Брэдгер сидел в своем кабинете и, обхватив руками голову, смотрел на огонь. Ему было... нет, нет, монарху не может быть ни тоскливо, ни одиноко. По одному его звонку в дверях появятся виночерпии, менестрели и танцовщицы. Но королю не хотелось ни музыки ни женщин. Ему хотелось быть. Каким он останется в истории? Славным победителем нелюди, великим полководцем? Или же всеми ненавидимым уродом? Впервые в жизни Бредгеру хотелось сотворить чего-нибудь доброго... Да, великое доброе дело, которое впишет его имя в историю.
Взгляд будущего императора упал на прямоугольник дорогого тисненного пергамента. Письмо о каких-то варварах. К черту варваров - сегодня Брэдгеру было не до них.
Легко разрезая тонкую кожу острым ножом, король бросал кусочки пергамента в огонь. А может быть ему... Жениться? На знатной красавице, которая родит ему наследника.
Нет, сначала король истребит треклятую нелюдь. Нельзя наслаждаться благами мирной жизни сейчас. Слишком много угроз... Черт возьми, где носит эту дурочку?

Неотесанный варвар… Дикий язычник… Зверь двуногий… Безродный наемник Эти мысли читались в десятках устремленных на воеводу глаз. Брезгливость, недоверие, снисходительный интерес, редки проблески дружелюбия… А может быть, это ему только казалось?
Не обращая внимания на чужие взгляды, Мстислав неторопливо направился в центр зала. Гости из числа приглашенной городской и окрестной знати частью расположились за накрытыми столами, а частью собралась возле наместника, по случаю праздника лично встречающего гостей. Конечно, королевский ставленник не чета корчмарю, готовому бегом бежать на встречу богатому завсегдатаю, но Миртон, безуспешно пытающийся придать грузному телу хоть какое-то подобие стати, с улыбкой на лоснящемся лице сделал несколько шагов в сторону предводителя славийцев.
- Здрав буде, наместник, - Мстислав, приложив руку к сердцу, поклонился. – Дом тебе полной чашею, мир граду твоему.
- И вам долго здравствовать, генерал, - наместник попытался, насколько это позволяло солидное брюхо, отвесить ответный поклон. – Для меня большая честь видеть вас здесь. Рад, что вы не пренебрегли моим приглашением.
Однако стоящий рядом с наместником долговязый Рикарт, начальствующий над тремя сотнями королевских солдат, радости городского головы, похоже, не разделял. На приветствие Мстислава он лишь коротко кивнул и принялся с интересом изучать узоры на собственном поясе. Как истинный аргодорец, чьи предки с незапамятных времен ограждали мечом спокойствие короны, комендант ульмарского гарнизона презирал "варваров с Востока", считая их лишь чуть лучше богомерзкой нелюди. Хотя, как воин, не мог не уважать их ратное умение.
- Как обстановка на границе? – поинтересовался у Мстислава наместник.
- Со стороны Турова все спокойно. Купцы сказывают, что Добронрав еще в прошлом году ушел из-под руки Братслава. А князю Любомиру сейчас не до нас. Он вместе со Жданом Милославским Любгород воевать собираются, - как всегда, упомянув родной город, воевода помрачнел. – Правда, с севера идут разные слухи. Мол, племена которые за морем живут, зимой снялись со своих мест. Их видели в верховьях Челменя, возле Мерзлых Топей. Я отправил письмо в Ктеж.
- Вот и хорошо, - удовлетворенно кивнул головой Миртон. Он, в отличие от воеводы, мало интересовался землями, лежащими к востоку от Ульмара, а северное заморье и вовсе считал чем-то едва ли не сказочным.
- Кстати, судари, - вклинился в разговор молодой ярко разодетый щеголь. – Я слышал, что граф Виндорский собирается обратить Братслав в истинную веру, а взамен потребовать у Семерых королевскую корону.
- Виндор давно желает порвать с Арлионом, - усмехнулся Рикарт. – И сейчас у него есть все шансы это сделать. Король Аскольд еще не скоро сможет приступить к самостоятельному правлению, а Химбольту знать не слишком-то верит. До графства никому нет дела. Вопрос только в том, покорятся ли ему соседи-славийцы…
"Никогда!" хотелось ответить Мстиславу, но тут вновь запели трубы герольдов, возвещая появление принцессы Надежанны и ее опекунши.

Разговор затих. Те из присутствующих, кто сидел, поднялись и вместе с остальными преклонили колени, приветствуя двоюродную сестру короля и молодую, но, по слухам, достигшую высокого ранга жрицу Матери Мира. Мстислав и его витязи, по обычаю своей родины, согнулись в земных поклонах.
От взора воеводы не укрылась ни красота, ни молодость Надежанны. А так же ее трогательная незащищенность, сквозившая во всем, пусть даже и королевском облике. Девчушка, волею судеб лишившаяся возможности стать королевой Аргодора, и теперь вынужденная жить на задворках своей страны среди сочувствующих, но не могущих ей ничем помочь подданных.
Тонкая фигура Натаниэль, напротив, была окутана незримым ореолом неведомой властности. Невозмутимый взгляд, лучащийся неукротимой внутренней силой, спокойное умиротворенное лицо, легкая, но искренняя улыбка, с которой она благословляла подходящих к ней людей, – все в ней дышало непонятным для Мстислава величием и не по годам глубокой мудростью.
Воевода смотрел, как один из его витязей, Милонег – единственный из старшей дружины, кто проявлял недюжинный интерес к аргодорской вере – подошел к жрице и опустился на колени, испрашивая благословения. Долгая жизнь на чужбине давала свои плоды. Мстислав вздохнул, но вместо того, чтобы привычно выругаться про себя, неожиданно молча зашептал:
Всеблаг, боже! Славе, трехславе буде. Благоволи мя и род мой. Правь нами за честь народну. Так оно есть. Так оно буде…

Надежанна впервые была на столь роскошном пиру, но смущение и робость быстро отступили и на смену им пришло чувство собственного достоинства и изначально присущая ей естесственность. Натаниэль напротив была натянута, как струна, Милонег – единственный из старшей дружины, кто проявлял недюжинный интерес к аргодорской вере – подошел к жрице и опустился на колени, испрашивая благословения. Она ни на мгновение не забыла, что она -Жрица. Выполняя свои обязанности молодая женщина была прекрасна, как никогда, казалось она может привлечь в свою веру любого, одним только взглядом, но в этой бочке мёда не обошлось без дёгтя!
-Поприветствуем! Но осторожнее, господа придворные и дворянчики, Великая Мать Религии построит вас в длинную шеренгу, прочитает песнь и вас самих заставит молится до тех пор, пока вы не бросите все земное и грешное и не прекратите любить своих жен… и тех, кого вы любите от оных в тайне, - в голосе измученной акробатки скрывалась издевка, но в целом звучание было мягким и вкрадчивым. Мало кто услышал произнесённоё шутессой, но обострённые способности сенса позволяли жрице многое.
Услышав подобное Натаниэль вспыхнула и закусила губу.
Даже ответить нельзя, Жрица не отвечает балаганной фиглярке, но ...можно ответить позже и не так.Это не банальная месть, нет, это иное..
Торжество входило в самую приятную фазу, когда официоз не мешает общению, а некоторая толика напитков развязывает языки и ломает барьеры. Надежанна оказалась за столом совсем близко к Мстиславу и жадно слушала то, что он говорил. Ей было интересно узнавать новое, тем более из первых уст.

Помощь гнома оказалась как нельзя кстати. Теперь ни численное превосходство, ни нечувствительность к боли уже не могли выручить мертвяков. Гном же - вызывал только восхищение. Вся кажущаяся неуклюжесть, присущая Горному Народу, как будто испарилась. Полуэльфу, постоянно хромавшему на каждом железном кирпиче, оставалось только позавидовать, ибо сейчас именно он был неуклюж и неловок...

Вытрясти что-то из мерзавца, устроившего засаду, не удалось. То ли ради большей достоверности, то ли по какой-то иной причине - но этот тип с самого начала позволил мертвецам полоснуть себя поперёк живота. Когда Эйренор, отшвырнув в сторону половинку мертвяка, всё ещё ползшего к нему, подскочил к хьюману, тот как раз испустил дух. Как показалось полуэльфу - с на редкость довольным видом.

