Карта Мира. Север. Наши дни.


…Еще поколение назад казалось, что наступила Эпоха Тишины. И не без причины.
Когда-то непокорный Север, полный еще чуждых, но уже усмиренных народов и никому не интересных более загадок прежних дней наряду с обычными медведями и гигаскорпионами, лежал перед человеком подобно великому дару.
Когда-то надменный Восток, полный разрушающихся сказочных мест и вымирающих легендарных созданий, вечно неизменный, пронизанный невостребованной мудростью, сдавался человеку подобно спелому плоду.
Когда-то пыльный, безлюдный и малолюдный Юг, чьи следы навсегда остались погребенными в молчании ушедших веков и лишь колоссальные исчадия жара и влажных чащоб сохранились и приумножились, понемногу возвращался к свету, небу и надежде, возрождался вместе с человеком подобно колосу.
Вечным было только Великое Море. Оно ждало человека и нередко открывало ему свои прозрачные искрящиеся объятия с клубящейся в глубине тьмой. Человек, однако, редко смотрит вспять, а, как ни крути, именно с моря он пришел.
Итак, чему положено было пасть, то порушили, чему положено вознестись - худо-бедно сладили. Одни, как подобает гномам, основательно да солидно, другие, как положено эльфам, изящно да чарующе, а в большинстве своем строили по-человечьи - быстро, вместительно и дешево. Попутно были изведены либо изгнаны все, кто в такую картину прогресса не вписывался. И хоть оставшихся еще было вдоволь, а стало быть, не чувствовалось недостатка в предметах для осмеяния, поругания и травли, люди понемногу научались гнобить друг дружку, и это у них пошло на диво споро да прытко, не в пример освоению наук или развитию искусств.
Из сумрачных пущ уходили вдаль, к подножию заснеженных хребтов и дальше, за них, последние великаны. Следом за великанами уходили из щедрых, плодородных долин Буины, Понтара, Яруги и Адалатте, чтобы скрыться в предгорьях Пустульских гор, последователи отвергнутых престолами, впавших в немилость культов.
Из обжитых, распаханных равнин уходили год от году дауки и боболаки, стремясь в дикие степи и хвойные леса на северо-востоке. Вперемешку с ними поспешали целыми обозами кметы, не желавшие горбатиться на толстого вельможу задарма, но уже отучившиеся спать и сеять с мечом под боком.
Горные кряжи покидали драконы, грифоны и саламандры, уносясь и убегая вдаль, в неизведанные просторы за Синими и Огненными Горами. Вослед им подымались на заоблачные перевалы бастарды, метисы, изгои, преступники всех разборов.
Несогласные, непокорные, недовольные – уходили восвояси. И было тихо; хоть многим тогда и казалось иначе, стояли тишь и гладь, которым впоследствии еще очень долго не довелось повториться.
Внезапно, словно, сказать бы, по мановению ярмарочного фокусника, переменилось все. Хоть поначалу – не всюду.
…Лебедь, лишившись подруги, камнем падает оземь; пеликан терзает себе грудь клювом в тоске; альбатрос находит погибель в волнах морских. Вриданк же, владыка Редании, как и большинство людей, в таких вопросах от безмозглых птиц отличался разительно. Едва подвернулась возможность выгодного марьяжа, мгновенно позабыл о с немалыми трудами созданном брачном союзе с некогда вассальным Ковиром и избавился от супруги-ковирийки вкупе с дочерью, которую успел произвести на свет, - ради красавицы Керо. Несгибаемая и гордая, бывшая реданская королева безропотно взошла в Новиграде на борт «Светлокудрой Волны», которая направлялась в Понт Ванис. Вот только вместе с ней на пропахший смолой и соленой рыбой борт шли не только служанки и крошечная принцесса. Шли рядом с нею и гордость, и несгибаемость, и непоколебимая уверенность, которые выковывает в людях неласковый Север.
Сожалел ли владыка Редании о содеянном, когда спустя двадцать пять лет многолюдное войско кметов и отребья, ведомое умелыми, опытными дворянами из Ковира и Повисса, в сопровождении нескольких отрядов темерских кнехтов смело пограничные столбы, огнем и косой прошлось мимо Кринфрида и Риндэ, чтобы у Мурвиеля встретиться с королевской армией? О том хронисты умалчивают. Однако к исходу третьей недели полчище простолюдинов, разраставшееся в числе подобно селю, что несется вниз с отрогов Хиявы, окружило Третогор, требуя воцарения помазанницы Вечного Огня.
