Где-то в приграничных лесах. Хаки Гандальвсон.

После расспросов селян, альвхеймарский конунжич вновь удалился прочь от жилья. Погода стояла по-летнему жаркая, и мохнатые лапы елей не клонились к земле, показывая на непогоду, но жизнерадостно распрямились. Путь Хаки лежал мимо длинного ряда озер, коими так богата Норвегия. Будь у него лодка – можно было бы плыть быстрее, даже не ступая нагой на берег. Жители Скандинавии часто так путешествовали в теплое время. Увы, плыть было не на чем, но в такую погоду вода тянула к себе, будто чарами. Хаки хлопнул себя по руке, убив приставучего комара, и решительно направился к водной глади. Вода освежала тело, смывая прочь не только дорожную грязь, но, казалось, даже и память о прошлых событиях. После купания запыленная одежда бродяги, в которой он путешествовал, внушила внезапное отвращение. Наскоро прополоскав одежду в озере, Хаки развесил ее на кустах, и сам в одних лишь штанах уселся под дерево - ждать, пока высохнет остальное.
В лесу было тихо, лишь деревья слегка колыхались от ветра. Альвхеймарец посмотрел вниз – и поймал взглядом свое отражение в озере. Кажется, он постарел? За время житья в лесу с Эгилем волосы отросли почти на пол ладони, да и борода перестала быть аккуратным украшением лика. Бродяга. Бродяга и есть. Хаки провел пятерней по растрепанным волосам – и невольно склонился вперед, вглядываясь в свое отражение. Показалось ли? Нет: в светлом золоте прядей там и сям мелькали белые нитки седин. Ничто не дается нам даром: конунжич пережил многое, и события этой зимы оставили не только осадок в душе, но и шрамы на теле. Рука, как по воле своей, скользнула к отметине, оставленной на груди жреческим копьем. Как Один отмстит однажды упущенной жертве? Зимой ему было почти все равно. Но жизнь, как трава: если земля на промерзла насквозь, ростки все же покажутся. Так с Хаки и было.
«Как там Альвхеймар, Гандальв? – думал он. - Судя по говору бондов – снова воюет…» Внезапно ему остро захотелось ступить под родной кров, вдохнуть запах родимой земли – все равно, что никто там не ждет, он привык быть нежданным и нелюбимым. Но – нет, нельзя.
Хаки встал на ноги, по берегу озерному прогуляется измыслив. Да только на шаге шестом что-то больно впилось ему в голую ногу. Удивленный альвхеймарец развел травянистые стебли. Ужель после жизни в лесу стопе его камешек страшен? Нет, вовсе не так: в земле, надежно сокрытый листвой, был воткнут топор каменный. Впрочем, хоть и не сделан он был из стали, но остротой преотменную отличался: стопа неловкого конунжича уж обагрилась. Прихрамывая, Хаки подошел вплотную к воде и сунул в озеро ногу подраненную, чтоб руду унять. Лес был так же пустынен, но – не бросит же муж оружие доброе? Впрочем, викинги ныне лезвиям каменным железные предпочитали. Или топор пролежал тут множество зим, со времен праотических, или неподалеку таится лесное святилище. В первое как-то не верилось: охотник альвхеймарский видел, что тело земли лишь недавно секира пронзила. Значит, годи искать надобно, они любят оружие старое.
«Возможно, старец мудрый даст мне ответ на вопросы?» - Хаки подумал. Быстро одевшись, он заторопился в чащу лесную, на поиск служителя божьего.
А топор тот с собой прихватил: не дело оружию славному без пользы валяться - это урон чести мастера, его сотворившего. Предки за то осерчают.

Южный Мер. Дом конунга
Конунг стоял наблюдая за Эриком, которого на ложе вождя положили. Бледен был воин, но не от потери крови, раны пустяковая для столь могучего воина.
- Этот ярл пришлый, наверное, колдунами загоорен был, - пробормотала Хильд. - Ты видел как его меч кольчугу режет, точно масло. Так железо не может.
- Правда в словах ствоих, Хильд, - спокойно сказал Арнвинд. - Хорошо, что миром ушли, сейчас война нам ни к чему. Харальдовы псы на пороге.
Приподнял голову Эрик, слова конунговы услыхав, вздохнул - словно боль его ребра сдавила, да зубы сцепил, крика не выпуская:
- Говорил я, конунг, что одолею супостата... вот и одолел. А Харальд придет - и его... дай только время отлежаться.
- А ты лежи, герой, - усмехнулся Арнвинд в усы.- Ты сейчас и котенка не перешибешь.
Замотал головою Эрик, подняться на локте попытался, да только на бок перевернулся:
- Этот-то, подох хоть? Не помню я...
- Отпустили мы его, - ответила Хильд за конунга. - Ты его из круга выбил.
Холодная тряпка вновь на бок легла.
- Вот как, - ярл протянул. - И то хорошо, гнать их до моря не пришлось?
- Нам и твоей крови да жизни хирдмана Аудбьерна достаточно, - пробормотала Хильд.
- Да там крови-то... - сморщился воин, на женщину взгляд горделивый бросая. - Ты конунг скажи лучше, свадьбу на когда назначишь?
Вспыхнула Хильд, тряпку оставила и резким движением поднялась, покои конунга покинув.
- Сам видишь, - усмехнулся Арнвинд.
- Вижу, - проворчал ярл. - Укрощу. Все едино - моя победа была.
- Никто не оспаривает, - широко улыбнулся конунг. - А не она ли тебя укротит, Эрик?
- Разве что пока я сил не наберусь, - уверенно голос воя звучал, словно и не было слабости в теле. - Ты не тяни, Арнвинд, день называй.
- Через три дня, считая этот, - конунг ответствовал.
Улыбка коснулась губ Эрика.
- Ну дай только на ноги встать - сам приготовлениями займусь.
- Ты только не торопись, медведь, - пожурил Эрика Арнвинд. - А то знаю я тебя. Кстати, не замечал за тобой наклонностей берсерка.
- Один помог, вестимо, - усмехнулся тот. - Очень уж сильно я осерчал на альвхеймарца этого... ни слова из того, что он там лопотал не понял, правда, но на колдовство больно смахивало.
Он помолчал, а после добавил:
- Да я тоже, знаешь же - не дурак. Отвару то хлебнул чарочку перед боем, а дальше ты и сам видел.
- Права Хильд, колдовской наговор на нем был. Вот полюбуйся. Цверги меч ковали вестимо, - Арнвинд меч альвхеймарца ярлу протянул.
Взял в ладонь рукоять воин, сжал крепче, да вновь от поли зашипел, оружие выпуская.
- Красивая рукоять - тут золота да каменьев - полмера купить можно.
- Ты на клинок полюбуйся.
- Не мудрено, что щиты в щепы, - сощурившись, молвил воин, на тонкое лезвие глядя. - Да и звенья кольчужные тоже. Тут бы и франкские доспехи не помогли.
"Успеет ли за три дня оправится", - подумалось вдруг Арнвинду. - "Досталось ярлу сильнее, чем показать пытается".
- Вот я и говорю: цверги ковали. Только где этот ярл захудалый оружие такое приобрел? Не иначе колдуны черные помогли.
- Как бы с сюрпризом подарочек не оказался, может хозяина жалит клинок по наговору черному?
Задумался Арнвинд.
- Зерно истины есть в словах твоих.
- А все же меч оставить стоит, такие не у каждого конунга есть.
- Я думаю пусть жрецы Одина его проверят и коли нет в нем колдовства черного получишь меч как трофей.
Блеснули жадно глаза ярла, но так отвечал он:
- Себе меч оставь Арнвинд, как выкуп за Хильд - иного не собрать мне за три дня будет.
- Добро, - кивнул Арнвинд, меч в ножны убирая.
Простонал сквозь зубы еще что-то Эрик, затем на спину перевернулся.
- Что-то давно вестей нет от Неккви, как бы без нас на битву не пошел.
- Без нас ему против Харальда не выстоять, но ты прав, направлю-ка я гонцов к Неккви.
- Славная будет битва, - ярлу уже сам с собой больше говорил, чем с конунгом. - На драккарах волны взрежем до самого Трондхейма доейдем - а там пограбим толстосумов. Много бондов богатых в Транделаге.
- Мальчишку главное прирезать, да все племя его собачье, - нахмурился конунг.
- Мальчишка... не о нем, о его родичах думать следует, - вернулся из забытия Эрик. - С Хаконом Хладирским, Старым Медведем я бы клинок скрестил или с Гутхормом Оленем. То враги достойные.
- Достойные, но в Вальгаллу им путь заказан, - ответил Арнвинд. "Отродье Локи там не место", - пронеслось в мозгу у викинга. - "Но прав ярл, что-то нет гонцов от Неккви, долго людей я сдерживать не смогу. Они битвы хотят".
- В Вальгаллу не каждый попадет, да только о том Хеймдалю решать, в наших же силах, - Эрик усмехнулся. - Поскорее им встречу со Стражем Бивреста устроить.
- В наших, - тихо проговорил конунг. - Но ты отдыхай, ярл. Через три дня тебе на ложе брачное невесту вести.
- Вот там отлежимся, - рассмеялся тот, да смех его в кашель перешел.
Арнвинд вышел из дома своего да подозвал воина молодого, что тут же крутился.
- Возьмешь воев десяток, и летите к Неккви, узнайте, когда же он за нами пошлет или забыл о нас совсем.
Гонец кивнул и уже через несколько долгих мгновений пропылили по дороге лошади.

(в главных ролях Сарина и Тельтиар)

Транделаг. Харальд
При пособничестве НекроПехоты

Десять дней минуло с того дня, как покинули Хладир славные конунги Хакон и Грютинг, а с ними многие знатные люди и прославленные воины. Настал черед и для Харальда собираться в путь. Решил он в Мер отправиться на том корабле, что подарил ему Брюнольв на свадьбу и снаряди повелел корабль как подабает.
Раскрасили умельцы лучшие корабль, да паруса поставили цветов Агдирских и стяг с головой волчьей добавили, драконье же изображение в черный цвет окрасили. Собрались же на корабле этом воины, каких лучше и не сыскать было: сотня гребцов могучих, по пятдесят с каждой стороны. а кроме них еще двадцать берсерков, Гутхомом отобранных, да ратники прославленные, да лучники меткие и ярловы сыновья, удаль показать желающие.
Всего же в путь собралось пятдесят больших драккаров из бухты Трандхеймской.
Взошел Харальд в окружении четверых телохранителей на борт, с дядей поздоровался и вручил заботам его юношу, что заложником остался у них:
- Вот, Гутхорм, - сказал конунг. - Ныне отрока этого подле себя держи, хочу я знать, каков он в деле. Да глаз с него не спускай, - добавил. - Ибо от его сохранности все дело наше зависит нынче.
"Как бы не обманул нас Сигурд, как бы ловушки не было в Мере".
- Ну здравствуй, парень, - дядя конунгов произнес. - Как тебя звать-величать?
- Гутхорм, сын Сигурда, - отвечал тот, не было страха в его голосе, хотя и опасался за свою судьбу. Привык во всем полагаться на отца, которому боги смекалку немалую ниспослали, а потому был твердо уверен, что вернется еще на родину свою пировать с сотоварищами.
Берсерк рассмеялся, хлопнув парня по плечу, а потом бросил Харальду:
- А ты, мог бы и сказать, что его как и меня кличут!
- Мог, но было бы не так весело, - пожал плечами Харальд, проходя на нос корабля.
- Что, парень, - произнес Гутхорм, когда тот ушел. - Частенько уже в море выходил?
- Бывало, - ухмыльнулся сын Сигурда, гридень Харальда казался ему мужем достойным и добросовестным, а потому юноша почувствовал себя смелее, - бывало с отцом на бриттов ходил. Неоднократно.
- Хорошо это, - берсерк произнес. - Не многие молодые могут в море спокойно ходить по первости.
Временем тем повелел кормчий их от берега отходить и двинулся драккар могучий, мерно весла вздымая. Раздался бой барабанный - то ритм выбивал хирдман поставленный.
Торбьерн Хорнклови, любимец конунг на носу встал, вдаль взгляд направив и произнес вису такую:

Тьму войнолюбивых
Вождь врагов на Взгорье
Сокрушал, неистов,
В криках поля стягов,
Прежде чем владыка
Бег коней бурунов
Ради игрищ бранных
За море направил.
Грохотал по тропам
Волчьим, Бёльверк брани
Хлюмрекских татей
Грозный истребитель,
Прежде чем по зыби
Змей земли ладейной
Понес, великолепный,
Недруга Нёккви.

В пол уха слушал Гутхорм, сын Сигурда, стоя у кормы да устремив взгляд на волны. Об ином его помысли были - вспоминал он берег родной и товарищей. Казалось, оставил в покое его гридень Харальда, позволил уйти в себя ненадолго, так и к худшему оно - тоска заест, загрызет до смерти.
А путь впереди предстоял неблизкий.
- Что стоишь, пригорюнившись? Али не по нраву тебе поход сей?
Воин, что окликнул его, молод был, но носил одежды богатые, да плащ, подбитый мехом.
- Мое дело отца слушать, а ежели он сказал Харальду служить, то, значит, ему служить буду, - отвечал чужаку Гутхорм.
- Меня тоже отец к Харальду в услужение отдал, - юноша промолвил. - Ты из чьего рода будешь?
- Сын Сигурда я, того, что братом ярлу Мера Рогволду Мудрому приходится. А ты чей?
- Меня же Бардом зовут, я Брюнольва сын из Халагаланда, - собеседник ему отвечал.
В ответ Гутхорм лишь кивнул. Вспомнил он, что отец давал ему наказание не болтать языком особо, однако же не удержался сын Сигурда да и похвастался о роде именитом своем. С беспокойством взглянул Гутхорм на Барда, словно взглядом выпытывая ради любопытства ли праздного вопрос был задан али с умыслом. Отец всегда учил сына, что нельзя вверять жизнь и свободу свою в руки других людей, всегда надо оставаться на чеку.
- Слышал я о ярле Рогволде многое, как хорошего, так и плохого, - Бард продолжал. - Быть может расскажешь мне о нем, да о земле своей? Я бы вису сложил славную.
- Рогволд - дядя мой. Правду говорят, великий человек. Впрочем, отец мой, Сигурд, также немалую славу сыскал себе в походах супротив бриттов. Ежели рассказывать про них да еще и земли родные вспоминать, долго тебе слушать придется.
- Нам и плыть долго придеться, - настаивал халагаландец. - К работе корабельной ни меня, ни тебя все одно Гутхорм не допустит.

Мер. (Совместно с Тельтиаром)
____________________________________
Пять дней продолжалось плавание многотрдное. Погода не сопутствовала флоту Харальда, так что большую часть пути пришлось пройти на вёслах, под мелким моросящим дождём и при хорошей качке. Гутхорм по сей причине был мрачен и зол, но ни на ком не срывался, лишь грёб по две смены подряд, после чего вставала на нос и по много часов простаивал там, вглядываясь вдаль. Попервости шли вдоль берега, потом, войдя в воды меровы, отошли в море, а уже оттуда устремились к брегам заветным. Когда нос первого корабля вошёл в прибрежный песок, Гутхорм с облегчением выдохнул и первым, как и подобает вождю, ступил на землю
Следом за воином прыгали на песок и камни прибрежные воины в облачении боевом - никто не встречал их здесь. Не видно было рати оружной, владения защитить желающей - славную бухту указал Гутхорм мерянин агдирцам, говаривали, что лишь Сигурд сын Эстейна места эти знал, конунг же и не ведал о пристанище таком.
Видя, как славно началось вторжение их, повелел Харальд и остальным воинам с кораблей сходить, и пусть не хватило в бухте укромной места, чтобы все корабли смогли к берегу подойти, но связали канатами тугими струги, а после перебирались на ближние драккары и с них уже спешивались. Воин за воином, росла дружина вокруг Гутхорма -ярла.
Гутхорм поправил меч на поясе и пошёл вперёд, внимательно оглядывая окрестности, выискивая как возможные секреты разведчиков, так и место для стоянки.
Ярл остановился и ещё раз осмотрелся. Окрест простирались однообразные скалы, на фоне серых облаков выглядевшие зловеще и не приятно.
- Выслать разведчиков, - распорядился Гутхорм. - Пусть найдут место для стоянки удобное, да заодно проведают о постах дозорных!
- Ты здесь что, зимовать решил? - Кто-то из ярлов гудбрандсдалирских бросил. - Наступать надобно, покуда о нас не знает никто!
Временем тем и сам Харальд с драккара сошел, да телохранителями окруженный с дядей поравнялся:
- Что думаешь, Гутхорм? Пустынен слишком брег этот, так словно вымер Мер Северный - лишь скалы да утесы вокруг.
Кто-то из ярлов закивал одобрительно - мол так и есть все.
- С одной стороны надо вперёд двигаться, - Гутхорм разгладил пальцем усы. - Но с другой, воины устали грести цельных пять дней и надобна им передышка. Думай, Харальд, ты конунг!
Призадумался Харальд, верны были слова дяди, но промедление порою смерти подобно. Молвил наконец:
- Зовите этого, - в сторону корабля пальцем указал, где заложников почетных держали.
Вскоре уже привели Гутхорма мерянина, спросил его тогда конунг:
- Скажи, далеко ли отсюда до владений Неккви богатых? Как скоро селиня начнутся?
- Полдня пути, - юноша отвечал, людей оружных оглядывая. - С войском же к ночи лишь доберешься усадьбы первой. Здесь Фрейдмара херсира владения, он воин бывалый.
- Что же, - конунг повелел. - Покуда разведчиков ждем - пусть отдыхают люди, но наготове будьте в путь выступать по зову первому.
Кивнули ярлы, стали приказы отдавать людям своим - немалое войско было, такое на привал простой разместить - дело долгое, кропотливое.
- До Нидораса путь далек? - Сына Сигурда спросил Харальд.
- Дня два, не больше. Но там нынче все войско мерское собралось - свадьбу Гандальва с конунговой дочкой празднуют.
-Всё войско - это сколько? - осведомился Гутхорм Хрингарийский. - И каковы там укрепления?
- Усадьба, что крепость - Хладир по сравнению с ней домина холопская, - юноша говорил, да хорошо было, что Хакон его сейчас не слышал.
"Как-то там тестюшка с Грютингом? - Подумалось сыну Хальвдана. - Перешли ли горы уже? Сполнили все, что обещили?"
- Людей же с собой ярл каждый привел не меньше чем по две сотни, а кто и больше. Дядя мой три сотни обещался выставить, то помню - он ныне самый могущественный человек после Неккви в Мере, у других меньше войска.
Продолжал говорить Гутхорм молодой, на песке укрепления усадебные рисуя ножнами, да растолковывая, что где находится. Смышленый был сын у Сигурда-пирата, жалко стало бы Харальду убивать его, коли что не так пойдет.
- С Неккви зять его Хунтьов да внук Сельви, что Разрушителем прозван - его нынче лучшим воином Мера почитают, да он брата моего слабее вестимо будет.
- Сможем ли мы подойти к Нидорасу незамеченными отсель? - продолжал спрашивать Гутхорм
- Нет, - головою покачал юноша. - Мер - не Гудбрандсдалир - скалы голые, рать такую издали видно будет. Но коли разъезды попадутся, дядей моим поставленные, так не узнает ни о чем старый конунг.
- Опасно оставлять противника у себя в тылу! Харальд, я предлагаю сперва взять усадьбу Фрейдмара, а потом и на Нидорас пойти!
- Сколько людей у Фрейдмара? - вновь вопрос задал конунг.
- Того не ведаю, но он не ярл и не богат слишком, - Гутхорм плечами пожал. - Угрозой он столь грозному войску не станет.
- Зато сможет гонцов в Нидорас послать! - Кто-то сказал, Харальд не помнил имени этого ярла.
- Дядя, сможешь взять деревню его ночью, чтобы никто не убежал?
- Спрашиваешь? - Гутхорм широко улыбнулся. - Возьмём, дай только воинов вдосталь!
Конунг обвел рукою хирдманов, что с кораблей сошли недавно:
- Все твои, брат матери моей - выбирай на вкус себе дружину, каждый поди по бою в море истосковался.
- Сотни воев хватит! - Гутхорм кивнул Харальду и отправился набирать хирдманнов в свой отряд
Вздохнул конунг, ему мыслилось, что никак меньше двух сотен не следует брать - но не стал с дядей спорить. Коли придется тому жарко, так сам же виноват будет. Пока же велел он людям к маршу готовится - покуда будет брать селение Гутхорм, остальные к Нидорасу пойдут - нельзя дать и шанса Неккви силы собрать, а там - подоспеет Хакон Хладирский и прихлопнут змея в его же логове!
- Ты хорошо мне послужил, Гутхорм, - юноше он сказал. - Когда Нидорас возьмём, будет тебе награда, и всему роду твоему, коли сделают они, как уговаривались.
- Не подведёт дядя, коли обещал, - тот ответил уверенно.
- Надейся на это, - конунг улыбнулся, прядь светлую с лица отбросив, когда клятву он приносил свою - едва до плеч доставали волосы, ныне же почти до лопаток дошли. Быстро росли они, ох, если б так же быстро и Норвегия ему подчинилась.
Почти три тысячи воинов были с ним здесь - все люди отборные, кто еще с Агдира с ним, кто с Вестфольда, иные из Раумарики да с Гудбрандсдалира больше всего было ратников. Все - хирдманы, не ополченцы какие. Еще больше войско - знал то Харальд - с Хаконом да Грютингом шло через горы. Мощь великая - не устоять Меру, раздавлен будет силищей такой. Только потерь не хотелось больших Харальду - войско сохранить надобно для свершений грядущих, тогда и новые ратники к нему потянуться, коли увидят, что бережет он людей.
Временем тем и разведчики вернулись, рассказали где деревня Фрейдмара находиться, да что близ нее происходит. Велел тогда выступать конунг, возле кораблей полторы сотни людей оставив для охраны.

Северный Мер. Хакон Хладирский.

Меж тем, за время прошедшее, войско Хакона и Грютинга покинуло Оркдаль и ныне вступило во владения старого Неккви. По взаимному согласию, предводители временно разделились, направив коней к приграничным селениям. Они не чаяли встретить тут сопротивленье вторжению – небольшие, в десять домов деревеньки, так же подходили для обороны, как дупло беличье – для волчьей берлоги. Так то и вышло, но, взамен бондов испуганных, Хакона встретила пустота.
Поход конунгов на Мер не был тайной – благо, Грютинг нарочно Неккви вызов послал, а сам Хакон то лично одобрил. Вот мужичье и попряталось по пещерам, коих здесь было в достатке. Искать? Только время потратишь. Да и не желал конунг Транделагский людьми зря рисковать. Местные землю тут хорошо изучили, а они – лишь пришельцы, коим лазы потайные неведомы. И потом - даже кошка испуганная может глаз человеку отнять, особенно если с котятами. Так зачем нарываться? Доблесть воинская в ратных трудах пригодится, не все ж гридням с мужиками простыми хоробствовать.
- Подпалите селение, - приказал конунг спутникам.
- Отец достославный, - робко спросил Хакон млад предводителя грозного. – Скуден мой ум, и не знаю – зачем мы деревню огню отдаем? Ведь пойдет в мере слух о жестокости лютой…
- Милость к врагам может быть после победы, - ответил на то старый конунг. – Мы пошлем вперед юношей легконогих, что будут гуторить народу: «Мол, воюют-то конунги, не дело мужицкое в распри те ввязываться». Коли останутся на местах да хлебом-солью приветят – не тронем мы не скота их, ни женщин, как гости себя поведем. А, ежели будут бежать, словно зайцы – им хуже. Огонь их добро заберет, кони посевы потравят. Летом еще на грибах с ягодами, может, продержатся, а зимой с голода вымрут. Не придется даже клинков замарать. Бонды, может, порою и глупы, а то, что их жизней касается, хорошо разумеют. Увидишь: все прочие села сдадутся без боя.
- А коли на Неккви своего понадеются? – дрожал Хакон, молвя речь дерзновенную. Но отец его лишь усмехнулся:
- Мер – земля бедная. Даже бондам известно, что нет у конунга злата, чтоб верность их наградить, и зерна, чтобы не дать детям их плакать от голода. Дружину свою Неккви прокормит, а вот земледельцев ни чем ни пожалует. Гандальв Альвхеймарский мог бы помочь, у него-то добра предостаточно, да и клинки не из худой стали сделаны. На, видимо, сам Локи друзей старых поссорил на счастье Харальду. Пусть ярлы воюют за Неккви – бонды его против нас не пойдут, ежели сделаем все, как замыслено.
- Бог Один, точно, твой предок, о, конунг, - молвил почтительный сын отцу породившему. – Он дал тебе мудрости полной рукой, а не мог бы такого задумать.
- Годы твои невелики, Хакон млад, - покровительственно заметил конунг Транделага, глядя, как над селением поднимается жаркое пламя. – Еще пяток зим, проведенных в походах, и мудрость твоя преумножится.
- Надеюсь на то, о, владыка.

Солнце вставало над Вингульмерком, освещая лучами своими дворы да крыши соломенные, отблески золотые от креста церковного отражались. Собирались в поход воины - кто с родными прощался, кто припасы в последний раз проверял, кто доспехи чистил. Воин один у ворот самых на камне придорожном сидел, меч до остроты небывалой точил. Вжик-вжик, точило пело в его умелых руках.
С грустью наблюдала Сигрун картину эту невесёлую. Стояла у окна владычица Вингульмеркская, да текли слёзы по её лицу. Первый раз отпускала она мужа своего одного в поход, быть может, смертельный, впервые не следовала за ним. Несколько минут назад вышел Эйнар из спальни её, и дала теперь она волю чувствам своим, доселе хоть немного сдерживаемым.
Смотрела она теперь, как муж её, ярл гордый, что мгновения назад при прощании, так же как и она, еле слёзы сдерживал, по ступеням крыльца спускается. Ничто в нём не выдавало грусти душевной, что только для жены предназначена была. И преобразилась Дева Битвы под стать мужу своему. Стала спина её, что лезвие меча ровной, загорелся взор. Погладила женщина ласково чрево своё, где жизнь новая теплилась. Скоро суждено сыну ярла, воину истинному на свет появиться. Все бабки в округе предсказывали, что непременно сын у Девы появится, чему Сигрун рада несказанно была.
Спустился ярл с крыльца высокого, приказания последние отдавая, сел на скакуна своего могучего да повёл войско своё славу в битве предстоящей стяжать. Лишь раз обернулся Эйнар, на жену свою взглянуть стремясь. Увидел он в окне силуэт её да глаза горящие, улыбнулся на прощание да погнал коня вперёд, неизвестности навстречу.
Потянулись воины вслед за ярлом и через немалое количество времени, опустел Вингульмерк. По-прежнему сверкал крест церковный, да только тихо в усадьбе стало.
В пути уже поравнялся с ярлом Оттар Рваный, раньше видимо с воями подотставшими разговор он вел да колонну походную выстраивал. Теперь, как и подобало предводителю ратному, подле господина своего он ехал:
- Тяжело тебе жену оставлять, Эйнар, - произнес он, после молчания долгого. - То ведомо мне, но без тебя, не сдюжить нам будет ворога. Сам знаешь ведь.
- Знаю, потому и еду с воинами. Лучшей защиты, чем моя, Сигрун не сыскать, а сейчас чтобы уберечь её, выступить супротив Асмунда надобно. И она это знает.
- Асмунд - пес бешенный, - сплюнул Оттар, всегда корежило его, едва только ярла кровавого припоминал. - Но скажи, ты же с ним под кровом одним жил, и с отцом его ходил в походы. Ты руку потерял в том бою, о котором теперь легенды слагают и плечом к плечу с ним бился - неужели не видел в нем жестокости этой ранее?
Нахмурился Эйнар. Сам он себе последнее время часто этот вопрос задавал, и неприятно ему было, что Оттар тоже этим интересуется, тем более что не знал ярл ответа.
- Дивлюсь я Оттар, что ты, воин бывалый, вопросы такие мне задаёшь. Неужели не знаешь ты, что в друзьях своих мы многого не замечаем, многому значения не придаём?
- Оттого потом и выходит потом, что кровь рекою льется, - скрипнул зубами херсир, за отговорку ответ этот принял. - Добр ты, Эйнар, многих слишком простить готов. Но они тебе второй щеки не подставят.
- Не злись Оттар, кабы знал я ответ лучший, сказал бы тебе. Но не заходи слишком далеко, всем нам Асмунд враг, мне так втройне. И победить мы его должны, а не зубами попусту скрипеть.
- Волк зубы скалит, змей же тихо шипит, - пробурчал Рваный. - Как бы мы, одного врага одолев, другим повержены не были.
- Что ты сказать этим хочешь,- подавив злость свою Эйнар спросил. Тяжко ярлу с домом расставаться было, готов он был на любом злость свою выместить, да сдерживал её по обыкновению.
- Мальчишки эти, - рублено слова с губ срывались, неприятна была тема Оттару. - Порой кажется мне - зря их отпустили мы. Не было в змееныше этом раскаяния ни на грош. Людей потравили, сколько добрых христиан погибло? А ярл?.. И тут этот троллиный выродок со своей гра...
- Замолчи Оттар!- готовы были резкие слова с губ Эйнара сорваться, но поймал он их за хвост, даже рука его единственная на поводьях дёрнулась, вот как разозлился он,- Сделанного не вернёшь. Правильно мы порешили и точка.
На самом деле и сам ярл порою сомнениями мучился, но не хотел он это Рваному раскрывать.
- Правильно.. правильно... ты ярл, тебе и правильно, - сам себе уже это Оттар сказал, ярлу же так отвечал: - Другое волнует меня - быстро как посланец этот заявился с помилованием конунжим. В иной раз месяцами ждем решения, а тут, так словно ждали вестей таких в Сарасберге.
- Не могли там сих вестей ждать, сам знаешь, если только…
Замолчал ярл, в даль глядя.
- Если только меня убить отнюдь не дядя их захотел, а кто-то поближе к конунгу находящийся, знаешь же.
Не прерывал разговора этого Оттар, хотел до конца довести.
- Знаю Оттар, знаю,- сквозь зубы проговорил Эйнар. Не хотелось верить ему, что рядом с конунгом такие подлости творятся, но и не глуп ярл был, чтобы от очевидного отворачиваться.
Молчание воцарилось между воинами. Они направлялись к берегам Эйна.


(C Тельтиаром)

Фиорды. Конунг Аудбьерн

Когда в длинный дом внесли тело Олафа, конунг вел неспешную беседу со Снурри. Четверо викингов внесли погибшего воина на носилках и опустили скорбную ношу пред ногами властителя.
- Что это значит? – прогремел голос Аудбьерна, взвившись к потолку зала.
- Погиб Олаф, - викинг, взявший на себя смелость ответить властителю, шагнул вперед. – Еще два претендента на родственницу твою были, конунг. Так брат твой, Арнвинд, чтобы никого не обидеть, да златом-серебром судьбу девицы не решать, поединки назначил. К тому же будь вира мерилом за Хильд проиграли бы и Олаф и Эрик, ярл Арнвиндов. Слишком уж богат альвхеймарец. Бронь на нем сплошь франкская, разве что шелом северный, да меч…, - тут на миг воин паузу взял, видно оружие, вспоминая, - рукоять золотая, а клинок видать цверги ковали. Щит Олафу что масло али шелк резал. Видать боги от Олафа отвернулись. Оставил его Один на поле ратном. Ярл тот пришлый похоже колдун был, вроде хром, да калечен, а бился не хуже воев наших лучших.
Тяжко вздохнул Аудбьерн. Послал он парня на смерть верную, хотя и предположить такого не мог.
- Хильд альвхеймарцу досталась? – Снурри спросил.
- Не ведомо то. Мы сразу ушли, Олафа в родные Фиорды доставить, дабы тризну по нему справить большую.
- Один пригласит тебя в Вальгаллу, Олаф, за пиршественный стол. Станешь ты воином войска его, - тихо проговорил Аудбьерн да рукой махнул. – Сегодня, как только светило коснется скал, да краем море зацепит, справим по Олафу тризну великую, да жертву Одину принесем. Кстати, Снурри, - повернулся к старику конунг, - помнишь, драккар тот с пробоиной, что стоит за скалой?
- Отчего ж не помнить? Помню.
- Так вот, пусть пробоину до вечера заделают, да соберут хирдману достойный скарб с собой.
- Сделаю, конунг, - кивнул Снурри и вышел из длинного дома, следом за ним вынесли Олафа.
Остался один Аудбьерн, лоб его складка тревожная прорезала. Все шло непонятными путями, будто бы Локи резвился на просторах Фиордов и Мера. Шутки шутил, да в игры играл с ними. Тяжкие думы шли к конунгу: от Неккви гонцов не было, викинги в поход рвались, а отпустить нельзя было, драккары крови хотели, как и клинки их, а тут еще странный ярл из Альвхеймара..

Мер. Нидорас.

