Игровая тема

----

Хаффа дремала. Ночь, распластав бархатные крылья, окутала спящий город. Аль-Мутамид ибн Аббад, звонкий харзийски мамлюк, лихой сочинитель бейтов и касыд, неспешно вел уставшего Придатка по лабиринту узких улочек, всем клинком надеясь наткнуться на гостеприимный огонь чайханы. Долгий путь через полыхающие зноем пески и скалы, что окружали величественную Хаффу, измотал и самого аль-Мутамида. Единственное, чего он желал – упасть в мягкие объятия небытия, забыться спасительным сном, но…
- Ей, харзиец! – окликнул путника лихой свист извлекаемого из ножен Блистающего, - побеседуем?
Аль-Мутамид со вздохом ткнулся в ладонь придатка и в то же мгновение взвился в ночное небо, чертя ритуальное приветствие. Усталость обезобразила причудливую арабеску, однако задира не подал виду. Или просто не заметил?
- Начнем! – воскликнул хаффиец, тяжелая сабля-тульвар, обрушиваясь сверху лихим финтом. Вздымая облака пыли, закружили Придатки, подчиняясь воле беседующей стали. Грузный тульвар бросался вперед с отчаянием голодного коршуна, словно видя в каждом взмахе окончание поединка. В ответ аль-Мутамид едва касался взмыленного азартом лезвия, ловко скользил вдоль изогнутого клинка и играючи отводил неуклюжие финты хаффийца в сторону.
Надоело. Взилась ловко срезанная верхушка тюбетейки чужого Придатка, упала в пыль рассеченная на две половинки серьг , затрепетал на ночном ветру пронзенный плащ. Тульвар отпрянул, удивленно звеня.
- Я провожу тебя до чайханы, путник, - после короткого молчания вздохнул хаффиец, обреченно шурша ножнами.

Немного лирики:

Как правильно высказался в свое время небезизвестный Абу-т-Тайиб Аль-Мутанабби…

Я любовью чернооких, упоеньем битв жестоких,
Солнцем, вставшим на востоке, безнадёжно обольщён.

Перед вами – изнывающая от зноя жаркого южного солнца Хаффа. Гордые иглы-минареты, венчающие дворцы и мечети, пронзают полыхающее небо, бурлят, клокочут пороками диковинные базары, полные чудес со всех концов света, манят пьянящими запахами и чарующей музыкой чайханы. Причудливый проарабский мир, писанный волшебной прозой Олди («Путь меча» и «Дайте им умереть») и кривыми росчерками харзийских сабель.
Герои повествования – отнюдь не люди. Какой смысл писать о том, кто является разменной монетой, вещью, Придатком-рабом, созданным природой для того, чтобы исполнять чужую волю? Истинные герои – Блистающие, причудливая цивилизация живого оружия, единственных разумных существ. Благородная сталь - чувствующая, познающая, творящая .

Сюжетная завязка:

Хаффа – столица хаффского эмирата, раскинувшийся на севере от песков Кулханы, на самом краю мира. Городом и страной умело правит высокорожденный шах-ятаган Хафиз аль-Рахш, отмеченный божественной фарром – фарр-ла-Хаффа. Давно наступившая эра всеобщего благоденствия продолжается и по сей день.
И хотя без числа текут поединки-Беседы, в коих Блистающие меряюся мастерством, раскаленному песку не суждено отведать ни единой капли крови – мастерство беседующих настолько высоко, что благородная сталь гораздо выше потребности проливать хмельную влагу. Дажее более того, века мастерства и самоконтроля, перетекающих с клинка на кузнечную наковальню и снова на клинок, просто не позволяют Блистающим переступить грань Беседы. Никакой крови.
Время течет, время бежит. У старого ятагана Хафиза взрослеют дети – сын и дочь – которым вот-вот предстоит лечь в руки собственных Придатков и сойтись в ритуальном поединке Посвящения. Вся Хаффа замерла в ожидании церемонии, которая грозит городу самым грандиозным празднеством за последние несколько веков – с момента воцарения самого Хафиза.
Но, как правильно высказался в свое время небезизвестный Абу-т-Тайиб Аль-Мутанабби…

О гроза, гроза ночная, ты душе - блаженство рая,
Дашь ли вспыхнуть, умирая, догорающей свечой,

Дашь ли быть самим собою, дарованьем и мольбою,
Скромностью и похвальбою, жертвою и палачом?

В раскаленном от полуденного зноя и в томной ночной прохладе повисло гнетущее чувство недосказанности, словно острый клинок Судьбы повис над дрожащей в темноте нитью и колеблется – рассечь или обождать?

И под конец немного прозы:

Данный прикл создается по мотивам книг Олди «Путь меча» и «Дайте им умереть», читать которые для участия в игре совершенно не обязательно. Другое место действия, другие персонажи. Сходство заключается лишь в атмосфере и мире, постичь которые можно без особого труда из описания и глоссария незнакомых терминов, который будет приведен после списка персонажей.

Перед тем, как ознакомиться со списком персонажей, выкладываю необходимую для понимания информацию, ликбез:

Блистающие – разумное оружие, обладающее чувствами, эмоциями, разумом. Личность каждого – уникальна и неповторима. Порочность или святость, честность и лживость, хитрость или прямота, трусость или смелость – все, что свойственно людям, свойственно и Блистающим.

Высшие – привилигированные Блистающие, принадлежащие к благородным родам или домам. Признанная аристократия. В Хаффе является прямыми вассалами шаха и обязаны исполнять некоторые немногочисленные обязанности, но не более того.
Высшие обладают собственным поместьем и землей, слугами, немалыми доходами. Возраст большинства высших (чаще всего - более двух веков) обязывает их иногда менять Придатков, которые, увы, не так долговечны, как хозяева.

Безродные – или Блистающие, которые не могут похвастаться знатной фамилией.

Придатки – люди, носящие оружие. Практически полностью подчиняются воле Блистающих, имея некоторую неконтролируемую и спонтанную самостоятельность (например, в выборе вина за застольем). Придатки, как и ножны, предмет гордости Блистающих (особенно Высших), поэтому последние не скупятся на хорошую одежду и драгоценности для них.

Храм – подробное описание верований последует позже, однако в общем можно сказать, что жрецы занимают весьма значимое место в жизни Блистающих Хаффы. Жрецы обычно не принадлежат к Высшим и являются безродными, достигая высокого положения исключительно усердием.


Список персонажей::

Далее следует список персонажей. Заявки кидайте мне – в аську или ПМ, но предупреждаю заранее, что душа жаждет красивой игры, поэтому отбирать буду со всей строгостью.

Помимо желания играть за того или иного Блистающего для заявки требуется аутентичный пост, в которых сплетались бы описания и придатка, и Блистающего. В списках персонажей о придатках нет ни слова - отдаются полностью на откуп игроков.
Полагаю, понятно, что положение придатка в иерархии людей дублируют положение его хозяина в иерархии Блистающих. Иными словами, придатком Хафиза абу-Нарра может быть лишь шах.

Шахское семейство:

1.Шах Хафиз аль-Рахш из рода абу-Нарра (ятаган) – правитель Хаффы и носитель фарр-ла-Хаффа. Окаймленный златом мудрости и закаленный в тигле решительности звонкий булат – таков сиятельный аль-Рахш. Лишь ржавчина старости, чуть тронувшая клинок, служит напоминанием царственному ятагану, что он не вечен. - пал на плечи мастера
2.Шах-заде, сын шаха Ашшир аль-Каби из рода абу-Нарра (килидж) – всепоглощающий огонь юности бушует на кривом лезвии шах-заде. Вот-вот случится главное событие в его жизни – рукоять ощутит тепло ладони собственного Придатка и принц наконец сможет обрести желанную свободу от шахского Учителя – Иберры Наставника. В такие-то дни разве можно хранить спокойствие и не выскальзывать из ножен по малейшему поводу – даже пользуя руку чужого Придатка? - заявка принята, Мориан
3.Принцесса, дочь шаха Айши из рода абу-Нарра (шамшир) – быстрая на суждения и скорая на слова, Айши исполнена высоких идеалов, за которые готова встрять в любую Беседу. Каждый взмах принцессы поражает изяществом и приковывает к себе взгляды многих Блистающих. Вот только покорить витающую в облаках принцессу по силам лишь избранным. - заявка принята, Ноэль

Высшие Хаффы:

4.Фахраш Двуязыкий из рода Абу-л-Фарах, Высший Хаффы (зюльфакар) – два языка, два мнения, два лица. Хитрость и изворотливость выковала Нюринга на гибком клинке. И, словно обжегшись случайной идеей, заточила в это ядовитое тело тонкую душу поэта и романтика.
Друзьям –бальзам на гарду, врагам – ржавчина на крестовину. - заявка принята, Хигф
5.Но Двенадцать Дланей из рода Тамагава, Высший Вэя (но’дачи) – около столетия назад по неизвестной причине Но покинул родной Вей и, преодолев долгий и опасный путь вдоль жарких кулханских песков, прибыл в Хаффу. В остро отточенном профиле Но невозможно было не разглядеть знатное происхождение, и Хафиз аль-Рахш не преминул принять Двеннадцать Дланей на службу. Прошлое Но предпочитает держать в ножнах, но в настоящем он – нагая сталь. - заявка принята, Ри
6.Махра Солнцеликий из рода аль-Хасим, Высший Хаффы (секира) – преданность и почтение к шахскому роду абу-Нарра на века сплелась с причудливым узором, тонкой и искуссной гравировкой покрывающим сталь. Нет вернее товарища, чем добродушный и прямой Махра. Причем, несмотря на кажущуюся простоту, Солнцеликий отнюдь не прост и не глуп, хотя
многие склонны так полагать.

