РЕАЛЬНОСТЬ

Запрос в информационные банки Реальности выглядел, как гравировка на гильзе. "Шимада Тадаоки", четыре иероглифа на гладкой латуни. Выстрел за выстрелом, пули, выпущенные из стволов двух револьверов попадали в цель, впивались в плоть Реальности, выбивая сайты, содержащие ключевые слова, как кирпичики из стены.
Тэцугью помнил этого задохлика - они учились в младшей школе. Шимаду лупили все, кому не лень - есть в детях эта особенная ксенофобия, всем хочется быть как все, потому что те, кто не как все, получают ото всех. Шимада был не как все. Он был мелкий, щуплый и ходил вдоль стеночки, потому что страшно стеснялся себя самого. Родители привезли его в Токио, определили в школу, там Шимаду дразнили тупым деревенщиной за его дурацкое произношение и дурацкое происхождение - был он родом откуда-то с севера. Деревенщина, как есть. Типичная жертва.
Тэцугью тогда уже был крепким парнем, молодым буйволенком, и приди ему в голову тиранить Шимаду, тому пришлось бы еще хуже. Но Тэцугью всегда чувствовал в себе силу, а по-настоящему сильный человек найдет себе равного противника. Тогда Тэцугью это словами не оформлял, просто не видел надобности лупить мелкого пацаненка с жутким акцентом. Зато толпа, считавшая, что слабого нужно добивать, чтобы знал свое место, была для Тэцугью вполне достойным противником, и Тэцугью частенько разгонял обидчиков от хнычущего Шимады.
- Не реви, - говорил он Шимаде строго, почти по-взрослому. - Нельзя показывать, что боишься, иначе затопчут совсем. Сам встанешь?
Он давал ему возможность подняться самому, и тем сохранить остатки достоинства...
Выстрел за выстрелом. Ковбой бросил оба револьвера в кобуры и резко развернул коня, останавливаясь. Конь захрапел, прянул ушами и недовольно замотал головой, переступая с ноги на ногу. Перед всадником стояла доска с результатом скачки, списком сайтов и краткой информацией к каждому. Желтый листочек - страница из телефонной книги, несколько простых белых листков с каким-то перечислением имен, черный листок с рисунком на уголке, еще пара ссылок на какие-то банки изображений... Стоп. Тэцугью вернулся к черному листку и развернул сайт на всю доску. Веточка кленовых листьев трепетала на фоне полной луны, надпись гласила "Детективное агентство "Кагецу", добро пожаловать". Ковбой потер пальцем обложку сайта и искомые слова подсветились холодным голубоватым светом - Шимада Тадаоки, владелец агентства. Вторым владельцем значится некий Кумаиши Йоннан, его Тэцугью не знал. "Кагецу" - рекламку этого агентства Тэцугью сунули на переходе, он запомнил только потому, что там было слово призраки, сейчас все, что было связано со смертью тревожило Тэцугью.
- Адрес, - произнес Ковбой, и сайт мягко перелистнул страницу, открывая "контакты". Телефон, мессенджер, электронная почта... Адрес: Токио, Шинджуку-ку, Ниши-Шинджуку, 1-14-1, 4F.

25 июня 2015 года, четверг
Токио, Накано

Звонок оставил неясное ощущение недосказанности, озадачившее Рена в ту секунду, когда он его заметил. Были оговорены адреса наблюдателей и время взлома, даже каналы передачи данных, хотя в этой части разговора от Кумаиши веяло острым несчастьем даже по телефону. С тех пор были сделаны приготовления, кофе, даже пара мелких сторонних работ, и ощущение понемногу стало стираться из памяти. Только надев шлем и синхронизировав клавиатуру для настоящего штурма, Рен сообразил, что ему не сказали самого главного: цель работы. Беззвучный смех отразился в шлеме всплеском шелеста. Пообещав себе пить меньше кофе (и в последний раз прихлебнув из чашки), программист впустил в свою домашнюю оболочку Реальность.

Где-то далеко, с пестрой и проржавевшей груды хлама на анонимном сервере спорхнула стая бумажных птиц. Многослойные крылья неслышно опирались на ветер, хрупкие клювы искали среди потоков дорогу к цели. Только лапы под серыми силуэтами резко выбивались из стиля: крепкие, со стальной броней и длинными, острыми, словно ножи мясника, когтями. Стая передвигалась почти на ощупь, подхватывая попутные потоки, и иногда меняя их.
Наконец, они долетели. В глянцевой шапке льда отразилась одна серая тень, потом другая. Птицы кружили над толстым слоем защиты, снижаясь, и, наконец, первый набор когтей процарапал на мутном выгнутом зеркале четыре неровных линии. Сверкнули искры. Скоро отражения вовсе пропали за частой белой решеткой. Птицы снова поднялись выше.
Самая тяжелая из них взмыла выше всех, а потом отвесно нырнула вниз, в последний момент выставив когти. Ее бумажное тело было невесомым на вид, но стальные ножи сжались вместе, сминая и кроша лед. Это словно послужило командой для остальных.
Один шар следовал за другим - глянцевый лед до, царапины и остатки белесой крошки потом. Парк закончился, настал черед Кабуки-чо. Когда для стаи больше не осталось жертв, серое облако взмыло в воздух, намереваясь подхватить новый поток. Но там их уже ждали. Неясные точки цвета зрелой черешни превратились сначала в рой насекомых, а потом в оживший кошмар: помимо ловких радужных крыльев и острых жал у амарантово-красных пришельцев были сильные, лезвийно-острые конечности. Драка была короткой и очень жестокой: скоро только груда неряшливых клочьев и внушительный набор лап напоминали о серой стае.
Перебив птиц, рой разделился по числу наблюдателей. В каждый шар вонзилось по жалу. Насекомые расправили крылья и словно заснули на месте.

В другой, отдаленной части Реальности набор серых экранов начал расцвечиваться изображениями. Сначала картинки на них казались совершенно случайными, но постепенно все окрасились в одинаковый светло-сизый цвет камер ночной резкости. Мерцали даты: 23-е, 24-е, 25-е июня, каждый раз - поздняя ночь. Пустой парк на шестнадцати? двадцати? экранах. Редкие пешеходы - везде школьницы. Кое-где можно заметить, что показывают одну и ту же девушку с разных ракурсов. И - одновременно на всех экранах - белесое полупрозрачное пятно. Помеха в передаче? Помеха движется - нет - катится вслед за девушками, и больше всего напоминает огромное колесо. На третьем справа экране в верхнем ряду оно догоняет свою жертву в первый раз. Скоро на всех экранах - только кровь и мертвые тела.

Рен отключился сначала от Реальности, потом от внутренней оболочки. В крови еще отчетливо звенел адреналин, хотя умом программист понимал, что останется "чистым" и в этот раз. Профессия хакера ему не грозила: то, что показалось бы захватывающей гонкой кому-то еще, Рену представлялось серыми стенами, шприцами и бегом на пределе выносливости. Куда уютнее было самому быть охотником.
И сейчас ему то ли почудилась, то ли в самом деле уже была заметна новая цель. Изображения давно исчезли из Реальности, уже рассыпалась и большая часть следов, а множество компьютеров в районе получило нечитаемые сообщения, но на двух машинах появились сохраненные видеофайлы. Один из таких видеофайлов Рен включил на бесконечный повтор, сплетя на колене пальцы и вглядываясь в человеческий силуэт.
Невооруженным взглядом можно было заметить только то, что человек долго и тяжело бежал - он безуспешно пытался отдышаться. После увеличения, на третьем ночном фильтре, его лицо показалось отдаленно знакомым Рену. Программист прихлебнул остывший кофе и невольно поморщился. Не вспоминалось.

(помогаю Кысе выложить ее пост)

25 июня 2015 года, четверг
Полицейский участок
Ниши-Шинджуку, 6-1-1, Шинджуку

Очутившись на улице, Коги прислонился спиной к стене, облицованной гладкой темной плиткой. Выключил камеру, от которой только голова болела, пользы никакой. Надел очки. И чихнул, потом второй раз. Вот только не хватало простудиться – или досужих сплетен о своей персоне. Младший, небось, и так поминает недобрым словом.
Постояв с закрытыми глазами, чтобы ушло противное головокружение, Коги отлепился от стены и возобновил подшаркивающую весьма неуклюжую походку записного книжного червя. Кеды с мишками гарантированно отпугивали все категории желающих привязаться. Зато квадратный, будто медведь, коллега точно не забудет опоздания на – криминалист в сотый раз проверил часы – пять минут.
Если Кумаиши наводил на мысль о том самом звере, но в лесу, то коллега больше походил на рисунок в детской книге. И прямоугольным в нем было все - от упрямо выпяченного подбородка до фигуры. Даже там, где человеку природой предписаны округлости, у него все было точно обтесано топором. И не очень старательно. Наверное, у него даже имелось какое-то имя, ну, должны же были родители его как-то называть? Хотя одного взгляда хватало, чтобы заподозрить, что даже им не хватало решимости обращаться к суровому отпрыску не иначе, как Табата-сан.
На службе он всегда носил синюю с желтым рабочую униформу, словно был готов к выезду на место в любую секунду. К несчастью (ну, смотря с чьей точки зрения, конечно), сейчас он сидел в лаборатории. В левой руке держал кружку с чаем, в правой маркер и сверлил грозным взглядом разложенные по столу фотографии, будто ждал, что они вот-вот во всем сознаются. На их месте Коги бы не стал запираться.
- Не торопишься, - буркнул Табата вместо приветствия.

- Как раз наоборот, - жизнерадостно сообщил встрепанный и запыхавшийся опозданец, потирая ладонью лоб.
Разумеется, он не преминул в метро врезаться головой в качающийся посреди прохода в вагоне рекламный блок, заслужив сочувственные вздохи сразу нескольких пожилых дам, от которых потом еле отбился. Перед глазами до сих пор вставали таблички: «До выхода А36 100 метров», «До выхода А36 50 метров», «Выход А36»... мчась мимо них (занятия спортом полезны для здоровья, да!), он чувствовал себя водителем автомобиля на автостраде, которому требуется не пропустить нужный съезд. Потом оставалось лишь проскочить в стеклянные раздвижные двери и попытаться отдышаться в лифте.
- У нас есть что-нибудь новое? – выпалил он, скидывая ветровку неопрятным комом на свое кресло.
- Снимки, сделанные шарами-наблюдателями на местах преступлений, - Табата всегда был обстоятелен, а в вопросах расследования особо. – 22 июня, 21:54, Чуо, сады Хама-рикью, жертва Сумидзоно Масару, 17 лет, учащийся подготовительных курсов университета Васэда. 23 июня, 22:14, Шинджуку, Центральный парк. Жертва Ибури Мадоко... впрочем, это ты знаешь. 24 июня, 23:24, опять Центральный парк, жертва Мацугаи Харука, 16 лет, «Модэ гакуэн». 25 июня, 00:44, Отэмачи, кубидзука* Масакадо, жертва Суи Орими, 14 лет, школьница.
Он ухитрялся бубнить свой монолог монотонно, зато четко.
- У всех четверых одинаково отсечены конечности, все четверо умерли от потери крови. Так утверждают патологоанатомы. Везде одинаковый след тележного колеса, и мы не нашли никаких свидетельств, что кто-то находился рядом с жертвами в момент убийства, - Табата удивленно приподнял брови. – Чушь какая-то.
---------------------
*kubizuka - 首塚 – букв. «могильный холм для головы», могила, в которой похоронена только голова, без тела.

