Стружка
Земля на дне ямы была сырой и холодной, как давно пустующая постель. Гектор водил по ней ладонью, словно пытаясь согреть, пока к горлу не подступила тошнота. Он слишком медлил - солнце уже почти скрылось, а в высокой сырой траве дожидалась своего часа казнь египетская. Кладбищенская мошкара за годы пристрастилась к его крови, как бразильский матрос к кашасе. Скоро она облепит трясущиеся руки Гектора, вопьется в лицо, и копать станет еще труднее. И придется зажечь лампу, а на нее и вовсе слетится весь гнус Луизианы.
Нужно было подниматься и поторапливаться, но вместо этого Гектор снова заплакал. Слезы давно закончились, и теперь по его морщинистым темным щекам катился сильно разбавленный домашний джин. Он дрожал, как старая заводная игрушка, и никак не мог остановиться.
- Я не могу, - сдавленно признался Гектор, бездумно оглаживая трясущейся ладонью печальный парусиновый сверток. - Не могу. Я старый и глупый негр, но я не могу...
На макушку ему упали первые холодные капли, и Гектор суетливо поднялся. Если дождь усилится, мошкара не напьется его хмельной крови этой ночью, но работать станет еще труднее.
Постель была сырой и холодной, как кладбищенская земля, а джин заканчивался. Гектор никак не мог согреться. Дождь всё отплясывал чечетку на дряхлой крыше флигеля. Далёкие вспышки отдавались дрожью в небе и дрожью в теле. Где-то снаружи протяжно завыла собака, как воют они на мертвеца. Глупая мокрая собака.
Гектор не надеялся уснуть. Он напряженно вслушивался в шум за стенами, словно всё ждал кого-то. С надеждой и страхом, хоть и понимал, что некого теперь бояться и не на что надеяться. Волной накатило запоздалое пьяное отчаяние, и Гектор заплакал, обхватив колени руками.
- Я тебя подвел, - прошептал он, обращаясь к пустующей кроватке. - Девочка моя, как я тебя подвел... Прости меня, прости...
На мгновение ему показалось, что там, в кроватке, кто-то лежит, но вспышка молнии развеяла наваждение, выхватив из темноты этикетку бальзама от кашля "Мьюир и Портс". Следом пророкотал гром, и Гектор ответил ему жалобным криком болотной птицы.
Следующая вспышка осветила лицо куклы, обратившей свой срам к потолку, и на смену отчаянию пришел страх. Чудилось пьяному сторожу, что рожица, вышедшая из-под его резца, перекошена гневной гримасой, что косит намалёванным глазом... Гектор зажмурился, сдавленно всхлипывая, и всё ждал, когда услышит стук маленьких деревянных ножек по полу. Прыг-скок, прыг-скок...
Тот, кого он звал, не пришел, но дверь осталась нараспашку. Что, если придут другие? Что, если им не по вкусу старый хлеб и ром для выпечки? Не открывая глаз, Гектор перечислял их по именам и теребил старые амулеты. Но он не знал всех имен, а за окнами всё выла проклятая собака, скликая призраков. Если придут мертвые, что им скажешь?..
- Я ничего вам не делал, - прошептал сторож дрожащим голосом. - Не обижал мертвых. Я только сторожил, да еще иногда копал, но всегда хоронил католиков с католиками, протестантов с протестантами. Если вас не похоронили как следует, так это не я виноват... Луиза! - позвал он тихонько, приоткрыв глаза. Кроватка всё так же пустовала, и кукла вздымала свою непристойную мачту на прежнем месте. Поперек дверного проема стояла метла, так, чтоб ведьмы и призраки не смогли войти. - Это ты, Луиза?
Ответа не было. Даже собака наконец перестала выть и лишь глухо ворчала вдалеке.
- Девочка моя... Это ты пришла? Пришла забрать меня с собой? - голос срывался и дрожал, но Гектор вдруг понял, что ему не страшно. Что он хотел бы, чтоб так и было. Но темнота хранила безмолвие, а собачье ворчание обернулось звуком мотора.
За окном мелькнули огни. В такое глухое время в таком глухом месте нечего делать добрым людям, но призраки и черти не ездят за рулём. Дождь еще бушевал, дребезжа кровлей, а два комка жидкой глины с ботинками сторожа внутри сохли в углу. Нет, решил Гектор, пусть хоть сам Дьявол приедет со свитой, никто не выйдет его встречать.
- Дьявол! - Карло шарахнулся от упавшей метлы. В темноте кто-то завозился, и рука сама собой скользнула к револьверу. - Есть тут кто?
