Трудно было сказать, почему колесо у кибитки решило вихлять больше, чем делало до того. Возможно, Скиф действительно недоделал работу, отвлеченный прибытием то воинов, то слонов, то опять воинов. Возможно, попался чей-то не до конца разбитый щит или другой предмет, очень полезный на войне, но совершенно непригодный, чтобы по нему ездили. Рыжий раб дремал, когда в сон ворвался громкий голос молодой хозяйки. Поворчав для порядка, Скиф натянул поводья. Хорошо бы выпрячь лошадь, тогда можно было бы приподнять повозку, глянуть, в чем дело, и главное никуда при этом не торопиться, жаль, что глупо так поступать, когда бежишь неизвестно куда из разоренного города. Ничего, справимся...
Только старая карга заметила, что они отстают; может, и воины, заметили, да не стали придавать значения.
Скиф выслушал все, что хотела ему сообщить уставшая лошадь, и потрепал успокаивающе ее по гриве, попросив не мешать, пока он будет возиться с колесом. И, поминая своих богов, а заодно еще парочку местных, до кучи, занялся ремонтом.
Плохо поминал. Или не тех. Потому что из-за кучи земли, вывороченной как будто огромной мотыгой, вылезли двое. Скифа они не видели, хотя надо было быть слепым, чтобы его не заметить, раб сидел на корточках за повозкой и задумчиво смотрел на колсе в надежде, что оно привинтитсясамо. Скиф их видел, вернее, видел их ноги, и поэтому придвинул к себе деревянную колобаху, которой собирался объяснять колесу, что оно хочет надеться на ось.

Скиф не мог видеть всех, кто вылез из-за кучи. Двое из них сразу шагнули вперед, а вот третий приотстал, воровато оглядываясь через плечо. Приблизившиеся к повозке двое, представляли собой заметную парочку - дикий длинноволосый иллириец, с изборожденными оспинами щеками и здоровенный перс, с завитой колечками черной бородой, сразу же окинувший девушек откровенно оценивающим взглядом и плотоядно улыбаясь. Третий, чуть отставший, был крепким светловолосым человеком, судя по форме носа и акценту, уроженец дальних гор самниума, одетый по обычаю своей земли и вооруженный парой дротиков.
Именно самнит окинул отнюдь не юную и не горячую лошадь взглядом крестьянина и громко буркнул подельщикам:
- То, что нужно. Забираем и в телеге гляньте, может что полезное у этих девчонок будет, да колесо заодно прихватите - на ту повозку приделаем, добра нам тогда надолго хватит.
- Зачем так спешишь, да? - Перс окинул девушек еще более горячим взглядом и подмигнул самниту. - Гетеры они. Так неужели простые солдатские девки не обслужат трех доблестных воинов разок-другой задаром, а?
- Верно говоришь, Тигран. - Осклабился и иллириец, откладывая в сторону свой небольшой щит и дротик. - Давай, волчицы, сбрасывай хлены, придется чуток повыть!
Самнит покосился на дружков, скривился и сплюнул, но кивнул:
- Давайте, только быстро. Я пока лошадь распрягу. Неровен час, налетят аргосцы, так с голыми задами удирать и придется.
- Пах! Не смеши! Немного бега с голым задом стоят удовольствия, которое эти девки смогут нам доставить. - Перс перебросил за спину ножны с акинаком и пружинистой походкой готового к прыжку хищника пошел к Елене.
- Мне смуглянку! - Иллириец, откровенно облизываясь и почесывая волосатую грудь, в свою очередь, направился к Лаудике.

