В чате - сложно играть в словеску. Чат - иногда становиться синонимом хаоса, и людям сложно в нем играть. Форум - более спокойная территория, и в нем легче играть. Но даже некоторым не хватает времени, или все время их раздражает, что пока они пишут пост, их кто-то перебивает своим постом, и случаеться неразбериха.
Конечно, лучше всего играть - это в реале, сидя в кафе, или дома, попивая чай/пиво/вино, и слушая музыку слов Мастера. Но - не у всех есть такие возможности. Тогда что делать человеку, который не может играть ни одним из вышеперечисленых способов? Играть по мэйлу.
Систему по мэйлу можно сделать намного лучше. Там легче вести одиночную, или для ограниченного количества людей игру. Все посты - шлються Мастеру, который сначала рассмотрит, а потом даст посмотреть другим игрокам уже. Люди видят уже готовые, а не полусырые посты, которые неопытные игроки зачастую переправляют по тысяче раз. Если найти терпеливого Мастера - то он может ждать месяц поста... А пост - за эо время можно расписать, красиво, эффектно и элегатно, обдумать много раз - а потом уже послать Мастеру. Да и Мастер пишет обьемно и не менее хорошо. Это, конечно, относиться не ко всем играм по мэйлу. Но если играть гармонично и спокойно - выйдет наверняка так.
Я хочу посвятить эту тему обсужднию плюсов и минусов игры по мэйлу. Если кто не пробовал - могу повести ему игру по мэйлу, чтобы он попробовал. Но только поодиночке, и плавно - у меня мало времени для сидения за компьютером. Если кто-то слышал или играл в какие-либо мэйл-игры - пускай даже не словески, а стратегии, или что-то иное - говорите, мне интересно будет послушать о них, а может и сыграть.

У меня четверо друзей по инету пол-года назад проводили приключение, перебрасываясь письмами с описанием приключений своего персонажа. Все четверо из разных городов, то есть позвонить или прибежать с вопросом, почему мол, не пишешь, не могли... То есть один писал за своего персонажа, потом отправлял остальным, те читали... написание от своего персонажа, опять переправка... потом еще... а ведь не все быстро отписываются... Двое вдруг перестали писать... неделю, месяц... На письма не отвечают... короче результат неутешительный - так и не закончили, чуть все из-за этого не перессорились ... Поэтому у меня с тех пор к словескам по-имейлу негативное отношение ... Извините, если это не совсем то, что вы хотели услышать и если не по теме... Да и конечно мастера у них не было... А даже если б был: а вдруг бы мастер пропал? На месяц-два? Писал-писал и тут бац - ни слуху ни духу... Где гарантия что он пропал по своей воле (надоело и никому ничего не сказал) или не по своей (неожиданная коммандировка или (не дай бог) тяжелая травма или болезнь))... где гарантия, что все участники поймут почему пропал кто-то из них?.. В общем, еще раз повторюсь - опыт был и закончился он плохо...

Не знаю, если не спешить, и не гнать игру, то Мастер не убежит от разьяренных игроков . Я лично очень, очень нечасто сажусь за компьютер. Но я успевал вести две игры по мэйлу, хотя садился где-то раз в месяц. Ни один из игроков не жаловался, наоборот говорили что им было интересно, но из-за жизненых ситуаций две игры прекратились - это, кстати, была игра для двоих. А третья игра, для одного, личная - эта игра идет до сих пор, и игрок доволен.
Насчет случая - без Мастера игра развалиться где-бы она ни была. Очень сложно найти таких игроков, которые могут играть гармонично без Мастера.

П.С. Не люблю когда ко мне обращаються на "вы"

Если честно, то я не вижу большой разницы между форумной игрой и мыльной. Небольшую вижу:
1. Мастер обязан изображать из себя "сервер" вовремя уведомляя всех игроков о поступлении и содержании нового сообщения (это в минусе).
2. Все сообщения находятся на предмодерации. С моей точки зрения, это опять таки в минусе. Так как если Мастер не хочет повората события, который преподносит игрок, то он его не допустит, просто непропустив сообщения, вместо того, чтобы реагировать игрой.
Затянутость же на месяцы и годы... Так никто не мешает такую-же затянутость устроить на форуме. Люди пишут с той скоростью, с какой могут. Все тот же вопрос грамотного подбора игроков, чтобы у всех примерно была одинаковая скорость. Или жесткое правило поочередности.

