Девочка из октября

(совместно с Вель)

Все истории имеют своё начало. Одни начинаются у жаркого камина, другие за шумным застольем, а третьи с сожженной орками деревушки.
Моя история началась со скамейки. Самой обычной скамейки Рассел-сквера в Блумсбери. На такие часто присаживаются посетители Британского Музея, измотанные длительной экскурсией. С них бдительные полицаи сгоняют засидевшихся допоздна футбольных фанатов. И таких вот скамейках я люблю просиживать прохладные октябрьские рассветы, любуясь как над ещё не затянутым туманом и смогом Белым Альбионом медленно расползается светло-золотистая шаль отблесков зари.
Сидя на этой скамейке мне доводилось не раз наблюдать порой самых чудных и дивных представителей рода людского. Хиповатого студента юридического факультета, с внешностью которого больше пристало совершать преступления, нежели бороться с теми, кто его преступает. Статный и величавый декоратор из Королевской академии драматического искусства, который подобно королю львиного прайда царской поступью пересекал сквер каждое утро по дороге на работу. Был и врач, из местной больницы всегда погруженный во внутренний монолог настолько, что постоянно спотыкался и сворачивал не туда.
Да. Их было много. Дивных и забавных, таинственных и странных. О каждом из них, наверное, можно было, придумать великолепную историю или же не сказать и двух строк. Но в то утро, когда я услышал печальную песнь её флейты, я понял, что именно её деяния станут достойны пера великих классиков.
Она стояла у памятника графу Бедфорду и, приложив к губам флейту, что-то тихо играла.
Пальцам, легко и быстро бегавшим по клапанам, не мешали ни торопливые прохожие, на ходу разворачивающие свежий утренний «Таймс», ни чириканье птиц, ни прядка волос, выбившаяся из-за уха самой девушки. Ей было лет двадцать, не больше, однако образ ее настолько не вязался с рутиной будней, что человек, наделенный должной долей фантазии вполне мог принять незнакомку за какое-то чудесное видение. На ней был плащ светлого цвета – слишком хорошая цель для грязных лондонских луж и мокрых скамеек, а распущенные каштановые волосы казались неплохой приманкой для дождей. У ног стоял футляр от флейты, не новый, уже обтершийся по краям, но чистый и опрятный. И вопреки всему футляр был закрыт и чуть отодвинут в сторону, чтобы ни один прохожий не мог дотянуться до него нечаянной монеткой. Будто ей нужна была только игра, только чистая мелодия, находящая свои отзвуки в прохладном октябрьском рассвете.
- Творите для старины Фрэнсиса Рассела? – раздалось внезапно совсем рядом с Анной. – Учтите герцог Бедфорда у нас искушенный ценитель. Здесь, в этом скверике, трудились Ти Лоуренс и Томас Элиот. Хотя признаться давненько я не слыхал, чтобы кто-то так играл на флейте. Что это за мелодия?
- А мне кажется, ему нравится, - оборвав мелодию, девушка шутливо подняла голову к памятнику и с заговорщическим видом ответила. – Мне кажется, герцог даже заулыбался. А мелодия.. А какое бы вы ей дали название?

- Ох, право, барышня, задали же вы вопрос, - усмехнулся собеседник. Это был мужчина уже преклонного возраста с уже посеребренными годами волосами. Он сидел на скамье спиной к Анне, наполовину погрузившись в свой бежевый плащ и слегка повернув к ней своё лицо. – Но думаю, герцог Бедфорда назвал бы это шедевром, - улыбнулся он, собрав сеточку морщин в уголках своих губ.
- Меня зовут Алекстон Хейнграйв, ну а думаю, с моим другом Фрэнсисом вы уже знакомы, - кивнул он на памятник.
- Анна Ларсон, приятно познакомиться. – два кивка в ответ; один из них, несомненно, предназначался Фрэнсису. – И все же шедевр – это скорее мелодия для флейты из оперы «Орфей» Глюка, чем мой маленький экспромт.
Девушка поправила выбившуюся прядку и, подхватив футляр, подошла к собеседнику.
- А автор этой мелодии сегодняшнее октябрьское утро, - поставив футляр на спинку скамейки, она щелкнула застежками, собираясь убрать флейту. – И думаю, для непрофессионала, у него она вышло весьма удачной.

