Personnages
---------------------

Лапен (Валери д'Армантьер), слуга Гастона Барта - бабка Гульда
Мишу Лонкур (папаша Мишу; мэтр Лонкур), зажиточный трактирщик - Hideki
Софи Лонкур, дочка хозяина постоялого двора - Laelar_Dalharil
Антуан Де Гюсси, лейтенант королевских мушкетеров, 1 рота - Torvik
Жан-Филипп Жаккар, королевский мушкетер, 1 рота - Веселый Роджер
Леди Надежда, обаятельная брюнетка - Джет Тимера
Арман Жан дю Плесси, кардинал, герцог де Ришелье - Grey
Рикард де Бринье, гвардеец кардинала - Crystal
Анри де Монсо, младший сын дворянина средней руки - Светозар
Этьен Флеруж, лейтенант гвардейцев кардинала - V-Z
Слуга Этьена Флеруж - непись V-Z
Гастон Барт, королевский мушкетер, 2 рота - Андрей Язвицкий
Луи ле Пуа де Фруа, королевский мушкетер, 1 рота - Атос
Мари Фролло, нищенка - Оранжевая_ночь
_________________________________________________________

Действие происходит в сентябре 1627 года в Париже. Король Франции – Людовик XIII Бурбон, однако фактическим правителем является "Красный герцог" - кардинал Ришелье, который поначалу был простым членом королевского совета, но потом очень быстро выдвинулся на должность первого министра.
В своей политике Ришелье преследует две главные цели: он старается сокрушить могущество знати и угомонить гугенотов. В борьбе со своими врагами он не брезгует ничем: доносы, шпионство, грубые подлоги, неслыханное прежде коварство - все идет в ход. Ришелье шутя разрушает заговоры, составляемые против него, в то время как его собственные интриги кончаются обычно казнями одного или нескольких из его врагов. Множество блестящих представителей французской аристократии кончают в эти годы жизнь на эшафоте, и все мольбы перед королем об их помиловании остаются без ответа.

Украден некий важный документ. Гвардейцы кардинала и несколько королевских мушкетеров получают задание - найти похитителей и доставить в Лувр.

Deliberation - ici.

Утреннее солнце вставало над просыпающимся Парижем. Еще спали в постелях куртизанки и вельможи, еще только заканчивали пересчитывать вчерашнюю выручку торговцы-евреи, а первые пьяницы потянулись из грязных сточных канав обратно по домам. Сонный патруль гвардейцев неспешным шагов вышел с улицы Вольных Горожан, пройдя под тяжеловесной аркой с крестовыми сводами. Минуя напрямую Королевскую площадь*, они направлялись на улицу Ослиного Шага, а сейчас как раз проходили мимо Павильона Короля и Павильона Королевы, расположенных соответственно с южной и северной стороны от них. Остальные здания замыкавшие ансамбль, находившийся на самом восточном краю квартала Марэ, были выстроены, равняясь на эти два сооружения, такие же кирпичные, с окнами и дверьми, облицованными светлым песчаником, украшенные могучими аркадами. Вот только Павильоны были все же немного выше остальных домов.
За окном одного из этих домов, того, что был по правую руку от Павильона Короля, горела свеча. Она горела здесь всю прошедшую ночь, освещая стол человека, вот уже несколько лет назад ставшего для Франции настоящим правителем. Свечей было больше, но остальные погасли, до утра дожила лишь одна. Кардинал поднял взгляд на этот огонек и невольно усмехнулся. Эта свечка навела герцога де Ришелье на ту мысль, которую он так усердно пытался отыскать. Из многих свечей, хоть одна, но догорит до нужного момента.
За окном загрохотали колеса кареты, кучер натянул поводья, и лошади забили копытами, чуть ли не становясь на дыбы после дикой гонки. Взмыленные и уставшие они все же успели доставить своего ездока к намеченному сроку. Ришелье ждал, когда граф поднимется к нему наверх, верный слуга был уже предупрежден о визите. На площади появился еще один человек при шпаге, в красном плаще с вышитым золотым крестом и шляпе, украшенной пышными перьями.
- В пунктуальны сегодня, Рошфор, - кардинал заговорил едва открылась дверь, граф вошел внутрь кабинета и, сняв шляпу, поклонился.
- Вы звали меня, монсеньор?
- Да, граф. Вы слышали, какая неприятность случилась с мсье де Саважем?
- Нет, монсеньор. И что же произошло? – на лице Рошфора появилась улыбка, от которой его шрам изогнулся подобно молодому полумесяцу.
- Вчера днем он потерял копию важного документа, которую вы недавно передали ему, - Ришелье откинулся назад на спинку высокого резного кресла и сложил руки домиком. – И боюсь, что в скором времени он может потерять и голову.
Улыбка исчезла с лица графа, потому как он догадывался о продолжении фразы.
- Его рекомендовали мне вы, Рошфор, так что сами понимаете, - на мгновение кардинал о чем-то задумался. – Но, тем не менее, пока мсье де Саваж общается с моими дознавателями на предмет его причастности к происшествию, нам нужно вернуть эту копию или уничтожить. Не мне вам говорить, что случиться, если она попадет в руки англичан или этих богомерзких гугенотов. Мы не должны пока привлекать лишнего внимания к Ля Рошели, и тем более таким образом.
- И что будет угодно, его высокопреосвященству.
- Соберите наших лучших людей, граф, в каком-нибудь кабачке и расскажите им о том, как важно найти пропавший документ. Тем, кто для нас, значит нечто большее, чем просто ищейка, отошлите необходимые письма и проведите личные встречи, если это конечно потребуется.
- Будет исполнено, монсеньор, - граф поклонился, собираясь уйти.
- И запомните, Рошфор, документ должен быть у меня в руках прежде, чем кто-то снимет с него копию, в средствах можете не особо стесняться. И позовите капитана де Ламарка, он ждет внизу.
Дверь закрылась и спустя какое-то время открылась вновь.
- Ваше высокопреосвященство, - поклон капитана гвардейцев был заметно ниже поклона Рошфора.
- Капитан, у вас есть надежные люди, которым вы бы могли доверять?
- Все гвардейцы, служащие под моим началом верные сыны Франции и истые католики…
Ришелье прервал де Ламарка коротким жестом, лишнее словоблудие было сейчас не к месту.
- Отберите из них пять-шесть особенно верных, можно и меньше. Думаю, одного лейтенанта и двух-трех сопровождающих будет достаточно. После полудня явитесь вместе с ними во дворец, я буду у себя.
- Слушаюсь, ваше высокопреосвященство.
Карета прогрохотала по площади и повернула обратно на улицу Вольных Горожан, пеший капитан гвардейцев так же скрылся в том направлении. Ришелье продолжал сидеть в своем кресле, сложив руки домиком, и глядя на все еще горящую свечу. Одна из многих должна догореть до нужного момента.
Герцог позвал слугу и отдал ему конверт.
- Передай через посыльного капитану королевских мушкетеров.
В конверте был вызов к кардиналу в час дня. Когда есть возможность, надо зажигать все свечи.

* Площадь Вогезов

То же утро. Сент-Антуанские ворота. Маленький кабачок у ворот -- на потемневшей вывеске не прочесть названия. И бродяга, угрюмо швыряющий нож в забор -- раз за разом, с мрачной сосредоточенностью...
Хозяйка вышла было шугануть паршивца, но наткнулась на хмурый, недобрый взгляд, и подумала: а ведь такому головорезу все равно, куда кинуть нож... и поспешила вернуться в дом.

Переоценка ценностей...
Сколько может стоить старая шляпа с обвислыми полями и дурацким петушиным пером, поношенная рубаха, потертая куртка, видавшие виды штаны и пара стоптанных сапог? За всю эту кучку тряпья у старьевщика можно выручить три су, не так ли?
А вот и не так! За все это добро пришлось отдать горничной ожерелье -- агаты, оправленные в серебро!
А сколько стоит воспитание барышни: тщательное, год за годом, с гувернанткой, прививающей изысканные манеры, с учителем, который ставит изящный почерк и искореняет ошибки в правописании, и с компаньонкой, читающей вслух "Песнь о Роланде" и стихи Малерба?
А вот оно даже трех су не стоит, это воспитание, раз барышня торчит сейчас в мужской одежде у чужого забора и швыряет в него ножик...
С таким трудом добраться до Парижа -- где пешком, где на крестьянской телеге, где на запятках чужой кареты -- и узнать, что крестная, на которую возлагались такие надежды, уехала в свое именье в Провансе и вернется в столицу не раньше осени...
Что делать? Куда идти? А главное -- где раздобыть поесть?
Похоже, мадемуазель д`Армантьер ничего не может придумать сама. Придется ей звать на Большой Совет тех, кем она была когда-то.
Маленькую актрису Валери, что до девяти лет ездила с матерью по всей Франции в фургоне бродячего театра.
И уличного беспризорника Лапена Хитрюгу, в которого она превратилась после смерти матери. Жил малыш Лапен на парижских улицах, кормил сам себя, не жаловался. Мало кто и знал, что это девчонка... до двенадцати лет, пока ее не разыскал и не удочерил Гастон д`Армантьер.
Итак, на Большой Совет собираются Актриса, Беспризорник и Мадемуазель...

АКТРИСА. Я хорошо пою... можно приткнуться к какому-нибудь бродячему театру. Или к цирку -- я умею показывать фокусы...
МАДЕМУАЗЕЛЬ. А где здесь театр, будь любезна, покажи пальчиком! Или цирк...
БЕСПРИЗОРНИК. Цыц, девчонки! Без меня вы пропадете. Я тоже знаю один фокус -- как перегрузить чужой кошелек в свой карман.
МАДЕМУАЗЕЛЬ (ехидно). Покажешь этот фокус судье!
БЕСПРИЗОРНИК (задумчиво). Угу... Лучше бы, конечно, наняться к кому-нибудь в слуги...
МАДЕМУАЗЕЛЬ. В слуги? Фи! Слышал бы покойный отец...
АКТРИСА. Молчи, дура! Покойный отец тебя не накормит. Я бы хоть сегодня пошла в горничные, да где возьмешь женское платье? Опять-таки волосы пришлось отрезать, когда из дома убегала... Нет уж, придется Лапену по старой памяти взяться за дело...

Возражений не было.
Лапен Хитрюга, восемнадцатилетний бродяга, выдернул нож из забора, спрятал за голенище сапога и оглядел улицу голодным охотничьим взглядом...

НРПГ: Там, где Валери д`Армантьер думает и действует как мужчина, я буду писать "Лапен" и "он"...

То же утро.

