником, - спокойно ответил Ки, которого, похоже, ничуть не смутил вид огромного воина.
- Пусть так, - в следующую секунду железный великан сделал шаг вперед, замахиваясь для удара.

(соло-прелюдия перед хором)

(первая хоровая партия)

Аканэ одним быстрым движением натянула тетиву, но не спешила спустить ее, выискивая цель понадежнее. Ее брат тоже наблюдал за происходящим. Тяжелая нагината лениво описывала круги в его руке, вот и все. Только взгляд скользнул по лучнику, Мицуке усмехнулся. Не настолько тогда, в Фудзихаре, было темно, чтобы не запомнить лица.
Но-дачи с шипением бросился к очередной жертве… и досадливо взвыл, разрубив лишь пустой воздух. За какой-то момент до соприкосновения с клинком, Кин Ки отпрыгнул назад, оказавшись почти у ступеней дома и демонстрируя завидную ловкость для своих, точно не совсем известных, лет. Левая рука монаха в стремительном движении согнулась к груди и выпрямилась. На солнце сверкнул размытый блестящий предмет. Высокий сохэй сдавленно охнул, словно сумел разглядеть что-то слишком опасное и что уже нельзя было остановить. А громадный воин замер, удивленно глядя на половинку железной миски Ки, торчащую у него из груди. Медленно на краю узкой трещинки собралась первая алая капелька и соскользнула вниз, оставив на песке крохотное пятнышко. Пошатнувшись человек-гора с ужасным грохотом рухнул лицом вниз, подняв вокруг себя целое облако пыли.
Разом щелкнули тетивы на двух луках; стрела Аканэ зацепила падающего гиганта и, уже бесполезная, осталась торчать между пластинами доспеха. Девушка выстрелила еще раз, от досады прикусив нижнюю губу; на этот раз она целила в стрелка. Такамори последовал ее примеру. Мицуке, не спуская внимательных глаз со второго сохэя, сделал неторопливый шаг к высокому монаху, оставил лучника – лучникам.

- Уходи, Тэт Хана, ты еще сможешь спастись, - крикнул Ки высокому сохэю.
- Ты слишком часто и слишком многих призывал уходить, когда стоило драться! - очень зло бросил в ответ монах, сближающийся с Мицуке, и не спускающий с самурая глаз. - Где были те, кто так нужен был под стенами Нагашима! Те, кто ушли, вняв твоим словам! Словам предателя и труса! Пса ненавистного Генерала Дождя!
Он атаковал Мицуке зло, яростно, стараясь скорее сбить и ошеломить врага, расчистить себе путь к фигуре у ступеней дома.
Тем временем лучник, еще когда стрелы его противников срывались с тетивы, бросил в воздух в сторону от себя целую горсть длинных бумажных полосок, на каждой из которых красовался лишь один китайский иероглиф - «цель». Обе стрелы в последний момент вдруг изменили свое направление, пригвоздив к ограде два несчастных листка, а воин, отбросив свой лук, побежал через двор, выхватывая на бегу два коротких вакидзаси.
Аканэ выругалась и сменила было цель, но брат уже завязал с высоким монахом смертоносную игру-танец; можно было ненароком попасть не по тому из противников. Такамори же прилаживал вторую стрелу, также оставив рослого сохэя на долю Мицуке. Главное, чтобы третий не добежал до веранды. Тогда отпор ему дать будет гораздо сложнее. Стрела, запев, устремилась к бегущему человеку.
- Эй, святые люди, вы что, совсем одичали на своей отшельнической кормежке? – дородный кавалерист одетый в полный доспех и шлем, посмотрел на наступающих сохэев без малейшего почтения, после чего поудобнее надвинул шлем, перехватил древко нагинаты так, что бритвенно острое лезвие замерло у самой земли, словно змея, готовящаяся к броску, и шагнул наперерез одному из нападавших, который бежал через двор, обнажив пару вакидзаси.

(третий голос хора - вместе с Греем, Даларой, Рейтаром и СонГоку)

- А говорят, Будда был добрым… - Ни к кому конкретно не обращаясь, буркнул себе под нос Такеда Хидэтада, косым ударом нагинаты стараясь снизу вверх полоснуть противника, а если он увернется или блокирует удар, готовясь нанести следующий - на сей раз обухом.
Тяжелые клинки высекали искры, раскидывали по двору солнечные блики. Мечи сохэя уступали по длине нагинате роши, зато их хозяин был выносливее. Монах не мог пробить круг, что описывала бисэнто в руках самурая, и ему то и дело приходилось уклоняться от прямых тычковых ударов, но и Мицуке был не в силах сломать навязанный ему ритм.
В воротах, никем не замеченная, появилась запыхавшаяся от бега девочка, сжимающая в тонких пальчиках нагинату. Волосы торчат во все стороны, подол задран выше коленей и заткнут за пояс, чтобы не мешал, - ни дать ни взять лесная ками, готовая защищать свои владения. Круглыми глазами оглядела громадную тушу, перегораживающую вход, прислушалась к звукам со двора. Вместо того чтобы обходить поверженного гиганта, она вскарабкалась ему на спину, просеменила, балансируя, по хребту и спрыгнула уже с другой стороны.
Очутившись на земле, юная воительница перехватила тяжелое древко двумя руками и с воем разозленной кошки бросилась вперед. Кончик лезвия ткнул высокого сохэя пониже спины, отвлекая от Мицуке. Монах вскрикнул, скорее не от боли, а от удивления. Уходя в сторону, повернулся боком, чтобы рассмотреть нового противника, неловко отбил очередной выпад бисэнто и, увидев, наконец, второго врага, на мгновение открылся, чем воспользовалась Олури и со всей злости ткнула в высоченного монаха. Будут еще всякие обижать ее брата! На этот раз не достала, зато внимание теперь приходилось уделять и ей.

(хор в полном составе)

Тяжелый острый клинок в руках долговязого роши тоже не останавливался - описав широкий круг, он ударил наискосок, словно серп исполинского жнеца. Сохэй взвыл, сквозь плотно сжатые зубы, платок на его лице распахнулся, повиснув на узле возле правого уха. Старческое лицо монаха покрывали морщины и испарина. Оружие Мицуке, вонзилось ему снизу под ребра, но он все еще был жив. Еще сильнее насаживая себя на лезвие бисэнто, Тэт Хана, как звал его Кин Ки, развернулся к Мицуке, нанося косой дар коротким мечом.
Над двором раздался пронзительный девчачий визг. Олури, потеряв всякое соображение, беспорядочно замолотила нагинатой по бедру и боку гибнущего сохэя. Лишь бы только не трогал Мицуке. Роши отскочил, бросив оружие. Выхватил собственный меч. Клинок, что был выкован некогда Масамунэ, казалось, светился голубоватым светом, так он был чист.
Рассеченная в нескольких местах, правая нога монаха подогнулась, но тот каким-то чудом сумел устоять на одной конечности.
- Будь же проклят, кто бы ты ни был, - пробормотал Тэт Хана губами, на которых пузырилась кровь, и медленно осел на землю.
Будто облитый лунным лучом меч опускался ему на шею. Мицуке ожидал почему-то, что клинок пройдет, как сквозь воду, не встретив сопротивления.
- Прости меня, святой человек, - проговорил роши. - Не хочу тебя убивать.
- Но ты уже убил, - в глазах монаха была лишь ненависть, дикая, фанатичная и безрассудная.
А потом эти глаза закрылись навсегда.

(хор)

Воин-сохэй на бегу выставил вперед плечо, поверх брони, которого трепетала маленькая лента из рисовой бумаги. Стрела Аканэ вонзилась точно в центр толстого содэ, разорвав белую полоску, и отскочила от неподатливого доспеха. Еще одна стрела, выпущенная Такамори, с едва слышным свистом устремилась к сохэю. Пока еще риск промахнуться и попасть в Хидэтаду был невелик, слишком мало расстояние, чтобы так ошибиться. Едва спустив тетиву, ронин вновь натянул ее, готовясь сделать следующий выстрел. А стрела, свистнув над ухом бегуна, умчалась к забору, чтобы пригвоздить к земле еще одну странную бумажку.
Две стрелы одновременно ушли в полет. Не сговариваясь, лучники метили в лицо - обоим надоело стрелять по бумажкам, с таким проворством им подкидываемым. Аканэ чиркнула наконечником следующей стрелы себе по пальцам, натянула лук и выстрелила, быстрой скороговоркой пробормотав вслед короткое заклинание.
Боец, упорно сближавшийся с Такедой и остальными, остановился лишь на какую-то долю секунды, чтобы чуть подпрыгнуть. Это выглядело как-то по-детски нелепо, но почему-то никому не захотелось рассмеяться, когда обе стрелы ударились в нагрудник-до. Сохэй словно знал наперед действия своих врагов, или ему просто везло, как везет наловчившемуся китайскому фокуснику? Ответ на вопрос могла бы дать последняя стрела, выпущенная Аканэ. И она дала. Железный наконечник покрылся изморозью, еще не преодолев и половины пути до цели. Когда же до лица воина оставалось меньше двух пядей, железо разлетелось крошечными заледеневшими осколками, отбросив в сторону бесполезное древко. Сохэй шагнулв сторону, скрываясь от лучников за фигурой Хидэтада.
Левая рука с вакидзаси встретила нагинату Такеды, стремясь не блокировать, а только замедлить удар. В следующую секунду бывший лучник оказался совсем близко к кавалеристу. Он не успевал нанести удар вторым клинком раньше, чем получил бы обухом по уху, а потому просто со всей силы ударил правым кулаком с зажатой рукоятью меча в зубы Хидэтада.