- Даже я не сумел бы так быстро добраться от парка до Хама-рикью и успеть убить паренька, - прокомментировал Коги. – Их несколько, и все крылатые? Или нет, во: несколько человек на летающей машине на тихом ходу подбираются в темном парке к ничего не подозревающей жертве, открывают дверцу и длинным мечом... - под тяжелым внимательным взглядом коллеги он осекся и примирительно улыбнулся: - Извини, плохая шутка.
Он потер все еще саднящие и наверняка красные, точно у кролика, глаза. Неужели бред заразен? Надо будет стереть ту запись. Или нет?.. Горе-шутник кое-как уместился на краю своего стола между коробкой с инфочипами, стопкой бумаг по разным делам, фотографиями, дисками, карандашами и прочей мелочью. Цветастая жилетка, всклокоченные волосы и очки в толстой черной оправе придавали ему дурацкий вид, но в отделе все давно привыкли, только новички приходили в растерянность.
- Ходят слухи, что в городе появился ваньюдо, тот самый, колесо, пламя, все на месте. Что если кто-то решил воспользоваться ими, тщательно продумал все детали и замаскировал убийства под его действие?
Вопрос, который Коги следовало задать в другом месте, - почему Тада-"сразу-все-понял"-кун не высыпается в последние ночи?
- Это не меч, - Табата постучал маркером по одной фотографии. – Скорее, коса. Или хорошо наточенный серп. Три первых смерти произошли в безлюдных местах, в Хама-рикью даже бомжей не нашли, но почему рядом с Императорским дворцом, где даже поздно ночью ходит много народа?
- Может, разыгралась страсть к показухе?
Неуемный Коги уже снова был на ногах, очки начищены, глаза блестят. Он обошел загроможденное столами с компьютерами и оборудованием, стендами и коробками помещение, похожее на лабиринт, и заглянул через массивное плечо сидящего коллеги. У непривычного зрителя от мозаики фотоснимков закружилась бы голова.
- О! Так я его знаю, - обладатель самой смешной обуви в отделе бесцеремонно ткнул пальцем в толпу зевак на фотографии ближе к краю.

Молодой человек в черном плаще и с характерной длинной челкой держался особняком, как будто был не просто один, но единственный такой в этом мире. И, похоже, он еще не перевел дыхание, сбившееся после долгого бега.
- Проходил по какому-то делу? – Табата обвел его маркером. – Третий случай немного отличается от других. Мацугаи Харука зажала в руке омамори*.
Коги промычал что-то нечленораздельное, разглядывая фигуру в красном круге. Одно дело считать, что человек похож, и другое – знать наверняка. Есть еще третье – доказать свое знание. Мало ли у кого какая прическа.
- Думаешь, Мацугаи знала о будущем нападении и хотела защититься?
Непоседа снял очки и попробовал смотреть через имплант. Лучше не стало, сколько ни клади мысленно кадр из утренней записи рядом с материальным снимком.
- Есть фото покрупнее? – попросил он жалобно.
Только одно, но того же качества. Пока Рисуко – третий член их команды, которую замечали не всегда, хотя она имела привычку влезать в разговор с восторженными или изумленными возгласами, но если замечали, то сразу же загружали работой, - отцифровывала и вычищала изображение, мужчины вели неторопливую дискуссию, помогает ли от нападения амулет эммусуби*. Спор никак не складывался, потому что обе стороны стояли на одном и том же.
- Готово! – пискнула Рисуко.

---------------
*enmusubi - 縁結び – букв. «любовный узел», амулет для влюбленных и семейных пар, который помогает укрепить связи друг с другом

Не сказать, что стало так уж лучше, зато тени под припухшими глазами и заострившиеся черты сделались узнаваемыми.
- Такое впечатление, будто он единственный знает, что произошло, - поделилась своими впечатлениями Рисуко с кофейной фаянсовой кружкой. – А еще он есть на других снимках... кажется.
- Показывай! – немедленно оживился Коги и, только сейчас унюхав запах свеже сваренного кофе, шумно втянул носом воздух.
Его утешала мысль, что даже если откажет память, в кармане лежит визитка с именем, телефоном и адресом. Все остальное в этом деле скорее расстраивало. Зарезали в порыве ненависти дедушку, изнасиловали в темном углу школьницу или домохозяйка стукнула скалкой по голове надоедливую соседку – неприятные, достойные сожаления, но обыденные и не такие уж редкие вещи. А здесь тайны, загадки и практически оборудованная под святилище комната. И убийства, больше уместные в Эпоху воюющих царств, чем в современном мегаполисе.
Выкатили доску, так как места на столе уже не хватало. Добрая душой и услужливая Рисуко принесла еще кофе и принялась сортировать фотографии. Результат – одиннадцать штук - был вывешен на обозрение всей троицы. Три отбраковали сразу, на них оказался другой человек; затем в корзину отправили еще две, смазанные до неузнаваемости, и еще одну, сделанную под неудачным углом, все равно лица там не было видно. Кто бы ни был изображен на снимке, он успел закрыться ладонью.
- Это убийца? – умилилась миниатюрная криминалист. – Какой хорошенький!

Коги посмотрел на нее как на вдруг оказавшийся в грибной корзинке мухомор.
- Рисуко-кун стоит быть осторожнее в симпатиях.
Поправив очки, он тщательно изучил все пять пришпиленных магнитами снимков. И вдруг полез в мусорное ведро, долго шуршал накопившимися там обрывками бумаг и извлек, наконец, одно из отвергнутых фото. То, где из-под ладони виден был разве что кончик носа. Неестественные в режиме ночной съемки цвета, нечеткое изображение. Распечатку Коги протянул Рисуко.
- Увеличь и очисти, пожалуйста.
Рабочим энтузиазмом они заразили даже обычно невосприимчивого к ажиотажу Табату; пока их маленькая, но деятельная коллега, нацепив на лицо щиток экрана, помавала в пустом воздухе руками, словно дирижировала невидимым оркестром, он внимательно наблюдал, как изменяется на экране картинка.
- Что это? – он указал маркером на широкую, на всю фалангу пальца пока еще размытую полосу. – Кольцо?
Металлические завитки становились все четче. Рисуко удовлетворенно откинулась на спинку стула и сдернула очки.
- По-моему, это санскрит, - сказала она. – Нет?
- Вот теперь я уверен, что это он! – торжественно заключил Коги, а когда коллеги покосились на него скептически, добавил: - Он носит точно такое кольцо именно на этом пальце.

25 июня 2015 года, четверг
Детективное агентство «Кагецу»
Токио, Шинджуку

- Чем он занят?
- По-моему, спит.
Кензо возводил любой уход за своей внешностью в превосходную степень. Даже если требовалось только подточить ноготь. В его лексиконе отсутствовали понятия "всего лишь" и "чуть-чуть". Узкая бледно-сиреневая пилка в его крепких пальцах превращалась в инструмент бога, а на журнальном столике были красиво разложены прочие атрибуты маникюрного ремесла, превращенного Кензо в искусство.
Кумаиши перевел задумчивый взгляд с небольшого дивана, где под клетчатым пледом свернулся клубком, как тануки в норе, его младший партнер, на заваленный дамским барахлом стол. И продемонстрировал - вдруг, кто не видел? - пластиковые пакеты с едой из соседней съестной лавки. Трансвестит не менее выразительно указал пилкой на стеллаж, за которым прятались тумбочка с чашками и электрический чайник. Кумаиши вскипел. Кензо приложил к губам палец.
- Да его сейчас даже маршем демонов не разбудишь... - проворчал неубежденный гигант.
Словно из желания подтвердить его слова, в клетке на подоконнике развела бурную деятельность тихая до того птица. Кто бы мог подумать, что маленькая, любому коту на один зуб, лимонная канарейка способна производить столько шума. Для начала она тюкнула клювом в подвешенный бубенец. Но этого ей показалось мало, и, раскачиваясь на жердочке, она ударила горстку металлических колец, нанизанных на нитку, зажатой в свободной лапе палочкой. По комнате пошел звон.

Негромко потрескивали в огне длинные исписанные заклинаниями дощечки; у дыма приятный запах, но потом все вокруг начинает слоиться. Петли конопляной веревки несколько раз обхватывают запястья, белая - словно его собираются хоронить - одежда топорщится жесткими складками, пояс затянули так туго, что не вдохнуть.
- Бабушка...
Сухая, шероховатая ладонь крепко зажимает рот; от желтоватой в веснушках и возрастных пятнах кожи пахнет имбирем и ароматическими палочками.
- Закрой глаза, - шепчет, наклонившись к самому уху, слепая старуха. - Будет легче.
Когда они пришли, бабушкины подруги - все такие же древние, как она, - говорили, что старая О-Суми совсем выжила из ума. Это ж надо же, приволокла к ним мальчишку, а сама все время твердит про традиции! Но не протестовали, лишь шушукались, точно старые мыши. Против О-Суми из Кадзамаура, самой сильной итако* на весь полуостров, никто не поднимет голос.
Звякнули бронзовые колечки на погремушке-судзу, под колотушкой загудел барабан, бабки слаженным хором в унисон затянули молитву. Струйки пламени сделались тоньше и выше - тянутся, тянутся к сложенным змейкой узким полоскам бумаги, кажется, вот-вот оближут их желтыми языками.
Бабка встряхивает погремушкой. Пение все громче, барабан стучит все быстрее, от навязчивых ароматов тянет в дрему. Тяжелый воздух пахнет тленом и бальзамином, голову клонит то к одному плечу, то к другому. То ли крик, то ли вой - из чьей глотки? Неужели это его собственный голос? Хочется убежать, свернуться в тугой клубок, спрятаться, но не пускают веревки - и те, что туго стягивают запястья, и та, с бумажными змейками, которой ограничено небольшое пространство перед алтарем.
От внезапного холода - словно кто-то невидимый погрузил руку прямо в грудь и сжал ледяными пальцами сердце – он открывает глаза...