-- Ски-и-и-иф! -- дикой кошкой взвизгнула Лаудика и метнулась в повозку.
Струсила? Поспешила спрятаться, бросив Елену на произвол судьбы?
Как бы не так! Если бы решила спасаться -- кинулась бы наутек. Как еще поймали бы ее, легконогую, эти дурни в доспехах!.. А повозка -- это же ловушка, западня, из нее не убежишь!
Нет, Лаудика, как и полагается истинно верующей девушке, поспешила под защиту почитаемого ею божества!
Под смуглой рукой отлетела в сторону занавесочка, открывая главное сокровище передвижного "дома удовольствий" -- статуэтку Афродиты Пандемос.
Изваянная из черного камня женщина стояла, чуть отведя назад руки и дерзко выставив вперед нагие груди. Ткань хитона еле держалась на широких бедрах -- казалось, вот-вот соскользнет к ногам.
Афродита Всенародная, покровительница площадной любви...
-- Защити, богиня! -- истово выдохнула Лаудика.
А затем сделала то, что всегда в подобных случаях делала ее мать Меланиппа: ухватила статуэтку за ноги и взвесила на руке, словно дубинку.
Удобная! Увесистая!..
Иллириец уже лез в повозку.
Матерчатый полог не давал толком размахнуться, и Лаудика, как могла, двинула насильника статуэткой по ухмыляющейся роже. Хорошо двинула, удачно. Послышался хруст, иллириец взвыл и прижал руки к лицу, меж пальцев закапала кровь.
Девушка не думала, что совершает святотатство. Мать ей когда-то объяснила, что грех -- это когда тебя имеют бесплатно. А за все прочее богиня простит, только надо после драки совершить Афродите возлияние вином...
Проскочив мимо воющего иллирийца, Лаодика бросилась к персу, который уже грубо облапил кричащую Елену, и обрушила гнев богини на черноволосую курчавую башку воина.
-- Ски-и-и-иф!!!

О, знакомая глотка... правда, обычно выражения, что она издает, отличаются большим многообразием. Похоже, действительно, на этот раз хозяйка откусила кусок себе не по зубам. Скиф лениво поднялся, подбирая с земли колобаху и для разминки покрутил ее перед носом наглого ворюги, что нацелился спереть лошадь.
- Не твое, так не лапай, - весомо обронил рыжий детина, не особо заботясь, поймет ли самнит.
Не слова, так что-нибудь другое. На обычных воров хватало и невооруженного кулака, другим доставалось оглоблей. Но сейчас Скиф увидел за спиной чернобородого мародера вещь вожделенную (потому что ни старая хозяйка, ни молодая не спешили ему ее давать) и ценную в это смутное время. Акинак был чуть легче того, к которому привык Скиф дома, но и этот сгодится.
- Обожди, - попросил он оторопевшего противника. - Я скоро.
И двинулся в обход повозки к Лаудике, которая замахивалась для второго удара.

Перс оказался дюжим детиной -- удар тяжелой статуэткой по башке не только не поверг его наземь, но даже не заставил выпустить Елену. Продолжая удерживать беспомощно трепыхающуюся девушку, он развернулся к Лаудике и свирепо оскалился.
Не струсив, смуглянка вновь замахнулась статуэткой, но бывалый воин вскинул навстречу черной каменной богине левую руку, толстую, как бревно. Эта лапища отвела удар в сторону -- и вцепилась в черные волосы атакующей девицы. Теперь перс стоял, как чудовище из мифов, удерживая сразу обеих девушек, и что-то приговаривая на родном языке. Вряд ли это были нежные комплименты.
-- Ски-и-иф! -- забарахталась Лаудика в жестокой хватке. -- Да Ски-и-иф же!..

Иногда Папай слушает и простых смертных, даже тех своих детей, которых занесло далеко от родных мест. Вот и сейчас он не остался глух и сделал так, что в одной руке перса была девушка и во второй руке тоже девушка. Скиф вставшим на задние лапы медведем вырос у мародера за спиной. Он не собирался бить со всей силы, так, только чтобы слегка оглушить, но увидев такую несправедливость (у кого-то двое, а кому-то и не подойти!), врезал противнику от всей души, а пока тот тихо опускался на землю слегка подремать, потянулся к рукояти акинака, так удобно вывешенного за спиной перса.
- Не смей трогать, тебе в голову что боги затолкали вместо мозгов?!! - заорала взмущенная Лаудика.
Скиф не был уверен, что обращалась молодая хозяйка именно к нему, но на всякий случай отдернул руку. Проводив завистливым взглядом акинак, он выворотил из ближайшей кучи древко брошенного кем-то копья, крутанул в руке, пробуя, остался доволен и вернулся к повозке, где под шумок третий солдат уже распрягал лошадь. От такой наглости Скиф взревел все тем же медведем, излагая вору все, что он думает. Думал Скиф сейчас на родном языке, а потому сомнительно, что его поняли, зато угрожающе и со знанием дела занесенную дубину восприняли очень правильно. И пустились бежать.