Нет, святой Франциск, так больше нельзя. Так больше не может продолжаться. Хватит, я говорю. Хватит. Чего ты на меня пялишься? Да, месье не в духе, и нечего на меня смотреть. Если на мне – пыльный плащ и насквозь пропотевший камзол, это не значит, что я убийца какой-нибудь или бродяга.
Плащ, впрочем, действительно переживал не лучшие времена. Я тут же вспомнил последнюю стычку с каким-то испанским обормотом, который грубо обращался с дамой. Ну, пришлось вступиться. И ведь говорил же я ему, ну брось ты шпагу, ради Господа нашего Иисуса Христа. Ну не шутят с такими штуками. Но, видимо, он совсем не знал французский. Вот что значит – языковой барьер.
Но раз уж за шпагу схватился – отступать поздно. Тут же как получается – закон для всех один: либо ты проделаешь несколько малюсеньких дырочек в камзоле подлеца, либо на следующее утро твой раздетый посиневший труп найдут в ближайшей сточной канаве.
От этих мыслей заныло под ложечкой. Впрочем, не только от мыслей – со вчерашнего вечера ничего в рот не брал. Вот тебе и отпуск, господин мушкетер.
Я сильнее стиснул зубы, плотоядно ухмыльнулся очередному встречному незнакомцу, любопытному до таких же случайных встречных.
День обещал быть похожим на все остальные, но от этого не менее интересным. Ветер тихонько заржал, и я его прекрасно понимал. Конь чувствовал – хозяин не в духе. Он тоже немного устал. Все-таки третий день в пути. Впрочем, осталось то всего ничего – пересечь Сент-Антуанские ворота и оказаться в своей уютной квартирке на втором этаже.
Мои мысли мгновенно переключились на вывеску одного из кабачков у самых ворот Святого Антуана, храни Господь его душу. Названия прочесть было невозможно, но дело было не в этом. Я слегка сжал ноги, собираясь дать сигнал Ветру, но конь понял меня без слов. Только ушами повел. Вывеска сулила короткий отдых и бутылку-другую бургундского. Мушкетер может оставаться голодным долгое время, но чтобы у него не нашлось лишней пары экю на бургундское – вот этого не может быть.
У кабака, швыряя нож, скучал какой-то паренек. С очень милыми чертами лица. Нет, Господи, грешен я, но не настолько.
Я оставил Ветра на привязи и проник в темное помещение, в котором в столь ранний час посетителей не оказалось. Крикнув хозяина и заказав бутылочку бургундского "для странствующего рыцаря", я разместился в самом дальнем углу. Ну, вы понимаете. Вытянул ноги и приготовился наслаждаться вином. Не тут-то было. Резкий крик и ругань хозяина заставила меня поморщиться. Видимо, необходимость моего присутствия на улице была из разряда непременного. Тем более что я услышал тихое ржание Ветра. Что ж, подумал я, на ходу возвращая ножны со шпагой на их законное место – ржание тихое, стало быть, ничего смертельного.
- Мерзавец, как ты посмел рыться в сумках господина?!
Хозяин забегаловки крепко держал пунцовое от стыда и унижения ухо шалопая, того самого – с ножом. Ножа видно не было, а речь, видимо шла обо мне и моих седельных сумках.
- Ш-ш-што тут случилось?
- Шевалье, этот мерзавец рылся в ваших вещах! Он – вор!
Я взглянул на паренька. Холодный взгляд. Молодец, это мне нравится. Вот только что тебе в моих сумках-то понадобилось?
- Н-н-немедленно отпустите его.
- Что?! – тавернщик опешил.
- С-с-слух потеряли, ш-ш-што ли? Этот юноша – н-н-никакой не вор, а самый что ни на есть честный человек.
- Тогда почему он рылся в ваших сумках? А?! – и кабатчик сильнее сжал ухо мальчугана, явно намереваясь задать ему хорошую взбучку.
- По-потому что я его об этом по-попро-с-с-сил, - улыбнулся я, аккуратно разжимая пальца тавернщика и пряча юношу за спину («Чтоб глаза мои тебя не видели»), - п-потому что он – мой слуга, ни больше ни меньше.

В то время, когда у Сен-Антуанских ворот имела место столь трогательная сцена, на другом конце города, на улице Сен-Жак один вполне себе благородный господин спокойно спал в своей небольшой, но довольно уютной квартирке. Впрочем, эпитет "спокойно" ко сну этого господина и ко всей его жизни мог бы применить только человек, совсем его не знающий. "Но если жизнь его так беспокойна и многотрудна", - скажет неискушенный читатель, - "что же, скажите на милость, делает этот человек в постели в такой час, когда половина Парижа уже на ногах?". Но не будем, уважаемый читатель, бросать подобные упреки человеку, который в силу особенностей своей службы нередко вынужден ложиться лишь на рассвете, а порой и не ложить вовсе.
Однако спать господину оставалось недолго, так как уже через несколько минут после того, как мы его застали в таком положении, в дверь его комнаты робко, но вполне определенно постучались.
- Что случилось, Альбер? - спросил господин недовольным и заспанным голосом. - Кажется, я просил тебя не будить меня даже в случае Второго Пришествия.
- Господин де Монсо, - послышался из-за двери скрипучий, надтреснутый голос, - Я не исключаю, что произошло именно оно. Во всяком случае, это можно было заключить по той поспешности, с которой к нам прискакал гонец, которого вы хорошо знаете, и по тому, с какой настойчивостью он требовал разбудить вас и вручить вам эту записку.
Высказав несколько небезынтересных соображений о гонце и о его порочных отношениях с различными чинами дьявольской иерархии, наш господин все-таки встал с постели и принял из рук слуги записку следующего содержания:
"Господин де Монсо,
по получении сего вам надлежит срочно явиться в известное вам место для получения дальнейших инструкций.".
Подписи под этим лапидарным документом не было, но она и не требовалась. Подчерк графа Рошфора был известен хозяину квартиры и дополнительных удостоверений не требовал.
Не теряя времени даром - граф не любит ждать, а Франция и подавно! - Анри де Монсо облачился в черные штаны и синий камзол, завершив свое облачение высокими сапогами и черной широкополой шляпой.
- Посмотрим, что же такое случилось в Париже, пока я спал, - подумал он, выходя улицу утреннего города.

Незнакомый спаситель, прихрамывая, направился к своему коню. Лапен метнулся к коновязи -- слуга же! -- и, отвязав повод, подвел жеребца к господину. Тот, не глядя на бродягу, которого только что избавил от тюрьмы, легко вскочил в седло, принял повод и поехал к воротам шагом, чтобы слуга мог за ним успеть.
Вот оба уже за воротами, где их не видят любопытные глаза трактирщика и его челяди.
Сейчас всадник тронет шпорой бок коня -- и...
Лапен отчаянно выдохнул:
-- Сударь!
Ответом был насмешливо-холодный взгляд сверху вниз.
-- Сударь, -- отчаянно и быстро заговорил Лапен, -- я бесконечно благодарен за то, что вы спасли меня... и не мне сейчас вас о чем-то просить... но все же умоляю -- возьмите меня к себе в слуги! Иначе ваш щедрый подарок -- жизнь! -- будет мне не впрок. Голод рано или поздно приведет меня на площадь Трагуарского креста, где вешают такую шваль, как я...
Не уезжает, слушает...
Лапен вскинул перед собой руки -- и тут же спохватился: белые, не знавшие работы... Но прятать не стал, наоборот -- трагически простер к всаднику:
-- Я артист, сударь! Не вор, а артист! Но не поладил с хозяином театра... из-за смазливой мордашки... и был оставлен на дороге в десятке лье от Парижа. Если не найду работы -- в столице станет больше одним вором. Или одним покойником. Ну, кому от этого будет польза или радость, сударь?!

Прочитав приказ, Рикард де Бринье отпустил гонца - этим утром выспаться не удалось. Слуга-посыльный поднял его прямо с кровати, разбудив стуком в дверь.
Ополоснув лицо, гвардеец начал собираться. Приказ об аресте изменника за подписью графа Рошфора сейчас был тщательно сложен и спрятан в нагрудный карман черного камзола. Накинув поверх него алый плащ и натянув сапоги, Рикард прицепил шапагу и, нахлобучив на голову шляпу, поспешно спустился вниз. Снимая комнату на втором этаже небольшой гостиницы на Рю де Шар он мог в короткое время добраться до казарм, что было весьма удобно. Но сейчас нужно было идти в другую сторону. Необходимо было узнать адрес, где проживал государственный изменник и, если его там не обнаружится, уже исходя из обстоятельств думать дальше, где его искать. Узнать это можно было либо в казарме королевских мушетеров либо в приемной де Тревиля, где всегда толклась целая орава мушкетеров. Почему именно там? Да потому, что арестовать Рикарду надлежало именно мушкетера. Пожалуй, в другое время было бы самоубийственно гвардейцу, а тем более Рикарду де Бринье, соваться в это осиное гнездо, где такие же задиры как и он сам только и искали повода для драки, но сегодня он был на государственной службе.
Кивнув хозяину, усердно протиравшему кружки мокрым полотенцем, молодой человек вышел на улицу. Неплохо было бы позавтракать, но дело не ждет. После того, как он узнает адрес мятежника, нужно будет взять пару человек для эскорта - арест официальный, необходимо чтобы все было по правилам. Иначе не оберешься воплей со стороны де Тревиля, что его людей преследуют ни за что ни про что. А лишний шум может помешать людям более значимым для Франции, нежели капитан королевских мушкетеров.
С такими мыслями де Бринье подошел к воротам особняка де Тревиля. До мушкетерских казарм идти было дальше да и не имело особого смысла. В приемной де Тревиля можно было узнать все необходимое.

НРПГ: название улицы - ни с чем не связано, ибо карты нет. если что - ногами сильно не пинать и пальцем не тыкать. когда будет карта - подправлю.

С утра де Гюсси был в скверном настроении. Не просто в скверном, а в очень и очень скверном. Во-первых жутко болела голова. Вчерашняя вечеринка у папаши Мишу не прошла даром. Сколько раз зарекался он пить бургундское втаких количествах, но разве можно не поддаться обаянию старого приятеля? Фужер за фужером, под красочные истории и скабрезные шутки... В общем - вечер удался. Что не скажешь об утре. Всегда так. Если прёт белая полоса, то это ненадолго. Придёт и чёрная. Как пить дать придёт. Никуда не денется. А во-вторых, во-вторых новости, которыми его с самого утра огорошил капитан были хуже некуда. Впрочем, он гнал от себя все эти мысли, сосредоточившись на текущем занятии.
А текущи занятия тоже были не сахар. Антуан, оседлав старый ящик, сидел на плацу на самом солнцепёке перед приёмной де Тревиля и гонял своих подопечных, которые, казалось, совсем забыли в какой руке шпагу держать, морщась от головной боли и крутя длинный ус.
- Нет! Ну на что это похоже?! Вы королевский мушкетёр или крыса с зубочисткой?! Если мушкетёр, то и держитесь, как мушкетёр! Прямее спину, прямее! А ноги? Они у Вас откуда ростут? Сам вижу, что не из ушей. Не забывать о ногах. Шаг пружинный. И резче, резче. Ах, сударь, вы не на приёмею Тут или Вы, или Вас. Благо - противник Ваш такой же пентюх, только что в плаще не путается. А вы? Он открыт, а Вы ворон ловите, вместо атаки. Да любой гвардеец его преосвященства Вас на свою шпагу, как на вертел наденет. Нет, это ту Вас шпага или игла белошвейки? Вот и держите её, как шпагу. Ещё один такой выпад и я Вам дам иголку и заставлю вышивать.
Мушкетёры старались не сердить лейтенанта, раз уж он пребывал в таком душевном состоянии, но удавалось им плохо и де Гюсси заводился всё больше и больше, смотря на неуклюжие их движения. Казалось, ещё чуть-чуть и он взорвётся. И тогда кому-то не поздоровится. Оставался открытым вопрос - "кому?".