---------------------
*itako - - слепая женщина-шаманка (не обязательно, но как правило) на севере Японии, которая способна общаться с умершими и даже злыми духами, если ей позволяет внутренняя сила. Так же обладает способностями изгонять злых духов. Как правило, старые итако могущественнее молодых.

И просыпается.
Клетчатый плед с одного края сполз на пол, с другой натянут почти по уши. Жалюзи на окне предусмотрительно закрыты, зато приглушить верхний свет никто и не подумал. Киношный Фудо-мьё-о азартно глядит с плаката, разве что не подмигивает, мол, взбодрись. В нос ударил запах, но уже совсем другой, – Кензо. И марка духов, и имя того, кто распространяет сейчас этот аромат по всей комнате.
Канарейка бесновалась в клетке, стучала по своим игрушкам, как оголтелая, и выводила рулады. Почти опера. Но если прислушаться, в красивых переливах звучала паническая тревога, словно птица увидела готового к прыжку матерого кота.
На пороге кто-то вежливо кашлянул, Кензо поежился от ледяного сквозняка и посмотрел на престарелый кондиционер (тот покряхтывал и попукивал, но исправно гонял воздух в прежнем режиме), а канарейка оборвала разухабистую песнь на половине ноты.
- Что такое с Куракура-тян?
Кумаиши приложил крепкий указательный палец к губам.
В дверях снова прочистили горло, Шимада повернул голову. Два невысоких, полупрозрачных от древней старости посетителя согнули в глубоком поклоне и без того округлые спины. Надо было бы подняться с дивана, но попробуй он встать - лишь позорно растянется на полу.
- Мы уходим, - скрипнул, кое-как распрямившись, старик.
- Нам пора, - радостно подхватила старушка.
- Мы хотели поблагодарить Тада-куна, пока можем.
- Вы уж извините, что не заплатили вам раньше...

25 июня 2015 года, четверг, вечер
Йоцуя, 3-й чомэ, Араки-чо

Запах сигарет - вот, что насторожило с порога. Запрет на курение младший брат не поддерживал, но не протестовал и смолил вне стен дома; у Аки хватало авторитета пресекать на корню редкие случаи неповиновения.
Нарушитель не прятался - на фоне освещенного с улицы окна обрисовывалась патлатая башка.
- Я переложил ваш антиквариат, - тусклый огонек сигареты описал полукруг, гость указал в дальний угол. - Не ищи, в темноте не найдешь.
Камина в их доме не было, а традиционный очаг заложили камнями в начале прошлого века. Старинную чугунную кочергу младший приволок через год после выхода из лечебницы и поставил у входа. Он избавился - хотелось бы верить! - от своих детских страхов, но увесистый дрын не выбрасывал.
- Подари ему бейсбольную биту, - посоветовал из темноты безликий и безымянный "вторженец".
Аки осторожно, чтобы нельзя было посчитать его действия угрозой, поставил на пол пакет с едой и сумку с рабочими материалами и, не глядя, щелкнул выключателем. Вспыхнули одновременно пять торшеров по периметру комнаты и даже лампа на аккуратно убранном письменном столе в углу. К нему-то и была прислонена кочерга. Незваный гость – опознался он мгновенно – по-хозяйски расположился на низком диване, водрузив длинные ноги на журнальный стол и ладонью прикрыв глаза от яркого света. Разуться он и не подумал, а под пепельницу он приспособил белую, без рисунка, чашку с кухни.

- Он предпочитает металл дереву. Но как ты сюда попал? Я запирал дверь.
- Братец твой впустил.
Врал, конечно.
- Ладно-ладно, влез через окно, - Кендзаки протянул сложенную вдвое купюру. - С меня причитается за разбитое стекло.
Хозяин дома снял ботинки, оставшись в одних носках, отнес пакет на кухню и тут же вернулся. Подпер спиной перегородку из матового стекла.
- Чем обязан?
- Есть разговор.
Кендзаки наморщил короткий, вздернутый нос - в младших классах его дразнили Свинюшкой; интересно, сохранилось ли прозвище в новой школе, когда их семья переехала? Едва ли. А теперь никто и не вспомнит - ради собственной же безопасности.
- Устраивайся поудобнее, - хмыкнул хозяин жилища; они почти не встречались на улице, но сейчас, лицом к лицу, было непонятно, как вести себя с бывшим одноклассником Йошиэ.
То, что один его вид будил и так растревоженные недавними событиями воспоминания, не добавляло Кендзаки симпатии со стороны Аки. Выставить бы его взашей, но ведь не просто так этот оболтус явился в чужой дом, рискуя попасть под арест за взлом.
- Босс не знает, что я здесь, - подтвердил гость, что неприятности ему грозят не только со стороны закона. – А я не хочу оставлять его надолго. В Нирено-гуми сейчас нехилая перестановка, у нас там вроде как небольшая война.
Судя по тону, если он о чем-то и сожалел, так это о том, что конфликт не масштабный.

- Еще бы не перестановка, если убили их босса. Но я к вашим разборкам отношения не имею...
Аки собирался добавить что-то еще, но вместо слов оглушительно чихнул. Потом еще раз и еще. Рекламная пачка бумажных носовых платков была уже почти на исходе, а ведь он взял ее только сегодня днем.
- Избыны, - пробунчал он в забитый нос и метнулся в ванную.
Когда он вернулся, незваный гость прикуривал новую сигарету от окурка предыдущей.
- Так что ты хочешь от меня?
- Ходят слухи, ты расследуешь дела с точно такой же расчлененкой.
И лучше не спрашивать, откуда у Кедзаки эти сведения.
- Я хочу найти того умника, который все это затеял.
- Смотри телевизор или подпишись на новостной канал в Реальности, полиция будет давать пресс-конференцию.
Сейчас его пристукнут... Точно такой же взгляд появлялся у начальства, когда он начинал строить пространные теории. На всякий случай хозяин дома сместился поближе к кочерге.
- Детали расследования не подлежат... Ладно, к демонам все это.
Аки умостился на краю письменного стола, поставил локти на колени, подпер голову и пристально посмотрел на Кендзаки.
- Я тебе – ты мне. Босс Нирено-гуми был первый, потом всё сплошь подростки, из нормальных семей, школьники. Делаем вывод, что кто-то очень экзотично пожелал смерти боссу, но не сумел совладать с оружием, это я аллегорично говорю. Кто это мог быть? Одно из двух: или кто-то из ваших, или кто-то внутри Нирено-гуми. Есть мысли?

- Я немного поспрашивал, - Кендзаки машинально потер заклеенные пластырем костяшки. – Наши все как один клянутся, что не при чем. Но у моего босса небольшая семья. Думаю, это кто-то из Сумиёши-ренго...
- Так ведь Хигучи-гуми входит в эту организацию, - удивился Аки.
- Это временно. Они все – кабукимоно*.
Можно подумать сам вечерний гость не такой же. Разве что одевается иначе.
- Из-за них якудза теряют лицо, - Кендзаки спустил ноги на пол. - Ну а если это их убийца теперь режет гражданских без повода, то они позорят всех нас. Большие боссы сейчас все очень цивилизованные, заплатят семьям отступные, и все всё забудут.
Он сжал кулак.
- Мне это как ножом по сердцу. Я не для того принимал чашу от босса Хигучи, чтобы стоять и утираться, когда братья из другого клана плюют мне в лицо.
Аки заранее пожалел этих незнакомых ему людей. Кендзаки и в детстве-то не отличался тихим нравом, они с Йошиэ два сапога пара. Но теперь, если что, разрушения будут серьезнее поломанного забора между соседскими домами.
- Погоди ты впадать в боевой раж, надо разобраться как следует. Ты же был там, где убили босса Нирено? Опиши, и не забудь ни одной детали.
Хозяин дома прикрыл глаза – и вдруг сморщился и оглушительно чихнул, даже зазвенели чашки в стенном шкафу.

---------------------
*kabuki mono - 傾奇者 – буквально «склонный к странности», феномен в японском обществе, просуществовавший с конца 1573 года до начала 1603-го. Ронины или люди, которые какое-то время работали на самурайские семьи, а затем потеряли работу, собирались в большие банды, очень странно одевались (например, могли носить женские кимоно), не соблюдали правил приличий, вели себя разнузданно и грубо, крали или вымогали деньги у горожан, не платили за еду. Некоторые исследователи считают их предшественниками якудза.

- Кто-то сплетничает о тебе, - хмыкнул гость.
По его словам выходило, что босс Нирено, который отличался как непомерно раздутым самомнением, так и болезненным страхом, что может оказаться хуже или слабовольнее, чем кто-то еще (сильнее была только его уверенность, что все желают ему зла), в тот вечер вернулся домой после совещания раньше обычного. Вопрос, откуда об этом факте известно Кендзаки, так же остался открытым, хозяин предпочел его не задавать, а гость - не отвечать на него.
- Из резиденции клана его, как всегда, сопровождала охрана, они же сторожили вход. Его особняк окружает высокая стена, так просто не взять даже штурмом.
Импровизированную пепельницу-чашку призвали изобразить большой дом, забор обозначили вытряхнутыми из пачки сигаретами. Их хватило даже, чтобы сделать небольшой выступ, так что сад получился в форме буквы «L». Чашку Кендзаки поместил не в центр, а немного сбоку. Аки, который наблюдал за его действиями со своего «насеста», заподозрил – сам он это называл криминальным чутьем, - что кое-кто сидел во время прибытия босса вражеской группировки на крыше соседнего дома со снайперской винтовкой. Хоть по виду и не скажешь, что у кудлатого раздолбая может отыскаться хоть капля терпения.
- Парни не очень-то хотели отвечать на мои вопросы, - Кендзаки обезоруживающе улыбнулся. – Но им не предоставили выбора. Около полуночи они услышали из сада грохот и крики, а когда прибежали, все закончилось. Если кто-то и был там, он ушел. Их босс лежал на земле недалеко от веранды, наверное, хотел убежать в дом, но убийца догнал его. Руку нашли, когда рассвело, а нога валялась неподалеку.
Он провел по столу пальцем линию, отмечая, как двигалась жертва.
- Днем шел дождь, и земля была влажная, но никаких следов, кроме следов самого Нирено, видно не было. Только глубокая колея от большого тележного колеса.