(антракт, в ожидании одного из солистов)

Что можно сделать, когда тебя с короткой дистанции бьют в лицо? Да почти ничего не успеть, но, как ни странно, за те мгновения, пока кулак сохэя приближался к лицу кавалериста, перед мысленным взором Такеда Хидэтада пестрой лентой пронеслись воспоминания о боях в Коре, и о тех диковинных историях о Поднебесной, что один другому пересказывали воины между боями. Так, особенно ярко вспомнилась однажды слышанная история о трех великих мастерах Цюань-Фа.
Первый из мастеров был с равнинного, покрытого сочными травами степей, севера. Второй – с теплого, влажного юга, в диких джунглях которого он совершенствовал свои навыки. А третьим был невозмутимый бритоголовый монах в оранжевой кашье из монастыря у горы Сунь. И собрал трех мастеров Император Поднебесной и спросил первого, что он будет делать, если его с размаха ударят ногой по промежности. И ответил мастер: «Я сблокирую вражий удар руками». Тогда Император повторил тот же вопрос второму мастеру и услышал в ответ: «Я быстр. Я уклонюсь от его удара». После этого повторил Император тот же вопрос и спросил служителя Будды, что же в такой ситуации будет делать он? «Я всего лишь напрягу полные до краев вместилища семени, что подобно дворцам неотлучно стоят у подножия пагоды нефритового стержня…» - Ответил скромный монах. – «Пусть сквернавец, покусившийся на святого человека сам поломает себе ногу».
Хидэтада мысленно подивился прозорливости монаха, как и в первый раз, когда слышал эту историю, после чего все что он успел сделать – это немного повернуть лицо так, что бы удар сжимавшим рукоять кулаком скользнул по челюсти, а не ударил со всей силой.
Сохэй явно не зря ел свои лепешки в горах и бить умел – даже от скользнувшего по скуле удара, у кавалериста зазвенело в ушах. Хидэтада отпрянул на один шаг и, стараясь разорвать дистанцию боя, взмахнул древком снизу вверх, от себя, пытаясь ударить настырного сохэя снизу в челюсть и отбросить назад, что бы затем атаковать с более удобного для нагинаты, расстояния.

Невелика заслуга – убить старика, пусть даже противник был силен и ловок. Мицуке вытер клинок, потом – еще, как будто одного раза было недостаточно, и именно эта кровь проест металл и вызовет порчу. Отправил меч в ножны отдыхать, с усилием выдернул из мертвого тела бисэнто. Огляделся в поисках кота – того уже не было на крыше, умный зверь. Хотя его и не хватало...
Вместе с девочкой они отошли ближе к стрелкам, не вступая в бой, чтобы не мешать остальным. Олури прильнула к ноге роши, словно боясь отпустить, и следила круглыми глазами за Такедой и его противником. Мицуке подмигнул сестре; Аканэ сыпала проклятиями так, что тех хватило бы на небольшую армию, никакая повязка не могла их заглушить.
- Ты-то цел? - спросила сестра. - Будь так добр, постарайся не оставить наш клан без главы дважды за короткое время.
- Как умер отец?
Аканэ пожала плечами и вынула из колчана еще одну стрелу.
- Я знаю только то, что он умер.
Такамори на мгновение прикрыл глаза, борясь с накатившей вдруг слабостью. В разговор он не вмешивался, но, вольно или невольно, слушал. Глава клана, значит... Руки уже сами по себе, не нуждаясь в команде, прилаживали стрелу, наводили на цель, снова ставшую видимой. Он простой ронин, он не знает заклинаний, но и пропасть стрелам впустую тоже не даст.

(Далара to SonGoku mo)

Бамбуковая роща возле Шиобары

Между бледно-зелеными рядами бамбука они казались тенями, да и были именно ими, в истлевших темных одеждах и головных повязках, испачканных пеплом и разорванных, с обожженными лицами, на которых кожа лопнула и облезла, как кожура с запеченных бататов. От них пахло дымом, едкий аромат защекотал ноздри и наполнил глаза слезами. Нобору хотелось крепко-крепко зажмуриться, не смотреть и не видеть, но фигуры, поднимающиеся во весь рост из-под земли, притягивал его взгляд. А еще очень хотелось знать, видит ли их только он или они не скрыты от взглядов остальных. Мальчик открыл было рот, чтобы окликнуть Майе, как та побледнела (это было заметно даже под грязью, покрывающей потемневшее от солнца лицо) и соскользнула с коня на землю. Всадник едва успел подхватить падающее тело и забросить обратно в седло.
- Не смотри на них, - процедил сквозь зубы воин с фазаньими перьями на шлеме. – Не смотри им в глаза.
Нобору и был бы рад не смотреть! Изо всех оставшихся сил он вцепился в пояс воина, прижался к его спине, защищенной пластинами доспеха. Один из монахов шагнул ближе, под опущенными ресницами полыхнуло оранжевое пламя. Конь под Нобору и его спутником всхрапнул, затанцевал на одном месте, но воин, хоть и сжав поводья в кулаке так, что побелели костяшки, послал его вперед, поторопив коленями.

Шиобара

Хирохата держал под руку госпожу Цува. То, что они собирались делать требовало от обоих предельной сосредоточенности и сил. Своим рассказом Каоко только подтвердила то, что он знал и так. Появление одержимой духом девушки, это только начало. Обряд должен был пройти по всем канонам.
По слухам, что ходили по Шиобара, мальчик был убит за пределами городских ворот, и искать следовало там. Материнское сердце, как надеялся Хирохата, должно указать верный путь. И белый тигр…
– Я разговаривала с ним. И он сказал, что нужно делать. Вы должны мне помочь!
- Я сделаю все, что в моих силах. Это мой долг как друга вашего мужа и как монаха.
Ему потребовалось немного времени, чтобы собрать нужные для проведения обряда вещи.
У него еще болела голова, после удара по ней разбойников. И это еще одна загадка. Он в подробностях рассказал свой разговор Каоко, но та недоумевающее качала головой. Она не знала, что привело их в дом ее мужа. Как же сейчас не хватало ей Гембэя.
Чтобы выйти из города, они должны были пройти через ворота, а значит, она увидит его там. Она все расскажет ему и тогда он откажется от помощи даймэ.
И Хирохата и Каоко пришли к единому выводу, что появление белого тигра возле Акаихиге это не простая случайность. Столько произошедших событий за столь короткий срок могло значить очень много.
А тут еще и исчезновение отца Иоанна. Куда мог подеваться человек одержимый демоном?
***
Как и в любом небольшом городе, в Шиобара имелись люди готовые помочь своим близким и соседям, из искренней любви к ним. А уж если происходит драка, то к начальнику городской стражи парочка таких доброхотов всегда прибежит.
Цува шел по улицам в сопровождении десятка стражников. Он даже не подозревал о событиях творившихся в его собственном доме. А все потому что, прибежавшая к нему О-сен не застала его на месте.
Отряд приближался к месту поединка.
***
О-сен вышла на улицу в полной растерянности. Что же ей теперь делать? Госпожа исчезла, наньбань пропал, это к лучшему, ямабуси лежал с мокрым полотенцем на лбу. Куда бежать, у кого просить помощи?
Она вытерла от слез лицо. Она должна быть сильной, ради госпожи Цувы, она будет сильной.

Новая стрела так и не слетела с тетивы. Вместо этого с сухим стуком на доски веранды упал лук. Следом, почти бесшумно скользя вдоль деревянного столба, опустился Такамори. Ни желание помочь и защитить, ни напряжение битвы, ни вид врагов не смогли побороть измотанное человеческое тело. Даже возрожденный и жаждущий действий дух генерала Генджи.
Олури, жавшаяся к Мицуке и почти неосознанно цеплявшаяся на его хакама, тихо ойкнула. Растерянность на ее лице быстро сменилась решимостью – теперь она знала, что ей делать и кого охранять. Вертлявым хорьком девочка проскочила мимо Аканэ. Присела на мгновение рядом с Такамори, может, проверяла, жив ли. Потом схватила лук и стрелу, поднялась. На пухлощекой мордашке застыло твердое намерение стоять до конца и спасти всех «своих», а всех «чужих» отправить туда, где им место.

- Каро… - проговорил дайме и опустился на колени перед истекающим кровью самураем – сейчас всё будет.
Князь положил сжатую в кулак руку на грудь павшего воина и раскрыл веер:
- О Сусаноо, властвующий над морями, осыпающий молниями и градом, яви силу свою, именем твоим заклинаю!
От сжатого кулака начал распространяться свет.
- О Сусаноо, помоги этому воину, он верно сражался за избранный богами дом Тайра, он ещё нужен дому моих предков, останови его кровь, не дай влаге жизни выйти из него!
Сияние вокруг кулака усилилось, а жуткая рана на месте руки перестала кровоточить и стала затягиваться.
- Спасибо, о Сусаноо, спасибо…
Акаихигэ окинул взглядом окружающее его пространство:
- Мусор… придётся обойтись своим…
Аристократ вытащил из-за пояса свой меч и приставил к затянувшейся ране.
- Одни расходы… но рука должна быть ещё и гибкой и подвижной – Тайра говорил сам с собой, как опытные лекари заговаривают пациентов своим бормотанием, одновременно настраивая себя на нужный лад.
- А самый подвижный и прочный это шелк – с этими словами аристократ вынул вакидзаси и обрезал шикарные рукава своего кимоно, но на этом он не успокоился, а ещё и раскроил их на несколько полос. Затем он начал быстро приматывать полоски шелка к мечу и обрубку руки. Дайме действовал одной рукой, но с ловкостью достойной трёх.
- А теперь самое сложное… - дайме закрыл глаза.
- О солцнеликая Аматэрасу, о великая мать, давшая жизнь предкам моим, помоги мне, - с этими словами дайме снова взял в руку веер и лишь сильнее прижал сжатую в кулак руку к груди каро.
- Свет это жизнь, он пробуждает цветы сакуры после долгой зимы, пробуди же силы этого человека, пусть мертвая плоть станет живой, как почки на сливе оживают под твоими лучами… пусть меч этот станет рукой его, так долго сжимавшей его братьев… Твой свет пробуждает шелкопрядов и превращает их в бабочек так пусть шелк их станет кожей и жилами его… О Аматэрасу, снизойди до просьб жалкого отпрыска твоего!
Вначале ничего не происходило, но прошла секунда, другая и сжатая в кулак рука снова засверкала, искры разлетались в разные стороны, но дайме открыл глаза и при помощи веера стал гнать ветерок будто направляя их в нужную сторону и действительно, повинуясь вееру искорки полетели в сторону обмотанного меча и стали кружиться вокруг, когда их накопилось так много что они скрыли обрубок, меч и даже часть земли, дайме вдруг резко взмахнул кулаком и ударил в грудь самурая, искры вспыхнули! А когда свет пропал, рука каро Тодзаэмона была на своём месте.