- Несомненно, удачной, - согласно кивнул мужчина. - Так значит вы студентка Королевской Академии Музыки? – Алекстон осторожно развернул на коленях небольшой узелок, в котором лежали мелкие зернышки. – Скажите мне, Анна, вы любите птиц?
- Я люблю музыку, - девушка с улыбкой пожала плечами. – А так как птицы с ней связаны, то – да. И вы правы, я действительно учусь в Академии Музыки. Граф Бедфорд иногда видит, как я пробегаю тут в хорошую погоду.
- Ох, ну нам с графом за все эти годы довелось немало повидать удивительного и чудесного, а порой и странного, в этом Сквере, - мечтательно улыбнулся мужчина. – Но знайте, Анна. Одна вещь всегда сопутствовала этому месту, придавая ему особое очарование. Здесь всегда были птицы. Много птиц. А теперь…, - горькая усмешка скользнула по устам мужчины. – Вот уже два года я прихожу сюда каждое утро, в надежде, что они вернуться… Но каждый раз их лишь уносит ветер.
- Право, я никогда раньше этого не замечала. Всегда пробегала мимо, слишком занятая чем-то другим. – Анна удивленно огляделась вокруг, надеясь найти их в светлеющем небе. – Может быть, вас утешит то, что я могу вам еще раз сыграть? Конечно, птицы вряд ли знают сказки и не слетятся на звуки моей флейты, по ошибке принятые за волшебную дудочку.. Но, может, стоит попробовать?

- Это было бы чудесно, - улыбнулся мистер Хейнграйв. – Говорят, музыка излечивает раны. Возможно, она сможет снова исцелить это место?
Анна Ларсон не ответила, едва улыбнувшись уголками губ.
- Ммм, - тонкие длинные пальцы вновь сжали лаковую поверхность флейты, взгляд скользнул по торопящимся прохожим, остановившись на Алекстоне. Пара секунд – и в свежем утреннем воздухе раздались первые ноты известной увертюры Баха. Однако, в привычную быструю мелодию вплеталось что-то новое, неуловимое, едва заметное, но вместе с тем будто близкое этому месту.

Знаете, мне всегда казалось, что каждый человек живёт в своем стеклянном флаконе. Эдакой защитной сфере отчужденности, обыденности и прочей жизненной шелухи, которая годами оседает на прозрачных стенках, постепенно затмив всё вокруг и оставляя нас наедине с собой, погруженных в свои внутренний мирок.
Мы ходим в этой скорлупе, почти не видя ничего вокруг, натыкаемся на чужие и тут же разбегаемся вежливо расшаркавшись.
Но музыка этой девочки… Пусть на мгновение. Темная корочка с хрустом поддалась и приподняв завесу явила мне мир пусть всё ещё и погруженный в серость и обыденность, но с маленькой искоркой надежды. Наверное, таким бывает первый глоток свежего воздуха после длительного подводного плавания, когда уже забываешь, какими прекрасными порой бывают обыденные вещи.
Это было…
А потом она пропала. Часто нам приходилось слышать, как в иногда время словно замирает вокруг нас, давая нам насладиться каждым мгновением, прочувствовать каждый секунду. Но все умалчивают о том, что потом оно тут же срывается в бешеный галоп словно стремясь наверстать упущенное, сбивая всё в одну бесцветную череду событий.
И когда вечером после работу, я опустился в свое кресло качалку, а с подоконника ко мне на колени скользнул соседский кот Перси, я осознал кое-что важное.
- А знаешь, Перси, - улыбнулся я. – Кажется, я нашёл себе друга…


(с Аккераном)