С Торвиком:

Голос де Гюсси было отлично слышно и за воротами. Похоже, лейтенант королевских мушкетеров с утра был не в настроении. Тем лучше - будет вдвойне приятно посмотреть на его лицо, когда он узнает, что один из мушкетеров обвинен в государственной измене. Губы сами сложились в привычную полуусмешку, когда Рикард де Бринье направился к раздраженному де Гюсси игнорируя открыто враждебные взгляды.
Лейтенант посмотрел на показавшегося из ворот гвардейца и поморщился. Только этих тут не хватало. Неприязнь между королевскими мушкетёрами и гвардейцами кардинала была предметом обсуждения всего Парижа и, хотя они и делали подчас одно и то же дело, чувство конкуренции не позволяло им испытывать симпатию к представителям другого полка.
- А вот и обещанный гвардеец! Кто с ним сразится? Ну? Кто? Он один вас всех сейчас разделает, как ватрушки на противне.
Самодовольно улыбнувшись, но все же оценив шпильку в свой адрес, Рикард остановился рядом с де Гюсси:
- Мое почтение, лейтенант. Я бы с удовольствием поразмялся, но увы дело государственной важности не терпит отлагательств. Вы обязаны мне помочь, либо указать, к кому мне следует обратиться, если вы не знаете. - переместив вес тела с одной ноги на другую, он продолжил. - Согласно полученному сейчас приказу я обязан арестовать некоего Гастона Барта, состоящего на службе его королевского величества по обвинению в государственной измене. Мне необходимо узнать адрес его проживания, а так же места, где он обычно бывает.
Лейтенант усмехнулся. Барт. Это был мушкетёр не из его роты. Из второй. Странный, немногословный. Изменник? Ладно, там разберутся, но мушкетёры своих не выдают. Уж скорее он сам отведёт этого Барта в Бастилию, чем позволит этому напыщенному хлыщу конвоировать сослуживца через весь Париж, как победителю. Сведения о том, где обычно столуется тот или иной мушкетёр были в концелярии, записанные убористым почерком Мишеля де ля Рю, но ведь кто мешает молодым шевалье менять места проживания по три раза в месяц? На этом и решил сыграть лейтенант, дабы и себя обезопасить, и не подвести сослуживца. Пусть, не друга, но честь мундира дороже истины.
- Барт? Насколько я знаю, он снимает мансарду возле семинарии сен-Маглуар. У зеленщика. И столуется там же. А найти его можете в кабаках окрестных, да в бордели загляните. Слабоват парень на передок.
Лейтенант заржал. Ему вторили мушкетёры, понимающие, что их начальник посылает пришлого совсем не в ту сторону, где проживал Гастон, но, заранее испытывающие удовольствие, представляя, как гвардеец опрашивает всех шлюх предместья Сен-Жак в надежде найти мушкетёра.
Не меняя выражения своего лица - та же легкая усмешка по прежнему кривила его губы - Рикард выслушал де Гюсси, а так же вторивших ему мушкетеров. Ожидая, что на его вопрос откажутся отвечать или, во всяком случае, ответят не сразу, он был слегка удивлен. Еще оскорбительный хохот - все это наводило на мысль, что не все так просто. Но и прицепиться было не к чему.
- Бордели? - гвардеец насмешливо чуть приподнял брови. - Что, неужели ни одна честная девушка не захотела осчастливить молодца своей любовью? Спасибо за информацию, лейтенант. Ваша помощь неоценима. Судари.
Чуть склонив голову в знак прощания, де Бринье повернулся к воротам. Узнать здесь что-то еще было невозможным - не пойдет же он после ответа лейтенанта мушкетеров искать чего-то еще. Де Гюсси не мог соврать - это было недостойно дворянина, да и черевато наказанием. Но издевка в смехе мушкетеров не давала Рикарду расслабиться.

Раннее утро. Небольшой тихий домик; хозяйка такового все еще спит. И парень в небольшой комнатке тоже завернулся в одеяло, не собираясь просыпаться.
Скрипнула дверь, и Этьен Флеруж только покачал головой, глядя на спящего.
«Santa Madonna! Кто из нас кого должен будить? Вот же соня…»
Исчезнув из комнаты, лейтенант через пару минут вернулся со стаканом воды. Осторожно донеся таковой до кровати, Флеруж выплеснул воду прямо на голову спящего.
Тот аж подскочил – ледяная водичка отменно приводила в чувство.
– Да что!.. – возопил Жак, но, узрев хозяина, мигом сообразил – «что».
– Жак, позволь спросить, кто из нас хозяин?
– Вы, господин лейтенант, – вздохнул слуга.
– Так почему, во имя всего святого, я тебя бужу, а не наоборот? Олух царя Навуходоносора!
Жак покаянно опустил взгляд; Этьен в искренности раскаяния серьезно сомневался, но воспитывать слугу желания не было.
– Чтобы через пять минут мой мундир и оружие были на месте! Если когда я закончу бриться, не будет – то получишь по шее.
– А если управлюсь раньше? – заинтересовался Жак.
– То по шее не получишь, – честно сообщил лейтенант. – По-шел!

Получасом спустя Этьен, уже облаченный в красный мундир гвардейца, неторопливо шел по утренним улицам. Париж просыпался – а лейтенант Флеруж спешил в полк.
Не дело это – опаздывать на службу Его Высокопреосвященству.
Настроение - весьма хорошее. Хотя если Пьер Веннэ опять пистолет не почистил... как только такие олухи в число носящих алый плащ попадают?

А тем временем по одной из дорог, ведущих Парижу, мчался всадник на сером коне. По одежде его можно было принять за дворянина со средним, или выше, достатком. Но на самом деле у молодого человека не было за душой ни гроша, ведь он все свои сбережения как раз потратил на то, чтоб приодеться. А последние несколько грошей отдал вчера за ночлег и скудный ужин. Единственным сокровищем у юноши было письмо, которое тот, боясь потерять, раз за разом нащупывал под подкладкой. Всадник еще пришпорил коня. Письмо, которым он так дорожил, сейчас немилосердно жгло ему грудь, и чем скорее он избавится от него, отдав в нужные руки, тем лучше, спокойнее.
Наконец, всадник, въехал в Париж через ворота Сен-Дени. Один из пробегающих мимо мальчишек, подробно объясняет, как найти казармы и лейтенанта де Гюсси, но, не получив за свои старания ни единого су, сердито фыркает, кидает вслед удаляющемуся скупердяю камень и быстро убегает. Впрочем, камень не достигает цели, да и сам всадник не собирается догонять мальчишку. Он спешил отыскать казармы и передать письмо…

То же самое утро

Папаша Мишу для начала открыл один глаз и тут же его закрыл. Солнце из маленькой тоненькой щели между шторами смотрело прямо в его глаз тоненьким лучиком. Папаша Мишу произнес что-то невнятное о том, что он больше никогда не будет пить с Антуаном, с которым пить, правда, одно удовольствие. Это обещание он давал себе уже не в первый, и как он, в глубине души, наделся не в последний раз.
Повернувшись набок, он попытался уснуть, но не сильная головная боль и жуткая жажда заставили его встать, надеть халат и выйти в коридор. Было еще довольно рано и постояльцев на первом этаже, в трактире, еще не было. Но спускаться вниз на кухню за кружкой воды он был не в состоянии. Пару раз зевнув и почесав седую голову, он решил, что на это благородное дело можно с подвигнуть Софи. Нечего ей бока отлеживать коли ее отец умирает от жажды. С этой благородной мыслью он подошел к комнате дочери и постучал кулаком:
- Милая, это твой умирающий отец, который просит перед своей кончиной бокал холодной воды, - Мишу прислонился к двери и прислушался, может Софи уже встала, а он тут как идиот, ведет светскую беседу с дверью.

Софи уже оделась и как раз заканчивала возню с прической, когда в дверь весьма невежливо постучали. А вслед за этим грохотом раздался голос отца Софи.
Девушка подошла к двери и, потянув ее за ручку на себя, отворила. Прислонившийся к двери с другой стороны Мишу едва не ввалился в комнату.
- Что за дебош? - решила возмутиться Софи для порядка, - доброе утро, папа! Чудесный день, не правда ли? Но что-то вы неважно выглядите. Вам нездоровится?
Софи прекрасно знала о причинах недомогания отца и именно потому не могла отказаться от возможности лишний раз поддеть его. Она прекрасно понимала, что бы она ни говорила по этому поводу, отец будет делать по-своему. Благо, хоть дома напивается и не надо беспокоиться, где он и что с ним. Вот, например, давеча госпожа Бернар, жена сапожника с набережной Железного Лома, жаловалась, как дражайшего благоверного опять из какой-то подворотни вытаскивала… впрочем, не важно.
- Вам нужно поберечь себя, папа, излишества до добра не доведут. В вашем-то возрасте!

Гвардеец ушёл, а кошки на душе у де Гюсси продолжали скрестись. И ещё молотом стучало в голове вчерашне бургундское, напоминая о себе. Жернова мозгов поворачивались туго, но, наконец, они приняли правильное положение.
- Мисье де Фруа, - окликнул лейтенант мушкетёра, который стоял без напарника, немного отстранённый и задумчивый, - Вам всё равно делать нечего, так не соизволите ли Вы доехать до Сент-Антуанских ворот и не предупредить Барта, что, мол, ищут его (Ой, голова моя многогрешная, а вы чего встали, гвардейца не видели? В стойку, господа, в стойку!). Вы ещё здесь? Надеюсь, вы на лошади. Если нет - спросите у товарищей. Всё. Я уже Вас не вижу. Честь мундира блюдите, мушкетёры! Ну, у теперь защиту, вот так, уже лучше.
И лейтенант опять погрузился в рутину тренировки, правильную постановку стоек, эффективные приёмы нападения и защиты, во всё то, что так хорошо смотрится издали, хотя нарабатывается неисчислимыми часами и днями муторных занятий.

Звуки скрещиваемых шпаг и драг сливался в сплошной металлический звон. И не удивительно, ведь перед казармами, в учебном бою, тренировалась рота гвардейцев кардинала в почти полном составе. Сейчас Жерар де Финес полностью сосредоточился на учебном поединке. Дело было даже совершенно не в том, что ему хотелось оказаться победителем. Это его как раз волновало постольку поскольку. Самым главным для себя он считал сам процесс тренировки. Точнее приобретение новых навыков фехтования, для чего старался не упускать не единого дня и по возможности часто менять партнеров. Вот и сегодня, поднявшись не намного позднее рассвета и плотно позавтракав, он поспешил к казармам, где собирались его однополчане.
Жерар позволил себе ненадолго посторонние мысли. После фехтования надо будет зайти к учителю танцев и повторить кое-какие па. Будучи приглашенным, на званный ужин в дом, с хозяевами которого, он планировал провести кое-какие свои дела, совершенно не хотелось бы выглядеть хоть в чем-то неловким. В следующее мгновение Жерар едва успел парировать драгой удар противника. Нет, не отвлекаться, не в коем случае не отвлекаться. Иначе никакого прока от тренировки не будет.

(Мишу и Софи Лонкур)

Мишу посмотрел на дочь с укоризной.
- Ты сейчас мне напоминаешь твою покойницу мать, - Мишу перекрестился. – Такая же прекрасная и язвительная. Нет бы воды отцу принести, так она начинает его укорять. Старику на почтенные седины указывает.
При упоминании покойной Софи также осенила себя крестом, воздев глаза к небу, точнее - к потолку, но лишь на мгновение, после чего на ее лицо вновь вернулось лукавое выражение.
- Что вы папа, как я могу вам на что-то указывать, я всего лишь проявляю заботу, как и подобает примерной дочери. Конечно же, я принесу вам воды.
Она прикрыла дверь в комнату и направилась к лестнице.
Папаша Мишу провожал взглядом дочку и, когда та стала спускаться по лестнице, крикнул ей вдогонку.
- Там где-то огурчики были солененькие. Будь ласковой, захвати.
- Конечно папочка, - обернувшись, произнесла Софи, - полагаю, что и от рассола ты не откажешься.
- Не дочь у меня, а золото, - пробормотал Мишу, заходя в свою комнату. Он уже окончательно проснулся и теперь он должен приниматься за дела. Солнце уже высоко встало, а он не из лежебок.
Довольно скоро Софи вернулась с подносом, на котором красовался графин холодной воды, пустой бокал, миска с огурцами и, конечно же, кружка рассола. Оставив все это на столике, она еще раз пожелала отцу хорошего утра, и отправилась заниматься повседневными делами, которых в таверне всегда было предостаточно.
- Аж зубы заныли, - проворчал Мишу, сделав глоток холодной воды, но все же выпил еще парочку стаканчиков и съел хрустящий огурец. – Словно заново родился.
Поставив все обратно на поднос, он, взяв его в руки, вышел из комнаты. Аккуратно, что бы графин не свалился с подноса, он спустился на первый этаж.
В зале было пусто, лишь пара постояльцев завтракали за столиком у окна. С кухни же доносились громкие женские голоса - это Софи со свойственным ей энтузиазмом отдавала распоряжения работницам.
Мишу прошел сразу на кухню, где полноватая Жаннета уже трудилась, готовя свои изумительные блюда.
- Доброе утро, Жаннета! - поставив поднос на столик, возле кадки с водой, он подошел к кухарке и шлепнул ее по попке, от чего та засмущалась, словно девушка, и покраснела. – Что у нас сегодня на завтрак?
- Доброе утро, хозяин! Да вот, как обычно, к тому же, ваша дочка распорядилась относительно яблочного пирога, - глупо хихикая, ответила кухарка.
- Конечно, эти яблоки надо приготовить, иначе они совсем испортятся, и кто только выбирал, узнаю, получите у меня все, - встряла Софи, - папа, нам еще свежая зелень нужна, еще огромное количество всего, я Мари пошлю и Жака с ней, если не возражаешь.
- Отчего же. Только предупреди Жака, что бы за мясом шел в лавку Бенона, - Мишу поправил кафтан. – У него оно сегодня должно быть свежее.