Рассвет встретил войско Сельви.
Разрушитель же восседая на коне, держал знамя в левой руке, а в правой – секиру. Рубцы на груди и высохшая на лице кровавая ладонь придавали Сельви исконно устрашающий вид. Первые лучи солнца багровым пламенем упали на его лицо. Он оглядел войско.
-Мерейцы! Врать я вам не стану, да и не умею зря языком трепать, немногие из вас видели меня в бою, но кто видел – тот скажет – что средь вас – я равный. И на коне я лишь из старых традиций, да и знамя надо нести высоко, чтобы все видели и устрашились Змея нашего, Мерийского Золотого Змея! Знаете ведь, я оркнейцев этой секирой рубил, так теперича угрожают нам не оркнейцы, а ярлы Харальда, этого труса проклятого, который боится выйти на поле боя… А ярлы без конунга – как викинг без головы, а значит – мы будем сражаться с войском мертвецов, у которых нет одной главы… Все кто присягнул Харальду – слабаки и трусы, ведь они боялись его армии, а не самого Харальда, но нам ли бояться тех, чей вожак – юнец? Нам ли бояться труса, нам ли ходить под его стягами? Нет, братья, не согласен я на такую судьбу, и хоть врага больше – знайте, мы – сильнее, да и Волк нам не брат, а Медведя Змей одолеть способен! Ну что, братья, покажем, на что способен Златоглавый Змей?
-Да!!! – выкрикнуло войско в ответ.
-Ну, тогда пойдем и докажем, что мерийцы – не пустозвоны!
-Да!!! – снова выкрикнули воины.
-Костьми ляжем, но защитим Мер, верно, братья?
-Да!!!
-Не верно… - засмеялся Сельви. – Умирать нам не к чему, надо сражаться… Только так мы защитим Мер!
Войско, вероятно, устало кричать…
-Может, пойдем уже? – прозвучал чей – то утомленный голос.
По рядам прокатилась волна смеха.
-Айда за мной! – усмехнулся Сельви и похлопал коня по гриве. Тот медленной рысью двинулся вперед.
Змей на стяге распрямился и начал, будто полыхать на ветру. Быстро бежало время, неторопливо сопел конь перед привалами, еды хватало на всех, пили же из ручьев, благо на пути их было много. Сельви и не думал смывать с лица засохшую кровь, он много общался с солдатами, спал во время привалов, обсуждал тактику с Неккви и Свейном, и наконец, изредка смотрел на природу своей земли.
“Нет, мы обязаны победить… Неужто это все достанется юнцу малолетнему, который и стали не чувствовал… Не верю я в это… Не может такого быть… Один не может этого допустить. Просто не может. Это глупо. Отдавать такие земли этому волку… Нет… Не хочу… Нельзя. Надо… ”
Волновался Сельви. Сильно волновался. Но ничто не выдавало в нем волнений. Не хотел он перед воинами своими оплошать. Не первая уже битва, но, однако, такого размаха в жизни Сельви еще не было…
“Знаю я, что с первой кровью опять впаду в безумство, пойду в первых рядах, буду рубить всех налево и направо, но… Но выживу ли я в этом бою? Безумные и гении живут очень недолго… Выживу ли я? Вот в чем вопрос. Пасть в кровавом безумии – об этом мечтают все мальчишки, но я не хочу. Последние секунды жизни пусть я буду собой, а не сумасшедшим воином, сметающим все на своем пути…”
Его конь без устали вез на себе всадника, чувствуя его дух, окрепший и знавший одну истину.
“Нам нельзя проиграть эту битву. Нельзя. Значит – только победа...”
Раздавались песни… Второй день в пути… Утром – уже на месте… От этого сил только прибавилось… Каждый шел и пел, пел и Сельви… Пели о войне, пели о героях, пели о любви, пели о том, о чем каждый хотел петь. Но все песни с единым корнем… Все песни – про эту жизнь. Сладкую и горькую… Безжалостную и милостивую…

Утром Сельви проснулся... Кто – то начал дуть в горны и рога… Этот день начался… Возможно – самый страшный день в жизни Сельви…

Перед воинами возникли горы… Битва – за ними…

Северный Мер. Хакон конунг.

Грозною ратью
Воев бывалых
Змею явился
Черный медведь.
Воинской статью
Гридней удалых
Хакон гордится
Ныне и впредь.
Черною тучей
Смерти крылатой
Стрелы ударят
В щит и шелом:
Конунг могучий
Кровную плату
С ворога взыщет
Острым мечом.

Так пел скальд из местных, приблудившийся к войску да за песни обласканный. Многие знали, что Хакон и сам не чужд меду поэзии, и, хоть не испил до дна чащу с кровью Квасира, а все же усы в ней мочил предостаточно. В скальдах Хакон смыслил довольно, и зрил: этот певец – не из лучших. Те молодцы, что на свадьбе Харальда пред креслом его состязались перед этим – что боги Асгарда пред смертными.
Но на войне не до жиру. Ваны-покровители, наделяя скальда ловким умом да искусством сложения вис, часто взамен мужества убавляли. Вот и выходило порой, что лучшие певцы да сказители славили победителя после победы, а не шли с ним на бранное поле. Во времена деда старого Хакона таких мужей презирали, но сейчас, перед гибелью мира многое поменялось.
Вот и кивнул конунг певцу благосклонно: пусть уменье его – лишь позолота, а не злато червонное, зато сердце открыто да норов почестью не испорчен. Тот и рад был стараться: в этих краях скальда не сильно-то того жаловали, вот и решил он у конунга пришлого счастья пытать.
Слухом земля полнится, так что знал Хакон уже, что за рать идет навстречу им с Грютингом. Битва за Мер уж не за горами была, и конунг Транделага лишь только надеялся, что боги будут за них в этом сражении. Знать бы еще, как успехи у Харальда? Увы… от зятя пока вестей не было.

Хрольв и Ивар, сыновья Рогволда

- Отец велит вам обоим сворачиваться, да возвращаться обратно в имение.
Посланник отца явился Хрольву и Ивару в сопровождении двух младших воев из дружины Рогволда, а также проводника из ближайшей деревни. Маленький и незаметный человечек, которому судьба начертала предел – подобные сообщения, вел себя словно конунг, чувствую столь необычную легитимность собственной власти.
- Это ж чего такого случилось, что отец отрывает нас от любимой забавы? – зевая, ибо было еще раннее утро, поинтересовался Хрольв. Великан в компании трех гридней трапезничал за наспех сооруженной скамьей-столом. Стол буквально ломился от яств, хотя и в основном животного происхождения.
Посланник Рогволда нашел братьев на самом краю его владений. По всей видимости охотится они уже и не помышляли – великое обилие трофеев – шкуры, рога, всячески приготовленной мясо – украшало лагерь. Лагерь – всего несколько тентов. Из одного такого тента и вышел Ивар. Он был практически гол, ибо намеревался искупаться в речке, что громко журчала за ближайшим буреломом.
- Думаю, дядя наш приехал, - догадался Ивар, - привез новости важные, а посему и наше присутствие отцу понадобилось.
- Именно так, - разочарованно кивнул посланник, которому самому хотелось объяснить причину. Этого не мог не заметить Ивар. Мелкие люди гордятся мелочами. Пожав плечами, он направился к речке.
- У нас в достатке вина и мяса, - бросил он напоследок через плечо, - располагайся. Раньше, чем я умоюсь, мы все равно не тронемся.
- Присаживайся, - указал на место напротив себя Хрольв, - расскажешь чего там в Нидаросе происходит.

Немало дней минуло с тех пор, как драккар Сигурда пришвартовался в гавани Нидароса. Тайным был его отъезд, никто не пришел проводить в путь посланника Рогволда, и таким же состоялось возвращение – промозглым ранним утром, когда слегка накрапывал холодный дождик, а ветер так и норовил забраться за шиворот, Сигурд в сопровождении нескольких гридней следовал по все еще спящему городу.
Усадьба брата, как только узнали, что за гость требует разбудить хозяина поместья, мгновенно преобразилась – из полусонной обители (сыновья ярла со многими гриднями отправились на охоту, а сам Рогволд ненавидел суматоху и шум) в зал для пиршеств. Впрочем, когда Сигурд и Рогволд сели за стол да начали обильную трапезу, все уже было сказано и решено.
Долгим был утренний рассказ Сигурда о том, как принимал его Харальд, что сказал, чего просил да чего требовал. Покуда брат говорил, Рогволд помалкивал да слушал, лишь бороду поглаживая. Как только Сигурд упомянул про сына, что пришлось оставить в качестве заложника, ярл Мера наконец заговорил:
- Бальзамом на сердце новости твои, брат, - в голосе Рогволда читалось возбуждение и энтузиазм, которое скрыть ему не так и удалось, - великое будущее ожидает нас! Может, ежели смилостивятся высокие боги, не только Неккви служить не буду, но и перед Харальдом на коленях ползать не придется.
- На каких коленях, брат, - удивился Сигурд, - он намеревается тебе во владение весь Мер отдать, ежели по договору все выйдет!
- Так то оно так, - кивнул ярл Мера, - но был бы я недалеким ярлом, ежели бы свое будущее вперед не планировал. А в будущем этом видится мне, что негоже…
- Задумал снова что-то? – перебил брата Сигурд.
- Еще нет. Планировать-то, конечно, дело хорошее, но для начала полагается выполнить то, о чем договорились с Харальдом. Пожалуй, пора моим отпрыскам возвращаться с охоты, отложить копья да взяться за мечи.
- Велишь послать за ними?..
- Велю, когда отпразднуем твое возвращение. В долгу перед тобой я, брат.
- Думается мне, представится тебе такая возможность в скором будущем, - вздохнул Сигурд, задумавшись, - немало нам предстоит еще сделать, чтобы Неккви старого с трона скинуть да тебя заместо него посадить.

Вингульмерк. Харек Волк и его дружина
Когда утро наступило, да берег золотом окрасили солнечные лучи, собрались воины, как и уговорено было у шатра Харека близ развалин сожженных, дабы совет держать, как поступить следует - искать ли пиратов да разбойников беззаконных или дальше идти к Эйнару на подмогу.
Долго спорили воины. Харек же молчал, нахмурившись. и думал о чем-то своем. Наконец утихли споры и перебранки, и обратились к нему предводители:
"Что скажешь нам, вождь, ибо ты нас в этот поход повел, и многие речи ты выслушал, реши , как нам поступитьследует.?"
- Нельзя злодеев без наказания оставлять, и прошли они здесь не так давно. Потому, сначала нагнать злодеев и наказать их по их злодеяниям, а затем на подмогу идти, коли еще успеем.
Полдня шли корабли Харека по реке Ран Эльв при попутном ветре. Через 2 часа по полудни увидели они дым на леввом берегу. Еще одно селение горело.
Пристали корабли к пологому левому берегу. Уже не менее десятка драккаров и снек были вытащены на берег. Прибытие рати застало пиратов врасплох. Никого не щадили дружинники Харека. Сам Харек с передовым отрядом последовал в деревню. Многие дома уже пылали. На улице лежали порубленные тела. Пираты тащили на веревках упирающихся женщин и мужчин - из тех кого собирались продать врабство. кто-то грузил на телеги награбленные свертки полотна и мешки с провизией. Потому нападение воинов Ранрики застало их врасплох. Многие так и были порублены держа в руках мешок или веревку, а некоторых порубили когда они стаскивали одежду с кричащих и упирающихся крестьянок. Едва расправившись с разбойниками, воины тут же не сговариваясь принялись тушить пожар, чтобы огонь не уничтожил все селение - ветер был сильный. Многие из воинов Харека в самом неавнем прошлом сами были бондами или даже обращены в рабство, потмоу все происхродящее нашло в их душах живой отклик. Оправившиеся от происшедшего бонды кинулись на колени, принявшись наперебой благодарить своих спасителей. Никто из нападавших не уцелел, кроме нескольких раненых, и их лично Харек принялся допрашивать. Как оказалось, эти праты были из вольных викингов, которые ужене первый год "резвились" на побережье Вестфольда и Вингульмерка, но раньше им вслед шло ополчение местных херсиров, и потому ограбив одно селение, чтобы запастись провиантом для дальних походов, они спешили уйти поскорее, тут же, увидев, что ополочение так и не был собрано, почуствовали полную безнаказанность, дали волю своей лютости, и решили погулять как следует, если уж дальний поход им сорвали, и набрать побольше пленников на продажу. Сколько они по ходу ограбили и сожгли селений, они сами уже не помнили. Харек ощутил, как в его душе закипает ярость. Раньше он был таким же как они, точно так же ходил в походы, но Хальвдан научил его, что к бондам следует относиться бережно, и отделять войну с воинами от войны с мирными земледельцами. Теперь он сам стал властителем, и обязанность оберегать свою землю от разбойников стало и его долгом. м
- Отрубить им всем головы, и наколоть на копья. и поставить на берегу.-повелел он. - Бондов, которые были ими убиты, на большой костер...
- Но вождь, ведь они все -так воины... -попробовал возразить Греттир - один из военоначальников, присоединившийся к нему в Ранрики.
- Они псы, а не воины. - возразил Харек. - позорная жизнь, и позорная смерть, и позорное погребение. Сделайте плот, погрузите на него их тела и пустите по реке. И привяжите на нем копья с головами. Пусть все разбойники теперь знают, что их ждет, если они посмеют забрести в мои воды. И вырежите руны - "Харек, конунг Ранрики сделал это. Всякий, кто покусится на земли его, и на добро и жизни людей его, смертью позорной умрет. "
Сделали все воины, как Харек повелел. До самого неба поднимался погребальный костер, а вниз по реке поплыли плоты с телами разбойников. Дружина же, прихватив захваченные корабли, и привязав к ним снекки, отпраивлась в путь вверх по реке до Гиллисберга...
Драккары буквально летели по речной ряби, подгоняемые попутным ветром с моря...

Торлейв. Сарасберг

Тяжко. Тяжко жрецу верховному, всеми отринутому. Тяжко из избы выйти - каждый в селении этом позор его помнит. Улыбки прячут, вослед взгляды насмешливые бросают. Не смыть позор такой кровью, не оттереть пятно черное. Думал, как вернется во главе войска, так забудут похождения его ночные, но нет - по иному вышло все. В глаза не смели упрекать его, а вот за спиной шептались, говорили - вернулся жрец, что лишь под чужими подолами лазать горазд, а как на битву пошел, так не сдюжил. Шептались, что так злы были на него, Торлейва, боги - что отвернулись от Агдира и отдали победу Сульки!
Скрипел зубами Тора Служитель, не по нраву ему были речи такие. Но не было возможности у него языки поукорачивать, да и не изменило бы это ничего уже. Власти... Власти больше не было у Торлейва - все потерял он из-за девки ирландской. Нет, не Хардакнуту ее продать надо - арабам, а лучше и вовсе каким-нибудь кочевникам с узкими глазами, что за землями вендов живут. А самого Харека...
Сколько раз уже представлял Торлейв, как расправится с этим врагом своим, как собьет с него спесь и заставит раскаяться в том, что отрекся от их веры, а затем отдаст в дар Одину. Быть может тогда умолкнут говорливые? Теперь, благодаря Сигтрюгу и Халльварду, верил жрец, что можно будет с христианами покончить. Того, что рассказал Асгаут - достаточно было, для расправы с Волком, ведь не на кого-нибудь, на родича конунгова руку он поднял. Лишь бы только Рагхильда выслушать его соизволила, а то дважды уже видел он кюну, но холодно встречала она советника своего бывшего, а ведь он власть для сына ее вырвал в борьбе тяжкой, в интригах коварных, что так народу севера не свойственны. Но - заслуги былые позабыты, все лишь бабу ирландскую ему припоминать горазды. Даже Рагхильда. Особенно Рагхильда... и Асса.
Стиснул зубы Торлейв. С Ассой он боролся люто, сам настоял на том, чтобы выслали ее, сам все сделал так, чтобы ни у кого сомнений не возникло в вине ее. Сам яд в кубок добавил.
Он сам. Столько дней до этого предупреждавший конунга и мать его не пить из кубков, что до этого охрана не проверит, предостерегавший от козней старой кюны, говоривший, что на любую подлость пойдет она, лишь бы власть сохранить.
Он сам сделал этот яд. Сам отдал его управителю вместе с кошелем золота, полновесного золота, которое должно было обеспечить его молчание. Конечно, потом управителя убили, а тело его в круговерти битв так и не нашли, но кому до этого есть дело сейчас?
Тот яд, что был в кубке конунга отпил Укси и едва не умер. Действие его было быстрым, буквально через несколько мгновений почувствовал берсерк боль и слабость, пена ртом пошла - то видел и Харальд и все кто рядом стояли. Оставалось лишь отравителя имя назвать.
"Это Асса, несомненно - мужа своего грибочками траванула, а внука, вон какой отравой..."
Никто не вспомнил в тот миг, что Гудред копьем, а не зельем умерщвлен был. Не до того было людям, конунга спасали! А как удивлена была старая Асса, когда ее в попытке убийства внука собственного обвинили. До сих пор с улыбкой вспоминал жрец, как в лице изменилась она - о да, не одна старуха горазда была на интриги хитроумные.
Взглянул на ладони свои Торлейв. Этими руками возведен был на трон Харальд, а что взамен? Сугроб холодный и порицание всеобщее. И Рагхильда от него отдалилась, едва лишь сын ее конунгом стал - раньше, бывало, сама приходила, будто бы совета испросить у него. Но не терял еще надежды вернуть все утраченное хитроумный жрец, опасную игру вновь затеял, желая многих союзников своих одурачить и врагам нос утереть. Поймет тогда Харальд, что не может он без советника мудрого и вновь власть в руки вернется к Тора служителю.
Но сначала следовало с христианами расправится, а после - иное все.

Когда прибыли Хрольв с Иваром в отцовское поместье, их ожидали неожиданные новости. Братья еще не успели сменить охотничьи костюмы на обычные одежы да расседлать коней, как их потребовал к себе Рогволд.
- Хмурый последнее время ходят батька наш, - многозначительно протянул раб, поведавший о повеленье ярла Мера, - с самого совета у Неккви.
Братьям оставалось лишь недоуменно переглядываться да шагать в сторону покоев отца. В голове Ивара крутилась масса предположений, часть из них тут же слетала с языка, но ни одно так и отразило истинной причины беспокойств Рогволда.
- День на сборы, сынья мои. Завтра отправляетесь вместе с ратью Неккви в поход, - братья не успели пересечь порог, как огорошил их отец.
Он, как и всегда, стоял склонившись над расложенными на столе картами. Тут же стояла столовая посуда – отец редко трапезничал вместе со всеми. Последнее время он приобрет привычку подолгу запираться в покоях.
- Что?.. Поход?.. – недоуменно пробормотал Ивар, - но как же…
- А вот так, - на лице Рогволда Мудрого не дрогнул ни один мускул, - даю вам в распоряжение помимо личной охраны вашей три десятка гридней из числа моей дружины.
- Славно, - удовлетворенно кивнул Хрольв, который не был посвящен во все сложные перепетии политики отца, а потому был гораздо менее удивлен, нежели Ивар, - значит, знатной сече быть.
- Правильно мыслишь, - плоско улыбнулся Рогволд, - засиделись вы за зиму тут, пора бы вам ратные навыки вспомнить.
- Отец, вернулся ли Сигурд? – слегка помолчав, спросил Ивар.
- Вернулся, - кивнул в ответ Рогволд, - новости привез самые благоприятные. Однако так распорядилась судьба, вам обоим придется последовать зову Неккви.
Хрольв недоуменно воззрился на брата, но промолчал.
Следующее утро выдалось на удивительно теплым, можно даже сказать душным. Голые по пояс, Ивар гарцевал на гнедом во главе колонны, а Хрольв Пешеход шагал рядом – не родилось еще коня такого, что мог выдержать на себе этого гиганта.
Свыше четырех десятков мужей оружных отобрал Рогволд для замысла Неккви. Не сказать, что самых закаленных да умелых, ибо оных ярл Мера оставил для собственных задумок, но и не скажешь, что новичков, что едва знают за какое место меч держать.
- Гляди, вернется из них кто мертвым али калекой, - наказывал начальнику над гриднями братьев Эйрену Бородатому, берсерку знатному, вою умелому, - головы тебе не сносить. И пусть ты хоть трижды лучший рубака в Нидаросе, проворонишь – шкуру спущу.
- Не боися, батько, - усмехался в густую рыжую бороду Эйрен, - вернутся соколики твои.
Рогволд вместе с супругою своею стоял на крыльце. Тяжело на сердце у него было, ибо помышлял он многое. Думалось ему, что разгадал Неккви замысел его да убьет сыновей, когда те в отдалении от отцовского крова и защиты будут. Умом понимал он, что неоткуда узнавать старому конунгу было о планал Рогволда, но сердцу ведь не прикажешь.
- Прощай, отец! Прощай, матушка! – обернувшись, крикнул Хрольв, колонна воев уже проходила сквозь ворота, - вернемся с добычей! Не поминайте лихо!
Ивар уже потерялся средь широких блестящих на утреннем солнце спин, через мгновение пропал и Хрольв.

Сарасберг. Асгаут, Торлейв, Асса и братья Вебьернссоны
(и все это - навеки ваши Тельтиар и Хеллиш Кэт)

После беседы с Асгаутом вернулись к себе братья. Ничего иного не ожидал Халльвард - снова ярл все дело хотел так обернуть, чтобы ему самому выгодно было, и снова помощниками себе их избрал. И снова нельзя отказаться было...
- Знать, судьба у нас такая, брат, - Сигтрюгг улыбнулся. - Ничего, и мы ведь не в накладе остаемся.
Халльвард промолчал. Да и что тут сказать? Все уж до этого сказано было, и не один раз.
Но как прошло два дня, снова Асгаут позвал их для разговора, да не слугу прислал, как прежде делал, а сам к ним утром явился, едва те проснуться успели.
- Спите вы тут, - бросил он хмуро. - А время-то на месте не стоит. Отдохнули поди?
- Отдохнули, - потягиваясь, Сигтрюгг ответил. - Правда, что до меня, так я бы еще отдохнуть не отказался... но раз ты, Асагут, пришел, видно, закончился отдых.
- В Валгалле наотдыхаетесь, а сейчас снова конунгу служба ваша требуется.
Сказал, а сам все больше на Халльварда поглядывал:
- Ты, поди за эти два дня так и не нашел, кого управителем на Хисинге поставить, чтобы за владением твоим и братьями меньшими приглядывал?
Халльвард, что спросонок и так мрачным выглядел, так теперь еще больше помрачнел.
- Да кого же я мог найти? - развел он руками, мысленно добавляя "Коль и не искал вовсе." - И не знаю даже... Разве кого из родичей дальних - так их тоже отыскать надобно.
- Родичи твои надолго еще запомнят, как ты дядьку слугой Гандальвовым назвал, - ярл ему с укоризной сказал, точно винил за наговор этот. - Среди других людей ищи, среди холопья, чтобы всегда знали место свое и тявкнуть боялись.
- Наверное, прав ты, - Халльвард кивнул, куда-то в сторону глядя. - Я вот подумал, может тогда кого из дружины моей отправить туда? Все люди верные, а положения многие невысокого...
Сигтрюгг молчал, задумавшись над словами брата.
- Точно ли доверять можешь людям этим ты, Халльвард? - Припомнил видимо ярл, что все то отпущенники были из войска гандальвова. - Впрочем, тот молодец, что весть мне принес о полоне вашем, думаю достоин поощрения особого.
- Вот о нем я речь-то и веду, - кивнул Халльвард. - Правда, выручал Торхалль не меня, а Сигтрюгга... но брат, думаю, согласен со мной.
- Еще как согласен, - младший подтвердил. - Не бросил нас в беде, к тебе примчался... Что скажешь, Асгаут?
- Достойный малый, а имением-то управлять сдюжит?
- Это уж у самого Торхалля спросить бы надобно, - Сигтрюгг затылок почесал, - но коль уж в отсутствие Халльварда дружиной управлял, то справиться должен. Чего не умеешь - тому научиться нетрудно, если желание есть, или если жизнь заставляет.
- Сами спросите, теперь же идти надобно, - подвел итог Асгаут, к дверям направляясь. - Ныне вас не простая встреча ожидает, так что готовы будьте и помните, что говорить должно.
- Спросим, - пообещал Халльвард, вставая. - А что же за встреча-то нас ожидает?
На Сигтрюгга взглянул старший, но тот только головой покачал - мол, сам не знаю, да и откуда мне.
- Увидите.
Только и сказал Асгаут, да вышел из дома, а братьям не оставалось ничего, кроме как за ним поспевать. К большому дому вел он их, конунжему. Постучал дважды, отворили слуги - внутри же в сенях на палати Торлейв жрец сидел, посох в руках держа. Недобро как-то на Асгаута он глянул.
- Заждался я тебя уже, - произнес. - Что же ты долго так?
- Дела, - плечами пожал ярл, братьев в дом запуская. - Что, долго еще сидеть?
- Да тут уж не я решаю, - покосился на дверь в покои ведущую Торлейв. Двое воинов ту дверь подпирали в облачении полном.
- Приветствуем тебя, Торлейв-жрец, - в полупоклоне Халльвард склонился. И тревожно к Асгауту повернулся. - Что происходит здесь?
Сигтрюгг напряженно по сторонам смотрел, чувствуя неладное.
- Да вот, вас дожидаемся, - отвечал служитель Тора с улыбкой приветственной, натянутой. Не приятно ему было здесь находиться, как просителю простому под дверью закрытой. - Ты руку покажи, Халльвард.
- Руку? - поднял брови юноша, но ладонь изувеченную показал жрецу, недоумевая.
Покачал головой служитель асов, рану разглядывая, да губами причмокнул.
- Отлично, превосходно, - полушепотом произнес, про себя скорее, вслух нежели, а после добавил громче уже: - Ну садитесь, стоя-то ждать не приятно слишком.
Первым Асгаут на скамье разместился.
За ним и братья сели рядом с ярлом, жреца послушавшись - и по-прежнему не понимая ничего.
- А кого мы ждем? - задал вопрос Сигтрюгг, что куда менее брата своего терпелив был.
- Покуда кюна нас принять соизволит.
Сказал Торлейв - как отрезал.
- А почему те двое... - другой вопрос собирался уж Сигтрюгг задать, но старший Вебьернссон руку поднял, покачал головой: обожди; и умолк парнишка, так и не закончив.
В молчании сидели они, долго сидели, но наконец скрипнула дверь, да появился мужчина широкоплечий с бородою окладистой. Глянул на всех, да сурово так, что даже жрец дернулся, словно ужаленый, а после молвил:
- Кюна великая видеть изволит вас.
Коротко сказал. Скупо. Так со слугами говорят - не с ярлами и жрецами. Но поднялся Торлейв и Асгаут встал. Оба прошли под взорами стражи испытывающими.
Следом и братья отправились. Халльвард взгляда не отрывал от мужа того сурового, уходя; когда уж вошли они, Сигтрюгг за плечо его тронул - обернись уже, к самой кюне пришел ведь.
Давно не был Халльвард в покоях этих... Помнится, в прошлый раз, когда являлись они сюда, тоже вчетвером здесь были, да и стояли также: Асгаут, Торлейв впереди, согбенный тогда от кашля, и они с братом сзади. Еще и дева Гиллеад была... И Рагхильда перед всеми ними.
А сейчас не было Рагхильды.Грузную старуху со строгим лицом увидели Вебьернссоны перед собой, и на лице каждого удивление отразилось. Склонившись перед женщиной, переглянулись братья - Сигтрюгг плечами пожал, Халльвард задумался...
- Асса, - одними губами Сигтрюгг произнес. Прежде не видели они кюну пожилую, но слышали о ней - видно, то и впрямь она была сейчас перед ними, больше некому.
Да, и верно что-то неладно было... Как же она оказалась здесь, и, главное, зачем?
- Торлейв, вот уж не ожидала, - чуть губами пошевелила старая. Любила она, чтобы каждое слово ее ловили. - С чем пожаловал?
Склонил голову жрец, лишь братьям заметно было, как гримасса на лице его злая появилась - и без того знала старуха зачем он пришел, так нет же - спрашивает, заставляет опять с просьбой униженной обращаться.
- Привел Асгаут юношей тех, о которых раньше я говорил, - начал рассказ Торлейв. - То Халльвард и Сигтрюг, внука твоего родичи, великая кюна.
Бросила взгляд придирчивый Асса на братьев, не ей они были родичи, нет. Рагхильде. Да кроме того Гандальву служили раньше. Не укрылось ничего от хитроумной правительницы Агдира.
- Хороших слуг внук мой в дом взял.
- Да позволит мне сказать великая кюна, свою верность конунгу доказали мы не раз, - кивнул Сигтрюгг, вид сделав, что не понял насмешки в словах ее.
Скользнул взгляд с мальчиков на Асгаута, хотя тот тоже кюне старой совсем мальчишкой казался сейчас. Затем обратно на Сигтрюга глаза проницательные взглянули, словно говоря: "Конунгу верность доказывали? Или еще кому?" Не произнесла этого вслух Асса, но и так понятны слова были. Другое молвила:
- Что же всех вас, мужей доблестных, здесь собраться заставило? Навестить меня, старуху, решили?
Вновь просить заставляла кюна. Скрипнули зубы жреца, опять поклонился он.
- Помощи твоей и суда справедливого ищем.
Пришелся тычок Сигтрюгу под ребра от Асгаута незаметный: "Мол пора и тебе рассказать все, о чем уговаривались".
Прокашлялся Сигтрюгг и начал:
- История приключилась с нами хуже беды любой. Посланы были мы конунгом Харальдом в Гиллисберг, досмотреть, как крещение там проходит, - поморщился юноша, словно о чем дурном говоря. - Не все ладно там было - вино для церемоний их испорчено чем-то было, и много людей отравилось. Но во всем нас обвинили, слуг конунжих, очернить для чего-то хотели... И ведь не просто напраслину возвели на нас, а под пытками признаться заставили! Погляди, кюна, на отметину страшную у брата моего на ладони - то Харек Волк постарался...
Халльвард, в стороне до этого стоявший, после слов Сигтрюгга руку вытянул, к кюне на шаг приблизившись.
- Верно брат говорит, - продолжил хельд молодой. - В цепях держал меня Харек, ни единому моему слову не веря, избивал, убить грозился. След от ожога на моей руке, огнем пытал меня он... Говорил я ему, что Харальду-конунгу родичем прихожусь, но Волк в лицо рассмеялся мне, ответил, что ни Харальду, ни родичам его царственным не слуга.
- Да и Эйнар Губитель Заговоренных не лучше Харека, - снова Сигтрюгг подхватил, - без суда в остроге держал меня, есть не давая. да заставлял отринуть богов, которым молюсь я, принять христианскую веру. Кабы не Асгаут, вовремя подмогу нам приславший... верно, пропали бы оба. Скажи же, великая кюна, неужели безнаказанными останутся люди эти, которые так жестоко обошлись с нами?
- Злодеи какие, - казалось еще мгновение, и руками всплеснет кюна величавая, но нет, в глазах лишь насмешка светилась, словно слово каждое их она сомнению подвергала. По приказу ли Харальда? Безвинно ли обвинили? А может была вина какая? - Нельзя без наказания такую несправедливость оставлять, всем должно воздасться по делам их.
Не любила Асса Харека Волка, за то не любила, что Рагхильду он сыну ее привез, из плена спас. И Эйнара по той же причине не жаловала. То знал Торлейв, на том хотел сыграть, братьев к старой кюне приведя, момент подгадав, когда Рагхильда усадьбу покинет - то Фредрик жрец помог, уговорил кюну в капище ближнее отправится, богам жертвы принести.
- Справедлив суд кюны мудрой, многое повидавшей на свем веку, обо всем знающей, - поклонился Сигтрюгг, и Халльвард за ним следом. - И правду от лжи отличит с первого взгляда, и не попустит, чтобы ушли от наказания виновные.
Лестьюю неприкрытой сочились слова Вебьернссона младшего - только кто же на лесть не поддастся, кому не приятно о себе речи сладкие слышать?
Улыбнулась кюна. Ехидно улыбнулась. Неприятно. Так, что даже Асгаут, до той поры спокойно стоявший, испугался, как бы худа не вышло из затеи Торлейва.
- Старость - она все видит, - произнесла Асса. Норочито с кряхтением произнесла, будто издевалась над ними. - Вы идите, мужи достойные. Придет время - отольются слезы ваши обидчикам.
Поклонился Торлейв, и Асгаут за ним во след.
Склонились и братья вновь ("Ох и противная же старуха!", Сигтрюгг подумал, впрочем и Халльвард того же мнения был), да за жрецом и ярлом вышли, не оглядываясь - уж больно не хотелось Ассы взгляд снова на себе ощутить.
- Неужели думаешь ты, что будет тебе подмогой бабища эта? - Асгаут спросил, едва они за ворота усадьбы вышли. - А ну как все наоборот сделает? Видел взгляд ее?
- На то и рассчет, - жрец отозвался. - С нами будет - хорошо, а нет - так все едино не станет Рагхильда на поводу у нее идти, а власть ныне у матери конунга настоящая, не у бабки.
- Тогда зачем она нам вообще нужна? - Неудомевал ярл.
- Скоро, скоро узнаешь, - улыбнулся в бороду густую Торлейв. - И вы, братья, тоже.
Задумчиво кивнул Сигтрюгг, на жреца глядя. Да, коли вернулся Торлейв, значит, снова коварство какое осуществить попытается... только вот что на этот раз? Нет, не мог догадаться парень.
"Скоро узнаешь..." Выходит, остается только ждать.

