Алика встряхнула руки, сдерживая желание подуть на кончики пальцев - несолидно. Она приготовилась было отшвырнуть быка телекинезом, но, когда Вейга замычала, от неожиданности едва успела сдержать силу, уже почти вспыхнувшую в ладони. Такое она не проходила. Успела ещё представить госпожу Мариссу, показывающую, как правильно мычать или лаять, и двадцать подростков, старательно ей подражающих, и невольно прыснула.
Нет, эти крестьяне точно сговорились. Теперь паренек, забитый, как мелкая собачонка, полез щелкать кнутом на быка, пусть даже почти успокоенного. Поднялась же у кого-то рука сорваться на несчастном.
Алика соткала в уме матрицу щита для всей группы на случай, если бык все-таки проявит агрессию, но колдовать не стала - иногда интереснее смотреть со стороны.

Бык остановился. бросаться под кнут он никак не желал. А может мумуканье мнимой коровёнки сыграло своё дело. Кто ж его знает. Но агрессии более не было в глазах животного. Взгляд его перескакивал с пастушонка на незнакомцев, с тех на своих коровёнок, но овец и коз, снова на пастушёнка.
- Му-у-у! - громко выдохнул он, задрав морду к солнечному небосводу. И такая тоска была в этом звуке, такое всемирное горе...
- Пшёл, пшёл, - пастушок щёлкнул кнутом в воздухе, сбивая настроение, - Неча тут баловать...
И обернулся к "драконоборцам".
-Эйтом зовут.
Лицо Эйта было ясное, открытое, без малейшей хитрости. Про таких часто говорят, что они с Дором, богом света на короткой ноге. Мол, Дор с ними ночью общается, только утром те общения этого и вспомнить ничего не могут.

- Эйт, значит, - чуть протянула, будто пропела Рут, все еще опасливо посматривая на буяна Бурого. Затем всмотрелась в чистое лицо мальчишки и отчего-то вздохнула.
- Расскажи-ка про Милку, ясноглазый. Что видел, да что запомнил. - Рут подняла рубашку с земли, отряхнула ее от налипших травинок, - Пока рубаху-то зашью, - серые глаза девушки на всякий случай проследили за норовистым животным.

Вейга, искоса поглядывая на быка, оглядывала поле.
Она очень надеялась на свое чутье. Надеялась запомнить запах дракона. Но теперь в воздухе царили сонные, мирные запахи стада.
Что у них оставалось? Рассказ пастушонка?
Эйт сразу не понравился Вейге. Она не любила людей, которые брались за дело, которого не знали. Да, у мальчишки ясные синие глаза, но козам, которые паслись на сыром истоптанном поле, от этого взгляда, легче не станет, если они заболеют...
В душе девушке росло подспудное недоверие к Эйту и его еще не произнесенному рассказу.

Рассеяв непригодившуюся энергию, Алика наблюдала за пастушком, но думала о другом. Снова ей померещилось что-то в молодой Ульманн, теперь не при первом взгляде, а при попытке использовать силу. Скосив глаза, адептка потихоньку попыталась разглядеть её получше. Когда глаза начали болеть, а косоглазие практически наступило, удалось заметить отблеск плавающей вокруг Вейги силы, сплетенный в мощнейшее заклинание.
Алика отвлеклась от пастушка, теперь он мог бы вольтжировать на спине быка с флагом в руках незамеченным. Щит такой силищи! Либо эта девушка на самом деле замаскированный архимаг, либо какой-то другой архимаг поставил ей этот щит. Только все-таки заклятье архимага Алика нащупала бы разве что специальным касанием, либо если оно теряет силу. Неужели ещё один погиб? Сначала Бенетус Странник, потом... Потом Алика едва не шлепнула себя ладонью по лицу. Странник, высокий, статный, рано начавший седеть, читавший лекции с таким увлечением, казавшийся выросшей в городе девушке ожившей легендой. Его статьи использовались другими учителями для наглядности. А подписывался он в официальных документах - Бенетус Ульманн.
Алика чуть не приревновала его к Вейге - наверняка та и попутешествовать успела с архимагом, работать с которым мечтали все мальчишки. Ну да, и потерять его она тоже успела... Вон щит уже начал истончаться. И все-таки, зачем он простой ученице мага, неужели прощальный подарок?
-Нас такому не учили,- с явно наигранной завистью сказала Алика, не выдержав мук любопытства,- а голос у тебя хорош, настоящий мастер ставил. Случайно, не тот ли Бенетус Ульманн, который Странник?