Впрочем, остановились они уже через несколько шагов, поскольку на помощь товарищам вышло не меньше полудюжины солдат, большинство персов. Дело грозило обернуться серьезными неприятностями...
Македонцы и эпироты вернулись к повозке, скорее всего, не из чувства долга или сострадания, но, тем не менее, вернулись.
- Эй вы, сыны африканских верблюдов! – рявкнул Леонид, уже издали заметив развернувшуюся сцену, вполне обычную для военного отступления.
Десяток воинов за спиной македонца красноречивее всяких бумаг показывал, что офицер имеет право отдавать здесь приказы.
- А ну-ка, убирайтесь-ка обратно в ту дыру, из которой вылезли! Эти повозки находятся во владении царевича Гелена!
Расслышав имя особы царского рода, и трезво оценив свои силы, остававшиеся на ногах двое налетчиков торопливо поспешили убраться. Тело воина с проломленной головой македонцы просто спихнули в канаву, попутно избавив от излишней тяжести кошелька, браслетов и колец.
- Пришлось пойти на обман, - улыбнулся Леонид, обращаясь ко все честной компании. – Впрочем, не совсем обман, я уже успел побывать в лагере, увидеть нескольких старших офицеров и передать им свой рассказ. Мудрая Миртия, тебя действительно желает видеть царевич. Это важно.
Лицо Леонида осталось непроницаемо холодным, такое лицо обычно бывает у человека, который что-то скрывает от остальных.

(Вместе с Грэем)

Военный лагерь Гелена все еще сохранял достойный вид, ряды палаток располагались по прямым линиям, пространство ограждал ров и частокол, вдоль которого расхаживали часовые. Группа людей во главе с Леонидом миновала ворота, македонца и остальных уже ждали. Высокий скуластый офицер, похоже, уроженец границы Мезии и Фракии, подошел к повозке и, окинув всех тяжелым взглядом, остановился на предсказательнице.
- Идем, достопочтимая служительница Фортуны. - У воина вышло на удивление гладко произнести столь витиеватое предложение, видимо, сказывалась долгая жизнь близ высокородных особ. – Остальные могут оставаться пока здесь под охраной солдат царевича Гелена, воинам следует навестить главного распорядителя, если они желают остаться в рядах этого войска, или же они вольны идти на поиски своих товарищей.
Миртия, собранная и сосредоточенная, взяла в руки фигурку Фортуны, кивнула Лаудике и, не задавая вопросов, последовала за провожатым.
Лаудика расширенными глазами поглядела ей вслед со смесью страха и уважения, которые испытывала каждый раз, когда ей приходилось вспоминать, что эта Миртия -- не просто старая бродяжка, подруга покойной матери, а служительница грозной и своенравной богини, ее голос, провозвестница ее воли...
Но девушка быстро опомнилась, прикрикнула на Скифа и велела ему привязать ослика Стратега к задку повозки. Надо же поберечь старухино имущество до ее возвращения!