Фреалаф. Сарасберг
Со Скальдом

Фреалаф въехал в Саросберг уже вечером. По дороге его никто не останавливал. Знамя со знаком ворона на белом полотнище дало ему необходимую неприкосновенность. а известие что он идет из стран дальних вызывало любопытство и избавляло от излишних вопросов.
Так до усадьбы конунжей добрался он, там же спросил дозволения кюну увидать, в ответ же его хирдман, что ворота охранял так спрашивал:
- А какую кюну ты видеть желаешь?
Сонно спрашивал, лениво. Давно в Сарасберге сражений не было - с той поры уж, как людей Хаки выгнали. Оттого и разленилась стража.
- Я человек нездешний. Сказали что конунг далече. Мол просто отвези послание к кюне. ОТкуда мне знать сколько тут кюн у вас добрый человек?
- И какое же у тебя дело может быть, если ты даже не знаешь к кому оно? - Усмехнулся стражник.
- Знаю только что мать конунга тут за него и поболее конунга тут власть имеет.
- Рагхильда Вещая - кюна наша. Твоя в том правда, - согласился усач, да тут же добавил. - Вот только со жрецом верховным ныне в капище она уехала, утром лишь вернется, никак не раньше. Ты отдай мне послание, а я его поутру кюне вручу, да вот еще - скажи от кого хоть вести-то принес?
Фреалаф потупился.
- На наречии иноземном послание то написано. Я же сказал, что я из земель дальних приехал. И не велено мне было никому кроме самой кюны или самого конунга то послание вручать. По дороге напали на меня лихие люди и забрали кошель, а в нем и послание было на выделанной коже. ТАк что только на мое слово можно положиться. А если кюны нет, то подожду до утра.
Вздохнул хирдман, видно задели его слова про люд лихой на дорогах:
- Много татей расплодилось в лихолетье это, - согласился он. - Ты, добрый человек, иди на двор постоялый, там, быть может ночлег себе найдешь, коли повезет. Много людей нынче в селении - не хватает на всех домов. Люди уже, что звери - в хлеву спят.
- Было бы тепло, было бы сено свежее да одеяло теплое, да навозу бы не было, так и ночлег во всем хорош будет. -ответил Фреалаф. - В землях южных, бонды поди не лучше скотины живут.
- Так-то там, а у нас раньше лучше было, покуда война не началась, - усач продолжал. - Я-то раньше поле пахал, да вот - призвали к оружию. Теперь стою, как столб у избы этой, хорошо хоть кольчугу с какого-то альвхеймарца снял, да шлем - какая-никакая, а добыча.
- А дома кто остался? Уже и сев повсюду идет. Как поля не засеют, то кто урожай соберет?
- Брат меньшой, да сестры - управятся как-нибудь, а я сам еще чего добыть хочу, пока война не кончилась - потом-то где добрую кольчугу достанешь?
- Уж что верно то верно. Разве что франков пограбить, но до них еще доплыть ведь надо, а путь неблизкий. А в это время вольные викинги дом твой пограбят.
- А франки зарубят, - усмехнулся хирдман. - Но ты иди, пока совсем не стемнело - а то потом и вовсе дороги не найдешь.
- И то верно. Спасибо на добром слове. Еще свидимся. - Фреалаф пожал руку хирдмана и направился к постоялому двору.
Быть может и добрался бы он без приключений до строения того да ночлег себе нашел, но так вышло, что навстречу ему шел, пошатываясь слегка, человек один в богатой одежде, да с шапкой на лоб нахлобученной меховой. Не разминуться им было в потемках, задел локтем гонца тот, вскинул голову гордо, готова была брань с уст сорваться, да только едва взгляды их встретились, как узнали они друг друга:
- Ты, песья сыть! - Бьярни прокричал, на шаг отходя. - Предупреждал я тебя, чтобы ты к своему ярлу шел, а сюда и носу не казал?
- Вот я и шел к своему ярлу, а ярл мой тут сидит. - ответил Фреалаф спокойно - И вообще, добрый человек, ты меня с кем-то путаешь
- Рожу такую сложно спутать с кем, - тот процедил. - Ярлу твоему в свинарнике место, и тебе вместе с ним. Помню я, как ты мальчишку на цепи вел, да отдавать нам не хотел, когда добром просили. Здесь он - Халльвард, сын Вебьерна, коли меня память подводит - так его не подведет.
Пьян был слуга Асгаута, да все же признал посланника Харека.
- Ирладнца своего-то куда дел?
- Продал уже. Надоел он мне. - ответил Фреалаф
Рассмеялся Бьярни.
- А сам, никак решил и Харека бросить?
- Так дык иноверец он. И вообще он на службу конунгу Ранрики шел наниматься.
- Конунгу Ранрики, - расплылся в улыбке хирдман. - Сможешь слова этит перед кюной повторить?
- А как же - ответил Фреалаф. - ты думаешь я просто так сюда приехал?
- Кто ж тебя знает.
Радовался пьяный Бьярни, вон ведь сколько интересного узнал, а коли еще приведет этого воина к Асгауту, так там, глядишь и награду получить можно не малую.
- Рассказывай, дан подробно все - я за тебя слово скажу ярлу. Награду получишь богатую.
- Награду говоришь? Награда никогда лишней не бывает.
- Я зря не болтаю, - пообещал воин. - Кюне расскажешь о предательстве Харека - будет тебе награда.

Нидарос, Рогволд и Хунтьев
С Тельтом.

День минул с той поры, как ушло войско к горам оркдальским, стягивал Рогволд силы свои к Нидорасу, как того от него Неккви требовал. Уверен конунг был, что коли сыновья ярла при нем - все как должно исполнит Рогволд, оттого и требовал, чтобы защиту организовал усадьбы главной.
Недалеко от Нидораса нагнал дружину ярлову отряд небольшой, всего-то пять человек на лошадях взмыленных. Старший над ними поспешил самого Рогволда увидать, да так ему сказал:
- Исполнили мы поручение твое, не разомкнет он больше уст.
Кивнул в ответ Рогволд да приказал им сменить лошадей да найти место себе в колонне.
- Скоро отдохнете. Там все мы на лаврах почевать будем. А пока у нас дело есть с одним старым знакомым, - последняя фраза была произнесена скорее уже для самого Рогволда, поскольку никто их окружающих ее не услышал.
Приготовления Рогволда естественно отличались от обычных мер предосторожностей и это не могло не насторожить людей, в чьих руках также были сосредоточены нити власти. Многие были самым банальным образом подкуплены Рогволдом, некоторые попросту преданы ему, ну а некоторые, такие как Хунтьев, попросту рассчитывали самостоятельно вырвать кусок помясистее, а потому увещеваниям не поддавались.
К Хунтьеву и направился Рогволд – с дружеским визитом. Дружина его расположилась небольшим лагерем (всего десяток сотен, остальные в патрулях да в дозорах) на небольшом холме, неподалеку от усадьбы Хунтьева, а сам ее предводитель в сопровождении десятка гридней торжественно – поблескивая позолеченными шлемами, изгибаясь навстречу северному ветру знаменами, да позвекивая сбруями дорогими – въехал во двор поместья.
Тут же со всех сторон их облепили рабы, стараясь во всем услужить высоким господам. Спешившись, ярл Мера и заместитель Неккви, чеканя твердый шаг, направился ко дверям, где у порога его ожидал сам Хунтьев.
- Привет тебе, старый друг, - поприветствовал того Рогволд, - мир дому твоему, - мгновение спустя эту же фразу гулко повторили вои, сопровождавшие Рогволда.
- И тебе здоровья доброго, - отвечал ему конунг, в дом пропуская. Но от взоров гостей не могло то укрыться, что над усадьбой развевался уже Алый Змей Хунтьова, а не Золотой. Неужто успел похоронить тестя уже зять. Как бы на новость такую сам Неккви посмотрел?
- С чем пожаловал, Рогволд Могучий?
Не стал его мудрым называть конунг, видать себя умнее считал. Рабы же тем временем ворота крепкие заперли - хороша была усадьба, частокол высокий, стены крепкие, подворья укреплены на славу - в каждом доме оборону держать можно. Коли собрать здесь рать хоть в сотен пять, так полгода натиск многотысячной армии сдерживать не трудно будет.
- С предложением пришел. Насколько ты помнишь, Неккви завещал мне беспокоиться о защите нашего города да усадьбы его, - мягким тоном начал Рогволд, - однако видать последнее время годы начали брать свое, стал я излишне сентиментальным. Жалко сыновей, ежели погибнут, а потому вместе с ними лучших воев своих послал я.
Приняв из рук раба чашу с брагой и слегка промочив горло, Рогволд продолжал.
- Так прошу тебя воев своих с патрулей снять, да вокруг города расставить, поскольку уж пусть лучше мои новички глаз не смыкают, для них же полезней, а городские ворота оставим на плечи твоих воев, которые поопытнее будут, а значит и общее наше дело в безопасности пребывать будет.
Усмехнулся Хунтьов. Подвоха он искал в словах противника давнего, но нет - гладко все звучит, ему, Хунтьову, полезно. Пусть по побережью рогволдовы людишки ездят, коли он их не жалеет, пусть ищут врага повсюду - чего искать, его, коли известно где он - через горы идет. Так почему бы не отозвать людей - свои хирдманы, верные, отборные под боком будут. С такими усадьбу защищать не сложно будет если случится что. Даже странно было, что предложил ему это Рогволд.
- Согласен я, добрая идея, - кивнул конунг наконец. - Но ты заходи, чего так стоять на пороге.
- Зайду, я, пожалуй, погощу у тебя часок, - с улыбкой, раз случилось все по его желанию, на то ответил Рогволд, - а потом покину тебя, ибо без меня эти болваны простейшего приказа толком выполнить не в состоянии.
Прошествовал Рогволд вместе со спунтиками своими, как и полагается, в трапезную, где перекусил слегка вместе с Хунтьевым да поговорил с ним на темы маловажные, будничные. Лишь пару раз помянул, где по его мнению в городе наибольший присмотр требуется.
- Ну, спасибо за хлеб-соль, Хунтьев, - вставая поблагодарил Рогволд, его лицо и глаза по-прежнему не выражали ровным счетом ничего, иначе бы Хунтьев обязательно смекнул недоброе в словах и намереньях ярла Мера, - мир дому твоему, задержался я бы подольше, да дела срочные, уж тебе ли меня не понять.
- Да, иди, не буду тебя задерживать, - произнес на то конунг, сам полагая, что чем дальше соперник будет, тем лучше только. Кто знает, о чем еще подумать мог ярл могущественный, Алого Змея на штандарте увидав. - Слуги мои тебя проводят, если необходимость в том есть.
Вернувшись в лагерь, Рогволд первым делом сообщил ближайшим приближенным, т.е. начальникам над его хирдаманами, да главным гриднем из числа тех, что всегда следовали за ним, об изменениях.
- Разошлешь всех, кто хоть сколь-нибудь смышлен в деле ратном по побережье, - объяснял Рогволд, - пусть прочесывают. Ну а товарищей моих дорогих, с коими я неоднократно плечом к плечу бился, спрячь в усадьбе да размести в доках и по городу всему.
- Так договоримся же о знаке каком, - произнес Сальге Кучерявый, начальник над сотней хирдманов, - чтобы знать, когда псов Хунтьевских бить.
- Добро, я и сам об этом думал. Ежели услышишь ты рог охотничий трижды протрубил, поднимай воев своих да в бой их веди.
Долгое время еще обсуждал Рогволд с товарищами где и как разместить хирдманов своих (коих, надо отметить, не так уж и много у него было – всего две с полтиною сотни), пока наконец не пришли они ко взаимному соглашению. Большая часть сил была сосредоточена вокруг гавани, чтобы как можно скорее отсечь лояльных Неккви людей от основных береговых укреплений – ежели возникнут трудности с зачистой города, то люди Харальда подсобят в этом деле.
Порешив с планом сражения да раздав последние приказы, Рогволд счел возможным удалиться к себе в покое и наконец отобедать, ибо уже давным-давно перевалило через зенит солнце жаркое. И есть и пить хотелось - невмоготу.

Северный Мер. Хакон.

Союзники шли вперед по возможности быстро, не отвлекаясь на отдых, хмельные напитки и бондовых жен. Хакон и Грютинг стремились быстрее покинуть гористую местность, дабы не смог Неккви перехватить войско в местах, захватчикам негугодных. И все равно еле успели: когда объединенное войско Транделага и Оркдаля, с агдирскими гриднями до числа, вышло к равнине, вдали уж маячили стяги со змеем златым. Хакон усмехнулся в усы, представляя в уме досаду конунга Мера. Еще бы: не начав сечу, он уж позволил врагам преимущество взять, и ждать его там, где захотели, а не в месте, избранном волею Неккви.
По знаку своих предводителей, пришлое войско растеклось по равнине, становясь пред противником строем в форме серпа. Хакон-конунг на левом краю с дружиной своей оказался, Грютинг-ярл справа воев верных поставил, а в центре меж ними агдирцы Харальда стояли. Властители разумели, что, хоть ныне вместе воюют Транделаг и Оркделем, но в умах многих жива еще память битв лютых. Кто ж поручиться своим животом, что, в гуще сечи, трандхеймец ярла оркдальского, будто конунга своего, слушать будет? Случай с агдирцами, в Оркдале оставленными, уж доказал, что не было у союзников еще единства в сердцах. Лишь на словах враги братьями сделались. Вот и решил перед сечею Хакон конунг своих воев далече от себя не пускать, да следить лично да доблестью их в гуще битвы. И Грютинг на то согласился.

Мерская Битва
С Эйденом

Неккви и Сельви рядом ехали в этот час, вперед горы виднелись Оркдальские, с каждым шагом все выше они становились, все ближе, но пока еще далеки. По плодородным землям войско их шло, пахотным, по тем землям, что весь Мер Северный, прибрежный, кормили. Осторожно воины ступали, обходили поля - каждый знал, что коли затопчет колос, так потом можно зимой и без хлеба остаться. Беден был Мер, слишком беден, чтобы так просто поля топтать.
К исходу дня вернулись разведчики, что на конях резвых посланы были вперед, старший их, Карон, подле конунга остановился, да так молвил:
- Опоздали мы, повелитель - перешли уже горы враги наши, по предгорьям деревни грабят, бегут бонды прочь, а кто и вовсе уже к Хакону Хладирскому переметнулся, на нас движеться войско это.
Сельви знал - что их главный козырь пропал... Значит - ничего не остается...
Опоздали, преимущество главное свое потеряли. Осознал то сразу конунг, но не о утерянном жалеть надо было - думать как положение исправлять. В предгорьях боем связав врагов, легко было бы победу заполучить, а здесь - сложнее будет. Но все же возможно это еще.
-Мы идем в прорыв! - обьявил Сельви.
- Постой, - положил ему ладонь на плечо Неккви старый. - Прорыв дело хорошее, но пока еще есть преимущество у нас - не стоит сломя голову на врага идти. Видишь поле это?
Славное было поле, много лет кормило оно мерян, колосья золотые каждую осень собирали на нем, сейчас же едва всходы только показались на нем. Хорошее поле было, обширное. То и Сельви видел, и дед его. Могло поле разместить на себе войско мерское.
- Но ведь это... - прошептал Карон, удивившись тому, что старый конунг задумал.
- Хлеб наш, - кивнул Неккви. - Но чем оставлять хлеб врагу, не лучше ли нам, пусть ценой голода будущего, но выбрать место для сражения удобное, а не рваться не знаю куда. Дальше в низину дорога ведет, помню, здесь я еще ребенком играл часто, так что тяжко будет подниматься псам Харальда. Здесь врага встретим, земля Мера нам подмогой станет.
-Но... Ежели мы сверху нападем, у нас будет превосходство в скорости. Можно обождать немного, тогда и лучникам нашим видно врага будет, и нам с возвышенности спускаться легче! Мы будем атаковать быстро, они же будут уставшими, а для их лучников мы будем недосягаемы, ибо будем двигаться с большой скоростью, да и не будут же они по своим стрелять, ветер дует нам в спины, дедушка, и это - хорошо!
Сельви говорил это с видом исконного вожака. Чуял он - без его твердой руки битва эта не обойдется. Но также он чувствовал нагнетенность. Знал он - тяжела будет эта битва.
- Да, внук, как никто иной, понимаешь ты замысел мой, - кивнул старик. - Что же - прикажи войскам на привал остановится, да каждому укажи, где место его в строю будет. К утру здесь вражина появится, так ведь?
- Быстро идут, конунг - к утру неминуемо подступят, - кивнул Карон.
- Готовь встречу, Разрушитель, - повелел Неккви. - Пусть передохнут, сил наберутся люди - завтра сподручнее будет нам восвояси спровадить Хакона Хладирского, а быть может и к самой Хель в гости.
-Хорошо, дедушка...
Сельви огляделся... Увидел он Свейна.
-Свейн! Ты мне помощником будешь в бою, как никто другой ты знаешь эти земли, поможешь правильно расставить солдат... Вижу, жаль тебе земли, да Мер весь - дороже... Топчит вражина твои земли, топчит... Обьяви всем привал, да обьясни мне как лучше войско поставить...
-Слушаюсь, Разрушитель! - утробным голосом прорычал Свейн. Был он добродушен, однако вид и голос его этого показать никак не могли... Он пошел исполнять приказ... Сельви же прикорнул...

Ночью что - то потревожило сон Сельви и он встал на землю обеими ногами, оглядел поляну... Встревоженно глядел на него Свейн.
-Ты, Сельви, устал, я понимаю, однако же, пора людям показать что да как... Вот здесь - Свейн показал начало дороги - Встречать мы их будем... Рогвольдовские щенки пусть идут первыми, их, как знаю я, тебе не жаль... Затем идешь ты и твои воины, дабы прорвать оборону врага, так. Неккви - оставим мы позади, ибо он все - таки, как никак - свое уже отрубал... Так... Около тебя, чуть правее - будут Гриковские сироты, они тебя если что, прикроют... Лучники будут вот там... - Свейн указал на стоящий разрушенную стену поодаль. - Там их сложно будет заметить, да и позиция у них прямо скажу - отличная... Ну что еще сказать? Один с нами, я надеюсь...
-Да, Один с нами...


Мрачное утро выдалось, ни луча солнечного - все небо тучами заволокло, словно и не хотели на битву эту смотреть Асы светлые, словно противна им была распря в землях северных.
Выстраивались войска Мера Северного, как и уговорено было, споро выстраивались, времени не теряли даром - ведь подходили уже враги, подбирались - издали видны были рати, да знамен леса, среди которых много узнал Неккви.
Подозвал к себе внука старый конунг, указал рукой на неприятеля, что полумесяцем растянулся - велика рать, больше в ней воев, чем меряне выставили, да большего ожидал старый конунг от ворогов своих, о неисчислимых армиях он слышал, здесь же - едва ли тысяч пять набраться могло, а среди них, знал это конунг, видел, не утратили остроты глаза старческие - среди них бонды-землеройки затесались, не противники это потомкам конунгов морских.
- Вон, внук, смотри - слева медведь алый поднялся, а подле него еще знамена небольшие - то рать Хакона из Хладира, силен враг этот, справа же козел золоторогий на стяге в окружении иных символов - это Грютинга, что склонился перед Харальдом щенком люди.
Перевел дух конунг, в центр войска вражеского взглянул:
- А вон и волк черный на алом, что кровь знамени - враг наш главный, Харальд. Что-то не вижу его я среди бойцов, видать вновь побоялся на бой выходить. Как наступать начнут они - ты, внучек, с войском отборным, по агдирцам ударь - покажи им, чего меряне стоят, сломи дух вражеский. Как разделим надвое их, так проще и добить будет.
Обвел он ладонью подступающую армию.
- Не смотри, Сельви, что много их, сильнее мы, то и тебе, и мне известно.
Надвигался вал вражеский, медленно, неспешно, в силе своей уверенный, но вот миновали они расстояние полету стрелы препятствующее, прозвучали рога боевые, увеличили скорость вороги, щиты подняли.
-Свейн! - прокричал Сельви, видя, что враг прикрываться хочет. - Пусть лучники стреляют!
-Хорошо, Разрушитель! Слышали приказ? Стреляй во врага!
Лучники среагировали быстро. Ждали они приказа этого, дрожали стрелы наложенные. Разом сорвались сотни жал, жертв находя, в ноги впиваясь, нерадивых разя, тех кто плохо щит держал. Заставляли залпы эти защищаться людей Харальда.
-Дружина??? Пришло наше время! В атаку!!! - прорычал Сельви. Безумство уже взяло над ним верх, рванулся он во главе дружины вперед. Воины лучшие, отборные, как и их предводитель, боевому безумию подвержанные, пошли в атаку прямо нацентр, к знамени Харальда. Перед глазами Сельви появились красные круги, не различал он уже людей перед собой - лишь топор свой видел, да кровь, которой обагрился клинок. Он окончательно стал берсерком...
Дружина передавая врезалась в рати вражеские, строй агдирский ломая, а следом уже надвигалось остальное войско. Армия Мера разделилось на две части - одна, меньшая, осталась с Неккви, а другая, большая, ринулась за молодым конунжичем, успех его закрепить, покуда не очухались враги.
Сельви ревел, словно медведь посреди зимы разбуженный, он бежал впереди всех, перед врагом махнул топором, срубил ему голову, затем другому. Отстранялись агдирцы от берсерка, не хотели с ним битвы искать. Кто-то назад подался, стяги родовые бросая. Мерийская волна хлынула на вражий берег, сметая воинские ряды...
Выплеснувшая в лицо кровь освежила Сельви и он начал размахивать топором налево и направо, рубя врагов и не обращая внимания на преграды, он крушил доспехи, ломал черепа, разрубал тела, в ярости Сельви заметил волка. Черного волка на алом...
Зрачки расширились, сердце забилось в тяжелом ритме, он взревел еще раз, оглушая тех, кто бился рядом, и подпрыгнув, локтем сломал кому - то шею, замахиваясь на знамя Харальда. Знаменоносец испуганно отшатнулся, но ему это не помогло, Сельви перерубил древко вместе с его шеей. Тяжело вздохнув, он размахнулся топором вокруг себя. Затем еще раз... И еще раз, рубя рядом сражающихся агдирцев, а порой и своих, в боевом безумии - берсерк не замечал этого.
Следом за Сельви в прореху посреди войска вражеского образованную, все больше воев врывались, топтали знамена низвергнутые, сотнями глоток кличи боевые извергали, крушили агдирцев, лучники же, что с Неккви остались стрелять продолжал по краям серпа, коим войско вражеское выстроилось. Тяжкая это перестрелка была - отвечали уже залпами дружными люди Хакона да Грютинга, в долгу не оставались, но вот, в бегство центр обратив, растеклась волна мерская на два потока неравных - вправо и влево понеслись дружинники - супротив Грютинга дружину повел ярл Ульвберг, воин старый и умелый, но меньше войска было у него - не считал Неккви, план военный составляя, ярла оркдальского, колени склонившего, противником достойным, против же Хакона ринулся Тормар Чернобородый, а с ним в одном строю и сыновья Рогволда и почти две тысячи воинов мерских. Свейн же все время это подли Сельви был, центр войска волчьего помогал крушить, так чтобы и мысли не появилось у Агдирцев бегство свое позорное прекращать.
Сельви некогда было радоваться бегству агдирцев, ибо в безумии не видишь и самых элементарных вещей... Он продолжал бой, Разрушитель словно Молот Тора обрушивался на врага, размахивая секирой в боевом танце так, словно ураган морской всесокрушающий шел, а не воин пеший, он рубил врагов на части, сам того не понимая, но желая их смерти, их крови, их поражения. Лучшим он был на поле боя, ибо именно он повергнул войска Агдира в бегство, не единым мастерством своим, но и духом своим, заставившим войско идти за вождем, за Сельви. А когда рассеяно было войско центровое окончательн, он ринулся на подмогу Ульвбергу, дабы сокрушить Грютинга вместе с ним...
Кровь лилась рекой.

Битва за Северный Мер.
Мерийцы и транделагцы.
Совместно с Тельтиаром.

Нежданный напор воителей Мера, возглавляемых берсерком, заставил струхнуть не только агдирцев, коим он шеи рубил, но и гридней Хакана Трондского. Вот тут и стала видна мудрость Медведя: коли не боялись бы вои трусами прослыть, отступив на глазах конунжьих – небось, тоже назад подались бы. У страха глаза велики: Сельви-Разрушитель казался воителям Транделага втрое страшней знаменитого Гутхорма.
- Воины Трандхейма! – Хакон голос возвысил. – Ужель матери ваши были с рабами трусливыми? Не вижу причины иной, чтоб сыновья моих храбрых соратников в страхе тряслись. Смрадом ваших портов всех валькирий, глядишь, распугаете. В бой!
Первым на приказ отца младший Хакон откликнулся. Не то слова про рабов его сильно задели, не то кровь молодецкая люто битвы просила. А только бросился отпрыск конунга на врагов, а вместе с ним – Ахти Йотун, что верность Хакону сохранил да с ним на сечу отправился. За теми двумя и прочие воители потянулись.
Тяжелая битва выдалась, жестокая, тут уж не на удаль берсеркову надеялись хирдманы, а лишь на умение свое да на мечей остроту. Вел мерийцев Тормар, лучшие мужи Мера Северного за ним следовали, в боях испытанные - таких повелел старый Неккви против Хакона бросить. Больше других врагов медведя старого опасался змей, оттого и силу столь великую на него направил. Развевался стяг медвежий, бросил своим воинам Чернобородый, клинком на знамя то указывая:
- Подобно Сельви нашему, что волка растоптал, сбросьте и медведя, храбрые воины!
Кричали в ярости мерийцы, воодушевила их победа первая, думали что сейчас так же легко и второй войско рассеют по окрестностям, да только вскоре уже на строй латный наткнулся вал этот - то ратники Хакона наступление их сдержали. О скалы разбилась волна мерская, не смогли они с наскока проломить стену щитов, десятки поединков и схваток завязались.
Сам Хакон секиру поднял, не доверяя в бою чужеземным мечам. Многие бы за счастье почли спиною его заслонить, но, коли решил конунг в битву идти – мигом замкнулись уста. Старый медведь – не волчонок младой, у коего еще сотня битв впереди. Не посмели ярлы да гридни старого Хакона от битвы беречь, но сгрудились вокруг с криками славными. А сам властитель земель Транделага, будто не видя Тормара и воев его, стал прорубаться вперед, туда, где змей золотой над дружиною реял.
«Если змее голову отрубить – тело легче в куски покрошить будет», - решил про себя Хакон. Невзирая на возраст, рука его была тверда, а опыт превосходил большинство, ныне вышедших на поле.
Люто рубились гридни те, что вокруг Хакона шли - присутствие государя рядом сил им придавало, не хотели слабости являть на глазах у повелителя, что наравне с ними бился. Поддались войска мерские там, сдавать начали, но послал туда подкрепление Тормар, тех из людей своих, что еще не успели в бою увязнуть. Медведя им сразить наказал, дабы смятение посеять в рядах нападающих.
- Сам в руки к нам идет хладирец! - прокричал Чернобородый, поддержали его гулом громким мерийцы, что сейчас с людьми Ахти и младого Хакона рубились. Никто отступать не желал, да только больше людей было у транделагцев, перемалывали они медленно войска мерийские.
Реяли знамена над полем - каждый ярл и хевдинг по стягу имел да велел ближе к битве стоять знаменоносцам, дабы воодушевляли на бой хирдманов. Недалеко от конунга и племянники его сражались, прогрызаясь через ряды мерийцев с гриднями отборными. Грозило затянуться сражение это.
Остановился Хакон на миг, пот с лица утер рукой окровавленной. Битва кипела, что море северное штормом осенним. Не явно пока было, чья рать врага перебарывает, да кто кому в сече этой хребет переломит. Сам же конунг видел отлично, что много воев ныне меж ним да Неккви из Мера. Вот и решил врага висою уязвить, чтобы ярость мерийцев на поступок неумный толкнула:

Псине смердячей
Сирую долю
Один готовит
Тропами сечи.
Пляской мечей
Ворогов волю
Ладно поборем
Ратную сталью.

- Это я тебе. Неккви, пою! Старый пес, что за хирдманов спины попрятался – ужель викинг ты ныне, а не баба беззубая! – крикнул он опосля. За шумом битвы конунг Мера то не услышал, зато вои его, за Тормаром шедшие, взъярились пуще берсерков.
Яростные крики пронеслись среди мерийцев, бросились многие из них туда, где конунг Транделага был, желая самолично его за слова дерзкие покарать, не мог их ярл удержать, да и не стремился - сам хотел лишить воинство вражеское предводителя, так что замыслу его полезна была виса язвительная.
Сильны в гневе были потомки морских конунгов, сумели опрокинуть фланг один воинства хаконова, но оттого лишь, что большая часть их на фланге том сражалась, на другом же, где Ахти молотом и секирой орудовал совсем мало осталось ратников, не могли они больше великана гудбрандсдалирского сдерживать.
Видел тяжкое положение людей своих издали Неккви, знак подал воинам, его окружавшим - двинулись, мечи обнажая вперед лучники из тех, кто уже колчаны опустошил, на подмогу шли Тормару, сам же конунг лишь с телохранителями остался за сражением наблюдать, резерв последний исчерпав.
Хакон усмехнулся в усы, но та улыбка быстро стала волчьим оскалом. Давно конунг не был на поле битвы. И сейчас ноздри его расширялись, вдыхая запах пота и крови. Он чуял смерть вражью, как лошадь – воду в земле каменистой. Пушинкой взлетела секира, разрубив чей-то щит. Хакон знал, что после битвы, коль Тор сохранит его старые кости от погребения в драккаре, возраст даст о себе знать. Заболят руки да сердце заноет. Но сейчас ему словно вновь было лишь двадцать зим а впереди стоял ненавистный противник. Что еще надо для счастья?

Битва мерийцев и транделагцев, сыновья Рогволда
как и обычно, с Тельтом.

- Славная битва! – отбив случайную стрелу (одну из многих тысяч, коими обсыпали друг друга мерийцы да транделагцы), проговорил Ивар.
- Да разве это битва?.. – с легкой досадой сплюнул Хрольв, - так, толкотня сплошная. Когда уж до дела нас допустят.
Правду сказал Хрольв – сошлись войска, ударили друг в друга мерийцы да транделагцы, но не досталось легкой победы ни одному из противников. Смешалось все, и еще неизвестно было от чего люди гибли больше – то ли от давки ужасной, то ли от стали смертельной.
Четыре десятка Рогволда, среди которых бились Хрольв и Ивар, оказались на фланге Тормара Чернобородого и вместе с ним увязли во вражеском строю. Прозорливый Эйрен Бородатый, поставленный Ровголдом командовать отрядом, был посвящен в истинные намерения мятежного ярла, переметнувшегося на сторону Харальда, а потому держал свои десятки вдали от битвы, выжидая.
- Думаю, пора выполнить волю отца! - вновь подняв щит, чтобы отразить стрелу шальную, громко, чтобы услышал стоявший поотдаль Эйрен, произнес Ивар. Начальник над хирдманами лишь кивнул в ответ и, повернувшись спиной к клокочущей битве, прогрохотал:
- Внемлите мне, вои Рогволда Мудрого! Воля батьки нашего сегодня не супротив транделагцев направляет, кои, может и не совсем друзья нам, но уже точно не враги, но против мерийцев, ведомых вероломным Неккви, что, как все знаете, смертельную обиду нанес батьке нашему!
Верных воев подобрал Эйрен – служили они не конунгу, но ярлу. Служили не за страх, а за совесть, и готовы были по указанию батьки своего обратится против тех, с кем вчера делили пищу. Да и глубоко засело оскорбление, что нанес Рогволду Неккви, все его помнили.
- Так отомстим же за поруганную честь рода нашего! Пусть же умоются враги проклятые кровью собственной да искупят тем вину свою!
Покуда Эйрен произносил короткую речь свою, Ивар следил внимательно за Хрольвом – как он отреагирует, в планы отца не посвященный?
- Брат… - начал было Ивар, недоумевая, ибо лицо Хрольва было спокойно и не выражало ровным счетом ничего.
- Молчи, брат, - перебил его Хрольв, - я уже давно не мальчишка и давно уж догодался о ваших с отцом да Сигурдом планах. Обидно мне было, что не поведал отец мне о том, но, видать, так надо было.
Поражен прозорливости, которую проявил брат, доселе лишь о битвах да женщинах помышлявший, был Ивар да лишь покачал головой и такое сказал:
- Вижу, кровь отца нашего бурлит в жилах твоих. Думал я, что любимчиком лишь Тора ты был, но нет, видать, Локи также не обделил тебя своим вниманием.
- Вперед, за Рогволда! Смерть Неккви! – наконец взорвался боевым кличем Эйрен, а вместе с ним и четыре десятка воев. Страшной силы удар обрушился на ничего не подозревавших мерийцев. Их внимание было целиком и полностью поглощено битвой, бурлящей где-то за головами впереди, а посему не сразу поняли, что полные боли и ужаса крики доносятся вовсе не оттуда, а из-за спины.
Впереди четырех десятков Рогволда, подобно навершию копья, врубался в скомканные и смятые давкой ряды мерийцев Хрольв Пешеход, секирой сокрушая щиты дубовые да разрубая шлемы стальные. Словно сам Тор сошел с небес облаками кучерявых.
- Ты что, гад делаешь?! - Обернулся один из воинов, по случайности лишь, желая посмотреть, не прислал ли Неккви подмоги им, но взамен этого увидал как топор тяжелый вздымаеться - щит подставил, но вместе со щитом разрублен был и шлем его и голова. Упал удивленный воин, не ожидал он предательства такого в бою смертельном.
А рядом другие мерийцы падали, как серпом кровавым по колосьям спелым, прошлась по ним дружина Рогволда Мудрого. Кто-то падал, ярла и детей его вероломных проклиная, кто-то зубы сцепив, кто-то просто не понимая, что произошло, лишь сталь коварную почувствовав, в спину вонзающуюся.
Поздно Тормар Чернобородый опасность увидал, слишком сильно было желание его до Хакона добраться, так что не разглядел он сразу, какую подлость учинили сыновья Рогволда. То Неккви увидал с холма своего, да в рог боевой трубить велел, дабы предупредить ярла своего.
Телохранители Тормара было подняли щиты, стремясь уберечь его от опасности, но вмиг опрокинуты были.
- Привет тебе от Рогволда Мудрого, - прошипел ярлу прямо в ухо Ивар, по самую рукоять вонзая в спину стальное жало. Срубив голову, Ивар воздел ее к самым небесам и испустил крик яростный. Бросил от голову в самую гущу потрясенных воев Неккви да такое произнес:
- Отведайте, собаки крови собственной! Не прощает обид Рогволд Мудрый, властитель Мера истинный!
И словно вторя словам брата еще быстрее заработал секирой Хрольв, разгоняя желавших отомстить за гибель Тормара. Завидев, что голова ярла враждебного улетела куда-то в толпу, еще пуще теснить мерийцев стала дружина Рогволдская, конец скорый предвидя.