Вобщем, мыло более или менее может быть полезно, когда только два человека между собой. Один из них мастер или даже оба равноправных игрока.

Вообще по мылу я играл в стратежки, закончилось тем, что перешли на отказ от мастера и использование сервера, который беспристрастно обсчитывал действия.

ИМХО, у мыльной словески есть своя игровая ниша и лично я не вижу смысла заменять форумную словеску на мыльную.

Никто не говорил смены форумной на мыльную. Действительность - это два разных вида игры. Тот кто хочет попробовать неспеша играть, как я говорю - вдумчиво, плавно и философски, тот кто больше любит тщательную игру с длинными постами - пусть попробует сыграть в мыльную словеску. В мыльной словеске это более возможно.
В форуме больше возможностей для экшена. Вот чем отличие. Бои особенно не распишешь в мыльной. Сложно.
Насчет того, что форум и мыло почти одно и тоже. Не согласен. Некоторые говорят, что и аська и чат - одно и тоже. Отнюдь. Тот кто пишет в чате - невольно начинает веселиться. Просто беситься. Серьезная игра в чате сложна. В аське - легче. Но в данном случае, в мыле и форуме: на форуме красивее, есть аватарки, можно красиво оформить свой пост, подчеркнуть цветами, наклонным... И человек подсознательно немного спешит отписать пост. На мэйле - совсем по другому. Никаких украшений для поста, на которые отвлекался бы игрок или Мастер нет. Здесь красота поста зависит только от содержания. Поэтому человек или начинает скучать, или если действительно хочет играть - начнет думать над постами. Теги одной игры которую веду:



Глава Первая


В поисках Цербера.