Фракиец проводил Миртию к высокому полотняному шатру с вооруженной стражей при входе. Откинув полог, воин сделал знак, чтобы женщина прошла внутрь, где ее уже поджидал другой сановник. Невысокий грек, облаченный в одеяние, которое скорее подошло бы одному из посетителей гимназии, чем лицу, сопровождающему военачальника, провел Миртию дальше, мимо еще одного поста охраны, в центральную часть шатра.
Дощатый пол был устлан персидскими коврами, вдоль стен стояли низкие лежанки, а на опорных столбах было развешено богато изукрашенное оружие. Под ноги греку подвернулся вычурный шлем, явно брошены своим владельцем. Сановник подобрал его и, сделав знак Миртии ждать, удалился, скосив перед этим глаза в сторону задернутого полотняного занавеса, отгораживавшего где-то треть помещения.
Старуха стояла, ничем не выдавая волнения, совершенно неподвижно -- только пальцы бессознательно ласкали обод бронзового колеса Фортуны. Глаза были сосредоточены на фигурке -- со стороны казалось, что женщина впала в транс.
За занавесом наконец послышались шаги, затем какой-то лязг - и полотнище вдруг резко отдернулось. Гелен был высок ростом и светловолос, как и его отец. В чертах лица скользила странная причудливая изящность, которую лишь подчеркивали огрубевшие мужские черты. Недаром Олимпиада, мать самого Александра Великого, происходила из рода эпирских царей, внешняя красота которых имела мало схожего с македонскими или греческими постулатами о прекрасном.
- Миртия, служительница Фортуны, - хрипловатый баритон Гелена был резок и востер, словно персидский нож. - Я позвал к тебе в этот час, чтобы задать вопросы о том, кому благоволит твоя богиня в грядущих деяниях. Твой труд будет щедро оплачен, если предсказания удовлетворят мое любопытство.
Царевич прошел к главному ложу и опустился на него, так и не снимая блестящих наручей и панцирь-лорику, одетый поверх синего одеяния.
- Скажи мне, о мудрая, будет ли твоя повелительница и впредь освещать дорогу славы моего отца?
- Дорогу славы, царевич? - мягко, глуховато переспросила пророчица. - Или дорогу жизни? Дорога славы идет в вечность... даже если глазам смертных кажется, что она оборвалась. Дорога славы - бесконечна, и боги не отводят от нее своего взора...
- И все же, я не услышал слов о том, останется ли с моим отцом покровительсво Фортуны? - Гелен смотрел на Миртию внимательным и пристальным взглядом, который буравил любого человека своей необычайной жесткостью.
Старая жрица Фортуны бестрепетно выдержала взгляд, который заставил бы другого, более слабого духом, потерять сознание.
- Нет, царевич, - твердо ответила она. - С твоим отцом - милость многих богов, но Стоящая На Колесе уже ничем не поможет ему.
Лицо Гелена сохраняло свою мрачность.
- Ты права, служительница Фортуны, ему уже никто не сможет помочь в этом мире, ибо никто из нашей семьи не знает дороги в Аид. - Эпиротский царевич поднялся и сделал несколько шагов по шатру туда и обратно. - Твои слова убедили меня в истинности твоих возможностей, и потому я задам следующий вопрос. В чем больше будет удачи мне и моему войску, осавшемуся теперь в одиночестве в землях греков? Стоит ли остаться и поискать добычи здесь? Или же вернуться в Эпир и найти другое дело нашим мечам и копьям?
- Добычу, чаревич? - Голос прорицательницы стал низким, мужским. Сейчас Миртия уже не пыталась угадать, что угодно услышать полководцу. Пророчицу несла незримая волна - может быть, это и была воля богов. - Главной добычей для тебя будет жизнь. Твоя. И твое войско, если сумеешь его сберечь. Чем прогневал ты Ареса, господин? Моя владычица, Держащая Золотой Рог, не в силах умолить его быть к тебе благосклоннее. Не приноси пышных жертв, это не смягчит того, в чью колесницу впряжены Страх и Ужас. Уходи прочь, уводи войско, иначе эта колесница промчится по твоему лагерю и утопит все живое в крови. Спасайся, царевич, и спасай своих людей. Ты отважен, твои люди доблестны, но что это против гнева богов? Уводи войско, царевич, и жди поворота бронзового колеса с золотыми спицами! И тогда Арес и Фортуна...
Голос пророчицы окреп, возвысился - и вдруг оборвался посреди фразы. Наступившая тишина была оглушительной.
- Я сказала больше, чем позволила моя богиня, - виновато, почти шепотом сказала старуха. - Прикажи, царевич, дать мне вина для возлияний и мяса для жертвы, дабы гнев Госпожи Судеб не обрушился на непокорную служанку...
- Галат! - Слушавший предсказания Гелен, замерший словно каменное изваяние, вновь ожил.
Из-за полога появился приснопамятный грек-чиновник.
- Проводи мудрую женщину и дай ей все, чего она пожелает для себя... в разумных пределах. И награди ее щедро за ту истину, что она открыла мне сегодня.
Эпирот поднялся и направился обратно в отгороженную часть палатки.
- И вели всем командирам собраться на совет ко мне, - прозвучало уже из-за занавеса.
Миртия взяла из рук чиновника кошель, но раздраженно шепнула (стараясь не потревожить того, кто удалился за занавес):
-- Деньги за предсказание -- это дело святое и правильное, но мне нужны вино и мясо для жертвы, а в военном лагере их не всегда легко достать...
-- Это можно устроить, -- так же негромко отозвался Галат. -- Пойдем, почтенная Миртия, я провожу тебя...