Мер. Ярл Гутхорм и его оторвиголовы
_______________________________________
В глухую полночь подошла сотня Гутхорма к усадьбе местного херсира. Серые, матовые тучи даже не думали расходиться, и воины остались незамеченными. Спала деревня, не ведали крестьяне простые, что смерть к ним подкралась под покровом ночным.
- Не добрый час, мой ярл! - произнёс один из хирдманнов. - И дело не доброе мы замыслили...
- Победа конунга Харальда - дело доброе! - твёрдым шёпотом ответствовал Гутхорм. - И всё, что приближает нас к ней - тоже! Поэтому, сомнений быть не должно - либо погибнут наши враги, либо воины нашей же армии. Ты не должен ведать сомнений, сын Одина! Идём в атаку!
Уверенно звучали слова вождя, давно служили ему воины эти, каждому слову верить приучены были, а потому уверенность его и им передалась, оставили сомнения мужи суровые, подвязали бороды так, чтобы не опалить в огне случайно, да к бою жестокому приготовились.
Невидимая на небосводе луна, не успела бы сделать и десятую часть своего оборота, когда пятьдесят воинов Гутхорма вошли со всех сторон в деревню, а ещё пятьдесят, во главе с самим ярлом, напали на усадьбу. Сонные гриди приняли подступающее войско за своего вернувшегося хозяина, да отворили ворота, а ошибку свою осознали лишь кровью умывшись. Бой был скоротечен и жесток. Матерые и закалённые бойцы легко сломили жидкое сопротивление, как немногих деревенских, успевших похватать какое-никакое оружие, так и малочисленного хирда херсира. Окрестности заполонили крики и лязг мечей, а огонь пожара, казалось, достал до самых туч, вынуждая их подобрать повыше отвисшее брюхо.
Бросали факелы в окна домов, на крыши соломенные люди Гутхорма - далеко от конунжих хоромин деревушка была, не прознает никто о резне этой, не заметит издали бушующего пожарища. Где-то дети плакали, заживо в колыбелях сгорая, женщины и девки ревели - не дозволял Олень хирдманам своим насильничать, да только и убивать не возбранял.
- Никого не осталось, ярл! - мрачно отсалютовал тот самый хирдманн, что сомневался в праведности ночной резни.
- Всюду проверили?
- Всюду.
- Великолепно, храбрецы! - гулко расхохотался Гутхорм, но на, казалось, абсолютно замёрзшей душе было погано, да и смех его не поддержал никто. Приказ исполнили, пусть и неприятно было им это, да и с деревеньки этой даже добычи не взять было, настолько бедная оказалась.

Северный Мер. Хакон и сыновья Рогволда.
С Некропехотой.

Сложно, ох, сложно остановить клинки, крови хлебнувшие. Мужи на поле ратном – что псы в лютой драке: пока жив супротивник, ярость свою не уймут. Но кровь Хакона уж давно оставил жар юности, не поддался конунг Трандхейма безумию битвы кровавой. Видя, что неладное нечто творится у ворогов, старый властитель руку поднял, и так велико было к нему уважение, что все гридни вокруг, кто жест тот увидел, оружие опустили. Камень, в воду брошенный, круги на ней порождает. Так и спокойствие по войску транделагскому разлилось от Хакона. Там, где недавно кипела лютая схватка, молча стояли хмурые воины.
А на другом конце поля битвы Ивар, старшой сын Рогволда, повел дружину отцовскую навстречу транделагским воям. Поредели рогволдские, Эйнара Бородатого двое на руках раненого несли, но куда большее число воев вражеских в Вальгаллу отправить за считанные минуты умудрились. По душе Ивару был такой расклад.
- Пропустите нас к предводителю вашему, - потребовал он, остановившись перед строем транделагцев, - Хакона желаем видеть.
- А, может, тебе луну с неба снять?.. – агрессивно начал младой гридень из хаконовой дружины. Но сам конунг еще не ослаб зрением и видел, что вдали происходит.
- Пустите сюда этого мужа, - велел он.
- Господин мой, коварство их росомахе пристало, - осмелился возразить гридень седоусый. – Вели хоть, чтоб спутников молодца того, вместе с мечами далече оставили.
- Верно гуторишь, воитель, - отозвался конунг. – Скажи им, что я так велел.
Недовольство отобразилось на младом лице сына Рогволда, но все же молвил он своим спутникам обождать его, покуда он с конунгом беседует. Вои, понимая важность момента, согласно кивнули, отступив на несколько шагов назад. Лишь Хрольв Пешеход, головой тряхнув решительно, воспротивился:
- Куда ты, брат, туда и я.
Улыбнулся на слова такие Ивар.
- Вели пропустить, - крикнул он, - мы не биться с вами пришли. Да и неужто двое оружных целому войску транделагскому такое беспокойство внушают?
Смолчал на то седоусый гридень, лишь ус прикусил в гневе. Он не сказал врагам своего назвища. Видать, мало доверия к ним в сердце верного пса Хакона было. Зато конунг сам страха пред воями молодыми не показал. Лишь любопытство на лице его отразилось.
- Кто вы, и ради чего своим в спину ударили? – спросил он у подошедших братьев.
- Мы исполняли волю батьки нашего, Рогволда Мудрого, ярла Мера, - прямо отвечал Ивар, - коий теперь на вашей стороне супротив Неккви стоит. С Харальдом он теперь заодно…
- Отомстили мы, - вмешался Хрольв, прервав речь брата, - за тяжкое оскорбление, что нанес трухлявый пень нашему отцу. Пусть смоет гиена старая собственной кровью обиду смертельную! - много злости было в словах воя юного.
- Слышал я про то, что Неккви Гандальва отцу вашему предпочел, - задумчиво молвил Хакон. – Но не знал я Рогволда-ярла в годы минувшие, а потому и не мыслил в нем подобной решимости. «Хотя, на взор мой, Харальд сбирает вокруг слишком много предателей», - домыслил конунг про себя. Жива была в памяти старика расправа над мятежными ярлами в стенах Хладира. А Рогволд – тот же Хрут.
- Мечи ваши нам помогли, но битва еще не закончена.
Хакон жестом указал в ту сторону, где рассвирепевшие воители Грютинга надвигались на дружину конунга Неккви.

Эйнар и Асмунд со товарищи.
Берега Эйна.
(С Тельтиаром).

Дюже торопил воинов своих ярл Эйнар, ни их ни себя не жалел. Наконец, ранним утром, застучали копыта коня его могучего о камни, что берега Эйна усыпали. Открылась перед мужем сим картина красоты необычайной.
Гладка была поверхность реки, даже рябью зеркало воды не нарушалось. Тишина была вокруг, вперёд Эйнар ускакал и посему мог наслаждаться он ей, ничем ещё не смущаемой.
В скорости и прочие воины за предводителем своим подтянулись. Остановились все на берегу, устремили взоры в даль на север, трудно было дымов не заметить, что с той стороны виднелись. Хмурился Эйнар, на то глядючи, да и остальным не по себе стало. Гадал каждый, что же там происходит, да ждали, что ярл решит.
Первым Оттар молчание нарушил, дерзок был херсир, да и служить в свое время присягал Хареку, а потому часто на равных с ярлом держался, вот и сейчас сказал он:
- Там пес бешенный дома огню предает, не повезло тем, кто в деревнях приграничных жил.
Косо взглянул на херсира ярл, согласен с мнением его был.
- Многое делает Асмунд, что справедливого осуждения достойно. Как его ещё земля носит,- добавил он совсем тихо.
- Земля много дряни на себе носит, - кивнул Рваный, не слишком голос понижая. - Гандальва того же, например, и щенков этих...
- Оттар,- предостерегающим тоном произнёс Эйнар,- я тебе уже говорил, и повторять не намерен! Мы встанем лагерем здесь.
Ярл отвернулся.
Пожал плечами херсир. Встанем, так встанем. Он и раньше так советовал. Не повезло жителям приграничных деревень - но судьба их предрешена да и помочь не удасться уже, так зачем с места выгодного уходить? Здесь лучше всего получится устроить встречу почетную мяснику кровожадному, а значит так и будет.
Воеводы эйнаровы уже вовсю приказы отдавали - там Ратибор суетился, тут Ярослав что-то командовал, костры походные ставили, котелки грели. После пути долгого подкрепится никому не мешало, тем более что далече еще было войско вражье.
Эйнар в думы свои погружён был, не замечал, что вокруг делается, очнулся лишь, когда от запахов пищи, вокруг витающих, желудок сводить стало. Устроился он у костра, где Ратибор, Оттар, Ярослав да прочие близкие воины его поджидали.
- Что скажете вы, когда войско вражье нам ждать?
- Подойдет ужо супостат, по дымам судя, к середине дня, - бороду пригладив, Ратибор молвил. - А там будем до темноты рубится, сдается мне.
- А коли к ночи подойдет, - добавил Оттар. - Так мы Хрингасакр повторим. Отец его из битвы бежал, посмотрим, насколько сын храбрее окажется, когда придется ему не крестьян резать, а с воинами столкнуться.
Кивнул ярл удовлетворённо, будто мысли его воины читали. Да, покрестившись, за еду принялся.

Отправил Оттар людей на конях быстрых дальше вдоль берега, на сторону Хейдмерка, дабы доложили они о приближении войска вражеского. Высоко солнце поднялось уже, когда вернулись они, сказав, что приближается рать Асмундова, а над ним знамена реят с Черепом Волчьим и Клыкастым Вепрем.
- Восстановил значит знамя попранное негодяй, - проскрежетал Оттар. - Я уж было думал, как прикончили мы Фроди и Хегни, так и свинью их с ними вместе к Хель отправили.
Хмыкнул Ярослав, речи такие наивные от Рваного услыша, но не сказал ничего. Нет нужды перед сражением союзникам ссориться.
- Людей выстраивайте, - прокричал десятникам Ратибор, шелом одевая. Старый, опытный воин, он от битвы этой хорошего не ждал.
- Много воев с кровопийцей? - Разведчиков спросил херсир Рваный.
- Большая рать, не стал я их считать, но не меньше нашего.
- Хорошо мы сделали, что не стали ждать, покуда остальные его рати подоспеют, - довольно произнес Оттар.
Дружина тем временем выстраивалась в порядки ратевые - на центре гридни стояли бывалые, на флангах же молодые вои да бонды встали, неуверенно копья сжимая, да кресты поглаживая, заступничества прося у Господа.
Выехал Эйнар вперёд воинов. К ворогу спиной оборотился. Понимал ярл, что битва наверняка тяжкая предстоит, смотрел в глаза людей, перед ним стоящих и не видел единодушия в них. Единства и победить желания. Старые, опытные мужи спокойны были, молодые же в нервном напряжении пребывали. Ничего хуже для воина, чем состояние души такое нет. Посему, принял ярл единственно верное решение, слез без труда с коня, да встал на колени- молиться. Все, кто видели его сейчас с головой склонённой со вздохом облегчения за ним последовали, а прочие, на соседей по строю своих глядючи сами обо всём догадались. Странно было видеть Эйнара на коленях, к земле склонённым, с единственной рукой, к сердцу прижатой. Но исходила от него такая сила, такая вера, что никто из воинов его в сию минуту поверженным представить не мог. Истово молился Эйнар, но сухи глаза его оставались, негоже было плакать перед людьми, что к сражению великому готовились. Наконец, встал с колен ярл, горели глаза его огнём, будто победил он уже Асмунда Кровавого, у каждого воина глаза тем же светом светились. Едины были сейчас все в строю, каждый знал, что за правое дело борется, за какое и умереть только честь. Поднялись люди на защиту домов своих, жён и детей и даже наёмники и прочие лихие в то уверовали.
Надвигалась временем тем на них армия вражеская, видны, различимы стали стяги их - вот череп на черном знамени - символ принадлежности Асмунда к роду конунжему, а рядом взвился Хряк Хейдмеркский - что означало то знамя, не ведали воины Эйнара, не знали, но пусть и тревожно им на душе становилось, да все же многие рады были, что не было Волка Агдирского на знамени противника их, не против конунга они шли, против ярла. Против ярла, что знамя вражеское поднял.
Блестели шлемы и кольчуги - много хирдманов шло, битвы жаждя, гремели железом, надвигались. Стиснул зубы Оттар:
- Жаждут вороги кровью христианской мечи каленые напоить!
На Эйнара смотрели все, приказа его ожидали.
Вскочил ярл на коня своего, будто взлетел.
- Не достанется Убийце кровь христианская,- вроде тихо сказал ярл, да только всё равно услышали в строю его. Гул одобрения средь воинов прокатился, думали они, что о детях и жёнах на родной стороне оставленных говорит Эйнар, да не то он имел в виду. В скорости, близко подойдя, остановилась рать вражеская.
Чуть больше расстояние было, чем стрелы из лука тугого пущенной, полет. Стояли воины Асмунда, в щиты били мечей рукоятями, на битву звали войско христианское. Глумились, слова обидные кричали издали. Кто-то из них вперед выехал со стягом небольшим - могли близкие к ярлу хирдманы узнать знамя то, под который Эйнар в битву при Хакадале шел, да после Асмунду подарил на прощание.
Бросили стяг, точно тряпку на землю, растоптали сапогами кованным гридни под смех войска всего.
Но абсолютное безмолвие царило над воинством эйнаровым. Таило оно в себе угрозу страшную и сильнее действовало, чем шум и крики Кровавого приверженцев.
Только зубы сильнее сжал ярл, поругание то увидев. Понял он теперь окончательно, что ничего не осталось в Асмунде от того мужа, с коим он кров делил да плечо к плечу бился. Оттого ещё сильнее возросло в Эйнаре желание не допустить бойни кровавой.
- Оскорбил меня Кровопийца, подарок от чистого сердца даренный растоптав. Вызову я его на поединок,- громко произнёс слова эти ярл, чтобы каждый за его спиной услышать мог. Закричали войны, забили в щиты,- кто со мной пойдёт, вызов щенку в лицо бросить?- спросил уже у херсиров своих. Вызвались Оттар да Ярослав. Да знаменосец поскакал, мальчишка ещё молодой совсем. Приблизились они к строю вражескому, на крики и угрозы внимания не обращая.
- Хочу видеть я Асмунда,- Эйнар прокричал.
Донесся смех со стороны войска хейдмеркского, да кто-то бросил:
- А хочет ли он тебя видеть?
Но вскоре уже крики смолкли эти, выехал на коне рослом Асмунд Кровавый, в кольчугу облаченный вороненую да с плеч его плащ спадал, на котором вепрь и скелет волчий вышиты были. Сильно изменился ярл со времени последней встречи их в Хрингасакре. Уже не мальчишка безбородый перед Эйнаром был, но правитель жестокий. Волосы отпустил до плеч Асмунд да борода подбородок его покрывала, а на губах тонких играла улыбка.
Следом за ним и знаменоносцы показались, да свита ближняя - могучие воины со взглядами злыми.
- Сдаться хочешь, христианин? - Асмунд его спросил.
Растянул в улыбке губы Эйнар, да больно неискренней, оттого и жуткой, получилась она у него.
- Да нет, на поединок вызвать тебя.
Рассмеялся уже неприкрыто молодой ярл, никак не ожидал он подарка такого от врага:
- Совсем отчаялся, первым умереть желаешь, чтобы разорения земель своих не видеть? - Бросил он. - Много мне чести будет тебя, калеку одолеть?
- Свои причины у меня на то, чтобы оскорбление в присутствии воинов не снести, да только знать их тебе не надобно. Не тяни, али трусишь?- с насмешкой произнёс Эйнар.
- Голову тебе я всегда срубить успею, мне недолго это.
Роптать стали дружинники Асмундовы, тихо сначала, потом все громче. Битвы они хотели, не за разговорами пришли.
- Что за выгода мне с тобой в поединок вступать? - Холодно спросил он, жестом властным заставив замолчать гридней. - Проиграешь когда, сложат воины твои оружие?
Почувствовал Эйнар, как подобрались за его спиной Ярослав с Оттаром, как гул прошёл по рядам воинов-христиан. Понимал каждый, что от ответа Эйнарова судьба очень многих людей зависит. Но тот не колебался, принято решение было давно уже.
- Да, только и ответил он,- но коли я из битвы победителем выйду, должен ты будешь христианство принять и в монастырь уйти, немедля.
Оскалился ярл кровавый, блеснули глаза его, а из-за спин ратников передовых прокричал кто-то:
- Да он потешается над нами!
- Руби его, Асмунд конунг! Пусть течет по земле кровь иноверцев!
- Вздернем на дубах каждого третьего!
- На крестах распнем - пусть к богу своему ближе будут!
Зашлось в крике войско хейдмеркское, гремело железо, брань слышалась. Но вот стихло все, и тогда лишь произнес Асмунд:
- Хорошо, уж коли явят асы славные несправедливость такую, что проиграет их верный служитель, приму пришлого бога.
Смеялись приближенные его, за шутку приняли эти слова - ведь не могли же оставить милостью своей Один и Тор того, кто более всех им жертв принес.
- Готовься к поединку Эйнар. - Бросил Асмунд, коня поворачивая. - Через час сойдемся.
Ни слова не молвил в ответ ярл, повернулся спиной к мальчишке самоуверенному да вернулся к строю своему. Смотрели на него воины, кто с непониманием, кто с восторгом, да ни один взгляд злобы али ярости не выражал. Верили своему ярлу люди, верили в его победу.

Мерская битва

В молчании смотрел на сражение бушующее, подобно штормовому морю, Неккви конунг. Не раз порывался он с воинами своими в самую гущу боя броситься, но останавливался - не те годы уже, чтобы сломя голову на тинг мечей идти. Мало пользы меру гибель конунга такая принесет - сейчас время Сельви удаль молодецкую показать, ему же, змею старому, пока лишь смотреть остается до поры.
Но где же милые сердцу его родичи? Где Арнвинд и Аудбьерн, что обещали войска привести на подмогу? Почему не спешат они на битву эту, почему медлят? Ведь не таковы же они, чтобы бросить в час нужды тяжкой старого Неккви? Нет, не таковы Арнвинд и Аудбьерн, чтят они родство кровное, не решаться на ход такой бесчестный, по первому зову придут!
Но почему же тогда нет рати здесь из Мера Южного и Фиордов? Почему не слышна поступь тяжелая хирдов окольчуженных? Почему не реют знамена змеиные над землей? Богаче их владения, чем у Неккви, ожидал он знатной поддержки в бою этом - шесть тысяч славных викингов ждал он, силой такой легко было бы хребет и козлу и медведю переломать, сдавить кольцами змеиными до хруста костей, проглотить без остатка! Но где же они? Где рати эти? Где Арнвинд и Аудбьерн, славные родичи, которых он детьми еще малыми помнил, которых юнцами безусыми сам в море брал в походы первые. Где же они? Достаточно времени прошло с момента того, как он гонца послал верного - должны были успеть конунги, но неужели бросили здесь они Неккви на погибель? Не мог в это поверить старик, не хотел.
Лишь по одной причине могли опоздать родичи - коли гонец не успел, но не из таких Фрейдмар, всегда верно исполнял приказания. Не мог он в час ответственный подвести!
Так почему же нет здесь войска союзного?
Тяжкие думы овладели Неккви конунгом, да тут еще увидал он злодеяние подлое - то сыновья Рогволда ударом предательским воинов его губили, повелел в рог трубить старик, но поздно уже было слишком. Вот где измена таилась! Ярл могущественный крамолу измыслил, а он, старый пень, не сумел разглядеть ростки измены этой! Но что же тогда в Нидорасе творится, коли там основная сила Рогволда осталась?!

Битва за Северный Мер. Дружина оркдальская.
Совместно с Тельтом.

Не сходилось еще на памяти Грютинга и воев его в битве столько народа оружного, обещала стать жатва та щедрой на урожай средь гридей как снопы под клинками падающих. С начала с самого враг предпочел против агдирских знамен да Хакона силу всю свою выставить, потому средь оркдальцев и бой не такой кровью отдался.
– Грютинг! Теснят берсерки Асгера младого, дозволь помочь ему силой ратною! – сердце Исхера не выдержало, на гибель своих смотрящего.
– Стоять! Терпи Исхер, даже если сердце кровью твое обливаться будет терпи. Вы моя дружина личная, цвет воинства нашего, для другого сберегаю вас дела.
– Смотри ярл, дождемся! Обойдут нас мерцы, обратят клинки свои в спину нам! Вот тогда пожалеем мы, что не пришли на помощь агдирцам вовремя.
– Враг наш силы и порыв свой пускай погасит о тех, не жалко кого. Аль забыл как гости эти в домах вели наших. А зайти нам за спину не позволю.
Обернулся Грютинг к стоящему поодаль хевдингу:
– Бери своих и иди Асгейру на выручку. Да не суйтесь дурой под топоры берсерков Разрушителя. Время луку слово свое сказать. Свирепы в бою те воины, да защитой своей не заняты. Воспользуйся этим. И пусть трусы полягут первыми!
Кивнул на слова владыкой его сказанные хевдинг, и, пришпорив коня со своими устремился своим он на выручку. Закипело сражение в центре с новою силой.
– Не спать! Али девок красных ласкать вы пришли сюда?! Али сами как девки под него лечь собралися?! Веселее давай руби ворога! – Громким криком подбодрил своих воинов Грютинг, ревом дружным на призыв тот дружинники.
Не счел Некви конунг оркдальцев противниками, отрядил против них лишь дружину Ульвберга малую, и за то поплатился он. С коня своего словно с помоста великого Грютинг, поле взглядом окидывал, рядом с ним на врага зыркал яростно телохранитель верный его.
– Грютинг взгляни, Хакон, союзник наш, на ряды врага ринулся! Бесчестье нам будет и позор коль не поддержим его мы! Скажут за других спинами отсидеться пытались! Прикажи воям твоим, как пушинку снесем мы перед нами стоящего ворога. Ропщут гриди уже, в драку просятся.
– Погодите, недолго уж ждать нам осталось, наступит и нашим мечам черед, вот тогда и потешимся вволю мы.
И когда лишь угас порыв отряда запасного, что послал Некви супротив медведя хладирского, весы битвы покачнулись в нерешительности чью принять сторону, где вои сражались яростней, жизней своих не жалеючи. Вынул меч свой из ножен оркдальский ярл тогда, над главою своей вскинул в жесте призывном и криком громким, сечи шум перекрывшем перекрывшем:
– Вперед вои мои славные! Пробил наш час! Сокрушим врагов своей силою, явим им свою силу истинную! За мной!
Тронул поводья Грютинг и за собою дружину повел свою избранную. Вои в ней немалым количеством битв уж были отмечены, каждый покрыл себя славою. Стальною змеею, до глаз в броню закованной бросились на воев Ульвберга дружинники Грютинга. Как стремителен горной гадюки бросок, так и оркдальцы ударом быстрым ряды мерцев прорвали. Всходы посевов сегодня не раз уж ногами в землю обратно вогнанные, вдоволь напились алой рудою человеческих жизней. Ряды первые смяв супротивников насмешкою Грютинг в Ульвберга бросил:
– Волчья сыть перед нами встала сегодня! Не под знаменем змея им хаживать надобно, а прикрыться червем в земле копошащимся. Режьте други баранов этих скорее, коль боги рукою своей на дороге им встать указали нашей. Ярлу их не гордым именем викинга зваться, пастухом ему самое место быть!
Смехом встретили слова Грютинга вои его, вслед за ним на прорыв устремляясь, насмешки бросали в лицо не сумевших на стену щитов принять их врагов.
- Увидим еще, кто тут песья сыть! - В ответ проскрежетал ярл Ульвберг, видящий, что скоро уже к нему на подмогу Сельви Разрушетиль подойдет, агдирцев добивающий. Пусть, пусть больше оркдальцев супротив него стоит, так ведь не в числе дело, а в умении - у него, старого Ульвберга все сплошь воины, что в походах морских закалялись, а кого Грютинг привел? Крестьян!
Вдосталь уже крови бондов испил меч седобородого ярла, потому и не ожидал он прорыва вражеского - теперь лишь план коварный узреть сумел: под удар волны мерской подставил Грютинг бондов, хирданов жалея, теперь же, когда в рубке завязли жестокой мерийцы, отборную дружину послал в бой.
- Пес ты Грютинг, сапоги лижущий Харальду! - Ульвберг, коли не клинком, так словом желал уязвить противника. - Кто колени склонил, тот не правитель! В сарае со свиньями тебе место!
Ярился Ульвберг ярл, жестоко бился с гриднями оркдальскими, ибо знал, что от Неккви уже не ждать ему подмоги, не осталось резервов у войска мерского, а значит своими силами биться надобно, да берсерков Сельви ждать - вот он, настоящий вождь для воинов! За Сельви любой мериец идти в бой готов был, столь велика была удача его и сила, такого конунга жаждали видеть на троне все ярлы Мера, когда время придет для Неккви покинуть Мидгард.
Взмахнул клинком Ульвберг седобородый, рванулся в самую гущу сражения, туда, где видел он Грютинга.
Напрасно ждал старый Ульвберг подмоги от Сельви, хоть и был он вождем для воинов первым, только битвы горячка далеко его вперед увела, в безумстве боевом пред собой он не видел различий меж друзьями и недругами. Где уж старому другу, что на другом конце поля брани на помощь успеть, сквозь ряды чужих и своих прорваться. Грютинг же рассмеялся порыву ярла мерского:
– Бейте ближнего вои мои, не устраивать тут поединков, не место для них тут! Да и соперника нет нам достойного здесь, о таких и руки марать нам не стоит! Победу принести мы должны и вернуться во славе назад! Покажем другим тяжесть рога битв в сопках Оркдаля заточенного!
Ярились берсерки кидаясь на дружину оркдальскую, только гриди Грютинговы, своего ярла слушая, где вдвоем, а где потрое на копья брали своего супротивника. Только Грютинг один на один сошелся с Ульбергом, бой то был равных меж собой ярлов, не должно тут побеждать обманом иль хитростью. Взревел викинг топор воздымая, одного лишь врага пред собою видя.
–Боя злость застила очи,
Не следящий за боем
Судьбой обречен
В траве гнить безвестно.
Висой ответил приближающемуся сопернику ярл оркдальский, плащ с плеча сдернул широкий, да в лицо своему противнику кинул. Ярким блеском на солнце окольчужье стальное сверкнуло, время драгоценное Ульберг потратил, чтоб тряпку отбросить. Хватило секунды Грютингом вырванной, чтоб выйти из под удара топора мерца, да свой нанести. Словно скошенный сноп пал мерийский ярл от оркдальской стали. Криком громким приветствовали своего водителя вои под стягом козлиным. Устремились вперед они волною морскою, что сметает на своем пути скалы.
– Идем к стягу Некви, конунга Мера. Срубить коль сумеем мы старика, обретем славу берсерков убийц! За мною вперед!
Вновь призвал за собою дружинников Грютинг. Да и смысл какой гонять бондов, коль ударом одним можно битву выиграть?!

В море близ Рогаланда. Корабли Торольва и Эйвинда.
(совместно с Тельтиаром)

Востроглазый воин на корме внезапно закричал:
- Корабль! Впереди корабль!
Торольв вгляделся в приближавшееся навстречу пятнышко и спросил того:
- Что видишь?
Воин вгляделся вдаль, пытаясь различить знаки на парусах…
- Кажется, из Рогаланда… Небось, купцы к саксам плывут – кнорр глубоко в воде сидит!
Викинги на корабле Торольва радостно загомонили – наконец-то схватка, да еще и щедро оплаченная купеческим добром! Углядели купцов и на драккаре Эйвинда – и два хищных носа нацелились на роголандскую посудину, викинги сели на весла.

Прибавил ходу корабль торговый, видать заметили преследование купчины, не хотели так просто добро свое отдавать. Скорее побежал по волнам кнорр груженный, да где ему было от драккаров уйти! Приближались неумолимо они. Вот уже на корме показались воины оружные с луками, тетивы натянули да стрелять стали по преследователям.
Торольв же бесстрашно во весь рост встал на носу, стрелы словно страшились его, могучего... Вздел в воздух красный щит да повернул внешней стороной к убегающему кораблю - не миновать сечи! Все ближе были корабли, и с драккаров понеслись острые стрелы. Эйвинд-Ягненок не отставал - забирать стал влево, чтобы сбоку ударить носом корабля в округлую скулу кнорра.
Кричали что-то торговцы, стреляли, другие щиты поднимали, но все же не удалось им уйти от викингов, ударились корабли борт о борт. Затрещали доски ломаемые, полетели крючья абордажные в борта впиваясь. Кто-то бросился канаты рубить, отталкивать прочь драккар вражеский. Полетели копья с обеих сторон, стрелы запели.
Воины Торольва стали прыгать на борт, первым же сам хёвдинг прыгнул. Увидев, что побратим начал битву на корабле торговом, Эйвинд приказал отвернуть и плавно с ойтись с кнорром борт в борт.
Страшно сражался Торольв, мечом доставал одного за другим - валились враги на палубу. В разгаре боя прорычал он:
- Купцам, что оружие кинут и сдадутся - жизнь оставлю, на лодке в море отпущу!
- Да к чему такая жизнь, коли разоришь и по миру пустишь! - Прокричал могучий воин в кольчуге и шлеме, что руководил обороной кнорра. - Не слушайте его, сражайтесь!
И сам, пример подавая, на Торольва бросился. То там, то здесь схватки происходили быстрые. Корабля защитники старались в воду сбросить нападавших, не дать им на борт забраться, но мало у них сил было, чтобы с обеих сторон хорошую оборону устроить. Вот бросили люди Эйвинда три весла меж собой связанных, точно трап, да стали по ним перебегать один за другим, в схватку врываясь. Ягненок шел со своими людьми, но сражался не столь яростно, как бился Торольв. Словно ношу тяжелую тянул с собой в битву.

Побратим же его скрестил клинки с грозным противником. Уже окружили его верные люди, но в битву вмешаться ни один не спешил - не потерпит вождь!
Скрипели зубы у противника Торольва, но не сдавался он, хоть и понимал, что проиграет. Гордость не позволяла. Вновь и вновь меч свой заносил, рубил, колол, на щит удары принимал. Отступал шаг за шагом.
На корабле же тем временем затихала битва - горячих самых прикончили налетчики, остальные же сдаться поспешили, оружие бросая - все то воины были и слуги, которым не за что было умирать, а потому и не хотели они жизни свои терять.
Только на носу продолжался бой - все яростнее взлетал меч Торольва, звеня о сталь вражеского клинка, отскакивал, устремиться спеша вновь к плечистому главарю. Наконец, обманным выпадом заставил викинг закрыться справа, а сам наотмашь слева хлестнул. Открылась в боку воина могучая рана, тот зубы стиснул от боли. Кровь предводителя полилась на палубу... Недолго после того он отбивался, получил еще две раны глубокие и на доски замертво упал...