Капитан де Ламарк вернулся в свою резиденцию, расположенную возле казарм гвардейцев, в несколько подавленном настроении. Кардинал поручил ему дело государственной важности, но не ввел в детали, не счел нужным или за этим скрывается нечто большее? Де Ламарк знал, что в последнее время допустил слишком много промахов, но не в военных делах, а в тех, о которых не принято говорить. Герцог Ришелье был недоволен им, серьезно недоволен. Сейчас возможно был последний шанс оправдать доверие его высокопреосвященства.
Войдя в свой кабинет, де Ламарк бросил шляпу на стол и вызвал караульного. Предстояло выбрать, кого из лейтенантов стоит привлечь к делу. Кандидатов было двое - де Крувье и Флеруж. Оба были исполнительны и достаточно сообразительны для поставленных целей, но де Крувье не нравился де Ламарку. Не нравился он капитану тем, что лейтенант слишком нравился в последнее время кардиналу*. А потому вопрос был решен быстро.
- Как только появится лейтенант Флеруж пусть немедленно зайдет ко мне.

* Де Крувье, как и де Ламарк, исторические личности. Примерно через полгода после описываемых событий (согласно исторической хронологии) де Крувье станет капитаном гвардейцев кардинала.

Леди Эсперанс, графиня де Сенетер, очаровательная молодая женщина вот уже неделю гостила в Париже - ее родственники по мужу устраивали небольшую вечеринку, "только для своих", и вчера развлечения затянулись далеко за полночь. Так что с утра Надежда была не в духе. Проснувшись, она очень скромно позавтракала и занялась своим туалетом. Ее собственные слуги и кучер потерялись на горизонте еще три (... или все же четыре?) дня назад, служанка... да где же эта чертовка?! Ой, что я с ней сделаю, когда вернусь в Сенетер!.. Впрочем, пожалеть бедную девушку на этот раз, или не пожалеть? Париж, свет... вся эта знать. Да, глупышку можно понять - она все еще надеется стать человеком.
В увлекательных (ну-да, ну-да) и столь необходимых молодой графине занятиях время летело быстро. Надежда даже не успела толком привести себя в порядок, когда одна из здешних служанок...
"Что это они их так часто меняют? В прошлом году я это смазливое личико тут не видела."
Так вот одна из здешних служанок незаметно сунула Надежде записку... В груди похолодело. Неприятно похолодело.
- Ты меня уколола, дура!
И сославшись на головную боль, Надежда выгнала всех троих служанок вон.
- Вышли шпионки?- Прошептала она, когда девушки, опасаясь вызвать настоящий гнев, вокроча и прыская в кулачки, чтобы госпожа не видела, удалились.
- Вышли. Так, что у нас тут?- Сердце подсказывало графине, что нет в этой записке никаких любовных виршей... нет и дел домашних. Любовные писульки так не подают, да и домашние - обычно проще.
"Пале Рояль. В полдень. На площади."
- Карету!!- Заорала Есперанс откровенно не своим голосом... он почему-то резко сел, и возглас получился слишком тихим. Она вспомнила улыбчивого графа и весьма нервничала. Впрочем, леди тут же справилась с внешними проявлениями. Граф, как ни удивительно, был ей симпатичен... Если б не по...
Слова: "Делу Франции",- она не произнесла даже мысленно.
Надежда позвонила в колокольчик и высказала любопытствующим горничным:
- Карету. Немедленно! Я еду кататься.

Полчаса спустя, завершив, конечно, свой туалет, она села в карету (удивительно, но на козлах сидел ее кучер!) и коротко приказала:
- Пале Рояль. Быстро!
"Про себя подумав... никакой конспирации - доставить письмо к герцогам в дом. Будто до вечера подождать нельзя было!"

Стена. Стена. Стена. Стена.
Серые камни старой Бастилии, четыре стены одиночной камеры. Прекрасное начало дня!
Жан-Филипп Жаккар хмыкнул и потянулся, сидя на жёсткой койке.
Самым сложным было примириться даже не с мрачной обстановкой этой почти трёхсотлетней крепости, а с обвинением.
Измена. Государственная измена!
Молодой человек сжал голову руками и зажмурился. Обвинить в этом преступлении королевского мушкетёра, схватить его и сунуть в эту камеру! Это уже выше всякого разумения, учитывая, конечно, то, что Жаккар никому не изменял, что Жаккар верен короне и королю, своей стране...
Государственная измена...
Ничего ему толком не объяснили, как он ни пытался выяснить хоть какие-нибудь подробности его "измены". Шпионаж ли ему приписывают, или он разболтал пару военных тайн в кабаке?! Что за чушь!
Жан-Филипп вскочил с койки и зашагал по камере.
Если ему вменяют шпионаж - то наверняка в пользу Португалии, откуда родом его мать. Но с Испанией сейчас прекрасные отношения, хоть Франция и неодобрительно косится на всё богатеющую соседку... Но в Португалии Жаккар не был с детства! Что за чушь, что за чушь...
Совсем недавно, по историческим меркам, старую крепость переделали в тюрьму, и вот её населяют не только государственные преступники, молодые распутники и вся эта шваль, но и несправедливо арестованные. Франция, Франция... Какая жалость!
Жаккар со вздохом плюхнулся на койку с ногами и уставился в потолок.
Если бы ему позволили хотя бы написать домой, сказать отцу, что он ни в чём не виноват... Но изменникам родины не полагается даже писчей бумаги и пера!
Жаккар снова сел и, не в силах бездействовать, начал усердно тереть сапог носовым платком.
Государственная измена.
Стена. Стена. Стена. Стена.

Звон шпаг Этьен услышал еще за воротами и одобрительно кивнул – времени не теряют и правильно делают. В гвардии Его Высокопреосвященства лентяям не место.
Флеруж появился во дворе, ответил на приветствие подчиненных и моментально выделил из них двоих конкретных.
– Веннэ! Меркур!
Двое названных мигом оказались рядом. Флеруж молча протянул руку и Пьер Веннэ вложил в нее пистолет. Лейтенант осмотрел его и удовлетворенно кивнул – сейчас оружие было в полном порядке. Шпага, судя по всему, – тоже.
– Вот это уже на что-то похоже. Веннэ, вы свободны. Меркур, у вас в последнее время замедлились выпады. В чем дело?
– Не знаю, господин лейтенант, – искренне признался Рене Меркур, худощавый блондин с небольшой бородкой и усами. – Может быть, я…
– Пьете, – безошибочно закончил фразу Флеруж. – Стыдитесь, Меркур! В Писании сказано – «Крепкие напитки гневят». А гнев в бою – никудышный помощник.
На выговор от начальства, подкрепленный богословским аргументом, Меркур ответа не нашел.
– Вино – это хорошо, однако не стоит давать ему власть над собой, – закончил лейтенант. – Де Финес, к примеру, тоже не аскет, но фехтует куда лучше вас. Так что приучайтесь к нормальным тренировкам, Меркур. В позицию!
Шпаги гвардейцев скрестились; примерно пару минут раздавался лишь звон клинков. За это краткое время Меркур пропустил три укола, и лейтенант недовольно покачал головой.
– Господин лейтенант!
– Да, Морьен? – отведя в сторону шпагу Меркура, Этьен повернулся к подходившему.
– Вас зовет господин капитан.
– Ясно. Замените меня, – и Этьен уверенно направился ко входу в здание.
Меркур только вздохнул и скрестил шпагу с Роже Морьеном.
«Интересно, что случилось? – размышлял Флеруж, поднимаясь по лестнице. – Прямо с утра – и вызов к капитану. Ну что ж, чего гадать – сейчас де Ламарк все объяснит лично».
А вот и дверь кабинета капитана. Остается лишь постучать.

Луи кивнул месье де Гюсси, почтительно, но не теряя достоинства. Махнув рукой остающимся товарищам, он не теряя времени пошел за своим конем. Если одежда на молодом де Фруа не всегда была новой, то конь его был великолепен: всегда идеально вычещен, выхолен и при том, благородных кровей. Вороной лё Ван (Ветер - Le vent) был удивительно похож на своего хозяина - спокойный, меланхоличный, но совершенно не терпящий никого, кроме Луи. Потрепав любимого коня по холке, мушкетер вскочил в седло и отправился исполнять поручение. Гвардейцев он не любил, к Решелье относился с уважением, но воспитание однозначно говорило ему, что служить можно и нужно только королю. А потому Луи гнал лёВана, торопясь предупредить незадачливого мушкетера, что его жизнь и честь в опасности.
За раздумьями дорога пролетела быстро и впереди показались Сент-Антуанские ворота. Найдя нужный дом, Луи спешился, привязал коня и отправился искать Барта.

Вот так в несколько мгновений решается судьба человека...
Короткий смешок, несколько небрежно брошенных слов: "Будь по-твоему, мошенник! Дворянин не лжет. Раз уж я сказал, что ты мой слуга..."
И всё, Лапен больше не бродяга.
Постоялый двор "Кукушка и петух" -- совсем рядом с Сент-Антуанскими воротами. Так что Лапену с его голодным брюхом не пришлось мучиться слишком долго.
Хорошенькая служанка трактирщика не только позаботилась о том, чтобы нового слугу господина мушкетера покормили на кухне, но и раздобыла где-то вполне приличную рубаху и почти новые штаны, предупредив, что одежда будет поставлена в счет хозяину Лапена (именно для этого и существуют хозяева, не так ли?).
И теперь, пока мушкетер отдыхал с дороги в своей комнате, Лапен, сытый и довольный, сидел во дворе на бревнышке и размышлял о своем новом хозяине.
Гастон Барт. Странное имя. Совсем не дворянское. Однако сомневаться в дворянстве хозяина не приходится: простолюдина не зачислили бы в полк королевских мушкетеров.
Значит -- прозвище. Причем еще не из самых нелепых: хозяйская дочка рассказывала, как однажды на постоялом дворе обедал весьма видный мушкетер, которого все величали, смешно сказать, Портосом...
Но -- почему прозвище?.. Тут напрашиваются два ответа. Либо за прозвищем скрывается очень знатное и известное имя. Либо... либо имя может навлечь на своего владельца серьезные неприятности...
Тут размышления были прерваны появлением во дворе всадника. (Актриса и Мадемуазель тут же дружно отметили, что прибывший молод и красив -- статный, гибкий, с длинными черными волосами...)
Всадник спешился, привязал, не дожидаясь слуг, своего жеребца к коновязи и спросил бегущую через двор служанку, здесь ли живет Гастон Барт.
Самое время Лапену вмешаться!
-- Вы ищете моего хозяина, сударь? Он дома. Как прикажете о вас доложить?
И -- бегом наверх по лестнице:
-- Сударь, к вам господин Луи де Фруа!

