Франкские буквы аккуратной вязью ложились на пергамент, испещренный уже тысячами этих знаков. О многом поведано было в хронике сей - и о коварстве, и о доблести, и страданиях, и о власти, что преображает любого человека. Но последняя глава была еще не дописана, еще не поставлена была точка в повествовании о молодом конунге, возжелавшем править всей Норвегией. И вновь скрипело перо...

После того, как Харальд конунг подчинил себе Южный Мёр, Вемунд, брат Аудбьёрна конунга, удержал Фьорды и стал конунгом в этом фюльке. Была уже поздняя осень, и люди советовали Харальду конунгу не пускаться на юг за мыс Стад в холодную пору. Тогда Харальд конунг посадил Рогволда ярла править обоими Мёрами. При нем было тогда очень много народу. Затем Харальд конунг повернул на север назад в Трандхейм и там провел много времени.
В ту же самую зиму Рогволд ярл пустился по внутреннему пути к Эйд и дальше на юг во Фьорды. Там к нему присоединился Кари из Бердлы со своими людьми и оба они отправились по Фиордам. Им донесли, где Вемунд конунг, и они подошли ночью к месту, которое называется Наустдаль. Вемунд конунг пировал там. Рогволд ярл окружил дом, в котором шел пир, и сжег конунга и с ним девяносто человек. После этого к Рогволду ярлу присоединились многие знатные люди Фиордов. Рогволд захватил корабли, которые были у Вемунда конунга, и все добро, которое он у того нашел, а Кари из Бердлы отправился на север в Трандхейм к Харальду конунгу, чтобы стать его человеком.
Харальд в ту пору с ближайшими соратниками праздновал рождение наследника в Хладире и оттого в усадьбе собралось много знатных людей. Гутхорм же, дядя конунга, настаивал на том, чтобы Харальд продолжал начатые завоевания.
Не способные более продолжать войну, правители Теламерка и Роголанда, конунги Хроальд и Сульки обосновались в Агдире, копя силы и ожидая случая захватить Сарасберг, где в окружении наемников правила землями сына мудрая кюна Рагхильда.
Эйрик Конунг Свеев и Гаутов, сильно уязвленный нападением ругов, на время забыл о планах покорения Норвегии и всю помыслы свои устремил к осуществлению мести за гибель лучших воинов и любимого ярла.
Гандальв Серый, усмирив мятеж в Альвхеймаре, вторгся с небольшим отрядов в Гудбрандсдалир и захватил несколько деревень, прежде чем наступили холода, заставившие его прервать наступление.
Однако единственной силой, способной противостоять Харальду являлся не затронутый еще войной Хардаланд, где правил отец прекрасной Гюды, конунг Эйрик Ватнарсон.
В разоренном же Вингульмерке Оттар Рваный и Асмунд Кровавый, со своими бесстрашными воинами, искали возможность отомстить Рагхильде за убийство Эйнара и гонения на христианскую веру.
А вдали от них, копил силы непримиримый враг Харальда, жаждавший отмщения...


Долгие дни складывались в долгие месяцы, прохладные осенние ветра стали морозными, а спокойное некогда море все чаще штормило. Год медленно завершался, полз, точно улитка к своему неизбежному финалу и ничто уже не могло предотвратить его, как ничто не могло изменить произошедшей в Мере трагедии, и лишь мерный ход времени стирал даже саму память о случившемся. Но Сельви Разрушитель помнил, помнил все до последнего слова, до последнего взмаха меча - помнил яд предательства и горечь поражения, помнил боль утраты и жар всепоглощающей ненависти. Помнил он и свою клятву, и ту жажду мести, что снедала его изнутри.
Рогволд. Ивар. Хрольв. Хакон. Сигурд. Гутхорм. И Харальд. Эти имена он не забыл даже стоя одной ногой в царстве Эгира, эта месть дала ему силы выжить тогда, когда любой человек умер бы и он должен был ее исполнить, но что проку с мести, когда ты слаб и жалок. Лучший воин Мера превратился в калеку после всего одной битвы. Тот, кто стяжал себе славу Разрушителя, оказался бессилен против коварства врагов - шестеро дралось с ним - и трое ныне мертвы, но он так и не добрался до Харальда, до человека, лишившего его всего, что ему принадлежало.
В первые дни Сельви был так слаб, что едва мог поглощать пищу, которую приносили ему сердобольные рыбаки - старик и старуха приютили его и выхаживали, хотя порой им самим нечего было есть. Сольскель - слишком бедный остров, на нем даже деревенский староста ходил в обносках, а главным праздником для всех жителей было очередное кораблекрушение, поскольку тогда они могли собрать вещи невезучих мореплавателей, которые выбросило бы на берег - в день той битвы сольскельцам очень повезло, видимо поэтому они и не добили Сельви, а стали лечить его, сочтя появление из моря едва живого юноши добрым знаком - Эгир и Ньорд не приняли его в свои чертоги.
Первую попытку подняться с ложа юноша предпринял на четвертый день - он чуть приподнялся на локте, но затем упал и зашелся столь сильным кашлем, что казалось еще немного и его внутренности вырвутся наружу. На хрипы его девушка прибежала, дочка рыбаков Сельви приютивших и улечься удобнее ему помогла. Никогда еще стыда такого не испытывал Разрушитель - что бы на него, лучшего из мужей Мера, дева молодая с жалостью смотрела, старцем дряхлым он себя ощутил, самым жалким из нищих, по дорогам скитающихся. Все отнял у него Харальд - и родню, и владения, и здоровье, и любовь женскую, но час придет - и сполна будет возвращен долг этот, в том уверен был Сельви, внук Неккви, сын Хунтьова.
На десятый день он уже мог вращать головой, и движение это не сопровождалось постоянной, давящей болью. Местная знахарка оказалась сведуща в травах и настойках, а потому раны его заживали, пусть медленно, но все же он чувствовал, как силы возвращаются к нему. Иногда Сельви улыбался, натужно и неестественно, через силу - улыбаться искренне он перестал после гибели деда. Порой от долгого лежания у воина начинали болеть ноги или руки, и тогда ему приходилось звать людей, чтобы они помогли ему перевернуться - это было унизительно для человека его достоинства, но он готов был пережить любое унижение, лишь бы потом расквитаться с Харальдом. Сельви верил, что именно эта ненависть подпитывала его силы и возвращала здоровье быстрее, чем на то надеялась знахарка, приходившая каждые три дня и удивлявшаяся, что он поправляется так быстро, да еще с такими ранами, с какими взрослые мужчины отправились бы в Чертоги Павших.
- Я еще не все дела в Мидгарде завершил, - отшутился он впервые за последнее время, когда к нему стал возвращаться дар человеческой речи, вместо бессвязных стонов и криков, когда губы становятся точно деревянные, а слюна медленно капает на пол, стекая по щекам и шее. В такие моменты вспоминал конунг о старом конунге Ауде, что на склоне лет беспомощен стал, как младенец - но то старик древний, а он, Сельви в расцвете сил был совсем недавно.
Дочь рыбака часто сидела подле него, рассказывала о своей жизни, о новостях, которые появлялись в Сольскеле с таким опозданием, что уже переставали быть новостями, иногда в беседу вступал Сельви, но ему трудно было связать несколько слов, и уж тем более фраз, он часто повторял одно слово по несколько раз, а порой его голос становился так тих, что его едва можно было слышать. Девушка успокаивающе гладила его по волосам… из жалости, а он сам мог лишь улыбаться глупо, потому что руки не слушались его, как не слушалось все тело - и он гадил под себя, а людям, приютившим его приходилось за ним убирать и омывать его. Порой он думал, что лучше бы умер, но нет - было еще ради чего жить, ради чего позор небывалый испытывать.
Когда первый месяц осени к концу своему подошел, смог наконец воин рукою правою пошевелить, да на левой пальцы оживать стали - пусть покалывание он в них постоянно чувствовал и слабость великую, но все же приятно то было, что возвращалась силушка к нему и не век еще лежать на полатях оставалось. Наутро попытался есть самостоятельно юноша, но ложка из пальцев отвыкших выскальзывала - пришлось разминать их, сгибать-разгибать, да дочь рыбака попросить, чтобы растерла, но и тогда им ни гибкость прежняя, ни сила не вернулись - раньше сжимали они топор боевой крепко, теперь не могли и веточки удержать. Тяжко было слабость такую осознавать гордому воину, но не сдавался он, вновь и вновь попытки предпринимал, понимая, что не сумеет иначе с ложа скорбного своего подняться, если сейчас отступится. И потому продолжал сражение тяжелое с миской и ложкой деревянной Сельви и стократ сложнее ему битва эта казалась, нежели с оркнейцами или иными врагами.
День за днем, неделя за неделей, недуг тяжкий, приковавший Разрушителя к постели отступал, медленно, неохотно сдаваясь под напором могучего духа мерского конунга. Вот глазам вернулась зоркость прежняя, и видел он перед собой уже не силуэты расплывчатые, да очертания невнятные, все детали мелкие ныне мог разглядеть Сельви, но на что ему смотреть было - на потолок дощатый, да стены бревенчатые? Вот впервые пальцы крепко сжали ложку деревянную, и сам он из миски похлебку стал есть, чуть приподнявшись на локте. Вновь чувствовал он ноги свои, однако попыток подняться не предпринимал пока - понимал, что не сумеет встать, что слишком медленно возвращается к нему сила былая, но готов был Сельви и по капле ее собирать, лишь бы после шанс отомстить представился. Только ради мести, что изнутри душу его сжигала, вырвался он из объятий Хель и теперь жаждал загнать в Хельхейм тех, чьи лица снились ему каждой ночью: Хакона, Грютинга, Рогволда и Харальда, но не просто убить их, а заставить страдать так, как страдал он сам все это время.

В Главных Ролях:
Дарклайт
Хеллиш Кэт
Скальд
Мориан
Некропехота
Оррофин
Серж
Сигрид
Сарина
А так же Визет в роли Эгиля...

Гудбрандсдалир. Гандальв Альвхеймарский.

Зимние метели застали Гандальва в одной из деревень Гудбрандсдалира, вотчины прежнего союзника, предательски погубленного Харальдом Агдирским. Собственно, и воевать зимой, когда земли норвежские сладко спят под снегом и льдом, придумал коварный волченок. Но кто посмел бы сказать о том ныне, в дружине его злейшего ворога? Мужей, что были бы столь смелы – и одновременно столь глупы, дабы испытывать терпение Гандальва, ныне здесь не было.
Со времен возвращенья из земель англов и кельтов, тень неудачи, казалось, нависшая над Альвхеймаром, будто сгинула без следа. Добыча конунга была довольно богатой, а расправа над бунтарями – достаточно лютой, чтобы укоротить самые говорливые языки. Время, прошедшее с возвращенья из викинга, конунг потратил на решение дел усадьбы и сопредельных земель, а попутно заставил закостеневших в лагоде бондов укрепить конунжий двор и тын, окружавший селение близ усадьбы. Эти дела заняли время, и отсрочили начало похода до холодов. Но ныне конунг был спокоен за оставленный дом, и мог думать о грядущей войне. Харальд, что стервятник – летел туда, где чувствовал запах мертвячий, что шел от гниющей власти слабых конунгов. Но Гандальв искренне верил, что трус, подобный агдирцу, не сдюжит в честном бою. Если он, конунг Альвхеймара, разрежет своими войсками земли щенка на две части, в них воцарится безвластие. Ярлы, поставленные Харальдом над покоренными землями, не пользовались всеобщей любовью, а, значит, люд будет лишь рад сменить их на лучших властителей. В этот раз все получится. С прошлого поражения прошло уже достаточно времени, чтобы с чистой совестью счесть его происками Локи и продавшейся ему ведьмы Рагхильды. Жрецы были лишь рады то подтвердить, что, конечно, отлилось им жертвенной кровью, щедро пролитой в честь асов и ванов.

Однако же, не один Гандальв слал лазутчиков в земли чужие. Мужи, окружавшие Харальда, и бывшие советниками и подмогой юному властелину, тоже не зря пили мед за конунжьим столом. Так что движенья дружины Альвхеймара не укрылись от их зоркого ока. Многомудрого Хакона и славного битвами Гутхорма никто в Скандинавии не корил трусостью, да и Рогволд Мерский, хоть и стяжал власть предательством конунга Неккви, вполне мог встать в одиночестве супротив пятерых. Но знали они – не все битвы можно выиграть в чистом поле, иной раз ловкий язык да своевременно пущенный слух гудят больше врагов, чем меч и секира. Думы Гандальва, вновь поднявшего голову, вызвали опасение на совете. Ведь, если удастся альвхеймарцу дело замышленное, Харальд, и впрямь, в трудное положение попадет. А потому порешили советники рассказать Гандальву про победы Харальда во фьордах. Коли б не знал того конунг Альвхеймара – с легким сердцем пошел бы в поход. А ныне же выходило, что волком Агдира сделан еще один шаг к вотчине Гандальва. Как не доблестен властелин, а без родовых земель да дома, завещанного предками, он вовсе не конунг, а вовсе бродяга, пусть и удачливый в битвах. Так пусть же поколебаться. Кто сомневается перед походом – уже почти побежден, как говорили многомудрые старцы.

(с Тэльтиаром)
Конунг Харальд стоял на носу Волка Волн, всматриваясь вдаль - унылые скалистые фиорды тянулись по левому борту едва ли не с той поры, как его флотилия миновала Раумсдаль, и, быть может, среди камней было немало скрытых бухт, где мог бы причалить драккар, однако для такого множества кораблей, какое собрал сын Хальвдана, необходим был большой песчаный берег. Харальд не доверял человеку, вызвавшемуся довести его корабли до такого берега в Фирдире, поскольку он был фиордец и перебежчик. Однако же, теперь его войско на две трети состояло из перебежчиков, понявших, что он может дать им гораздо больше, нежели их конунги. И все же, берсерку Кари, человеку изгнавшему собственного сына, Харальд не доверял - старый лендрман не понравился ему еще при первой встрече, во Хладире, когда тот прибыл с небольшой дружиной сообщить, что Фиорды склоняются перед могуществом Харальда. За эту весть берсерк получил славную награду, но после, от Альвира конунг узнал, что за гонец прибыл к нему и велел приставить к Кари людей, следить за каждым его действием. На следующий же день конунг велел собирать войско и готовить корабли к долгому плаванию - не дожидаясь весны, желал Харальд прибыть в свои новые владения - и вот полторы сотни кораблей отплыли от берегов Транделага, Халагаланда и Северного Мера по его воле.
Гутхорм-ярл шёл к своему племяннику, широко шагая меж гребцовых скамей и, грозно поглядывая на новичков - вошли ли в руку с остальными?
- Ну что, Харальд, - спросил он, остановившись в полушаге от племянника. - Готов ли ты к завоеваниям? И, что самое главное покинул ли тебя Хладирский хмель?
- Я порой об этом даже жалею, - рассмеялся конунг. - От этой постоянной качки меня мутит, дядя, и кто знает, какой прием ждет нас в Фиордах. Я не верю словам этого берсерка.
- И правильно делаешь, - усмехнулся ярл. - Хотя выбора у тебя не так много. Потому я и подобрал на твой драккар лишь тех, кто будет верен!
- Помнишь, Гутхорм, когда я только стал конунгом, меньше двух лет назад - меня окружали лишь преданные воины и друзья, ты, Харек, Асгаут, а удара в спину я ожидал только от Ассы, - юноша вздохнул, невзначай поймав зубами упавшую на лицо прядь. - Теперь вокруг меня перебежчики, предатели, разбойники и лжецы. Я едва ли могу назвать хоть одного, кто верен мне так, как были верны вы.
- Можешь, - серьёзно сказал Гутхорм. - Помнишь тех двенадцатерых мальчишек, из которых я сделал берсерков? Из них не осталось ни одного - семеро пируют в Валгалле, а остальные стали доблестными мужами и вот как раз они до сих пор верны тебе, не меньше моего. Посмотри на гребцов, Харальд! Можешь ли ты сказать, кто из них вышли тогда с тобой из Агдира?
- Я не понмю, - честно признался юноша. - Мой отец знал в лицо каждного, кто ходил за ним в битвы, а я не помню и десятой части, столь велико мое воинство. Посмотри, дядя, за нами плывут десятки кораблей, на каждом из которых не меньше полусотни бойцов - тех самых, что отказались идти покорять Фиорды этой осенью. Тогда с ними была богатая добыча, которую они хотели принести своим семьям, но вот - миновала зима, их кошели истощились и они вновь готовы следовать за мной хоть в Хельхейм, лишь бы было чем там поживится. Жажда наживы питает их преданность, не более.
- Их?! - Гутхорм кивнул на гребцов, монотонно работающих вёслами. - Только не тех, кто на этом корабле! И пока ты не научишься находить тех, кто верит тебе и верить им сам ты не сможешь править Норвегией! У твоего отца всегда был круг ближников, которые стояли за него горой...и которых он слушал, подчас, превыше себя.
- Мой отец слушал свою мать и Торлейва, - поспорил конунг, сжав зубы. - Но я-то к их советам прислушиваться не собираюсь.
- Кстати, насчёт Торлейва ты это зря, - несогласился ярл. - Он хитёр и изворотлив, а это ценные качества. Впрочем, верить ему слишком много тоже нельзя.
- Полностью доверять я могу только тебе, дядя, - вздохнул, спустя некоторое время, Харальд. - Одному тебе, в то время как за мной идет почти три тысячи воинов. Впрочем, если все так, как рассказал этот Кари - в Фиордах мы не встретим сопротивления.
- Берг, Свэн, Орри, Рысьи глаза, Бьёрн! - громко произнёс Гутхорм. - Сменитесь и быстро все сюда!
Спустя несколько минут перед конунгом стояли пять матёрых, покрытых шрамами бойцов, чьи мозоли на руках позволяли держать в ладонях угли.
- Скажи мне, Харальд, кому из этих пятерых ты не веришь? - спросил Гутхорм, в упор глядя на конунга
- Это все доблестные воины, - оглядел подошедших конунг, а затем остановил взгляд на лучнике: - А этот молодец, как я помню, всадил стрелу в задницу Гримкилю год тому назад.
- Вот видишь, - улыбнулся Гутхорм. - Это твои вернейшие и сильнейшие бойцы. И я хотел бы, чтобы ты узнал их лучше. Воины! - он повернулся к хирдманнам. - Ныне вы будете рядом с конунгом, покуа он вас сам не погонит...по трезвости, во всяком случае!
- Ульв расскажет вам, что и как необходимо делать, - с улыбкой кивнул Харальд. Он уже давно хотел взять себе нескольких новых телохранителей, но никак не мог подобрать подходящих людей.
- Идите пока отдыхайте, - распорядился Гутхорм, и воины ушли. - Я хотел бы. племянник, чтобы ты больше общался с ними. как с верными тебе людьми, а не просто телохранителями. Поверь, эти пятеро сложнее, чем кажутся!
- Я уделю им некоторое время, когда мы сойдем на берег, - согласился юноша, а затем нахмурился: - Скажи, тебе не кажется, что Рогволд получил слишком много власти из моих рук? Весь Мер, Раумсдаль, а теперь еще Фирдир и Фьялир хочет сделать своим владением.
- Да, для предателя это слишком, - согласился Гутхорм. - Давать ему стоит много, чтобы доволен был, но не слишком - чтобы против тебя пойти не смог
- С этого побережья храбрые воины отправляются в дальние походы к землям англов и кельтов, - продолжил Харальд. - Я не хочу оставлять весь берег в руках перебежчика. Ему довольно будет того, что я обещал в Хладире. Однако, если я поставлю над Фиордами человека, неизвестного - люди могут взбунтоваться.
- Выбирай мудро, - только и ответил ярл. - А вообще, хватит уже нам разговоры разговаривать! Мы уже почти на месте, надо быть начеку!
И действительно, скалы сменились песчаной отмелью, тянущейся вглубь фюлька - еще немного, и они увидят подходящее место для того, чтобы причалить. После почти десяти дней в море, мысль о том, чтобы сойти на берег, была необычайно привлекательной.
- Позовите Альвира, он родился в этих местах и я верю ему больше, чем его отцу, - велел Харальд.

В море. Конунг Хакон.

Ныне у Харальда было достаточно кораблей, чтобы отдать по драккару под руку каждому ярлу. Конечно, было бы неразумно, если бы конунг Агдира и прочих земель предложил ему, Хакону, быть подле себя, а не стоять на носу собственного корабля. То было проявленьем почтения к конунжьему титулу тестя, да и велением трезвого рассудка: кто же кладет все яйца в одну корзину? Морского сражения в этот раз не предвиделось, Харальд плыл лишь за тем, чтоб подтвердить свою власть, взять плод, уж упавший в подставленные конунгом руки. Но море коварно, а милость Ньорда изменчива. Он – не из асов, что ясны и понятны каждому викингу. Хакон все это понимал, но многое б отдал сейчас за возможность быть подле зятя. Харальд еще молод. Конунг Транделага вполне верил Гутхорму, за челом берсерка не было места мыслям дурными да змеевой хитрости Рогволда-ярла. Но иные советчики – что будут шептать они конунгу в уши во время пути? Хакон покачал седой головой, с досадою вспоминая про возраст. Жизнь скоротечна. Думал ли он, что на старости лет будет думать о том, как незаметнее присоветовать правильный выбор юнцу, он, привыкший приказывать? Если бы его сыновья задержались с походом в Вальхаллу, все было бы по-иному. Но – что же тужить о прошлом? Теперь надежда только на Харальда.
Хоть перед отбытием их из Хладира кюна Эйсван и порадовала мужа наследиком, Хакон возлагал больше надежд на внука от Харальда, чем на новорожденного сына. Слухи о том, что молодая кюна в отсутствии конунга не сидела за вышиванием, как подобает супруге вождя, до конунга дошли. Правда, свидетелей не нашлось, да и определенности в разговорах тех не было. Может, и оговор: положенью Эйсван многие девы завидовали. Но конунг трезво смотрел на мир и на женщин, так что подозренья о кюне упали на благодатную почву. Когда наследник чуть подрастет, посмотреть можно, в кого конунжич ликом. А пока – пусть наследником остается младший Гутхорм и отец его, Харальд Агдирский. Эйсван о подобном решении мужа пока что не ведала, но Хакон и не собирался спрашивать совета жены в вопросе о власти.
Драккар пробегал сажень за саженью, приближая конунга у берегу Фьордов.

Фирдир. Высадка армии Харальда
С Оррофином

Первым в песчаный берег уткнулся носом драккар берсерка Кари, старый лендрман спрыгнул в воду, а за ним и его воины. Он что-то прокричал, но Харальд не услышал издали, однако же - понять берсерка было не сложно, тот призывал остальных причаливать, показывая что опасности нет. В любом случае, если бы Кари задумал худое, он избрал бы иное место - поскольку здесь негде было спрятать даже пару десятков воинов, не говоря уже о целом войске.
Один за другим, корабли викингов останавливались у берега, а те, которым не хватило места, подходили борт к борту с причалившими, чтобы воины могли сойти. С носа Волка Волн, Харальд разглядел спустившегося тестя, подле которого появился молодой Хакон, а чуть поодаль Грютинга, почти восстановившего телесную могуту и потому уверенно прохаживающегося по берегу в сопровождении херсира Асгейра.
- Дядя, - обернулся он к Гутхорму. - Вели привести Хроальда, а к остальным фиордцам приставь верную охрану. До сей поры они вели себя смирно, но в родной земле могут и мятеж поднять.
Пленников, которые присягнули ему в Хладире, Харальд взял с собой, поскольку обещал, что они вернуться к семьям, но доверия к ним конунг не испытывал, тем более, что он жестоко поступил с их товарищами, отказавшимися ему служить, и многие теперь могли вынашивать планы коварной мести.
- Будь аккуратен, Харальд, покуда они присяги своей не нарушили, - счёл нужным добавить Гутхорм, знаком отсылая воина исполнять приказ.
- Покуда не нарушат, они будут жить в полном довольстве, - кивнул сын Хальвдана. - Если все как говорит Кари, и знатные люди Фиордов покорились мне по доброй воле, они получат хорошую награду за свою службу.
Наконец, хирдманны привели пленного пред взор конунга. Гутхорм, тем временем, следил за высадкой, и кивал довольно - знающие своё дело воины, едва высадясь на берег повели себя, как во враждебном краю тут же выстроив три линии обороны, да в один глаз следя за воинами Кари, а в другой за окрестностями - не покажется ли кто?
- Ты был близким человеком конунгу Аудбьерну, Хроальд, - произнес Харальд, глядя в глаза фиорду. Тот не отвел взгляда:
- Да, конунг, после Снорри, я был вторым, кому он доверял более иных, - ответил ярл. - Но и он сам, и Крушитель Драккаров ныне в чертогах Асгарда.
- Это так, но ты оказался мудрее, нежели они и присягнул мне.
- Служить властителю половины Норвегии - это большая честь, - просизнес Хроальд. - Глупы были те из моих соратников, кто отвергли твое предложение, конунг.
Гутхорм внимательно слушал речи перебежчика, силясь уловить в них нотки лживости или предательского подлога, однако, речь его была чиста, а слова верны.
- Что же, когда мы доберемся до Фьялира, ты поведешь войско к конунжей усадьбе самой короткой дорогой, - благосклонно произнес Харальд. - А пока - возглавь верных мне фиордцев, ярл Хроальд.
Перебежчик поклонился, и поспешил сойти с корабля. Конунг жестом велел одному из воинов Гутхорма следовать за ним, а затем позвал Альвира Хнуву:
- Что ты можешь рассказать мне о Хроальде, скальд?
- Я не был знаком с ним, государь, - отвечал юноша. - Но люди отзывались о нем, как о человеке слова и чести.
- Что же, это лучше, чем ничего, - конунг выглядел недовольным. - Дядя, вели воинам развернуть знамена и выступаем. А возле кораблей оставь небольшую охрану.

Продолжение высадки.
Совместно с Тельтиаром.

Настал черед Хакона конунга ступить на землю Фьордов. Как и подобает властители, старый конунг всюду шел впереди. Вот и сейчас первым из дружины поставил сапог на сходни. Немного помедлил, оглядывая встречающих. И поспешил туда. где рассмотрел нарядно одетого Харальда. Хакон млад поспешал за отцом, стремясь, однако, не вылезать вперед.
- А, отец! - Заприметил Хакона конунг. - Хорошо ли ты перенес плавание?
- Ньорд был ко мне милостив, - улыбнулся Хакон, скрывая довольство от слова "отец". - Видать, по нраву морскому богу было то подношение, что дал ты ему в Мере.
- Когда боги являют свою милость - люди охотнее приносят им дары, - согласился юноша, всмотревшись вдаль. - Но эта земля бедна и пустынна. Нам следует скорее добраться до ближайшей усадьбы, чтобы пополнить припасы.
- Суровые земли часто вскармливают мужей, сильных духом, - ответил Хакон, - так что дивлюсь я тому, что пошли здешние вои под руку трою почти что без боя. Или конунг и впрямь был так слаб, как о том говорят люди, или же часть мужей затаилась до времени, и наград будет требовать не по чину.
- Никто не получит более того, что ему причитается, - отрезал Харальд. - Хакон, ты более других мудр и лучше разбираешься в людях, а потому я прошу тебя присмотреть за теми фиордцами, что перешли ко мне на службу. Может тебе удастся узнать, что на самом деле у них на умах.
- Я присмотрю, - хмуро сказал конунг, - но боюсь я, что говорить больше придется на языке жертв и оружия. Лучше сразу отдать смутьянов богам. Хоть и не верю я до конца Сигурду, слишком уж очевидна корысть мерского ярла, а думаю вот: надо взять тех, в ком он видит смутьянов, да к клятве почтенья принудить прилюдно. Али богам их кровь подарить. Тебе ныне простят и не то.
- Мнится мне - жертвоприношение следует поручить Рогволду, так в сердцах людей большая злоба к нему появится, как к явному убийце, - предложил сын Хальвдана, задумчиво перебирая длинные, уже до лопаток, пряди.
- Приносить жертвы - дело жрецов, - задумчиво сказал старый Хакон. - Но Рогволд будет раз убить за тебя.
- И Торлейв, - как-то мстительно добавил юноша.
- На самом деле, воин должен быть раз обагрять меч за вождя. Но эти люди - не вои, их деянья скорее под стать византийским купцам, что решают все золотом да посулами. Так что связать их не вовремя пролитой кровью, ополчив на Рогволда с Торлейвом родовичей убиенных - дело благое. Особенно, коль сами они то предложат, - Хакон хитро подмигнул Харальду.
- Вижу я, об одном мы думаем, отец, - довольно улыбнулся молодой конунг. - После же рассчитываю я над землей этой единого правителя не оставлять, чтобы не посмел он против меня оружие поднять.
- То слова истинного правителя всего Севера. Твоей вещей матери боги не зря говорили о великой судьбе ее сына
- Мне было у кого учится мудрости правления, - ответил вежливостью на вежливость юноша. - Впрочем, вон слуги подводят нам коней - в путь, доблестный Хакон, Фиорды ждут.

Беглый жрец

Тяжко увечному в северной земле, даже если увечный этот - жрец Одина. Однако же, одно дело, когда жрец сей находился в фаворе у всемогущей кюны, а совсем другое - когда ищут его люди Вещей Рагхильды, чтобы ученить жестокую расправу. У кого просить помощи, коли жестокие гриди безжалостного Хемунда вырвали язык, как управлять поводьями, когда рука искалечена и конь, вместо галопа, идет легким шагом, а вся надежда на то, что не найдет следа погоня, не настигнет до той поры, покуда он еще в землях, подвластных Харальду Косматому. И лишь звон монет, укрытых от кюны, звон злата, ставшего причиной опалы и увечий, согревал душу жреца.
Трюггве жаждал покинуть владения своей госпожи, его мечты стать верховным жрецом Агдира развеялись, точно дым - укрыв виру от правительницы, он едва не погубил себя, но по счастью Рагхильда неосмотрительно отпустила его и он не стал дожидаться, пока она поймет свою ошибку.
Теперь же путь хладирца лежал в разоренный ругами Вингульмерк, где ныне не было власти конунга - миновать этот край желал Трюггве, а после на службу к Эйрику Свейскому податься, давнему врагу Харальда и его подлой матери - уж там он смог бы рассказать конунгу обо всем, что узнал в Сарасберге, да о иных врагах Рагхильды и тем самым отомстить ей за то, что она с ним учинила. С такими мыслями проехал жрец мимо сожженной усадьбы Эйнара Губителя Заговоренных, что стала погребальным костром любимому ярлу Эйрика - Свену Черному Молоту, прозванному среди вингульмеркцев Убийцей Попов. Но об этом Трюггве не ведал, как не знал и том, что за ним следили издали...
Трое всадников преградили ему путь у самой границы с Вермаландом - во главе их был человек со шрамом, рассекающим щеку наискосок, вплоть до уголка губ, словно продолжение страшной улыбки. Трюггве слышал об этом человеке, а в его кошеле звенела вира за соверешенное им убийство - ведь перед ним был ни кто иной, как Оттар Рваный, отступник и предатель, за голову которого кюна Рагхильда назначила большую награду.
- Доброго дня, странник, - улыбнулся Оттар, но шрам превратил его улыбку в зловещий оскал. - Судя по твоему посоху, ты жрец лжебогов севера, бездушных деревянных истуканов.
- А со жрецами мы известно что делаем, - усмехнулся его спутник.