(адын, самсэм адын)

Как ни досадно, но так и не удалось сделать того, за чем миссионер направился в деревню - усмирить завладевшего конем демона. И даже, кажется, доказать его существование! Отец Андрео раздраженно размышлял о бесполезности своей попытки - его просто отправили прочь, чтоб не путался под ногами, и хоть было понятно, что сражения - не удел странствующего служителя Христа битвы, это задевало гордость португальца.
Его, взрослого мужчину, включили в группу из одних женщин и детей - даже не говоря о жителях деревни, и воинов Ода, и шиноби клана Сейшин вполне можно было так назвать. Старший из них едва ли перешагнул двадцатилетний рубеж, даже учитывая, что по этим маленьким демонам не так-то легко точно определить их возраст!
Кагами, казалось, не тяготилась обстоятельствами, хотя оглядывалась назад - видимо, туда, где остался Мицуке. На Амэ священник до сих пор предпочитал не смотреть, разглядывая деревянные домики с навесами вокруг и невольно слушая крики испуганных происходящим женщин и плач детей. Иезуит даже пытался успокоить их, говоря, что скоро все спокойно вернутся в свои дома, когда станет безопасно, но получалось плохо, да и в общей суматохе его почти не слышали.
Шиобара отнюдь не была велика, и быстро вся толпа оказалась у частокола, ограждавшего деревню.
- Как мы выйдем? - спросил священник у одного из тех, кто, как ему казалось, пришел с Мицуке.
Мальчик, который старался быть взрослым, разрезал веревку, скрепляющую два бамбуковых кола, и налег всем небольшим весом на один из них, расшатывая и стараясь вытащить из земли. Второй, чья одежда была украшена гербами Ода, хотел было помочь, но неловко ступил на поврежденную ногу и не удержал вскрика. Все остальные обступили «южного варвара» в косодэ поверх странной одежды, как будто искали защиты у него одного.

(еще СонГоку, Бишоп и Далара)

Амэ держалась в стороне. Она сорвала цветок и теперь задумчиво вертела его в пальцах, мяла стебель, не прикасаясь к нежным лепесткам. Нелегкая задача решить, что делать дальше. Обычно Амэ действовала, практически не задумываясь, как подсказывал инстинкт: нужно драться – дралась, хотелось любить – любила. Но не теперь. Этот юный, даже маленький в сравнении с ней, роши был прав, она сделала достаточно. Не в ее праве было вмешиваться в людские дела, тем более в те, которые не касались главной цели её присутствия здесь. И тем не менее, девочка находилась невесть где, а на самой Амэ теперь лежало убийство человека, которого она могла бы не трогать, не имела права трогать. И только она могла выбрать – оставить ли сейчас эту группу людей на произвол судьбы или помочь им, снова вмешавшись в естественный ход событий и вновь нарушив запрет.
К Энма запреты!
Цветок полетел в траву.
Амэ, по-прежнему одетая в мужскую одежду и ничуть этого не стесняющаяся, подошла к юноше, безуспешно пытающемуся выдернуть непослушный кол.
- Отойди-ка.
Отодвинула юнца, сама взялась за бамбуковый столб, без особого труда выдернула и кинула наружу. За ним последовал второй. Если уж взялась, пусть будет до конца, решила Амэ. Лиса косо взглянула в ее сторону, но промолчала.
Священник остановил взгляд на выдирающей колья из земли девушке, потом медленно кивнул, будто соглашаясь не то с какой-то мыслью, не то с произошедшим событием. Да и чего удивляться – он-то как раз знал необычную силу Амэ. Интересно, здесь хоть кто-то – тот, кем кажется? Или, к примеру, вон та молодая женщина, прижимающая к себе малыша, сейчас тоже совершит что-то необыкновенное и загадочное?

(Далара, higf, Bishop... никого не забыла, нэ?)

Однако пока этого не произошло, а открытая поваленным куском забора перспектива заставила иезуита забыть обо всем. Потому что напротив, на краю леса, была видна фигура в черном с белым свободном одеянии, прогоревшем в нескольких местах. Огонь явно коснулся и почерневшей, обуглившейся кожи лица, и вытекшего глаза. Человек не мог быть жив, да он и не был жив... А правее, наполовину закрытый от глаз уцелевшим пока куском ограды, виднелся еще один. Последний ли? Сомнительно!
- Демоны! – выдохнул отец Андрео на родном португальском языке, и отшатнулся, но затем заставил взять себя в руки. Эти люди беспомощны – о возможном вмешательстве непредсказуемой Амэ лучше было не думать и не рассчитывать на оное, и он, служитель Божий, должен защитить их от выходцев из Ада, подъятых волей Сатаны. Миссионер шагнул вперед, выбираясь за ограду.
- Изыдите! – выкрикнул он, и начал читать вслух молитву, призванную оградить живых от мертвых и прогнать тех в могилы.
Фигуры неведомых призраков, пошатываясь, начали расступаться перед девушкой в черно-огненном одеянии, освобождая проход, узкую дорожку, по которой можно было пройти по одному. Но очутиться вне страшного заграждения удалось не всем, по другую его сторону остались двое раненых воинов клана Ода, патэрэн и Ясабуро. От черно-белых фигур явственно пахнуло дымом, мальчишки похватали оружие, как будто оно могло защитить их от демонов. За их спинами заплакал ребенок. То ли в ответ на его голос, то ли раздраженные чужой молитвой, призраки глухо зароптали.
- Послушайте меня, посланницу Инари! - вдруг заговорила Кагами, почтительно складывая руки и опуская взгляд.
Несколько фигур повернулись к ней.
- Среди этих людей нет вашей жертвы. Пропустите нас, мы идем с миром и никому не желаем зла.

(на самом деле - higf и SonGoku)

Двор управляющего Шиобары


Но понимал это и молодой зеленоглазый воин. Словно приклеенный он держался как можно ближе к противнику, на таком расстоянии, где его короткие мечи, могли показать себя в полной красе. Увернувшись вправо от вертикального удара и, позволив острому лезвию скрипнуть по лакированным металлическим полосам доспеха, сохэй, сблизившись с Такедой, нанес удар в грудь обоими вакидзаси, скорее не в попытке пробить броню, а просто оттолкнуть врага и вывести его из равновесия, полностью перехватив инициативу.
Такеда отпрыгнул на шаг назад, раскрутив нагинату вокруг кисти, стараясь отклонить клинки обоих вакидзаси так, что бы они могли лишь безвредно скрежетнуть по нагруднику, не нащупав щели сочленения с наплечником. После этого, перехватив древко нагинаты вертикально, Хидэтада взмахнул лезвием по дуге у правого плеча, одновременно нанося тупым концом нагинаты удар в промежность юркого монаха, стараясь хоть немного лишить его подвижности.
Вертлявый сохэй, конечности которого порой изгибались так, словно там и не было никаких костей, ушел от очередных ударов с нервирующей легкостью. Трудно драться с ветром или водой, еще труднее с человеком, вообразившим себя воплощением одной из этих стихий. Подпрыгнув влево, воин подбросил вакидзаси вверх, и клинок, вращаясь как веретено, повис на мгновение в воздухе. А тем временем правая рука зеленоглазого со звонким звуком хлопнула ладонью по лбу железного шлема Такеда. Подхватив меч у самой земли и перекувыркнувшись через плечо, сохэй пригнувшись бросился к ступеням крыльца, уже не обращая внимания на десятника кавалерии, на лице у которого мелко трепетала белая бумажная полоса с китайским иероглифом «сон».

(Grey to Reytar, без меня)

В лесу сразу за забором Шиобары

Ряды призраков расступились еще в одном месте, невысокий мужчина лет сорока выступил вперед. Его одежды были желтых и белых цветов, в руках монах сжимал резной деревянный посох. Его можно было посчитать живым человеком, если бы не два ярких огня пылавших в черных глазницах, провалами зиявших на немолодом лице.
Было ли это странным совещанием мертвых? Или шепот, что слышали собравшиеся, был всего лишь случайным ветром? Когда он прекратился, призраки шагнули в стороны, делая проход еще шире. Монах с огненными глазами молча указал посохом на границу раскинувшегося не вдалеке леса.
Женщины и дети вышли, а он остался на этой стороне живого и одновременно неживого барьера. Молитва не изгнала злых духов - кажется, здесь сила христианского учения действовала не в полной мере. Наверное, это зависит от того, насколько вера укоренилась на земле, - подумалось отцу Андрео. - Вера многих тысяч вокруг, видимо, разливаясь в эфире, создает незримую среду, на которой благодатно произрастают семена чудес. Без нее труднее, хотя для Бога нет ничего невозможного.
Именно на этой мысли его посетило чувство того, что там, позади него, творится что-то нехорошее, то, что не должно происходить на земле, тем более - нагло вылезать на дневной свет, даже не скрываясь в ночи.
Он остановился и посмотрел на остальных:
- Идите, пока еще можно, - затем на Амэ. - Проведешь их к лагерю?
- Проведу. - Танцовщица и не думала спорить, хотя на ее лице отражалось сомнение. - Надеюсь, ваши лошади не окажутся без седоков, - сказала она и махнула успевшим выбраться, чтобы следовали за ней. Рука девушки не покидала рукояти вакидзаси, хотя что может простое оружие против духов?..
Замыкали процессию беженцев воины Ода, тот, что был младше, опирался на собственный меч, как на костыль. Рядом с патэрэном остался лишь Ясабуро.
- Там мой брат, - он кивнул на дом управителя; островерхая крыша выглядывала из-за зелени пиний. - И сестра. Я останусь.
Священник лишь согласно кивнул и повернулся туда, откуда только что ушел, оставляя за спиной и беженцев, и мертвых монахов.
- Надо быть осторожнее, - устало произнес он.
- Почему ты не уйдешь с остальными? - спросил Ясабуро.
Он посматривал на призрачные фигуры с беспокойством. В клане многое говорили про старшего брата, но Ясабуро не очень верил сплетням, и только сейчас заподозрил, что все это было правдой.
- Зачем? - взгляд был недоуменным, но твердым. - Моя жизнь - в руке ками Дзэсу, - он произнес имя на японский манер, - которому я служу. Я больше не нужен этим людям, - кивок на уходящих, - а тут, я чувствую, происходит противное Богу зло.
- Тогда я тоже останусь, - решил Ясабуро.
И тут раздался крик. Короткий предсмертный крик, вырвавшийся из горла воина Ода, шедшего впереди. Короткие клинки обгорелых призраков во множестве пронзили его тело, вонзившись в моны на его походной одежде. Монахи расступились, и тело осело на траву. Молчаливая армия больше не шевелилась, уставившись пустыми взглядами на стены деревни. Впрочем, так было и за миг до того, как они решили напасть.
Второй Ода пошатнулся, неловко оступившись на камнях, как будто не знал, что сейчас правильнее: выступить одному против целой армии уже умерших воинов или идти вперед и молить ками о чуде.