Когда сонные звезды уже вовсю проступали сквозь разорванные в клочья тучи, на снегу перед Мицаром стоял, словно вобрав бледность первых звезд, параллелепипед ледяного гроба - результат многочасовой работы кинжалом. Прочее оружие валялось неподалеку, едва заметное под серебристым саваном свежевыпавшего снега. Работа была долгой, утомительной, но Мицар так и не вспотел: только он умел так работать - размеренно, не торопясь и не поддаваясь волнению, точно зная каждое движение. Пока Мицар, будто скульптор, отнимал у глыбы льда все ненужное, его разум уносился странствовать по Вселенной: пронзал мерцающие в небесах светила, углублялся в души неведомых существ, порой достигая тех мест, куда Мицар собрался переправить свое тело.
"Да славится Тьма и незавершенность Мироздания!" - короткая, будто предсмертный вскрик, молитва служила больше напоминанием заснеженному предгорью и далеким снежинкам звезд, каково их истинное имя. Но едва слышно произнесенные слова, так и не достигнув цели, угасли неподалеку от Мицара затейливой искрой, лишь для того покинувшей тепло костра.
Больше не медля, говоривший извлек из-под снега закаленное кровью оружие, в звездном сиянии само похожее на далекие светила - полные таинств, ни разу не раскрывшие своих загадок до конца, смертоносные куски железа послушно крепились на паутине ремней, зависнув на поясе Мицара диковинным украшением. Вот клыкастые двузубые виллы, в длине едва достигающие мужской руки от локтя до ладони. Этим крохотным виллам нечего бояться: с ними всегда их зеркальное отражение, сиамский брат-близнец, так же крепящийся к тыльной стороне перчатки. Эти двойные виллы - будто крылья бабочки: стальной мотылек, порхающий средь ледяных пустынь вслед за движением руки.
Блестящая зеркалом чаша круглого щита с дыркой, проделанной точно посредине, так же заняла место на поясных ремнях. Кинжал юркнул в ножны неподалеку от уютно примостившейся за поясом перчатки, столь же верно хранящей как от холода, так от удара меча. Вооружение довершал не слишком изящный браслет-наруч из серебристого металла, с виду такой же, как на другой руке. Даже наметанный взгляд не поймет раньше времени, что в браслете спрятан крохотный арбалет, метающий дротики-пульки: ни мастера снежных равнин, ни живущие в мирах за гранью чернильного космоса не куют таких браслетов.
Тщательно, почти с любовью подобранное оружие, будто отряд телохранителей, следовало за Мицаром повсюду много лет подряд. Бывало, путешественник обращал безмолвный взгляд к изгибам сверкающего металла, ища поддержки в трудную минуту. Вот и сейчас водная гладь щита отразила беспокойный взгляд - Мицар изучает прикрытые пушистым снегом следы: этот снежноравнинный путь привел его к холоду ледяного гроба. Кто знает, каким путем житель снегов возвратится: по морозной тропинке ли, путем мертвецов ли - неузнаваемо другой, новый Мицар? Впрочем, неважно, сказал себе ханддарат, к чему гадать, если достаточно подождать и увидеть?
Спрятанная под меховой курткой котомка с едой, пока еще набитая до отказа, напоминала ручного зверька, греющегося за пазухой, и, казалось, котомка сделала робкое движение, устраиваясь поудобней. Даже вещи прячутся от этой вечной зимы с непродолжительными морозными веснами и пургой круглый год, подумал Мицар, даже они хотят жить. А что я? Пропаду где-то в снегах неведомого, купаясь во тьме... Ну и пусть.