Совместно с Ясмик
Юноша ехал по улицам, прислушиваясь к гомону проснувшегося города. «Ага, вот и вывеска. Здесь мальчишка говорил завернуть…»… Через некоторое время чуткое ухо уловило позвякивание шпаг – значит казармы уже рядом. Въехав, молодой человек некоторое время наблюдал за тренировкой. В глазах эти мгновения светился неподдельный восторг и восхищение. Наконец, юноша обратил внимание на невысокого мужчину, время от времени покрикивающего на тренирующихся. «Конечно, 15 лет прошло. Но этот нос… Несомненно это и должен быть Гюсси» - с этими мыслями, молодой человек спешился и приблизился к капитану, протягивая письмо, при этом соображая, стоит ли обратиться «дядюшка Гюсси…»
Лейтенант ещё не закончил мысленного пережёвывания явления гвардейца, как из ворот показался юнец, достаточно уверенный в себе, и направился прямиком к нему, ничуть не смущаясь обилию военных во дворе. Де Гюсси глянул вороном, на эту залётную пташку, а парнишка, не находя слов, лишь сунул ему какой-то конверт, да так и застыл, глядя то ли на солнечные блики в стёклах здания, то ли на чирикающих воробьёв. Лейтенант поправил ус и принялся развёртывать письмо, довольно потрёпанное, и, кажется, уже распечатываемое ранее.
В конверте лежала бумага от его старого друга, с которым он не виделся уже лет много, но корявый, резкий почерк последнего с наклоном в противоположную канонам сторону, не оставлял сомнений в подлинности депеши. В вышеозначенном письме друг просил позаботиться об отпрыске, который, мол, жаждет подвигов, славы и прочей чепухи, а потому просил похлопотать старого приятеля перед начальством о зачислении оного отпрыска в мушкетёрский полк. Ко всему прилагались долгие описания здоровья, погоды, текущих сельхозработ и прочей милой мелочи, на которую так падки провинциальные землевладельцы.
Пока де Гюсси читал письмо, юноша украдкой следил за ним, затаив дыхание и непроизвольно поглаживал эфес своей шпаги.
- Ну, значит, служить хочешь? Королю и отечеству? - обратился лейтенант к юноше, - А со шпагой как? Де Бар, дайте ему учебную. Проверим, Вас, молодой человек, в деле. Батюшка Ваш неплохо владел шпагой, посмотрим, хорошо ли он вас подготовил. Де Коррдельяк, составьте ему партию. Да осторожнее. Соизмеряйте пыл. Ну, ну, начали. А то, что я Тревилю скажу, что мне недоноска прислали?
Не успел молодой человек отреагировать, как Гюсси продолжил говорить, а в правую руку юноши сунули шпагу. Встряхнув головой, молодой человек привел мысли в порядок и развернулся к противнику. Лейтенант хочет увидеть его в бою? Доставим это удовольствие.
Юноша чуть улыбнулся, кривя только одну сторону рта – левую – и перебросил шпагу в другую руку. Чуть отведя правую руку в сторону, молодой человек занял среднюю стойку – кончик шпаги направлен в шею противнику, эфес в районе низа живота.
Юноша был неплох. Конечно, до истинного мастерства ему было, как госконцу до Парижу, но сама стойка внушала уважение. Чувствовалось, что юноша владеет обеими руками, а сейчас красуется, стараясь показать себя в наиболее выгодном свете. С молодым де Кордильяком он был почти на равных, хотя раненое на дуэли пару месяцев назад предплечье того ещё немного замедляло его движения. Хотя де Гюсси и ругал того, за то, что он не разрабатывает руку, грозя, что рано или поздно это ему скажется, но тот продолжал руку беречь и излишне не напрягал. Вот и результат. Желторотый юнец показывает себя на том же уровне, при этом ещё и криво ухмыляется. Самонадеян, самонадеян. Но школа чувствуется. А, вот и что-то новенькое. Этот приём с низким приседом не из стандартного набора, да и стойка характерна скорее для уличного бойца. Никак, натаскивали юношу не только дворяне. Конюхи тоже, видно, помогли способному юнцу найти себя.
- Всё! Довольно! Продолжайте тренировку. А Вы, Роллант, ждите здесь. Я подойду сейчас к де Тревилю с вашим вопросом. Посмотрим, что можно сделать. Сами понимаете, сюда кого попало не берут.
И лейтенант поднялся с ящика, всё ещё немного морщась от молоточков в голове, которые, правда, немного утихли, но не настолько, чтобы предаться вечеру воспоминаний с сыном старого друга. Впрочем, когда де Гюсси в последний раз был у того в поместье, мальчишка ещё был совсем сопляком. А теперь, гляди-ка, уже и усики крутит.

Что ж, в любом случае нужно начать с имеющейся информации. Мушкетер короля не иголка - не потеряется.
Получив адрес подозреваемого, Рикард быстрым шагом вернулся к казармам гвардейцев. Здесь полным ходом шла утренняя тренировка. Проходя в ворота, он успел краем глаза заметить удаляющуюся спину лейтенанта. Было похоже, что его куда-то позвали - обычно Флеруж всегда присутствовал на плацу.
Кивая на приветствия товарищей, де Бринье обогнул плац и направился к конюшням. Идти через весь Париж пешком было бы крайне несподручно.
- Жан, Анри, идемте со мной. У меня здесь приказ об аресте, который необходимо произвести. Так что по коням, господа, по коням! - двое сменившихся с караула гвардейцев присоединились к Рикарду и вскоре все трое во весь опор скакали к семинарии сен-Маглуар.

- Гастон Барт? - зеленщик испуганно переводил взгляд с одного гвардейца на другого. - Так он уж два месяца как съехал.
- Куда съехал? - де Бринье мысленно заскрежетал зубами, понимая, что де Гюсси нарочно направил его по ложному следу. Ничего, это ему еще зачтется. - Проклятие! Адрес! Ты не знаешь куда именно он съехал?
- Так откуда ж мне знать? - зеленщик втянул голову в плечи, не желая гневить гвардейцев его высокопреосвещенства. - Я простой человек, мне о своих планах постояльцы не докладывают.
- Тысяча чертей и тело Христово!
- Погоди Рикард, не кипятись. - Анри де Брасс направил свою лошадь медленным шагом в сторону, откуда они все только что прибыли. - С чего ты взял, что он живет здесь?
- Что б мне провалиться на месте - мне так сказал лейтенант мушкетеров! Де Гюсси! Он нарочно препятствует следствию!
- Да уж, они там все в сговоре. - хмыкнул второй гвардеец. - Неудивлюсь, если этого Барта уже предупредили, что его ищут. Надо поторопиться.
- Послушай, а почему ты не уточнил этот адрес в канцелярии? - Анри славился своей сообразительностью на весь гвардейский полк. - Наверняка у писаря имеются все необходимые сведения.
- Тысяча чертей! Ты прав! - де Бринье пришпорил коня и то же самое сделали его спутники. - Все-таки плохо я с утра соображаю. А ведь чувствовал подвох, когда этот наглец смеялся мне в лицо.
Высекая искры из под копыт лошадей, всадники помчались по улицам Парижа, а вслед им понеслись проклятия обывателей, еле успевавших отпрыгнуть всторону с дороги.

Совместно с Grey'ем

Старой кабачок в подвале жилого дома на улице Пьюри всегда был открыт для посетителей в любое время суток. Собирались здесь люди разных профессий, но в основном это были те, кто об этих своих профессиях не любил особо распространяться.
Возле стены за деревянным столом, покрытым слоем черного нагара, сидел человек в широкополой шляпе. Его лицо скрывал черный шарф, что в принципе не привлекало внимания посетителей. Еще несколько самых разнообразных личностей только, что поднялись из-за этого стола и вышли на улицу, разойдясь в разные стороны.
Едва последний из этих людей покинул кабак, в дверях показался еще один посетитель. Он вошел, надвинув поглубже на глаза широкополую шляпу, и сел за стол напротив человека с шарфом.
- Ваше сиятельство, - сказал он, коснувшись пальцами полей шляпы и давая тем самым понять, что этикет, требующий от него снять шляпу, вступает в противоречие с правилами конспирации, не позволяющими ему это сделать, - надеюсь, я не опоздал?
- Как раз во время, - некоторые дела граф Рошфор вынужден был вести сам лично, не смотря ни на какое свое положение. - Все эти бездельники уже отправились собирать слухи у городских нищих. А настоящая работа осталась для вас. Вам приходилось бывать в Орлеане?
- Да, мне доводилось бывать там, - лаконично ответил его собеседник и замер в ожидании дальнейших слов графа.
- Возможно придется побывать вновь, возможно придется отправиться и дальше по западной дороге. Но пока этого не требуется. Вы знаете архитектора де Саважа, он вел инженерные работы на новом канале у Сены?
- Имя я слышал, но чести быть представленным не имел. А чем этот господин так интересен?
- Он интересен тем, что оказался в числе тех, кому одна высокопоставленная особа доверила важный проект, имеющий и некоторые инженерные особенности. Но возникла проблема, мсье де Саваж утерял важный документ, имевший отношение к проекту. Документ требуется вернуть или уничтожить.
"Наверное, чертеж какого-то оборонительного сооружения проспали," - подумал де Монсо, - "Плохо дело". Вслух же он сказал:
- Позвольте узнать, а что заставляет вас думать, что документ может быть в Орлеане или остается в Париже? Во всяком случае, я бы на месте похитителя первым делом покинул бы столицу, пока бумаги не хватились. И сейчас несся бы во весь опор в сторону Кале... или Ла-Рошели, это уж в зависимости от того, кто меня послал.
- Две причины, - ответил граф, подождав пока мимо столика, пройдет какой-то тип. - Скорее всего, похититель не осознает всю ценность того, что попало ему в руки. А во-вторых, тот, кто стоит за этим человеком, наверняка, рассчитывает, что первым делом мы бросимся искать пропажу на дорогах в упомянутые вами города. А бумага будет лежать здесь в Париже, под самым нашим носом, а когда мы успокоимся, ее уже тихо и аккуратно переправят куда нужно. Поиски на дорогах, конечно же, будут предприняты, но не стоит отбрасывать других вариантов, их стоит проверять. Хотя, я могу и ошибаться в деталях. Тем не менее, вам поиски следует начинать в Париже.

- Всё! Довольно! Продолжайте тренировку. А Вы, Роллант, ждите здесь. Я подойду сейчас к де Тревилю с вашим вопросом. Посмотрим, что можно сделать. Сами понимаете, сюда кого попало не берут.

Молодой человек почтительно кивнул де Гюсси и де Кордильяку. Вернув шпагу, он проследил за удаляющимся де Гюсси, и прошел к своей лошади. Поглаживая животное, юноша принялся ждать возвращения лейтенанта, наблюдая за тренировками мушкетеров. Внешне он по привычке был спокоен и холоден, но внутри все бурлило от волнения. Еще бы – сейчас, возможно, де Гюсси уже говорит с де Тревилем и решается его судьба…

Старая сухонькая женщина неторопливо брела по улицам Парижа. Никуда не надо спешить, ни к какому определённому месту нет нужды возвращаться, главное, чтобы на пропитание хватало, что ещё нужно нищенке? Наконец, Мари Фролло остановилась у дверей довльно большого постоялого двора под названием "Кукушка и петух" и встала у входа в традиционной позе несчастной голодной старушки, просящей подать кому чего не жалко. Она была знакома с хозяином постоялого двора и знала, что тот её не прогонит. Однако сегодня тут было как-то не очень людно, и старая женщина уже подумывала о том, что надо бы отсюда уходить, искать более прибыльное место, как вдруг её взгляд привлёк молодой человек. Цепкий взгляд нищенки сразу отметил потрёпанную одежду и симпатичное лицо. Также она решила, что раз он околачивается тут рядом с чьим-то конём, и его ещё не прогнали, вероятно, он слуга кого-то из постояльцев. Впрочем, всё, что она заметила, никогда не привлекло бы её внимания, если бы не до боли знакомое лицо этого юнца. Однако память и быстрота сообразительности в связи с приличным возрастом Мари уже сдавали позиции, и она никак не могла вспомнить, почему же ей кажутся такими знакомыми эти милые черты лица. Она всё смотрела и смотрела на него своими большими голубыми глазами, но никак не могла вспомнить. В конце концов молодой человек заметил её пристальный взгляд, что, с одной стороны, смутило старушку, а с другой, она подумала, что если она действительно была с ним знакома, то теперь он тоже её узнает и сам разрешит мучающий Мари вопрос.