нрпг Совместно с Бабкой Гульдой

Елена сидела, закрыв лицо руками. На плечах отчетливо видны были красные пятна - следы "нежности" перса,которые уже через несколько часов нальются великолепой синевой. Светлые волосы гречанки спутались совершенно, и она, нервно теребя время от времени пальцами отдельные пряди, отнюдь не вносила большей гармонии в "прическу".
Пару раз она метнула взгляд на Лаудику. Такой злой, как будто это ее новая попутчица была во всем виновата.
А девица словно не замечала состояния своей спутницы. Лаудике приходилось видеть девушек в таком состоянии -- и она уже знала, что утешения сейчас могут только навредить
Она выглянула из повозки, крикнула какое-то распоряжение Скифу -- и повозка тронулась с места.
Лаудика поставила на место статуэтку Афродиты Пандемос и негромко, выразительно сказала:
-- Госпожа, Несравненная... спасибо, что защитила! Как только добуду вино -- совершу возлияние. И обещаю обратить на дары тебе всё, что получу с первого же, кто мне заплатит...

От последней фразы Елену немного передернуло. Но она понимала, что только истинная вера способна творить чудеса. А верующий человек не может быть совсем уж плохим.
-Ты думаешь, скоро это случится? - неожиданно спросила она, тихо и робко, - ну... ты понимаешь, о чем я.

-- А это уж как повезет, -- спокойно обернулась к девушке Лаудика. -- Скоро -- вряд ли. Войско отступает. В такое время солдаты или совсем не думают про женщин, либо норовят взять их даром. Потому что неразбериха -- и любое безобразие может сойти им с лап...
Лаудика вгляделась в бледное лицо Елены -- и неожиданно мягко сказала:
-- Не бойся. Я не дам тебя в обиду. Еще моя покойная мама любила говорить: в этой повозке женщин покупают, но не насилуют. Не было случая, чтобы хоть одну из наших девочек взяли против ее воли. Вообще-то в бродячей жизни всякое бывает, но мама своих защищала. А ты -- гостья, тебя и подавно никому тронуть не позволю. Разве что сама решишь...

Эллинка энергично замотала головой, как будто ей предложили съесть таракана.
- Думаю, что вряд ли решу, - нашла она в себе силу ответить спокойно, - по многим причинам.
Елена подумала об Ирие и Малае. Увидит ли она их когда-нибудь? ИЛи они , подобно ее брату, уже пересекли великую Реку... Сколько же врагов коршунами вьется вокруг.
-Но на коршунов есть орел... Сильное крыло - вражью стаю размечет...- пробормотала она слова пророчицы. Уголки ее губ впервые за последнее время тронула светлая улыбка.

