Африканская ночь сама по себе чудесна и дивна, а уж какой она станет, когда под окнами не будет слона!..
Клеопатра Непарина стояла у входа в гостиницу, любовалась первыми звездами. От наплыва чувств ей захотелось слегка прихорошиться. Расстегнув сумочку, Клео огорченно обнаружила пропажу любимой перламутровой пудреницы.
Неужели пудреницу успели стянуть из сумочки новые знакомые с перекрестка? Обидно, если так...
Да нет же, Клео зря наговаривает на этих славных мошенников! Она в последний раз пудрилась после обеда. И забыла пудреницу на столе, идиотка...

Обеденный зал оказался не заперт. Клео повернула выключатель и прищурилась: так ударил по глазам свет.
Надо же, порядочки! До сих пор не убрана посуда со столов! Да в какой-нибудь захудалой столовке колхоза "25 лет неурожая" за такое бы уже... ладно, где пудреница?
Пудреницы на столе не было, валялась только какая-то цветастая тряпка...
Тряпка?!!!
Звучный, великолепно поставленный, исполненный истинного трагизма голос актрисы огласил гостиницу:
– КАКАЯ-РАСТАКАЯ НАГЛАЯ СВОЛОЧЬ ПУСТИЛА НА ТРЯПКИ МОЙ ЛУЧШИЙ МИНИ-САРАФАНЧИК А-ЛЯ РЮСС?!!!!!

(с Торвиком)

Фимочка беспомощно уставилась на то место, где должна была лежать их с Иваном одежда. Должна. Была. Бы.
- Вань, умоляю, скажи, что у меня галлюцинации! – голос девушки дрожал – Ну как же так можно! Ну что за люди! Даже трусов не оставили! Скоты! – Фима почти рыдала – Ну и что теперь? Что теперь? Ты же мужчина, ну придумай что-нибудь!
- Постой-ка, - Иван попытался обследовать пляж на предмет хоть какой-нибудь материи, но ничего кроме старого матерчатого шезлонга в углу им найдено не было. Но - на безрыбьи и рак рыба. Парень приволок шезлонг туда, где они с Фимой только что вышли из воды и могучими руками попытался оторвать материю от деревянных оснований. Материя рваться совсем не хотела.
Девушка металась по берегу, как тигр в клетке – Узнаю, кто это сделал – своими руками удушу! Да я в полицию! Сейчас же! Ой, ну не сейчас… Сначала надо в гостиницу… Какой позор!!! – простонала Серафима, представив, как они вдвоем дефилируют в чем мать родила мимо потрясенного Прончика. Тут под ноги девушке попалось нечто шуршащее. – Хмм. Пакет от чипсов… - Фимочка аккуратно разделила пакет на две половинки и попыталась ими прикрыться. Получалось не очень-то. Вспомнив о своем кавалере Фима подошла к Ивану, терзающему шезлонг
- Э-э… Хочешь половинку? Тебе тут хватит… - произнесла она с каким-то истерическим надрывом в голосе…
... на их счастье улицы были пусты. Короткими перебежками юноша продвигался от дерева к дереву, от калитки к калитке... Перебежит и махнёт девушке, перебежит - и махнёт.
... Вот и огни гостиницы. Хочешь - не хочешь, а проходи мимо швейцара, который полуспит окло дверного проёма на железном стульчике...
- Я пройду, потом тебе что-нибудь вынесут, - предложил Иван девушке.
- Настоящий джентельмен! – девушка глупо хихикнула, прислонилась к пальме и осталась ждать, коротая время тем, что пыталась соорудить подобие одежды из жестяной банки и мятой газеты, которые подобрала по дороге.