(Grey, higf и царь обезьян)

Двор управляющего Шиобары

Ну вот, и опять его очередь, передышка закончилась. Сестра натянула тетиву лука, Мицуке качнул головой: не надо. Тяжелая бисэнто осталась стоять прислоненной к столбу, что подпирал крышу веранды. Если что - пригодится сестре. Или одной, или... второй. Олури упрямо целилась из лука, хотя тоже видела жест "старшего брата". И так и не пустила стрелу в полет. Закусила нижнюю губу, шмыгнула носом, но оставила противника роши.
Мицуке усмехнулся - сохэй был хорош. Сильный воин и очень упрямый. С мечом в руках роши встал на пути у монаха.
- Я сказал тебе раньше, эти люди - под моей защитой. Уходи.
Неизвестно - услышал ли его сохэй. И уж точно - не обратил внимания на слова. Зато кое-кто другой - расслышал, тот, кто обладал острым слухом, всего половиной хвоста и полным набором когтей.
С боевым утробным воем откуда-то из-под крыльца выскочил рыже-белый котишка, распушившись, плюясь и шипя, встал рядом с хозяином, как и тот готовый к сражению.

(Далара еще)

Лиса определенно не осталась со священником. Но и до лагеря тоже не дошла - вряд ли кто-то из маленького отряда мог бы назвать момент, в который она исчезла. Зато по улицам Шиобары скользнула маленькая рыжая молния - обратно. Замерла у самых ворот дома управляющего, прислушавшись, потом решительно скользнула внутрь.
Поначалу почудилось - ветер принес осенние листья, кинул с улицы небольшую охапку. Лишь потом, сделав еще один шаг, Мицуке догадался, кто это. Кицунэ припала на лапы неподалеку от роши, словно решая, убегать или остаться - на самом деле просто надеялась не прозевать момент. Огненно-рыжий хвост мазнул по земле, поднимая пыль. Время растягивалось, будто тот из богов, кто сегодня играл с ним, решил пошутить над людьми. Мицуке и противника разделяли какие-то пара шагов.

(&Bishop)

К северо-западу от Шиобары, там где речка, совершив поворот, бежит к деревне, возвышается скала, что зовется скалой Тэнгу. И действительно при взгляде на нее каждому становится ясно, что только птицы могут взлететь на эту вершину, да крылатые тэнгу. Среди зелени леса, расцвеченной красно-золотыми пятнами осени, вздымается серый камень, лишь кое-где захваченный травой и одинокими деревцами. Поднимается каменюка, словно многоярусная пагода над крышами городских домиков, и отовсюду ее видно.
На самой вершине, там где из выжженной солнцем травы торчат причудливым нагромождением древние растрескавшиеся валуны, сидел человек. Тонкие узловатые пальцы сжимали посох; глаза, прищуренные от солнца, а может быть, чтобы лучше видеть вдали, разглядывали сцену внизу. Деревня, армии снаружи и горстка защитников внутри, группа людей, спешащая от центрального дома, женщины и дети, достигшие временного лагеря с привязанными к деревьям лошадьми, - все лежало, словно камешки на доске для игры в го. Несмотря на темную одежду и длинные разлохмаченные волосы нещадно пекущее солнце не беспокоило наблюдателя. Он с интересом присматривался к движущимся внизу фигуркам, иногда посмеивался своим мыслям и тогда над горной долиной летел хриплый каркающий смех.

Шиобара, двор дома мураосо

- Он не уйдет, - очень тихо прозвучал за спиной у Мицуке голос старого монаха. - Сегодня день его мести и гнева...
Золотые искры сверкнули в глубине зеленых глаз. Сохэй смотрел не на первого противника, а через его плечо, прямо в глаза Кин Ки.

Тишина здесь поет
Песнь о смерти чужой.
Путь окончен.

Тишина никогда не обманывала, она всегда знала и никогда не ошибалась. Два коротких клинка в руках воина закрутились в бешеном вращении, очертания лезвий смазались, превратившись в размытые блики.
- Сегодня ты уверен, - произнес мягкий вкрадчивый голос. - Но и я уверен в себе.
Фигура в доспехах метнулась вперед, нанося два удара с разных сторон одновременно.

Пока старшие разговаривали, Олури сложила лук и стрелу обратно на веранду, раз Мицуке все равно запретил. Рассудив, что Такамори может проснуться, подвинула оружие к нему. Сама присела и набрала горсть камешков покрупнее да поострее. Уж их швырять она мастер, это все в деревне признавали, особенно испытав ее мастерство на собственной шкуре.

Мицуке принял двойную атаку на оба меча - короткий чуть запоздал, и противники немного сместились, открывая монаха. Кот Чиру пошел в нападение по низам - рвать когтями щиколотки он был мастер.
Олури запустила первый камень, промахнулась буквально на волос. Девчонка прицелилась вторым, шагнула в сторону для лучшего обзора. Свист, камень чиркнул движущегося сохэя чуть выше виска. Сталь сцепилась со сталью, мастерство с мастерством, одна воля вышла на бой против другой. Сохэю казалось было наплевать на все, что могло его отвлечь. Он не обращал внимания на Чиру, на камни Олури, на крики с улицы. У него был противник, и именно с ним он сейчас и дрался. Атака, другая, третья - что-то вес же было не так в этом бою. На лице молодого сохэя лежала странная незримая тень, как будто ему действительно было все равно, чем закончится ЭТОТ бой.

(soshite - Далара, SonGoku, Китти, Grey-sama, Reytar, Hideki)

- Мы, кажется, вовремя, господин Цува, - произнес один из стражников, что сопровождали своего начальника к дому старосты.
- Схватить всех бандитов, - приказал Гэмбей.
- Стоять на месте! - крикнула им с веранды молодая женщина, закутанная в черное.
Длинный лук в ее руках был недвусмысленно поднят, стрела лежала на тетиве.
Стража остановилась.
- Вы воины или гнилое татами? - крикнул на них Гэмбей. - Убейте девчонку! Она не сможет всех вас одна перестрелять!
Но стражники явно не спешили расставаться со своими жизнями. Они были стражниками тихой деревни и практически не встречали серьезного отпора. Но также, боясь гнева со стороны своего начальника, не могли просто так стоять на месте и поэтому делали робкие шаги в сторону девушки, ожидая, когда она выстрелит.
Аканэ зло прищурилась, выбирая первую цель. Горе-стражников от нее отделяло пространство двора, центр которого заняли брат и сохэй. Со стороны могло показаться, что противники могут сражаться вечно; словно знак всемирного равновесия, каждый нес в себе свет и тьму одновременно. Но если не отвлекаться на красивые символы, то брат уже начинал замедлять темп, а его противник как будто не выказывал ни единого признака усталости.

Аканэ покосилась на лежащего без сознания самурая (вот же нашел время прилечь отдохнуть!), выстрелила и потащила из небольшого колчана следующую стрелу.

(участники: Grey, Reytar, SonGoku, higf, Далара, Китти, Bishop)

Для Мицуке этот мир исчез, растворился в вихре, которым стал их бой. Он не чувствовал боли, ощущал лишь горячую кровь, что задавала ритм. Мечи в руках противников зло шипят, словно змеи, очерчивая вокруг двоих в центре двора границу, которую не стоит пересекать.
Рыжая улучила момент и тоже вцепилась острыми зубами в ногу сохэя. На стражников даже не обернулась, но в серо-голубом пятнистом небе медленно обрисовались контуры огромной театральной маски-буаку. Маска ехидно усмехнулась, потом разинула пасть - в воздухе рядком замерли метательные ножи. Когда первая стрела вонзилась в землю у ног одного из стражников, те с ужасом отпрянули назад, но не побежали. Стоящий за ними Цува скрипел зубами, здесь он был бессилен. Еще один нож вылетел из раскрытой пасти маски-демона, чиркнул по камню и отскочил в кусты.
Напряжение среди стражников достигло своего предела и те бросились в сторону ворот:
- Вы не достойны носить звание стражи! - кричал им вслед Цува.
Сам же начальник стражи не спешил уходить...
Зеленоглазый завертелся на одной ноге, его мечи ни на секунду не замедлили темп и не сбились с ритма, продолжая атаковать Мицуке и отражать его ответные выпады. Несмотря на мертвую хватку лисицы, прокусить разом шитодзу и кожаные обмотки, оказавшиеся внутри, было не так то просто. Резко дернув ногой, сохэй сбросил настырного оборотня, и словно вдогонку махнул одним из своих вакидзаси ей вслед. Волна холодного ветра хлестнула Кицуне с первозданной злобой разбушевавшейся стихии. Рыжая шерсть мгновенно украсилась тонкими ледяными иголочками изморози.
А воин уже оборачивался к Мицуке:
- Мне некогда сравнивать наше мастерство, - похоже, в бесстрастном голосе впервые прозвучали нотки злости. - На это уйдет слишком много времени...

(Bishop, Grey, Hideki, Китти и остальные закадрово)

Два меча хлестнули параллельно, обрушивая две незримых волны прямо на Мицуке.
Это было похоже на зимний ветер, что обрушивается неожиданно на перевале, скидывает на плечи охапки снега, сбивает с ног... в данном случае – в прямом смысле. Роши не устоял на ногах, на земле красиво растянуться не получилось, зато приложился тем местом, на котором привык сидеть, знатно. Во рту привкус грязного льда, трясет от неожиданного озноба, рядом воет пронзительно кот.
- Что за... – Мицуке начал приподниматься.
Рядом мелькнула фигура латника, слишком быстро, чтобы успеть помешать.
- Каждый раз, когда ты делаешь подобный шаг, ты все больше скатываешься во тьму, - Кин Ки не шелохнувшись продолжал стоять на своем месте, сверля взглядом своего врага.
- Сейчас это стоит того, - сохэй сделал два последних шага и с обеих рук метнул свои короткие мечи, вслед за ними из-под котэ вынырнул короткий плоский нож без рукояти.
Первый вакидзаси как будто случайно запутался в рукаве одеянии Ки, второй - пронзил округлый наконечник посоха, уйдя в него на половину, но не расколов самого дерева. Но нож с причудливым орнаментом на отполированных стальных гранях глубоко вошел в грудь старика, без сопротивления отыскав дорогу к сердцу.

(толпа в виде меня, Далары, Китти, Грея, , Хидеки, Рейтара, Биша и Хигфе, как осеняющего нас всех)

Где-то дико завыл ветер, в небе над Шиобарой из ниоткуда быстро начали собираться жирные черный тучи. Дневной свет медленно мерк, исчезая под напором силы, имевший отнюдь не природное свойство. Продолжавший выть ветер донес звуки рокочущих шагов, с неба, медленно кружась, стали опускаться первые хлопья липкого снега.
Монах Кин Ки все еще стоял на ступенях дома, принадлежащего старосте. Глаза его были закрыты, но губы пошевелились, произнеся короткую фразу, адресованную всем и сразу.
- Теперь бегите…
Наблюдавший за всем этим Гэмбей, стоял и смотрел, как чернеет небо. Ох, и не нравилось ему все это. Он вспомнил, что дома у него жена одна, которая, видя все это светопреставление наверняка молиться богам. А что делать с этими? Они поубивают здесь друг друга, и проблемы не будет. Он сделал несколько шагов назад, все еще смотря на находившихся во дворе людей. А людей ли?
Мицуке кое-как встал на ноги, подхватил кота, сунул в руки девчонке. Сам нагнулся над лежащей на боку рыжей лисой – мех зверька топорщился, хвост больше не был таким красивым как раньше. Роши поднял кицунэ на руки, подул в нос – Рыжая чихнула, не открывая глаз. Проходя мимо Такеды, Мицуке усмехнулся, сдернул узкую полоску бумаги со лба не вовремя прикорнувшего воина.
Аканэ, не опуская лука, следила за происходящим полными ужаса и упрямства глазами.