Завершилось сражение. Пленных свели в кучу на корме, связали. Из трюма воина два вывели купчину толстощекого в рубахе шелковой, брюхо необъятное прикрывающей. Бросили на колени перед Торольвом, да с такой силой, что доски затрещали от удара.
Воины на палубе кричали и радовались победе, да тянули весла тем, кого вытолкнуть враги за борт сумели. Хороший вышел бой: богатая добыча, да потерь всего ничего: несколько раненых, да воды один нахлебался - волной захлестнуло... Невесело было только братьям Сигурдссонами - храбрый Гунульф вылез вперед, и левую руку потерял в бою, без сознания лежал он на палубе, а родичи склонились над ним унимая кровь. Какая добыча порадует воина, что десницы в бою лишен был?
Торольв тем временем перевел дух и купца спросил:
- Ты и твои люди вышли из Рогаланда? Отвечай!
- А сам ты слепой, поди! - Сплюнул купец. Видать не столько смерти страшился, сколько зол был, что товары дорогие потерял.
- Не много мне чести бить связанного, а все-же если ты, собака, хочешь калекой стать, то продолжай меня поносить! - воины, стоявшие вокруг, сдержанно засмеялись, - Кто ты такой и куда путь держал?

Викинги тем временем вытаскивали из трюмов добро - шерсть, шкуры, вино... позже вожди разделят добычу и раздадут своим людям.
Торольв поднял тяжелый кулак для удара:
- Отвечай мне!
- Снорри меня зовут, - с вздохом досадливым молвил купец, плюхнувшись на брюхо, не удержали его ноги. - И я - конунга Сульки человек, так что лучше бы тебе, викинг, не пугать меня да обид не чинить людям моим.
- Конунг Сульки - твой конунг, да только я - не его человек! Что под рубахой прячешь - кошель небось?
- Ха! Тебе бы такой кошель, - бросил Снорри. - Добром тебе говорю - оставь корабль, хороший выкуп получишь.
- Я получу всё, что у тебя есть, а ты будешь трэлем во дворе моего отца! Почему ты не приказал своим людям сдаться? Ты думал, слава твоего конунга поможет тебе в бою?
- А ты думаешь, что у тебя есть право грабить в этих морях? - Приподнялся купец, от злости борода его тряслась. - Когда Сульки узнает о твоем разбое, он заставит твоего конунга выдать тебя головой! Попомни мои слова, разбойник!
Торольв улыбнулся, а подошедший Ягненок произнёс:
- Надлежить тебе понять, что Аудбьерн и сам не прочь будет получить головы наши! Только они нам еще пригодятся. А Сульки нет сейчас в Роголанде, потому мы и держим туда путь.
А Торольв добавил:
- А ты побудешь нашим пленником! Если и правда ценит тебя твой Сульки-конунг, ты будешь нашим щитом против его стрел!
Викинги закивали, поддерживая мудрое решение вождя.
- Чтоб ты в Хель провалился, - проскрежетал толстопузый Снорри, понимая, что не сумеет спастись от плена. - Сундук серебра получишь, коли меня освободишь.
- Ну, заладил, золото, серебро! -ухмыльнулся Торольв. - Отведите-ка его обратно в трюм!
Плечистые викинги подняли купца под локти и потащили к трюму. Вождь же обратился к побратиму:
- Поставишь братьев Сигурдссонов смотреть за ним? Уж они его теперь не упустят! А коли решим бросить эту посудину - перетащишь его к себе на драккар.
- И верно, отдай его нам! - произнёс старший из братьев.
- Хорошо, - согласился Эйвинд, - но увечий ему не чинить. Он нам еще будет нужен.

Мер, Нидорас.
Предательство Рогволда
Вместе с Тельтом.

Спустя три дня, после разграбления усадьбы Фрейдмара, войско Харальда подступило к Нидорасу, попадавшиеся на пути агдирцев патрули, служившие Рогволду Могучему, ни словом не известили о появлении на побережье Северного Мера огромной армии Хунтьова. Конунг Мера в усадьбе своей продолжал людей собирать, лагерем их расположив подле стен усадебных, веселы были воины, возвращения Неккви с победой ожидали они, а не приближения вражеских ратей, оттого и дозоры не выставляли, на Рогволда понадеявшись.
Лишь к исходу третьего дня, крестьяне, что успели сбежать от войска Харальда, к конунгу явились, сообщив о наступлении Харальдовом, но не поверил их словам Хунтьов, удивился сильно:
- Ужели так много людей у этого мальчишки, что он может сразу и с гор и с моря наступать? Глаза у страха велики, оттого приняли вы разбойников простых, за войско вражеское!
- Сотни хирдманов с ним! - Бонд отвечал. - Село наше сожгли до тла! Жен и детей поубивали!
- Пираты то пираты и есть, - взъярился конунг, претила ему мысль сама, что враг на него идет в обход Неккви. - Убирайся!
Выволокли взашеи бонда того, однако все же, испугавшись немного, повелел Хунтьов людям своим осмотрительнее быть, да весть послал Рогволду, чтобы тот поскорее дружину к Нидорасу подводил.
Едва прошло несколько часов с тех пор, как умчался посол с посланием, а со стен уже кричат, что стяги с черным коршуном на горизонте видны. Однако, быстро же отреагировал Рогволд! Впору Хунтьеву задуматься, что, возможно, слишком быстро, но не до того в сей момент тревожный было.
- Говорят, около трех сотен у Рогволда, - доложил один из дозорных, - вместе с его дружиной мы враз вражину разгоним.
Вскоре распахнулись врата усадьбы, впуская внутрь рать с Рогволдом Мудрым во главе. Хунтьев с недовольством отметил, что ярл союзный вырядился – словно не на бой, на пир собрался. Позолоченные шлем да панцирь, меховой плащ, одежы шелковые, щит дубовый, резной, железом оббитый да меч дорогущий – с каменьями драгоценными в рукоять вделанными. А конь под ярлом такой, что невольно залюбуешься. Ближайшие гридни под стать батьке были – с оружием да доспехами дорогими. Не врагов бить, а баб да охочих до чужого добра смущать.
- Долгих лет тебе, друг дорогой, - приветствуя, приподнялся на стременах Рогволд, - говорят, враг какой-то под стены к нам явился?.. Неужто Харальд?
- Да уж, тебя я смотрю, не страшит это, - отвечал ему Хунтьов. - Ты уже не воевать, а пировать собрался? Ужели думаешь, что один вид твой грозный врага в бегство обратит?
Посмеялся конунг, а после добавил:
- Отправь своих людей в лагерь подле усадьбы, пусть с моими хирдманами вместе врага встретят.
"Коли тот появится".
До сих пор еще не верил Хунтьов, что идет против него рать, да и разведчики посланные не возвращались все. Не знал он, не догадывался, что люди Рогволда его соглядатаев перехватывали.
- Так и поступим, - казалось, ярл Мера пропустил мимо ушей колкости Хунтьева, - хотя часть воев своих я тут оставлю. Спокойнее мне будет, ежели тылы наши защищены будут.
Приказав нескольким десяткам воев встать к дозорным на стены, Рогволд развернул коня да вместе с остальною дружиной покинул пределы усадьбы. Лагерь, что буквально в двух сотнях шагах от ворот Дубовых расположен был, тут же разросся на треть, а то и вдвое.
Наблюдал Хунтьев за тем, как Рогволд порядки свои разворачивает, да радовался тому, что не одному ему придется расплачиваться кровью людей собственных. Коршуну-хвастуну тоже придется лепту свою внести. Оставалось лишь дождаться, когда вражие полки подойдут.
"Как будто в усадьбе мне своих людей не хватит", - думалось Хунтьову, но все же повелел он на стены рогволдовых молодцев выставить. Остальные же, в лагере самом укрепления возводили да частокол ставили - не велика преграда войску обученному, но все же лучше, чем грудью встречать ворога.
Временем тем вдали показались знамена чужие. Неудомевал конунг мерский, почто до сих пор от гонцов его ни слова не поступило, когда на подходе враг уже. Виделись порядки ратевые, в коих хирды наступали агдирские. Те, кто глазастей были, начали считать уже войско вражеское, а один похрабрее к Хунтьову бросился:
- Славный конунг, много врагов, дюже много! Не пираты это...
- Сам вижу, - оборвал его зять Неккви.
- Боюсь, что не сдюжим мы рать такую одолеть, господин!
- Ты трус! - бросил ему Хунтьов. - Мерийцы не отступают!
"Брошу на врага людей Рогволда, пусть кровью умоется! А мои в усадьбе оборону держать будут - месяц продержимся, если не больше!"
А Рогволд выстраивать людей своих пока не торопился. Враг уже на поле, что перед усадьбою вышел – стройными рядами копий ощетинился неприятель, ровным шагом наступает. Ох и силен же Харальд, что супротив Неккви не одну, а сразу два войска выставить может. Силен и смел, раз решился разделить силу свою.
Наконец вывел из лагеря силы свои Рогволд, но неторопливо как-то. Словно перед не на битву собирается, а на охоту. И достанется же гордецу проклятому за спесивость и чванливость его! Перед строем на коне гнедом гарцует, дружину свою на бой предстоящий настраивает. Ярко сверкает злато на доспехах ярла, да скоро потухнуть ему суждено – в том был уверен Хунтьев.
Выстроилось войско агдирское на расстоянии двух полетов стрелы укреплений Мера, силушку демонстрируя - вдвое, втрое больше хирдманов привел Харальд, нежели было у защитников Нидораса. Гореть селению, пылать усадьбе неминуемо. Медленно подходить стали воины, поступью устрашающей, в бегство желая обратить войска Хунтьова еще до начала битвы.
- Оружие бросайте, воины Мера Северного! - Раздался голос зычный из войска наступавшего. - Каждому, кто сдасться, жизнь оставлена будет! Каждый, кто присягнет Харальду конунгу, и владения свои сохранит!
Наступала рать агдирская, колебались мерийцы, боялись, некуда им отходить было - не вместить всех усадьбе.
Упали духом вои Хунтьева, не хотелось им ложиться под сапоги агдирские. Отступать стали к усадьбе, а вместе с ними и хирдманы Рогволда. Именно отступать, а не бегством спасаться. Но тут что-то странное происходить стало: над полем разлось властное пение рога, и замедлился ход обоих дружин, замешательство в порядках возникло – Хунтьев прищурился, разглядеть силясь.
- Ах ты, змея подколодная! – невольно вырвалась у него.
Рать Рогволда развернулась и подняла щиты с копиями. Не понимая происходящего вои Хунтьева попробовали пройти, но не тут-то было! Не пускал черный коршун, падальщик проклятый! Зазвенели мечи, темпераментом юношеским бурным направленные, то хирдманы Хунтьева все никак в происходящее поверить не могли.
Но быстро охладили их пыл холодная сталь – числом, может, они и превосходили Рогволда, но застал врасплох ярл вероломный воев Хунтьева. Ветер обрывками доносил до палисада крики и стоны умирающих, заставляя тех, кто за стенами прятался, содрогнуться да богам начать молиться.
Тогда-то и атаковала их рать агдирская, стрелы выпустив, разя мерийцев, Рогволдом сдерживаемых. Многих в спину поразили жала каленые, падали воины Хунтьова, проклиная ярла предательского, да сделать уже ничего не могли, таяли силы их с каждым мгновением, не хватало на прорыв людей, обильный урожай собирали стрелы агдирские.

Мер. Захват Нидораса
С Некропехотой

Не спешил в рукопашную бросать воинов своих Харальд, ждал, покуда опустошат колчаны лучники меткие, сам же на коне вперед войска выехал, телохранителями окруженный, взгляд гордый бросил на гибнущую рать. Пусть не говорят потом, что де скрывался позади хирдманов своих конунг Харальд, что от битвы таился. Вот он - Агдира властелин, подходите, кому жизнь не дорога, попробуйте с ним сразиться.
Пробовали со стены палисада лучники достать Харальда, только хорошо щиты держали его гриди, ни одна стрела не задела конунга, воины же мерийские под дождем смертоносным десятками гибли, никому пощады не было сейчас. Зря не согласились они сразу оружие сложить, зря защиты искать за стенами усадебными решили.
Внутри же палисада не менее жестокое сражение шло - то люди Рогволдовы, им оставленные, на Хунтьова гридь напали. Полилась кровь северная на землю каменистую.
В сердцах выругался зять Неккви, когда заметил, что пробились вои Рогволда к воротам. Заскрипели засовы дубовые, заныли петли железные, и на встречу рати предателя створы тяжелые распахнулись.
Не пришлось на сей раз за Рогволдом гонца посылать, сам вошел – словно в дом собственный. Совсем чуть-чуть не хватило! Вои Хунтьева уже почти отбросили хирдманов Рогволда, но все-таки поспел предатель проклятый. В мгновение ока двор усадьбы заполонили рогволдские, загоняя либо на стены да в башни дозорные, либо внутрь, в терем. С проклятиями Хунтьев отступил под защиту дубовых стен.
Закрылись двери, тщетно кричали гибнущие хирдманы, чтобы впустил их конунг, себя спасал, да окружение ближнее он. Не до простых воев ему было, во дворе же резню чинили люди ярла взбунтовавшегося - всех рубили без разбора где слуга, а где воин оружный, на колени падающим головы секли. Никакой пощады не было от людей Рогволда - верно говорят, что страшнее нет войны, нежели когда один народ сражается. Вспоминались обиды старые, да новые прибавлялись.
За стенами же усадебными завершилось избиение - было почти десять сотен воинов у Хунтьова, никого не пощадили агдирцы. Никто прорваться не сумел. Тем лишь спастись удалось, кто прочь от усадьбы поспешил, большая же часть стрелами пронзенная полегла. Подходило теперь не боясь войско агдирское, копьями раненых добивали. Впереди всех Харальд ехал, гордо голову вскинув.
Его победа. Победа блестящая! Почти нет потерь в войске его, врагов же без счету погибло. Даже дядя его, Гутхорм столь славных побед не стяжал. Рядом Олень Хрингарийский ехал, недобрым взглядом смотрел на рогволдову гридь. Не люба ему была битва эта, да и предатели не по душе пришлись, но это он после конунгу своему скажет. Не сейчас.
Подъехал к Рогволду Харальд, поравнялся с ним, да жестом властным спешиться повелел.
Спрыгнул с коня Рогволд, отер меч окровавленный да вложил в ножны – не прятался ярл от битвы, не укрывался спинами гридней. Улыбка на губах его играла, ибо все как по маслу прошло – комар носу не подточит. Ничего ярлу мятежному приятнее не было, чем полностью осуществившийся замысел.
- Привет тебе, Харальд, - весело бросил Рогволд Мудрый, - славная битва выдалась, не так ли?
- Славно ты потрудился, - благосклонно кивнул конунг. - Полностью ожидания мои оправдал. В доме что?
Не понравился тон, которым конунг с ним заговорил. Но Рогволд давным давно уяснил, что нельзя позволять чувствам брать верх над разумом, особливо в делах государственных. Иначе не звался бы он Мудрым.
- Хунтьев с десятком-другим гридней заперся, - отвечал ярл, - сейчас мы солому подпалим, вмиг выкурим их наружу.
- Оставь, в этой усадьбе нам победу праздновать - к чему ее жечь. - Харальд повелел, власть свою показывая. Все больше воев агдирских во двор въезжало. - Выбейте дверь тараном каким, и перебейте всех, кто внутри.
- Можно и так, - кивнул Рогволд. Отвернувшись к гридням, он на скорую руку объяснил им новый приказ, и, когда те ушли, так молвил, - мне нужна голова Хунтьева. Недруг он мой давний. Сквитаться с ним хочу.
- Мне его голова не нужна, - пожал плечами Харальд. - Забирай себе хоть всю, хоть по кускам.
В тот миг вылетела стрела из окна усадьбы, вонзившись в плечо конунгу - крепка была кольчуга, увязла в звеньях острие, но покачнулся правитель, бросил взгляд злой на телохранителей замешкавшихся, а после приказал:
- Стрелка того живым взять! Сносите дверь!
К тому моменту вои рогволдские и агдирские – вперемешку – наспех соорудили некое подобие тарана и принялись им ломать двери усадьбы. Долго ждать не пришлось – хрустнули засовы, вылетели петли да двери распахнулись настежь. Тот час же внутрь устремилась волна стальная.
Крики донеслись изнутри, где женские, а где и мужские. Хрипели воины умирающие, вопили бабы - видать удальцы горячие тут же насиловать их бросились. Выскочил вскоре воин один в броне богатой, да перед конунгом и Рогволдом трофей свой бросил окровавленный - две головы лежали на земле - одна Хунтьова, другая жены его, старшей дочери Неккви. Улыбался гридень, щедрой награды ждал.
- Удалец! – похвалил его Рогволд, - вот, держи! – с этими словами стянул он с пальца один из перстней золотых, каменьем украшенных. Ярко сверкал драгоценный метал при свете дневном – не поскупился Рогволд.
- Ну что, друг дорогой, - проговорил ярл, склонившись над головой недруга, - вот и разрешилась наша тяжба…
Тут из толпы вынырнул тот, кого Харальд сразу же узнал – Сигурд. С клинка его обильно кровь сочилась, на щите следы от битвы жаркой.
- Долгих лет тебе, конунг! – поприветствовал он Харальда, - как сын мой, здоров?.. А ты, брат, я погляжу, наконец заполучил то, чего хотел так. Прими поздравления мои, - обратился он к Рогволду.
- Сын твой - славный юноша, - улыбнулся Сигурду конунг. - Добрым советом помог войску моему. Придет время - и награду получит достойную.
Смотрел еще несколько мгновений на происходящее Харальд, а после приказал Рогволду:
- Пусть люди твои двор от трупов очистят. Готовьте для пира все - скоро должен подойти тесть мой славный, да принести голову Неккви старого!
Временем тем еще один появился воин из дома, за волосы девицу таща в одежде дорогой.
- Ты глянь, славный конунг, - прокричал он. - Какая добыча мне попалась! То же Неккви дочька младшая!
Извивалась девица в его руках, вырваться силилась, да где уж там. Крепко держал ее хирдман.
- Та ли это девка, из-за которой ты на сторону мою перешел? - Спросил ярла Харальд.
- Та самая, - кивнул Рогволд, внешне оставаясь бесстрастным.
«Из-за какого же пустяка такое свершается, но крови пролиться было суждено в любом случае, как ни крути. Единственная разница, чья и в каких количествах» - подумалось ему.
- Она твоя, забирай ее мой верный Рогволд, - усмехнулся Харальд. - А с нею и весь Северный Мер. Отныне ты будешь здесь править, на правах моего ярла и получать треть всех доходов с этих владений.
Понемногу пустеть стал двор – вои, насытившись кровью да насильничаньем, стали лагерь снаружи сооружать, слухами о пире предстоящем друг друга подбадривая. Поодаль рос курган – туда тела сносили да безо всякого разбору в кучу складывали. Битва битвой, обиды обидой, но не предать огню павших мужей нельзя было.
Рогволд Мудрый или же Могучий, как после победы стали величать его средь своих, горделиво прохаживался вокруг, наслаждаясь победой. Теперь он здесь хозяином был. Все его – весь Мер.
Ну, ежели Харальда в расчет не принимать…

Южный Мер. Аудбьерн, Арнвинд и Эрик
Эрик шел между домов, лицо его было хмурым. Порой он ненавидящим взглядом скользил по домам, порой опускал голову, все, чего ему хотелось, так это быстрее добраться до усадьбы, но где там: прямо у него на пути сидел у домины пухлощекий парень, поигрывающий ножичком - юный бездельник, сын одного из ярлов, совсем еще мальчишка. Увидев проходившего мимо Эрика, он расплылся в глумливой улыбке и бросил:
- Что, ярл, опять тебя жена на ложе не пускает? - Слухи на севере распространяються быстро, мало что удаеться в тайне удержать от слуг, а те, знамо, как сороки и по всей округе разносят. - Снова на пороге, как пес спать будешь?
Бросил полный злобы взгляд ярл на шутника, но того это лишь позабавило:
- Или на сей раз в хлеву, как хряк, устроишься? - Насмехался мальчишка, приятно ему было ярла уязвить, что в битвах прославлен был, волны суровые укрощал, а жену укротить не сумел.
Словно Мьельникр, рукою Тора брошенный, метнулся к насмешнику Эрик, за ухо его схватил, со скамьи соднимая - заизвивался, за вопил юнец безбородый, слезы на глаза выступили. Тряхнул его ярл, да к стене дома отбросил.
- Смотрю я, снова ты ошибся, - другой голос за спиной его раздался, на сей раз уже не мальчишеский отнюдь. - Ты бы жену свою кулаком учил, а не детей чужих.
Сплюнул ярл, прочь пошел от насмешек язвительных. Посмешищем стал он для Мера всего после этой свадьбы. А ведь говорили жрецы, что не будет счастья семейного - не поверил он им. Уж лучше бы отдал девку строптивую альвхеймарцу, чем позор такой.
Арнвинд шел нвстречу Эрику беседуя с братом своим Аудбьорном, когда конунги стали свидетелями происходящего.
- Есть у меня мысль, Эрик, - произнес Аудбьерн, сдерживая ухмылку.
- Да? - Недоверчиво посмотрел на него ярл.
"А у меня порой мысль возникает, что больше всех повезло Олафу".
- Трех дней тебе хватит?
- На что?
- На то, чтоб Хильд покорить, - усмехнулся Арнвинд. - Только предупреждаю, силой ничего не добьешься.
- Я - ее муж, в конце концов! - Разъярился Эрик.
Аудбьорн хмыкнул, Арнвинд же покачал головой:
- Забываешь ты, ярл, что валькирию в жены взял. Не по умениям, а по характеру.
- Это ты, конунг забываешь, что жена мужу во всем подчиняться должна, и коли не воспитали ее как должно, так с родичей спрос!
_ Эрик, осторожно. Ты хоть и родич нам теперь, но никто не позволял тебе так говорить, - взгляд Арнвинда полыхнул опасным.
- Спокойно, братья, - вступился Аудбьерн. - Вот ты, Эрик, хочешь рабыню забитую или Хильд покорную? Так вот моя идея: есть тут островок небольшой, там домик стоит большой довольно, на три дня вас туда высадим, а дальше все от тебя зависит.
Ухмыльнылся в бороду ярл.
- Вот это дело, - произнес. - И чтобы ни одна сволочь там не появлялась.
- Потому и говорю, на остров, - усмехнулся конунг Фиордов.
- И когда?
- Да хоть прямо сейчас, - махнул рукой фиордец, да мерский конунг остановил его.
- Погоди, нам надо еще вопрос обсудить, а твои люди пока пусть корабль приготовят.
- Лодку готовь. Сам Хильд отвезу, - сказал Эрик, и приготовился слушать, о чем еще ему хотел конунг сказать.
Аудбьерн кивнул.
- Гонцов нет, ни моих ни Неккви, - произнес Арнвинд.
- Добрались до Нидораса и пьянствуют со старым пнем, - пожал плечами ярл. Все его мысли были сейчас о Хильд и о том, как он сломит ее упрямство на этом острове, о котором говорил конунг Фиордов, а то что не пришли какие-то гонцы, та и что с того.
- Не думаю, не думаю, - пробормотал мерец. - Что-то нечисто в этой истории.
- Пошли еще людей, они все равно без дела маяться.
И почему конунг так любит придавать значение столь пустяковым делам? Не понимал этого Эрик. Да и не хотел сейчас понимать, не о том думал.
- Эрик, очнись, о Хильд потом подумаешь! - рявкнул Арнвинд.
- Тебя бы в дом не пускала жена, я бы посмотрел, о чем ты тогда бы думал, - в ответ огрызнулся ярл. Постоянные насмешки от хирдманов за последние два дня настолько вывели его из себя, что он уже едва мог сдерживаться.
Арнвинд пропустил слова ярла мимо ушей.
- Разведать бы надо, что там стряслось в Северном Мере.
- А я тебе о чем говорил? - Вспыхнул Эрик.
- Ты людей наших в пьянстве обвинил.
- А то ты не знаешь, как они к браге приложиться любят, - злость проходила и ярл постарался свести все к шутке.
- Не исполняя важное поручение. Да и Аудбьорн уверен, что что-то случилось. Причем непоправимое.
Конунг Фиордов кивнул слова брата подтверждая.
- От меня-то ты чего хочешь? - Вздохнул бородач, почему-то подумав, что его уединение с супругой на острове может отложиться на неопределенный срок. - Чтобы я сам к старику съездил?
- Нет, чтобы ты людей подобрал. Надежных и тех кто ходить бесшумно может.
- Вечером людей отправлю, - кивнул ярл.
"Только они снова надо мной смеяться будут, ублюдки!"
- Хорошо, скажи им коли провалят задание к Локи отправлю.
- Я с них тогда сам шкуры сдеру.
"Припомню тогда каждый смешок!"
- Добро, - сказал Аудбьерн. - А то что-то тревожно мне.
- Ты бы лучше за своими людьми так следил, - не удержался от колкости Эрик, намекая на то, что многие херсиры отказались давать Аудбьерну войско.
- Не твое дело, ярл, - не остался в долгу конунг.
- Когда до боя дойдет - это и моим делом станет!
- Может и твоим, - ответил фиордец. - Да вот смотрю я ты неблагодарный какойто, ярл.
Вздохнул Эрика, а затем обернулся и прочь пошел. Неприятным выдался разговор с конунгами, но дальше лишь хуже вышло бы, поэтому и ушел он.
- Бешенный у тебя ярл какой-то, уж не берсерк ли часом? - поинтересовался Аудбьерн у Арнвинда.
- Да вроде бы ранее не был, - пожал плечами мерец.

(мы с Тельтиаром)

Эйрик. Вингульмерк.

Трубят рога, протяжно и громко. Небо, затянутое серыми тучами, раскатами грома отвечает этим звукам. Топот тысяч ног, обутых в кожаные сапоги, конское ржание; чей-то надрывный плач… Одно за другим мелькают лица, искаженные злобой. Двери хлопают, едва не срываясь с петель. Сломанный крест, окропленный кровью – последнее, что увидел Лодмунд, деревенский староста.
Перед тем, как проснуться.
- Ты кричал, - удивленны и испуганны глаза супруги его Йофрид. Приподнялась она рядом на локте, вглядывается в лицо мужа, покрытое испариной.
Лодмунд вздохнул. Как постарела она… Казалось, еще недавно была она девой юной, а сейчас – женщина в годах, родившая пятерых детей и оттого расплывшаяся, с лучиками морщин, бегущими от уголков глаз и рта. Уже не столь прекрасная и любимая, но привычная. Да и сам он, впрочем, не молод, грех жаловаться.
- Сон дурной, - крестясь, пробормотал Лодмунд в ответ и повернулся на другой бок, чтобы не видеть супругу.
Спустя час его разбудили протяжные и громкие звуки рога.
Войско Эйрика вторглось в деревню.

Конунг вел свою рать вперед – и не встречал сопротивления. Власти не было над Вингульмерком сейчас, на войну ярл Эйнар отправился; значит, некому было защищать жителей. Покорно, как овцы, выходили те из домов, а в избы их врывались воины, обуреваемые жадностью, и забирали все – оружие, ценности, еду. Образки, медные и деревянные крестики, что многие носили на груди, швыряли в костры. Тех, кто пытался воспротивиться, убивали на месте.

- Господь покарает вас! – вскричал Лодмунд, которого вытащили из дому под руки двое свеев. Те расхохотались: угрозы из уст этого мужа -худосочного, жалкого, с наполовину поседевшей уже бородой, да одетого в исподнее, - казались смешными. Такому, конечно, только на бога уповать!
Но, когда один из воинов потянулся к крестику деревянному, что носил Лодмунд на шее, чтобы сорвать его да на землю кинуть, староста вырвался, да набросился на врага. Только один удар успел нанести он, прежде чем воин, кинжал выхватив, полоснул его по горлу.
Лодмунд рухнул свею под ноги. Вытерев лезвие о штаны старосты, воин срезал веревочку с крестом с шеи убитого, повертел окровавленный крестик в руках, словно задумавшись о чем-то… И бросил на землю, наступив на него ногой.
- Поделом тебе, предатель, - обронил он, усмехаясь.

Конунг отдал приказ – не щадить. "Если ударили тебя по левой щеке, подставь правую" – кажется, таков один из христианских законов. Что же… Пусть убедятся на горьком опыте своем, что глупы их каноны.
Объединенная армия свеев и гаутов, словно острый клинок в человеческую плоть, врезалась в глубь Вингульмерка – все дальше, с каждым шагом, с каждым ударом копья или оперенной стрелой, отыскавшей свою цель.

- Будь моя воля, я бы их всех, псов христианских, на деревьях перевешал, - прорычал Свен, оглянувшись на Эйрика.
- Не скажу, что сам лучшего мнения о них, - хладнокровно отозвался конунг, - но лишних смертей нам не нужно. Кто-то должен остаться в живых. Работать на земле, захваченной нами, чтобы были всходы, чтобы было, чем отдавать дань. Зачем нам земля без людей?
- Да они не люди, а жалкие насекомые! Поклоняться распятому трупу… Неудивительно, что сдаются без боя они, небось и сражаться разучились.
- Не скажи, - криво усмехнулся Эйрик, - войско Эйнара ведь далеко не из худших, и сражаются христиане под началом его не менее яростно, чем любые верные сыны Одина.
- Как же так? Белый Бог запрещает ведь им убийства, - Черный Молот придержал коня.
- О да. Но только не те, которые совершаются во славу его, - конунг расхохотался, следом за ним и Свен.
- Хитрая же, однако, штука, их проклятое христианство! – заключил херсир, насмеявшись вдоволь. Эйрик кивнул, и дальше путь они продолжали уже молча.
Войско продвигалось по берегу реки – к Гиллисбергу.

(а много ли в Саге пишется не совместок с Тельтиаром?)
Нидорас.
_________________________________
- Харальд, - Гутхорм обратился к сыну сестры своей, улучив момент тихий, когда рядом ушей лишних не было. - Что ты хочешь сделать с Рогволдом?
- Будет мне верен - останется править Северным Мером, - отвечал молодой конунг. Сейчас ему не хотелось говорить об этом, все его мысли занимало грядущее торжество, которое готовили воины переметнувшегося на его сторону ярла.
- Харальд, когда переметнётся на чужую сторону - поздно будет! - не оставлял конунга в покое Гутхорм. - Не лучше ли...упредить измену надёжным способом?
- Нет.
Сын Хальвдана сказал - как отрезал. Хорошо помнился урок, что преподал ему дядя в Хладире, повторения не хотелось, но и отступать от своего не желал он.
- Я обещал ему власть над Мером взамен ратной помощи. Теперь, благодаря ему мы не потеряли и десятка людей, расправившись с почти тысячной ратью - это стоит награды.
Гутхорм скрипнул зубом, но голоса всё ещё не повышал и тона не менял.
- Мудрые говорят "Не бери предавшего врага твоего на службу! Предатель не бывает бывшим!" и, поверь мне, сын сестры, говорят верно! Кто сказал, что если другой претендент на трон пообещает Рогволду больше власти, он не выступит против тебя? Тогда ты обретёшь трудности и не малые. Лучше будет, упредить предательство, а вместо Рогволда посадить верного тебе человека. Тобою самим выбранного. Или даже, этого мальчишку, Гутхорма сына Рогволда. Уж он-то тебе благодарен будет и верным человеком твоим станет!
- Это его племянник, - поправил Харальд, где-то глубоко в душе обрадовавшись, что смог хоть чем-то уязвить дядю. - Что же до предательства - сейчас он нам нужен, поскольку лучше других знает эти земли и сможет управлять ими. Другому управителю потребуються месяцы, чтобы вникнуть во все дела. У нас их, дядя - Гандальв совсем недавно покинул Нидорас, сейчас он набирает силу!
Он вздохнул, упрямо смотря на брата матери.
- Вспомни Грютинга - ему ты тоже не доверял, но сейчас он служит мне верой и правдой.
- Сын, племянник, какая разница? - отмахнулся Гутхорм. - Тем благодарнее будет! А что до Грютинга...ещё посмотреть, как всё обернётся надо, но, всё же, не могу врать - сейчас он ведёт себя очень достойно! - последнюю фразу Гутхорм сказал, чтобы несколько потешить самолюбие юного конунга. Он знал, что не стоит учителю слишком уж подчёркивать своё превосходство над учеником - тот может и возненавидеть...
- Если Рогволд посмеет предать меня, то эти владения отойдут его племяннику, а он сам вместе с сыновьями пожалеет о том, что родился на свет, - пообещал Харальд, стиснув кулак. - Но лишь в этом случае. А чтобы не получить нож в спину, я оставлю кого-нибудь приглядывать за ним. Кого-нибудь, кто не предаст.
- Мудро, - кивнул Гутхорм, улыбаяясь в усы. Он не хотел прямо советовать этого, а так получилось, что Харальд дошёл до всего сам.- Только, сделай так, чтобы присутствиее этого верного было не очень заметным!
- Многие хотят получить благосклонность конунга, - кивнул юноша, накрутив на палец светлую прядь, и как-то с силой дернул. - Растут, Локи их побери, уже вдвое отросли, а и половины Норвегии у меня в руках нет!
- Так поспеши, -улыбнулся Гутхорм. - А не то, когда на трон Норвегии воссядешь, не узнает тебя народ, за тролля примет!
Рассмеялся над шуткой Харальд, но после сказал:
- Косы заплету, пока же так я мыслю дядя - тебя далече отпускать от себя не стану больше - ты мне здесь нужен будешь, когда супротив Гандальва пойду, а ярлов землями править оставлять, все же не спокойно мне - Снеккольв плут, Грютинг через силу мне подчинился, Рогволд хитер, покуда сила за мной не поднимут головы, а после? Конунга надо над ними поставить, такого какому я мог бы спину не боясь подставить.
- Воля твоя, племянник! - как можно более безразлично пожал плечами Гутхорм. - Я буду помогать тебе там, где ты сочтёшь эту помощь необходимой!
- Что обещал - то исполню, когда война завершиться получишь земли от Роголанда до Вингульмерка, на севере же Хакона я оставить хочу, он правитель старый, опытный и наследников, кроме меня, у него нет законных.
- Старость не с голым пузом встречу! - усмехнулся ярл - И на том тебе спасибо
"Утроба твоя ненасытная!"
В ответ улыбнулся племянник.
- Отправь отряд в две-три сотни воинов во главе с Асбьерном к горам. Пусть узнает, как там у Хакона дела.
- Отправлю сразу после пира! Воинам отдохнуть должно, - ответил Гутхорм, кивая, - Да и нам с тобой выпить доброго пива и съесть мяса не помешает!
- А там сейчас битва, - с укоризной заметил Харальд. - А нашим с чего отдыхать? Стрелять по беззащитным устали?
- Отдыхать не телом, но духом! - пояснил ярл. - Впрочем, раз ты приказываешь...
- Пусть идут. Не переломятся.
Повторил юноша, надоели ему споры дядины.
- Да, конунг! - ответил Гутхорм, пряча довольный огонёк в глазах.
Харальд всё более и более походил на конунга, что способен править Норвегией, мог принять самостоятельное решение, но и к совету прислушивался. Гутхорм был доволен.