Хладир. Кари-берсерк и Харальд Косматый.
(под неусыпным оком Тельтиара Жестокосердного)

После тинга, на котором утвердил ярл Рогволд власть Харальда над Фиордами, Кари-берсерк отослал своих людей с добычей восвояси на двух кораблях. Сам же в окружении полутора десятка хирдманов и нескольких людей Рогволда отправился во Хладир, чтобы принести конунгу благую весть и присягнуть в верности. Ягнёнок же навязался с ним – в тайне от отца надеялся он встретиться с братом и расспросить его о нынешнем житье и о новом властителе.
Хирдманы Харальда поначалу не хотели пускать Кари и его людей, но когда узнали людей Рогволда-ярла, да услыхали, от кого прибыл лендрман, отворили ворота и приставили к фиордцам охрану.Богата была усадьба, в которой принимал лендрмана Харальд Косматый. Эйвинд непривычно озирался по сторонам, взор застили молодому викингу узорчатые клети, кубки и рога из злата да серебра, дорогое оружие… а воинов вокруг было – и не сосчитать. А Кари уверенно ступал по бревенчатому полу и по сторонам не глазел, голову высоко держал. Словно всю жизнь к конунгам на поклон ходил, а самому Харальду – давний приятель. В большом зале ожидал гостей нынешний правитель Мера, Трандхейма, Раумарики, Вингульмерка, Гудбрандсдалира, Вестфольда… всех земель Харальда и не перечесть ныне. Недалёк тот день, когда вся Норэгр, вся норвежская земля будет ему подвластна. И Кари был доволен, что частью молота оказался теперь, а не лежал, как прежде, на наковальне.
Рядом с Харальдом был ярл Гутхорм, что приходился дядькой конунгу, Хакон Хладирский, тесть конунга и другие приближенные к конунгу. Заметил краем глаза Кари и Альвира среди иных, но вида не подал, словно и знаком со скальдом не был. Поклонился конунгу:
- Здравствуй, Харальд-конунг, да не покинут тебя и твою дружину вороны Одноглазого.
- И ты будь здрав, Кари из Бердлы. С чем пожаловал?
- Я принёс весть о том, что кости Вемунда, брата Аудбьёрна, теперь в земле, а жители Фиордов поставили над собой нового конунга.
В воздухе повисла мёртвая тишина. Сдвинул брови Харальд:
- Кого же выбрали фиордцы новым правителем?
Довольно ухмыльнулся лендрман:
- Харальда, сына Хальвдана.
Рассмеялся конунг, заулыбались его люди. Прошептал Гутхорм конунгу что-то на ухо. Харальд кивнул и обратился к Кари:
- Ты говоришь за всех лендрманов и свободных людей во Фиордах?
Сам же только на одного из спутников Кари смотрел, в котором признал человека из дружины Рогволда. Тот приметил взгляд конунга и согласно склонил голову. Кари заговорил:
- Был тинг, на котором старейшины решили то. Есть и дощечка с рунами.
Берсерк вручил Харальду плоскую деревяшку, изрезанную письменами. Конунг повертел её в руках и передал за спину: слова человека Рогволда для него было достаточно. Косматый сделал широкий жест руками.
- Что же, получишь ты хорошую награду за добрую весть. Будь гостем в моём доме.
Лендрман поклонился и молвил:
- Я приехал, конунг, чтобы поведать тебе о смерти Вемунда потому, что погиб он от моей руки. Позволишь ли руке той держать меч против твоих врагов? Мои корабли пойдут рядом с твоими и не отстанут!
Пришла пора довольно ухмыляться Харальду:
- И твои корабли не будут лишними. Вскоре мы выступим на юг – пора фиордцам познакомиться со своим конунгом, а мне пора посмотреть на ваших воинов.

Всё то вспоминал старый викинг, покачиваясь в седле. Не обманул Харальд-конунг, знатно наградил он Кари и поставил того на почётное место в войске своём… Только совета у него не спрашивал, всё больше приказывал. А говорил и расспрашивал Альвира-скальда – Кари только зубами скрежетал да досадовал: слово мальчишки ценит конунг превыше совета убелённого сединой берсерка! Вот и теперь ехал он впереди, дорогу к усадьбе здешнего лендрмана указывал, а за ним тянулись вереницей викинги Харальда. Сколько было их, Кари не считал: не хватит для того пальцев на руках у берсерка и всех его людей.

В усадьбе Вемунда
задумчивый Рогволд, скучающий Ивар и отсутствующий Сигурд
в гордом некропехотном (некропехотливом) одиночестве

Немало времени прошло с того светлого дня, когда хитроумие и находчивость Коршуна завоевали Фиорды. Ой не зря именовали сначала Рогволда Мудрым, а потом и Великим. Воистину, велик не тот, кто способен собрать под знаменами великую силу, а тот, кто способен эту силу направить. А то и вовсе разрешить весь спор небольшой дружиной в сотню мечей…
В достатке минуло дней и радость от победы начала утихать в сердцах простых воев, уступая место суровой будничной действительности, имеющей столь мало в родстве с пиршествами и гулянками, которыми отмечалось взятие усадьбы Вемунда. Те же, кто стоял над дружинниками, уже давным давно предавались совсем иным раздумьям – поговаривали, что скоро сам Харальд Косматый пожалует в Фиорды. То была не самая радостная новость – как для простых фиордцев, ожидавших от такого гостя лишь самого худшего, так и для Коршуна, коий без чужого вмешательства хотел свои порядки здесь установить.
- Видят боги, отец, - однажды произнес Ивар, трапезничая с ним за одним столом, - не Харальд Разволосый править Норвегией должен, а Рогволд Великий. В тонком деле правления отнюдь не таланты воителя нужны, хоть без них и не обойтись. Здесь ум, смекалка и жизненная мудрость потребны…
Того же мнения придерживались все, кто входил в ближайшее окружение Коршуна. Попробовали б они иного придерживаться… однако ж помышлять и, тем более, воплощать в жизнь вероломные планы было не просто безрассудно, а безумно. Поэтому подобные планы были отложены в самый дальний сундук и на всякий случай заперты на ключ.
Сигурд целыми днями пропадал и не появлялся в усадьбе. Поговаривали, что он пытался средь местных набрать лихую ватагу, чтобы не просиживать зад на лавках в ожидании Харальда. В вновь отведавшем кровушки пирате вскипела жажда действия, оставаться на месте – месяц прошел, как-никак! – ему было невтерпеж.
Ивар либо бездельничал, либо упражнялся в воинском искусстве, однако делал это неохотно, без особого желания, предпочитая пляскам с мечом тихие раздумья. Рогволд смотрел на это сквозь пальцы – не от большой занятости, а просто от уверенности в том, что смышленый и честолюбивый Ивар никогда не скатится в ничтожество.
Казалось, в ожидании Харальда замерла вся усадьба (бывшая резиденция Вемунда и ныне дом Рогволда). Наконец, этот день пришел. С утра сквозь настежь распахнутые ворота ворвался чумазый паренек-рыбачонок с криками, де, вражина большая на берег высадилась. Очень скоро выяснилось, что то, конечно же, не вражина была, а Харальд с воями пожаловал.
Затягивать Коршун не стал – велел седлать коней (себе, Ивару и еще десятку ближайших воев) и отправляться на встречу конунгу. Пусть не было большого желания у него видеть Харальда, однако ж следовало соблюсти приличия. Да и хотелось Рогволду знать – каким его конечный удел будет…

Гокстад
Кюна Асса

- Так и пусть делает, а не языком своим поганым треплет! Что я ему, жена любвеобильная, чтобы его оправдания слушать?! - бушевала кюна Асса, лениво двигая отекшей кистью в перстнях. Пришел посланец от одного из подчиненных старой кюны, и распекала она его хозяина.
Снова тихо стало в усадьбе после того, как поправилась кюна. Говорили слуги, что злее лишь стала да свирепее - за малейшую провинность может наказать! Однако видно было, что ослабела Асса - говорила медленнее, ходила медленнее, движения все ее были медленнее, да и жизнь вокруг нее как-то замедлилась. Мудрые старцы считали, что уже Хель зовет ее к себе, окутывает в свои одеяния.
Отпустила кюна посланца да пока никого в горнице не было, расслабилась в резном кресле, прикрыла глаза. Тяжко было хватку держать, люд не распускать - чай, не девица уже, не легки годы старости. Голова немного гудела, в руках, раньше белых да гладких, а теперь полных и неловких, ощущалась дрожь неприятная. Очень беспокоило Ассу ее состояние - не хотелось еще с землей живых прощаться.
Навалилась на старуху усталость, веки тяжелые стали, как металл... Но только погрузилась в дремоту старая Асса, как вновь побеспокоили ее.
Вошел один из ее дворовых слуг, доложил, что явился гонец со срочным донесением. Велела Асса впустить гонца, хоть и не хотелось ей никого видеть.
В считанные минуты явился гонец - запыхавшийся, только с дороги. Поклонился кюне, дождался разрешения говорить и тут же выложил все новости:
- Кюна мудрая, мать и опора земель своих, беда грозит Норвегии! Гандальв Альвхеймарский вторгся с армией в Гудбрандсдалир и дальше войска свои ведет! Защита требуется норвежским землям!
Замолчала Асса, лишь рукой на гонца махнула, мол, иди.
Сказать, что то тревожные были вести - значит ничего не сказать. Два года назад разбит был Гандальв, потерпел поражение, но снова сил набрал и теперь в самое сердце шел, надвое делил владения Харальда!
Посидела Асса, подумала. Потяжелело у нее на сердце, мыслями, будто свинцом, наполнилась голова. Откуда брать людей, из чего армию собирать, дабы захватчику сопротивляться? Всех людей забрал Харальд на войну, некому охранять земли!
Позвала наконец Асса к себе Тьодольва, что Каменной Башкой прозван. Пришел он, поклонился, глянул на кюну да понял, что дела плохи, ибо мрачна была владычица, печаль и заботы лежали на челе ее.
- Плохие вести, Тьодольв, - начала Асса, медленно, будто выцеживая, выговаривая слова, - Гандальв из Альвхеймара, помнишь такого?
- Чего ж не помнить... Помнится, его..
- Помолчи. Он вторгся в земли харальдовы. В Гудбрандсдалир. Чуешь, чем пахнет вторжение сие? Куда ведут руки Гандальва загребущие?
- Куда? - не понял Тьодольв.
- Коли завоюет тот район, коли пройдет насквозь - надвое земли конунга нашего косматого разделит, как крестьяне пашню! - бросила Асса раздражено, - Собери людей, каких есть, надо его выдворить оттуда. Да клич пусти, чтобы кто мог из преданных нам, тоже собирали.
- Так некого же - ушли все, нам свои-то владения охранять некому, на на Гандальвову рать идти и подавно! Помилуй, госпожа, откуда ж я тебе воев найду?
- А я это знать должна или ты?! - рыкнула Асса, поворачивая голову к Тьодольву и сверкая глазами, - Тебе указание дано - вот и исполняй!
Ничего ей Каменная Башка на это не ответил, только голову опустил и в пол деревянный смотрел. А что ответишь на слово кюны могущественной?
Помолчала старая правительница, отошла немного да снова молвила:
- По соседям гонцов разошли - глядишь, поможет кто войсками. Нельзя допустить, чтобы прошел дальше враг лютый! Потом уже никакие войска не помогут!
Кивнул ее помощник, что понял все и сделает все, что в его силах. Снова готов был верностью и исполнительностью, всем известными, Ассе служить.


Сарасберг.
Кюна Рагхильда

А тем временем и в Сарасберг пришли вести к более молодой кюне - Рагхильде.
Гонцу, правда, не удалось столь быстро внимания Вещей девы добыть - трапезничала она и прерываться не пожелала. Дождался гонец когда его впустят, и вошел. Навстречу ему из горницы, где ждала посланца правительница Сарасберга, скользнула девушка молодая, известная всей усадьбе любимица хозяйки, что ей все новости рассказывает. Видать, с ней Рагхильда за обедом разговаривала, вести со всей округи собирала.
Кюна встретила прибывшего сидя за столом. Настроение ее было благодушна, и уже решила она, что коли вести будут добрые и порадуют ее, то наградит она посланца, и даже если лихими будут новости, то наказывать не будет.
- Приветствую тебя, достойный муж! Долгий ли путь ты прошел? С чем пожаловал ко мне? - с улыбкой начала она.
- Мудрая кюна, пришел я сообщить, что есть у нас сведения о жреце-предателе сбежавшем!
- Ждала я этих новостей, - кивнула Рагхильда. Улыбка на ее губах стала еще шире, но взгляд цепче и холоднее.
- Говорят видали его в одной деревне. Плох, говорят, но направляется в Вингульмерк, в те края. Говорят, торопится, горячится - пятки только сверкают. Однако изловить его не удалось - хитер больно, быстро от твоих рук бежит.
- Да, - протянула правительница, - Ласки от них он не дождется. Благодарю тебя за важные известия.
С этими словами она отпустила гонца, велев наградить его. Наказала еще раз, чтобы продолжали его искать и опрашивать людей.
Еще несколько дней тихо было в усадьбе. Однако в один день пришло грозное известие о вторжении Гандальва.
Узнав о том, Хемунда к себе вызвала кюна да все, что узнала за последние дни - о жреце и преимущественно о вражеских войсках в землях сына, рассказала. Беспокоило ее то, что воинов совсем нет, дабы земли охранять и недругов выгнать из них и велела его разузнать, дабы было у нее представление почетче о том, как завоевания окрепшего Гандальва проходят, да подумать и совет ей дать.

Уппсала. Эйрик.

(вот и я!)

С тех пор, как отправил Эйрик-конунг купцов своих в различные земли уж больше трех месяцев прошло, и зима уже отступала, лишь иногда огрызаясь внезапными морозами, чтобы напомнить о себе. В начале февраля, когда стаяли льды на бурных реках, стали люди конунжии, одни за другими, возвращаться с вестями, а то и с приобретениями какими. На Ругейланд, столица которого в устье Эльбы располагалась, Хардакнут сейчас хотел наложить свою лапу, и заняты были ругейландцы войной – впрочем, с датчанами у них вечно то война, то дружба выходила. К набегу на Гиллисберг эти руги непричастны оказались, как и жители Хольмагарда, где княжил сейчас Олег, занявший Рюриково место.
Удивился конунг, узнав, что не оттуда угроза исходила... Хотя без воли князя своего жители (а их, как поведали купцы, не так и много было, как конунгу думалось) не отправились бы в Гиллисберг, а на что Гиллисберг Олегу? Вряд ли из мести за старого приятеля, с Эйнаром-то он рассорился. Зря, значит, не давала Эйрику покоя связь Однорукого с этими ругами.
Из Баварии купцы привезли кровяных колбас да несколько бочек хмельного пива, янтарно-яркого – и вести о том, что и баварские руги отношения не имеют к событиям тем страшным. Впрочем, это свейский владыка и так знал, посылая гонцов в тот край разве только для успокоения души.
Позже всех возвратился молодой Варди со своими людьми с острова Руян, и именно его известия заставили Эйрика сжать кулаки крепко да лицом побагроветь, вспоминая тот день, когда узнал он о смерти Черного Молота.

Давно стояли на Руяне храмы, чужедальним богам посвященные, главным из которых Святовит был, покровитель воинов-победителей, бог осеннего солнца и зерна. Деревянный храм его, выкрашенный в красный цвет, где четырехликим идолом стоял Святовит со своими мечом, копьем да знаменем, возвышался на мысе. При храме держали белого коня, на котором бог ночью выезжал, чтобы принять участие в битвах со злокозненными врагами.
Но, видно, недостаточно было божеского заступничества, чтобы защитить остров, ибо жрецы храмов тамошних для охраны наняли еще три сотни ругов отборного воинства – статных, сложением крепких. Предводитель их носил доспех золоченый… сначала прибыли на остров только эти три сотни людей, что боевую мощь трех родов составляли, а затем стали стекаться на Руян все, кого те зазвали за собой – жены и дети их, родители, да другая родня. Так за сотню лет капище выросло в город при храмах – Аркону.
Городище это стояло на вершине высокой горы и с трех сторон – севера, юга и востока - было окружено природной защитой, а с запада его защищала высокая насыпь каменная, в пятьдесят локтей. Святилище Святовита, что на мысе, также защищено было – крутыми обрывами с моря, с острова же – двойной цепью рвов и валов.
Именно благодаря святилищу, куда стекались дары со славянских земель, удалось ругам (к которым присоединились уже и славяне, и норски, и саксы, которых родная земля уже терпеть, видно, не смогла) стяжать себе славу и мощь… вот только достаточных средств к пропитанию такой оравы – не удалось, иначе зачем подались они в разбойники? Известны теперь они, как отчаянные пираты, под собой моря окрестные держащие. Много раз грабили норвежцев эти солнцепоклонники…

- Мы туда приехали будто бы на капище идолово поглядеть, там-то все и разузнали, - так продолжал Варди свой рассказ на совете. - Лежат у статуи Святовитовой (ох и страшен идол четырехмордый!) многие вещи наших воинов, по ковке знакомые… И ладно бы ковка, я бы, может, и решил, что показалось нам… но молот Свенов я узнал. С собой его, гады, прихватили, вместе с теми сокровищами, что увезли! Спросил я у жреца, откуда, мол, такие подношения богатые, а он говорит – в честной битве добыты воинами руянскими. «С кем же бились они?» спросил я тогда… вот и узнал, что в Гиллисберге воинов «вероломного Эйрика» порубали солнцепоклонники, когда...
Прервал купца громкий стук, словно молотом по наковальне – это конунг по столу ударил кулаком.
- Готовим корабли, - прорычал он. – Не уйти ругам от возмездия, или я не Эйрик Свейский!
- Охолонись, - старый Альмод призвал его, - грех с решением торопиться. Руян, как Варди сказал нам, природой защищен хорошо. Подготовиться как следует нужно, а не спешить – ведь не уйдут они от тебя никуда.
- Это уж точно, - садясь, Эйрик молвил. – Они от меня не уйдут.

Сарасберг.
Кюна Рагхильда и Хемунд
и Тельтиар в будке суфлера

Хемунд явился к госпоже, как всегда, по первому зову, так, словно под дверью дожидался. Почтительно поклонившись, советник выслушал все, что поведала ему Рагхильда, а затем некоторое время размышлял над услышанным, после же произнес:
- Если госпожа позволит, я скажу что думаю об этой угрозе.
Усмехнулась кюна:
- Для того и звала тебя, чтобы мысли твои послушать, коли своих не хватает.
- Великая кюна преувеличивает мои возможности, - вновь склонил голову Хемунд. - Я лишь скромный советник.
Он подошел ближе к правительнице и тон его сменился, из голоса пропала обычная неторопливость:
- Коли удастся Гандальву рассечь Гудбрандсдалир надвое, беды не миновать - земли то богатые, войною не затронутые, а защищать их некому. Добудет альвхеймарец сокровища старого хевдинга, сумеет и войско справное собрать, и угрозой станет для нас великой. Удивлен я, что Асса кюна до сей поры молчит, ведь ей гроза совсем рядом эта.
Помолчала с минуту Рагхильда, в пустоту глядя, да затем отвечала советнику своему:
- А ведь прав ты, Хемунд, опасность эта гораздо более страшная нам, чем я думала. Надо помощи просить, коли своих людей не хватает. Не обратно же их звать. А то, что Асса молчит - так то, вестимо, понятно. Совсем старая рассудком тронулась после того, как чуть к богам душа ее не отправилась. Говорят, и Хель от нее отказалась, однако ж слыхала я, что слабей она во сто крат стала, и как бы снова не повторился удар с ней. В общем, со счетов ее скидывать негоже, однако ж и расчитывать на ее помощь тоже не придется. Теперь же таков вопрос - чьей поддержки нам просить?
Эта мысль сейчас занимала кюну вещую, эта мысль покоя не давала. Ждала она, что скажет Хемунд мудрый, и, будто камни драгоценные, внимательно ловила его
- Чье имя могу я назвать, если Вещая Рагхильда и без того знает каждого из союзников своих и друзей близких, - помрачнело лицо советника. - Наши силы малы и мы окружены врагами, пусть все они и в половину не столь опасны, как Гандальв, но воронье это только и ожидает, когда ослабнет властная рука кюны, чтобы напасть. Одного знаю ярла, кто в беде помочь может - но захочет ли он, того и я не ведаю.
Еще пуще помрачнела Рагхильда, сдвинула тонкие светлые брови.
- О ком говоришь ты? Назови же!
- О Хареке Волке, - Хемунд вздохнул, понимая, что неприятны кюне слова эти: - Вспомни, госпожа, что лишь благодаря его хитрости, был остановлен свейский конунг - вдвойне тяжко пришлось бы нам, коли подступили бы к Сарасбергу войска Эйрика Энундсона.
Вздохнула Рагхильда, к суровости ее прибавилась печаль.
- Знаю я, что не занимать ума Хареку, как не занимать и мужества, и храбрости, и сил. Знаю, что не один раз выручал он меня. И так же, как и ты, сомневаюсь в том, что согласится он нам на помощь придти. Хоть и зла я на него за то, что веру он свою, будто коня, сменил легко, что укрывает у себя белобожников, однако ж и помощи просить после всей неблагодарности, коей я ему за помощь отплатила, совестно мне.
Долгим, внимательным взглядом смотрел на кюну советник, тщательно слова взвешивал:
- И все же, он при людях своих клялся в верности Харальду и присягал ему, а потому не посмеет отказать - если ты призовешь его, - помолчал Хемунд, а затем еще добавил: - Стоит сказать лишь ему, что ошибкой была казнь Эйнара, что сожалеешь ты, владычица, о том решении - да одарить чем Волка, и он примчится, ободренный прощением. Тем более - что Гандальв и ему враг давний, кровный.
Рагхильда чуть склонила голову, легкая улыбка, знакомая уже Хемунду, ибо знал он хозяйку Сарасберга не один день, коснулась губ женщины.
- Мерещится ли мне или Локи, хитрость и ум Асгарда, говорит твоими устами? - улыбка стала чуть шире, глаза серые заблестели чуть радостней, - Пожалуй, небольшой платой за услугу Харека будет раскаяние! Снова ты меня выручил!
- Нет награды большей, для меня, чем похвала великой кюны, - отвечал на то Хемунд, не пряча довольной улыбки. - Если будет на то дозволение, я тотчас же составлю послание в Ранрики.
- Ты и без моей похвалы прекрасно знаешь, чего стоишь, - по-доброму хмыкнула Рагхильда, откидывая с плеча косу, - Составь да отправь заодно. Медлить нам сейчас нельзя.
Смею заметить, госпожа, что даже с подмогой Харека, наших сил может не хватить, коли заключит союз Гандальв с подлыми конунгами Теламерка и Роголанда, - прежде чему уйти, молвил советник. - Одна надежда - на возвращение твоего славного сына, увенчанного великими победами.
- А коли заключит?.. - в никуда обронила Рагхильда, улыбка плавно сходила с ее лица, - Тяжелые времена грядут, ибо слишком много расчетов на случай да везение.
- Удачу можно и приманить, - задумчиво молвил мужчина, ближе наклонившись к госпоже: - Верные люди донесли мне, что по весне Харальд собрался вести рать в Фиорды, а оттуда - рукою подать до Альвхеймара, до усадьбы Гандальва...
Ничего не ответила кюна, лишь кивнула задумчиво на слова Хемунда.
- Госпожа сама составит послание, или это следует сделать мне? - советник расценил молчание Рагхильды, как знак того, что она разделяет его замысел.
- Займись посланием Волку, а я составлю весточку для Гандальва, - немного подумав, решила Рагхильда
- Да будет так, великая кюна, - советник поклонился, и накинув капюшон, выскользнул из палаты.

(С Тельтиаром)
Высадку окончили хирдманны Харальда в сроки воистинну краткие устроив на брегу новом лагерь, готовый, как к оборонею так и к стремительному броску вперёд. Часовые без устали вглядывались в глубины суши, ежесекундно ожидая нападения коварного, но надо было решать Харальду Косматому, какой приказ рати отдавать своей верной. С мыслью этой и подошёл к нему Гутхорм-ярл.
- Мы всё, Харальд, - доложил он спокойно, прядь белую привочно отбросив со лба. - Но войско быстро устанет, если ты будешь медлить. Может уже время допрос...ну то есть переговорить с этим...проводником и решить, что дальше делать?
- Не думаю, что он скажет что-то новое, - пожал плечами Харальд. - Посланные мной дозорные подтвердили слова берсерка. Пусть я и не доверяю ему, но пока он не солгал - на день пешего пути в округе нет достойных усадеб, чтобы принять меня.
- Боевому конунгу достойней усадьбы. чем берег неприятельский, к разграблению готовый или палуба драккара нет! - с усмешкой процитировал Гутхорм. - Так что же, будем разбивать лагерь?
- А что тут грабить? - Юноша широким жестом обвел заполненный воинами берег. - Фирдир слишком жалкая и слишком бедная земля, чтобы в ней было чем поживится моим людям - нам следует добраться до Фьялира и там привести к присяге всех лендрманов и херсиров, а заодно, - конунг понизил голос: - Ограничить власть Рогволда, не по нраву мне то, что он ведет себя на моих землях как хозяин.
- Всё это верно, - отмахнулся ярл, - но скажи, что ты планируешь делать прямо сейчас?
- Выступать, - ответил правитель. - К чему ставить лагерь, если нас ждут покои Аудбьерна!
- К тому, что если Рогволд будет не слишком тебе рад, то втои воины будут изнурены пешим и морским переходом, а его в самом худшем случае похмельны, да и то не все!
- Думаешь, Мерский ярл крамолу измыслил? - Приподнял белесую бровь Харальд.
- А чего он тогда так спешил в фиорды. да ещё и присягу от твоего имени принял?
- Много он сделает с сотней воинов, - глаза юноши блеснули. - Я его раздавлю, как букашку, если посмеет обратиться против меня!
- Раздавишь, - кивнул Гутхорм. - И кого посадишь вместо него? Неет, племянник, Рогволд слишком нужен. А потому ты должен продемонстрировать ему свою силу так, чтобы у него и мысли бунтовать не возникало!
- Поэтому я хочу быть там в скорости, нагрянуть внезапно и увидеть его правление без прикрас!
- Хорошо, - устало выдохнул Гутхорм и тут же скомандовал: - Свэн, Хьялли! Берите своих и выходите прямо сейчас! Будете пердовым отрядом. Сигурд...
Слушая, как его дядя отдаёт команды, молодой конунг и не заметил, как у него за спиной, словно из темноты появились пятеро вооружённых воинов.
- Хорошо ты их вытренировал, - в голосе конунга слышалось плохо прикрытое недовольство - он не любил когда, кто-то появлялся столь внезапно рядом с ним.
- Рад что тебе нравится, - усмехнулся Гутхорм.
- Я еще посмотрю на них в битве, а пока - эй слуги, коня мне!
Гутхорм еле заметно кивнул, и вскоре подвели не одного, но двух коней.
- Хочешь в дозор прокатиться
- Возьмем полсотни лучших воев и посмотрим на мои новые владения, - легкая улыбка скользнула по губам конунга, когда он запрыгнул в седло и стиснул бока скакуна ногами.
- Хорошо, - кивнул Гутхорм и распорядился в сторону. - Сигурд, найди подходящих
- И передай конунгу Хакону, чтобы выступал вслед за мной со всем воинством! - Бросил вслед расторопному вою юноша. - Едем, дядя!
Вскоре к ним присоединились одоспешенные всадники - все как на подбор статные и широкоплечие, из ближней дружины - некоторых из них Харальд даже помнил по лицам. К тому же, с конунгом поехали Бард и молодой Хакон.
Гутхорм осмотрел свиту и остался доволен.
- Далеко вперёд не уходи, даже если разговор есть, - шепнул он. - Мы можем и вполголоса...
- Можем, - согласился кивком правитель, выезжая из лагеря - вдалеке, у кораблей уже слышались зычные приказы Ахти-Йотуна, не иначе, как старый Хакон велел ему выстраивать войска в походные порядки. - Знаешь дядя, не внушает мне доверия этот великан, которого пригрел мой тесть.
-Не твой воин он, но Хакона, - пожал плечами Гутхорм. - Следить за ним можно, но, ты сам понимаешь...осторожно!
- Он приносил клятву убить меня, как я слышал, - заметил юноша. Пока они ехали неспешно, решив не загонять коней без надобности. - А затем присягнул моему тестю. Как не посмотри, а он либо враг, либо клятвопреступник.
- А потому смотри, да руку держи на мече! - посоветовал Гутхорм. - А если хочешь, то можем устроить так, чтобы Один поскорее получил этого Йотуна...
- Устроим, - прошептал Харальд так, что едва ли кто кроме дяди его услыхал. - Воин он хороший - пока его ратная удаль мне нужнее, чем Отцу Ратей, а после...
Губы юноши расплылись в хитрой улыбке.
Кавалькада продолжала свой путь.

Фьорды. Конунг Хакон.