Вриданка, Керо и обоих их сыновей распяли на площади перед разоренным дворцом и пытали, пока милостивая принцесса Фалька, кметовская королева, не оборвала собственноручно их мучений; в тот же вечер толпа озверевших поселян решила по-свойски дать отставку темерским отрядам, демонстрировавшим помимо лучшей выучки еще и необузданную надменность, да и запалила лагерь наемников с четырех сторон, чтобы перебить ослепленных и задыхающихся от дыма латников сразу передо рвами. Рассказывают, Фалька рыдала, баюкая на руках голову чернявого капитана темерцев, которого выбрала себе в любовники еще в Гелиболе. Скорей всего, врут.
Как там уж ни было, вот так королевой черни и был упущен небольшой, но драгоценный шанс удержать в своих руках темное, дымное пламя, ограничиться дворцовым переворотом. Два месяца спустя Редания полыхала от моря до каэдвенских пущ.
И даже когда после Орла пламя перекинулось к Лилиям, когда по темерским дорогам пошли ватаги, а там и отряды взбунтовавшихся крестьян, когда непреклонный и неулыбчивый Гоидемар разбил веселого дьяволенка Рудда Лузгальщика, а Фалька в отместку захватила саму королеву Рианнон, - соседние короли все еще мнили, что пожарища и бойни - всего-то запев-прелюдия к переделу территорий, что тому, кто вовремя подсуетится, достанется все же лакомый клок вызимского либо третогорского домена… смотря, кто ослабеет первым. Но затем заполыхало везде – кметы тысячами присоединялись к Фальке, бежали из Аэдирна, Каэдвена, Бругге, Соддена… и внезапно обнаруживали, что на вилы можно поднять не только стога, но и кнехта, и даже зазевавшегося магика. Те, кому везло меньше, обнаруживали, что в час немирья магики зевают далеко не всегда, не везде и, скажем так, не особо широко.
А был воистину час немирья, время убийства, предательства и разорения.
Длилось оно два года. Выжившим же казалось, что миновало две жизни.
И вместо мира, полного тишины и смирения, все они очутились в краях, где правило безмолвие насильственной смерти. В новом, коли позволите, мире.
Жутко ж непривлекательно, скажу, выглядел этот обещанный королевой Фалькой новый мир. Отвратно. И совершенно не уютно.
…Голод. Разруха. Карательные отряды. Выжженные поля. Жальники до горизонта. Висельники вдоль дорог. Отчаявшиеся мятежники. Обнаглевшие разбойники…
Гули. Гравейры. Стрыги. Эндриаги. Мантихоры. Кикиморы…
И – ведьмаки.
На ярмарках и на жальниках, на лесосеках и у мельниц – не было места, куда бы они не отправились сражаться и защищать. Нелюди, спасающие от нелюдей, равно презираемые большинством местечковых чародеев и практически всеми кметами и горожанами… В это нищее и смертоносное время их оказалось на диво много; однако меньше, чем выползающего из нор и теней лиха. Много меньше. И случалось – меньше, чем было денег у выживших в смуту.
Тогда платили Правом Неожиданности. Ибо без ведьмаков оставалось разве что голодать, хоронясь от нечисти за частоколами – и то не ото всей, отнюдь, а каждый сопливый мальчишка, отданный колдунам, мог, что ни говори, сделаться столь же грозным, жутким, однако исключительно полезным в лихую пору.
Война завершилась в необычайно холодную зиму. Толковые атаманы, что водили отряды соколят, или же Птенцов, делали что могли, абы не допустить дезертирства. К примеру, разбили несколько войск, в том числе и повисско-ковирское ополчение в гелибольской долине; и даже отбили Мирт, каковой, впрочем, незамедлительно и сожгли, невзирая на прелести и красоты Храма Вечного Огня, в котором Фальку некогда помазали как законную принцессу Редании. Но в суровую зиму люди разбегались, роптали, наконец, просто мерли от голода и холода, а разоренный край прокормить ораву бойцов уже не мог.
Тут судьба указала мятежникам на их место, и было это место не самым уютным, хоть, может быть, и самым теплым, потому как холодных да зябких костров пока не изобрели. Ковирское рыцарство под Синавкой и в Араральском лесу быстро поставило на место и Оргина Шутейника, и Загру Шепелявого; сама Соколиха после Нимнарского фиаско отступила в Реданию, где спустя три месяца все же была окончательно разбита и захвачена в плен. Прочие войска под предводительством верных ей атаманов продолжали сражаться и в Аэдирне, и в Каэдвене, и в Темерии еще почти полгода, после чего короли признали войну завершенной.
Этак вот монархи, плечом к плечу одолевшие Фальку, оказались победителями, к тому ж – сразу все, вместе, на одной стороне. Победа пьянила – как и всегда случается. Как и случается слишком часто, понадобились еще и плоды победы…
…а для начала – новый враг.