Отлично! У хозяина гость, далеко уходить пока не надо — вдруг пошлют за вином или еще чем-нибудь. А пока не зовут — можно побродить на двору или посидеть на бревнышке. А можно перехватить хозяйскую дочку, если она не занята делами, и поболтать о соседях-постояльцах, такие сведения всегда пригодятся.
Все бы хорошо, если бы не чей-то пристальный взгляд, который раздражает, словно севшая на руку муха.
Кто это на нас таращится? Вон та старая нищенка? Нашла кого смущать своими неотвязными взорами, ведь видно же, что у Лапена в кармане ни су!..
О-ого, да это не просто старушка, а старушка знакомая! Вот чтоб под землю до самого ада провалиться, если это не Мари Фролло!
Та-ак, что делаем? Радуемся старой знакомой или гоним ее отсюда взашей, пока чего не сперла?
Когда-то старуха была добра к маленькой девочке в мальчишеском наряде. (Да-да, к девочке, знала старуха тайну малыша Лапена!) Но опять-таки — до поры они все добрые! Хорошо, что отец разыскал и удочерил двенадцатилетнюю Валери. А то глядишь, через годик-другой та же добрая старушка с удовольствием продала бы девочку первому встречному развратнику. Да еще сделала бы это из самых добрых побуждений — мол, пора девчонке осваивать ремесло, чтоб с голоду не пропасть...
Ладно, при прощании ссоры не было. К тому же бабка ничего не знает о бароне д'Армантьере и о счастье, которое привалило ее маленькой подопечной. Вот и хорошо, вот и ладно...
А старое знакомство придется все-таки возобновить. Причем сразу, пока бабка не вспомнила физиономию, которую только что углядела...
Лапен небрежной походочкой приблизился к старухе и заговорил негромко:
— Как живется, бабушка Фролло? Сытно ли кормит тебя столица? Как здесь наши, живы еще? Как Рваный Бок, Чертополох, Нанни-Недотрога?.. Ну, что уставилась? Не узнаешь свою малышку Валери, которую от лихорадки выхаживала? Как видишь, жизнь опять заставила влезть в шкурку Лапена, так оно безопаснее...

Рошфор не любил, когда его преосвященство заставлял искать его иголку в стоге сена, однако кардинал в свою очередь очень любил давать именно такие задания, и скорее всего, только потому, что граф был единственным человеком, который знал, как находить такие иголки. Выйдя из пивной, Рошфор несколько минут пропетлял по улочкам парижских трущоб, где на него не осмелился бы напасть и последний бандит, и, убедившись, что никто за ним не следит, граф добрался до ожидавшей его кареты. Пора было отправляться на дворцовую площадь, чтобы встретиться с еще одной персоной, которой в планах Рошфора было отведено не последнее место.

(согласовав с Греем)

Капитан де Ламмарк сидел за столом и барабанил пальцами по деревянной столещнице. Когда в дверь постучали, он нетерпеливо велел войти и взглянул исподлобья на Этьена.
- Добрый день, господин капитан, - коротко наклонил голову лейтенант. - Вы меня вызывали?
"Все же, что такое стряслось? Просто так капитан к себе требовать не станет... Что ж, не стоит гадать. Сейчас, думаю, мне все скажут..."

От де Тревиля Антуан де Гюсси вышел в раздумьях. Капитан, обычно спокойный и рассудительный, был весьма и весьма возбуждённым. Казалось, дело касалось его чести, карьеры или ещё чего-то очень важного для капитана. Руки у де Трквиля еле заметно тряслись и было видно, что внутри него клокочет вулкан. Всегда умеющий держать себя в руках, капитан говорил сухо и мало. Было видно, что это ему даётся очень и очень нелегко. Суть того, что услышал де Гюсси в кабинете сводилось к тому, что никаких приёмов в полк пока нет и в ближайшее время не будет. Не будет, ибо сейчас всем не до этого. И виноваты в этом как раз королевские мушкетёры, которые охраняли мисье де Саважа в то время, как у него украли важный документ. И вот поисками этого-то документа де Гюсси со своими людьми и займётся. Займётся немедленно и в тайне ото всех, дабы снять с полка пятно. Официально же всё поручено гвардейцам кардинала. Извечным конкурентам. В общем - дела много, чести мало. Но действовать надо. И чтобы не один слух обо всём этом не ушёл дальше этого здания.
Вот с этьими мыслями лейтенант и вышел на плац. Мрачный, но уже без головной боли, которая куда-то делась во время его посещения де Тревиля. Вот бы никогда раньше не подумал де Гюсси , что стрессы так полезны при похмельи.

Все произошло слишком быстро. Как укол шпаги. Как первая в жизни дуэль. За честь первой возлюбленной. Этот проходимец, Лапен, откуда он взялся?! А главное: что это вдруг я так раздобрел? Когда-нибудь твоя доброта тебя погубит, Барт.
Ну, дьявол с этим. Главное – найти ему должное применение. Что он там молол насчет актера? При чем тут актеры? Голова была как в тумане. События происходили слишком быстро. Не успел отдохнуть после дороги – на тебе.
Я огляделся. Комната - в полнейшем беспорядке. Из мебели – лишь небольшой столик, заваленный в основном инструментами цирюльника, да высокое кресло – доставшееся в наследство от прежнего хозяина квартирки на втором этаже. Что там стряслось с этим беднягой? Дьявол его разберет.
На стук в дверь я отреагировал мгновенно. Скорее даже не стук. Востороженный или лучше – встревоженный грохот. Так изящно в дверь мог стучаться только мушкетер. И, правда, распахнутая дверь явила мне физиономию Луи де Фруа. Сланный малый, хоть и молод слегка и неопытен в некоторых делах. Зато – храброе сердце. А Парижу ой как нужны храбрые сердца!
Я кивнул, предлагая мушкетеру высказаться.

- День добрый, Барт, - Луи оглядел комнату, но по выражению лица невозможно было прочесть, что он на ее счет подумал. - Месьё де Гюсси просил передать тебе, что тебя ... ммм..., - мушкетер сделал паузу - не эффектную театральную цезуру, а просто подбирая слова, - спрашивают гвардейцы Его Преосвященства. Вас обвиняют в государственной измене, друг мой, - переходы с "ты" на "вы" были обычной манерой месье де Фруа. Причем каждый раз это было уместно, так что становилось очевидным, что это не путаница, а намеренное выделение более и менее важного в речи. - Наш доблестный капитан отправил гвардейцев по ложному следу, но не думаю, что это их надолго остановит. Ты можешь временно переехать ко мне - там должно быть безопаснее, чем в этом трактире. Хотя тут я не буду настаивать - решай сам, - мушкетер замолчал, привычно сложил руки на груди, глядя прямо на Гастона, ожидая его решения.

Что за дьявольщина такая творится?! Видимо, все вокруг сговорились с тем, чтобы довести меня до могилы. Не дождетесь, канальи!
Я быстро выглянул в коридор, через плечо нежданного посланца, ставшего для меня самой судьбой и громко крикнул:
- Л-лапен! Быстро н-наверх!
А сам в это время мягко, но настойчиво, движением, исключающим сопротивление, затолкал де Фруа внутрь содомообразной комнаты и рванул дверь.
- Р-рассказывайте, месье, не медлите ни с-с-секунды, - рявкнул я и бросил хмурый взгляд на мушкетера. – И в-вот еще ч-что… С-спасибо.
Тем временем мысли мои двигались лихорадочно в различных направлениях. Первое направление. Лапен. Случайная встреча могла быть далеко не случайной, а качественно спланированной. Не стоило спускать глаз с пострела. Этот так, на будущее. Второе. Гвардейцы меня ищут. Известно, что им нужно. Уж точно не распробовать стаканчик бургундского за приятной беседой. Стычка? В одиночку мне не выстоять. А если случайный слуга все-таки подослан – не выстоять точно. Втягивать в эту кашу де Фруа в мои планы не входило. Впрочем, он и без того уж был в тянут по уши. Каналья!
Я рванул с лежанки мушкетерский плащ, натянул поверх белоснежной рубашки. Перед гвардейцами стоило предстать во всеоружии. Так сказать, во всем парадном.
- Так что Вы там говорили насчет временно погостить в Вашем гнездышке, месье Судьба?

Беседа со старой знакомой оборвалась самым досадным образом: сверху донесся командный голос:
— Лап-пен! Б-быстро наверх!
Просто удивительно, как голос с заиканием может звучать так грозно и совсем не быть комичным...
— Еще увидимся, бабушка Фролло! — быстро бросил Лапен. — Нам есть о чем потолковать...
И рванулся к двери.
Вверх по лестнице — единым духом...
— Изволили звать, сударь?

Спускавшаяся по лестнице Софи услышала громкий окрик и едва успела отскочить в сторону, когда наверх стрелой промчался паренек. Тот самый новый слуга, которого утром привел один из постояльцев. Весьма загадочный постоялец, надо сказать. Хотя, мало ли их тут таких. Облокотившись о перила, трактирщица усмехнулась и прислушалась. Кажется, чуть раньше к этому жильцу кто-то пришел. Софи не видела, кто именно. Этот вопрос волновал ее в большей степени из-за того, устроят ли сегодня жильцы и их гости очередную драку или Бог милует. В конце концов, она театрально воздела глаза к потолку, покачала головой, мол, покою нет от этих несносных постояльцев, вечно что-нибудь да натворят, и продолжила свой путь.

Совместно с бабушкой Гульдой

На пороге застыл этот прохвост с миловидным лицом. Впрочем, сейчас миловидность омрачалась озабоченностью. Что ж ты, Барт, так молокососов пугаешь? Впрочем, такой ли он молокосос, за коего себя выдает, еще стоило выяснить. Что он, каналья, там все-таки бормотал насчет актера? Какой еще, к чертям собачьим актер?
- Я-явился? Молодец. Спасибо. П-проходи, да дверь не забудь п-покрепче затворить. Да к окну не подходи. Хозяина нет дома, сечешь?
"Чего уж тут не понять? – ухмыльнулся про себя Лапен. – Гость, который только что поднялся наверх, сейчас в соседней комнате, живой или мертвый. А у хозяина определенно неприятности. Эх, накрылись мечты о мирной жизни в Париже до самого возвращения крестной! Ну что ж, не судьба. Хозяин мне верит – и подводить его нельзя..."
- Да, сударь, - спокойно кивнул Лапен, запирая за собой дверь. – Как вам будет угодно. Вас тут не было, нет, и не будет в ближайшее время.
Я кивнул:
- Вот то-то же.
Нужно было срочно что-то предпринимать. Незамедлительно, то есть, прямо сейчас. В любую секунду здесь могли появиться гвардейцы Его Высокопреосвященства.
- Сударь, - серьезно и вежливо сказал Лапен, — я, конечно, если прикажете, буду тут торчать хоть до Рождества. Но не лучше ли мне спуститься вниз и сказать хозяину: мол, какая незадача – только что мой господин прибыл и сразу снова в путь. А комнату, мол, просит за ним оставить... Или мне будет другое приказание?
Я расхохотался. Хотел хлопнуть пострела по плечу от радости, но порыв сдержал. Кивнул и промолвил весело – даже заикание пропало:
- Другого приказания не будет. Ступай.
Следовало вернуться к де Фруа и завершить разговор.

Луи слабо улыбнулся, наблюдая за метаниями мушкетера и молчал. Когда Барт собрался, де Фруа негромко сказал:
- Рассказывать мне более нечего, ибо все, что знал, я уже вам рассказал. От предложения своего не отказываюсь, так что быстро собирайте вещи, заплатите хозяину этого заведения... Да хорошо заплатите, чтобы гвардейцы не сразу ему язык развязали. А после того зовите своего слугу и мы тут же уносим отсюда ноги. Когда мы будем у меня, я надеюсь, что вы объясните, чем вызвана вся эта кутерьма.