7.Очико из рода Юо, Высшая Мэйланя (нагината) – фанатичности, с которой Очико отстаивает традиции седой старины, может позавидовать даже старый Менетах. Ревностно оберегает все, что связано с историей и честью собственного рода, который уходит корнями так глубоко в историю (правда, скорее Мэйланя, чем Хаффы), что, пожалуй, может поспорить даже с родом абу-Нарра. Ее предки когда-то покинули Мэйлань из-за плохих отношений с фарр-ла-Мэйлань и обрели покой в гостеприимных стенах Хаффы. Очико, наследовавшая положение Юо в Хаффе, находится на крайне хорошем положении у шаха Хафиза. Иначе вряд ли бы последний, выбирая Блистающего на должность великого визиря, отдал бы ей предпочтение взамен Фахрашу Двуязыкому? - заявка принята, Сайонара

Храм:

8.Менетах, Верховный жрец (копеш) – один из самых старых Блистающих Хаффы. На его изъеденной ржавчиной памяти времена, когда сам Хафиз аль-Рахш проходил церемонию Посвящения и готовился принять руку первого придатка. Говорят, Менетах также помнит и те времена, когда сталь насыщалась кровью Придатков также, как Придатки насыщаются водой. Хитрый и изворотливый – пойдет на все, что угодно, чтобы сохранить авторитет и влияние. - заявка принята, дон Алесандро

Улица, безродные:

9.Кали и Чандра, Сестры-преступницы (катары-близняшки) – ровно, как и между Придатками, меж Блистающими также имеются недостойные. Игнорирующие или использующие законы, по которым живет Хаффа, ради собственного корыстного блага. Роскошь и влияние – вот два вопроса, которые безродные сестры-катары научились решать на улицах. Пусть они, как и все Блистающие, не способны проливать чужую кровь, но ведь существуют также грабеж, шантаж, вымогательство… пользуясь всем вышеперечисленным, сестры-катары возглавляют хаффское подполье. - заявка принята, Сигрид
10.Мурамаса из Мэйланя, (тати) – таинственная личность, возглавляющая недавно прибывший в Хаффу цирк. Без причины из ножен не выскользнет – себе на уме, скрытный. Впрочем, несмотря на многочисленные подозрения, разве гостеприимная Хаффа может отказаться принять собравшихся со всех концов света актеров и Мурамасу, главного арлекина, решивших потешить честной народ? - заявка принята, Оррофин
11.Ульфберт Пришедший с Закатом странник, наемник, кузнец (прямой меч)- мало ли чем еще может заниматься тот, кто постоянно в пути и вынужден тяжким трудом добывать себе на жизнь? Ржавый клинок не блестит, но и не теряет опыта, полученного за долгие годы скитаний. - заявка принята, Тельтиар

----------------------------------------------------------------------------------------------


Список NPC:

Храм:

Марукку Безмолвный Пророк (фальката) – дремлющий пророк.
Манджет и Месектет (нимфа и флисса) – двоеликий глас Безмолвного Пророка.
Гуань Дао (гуань дао) – вечно бодрствующий страж Баб а-Джабир.
Шарафуддин ибн Али (кинжал-бебут) – жрец в Шейфи аль-Кхарам.
Энху Железнолапый (цеп) – набожный кузнец, поселившийся в Харам Бейт-Мару.

Улица:

Аль-Мутамид ибн Аббад (мамлюк) – странствующий поэт.
Игла (нимфа) – городская легенда, хаффийский Робин Гуд.
Хассан ас-Сефим (кинжал) – богатый и влиятельный купец с отвратительным характером.
Ашаг Черный (молот) – кузнечный молот, проживает в трущобах.
Дамаянти (уруми) – одна из ближайших подручных близняшек Чандры и Кали. Предельно разумна, не позволяет чувствам править выпады. - Сигрид
Узакай бей-Руши (памдао) – торговец с базарной площади, помимо страстно любимых Придатком близняшек фиников торгует и сведениями. Впрочем, последние продает в основном катаркам. - Сигрид

Цирк:
Бертран (эспадон) - хмурый хранитель спокойствия цирк-Баши. -Оррофин
Cакканта (уруми) - ловкий канатоходец-сальтоплясец, большой любитель выпить.
Сай Первый и Сай Второй (братья-саи) - виртуозы реторт, пробирок и прочих склянок. Алхимики, иными словами. - Оррофин
Подарок сабля - сбежавший подарок принцу. Убежать далеко не успела, тут же угодила в тугое сплетение щуполец спрута-Мурамасы. - Тельтиар

Дворец (высшие роды):

Туракай Полумесяц (мамлюк) – первый забияка и мытарь дворца, большой знаток и ценитель дев.
Фейхин Дракон (китайский бастард) – далекий родственник Юо, один из Высших Хаффы, будущий жених Наики.
Наики Ката (мечь-дао) – прекрасная лилия рода Ката, едва-едва раскрывшая солнцу нежные лепестки.
Хаммид Ката (секира) – суровый и холодный глава рода Ката. В далеком прошлом помогал Очико обосноваться в Хаффе.
бебут-Халил (кинжал-бебут) - дворецкий в поместье Двуязыкого. Хигф
Файсулла Нам-ад-Дин аль-Шафир (сабля) - должник Кали и Чандры. Богатый и известный вельможа, однако богатый и известный лишь потому, что однажды милостивые катарки поспособствовали ему в одном нелегком деле.

(шахские слуги: дворцовая прислуга, стражники и прочие):

[b]Саим аль-Аббак ибн-Муид (казначей, кинжал-кваддар) – мелочный и немного вороватый, как и все казначеи.
Аррак ин’Хамм (кинжал) – главный евнух и заодно дворцовый управляющий. Блистающий, на клинке которого слишком много позолоты.
Хаджа аль-Мусаввир (булава) – дворцовый кузнец. Известен своей меланхоличностью, нежеланием работать (давно перестал браться за заказы для Высших, последние, кого он выковал были Ашшир и Айши) и любовью к пространным рассуждениям.
Хассан ан-Тафья (бебут) - начальник городской тюрьмы, вороватый и падкий на взятки. К счастью, его запросы способны удовлетворить лишь самые пузатые кошели.

Визири:

Торговый визирь – высокомерный и заносчивый Мадхад Среброкрылый Сала-хад-Дин
Налоговый визирь – рассудительный и красноречивый Аххамад Шамсу-д-Дин
Хозяйственный визирь – скупой и бережливый Закария аль-Мусташид
Иностранных дел визирь– хитроумный и расчетливый Мустафа аль-Шайам

О Мунире и Масуде, а также о Тусклых

- Жили некогда, - распевно начал дождавшийся Чэна Коблан, - два великих мастера-оружейника, и звали их Масуд и Мунир. Некоторые склонны считать их Богами Небесного Горна или демонами подземной кузницы Нюринги, но я-то лучше многих знаю, что всякий кузнец в чем-то бог и в чем-то демон, и не верю я досужему вымыслу. Людьми они были, Масуд и Мунир, если были вообще... А вот в то, что был Масуд учеником Мунира и от него получил в свое время именное клеймо мастера - в это верю. И не было оружейников лучше их. Но заспорили они однажды - чей меч лучше? - и решили выяснить это старинным испытанием. Ушли Масуд и Мунир, каждый с тремя свидетелями из потомственных молотобойцев и с тремя свидетелями из людей меча, ушли в Белые горы Сафед-Кух...
Кузнец грузно встал, прошел к маленькому резному столику на гнутых ножках и взял пиалу с остывшим зеленым чаем. Он держал ее легко, бережно, и было совершенно непонятно, как корявые, обожженные пальцы Железнолапого, подобные корням вековой чинары, ухитряются не раздавить и даже не испачкать тончайшую белизну фарфоровых стенок.
- И вонзили оба мастера по лучшему клинку своей работы в дно осеннего ручья, чьи воды тихо несли осенние листья. И любой лист, наткнувшийся на меч Масуда, мгновенно рассекался им на две половинки - столь велика была жажда убийства, заключенная в лезвии. А листья, подплывавшие к клинку Мунира, огибали его в страхе и невредимыми плыли дальше по течению.
Коблан помолчал, шумно прихлебывая чай.
- Говорят, - наконец продолжил он, - что ударила тогда в ручей синяя молния с ясного неба, разделив его на два потока. И был первый поток, где стоял мудрый меч мастера Мунира, желтым от невредимых осенних листьев. И был второй поток, где стоял гордый меч мастера Масуда, красным - словно кровь вдруг потекла в нем вместо воды. И разделились с той минуты пути кузнецов. Мунир с двенадцатью свидетелями ушел от ручья, а оставшийся в одиночестве Масуд прокричал им в спину, что наступит день - и у него тоже будет дюжина свидетелей, не боящихся смотреть на красный цвет. Страшной клятвой поклялся в том Масуд, и тогда ударила с неба вторая молния, тускло-багровая... Обернулся Мунир - и не увидел ученика своего, Масуда-оружейника, и меча его тоже не увидел. А два горных ручья тихо несли в водах своих осенние листья...
И еще помолчал кузнец Коблан, словно тяжело ему было говорить, но - надо.
- Вот с тех пор и называют себя кузнецы Кабира, Мэйланя, Хакаса и многих других земель потомками Мунира. Вот потому-то и призываем мы благословение старого мастера на каждый клинок, выходящий из наших кузниц. И семихвостый бунчук кабирского эмирата желтого цвета - цвета полуденного солнца, цвета теплой лепешки, цвета осенних листьев, безбоязненно плывущих по горному ручью...
- А Масуд? - тихо спросила Ак-Нинчи. - Он что, так и не объявился?
- Пропал Масуд. Только поговаривали, что согласно данной клятве отковал он в тайной кузне двенадцать клинков, и тринадцатым был клинок из ручья испытания. Тусклой рождалась сталь этих мечей, и радует их красный цвет крови человеческой. И когда ломается какой-либо меч из Тусклой Дюжины и Одного, то вновь загорается горн в тайных кузницах, и проклятый Масуд-оружейник или один из его последователей - а нашлись и такие - берет тяжкий молот и идет к наковальне. Глухо рокочет пламя в горне, стонет железо под безжалостными ударами, и темное благословение Масуда призывается на одержимый меч. Или и того хуже - не новый клинок кует кузнец, а перековывает старый, что был ранее светлым...