По тому самому закону, когда бутерброд, с такой любовью намазанный маслом, падает этим самым маслом намазанным вниз, или когда бутерброд, намазанный тещей каким-то странным зеленым растением, падает этим самым растением вверх... так вот, по этому самому закону, попросту не могло не случиться так, чтобы мимо Фимочки, памятной дорогому читателю еще по первому спектаклю в роли Белки, не прошло стадо мужчин.
Однако стадо мужчин не прошло. Проходило только двое. И по тому самому закону, о котором мы упомянули уже не в первый раз, одним из этих двоих был не Трезвенников. А вот по другому закону, вторым был именно Василий.
- О нимфа, прекрасное природы творенье, облаченное в одежду из прекрасных слов и в то же время остающееся нагой в том чистом первозданном виде... - произнес Трезвенников, когда его взгляд впился в затемненную фигуру Фимы, которая стояла аккурат меж двумя полосами света, а потому темнота скрывала большую часть возможного, но не оставляла сомнений о том, что из одежды на девушке - только тот самый пакетик от чипсов...
Тут следует уточнить, что Трезвенников вряд ли сумел бы выдать такую длинную и для его речи нехарактерную тираду о "нимфе", если не вспомнить, что Колян, когда они "проверяли колонки на втором этаже", употребляя в качестве стимула "Столичную", не дал прочитать Василию бумажку от афиши, где и были напечатаны эти слова. Трезвенников, пребывая на грани "его здесь нет" и "где мне взять еще одну бутыль?", умел доставать из своего сознания замечательные пыльные архивы. А потом добавить к ним не менее прекрасное продолжение, созданное уже своим высокоинтеллектуальным умом. Это продолжение могло соперничать со слогом Пушкина и Лермонтова, ибо выражалось очень кратко и...
- О! - добавил к вышесказанному Трезвенников и ткнул в сторону Фимы пальцем.

Фимочка провалилась бы сквозь землю от стыда. Если бы не одно "но": тем, кто застал ее в столь неприглядном положении был небезызвестный товарищ Трезвенников. И, судя по всему, он успел уже изрядно принять на грудь. "Ладно же!" - подумала Серафима - "Актриса я, или тварь дрожащая! Играй, Фима, более благодарную публику еще поискать!"
- О смертный! Я вижу, успел ты попробовать зелья хмельного! - хорошо поставленным голосом строго произнесла девушка - Не смей же тогда приближаться! Пары его губят созданья, подобные мне! Удачу тебе принесёт наша странная встреча, о смертный! Ведь нимфу в лесу увидать в наше трудное время - примета благая! И я не удивлюсь, если завтра прекрасные девы нагие тебе принесут сто кувшинов вина, и рому, и меду хмельного! Ну а на десерт - ледяного шербета, богами благословенного! Но чу! Я слышу - звенят колокольцы! То муж мой, царь эльфов! Он строг к незнакомцам! Особенно к тем, что супругу его на прогулке в лесу напугали! Беги же, о смертный, пока не спугнули удачу копыта его быстроногих оленей! - тут Фима очень громко смяла за спиной жестяную банку - Уж рядом грохочут копыта! Беги же!

И в этот миг в проулке показалось некое Явление – именно так, с большой буквы!
По улице, вывернувшись из-за углы солидно затопал слон. Он шел солидно и важно, в луном свете его шкура казалась серебряной. Если бы в Африке водились эльфы, они бы завели себе именно такое восхитительное животное.
На спине слона восседал красивый молодой мулат. Проезжая мимо Фимочки и Трезвенникова, он глянул вниз, гортанно выкрикнул что-то одобрительное и поднял в знак одобрения большой палец.

Да, что появится Трезвенников, а за ним и слон Иван, естественно предполагать никак не мог. Да и кто может предположить, что ночью около парадного крыльца этой заштатной даже по мухосранским меркам гостиницы происходит такое оживлённое движение. Не мог этого предполагать и чернявый швейцар, мирно дремавший возле дверей заведения на железном стуле. Поэтому, первой его реакцией на стук Ивана, было лишь будничное ворчание. Второй - цепкое оглядывание того через специальное окошечко и фраза, значение которой после удаление междометий и перевода на русский сводилось бы к тому, что по пятницам в этом месте не подают даже убогим на голову.
Что промямлил швейцар, Иван не понял, но, привлечь внимание того надо было любым способом. Поэтому Пёрышкин, чтобы тот не закрыл миниатюрную дорогу жизни между двумя цивилизациями пробасил тому в лицо "Рашн", что должно было дать понять тому, кто он и что ему полагаетчся быть сейчас внутри, а не снаружи здания.
- Документ, - сурово изрёк негр.
На этот раз Иван понял. Но из документов у него в данный момент было даже меньше, чем у кота Матроскина, так как ни хвоста ни усов он не носил. Сперва Иван хотел продемонстрировать то, что у него ещё оставалось, но решив, что иностранная полиция ни ему ни Фиме совсем не нужна (пример Трезвенникова был известен) Иван лишь, вспомнив остатки английского, выдавил
- Прончик, ком хиа, ращн.
Щвейцар тоже был человеком. Понятно, что если голый мужик пляшет перед гостиницей, по всем законам следует вызвать кого положено, но тот просил кого-то из русских, а дипломатический скандал не был нужен никому. Им и так велели быть лояльнее к этим прибывшим дикарям с их шаманским спектаклем и варварскими обычиями.
- Сей момент. Шинди, - позвал он дежурную по этажу, покинув свой пост, но так и не открыв дверь перед Иваном, - там к русским какой-то нудист рвётся. Сходи, найди их главного. Приведи сюда.
Шинди кивнула и отправилась искать главного из русских, которого звали Айван Порищки и который проживал в люксе. Но
ключи от люкса были на месте. Шинди всё же дошла до номера и даже постучалась. Результат был тот же. Дежурна ещё раз проговорила про себя всё, что она думает об этом Порищки и всей их братии и справедливо решила, что достаточно поставить на ноги хоть кого-нибудь из этих иностранцев, а уж те сами разберутся, что и как и направилась к следующему номеру. Дверь туда была приоткрыта. Мало того, изнутри доносился храп постояльца.
- Стенд ап, сир. Гоу ту холл! - дежурная по этажу Шинди пару раз включила и тут же выключила свет, будя храпящего Прончика, ибо именно его номер оказался следущим по коридору.