Огонь потихоньку догорал, но у Брэдгера не было ни сил ни желания звать камердинера. Хандра напрочь лишала его той самой злости и цепкости, которой так опасались враги, которой король был обязан самим своим положением. Нужно было что-то делать с этим, вернуть настроение и силы, вернуть уверенность. Как все-таки не вовремя колдун услал дурочку... Присутствие шутессы, оказывается, было нужнее Брэдгеру, чем он думал - ее язвительные замечания задевали, злили его, заставляя думать и действовать сейчас, когда весь двор только и делал, что неустанно упражнялся в лести. Отчасти благодаря ей ему все еще было чего и кому доказывать.
Камердинер вошел в кабинет короля через пару мгновений после того, как затих серебряный колокольчик - словно бы этот седой толстяк все время стоял под дверью. Выслушав инструкции, он на всякий случай повторил их вкратце - "Камин, Колдун, Селима" - и удалился.
"Надеюсь, хоть Ахторон (фи, какой дурной тон - называться именем более великого!) не изчез" - пронеслось в голове у будущего императора.

НРПГ: с сего момента роль мессии за мной.
РПГ: Этот праздник... Присутствие на нем было необходимо для юнной принцессы - только эта мысль мирила молодую жрицу с ее собственным присутствием на юбилее города. Ей бы самой более пристало остаться в храме, молиться о душах заблудших в своем невежестве или заниматься какой-нибудь полезной работой, а не прохлаждаться в этом праздном обществе. Но Надежана еще слишком молода, чтобы появляться на светских мероприятиях без наставницы. Невинное дитя - сколько соблазнов подстерегает ее повсюду...
Натаниэль чувствовала, что взгляды всех присутствующих устремлены к ней и ее подопечной, потому с особым тщанием следила за своей осанкой, выражением лица. С улыбкой она даровала благословение варварскому воину - Мать Шеан рада отважным сердцам, бьющимся за правое дело.
-Поприветствуем! Но осторожнее, господа придворные и дворянчики, Великая Мать Религии построит вас в длинную шеренгу, прочитает песнь и вас самих заставит молится до тех пор, пока вы не бросите все земное и грешное и не прекратите любить своих жен… и тех, кого вы любите от оных в тайне, - в голосе измученной акробатки скрывалась издевка, но в целом звучание было мягким и вкрадчивым. Мало кто услышал произнесённоё шутессой, но обострённые способности сенса позволяли жрице многое.
Услышав подобное Натаниэль вспыхнула и закусила губу. Конечно, девчонка не понимает, с чем играет и над чем насмехается. Возможно, некому наставить ее на путь всеблагой истины и просветлить разум, но слушать оскорбления в адрес Великой Матери, которой она служит, нелегко. Возможно позже, она сумеет поговорить с этой фигляркой, но не сейчас.
Заметив, что Надежанна удляет слишком много внимания предводителю этих варваров, Натаниэль не приминула тихонько напомнить принцессе о том, что юнной девушке не пристало столь открыто смотреть на незнакомого мужчину.

С мертвяками было покончено. Торнач старательно вытер меч об полу кафтана и принялся снова припрятывать его. Вот и пригодилась железячка. Какая-никакая, а своё дело сделала. Непонятно было только то, откуда тут мертвяки и как с ними связан его давешний знакомый. Любопытство распирало гнома и он обернулся к полуэльфу:
- Ну и что они от тебя хотели? Как ты с нежитью-то умудрился схлестнуться? Такие не каждый день по городу гуляют.
И он пинул сапогом останки мертвяка.

- Чего могут хотеть мертвяки? - ответил полуэльф. - Упокоения, чего же ещё? А вот чего хотел их хозяин...

Он осёкся, не закончив фразы. В процессе обшаривания карманов у неудачника, покушавшегося на его жизнь, Эйренор обнаружил нечто, чему у подобного типа быть просто не должно ни в коем случае. Медальон слуги одного из Семерых - это не просто безделушка. Его просто так не украдёшь и в кармане не потаскаешь.

Полуэльф непроизвольно сглотнул комок в горле. Чего-чего, а попадаться Семерым на глаза он совсем не жаждал

"Начать всегда трудно. Всегда трудно сделать первый шаг. Но порой это необходимо: самому объявить войну, самому выйти на поле боя и не ждать решений противника.
Солдаты закаляются в битвах, как в огне закаляется сталь. Главное, что для..."
"Эльф должен быть найден. Любой ценой. Твое время утекает"
Тлеющий пергамент на давал возможности прочитать что-либо другое.

В очередной раз Одного из Семи прервали. Однако, это были голубь. Разглядев письмо, привазанное клапке, Ахторон аккуратно срезал ножом веревку и велел слуге дать птице зерна и воды.
Наконец, некромант разглядел имволы на пергаменте: лишь одно общество могло позволить начертать ТАКОЕ. Он спокойно развернул письмо.

Содержание его было до боли простым: убить. Конечно, это было самое простое - дать такое задание некроману, причем самому молодому... А тот маленький факт, о котором Семеро* не намекнули, был до ужаса опасен: убийство обязательно выдало бы Одного из Семи. А для Ахторона это значило лишь одно...

Наконец, Ахторон дожег лист и прекратил размышлять. Пора было действовать.

Ахторон направился туда, где и должен был проходить прадник. Хотя, не для того, чтобы веселиться...

В очередном полутемном коридоре старик наткнулся на слугу, который с важным видом сообщил "...желание Короля видеть этого старика..."

Значит, старик... ну что ж, пусть будет так...



----------------------
*- Именно Семеро. Другое числительное - другой смысл.

Заметив, что Надежана удляет слишком много внимания предводителю этих варваров, Натаниэль не приминула тихонько напомнить принцессе о том, что юной девушке не пристало столь открыто смотреть на незнакомого мужчину.
Принцесса совершенно не удивилась замечанию, чего то в этом роде и нужно было ожидать от наставницы, но..., а как же танцы?!
Когда ещё выпадет возможность потанцевать? Она так прилежно училась этому искусству! Пожалуй это был единственный предмет дворцового этикета, который вызывал у неё положительные эмоции. Ей вспомнился старенький и очень грустный учитель, который радовался её понятливости и грациозности, но приговаривал:"Ах как жаль, что столь яркий цветок расцвёл в эпоху перемен, когда никому нет дела до красоты и таланта...всё это спутники мирной, счастливой жизни."

- Аа, Ахторон, ты быстрее, чем я ожидал! - король ехидно осклабился. При виде старого волшебника к нему мистическим образом начало возвращаться хорошее настроение. - Умеешь предсказывать будущее? Гадать на костях, или что-то вроде? Я отчаянно нуждаюсь в знаке судьбы, знаешь ли... Моя печень шепчет мне что что-то произойдет, я даже чувствую неуверенность. А неуверенность - не то, что может позволить себе монарх, не так ли?
Брэдгер сцепил пальцы в замок и смачно хрустнул ими, разминая руки. Его всегда несколько смущала потустороннесть "старика", его отстраненность от простых человеческих забот. Как-то раз король даже подговорил одну из наложниц пооказывать колдуну знаки внимания - но даже заигрывания красавицы не дали результата. Ахторон был тверд как каменная стена. Свое смущение король обычно выражал в форме наглой, почти хамской манеры поведения по отношению к волшебнику, но всерьез унижать последнего все-таки не решался.
- А, вот еще что... Мой птичий жаловался, что почти треть почтовых голубей в последнее время теряется без вести. Мог бы ты сделать что-нибудь с этим? Меня не прельщает перспектива потери важного письма...

Праздник окончательно утвердился в том своем состоянии, когда завершена официальная часть, а гости успели наесться и напиться. Появились желающие развлечься танцами и число кружащихся в замысловатом танце пар постепенно увеличивалось. В то же время, аккомпанемент менестрелей не мешал общаться тем, кто так и остался за столами.
Недалеко от Натаниэль и Надежанны сидели Миртон, Мстислав и благородный Оденон с супругой и сыном. Последний, молодой и пригожий юноша, весь вечер не сводил глаз с принцессы, что не осталось незамеченным для жрицы. Сама Надежанна была слишком поглощена рассказами предводителя варварских воинов и не обращала внимания на юношу. Но постепенно, разговор отдалился от своей изначальной темы и молодежь заскучала. В какой-то момент, Натаниэль, посмотрев на свою подопечную, сказала ей:
- Моя дорогая, ведь ты пришла на этот праздник не для того, чтобы просидеть весь вечер в углу? Самое время вспомнить то, чему ты научилась и показать свои умения. Кавалер уже давно хочет пригласить тебя на танец - так не заставляй его ждать.
Сын лорда Одеона благодарно улыбнулся жрице и, робко взглянув на Надежанну, подойдошел к ее креслу и подал принцессе руку:
- Разрешите?
Наместник короля, Миртон, с благодушной улыбкой взирал на это действо. Он был очень доволен тем, что праздник удался - подобные вещи волновали его гораздо больше, чем, скажем, бумажная возня с королевскими указами. Доброе вино, вкусная пища, красивые женщины - что еще нужно человеку для счастья? Именно поэтому, в какой-то степени, его забавляла жрица, сидящая здесь, на этом светском приеме.
- А что, светлейшая, - обратился он к Натаниэль, - разве вы не порицаете столь праздное времяпровождение, как танцы?
Жрица слегка удивленно взглянула на него:
- Нет ничего плохого в том, что время от времени человек занимается тем, что доставляет ему удовольствие. Другое дело, когда человек занимается этим все время, забывая о том, что жизнь не состоит из одних лишь развлечений.