Услышав новость о том, что конунг Харальд вскочил на коня и куда-то оправился в сопровождении небольшого отряда, Хакон недовольно нахмурился. Предусмотрительность Гутхорма, окружившего юношу верными людьми, была близка сердцу старца, но не рано ли Харальд Агдирский возомнил себя хозяином Фьордов? Да что Фьорды, слава конунга молодого ныне такова, что Хакон и во Хладире, где роду его даже камни покорны, поостерегся бы отпускать зятя без должного сопровождения. Вдруг противники забыли про древнюю честь и заплатили серебром за убийство? Старый викинг был воином старой закалки, но хорошо знал мир, в котором жил. Едва ли можно мерить всех мужей Севера той же мерой, что бог Хеймдаль. Он решает, кого пропустить через радужный мост за стол к великому Одину, глядя взором своим прямо в души. Земные властители судят по делам, а бонды – так и вовсе по слухам, что взять с худородных?
- Беги к ярлам, скажи, пусть торопятся с построением. Выступаем немедля, и горе тому, кто задержит меня хоть на миг, - раздражение все же прорвалось в голос, заставив гонца испуганно втянуть голову в плечи. Раньше гонцов, принесших конунгам неугодную весть, вешали. Да, люди сейчас отошли далеко от богов…

Встреча с конунгом.
Харальд, Рогволд, Гутхорм, т.е. я, Тельт и Оррофин

Фиорды так и не стали родными для Рогволда и его людей. Эти земли казались чужими, чуждыми и даже враждебными. Лишь безумец мог решиться напасть на Коршуна и тем самым порвать пакт, заключенный на тинге. Фиорды верили, что Рогволд, как ожидаемый властитель этих земель, оградит их от гнева Косматого, о котором слагали такие байки, что впору лишь детям пугаться. Ан нет, находились среди взрослых мужей такие, которые верили им.
Тем не менее Фиорды все равно оставались чужбиной. Для того, чтоб не заблудиться средь местных лесов да скал, Рогволду пришлось нанять проводников – нескольких охотников, знавших эти места наизусть.
- Каждый камушек, каждую травинку, - заверял один их охотников, треся кустистой бородой, - словно детей собственных знаем.
Жаловаться на проводников не приходилось. Ни разу за те долгие три дня, которые Рогволд вместе с сыном и двумя десятками дружинников провели в седле. На исходе последнего дня, пройдя насквозь очередной лесок, они выбрались на равнину и вдалеке – острыми глазами одного из охотников - заприметили на горизонте головы чужих воев.
К тому времени воины Харальда практически миновали Фирдир - отряд, возглавляемый Гутхормом и Харальдом, как и было задумано конунгом, шел, опережая основные силы на полдня и ближние к правителю воины получали отдых и трапезу в усадьбах знатных людей, расположенных по дороге: всюду, стоило лишь прибыть Косматому, херсиры и их родичи клялись в вечной верности и ставили богатое угощение, а порой выносили и подарки, дабы угодить конунго - не оставался в долгу и Харальд, одаривая их за то, что склонились перед его властью дорогой одеждой и драгоценностями.
Именно этот отряд и повстречался Коршуну на пути. Вскоре они приблизились друг к другу настолько, чтобы можно было разглядеть лица под шеломами. Всадники Рогволда встали, загорцевали, сдерживая ретивых коней.
- Привет союзникам! – подняв скакуна на дыбы, крикнул Коршун, - многие лета каждому из вас.
Харальд выехал вперед, слегка нахмурившись:
- И тебе поздорову, Рогволд ярл, - слова были обычными но в голосе явно слышался упрек за то, что Рогволд не поприветствовал его как положено подданному.
- Рад, что конунг находится в добром здравии, - невозмутимо отвечал Коршун, - легек ли путь был твой? Гостеприимно ль встретили тебя Фиорды, о Харальд?
- Вполне, - тон юноши смягчился. - И мне по нраву то, сколь умело сумел ты, ярл, овладеть для меня Фирдиром и Фьяллиром.
- Направить мой опыт против врагов твоих – честь для меня, - одарил конунга холодной улыбкой Коршун, после чего хвастливо заявил, - бессмертные боги нам свидетели, мудрость защищает лучше любого щита, а ум разит точнее любой стрелы.
Гутхорм ярл тронул поводья коня и тот поравнялся с Харальдовым, но не совсем.
- Здоров будь, Рогволд, - проговорил он мрачно. - Расскажи же нам, что сделал ты на благо конунгово в землях, что под твоей опекой доселе находились. Да заодно поприветствуй своего повелителя, как подобает.
- О, Гутхорм, добрый друг! – воскликнул Коршун, хищно скалясь, - благо конунгово в том, чтобы приносить ему больше земель, славы и богатства, не так ли? Вот она – земля! А слава и богатства ожидают нас за праздничным столом, который накрыт для конунга в любой усадьбе, в какую не зайди.
- Хороше же, - кивнул Гутхорм. - Но давай же. добрый друг, позволим конунгу решать, что для него благо, не мальчишка, ведь уже, ни по годам. ни по делам!
- Пусть же конунг тогда направит нашей коней, - воскликнул Коршун, - ежели его вои устали, здесь неподалеку есть усадьба, в который для всех найдется ночлег и трапеза. Оттуда мы сможем продолжить путь в мою обитель в этих землях.
- Следуй же за мной, о могучий Харальд, - взмахнул рукой Рогволд, поворачивая коня, - к слову, скажи, друг Гутхорм, не твоя ль знакомая томится в плену у моих доблестных воев? Та самая, что сестрой Вемунду приходится? Хильд, ежели моя память не изменяет мне, имя ее было…

- Вот значит, куда её занесло, - протянул ярл. - А скажи мне, не было ли при ней дитя малого?
Харальд едва заметно напрягся при этих словах.
- Было таковое, - кивнул Рогволд, - эта дева с меня слово взяла, что младенца ее не тронут. И даже если ей помереть суждено, чтоб ребенок ее достойным мужем вырос. Посему его взял на поруки Сигурд-брат, говорит, в сыны назвать себе хочет.
Едва не поперхнулся при этом конунг, но все же успел взгляд перевести с ярла, на дядю, дабы Коршун чего лишнего в глазах его не углядел.
- Однако ж продолжим разговоры за столом, - оборвал беседу Рогволд, - тут всего нечего до усадьбы, указанной мною.
Взгляд Гутхорма неразглядеть было Рогволду из-за шелома с бармицей, но вот Харальд ясно в глазах дяди прочёл всё, что тот думает на этот счёт.

Ранрики. Гиллеад.
(под бдительным надзором Тельтиара, да пребудет ему что-нибудь)

- Улетает белый ворон
из нетеплого гнезда
окунуться в копоть неба,
полетать меж черных труб
или тенью, белой тенью,
проскользнуть по облакам.
Улетает белый ворон,
улетает поутру.

Выпала на руку рыжая прядка – торопливо Гиллеад нити шелковые цвета меди за ухо убрала – с руки, что колыбель качает, чтобы младенца не щекотали нечаянно попавшие волосы, чтобы не проснулась маленькая принцесса. Покрывало-сон ее, голос матери так ровен, что шепот моря в тихий алым тканый вечер, качается к потолку привешенная резная люлька, сладко спит принцесса.

Спи, милый, спи, птица.
В облаках дорогой ранней
ты выйдешь в путь долгий
из селения в селенье,
из дома в дом, дальше,
налегке и без дороги, —
спи, милый, спи, странник! —
с первым солнцем станешь тенью.

Под другой рукой – люлька попроще, дитя подальше. Чужое, неродное да волкам не бросишь, в печи не сожжешь – пепел тот вовек с рук не отмыть. И толкает мягко колыбель вторая рука, вторую девочку баюкая. Пусть и ей сны светлые снятся, вырастет – будет Хареку кого отдать соседу богатому да знатному в жены, кем мир купить да земель, кому честь на пиру петь да слезы тайком утирать. Вырастет слава и краса – и сейчас пусть спит. Замирает Гиллеад, задумавшись, а и правда, а как в отца пойдет приемыш? И вместо святой воды впитает пену бешеную?

Там, где райская береза
сладко светит сквозь туман,
средь ветвей ее зеленых —
там теперь твое жилье.
Улетает белый ворон,
в небесах ему легко.
Твердый дом остался сзади.
Мир наполнен до краев*.

Одновременно шевельнулись белые в темноте руки. Нет, покрестят обеих скоро, от бесов огородят – а там и свой ум появится.
Склонилась Гиллеад над люлькой – спит малышка, не проснется – улыбнувшись, тенью полуночной в створ двери скользнула. Тихо на душе, тепло – муж дома, гонцов от Харальда ждет, неспокойных да недовольных нет в Ранрики, духи мертвые не шалят – жить бы да радоваться!
Гиллеад жила и радовалась.

_____
*
Колыбельная о белом вороне, Тикки Шельен

Уппсала. Эйрик.

То слово, что было дано,
Теперь захочу - не нарушу.
Какое прольется вино
Сегодня на стол и на душу? (с)

Все приготовлено было еще вчера – драккары и снеккары крепкого дуба покачивались на волнах, воины, готовые к битве и во всеоружии клятвы давали отомстить врагу, да и ветер попутный дул… Но Эйрик не стал отправляться.
Он обещал Сванхильд, что проведет с ней и детьми еще один день.

- Дай мне слово, что вернешься к нам.
Крепко держала супруга за руку конунга свейского, так что сам он даже удивился, какая сила внутри этой женщины скрывается.
Рассветные лучи солнца уже ласкали морскую гладь; вокруг сновали люди, садящиеся на корабли и грузящие припасы. Вдвоем с супругой Эйрик стоял у пристани, предвидя, каким тяжелым будет для нее очередное расставание.
- Отпусти…- попросил он. – Сванхильд, не могу я знать, как все сложится. Я мстить за товарища плыву, отбирать добро, что у нас было отнято. Я должен сделать это, даже если жизни оно мне будет стоить – не я, так люди мои с победой вернуться. К чему связывать себя глупой клятвой?
- А твоя клятва, о которой ты говорил столько раз – во что бы то ни стало за Свена отомстить, забыв даже о жене и детях собственных? Эта клятва – не глупая?
-Это клятва истинного мужа, а не труса. Ты моей смерти боишься, знаю, но ты женщина… не заставляй же меня погибели бояться и давать нелепые обеты!
- Нелепые, значит… - она побледнела от ярости и отвела свою руку. – Вот как. Хорошо же, конунг Эйрик.
Сванхильд повернулась спиной и быстрым шагом направилась прочь.
- Плыви, конунг. И можешь не возвращаться! – бросила она, не оглядываясь.

Вальгард, эту сцену заставший, подошел к Эйрику ошеломленному.
- Что случилось у вас? - спросил тот.
- Ох уж эти бабы, - сквозь зубы отвечал конунг. – То пускать никуда не хочет, то наоборот, плыви, говорит, и не возвращайся. Как безумная последнее время.
- Так то и понятно, - Вальгард промолвил. – Сам я жену с младенцем оставляю здесь. Всю ночь Инга проплакала, но отпустила со спокойным сердцем – знает, что долг выше для меня. Что до Сванхильд твоей… не знаю уж. А не понесла ли еще одного ребенка от тебя? Может, потому и тревожна слишком?
- Не знаю… - задумался Эйрик. И правда, вдруг?
- Пойдем же на корабль, - тронул его за плечо воин. – Пора уж отправиться.

Сванхильд, в усадьбу возвратясь, в комнате заперлась.
«Пускай плывет», думала она со злостью, «пускай смерть себе ищет. Коли умрет, значит, так и суждено было, а коли вернется… кто знает, что найдет он здесь вместо того, что оставил!»

------------
* - песня Скади

Вингульмерк. Асмунд Кровавый

Предводитель разбойников опустил руку на плечо Оттару:
- Ценного пленника ты привел, друг, очень ценного, - Асмунд усмехнулся, бросив взгляд в конец лагеря, где сидел, привязанный к шесту жрец Трюггве. - Он, несомненно врет, но...
- Повесить бы его, - предложил бывший херсир. - Пусть будет к своим богам поближе.
- Ни в коем случае, ни в коем, - сын Альхейма покачал головой, и крепче сжал руку, не давая Оттару возразить: - Я крепче тебя их ненавижу! Но этот жрец живой полезнее будет нам, нежели мертвый. Да и какая слава в том, чтобы калеку убить?
- Никакой, - медленно процедил Рваный, все еще не понимая, для чего именно нужен Асмунду схваченный им служитель Одина. То, что Асмунд хитер и изворотлив, точно змей, Оттар понял, после нескольких дней совместного похода, а ведь раньше он считал кровавого ярла обычным безумцем жаждущим лишь смерти и разрушений. Но нет - у всех, даже казалось бы, абсолютно бездумных, поступках Альхеймсона была своя, едва прослеживаемая причина, все они вели к какой-то цели, о которой Асмунд не распространялся. Но в том, что все стремления Кровавого Ярла, ныне названного Десницей Господа, направлены на воплощение одному ему ведомого желания, Оттар не сомневался. И если ему нужен был немой жрец - то так тому и быть.
- Послушай, - похоже Асмунд все же решил отчасти удовлетворить любопытство своего ближайшего сторонника. Подумать только - всего каких-то три месяца назад они были заклятыми врагами, но борьба со свеями примирила их, ровно как и ненависть к кюне Рагхильде. Вот только Оттар не видел дальнейшей жизни после того, как свершит месть, а Асмунд, похоже, строил далекоидущие планы. - Власть Рагхильды держится на поддержке жрецов, без них - она всего лишь мать конунга, который пропадает где-то на севере. Ее охраняют наемники-датчане и венды...
- Которых ненавидят в Вестфольде, потому что они хотят земли, - перебил его Рваный. - Я сам заключал договор с конунгом вендов и обещал владения его людям, которые они добудут в бою.
- Молодец, Оттар, - мятежный ярл рассмеялся, с силой хлопнув собеседника по плечу. - Ты привел Рагхильде защиту, но вместе с тем и подготовил почву для мятежа. Я раздавлю ее, раздавлю руками ее же подданных...
- А с этим пока что делать? - Херсир с трудом подавил желание узнать подробности плана, но Асмунд все равно не раскрыл бы ему деталей, а спрашивать в пустую Оттар не хотел.
- Пусть пожрет чего-нибудь, да кого в охрану приставь - коли уж он от Хемунда сбежал, - Кровавый резко развернулся и пошел в свою землянку.
Воину вспомнился допрос - то, что жрец лишен языка он узнал довольно быстро, когда пленник начал мычать и отчаянно жестикулировать, прося пощады. Понял, куда попал. Оттар тогда, чтобы подтвердить свою догадку заглянул ему в рот - и действительно, увидел следы пыток. Немногим позже рассмотрел он и искалеченную руку, после чего обыскал жреца, отобрал у него кошель с золотом и отправил к Асмунду. Благо, один из людей Кровавого, в прошлом охотник, умел читать по губам, хотя и сложновато было разобрать, о чем бормочет бородатый жрец, но умелец с горем пополам смог исполнять роль толмача. Когда Асмунд узнал, от кого пострадал Трюггве, он велел сохранить ему жизнь, хоть и не поверил в причины суровости Рагхильды. Калека утверждал, что он-де заступался за христиан и оттого претерпел - неуклюжую ложь легко распознал даже Оттар, а уж у Асмунда на это был поистине звериный нюх, но он не подал вида, а лишь участливо кивал, словно верил словам Трюггве, жадно расспрашивал его о положении дел в Сарасберге, о ближайших приближенных кюны, о том, сколь прочна ее власть. Как выяснилось приблудный Хладирец многое успел узнать, прежде чем был наказан Рагхильдой.
- Это тот посланник, что требовал от Харека виры за убитого тобой Верховного Жреца, - шепнул Оттару Асмунд. - Мой человек, бывший тогда в Ранрики, узнал его.
- Ты держишь людей возле Харека? - Удивился Рваный.
- Как раз там это сделать не сложно - у него в почете христиане, - Кровавый улыбнулся. - А вот в иных землях соглядатаям куда тяжелее приходится. Потому-то мне и нужны сведения этого жреца, он многое знает. А золото, найденное при нем, оставь себе - это же твоя вира.
Они рассмеялись, после чего Асмунд продолжил расспрашивать Трюггве, умело вызнавая все необходимое. Затем же он велел привязать жреца к шесту, зная что с увечной рукой он не сможет освободится, дабы со временем решить, как использовать пленника с большей выгодой.

Сигурд в депре

Тяжко было на душе у Сигурда, тяжко и погано, словно мертвец внутрь забрался и решил сгнить там до самых костей. Всякий, кто попадался ему на пути, буть то воин или служка простой, спешил убраться прочь, ибо попасть под горячую руку пирата не хотелось никому.
И хуже всего было то, что причину такого паскудного состояния Сигурд определить никак не мог. После ошеломляющей по наглости и смелости победы брата-Коршуна, казалось, всем мерцам только пировать да песни распевать во славу свершенного подвига. Все так и делали (и Сигурд никак не отставал от прочих), однако, когда прошла душевный жар поутих, пришла пора тоски.
Чужие земли, чужие порядки, чужие бабы. Награбить всласть ранее не удалось, а сейчас Рогволд не позволял. Никуда было выместить (разве что на служанке неуклюжей всласть отыграться – если повезет, в сарае) душевное томление. У Сигурда, видать, этого томления больше прочих было – накапливалось оно внутри и накапливалось…
Накапливалось и накапливалось. После недельного отсутствия пират возвратился в усадьбу и первым делом отправился в покои плененной Хильд. Растолкал стражу у дверей, зло наорав на них, ворвался внутрь.
- Ну как сидится на скамье коршуновской? – процедил Сигурд.
Покои Хильд были на диво просторными и роскошными для, фактически, темницы. Однако несмотря на все ткани, посуду да украшения резные на стенах это была темница, из которой Хильд выйти никак не могла – пока на то не будет воли коршуновой.
- Сидится, Сигурд, - также хмуро отвечала Хильд, - того достаточно.
- А ты чего гостя любимого так недобро встречаешь? – Сигурд упер в деву злой взгляд, - аль не люб тебе? Другого нашла?
- Не муж ты мне, чтобы любым быть, - Хильд отвела глаза.
- Не муж?.. ну так на кой мне жена порченная? – хмыкнул пират и подхошел вплотную к Хильд, что сидела у самого окошка, - была б девкой, может, и подумал бы, а так…
- Чего пришел? Злобу выместить?..
- Я? Злобу? Напротив, лишь радостью свтелой поделиться, - хватая ее за подбородок, прошипел Сигурд, - много у меня ее в чреслах накопилась!
Хильд пискнула, пытаясь вырваться, оттолкнуть пирата. Однако разве могла легкотелая дева справиться с сильными руками лихого рубаки, разгибавшим подковы? Раздался треск рвущейся ткани, плечи Хильд предстали перед Сигурдом в первозданной белизне.
- Ты – не ярл, не дружинник даже! – закричала Хильд, закрывая руками обнажающиеся груди, - не пират, а простой разбойник! Бонды-землеройки – вот твое родство!
- Ничего, после того, как бонд-землеройка ознакомится с тобой поближе, - расхохотался Сигурд, - ты станешь к нам добрее!
Пират заломил руки Хильд за спину, повалил ее на скамью. Что произошло бы дальше не для кого не секрет и не было б смысла на том заострять внимание, однако ж двери светлицы неожиданно отворились и внутрь вошли двое стражей, что до этого стояли за стеной.
- Сигурд, оставь ее, - пробасил один из них, - Рогволд не велел трогать ее.
- Пшли вон! – бросил через плечо пират, - я занят.
- Сигурд, пробуди в себе хоть каплю разума. Коршун строго-настрого запретил к ней прикасаться.
- Я брат его!..
- Даже тебе. Тебе в первую очередь – так он сам и сказал. Сказал, кто девку покалечит, тот перед Харальдом отвечать будет. А тот как раз вскоре подъехать должен.
Сигурд поднял голову, смерил воев замутненным взглядом. Хильд, лежавшая в чем мать родила, не смела даже пошевелиться, а даже если бы и смела, то вряд ли ей что-либо удалось, ибо крепко держал ее Сигурд.
- Ладно, - процедил он, поднимаясь со скамьи, - оденьте эту курву.
Сигурд распрямился и зашагал к двери, однако ж прежде, чем покинуть светлицу, он обернулся к Хильд и бросил напоследок:
- А ты, отродье паскудное, помни. Поиграется с тобой Коршун, поиграется да и наиграется однажды. Всякая игрушка, знаешь ли, либо ломается, либо надоедает. Скоро, ой скоро ты ему даром нужна не будешь – и уж тогда я вновь приду поделиться с тобой радостью. Той, что в чреслах.
Сплюнув на пол, пират вышел вон.

Ранрики
(с Тельтиаром)

Зима в Ранрики выдалась необычайно теплой. Почти до самого дня середины зимы с моря шел туман, и постоянно шел дождь .
Но в канун Середины Зимы, когда день длится всего пару часов, и солнце, не успев показаться уже спешит спрятатьсяза горизонт в пасти дракона Нидхога, внезапно с севера подул холодный ветер, и посыпался снег, как будто инеистые великаны спустились с Йотунхейма и открыли свои мешки со снегом. Три дня не было видно ни зги, и Солнце больше не показывалось на горизонте.
В такую погоду даже хозяин собаку на улицу не выгонит, потому все кто мог отсиживлаись по домам, а гридница была полна людей. Че5рез три дня снежная буря улеглась, и люди несмело стали выбираться на улицу. Снег намело почти пго самые крыши. Едва слуги вымели снег, началась подгтотвока к веселью. Хозяйки открыли закрома и стали месить тесто, чтобы испечь пудинг или выпекать коржи символизирующие солнце. Харек уговорил жрецов поставить крест с колесом, отображающий якобы воскресающего Бальдра, и там ирландцы принесли подношения - хлеб, мед, молоко и зерно. Вскоре и все метсные жители последовали их примеру, прославляя умершего и воскресающего бога.

В те дни, казалось, будто бы все беды и невзгоды отошли прочь, что не было у правителя Ранрики разногласий с конунгом Харальдом, что не жаждали свеи отомстить Хареку за позор их властителя - люди веселились, пили брагу и слушали песни скальдов, а порой ирландские музыканты играли на своих чудных инструментах.
Во дворе у разоженного костра устраивали пляски, и зажигательные ирландские танцы чередовались с местными и норвежскими плясками и хороводами. Люди веселились все семь дней напролет, пока длилась Ночь Богов, и когда солнце наконец вновь показалось на небе, радости людей не было предела. А потом снова с моря подул теплый ветер, и снег начал таять так же внезапно, как и выпал.

Жрецы истолковали это как добрый знак, и заверили что урожай в следующем году будет обильным. А этот год так и называли "Год короткой зимы"

Спустя еще неделю и четыре дня к берегам Ранрики пристали корабли с полосатыми парусами - приплывшие на них люди желали видеть конунга Харека.

То пираты приплыли, которые до этого в дальних походах были, а ныне захотели они договор заключить, как при Сигвате-ярле было.

Высадившись на побережье, они обосновались лагерем возле своих короблей, отправив двадцать человек к усадьбе.
Появление такого множества кораблей у пристани вызвало настоящий переполох. Но, увидев, что незваные гости лиха никому не делают, люди успокоились и снвоа заняись своими повседневными делами. Харека появление незваных гостей в такое время сильно встревожило. Но он сохранял спокойствие, чтобы его ттревога не передалась остальным. Он сам, облачившись в кольчугу, с отоборными тридцатью воинами отпраивлся навстречу посланцам.

- Приветствую тебя, славный Харек Волк, - предводитель отряда, широкоплечий мужчина с заметной сединой в волосах выехал вперед, едва заметил правителя Ранрики. - Я Регин Усач, морской конунг.
- Приветствую тебя, Регин. С чем пожаловал ты в мои владения? Если с добром пришел, будь моим гостем, располагайся в гостевом дворе. А если пришел скрестить мечи, то Харек никогда не был трусом.
Усач рассмеялся:
- К чему устраивать распрю на родной земле, когда есть столько берегов, только и ждущих, чтобы на них ступила нога воина! - Он почти поравнялся с Хареком и протянул ему руку: - Я никогда не был врагом Ранрики и ее правителей, напротив - мне есть, что предложить тебе, конунг.

Харек потмоу держался настороженно, что издавна по неписанным законам любой морской конунг мог бросить вызов любому властителю владеющему землей, и если выигрывал поединок, мог занять его место. Если побежденный оставался жив, его торжественно приноисли в жертву богам, испрашивая благословение на правление нового владыки

Харек кивнул, и пожал протянутую руку.
- Что ж, тогда добро пожаловать в мой гостинный двор, - сказал Харек, не теряя невозмутимости и гордой сдержанности, ка ки подобает хозяину и владыке обширных зеиель.- Я готов выслушать, что ты мне предложишь, вольный волк морей

Тот махнул рукой своим людям, чтобы те продолжали движение:
- Из дальних стран мои воины привезли много добра и диковинных вещей - а теперь хотел бы продать их твоим людям.
Харек кивнул с улыбкой, и произнес:
- Что ж, для того я повелел выстроить ту пристань и дворы, и сараи для кораблей, и склады для товара, чтоыб каждый мог сюда приплыть и торговать. МНогие приплывают сюда для торга и обмена. Все ли это, что ты хотел предложить?
- Порой нам потребуются жилища, чтобы переждать зиму, - продолжил Регин, пристроивши коня рядом со скакуном Харека.- А быть может, если пожелаешь, я привезу покорных рабов и услужливых трэллей - франков, саксонцев, фризов.
- Теперь порядки меняются, - ответил Харек, выдержав паузу. - Ныне эта земля под властью конунга всей Норвегии, и потмоу я не могу давать приют тем, кто воюет против земель, с которыми мы в дружбе. Если хотите получить здесь приют, переходите к нам на службу, и получите не только жилища, но и земли, и оружие, и доспехи, и лес для кораблей, и новые корабли.
Регин недоуменно посмотрел на Харека и уже открыл рот, чтобы что-то возразить, но Харек прервал его:
-Воюйте против наших врагов, и вы получите почет и уважение, -повторил Харек, жестом давая понять, что возражать ему бесполезно.
- Мы люди вольные, - покачал головой Регин, но затем добавил: - Однако вполне можем расправится с теми, кто тебе неугоден.
- Что ж, это и вправду хорошее предложение, сказал Харек , задумчиво теребя в руках поводья. - Тогда я смогу предоставить вам жилища. Но не в этой земле. Есть острова, которые считаются частью земли Ранрики и Вингульмерка, но там живут люди, которые не считаются ни с чьими законами и правами. Приведите их к покорности моей воле, и вы получите там приют и помощь.
Регин шумно выдохнул, и наконец произнес:
- Что же, тогда ты признаешь меня лендрманом тех островов, - выдвинул свое условие морской конунг.
Харек усмехнулся.
- Согласен, - сказал он. Но те острова должны оставаться частью моих владений, но ты будешь иметь все права лендрмана и сможешь вершить там свой суд и свой порядок. Но помни, что закон земли Ранрики должен быть един для всех кто в ней живет, будь то хирдман или бонд.
- Хорошо, - немного подумав, Регин кивнул. - Ты укажешь мне эти острова. А пока - мои люди привезли из земель франков отличное вино, и я был бы рад угостить им тебя и твоих близких.

- А я буду рад угостить вас теми дарами, которыми богата эта земля, - сказал Харек. - Вот мы и приехали. Это мои покои, где я принимаю всех заморских гостей. Отворяйте ворота, к нам гости! -крикнул Харек слугам.
- Я пошлю человека к кораблям, чтобы он велел выкатывать бочки, - сказал предводитель викингов, въезжая во двор усадьбы. - Хороша домина, я смотрю - ты знатно ее подлатал, конунг. При Сигвате, казалось, рухнет не ровен час.
-Сигват был хороший хозяин. Я лишь завершил здесь то что он начал.
Регин оставил эту фразу без ответа. Он спешился, передавая поводья одному из своих воинов и направился ко входу в дом, остановившись лишь у крыльца и ожидая хозяина.
Харек спешился, неторопливо и спокойно, всем совим видом показывая что он здесь хозяин. Затем неторопиливо прошел в дом, а за ним последовала часть его свиты.
- Добро пожаловать в дом, будьте моими гостями, и разделите со мной трапезу, - сказал Харек
- Это мы завсегда рады, - ответил за всех Усач.
Хирдманы рассаживались по скамьям, слуги и служанки засуетились, вынося гостям миски с хлебом, кашей, мясом, и сушеными фруктами, и чаши с пивом и водой.

Конечно, по сравнению с недавним праздником, угощение было не столь роскошное, но проведшие немало дней в море воины были рады и этому, тем более, что их предводитель заключил договор с правителем этой земли...