(Вместе с Тагирой)

Тут повозка остановилась, Скиф что-то недовольно рявкнул.
Полог откинулся. В повозку, кряхтя, полезла старая Миртия. Лаудика кинулась ей помогать.
-- Спасибо, дочка, что позаботилась о моем ослике... -- начала было Миртия. Но замолчала, пристально оглядела застывшую, словно изваяние, Елену и растрепанную Миртию. -- Что было, красавицы?
Лаудика, посмеиваясь, начала рассказывать. В ее изложении все выглядело не так уж страшно. Пожалуй, даже забавно.
Миртия слушала, улыбалась... одним ртом. А глаза, серьезные и тревожные, то и дело возвращались к Елене.
"Вот как вспомнишь про нее, так она и явится" - невольно подумалось эллинке. Но ее колючесть и холодность будто отступила куда-то после происшествия.
-Да, - улыбнувшись, кивнула она, поддерживая рассказ Лаудики с особым задором. - А этот... рыжий... вырос за спиной у перса и как даст ему!
Миртия кивала. Со стороны можно было подумать, что она поверила оживлению Елены, внезапному приливу ее бодрости. Но про себя старуха думала: "У Меланиппы вроде были в повозке травки всякие, чтоб успокоить, кто напуган или распереживался... Надо б Лаудику попросить, чтоб заварила..."
-- Ай да девушки! -- сказала старуха вслух. -- Как к таким сунешься, если вас защищают милость богини и кулачище раба?.. А мне, старой, повезло. У меня с собой бурдюк вина, полбарана, амфора масла и мешочек хлеба. Поужинаем, как на Олимпе!

- Баран, непременно, ярочка... - пробормотала эллинка, внутренне поражаясь, как это некоторые люди могут быть такими спокойными, когда вокруг такое происходит. Однако девушка допускала мысль, что спокойствие лишь внешнее. Она же тоже старается теперь не показать, как переживает...

---

Ирий брел, не зная куда и зачем. Огонь обжег ему лицо и, кажется, навсегда лишил юношу возможности видеть. Больше всего пострадали лицо и руки. Малай, вытащивший его из пекла, объяснил товарищу, что тащить его на себе он не в силах. А потому пришлось идти. Сквозь боль, через "не могу". Впрочем, Малая Ирий давно уже не слышал. Слышал много предсмертных хрипов и звуков падающих на дорогу тел. Возможно, одним из таких несчастных был южанин? Ведь не мог он просто бросить Ирия на волю Фортуны? Или мог?
Всем своим существом юноша понимал, что он так долго не пройдет. Может, уже на следующем шаге его собъют с ног и втопчут в землю. Войска Гелена не бросают своих солдат. Бросают ли слуг?
... дома оставалась безутешная мать. Отца он никогда не видел.

Армия Гелена собиралась в путь быстро и споро, как и положено настоящим солдатам. Ненужное и лишнее имущество бросали на поживу мародерам, опытные ветераны знали, что порой излишняя жадность может стоить слишком дорого. Эпироты, македонцы, греки, фракийцы - других народностей среди бойцов царевича можно было встретить очень редко, и то, они обычно входили в состав каких-то других больших отрядов, состоящих из эллинов. Слуги и рабы-воины свертывали царские шатры, запрягали повозки, грузили имущество на телеги. Под охраной облаченных в железо гоплитов стояли большие крытые телеги, наполненные долей добычи Гелена, что становилось понятным по многозначительным взглядам солдат и сановников.
Кто-то уже разматывал толстые конопляные веревки и выбивал серую известь между столбов частокола, тяжелые бревна с грохотом посыпались в свежеотрытый ров. Воины разрушали свой лагерь методично и четко, оставлять врагу укрытие за своей спиной они не собирались.
Леонид появился у повозки гетер, отлучившись на мгновение от своих солдат. Кое-кто из офицеров царевича уже позаботился о том, чтобы сформировать разрозненных воинов, стекающихся к лагерю, в подобие отряда и поставил над ними командира. Выпала сия почетная доля не Леониду, но ему достался в командование лохаг македонцев-мечников, собранных еще раньше.
Откинув полог, офицер обвел взглядом всю собравшуюся компанию и положил в повозку кожаный мешок, от которого ясно чувствовался запах персидских трав, какие используются для приготовления вяленого мяса.
- Пригодится, - усмехнулся Леонид, заметив, что его действия немного запоздали. – Мы скоро снимаемся, мои люди будут охранять хвост обоза, я дам вам место.
Идти в обозе войска, а не позади него, означало находится под охраной солдат. Тем кто тащился сзади рассчитывать на помощь в случае нападения мародеров или врага было бессмысленно. А иногда и сами воины той армии, за которой следовали повозки, не брезговали проверить их содержимое.