Ахторон скрипнул зубами.

"Нет, сейчас еще не время, - думал Ахторон, Один из Семи, вынужденный скрываться, - Любовь помогает убить время. Но время помогает убить любовь."

- Как вы знаете, я не предпочитаю гадать на костях, тем более человеческих...
Здесь лицо некроманта искривила улыбка.
- ... но если Высочайший захочет, то я могу погадать на крови: так делают лишь Великие из Великих... но, если вы откажетесь, я забуду о нашем разговоре.

Ахторон внимательно следил за лицом собеседника, одновременно находясь в полупоклоне.
- Что же касается писем, то ко мне голуби прилетают вовремя... И я тут же успеваю прочесть содержимте... Может, кто-либо мешает Высочайшему получить письмо?... Если так, то я найду изменника.

Занятно, что Один из Семи действительно солгал: в это время очередной голубь уже находился в его покоях, а письмо на лапке оставалось непрочитанным...

Надежанна заскучала и принялась разглядывать присутствующих.
Внезапно её безмятежный, рассеяный взгляд встретился с горящим взглядом юноши. Словно жаркий самум подул в лицо...Девушка опустила взгляд.Натаниэль, посмотрев на свою подопечную, сказала ей:
- Моя дорогая, ведь ты пришла на этот праздник не для того, чтобы просидеть весь вечер в углу? Самое время вспомнить то, чему ты научилась и показать свои умения. Кавалер уже давно хочет пригласить тебя на танец - так не заставляй его ждать.
Сын лорда Одеона благодарно улыбнулся жрице и и подойдя к и подал принцессе руку:
- Разрешите?
Ах, как красиво играла музыка! Пары кружились, старательно выполняя фигуры модного танца.
Щёки Надежаны порозовели и она то и дело украдкой посматривала на своего партнёра стараясь угадать его мысли.

Видя, что новый знакомец что-то уж слишком затих, присев над трупом одного из поверженных недругов, гном тоже проявил интерес. Немного ворчливо, но вполне дружелюбно он произнёс:
- Ну, что там такое? Золотой самородок, что ль? Не часто они у нежити по карманам валяются. Да, хоть назовись, что ли. Я, Торнач Ломовик, тебе жизнью обязан. Хоть буду знать, кого благодарить.
И гном подошёл поближе к новому знакомцу. То, что тот обирает трупы, отнюдь не смущало Ломовика. На рудниках и не на такое насмотрелся. Там и гордые эльфы сапоги лизали за чёрствую корку. Да и не пропадать же добру, покойникам вещи не нужны. А, если на улице трупы раздевают, это уже показатель. Ясно, куда довёл король свою богатую страну. То ли ещё будет, ёрш твою медь...

В некоторой растерянности, наместник короля умолк, не зная что ответить. В словах молодой жрицы содержался намек и Миртон отлично его понял. Тем временем, к разговору подключилась супруга лорда Оденона - леди Мирна.
- Но ведь удовольствия - это так приятно. Разве не ради того живет человек, что бы получать как можно больше удовольствий? - дама, принадлежа к высшему свету, была уверена именно в этом. К тому же, ее социальный статус вполне позволял жить в свое удовольствие, не заботясь ни о чем другом.
Натаниэль повернула свое лицо к женщине и довольно холодно сообщила:
- Сударыня, вы заблуждаетесь. Нашу богиню печалит то, что число таких заблуждений, как ваше, в мире растет. Вы не задумывались о том, что все наши неприятности проистекают именно из того, что мы живем неправильно? - голос жрицы постепенно набирал силу, но в то же время был мягким и чарующим. - Люди забыли, что наша Мать, вдохнувшая жизнь в этот мир, хочет видеть своих детей идущих по пути совершенствования. Ответьте мне, что хорошего принесет в мир человек, который жаждет лишь удовольствий и думающий лишь о себе? Забывающий о том, что помимо прав у него есть и обязанности, которые надо выполнять. Забывающий о том, что нужно стремиться стать лучше. Забывающий о том, что от его деяний - хороших ли, плохих ли, зависит будущее. Будущее его собственное, будущее людей окружающих его, будущее нашего мира вообще.
Натаниэль обвела взглядом притихших людей вокруг нее.
- Мы должны помнить об этом. Мать Шеан смотрит на нас - вместе с нами она радуется и скорбит. Разве хорошие дети не должны доставлять своим родителям как можно больше радости и как можно меньше скорби?

Музыка, людской гомон, и смех звучали со всех сторон. Но, в отличие от большинства присутствующих, Мстислав веселья не испытывал. Лютую, невесть откуда взявшуюся тоску не могло прогнать даже вино, которое расторопные слуги подливали в серебряный кубок, едва тот успевал опустеть. Вина воевода также не любил, почитая его редкостной кислятиной, годной лишь на то, чтобы затуманивать мозги. Но ни куда более привычного пива, ни, тем более, хмельного меда, согревающего и тело, и душу, в дому Миртона, знамо дело, не подавали. И глава порубежников, дабы не обижать хозяина, пил, что подносили, исподволь прислушиваясь к разговорам.
- А что, светлейшая, разве вы не порицаете столь праздное времяпровождение, как танцы? – вопросил жрицу порядком захмелевший наместник.
Натаниэль, которая, насколько заметил Мстислав, сама ни разу за вечер к вину не притронулась, обернулась к Миртону.
- Нет ничего плохого в том, что время от времени человек занимается тем, что доставляет ему удовольствие. Другое дело, когда человек занимается этим все время, забывая о том, что жизнь не состоит из одних лишь развлечений, - произнесла служительница Богини. В ее голосе не было надменности, лишь легкий, едва уловимый упрек. Который Миртон, правду сказать, вполне заслужить. То, что ульмарский наместник предпочитал забавы и отдых всему прочему, было хорошо известно даже за пределами города.
Услыхав ответ жрицы, Мстислав улыбнулся. Правду молвит. В его родной Славии веселиться любили и умели и, на его взгляд, не в пример лучше, чем в Аргодоре. Но – только тогда, когда были с честью закончены все труды. А уж мирные или ратные – это кому что Богами начертано.
Мысль о Богах неожиданно заставила воеводу вернуться к размышлениям о чужой вере, которая медленно, но верно пробивала себе дорогу в сердцах его воинов. И не то, чтобы это сильно тревожило бывшего князя, в конце концов, и у него на родине не забывали о Живе, великой Праматери всего сущего, из лона которой вышел весь мир вместе с Землей, Небом и Богами, в свой черед создавшими людей… Но почитать одну лишь Мать, отвергая существование Ее Детей?! Такая глупость никак не могла уложиться в голове матерого воина, сызмальства привыкшего к тому, что Боги существуют мало что не по соседству с людьми. А раз уж аргодорцы и прочие западные страны почитают такие очевидные и само собой разумеющиеся вещи ложью и заблуждением, то, кто знает, что они еще себе напридумывали? Как знать, может Милонег, а вслед за ним и остальные, их веру приняв, прочь из Волчьей Крепи потянуться, воеводе-язычнику служить не восхотев?
Между тем, к беседе присоединился еще кто-то, но воевода настолько крепко задумался, что смысл разговора от него несколько ускользнул.
- А что еще ваша Богиня-Мать порицает, а что ей, напротив, угодно? – наконец решившись, спросил Мстислав. – А то у нас разное сказывают…

Наступившую паузу нарушил голос варвара, Мстислава.
- А что еще ваша Богиня-Мать порицает, а что ей, напротив, угодно? А то у нас разное сказывают… - воин выглядел слегка нерешительно, но вопрос задал с неподдельным интересом.
Окружающие словно бы затаили дыхание, ожидая чтО ответит варвару служительница богини. Все эти представители высшего общества почему-то чувствовали себя слегка не в своей тарелке, находясь рядом со жрицей.
Натаниэль с легкой улыбкой посморела в глаза Мстиславу. Она чувствовала, что его словно тревожит что-то, что от ее слов будет зависить уйдет ли эта тревога или наоборот укрепится и даст всходы.
- Что ж, и у нас разное говорят об обычаях твоего народа. Но не стоит верить всему, что говорят - часто людская молва заблуждается. - девушка слегка погруснела, но когда заговорила вновь, в голосе ее звучала твердость. - Ты хочешь узнать о Матери Мира? Тогда слушай меня.
- Все живые существа вокруг - это дети Прекрастной Шеан. Все сущее возникло по воле ее. Если я не ошибаюсь, в верованиях твоей родины есть некий прообраз Великой Матери - отражение нашей Великой Богини. Но отражение есть всего-лишь плоская картинка на гладкой поверхности... - голос Натаниэль то теплел и зачаровывал, то от ее слов веяло холодом и грустью. Намесник короля Миртон во все глаза не отрываясь смотрел на жрицу. Неужели он мог ощущать снисходительность по отношению к пресветлой жрице?! Молодая женщина же продолжала говорить:
- Ты спрашивал меня, что угодно нашей богине? Что она порицает? Мать мира радуется, когда люди, дети ее, идут верной дорогой, когда на пути своем они вершат благо. Она плачет, когда ее дети сбиваются с истинного пути, что приводит к рождению зла и бед. Ее радуют отважные сердца, способные жертвовать собой ради доброго дела. И она скорбит о том, когда процветают трусость и подлость... Что еще ты бы хотел узнать о нашей богине, воин?