Сарасберг. Асгаут

Стремительно слишком события развивались, порою упускал нить их и рук своих властный ярл, не успевал за всем уследить, что в Норвегии происходило. Много слишком времени потратил он, чтобы с христианами счеты свести, а толку пока с этого мало вышло. Разве что дан этот пообещал перед кюнами слова свои повторить, что Харек предал конунга и к разбойникам в Ранрики присоединился. Расскажет, никуда не денется, награда ему за это большая обещана, а после не станет уже никто разбираться, правда это или навет простой. Падет Харек, так туда и дорога ему, иноверцу, пусть хоть десятками гонцов шлет с заверениями в своей верности - один предал его, а другой в подполе темном дни и ночи коротает. Сунулся, негодяй к кюне, да воины верные, знающие в тот день усадьбу ее охраняли - быстро что к чему смекнули и засадили негодяя. Пусть охолонится. Вот только по его же словам еще один прямо к Харальду послан. Конунг еще мальчишка, при нем Гутхорм, старый друг Волка и кто знает, какое решение примет Харальд.
Асгаут понял, что он должен быть при конунге. Сейчас. Немедленно. Не теряя времени. Торлейв и Фредрик сумеют завершить необходимые дела в Сарасберге и без его участия, Гуннар знает, что ему необходимо делать в Роскильде. Войну с Сульки продолжал Горм и Славомир под присмотром Тьодольва, этот ярл лишь с вида Каменная Башка, внутри же умнее чем кажется.
Молодой ярл слегка улыбнулся, сверля взглядом стену. В Сарасберге его дела были завершены, а конунгу потребуется советник рядом, слишком уж много иноземцев возле него сейчас, а из своих ярлов только дядя и старый пень Асбьерн.
Осталось лишь переговорить с кюной, с Рагхильдой. Гонец от Харальда уже дожидался возможности передать матери конунга добрые вести и Асгаут хотел присутствовать при этом.

Эйнар и Асмунд со товарищи.
Берега Эйна.
(С Тельтиаром).

Прошло время условленное, вышли из войска хейдмерского десять воинов во главе с Асмундом Альхеймсоном, пошли навстречу эйнаровой рати. Гордо шел конунг самозванный, улыбался в бороденку редкую, пальцами по рукояти меча стучал. Но вот остановились они на полпути, крикнул тут один из людей его зычным голосом:
- Выходи Эйнар, как уговаривались, коли не испугался боя смертного!
Вышел и Эйнар с десятью воинами лучшими врагу своему смертельному на встречу. Некуда теперь отступать было ему. Тысячи пар глаз за каждым движением его следили. Чем больше сила, тем больше и ответственность, и велика сию минуту сила ярла была. Спокойно лежала рука его единственная на меча рукояти, лик его спокойствием и уверенностью светился.
- Здесь я, Асмунд. Не мне боя бояться надобно.
- Ты слаб и увечен, - с усмешкой молвил молодой воин. - Не позорь людей своих, раб, выстави вместо себя другого бойца, у которого хотя бы обе руки на месте.
Дрогнули губы Эйнара в насмешливой улыбке.
- Для такого как ты, сил во мне достаточно. Что медлишь Асмунд, может это ты трус и отказаться от боя желаешь?
- Я затолкаю твои слова тебе же в глотку этим клинком! - Зло бросил самозванец, резким движением сбрасывая с плеч плащ. Силен, статен был Асмунд, высок, широкоплеч, тело его кольчуга вороненая закрывала, до колен доходившая, на руках перчатки латные были, какие рыцари в землях франкских носят. Надел шлем с пастью волчьей он, а затем медленно меч обнажил, напротив Эйнара становясь. - Помолись своему богу, раб. Сегодня я оставлю тебя без второй руки.
Взметнулись знамена позади Асмунда, стали выкрикивать кличи воинственные херсиры, с ним пришедшие.
Не спеша и своё оружие Эйнар достал. Помнить должен был ещё Альхеймсон, как меч этот направо и налево в умелых руках ярла головы ворогам рубил. Как кровь текла по лезвию сверкающему. Коснулся концом меча Эйнар земли. Могло кому-то показаться, что тяжело воину с ним управляться, но обман это был, и ничего боле.
- Готов ли ты, Альхеймсон, али нет?
- Что, Эйнар, рука меча не держит? Как же ты сумел Вингульмерк покорить тогда? За спины гридей прятался?
Рассмеялся, глядя на слабость противника, Асмунд, а после, щит принял, хирдманом поднесенный, и, клинок занеся, на христианина бросился:
- Один! Тебе посвящаю жертву эту!
Нечем было Эйнару щит держать, да только и не требовался он ему. Уклонился воин, удар противника вскользь по лезвию широкому пришёлся. Повернулся к Кровавому ярл, вновь меч его земли касался. Удивлен был Асмунд, что противник его сумел удар сильный принять столь легко. Слышал и раньше он про воинов, что могли руками обеими одинакого сражаться, но в бою таких удальцов лишь среди берсерков видел. А о том, что ярл-иноверец однорукий сможет ему сопротивление оказать, и не помышлял даже Асмунд, в победе своей уверенный. Да и что с того, что один удар отразить сумел он - впереди битва вся!
Не видна была усмешка его под шлемом, а вот клинок, дугу описав, точно в плечо нацелился Эйнару. И вновь уклониться попробовал воин, да немного не успел, чиркнуло лезвие по стали кольчужной. Мечом же он к ногам противника потянулся, присев немного. Странный бой это был, даже крики херсиров утихать начали, но всё равно шумно было. Отбросил меч эйнаров своим лезвием, вновь смех донесся из-под шлема. Забавой был поединок этот для Асмунда, до сих пор не считал он достойным противником христианина однорукого. Отошел на шаг, затем подскочил клинком клинок отводя, сам же постарался щитом ударить врага в лицо. Да только не вышло у него ничего из задуманного. Шагнул Эйнар в сторону, так что щит мимо него прошёл, а он сам боком правым к Асмунду оказался, да и сделал выпад ещё и инерцией от вражьего удара усиленный. Прошелся меч по кольчуге асмундовой, звенья разрывая, болью глухой в теле отдаваясь, отклониться успел конунг самозваный, но теперь прореха зияла на боку его, да позвякивали кольца разрубленные.
- Тор! Наполни меня гневом своим! - Закричал Асмунд вновь меч занося и ударил наотмашь, желая разрубить от плеча до пояса врага.
Ни один мускул у ярла не дрогнул, не занёс Эйнар меч свой, чтобы удар противника встретить, лишь глаза прищурил, видно сосредоточившись, но не мог этого никто под шлемом видеть. Отклонился Губитель Заговоренных от удара зверя раненного. Пронёсся меч Альхеймсона мимо ярлова тулова, да и сам Кровавый, равновесия пытаясь восстановить, за грозным оружием своим вперёд подался. Не успел он и двух шагов сделать, к врагу ликом повернуться, как нанёс Эйнар удар ему в спину, силы такой, что хребет мог спокойно самозванцу перерубить. Дрогнули воины в рядах, что стягами мятежными отмечены были. Никто средь них такого исхода бая не ожидал. Уверены в себе и предводителе своём были они. А что конец схватки это, ни у кого сомнений точно не было. Упал Асмунд на колени, казалось, не поднимется никогда более, да не так судьба распорядилась. Не было у Эйнара желания врага своего убивать, знал он, что вера новая хуже смерти для самозванца. Так что лишь ранил его, хоть и мелькнула мысль землю от такой мрази избавить.
Медленно кровь сочилась по звеньям кольчуги. Глубоко в тело вошел меч эйнаров, но мог бы еще продолжить битву Асмунд, достаточно сил в нем оставалось, да только лезвие холодное ощутил у шеи своей. Скрипели зубы в гневе бессильном - один выбор был, поражение признать или же на меч вражеский броситься, с жизнью расставаясь. Но не хотел так просто умирать Асмунд, сын Альхейма, кровавым прозванный. Жить ему хотелось сейчас, как никогда раньше хотелось. Взгляд его к дружинам верным обратился - в удивлении, в смятении были воины его, не ожидали такого, не понимали, как мог калека их повелителя одолеть, их конунга. Развязки ждали, но медленно время текло.
Шагнул жрец вперед, произнес так, чтобы слышали все:
- Один в чертоги свои призвал Асмунда! В годы младые уже доказал он, что достоин стать эйнхерием и все мы...
- Жив я еще! - Проскрежетал Альвхеймсон, такие слова услышав. Жить хотелось, а не к Одину пировать. - Победил ты, христианин...
Сквозь зубы признание поражения донеслось, как сплюнул его конунг самозваный.
Снял Эйнар шлем свой, да только меч от горла противника не убрал.
- Громче скажи Асмунд о поражении своём, чтобы все слышали.
- Чтоб тебя Локи сжег, - прошептал он, а затем бросил воинам своим: - Победил иноверец!
Только усмехнулся Эйнар.
- Помнишь, Асмунд, какой уговор у нас перед боем был, что в чём клялся ты перед воинами своими и передо мной?
- Напомни, - с хрипом слова вырвались.
- Уговор таков, коли проиграешь, так христианство примешь да навсегда в монастырь уйдёшь,- жёстко Эйнар сказал. Да так на Асмунда посмотрел, что ясно тому стало, коли обещания не сдержит, не пожалеет его ярл, потеряет наконец терпение.
- Еще скажи, что прямо здесь меня крестишь?
- Нет, не здесь, и не я, но присутствовать буду. Так что давай, Асмунд, поднимайся, сопровождать тебя до монастыря сам буду.
Подошли к самозванцу поверженному Ратибор с Ярославом. На ноги рывком поставили.
Рванулись тут к господину поверженному сопровождавшие его воины, мечи из ножен наполовину доставая:
- Уговор уговором, но это наш конунг, а не твой пленник! - Старший над ними произнес. - Нам его отдай!
Усмехнулся, боль превозмогая Асмунд, затем через силу:
- Нет у вас больше конунга, Олав, тебе поручаю я жену свою и владения, и все дело свое.
Херсир бородатый лишь кивнул сдержанно, взглядом злым Эйнара сверля.

Гиллисберг. Эйрик
(С Тельтиаром)


Вести о приближении свейской дружины расползались по округе быстрее, чем катиться с вершины горы снежный ком - вскоре уже почти весь Вингульмерк знал о том, что учинили воины Эйрика в приграничных деревнях, о том как горели дома и в грязь втаптывались нательные кресты. Смертей было мало - конунг, назвавший их веру - рабской, обращал пленникив в рабов, убивая лишь тех, кто смел с оружием в руках вставать на защиту своих домов.
Стекались люди к Гиллисбергу, защиты искали у супруги ярла, что воительницей была, да только в тяжести была Сигрун, от бремени разрешиться готовилась во время ближайшее и не могла помочь ничем людям своим, супруг же ее как выступил с ратью грозной к берегам Эйна, так и не было от него вестей до сей поры.
Поутру же крик пронзительный по деревне разнесся:
- Свеи! Свеи наступают!
Мальчишка зоркий увидал, как приближаеться с востока войско вражеское - побежали люди защиты искать, кто за стены усадебные, за частокол крепкий, кто в церковь, а кто и просто подальше - за реку, в лес.
Словно лавина, не знающая преград на пути своем, ворвалась рать объединенная в деревню. Развевал ветер яростный стяги, под которыми шли они - воины Эйрика самого, гауты с Западного и Восточного Готланда; вермаландцы, слуги Аки-бонда. Люди бежали, а лучники посылали смерть им вдогонку на острых наконечниках стрел... но редкие достигали цели - стреляли скорей для потехи, чтоб на страх чужой посмотреть, крик громкий послушать. Тех, кто в домах остался, скрыться не успел, наружу вытаскивали - но убивать не убивали.
Как знать - может, и хуже смерти смотреть на то, как добро твое растаскивают чужеземцы, как срывают крест, который ты на теле носил, как избивают сына или насилуют дочь... Ты не участвуешь в войне, и не собирался вовек, но у тебя есть враг, который воюет даже не против тебя, а против человека, на чьей земле ты живешь. Ты не восставал против кого-либо, но становишься жертвой.
Оставив разграбленную деревню, воины двинулись к усадьбе и окружили ее. Будь здесь войско Эйнара, куда сложнее была бы задача конунга свейского, но кому было оборонять усадьбу?
- Почему стоим? - Свен на коне своем к Эйрику подъехал. - Почему внутрь не врываемся?
- Зачем же? - поднял бровь конунг. - Там, внутри, знают прекрасно, что мы в щепки разметать все вокруг можем, если захотим... А подождем немного, и выйдет хозяйка, и скажет нам - забирайте все.
Воины орали что-то, свистели; на дыбы встала чья-то лошадь; сзади кто-то громко хохотал. Одного вида рати этой хватило б, чтобы испугаться да сдаться добром на милость победителям.
- Возьми с собой дюжины три молодцов, что покрепче, и к церкви езжай, - отдал конунг приказ Свену.

Слова молитвы громкой из церкви доносились, плакали женщины, старики что-то кричали, ревели дети, в страхе к стенам жались те, кто видели приближающихся воинов. Лишь священник, грек Григорий бесстрашно навстречу захватчикам выступил, прямо на ярла грозного смотря:
- Почто земли христиан добрых разорению предаете! - Воскликнул он во гневе праведном. - Что сделали вам люди эти, что вы их поруганию подвергли?! Господь видит все...
- Вот и пускай любуется, - расхохотался Свен, да молотом своим махнув, разбил голову священнику одним ударом. Повалился тот наземь, кровью заливая одеяния свои да порог церковный, на который упал.
Черный Молот же на коне своем прямо по трупу священника проехал прямо в церковь, за ним следом еще несколько воинов. Прервать свою молитву пришлось монахам нескольким - кому копье грудь пробило, кому в горло стрела вошла. Не только славянские да греческие святоши в церкви были - двух норвежцев, успевших сан духовный принять, убили свеи. Людей, что в церкви укрылись, выгнали наружу вои, оружием им угрожая, сами же со стен посрывали полотнища, иконы с изображением одного и того же лика - Распятого - и свалили в одну кучу на полу. Свен же, по прежнему седла не покидая, свечу из подсвечника вытащил, швырнул туда - и занялось пламя, загорелось...
Возле церкви народ все еще стоял, не стали свеи отгонять их далеко. Смотрели люди теперь, как снаружи враги факелами поджигают дом божий. Деревянной была церковь, быстро полыхнула. Подальше отъехав, Черный Молот с довольной усмешкой за зрелищем этим наблюдал.
- Не тому богу молились вы! - крикнул он людям. - Видите, как горит храм его? То же и с вашими домами будет, если не образумитесь!
Стенали люди, видя как церковь в пламени гибла, да только поделать ничего не могли безоружные. В усадьбе же тоже волнения усилились - не могли воины просто так смотреть на богохильство такое, но и бой дать права не имели, поскольку обещали Эйнару жену его охранять.
- Эй, там, в усадьбе! - громко Эйрик крикнул, так, что даже эхо от стен отдалось. Могучим был голос конунга, как, впрочем и сам он. - Сдавайтесь подобру-поздорову, коли беды не хотите! Войска моего хватит, чтобы весь Гиллисберг с землей сравнять!
Видели защитники усадьбы, что не шутит он, да и пожарище учиненное ими о том говорило, и тела мертвые.
- А коли сдадимся, - прокричал один хирдманн. - Так отпустите нас подобру-поздорову?
- Отпустим, вот вам слово конунжее, - Эйрик пообещал. - Только не вздумайте с оружием выйти к нам, иначе кровь прольется!
Замолчали там. Долго молчание длилось это, да все же через некоторое время появился вновь хирдманн этот.
- Не желает кровопролития большего госпожа наша, - объявил. - Ваша усадьба отныне.
Открылись ворота, стали выходить из них люди - поперед воинов шестеро в кольчугах, за ними дети, женщины и старики.
Эйрик кивнул лучникам, рукой взмахнул - повалились на землю те шестеро, стрелами пронзенные.
- Я решил в Валгаллу их отпустить, - усмехнулся конунг, - и не говорите, что я слову своему не верен. Правда, обещание, иноверцу данное, не стоит ничего - так благодарите Одина за то, что всех вас я убить не повелел. Полонить остальных, кто вышел... дружина моя - в усадьбу со мной.
И взяли в плен женщин, детей, стариков, которые работать могли еще; тех, кто совсем стар и слаб был, убили. Сигрун, что беременна была, с остальными пленниками сажать не стали, заперли в комнате ее, со стражей приставленной, как заложницу. Заняли усадьбу Эйрик, дружинники его и херсиры знатные, остальные воины покуда в домах разместились - теперь Эйнара дожидаться надобно было. Славный же прием его ждет в земле родной!..

Надарос. Пир по случаю победы
Естественно со Скальдом

Под вечер уже знатный пир закатили в Нидаросе, по случаю победы над Хунтьовом. Немало столов накрыли в усадьбе и вокруг нее, припасы те доставая, что со свадьбы Гандальвовой остались.
На высоком месте сидел Харальд конунг, по правую руку от него Гутхорм ярл, по левую же Рогволд, новый Мера правитель. Слышалась речь веселая, смех раскатистый. Вдоволь пили воины, зная, что разбит враг, не боялись нападения нового.
Но вот, угощениями присытившись, молвил Гутхорму конунг:
- Желаю я вновь искусств скальдов наших увидать, вели, дядя, позвать лучших наших певцов - Тормунда и Торбьерна, им одним я доверю праздник этот скрасить.
Скривился, то услыхав Аудун Старый, да ничего не сказал, надоело ему слова обидные от конунга выслушивать. А временем тем и скальдов привели, что во дворе приусадебном до того пировали.
Оба скальда были еще трезвы и разум их не успел помутиться. И оба в поте лица трудились над драпой в честь победы Харальда, подсказывая друг другу хитроумные кеннинги и метафоры, и решая как похитрее сплести узоры из слов. И видно было, что прервали их на самом излете мысли, потому что глаза у обоих блестели азартом
- Здравы будьте, испившие крови Квасира, - улыбнулся им Харальд, уже захмелевший порядком, но пока еще сохранявший ясность мысли. Отрадно ему было видеть подле себя скальдов этих, ведь всем известно, что чем более умелый скальд при конунге, тем удача властителя больше и тем больше слава его. - Чем ныне нас порадуете?
Мало кто мог бы заметить сейчас, что произнес слово "нас" конунг, лишь себя имея в виду.
Торбьерн поклонился конунгу, и ответил за обоих:
- Знали мы, что будет пир великий по случаю победы, а одному даже умелому скальду тяжело составить хорошую драпу, да и соперничать нам ни к чему меж собой, если мы вместе одному конунгу служим, а коли двое приложат свои умения, то и удача удвоится.
- Обычай есть древний и уже забытый, - заговорил тогдаТормунд. - Есть сказание про великого воителя гаутского Беовульфа, что когда восславляли его подвиги, то двое скальдов воспевали его деяния. Вот мы и решили похоронить мерского конунга с его семейством и восславить победителя...
Харальд топнул ногой, и покачав головой, кивнул в сторону Рогволда.
- И воздать хвалу новому, более достойному властителю Мёра - не растерявшись, закончил Тормунд.
Довольной улыбкой осветилось, спокойное до этого лицо сына Эйстейна Грохота, другие же воины криками одобрение свое выразили - вся знать, что собралась в усадьбе от скальдов требовала, чтобы начали они драпу свою петь. Наконец и Харальд кивнул, дозволяя.
Торбьерн достал из-за пазухи бубен, очень похожий на тот, каким пользовались шаманы финнов, и передал его в руки Тормунду. Тот начал равномерно постукивать в бубен, выбивая такт, а Торбьерн пошел вокруг пиршественного стола, начав читать драпу нараспев:

Пенной тропою тюленей
Вяз леса жал бури Скильдкон
Вел всадников лося гор пены
К ложу Фьергюн рыбьей зыби.
Вгрызлись волки равнины Ньёрда
В стену убежища турсов
В стойло коней стремнины
Вязы сражений пробрались.

Славься сын Ингви могучий,
Бравых алкателей славы
Вождь щедро злато дарящий,
Боги к тебе благосклонны.

Как раз, едва закончился припев первого куплета, Торбьерн обошел вокруг стола, и хлопнув ладонью по ладони Тормунда, принял у него бубен и стал выстукивать такт, а второй скальд пошел к конунгу, читая свой куплет:


Стежкой кружною псов Тунда
Родич Тьятси туч вел скрытно
В плясках дев щитов багряных
Страстно жаждущих резвиться.
В час, когда лик Биль взирает,
Лес рогов тюленя леса
Шел под сенью крова цвергов
Взяв укрытья дымовержцев.

Славен будь водитель хирдов,
Браги плясок дев крылатых
Вязы спора жал булатных
Алчут славы в твоем хирде.

Послышались голоса одобрительные от херсиров и ярлов из-за стола. Что-то сказал Рогволд, но его слова утонули в общем шуме. Харальд просто улыбался, наслаждаясь похвалой умелых скальдов. Затем скальды снова поменялись ролями - один стоял на месте напротив Харальда и стучал в бубен, выбивая такт в ритме стиха, а другой в это время обходил стол с пустым рогом, который по пути наполнял пивом кто-нибудь из хирдманов, и читал висы. Как раз когда он заканчивал читать стев он подходил к креслу, в котором сидел Харальд,кланялся конунгу, затем поворачивался к своему напарнику, хлопал ему в ладонь, и тут же забирал у него бубен, и скальды снова менялись ролями.
Первым опять Торнбьерн Хорнклови пел:

Сын морского чада Локи -
В гости Браги битв не ждавший
Из страны владыки пенной
Влаги - встречи не готовил.
Пламя вьюги шипов сечи
У оград запасов тучных
Шкуры спальные сложили
Клича к битве дожидаясь.

Славься - брега сокрушитель,
Всадник скакунов стремнины,
Ты пришел владеть по праву
Фюльком Мёра каменистым.

Продолжал же Тормунд Лисий Язык, прозванный Насмешником:

Вышли вязи сечи лютой
К мерских конунгов палатам,
Трое было на врага их,
Дрогнул хирд под стягом змея,
В страхе отступил к усадьбе.
Поля альвов лис отрезал
Путь для бегства супостатам
Роем ос железа ливня

Ас занявший трон Хлидскьяльва
Взял палаты змеев мерских,
Цел остался лес шеломов,
Биты вражьи змеи тарчей.

Однако заранее написанные висы скоро закончились и оба скальда застыли перед Харальдом. Но, видимо опасаясь ударить в грязь лицом, они, переглянувшись, стали сочинять завершающие стевы уже на ходу, все еще передавая друг другу бубен.

Вежу конунга змей Мёра
Волку туч отдал в награду
Ныне Харальд, вождь Косматый
Мер себе забрав по праву.

Тормунд молвил, а Насмешник продолжил:

Славься Ингви сын достойный,
Пиво карлов мы сварили,
Ну а конунг нас в награду
Одарит огнем удачи.

И вместе уже они завершили драпу:

Мы вдвоем сложили драпу,
Чтобы конунга прославить!

Рассмеялся конунг находчивости их, а затем снял перстень золотой, протянул Торбьерну:
- Так скоро все украшения мои к вам в карманы перекочуют, - юноша заметил.
Оба скальда скромно поклонились, а Тормунд с усмешкой заметил, что удача притягивает золото, а золото и удача приумножают золото и удачу, и вместе даруют победы.
- Истинную правду ты говоришь, - кивнул ему благосклонно Харальд, головою мотнув, да прядь непослушную назад с лица откинув. - Так пусть же никто из сидящих здесь не поскупится на награду славным скальдам и тем самым свою удачу приумножит!
Засмеялся кто-то, у других же угрюмыми лица сделались - поняли они, что хочет конунг, сам не желая с драгоценностями расставатся, их златом оплатить искуство скальдов. Да только спорить никто не посмел, особенно после того, как Гутхорм первым кинжал с рукоятью драгоценной Тормунду вручил, а Рогволд обручье серебрянное Торбьерну. Стал тогда каждый в доме находившийся, к скальдам подходить - кто злато давал, кто каменья, кто украшения затейливые.

Эйнар и Асмунд со товарищи.
Берега Эйна.
(С майстером, всего ему хорошего, Тельтиаром).



Подхватили с оков херсиры Асмунда, уже качаться начавшего, да потащили в сторону лагеря Эйнарова. Вскоре волочиться ноги Кровавого по земле стали.
- Ух и тяжёл.

Расступились воины перед Ярославом да Ратибором, сквозь ряды их пропуская. Множество обидных слов Асмунду кричали они, да трогать никто не решался, на взгляды херсиров злые натыкаясь. Меж тем Эйнар тоже следом пошёл. Остались с ним несколько воинов, спину прикрывать, когда уходить станет. Хотел ярл что-то воинам Альхеймсона сказать напоследок, да передумал, только посмотрел взглядом недобрым, в котором обещание скорой смерти читалось, коли не уйдут они сейчас всей ратью, да биться попытаются.
Временем тем, один из спутников Асмунда, что помоложе был, следом за Эйнаром бросился:
- Ярл, дозволь в твоей дружине служить! - Прокричал. - Все мы здесь видели, чей бог сильнее! Креститься я хочу!
Остановился Эйнар, к юнцу повернулся.
- Только тот, кто Христу истинно и бескорыстно верит, может силы у него просить. Коли хочешь, приму я тебя к себе в дружину, да только креститься пока погоди. Со священниками поговори. Негоже это, не обдумавши всё как следует, веру менять. А служить у меня любой может, не зависит от веры это.
- Хочу богу сильному я поклоняться, - юнец бросил, обиженно слегка. - Видимо прав был Харек, что погибли старые боги в Рагнарек, раз проиграл Асмунд поединок тебе!
Взглядом дерзким окинул он бывших своих соратников, что неприязненно на него теперь смотрели.
- В дружину к тебе пойду, Эйнар!
Увидал это Оттар, тихо прошептал ярлу однорукому:
- Не теряй времени, покуда впечатлены они все поединка исходом - на службу к себе зови всех людей Асмунда.
Лишь вздохнул ярл, грустно ему было, что не понял ни слова его юноша сей.
- Приму я тебя, коли ещё кто ко мне в дружину захочет, приходите в лагерь нынче, на службу определим вас,- почти прокричал он, чтобы все воины проигравшего слышали.
Возмущение прокатилось по воинству асмундову. Кто-то мечи обнажал, кто-то слова бранные в ответ закричал. Затряслось знамя с Вепрем Хейдмеркским, размахивал им кто-то, дух боевой вселить в воинов желая.
- Смотрите! - Прокричал один из дозорных, что был Эйнаром выставлен.
По реке корабли поднимались, на веслах идя, много было кораблей этих, на стяге же виднелись головы волчьи и тюленьи.
- Это Торир Собака! - Кто-то прокричал из людей Асмунда. - На подмогу к нам пришел!
Вновь всколыхнулось воинство конунга самозваного, Оттар же, глядя на них усмехнулся лишь:
- Зазря надеются, - произнес. - Убил я Торира Собаку еще когда из Дании возвращался. Пошли ярл людей узнать, кто плывет к нам.
Но никак не среагировал Эйнар на слова Оттаровы, хмурился ярл, рассмотреть пытался, что за знамёна у гостей нежданных. Вдруг широкая улыбка лицо его преобразила.
- Не нужны здесь люди, сам я всё увидел уже. Харек Волк это, на подмогу нам спешит. Где ж, его черти носили столько времени!
- Точно Харек! - Воскликнул Оттар Рваный. - Да уж, кто еще волчью голову носить будет!
Теперь-то и хейдмеркцы узнали стяги ночного губителя конунгов их, дрогнули. Отступила часть воинства, другая же на месте осталась, разве что бросили хирдманы знамя с черепом волчьим, да один за другим на колени опустились. Не более трех сотен их было, но все воины - не бонды ополченные. Херсир, что Асмундом оставлен был войском руководить прокричал что-то злое, мечом ближайшего перебежчика рубанул и прочь коня направил, к Хейдмерку обратно.
- Коли служить в моём войске будете,- Эйнар произнёс,- в живых останетесь, позор свой честно заслугами будущими смоете, но коли худое удумаете, тогда и пощады не ждите. Каждый сам решайте, по нутру ли вам жизнь новая, мною предложенная.
- Те, кто против был - ушли все! - Отвечал за других гридень бородатый. - Веди нас, Эйнар - мы суд богов видели, твоя правда ныне!
- Поднимайтесь с колен, воины, да за мной следуйте,- решил Эйнар, что нечего больше тянуть, что Харека, друга старинного, встречать уже пора и направился в сторону лагеря, не оглядываясь. Оттар за ним следовал, да в сторону новоиспечённых дружинников поглядывал.
Завершилась битва, так и не начавшись. Последовали хирдманы покорно за Эйнаром, а там уже и Харека суда к берегу причалили, вышел навстречу побратиму Волк Агдирский, в обьятия заключил. Да после рассказал все, что случилось с ним с той поры, как расстались они - о сражении в усадьбе хевдинга поведал, да о том, как его конунгом над Ранрики народ признал, да о пиратах, что берега Вингульмерка грабили.
Поведал и Эйнар другу историю свою, да поздравил того, что всё благополучно разрешилось. Дивился Харек поступку ярла последнему, да не корил его в неосторожности. Знал Волк, что за сила в Заговоренных Губителе кроется.
Временем тем лагерь разбили они, да ужин приготовили. Поднес Оттар Хареку вина крепкого, да о том спросил, знают ли в Сарасберге о том, что конунгом ныне Волк стал.
- Гонца я отправил, - отвечал Харек. - Одного к Рагхильде Вещей на мудрость ее уповая, а другого в Трандхейм к Харальду, дабы не сумел никто меня вновь в его глазах очернить. Завистливы сердца у многих, кто конунга нашего окружает, но верю я, что мудр он сам и Гутхорм подле него пока, не позволит от законов чести отступиться.
Замолчал в раздумье Эйнар.
- Тяжкую ты ношу взвалил на себя, Харек. Мудр конунг, конечно, да только множество страшных людей его окружают. Да и молод он, к тому же, горяч ещё, хоть и стремится всех в этом разуверить. Могут неприятности у тебя с ним случится. Да и кюна тоже не проста… Впрочем, сам знаешь ты всё это. Погостишь ли ты у меня в Гиллисберге, поглядишь, как Асмунда крестить будем?
- Жестокого зверя удалось тебе пленить, брат, - Харек произнес. - До сей поры не могу я понять, как мог юноша сей жестоким таким оказаться? Да и отца его предательство слишком неожиданно для меня было - вместе последний хлеб делили в прошлом, сейчас же.
- Боги Севера жестоки и коварны, - добавил Оттар. - И люди здесь под стать им становятся.
- И я понять не могу, что за Лукавый их с пути истинного сбил. Да и не в богах дело, Оттар, в вере. Кто веру истинную на поклонение бездумное меняет, у того она в торговлю превращается. Коли веришь, верь бескорыстно, ничего не проси зазря, добивайся всего сам, тогда и Бог поможет, и всего достигнешь.
- Прав Эйнар, - Рваному Харек молвил. - Не Боги, люди изнутри прогнили. Вспомни речи Высокого:
Лучше совсем не молиться,
Чем жертвовать слишком усердно.
Награжденья за жертву все ждут.
Лучше вовсе не резать руны,
Чем кровь лить без меры.