Вейга вздрогнула, но тут же взяла себя в руки.
- Вас такому не учили? - переспросила она ровным голосом. - А меня, увы, только этому и учили. У мне узкая специализация: я знаю голоса всех зверей и птиц плюс языки всех народов мира. Есть еще кое-какие способности - так, по мелочи. И - да, обучал меня Бенетус Ульманн, прозванный Странником.
Разумеется, она не стала докладывать студентке Академии, которая, разумеется, преуспела во множестве магических дисциплин, что "кое-какие способности" - это умение ловко выдавать себя за человека...
От этой мысли на сердце у Вейги стало тоскливо...

- Милка... Милка с рогами была. И пятно на боку. И кушала хорошо. Молоко у ней было чистое. И она не брыкалася, когда доилась...
Паренёк шмыгнул носом, щёлкнул бичом, вроде как для того, чтоб его подопечные "не теряли нюха", потом нехотя добавил:
- Нетути её боле. С неба чёрное уш-ш-ш, - он развёл руки в стороны и слегка помахал ими, - Потом я - в кусты и всё. Даже глапз не открывал, пока тварь рычала... Страшно, тётенька....
И он ещё раз шмыгнул носом.
- А потом меня того... За Милку...

Рут, пока слушала про пятнистую и рогатую Милку, кивала головой и накладывала ровные плотные стежки на пострадавшую рубаху. Затем оторвала нитку, расправила перед глазами единственную одежку, заботливо оберегаемую красноречивым и на редкость толковым пастушком. Внимательно осмотрела, выискивая, не остались ли еще где прорехи.
- То, что кушала хорошо, видать и чёрное уш-ш-ш заметило. - Рут даже повторила мальчишеский жест, также разведя руки. - А вот то что не брыкалась ... - Рут сокрушенно покачала головой, - Брыкаться, оно, знаешь, полезно бывает. Иногда. - Протянула рубаху огорченно шмыгающему носом пастушку.
- Натягивай, нечего тут перед девицами ребрами-то играть. И вот что. Вечером скотину раздашь - приходи-ка к нам в дом, воон за тем полем, ставни резные - увидишь. Да не бойся, не обидит никто ... дяденька. - Затем повернулась к девушкам, усмехнулась.
- Больше мы тут ничего не вызнаем от этого колокольчика полевого. Одно ясно - это огромное, чёрное и летает. Рычит и дерет коров. Может обратно в таверну, да там неспешно обсудим все?

-А госпожа Ульманн разве коров допрашивать не будет? Они начали такую милую беседу, бык вообще очарован, прямо родственные души,- сделав наивные глаза, но в общем беззлобно, сказала Алика.
Она, конечно, с интересом выслушала рассказ про корову с такими уникальными приметами, как рога и пятно, но на откровение история не тянула. "Черное уш-ш-ш" на фоне солнца в небе, да сквозь зажмуренные со страху глаза, могло быть любого цвета.
В таверну было бы неплохо, но дорога встала в копеечку, и свободное время до вечера следовало использовать с большей пользой.
-Рут, я собираюсь пройтись по деревне, подработать. Ты не знаешь, с кого можно начать? Может, у кого-то мыши, мясо сохранить надо, ещё чем помочь? Начать было бы неплохо с владельца Милки, вдруг у него ручки болят после такой нагрузки,- гораздо менее дружелюбно усмехнулась адептка, кивком в сторону пастушка показывая, какую нагрузку она имеет в виду.

Вейга настороженно покосилась на адептку, стараясь оценить, сколько в ее словах про беседу с коровами шутки, а сколько - яда. Решила, что яда все-таки больше, и в горле вновь родилось беззвучное рычание.
- А я, пожалуй, в таверну... - небрежно сказала она.
Подработать было надо и ей. Ой, как надо-то! Но кому в деревне нужно знание языка зверей и птиц?
"Вот она, Академия! - мрачно размышляла Вейга. - Вот какие знания дает! Нигде с ними не пропадешь.Была б я человеком - наизнанку бы вывернулась, лишь бы туда попасть..."

Светловолосая крестьянская дочь внимательно и серьезно слушала двух таких разных девушек. Странные. Как цветы диковинные среди полевых скромниц. Впрочем, чем странные-то? Тем, что хлеб свой другим трудом зарабатывают? Так зарабатывают же, а не летают черным ушем по чужим полям и коров хозяйских не дерут. А вот, к слову, насчет хозяев ... - Рут задумчиво потеребила русую косу и внимательно взглянула на Алику.
- У меня вот тоже сердечко-то волнуется за Пороха, хозяина Милки убиенной. Ведь мало что убытку столько, так еще забота - кнутовищем махать, недорослей вразумляя. Ой, нелегка его ноша, ноги того и гляди, подломятся. Кабы помочь ему, болезному? Чтоб как Эйта увидит - рука не за плетью потянулась, а краюху хлеба отломила. Мне по разумению моему простому да деревенскому кажется, что такая нагрузка полегче будет. - Сероглазый чистый взгляд девушки был тих и спокоен.
- А насчет подработать, так ко мне на огород ступай. От полевок резвых в этот год спасу нет. Норы-ходы свои подземные по всему огороду проложили, морковь со свеклой подгрызли , мышастые дармоеды. Насчет оплаты - то с отцом моим потолкуешь, он на гостей незваных зол очень, так что не обидит, коли поможешь. - А потом Рут подошла к смуглой невысокой девушке, собравшейся уже уходить и тихо тронув ту за руку, заглянула в темные глаза.
- Скажи, Вейга, ты вот так мычала по настоящему, будто и правда говор коровий понимаешь. - Рут смущенно помолчала и вдруг спросила, - А собаку можешь понять? Неможется Няньке нашей, второй день как. - И примолкла, с надеждой всматриваясь в лицо молчаливой девушки.