Казалось, привыкнуть к этому невозможно: стегающий холод ледяных стенок беспрепятственно проникает сквозь теплую одежду, отлично показавшую себя в бою с ледниковой вьюгой, и кажется, кожа примерзает к этим стенам навсегда, будто под крышкой гроба прозвучали древние слова бракосочетания с холодящей белизной. А, приладив стенку гроба изнутри, на миг теряешься среди отдающих голубым кристалликов льда. Кажется, они манят куда-то вдаль - в еще один фантастический мир, еще одну снежинку на плато ледника. Только, Мицару незачем отправляться туда: "К чему спешка?" - думает он всякий раз.
Застывшее лицо купалось в белесом свете ночной бледности. Звезды проникали в гроб сквозь небольшое отверстие в форме нескольких рун, соединенных в один рисунок, вырезанный именно с таким расчетом. Странствие, мощь космоса и человек - всего три значения, три звездных руны. Горят, зияют - дыры как дыры. А скольких бед жди! Две руны кроме обычного изображения оказались перевернутыми - какие из них подействуют? Неважно, сказал Мицар, когда-нибудь руны дадут сбой, или тело попросту устанет от длительного холода, заснет и во сне перенесется в сердце ледника, где можно спать целую вечность... Неважно, повторял Мицар, не имеет значения; этот риск - обязательное условие путешествия.
Невольно перед его мысленным взором протянулась вдаль дорожка из следов, ведущая от порога одинокой хибарки на белеющую равнину, засыпанную не столь снегом, сколь миллионом закатов, ожидавших смерти вместе с Мицаром. И добрая подруга с каждым разом все верней охватывала ханддарата: дух внутри смерзшейся плоти искал путь наружу и находил, почему-то зовя тело с собой. Когда же дух, наконец, оставит тело в покое? Временами путешественник желал этого дня с не проходящим, все усиливающимся вожделением. Когда же, наконец, когда же?
Оставалось ждать: застыть, вглядываясь в переплетение мистических символов, стараясь не гадать, повезет ли на этот раз. Впрочем, везением для Мицара была как жизнь, так и гибель. Лишь бы не изменить себе. Оттого ждать было гораздо спокойней: сердце ни разу не принималось плясать джигу, вырывавшийся из ноздрей-вулканов пар ни разу не нарушил расписания. Даже заносимый ветром в зеницу ока снег не мог заставить ханддарата моргнуть, ибо тот был в трансе.
Теперь перед мицаровым мысленным взором проносились его предыдущие опыты: мир за миром, лига за лигой - проблески света средь тени Непознанного, громаднейшего океана, где плавают островки сознания. Бывало, ханддарат еще удивлялся громадности этой тени, но тут же вспоминал благо Тьмы и Незавершенности. А что может быть лучше бесконечности?
Мир за миром воспоминания накатывали штормовыми волнами, мешаясь с мыслями из прошлого и настоящего, а порой и будущего, затуманенного несвершенностью. Ты живешь здесь и сейчас, верил Мицар, одновременно находясь в центре времен, в миг их зарождения и гибели, но это мгновение неповторимо, как и все грядущие. Кажется, он начал засыпать, не смыкая глаз, и тело потерялось за пределами мира снов.
Дух Мицара летел сияющей искрой, то разгораясь, то угасая. Летел над лунной равниной, а внизу был то ли снег, то ли серебристый песок. Пара обветренных валунов замерла, нежась в ночной прохладе и созерцая небеса. Вот только, не было в небе ни солнца, ни луны, ни звездных блесток - лишь вопиющая чернота, как разлитые черные чернила. Видя ту черноту, Мицар ощутил странное умиротворение, даже удовольствие оттого, что там ничего больше нет или не дано разглядеть летящему духу. Ханддарат предпочтет незнание, и даже собственная темная вера ему порой безразлична.