Сарасберг.
К-на Рагхильда

Сразу после того, как ушел Хемунд, Рагхильда, чуть подождав, приказала принести ей письменные принадлежности и села писать послание, о котором они говорили с советником.
Понятное дело, что не поверит Гандальв словам Рагхильды и дальше решит вглубь Харальдовых земель идти. Посидела кюна несколько минут, подумала. Затем написала короткое письмо и приказала прислать к себе двух верных людей.
Вскоре явились они, поклонились Рагхильде и выслушали приказание.
- Сегодня ночью отправитесь вы в Согн. Прибыв туда, поживете там день-два, а затем оттуда - к Гандальву, - наставляла их правительница, - С собой возьмете это письмо и по прибытии к Гандальву отдадите ему послание и скажете, что это-де от Атли Тощего. Там все написано. Да потом снова в сторону Согна, и только потом обратно. Ясно вам?
- Ясно, госпожа! - одновременно кивнули гонцы и, получив письмо, вышли вон.
В письме Рагхильда писала от лица Атли Тощего, который, не имея ни капли совести, принадлежащие еще Хальвдану, мужу Рагхильды, земли, себе присвоил и правил там бесправно и беззаконно. Те земли - Согн - недалеко от Альвхеймара, родных земель Гандальва. В письме Атли якобы сообщал, что воинство Харальда движется во Фьорды, и, взяв их, пойдет дальше, на Гандальва. Правитель Согна же предлагал Гандальву помощь в отражении нападения Харальда в обмен на некоторые уступки в будущем, не говоря точно, какие.
Отправив гонцов с посланием, села Рагхильда писать еще одно, на этот раз Харальду.
Потому как пришла ей в голову мысль о том, что не лучшим образом может присутствие Хакона, тестя их, сказаться на ее положении и слове. Ибо Хакон, как ей было известно, хотел узнать всю подноготную о судьбе Эйнара, а затем рассказать то Харальду. И вряд ли он после того обрадуется и слушать будет добрые слова матери своей.
Беспокоило Рагхильду, что может влияние свое потерять, и потому решила она написать сыну.
"Сын мой! Долго пришлось гонцам гнать коней, чтобы передать тебе мое послание" - так начиналось ее письмо. - "Однако тревогой объято материнское сердце, и, как оказалось, не зря. Прошлой ночью приснился мне сон, и с тех пор мысли о его значении не не дают мне покоя. Видела я тебя в том сне. И ехал ты по лесу. Но не просто ехал, а ехал на огромном медведе. Ты его не боишься, сидишь спокойно и ровно у него на спине, будто на коне, а он знай себе шагает. И вдруг в какой-то момент он скидывает тебя с себя и одним движением лапы убивает. А сам уходит в лес.
Чую я, сын мой, что сон этот про тебя и замыслы Хакона. Так-то он вроде и помогает тебя, но в нужный момент - предаст, и ничего ему это не будет стоить, ибо все, что хотел, он с тебя получил, и теперь может смело от тебя избавиться, если выгодным покажется ему этот ход. Хакон - полезный союзник, но и доверяться ему целиком не стоит. Обуздай медведя, держи его крепко - и всегда на нем ехать будешь."
Закончив с этим посланием, она отправила других двух гонцов к Харальду, наказав им, чтобы лично в руки конунгу попало письмо, а ежели какая угроза на их пути появится, чтобы уничтожили его.
Отослала Рагхильда людей, вздохнула, задумалась. Что-то должно было сдвинуться с мертвой точки. Оставалось готовиться, возносить молитвы и ждать.

Немного о медведе
С ДЛ

Посланный Гутхормом молодец едва не загнял коня, поспешив передать конунгу Хакону слово в слово что повелел ярл - конь его был весь в пене, когда наконец воин поравнялся с идущей скорым маршем армией, и - различив в числе первых всадников могучую фигуру старого Хакону, гонец подъехал к нему и почтительно склонил голову.
Хакон неодобрительно глянул на молодца, досадуя на то, что он стал помехой к немедленному отъезду. Но в голос те чувства не просочились:
- Какие вести привез ты мне храбрый викинг?
- Властитель наш, Харальд сын Хальвдана встретился с ярлом Рогволдом в полудне пешего пути, - ответствовал посланец. - Ярл Гутхорм отправил меня, дабы я сообщил о сем радостном событии, что ныне конунг наш среди союзников, а Фиорды подчинены его воле.
- Благодарю я славного Гутхорма за добрую весть, - чинно ответил конунг Хакон, хоть новость о том, что Харальд встретил Рогволда без него, не порадовала. Коршун был хитер, как травленый лис, и даже волчонку надо было держаться с ним осторожно. У Харальда больше людей, а у Рогволда – опыта. - И тебя благодарствую за то, что себя не жалел в дороге. Как дела у Рогволда-ярла и его воев? Много ли потеряли они, сражаясь за Харальда? Не вериться мне, будто во Фьордах и вовсе перевелись доблестные воители.
- Для меня честь, служить конунгу, - произнес молодой воин, пристраивая коня рядом с конунжим бок о бок. - Как понял я из разговоров - в Фиордах не любили старого конунга, а ныне надеятся, что с приходом Харальда жизнь к лучшему измениться должна.
- Едва ли кто сомневается в том, что с Харальдом - боги, - отозвался Хакон. Вроде бы, и не возразил, но и не замарал уст ложью: конунг сильно сомневался, что предателям вольготно заживется под дланью Агдирца.
- Так же зазвал ярл Харальда в усадьбу одну отдохнуть, - продолжал гонец, отдышавшись немного. - О том в особенно просил известить Гутхорм.
- В усадьбу... - Хакон нахмурился. Он сам был молодым, а потому для того, чтобы понять, чем прельстил Харальда Рогволд-ярл и почему сам конунг не сказал тестю про ту отлучку, много времени не потребовалось. Снова девицы на уме! С одной стороны, когда же бегать за ними, как не в молодые лета, да и Харальдова доблесть мужская лишь делу на пользу. Древний обычай гласит, что правитель, равнодушный к женской красе, уж ко всему равнодушен али болен серьезно. Но, с другой, конунгу не нравились такие отлучки, да без охраны. прав Гутхорм, прав! - А где та усадебка, сокол ясный? - спросил хладирец гонца.
- Точно не скажу, но Рогволд говорил про то, что возле Фьяллирских холмов, - призадумался воин, однако все же припомнил необходимое, да и еще кое-что вспомнил. - Еще говорил Гутхорм с Рогволдом о деве одной, толи Хильдирид, толи Хельге...
- Не Хильд? - насторожился Хакон.
- Да, точно, Хильд! - Обрадовался викинг, да в усы улыбнулся. - Стало быть, ты ее тоже знаешь, конунг?
- Как не знать, - на чело конунга тень опустилась. - Ежели это та дева, о которой я думаю, то была она родственницей конунгам южного Мера. Колдунья, как люди говорят. Думал я, что прибрал ее Ньорд в объятия. Ан вышло что нет, и морского бога как-то умилостивила. Так что с ней теперь?
- Ужель та самая Хильд? - Воин вздрогнул, затем дотронулся до молота Тора, на груди висевшего. - Коия самого конунга... - Он замолчал под тяжелым взглядом Хакона, после же добавил: - Говорил Рогволд, что она сына родила.
Странная догадка в мысли гонца проникла, неприятная, и поспешил он догадку ту прогнать.
- И где сейчас тот младенец?
- Сигурд, брат ярла его на воспитание взял, а быть может и деву эту тоже - в конунжей усадьбе они, наверное.
- Ну, значит смел он, брат ярла, коли деву с такой славой подле себя держит, - криво усмехнулся Хакон и гонцу в той усмешке неприятности для Сигурда почудились. Впрочем, за домыслы конунг серебра не отсыпет, так что решил гонец мысли и наблюдения при себе оставить. - Ладно, ступай отдыхать, а я, пожалуй. поищу ту усадьбу, куда Рогволд Харальда звал, - решил конунг Транделага.
- Благодарю, властитель, - склонил голову воин, но добавил: - Бражки бы немного - совсем горло пересохло от скачки этой.
- Распорядись, - кивнул конунг верному дружиннику, доселе стоящему поодаль.

Фьорды. Конунг Хакон и ярл Грютинг.
Совместно ДЛ и Тельтиар.

Отпустив гонца, Хакон серьезно задумался над услышанным. Итогом этих дум стал зов к ярлу Грютингу. Бывший враг, бывший соратник, а ныне - калека, почти не принимающий участия в делах конунгов, явился на удивление быстро.
- Поздорову тебе, родич, - ярл оркдальский подобие улыбки сотворил на лице. В седле он держался лишь благодаря ремням, особым образом закрепленным, поскольку хоть и оставила его немощь основная, а все же рука так и не восстановилась полностью - тяжело было с конем управляться. - По делу звал, али так?
- По делу, - тяжело уронил конунг Транделага. Тяжко ему было смотреть на справного воя в таком состоянии, хоть и попил он некогда хаконовой кровушки, чуть не оставив старика без владений. – Мы с тобой – ныне родичи близкие, а потому, мыслю я, корысть у нас общая. Прослышал я тут, что Сигурд, брат Рогволда, пригрел на груди Хильд из Мера да сына ее незаконного. И думаю, что много воли родичи Коршуновы ныне забрали, а, коли будет в Сигурда первенец крови агдирской – так род этот и на место конунга позариться может. Не секрет ведь, кому эта девица грела ложе до Сигурда, о том пол Норвегии знает. Что думаешь ты о мыслях моих, родич?
Призадумался Грютинг, кистью увечной по бороде провел, как бывало раньше делал, когда еще сильна рука эта была - сейчас же вдрогнул он от боли, да зубы сцепил и прошептал:
- Не к добру то, не к добру. Мерское племя - племя змеиное, а девка эта ненависти полна к Харальду конунгу, ненависти лютой, жестокой - на какую только женщины способны. Мои земли Харальд разорил, меня колени преклонить заставил - я и то такой злобы к нему не питаю, ибо ведом закон Высокого, что кто битву проиграл - тот и расплачивается за слабость свою. Она же дитя это взрастить может, как мстителя за себя... чую, худо будет, коли младенец тот в возраст войдет. Коли норовом в мать будет, да гордыней - в отца.
- Верно ты молвишь, Грютинг ярл, - ответил старый Хакон. – Вот и я, хоть с одной стороны к гляжу, хоть в другой – подбираюсь, а все же не вижу иного решения, кроме как извести племя это под корень. Ты сам – муж, и знаешь, что вои доблестные не склоняются перед сталью, но порой бессильны бывают перед женскими чарами. И больно мне будет видеть, как Хильд эта в гордыне своей все сделанное нами порушит. Да и Сигурда с братом его проучить надобно, чтобы место свое знал, да не метил в конунги, не по чину то воронью каркать на крупного зверя.
- Согласен с тобой, родич, согласен, - вновь слова обдумав и взвесив, произнес Грютинг. Голос его окреп уже, и не казался слабым, как в первые дни после ранения было. - Весь род змеиный мы изничтожили, одна змея осталась - но и ей жить не пристало - такие времена нынче, что не можем мы ни женщин, ни детей щадить, пусть и не любо Фрейру, когда молодых дев воины губят, а не врагов могучих.
- Любо мне слушать речи твои, - кивнул Хакон, - ибо слышу я в них эхо слов наших отцов и дедов, ставивших род выше корысти сиюминутной. Увы, сейчас времена изменились. Естьли у тебя на примете мужи, которым можно поручить дело такое, чтобы не струсили в последний момент да не пошли под хмелем гуторить по деревням, что родичи Харальда с детьми бьются, живота не жалея?
- Те, кто служат не за страх, а за совесть, да верны мне более, чем самим богам, - призадумался оркдалец, да и было о чем - не на простое дело его подбивал старый конунг, такое и Асам порой претит, что ему предложить хотел хладирец. Вот только, была в том и его, Грютинга выгода не малая, ибо не приглянулся ему Рогволд еще при встрече их первой - хоть и коршуном звался, да много в нем было стати змеиной, подлой. - Пожалуй найду молодцев, что дело справить могут, но хорошо бы и ты, Хакон людей подыскал надежных - ведь в деле таком каждые руки важны.
- Увы: только сыну я мог бы такое доверить, прочие гридни слишком близки Харальду и могут выдать тайну невольно. Желал я, чтобы вои Агдира и Транделага стали единою ратью, а потому – не препятствовал братанию их да попойкам совместным. Ныне жалею о том, ну, да пролитой воды не соберешь. Разве что – Ахти Йотуна могу посоветовать. Он Харальда и Гутхорма не жалует, за отца приемного сердце на них держит. Так что не станет болтать о нашей жертве богу Огня. Пусть Локи порадуется подношениям.
- Что же, великан сей известен мне - он воин достойный и славный, - ярл кивнул после паузы небольшой - казалось даже, не столь думает он, сколь просто молчит. - Хорошо поступил ты, Хакон, что жизнь сохранил ему. Мниться мне - Асгейр и Исхер, ближние мои гридни сумеют дело тайное справить.
- Тогда - поручаю тебе это с легкой душой, Грютинг ярл.
- Вот только, хватит ли троих людей, пусть и силою славных?
- Я бы сам впереди них пошел, коли не знал бы доподлинно: нельзя конунгу в таком деле лик свой показывать, не сеча чай, - вздохнул Хакон. - Большая часть людей, кому верю я, уж в Вальхалле пируют. Но есть у меня один ярл, Бьорн, что не раз меня щитом прикрывал, и в бою, и в житейских напастях. Пусть люди твои к нему подойдут, а он подберет десятков мужей им подстать.
- Хорошо, Хакон, будет как ты задумал, - наконец согласился Грютинг. - Вели пока лагерем встать, пусть отдохнут вои, а с наступлением ночи во тьме отряд мой сокроеться и справит дело.
- Да будет так - и пусть бог -обманщик получит добычу законную.
Проводив Грютинга, Хакон застыл ненадолго, и узри сейчас кто-то лик конунга, поразился бы холоду его невеселой улыбки. Впрочем, властелин Транделага отнюдь не раскаивался. Да будет все по воле Богов Севера.

Фьорды. Войско Харальда в походе.
(SergK в роли Кари-берсерка и Тельтиар aka Альвир-скальд)

Три дня славное воинство Харальда Косматого, что вел старый Хакон шло по суровой земле Фирдира, Кари берсерк и сын его Эйвинд все больше впереди того войска были, путь верный указывали, но чем дальше заходили они, тем больше дорог проторенных видели, тем проще ориентироваться было, а потому вскорости надобность в проводниках умелых отпала - не через лес дремучий шли, сложно заблудиться было, да и впереди отряд Харальда отборный ехал, по их следам воинство шло. Потому, когда остановились для отдыха воины храбрые, Альвир отца нашел на правом краю лагеря, там же, где фиордцы, Харальду еще в Хладире присягнувшие были.
Полог палатки откинув, внутрь вошел хромой скальд, взглядом хмурым оглядел родичей:
- Приветствую тебя, Кари берсерк, - сказал он.
Задумчиво посмотрел на блудного сына Кари, почёсывая седую бороду:
- Поздорову тебе, скальд Харальда-конунга, да не оставит тебя взор Одноглазого… С чем пожаловал? Не хочешь ли выпить с нами и отведать лепёшек, что в Бердле испечены?
- От лепешек не откажусь, - Альвир молвил, ближе подходя. Хотел было правую руку протянуть, да не стал вновь увечье свое показывать - левой взял угощение. - Знатные лепешки получились.
- Домашняя печь особый вкус даёт, - поддержал его Эйвинд, присаживаясь рядом. С гордостью он на брата смотрел, что в богатой одежде сидел, да говорил на равных с Кари; а на отца с подвохом зыркал: «Выгнал Альвира из дому, а он теперь самому конунгу свои висы напевает! Али не так уж ты и мудр?». Заговорил снова Кари:
- Мать тебя часто вспоминает, спрашивает, как здоровье, не обзавёлся ли женой?
- У меня одна любимая была, - покачал головой юноша, хоть и приятно ему было о том слышать, что мать о нем тревожилась, дальнейшие слова болью в сердце отразились. - Ныне разве что в Хельхейме с нею свижусь.
Промолчал Кари - хотя многое хотелось ему о проклятом семействе Атли Тощего и о глупой любви Альвира к дочке его сказать... Сдержался, не дал волю злым словам - помнил, к чему в прошлый раз привело то. Вместо того сказал словно невзначай:
- Кто идёт с Харальдом плечом к плечу - не к старухе Хель в гости пожалует, но в Вальхалле будет за почётным столом пировать.
- Мои руки уже не удержат меча или топора, - ответствовал скальд, на этот раз все же выставив ладонь правую на показ - шрам так и не затянулся, горелая плоть по краям медленно сменялась чистой кожей. - Носитель Шлема не любит тех, кто не способен обращаться с оружием.
На одну секунду лицо Эйвинда исказила гримаса боли - представил, небось, каково железо калёное голой рукой подымать... Кари спокойно на рану смотрел: не такого навидался, а сам шрамов на теле носил - не десяток и не два даже.
- Но на любом пиру нужен хороший скальд, а Одноглазый не прочь послушать песнь о славной битве, каких вдоволь у тебя.
- Ты так говоришь, словно уже решил меня к Равновысокому спровадить.
Усмехнулся Кари в усы, подхватывая очередную лепёшку:
- Да только я посмей теперь на тебя руку поднять - будет во мне стрел торчать больше, чем волос в моей бороде. Где уж мне тебя уму-разуму учить или судьбу твою решать, коли сам ты всего добился?
- Да, похоже стоит мне поблагодарить тебя, берсерк, за то, что из дома меня прогнал, - намеренно Альвир старика отцом не называл. - Иначе как бы я к конунгу попал на службу.
- С нами вместе и попал бы... Теперь у каждого во Фьордах два пути осталось - на службу к Харальду, или на прокорм воронам, - Кари откусил большой кусок и стал смачно его пережёвывать. Спросил Эйвинд у брата:
- А каков из себя Харальд-конунг в бою? Рубится со своими людьми плечом к плечу, или только хирдманнам приказы отдаёт?
- Когда я присягнул конунгу - битвы уже были завершены и мне не довелось лицезреть его в бою, - Альвир вздохнул, откусив еще немного лепешки. - Но уверен я, что он знатный воин, раз держит такую могучую дружину.
Прожевал берсерк лепёшку и покачал головой:
- К старости любой вождь становится не таким, как прежде. И счастлив тот, у кого хватает верных людей, чтобы защитить себя и свой род. Моих сил ещё хватает, чтобы обрушивать секиру на головы врагов, но широкий щит стал для меня тяжёл. Эйвинд держит его, закрывая меня от вражеских стрел.
- Сдается мне, скоро твоему топору найдется применение, - заметил Альвир. - Харальд не остановиться в Фиордах, он пойдет дальше - а там Альвхеймар... и...
Прервал берсерк скальда, подняв руку:
- Теперь пути наши с конунгом неразделимы, и последую я за ним повсюду, куда укажет. Но речь свою вёл я к другому. Пусть не можешь ты теперь держать мой щит, как твой брат, но... рад буду я видеть тебя за своим столом и слушать твои висы.
Не смог таки Кари через слово своё шагнуть и обратно сына в род позвать. Только спросил:
- Не держишь теперь на меня обиды?
- Что было, то водой утекло, - юноша невесело улыбнулся. - Один конунг у нас, стало быть не по чину обид держать.
Некоторое время они ели молча, затем же Альвир произнес, немного понизив голос:
- Хочу я тебе совет дать, Кари, хоть и не по чину это - чтобы молодой старому советовал, но все же выслушай: служи только Харальду и держись только Харальда, а не ярлов его. Я видел, сколь суров он к тем, кто смел хоть в самой малости ему перечить и знаю, что его рука не дрогнет.
Кари подумал немного и кивнул:
- Я видел людей, что ему служат, и скажу, что каждый их них способен вести за собой многих. Не удивляюсь я, что Харальд не всё доверяет им и не спускает с них глаз... Спасибо тебе за твой совет, Альвир. Перечить решениям конунга чтобы ярлам его угодить я не стану.
- Я не удивлюсь, - уже на шепот совсем перешел юноша: - Если те из людей конунга, кто сейчас наиболее могущественен, вскоре будут мертвы.
Тихо ответил Кари:
- Остаётся лишь порадоваться тому, что я не обладаю в его войске большой властью. Конунгу нет нужды доверять мне многое, а значит нет повода меня подозревать. Я сохраню этот секрет.

Ранрики. Харек и Регин
Пир шел своим чередом, воины успели выпить немало браги, и теперь пытались петь какую-то песню, но разобрать слова можно было с трудом. Регин сел ближе к Хареку, чтобы можно было поговорить, не перекрикивая царящий вокруг шум:
- Давненько я в этих краях не бывал, - признался он. - К Сигварту, бывало, порой заплывали раз в год-другой. Ты расскажи, конунг, что твориться в Норвегии. Даны говорили, будто бы сын их конунга, Горм чудеса храбрости являет на полях сражений, да что-то не вериться мне, не такой он человек, чтобы за чужую отчизну кровь проливать.
Харек удивленно наморщил лоб, и потер нос.
- Горм? Не слыхал я чтобы у данского конунга сыновья были. Или усыновил он кого?
- Да ублюдок какой-то, - махнул рукой Регин. - Своих-то не наплодил.
- Ну если он уверен что то его сын... Сын конунга все равно сын, неважно от какой женщины рожден. Эйрины вот верят что кровь только по отцу передается... Потому у них все сыновья законные.
- Ха! Не хватало нам еще чужие обычаи перенимать!
- Правильно говоришь, Регин - подхватил Эдмунд-ярл, уже изрядно захмелевший. - Оттого и бардак там такой, что никак не разберутся.
Харек сердито жестом показал своему ярлу помолчать и продолжил.
- А насчет вестей в Норвегии - мало что оттуда до нас доходит. Вроде Харальд с победой идет по северным землям, и нет никого кто мог перед ним устоять. В Транделаге он взял в жены дочь Хакона Медведя, и покорил все земли вокруг него, потом Мёр ушел покорять. Да там и остался зимовать. С тех пор оттуда вестей не было. Оно и понятно - время на море бурное, мало кто решится на снеках даже ввиду берега плыть, а уж в открытом море...
- Знамо дело - кому охота у Эгира пировать, когда и тут брага не менее крепка, - Усач отпил немного, но вшло неловко и хмель потек по усам и бороде. Он утерся рукавом. - Эх, так того и гляди этот Харальд все завоюет - где тогда хорошо подраться можно будет?
- Подраться найдется где. Вот например со свеями.
- А что свеи? - С интересом спросил Регин.
- А то что Эйрик -конунг как змей Йормунгард. Мало того что он все земли гаутов под себя подмял. Потом и Вьярманланд захватил. Он и на наследство Инглингов пасть разинул. Потребовал себе у Харальда Вестфольд и Вингульмерк. А это ведь самые лучшие земли в Норвегии...
- Так оно и должно, коли конунг силу имеет - почему бы и не захватить.
- И уже захватил было. Весь Вингульмёрк за Ран Эльвом захватил. Много народу оттуда к нам в Ранрики ушло. - сказал Харек.
- А Харек его остановил... - добавил Эдмунд. - но неясно надолго ли, всем известно что Эйрик хитер и изворотлив как сам Локи.
- С таким владетелем сражаться - честь, - улыбнулся пират. - И служить ему - тоже.
- Уж не думаешь ли ты к нему перебежать после, наши секреты все выведав? -спросил Эдмунд, нахмурившись.
- Хороши же у вас секреты - того не знаете, этого не ведаете! - Регин рассмеялся в голос.
Харек тоже рассмеялся, вслед за ним и другие хирдманы. Харек хлопнул Регина по плечу, видимо довшльный тем, что бывалый прат на скрытое оскорбление ответил шуткой.
- Люди тут говорили - к вам руги заплывали, - отсмеявшись произнес Усач. - Эти то что здесь забыли?
- За сокровищами своими приплывали. - ответил Харек. - Говорили, что пока они свеев грабили, Сигварт их храм обчистил. Слыхали ли про дерзкий набег на Бирку лет 10 назад? Отродясь никто на общее торжище не нападал.
- Сигварт мог, он пока крепок был и не такое делал, - похоже, Регина подобные разговоры смешили. - Того, что он Каупанг разорит тоже никто не ожидал.
- То подвиг сомнительный. - сказал Харек, нахмурившись.- Много бед птом случилось оттого что крупнейшее торжище в Норвегии разрушили. Теперь все в Хедебю плывут и все злато у данов оседает. Отныне Виккен заменит Каупанг. Чтобы не только в Хедебю или далекую Бирку, или Дублинн люди торговать плавали.
- Доброе дело, будем в Виккен добро из Дублина, да Хадебю привозить, - Регин беззлобно оскалился.
- Затем и строю я все эти дома, сараи и причалы. Оттого мне и нужны храбрецы и воины умелые и справные, чтобы шальных морских конунгов к порядку приучить. А войн в змлях северных на наш век еще хватит. В одной Норвегии было десятка три конунгов...
- А теперь на пару десятков поменьше стало, - Усач потянулся за жареным мясом. - Харальд ваш, их точно баранов режет - ему что конунг, что ярл...
- Зато когда вся Норвегия под его властью будет, то и сила вся будет в едином кулаке. А там и все моря будут в нашей власти. Вот слышал что я франки когда объединились, полмира завоевали. А как разделили сыновья конунга Карла Магнуса его владения, так и силы в державе не стало.
- Потому и наследовать один сын все должен, - согласился Регин. - Чтобы могущество сквозь пальцы не утекало.
- Один раз ведь утекло, и никто не заметил. Вот все помнят, как было, пока у Ингъяльда Коварного владения от Уппсалы до Хладира пролегали? Не было никого во всех северных морях кто с норманнами мог бы тягаться в силе и удали? Даже в южных морях смуглые люди трепетали от ужаса, едва полосатые паруса видели вдали, и спешили скрыться. И сколько раз у них отбирали злато, ковры и женщин которых они своим ярлам везли? Где это все теперь? Теперь норманны только и знают что друг друга убивать...
- Помнить не могу, я тогда еще не родился даже, - Усач провел сальной ладонью по спутанным волосам. - Но старики о том часто говорили, хорошие времена были, знатные. Где они теперь, герои, что в одиночку против армии хилых южан выходили? Где конунги, ведшие за собой тысячи воинов? Со мной всего три сотни человек - и сейчас это называют большим войском!
- Еще Рагнар Лодброк с тремя тысячами на англов ходил. И города франков брал играючи... а теперь...
- А теперь есть Харальд и есть Эйрик, и Хардакнут еще, но он уже староват для сражений...
- Может и староват Хардакнут... но земли свои держит крепко.И Халланд, и Скания, и Фюн, и земля сьяллей, и земли ютов, и Фризия - все под его твердой рукой, и враг там не ступит...
- Но сыновей у него, кроме ублюдка Горма нет, а брата родного он сам прочь изгнал, - подал голос один из людей Усача. - Ох, скоро жарковато станет в Дании...
Харек усмехнулся, и отхлебнув пива из кружки, продолжил:
- Я бы еще повоевал в Дании. Хотя земли у них там за морем небогатые. Кроме того, что сами даны в походах награбаили, и взять там нечего... Все что в земле растет, и Скании туда везут. Я данов не люблю с детства. Вот и я говорю, что битв на нашем веку еще хватит. И я бы сам его владения которые со мной соседствуют прихватил... Но пока не укрепил то что имею, то и не думаю о том... Сам данов не люблю с детства. Помнят старики как они в Агдире и Вестфольде хозяйничали... С ярлами нашими как с карлами низкородными ...
- Хвала Гудреду, который их прогнал за море. - сказал Регин. - А то бы до сих пор под их тяжелой подошвой были...
- А Асса, баба сварливая и злопамятная... такого конунга сгубила... -произнес Харек, цокнув языком. - Кабы не она, может уже Гудред бы всю Норвегию крепко связал под своей дланью... Одним словом, нельзя в постель змею пускать...
- Баб, их надо, ух, - пират с силой сжал десницу. - В кулаке держать, чтоб не рыпались.
- Или подбирать тех что нравом посмирнее... - сказал Харек. - И к венцу брачному против воли не принуждать... Только глупец в свой дом врага приведет - и какая разница в штанах враг или в юбке? Валькирия в доме - она конечно сыновей могучих родит, но дома не усидит, и домом править как должно не сможет. Если у бабы вместо хозяйства только подвиги и битвы на уме...
- Сам-то ты, как говорят, жену из-за моря привез, - напомнил Регин.
- Правду говорят. Из Ирландии я ее привез... Так она из семьи конунга. Я с тем конунгом дружен был весьма, и в знак союза ее заполучил... И умна, и не строптива, и мудра. Истинная Фригг жилища... И петь умеет, как эльфы из холмов, и на арфе играет... Хотя и там строптивые бывают... Вот ихние сказитедли мне однажды поведали историю про некую дочь ярла, которую силой к браку принудили, убив ее отца и брата... так она в брачную ночь конунгу голову отрезалакинжалом а потом сама себя на ложе заколола, свершив месть... И таких историй было немало...
- Повсюду подобные истории слышны, повсюду, - Усач зевнул - выпитая брага клонила его в сон. - Вот никак в толк взять не могу - чего ради женщину силой в жены брать, когда вокруг столько дев, только и желающих с тобой ложе разделить?
- Все оттого, что красота женская разум мутит, и желание обладать ей последний голос рассудка заглушает.
- Это ты не про жреца ли сейчас одного вспомнил, - хитро улыбнулся Регин.
- Вот жрец агдирский тоже разумом помутился. - встрял снова Эдмунд. - Он к жене конунга намервался подмазаться, да так и не пресупел... потом без штанов по селению бегал... а народ как над ним потешался..
- И не вспоминал бы о нем... -хмуро ответил Харек. - Жаль что он ускользнул от меня тогда.... У меня бы он не только без штанов бегал, а еще без кой-чего без чего мужчиной уже его бы не считали...
- Слышал я, у южных племен обычай такой есть, сей орган отрезать, - протянул пират задумчиво. - Вот в толк не возьму, как они плодятся после этого.
- Хорош обычай, и у нас бытакой ввести не мешало... -сказал Харек...
А плодятся у них те, у кого жен не то три, не то четыре, а то и не меньше чем дружины у наших яролов и хёвдингов... Вот в стране что на юг от франков лежит, и где арабы правят.. Помнится, немало жен у тех людей южных на кораблях увозили вместе с посудой серебряной и коврами... Да только от них племя рабское одно рождается. И неважно как отец выглядит - все дети у них на одно лицо. Кожа темная, и глаза как у двергов, и волосы черны...
- Вот мерзость-то, - Регин аж скривился. - Отродья хелевы.
- На юге легче гнутся спины. - произнес Эдмунд, зевая. - Вот нам чтобы пропитание добыть, нужна и смекалка, и доблесть, и умение. А у них на юге говорят даже хлеб на деревьях сам растет, и винные ягоды как у нас яблоки в саду...
- Для того им все это даровано, чтобы мы потом могли забрать себе и их вина, и их украшения, и их жен, если в том нужда будет...
- Верно молвишь... Эх, сходил бы я в те страны походом... -сказал Харек мечтательно. - А то меч мой в ножнах ржаветь начал... Если что, пойдешь ли ты со мной в страны южные? И Миклагард, город с золотыми крышами и храмами с целый город величиной я бы повидать хотел... И Рим, что для франков город священный... много чудес есть на свете...
Глаза Регина алчно загорелись:
- То для меня честью будет, - произнес он.
О многом еще говорили викинги, и немало выпили в тот день, покуда не подошел к завершению пир. А по завершении пира, скрепил Харек прежние уговоры клятвами и рукопожатиями, и обещал днем в гостевой дом заглянуть, чтобы про будущие дела обсудить...
Было уже заполночь, когда Харек к воротам своей усадьбы подъехал...