Мирно похрапывающий Глеб Акакиевич видел один из чудеснейших снов, по сравнению с которыми все сны Веры Павловны, вместе взятые, не шли ни в какое сравнение. Вот ему вручают «Золотую Маску» под грохот оваций и он думает, а как она будет смотреться рядом с Турандот? И тут же стук в дверь…Ага, это прислали письмо из Америки, где хотят, чтобы САМ Прончик поставил мюзикл на Бродвее. Он встает, и идет открывать дверь. Его лицо светится от счастья. Еще немного и он покинет Мухосранск НАВСЕГДА!
- Мистер Прончик? – на ломаном русском с английским акцентом спрашивают его.
- Да, это я, - немного вальяжно отвечает он.
- Там, на уица, ваш men стоит…alles голый.
- Да, я поеду…Как голый? Кто голый? – Прончик открыл глаза и понял, что сон растаял, и он в одной пижаме и в тапочках-зайчиках сидит на кровати перед какой-то женщиной, судя по униформе это была дежурная, которая что-то пыталась ему объяснить.
- Только дайте мне добраться до этого извращенца! – кричал Глеб Акакиевич, одевая халат. Уже практически подойдя к двери, он понял, что идти в тапочках-зайчиках это через чур.
Подойдя к своим ботинкам, он легким движением ног, по очереди сбрасывает тапочки и засовывает ноги в лакированные ботинки, купленные им по случаю заграничной командировки.
- Что за… - дальше женщина обогатила свой словарный запас русских слов новыми идиомами и словосочетаниями, которые по причине политкорректности и цензуры читатель здесь не увидит.
Запах исходивший от туфель говорил, что здесь поработала кошка. В обозримом будущем он видел смерть только одного существа от его руки. Это был кот Василий!
- Идем! – закричал Прончик дежурной. Та испуганно подпрыгнула, взяв протянутый ботинок, от которого исходило специфическое амбре, и подумала, что жильцу требуется помощь врача, ибо лицо данного жильца побагровело от прилива крови.
Спустившись на первый этаж и шлепая в одном ботинке, Прончик двинулся к стеклянным дверям, сквозь которые угадывался силуэт Перышкина.
- Кого лешего ты бегаешь голый! Уволю! Ты у меня всю жизнь будешь произносить: Кушать подано! – визжал Прончик, выйдя на улицу и тыкая в Ивана пальцем.