Голос Натаниэль завораживал, заставляя внимательно слушать, …нет, даже не ушами – самим сердцем. Ее слова о добре, которое призывала сеять Шеан, о ее грусти из-за творимого людьми зла, об отважных сердцах, готовых на жертву ради блага других будили в душе немолодого воеводы что-то давно уснувшее. Что-то наглухо погребенное под спудом прожитых лет, прошедших битв и пролитой в них крови. Своей и чужой…
В последний раз подобное с ним случилось, когда его, в жестокой сече израненного, принесли в заповедную рощу, где среди могучих дубов стояло невзрачное жилище старого ведуна, почитаемого в округе за великого кудесника. Старик выхаживал воина, что говорится, не за страх, а за совесть, исцеляя тело душистыми отварами и мазями, а душу – словами. Его память хранила множество преданий о тех днях, когда небо было ближе к земле, а Боги спокойно ходили меж людьми. И рассказывал он о том, как правда побеждала кривду, смелость и честь брали верх над трусливым бесчестьем, верность оборачивалась сильнее предательства. И до того на сердце у Мстислава светло и покойно было во время этих бесед, что и словами не выразишь. Но каждый раз вспоминая о тех стародавних днях, ведун сетовал, что, не те, дескать, сейчас времена, измельчал народ, правду, отцами завещанную забыв, и оттого, мол, и ушли Боги в свой поднебесный чертог, пачкаться о мерзость людскую не желая.
Звали ведуна Драгомир.

Вот и сейчас, слушая речи Натаниэль, воевода на миг ощутил, как в душе всколыхнулись то забытое чувство. Наверное, Мстислав бы даже самому себе не признался, что слова жрицы пришлись ему по сердцу. Слова, что она говорила, было правильными, верными, достойными того, чтобы не только молча им внимать, но и жить так, как они велели… Однако, что-то мешало воеводе поверить им до конца.
- Что еще ты бы хотел узнать о нашей богине, воин?
Мстислав помедлил с ответом. Наваждение, навеянное голосом Натаниэль, постепенно уходило, оставляя, тем не менее, какой-то смутный отголосок. На языке вертелся вопрос о том, почему же все-таки последователи Шеан отвергают существование прочих богов, но воевода каким-то внутренним чутьем знал, что он приведет лишь к ненужному спору, в конце которого каждый из спорщиков останется при своем. Наконец он решился и, тряхнув головой, встретился со жрицей взглядом.
- Я слышал, что рука Богини карает отступников. Почему?..

Имя? Сказать гному своё имя?... А впрочем... не зря же во всему Йиркману говорят "упрям как гном", "заносчив как эльф" и "подл и труслив как хьюман". У всех рас свои тёмные стороны, но коварство, предательство и прислуживание хьюманам - не в гномьей крови.

- Эйренор, - полуэльф склонил голову в мрачном приветствии. - Эйренор-предатель, не ставший в войне ни на чьей стороне. Думаю, ты слышал обо мне, добрый гном.

Torvik:
Торнач ухмыльнулся.
- В одном ты прав, приятель. Я - гном. Оттого то и все мои несчастья. И не добрый я совсем, а очень даже злой. Сам знаешь, небось, как нашего брата сейчас зажимают.
Ломовик сплюнул, гадая, как его новый знакомый относится к действующей власти и не побежит ли сейчас же строчить донос кому положено на то, что кто-то из низших непочтительно или полупочтительно о них отозвался. Наконец, хитро прищурившись и , видно, шестым гномьем чувством поняв, что этот не побежит, продолжал:
- И у меня магазинчик был... Эх. А о тебе не слышал, каюсь. На наши рудники слухи не так часто долетают, да и те, сам понимаешь, фильтруются. Неделю назад на мне ещё колодки болтались. Так что у тебя есть время о себе поведать. А уж то, что твоя версия не будет сходиться с официальной я уже как-то догадываюсь. Да, я Торнач Ломовик. Ну что, Эйренор, куда кости кинем? Что-то мне кажется, что вдвоём нам держаться сейчас сподручнее будет. Больно много нынче развелось тварей, что других лишь за дичь да за быдло считают. Так бы их секирой и...

Пока над городом смеркалось, а в ратуше зажигались огни, стягивая к себе многочисленный и разнообразный люд, из ворот выехал импровизированный отряд и успел проехать изрядное количество лиг, прежде чем Изяслав, переборов свою робость, решился заговорить.
- Зачем воевада пожаловал в город? - спросил он у мрачного витязя, который держался рядом с повозкой, на которой лежало завернутое тело Славобора.
- Наместник пригласил, - неохотно бросил Званко, глядя вперед.
- Он, получается, на хорошем счету у наместника, да?
- Получается, что да, - апатично отозвался витязь, подгоняя заснувшую лошадь.
Изяслав бросил быстрый взгляд на дружинника и молчаливо вздохнул. Да, Драгомир много зим обучал его искусству ведунства, но вот самое главное-то он упустил - Изяслав вырос вдали от людей и, как видно, совершенно не умел находить с ними общего языка. Как он теперь будет занимать положенное Драгомиру место при Волчьей Крепи?.. Ведун помотал головой, закусил губу и тоже подтолкнул лошадь пятками. Конь как-то странно всхрапнул, щелкнул ушами, покосился в сторону, но продолжил свой путь. Званко, заметивший поведение коня, тоже глянул в ту сторону, положил руку на эфес меча, но никто не поспешил преградить двум путникам дорогу, и они мирно въехали в распростертые объятия надвигающейся с Востока ночи.

...легкий ветерок шевелил волосы Изяслава, он задумчиво проводил рукой по подбородку, а его глаза глядели куда-то вперед и внутрь себя одновременно, а потому крепость, появившаяся из сумрака, заставила ведуна вздрогнуть. Юноша оглянулся на Званко, но тот был в полном порядке, лишь с яростной печалью глядел на труп Славобора. Кажется, он молился, дабы душа побратима не попала в цепкие лапы Змия и миновала козни Мораны.
Стражники у ворот не сказали ничего, когда увидели въезжающих. Просто подошли и стянули подшлемники и шлемы, провожая своими взглядами Славобора в последний путь.

Изяслав набрал в грудь воздуха и выпустил его также стремительно. Он просто не мог представить себе, что же ему предстоит сделать. Нет, Драгомир, конечно, рассказывал ему о похоронах, но... он ведь не знал, что это выпадет так сразу, и потом - ему надо что-то приказать, ведь так?..
- Кхм... - прокашлялся Изяслав, привлекая внимание и ловя неприязненный взгляд Званко за то, что нарушил тишину. - Надо... надо собрать хворосту и сделать помост, я так думаю. И... и...
- Он так думает, - пробурчал кто-то. - Он не знает, он только думает.
- И надо привести его в надлежащий вид, собрать еды в дорогу, оружие, если есть, семейное... - Изяслав вновь прокашлялся. - А я пока помолюсь.

- Я слышал, что рука Богини карает отступников. Почему? - прежде, чем задать этот вопрос, Мстислав поколебался. Натаниэль хорошо понимала опасения варварского воина - не просто задавать подобные вопросы жрице чужой религии, да еще жрице такого статуса как она. В знак того, что она совершенно не против подобных вопросов, девушка ободряюще улыбнулась Мстиславу.
- То, что ты слышал - не верно. Наша Богиня никогда не наказывает своих провинившихся детей - она знает, что неразумные дети часто ошибаются. Когда человек совершает неправильный поступок, в результате он страдает гораздо сильнее, чем если бы на него обрушился гнев Матери. Потому Милосердная Шеан обычно не вмешивается в дела людей, с болью наблюдая за тем, как они учатся на своих ошибках. Хотя, иногда, она посылает кого-нибудь что бы помочь своим советом потерявшимся во тьме и совершенно запутавшимся в ошибках детям. И она всегда простит того, кто искренне раскаялся в содеянном. Не того, чье раскаяние лишь на словах, забытое уже через час. А того, кто всем сердцем осознал свои ошибки, всей душой пожелал исправиться и отныне живущего в гармонии с собой и другими.
На секунду Натаниэль остановилась. Печаль была в ее глазах, когда она снова заговорила.
- Иногда, люди берут на себя смелость и ответственность вершить то, чего не делает наша Всепрощающая Мать. Когда чаша преступлений человека переполняется, другие люди карают его.