Католический священник уже не видел гибели воина Ода - он спешил к центру деревни, зная, что женщины и дети уже за мертвыми кольцами. Можно было даже закрыть глаза, если бы не боязнь на что-то наткнуться - прорывающаяся Тьма ощущалась явственно и вела подобно компасу - правда, будь тут действительно такая стрелка, она указывала бы в обратную сторону…
Выбежав на площадь, он увидел, что неподалеку его друзья жмутся друг к другу, торопясь покинуть место суда, ставшее ареной боя. Он отметил, что Олури жива и, кажется, невредима, а Такамори без сознания, а затем поднял глаза в небо, из темноты которого ударил холодный ветер. Он сделал шаг к своим спутникам.


(Китти, SonGoku, Reytar, Grey, Hideki, Далара, higf)

(SonGoku, Higf, Bishop, Hideki, Далара, Грей, Reytar)

- Уходим, - приказал роши.
- А? Что?! Какого???!!! Я что, спал?! - Такеда Хидэтада, оглянулся вокруг осоловевшими глазами, шлепнул себя по щеке, уперся руками в землю и встал на ноги, все еще сжимая в руках верную нагинату.
- Уходим так уходим. - Опытный вояка не стал рассусоливать и задавать неуместные вопросы. Он окинул взглядом поле боя, неприязненно покосился на опускающиеся сверху комочки липкого снега, и шагнул поближе к Олури-химэ, намереваясь не отходить от нее ни на шаг при отступлении, как и подобает телохранителю. Девочка же была полна заботы о втором из присутствующих «братьев». Силенок не хватало сдвинуть его с места, еще кот на руках мешал, поэтому она изо всех сил старалась разбудить его. Дергала за уши, волосы и нос, теребила и кричала на ухо. Ничего не помогало, Такамори оставался неподвижен и глух к призывам.
- Разрешите, Олури-химэ? - Дородный десятник ненадолго прислонил нагинату к столбу, нагнулся, и с коротким выдохом взвалил потерявшего сознание Такамори себе на плечо, после чего сразу же вооружился.
- Идемте, юная госпожа! Мицуке-доно дело говорит, чем скорее и дальше мы отсюда уйдем - тем лучше.

Близ ворот Шиобары

Армия призраков вынула оружие из ножен и двинулась на войско Хосокавы, в гробовой тишине свистнули стрелы, вонзившись в мертвых воинов. Это послужило сигналом с наступлению, благородные самураи Тайра бросились на наступающих. Не было ни боевых кличей, ни звука труб, простая атака. Неотвратимая атака Тайра
- Ааааааа!!! Призраки!
- Демоны!!!
- Стояяять! – какой-то десятник пытался унять солдат.
Воины Хосокавы в первый момент попытались сопротивляться, они подняли нагинаты и мечи, но тщетно. Жуткие, частично ржавые, частично зазубренные мечи призраков Тайра с жутким свистом врубались в теплую плоть солдат, ни доспехи, ни мечи не спасали от этих ужасных ударов, оружие мертвецов не встречало сопротивления. Это стало последней каплей, воины Хосокавы могли сражаться с живыми, но не с мертвыми, они дрогнули, начали пятится назад, у кого-то перестали выдерживать нервы и они стали вопить, паника подобно лесному пожару стала пожирать войско князя, задние ряды беспорядочно отступали, их уже не интересовало ничего кроме спасения своих жизней, передние же ряды уже были обречены, призраки не знали промахов и жалости, кровь лилась бурным потоком поливая кажущиеся непобедимыми ряды призраков, только усиливая ужас несчастных солдат!
Прошло всего несколько минут и армия Хосокавы подалась назад, ни о каком строе не было уже и речи, крики раненых, умирающих, и убегающих слились в одну, жуткую какофонию звуков битвы. Акаихигэ поднялся от излеченного каро и сквозь проломленные ворота смотрел на резню что развернулась перед ним.
- Какая жалость что у меня мало красной краски, надо будет не забыть сделать набросок небольшой гравюры, чтобы потом перерисовать её… - дайме говорил сам с собой.
Боевой дух полностью покинул солдат Хосокавы и попытки грамотного отступления превратились в безостановочное, хаотическое бегство, самураи и солдаты в ужасе бежали от родственников Тайра, в их глазах сияло лишь одно: «Скорей! Убежать отсюда! Выжить!»

- Вот и целых две проблемы решилось – всё ещё созерцая остатки битвы проговорил Акаихигэ – нет, в целом, если не считать пары досадных упущений, прекрасный день!
- Но где же всё-таки найти портного? - добавил дайме чуть расстроенным тоном.
- Приведи наших коней, - обращаясь к стоявшему рядому воину, распорядился Хидэнобу, наблюдая за фарсом, в который превращался на его глазах бой. - Мы уезжаем отсюда. Здесь мы сделали все, что от нас требовалось, и даже больше.
Уже покидаете нас, Хидэнобу-сан? - вежливо спросил дайме.
- Вижу, вы прекрасно справляетесь своими силами, - юный даймё клана Ода указал на призрачное воинство. - Мне же надо вернуться к себе, чтобы заняться семейными делами.
- Как пожелаете, однако, дороги могут статься небезопасными... рассеянная армия не способствует спокойствию местности - дайме улыбнулся.
- С Хосокавой я как-нибудь сам договорюсь, - отрезал его собеседник. - Да и полагаю, что его солдатам сейчас не до грабежа.
Он обеспокоено посматривал на небо, откуда из черных туч валил первый и слишком ранний в этом году снег.

(и дон Алесандро)
Близ стен Шиобары.

- Ни с места! – донеслось до воинов Мицуке – вы никуда не уйдете! Тайра-но Акаихигэ приказал остановить всех врагов Клана и мы выполним его приказ, даже если нам придётся отрубить вам ноги и на руках тащить вас к нему!
Из тумана вышел мужчина в самурайских доспехах и мечом в руке, половина его лица была невесть кем съедена и сверкала костью.
- А нам так не хочется этого делать – хихикнула появившаяся незнамо откуда толстая дама в придворном платье и огромной медузой в причёске – вы такие миленькие!
Женщина засмеялась. А тем временем, импровизированный отряд Мицуке со всех сторон окружили внезапно появившиеся мертвецы.
- Зато вы не блещете красотой, - отрезал роши. - Это еще что за уроды?
Дама снова захихикала:
- Ну, что поделаешь, морской климат, как выяснилось не так уж и полезен для здоровья! – она показала на призраков – эти как ты говоришь «уроды» мой родственники, не обижай их, думаешь легко содержать тело ухоженным, после того как умер?
- Вот и оставались бы там, где вам самое место!
Хорошо, что лиса невелика, ее можно спрятать за пазуху - пусть мокрую и замерзшую. Наверняка, притворяется, но не бросать же! Осколки зеленого нефрита, которыми были украшены ножны, светились даже в тумане призрачными светляками. Мицуке поудобнее взял нагинату.
- Расступитесь!
Призраки защипели словно кошки.

Шершавый язык не то благодарно, не то снисходительно коснулся небритого подбородка - и Рыжая вывернулась, упав на землю уже человеком. В тонкой руке блеснула сталь ножа.
- Вам тут не место, - спокойно заявила лиса, оглядывая странную компанию.
Олури покрепче прижала к себе недовольного Чиру и снова приготовилась метать камни. Неизвестно только, подействует ли на этих... На всякий случай девочка состроила как можно более зверскую рожу, может они передумают связываться.
- Кто ты такая чтобы это решать? - всё та же полная дама презрительно смотрела на оборотня.
- Местный дух, - темно-зеленые глаза лисы сузились.
Аканэ в отличие от брата в таких случаях на силу оружия не надеялась, и потому закинула лук за плечо, чтобы освободить руки; она катала на ладони глиняные шарики, начиненные горючей смесью, высматривая брешь в призрачном хороводе.
- Ме-е-естный... - призрак будто пробовал слов на язык - Ты можешь уйти, мы не имеем к тебе претензий, - решила дама.
Снег, падающий из чёрных туч, почему-то не таял, а лишь покрывал землю городка.
- Вам здесь не место, - еще раз повторила Рыжая спокойно, почти задумчиво.

***

"Значит Акаихиге здесь замешан", - Цува подтвердил свои опасения. Человек, отвечающий за Шиобару в отсутствие старосты, причастен ко всему этому беззаконию. Но он сейчас бессилен, он не монах. А обычное оружие здесь будет бессильно.
Видя, что призраки расступаются перед воином, Цува решил пойти за ним.


(все+Hideki)

(SonGoku, Higf, Bishop, Китти, дон Алесандро, Далара, Грей, Reytar)

Мицуке повел нагинатой - словно расчищал дорогу перед своим маленьким и очень необычным отрядом.
- И она права, - подтвердил роши. - Убирайтесь на дно морское.
Десятник обвел тяжелым взглядом новых противников, прикусил ус и перехватил древко нагинаты так, что тупой его конец оказался зажат под мышкой, что бы иметь возможность управляться с тяжелой кавалерийской нагинатой с помощью лишь одной руки. Бесчувственный Такамори так и свисал с его плеча, придавая запыленному и потному Хидэтаде вид возвращающегося из набега демона с добычей.
- Как я не люблю такие вот странные истории… Дико не люблю… - Пробурчал кавалерист, искоса поглядывая на призраков, словно выбирая цель, на которую не жалко будет удара. - Нет что бы сойтись воинам с воинами, честь против чести, мастерство против дисциплины, так нет же… Понавыдумают - демоны, призраки, скоро еще тэнгу рубиться друг с другом начнут, и тануки в войну ввяжутся… Проваливали бы вы отсюда, покойники поеденные, подобру-поздорову, пока мы вас по косточкам не разобрали и лисам не скормили!
- Лисы такое не едят, - фыркнула кицунэ.
- Ну, тоже верно, такое древнее и явно испорченное мясо даже нормальные лисы есть не станут. - Такеда не сводил прищуренных глаз с призраков, прикидывая кто из них нападет первым. - Но можно ведь найти менее привередливых существ, которые и такой распавшейся плотью не побрезгуют.