с Хидеки
- Это... - Иван сперва замялся, а потом, наклонившись к уху режиссёра, начал ему говорить так, чтобы кругом не слышал ни швейцар, ни кто иной.
- Глеб Акакиевич, меня тут вот не пускают. Воры всё спёрли. И моё и у Фимы. Вы уж пособите, а? Хоть для неё что вынести, пиджак хоть дайте. А то как ей вот так тут... Негры всякие таращиться будут. НЕ виноваты мы, честное слово. Так уж вышло.
Вид у Ивана и в самом деле был покаянный. Провой рукой он делал какие-то движения, помогающие диалогу., левой же прикрывал то место, которое у Аполлона обычно прикрыто листом от фиги. Впрочем, фигурой он мог бы и посостязаться с последним, вот только кудрявости древнегреческой не было на голове нашего русского юноши.
- Бестолочь! - заорал Прончик. - Ты еще и Фимочку суда приплел! Я всегда подозревал, Перышкин, что ты извращенец!
Режиссер схватил Ваню за руку и сильно дернул:
- Где это бедное дитя, которое ты оставил на растерзание и поругание?
- Глеб Акакиевич! - Пёрышкин готов был одновременно и растерзать Прончика и выразить ему благодарность. В свой адрес он сейчас мог выслушать всё. От матюгов до проклятий включительно, - Я лучше ей передам. А? Ну, она же в таком виде тут...
- И даже думать не смей, извращенец! Вечно ты куда-то влипаешь! А ну марш в номер и чтобы духа твоего не было не видно и не слышно...Стыдоба...Отца твоего здесь нет и мамки, чтоб всыпали по первое число!
- А Фима? Кто ж нас теперь пустит сюда без пропусков. А паспорт - так он в номере. Вы уж нас проведите. А платье нельзя сюда вынести какое? Я-то дойду, а она...
Речь Пёрышкина была сбивчива, но ясно было, что в первую очередь его волнения распространяются отнюдь не за собственную персону.
- У меня есть халат! - Прончик распахнул свой мягкий большой халат, которому мог позавидовать и Обломов.
- А, ну тогда да. А, можно, вы тут подождёте, а я ей сам сейчас отнесу?
Прончик снял с себя халат и протнул его Ивану:
- Одна нога здесь, а другая там! Я жду вас здесь, а то не пропустят.
- Будет исполнено шеф, с меня пиво... - Иван, маша халатом, устремился к тому месту, где Фима должна была ждать его. Мимо мелькнул слон, Трезвенников с глумливой улыбкой на устах, на которого Иван глянул так, что тот должен был сразу поперхнуться чем-нибудь, хотя бы собственной слюной, ещё какой-то прохожий (откуда они все тут, спрашивается взялись, когда всем давно бай-бай положено?)
- Вот, надевай. Там на крыльце Прончик нас ждёт, - протянул НьюАполлон добытую драгоценность девушке и прошептал её на ушко, еле слышно, - Ты – лучшая. Самая красивая. По любому…

Фима, забыв про халат, ошарашенно воззрилась на Ивана. Смысл сказанного на ушко постепенно доходил до переутомленного происшествием сознания девушки.
- Так ведь нимфа, блин! - глупо хихикнула она, и,подмигнув Ивану, закуталась в халат - Спасибо, Вань! большое, человеческое. Теперь хоть не придется по гостиннице голышом бегать. А как же ты? У меня вот газетка есть, хочешь? А интересно, у них тут принято по ночам на слонах кататься? Ва-ань, правдо романтично? Я бы с удовольствием прокатилась... - от пережитого стресса Серафиму явно несло - Или на каноэ... Тоже хорошо... Ладно, пойдем, не до утра ж здесь торчать! - и Фимочка поспешила к дверям гостинницы, но, не выдержав, обернулась к ошарашенному Трезвенникову, который так ни слова вымолвить и не успел, и все тем же звучным голосом произнесла:
- В чертоги лесные уводит царь эльфов прекрасную нимфу! Прощай же, о смертный! Пусть будет судьба, в лице режиссера, к тебе благосклонна!

В гостиницу их пустили. Сонная горничная протянула полуголым возвращенцам ключи от их номеров, пробормотав что-то невразумительное на местной разновидности инглиша, который истинные англичане не понимали совсем, американцы - с трудом, а уж про этих диких русских и говорить нечего. Ну кто, скажите на милость будет сдавать ключи кроме них, если двери и так все открыты. Ну кто будет в таком виде идти мимо швейцара, если незарешётчатое окно в торце первого этажа открыто специально для того, чтобы ночью было вольготно всем и каждому и никто из персонажа не напрягался по мелочам? Что же, ночных впечатлений хватало с избытком. Один Прончиков халат чего стоил. Поднимаясь по лестнице Иван уже тихо в кулачок посмеивался, вспоминая гордый вид режиссёра в одной пижаме. Но, придя в номер (бывший Фимин) Ивану пришлось задуматься. И причина этого была не проста, а очень проста. У него не было другой одежды! Единственное, что оставалось у Ивана - был красный дедморозовский халат, шапка с бородой и валенки. И в таком виде предстояло не только играть на подмостках, но и возвращаться в Россию. Ладно, утро вечера мудренее.
Иван грохнулся прямо на покрывало и крепкий сон сморил русского богатыря.

Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля
Просыпается с рассветом
Вся советская земля
Холодок бежит за ворот
Шум на улицах сильней
С добрым утром, милый город
Сердце Родины моей

У многих кто услышал данную песню, особенно у людей старшего поколения, екнуло сердце. А тех, у кого в то время было «рыльце в пушку» оно екнуло два раза…
А это всего лишь Прончик прогуливался по коридору с переносным магнитофоном в шесть часов утра…Он взглянул на свои наручные часы, которые показывали четверть седьмого. Режиссер таким вот нетрадиционным для курорта образом решил разбудить труппу. И хотя завтрак должен был начаться только в девять, Глеб Акакиевич решил, что утро не плохо бы начать с утренней гимнастики, как он всегда делал у себя дома.

Кипучая
Могучая
Никем не победимая
Страна моя
Москва моя
Ты - самая любимая

- Просыпайтесь, сегодня прекрасное утро, - Прончик просто сиял. Любой, кто видел его ночью задался вопросом, а что собственно произошло с этим человеком за одну ночь…Ответ как всегда надо искать во снах. Ведь именно после ужасного ночного инцидента Прончику приснилось продолжение его чудесного сна. Вот, что значит смена обстановки.
Проходя мимо номера К.Л. Непариной он сделал музыку погромче и приставил магнитофон прямо к двери. Старуха глуха и может не услышать позывные. То же самое он проделал возле номеров бухгалтера и Волгина.
Возле номера Котина он тоже остановился, и в голове пронеслась коварная, если не сказать злодейская мысль…Египетские напасти были нечто по сравнению с тем, что он намеревался сделать с этим котом…

Иван проснулся сразу. Не любил он валяться в кровати, желая продлять истому на всё более и более длительное время. С детства так был приучен и так и не переучился. Спать - значит спать. Бодрствовать - значит бодрствовать. Тем более молодой желудок уже начал напоминать, что ночью не получил должной порции калорий и принялся её выпрашивать у хозяина. А хозяин между тем, убывшись холодной водой из под крана (сперва текла немного ржавая, но к этим выкрутасам водопровода Иван привык ещё на Родине). После того, как свежесть снизошла на его русую голову, Пёрышкин всерьёз задумался над своим внешним видом. Это перед умывальником можно прыгать в костюме Адама, а народ в столовой его не поймёт. За местного не примет. А примет, так не накормит. Сооружать что-либо из простыни и прикидываться патрицием было неразумно, ибо эту простыню предстояло потом сдавать кастелянше, а Прончик выносить казённое имущество или платить за него неустойку вряд ли захочет. Прикрываться газеткой можно ночью. Днём этот номер не пройдёт. Не выдумали ещё иаких газет, чтобы скрыть целиком двухметрового мужчину в полном расцвете сил от любопытных взоров окружающих. Оставался костюм. Да, надевать его было строго настрого запрещено до самого спектакля, но случай был экстраординарным. И потому Иван, накинув халат с опушкой, влез в валенки и уже в таком виде вывалисся в коридор. Бороду и шапку он решил пока с собой не брать. Вернуться всегда можно. Уже после завтрака.

Проснувшись рано утром, Джамба решила немного поваляться. Но поваляться ей не дали. Дверь распахнулась и в комнату заглянула мама девочки, чтобы проверить, спит ли она. Джамба попыталась притвориться спящей, но мама разоблачила её обман, так как юная негритянка проделывала этот трюк семь раз в неделю.
- Хватит валяться! Иди бананы собери! – сказала мама, - А кроме того у меня для тебя кое-что есть. Почистишь зубы – скажу.
- Во-первых, поваляться я ещё и не успела, во-вторых, бананы я собирала вчера вечером, в-третьих мне надоела чистить зубы. Утром и вечером, утром и вечером! Ну разве так можно?!
- Можно и даже нужно. Тем более, что тебе сегодня в театр идти. Там русские представление дают. Всем нашим сотрудникам дали на детей билеты. А про бананы ты мне не заливай. Корзина, как пустая стояла, так и стоит.
- Русские? Представление? Ха! Редко сюда кто-то приезжает. А все сорванные бананы я уже съела. Вот корзина и пустая.
- Съела? И не лопнула? – мама упёрла руки в бока и оглядела скептически тоненькую фигурку дочери вылезающую из под одеяла, - Ладно, проверю, но ты далеко не убегай. Вечером пройдёшь в театр. Наденешь новый топик, не в этом же драном идти.
- Ладно! Схожу… Но ты мне сказала о нём, до того, как я зубы почистила, улыбнулась девочка.
- А с грязными зубами тебе всё равно там делать нечего, – мама вышла из комнаты плавной походкой, оставив последнее слово за собой.
- Иду, иду, - заторопилась Джамба.
Быстро одевшись, девочка побежала во двор. На заборе висел новый умывальник, сделанный из большой пластмассовой бутылки, перевёрнутой вверх дном.
- Бррр, - отмахивалась Джамба от непривычного потока воды, - Придумали же.
Кое-как умывшись, расплескав всю воду из бутылки, девочка поспешила туда, где обычно давали концерты все заезжие артисты – к открытой веранде с лавками за большим забором из толстых досок. «Первым делом, - думала Кукарача на ходу, - надо узнать, там ли они будут давать представление».