Вейга вздрогнула, как вор, пойманный за руку в чужом кармане.
Собаку?!
Чем она выдала себя?!
Но тут же взяла себя в руки. Похоже, девица действительно задала свой вопрос без всякой задней мысли.
- Я и вправду понимаю голоса всех зверей и птиц. И говорить умею со всеми, хотя не все захотят со мною заговорить в ответ. Кстати, полевок твоих я бы в два счета с огорода выставила и убедила забыть обратную дорогу... А собаку... с собакой сложнее. У них ведь речь - не только лай. Один хвост может выразить множество сложных фраз. А поворот головы, а положение ушей, а наклон шеи... как я это все изображу твоей Няньке?.. Впрочем, собаки, живущие всю жизнь рядом с человеком, начинают во многом понимать людскую речь. Попробую поговорить с вашей Нянькой, а уж ответы ее я точно пойму.

С Момусом
Пиво было неожиданно приятным - по чести сказать неожиданно для здешней глуши.т Хотя, свежий воздух, вода и настоящие, только от земли компоненты... Горечь почти не чуствовалась, скорее наоборот преобладал сладковатый привкус. К тому же было оно густым, пенным и тёмным - как раз как любил Биланкур.
- Уважаемый - хлопья пены слетели с края кувшина на пол - а поведай мне, как давно бедокурит эта ваша тварюга?
Драконоборец воззрился на тучного трактирщика, с сонным взглядом, непробиваемости которого, могли погли позавидовать латунные пуговицы жилетки последнего.
Трактирщик задумался, почесал затылок, поводил тряпкой по столу, скорее машинально, нежели реально наводя порядок, потом пыхнул, словно спуская пар и, повернувшись уже наконец-то лицом к постояльцу, произнёс:
- Дык где-тось, как вона листва пошла. Наши рудные тогда как раз пещеру нашли. Горняки то бишь. Да чё говорить - точно-точно. Как листва. Полетал тогда только. Бабы ещё хвалу Пупуросу вознесли, что, дескать, оно только кружилося. Ну а опосля началось. То рыбаков того... То нагадит где. Мне на крышу берёзу, скотина, скинул. Так вота и живём теперь. В страхе и боязни. Одна на вас надёжа. Могёт ту тварину и ухайдакаете.

Вейга торопилась на постоялый двор. Хотелось узнать, что собираются делать остальные драконоборцы. Но рассказ Рут о больной собаке Няньке не давал ей покоя, и девушка решила по пути в таверну зайти на подворье отца Рут.
Собака, как оказалось, лежала в хлеву, где изволила проживать корова, еще не вернувшаяся с выпаса. Когда деревянная дверь приоткрылась и Нянька (крупная рыжая с белыми пятнами псина) увидела лицо хозяйки, она попыталась приподняться и забила хвостом. Но увидав вошедшую с хозяйкой Вейгу, Нянька зарычала.
Вейга бросила беглый взгляд на миску с нетронутой похлебкой и на плошку, в которой еще недавно была вода: на дне еще уцелело немного...
- Пьет, но не ест, вот как? - задумчиво протянула Вейга и решительно повернулась к Рут. - А ну, красавица, выйди-ка! И не подглядывай!
Почти вытолкав Рут, она закрыла деревянную дверь (свет падал в хлев из широких щелей).
А затем девушка опустилась на колени и проворно растянулась рядом с Нянькой.
Хозяйская собака грозно оскалилась.
Вейга перевернулась на спину, подставила под клыки Няньки свое горло: извечная поза подчинения более слабого пса более сильному.
Озадаченная Нянька убрала клыки и замахала хвостом.
Вейга тихо заскулила.
Нянька так же негромко ей ответила...
Так они беседовали минуты две. Затем Вейга поднялась на ноги и вышла во двор.
- Рут, - хмуро сказала она, - помоги мне сзади отряхнуться, я к чему-то спиной прислонилась... Собака ваша уже на поправку идет. Просто не трогайте ее - отлежится. Ее избил ваш сосед - здоровенный и с рыжей бородой. Решил, что она у него кур таскает. А она его кур не трогала.