- Мы уйдём - в разговор вступил самурай, что первым появился на сцене - вот выполним желание человека призвавшего нас и уйдём... но что тебе в этих смертных?
- Не храбрись, мм... Такеда, твои слова потрясают воздух, но не нас - дама хихикнула.
Злобная морда Олури не помогала, пришлось перейти к более активным действиям. Чуть не стукнув кота по голове древком зажатой под мышкой дареной нагинаты, девчонка размахнулась и кинула в ближайшего отвратительного мертвеца пробный камень. Аканэ тоже не стала медлить, глиняный шарик разбился в пыль у ног полной дамы, расплескивая жидкость по земле. Следом - еще один, и еще, пока между призраками и людьми не поднялась стена пламени.
И вдруг...

Ночь. Не рожденная природой, а поглощающая пространство дня - черная, ребристая и холодная, катаной рвущая небо. Ледяной воздух - дыхание Севера. Холод. И вода, просачивающаяся из кристаллических темниц снежинок. Забивающее ноздри дыхание разрушения вокруг, запах нечисти. Но - кто призвал север, воду и ночь?
Кто посмел?!
Ярость.

(таки все)

Где он, как, почему, - неважно. Даже последнее, что помнит - дыхание смерти, отчасти родное - тоже. Кто посмел?! Колючая холодная волна смерчем сметает изнутри стены забвения.
Мгновенно потемнело еще больше, словно сгущавшаяся в небесах темнота брызнула, пролилась, незамеченным никем рывком бросилась вниз. Люди едва могли видеть стоявшего рядом.
Это - мое! Я тут!
Раздался раскат гулкого, полубезумного хохота - так смеется узник, когда рушится стена камеры, и мир алчно врывается в безвременье каземата. Снежинки закружились в вихре вокруг скрытой ими фигуры, разглядеть которую было невозможно. Привиделся за завитками злой блеск клинка - так не может блестеть настоящее оружие. В следующий миг сверкающая изогнутая полоса, источавшая холод, удлинилась и воткнулась в небо - прямо в сердце облаков ночи. И мгновенно из блестящей стала отливать чернотой, потекшей по гигантскому оружию вниз, как непроглядно темная вода.
Еще!
Ветер будто обезумел, словно человек, разрываемый двумя погибельными страстями, и стал кружиться огромной спиралью почти от горизонта, сворачивая липкие черные языки, сгоняя их в клубок, сталкиваясь при этом со своими же первоначальными порывами и бестолково кружась.
Фигура в вихре стала явно расти, сквозь на миг расступившийся вихрь блеснуло золото брони. Становилась все холоднее.

Шероховатые доски, пол небольшой веранды, больше не хранили тепла и холодили босые ноги, словно этих досок никогда не касался солнечный луч и не прогревал их, потемневших от времени и отполированных многими ступнями, так, что выступали крошечные капельки смолы. Как пот на лбу уставшего человека. Порыв ледяного ветра толкнул слепого музыканта назад, в дом, и, разорвав в клочья бумагу, затягивающую раму, швырнул вслед ошметки. Может быть, намекал, что у каждого есть возможность спрятаться, но не всякому суждено отыскать надежное убежище. Но, скорее всего, ветру не было дела до того, что подумают люди.
Иэмон протянул руку, чтобы нашарить препятствие, которое могло очутиться у него на пути, до того, как наткнется на него. Но никак не сумел предположить, что препятствие окажется ниже. Он наступил в лужу вязкой, уже подсыхающей жидкости; под босой ногой недовольно звякнул металл. Музыкант опустился на одно колено (ремень с тяжелой бивой врезался плечо). Ткань одежды - добротная, но недорогая, рукояти мечей обернуты кое-где потертым шнуром.
На веранде лежал человек, и мечи, которые некогда принадлежали ему, Иэмон хорошо знал.
Шорох тяжелых одежд дал знать, что Самми рядом, еще до того, как тот заговорил.
- Это он, - правильно распознал выражение лица Иэмона флейтист.
Ветер, рвавший одежду и треплющий волосы, не колыхал придворных одеяний. Не трогал он и Ханзо, который, скрестив руки на груди, наблюдал за спутниками из угла. Самми опустился на колени рядом с телом, дотронулся до лба.
- Его дух ушел.
- Как это случилось?

(и СонГоку)

Музыкант замялся, подбирая слова, - с поэзией он всегда был не в ладах, предпочел бы музыку. Вместо него ответил Масанари.
- Он дрался со своим бывшим учеником. Но убила его женщина, спасавшая своего мужчину.
- Масуми хотел умереть, потому что потерял для себя мир, - наконец произнес Самми.
- Почему здесь так холодно? – он хотел, чтобы слова прозвучали равнодушно и ровно, но подвел голос; Иэмон зажмурился, как будто это что-либо изменило.
Он помнил прикосновение этого человека с первого мгновения, когда Масуми вытащил его из ночного прибоя на мысе Данноура, но сейчас рука, которую он привык считать сильной, лежала безвольно, сколько ее не сжимай.
- Во дворе дрались монахи, холод их рук дело.
Ханзо невыносимо хотелось оторвать скорбных лицами спутников от тела, о котором скоро позаботится приближающийся пожар, и покинуть это место как можно быстрее. Он ушел бы один, но держало обещание... и что-то еще. Невозможно, он не мог привязаться к ним!
- Этот человек умер. Его даже не нужно хоронить: скоро сюда доберется огонь. Нам лучше уйти, - требовалось усилие, чтобы сохранять спокойный тон.
На подставленную ладонь опускались хлопья снега и таяли, совсем неподалеку трещал, пожирая тростниковые крыши и плюясь искрами, огонь. Жар и холод попеременно накатывались, словно волны на берег. Уходить не хотелось, а хотелось не сопротивляться позволить огню забрать то, что не сумели взять волны...
Иэмон набросил вынутый из-за пазухи платок на лицо умершего.
- ...чуть раньше, чуть позже суждено с цветами расстаться всем деревьям, старым и юным*... - он поднялся, еще раз прислушался к хаосу и покачал головой; приходилось покусывать губы, чтобы перестали дрожать. - Идем.

---
*
О горная вишня!
Печально цветенье твое —
чуть раньше, чуть позже
суждено с цветами расстаться
всем деревьям, старым и юным

(стихи, сказанные на прощание Тайра-но Тсунэмасе его учителем Гёкеем)


(+ Далара)

Несмотря на грозные тучи и снег, колдун по-прежнему восседал на вершине скалы там, где три камня образовывали возвышение. Ветер трепал волосы и силился разорвать одежду в попытках сбросить упрямое создание, но шаман будто врос в камень. Даже посох не удавалось вырвать из цепких пальцев. Только не было больше хихиканья. Тошимару сосредоточенно бормотал заклинание, прикрыв глаза ладонью.
День превратился в ночь, и темноту освещал лишь костер пылающей деревни. Ливень мог бы загасить пожар, но шел снег. Ветер раздувал пламя, заставляя расти, перекидываться все на новые дома, пока они не сгорят дотла. Темнота оканчивалась в нескольких ри от Шиобары, и за ее пределами по-прежнему светило солнце ранней осени.
Здесь же, в месте, указанном звездами, царила тьма. Впрочем, колдуну не требовалось освещение, чтобы видеть.
Одна за другой встают картины, и Тошимару всматривается в образы. Трое, нет – один, над трупом... Группа в окружении поднятых из земли призраков... Паника у ворот... Кто-то в деревне пытается тушить пожар...
Вот перед внутренним взором скачет сильный боевой конь, с наездником и мальчиком, которого все ищут. Вот хищная птица с огненными крыльями, летящая следом.
«Как тебе не терпится», - улыбается шаман. – «И три твоих брата, наверное, где-то рядом. Что ж, забирай мальчишку себе».
Порыв ветра со свистом взметнул, закружил снежинки. В ледяном вихре пропал колдун. Скала, вершиной упирающаяся в небо, осталась стоять, будто столетиями не было на ней никого.

Сплошной снежный ковер укрыл все, ветер не перекатывал липких комьев. Это была не та зимняя ночь, когда ярко светит луна и хочется выйти на улицу вдохнуть свежий морозный воздух. Это была ночь, когда за порог не стоит высовывать и носа, можно обморозить, а можно и вообще лишиться навсегда.
Отступающие войны Хосокавы уже не замечали, как умирают, слишком силен был страх и ужас. Призрачные клинки, покрытые копотью, разрубали их, наносили сотни ран, лишали плоть жизненной искры. Но призраки, призванные из пепла монастыря Нагашима не хотели их убивать, они тоже не замечали своих жертв. Они просто бежали, кто мог - бежал прочь от Шиобары, а кто не мог - к воротам деревни. Повернуть назад они не смогли бы при всем желании.
Гулкая тяжелая поступь заставила ветви кустов дрожать и стряхивать с себя белые хлопья. Он хотел еще раз увидеть те глаза, что последний раз узрел больше полувека назад. Он хотел мести, он хотел упиться кровью врага, и маленький человечек на ступенях дома старосты ожидал его, все еще опираясь на свой посох. Зеленоглазый воин сидел на земле, таращась в небо слепым взглядом. Тишина больше не хотела говорить с ним, он слышал лишь тяжелый стук, словно у тишины могло быть сердце, что бьется столь сильно от страха, что не описать простыми словами.
Обезумевшие обугленные призраки ворвались в деревню, столкнувшись с другими бестелесными фигурами, хранившими сейчас покой Шиобары. Вслед за ними по дороге, давя ногами оставшиеся валяться трупы людей, шагала фигура в три человеческих роста.

Тьма сливалась на землю по огромному клинку, и небо даже начало немного светлеть, но в продолжающемся буйстве ветров и падающем снеге прикованным к земле Шиобары этого было не увидеть. Пламя начало понемногу утихать, заваливаемое мокрым снегом. Уже подожженые дома догорали, треском безнадежно умоляя о помощи, но новые не занимались.