Молчаливая возня продолжалась, и Карло перешагнул порог, выставив перед собой фонарь. Дождь вошел вместе с ним, тонкими струями сбегая с пальто и шляпы. Чернокожий сторож сидел на кровати и потревоженной совой таращился на гостя. Под ногами у него валялись пустые аптечные пузырьки, и от запаха спирта, стоявшего в комнате, резало глаза.
Карло порядком расслабился. Сторож явно был пьян, как улитка в бочке мадеры. Добро, если утром он вспомнит, как его зовут.
- Здравствуй, amico. Я посижу с тобой, пока мои ребята не закончат. Не возражаешь?
Хозяин не возражал, и Карло прошелся по комнате, оставляя за собой влажные следы. Остановился у резного распятья, украшающего стену.
- Этот хоть католик, - пробормотал он себе под нос. Перед отъездом из Италии он досыта наслушался рассказов об ужасных чернокожих язычниках Луизианы, практикующих магию и сделки с Сатаной.
Под распятьем на высокой тумбочке лежали фрукты и ковриги кукурузного хлеба, немного табака и бутылочка "ромового ароматизатора для выпечки Le pâtissier" - проще говоря, самого настоящего рома.
- Ну ты даешь, старик, - Карло обернулся к негру. Тот смотрел на него, точно загипнотизированный. - У тебя тут есть отличный ром, а ты хлещешь какой-то одеколон.
Итальянец достал пачку сигар и предложил одну хозяину, но тот не шелохнулся. Проследив его взгляд, Карло вздрогнул. Над натюрмортом на тумбочке возвышалось то, что он сперва принял за свечу.
- Gesù Cristo! - воскликнул он и расхохотался. - Вот это cazzo!
Карло взял резного человечка в руки. Тот был изготовлен из цельного куска дерева... с очень длинным сучком. И изготовлен мастерски - эдакий смешной чернокожий франт с намалеванной сигарой в зубах, с тростью, с цветком в петлице. Как живой, если не считать совершенно неправдоподобного причиндала, выпирающего из штанов. Деревянный бесстыдник был липким на ощупь и источал резкий запах лака. Только сейчас Карло заметил обилие стружки на полу.
- Это ты его сделал? - изумился он. - Dio mio! Да ты мастер!
Негр с трудом сфокусировал взгляд на госте и пошевелил губами, но так ничего и не сказал.
- Нет, правда... Знаешь что? Продай-ка мне этого молодца, - Карло достал пачку банкнот. - Вот, держи, тебе ведь нужно будет опохмелиться.
Хозяин испуганно уставился на деньги. Карло вздохнул и добавил еще пару бумажек.
- Моя крестница, маленькая Паола, приболела, завтра я поеду навестить ее, - терпеливо объяснил он. - Я все ломал себе голову, чем ее порадовать. Конечно, хрен ему придется отпилить, но сама кукла - загляденье.
- Н-не надо пилить! - встрепенулся хозяин. - Н-нельзя!
- Старик, ну не могу же я подарить маленькой девочке куклу с огромным cazzo! Diavolo, да и не стану я покупать истукана, у которого член больше, чем у меня! - он потряс пачкой банкнот перед носом у сторожа. - Ну? На что тебе такая бесстыдная кукла?
Тут Карло вдруг нахмурился, вспомнив давнишние рассказы о негритянском колдовстве. Вернувшись к тумбочке, он обнаружил, что кукла лежала в самой середке сложного узора, нарисованного каким-то порошком - возможно, смесью муки с золой.
- Она ведь не проклята, нет? - тут ему самому стало смешно от внезапного суеверного порыва. - И если ей отпилить член, у какого-нибудь бедолаги он от этого не отвалится?
- Нет, - замотал головой хозяин. - Не-ет. Это х-хорошая кукла. От... от болезней.
- Вот и прекрасно! - обрадовался Карло. Амулеты от болезней, конечно, такая же ерунда, как и отваливающиеся члены, но забавный человечек наверняка порадует малышку, а радость - лучшее лекарство.
Не дожидаясь ответа, он кликнул Анжело и велел принести из машины ножовку. Тупица Анжело вернулся с целым набором инструментов и двумя большими мешками, и явно опешил, застав сторожа живым. А тот сидел и смотрел перед собой, зажав в руке негаданное богатство. Карло пожалел старого пьяницу, но больше денег давать не стал - всё одно просадит, упьется насмерть древесным спиртом. Уходя, он оставил деревянный cazzo на тумбочке.