(с) "Путь Меча"

О божественном сиянии фарра.

Фарр – метка высшей сущности, силы, красноречивее любых слов, драгоценностей и нарядов свидетельствующая о том, что ее владелец достоин править вверенным ему народом. Сияние фарра нельзя не заметить. Его нельзя скрыть никакими, даже самыми неприметными тряпками-ножнами, его нельзя заглушить, его нельзя уничтожить. Сияние фарра подобно дыханию, исчезает лишь со смертью Блистающего, носящего фарр.
Как невозможно существование двух солнц, невозможно также существование двух фарров – внутри одного государства. Одновременно существует лишь один Фарр-ла-Хаффа, один Фарр-ла-Кабир, один Фарр-ла-Мэйлань. На небе всегда лишь одно светило.

О дворце и окружении шаха

По признанию жрецов и прочих высших над всеми стоит род абу-Нарра, род древний и почтенный, корнями своими восходящий к самому Марукку Безмолвного Пророку, основателю Хаффы. Веками из рода абу-Нарра выходят осененные божественеым сиянием фарр-ла-Хаффа. Подобно восьмирукому Нахкушу, подпирающему плечами небосвод, род абу-Нарра стоит в основании Хаффы, мудро и умело управляя великим городом.
Ныне Хафиз аль-Рахш стоит во главе рода абу-Нарра.
Роду аль-Хасим, родителю воинов великих, по правую руку от фарр-ла-Хаффа стоять. Стоять и следить за тем, верно ли исполняются приказы шаха, соблюдаются ли законы обывателями простыми, не творятся ли дела лихие и спокойно ли на улицах узких. Испокон веков род аль-Хасим верою и правдой служил Хаффе хранителем-стражем.
Махра Солнцеликий происходит из рода аль-Хасим.
Блистающиим из рода абу-л-Фарах да Юо Мэйланьского, родителям умов светлых, по левую руку от фарр-ла-Хаффа стоять. Нашептывать шаху мысли, молнии летучие, жемчужины перламутровые, ежели сам сиятельный в затруднении находится. Меж двумя этими фамилиями фарр-ла-Хаффа ищет визирей великих, отдавая предпочтение то одному роду, то другому.
В роду абу-л-Фарах рожден был Фахраш Двуязыкий, а Очика из Юо Мэйланьского исходит.
Среди прочих выделяется также сын рода Тамагава Но Двенадцать Дланей. То знатный муж, показанном на многих турнирах мастерством заслуживший у шаха право сидеть за столом вместе с другими приближенными. А исполняет он должность главного посла, делами с соседями ведает.
Иберра Наставник, верой и правдой роду абу-Нарра многие года уже служащий, является главным хаффским наставником. Именно он с самых колыбелей обучает юных придатков, заколяя их мягкие тела в тигле жестоких испытаний и тренировок, лишь пройдя которые придаток становится полноценным продолжением Блистающего.

О жрецах

Хранителями знаний, традиций и истории Блистающих – Хаффы и прочих городов – являются жрецы. Именно они ведут хроники происходящего, послушными руками придатков выводя на пергаментах день за днем. Жрецы следят за тем, чтобы церемонии, определяемые древними традициями, проходили верно, согласно древним указаниям.
Высшим жрецом является старый Менетах, ведающий всеми делами, происходящими во дворце. Без него не происходит ни одна церемония, требующая присутствия жреца. Сестры-прорицательницы Манджет и Месектет хранят покой Марукку Безмолвного Пророка. Их фигуры малозначительны, однако же известны всем.
Жрецы ведают различного рода науками – от геометрии и астрономии, до философии и математики. Многие из жрецов, занятые поисками вечно ускользающей истины, покидают храмы и мечети, удаляются в добровольное изгнание, где в отлучив себя и своих придатков от благ цивилизации, полностью вверяют посвящают себя научным изысканиям. Хранителем библиотеки Хаффы является древний ятаган Наади аль-Куам, такой же старый, как и копеш Менетах.
Отдельно среди прочих жрецов стоят кузнецы. Традиции говорят, что повитухами могут быть лишь те, кому ведомо сакральное знание и понимание творения. Иначе говоря, творить может тот кто знает как и знает почему. В Хаффе кузнецов, благославленных старым Менетахом, всего трое – Дедал Кименский, Харбин Чугунный и Самей Черный. Все трое проживают за городом в окружении подмастерьев, помогающих им в их нелегком труде.

О Марукку Безмолвном Пророке

О том, кто же входил в число первые двенадцать клинков, кованных руками мастера Мунира, ходит много легенд. Много имен, много прозвищей, много лиц однако убедительнее прочих звенит сказание о Марукку Безмолвном Пророке, основателе Хаффы. Бытие его превыше всяких сомнений, ибо по сей день его покоящееся в главной мечети Хаффы тело тянет к себе ищущих просветления со всех сторон света.
Известно, что Мунир-кузнец в оружии не нуждался, поэтому ковал мечи не для себя, но для других. Марукку Пророк - исключение, поскольку это творение великий мастер извлек из горнил души – образ Марукку сокровенным прозрением явился во сне и более не покидал кузнеца до тех пор, пока он не сотворил Пророка. Для себя и руки своей.
По доброй воле создателя Марукку Пророк попал к одному из учеников, чья судьба отныне навеки слилась с судьбой великого Блистающего и стала частью его. Нет числа подвигам, свершенным Пророком, и перечислять их – все равно, что подбирать имена песчинкам в песках Кулханы. Сказано, Марукку был тем, кто вложил в беспорядочные выпады Диких Лезвий Кулханы стремление к знанию и истине, излечив их от жажды крови бессмысленной. Много жестоких Бесед пришлось пройти Марукку и на многие каверзные вопросы пришлось найти ответы, чтобы клинки тусклые, дикие ощутили жар в словах пламенных и согрели жаром этим свои души промерзлые.
Мозолостиыми руками придатка своего заложил Марукку первый камень в основание мечети Харам Бейт-Махру, вокруг которой сквозь века проросла величественная Хаффа. И именно на этом самом месте пал придаток Пророка, пораженный предательской стрелой, после чего Марукку замолчал, никогда более не произносил ни слова и отказывался от рук других предатков. Впал клинок-легенда, один из основателей рода Блистающих в сон глубокий и стал с тех пор именоваться Марукку Безмолвный Пророк.
До сих пор клинок древний в мечети Харам Бейт-Махру покоится, хранимый и оберегаемый жрецами. Подле его ложа денно и ночно несут службу две жрицы-прорицательницы – Манджет и Месектет – коим, как считается, доступен дар вещать устами Безмолвного Пророка. Ждет, ждет Хаффа пробуждения создателя своего, но пока тщетно.

Совсем кратко об истории:

- История Блистающих довольно коротка. Изначально, еще до того, как появились Блистающие и Тусклые, были лишь Дикие Лезвия, клинки, не имеющие ни души, ни разума, ни чувств. Тусклые владели Придатками-людьми и те были такими же бездумными зверями, варварами. В состоянии войны всех против всех могло возникнуть ни общества, не культуры.
- Затем стараниями Мунира-оружейника появляются первые Блистающие, которые пробуждают Диких от вечного сна и в бесконечных Беседах перековывают их в себеподобных. По тем или иным причинам (в легендах не уточняется) Блистающих вскоре становится большинство, Тусклые (которые появились, соответственно, стараниями Масуда) и Дикие исчезают, оставляя Блистающих наедине с собой. Наступает всеобщий мир. Блистающие строят города, образуют государства.
- С того момента, как пролилась последняя капля крови, как погиб последний Придаток и был сломан последний клинок, прошло около пяти столетий. Тем не менее сменилось не более одного поколения. Те, кто помнил времена Диких, ушли в небытие. Большинство Высших принадлежат к уже новому поколению, для которых Тусклые и Дикие – легенды да сказания.