Сила наполняла, прорываясь на волю, а снежно-ледяной убийственный смерч вокруг приятно прохлаждал кожу, но в воздухе висел отравлявший все смрад. Для людей – дым пожара, для протянувшего меч к опускающемуся тучами небу – вонь нечисти.
Гнойник. Это место было язвой на теле прекрасной страны, казалось, сюда собрались демоны и йюреи со всей округи.
Кто посмел?!
Смерть! Нет, не то слово. Это для живых, а в тех, кого он поклялся искоренять, нет обычной жизни. Небытие!..
Холодный ветер спутал ряды мертвых монахов, словно обвивая каждого и стремясь бросить на землю и превратить опять в неподвижную плоть.
Но все же – какие безумцы выпустили это?! Он не мог не ощутить места начала прорыва, отпечатанное в глазах мертвенным светом...
От фигуры в вихре вытянулся второй меч, тоже удлиняясь. В отличие от первого, не черный и не сияющий собственным светом – ледяной, вытянувшийся к веранде, как плеть хлестнувший туда, где были сохэй и Кин Ки. Впрочем, бивший не особенно заботился о точности и безопасности оказавшихся рядом – так нож лекаря отрезает зараженное место, захватывая кусок здоровой плоти.
И – резко отвернулся, обращаясь к подходившей фигуре – средоточию рассеянного в малых, с человеческое тело, частиц ненависти и смерти.
Мысли разлетались прочь, гонимые внезапным пробуждением, разрываемые яростью, хмельные от свободы...

Осенние листья так забавно шуршат, если их поддеть лапой! А еще – в них можно прыгать, притворившись, что там, под ними, прячется добыча. А еще – кататься в них, подкидывать в воздух и делать вид, будто веришь: это такие огромные алые бабочки. Белый тигр кувыркнулся через спину, потому что через голову – не получилось, слишком был велик для подобных забав. И принюхался. Воздух отчетливо пах морозной пылью.
Здесь, на поляне, светило солнце – в разрыв черных туч, - но остальное небо было темным. Тигр вскочил, недовольно ворча и фыркая, одним прыжком вознесся на крышу древнего святилища, но оттуда все равно ничего не увидел.
Припадая на переднюю лапу, огромный белоснежный зверь помчался сквозь лес на запах зимы и пожара.

***
Воины клана Ода обступили своего господина, который всего несколькими годами был старше их, и были готовы отразить любое нападение - людей или призраков. Но когда из дыма выступило чудовище в черных доспехах, даже им изменила выдержка. Они не побежали лишь потому, что бежать было некуда. Они просто стояли и беспомощно наблюдали, как к ним приближается их смерть. Хидэнобу не мог их винить; у него самого отнялись ноги, и он понял, что не в силах сделать хотя бы шаг.
- На твоем месте я бы вообще не двигался, - произнес за его спиной чей-то голос.
Хидэнобу с трудом повернул голову. Он не знал человека, что стоял рядом.
- Стой и не шевелись, - приказал ему незнакомец; в янтарного цвета глазах то сужался, то расширялся вертикальный зрачок. – Он тебя не заметит.
- Ты уверен?
- И молчи.

Среди разгорающегося хаоса он был похож на камень, выпирающий из океанской глади. Твердый, несокрушимый, презрительно взирающий на все, что его окружает.
Он не удосужился пригнуться, чтобы пройти под деревянной перекладиной ворот, не захотел раздвинуть тяжелых створок. С диким треском обрушились вниз, покрытые изморозью, колья частокола и арка. Громадный силуэт вошел в Шиобару, оповестив всех об этом чудовищным рычащим воплем.
Он был ужасен и отвратителен, на него нельзя было смотреть без содрогания, его нельзя было сравнить хоть с чем-то. Широкие мощные плечи и крепкие толстые ноги совсем не вязались с длинными тонкими руками, опускавшимися ниже колен и заканчивающиеся агатовыми пальцами-когтями. Черные одежды его были столь насыщенного угольного оттенка, что на них больно было смотреть. Кольчуга, покрытая странным черным лаком, тоже не отражала света. Черный плащ стелился сзади по земле, заметая следы широких раздвоенных копыт. На железном поясе, свернутом из полосы чистого метала, покачивались два чуть скривленных меча - короткий и длинный. Тот что был короткий легко смог бы послужить обычной катаной простому человеку, длинный сравнить было не с чем, потому что таких мечей не бывает.
Кто-то из людей, случайно оказавшихся рядом или как войны Ода защищавших ворота, в ужасе застыли, разглядев лицо страшного пришельца. Вместе с этим видом приходил лишь страх, животный ужас и необъяснимое желание бежать, спасаться, прятаться, исчезнуть.
Это была морда, длинная и покрытая черным глянцевым мехом. Широкие влажные ноздри раздувались при дыхании, выпуская струйки леденящего воздуха. Большие квадратные зубы, слишком белые на этом черном фоне, усеяли собой кошмарную пасть создания. Из низкого скошенного лба росли два раскидистых ветвистых рога, по сторонам головы чуть подергивались листообразные мохнатые уши. Во взгляде и глазах твари не было ничего, что можно увидеть у простого человека, даже цвет их сложно было понять, потому что таких оттенков тоже не существовало.
Закинув голову на тонкой, но мощной шее, монстр издал еще один победоносный клич. Стоявший на веранде дома Ки еще раз открыл глаза и посмотрел прямо в зеленые глаза, стоявшего перед ним сохэя. Губы тихо промолвили вновь:
- Черный Олень Сетсору... Истинное Зло...
Словно услышав эти далекие слова, демон пошевелил ушами и с силой втянул воздух свои кожистым носом. А спустя мгновение тяжелая фигура с пугающей легкостью пронеслась огромными прыжками по центральной улице, не удостоив и взглядом кучку воинов, сжавшихся в дрожащий комок у стен догорающего дома.

(SonGoku+Bishop+Китти+Далара+Reytar)

Первой сквозь огонь пошла Аканэ, воспользовавшись заминкой призраков. Следом ее брат подтолкнул девочку - чтобы не отстала. Олури с опаской протянула руку, будто потрогать лепестки пламени, глядя на Аканэ осмелела и зашагала вдогон. Мицуке оглянулся на Такеду.
- Что медлишь? Они скоро опомнятся.
- А-а-а-а... Ы-ы-ы-ы-ы... О-о-о-о... Ого... - Десятник был просто выбит "из седла". Да, этот поход выдался на редкость странным, да, всевозможные призраки, йокаи, демоны и ками так и мелькали вокруг, но ТАКОГО верному слуге дома Санада видеть пока не доводилось. Разум Хидэтады метался словно попавшая в силок птица, к которой приближается змея, разрываясь между двумя почти противоположными мыслями. Панической: "Только не смотри в нашу сторону, не смотри, умоляю! Мы уйдем отсюда, детям и внукам своим закажем не возвращаться в эти места и молить всех ками лишь бы они уберегли от Твоего гнева!" И спокойно-отрешенной: "Велик и грозен, зарраза... И как, позвольте спросить, убивать этакого вот рогача? Ноги ему попытаться подрубить, по возможности не глядя ему в лицо?!"
Наконец, десятник собрался с силами настолько, что смог загнать паническую мысль поглубже, а к спокойной обратиться всем тем, что у него осталось от храбрости и выдержки, переплетая их в единый монолит, наподобие того, как кузнец сплетает полосы разных сортов металла, сковывая их в гибкое лезвие меча. Он сумел сбросить оцепенение, и сперва маленькими неуверенными шажками, затем все более и более надежно, направился за высказавшим как никогда верную мысль Мицуке-саном.
- Д-да.. Да. Пора отступать, пока у нас есть на это время и возможность.
Следующей очнулась Рыжая, следившая за темной фигурой с почти болезненным вниманием: казалось, еще секунда - и шагнет, но не прочь, а навстречу. Странное, холодное и вместе с тем уютное, словно глубокий омут, ощущение, уже знакомое по встречам с Такамори, было сильнее обычного, но не пугало, а, наоборот, завораживало. Знала, что если уйдет туда - не умрет, просто станет частью чего-то много большего, сильного... Услышав знакомые голоса, кицунэ тряхнула головой и медленно, словно сама не была уверена, подтвердила:
- Идем.

Когда девушка в дорогом черном кимоно прикрыла глаза, группа словно раздвоилась. Странным было - не видеть больше людей вокруг - вся группа уходила в другую сторону, только голоса оставались здесь. Рыжая на ощупь нашла руку Мицуке и широкую кисть Хидэтады. Десятник сжал тонкие девичьи, так, словно упавший за борт во время шторма моряк сжимает брошенную ему веревочную петлю, так словно от этого зависела его жизнь. Он старательно отводил взгляд от огромной черной фигуры, щурился и казалось, смотрит куда-то вглубь себя, размеренно шагая в ногу с ронином, одновременно придерживая другой рукой бесчувственного Такамори.
Они шли медленно, как олени в лесу, боясь лишним движением насторожить охотников. От гиганта с оленьими рогами – его голова была видна над крышами – разбегались не только люди, но и призраки. И только странный отряд, путники, которых свела вместе непонятная им самим цель, шли неторопливо. У задних ворот дома, за которыми открывалась болотистая пустошь, что тянулась до самого бамбукового частокола, Мицуке остановился.
- Почему у меня ощущение, будто мы кого-то забыли?
От этих слов десятник словно очнулся ото сна. Он озадаченно покрутил головой, глядя вокруг круглыми, изумленными глазами, про себя пересчитывая участников странной компании, которых видел перед собой, потом потряс головой, словно силясь прогнать наваждение, и опять обвел удивленным взглядом каждого.
- Олури-химэ здесь, Такамори-сан - вот он висит, никуда не делся, Аканэ, э-э-э-э...

(Китти, Далара, SonGoku, Reytar - тож)

Бравый кавалерист не сообразил каким словом назвать кицунэ и пробулькал что-то похожее на: "Госпожа - тоже здесь...", после чего умолк, закатив глаза и явно, старательно пересчитывая всех заново.
- Достойный Кин-Ки увы, уже никуда не пойдет... Значит... Значит, остался лишь...
Он не договорил, увидев перед собой острие чужой пики. Защитники вторых ворот, заскучав и заинтересовавшись шумом на главной - и почти единственной - улице, послали в разведку нескольких солдат. До центра разворачивающегося побоища патруль не дошел, услышал раздающиеся из пустого воздуха голоса и опробовал пустоту пиками. Роши отмахнулся от той, что оказалась к нему ближе всех. Лисьи чары распались.
Рыжая сощурилась, осматривая компанию. Наконец, заявила:
- Не хватает лошади. И слишком много стражи.
Кот на руках Олури взмявкнул и рванулся обратно к хозяину, оставляя на девичьей коже глубокие царапины. Девчонка разжала руки; зато теперь можно было взять нагинату и больше не чувствовать себя беспомощной. Блестящий наконечник был нацелен на ближайшего стражника.
- А ну отойди! - звонко скомандовала Олури. - Все остальные тоже.
Еще один отблеск - на вакидзаши кицунэ. Негромко скрипнула, неслышимая за свистом морозного ветра, натягиваясь, тетива на луке в руках Аканэ. Солдаты оторопело уставились на внезапно возникших прямо из воздуха людей.
- Проходите, а лучше бегите отсюда, - устало и как-то совсем не торжественно вздохнула Рыжая.