- Так велено было им Одином, но Торлейв жрец, как и Гандальв лишь в жертвах обильных видят смысл веры своей. Такие как они ведут народ наш к гибели.
- Надежда одна сейчас, на конунгов здравомыслие,- ярл устало сказал. Да глаза прикрыл. Всё-таки и для него не бесследно бой этот прошёл.
- Верить следует нам, что Рагхильда кюна не забыла все то добро, которое мы ей сделали.
- Она-то может и не забыла, да вот только кабы ближние её советчики наше добро наизнанку не вывернули. Корыстью не очернили, -вновь раздражаясь Эйнар промолвил. Да рассказал Хареку о подозрениях Отара, да о том, что и сам в последнее время, после раздумий долгих, к мнению его склоняться начал.
- Знаешь ты, Эйнар, что и сам я от Торлейва претерпел, и не могу сказать, что простил его, что же до Асгаута и детей этих, то нет у меня веры им. Кто с лет младых душу свою ложью отравляет, губит в себе благородство.
Ещё боле посуровел ярл.
- Так что же предлагаете,- на молчащего до сей поры Отара взглянул,- коли не нравится нам положение дел такое, менять его надобно. Думается мне, что стоит окрестить Асмунда, да в Гиллисберге оставить, под присмотром надёжным, тем временем человека надёжного к кюне послать, да и самим туда явиться. Тебе брат, это при любом случае надобно.
- Прав ты, Эйнар, - согласился Харек. - Следует нам противостояние это подлое завершить честь по чести и всех противников наших на чистую воду вывести.
- С Торлейва за злодеяние его виру взять надобно, - Оттар добавил. - Но сдается мне, что гонцы одни делу помочь не смогут. Верно Эйнар сказал, что следует лично к кюне придти. Коли не лишена она чести, так вспомнит, что вы ее от гибели и рабства позорного спасли.
- Но сначала Асмунда крестим в церкви гиллисбергской, - промолвил Волк. - Спокойно мне тогда лишь будет, когда зверь этот постриг примет.
На том и порешили. Но сразу же расходиться не стали, много ещё о чём говорили воины, жену Эйнара поминали. Волновался ярл о здоровье её, говорил, что не следует откладывать, а сразу в обратный путь идти, ведь не было битвы, а значит воины не устали ещё. В скорости и правда в обратный путь тронулись. Эйнар с Хареком вдвоём вперёд поехали, вновь всех опережая.

Нидорас. Пир Харальда.
____________________________
(совместно с Тельтиаром)

Славный пир пошёл после скальдов награждения! Пива доброго было, хоть залейся, вина хорошего вдоволь, да и доброй еды тоже. Гуляло воинство Харальду верное, конунга своего славило и здравицами дружными только что крышу не поднимало! Один лишь Аудун был невесел. Он мрачно сидел в углу и тянул жиденькое зелёное вино, изредка стреляя по сторонам недобрыми глазами. Гутхорм Хрингарийский Олень успел хорошо захмелеть, и не было у него замысла великого, когда сел он рядом со старым Аудуном, поставил перед ним и изрядный бочонок доброго пива и протянул вместительный рог - просто хотел угостить скальда и развеять его печали.
- Пей, славный скальд! - Гутхорм улыбался во весь рот. - Пей, и да возвеселяться твои глотка и брюхо!
Выпил немного старик, улыбнулся, еще рог пригубил:
- Не ценит Харальд заслуг старых, - произнес он. - То, как отцу его я служил - ни в грош не ставит он.
Гутхорм разом опрокинул вместительный рог, но могучего телом и попойками закалённого берсерка это даже и с мысли не сбило.
- Харальд! - он улыбнулся. - Молод, отважен, умён, но горяч ещё! Не научился ценить многое! Ещё научится! Пей, Аудун-скальд, пей со мной!
- С тобой, Гутхорм - выпить отрада старику, - улыбнулся Аудун. - Ты-то Хальвдана помнишь?
- Как же его не помнить, конунга великого-то! - утёр усы Гутхорм и закусил изрядным ломтем вепрятины. - Он же меня, да сестру мою спас когда-то! Тогда же на ней и женился, а я ещё за отца отомстил...славные были дни! Выпьем же за славное прошлое!
- Выпьем! - С готовностью Аудун согласился, к рогу прикладываясь. - Хороший был конунг Хальвдан, умел верность ценить!
- Ценить и награждать! - подтвердил Гутхорм и, желая подбодрить Аудуна на похвалу Харальду сказал: - Но и ныне щедрость у конунгов не перевелась, не так ли?
- Да уж, не перевелась, да только Хальвдана сын щедростью своей друзей отца обходит, - слово злое сказать не упустил случая старик.
- Да ты видать захмелел, Аудун! - нахмурился Гутхорм. - Выпей-ка ещё!
Ярл дождался. когда старый скальд опустошит ещё один рог и спросил:
- Кто же тогда, по твоему, достойно щедр?
- Хакон конунг Хладира пощедрее тестя своего будет, Асса, бабка Харальда завсегда мне награду достойную давала, - начал благодетелей своих вспоминать Аудун, глаза щуря и пытаясь на скамье удержаться - много ныне выпил он, так что брага уже едва ли в глазах не плескалась. - А всех щедрее Сульки, что конунгом в Роголанде.
- Сульки? - Гутхорм разом сбросил хмельную пелену и подобрался. Странно было всё это - негде Сульки было одарить старого скальда, разве что... - И чем же наградил тебя Роголандский?
- Ну как же, - горазд был хвастаться Плохой Скальд, рукав до локтя закатал, обручья драгоценные показывая работы миклагардской. - Вот они дары щедрые. Опять же перстень золотой с изумрудом - ну где еще кто такой добудет! Нет, не ценит меня Харальд...
Скальд в усы усмехнулся глаза к потолку закатив.
- Не ценит... но ничего...
- Славны дары сии! - произнёс Гутхорм, протягивая Аудуну уже не рог, но вместительную чарку с брагой. - А за что же так одарил тебя Сульки Щедрый?
Хлебнул певец хмельной браги, усы да бороду вымочил:
- То уже мое с ним дело, - произнес, улыбаясь. - Но в его дружине мне место почетное отведено, не то что здесь, у щенка неблагодарного!..
Осекся он тут, понял что лишнего сказал, да поздно уже было.
Воистину поздно, ибо тяжкая длань берсерка уже легла на его затылок и окунула лицо Аудуна в объёмистую чарку с пивом. Старик пытался выдираться, но где ему совладать с железной силой берсерка!
- Тони в пиве, предательское отродье Локи! И моли Хель, чтобы кинжалы в твоём доме были не слишком тупы!
Плохой Скальд дёргался, но Гутхорм так объял его, что движений старика видно и не было. Вскоре тшедушное тело под руками ярла Хрингарики свело судорогой, и оно обмякло.
"Рыбья душа и смерть тоже рыбья!" - усмехнулся в усы Гутхорм и громко воскликнул:
- Аудун, да ты упился! Ну? полежи, проспись тут! - и положил тело старика на стол так, словно он спит, мертвецки пьяный.
Сам ярл выбрался из-за скамьи и пошёл на своё исконное место по правую руку конунга.
"Скоро Харальд услышит ещё один урок", - думал он, вновь наливая себе доброго пива.

Фьорд Рогаланд. Деревня Страндхейм. Торольв, Эйвинд и их войны.

Страндхейм полыхал. Вернее будет то: полыхали дома самых упрямых жителей – тех, чьи тела бездыханными лежали на земле, проткнутые копьями и мечами, да тех, что теперь трэлями станут в чужом краю. Более же разумные и менее отважные, те сами выносили викингам своё добро. Косились они с ненавистью на грабителей, но поделать ничего не могли – куда простым крестьянам, бондам, да ремесленникам против закаленных воинов! Свои же викинги в поход с Сульки-конунгом ушли. А беда пришла, откуда не ждали – с запада, с моря…
- Добычу на драккар не тащить боле! – приказал Эйвинд, трюм его корабля был почти полностью забит шкурами, мехами, вином, добрым оружием, кубками, златом и иным добром. Да сидел там купец еще с другими пленниками.
- Неужто не любо тебе чужое богатство? – усмехнулся Торольв Ульвссон. Его кольчуга была покрыта пятнами крови, чужой и своей: многих защитников деревни сразил викинг, да и сам получил острым мечом в скулу, багровевшую теперь страшным рубцом. Страндхемский кузнец был не только хорошим мастером, но и неплохим воином, но дело того стоило… Теперь он был закован в собственной выделки цепи, а искусно выкованный меч, что ранил Торольва, тот вертел в руках, любуясь узорчатой рукоятью. Больно хорош был кузнец – чуть ли не в ногах валялся у вождя глава здешнего рода, умолял не забирать умельца, чьи мечи да наконечники копий ценились даже в Агдире.
Ягнёнок поразмыслил немного, и ответил так:
- Добро, в бою взятое, любо мне. Да только не скрести моему кораблю днищем по здешней мелкой воде!
И крикнул войнам:
- Дорогие обручья берите да кольца – жёнам подарки!
Торольв с превосходством посмотрел на побратима:
- Хороши такие подарки, да только Орм-кузнец наделает нам столько красивых обручий да застёжек, сколько захотим. Да ещё и мечей острых в придачу!
Довольно рассмеялись войны, да дружно грянули мечами в щиты – славную добычу сегодня взяли!

К вечеру добралась помощь к Страндхейму – три десятка воинов конных, да только и видели они, что точки на горизонте в лучах закатного солнца… Ушли корабли – и награбленного не воротишь, и убитых не вернешь. Да и отомстить обидчикам – доведется ли?
На корабле же, тем временем, сноровистые воины на весла налегали. Порешили побратимы возвращаться домой: близилась осень, и глубоко сидели корабли в воде – будем чем похвалится каждому перед отцом и матерью. Потому радовались викинги, только лица пленников печальны были – покидали они свой край, чтобы на чужом дворе в рабстве жить. А Орм-кузнец не пил и не ел – не хотел принимать пищу от врагов своих. Такого упрямца себе служить заставить не просто будет…
Снорри-купец по-прежнему сидел в трюме у Эйвинда на драккаре. Когда приходили Сигурдссоны покормить его, сыпал он ругательствами, да горы серебра обещал; смеялись братья и крепко его стерегли – а крепче всех Гунульф, которому руку в той схватке отсекли. Подшутил как-то над Эйвиндом Ульвссон:
- Что же ты скальда своего не сберёг от увечья? Как теперь на лютне играть будет?
И вновь за себя сам вступился Гунульф, перекрикивая ветер, чтобы его слышали на другом корабле:

Что же, что у скальда руку
В тинге стрел отъяли вои,
А могучий клён доспехов
Украшает лика рана?

Люди Эйвинда заулыбались, Торольв же, прищурившись, дотронулся до своего шрама.

Что с того, коль лебедь Ньёрда
Полон солнца подземелий,
И у столпов сечи храбрых
Целым главное осталось!

Торольв не выдержал первым, его хохот подхватили и другие викинги. Громче всех смеялся Олав, старший брат Гунульфа. А потом сказал, обращаясь к брату:
- Это уж верно, главное осталось, а на лютне я тебе подыграю.
- Ты уж постарайся, Сигурдссон, не то рука нашего Гунульфа поманит тебя в Вальхаллу! – крикнул стоявший у правила Халльгорм. И вновь засмеялись воины; удачным выпал этот день, в такой день всё весело кажется, да всё удаётся.

Халагаланд, Брюньольв
при помощи Тельтиара =)

-Хм…-протянул Брюнольв, выслушав Свейна. – Не так уж много мы и потеряли в этом пожаре. Только вот что мне не понятно – почему же гореть начало сразу с трёх сторон? Да и с чего вообще пожар начался?
Мрачно вздохнул лендрманн – тревога не прошла, лишь усилилась.
Тут резко хлопнула дверь – это вошёл два бонда.
-Приветствуем, Брюнольв! Нам кажется, то, что мы скажем, покажется вам интересным!
Брюнольв заинтересованно поднял бровь. Бонды продолжили.
-Мы с братом,- сказал высокий крестьянин, кивая на второго, - шли из леса. Мы дрова там рубили. Вот…и тут слышим – кто-то крадётся! Ну, мы в кусты шасть! А там – двое…идут, значит. И разговаривают. А о чём разговаривают – непонятно. Мы только и разобрали, что имя назвали – Харек, по-мойму, да о красном петухе говорили. Ну, мы с братцем затаились, а потом глянь – с той стороны, куда они шли, красным что-то светиться! А потом как полыхнёт! И мы бежать! К деревне, конечно, бежать-то…тушить, значит. Ага…
Бонд закончил и виновато посмотрел на Брюнольва. Дескать, уж извиняйте – не успел, не потушил. Да от страха бонд и обмер – страшным было лицо Брюнольва, гнев такой у него на лице был написан, что жуть брала!

Но когда он взглянул на братьев, его лицо смягчилось.
-Благодарю вас. Действительно важные вещи сообщили вы мне! Свейн, дай им золота за службу верную. Щедростью верность окупается! А потом прикажи корабль собрать, отъезжаю я.
Свейн кивнул и молча вышел. Брюньольв же остался сидеть в душной зале, пропитанной дымом и гарью. Его лицо было серое от злости. Он задумывал план мести.

Свейн же подошёл к кораблю. Его разгружали, спуская вниз воду и еду. Слуга подошёл к ним и крикнул:
-Стойте! Корабль не разгружать, приготовиться к новому плаванью! Оно недолгим будет – Брюнольв братьев навестить хочет.
Недоумевающее переглянулись вои, да не спорить же с лендрманном – начали готовить корабль к новому плаванью. Хотя никогда так не было, чтобы в день прибытия вновь отплывали.
Но, как бы то ни было, в тот же день отправился Брюньольв с двумя десятками верных воев на остров Лека, к братцам своим, Хареку с Хрериком.

Он не знал, что несколько часов назад те два бонда радостно смеялись, пересчитывая деньги:
-Как нам повезло! От Харека денег получили за пару фраз всего, и от Брюнольва за них же! То-то гостинцев женушкам накупим!
Но один из них вдруг остановился:
-А если…вдруг Брюнольв узнает, что мы неправду сказали? Что мы не видели этих людей и что нам деньги заплатили за этот рассказ?
-Это же просто шутка! Братья его давно уже его на острове своем не видели, вот они нас и наняли, чтобы мы не зло над ним подшутили, да и приехать его вынудили. Это же не они подожгли деревню!
Нахмурился старший брат.
-Но ведь деревня и впрямь загорелась тогда! То ли случайность это, то ли…
-Знаешь, брат, какая мысль мне в голову пришла? Надо жёнушек забирать и убегать отсюда! Чую, плохо нам придётся за эту шутку, когда Брюньольв вернётся.

(совместно с Тельтиаром)
Нидорас. Утро после пира.
________________________________________________________

Утро выдалось солнечным, во дворе было тихо и ничто не напоминало о вечернем торжестве, если не считать пьяных гридей, валявшихся прямо на земле - слуги убрали столы и скамьи, но, видимо, посчитали, что разносить напившихся вояк по домам им не следует. Харальд, в сопровождении Гутхорма вышел на крыльцо, зевнув, прикрывая рот ладонью. Спалось ему плохо - сначала снилась жена, потом тесть, окровавленным лежащий на берегу какой-то реки.
- Скажи, дядя, от Хакона до сих пор нет вестей? - Спросил он, оборачиваясь к берсерку.
- Не слышал, - покачал плечами Гутхорм. - Ух, голова-то гудит! А лучшее средство против того - потешный бой! Не желаешь размяться, а Харальд?
- Ты же с похмелья, - усмехнулся конунг. - Меч-то удержишь?
- А ты проверь! - усмехнулся Гутхорм. - На деревянных будем, али как?
- Ты мне, дядя, еще живой нужен, - хмыкнул Харальд, по бородке растрепанной ладонью проведя. - Деревянные бери.
Вскоре потешные деревянные мечи были принесены, и Гутхорм встал напротив племянника.
- Нападай! - сказал он, держа меч не очень твёрдо.

- Защищайся, Гутхорм! - Через мгновение лицо молодого конунга стало серьезным и он ринулся на дядю, наметив удар ему в плечо.
- Побыстрее бы! - Гутхорм вдруг резко подобрался и заблокировал удар, одновременно отправляя мысок сапога в колено племянника. Приёмом этим немногие викинги пользовались, считая, что ноги для того, чтобы стоять, но Хрингарийский Олень никогда не упускал случая удивить противника.
Впрочем этим приемом он уже и раньше удивлял Харальда, так что сейчас юноша успел ловко убрать ногу, а затем, высвободив меч, попытался ударить дядю по руку - этому его тоже научил Гутхорм, поскольку обычно северяне в битве метили в корпус, а не пальцы врагам рубили.
Гутхорм принял удар на гарду меча и сильным движением отбросил от себя юного конунга.
- Что ты думаешь о старом Аудуне, Харальд? - спросил он, нанося рубящий удар в ключицу племянника.
Деревяшки со стуком столкнулись. Харальд ушел в оборону.
- Старый дурень, - улыбнулся конунг. - Никакого проку от него.
- Да уж, - Гутхорм не давал племяннику шанса перейти в нападение. - Совсем никакого от него не было толку, и всё же ты держал его при себе!
- В память об отце, - Харальду не нравились эти придирки дяди. - Да я и сейчас его никуда не гнал!
- Видишь ли, если ты держишь при себе человека, не стоит с ним ссориться, даже если он ничтожнейший из рабов. Ибо отомстить может любой! Воин - мечом, раб - подлостью, а скальд - языком, - что-то в речи Гутхорма, подкрепляемой увесистыми ударами тренировочного меча, ясно указывало, что он имел ввиду не простое злословие.
Харальд отбил еще несколько ударов берсерка, затем нанес выпад в бок:
- Говори уже прямо, сам-то не скальд, чтобы загадки загадывать!
- Не скальд, - согласился Гутхорм отбивая удар. - Аудун твой Сульки про тебя наушничал, хотел подарков дорогих, сытно есть, да вкусно пить! Вот и...попил. В пиве утоп, Эгирова добыча, на вчерашнем пиру!
Харальд рассмеялся, пропустил удар в бок, согнулся вдвое, но от следующего удара отскочил, и потирая ушибленное место, продолжил смеяться:
- В пиве... вот ведь напился. Туда и дорога, предателю, - наконец бросил он. - Давно мне не нравилось, как он ведет себя, но измена... Как ты узнать то сумел.
- Да вот, выпить с ним вчера решил, помянули старое, стали Хальвданна вспоминать, потом ещё что-то, а потом он мне, пьянь такая, браслеты драгоценные показал и Сульки за щедрость похвалил, да так, что считай признался. Тут я и обнял его, да, вот незадача, он мордой своей брехливой попал точнёхонько в чарку с пивом, да там и утоп!
- Смотрю я - объятия у тебя медвежьи, дядя, - усмехнулся юноша. - От тестя моего научился?
- Может и у него, - проворчал Гутхорм, - А вот тебе явно стоит ещё поработать над собой!
Деревянный клинок ярла прочертил широкую дугу и отвесно рухнул на поставленный в жёстком блоке меч Харальда. С глухим треском тот сломался пополам, а сам конунг оказался отброшен назад.
- Я же не берсерк, - споткнувшись об одного из спавших на земле пьяных гостей, конунг упал, однако через мгновение проворно вскочил с земли, отряхивая грязь, и попутно бросил дяде: - Да и мечи ломать мы не уславливались
- Что же я, виноват, что ты так жёстко защищаешься, что твой собственный меч не выносит? - деланно удивился Гутхорм, пряча улыбку в усах. - Кстати, в бою с Гандальвом ты тоже будешь уславливаться о чём-то?
- Гандальва я уже не раз бил и без условностей, дядя, - жестко произнес Харальд, сделав ударение на слове "я", словно говоря: "А ты был в своей Хрингарики",
- А раз так, то должен был бы уже обвыкнуть к такому бою! - Гутхорм ни чем не показал, что понял намёка. - А сейчас, я бы советовал тебе проверить всех ближников. Не могу же я напиваться со всем войском!
- Я был уверен, что можешь, - усмехнулся сын Хальвдана, отпихивая ногой обломки меча. - Неприятно осозновать, что человек, служивший столько лет моему отцу оказался предателем. Кому, кроме тебя я могу доверять?
- Себе! А уж вдвоём-то мы с любым ворогом справимся. Думай, конунг, а я тебе могу только подсказать!

Битва за Северный Мер. Грютинг и Неккви.
С разрешения Тельтиара.

Страшно то – смотреть, как жизнь твоя катиться под уклон, словно колесо, пущенное по склону. Так и хочется руки вскинуть, да прочь его повернуть… ан – нет, не взмочь. Много походов было у Неккви-конунга за плечами, многих врагов он поверг своею секирою. Но ныне, видать, тор лик свой от старика отвернул. Все вои на поле видели удар ярла Грютинга. и все понимали: то есть схватка последняя, бой матерых зверей, когда соперники бросаются друг на друга, не щадя живота. Закипел бой, и не было в сече той места пощаде. Не просили ее – и не давали. Сердце воителей Мера ожесточило предательство, и чуяли они: за спиной – их родная земля, жены да дети, коим при неудаче удел стать рабами да слугами. Оттого и билась дружина Неккви не на живот, а на смерть. Но и гридни Грюютинга вперед горя довольно хлебнули и горела в них жажда за поражение отомстить.
«Коли чело перед Харальдом склонили – то к врагам его в дюжину раз злее будем», - мыслили оркдальцы, и заливали рудой уязвленную гордость. Агдирскому конунгу от того лишь прибыток, воям – почет, а ярлу – почтение. Вышло так, что Грютинг сам голову Неккви срубил. Шелом с конунга Мера упал, и ярл Оркдаля поднял главу ту за кудри и отнес к старому Хакону:
- Возрадуйся, родич: враг наш повержен, и ныне весь Мер будет под сапогами Харальда.
- Счастлив я исходу такому, благосклонно кивнул конунг Трандхейма, на трофей глядючи. – Но ведомо мне, что порой те, кто рано победу отпраздновали, с утро кровью умылись. Мыслю я – надо нам путь держать в Нидорас. Может, родичу нашему, Харальду, помощь потребна?
- Золотые слова молвишь, конунг, - склонил голову младший пред старшим. – Ныне же гридням велю выступать. Отдохнем в конунжьем доме.

Ирландия. Конунг Гандальв.

Небо нахмурилось тучами, предвещавшими непогоду, а море нещадно кидало три альвхеймарских драккара. Провалы между волнами напоминала пасти, разверзшиеся для крика: «Отдай!». Воители поговаривали, что Ньорд осерчал скудной жертве, да втихомолку гуторили: мол, надо было парочку христиан богу морскому пожаловать. Гандальв на то брови лишь хмурил: ирландцы не зря воспевались в балладах, как знатные войны. А у него не было довольно людей, чтобы на равных поспорить с войсками верховного короля. На свадьбу ведь ехал, не на бой ратный…
- Правь к берегу, Олав, - молвил он кормчему. – Дева-солнце почти из виду скрылась, а в непогоде такой да в водах чужих даже в светлую ночь корабли сгубить можно.
Викинги налегли на весла, огибая скалистый мыс. Зоркий взгляд кормчего не подвел: там притаился фьорд, надежно схороненный скалами от шквального ветра, волнующего лик моря.
- Сходим на берег, - сказал Гандальв своим людям. – Костров в рост мне не жечь, огонь с глаз чужих прятать. Не с руки нам ирландцев приваживать – другие враги дома заждались.
Дружинники понимающе закивали и стали сноровисто разбивать лагерь. А сам конунг, плащ запахнув, решил подняться повыше на скалы да осмотреть берег. В это время мрак покрывал землю поздно, но сумерки – время обмана. Где днем пройдешь без труда во время такое и голову разбить просто. Владыка Альвхеймара не хотел в чертог Хель, а потому тщательно выбирал, куда ногу поставить. Взобравшись на скалы, он встал во весь рост и окинул взором картину. Нет, кораблей чужих вокруг не было. Да и огней поселений не видно: видимо, ветер и волны привели их в бесплодную глушь, не потребную земледельцам ирландским. Здесь людей не было…
Шорох камешков за спиной заставил конунга обернуться, обнажив меч. Рука, занесенная для удара, упала: то была женщина. Появилась из сумерек, словно дух. Конунг всмотрелся в незваную гостью – и невольно поморщился. Ирландка была худа и грязна: привыкшие к чистоте викинги от таких нос воротили. Кроме того, она была старой…
- Ну, здравствуй, войн Севера, - голос женщины заставил усомниться в решенье о возрасте. Она вполне могла быть и молода. И – что странно: говорила почти как норвежка. – Я тебя дожидалась.
- Ждала меня? Ты? – в голосе конунга отчетливо послышалось презрение к оборванке. Она поминающее усмехнулась:
- Давно прошли времена, когда мое тело было желанно мужчинам. Хотя – тебе же теперь не до выбора, правда? Любую, великий конунг, обнимешь, лишь бы сына тебе родила.
- Да какой от тебя сын… - начал Гандальв, хороня в гневе безмерное удивление. Отколь эта ирландка знала все про него? Драккары ведь плыли без стяга.
- Ты прав, - просто ответила женщина. – Проходи.
Проследив за ее жестом, викинг увидел зев темной пещеры.
- Что там?
- Здесь я живу.
Мужчине не гоже опасаться одной женщины, так что альвхеймарец последовал за хозяйкой. Правда, меча не убрал: у этой карги могут быть взрослые сыновья. Кто знает, что таиться внутри?
Но пещера оказалась совсем маленькой и на вид – почти нежилой. Видимо, женщина совсем не заботилась об уюте.
- Садись, - она показала на камень близ грубого очага. – Спрашивай.
- Что? – удивился серый конунг.
- Ты же зачем-то пришел, - она пожала плечами. В отблесках пламени блеск ее глаз казался полубезумным. Гандальву никогда не были симпатичны блаженные.
- Ты меня знаешь?
- Конечно, - она отрешенно уставилась на костер. – Ты конунг с Севера, принесший нам битву. Ты воюешь с родичем и проклял его своей кровью. Ты скоро умрешь…
- Как? – жрецы редко осмеливались предсказывать властителям смерть.
- Он вырежет тебе сердце, - просто ответила женщина. – Но не бойся: сделка свершиться. Ему будет больней твоего. Ты сам увидишь…
- Как? Из Вальхаллы?
- Если ты в нее веришь… - усмехнулась ирландка. – Впрочем, ты будешь ближе, и увидишь, как род ваш пожрет сам себя.
- Мой род угасает. Ты говорила, - напомнил Гандальв.
- Твой род не угас, но он – не твой род больше.
- Сплошные загадки. Ты – вельва?
- Таких, как я здесь жгут на костре.
- Я тоже могу отдать тебя Локи.
- Конечно. Но – не отдашь. Ты же хочешь знать будущее.
- Ты предсказала мне будущее? Ну, не скажу, что порадовала.
- Правда редко приятна, а на то, чтобы тебе угождать, есть все прочие женщины. Хотя - твой удел лучше многих. Ты отомстишь.
- После смерти?
- Разве время мести имеет значение? Слово сказано – и услышано. То, что ты молвил в лесу…
Конунг поежился: он хорошо помнил слова, которые слетели с его губ в жаре ненависти.
- Я отрежу твой ядовитый язык, - проговорил он. Она рассмеялась. Храбрый Гандальв просто выбежал из пещеры безумной старухи, преследуемый взрывами смеха.
Вернувшись чуть позже с дружинниками, конунг пещеры не отыскал. Словно в этой скале никогда не было углубления.
- Ведьма, - пробормотал он про себя. – Слуги Белого Бога жгут вас за дело.
Верить не хотелось, но спокойная уверенность женщины, говорившей как про случившееся, не дала ему сомкнуть глаз этой ночью.
«Он вырежет тебе сердце»…

Кюна Рагхильда. Сарасберг.

Асгаут ярл, едва лишь рассвет забрезжил, уже возле усадьбы конунжей был, да в дверь стучал. Отворили слуги заспанные - спросили, что за дело спешное его ни свет, ни заря привело. На то ярл молвил, что надобно ему не медля с государыней законной разговор иметь. Поняли слуги, что на сей раз желает с Рагхильдой говорить Асгаут, провели его в горницу и ждать приказали, покуда не соизволит его принять кюна. Понадеялся на то лишь ярл, что не станет Рагхильда, подобно Ассе его часами ждать заставлять.
Рагхильда была недовольна, что в спешном порядке одеваться и причесываться пришлось. Но надо было показать людям Харальда, что не такая она как Асса. Потому меньяше часа хватило ей чтобы выйти навстречу ярлу.
- Что стряслось, ярл, что ты меня столь рано встать с постели заставил?
Улыбнулся Асгаут, кюну увидав, с лавки поднялся да поклонился в пояс.
- Вести радостные принес я, госпожа, оттого и пришел в час предутренний, что нет права у меня дольше их задерживать.
- Говори, ярл,- милостиво кюна разрешила.
- От сына твоего, из Транделага гонец прибыл ночью! Великие победы одержал Харальд в Оркдале, Грютинга конунга сделав человеком своим и в самом Транделаге, подавив мятеж ярлов, что против Хакона старого выступали, - ярл рассказ начал. - А после побед столь славных, взял твой сын дочь Хакона Ассу в жены, как ты, кюна ему и советовала.
Рагхильда не показала своего отношения к этому. Да она понимала, что нужно сыну жениться, что Норвегию надо кому-то оставить после себя. Ассу сама ему посоветовала, но все равно неспокойно на душе было, как себя поведет новая кюна.
- Благие вести, ярл. Что еще?
Служанка, тихо ступая, рог с медом Асгауту поднесла.
- Немало вестей, немало привез посланник, - продолжал молодой ярл. - Брат твой, госпожа, Гутхорм Олень вновь удаль явил и мудрость, и на поле битвы и в советах державных, всюду первый он подле конунга, но и иных много союзников ныне славных у сына твоего, окружают его воины верные, известные и знатные. Да и клятву свою вполовину уже исполнил он, хотя и полугода не прошло...
Хоть и витали мысли кюны вокруг брака, все переживала, что жена сына под себя подомнет, все ж таки на пять лет старше, но слово клятва заставило ее подобраться, ноздри затрепетали как у охотничьей собаки.
- Что за клятва, ярл? - перебила она викинга.
- Да разве же не слышала ты, госпожа? - Удивился Асгаут. - При всех ярлах своих и дружине именами Асов светлых поклялся Харальд, что волос стричь не станет до той поры, пока всю Норвегию в кулаке не сожмет!
- Боги, на что похож мой сын стал? - всплеснула руками женщина, на миг из кюны во взволнованную мать превращаясь.
- Того мне не ведомо, гонец сказал лишь, что Косматым его уже в войске прозвали, - усмехнулся воин, из рога вновь отхлебывая.
- Надеюсь, что война быстро завершится иначе к концу ее он на медведя али Йотуна похож станет.
- Для помощи ему в этом, прошу я дозволения твоего, кюна, Сарасберг покинуть и к Харальду направиться, - вновь голову склонил викинг, словно благословения ожидая. - Смогу я ему и клинком и советом помочь, особенно сейчас, когда против Мера повернул он дружину свою!
Кюна отшатнулась от ярла:
- Рано на Мер идти! Погибнут все!
Побледнел Асгаут - неужели вновь видения были у госпожи?
- Не было до сей поры поражений у конунга, - сказал он твердо, скорее себя подбодрить, нежели кюну.
- Ты вспомни против кого сражался он ранее. Неккви опасный противник.
- Гандальв опаснее был, но хорошенько кровь ему пустить удалось, - поспорил ярл, правоту свою отстаивая. Все же хоть и была кюна мудрой правительницей, но все же в делах воинских не было у нее опыта.
- У Гандальва в доме крыс нашлось немало.
Знал Асгаут, что это вновь о Хаки Малодушном госпожа его говорит, ибо лишь благодаря неумению сына гандальвова удалось одолеть серого конунга.
- Сильнее стал Харальд и опытнее с той поры.
- Да и Неккви тоже опыт не растрачивал зря. Опасный он противник, ох опасный.
- Есть и другие вести.
Рагхильда опустилась на лавку, звякнули серебрянные украшения. Их мелодичный звон поплыл в пустом доме. Нахмурилась кюна, переживать начала. Страх в ее глазах появился.
- Какие?
Присел и Асгаут теперь, ладони широкие на колени положил.
- Помнишь, госпожа, двоих родичей своих юных Халльварда и Сигтрюга, что хоть и молоды годами, но много дел славных совершить успели?
Кюна задумалась, родичей припоминая. Даже голову слегка наклонила.
- Смутно, но помню.
Улыбнулся ярл, поближе наклонился к правительнице:
- Посылал я их в земли Вингульмеркские, дабы там они сами посмотрели как обряды христианские проходят, да добром ли людей наших в веру эти обращают, али по принуждению. Недавно вернулись они и много слов недобрых услышал я, да таких что даже мое сердце дрогнуло.
- О чем слова сии? - нахмурившись, поинтересовалась Рагхильда.
- Потравили народ честной в церкви христианской отравой какой-то попы их, - начал рассказ викинг, бороду поглаживая. - А после отроков Халльварда и
Сигтрюга обвинили в том, что те отравы добавили в их вино, да в колодки заковали. Но то, госпожа ведомо тебе, ибо я у тебя просил гонца с посланием
отправить, дабы без промедления освободили братьев. Другое узнал я...
- Что? - кюна в нетерпении ногой притопывала.
- Сигтрюга молодого в остроге три дня с излишком держали на воде лишь и хлебе черством, да стервец один, Оттар Рваный, что раньше к вендам с посольством
ездил, а ныне крест принял, бил его боем смертным.
Рагхильда внимательно смотрела на ярла. Трудно было что-то по глазам ее прочесть.
- Помню, ярл, ты же вроде заступиться за них просил? Где Эйнар теперь? Видеть его хочу.
- Там же, где и был - в Гиллисберге своем, - ярл отвечал. - Требовал он от Сигтрюга под страхом смерти в веру чужеземную обратиться. Твое только заступничество и спасло, государыня.
- Поговорить с ним надобно, - задумчиво произнесла кюна. - С глазу на глаз.
- Шею бы ему свернуть, - мечтательно произнес Асгаут.
- Без тебя решу, что делать, - одернула ярла Рагхильда.
- Твоя воля на все, да только не конец это еще новостям горьким.
- Говори!
- Халльварда участь горше была, нежели брата его - словно пса на цепи до Ранрики его Харек тащил.
Рагхильда в изумлении замерла от слов ярловых. Что ж такое в землях северных творится? Ладно кровь проливать воинскую, но так унижать викингов... Такого ранее не было.
- Что еще христиане учудить смогли над воинами северными?
Вздохнул молодой ярл, провел по бороде, словно размышляя, стоит ли сердце правительницы тревожить, а после так сказал:
- Огнем пытал Харек Волк отрока и водой студеной.
- Викинга? - с трудом кюна гнев свой обуздала, да в глаза ярлу посмотрела. Холодно стало от голубизны той.
- Родича конунжего, посланца неприкосновенного, - кивнул Асгаут. - А после и отпускать не хотели люди Волка Халльварда, даже когда гонец прибыл с приказом твоим.
- Ладно, ярл, я поговорю с Хареком. Труден будет тот разговор, но поговорю, - Рагхильда качнула головой, отчего запели серебрянные украшения мелодично. - Что-нибудь еще?
- Человек от Харека появился недавно, сказывал, что переметнулся Волк, за некие обиды, сыном твоим ему нанесенные, на сторону Сигварта беззаконного, пиратом стал в Ранрики, - продолжал рассказ Асгаут. - Так что ныне трудно будет и на разговор его заполучить.
- Ну это твоя беда, ярл, - ледяным тоном ответствовала кюна.
- Отпусти ты меня к сыну твоему Харальду, - вновь просьбу повторил Асгаут. - Коли сумею я его убедить из похода дальнего в родные земли возвернуться, сам конунг ослушников накажет.
- Не могу я тебя отпустить, Асгаут. Это лишь во власти сына моего.
Кюна поднялась и направилась к выходу.
- Отдыхай, викинг.