О быте Блистающих:

- Блистающие не проливают крови. Никогда. Ни в одной из самых ожесточенных Бесед не случалось такого, чтобы пролилась хотя бы одна единственная капля крови. Их мастерство, искусство настолько высоко, что превратилось во внутренний ограничитель, не позволяющий Блистающему перешагнуть ту черту, что отделяет Беседу от смертоубийства. Пусть даже сам Блистающий вдруг захочет отведать крови, ему придется сделать над собой неимоверное усилие, чтобы возобладать над собственным умением.
- Поскольку Блистающие не проливают крови, то не бывает и жертв. Блистающие и их Придатки отходят в мир иной либо в силу неприятных случайностей (всякое бывает), либо по естественным причинам. Впрочем, Блистающие стареют очень медленно – в течении трех-четырех веков. Старение Блистающего означает угасание его души-разума и заканчивается окончательным превращением в пустой, безжизненный кусок стали. Почему происходит подобное увядание – доподлинно неизвестно (впрочем, конечно же, существует множество различных теорий, гипотез и предположений), однако точно известно то, что у каждого Блистающего индивидуальная «склонность к смерти». Некоторые (например, старый-старый копеш-Менетах), как считается, помнят еще Беседы с Дикими, а некоторые не переживают и своих придатков (большинство Малых – семейства метательных ножей, даг, катаров).
- Пусть прямого насилия между Блистающими не осуществляется, однако это не значит, что не существует никаких способов воздействия, кроме просьб и уговоров. Отнюдь. Честь и доброе имя для многих Блистающих – в особенности для Высших – порой важнее самой жизни. И дергая за нужные ниточки, можно многих заставить сплясать под собственную дудку.
- Оскорбить Блистающего можно довольно просто. Например, в Беседе выбить противника из рук его Придатка и заставить собственного Придатка плюнуть или наступть на беззащитно лежащий на земле клинок. Прикосновение чужого Придатка к клинку вообще считается недопустимым, а в таких формах – крайне оскорбительным. Еще пример: оставить царапину на родовом клейме, срезать кисточки, украшающие гарды некоторых Блистающих.
Оскорбленный Блистающий может искать удовлетворения в Беседе, где попытается одержать крупную победу, либо в публичных извинениях оскорбившего.
- Помимо Тусклых, Блистающих и Диких существуют также и Пустые. Это самые обычные бытовые предметы, которые отдаленно пусть и напоминают, скажем, Блистающих, но никак ими не являются. Скажем, нож мясника, без которого тот просто не может работать, ежедневно вкушает кровь, однако поскольку является Пустым, т.е. обыкновенным бездушным предметом, излишнего внимания не привлекает. Блистающие относятся к ним даже с большим пренебрежением, чем к Придаткам.

О природе Блистающих:

- Мотивация Блистающих схожа с человеческой. Как и люди, они жаждут власти, признания, материального достатка, украшений и прочего. Могут любить, ненавидеть, презирать, завидовать. Иными словами, испытывают все те эмоции, что свойственны обычным людям.
- Половые различия у Блистающих объясняются особенностью той сущности, что вкладывают кузнецы-повитухи в свои творения и чем превращают эти творения в Блистающих. Качества этой сущности могут склонять Блистающего к инь или янь. Никакой функциональности, впрочем, половая идентичность не несет. Но не забывайте, что мы играем не в реальность.
- Общение между Блистающими происходит неким неосознаваемым ими способом, сочетающим в себе одновременно движение, звук (скажем, холодное вз-з-ззы извлекаемого из ножен клинка) и телепатическую способность. Разговор Блистающих не слышен для ушей Придатков.
- Блистающие не имеют человеческих органов чувств, но тем не менее воспринимают окружающий мир посредством все тех же скучных пяти чувств. Те же зрительные образы, звуки, запахи.

О кузнецах

Кузнецы заслуживают отдельного упоминания, поскольку являются фигурами, возможно, даже более священными (и несомненно куда более важными), нежели жрецы. Именно кузнецы обладают сакральным знанием Творения или Созидания, унаследованным от Мунира и Масуда, которое позволяет им создавать новых Блистающих.
Именно умение Созидать отличает настоящего мастера от обыкновенного ремесленника, способного создавать лишь пустые, бездушные предметы. Да, облик меча может быть пленительным даже для самого искушенного взгляда, но ежели внутри он остается всего лишь холодной сталью, грошь цена кузнецу, ковавшего эту железку.
Единственным способом продолжить род для Блистающих – обратиться за помощью к кузнецам-повитухам (так называют понимающих принцип Созидания). Мастер, ежели сочтет нужным не исполнить просьбу, примется за работу (в большинстве случаев бесплатно, впрочем, от подарков многие из кузнецов не отказываются). Результатом будет именно такой Блистающий, которого просивший сможет назвать дочерью или сыном (тут уж что случай на наковальню положит). И в этом заключается мастерство кузнецов.

Чуточку о Придатках:

- Блистающие не ведают о том, что Придатки разумны. Для Блистающих вполне привычно воспринемать их в качестве дорогих и хрупких инструментов. Придатков необходимо воспитывать, развивать, приручать к оружию. Блистающий во многом зависит от Придатка, поскольку он не может заставить человека сделать то, что превосходит его физические возможности.
- Блистающие не имеют никакого мысленного контакта с Придатками. Они управляют Придатками, полностью контролируя их поступки (по крайней мере, основное мнение), однако не посредством мысленного контакта (который возможен, если кто-нибудь из Блистающих заподозрит о разумности своего Придатка и сумеет пробиться к нему). Соответственно, насколько вы понимаете, Блистающие полностью доминируют над Придатками. Блистающие не сомневаются в том, что Придаток не может проявить личную волю и, скажем, не захотеть чего-то.

Сестры-близняшки Чандра и Кали

Разрежь луну на две половинки, и золото рогов за власть в подполье Хаффы обменяй, не пожалеешь. Кто ее видел, честь эфемерную, что след от вздоха красавицы на лепестках розы? Инкрустировать же придатка желтым металлом или белым каждый хочет, чтобы перед другими Блистающими не позориться. Сестры Кали и Кула не скупились на обман и желчью сочащиеся речи, чтобы придаток их, худой невысокий парнишка, оборванцем не ходил, а и пояс серебряный имел, на который мог цеплять сестренок.
Кали редко спорила с Кулой, и слова их в разговоре часто друг другу вторили. А в тот вечер катары молчали, изредка постукивая о накладки на бедрах придатка. Луна завернулась в паранжу серо-синих облаков, а сестры все сидели в чайхане, позволяя придатку пить персиковый чай и оглядывать профессионально-цепким глазом посетителей. Посетителей не было, три мешка костей, недостойная пыль, что сгрудились вокруг столику в углу, не принадлежали никому из Блистающий, и интереса не представляли.
Сестры молчали. Остывал недопитый чай придатка.
«Пойдем уже» одновременно не выдержали обе. Ночь Хаффы не для того, чтобы терять ее в душной и сегодня скучной как пресная похлебка чайхане. Кали и Кула направились на улицу.
К придатку они относились требовательно, но он не разочаровывал. Не повисал мешком с кофе на удобных для хождения бельевых веревках, не выделялся резко из тени дома, не гремел неуклюжими конечностям на весь город , не спал во время Беседы – и, кажется, не просто слепо и беспрекословно подчинялся сестрам, а был с ними заодно, разделяя (хотя и не понимая, откуда?) их шелково-тонких замыслов.
Он был Безродным, причем безродным в самом глубоком смысле слова. Не помня своего отца, он не знал своей родины, а значит, ничем не дорожил – все необходимое добывали сестры. Он вырос на улицах, знал их лучше, чем собственный дырявый карман – естественно, дырявый до появления Кали и Кулы, а они появились, когда он только научился бегать от купцов, чтобы не получить дубинкой за украденный лаваш. Он был неприметен в толпе, но среди воров и убийц Хаффы его знали слишком хорошо, даже не в лицо, а по характерной верхней дуге, проводимой первой сестрой, и следом, сразу же, нижней плавной дуге, рисуемой второй. И еще по серебряному поясу.
Лицо свое он прятал под капюшоном и шарфом, и имя скормил ветрам семи пустынь. Хаффа знала его как Сирокко. Он криво улыбался. Он брал столько, сколько хотели парные катары – а девушки хотели все. Он исчезал за пол-удара сердца до того, как противник понимал, что одурачен.
На углу, рядом с овощной лавкой, их ждал съеденный ржавчиной ятаган, отставной спившийся янычар.
-Принес?
- да
- Покажи
Любопытная луна взглянула на россыпь белого порошка на ладони.
-Хорошо. Плата будет, когда принесешь все.
- Дороги небезопасны. И в пустыне гуляет Сирокко.
- Он пустыней и правит. И Хаффой тоже. А твой долг все еще начерчен на каменной стене города. Как только мы получим все – мы его сотрем. И даже, если повезет – не твоей ржавчиной. Уходи.
Ятаган трусливо скрылся, петляя от стены к стене. Кали со звоном скребнула Кули.
- Молодцы мы с тобой, сестренка. Молодцы. Еще один глупец под наш дутар пляшет. И не знает, несчастный, что лишь вовремя подслушанный – и правильно использованный разговор – веревки и цепи, за которые мы его держим.