(Совместно с Laelar_Dalharil)

Тем временем Лапен бегом скатился по лестнице - но на кухню вошел спокойно, небрежной походочкой. И физиономия чуть ли не скучающая, с легким оттенком огорчения.
-- Софи, солнышко мое, ну, что за незадача! Только попадешь в дом с вкусной готовкой и красивой хозяйкой -- и такая незадача! Опять расставаться... Хорошо хоть ненадолго!
Софи, выискивающая что-то в большой корзине с овощами, оторвалась от своего занятия и, слегка удивленно вскинув брови, поглядела на паренька.
- Не иначе твой хозяин дал тебе от ворот поворот, - поддразнила она, - наверное, ты слишком шустр для него.
-- Выгнать такого слугу, как я? -- картинно изумился Лапен. -- Девочка, такого не бывает! Просто на время съезжаем. Сейчас хозяин расплатится. А комнату чтоб за нами оставили! Хозяин даже вещи почти все тут оставит. Послезавтра вернемся. И если хозяин в нашей комнате найдет другого постояльца -- в окошко вышвырнет. А я останки того наглеца метлой за ворота вымету.
Ничего удивительного в том, что постояльцы периодически уезжали, да возвращались, конечно, не было. Но Софи стало любопытно. И сам жилец, и его слуга вызывали у трактирщицы интерес.
- Послезавтра, говоришь? - Софи на секунду задумалась, потом насмешливо улыбнулась и продолжила: - а точно ли вернетесь? На дорогах сейчас, говорят, ой как неспокойно, всякое задержать может, а от долго пустующей комнаты один убыток, знаешь ли.
-- А куда ж мы денемся от такой вкусной кормежки? Мы бы и сейчас с места не сдвинулись, да случай такой вышел... -- Голос Лапена был загадочным и глубоким.
В уме он тем временем прикидывал: на что списать отъезд: на политику или любовь? Неприятности хозяина, похоже, связаны с политикой -- значит, врать надо про сердечные дела.
Софи кинула на Лапена заинтригованный взгляд, но тут же отвела глаза.
- Да, жизнь полна сюрпризов, - философски заключила девушка, старательно изображая равнодушие. Она выудила из корзинки большую луковицу и принялась счищать с нее шелуху.
- Видать, твой хозяин вляпался в какую-нибудь историю, я за все время на таких насмотрелась, и чего им спокойно не сидится? - протянула Софи, всем своим видом стараясь показать, что ей дела нет до всех этих историй, и луковица в ее руке куда важнее.
Лапен хитро подмигнул.
-- Дама, -- шепнул он. -- Такая знатная, что и не вымолвить. Всего на два дня у мужа отпросилась в Париж, к брату. Как раз он сейчас у хозяина сидит в гостях, брат этот самый. Приехал звать в гости -- на два дня. Он сестренку всегда баловал и капризам потакал. Понятно, малышка?
Все равнодушие с Софи как ветром сдуло. Она недоверчиво посмотрела на собеседника.
- Да ну? А твой хозяин - не промах, как я погляжу. А по виду и не скажешь…
Лапен чуть не ругнулся вслух. Сам-то он как-то уже не обращал внимания на хромоту и заикание хозяина... не думал о том, как тот выглядит со стороны...
-- Значит, сумел ей угодить, -- двусмысленно улыбнулся слуга. -- Значит, молодец по этой самой части... Я, кстати, тоже молодец -- и готов тебе это доказать в любое время, как вернусь!
И, довольно насвистывая, покинул кухню...
- Тоже мне молодец нашелся! - огрызнулась Софи вслед уходящему Лапену и вернулась к своим овощам, размышляя над услышанным.

- Лейтенант Флеруж, - начал капитан. – Надеюсь, у вас есть два-три человека на примете, среди моих солдат, которым вы могли бы безоговорочно доверить собственную жизнь. Именно ее вам вскоре возможно и придется им доверить. В полдень его высокопреосвященство ждет на аудиенцию меня, вас и тех, кого вы сочтете пригодными для работы в своем отряде. Для чего это нужно, узнаете там же. А пока, лейтенант, прошу вас никому не говорить не слова об этом визите, даже гвардейцам и своим лучшим друзьям.

(Совместно с Grey)

Остаток пути до площади Рошфор проделал пешком, отпустив карету еще загодя. Он ничем не выделялся в толпе, и лишь немногие случайно, заметившие шрам на его щеке, или знавшие графа в лицо бросали весьма недвусмысленные боязливые взгляды в сторону фигуры, в фиолетовом плаще. Но Рошфор давно привык к подобным взглядом и знал, как много усилий приходится приложить, чтобы добиться такого отношения к своей персоне. Полуденное солнце вознеслось над Парижем.

- Гра-аф, вот это встреча!- Позади Рошфора послышался сначала цокот копыт и стук колес по камням площади, а затем и негромкий, но довольно звонкий голос. Занавеска на остановившейся возле него карете отдернулась, и на Рошфора весело глянула красавица Эсперанс. Девушка оперла локти на дверцу, умоляюще сложила ладошки и ей пришлось наклонить голову и чуть податься вперед, в основном, чтобы не потерять графа из виду.- Только не говорите мне, что опять спешите по делам!

«Вот даже как! Значит, нечто настолько важное, что скажет лично Его Высокопреосвященство…»
– Благодарю за честь, господин капитан, – слегка поклонился Флеруж. – Я немедленно постараюсь отыскать подходящих людей.
Распрощавшись с капитаном, Этьен вернулся на плац, задумчиво прикидывая – кого бы взять с собой?
«Веннэ? Хороший парень, но чересчур небрежно относится к оружию… если не напоминать. Нет, нельзя…
Меркур? Пьет многовато. Возможно, перестанет – но мне-то человек нужен сейчас.
Де Финес? Что ж, подойдет. Хотя он все же себе на уме…
Де Бринье? Нормально. Человек ответственный.
Морьен? Очень исполнительный… и умеет хранить тайны».
Приняв решение, Флеруж вышел на плац.
– Морьен!
– Да, господин лейтенант?
– Где де Бринье и де Финес?
– Де Бринье уехал по поручению, – Роже многозначительно глянул вверх. – Де Финес – только что ушел.
– Santa Madonna… Разыщите де Финеса и узнайте, где де Бринье. В половине двенадцатого я хочу их видеть здесь; к вам это тоже относится.
– Так точно!
- В случае, если вы их не найдете... пригласите Ланье и де Фейрака.

Спокойствие де Фруа поражало. Оно был из тех, которые успокаивают и придают сил, если в них нуждаешься. Это была настоящая рыцарская смелость.
Я взглянул в глаза мушкетера и вздрогнул. Святой Франциск. Не так давно я и сам нуждался хотя бы в малой толике этой смелости и спокойствия. Я вздохнул. История, кажется, не любит сослагательного наклонения. Ты струсил тогда, Гастон, и прощения тебе не будет. И свою вину ты не прикроешь мушкетерским плащом.
Я отвлекся от мрачных мыслей и кивнул де Фруа.
- В-вы правы, друг мой, в-вы абсолютно правы. Я в-вижу в вас б-благородство витязей в-времен Карла В-великого. Это редкое к-качество. Я рад иметь честь з-знать в-вас.
Потом приблизился и ухмыльнулся:
- Н-не соизволите ли н-немножко п-подвинуть свои ботфорты, с-сударь? В-вы стоите на м-моем бюро.
Аккуратно (в который уже раз по последние полчаса) отодвинув мушкетера, я осторожно откинул с пола циновку и разобрал несколько досок замечательного паркетного пола. Не знаю уж, кто был хозяином этой комнаты раньше, но, судя по всему, он очень опасался за состояние своего кошелька – так что изобрел этот скромный тайник в полу.
Я использовал его в других целей. Здесь хранились два пистолета, порох, тренировочная рапира и кое-какие вещи. Об этих кое-каких вещах я упомяну позже, если достойный читатель будет иметь честь напомнить мне об этом.
Один из пистолетов я заткнул за пояс, спрятав под кожаным камзолом, взял пули и порох. Оставил на столе записку для хозяина – моего доброго Лонкура - с просьбой закрепить за мной на неделю-другую сии королевские апартаменты и присовокупив воздушный поцелуй для его дочери – Софи, которую я давно уже не видал. Хорошим довеском к письму стал кошелек из коричневой кожи, отягощенный несколькими экю. Это должно было окупить возможные расходы хозяина, связанные с пустовавшей жилплощадью.
После того, как я вернул на место паркет, циновку и полностью облачился, адресовал де Фруа кивок:
- Я г-готов, с-сударь.

to Веселый Роджер

Мишель де Контель* был не в настроении с самого утра. И основу его плохого настроения составляло осознание того, что вот тут, совсем близко, в одиночной камере обитает благородный дворянин Жаккар. Но это было бы еще полбеды. Де Контель стал комендантом не так давно – всего несколько месяцев назад, но одно усвоил точно: никогда! Слышите?! Никогда не вздумайте сажать в Бастилию мушкетеров. Нет таких стен, сквозь которые эти храбрецы не смогли бы пройти. Нет решеток, способных удержать этих безумцев. Пересади ты хоть всех, все 2 роты, они устроят массовый побег и все таки найдут способ вернуться на службу Королю и Королеве. Так-то.
Благородный дворянин Жаккар был именно тем, кого более всего опасался достойный наш монсеньор де Контель: то есть, ни кем иным, как королевским мушкетером.
Бумаги, лежавшие сейчас на грязном, залепленном остатками обедов, столе, перед де Контелем, утверждали это, и опровергнуть сию истину не мог сам господь Бог. Приказ самого Ришелье. Твердая подпись «красного герцога».
Это означало трудности. Очень большие трудности. И де Контель прекрасно сие понимал. Но так же понимал он и то, что стоит ему сказать хотя бы слово, на мгновение усомнится в крепости стен Бастилии, не сносить ему головы.
Все, что ему оставалось – это выполнять свой долг, а это значит – три раза в день кормить, три раза в день интересоваться любезно о самочувствии и три раза в день усиливать караул в ожидании того, что сам сатана в облике какого-нибудь мушкетера явится, чтобы спасти своего товарища.
- Так что же, господин комендант, вы позволите мне задать пленнику пару вопросов? Дело мое, видите ли, не терпит отлагательств, так что извольте…
Де Контель ударил кулаком по столу, пригвоздив одну из десятка облюбовавших столешницу мух. Здесь он был хозяином и он решал, когда дознавателю говорить, когда – слушать:
- Господин Маню, не угодно ли Вам будет подождать еще мгновение. Я лишь возьму ключи, позову стражу и провожу Вас к пленнику.
Все вышеозначенные манипуляции не заняли много времени. Больше ушло на дорогу в апартаменты пленника. Де Контель сделал знак дознавателю отойти чуть в сторонку и кивнул стражнику: отпирай мол, балбес.
Ключ повернул в замке, раздался щелчок. Де Контель отстранил стражника, открывавшего дверь и сладким голосом пропел:
- Месье Жаккар, к вам посетители.

* Мишель де Контель - реальная историческая личность

По лестнице Лапен поднимался проворно и весело, но у самой двери посерьезнел и чуть задержался.
Если сейчас войти в комнату -- возможно, уже не будет другого случая выйти из чужой игры, непонятной и наверняка опасной. А опасностей у Валери д'Армантьер и своих хватает, не так ли?..
Актриса, Мадемуазель и Беспризорник провели молниеносный военный совет -- и, как ни странно, сошлись во мнениях: никуда не удираем, остаемся с хозяином. Беспризорнику было попросту интересно, а вот Актриса и Мадемуазель... у них оказалась немного иная мотивация.
"Ох, девчонки!.." -- пренебрежительно хмыкнул Лапен, постучался и вошел:
-- Сударь, я известил хозяев, что вы исчезаете ненадолго по личным, -- Лапен подчеркнул это слово, -- делам. Что еще прикажете?