Металлическая трель звонка, возвещающего большую перемену, неприятно кольнула слух, нарушая царившую в аудитории атмосферу тишины и спокойствия. Занятия закончились сегодня пораньше, но Анна никогда не выбегала на перемены. За годы, проведенные в Академии, она так и не завела себе постоянных друзей, а одногруппники со временем перестали обращать внимание на тихую и молчаливую девушку.
И поэтому, пока остальные уже вовсю развлекались во дворе Академии, девушка всё ещё сидела в пустой аудитории.
Здесь пахло музыкой. Не просто свежей дубовой, тисовой или ясеневой доской, не только щиплющим нос маслянистым лаком и металлической струнной стружкой, но и ещё чем-то непонятным, едва уловимым. Этот аромат парил в воздухе, то и дело осторожно опускаясь, чтобы передохнуть, но тут же вспархивающий под потолок испуганный случайным шорохом или шальным сквозняком.
Почему-то он напомнил Анне о сегодняшнем знакомом из парка, сетовавшем на пропавших из города птиц.
Странно, что больше никто не обратил на этого внимания. Девушке казалось, что об этом не упоминалось ни в одной сводке новостей. «Хотя люди сейчас все больше стремятся отгородиться от мира грохочущей в наушниках музыкой, листами газет и медленным пережевыванием своих проблем,» - подумала она, подхватив флейту и усевшись на один из подоконников. За окном в пепельно-сером октябрьском дне гудел город. Анна коснулась пальцами стекла, той тонкой преграды, отделяющей ее теплую аудиторию от сырых и холодных лондонских туманов. Порыв ветра сорвал с деревьев и закружил над землей ярко-желтые и коричневые листья.
- И правда, ни одной птицы. Может, они просто все улетели на юг? – вполголоса предположила девушка.
Словно в ответ на её слова, в дальнем конце аудитории с грохотом распахнулось окно и, подхваченную сильным порывом ветра, в помещение буквально забросило пригоршню разноцветных листьев. Словно веселые школьники на перемене, они с шелестом разлетелись по самым дальним углам комнаты, а несколько особо шкодливых и вовсе заплясали в крутящемся водовороте посредине комнаты.
Побоявшись, как бы не разбилось стекло, да и не желая впускать сквозняк в уют класса музыки, Анна побежала закрыть окно, прямо через летящие навстречу листья.
Коварный ветер, словно дожидавшийся её в засаде тут же стремительно бросился ей на встречу с новой порцией разноцветных лепестков, и…
Глаза на мгновение застлало всем этим красно-желтым водопадом, а в глазах жутко зарябило от разноцветных красок, да так что Анна не сразу поняла, что вокруг неё всё полностью изменилось. Аудитория, инструменты и Лондон за окном пропали. Она стояла на скалистом уступе залитым солнечным светом. Под ногами громко шуршали золотистые листья, в которых её ноги утопали на треть голени. А вокруг…
Бесконечное лазурное небо с пушистыми перистыми облаками упиралось в золотисто-алые вершины вязов, ясеней и ещё неведомых девушке деревьев. Плотным кольцом обступивших опушку на утесе.
От неожиданности, необычности происходящего вокруг у девушки перехватило дыхание. С чуть приоткрытым ртом, быстро мигая и еще не успев испугаться, она разглядывала все это великолепие природы, появившееся из ниоткуда. Квинтэссенция осени, солнца, бесконечного неба казались чудесным миражом, секундной насмешкой над серыми лондонскими буднями. Раз увидев такое место, Анна была уверена, что никогда в жизни его больше не забудет.
- Упала, потеряла сознание? – пытаясь вместить все случившееся в привычные формы, она сама не верила в свои слова. Даже ее голос был здесь не своим, звучал кристально-чисто, многогранно.
Но шуршащая листва, щекочущая лодыжки была настолько реальной, что отрицала возможность любого сна.