Халльвард и Сигтрюгг. Обратно в Сарасберг

Выздоровев, Халльвард первым делом приказ отдал (по наущению брата младшего, конечно), чтобы вдовы да еще какая родня погибших дядек, что в усадьбе обретались за чужой счет, собирали вещи да проваливали подобру-поздорову.
- Нечего нахлебников кормить, - так сказал херсир молодой.
Хула громкая до самой пристани, наверное, не стихала – родне изгнанной, само собой, место насиженное покидать не хотелось. Но все же поднялись за ними лестницы и отплыли они кто куда.
- Я и подумать не мог, что бабы слова такие знают, - присвистнул Торхалль, когда корабль тех уже начал свой путь.
- Да уж, - задумчиво Сигтрюгг произнес, у которого аж уши покраснели. – Ладно, следом за шайкой этой и нам готовиться к отплытию следует.

Еще неделю гостили братья Вебьернссоны на Хисинге, в имении, где стало изрядно пусто теперь. По прошествии же этих дней, забрав все, что Торхалль им с собой приготовил, попрощались они с младшими братьями, управляющему велели за усадьбой присматривать бдительно, а сами отправились…
- О чем задумался, Халльвард? – спросил брата Сигтрюгг, застав того на рассвете неспящим. Младший сам только-только встал, но Халльварда увидев, понял, что тот проснулся гораздо раньше – если и спал вообще.
- А… это ты, - отстраненно тот произнес, словно нехотя от мыслей своих отвлекаясь. – Знаешь, Сигтрюгг, ни о чем хорошем.
- Расскажи? – попросил тот, усаживаясь прямо на палубе рядом со старшим братом.
- Я стал себя последнее время чувствовать бездомным бродягой. Сам посуди – разве можем мы Хисинг теперь называть родным? Смерть отца так жестоко все изменила – мы пошли к новому конунгу под начало, и все в имении сразу относиться к нам стали по-другому. Мы враги для собственной семьи, членов которой сами же и предали смерти. Я все чаще возвращаюсь к прошлому в мыслях…
- И мысли твои мне не по нраву, - перебил его Сигтрюгг. – Норны все решили за нас. Мы как брошенные деревом листья, которые летят туда, куда прикажет им ветер. С той лишь разницей, что ветер дает направление, а мы можем приземлиться там, где нам удобней, - бросил он взгляд на руку свою правую, где на пальце кольцо, подаренное Асгаутом ярлом красовалось. – Помнишь, как Асгаут учил нас? Хватит, повзрослели уже, сами себе хозяева. Раз так случилось, значит, так и надо было. Прошлое не изменишь, будущее у нас в руках.
Халльвард помолчал.
- Да… ты прав все же. Как и всегда. Жаль, мне не довелось таким смышленым родиться,
- Зато ты телом меня крепче да тверже характером, - возразил Сигтрюгг. – А вместе мы так вообще – лучше не придумаешь.
Херсир рассмеялся.
- Ладно, забудем же о беседе этой грустной.
- Если ты того хочешь, - промолвил брат.

Лагерь Харальда
Скальд был здесь

После того, как было оговорено дело, Грютинг Оркдальский, оставив Асгейра и Исхера приказ его исполнять, отправился к большому костру, где обустроились знатные мужи. Когда воины увидали ярла, то освободили ему место поближе к костру и поднесли холодной воды. Отпив и смочив усы, Грютинг нашел взглядом одного из скальдов Харальда (те остались с большой ратью):
- А что это, Тормунд молчит? Выйди скальд, награди честных воинов славной висой!
Тормунд в это время сидел в кругу хирдманов и под дружный хохот расказывал лживые саги про троллей.
- А вот тролль ему и говорит: "что-то мол мало ты принес. Вроде бы мерка больше должна быть." "Так ведь днем все кажется меньше. Дождись заката, и тогда все обретет истинный вид."
-Эй, сказитель, забери тебя тролли! - зычным голосом крикнул телохранитель .
- Ох, не желай лиха, добрый человек, - улыбнулся Лисий Язык.
- Кому я лиха желаю?
- Троллям. Ну не мне же. Коли к троллям я попаду, так троллям же не поздоровится, сами еще и приплатят чтобы от меня избавиться.
- Тормунд, - повторил Грютинг погромче.
- Да, великий ярл, Тюр сражений и мудрый...
- Словно сам Один, - закончил оркдалец под смешки хирдманов - слишком уж явным было сравнение с тюром для воина, чья рука была изувечена. - Скажи мне, скальд - можешь ли ты воспеть завоевание Фиордов?
- Э... Скальд воспевает где сам был. А Фьорды без меня покорили.
- Я не про Рогволда говорю, а о том, как мы, - он обвел рукой воинов. - С Харальдом Косматым во главе у скалистых берегов высадились.
- А что тут рассказывать?

В скачке коней Эгира
Всадники волн оленей
В Фьордах ступили смело:
Фрейра сын встречен хлебно...
Истинный Нордвегр властитель,
Игга потомок мудрый
Словом склонил к омажу
Бондов с холмов Фирдира.

- Неужели это все? - Грютинг притворно удивился.
- Это все что скальд видел и знает... - Тормунд изобразил не притворную скорбь на лице.
- Да откуда же ему знать про то как Рогволд Фьорды покорил, если он то за троллями по холмам ходит, то за девками бегает по сараям, - дальнейшие слова хирдмана потонули во всеобщем хохоте.
- Эй, воины, - велел ярл, когда смех утих. - Найдите Торбьерна - уверен, он сможет сказать больше.
О том, что прямота и честность Тормунда, порой не позволяла ему восхвалять властителей сверх меры в лагере Харальда знали многие - за то скальда уважали, однако же при этом почета ему возле трона конунга воздавалось меньше, нежели Хорнклови, умело сплетавшему воедино правду и вымысел.

Харальд+Рогволд+Гутхорм
Тельт+я+орыч (кажется)

Долго али коротко ли - не принято считать время, когда в компании такой путешествуешь. Да и не получается, приходится оглядываться Коршуну - много кто из харальдовских ярлов не откажется вырвать перо другое. Надо глядеть, глядеть в оба.
"Ничего", подумалось Рогволду, "пусть только протянут лапу, пусть. Опробуют на себе крепость коршуновского клюва".
- Вон как раз за тем бугром, - махнул рукой Рогволд.
И правда. Едва объединившийся отряд взобрался на поросший высокой - по самый пояс! - травой холм, как показался грубо отесанный частокол и несколько покатых крыш. У открытых ворот скучало несколько стражей. Словно крошечные деревянные фигурки - до усадьбы было еще далеко.
- Отец, ты хоть помнишь как звать-то хозяина этой усадьбы? - спросил Ивар, подъехав к Рогволду.
- А с чего я должен? Этих усадьб тут - словно грибов после дождя.
Прошло еще около часа, прежде, чем вои Харальда и Рогволда подъехали к вратам.
- Кто такие? - заикнулся было один из стражей, однако получил затрещину от второго.
- Мы давно ожидаем вас, - поправил он ошибку товарища.
Внимательным глазом осматривал Гутхорм усадьбу. Примечал, какова ограда и ворота, сколько воинов и как стоят, нет ли западни? Ещё три поприща назад отослал он одного из охранников гонцом назад, в лагерь, с подробным рассказом Хакону, что да как.
- Скажи Харальд, - как бы невзначай поинтересовался он. - Как думаешь, скоро ли Хакон к нам явится со своими молодцами?
- Надеюсь что не скоро, - Харальд тоже осматривал усадьбу, да мысли были о другом: сколько красивых рабынь в доме, да полны ли погреба.
- Ну да ничего, - усмехнулся ярл, понимая. что главное Рогволд услышал. - Это как он спешить будет!
- Боюсь, если сюда придет еще и Хакон, хозяин усадьбы разориться, - негромко сказал Бард, выезжая по правую руку от Гутхорма. - Эй, отворяйте ворота, не видите, конунг ждет!
Гутхорм положил руку на оголовье меча. Сделано это было невзначай - известная же воинская привычка, оружия верного касаться, но всё же, случись чего, выхватил бы друга своего вострого не мешкая.
Недолго пришлось ждать знатным гостям. Железным скрипом и деревянным стоном встретила усадьба Харальда. Отворились ворота, открывая вид на внутренний двор, где собралось несколько десятков воев. Не для сечи, понятное дело, а чтобы поприветствовать конунга и ярлов.
Впереди прочих стоял огромный муж, облаченный в добрую кольчугу да опоясанный тяжелым мечом. Внушительных размеров витязь, способный потягаться размерами с самим Хрольвом Пешеходом, звался Хьелли Бычим Лбом и был известен многим во Фиордах. В частности и Коршуну.
- Привет тебе, о Харальд-конунг! – прохрипел Хьелли, выступая вперед, - здравствуй, Рогволд Мудрый. Рад видеть гостей именитых у себя на пороге.
- И ты будь здоров, славный херсир, - Харальд, подъехав к воину, снял с пальца серебрянное кольцо и протянул его Хьелли. - Гостеприимному хозяину сами Асы благоволят, так ведь.
- Благодарю, конунг, - поклонившись, Бычий Лоб принял кольцо. Жаль, на палец ему налезть не сжудено было, - проходите же внутрь, мой стол давно накрыт. Не обещаю, что найдется места всему вашему доброму отряду – для них вынесут во двор. Мой дом, Харальд, это твой дом.
- Конечно мой, - тихо произнес юноша, так что его едва ли могли услышать и радушно улыбнулся, словно был полностью доволен приемом.
Спешившись, Харальд в сопровождении ближних прошел в дом, в то время как к Хьялли подошел Бард и добавил:
- Добрый херсир, возможно, скоро нас нагонят наши соратники во главе с могучим Хаконом - будь готов принять и их.
Проходивший мимо Рогволд на мгновение замедлил шаг, вслушиваясь в слова Барда, однако тут же продолжил путь, словно услышанное ни в коем образе не касается его. Вместе с самыми близкими воями он проследовал за Харальдом в усадьбу.

Фьордир. Грютинг и Скальды. Продолжение.
(с Тельтиаром, куда без него? )

Вскоре Ворон нашелся и сам - казалось, он как ждал, что его позовут к огню, а значит - рассчитывал на богатые подарки. Корысть хитрого харальдового скальда была столь же известна, как и правдолюбие Тормунда.
- Кто из вязов секиры звал скальда? -спросил Торбьерн, хитро прищурившись
- Я звал тебя, любимец Браги, - отвечал Грютинг, подражая цветистым оборотам скальда.
- Мир тебе, славный ярл Оркдаля, и пусть сопутствует тебе удача и милость богов!- сказал ТОрбьерн, поклонившись.- Что желает услышать кабан звона лезвий брани?
- Хочу я слышать о том, как доблестные воины конунга Харальда бросили к его ногам Фирдир и Фьялир, - произнес ярл, и судя по тону его, желал он, чтобы и его подвигам достойное место в той висе было отведено.
Торбьерн понял на что намекал увечный ярл, и молча кивнул.
- Я слыхал как два ярла славнызмалой кровью покорили сразу два фюлька, и показали что воля богов благоволит им. О том стоит сложить драпу.
- Сложи, порадуй нас, - Грютинг слегка улыбнулся,и уселся на скамью.
Вокруг очага собиралось все больше людей, не желавших пропускать предстоящее зрелище.
Торбьерн попросил пива, и ему поднесли глиняную кружку, полную пенного напитка.
- Хмельной дар Фригг что мёд поэзии - без него висы не сложишь... - скальд жадно отхлебнул пиво несколькими большими глотками, затем прокашлялся и начал вещать:
Юный ясень сеч
точил острый меч
и хоть ростом мал
вспыльчив и удал...
Хоть малец, но смелый
видано ли дело?
Хирдманы засмеялись.
- Что-то похоже на ниду, -сказал Грютинг, качая головой. - Негоже память мертвых очернять. Говори что было на самом деле, и каждому отмерь по заслугам.
Торбьерн немного выдержал паузу, мысленно подбирая размер, и изрек уже другую вису:
Юный властиетль Фьордов
камень поднял не по силам
месть за братьев свершить он
связанный долгом задумал.

Вызов ястребу бури
валов поля валькирий
бросил он гибели Хельги
роком Вёльсунгов охвачен

Воины одобрительно заулыбались, слова о битве и древних проклятиях нравились им больше, нежели рассказ Тормунда.
Торбьерн, увидев одобрительрную реакцию, тут же воспряля духом.
Мудрый властитель Оркдаля
с коршуном Мёрской юдоли
волю Высокого чинно
у алтаря вопрошали...
Волею мудрого аса
в Фьоды на берег ступивши
к гордому отроку в гости
без приглашенья явились...
Ведали ярлы, что любо
Дома с златою крышой
хозяину что зрит все в мире
если его вопрошают.
Было обещано ярлом
что обернутся с победой
Дерзкий владетель ограды
двери в свое жилище
перед гостями надменно
хлопнул, затвор задвинув
Торбьерн продолжал говорить, чувствуя на себе довольный взгляд Грютинга - ярлу нравилось, что он, пусть только в словах скальда, но разделил славу завоевателя Мера. Спустя века все забудут, что случилось на этой земле, но песни переживут несколько поколений и в них все будут видеть непредложную истину.
Рой жал кольчуг за стены
лес стражей Фрейра жилища
выпустил в стену деревьев
рати двух ярлов почтенных.
Видно, дев алчущих битвы
Павших палат держатель
выпустил в строй со щитами
от жал доспехов укрывших...
Пали затворы... но тщетно
к дару Высокого ярлы
у Бальдра усадьбы искали
в доме дружинном укрылись...

Хирдманы жадно вслушивались в каждое слово, перед ними сейчас, как живые, появлялись герои того сражения, что определило судьбу Фиордов - видели они и Рогволда, гарцующего на коне, и прячущегося за стенами Вемунда, и окружавших его телохранителей, и даже Грютинга, волею хитрого скальда, вплетенного в полотно рассказа.

Спора клинков не вышло
заперлись воины крепко
в равный бой знать убоялись
вновь жала броней запели...
Только губитель деревьев
выгнал презренных за стены
Славное было сраженье...
Юного волка дружина
пала под стенами дома...
Сам же виновник сей ссоры
сгинул в горящей пучине
выйти во двор убоявшись
в доме смерть подлую принял

Рогволд хранимый богами
на скакуне трав душистых
в битву сзывал супостата
роем ос броней не тронут...
Грютинга речи не вняли
гордые Фьордов владыки
стали вратами Нифльхейма
стены росконой усадьбы...

Храбрость берет усадьбы
трусость теряет фюльки
мало глупцов кто бросит
вызов избранников асов

Так одна славная битва.
Фьордов судьбу решила...
на пепелище дерзких
прежних властителей ярлы
Пир для всего народа
асов любимцы созвали...
С честью тела погибших
были землей укрыты
будет им пир в Палатах
воинов павших устроен...
Трусам отрада - в битве
славную смерть обретшим
а победителям радость
в Мидгарде вознагражденье...

- Слава конунгу Харальду, который привел нас в эти земли! - Провозгласил ярл Оркдаля, едва лишь Торбьерн завершил драппу. - А ты, скальд, заслужил славную награду!
Грютинг снял с руки обручье и протянул певцу.

Скальд все поведал в песне
щедрость оркдальского ярла
ведома будет далече
мудрость его безмерна...


Кто-то из воинов, находившихся рядом с Тормундом Лисьим Языком, ткнул его в бок и сказал:
- Вот видишь, как надобно, скальд. А ты: не видел, не знаю.

Тормунд шаркнул ногой по земле.
- Если неправду в стихи вложить, но ни ярлу удачи не бует, и скальду дары счастья не принесут. Наоборот, чем больше вымысла в стихах, тем суровее расплата. Высокий все видит...
Грютинг же доволен остался тем, как все обернулось, особенно же, что столько воинов у костра собралось скальда послушать: за занятием этим никто и не заметил, как три десятка всадников лагерь покинули, во весь опор скача к усадьбе конунгов Фьяллира.

Сарасберг
Вредная Вещая кюна Рагхильда и ушлые верные братья Вебьернссоны.
совместно с Хакэ

Днем прибыли братья Вебьернссоны в Сарасберг, и, отпустив дружину верную и отдохнув немного, предстали пред очи вещей кюны Рагхильды, в усадьбу ее войдя да поприветствовав женщину мудрую.
- Приветствую вас, храбрые мужи, - отвечала Рагхильда с легкой, приветливой улыбкой, - Как прошло путешествие? Успели ли отдохнуть?
Внимательно кюна переводила взгляд с одного брата на другого, думая о том, что летит время быстрее коня быстроногого, да растут юноши не по дням, а по часам.
- С чем пожаловали ко мне? - завершила наконец свое приветствие правительница Сарасберга.
Сигтрюгг, услышав, как называет их Рагхильда Вещая "мужами", зарделся, да так речь свою повел, пока Халльвард молча в пол дощатый смотрел:
- Рассказать хотели тебе, мудрая кюна, о том, как в родное имение мы прибыли да о том, какой прием там нашли, - помолчал он немного, а после продолжил со значительным видом: - Несомненно, не стоит напоминать тебе о том, что отец наш слугой Гандальва был, а после смерти его под начало Харальда-конунга пошли мы. Отца нашего брат родной, именем которого не хочу осквернять покой этот, решился заговор строить против нас. Смертельная опасность в нашей собственной усадьбе для нас таилась, даже несмотря на то, что дружинника своего поставили мы там управителем... после того, как в первый раз на нашу жизнь покусились там. И вот второй раз себя ждать не заставил, - и младший из братьев горестно руками развел.
Серьезно покачала головой кюна, сдвинув брови и всячески показывая, как возмущает ее вероломство дяди Сигтрюгга и Халльварда.
- Я вижу, все трудности вы преодолели. Поведайте же мне все подробности тех событий!
- Преодолели, на чистую воду их вывели, - закивал Сигтрюгг.
- Во всех смыслах, - усмехнулся старший брат. - Позволь, я дорасскажу... Весь Йоль мы хотели провести дома, и после уж отправиться. И в последний день празднества дядя наш, а также брат его супруги с ним вместе позвали нас с собой на рыбную ловлю. Ничего дурного заподозрить невозможно было, но все же, памятуя о прошлых событиях, брат мой поостеречься решил да управителя, Торхалля, предупредил, куда мы едем.
- И дружину ему указал собрать да следовать за нами, - не утерпел младший, перебивая Халльварда. - И вот как только к реке мы подъехали, на нас набросились они да их люди, дядька в прорубь с Халльвардом вместе свалился и только чудом брат не утоп, на меня напали двое, но я в рог протрубить успел... Торхалль услыхал, да подоспел на помощь вовремя. Злодеев скрутили - да тут же и казни предали, в ту же прорубь побросали.
- А меня болезнь после купания этого ледяного свалила, - вздохнул старший Вебьернссон, - потому так поздно и вернулись мы. Надеемся, наше отсутствие ни к чему дурному привести не успело.
- Однако ж немалые опасности выпали на вашу долю! - вскинула брови Рагхильда, давая понять, что впечатлена она удалью Вебьернсонов, - С самой лучшей стороны показали вы себя! Вижу, что годы подарили вам и силу, и ум острый, дальновидность да бесстрашие! Воистину, однажды воспоют вас скальды!
Умолкла кюна, улыбнувшись еще более благодушно обоим своим гостям.
Затем встала, сделала пару шагов по направлению к братьям и молвила:
- Так значит, порядок теперь в усадьбе, и ничто не смущает людей на то, чтобы руку на истиных хозяев поднимали?
- Теперь порядок, - кивнул Сигтрюгг. - Как только раскрылся заговор подлый и были виновные наказаны, всех, кто с ними был связан узами родственными или брачными, удалили мы из усадьбы прочь. Более не потревожат сторонники Гандальва ни нас, ни братьев наших младших, некому руку поднять отныне на верных слуг Харальда-конунга.
- Очень хорошо, что вы предателей наказали, - кивнула Рагхильда, взгляд которой соскользнул наконец с гостей. Кюна помолчала, глядя в окно задумчиво, - Это полезно для дела Харальда, нашей надежды и опоры.
Тянула она время, уже догадываясь, к чему клонят Вебьернсоны, однако пожелала разговор продолжать.
- Наверняка то была лишь малая часть всех злыдней, что вьются вокруг конунга молодого, прикидываясь друзьями надежными, - вздохнул младший из братьев. - Кто знает... Будь наша воля, и от остальных избавили бы Харальда, но где Харальд - и где мы? Служить ему верно обещались мы, клятвы приносили, а не довелось с ним поехать... Однако, оставаясь здесь, все, что нам по силам, мы делаем, коли на благо это идет.
- Я, и, уверена, сын мой благодарны вам выше всякой меры. И наша благодарность не только в словах выльется, но и золотом блеснет в ваших руках, - лукаво улыбнулась кюна, - А теперь идите и, как отдохнете, отправляйтесь к Хемунду - он найдет вам занятие, дабы вы могли помогать своему конунгу, как хотите.
Отослав братьев к своему советнику, Рагхильда усмехнулась своим мыслям. Вряд ли так уж хотят воевать на благо Харальда эти двое, а уж тем более даром! Не так просты юнцы, как могут показаться, и уже в их юные лета жизнь отучила их от честности и полной преданности. Как и многие, преданы они лишь деньгам, но деньги у кюны - а пока они у нее, то Вебьернсоны преданы и ей. Хитры они, да и это пригодится. А уж она, Рагхильда, будет держать ухо востро.

Пиво и мясо в Фирдире.
Пили и месили Оррофин и Тельтиар

Спустя время недолгое, разместил Хьелли-херсир гостей в пиршественном чертоге, пусть и не столь богатом, как в усадьбах конунжих, но вполне достойном. Вдоволь уставив столы хмельными медами и яствами, Бычий Лоб с приветственной улыбкой наблюдал, как конунг и его ближники усаживаются на высокие места – по правую руку от Харальда расположился его дядя Гутхорм, а по левую – Рогволд-ярл, дальше же знатные люди в соответствии с их заслугами.
Хрингарийский Олень сидел не сняв меча и шелом далеко не откладыая. Ни к яствам, как ни дразнили они его взор, ни к медам добрым почти не прикасался ярл, вместо этого цепким взором оглядывая пирующих. Ещё во дворе Гутхорм заметил, необычно много оружных людей, да и слуги в зале не слишком ловки были и расторопности приличествующей не проявляли. Подозрения не отпускали сердца ярла, и, чувствуя его настроение, пятеро берсерков также настороже были.
- Что-то тревожит тебя, славный ярл, - спросил насмешливо Хрольв Пешеход, сидевший рядом с отцом. – Вспоминаешь давешнюю беглянку, быть может?
- О беглянках ли думать, - ощерил в ответ крепкие ещё зубы Гутхорм, - когда мёда рог ждать приходится, что от запахов захмелеешь быстрее!
Словно подтверждая свои слова, ярл указал на стол перед собой, где лежал опустевший сосуд, ещё хранящий запах хмельного напитка.
- Могучий Гутхорм желает отведать фьялирского меда? – Хьелли, разместившийся подле сына Рогволда, жестом подозвал ближайшего слугу: - Немедля наполните рог достойному ярлу!
- Не слишком расторопны у тебя слуги, как я посмотрю, - смерив херсира долгим взглядом льдисто-голубых глаз, проговорил Гутхорм и принял питьё.
С одного рога не мог захмелеть могучий телом и опытный в попойках ярл, а потому отведал мёда безбоязненно. Одновременно, он бросил косой взгляд на племянника, подметил ли тот неладное?
Быть может, Харальд и распознал бы намек дяди, но в этот миг юный Хакон поднял рог:
- Славен будь, конунг Агдира и Транделага, - провозгласил он. – Тюр свидетель моим словам – нигде нет властителя более могущественного, ни в Уппсале, ни в Роскильде, ни в землях Франков!
- Славен!!!
Крик дружины едва не приподнял крышу дома, а на лице молодого правителя появилась довольная улыбка.
Гутхорм воздел рог вместе со всеми и пригубил его. Никому видно не было, что пуст он, и хитроумный ярл сделал вид, что пьёт, но на самом деле напряжён был, словно тетива боевого лука, понимая, что лучшего момента для нападения и не сыскать. Видимо то не он один разумел, поскольку поднявшийся из-за стола Бычий Лоб руку вскинул, и между пальцев его лезвие малого ножа блеснуло. Не было у Гутхорма времени за меч хвататься, а голой рукой и не дотянулся бы он до подлого херсира, разве что через стол бы прыгнул, но не стал того делать опытный ярл, а просто метнул, что есть силы тому в голову массивный питьевой рог, окованный серебром. Время для матёрого воина привычно придержало бег каплей мёда, что с ложки тянется неспешно, и Хрингарийский Олень увидел, как изумлённо выпучиваются глаза Хьелли, а нос его с хрустом проминается, под ударом окованного конца рога. Бросок Гутхорма был столь силён, что предатель отшагнул назад и споткнулся о скамью.
- К оружию! – рёв ярла смешался с грохотом падения.
- Измена! – Хакон Хаконсон вскочил на стол, пинком отбросив к стене одного из слуг, выхватившего из-под плаща короткий клинок. Харальд же замер на мгновение, не веря, что услужливый херсир посмел поднять на него руку, но в следующий миг помрачневший Рогволд оттолкнул конунга, а сам, обнажив охотничий нож, воткнул его в грудь ближайшему слуге. Тот пошатнулся, схватившись за рану, и осел на пол.
- Одииииин! – раздался священный клич Одноглазому.
Молчаливые берсерки Гутхорма, ещё мгновение назад сидящие за столами, устроили слугам настоящую бойню. Воздух застонал под мечами, но едва ли кто слышал это за воплями убиваемых. На пиршественный стол пролилась кровь.
- Конунга предали! – заорал кто-то из дружины, пинком распахнув дверь, однако во дворе уже шел бой, а несколько окольчуженных мужей ворвались в дом, отбросив воина в сторону с рассеченной грудью.
- Защитить Харальда! – скомандовал Гутхорм, верной рукой посылая в горло первому из нападающих тяжёлый боевой нож. Тот упал под ноги своим товарищам, и агдирцы получили несколько бесценных мгновений. Хирдманы срывали со стен оружие, переворачивали столы и скамьи , на случай, если будут стрелять.
- Надо прорываться, не то подпалят усадьбу, да припрут дверь!
Несколько клинков вскользь зацепили Хрольва, раздался звон – в прорехах холщевой рубахи проблеснули звенья спрятанной кольчуги – гигант оскалился и, подхватив скамью, расшвырял врагов. Опасливо поглядывая на Пешехода с одной стороны и Гутхорма с другой, люди херсира сгрудились у входа, за их спинами промелькнуло несколько слуг с луками.
Озираясь вокруг, Харальд приподнялся на локтях. Жёсткая, более привычная к рукояти меча и веслу драккара рука Гутхорма сгребла его за изрядно уже отросшие волосы и едва ли не впечатала лицом в пол. Над головами мужей пролетело несколько стрел, а ещё две воткнулись в перевёрнутый на бок стол.
- Не высовывайся! – рявкнул ярл, переползая в более безопасное место. Волосы племянника он отпустить не то забыл, не то и не собирался…
- Дяяяядяяя, - простонал конунг, едва поспевая за берсерком.
- Будет тебе наука! – железные пальцы всё же разжались. – К окну идём – здесь положат!
Рядом оказался Бард, прикрывающийся крышкой от бочки, на манер щита, и прикрыл Харальда от стрел, когда они выползли из-за столов к ближайшему окну. Ставни были распахнуты, однако лучники Хьелли явно, только того и ждали, когда кто-нибудь попробует вылезти из дома. Гутхорм нащупал малый кожаный мешочек на шее. Давно он уже не припадал к священному дару Одина, разумом холодным обходился, но ныне наступила пора. Хрустнула засушенная шляпка гриба и уже в следующее мгновение пена выступила на губах ярла.
- Игг! –выдавил берсерк с таким сладострастием, что Харальд содрогнулся. – Тебе, всё тебе!!!
Стены и потолок исчезли. Гутхорм был один под небом, что уже заливало золотистое сияние и слышалась песнь валькирий. Каркнули вороны. Лучники снаружи, как ни были бдительны, пропустили момент, когда неистовый вихрь вылетел из окна и… Кровь из разрубленных тел оросила Гутхорма с головы до ног, а он уже шёл дальше. Жалкие ничтожные человечки, они пытались его остановить, но что их потуги Сыну Одина?! Ярл не чувствовал, что уже дважды достал его клинок вражьего меча, а в плече засела стрела. Он ревел боевой гимн Одину и вой изнутри усадьбы был ему ответом. Остановился он лишь у двери, и понял, что валькирии ушли. Вокруг был лишь изрубленные тела. Силы ещё бурлили в его теле, но разум начал проясниться.
- Харррральд! – прорычал он, с трудом размыкая сведённые челюсти.
Бледный конунг вскоре появился в дверях. Переступая через мертвые тела он со злостью пнул одного из убитых врагов, и только после этого взглянул на залитого багрянцем дядю, и отошедших к воротам агдирских воинов, явно опасавшихся гнева берсерка.
Гутхорма уже пошатывало, но вдруг лицо его вновь исказилось, он поднял меч и шагнул к племяннику.
- Дядя? – Юноша невольно отступил, не понимая пришел в себя ярл или все еще находиться во власти дара Высокого.
Гутхорм прошёл дальше, словно и не заметив племянника. Меч выпал из его пальцев, но берсерк и не подумал остановиться. Взгляд его был прикован к Рогволду, что каблуком сапога давил гортань бездыханному Хьелли.
«Предатель!» - хотел крикнуть Гутхорм, но лишь хриплый рык сорвался с его губ. Коршун успел заметить приближение берсерка и даже открыть рот для вопроса, когда каменный кулак впечатался ему в лицо. Ярл Мера дернулся всем телом и отлетел к стене, гулко стукнувшись о нее затылком. Глаза его закатились, и он замер бесформенной кучей в углу.
- Ты что делаешь? – В изумленном голосе Хрольва пешехода явственно прозвучало бешенство – он никак не ожидал, что Гутхорм посмеет поднять руку на его отца и теперь явно жаждал отмщения, но драке не суждено было состояться – у гиганта на руках повисли хирдманы, а ярл Хрингарики рухнул на пол, как подточенное бобром дерево.
Во взгляде застывшего в дверях конунга в этот миг смешались противоречивые чувства, а губы беззвучно произнесли короткое, но емкое бранное слово.