Руны задрожали, выбивая изо льда простенькую мелодию - Мицар понял это даже сквозь сон. Не смыкая стекленеющих глаз и не просыпаясь до конца, он начал превращение и резко подался вверх, чувствуя, как теснота гроба уступает место простору, тело выгибается, а руки прячутся за спиной, покрываясь перьями. На самом же деле гроб никуда не делся, лишь вместо Мицара посреди льда расправляла крылья небольшая пташка. Но мозг не мог смириться с мгновенной сменой облика, каждый раз награждая ханддарата чередой ощущений: вот хребет выгибается, резко сокращаясь в размерах, ноги укорачиваются и теряют лишние пальцы, заостряется нос, срастаясь со ртом... А боль, ее Мицар научился не представлять. К чему познавать лишнее?
Прошли годы с тех пор, как он стал птичьими оборотнем, но Мицар так и не понял, куда помещается его человеческое тело, пока он щебечет да машет крыльями. Часто говоря "неважно", ханддарат, все же, давал тому месту названия, вроде "Ткани Мироздания" или "Теневого хранилища". Но, будь то хранилище, недостаточно хорошо закрепленные вещи могли потеряться, а за сотни превращений не пропала ни одна. Может, человек со всеми предметами попросту уничтожается, чтобы воссоздаться, едва птица решит принять прежний облик? Часто, веля себе подумать позже, Мицар возвращался к этим мыслям лишь во время следующего превращения.
Крылья певчего воробушка частыми взмахами вынесли крошечное тельце сквозь рунное отверстие наружу, но ледяные ветры не могли дотянуться до пташки: ее поглотила открывшаяся над рунами червоточина обсидианово-черной дыры.
Легко, словно по воздуху, птица летела сквозь космический тоннель, подхваченная силовым потоком. Каким-то чудом не убивала радиация и нить червоточины не рвалась раньше времени. Окружающая чернота позволяла забыться сном, ни о чем не беспокоясь, но Мицар лишь сосредоточился на скольжении в потоке, удерживаясь на грани сна и яви: ему хорошо запомнился тот день, когда он не вовремя уснул, едва не пропустив момент выхода. Но бодрствовать ханддарат не рискнул бы - может, неполное осознание и бережет его от космических излучений?
Вместе с необозримой чернотой перед Мицаром проплывали его следы, присыпанные свежевыпавшим снегом: опять путника посетило заманчивое видение. Верность пути назад манила образом дома-хибарки, никуда не пропадающего с берега замерзшей реки в ожидании хозяина, как бы долго он не отсутствовал. Ты ведь будешь стоять, даже когда меня заметут чужие снега, хотел сказать Мицар, вложив в голос столько тепла, на сколько способно его пересохшее от жажды горло, но промолчал. Ему не хотелось слышать никаких звуков. Он знал, что в этом тоннеле нет воздуха, чтобы его сотрясать, но зловредное подсознание награждало чередой пугающих визгливых голосов каждый раз, когда путешественник пытался говорить.
Как же он хотел иногда почувствовать, как из груди вырываются нотки собственного голоса или хотя бы свиристельское чириканье! Но эти голоса, до боли высокие, отбивали любое желание говорить и петь. Едва не с ужасом ханддарат вспомнил те путешествия, когда он еще не стал оборотнем. Теперь превращение в птицу занимало неумолимый мозг, принуждая его творить образы, а не звуки.
Угодив на равнину мира-оборотня, где все имеет хотя бы два обличия, Мицар еще долго приходил в себя, гнал звуки из памяти, не давая им овладеть душой. О ужас! Как же ханддарату не хотелось познавать эти звуки, пропуская раздирающие на части визги сквозь себя, неумолимо меняться. Так он и пропустил миг, когда новый мир сделал его свиристелем: даже в человеческом облике Мицару хотелось огласить равнины песней, радоваться первому лучу рассвета и лететь вместе с ветрами прямо к солнцу...