- Мне больше нравиться вариант с помешательством, - рассмеялся голос из-за спины Анны. Сзади раздался шелест листьев и, едва коснувшись, девушки плечом, мимо проплыла рыжеволосая дама в оранжевом платье и большом красном платке, в который она зябко куталась. Была она невысока ростом, немного грузновата, а небольшие пухлые ручки прижимали к груди плетеную корзину доверху набитую листьями.
- Хотя вот помню, была одна девушка, которая почему-то решила, что я её крестная и непременно должна помочь ей охомутать какого-то там Пита. Большого Бреда я не слышала, - фыркнула женщина и, устроившись на выскочившем из листвы пеньке, извлекла откуда-то коробку с нитками и иголками. – Ну, так ты и будешь так там стоять? – посмотрела она поверх тоненьких линз-долек своих очков на Анну.
– У нас с тобой ещё много работы. Бери иглу! И помоги мне заштопать этих красавцев, - женщина ловко выловила из корзины один из листочков, который, казалось, прямо-таки норовил вырваться из её рук и убежать куда-то и быстро поддела его иглой. Только теперь Анна заметила, что все листочки в корзине повреждены, порваны или даже подпалены.
- Ой, а как это так? И зачем их зашивать, ведь будет видно, что он не целый! – послушавшись, Анна достала иголку из подушечки в форме мухомора, а из корзины ярко-рыжий кленовый лист, с круглой дырочкой посередине, диаметром не больше мизинца. Рыжеволосая дама выглядела настолько авторитетно и говорила так властно, что, казалось, оспаривать ее странные приказы просто не имеет смысла.
- Жертва дамской шпильки, таких больше всего на тротуарах. Жестокие леди топчут их ногами и разбивают им сердца, оставляя после своего ухода рваные раны. – девушка провела кончиком пальца по краю листа и проткнула иголкой место возле дырки. Через минуту листок был уже аккуратно заштопан.
И едва последний стежок лёг на чуть-чуть помявшуюся поверхность листочка, как он вмиг разгладился, шов на нём рассосался и на руках Анны весело запрыгал новенький и целехонький листочек. Девочке даже показалась, что да неё донесся радостный писк, но листочек тут же унесло прочь порывом ветра, а на ладошке уже распластался новый листочек почти разорванный надвое.
- Что умчался? – весело рассмеялась рыжеволосая дама. – Такие уж они эти Якори. Ни благодарности от них, ни хоть капельки осторожности, - она ловкими пальцами выхватила из корзины сильно помятый и замызганный листочек. – А вот и Альфред, - улыбнулась она, показывая его Анне. – Он у нас самый частый гость. Наверное, Спринг вселила в него чью-то уж сильно непоседливую душу, - дама разгладила Альфреда и, разложив его на ладони, накрыла сверху второй. Пухлые ладошки женщины озарились, вспыхнув розовым просвечивая каждую клеточку, каждый сосуд на её руке. – Ну, вот Альфред снова чист и свеж, - усмехнулась она, выпуская из ладони чистенький дубовый лист, который стремительно крутясь, унесся куда-то ввысь.
- Ох, - быстро хлопая ресницами, девушка никак не могла прийти в себя от удивления. Не часто увидишь настоящих волшебниц.
-«Или все же это действительно помешательство,» - запоздало согласилась она с рыжеволосой женщиной
– Надо же! – наконец выдохнула Анна, сделав неуверенный шаг перед. – А вы все же кто? Неужели, моя давно потерянная крестная-фея?
- Ну, вот опять двадцать пять, - всплеснула руками женщина. – И почему всех юных особ так тянет на крестных феи и принцев? – рассмеялась она. – Глупости. Ни какая я не фея. И зовут меня Ауреа Отум. Но ты, милочка, зови меня тётушка Золотая Осень. Только никаких крестных. Калидус сюда тебя не для этого вытаскивал. Вот только куда он сам подевался энтропия его подери?
- Как почему? - еще более удивленно пролепетала девочка, внезапно широко улыбнувшись. – Просто всем хочется в родственницы волшебниц, ведь с принцам сейчас и подавно туго.
- Приятно познакомиться. А я Анна Ларсон. Второй раз уже представляюсь, мне сегодня везет на новых знакомых, - не зная, куда себя деть девушка быстро схватила еще один порванный листик. – А кто такой Калидус? А еще.. мы сейчас где? И для чего меня вытаскивать?