- И отрезали, как острым лезвием...
Аки приложил растопыренные пятерни друг к другу. Можно было не пересматривать фотографии с мест, где убили школьников, он уже помнил их наизусть.
- Ворота не взламывали, следов того, что кто-то перелезал через ограду, тоже не было, верно? Не отвечай, и так понятно. Шары-наблюдатели над частными имениями не летают, следовательно, полицейских записей нет. Камеры они у себя в охраняемом саду, конечно же, не поставили.
Хозяин дома смерил оценивающим взглядом собеседника.
- А ты что видел?
Отводит взгляд – значит, Аки попал в точку. И радости от этого нет ни ему, ни его незваному гостю.
- Ты решишь, будто я свихнулся.
Звучное «пффе!» вряд ли могло передать весь каскад эмоций, но терпение владельца дома явно было на износе.
- У меня тут белое пятно на записях убивает людей со скоростью, которую не могут зафиксировать камеры, а ты стесняешься. – Признаться, Аки, насколько мог, скопировал взгляд Накано, который видит перед собой только что уличенного преступника. – Выкладывай, как есть.
Посетитель щелкнул зажигалкой.

- Колесо от повозки, - он выдул дым и, запрокинув голову, принялся смотреть, как его струйки втягивает кондиционер. – Объятое пламенем колесо. В центре – чья-то лысая оскаленная башка. Пуфф – и оно катится через сад. Я понятия не имею, откуда оно взялось и куда потом делось.
Пальцы с зажатой в них сигаретой едва заметно подрагивали. Будь это младший брат, укутал бы его теплым пледом и всучил горячий напиток. Человеку весьма определенных занятий, хоть и знал его ребенком, сложно предложить нечто подобное. Аки сгорбился, подперев ладонями подбородок.
- Между нами, я и начальству еще не докладывал: убийца либо каждый раз взламывает систему наблюдения, либо придумал более простой и надежный способ соорудить такой спецэффект. Кое-где на записях... апч-хи! Прости. – Аки вынул предпоследний бумажный платочек. – Так вот, на записях присутствует некое светлое овальное пятно. И оно движется. Сам момент убийства ни разу не показан, хотя программа шаров должна в ночное время реагировать на тепловое излучение близкое к человеческому... Стоп! Во сколько точно убили Нирено?
- Да не я это, сколько ж можно, - устало и как-то очень привычно буркнул Кендзаки. – Без пяти минут двенадцать.
- Это нарушение. Каждый раз четыре минуты, а здесь – пять. Попытка скрыть первый труп в куче других? Так все наизнанку получается, не будь остальных, про Нирено и не узнали бы... Хотя преступник не мог знать, что мы знакомы. А смерти детишек никак не затрагивают якудза. Это должен быть человек со сдвигом, нормальный не сможет убить таким жестоким способом.
И заставить жертв испытать такой ужас. Если только... Аки пробурил вечернего гостя пристальным взглядом:
- Ты ничего не принимал в тот день? Травка? Ничем не пахло странным?

- Хочешь сказать, что я вру? – очень негромко и неприятно спокойно поинтересовался гость.
С некоторых пор он перестал носить открытые майки и очень редко закатывал рукава, хотя, кажется, как раз предплечья у него были чистые. И относился с крайним презрением к тем, кто выставлял татуировки напоказ, считая их хвастливыми слабаками. Кендзаки никогда не требовалось напоминать окружающим, кто он.
- Так как?
Хозяин дома поднял руки с таким видом, будто на него уже наставили пистолет. Возможно, смотреть в черное дуло приятнее, чем Кендзаки в глаза, когда он в таком настроении, Аки не был уверен.
- Слушай, мое дело узнать все детали, вплоть до – сколько мух сидело на окне. Если кто-то воскурял там что-нибудь, тебе могло привидеться совсем не то, что на самом деле. Я не говорю, что там ничего не было, иначе с чего бы случиться трупу, но... Только очки не трогай, ладно?
Он зря боялся, стекла, как и оправа, остались цены. Да и лицо не пострадало. Кендзаки просто чересчур сильно затянулся сигаретой – и все. Но ответил не сразу.
- Там пахло, как в буддийском храме. Считаешь, с белого сандала и гинко можно так улететь? – к нему постепенно возвращался прежний чуть насмешливый тон.

Собеседник молча, опираясь ладонями на колени, сидел с закрытыми глазами, только веки подрагивали, как будто он смотрел очень динамичный сон. Жирная черная стрелка часов над входом подбиралась к двенадцати. Аки вдруг оглушительно чихнул и осоловело заморгал, щурясь на свету. Вытащил последний бумажный платочек и собирался уже отправить пластиковую упаковку в мусорную корзину.
- О!
Он положил рекламку на журнальный столик перед гостем.
- Одного сдвинутого я знаю, он мне очень убежденно рассказывал про ваньюдо. У него в офисе пахнет точь-в-точь как в буддийском храме. И он был на записях шаров с мест убийств тех самых школьников.
Приподняв брови – теперь он напоминал собаку, крупную, но совсем не добродушную, - Кендзаки прочитал адрес. Несколько раз, чтобы запомнить наверняка. Затем встал.
- По дороге сюда я чуть было не решил, что брежу, - ночной гость вытряхнул из пачки новую сигарету, посмотрел на хозяина дома и сунул сигарету обратно. - Видел твоих родителей. Вроде.
Аки скрестил руки на груди. Трусоватый раззява-клоун куда-то подевался, вместо него всплыл самурай с тяжелым взглядом, чьи предки владели домом на этом месте не одну сотню лет.
- Шел бы ты отсюда, - хмуро предложил он незваному гостю.
Кендзаки махнул ладонью, будто разгонял перед лицом несуществующий дым: мол, не суть.
- Как скажешь.

(помощь в выкладёже)

Едва за полуночным гостем захлопнулась входная дверь, Аки раскрыл мобильник и нажал кнопку быстрого вызова под номером один. Ему не нравилась последняя подначка, да и весь разговор тоже. И еще – во внешнем мире могло происходить что угодно, в этих стенах должен сохраняться оазис спокойствия и надежности. Но сегодня на поверхности тихого пруда появилась тревожная рябь. И дело вовсе не в самом факте прихода Кендзаки.
- Мошмоши,* - сказал Аки, едва в динамике длинные гудки сменились потрескивающей тишиной.
- Что? - приглушенно откликнулись на другом конце линии не без досады; похоже, микрофон прикрыли ладонью. – Я занят.
В это время суток брат часто был погружен в пенистый водоворот каких-то своих таинственных дел – и вовсе не желал делиться заботами.
- Дома был Кендзаки.
Прижимая телефон к уху плечом и противоположной рукой, Аки унес на кухню и вытряхнул в мусорное ведро полную окурков чашку, сунул уже пустую в раковину и залил водой, чтобы избавиться от тяжелого резкого запаха.
- Он тоже говорил о смерти босса Нирено. И о ваньюдо.
Собеседник надолго замолк, но трубить тревогу пока было рано, в трубке слышно его дыхание. Потом:
- Теперь ты мне веришь?

------------
* moshimoshi – аналог русского "алё".

Аки опять уселся на письменный стол, как на жердочку, подтянул колени к груди.
- На записях по городу катается бело-радужное пятно. И это не ошибка программы. Каждый раз – смерти. Два случая в Шинджуку...
Он переключил кондиционер на +20; Кендзаки, то ли из вежливости, то ли из любви к холоду, выставил +15.
- Ты ведь знаешь, как вести себя с этим ваньюдо?
На другом конце то ли фыркают, то ли сопят – будто возмущенная кошка демонстрирует свой характер.
- Угу.
Слышно, как фоном голосят вдалеке зазывалы. Значит, свернул с широких освещенных улиц в темноту тихих проулков. Ну, хоть не в парк.
Аки немного перевел дух и оглядел комнату. Сегодняшний гость за прошедшие годы не изменился – тогда раскидывал машинки и конфетные обертки, теперь оставил после себя упавший с подошв на журнальный стол песок и сиротливую зажигалку. Осколки, разумеется, валялись прямо под окном. Стекло он разбил не целиком, но все равно придется вставлять новое.
- Что говорят у вас о том, что умирают дети?
На этот раз «фырк» прозвучало отчетливо и сердито.
- Босс готов четвертовать любого, кто придет к нему с новым докладом, - хмыкнул брат, помолчал. – Перезвони через полчаса, не могу больше говорить...

25 июня 2015 года, четверг, вечер
Детективное агентство «Кагецу»
Токио, Шинджуку

Видеоэкран на стене ожил заставкой - зимний ночной лес, летящая сова. Через несколько секунд ролик сменился стеной ярко освещенной комнаты и угловатым молодым человеком в слишком просторном для него офисном кресле. Последний склонил голову набок, вглядываясь в экран. У него было треугольное кошачье лицо и внимательный взгляд любителя головоломок.
- Доброго вечера?
Канарейка в просторной клетке загорланила так, словно ее подкинули в благородное гнездо воробьи... хотя как они сумели ее перекрасить, чтобы не сразу узнали?
- А-а... это ты.
Кумаиши разочаровано стер с лица улыбку. И хорошо, потому что от его радушия любой неподготовленный человек расстался бы с жизнью на месте.
- Что нарыл?
- У тебя в почтовом ящике файл. Только смени формат на стандартный архив, - Рен невозмутимо склонил голову к другому плечу: разница в освещении все еще мешала ему; он был единственным младшим, способным отвечать Кумаиши его же монетой, может быть, потому, что единственный никогда не встречался с ним лично.

(und Кысь)

Великан нацепил себе на нос узенькие очки в хрупкой металлической оправе и близоруко наклонился к клавиатуре. Пока он тыкал в нее толстым пальцем (неизящно, зато умело и быстро, только клавиши жалобно похрюкивали), кто-то за его широкой спиной успокаивал беснующуюся канарейку.
- Шимада-сан? - окликнул невидимку видеособеседник.
- Это Кензо, - недовольно пробурчал Кумаиши, не разгибаясь, он переводил подслеповатый взгляд с чего-то на что-то за пределом экрана. – Тадаоки умывается в туалете. Позвать?
- Челка и яркая рубашка с хищными цветами, да?
- У кого?
- Вовсе нет, она мне не идет! - раздалось обиженное возражение из-за "рамки".
Кумаиши и ярко-рыжее привидение позади него переглянулись.
- А что?
- Посмотри номер... семь.
Рен переплел пальцы и уложил на них подбородок. Он задумчиво вглядывался в рыжеволосого. Может быть, запоминая его лицо на будущее. Какое-то время на другом конце линии ничего не происходило.
То есть происходило, но крайне однонообразно: Кумаиши и Кензо с одинаково сосредоточенным выражением разглядывали экран. Тот угол, где был раскрыт указанный файл.
- Тада-кун?