НРПГ: Начинаем поиск игрока для Вольдемара Хока, Keren'ar по некоторым причинам не может играть с нами.

На балу капитан Хок откровенно скучал. Ни раскланиваться с придворными лизоблюдами, ни участвовать в богословском диспуте у Вольдемара не было ни малейшего желания.

Зато Вольдемар подвергся откровенному нападению со стороны придворных дам - с постоянными приглашениями на танцы, и это тоже было понятно - хоть и совершенно безразлично для бравого капитана.

Чему уж тут удивляться, думал Хок, когда всё и так понятно. Когда ты куда мужественнее всех этих лощёных подхалимов, не умеющих держать меч в руке, и вместе с тем намного цивилизованнее хотя бы этого варвара Мстислава, который чересчур уж мужественен - тут просто нечему удивляться. Вот только чертовски обидно, что единственная достойная мужского внимания женщина занимается всякими глупостями, вместо того, чтобы обратить на него внимание.

...Ещё один танец с какой-нибудь ещё дурой - чтобы не обижать "достойного общества" - думал капитан - и я пойду приглашу Натаниэль на танец сам!

Дверь отворилась с тихим скрипом, но увидев, что король не один, мальчик-паж снова изчез в проеме.
- Так вот и займись, пожалуйста, голубями, - по тону Брэдгера можно было понять, что разговор окончен, и окончен далеко не к взаимному удовлетворению сторон. - Кир, а с тобой я желаю говорить немедленно.
Но всласть оторваться на мальчугане за нарушение этикета королю не довелось - его взгляд упал на свиток, который паж держал в руках. Судя по качеству пергамента и отделке письма, не уронивших бы достоинства и самого Брэдгера, послание было самого высочайшего уровня. Король грубо выхватил письмо из рук мальчика, но развернул его только тогда, когда остался в комнате один.

Письмо уже давно лежало на столе, а строчки его все еще проносились перед мысленным взором Брэдгера. Что-то здесь было не так... Судя по донесениям доверенных людей короля, Ольрик не был ни фанатиком, ни наивным ребенком. Впрочем, и на старуху бывает проруха, а не воспользоваться таким шансом... Нет, Брэдгер бы себе этого не простил никогда.
Колокольчик зазвенел так, словно коронованная особа всерьез собралась его разбить. Когда в дверях появился камердинер, король вызвал к себе писаря и начальника особой королевской службы (название Брэдгер выдумал сам, чем очень гордился). Начальник был тут же отослан со странным на первый взгляд поручением - потрудиться, чтобы как можно больше людей узнало о данном Ольриком обете.
Первое письмо предназначалось графу.
Его сиятельству графу Виндорскому Ольрику от Брэдгера Первого, короля Аргодора - ответные приветствия.
В знак расположения нашего лично к правителю Виндора, снискавшему всеобщее почтение своей мудростью, а также снисхождения нашего к бедам народа, вынужденного терпеть притеснения и поборы со стороны захватчиков, мы готовы прийти на помощь вам в этом благородном начинании. Есть ли у графа уже план действий? Возможно, граф сочтет пригодной ту стратегию, что разработали лучшие полководцы Аргодора. Состоит она в следующем: в графстве вспыхивает мятеж. Недостаточно серьезный, чтобы всерьез напугать арлионцев, но достаточно обширный, чтобы Ваше Сиятельство могло просить помощи у Клэймора. И когда армия выдвинется из Арлиона на усмирение мятежа, Аргодор ударит ей в спину. После этого добить страну-узурпатора не составит труда.
Кроме того, мы желаем выразить графу наше восхищение его благородными устремлениями. Разумеется, мы всецело поддерживаем дело подобной святости - озарить дикие восточные земли светом истинной веры.
Да пребудет удача с нами в наших начинаниях.

Писарь только поморщился - говорят, Брэдгер был неплохим интриганом - но писать он точно не умел. От последнего предложения старичка аж передернуло - такой некрасивый повтор... Но возразить он бы все равно не решился.
Второе письмо было адресовано Его Величеству Хенрику Третьему. Оно выражало самые дружеские чувства по отношению к монарху с точки зрения Брэдгера, и самую полную безграмотность с точки зрения писаря. Как бы между прочим, Брэдгер намекнул в этом письме, что его кузина, особа королевской крови, как раз подошла к брачному возрасту, и король прилагает все усилия, чтобы найти девушке пару, достойную ее красоты и положения. По мнению писаря, намек вышел слишком прозрачным. Брэдгер тоже был не слишком доволен - ход был предложен одним из доверенных лиц короля и монарх по привычке пытался разгадать, что выгадает от этого подчиненный.

Поправив на себе мундир, Вольдемар вгляделся в своё отражение. Красавец! Не рафинированный смазливый мальчик, но муж в самом расцвете сил.

Ни на секунду не задумавшись о таких пустяках, как вежливость, такт, или просто - хорошие манеры, он остановился возле молодой жрицы и приглашающе протянул руку.

- Сударыня! - насколько мог изысканным слогом обратился капитан к Натаниэль - Нехорошо, когда самая прекрасная женщина этого бала игнорирует праздник!

Лишь только Натаниэль закончила говорить, их с Мстиславом беседу прервали. Удивленно подняв глаза на подошедшего Вольдемара, жрица с неменьшим удивлением выслушала приглашение на танец. Словно извиняясь за то, что их прервали, девушка взглянула на предводителя варваров и, переведя взгляд на начальника городской стражи, сказала:
- Сударь, вероятно в другой раз я бы с удовольствием ответила на ваше приглашение, но сейчас я вынуждена отказать. На этот праздник я явилась не в поисках развлечений, а в качестве наставницы юнной Надежанны.
Ответить Вольдемар не успел, так как в дверях зала появился герольд, возвестивший о том, что скоро начнется казнь приговоренной ведьмы.

Договорить гном не успел - топот сапог и тяжелое дыхание вместе с бряцаньем оружия показали, что бесстрашная городская стража Ульмара поспешила на место покушения - выждав, конечно же, когда звуки боя стихнут.

Общаться со стражниками полуэльф не любил. Даже очень не любил, и при каждом удобном случае старался избежать подобной встречи. И тут бы его и видели - да вот только не бросать же гнома? Гномы - одни из худших бегунов Йиркмана - не в обиду им будет сказано. А хьюманы - самые подлые создания этого мира - ни за что не упустят шанс отыграться на сыне Горного Народа. Отыграться просто так. За то что он - к счастью - не хьюман...

Наверное, несложно было бы их и убить - растолстевших, ленивых и не умеющих сражаться. Несложно, но... Сам порой не знаешь, что тебя дёргает поступать так, а не иначе.

Эйренор поморщился, но надел на шею медальон. Надел так, чтобы сразу было видно, ЧТО за украшеньице носит этот бродяга. На миг прикрыл глаза, готовясь сыграть свою роль, а когда сопящие и пыхтящие стражники ворвались в переулок, их ждал суровый господин, пусть бедно одетый, но явно чувствующий себя хозяином положения.

- И что же это за городская стража, которая гуляет, когда бандиты нападают на мирных граждан?

На рваные сапоги стражники не смотрели. На изгвазданный в грязи плащ, сорванный с покойного прислужника одного из Семи - тоже. А смотрели на сурово насупленные брови, и - на медальон... Медальон, который никто в здравом уме не вздумает украсть, ибо тогда ему предстоит встретиться с гневом Семерых!

Принцесса, разгорячённая танцами, наконец вернулась на своё место подле наставницы.
В этот момент в дверях зала появился герольд, возвестивший о том, что скоро начнется казнь приговоренной ведьмы.
Глаза Надежанны мгновенно стали испуганными, она опустила ресницы, но по их трепету нетрудно было догадаться, что ей далеко до спокойствия и уверенности Жрицы.
Господи! Как я не хочу этого видеть!Зачем?! Неужели, чтобы утвердить духовное превосходство необходимо терзать чью-то плоть? Одна мысль о запахе горелого мяса и костей вызывает тошноту! А они кажется не испытывают ни малейшего смущения или неудобства!? - девушка переводила взгляд с одного лица на другое пытаясь понять мысли чувства их обладателей.