С Акке)

- Калидус Эстас, милочка моя, - тётушка Осень сверкнула апельсиновыми дольками своих очков. – Это один очень жутко назойливый и шумный вьюноша, который почему-то думает, что у него есть куда более важные дела, чем его непосредственные обязанности. Честно говоря, он за прошлые три месяца наворотил такого, что боюсь даже, леди Винтер и мистеру Клаусу прилично достанется, - рыжая дама в сердцах всплеснула руками, отгоняя прочь большой и толстый коричневый дубовый лист, который снова пытался забраться в корзину с испорченными листьями. – Вот потому мы и взвалили на него обучение новеньких, а то с его энтузиазмом опять бабье лето в октябре устроит.
- Глупый, ну куда же ты, – проворчала Анна, отмахиваясь от назойливого дубового листика, решившего спрятаться у нее в рукаве. - А по-моему бабье лето в октябре, хотя бы на несколько дней – это здорово! Особенно в Лондоне… А чему меня будут обучать? Это все ведь как-то связано с Академией Музыки?
- Даже больше чем ты подозреваешь, милочка, - улыбнулась тётушка и, потрепав девочку за щеку, принялась рыться где-то в бесконечных складках своего огненного платья. – Похоже, этот сорванец опять забыл про свои обязанности. Значит, придется тебе его самой ловить. Вот только мне с тобой нельзя. Дел полно. Но и одну тебя отпускать нельзя. У тебя даже своего Анкора нету, - проворчала рыжая леди при этом, так глянув на Анну, что девочка невольно почувствовала себя если не сиротой, то уж точно лишенной чего-то очень важного.
- Значит пока возьмешь кого-нибудь из моих. Ах вот ты где! – Ауреа с невероятной ловкостью для весьма габаритной дамы извернулась и цапнула что-то прямо в ворохе листьев у себя под ногами. А через мгновение между её большим и указательным пальцем, трепыхался совсем маленький листочек клёна, жутко дергающийся из стороны в стороны. На мгновение девочке даже показалось, что она услышала возмущенный писк. – Это Искорка. Она поможет тебе найти нашего Калидуса. Заодно познакомишься с окрестностями, - дама протянула Анне маленький листочек, который продолжал «громко» верещать от возмущения.
- Ох, какая маленькая, - сложив ладони лодочкой, девушка бережно взяла Искорку. Однако та, не желая так просто сдаваться, ловко юркнула между пальцев, стремясь вновь затеряться в куче листвы. На этот раз Анне пришлось проявить чудеса ловкости, не давая листочку ускользнуть.
– Маленькая, да удаленькая! – фыркнула Анна, пытаясь сдуть с лица вновь выбившуюся прядку, которую она не могла поправить из-за сжатой между двух ладошек Искорки. Листочек был теплым на ощупь, живым, трепыхавшимся как маленькое сердечко. – Хорошо, вот только как она мне поможет? Вы говорите загадками и не даёте ни на одну из них ответа. Мне надо куда-то идти? – нетерпеливо затараторила девушка.
- Ох, ну какая же ты торопыга, - заворчала дама, она уже снова копалась в листве под ногами, пытаясь что-то отыскать. Наконец, видимо нащупав то, что нужно, она изо всех сил потянула на себя какой-то стебелёк, и …
Анну даже отпрянула назад, чтобы её не завалило огромным пёстро-желто-зеленым листом, размером с саму девушку, но тот вместо того, чтобы распластаться по земле, повинуясь закону всемирного тяготения, наоборот вытянулся по стойке смирно с выправкой, какой позавидовал бы бывалый служивый. А леди Ауреа тем временем продолжала бегать туда-сюда по поляне, выдергивая из-под вороха листвы прочих гигантов.
- Ну вот! Кажется, всех собрала, - улыбнулась тётушка Осень и, быстро подхватив нитку с иглой, подтянула к себе сразу два листа-гиганта и ловкими быстрыми стежками сшила их вместе. – Так теперь ещё сюда одного! – поманила она пальцем к себе рябой коричнево-рыжый листок. Этот она чуть-чуть подогнула и подшила его так, чтоб он обхватывал два предыдущих подобно носу лодки. – А теперь ты пойдешь как киль! – ткнула она пальцем в тонкий листочек осины. Ещё несколько листов-гигантов поочередно подходили к тётушке, а она быстро и умело сшивала их с остальными. И уже через пять минут перед глазами Анны предстала самый настоящий шлюп, сшитый из листьев.