Спустя год после решающей виктории над мятежом, после разгрома главных сил Фальки на Нимнаре, после сожжения ее именем Вечного Огня, чьи служители окропляли освященным маслом бунтарей, что шли в первый поход, в Дол Блатанну врываются три армии: с юго-запада – тысячи латников с желто-красными шевронами на черном, с северо-востока – корпус кавалерии под черным единорогом на золоте, а с юга – лихие дружины под красными ромбами на белом. Мысль, приведшая ко вторжению, не отличалась ни глубиной, ни изяществом – разве что инфернально-экстраординарной простотой: «каждому известно, что самые непокорные эльфы пали с Аэлиренн, после чего сотню лет остальные выказывали только дружелюбие и желание сотрудничать. Так отчего бы не раздвинуть пределы понятия «сотрудничество» до полного отторжения цветущего края в долине Понтара?»
Впрочем, благодаря простоте такие печально известные идеи осеняют обычно сразу множество народу...
В тот год пало большинство Ведунов сеидхэ. Единым чародейским кругом они высвободили Силы столько, что волшебное пламя смело леса и луга, города туземцев и войсковые лагеря вторгшихся. Победоносная поступь победителей, совладавших на границах королевства с парой небольших летучих отрядов, захлебнулась даже не кровью – копотью, дымом и визгом неизбытого кошмара. Остатки человеческих армий, содрогаясь от пережитого ужаса, отступили с выжженной пустоши, еще весной бывшей плодороднейшими долинами и живописными холмистыми грядами. Эльфы покинули последнее королевство еще прежде, ушли на плоскогорья, в скалистые долины Синих Гор.
Сюда возвратятся только люди; но далеко не сразу.
Ослабленные силы трех королей уже не могли с должным упорством и эффективностью преследовать бунтарей; на восток потянулись обозы разбитых мятежников, которым не препятствовали – ибо незачем – ни реданцы, ни темерцы. И дела катились себе к новому витку мятежа; однако еще годом позже на вспаханной и удобренной войнами почве буйно зацвело неведомое раньше растение, которому писано оказалось задушить побеги бунта раз и навсегда.
Лирию – первой, но не единственной – в считанные месяцы сломал невидимый и неслышный противник.
Поветрие.
Люди рушились в текущую по улицам грязь, бились в конвульсиях и умирали, а из подворотен и переулков выглядывали поблескивая глазами, крысы, псы и первые гули. Вскоре последних стало больше. Люди бежали – бросая дом, добро; спешили скрыться от того, чего не могли видеть, но что било уверенно и насмерть. Убегали даже те, кто уже чувствовал характерный зуд в венах. Так мор прошел через Махакам и Содден, спустился вдоль рек в Темерию и Реданию.
Проходили годы, полные мертвецов, заразы, воронья, шарлатанов, нищих, монстров, колдунов и ведьмаков. Последних сделалось весьма много, - услуги же их изрядно подешевели.
Впрочем, коль уж не в порядке весь мир…
А мир дичал.
Самые отвратные всходы поднялись в южных королевствах нордлингов, но даже в Повиссе, Ковире и Каингорне на трактах и тропах дежурили отряды наемных головорезов, которые убивали и сжигали при малейшем подозрении на болезнь. Впрочем, в Ковире спасалось множество народу, в том числе, ученых и врачей, и ущерб от болезни оказался минимальным – не в пример прибыли.
Ведь это был самый дальний Север.
Там еще водились драконы; впрочем, они уже не способны были сделаться стороной в кровопролитных стычках за копи Пустульских Гор. Там еще обитали вожгоры и враны; они менялись и рубились с пограничной стражей Княжеств Хенгфорской Лиги, а в долинах уже подымали на смех пьяненького кмета, которому посчастливилось узреть боболака посреди ночи. Там еще ходили в поля с оружием на боку; однако уже запрещали заезжим охотникам на чудовищ трогать тролля под мостом.
И постоянно, год за годом, изводили друг друга в сражениях, битвах, боях, поединках, потасовках и просто склоках за каждую пядь земли. Могли себе позволить.
Прочим-то было не до раздоров.
Вот оно как получилось, что заместо Скуки и Тиши в небесах всяк деревенский мельник либо же слабоумный вычитывал одни только Жуть да Погибель. Их, напророченные жуть с погибелью, ждали со дня на день, да если подумать, они и приходили-то изо дня в день – в одно село за другим, не говоря уж про города, - не оставляя никого, кроме лис, псов, кошек, воронья да нечастых несчастливцев, каким выпадало погребать родных, знакомых и соседей.
Оттого, как все тут помним, на лесной дороге в любую пору дня и года не было ничего проще, как получить бельт либо стрелу в кишки, едва невзначай кашлянешь или высморкаешься. И уж несущественно – от королевских ли противозаразных дозоров, от настороженных, нервничающих наемников из купеческого каравана, или от продрогшего разбойника, предпочитающего, вероятно, померзнуть еще сколько-нибудь времени, нежели согреться на погребальном огне.