Очико из рода Юо

Вода плескалась в пруду, неистово скакали на ней лучи солнечные – яркие, ослепительные, неутомимые. Вольный сухой ветер рвал воздух на части, приносил от шахских садов ароматы пряные фруктовых деревьев да сорванные лепестки. Великое светило раскалило добела небо, и не было на нем ни единого облачка – лишь силуэты птиц свободных черными точками скользили в необъятном поднебесье.
Все было свет, и все было воздух.
Наслаждалась полуденным теплом величавая Очико, славная наследница рода Юо. Горячее солнце грело ее изящный острый клинок, быстрый ветер ласкал драгоценное древко. Идеальным зеркалом отражала гладкая сталь непослушные лучики, и звездой на земле казалось благородное оружие.
Одной из величайших была Очико, прекрасная как день, таинственная как ночь. Из высокородной, древней семьи происходила она и переняла от своих могучих предков не только изящество и быстроту движений, змеиную стройность и легкость, ум и рассудительность, но и великую гордость. Не было прощения тому, кто оскорбит Юо – Очико немедленно расправлялась с обидчиком, ведь власть ее была мало чем ограничена. Высоко было положение ее в Хаффе, и рьяно следила она за соблюдением древних традиций при дворе и даже в храме, всех обязывала чтить предков и помнить святую историю Хаффы.
В жилах ее придатка текла голубая кровь, и преданно служил он своей владычице. Она еще мальчиком выбрала его и приказала воспитать, как подобает человеку, носящему дочь Юо. Потому был он так умел и ловок, и так тонко чувствовал настроение гордого оружия, понимал ее с полуслова и боготворил.
В ветре, принесшем аромат садов, чуял придаток силу и власть Очико, в солнце видел ее небесное воплощение, а луна казалась ему лишь жалким подражанием природы изяществу блистающей.
Очико залюбовалась им. Длинные черные, как вороново крыло, пряди взметнул горячий воздух, мягкие раскосые глаза прищурились от невыносимого блеска стали.
- Ты прекрасен. Ты достоин меня, - еле слышно прозвенела блистающая.
Любила она чувствовать ловкую ладонь придатка на своем изысканном древке. Она рада была несвободе сего юноши, счастлива была, что нашла его.
- Я никогда не отпущу тебя. Ты тоже станешь вечен, если заслужишь это, - шептала Очико. А придаток внимал ей, поглощал ее слова, ее голос. Не было на свете того, что не мог он добыть ради владычицы, не было того, что он не смог бы сделать...
Блистающая знала это. И никогда еще не чувствовала себя так близко к солнцу.

Мурамаса из Вэя

Последние часы у городских ворот - всегда самые тяжёлые. По древней традиции ночью все ворота затворяются и опоздавшим пуникам, будь то одинокий бродяга или караван знатного вельможи, приходится ночевать в пригородных караван-сараях, где дерут три шкуры даже за самое плохонькое помещение, а потому многие без устали пришпоривают коней и верблюдов, лишь бы успеть к закату. Страж Западных ворот Хаффы, ятаган Фархад из Малых Блистающих, прекрасно знал это и ничуть не удивился, когда показался очередной караван. Однако спокойствие мушерифа длилось ровно до тех пор, пока не подошли путники к воротам, и он не получил возможность разглядеть их. Это явно не были купцы или свита вельможи - ни товаров, ни многочисленной вооружённой охраны не было, зато были клетки, покрытые тонкой тканью, но запахом отчётливо выдававшие зверьё, был громадный шатёр, в свёрнутом состоянии перемещаемый на отдельной телеге и были разномастые Блистающие и Придатки, собрать которых могли лишь таверна или...
"Цирк!" - догадался Фархад и приготовился к разговору с лидером этой Улыбки степи на колёсах.
Таковым оказался длинный, изогнутый Блистающий, весь вид которого, от характерно оплетённой рукояти, до лакированных ножен, кричал о выходце из Вэя, да и Придаток был ему подстать - среднего роста, раскосой, худощавый, но жилистый и с удивительно длинными пальцами.
- Привет тебе, уважаемый! - дружелюбно звякнул Блистающий. - Скор ли твой взмах и красноречива ли Беседа?
- Приветствую в Хаффе! - немного холодновато отозвался страж. - Кто вы и с чем прибыли?
- О, прости меня, моя вина! Мы..., - его Придаток неразличимым жестом подбросил в воздух не понятно откуда взявшийся деревянный шарик, а сам Блистающий, не покидая ножен и не отцепляясь от бедра взвился вверх, мягко поймал шарик кончиком, потом опять подбросил, отбил средней частью и лишь у самой гарды выдвинулся из ножен ровно на два пальца так, чтобы летящий шарик пришёлся на идеально отполированное лезвие, - мы - Цирк Мурамасы из Вэя! - продолжал между тем меч. - А я - сам Мурамаса, к вашим услугам!
Фархад, едва не прорезавший собственные ножны от удивления с огромным трудом подавил в себе желание пригласить циркача по-Беседовать.
- Предъявите ввозимое в город, - приглушённо и осторожно ответил он.
Когда солнце село, а ворота закрылись за благополучно проехавшими в город циркачами, ятаган едва не бегом погнал Придатка в караульную, где, возбуждённо посверкивая в пламени очага, в красках передал товарищам по службе приключившуюся с ним историю. Вот только загадка, кого-то ему этот Мурамаса напоминал до боли, но вот кого стражник так и не понял.

Менетах.

Солнце ещё только готовилось окрасить горизонт нежно-розовым цветом раннего утра и вдохнуть жизнь в новый день подобно тому как, горная река весной готовится дать жизнь иссохшей за зиму долине, ибо как только взойдёт Вечный Странник, преобразится славный град Хаффа - потекут людские ручейки открывать лавки и магазины, закричат на площадях зазывалы предлагая немыслимые товары и все сто сорок четыре удовольствия, а глашатаи зычными голосами начнут оглашать новые указы и решения мудрейшего из мудрых и милостивейшего властителя Хаффы - шаха Хафиза аль-Рахша да продлятся его годы вечно...
Но в этот ранний час, когда город видел свои последние сны, уже нашлись люди, что встали и начали свой нелёгкое служение великому шаху, среди них был и Менетах. Старый жрец всегда вставал до рассвета и не потому что этого требовали его священные обязанности, он любил это время, он любил чувствовать как пробуждается город, как закипает жизнь после спокойствия ночи.
Его Придаток впрочем не разделял любви жреца к этому и потому сейчас пытался пронать последние грёзы кувшином ледяной воды изливаемой прямо на голову. Придатком Менетаха был не старый ещё мужчина, его волосы ещё не были подернуты сединой, но в бороде уже мелькали сребрянны нити, невысокого роста, но широкий в плечах и мощного телосложения, хотя в последнее время он видимо слишком часто вкушал халву и нугу, потому его живот потерял былую форму и грозил в скором времени превратиться в обузу.
"- Запустил я его, видать совсем ржавчина заедать стала... - и мысленно ухмыльнувшись старый жрец добавил - пора заканчивать с такой жизнью, я из тебя эти нежности вытравлю!"
Но пока жрец приуготовлял коварный план перевоспитания - Придаток полностью пришёл в себя и даже сумел облачиться в достойный положения жреца наряд.
- Пора, солнце поднимается - проговорил старый клинок облачённый, не смотря на высокое положение, в простые и потертые ножны, много раз ему предлагали искуснейших мастеров что мог ли бы сделать ножны достойные Менетаха, но он столько же раз отказывал, полагая всё это суетой сует и ненужным брожением духа.
Придаток кивнул и споро отправился из личных покоев жреца в молельный зал величайшей мечети Хаффы - Харам Бейт-Махру, что вздымает вои минареты прямо к небесам, грозя проткруть их или по меньшей мере обогнать некоторые низкорождённые облака.
В зале его уже ждали, младшие и старшие жрецы были готовы к утренней молитве, за долгие годы, что Менетах возглавлял жреческое сословие он хорошо вымуштровал своих помощников.
"- Молодцы" - про себя похвалил жрецов Менетах вставя к минбару.
- Солнце! - младший послушник чьей обязанностью было следить за солнечными часами подал знак.
Придаток воздел свои руки к небесам, а старый жрец выскользнул из ножен и занял место на специальном пюпитре, после чего чуть хрипловатым, но ещё сильным голосом запел:
- Помолимся...!
Ему вторил хор жрецов, хорошо поставленные голоса наполнили мечеть до самого купола-гамбиза, а вслед за ними, с высоченных минаретов мечети Харам Бейт-Махру запели муэдзины призывая весь город отогнать сон и встать на первую в этом дне молитву...
- Спешите на молитву!
- Спешите к спасению!
- Молитва лучше сна!*


* - слова азана (призыва к молитве).

Одна и та же
Вода прозрачна в тени,
Блестит на солнце

Но имел довольно тяжелый характер и иногда говорил слова, которые по здравому размышлению счел бы крамольными любой здравомыслящий почитатель солнца Хаффы, но Но был пришлым, особых тайн в ножнах не хранил, говорил, что думал и делал, что говорил. Сто лет - не срок, но и за это недолгое время многое может поменяться и зачастую - к лучшему. Рождаются в горнах и почтении юные Блистающие, засыпают в бездействии и созерцании гордые победители турниров прошлых веков. Да, сто лет - это не срок, но не так уж много осталось тех, кто бы помнил появление Но в стенах благословенной. Как-то так тогда получилось, что традиционно оберегающие покой дум шаха два светлых рода абу-л-Фарах и Юо Мейланьские были временно и к несчастью одновременно очень заняты. И некому было доверить Хафизу-аль-Рахшу присутствие от своего имени на церемонии взросления Блистающего из одного из самых высших родов Мейланя, проходящей разумеется в самом Мейлане. И в целом в тот год в Хаффе было суетно, и запыленный с утомительной дороги, появившийся откуда-то из кулханских песков путник и его Спутник вместо приличной чайханы сходу попали в неспешный водоворот столичной жизни.

Характер Спутников Но обычно соответствовал его собственному, то есть выглядел довольно тяжелым и нелюдимым. Но сам воспитывал руки, которым доверял вести Беседу. И превосходно знал, что кроме рук у придатков есть еще и головы, которым обычно недостает тренированности для настоящей Беседы. Предыдущий спутник меча еще был не только жив, но и полон сил - и руководил имением Но в его отсутствие. Будущий Спутник воспитывался... Через десяток лет Но собирался выбрать кого-то из троих подающих надежды кандидатов. Кроме того Но воспитывал и подрастающее поколение блистающих - посольская служба ленива и оставляет много свободного времени...
Мало что изменилось с тех пор, по-прежнему в Хаффе Но был пришлым, по-прежнему Но и его Спутник редко заходили в чайханы ставшего родным города, чаще, клинки говорят, показываясь в Мейлане или в Кабире, в пустыне или в предгорьях... нет-нет, в Вэй последнему из рода обратной дороги не было.