- Ну вот! Теперь остался только парус, - улыбнулась Ауреа, внимательно оглядываясь по сторонам. – Только что-то ничего не придумаю, - она задумчиво почесала нос, но тут же просияла. – Ах, вот как мы сделаем! – ещё мгновение и красный платок слетел с плеч женщины и в единый миг был наброшен на две скрепленных вместе палочки и водружен на нос корабля. – Ну, вот теперь, Золушка, ты можешь пойти на бал, - жизнерадостно рассмеялась дама. – Искорка покажет тебе путь, а Калидус, будь он трижды неладен, ответит на все твои вопрос, милочка.
Девушка, все это время с любопытством наблюдавшая за работой, радостно улыбнулась. Затея пришлась ей по душе, к тому же Калидус все объяснит – к чему пугаться раньше времени? Искорка требовательно затрепыхалась в ладошках, да так, что почему-то закололо в кончиках пальцев, и под одобрительный кивок Ауреы Анна выпустила листик, сразу же спрятавшийся у нее в распущенных волосах.
- Ах, всё-таки Золушка и бал. Надеюсь, моя карета не знает о таких мелочах, как полночь? – весело подмигнула девочка тетушке Осень, забираясь в шлюпку из осенних листьев. Листья были приятными, чуть шероховатыми на ощупь, и удивительно теплыми. Самые большие прожилки на них были не меньше ладони Анны, а самые маленькие - толщиной в мизинец. – Ух, как будто сидишь на большом одеяле, пахнущим осенними дождями!
- Ну, вот опять эти стереотипы, - шутливо надулась рыжая дама. – Эх, если бы мне платили каждый раз за это сравнение…, - тётушка в последний раз критично оглядела своё творение и осторожно заправила кончик нити под шов. – Ну, доброго пути, - улыбнулась она. – Главное помни, если встретишь Банзая, не дергай его за ус. И запомни, моранов ловят на брюкву.
Дама, поднатужившись, спихнула кораблик с утёса, и тот камнем рванул вниз.
- Кого-коооо... – вопрос оборвался в вихре ветра, засвистевшего в ушах, в мелькании всех оттенков желтого и рыжего. Анна, зажмурив глаза от испуга, изо всех вцепилась борт своей шлюпки, боясь из нее выпасть. В голову, почему-то, пришла мысль о забытой в аудитории Академии флейты, которая «сейчас точно бы куда-то улетела», а секундой позже вполне логичный вопрос, произнесенный вслух. – А я лечу или падаю?!
Ответ последовал незамедлительно. Листья, из которых состояла лодка, громко зашуршали, словно только теперь пробуждаясь ото сна, и шлюпка стала замедлять своё падение. А через мгновение легкость свободного падения превратилась в легкую тяжесть в коленках от стремительного подъёма вверх.
Искорка что-то громко и возмущенно пискнула, словно прикрикивая на другие листья, и, вывернувшись из волос девушки, устроилась на самом носу лодки, развиваясь всем своим тельцем на ветру.
Теперь, когда стремительное падение прервалось, Анна, наконец-то смогла оглядеться по сторонам и заметить что не одна её лодка парила в воздухе. И справа, и слева, и даже над головой под ярко голубым небом громко шелестя, словно птицы крыльями, неслись сотни и сотни разноцветных листьев. Выглядело это так, словно между затянутой туманной дымкой землей и прозрачно синим небом раскинулась и текла самая настоящая река из листьев. Проследив за рекой взглядом можно было увидеть что начиналась она у того самого утёса, на котором девушка встретила тётушку осень, и откуда он ниспадала вниз настоящим водопадом, а затем, лихо закручиваясь в спирали, неслась куда-то вперёд и вниз. В самую гущу белого и пушистого как вата тумана.
- Маленькая, неужели это твоих рук дело? – Анна подсела ближе к Искорке, придерживая рукой туго натянутый ветром платок-парус. Ни один лист из вихрящегося совсем рядом потока не залетал на шлюпку, будто боясь строгого писка крошечного рулевого. Когда же девушка вытянула руку, чтобы поймать хоть один из них, ей пришлось довольствоваться лишь быстрыми касаниями ускользающих от ладошки рыбок-листьев.
- «Будто попала в калейдоскоп,» - подумала про себя флейтистка, прикрывая уставшие от мелькания глаза и отдавая себя во власть быстрого ветра, звенящего в ушах, и своенравного листочка. Открыв их спустя некоторое время, она была уже в густых сливках тумана.


С Вель

За истечением... кхм... многих месяцев с последнего поста, прикл закрыт. Желающие играть ПМте.