(с Тельтиаром в роли ярла)

Наумадаль. Братья Херлауг и Хролауг. Путь из Хригнарики вниз по Согну
(с Тельтиаром конечно)
Немного прошло времени с тех пор, как наумдальские рати захватили Хрингарики, почти не встретив сопротивления - после жестоких боев Гутхорма с Гримкилем, некому было защищать древнюю вотчину конунгов-оленей, а окрыленные победой войска Наумдаля под стягом с серебристым горностаем, продолжили поход. Земли, занятые Харальдом ныне казались беззащитными - сам конунг пропадал где-то на севере со своим войском, а оставленные им наместники не могли справляться с обороной страны. Сульки уже начал вторжение с востока, Хроальд с северо-востока, так что Херлауг не собирался оставаться в стороне от дележа добычи и лишь отмахивался от предостережений брата.
Ныне войска Наумдаля подходили к Вестфольду.
- Послушай-ка, братец, сказал Хролауг, вглядываясь в противоположный берег Согна. - Отчего ты так уверен, что нас там не встретит рать закаленная в битвах? Или ты думаешь, коль Харальд юн, то он был так глуп, что всю свою вотчину оставил беззащитной?
- Сульки хорошо потоптал юнца-конунга, - усмехнулся Херлауг. - Нам осталось лишь забрать то, что никто не в силах удержать. Там - богатства родового имения инглингов - захватим их и сможем навязать свою волю мальчишке!
- Может ты и прав, - согласился Хролауг. - Да только не зная броду не суйся в воду.Надо бы разведчиков вперед выслать -пусть разнюхают что там и как.
- И торчать тут!?
Конунг скривился, презрительно глянув на брата.
- Ты меня столько времени отговаривал от похода на Хрингарики, а теперь она у нас в руках. Без боя сдалась! Зачем вновь оттягивать наш триумф?
- Не всегда дважды везет, брат. Чую я нюхом, что-то тут не так.
- Не так тут только то, что Вестфольд до сих пор не наш! - Старший из братьев вспылил, резко дернув поводья коня и поставив его на дыбы. - Эй, люди! Наводите переправу!
Наумадальцы с гиканьем и шутками стали рубить сосны, вязать из них плоты, забивать гвозди и штыри, скрепляя наспех очищенные бревна. наконец плоты были готовы. Викинги столкнули плоты в воду, и гребя шестами и веслами, причалили к противоположному берегу. Плоты между собой скрепляли уже в воде. Течение Согна было быстрым, кое-где были стремнины и водовороты, потому плоты удавалось скрепить не сразу, после нескольких неудачных попыток.
Наконец, когда переправа была налажена, Херлауг, прямо на коне ступил на плот, с усмешкой поглядывая на брата, оставшегося на том берегу.
- Все еще боишься?
- Не боюсь. Но опасаюсь всяких неожиданностей... Как знать, что там нам норны сплели...
- Да у тебя у самого язык заплетается!
Плот отдалялся от берега, но вот, спустя несколько мгновений конунг уже оказался на Вестфольдской стороне. А следом за ним переправлялись и хирдманы.
Правда переправа не шла гладко. То и дело кто -то соскальзывал с плота, и отчаянные крики тонущих тревожили вздыбленную гладь реки. Не всех успевали вытянуть из воды, бросив веревку, не все решались бросить щит или оружие в воду.
Младший брат, хмурясь наблюдал за тем, как воины, сотня за сотней оказывались на том берегу, теряя людей - слишком торопились, слишком хотели показать свое рвение конунгу сорвиголовы, вот и результат.
- Славно ты братец потешил духов реки. Славный пир ундинам ты заготовил. -сказал младший братец, щурясь от солнца
- К ним хочешь? - Прокричал Херлауг. - Устрою, если и дальше каркать будешь!
- И у тебя рука на брата подымется?
Херлауг сплюнул.
- Ты бы так мечом, как языком, ворочал.
- Уж в этом можешь не сомневаться - произнес Хролауг, стиснув зубы и сжав рукоять меча. Меч издал легкий звон.
- Опусти, врагов подождем для начала, должны же они хоть где-нибудь быть.
Херлауг обернулся, выискивая кого-то глазами.
- Гудколь! Возьми десяток молодцев покрепче и до Гокстада тут все разведайте!
Заржали кони, послышался звон кольчуг, а затем воины исчезли.

Северный Мер. Хакон Трондский.

Едва лишь закончилась славная битва, в которой Некки властитель стал короче на голову, как конунг и ярл снова в путь засбирались. Вестимо, что после трудов ратных воям хотелось в избе отдохнуть да тело удобством потешить. Но тревожно было на сердце у Хакона: вестей от зятя младого и дяди его не иметь.
- Лучше сейчас поспешить, чем потерять завоеванное, - молвил он ярлу Грютингу. – Если Тор был столь же благосклонен к Харальду, как к нам, Нидорас будет ждать нас с раскрытыми настежь воротами. А, коли Локи-обманщик решил раскрыть глаза Хуньова на Рогволда ярла – то наши клинки ко двору там придутся. Грютинг согласно кивнул, бороду рукою погладив.
Так и вышло, что рать Транделага да Оркдаля ныне уж шла к Нидорасу. Конунг и ярл ехали впереди гридней, под стягами родовыми, да занимали себя мудрой беседой.
Вдруг один из воев младых, посланный дозором чуть ранее, остановил перед ними коня.
- Что видел ты, молодец? – вопросил Хакон.
- Люди к нам едут, о, конунг. Оружные и в бронях, сам видел, как на солнце сверкают. Не бонды – дружинники.
Ехавшие позади гридни подтянулись к властителям, рать растеклась по равнине, ощетинившись мечами да стрелами.
- Стяга не рассмотрел? – спросил Грютинг дозорного.
- Увы, нет. Сразу к вам поспешил.
- Ладно, вскорости сами увидим.
Замерла рать настороженно – да вскоре расслабилась. Опустились крепкие руки, луки сжимавшие, ибо над отрядом чужим вился стяг Харальда. Возглавлявший агдирцев Асбьерн, седой муж зим на шесть младше Хакона, первым подъехал к властителям.
- Здраве будь, Хакон Трондский, и ты, Грютинг Оркдальский, - молвил он, ус подкручивая. – Раз вижу я здесь вашу рать – значит, змей уже обезглавлен?
- Истинно так, - Хакон ответил. – Грютинг ярл сам его голову отрубил, битву закончив. И для Харальда прихватил.
- Добрые вести. Значит, глава его место почетное на частоколе займет, - хохотнул Асбьерн. – И не одиноко там Неккви будет. Зять его уж почетный колышек облюбовал.
- Все ли с ним ладно прошло?
- Проще, чем с англами. Хунтьов покойный с мудростью не дружил, а наш конунг, напротив, хитер, как лиса. Взяли мы Нидорас, почти мужей не теряя, а мерских воителей побили без счета. Ныне конунг агдирский здесь полный хозяин.
- Рады мы слышать про то. Что ж, коли битва закончена, то нет нам причин людей к Нидорасу без отдыха гнать, - сказал Грютинг и Хакон согласно кивнул:
- Ты прав, ярл: эдак спеша, мы к харальдовому двору не победителями сильными, но тенями заморенными себя явим. Станем тут лагерем, пусть мужи силы свои восстановят. А после двинемся к Нидерасу, - решил конунг транделагский.
Так и было исполнено.

Сельви Разрушитель после Мерской Битвы
Эйден под надзором меня лично

Свейн тихо выругался, глядя на видневшуюся вдали армию под вражьими знаменами, и Сельви разделял его злость - еще вчера они шли на битву, уверенные в своей силе, а сегодня пожинали плоды поражения, из которых самым горьким была гибель великого Неккви. Уже после ухода транделагцев, Сельви нашел на поле битвы обезглавленное тело деда, так и не преданное огню - голову могущественного конунга враги забрали себе и берсерк поклялся взять кровавую виру с каждого, кто стоял во главе этого войска, но более всего потребовать с сыновей предателя Рогволда!
- Они кровью захлебнуться, и их отец и весь род! - В ярости кричал Сельви, когда Свейн поведал ему об измене коршуна. Дед предвидел, что его хотят свергнуть, но подозревал зятя - и вот ошибся! Да как - сам взял с собой Ивара и Хрольва на погибель.
Отец наверное тоже уже мертв - слабому Хунтьову не одолеть подлого Рогволда. Однако о нем юный берсерк не скорбел. Лишь о деде, да мучался вопросом - что с матерью, с тетей?
Они следовали за вражеской ратью уже второй день - почти две сотни воинов, озлобленных поражением, потрепанных, раненых и увечных. Все, что осталось от непобедимой армии Северного Мера.
Арнвинд и Аудбьерн тоже свое получат! Дед ждал их, звал, был уверен, что они помогут, но они не пришли! Кровь Неккви на их руках тоже. Берсерк закрыл глаза, вспоминая битву.

Он отмахнулся топором, разрубая одного из агдирцев напополам... На глаза ему попался предводитель отряда, с кличем ринувшийся на Сельви, зная, что терять ему нечего. Удар секиры заставил его отлететь назад, но, к его счастью, Разрушитель не заметил, что удар пришелся плашмя, Сельви лишь переломал несколько ребер юному воину.
Пришло подкрепление вражье. Обрушился град стрел на берсерков, но ежели какая и попала в цель, то не обращали внимания обезумевшие викинги на стрелу, пылало их сердце, заставляя сражаться, требовало еще крови - агдирцев разогнав, с оркдальским войском на бой повернули.
Почти два десятка безумных берсерков во главе с Разрушителем ринулись на войска Грютинга и если до того войско Ульвберга было обречено на поражение, теперь же воспряли они, видя безумную голову Змеи... Их молодого конунга!
До сих пор Золотой Змей возвышался над землей, алой кровью обагрилось древко, и сам знаменоносец был не в последних рядах... Сельви же был первым, не замечая множества ран, он сметал врагов со своего пути одного за другим, рубил древки копий, крушил противников. Но другие одержимые не столь удачливы были - воздели многих товарищей Сельви на копья, опрокинули.
Змей бесстрашно пошел в прямую атаку на козла, но оркдальцы разделили свое войско, заслон щитов и копий поставив от дружины отборной, что Сельви вел, лучников же супротив Ульвберга направив.
В последнюю атаку ярл повел войска, в сечу жестокую и смерть нашел на клинке Грютинга, пса харальдова. Не мог добраться до врага лютого Сельви, видел лишь, как разбегались мерийцы после смерти ярла, да как обрушился оркдальский ярл на деда, сквозь пелену кровавую видел, когда силы уже оставили его.
Последний раз поднялась секира и выпала из рук ослабевших - закончилось безумие боевое. Рухнул на землю Сельви Разрушитель.

После уже, в себя придя, узнал он, как Свейн вынес его из битвы, да как все берсерки погибли мерийские, и о смерти деда, и о предательстве, и о другом, что случилось, покуда в беспамятстве был он.
А разговор завершив, возвернулся на поле битвы, велев погребению предать всех мерийцев и воев разбежавшихся собрать, а после преследовать начал ворога, надеясь что увазнут Грютинг и Хакон под Нидаросом и сумеет он, Сельви, за деда родного отомстить.
- Смотри, конунг, на ночлег становятся, - Свейн молвил.
Теперь его величали конунгом, но Сельви было неприятно слышать это слово - оно напоминало ему о смерти Неккви.
- Расправимся с ними, когда уснут, - процедил юный берсерк. - Не будет честной битвы лжецам и предателям.
- Не будет, - кивнул верный ярл.

Англия. Гандальв и датчане.
Совместно с Тельтиаром.

В такую погоду храбрые кормчие, державшие в руках правила норвежских драккаров, в один глас не советовали конунгу плыть до Альвхеймара. В ожидании милости Ньорда, скандинавы отплыли от ирландских брегов к землям английским. Люди гуторили, что здесь уже много зим стояли дома датских конунгов. Плывя вдоль зеленых брегов, скрытых дождем и туманом, альвхеймарцы вскоре достигли устья реки. В том месте, где течение пресной воды сталкивалось с волнами моря, кипели водовороты да плавала грязь. Видимо, дожди шли и в верховьях: в воде там и сям мелькали стволы выдранных непогодой деревьев. И, как рассмотрели остроглазые викинги: тела мертвых англов.
- Значит, даны здесь и взаправду, - молвил на то конунг Гандальв.
Ведомые опытными руками, три корабля минули опасное место и теперь плыли вверх по реке.
Возле берега реки, не так далеко от устья расположился острог под стягом с раздавленной крепким сапогом змеей - одно из знамен Рагнара Убийцы Змеев, чьи сыновья нынче владели английской землей. Вскоре над частоколом показалась чья-то лохматая голова, а затем появились и лучники:
- Эй, вы кто такие и откуда будете?! - Прокричал старший из них.
Гандальв кивнул гридню младому, что ныне стоял дозорным на носу корабля: мол, ответь.
- Люди Гандальва Альвхеймарского. Хотим датским владыкам почтение выказать да говорить о делах.
- Это из Норвегии чтоль? - Почесал голову лучник. - А ну ка причаливайте, поговорим!
- Причаливай, Олав, - конунг на то молвил. - Не дома чай: надо вежество соблюсти. Но секиры далече не прячьте, пусть не думают даны, что мы бедны да трусливы.
Вышли из острога навстречу им и даны с луками, да главный их в кольчуге.
- Кто среди вас старший будет? - Спросил.
- Я привет сюда этих людей, - выступил вперед серый конунг. - А ты кто, муж, и чьим именем нас вопрошаешь?
- Я Сигвар херсир, человек конунга Ивара Рагнарсона, правителя Мерсии - отвечал воин.
- Слышал я о славном роде Рагнара, что твердой рукой держит земли английские, - отозвался владыка Альвхеймара. - Я водил корабли к ирландскому берегу, но Ньорд не велел нам быстро вернуться в Норвегию. Вот и вспомнил я про викингов в этой земле, и решил, что бог дал мне знак навестить тех, кто плавает в водах англов под полосатыми парусами.
- Было дело прошлой весной - и мы водили к ирландцам корабли, да только обманом одолели тогда храбрых датчан враги и в Дублине конунга, родича Ивара задушили, - посетовал Сигвар.
- Что слышу я? - удивился Гандальв. - Ужели у кельтов достало мужества одолеть людей Севера?
- Норвежцы с ними были, земляки ваши. - бросил херсир.
- То поясняет мне многое. Но какой конунг решился бы выступить на стороне швали ирландской?
- Да волк какой-то, - попробовал припомнить датчанин. - Ему за это предательство конунг Малхи дочь отдал в жены.
- Уж не Харек ли Волк? - глаза альвхеймарца загорелись. - Ежели так - то у меня с государем вашим Иваром один враг общий. Хальвдан Агдирский, сын ведьмы да брат отца моего по родителю, любил рабов за свой стол сажать. Хвала Одину, сгинул давно. Но те, кого он приголубил, и ныне всем жизнь портят.
- Точно он! - Охнул воин. - Ужели он и до Норвегии опять добрался?!
- Воистину так. Ныне у недруга моего, Харальда столуется. Правда, недолго ему небо коптить: насколько уж бесчестен сын Хальвдана, а богов наших чтит. А Харек - о, ужас!- крест на себя одел, да распятому поклоняется. Ну, прямо кельт, а не викинг. Помыслить срам! - и Гандальв плюнул наземь, выражая презрение.
- Распятого рабы сами только в рабы и годны, - согласился Сигварт. - Но ты плыви к городу, конунг - здесь у меня нечем столь доблестных воинов уважить, а у Ивара в Бристоле столы от яств ломятся, как друга ближайшего тебя он примет.
Про еду с явной завистью сказано было.
- Благодарю тебя, Сигвар за совет добрый и своевременный. Может, с нами на драккаре пойдешь и дорогу укажешь? Чтобы воители ваши не решили, что со злом мы идем.
- Сам-то я не могу - служба, а вот парня шустрого своего вам в провожатые дам.
- Славная весть. Провожатого я не обижу - чай, не с пустыми руками от кельтов ушли.
- Эй, Хагни, ступай с норвежцами да передай Ивару, что это добрые люди и союзники нам, - приказал херсир молодому лучнику.
Тот поклонился и подошел к Гандальву.
- Готов хоть сейчас вести.
- Значит - идем на корабль. А ты, страж, клинок в дар возьми - на добрую память.
С благодарностью принял Сигвар оружие доброе, да восвояси вернулся, а Хагни тотчас на нос драккара забрался, отплытия ожидая. Оружие конунга - что пожеланье удачи. От властителя и плащ получить – честь. Переглянулись норвежцы, гадая, что Гандальв задумал. А тот по сходням взбежал, улыбаясь. Видимо, мысль его мудрая посетила.

Эйнар и Харек
А вот, заместо Анж

О многом поговорить пришлось Хареку и Эйнару, да и Оттар Рваный все подле них был, беседу поддерживая. Победе бескровной рад был Харек Волк, все воины ее за чудо господнее почитали и многие из тех, кто еще сомневался ранее, ныне готовы были принять Христа в сердце свое. Рать Хейдмеркская к себе отступила, большая же часть Асмунда людей встала под знамена Губителя Заговоренных, поверив в его удачу.
Назад, к Гиллисбергу шли все больше берегом реки, чтобы не упускать из виду корабли Харека – помнил Эйнар о свеях и знал, что с ними не выйдет так же легко, как ныне вышло. Господь милостив, но нельзя на него лишь уповать в деле воинском.
- Если нападет на нас Эйрик сын Эмунда, придеться тогда к Рагхильде гонцов посылать, - промолвил Харак, о грядущих делах размышляя. – Вингульмерк ее сына земля, не оставит нас без подмоги.
- Как бы только Асгаут ее против нас не настроил, - покачал головой Оттар. – Мальчишек, что народ травили, по приказу Рагхильды освободить пришлось.
- Оттар, ты снова… - Сурово сдвинул брови ярл Вингульмерка.
- То мне ведомо, - согласился Волк, до креста дотронувшись. – Двоих людей верных я послал к Рагхильде, дабы всю правду они рассказали и еще одного человека к Харальду.
- Хорошо еще, что Торлейв в изгнании, - добавил Оттар, заметив как при упоминании жреца помрачнели лица его собеседников. – Этот змей поопаснее Асмунда ужалить мог, покуда был при кюне. Кстати, а что с этим-то делать будем?
Бросил взгляд выразительный Рваный на Асмунда, что был поперек седла брошен связанным. Хоть и перевязали раны ему, да видно было – ослаб ярл Кровавый.
- Крещение в церкви Гиллисберга примет, - отвечал на то Эйнар. – А после в монастырь грехи свои и отцовы замаливать отправиться.
- Убить бы его вернее было, - хмыкнул херсир. – Но тебе виднее ярл.
Ничего не ответил Эйнар на это, да и не следовало отвечать – давний то был спор между друзьями добрыми и ни один уступать не хотел мнение свое. Харек улыбнулся лишь о чем-то своем подумав. Быть может жену вспомнил, которую вновь бросить пришлось, да товарищей боевых, им в Ранрики оставленных. Не так крепка была еще его власть в том фюльке, не все конунги морские ее признали – иных повесить придеться по возвращении, дабы не чинили разбоя больше на земле его.
День двигалось воинство, а после на ночлег встало – совсем рукой подать было до Гиллисберга родного, самые зоркие уж огни вдали видели. То люди оружные подошли от границ с Вермаландом и костры жгут, подумалось дозорным, а значит оборонят усадьбу от свеев и других ворогов. Со спокойным сердцем ложился спать ярл Эйнар, одолел он врага грозного, явил людям чудо, а значит и с другим противником справиться, особенно если есть у него рядом верный друг Харек Волк и дружина храбрая. Знамя с крестом золоченым и цепями разбитыми будет реять над Вингульмерком и каждый, кто примет Господа в сердце свое, освобожден будет от рабства и иной неволи. Но пока реяло это знамя лишь над воинством его, да подле на кораблях кельтский крест и волк белый развевались.
Наутро же разбудили дозорные ярла, встревоженными были лица их, но не понимал пока еще тревоги их Губитель Заговоренных.
- Стряслось что? – Спросил, плащ на плечи накидывая да из шатра выходя, вслед за воинами.
- Прибежали люди уставшие, - отвечал хирдман. – Из Гиллисберга бонды эти, тебя видеть хотят, да о разорении великом твердят. Не знаю я, что и думать, но кошки на душе сребуться, ярл. Не к добру это…
- Не к добру, - кивнул Эйнар. – Позови Харека и Оттара, и Ратибора.
Теперь уже и ярлу не по себе стало, а когда он бонда того увидел, так и вовсе страх к сердцу его когти протянул – знаком был ему бородач этот, хотя и выглядел теперь не столь хорошо, как всего седьмицу тому. Усталый, испуганный, борода клочьями.
- Беда, великий ярл, - бросился в ноги ему беглец. – Беда!
- Рассказывай, что за беда, Регин, - подняться с колен заставил Эйнар мужика, в глаза посмотрел, да тот взгляд отвел.
- Свеи пришли! А с ними Гауты и Вермаландцы Аки-бонда! – Срывался на хрип голос Регина, видно тяжко ему было вспоминать это разорение. – Людей посекли, кто оружно против них выступил, а кто сдался – тех в рабство взяли! Домины пожгли многие и грабежу подвергли…
Бледнело лицо ярла с каждым словом услышанным, да сердце из груди вырваться готово было, столь бешенно биться начало. Боялся он, боялся за жену свою, за людей, за веру христианскую, что поруганию подвергнута была.
- Дальше говори! Не молчи, Регин!
- Священников убили! – Вскричал бородач, едва не плача от гнева. – Отец Григорий навстречу им вышел, так свей один ему голову проломил молотом, а после конем растоптал. С икон рамы золотые сорвали, да прочую утварь из церкви вынесли, а сам дом Господень сожгли!
- Ох… - только и смог произнести Эйнар, слова эти услышав. Острая боль в груди ширилась, так что ни вздохнуть, ни пошевелиться было. Господи, за что же ты наказание такое послал? Почему не услышал молитв рабов своих? Почто отдал церковь на разграбление? Господи? – Как жена моя?!
- Обманом из усадьбы выманил людей Эйрик, обещал отпустить всех с миром, но хирдманов убил и стариков, остальных же полонил…
- Будь он проклят! – Вскричал Губитель Заговоренных. Подлый конунг, клятвопреступник, обманом захвативший его жену и еще не родившееся дитя! О, если только посмеет он вред какой Сигрун причинить – то лично ярл из груди его сердце вынет и псам на поживу бросит! Хоть и велел Иезус смирение и милосердие проявлять, но не должно оставлять безнаказанно деяния такие. – Иди, Регин, отдохни.
Спокойно уже произнес Эйнар, а после навстречу Хареку и Оттару направился, с ними обсудить, что делать дальше и как вызволять супругу его и владения.

Сыновья Рогволда Мудрого

Безмерная радость наполняла сердца сыновей Рогволда Мудрого. Горделиво прохаживались они меж шатрами, статью богатырскою да высокомерием (не знали они, что отец их уж над самим Мером ныне стоит – еще боле возгордились бы!) подразнивая транделагцев. Предаваясь сладким мечтаниям о будущем, братья клялись в верности друг другу да батьке их, Рогволду, которого они почитали великим и обожали всей душою.
- Садись на коня, брат! Не любо спать мне этой ночью, дома вестей от нас дожидаются, победы нашей ждут!
- Как всегда прав ты, брат! Отправляемся тотчас!
Седлайте коней! Рогволдская дружина не стала дожидаться утренней зари – в сердце каждого пылало пламя победы, жгло нестерпимо, не уснуть им было, да и не хотелось тушить пожар сей жидким брагой – пирушки доброй требовало сердце, чтоб с песнями и плясками веселыми, утешить горячие души.
Не ведали братья, что покидая лагерь новых союзников (вчерашних врагов!), спасли они себя от гибели возможной – от руки вероломного Сельви Разрушителя, змееныша Неккви, вознамерившегося отомстить за смерть деда.
Путь до усадьбы Рогволда Мудрого был не долог: скупое северное солнце еще не успело вскарабкаться в зенит, как Хрольв уж кричал на стражей у ворот.
- Открывайте, сучьи дети! С победой возвратились сыновью Рогволда!
Повезло братьям, ибо батька их, ныне над Мером всем возвышающийся, последние дни в страшной занятости пребывал – то на пиру Харальду почтение выразить, то с поданными где уладить дело какое надо, а потому почти всегда отсутствовал в имении родовом. Но к счастью не в этот раз.
- Хрольв, Ивар! – с рыданиями бросилась к сыновьям матушка, на крики вышедшая во двор, - вернулись, живы, соколики, живы!
Поклонились ей в пояс братья, да так молвили:
- С победой возвратились мы! Отомстили за отца мы, Неккви-гадюка искупил мерзость свою.
- Любо, дети мои, любо! – то сам владыка Мера на крыльцо вышел, на челе его улыбка светлая играла, и видно было - доволен Рогволд, - и для вас у меня новости есть.
Полными обожания глазами взирали на отца Ивар и Хрольв, словно сам Один Одноглазый пред ними стоял. Впрочем, от кого же, если не от отца богов, батьке мудрость да хитрость его достались?!
- Ныне весь Мер нам принадлежит, сыновья. Со всеми лесами, долами, городами да деревеньками!
Светлым выдался день тот – едва завершился пир, на котором хвалу Харальду Мер возносил, как начался новый – за долгожданное возвращение сыновей. Немало кубков был поднято, тостов сказано, песнь спето да яств изнечтожено – все в честь победы великой, родом Рогволда Муд… Великого, как ныне величать стали его, одержанную.
И хотя впереди многое сделать предстояло, но то не страшило пировавших, ибо виделось им, что сами высокие боги благоволят им в свершениях их. И не было ничего невозможного – как для Рогволда, так и для сыновей, и для соратников его. Все казалось им по плечу.

Гиллисберг. Эйрик.
(пока одна)

В Вингульмерке все никак встать на свое место не могло - да неудивительно, с новым правителем-то. Жители все наделись, что скоро Эйнар вернется да выгонит пришлецов-нахалов, окропит их кровью землю здешнюю. Чтобы воздалось им - за кресты поломанные, образки сожженные, разрушенную церковь да надругательство над владычицей Сигрун. Слухи ходили, что в темницу беременную ее бросили, голодом морят, пытают... Бунтовать пытались норвежцы, только кто же им позволит? Крепко уцепился Эйрик, конунг свейский, за Гиллисберг и прочие владенья эйнаровы, и воли не давал крестьянам: бунтовщики все повешены были на дубах, в назидание остальным.
А что до слухов, так до темницы дело все же не дошло, Сигрун так и осталась в опочивальне своей запертая, со стражей приставленной. Окно заколотили ей досками деревянными - на всякий случай, - без солнечного света мучалась она, конечно, но Эйрик считал, что только благодарна должна быть она: сохранили ведь жизнь ей и отродью ее, пока еще не родившемуся.
- Допросить ее стоило бы, - на второй день после того, как утвердились окончательно они в Гиллисберге, Вальгард сказал конунгу.
- Позволь мне сделать это, - тут же Свен вмешался, - уж у меня заговорит она...
- Сам пойду, - перебив его, Эйрик сказал. Уж больно хорошо он норов херсира своего знал. - Негоже к ней тебя посылать, хоть ты и знатный воин, но она земель этих хозяйка полноправная... была. Как властитель, разговор с ней держать буду.
Cлуги, на карауле стоявшие у дверей, расступились почтительно, когда конунг появился перед ними. Засов отодвинул Эйрик сам, вошел внутрь. Сигрун, со слезами на щеках еще не высохшими, на кровати сидела. Увидела свея она, ненавидяще глазами полыхнула.
- Здравствуй, - конунг произнес. - Беседу вести пришел с тобой, Сигрун.
- О чем же? - холодно осведомилась она. Старалась женщина так держаться, чтобы понял муж этот - ему не сломить супругу Эйнара-ярла, не покорится она его воле, несмотря ни на что.
- Сперва хочу спросить тебя о самочувствии твоем. Скоро ли разрешиться должна, нет ли болей каких...
- Тебе что за дело? - дерзко она ответила, почти прокричала, вскочив с постели. - Или роды принимать у меня собрался? Не бойся, не дождешься!
Звук пощечины рассек воздух. Сигрун потрясенно ладонь к лицу приложила - щека огнем горела... Да, сильна рука у Эйрика-конунга.
- Веди себя пристойно, - обронил тот, - как владычице, пусть и бывшей, подобает. Отвечай тогда, куда муж твой отправился? Знаю сам, что воюет, а в какой стороне?
- Против Асмунда войной пошел, - тихим голосом Сигрун отвечала.
- Славно, - захохотал Эйрик, - друг с другом норвежцы сражаются, значит. Неудивительно, что сопротивления мы и не встретили тут.
"Погоди, ублюдок свейский - вот вернется Эйнар, тогда узнаешь, что такое сопротивленье!" Но вслух не сказала этого женщина, промолчала.
- Ладно же, все, что нужно, узнал я, - повернулся Эйрик. - Желаю счастливо время скоротать, госпожа, - и вышел из комнаты.
В закрывшуюся дверь со стуком врезался медный подсвечник.