Вольдемар Хок с досадой поморщился, услышав зычный голос герольда. Во-первых, потому что не удалось потанцевать с Натаниэль. А во-вторых, потому что противно было смотреть на вельмож, которые явно оживились, прослушав объявление о скором начале казни. Вот ведь, подумал Хок, любят все делать чужими руками, а потом прикидываться, что каждый лично изловил десяток ведьм. Где они были, это павлины, когда Хок, рискуя собой и своими людьми...


Китти: пост Торвика перенесен на предыдущую страницу по просьбе мастера.

А вот тебе и ответ… Мстислав отвернулся от жрицы и единым глотком осушил кубок. Он не знал, о какой ведьме идет речь, и есть ли на ней какая вина. Если даже и есть, и по здешним законам лиходейка достойна казни – то надо ли казнь эту во всенародную забаву превращать? Конечно, оно, может, и верно – другим злоумышленникам в назидание… Но сам воевода, будь он на месте Миртона все же не стал бы казнить ведьму в разгар праздника.
А если вины на ней нет? …Мстислав повертел пустой кубок в руках, задумчиво разглядывая вьющийся по серебряному ободку черненый узор. …Нет, не его это, воеводы, дело. Он здесь гость, и судить обычаи хозяев не в праве. Славиец вздохнул и в сотый раз за день пожалел, что принял приглашение на этот праздник.
- Ну, судари мои, прошу всех на третий этаж! – воскликнул Миртон нарочито веселым голосом. – С балкона открывается прекрасный вид на площадь.
Гости загалдели, подымаясь со своих мест. Похоже, что большая их часть восприняла весть о казни как очередное развлечение. Чего, правда, нельзя было сказать о самой Натаниэль и ее юной воспитаннице. Витязи из Волчьей Крепи веселья так же не разделяли, однако безропотно последовали за своим воеводой.
А Мстислав все думал о том, как же увязать воедино слова о доброй богине и наказаниями во имя ее, которым должно вершиться руками людей…

Впечатлить стражников оказалось несложно... А вот отправить их гулять по своим делам - просто невозможно. Возжелав сопроводить почётного гостя на встречу с "Госпожой Натаниэль", тупицы просто не оставили Эйренору выхода. Назвался ... слугой Семерых - иди... куда ведут. И скажи спасибо, что почётно сопровождают!

Угрюмо кивнув гному - мол, делай что считаешь правильным, полуэльф пошагал вслед за хьюманами, пытаясь придумать, как выпутаться из этой авантюры.

Ситуация сказывалась непонятной. Увидев медальон на шее у полуэльфа стражники разве что не сапоги ему лизать не начали. Как будто не видели, кто перед ними. Кстати, сам полуэльф, тоже, кажется, был не слишком был доволен таким поворотом событий. По крайней мере некое подобие улыбки, появившееся после расправы с нежитью. Гном не успел даже представиться (чёрная неблагодарность, но - события опережают нас порой, не давая вставить своё веское слово между топором и наковальней) и поэтому теперь стоял, хмуря брови, не зная, как ему поступать в данной ситуации. Наконец мозговые извилины получили импульс, решение было принято и ломовик рванул за уходящими, стараясь, чтобы меч, что болтался под одеждой, не слишком цеплялся за ноги.
- Э, я с ним. Куда двигаемся, служивые?

Хьюманы старались вовсю - распихивали алебардами прохожих так, как будто сопровождали как минимум принца, злобно рычали на любопытствовавших, и всё время становились так, что улизнуть по дороге в подходящий переулок никак не получалось. Впрочем, Эйренор не очень и старался убежать. Какое-то странное предчувствие говорило ему о том, что что-то из этой встречи с Наместницей Семерых выйдет. ЧТо-то очень важное... Судьбоносное...

Рядом топал сапожищами гном, явно не очень понимая, во что вляпался. Но пока, к счастью, стражники готовы были чуть не улицу перед дорогим гостем и его спутником мести. Что-то будет, когда доберёмся до места?...

Краем глаза Хок заметил волнение в толпе расфуфыренных аристократов. С удовольствием различил мундиры своих бравых подчиненных. Молодцы ребята! Правильно двигаются - особо никого не задевают, но сквозь толпу проходят как нож сквозь мягкое масло. Только вот... кого они ведут? Да еще так почтительно - дорожку аккуратно расчищают перед кем-то незнакомым, высоким, худым и бородатым. Вот какой-то вельможа, деликатно, но непреклонно отодвинутый в сторону локтем стражника, попытался что-то возразить, но глянул на волосатого незнакомца и ... склонился почтительно.

Хок даже удивился. Ну-ка, ну-ка, это что за птица? Сейчас узнаем.

Долг заставлял Натаниэль присутствовать на казни. Смотреть на гибель женщины, которую сам же осудил на смерть - это может быть в удовольствие лишь извращенному, законченному мерзавцу. Но положение Наместницы Совета обязывало жрицу.
Понимающе взглянув на свою воспитанницу, Натаниэль грустно улыбнулась ей и, указав глазами Надежанне держаться рядом с собой, последовала вместе со всеми. Глядя на толпу аристократов, жаждущих насладится кровавым зрелищем, девушка внутринне вздрогнула - до чего же дошли люди в своем развитии, что получают удовольствие от подобных демонстраций? О, Великая Мать, твои дети совершенно запутались...
С сосредоточенным, отрешенным лицом, Натаниэль заняла положенное ей этикетом место на балконе. Тихо сказала стоящей рядом Надежанне:
- Это будет отнюдь не приятное зрелище, моя дорогая.

Надежанна побледнела, но держалась стойко. Спина выпрямлена, подбородок высоко поднят...
Зачем всё это?Бессмысленно, жестоко и ..гадко!
Уже забылся прелестный бал и чудесная музыка, словно это было давно-давно, а на душе лежал тёмный морок заставлявший девушку повиноваться как бездушную куклу.

Стражники лебезили, полуэльф вздёргивал носик, Ломовик сопровождал его на правах охраны (ну, а как он ещё мог своё присутствие тут обосновать с точки зрения логики, людской ли, гномьей ли?) Вот уже и дворец показался. "Нехило вляпался", - подумал Торнач и его рука сама собой ухватилась за рукоять меча. Не топор, но всё надёжнее, чем кухонный нож для потрошения петухов. Торговцы же на площади, по которой проходил их путь отчего-то шарахнулись от отряда, как от зачумлённых, стараясь скрыться из глаз, чуть ли не забиться под прилавки. И это при жёстком законе коммерции! Куда только делись их призывные крики купить всё, что продаётся и немного сверх этого за баснословно дешёвую цену? Этого не было. И страх вызывали яно не стражники, а то куда и кого они ведут. Ломовик крякнул в недоумении, но в сторону отходить не стал. Не из того гномы теста, чтобы труса на ровном месте праздновать." Вот будет опасность реальная - тогда и посмотрим", - думал себе гном, цепко глядя из под кустистых бровей на дорогу и по сторонам.

Хьюманы были в своём репертуаре, являя миру свою "человечность". Если гномы убивали чужаков на месте, эльфы просто переступали через умирающего от голода или ран чужеземца, а наиболее искренние орки убивали затем, чтобы честно съесть... Хьюманы были готовы убивать своих же, причём убивать долго и мучительно. Особенно сильно эти ... существа ненавидели тех, кто был отличен он общего стада хоть чем-то.

Не то чтобы Эйренор сам питал какие-то симпатии к ведьмам - самому в молодости пришлось пострадать от чар, несмотря на кровь Лесного Народа в жилах.

Но вот так вот - долго избивать, а потом сжечь на глазах у толпы, наслаждающейся чудой смертью... Во всём Йиркмане на это были способны только хьюманы!