(той же толпой)

Кавалерист внимательно взглянул на острие, подумав, что давно не видел более грязного и хуже заточенного оружия, даже у встречных разбойников, а уж с кем с кем, а с ними кавалерист встречался неоднократно, клинки могли похвастать большей остротой, чем эта пика, острие которой было выковано, судя по всему, лет сто назад. Если бы не неприятная близость к лицу и то, что далеко не все оружие патрульных было в столь плачевном состоянии, десятник был бы готов проигнорировать подобную «угрозу», но один из очумело выпучившихся солдат более-менее умело держал в руках аркебузу с тлеющим фитилем. Неизвестно, то ли от умения, то ли по воле случая, ствол аркебузы смотрел точно в центр нагрудника хотокэ-до достойного кавалериста, который отлично представлял себе, что произойдет если стражник от испуга или по какой иной причине нажмет на спуск. По этому, Хидэтада, одна рука которого была занята телом Такамори, а вторая крайне неудобно для нанесения молниеносного удара держала нагинату, старался плавно, почти незаметно сместиться с линии выстрела, пока ополоумевшие как от появления из воздуха неизвестных людей, так и от блеснувших перед ними сжимаемых женскими руками, клинков, громко скрипели мозгами, соображая, то ли драться, то ли бросить все и бежать по добру, по здорову.

(толпа, хотя этот абзац принадлежит клавиатуре Рейтара)

Куда попал удар короткого меча, устояли ли монахи, которых продолжал скручивать колдовской ветер – не имело значения. Что ему до разгоравшихся среди снега и пламени страстей? Его дело – убивать. Во имя защиты, но убивать.
Сейчас весь мир сосредоточился на уродливой огромной фигуре, от которой все разбегались. Ненависть, клятва и радость до боли. Уничтожить. Этот – достоин его клинка!
Воин опустил руку и черный поток, соединявший небо и многострадальную Шиобару, прекратился. Шаг вперед, поперек пути бегущему демону.
Оба клинка уменьшились не то чтобы до нормальной длины, но сравнялись с теми, что были в руках-лапах противника. Они казались слишком большими, неподъемными – даже в выросшем бойце было около десяти футов роста по счету наньбанов – откуда он его знал, но знал! Сетсору мрачной скалой возвышался перед ним, измеряемый взглядом - выше почти вдвое. Однако держать клинки было нетяжело, и вокруг по-прежнему было дыхание воды и севера...
Неожиданный защитник деревни внезапно радостно и зло рассмеялся и, казалось, смех на миг проделал прореху в смерче. Сквозь нее снова промелькнуло золото доспехов, напоминавшее рисунком панцирь черепахи.

Громадная тварь замерла, шея извернулась, словно заглядывая за спину нежданному препятствию. Он хотел увидеть то, что было там, увидеть двор большого дома и человека на его пороге. Но ему мешали. Мешали. Мешали!
Черные ноздри гневно раздулись, две морозных струи превратились в настоящие вихри острых льдинок. Пугающие глаза уперлись в золотого воина.
- Кто ты такой, что смеешь преграждать мне дорогу?! - голос, тяжелый и визгливый одновременно, распорол окружившую их тьму. Тонкая узловатая рука с легкостью выхватил из-за пояса громадный клинок. Вес меча должен был попросту оторвать эту жилистую лапу, но демон держал оружие совершенно спокойно. - Убирайся прочь, если не хочешь увидеть свою душу вывернутой наизнанку, а тело раздавленным в кровавую грязь! Я - Черный Олень! Трижды испивший из Желтого источника! Давший жизнь от семени своего Дидарабоччи! Сотни раз возглавлявший пиры дзикининки! Убирайся!!!
Ярость и гнев, злоба и ненависть - все смешалось в этом реве, от которого срывалась черепица с некоторых крыш.
- Теперь ты знаешь все, - тихо проговорил Кин Ки. - Иди и исполни свое предначертание.
Зеленоглазый сохэй медленно подобрал свои короткие клинки, валявшиеся на земле, и глубоко поклонился.
- Я все исполню, сенсей, положитесь на меня.
Монах молча кивнул, а сохэй быстрой тенью метнулся к воротам туда на улицу, где остановился рогатый монстр.

Воин слушал – и не слышал, звуки каплями растворялись в зиме, лишенные смысла и сути, как искрошенный миллионами лет в песок камень – сколько ни собирай песчинки, не узнаешь изначальную форму. С трудом он сосредоточился, уловив слова и громко расхохотался. Этот смех пугал людей – тех, кто слышал. Говорить?! Представляться?! Хвастать? Это не поединок самураев, не бой людей... Надо просто истребить и уничтожить.
- Много болтаешь! – он больше не мог ждать.
Снежинки выстроились вокруг плотно, как вторая броня, скрывая движения. Лезвие длинного меча размашистым полукругом устремилось к ногам врага, по пути срубив вершину кола ограды – не от неловкости – от избытка сил и кипевшей удали. И злости.
Битва – кровь и жизнь, такая же родная, как ночь и вода.

Мару был очень сознательным попугаем и, как выяснилось, самым сознательным существом в разношерстной компании. Еще в своем пиратском прошлом он усвоил, что если оставить корабль без присмотра, к твоему возвращению он может оказаться чужим. Отвоевывай потом. Лошади, рассудила птица, тоже могут считаться кораблем, если посмотреть на них под правильным углом зрения – например, свесившись вбок с ветки. Еще голову повернуть. Ну а багаж он и в море багаж, за ним всегда глядеть надо, не то унесут.
Внезапная буря посреди затишья напугала лошадей, они принялись храпеть и оглашать воздух тоскливым и яростным ржанием. Мару, которого не мог испугать никакой шторм, гордо задрал голову, не сводя глаз с наличного добра. А что нахохлился – так ведь снег же, а он птица теплолюбивая. Скорей бы уже хозяина вернули да отправились в путь. Нехорошее это место, как те острова, на которые... Пришлось перескочить на ветку покрепче, предыдущий насест сорвался и улетел во мглу. Так вот острова... Куда? Стой, ветка, погода же не летная! Держишься? Замечательно, вместе держаться будем.
Для надежности попугай подобрался ближе к стволу, нашел трещину в коре и одной лапой уцепился за нее. Вы бы и не такой раскорякой сидели, если бы вас так сдувало!

***

Бумажная перегородка в тонкой деревянной раме с силой отлетела в сторону, громкий стук дерева о дерево слышен даже сквозь происходящее снаружи. Сейчас нет смысла сохранять такой удобный образ немощного старца. Мало времени, большое пространство, и заклинания почти не работают в пресыщенном магией месте. Да и не перед кем носить личину.
- Чтоб ваша сила на ваши же головы и пала, - зло выплюнул проклятие Тошимару, оглядывая полупустую комнату.
Цокнул языком. Провел рукой перед глазами, пробормотав два слова, вновь оглядел. Не видно призрачного зеленоватого свечения. Здесь тоже нет.
- Столько живете, а разума не нажили, - продолжил он устраивать словесный разнос двум соперникам на улице. - Устроили игру, чей куличек выше, готовы весь сад перекопать.
Несколько быстрых шагов. Новая перегородка, расписанная цаплями, отскочила, сдвинутая резким движением. Вот это больше похоже на нужное место: вряд ли даймё стал бы прятать камень в прибежище слуг. Вряд ли стал бы прятать вообще, не зная подлинной его ценности. Возможно, смутно о ней догадывается, но и только.
Еще несколько комнат; цель рядом. Вот она! Колдун опустился на одно колено, положил посох на пол, двумя руками взял лежащую среди вещей дорожную шкатулку. Откинул крышку и радостно, с долей торжества, улыбнулся. Двумя пальцами вынул мерцающий молочно-зеленым камень, поднес к глазам, будто очарованный. Шкатулка полетела на циновки, рассыпав остальное содержимое. Налюбовавшись, Тошимару опустил находку в холщовый мешочек на поясе. Осколок тихо звякнул, ударившись о два других таких же.
Минуту спустя на внешнюю галерею дома вышел старик в потрепанной землистого цвета одежде, его посох мерно ударялся о деревянный настил. Вышел, взглянул на сражение великанов силы, потом на застигнутую этим ненастьем группу людей. Словно почувствовав на себе взгляд, обернулась девочка. Колдун послал ей короткий поклон. Глаза девчонки округлились еще больше. Схватила ближайшего к себе за руку; рослый неопрятно одетый ронин - Сейшин Киёмори из Нары, - обернулся к ней, потом туда, куда указывала маленькая рука. На веранде никого не было.

(совместно с Бишем)

Ясабуро заблудился в дыму и неожиданном буране; сизую мглу то и дело освещали вспышки аркебузных выстрелов, напоминаю праздничные шутихи, но грохот их не был слышен за многоголосым ревом пламени. Крытые сухим тростником крыши полыхали так, что пот лил градом, несмотря на ледяной зимний ветер; под ногами таял снег, превращаясь в грязную жижу. Ясабуро очень боялся; где-то здесь, в хаосе пожара и беспорядочной перестрелки затерялись его старший брат и сестра. Он нужен им, а значит, должен их отыскать!
Ясабуро натыкался на людей, так испачкавшихся в пепле, что больше напоминали привидения, и на призраков, слишком похожих на живых, потому что пламя окрасило их бледные лица теплыми оранжевыми тонами. Он кричал людям, чтобы те уходили, но куда им было идти, если за оградой, в лесу, их поджидали голодные духи, обезумевшие от жажды мести? И когда из клубов дыма выступила огромного роста фигура – то ли демон, то ли все-таки человек, - Ясабуро уже ни о чем не мог думать, он просто ткнул в противника зажатым в руке мечом, почти ожидая, что клинок пройдет насквозь, не причинив никакого вреда.
- Чтоб тебя!.. – сказал демон очень знакомым голосом.
Ясабуро сообразил, что его очень крепко держат за руку, отведя ее так, чтобы меч действительно не пропорол живот – никому, ни противнику, ни горе-вояке, никому вокруг, - а сам он нос к носу стоит с обозленным братцем, по лицу которого было ясно видно: если он встретит еще хотя бы одного призрака, то придумает способ, как лишить его жизни еще раз. Жизни – или что там у них ее заменяет.
- Аники*... – Ясабуро чуть не расплакался от облегчения.
- Вытри сопли, - посоветовал Мицуке, оглянулся по сторонам.

---
*аники – обращение к старшему брату