Гектор больше не мог согреться ни днём, ни ночью. Он лежал в своей холодной постели вот уже несколько дней - один Бог знает, сколько. Его трясло, и холодные капли катились по лицу, хотя дождь был снаружи, а Гектор - внутри.
Он сделал так мало, а для него никто не сделает и этого.
- Барон! - хрипло позвал Гектор. - Барон! Выкопай... выкопай мне могилу, слышишь, Барон!
И тут он услышал шаги. Тяжелые, оглушительные, гулкие, как удары по крышке гроба. Это могли быть только Его шаги. Должно быть, он очень зол, но, может, ром сделает его добрее?..
- Ром! - закричал Гектор что есть мочи, когда громадная тень замаячила в дверях. Барон был очень, просто невероятно высок. От него веяло табаком и могилой. - Ром! Прошу, умоляю, выпей рому...
Зловещий гость усмехнулся, закусив конец сигары, и прошел к тумбочке, бранясь на своем неведомом языке.
- Проклятье, старик, да у тебя лихорадка! - Карло покачал головой, но рома все-таки отхлебнул. Бедняга сторож умирал, и грешно было бы не выполнить его сумасбродное желание. - Смотри, я привез тебе виски. Будешь виски, а, греховодник?
- Барон! Я думал, ты не придешь...
Карло вздохнул и присел на корточки рядом с кроватью. Марко и Анжело топтались в дверях, виновато переглядываясь, словно они могли что-то изменить.
- Слушай, старик, я ведь приехал поблагодарить тебя, - он положил руку на горячий лоб, покрытый холодным потом. - Помнишь, я говорил, что моя крестница, Паола... В общем, когда я приехал, она была очень плоха. Уже позвали священника, а тут я со своей куклой... А она увидела куклу и потянулась к ней. Я отдал ей твоего деревянного бесстыдника с закрашенным пеньком ниже пояса, и она уложила его рядом на подушку, обняла и закрыла глаза. Никто не решился ее тревожить. А на утро... ты понимаешь, старик, на утро ей стало лучше! Никто не верил, что бедняжка поправится, и тут эта кукла... Словом, я не знаю, видно, Бог тебя любит... Если б я только знал, что ты тут... Скажи, старик, я могу что-нибудь для тебя сделать? Может, у тебя дети есть?
Сторож с трудом улыбнулся. Вряд ли он слышал, что ему говорили.
- Дочка... у меня была дочка, Барон... Она очень заболела, и я хотел, чтобы ты помог ей... Я сделал все, как учила моя бабка, но ты не пришел. А моя жена не верила. Мы ходили в больницу, в больницу для черных, только там нет места, и лекарств тоже нет... Тогда жена пошла в больницу для белых. Я ей говорил, чтобы не ходила, а она пошла. Ее выгнали, и потом... она не пришла домой. Какие-то люди, Барон, какие-то трое подстерегли ее по дороге... - он начал всхлипывать и часто моргать, слепо глядя перед собой. Нашарив руку Карло, он вцепился в нее. - Говорят, они были в масках, в белых масках, как у старого Клана. Они убили ее, убили средь бела дня...
Карло оглянулся на своих подручных. Те растерянно молчали.
- Когда ее нашли, она... Барон, я всё сделал неправильно, и ты не пришел к моей Луизе... Но теперь ты здесь... Может, ты позовешь другого Барона? Я хочу, чтобы ты позвал его... Хочу говорить с ним...
- Ты хочешь, чтобы я... чтобы другой Барон убил этих людей?
- Другой Барон... да, он убивает людей. Пусть он найдет их. Тогда я смогу спокойно лежать в своей могиле. Ты ведь выроешь мне могилу, Барон?..
Итальянец досадливо кивнул.
- Слыхал? - вполголоса сказал Анжело. - Опять эти ублюдки из ККК.
- Я думал, теперь они воюют только против католиков и бутлегеров, - прибавил Марко, католик и бутлегер.
- Сильвестро никогда не согласится, - покачал головой Карло, отвечая на невысказанный вопрос. - Ему хватает хлопот с проклятыми ирландцами.
Тягостное молчание продолжалось до тех пор, пока бедный сторож не издал последний прерывистый вздох.
- Ладно, парни. По крайней мере, могилу ему мы можем вырыть, - Карло поднялся с колен. Взгляд его упал на тумбочку, где по-прежнему сиротливо лежал отрезанный деревянный cazzo. Отчего-то вспомнив задорную улыбку куклы, с которой малышка Паола теперь не расставалась, итальянец поежился.
- Трое в масках... - пробормотал он себе под нос. - Анжело! Ты ножовку захватил?
- Ну да. Надо?..
- Не сейчас. Но далеко не убирай