Вечереет, Марукку... В Кулхане все по-прежнему... Интересно, что они зовут тебя Безмолвным, но зачем-то дали два голоса...
Но уловил настроение Спутника и одернул его рукоятью по макушке.
Надеюсь, и в Хаффе - все по прежнему... Молчи уж...
Зашедший в Храм Пророка, судя по виду - прямо с дороги путник скромно вознес молитву Безмолвному и вежливо уточнил у молодого жреца, спешащего мимо по делам, здесь ли Верховный Жрец. Спутник, не прерывая молитв, остановил придатка жреца за мантию, чтобы блистающие могли поговорить, не покидая ножен.
Услыхав ответ, Но со спутником поблагодарили жреца, отпустили его придатка и вышли на улицу. И направились прямиком во дворец.

В шахском дворце есть коридоры шириной в несколько круговых вмахов, сияющие великолепием, а есть тесные, как не очень хорошо пригнанные ножны. Сегодня Фахраш скользил именно по такому, полутемному, где обычно бывают лишь Блистающие низшего ранга – слуги и стража. Они, почтительно отступали в сторону, уступали дорогу Высшему Хаффы, скрывая удивление, ибо Абу-л-Фарах вправе гулять там, где ему заблагорассудится, а он наслаждался – и недоумением, и тем, какие усилия они прилагают, чтоб его не показать. Он любил неловкость и страх, проходящие тенями по лезвию, как Беседу, умелую руку придатка или смазку... Впрочем, смех тоже любил.
Придаток нагнулся, чтоб пройти в дверь – высокий слишком – и оказался на солнце. Двуязыкий выпрыгнул из ножен, приветствую Блистающего – хороший меч из хорошей семьи, но не равный по рождению. Он удивился, словно не вовремя начатой молитве – не ждал из этой двери.
- Польщен честью, что оказываете мне, - сказал он, почтительно приветствуя.
- Я рад тебя встретить, - с холодком прозвенел Высший. – Начнем Беседу?
Фахраш взлетел вверх, стараясь поймать солнце между раздвоенных лезвий. В детстве он все время старался его схватить, удержать между остриями, но мать объяснила, что это невозможно, и он запомнил. Он запоминал все - опыт и знания, как смазка и точильный камень, хранят и заостряют. Но всё равно ловил солнце лезвиями.
Они ударились, разлетелись, Абу-л-Фарах нырнул вниз, его противник тоже. Несколько столкновений и миг передышки.
- Вечность – это клинок, рассекающий время, и капли крови его стекают закатом, - сказал Фахраш, не обращая внимания на вспотевших, внимательно смотревших друг на друга Придатков.
Собеседник не оценил сравнения. Изобразил восхищение, но не понял, а где-то в сердцевине мелькнула пренебрежительная мысль, что Двуязыкий, как всегда, мудрит попусту. Он скрыл ее, как рукоять за гардой, но Высший понял. Что ж... Снова зазвенела Беседа, пока соперник не ошибся. Столкнулись в очередной раз, и Фахраш сильным ударом сшиб собеседника на площадку. Тот упал, перекувырнулся в пыли, откатился. Замер чуть обиженно, пока рука придатка не подняла поспешно Блистающего, а затем изобразил восхищение искусством советника. Мудрости в нем, впрочем, не больше, чем золота в его стали. Двуязыкому не нужно было его льстивое восхищение, хотя он позволял всем думать иначе... Снова поймав на миг далекое солнце, вернулся в ножны.
Интересно, если вечность – это клинок, он Блистающий или же Тусклый? Нет, он не может быть Тусклым, время расступается перед ним. Иногда Фахраш думал, что было бы интересно побеседовать с кем-то из Тусклых...

УльфбертПришедший с Закатом не слишком любил полученное за годы странствий по пустыням прозвище - все видели в нем чужака, наемника из западных варварских земель, которых не коснулась благодать Пророка, земель прозябающих в невежестве, а потому на него окружающие смотрели со смесью недоверия, превосходства и жалости. Долгие странствия оставили на Ульфберте отпечаток ржавчины и покрыли его тело шрамами зазубрин, каждым из которых он гордился, поскольку то было напоминание о выигранных им спорах, довольно редких, надо сказать, поскольку чужак был немногословен и предпочитал не молоть языком попусту, как то делали молодые воины, не щадящие в таких разговорах ни себя, ни своих Придатков. Его голос слышали редко, но - если слышали, то не могли не внять, ибо Ульфберт никогда не шептал, нет - его голос был подобен горному обвалу - тяжел, громок и неотвратим.
Он был путешественником - часто менял города, в поисках секрета, который мог узнать только от мастера, но мастера отказывали ему и он вынужден был искать вновь. Наниматься в охрану к торговцам, порой путешествовать в одиночку. В одном из таких переходов он лишился Придатка, а новый - новый пока еще не стал ему так же близок как предыдущий, но все же подавал надежды. По крайней мере знал не только как говорить, но и как врачевать - именно это свое мастерство Ульфберт целил выше, чем способность связно говорить, в отличие от жителей знойных оазисов, выше многого ставящие цветастые речи, подобные хвостам павлинов. Он не носил узорчатых ножен - одежда должна быть проста и удобна, и не привлекать взгляд - тем более, что среди его спутников тех, кто любил чужое внимание и без того хватало.
В этот раз Ульфберт пришел в город вместе с господином Муромасой, изворотливым балаганщиком, со своими целями и стремлениями. Ульферту было все равно, он искал лишь мастера, который поможет ему стать искусней.

Махра Солнцеликий.

Я думала и все же решила так.

Непревзойденный принц Ашшир аль-Каби

Как летящий бег скакуна арабского, взметающего пыль золотую пустыни, свободен шах-заде и легок. Как взор красавицы, пронзает он душу всякого, кто видит его прекрасное золотое тело или прикасается к нему, соревнующемуся с солнечными лучами по яркости и ослепляющему блеску.
Таков был сын шаха, Ашшир аль-Каби. Не было в мире силы, способной пылающий дух юного Блестящего остановить.
Последние дни перед Посвящением трепетал крутой, как и нрав самого принца, клинок. Жаркий пыл новых Бесед, уже свободных от строгого и спокойного, словно у старого евнуха, взора учителя, ждал его совсем-совсем скоро. Ашшир аль-Каби еще задолго до Посвящения был и гордостью, и главной причиной беспокойства венценосного отца , ибо по ловкости и скорости состязаться с ним могли немногие, однако ж и характер пылкий солнцеподобного шах-заде порой бывал невыносим. А накануне столь долгожданного и радостного события принц вовсе разошелся и в Беседах был так по-юношески пылок и напорист, что старшие лишь качали головой.
"Будет он волен духом, как пустынный ветер, и в его смертной душе будет пылать бессмертный огонь, что силу мне принесет и свободу!" - представлял себе принц Придатка, зная, какую власть сможет обрести над ним и] с помощью него. Потому-то и было важно Посвящение, потому-то и жаждал свободы молодой Ашшир аль-Каби: с Придатком придет свобода, со свободой воля, с волей сила и власть, что спорить могут с мудростью и сединами.
Велик был отец принца, хранил величие Хаффы Хафиз аль-Рахш, однако на все был свой взгляд у принца и намерен он был, пройдя ритуал, вторгнуться в дела государственные и свой след там оставить, дабы уже сейчас почувствовала Хаффа, что не только волею старого шаха делаются дела.
К тому же со сколькими Блистающими сможет вступить он в достойную солнцеподобного металла Беседу после обретения своего Придатка! Сколько славы, триумфов и побед лягут к его изогнутой рукояти! Однако помнил принц, что не одной только силой и тяжестью удара завоевывается власть и слава, но ловкостью и точностью, что не занимать шах-заде, можно достичь желаемого. И потому, едва сдерживая в Беседах желание летать, будто танцовщица в "полете шмеля", учился Ашшир аль-Каби быть хитрее, быстрее, ловчее. Мудры его наставники, опытны придворные, однако он молод и пыл благородный огня, будто дар палящего солнца,не умолкает в нем и дает новые силы, с которыми совладать старикам не под силу.
Как пробуждения, как вдохновения, как оазиса среди пустыни ждал принц Посвящения. Казалось ему, что с Придатком жизнь его изменится в корне, что с ног на голову все перевернется и падет под его лезвие с благоговением. Как ни умен, как ни ловок был принц, а все же не хватало ему терпения и металлического холода старых Блистающих, что не в одной Беседе показали свое умение и мастерство. О том многие говорили, но принцу в лицо того сказать не смели, ибо особенно перед событием знаменательным стал он слишком вспыльчив и гневлив, и в последнее время слишком часто соревновался клинок его с солнечными лучами.

Принцесса-шамшир Айша.

В момент, когда глаза твои говорят, что ты оказался в золотой клетке, подумай о том, что, возможно, в заточении обретаются все прочие, когда как ты единственный свободен.