В канцелярии царило какое-то мрачное оживление и три гвардейца с интересом строили про себя догадки о причинах, его вызвавших. Однако добравшись до писаря, ведавшего нужной им информацией, они убедились, что мрачные настроения охватившие слуг короля мешают посильнее обычной спеси.
Писарь с недовольством взглянул на де Бринье и его спутников и вежливо, но категорически отказался дать адрес Барта.
- Я не знаю вас, мсье - кто вы, зачем вы ищете нашего славного мушкетера, но в любом случае, мне сейчас не до этого. У меня масса работы - господин де Тревиль не может ждать, в то время как вы, господа, можете. - в конце-концов замученный писарь оставил намеки и прямо сказал, что ему не до гвардейцев.
- Да они здесь все заодно - начиная с этого де Гюсси! - Рикард начал выходить из себя и де Брасс предостерегающе тронул его за плечо. - У меня приказ об аресте этого вашего Гастона Барта и вы обязаны дать мне его адрес!
Лицо писаря сделалось еще более кислым и он забормотал что-то маловразумитеьное о нехватке времени и невозможности поиска нужных бумаг в данный момент. Лицо же де Бринье медленно наливалось краской гнева. Утром он не предполагал, что простое задание вызовет у него столько сложностей. Однако время шло, а еще ничего не было сделано. Потратив битый час на войну с писарем, гвардейцы все же добились своего. Масса времени была потеряна и де Бринье уже и не надеялся застать Барта дома.
- Наверняка его уже давно передпредили, что ты его ищешь. - де Брасс с невозмутимым спокойствием закинул ногу в стремя.
- Тысяча чертей! Тем более, едем скорее! - Рикард уже сидел в седле и не желал терять ни минуты более.

- Добрый день, мадмуазель, - Рошфор остановился и, сняв шляпу, совершил предписанный этикетом поклон. - Теперь мне наконец-то начинает казаться, что солнце светит по-настоящему ярко. До вашего появления этот день был довольно хмур и угрюм.
Любезная улыбка графа была доведена до совершенства долгими годами придворной жизни, и сейчас она уже, скорее, рефлекторно, чем осознанно возникла на лице. Впрочем, предназначалась она больше для случайных прохожих и свидетелей этой встречи.
- Как раз сегодня, как бы это ни было странно, мадмуазель, у меня выдался спокойный день, и я впервые за последние полгода нашел в себе силы совершить небольшую пешую прогулку. И как вижу, Проведение на моей стороне, раз наши пути пересеклись.

(нрпг: с Grey)

- Провидение - неисправимая кокетка.- Заметила графиня, обмахивая веером, скорее не себя, а занавеску сбоку. Посмотрела на площадь, на дворец кардинала. - Давно не была в Париже. Вы не пригласите меня на прогулку, граф?- Эсперанс оценивающе глянула на Рошфора и улыбнулась уже более открыто.
- С огромным удовольствием, мадмуазель, - граф склонил голову в очередном полупоклоне, после чего, опередив лакеев, открыл дверцу кареты и помог даме спустится, подав руку.
- Вы говорите, что давно не были в городе. Тогда, должно быть, столичные новости вам еще не все известны? - вопрос прозвучал, когда они уже неспешно шли по серой брусчатке площади.
- Конечно же, некоторые новости я знаю. Например, о том, что маркиза де...- Эсперанс почти повисла на бедном Рошфоре, удивленно оглядывая площадь,- Мне казалось, тут был памятник. Удивительное чувство испытываешь, когда возвращаешься в Париж - некоторые вещи словно переставили с места на место.
- Еще их тут любят переставлять с ног на голову, - почти искренне усмехнулся граф. - Однако его высокопреосвященство следит за тем, чтобы это происходило как можно реже.
Графиня могла рассмеяться удачной шутке, а шутка на ее вкус была весьма удачной, или же выказать почтение его высокопреосвященству, но почему-то не сделала ни того, ни другого. Они молча прошли немного шагов. Эсперанс улыбнулась.
- Вы правы, в Сенетер намного скучнее. Вас что-то беспокоит, граф?

В который раз за последние полчаса Луи беспрекословно подвинулся, с легким интересом наблюдая за суетой Гастона. Тайник заставил его одобрительно хмыкнуть, кошелек - удовлетворенно кивнуть. Когда де Фруа уже двинулся к выходу, только хорошая реакция спасла его от столкновения с Лапеном. Вовремя затормозивший мушкетер внимательно выслушал слугу, пристально его рассматривая. Луи решал, предаст или не предаст хозяина этот симпатичный паренек. Хотя де Фруа ещё не знал подробностей дела, чутье подсказывало ему, что обвинением в "государственной измене" просто так не бросаются, тем более Его Преосвященство.
- Личные дела, да. - негромко протянул Луи. - Да, Гастон, чего не сделаешь ради прекрасной дамы, - мушкетер скупо улыбнулся и посерьезнел: Идемте, нам нечего больше ждать. Надеюсь, вы на лошади? Так поторопимся! - де Фруа быстро сбежал по ступенькам, не глядя кивнул хозяину трактира и подошел к своей лошади. Легкая ласка, неуловимое движение - и скакун ЛёВан отвязан, а мушкетер в седле.

Совместно с Ясмик
Гюсси вернулся. Еще издали зоркий взгляд юноши заприметил, что ничего хорошего это выражение лица ему не предвещает. «Неужели отказали? Недостаточно хорош? Но почему?..» Мелькавшие в голове мысли казалось были написаны на лице юноши, с тревожным и пристальным вниманием, взирающего на приближающегося де Гюсси.

- Вот что, молодой человек, - де Гюсси натянул перчатки и надел шляпу, лежащую на ящике, - Пока, повторяю, пока вопрос о вашем месте в рядах мушкетёров ещё не решён. И будет ли он решён, теперь зависит только от вас. Пойдёмте-ка в тенёк. А вы поменяйтесь партнёрами, да, по кругу, как обычно. Так вот, у меня для Вас задание. Задание конфиденциальное. Трудное. Но, если Вы справитесь, то тогда... Впрочем, вы сами понимаете. Если провалитесь, то на меня можете не ссылаться. Итак, вы готовы выслушать и принять решение или откажетесь сразу?
И лейтенант взглянул снизу вверх на кандидата из под кустистых бровей. Ясно было, что он проверяет парня то ли на смелость, то ли на силу духа. И каждый его ответ может отодвинуть вступление в полк или придвинуть его.

«Задание. Задание? Трудное и конфиденциальное? Задание, от которого зависит мечта всей его жизни, ради которой… Конечно соглашусь!» - такие мысли промелькнули в голове юноши, пока Гюсси говорил.

- Месье, для меня это большая честь. Приложу все усилия, чтобы не подвести вас и выполнить поручение.

Роллант замолчал и, быстро стрельнув глазами по сторонам, убедился что все мушкетеры заняты тренировкой и их разговору никто не прислушивается. После чего вновь переключил все свое внимание на лейтенанта. Он выполнит это задание. Должен будет выполнить.

Лейтенант ещё раз оглянулся и, убедившись, что никто их не слышит, продолжал:
- Сейчас, сами знаете, я от де Тревиля. А он поручил мне одно конфиденциальное дельце, которое можно поручить лишь людям надёжным. К тому же только тем, кто не будет ни в чём заподозрен. Вы, на Ваше, я не знаю, счастье или горе, этим критерием отвечаете. Рекомендации Вашего батюшки для меня лично - лучший аргумент, руку вашу со шпагой я видел. Но одного Вас мало. Как минимум, нужен ещё один, а лучше двое, ибо на улицах Парижа нынче неспокойно, а возможны и разные трудности и неожиданности. Так что, монсеньор, сейчас мы с Вами пойдём за Вашим будущим напарником. Проблема лишь в том, что он с недавних пор пребывает в Бастилии. Знаете, что это такое? Вот оттуда мы его и извлечём. И сделаем это очень и очень тихо, чтобы все продолжали верить, что он там будет пребывать и далее. Если Вам есть что сказать - излагайте. У меня есть свой план, но я выслушаю и Ваше мнение по данному вопросу.
Де Гюсси присел в углу двора на пустой бочонок и, отсюда, стал смотреть за тренировкой, которая уже подходила к концу, а, значит, и его пребывание во дворике для тренировок.

Своего плана у молодого человека не было. «Ему дают важное задание? Нужно кого-то вытащить из Бастилии? От выполнения задания зависит его дальнейшая судьба? Какие к черту планы – действовать надо!» - мысли в голове были весьма беспокойны, но внешне юноша оставался спокоен.

- Месье, давайте не будем терять время. Полагаю, что сейчас каждая минута на счету и задание нужно выполнить быстро. Вашему плану я доверяю… А мы верхом поедем или пешком?

Молодой человек оглянулся на свою лошадь. Ведь если пешком, нужно срочно где-то пристроить коня. Бросать его Роллант не собирался и хорошо если позволят в конюшнях оставить. Будучи без копейки за душой, юноша не мог позволить себе оставить коня где-то на постоялом дворе. А с другой стороны хотелось поскорее расправиться с заданием, чтобы стать мушкетером…

- Поедем Верхом. А что касается спешки, так, подумайте головой, монсеньор. Если мы не хотим тоже оказаться в Бастилии, то торопиться следует только тогда, когда дело дойдёт уже до действий. Но, Вы хотели услышать план. Что ж, по пути и расскажу.
И де Гюсси лихо оседлал своего вороного. Его конь, в отличии от лейтенанта, был животным в достаточной степени флегматичным, покорным руке и не норовистым. Слуги радовались, когда им доставалось ухаживать за ним, ибо знали, что непрмятностей от него можно было не ожидать. И вот уже два всадника ехали по узким улочкам Парижа, приближаясь к тому месту, подальше от которого хотел оказаться, пожалуй, любой парижанин, ибо попасть туда было куда легче, чем выбраться наружу.

(совместно с Джет Тимера)

- Париж всегда полон слухов, мадмуазель, - ответил Рошфор. - Пока нет уверенности, что все они вздор и вымысел, все время приходится беспокоиться.
Прогуливающаяся пара на площади вряд ли привлекала чье-то внимание, кроме разве что тех, кто узнавал гуляющих.
- Кстати, мадмуазель, вы знаете, пропал архитектор мсье де Саваж. А его преосвященство возлагал на него такие надежды, - граф наигранно вздохнул. - Впрочем, он еще может вернуться, застенки Бастилии не столь необъятны, как кажутся многим.
Эсперанс приняла преувеличенно умный вид, одновременно бегло пробегаясь по сказанному: "И что здесь слух - пропажа, надежда, возможность или вместительность? Думаю, последнее. Все остальное - факты."
- Раз одной крепости недостаточно, к услугам его высокопреосвященства всегда найдутся талантливые строители. И вряд ли для этого стоит ехать в провинцию. Если подумать, даже может найтись кудесник с уже готовыми планами? Или я ошибаюсь?- Для убедительности графиня наивно похлопала ресницами и мечтательно посмотрела на графа. Ее жизненным принципом давно уже стало - "шпионы повсюду".
- О, да, - кивнул Рошфор, продолжая улыбаться почти искренне. - Многие бы согласись взять такой подряд, тем более, что они наверняка бы оставили себе лазейку, на случай если сами угодят в одну из комнат своего нового архитектурного шедевра. Как не жаль, но это факт, сейчас в Париже не осталось талантливых инженеров, наделенных достаточной долей храбрости. Ну, кто бы скажем, мог, например, согласиться работать в предместьях Ла Рошели, пусть за это и платят из казны самого кардинала. Мсье де Саваж, кстати, обладал некоторой долей самоотверженности, жаль, его рассеянность вставила ему палку в колеса.
Эсперанс искренне улыбнулась. И столь же искренне обеспокоилась: "Рошфору некого отправить в Ла-Рошель? Быть того не может. И не может же Саваж что-то строить в протестантском городе? Двор бы ему этого не простил. Не говоря уж о... Минутку. В предместьях. Сдается мне, я крепко влипла. Опять. В Ла Рошели мне делать нечего, да и не поеду - ни за что не поеду, что я дура что ли туда ехать?! В Париже они и сами найдут... Но, если удача будет на моей стороне? В любом случае, сначала стоит посмотреть в Париже. Рискну, пожалуй».
- Рошфор, вы увлекательный рассказчик. Но как можно отличить работу талантливого инженера от низкопробной подделки? Вдруг я найду такого по дороге в Кале? Мне было бы приятно порадовать его высокопреосвященство... и вас.
- Буду вам весьм апризнателен, мадмуазель, а работа истинного инженера хороша тем, что на его чертежах всегда найдется одобрительный вензель первого министра. Главное, чтобы нашелся сам чертеж...