На балконе знать, на площади простолюдины и все, кому не сподобилось попасть на бал. На тёмном бархате неба зажглись первые звёзды, а внизу - яркие огни, веселье, неумолчный гул голосов, обрывки песен. И тёмный круг в центре площади, куда не решался ступить никто.
Толпа – везде толпа. В любом мире, в любое время это громадное равнодушное, любопытное и смертельно опасное своей непредсказуемостью и неразумностью животное. Вот и сейчас горожане и приезжие гости толклись перед ратушей, ели, пили, веселились, судачили о своих делах. И все с нетерпением ждали главное событие – казнь. Иные со страхом, кто с любопытством, некоторые с жалость, но были и те, кого это искренне радовало.
А на балконе стояли избранные. И здесь для одних казнь была развлечением, для других – святым делом, для кого-то плодами трудов. А кого-то с души воротило от такого, и они рады бы уйти. Но все стояли там. И холодный апрельский ветер равно напоминал и простолюдинам и знати – «зима ещё не ушла», и заставлял плотнее кутаться в плащи.
Протяжно и резко сыграли трубы и герольд возвестил о казни:
«Слушайте люди! За многие прегрешения, за чинимое люду Ульмара и всего Аргодора зло, за служение тёмным силам здесь будет казнена ведьма Марика Сигил. Дабы зло было уничтожено полностью, по решению справедливого суда Ульмара она приговаривается к сожжению на костре!»
Под тихий ропот толпы на площадь вывели немолодую уже женщину. Она держалась прямо и гордо, но те, кто стоял ближе, могли видеть, что идти ей тяжело и каждый шаг причиняет страдания. И когда она обводила толпу взглядом люди отводили взгляд, а те, кто малодушнее прочих, старались скрыться за чужими спинами.
Вот её возвели на помост и привязали к столбу.
- Марика Сигил, желаешь ли ты признать свою вину, отречься от служения злу и обратиться к светлой Матери Шеан, и тем получить прощение?
Женщина выпрямилась и взглядом нашла стоявших на балконе.
- Я никогда не служила злу и зла не чинила. Но вас, возомнивших себя судьями, единственными знающими что истинно, судьба покарает. За все деяния ваши, за каждого безвинно погубленного вами воздаст она. Никого не обойдёт!
Толпа испуганно загудела, один из факелоносцев не выдержал и бросил факел в груду дров. Взвились языки пламени, скрывая ведьму, но и сквозь его рёв неслись слова, и люди скорчивались и затыкали уши, а после испуганно переглядывались и в молчании торопливо расходились, стремясь поскорее оказаться дома, где так надёжно, где милостью богини никакое зло не достанет.

Толпа хьюманов вокруг радостно гудела, предвкушая развлечение. До тех пор, пока в воздухе не зазвенел полный ненависти голос ведьмы. Как это вышло - полуэльф сам не понял. Но оказалось, что он смотрит в глаза сгорающей ведьме. Смотрит - и не может отвести взгляда. И - слышит голос, и не может заткнуть уши...

- Будь ты проклят, полукровка! Будет проклята твоя любовь, ради которой ты предашь самого себя! Будет проклята твоя дорога, что приведёт тебя к жалкому концу! Будь проклята твоя дружба, и да умрёт друг твой на твоих руках, и да не в силах будешь ты отомстить его!...

Пламя поднялось выше, скрыв ведьму от Эйренора, и наваждение отступило.

- Глупое какое-то проклятие - фыркнул про себя полуэльф. - Ни любви, ни дружбы... Мне нечего терять. - и... вдруг замер, глядя на высокую девушку в жреческих одеждах.

Мстиславу случалось видеть, как заживо сгорают люди. В охваченных пламенем домах или облитые кипящей смолой под крепостными стенами. Но это война, смерть на полях которой частая гостья, принимающая разное обличье. И гибнут на ней воины, для которых лютая сеча -Богами определенный удел. Или простые мирные люди, которым опять же Богами была отведена горькая доля. Бывало, что сгорали и в мирное время, когда по деревянному городу принимался гулять "красный петух". Но это опять же судьба. Видал он женщин, для которых стал пристанищем костер, человеческими руками сложенный. Но костер это был погребальный, и всходили они на него по доброй воле вслед за ушедшими в прохладные кущи Небесного Сада мужьями, женихами, братьями...
Но чтобы вот так, насильно, при всем честном народе, пусть даже и за злодеяния? Такого воевода покамест отродясь не видывал. И радости это ему не приносило. Впрочем, как и особого горя. Другая земля, другие обычаи, стало быть, и ведьм-лиходеек казнят по-другому. В его краю их связанными кидали в воду. Потонет - так значит приняла ее вода и грехи ее собой смыла, а коли всплывет - так значит воистину Моряна ей заступница. И тогда только хладное и благое железо в твердой руке храброго сердцем человека или чистой душой девицы может покарать тело зловредной колдуньи и навеки запереть дорогу в мир живых ее обреченной на вечную неприкаянность черной душе. Хотя, поговаривали, в Туровском и Братславском княжествах их по примеру западных соседей жечь начали. И вправду, разве очищающий Огонь, младший брат Всеблага Небесного не столь же свят как Вода? Может, оно и вернее? В других славийских землях ведьм да колдунов, зло роду людскому чинящих, вообще, вон, на кол осиновый сажают или, как в Хизрахии конями на части рвут. А пламя оно - всяко скверну изгонит. И из тела бренного, и из нетленной души. ...Только как узнаешь, виновна ли эта ведьма взаправду? Или у верующих в Матерь Мира свой, тайный способ имеется?

Приговор Мстислав прослушал вполуха, а вот когда вот когда в воздухе факел мелькнул... Почудилось воеводе на миг, что прямо в глаза, в самую душу взглянула ему лиходейка, и самые глубины ее, души, в боях и походах зачерствевшей тверже иного сухаря резанули взлетевшие из жаркого костра слова:
- Слушай же, князь, слово мое! Изменой за верность воздастся тебе! Предашь и ты все, чему прежде верил, и то, во что после поверишь! Любовь найдя, смерть обретешь! По слову моему - да сбудется! А его тебе не превозмочь!
Мстислав, сам того не желая, прянул назад. Но больше ни слова не прозвучало из охватившего ведьму огня, и вместе с яркими искрами взметнулся над площадью дикий крик нечеловеческой боли. А славиец стоял и молча, схватившись за громобоев оберег, смотрел на пламя, тщетно пытаясь понять, почему ведьма прокляла именно его.
И откуда ей знать, что я князь, ежели она меня в первый раз увидала? Видать, и впрямь со злыми силами зналась! ...А, может, примерещилось?...

Ну вот, теперь понятно становится, куда бдительная охрана вела, точнее - почти тащила гнома вслед за его спутником. Торнач уже проклял себя за то, что ввязался в неясную авантюру, прикинувшись близким другом или охранником дохловатого с виду полуэльфа. Но отступать было некуда. На площади было - не протолкнёшься. Хотя стражники немного поотогнали смердов, расчистив вокруг тех, кого сопровождали толику пустого места. Но это не помогло. Ломовику всё равно было плохо видно, что там делается, на помосте. Что-что, а гномий рост не позволял рассмотреть в деталях прроисходившее. Кажется, кого-то сжигали. Тут мужской голос обратился к казнимому, призывая отречься. Оказалось, что казнили женщину. Она что-то отвечала, а потом...потом произошло нечто, чего Торнач не понял и через час, как ни пытался осмыслить произошедшее. Произошло чудо. Голос заполнил уши гнома, так, будто дамочка стояла рядом и орала что есть мочи. Гном завертел головой, пытаясь отделаться, но голос вещал:
- А ты гном с языком острым. Покоя не найдёшь, приюта-дома не найдёшь и не принесут тебе успокоения смерти всех, кто от секиры твоей погибнет...
Голос удалился и совсем затих.
"Бред", - подумал Торнач, - "И секиры у меня нет. И как гном может быть без дома? Глюки уже пошли." Он ещё раз подумал о том, не перебрал ли в таверне и попытался выбросить из головы воспоминания о странном голосе. Но они не хотели уходить и слова вертелись и вертелись у него в голове, заставляя поминутно хмуриться.

Хок не любил публичные казни. Неприятное зрелище, да и пользы от него Вольдемар не видел. Если виновен – отправили бы на рудники. И государству прибыль, да и если вдруг выяснится, что произошла ошибка, всегда можно человека освободить. Говорят, что принародная смерть преступника послужит уроком всем другим, намеревающимся нарушить закон. Чепуха! Уж кто-кто, а начальник городской стражи, еженедельно составляющий отчеты об уровне преступности в городе, знал, что злодеев ничуть не убывало. Хотя публичные казни происходили с завидной регулярностью.

Вот и сейчас Хок, которому по статусу не пристало отворачиваться от казнимой, смотрел в сторону костра пустым взглядом и лишь слегка морщился от запаха дыма и горящей плоти. Ведьма что-то прокричала, и Хок к удивлению своему разобрал слова:
- Вольдемар Хок! Будешь ты проклят во веки веков! Будет твое сердце пустым и не родится в нем ни любви, ни ненависти, ни страха! Будешь ты жить долго, но не в радость тебе будет жизнь!

Хок вздрогнул и наваждение спало. Ведьма на костре взвыла и смолкла навсегда. Только трещали дрова и взмывали в воздух искры. Показалось, мелькнуло в голове начальника городской стражи. Устал, наверное, вот и мерещится всякая дьявольщина.

Посланница Семерых была совсем ещё молода - ей было едва двадцать пять лет. Надо же - подумал про себя полуэльф - в таком нежном возрасте и такой чин... Впрочем - у хьюманов всегда всё через ....