Оттого-то во многих городках и городишках Редании и Каэдвена не допускали за городские стены купцов из Ковира и Повисса, и по многу раз перетряхивали обозы на дорогах, прикрывая заботой о пресечении поветрия желание хоть немного сдержать процветание северных соседей. Либо – ну, хотя бы плюнуть в чужие щи.
Но, как уж там ни было, в 1180 году, это будет два года как, в нижнюю емкость песочных часов пала одна из ключевых песчинок.
Аккурат в предвесенний праздник Единения, случающийся единожды в четыре года, в Лан Эксетере, помимо обычных для северных королевств карнавалов и маскарадов, собирался цвет воинства и рыцарства, заполоняя каналы и улицы, парки и лужайки. Правители Повисса, Нарока, Вельгада и Тальгара прибывали ко двору, дабы подтвердить свою верность и нерушимость вассальных присяг, а правители из Хенгфорской Лиги – подтверждая договора о Вечном Союзе.
В тот год к чахнущему от старости и привязчивой простуды Герарду Тройдениду явилось, будто мало было хлопот, еще и посольство из Нильфгаарда. Диковинные, хоть и надменные да немногословные, люди, ничуть не похожие на неплохо известных там южан: цидарисцев, содденцев, туссентцев… Мало кто, наблюдая за чужаками в строгих, хоть и богатых, нарядах, что степенно шествовали по лестнице во дворец, мог себе представить, с чем нильфы пожаловали.
Герард же, скорее всего, так этого никогда и не узнал – Его Величество скоропостижно умер той же ночью, а прием посольства назначен был на утро. Однако ж, понятно, не произошел. Случилось зато многое другое.
Пока три дня били колокола в знак траура, пока готовилось торжественное погребение, во дворце и около него постоянно маршировали отряды в самых разных плащах и накидках, а зачастую – и без опознавательных знаков. Столица затихла; по улицам быстро и осторожно передвигались погруженные в тоску и печаль по ушедшему монарху прохожие, ставни распахивались не до конца и с оглядкой, потому плескали из ночных горшков куда придется… город оцепенел, или, скорее, обеспокоился и встревоженно ожидал вестей о начале кровопролития. Мало кто из цеховых либо же дворянства мог представить, что обойдется без войны между Великими Вассалами. Что произошло, да и было ли хоть что-то, не входящее в церемониал монаршего погребения, осталось неведомым, потому как за пределы дворца не вышло.
Но на четвертый день на престол Ковира взошел вельгадский князь Эстериль Тиссен; к слову, тогда же корону Повисса получил молодой Рыд, а корону Нарока – Изамель, но этим и закончилось. Эстериль же, радея о своей власти и престоле, потребовал принесения новых присяг, а получив их, отправился в посольский дом лично, чтобы заручиться поддержкой и еще с одной стороны. Тиссен достигает согласия и вступает в союз с далекой южной державой Нильфгаард, новый император которой желал вечного мирного договора (да-да, где Нильфгаард, а где Ковир; круг союзников и неприятелей у держав разнился совершенно; ни единая псина на Севере не видела в этом и капли смысла что под апрельским солнцем на Площади Королей – где сами небеса, по указке жрецов, засвидетельствовали добрую волю сторон, начертавших подписи и скрепивших пергаменты печатями, - что после… вплоть до августа того же года, до часа, когда пала Метинна, давний союзник реданцев). Кроме прочего, с того часа Ковир перевел основные объемы торговли на морские пути, в обход ревнивых реданцев, темерцев и каэдвенцев, да еще получил льготы в пошлинах и податях нильфгаардских портов.
В игру, очевидно, вступил также и Новый (прежний практически не пережил восстания Фальки) Капитул магов (большей частью составившийся из северных чародеев) – потому как Эстериль явно не задарма отдает им чуть ли не половину Мирта под Чародейное Место, а с другой стороны, трудно даже придумать, какую цену заломили бы в иные времена мэтры-волшебники за усмирение нелюдей в верховьях Танго и Сольвейги.
Одним словом, как сказал бывалый человек, короли царствовали, чародеи волшебствовали, ремесленники мастерили, жрецы жр… сказано же, всяк был при деле. Кроме оравы матерых головорезов, оставшихся не у дел после всеобщего замирения.
Вот только чума уже идет на спад и услуги множества отважных волшебников и волшебниц, спасающих простой народ по деревнях, порою погибая при этом, неожиданно кажутся не только не слишком нужными, но в чем-то и обременительными.
Ослабленный, вымерший, истерзанный Север напряженно ждет чего-то.
И это что-то случается…
***
Вам, милсдари, конечно, любопытно, каким оно боком я ко всей этой истории оказался причастен?
Так слушайте же.

Совершенно замечательный прикл, просрочен, забыт и вообще. И место ему в архиве.