Когда Клеопатра Непарина вышла в коридор на веселые позывные бодрой песни, у актрисы был такой вид, словно она репетировала роль эринии, одной из богинь мести в древнегреческой мифологии. Лицо ее закаменело, глаза метали молнии, а в руках она, как знамя, держала измызганную тряпку.
– Глеб Акакиевич! – воззвала она, легко перекрывая своим хорошо поставленным голосом вопли магнитофона. – Я стала жертвой международной провокации! И требую, чтобы вы, как режиссер и руководитель нашей делегации, правильно на нее отреагировали! Иначе по возвращении на родину я вынуждена буду обратиться в соответствующие инстанции!
Догнав Прончика, она выключила его магнитофон и, не давая режиссеру вставить ни слова, поведала о трагической судьбе сарафанчика а-ля рюсс...

(Тоже я, но уже вместе с Хидеки)

Прончик выслушал трагическую историю о сарафанчике с каменным лицом. Внутри себя он радовался, как ребенок, что не ему одному страдать.
Глеб Акакиевич зажал магнитофон подмышкой и сменив каменное выражение лица на отеческую заботливость молвил:
- Страна скорбит вместе с вами Клеопатра Леопольдовна, но искусство требует жертв...
– Жертв?! – Непарина сорвалась на визг, но тут же вновь восстановила красивый сценический голос, слышный на соседнем этаже. – Мой бедный сарафанчик погиб во имя великого искусства?! Да если бы его понадобилось разорвать на тряпки, чтобы не сорвался спектакль, я разодрала бы его вот этими самыми руками! И слова бы не сказала!
Клеопатра вскинула свои холеные руки и выразительными жестами показала, как бы она разодрала свой сарафанчик. Кстати, она не лгала. Ради спектакля она еще и не на это была готова.
– Но то, что произошло... это злобный выпад в адрес нашей делегации! И тем самым - в адрес нашей страны! И не говорите, что мы это молча проглотим!
- Откуда стока гнева и экспресии? Поберегите энергию для спектакля, а то зрителей не убедите! - Прончик и сам понимал, что в гостинице твориться что-то неладное. Он постарается с этим разобраться, но своими методами. А Непариной лучше оставаться в неведении. Пока она занята своим сарафаном, она меньше обращает внимание на молодых артисток, что только в пользу общему делу.
Но такими наивными методами еще никому не удавалось успокоить разгневанную Клеопатру.
– Глеб Акакиевич, – холодно заявила она, – предъявляю вам ультиматум. Либо вы устраиваете мне встречу с местной полицией, готовой меня выслушать... либо я сама себе устраиваю встречу с прессой. Тоже готовой меня выслушать. Если я сгоряча позволю себе некоторые... ну, выпады в адрес нашей администрации, объясняться по этому поводу дома придется не только мне. Вы меня поняли, надеюсь?
"Вот неугомонная старуха! И сдался ей этот сарафан столетней давности. Не удивлюсь, если узнаю, что он еще царя помнит."
- А вот внимание прессы было бы кстати. Я слышал в гостинице остановилась одна известная телеведущая. Будет очень полезно, если она осветит наш спектакль и даст ему хорошую оценку. А с вашим сарафаном самое место на диване с Малаховым или Хангой! Займитесь лучше более полезным делом, нежели раздувание из мухи слона.
В этот самый момент в коридоре появились парочка полицейских в сопровождении переводчика, так хорошо известного Прончику и всей труппе.
Полисмены стали что-то говорить, и из сумбура, что нес переводчик, Прончик понял что речь идет как раз о слонах:
- К слонам - этот вот к товарищу Непариной, - Прончик был рад отделаться от назойливой актрисы. - Это она у нас мастер по слонам.