До отправления в путь Скиф успел развести небольшой костерок -- надо же поесть!
Но Миртия не выпила ни глотка вина, не съела ни кусочка мяса... вообще не приступила к готовке, пока не исполнила свою главную обязанность — принести жертву богине.
Статуэтка женщины, стоящей на колесе, матово поблескивала в отсветах огня. Старая прорицательница с почтением, но без трепета смотрела прямо в лицо своей госпоже.
Миртия всегда считала глупой выдумкой миф о том, как Прометей поделил мясо первого в мире жертвенного быка. Якобы он разложил мясо на две кучи. В одну собрал кости и кишки, а сверху накрыл аппетитными ломтями сала. А во вторую отобрал лучшие части туши, а сверху накрыл отвратительным на вид желудком. И предложил богам самим выбрать: что им впредь хотелось бы получать в жертву? И боги, прельстившись аппетитным салом, выбрали первую груду...
Вздор! За всех богов Миртия, конечно, поручиться не может, но уж ее-то госпожа прозревает сквозь века и читает в человеческих сердцах! Да чтоб ее можно было провести такой смешной уловкой?!
Конечно, великим богам нужен не кусок мяса и не глоток вина. Им нужно знать, что люди почитают их и готовы им воздать даже от своей нищеты. Как сейчас...
Миртия совершила возлияние, сожгла в честь богини кусочек мяса и, простершись ниц перед статуэткой, молча, в сердце своем молила богиню наставить, научить ее, глупую старуху, не дать неверными и лживыми советами сбивать с пути людей. Особенно тех, кто облечен властью, от кого зависят сотни жизней...
Глядя на Миртию, простертую во прахе пред ликом богини, устыдилась и Лаудика. Взяв ту же амфору, она совершила возлияние черной Афродите Пандемос, вслух поблагодарив богиню за сегодняшнее спасение от буйной солдатни.
Так они молились, пророчница и грешница, посреди лагеря, готового сняться и тронуться в путь, а глаза вечных богов бесстрастно и равнодушно скользили над человеческим муравейником внизу, над радостями и бедами, ненавистью и любовью, рождением и смертью...

Тяжелый протяжный рев фракийских рогов прокатился волной по, исчезающему на глазах, лагерю. Воины надевали на головы шлемы и проверяли перевязи своих мешков. Греческие и македонские пехотинцы быстро построили у останков ворот идеальный вытянутый прямоугольник. Прозвучала команда офицера, и единая масса легко разделилась на равные квадраты, по шестьдесят четыре человека в каждом. В небо взметнулись острые саррисы и гербовые указатели, авангард войска зашагал вперед по дороге, люди в нем двигались слаженно, ритмично и механически, словно какие-нибудь машины, созданные гениальным конструктором. Легкие всадники, обгоняя первые фаланги, умчались на разведку, поднимая клубы пыли.
Задвигались обозные телеги, несколько изукрашенных повозок, принадлежавших царевичу и его окружению, были поставлены впереди остальных. У ворот собиралась в единую массу тяжелая кавалерия, сам Гелен в синем плаще и доспехе медленно проехал вдоль строя и занял место во главе его. Рога взревели вновь, и царская конница двинулась за пехотой.

хм, поскольку мастер не двусмысленно заявил о закрытии, невозбранно закрываю. А через два дня как обычно отправлю в Архив