25 июня 2015 года, четверг, вечер
якитория
Токио, Шинджуку

Шинджуку вечером совсем не то же самое, что Шинджуку днем, как будто два разных района, и их переключают с наступлением темноты. И дело здесь вовсе не в отсутствии солнца и множестве ярких вывесок. Школьники, зазывалы, косплейеры, фрики, туристы, спешащие домой офисные работники пополам со школьниками и просто гуляющие – список можно продолжать до бесконечности. Но вряд ли в нем нашлось бы место для обутого в кеды с цветными мишками долговязого сутулого криминалиста, который через полтора часа после окончания своей смены торопится повидаться с коллегами. Тем не менее, Коги выскочил со станции, ловко увернулся от девочки со шляпой в руках – она собирала деньги для мальчика у ограды, что бренчал на гитаре и немузыкально тянул что-то про сакуру-сакуру, - и огляделся, соображая направление.
Знаменитый на весь мир перекресток (как будто в Токио ничего больше нет), тут резкий поворот направо, потом не пропустить крошечную «дырку», иначе упрешься в бетонное ограждение путей. Шары-наблюдатели никогда не заглядывают в эту улочку, то ли по уговору кого-то с кем-то, то ли днем здесь так мало людей, а вечером так много, что «патрулировать» просто бессмысленно. А дальше требуется лишь приглядываться к лицам тех, кто расположился за стойками многочисленных заведений. С непривычки покажется, что это одна и та же большая закусочная, только разделенная стенками, чтобы клиенты не мешали друг другу, а сам идешь по коридору. Часть посетителей, и правда, сидит на проходе – мест внутри не так уж много, и скамейки выставлены прямо на улицу.
- Вечер-вечер! – провозгласил Коги, обнаружив, наконец, эту столь не подходящую друг другу парочку.
- Добро пожаловать, - немедленно пригласила его дама-владелица, она же повар, она же официантка.
- М-мм! – Рисуко с набитым ртом приветственно помахала коллеге ладонью, вторая рука у нее была занята «шашлычком из куриных сердечек».
И подтолкнула локтем соседа, чтобы подвинулся.

Процесс перемещения с одних стульев на другие занял некоторое время. К тому моменту, когда встрепанный «новичок» умостился на высокой деревянной табуретке, перед ним уже стояла литровая бутыль пива. Точно такая же, какие высились перед его коллегами. Одного взгляда на холодильник хватило, чтобы понять – ничего холодного, кроме «Саппоро», заказать тут нельзя. Разве что кока-колу.
- Я не фанат принятия внутрь бытовой химии, - сказал Коги и налил себе в крошечный стаканчик пенистую жидкость.
- Микусу? – доброжелательно поинтересовалась хозяйка и тут же получила утвердительный кивок.
От готовящихся тут же на жаровне разнообразных шашлычков исходил манящий до слюнок аромат.
- Помните засвеченное пятно на всех записях наблюдашек около мест убийств? – начал издалека запоздавший член их маленькой криминалистической команды.
- Угу, - буркнул Табата, он поглощал свою порцию с эмоциональностью и методичностью камнедробилки.
Рисуко прожевала.
- Да! И оно перемещалось!
- Так вот, я думаю, это ваньюдо. Легенду знаете, надеюсь, - буркнул Коги и присосался к пиву.
Слова дались с трудом. Вернее было бы сказать: я считаю все это полным бредом, а те двое явно не совсем в своем уме, но Кендзаки не фантазер и не приемлет ложь физиологически; а других толкований мы так и не нашли. Но тогда пришлось бы объяснять неудобные вещи.
Помощница хозяйки, перегнувшись через стойку, поставила перед ним плошку с закусочной мелочью и тут же отвернулась, чтобы перевернуть шашлычки.

Ниши-Шинджуку, Токио,
25 июня 2015 года, четверг, вечер


Из здания университета Тэцугью вышел в скорые летние сумерки. Стоило принять решение, жить стало как-то проще. Всегда было так. Стоит определиться с какой-то целью, и можно упереться в нее и добиваться своего - вроде как, делом занят, некогда рефлексировать. Сегодня целью был Шимада и это его дурацкое "призрачное" агентство.
Народу в метрополитене было полно. Тэцугью глубоко вдохнул, привычно вызвал в себе ощущение особой силы, полновесной, медленной, но неотвратимой, по-бычьи упрямой, а когда она наполнила его, люди начали рефлекторно уступать ему дорогу. Тэцугью в такие моменты хотелось повести головой, почувствовать тяжесть крутых рогов, выдохнуть клубы пара и ударить копытом в плиты пола, но он всегда как-то сдерживался. Стеснялся, должно быть. Впрочем, люди и без того признавали в Тэцугью фигуру, которая больше его человеческой формы и даже в толпе у эскалатора вокруг невысокого студента образовывалось свободное пространство.
Когда Тэцугью спустился на улицу, его обнял теплый ливень. Еще в вагоне Тэцугью понял, что на земле идет дождь. Он не слышал стука капель и не видел ни растекающихся по асфальту лужиц, ни заплаканных стекол, но... Запах мокрых волос, звук складываемых зонтов - никакого ясновидения. Полагаться приходилось в основном на звуки, запахи и эмпатию. Зрение Тэцугью всегда ухудшалось, когда он вызывал в себе "чувство буйвола", но с его массой и решимостью это всегда были чьи-то чужие проблемы... Люди все еще расступались перед ним - "буйвола" в Тэцугью раздражали дрожащие в пелене дождя всплески неоновых вывесок, лампочек, светящихся иероглифов и высоких, только угадываемых над головой фонарей, и никому не хотелось задевать и без того недовольного духа.
Шагал Тэцугью быстро, целеустремленно. Со стороны и не скажешь, что не знает, куда идет. Осознав эту мелкую неприятность, Тэцугью, не прекращая движения, вызвал в Реальности сайт агентства. Зрение заволокло чернотой основного фона, белая луна замаячила на уровне лба, как блик от снайперского прицела и Тэцугью почувствовал себя неуютно. В уши влились звуки старинной флейты, выпевающей бесконечную (заунывную!) мелодию. Открыв страницу с адресом, Тэцугью наложил поверх сайта карту района, и попытался сориентироваться. Вот метро, вот эта узкая, неприятно разноцветная улочка, которую сейчас, хвала духам, заслоняет матовый черный фон сайта, и, значит, примерно здесь... Хороший, от всей души, удар по лбу вывел Тэцугью из задумчивости и душевного равновесия. Что-то загремело под ногами. Реальность скукожилась и поспешила убраться, а "буйвол" в Тэцугью взревел, но не от боли - чтобы пробить железный лоб потребовалось бы не меньше десяти таких ударов, а от радости, от предчувствия боя, от полученного права ввязаться в драку и покарать обидчика.
Все бы хорошо, но обидчиком стала выносная реклама магазинчика, а под ногами лежал сбитый со стоянки велосипед.

25 июня 2015 года, четверг, вечер
Йоцуя, 3-й чомэ, Араки-чо

Словно в подтверждение, что родители не ошиблись, выбирая дочери имя, Рисуко оказалась запаслива и домовита. За рекордно короткое время она нашла банку с кофе, которую братья безуспешно разыскивали третий месяц (все это время пропажа находилась на книжной полке между толстым иллюстрированным справочником по судебной медицине и конспектами лекций по юриспруденции). А также она ухитрилась: сфотографировать на коммуникатор разбитое окно в гостинной и, пока Коги придумывал, в какой дальний угол запихать пару драных грязных штанов, брошенных младшим на спинке дивана, отчистить от трехмиллиметровой засохшей корки кофейник, разложить на тарелках купленные по дороге сюда кацу-сандо* и сварить литр кофе.
- Что нужно делать? - улыбнулась она, с готовностью новобранца поедая взглядом коллегу.
Тот как раз избавился от злополучных штанов, найдя для них единственное подходящее место – мусорное ведро. Мгновение Коги растерянно хлопал глазами, потом принял позу тележурналиста с микрофоном. Вместо устройства звукозаписи в ход пошел карандаш.
- Наш долг криминалистов велит нам до мельчайших возможных подробностей проследить движение подозреваемого. То есть – ваньюдо. Но высшие башки не станут утруждать себя чтением списка мест и времени, так что мы обязаны подать им нашу работу в доступной форме. И немножко развлекательно, - оратор подмигнул девушке. - Ты же хорошо работаешь с 3D-программами, Рисуко-тян?

------------
*katsu-sando - カツサンド – сэндвич с [/i]тонкацу[/i] (豚カツ), хорошо отбитой и зажаренной в сухарях свиной котлетой. В конце XIX века в Японии стали готовить на европейский манер котлеты, которые назывались «кацурецу», изначально они делались из говядины, но в 1890 в ресторане на Гинзе, Токио, подали свиную версию, и с тех пор за такой котлетой закрепилось название тонкацу, то есть «свиная котлета».

Коллега радостно заблестела глазами из-под длинной, аккуратно подстриженной челки; конечно, она предпочла бы, чтобы ее помощи запросил третий член их команды, но Табата удалился в направлении станции, на прощание буркнув, что надеется видеть их обоих на службе и что они не малые дети, а, возможно, взрослые люди – в чем лично он глубоко сомневается. Долго сверлить гневным взглядом квадратную спину не пришлось, и Рисуко предпочла все забыть... временно.
- Да, неплохо, - она посчитала, что позднее время и чужую территорию можно счесть достойным оправданием маленького хвастовства.
Коги на такие привычные мелочи, как бурчание Табаты, давно уже не обращал внимания.
- Отлично! Давай сразим их наповал интерактивной моделью этого серийного преступления. Пусть они увидят все воочию. Вкусят, так сказать.
Хозяин дома оглядел небольшую гостиную, матовую перегородку кухни, двери в комнаты и санузел. Если запах сигарет еще и оставался, когда они с Рисуко пришли, то аромат свежесваренного кофе безнадежно вытеснил его. Коги расстался с импровизированным эрзац-микрофоном и взял в руки чашку.
- Есть большой компьютер и ноутбук, что выбираешь?
Рисуко предложила третий путь: набрасывают и прикидывают они на ноутбуке, а если понадобится, подключают большие мощности. Для начала она вызвала на экран анимированную картинку, на которой достопамятное колесо сыпало во все стороны искрами и кривило рот – голова в самом центре его была прорисована с большой экспрессией. Какое-то время «заговорщики» молча разглядывали врага.
- Как-то странно все это, - подытожила общее впечатление Рисуко и придвинула клавиатуру.