Спустя некоторое время
С Оррофином
Гутхорм приходил в себя с трудом. В последнее время Бич берсерков становился всё сильнее для него, так что ярл уже начинал задумываться о прекращении исользования Силы Одина. Просипев нечто невнятное, он с трудом оторвал голову от ложа и приподнялся на локте.
- Очнулся, наконец, дядя, - Харальд стоял возле постели берсерка, уголки его губ слегка подрагивали, то ли собираясь растянуться в улыбке, то ли – придать лицу суровости.
На несколько мгновений в комнате воцарилось молчание, а затем юноша особенно четко произнес:
- Ну и чем ты думал?
Ярл Хрингарики тихо, но вполне различимо объяснил племяннику, кто он есть, куда ему надо идти с такими вопросами и чем там заняться, вместо того, чтобы к скорбящему телом берсерку приставать. На минуту в покое повисла тишина. Харальд переваривал услышанное и явно пытался представить. Судя по выражению лица – с воображением у конунга проблем не было.
- Рогволд – дерьмо, - вдруг совершенно спокойно, словно подводя итог проговорил Гутхорм и тут же, без перерыва продолжил:
- Подай воды что ли напиться!
- Тебе лишь бы напиться, - выдавил конунг, однако все же усмехнулся. – А что до Рогволда – то это я и так понял… еще когда он прислал своего брата в Хладир. Но морду-то ему бить зачем было? Хрольва насилу успокоили, как бы золотом виры не потребовал. Да и кто знает, чем все обернется, когда Рогволд очнется.
- Не стребует, - во рту берсерка было сухо, как в пивной бочке после пьянки, потому он скорее сипел, чем говорил. – Он может и дерьмо, но не дурак. Кто же с берсерка будет требовать за то, что он в священной ярости натворил?! Может ещё с Тором тяжбу затеять? Так что, вреда много не будет, можно даже и о пользе подумать.
- Дед мой тоже думал, что ему вреда много не будет, когда один в лес поехал, - с сомнением хмыкнул Харальд.
Гутхорм тихо скрипнул зубом. Он не любил, когда ему напоминали о кончине отца.
- Посмотришь, захочет ли Коршун себя перед всем войском крысой амбарной выставлять или нет. В любом случае, он теперь точно знает, что мы его подозреваем в устроении всего этого дерьма, что вчера нам на головы лилось. Смирнее будет.
- Не вчера, дядя, а сегодня.
Гутхорм с удивлением осмотрел своё плечо. Он смутно помнил, что туда втыкалась стрела, но оказалось, что броня взяла на себя удар, и до тела ярла добрался самый кончик стрелы, оставив лишь глубокую царапину. Хуже дело обстояло с рёбрами – в нижней части груди одно явно треснуло.
«В очередной раз,» - подумал Гутхорм, а вслух спросил:
- Ты воды мне принесёшь или как?
- Слуги принесут, - отмахнулся Харальд, но спустя мгновение от насмешливости в его голосе не осталось и следа: - Человек, которого я приставил за Рогволдом наблюдать, говорил, так же Вемунда смерть настигла, на пиру у херсира одного. Потому и считаю я, зря ты все же удар этот нанес – если Коршун худое удумал, то теперь пуще прежнего мысли крамольные скрывать будет, а без причины видимой знатного ярла я, даже если возжелаю того, не смогу покарать.
- А то он сейчас не таится! – усмехнулся Гутхорм и сглотнул, пытаясь хоть как-то оросить пересохшую глотку. – Вон как быстро разобрался, что – как и дружка прихлопнул. Эхх, видать не дождусь я от тебя воды!
Ярл сел, опираясь руками на ложе, и спустил ноги на пол. По телу разливалась отвратительная слабость, и каждое движение требовало такого напряжения, что мышцы берсерка вздувались, словно при тяжёлой работе. Держась за стену, он встал и тяжело двинулся к столу, где стоял объёмистый жбан с водой, видимо приготовленный заранее.

И в заключение поднятого вопроса
С Тельтиаром

Напившись, Гутхорм уже более твёрдым движением утёр губы и с чувством сказал:
- Рогволд силу нашу знает, а теперь и каблук на своей спине почуял. Осталось показать, что без тебя ему будет много хуже чем при тебе!
- Рогволд, Рогволд, как будто больше говорить не о чем, - юноша вздохнул. – Меня волнует сейчас больше то отродье, коим мерская шлюха разродилась.
- Чем же ты, - с нескрываемым удовольствием и очень похоже подражая выражению племянника ответил ярл. – думал, когда драл её куда ни попадя? Теперь отродье можно пристукнуть, а можно и воспитать при себе.
- Чтобы он потом власть моего Гутхорма оспорить мог? – Заскрежетал зубами конунг. – Стоило девку в жертву принести тогда еще, ну да ничего – до усадьбы доберемся, Торлейву ее отдам. Фиорды не Мер, так что церемониться с нею более не за чем.
- Этот – тоже твой, - Гутхорм был безжалостен. – Однако ему об этом знать будет не обязательно. Заберём его сейчас. Отдадим на воспитание верному человеку, а как подрастёт сведём с Гутхормом юным, чтобы был у него верный младший товарищ и друг, а про то, что кровь у них одна – и знать-то никто не узнает.
- А у Сигурда ты младенца силой отберешь, коли он его уже сыном названным повеличал?
- Младенца и подменить можно, - задумчиво протянул Гутхорм. – А потом и устроить так, чтобы до мужеского возраста не дожил. Сам знаешь, дети они такие хрупкие…
- Предок мой своих сыновей Хрофту в жертву приносил – до двухсот лет дожил, - Харальд внезапно рассмеялся. – Может мне так же поступать, коли еще ублюдки появятся?
- Можно! – подтвердил Гутхорм серьёзно. – Представляешь, как тебе здорово будет – в постели лежи, шевелиться не надо, да и не можется уже, за тебя всё делают, даже подстилку выносят потомки, благодарные да памятливые…
- Тьфу! – Юноша зябко передернул плечами. – У меня и сыновей-то столько не наберется, надеюсь.
- Вот то-то же! – довольно хохотнул Гутхорм, вставая со стола и с трудом возвращаясь на ложе. – Ладно, сейчас я ещё отлежусь, а завтра опять живой буду.
Конунг кивнул и направился к двери, но затем, уже уходя, обернулся и бросил:
- Поутру выезжать надобно – я в домине этой оставаться не желаю сверх необходимого.

Ранрики
С Лиськой

С той поры, как в Ранрики прибывали викинги Регина Усача прошло немногим меньше месяца - расставшись полюбовно, обменявшись дарами и вволю поторговав, морской конунг отплыл в сторону островов, указанных Хареком и с той поры от него вестей не было. Жизнь текла своим чередом - зима, и без того теплая в этом году, медленно отступала, близился к завершению февраль, а потому Харек с отрядом верных людей отправился осмотреть свои владения, оставив усадьбу на попечение Лиама Душителя Конунгов.
И вот, в один из дней, с берега прибежали рыбаки, принеся весть, что к ним плывет одинокий корабль, больше похожий на торговое судно, нежели на боевое.
Лиам отложил сапог, который чинить собрался, потому как прохудился он, в трех местах дыряв что лодка свасей. А коли Душитель Конунгов в дырявых сапогах ходить будет – что о простых ирландцах в Ранрики и по всей Скандинавии сказывать станут? Засмеют, язычники.
- Корабль, говоришь? – Лиам смутился, что в таком виде застал его рыбак, оттого неуклюже он поворачивался, несколько раз сапог несчастный ронял, да хмурился. – Встретить его надо, так ли? А зачем ко мне прибежал?
Мялся рыбак, не сказать же, что увидел Лиама одного перед домом и не стал за стражниками бегать, напрямую обратился.
- Ладно. Далеко ли от берега? И какие паруса поставлены?
- Бело-зеленые, славный ярл, - мужик опасливо поклонился - о славе Лиама многие по Ранрики слышали. Уж коли конунгов душит, так что мог сделать с обычным рыбаком, коли что не по нраву придется.
- Так что ты сразу не сказал! – Лиам вскочил. – Молчит и мнется, что девица в первую ночь! Как далеко корабль? Успеем ли встречу достойную сотворить? - торопливо пояс затягивал, рубаху оправлял. С родины ли вести, помощь ли.. или уловка хитрая врага, но и тут медведями дикими себя показывать не след. – аа, беги к жене своей, все одно толку от тебя никакого. – отмахнулся ярл от рыбака, в дом направляясь. Воины все почти с Хареком ушли, кем гостей встречать? Не девок же, в самом деле.
А корабль меж тем подплывал уже к пристани, когда наконец из усадьбы отряд ему на встречу вышел - был то корабль большой, пузатый, да осадку имел низкую, а значит загружены трюмы его знатно были. Паруса отливали зеленью весенних трав да белизной первого снега - давно уже таких парусов не видали на этой земле те, кто из родного Эйра пришел с Хареком в суровые северные земли.
Помолодел будто Лиам, да и у остальных мальчишечьим задором глаза сияли. Из дома корабль приплыл, даже и обломкам бы обрадовались, а тут красавец такой, трюмы полны, бока круты, не столь давно их волны Эйре ласкали. Прокашлялся Лиам, нетерпение сдерживая. И бдительность ему изменила – не высматривали глаза зоркие на палубе подвоха.
Вот уж совсем причалило судно, остановилось - стали моряки сходни готовить, на палубе же появился мужчина в одеждах богатых купеческих, но не слишком дородный, как то велось у торгового люда, однако же с большой бородой иссине-черной, которую он пальцами, перстнями унизанными поглаживал, на берег глядя:
- Кого вижу я! - Громко воскликнул купец, едва лишь отряд встречающий близко оказался. - Лиам сын Тидельмида, ты ли это?! И Фердимид с тобой? И Охтайр? Вот так встреча!
- Брислин, акулья сыть, каким ветром тебя надуло? – Словно юнец, едва пухом белесым щеки прикрывший, сорвался с места мужалый воин, чтобы в руках могучих купца сжать, - вот радость так радость. Неужели ожидать нам конца света и Судного Дня, раз сам сын Руадана из Ульстера пожаловал! Да ты только не говори, что пусты трюмы, и бурей на берег убогих выбросило – вестимо, порожним ты плавать не можешь! – нехотя выпустил Лиам знакомца старого, давай другим кости помять. – серьезно же- какими путями добрался ты до Ранрики? И каких вестей нам привез?
- Пути, как известно, у нас одни - морские, летать аки птицы не научились пока, - Брислин рассмеялся, но затем лицо его стало угрюмым. - А вести не добрые принес, не добрые - их и глотком вина хорошего не подсластишь. Искал я вас, на берегу одном расспрашивал, где быть может Харек Волк - люди мне и сказали, что этот разбойник всех пиратов под себя подмял и живет в свое удовольствие, едва ли не со всего Скагеррака дань собирая. В усадьбе он нынче?

Ранрики

(с Варлоком)

Потухла радость, пеплом осела, ветер тот пепел сдул, доски настороженности оставляя.
- Дела неотложные задержали Харека, что встречать тебя сам лично не вышел. А кто же вести такие распускает? И что за дело у тебя к Волку?
- Идем, не стоит о таком на пристани говорить, - по сходням спустился купец, крикнул на корабль: - Эй, Герке и Киаран, о корабле позаботьтесь! Веди к усадьбе, Лиам, веди - там расскажу.

Крякнул сдержанно Душитель Конунгов – до усадьбы вести друга давнего в свете сказанных им слов что по надрезанному канату через пролив пойти. А и отказать нехорошо. Лиам усы пригладил.
- А пойдем. – И широким шагом, чуть пружиня, к усадьбе зашагал. Что на небесах написано – смертному не миновать. И хирдманны его нахмурились, перемену настроения видя, часть на берегу осталась, корабль разгрузить помогая, остальные аккуратно вокруг купца места заняли, вроде как всем на земляка далекого посмотреть охота.
Брислин неторопливо шел, едва за Лиамом поспевая, видимо и ему не хотелось рассказывать вести принесенные, все отдалял миг тот, да ведь - все равно пришлось бы.
- Поначалу я корабль к Агдиру направил, Харек туда собирался, как мне помнится, - по пути купец сказывал. - А там и вовсе какой-то конунг правит, чьи люди о Хареке и не слышали толком, но сильно его не любят - насилу судно увести успел.
- А скажи-ка, - остановился резко Лиам и что вал морской к купцу повернулся, будто солнце заслонил для приезжих, так грозен был, - сам ли ты все, что сказываешь, видел? Своими ли очами? Или уши твои тут жаднее глаз оказались?
- Лиам, Лиам - надежду сохранить желаешь, что вести слова мои ошибочными оказаться могут?
- Не о надежде, и даже не о вере речь веду - по чужим наветам опорочить человека
- Опорочить? - Усмехнулся в бороду густую купец, да только не веселым смех тот вышел. - Если бы наветы простые, так стал бы я корабли с товаром в зимнюю стужу гнать, думаешь?!
- Выкладывай. Все, как есть. Что сказать хотел. Да без оговорок и намеков! Странные дела творятся...
- Идем, - тяжелая ладонь опустилась на плечо Душителю Конунгов. - То пока только тебе да Хареку знать надобно, а после уж сами решайте кому такие вести доверить сможете без опаски.
- Хорошо, - взгляд подозрительный лучше слова выразил, что подумал о друге Лиам, но смолчал. И молчание то висело тяжкой мокрой шкурой на всех, пока добиралась дружина в усадьбу. Там уже Лиан велел всех из Большой дома выставить, без нужды на тиунов покрикивая, а то и замахиваясь кулаком большим, что кузнечный молот. Купца же тайком четверо хирдманнов охраняли, чтобы лишний раз по усадьбе не гулял да на девок не засматривался. Сунулись было служанки с пивом холодным гостям, Лиам тем же хмурым взглядом их прогнал – неизвестно, что сказать хочет Брислин, а врага поить своим добром обидно.
Заныло что-то глухо под ребрами – а ведь друг, надежный, вместе какие только корабли не водили, от каких напастей не уходили. И вот молва побежала – и нет друга. Правду говорят, легко слово, а ядовитей змеиного зуба.
- Твой родич убит, - когда двери тяжелые закрылись за ушедшими воинами, произнес купец, видя, что нет более нужды томить старого друга.

Ранрики.
Все еще с Сигрид.

Не осознал сначала Душитель Конунгов, какая весть окно дома его разбила, лишь покрывалом гневной бледности накрылся да руками стал лавку щупать, не провалилась ли.
- Как.. как случилось? Кто?
- Наш король... Малхи.
Купец опустил взгляд - черную весть принес, злую, но много хуже было бы - не узнаю здесь о случившемся.
- Святые угодники… но как случилось такое? А я, дурень, тебя ругал да подозревал. Остался ли наследник? Верные люди? Кто сумеет страну удержать в кулаке?
- Сказал бы я, кто теперь страну в кулаке держит, да ведь ты и сам понимаешь - без подлости не обошлось в этом злодеянии великом, - Брислин скрипнул зубами, вспоминая, случившееся. - Слишком быстро все произошло... будь твой отец жив, он, возможно сумел бы убедить короля поостеречься, но Малхи... Малхи слишком опрометчиво доверял тем, чьи души смердили, будто гниль, чьи сердца почернели от зависти к нему, правителю Дублина.
На время замолчал Лиам, думу думая, сказал после:
- Надо бы вернуться в Эйре, да не одним кораблем, а хорошим флотом – да Ранрики бросать не след. Будем Харека дожидаться, его это земля, ему и решать. А мне хоть разорваться! Известно ли, кто короля в могилу свел?
- Известно кто - гнусный слуга пронзил великого короля кинжалом, и теперь этот паршивый пес - ярл! - Пудовый кулак ирландца с силой ударил по скамье. - Я помню имя этого ублюдка - Диармуд, мерзостный предатель!
- Ох, как все повернулось, - жесткой ладонью закрыл Лиам глаза, потом отнял руку. - Ярл, говоришь? А давно ли в Эйре по-варяжски командиров звать стали? уж не... не с нашего ли берега ветер дует?..- будто сам с собой говорил Душитель Конунгов, и мысль вперед бежала, веревкой вилась. Ой, знать бы, по чью шею. - Почитай, год, как я Олава удавил, и голову его его же деверю отправил. Неужто не до конца прижгли мы гадину?... -монотонное бормотание оборвалось жестким полуприказом, - говори. До конца. Что сам думаешь?
- Думаю я, что ни тебе, ни Хареку возвращаться нельзя на Эйр, - сталью голос купца наливался тяжелой. - Едва ли не весом серебра за вас обоих награда теперь обещана, много людишек подлых ее заполучить пожелают, коли прознают, что решили вы за короля отомстить.
- Неужели предлагаешь ты Эйре зеленоокую на поруганье ворам и предателям оставить?!
- А у тебя есть сила воинская, чтобы в поле чистом с Иваром Бескостным и его ратью тягаться? Чтобы изменников, землю родную в руки врага отдашвих, одолеть?! Есть у тебя сила честных людей объединить и за собой повести, когда нет больше Верховного короля, а каждый вождь тому радуется, что его соседей викинги топчут?!
- Где силу силой не одолеть, мужи хитростью действуют, - спокойнее уже отвечал Лиам. - Но в разговоре нашем третьего не хватает- нелепо без Харека такие дела решать. За нам сила Крестная, да и Харальд не оставит верного своего ярла. Да и чистая Эйре ему спокойнее.
- Вот, вижу я, гнев поунялся, разуму место уступая, - улыбка едва видна была в бороде черной. - Убедить вам надобно Харальда, что Ивар ему враг первейший.
Замолчал на пару мгновений Брислин, призадумался, а затем так сказал:
- Слышал я, что время долгое гостил у Ивара в Бристоле некий норвежский конунг, разговоры вел с сыновьями Рагнара, планы вынашивал подлые. А звали того норвежца - Гандальв сын Альвгейра.
- Гандальв? И туда собака серая пробрался. Тогда не будет труда Харальда на поход настроить. А не слышал ли ты часом, куда змеюка Гандальв укусить хочет беззубыми своими деснами?
- Я ведь не волшебник, чтобы все знать, Лиам, - покачал чернобородый головою. - Что слышал, что видел - то пересказал, ничего не утаивая.
- Хорошо. За вести спасибо тебе. Что черные.. по-хорошему, вздернуть бы тебя на первой же сосне, только не по-христиански это, - серьезным оставался воин, хитринки под ресницами пряча. - Если черти тебе пятки огнем не трут - оставайся в усабьде, покуда Харек вернется - тогда и потолкуем как следует. А пока трапезы, небось ждешь? - кивнул Лиам невидимому у двери стражу, тот исчез в щелке болезненно-белой с темноты Дома. - Сейчас устроим.
- Вот это дело, и правда изголодался я, - рассмеялся купец, с лавки поднимаясь да из угла в угол прошел, ноги разминая.

Путь в Аркону. Эйрик Свейский.

Корабли, несущие живую смерть - стройных ясеней битвы, преисполненных жаждой мести справедливой - рассекают водную гладь драконьими и змеиными носами. И волны бегут, расступаются; пусть погибель ругам придет, коварным захватчикам, что тревожат понапрасну владения Ньерда!
Эйрик думал о том, как умер Свен. Нет, почти ничего не знал конунг о смерти ближайшего своего товарища, лишь по рассказу гонца понял – Черный Молот с врагом в поединок вступил, остальных воинов спасти пытаясь. Как уж там дело было, одним богам ведомо – не расскажешь ли, зоркий Хеймдалль, о том, что видел? Молчишь… Храни свои тайны. И без того тяжко на сердце.
Всё Сванхильд – и что случилось с ней? Не могло его отплытие так задеть женщину, ведь сколько раз уже он Уппсалу покидал, и покидал надолго… что ей подождать еще несколько месяцев? И годами ждала, и ничего.
Супруга конунга – это не только на льняных простынях спать да во главе стола по левую руку от мужа сидеть, не только тонкими пальцами драгоценные каменья в сундуках перебирать. Чаще одна, чем с возлюбленным мужем своим (да и с возлюбленным ли? Разве любить – обязательно?), в ожидании, вернется ли из похода очередного, воспитывающая наследников для конунга, тайком изменяющая ему с кем-нибудь из знатных (а то и не очень) мужей… Не лучшая доля; судьба крестьянки какой-нибудь и то завидней.
Но ведь это все не о ней, печально подумал Эйрик. Она никогда не жаловалась ему, как бы плохо и одиноко ей ни было, лишь в редких посланиях упоминала о том, как хотела бы обнять его скорее. Уверен был конунг и в верности супруги, и в том, что всем она довольна… а оказалось, что нет? Не хот елось верить, и размышлять об этом более не хотелось – но что же скажет ему синеокая Сванхильд, когда он вернется?
И можешь не возвращаться!
- Да. Могу и не вернуться, - прошептал Эйрик.
Вальгард, сидевший рядом, встрепенулся, поднял голову:
- Прости, не расслышал тебя… что?
- Нет, ничего. Так, подумалось просто… неважно.
Они сидели на носу корабля, Вальгард, задремавший было, очнулся теперь от полугрёз, и сморел, как вздымаются и плещут о воду весла.
В море тихо было – то ли перед бурей затишье, то ли после нее. И вдруг тишину прорезал голос – да голос ли? Словно стон из подводных глубин, глухой, долгий… скорбный…
Вскочил Эйрик, выглянул за корму – никого, ничего.
- Думаешь, мировой змей проснулся? – хохотнул Вальгард. – Белуха ревет, наверное.
Кивнул владыка свейский, но так и не оставило его чувство, что дурное предзнаменование то было. Как будто без того ему мало знаков беды…

На день остановились свеи в Хадебю - пополнить запасы да отдохнуть. Эйрик чувствовал, как начинает его мутить на море, когда не чувствует он под ногами твердой почвы. Прежде не случалось такого с ним, и как назло, именно в эти дни… Постыдный недуг он, однако, скрывал, считая его недостойным мужа и воина – и надеялся, что поутихнет он со временем. Морская болезнь также свою роль сыграла, когда размышлял конунг с ярлом, пристать ли сейчас им к земле.
Чуть больше чем полвека назад датский конунг Готфред, когда сжег Старгород дотла, всех тамошних купцов перевез в деревушку, которая через несколько лет превратилась в процветающий торговый город. Даже Хардакнуту не подчинялись эти земли.
Воинам, что просились по рынку погулять, властитель свейский отказал:
- На обратном пути, - как отрезал. Будет ли обратный путь для них – только боги знают.
Еще неделя до Арконы…
Нет, не так сладко ожидание мести, как поначалу казалось.

Ранрики. Харек вернулся.
(с Тельтиаром и Сигрид)
Оживление, радость, суета – проснулась усадьба, в несколько раз громче и звонче стала: во все стороны мечутся слуги, последние приготовления завершая. Грозилась Гиллеад всех в котле сварить, как первомучеников, что детям мешает грохот, но ворчала полушутя, ловко замешкавшихся подгоняя – к приезду Харека должна улыбаться усадьба, и солнце должно быть, и затишье на море. А когда дом чулан напоминает, так и Ньерд радушно ярла не встретит. Пробивалась лучиками иноземная песня – напевала Гиллеад, работами руководя.
И точный срок приезда знали, и ждали с нетерпением, только все одно, когда прибежал гонец о скором приближении докладывая, от неожиданности все остановилось враз. Бросив слуг наводить красоту последнюю, выбежала ирландская принцесса на крыльцо, мужа высматривать.

Харек прибыл в усадьбу, и едва выехал за ворота. поспешил спешиться, отдавая поводья коня подбежавшему мальчишке - слуге. Он был усталый с дороги, покрытый дорожной пылью, в истрепавшейся одежде, покрытой пятнами грязи.

Гиллеад, расталкивая челядь бросилась навстречу мужу, но Харек, взяв ее за руки, поцеловал в лоб, и мягко отстранил ее.
- Негоже тебе твое платье пачкать, обожди немного. Вели, чтобы баню подготовили, мы под дождь сильный попали, и землю сильно развезло, думали не проедем... Все пути сплошное болото, полное лягушек.

Из-за спины Гиллеад показался Лиам, и хоть грызли его мысли черные, Душитель Конунгов улыбнулся ярлу, вперед вышел.
- Здравствуй, Харек волк! Легка ли была твоя дорога, удачен ли был поход?
- Если я вернулся, это уже можно считать удачей. - ответил Харек.
- Верно... особливо после того, когда вести узнаешь, - пробормотал про себя Лиам. Вслух ничего не произнес, только улыбнулся да поклонился почтительно

Харек заметил, что Лиам что-то пробормотал, но не стал допытываться. В свое время ярл все скажет. Харек отряхнул сапоги от налипшей грязи и прошел в гридницу. Челядь суетилась, перенося миски с едой и чаши с напитками.

Скинув плащ, и вытершись полотенцем, Харек сменил рубаху, и поспешил к столу. Стол уже был накрыт, и многие хидманы уже были на своих местах.

Выждал Лиам, когда ярл первый рог осушит да первый голод утолит, и повторил свой вопрос, о результатах похода выведывая. Не хотелось пир с грустного начинать, да и Гиллеад на него поглядывала, предостерегая в ледяную воду с разбегу прыгать. Неизвестно, как волк воспримет

- Что тут сказать. Многие на словах на верность присягнули. А мыслят себе худое. Несколько раз нам пытались всякие козни устроить, но слава Богу, все обошлось. Многие рассказывали про мор, про недород. Не хотел я сильно лютовать, потому не так много дани собрали, как ожидалось. Придется летом в поход идти.

- Ммм... не решался Лиам сразу к делу переходить, все предлог искал, как половчее ярла подвести. - а что от Харальда слышно?

- Ничего... Это меня и беспокоит. Да и не доходят до нас вести с далекого севера. Даже о том что в Вингульмерке сейчас происходит, и то вести до нас не доходят. Я вот думаю, может стоит туда послать соглядатаев, и если свеи оттуда ушли, вернуть власть. Но если свеи вернутся...
- То получиться, что ты нарушил договор с Эйриком.
- И это не дает мне покоя... Но все же надо холтя бы узнать. что там осталось, после того как руги порезвились
- Что ж, соглядатаев отправить - не лишне будет. - согласился Ульфмод.
- А что и как в усадьбе было, пока меня тут не было? Не случилось ли чего? -спросил Харек, внимательно глядя на ярла. - Вижу вам есть что сказать, но все никак не решитесь.
- Брислин, сын Руадана из Эйра приплыл, - после молчания недолгого ответил Лиам.
- Не припомню такого. - ответил Харек, и отхлебнул пиво из чаши.
- То купец знатный, - кто-то из ирландцев за столом сидевших пояснил, - и родич жены твоей дальний.
- Разговор долгий предстоит, Харек, - наклонившись к Волку, шепнул Лиам.
- Мне не привыкать, - ответил Харек, улыбнувшись. - А вести из Ирландии выслушать стоит. Ведь это родина моей жены и моих лучших воинов и ярлов.
Ирландец вернулся на свое место и спокойно продолжил трапезу, показывая, что не время для разговора пока, много ушей лишних вокруг.
Харек вернулся к повествованию о своем походе за данью.
- Но самое худшее нас ждало в Ран-Эльве. Покуда мы тут порядок наводили, жрецы против нас народ настраивали. И то что я дочь свою в жертву отдавать отказался, теперь мне в вину вменяют, что мол богов я прогневил, и ждет всех за это расплата. И говорят что мол вот Эйрик Свейский конунг не скупится на жертвы, и каждую весну по сто людей на священом дубе вешает, оттого его державе процветание, и ему в походах удача... Даже когда я бескровные жертвы асам принес, это не сильно помогло.
- Повесил бы этих жрецов на дубе - потешил бы народ, - рассмеялся херсир Ульфмод, сидевший у края стола. Он одним из первых признал Белого Бога и теперь служителей Асов сильно недолюбливал.
- Не хотел народ злить. - ответил Харек. - Но и в самом деле, зря я так не сделал, потому что ночью нас попытались сжечь в доме. Правда, из челяди одна девица нас про то предупредила, оттого мы и одежду не снимали, и легли с оружием под боком. Ночью было жарко. И херсир Торгейр тогда в схватке пал. Так что теперь в Ран-Эльве новый херсир, куда более сговорчивый.
- Будут знать теперь, - немного недовольно буркнул Ульфмод.
- Да, после этого уже мы были настороже. Больше никто не решился открыто на нашу жизнь посягать.
- Надо было с них дани втрое за это взыскать... - с другого края стола донеслось.
- Мы с них виру взыскали. - сказал Харек. - Мало от того толку, если весной нечего сеять будет.
- Как бы они вообще на корабли не сели, да только мы их и видели, - хмыкнул один из ирландцев. - Пираты же...
- Некоторые так и сделали, едва услышали, что к ним конунг за данью идет. - Харек усмехнулся. - Все что успели прихватили и на корабли погрузили. Пришлось мне новых херсиров там поставить, а заодно и трэлям даровал свободу. Раз хозяин сбежал, то и нет у них больше хозяина.
- Зато те кто действительно верны - остались, - спокойно молвил Лиам.
- Лишь бы не вздумали вернуться...
Покуда шел разговор этот, многие воины уже успели насытиться, и теперь сидели, внимая словам своего конунга.
- Коли вернуться - то пожалеют о своей измене, - хмуро бросил Ульфмод.