Глаза Рут потемнели, налившись свинцовой тяжестью. Особенно это было заметно на враз побледневшем лице. Но она все же спокойно отряхнула спину Вейги от налипшего .. впрочем, ни к чему было уточнять что может пристать в хлеву с пола. А затем подошла к бело-рыжей лохматой собаке и мягко опустилась рядом. Запустила ладонь в кудлатую шерсть и тихонько погладила ее, чуть касаясь, чтобы не задеть отбитых мест.
Это была вторая Нянька, дочь первой. А первая, точно такая же крупная бело-рыжая и добродушная псина. Соседи все время укоряли еще молодых родителей Рут, мол, зачем во дворе такая собака - зря только хлеб свой ест. И кличка была другая, теперь уже точно никто и не вспомнит какая. А потом родилась Рут. Пока в колыбели лежала - горя никто не знал. Только всем известно - дети имею обыкновение расти. А как только девочка научилась переносить ножку через порог, так вот и началось горюшко. С детства своевольная, Рут не желала послушно сидеть, а все норовила улизнуть со двора. А травы-то высокие, вот светлая макушка и терялась среди них, заставляя родителей все бросать и искать свое чадушко упрямое. А как-то раз, когда с ног уже сбились, отыскивая любимую пропажу, услышали громкий лай и возмущенный рев. А потом из зарослей сирени, что теснились в дальнем углу показался лохматый собачий хвост. Задними лапами животное крепко упиралось в землю, пытаясь что-то вытянуть из-за густой листвы. Наконец это удалось и перед родительским взором предстала донельзя возмущенная Рут, пытающаяся вырваться из плена, прытко размахивающая всем, чем только можно. Но собака не обращала на это никакого внимания, только покрепче перехватывала детскую рубашку зубами. С тех пор так и повелось - где Рут, там и собака. Строптивая девчонка пыталась убегать от нее, но быстро поняла все тщетность попыток, а потом привыкла. Как и родители, которые теперь высматривали не дочь, а собаку. Ну а Рут всегда была где-то поблизости. Лохматого сторожа с тех пор и не называли иначе, кроме как Нянька. А когда мать пекла пироги, то Рут всегда брала два - себе и Няньке. Бежала к лохматой опекунше и протягивала вкусное лакомство. И только когда та осторожно забирала угощение, откусывала свое. А потом радостно щурилась, обнимая за меховую шею. У каждого свои детские воспоминания, состоящие из ощущений, запахов, красок. Для Рут это по большей части - теплый и надежный собачий бок. Но шло время, первая Нянька тихо, как и жила, отошла к своим собачьим предкам, а у Рут осталась ее дочь - тоже Нянька. Такая же преданная и добрая. А теперь ее избили.
Рут осмотрелась. В углу стояло несколько крепких жердин, приготовленных отцом для ремонта. Крестьянская дочь не торопясь, основательно выбрала самую надежную, повернулась к Вейге и кивнув на деревянное вооружение, сказала.
- Пойду-ка проведаю соседа, сначала курями поинтересуюсь, - Затем вскинула в руке жердину, будто приноравливаясь к чему-то, - А после о здоровье похлопочу.

- Подожди, уважаемый - ещё глоток пива - Значит говоришь, с весны и нашли его гнездо горняки. А они живы? Горняки те? А то милая барышня, ваша, которая Рут, говорит, что она вроде как обиталище вашей тварюги, знает где. Ну да ладно. Если горняки те живы - с ними потолковать можно?
Осаждаемый градом вопросов, точно роем докучливых мух, трактирщик взмахнул тряпкой (видно надеялся и впрямь разогнать слова(...

Вейга не пошла вместе с Рут разбираться с рыжебородым соседом. Рут - здешняя, а Вейге ни к чему встревать в деревенские распри. Дашь кому-нибудь в морду - а тут набежит толпа братьев, кумовьев, дядей да племянников... оно ей, Вейге, надо?
Потому девушка, простившись с Рут, направилась в трактир, ругая себя по дороге за то, что не догадалась взять с девушки денег за беседу с ее Нянькой... Кошелек хоть и не был пуст, но отощал изрядно... А может, вместе платы напроситься к Рут на ужин и ночлег? Хорошая идея. Все-таки экономия.
Вейга тихо вошла в трактир, села за стол, негромко попросила у трактирщицы пирог с грибами и молоко. Неподалеку один из драконоборцев беседовал с трактирщиком, и беседа была весьма интересной. Вейга насторожила уши - а слух у нее был весьма острый...