А ещё - госпожа Натаниэль - так её обозвали стражники, сопящие и пыхтящие за спиной - была необыкнровенно красива. По крайней мере -так показалось Эйренору. Вьющиеся пепельные волосы, упрямый уверенный взгляд на удивление невесёлых глаз, и почти полное отсутствие украшений - если не считать медальона, подобного экспроприированному полуэльфом и нескольких простых по виду, но явно мощных амулетов. А ещё - Эйренор чуть не на полголовы был ниже молодой жрицы.

В глазах девушки плясали отблески пламени костра, где ещё недавно выкрикивала проклятия вельма, и полуэльф готов был поклясться - казнь не доставила жрице ни малейшего удовольствия. По крайней мере, чутьё Лесного Народа, которое часто принимали за умение читать мысли, об этом и говорило. А ещё это чутьё вовсю кричало о том, что не только здесь - вдали от леса, где полуэльф не боялся почти никого, но и в местах Силы - он и близко не мог сравниться с той мощью, что бурлила в жрице.

- Госпожа Натаниэль? - он вежливо склонил голову, с неудовольствием отметив, как вдруг охрип его голос. - я...

- Я знаю. - спокойно ответила девушка.

Казнь началась. Виновной был зачитан приговор. Костер подожжен. С упрямой сосредоточенностью Натаниэль смотрела на языки пламени, пожиравшие сухое дерево, а заодно и плоть той, что была приговорена. Ни один мускул не дрогнул на лице жрицы - она исполнила свой святой долг. Так должно быть. Про себя Натаниэль читала молитву Матери - даже для этой, в конец погрязшей во тьме, души ведьмы еще оставалась надежда. И жрица молилась о ней.
- Ты, жрица Пресветлой Шеан, будь проклята! Вера твоя сильна и она ведет тебя, но до конца жизни своей ты обречена быть с тем, кто любить не может. И твоя вера не сможет смягчить твоих страданий! Будь проклята!
Натаниэль сейчас не могла сама определить что это было - то ли ветер донес до балкона слова ведьмы, то ли жрица уловила злобные мысли умирающей, но так и не раскаявшейся... Слегка тряхнув головой, молодая женщина отвернулась от площади, вновь творя молитву Шеан. Отвернулась для того, что бы встретиться взглядом с полуэльфом.
- Госпожа Натаниэль? - вновь прибывший склонил голову - я...
- Я знаю. - спокойно ответила девушка.
добавлено:
Глядя на стоящего перед ней, в сопровождении стражников и гнома, Натаниэль удивлялась все больше и больше, хотя внешне этого не показывала. Незнакомец был полуэльфом - в этом не было никаких сомнений и жрица поняла это с первого взгляда. И, судя по всему, ему успешно удавалось выдавать себя за человека. Но не это так удивило жрицу Шеан – то, что нелюдь не хочет показывать свое истинное лицо было вполне тривиально. Оборванный, изможденный, он казался сущим бродягой, но была одна вещь, которой Натаниэль не понимала. Медальон, висевший на груди полуэльфа, был не просто мертвой безделушкой, одетой по нелепой случайности. Жрица видела то, чего не могли видеть стражи, тем не менее с уважением смотревшие на этот символ Семерых. Полуэльф не мог принадлежать к числу избранных. Но почему же, в таком случае, медальон отвечает ему? Этот вопрос смущал Натаниэль сильнее всех прочих несоответствий и противоречий, которыми обладал этот странный незнакомец. Любопытство зажглось в зеленых глазах жрицы – она хотела понять кто стоит перед ней, почтительно склонив голову. Но вопрос она задала по другому, помня, что, к сожалению, за этим разговором наблюдают множество глаз и ушей без которых лучше бы было обойтись.
- Зачем ты здесь? – негромкий голос девушки заставил полуэльфа поднять голову и посмотреть ей в глаза.

Не ответить на вопрос не было никаких сил. И дело было вовсе не в магии, которой ученица Семерых была просто пропитана. Магии полуэльф сопротивляться умел - заклятьем его можно было убить, но не заставить сделать что-то...

Не совсем понимая, что делает, Эйренор нащупал на шее цепочку медальона и вздрогнул - мёртвый металл, выкованный хьюманами, вдруг ожил. Это было очень странно, почти неописуемо словами, но - безделушка пульсировала жизнью. Это была не магия... что-то иное. Древнее и могучее. Куда более могучее чем все колдовство хьюманов. Куда более древнее, чем гномы. И намного более тонкое, чем всё, что могли когда-то создать эльфы.

Внутренним зрением полуэльф увидел, что медальон на шее у девушки тоже светится - невидимо для смертных. Только у него - чёрным "светом" - хоть это и неверное описание, а у Натаниэль - золотистым. Казалось, амулеты разговаривают меж собой.

- Так просто само получилось... - пожав плечами, тихо ответил он по-эльфийски, отчего-то зная, что девушка поймёт.

И добавил уже по-хьюмански, и в полный голос.

- По городу бродит нежить и нападает на людей, госпожа Натаниэль. - и вновь склонил голову, с трудом заставив себя оторвать взгляд от глаз жрицы

Впервые за всё время, проведённое рядом с наставницей, Надежанне хотелось спрятаться за её спину. Укрыться от злых и незаслуженных слов, все ешё звучавших у неё в голове. Попросить защиты от того зла, что сожжённая колдунья выпустила на свободу. Не очень соображая, что она делает, не думая о том, как это выглядит со стороны, и совершенно не волнуясь о том, прилично ли это для принцессы, девочка с плачем уткнулась носом в плечо Натаниэль.

- Мне страшно!... - сквозь рыдания выдавила она. - Она... злая!

Натаниэль отвела взгляд от стоящего перед ней, когда ее подопечная расплакалась. Совсем еще юнная, принцесса была практически еще ребенком. Сейчас это был напуганный ребенок, который искал защиты. В голове Натаниэль пронеслись мысли о том, что нужно было Надежанне остаться в пиршественном зале, но с другой стороны - принцесса должна видеть и знать жизнь такой, какая она есть. Без иллюзий и прикрас. Со злом - торжествующем и, затем, поверженным...
- Успокойся, милая. - жрица ласково погладила Надежанну по волосам. - Все уже закончилось. Ты ведь понимаешь, что это было необходимостью. Но не стоит тебе оставаться здесь больше. Вытри слезы - молодой леди не приличествует так себя вести на людях. Посмотри лучше на своего кавалера и улыбнись ему - твое настроение сразу улучшится.
Другой рукой Натаниэль поманила к себе юношу, танцевавшего весь вечер с Надежанной и указала ему глазами на ступеньки вниз. Молодой человек понял ее и увлек принцессу с собой. До жрицы донесся его ласковый голос, прежде чем молодые люди ушли вниз.

Чудеса не заканчивались, чудеса только начинались. Не успел гном ещё отойти от звучания внутреннего города у тебя в голове, как новая напасть. Его спутник теперь перемигивался с какой-то жричкой, так, словно только ради этого они и притопали на площадь. Ну влюблённые голубки, не иначе. Смотреть тошно. И что только у этих долговязых за порядки? Мало того, что дозволяют своим женщинам шляться где ни попадя, так ещё и сами же пялятся на них, что мартовские коты в период случки.
Торнач хмурился, но молчал. Наконец обмен любезностями завершился. Девушка отошла. Ломовик сплюнул себе под ноги и, почесав где-то под бородой, промолвим.
- И куда теперь? Кстати, я - Торнач Ломовик, ранее владелец мастерской, а ныне, хех, вольный бродяга отпущенный с рудников по казённой расписке. А то всё недосуг было представиться.
И он, лукаво взглянув на Эйренора, ухмыльнулся в усы.

- А вот и добрый гном, который своими глазами видел нежить, бродящую по
славному городу Ульмару. В отличие от отважной стражи ... - хьюманы за спиной
у полуэльфа попятились, бормоча что-то неразборчивое на тему "я чё я ничё другие вон чё и им ничё я чё а мне за чё вон чё?". К счастью гнома, интеллекта
стражников не хватило понять, что никаким охранником он и близко не был. Обманывать же жрицу было бесполезно, тем более что она пока и не спешила истерически визжать "Нелюдь! Нелюдь! Хватайте его!".
Crystal:
Меликом скользнув взглядом по гному, Натаниэль вновь обратила все свое внимание на
полуэльфа. Он не врал. Но и многого не договаривал. Любопытство разгаралось в ней все сильнее, но выяснить все сейчас было невозможно. Достаточно было того, что полуэльф не нес в себе непосредственного зла.

- Нежить? С этим обязательно разберутся. - жрица сузила глаза. - Хорошо, что ты исполнил свой долг