Нежный желтоватый свет обволакивал лицо путешественника, когда он понял - путь окончен. Сквозь полуопущенные веки Мицар видел клочки светящегося сыра или пожелтевшего пергамента прямо перед собой. Не требовалось никаких усилий, чтобы лететь верхом на потоке в центр клочковатого диска теплеющей желтизны, разлитой в пространстве образов и видений, где недопустим ни сон, ни бодрствование. А сзади гас, рассасывался, мешаясь с чернотой небес, тоннель из мрака и надежды.
Бледный желток, становясь все ближе, принял вид надкушенной буханки белого хлеба. Чудовищно, невероятно, непредставимо огромной буханки, как будто ее пекли все пекари Вселенной в гигантской печи. С трудом ханддарат отвел взгляд от большой луны, грузно осевшей в тканях ночного неба, и птичий глаз увидел заслушавшуюся колыбельной небесного хлебца сонную равнину: позолоченный лунным светом то ли снег, то ли песок собрался в горбатые дюны, а на одной из дюн примостилось два обветренных валуна.
Ночной холод ни о чем не говорил, но Мицар, все же, решил, что попал в пустыню - не зря же прошли месяцы внетелесных наблюдений за жизнью мира Кантари, не зря основные языки прочно осели в памяти ханддарата, разочарованного очередной необходимостью учиться новому. Прошли годы с тех пор, как он прыгал в миры наугад, не подготовившись заранее и по возвращению едва веря в свое невероятное везение, сохранившее жизнь путешественника для дальнейших странствий.
Все еще любуясь месяцем, серебристый свиристель заскользил над песками, оглашая воздух песней: предутренний гимн разливался над пустыней истинным волшебством!
Мицар высадился вдалеке от городов. Маги здесь были обыденным, хоть и уважительным явлением. Но прибытие из другого мира - неслабо для местных магов. У Кантарийских существ странная связь со Кантари. Настолько привязаны, что, кажется, не могут вообще отделится от него. Некоторые, конечно, пускались в странствия. Но этому всегда аномальные или магические стимулы: когда маги проводили неудачные эксперименты (что в этом мире было большой редкостью), использовали артефакты. По большинству эти артефакты запретны, но магов не удержит даже самосохранение.
Белые пески пролетали под лапками свиристеля. Лунный свет отражался от песков и освещал маленькое серебристое тельце. Луна была не так высоко, и через час уже безжалостное солнце будет светить над пустыней. Хоть белое солнце, не такое режущее глаза, но отраженный от песка свет ослепляет всех неподготовленных. Поэтому Мицару желательно быстрее добраться до убежища или города. Но как назло до города никак не успевал.
Крики людей привлекли внимание Мицара. Выглянув за дюну, увидал магическую сцену: Огромный дракон спал с раскрытым крылом, под которым разместилось около двадцати палаток. Караван, c верблюдами.
"Иди. Мир. Костер. Тепло. Пища. Защита. Солнце. Крыло. Дракон. Поговорить. Пробуждение. Приди. Жду."
Все эти чувства неожиданно пропыли перед глазами свиристеля. Метод общения всех магических животных и магов в Кантари - разговор чувствами, даже во сне. Сей дракон был белым - что было весьма хорошо для жителя пустыни - белый очень хорошо отражал свет. Костяной гребень на голове величественно украшал старое лицо дракона как корона древнего короля на картине. Когти размером с палатку внушали трепет обычным людям - таким когтем и отряд можно пополам рассечь ударом. Единственная странная черта в облике дракона - его хвост. Именно у этого дракона. Такие мысли приходят в голову, как будто ему конец хвоста отрубили. Одним ударом. Что же могло прорубить твердую чешую, тонны мяса, мышц, костей?