Тот, кто говорит о подавленных девушках Востока, никогда не видел царственной Альтэ. Но не было в этой пленительной деве, легкой, как серна, и статной, как кипарис, напористой непокорности, свойственной не ведающим правды Творца Сущего женщинам северных стран. Порывистая, но верная своему долгу. И пусть она пока не верит в безнаказанность подлости и невозможность предательства, уподобляясь благородной стали, не терпящей экивоков и велеречивой трусости. Кто в семнадцать лет не жаждет торжества справедливости, тот не удостоится упоминания в касыде.

И ночь была мягкой, как крылья махаона, и подобно бабочке летела на свет, чтобы до самозабвения долго кружить вокруг охваченного огнем фитиля лампы. И всполохи пламени можно было ловить безупречно оточенным лезвием, как ловят губами юные девы холодную воду в жаркий день, упиваясь не хрустальной влагой, а собственной молодостью и красотой. Людям нужен сон, Блистающим- отдохновение. Принцесса Альтэ видела цветные сны, принцесса-шамшир наблюдала за танцем мглы и свечи, бесконечным, вечным и прекрасным. Ей не нужны были сны и пустые грезы. Она видела истину в ее первозданном виде. Или считала что видит, пытаясь отделять свет от тени строгой линией, образованной полетом заостренной стали.
Айше нравилась Альтэ, насколько может Придаток нравится Блистающей. Как красивая птица девушка впорхнула в жизнь принцессы-шамшира, став ее отражением, в той мере, как возможно для создания неидеального уподобиться совершенству.

Вновь приветствую вас, о благороднейшие из Блистающих!

Прикл наш уже давно начался, идет споро, необходимые сюжетные линии развиваются должным образом, большинство игроков активно, пишет превосходящие по красоте своей узниц шахского гарема посты и вообще все замечательно, распрекрасно. Творец, глядя вниз с неподвластных помыслам высот, нарадоваться на нас не может.

С выказыванием одобрением и удовольствия покончено, можно переходить к указаниям, благо оно почти одно единственное:

Мастер – Мурамасе: активнее, дорогой цирк-баши, в противном случае стражники вполне легитимно повыкидывают всех в Нюрингу с базарной площади. Пиши совместки с Эллеон Ри. Если необходимо, зовите меня.

Остальным игрокам: во Дворце сейчас дело клонится к полудню. Пир прошел формальную фазу (принц объявился, потом куда-то пропал с Фахрашем), переходит в фазу неформальную – общайтесь, развлекайтесь, заключайте какие вам необходимо союзы, етк.
Но Двенадцать Дланей еще надлежит отчитаться перед Хафизом о проделанном путешествии, но это будет по завершению пиршества (или тогда, когда шаху надоест праздность и он решит-таки заняться государственными делами, что более вероятно).
Церемония Посвящения, напоминаю, назначена на утро следующего дня – будет проходить во внутренней площади Харам Бейт-Мару, в центре которой расположен алтарь-опочевальня с дремлющим Марукку.

И еще одно: если кто-то из игроков не понимает чего ему делать, пусть обращается ко мне. Мастер закидает квестами, благо идей в голове - хоть на продажу.

Теперь техническая часть:

Необходимых для игры NPC рождайте без особых сомнений. Практически все игроки являются хозяевами крупных поместий (в том числе и отпрыски высокорожденного шаха, у Мурамасы имеется цирк, а у близняшек – почитатели их скромного таланта), к которым также принадлежат слуги, телохранители, наложницы и прочий люд. Отыгрывайте на здоровье.
У каждого Блистающего также имеются знакомства – среди Высших, в Храме, где угодно. Не все Высшим интриги плести да злато по сундукам считать, иногда и отдыхать необходимо. А что еще может исцелить усталость души, как не Беседа с дорогим сердцу товарищем?..

Кратко о религии:

К сожалению или к счастью, но наследовать написанное Олди в данном вопросе мы не будем. Причин несколько, но не будем ходить далеко и назовем самую банальную: ничего особенно о вопросах верований у Олди и не написано.

В нашем случае религия будет весьма приближена к мусульманству, хоть и еретически отличаться от него во многих плоскостях.
Все возводится к всемилостевому и всемогущему Творцу, коий из Небытия воздвиг Бытие и в сиянии оного создал Вселенную, а также в частности нашу землю грешную, на тверди которой и стоит не менее грешная Хаффа.
Далее он создал все живое, заселил гадами морскими океаны, неразумными животными сушу и вольными птицами небо. Потом появились первые клинки – Дикия Лезвия. В то же мгновение возникли на для их нужд Придатки, которые от животных различий почти не имели.
Кем в действительности были Мунир и Масуд никому неизвестно. Ангелы или демоны, джинны или ракшасы, Блистающие или Придатки – ныне остается лишь гадать. Известно, что Мунир выковал двенадцать первых Блистающих, а Масуд – двенадцать первых Тусклых. После пути их разошлись, чтобы никогда с тех пор никогда более не сходиться вновь.
Из первых двенадцати Блистающих сложился сонм Пророков, перековавших Дикие Лезвия в Блистающих. К сожалению, имена их поглотила история и пески Кулханы, в которых, по легендам, обрели покой девять из двенадцати апостолов. До наших дней дожили лишь имена последних трех – Марукку Безмолвный Пророк (чье спящее тело покоится в великой мечети Харам Бейт-Мару), Нека Безрукий (его обломки похоронены в Кабире) и Мейинь Алая (утопла в мэйланьской реке Мантх, которая впоследствии была объявлена священной).
Священная книга – Коран – была записана всеми двенадцатью, вдохновленными Творцом. Всеми верующими Блистающими коран воспринимается как речь самого Творца, избравшего двенадцать первых Блистающих для пророческой миссии.
Место дьявола практически свободно. В этой плоскости опреденную значимость имеет кузня Нюринга, однако дьявола (воплощение сил зла – Сатана, Иблис, етк) как такового нет. В речи Блистающих может проскальзывать понятие шайтана (с маленькой буквы), однако «шайтан» буквально означает просто злого духа.
Джаханнам (ад) – делится на девять кругов (каждый из которых будет прописан чуть позже), на каждом из которых недостойных Блистающих (и, как правило, всех Тусклых, Диких) вечность мучают в соответствии с их грехами. Джаннам (рай) – те, кто успешно следует по праведному пути попадают в рай, где их ожидает вечное блаженство подле Творца.

Стилет Игла
В Хаффе говорят, что он - младший сын захудалого дворянина, вместе со странствующими рыцарями сбежал из Наварры на Восток за лучшей долей. И еще шепчутся – бывший раб он, поднявший несвободных против жестокого хозяина. А третьи скажут, что он принц далеких земель, потерявший престол из-за коварства людского…
Кто другой, может быть, и укоротил бы болтунам языки, но не таков Игла. Этот готов приплатить полновесной монетой, лишь бы не сходило имя его с кончиков лезвий Блистающих.
Падок Игла на медоточивые сказки о себе, но жестоко поплатится тот, кто вздумает считать его добродушным либо мягким, или тем более – глупым. Лишь жесткость, хитрость, черствость позволяют ему выжить и поддерживать авторитет в тенях ночной Хаффы. Иногда он наигранно благороден, словно кот, отпускающий от себя мышь на длину своей лапы, порой – деланно бескорыстен, хотя деньги для него в самом деле тлен. Его неуловимость и презрение к драгоценной добыче сделало этот стилет легендой города. Игла славен своими лихим выходками, в частности, кражей парадных одежд шахзаде. И все это он совершает ради славы непобедимого Сына Ночи.
И Придатка лукавый Игла под стать нутру то ли червями проеденному, то ли амброзией умасленному нашел. Невысокий худощавый Алехандро Гаэтано уже не совсем юн, но сохранил бесшабашность и любовь к красивым жестам. Воистину тень ночная с замашками солнца ясного воплотилась в нем, как и в его господине.

Приветствую вас, о благороднейшие из игроков! Да направит вас вера на путь добродетели и оградит от нашептываний нечистых шайтанов! Пусть уподобится слог ваш стрелам метким, что сердца навылет пронзают!

Для начала поздравляю нас всех с тем, что Путь Меча выбрался из злачной клоаки Новых Приключений (как цензор оного места, имею право быть саркастичным) под ясное солнышко Реальности, да согреют его лучи души каждого из вас!

По истечению испытательного срока, который наш прикл выдержал с честью, можно сделать определенные выводы.
Однако, прежде всего, я поспешу принести извинения тем игрокам, на чьи совместки я отвечал вяло и медленно. Воистину, тяжел груз курсовой, не одну пару сандалий истоптал я, прежде чем плечи мои привыкли к нему.
Вообще же хочу сказать, что временно отсутствие мастера - не есть причина для отсутствия постов. Берите, господа, пример с Хигфа и еще ряда игроков, чьи своевременные посты грели мою душу в ненастные дни.
Активнее, господа. Активнее! Помните, если у вас возникают трудности, то достаточно стукнуть мне, как Чип и Дейл моей доброжелательности незамедлительно придут вам на помощь.
Это, в первую очередь, относится к Менетаху, постов которого в теме не было очень давно.

Ежели есть такие, кто, поиграв, решил, что Путь Меча (по тем или иным причинам) им не подходит, то, во имя Небес, не тяните ишака за хвост и сообщите мне. Вам проще и мне легче.

Ближе к приклу: сейчас у нас примерно вторая половина дня. Постепенно надвигается вечер, впрочем до сумерек времени в достатке – хватит на то, чтобы завершить дела насущные. Но, в погоне за мирским, не растеряйте добродетели ваши, ибо только они угодны Всевышнему.

Вперед, друзья мои.
И да покажутся вам упругие прикосновения клавиш ласками прекрасных гурий!