Между тем по землям Фьордов ползли черные слухи, исподволь подбираясь к войскам Харальда Хальвдансона на повозках бондов да через шепот рабынь у дверей благородных ярлов. Они расходились, словно круги по воде, от усадьбы бывшего конунга Фьордов, преданного своими же ярлами, усадьбы, которая в одну темную ночь вспыхнула факелом, да горела так жарко, будто сам бог Огня возник в деревянном строении во плоти да заставил его пылать пламенем негасимым. Не единое существо, будь то доблестный муж, малый ребенок или скотина домашняя, не спаслись от огня. Пепелище на месте усадьбы дымилось несколько дней, не давая люду честному подойти близко. Пламя пожара погасло, но вместо него загорелось иное, именуемое страхом. С ужасом на лицах, бонды говорили друг другу о проклятии. Мол, явился конунг, бесславно сгинувший в горящей домине, да принес с собой часть погубившего его пламени. Крепко боялись Харальда во Фьордах, а все же простой люд куда больше тревожила месть неупокоенного духа. Конунг – то человек, ясно, отколь он придет да и за что голову снимет. А вот мертвяк – он не человек уж. Кто знает, отколь пожалует да с кого виру за погубленье свое лютое взыщет? Живой владыка судит по делам, а мертвый – по мыслям.
Хакон Хладирский. в отсутствие зятя возглавивший объединенную рать, про черной вести о странном пожаре лишь головой покачал, а вот при словах о волнениях в черни соизволил нахмурился:
- Умом скорбны деревенские дурни, - в сердцах молвил конунг. – Где ж видано, чтобы Хель добычу свою упускала. А коли бы и обманул сопляк померший дочку Обманщика – то где ему племени негасимого взять? Хоть бы сами подумали, дурни: там ведь мороз лютый.
- А, может, Локи им пламени дал, чтоб костерком изредка баловались, да не перемерли совсем до Рагнарека? Какая польза ему, коли вместо воев в рать его встанут совсем неживые ледышки? – дерзнул сказать отрок, принесший весть. И получил за то в ухо от господина.
- Ты, щеня, еще при жрецах речи те повтори, - сказал Хакон, потирая запястье. – Глядишь, до времени мысли свои про костры под корнем у Ясеня и проверишь. Да и не к лицу отпрыску ярла байки крестьянские повторять.
- Благодарю за науку, - смиренно ответил юнец. Он, и впрямь, был смышлен, так что многое уразумел. И про то, что конунг знает кое-что о пожаре, и про то, что слова его про жрецов – не угроза пустая: напуганные тенью Белого Бога, встающей над Скандинавией, служители асов сделались подозрительны к речам и поступкам. Не дай Один, крамолу учуят!
«Перестарались, похоже, посланнички, - со злостью подумал конунг, выпроводив гонца из домины. – Надо бы с Грютингом потолковать»

Гутхорм и Хакон-младший

После покушения на Харальда младой Хакон ходит как потерянный. Впервые он столкнулся со столь явной опасностью утратить могучего покровителя – и понял в прозрении, что давно уже ставит Харальда выше отца своего, старого Хакона. При Харальде конунжичу вольготно жилось, да и в дальнейшем, даст Один, будет только прибыток в славе и серебре.
Если Харальда не убьют. мысли такие и привели к тому, что в ранний час хладирец возник на пороге у комнаты, отведенной трепещущей прислугой усадебной Гутхорму-берсерку.
- Приветствую тебя, славный властитель, - вкрадчиво начал юнец, комкая шапку в руках. – наслышан я о твоей мудрости, так что дерзнул спросить: ужели те падальщики, недостойные звания воина, не имели тут родичей, с коими делились Лиходейскими планами? Безопасно ли конунгу нашему и далее пребывать под кровом этой усадьбы?
Гутхорм к тому времени уже почти оправился от бессилия берсерка и лишь при одной мысли о кушаньях или браге хмельной мутило ярла, словно бабу на сносях. Когда к нему в опочивальню несмело вошёл Хакон, ярл хотел бы послать юнца куда подале, но слова его остановили Гутхорма.
- К чему ведёшь, Хакон Хаконсон? - коротко спросил он, глядя пристально в глаза юноше.
- Думаю я, что конунга нашего надо гриднями предаными окружить, да велеть им питье и яства вперед властителя пробовать. А родню злыдней тех поспрашать крепко бы не мешало, - ответил Хакон, глядя прямо в глаза Гутхорму.
- Насчёт еды-питья, не прав ты, -покачал головой Гутхорм. -так и без дружины недолго остаться! А вот людишек к этому делу приставить, да платить за то щедро, это можно...Запомни, Хакон, воина беречь надо, пуще отца хорошего, сыновей своих берегущего!
Ярл задумался.
- А вот про родню...знаешь ли ты, кто у душегубцев хелевых тут остался?
Хакон поклонился, упрек принимая: - Прости глупость мою, владыка. Молод я но всегда готов учиться у мудрых.
А про родню - то, вестимо, у служанок легко поспрашать. Но, мыслю я, люд тут давненько живет, и каждый второй первому сват али брат. Ну, может ли быть то случайным, что во Фьордах, госпеприимно открывших Харальду двери, нас решили зарезать в первом же доме? Едва ли то удумал болезный на голову бонд, да простит ярл мою дерзость. Тут пахнет заговором супротив нашего конунга, а в деле таком, о предательстве, брат за брата ответчик.
Больная голова Гутхорма превратилась в кипящий котёл, столь бешено засновали в ней мысли.
- Сват или брат..., - произнёс он задумчиво. - Это ты прав, конечно, молодец! А вот скажи мне, Хакон, кто из здешних...родственников богаче других живёт? Успел ли узнать или служанок поспрашиваем?
- Думаю, с десяток найдем, - усмехнулся Хакон. - Но служанок все равно спросить можно... хотя бы. про степень родства, - улыбка Хакона стала плутовской, как у кота, слизнувшего сливки. Похоже, пытать служанок о нужных людях он вовсе не угрозами, а поцелуями собирался.
- Тогда давай так уговоримся: ты сейчас пойдёшь к служанкам и под страшными пытками, - Гутхорм понимающе усмехнулся, - вызнаешь у них, что надо. Потом вернёшься, всё обскажешь и можно будет заняться проклятыми предателями!
- Как скажешь, владыка, - Хакон и не скрывал своей радости от задания.
Едва за ним хлопнула дверь, как Гутхорм поднялся с лавки и тяжёлым движением сдвинул стол в сторону.
«Многомудрый, многомудрый, - думал он, начиная разминаться. – Нет, Сигурдссон, с такой жизнью через пяток лет могуту твою телесную уж и не вспомнят, всё мудрость превозносить будут, так что, давай-ка на пол, и пошёл!»

(с Дарки, воспойте скальды её талант!)

Фьорды. Торлейв и Гутхорм
(с Орофином, да продлит Аллах его дни)
Торлейв чувствовал себя прескверно. Во первых, ему снились сны, от которых проснувшись он долго не мог понять что с ним и где находится. Может кто-то колдовством черный морок на него навел? Еще и пиво выпитое на пиру было с немалым сивушным осадком, оттого утром у него было тяжелое похмелье. Он долго смторелся в свое отражение в воде, потом он долго умывался, будто смывая с себя ночной морок. Придя ненмого в себя, Торлейв решил пораскинуть руны. Сочетание рун было необычным и тревожным. Во первых, все три руны были перевернутыми. Тиваз, Науд, Хагль. Эти знаки Торлейва встревожили. И он решил наведаться в конунгову усадьбу, чтобы поделитьс ясвоими пречуствиями.
Несколько раз он сворачивал не в ту сторону, блуждая среди скотоныхдовров и проичх хозяйственных построек и пугая бондов своим сердитым обликом - будто грозный Хеймдаль сошел с Бивреста чтобы наказать отступников. Наконец, уже в десятый раз проплутав, Торлейв вышел к большому дому. Как водится, челядь уже суетилась, занятая повседневными делами, а большинство гридней еще спали, лишь некоторые лениво разминались с палками на дворе или рубил поленья на заднем дворе, чтобы сила не ушла из рук.
Жреца узнали сразу и пропустили без разговоров, памятуя, что прибыл он с конунгом, и сына конунга богам посвящал.
Торлейв тихонько отворил дверь и прошел в трапезный зал, но, к своему удивлению, увидел там Гутхорма. Харальда нигде не было видно.
- Здрав будь, Гтухорм. сын Сигурда Оленя. - произнес Торлейв, переступая через порог.
Гутхорнм, как раз вышедший в трапезную, освежиться и перекусить, кивнул Торлейву.
- И тебе поздорову, Торлейв-жрец. Ты проходи, да садись,сейчас еды принесут, - Гутхорм улыбнулся заметив состояние собеседника. - И пива.
- Благодарю, воитель Высокого. А то от вчерашнего пива до сих пор голова гудит как котел с варевом на огне...
Гутхорм кисло усмехнулся, потому что чувствовал все то же самое.
Слуги довольно скоро принесли еды и питья, но Гутхорм успел вдоволь насладиться и видом жреца и его жаждущим взглядом.
- Твоё здоровье! - сказал он, поднимая рог, когда питьё наконец подали.
- За наще здорвоье и здорвоье нашего конунга. -сказал Торлейв, жадно осушив залпом сразу половину рога.
- Уж чего-чего, а здоровья у Харальда на нас двоих хватит, и ещё останется! - посмеиваясь, ответил Гутхорм. - Не обидели его асы этим, хвала им за это!
- Вот из-за этого я и пришел. Знамения мне были тревожные явлены. А сегодян я бросил руны, и руны легли как-то нехорошо. Тиваз, Науд и Хагль перевернутые. Это значит...
Гутхорм напряг память. Не помогло.
Торлейв заметил, что Гутхорм не уловил суть его тирады, и пустисля в пространные объяснения.
- Первая вместе с Наудом значит: удача пошла вниз, и следует ожидать что кто-то из соратников ударит в спину, или строит козни. А Хагль... Буря которая поднимется может его погубить. Следует чтобы он удерживался от опрометчивых действий чтобы не нажить себе больше врагов. Потому что врагов у него всегда было много, а друзей мало, и при всем нашем старании он не так уж и хорошо научился обращать врагов вдрузей, зато друзей во врагов он обратить может. Есть такая опасность. Вот это меня и тревожит
- Прав ты жрец, хотя, чтобы это увидеть, руны не потребны, - вздохнул Гутхорм. - Хотя, думаю, что последний случай его образумит. Ведь до того, на него не устраивали таких нападений...
- Нападений? -жрец аж подскочил на месте. - Где сейчас Харальд?
-Торлейв, - Гутхорм поставил рог на стол. - Ты что, не знаешь?!
- Нет не знаю. - сказал Торлейв и удрученно опусттил взгляд. - Меня три дня мучили странные сны и предчуствия. но не мтог понять что они означают. Только сегодня знаки я получил, которые не все прояснили.
- Торлейв, ты со своими снами проспишь всё на свете! - Гутхорм хлопнул жреца по плечу. - На Харальда напали здесь, в усадьбе. Покушение устроили, твари какие-то. Еле отбились вчера, - ярл помрачнел. - Конунга только его волосы. можно сказать и спасли!
- Не может быть! Хотя да, припоминаю... В это время мне как раз снилось и я пытался понять, что происходит. Проклятое пиво. Что они в него намешали?
- Полыни, может, - пожал плечами ярл. - Хмеля тут нормального всё равно не вырастить!
- Расскажи-ка подробнее. Будем думать, как еще нам конунга от опасностей впредь оградить. Потому что было мне видение,что если не убережем мы Харальда, то род Ингви -Фрейра в Мидгарде иссякнет, и земли северные падут под пятой инеситых великанов. И земля более не даст плода своего, и не будет в этих змлях ничего кроме льда и камней.
- Ужас, - серьёзно прокоментировал происходящее Гутхорм. - Данам, которые рванутся на освободившееся место будет несладко! А дело было так, - ярл коротко пересказал случившееся, опустив момент с волосами Харальда и битьём лица Рогволда.
- Что же... Значит что я могу сказать. Впредь глаз с конунга не спускать. Еду и питье -приставить людей чтобы все пробовлаи прежде чем конунг приступит к трапезе. И девок всехкоих конунг к себе в койку тащит -раздевать донага и обыскивать - чтобы ни ножа ни перстня с ядом пронести не могла.
- Торлейв, ты когда обряд жертвенный Тору совершаешь, не забывай, что кровь ему потребна горячая, не травы, да злаки! - серьёзно начал объяснять жрецу Гутхорм, а в ответ на непонимающий взгляд пояснил: - Не учи цверга пиво пить. Меры предприму все и даже более
- Прости, Гутхорм. - произнес Торлейв. - Видать от пива дурного у меня в голове помутилось. А мне и в самом деле к конунгу поближе быть надобно. Вдруг колдовство финское недоброе кто на него обратить вздумал? Против чар я обращаться научен
- Вот это ты верно подметил, жрец многомудрый, - не желая и далее портить отношения с вестником Богов, гутхорм одобрительно кивнул. - Только уж, уговоримся что, девок Харальдовых обыскивать не ты будешь, а то ведь осерчает конунг наш!
Нахмурился жрец, вспомнив, как с ирландкой осрамился, но и он не хотел с Гутхормом ссориться.
- Не так уж хорошо на девках я знаюсь, так что более опытным и мудрым людям сие дело предоставлю. Жаль меня тут не было, чтобы ведьму эту мёрскую от него отвадить. Кстати где эта ведьма рыжая - её кажись Хильд звали, сестра конунгов мерских? ни слуху ни духу - ни про девку, ни про дитё её...
Гутхорм покачал головой.
- Не ведаю. Слыхал, что здесь, а вот где, да у кого, да что делать с ней - вообще мыслей нет
- Я о том сам разузнаю. Опасна девка эта, да и отродье её может потом бед принести нмало, коли не отнять у неё вовремя.
- Верно и это, - кивнул Гутхорм, обгладывая тощую свинную ногу, - ладно, Торлейв, бывай, а мне пора!
Ярл думал, что, каким бы не был "допрос" служанок приятным занятием, Хакон уже должен бы закончить и, наверняка. уже ждёт его в горнице.

Фьорды. Харальд, Хакон и местные.
С Тельтиаром.

Дело с расспросами у молодого Хакона, и впрямь, спорилось. Смешенье кровей – дело непредсказуемое: старухи сказывали, что от подобных союзов рождались как мужи доблести невероятной, так и отъявленные слабаки, неспособные замахнутся секирой. Впрочем, те же злые языки дерзали молвить и вовсе уж непотребное: что и у двух знаменитых родов может вдруг народится трус и подлец. Ну, да на Севере проблему тех языков милом решали с помощью нехитрых щипцов да горшочка с углями.
Хакону Хаконсону повезло с ликом и статью, но незаконность рождения вынудила юношу стать более хитрым, чем это обычно положено вою, не обиженному здоровьем. А потому девы, сраженные вниманьем конунжьего родича, даже не поняли смысл расспросов, выложили все, будто возлюбленному на свиданье. Зато потом, когда гридни Харальда, возглавляемые русоволосым отпрыском старого Хакона, приволокли на веревках дюжину оборванцев, в коих с трудом уж угадывались знакомые лица, двор наполнился воплями и причитаниями. Впрочем, мужчины быстро оттеснили жен вглубь домин, от греха подальше. Сам конунг вышел на крыльцо встречать мужей, посланных за заговорщиками. И ныне никто не назвал бы Харальда юным да еще не успевшим подтереть детские сопли. Властитель, уж посвященный Гутхормом в тонкости замысла, смотрел хмуро и немилостиво.
- Приветствую тебя, славный Хакон, - взгляд, обращенный к верному соратнику немного потеплел. - Смотрю я, привел ты стаю гусей гогочущих.
- Твоя правда, конунг могучий, - весело оскалился викинг. - Только похоже, что то не гуси, а козы, ибо сил нету уже слушать их блеяние. Хоть бы то делу гуторили, - Хакон, лихо соскочив с жеребца, пнул ногой ближайшего пленника. - А ну-ка, скажи Харальду конунгу, по что ты не рад ему, будто отцу?
Полонянин взвыл от боли, и пробормотал что-то невразумительное, боясь поднять глаза. Глядя на это, Харальд мрачно улыбнулся:
- Вели кузнецу раздувать меха, - бросил он одному из телохранителей, некогда приставленных к нему Гутхормом (кажется его звали Торир). - Посмотрим, развяжет ли пламя язык этому нидингу.
- Пощади! - Тут же завопил несчастный, едва заметил, как викинг направился к кузнице быстрой, пружинистой походкой.
- Оговор то, конунже, - заголосил еще один полонянин, здоровый мужик с когда-то ухоженной бородой, - кто, как не мы, тебя над собою поставили?
- Да, и клялись оружия не поднимать, а сами, едва конунг ваш порог усадебный переступил, из-за угла на него замышлять вздумали, - поддакнул Хакон, чувствуя молчаливое одобрение Харальда. Он, конечно, уж понял, что великому конунгу нет дела до худородных мужей, даже не являвшихся ярлами, и что судьба их – урок для других… да хоть для Рогволда, что взял себе воли сверх меры, забыв, что не конунг он вовсе, а слуга Харальда.
- Меня над собой поставили? - Нарочито мягко переспросил конунг, однако во взгляде его уже загоралась злость, вызванная этими неосторожными словами.
Из-за плеча Харальда незаметно показался Торлейв. Как и всякий хитрец, жрец знал, когда следует ступать с гордостью, будто ты – Тор во плоти, а когда гордость смирить да явить себя скромником. Очень хотелось жрецу вернуть расположение Харальда и сгладить … ну, пусть не пропасть – овраг, что разверзся между наставником и учеником из-за той рыжей ведьмы.
- Пусть боги рассудят, кто прав, кто виновен, - предложил Хакон, видя готовность жреца послужить желаниям конунга. – Асам сверху видней.
Ни в одном сказании не говорилось, что асы, и сами не славившиеся миролюбием, имели что-то против открывания истин каленым железом. В том же, что Торлейв истолкует ответы допрашиваемых так, как угодно конунгу, было мало сомнений. Жрец был хитер, как лиса, и скользок, как выдра. Хакон Хаконсон решил, что такого, как он, плохо иметь во врагах, а потому и решился вмешаться с советом.
- Божий суд, - тут же закивал жрец, склонившись к уху правителя. - Кто, как не Один, сумеет обличить измену, если ее семена проросли в сердцах этих людей? Лишь Носитель Шлема, чей взгляд зрит сквозь бренную плоть сумеет сказать, действительно ли виновны они, или же это навет.
При последних словах, жрец будто бы невзначай бросил суровый взгляд на молодого Хакона. Харальд же благосклонно кивнул, глядя, как бледнеют лица пленников.
- Мудрость в словах твоих слышна Торлейв, - произнес конунг. - Тотчас же приказываю я провести ордалии в соответствии с законом.
Хитроумный жрец вышел вперед, спустившись с крыльца, и остановился уже выйдя в центр двора, а затем вскинул руки, приказывая всем собравшимся сохранять тишину.
- Издревле существовало несколько способов отыскать истину, угодных асам! - Провозгласил он громким голосом. - Первым была клятва, произнесенная в кругу из двенадцати жрецов и двенадцати жриц, олицетворявших собой богов!
Кто-то зашептался, в глазах пленников мелькнула и угасла надежда, ведь в усадьбе, да и по всей округе единственным жрецом был сам Торлейв, и он, несомненно, об этом знал.
- Предки были мудры, но, увы: где взять в походе столько мудрых мужей да добродетельных женщин? - притворно огорчился Хакон.
Сам Харальд не смог сдержать улыбки - лишь два года назад, когда его провозгласили конунгом, видел он столько служителей асов, собравшихся со всего Агдира, Вестфольда и Вингульмерка.
- Второй способ говорил о том, что в невиновности обвиняемого должны присягнуть правителю двенадцать мужей, славных доблестью, и крепко держащих слово, - продолжал Торлейв, после чего взгляд его остановился на полонянах: - Может ли кто-нибудь из вас назвать имена поручителей, дабы мы пригласили их на суд?
Ну, кто же, не будучи совершенно безумным, назовет конунгу родичей да друзей, чтобы потом и они, в свою очередь, тоже искали заступников? Да и где их искать - не в Асгарде ли? Дураков среди жителей Фьордов все-таки не нашлось и пленники промолчали
- Прискорбно видеть, - притворно сокрушался служитель Тора. - Что у сиих мужей нет друзей и поручителей.
Он замолчал на мгновение, встретившись взглядом с конунгом, а затем, получив его одобрение, добавил:
- А, быть может, это и есть доказательство того, что они виновны! И никто не желает очернить своих уст ложью, поручившись за них?
Ответом было молчание, как будто у ложа покойника. Казалось, что даже дети, плачущие на руках матерей, невольно замолкли. Жители усадьбы понемногу понимали суть творящегося судилища, и цепенели от ужаса. Но никто - НИКТО! - не рискнул возвысить голос в защиту неправедно обвиненных.
- Что же, если они сами более не отпираются, и признают, что виновны перед конунгом, то следует ли искать иных доказательств? - Грозно спросил Торлейв.
- Ну, можно и поискать, - протянул Хакон. - Кто знает, какие еще грехи за этими лиходеями? Мыслю я, допрос все равно излишним не будет. Да и кузнец не зря ведь старался...
Харальд медленно спустился с крыльца, и тут же четверо берсерков, до этого находившихся в тени усадьбы, окружили его полукругом, воинственно глядя по сторонам. Воины Гутхорма, самые преданные из людей конунга не доверяли никому, кроме своего ярла, а потому не расслаблялись ни на мгновение - даже Ульв и Укси были не столь расторопны, как они.
- Что же, жрец, ты словами сумел доказать, что они виновны, но прежде, чем предать их справедливому наказанию, следует раскрыть все те преступления, что они совершили или же измыслили, - властитель провел ладонью по спутанным белесым волосам, некогда имевшим золотистый оттенок, но потускневшим от грязи. - Хакон сын Хакона, тебе я поручаю разомкнуть их лживые уста и извлечь правду любыми средствами! Однако же помни, что есть у тебя не более дня на это, ибо по утру я собираюсь покинуть это жилище предателей и изменников.
- Благодарю за доверие, - поклонился сын транделагского Медведя.

Пред пыткой.
(ассистирует в подготовке Дарки)

Гутхорм, со стороны наблюдавший за "судом", мрачно улыбался в бороду. Поправить оскудевшую казну было делом благим, да и урок умышлявшим на конунга дать стоило, однако же, как и у любого оружия, у деяния этого были две стороны, и как бы о вторую не порезаться. Едва Харальд кончил говорить, хитроумный ярл шагнул вперёд и громко сказал:
- Я сам буду присутствовать на допросе, дабы, если всё же найдутся невиновные, не пострадали они сверх меры за нидингов недостойных!
В собравшейся толпе одобрительно зашептались. За Гутхормом всегда ходила слава мужа мудрого и справедливого.
- Идём, Хакон Бирссон*!
Хакона долго упрашивать не ришлось: легко наклонившись (ах, молодость, молодость), он схватил ближайшего пленника за привязанную к шее веревку и приподнял, оправдявая слова про Медведя. В кузнице уж все было готово.
Гутхорм, первым войдя в кузницу прищурился в полумраке и коротко поклонился кузнецу.
- Приветствую тебя, мастер, - уважительно сказал он. - Раскалён ли твой горн?
- Всё готово, Гутхорм-ярл, - ковалю, коренастому безбородому мужчине в кожаном крепкой одежде и с обожжёными руками. Он явно не одобрял пыток, но толи из уважения к Гутхорму, толи из страха перед Харальдомне выказывал этого.
- Мастер, ты лучше иди, - ярл понимал чувства кузнеца и не настаивал на его присутствии. - Мы сами разберёмся, а мехи качать я умею!
Кузнец, дородный бонд с глуповатым лицом, явно обрадовался. Похоже, он годится разве что на то, чтобы подковывать лошадей так что доверить ему трудное дело отыскания истины Гутхорм не мог. Хакон, по младости, еще мало смыслил в деле допросном. Здесь, как и в битве, тоже опыт потребен, но если на ратном поле врага нужно убить побыстрее, то в пыточной клети, напротив, заданием будет не дать умереть.
И тут усердие чрезмерное – тоже помеха. Ну, не дяде же конунга лиходеев пытать – эдак можно и до того дойти, чтобы сам конунг угли из жаровни вытаскивал.
Нет, у владык для такого есть верные люди, а их дело – сидеть на резном кресле да велеть, что вперед ворогу отрубить: ухо аль голову. Так что Гутхорм, обведя взглядом прошедших в кузню берсерков, избрал одного из них, Олава. В бою он был чистый вепрь, что всегда убивает охотника перед смертью, но вне безумия славился меж мужами как парень смекалистый да, как говорили, затейник.
- Ну, Олав, покажи нам, так ли быстр твой ум, как и меч.
- Скажите, нидинги, - голос Гутхорма в тесном помещении кузницы разносился гулко и было в нём что-то, заставляющее содрогнуться, - сразу признаться в преступлении своём низком?
*сын Медведя

Фьорды. Лагерь Хакона. Кари-берсерк.

В отличие от многих ярлов и ближников конунга, Кари не стремился постоянно быть рядом с Косматым, пируя с ним за одним столом или сопровождая стремя в стремя в походе. Старый берсерк уже смекнул: норов у конунга не простой, бывает он вспыльчив и частенько казнит тех, с кем вчера не брезговал пить из одного рога. Так и лендрмана Харальд вчера наградил златом и на почётное место в дружине поставил, а завтра голову с плеч снимет - никто и слова поперёк не скажет. Такому правителю многое дозволено - не о том ли предупреждал его мудрый Кведульв, когда говорил, что Косматый не принесёт обоим их родам добра? Кари вовсе до поры на глаза конунгу не соваться, а отправить гонца к побратиму – пускай расскажет Ульву о тех переменах, что принёс новый правитель в жизнь викингов из Бердлы, а тот вернёт его с добрым советом.
Тем временем в лагере пошли странные слухи. Суеверный хирдманн, что служил Рогволду и дрался в усадьбе Торстейна, рассказал Кари о том, что, дескать, призрак покойного Вемунда вырвался из цепких лап старухи Хель и отомстил убийце, спалив усадьбу свою вместе со слугами и имуществом Рогволда. Теперь жители Фьордов со страхом гадали – кто следующим испытает на себе силу огненного возмездия юного конунга, что вернулся из мёртвых? На ночь в лагере стали удваивать караул, да тушили костры, чтобы не привлечь мятежного духа. Те же викинги, что своими руками дрова таскали для сожжения усадьбы Торстейна херсира, по ночам бывало просыпались в холодном поту, а самые суеверные видели Вемунда, что руки протягивал к ним из огня, хватал и тащил в пылающую могилу.
- Если так мстит покойный конунг вражьему ярлу, что готовит он нам, ударившим ему в спину? – спрашивали берсерка его люди. Тот только усмехался и тихо отвечал:
- Так я скажу: Коршуну скорее мстят живые, нежели мёртвые. Или думаете вы, что кроме убитого мальчишки нет у этого пройдохи грехов за душой и лютых врагов? Я так ещё ни одного покойника, что был бы опаснее самого жалкого трэля, за всю свою жизнь не встречал. И нам если удара ждать – то только от ярлов и херсиров, что станут мстить за гибель брата Аудбьерна. Таких немного наберётся, да и от них защитят нас верные мечи и покровительство Харальда.
А гонец, посланный берсерком к Кведульву, вскоре возвратился и привёз нечто большее, чем просто дельный совет – как оказалось, вовсе не бесплотный дух предал огню усадьбу Вемунда, а тати ночные. Приметил их один из слуг Рогволда, что сбежал из усадьбы во время пожара, а потом попал к Ульву с поездом одного купца. И описал их как смог. А Кари слушал гонца и на ус наматывал, размышляя, какую выгоду из того может он извлечь…