Прикончив первую и сходив на кухню за второй порцией кофе для себя и коллеги, Коги выудил из кармана цветастой жилетки непрозрачный темно-зеленый кристаллик и положил в разъем. Инфочип сел, как влитой, на экране развернулось окошко.
- Не будем же мы искать заново все нужные фрагменты со всех камер. Я сюда скопировал то, что мы проанализировали днем.
- Должностное преступление, - немедленно отреагировала коллега, но без возражений принялась внимательно просматривать файлы. – Хочешь сделать по всем нашим случаям или выборочно?
Строить собственную модель местности она не стала, а скопировала, порывшись в Реальности, уже имеющуюся. Лучше всего обстояло дело с кубидзукой, могилу обфотографировали со всех сторон, разве что между нею и оградой не залезали; дальше по убывающей шли сады Хама-рикью и Центральный парк. С последним пришлось чуть-чуть повозиться.
- Возьми трехмерную модель, - посоветовал коллега, который то заглядывал через плечо, то откочевывал попеременно на кухню или в ванную. – Есть большой проект с виртуальными экскурсиями по храмам. А улицы в промежутке можно делать без деталей, все равно на такой скорости никто ничего не заметит.
Чихал он уже гораздо меньше, чем днем, но все еще шмыгал носом.
Настенные часы показали половину первого ночи, когда Коги вновь ушел из гостиной, на этот раз плотно закрыв за собой тонкую межкомнатную дверь. Рисуко, время от времени потирая уставшие от напряжения глаза и сверяясь с записями, врисовывала в картинку передвижение жертв и намечала следы. Напарник гудел в соседней комнате, точно муха.

Хозяин дома посидел минутку, прежде чем набрать номер. Образ чудика-обаяшки Коги с младшим братом не прокатит. Стоит тому лишь почувствовать слабину, встанет на дыбы, как норовистый конь. Хотя с копытным это он загнул, скорее, как недавно поселенный в неволе молодой тигр – вроде покладистый, но зазеваешься, и твоя песенка спета. Аки нажал быстрый вызов.
Младший опять болтался где-то по улице, в динамик прорывались шум ветра и чье-то отдаленное пение. Разговор получился короткий. По сути, они все уже сказали друг другу. Повторяться не было смысла. Просить беречь себя – это Йошиэ-то? Но вешать трубку не хотелось.
- Ты слышал что-нибудь об агентстве "Кагецу"? – вспомнил Аки.
- Угу... там работает странный парень.
Говорил брат отчетливо, но очень тихо. На мобильнике у него болтается пластиковый брелок – бело-розовые бусины и запаянное в пластиковый прямоугольник изображение DDG-174 «Миёко». Год назад он купил его в Ясукуни.
- Ходят слухи, что берется лишь за давние «глухари», тут его прозвали миссионером.
- И он не любит работать с живыми... Он совершенно точно причастен к делу с этими дикими смертями, возможно, даже виновен в них. Можешь узнать подробности его биографии?
Лампа на столе – единственный включенный сейчас источник света в комнате – едва слышно цокнула и замигала. Аки подкрутил колбу в патроне и, обжегшись, сунул палец в рот.
- Угу...
Словно лопнула тетива гигантского лука – вот такой был звук.
- Я постараюсь через наших детективов поднять официальную версию, но мы же знаем, что неофициальная обычно намного богаче. Даже слухи и россказни, и то хорошо... Эй. Эй! Ты меня слушаешь? Эй!

25 июня 2015 года, четверг, вечер
Кабуки-чо, Шинджуку

- ...смертями, возможно, даже виновен в них. Можешь узнать подробности его биографии?
Оно выперло из проулка в обьятиях адского пламени - колесо от старинной повозки, только очень большое, много больше, чем та, что показывают в Дайкаку-джи*. Показалось, что на ободе еще заметны потрескавшийся от невыносимого жара черный лак и следы позолоты. Здравый смысл - его остатки - утверждал, что гигантское колесо не пролезло в узкую щель между домами... или чем-нибудь зацепилось за... как же днем-то его не заметили? Инстинкт самосохранения в панике завопил: да беги же ты, наконец!
Ночной воздух рябил, тетивой огромного лука звонко лопнули провода, натужно застонала металлическая пожарная лестница, и массивный фантом вывалился на Сакура-дори. Лысая голова - там, где должна находиться ступица, - дико вращая глазами, выплюнула зажатый в зубах обрывок синего полотнища с желтой надписью «...uraya».
- Я постараюсь через наших детективов поднять официальную версию, но мы же знаем, что неофициальная обычно намного богаче. Даже слухи и россказни, и то хорошо... Эй. Эй! Ты меня слушаешь? Эй!

--------
*Daikaku-ji - 大覚寺 – буквально «храм большого воспоминания», буддийский храм в Киото, где хранятся изображения Пяти мудрых правителей с Фудо мьё-о в центре. Некогда постройки были загородным домом императора Саги, через тридцать лет после смерти которого (то есть в 876 г.) его старшей дочерью, императрицей Масако был основан храм и дано имя. По традиции принцессы являются его настоятельницами.

26 июня 2015 года, пятница, день
Полицейский участок
Ниши-Шинджуку, 6-1-1, Шинджуку

В небольшой изолированной комнатке, где с трудом помещались стол, три стула и компьютерный терминал, поутру царили разброд умов и смятенье. Перепуганный арестант неожиданно проявил упорство и повторял раз за разом свои прежние показания. И даже перестал сбиваться и путаться в деталях. Дайго - он готов был побиться о стену лбом от отчаянья, если бы отыскал хоть немножечко сил, - бросил конспектировать, когда они пошли на пятый круг, и теперь завидовал Накано. Тот был незыблем.
- В двадцать три часа двадцать четыре минуты вы были один в парке? – сурово вопросил старший сержант.
Он предоставил Модзумэ сидеть напротив Сагами и сверлить его пристальным взглядом, сам же возвышался у двери живым воплощением надписи «выхода нет». Он единственный не устал повторять одно и то же. Методичное упрямство Накано могло довести до истерики кого угодно, проверено на практике.
- Нет, - Сагами устало прикрыл глаза. – Там было еще два десятка бездомных, но они не заходят в эту часть парка. И я уже говорил, там был еще один человек, и я не знаю, как его зовут. Я едва разглядел его в темноте.
Неугомонный Дайго побывал в парке вчера вечером и доложил, что свет фонарей с улицы почти не пробивается сквозь густые кроны деревьев, его хватает только, чтобы различить дорожку у себя под ногами.
Модзумэ открыл рот, но старший опередил его.

- И, по вашим словам, он велел вам не смотреть. Опишите этого мужчину.
На «ну, он был не очень высокий...» и «скорее, подросток» дело застопорилось в очередной раз, Сагами уходил мыслью в беспросветные дали и спотыкался на каждом слове, пока не взмолился:
- Да не умею я описывать! Был бы карандаш и бумага...
Дайго верно истолковал скрестившиеся на нем взгляды сослуживцев и метнулся в общий зал. Судя по возмущенному окрику, проникшему в неплотно прикрытую за ним дверь, стопку бумаги и три разномастных карандаша он отнял у девушек из дорожной полиции. Мужская часть полицейского участка хозяйственностью не страдала. Добычу младший сгрузил на стол перед арестантом. Сагами негромко фыркнул, опробовав пальцем остроту грифеля, пожал плечами: мол, за неимением лучшего... Очертил линию подбородка и заостренный нос, двумя штрихами наметил разрез глаз. Поморщился.
- Нет, не совсем так.
Он выделил четче скулы и упрямую складку рта, в несколько взмахов обозначил длинные пряди, падающие на лицо. Растушевал большим пальцем графит, обозначая небритость, и пододвинул набросок полицейским.
- Вот, пожалуйста.
Накано и Модзумэ одновременно склонились над рисунком. Дайго подпрыгивал на своем месте у компьютера в углу, но оттуда ничего не было видно. Глава маленькой группы детективов вынул из внутреннего кармана пиджака распечатку и положил рядом с листом. Сложно было сказать, сходятся ли черты лица – человек на фотографии заслонился от камеры ладонью. Но что-то общее прослеживалось.
- Дайго, сверь портрет с базами данных.

Небольшой сканер-docuPen - чисто теоретически! - мог считаться ручным, но самый юный из детективной троицы был иного мнения. Ему никак не удавалось провести слишком легким аппаратиком по листу ровно, не дергая, с одинаковой скоростью. Когда он все же вышел победителем и запустил поиск, компьютер негодующе пискнул. Дайго поднял голову и отпрянул с испуганным вскриком.
- Ohayou! - с экрана, точно голографический портрет в рамке, ему радостно улыбалась востроносая мышь Рисуко из отдела криминалистики. - А у нас для вас новости!
Накано незыблемой скалой вырос за спиной у подчиненного.
- Здравствуй, Рисуко-тян. Вы нашли что-то полезное?
- На рукавах пиджака и на брюках обнаружены следы грунта и пятна...
Модзумэ вынырнул из состояния многочасовой тихой истерики и навострил уши. Даже изможденный Дайго чуть-чуть приободрился. Безучастным остался лишь подозреваемый, который еще вчера расстался с надеждой втолковать что-нибудь полицейским.
- ...крови?
Рисуко удивила их слаженность.
- Нет, травы. Он испачкался в ее соке, должно быть, сидел на газоне. Мы проверили, грунт по составу соответствует тому, что есть в Центральном парке Шинджуку и возле сецумацуша* в святилище Кумано, - она поморгала. – Там есть такое... на островке.
-----------------
* setsumatsusha - 摂末社 – буквально «дополнительное и побочное святилища», миниатюрные святилища на территории или рядом с основным и попадающие под его юрисдикцию (в отличие от хокоры, придорожного святилища). Могут быть посвящены «членам семьи» определенного божества или яростной части его натуры, или божеству той местности, где расположен главный храм. Ранее различали сешша (sessha, 摂社), «вспомогательное святилище», и машша (massha, 末社), «побочное святилище», но после упразднения в 1946 году ранговой храмовой системы различие исчезло, оба названия стали синонимами.

- Ну а кровь?! - не сдавался неожиданно кровожадный "красавчик".
- Есть немного, - смилостивилась кроха-криминалист. - Но она принадлежит Сагами. Он, должно быть, упал и расшибся.
Рисуко скосила глаза в сторону, как будто хотела посмотреть на Накано, находившегося за пределами обзора веб-камеры и добавила:
- И в квартире ничего такого не обнаружено. Но разве убийца не должен был перепачкаться с головы до пят?
Дайго тоже бросил взгляд на коллег. Модзумэ напоминал укушенного бешеной собакой вампира - вот-вот закапает с обнаженных клыков ядовитая слюна. Накано же походил на суровую статую какого-нибудь древнего генерала, не достает только шлема и доспехов для полноты картины. Хорошо, что оружие лежит в сейфе.
- Нашли что-нибудь похожее на орудие убийства?
Рисуко даже попятилась, но наткнулась в тесноте лаборатории на препятствие – исходя из темно-синего фона, Дайго заподозрил, что то была обтянутая форменным комбинезоном седалищная часть кого-то из криминалистов – и вернулась обратно.
- Ни-че-го, - по слогам очень внятно сказала она и нахмурилась. – На всех местах преступлений земля вокруг тел пропитана кровью...
- А у подозреваемого на одежде ни капли... – подхватил Модзумэ.
- Может быть, он не врет? - неуверенно предположил Дайго.