Глава Вторая


Хвост Уробороса.

Предутренняя дымка разлилась молочным снегом над дюнами, окропляя пески алмазиками росы - тех слез гаснущих точек на светлонебе, слез отчаяния перед обреченной каждодневной гибелью: так плачет, едва родившись, младенец - он только что умер, его ждет путь в грядущие смерти. Неуловимая влага коснулась крошечных перышек, прибивая птицу к земле гранитным молотом, едва пришедшие извне чувства пригласили Мицара в сонный лагерь: стручки палаток тянулись к пока дремающим лучам жгучей белизны - видно, они-то и раскрасили все оттенками родного пришельцу снега. Ютящаяся весенним цветком в тени крыльевой листвы ночевка, казалось, сперва позвала прохладу рассвета, Мицара же - лишь ощутив снежную дымку, пьющую небо и поящую землю, сливая их на миг в одно целое.
Тягучее волокно росы будто пыталось сжать воробушка в серебристый комок безвольности - угодив в этот ком, опускались крылья, ноги стягивались незримой нитью, гас птичий взор, пленка усталости забивала все трещины в душе. Мицару это понравилось: "Тьма и Незавершенность", - подумал он, - "правица Жизни". Может, затем и была пустота формы трех сплетенных рун и грохот ненастоящих голосов червоточины? Нусутх, неважно, как не имеет значения распускающееся из бутона воробушка человеческое тело: крепкое бледнокожее туловище с плотно пригнанными одна к другой верхушками мышц, тело, напрочь лишенное растительности, не считая кокона темных волос, подобных едва раззадоривающемуся на полупогасших углях костерку. Вытянутое полукругом-полуквадратом лицо выростало из этого костерка неуверенно, незавершенно, затемненное отрешенно глядящими черными точками посреди краснеющей сетки. Словленные в эту сеть, зрачки будто не замечали ее, плавали в ином мироздании - эти угольки Тьмы Непознаного, впитавшие шорох чужих времен.
Одним неразрывным движением пришелец поправил всю амуницию, вернувшись взглядом к налитой водой руке: эти ногти скребли лед, выцарапывали руны в крошащемся камне, фаланги пальцев отстучали в множество иномирных дверей, и жители отозвались на стук; линии ладони не раз менялись, бесследно закрашивая узором новой судьбы уходящий рок; кисти висели на режущей кожу веревке и едва избегали крошащих ударов. Одно им не было знакомо - жара. Во всепоглощающем вихре странствий ханддарат предпочитал снежные равнины, промерзшие горы, промозглость сырых подземелий... Что могло заставить Мицара изменить себе? Лишь Тьма и Незавершенность Мироздания, да славится она во веки вечные!
Дюна за дюной, утопая в болоте песка, орошенного предрассветием, он видел палатковое стручковье все ближе, притягивая снежнокрылость с каждым шагом. И сами крылья цвета горных пиков тянули его за незримые ниточки, влекли, подогревая нетерпение, что вот, сейчас-сейчас лагерь захватит его в объятия прохлады, утеплит душу общением, накормит выбором, откушав пару-тройку дней, заплаченных звонкой кругляшкой за вид города-другого на горизонте дуновения ветророжденных дюн. Скоро-скоро мигнет минута и истает, впуская в Свиристеля частичку мировой души, припасенную в каждом сердце жителя Кантари - всех, чьи сердца бьются здесь с мига зачатия до угасания разума, кто целиком принадлежит этому серебристопесочью и небоцвету, и эти пески с небесами так же отданы своим детям до последнего оттенка. Мицар же страстно желал прикоснуться хотя бы к основным цветам еле-еле, кончиками полуотмерзших пальцев.
Грустемудростью вздыхал ветерок, поднятый сонным дыханием, спустившимся с кажущихся горными пиками высот головы Уробороса: так хандаррат окрестил в мыслях снежнокрылого змея с подрубленным, будто у паршивой собаки, хвостом. Его не волновали те, возможно, чудовищные силы, вкусившие белой плоти вопреки множеству блестящей чешуи, росшей из шкуры, не менее толстой, чем сжатый кулак Мицара. Может, это сам благородный зверь горестно кусался, едва не нашлось достойных велликолепной брони противников? Кусал, пока не прокусил время насквозь, пока не осталось лишь выпустить пятнающее лакомство боли, пока конец не сросся воедино с началом, а то - с безмерностью жизни. Нусутх - не суть, не имеет значения, неважно. Это слово Мицар твердил чаще всего. С ним на устах приближал осапоженные мехом стопы, все приближал к неоформившейся до восхода светил тени, пока не ступил под ее иллюзорные своды и не засвистел птичью мелодию рассвета вторично.
Навстречу Мицару двинулась фигура из лагеря. При приближении Мицар увидел внешность: загорелая кожа, переломанный пополам нос. Глаза сощуренны, но солнечная улыбка лежит на устах. Подошедши на близкое расстояние, пришелец остановился.
Мицара поразила гама чувств, вторгнувшихся в его существо. Доброжелательность-добро пожаловать-уютно-мир-палатка-ночлег-сон-приятный-утоление голода... Мицара немного сконтузило это все.
Заметив эту реакцию, мужчина склонил голову.
- Прошу простить меня великодушнейше, салмир абджалар. Принял вас за кантарийца. Все кантарийцы умеют общаються посредством передачи чувств. Большинство этим не пользуються, но наш народ привык так общаться. Простите. Прошу вас принять от нас кров, пищу и истории нашей земли. Меня зовут Калдир из дома Артогона. Если вы проследуете за мной в лагерь, то тогда мы дадим и защиту от солнца. Солнце Кантари нежно и не сурово, но для чужих глаз редко привычно. Можете ослепнуть, салмир абджалар.


Игра только начинаеться, но сразу видно, насколько более подробные здесь посты, и более вдумчивые. Человек старался больше, чем на форуме. Это всего лишь пару постов. Писать их он не спешил, плавно, спокойно и вдумчиво. На форуме такого не сделаешь - все загнеться.

Эх, знаю я один проект, где до сих пор ведут игру по такой схеме. Если, конечно, ещё не загнулись. Разве что вместо мыла там специальная форма отправки есть, шоб людям не заморачиваться.
Так вот, как принимавший в этом самое активное участие, могу поделиться опытом. Правильно, при такой схеме тексты получаются очень красивыми, но их выкладка упирается в Ведущего (которому всё на мыло и отсылают). А тот тоже человек, поэтому главки пишутся порой раз в месяц (а то и реже), всё же остальное время игроки посвящают обсуждению уже написанного.
Поэтому лично я не вижу смысла в данной схеме - почему нельзя набрать нормальных, не криворуких игроков, которые точно также будут, вдумчиво и не торопясь, писать красивые, объёмные отыгрыши и не будут связаны необходимостью ждать, пока Мастер выложит их пост?