Харек и ирландцы
Со Скальдом

Когда пир завершился, да гости по домам разошлись, более положенного у конунга своего не засиживаясь, был уже поздний вечер на дворе, однако же, Харек, Лиам и Брислин сын Руадана уединились в покоях конунжих, дабы о том деле поговорить, ради которого купец долгий путь проделал.
Гиллеад после долгих уговоров отправилась в девичью. Как ни отела гордая племянница ирландского руала послушать разговор о делах в родной земле, Харек был непреклонен.
- Узнаешь обо всем в свое время, но сейчас дай мужчинам потолковать о делах важных...
Гиллеад помрачнела, но ничего не ответила мужу, лишь дверь хлопнула, выдав ее огорчение
- Не стану томить, Харек, да разговоры вести вокруг да около, - молвил Брислин, бороду черную пригладив. - Все, чего ты в Ирландии добился ныне прахом пошло, Верховный Король мертв, и черные викинги вновь правят Дублином.
Помрачнело при словах этих лицо Харека.
- Малхи мертв? Когда это случилось? Расскажи , как все было.
- Порядком уже времени прошло, - сказал купец, паузу выдержав небольшую. - Да мне ждать пришлось, покуда льды оттаят, чтобы путешествие предпринять, а после тебя по всей Норвегии искал. А вышло все так, что змея подлая, Ивар сын того самого Рагнара, что в яме со змеями подох, раздор большой среди королей наших сотворил, да посулами ложными сердца их отравил.
- В Ирландии это не ново. Всякий владелец фюлька там мнит себя королем, и всякий король фюлька метит на трон Верховного Короля. - пробормотал Лиам.
- Так и сейчас вышло - Ивару не составило труда обратить мечи недовольных Малхи против него, точно это не он освободил их от ярма датчан!
- Грызутся, как псы! - Невольно бросил Лиам. - Какой позор для всех нас.
- Истинно так, Душитель Королей, - кивнул Брислин. - Этот позорный союз обрушился на верных Малхи людей одновременно с ордой неистовых викингов, вырвавшихся из Йорка и Бристоля, точно туча чертей из преисподней! Битва была ужасна, а исход ее предрешен с самого начала!
Купец горестно вздохнул, вспоминая эти печальные события.
- Наш народ перебил друг друга, в то время, как викинги занимали наши города и деревни, грабили нас, унижали и насиловали наших женщин, и при этом называли себя союзниками!
Лиам сжал кулаки и закусил губу, Харек с шумом выдохнул воздух. Ведь и он раньше, пока крест не принял, не считал это зазорным.
- Неужели Белый Бог не защитил своих верных? Не видел я еще короля более благочестивого и верного слову чем Малхи... И доблестью о не уступал никому из викингов... - Харек медленно проговаривал слова, а перед его внутренним взором вставали картины того, о чем поведал заезжий купец. Как пылает Дублин, как горит дворец Верховного Короля в Таре, как викинги Рагнарсонов уничтожают и втаптывают в грязь все, что Малхи возводил долгие годы, заручившись поддержкой, викингов, переселившихся на Зеленый остров из охваченной усобицами Норвегии. И вот теперь Ирландия снова охвачена усобицами, а ее землю попирают жестокие захватчики.
- Имена... Мне нужны имена. Я должен знать, кто мои враги и кому я буду мстить.
- Будут, будут имена, - пообещал Брислин, вновь в бороду пятерню крепкую запустив. - Я, конечно, простой купец и не много знаю, кроме того, о чем на всю Ирландию молва гудит, однако и от моего слуха кое-что не укрылось. Поход тот возглавляли три брата, их имена тебе известны - Хальвдан Нортумбрийский, Убби Йоркский и Ивар Бескостный, подлецы и негодяи, назначившие, кстати цену за твою голову Харек, и за твою - Лиам, объявив вас убийцами их родича, конунга Олава Белого. Уж не его ли ты задушил в Дублине?
- Его, ответил Лиам, опустив голову... - Но он заслужил свою смерть..
- Хальдван из Эттенбро? - произнес Харек удивленно. - А ведь когда мы из Ирландии плыли в Норвегию, он оказал нам гостеприимство и продал пять кораблей по хорошей цене... И его враги склонили на свою сторону...
- Скажи теперь, кто предал Малхи и кто призвал душегубов на нашу землю? -сказал Лиам
- Кернах сын Спелана и Маэль Дубовый лист первыми объявили войну Малхи, а затем обратились за помощью к данам, - отвечал Брислин. - Я был в их владениях в то время, хорошо торговля шла, особенно с викингами - к ним незадолго до того приезжал Убби Рагнарсон, и сдается мне, это он убедил их начать кровопролитие.
- Псы неблагодарные. - произнес Лиам. - Ведь именно Малхи их избавил от набегов Диармайда... И вот как они отплатили ему за добро.
- Жадность, несомненно, - вздохнул купец. - Сыны Рагнара обещали им много золота, и власть над югом Эйра. Однако не одни они попались на уловки Ивара - вскоре в войну вступили даже те, кто называл себя друзьями Малхи, его союзниками - и ударили в спину тогда, когда он более всего нуждался в помощи! Среди них был даже Донаган сын Ферхара, которому король сам спас жизнь, а Фланн из Ульстера, воспользовавшись замешательством разграбил обоз Малхи и скрылся... как я слышал, он погрузил добычу на корабли, и теперь бороздит море, ища нового пристанища.
- Эйрины уже стали викингами? -рассмеялся Харек. - Куда катится мир?
- Правду говорили, видимо, что его мать делила ложе с разбойниками, - усмехнулся ему в тон Брислин. - Но можешь забыть имена этих негодяев!
- Никогда! - воскликнул Лиам. Он тщательно выводил углем каждое имя на дощечке, и каждое имя подобно руам на камне отпечатывалось в его сердце. Ведь и ему Малхи приходился родичем.
- Отчего же? - удивился Харек.
- После того, как Малхи погиб, а верные ему либо пали, либо вынуждены были бежать, - оскалился купец, глядя на табличку в руках Лиама. - Сыны Рагнара собрали всех союзных королей на большой пир возле разоренного Дублина. Не сомневаюсь, что им доставило удовольствие видеть страдания нашего народа. Никто из предателей не пережил той ночи - Ивар опоил их смертоносным зельем и они уснули, чтобы больше никогда не поднять век.
- И Диармайда? Король Коннахта тоже мертв? - Лиам от удивления выронил уголек из руки, и тот покатился по дощатому полу.
- Не могу сказать точно, - покачал головой сын Руатама. - Если кто и смог пережить ту ночь, то сейчас он скрывается от убийц Ивара, наводнивших наши земли. А во главе этой вечно голодной орды сыны Рагнара поставили ярла Дунланга из Круахана, и он служит захватчикам так рьяно, как верный пес кузнецу Куллану.
- Подлый предатель... - произнес сквозь зубы Лиам.
- Этим скулением и причитаниями уже никому не поможем, - сказал Харек, качая головой. - Печальные вести, и говорить тут нечего. Но чем мы можем помочь?
- Того я не ведаю, - Брислин произнес это с некоторой горечью. - Я проделал этот путь, поскольку хотел предостеречь тебя и Лиама, и принести эти грустные, но нужные новости. Возможно, спустя годы, ситуация переменится, но пока наша земля обагрена кровью, а селения лежат в руинах. Дублином правит Хальвдан Рагнарсон, точно это его родовое владение, и оттуда он вершит суд над ирландцами, а его цепной пес, убийца короля, Дунланг рыщет по округе, грабя и убивая всех, кто не желает склонить голову перед захватчиками.
- Слишком поздно... - пробормотал Лиам....
- Пожалуй, верно... - сказал Харек, задумчиво теребя ус. - Если мы и соберем сейчас всех кого можем собрать - мало поможем мы сейчас Ирландии. Пока там остаются все эти голодные псы и рыскающие волки...
- Будем надеяться и уповать на Господа, - согласился с ними купец.
- Но полагаться нужно прежде всего на себя. - сказал Харек. - Помню мне как-то рассказывали притчу про человека котрого хотели спасти от наводнения, и он утонул, ожидая что его сам Господь спасет.
Купец на это хмыкнул, сложив ладони на животе.
- Значит будем ждать пока волки разбредутся по своим логовам с добычей, и сами будем копить силы, - сказал Лиам.
- Я не оставлю Ранрики, - твердо сказал Харек. - Но я дам тебе войско, какое смогу собрать. Но сначала нужно помочь конунгу Харальду завершить его войну
- Пусть он сам ее завершает. - резко ответил Лиам. - Я прошу тебя, конунг, отпустить меня в Ирландию.
- А, возможно, мы сможем натравить Харальда на данов, - предложил Брислин.
- Харальду нет дела до Ирландии, - ответил Харек, вздохнув. - И с данами ему нет резона ссориться, покуда ему надо державу держать в узде.
- Мое дело - предложить, - пожал плечами купец. - Кстати, Харек, раз уж заговорили о Ранрики, мог бы я у тебя остаться на несколько месяцев, пока не продам товары, да не куплю новых?
- О чем разговор. - Харек улыбнулся. - Гости сколько хочешь, и сколько душе угодно. Такой гость сделает честь любому двору. А твои советы -дороже золота.
- Но ведь Малхи твой тесть. - произнес Лиам, сверкнув глазами. - Неужели ты не поможешь отомстить тем, кто сгубил его?
- Я дам вам золото и дам войско, сколько смогу. - ответил Харек. - Но я не покину Ранрики.
- У нас говорят - только раб мстит сразу. - добавил Харек. - Месть - блюдо которое подают холодным.
- Мудрые слова, конунг, - кивнул купец. - Но поздно уже, скоро всех нас дремота смотрит, а принимать решения на свежую голову надобно.
Сказав так, он попрощался с собеседниками, и первым покинул покои Харека.

Заплечных дел мастера. Тельтиар и Дарклайт

Устрашающе выглядел Гутхорм, со страхом на него смотрели несчастные пленники, видно было, как дрожат они, уже представляя, что прожигает плоть их каленое железо, но молчали - в крамоле признание дав, сразу можно с жизнью распрощаться.
Олав, клещи кузнечные из огня достав, обернулся, пару раз ими для устрашения щелкнув.
- С какого начинать-то? - Поинтересовался воин.
- Наверное, с самого говорливого, - посоветовал Хакон.
- Ты, - ткнул в ближайшего берсерк, отчего бонд побледнел точно снег, и невольно подался назад, но свои же товарищи вытолкнули его к мучителю, лишь бы их пока не трогали.
- Пощади, славный ярл! Пощади, - запричитал мужчина, падая на колени.
- Надо дать мужу возможность раскаяться, - Хакон сделал серьезное лицо. - Может, расскажет всю правду и без каленых клещей?
- Я все расскажу, - тут же усиленно закивал он, бородою подметая пол кузницы. - Все... что ни попросите! Все расскажу!
- Ну, тогда расскажи, кто надоумил тебя умышлять против конунга?
- Так ведь это... Бычий Лоб, - тут же начал мужик, опасливо поглядывая на щипцы в руках Олава. - Он говорил, что конунг нас всего лишит, что по миру пустит!..
- Да? Странные дела творятся в мидгарде, клянусь Одином! Муж с именем Бычий Лоб, коего, судя по назвищу, можно было бы запрячь вместо лошади, вдруг такую хитрость удумал? Видать, ошиблись люди в его нутре, - ехидно сказал Хакон. - Ладно бы - просто встречать конунга с кольями вышел. Так нет: под кровом своим умышлял, обычаи древние попирая? Может, ты скажешь еще, что сама Хель его надоумила? Харальд-то наш у женщин в части, так может... - остаток фразы потонул в громовом хохоте. Но бонду-то не до смеху было.
- Так чего тут думать-то было! - Выкрикнул другой крестьянин. - Вы ж нашего конунга Вемунда так же погубили!..
И тут же осекся, слишком поздно поняв, что слишком много сказал лишнего.
- А ты, я смотрю, ему прямой родич, коль в кровники записался? - прищурился Гутхорм. - Конунг ваш прошлый труслив был да глуп - вот и сгинул не так, как воину потребно. И не на Харальде его кровь. Впрочем, ежели ты - ну, как родич - вызываешься доказать, что все то лжа, то я просьбу уважу и мы поглядим, умеют ли Фьорды рождать настоящих мужчин, с песней идущих на смерть, али тут все - бабы, только одни ходят в юбках, другие - в штанах. Бери его первым, Олав!
- Не надо! Нет! - Завопил бонд, но было уже поздно, и могучие руки берсерка выдернули его вперед, бросив к наковальне, на которую Олав положил руку несчастного.
- По пальчику? - Спросил он у ярла, раскрывая щипцы.
- Пожалуй, - согласился последний. - А, ежели будет орать - вырви язык.
- А как он тогда признаваться будет? - Немного удивился бересерк.
- А ты что, думаешь, тут все невинные, аки младенцы? - спросил ярл, указав на прижавшихся к ближайшей стене мужиков. - Думаешь, только этот один зубоскал про планы лиходейские знает? Этот замолчит - так другие охотнее разговорятся. А вот род мужской воплем бабьим позорить мне совестно. Впрочем... сегодня я добрый. Может, он предпочтет не я языком расставаться, а с тем, что его мужем делает?
- Да за что же?! Ведь я на конунга руки не подымал! - Завопил тот, силясь вырваться из цепких рук берсерка. - Это все Хьялли! Попутал, словно Локи!
- Врет, - тут же бросил другой. - Он и нас подговаривал, вместе с херсиром!
- Не было этогоооо!..
Слова оборвались криком, когда Олав все же раздробил ему мизинец клещами, и все сильнее стал их сжимать, точно желая вырвать палец.
- Вот видишь, как славно разговорились, - сказал Гутхорм Хакону. - А ведь это - только мизинец. Эх, подлое племя - даже пытать их противно. истинные викинги даже между врагов держались с достоинством, да с таким, что те враги сказанья о доблести их после складывали. А тут... тьфу.
С хрустом и струей крови, обагрившей наковальню, палец изменника полетел в огонь, а тот зашелся столь громким воплем, что Олав невольно огрел его по голове, погружая в беспамятство.
- Не удержался, - пожал он плечами, и оглядел оставшихся: - Кого следующего?
- Того, кто решил говорить вместо Хьялли, - кратко ответил ярл. Все это уже начало надоедать берсерку. В бондах не было ничего интересного, да и ясно было, что, ежели кто и сговаривался с мужами, пригретыми Харальдом на груди, то покойный хозяин усадьбы, а вовсе не эти глупцы, у которых даже сейчас не хватило ума свалить все на мертвых.

Сходятся в боях воины… плетутся хитроумные замыслы… решается судьба страны и обличье ее на будущие века. Но есть и те, кому своя месть дороже войн великих.
Не умел прощать Эгиль, сын Эгиля. Не обучили его этому старый отшельник и серые братья.
И потому, вместе со стаей своей шел он по следу.
Покинул он деревню после того, как с Хьярти расправился… и лишь позднее узнал, что случилось. Что поднялись люди после смерти наместника, да явился вскоре Гандальв, и кровью захлебнулась краткая воля.
Узнал об этом Эгиль, да о другом пожалел – что не обождал у деревни. Ибо с Гандальвом и Асгейр шел, а его смерть Эгиль своим долгом считал.
Но сейчас он на другой след напал – Ормода Плешивого, последнего из убийц отца. И обрадовался тому, что след в усадьбу Гандальва ведет – может, и Асгейру за боль и страх Эльдис там же отплатить получится…
Шел к цели своей сквозь леса Эгиль, и рядом бежала стая.

Фьорды. Харальд и присные.
Тельтиар и ДЛ.

Отряд конунга Харальда выехал из усадьбы покойного херсира засветло. Харальд покачивался, едва удерживаясь в седле, после бессонной ночи, однако он не желал и часа лишнего проводить в доме предателя, покусившегося на его жизнь. Как и раньше, возле конунга ехали молодой Хакон и Бард, а за ними полукругом берсерки Гутхорма. Сам конунжий дядя выехал немного вперед, разведать дорогу, замыкали же колонну воины Рогволда - их ярл придерживал у разбитого лица лед, замотанный в тряпицу - за прошедшие два дня синяки у него так и не сошли, а нос от удара берсерка теперь был свернут на сторону. Шедший рядом с отцом Хрольв бросал мрачные взгляды на дорогу, словно высматривал, когда вернется Гутхорм.
- Надеюсь, теперь бонды станут приветливее, - улыбнулся Харальд, обернувшись к Хакону. Сын транделагского конунга, в награду за проведение допроса получил право собирать дань с земель раскаявшихся мятежников - а признаваться в своих преступлениях они начали сразу же, как только Олав показал, как ловко он управляется с кузнечными клещами.
Бонды сознались во всем, в чем подозревали их Гутхорм и Хакон, а помимо этого оговорили всех своих соседей, знакомых и просто именитых людей из других усадеб, лишь бы грозные ярлы вновь не прибегали к пыткам. Смилостившись, Гутхорм велел оставить изменникам жизни, но наказать так, чтобы никто другой не вздумал повторять их ошибок: кому отрубили руки, кому отрезали уши, а для иных ограничились лишь битьем плетьми, однако у всех отняли земельные владения.
- Думаю, наука пойдет им впрок, - улыбнулся Хакон, в один день заметно разбогатевший. - Тут правили слишком слабые конунги, вот мужики и распоясались. Но теперь они знают. что значит перечить настоящему властелину, рожденному, чтобы править Норвегией.
- Хорошо бы в главной усадьбе нас встретили более радушно, - добавил Бард, решив присоединиться к разговору.
"Ну, еще бы не встретить, если они там по самый нос кровью замазаны", - подумал про себя Хакон, а вслух сказал льстивое:
- Думаю, так то и будет. Не все жители Фьордов глупы, есть и те, кто хорошо понимает, кто ныне хозяин.
- Ты, Хакон, один из вернейших моих друзей, - продолжил конунг, которому приятны были слова воина. - А потому, решил я поставить тебя управлять всеми землями на севере Норвегии, которые ныне принадлежат мне. Ранее хотел я оказать эту честь твоему отцу, но он уже стар, и лучше будет, если после этого похода он вернется в Хладир.
Для сына рабыни такое расположение государя было поистине немыслимым, ведь подобным решением Харальд ставил его и выше законнорожденного брата, и выше старого Хакона.
Конечно, Хакон это оценил. Он уже давно решил, кому отдать свою верность, и доказал то, исправно служа молодому властителю. Юный Хакон и раньше, без всяких сомнений, убил бы по приказу Харальда, но сейчас в его сердце росло нечто сродни поклонению. Ни один жрец никогда не мог пробудить в груди викинга подобного чувства: - Благодарю, властелин, - голос Хакона дрогнул от избытка чувств. - Располагай мною и жизнью моей, как сам пожелаешь. Прикажешь взобраться на Мировой Ясень - даже то сделаю.
- А слезть потом сумеешь? - добродушно усмехнулся Бард, давно уже вкусивший щедрости правителя, ведь после смерти отца, именно благодаря Харальду, Брюнольвсон сумел удержать Халаголанд.
- На крыльях слечу, - заверил его молодой Хакон. Перед его внутреннем взором уже разворачивались картины своей будущей жизни, как владыки многих земель. Где же тут крылья не отрастишь?
- Я сложу о тебе вису, Хакон Орлиные Крылья, - рассмеялся лендрман, и его смех подхватил конунг.
- Сложи, - улыбнулся Хакон. - Как часть подарка за новое имя.
- А ты сметлив, сын конунга, - Бард снял с пальца перстень, с умело оправленным изумрудом и протянул другу. - Как посмотришь на него, так вспоминай, что обещал на Иггдрасиль забраться.
- Всенепременно, - заверил барда Хакон, одевая перстень на руку. - До погребального костра с ним не расстанусь.
Тем временем на дороге показался Гутхорм в сопровождении какого-то всадника, и жестом поманил конунга к себе. Велев двоим берсеркам следовать за ним, Харальд ударил коня в бока и оторвался от друзей. Посмотрев ему во след, Бард добавил уже тише:
- Ты будь осторожнее, Хакон - как я знаю, Рогволд рассчитывал сам для конунга с этих земель дань собирать, - он на мгновение замолчал, наморщив лоб, точно что-то вспоминая, и добавил: - Ярл этот даже народ Фиордов к присяге приводил, заставляя в верности клясться и конунгу, и себе.
- Старый Коршун хитер - но ведь и я не так прост, - нахмурился Хакон. - Думаю, совладаю - с помощью Харальда
- С помощью Харальда любой совладает, - пожал плечами лендрман. - Но высоко ли тебя ценить будет конунг, если ты часто у него помощи просить станешь?
- Я - не ребенок, чтобы бегать за конунгом, как теленок - за мамкою, - запальчиво ответил молодой Хакон. - Слава Одину, мой род никогда от драки не бегал. Но вот Рогволд честно не бьется, и хирдманов у него много. А мне - на кого уповать, кроме Харальда? Разве что - на отца. Он зла не желает и рад будет, что получил я свои земли от конунга и не буду теперь делить наследства законного брата.
Бард хмыкнул, догадываясь, что имел в виду под словами "управлять севером" Харальд, но говорить не стал.
- Старый Хакон Гротгардсон - человек большой мудрости, - лишь молвил скальд.
- Он долго живет, - мрачно ответил Хакон. - И боги дали ему возможность приобрести эту мудрость. А у меня этот путь еще впереди. Но, думаю я, что норны спряли пряжу моей судьбы таким образом, что мой путь идет за агдирским конунгом. А уж куда приведет - то ведомо лишь Одноглазому. Но я - не из тех, кто упустит свой шанс, будь уверен.
- Мне доводилось слышать о твоих подвигах, хоть я сам и не был их свидетелем, - кивнул Брюнольвсон. - Редкие герои могли похвалиться столь доблестными деяниями.
На какой-то миг Хакон замер: в словах друга помстился ему упрек за Сиурда, отца, отказавшего барду в невесте. Но нет – молодой скандинав говорил лишь о храбрости Хакона в войне с Грютингом-ярлом.
- Спасибо тебе, Бард. Но ныне я променял бы часть доблести на крупицу хитрости, - ответил конунжич транделагский, впрочем, изрядно кривя душой: хитрости сыну рабыни хватало с избытком, и только юношеская горячность мешала ему стать знатоком интриги, подобным Рогволду.
А покуда беседе предавались молодые соратники Харальда, сам конунг, да дядя его иную беседу вели, поскольку человек неизвестный гонцом оказался от основного воинства присланным, и поведал он о большом пожарище, что стряслось в усадьбе, ранее конунгам Фиордов принадлежавшей.
- Вот новость-то, - пробасил Гутхорм. - Как то случится могло?
- Кто его разберет, - гонец отвечал. - Я сам про то уж из третьих рук услыхал. Говорят пожарище на полдня пути видно было - так полыхало. Все выгорело - и дом большой, и дом дружинный, и кузня, и амбар с запасами зерновыми, и загон со скотиною, а уж сколько слуг в дыму погубу нашли...
Викинг только головой покачал, тяжело о том говорить, когда добычу воинскую Локи ночью прямо из рук твоих крадет.
Новость, конечно, была хуже некуда: богатая усадьбы со всем добром в одну ночь досталась богу огня, уж не говоря уж о людях, погубленных пламенем. Но Гутхорм подумал о Хильд. Она тоже была там… и в голове у берсерка заворочалось смутное подозрение.
- А ты, Харальд, что скажешь?- спросил Гутхорм. Свои подозрения он решил пока не высказывать. Ежели он и прав - не время сейчас ссорится с таким важным союзником, как транделагский конунг. Знать бы, что наболтал ему этот идиот, мальчишка, которого он – видимо, под влиянием хмеля, туманящего рассудок – послал к старику с новостями.
- Причину-то пожара выяснили? - Харальд говорил сдержанно, но видно было по глазам его, сколь неприятна конунгу новость эта оказалась. - И удалось ли выжить кому?
- Да не до того людям было, - рукою махнул посланник. - Слухи поползли, будто из мертвых Вемунд восстал, да хотел Рогволду отомстить за подлость его, так ведь нет - сколько добра и людей погубил, а Сигурд, почитай один из всех усадебных только и спасся.
"Что Рогволда да брата его народ лает - то нам сейчас только на руку, - смекнул Гутхорм. - А вот слухи о выходцах из царства Хель ни к чему: еще история с Хаки не всеми забылась. Ох, не к добру Харальду слава конунга, сопровождаемого мстительными духами".
- О ярле том ты Рогволду расскажи - может наградит тебя за весть добрую, - сказал гонцу юноша, а сам, мешочек на поясе развязав, пару монет серебряных достал. - От меня же за службу верную держи, да вспомни получше: ужель никто, кроме Сигурда из усадьбы огненной не вышел?
- Никто, - покачал головой хирдманн. - Мужики-то, когда завалы бревен обгорелых разобрали, только тела огнем пожранные найти смогли - как крыша рухнула, никому спастись не довелось. Сигурд бы тоже, будь он в домине - смерть свою нашел бы, ан нет - его с девками видели в деревушке рядом, оттого и спасся.
- Видимо, Локи хранит хитреца, - покачал головой Гутхорм.
- Поехали, - после молчания недолгого Харальд велел. - Вернемся в Хакону и лагерь поставим. Нет у меня желания на пепелище останавливаться.
После же, когда гонец с отрядом основным смешался, спросил конунг у дяди:
- Как думаешь ты, сгорела в огне Хильд и дитя ее?
- Полагаю, что да – не с дитем малым бегать от пламени. Но проверить все ж не мешает.
- Даже не знаю, чего бы я сейчас хотел больше, - с сомнением молвил Харальд, головой тряхнув, чтобы пряди непослушные с лица убрать.
- Что знать тут? - нахмурился Гутхорм. - Не понимаю я дум твоих, Харальд. То, что сделал ты Хильд дитя - глупость была. Ужели хотел ты иметь сына, мечтающего вырвать твое сердце? Или - Рогволда, что имел бы его при себе, как доказательство конунжьих прав? Взрослей, наконец! Женщины - это, конечно, важно для мужа любого, но власть конунжья много важней всяких юбок.
- Да, конечно ты прав, дядя, - медленно кивнул правитель. - Следует, видимо, принести Локи жертву за то, что он мою ошибку исправил.
- Думаю, он уже взял себе вполне достаточно жизней в усадьбе, - хмуро сказал Гутхорм.

Фиорды

Он был изгнан и объявлен вне закона в Согне, его отец отрекся от него, а мать прокляла, но Хольмстейн сын ярла Атли не отчаивался даже тогда, когда покинул селение и отправился в дальний путь, в Фиорды. Он был уверен, что сумеет найти возможность вернуть все, чего лишился и даже сверх того получить. А потом вернуться обратно - когда скорбь по Сольвейг пройдет, отец с радостью примет его обратно в семью. Надо было лишь немного переждать.
Воин несколько раз сжал изувеченную руку - ожоги до сих пор не зажили, словно показывая, что он лжесвидетельствовал на божьем суде, что насмехался над заветами Асов. Но ничего, когда-нибудь заживут, и он сможет снова взять меч, как в былые времена. Хотя, что осталось от тех времен? Херстейн на дне Сторда, Сольвейг мертва, Хальстейн способен лишь пиво пить целыми днями - их некогда могучий род погибал, а он почему-то был только рад такому стечению обстоятельств.
Хольмстейн шел по дороге, ведущей вглубь Фьяллира, закинув на плечо мешок с пожитками. Едва только услышав, что теперь Фиордами правит конунг Харальд, изгнанник поспешил туда, поскольку был уверен, что возле такого господина можно будет стяжать и славу, и богатств.

Вингульмерк

Асмунд Кровавый изредка поглядывал на жреца, усиленно что-то чертившего углем на доске - левой рукой у него писать руны получалось не слишком хорошо, но большую часть из написанного сын Альхейма сумел различить. И то, что поведал ему служитель Асов, чтобы сохранить свою жалкую жизнь, очень понравилось предводителю разбойников.
- Асмунд, ты уверен, что это правильно? - Спросил его Оттар, находившийся рядом - он не столь хорошо разбирал символы футарка, однако был посвящен в планы Кровавого Ярла.
- Конечно, оставь сомнения, друг мой, - злая улыбка исказила лицо Альвхеймсона. - Разве не говорил господь, что должны мы быть безжалостны к врагам своим, как он был? И если Бог послал нам этого жреца, как слепое оружие нашей мести, следует ли нам противиться Его воле?
- Но ведь он убивал христиан, - проскрежетал Оттар. - Приносил наших братьев в жертву бездушным истуканам.
- Эй, ты убивал христиан?! - Окликнул Трюггве Асмунд. Жрец испуганно обернулся, и замотал головой. - Вот видишь, он не убивал, так почему бы нам не проявить милосердие, и не оставить его в живых? Ведь он столько всего интересного нам рассказал.
- Ты хочешь, чтобы свеи захватили нашу родину?
- О нет, я хочу чтобы звери перегрызли друг другу глотки, - Асмунд рассмеялся. - Пусть настанет их долгожданный Рогнарок и они все умрут в мучениях, дабы Истинная Вера восторжествовала!

Фьорды. Хакон Хладирский и Грютинг Оркдальский.

Пока Харальд возвращался в основной лагерь своего войска, там тоже происходили не безынтересные события. Хакон и Грютинг, бывшие враги, а ныне, волею норн, заговорщики, объединенные общим секретом, еще раз собрались для беседы.
- Приветствую тебя, родич, - сказал Грютинг-ярл, переступив порог старого конунга. – Слуга передал мне твой зов.
Оркдальский ярл был еще сравнительно молод летами, и медленно, но верно поправлялся от увечий. Вот и сейчас, он уже не сгибался, подобно столетнему старцу и не искал взглядом скамью – смотрел на хозяина. Самым значительным ущербом, нанесенным викингу копытами вражеских скакунов, по-прежнему оставалась рука. Но, даже если богини судьбы и судила Грютингу никогда боле не выйти на ратное поле, сжимая секиру и прикрываясь щитом, было уж ясно: те, кто поспешно списал ярла со счетов, сильно ошиблись.
- Звал, – кивнул головой Хакон. – Ты садись, разговор будет долог и труден.
Грютинг не заставил себя долго упрашивать. В ногах, как известно, правды нет, да и здоровье его, хоть и улучшилось, а все ж было пока далеко от положенного.
- Дошел до меня слух о пожаре в усадьбе бывшего конунга Фьордов, - продолжил неспешную речь старый Хакон. – И о том, что людей там погибло немеренно.
- Всяко бывает, - ответил на то оркдальский ярл, - если так судят норны.
Услышав, про что пожелал говорить хитрец из Хладира, Грютинг, конечно, насторожился. Но недюженный ум, коим славился ярл еще в бытность конунгом, отсоветовал ему прямо признать причастность свою к злодеянию. Кто знает, может, узнав, как все вышло, старец решил себя обелить, и сейчас там, за дверью, уж гридни стоят – да юнец половчее, который потом подтвердит: «Мол, Грютинг виновен, это он все замыслил и сделал».
Так думал ярл, но Хакон, хоть и был тоже разумом не обижен, а все же до мыслей таких не дошел. И потому спросил прямо:
- Как вышло так, что молодцы наши настолько переусердствовали?
- Можем их лично спросить, конунг, - пожал здоровым плечом Грютинг, - только я не советую. Зачем себя лишний раз выдавать? А уж – как получилось, так то просто. Мужи наши храбры, но коварства чужды, вот и пошли по пути легкому. Да и - как иначе было в смерти девицы той удостовериться? Своею рукою голову снять? За то, может, асы бы и простили, а жрецы – не помиловали.
Ярл был, разумеется, прав. Более того: память подсказывала Хакону, что лишь недавно слышал он сказ про убийство девы родовичами, и про то, как убийц покарали. Даже имя припомнил: Сольвейг. конечно, по мнению Хакона, убить Хильд было нужно. Но, как человек старой закалки с сильной верой в богов, он теперь мучился совестью. Увивать дев не велено ванами, да и асы то не приветствовали. А они с Грютингом, приказав пустить в усадьбу красного петуха, выходит, Локи с даром поклонились. Бог-обманщик тоже бывал милостлив, но удача, что от него – переменчива. А вот в Асгарде Локи не жаловали, особенно, после того, как стал он причиною смерти светлого Бальдра.
- Ежели что – всегда можно виновных найти, - хитро прищурился Грютинг. – Например, этот Йотун, которого ты приголубил. Он многим вокруг конунга молодого поперек глотки стоит, да и Харальд его не слишком-то жалует.
- Я обещал ему жизнь взамен на верную службу, - ответил Хакон, - и меня он пока не подвел ни единожды.
Грютинг лишь покривился: «Как подведет – поздно будет». По его мнению, конунг транделагский был дюже негибким, а когда затеваешь подобное, надо готовится извиваться аки змея. И про себя Грютинг решил, если что, свалить все на Хакона. Едва ли, в ответ на прямой вопрос Харальда, тот станет отрицать свою роль в этом проклятом пожаре.
- В своем человеке ты волен, - подвел итог Грютинг. – Ты звал меня только для этой беседы, или есть что-то еще?
- Есть. Харальд едет обратно. Следи, чтобы люди твои были готовы: мы итак задержались.
- Сделаю, родич. Ну, будь здоров!