По толстому одностороннему стеклу отстучали раскатистую барабанную дробь. Накано стал похож на большого пса, которому в пасть вместо куска мяса подложили лимон. Таким его лицо делалось только при появлении въедливых как лесные комары журналистов и...
- Oi, ханчо*!
Если бы не темно-голубая с белыми аксельбантами униформа и зажатый под мышкой белый же мотоциклетный шлем, представителя дорожной полиции можно было бы принять за одного из его главных "клиентов". По-шекспировски философский вопрос "стричь или не стричь (всклокоченную шевелюру)?" неумолимо вставал перед каждой проверкой и решался при помощи баночки геля. Сам страж дорог и хайвеев утверждал, будто волосы его поднимаются дыбом от одной только мысли об ужасающем трафике. Он, как водится, преувеличивал.
- Началось, - тихо, похоронно сказал Накано. – Дайго, поиск.
И ушел в комнату для наблюдения – крошечный пустой закуток с единственной видеокамерой, направленной за прозрачное с этой стороны стекло.
Отсюда хорошо было видно и измученного, но вновь полного робкой надежды Сагами, и Модзумэ, который, пользуясь отсутствием главного, принялся строить глазки Рисуко, но был оттеснен послушным Дайго. Накано внимательно посмотрел на вторженца.
- Там у нас стихийное бедствие, - озабоченно сказал тот, морща нос. - Гость с Касумигасеки.

--------
*hanchou - 班長 – командир отделения, группы, отряда.

У Дайго горели уши. Во-первых, они просвечивали на солнце, и всем присутствующим казалось, будто в воздухе парит нежно-розовая с алыми прожилками бабочка, между крыльями которой по неведомой причине застряла всклокоченная голова. Во-вторых, ему доверили - резон так же был неизвестен, - докладывать о ходе расследования. Дайго путался, запинался и смущался еще больше. Высокий (в переносном смысле) гость благодушно дремал, пряча взгляд под заиндевелыми от седины кустиками бровей, непосредственное начальство изучало горе-оратора с плотоядным интересом еще сытого, но запасливого медведика. Дайго мужественно сражался с фактами и собственным языком; в паузах было слышно, как негромко зудит в плафоне залетевшая туда муха.
Наконец, "большой босс" сжалился, обессиленный Дайго плюхнулся на свое место, перевел дух, мусоля испачканные маркером пальцы. Модзумэ ободряюще похлопал взопревшего от натуги коллегу по плечу.
Некоторое время все присутствующие вдумчиво изучали флип-чарт с прикрепленными к нему фотографиями; белый лист теперь был исчерчен разноцветными стрелками отношений - часть указывала на Сагами. Гость с Касумигасеки пошевелил мохнатыми бровями, крючковатый нос его напоминал длинный клюв.
- Ну, а это кто? - полюбопытствовал гость.
Юный Дайго приготовился провалиться сквозь землю – он напрочь забыл про еще одного человека, который присутствовал на всех местах, где совершались убийства. Накано остановил испытующий взгляд на Модзумэ... и встал сам. Его речь лилась как по писанному, без ошибок и запинок. «Малое» начальство Анакура загадочно улыбался. Но едва Накано назвал имя и род занятий некоего Шимады Тадаоки и приступил к описанию его роли в деле, по версии следствия, как в коридоре раздался топот, грохот, стук, голоса. Распахнулась дверь.

Нового участника совещания можно было бы показывать в цирке. Цветастая вязаная жилетка поверх белой рубашки без галстука и строгие черные брюки создавали визуальную какофонию в сочетании с косматой вихрастой головой, очками и кедами с разноцветными мишками. За его спиной уборщик с ворчанием поднимал швабру и опрокинутое ведро.
- У меня есть теория! – воздев указательный палец, провозгласил Коги и, все еще пытаясь отдышаться, направился к флип-чарту.
- Благодарствуем, - с благодушием мишки над словленной только что рыбиной отозвался Анакура.
Дайго застонал, прячась за ладонями, Модзумэ приготовился по первой же команде идти на перехват. Гость с Касумигасеки, подслеповато щурясь, разглядывал клоуна.
- И вам не терпится ею поделиться? – уточнил он.
- Только не это, - отчетливо произнес кто-то из собравшихся.
Все немедленно сделали вид, что это – не они.
Даже столь "радушный" прием не сбил воодушевленного криминалиста с цели и, едва достигнув флип-чарта, Коги принялся рисовать. Маркером, который он вынул из собственного кармана, он первым делом вычертил довольно ровную окружность, потом украсил ее чем-то наподобие солнечного гало, а в центре круга поместил лысую порядком отвратную морду с выпученными круглыми глазами. На этом художественные способности иссякли, и группа человечков сбоку стала отчетливо напоминать рисунки дошкольника. Размашистыми движениями криминалист начертил несколько линий со стрелками и отступил, чтобы полюбоваться своей работой.

- Так вот! – провозгласил он, поворачиваясь к аудитории. – По моей теории, убийства, с которыми мы имеем дело, совершил не человек. "А кто же?", спросите вы. Принято считать, что человек является венцом творения, самой разумной формой жизни на Земле...
Анакура страдальчески опустил подбородок на подставленную ладонь. Гость с Касумигасеки приподнял кустистые брови. Накано подал знак Модзумэ, и они ловко прихватили оратора под локти с двух сторон.
- ...но вместе с нами, одновременно, параллельно, как хотите называйте, здесь же, в наших городах живут демоны и призраки, - не сдавался Коги.
Увлеченный речью, он засопротивлялся только в непосредственной близости от двери; его подошвы оставили две черные полосы на линолеуме. В проеме все трое застряли – но не потому, что тот был чересчур узок. То есть был, конечно, но не для пятерых человек и еще одной доски. Получилось столпотворение.
- Осторожно! – пискнули из коридора. – Улики!
- Поберегись! – поддержал Рисуко мощным гласом Табата.
Гость, прикрыв рот затянутой в белую перчатку ладонью, что-то тихо спросил у шефа Анакуры, который немедленно принял отрешенный вид Большого Будды и громко, чтобы слышали у порога, ответил, что обычно на совещаниях все спокойно и благостно, это же дело вызвало бурный резонанс не только у прессы, но и у причастных к расследованию, как видите. Группа поддержки, воспользовавшись заминкой, вкатила в зал увешанный фотографиями стенд. Пока шли препирательства, Рисуко раздала всем копии снимков и настроила компьютер. И теперь сидела за клавиатурой, с готовностью подняв острый нос. Табата занял позицию у стенда – ноги на ширине плеч, руки сложены за спиной, челюсть воинственно выпячена.
- Презентация! – грозно возвестил он.

Кладбищенскую тишину, что повисла в небольшом конференц-зале после несколько сумбурного, зато воодушевленного (и подтвержденного доказательствами) доклада, нарушил гость с Касумигасеки:
- Значит, демон?
- Чудище, - деловито поправила Рисуко. - Ваньюдо - йокай, и его следует относить к чудищам.
- Хотя по другой версии, - добавил похожий на каменного храмового комаину* Табата, непреклонно выпятив квадратную челюсть, - в нем воплощена душа умершего злодея. И, следовательно, ваньюдо - призрак.
Кажется, они основательно подготовились.
Анакура взирал на криминалистов с кротостью человека, который, разумеется, любит подопечных, как собственных детей малых, но терпению его скоро настанет предел. И тогда – лишь уедет большое начальство – не стоит ждать пощады.
- По крайней мере, - вступилась за коллег осмелевшая вдруг Рисуко, - наша теория объясняет все неувязки! Может, легче поверить, что убийца гонялся за жертвами на моноцикле, размахивая серпом, но, по-моему, это как раз полный бред!
- Кроме того, система уличного наблюдения не зафиксировала эквилибриста-маньяка, - поддержал "мышку" невозмутимый Табата.

--------
*komainu - 狛犬/胡麻犬 – (буквально «собака из Комы (часть древней Кореи)»), парные каменные изваяния напоминающих львов существ, которые охраняют от злых духов вход во внутреннее святилище синтоистских, а порой и буддийских храмов. Изначально обе статуи не отличались друг от друга, но в эпоху Хэйан традиция изменилась. Скульптура слева изображается с открытым ртом, словно произносит первый звук санскритской алфавита, и называется шиши (獅子 – львенок), а та, что справа изображается с закрытой пастью, произнося звук «um», последний звук, больше схож с собакой и называется комаину. В паре они представляют начало и конец всего сущего.

Юный Дайго шепотом предположил, что сейчас к ним в участок вызовут санитаров.
- Или дисциплинарную комиссию, - так же тихо откликнулся Модзумэ.
Коги подозрительно молчал. Похоже, он думал о чем-то совсем другом, как будто это дело уже разрешено и больше не требует внимания. «Малое» начальство разглядывало его рисунок.
Три детектива переглянулись, Дайго открыл было рот, но тут встал Накано. Его крошечной, по сравнению с тем, как бывает обычно, группе все время приходилось доказывать, что даже таким малым числом они способны эффективно раскрывать преступления. Вряд ли их можно было винить за порой излишнее форсирование событий.
- Нам убедительно показали, что убийства совершил призрак, - завел речь Накано.
Его шеф стал похож на лисицу перед курятником, где вот-вот сорвется с петель дверца, и тогда полетят пух и перья.
- Как известно из истории и многих поучительных рассказов...
На скептическое выражение гостя с Касумигасеки Накано ответил холодным взглядом старшеклассника, который выучил назубок все экзаменационные билеты и знает, что сбить его невозможно.
- ...все действия призраков происходят из злых намерений людей. Ваньюдо кто-то должен был вызвать. И мы имеем все основания считать, что этим человеком был Шимада Тадаоки.