И вновь здрасте, о благороднийшие из наидобродетельных! Да не остынет страсть в сердцах ваших, любовью к Творцу Всеблагому наполненных! Славьте имя Всевышнего деяниями добродетельными и воздастся вам стократно!
Итак, господа. Вот список всех визирей-советников, служащих сиятельному Хафизу, да не померкнет в веках сияние его славы. Одни из наиболее влиятельных во Дворце личностей, с которыми вам, господа Высшие, неплохо было бы заиметь хоть какие-нибудь связи:

Главный визирь – справедливая и благородная Очико Юо
Торговый визирь – высокомерный и заносчивый Мадхад Среброкрылый Сала-хад-Дин
Налоговый визирь – рассудительный и красноречивый Аххамад Шамсу-д-Дин
Хозяйственный визирь – скупой и бережливый Закария аль-Мусташид
Начальник городской стражи (внутренний порядок) – жестокий и решительный Махра Солнцеликий
Иностранных дел визирь– хитроумный и расчетливый Мустафа аль-Шайам

Небольшая заметка (скорее для Но, чем для всех остальных): Мустафа аль-Шайам является непосредственным начальником главного посла Но Двенадцати Дланей. Последний впрочем, если место аль-Шайама каким-то образом вдруг освободится, вполне может претендовать на его должность.


Всем спасибо.
Да исполнятся головы ваши намерений чистых, добродетельных, пусть паломники помыслов ваших, обрядившись в одежды праведников, почаще совершают паломничества к священной Каабе!

Буду предельно лапидарен.

Несмотря на то, что Сигрид и Иннельда затягивают в тюрьме, начинаем утро. Господа, пробуждаем ваших персонажей и начинаем готовиться к скорой церемонии Посвящения, которая пройдет у алтаря Марукку Пророка в Харам Бейт-Мару.

Если у кого-то по истечению целого дня по-прежнему имеются проблемы с зацепками, то обращайтесь к мастеру.
До всеобщего внимания доношу сведущую информацию: прикл существует уже несколько месяцев, каждый из игроков так или иначе успел зарекомендовать себя – в первую очередь своей активностью или, наоборот, пассивностью.
Увы, далеко не всё\е меня устраивает\ют. Как личность, конечно же, я ничего против вас, дорогие игроки не имею (напротив, всех люблю, ценю и уважаю), однако, как мастер, имею. Особенно против тех, кто пишет раз в месяц.
Итак, предлагаю всем задуматься – хотят они продолжать игру или нет. В своем прикле я хочу видеть хотя бы стабильных игроков. В первую очередь это относится к Ри и Иннельде (хотя с последней мы, кажется, договорились), от которых мы последнее время почти ничего не видели. В какой-то мере, правда, это касается и некоторых остальных.

Господа и дамы, в течении следующей недели я хочу видеть в теме игры посты тех, кто намерен продолжать игру.
У подавляющего большинства людей сессия либо закончилась, либо заканчивается, так что начнем. Пора уже.

Всем спасибо.

PS: Сигрид и Иннельде – доигрывайте тюрьму и заканчивайте с этим днем. Если что-то потом надо будет – набросаем флешбэками.

Ох... Некро, сам догадываюсь, что я - потеряшка и зарекомендовал себя отъявленной пассивностью. Спасибо Ноэли, хоть немножко поиграл.
А главное - бросать игру не собираюсь, просто не вижу "поля игры". Сразу ведь говорил, что "заметно не мое" и сомневался, ты помнишь... Возможно потому, что практически никак не представляю себе ближневосточный город - как устроен, что есть, чего нет... что там может "главный посол", чего не может... Глупо конечно, но, кажется, мне надо менять личность персонажа - эта пассивна до предела. Ноль пассионарности).

Так что - игра будет... ... но мне надо что-то придумать. Совместок нет - я сам неактивен в этом плане сейчас... хм.

С глубочайшими извинениями.

зы. придумаю.

Дорогой мастер, первая часть нашего с Сигрид приключения прописана в тему. Вторую часть она обещала сделать как только, так сраз, так что утро начинать без нас не надо
Простите, что я тормоз прогресса. Самой стыдно.

Несмотря на кажущуюся очевидность конец лета не теряет своей трагичности. Мы скорбим, скорбим всем ПМ, где вечно светит жаркое хаффийское солнце, изредка прерываясь на короткий ночной отдых. Увы и ах, снимем тюбетейки и тюрбаны, почтим наше лето.

А теперь к делу. С грехом пополам ПМ пережил лето. 1 сентября на носу - именно к нему я собираюсь приурочить новый виток фабулы ПМ, а точнее, если отбросить патетику, тупо возрождение (хм, вот что здесь было более патетично…).

Итак, положение дел на данный момент:

1.Ноэль, Мориан, Хигф и Сая на пол-пути к Харам Бейт-Мару, где пройдет церемония Посвящения.
2.Тельт следует к кузнецу аль-Муссавиру доложиться о сосчитанных звездах.
3.Дон продолжает начатую Аллах ведает когда совместку с Манджет и Месектет.
4.Сигрид просыпает Катаров и встречает солнце, вскорабкавшееся в зенит.
5.Иннельда Ишер творит и планирует различные шайтанские планы. Если планирует, конечно.
6.Оррофин вытворяет непотребства с подарком принца.

Всех, кто собирается продолжать игру, прошу кинуть мастеру ПМку.

Всем спасибо.

PS: в прикл по-прежнему идет донабор. Если кого-то интересует наша вакханалия – обращайтесь к мастеру.
PPS: сам мастер в городе и ICQ окажется только к понедельнику. И именно с того момента начнет исполнять свои обязанности. На выходных - отсутствует, да ниспошлет Аллах удачи ему в пути.

Подобно тому, как под покровом тьмы солнце обречено на временное забвение, так и наш прикл, прославляющий слово Творца, ушел на время в небытие. Но вот наступает час рассвета, и под трубный глас ангелов он возвращается обратно – ослепительнейшей из жемчужин сиять на персте Творца, сладчайшими речами течь по губам правоверных.
Так вознесем хвалу Творцу, мастеру и игрокам, чье совместное брожение душ обратило виноград томления в хмельное вино деяния!

На время отложим красивые словеса в самый дальний сундук и обратимся к суровой реальности. Что мы имеем на данный момент (то, что было воскрешено в недолговечной памяти мастера):

- во главе многочисленных граждан светлой Хаффы, именитых (среди которых затерялся Двуязыкий) и не очень, шах, принц и принцесса подходят к Харам Бейт-Мару, где их встречает многомудрый копеш-Менетах. После короткой церемонии обмена приветствия они проникают внутрь, где уже все готово для Испытания.
- северянин-Ульф спешит преподнести к стопам кузнеца Энху Железнолапого сосчитанные звезды и прочитанные молитвы, надеясь заслужить его благосклонность и заручиться его добрым словом.
- по-прежнему тусклый Мурамаса (ну, уже все поняли, думаю) удерживает у себя в плену жемчужину Кабира, предназначенную принцу Ашширу аль-Каши. Где-то поблизости, помышляя очередную проказу, бродят хитрые катары Кали и Чандра.

Помимо этого:
- бродит по улицам предсказатель Ошо
- сговариваются за спиной принца Ашшира визири Аххамад Шамсу-д-Дин и Закария аль-Мусташид
- пытается увильнуть от разящего копья гнева Махра Солнцеликий, из мрачных казематов которого сбежал вероломный Игла
- улыбчивый Туракай Полумесяц готовится к предстоящему поединку с Фейхином Драконом за сердце первой красавицы Наики из рода Ката.

Если что забыл по квестам – стучитесь и напоминайте.


По измышлениям мастера на данный момент в игре принимают непосредственное участие:
- восторженная Сигрид, чьи бездонный колодец энтузиазма, поворачивающего реки вспять, не исчерпать даже тридцати тысячам джиннов.
- дивная Мориан, не дремлющая даже в тесных ножнах сессии, способных сковать забвением даже самых стойких.
- многоликий Тельтиар, чье кованное в снегах лезвие не утратило остроты под жарким солнцем Хаффы.
- тусклый Оррофин, чей до краев наполненный бурдюк хитрости и коварства не опустеет даже в самый злой пустыне.
- неприклонный Хигф, чей туго сплавленный клинок не подвержен ржавчине лености, забывчивости, а также другим пригрешениям, присущим игрокам.
Ну и конечно же уподобляемый солнцу - то всходящему, то заходящему - НекроПехота. Он, как никто другой, ведает истину, запечетленную золотыми буквами на гробе великого мудреца Ходжи Наср-д-Дина: «сам не похвалишь, никто не похвалит».

Однако караван нашего прикла будет еще долго брести сквозь пустыню времени, и только одному всеведающему Творцу известно достигнет он цели или нет с всего шестью – пардон – верблюдами. За сим новые верблюды (игроки т.е.), желающие наполнить пустые сумы златом и серебром блаженства игры, исключительно приветствуются.
Вакантные места:
- верховынй жрец Менетах
- принцесса Айши
- главный визирь Очико Юо
(подробнее о персонажах – читайте первый пост обсуждения)
При желании можно пообщаться с солнцеподобным мастером и придумать собственного персонажа.

Итак, вознесем хвалу Творцу, вернувшего ПМ из бездны небытия, ибо наш караван вновь отправляется в путь.

PS: мастерский пост в тему последует в считанные часы.

А можно Игле тоже поучаствовать? Только хорошо бы мастеру придумать,чем он займется. Или все-таки устроить мстю, которая страшна?

Закрыто - так как закрыт сам прикл.

Модератор