26 июня 2015 года, пятница, вечер
Кафе напротив агентства «Кагецу»
Шинджуку

В заведении пахло кунжутным маслом и дешевым соевым соусом, им обильно поливали жареную собу перед тем, как отправить в рот. Или смачивали им полупрозрачные лепестки мяса. Шимада долго жевал, безучастно глядя в белую с синим фаянсовую миску, прежде чем задать вопрос:
- Сможешь вызвать ваньюдо еще раз?
- Не хотелось бы, - ответил Тэцугью. - Вот всей душой - не хочу. Тебе зачем? Училку по математике раскатать?..
Он поморщился и мотнул головой, словно его подташнивало, но против этого впечатления выступал тот факт, что аппетит у парня все еще наличествовал зверский. По другую руку от него горным уступом воздвигался Кумаиши, который делал вид, что ему разговор ну совсем не интересен, но можно было ручаться, что он не упустит ни единого слова. Возможно даже, пишет беседу на имплант.
- Колесо сейчас никто не контролирует, - Шимада отложил палочки, сцепил пальцы; желтый свет из квадратных, подвешенных над стойкой ламп придал его обычно бледному лицу капельку жизни. – Его все направляют, но ни один – не контролирует. Я хочу вернуть его туда, откуда ты его вытащил.
- Вызвав повторно?
Тадаоки кивнул, длинная, давно нестриженная челка сосульками упала на глаза.
- Ты назначишь ему цель и время. Тогда мы будем точно знать, где именно оно появится...

- ...и что никому другому не причинит вреда, - добавил как бы между прочим Кумаиши и вновь принялся за еду.
- Пока оно не выполнило первый заказ, его никто не перехватит... Я понимаю, - кивнул Тэцугью. - Но что ты будешь делать дальше?
За стеклянной стеной зажгли фонари и витрины, галогеновый пожар реклам охватил соседние здания, исключение составлял лишь кирпичный дом напротив маленькой забегаловки.
- Отправлю его назад, туда, откуда оно пришло, - твердо произнес Шимада. – И закрою ему вход в наш мир.
Кумаиши бросил на его отражение беспокойный взгляд, Тадаоки неуверенно улыбнулся ему в ответ.
- У нас нет иного выхода.
Тэцугью передумал выспрашивать: "Каким образом?". Он потер лоб, вздохнул глубоко и посмотрел наверх, на потолок, словно там была какая-то подсказка или знак свыше - в прямом смысле.
- Тебе потребуется моя помощь, - интонации были умеренно утвердительными, при желании фразу можно было расценить как вопрос.
- Конечно, - Шимада опять набил рот лапшой.
Не было в нем ничего героического. Он даже ухитрился не подрасти, так и выглядел бы подростком, если бы не чересчур серьезный взгляд и пробивающаяся на щеках поросль. Может, он потому и не бреется? И хоть за прошедшие годы научился говорить по-человечески, в речи нет-нет, но мелькнет непривычное деревенское слово.

(тут еще и Фенек, который Зерда, ну и Биш с нами, ун!)

- Тогда я все сделаю, - Тэцугью наконец-то ухмыльнулся, дернул уголками рта и тут только понял, что, наконец, расслабился, и осознал как до этого момента была напряжена спина и плечи. - Но кто будет целью? Нельзя же натравить Колесо на первого встречного вдруг что-то пойдет... вдруг мы облажаемся.
Шимада налил в стакан пива.
- Я.
- Что "я"? - не сообразил Тэцу, а потом вскинул пораженный взгляд на Шимаду. - Как это "я"?! Ты в своем уме вообще? Ты соображаешь, что ты говоришь? "Я"!
- Не ори так, - буркнул его сосед справа, он что-то или кого-то высматривал запрудившей улицу в людской толпе. – Не стоит привлекать к себе внимания.
- Посуди сам, - Тадаоки сделал глоток, на верхней губе остался след желтоватой пены. – Мы не можем просить кого-то другого, а Кумаиши нужен мне для ритуала. Кроме того, если целью колеса буду я, мне не придется отвлекаться. И...
Он поставил стакан, вытер рот ладонью, перстень на указательном пальце казался очень массивным, тяжелее, чем был на самом деле.
- ...это как дополнительная гарантия.
- А если тебя, - зашипел Тэцугью, - размажет по мостовой из-за какой-нибудь случайности дурацкой - кто повторит ритуал?
- Не размажет. Мы все сделаем правильно.
- Нужно время на подготовку, - вставил свое соображение Кумаиши.
- Мы призовем ваньюдо к четырем часам ночи.


(втроем)

- Благовония и веревки, - перечислил старший владелец агентства. – Рис, сакэ, магатама, шидэ и о-фуда...
- Ты забыл соль, - Шимада опять потянулся за черной потной бутылкой с золотистой пятиконечной звездой на этикетке.
- Но если все-таки, - упрямо произнес Тэцугью, - если все же что-то случится, у нас не будет второго шанса.
- Все равно ты не сумеешь обратить гнев ваньюдо на себя. Ты же это имел в виду?
Парень усмехнулся открыто, гядя в глаза Шимаде, не скрывая ни горечи, ни стыда:
- Еще как смогу.
Тадаоки, конечно, заспорил, но из диспута ничего не получилось – нечто рыжее и фигуристое ураганом ворвалось в заведение и, спихнув с табурета какого-то клерка, который наслаждался ужином после долгого рабочего дня, водрузилось на его место. И, обмахиваясь салфеткой, отдышалось.
- Между прочим, - новый гость извлек из объемистой сумочки зеркальце и принялся поправлять макияж. – Там облава и, по-моему, на вас.
- Я на полицейскую машину уже полчаса смотрю, - вздохнул Кумаиши.
Тэцугью воззрился на существо, неопределенно качнул головой, обозначая некие выводы, к которым пришел, затем перевел взгляд на Кумаиши:
- Зачем вы им?
Великан неопределенно пожал могучими плечами.
- Они подозревают меня в нескольких убийствах, - безрадостно рассмеялся Шимада. – Мне так кажется.
- Развеселье-то какое... - с тоской прокомментировал Тэцугью, глядя в окно. - Надеюсь, вас не посадят до четырех ночи. Надеюсь, вас вообще не посадят, но до четырех ночи особенно.

(а я в помощь на выкладке)

26 июня 2015 года, пятница, ночь
Шимомегуро, Мегуро-ку, Токио

Когда дело доходило до физической силы, перед Кумаиши редко кто мог устоять, и калитка не стала исключением. Она перекрывала вход из проулка на задний двор храма, но оказалась ненадежным препятствием.
- А что я сделал? - расстроенный великан горестно возвел домиком густые брови. - Я ж легонечко так тряхнул...
Отчасти Тэцугью его понимал.
- Ничего, - попытался он утешить Кумаиши. - Это не должно повлиять на ритуал, а для людей мы ее можем и обратно поставить. Потом.
Фонарик оказался весьма полезной вещью, что выяснилось крайне быстро – как только Кензо, который увязался за ними, чуть не сломал каблук, споткнувшись о выпирающие из утоптанной земли корни большого дерева. Приготовления шли почти в тишине, если не считать работающего в соседнем доме телевизора, хихиканья рыжей бестии (которое не мешало ей выводить толстым маркером заклинания на узких полосках бумаги) и негромкого бормотания Шимады. Тадаоки не принимал участия в их возне, он с закрытыми глазами сидел на земле, спиной к каменному изваянию Фудо мьё-о и, раскачиваясь, негромко напевал.
- ...богов этой деревни приглашаю прийти, богов этого места приглашаю прийти... – донес ветер монотонный речитатив. - ...верхом на черном драконе спустится Фудо мьё-о...

Кензо подтолкнул Тэцугью локотком.
- Это надолго, - пояснил трансвестит, вручая моток конопляной веревки. – Пока не перечислит богов шестнадцати больших земель, пятиста средних и трех тысяч маленьких, всех бодхисатв, Будд и богов всех святилищ, не успокоится. Отгороди квадрат.
Тэцугью принялся за дело. Ритуал был ему понятен, Шимаде он доверял - все, кажется, в порядке. Только вот ваньюдо как было "фактором нестабильности", так им и оставалось. Нельзя сказать, что Тэцугью не был уверен в своих силах - скорее, он не был уверен в том, что сможет их (не себя!) контролировать. Так ваньюдо ли здесь "фактор нестабильности" или же он сам, потомок колдуна с цикадами?..
Оказалось, что еще две веревки надо было привязать отдельно – и сделать на свободных концах две затягивающиеся петли. Кензо проверил, пролезает ли в них рука, и решил, что если уж у него получилось просунуть, то Тада-кун тем более сумеет. Кумаиши тем временем оклеивал полосками бумаги край веранды, а из тех, что остались, складывал «змейки» и цеплял на веревку. За оградой, медленно отыскивая дорогу в темноте, проехало такси, два луча мазнули по деревьям, по стене храма, выхватили из темноты неподвижного истукана, проплясав маслянистыми бликами на золотом венце на его голове. Все замерли, словно дети, которых застукали на месте преступления, когда они лезли в буфет за запретным вареньем. Только Шимада не обращал ни на что и ни на кого внимания.
- Эй! – шепотом окликнул Тэцугью Кумаиши. – Принеси воды.

- Сам "эй", - буркнул Тэцугью, но отправился к водоему. Огибая здание храма, он растормозил сознание. Он не знал другого подходящего термина - "транс" казался чересчур статичным, "ИСС" слишком претенциозным. Просто какая-то другая часть Тэцугью словно просыпалась в нем или он обретал ее... В человеческом языке для этого нет слов, а в этом состоянии они и вовсе не нужны. Обычное состояние он иногда называл "средним", а это - "высоким". "Низким состоянием" по его собственной терминологии мог считаться, пожалуй, сон. Шаг, дыхание, сердцебиение - все было единым, все это и был Тэцугью. Даже в среднем состоянии он ощущал наэлектризованность воздуха, видел, как переплетаются тени там, где должны покоиться. В высоком состоянии у всего этого было дополнительное множество смыслов. "Движуха началась, -подумал Тэцугью "средними" человеческими словами, - и божества слышат нас, и..." На этом средние слова закончились, остались только ощущения. Шаг облака, дыхание ветра, сердцебиение земли -все это был Тэцугью. Он пересек двор, скорее, "нащупал" новыми чувствами, скорее, "вспомнил" не своей памятью лестницу и спустился вниз. Вода слышалась как запах, запах ощущался, как вещество. Все средние чувства заменяли своей совокупность людям одно единственное высокое чувство, которое нельзя было разделить... Тэцугью втянул ноздрями насыщенный огнем и водой воздух и замер перед самым водоемом. Он взял со стойки ковшик на длинной ручке и протянул его к пасти дракона, вода быстро наполнила чашу, и Тэцугью, перехватив поудобнее отяжелевший ковш, направился к каменному изваянию Фудо мье-о.